Annotation

     Как быстро летит время. Помню, один юморист с эстрады говорил: «А что время? Встал, лег — Новый год, встал, лег — Новый год». И, действительно, не успели опомниться, прошло полгода. Вроде вчера отмечали Новый год, а уже лето. Время летит с безумной скоростью, и порой страшно сознавать, что тебе сорок, пятьдесят, а мыслишь как молодой, все хочется успеть сделать, но время трудно остановить...

     Кажется только вчера был первый запуск по проекту «Морской старт», а прошло три года. Проект функционирует и дает работу многим предприятиям России. А ведь не верили в него. И не верили высокие руководители, в том числе у нас на предприятии. Сколько было сомнений и интриг по поводу этого проекта! Зато теперь чуть ли не каждый желает быть его автором. Действительно, у победы много отцов!

     В своей книге «Место старта — океан» хотел поведать, как создавался этот проект. Книга быстро разошлась. Это вдохновило меня написать еще одну, рассказать о людях, которые запускают ракеты, создают космические аппараты, улетевшие на Луну, Марс, Венеру, на геостационарную орбиту, где скорость спутника соизмерима со скоростью вращения Земли и спутник как бы висит над одной точкой земной поверхности.

     Все неведомое кажется значительным.

     Это повествование посвящено прежде всего людям, которые доставляют на целевые орбиты умные автоматы, позволяющие говорить по телефону с любой точкой планеты, смотреть зарубежное телевидение, слушать любимые радиопередачи, знать свое местонахождение на суше и на море с точностью до нескольких метров, наблюдать за природой из космоса и прогнозировать с высокой точностью погоду, следить за действиями противника, и не только оптическим способом, но и радиотехническим, и многое другое.

     Космос постепенно перешел из исследовательских сфер в практическую. Он стал коммерческим, да еще с такими высокими дивидендами. За примерами ходить далеко не надо. Взять хотя бы европейскую организацию СЭС. За пять лет ее капиталы увеличены на несколько порядков. Вложение средств в космическую деятельность очень прибыльное дело.

     Конечно, полеты в космос пока остаются опасными, поэтому космический бизнес относится к наиболее рискованному. Недаром страховые компании назначают очень высокий процент взносов за страховку пусков и порой даже по-своему оценивают средства выведения космических аппаратов, но все равно бизнес очень выгодный. А раз бизнес, значит и конкуренция: одного без другого не бывает.

     Мощные европейские корпорации консолидировались и создали ракету-носитель «Ариан», которая стала соперничать с российским «Протоном», американскими «Титанами», «Дельтами» и китайскими ракетами. Наше предприятие объединилось с американцами, украинцами и норвежцами в компанию Sea Launch, которая разработала и начала успешно эксплуатировать проект «Морской старт».

     Рынок быстро насытился. Космические аппараты стали проектировать на 15—20 лет работы на орбите. Потребность в средствах выведения таяла на глазах. К хорошему привыкаешь быстро, резкое уменьшение числа заказов сразу отразилось на финансовом положении ряда крупнейших предприятий России.

     Прогнозировать запуски космических аппаратов стало очень сложно. От государства заказы так и не появились. Так и не проснулись наши чиновники?! Неужели будем пользоваться мобильными телефонами иностранного производства? Неужели... Так много упреков хочется высказать в адрес наших руководителей. Ведь скоро мы перестанем быть космической державой, потеряем высокие технологии. А это — полный провал: превратимся в банановую республику.

     Хочется верить, что все изменится к лучшему. Очень хочется!

     Начиная новое повествование о ракетчиках, хочется рассказать не только о подготовке изделий к заключительному моменту и волнительных минутах запуска, но и об отношениях людей на производстве и в командировках. Сказать-то хочется, но нужно ли это делать?! Одно успокаивает, что написанное останется в памяти у тех, кто так или иначе участвовал в событиях, о которых пойдет речь.

     Мое любое повествование начинается с Байконура. Видно, так устроен человек, что надолго запоминает то место, где больше всего испытываешь волнений. Спроси любого, как сдавал вступительные экзамены в институт, и он в деталях об этом расскажет. Это потому, что пережил столько, что все это легко укладывается на особую «полочку» в голове, и когда нужно вспомнить, то путь к этой «полочке» самый короткий.

     Так и космодром Байконур. Наверное, каждый пережил здесь свое, особое, пережил те события, которые затронули его судьбу, пережил радости побед и страшные аварии, горести разлук со своими боевыми товарищами. Да что там говорить, Байконур — это нечто великое, чистое, незабываемое, это жизнь в ее настоящем понятии.

     Распад Советского Союза в начале 90-х годов прошлого тысячелетия сильно ударил по Байконуру. Самостоятельность и собственность казахи поняли по-своему. Для многих из них Байконур стал кладезем сокровищ, который можно выгодно продать. По Байконуру расползлись эмиссары из Эстонии и других когда-то братских республик, скупая медные провода. И нерадивые казахи, и русские (даже офицеры) стали выдирать километры коммуникаций, выжигать в бочках изоляцию и продавать этим эмиссарам. Очень быстро Эстония стала одним из основных поставщиков меди на мировом рынке.

     Беда коснулась и города. Постоянные сбои электричества сделали горожан беспомощными. Ведь сегодня трудно себе представить, как это — «нет электричества». Все в доме связано с ним: телевизоры, телефоны, плиты, холодильники, кондиционеры и свет. В России еще не наступила пора Чубайса, еще не отключали электричество, а Байконур уже это испытал. Наверное, жизнь проверяла новое на военных испытателях Байконура. Некоторые находили выход: запускали на балконе малые бензиновые электростанции и вечером сидели при свете.

     Резкий отток населения в Россию привел к тому, что стали пустовать квартиры. Жители стали перебираться с первых этажей повыше. И засияли черными проемами окна на первых этажах. Только в кино можно увидеть такое. Как во время войны.

     Особенно сильный удар перестройки пришелся на прекрасную половину человечества — женщин. По приказу мужья уехали на новое место службы. Не у всех сложилась личная жизнь. Так и остались на Байконуре одинокие женщины, которым нужно было найти себя в этой сумасшедшей мешанине. Не всем это удавалось. Многие злоупотребляли горячительными напитками. И было больно смотреть на прекрасных дам, хорошо понимая их безысходность.

     Резкое сокращение Вооруженных сил коснулось и частей, находящихся на Байконуре. Приказ есть приказ. Воинские части снимались с насиженных мест, бросали технику, оборудование, материалы и уходили в Россию.

     После ухода одной из таких частей приехал на площадку 18. Зрелище было ужасным. Валяются станки, подъемные краны, сложнейшая опалубка, стальные прутки, трубы, инструмент. Казалось, что все вышли на обед, что через полчаса вернутся. Но когда понимаешь, что этого не будет, становится не по себе.

     На Байконуре появилась казахстанская администрация. Стало два «правителя», две милиции, две прокуратуры. Шла притирка.

     Наконец, Байконур был взят в аренду Россией, появилось третье лицо, претендующее на правление, — Российское космическое агентство. Оно быстро создало Федеральный космический центр для эксплуатации объектов космодрома, но тут же эти объекты передали промышленным предприятиям. Снова началась притирка уже трех хозяев Байконура, и каждый ищет свою выгоду, не нишу для поля деятельности, а выгоду.

     А тут подоспели коммерческие запуски. Ну как тут не поживиться!

     Но не будем о грустном... Байконур выжил. Глава администрации Байконура бывший военный Г. Дмитриенко нашел взаимопонимание с командиром космодрома и взялся за город, который постепенно стал обретать свой первоначальный облик. Поутихло хулиганство на улицах, отстроили новый рынок под названием «Поле чудес». На рынке все можно купить: и одежду, и продукты, и бытовую технику.

     Площадки тоже стали приводить в порядок. Особую роль здесь сыграли коммерческие заказы, ведь для их выполнения требуется особая чистота помещений. Пришлось реконструировать все монтажно-испытательные корпуса. Первым залом, отвечающим всем требованиям заказчика, был монтажный корпус площадки 254, находившейся в ведении РКК «Энергия». Пришлось нашим строителям попотеть, пока добились нужного интерьера зала. Зал получился загляденье! Светло-серые сверкающие полы делали его особо привлекательным. На такой пол не наступишь пыльной обувью. Сразу след остается. Требования к чистоте зала заставили сделать специальные камеры чистоты для прохода. Мало того, всех работающих в зале обязывали переодеваться и переобуваться в специальные «чёбы», при входе всех обдували чистым воздухом.

     Эти требования были объяснимыми. Все космические аппараты, как наши, так и американские, оснащались солнечными батареями для преобразования солнечной энергии в электрическую. Так вот, незаметные пылинки, осаждаясь на поверхности батарей, резко снижали срок их действия. А служить им предписывалось до 15 лет. Американцы умеют считать деньги. Ведь чем дольше функционирует аппарат, тем больше доходов получает фирма. Лучше немного вложить в «землю», это в конечном итоге обернется прибылью.

     Постепенно менялся облик и стартов, и технических позиций ракет. Промышленники, имея поддержку Росавиакосмоса (в том числе и финансовую), наводили порядок на своих объектах, полученных в пользование.

     Наши военные оставили себе только стратегические объекты. И, несмотря на не совсем ритмичное финансирование, держали их в хорошей боевой готовности.

     Постепенно на Байконуре сложилась такая обстановка, что нельзя было провести запуск не только без военных, но и без гражданских. Заработал новый механизм.

     Каждый раз, прилетая на Байконур и выходя из самолета, я видел степь. Какое-то наваждение... Казалось, ну что здесь особенного, что интересного, степь да степь. Ан нет. Не видишь ее месяц, другой, и тянет сюда. Один только взгляд, и на душе наступает покой. Это чувство испытываешь и летом, и зимой. Но каждый раз поражаешься. Открываешь что-то новое. Суслики, тушканчики стали привычными, а вот лисы, зайцы удивляют. Как они выживают в этом безводье? Рядом с городом бродят одинокие верблюды, какие-то обшарпанные, грязные, зато на рынке можно купить верблюжьи одеяла, легкие, отличного качества.

     Вдали от поселений можно встретить и небольшие табуны лошадей, и отары овец. В поисках пищи они далеко уходят в степь и находят себе корм.

     Место для строительства космодрома выбирали с учетом многих факторов: и близость воды, и безопасность населения, максимальная энергетическая выгода.

     Сегодня на геостационарную орбиту с российских космодромов можно попасть только с Байконура, да и на Международную космическую станцию тоже. Когда проектировалась станция, то ее наклонение выбиралось под Байконур. Так что Байконуру уготована долгая жизнь, только бы ему не помешали. А Байконур отплатит сторицей за все. На радость и России, и Казахстану, и Украине.

     И как воскрешение Байконура был праздник — 45-летие города. Собрались ветераны. Программа стандартная: встреча гостей в мэрии; затем открытие памятников: генералу-полковнику А. А. Максимову, академикам — Генеральному конструктору В. П. Глушко, В. П. Бармину, М. К. Янгелю; под конец — возложение цветов к Братской могиле испытателей. Все это уже говорит о том, что город Байконур зажил новой жизнью и, хочется думать, все катаклизмы остались в прошлом.

     Космическая техника ворвалась в нашу жизнь, отбросив текущие проблемы как неважные. После полета Ю. Гагарина у всех на устах только и был Космос. Мы верили, что завтра будем на Луне, где наш Вася уже точно будет первым, а послезавтра на Марсе зацветут яблони.

     Американцы не могли успокоиться после полета Ю. Гагарина. Уже в 1961 г. объявили о Лунной программе. Наше правительство в стороне от такой программы оставаться не хотело, тем более что космос превратился в политическую арену, на которой отчетливо были видны успехи социалистического строя. Как альтернатива американской программе в Советском Союзе рождается национальная лунная программа Н1—ЛЗ, о которой я постарался детально рассказать в своей книге «Воспоминания о лунном корабле».

     Гениальный Э. Циолковский доказал, что достижение космических орбит возможно многоступенчатыми ракетами. А достижение Луны и немыслимо без этого. Так в нашем лунном ракетоносителе появились пять ступеней: первая — блок А, вторая — Б, третья — В, четвертая — Г, пятая — Д, шестая — в лунном корабле и седьмая — в лунном орбитальном корабле.

     Особо хочется рассказать о пятой ступени — блоке Д.

     Как известно, при проектировании лунной ракеты академик С.П. Королев сделал ставку на экологически чистые компоненты топлива кислород-керосин. Исключение составляли двигательные установки пилотируемых кораблей: лунного и лунного орбитального.

     Дорога к Луне длится не один день. Отсюда и требования к ракетным ступеням — уметь хранить в течение нескольких суток криогенные компоненты (жидкий кислород) топлива в состоянии невесомости и воздействия космического пространства. В большой мере это относилось к пятой ступени — блоку Д. Специалисты нашего предприятия П. Ершов, Н. Тупицин, В. Симакин, Ю. Семенов и другие блестяще справились с такой задачей.

     По своей функциональной обязанности блок Д должен был затормозить лунный комплекс около Луны, перевести его на лунную орбиту, дать тормозной импульс для обеспечения схода лунного корабля с орбиты Луны и обеспечить 90 % гашения его скорости для посадки. Блок необходимо было запускать в невесомости до семи раз. А что значит «запустить в невесомости»? Это целая проблема. Нужно, чтобы заборники двигателя не были оголены, а газовые включения располагались подальше от заборников. Перед запуском в топливе содержится достаточно газовых включений, ведь блок кувыркается, выполняя программные развороты, и тем самым перемешивает газовую «подушку» с жидкостью. Попробуйте взболтать бутылку с газированной водой. Поставьте затем ее на стол и увидите, что пузырьки газа всплывают на поверхность. Это в условиях земного притяжения. А в невесомости? Таких сил нет. Приходится специальными двигателями создавать искусственное тяготение. Теоретические вопросы были решены: и с теплоизоляцией (применили экранно-вакуумную), и с запуском. Нужно было подтвердить решения экспериментально. И тогда С.П. Королев решается на очень смелый и новаторский опыт. На ракете «Протон» устанавливаются специальный блок с прозрачными вставками и телекамеры, позволяющие на Земле следить за поведением жидкости в полете.

     До пилотируемой программы посадки человека была проведена первая стадия — облет Луны кораблем «Союз», а вот разогнать его к Луне должен был ракетный блок. Им и оказался блок Д. Участвуя в такой программе, блок набирался летной надежности, а заодно решалась важная государственная задача. Очень хотелось, чтобы советский человек первым обогнул Луну и вернулся, а там пропаганда сделает свое дело. Заложенные в блок конструктивные решения полностью подтвердили свою работоспособность. Блок отработал без замечаний, уникальные телевизионные изображения достаточно четко продемонстрировали поведение жидкости в баках. В земных условиях сымитировать такое невозможно. Сколько было радости у наших теоретиков, когда они воочию убедились в соответствии своих теоретических расчетов и поведения жидкости в натуре.

     Дела космические развивались стремительно в те 60-е годы. Это очень похоже на запуск ракетного двигателя: за доли секунд его тяга набирается, а затем устанавливается на определенном заданном уровне. Так и в те уже далекие времена человечество находилось как раз на самом крутом подъеме космической области. Каждый месяц новые достижения: посадка автомата на Луну, полеты к Венере, Марсу, спутник связи, навигации, контроля земной поверхности. Все новые и новые космические аппараты прокладывали дорогу идеям использования космического пространства.

     Особый интерес в космосе представляла геостационарная орбита, находясь на которой спутник как бы висит над одной точкой земной поверхности. На самом деле скорость спутника такова, что он пролетает вперед такое расстояние, которое компенсирует его падение на землю. Это возможно только в экваториальной плоскости. Но наши космодромы расположены не на экваторе. Приходится летать на эту орбиту из северных широт, а это требует дополнительной энергетики, к тому же немалой. До 40% ее отнимает старт из Байконура от полезного груза. Но зато какое преимущество обеспечивает спутник, постоянно, и днем и ночью, охватывая одну и ту же область обслуживания на Земле. Антенны стоят неподвижно, не нужно следящих приводов, сигнал постоянный — принимай, обрабатывай и используй по назначению.

     Интерес к геостационарной орбите был настолько обширен, что точки стояния спутников на этой орбите пришлось закрепить международными соглашениями.

     Для достижения геостационарной орбиты с космодрома Байконур спутниками массой порядка двух тонн требуется соответствующая ракета, и не маленькая. Ракеты «Союз», «Циклон», «Зенит» не «тянут». А вот ракета «Протон» подошла как нельзя лучше. На околоземную орбиту высотой 200 км она могла доставить груз более 20 т. Но груз нужно поднять на высоту 36000 км. Для этого требовалась еще одна ступень. Она не только должна достигнуть таких высот, но и развернуть орбиту — сделать ее экваториальной. Вот на это и требуется дополнительное топливо.

     Баллистики рассчитали траекторию и сделали вывод: блок Д подходит для решения такой задачи. Вот только кто им будет управлять? Для этого можно задействовать систему управления космическим аппаратом. Но она не обеспечивает универсальности блока, да и к тому же постоянный дефицит масс космического аппарата говорил о том, что разработчики на это не пойдут.

     Гениальное ходит рядом. И впервые на блоке устанавливается своя автономная система управления: бортовой компьютер, свои радарные системы, электропитание, двигатели управления, системы телеметрии. Теперь ставь любой аппарат, лишь бы масса была не более 2,5 т, а обтекатель мог его закрыть.

     Наверное, каждый ощущал, что происходящее сегодня уже было. Все развивается по спирали. Так и у меня. Никогда не думал, что буду неразрывно связан с этим великолепным блоком. Так уж получилось, что мне как руководителю проектной группы пришлось «привязывать» первый космический аппарат к разгонному блоку и участвовать в первом летном испытании унифицированного разгонного блока. Хорошо помню ведущего конструктора этого блока Игоря Семенова. Блок готовился на площадке 31 Байконура. Первый блок всегда идет тяжело. Замечания сыпятся как из рога изобилия. Их устраняют, идут дальше. Все системы блока дублированы, а некоторые даже строены функционально. Все сделано так, что при одном отказе блок обязан выполнить свою программу. Но это в полете. А на Земле все должно работать как часы. Основное правило — изделие должно уйти в полет без замечаний.

     А тут как назло замечание к одному из каналов в вычислительной машине. Нужно менять.

     — Я позвонил в Москву. Обещали сегодня прислать.

     — Думаю, успеют в срок, — как бы объясняя мне и утверждаясь в таком решении, И. Семенов смотрел в степь.

     Мы стояли у входа в монтажный корпус. Вечерело. Солнце близилось к закату. Жара медленно отступала.

     — А как же они успеют?

     — Сегодня есть самолет. Да и в Москве на два часа позже.

     — Кто привезет с аэродрома?

     — У пилюгинцев своя экспедиция. Доставят.

     Невольно смотрю в сторону дороги. Как будто сейчас

     привезут.

     — А самолет-то когда сядет?

     — Думаю часов в семь. Да еще пару часов сюда, к девяти часам подвезут.

     — Но все уже ушли. И первый отдел тоже. Машина-то, наверное, с грифом?

     — Конечно. Но это не наша забота.

     За разговорами время тянулось медленно, как это часто бывает. На одинокий «газон» с брезентовым верхом мы даже не обратили внимание. Нам казалось, что такой важный прибор обязательно должны были везти с охраной.

     — Кто ждет ма-ши-ну? — Подошел шофер, и сразу с вопросом. Даже поздороваться забыл. Небольшого роста, казалось, пропыленный степью, он выглядел очень озабоченным. Или от волнения немного заикался.

     — Вы, что ли, ж-ж-дете?

     — Мы, — Игорь старался смягчить его воинственный настрой. — Давай посмотрим документы.

     — К-какие документы? — недоуменно спросил водитель.

     — Прибор-то секретный. Нужно сдать как положено. Сейчас вызовем дежурных.

     — З-знаете что? — Парень подошел к борту автомобиля, открыл его и потянул на себя увесистый ящик. Ящик соскочил с борта и со всей силой шлепнулся на асфальт. — Меня-я на с-то ти-три-надца-той с-с-стакан ж-ждет. Вот вы и разбирайтесь, кому сдавать. А я поехал.

     Он ловко вскочил в машину и умчался на свою площадку 113. Видно, душа горела.

     Мы стояли недоуменно у ящика, не зная, что делать. Мало того что ящик шлепнули об асфальт, он мог испортиться, но самое страшное — мы действительно не знали, что делать с секретным грузом.

     — Давай занесем в МИК за часового. Утро вечера мудренее, — предложил Игорь.

     Так и сделали. Утром скандал был быстро улажен, вычислительную машину установили на блок, испытания прошли без замечаний. Полет прошел без сучка без задоринки.

     Наши страхи за работу вычислительной техники оказались напрасными. Методы отработки и испытаний при сдаче блока были, наверное, более жесткими, чем удар об асфальт. Космическая техника требовала новых условий эксплуатации и отработки, это в конечном итоге обеспечивало ее высокую надежность.

     С тех пор много было запусков. Блок был сдан заказчику. Началась его серийная эксплуатация. Особых хлопот он не доставлял нашим специалистам. Это было совсем обыденным делом.

     Времена поменялись. Космос выпал из сферы политической, Союз распался. Финансирование отрасли государством практически прекратилось.

     Ракет и разгонных блоков (блоков Д) наделали столько, что на пять лет хватало выполнять госзаказы.

     Нужно было найти выход. Иначе предприятия могли просто «лопнуть». За рубежом стал быстрыми темпами развиваться коммерческий космос. Государственный центр им. М. В. Хруничева и РКК «Энергия» объединились с американской фирмой «Локхид» в компанию «Локхид-Хруничев-Энергия» (ЛХЭ), которая стала продавать услуги по запускам коммерческих спутников с использованием ракеты «Протон» и разгонного блока ДМ. В моей книге «Место старта — океан» подробно рассказано, как все это начиналось.

     Блок Д и ракета «Протон» поработали на славу. Около двадцати успешных коммерческих пусков практически поддержали все предприятия отрасли. Но часто успех и глаза застит. Какое-то чувство опасности поселилось в душе. И хотя все верили в надежность ракеты, статистика успехов настораживала специалистов, все ожидали, что вот-вот что-то произойдет.

     Ракета «Протон» и блок ДМ уже совершили более двухсот пусков. Все хорошо, это успокаивало, и хотя замечания при пусках были, к ним относились снисходительно. Случайность, больше не повторится, дефект единичный. Но все это только усиливало тревогу.

     Опять Байконур. Очередной запуск космического аппарата. Кто так планирует, не знаю. Только в этот раз предстоит за две недели запустить три аппарата. Один — как государственный заказ, другой — коммерческий и третий — по программе Министерства обороны.

     В конце июня на Байконуре стоит жара. Температура за 40®С. Выходишь из самолета и попадаешь в финскую баню. Это в тени сорок, а на солнце — все шестьдесят, а то и выше.

     Как всегда, у трапа сдал командировочные документы, получил пропуск, прошел таможню (это никак в голове не укладывается) и вышел на площадь ожидания. Здороваюсь с нашим первым вице-президентом Н.И. Зеленщиковым. Обмениваемся информацией.

     — Я лечу в Москву на несколько дней. Нужно подготовиться. Двадцать шестого июня — совет главных конструкторов по служебному модулю. Вопросов много. А потом — сразу назад. Ждем твоей работы.

     — Да, понимаю, какая это ответственность по запуску «СМ». Ведь, если что случись... Не хочется и думать.

     Строительство новой международной станции началось в 1998 г. запуском ФГБ (функциональный грузовой блок), затем американцы запустили свой модуль, слетали к нему на «Шаттле». Но без служебного модуля станция не могла существовать. Не раз переносились сроки запуска нашего модуля, порой просто не успевали, но основная задержка была связана с ракетой «Протон». Сначала в июне 1999 г. ракета упала с разгонным блоком «Бриз-М», а затем 27 октября того же года — уже с нашим блоком ДМ.

     Работали комиссии. Первая выдала свои рекомендации, но их оказалось мало. Вторая рекомендовала более кардинальные мероприятия.

     Поскольку причины аварии были однозначно установлены (виноват был двигатель второй ступени), все мероприятия были направлены на повышение работоспособности турбонасосного агрегата (ТНА).

     После июня не успевали внести в конструкцию ТНА основные изменения. Посчитали, что авария случайна. Но в ракетной технике случайностей не бывает, и если не обратишь внимание на мелкие отклонения от нормы, то жди серьезной беды. Так и с «Протоном». Многие полагали, что есть большая статистика и что первая авария — это непредвиденная случайная технологическая погрешность или попадание посторонних частиц в двигатель. Нужно только хорошенько почистить баки, и все будет в порядке. Что и сделали на готовых (изготовленных) ракетах. Прошли два удачных пуска, и вот — пуск нового космического аппарата «Экспресс-1А», намеченный на 27 октября.

     Государственная комиссия заслушала все доклады о готовности. Казалось, ничто не предвещало неприятностей. Прошла заправка ракеты и моего разгонного блока. Наступила технологическая пауза. Обстановка спокойная, деловая. В комнате госкомиссии сфотографировались на память с министром связи России — ведь после долгого перерыва выполнялся заказ Минсвязи. Предыдущие космические аппараты связи запускались еще при Советском Союзе. Отсюда такой интерес к этому запуску.

     Как-то так повелось, что примерно за час до старта я уезжал на наблюдательный пункт. Традиция.

     Я участвовал во многих запусках. Все шло гладко. А както раз остался в бункере. И тогда все произошло: при пуске «Марса-96» случилась авария. Головной блок не был выведен на отлетную траекторию к Марсу. С тех пор я старался не оставаться в бункере. Суеверие.

     Прибыл на НП. Народу собралось много. Каждый пуск неповторим и красив по-своему. Один раз увидишь и опять хочется лицезреть. И каждый раз переживаешь заново. Напряжение просто захватывает. Ведь все уже сделано, ничем не поможешь своему детищу. А в детище сотни тысяч элементов должны сработать как им положено: четко и вовремя. И мысли бегут по ракете, по системам, агрегатам, узлам, элементам: как они, все ли сделано, все ли отработано, все ли испытано, и так несколько раз. И хотя понимаешь: все, что можно, все, что знали, внедрили, отработали, сомнения в надежности гложут тебя изнутри. А вдруг? Гонишь эти мысли, а они лезут и лезут.

     Интересное это место — наблюдательный пункт. Здесь собираются представители всех организаций, администрация, наши казахстанские коллеги, руководство Российского космического агентства, командование космодрома. Как на хорошем приеме. Все общаются друг с другом. За какие-то тридцать минут можно решить вопросы, которые тянутся месяцами. А здесь: все в кружок — и договорились.

     Этот раз не исключение.

     В небольшом павильоне установили специальный монитор, где впервые вывели телеметрические параметры ракеты в полете прямо на НП. Хотят опробовать. На экране будет отражаться траектория выведения. Посмотрел демонстрацию.

     Не по душе как-то стало. Не любим мы эти новшества. Как будто они могут повлиять на исход...

     Вот уже прошло 8 часов после заседания заправочной госкомиссии. Усталость уже позади, напряжение пуска само снимает ее.

     Томительны минуты ожидания, особенно последние перед стартом. Замирает НП. Разноязычный гул утихает. Диктор по репродуктору объявляет оставшиеся до старта минуты.

     — Волнуетесь? — я подошел к Генеральному директору Центра им. М. В. Хруничева Анатолию Ивановичу Киселеву.

     — Есть маленько, — ответил он спокойно, но по лицу видно, что он сильно преуменьшает. — Я думаю, что больше не повторится. — Это он имел в виду аварию в июне. — Баки мы осмотрели, очистили. Да я никогда и не верил, что в баках может быть грязь. Технология такова, что это исключено. Но мы выполнили все рекомендации комиссии. Будем надеяться, что не повторится.

     Судя по этому разговору, его спокойствие было показным.

     Одна минута до старта. Тишина такая, что можно услышать шевеление своих волос на голове от легкого дуновения степного ветерка.

     Старт!

     19 часов 15 минут московского времени 27 октября 1999 года.

     Огромные клубы отработанного газа от мощных ракетных двигателей взмывают по бокам ракеты, а она сама нехотя покидает пусковой стол, как бы зависает над ним, а затем начинает стремительно набирать высоту. Огненный хвост еще упирается в землю, но только сейчас слышен резкий хлопок — это до наблюдательного пункта добрался мощный рев ракетных двигателей. С подъемом он ослабевает, а ракета начинает ложиться на курс, и вот в темном небе возникает огромная звезда, которая начинает постепенно меркнуть.

     — Двигатели первой ступени вышли на режим, — репортаж идет своим ходом. Все зачарованно смотрят на удаляющуюся звездочку.

     — Тангаж, рысканье в норме.

     — Есть запуск двигателей второй ступени.

     — Есть отделение первой ступени.

     И еще через минуту:

     — Есть сброс головного обтекателя.

     — Двигатель второй ступени вышел на режим.

     Сейчас будет неприятный момент, ведь в июне именно

     в это время случилась неприятность. Смотрю на А.И. Киселева. Он весь в напряжении.

     И вдруг как гром с ясного неба:

     — На ракете нештатная ситуация.

     Репортаж прекращается.

     Еще минуту стоит тишина. Еще никто не верит в случившееся. Это очень похоже на то, как узнаешь о гибели близкого человека: он только что был рядом с тобой, и вдруг его нет. Так и здесь.

     — Ну что за непруха, — только и выговорил Анатолий Иванович, — что делать?

     — Нужно ехать в бункер, и чем быстрее, тем лучше. Там члены госкомиссии.

     — Поехали.

     В комнате тесно. Все рвутся к телефонам, быстрее доложить своим руководителям в Москве. Несколько растерян председатель госкомиссии В. И. Козлов, даже не столько растерян, сколько удручен случившимся.

     Спокойным и деловым выглядит командир космодрома генерал-лейтенант Л. Т. Баранов. Он четко предлагает план действий.

     — Нужно официально уведомить казахстанскую сторону о случившемся. Мы уже дали шифровку по своей линии. — Это пока мы с А.И. Киселевым возвращались с НП. — По российской линии вам, Виктор Иванович, необходимо сообщить, ведь вы — председатель комиссии.

     — Хорошо, это мы сделаем. Но, наверное, нужно сообщить не только в Российское космическое агентство?

     — В первую очередь, в Министерство иностранных дел.

     — Это уж сообщат из Москвы. Кстати, кто-нибудь знает, куда мы упали?

     — Я поставил такую задачу перед полигонным баллистическим центром. И уже дал заказ на самолет. Нужно же лететь на место. Вылет в шесть тридцать утра. Мне удалось связаться с моим коллегой — генералом из Минобороны в Алматы. Он уже в курсе. Все разрешения на полет даны.

     — Нужно ехать на «десятку». — Байконур — бывший Ленинск. — Необходимо точно знать место падения, — в разговор вмешался начальник Федерального космического центра Е. Кушнир.

     Смотрю на А. И. Киселева. Авария настолько потрясла его, что он тихо сидел на диванчике и в разговоры не вмешивался.

     — Поехали в штаб. Здесь сидеть бесполезно. — А. Н. Кузнецов как бы подвел итог разговору. — Оттуда и шифровки давать проще.

     Разбрелись по машинам. Степь, еще не остывшая от дневного солнца, отдавала свое тепло. Безветрие. В это время года погода просто баловала людей. Ведь летом стоит жара, зимой — лютые морозы с ветром, а в октябре — тепло и тихо, просто комфортные условия.

     Сели в машину вместе с Александром Кузнецовым.

     — Этот пуск был наш, — он имел в виду, что запуском космического аппарата руководило РКА. — Наверное, мне придется быть председателем комиссии.

     — А почему не Козлов?

     — Отказали средства выведения, а это — по нашей кафедре.

     И ко мне:

     — Как ты думаешь, с чего начинать? Твое мнение?

