Олег Игоревич Медонос пробудился в скверном расположении духа.
Полночи у него над головой зудел невидимый комар, пробравшийся под противомоскитную сетку. Олег Игоревич раздражённо хлопал ладонью по телу, ворочался с боку на бок, пыхтел и ругался в голос, но никак не мог достать кровососа. Лучик портативного фонарика, которым он обшаривал замкнутое пространство над лежанкой, истончился и сдох, так и не дав желанного результата. Олег Игоревич сумел ненадолго забыться лишь под утро, перед самым рассветом, но очень скоро озяб и сел на постели, нахохлившийся, невыспавшийся и злой.
Август катился к завершению. Ночи удлинялись и становились всё менее комфортными. Ясно было, что очень скоро от наваливающегося по утрам холода перестанет спасать даже двойное одеяло и придётся перебираться в дом. От этого понимания на душе словно бы висела сизая хмарь, глотающая рассветные лучи. Медонос зевнул, потянулся, откинув противомоскитку, сделал несколько приседаний и пошёл варить душеспасительный кофе.
Пока кофеварка трудилась над порцией горячей бодрости, Олег Игоревич успел подумать о жене и сыне, третий месяц ждущих его в Торревьехе, о кредитах, высосавших весь его былой оптимизм до донца, о связистах, тяжба с которыми успела достать уже не только его самого, но и весь персонал в Недлинном переулке, и даже о Левчуке, с которым предстояло провести сегодня не самый приятный разговор.
Бросив в кофе щепотку корицы и зажмурившись от удовольствия, Олег Игоревич сделал добрый глоток, покатал жидкость на языке, отправил её в путь по пищеводу.
Вот теперь можно было жить по-настоящему!
Утренний ритуал в ванной он отбарабанил как молитву, сосредоточившись на обязательном бритье. Выскоблил щёки и подбородок, критически всмотрелся в зеркало и позвонил в "Сударушку". Ниночка в ближайший час была свободна, и Олег Игоревич заторопился. Позавтракать можно и на работе, там есть Катрин, есть Лариса Маратовна, есть Анатолий. Кто-нибудь непременно расстарается, накормит голодного шефа. А вот чтобы качественно обновить покровы, требуются исключительно Ниночкина квалификация и Ниночкина же лёгкая рука.
Но тут выяснилось, что ночной комар -- это ещё меньшее из зол. Верный "лексус" приготовил ему персональный сюрприз. На лобовом стекле автомобиля образовалась загадочная трещина. Ни сколов, ни следов прямого удара. Стекло робко треснуло в правом верхнем углу, напомнив хозяину сразу две расхожие истины -- что мир несовершенен и что дерьмо иногда случается.
Олег Игоревич скрежетнул зубами и завёл двигатель.
В последнее время что-то очень уж густо шли неприятности: от мелких бытовых неудобств (то кран на кухне даст течь, то кружка любимая рассыплется прямо в руках на отдельные черепки) до откровенных финансовых неурядиц -- сдёрнутых мошенниками с кредитки денег или обвалившегося контракта с сетью бутиков "Эгоист". Хаос наползал медленно, но неотвратимо, подминая реальность метр за метром, и сил, потребных для открытого противостояния ему, явно недоставало. Ещё в начале лета, полагаясь на собственную интуицию, подкряхтывающую на стыках будней, Олег Игоревич отправил жену с сыном на Средиземноморье, подальше от растущего как тесто на дрожжах хтонического ужаса. Пусть уж лучше жарятся под испанским солнцем и бултыхаются в прозрачной морской воде, чем стоять над душой и каждую минуту отмечать его участившиеся поражения.
Экая всё-таки пакость! Трещина на лобовухе!
Прежде Олег Игоревич просто рассмеялся бы и заказал новое стекло. Пятьсот баксов, подумаешь! Но это с теми курсами! И в облаке той финансовой эйфории. Нынче же в этой неприятности, выскочившей перед ним как мотоциклист на красный свет, он склонен был усматривать едва ли не знак свыше. Знак грядущих безобразий и неизбежных перемен. Стекло треснуло. Реальность треснула. Порядок, уклад, привычный образ жизни. Благополучие, наконец!
