Последний камешек булькнул в воду. Царевич горестно вздохнул, вывернул шапку, убеждаясь, что ничего не осталось, поскреб вихрастый затылок и снова вздохнул. По всему выходило, что деваться некуда.
Обратно в терем дороги нету. Батюшка после приему осерчал не в меру, бранился, так ногами топал, что корона с головы два раза соскакивала. Державу думскому боярину на ногу уронил и скипетром лавку дубовую в щепки разнес. Но того царевич уже не видел, убег от гнева родительского, а после нянька сказывала. Челядь дворовая теперь над ним, наследником царским, потешается, да втихаря пальцем у виска крутит. Народ тоже прознал, на базар за семечками не выйдешь, хохот по рядам стоит. Послы Беловежские, так и вовсе нос воротят, в палаты свои не впускают и уговоров не слушают. А и впустят, так гляди чего опять их царевна учудит, сраму не оберешься. Хотя куда уж больше.
Речка неспешно убегала под мостки. Над зубчатой чащей правого берега поднималось солнышко, постепенно освещая заросли кустарника на другой стороне. Из-за холма, за который убегала дорога, ведущая к деревеньке, ветер доносил запах печева. Видать какая-то баба с утра взялась стряпать пироги.
Ну, надо так надо. Царевич снял кафтан, свернул и положил на доски, сверху пристроил шапку. Стал было стаскивать сапоги, да махнул рукой, кто знает, как повернется. Снова вздохнул, последний раз глянул в синее небо, перекрестился и с лихим "Эге-ге-гей!" с разбегу сиганул через перильца.
За взметнувшимися с грохотом брызгами он не заметил и не услышал, как затрещали на берегу кусты и полетело во след тоненькое "Ва-а-аня-аааа...". Да и не до того было.
Водяному очень досаждали русалки. Чего-то размельтешились они, так и снуют туда сюда, ракушки сыплют, камушками кидаются. Может праздник какой? Он уже несколько раз начинал играть в поддавки, но отвлекался на мелькание какого-нибудь симпатичного хвоста и забывал чей ход.
На дно, размеченное в клеточки светлым песочком и красноватым илом, шлепнулся камешек. "Озорницы", - добродушно погрозил водяной. Не успел он убрать лишнюю "шашку", как на импровизированную доску свалилось что-то большое, погребая под собой едва начатую партию.
Когда течение унесло муть поднятую падением, водяной оказался нос к носу с царевичем, который пучил глаза, беззвучно раскрывал рот и пускал пузыри. Вокруг сновали русалки, верещали неразборчиво и стыдливо шлепали в воде хвостами.
- Ладно, дыши уж, - позволил водяной и царевич, перестав пучить глаза, вздохнул, как показалось, с грустью и безысходностью.
- А вы все цыц! А то расшумелись, расплескались, от чешуи в глазах рябит.
- Мы предупреждали, дедушка, - зашептала маленькая русалка, вертясь рядышком, - Предупреждали, что Иван-царевич по мосту ходит, сапогами коваными топочет, камни швыряет, не иначе в речку лезть собрался. А ты дедушка нас и не слышишь, все ракушки переставляешь.
Вот ведь конфуз. На слух он, действительно, слабоват стал, возраст свое берет.
- Чего топился то, Иван, царев сын? По делу, али как?
- По делу, дедушка водяной! По делу! Нету мне житья на белом свете! - царевич споро подскочил и тут же шмякнулся на коленки. - Царевна Беловежская изводит!
- Так её бы и утопил.
- Не могу, царь батюшка на ней жениться велит!
- От любви стало быть в речку полез, а говорил по делу пришел...
- По делу, по делу, - заелозил коленками по дну царевич, - Только ты мне, дедушка водяной, помочь и можешь. Царевна эта в тереме нашем проездом. По соседним царствам путешествует, говорят, жениха себе выбирает, сватам не верит, сама смотрит. Царь, мой батюшка, в ейну честь пир устроил, её посмотреть, меня показать. Про свадьбу речь завел, а царевна, и говорит: "Отгадает загадки мои, пойду за него замуж".
- И загадала?
- Загадала...
- И не отгадал?
Царевич уныло опустил голову на грудь.