     — Понимаешь, мы второй раз наступили на одни и те же грабли. А это в нашей технике недопустимо. Во-первых, комиссия Никитина так и не установила истинную причину первой аварии, хотя методически работа была проделана грамотно. Поторопились. Многие уповали на случайность. А случайностей не бывает. Пример нынешняя авария. Опять на тех же секундах работы двигателя второй ступени. Значит, нужно копать глубже. А во-вторых, нужно опять создавать рабочие группы по направлениям, таким как: двигательная, технологическая, телеметрическая, по подготовке PH на техническом и стартовом комплексах, по анализу найденной материальной части, по системе управления и, конечно, обобщенная группа. Задачи тоже нужно ставить конкретные.

     Неожиданно наша «Волга» остановилась. Спустило колесо. Водитель начал его менять.

     — Нужно было мне на своей машине ехать.

     — Не переживай. Сейчас двадцать-тридцать минут уже ничего не решают.

     Мимо нас проскакивали машины с членами госкомиссии. Они притормаживали, видя нашу беспомощную машину, но по нашим знакам — помощь не нужна, проезжайте — снова набирали ход и укатывали в сторону штаба.

     Водитель Виктор, на вид не атлетического сложения, очень расторопно справился с проколом, и мы снова в пути.

     — Нужно наверстать время, — только и попросил его. Но наша «Волга», как бы чувствуя свою вину, бежала по разбитому асфальту быстрее обычного.

     В штабе уже кипела работа. Кто-то звонил по мобильному в Москву, кто-то страстно обсуждал, что делать дальше. Генеральный директор А. Киселев опять тихо сидел в сторонке, уйдя в себя. Ситуация не прибавляла ему ни настроения, ни здоровья. Можно только представить себе, что творилось у него в голове. Ведь вторая авария ставила под сомнение запуск служебного модуля к международной станции. А это уже государственные обязательства.

     Опять поразился спокойствию и деловитости командира космодрома. Казалось, что это для него обычная ситуация, которая бывает у него каждый день, и он четко знает, что делать. Команды Леонида Тимофеевича были короткие, четкие и понятные. Уже раскручена летная служба, договорились о встрече в Караганде. Баллистик с точностью до нескольких километров доложил о районе падения ракеты.

     — Повезло нам хоть в этом, — только и сказал командир, — район малонаселен, хорошо, что не упали на населенный пункт.

     Смотрю на военных и спокойнее становится. Их четкая работа внушает доверие. Вновь образованные структуры от РКА на космодроме выглядят в этой ситуации пока беспомощно.

     — Кто летит? — опять командир проявил инициативу.

     — От нас — Додин и Недайвода, — вымолвил А. И. Киселев.

     — Я сам полечу, — это уже А. Н. Кузнецов предложил себя. — От военных я сам полечу, и еще... — он немного задумался, — определимся. Вылет в шесть тридцать, то есть через полтора часа. Прошу учесть, что нужно взять с собой деньги, желательно валюту.

     — Так где же ее взять ночью? — сразу несколько голосов.

     — Не знаю, только в прошлый раз нам деньжата сильно помогли.

     — Да мы помним, как Недайвода купил дом и подарил его казашке.

     — Не только я, но и Юрий Николаевич Коптев внес свою долю, — поясняет Анатолий Недайвода.

     — У казахов целый скандал разразился после этого, — смеялся Л. Т. Баранов. — Они пришли к этой хозяйке и говорят: «Почему ты одна получила деньги, ведь упавшую ступень всем селом тащили к тебе во двор. Делись».

     — И чем кончилось?

     — Точно не знаю, но, по-моему, она уехала из села.

     Я подошел к А. И. Киселеву.

     — Доложил о случившемся Юрию Павловичу. Он искренне сожалеет и просил передать, что вы можете надеяться на его поддержку.

     — Спасибо, — только и услышал в ответ.

     Правду говорят, что беда сплачивает. Генеральный дал команду участвовать в аварийной комиссии и помочь выяснить, почему двигатель подводит уже во второй раз.

     Стали расходиться. Кто уехал занимать деньги и на аэродром, кто поехал в свои экспедиции. Оставшиеся сбросились, кто сколько мог, вернее, у кого сколько было в кармане денег для отлетающих.

     Конечно, и я не был исключением.

     Разъехались. По дороге на «двойку» в голове проносились мысли одна за другой. Хотелось предвидеть, что будет дальше. Картина вырисовывалась очень непростая. Коммерческие пуски приостановят. Это точно. А вслед за этим мы не досчитаемся многих денег, ведь уже изготовленные блоки будут балластом лежать на космодроме. Опять эта тошнотворная работа в комиссиях, где переплетется техника и политика: кто виноват? А как наши зарубежные заказчики — не уйдут ли они с «Протона», а значит, и с нашего блока? Мысли лезут и лезут. Поспать бы немного.

     Вот и «двойка».

     О второй аварии на ракете «Протон», в свое время как и о первой, было доложено правительству. Опять будет работать правительственная комиссия во главе с И. Клебановым. Но для нее требуется подготовить анализ технических вопросов. Совместным решением РКА и РВСН создается комиссия под председательством академика РАН В.Ф. Уткина — директора ЦНИИМаш. А. Н. Кузнецов возглавил одну из рабочих групп по выработке версий аварии и их анализу. Нужно посмотреть не только двигатель — может не он был первопричиной?

     В.Ф. Уткин — известный ученый, создатель ряда ракет стратегического назначения, в том числе самой современной ракеты конца XX века — «Зенит». Именно эта ракета и была положена в основу проекта «Морской старт». В.Ф. Уткин не раз возглавлял аварийные комиссии и имел громадный опыт на этом поприще. Именно он возглавлял аварийную комиссию по выявлению причин неудачного полета «Марса-96».

     Теперь новое поручение. Дважды падает ракета «Протон». Отказ примерно на одних и тех же секундах полета. Трудно разобраться, найти причины, но необходимо. Опять создаются рабочие группы. Опять кропотливый анализ конструкции, технологии, подготовки и т.д.

     Заседания, заседания, заседания... На одно из них поднимались лифтом И.В. Бармин, В.С. Рачук, генерал-полковник В. Никитин и я.

     — Неужели мы, трое докторов наук, не сможем раскусить этот орешек?

     — Почему трое? Четверо, — это вмешался В. Никитин, — я тоже доктор.

     К своему стыду я этого не знал.

     — Тем более.

     — Раскусим, обязательно раскусим, — заключил тогда В. С. Рачук. — То, что двигатель сгорел, ясно, а вот кто нам помогает, нужно найти.

     — Обязаны найти, — уточнил И. В. Бармин.

     Рабочие группы работали, как говорят, денно и нощно. Новой информации, по сравнению с первой аварией, было немного. Опять искали грязь в магистралях и все-таки нашли — частички песка.

     На очередном заседании комиссии Владимир Федорович возмутился:

     — Кто провел анализ, что за песок? Это с места падения или другой?

     Молчание в зале.

     — Кто от «Композита»?

     Встал М. Голуб:

     — Мы будем проводить.

     — Почему не сделано до сих пор?

     — У нас нет этого песка.

     — Немедленно опечатать пакет с песком и передать. Сейчас же. У кого пакет?

     Встал кто-то из Центра им. М. В. Хруничева.

     — Выйдите в первый отдел, опечатайте и передайте при мне. Как мы работаем? То есть песок, то нет. То нашли, но не отдали на анализ. Вы понимаете, что это дело государственное?! Даю день на анализ, завтра встретимся. Все свободны.

     Проведенный анализ показал, что по своей структуре песок ближе к тому, который используется при гибке трубопроводов, чем к песку с места падения. Опять поручение технологической группе: выяснить, как на Воронежском механическом заводе производится очистка трубопровода после гибки.

     На комиссии опять генеральный конструктор КБ ХА разработчик двигателя — заострил вопрос о совершенствовании конструкции ТНА.

     — Мы уже на протяжении нескольких лет обращаемся в Центр Хруничева с просьбой поменять один из узлов ТНА, убрать застойные зоны, и никаких ответов. За счет коммерции можно построить хорошие залы для ракет, гостиницы, но не нужно забывать, на чем мы «сидим», что основа ракеты — двигатель. А на него денег не хватает.

     — Но ракета не только наша. Кроме коммерции, есть и другие программы: и по линии Минобороны, и по линии РКА. Я согласен с Рачуком. Но этот вопрос Центру Хруничева решить одному сложно.

     — У нас есть соображения, как повысить надежность работы ТНА, но чтобы подтвердить их испытаниями, нужны деньги.

     — Да, это необходимо, и нужно найти средства. — Владимир Федорович, не сомневаясь, тут же поддержал генеральных. — Экономим копейки, а теряем миллионы. Давайте предложения, я готов подписать. Да, и буду отстаивать доработку, хотя понимаю, что это потребует, наверное, с полгода. Придется пережить.

     Так комиссия и решила, что наиболее вероятной причиной было попадание частиц песка. Во избежание этого в дальнейшем было предложено поставить фильтры на входе в двигатель и конструктивно доработать ТНА.

     Учитывая, что во время аварии на ракетах стояли двигатели производства 1994 г. (самый «развал» промышленности), к полету для запуска коммерческих аппаратов LMI-1 и СD-Radio допустили несколько носителей, а в полном плане мероприятий перед запуском модуля «Звезда» предусмотрели, как минимум два пробных пуска доработанных носителей: один — с разгонным блоком «Бриз-М», другой — с блоком ДМ для КА «Гейзер». В результате в последний месяц перед пуском модуля «Звезда» необходимо было провести четыре пуска «Протона». С таким объемом работы в столь короткие сроки не сталкивались даже во времена Союза. Успешный пуск «Протона» с «Бризом-М» прошел без нас, а на последние три пуска прибыла и наша бригада. Вот так и встретились мы на аэродроме с Н.И. Зеленщиковым.

     Аварии PH «Протон» были опасны еще и тем, что не только осколки могли кого-либо покалечить, но и компоненты топлива (а они очень ядовиты) могли нанести непоправимый экологический вред. Правительство Казахстана и лично президент Н. Назарбаев очень этого опасались. Хотя они и отдали в аренду космодром, но не раз обращались с просьбами заменить носитель «Протон» на другой, который работал бы на экологически чистом топливе. Но на создание нового носителя у России явно не хватало средств, не хватало их даже на поддержание гордости России — орбитальной станции «Мир». Так что говорить о новом носителе не приходилось.

     Зная об этих особенностях ракеты, экологи Казахстана детально анализировали почву в местах падения, но, к счастью, ничего аномального не обнаруживали (все сгорало при падении).

     Тем не менее местных жителей беспокоили вредные свойства топлива. Об этом они спрашивали и у командира космодрома. Находчивости Л. Т. Баранова просто можно удивляться. При этих вопросах он просил женщин удалиться, а мужчинам объяснял, что прием топлива внутрь в малых дозах очень повышает мужскую силу. Говорил он с юмором, но неожиданно был принят всерьез, и утром у номера выстроилась целая очередь казахов, которые пожелали купить для себя этот «лечебный» несимметричный диметилгидразин (НДМГ). Пришлось сказать, что компонент секретный и его запрещено продавать. (Не будешь же объяснять, что пары этого компонента по ядовитости сильнее в пять раз, чем отравляющее вещество Первой мировой войны — иприт). Вот так-то.

     В младенчестве все одинаковы: и мальчики, и девочки. Все обаятельны. Но уже в детстве характеры разные — гены. К сожалению, с возрастом проявляется различие и в мышлении. Когда учился в восьмом—девятом классе, моя мама — учительница начальной школы — приглашала меня в свой класс и говорила: «Посмотри внимательно и определи, какой ученик хорошо учится, а какой плохо».

     Присмотришься к лицам и практически всегда угадываешь, кто как учится. А уж когда узнаешь, кто родители, понимаешь, почему их дети отстают в учебе. Наш мозг тоже требует тренировки, и образованные родители, наверное, с генами закладывают в мозг своих детей большую информацию, и начальный период познания идет довольно быстро, а затем наступает необходимость в еще большей информации и знаниях, но всегда это связано с родителями. Бывают и исключения из этого правила: рождается гений. Здесь, как говорится, дал Бог дар. История знает множество таких примеров.

     Но что такое характер человека? Он часто связан с умственными способностями. Но большее влияние на него оказывает среда воспитания, и почему-то, чем труднее детство, тем сильнее характер. Как-то один из моих друзей привел такой пример. Почему сорняки на огороде растут сильнее, чем культурные насаждения? Да потому, что их постоянно уничтожают. Но в их генах заключена жизнь. И они приспосабливаются к варварским условиям жизни. Уходят корнями глубже, распластываются, прячутся за другие растения. Так же и с человеком. Чем труднее жизнь, тем тверже характер, решительнее, даже, сказал бы, упорнее.

     Раньше, в молодости, у меня складывалось мнение, что характер парней выковывается в армии. Многие взрослые так говорили. И действительно, уходили в армию пацаны, а возвращались уже окрепшие, а главное, самостоятельные мужчины. Сейчас другое время, служба в армии не престижна. Да и порядки в ней оставляют желать лучшего. По роду своей работы мне часто приходилось иметь дело с военными, и практически на девяносто процентов для них солдат не человек. Не этот, так другой придет на его место. Но что удивительно. Командиры тоже разные. Одни — вроде и образованные, с зачатками элементарной культуры — заискивают перед начальником, жестоки к своим подчиненным, и не только к солдатам, но и к младшим по званию офицерам. А бывают и другие, которых в детстве не баловали, приученные к труду сами, они уважают труд ближнего, почитают старших, и не только по званию, но и по возрасту, особенно тех, у кого можно чему-то научиться. Перед собой они видят человека, именно человека, а уже потом его регалии. Простая логика руководит их действиями. Человек, в первую очередь, должен быть сыт, одет, условия жизни должны быть как полагается, защищающие от холода и зноя.

     Часто в бескрайних степях Казахстана, на Байконуре, можно увидеть людей, в основном военных, стоящих на обочине дороги и голосующих проезжающим машинам. Как правило, это люди со смены. Мотовоз-то ходит два раза в сутки, а домой хочется вернуться скорее. Вот и выходят они на шоссе. А полупустые машины пролетают мимо.

     Когда-то в пятидесятых мне тоже приходилось ловить попутку от районного центра Шацка до своего села Н.-Чернеево. Автобусы не ходили, да и машины на рязанщине были редкостью. Какая радость, когда останавливался грузовик.

     Все в кузов, все счастливы. А порой ждешь часами. А что думаем в адрес водителя не остановившейся машины, можно только догадываться. Может, ей и не по пути, а мысли все равно появляются.

     Так и здесь, на Байконуре. Невольно ставишь себя в положение этих людей. Могу только сказать, что в этом отношении моя совесть чиста. Моя машина всегда следовала в город полная.

     Машины на Байконуре только у командиров, и то не у всех. Многие, забывая, что сами стояли когда-то на обочине, проскакивают мимо. Но очень приятно было мне лично наблюдать, как командир космодрома Л. Т. Баранов подбирал стоявших. Его человеческие качества просто удивляли. Казалось бы, мелочи. Когда он посылал солдата купить сигареты, то всегда отдавал одну пачку этому солдату.

     — Возьми себе, — говорил он спокойно, как бы прося и приказывая и чувствуя себя не совсем уютно, что послал за сигаретами молодого парня.

     Хороший рассказчик, и все его байки были добрыми к обыкновенным людям и ироничными в адрес руководства. И хотя в его речи было много слов-паразитов, а попросту — мата, но это говорилось с такой легкостью, так непринужденно, что порой казалось, и женщины не слышали этих хулиганских вставок.

     Конечно, людей, которые переживают за других, много. Хотим мы или нет, о человеке судят по его делам и порядочности.

     Знание своего дела, уважение коллег, оценка начальников, и труд, прежде всего труд делают индивидуума Человеком с большой буквы.

     Часто задаешься вопросом, почему одни люди нравятся, а другие нет. С удивлением замечаешь, что у тех, кто тебе не импонирует, тоже есть друзья, они находят общий язык, совпадение мнений, какие-то взаимные интересы. Начинаешь думать, что, наверно, ты не такой, ищешь в себе негативные стороны, занимаешься самокритикой.

     А жизнь, наверное, сама расставляет все по местам.

     Мне привели такой пример: когда человек заводит семью, оказывается, что его пара обязательно походит на кого-то из родственников или родителей, лица которых с детства становятся родными и близкими. Так и формируется понятие красоты и симпатии. И действительно, посмотришь на семьи, и что-то в этом есть.

     Так и в отношениях людей: нравятся те, кто соответствует твоему духу, подходу, отношениям.

     Может, поэтому и командир космодрома Л. Т. Баранов мне понравился из-за своего отношения к технике (он ее знает и любит) и людям, за свой юмор, за любовь к своей профессии, за заботу о своих подчиненных, он близок мне по логике мышления.

     Обидно, что в октябре 1999 года не запустили КА «Экспресс-1А». На это рассчитывали правительственные органы: для перевыборов в Думу нужна была связь. Подкачали ракетчики.

     Расстались с Николаем Ивановичем Зеленщиковым. Он пошел в самолет, а мне, как обычно, пришлось ехать сразу на заседание государственной комиссии. Жара еще не пропитала одежду, хотя и обжигающе действовала на высунутую из машины руку.

     Ведущий конструктор Владимир Афанасьевич Попов отдал тезисы доклада на госкомиссии. Ничего особенного с блоком при подготовке не было. Замечаний практически никаких. Написал «практически», но так не бывает. Замечания, конечно, были. Не помню ни одного блока, чтобы при испытаниях на полигоне не было замечаний. Только одни — серьезные, как, скажем, при подготовке блока для пуска коммерческого аппарата Индонезии «Гаруда». Тогда после заправки горючим начал пропускать предохранительный клапан. Пришлось менять блок. Но чаще сталкиваешься с мелкими неполадками, в основном, связанными с наземным испытательным оборудованием. Оно ведь не менялось более тридцати лет.

     Но в этот раз ни блок, да и «наземка» не вызвали нареканий. Вернее, было одно, связанное с наземным кабелем, но его быстро устранили.

     Старт КА «Экспресс-3А» — второго связного спутника — намечен с новой установки 39. Стартовая позиция относительно недавно прошла реконструкцию.

     Едешь туда, а мысли так и бегают в голове: «Может быть, этот старт внесет свои коррективы в полет». Понимаешь, что нет никакой связи. Но все равно мысли из головы не выходят.

     Никогда ни один ракетчик не избавится от тревожных мыслей перед пуском. Сомнения, сомнения, сомнения. И чем больше знаешь ракету, тем больше сомнений. И хотя, мысленно перебрав все элементы этого человеческого творения и их испытания, не находишь изъянов, все равно мысли шальные не оставляют.

     Едем. Что-то говорит мой заместитель по испытаниям, но это об обшей атмосфере на Байконуре, на нашей родной площадке 2. Не слушаю. Настраиваюсь на госкомиссию.

     С калейдоскопической быстротой в памяти проносятся предыдущие пуски, схваченные замечания и, особенно, эти аварии. И пусть не по твоей «кафедре» были серьезные вопросы, но как члена госкомиссии они не могут не волновать, ведь все мы находимся в одной лодке, и неудача может потопить сразу всех. Лучше лишний раз проверить или хотя бы задать вопрос выступающему. Не грех лишний раз заставить каждого задуматься.

     Когда-то при пуске КА «Азиасат» навалились на наше предприятие: и то не так, и это... Мы все выслушали, понимая, что второе включение не произошло по нашей вине. В печати широко освещали эту аварию. Даже фотографию виновника — двигателя разгонного блока ДМ — опубликовали. Все обработали, на все вопросы дали ответы, перетряхнули технологию. Мы были открыты для критики и принимали ее как должное. Чем больше зададут вопросов, тем надежнее закроется эта «дыра».

     У наших коллег из Центра им. М. В. Хруничева подход был другой. Полагаясь на серийность своего изделия, все неудачи старались списывать на Его Величество Случай. Да и странная позиция конструкторов, которые как бы отошли в сторону от своего детища, считая, что они все сделали, была нам непонятна.

     Заменили прибор, поставили новый и «поехали». Даже не дождавшись анализа дефекта. А потом и совсем забыли. Как так можно?! Наверное, школа другая.

     Мысли лезут и лезут. Вот и КП, проверка документов. Смотришь на солдатиков, и жалко их становится. Самый молодой спрашивает пропуск и тягает заградительную цепь, а на стульчике рядом сидит старослужащий, лениво наблюдая за происходящим. В самом КП — в виде снятого с автомобиля кунга — видно лицо заспавшегося офицера.

     Почему-то эта картина осталась в моей памяти. Машины командиров на посту замечают заранее, и те, не останавливаясь, проскакивают мимо.

     Поворот направо. И вот дальние монстры стартовых сооружений надвигаются на тебя. Дорога спускается вниз, мимо обворованных сооружений. Еще поворот направо — и остановка. Перед тобой — пусковой бункер.

     Заходим. В отличие от военных представительств здесь нет контролеров. Этот бункер перешел на гражданское обеспечение. Теперь его хозяин — РКА, которое передало его конструкторскому бюро общего машиностроения. Теперь здесь обитают гражданские. Отмечаешь чистоту, окрашенные в светлые тона стены, хорошее освещение, а комната госкомиссии — вообще после евроремонта. Хороший буфет, да и ассортимент в нем приличный. Наши ребята довольны. Можно не брать с собой бутерброды и термосы. Находиться в бункере придется чуть более восьми часов.

     Члены госкомиссии уже в сборе. Это: Генеральный конструктор из НПО ПМ А. Г. Козлов, представители РКА, вернее, Федерального космического Центра на Байконуре, заместитель генерального конструктора КБ ОМ Е.И. Соколов, командир космодрома Л. Т. Баранов, руководители наших смежных предприятий. Председатель госкомиссии — В. И. Козлов.

     — Привет возмутителю спокойствия, — здоровается Виктор Иванович. — Как долетели?

     — Нормально.

     — Опять будешь задавать вопросы?

     — Буду. После госкомиссии выводы так и не сделали. Загордились удачным пуском.

     — Да нет. Сделали кое-что.

     Л.Т. Баранов, наблюдавший эту сцену, понимающе улыбается, как бы поддерживая мое отношение к испытателям «Протона».

     Почему-то у каждого возникает вопрос: «Когда прилетел?» Хотя на девяносто процентов знали, что сегодня.

     Самолеты стали летать редко. Наших, от РКК «Энергия», плановых вообще не стало. Под каждую экспедицию нужно заказывать. Другое дело было, когда работали по проекту «Энергия — Буран». Тогда в день было по два — три рейса. Порой даже в воскресенье.

     — Как у вас? — спрашиваю Альберта Гавриловича. — Есть заказы?

     — Да так... Прошлая неудача здорово нас подкосила. Будем надеяться на лучшее.

     — А почему бы нам не объединиться? Ведь мы из одной команды вышли. У вас опыт. У нас сейчас разработано много новых технологий. Наш «Ямал», по оценке западных специалистов, не уступает по своим качествам спутникам фирмы «Хьюз» или «Лорал». Вот потеряли второй аппарат. Думаю, что не хватило опыта, что-то не учли.

     — Нюансов много, это верно. Да и я не против объединения. Только захочет ли ваш Генеральный? Он не очень лестно высказался в наш адрес.

     — На западе фирмы объединяются, чтобы выжить, а мы что?

     — Это верно.

     — Я поговорю с Генеральным или для начала с Легостаевым. Это теперь по его кафедре.

     — А что, «Газком» больше не руководит вами?

     — Вроде все кончилось. «Газком» остался только заказчиком, а разработка — за Корпорацией.

     — Это правильно.

     — Ну что, пошли? — Это уже другой Козлов звал всех на заседание комиссии.

     Все поднялись. Небольшой зал заседаний, отделанный современными панелями, был уже полон. Прошли к столу президиума.

     Открывая заседание, Виктор Иванович обратил внимание на важность этого пуска. Это было обычное наставление председателя. Как будто бывают запуски космических аппаратов не важные. Одни — коммерческие, о важности которых можно и не говорить: все понимают, что недосчитаются огромных денег. Другие пуски — по госзаказу. Их значимость тем более понятна. Это или нужды Министерства обороны, или связные, или навигационные, которые обновляют космическую группировку. Любой отказ свидетельствует о невыполнении государственного поручения. А это чревато.

     — Мы с вами должники. Я понимаю, что авария — не по вине сидящих в зале. Прошу только всех быть внимательными и выполнять свои обязанности, как положено. Приступим.

     Начальник Центра доложил о подготовке ракеты в монтажном корпусе, перечислил замечания и меры по их устранению. Вслед за ним доложил о готовности стартового комплекса Е. И. Соколов — заместитель генерального конструктора из КБ общего машиностроения.

     Затем последовали доклады о готовности космического аппарата и разгонного блока. О последнем сообщил наш заместитель техрука В. И. Лазуткин.

     Жду доклада Сафонова о ракете.

     И вроде бы он сказал все, как обычно, но, похоже, его что-то тревожило.

     — А где заключение на ракету? — это опередил меня председатель комиссии.

     Молчание.

     — А что, его нет? Как так можно проводить комиссию?

     Наступила тишина.

     — У нас пока нет заключения. Оно только оформляется.

     Я не выдерживаю:

     — Как же мы проводим комиссию? Мы же должны дать разрешение на вывоз ракеты на старт.

     Председатель комиссии растерялся. Он знал, что у секретаря отсутствует заключение Центра им. М. В. Хруничева. Наверное, надеялся, что к моменту проведения комиссии оно появится. В. И. Козлов встал.

     — У меня есть предложение. Давайте послушаем остальные службы. Может, еще будут вопросы. Нет возражений у членов комиссии?

     Возражений не было.

     Дальше процесс пошел по накатанной дорожке. Измерительный комплекс, связь, метеорологическая обстановка.

     Когда выступают метеорологи, в зале стоит тишина, все внимательно слушают. Откуда такой интерес к погоде? Может, оттого, что эта служба дает информацию о будущем. Ведь интерес к погоде и в Москве, и в других городах не меньше. Были случаи, когда из-за нее откладывались пуски. На земле все хорошо: температура градусов двадцать и ветерок небольшой. А пуск отложили. Дело в том, что хотя на поверхности условия и в норме, а на высоте могут быть ветра, превышающие допустимые для ракеты. Поэтому и запускают метеорологические зонды, причем последний — за несколько часов до пуска. Если скорость ветра превышает норму, а значит, нагрузка на ракету станет недопустимой, и она попросту сломается. Поэтому дается запрет на пуск. Помню ситуацию, когда погоды пришлось ждать три дня. Американцы к этому параметру тоже относятся с особой осторожностью. Мы часто по радио слышим, как они из-за неблагоприятных погодных условий откладывают свои запуски.

     А дать запрет бывает довольно сложно. Перед запуском раскручивается огромная «машина». За запуском следят во всех уголках России, не говоря о том, что на Байконуре в боевой готовности находятся более двух тысяч человек. Поэтому интерес к погоде и докладу метеоролога особый. В тот раз все было в норме.

     Все подготовлено: полетное задание сформулировано, боевой расчет управления, отделы НИР (научно-исследовательские работы), службы вооружения космодрома к работе готовы. Поля падения отделяющихся ступеней и головного блока определены, местное население оповещено, с администрацией районов, областей вопросы отрегулированы, от них получено «добро» на запуск, казахстанская сторона оповещена о предстоящем запуске.

     «Байконурэнерго» гарантирует бесперебойную подачу электроэнергии, с водоснабжением тоже нет проблем. Федеральный космический Центр к работе готов, и вот последний доклад командира космодрома.

     — Космодром к работе готов, — коротко подводит итог Л. Т. Баранов.

     — Как скоро появится заключение о ракете? — это председатель обращается к Сафонову.

     — Оно сейчас согласовывается. К утру, думаю, будет.

     — Тогда поступим так. Госкомиссию переносим на шесть утра на завтра. Проведем ее в МИКе. Я позвоню Анатолию Ивановичу, чтобы он проконтролировал, и заодно проинформирую его об отсутствии представителя заказчика. Это непорядок. Все свободны. До завтра.

     Утро. Пять часов местного времени. Машина уже подъехала. Сегодня на полчаса раньше обычного. Едем. В машине В. Н. Панарин, Г. М. Кадакина, С. Н. Захаров.

     Удивительное утро на Байконуре. Воздух прозрачный, чистый. Его вкус ощущаешь полной грудью. Степь начинает просыпаться. Такое впечатление, что каждая веточка редкого кустика и травинка, как живое существо, стряхнули с себя ночную дрему и радуются лучам восходящего солнца. А солнце багряным полукругом появилось над горизонтом и еще не разогрелось само, но уже посылает свои лучи оживающей природе. Вот оно полностью вышло и, освободившись от оков земли, стало раскаляться. Этот момент так хочется запечатлеть на фотопленке. И часто это удавалось. Человек становится так, чтобы солнце оказалось как бы в ладонях. Потрясающие снимки. Такой момент длится всего несколько минут, и тут не зевай.

     Подъехали. Что-то тревожно на душе. Работает годами сложившаяся система качества и надежности, но почему в Центре им. М. В. Хруничева все не так?

     Небольшая комнатка напротив входа в зал монтажного корпуса. Комиссия в сборе.

     — Можно начинать, — В. И. Козлов открывает заседание. — Да, собственно, у нас один вопрос: есть заключение о ракете или нет?

     — Заключение пришло, Сафонов показывает факсы, всю ночь в Москве работали.

     — Можно было сделать это и раньше, — делает замечание А. Г. Козлов. Это ему, техническому руководителю, принимать решение. На него, последнего, смотрят члены госкомиссии. Момент напряженный. Ракета на транспортере-установщике, мотовоз пыхтит у ворот, все уже расставлены по местам. Что он скажет?

     Видно, информация у Козлова появилась раньше.

     — Ну что, тогда в путь? — заключил Альберт Гаврилович.

     — Все согласны? — это председатель обращается к остальным членам госкомиссии.

     — Возражений нет, но все-таки нужно сделать замечание Центру Хруничева. Мало нам двух неприятностей. При таком подходе можно схлопотать еще.

     — Это верно, — соглашается В. И. Козлов. — Я уже позвонил Коптеву и Киселеву. Думаю, выводы будут. Ну что? Пошли в зал?

     Командир боевого расчета получил разрешение на вывоз.

     Мотовоз традиционно трогает состав в шесть часов тридцать минут. Гудок, и эшелон медленно отправляется в путь. Выходим из машины и встречаем ракету у ворот. Пожарная машина тоже начинает двигаться, сопровождая ракету к месту старта. Вспышки фотоаппаратов, телесъемка. Такого раньше не было.

     Раньше все было страшно засекречено. Наши западные конкуренты уже давно провели детальные съемки из космоса. Они знают даже номера автомобилей на Байконуре, не говоря про ракеты: ведь такую махину скрыть практически невозможно. Но наши органы пытались это сделать. Они определяли «окна» вывоза, запрещая его в другое время. Объявлялась операция «Скорпион». На это время космодром замирал.

     Теперь другая эпоха. По Байконуру свободно передвигаются иностранцы, и хотя их сопровождают «особисты», информация у них более чем достаточная. Им разрешается фотографировать ракету на вывозе, чего нельзя делать нашим специалистам. Тут же подходит офицер по безопасности и спрашивает разрешение. Если его нет, то тут же следует запрет. А где получают разрешение? Как выясняется, только в Москве. Так что нашим испытателям приходится фотографироваться у ракеты из-под полы. А этого так хочется — показать себя на фоне ракеты родным и близким. Показать, что ты тоже причастен к столь величественному делу. Раньше родственники только догадывались, что их отец, брат работает на космос, а тут вам, пожалуйста, документ — не сомневайтесь, так оно и есть. Мой труд в этом удивительном творении человечества тоже присутствует.

     Вот уже появилась в проеме головная часть ракеты. К ней подведен огромный мягкий трубопровод, через который под головной обтекатель подается воздух определенной температуры. Ведь под головным обтекателем находится тот самый космический аппарат, которому придется работать на орбите Земли годами, посылая людям свои сигналы связи, навигации, телевидения, радио.

     Поэтому отношение к аппарату самое бережное. Не перегреть, не переохладить. Лучше пусть в космосе поработает подольше, чем на Земле.

     Из ворот показался вагон термостатирования. Это от него идут гибкие трубопроводы к ракете.

     Запускается «дизель» автономного питания вагона. Все, теперь подача воздуха началась, можно ехать дальше. Мотовоз дает прощальный гудок, и весь состав в сопровождении идущих по бокам солдат охраны набирает установленную скорость.

