Тот, кто не был на грани жизни и смерти никогда не поймет, что значит умирать. Никогда не поймет, что такое смерть. Никогда не поймет, что такое жизнь.
На высоком берегу реки во Владимирской области, на опушке соснового леса, вдали от поселений, расположилось деревенское кладбище. На его краю, заросшем черемухой и крапивой, у обрыва, похоронена Валентина. У Валентины было десять детей, пятеро умерли в детстве, и в могилу одной из умерших девочек были захоронены ее отец и мать.
Неласкова Владимирская земля, не каждому откроет свою загадочную, как омуты ее рек и тропы лесных чащ, душу. Валентина любила ходить в лес. В начале июня расцветали ландыши, потом поспевали земляника и черника, появлялись грибы. Ближе к концу лета созревали брусника и ежевика. В глубине леса были потаенные места, одно из таких мест Валентина называла сказкой. Ели и сосны здесь срослись с густым мхом и обрамляли удивительно красивые поляны. В этом сказочном месте, как драгоценные камни, гнездились оранжевые подосиновики, красно-коричневые белые, прятались в траве желтые гроздья лисичек, и даже брусничные, лимонные и светло-зеленые сыроежки были такими крепкими, что сами просились в лукошко.
На старых вырубках Валентина находила земляничные поляны, а в ельниках черничные заросли. Покусанная комарами, с полной корзиной ягод Валентина шла купаться на речку, на любимое место у сосен. С высокого берега реки был спуск к большому пляжу. Берега реки поросли речными цветами, над которыми вились огромные темно-синие стрекозы. Валентина часто вспоминала свое детство, когда река казалась ей очень большой, и она не могла переплыть на другой берег и полюбоваться яркими ромашками, колокольчиками, лютиками и дикой гвоздикой на недоступном лугу.
Бедна Владимирская земля, а потому только великим труженикам становится она матерью. На скудной песчаной почве лишь сосны хорошо растут, и земледельцы, предки Валентины, отправлялись зимой на заработки в города.
Дом, в котором родилась Валентина, состоял из трех изб, и в одной избе располагалась мастерская. В ней ее отец и его работники изготовляли рамы для парников, которые поставляли в монастыри. Одним зимним днем отец Валентины привез рамы в Новодевичий монастырь и зашел пообедать в трактир на Большой Пироговской. За обедом он отравился и умер, и девочка осталась сиротой.
Дед Валентины пил горькую, но после смерти сына бросил и стал поднимать внуков. Деду нельзя было сказать ни слова, женщины в то время права голоса в семье не имели. Бабушка Валентины осмеливалась обратиться к мужу, только чтобы спросить, что варить на обед.
Маленькая Валя водила лошадей в ночное с шести лет. Дед сажал ее вечером на коня и отправлял к реке, где пастух пас уставших после тяжелой дневной работы животных. Снимая Валю с лошади, пастух причитал над ребенком: "Бедная ты, несчастная сирота!" Валя босиком бежала ночным лесом домой. Дорога ее проходила через сосновую рощу, которую в деревне называли Волковцы. Маленькая Валя очень боялась волков и, умирая от страха, мчалась в деревню.
Валентина с детства была приучена к тяжелой деревенской работе, которая получалась у нее легко и незаметно для окружающих, как будто сама собой. Валя любила работу и видела в ней смысл своей жизни.
В церковно-приходской школе Валентина была лучшей ученицей среди одноклассниц, и после ее окончания вышла замуж за лучшего ученика среди мальчиков. Если во время учебы школьникам нужна была подсказка, они спрашивали Валю или ее нареченного Ваню.
Девочка выросла завидной невестой, и дед дал за ней хорошее приданое. Он внес за жениха Вали пай в таможенную артель.
