Был солнечный осенний день, часа три. Мы ехали с Ириной, Ева томно плыла со своим новым другом в его корабле, а в вэне шумно рассекала целая орава незнакомых теток, от которых так воняло несусветной смесью Christian Dior и Chanel, что я останавливался на заправках чаще, чтобы запахом испаряющегося бензина хоть немного сбить тошноту.
( Шутка. )
Так прошло три часа, и наша вереница из трех машин достигла Серебряных куполов уже в седьмом часу. Разбитные незнакомки сразу начали употреблять напитки по интересам, а мужчины развели костер. Я испытывал раздражение от недавнего расставания с Евой, которое так потрясло меня. Ирина же, которая была мне совсем не симпатична, навязывала мне свою компанию более обычного.
В общем, я был расстроен и пожалел, что поехал. Стемнело, и октябрьская прохлада воткнула всех в куртки. Все превратились в лыжников на привале, и мне стало несколько легче от эстетики этой зипуноподобной одежды.
В таких компаниях мне всегда нравится интеллектуальный налет, но довольно сильно раздражает история отношений присутствующих. Интрига такого рода никогда не казалась мне сколько-нибудь интересной или значимой. Дешевые ужимки ушедших и кислые улыбки брошенных. А в промежутках громкие возгласы о красотах природы и вкусе шашлыка. Наблюдая такое, я вспоминаю первозданную человеческую природу: страсть и борьба, любовь и смерть, страх и достоинство, смелость и романтика, исследования и завоевания. Мы же просто купили мясо и пожарили его на углях. Мы заложники прогресса. ( Ух ты! )
Под группу Rains Евин мачо начал активно двигать тазом в направлении сексапильной игривой Евы, приглашая ее к танцу. Ева отвечала изящным па, а остальные кричали смехотворное "вау" и пританцовывали. В середине танцпола извивались две фемины, которых я видел впервые. Одна из них делала движения красивые и техничные, и я предположил, что она - профессиональный хореограф. В этой точке таймлайна вечеринки мои потуги терпеть новое общество почти прекратились, моральные и физические силы иссякли, и я удалился на веранду, где стояли нетронутые бутылки с коньяком. Выбрав дагестанский, я налил себе полный бокал и приготовился выпить его. Напиток поразил меня мягкостью и вкусом. Я согрелся и опьянел ровно настолько, чтобы выкурить сигарету и подумать о чем-то, глядя на кедры. Я кинул плед на кресло и уселся у окна веранды, разглядывая деревья, небо и компанию, шумящую у костра. Меня никто не искал, и я, пораженный такой удачей, продолжал пробовать коньяк. Особенностью моей является способность выпить много коньяка без всякой закуски, не очень опьянеть и проснуться без всякого похмелья. Зная эту деталь своей физиологии, я продолжал нажимать на коньяк и придумывал новую историю.
Я вспомнил, как мы с отцом ездили в кедрачи за орехом. Два с половиной километра в гору по плохой дороге при подъеме в тридцать градусов проехать было жутковато. Когда мы набили мешков двадцать и решили, что на сегодня хватит, я пошел гулять по верхушке горы. Верхушка была сплошь из крупных плитообразных камней, по которым корни кедров стекали и уходили в почву. Это было приятное дикое красивое зрелище. Я сидел на краю одного из огромных камней. Напротив, в двух метрах от меня, по стволу дерева двигалась белочка. Она не торопилась уходить. Я замер и рассматривал ее. Милое чистое существо разглядывало меня. Мы любовались друг другом минут пять. Потом она резко исчезла. Мое сердце было разбито. Отец позвал меня, и мы уехали с урожаем к дяде Васе в Онгудай.
Мне начинало нравиться такое повествование. Я уже придумывал название новой книги. Погруженный в свои мысли я едва услышал шаги.
А вот и найден загадочный грустный мистер Пол! и я и вздрогнул от неожиданности. Напротив стояла профессиональный хореограф. Возбужденная прикостровым балдежом, она выглядела красиво и сексапильно. Плотная фигурка в серых, обтягивающих штаниках и курточке, из под которой красиво смотрелась упругая попа, производила впечатление.
Лет тридцать пять, не замужем, гетеро, не истеричка, подумал я.
Да, я здесь. Здесь очень хорошо, сказал я. Присоединяйся. Там второй плед, а это, как видишь, кресло.
С удовольствием, услышал я, и мое удивление сменилось чувством легкой тревоги, которое возникает у призывников на медкомиссии.
Коньяк? спросил я.