     Заходим в комнату КБ ТХМ. Доброжелательные девчата предлагают кофе, чай. А руководитель Владимир Григорьев — даже горячительное. Но не помню случая, чтобы ктото пригубил спиртное.

     У всех напряженные улыбки на лице. За столом на некоторое время наступает тишина.

     — Как будто первый вывоз, — говорю я. Каждый раз, когда все оказывается позади, думаешь: «И что ты волновался?» Но снова вывоз, и начинается все сначала. Опять внутри все сжимается.

     — Это верно, — подтвердил Л. Т. Баранов, — и дальше так будет. Наверное, никто не привыкнет к этому.

     — Ну что, поедем на перекресток? — предлагает В. И. Козлов.

     — Я — на старт. Нужно еще раз все проверить. Лучше лишний раз подстраховаться. Л. Т. Баранов пожимает руки. — До встречи.

     Мы подъехали к переезду. Состав был уже на подходе. Перед переездом поперек дороги стоит автомобиль, гарантируя безопасность. Солдатик с повязкой ВАИ останавливает нас чуть раньше. Да мы и сами уже сбавили скорость.

     Вышли из автомобиля. Сфотографировались на фоне эшелона. Тоже традиция — на память.

     Ракетчики — народ очень суеверный. Накануне пуска все ходят озабоченные, свято соблюдая традиции. Готовы сделать все, чтобы не спугнуть удачу.

     Первый стартовый день уже набрал свою силу. По «разгоннику» только подстыковка коммуникаций да прицеливание гироплатформы. У ракеты свое прицеливание, у нас — свое, независимое. Это делается для того, чтобы в случае отклонения от курса ракеты «разгонник» мог оценить степень бедствия и исправить его. Такие случаи были, и не раз. Мой разгонный блок выручал космический аппарат, выводил его в нужную точку.

     К моменту подъема ракеты и установки ее на пусковой стол наша бригада уже прибыла на старт.

     Ждем команды руководителя подготовки. Все операции по стыковке и прицеливанию проводят военные под контролем гражданских (так военные называют специалистов предприятий-разработчиков). Работают дружно, знают друг друга не один год. У многих складываются дружеские отношения. Выполнив операцию, вместе расписываются в бортовом журнале. Таков порядок. Он отработан годами. Вот уже более двухсот пусков. Это очень много.

     Первый день прошел без замечаний, все по плану. Завтра — наш день. Работа с разгонным блоком. Формирование полетного задания и проведение режима контрольного набора стартовой готовности (режима КНСГ). От этого режима зависит последнее «добро» для блока и окончательное заключение о системе управления. Подготовка к режиму идет примерно часа два. Да и сам режим длится чуть более часа. Обычно он начинается около полудня.

     Во время одного из запусков при проведении режима я находился в бункере. А все телеметрические данные передаются в вычислительный центр в городе. Были сделаны замечания. Чтобы разобраться, пришлось срочно мотать на «десятку» (никак не отвыкнем от старого названия). С тех пор при проведении режима сразу еду на измерительно-вычислительный центр (ИВЦ), где в режиме приема идет обработка информации. Сразу сравнивается контрольная сумма по полетному заданию и видны все параметры блока. Правда, есть особенность. Стоит появиться в зале обработки, жди замечаний. Так что по приезде иду сразу в кабинет заместителя руководителя ИВЦ полковника К. X. Осканяна. Суеверие.

     — Здравствуйте, Вячеслав Михайлович, — приветствует он меня, — все идет по плану. Качество приема хорошее, так что будем надеяться, что все будет нормально.

     — Сколько осталось до конца?

     — Минут сорок.

     — Сразу доложат?

     — Естественно.

     — Вы, конечно, подготовились.

     — Вы нас не обижайте, — улыбается Крекор Осканян.

     Смотришь на человека и чувствуешь: все, что он делает для других, доставляет ему удовольствие. Это просто располагает к нему сразу всех, кто с ним встречается впервые.

     Как-то так повелось, что завершение КНСГ мы немного отмечаем, но в основном идут разговоры о технике.

     Звонок:

     — Прием телеметрии закончен. Теперь обработка. Это минут на двадцать.

     Ожидание не было скучным. Рассказы о службе, о состоянии наземных измерительных пунктов, о компьютеризации управления.

     Снова звонок, но уже военных:

     — Все в порядке?

     Теперь должны дать подтверждение наши специалисты. Они вели параллельный прием информации.

     Звонок. Теперь уже мне. Докладывает Виталий Аравин:

     — Все в порядке. Контрольные суммы сошлись. Все параметры в норме.

     — Спасибо. Дайте отбой в бункер. Поблагодарите всех от меня.

     К.X. Осканян тоже снял трубку и дает отбой военным. К радости операторов, повторять КНСГ не придется.

     Прощаемся. На сегодня все закончено. Повезло. А бывали случаи, когда из-за плохого приема приходилось повторять работу, а это — сотни людей у пультов

     Ох уж этот заключительный проверочный режим! Всегда с тревогой ждешь его. Вспоминается один из случаев, когда замечания по поводу режима КНСГ нарушили наши планы. 5 мая 1998 г. при подготовке к запуску КА «Экостар-4» мы собирались отметить день рождения нашего коллеги В. В. Мащенко. Нам-то что! Подготовку к торжеству вел сам Валерий Васильевич. Мы еще перед отлетом из Москвы подтрунивали над его тяжелой сумкой.

     День рождения совпал с днем проведения этого злосчастного режима. Начало режима, как правило, в районе обеда, идет час, да обработка результатов минут сорок, так что мы рассчитали, что за праздничный стол сядем часов в семь вечера. Расчеты расчетами, а режим режимом. Встали на прогрев. Как положено, поехали на ИВЦ, в Байконур. Заходим к нашим телеметристам. Лица озабочены. Режим пошел, а сигнал слабый. Закончился сеанс. В голову лезут разные мысли: не работает передатчик, повреждены антенны, не настроились на прием. Выезжаем на стартовую площадку. Нужно осмотреть ракету. Полтора часа дороги проходят в тревожных мыслях. Команду закончить работу не дали, все ждут результатов. Поднялись на башню и нашим взорам предстали красные частички на антеннах. «Краснота» не снята. Мы-то думали... Почему? Как это произошло, нужно разбираться.

     «Краснотой» (флашками или крышками) закрывались выходные отверстия систем или агрегатов ракеты. Был целый стенд для контроля, все ли сняли? Ведь не дай Бог останется «краснота» на изделии, беда не заставит себя долго ждать. Сколько ракет улетели за бугор по этой причине. Так что история научила, как нужно обращаться с «краснотой».

     А здесь забыли. И это при тройном контроле! Конечно, виновников нашли быстро. Крышки сняли, и опять повторение режима, опять все сначала, сотни людей вновь ждут результатов.

     Опять помчались в ИВЦ. Хорошо то, что хорошо кончается. В этот раз прием телеметрических сигналов был четким. Анализ работы систем показал норму по всем параметрам. А мы-то в мыслях уже поменяли передатчик, повторили электроиспытания и т. д.

     Приехали на родную «двойку» за полночь. День рождения прошел, но стол не заветрился, да и напитки не выдохлись. Хотя после такого КНСГ настроение было несколько подпорченным. Отметив немного, решили перенести основные торжества после пуска. Обычно на следующий день испытывают ракету. Не был исключением и этот раз.

     У нас выходной. Есть только дежурные операции по продувке изоляции кислородного бака.

     Выходной день. Нет, не воскресенье, а просто выходной. На Байконуре режим жизни задают ракеты. Для них нет ни суббот, ни воскресений. Все подчинено темпу их подготовки. Так что выходной, как и сегодня, может попасть на будни. Наша команда отправилась на базу отдыха. Есть и такое на Байконуре. Во времена расцвета и подъема космической отрасли, когда на полигоне не только проводили пуски, но и строили новые стартовые площадки, руководство больших предприятий, таких как завод «Прогресс», НПО «Энергия», НИИХиммаш, понимая, что организации досуга нужно уделять внимание, и немалое, иначе многие просто сопьются, обратилось в Министерство за разрешением на постройку зоны отдыха на берегу Сырдарьи. Да, было такое время: чтобы построить для своих сотрудников базу, требовалось получить разрешение Министерства, вроде там лучше знают, что нужно, а что нет.

     Следует отдать должное бывшему министру общего машиностроения Олегу Дмитриевичу Бакланову. Он тут же дал команду заводу им. М. В. Хруничева изготовить и поставить на полигон садовые домики, а дальше дело было за самими рабочими и руководителями. Особой заботой о быте людей отличался заместитель директора нашего завода Юрий Иванович Лыгин. Он считал строительство базы таким же заданием, как и сборка и испытания ракет. И люди сверхурочно ездили на базу и своими силами собирали эти домики. Тогда никто не мог и подумать, что ракета «Энергия» совершит только два полета, а «Буран» — всего один. Домики домиками, но ведь кроме жилья нужны вода, электричество, дороги и т. д.

     Не обошли своим вниманием базу и мы. Отдали баки от бокового ускорителя ракеты «Энергия». Так и стоят они при въезде на базу. Эти баки с макета изделия, выполненного по всем законам ракетной техники, думаю, не один десяток лет будут обеспечивать отдыхающих питьевой водой.

     Правду говорят, что вода — это жизнь. Особенно это ощущаешь в степях Казахстана. Как какое-то чудо пронизывает эти бесконечные просторы быстроходная Сырдарья. Неглубокая, в некоторых местах можно перейти вброд, но очень коварная река. Часто встречаются места с двойным дном. Купаться в ней очень опасно. А как быть отдыхающим, да еще в дикую жару? Нашли решение. Вырыли вдоль берега водоем, закачали воду из реки, получилось отличное озеро. Оно быстро заросло по берегам камышом и, что самое удивительное, в нем много рыбы, да и змеи чувствуют себя здесь вольготно.

     Один раз довелось наблюдать такую картину. Дело было в июне. Вышел на мостик. Утро. Вода прозрачная, видно, как играют мальки. Но вот из-под мостика показалась голова большой рыбины — сантиметров шестьдесят. Замерла, осмотрелась. За ней всплыла другая, чуть поменьше. И вдруг ближе к берегу я заметил огромный черный комок. Пригляделся, а это — вылупившиеся из икры мальки. Комок то распадался, то собирался вновь, но при этом двигался вдоль берега, а две рыбины — два змееголова строго следили за ним, как бы отгораживая его от глубины. Очень было похоже на стадо с пастухами, направлявшееся в сторону находящихся неподалеку камышей. Родители оберегали своих малышей. На меня они не обращали внимания, наверное, и без людей у них хватало врагов.

     Среди испытателей немало заядлых рыбаков, но в этом озере рыбу не ловили. Почему-то ее хотелось сохранить.

     По прибытии нам выделили три домика на всю нашу команду. На улице жара. В домиках прохладно, работают кондиционеры. В каждом — небольшая кухонька с холодильником и три комнаты, в которых можно разместить пять человек.

     К такой поездке наша команда готовится основательно. Сначала заезжаем на рынок, покупаем овощи, благо их на рынке в изобилии, да и цены в два—три раза ниже московских. Безусловно, не обходится без шашлыков. Ну и дальше все, что необходимо для пикника.

     Сразу после приезда наши рыбаки — Андрей Сорокоумов и Валерий Мащенко — развивают бурную деятельность по приведению своих снастей в боевую готовность и вскоре исчезают за насыпью. Мы пожелали им удачи, хотя никто из нас на уху и не рассчитывал. Каждый свободный день они отпрашивались на рыбалку, но рыбы мы не видели. Может, просто не доносили до коттеджа, а отдавали по дороге подруге Валерия кошке Лариске? Так что для подтрунивания и язвительных вопросов почвы хватало.

     Но наши девчата не ждут у моря погоды, они быстро и ловко накрывают на стол, а парни берутся за шашлыки.

     Ужин проходит удивительно весело. Шутки, прибаутки, эпиграммы сыпались как из рога изобилия. Особенно отличается мастерством сочинения эпиграмм Павел Авдеев.

     — Вот ты на всех уже написал, а на меня слабо2. А так хочется! Но только учти, ты должен точно указать мою должность, — попросил его как-то В. Мащенко.

     Павел Авдеев вроде никак не отреагировал на его просьбу. Вечер продолжался, и вдруг Павел выдал:

     — Есть, Валера, и на тебя эпиграмма.

     Все замерли.

     С улыбкой Павел выдал:

     Что нам Путин, что нам Геращенко?

     Пусть кусает их муха цеце.

     С нами нынче в компании Мащенко —

     Конструктор, ученый, зам. рук. НТЦ.

     Все просто «грохнули». Такого еще не было. Больше всех смеялся сам Павел, видно, для него самого было неожиданностью, что он так быстро нашел рифму.

     Вот так и проходит день отдыха на базе. Накупавшись в озере, где вода как парное молоко, уже заполночь улеглись спать.

     А мысли побежали вперед, они уже в завтрашнем дне. Тревога стучала в каждое сердце.

     Описал один из запомнившихся дней отдыха. Память избирательна. Она отсеивает повторяющиеся события. И чем старше становится человек, тем быстрее для него летит время. В детстве, когда наше восприятие было обостренным, мы впитывали в себя информацию как губки. Тогда казалось, что время тянется очень медленно, но с возрастом с нами происходит метаморфоза — время ускоряет и ускоряет свой бег, а после пятидесяти уже просто летит. Уже недели и месяцы кажутся мгновением. Странно все это.

     Замечания о работе систем ракеты были несущественными. Опять поменяли приборы.

     Как-то я спросил у А. К. Недайводы — Генерального конструктора КБ «Салют»:

     — Послушай, Анатолий, а как так получается, что вы поменяли приборы и, не узнав причину дефекта, даете «добро» на дальнейшую работу?

     — У нас так заложено в документации.

     — У нас тоже заложена замена дефектного прибора на новый из ЗИП. Так мы называем запасные инструменты и приборы. — Но все равно необходимо знать, почему прибор отказал. Мы срочно высылаем его на завод-изготовитель, ведь, может, и в замененном приборе стоит микросхема из той же партии, что и бракованная. Тут и беды нажить недолго.

     — Может, это и так, только нужно принять во внимание статистику. Да и отправить прибор в Харьков — проблема: другое государство, таможня. Только на пересылку уходит месяц. Так что приходится уповать на экспресс-анализ. Будем надеяться, что пронесет.

     — Но всякий риск должен быть разумным.

     — Это верно.

     Так мы тогда до конца и не поняли друг друга.

     Вечером 23 июня, как всегда, наша команда стала готовиться к заключительному этапу. Надели чистые рубашки, нагладились, привели себя в порядок, готовились, как на торжественный прием. Принаряженные, стали проверять в папках свои записи. В коттедже наступила тишина. Кто в холле на диване, кто в своей комнате, мы собирались с мыслями. Думаю, что каждый вспомнил предыдущие пуски, просмотрел одному ему только понятные отметки в записной книжке, ведь не даром говорят, что самые плохие чернила лучше хорошей памяти. Вот подошла «Газель», и основная часть уехала. Через полчаса и мы с военпредом тронемся.

     Заседание Госкомиссии перед заправкой назначено на десять вечера, как обычно, за восемь часов до старта. Доклады стандартные, как и на предыдущем заседании, в основном об испытаниях на старте.

     На комиссию и на пуск прилетел А. К. Недайвода. Видно, звонки В. И. Козлова возымели свое действие. Ведет себя уверенно, как бы заранее зная, что все будет хорошо. Когда-то он был заместителем генерального конструктора по испытаниям и досконально знал полигонные дела. Вот зачитали решение о заправке и пуске ракеты. Назначен ответственный — полковник В. Н. Ефименко и технические руководители по аппарату, блокам ракеты. Время начало отсчитывать часы, оставшиеся до старта. Мы прошли в комнату Госкомиссии.

     Практически сразу началось «захолаживание» магистралей окислителя разгонного блока. Напомню, что окислитель «разгонника» — жидкий кислород, а, как известно, его температура порядка — 185®С. Магистрали довольно длинные, и хотя трубы двойные, как в термосе, да еще изоляция, обеспечиваемая вакуумированием, но сами-то они еще «теплые». Вот и прогоняют через них жидкий кислород до тех пор, пока на входе в блок будет не пар, а жидкость, да еще определенной температуры. Только тогда ее можно подавать в бак. Такой процесс длится полтора часа.

     За полчаса до его окончания начинается заправка ракеты окислителем. Окислитель ракеты — азотный тетраксид — захолаживания не требует. Пролили магистрали заправки и в ракету.

     Время подготовки как бы растягивается, оно замедляется, и тут нужно взять себя в руки и не суетиться. А порой хочется поскорее все завершить.

     Час на заправку бака «разгонника» окислителем. Затем термостатирование.

     Дело в том, что, как у нас говорят, среднебаковая температура еще не дошла до нижнего предела, а так хочется сделать еще холоднее. Случай, когда мы выяснили, что при «теплом» кислороде двигатель в космосе не запустился второй раз, заставил нас с особой осторожностью подходить к этому параметру. Двигатель доработали, уменьшили зазоры в уплотняющих кольцах, но все равно, чем ниже температура, тем спокойнее чувствуешь себя.

     Процесс термостатирования заключается в том, что в бак постоянно подается охлажденный кислород, а из бака вытекает прогретый, ведь экранно-вакуумная изоляция бака на Земле не столь эффективна, как в космосе. В космосе процесс вакуумирования многослойной изоляции происходит естественно, просто на чехле открываются специальные клапаны, и воздух или продувочный газ выходит из изоляции. Сама она «вспухает», и майларовая пленка за счет отражающей способности замедляет процесс теплопередачи.

     Все процессы протекают спокойно. Испытатели знают, что делать.

     Вот началась заправка ракеты горючим. Наш-то блок залили «горючкой» еще на заправочной станции.

     Опять традиционно обхожу пультовые. Специалисты на местах, из докладов узнаю, что идем по штатному расписанию.

     — Вас нашел секретарь госкомиссии? — обращается ко мне В. Н. Панарин.

     — Нет, а что?

     — Просили зайти в комнату госкомиссии.

     — Что случилось?

     — Не знаю, но собирают всех членов госкомиссии. Поднимаюсь на второй этаж, захожу в комнату, все в

     сборе.

     — Евгений Иванович, повтори все по порядку, — просит председатель Е. И. Соколова. Вид у него удрученный.

     — Заправка первой ступени горючим прошла нормально. Уровней достигли в расчетное время, а вот при заправке второй и третьей ступеней началась какая-то чехарда. Автоматика показала, что достигли уровня второй ступени, а в третьей получили перелив и отключилась. Ничего пока понять не можем. Даже уровней не знаем.

     — Что предлагается? Это что, замечания по «Земле»?

     — Мы всё проверили. Вроде, к «Земле» претензий нет. Да, ситуация: стоят полностью заправленные ракета и

     разгонный блок, но вот уровней во второй и третьей ступенях не знаем. А. К. Недайвода молчит.

     — Мы не можем дать «добро» на пуск из-за заправки, — продолжает Е. И. Соколов.

     — Будем сливать, — делает заключение А. К. Недайвода. Сразу вспомнились слова из песни испытателей: «Лишь

     бы улетела, не дай нам Бог сливать».

     Конечно, в конструкции ракеты все предусмотрено для слива, да и стартовые системы готовы принять компоненты топлива, но не любят ракетчики такие операции, ведь придется все повторять сначала, опять сотни людей будут в напряжении, опять нервы, волнение.

     Но делать нечего. Решение принято. Компоненты топлива из ракеты сливаем. А блок? Десять тонн кислорода. Как быть? В документации все расписано. Можно слить, а можно и не сливать. Вот здесь и наступает время технического руководителя. За ним последнее слово. Именно для выхода из таких критических ситуаций он и приезжает на пуск.

     Вспоминается наш руководитель, академик В.П. Глушко. Спросил его как-то заместитель министра:

     — Валентин Петрович, почему вы летаете на каждый запуск?

     — Понимаете, если все хорошо, то я там (на полигоне) не нужен. А если что случится, меня же спросят, а где вы были? Почему на месте не приняли решение? Да и не только кто-то, но и я сам себя спрошу об этом.

     Так что со времен С. П. Королева наши руководители вылетают на полигон, когда идут запуски космонавтов. Нынешний наш глава, академик Ю. П. Семенов, не изменяет этой традиции.

     Исключение делается для разгонного блока. Блок совершил более двухсот полетов, показал высокую надежность, может, поэтому наш Генеральный доверил роль технического руководителя своему заместителю, т.е. мне.

     Для принятия решения необходимо проработать все варианты и найти оптимальный. На первой очереди стоит безопасность, а затем уже сохранность блока, стоимостные параметры, занятость персонала и т. д.

     Все быстро проносится в голове. В этот раз решили сливать жидкий кислород не полностью, а частично, увеличив тем самым газовую «подушку» в баке. Запуск отложили на сутки. Посчитали, что за это время кислород немного испарится. Открыли для этого дренажный клапан. Ущерб будет существенно меньше, чем при сливе, да и потери сопутствующих компонентов окажутся минимальными. А в условиях, когда на каждый запуск приходится выбивать деньги для закупки топлива, это существенно. Оставили дежурных по блокам.

     Сейчас все внимание на ракету. Сразу выстраивается несколько версий. Пока сливается топливо, все версии детально анализируется.

     Первое, на что грешим, это на управление клапанами. Раскладываем на столе схемы. Проверяем основные места, где могут быть нарушения. Определяем, где что еще раз проверить и посмотреть.

     Топливо слили. Бригада отправляется на башню обслуживания. Вскрывается люк, и все становится ясно: перепутаны управляющие трубопроводы. Это надо же! Более чем двести пусков, и вдруг такое!

     Сразу начинается полемика. Некоторые говорят о конструктивном несовершенстве. Логика есть. Правила ракетостроения диктуют, что соединение кабелей или трубопроводов должно быть таким, чтобы нельзя было сочленить безадресные разъемы или штуцера. Но стыкуют. Рассказывают, что стыкуют и «папу» с «папой». Так что проверка соединений тоже является основным правилом.

     Все исправили. Можно продолжать работу.

     — А как вы будете проверять адресовку? — Это вопрос к А. К. Недайводе.

     — Конструкторская документация не позволяет допустить ошибку.

     — Но ведь ошибка была. У нас в «Энергии», если есть замечание, то есть и мероприятия, для того чтобы данное замечание не повторилось. Может всплыть другое, но этого уж точно не будет.

     — Пусть работают по конструкторской документации.

     Меня всегда бесило это слово «пусть». Вроде как все делается само собой. А ведь за этим «пусть» — конкретные люди, перед ними нужно поставить задачу. Поэтому, когда говорят «пусть», это означает команду в пустоту.

     — Вот вы и введите в КД проверки.

     — Это невозможно.

     — А как же сейчас, вы исправили и не проверили?

     — Нет, проверили.

     — Значит, способ проверки существует?

     — Существует.

     — Так и введите его в документацию.

     Виктор Иванович Козлов наблюдал за нашей перепалкой, молчали и остальные члены комиссии.

     — Мы прошли более двухсот пусков. Это случайность.

     — Но она была и не должна повториться в будущем, — не выдержал В. И. Козлов.

     — А в чем вопрос? Что здесь особенного: выпустить инструкцию по поводу проверки.

     — Мы этого делать не будем, упорствовал Анатолий.

     — Давайте запишем рекомендацию в решение госкомиссии.

     Все поддержали. У меня остался какой-то неприятный осадок от этого разговора. Подумал про себя: «Сами дойдут до проверок». И действительно, к следующему пуску такой документ был выпущен.

     Порой удивляешься упорству людей. Может, в каждом из нас живет дух противоречия. Не обратили бы внимание на недоработку и не заострили бы этот вопрос, думаю, он был бы и так решен. Так уж устроен человек, не любит он, когда ему указывают на недостатки. Этот случай говорил как раз об этом.

     Заседание госкомиссии прошло спокойно. Через сутки мой блок чувствовал себя вполне нормально. Осталось подлить жидкого кислорода да захолодить его в баке. Все шло как по маслу.

     Ракету заправили строго по графику. Образовалась технологическая пауза — время на дополнительное осмысление и небольшую передышку.

     Остались заключительные операции: отстыковка воздушной системы термостатирования и снятие заглушек.

     У ракетчиков они называются «снятие красноты». Все, что стоит на ракете и не идет в полет, окрашено в красный цвет, и этого цвета не должно быть на ракете.

     Вот ферма обслуживания освободила ракету от своих пут и медленно отползает на предписанное место.

     Набор готовности разгонного блока, набор готовности системы управления ракеты, набор стартовой готовности космического аппарата. Все идет без замечаний.

     Все. Можно ехать на НП (наблюдательный пункт).

     С командиром космодрома Л. Т. Барановым садимся в машину. Бункер запирается. На старте и возле бункера безлюдье. Все готовы к запуску. Только посты на месте, и при виде нашей машины открываются шлагбаумы, а офицеры и солдаты отдают честь своему начальнику.

     Наблюдательный пункт находится на территории одного из измерительных пунктов космодрома.

     Доклад полковника, что все средства измерительного комплекса готовы к пуску.

     На НП не так много народа. Пуск серийный. Мэр Байконура, представители Космического агентства Казахстана присутствуют всегда.

     10 минут до старта. Л. Т. Баранов занимает свою позицию у полевого телефона. На прямой связи бункер. Начинается репортаж. К командиру сведения поступают, естественно, быстрее и правдивее. Ведь репортаж-то ведется по сценарию. Был случай, когда ракета упала, а по репродуктору бодрый голос оповещал, что полет нормальный.

     По спокойному лицу командира можно догадаться, что все идет нормально.

     — Есть контакт подъема, — говорит командир.

     Яркая вспышка озарила старт, темный дым, как одеяло, в последний раз окутал творение землян. И вот, как бы сбросив это покрывало, ракета начинает свой стремительный разбег в космос. Ее полет величавый, уверенный, как награда и благодарность людям, вложившим в нее свой труд, душу, знания, опыт.

     Резкий хлопок работающих двигателей доходит до нас. Равномерный, постепенно затухающий гул несет успокоение.

     Счастливой тебе дороги!

     Пуск прошел по плану. Не подвели ни ракета, ни наш блок. Выполнили один из пунктов Федеральной программы. Началась штатная работа КА «Экспресс-3А» в составе космической группировки.

     Люди бывают разными. С этим трудно не согласиться. Но по поводу порядочности человека у меня всегда было правило: с кем бы меня ни знакомили, стыдно думать о нем плохо. Все люди порядочные и честные, они могут отличаться только воспитанием. Но вот лживость, жадность, грубость человеку не свойственны. Такой подход к людям у меня, как правило, оправдывался. Плохих людей встречаешь редко, да и само понятие «плохой человек» очень расплывчато. Человек причинил боль другому, нет, не тебе, а просто ты видел, как он, общаясь с незнакомыми тебе людьми, нагрубил, обманул, и все: для тебя он тоже плохой.

     А вот понятие «самонадеянность» к чему относится? В жизни такая черта может принести много злоключений. Особенно это опасно в технике. Исполнитель за счет своей самонадеянности может наделать немало бед. А уж когда это видишь у руководителя, жди крупных неприятностей.

     Часто сравниваю подходы к решению технических вопросов у американских специалистов и у наших. Американцы во всем сомневаются, не один десяток раз обсуждают каждый вопрос, рассматривая его с разных сторон. Для наших же ясность наступает быстро, тут же следует и принятие решения. Вот тут-то и жди беды.

     Вначале меня просто поражала эта дотошность зарубежных коллег. Но когда я проанализировал результаты такого обсуждения, стал более терпимым и с пониманием относился к их, казалось бы, примитивным вопросам. Пришлось убеждать наших специалистов, чтобы они не отмахивались от вроде ясных вопросов, в постановке которых был свой смысл. В период обсуждения логика начинает работать как бы сама по себе. После длительных дебатов мне становилось понятно, каким будет следующий вопрос.

     У нас тоже есть такие дотошные люди, которые расчленяют вопрос до тех пор, пока не получат, как говорят, производную второго, третьего порядка. А есть и другие, которым сразу все ясно. Они готовы принять решение, даже не узнав фактов. Часто, не прислушиваясь к мнению окружающих, они высказывают свое понимание вопроса и предлагают решение. А если это руководитель? Тогда все начинают кивать в знак согласия, да еще комментируют гениальность принятых руководителем решений. Попробуй не похвали руководителя, он запомнит и сделает выводы. Вся система в стране была построена на этом принципе, а в результате создается культ личности от самого верха до самого малого руководителя. «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак» — как все просто. А если за тобой целый ракетно-космический комплекс? А ты работаешь по памяти и замкнул все на себя. Беда придет, обязательно придет. Не раз был тому свидетелем. Но самое страшное, что такие люди остаются «у руля», так и не поняв, что виновницей катастрофы стала его самонадеянность. До истинной демократии нам еще далеко!

     Как обычно, за полчаса до запуска ракеты поднялись на смотровую площадку наземного измерительного пункта. Запуск девятнадцатого коммерческого космического аппарата «Сириус-1» был запланирован в рамках очень жесткого графика задействования ракеты «Протон». За восемнадцать дней четыре раза использовать такую мощную ракету-носитель было чрезвычайно сложно. Планировали три запуска: по Федеральной космической программе — «Экспресс-3А», коммерческий пуск КА «Сириус» и третий запуск служебного модуля к международной космической станции. Последний находился под особым контролем и Российского космического агентства, и правительства. Сорвать межгосударственные обязательства было равносильно их разрыву. Это, конечно, сильно сказано, но неприятностей было бы много. Все было спланировано.

     Но тут возникли военные. Им срочно потребовалось отправить в космос спутник «Гейзер». То ли обстановка в Чечне, то ли другие обстоятельства, но они хотели это сделать непременно 1 июля. Как раз именно на этот день был намечен запуск КА «Сириус», что практически невозможно без участия военных. У них в руках были не только стартовые команды, но и обслуживающие инженерные системы, не говоря уже о наземных пунктах управления. Да и без нас, гражданских, военные не в состоянии обеспечить запуск. Образовался такой клубок, который сразу и не распутаешь. Сначала военные поставили ультиматум, а затем и А. И. Киселев — Генеральный директор Центра им. М. В. Хруничева — выставил свой. У него были обязательства перед заказчиком — провести запуск именно 1 июля. Сорвать срок — значит платить неустойку, и немалую. Необходимо было найти компромисс.

     Мы на Байконуре были готовы к запуску и «Сириуса», и «Гейзера». Наблюдали за процессами и в Москве.

     Надо отдать должное Анатолию Ивановичу Киселеву: он первым пошел на сближение. Вопрос о запуске «Гейзера» военные довели до Генерального штаба. Пришлось ехать туда.

     Наконец, все разрешилось: запуск КА «Гейзер» был перенесен на 7 июля.

     РКК «Энергия» поддерживало опережающий запуск этого аппарата только по одной причине: при запуске КА «Гейзер» на носителе планировалось использовать доработанные двигатели (дважды PH «Протон» падал из-за отказа двигателей второй ступени).

     Служебный модуль к МКС предполагалось запустить на идентичном носителе. Нужен был подтверждающий пуск, хотя бы второй. А КА «Сириус» шел в космос на еще недоработанном носителе.

     Полчаса до запуска. Со многими встречаешься на НИПе. Генеральные конструкторы систем или их заместители, администрация Байконура, представители штаба командования, представители национального аэрокосмического агентства Казахстана. Все находятся здесь, на Байконуре, многие живут постоянно, но в период подготовки разгонного блока им просвета не видно. Все заняты своей работой. А здесь — все сразу. Можно многое решить.

     Наблюдательный пункт (НП) с банкетным залом для гостей находится совсем в другом месте — на бывшей боевой площадке. Там тоже ведется репортаж. На этом НП бывает очень много народу. Вереницей приходят автобусы. С гостями из Москвы (их привозят специальным самолетом), со школьниками из города, да и различных представителей достаточно. На длинных флагштоках развеваются четыре флага: России, США, Казахстана и Байконура.

     На нашем НИПе все скромнее, по-деловому. Прямая связь с бункером. Да и народу существенно меньше.