После свадьбы муж Валентины Иван получил место бухгалтера в этой артели. Он много работал, и в семье был достаток. Иван и Валентина никогда слова плохого друг другу не сказали. Муж привозил домой конфискованный на таможне товар, добротную материю, дорогие ювелирные украшения. Он работал на таможне в Одессе, а Валентина с детьми жила в деревне со свекровью.
Свекровь Валентины сильно пила, и в каждом углу дома стояла четверть водки, покрытая чайной чашкой. Невестка ни слова ей не говорила, с почтением и терпением относилась к матери мужа. Однажды свекрови приснился сон, как на нее нападают три мужика в красных рубахах, и она умерла от инсульта. Валентина с двумя детьми отправилась к мужу в Одессу. Она впервые ехала одна на поезде, раньше она уезжала из деревни только в Москву. Валентина очень боялась за деньги, которые были завязаны в угол платка, но благополучно добралась до Одессы.
Она часто вспоминала, как по городу стрелял броненосец "Потемкин". Волосы на ее голове ходили ходуном от страха, а зубы стучали так, что она не могла говорить.
Из Одессы семья переехала в польский город Калиш. Калишская губерния была в те времена частью Российской империи. Большую часть ее жителей составляли поляки, и сосед поляк однажды обратился к Валентине:
− Пани бухгалтерша, еще Польска не сгинела! А кацап поляку будет ботинки чистить!
− Ну что вы, быть такого не может, − возразила Валентина, которая гордилась своей
страной.
Незадолго до революции Иван получил место бухгалтера в Ярославской губернии, на большой ткацкой фабрике, которая поставляла ткани Императорскому двору. Многодетная семья обосновалась на втором этаже просторного двухэтажного дома.
Валентине, как и в Федосеево, приходилось держать корову, теленка, кур и много работать на огороде, чтобы прокормить большую семью. Она носила тяжелые ведра с водой на второй этаж и спускалась вниз с кормом для коровы. Муж Иван был человеком сердечным и хлебосольным, и в семье часто гостили родственники. Валентина обслуживала и многочисленных гостей, а ноги ее все чаще болели.
Иван был честным и порядочным человеком. Когда пришла советская власть, красный директор его уволил. Иван жил работой, и увольнение для него означало конец жизни. Вскоре он тяжело заболел малокровием. Семье пришлось вернуться в родовой дом в Федосеево.
Соседи завидовали Валентине и ее мужу. Ведь они и говорили по-другому, и вели себя по-другому, и вещи у них были не такие, как у деревенских. У Валентины с Иваном была красивая посуда, мебель, одежда из Одессы, Калиша и Москвы.
− Интеллигенция паршивая, − говорила соседка Пашка, глядя на рождественскую елку в окнах дома Валентины. Наряженную ель она отродясь не видала. Дерево было украшено игрушками сказочной красоты из Москвы, а может быть, из Польши. Пашка и другие соседи, как завороженные, смотрели в окна Валентины, но она словно не замечала их, даже занавески не задергивала. Как будто людей вообще не существовало.
Дом Валентины в Федосеево был одним из самых больших в деревне. Построенный в конце девятнадцатого века, он был поделен на зоны. Лучшая его часть, собственно "дом", была отапливаемой, в ней располагалась огромная русская печь, занимавшая пол-избы. В большой комнате "дома" было четыре окна, все они выходили на улицу.
Терраса была пристроена позже, она служила кухней и столовой. В "дом" из террасы попадали через сени, которые представляли собой узкий коридор из двух частей, смыкающихся под прямым углом. Из сеней двери вели в "дом", в чуланы и в сарай с земляным полом. За сараем располагался огород, он казался очень большим из-за множества грядок и клумб, на которые он был поделен.
В деревне Федосеево была одна улица. Дома на ней стояли одноэтажные, и только один дом был двухэтажный, его первый этаж занимал деревенский магазин. Cын Валентины Михаил в восемнадцать лет стал директором этого магазина. Через несколько месяцев произошла растрата, и партнеры свалили вину за нее на Мишу, который был слишком молод и наивен, чтобы понимать, что происходит.