Не хватало только начать себя жалеть!
Ниночка встретила его у входа в мужской зал. Она была само очарование -- приветливая, порхающая, словоохотливая -- впрочем, как всегда.
-- Олег Горьевич! Давне-енько... А у меня как раз клиент не пришёл. Так что всё сделаем в лучшем виде. Не сильно коротко. На ушах снять, чуб, затылок подработать. Я помню, помню, не волнуйтесь.
-- Ах, Нинок, что бы я без тебя делал?
-- Жили бы долго и счастливо, -- Ниночка улыбнулась, усаживая его в кресло и драпируя белоснежной простынёй. -- Копили бы деньги на поездку в свою любимую Торреху.
-- Торревьеху, -- на автомате поправил Медонос.
-- Вот-вот.
-- Скоро поеду, -- неожиданно для себя вдруг сообщил Медонос. -- Заждались меня там, поди.
-- Жена? Сын?
-- Ну.
Ниночка увлажнила волосы Олега Игоревича из пульверизатора и принялась за стрижку. Медонос расслабленно смежил веки. А что? Вот возьму и поеду. Вадька будет счастлив. А может, и не только Вадька...
Он сидел так какое-то время и молча слушал, как Ниночка стрекочет ножницами, чувствуя, как утреннее затвердевшее раздражение крошится и опадает на пол вместе со срезанными пегими клочьями спутанных волос.
Потом незнакомый девичий голос за спиной произнес:
-- А мне чёлку подрежете, тёть Нина?
И Медонос открыл глаза.
В зеркале рядом с Ниночкой стояла девушка лет двадцати. С огромной картонной папкой в руках. Милая, курносенькая, розовощёкая. Дитя нового века, обряженное в джинсы с дырками над коленями и ярко-жёлтую разлетайку. Глаза прищуренные, смешливые, но и внимательные. Волосы с красноватым отливом, но не рыжие, а скорее бронзовые, с уходом в черноту.
-- Вот, -- сказала Ниночка, -- Познакомьтесь, Олег Горьевич. Это моя племянница. Вера.
-- Валентина, -- представилась племянница Вера.
-- А я Олег Игорьевич, -- сказал Медонос. -- Или Горьевич. Кому как нравится. А что, Вера и Валя -- это теперь считается одним именем?
-- Нет, -- сказала племянница. -- Просто родители меня назвали Верой. А мне больше подходит Валентина. Друзья зовут Вера-Валя. Ну, те, кто считает это нормальным. А в принципе я откликаюсь на оба имени.
-- Она у нас немного с приветом, -- объяснила Ниночка и потрепала племянницу по холке. -- Художница. Творческий человек.
-- Настоящие художники всегда в цене, -- вежливо отметил Медонос.
-- Я в этом году Архитектурный закончила, -- похвасталась Вера-Валя. -- Теперь в свободном полёте.
-- Какой чудесный день! -- сказал Медонос удивлённо. -- Вы, девушки, не находите? И в папке у вас, Вера-Валя, конечно, картины?
-- Рисунки, -- ответила та, помедлив секунду.
-- Показывайте! -- потребовал Медонос.
-- А вам зачем? -- очень натурально удивилась Вера-Валя -- так, что Медонос, заподозривший сначала банальное сводничество, сразу успокоился. Девочка, похоже, и правда заглянула к тёте лишь для того, чтобы подрезать чёлку.
-- Хочу вам персональную выставку устроить, -- пошутил он. -- Вы показывайте, показывайте! Ну что вам -- жалко?
-- Нисколечко не жалко. Даже наоборот.