     — Ну что, пошли, — предлагает командир Л. Т. Баранов.

     Поднимаемся на верхнюю площадку.

     — Тебя выпустили? — Это уже А. В. Сафронов обращается ко мне. — А на сколько?

     Его шутки вызывают улыбку. Неунывающий человек, гостеприимный хозяин, знаток бесконечного множества анекдотов, к тому же умеющий их рассказывать. Хорошо знающий свои двигатели, опытнейший испытатель, он пользуется огромным авторитетом у всех ракетчиков. Да, именно у всех. Ведь он — представитель знаменитой фирмы НПО «Энергомаш» им. академика В. П. Глушко, когда-то и нашего (НПО «Энергия») руководителя.

     — А без тебя в камере будут скучать.

     — Обещал привезти новые анекдоты, жду, — ответно отшучиваюсь.

     — А, есть один. — И из его уст сыплется очередной анекдот.

     Напряжение как-то ослабевает. Все смеются. Но, уверен, все мысли там, на старте, где в лучах прожекторов стоит белоснежная красавица ракета.

     — До старта двадцать минут — голос из репродуктора. Удивительное чувство. Уже забыты предыдущие пуски. Думаешь: «А что ты тогда волновался? Все же хорошо закончилось». Ан нет. Опять пуск, и ни с чем не сравнимое состояние забирает тебя вновь. Все как будто в первый раз. И мысленно ты уже слетал и отделил космический аппарат, а когда представишь себе, что может случиться, если... Гонишь от себя эти мысли, а они лезут и лезут. По лицам присутствующих вижу, что не только у меня такое состояние. И хотя Анатолий смеется своему анекдоту, но глаза явственно выдают его волнение.

     — До старта осталось пятнадцать минут.

     Странно не видеть в правом углу смотровой площадки И.С. Додина. Обычно он забивается в этот угол и не отрываясь смотрит на свое изделие, уходя в себя и уже ничего не воспринимая. В этот момент лучше к нему не обращаться.

     Небольшого роста, немного картавит, полон энергии, которой можно только позавидовать. Смотришь на него и думаешь, как много все-таки зависит от одного человека. Его напор, умение подчинить себе людей, организаторские способности обеспечили в короткие сроки полную реконструкцию монтажно-испытательных залов, позволили ввести новые рабочие места для испытаний космических аппаратов и нового разгонного блока.

     Монтажно-испытательные залы отделаны по самым современным требованиям, чистота необыкновенная. Зарубежные специалисты оценивают их по этим параметрам ничуть не хуже американских, и это в степи, где дуют пыльные ветры. Впервые такой зал был введен в действие на площадке 254, где готовят разгонные блоки. Тогда крепко досталось вице-президенту РКК «Энергия» Аркадию Леонидовичу Мартыновскому. Он впервые решал такую задачу на полигоне. Времени для реконструкции зала было в обрез. Должны были строго по графику принять американские спутники, а уж капризности американцам не занимать. К тому же взбадривал постоянный контроль со стороны Генерального. Но все кончилось хорошо. Комиссия приняла монтажный зал и расположенную в нем станцию для заправки аппаратов.

     В этом зале испытывали американские аппараты «Иридиум». Хорошие отзывы зарубежных заказчиков заставили и руководство Центра им. М. В. Хруничева привести в порядок два огромных зала на площадке 95. Пришлось практически заново организовать «замороженную» на долгие годы работу по вводу в строй огромного монтажно-испытательного корпуса 92-50. Вот здесь-то и проявил себя Игорь

     Соломонович Додин. Он мотался по полигону, отыскивал старое, никем неиспользованное оборудование, монтировал из него стапели и кантователи, обеспечивал закупку и доставку на Байконур инженерной техники и кабельной продукции. Он был хозяином, именно хозяином, своего комплекса, расчетливым, экономным руководителем. Это благодаря его энергии был отремонтирован и солдатский клуб, который превратился в современный, хорошо отделанный дворец для проведения заседаний и торжественных мероприятий.

     Постоянное напряжение из-за повседневной работы и пусков дало о себе знать. Начало пошаливать сердце, и вместо своего места в правом углу зала он оказался на больничной койке.

     — До старта осталось десять минут.

     Командир космодрома держит около уха трубку прямой связи с бункером.

     — Нет готовности космического аппарата, — вслух повторяет он сообщение из бункера.

     Пока ничего не вызывает волнения.

     — Думаю, замешкались.

     — До старта восемь минут, — голос по громкой связи.

     — Ну как они там? — спрашиваю.

     — Пока нет готовности, — отвечает и далее в трубку:

     — Узнай, что они там медлят. — Это приказ «первому».

     — До старта осталось пять минут.

     — Готовности нет. Бегают все друг к другу. Выясняют.

     На лице появляются признаки волнения.

     — Есть готовность головного блока.

     Ну, думаю, это уже легче. Космический аппарат входит в головной блок. Значит, получено «добро».

     — Американцы не дали «добро», — обеспокоенно говорит Л. Т. Баранов.

     — До старта осталось четыре минуты, — бесстрастный голос по «громкой» говорит всем, что все идет по плану.

     Но мы-то знаем, что такое не иметь «добро» на пуск из-за неготовности аппарата. Это известно только очень узкому кругу технического руководства. Это не афишируется.

     Напряжение нарастает с каждой секундой.

     — Неужели сливать?! — только и произнес командир.

     За этими словами тянется такой объем работ, что становится не по себе. Мало слить компоненты, нужно еще знать, что делать с ракетой. После гадких компонентов ее даже в монтажный корпус привезти — проблема. Нужно еще найти, почему не прошла команда готовности космического аппарата. Мысли бегают как шальные. А здесь еще плановые пуски через семь и двенадцать дней. Все может пойти кувырком.

     — До старта осталась одна минута.

     Лицо командира становится сосредоточенным. Он-то лучше, чем кто-либо, представляет, что последует за отменой пуска.

     — Не успеют, — выговаривает командир, подытоживая происходящее, — что-то не в порядке. Наверное, придется сливать.

     По условиям пуска за десять минут до команды запуска маршевых двигателей ракеты боевой расчет и руководитель должны получить разрешение на пуск от руководителя подготовки космического аппарата. Незадолго до этих злосчастных минут космический аппарат должен перейти на собственное электропитание от бортовых батарей. Без информации, подтверждающей это событие, запускать аппарат не имеет смысла. Он будет просто «болванкой».

     Вот за минуту до старта, как у нас называют, «отмашки» от американцев не было.

     — Тридцать секунд до старта. Все, отмены не избежать, — комментирует командир. На лице тревога. Он уже не может смотреть на ракету. Его мысли перекинулись на организацию работ в результате этой аварийной обстановки.

     — Десять секунд.

     — Все, отмена!

     В этот момент вижу, что под ракетой появился ярко оранжевый клубок.

     — Какая отмена?! Она полетела!

     — Как?! — вскрикнул Л. Т. Баранов и резко повернулся в сторону старта.

     В ночном небе появилось зарево, на старте из клубов дыма величаво начала свое движение ракета. Теперь ее остановить невозможно.

     — Что будет?! — только и вымолвил командир.

     А я как будто успокоился. Все будет хорошо.

     Огненный след ракеты четко выделялся на фоне черного неба.

     В.Л. Иванов, председатель межгосударственной комиссии, уже просит собраться в комнате заседаний госкомиссии. Нужно ехать, но мы ждем отделения головного блока. Репортаж идет своим ходом. Полет протекает нормально. Вот объявили, что головной блок отделился. На наблюдательном пункте очень шумно, хлопают в ладоши. Стартовики и ракетчики не скрывают своей радости. А нам, кто отвечает за работу разгонного блока, еще радоваться рано. Нужно ждать еще три часа. Разгонный блок должен еще два раза включиться, отработать заданный импульс и отделить на целевой орбите космический аппарат.

     Прощаемся с Л. Т. Барановым: он — на госкомиссию, а мы к себе на площадку 254, где оборудована комната управления блоком и приема телеметрических сигналов.

     Полчаса дороги. Вхожу в комнату.

     — Уже несколько раз звонил Лопан директор программы из Центра Хруничева по запуску КА «Сириус». Просил позвонить.

     — Хорошо, соедините.

     Выходим на связь.

     — Виталий, что волнует?

     — Да американцы очень нервничают. Они не знают состояния бортовой аппаратуры. Боятся потерять аппарат. Как только узнаете параметры орбиты, сообщите.

     До зоны видимости оставалось минут десять. Программа выведения космического аппарата «Сириус» была не совсем традиционна для разгонного блока.

     Если большинство коммерческих аппаратов выводили на очень вытянутый эллипс с наклонением порядка 15® к экватору, то КА «Сириус» выводили на целевую орбиту с наклонением 63®, да к тому же эллипс был вытянут еще сильнее, так что высота в апогее достигла порядка 50 тыс. км. Выведение было двухимпульсным. Первый раз маршевый двигатель разгонного блока включался примерно через 40 мин., а второй, не дожидаясь прихода в точку апогея переходной орбиты, — через 2 ч от начала подъема.

     Через 40 мин. блок улетел на противоположную сторону Земли. С наземных пунктов России не представлялось возможным проследить за этим первым активным участком. Информация записывалась на бортовое запоминающее устройство и при появлении разгонного блока в зоне видимости сбрасывалась на измерительные пункты. Управленцам и телеметристам отводилось очень мало времени для такого сброса. Дело в том, что через 10 мин. после вхождения в зону видимости начинался второй активный участок. Нужно было успеть четко провести этот процесс, поскольку угол наклона наземных антенн был очень близок к горизонту, а в атмосфере присутствовали сильные помехи.

     Мы шли на риск, так как полагались на работу бортовой аппаратуры в автоматическом режиме. Но стоило автоматике лишь только один раз сбиться, и мы уже никогда не смогли бы понять, что произошло на борту. Такой случай у нас был, когда запускали КА «Марс-96». Тогда так однозначно и не установили, почему головной блок не сработал и не вывел аппарат в сторону Марса. Но постепенно об этом забыли. Надежная работа блока позволила принять решение — лететь без дополнительного измерительного пункта, который ставился и во времена Союза. Коммерческие пуски предполагают для этого определенные средства. Но сколько мы ни обращались в Центр им. М. В. Хруничева, получали отказ. Объяснение простое: плавучие измерительные пункты очень дороги. Шли на риск, но, повторяю, только потому, что была большая полетная статистика.

     А как хочется поскорее узнать, как сработал твой блок! Понимаю американцев. Их состояние, когда не знаешь, ответит ли аппарат с орбиты, было ужасным.

     Мы с нетерпением ждали «захвата» нашими измерительными средствами разгонного блока. Наземные антенны настраивались на расчетную точку прихода головного блока при штатном режиме работы двигательной установки. Сам факт «захвата» уже говорит о многом, это значит, что блок сработал, нужно только уточнить, в каком режиме. Если нет «захвата», срочно нужно перестраиваться на опорную орбиту (на орбиту, куда вывел головной блок PH «Протон») и принимать телеметрическую информацию, из которой и определять причину аномалии.

     — Есть «захват» разгонника по целеуказаниям.

     Этот доклад оператора из центра управления частично снимает волнение.

     — Качество приема не совсем хорошее. Нет воспроизведения. Даем команду на повтор.

     Смотрю на часы. Времени очень мало.

     — Не пропустите НП, рекомендую Центру (НП — непосредственная передача).

     — Есть включение ДУСОЗ. — Это о двигательной установке системы обеспечения запуска маршевого двигателя.

     Это значит, что остановили воспроизведение и пошел репортаж о втором активном участке. Успели! Звоню В. Я. Лопану.

     — У нас все штатно, — я немного лукавлю, ведь информации о первом включении нет. Только косвенные параметры свидетельствуют, что все прошло по плану. С напряжением жду его реакции.

     — У нас успокоились. Американцы установили связь с объектом. Их борт работает. Они перешли на бортовое питание. Зря волновались.

     Отработала система обеспечения запуска, а затем и маршевый двигатель. Космический аппарат выведен с высокой точностью. Все поздравляют друг друга. Очередная удача.

     Как потом выяснилось, та самая злополучная кнопка, по которой американцы могли дать отбой, не была подключена к источнику питания, то ли случайно, то ли осознанно. В противном случае однозначно был бы отбой пуска. Вот так бывает в нашем деле. Из-за случайного отсутствия информации о переводе космического аппарата на бортовое питание могли потерять целую ракету. Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло.

     Через неделю опять запуск, опять все сначала.

     Пуск КА «Сириус» состоялся через семь дней после пуска «Экспресса». Несмотря на такой жесткий график запусков, пусковую площадку 23 не разрешили задействовать: ее готовили для старта служебного модуля (перестраховка).

     Обычно по документации время на подготовку стартовых систем для пуска PH «Протон» составляли двадцать дней, а здесь — всего девять. Разрешили использовать только две пусковые установки: 24 и 39. Первая находилась в ведении военных, вторая была передана в эксплуатацию КБ общего машиностроения (КБОМ) под патронажем Росавиакосмоса. И что интересно: космические аппараты Минобороны запускали с установки 39, а гражданские — с установки 24. Наши военные и здесь экономные. Вставив в программу свой запуск, усложнили положение всех стартовиков, поскольку из-за того, что подготовку площадки 39 невозможно было обеспечить за семь дней, коммерческий пуск перенесли на площадку 24. Стоимость услуг по запуску пошла в карман военным. А свой космический аппарат запустили, как говорится, задаром, расчетами с КБОМ, оплату которых проводил Центр им. Хруничева. Вот сколько стоило согласие на перенос пуска «Гейзера» на неделю!

     Стартовый комплекс — это огромное хозяйство, не один десяток различных систем. Рассмотрим, например, обслуживание разгонного блока. Начнем сверху.

     Поскольку для запусков КА «Сириус» стартовым комплексом PH «Протон» не планировалось использовать разгонный блок, стартовые сооружения пришлось дорабатывать под обслуживание и заправку разгонника жидким кислородом. Была построена специальная площадка, куда доставлялась цистерна с кислородом, проложены сотни метров трубопроводов для его подачи на борт изделия, дополнительно оборудованы площадки обслуживания и подведены системы воздушного термостатирования. И, конечно, смонтированы системы контроля и управления блоком.

     Вот за эти системы ответственность полностью легла на РКК «Энергия». КБ общего машиностроения не хотело управлять бортовыми летными системами, да мы и не разрешили бы им этого. Ведь за полет отвечает РКК «Энергия», а влезть со своими командами на борт другой организации было непозволительно. Не дай Бог, если напутают.

     Так и пришлось РКК «Энергия» разрабатывать и отлаживать систему управления заправкой жидким кислородом, а для этого нужно в определенной последовательности открывать запорный клапан на наземных трассах и контролировать работу бортовой аппаратуры. Программа предусматривала перед каждым пуском проверку этой системы.

     На башне обслуживания проводилась закольцовка системы заправки (имитировался борт — бак окислителя). Из заправочных емкостей жидкий кислород «гонялся» по магистралям, тем самым до приезда ракеты на старт проверялась герметичность и работоспособность системы и подтверждалась ее готовность к работе с изделием.

     Но бак окислителя имеет определенный объем, который нужно очень точно заполнить. Эту точность контролирует датчик наполнения, по достижении определенного уровня выдающий команду на прекращение заправки и на начало термостатирования (захолаживание компонента) в баке. Появилась еще одна электрическая система со своими «электронками», блоками и кабелями.

     Находясь на старте, мы, безусловно, должны знать, каково состояние блока в целом. Для этого требовался контроль более трехсот параметров: герметичности и давления в приборном отсеке, давления в погруженных шар-баллонах, давления наддува в баке горючего, давления и температуры в двигательных установках системы обеспечения запуска, температуры в баке окислителя, давления в системе теплоизоляции бака окислителя, зарядки бортовых батарей и других. Так что приходится иметь целую систему централизованного контроля параметров разгонного блока и заправочных систем.

     Всем известно, что перед полетом в системы управления ракетой и разгонным блоком вводится полетное задание, которое однозначно определяет, куда лететь ракете и в какое время. В наземных системах появилась система управления, аналогичная стоящей на борту и обеспечивающая включение всех бортовых элементов: систем термостатирования, телеметрических и других. Перед пуском эта система обязательно проверяется в режиме контрольного набора стартовой готовности. Затем проводится сверка полетного задания и оценка всех параметров борта. При положительных результатах всех параметров, и особенно контрольной суммы по полетному заданию, выдается окончательное заключение о готовности системы управления разгонным блоком к штатной работе.

     Процесс ввода полетного задания базируется на фактических данных, полученных от системы прицеливания, которая точно «привязывает» истинный меридиан к осям гиростабилизированной платформы. Так появилась еще одна наземная система.

     Все перечисленные системы требуют вполне определенного электроснабжения. Это мы дома не задумываемся и суем в розетку вилку того или иного прибора. Знаем: напряжение 220 В, частота 50 Гц. А бортовая аппаратура давно работает на напряжении 27 В и при переменном и постоянном токе. Значит, наземную электросеть нужно перевести на те же параметры, что и у бортовой. Так появилась СНЭСТ — система наземного электрического снабжения специальными токами.

     Вот эти системы перед каждым стартом необходимо проверить. Когда ракету привезут на пусковой стол, времени на проверку уже не будет. График подготовки расписывается по минутам, и, если будет замечание, исправлять придется в неурочное время. Лучше все проверить заранее. Вот наши испытатели: В. Р. Свидерский, А. Н. Дударов, И. Ишимбаев — буквально не уходили из стартовых сооружений, готовя системы к очередному пуску. А если учесть, что работают эти сооружения десятилетиями, да уже и за пределами своего ресурса, то можно себе представить, сколько нужно энергии, выдумки, именно выдумки, русской смекалки, чтобы заставить работать все четко, когда вместо запасных частей приходится изобретать на ходу заменители. Ведь системы-то давно сняты с производства.

     Сотни метров кабелей, более пятидесяти приборов, и каждый должен четко функционировать. Это легче сказать, чем сделать. К тому же постоянно подгоняет начальство, поэтому до первого срыва недалеко.

     Понимаю, что написанное больше понятно техническому человеку, но даже простое перечисление систем говорит о том, с каким объемом работ приходится иметь дело испытателям на космодроме.

     Системы разгонного блока занимают лишь небольшую часть стартового комплекса. Ведь только основных сооружений, в которых располагаются стартовые и технические системы — около сорока, а если учесть все, даже небольшие строения, то их можно насчитать более сотни.

     Давайте начнем все по порядку. Собрали ракету в монтажном корпусе, проверили и уложили на первый стартовый агрегат — в транспортно-установочном. Подцепили вагон термостатирования, ведь во время пути, а это примерно два часа, тоже надо поддерживать температурный режим космического аппарата. Поехали. Вот и территория стартовой площадки. Медленно проходит состав последние метры. Защитная крышка подъемника открыта. Цапфы входят в проушины подъемника, передний «зуб» хватает транспортный агрегат, после этого начинается подъем и установка ракеты в проем стартового сооружения.

     Мы привыкли говорить о пусковом столе. Да, первые ракеты действительно ставились как бы на стол, но они и размеры имели небольшие. Современные ракеты помещают, как правило, на выдвижные опоры, которые выходят из огневого проема и надежно схватывают хвост ракеты. Поднять около 100 т, да еще установить с миллиметровой точностью — технически непросто. Но этот процесс уже хорошо отработан, хотя и здесь бывают замечания, особенно когда стыкуют кабельные колодки, попросту — электрические вилки и розетки. Таких вилок и розеток сотни, и нужно обеспечить надежную связь. Так что стыковка третьей сборки на PH «Протон» (так называется эта стыковочная плата) требует особого внимания.

     Поставили изделие. Теперь нужно присоединить «рукава» — подводящие трубопроводы заправки. Они тоже смонтированы на выдвижных опорах: два — для окислителя и три — для горючего. Подводят трубопроводы в автоматическом режиме, а стыкуют операторы (боевой расчет) вручную. Во время старта все выдвижные опоры после «контакта подъема» автоматически убираются в стенку огневого проема и закрываются мощными стальными крышками.

     Установка закончена. Медленно по специальному железнодорожному пути длиной 300 м на ракету движется 60-метровая башня обслуживания. Она бережно охватывает своими площадками хрупкое изделие. Процесс испытаний и заправки изделия начался.

     Чтобы представить себе башню обслуживания, опишу ее характеристики: масса — около 110 т, около 50 электродвигателей, только тяговых — 24, потребляемая мощность более 500 кВт. И это при том, что по башне проложены сотни трубопроводов, кабелей, установлены десятки различных механизмов и агрегатов.

     Заправка ракеты. Когда говорим о заправке, то представляем себе автомобиль и АЗС. Всунули заправочный пистолет в горловину бака автомобиля, нажали на рычаг и смотрим по датчику, сколько влилось топлива. Правда, как настроен датчик и на сколько нас обманут, нам и невдомек.

     В ракету нужно залить порядка 400 т окислителя и 200 т горючего. Это примерно десять железнодорожных цистерн. А время-то ограничено. Заправка окислителя длится примерно 40 минут, а горючего — полчаса. Пять мощных насосов суммарной мощностью более 1 МВт проделывают эту операцию. Если учесть, что общее потребление всего стартового комплекса составляет порядка 3,5 МВт, то сразу видно, что основная энергия тратится именно в период подготовки. Не дай Бог, если что случится с подачей электроэнергии. Насосы «сорвутся», и беды не избежать.

     Электроэнергия всегда была большим вопросом на Байконуре. Приходится дублировать, иногда утраивать ее подачу на важнейшие агрегаты. На случай выхода из строя внешней сети на старте стоят два мощных дизеля, способные не допустить падения напряжения и сохранить характеристику тока синусоидальной так, что даже электронные системы не почувствуют этого перехода.

     Но это стартовые системы. А их всего 46, а если добавить технические, то получится за 60.

     Для примера перечислю только часть стартовых систем. Это системы заправки и системы их управления, системы нейтрализации и сбора компонентов, системы приема компонентов в хранилища, системы термостатирования, системы газоснабжения (воздух, азот, гелий). Одних баллонов высокого давления более 1200. Это емкости по 400 л и давлением до 400 атм. Своя компрессорная станция, системы пожаротушения, газового анализа и газового контроля, контрольно-проверочная аппаратура, в том числе и для ввода полетного задания, система измерения параметров, система кондиционирования.

     Все эти системы нужно обслуживать. Необходимы электричество, вода, отопление, связь, телевидение и т.д.

     Безусловно, за всем стоят люди. Они готовят эти системы для основного их назначения — обеспечить пуск ракеты. Регламенты, ремонт, профилактика, обеспечение расходными материалами — все это ложится на плечи операторов.

     Все обязанности расписаны в документации, а последовательность и время проведения операций — даже по минутам. Только подготовка к приему ракеты занимает 150 ч, а после приема еще необходимо 100 ч рабочего времени для обеспечения работоспособности всех систем.

     Эти люди (около 450 человек) — боевой расчет для работы со стартовым комплексом. Им же нужно создать условия для работы: накормить, одеть, обеспечить транспортом. У командования космодрома и руководства КБ общего машиностроения забот хватает. Все, что я описал, относится к установке 39, которую военные передали в эксплуатацию КБ ОМ. По составу и числу систем этот стартовый комплекс идентичен оставшемуся у военных.

     Когда во время летних пусков оказались задействованы по сути две пусковые установки, а третья держалась в резерве для запуска к МКС, сильно досталось всем расчетам, как военным, так и гражданским.

     Заместитель генерального конструктора КБ ОМ Евгений Иванович Соколов буквально валился с ног. Вместо положенных 18 суток на подготовку отпускали 10—12. Приходилось работать круглосуточно, без выходных. Его помощник, Ю. О. Тененбаум, также не уходил со старта. Такая участь постигла и военных руководителей — В. Н. Ефименко и его команду.

     Управление процессом подготовки — дело непростое. Народу много, и если учесть, что у каждого свой характер, то нервы руководителей остается только пожалеть.

     Мы еще не отвыкли от слова «надо». Люди на полигоне как никто лучше это понимают. Работали дружно, забыли про личные дела и обиды. У всех была одна цель — обеспечить запуск. И хотя команды испытателей говорят, что трудились на разрыв от одного старта к другому, однако поставленную задачу они выполнили качественно и на совесть.

     Проектировался стартовый комплекс под руководством академика Владимира Павловича Бармина — одного из шести легендарных Главных конструкторов, входивших в Совет главных конструкторов, которым руководил Сергей Павлович Королев. Правда, этот стартовый комплекс был уже разработан по заказу не Королева, а В. П. Челомея, для его тяжелой ракеты «Протон». Но у Владимира Павловича подходы к проектированию, к надежности комплекса, к внедрению самых прогрессивных решений были самые передовые.

     Недаром стартовый комплекс, в 1977—1979 гг. введенный в эксплуатацию с гарантийным сроком работы 8 лет и двадцатью циклами запусков, работает и по сей день. А число запусков с одного пускового устройства перевалило за восемьдесят. Вот такая надежность.

     После В. П. Бармина фирму возглавил его сын Игорь Владимирович. Пожелаем ему сохранить традиции отца и не потерять того настроя стартовиков, который складывался годами. Безусловно, лучшей наградой стартовикам звучат слова комментатора: «Есть контакт подъема». Ведь это значит, что ракета ушла со старта, дело сделано и можно передохнуть до следующей ракеты.

     Сегодня мы живем в федеральном государстве. Союз развалился. По телевидению только и говорят о прошлой империи зла. Но мы, люди 50—70-х годов, хорошо помним мощное государство, с высокоразвитой промышленностью, технологиями на мировом уровне, с достижениями науки, о которых мечтать могли на Западе. Мы были не жадными на идеи, на ноу-хау, как сейчас говорят, даже выпускали журнал «Рационализатор и изобретатель». Творите, люди, создавайте блага для себя и общества! Мы не имели долгов перед Западом, ни перед каким «Клубом», наоборот — нам были должны. Мы постоянно боролись с чиновниками и привилегиями, партократами. Доборолись до того, что после перехода к демократическому обществу остались нищими.

     Пришлось как-то ехать в одной машине на аэродром с бывшим председателем ВПК Л. В. Смирновым. Его правительственная машина ЗИЛ попала в дорожное происшествие. Вот мой Главный, лично его знавший, и предложил подвезти его во Внуково.

     — Вы понимаете, Борис Иванович, — обратился он к Б. И. Губанову, — хотел построить себе маленькую дачу. Получил такой нагоняй от Дмитрия Федоровича Устинова, что пришлось извиняться. «Ты себе голову не забивай, чем не надо. Ты работай, а государство тебе даст, что нужно: и квартиру, и дачу, и машину».

     Так и остались крупные руководители ни с чем, когда рухнул Союз Советских Социалистических Республик. Все бывает в жизни.

     Новое государство стали строить очень быстро. Настолько быстро, что народ и опомниться не успел, как все основное богатство оказалось в частных руках. Энергетика, топливо, природные ископаемые, на добычу которых истрачен труд сотен тысяч наших сограждан, — все оказалось в руках небольших кучек акционеров. А банки!? Их стало великое множество, и хорошо продуманный и отработанный механизм быстро перевел основные денежные потоки из государственных закромов в личные. У государства не стало денег. Все осело по частным банкам. А они не собираются их снова вкладывать в производство. Опасно! Лучше жить на проценты, и немалые. А пользуясь несовершенством наших законов, огромные суммы обналичились и ушли в «черный» рынок.

     «Черный» рынок — это, безусловно, несовершенство государственного аппарата. Пришлось срочно создавать не только налоговую инспекцию, о которой в советское время мы забыли, но и налоговую полицию. Вот до чего докатились...

     Всех стали воспитывать как нужно жить. По телевидению только и показывают способы самообороны, драки, убийства, секс. Редкостью стала русская речь.

     Разрушена кооперация, а вслед за этим рухнула промышленность.

     «Россию нельзя победить военным способом. Это не получилось у Наполеона и у Гитлера, ее можно победить только экономически». Эти слова приписывают С. Бжезинскому — министру США.

     Холодная война постепенно перешла в экономическую. И надо сказать, что Запад достиг потрясающих результатов.

     Дают кредиты на выплату пенсий, а не на производство. Дают только при условии, что деньги пойдут на пенсионное обеспечение. А производство?! Оно Западу не нужно, им от нас нужно только сырье. Покупают не заводы, а «верхушку» руководителей, которые подписывают всяческие соглашения, обязательства, повышенные проценты по кредитам. Но сами имеют на этом немалые доходы. Появились настоящие миллионеры. А их подчиненные чем хуже? Они тоже хотят хорошо жить. А как? Да просто: подписал бумажку — бери плату. Раньше это была взятка. Теперь это называется плата за свою работу?! Не важно, что чиновник получает еще и государственную зарплату.

     Не остался в стороне и военно-промышленный комплекс. Получил контракт — будь добр принести конверт, иначе больше не увидишь заказа. Никого не поймаешь. Нет механизма. Деньги легко из безналичных переходят в наличные. Можно спросить: откуда такие сведения? Где примеры? Вот мы их сейчас! Примеры есть, но не их нужно истреблять, а систему. Все, что здесь написано, это со слов моих друзей, знакомых, и никто вам не скажет, что вот он взяточник, расхититель. Фактов, доказательств нет. Сегодня не принято спрашивать у людей, на какие средства купили «Мерседес» или коттедж. «Не пойман — не вор» — этим все сказано. Но посмотрите, как живет полковник в Центральном управлении и генерал в части, как живет руководящий сотрудник министерства или агентства и инженеры-конструкторы на предприятиях? Все станет ясно.

     Когда же мы научимся жить по совести?

     Постепенно вошли в новый ритм жизни. Казалось, после двух запусков на космодроме наступила новая жизнь с новыми отношениями.

     Большие перерывы в запусках ракет приводят к тому, что со временем забываются нюансы в подготовке, возникают вопросы, в основном связанные с опасениями по мелочам. А когда пуски идут через неделю, для таких вопросов не остается времени. Люди «притерлись». Уже сказали друг другу колкости, обозначили свое величие, идет обыкновенная штатная работа. Каждый знает свое место.

     Неожиданно звонок В. П. Легостаева — директора программы «Морской старт»:

     — Послушай, я предупреждал тебя, что придется лететь в Базовый порт?

     — Да, но ведь мы послали туда Андрея Сорокоумова.

     — Американцы требуют тебя.

     — Да Андрей все расскажет. Это его система. Он досконально разобрался с замечаниями к ДУ СОЗ. — Имеется в виду двигательная установка системы обеспечения запуска основной маршевой установки.

     — Но американцы требуют тебя.

     — Зачем?

     — Ты ведь хорошо знаешь, что будет встреча с заказчиком и они хотят, чтобы встреча прошла без замечаний. Они страхуются. В такой ситуации для них важны авторитеты.

     — У меня здесь через неделю запуск — не могу.

     — Но это же через неделю. К пуску ты вернешься.

     — Это как?

     — Билет я тебе уже взял. Завтра ты прилетишь вечером, а утром отправишься в Лос-Анджелес. Документы и билеты будут у водителя. Там пару дней, и обратно. Ты как раз успеешь к заправочной комиссии.

     — Ну вы даете! — только и вымолвил я. — А Семенов знает?

     — Конечно, он и сказал, что тебе нужно лететь.

     — Хорошо. Я понял, что выбора у меня нет.

     — Это точно.

     В тот же день вылетел в Москву. Вся команда осталась на Байконуре.

     Американцы могут из мухи раздуть слона. Но, если вызывают, значит, хотят подстраховаться.

     Понимал, почему был такой экстренный вызов: при каждом пуске разгонного блока по программе «Морской старт» в режиме увода неожиданно выключалась автономная двигательная установка правого блока управления.

     Программой полета было предусмотрено, что после выключения маршевого двигателя и отделения космического аппарата начинают функционировать микродвигатели двух автономных блоков управления, создающие продольную силу, которая во избежание столкновения с космическим аппаратом уводит блок с целевой орбиты.

     Блоки управления работают на самовоспламеняющихся компонентах. Их не нужно специально поджигать в камере сгорания. Да и подача их в камеру сгорания микродвигателей обеспечивается вытеснительной системой. Топливо в баках хранения отделено от газовой среды эластичной перегородкой, которая под высоким давлением направляет топливо в камеру сгорания. Остается только включить входные клапаны, а дальше процесс идет сам.