Когда Валентина узнала про сына, свет померк в ее глазах.
− За что же это! − взмолилась она, не в силах двигаться. Так и сидела без движения всю ночь на кровати, молилась до утра. Мысли крутились в голове: "Всю жизнь честно работала, за что такое наказание, в чем провинилась и кто заступится за нас".
Ни слова не сказала Валентина мужикам-соседям, партнерам Михаила. Помощи ждать было не от кого, и Валентине пришлось продать корову, чтобы выплатить долг Михаила.
Времена настали тяжелые, голодные. Младшие дети Валентины учились в школе в районном центре, который находился в четырнадцати километрах от деревни, и пешком приходили домой на выходные. Валентина давала с собой продуктов детям в обрез, ведь она сама не получала лишнего куска хлеба от своего деда. Младшая дочь Валентины, Дарья, заболела малокровием, как и ее отец. Но девочка очень хотела жить и смогла справиться с тяжелой болезнью.
Деревенскую церковь, в которой венчались Валентина и Иван, взорвали. Набожная Валентина ходила в церковь в соседнее село за пять километров каждое воскресенье, не пропуская ни одной службы.
Люди говорили, что Бога нет. Но Валентина в Бога верила. Она не верила в людей.
− Мишка семью без коровы оставил, а Анька за пьяницу замуж вышла, − думала про своих старших детей Валентина, пропалывая грядки на огороде.
− Да как можно так, что же они делают! − кричала про детей Валентина, боясь, что ее внутренние крики услышит соседка Пашка.
****
Через несколько лет младшая дочь Валентины Дарья, после окончания техникума в Москве, уехала по распределению в Красноярск, и вышла замуж за партийного работника. Богомольная Валентина не препятствовала выбору дочери. Она считала, что вся власть от Бога. Она принимала все, что с ней происходит, по-христиански, без протеста.
На террасе Валентины висел большой плакат с фотографией Сталина: "Смело и безбоязненно внедряйте критику и самокритику". Впрочем, общественная жизнь ее никогда не интересовала, она жила исключительно личной.
В доме Валентины были старинные иконы, и всегда горела лампадка. Однажды ночью в окно ее спальни постучался ночной путник. В те времена ночами передвигались люди, которые, спасаясь от гонений, боялись идти днем. Верующая Валентина не могла не помочь попавшему в беду. Оказалось, что ночной путник хотел спросить дорогу. Поблагодарив хозяйку за помощь, он сказал:
− Вижу, что лампадка горит, верующий человек живет, потому и постучал.
Муж Валентины Иван не нашел в себе силы жить при советской власти и сгорел от малокровия. Рано овдовев, Валентина быстро превратилась в старуху. Ее ноги, обмороженные в детстве и поврежденные от поднятия тяжестей, сильно отекли. Руки скрючились и покрылись шишками. Спина сгорбилась и стала почти параллельной земле.
Валентине становилось все тяжелее жить одной в деревне. Дочь Дарья стала забирать ее на зиму в город. Во время войны мужа Дарьи перевели работать в Москву, и мать проводила у дочери в зимние месяцы.
Соседка Пашка круглый год жила в деревне. Уезжая на зиму в город, Валентина оставляла ей ключи от дома. Каждую весну, приезжая с московской зимовки, она недосчитывалась подушек, пропадала и одежда, но Пашке она ни слова не сказала.
Дочь соседки работала в банке, и ее посадили в тюрьму за недостачу. Пашка продала полдома, чтобы выплатить долг, и у Валентины появились другие соседи.
− Один зять все приданое Аньки пропил, а Дашкин муж меня обворовал, ничего не оставил, − приговаривала Валентина уже почти в полный голос, работая на огороде, так что со стороны могло показаться, что она разговаривает сама с собой. Детям мать никогда плохого слова не сказала, по-христиански нося в себе всю боль.
− Я все молчу и молчу, − любила повторять она, делая ударение на первом слоге.