- Не отгадал. Так на неё засмотрелся, на красоту неописуемую, что загадок и не услышал. Промолчал, а она и говорит, мол, дурак у вас Иван. Ни капли ума. А загадки то простые, для детишек, мне потом сказывали, все поотгадывал, да поздно. Вот и батюшка бранится, говорит жениться надо, мол, Беловежское царство нам партнер стран-тер-гинческий! Ежли у меня ума нету, то хоть пусть у жены будет. Но для этого мне хоть каплю его достать надобно! А ты ж, дедушка, всеми водами в нашем царстве заведуешь, все то капли у тебя на счету. Может сыщешь для меня ту каплю, что царевна просит.
Водяной присел на корягу. Что сказать, с такими просьбами к нему отродясь не хаживали. Видать, права была царевна заезжая. Он запустил руку в переплетенную водорослями бороду и в растерянности поднял голову. Сквозь толщу воды, преломляясь и искажаясь, виднелся мостик, по которому кто-то отчаянно метался из стороны в сторону. Водяной нахмурился.
- Вот, что, Иван, - сказал он, - Дам тебе каплю. Не знаю, поможет ли. Она такая, не всякому в прок. Коли женишься, так будешь у меня в долгу, прудов нароешь, мостов каменных выстроишь сколько скажу, по царскому указу. Вон, ракушка возле тебя, в ней она, бери и ступай. Русалки тебя поближе к терему проводят.
Тут же хвостатые проказницы подхватили царевича под локотки и увлекли его дальше по течению.
Догадываясь, что сейчас произойдет, водяной в ожидании поднял голову.
Взбаламученный ил унесло водой и на дне оказалась девка. Простецкий зеленый сарафан, намокнув, облепил и обрисовал такую фигурку, что и русалки бы позавидовали. Пугаться, пучить глаза, и пускать пузыри она не стала. Сразу разобралась что к чему, поймала поплывшую косу и пошла в наступление.
- Отпусти Ивана! Дурак он! Меня возьми! Я во всем виноватая мне и ответ держать!
- Царевна Беловежская что ли?
- Ага. Она самая. Из-за меня Ванька топиться полез. Отпусти его, ему царство наследовать, нельзя царству без государя. Моя вина, я и отвечу.
- Заладила "вина", "отвечу". - проворчал водяной, - Ты б подумала прежде, чем загадки ему сложные загадывать...
Царевна вздохнула. Почти так же горестно, как до этого царевич.
- Перемудрила...
- А зовут то тебя как?
- Василиса.
- В поддавки играть умеешь?
- Ага.
- Ну, вот и ступай отседова. Ваньку отпустил и тебя отпущу. Но коль поженитесь, пруд у терема выкопаете, плиткой в клеточку выложишь, камешков накидаешь, я поиграть прийду.
По кивку водяного, русалки так же подхватили царевну и повлекли её на поверхность.
Страшная тяжесть вдруг навалилась на плечи старого властителя вод, опрокинула, вдавила в ил...
И свет померк.
Закат уже во всю расцвечивал небо в яркие краски, и правобережная чащоба укутывалась в вечерний сумрак, когда на пологом бережку у самого мостика прощались двое.
- Просохли, Марфа Семеновна?
- Благодарствуйте. Совсем уже.
- Может костерок, все-таки? Я быстро лешего свистну...
Старушка тихонько отжала концы платка, с которых капало, и заторопилась:
- Нет, нет. Ни к чему. Пойду скоренько. Ванька там без меня чего учудит ещё. Или Василиса заумничает наново. Дети же...
Водяной сочувственно покачал головой.
- Вы уж не серчайте, в серцах я была...
Нянька царевича из виду не упускала, и в ночь из терема за ним пошла. А, углядев как сначала, он, а потом и царевна Беловежская в речку попрыгали, сама вслед за ними ринулась. Да прямо водяному то на голову и угодила. Все царство подводное перебаламутила, пока старик не очнулся. И потом долго её успокаивали ещё, да убеждали, что Иван с Василисой живы и на суше давно.
- Чего уж теперь. - покряхтел старик, с возрастом он на воздухе бывал все неохотнее, да и бабка эта тяжеленная бока намяла нешуточно, - Сказка ложь, да в ней намек, как говориться. А что нам поперек любви человеческой никак не встать, так то в любой сказке сказано. Вот мы и не встаем. Так шутим иногда, без умыслу. Может вас до терема проводить, Марфа Семеновна?
- Ну, вот ещё что удумали...
Старая нянька зарделась, будто красна девица, подхватила корзинку и засеменила по тропинке к столице.