Вера-Валя развязала тесёмки и стала вынимать рисунки один за другим. Ниночка сделала шаг назад и застыла с инструментом наизготовку, а Медонос, выпростав из-под простыни руки, медленно перебирал чужое мимолётное счастье, оправленное в карандаш, гуашь и прочую темперу.
У девочки имелся талант. Он понял это моментально и теперь неспеша раздумывал, в каком виде донести своё предложение, чтобы не превратиться в глазах этих милых дам в прожжённого делягу, пожелавшего упихнуть в мешок то, что едва явилось в мир и ещё не успело пустить в нём настоящие корни.
-- Ну вот что! -- сказал он наконец. -- Прочь сантименты! Мне нужен художник. Вы мне подходите, Вера-Валя. Это понятно. А то нынешнее поколение умеет только на компьютере фотошопить. Мне нужен настоящий. Умеющий карандашом и кистью...
-- Фотошопить я тоже могу, -- сказала Вера-Валя. -- Как же без технологий?
-- Прекрасно! -- сказал Медонос. -- Хотите у меня работать?
-- Я даже не знаю. А чем вы занимаетесь? И что я должна буду делать?
-- Красоту будем делать. Вместе. Побеждать хаос и энтропию силой таланта.
-- Вы шутите, Олег Игоревич?
-- Ничуть. Моя компания занимается наружной рекламой, вывесками, фасадами зданий, конструированием интерьеров в торговом и жилом секторах города и области... этсетера... Едем?
-- Куда?
-- В офис. Знакомиться.
Вера-Валя вопросительно взглянула на Ниночку. Та еле заметно кивнула.
-- Чёлка твоя никуда не денется. Вечером заскочишь. Сейчас мы только Олега Горьевича доведём до ума.
-- Точно, -- сказал Медонос. -- Доведите. А то я сам никак мозги в кучу не соберу.
-- Ой, да я ж не в этом смысле! -- всплеснула руками Ниночка. -- Давайте смоем, и я вас посушу.
Когда они выехали на мост, в смартфоне у Медоноса квакнуло -- пришло новое сообщение. Не снижая скорости, Олег Игоревич активировал экран. Сообщение было из тех, что настроение не улучшают. "Уважаемый ...бла-бла-бла... позвольте Вам напомнить, что сегодня очередной платеж по кредиту... бла-бла-бла... С уважением, Ваш "Голден-банк"". Правой рукой Олег Игоревич полез в закрома. Денег вроде хватало.
-- Вот что, Верочка-Валечка, -- сказал он, ловя взгляд девушки в зеркале заднего вида. -- Мне тут, как выяснилось, надо заехать к одним крохоборам. Подождёте пять минут в машине?
-- Конечно, Олег Горьевич.
Офис банка оказался закрыт на реконструкцию. Навстречу Медоносу из стеклянных дверей выдвинулся охранник с рацией.
-- К сожалению, отделение временно не работает, -- сказал он, выслушав Олега Игоревича. -- Вы можете проехать в допофис, расположенный на улице Колокольникова, двадцать три. Или можете воспользоваться банкоматом.
-- Лучше уж банкоматом, -- сказал Медонос недовольно. И скормил железному ящику розовую мастер-карту.
Банкомат тоже жаждал реконструкции. Об этом свидетельствовал вселившийся в него демон противоречия. Олег Игоревич совал в прорезь купюру за купюрой, но банкомат аккуратно выплёвывал каждую третью, вывешивая при этом надпись: "Купюры не могут быть распознаны. Пожалуйста, возьмите ваши деньги". И всё приходилось начинать сначала: изымать деньги, изымать карту, снова эту карту помещать в мигающее зелёным светом окошко, вводить пин-код...
-- Провались ты в пыльный отдел вечного ремонта! -- в сердцах пожелал Олег Игоревич, смахнул со лба испарину и принялся вставлять те же купюры другой стороной.
После ряда неудачных попыток ему удалось победить враждебно настроенную технику. Он с облегчением перевёл дух и пошёл к "лексусу".
