Есть три причины, которые заставили меня испортить своим неряшливым почерком нескольких тетрадей, то того ужасным, что разобрать содержимое самому не под силу. И так, по возрастающей, по степени принуждения.
Во-первых, это простой вызов тем, кто никогда не возьмётся фиксировать, описывать, регистрировать все, что происходило с ними. По разным, вполне объективным причинам. Если быть конкретнее, большинству не придёт в голову вести дневник наблюдений и кропать "впечетления в догонку...ля-ля.. издать книжонку". Так испаряются эмоции и переживания. Не обнаруживая в себе таланта, даже как это часто бывает, лежащего на поверхности. Блестящие истории и яркие впечатления лишь несколько раз проговариваются и выдыхаются, как сигаретный дымок. Так что, когда достойные внимания потенциальные авторы не появляются, тогда за дело берутся те, кому не лень. Конечно, выходит абы как, но на безрыбье...
Во-вторых, просто немного обидно. Не смотря на то, что профессия бортпроводника прилипла ко мне случайно (и меня просто терпят), мне всё же жаль, что ничего путного, настоящего, правдоподобного нигде и никем сказано не было. "Проводницкую" кухню, для всеобщего обозрения, я, не открою, нет у меня такой цели. Бортпроводник-это же ведь шизофреническая специальность, такой официантик с навыками спасателя. Милое создание, приятное личико, вежливое обращение, но, при развитии определенных обстоятельств обязан превратиться в хладнокровного, профессионального мастера по выживанию в экстремальных ситуациях. Его возможности, его знания многоплановы и противоположны. Вот, к примеру, кое- что, то немногое, что должна уметь (желательно, с лёгкостью) стюардесса: создавать атмосферу уюта и тепла на борту ВС и безошибочно справится с пожаром на высоте десяти тысячи метров над землёй, не дай Бог. Эффектно, с аппетитной улыбочкой предлагать аперитив, закуски, горячие блюда и напитки, но если необходимо, принять роды, практически не имея под рукой медицинских инструментов. А ещё, не теряя присутствия духа вести переговоры с террористами, обезвредить взрывное устройство и не забыть принести воды, газеты, бумажные пакеты, утихомирить пьяного дебошира или за полторы минуты эвакуировать с борта самолёта двести человек, находящихся как и ты сам в состоянии эмоционального сильнейшего шока. Ну, как вам диапозончик требований и навыков. Это только присказка, как известно, реальная жизнь-это сказка.
Ну и наконец, третья, и самая главная причина. Эти каракули, я строчу в надежде, что может быть всё это сгодится для Надежды. Наде, Надюше, Дюше моей дочурке. То, что это самообман, мне известно не хуже вашего. Но, Боже мой, как, же я не люблю сказанные-пересказанные, словно впервые одни и те же воспоминания. Я рад, что нашёл место этому хламу. Seat belts off!
Камчатка
Полуостров Камчатка-это, как гигантский заповедник. Люди только немного потоптались, поломали, поплевали на эту волшебную землю. Не смотря, к сожалению, на быстро сокращаемую удалённость от цивилизации, там всё ещё возможно представить, каков был наш мир, в то время, когда человечества не существовало, или мы представляли собой, жалкое племя трусливых выскочек, увлекающихся собирательством корешков и личинок. Какого беса, позднее, всё так кардинально изменилось? Никто толком не ответит. Но реальность такова, что пролетая над Охотским морем, реактивные моторы выбрасывают тонны ядовитого керосина. Вам есть дело до этого? Вы деньги за билет заплатили, и вообще, уже очень устали, задница уже плоская от многочасового сидения на одном месте. Слава Богу, лайнер снижается и в иллюминатор можно увидеть что-нибудь интересное. Дикие, обрывистые берега, суровое северное море, а если повезёт, подводную лодку (кто её знает, дизельная или атомная) идущую на базу с боевого дежурства. После приземления и традиционно длиннющей, как везде на востоке, рулёжки, прямо напротив аэропорта "Елизово" - гора Авача. Почти идеальный, природный, естественный перфоменс. Абсолютно натуральный, безумно простой и потрясающе красивый. От перрона до горы ровное спокойное пространство, а потом громадный почти правильный равносторонний треугольник, прорыв, каменный взрыв в небо. Верхушка Авачи белее снега. Эта великая композиция, бывает испорчена только облаками, которые, время от времени, издевательски загораживают снежную корону (законсервированное льдом жерло вулкана) и мешают любоваться всей картиной величия, большущего камушка.
Аэровокзал Петропавловска, ещё до умиления небольшой, и больше похож на коттедж средней величины. На привокзальной площади, напротив входа, десяток "японцев", газетный киоск, рядом на постаменте маленький самолётик-памятник и через дорогу жилые дома, вот уже собственно город Елизово. Первое двухэтажное здание от аэровокзала, гостиница для экипажей. Всё же Камчатка это "кам-чат-ка", поэтому лётным и кабинным экипажам, минимум сутки приходиться чалиться здесь. Аэровокзал, кстати, на ночь закрывает свои двери, как это делают цветочные ларьки и супермаркеты. До семи утра, около затемнённого в лучших традициях светомаскировки аэропорта, ни одного автобуса, и уж тем более таксомотора. Крайний аэропорт, что ж вы хотите, русская земля кончается, дальше только по морю. Между двух гостиниц (через спортплощадку ещё одна для пассажиров) у дороги, недалеко от "таблетки" (так местные жители прозвали продуктовый магазинчик, за круглую форму торгового павильона) он, магнит для всех приезжих, рыбный рынок. Пятиметровый, деревянный стол с навесом, на котором "пылает" главное сокровище камчатки, икра и рыба. Всё население полуострова, тем или иным образом связано с икорным бизнесом. Легально и нелегально. Здесь, в аэропорту, если пользоваться обмусолиным штампом, "воздушной гавани", сотрудники авиационной безопасности на служебных машинах подвозят вёдра икры к самолёту. Милиция своих прикрывает, чужих ловит. На частных подворьях, Гималаи икры на целлофане, в подсобках фабричные банки с этикетками. Государственные, не конкуренты домашним фабрикам. "Паленой икре" легче и быстрее дойти до потребителя, обычно, именно такую "баночку красной икорки", мы с наслаждением и гордостью открываем дома на праздник. А добывается зернистая совсем просто и варварски. Проезжая по Камчатке, даже из окна автомобиля видно, как вдоль речушек лежат тысячи вспоротых, распотрошённых рыбьих трупов. Время путины, пора нереста, это как наступление нового года, пропустить невозможно. Только здесь, всё остальное напрасные подтелки, возможно, попробовать супер-гастро-удовольствие, копчёная, камчатская рыба. Чавыча, нерка, кижуч, кета, только от простого перечисления этих лососёвых у любого чревоугодника сводит желудок. Поэтому, вышеперечисленные царские особы, а так же: голец и камбала, превосходнейшая корюшка и палтус, на самом видном месте на любом рынке Камчатки. Красная икра и рыба, как серп и молот, как мама и папа, как берег и море, короче самое святое. Оторваться от этой темы, как от уже порезанной, поперчённой жирненькой спинки
Чавычи, и наполовину выпитой кружки пива невозможно, но придётся. Хотя бы для того, что бы два слова сказать о Паратуньке. Под этим смешным названием, каждый местный понимает, что речь идет об автотрассе до н.п. Паратунька. Там, круглый год, принимают всех желающих санатории с радоновыми бассейнами. В праздники и будни, зимой и летом не иссекает шалман беспечных отдыхающих. Сдаются номера в гостиницах, комнаты в коттеджах и домиках, гуляют рестораны, дымят мангалы. Даже ночью, как в той речушке, трутся спинами как лососи, идущие на нерест, нетрезвые полуночники. Зимой особый драйв. Пока сидишь в воде жарко и хорошо, только мокрые волосы замерзают ледяной бриолиновой коркой. И когда выскакиваешь на бортик, бежишь на горку, не успеваешь замёрзнуть, ну почти, чуть-чуть и плюх! Снова в горячую воду. В беспечные, позолоченные "девяностые" сибирские экипажи на несколько суток расселяли на Паратуньке. Или мы сами оставляли "портовские" покои в покое, и снимали домик, где-нибудь в "Волне". Срок ожидания вылета, в году так 95, мог исчисляться неделями. Авиационный керосин, доставлялся на Камчатку тогда морскими танкерами весьма не регулярно. И это ещё полбеды. Сырое (не совсем "готовое" топливо) сначала отстаивалось в бухте Петропавловска, потом очередь морских кораблей, сменялось очередью самолётов. Московские, питерские, сибирские экипажи ждали и бездельничали и ничего не могли поделать. Полупьяные пилоты и провода бродили по этажам привокзальной гостиницы, знакомились, беседовали, братались и дрались. Помню, однажды от скуки, от нечего делать, с одним из московских экипажей, мы двое суток не выходя из номера "резались" в "буру". Финалом бойни стал ресторан на 2 этаже аэропорта, с водкой, лосятиной и конечно икрой.
Доводилось, говорю так, совсем не рисуясь, ведь не я сам оплачивал номера и обеды, проживать в респектабельных отелях, таких как "Русь" или "Петропавловск", предназначенных, в основном для интуристов. Там, в зализанных валютных ресторанах, забив на далёкий Гринпис и всякие фонды дикой природы, до и после долины Гейзеров, охоты на медведей или морской рыбалки, самодовольные европейцы, отхлёбывая русской водочки, хвастались, как, суки, ловко били "мишку" из снайперской винтовки с вертолёта.
А ещё Петропавловск, это бухта, где на рейде, бросив якоря, ожидают выхода в море десятки кораблей. Это вулкан Ключевская сопка, на который можно любоваться из окна автобуса. Стоишь, держишься за поручень и разглядываешь багровую лаву, змеёй сползающей из кратера чудовища.
Это обшитые железом торцы невысоких домов и разбросанные по всему городу многотонные камни.
Или "камчеёл", амулет в виде головы волка, сшитый из его же шерсти. На кожаном шнурке и с чёрными блестящими глазами, от которых мурашки по спине.
Или наряд "камчедалочки": унты с вышивкой, шуба-платье, амулеты-медведь или рысь с мелким разноцветным бисером.
...впервые я побывал на Камчатке в 1991 году. Полуостров потрясовало мелкой дрожью землятресений. Несильно раскачивало "елизовскую" гостиницу и не только от подземных толчков. Пьянющие браконьеры предлагали экипажам икру, меняя литр на литр. Покупатель с продавцом частенько тут же братались, распивали "жидкие" деньги и бартер продолжался.
Конечно, многое изменилось с тех пор, но самое главное сохранилось. Слава Богу, по прежнему, лосось находит дорогу домой, возвращаясь из океана. Он поднимается вверх по течению камчатских рек, чтобы отметать икру, и умереть, став после гибели пищей своему потомству. "Повезёт" не всем. Но всё равно, каждый год, в середине лета, когда весь мир давным-давно позабыл об этом празднике, на Камчатке наконец-то наступает новый год. Путина.
Владивосток.
Аэровокзал аэропорта города Владивостока не ограничивается своей основной функцией, провожать и встречать авиапутешественников. Гигантский, по сравнению с остальными дальневосточными аэропортами, фасад здания застеклён тонированными, зеркальными стёклами. От этого витрина аэровокзала, как водная поверхность подёрнутая рябью. Усиливает визуальный обман отель "Венеция", он, как и положено городу на воде, всё время отражается, "плывёт" по глади стёкал. Когда-то, отель с именем знаменитого итальянского города, был гнуснейшим клоповником, настоящей трущобой. Где-то в середине 90-х его реконструировали и он, чудесным образом превратился интуристовское, тёплое местечко. Для экипажей построили семиэтажный профилакторий, как раз через дорогу. Комнаты общаговского типа, с общей ванной и туалетом. Здесь, где летом душно, а зимой само собой дуборно, водкой и уссурийским бальзамом, по вечерам расслабляются экипажи. Перед каждым очень простой выбор. Или греметь пластиковыми стаканами или куда-нибудь поехать. Лично я знаю три направления. Муравьиная бухта, Артём, Владивосток. Муравьиная бухта, это только первая точка, самое близкое место у моря. При желании можно двинуть дальше до Шамары и т.д. От профилактория берёте такси и через полчаса, вы на диком, "благоустроенном" пляже. Красивые, живописные скалы, лес, песочек, но море даже в августе такое, что зуб на зуб не попадает. Плавать не просто, водоросли стоят стеной, так что хочется перед купанием, сначала взять косу в руки. Но на берегу полным полно народу, солнечные ванны полезны, все знают. И хотя из удобств ещё (или уже) ничего не предусмотрено, нашим людям киоск с пивом, это самое важное удобство. Где, хотя бы туалет? Ха! Кто не знает, где на нашем пляже туалет? Вот же он, безразмерный и бесплатный.