Да, конечно, наигранно робко ответила незнакомка. Она сделала крошечный глоток.
Вкусно, прозвучал отзыв.
Неожиданно хороший коньяк! обрадовано подтвердил я.
Мы переглянулись. Я был поражен красотой ее изумрудных глаз и ее волшебным спокойствием. Я вдруг против воли решил избавиться от нее. Красота такого масштаба может раздавить. Нужно сопротивляться, подумалось мне.
Давай посидим некоторое время молча, ты не против? Мне просто необходимо закончить кое-что, сказал я, имея в виду свои размышления. Ответа не последовало. Я усмехнулся и приготовился увидеть динамичный уход женщины, которая приехала развлекаться, а не сидеть тут с каким-то "пенсионером" молчком. К моему удивлению изумрудоглазая красавица продолжала оставаться рядом.
И ты пока тоже додумай что-то свое! Когда еще будет время сделать важные умозаключения, ёрничал я.
Она улыбнулась по-матерински. Агрессии не было, и я расслабился. Сделав безразличное лицо, я отвернулся в окно. Но в ее присутствии ни о чем и ни о ком, кроме нее думать не получалось. Посидев так минуты две, я встал и налил себе и ей еще коньяка. Меня качнуло.
О, что это ты, пьян? засмеялась фемина.
Все нормально, отвечал я. Мы сюда для этого приехали, не так ли? и я сделал крупный глоток.
А мне казалось, что именно ты приехал сюда не для этого. Такой мужчина, как ты едет не для того, чтобы пить.
А для чего же? спросил я почти безразлично.
Ну, для того, чтобы общаться. Интеллектуальные люди едут сюда, чтобы общаться. Она грустно взглянула на меня.
Я не могу нормально общаться. У меня стресс. Я могу обидеть, сам того не желая, сказал я.
Стресс делу не помеха. Общайся. Начинай. Если обидишь, я скажу и оставлю тебя в покое. Она поерзала, устраиваясь удобнее, и ее твердые бедра красиво упруго распределились в стандартном плетении "нога на ногу". Я почувствовал легкую эрекцию. ( Началось, подумал я. )
Что такое? тревожно спросила она, всматриваясь мне в глаза.
Все хорошо, а что? спросил я.
Ты просто как-то так посмотрел на меня... ну, да ладно. Давай общаться.
Ты слишком красива для того, чтобы с тобой общаться, вырвалось у меня.
Та-ак! Да-альше, я слушаю, засмеялась она.
Это пока все, глухо ответил я. Я потянулся к бокалу, но она взяла меня за рукав и легонько дернула к себе. Тебе хватит, сказала она почти нежно. Поговори со мной. Еще.
Я смотрел на ее губы. Не помню, как я поцеловал ее. Это было легко, нежно. Она прильнула ко мне всем телом. Я обнял ее правой рукой за бедро. От нее пахло берестой, дымом, свежевыпитым коньяком и каким-то томатом, что ли. Мы целовались. Через минуту оказались в комнате на кровати. Кровать оказалась беспрецедентно скрипучей, и после того, как кончили, мы долго смеялись.
А там, кажется, веселье-то уже того... Пойдем к костру? А потом, может быть, истопим баню? предложила она.
Хорошо, давай. А как тебя зовут? спросил я.
Светлана!
В твоем имени много света, только и сказал я. Сказал это в шутку, но мне стало грустно.
Еще два дня мы ходили по лесу, поднимались в гору, спускались. Бродили по реке. Занимались любовью. Пили кофе. Ели мясо. Пили коньяк. Я очень много трепался, а она слушала и слушала.
Обратно в город я ехал с ней. По дороге она спала. Я слушал Феликса Лабанда и совсем не хотел спать. У дымящих шашлычных мы что-то ели, пили придорожный чай, о чем-то говорили...
Я привез ее домой уже поздно вечером. В октябрьском, темном дворе мы минут двадцать сидели в машине. Общались. Смеялись. В конце концов она поцеловала меня в губы и вышла.
Спасибо тебе за то, что ты есть, шепнула она. И ушла в подъезд.
Я медленно поехал к себе. Не было мыслей. Не было чувств. Усталость и отупение. Не помню, как я заснул.
Через пару дней я соскучился и хотел ей позвонить, но у меня не оказалось ее номера. Я забыл записать его себе в трубку. А несколько дней спустя я нашел ее дом и подолгу дежурил у подъезда в надежде встретить ее. Но она так и не появилась. Отчаявшись, я перестал искать ее. А в череде дней и забыл про это...