Вера-Валя томилась на заднем сидении автомобиля, и Медонос успокаивающе кивнул ей:
-- Едем, едем. Российская банковская система -- это нечто особенное. После того, как ты расстался с определённой суммой, ты должен испытать катарсис и благодарность. Никогда, Верочка, -- слышите? -- никогда не берите кредитов! И Вале, пожалуйста, передайте! Никогда! Ни на каких условиях!
-- Даже потребительских? -- пискнула девушка.
-- Никаких, -- отрезал Медонос.
В узком проезде, ведущем к воротам офисного здания, стояла чужая тонированная "мазда". Припарковался какой-то умник из залётных.
Медонос посигналил, но водителя за рулем не было. Изнутри к лобовому стеклу прилип прямоугольный кусочек бумаги с индульгенцией: "Если моя машина мешает..." и номером телефона. Медонос набрал. Длинные гудки тянулись и падали с оттяжкой, словно капли в глубокий колодец.
Сзади мордой в бампер "лексуса" упёрся белый "форд-фокус". Сидящий в нём парень стал методично давить на клаксон. Медонос сделал успокоительный жест ладонью: подожди минутку, дорогой, сейчас, сейчас, и ещё раз попробовал набрать хозяина "мазды". На том конце сбросили вызов. "Форд-фокус" продолжал сигналить, как потерпевший. Олег Игоревич почувствовал, что закипает. Он повернулся лицом к "форду", прокричал, стараясь перекрыть клаксон:
-- А громче можешь?
Тёмное стекло на водительской двери скользнуло вниз. В проёме возникла ряха коротко стриженного толстолобика.
-- Мужик, охренел? Я на встречу опаздываю. Освободи проезд! Живо!
И положил ладонь на эфес шпаги-колишмарда. Гарда и рукоять ощутимо вибрировали под пальцами, просились во взрослую игру. О, с каким наслаждением он проткнул бы этого переростка! Насадил бы его на вертел, преподав урок хороших манер.
-- Да ты... -- от негодования толстолобик захлебнулся собственной слюной. -- Прочь с дороги, плесень! У меня пистолет.
Нет, колишмард об эту тушу марать, пожалуй, не стоило. Хаос надо упорядочивать, а не кромсать в бессильной злобе. Но не реагировать тоже было нельзя.
-- О, как кстати, -- сказал Медонос и выбросил в сторону толстолобика правую руку с зажатым в ладони телефоном. -- Вот сюда, будьте добры! В диктофончик. Поподробнее. Что там насчёт пистолета? Какой марки оружие?
Агент Хаоса выругался и поспешно поднял стекло.
Медонос развернулся на каблуках, звякнул шпорами и, миниатюризируя шпагу, пошёл за руль. "Мазду" всё равно с места не сдвинуть, так что придётся объезжать по соседней улице.
Канальи! Он совсем забыл про Веру-Валю. Девчонка сидела, втянув голову в плечи. На лбу у неё выступили микроскопические бисеринки пота.
Хорош бы он был, если бы начал тут сейчас скакать в плаще до пят, размахивая антикварным колишмардом!
-- Ничего, Верочка, и не такое бывает, -- сказал он примирительно, успокаивая дыхание. -- Мы почти приехали.
Ударил по газам и сделал круг на два квартала.
Ха! С другой стороны прямо в проезде соседи насыпали кучу песка. Он сложил зеркала и стал протискиваться, рискуя ободрать машину о кирпичный забор. Конечно, немного подразворотил песок колёсами. По-другому тут было не проехать.
Не успел припарковаться, как с крыльца дома спикировала Медуза Горгона в домашнем халате. Слова, которые полетели из её уст, все как на подбор были из словаря Флегона, хотя вряд ли Горгоне доводилось держать в руках хоть какой-то словарь. Наверняка их ей пересказал безответственный сожитель Колька, промышлявший на пажитях наступающего Хаоса.
