Аннотация: "Ой, Мороз-Мороз, не морозь меня, моего коня..."
В ТРИДЦАТИГРАДУСНЫЙ МОРОЗ
"...ибо много званых, но мало избранных."
Ев. Лук. 14:12-24
-
... мы не поедем завтра. Я-то уж точно не поеду в тридцатиградусный мороз.
Поеду! Завернусь в турецкую дубленку, что сестрица подарила со своего плеча, поддену пару свитеров (благо размерчик позволяет!), толстые штаны, замотаюсь в три слоя шарфом красным с бахромой - и в путь. А ты не езди, потому что нет у тебя такого толстого тулупа. И замерзнешь как цуцик, это уж точно. Да что я тебя уговариваю - ты ж уже и так не едешь. Еду одна. Если ещё возьмут. Если места остались. А уточнить невозможно - телефон не отвечает, к тому же и неприлично звонить в одиннадцать ночи, когда вставать людям в шестом часу утра. Пятилитровку брать не буду. Возьму маленькую бутылку - на полтора литра. Одно только сомнение тревожит: на кладбище собиралась - к маме, годовщина...
"Поезжайте, поезжайте!" - говорит батюшка в трубку телефона, "Там её и помяните".
Город спит в воскресный день. Темно на морозных улицах, никого не видно, по центральной площади позёмкой стелется снег. У кремлевской стены автобус. Подойду сейчас, а мне скажут: "Кто такая? Не знаем. Мест нет."
Сквозь начинающуюся метель автобус у кремлёвской стены с тёмными окнами - будто неживой. Внутри человек пять. Усаживаюсь комфортно. Автобус классный! - для чиновников из администрации - это вам не жёсткий тарантас, подскакивающий на каждой кочке так, что сотрясение мозговых извилин обеспечено. Хорошо и тепло в автобусе. После пробежки по тридцатиградусному морозу тело разомлело и тянет в сон. И лень разматывать себя как китайский салат из слоёв тулупа, платков и свитеров. Так и сижу в цигейковом капюшоне как мышь в капоре. Только нос торчит.
Народ молчит, сонлив. И незнаком. И рассеян по просторному автобусу.. Стекла наглухо залеплены толстым слоем морозного узора цвета тусклой неоновой улицы. Но вот двери медленно разъезжаются - и появляется наш благодетель, позвонивший поздним вечером и пригласивший в поездку. Евгений Олегович как всегда громогласен, вальяжен и статен, и величественен в своем росте, и благодушен как Дед Мороз с покрытой инеем бородой. Автобус наполняется светом. Все оживляются. Он подходит к каждому путешественнику, беседует неторопливо своим благородным голосом, интересуется подробностями семейной жизни: все ли здоровы, как у детишек движется учёба, поступил ли брат в академию. Он знает всех и вся: он знает, как зовут вашу тёщу и деверя, какое артериальное давление у вашей золовки, сколько получает ваша свояченица, в чём у вас проблемы с машиной, сколько раз вы были замужем, и чем занимаются дети сестры вашего мужа от первого брака. Приятно беседовать с человеком, который к вам неравнодушен.
- Радость моя, и ты тут! - радуется он моему присутствию. Ответная радость согревает и меня. Но шарф всё равно не развязываю. "Кукушка кукушонку купила капюшон..."
Евгений Олегович усаживается на переднем сиденье рядом со спикером, которого я видела по телику и за которого голосовала на последних выборах. Интеллигентного вида человек. С университетским образованием и бородой, в очках. Окончил МГУ, а не шарагу какую. Би-о-лог. Вот!
-
Радость моя, завтра выборы, - позвонил тогда Евгений Олегович. - Проголосуй, голубушка, за нас, солнышко ясное!
Ну как после этого на выборы не пойти, если к электорату лично да с такими ласковыми словами? Тем более выбор был не широк: остаться на диване перед теликом или опустить бюллетень в урну за улучшение качества воды в водопроводных трубах с тридцатилетней ржавчиной. Вот и теперь тоже приятно - в автобусе, предназначенном для поездки облдумы, отправляется электорат - это ли вам не наивысший пилотаж демократии и равенства! Тридцатиградусный мороз. Наш депутат самый морозоустойчивый оказался.
-
Ой, мороз-мороз, не морозь меня, моего коня.... - затягивает Евгений Олегович чудным бархатным баритоном.
Автобус подхватывает немногочисленными голосами и катит по заснеженным полям родного края. И ни зги не видно за морозными узорами окон.
***
В который раз слушаю эту историю, уходящую корнями в далекие века, когда поляки бродили по полям и пригоркам региона. Что ж им дома, голубчикам, не сиделось? Надо ж было тащиться в такую даль, что б убивать, и превратиться в прах в чужой земле...
Евгений Олегович рассказывает размеренно, голос звучит красиво. Ему бы быть известным артистом в театре Вахтангова или Станиславского и Немировича-Данченко. Иногда он переходит на стихи. Когда он читает стихи мощным уверенным голосом - мурашки бегают по коже, все предстает в красках: Библейская история и жития святых... А может и анекдот рассказать.