До г. Артёма от аэропорта каждые полчаса ходит автобус "семёрка". Самое поразительное в Артёме, это его протяженность. Он так растянут и разбросан, что я, никогда даже не пытался обойти его весь, и более менее знаю только его центр. На центральной площади Артёма, стоит памятник какому-то лысенькому мужичку, в распахнутом пальтишке. Что-то не могу вспомнить, что выбито на гранитном постаменте, под ботинком, этого явно немолодого, чем-то взволновоного человечка, с клинообразной бородкой. Так вот, если пойти в направлении, которое вытянутой рукой указывает памятник, то попадёшь на центральный рынок. В Артёме, как и везде в приморье, рынки это китайская территория. Всё очень дёшево, но для непродолжительного использования. За спиной у странного памятника-указателя, дворец культуры. Здание сталинской постройки, и внутри бережно сохранены архитектурные приёмы того времени. Счастливейшие рабочие, колхозники, чистенькие шахтёры, могучие военные в полный рост, украшают фое и заодно встречают посетителей на входе. Эти "образцовые" люди внимательно смотрят и словно спрашивают: - хорошенко ли ты потрудился, заслужил ли право на отдых? Слева от дворца Шахтёра, мемориал, посвящённый памяти погибших артёмовцах во время Великой Отечественной войны. Не думаю, что кто-то из тех, кто приезжает в Артём бывает там. Дело не только в том, что наша память коротка, и благодарными потомками, нас врядли возможно назвать. Так ещё особенность мемориала в том, что увидеть его со стороны, заметить нелегко. Идея такова, что фамилии воинов выбиты на плитах, которые установлены на глубине двух метров, и чтобы их увидеть, надо спуститься вниз, на террасу. Всё, что видят прохожие, это танк на постаменте, стоящий сбоку у дороги. Кстати, на въезде в город, есть небольшой скромненький парк, с такой современной военной тематикой. Главное украшение, поставленный вертикально истребитель, его хорошо видно, когда стоишь на развилке дорог, налево центр Артёма, направо трасса во Владивосток, прямо МиГ, который кажется стремиться в небо, но никогда уже туда не попадёт.
Моё же любимое место в Артёме, это книжный магазинчик в одной остановке от центра. Прелесть его книжных развалов в том, что здесь можно найти местных авторов. Как правило, это малоизвестные или совершено ничего не говорящие, для широкого круга, имена. Тексты их произведений просты, наивны, часто полны графоманства, то есть, как не сложно заметить, мы пишем в одном любительском стиле. Важно, здесь другое, чаще всего в книжках доморощенных авторов, речь идёт о своём крае, о Дальнем востоке. Так что, попадаются увлекательнейшие, интереснейшие записи. Вот, к примеру, книга академика Журавлёва "Курильский дневник". Профессор Дальневосточного университета, в составе международных научных экспедиций, неоднократно посещал острова Курильской гряды. Биолог, заядлый рыбак, он во время всех своих семи визитов на острова, вёл подробный походный дневник. Детально, научно - информационно, да ещё с лёгкой иронией "от академика". Или книга Павла Ткаченко "Тропой предков". Автор, пешком, в одиночку отшагал сотни километров по тайге. С рюкзачком и ружьишком. Бесстрашный и отчаянный мужик.
Вообще, если нет желания весь день бродить по вещевому рынку и примерять на себя северокитайский ширпотреб, пора во Владик. Так уменьшительно-ласкательно, сокращённо зовут Владивосток, местные. Сразу отговариваю ехать автобусом. Если, конечно, не торопиться т.к. по автотрассе невыносимо скучно. В километрах 5 от аэропорта есть ж/д. станция "Аэропорт". От аэропорта до "Аэропорта" пару остановок, на той самой "семёрке". Дорога дальняя, но полтора часа увлекательнейшего вида из окна гарантировано. А названия станций: Седанка, Ботаническая, Угольная, Чайка, Морской городок, Первая речка, Вторая речка...Полдороги электричка идёт на самом краю берега. Перед глазами кусочек Тихого океана. Всегда разного, всегда захватывающего, всегда поражающего воображения. Хотя, конечно, соглашусь с моими попутчиками, которые не разделяют моего восторга, читают, слушают музыку, тупо погружаются в себя. Пять дней в неделю, месяцы, годы, туда-сюда, всю жизнь. Пускай слюнки, турист.
"Вторая речка", здесь, обычно моя первая остановка. Недалеко от станции "мой кинотеатр Иллюзион". Это вошло в привычку, уже лет десять подряд, я хожу сюда в кино. Все "Карибские" пираты, все "Матрицы" и ещё многое другое, это мой домашний кинотеатр. Даже свою будущую супругу, первым делом в этом городе, я пригласил на киносеанс в "Иллюзион", помню, что за не имением лучшего, смотрели какой-то мультфильм, что-то типа "Атлантиды".
Со Второй речки через Первую речку и вот центральный вокзал. Как всегда и всюду в центре любого крупного города, здесь круглосуточный ажиотаж. Рядом с главным вокзалом через пешеходный мост (под которым старинный паровозик, такая конечная точка Транссиба) Морской вокзал. Наверное, вовсе не случайно, но, как и аэровокзал, он "задрапирован" тёмной, тонированной, стеклянной кожей. Если зайти внутрь, пройти мимо смешного фонтанчика в центре зала (металлический шар из полых трубочек, сквозь них медленно вытекает вода), можно выйти на большую площадку, с которой открывается панорама стоящих на рейде кораблей. Здесь, всегда с кораблями полный порядок. Сухогрузы, каких хочешь размеров, раскрасок и стран, важные, статные, респектабельные океанские теплоходы. Встречаются и попроще, так до Японии и назад. Но особый драйв, это военные суда. Надо пройти немного дальше от Мор.вокзала, где под охраной бравых матросиков, в гордой, вынужденной неподвижности, не скрывая презрения к гражданским сухопутным, стоят серьёзные морские бродяги. Даже зачехлённые стволы орудий, вызывают уважение, даже контуры корпуса, кричат о скорости, натиске, неуступчивости. Между прочим, иностранные моряки в городе совсем не редкость. Вызывают восхищение американцы. Белоснежная форма, вся грудь в аксельбантах и значках, и действительно здоровенные детины, уверенные и даже вальяжные. Пока мы не покинули гавань морского вокзала, хочу сделать небольшое отступление. Два-три слова о Владивостоке, как об автомобильной столице России. Нет, здесь не собирают автомобили (хотя ещё не давно, из автозапчастей, в гаражах делали так называемые "конструкторы") сюда приплывают автомобили. А если две трети всех авто в стране это подержанные японцы, а попадают к нам и разъезжаются по нашим дорогам и гаражам из морских портов Приморского края. То где же автомобильный центр страны? В Толльяти что ли? Или в Москве, может быть? Десятилетие, все раздолбайские девяностые, российский торговый флот интересовался исключительно праворукими Тойотами, с большим пробегом по японским островам. Это уму непостижимо, сколько Ниссанов, Митсубиси, Хонд, Мазд, (и это кроме всех околдовавших Тоёт) помещалось на одном небольшом судне. Я обожал наблюдать за разгрузкой "перекормленных" машинами кораблей. Не молодые "автояпонцы", ещё не понимали, куда это они приплыли, и не догадывались, что попав на эту землю, получили практически вечную жизнь, такое автобессмертие.
Каждый метр на судне служил общему коммерческому делу. Я смотрел на корабль и не верил своим глазам, как матросы по нему передвигались, проходы, палубы даже капитанский мостик были забиты автомобилями. В то же самое время, внизу, на причале как говорится, шумел камыш, деревья гнулись. Матросы и перекупщики делили добычу. С корабля лебёдкой опускали перепуганного "японца" и поднимался гвалт, мужики, как чайки, бросались на него, как на рыбёшку. На авоськи с десятками мотиков, как на моток водорослей никто не обращал внимания. Потом, с расписанными иероглифами и кириллицей, на заднем и лобовом стёклах, постаревшие чудеса японского автопрома, перемещались на автобарахолки Уссурийска, Находки и Владика. Самым известным и самым большим авторынком Владивостока считался "Зелёный угол". Несколько раз перепроданные и немного подорожавшие, но ещё вполне доступные голубчики с автоматической коробкой передач, двигались дальше, вглубь континента. Было, да и остаётся два пути, дешёвый и опасный и подороже и подольше. Второй, сначала был не очень популярен, называется он "поставить машину на сетку", то есть отправить железной дорогой. Вагоны комплектуются от нескольких недель до нескольких месяцев, и перевозка стоит до третьи стоимости машины. Название первого, основного, само говорит за себя, "самоходом". К примеру, до Новосибирска свыше пяти тысяч километров. Если отминусовать бензин, этот вариант более экономичен, чем по Транссибу. Но было несколько серьёзных "но". Одно из них, дальневосточные бандиты, особенно в начале и в середине девяностых. Ехать одному, в те времена, это верное самоубийство. Другое "но", это отсутствие дороги на протяжении почти тысячи километров, где-то от Хабаровска до Иркутска. В те времена "перегонщики" японцев с востока на запад, были особой водительской кастой. Они сбивались в колоны и почти без остановок неслись от Тихого океана до Уральских гор, тех, кто отставал в дороге, никто не ждал.
По большому счёту, всё это уже история. И очевидцев, увы, всё меньше. В России полным-полно европейских "правильных" машин, и "японцев" собирают, где-то в средней полосе, и руль у них вовсе не с той стороны, что у оригинала. Нет, небогатые жители Сибири и Дальнего востока не гнушаться покупать "японцев" "второй свежести" (тем более что они и в пять и десять лет молодцы) и вот еще, кстати, сейчас, перегонка почти безопасное занятие. Знаю одного провода, который покупает машину и вдвоём с женой, гонит покупку, меняя друг друга у баранки.
Ну, мы всё ещё у Морского вокзала, что это мы здесь застряли? Отсюда можно двигаться в любом направлении, везде есть, на что посмотреть и чем заняться. В двух шагах центральная площадь города-плошадь Героев революции, именно её, обычно демонстрируют телезрителям во время трансляций из Владика. Здесь берёт начало красивейшая улица Светланская. Она протянулась вдоль всего северного берега бухты Золотой рог. Прогуливаясь по Светланской улице, я рассказывал своей будущей жене Светлане, что улицу так назвали в честь шхуны "Светлана", которая посещала эти, тогда малообжитые берега, в семидесятые годы 19 века. Вот повторил ещё раз, мне не трудно. Если от площади Героев спуститься, ниже к берегу, попадёшь на Корабельную набережную, двигаясь мимо выставленной для всеобщего обозрения настоящей подводной лодки, легко добраться до Морского вокзала местных сообщений. Кроме всего прочего, отсюда частенько ходит паром до мыса Чуркина, это противоположный берег бухты. Но лучше, на прогулочном катере отправиться в южном направлении, выйти из горловины Золотого рога, обогнуть мыс Тигровый, пройти бухту Фёдорова и причалить к Спортивной гавани. Хотя нет, можно подобрать другие более торжественные, потрясающие слова и грандиозные выражения. Вот вы отчаливаете от берега, одурманивающий морской воздух, капли солёной воды, славная песня катерного мотора, вы покидаете бухту Золотой рог и попадаете в пролив Босфор восточный, что за странные названия, где вы, в Японском море или в Константинополе? Дальше, обойдя мыс Токаревского, на траверсе движения нашего корабля южные берега острова Елены (уже хорошо, что обычной, в смысле названия) и острова Русский. Вперёд, нас ждут воды Амурского залива, вдоль западного берега полуострова Эгершельда и до пристани яхт-клуба в Спортивной гавани. А всего то, один час хода, из Владивостока во Владивосток. Потом ещё один час не можешь не куда идти, всё время перед глазами море, архипелаги островов, берега и проливы. Между тем, чтобы обычным способом (то есть пешёчком) вернуться на Светланскую нужно каких-то двадцать минут.
Само собой на центральной улице, выставочный набор заведений. ЦУМ, цирк, городской драматический театр, церковь. Сегодня в городе, недалеко от университета, отстроили заново, когда-то уничтоженный Покровский храм. В советское времечко единственный православный собор в городе находился на Светланской. Интересно, что "советы", будучи воинствующими атеистами, всё же, хотя бы одну церквушку, но вынуждены были в городе не трогать. Именно в этой маленькой, скромной церкви недалеко от набережной, моя Светлана молилась за здоровье своего отца, которого в те дни оперировали в Новосибирске.
И, наконец, на этой улице, рядом с одним из корпусов университета, одна из лучших городских смотровых площадок. Бухта, как на географической карте. Здесь же, очень редко встречающийся в России вид транспорта, фуникулёр. И как вещь тонконастраиваемая и хрупкая, это пара вагончиков, то в ремонте, то выходной, то устали и отдыхают. Поэтому под фуникулёром лестница, работает круглосуточно и бесплатно.
От площади Героев революции на север поднимается Океанский проспект. Какие улицы пересекают его, когда, кем для чего построены дома, магазины, аптеки и рестораны, всё это сказано в путеводителях, меня на проспекте интересует магазин военного обмундирования для морских офицеров и матросов. Что касается меня, то пройти мимо, я не в силах. И дело не в морской тематике, как таковой. Мне просто интересна любая униформа, спецодежда, все эти оригинальные покрои одежды, фасоны, знаки отличия. Всё от шаровар бифидеров до новой, юдашкинской версии формы российской армии. Поэтому, я, как какая-нибудь прожжённая шопоголичка, которая пока не прочешет все бутики на фейшен улице и не обретёт душевного покоя, не успокоится, так и мне любо-дорого, внимательно всё осмотреть, пощупать, примерить. Как не специалисту, мне интересно всё подряд. Матросские чёрные бушлаты, бескозырки, офицерские кортики, бледно-жёлтые рубашки, нарукавные нашивки, нагрудные значки. Но, я, ещё тот придурок, битый час, обходя раз за разом военторг, понимаю, что вероятность, что я что-нибудь куплю, ничтожно мала. В конце концов, отговорив себя окончательно, ну на кой чёрт мне даже заколка для галстука, ухожу из магазина, пообещав самому себе в следующее посещение, быть менее разборчивым.