Валентина часто обвиняла мужа дочери Дарьи, уважаемого партийного работника, в краже у нее золотых украшений. Она не помнила, что продала свои ценные вещи и потратила сбережения, чтобы купить парную печенку для смертельно больного мужа.
Старшей дочери, красавице Анне, Валентина с мужем еще до революции дали хорошее образование, и она стала учительницей русского языка. У Анны было богатое приданое, но дочь вышла замуж за пьяницу, и он все пропил.
Родители умоляли Анну ее перед свадьбой :
− Не выходи ты за него, если и было у вас что, мы ребенка воспитаем.
Но Анна любила без памяти веселого и красивого мужа, и то разводилась с ним, то снова сходилась, но бросить его так и не нашла в себе силы. Она обвиняла мать и благополучную сестру Дарью в своей загубленной жизни, устраивая истерики и скандалы.
Анна любила играть в карты, и когда она гостила у матери в Федосеево, по вечерам у нее собирались пьяные компании, посиделки заканчивались далеко за полночь.
Валентина долго молчала, Анне ничего не говорила, лишь качала головой и замечала:
− Неча делать.
Как-то летом Анна устроила матери скандал, потому что ее грибы не были высушены в печке в первую очередь.
В семье Валентины все ходили за грибами, которые заготавливали на зиму. Возить на поезде в Москву сухие грибы было намного легче, чем соленые в банках. Из Федосеево до Москвы ехали с пересадкой, и до станции нужно было идти несколько километров пешком.
Когда Анна ушла в лес за грибами, мать собрала ее вещи, и выставила в сумке за дверь.
***
Внуки и правнук Валентины любили гостить летом у бабушки в деревне. Бабушка их баловала. С правнуком Валентина даже играла в футбол.
Бабушка Валя не любила, когда ее родные одевались неряшливо в деревне, и делала замечание внучке Леле:
− Это в городе вас никто не знает, ходите как хотите, а здесь все вас знают.
Дом Валентина содержала в чистоте, убравшись, говорила:
− Теперь похоже на наш дом.
Но клопы у нее водились огромные, матрас, на котором она спала, кишел ими.
Мылась Валентина редко, говоря дочке Дарье и внучке Ляле:
− Это вам надо мыться, вы об мужей пачкаетесь, а мне это ни к чему, я вдова.
Валентина презирала плоть и плотские удовольствия, даже в баню не ходила. Не любила толстых людей, и говорила про полную знакомую:
− Уж очень она толстая, − делая ударение на букву а.
Валентина почти ничего не ела, а только пила воду.
Единственным развлечением для Валентины было "пройтись до братца".
Заложив правую руку за спину и размахивая левой рукой, согбенная старица шла в гости в дом на деревенском перекрестке, напротив двухэтажного магазина.
Брат был единственным собеседником Валентины, с которым она говорила на равных. С остальными людьми она никогда не советовалась. Вынося какое-либо суждение о людях − "балабол", "толстая" или "неча им делать", Валентина более его не меняла.
В последние годы бабушка Валя с уничижением говорила и о себе.
− Да кто есть? − спрашивала она и сама себе отвечала:
− Нищуха.
***
Гангрена у Валентины началась внезапно, но развивалась стремительно и не давала шансов на обжалование приговора врачей − ампутация ноги. Ногу отнимать Валентина не стала, не хотела предстать перед Создателем калекой. Улыбнувшись, она сразу сказала:
− Как же я буду без ноги-то.
Валентина ползала по ковру, собирая крошки, потому что не могла жить без работы.
− Надо чё-то делать, − говорила она.
Гангрена заживо пожирала тело, которое причинило ей столько боли и страдания. Ее плоть таяла, растворялась на глазах.
Правая нога Валентины превратилась в костяную.