-
Осторожно, радость моя! - предупреждает меня: помогаю спуститься по ступенькам автобуса. Как-то чуть не уронила его на перекрёстке при переходе через бордюр: не предупредила заранее, а он острой палочкой не нащупал. Побранил меня потом, бестолковую. Так мне и надо было: на витрины загляделась - хуже даже, чем собака-поводырь. Мне иногда кажется, что несмотря на слепоту, Евгений Олегович видит всех третьим глазом. Между бровями? Или в ложбинке под затылком?
Церковь на пригорке закрыта. Служат в нижней, на втором этаже. Так много народа приехало, что войти внутрь невозможно: народ выдыхает пар по всей лестнице и в прихожей, тесно сомкнув тела. Руки не поднять. Служба идет. Вдруг удаётся протиснуться вперед - и это уже чудо! Тридцатиградусный мороз. От дыхания пар валит изо рта клубами. Толпа качнулась и пришла в движение: спускается по лестнице священство. Монахи и миряне направляются в верхний храм служить молебен.
В трапезной много народа. Приехали паломники отовсюду. Сегодня большой праздник. Приехали из соседних и дальних монастырей.
-
Вон местечко свободное! Пойдем? - спрашивает маленькая женщина из нашего автобуса, заглядывая в лицо.
Она проходит в угол, а я перешагиваю лавку прямо передо мной. На столе праздничная монастырская пища: тут и тушёная фасоль, и селёдка под шубой, салаты из моркови с сыром. Напротив меня матушки. Настоятельнице лет шестьдесят. Молодая инокиня рада ей услужить и всё время заглядывает в глаза, что бы ещё подать. И спрашивает, не хочет ли та солёный помидорчик.
-
Маатушка! - раздается голос рядом со мной. - Ма-ту-шка! - Но его никто не слышит.
--
Ма-ту-шка! - вновь взывает он настойчиво. Рядом со мной трапезничает молодой человек неопределенного возраста. Судя по одежде и внешности это бродяга, БОМЖ. На нём просторная рубаха с широкими рукавами, потрепанные штаны и кофтёнка взапах. Ему не больше тридцати, а может, и того меньше. На носу очки с тонкой оправой, а руки торчат из широких рукавов как длинные грабли. Это удобно, потому что они достают далеко, и он может притянуть к себе любое блюдо, не беспокоя окружающих.
-
Маа-ту-шка! - снова нараспев, настойчиво и нежно тянет он.
Матушка-настоятельница наконец обращает на него внимание и вглядывается добрыми серьёзными глазами.
-
Вкуснотииища-то какая! Дааа? Дааа? - кивает ей головой парень на сказочные блюда и облизывает, причмокивая, кончики тонких длинных пальцев.
День памяти святого, мощи которого покоятся под спудом. Кому из гостей он больше рад? Матушкам из далекого монастыря?...этому бездомному парню...депутатам...секретаршам?...водителю автобуса? Маме в парчовом платье, сверкающем алмазными россыпями, как сегодняшний морозный снег?
У святого источника выстроилась очередь. Окунаться страшно. Мороз тридцать градусов. Наберу воды. Народ помногу набирает, пятилитровками и канистрами.
-
Идите без очереди! - подталкивают меня к крану.
***
В автобусе уже сидят. Не все ещё. Но Евгений Олегович уже на месте и приветствует входящих. Вот и спикер появился. Окунался, волосы ещё влажные, вытирает розовым полотенцем.
Автобус разворачивается неуклюже в обратном направлении. Все рассаживаются кучнее, поближе к водителю. Евгений Олегович роется в дорожном мешке, на свет появляются стопки, воздух заполняют молекулы коньяка. Депутаты разливают коньяк из фляжки; Евгений Олегович идёт между рядами сидений, держа в руках по две стопки; идёт как по канату - по проходу между рядами, лавируя, чтобы не расплескать, придерживаясь за спинки кресел.
Чокнуться с морозоустойчивым спикером? Но у того коньяк кончается раньше, чем он доходит до электората, и он тормозит на девушках - работницах администрации. Ему приятно поболтать с молоденькими розовощёкими секретаршами.
-
А теперь викторина! - предлагает Евгений Олегович. Все друг за другом приходят к депутатам на первый ряд, и начинается ток-шоу. Сначала Евгений Олегович рассказывает всем про ваши заслуги, потом публично интересуется личной жизнью, а потом вам предстоит задать свой вопрос аудитории. Подходит и моя очередь. Благодетель хвалит, пытает вопросами "на засыпку", сам и подсказывает, чувствуя моё замешательство. Наконец микрофон в моих руках.
-
Как звали бабушку Святого Великого князя Владимира?- скрипит и свистит микрофон.
-
Ольга, Святая блаженная княгиня Ольга! - выскакивает спикер как на пружинке между спинками первого ряда сидений.
Вручаю ему в подарок мандарин, согревшийся в кармане. Посадит потом косточку в горшок и вырастит чудесное морозоустойчивое дерево с круглыми листьями. Он же ботаник - у него получится! Как-то смешно и весело, хоть и коньяк не пила. Евгений Олегович все-таки перепутал: сказал, что я - учитель пения.