С красной строки, неизбежное как наступление дембеля,
отступление от основной темы. Из того немногого что я успел узнать и увидеть, две армии в мире выглядят, по моему мнению, не убедительно и раздолбайски. Русские и китайцы. Стомиллионная армия наших южных соседей на военной форме совершенно не заморачивается, на все вопросы один размер. Если ты китайский богатырь, тебе повезло, все остальные утопают в зелёных мундирах. Рукава, брюки, кителя, болтаются, и пузырятся на солдатиках. Вот такой звериный оскал Сhina Мilitary. Беда наших, нестыковка представлений тех, кто моделирует форму, о тех, кому она предназначена. Только на идеальной фигуре красиво, органично и даже элегантно будут смотреться: кирзовые сапоги, фуфайка, шапка-ушанка " здравствуй 1939 год", ремень со звездой и особый привет из прошлого века, белый сменный воротничок, на вороте гимнастёрки! Вольно, кругом, возвращаемся в город, причём с Океанского проспекта переносимся сразу в район Спортивной гавани.
Немного севернее мыса Бурный, возвышается кинотеатр "Океан". Ещё недавно, под этим же названием здесь располагался пафосный ресторан. Там, где сейчас большая смотровая площадка для посетителей кинотеатра, где можно покуривая наслаждаться видом на гавань, лет десять назад стояли столики. Любоваться набережной и морем, было куда приятней, смешивая зрительное удовольствие с гастрономическим.
Своё имя "Спортивная", гавань носит, конечно, не случайно. Перво-наперво пляж, место скопление молодых и стройных. Животовыпирающие и задницаотвисающие на центральный пляж, пингвинообразные тушки, на показ, не выставят. Свои непропорциональные тела, помятые временем и испорченные жировыми отложениями, они прячут подальше от центра, где царит культ сексапильности. Что бы это подчеркнуть, в воде, в нескольких метрах от берега, топлес, как бы выходит из моря медная? купальщица. Зимой, выбраться наконец - то на берег ей не позволяет, зажимающий её талию и не позволяющий преодолеть эти несколько вожделенных метров, сковывающий движения проклятый лёд. Голова, оголённые плечи и грудь припорошены снегом, что вызывает у прохожих холодные мурашки и сострадание к несчастной, не по сезону раздетой девушке. Пусть даже и металлической.
Зима во Владивостоке порой выдаётся студёная и ветреная. Тогда гавань срастается с берегом мощной ледяной коркой. По льду, по глубокому снегу протаптываются тропинки и многие сухопутные уходят далеко от берега, без страха гуляя по заливу. Мы со Светланой, никак не могли привыкнуть к тому, что это достаточно безопасно, стоять в сотне метров от города, зная, что под твоими ногами, нешуточная морская глубина. И как мы себя не успокаивали, коленки дрожали, и от нас парил адреналин, что собственно и требовалось.
Там, где линия пляжа заканчивается, начинается территория яхт-клуба, стоянка мелких судов. Напротив футбольный стадион и океанариум. Посещение замурованных в стены аквариумов, муляжей гигантских рыбок болтающихся на тросах, заспиртованных в банках морских обитателей, пожалуй, обязательно. В одном из павильонов, есть гигантский, цилиндрической формы аквариум, особо крупные экземпляры, обречённо плавают по кругу, хотя, наверное, подразумевается, что у этих осетров и скатов, особенно, комфортные условия. Чтобы увидеть белых дельфинов, океанариум придётся покинуть и пройтись ещё чуть дальше по набережной. Рядом с берегом, в незамерзающем бассейне (очень не легко, каждую зиму, приходиться местным специалистам бороться с наползающим льдом) смешные и совсем не похожие в нашем представление на обычных, тихоокеанские белухи, альбиносы. На этой стороне набережной, только мощённая брусчаткой дорожка вдоль моря и волнорезы, короткие, но не на столько, что бы рыбакам было тесно. До и после льда, их японские спиннинги, ещё на добрую сотню метров забрасывают, японские крючки с наживкой. А то, что клёв на побережье и в море отменный, нет никаких сомнений. Здесь же, в гавани, несколько рыбных базаров. Знаменитейшая дальневосточная медведка, морской гребешок, копченный и сушеный кальмар и многое другое, всё это отличный попкорн к не плохому местному пиву и нескончаемому, слегка однообразному, но всегда живописному и захватывающему аттракциону, "вид на море". Утром и вечером, особенно в выходные, в зале под открытым небом, на скамейках на берегу, нет свободных мест.
Уже в самом конце этого физкультурного квартала, спортивный комплекс "Спартак". И хотя, я не болельщик этого спортобщества, не без удовольствия горланил на трибуне, пытаясь хоть чем-то помочь баскетболистам "Спартака-Приморья" в домашних матчах.
А сейчас о том, о чём мне говорить, скорее всего, не следует, и моя откровенность, мне же боком и выйдет. Подобные истории принято умалчивать, или постараться забыть совсем. Но дуракам закон не писан, значит у меня руки развязаны. Да и случай, о котором пойдёт речь, вообщем то обычный до икоты. Как я уже говорил, жили мы обычно в профилактории для экипажей в аэропорту города Артёма. Поэтому, чтобы вернуться из Владивостока, все планы приходилось подстраивать под последнею электричку. Она уходила, как сейчас помню в 21.15. Автобус убывал и того раньше, часов в семь и совсем меня не устраивал. Вечерний город, по этой самой причине, терял всякую привлекательность. Футбольные матчи проходили в один тайм, спектакли сокращались до одноактных постановок, концерты заканчивались, когда публика занимала свои места. Александр Дольский ещё "доводит до ума" лады на своей необыкновенной гитаре, общается с залом, шутит, поглаживая свою бороду, а я уже пробираюсь к выходу, извиняясь перед всеми за отдавленные конечности. Поэтому, мне всегда хотелось иметь какой-нибудь повод, что бы остаться, не торопиться под вечер, ни куда не спешить. Тем более что в Артёме, меня в лучшем случаи ждала штрафная рюмка, трели храпящих соседей или телевизор, один на весь этаж, в общем коридоре, с хроническими помехами. Кто-то точно заметил, что надо быть очень осторожными со своим желаниями, они имеют особенность сбываться, только потом, чур не жаловаться, что это не совсем то и не так, как там себе нафантазировал.
Это был холодный нояборский денёк. Во Владивосток, я приехал на утренней десятичасовой электричке, весь день шатался по улицам города, подъём и спуск, с одной сопки на другую. Вечером, когда совсем стемнело, приплёлся на вокзал, до последней электрички оставалось ещё минут сорок. Усталый, голодный, недовольный неотвратимостью возращения в прокуренную, заваленную пустой тарой комнату, я зашёл в привокзальный кабак. Сотка водки, тарелка горячего "второго", в кармане билет на поезд, и плеер в котором жужжит кассета, в голове квиновское "don t try so hard". Я не сразу заметил, что за столик ко мне присел какой-то мужичёк. Улыбаясь, он заводит обычный в таких случаях пустой, бестолковый разговор. Мы приятельски закурили, продолжая трепаться, так не о чём, о том, что потом и не вспомнишь. Мужичёк достаёт из своей сумки бутылку вермута и предлагает, так, по чуть-чуть. Мне уже пора, но я соглашаюсь, так как полагаю, что не грех выкурить ещё одну сигарету, здесь в тепле, чем на продуваемом перроне. Я опрокидываю стакан, закусывая мизинчиком сосиски, мужичёк же весело морщиться, отмахивается, говорит, что ему, мол, оставаться, а мне скоро уходить, поэтому к своему стакану не притрагивается. А вот мне, надо плеснуть ещё, ведь я уже пошёл? Но, я остаюсь. Остаюсь, потому что уже не могу вспомнить, зачем и куда, я собственно так тороплюсь. Сознание путается всё быстрее и бестолковее. Мы выходим на воздух, мы снова закуриваем, мы идём куда-то. И вот мне становится плохо, тяжело, дурно, я опускаюсь на землю, кто-то шарит по карманам. Я не знаю, где нахожусь, только здесь темно, жутко и холодно и мне чудовищно хреново. Перед тем, как позабыть о себе последние, я вижу чёрные армейские ботинки на шнуровке, слышу шипение радиостанции и смачный мат. И рубильник восприятия, turn-off.
Сознание включается от дифибриляции бьющей меня холодной дрожи. Очнувшись на ледяных нарах, в непроницаемой темноте, я цепляюсь за мир, пытаясь сфокусироваться на зарешётчетое узкое окошко под потолком. Немного придя в себя, привыкнув к темноте, наощупь нахожу дверь. Сначала стучусь тихонько, потом смелее и наконец долблюсь как ненормальный. Через какое-то время дверь резко открывается и меня бьют пинком в живот, отбрасывая на пол к стене. В проёме двери стоит ментяра и чертыхается. Камера снова захлопывается. Но, не буду размазывать пельмени по тарелке и сопли по лицу. Когда сидишь в одних трусах на каменном полу, сознание возвращается быстро, и хотя мозжечок ещё долго не фурычит, путаясь в направлении, как разбитый компас, соображать, начинаешь немедленно. До меня доходит, что мои апартаменты, это точно не Кемпински, это медвытрезвитель, дно. И сейчас моя цель, моя перспектива, мой смысл жизни, выбраться отсюда и как можно быстрее, будь я проклят. Сначала, я упросил пустить меня в туалет. Шариться, даже по трезвяку в одном исподнем, как-то не очень, поэтому получил штаны, куртку и ботинки. Вернувшись из сортира, я уже не выглядел, так вызывающе аморально и мне позволили не возвращаться в ад. Остаток ночи, я просидел в коридоре, наблюдая, как с улиц города прибывали "мёртвые новоселы". Медленно, но верно, я становился человеком, только антиалкогольный катарсис, рвал на куски мою душу, было безнадёжно стыдно, было такое ощущение позора и опустошения, что хотелось попросить мусоров не дать мне замучить себя, пристрелить, как собаку из табельного оружия. Ну, не знаю, при попытке к бегству, что ли. Меня отпустили, самого первого, в семь утра. Я вышел из подвала, где в старом здании 19 века располагаются номера для перебравших граждан, в только начинающее бледнеть утро. Пока я, со звеневшей головой, шёл до вокзала, со мной произошло, ещё одно жутковатое приключение.
В тот момент, когда я вышел на одну из широких, пустых улиц, я вдруг увидел сотни людей перекрывающих мой путь. Тёмные силуэты, смешанные с ярко красным, даже кровавым, в метрах ста от меня. Мне снова стало не по себе, я остановился, не в состоянии объяснить увиденное. Чёрно-красное месиво, в тишине, в предрассветном тумане, подступало ко мне. Только, когда я смог разглядеть алые знамёна, белые буквы на транспарантах в руках невыспывшихся пожилых людей, меня "осеньило". Осень, начало ноября, седьмое число! Тьфу ты! Это же коммунистическая party, борцы за власть народа, с утра пораньше. И это ещё не всё, что случилось со мной, этим не самым приятным в моей жизни утром. На Морвокзале, дожидаясь первой электричке, я встретил эту самую гниду, благодаря которой, я провёл ночь во Фрунзенском трезвяке. Этот кусок дерьма, как ни в чём не бывало, прогуливался с какой-то девицей и моим плеером в ушах. Я сорвал с него "уши" и, сжимая от ярости зубы "поблагодарил" за гостеприимность. К сожалению, убить его не было никакой возможности. Вокруг нас было полно народа, попасть в ментовку, почти сразу из медвытрезвителя, мне не мечталось. К тому же, я уже принял таблетку аспирина, бутылку пива. Не хуже меня, всё это понимая, эта сука, даже сейчас вёл себя спокойно. И что бы "утрясти" ситуацию, ну, что бы без обид, предложил мне свою спутницу. Девушка и в самом деле была потрясающая, она выглядела как смертный приговор, это было косоглазое чудовище, учебное пособие для пластического хирурга, думаю, ей не плохо подают даже у сберкасс. Так что всё, что я мог сделать с этим жульём, это от души отправить по этапу к недрам его распутной мамаши.
Через десять минут я лежал в полный рост на скамейке в пригородном поезде и Меркури, не разобравшись, пел мне, "но суисайд". Помилуй, Фреди, с чего бы ради. В профилактории, я принял душ, переоделся и снова вернулся в город. Пообедал горячим борщом и котлетами, а под вечер, перед последней электричкой, прогулялся мимо знакомого адреса, где провёл последнею ночь. Думаю мало, кто может быть так откровенен, когда речь идёт о собственной репутации, об её публичной стороне. И правильно, живите, господа, двойной жизнью, лгите и порицайте других! Скучной, безопасной, праведной вам старости.
Южно - Сахалинск.
Был у меня когда-то друг. Вообще, если говорить о друзьях и о дружбе в прошедшем времени, необходимо быть осторожным. Настоящая дружба не ограничивается ни временем, ни даже самой жизнью. Смысл дружеских отношений выше меркантильных, партнёрских связей, крепче родственного, обязательного общения, разностороннее приятельского, безразличного совместного времяпровождения. Друзья, ни чем тебе не обязаны, и ничего тебе не должны. Можно мечтать о дружбе, но глупо выбирать себе кандидатов в друзья. Поэтому когда дружба исчерпывает себя, не в чем и некого обвинять в этом. В конце концов, никто не подписывал "договор о дружбе", заверенный нотариусом. Так вот, мой друг, точнее когда-то давно мне так казалось, проходил срочником службу недалеко от Южно-Сахалинска. И, так как я частенько наведывался на остров и в этот город, он попросил и посоветовал смотаться на место дислокации воинской части, где он когда-то, чистил сапоги и мотал портянки целых полтора года. Местечко находилось в пригороде и носило "говорящие", забавное название "Весточка". От центрального вокзала, на автобусе, около часа пути. На руках у меня нарисованный от руки план местности. Вот сама военная часть, линии дорожек, пунктиры тропинок, звёздочки-посты. Крупные ориентиры, широта, долгота, стороны света. На месте, всё оказалось иначе. Армию, как цунами смыло. Там, где проводили утренние построения, чистили автоматы, рисовали демьбельские альбомы, пустырь. Но и туда не попасть, шлагбаумы, охранники, чья-то частная территория. Короче, не лезь, пошёл вон, а то собак спущу! Понял, понял, ухожу.