     Система простая, хорошо отработанная. Да и двигатели прошли все виды испытаний на наших российских компонентах, которые отличаются только токсичностью. У американцев свои законы: ввозить токсичные компоненты на их территорию запрещено. А если очень нужно, то можно получить разрешение, но на очень высоком уровне.

     В проекте «Морской старт» пошли другим путем. Привезли в Россию американские не менее токсичные компоненты, провели испытания двигателей. Все вроде хорошо. Двигатели работают. Проблему обошли.

     При первом запуске с экватора, который прошел, как говорят, на ура, детальный анализ телеметрических параметров выявил температурные аномалии в районе правого блока управления. Думали, анализировали и пришли к выводу, что, наверное, сорвало теплоизоляцию на блоке.

     Второй пуск. Опять замечания по поводу температуры, да еще двигатели осевой перегрузки выключились раньше времени.

     Внимательно изучили все отличия «морского варианта» от разгонного блока, который используется в России. Их оказалось два: новые кабели и компоненты топлива. Компоненты проверены. Погрешили на кабели. Обмотали дополнительной изоляцией.

     При третьем запуске — опять замечания. Программы выведения выполняются с высокой точностью, а при работе правого блока управления в режиме увода все сильнее сказывались замеченные недостатки.

     Опять мозговая атака. Подняли все результаты испытаний. Во время одного из них — незачтенного — обнаружен прогар двигателя. Результаты этого испытания не учли, поскольку обнаружили прогар в самом конце, когда в баках окончился компонент.

     Анализ показал, что не соблюдалось соотношение компонентов, подаваемых в двигатель. Отсюда резкий рост температуры в камере сгорания и прогар из-за нарушения охлаждающей завесы стенки камеры одного из компонентов.

     Первый вывод: температура в камере сгорания сильно зависит от соотношения компонентов. Но почему? Соотношение меняется у нас на блоке? В который раз анализируем ситуацию, в который раз ползаем по блоку.

     Обратили внимание, что в районе правого блока проходит горячая труба от газогенератора маршевого двигателя. Может быть, она повышает температуру?

     В муках рождается правдоподобная версия. Когда не работает автономная установка, трубопроводы, подводящие топливо к управляющим двигателям, прогреваются, топливо поступает в камеру сгорания уже не в оптимальном соотношении, и хотя это злосчастное соотношение затем восстанавливается, процесс горения в камере уже нарушен. Остается только ждать, сколько времени выдержит конструкция.

     Трудно было дойти до этого. Любой инженер, который участвовал в аварийных комиссиях, меня поймет. Далее эта версия требовала подтверждения.

     Конечно, кардинальное решение — перейти на российские компоненты (что, кстати, и сделали для последующих пусков).

     Но нужно было срочно лечить изделие, которое находилось уже в Лос-Анджелесе. На поставку российских компонентов требовалось время, и немалое, с получением разрешения порядка года. Не ждать же, когда оно придет. Все заказчики разбегутся.

     Для предстоящего пуска решили доработать блок на месте. Установили специальные защитные экраны, прикрывающие концевые участки от нагрева газоводом маршевого двигателя. Дополнительно изолировали кабели. Казалось, сделали все возможное. Но американцы — как Фома неверующий, задавали вопросы один за другим. Что-то их не устраивало. Прямо говорить не могут, им запрещено давать советы по конструкции и технологии российской техники. Нечего обучать русских. За этим строго следил представитель госдепа.

     Пришлось лететь в Базовый порт и в который раз объяснять им, что нами сделано все возможное, чтобы исключить неполадки.

     — Слава, ты извини, что мы тебя вызвали, — такими словами встретил меня технический руководитель проекта «Морской старт» Беймук. Вопрос очень серьезный. Заказчик требует гарантий. Ты своим авторитетом поможешь его убедить.

     — Но здесь же находится Сорокоумов, он может все объяснить.

     — Андрей — хорошо, но нужен человек, которого они знают.

     — Пусть узнают и Андрея. Он — классный специалист.

     — Но это потом. Сейчас ты нужен. Поговори с Джимом Мейзером — главным инженером.

     — Хорошо. А может, лучше объяснить сразу заказчику?

     — Нет, сначала Джиму.

     В этом проекте нас, русских, не подпускали к заказчику, в отличие от работ с «Протоном». Мы объясняли свои доработки представителю компании Sea Launch, а он — заказчику. Встретились с Джимом Мейзером (конечно, в присутствии их представителей от госдепа). Мейзер все понимал и без моего объяснения. У него была полная информация по этому вопросу.

     — Знаешь, Джим, мы такие же мероприятия проведем и на левой установке. Так же закроем, как и правую.

     По лицу Джима я понял, что попал в точку. Правильно: обжегся на молоке — дуй на воду, у них это было как требование.

     — Мы подумаем над вашим предложением, завтра у меня встреча у заказчика. Если это его удовлетворит, вопрос будет закрыт.

     — Только учтите, — напомнил я, — послезавтра мне нужно уехать. У меня на Байконуре запуск.

     — Мы дадим знать.

     Утром пригласил вице-президент Д. Картер:

     — Большое спасибо. Конечно, это нелегко лететь с Байконура и обратно. Но дело требует этого. Заказчик удовлетворен. Путь к нашему запуску открыт.

     — Это хорошо. А у меня для вас сюрприз.

     Достал свою книгу «Место старта — океан», подписал ее и передал Дену Картеру.

     — О! Вот это да! Это первая ваша книга?

     — Нет, еще есть. Изучайте русский язык.

     Он засмеялся:

     — Очень трудный язык. Но за книгу огромная благодарность.

     Открыл книгу, показал фотографии. Как мне показалось, он был искренне рад.

     Оставались сутки до отлета. Нужно приобрести подарки для команды, которая ждет на Байконуре. По совету местных коллег купил вино в бумажных пакетах по пять литров. Калифорнийское вино особое, с тонким ароматом и очень вкусное.

     Обратный полет был более спокойным. Дело сделано. Теперь пуск «Гейзера». Как прошли испытания блока? Хорошо бы без замечаний... Ведь прилечу за один день до заправочной комиссии.

     Ночь в Москве. И снова «Внуково-3», наш родной аэропорт. Садишься в самолет, как будто пришел к себе домой. Наши самолеты — самолеты РКК «Энергия» — были куплены еще при советской власти. Три Ту-134, один Ил-76 и Ан-12. Освоение космоса, отдаленность космодрома требовали быстрой доставки на Байконур строителей, испытателей, да и частая нехватка комплектующих вынуждала иметь свой парк самолетов.

     Когда предприятие акционировалось, авиаотряд стал самостоятельным филиалом нашего предприятия. Главой авиационного предприятия был назначен А. Н. Илюхин. Энергичный, знающий свое дело, имеющий определенные связи с руководством Внуково, он постепенно провел реконструкцию нашего аэропорта, в который, как говорят, стало не стыдно и зайти.

     Организовать свой таможенный пост и пограничный контроль тоже было непросто. Так что с помощью своего опекуна — вице-президента РКК «Энергия» А. Л. Мартыновского — он сделал наш аэропорт международным.

     Три часа до Байконура. Прилетели очень быстро. Аэродром «Юбилейный» встретил нас жаром и безветрием. Жара всегда достигает своего апогея примерно в три часа дня, как раз к нашему прибытию.

     Как обычно, встретил ведущий по блоку и доложил, что все находятся на комиссии. Все идет по плану. К блоку замечаний нет. Это уже радовало. Технический руководитель Владимир Лазуткин был на комиссии. Меня часто поражало его, казалось бы, легкое отношение к своим обязанностям, но все сходило с рук. Все запуски блоков, которые он готовил, проходили без замечаний.

     — У него очень легкая рука, — говорил о нем командир полигона Л. Т. Баранов, — бывают же такие люди!

     Но за этой легкостью стояли опыт и знание своего дела.

     Некоторые раздувают из мухи слона, а здесь все было наоборот. Все было просто и решалось легко.

     — Я подписал за тебя решение. Замечания были легкие, даже не хочется тебе о них и говорить.

     — А нет, лучше расскажи, — попросил я.

     После рассказа становится не по себе. Замечания, действительно, не имели принципиального значения. Но, на мой взгляд, они требовали дополнительных проработок специалистов.

     — Посоветовался с баллистиками — они все допустили, я и расписался, — как бы опережая возникающие вопросы, отвечал Владимир.

     И так было не раз. За легкостью решения им вопросов, лежала напряженная умственная работа.

     По дороге на площадку 92 встречаю автомобиль командира космодрома, который после заседания комиссии ехал в штаб.

     Он же знал, что я прилетел. Водители, поморгав друг другу фарами, дали понять, что нужно остановиться.

     — Привет американцам! Как слетал?!

     По тону командира понял, что комиссия прошла спокойно. Тревожиться было не о чем.

     — Нормально. Пришлось в сотый раз объяснять, что мы знаем о дефектах «морских» блоков и их локализовали. Но они дотошные. У них правило — лучше тысячу раз спросить, а потом принять решение. Может, они и правы.

     — У нас тоже все в порядке. Лазуткин доложил как всегда блестяще. Замечаний нет. Так что можно туда не ездить, можно отдыхать. Разворачивайся, поедем к тебе.

     — Нет вопросов. Тем более, привез тебе сувениры, — заинтриговал я Леонида Тимофеевича, — один могу вручить сразу, а другой — в коттедже.

     Открыл свой походный чемодан и достал охотничий складной нож.

     — Это тебе.

     — А как ты узнал, что я коллекционирую ножи?

     — Интуиция.

     — Нож отменный. Возьму тебя на охоту.

     — Ну уж нет, извини, я не охотник. А вот второй презент в коттедже. Поехали.

     Ребята уже ждали. Стол накрыт, обед готов. После «Бурана» и перестройки в стране на космодроме наступило затишье. Многие дома оказались брошенными. Наше руководство не растерялось: освободившиеся коттеджи взяло на свой баланс. Помещения отремонтировали, и, надо сказать, неплохо. Один небольшой коттедж достался специалистам, занимающимся средствами выведения, и техническому руководству разгонного блока ДМ. Так и поселились в этом коттедже семь человек: испытатель, двигателист, системщик, конструктор, ведущие и технический руководитель. Сами обустроились, купили необходимую кухонную утварь вплоть до фритюрницы. Установили дежурство.

     Командировки на космодром кратковременные, не более 7—10 дней. Но в эти дни наш коттедж притягивал всю площадку 2. Шутки, анекдоты, музыкальные вечера привлекали к нам всех сотрудников. Особенно нравилось и военным, и гражданским наше гостеприимство.

     Полюбил наш коттедж и командир космодрома. Он просто восхищался нашей командой, которая умела отдыхать, а работать тем более. Никогда не сваливали вину на других при появлении замечаний, не кичились своими должностями (а на полигоне это было распространено), вопросы решали по-деловому, собранно и оперативно. Это вызывало уважение наших коллег и некоторую зависть других экспедиций.

     Как-то ко мне обратился вице-президент нашей корпорации:

     — Почему и командир полигона, и другие руководители всегда идут в гости к тебе, а не в соседний коттедж?

     — Лучше об этом спросить соседей, почему у них не бывает гостей? Наверное, у нас им нравится.

     Из-за частых коммерческих пусков приходилось проводить на полигоне продолжительное время. Мы-то люди привычные, а каково иностранцам! От дома далеко, речь чужая, никаких увеселительных мероприятий. Такой быт был непривычным для наших зарубежных коллег.

     С огромным удовольствием они принимали приглашение приехать в гости. Да и сами часто приглашали к себе. Все это облегчало для нас, технарей, взаимопонимание. Более доверительными становились производственные отношения.

     Так что наш коттедж резко выделялся среди других.

     Вечер прошел в рассказах об Америке, об отношении к работе американцев, не обошлось без шуток и анекдотов.

     Через день — запуск.

     Накануне, как обычно, примерно за 8 часов до КП, подъехала госкомиссия.

     Все проходило буднично, без ажиотажа. Бункер казался пустым. Все при деле.

     5 июля в 5 часов 47 минут состоялся старт ракеты. Зрелище запуска ранним утром всегда поражает, особенно когда ракета как бы из тени прорывается к солнечным лучам.

     Из репортажа следовало, что все идет нормально.

     Дождались и работы блока: все шло как нельзя хорошо.

     — Есть отделение космического аппарата.

     В комнате управления хлопают в ладоши. Очередная победа.

     Мы не подвели. Наши пуски открыли дорогу служебному модулю МКС.

     Наутро узнали, что при работе второй ступени «Протона» обнаружены неполадки в системе наддува. Долетели нормально, но почему-то падало давление, нужно было выяснить причину. При хорошем качестве приема телеметрической информации это сделать несложно. И, действительно, разобрались и дали повторное заключение.

     Пуск служебного модуля «Заря» к международной станции прошел без замечаний.

     Но это — другая история. Думаю, ее расскажут создатели «Зари».

     Быстро пролетели полгода. Успели запустить пять космических аппаратов по коммерческим программам.

     Год 2000 стал рекордным. Наш блок четырнадцать раз работал на орбите, и без замечаний. Число запусков было большим даже по меркам бывшего Союза. И это при полуживой космической отрасли. После «Гейзера» запустили еще четыре коммерческих аппарата. Все шло хорошо, как говорят, по накатанной дорожке.

     А вот коммерческий запуск КА «Панамсат-10» с Байконура в начале мая 2001 года стал особенным. От заседания госкомиссии, посвященного запуску «Панамсат-10», осталось какое-то неприятное чувство внутри. Вроде все в порядке. Замечаний к блоку нет. Дано «добро» на продолжение работ. Но внутри гадкий осадок.

     Невольно стал размышлять, из-за чего все это. Началось в Москве! Получил, как всегда, факс от председателя межгосударственной комиссии В. Л. Иванова, который сообщил, что 8 мая 2001 г. в 18 часов местного Байконурского времени на площадке № 92—50 состоится заседание комиссии по запуску космического аппарата «Панамсат-10». Это не первый запуск такого аппарата на ракете «Протон» с разгонным блоком ДМ. И если говорить обо всех коммерческих пусках, это уже двадцать четвертый. Схема отлажена, все знают порядок своих действий. Правда, в коммерческих пусках был полугодовой перерыв, но никто ничего не забыл.

     Наше предприятие, как положено, проверило на техническом комплексе разгонный блок, провело его заправку. Параллельно готовилась ракета. Собрали всю систему вместе: ракета, разгонный блок и космический аппарат. Ликвидировали все недостатки, замеченные во время испытаний. Установлена дата вывоза (она строго привязана к дате пуска). Но тут вмешался великий праздник, который отмечают все народы бывшего Советского Союза, — День Победы. В этот священный для всех день работать было грех. Вот и назначили на 8 мая госкомиссию, а на 10 мая 2001 г. — вывоз на старт.

     Неожиданно 5 мая — звонок от Генерального:

     — Получил сообщение из Росавиакосмоса. Теперь пуск будет проводить государственная комиссия, сопредседателем которой назначен Александр Николаевич Кузнецов.

     — Но вы уже подписали командировку и дали указание нашему авиаотряду. Самолет заказан, я лечу. У меня есть вызов от Иванова. Не видел приказ, что его комиссия отменена.

     — Возня какая-то. Мне сообщили, что теперь есть одна комиссия по проведению летных испытаний всех ракет и космических аппаратов, куда входят все генеральные и главные конструкторы разработчиков.

     — Тогда я с вашего разрешения подготовлю доверенность, что вы возлагаете на меня роль технического руководителя.

     — Я подпишу. Только учти, меня завтра не будет.

     На том разговор и закончился. Про себя думаю: «Как это комиссия может охватить все запуски различных ракет и космических аппаратов?»

     Но распоряжение правительства есть. Нужно выполнять. Для нас ничего не меняется. Ответственности за разгонный блок с нас никто не снимал. Доверенность оформили за час.

     Как всегда, наша команда в полном составе и вовремя приехала на аэродром «Внуково-3». Никому не сообщил, что целых пять выходных дней пропадут на Байконуре, хотя график работ РКК «Энергия» был составлен так, что с 9 по 13 мая предприятие не работало. А мы накануне вылетели на космодром.

     Наш самолет Ту-134 за три часа доставил всю команду на аэродром Юбилейный. Буквально минутой раньше произвел посадку принадлежащий ГКНПЦ им. М. В. Хруничева Як-42 с членами госкомиссии.

     Формальности прошли быстро, хотя прибыли в другое государство. Забросили вещички на «двойку» и сразу — на заседание технического руководства. Это тоже традиция. Техническое руководство собирается за час до госкомиссии и, как правило, без иностранцев. Нехорошо перед ними показывать наши огрехи. Вот в своем кругу можно поговорить откровенно, задать друг другу вопросы. Но все конечно же направлено на обеспечение запуска. И в этот раз генерал-полковник В. Л. Иванов открыл заседание руководства, но неожиданно для присутствующих стал зачитывать постановление правительства о создании новой государственной комиссии, о письмах Ю. Коптева и А. Перминова, разъясняющих, почему теперь комиссия будет новой.

     В зале начался шум. Первый не выдержал и спросил:

     — Кто готовил это постановление? Я понимаю, что решение правительства нужно выполнять, мы — люди дисциплинированные. Но что за слова: «В целях проведения единой технической политики, общей координации пусков, проводимых по Федеральной космической программе, в интересах Минобороны России и по программе коммерческих запусков космических аппаратов зарубежных заказчиков, а также принятия должных мер по сохранению дорогостоящей наземной космической инфраструктуры, представляется целесообразным возложить руководство по обеспечению космических запусков на Государственную комиссию по проведению летных испытаний средств выведения космических аппаратов». Не знаю кто, но обидел всех сидящих в зале — и военных, и гражданских. Вроде — нужно выполнять. Получается, что мы своей работой на Байконуре все разрушали, а вот другая комиссия этого не допустит. Поменяли только председателя. Это плевок всем нам.

     — Что я говорил?.. — обращаясь к В. Е. Нестерову, сказал теперь уже бывший председатель комиссии генерал В. Л. Иванов.

     — Будут вопросы. Мне тоже ничего не понятно. Как это все произошло?

     С места И. С. Додин, директор завода на Байконуре:

     — А наши права у этой комиссии? Она ведь создана для проведения летных испытаний, а не коммерческих запусков.

     — На все есть разъяснение Коптева, — обобщил В. Л. Иванов.

     В. Е. Нестеров молчал, он ничего не мог объяснить.

     — Давайте работать, — подытожил генерал В. Л. Иванов. — Нам нужно перестроиться. Я имею доверенность генерального директора Центра Хруничева Медведева на исполнение обязанностей технического руководителя, а Владимир Евгеньевич проведет госкомиссию. Наша задача — не сорвать пуск.

     Все понимали, что дальше обсуждать бесполезно, и совещание вошло в свой рабочий ритм. Доклады о подготовке ракеты, блока, старта, переходной системы выслушали практически без замечаний.

     За столом президиума я, как всегда, оказался рядом с командиром космодрома Л. Т. Барановым.

     — Ты правильно сказал, вроде мы все делали не то, обидели людей. Творят что хотят. Ну да ладно. Приглашаю тебя лично на парад по случаю Дня Победы. Завтра жду в девять двадцать у себя.

     — Спасибо, буду. Обязательно буду с нашими ребятами.

     Совещание технического руководства закончилось буквально за пять минут до заседания госкомиссии.

     Прибыли американцы — заказчик от фирмы «Панамсат», представители ILS и разработчики аппаратов. К своему удивлению, увидел Бруно Гангуни уже в другом качестве. Он из ILS перешел в «Боинг» и стал консультантом. «Боинг» есть «Боинг», не так давно он «проглотил» американскую компанию «Хьюз», хорошо известную своими связными и телевещательными космическими аппаратами.

     Еще в процессе работы по программе «Си Лонч» («Морской старт») мне удалось побывать на этой фирме. Особенно запомнился зал управления служебными системами космических аппаратов и зал управления передающими каналами. На огромной стене горели около сотни телевизионных экранов. Передачи транслировались по всему миру. Это производило впечатление. И вот теперь «Хьюз» в корпорации «Боинг».

     Комиссию открыл В. Е. Нестеров. Ознакомив всех с постановлением (опустив обидные слова), он пригласил за стол президиума В. Иванова, командира космодрома, и американских коллег.

     Повестка обычная. Совещание пошло по намеченному пути.

     Вспомнил одну восточную мудрость. Умирал старый шах, собрались около него сыновья и спрашивают:

     — Отец, ты прожил очень большую, долгую и счастливую жизнь. Скажи, что самое сильное и самое сладкое в жизни? Богатство?

     — Нет.

     — Вино?

     — Нет.

     — Женщины?

     — Нет.

     — А что же?

     — Власть, — только и ответил мудрый шах.

     Может, этого захотели наши руководители из Росавиакосмоса?

     Как любят у нас не создавать, а ломать, как в «Интернационале» «Весь мир... мы разрушим до основанья...». Неужели есть законы природы, которые мы не познали?! А может, это предмет воспитания и культуры?

     Не понимаю... Авторитет руководителя зарабатывается не сидением за столом президиума.

     Помнится случай, как один руководитель Росавиакосмоса явился на заседание комиссии, которое уже шло. Он прошествовал в президиум, как бы показывая всем, что именно он — важное лицо и определяет судьбу всех вопросов, которые обсуждаются. Сказать ему было нечего. Так и просидел в президиуме до конца совещания, молча. И к чему это привело? Да только тихонько посмеялись над ним. Громко нельзя. Руководители злопамятны.

     Почему-то опять вспомнился наш Генеральный конструктор, академик Валентин Петрович Глушко. Когда его назначили, коллектив, тогда еще НПО «Энергия», встретил его очень холодно. На первой же партийной конференции он заработал около ста пятидесяти черных шаров. Это было как гром среди ясного неба. Смотрел на Валентина Петровича и даже со стороны было обидно за этого интеллигентного пожилого человека. А он сидел в президиуме, и ни один мускул на лице не выдал его волнения. Остальные члены президиума стыдливо отводили глаза. В партком предприятия он прошел, а затем его избрали членом Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза.

     Держался он на предприятии как бы в тени. Давал свободу действий своим заместителям, не сковывал их инициатив, но строго следил, чтобы все действия были направлены на выполнение генеральной программы предприятия. Он быстро схватывал суть докладываемого вопроса, но никогда не перебивал собеседника и позволял ему высказаться до конца. Своими четкими вопросами заставлял докладчика задуматься над промахами, тем самым заставляя его мыслить в нужном направлении и акцентируя на главном.

     Постепенно его авторитет на предприятии, благодаря не только техническим знаниям, но и очень тактичному отношению к людям, вырос. Мы стали понимать, почему на его бывшем предприятии НПО «Энергомаш» к нему относились с таким благоговением.

     В нашем случае с руководителем агентства было совсем наоборот. Ведь мы — разработчики ракетной техники — знали его хорошо. Он помогал нам создавать самую современную технику, но, став руководителем, отдалился и стал настолько важным, что со стороны выглядел смешным. Хотя, не сомневаюсь, что хорошее начало, заложенное в нем, превалирует над его показным высоко-манерным обращением. Думаю, что оно, в конце концов, возьмет верх.

     А главное, он действительно хочет, чтобы в ракетно-космической технике не было застоя, чтобы мы не ударили лицом в грязь перед американцами или французами. Думаю, «шелуха» спадет. И это будет на пользу ему и всему его направлению.

     Поле деятельности большое, главное не ломайте то, что работает, то, что организовано, то, что отлажено, и все будет хорошо. В этом случае ваш авторитет, наши дорогие руководители, будет только расти.

     Замигав левым желтым фонарем и притормозив, «Волга» повернула на развилке к площадке 95. Смеркалось, солнце уже ушло за горизонт, степь просматривалась на несколько километров. В это время — в начале июня — на Байконуре степь еще зеленая. Воздух наполняется удивительными запахами, придающими особую остроту воображению. А жара уже дает о себе знать сразу после полудня, когда температура поднимается за 30®С.

     Одинокие огни «Волги» уносили с собой пассажиров — водителя и бывшего командующего Военно-космическими силами генерал-полковника В. Л. Иванова.

     Какая-то щемящая грусть овладела мной. Хотелось найти причины, но мысли убегали в недалекое прошлое.

     Так уж устроен человек, что считает себя бессмертным, это его естественная защитная реакция. От всего трагического он абстрагируется. В подсознании у него только одно — такого с ним не может произойти.

     Часто ловлю себя на мысли, что сказанное относится и ко мне.

     А с генерал-полковником произошло то, что и должно было произойти. Некогда могучий, всеми уважаемый и почитаемый человек, постоянно окруженный своими подчиненными, друзьями и просто товарищами, а для личного состава космодрома Байконур бывший, наверное, и отцом родным, стал обыкновенным, всеми забытым человеком, и куда только все делось? И уважали-то они не человека, не его положение и звание, наверное, каждый видел в нем свою выгоду и пользовался в своих целях не только его услугами, но и своим личным знакомством с ним. Иногда этого было достаточно, чтобы решить свой личный вопрос.

     Теперь, когда положение этого немолодого человека изменилось и надобность в нем отпала, он стал одинок. Его опыт, знания уже никого не интересуют. Ведь он может затмить нового руководителя, начальника или командира. Давно слышал от отца одно выражение: «Сынок, может прийти время, когда ты будешь говорить, а тебя не услышат. Нет, слушать будут, а вот услышат ли? Это очень неприятно, и даже страшно».

     С В.Л. Ивановым я провел не одну бессонную ночь перед пуском на космодроме. Наблюдал, как он председательствует на заседаниях межгосударственной комиссии. Хотя он оставался работником Государственного центра им. М. В. Хруничева, его объективность в оценке действий исполнителей смежников заслуживала уважения.

     Больше доставалось «своим». Конечно, у РКК «Энергия» был, как говорят, зуб на этого человека. Ведь он возглавлял конкурсную комиссию Министерства обороны по выбору варианта ракеты-носителя тяжелого класса. В конкурсе участвовали два предприятия: РКК «Энергия» и ГКНПЦ им. М. В. Хруничева. Была поставлена задача — создать PH, способную достигнуть геостационарную орбиту с космодрома Плесецк, с грузоподъемностью не меньшей, чем у «Протона». Мы, РКК «Энергия», предложили так называемый блочный вариант, когда из унифицированных, транспортабельных блоков первой ступени создавалась ракета, которая могла вывести на ГСО космические аппараты массой до 3 т. ГКНПЦ им. М. В. Хруничева взяла за основу ракету «Зенит», оснастив ее дополнительными подвесными блоками и водородным топливом на второй ступени. Несмотря на явные преимущества нашего варианта, комиссия делает выбор в пользу варианта ГКНПЦ им. М. В. Хруничева. Основным же недостатком нашего варианта было названо применение двигателя РД-180 новой разработки, который на тот момент еще не прошел летных испытаний. О достоинствах нашего проекта просто слушать не хотели.

     Так и приняли решение о разработке варианта «Ангары» (а так назывался этот конкурс) по предложениям ГКНПЦ им. М. В. Хруничева. Имея неплохие связи, Генеральный директор ГКНПЦ Анатолий Иванович Киселев быстро оформил постановление и указ Президента Российской Федерации, закрепив головную роль по разработке PH тяжелого класса за своим предприятием.

     Вскоре и директор 4 ЦНИИ МО В. А. Меньшиков, и командующий ВКС генерал-полковник В. Л. Иванов стали сотрудниками Центра им. М. В. Хруничева.

     А через два года Центр им. М. В. Хруничева пришел к выводу, что «тяжелую» ракету нужно делать блочной.

     В жизни бывают ситуации, которые не хочется вспоминать. Думаю, что для В. Л. Иванова такой ситуацией было решения конкурсной комиссии.

     Смотрю на удаляющие огни «Волги» и становится жаль этого немолодого генерала, отслужившего в войсках не один десяток лет, имеющего огромный опыт в ракетной деятельности, не раз принимавшего самые сложные решения для пользы дела, которому отдана вся его энергия, воля, мастерство. «Все проходит» — было написано на кольце царя Соломона. Жизнь — согласен, но дела, мысли, память благодарных людей вечна!

      Р.S.

     В 2002 году выходит третий том «Истории Военно-космических сил». Это военно-исторический труд, под редакцией первого главнокомандующего этими силами генерала-полковника В. Л. Иванова. Довольно солидная редакционная коллегия: начальники космодромов, бывшие директора военных институтов. Безусловно, такое издание очень полезно, особенно для воспитания молодежи. Каждый уважающий себя человек обязан знать хотя бы историю своей профессии. Когда уходят ветераны, то познать историю можно только через историческую литературу. К такой литературе предъявляются высокие требования, особенно к объективности освещения событий. Поэтому такие труды пишутся, как правило, коллегиально. Роль ее главного редактора особенная. Он должен абстрагироваться от личного и поправлять соавторов, которые уходят от правдивого изложения истории.

     Смотришь на этот объемный том и удивляешься: что это? Реклама одного из предприятий космической отрасли — ГКНПЦ им. М. В. Хруничева?

     Неужели материальные блага заставляют искажать историю? Да, в жизни не так все просто. Обидно за членов редакционной коллегии, которых «подставляют» главные редакторы. Но это мое личное мнение.

     Проект — это емкое слово. В нем отображается все, что нужно сделать на нелегком пути созидания и возможности решения поставленной проблемы.

     Как он завязывается? С чего начинается? Эти вопросы часто возникают даже у опытных специалистов.

     Многие думают, что проект — это идея, возникающая у него в голове. Например, давайте полетим на Марс. Все известно — вот ракета, вот космический корабль, стартовая позиция и взлет. Просто, как из пушки по воробьям. Идея — это еще не проект. Это просто мысль, а вот чтобы эту идею «обуть, одеть» во все необходимое, нужно пуд соли съесть, и не один. Думаю, от идеи улететь на Марс до проекта ни мы, ни американцы еще не дошли.

     После огромного проекта «Морской старт» наше предприятие направило свои усилия на создание нового носителя, способного выводить с космодрома «Байконур» космические аппараты массой порядка 1,5 т. Это как раз масса космического аппарата «Ямал», разработанного нашей дирекцией по спутниковым системам.

     Идея создания такого носителя витала в воздухе не один год. Ведь скоро летать на ракете «Протон» станет проблемой. Шутка ли сказать, что, созданная тридцать лет назад, эта надежная ракета использует в своем составе комплектующие, которые уже не производятся промышленностью. Да и применение для ее топлива токсичных компонентов стало для Казахстана постоянной «занозой». Самарское конструкторское бюро предложило модернизацию легендарной ракеты «Союз». Тема получила свое название — ракетно-космический комплекс «Русь».

     Шли годы. И хотя по теме «Русь» в целом был выпушен эскизный проект, тема (или проект) сильно хромала. Причин было много: другой разработчик системы управления, модернизация стартовой позиции, внедрение на старую ракету новых современных систем заправки. Но главное нехватка финансирования. Да тут еще и Российское космическое агентство вмешалось вдела Генерального. Видите ли, ей лучше видно, куда вначале нужно вкладывать деньги. Проект буксовал.

     В один из дней августа 1996 г. приехал ко мне первый заместитель главного конструктора нашего филиала В.Н. Чижухин. Мы хорошо знали друг друга еще со времен «Энергии — Бурана».

     — Вячеслав, есть идея.

     — Ты, как всегда, с места — в карьер.

     — Да ты послушай! Если увеличить заправку центрального блока ракеты «Союз» на пятьдесят тонн и немного увеличить заправку третьей ступени, на орбиту выведем вместо семи тонн целых двенадцать. Это уже новое качество. Ракета будет как «Зенит».

     — Но тогда потребуется менять двигатели на центральном блоке. Ведь тяговооруженности не хватит.

     — Да, это верно. Но такие двигатели есть на фирме у Кузнецова. Тяга сто пятьдесят тонн — это то, что нужно. Я проверил, они есть в наличии, более шестидесяти штук.