Валентина всю жизнь работала от зари до зари, и покоится великая труженица на высоком берегу живописной реки. Внизу под обрывом река петляет, делая крутые повороты, и стайки байдарок плывут по ней в теплое время года. В лесу рядом с кладбищем растут душистые сосны, и кажется, что свежее и звонче этого воздуха нет на земле.
ЗЕЛЕНЫЕ ЯБЛОКИ
Откуда приходит этот страх? Он стучится в сердце, разрезает на части, парализует волю.
Как страницы книги листал Иван Сергеевич картины своей жизни, пытаясь понять истоки своего страха и не находя их.
Он гордился тем, что всему научился сам. Иван окончил всего несколько классов церковно-приходской школы в своей деревне Федосеево, на Владимирской стороне. С одиннадцати лет он работал подавальщиком кипятка в трактире в Москве.
В восемнадцать лет он женился на Валентине. Дед Вали, который ее воспитал, умирая, наказал выдать ее замуж за Ивана, и дал за ней две тысячи рублей приданого. Он внес за жениха внучки пай в таможенную артель.
После свадьбы Иван получил место бухгалтера в этой артели. Он много работал, начальство ценило его, и он мог хорошо обеспечивать свою семью.
Иван был человеком основательным, и любил делать покупки по каталогам. Он внимательно изучал все предложения и выбирал лучшее. Он все приобретал отборное, первосортное − семена растений, саженцы, цыплят.
Иван работал бухгалтером в Одессе, потом в польском городе Калише. На таможне артельщикам продавали конфискат по низкой цене, и Иван приносил домой отрезы дорогих тканей и изысканные украшения. Валентина была богомольной женщиной, и вещи ее мало интересовали, но подаренные мужем гранатовый браслет и золотое кольцо с жемчугом и бирюзой она очень любила.
Иван происходил из семьи по тем временам небольшой, у него были только брат и сестра. Брат его служил кассиром, и однажды знакомый попросил у него двенадцать тысяч рублей в долг. Расписки не было, и когда он потребовал вернуть деньги, взятые из кассы, приятель сделал удивленное лицо и сказал, что впервые об этом слышит. Брат вскоре умер.
Единственная сестра Ивана была замужем за человеком, который пел басом в церковном хоре при храме Христа Спасителя. За службу ему выносили на подносе двадцать пять рублей.
Валентина же была из большой семьи. Троих братьев жены Иван устроил на работу в таможенную артель грузчиками. У Валентины и Ивана постоянно жила ее незамужняя племянница. Каждый день за семейным обедом собиралось не меньше десяти человек. Иван Сергеевич очень любил соленое. Когда на стол подавали блюда, он первым делом солил, не пробуя.
Иван Сергеевич стал одним из самых обеспеченных людей в своей деревне. Среди сослуживцев он был единственным из крестьян, и когда он встречал кого-либо крестьянского происхождения, то старался сблизиться с ним.
Семья его росла, десять детей родила ему Валентина. Судьба поднимала его все выше по карьерной лестнице, и незадолго до революции Иван получил место бухгалтера в Ярославской губернии на большой ткацкой фабрике, которая поставляла ткани Императорскому двору. Огромная пропасть простиралась между крестьянским сыном Ваней и бухгалтером этой фабрики Иваном Сергеевичем.
Хозяин доверял ему свои деньги, самое ценное, что у него было. Высокое положение давало Ивану Сергеевичу власть над людьми, ведь через его руки проходили денежные потоки фабрики.
Но он никогда не использовал свою должность в корыстных целях, он был педантичным и правильным. Иван Сергеевич говорил тихим спокойным голосом и с коллегами, и с многочисленными домочадцами, и никогда не повышал его.
Он любил утром приходить в контору, открывать счетные книги, проверять кассу и здороваться с сослуживцами, которые почтительно приветствовали его.
Как в зеркала, смотрел Иван в лица этих людей, и видел в них уважение, почтение и даже подобострастие.
Как от источника энергии, заряжался Иван от этого отраженного света той власти, которую дал ему хозяин, и эта энергия давала ему силы жить.