Я вернулся к автобусной остановке. Возвращаться в город, в гостиницу не хотелось, я купил пива и просто пошёл в лес, по тропинке, куда глаза глядят. Минут через двадцать, тропа привела меня к реке. Я нашёл уютный "пяточёк" у воды, развёл костёр и выключил свой, уже не нужный, внутренний городской навигатор. Человек с паспортом и налоговой историей, превращается в созерцателя и пацифиста. Ещё немного и мои волосы и одежда пропитаются дымом, этим самым стойким мужским парфюмом. И от глубокого созерцания всегда дикого огня, переливающейся без усталости воды, непредсказуемого, фантазийного леса, неподготовленная сетчатка глаз, предлагает мне панорамные полотна. Крошечный человечек, сидящий на берегу с сигаретой во рту, вокруг заросли камышей, длиннорукие ивы, шумит вода, торопиться к морю. Именно сейчас, почему-то, особенно приятно осознавать, что находишься на острове. Кстати, мне несколько раз повезло любоваться Сахалином с десятикилометровой высоты. Это, когда летишь с Владика на Камчатку. Остров "пересекаешь" где-то посередине, и хорошо видно, как он, как бы вытянут с севера на юго-восток. Самым крупным и самым доступным городом острова, его геополитическим центром, конечно, является Южно-Сахалинск.
На центральные проспекты и улицы города, у местной администрации, денег и сил вроде ещё хватает. То, что представляет из себя остальные дома и дороги, я лучше говорить не стану. Тем, кто здесь не был, врядли это будет интересно знать, а жителям Южного, это и так известно. Поэтому расскажу о том, что бросается в глаза новичку, и не встречается в других городах. Например, огромное количество корейцев на Сахалине. Корейские рестораны, школы, рынки, культурные и бизнес центры. Не зная истории острова, может даже показаться, что корейцы, это может быть, аборигены Сахалина. Да, корейская диаспора проживает на Сахалине уже не первый год, но появились здесь они только в первой половине 20 века, благодаря японцам. До 1945 года, половина острова (южная его часть) принадлежала императорской Японии, кроме этого под властью этой небольшой группы островов, находились: полуостров Корея, почти весь Китай, Малайзия, Филиппины и др. Так вот, оккупируя Корею несколько десятелетей, потомки самураев, распоряжались людьми и ресурсами последней, по своему усмотрению. Тогда же, в качестве рабочей, дешёвой силы, завезли на тогда японский Сахалин, гастрабайтеров-корейцев. В сорок пятом японцев "попросили", а вот корейцы остались, и думаю навсегда. Необходимо сказать, что присутствие в Южном корейцев сейчас, вполне естественно. Само собой, они держаться вместе, бизнес, семья, родственники (кроме того, сказывается близость исторической родины), но при этом они совершенно адаптированы к русской культуре. Русский язык, родной для сахалинских корейцев и они ни сколько не обособлены по отношению к остальным островитянам.
Один, два даже три дня, этого недостаточно, чтобы узнать город. Если к тому же от обзорных экскурсий отвлекают, икорные базары и алкогольный допинг, куда же без них. Но кое-что, не смотря на похмелье, увидеть удаётся. Рядом с гостиницей " Турист", где какое-то время размещали экипажи, есть огромный парк отдыха, с искусственным озером, где, днём можно взять лодку напрокат. Кроме тенистых кортов, лужаечек (здесь, как и везде у нас сидеть и топтать травку запрещено), скамеечек, шашлыков и киосков с мороженым, есть сахалинская детская железная дорога! Парк вполне себе огромный, как-то летом, в его дебрях, я отыскал, что же вы думаете, лыжный трамплин! Кстати, для информации, поверхность трамплина, это резиновое покрытие и подниматься вверх нелегко (думается, что благодаря резиновой дорожке можно устроить летние, экстремальные прыжки). И вот, забравшись на стартовую площадку трамплина по неудобной прорезиненной лыжне, думаете, я встретил там скучающих по зимнему ветерку "летающих лыжников"? А если это были они, то грустно им вовсе не было. Мангал дымил шашлыком, пиво лилось водопадом. Остаётся надеяться, что темой лыжно-пивной вечеринки была зимняя олимпиада в Саппоро, именно Сахалин был выбран сборной СССР для подготовки и мягкой акклиматизации спортсменов.
И вот ещё о соседях, всё о тех же японских островах. А если точнее о влияние японского автопрома на всём русском востоке, от Камчатки до Иркутска, не просто огромно, оно всёподовляюще. Легче встретить инопланетянина на дороге любого города, от Байкала до Ключевской сопки, чем авто с эмблемой ВАЗ. Поэтому следующая история, могла произойти только с вынужденными эмигрантами, не по своей воле покинувшим родину автопенсионерами, конечно по японским понятиям. Однажды, на Сахалине, летним вечером, я стал свидетелем дружеского фейерверка, который устраивали для жителей Южного представители какого-то японского города побратима. Грохот, вспышки, светопреставление невероятнейшее, японцы очень старались и хотели потрясти сахалинцев, и вполне в этом преуспели. В своих домах остались лишь те, кто имел серьёзную уважительную причину, ну допустим, был при смерти. Но запомнилось не только небывалое количество зевак и сверхвысокотехнологичное яркое шоу. После каждого залпа, все бывшие "автограждане" Японии, словно услышав что-то знакомое, даже родное, никакими русским дорогами и новыми хозяевами неистребимое, отвечали переливами сигнализаций. Весь город ревел и дрожал.
Я затоптал костерок, вымыл лицо и руки в речушке. Уходить не хотелось, но добираться до гостиницы далеко и долго, с пересадкой на вокзале и автобус, здесь в пригороде ходит не часто. Но как только я вышел к дороге, первая попутная машина, сразу, же остановилась. Меня довезли до города бесплатно, да и просто были рады помочь, здесь непринято бросать без внимания людей за городом. Пока так.
Сначала мне казалось, что сказать об этих городах, практически нечего. Обычно, все эти города, транзитные, я даже аэровокзалы, большинства из них видел с внутренней, перронной стороны. Но потом понял, что многое связанное с ними, просто позабыто. Вот, к примеру, столица Бурятии. В начале девяностых, я "зайцем", на денёк, в свой выходной, мотался туда, потому что (сейчас, смешно это вспоминать) кто-то сказал мне, что на барахолке Улан-удэ, якобы можно дёшево прикупить кожаную куртку. Когда тебе 19, и у тебя нет шмотки в которой ты не чувствуешь себя уверенно и свободно, можно с дури и с собой покончить. Кроме пропуска, я взял, как тогда говорили два "стеклянных билета" и подошёл в АДП к командиру рейса Новосибирск-Улан-Удэ-Владивосток. Командир, не спрашивая меня не о чём, отправил меня к бригадиру проводников, что означало 100% гарантию моего полёта.
Сам город запомнился кровавой дракой на задней площадке автобуса в шесть утра. Колобком - Ленином, это в советское время, пожалуй, самый шизанутый памятник вождю революции. Раскосая башка Ульянова, высотой метра три, без плеч и шеи, лежащая на асфальте в центре города. Куртку я прикупил, но особой дешевизны не было. Рано утром ожидая наш самолётик, летящий из Владивостока, я сидел на лавочке рядом с АДП. Это должен быть уже другой экипаж, и мне предстояло договариваться по новой. И тут одно обстоятельство очень встревожило меня. Я наблюдал как "тушечка" выпустив лапки, уже обнаружила под брюшком ВПП, как вдруг резко "легла на крыло" и, задрав клювик, отправилась на второй круг. Да, подходить к экипажу после сорванной посадки, что подставлять голову под руку молотобойца. Со второй попытки, посадка состоялась. Пилоты вышли из самолёта и двинули в штурманскую. Несмотря на то, что мужики уже согласно законам природы шли по земле, они ещё летели. Командир "рвал" второго, все как тротиловые шашки, взрывались от перенапряжения. Я не сомневаясь, что меня отправят к маме, но не самолётом, а ещё быстрее, извиняясь, перебивая послеполётную битву, обратился к командиру с просьбой подкинуть до дома. И что же? Мужики не сбавляя обороты, отправляют меня к...бригадиру проводников и продолжают трепанацию мозгов второго пилота. Заплатив за гостеприимство пол-литрой, я все два часа полёта сижу в первом вестибюле. Вместе со мной у 1 левой входной двери (там два складывающихся служебных места) ещё один vip-зайчик, бывший глава Новосибирской думы, седой дядька при галстуке, фамилии, правда, не помню. Все два часа бормочет про Америку, валютные транши и демократию.
Сумасшедшие, весёлые девяностые.
Чуть позже, лет через восемь, я работал на маленькую, скрытную авиакомпанию. Самолёты в аренду, экипажи на прокат, служба бортпроводников десять человек. Рейсы чартеры: Египет, Турция, Эмираты и как ни странно Благовещенск. Город вроде русский, но двухмиллиардный Китай так близко, что при желании до него можно добросить камушком. С одного берега реки до другого.
В Хабаровске, лет десять назад пришлось встречать Рождество Христово. Южный, куда мы должны были попасть, на недёлю занесло снегом до макушки. Благо не далеко от нашей гостиницы, в центре Хабаровска, церковь. Собор, как и большинство церквей в России, заново отстроили в 90-ые годы прошлого века. Одна из икон, поразила нас своей актуальной современностью. На ней русский десантник, строгий, тихий мученик, в тельняшке, кителе и голубом берете. Простой солдатик, почти мальчик, нам рассказали, что чеченцы убили его за то, что он не отрёкся от православной веры, не снял нательный крест. Подонки отрезали ему голову.
Китайское влияние в Хабаровске, как и во всём ещё русском востоке, с каждым годом набирает силу. Доходит до смешного. Допустим вам предлагают на выбор (хорошо, что выбор ещё остался) ужин из европейской или из китайской кухни. Даже если выбрали первое, потчевать салатами с редиской и киевскими котлетами, отвезут в китайский ресторан. Наименее прокитайские, пока ещё, конечно, Красноярск и Иркутск. Подлетая к Иркутску с восточной стороны, хорошо виден Байкал. К сожалению, пока, ни на великом озере, ни в городе побывать не приходилось. Было только несколько ночёвок в санатории на берегу Ангары (они, как и многие другие носят непутёвые, бесхитростные названия "ёлочки" или "звёздочки"). И в конце, аэропорт Нерюнгри, который по оригинальности переплюнет любой европейский хаб. От стоянки воздушных судов до аэровокзала проложена автомагистраль. Дорога пробита как просека, прямо сквозь тайгу. Так что, если очень попросить водителя "скотовозки" и дежурную по посадке (насчёт "скотовозки" не надо обижаться, так давным-давно, обозвали автобусы для пассажиров, ещё те старые, почти без сидений и без кондиционеров), можно сделать остановку и забежать в лес. Насобирать грибов и ягод, нарвать букет васильков для стюардессы, поймать кузнечика, посадить в спичечный коробок и выпустить потом в салоне самолёта, так для смеха.
Для жителей России, да и всего мира, Сибирь, это слово "страшилка". Это что-то, огромных размеров, жёсткое, суровое, промороженное. Между тем, большинство, проживающее, на западной, густонаселенной части РФ, не имеет понятия, ни об географических границах, ни об климатических особенностях Сибири. Им не понять, как вообще, без принуждения, кто-то может, существовать, мириться, выживать в этом жутком, диком месте. В представлении москвича или петербуржца, сибиряк, это или ссыльный каторжанин или нефтяник-вахтовик. Коренной житель, беспробудный неудачник, который, может и рад бы уехать, да его никто и нигде не ждёт. Он спит, как медведь в берлоге, и во сне видит лето, о котором
только слышал. И больше, ему мечтать не о чем, круглый год, мёрзнет полупьяный абориген, в занесённой по крышу снегом, избе. Жизнь его, поэтому, коротка и обморожена. Всё так, да не так. Допустим, Новосибирская область, что в Западной Сибири, занимает первое место в мире по смертности, вызванной сердечнососудистыми заболеваниями. Одна из главных причин, просто убийственная амплитуда сезонных температур в году, в среднем 60-70 градусов. То есть, от -40*С зимой, до +30* летом. Бедные сердца изнашиваются быстрее. С таким опасным диагнозом, может посоперничать Якутия, Где -50*С -60*С зимой, обычное, рядовое явление, как и +30*С +35*С летом, никого не удивит. Это я к тому, что Сибирь, это, наверное, полноценный континент, а вовсе не несколько субъектов федерации, как думает чиновник. Где на Юге великий, волшебный Алтай, на Востоке Якутия, суровая и дремучая, Запад, как и всегда, густонаселён и технократичен, а Север Сибири, кладовая, но не только для меха и кедровых шишек, не за этим протянула сюда трубопроводы, любительница до чужого добра, старушка Европа.