     — Как-то раз мы с Хаспековым летели в самолете с Байконура. С нами летел Валентин Семенович Анисимов. Вот тогда и пришла в голову мысль использовать двигатели с ракеты-носителя Н-1. Поскольку двигатели были изготовлены двадцать лет назад, предложил им испытать их. Если испытания дадут хорошие результаты, то есть о чем говорить.

     — В том-то и дело. Они их испытали. Работают великолепно. Более того, эти двигатели покупают американцы.

     И скоро состоятся подтверждающие испытания на стендах в Штатах.

     — Есть над чем подумать. Вот только вопрос: почему ЦСКБ не пошло на такой вариант, ведь все равно занимаются модернизацией «Союза».

     — Спрашивал, говорят, не додумались.

     — Как-то нехорошо нам вмешиваться в модернизацию ракеты «Союз». Мы только что подписали с ними «Концепцию российских средств выведения», где Дмитрий Ильич Козлов поддержал наш проект создания ракеты тяжелого класса «Ангара». А теперь мы будем влезать в его епархию. Нужно встречаться, обсуждать. Поговорю с Генеральным, спрошу разрешения на такой разговор.

     — Ты только пойми, что «Газком» сильно заинтересовался такой ракетой. Космический аппарат «Ямал» как раз в той размерности. Мы сможем его вывести на стационарную орбиту вокруг земли новой ракетой. Назовем ее «Ямал».

     — Путаница будет, аппарат «Ямал», ракета «Ямал». Этокой аппарат. Хорошо бы еще с космодрома «Плесецк».

     — Ну, это пока нереально, но подумать есть над чем.

     Доложил Генеральному. Он быстро оценил все выгоды

     такого проекта:

     — Нужна встреча с Козловым.

     Генеральный конструктор и Генеральный директор Центрального специализированного конструкторского бюро в Самаре Дмитрий Ильич Козлов был выходцем из нашего предприятия.

     Еще в ОКБ-1 С.П. Королев назначил энергичного инженера Дмитрия Козлова ведущим конструктором ракеты «Союз» (тогда она условно называлась Р-7). После передачи ее в серийное изготовление на Самарский завод «Прогресс» Д. И. Козлов с группой инженеров был откомандирован туда для обеспечения конструкторского сопровождения. Сначала он возглавил филиал нашего предприятия, а затем самостоятельное конструкторское бюро и, наконец, Государственный научно-производственный ракетно-космический центр — «ЦСКБ-Прогресс», объединивший и КБ, и завод.

     Вскоре встреча состоялась. При полете на очередной пуск с Байконура сделали посадку в Самаре. Как всегда, у трапа самолета нас встречал Станислав Александрович Петренко — начальник и Главный конструктор филиала РКК «Энергия» в Самаре.

     — Добро пожаловать на Самарскую землю. Мы рады вас видеть.

     — Взаимно, — ответил Генеральный. — Как дела? Козлов на месте?

     — Да, на месте, мы предупредили. Может быть, зайдете к нам? Чай с дороги?

     — Потом. Поехали к Козлову.

     В ЦСКБ нас ждали. В кабинете Д.И. Козлова сидели его заместители. Сам Д. И. Козлов в преддверие своего восьмидесятилетия выглядел достаточно энергичным и бодрым.

     — О, великий, — с этими словами Ю. П. Семенов обратился к Д. И. Козлову. — Мы рады приветствовать вас, одного из патриархов ракетно-космической техники.

     Полусерьезный, полушутливый тон нашего Генерального как бы разрядил некоторую напряженность.

     Дело в том, что после отделения от РКК «Энергия» генеральные практически не встречались. Наше направление — пилотируемую тематику — в ЦСКБ курировал заместитель Д.И. Козлова Александр Михайлович Солдатенко. Он входил в состав технического руководства и под его руководством готовилась ракета для запуска по пилотируемой программе. Именно он вместе с командиром космодрома нажал кнопку аварийного спасения космонавтов на старте во время нештатной ситуации. Благодаря этому была спасена их жизнь.

     — Как долетели?

     — Нормально.

     — Ну, раз вы прибыли, это неспроста.

     — Да нет, вопросы у нас простые. Как у вас дела по «Руси»?

     — Идут помаленьку. Денег мало. Да и то, что есть, Ракетно-космическое агентство тратит, как им хочется. Даже не спрашивают Генерального.

     — Вот родилось предложение сделать новую ракету.

     — Какую еще ракету?!

     — Продолжить модернизацию «семерки».

     — По «Руси»-то дела неважные, а еще одна модернизация может вообще все остановить.

     — Да речь идет только о центральном блоке. Поставим двигатель с Н-1, увеличим заправку, немного доработаем старт. Вот и вся модернизация.

     Генеральный специально упрощал задачу. Он-то хорошо знал, что значит поменять двигатель или увеличить заправку. Ведь это потянет за собой ком документации, отработки, испытания и т. д.

     — Мы сегодня работаем над проектом космического аппарата «Ямал» по заказу Газпрома. Создали компанию Газком, она платит деньги. Мы делаем сразу два аппарата и предусматриваем их запуск на «Протоне». Но наши проработки показали, что с помощью предлагаемой ракеты можно запустить один такой спутник. Это значительно дешевле, мы даже ракету назвали «Ямал».

     — А что, Газком действительно платит деньги?

     — Да, и у нас нашлись денежные люди.

     — А у нас беда. Министерство обороны не платит РКА, ходит в должниках.

     Дмитрий Ильич замолчал, задумался.

     — А на какие деньги ты собираешься делать эту ракету «Ямал»?

     — Вопрос серьезный. Думаю, что для этого нужно создавать компанию, типа «Морской старт».

     — Знаешь, Юрий Павлович, я в этих компаниях ничего не понимаю. Хочешь делать «Ямал» — делай, а мне хватит и «Руси». По поводу этой ракеты есть постановление, она входит в Федеральную программу. Думаю, что в конце концов одумаются и найдут деньги.

     — Жаль. Я надеялся, что возьметесь за такой проект.

     — Нет, Юра, делай свой «Ямал», а мне «Руси» хватит. Есть еще один вопрос. Но он личный, пойдем со мной.

     Генеральные вышли в рабочую комнату. За столом наступила тишина.

     — Компания — вещь хорошая, — как бы продолжил разговор Геннадий Петрович Аншаков и обвел сидящих хитроватым взглядом. — Инвестиции в наше время получить трудно. Да и в стране найти их практически невозможно. Газком может, но захочет ли?

     — Денег в стране много, но ты прав. Никто не хочет их вкладывать в длительные проекты. Хотят отдачи через месяц, а то и быстрее. Это только в торговле отдача быстрая, — поддержал я его.

     Генеральные вышли из рабочей комнаты. ЮП (так мы между собой звали своего Генерального Юрия Павловича Семенова. Такое повелось со времен Сергея Павловича Королева. Его тоже звали СП между собой) улыбался и покачивал головой, как бы говоря «ну и ну». Видно, получил информацию, которая его немного озадачила.

     — Все, поехали.

     Мы попрощались, и сразу на аэродром.

     — Готовь приказ и начинай разрабатывать технические предложения. Нужно все как следует проработать. Если все получится, сможем и наши «Ямалы» выводить на новом носителе.

     — Есть. Приказ подготовим к вашему приезду, а разработку начнем сразу.

     Уже в самолете Генеральный рассказал, что получил одно письмо за подписью Д. И. Козлова, в котором не очень лестно говорилось о нем — о Ю.П. Семенове, вот он сгоряча и написал не очень приятную для Д. И. Козлова резолюцию на письме, адресовав его своим заместителям. Одумавшись, Юрий Павлович отозвал это письмо со своей резолюцией, но каким-то образом его копия оказалась у Д. И. Козлова. Кто и как передал копию, было загадкой. Вот об этом и шла речь в рабочей комнате.

     — Ты у себя разберись, кто это сделал и прислал мне копию письма с твоей резолюцией, — поучал Дмитрий Ильич нашего Генерального.

     Действительно, было над чем задуматься. Для меня этот факт был как предательство в отношении нашего Генерального. Он настораживал. Значит, в КБ есть внутренние течения, которые могут «подмыть» кого хочешь.

     Идея создания нового носителя была быстро подхвачена коллективом. До этого мы по собственной инициативе работали над ракетой легкого класса, получившей условное название «Квант». Почему «Квант»? Да потому, что на базе этой ракеты мы собирались создать ракету тяжелого класса «Ангара», сведения о которой мы опубликовали в «Концепции средств выведения».

     После развала Союза нарушилась основная кооперация исполнителей. Вместо плановых, спущенных сверху указаний и постановлений, переход на рыночные отношения заставил предприятие выживать на собственной инициативе. Нужно было искать заказчиков и инвесторов. Стал работать совершенно новый экономический и производственный механизм.

     В этих условиях многие считали, что нужно заново создавать всю систему разработки новой ракеты. И начинать надо с ракеты малой размерности. Это поможет в какой-то степени восстановить кооперацию и создать новую, то есть наладить новые производственные отношения.

     Особенно активным в поисках инвесторов оказался генеральный директор Красноярского машиностроительного завода Виктор Кириллович Гупалов. Во время своих зарубежных командировок он постоянно предлагал к использованию новый носитель «Квант». Но зарубежный рынок был насыщен такими носителями, да и у нас для коммерческого использования были готовы аналогичные ракеты такого класса, снятые с боевого дежурства. Так что надежды найти инвесторов на разработку новой ракеты были сомнительными.

     Подключили к решению этой проблемы губернатора Красноярского края А.И. Лебедя. Он даже написал письмо губернатору Московской области А. Н. Тяжлову, в котором сообщал, что ракету «Квант» можно использовать в коммерческих целях. Поддержал идею создания и мэр города Королева А. Морозенко. Он хорошо понимал, что новая ракета вдохнет жизнь в предприятия города, значит и в город.

     Дважды встречались у Генерального по вопросу создания ракеты «Квант» и мэр города, и министр промышленности Московской области Т. Большаков. Но отсутствие реальных заказчиков сводило на нет все их действия.

     А тут новая ракета со своими преимуществами в идеологии создания. Во-первых, ее разработка базировалась на модернизации ракеты «Союз». А во-вторых, имелась конкретная полезная нагрузка. И пусть это был аппарат Газкома «Ямал». Мировая тенденция размещать космические аппараты на геостационарной орбите постоянно приводила к тому, что найти свое место на этой орбите было делом непростым. Но эти проблемы решались другим ведомством.

     Вернемся к ракете...

     Технические предложения разработали довольно быстро. В них показали, что с помощью ракеты «Ямал» вполне реально вывести на орбиту аппарат массой 12 т. Это уже о новом проекте ракеты «Союз».

     Неожиданно позвонил мой старый знакомый, теперь заместитель начальника управления Росавиакосмоса Владимир Евгеньевич Нестеров:

     — Приезжай, есть интересная бумажка.

     — Что за бумажка?

     — Приезжай, узнаешь.

     — Заинтриговал, еду.

     Приехав, поднялся на 9 этаж. В. Е. Нестеров хорошо знал наши предложения по ракете «Ямал». Его за эту ракету агитировал В.Н. Чижухин. Он-то был «за», но не знал, где взять денег. По ракете «Русь» все было — и приказы, и постановления все, кроме необходимых средств. Вот и хромала разработка «Руси». По поводу новой ракеты нужно все инстанции проходить заново.

     — Привет, как жизнь? — начал я с дежурного вопроса.

     — Как в омуте. С Байконуром разбирался.

     — Что хотел показать?

     — А интересно?

     — Ты просто так не позовешь.

     — Да вот, почитай.

     Он протянул мне бумажку и хитро посмотрел на меня. Лист бумаги был стандартным, да и написано было немного.

     Начал читать, и глазам не верю.

     Письмо Юрию Николаевичу Коптеву, Генеральному директору Росавиакосмос от Д. И. Козлова. Смысл письма такой: Дмитрий Ильич предлагал сделать ракету «Ямал», но при головной роли ЦСКБ. Прочитал еще раз. Все правильно. Ракета «Ямал», а не «Русь» — и головная роль Самары.

     — Ну и ну... Он же отказался от такой ракеты, слышал своими ушами.

     — Не знаешь ты генеральных. У них мнения меняются. На то они и генеральные, на то и великие.

     Новость была ошеломляющая.

     — Поеду к себе. Доложу ЮП.

     Реакция Генерального была спокойная:

     — Может, это и хорошо, что Козлов взялся за такую ракету. У него «Союз». Он эксплуатирует ракету более тридцати лет, знает ее. Да и завод рядом. Такую ракету как «Ямал» придется делать на заводе «Прогресс». Только бы он не поставил «Ямал» в очередь после «Руси». Ты узнай.

     — Но мы уже внесли технические предложения.

     — Ну и хорошо. Поможем Козлову. Да и наш Волжский филиал можно будет подзагрузить.

     Как-то стало обидно за такое решение Генерального. Но ему виднее. У него информации больше.

     Текущие дела по подготовке разгонных блоков заставили несколько забыть о новой ракете.

     Наши проектанты во главе с Владимиром Петровичем Клиппой опять взялись за «Квант». Да тут и немцы решили создавать ракету и объявили конкурс на лучший проект ракеты легкого класса. Мы предложили им наш «Квант», коллеги с ГКНПЦ им. М. В. Хруничева — свой «Рокот», а КБ им. Макеева — «Рикшу». В компании с их представителями побывали в Мюнхене. Провели презентацию. Но дальше дело не двинулось. Наше предприятие опять забуксовало.

     Не ошибается тот, кто ничего не делает, так гласит пословица. Действительно, трудно совершить ошибку, когда ты не принимаешь определенного решения: будто в повседневной жизни или на производстве. Жизнь так или иначе заставляет вас все-таки предпринимать те или иные действия. Это и выбор профессии, и семейное положение, и служебная необходимость. Но это по-крупному. А мелкие повседневные заботы заставляют вас постоянно думать и анализировать происходящее и делать тот или иной выбор.

     Безусловно, каждый человек не хочет ошибаться. Это понятно.

     Врач, ставя диагноз больному, тем более не хочет ошибиться. Ведь назначая лекарство, можно не улучшить состояние больного, а даже ухудшить. Поэтому в современной медицине, прежде чем рекомендовать лекарство, проводят довольно серьезные обследования больного. А если врач принял решение по одному анализу, можно сразу сказать, что от ошибки он не застрахован. Все в человеческом организме функционально связано, и если лечим одно, то неизменно воздействуем на другое.

     Так и в технике. Бывают руководители, которые готовы после первых слов доклада принять то или иное решение. Это хорошо, когда руководитель опытный. Когда за твоим докладом у него всплывает в памяти еше куча информации, тогда и решение бывает разумным и логичным. А если кучи нет? Тут жди ошибки. Информация и ее анализ особенно необходимы при определении деятельности целого предприятия на будущее. Здесь следует учитывать многие составляющие: и политику, и технику, и международные отношения, и тенденции в развитии технологий, и потребителей, и экономику, и...

     Недаром за рубежом фирмы проводят маркетинг той или иной продукции. И чем больше прокачивают через себя информации, тем точнее результат.

     Не многим свойственно увидеть, собрать и провести анализ информации. Для этого нужен талант. Любое открытие, совершенное учеными, представляет собой результат переработки обширной информации. Этот постоянный анализ и приводит к новому. Можно с уверенностью сказать, что И. Ньютон или М. Ломоносов, прежде чем сделать гениальные открытия, переварили громадный объем информации.

     Многие молодые порой удивляются, почему руководитель принимает казалось бы нелогичные решения. А вывод простой: руководитель обладает большей информацией. Но это понимаешь потом.

     Хочется пожелать: не отбрасывайте информацию, услышьте, что вам говорят, проанализируйте ее, это поможет принять правильное решение.

     Вспоминаю один случай. Во время одного из запусков ракеты «Протон» с разгонным блоком ДМ неожиданно погас свет в бункере. И не только в бункере, на всей стартовой позиции. Это тогда, когда уже раскручены гироскопы, как говорят, «встали на прогрев». Перерыв был минут сорок. Но по документации необходимо было прервать подготовку и запуск. И это тогда, когда ракета заправлена. Все уже «раскручено». Специалист по системе управления настаивает на отмене. Ситуация критическая. Вот тут и приходится бешено анализировать, что на что может повлиять, а в конечном итоге — на точность выведения. Но это уже комплексная задача. Тут решение принимает Главный по изделию. А он принял: «Идти вперед». А в голове уже проведен анализ точности выведения более сотни пусков. Опасений нет, запас достаточный. Вывели ракету в пределах заданных отклонений. Вот что значит анализ многих факторов. Решение принималось разумно и расчетливо. Таких примеров при запусках можно насчитать десятки. Отсюда и роль технического руководителя. Его грамотность и опыт во многом определяют успех дела.

     Быстро летит время. С калейдоскопической скоростью меняются события. Смотришь, вроде вчера встречался с другом, а прошел уже год. А наша память хранит прошлую встречу до деталей. Часто бывает наоборот. Событие произошло вчера, а вот деталей не помнишь.

     Недаром наш Генеральный заставляет нас писать историю предприятия ежегодно. Это не только интересно, но и полезно, тем самым сохраняется хронология нашей деятельности. Основные документы организационного уровня находят свое отражение в этой книге и, конечно, письма в правительственные органы и резолюции руководителей. Посмотришь историю предприятия за 90-е, и становится грустно. Грустно оттого, что когда-то передовая отрасль, гордость всего народа, оказалась заброшенной. Все больше и больше она становится коммерческой. «Выживайте сами!» — таков лозунг руководителей различного ранга. Сами-то живут неплохо. А те мизерные средства, которые выделяет государство на космонавтику, распыляются так, что потом непонятно, на что они пошли.

     Нужна программа по космосу, и она есть — обширная, учитывающая все интересы: и научные, и федеральные. Но четко очерченного круга приоритетных задач, больших комплексных проектов вы в ней не найдете.

     А ведь после Союза мы практически ничего нового не создали. Летаем на старых ракетах, эксплуатируем старые аппараты, базируемся на старых космодромах...

     Правда, за счет коммерческих заказов все-таки создали новую космическую платформу, которую можно использовать для решения связных, навигационных задач, для создания национальных средств контроля в интересах Минобороны.

     На коммерческие деньги модернизировали разгонный блок «Бриз» для «Протона». Правда, по характеристикам, уступающим нашему ДМ и серьезно уступающим и по энергетике, и по точности выведения. Но модернизировали.

     А госзаказов — полный ноль. «Русь» — новый носитель — задерживался на конструкторских и производственных этапах, и когда «проклюнется», только Богу известно.

     Заманчиво и очень выигрышно выглядело наше предложение по созданию ракеты «Ямал». В сочетании с унифицированной платформой для космического аппарата аналогичного названия она открывала путь для решения целого комплекса задач, о чем уже говорилось.

     Задача была одна — вывести с Байконура на геостационарную орбиту аппарат массой 1,4 т.

     Здесь нельзя не отметить роль открытого акционерного общества «Моторостроитель» и его Генерального директора Игоря Леонидовича Шитарева.

     На этом предприятии стал работать В. Н. Чижухин, горячая приверженность которого новой ракете передалась сначала заместителям Генерального, а затем и ему самому.

     Дела на «Моторостроителе» стали постепенно поправляться после неудач, связанных с развалом Союза. К нашему стыду, И. Л. Шитарев взял на себя смелость заявить, что он хочет быть основным разработчиком не только двигателей, но и ракеты в целом. За счет прибыли своего предприятия, а она в основном была обеспечена заказами Газпрома, он поручает нам и ЦСКБ подготовку эскизного проекта такой ракеты. Бурную деятельность развил его заместитель В. Николаев, организуя российскую компанию по созданию ракеты «Ямал».

     «Моторостроитель» израсходовал на эти цели 15 млн руб. По тем временам деньги не малые. Но судьба распорядилась иначе.

     В октябре 1998 г. один из часто меняющихся вице-премьеров, Ю. Маслюков, решил посетить Самару. Он, как никто другой, мог сравнить нынешнее состояние ракетной техники с положением, в котором она находилась при Союзе: в те времена он возглавлял военно-промышленный комплекс.

     Вместе с Ю. Маслюковым на совещание полетели и генеральные из Москвы. Для этой поездки Генеральный директор государственного центра им. М. В. Хруничева выделил свой самолет. Все собрались в аэропорту «Внуково-3», а самолета нет.

     Выручил всех президент РКК «Энергия» Ю.П. Семенов, который все уладил в течение часа. Вся команда вылетела на самолете РКК «Энергия». Пришлось нашему А. Л. Мартыновскому показать, на что способен его летный отряд. Чтобы самолет взлетел, нужно сделать очень многое: оформить документацию, включить самолете план полетов, обеспечить его заправкой и питанием, и, конечно, самим летным составом. Ведь экипажа на аэродроме не было. И все это было организовано за какой-то час.

     После объезда завода и обхода производств собрались на совещание в Центральном специализированном конструкторском бюро у Д. И. Козлова.

     Один из вопросов — ход работ по ракете «Русь».

     Но когда Д. И. Козлов сказал, что ракету «Ямал» он поставил после «Руси», Юрий Павлович не выдержал. Со свойственной ему энергией и напором стал доказывать, что этого нельзя допустить, что ракета нужна быстрее, и если так, то РКК «Энергия» сама сделает такую ракету. Произошел небольшой скандал.

     По приезде из Самары Генеральный собрал нас и поставил задачу срочно разработать эскизный проект ракеты и основы бизнес-плана для ее создания.

     — Помощи нам ждать неоткуда. Государство денег не дает. Придется делать ракету на коммерческой основе. Нужна компания. В Самаре встретился с И.Л. Шитаревым. Он — наш союзник. Обещал продать изготовленные двигатели по себестоимости, как американцам. Он с удовольствием войдет в нашу компанию. Ю. В. Трунов тоже войдет. В отличие от ракеты «Русь», мы поставили на «Ямал» его систему управления. Основа у НПО АП хорошая: это «Морской старт», да и система управления для «Протона-М» тоже уже готова. Нужен иностранный партнер. Это может быть «Спейсхаб» или другие партнеры. А.Г. Деречин — за тобой. Времени у нас в обрез, к концу года эскизный проект должен быть. Вячеслав, готовь приказ.

     — Хорошо, — возражать было бессмысленно.

     Мы все хорошо понимали, что время работает не на нас. Сделать такую работу за три с половиной месяца очень трудно. Но все соскучились по конкретному делу и с энтузиазмом взялись за дело. Особенно вдохновляло то, что Генеральный развернулся в сторону ракет. Пилотируемая программа отнимала у него уйму времени, и наша тема была как бы в тени. Мы старались не подвести своего Генерального. Быстро выпустили приказ, расписали состав эскизного проекта, переговорили с традиционными партнерами, попросили их выпустить материалы без оплаты, за счет собственных средств. Те проявили полное понимание. Работа закипела. В итоге к концу года выпустили более ста томов эскизного проекта.

     Руководство Росавиакосмоса было как бы в стороне от этих событий. Ведь Генеральный перевел заказ Моторостроителя в коммерческий проект и дал команду нашему управлению подготовить основные положения по бизнес-плану. Надо отдать должное его способности убеждать наших потенциальных партнеров в экономической привлекательности этого проекта.

     Юрий Павлович слетал в Казахстан и доказал руководству, что проект ракетно-космического комплекса принесет работу и дивиденды Казахстану. Основные положения подписывают министр энергетики, индустрии и торговли Республики Казахстан В. С. Школьник и председатель Аэрокосмического агентства М.М. Молдабеков.

     Интерес к проекту проявляли и российские банки: положения по бизнес-плану подписали председатель правления Газпромбанка В. И. Тарасов, первый заместитель председателя правления Собинбанка А. В. Серебренников, генеральный директор ОАО «Газком».

     Понимая, что без иностранных инвесторов не обойтись, Генеральный убеждает в перспективности проекта председателя совета директоров компании «Спейсхаб» Шелли Харрисона, председателя компании Толд энд Эппэл Волтера Андерсона, вице-президента Аэроджет Дж. Руберто, и на бизнес-плане появляются их визы. Вслед за ними документ подписывает Генеральный директор финансовой компании «Форус» Рене Куперс.

     Как все просто. Есть документ, и все подписали! Но это только кажется. За каждой подписью стоит огромный труд, огромное терпение, умение убеждать. Конечно, все подписи получены не за один день. Документ был сделан в рекордный срок — за месяц — только благодаря энергии и напору нашего Генерального. Нашему начальнику управления по внешним сношениям А.Г. Деречину пришлось нелегко.

     Неожиданно, как бы проснувшись, самарчане начали делать эскизный проект аналогичного ракетного комплекса. В результате Центральному научно-исследовательскому институту машиностроения были представлены два проекта. По предложению РКА их презентация состоялась в зале коллегии. Конечно, глубина проработки была настолько разительной, что доклад начальника проектного подразделения ЦСКБ Н. Смирнова выглядел детским лепетом.

     Руководство Росавиакосмоса тянуло с решением вопроса о закреплении ведущей роли в этом комплексе за РКК «Энергия», поручив ЦСКБ выпустить дополнение к эскизному проекту.

     Мы не понимали, почему так усиленно тянут в проект самарчан. Нам тоже советовали, чтобы нашли общий язык с ЦСКБ. Вскоре получаю команду от Генерального:

     — Слетай в Самару, попробуй еще раз договориться о совместной разработке ракеты.

     — Хорошо, заодно нужно посмотреть, что сделал Петренко. Его филиал по вашему «указанию» торопится с конструкторской документацией.

     — Вот и посмотри.

     Поездка в Самару прошла, как обычно: Домодедово, самолет, полтора часа, и ты в Курумычах. Здесь уже встречают, и сразу отправляемся на предприятие. В кабинете С. А. Петренко, к своему удивлению, увидел А. М. Солдатенкова.

     — Привет. Как жизнь?

     — Привет. Необходимо поговорить.

     Понимаю, что не случайно Александр Михайлович пришел в Волжское конструкторское бюро.

     — Разговор есть, — продолжал Александр Михайлович, — нужно как-то помирить наших генеральных.

     — Да они вроде и не ссорились. Только ЮП сказал, что вы не хотите делать «Ямал». Поставили его в очередь за «Русью».

     — Вы тоже должны нас понять. Мы уже более семи лет занимаемся «Русью», и все топчемся на месте. Денег нет, а те, что есть, распределяют в РКА. А потом «Ямал» может помешать «Руси», это и настораживает наше руководство.

     — А может, сразу делать «Ямал»? Ведь еще никому не помешала лишняя масса выводимого груза.

     — Но это уже политика. Сейчас это сделать трудно, никто не поймет. Нам-то нравится ракета. Скажу по секрету, Крайнов уже предложил «Ямал» австралийцам. Они очень хотят создать свой космодром на острове Рождества в Индийском океане.

     — Как «Ямал»? Не понял.

     — А что тут понимать, «Ямал» сумеет вытащить на переходную орбиту к геостационару более четырех тонн. А это уже неплохо.

     — Да мы на разгонном блоке ДМ и «Протоне» тянем с Байконура примерно такую массу. Рынок есть. Так давайте договариваться, как работать.

     — Мы одни не сделаем новую ракету, а ходить в пристяжных не хотим.

     — Но как вы могли тогда торговать нашими идеями?

     — Сам удивляюсь. Но нужно было найти решение. Вот если бы отдали нам первую и вторую ступени, вернее вторую, ведь первая и так наша, то мог бы получиться компромисс.

     — Надо подумать. Полагаю, это возможно, только за нами третья ступень, разгонный блок, а также ракета в целом.

     — Вот мы и поняли друг друга. Пойду доложу Аншакову. Вы ведь завтра встречаетесь?

     — Да, утром.

     — Попробую убедить.

     — Но мне нужно доложить своему Генеральному. Ты же понимаешь, что это должно быть его решение.

     — Конечно, понимаю.

     На том и разошлись. Станислав Александрович Петренко не вмешивался. Но как только А. М. Солдатенко вышел из его кабинета, выпалил:

     — Да не сделают они ничего. У них конструкторов то нет. Некому разрабатывать баки. К нам прибегут.

     — Не суетись. Прибегут — это хорошо, значит, ты без работы не останешься. Поживем — увидим. Утром пойдем со мной к Козлову, послушаем, что он скажет. Ты учти, к сожалению, завод под ним. А менять завод-изготовитель ракеты неразумно, да и вредно, Кирилин и так без работы. Его завод «Прогресс» вместо пятидесяти ракет стал выпускать на порядок меньше.

     — Да, Кирилина бросать нельзя.

     — Вот видишь.

     Утром отправились в ЦСКБ к Геннадию Петровичу Аншакову. Поздоровались. И чтобы не затягивать, начал сразу:

     — Солдатенко доложил о нашем разговоре?

     — Конечно.

     — Есть предмет для разговора или нет?

     — Ну, ты уж сразу быка за рога. Думаю, что договориться сможем. Я в принципе согласен. Детали можно оговорить отдельно. Но нужно доложить Дмитрию Ильичу. Его сейчас нет, будет позже.

     — Давай напишем решение и пойдем к нему уже с бумагой. Подпишет — хорошо, не подпишет — значит разошлись.

     — Согласен.

     Решение должно быть коротким. Набросали решение, но внутри «холодок». Не много ли беру на себя?

     — Ты только пойми, что у меня тоже есть Генеральный. Постараюсь ему доложить правильно. Думаю, он поддержит. А там не знаю.

     — Я понимаю.

     Мы со Станиславом поднялись и пошли к нему.

     — Вот посмотришь, завалят они дело.

     — Не нервничай, собирай своих. Давай посмотрим, что сделано у тебя.

     В комнате для совещаний собрались все руководители подразделений: А.В. Андреев, А. А. Маркин, А.А. Труфанов, Н.И. Харченко.

     — Вячеслав Михайлович, расскажи нам о планах, задачах, какую загрузку нам привез, — начал Станислав Александрович.

     Пришлось сначала рассказать о нашем посещении ЦСКБ, о том, что хотим найти компромисс.

     — В любом случае рабочая документация по блоку «И» третьей ступени за вами.

     — А как же вторая ступень?

     — Выполняйте приказ Генерального. Там все обозначено

     Вижу, немного успокоились.

     Коллектив нашего филиала, а затем дочернего предприятия «Волжское конструкторское бюро» был небольшим: порядка 500 человек. Когда-то, во времена «Энергии», его состав переваливал за полторы тысячи. Но постепенно работа уходила, коллектив начал «таять» и остались только те, кто свято верил нашей технике либо был в безвыходном положении по семейным обстоятельствам.

     Смотрел на дорогие мне лица, а в памяти всплыли времена, когда мы работали по теме «Энергия—Буран». Тогда поражался трудолюбию этих людей, их ответственности за порученное дело, их напористости в достижении надежности работы созданных ими конструкций, их беспокойству за сроки выполнения работ, так как они понимали, что каждый лишний день разработки может отодвинуть день запуска на неделю.

     Эти люди не бравировали своими знаниями, а потихоньку делали свое дело.

     В целом обстановка в ВКБ была деловая, и это вселяло уверенность, что люди никогда не подведут тебя, в отличие от московских коллег. Они не прикрывались отсутствием исходных данных, приезжали к нам в Головное конструкторское бюро и «добывали» их «горяченькими».

     Нужно постараться всячески помочь им и в первую очередь обеспечить работой, о чем они и просили, хорошо понимая при этом, что потеря коллектива ВКБ может обернуться катастрофой для нашего предприятия. Вопросы сыпались один за другим и в основном были связаны с перспективой.

     — Ты пойми, Вячеслав Михайлович, положение у нас критическое. Сокращать больше некуда, и если отдадим вторую ступень, то машина уйдет от нас.

     — Не уйдет. Мы же договорились, что в целом за ракету отвечает РКК «Энергия».

     — Только это нас и успокаивает, — подытожил Станислав.

     Принесли чертежи корпусных отсеков. Моему удивлению не было предела.

     — Когда же вы успели?

     По лицам присутствующих понял, что они очень рады такой оценке.

     — Не сидеть же сложа руки. У нас люди соскучились по работе. — Зиканов с гордостью разворачивал творенье своих конструкторов.

     — Хотим хорошо закончить 1998 год.

     — Все чертежи на компьютерах?

     — Стараемся. Техники не хватает. Помог бы техникой.