Иван был скрупулезно честным и порядочным человеком. Когда пришла советская власть, красный директор его уволил.
Семье пришлось вернуться в родовой дом в Федосеево. Они возвращались в товарном вагоне, в который погрузили все нажитое имущество, породистая корова Манька тоже была в этом поезде. В пассажирском вагоне ехали дети со старшей сестрой.
Для семьи Ивана Сергеевича настали тяжелые времена. Голод, безработица царили вокруг. Все, ради чего жил Иван Сергеевич, ушло.
Бывший бухгалтер просмотрел последнюю картину своих воспоминаний и вернулся в свое настоящее. Он увидел зеленые яблоки на столе, гладкие и круглые. Валентина сорвала их, чтобы сварить компот на обед. Раньше такие яблоки пошли бы на корм свиньям.
Ивану Сергеевичу только и остались эти яблоки, и огород, и скотина в хлеву. Его мир оказался ограничен деревенским домом и участком земли.
Несколько раз через бывших сослуживцев удавалось Ивану Сергеевичу получать небольшие подработки, но на низкой должности, и платили ему очень мало. Он уезжал на заработки в Винницу, и присылал жене оттуда даже яичную скорлупу, для удобрения огорода.
Иван Сергеевич был убежденный атеист, а жена его Валентина была глубоко верующей.
− Не наказание, а испытание, − говорила она о его увольнении. − Оно ниспослано свыше, Господь испытывает нашу любовь к нему.
Иван Сергеевич не слушал жену. Когда в Курске от тифа умер его старший сын, который был в армии, он лишь ненадолго зашел в церковь во время отпевания.
Наступало смутное время, когда многие оказывались в лагерях, и ночами люди не спали, боясь, что за ними придут.
"Иван всего лишь потерял хорошую работу, − думала Валентина. − Он здоровый, не старый и физически сильный мужчина. Может и в огороде работать, и на заработки ездить. Наверное, судьба хранила, и не надо было Ивану работать на жестокого директора. Не достоин этот начальник, чтобы такой порядочный человек был у него в услужении. Ивану совесть свою пятнать не пристало, раболепствовать перед людьми низкими. Не дай Бог, хуже бы вышло, свалили бы на него недостачу, и сгинул бы в лагерях, в позоре и бесчестии".
Но этого не понимал Иван. Муки, которые испытывал он, оказавшись без источника своих жизненных сил, были настолько велики, что переродились в его подсознании в сильнейший страх. Он безумно боялся красного директора фабрики и новую власть.
Ночами он плохо спал, а, засыпая, видел во сне своего бывшего начальника, который угрожал ему и требовал отчета о деньгах.
Просыпаясь в холодном поту, Иван отчетливо ощущал, что соратники директора могут прийти к нему в дом, устроить обыск. Вдоль фундамента печи, в подполе, были зарыты золотые монеты, на самый черный день.
На другой день казалось ему, что на фабрике могут подделать документы, его подпись в то время, когда он был бухгалтером, и потребовать вернуть деньги, которые он не брал, или отдать под суд. Он понимал, что все равно ничего не докажет, что не тягаться ему с новой властью, и силы его таяли на глазах.
Иван Сергеевич заболел малокровием. Железистая анемия сжигала его, и ему становилось лучше только от сырой печенки. Валентина сдавала в торгсин накопленный за многие годы работы на таможне конфискат, чтобы купить ее. Она несла в торгсин кольца и браслеты, отрезы дорогих тканей, золотые монеты. В доме не осталось почти ничего ценного.
Иван Сергеевич говорил жене:
− Красина не спасли, а меня кто спасет?
Несколько раз он становился таким спокойным, что Валентина думала, что он умирает. Она трясла его, кормила жирной пищей, и он оживал.
Мягкому и заботливому Ивану Сергеевичу было очень тяжело, что из-за него семья терпит такие потери.