О Северах, ударение на последней гласной, где устья Лены и Оби, где тайга как космос бесконечна, а пол-Европы, как старый башмак провалилась бы в топких северных болотах, попускала пузырьки, только её и видели, останется на "сладкое". В первую голову два больших, взрослых города: Якутск и Норильск. Несмотря на почти всемогущие возможности современной авиации, попасть в эти города не так просто. Нередко, пассажиры, неделями ждут у "воздушного моря" погоды. И даже, если ваш самолёт вылетел в сторону Заполярного края, нет ничего сверхъестественного в том, что покружив над Норильском или Якутском, и не найдя просвета, лайнер возьмёт курс на базу. Норильск знаменит затяжными метелями и снежными заносами. Снежный Эверест, дело "рук" грейдеров, не успевает растаять за сверхкороткое лето, поэтому в июле, в аэропорту, можно любоваться, немного подтаявшей, безобразной, поруганной, но не сдавшейся зимой.
Аэропорт Якутска, это зубная боль метеорологов. Уже в середине октября, бьют наотмашь тридцатиградусные морозы. Город дружно затапливает печки, из труб валит густой пар, с ветром полный порядок, мёртвый штиль. Столица республики Саха погружается в непроглядное белое марево, в молоко, густые деревенские сливки. Но даже при близорукой видимости, встречаются лётчики "ясновидящие", лично для меня не объяснимым образом, наощупь что ли, находящие якутскую ВПП. Тогда есть возможность побывать в другой реальности, увидеть фантастический мир. Отходишь от самолёта и пропадаешь в тумане, самолёт за спиной как ластиком стёрли, где-то впереди, по идее, должен быть аэровокзал, но сколько не напрягаешь зрение, не находишь ни чего подобного. Он где-то близко, должен быть там, наверное. На стоянке, "Туполь" меньше всего напоминает авиалайнер, это, скорее всего лежащая на дне субмарина, Наутилус, клубы пара, как пузыри, выдыхаемого кислорода, медленно плывут вверх, от копошащихся под фюзеляжем, техников-водолазов. Стоишь, где-нибудь в сторонке, смотришь на этот "сюр", покуриваешь и думаешь: Вот сейчас почти минус 60, даже выйти курнуть, уже подвиг, а якуты идут к трапу от вокзала, дублёнки нараспашку, ушанки на затылках, вот, дети оленей, шаманьи души.
С севером Сибири, короткое знакомство свёл я в середине девяностых. Три месяца подряд, через день, направления всех моих вылетов были строго вверх по карте. Эта была, собственно, что-то наподобие мягкой ссылки, непубличного, латентного типа. Ну как ещё далеко можно отправить засранца, пусть даже проводника, если он и так живёт в Сибири. На север этой самой Сибир. Правда, если бы, допустим, существовали регулярные, пассажирские рейсы на дрейфующие льды, этапировали бы туда. Короче, это было моё наказание, распространявшиеся в те годы, на особо провинившихся стюардесс-рецидивистов.
По-хорошему, то есть по справедливости, меня следовало выгнать взашей, и прожечь трудовую книжку позорным клеймом. Но мне дураку крепко повезло, как это часто бывает, Госпожа Удача помогает, тем, кому пожелает и не считается с логикой предпочтения достойных, вопреки мнению присяжных заседателей. Предыстория незамысловата. Когда я пришёл в эту профессию, в самом начале девяностых, непьющих проводов били камнями, как прокажённых. Была даже (конечно не только у нас) такая идиотская присказка: "Что не пьёшь? Стукачёк что ли!", как будто надо иметь настолько иезуитские, подлые намерения, что бы вместе со всеми напиться, а после всех выложить перед начальством, как голеньких. Настолько наивными быть нельзя, ведь обычно именно так и делается, эти самые иуды и лезут целоваться, как только напьются. Так вот, возвращаясь, в ветхозаветные девяностые. Уходя на работу, так сказать, как человек, домой, вполне можно было приползти, как свинья, опять же образно говоря. Помню, несу в резерв одного своего приятеля.
"Как же ты старт пройдёшь, чудило?" - говорю ему. Он улыбается мне, как ребёнку и успокаивает.
"Не дрейф, что-нибудь, как-нибудь, разведётся"
"Как это?" спрашиваю. "Тебя с закрытыми глазами расколят". Ну смотрю, товарищ совсем не переживает, наоборот, меня успокаивает. Что ж думаю, вольному воля. Вот мы подходим к двери медпункта, он, насколько ему позволяет содержание промилле в крови, выпрямляется, заходит в кабинет и садится на стул рядом с врачом. В тот же миг, у врача на столе звонит телефон. Она берёт трубку и пять минут не может оторваться от разговора. Извиняясь! машет рукой, мол, расписывайся, не жди. Парень находит в себе ещё немного сил, для сохранения равновесия и координации, чтобы отыскать свою фамилию в журнале, встать и выйти. Подходит ко мне со словами: "Ну и что ты ныл, всю дорогу?", и падает мне на руки. Вот это самая уверенность в собственной неуязвимости (я ведь не раз проделывал что-то подобное) однажды, жестоко подвела меня. Конечно, я обнаглел, вообразил себя непогрешимым игроком, фартовым, неуловимым. Увы, я и не догадывался, что моя судьба, уже выбрала биту потяжелее и перекидывает её, в нетерпении, из одной руки в другую. Меня огрели утром субботы Страстной недели, когда до святой Пасхи Христовой, оставалось меньше суток. Всю прошлую ночь, я просидел с моим другом в торговой палатке, в которой он работал ночным продавцом. Это были ещё те времена, когда всё и везде было заставлено маленькими магазинчиками, больше похожими на газетные киоски, только с решётками и продавали в них всё, что душе угодно, круглые сутки. Алкогольный ассортимент, очень бы поразил юного пьяницу сегодняшнего дня. В основном, в продаже, были разнообразные марки спирта, один из самых известных и незабываемых, спирт рояль. Водка была, как тогда говорили "палёная", то есть, приготовленная безобразным, кустарным способом, путём обычного смешивания, того же спирта с водой и ещё благо, если спиртяга этиловый. Не трудно представить, что находиться в таком убойном баре и дегустируя быстроразъедающие мозг напитки, контролировать свои возможности и силы невозможно. А утром по плану у меня, рейс в Хабаровск. Но чувство страха давно притупилось, и я не сомневался в своей удаче. Всё это продолжалось до тех пор, пока женщина в белом халате, в комнатке медпункта АДП, вдруг не "полоснула" бритвой по моему неопохмелённому сознанию.
" Я не могу допустить вас к рейсу, молодой человек, вы пьяны". Как мог, я пытался что-то возразить, что-то доказать, не веря что мои дела так плохи. Медсестра предполётного медицинского осмотра Бабушкина, меня не слушала, она делала своё дело. Сначала позвонила в службу проводников, так мол и так, отстраняю негодяя от рейса, потом звонок в здравпункт аэропорта, примите, мол мальчика на освидетельствование по поводу содержание алкоголя в крови. Медсестра была опытным человеком, настоящей "бабушкой авиамедицины" и знала что делать. Не очень понимая, что я делаю, на что надеюсь, я поплёлся в аэровокзал. Экспресс-анализ показал то, что и без него к бабке ходить не надо. Но здесь мне повезло в первый раз. Помню, врач здравпункта, усталый пожилой дяденька, отвёл меня в сторону и по-дружески положа руку на плечо сказал: "Знаешь парень, ты лучше иди, решай эту проблему, обратись к врачам скорой, знакомым позвони, больничный возьми, денег дай что ли, давай поторопись, а я скажу, что тебя у нас не было, что ты не дошёл до нас. Давай, вперёд!". Безнадёжность ситуации подстёгивала к решительным и немедленным действиям. Не прошло и пятнадцати минут, как я объяснял врачу скорой помощи, что жизни и здоровью моему ничего не угрожает, но как погано станет моё будущее, с каким наслаждением растопчут меня мои, жадные до расправы начальники. Нет, я не играл роль раскаивающегося грешника, хотя, как и многие способен, если надо, притворятся. Я не очень рассчитывал на сострадание, я просто обратился за помощью, это же ведь скорая помощь? Женщина-врач, оборвала меня на полуслове: "Всё ясно, ты не переживай, сейчас выпишу больничный, диагноз ОРЗ, посмотри на себя, все симптомы на лице: красные глаза, слабость, головная боль". Вау! в этот миг, кому чертовски не повезло, Госпожа Удача, кажется, была занята только мной. Мне снова пришлось отправиться в службу, диспетчер, не хотела верить в мои сказки о больничном листе. Уже возвращаясь, на проходной, меня перехватила зам. начальника службы. Ей позвонили домой, сообщили о ЧП и вместо того, что бы нежиться в постельке, сладко позёвывая и щёлкая каналы, она приехала на работу. И что же, сукин сын, из-за которого её величество, с двумя пересадками целый час (утренний, субботний, выходной час) тряслось на автобусах, преспокойно выходит на свободу, с больничным в руках и наглыми ещё припухшими глазками. В ярости она схватилась в мой рукав и заорала: " Стой не пущу!Ты же пьяный, морда бесстыжая, ну-ка пошли, сейчас проведём экспертизу, я же знаю, больничный купил, сволочь!". Нет, вы подумайте, неужели после всего этого невероятного везения, после проявления стольких хороших людей ко мне доброты и сострадания (между прочим, в нарушения своих должностных обязанностях), я сам же пойду и сдамся, как овца на закланье. Да, наши начальники, серьёзно полагают, что в гневе, они страшнее бога Шивы и выразительнее бога Ганеши. Я аккуратно, но твёрдо освободил руку, сказал, что sorry, отправляюсь домой, надо срочно сбить температуру до безопасной, чай с малиной, спиртовой компресс. А будущий начальник службы (через пару лет, она ненадолго заняла этот вожделенный пост) ещё кричала мне в след: " Учти, ты, гад здесь работать не будешь! Это я тебе обещаю!". Но кто может с точностью предсказывать будущее? Страшно подумать, ещё тяжелее признаться и сказать, что даже руководители, иногда, конечно, ошибаются. За подобные выходки, что я устроил перед ясными очами наших врачей и начальниц, меня, пожалуй, очень быстро сгнобили в службе. Если, как говорится, самым возмутительным способом не заступился, за меня, мой отец. Папа в аэропорту был уважаемым человеком, проработав здесь более тридцати лет, он и сам был долгие годы руководителем и был знаком со многими бонзами. Именно ходатайство отца, спасло мою непутёвую голову и карьеру. Увы, обычное, рядовое дело, у порядочных, честных, уважаемых родителях, сын, то есть я, алкоголик и раздолбай. Наказать официально, было не просто, больничный то настоящий, но отправить на "галеры", надо было обязательно, не прощать же такого непочтительного поведения. Перед тем как описать мою "замечательную каторгу", бесспорно лучшее время, которую и работой, язык не поворачивается назвать, кроме как "северные каникулы", ещё одна попутная тема.
Не могу не вспомнить генерального директора авиакомпании, который и пожалел меня. Моя третья и самая большая удача, в этой истории, это, конечно, мой отец. И сейчас, представляя как стыдно было папе, просить, унижаться, оправдываться из-за меня, сжимается сердце. Могу только представить, как в кабинете первого человека в компании, этакий государь, барин и судья в одном лице, бросает в лицо моему отцу, какие-нибудь нравственно-этические постулаты, да ещё с издевательской, нравоучительной пренебрежительностью. Не удивлюсь если и вовсе просто орёт на папу, что-нибудь матерное и похабное. Генеральный, был очень представительным, "парадным" и между прочим красивым мужиком. Лётчик, командир ИЛ-86, любивший ходить в мундире "аэрофлотовского" стиля, с "генеральскими" погонами, с полной грудью значков. Он гордо, с подобающим достоинством, с высоко поднятым подбородком, не торопясь обходил владенья свои. Я, как и все плебеи, при встречи здороваясь с ним, ещё долго, уже пройдя далеко, гадал, а он вообще замечает кого-нибудь. Я был уверен, что он не знает кто я такой, да и знать не желает.
Испытание властью, это обычно крах личности. Перерождение лучших, душевных светлейших качеств, категорический отказ от доброты и сентиментальности. Даже мелкие "надзиратели" теряют чувство реальности. Трудно представить себе застенчивого начальника паспортного стола, или военкома, который извиняется, когда случайно наступит на ногу призывнику. Подобные эмоции выжигаются калёным железом, и они отмирают как ампутированные конечности. На чувства сострадания способны исключительно сильные, уверенные в себе, мудрые люди. Тем более что у нас, повсеместно, декларируется диктаторский, непререкаемый, жёсткий стиль руководства. Что президент, что прораб, уверены, главное в управлении с людьми, чувство страха и неизбежность наказания. С маниакальным, болезненным наслаждением устраивают они "разносы" подчиненным. Только выжитые и усталые "гроздьями гнева", закатывают обратно рукава и смывают "дурную" кровь. Я знаю одну выдающуюся дамочку, занимающую лет эдак двадцать с лишним, в службе проводников, скромную должность "Малюты Скуратова". Со временем, её основной, прямой обязанностью, стало приводить в ужас молоденьких стюардесс. Крошечного росточка, с лицом, бегущего на вскрытие патологоанатома, весь свой рабочий день, она трудиться не покладая серпа и молота. На её плечах, самая грязная работёнка, насилие над личностью. За долгие годы, её деятельность приобрела законченный, совершенный вид. Поймав жертву, не дав ей открыть рта, она обрушивает на несчастную тонны отборных грубостей и отполированных гадостей. Смотря снизу вверх, не слыша и не принимая возражений, она как огнетушитель, пока не зальёт всё кругом ядовитой пеной и полностью не разрядиться, не успокоится. "... и полюбите врагов своих, если любить только друзей своих, что вам в любви этой...". А потерявшие, лишившиеся власти, бывшие господа! Эти ещё вчера, всемогущие цезари, казалось, вечно будут не замечать ваших жалких "здрасте", идти по жизни и вызывать подобострастный трепет подчиненных. Но однажды и мой старый знакомый "генеральный" покинул Олимп. Его компания по частям, акция к акции утекла к другим хозяевам. Теплые места у трона, расхватали блюдолизы другого господина. Бывший "генеральный" перешёл работать в управление и должность скромнее и размах крыльев, увы, не тот. Как-то раз, в гостинице а/п Внуково, бригаду проводников разместили в один номер, где одна из комнат была уже кем-то занята. Надо сказать, что особенность этих номеров такова, что под одним номером понимают несколько комнат, объединенным одним общим коридором. Точно не зная, в какой из комнат живёт, заехавший раньше нас постоялец, я открыл первую попавшею дверь. Навстречу вышел бывший директор. Почти неузнаваемый, совсем другой, обычный, похожий на каждого из нас человек. Он подошёл ко мне, обнял и, улыбаясь, ошарашил меня: " Дмитрий, здравствуй! Ну как ты? Как твои дела, а?". Вот такие пироги, он, оказывается, знал меня, помнил моё имя! Эй, небожители, серьёзные дяденьки, хмурые тётеньки, гранитные, непроницаемые физиономии, не сходите с ума, не брезгуйте нами, не кусайтесь, не рычите, не забывайте наконец, что тот от которого всё на этом и том, свете зависит, был простым плотником, не стремитесь в первосвященники, черева-то, как-то.