Медонос выскочил из машины, готовясь порвать в клочья или влепить пулю в лоб, да хоть бы и из кремневого пистолета или пищали, но, к счастью, вовремя оглянулся. Раскрасневшееся лицо Веры-Вали маячило за лобовым стеклом "лексуса", и ветвящаяся трещина пересекала её щёки и подбородок. Маленькая трещинка из верхнего правого угла разрослась и перебралась в центр композиции, а сама Вера-Валя с заднего сиденья каким-то чудом перескочила на переднее пассажирское.
Медонос только рукой махнул и гаркнул в сердцах:
-- Как вы хороши, мадам! Как вы дивно хороши!
И пошёл ко входу в особняк, оставив соседку стоять в изумлении, с широко раскрытым ртом, онемевшую и обратившуюся в камень.
Нужно было стравить пар! И как можно скорее. Дихлофосом, шептал Олег Игоревич, купоросом, пылесосом, Медоносом. Крузером, глозером, чёртовым бульдозером! Канализация вышла из берегов! Он широко и уверенно шагал по мраморной лестнице, контролируя краем глаза Веру-Валю, которая, приотстав, вяло поспешала следом.
В офисе бурлила каждодневка.
Перепёлкин корпел над вывеской "ТучНефти", Анатолий строил молодых, Лариса Маратовна в своём бухгалтерском закутке шелестела бумагами. Поминутно выли телефоны -- Олюшка и Катрин едва успевали реагировать. Валерик, Антон и Андрей сидели, уткнувшись каждый в свой монитор.
Олег Игоревич сказал общее "здравствуйте!" и кивком подозвал Катрин. Представил ей Веру-Валю как нового художника и попросил отвести её "в будуар" к Маратовне для оформления документов.
-- С завтрашнего дня на полтора месяца на общих основаниях, -- распорядился он. -- В качестве стажёра. Познакомь с коллективом. Выделите стол, и пусть девочка привыкает. Завтра поговорим предметно. Потом зайдёшь ко мне. И Анатолию скажи, чтоб заглянул. -- Обернулся к Вере-Вале. -- Вот как-то так мы и живём. Вливайся, осваивайся. Никто тебя не обидит. У нас ребята хорошие. Катя проинструктирует. Работы будет много, не сомневайся. Готовься засучить рукава.
-- Спасибо, Олег Горьевич! -- сказала Вера-Валя. Она понемногу приходила в себя. И видно было, что обстановка ей нравится.
Медонос толкнул дверь в кабинет и через минуту остался один.
Едва он скинул пиджак, как на столе зазвонил служебный аппарат. Медонос снял трубку.
-- Я тебя четвёртый раз набираю, -- брюзгливо сообщил Левчук.
Олег Игоревич дёрнул плечом.
-- Звонил бы на мобильный.
-- Ты решил проблему?
-- Ну не по телефону же. Приезжай -- поговорим.
-- Хорошо, -- медленно ответил Левчук. -- Я буду в час. До встречи, -- и дал отбой.
Олег Игоревич автоматически посмотрел на часы. Начало двенадцатого. Оставалось ещё почти два часа. Он распахнул дверцу бара и выудил пузатую бутылку ирландского виски. Плеснул себе в стакан на три пальца.
Постучав, вошёл Анатолий.
-- Олег!
Ослабляя галстук, Медонос качнул стаканом.
-- Будешь?
-- Нет. И тебе не советую.
Медонос ждал.
-- Юристы из "Фемиды" все телефоны оборвали. Похоже, это заседание влетит нам в копеечку. Ну что ты уцепился за эту пчелу? Давай сменим логотип, делов-то...
-- Во! -- сказал Медонос, демонстрируя фигуру из трёх пальцев. -- Видал? Ты мою фамилию не забыл случайно? Пчёлка -- наш фирменный знак. Нас под ним уже двадцать пять лет везде знают. И ещё большой вопрос, у кого он раньше появился. К тому же, если сменим, последуют иски за неправомерное использование. Нет уж. Будем стоять намертво.