     — Постараюсь. Вы просто молодцы. Труд не пропадет.

     Совещание закончилось.

     — Поедем в «Солнечный», там сторожа приготовили баньку и прорубь в Волге тоже.

     — Спасибо. Это нужно попробовать. Поехали.

     Вечер прошел сказочно. Тихий морозный вечер на Волге. Прекрасная парная и небольшое застолье с волжской жареной рыбой отодвинули на задний план все невзгоды и заставили ненадолго забыть все проблемы.

     Утром в кабинете С. А. Петренко раздался звонок от Г. П. Аншакова.

     — Я подписал решение у Дмитрия Ильича. Теперь вопрос за тобой.

     — Замечательно. Где решение?

     — У меня.

     — Сейчас приеду, сегодня улетаю. Возможно, вечером успею доложить Генеральному.

     Сам не ожидал такой оперативности. Всегда в таких случаях лезут в голову сомнения: здесь что-то не то?! Нужно еще раз продумать, чтобы не допустить ошибки.

     Юрий Павлович спокойно выслушал предложения.

     — Это хорошо, что нашли компромисс. Мы все равно не смогли бы обойтись без завода. А завод — у Козлова. Кирилин даже лишился самостоятельного заводского финансового счета. Коптев сказал, что глупо переходить на другой завод. Придется мириться с таким решением.

     Генеральный взял ручку и размашисто подписал решение.

     — А как Петренко? Сильно возражал? Он мне звонил.

     — Конечно, возражал. Он не верит в работу ЦСКБ. Утверждает, что у них нет достаточных конструкторских сил, а специалисты по созданию баковых конструкций вообще отсутствуют. По-моему, он немного преувеличивает. Все-таки в ЦСКБ большой коллектив.

     — Нужно его успокоить. Найти ему дополнительную загрузку.

     Наше решение с ЦСКБ по распределению обязанностей было утверждено Генеральным директором Росавиакосмоса Ю. Н. Коптевым, который был рад, что мы договорились.

     Разгадка поведения руководителей Росавиакосмоса и ЦСКБ вскоре открылась. Параллельно с руководством ЦСКБ заместитель генерального директора Росавиакосмоса А. Н. Медведчиков в течение двух лет вел переговоры с одной австралийской компанией о построении космодрома в Австралии и поставки на этот космодром российских ракет для коммерческих запусков. И ЦСКБ, и Росавиакосмос хорошо понимали, что без РКК «Энергия» такой проект не осилить. Да и патент на ракету типа «Ямал» был получен сотрудниками РКК «Энергия». Вот все и пытались, чтобы ЦСКБ и РКК «Энергия» нашли понимание в разработке этого проекта.

     В феврале 1999 г. в Москву с группой помощников прилетел президент компании «Азиатский тихоокеанский космический центр» (APSC) Дэвид Квон для продолжения переговоров о создании космодрома на острове Рождества.

     Звонок Генерального:

     — Звонил Медведчиков, у него завтра будет Квон. Приглашают нас. Мне Коптев посоветовал найти общий язык с Козловым: у него есть хорошие предложения по дальнейшей разработке. Может, он имел ввиду австралийцев. Поезжай, доложишь.

     Времени на подготовку материалов к такому важному совещанию было в обрез. Хорошо, что под рукой был эскизный проект по PH «Ямал». В течение вечера сделали выжимку сведений об основных характеристиках и стоимостных показателях. От РКК «Энергия» приехал начальник отдела внешних связей В. Васильев.

     К нашему удивлению остальные участники совещания хорошо знали друг друга. Австралийцы радостно приветствовали В. Н. Климова — представителя КБОМ, Б. И. Мелиоранского от ЦСКБ. Александр Николаевич Медведев отрекомендовал нас как представителей РКК «Энергия», а также В.Е. Нестерова и его коллег как сотрудников управления средств выведения и наземной космической инфраструктуры.

     Разговор сразу начался с обсуждения проекта генерального соглашения. Мы проекта не видели. Пришлось, как говорят, разбираться по ходу дела.

     А события развивались примерно так.

     Основной контрактер с австралийцами — Росавиакосмос, а остальные в пристяжных. При этом РКК «Энергия» определялась головным предприятием, отвечающим за технику. Отсюда следует: вы работайте, а деньги делить будем мы (Росавиакосмос). И это преподносилось вполне серьезно. Как отвечать за техническую реализацию проекта, не имея в руках финансовых средств, одному богу известно.

     Нас такая позиция не устраивала. Спор был настолько горячим, что порой казалось, что вот-вот дойдет до личных оскорблений. Со стороны Росавиакосмоса особенно упорствовал мой друг Владимир Евгеньевич Нестеров:

     — Мы не знаем, как РКК будет распределять средства. Вот в «Старсеме» был полный порядок. Финансы шли через Росавиакосмос, мы согласовывали с ЦСКБ кому сколько, и все.

     — У нас в «Морском старте» тоже был порядок, собирали Совет главных конструкторов и утверждали распределение средств, да и при коммерческих пусках никогда не было вопросов о ценах РКК «Энергия». Никто не жаловался. Все были довольны, но зато мы владели и техникой, и финансами. Дело от этого только выигрывало, — парировал я его доводы. Доложу Генеральному, здесь много нюансов.

     Особый разговор был с австралийцами о стоимости работ. У меня сложилось впечатление, что задача российской стороны состояла не в том, чтобы сделать проект, а чтобы урвать побольше. В конце концов договорились об общей и продажной стоимостях ракет. Самарцы и КБОМ подписали. Оставалась подпись Ю. П. Семенова. Решили после обеда поехать в РКК «Энергию».

     Генеральному детально докладывали о ходе переговоров. Он хорошо понимал, чего стоит этот проект для нашей организации. Но условия соглашения были очень жесткими. Юрий Павлович сумел убедить Ю. Н. Коптева, что финансирование работ РКК «Энергия» будет вести по прямому договору с APSC. Нужно было только отстоять увеличение цены, связанной с девальвацией доллара.

     Утром договорились встретиться у Ю. П. Семенова. 29 февраля 2000 г. в половине десятого утра встретил в «ловушке» (так называлось пространство между двумя въездными воротами на наше предприятие) Д. Квона, Ф. Манжори и Л. Горулеву — личного переводчика господина Д. Квона. Сама родом из Самары, по воле судьбы она оказалась в Австралии, вышла там замуж и осталась на шестом континенте.

     Сразу вспомнил Ирину — переводчицу Пьера Кристенсена, президента норвежской фирмы «Кварнер», с которой мы завязывали «Морской старт». Лана очень похожа на нее. Умная, красивая, великолепная переводчица, умеющая доступно донести мысли собеседников, да к тому же хорошо эрудированная в технических вопросах, она была просто незаменима в таких переговорах.

     Вошли в кабинет Генерального. Вся обстановка кабинета сохранилась со времен его первого хозяина — Сергея Павловича Королева, за исключением двух портретов: С.П. Королева и В.П. Глушко.

     За столом совещаний находились Юрий Павлович, его заместитель по внешней экономической деятельности В. П. Легостаев и начальник его управления А. Г. Деречин.

     Улыбки, приветствия, шутки.

     Сели по обе стороны стола.

     — Мне доложили о генеральном соглашении. У нас возражений особых нет. Есть только два замечания. Это фиксированная цена на пятнадцать лет и девальвация доллара, — Генеральный сразу брал, как говорят, быка за рога.

     — Мы уже три года работаем над этим проектом и не понимаем, почему он не продвигается вперед. Три года нас водят за нос, — отпарировал Д. Квон.

     — Может, не с теми работали. Мы тоже сотрудничали с иностранными фирмами, например с «Боингом», и через четыре года создали «Морской старт».

     — Да, хороший проект. Но было допущено много ошибок.

     — Но проект работает, и неплохо. Тоже много спорили о девальвации, о фиксированной цене. Но нашли компромисс. Американцы нас поняли. Если посмотреть реально, то доллар падает в цене, хотим мы этого или нет, и не учитывать это было бы неправильно. Да и цены на комплектующие растут постоянно.

     — Чтобы провести маркетинг, мне нужно быть уверенным в цене продукции.

     — Это правильно. И See Launch тоже так поступает.

     — Рынок очень напряженный. И мы можем заманить заказчика только с помощью приемлемой цены.

     — Мы согласны, но учитывать реалии необходимо.

     — Юрий Павлович, мы провели неделю в Росавиакосмосе. Переговоры были напряженными и трудными, и я не в силах изменить что-либо в соглашении, так как его подписали Козлов и Бармин.

     — Это дело можно уладить. Я поговорю с ними. Думаю, они возражать не будут.

     — Но я тоже поставил свою подпись. Не в моих правилах ее отменять. Если я изменю свое решение, это будет говорить о том, что я не серьезный человек.

     — Вам виднее. Но мы не можем с этим согласиться. Нужно корректировать соглашение в части фиксированной цены и девальвации доллара.

     — Я не могу с этим согласиться.

     Улыбки кончились. В зале наступила тишина.

     — Значит, не договорились, — сказал Генеральный.

     — Значит, не договорились, — повторил Д. Квон и встал. За ним поднялись остальные члены австралийской делегации.

     — Будет неправильно, если вы уедете, не отобедав у нас. А то скажут, что РКК «Энергия» не только не подписала соглашение, но и не накормила гостей.

     — У нас очень мало времени.

     — Думаю, обед не займет больше часа, а час ничего не решает.

     — Хорошо.

     Из кабинета прошли в столовую для гостей. За обедом шли разговоры о погоде, об Австралии, об острове Рождества, о его флоре и фауне. Про соглашение ни слова.

     Закончив обед, вернулись в кабинет ЮП.

     — Жаль, что мы не договорились, — прощаясь, сказал Генеральный.

     — Мне тоже жаль, — ответил Д. Квон.

     — Вы подумайте над нашими замечаниями, может, измените свою позицию.

     — Мне жаль, но я уже поставил свою подпись.

     — Проводи гостей, — это уже указание мне.

     Мы вышли. Настроение у всех отвратительное. У меня тоже, ведь столько отсидел в Росавиакосмосе, и все впустую. Гости надели пальто и приготовились выходить на улицу.

     — Жаль, что вы не поняли нашего Генерального. Он связан определенными обстоятельствами. Обидно, что, работая три года над таким проектом, вы не вышли на РКК «Энергия».

     — Мы работали с Росавиакосмосом. Они нас направляли.

     — Только у нас так бывает, что торгуют чужой продукцией. Вы, наверное, не знаете, что проект такой ракеты был предложен нашей организацией, что патент на нее тоже наш, и без РКК «Энергия» проект уже немыслим.

     Д. Квон задумался. Мы остановились в вестибюле перед выходной дверью.

     — А как это может быть, что патент у вас, а в переговорах вы не участвовали?

     — Для нас это тоже загадка. Может, потому, что мы акционерная компания? Но ведь и APSC тоже акционерная компания. Мне казалось, что лучше было бы объединиться нам и вам в одну компанию и делать этот проект.

     — Хорошее предложение. Нужно подумать и переговорить со своими акционерами.

     — У нас есть опыт, правда, небольшой. Работая над проектом «Морской старт», мы объединились с «Боингом», «Кварнером» и НПО «Южное» в единую компанию See Launch. Почему здесь, в этом проекте вам не хочется иметь союзника?

     — Мы хотим, и очень хотим.

     — Но сегодня дела обстоят по-иному. APSC заказчик, а российская сторона — исполнитель. Вы знаете, к чему это приведет? Вы никогда не войдете в подписанный лимит стоимости. Кто будет распределять эти деньги? Вы? Каждый участник будет говорить, что ему мало. Вы никогда не состыкуете всех.

     Д. Квон стоял задумчивый.

     — Мне нельзя уже менять основного исполнителя. Для нас это Росавиакосмос.

     — Давайте вернемся к соглашению. Генеральный в РКК «Энергия», он же президент, избирается акционерами. И что они скажут ему про это соглашение? Куда он смотрел и как допустил, что предприятие работает в убыток? Да его сразу снимут с работы. Вы будете работать в убыток?

     — Конечно, нет.

     — Вот видите.

     — Это мы понимаем. Если будет вам тяжело, то мы тогда вернемся к этому вопросу и подумаем, как вам помочь.

     — Это и имел в виду Семенов. Он хотел оговорить примечанием, что к этому можно вернуться.

     — Я согласен.

     — Тогда давайте внесем в соглашение и пойдем к Семенову.

     — Соглашение трогать нельзя.

     — Тогда подпишите с Семеновым частное определение и обязуйтесь при непредвиденных обстоятельствах сесть за стол переговоров. У нас, знаете, как цены растут?

     — Об этом можно говорить.

     — Тогда давайте я схожу к Генеральному и попрошу принять вас. А вы пока снова раздевайтесь.

     Поднялся в кабинет Генерального.

     — Кто у ЮП?

     — Один.

     Зашел в рабочий кабинет. Генеральный просматривал почту. Перед ним, как всегда, лежало несколько десятков документов.

     — Юрий Павлович, Квон согласен на уступки.

     — А что, разве он не уехал?

     — Нет, он внизу, в вестибюле. Говорит, что в этой ситуации нужен разговор один на один.

     — Хорошо, пригласи его.

     Спустился вниз.

     — Генеральный ждет.

     Поднялись в кабинет Генерального. Юрий Павлович пригласил Д. Квона и Лану в свою рабочую комнату.

     Мы остались в комнате совещаний. Заметил, что в таких случаях время тянется неимоверно долго.

     Наконец, Генеральный и Д. Квон вышли улыбающиеся.

     — Возьми этот документ и сохрани. Соглашение я подписал.

     Взял в руки протянутый мне лист документа, подписанный только Д. Квоном и Ю. П. Семеновым. Основное соглашение передали А. Г. Деречину, он еще не успел уйти к себе.

     Суть соглашения между Ю. П. Семеновым и Д. Квоном заключалась в том, что в случае возникновения непредвиденных трудных или удачных обстоятельств они готовы находить приемлемые совместные решения в духе сотрудничества.

     Все облегченно вздохнули. РКК «Энергия» вошла в головные исполнители по теме.

     Через два месяца необходимо было выпустить инженерную записку по теме.

     Долго совещались, как назвать ракету и проект в целом. Наконец, после согласования с австралийцами название было дано — «Аврора».

     Соглашение с компанией APSC предусматривало определенную последовательность этапов работ и их оплату. Дополнительно австралийцы попросили выпустить инженерную записку, в которой должны быть показаны основные характеристики ракеты.

     Это было им нужно, чтобы определиться со строительными фирмами, а также провести маркетинг новой ракеты. Инженерную записку предлагалось выпустить за месяц, а уже был февраль 1999 г.

     — В соглашении у нас ничего об этом не сказано, — как бы утверждая и напоминая, Александр Николаевич Медведчиков обратился к Д. Квону.

     — Но этот документ нам нужен.

     — Это дополнительная работа.

     — Значит, дополнительные деньги. Сколько стоит такая записка?

     — Думаю, тысяч триста.

     — Согласен. С кем контракт?

     — Думаю, в этом случае можно заключить контракт напрямую с РКК «Энергия». Вы не будете возражать? — последние слова относились уже ко мне.

     — Мы готовы, что и основной контракт будет идти через нас — РКК «Энергия».

     — Хорошо. Значит, контракт на инженерную записку будет с РКК «Энергией». Только мы все должны понимать, что нам требуется правительственное разрешение на работу по этому проекту. Мы такой документ подготовили. Сейчас начинаем согласование.

     Холодок пробежал у меня внутри. Получить правительственное разрешение — дело непростое. Вспомнил, сколько труда было затрачено нашим Генеральным на разрешение по поводу проекта «Морской старт». Здесь эту работу РКА брало на себя. С одной стороны, это хорошо, а с другой — понимал, что процесс согласования со всеми ведомствами займет не один месяц. Порой бывает проще сделать работу, чем получить разрешение.

     У государственных чиновников не такая уж большая зарплата. А значимость свою показать надо. По поводу любого документа можно задать столько вопросов, что его можно просто «утопить».

     А у всех памятен проект «Морской старт». Когда разрешение было подписано, как говорят, сверху, и чиновникам, и их ведомствам обломилось очень мало. Вот теперь, думаю, они отыграются. А может, все и пройдет быстро, ведь Российское Космическое Агентство — правительственный орган.

     Все это быстро промелькнуло в голове.

     Совещание закончилось.

     — Нам нужно поговорить, — обратился к В. Н. Климову и Б. И. Мелиоранскому.

     — Конечно.

     Вышли из кабинета.

     — Как предлагаете вести работу? — вопрос Б. И. Мелиоранского ко мне.

     — По контракту, а с вами — ЦСКБ и КБОМ — по договору.

     — В долларах?

     — Это я не знаю. Это вопрос наших экономистов.

     — А как собираешься делить деньги?

     — Поровну, по сто тысяч каждому предприятию. Хотя понимаю, что основная нагрузка ляжет на нас. Вы согласны?

     — Да, — в один голос ответили и В.Н. Климов, и Б.И. Мелиоранский.

     Мне не хотелось спорить о деньгах на самом раннем этапе. Сумма контракта была небольшой. Да и понимал я, что наши коллеги работали над проектом уже более двух лет. Нужно же им хотя бы немного компенсировать свои затраты.

     Конечно, наша организация могла составить инженерную записку самостоятельно. Ведь по сути дела проект «Аврора» был практически повторением проекта ракеты «Ямал». Базируясь на эскизном проекте «Ямала», наши инженеры довольно быстро набросали оглавление этой записки, закрепили за подразделениями и работа закипела.

     Проектное подразделение В. П. Клиппы стало основным связующим в этом проекте. Все прекрасно понимали, что только быстрые темпы работы над проектом позволят РКК «Энергия» занять лидирующую позицию.

     — Зачем ты взял такой срок? — Володя спросил меня каким-то грустным голосом. — Взял бы месяца два.

     — Не беспокойся, можем немного опоздать, хотя и нежелательно. Но мы должны это сделать быстро.

     — Ты же знаешь, что эскизный проект закончили только в январе. А должны были в декабре прошлого года.

     — Ну, не уволили же нас за это. Зато какое впечатление произвели на Генерального. Теперь у тебя есть проект «Ямала», а уж инженерную записку, думаю, сделаете.

     — Сделаем, конечно. Но когда получим материалы от ЦСКБ и КБОМ? Если они пришлют в конце месяца...

     — Не ждите от них материалов. Делайте сами. А что придется изменить, потом подкорректируем. Договорились?

     — Нужно ребят сориентировать и пообещать небольшую премию. Это можно?

     — Вот это можно. Только поменьше слов и четче информацию. Думаю, нужно сделать три книги: о ракете, старте и «техничке».

     — Согласен. Так удобнее.

     На этом и расстались.

     Работа закипела. В основном над проектом трудились те же люди, с которыми делали «Морской старт». Тогда было много неверующих на предприятии, да и в нашей дирекции. Но после успеха отношение изменилось, и ребята сразу поверили в новый проект.

     Что же он собой представлял?

     Долго и надежно служит ракетному и космическому делу созданная в ОКБ-1 ракета Р-7, теперь известная как «Союз». Именно она доставляет космонавтов на орбиту Земли, и не только космонавтов, но и тысячи спутников, которые сегодня летают на орбите Земли благодаря ей. Один из них — «Молния» — позволяет смотреть московские телевизионные программы в различных уголках России.

     Более сорока лет функционирует «Союз» на благо народа. Создавалась эта ракета в самый разгар холодной войны Советского Союза и Запада. Как теперь говорят, она спасла мир на земле. Нашу страну окружили многочисленными базами. А ответный удар мы нанести не могли. Вот и была поставлена перед КБ Сергея Павловича Королева задача сделать такую ракету, которая могла бы доставить заряд в любую точку земного шара. И эта задача была блестяще решена. Затем с помощью ракеты запустили первый спутник Земли, первого космонавта, первые полеты на Луну, Марс, Венеру стали плодом ее труда.

     Есть такое правило у ракетчиков — ничто не менять в конструкции ракеты, как только она совершила свой успешный полет. «Семерка» ушла в свой первый успешный полет только с третьего раза. И с тех пор в ее конструкцию изменения вносятся только в особых случаях.

     Ракету передали для серийного производства в Самару на завод «Прогресс» и создали при заводе филиал ОКБ-1 для сопровождения производства этой ракеты. Руководителем филиала тогда назначили Д.И. Козлова. Сейчас Дмитрий Ильич член—корреспондент академии наук России.

     Так вот, по заявлению руководителя проектных работ Г. Е. Фомина, к достоинству ЦСКБ относят то, что в течение более сорока лет в конструкцию ракеты не было внесено ни одного принципиального решения, меняющего облик ракеты.

     Надежные полеты ракеты привлекли внимание иностранцев. Они захотели запускать свои спутники этой ракетой. Все, что ранее казалось передовым, постепенно стареет. Что вчера было самым быстрым, сегодня считается нормой. Вчера — это рекорд, а сегодня — это повседневность. Посмотрите, как развивалась техника: автомобили, самолеты, радиоэлектроника, атомная промышленность, химия. Да что там говорить, любая отрасль в XX в. сделала громадный скачок вперед. Так и в ракетной технике: дальность первых баллистических ракет измерялась сотней километров, а сегодня ракетно-космические комплексы летают на миллионы километров. Но любая техника устаревает. Так и наша родная «семерка». Аппаратура управления на ней надежная, но, можно сказать, «прошлого века». В приборах применяются элементы, которые давно не выпускаются промышленностью. Нужна модернизация. Появились на других ракетах бортовые компьютеры, а на «семерке» до сих пор задействованы радиолампы. Характеристики когда-то самых мощных двигателей оставляют желать лучшего.

     Идея модернизации ракеты «Союз» созрела давно.

     Вот тут, как нельзя кстати, и появилась ракета «Аврора». По сути, внешне она мало чем отличается от ракеты «Союз», но начинка уже другая. Да и заправка ее компонентами топлива стала примерно такой, как в проекте «Ямал». Так что появилось новое качество этой ракеты.

     Но ракета «Аврора» — это еще не весь проект «Аврора». Трансформировать проект «Ямал» было несложно, но тропики острова Рождества предъявляли свои требования к конструкции ракеты.

     Проект «Аврора» кроме ракеты включал в себя техническую и стартовую позиции. Конечно, все знакомо и не ново. «Техничка» — это подготовка ракеты к запуску, а стартовая позиция или комплекс это обеспечение уже самого запуска ракеты.

     На «техничке» идет сначала проверка доставляемых транспортабельных блоков ракеты, затем сборка ступеней и самой ракеты. Для этого требуется оборудование: монтажные тележки, краны, балки, траверсы.

     После сборки нужно провести испытания ракеты. Проверить герметичность магистралей, баков окислителя и горючего, проверить работу клапанов (каких возможно) и, конечно, провести электроиспытания, сначала автономные, каждой системы отдельно, а затем и комплексные. Километры кабелей на изделии тоже проверяются. Довольно много электрических систем, да, по сути, все агрегаты имеют электрические элементы. Как электрические элементы проверяются и ракетный двигатель, и системы заправки, и антенно-фидерный тракт, и датчики, и система электроснабжения, и пиросредства. Это не говоря уже о таких системах, как система управления, радиотехническая система. Поскольку системы дублированы, а некоторые утроены, проверяются все досконально. И если есть замечания хоть к одному каналу, его устраняют или меняют комплект. Так что для таких испытаний наземной аппаратуры хватает. И все размещается на «техничке». Все нужно смонтировать в монтажном корпусе и, главное, проверить, чтобы сама наземная аппаратура не вносила погрешностей в испытания.

     Одной из основных частей проекта «Аврора», которая требовала скрупулёзных переработок, была техническая позиция. Ее нужно было спроектировать и как строительное сооружение, и как инженерное, и как целевое для испытаний ракеты. Немного поясню, что такое инженерное сооружение. Это связь, тепло-, водоснабжение, кондиционирование, канализация, освещение, мебель в рабочих комнатах, система единого времени в помещении монтажно-испытательного корпуса. Все нужно спроектировать, заказать, смонтировать, провести пуско-наладочные работы и совместно с ракетой сдать заказчику.

     Стартовая позиция своим названием говорит за себя. Привезли ракету на старт, нужно ее установить — оборудование (установщик); нужно ее прицелить — оборудование; нужно ее термостатировать — оборудование; нужно ее заправить топливом — целая система заправки и окислителем, и горючим; нужно провести зарядку газами (а это азот, гелий, кислород, воздух) — оборудование для каждого газа. Проверить стыковку бортовых и наземных систем — оборудование, провести заключительные операции и набор стартовой готовности — целый комплекс управления, как бортом, так и наземной частью.

     Ну и, конечно, сам стартовый стол с газоотводящим каналом — это целое инженерное сооружение, которое рассчитывают, проектируют и компонуют специалисты по газодинамике, прочности, нагрузке. Сам стартовый стол должен быть таким, чтобы ни один его элемент не повредил, не зацепил, не оборвал хотя бы один элемент ракеты.

     Называю по-старому — стол. Да, действительно, первые ракеты стартовали как бы со стола. Но затем по мере увеличения их размеров и массы стартовые столы превратились в колоссальные механизмы. Взять хотя бы старт все той же «семерки». Как лепестки цветка расправляются опоры, на которых висела ракета. Простым противовесом они отходят от ракеты. Но все нужно рассчитать в динамике движения, чтобы не было непредвиденных ситуаций.

     Все конструкции, механизмы, агрегаты, системы нужно сначала «нарисовать» на бумаге, увязать с местностью, с коммуникациями, линиями электропередач, учесть состав грунта на несколько метров вглубь земли. Работа не одного дня.

     Все это и входит в наш проект «Аврора». Сначала инженерная записка, а затем эскизный проект. Нужно ничего не упустить, все продумать, озадачить всех смежников, поставив перед ними конкретную задачу. И не только поставить, но и обеспечить их необходимыми исходными данными.

     Как ни странно, на облик ракеты сильно действуют транспортировочные условия. А в нашем проекте — далекая Австралия, куда должны попасть ракета и сотни, повторяю, сотни тысяч тонн наземного оборудования. Так что в проекте отдельным томом расписывается трасса транспортировки, сравниваются различные способы ее: и морской, и автомобильный, и самолетный, и железнодорожный. Все нужно учесть. Характерные требования того или иного вида транспорта, и, конечно, экономику.

     Более сотни документов только проектного плана выпускаются нами вместе с двигателистами, заправщиками, стартовиками, специалистами по аэрогазодинамике, по продольной и поперечной устойчивости, разработчиками системы управления движением и т.д.

     Создается сначала на бумаге единый взаимосвязанный механизм, и отказ каждого его элемента может задержать реализацию проекта.

     Мы часто шутим, что все находимся в быстро мчащемся поезде и у каждого есть свой стоп-кран.

     Проект «Аврора» не был исключением из числа больших проектов типа «Энергия—Буран» или «Морской старт».

     Можно только выразить огромную благодарность всем участникам, ведь эскизный проект мы сделали за полгода.

     И тут захромали. Передать материалы австралийцам не могли. Нужно правительственное разрешение.

     Получить его было функцией Росавиакосмоса. Это оказалось посложнее, чем сделать сам эскизный проект. Бюрократия делала свое дело. Только через год были получены необходимые разрешительные документы.

     Пожелаем же проекту «Аврора» показать во всей красе свою новую звезду.

     В декабре 2001 г. подписаны контракты на создание ракеты, космодрома и маркетинг, правда, финансирование отодвинули на полгода. Проект получил юридическую основу. Конечно, хочется увидеть первый старт. Ведь подписание контрактов — только начало. Это уже другой рассказ. А как хочется увидеть первый старт!

     Когда слышишь смех, то невольно и тебе становится веселее. А бывает такой заразительный смех, что, сам того не желая, начинаешь сначала улыбаться, а затем и смеяться. Человек испытывает радостное чувство. Это чувство всегда написано на лице. Мы рады, когда рождается ребенок, когда встречаем друзей, которых давно не видели, когда родственник поправляется после тяжелой болезни, когда получаем очередное повышение по службе или награду за свои праведные труды. Да много ли поводов порадоваться в жизни. Порадоваться приходу весны, когда просыпается природа, порадоваться теплым летним дням и осенним утренним туманам или искрящемуся на морозе белоснежному покрывалу.

     Так уж устроена наша жизнь, что порой совсем неожиданно преподносит тебе подарок в виде отпуска, премии, новых друзей. И человек не скрывает свои радости. Это видно по нему, по его лицу, настроению.

     Бывают в жизни и печальные минутки. Их тоже достаточно, и каждый пережил это. Особенно, когда не совсем здоров сам или твои близкие, когда тебя обманули или оскорбили. Да мало ли таких случаев в жизни.

     Но вот зависть. Что это такое? Когда задумываешься, то понимаешь, что этого чувства на лице ни у кого не увидишь. Можно увидеть человека влюбленного. Он весь светится как бы изнутри. А зависть? Человек может улыбаться тебе, а внутри завидовать, может грубить тебе, но это уже проще, так как можно задуматься, почему он грубит. Но чаще ты видишь человека около себя как бы друга, сослуживца, соседа, и не всегда понимаешь, что почему-то он завидует тебе.

     Как-то услышал такой вопрос: «С каким человеческим чувством не можешь справиться?» — и тут же ответ: «С чувством зависти». Все можно победить: и любовь, и ревность, и грусть, и веселье, а вот зависть — нет.

     Порой думаешь, ну что человеку надо: он хорошо одет, имеет свое жилье, дачу, машину. Но его распирает чувство зависти к другу. Тоже красивая жена, лучше обставлена квартира, дача поближе к жилью, машина тоже дорогой марки. И вот он начинает гнаться за другом, показывая, что может достичь большего, а друг не замечает этого, он просто живет своей жизнью. У него все получается. Он даже внимания не обращает на все новое, что появилось у соседа, а если и заметил, то, разумеется, рад за него. Но это в быту.

     Хуже, если это происходит на службе. И так получается, что приходят молодые специалисты, окончившие вместе институт, и тут начинается разделение. Вдруг твой товарищ получил повышение, а ты нет. Зависть. А почему это произошло, не задумываешься. То, что он «вкалывал» больше, чем ты, то, что он не отказывался ни от одного поручения, это не видно, это не в счет.

     А тут еще его неожиданно делают твоим начальником. Все это потихоньку приводит к тому, что бывший твой товарищ, которого постигла неудача по службе, не завидует, а просто тебя ненавидит. При случае уже не подставит свой локоть в трудную минуту. Это происходит, конечно же, не со всеми твоими сотрудниками. Многие радуются за тебя и даже гордятся, что их сокурсник достиг таких высот по службе, и таких, знаю, большинство. Но есть и завистливые, они-то и злопамятные.

     Зависть — удел не только твоих сверстников. Чаще людей более старых, чем ты. Встречаются и такие, которые завидуют тебе в том, что ты предложил новую идею. Не они, а ты. Иногда, в беседе с руководством такой не побоится сказать, что твое предложение — бред сивой кобылы или больная фантазия. Причем это может быть человек с довольно высоким положением по службе, и, казалось, у него «есть все». А нет, зависть застилает глаза. И пусть будет хуже твоему предприятию, но не дать продвинуться твоей идее, и тем самым унизить тебя. Не понимают они, что шила в мешке не утаишь. Идея все равно всплывет. Вот и приходится изворачиваться авторам идеи. Как сделать так для блага предприятия, чтобы она стала принадлежать твоему руководителю.

     Завидуют всему: и тому, что общительный, и тому, что опрятный, и тому, что хорошо пишешь отчеты или делаешь проекты. И, что бы ты ни делал, чтобы как-то наладить отношения с завистниками, они в душе останутся при своем мнении, и даже если твое положение изменится к худшему, все равно у них останется зависть к твоему прошлому. Конечно, это относится не ко всем людям, а скорее к небольшой их части. Но они есть, и часто такие поступки доставляют вам неприятные моменты. Посмотрите вокруг и отойдите от таких людей, и на душе у вас будет спокойней.

      Р. S.

     «Краткий словарь русского языка» под редакцией В. В. Розановой толкует: «Зависть — чувство раздражения, которое вызывают успехи, превосходство другого; желание иметь то, что есть у другого».