Всё это должно случиться намного позже, в то время, "генеральный" любовался своим отражением, в "горящих" глазах льстивых подчинённых. Бывшие и будущие начальники, выстраивали ходы и подходы к манящим, высоким многообещающим креслам. Мне же выписали, как они думали, "волчий билет", в эскадрилью АН дватцатичетвёртых. Тогда в Толмачёво, базировался целый парк авиатехники, разработанный в Антоновском КБ, АН-24 и АН-26(грузовой). Пассажирский вариант, это салон на 48 мест, тесный (для четверых пилотов), малюсенький кокпит. За кабиной, первое багажное отделение, перегородка, салон в два ряда кресел, по два в каждом ряду, потом ещё закуточек, где местечко для контейнера бортцеха, туалет. Напротив основной вход/выход, рядом складывающиеся вдвое лестница-трап и в самом хвосте, ещё одно, побольше грузо/багажное отделение. Не самолёт, игрушка с двумя пропеллерами на крыльях. Из кабины до хвоста, дороги пять секунд.
Ранним утром, прихватив аптечку и папку с документами, обычно ни кем незамеченный, ускользаю из офиса компании (за скопление в нём высшего чиновничества, прозванного "белым домом") на самые дальние стоянки. Обычно, мой Антоха, ещё закрыт. Нахожу "слона" (авиатехник, обслуживающий ВС на перроне, на свежем воздухе), открываем дверь, сбрасываем лесенку, я забрасываю свои вещички и иду выкуривать первую сигарету. Всё дело в том, что в этой конторе я-начальник. Конечно, самый главнее главного, ответственный за всё и всех, от первой минуты и до самой крайней, это КВС и его друзья в кабине. Но, во-первых, у них своих забот невпроворот, во-вторых, на Антохах, летали в основном молодые лётчики, мои ровесники, что нам особо делить, всегда можно было договориться, и, в-третьих, только в исключительных, черезвучайных ситуациях, их интересовало, что там происходит за дверью кабины. Обычно, кто-нибудь приходил покурить, в хвостовой багажник, это если весь экипаж, с какого-то перепоя был некурящим совсем и совершенно не переносил сигаретного дыма, что случалось ну очень редко. А когда никто не гундосит тебе под ухо, не мешается под ногами, с ненужными советами и замечаниями. Тогда, благодать! Да и фронт работы на северных рейсах, был на пять минут заботы. От бортцеха, один контейнер для экипажа, пару упаковок воды для паксов, сумка из бытового, ещё контейнер для торговли, ящик пива. Груза ни дать, ни взять крохи, ну может писем и посылок чуть больше, багаж пассажир сам в первый багажник отнесёт и поставит. Что здесь сложного и второгодник справится. Многие мои коллеги, брезгливо уклонялись от встречи пассажиров, мне же было как-то не по себе, прятаться и делать вид, что я здесь ни при чём. Да и если не помочь найти своё место и удобно расположиться, они будут как дети малые, бестолково тыкаться из угла в угол, не находя себе покоя. И чтобы "маленькие" мои друзья, не чувствовали себя, брошенными и неприкаянными, перед запуском двигателей (во время запуска, докричаться до них невозможно) я никогда не лишал себя удовольствия, сделать приветственную информацию. Время полёта, километраж, фамилия командира, после произнесенного мною спича, самые буйные умиротворённо засыпали. В самом конце моей тронной речи, когда уже не шуточно начинали раскручиваться лопасти винтов, я предлагал не забывать публике о моём существовании во время полёта, и обращаться по любым вопросам, ну там по поводу приобретения пива, закусок к нему или шоколада и вина. Эта нехитрая завлекаловка, всегда срабатывала. Нередко, я распродавал, всё до последнего, что мне привозили для торговли на борту. Каюсь, грешен, вёл двойную бухгалтерию и каждый рейс, приносил солидные барыши. Меня, в данном случае, ни какое раскаянье не спасёт (кроме, пожалуй, срока давности), но, не в качестве оправдания скажу, подобный бизнес, был абсолютно в порядке вещей, и не только в среде бортпроводников, везде, во всей раздолбонной реформами России. Те, кто придумал, предложил, торговать, чем-то там, на борту ВС, были законченными жлобами. Продавцам, то есть нам, бортпроводникам, полагались, жалкие 5 процентов. Так что фраеров, жадность и погубила.
После набора высоты, я сервировал подносы для экипажа, потом обходил салон с лимонадом и минералкой. Так что через какие-то полчаса, я был относительно свободен. Не торопясь, по-хозяйски, готовил завтрак для себя, пил кофе в кабине и долго курил в хвостовом, багажном отсеке. Там у меня, всегда были свежие газеты, стояла пепельница, и шторы плотно задвинуты. Очень редко пассажиров было больше половины, так что последние два, три ряда кресел "бронировались" мной, и я часами пялился в иллюминатор или спал. В АН-24, иллюминаторы, это большущие круглые окна, подобных, я не видел ни в одном самолёте, кроме того, они ещё немного выгнуты наружу и обзор дают великолепный. Самолётик летит медленнее, чем его реактивные собратья и высота полёта, где-то в два раза ниже. Поэтому, если не лень и ничего не мешает (кроме низкой облачности) можно под жужжание моторов, любоваться, бесконечным севером. Тайга, болота, сотни рек во все стороны света. Так проходят часы и не одного городка, не одной деревушки или одинокого домика. Только жуткие, поднимающиеся на несколько километров, дымовые хвосты лесных пожаров, их пожирающие деревья оранжевые челюсти огня хорошо видны с высоты. Чуть выше, чёрная копоть и белый, горячий дым, разносимый ветром. И ещё, поражает, невероятно изгибаемые русла северных рек. Там почти нет прямых, строгих линий. Как будто, беспозвоночное тело змеи сворачивается кольцами, выгибается, образуя восьмёрку за восьмёркой, знак бесконечности. Мне тогда очень хотелось, когда-нибудь оказаться на судёнышке, петляющем по одной из таких северных анаконд. Чудеса ещё в том, что через два, три часа безлюдья и диких лесов под крылом, Антоха, каким-то образом, находит людей. И те, надо же, насыпают на болота песка и гравия, сверху бросают плиты и на тебе, полоса, аэропорт.
Рядом с ВПП, как само собой разумеющее, клюёт носом качалка. Везде и всюду, буровые вышки, и факельный фестиваль. Когда добывают нефть, то здесь же сжигают газ, он всегда присутствует при месторождение, он так и называется, попутный газ. Весь Север утыкан праздничными, горящими свечками. Даже не пребывая на этой земле надолго, проникаешься к ней особым отношением, понимаешь, что не так прост этот край, как может показаться. Его суровость, аскетичность, простота, кажется более честной и чистой стороной природы. Холодное лето ценится уже за то, что оно есть, и некто не ждёт от него чего-то особенного. И когда я возвращался домой, допустим, из Сургута, мне казалось, что Толмачёво, это тропики и у нас по-южному душно, и чересчур жарко, до неприличного.
Традиционно, после того как, хрустальный глобус, с пафосной гравировкой на боку СССР, раскололся, из столиц Средней Азии и Закавказских республик, в Россию, отправляется трудовой десант гастарбайтеров. Многонациональный народ работяг похож друг на друга. Скромные, мешковатые одежды, неприятный душёк, пролетарские физиономии, усталые глаза, тяжёлые взгляды, резкие манеры. Забыв о запрете Пророка, обжигают "слизистую" русской горькой мусульмане, армяне и вовсе не боятся анафемы, неизменно предлагают угостить, своим знаменитым коньяком. Когда бывшие советские республики приобрели статус независимых государств, стало как-то не солидно жалеть деньги на реконструкцию аэропортов. Миллиарды тугриков, лари, "зайчиков", гривен умело, потрачены и разворованы. У каждого государства свои вкусы и приоритеты. В Алма-Ате перед зданием аэровокзала, в 90-х, было установлено гигантское фото, на котором группа "А-студио" в полном составе. В Душанбе, натовская авиабаза поглотила местный аэропорт, по перрону носятся "Хаммеры" и грузовики, здесь хозяева американские рейнджеры, на стоянках зелёные пузатики с US FORCE на фюзеляже. В Ташкенте, на сигарообразном В-767 надпись "Yzbekistan avia", ещё в авиапарке европейские "арбузы", из русских только уборщицы самолётов. На вопрос: "Как Вам среди узбеков живётся?". Молча вздыхают и отводят глаза. Потом просят молока и сока, десять раз извиняясь. Ещё на борт приходят узбекские пограничники, сначала, требуют русские газеты и воду. Приходится напоминать "урюкам", что они в гостях, самолёт, это территория РФ. А ведь когда-то, выбежав из а/вокзала, мы брали такси и мчались на ближайший рынок. Пару ящиков помидор, винограда, зелень, дыни. Потом в Ташкенте завелась таможня, как ржавчина. Что бы вынести парочку дынь-торпед, приходилось чуть ли не декларацию заполнять. Бог с вами, тюбетейки, ешьте сами.
Я хочу остановиться на столицах двух стран, Азербайджана и Армении. Граждан этих соседних республик не смущают никакие границы, азербайджанцев и армян не бывает только там, где вообще нет никого. Ещё лет двадцать тому назад, аэропорт Баку, больше напоминал старый автовокзал, с облезшей штукатуркой на стенах. Сейчас аэропорт имени Гейдара Алиева краса и гордость страны. Слава Аллаху! на этой древней земле есть Каспийское море и океан нефти. Что-то меняется в лучшую или в худшую сторону, а люди остаются прежние. К примеру, обычная картина в Бакинском аэропорту, сколько бы не было мест багажа 20 или 200 , сбегается толпа грузчиков. Они окружают багажные тележки, и начинается представление "отгадай, кто здесь самый главный". Гадать, спрашивать бесполезно, здесь все главные. Только двое бедолаг ворочают сумки, а остальные пускаются в пространные диалоги о жизни, о погоде, о ценах, о дружбе и вражде наций и о том, как следует правильно разгружать/загружать багаж, тем двоим, кто не принимает участие в диспуте.
Когда-то рейс Новосибирск-Баку-Новосибирск, был настоящим боевым вылетом. Что бы хоть немного обезопасить экипаж, на какое-то время на борту ВС, даже находились сотрудники Толмачёвского ЛОВД, и вовсе не напрасно. Сто пятьдесят пьяных, черноголовых безумцев, не могли и не желали соблюдать какие-то "пелёванные" правила безопасности. В салонах царил южный праздник непослушания, впрочем, эта вакханалия могла носить кавказский, колоритный характер. Я видел, как маленький, тщедушный старичок, сидевший в самом хвосте 154-го, битый час, смачно, перемешивая русские маты с азербайджанским, театрально гримасничая, "обкладывал" добрую сотню мужиков. Те молчали, как двоечники на педсовете и даже водку разливать перестали. Бортпроводники, обычно, чтобы не быть растерзанными басурманами, держали оборону в середине самолёта, на кухне, забаррикадировав проходы тележками. Девчонки наотрез отказывались выходить в салон, поэтому питание, чай, воду, как в буфете, раздавали прямо с кухни. Правда, не бесплатно. К этому бизнесу подтолкнули сами пассажиры, начинавшие разговор с вопросов "сколько и почём?", вот так само собой и сложилось, платное, бесплатное обслуживание. На многоразовую посуду, по большому счёту было наплевать, здоровье всё-таки дороже. Как только пассажиры (если эту пьяную толпу, можно так называть) покидали самолёт, к нам подъезжали местные коробейники. Копеечная Бакинская водка, шампанское (красное, в основном), кофе, книги на русском языке, короче почти всё, что как казалось тогда азербайджанцам в будущей, светлой жизни не пригодится, скупалось экипажем. Ящиками, коробками, библиотеками. Обычный перекур, тогда в начале 90-х, в аэропорту Баку, мог и последним оказаться. Вся территория аэропорта была окутана линиями окопов, которые тянулись даже вдоль взлётной полосы. Хорошо помню, стою у багажного отделения, покуриваю себе тихонько, а мимо меня в пяти метрах, марширует колонна азербайджанских солдат, в полной боевой выкладке. По решительному выражению лиц, догадываюсь, что это не учебная "ходистика" и скорее не пройдёт и пару часов, как им головы под пули подставлять. Не по себе как-то от всего этого, когда всего четыре часа от дома, от мирной и вообще-то безопасной жизни.