-- Как знаешь, -- сказал Анатолий грустно. -- А то был такой случай... захотелось мышке любви со слоном...
Медонос всё-таки отхлебнул из стакана.
-- Пожрать бы чего-нибудь. Пусть Катька бутербродов настрогает, что ли.
-- Сейчас скажу. Там, кстати, благоверная твоя звонила. Интересовалась, ты билеты заказал?
-- Что ты ей ответил?
-- С ней Катрин общалась.
-- Ну, час от часу не легче. Ладно, Толик, иди, мне подумать надо.
-- Ещё этот твой... Левчук звонил.
-- Спасибо, я знаю.
-- Несколько раз звонил. Прямо достал тут всех, параноик!
-- Он не параноик. Я бы на его месте тоже волновался. Он скоро приедет. Ничего. Я отрегулирую. -- Медонос снова приложился к стакану. -- Девочку хорошую привёл. Выпускницу Архитектурного.
-- Девочку, -- сказал Анатолий Ильич.
-- Был бы мальчик, привёл бы мальчика, -- спокойно сказал Медонос. -- Она, в отличие от наших криэйторов, хотя бы рисовать умеет. Ты посмотри, у неё с собой целая пачка рисунков. Очень недурственно. Всё, иди, иди!
Он подождал, пока за замом закроется дверь, и утопил своё тело в кресле. Потёр виски, помассировал затылок и шею.
Кресло под ним слегка вибрировало, как давеча вибрировал эфес шпаги. Это было плохо. Близилась гроза. Не хватало воздуха. Он нашарил на столе пульт сплит-системы и запустил её в режиме вентиляции. Где-то далеко равномерно били барабаны. Слышалась тяжёлая поступь боевых слонов. Отчётливое бряцанье кольчуг и скрежет доспехов будоражили кровь. Короткие, злые команды сливались в остервенелый лай. Ближе, ещё ближе...
Он не заметил, как в кабинет вошла Катрин. Поставила перед ним тарелку с бутербродами.
-- Ты что такой смурной, Олежек?
-- Утро улетело в пустоту, -- произнёс он через силу.
-- А мне она понравилась, -- сказала Катрин, наклоняясь. Внимательно изучив лицо Медоноса, ласково повела указательным пальцем по его бровям. -- Замечательная девочка!
-- Талантливая, -- сказал Олег Игоревич, закрывая глаза.
-- Я это и имела в виду. Выходит, что всё не зря. И утро было плодотворным. Ты просто устал, милый! Я помогу.
Катрин опустилась перед ним на колени и стала расстёгивать брючный ремень.
Поморщившись, Медонос отстранил её.
-- Не сейчас, не сейчас. Скоро приедет Левчук.
Он встал, ощущая внутри себя свербящий, распускающийся бутон. Подошёл к широкому панорамному окну, распахнул одну створку, другую, третью, а за ними и дверь на балкон. Со второго этажа открывался вид на внутренний дворик с геометрически правильными клумбами и брусчатыми дорожками.
С востока тянуло смрадным жирным дымом. Грохотало уже совсем близко, где-то сразу за изгородью.
Медонос метнулся к шкафу, выволок двуручный эспадон и, не обращая больше внимания на перепуганную Катрин, махнул через перила вниз.
Во двор со всех сторон лезли бескомпромиссные. Солнце отражалось от их бритых макушек, кованых наплечников и налокотников.
Олег Игоревич сноровисто поднялся с колен, кинул взгляд на старую башню, истово перекрестился. Часы на башне показывали четверть первого.
Отлично!
Бескомпромиссные, преодолевая простор, стягивались к одной точке. Он уже вполне различал мёртвые лица. Как саранча, подумал он спокойно. Села, поела и дальше полетела.
Ударил главный колокол. Так, что заложило уши.
Олег Игоревич занял оборонительную позицию и поднял эспадон на уровень груди. Если постараться, можно было успеть. Ещё многое можно было успеть. До приезда Левчука оставалось целых сорок пять минут.