     Да, хочется посмотреть старт «Авроры». И, конечно, возникнут проблемы, порой неразрешимые, и, конечно, проект будет висеть на волоске, но все это потом. Не нужно бояться этого, нужно идти вперед. Мы уповаем на инвесторов проекта и надеемся на заказчиков. Если технические и организационные проблемы понятны и известно, как их решать, то финансовые вопросы могут остановить проект. До выделения денежных средств инвесторы должны решить очень простую задачу: не потерять свою прибыль, свою выгоду. По крайней мере прибыль от средств, вложенных в проект должна быть не меньше процента накопления, который можно получить в банке. Поэтому инвесторы и требуют различных гарантий (в том числе политических), страхуются в различных компаниях. Инвесторы хорошо понимают, что чем рискованней проект, тем выше процент страховой суммы, а это тоже нужно учитывать в получаемой прибыли. Денежные потоки — это отдельный вопрос, свои нюансы. Здесь тоже нужно четко понимать, как экономичней направить деньги. Так что с проектом «Аврора» мы находимся в самом начале пути. Многим хорошим проектам не суждено было сбыться из-за финансовых соображений. Будем надеяться, что проект «Аврора» не постигнет их учесть.

     Но вернемся к нашему блоку. Скоро опять коммерческий запуск, на этот раз спутника «Интелсат-9» разработки СС «Лорал». Так уж получилось, что в 2002 г. это первый запуск. Разгонный блок ДМЗ № 28Л прошел все виды технических испытаний без замечаний. Нужно было отправлять его на заправочную станцию. Но мешают финансовые трудности ГКНПЦ им. М.В. Хруничева и РКК «Энергия». На личной встрече А. Медведева и Ю. Семенова вопросы решаются за полчаса. Хорошо, когда большие руководители садятся за один стол.

     Разгонный блок поехал на заправку горючим с площадки 254 на площадку 31, а техническое руководство подписывало командировки на Байконур.

     Опять наша команда во «Внуково-3». Проходим таможенный и пограничный контроль. Вот ТУ-134 берет курс на аэродром «Юбилейный». Тот самый аэродром, на который единственный раз совершил автоматическую посадку орбитальный корабль «Буран». Весь аэродромный комплекс был взят в эксплуатацию ГКНПЦ им. М. В. Хруничева. И хотя к теме «Энергия—Буран» эта организация не имела отношения, после фактического закрытия темы и развала Союза они взяли на свои плечи восстановление аэродромных средств, так как международные космические программы требовали приема тяжелых самолетов, да и частая доставка персонала обходилась дешевле, чем использовать аэродром «Крайний».

     Так уж получилось, что наша экспедиция прилетела самолетом, который должен был увозить остатки экспедиции, запускавшей корабль «Прогресс» к международной космической станции.

     В середине марта погода на Байконуре неустойчивая. Как говорят, самый разгар борьбы зимы и лета. Но весенняя пора наступает стремительно. Снег полностью сошел. Правда, ночью еще морозит, но в дневное время температура поднимается выше 10®С.

     Наш самолет встречает новый руководитель центра А. В. Толяренко, сменивший на посту В. В. Москвина.

     — Как долетели? Что-то долго, более трех часов.

     — Ветер встречный. Долетели нормально.

     — Ты знаешь, что на запуске «Прогресса» все шло штатно. ЮП интересовался замечаниями на севере (космодром Плесецк). Там во время посещения министра обороны обнаружились недостатки в основном в наземном комплексе. Отсюда и вопросы.

     — Главное, что все кончилось хорошо.

     — Располагайтесь. Комиссия в понедельник. Вечером загляну.

     На том и расстались. Прибыли в коттедж.

     Неожиданно звонок ведущего.

     — Получили сообщение от американцев. Хотят перенести запуск. Что-то случилось со спутником, летающим на орбите. Им нужно время разобраться. Может быть задержка дня на три.

     — А если замечания распространятся на нашу программу? Тогда отбой?!

     — Наверное.

     — Когда совещание?

     — В воскресенье, в пятнадцать часов, на площадке девяносто два-пятьдесят.

     — Приеду.

     Опять американцы преподносят сюрпризы. Они заказчики, а с заказчиками спорить бесполезно. Заказчик всегда прав.

     Традиционно посетили город Байконур, бывший Ленинск, закупили продукты на «Поле чудес». Немного отметили приезд. Тоже традиция. Позвонил Виталию Лопану, директору программы от Центра им. М. В. Хруничева. Он подтвердил, что американцы мечутся.

     — Собрали совещание. Посмотрим, что скажут.

     На совещании с американцами, которое началось вовремя, выяснилось, что технических вопросов нет и можно продолжать подготовку дальше. Вопрос, как выяснили, контрактный, а верее, денежный: кто будет платить за останов или перенос пуска. Это должны решить между собой представители ILS и Интелсата. Попросили их разобраться до Госкомиссии.

     — Я обещал тебе сувениры, — Виталий подошел ко мне после заседания.

     — Уже получил. Ты же знаешь, что на стекле в коттедже есть наклейки всех запусков.

     — Добавь еще одну.

     — Вот интересно. У нас принято сувениры дарить после пуска, а американцы дают их накануне. Я наблюдал, что на всех наших коммерческих пусках, да и при запусках «Шаттла», происходит то же.

     — У каждого свои традиции.

     — Это верно.

     Посмотрел наклейку. Выполнена на хорошем художественном уровне. Но что бросилось в глаза? Фирменные знаки «Лорара», ILS, SAAB, Интелсата, ГКНПЦ им. М.В. Хруничева на изображении есть, а вот РКК «Энергия», космических войск, Росавиакосмоса — нет. Как будто пуск можно провести без них.

     — Виталий, что же вы делаете? Зачем противопоставляете себя другим? Это не делает вам чести и не улучшает отношения к вашей организации.

     — Это не я. У нас есть специальная служба.

     — Это не первый случай. Сколько раз говорил об этом. Как будто специально кто-то хочет напакостить. Помнишь, один раз на «Азиасат» произошла осечка? Как все закричали? Виноват блок ДМ. Тут же вспомнили о нас. А когда хорошо, более двухсот раз, никто не вспоминает.

     — У нас целая служба занимается рекламой.

     — Так ты им и подскажи. Или это делается специально?

     — Не думаю. Но обязательно подскажу.

     — Не обижайте людей. Ведь здесь, на полигоне, мы работаем дружно. К нам есть претензии?

     — Нет.

     — Вот видишь. Думаю, что и к военным, и к Росавиакосмосу тоже нет.

     — Согласен.

     — Хорошо бы. Я уж об этом говорю не в первый раз. Пока, до госкомиссии.

     Нужно подготовиться. Поехал к себе на «двойку».

     Члены госкомиссии прибыли специальным рейсом, самолетом ЯК-42, принадлежавшим ГКНПЦ им. М. В. Хруничева, во главе с заместителем генерального директора Росавиакосмоса, генерал-майором А. Н. Кузнецовым.

     Обычная процедура. Вначале заседает техническое руководство, а затем госкомиссия. Техническое руководство встречается без американцев: мало ли какие внутренние вопросы остались не завершенными. Зачем нервировать заказчика. Мы самостоятельно обязаны их закрыть. Американцы не помогут, вот поэтому техруководство обсуждает свои вопросы до госкомиссии. Заседание прошло без эксцессов. Спокойно выслушали доклады о ракете, блоке, стартовом комплексе и обслуживающих системах. Все готовы. Рекомендовали госкомиссии принять решение о вывозе ракеты на старт. Прибыли американцы, началось заседание госкомиссии. Оно прошло гладко, представители Интелсата не подняли вопроса о приостановке процесса подготовки. Все доклады позитивные. Последнее сообщение командира космодрома: «Космодром к работе готов». В который раз посмотрел повестку заседания госкомиссии и сделал для себя как бы открытие. Большая половина докладчиков — военные специалисты. В своих книгах о них забывал. А это несправедливо. Очень даже несправедливо.

     В ракетно-космической технике мы, гражданские, часто забываем отметить ту огромную роль, которую играют военные испытатели. Они принимают ракету на космодроме, дотошно испытывают ее, не пропуская даже мелких дефектов в работе агрегатов и систем изделия. Они хорошо понимают, какая ответственность лежит на них, военных испытателях, ведь они — последние перед выпуском ракет в самостоятельный полет. Недаром госкомиссия разрешает провести запуск ракеты космического назначения руководителю второго испытательного центра космодрома полковнику С. Ю. Гончарову под техническим руководством создателей разгонного блока и стартового комплекса. Работают на десятках пультов опять же военные испытатели из частей под контролем управления. Мне часто приходилось сталкиваться с такими испытателями. Особенно поражала их техническая грамотность и безусловно — ответственный подход. Информации в голове технического руководителя много. Как говорится: всего не упомнишь. В аномальных ситуациях просто поражаешься, как военные специалисты тебе же быстро подскажут, где в твоем документе определена процедура выхода из нештатной ситуации. Конечно, ты и сам можешь это найти, а найдешь, так быстро сообразишь, как выйти из создавшегося положения. Но не раз замечал, что с помощью военных решение принимается намного быстрее.

     Огромный опыт, который бережно хранится и передается в частях от поколения к поколению, та школа, которую проходят пришедшие новички — это определенный залог успеха в ракетном деле.

     Во время старта ракеты стартовая площадка превращается в безлюдное пространство. Служащих эвакуируют не только с нее, но и из ближайших районов.

     Не надо забывать, что ракета — взрывоопасное изделие. Хорошо помню, какие аварии были при старте ракеты, да и до него случались трагедии. Достаточно вспомнить гибель боевого расчета и главкома Н. М. Неделина на стартовой позиции. Ошибка оператора — и вот печальный исход. Бывает и отказ техники, когда ракета «садится» опять на стартовый стол. Это равносильно взрыву десятков тонн тротила. Хорошо помню аварии «Н1» или «Зенита». После такого взрыва стартовую площадку невозможно было восстановить. Опасность велика. На военных ложится ответственность за безопасность людей, за режим на старте и прилегающих зонах. За это непосредственно отвечает испытательный центр космодрома — тот, который проводит запуск ракет.

     Мы вспомнили только военных испытателей, которые занимаются непосредственно изделием и отвечают за испытания, но есть и другие службы.

     Дома мы не замечаем водопровод, электричество, канализацию, когда все работает, но только погаснет свет, или перестанет капать вода, или засорится канализация кричим «караул!» и сразу поминаем электриков, сантехников, водопроводчиков, конечно, «хорошими» словами. Восстановили систему — и опять о них забываем. А они трудятся и обеспечивают наш уют и комфорт. Их не так часто увидишь по телевизору, не прочитаешь о них в печати, но они есть и делают свое дело. И в ракетных частях есть так называемые обеспечивающие службы. При запуске ракет от этих служб зависит многое, если не всё.

     Ракета не может полететь без топлива. Значит, перед стартом службам космодрома нужно побеспокоиться о необходимых запасах компонентов, которые нужно заказать, доставить на космодром, принять в хранилище, да еще и подготовить к заправке: обеспечить необходимую температуру компонентов топлива на входе в изделие, провести их обезвоживание, гелирование, химический анализ и т.д. Работы хватает. А еще нужно запастись горючесмазочными материалами для различных наземных частей. Непосредственная подготовка к запуску — так называемый заключительный этап — длится более восьми часов. Еще людей нужно покормить, поэтому в бункере предусмотрено специальное помещение для буфета, где можно перекусить, попить чаю. Все эти заботы ложатся на службы тыла космодрома.

     Стартовое сооружение — это огромный комплекс систем и агрегатов. Каждая система имеет свои особенности, свои гарантийные сроки службы. Необходимо вовремя заменить выработавшие свой срок блоки, аппаратуру и механизмы. Для этого нужно иметь поблизости запасные инструменты, агрегаты и приборы — так называемый ЗИП. Их комплектация и наличие также зависит от соответствующих служб космодрома. ЗИП нужно вовремя заказать на заводах-изготовителях, привезти и разместить на складах, провести их проверку и, при необходимости, доставить на замену. Контроль за состоянием электрических систем старта, за работой вентиляции и бытовых приборов входит в обязанности этой же службы.

     Непростые задачи стоят перед службой НИР (научно-испытательная работа) космодрома. Баллистический центр проводит расчет полетного задания, определяет точное время старта, следит за полетом и в случае аварии (вот этого не надо!) точно укажет, куда легли обломки ракеты. Отдел анализа проводит послеполетную обработку телеметрической информации, определяя аномалии в работе любой системы ракеты. В обязанности службы НИР, а точнее ее командира, входит общее руководство от имени командования космодрома всем ходом испытаний ракеты и в МИКе, и на старте.

     Запуск ракет требует оповещения местных органов власти и населения. Здесь не обойтись без самолетов и вертолетов поисково-спасательной службы. Во время аварии (не дай Бог!) они первые устремятся к месту падения и оценят размер бедствия. На эту службу ложится обеспечение безопасности близлежащей территории космодрома. Содержать летные средства — хлопотное дело, так что и у этой службы забот хватает.

     Любой полет ракеты по-своему красив. Но это внешняя сторона. Ведь специалистам просто необходимо знать о работе систем агрегатов в полете. На ракетах ставится телеметрическая система, которая контролирует состояние каждого элемента, отсека и сообщает результаты через эфир. Такую информацию нужно поймать наземными станциями, расшифровать, обработать и передать в отдел анализа. Как видим, эта задача непростая. Ведь ракета со старта постепенно набирает огромную скорость. А измерительные наземные пункты должны не потерять передаваемую информацию, вовремя переключиться на следующий пункт.

     По телевизору часто показывают огромные антенны, но редко, — что стоит за ними. А это огромные вычислительные комплексы, записывающие устройства, средства отображения информации и, наконец, распечатки информации.

     Полигонный измерительный комплекс — тоже космодромная служба, которая во время полета ракеты держит связь с Центром управления.

     Центр управления полета пилотируемых программ регулярно демонстрируют по телевидению: огромный экран, карта, ряды рабочих мест операторов. Для разных космических аппаратов существуют свои пункты управления. Они поменьше, оборудование на них не для показа, но свои функции выполняют достойно. Практически не помню случая, когда из-за неправильной команды был прерван полет нашего разгонника. Это тоже работа военных специалистов.

     Особо хочется сказать об оперативной военной связи. Сегодня нас не удивишь, когда школьник по мобильному телефону говорит со своим товарищем; не удивишь, когда из дома, набрав код, попадаешь в другой город или другую страну буквально за считанные секунды; не удивишь космической связью, которая позволяет абоненту общаться с собеседником в другом полушарии. А вот оперативная военная связь меня всегда поражала. Сразу вспоминаются старые кинофильмы, когда девушки, ловко орудуя шнурами, переключали телефонные линии. Оперативная связь тоже обеспечивает связь за считанные секунды, и все под контролем операторов. На космодроме Байконур такая связь работает с начала основания. С ее помощью можно соединиться с любым городом России. Нужно знать только позывной. Здесь фантазиям нет предела. «Водоворот» (площадка 2), «Пригорок», «Суффикс», «Агат», «Мыслитель» и т. д. Главное в позывном — такое сочетание букв, чтобы его нельзя было перепутать с другими позывными.

     Во время испытательных режимов проверки и запуска сотрудники оперативной связи работают с особым вниманием. Сбоев нет! Действительно оперативная связь! «Связь к работе готова» — обычный доклад начальника узла связи на госкомиссии.

     Есть на космодроме и своя служба метеообеспечения. Доклады ее командира полковника П. Бажина всегда привлекают особое внимание. Это телевизор, предсказывающий погоду, может ошибаться. Сказали, что будет дождь, значит будет — не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. А вот мете-обеспечение космодрома не имеет права ошибаться. Старт ракеты допускается при определенных погодных условиях. Мы часто слышим информацию, что американцы по погодным условиям отложили старт ракеты, запретили посадку «Шаттла». Погодные условия — ветер, гроза, буря — могут привести к нерасчетным нагрузкам на изделие, и тогда жди беды. Поэтому мы с пристальным вниманием следим за скоростью высотного ветра, когда проходим максимальный скоростной напор. Если выше нормы — пускать нельзя, ракета может сломаться. Не только верховой ветер, но и обычные приземные условия эта служба космодрома предсказывает настолько точно, что поражаешься частым ошибкам Гидрометцентра в Москве. Обращались бы на Байконур, в метеослужбу — военные дали бы прогноз с хорошей точностью.

     Как видим, служб, которые готовят пуск на космодроме, много. Поэтому, когда на госкомиссии звучат слова командира космодрома: «Космодром к работе готов», нетрудно себе представить, какая огромная взведена пружина в виде различных служб космодрома. Какое количество военнослужащих заняло свои рабочие места, какие перегрузки испытывают обеспечивающие службы, с каким напряжением командование космических служб ждет результатов работы, и эти слова командира, генерал-лейтенанта Л. Т. Баранова: «Космодром готов к работе» — вселяют уверенность в успехе.

     Не написал еще о службах Росавиакосмоса и администрации города Байконур, которые тоже обеспечивают пуск. Это поля падения, водоснабжения, внешние электросети. Все подчинено одной цели обеспечить успешный запуск ракеты носителя!

     Каждый ночной старт красив по-своему. В этот раз, после дождя, собравшиеся на НП были удивлены. Ракета поднималась все выше и выше, а звука не было. Как в немом кино. Но вот и нас настиг рев ракетных двигателей. На этот раз характерного хлопка не было. Видно, влажный воздух смягчил звук. Десять минут — и ракета уже на орбите. На этот раз космический аппарат «Интелсат» был тяжеловат для ракеты. Пришлось нашему блоку сразу включиться в работу, «посадить» на опорную орбиту аппарат. Затем, через час, одно включение, еще через пять — второе, и как награда для огромной армии «пускачей» звучат слова из Центра управления: «Есть отделение космического аппарата». Все! Внутреннее напряжение отпускает.

     В этот раз заключительный этап подготовки прошел спокойно, без замечаний к разгонному блоку. Комплексные испытания носителя не доставили хлопот ее создателям.

     Запомнился свободный день. На космодром прилетел солист группы «ДДТ» Юрий Шевчук. Точнее, даже не на космодром, а на площадку 95. Конечно, ему постарались показать весь космодром, в том числе и прекрасный музей на «двойке». А он в ответ дал бесплатный авторский концерт для испытателей, прямо в клубе на площадке. Зал встретил артиста восторженно. Ведь это был первый популярный поэт и композитор на самой рабочей площадке. Читал свои стихи, пел песни под гитару, и, казалось, само выступление доставляет ему огромную радость, казалось, он горд, что выступает перед байконуровцами. Те, в свою очередь, подпевали ему, дарили цветы и награждали этого простого парня горячими аплодисментами. Внешность артиста, его коротко стриженная борода и усы вызывали у меня непонятное раздражение. Как оказалось, первое впечатление обманчиво. А его внешний вид был скорее данью моды и самоутверждением художника. После концерта разговорились в небольшой комнате, где присутствовали командир космодрома, директор ЗЭРКТ и еще несколько человек. После выступления Юра Шевчук рассказал нам о своей, незнакомой нам, жизни артиста. Мы, а вернее — я, с удивлением поняли, что он — тот самый патриот нашей страны, какими мы себе его представляли. Оказалось, в нашем видении происходящих событий очень много общего. Беседа затянулась. И, несмотря на завтрашний рабочий день, никто не торопился.

     А на следующий день — заседание госкомиссии. Обычное. Порой кажется — зачем? Все готово. Затем формальность? Ан нет! Нужна, и нужна, чтобы еще раз, как мы называем, перед необратимыми процессами осмотреться, еще раз провести анализ. Все уже сделано, ничто не забыто?! Ведь госкомиссия — это новая ступенька, и перейти на следующий этап нужно осмотрительно.

     Все наши на местах. Процесс подготовки идет строго по графику. А по громкой связи сообщается о переходе на следующую технологическую операцию.

     За полчаса выезжаем на НП. Опять знакомые улыбающиеся лица. Обмен мнениями и улаживание возникающих бытовых вопросов. И старт!

     Поздравив И. Додина, спешим сразу к себе на площадку 254, в зал управления. Сюда поступает информация о блоке. На дисплеях видны все операции с блоком, которые происходят на орбите, за сотни километров от Земли. Навигационная задача решена, значит бортовой компьютер заработал, все команды выдает вовремя. Теперь дело за двигательной установкой. Лишь бы она не подвела. И она не подвела! Космический аппарат — на целевой орбите.

     Погода как бы специально ждала запуска ракеты. В этот же день задул «Бабай». Сильный ветер гнал по степи мелкий песок. Воздух был пропитан пылью так, что за сотню метров ничего не было видно.

     По приглашению В. Лопана поехали на банкет с американцами. «Волга» командира космодрома как бы рассекала снежные заносы. Колеса поднимали осевший на дороге песок, и он серебристым облаком уносился боковым ветром в стороны. Задумался: почему серебристым, похожим на снег? Ответ нашли быстро. В степи почва суглинистая. Отсюда ощущение, что начавшийся мелкий дождь быстро успокоил снег, а воздух стал пьянящим и душистым.

     Столовая «Полет» уже жила в преддверии банкета. Ее директор Т. А. Андреева постаралась на славу. Столы ломились от яств и напитков. А горящие на столах свечи создавали, я бы сказал, новогодний уют. Вспомнилось, как реагировали наши коллеги из Центра им. М. В. Хруничева на первые коммерческие запуски. Как только отрабатывала PH «Протон», начинался разгул веселья, который охватывал в том числе и руководство. Пытался после завершения работ доложить о результатах, но к моему большому сожалению все уже находились в «отключке». Или они верили, что блок ДМ отработает штатно, или пренебрегали своими основными партнерами. В печати появились хвалебные сообщения, что «Протон» вывел на орбиту очередной коммерческий аппарат. И ни слова о разгонном блоке. Наши неоднократные призывы поправить освещение событий оставались без ответа. А жаль. Это не делало чести головной организации по запуску.

     Но на сей раз вроде все стало меняться. Банкет есть банкет. Американцы, вначале немного чопорные, быстро повеселели, чокаясь друг с другом, произносили речи благодарности. Не были обделены вниманием ни военные, ни гражданские. Выражалась уверенность в будущем. Обычный душевный подъем так характерен после пуска и российским, и американским специалистам. В такие минуты обычно пишутся стихи. Одно из них, автором которых был сотрудник КБ «Салют» Л. Ахмедов, хочется привести здесь:

     В Москве не зимняя погода.

     Вокруг унылые леса.

     Мы ждали больше, чем полгода,

     Чтобы увидеть «Интелсат».

     Чуть свет, скользя по талым лужам,

     Мы покидаем отчий дом,

     Чтобы успеть на званый ужин,

     А место встречи — космодром.

     Застольный юмор, анекдоты.

     И кто-то — весел, кто-то — хмур.

     Так начинается работа На космодроме Байконур.

     А впереди нас ждут системы,

     И замечаний целый рой.

     И нерешенные проблемы Уже висят над головой.

     Здесь, как в горах на восхождении:

     Вперед и вверх — такой маршрут,

     Где надо принимать решенья Всего за несколько минут.

     Бывают сбои, неувязки.

     Не все безоблачно вокруг.

     Но помогает чувство связки,

     И выручает верный друг.

     Но мы к тому же отдыхали.

     На славу провели почин:

     Мужчины женщин поздравляли,

     А те, естественно, мужчин.

     Была культурная программа:

     Купи бутылку коньяка.

     Потом дели ее на граммы И угощай Ю. Шевчука.

     Вот так мгновенья пролетают.

     И на исходе месяц март.

     И огоньками нам мигает Наземный комплекс, левый Старт.

     Ночь. Тишина. Степные дали.

     Как будто замер полигон.

     Мы этот пуск так жадно ждали,

     Как ждет болельщик нужный гол.

     Вот отработала ракета,

     И, разрезая небеса,

     Витками кружит над планетой КА с названьем «Интелсат».

     Не раскрывая know how,

     Мы покоряем звездный путь.

     Мы поработали на славу.

     И можно славно отдохнуть.

     Все позади, забылись беды,

     Но дней здесь прожитых не жаль.

     И этот пуск для нас — Победа,

     Как олимпийская медаль.

     Но перед стартом здесь не нужно Сдавать на пробу свою кровь.

     Здесь побеждает только Дружба,

     А если честно, то — Любовь.

     Конечно, прав автор. Любовь к своей профессии в этот момент огромна. Забываются неурядицы и споры. Есть только гордость — гордость за свое дело и за выполненную задачу. Космический аппарат на целевой орбите!

     Много усилий было потрачено разработчиками проекта «Аврора». В декабре 2001 г. появились контракты на создание космодрома ракеты на острове Рождества. Кажется, проект начал обретать реальную основу. Но что-то тревожное закрадывается в душу. Оплата работ отодвинулась на полгода, да и инвесторы осторожничают. Конечно, создание «Авроры» заслуживает отдельной повести и, думаю, найдется терпение и время, чтобы это описать.

     Завтра вылетаю на запуск очередного коммерческого спутника. Типовая программа уже в портфеле, все уточнено и отлажено. Осталось не испортить на последнем этапе подготовки блока работу его систем, не получить замечания, которые приведут к обратным операциям.

     Конечно, все имеет свое начало и свой конец. Так, мы мучаемся с проектом и выпуском конструкторской документации, изготовлением, отработкой, испытаниями и последней подготовкой блока к полету и с замиранием сердца следим за его работой по доставке спутника на целевую орбиту. И как огромная награда звучит для всех: «Есть отделение космического аппарата».

     Все! Можно выдержать. И в который раз задумываешься: «А что ты нервничал?» Ну немного задержали сроки изготовления, ну были замечания, но их же исправили, ну было пропадание телеметрического сигнала, но он же восстановился, и все хорошо. Что же ты нервничал?

     В душе наступает некоторая пустота. Но проходит час, другой и мысли уже о новом блоке, о новом проекте. Новые проблемы одолевают тебя, и опять ничего не можешь с собой поделать. Опять ждешь, когда достигнешь своей целевой орбиты, когда услышишь слова, что ты свою задачу выполнил.

     Безусловно, написанное — это восприятие событий одним человеком. В этом повествовании хотелось хоть немного рассказать о той среде, в которой работают ракетчики, о тех мыслях, производственных контактах, отношении к технике. И если удалось, то это будет наградой автору за свой труд.

     Конечно, современные издания не мыслимы без компьютерной техники. Автор сердечно благодарит сотрудников нашей организации С. Захарова, Н. Левочкину, Н. Жданову, Е. Рекову, Г. Кутаева за техническую помощь и решения организационных вопросов.

     До встречи на новых стартах!

     

     Байконур. Памятник академику В. П. Глушко

     

     Байконур. Памятник А. А. Максимову

     

     Байконур. Памятник академику В. П. Бармину

     

     «Внуково-3». Члены оперативно-технического руководства по подготовке РБ ДМ3 к запуску КА Panamsat-10 перед вылетом на технический комплекс. Слева направо: А. В. Сорокоумов, А. А. Заруденский, В. Н. Панарин, П. А. Авдеев, С. В. Капитанов, В. М. Филин, С. В. Коломиец, В. Л. Лысковцев, 3. А. Ахметов, М. В. Лузгачев, С. Н. Захаров

     

     Площадка 2. Экспедиция РКК «Энергия» им. С. П. Королева

     

     Площадка 92. МИК PH «Протон». Через день на старт

     

     Заседание Государственной комиссии. Вывоз PH «Протон» на стартовый комплекс разрешен. Слева направо: Л. Т. Баранов, В. М. Филин, В. Л. Иванов, Л. П. Горюшкин, Т. Сайтек, А. Н. Нагорный

     

     Начальник космодрома Байконур генерал-лейтенант Л. Т. Баранов

     

     6 часов 35 минут. Первые метры пути к месту старта. Скорость 5 км/ч

     

     Площадка 92. МИК PH «Протон». В. Н. Панарин, И. С. Додин, А. Г. Гусев

     

     Установка PH «Протон» на стартовый стол

     

     Площадка 254. Испытательный центр РКК «Энергия» им. С. П. Королева. Здесь проходят испытания разгонные блоки перед пуском

     

     10 мая 2001 года. Первый стартовый день. PH «Протон» отправлена к месту старта. Слева направо: В. Н. Панарин, В. Л. Иванов, В. М. Григорьев, О. С. Галкин, В. М. Филин, С. Н. Захаров

     

     Площадка 254. Рабочее место подготовки РБ. Слева направо: А. Ф. Мельников, Е.С. Ковтыкова, А. В. Дитрих, В. В. Ильин, Н. М. Шашин, Е.И. Зубков, О. П. Якубович, Н. М. Мартиросян, В. М. Филин, Г. М. Кадакина, Г. Г. Табаков, С. Н. Захаров, Г. С. Рябцев, В. Л. Николаев, Н. А. Бортников, А. А. Заруденский, С. В. Капитанов, П. А. Авдеев, А. В. Смирнов, В. Р. Свидерский, Е.М. Прохоров, Т. И. Лыкова, В. Г. Аравин, Е. Л. Лысенко

     

     В минуты отдыха. Сборная 11-го коттеджа по футболу после тренировочного матча. Слева направо: П. А. Авдеев, С. Н. Захаров, В. А. Попов, А. В. Смирнов, Е.И. Зубков, В. Р. Свидерский, А. В. Сорокоумов, В. В. Мащенко

     

     На зависть рыбакам. Поймано на «Поле чудес»

     

     Т. А. Андреева: «Главное в любой работе — правильно организованное питание»

     

     База отдыха «Подлипки-Дальние»

     

     Разгонный блок ДМ

     

     Двигатель 11Д58М — сердце разгонного блока ДМ

     

     Фото на память о посещении космодрома Байконур Ю. Шевчуком. Слева направо: Н. Омельченко, В. Лебедев, А. Совицкий, Ю. Шевчук, В. Томчук, С. Гончаров, В. Пристром

     

     Стартовики. Е. Соколов, Ю. Тененбаум на стартовом комплексе у 3-й сборки

     

     PH «Протон» с РБ 11С861 к запуску КА «Гейзер» готовы

     

     ИП-3. Начальник космодрома Байконур генерал-лейтенант Л.Т. Баранов и глава администрации Байконура Г.Д. Дмитриенко

     

     ИП-3. Е. Нургалиев, В. Москвин, В. Филин, М. Молдабеков

     Площадка 23. ИП-5 «Сатурн»

     

     Раннее утро. За 30 минут до запуска на смотровой площадке В. В. Москвин, А. В. Сафонов, В. М. Филин

     

     Командующий космическими войсками генерал-полковник А. Н. Перминов в бункере во время подготовки PH «Протон» к запуску

     

     Президент РКК «Энергия» им. С. П. Королева Ю. П. Семенов в ожидании результатов второго включения РБ ДМ

     

     1 декабря 2000 года. КА «Сириус-3» доставлен РБ ДМ3 на расчетную орбиту. По традиции фото на память в зале управления на площадке 254. Сидят: Е.Л. Лысенко, Ю. Г. Цыплаков, В. М. Филин, В. Н, Панарин, Г. М. Кадакина, С. Н. Захаров. Стоят: А. Ф. Мельников, О. Н. Седельников, A.Ю. Соловьев, В. В. Бобровский, В. Г. Аравин, В. В. Мащенко, Г. Г. Табаков, В. В. Ильин, А. Б. Рублев, А. Е. Подолинский, С. В. Коломиец, B.Н. Перевозников, В. А. Попов, П. А. Авдеев, Б. В. Третьякова, А. В. Сорокоумов, С. Д. Кошевой, С. И. Козубенко, А. В. Меркулов, М.Е Малугин, А. А. Лиман, Р. А. Газизов, А. Н. Дудоров, В. Р. Свидерский

     

     Делегация APSC во время посещения испытательного центра РКК «Энергия» на космодроме Байконур. Слева направо: М. Малугин, Г. Кадакина, Е. Голубчикова, В. Филин, Д. Квон, Л. Горулева, Ф. Манжьоне, Р. Ватерман, Й. Брайс, А. Горячев

     

     Начальник управления Росавиакосмоса В.И. Козлов, Генеральный конструктор НПО ПМ А.Г Козлов

     

     7 апреля 1998 г. Первые секунды полета PH «Протон» с РБ ДМ2