Сегодня в а\п им. Гейдара Алиева всё спокойно и "цивильно". Если очень неймётся можно сбегать, во время короткой стоянки и прикупить один, другой килограмм фейхоа или бутылку коньяка. Опять же, если особенно приспичило, в небольших магазинчиках, специально для экипажей, можно набить пакеты персиками, грушами, яблоками, помидорами и т.д. и т.п. Чтобы дома, вывалить дары природы на стол своей кухни и после второй или третьей рюмки коньяка, долго объяснять домочадцам, какая от этого о-огромная экономия.
Маленькая, горная, но гордая страна Армения. Аэропорт Звартоц города Еревана. Даже не знаю с чего начать свой рассказ об армянах. Может с того, что не существует армян, которые не пьют коньяк, не курят сигарет и не гордятся, что они раньше многих больших народов, приняли христианство. Как-то в Гюмри, уже двигаясь к выходу из самолёта, один армянин "на прощанье", важно сказал мне: "Когда мы крестились вы (русские, надо полагать) ещё на деревьях жили!". Я улыбнулся моему доброму пассажиру и ответил: "Всё верно, только потом, мы спустились на землю, а вас, природа, опять на ветки позвала". Он сначала, "надулся" от обиды, но подумав, пожал мою руку и сознался, что мы квиты. На Кавказе очень любят, обращаться к чужим со словами: "О, брат!". " Брат, послушай, брат пойми, брат скажи". Это фамильярное обращение, панибратство, по их понятиям нивелирует любое проблематичное общение. Но в действительности, только подчёркивает вашу национальную, культурную непохожесть. Допустим, обращаясь к вам, как к брату, вас могут без зазрения совести, обмануть, запугать, обидеть, выставить дураком. Армяне, азербайджанцы, узбеки, чеченцы, дагестанцы и многие другие, уж как хотите, к сожалению или нет, не считают нас своими братьями, или друзьями или допустим добрыми соседями. Идея интернационализма волнует только русских, и тоже далеко не всех. Так, стоп, брат, вернёмся в Ереванский аэропорт, к горе Арарат, которую прекрасно видно, в хорошую солнечную погоду. Неужели, брат, неужели, на вершине Арарата, на которую я сейчас смотрю, нашёл спасение Ноев ковчег. О, Боже, вот это был потопище, где Арарат, а где я. Это священное имя "Арарат" носит не только символ Армении, находящийся, кто не знает, на территории Турции, но и марка коньяка. А Армянский коньяк, это такой же бренд Армении, как и "красывий" армянский нос. Настоящий, восхитительный, ароматный, чудесный армянский коньяк, даже в Армении найти не просто, и стоит он, вовсе не дёшево. А вот напиток, в оригинальном, необычном флаконе, предлагают и продают повсюду. Сначала, мы даже приходили прямо в квартиры обычных многоэтажек, что рядом с аэропортом, где на лоджиях и кухнях, разливали коньячный спирт. Здесь же, складировались ещё пустые бутылки, стопками лежали этикетки, пробки, акцизы. Со временем рынок алкоголя поделили и упорядочили. Во-первых, это сеть duty-free, где самая дешёвая бутыль, не меньше 500-та рублей, в яркой коробке и с обязательным обменом рублей на драмы. Или задвинутый на обочину торговли, далеко от аэровокзала, магазинчик, где по прежнему предлагают, сомнительный по качеству, но доступный по цене напиток, внешне, ничем не уступающий заводским образцам. А что стоит разнообразие армянского дизайна бутылок. Сабли и кортики, коньячный зодиак, где конечно, в первую очередь, ассортимент различных фигурок текущего года. Изящные женские туфельки, полосатые милицейские жезлы, Эйфелева башня, кобры, футбольные мячи, бутылки в форме мужского пениса и ещё многое другое, что до этого, нельзя было представить, ёмкостью для коньячного спирта. Кроме закрашенной самогонки, в аэропорту, как и везде на юге, закупались фрукты и овощи. Особенно хороши гранаты и "пахучая" зелень. К концу лета популярен свежекопчённый сик, это дары озера Севан. Рыбка нежная, вкусная, ароматная, вызывающая у любого обильное слюноотделение. В последние годы, чтобы купить недорогой коньяк (сабля 150 рублей, в бутылках от 200 до 500р) достаточно из Новосибирска позвонить в Ереван (Здравствуй, Ара, слушай) и продиктовать, наименование и количество бутылок. В Ереване, ты выходишь, отдаёшь деньги, получаешь уже упакованный контрафакт. Всё на обоюдном доверии, подтверждённое временем, конечно. Вот о доверии, а если точнее о злоупотребление доверием, небольшая, немного детективная история. На самом деле, рабочая процедура, рутина, для кого-то, просто особенность профессии, это я о вербовке внештатных сотрудников. Ну это, громко сказано, если точнее, неудачная попытка, прощупывание, проба, взятие на понт. Схемка проста и незамысловата. В её основе лёгкий прессинг, запугивание, взятие проб вашего страха и если жертва оказывается внушаемой, тут же предлагается облегчающие спасение, за пустяковую услугу, сотрудничество. Способ множество раз проверенный, действующий. Как он был опробован на мне, сейчас расскажу. Перед вылетом, в Ереван ко мне подходит зелёнофуражечник. Разговор пустяковый, там погода, работа, анекдоты. Потом, прапорщик, уже собиравшийся уходить, вдруг вспоминает о своей просьбе. Бутылка хорошего армянского коньяка, из беспошлинного магазина. Извиняясь, улыбаясь, чтобы я не испытывал никаких проблем, пограничник, обещает забрать "Арарат" сразу после открытие дверей по прилёту. Сам приду, заберу, не пе-ре-же-вай, вай, вай, вай! В самом деле, ранним утром, как только наш борт паркуют к международному терминалу, из "рукава", первым, с улыбкой и словами благодарности "спасибо, спасибо, очень выручил", мой заказчик. Забирает бутыль и адью. Дальше обычная технология послеполётных процедур, и экипаж, перегруженный коньяком, фруктами и остатком ночной усталости, направляется к кабинке паспортного контроля. Там девушка, с лицом застывшего манекена, сопоставляет ваш невыспавшийся, помятый фейс, с вашей же фотографией, которая вполне возможно, за неимением лучшей, поместят в некрологе. Если, конечно, вы его удостоитесь. И тут происходит что-то, что я не сразу понимаю и сначала, воспринимаю, как простое недоразумение. Все, пилоты и бортпроводники, проходят дальше, возвращаются в Россию, на родину, домой, кроме меня. Девушка в кабинке, этот архангел в юбке, в руках которой ключи от всей страны и мой паспорт, ничего не объясняя, сообщает, чтобы я ждал, чего-то здесь. Минут десять, я стою в зоне прилёта пограничного контроля и всё пытаюсь понять, почему, моя родина, не хочет принять своего сыночка обратно. Я согрешил? В чём моя вина? В чём дело-то? Ещё через пять минут, ко мне подходит очень серьёзный дяденька, на погонах майорские звёзды, на лице государственная печать, в руках мой паспорт. Не встречаясь со мной взглядом, тоном и голосом судьи, зачитывающим приговор, говорит: "Идите со мной, вещи свои не забудьте". Мы идём в служебный отсек терминала, где двери без табличек и номеров. Заходим в одну из них. Сразу бросается в глаза деловая, аскетическая обстановка в кабинете. Из мебели, только два стола и два стула, на столе центральный аксессуар, пепельница. Голые стены, без офисных украшений и фентиклюшек, ни цветов, ни календарей, ни фотографий. Только на самой большой стене, гигантская, подробная карта Таджикистана, со всеми городами и аулами. Майор долго молчит, вздыхает, перелистывает мой паспорт, наконец, поднимает на меня свои глаза и, обращаясь ко мне по имени-отчеству, начинает.
"Ну, что же мне с вами делать? Вы-то сами понимаете, в какую историю вляпались?"
Я говорю, что до сих пор, не очень понимаю, что собственно происходит, что случилось?
"Что случилось? Ты что, так глуп или думаешь прикидываться ягнёнком. Наш сотрудник уже даёт показания, в соседней комнате, мы уже располагаем его признательными показаниями. Состав преступления абсолютно ясен. Ты, что же думаешь, государственная граница это калитка, у бабушки в огороде. Прапорщик не только вылетит отсюда, он ещё под суд пойдёт, за использование служебных полномочий в личных целях. Ну, а как поступит твоё руководство, догадываешься? Так, что, давайте, подробнее, рассказывайте, как давно вы знакомы, что, когда, откуда, вы привозили для него, советую быть откровенным, ничего не скрывать".
"Да о чём вы? Я даже имени его не знаю, всего делов, бутылка коньяка, если ваш человек, как вы говорите, в чём-то там признаётся, вы это не хуже меня знаете".
"Как давно вы работаете в этой авиакомпании?" не меняя следовательской интонации, переходит к другой теме, строгий майор. Я отвечаю. Для себя, я решил особо не злить его и дать ему возможность, спросить всё, что он собирался, пусть прогонит весь конспектик. Тем более что этот пинг-понг позволяет выкручиваться и уходить от подробностей и уточнений.
"Если, вы давно работаете в системе, значит, можете подойти к тем, кто планирует рейсы и так, попросить, иногда, какой-нибудь, для себя?"
"В общем, да, но, я стараюсь не делать этого, не злоупотреблять".
"А кто решает, кто выбирает проводников для каждого полёта?"
"Это не секрет, есть отдел планирования, думаю, его телефоны не засекречены".
"В Таджикистан часто летаете?". Вот, думаю и карта "выстрелила".
"Был пару раз, даже не помню когда".
"А попросится туда, сможете?".
"Зачем?"
"Ну, если, нам это понадобиться?"
"???"
Потом, ещё несколько вопросов, где проживаю, семейное положение, номер телефона. Понятно, что начальник, тянет время, перед тем, как задать свой главный вопрос. Неужели, ему нужны, мои данные, от меня самого, достаточно поднять трубку, позвонить в тот же отдел кадров или в своих, фээсбэшных загашниках поинтересоваться. Поэтому, занимаюсь партизанщиной, адрес называю по прописке, признаюсь, что женат, вру в нескольких цифрах телефона. Наконец, майор, кладёт мой паспорт на стол, накрывает его правой рукой, как бы давая понять, что пространные речи кончены и самым серьёзным голосом, пытаясь немигающим взглядом своим, загипнотизировать меня, как удав кролика, говорит: "Боюсь, что, у вас сложилась такая ситуация, из которой два выхода. Первый, такой, мы сообщаем вашему руководству о вашем нарушении пограничных и таможенных правил. Думаю, вы понимаете, чем это вам будет грозить и ничего хорошего, из этого не получится". Драматургия данной мизансцены, требует в этом месте, обязательной паузы, но не долго, особо затягивать не следует. Я молчу, мне обещали два варианта. Как и задумывалось, майор, подаёт мне руку помощи, открывает спасательную форточку.
"Да, но, есть и другой выход. Это сотрудничество с нами, так сказать, оказание определённых услуг, со всеми вытекающими последствиями".
Объективно оценивая свои возможности, я знаю, что не обладаю актёрскими способностями, так на уровне обычной, обывательской мимикрии, или простого старательного кривляния, когда необходимо подать свою ложь, более-менее правдиво. Поэтому, не уверен, что в тот момент, когда я отвечал, на столь серьёзное предложение, выглядел достойно. Короче, текст звучал привлекательнее исполнения.
"Знаете, никогда не мечтал быть сексотом, уж очень не приятен мне этот образ. И если, всё же выхода из этой ситуации два, я выберу первый, пусть потеряю работу, чем самого себя". Я это сказал? Охренительно!
Майор ещё пытался как-то уговорить меня, но уже без угроз и надежды.
"Напрасно, вы, так. У нас полпорта работает, это вполне нормально и даже финансово выгодно. Неужели, вы не хотели послужить своей стране. Да в нашем государстве, всё и все работают на спецслужбы, президенты наши, фээсбэшники!".
Расставались мы с майором, вполне по-приятельски. Отдавая мне мой паспорт, докуривая очередную сигаретку (мне, покурить-подумать, предложено не было), он, даже рассказывал анекдоты. Про КГБ(!) и про Сталина(!). В этот момент, майор, напоминал мне незадачливого агента Oriflame , который немного устал и чуть расстроился, что не получилось втюрить продукцию своей фирмы. Конечно во всей этой истории, мне просто повезло, будь у майора, хотя бы один, не крапленый козырь в кармане, плясал бы я, как уж на сковородке. И разговор был бы круче и условия сделки жёстче. А так, продаться за пол-литра, наделать в штаны от немигающего взгляда. Так что радуюсь, пока, везёт мне тьфу-тьфу-тьфу, а не им.
Юг. (Краснодар, Анапа, Сочи, Минеральные воды, Симферополь, Ростов на Дону).
Очень странно, славяне, что на российском национальном флаге отсутствует зелёный цвет. Никому в голову не пришла идея, даже о тонкой, зелёной полоске. И это там, где тайга "растекается" необъятными океанами, по всему Востоку страны. А кроме всего прочего, зелёный, в России, это цвет жизни и пробуждения. Значит, кончилась, извела саму себя, удавилась тоска-зима. Дождались-таки, православные, весна, пасха, тепло. Не время помирать. Время жевать шашлыки, водку в морозилку ставить, время разгребать шкафы, в поисках сандалий и купальников. Ну а дальше, согласно личному плану жизни и сугубо индивидуальному представлению о счастье. Российский конвертер разнообразен. Высчитывают в земельных сотках, водочных литрах, американских долларах, героиновых чеках, голах, бутылках, оргазмах или в отпускных днях, проведенных на Юге. Русская публика, отправляющееся с Севера на Юг, в летние месяцы, похожа на работника, который, по привычке пришёл в свою контору и вдруг вспомнил, что сегодня выходной. То есть, всё как обычно, но ждать, когда этот чёртов день закончится, не надо. Наоборот, необходимо, по возможности, наслаждаться каждым мгновеньем. И если, пассажир-курортник, не стартует в пьяную эстафету с раннего утра, то выглядит, как ребёнок, который ждал, ждал эти каникулы и вот они наступили. И что же теперь?
Проходит несколько часов полёта и на борт ВС поднимаются, заполняя салоны ароматами фруктов, цветов и моря, точно такие же пассажиры. Точно такие, да не совсем. Всего-то 2-3 недели отпуска и кажется, что эти люди, способны к бессмертию, пройдя все круги южных наслаждений. Сладкое южное вино, поздние вечера, за столиком на набережной, живая музыка (в ушах ещё долго гремит "А белый лебедь на пруду...), утренний кофе на пляже, вдыхаемый с солёным морским ветерком и солнце, солнце. Солнце, благодаря которому, русские женщины, и без него способные на многое, превращают, на короткое время Россию в Бразилию.
И вот отцы семейств, со своими матронами, в сотый раз посетившие южные берега, весёлые компании, никак не сумевшие, трезвыми приехать к вылету, сладкие парочки и опостылевшие друг к другу, и дети, много детишек от 0 до 18, забив багажные полки, корзинами с фруктами, букетами, пакетами, брикетами, заняли свои места. Двери закрываются, отъезжают трапы, запускаются двигатели, тягач выталкивает со стояки лайнер, он заруливает на "исполнительный" старт, разбегается, взлетает, набирает высоту. Всё это время в салонах, вентиляция воздуха, кондиционер, не работает. То есть, на улице +30, самолёт герметичен, металл на солнце нагревается адски, внутри сто семьдесят человек. Представьте, что это, быть 30-40 минут, в кресле, пристёгнутым, в салоне "комфортабельного" авиалайнера. Преисподняя!!! Пилоты, что закрылись, от греха подальше, в кабине, объясняют ситуацию, простой технической необходимостью. Если использовать ВСУ (вспомогательная силовая установка, которая и питает систему кондиционирования) на стоянке и разбеге, мощность двигателей значительно снижается (температура наружного воздуха очень высока). Но ведь, это я сейчас, пусть неграмотно, непрофессионально, пытаюсь объяснить причину этих коллективных мучений. А если бы, этим несчастным, напуганным пассажирам, хотя бы два слова сказал командир, так нет, молчит, салоны ревут и стонут, проклинают бортпроводников, а командир, обливается потом не меньше остальных (на самом деле даже больше), но слово, не проронит. Так что, возвращаясь из отпусков, накупавшись в тёплом, освежающем Чёрном море, напоследок, пассажирам и экипажу, приходилось вдоволь "наплаваться" в жарком, солёном море собственного пота. Вот такая была небольшая особенность, советски-постсоветского авиапарка.
"Разворотный" Краснодар, был хорош своим привокзальным рынком, с низкими ценами (насчёт цен, к сожалению, только в прошедшем времени). Мин.Воды славились вкуснейшими жареными семечками и "пахучим" подсолнечным маслом. Ростов и Анапа, как и любые солнечные города, предлагали: сливы, персики, помидоры-огурцы, домашнее вино и рыбу.
В Анапе всё, как и на всех курортах, на потребу отдыхающих. Пляжный сезон короткий. Четыре, пять месяцев работы, для местного населения, это тот самый день, что год кормит. Принцип заработка прост, приезжий должен потратить всё, что взял с собой на отдых. Деньги перетекают из кошельков гостей в кошельки хозяев. Никто и ничто не должно вставать на пути этого потока.
В Анапе, нас размещали в небольшой, частной, трехэтажной гостинице, в паре километрах от побережья, рядом, с так называемой "тропой жизни". С первыми лучами солнца и до поздней ночи, к морю и от моря, по ней маршировали российские граждане. С разноцветными плавательными кругами, пляжными зонтиками, в тёмных очках, с пивом или мороженым в руках. Довольные такие дурашки, в купальниках и сланцах. Я на крыше гостиницы, наблюдаю этих беспечных любителей морских удовольствий. Одна сторона, довольно узкой дороги, ограничена стенами частных особняков и пансионов, другая двухметровым, бетонным забором. Только с высоты моего положения видно, что там, за "глухими" и "слепыми", бетонными блоками, холмики с крестами и обелисками. На них фотографии, почему-то, вполне может без злого или назидательного умысла, направленные невидящими взглядами на "хлебную" тропу. Такая кладбищенская, депрессивная, противожизниутверждающая фотогаллерея. Погост прямо в городе, рядом с главной денежной артерией, в центре праздника жизни! Здесь на Юге, в июле, среди полуголых, полупьяных, полусчастливых людей, мысль о смерти противоестественна, даже омерзительна. Поэтому, кладбище, так серьёзно замаскировано, как военный объект. Ни таблички на входе или скорбного ангелочка над калиткой, только надёжный серый забор, с буквой М на фронтоне. А что, с чувством юмора, что это как не станция метро (подземка), где обездушенные тела, уносятся под землю, по ещё неизвестной ветке. Только зачем сейчас, живым думать о траурных лентах, венках, безвременье, когда идёшь к морю и втягиваешь живот, и провожаешь глазами, в чернильных очках, девочек в бикини.
Чёрта с два, большинству обывателям известно, почему город и аэропорт Адлер, носит это имя. А между тем, всё просто и даже довольно романтично. Адлер, это фамилия русского (с немецкими корнями, конечно) офицера, первым высадившегося в составе морского десанта, на когда-то пустынный и дикий берег, где-то там, где сейчас, если прийти на него, в июльский полдень, можно не найти свободного пяточка, чтобы бросить сандалии и кепку. Неблагодарные потомки, могли бы скинуться по рублю, подумаешь отказаться от стаканчика какого-нибудь "премудрого лекаря" и поставить гардемарину памятник на берегу. Как было бы великолепно, назначить свидание девушке, часов так в девять, у Адлера.
Сейчас, когда я сижу, и набиваю на компе, этот бесхитростный, как детский лепет текст, старый аэровокзал Адлер, ещё существует. Очень будет жаль, если эту крахапульку, сравняют с землёй, или на его месте, навтыкают жилых домов. Послушайте, господа чиновники, из этого небольшого, одноэтажного здания, выйдет чудесный, миленький цветочный павильон, или шумный, мужской, пивной ресторан, но если, вам неприятны ароматы роз и благоухание сушёной тараньки, отдайте домик детям, так чтобы внутри, детский кегельбан, футбол, сахарная вата.
Современные аэропорты строятся, перестраиваются, ремонтируются, реконструируются, всё время и без остановки. Старенькому Адлеру, это было без надобности. Из зала вылета в зал прилета, можно было попасть, пройдя каких-то двадцать метров. На выходе в город, кроме обычных "Куда едем?", обязательные для этих мест "Комнаты, дёшево, Адлер, Сочи, Гагры, Хоста, Мацеста, дорогой, нужна комната, рядом с морем, поехали!". Недалеко от вокзала, без него и Юг не Юг, небольшой базарчик. Сначала цветочное Эльдорадо, чтобы смягчить лепестковый удар, перед входом, вас встречают бабульки-нелегалы, со скромными дешёвыми коробочками роз. Если, монополистки-цветочницы, на базаре, не уступали, не сбрасывали цену на свой товар, можно было отказаться от длинностебельных, гордых красавиц, с соблазнительными бутонами и вернутся к бабулькам, забрав их, скромные, дешёвые дурнушки. Сам рынок, ну не знаю, как выразиться точнее, такой "концентрированный". На крохотном торговом пространстве, практически всё, что можно найти в торговых рядах, в городе Адлера и Сочи. Если, вдруг, чего-то на прилавке не найдется, не волнуйся, сейчас же сбегают в закрома или спросят у соседей или, в конце концов, хорошенько пороются под столом и вот, пожалуйста! На южных базарах царствует правило "посмотрел, обязан купить!" Как только твой взгляд на мгновенье остановился на веточке сладкой чурчхелы или на косичке копчёного сыра, а если ты сделал глупость и поинтересовался стоимостью баночки со жгучей аджикой или горного мёда, то мне тебя жаль, ты или всё это купишь или ... тебе придётся прикупить ещё то, что совершенно не собирался. Вот эти, идеальной "овощной" формы баклажаны, или с виду так себе, а внутри сладкий до приторности инжир, а ещё букеты петрушки, киндзы, сельдерея и вина домашнего, правда, к сожалению, разбавленного. Торговаться необходимо, продавцы неохотно, но уступают. Самый эффективный приём "торговли" универсален для всех рынков мира, сначала долго, упрямо добиваться своей цены, и если успеха не добились, надо решительно засобираться уходить, самая выгодная, низкая цена прозвучит тебе уже в спину, ниже врядли будет. Уже здесь, в порту можно, при желании, найти приличный шашлык (к которому полагается тарелка с зеленью, соусом и много-много "белого" лука) и "варёный" кофе. Об этом я знаю непонаслышке, через дорогу от рынка пассажирская гостиница ("Югославы строили!", подчёркивали бортпроводники-аксакалы, когда проходили мимо), а вот сразу за "югославской", профилакторий для ЛС. Это абсолютно "совдеповское" по сути, и по содержанию место. Что совсем не является оскорблением, да давно не новое здание, да простая, кондовая такая столовка, да горничные на этажах, болтливые пенсионерки в больничных халатах. Но как отдыхали, как отрывались когда-то экипажи со всей страны в этих стенах. Не знаю как у кого, у сибиряков был Гиви, он жил прямо на первой улице в деревушке Леселидзе, в аэропорту брали такси и через полчаса, Гиви, который всегда был рад видеть нас, вёл гостей в свой винный погреб. Чудесное местечко было, этот погребок у Гиви. Хозяин усаживал нас за большой стол, наливал из бочки вина, полный стакан, так на пробу. Красное, белое, вкус мягкий и лёгкий, в жаркий летний день, молодое вино пьёшь как сок, только немного позже, когда тебя накрывает светлейшая, не похожая на обычную алкогольную, эйфория, чувствуешь, как ослабели, расслабились ноги, удивляешься, как они вообще способны держать тебя. Таксист, ждёт у калитки, мы набираем десятилитровую канистру "Изабеллы" и как только собираемся уходить, хозяин обязательно предложит кружечку чачи, здесь надо быть внимательным, не переоценивать свои силы. Чача напиток благородный, сверхкрепкий, непредсказуемый, я видел множество могучих мужей, которых виноградная самогонка, за каких-то полчаса, размазывала по земле. Лично мне, Гиви, преподал урок гостеприимства, доброжелательности, вкуса (в данном случаи речь идёт о вкусе вина и чачи, напитки от Гиви, для меня, эталонные), во время грузино-абхазкой войны он погиб, дом и виноградники сгорели.
Недалеко от профилактория, дорога идущая от аэропорта, раздваивается, на убегающую на Восток, сначала на окраину Адлера, до Форелевого хозяйства и дальше, до Красной поляны. И на Запад, где в свою очередь, через кольцо, распределяется по направлению в город Сочи (проходя мимо ж/д вокзала Адлера, Курортного городка, Хосты, Мацесты и т.д.), другая ветка дороги идёт сразу к морю и вдоль побережья, через центр Адлера, мимо центрального рынка, и уходит прямо к абхазкой границе.
Даже здесь, на центральной набережной города, где вдоль пешеходной дорожки, плечом к плечу стоят рестораны кавказкой кухни, а у моря, маневрируя между брошенными на берег телами, бродят торговцы-громкоговорители: "Пива холодный! Форель горячий!", можно найти что-то необычное. Дойдя до конца пляжа, проигнорировав поворот налево, который приведёт к рынку, в 50 метрах от моря стоит армянская церковь. Я обнаружил её случайно, в то время, когда она была построена только наполовину. Это был дождливый, ноябрьский день, стройка была пуста, и я вошёл внутрь. Самое поразительное, во внутреннем обустройстве храма, это то, что на месте, отсутствующего, в православном каноне алтаря, находился, выложенный высоко под потолком, крест, в виде оконного витража, из разноцветного стекла. Само здание церкви, было выполнено в современном, "свежем" стиле, некого конструктивизма, что впрочем, как я думаю всегда, присутствовало в армянских храмах. Я пару раз обошёл вокруг, любуясь оригинальностью и миниатюрностью постройки и обнаружил, что я не один, так заинтересовано смотрю на храм. Под непрекращающемся мелким дождиком, с непокрытой лысиной, стоял не по-детски, глубоко задумавшийся армянин и смотрел на белые стены храма. "Красиво, правда?", после короткого приветствия, сказал я незнакомцу. "Что-то получается, да, что-то, получается", прошептал он так тихо, что я не понял, говорит он это про себя, или всё же обращается ко мне. Можно было, конечно оставить странного незнакомца в покое и уйти, но я, всё же спросил у него: "О чём это вы, что получается, у кого?". "Да видите ли, я собственно, архитектор, это мой проект, вам нравиться?", ответил мужчина, вернувшись на землю, с планеты Архитекторов и обнаружив рядом меня. Насколько мне понравилась эта церковь, говорит следующая история, одна моя хорошая знакомая из Адлера, после восторженного моего рассказа об этом армянском храме, крестила в нём своего сына, не смотря на то, что между армянской и русской епархиями существуют довольно серьезные различия.
Что бы узнать получше и поближе познакомиться с городами Сочи, Адлер и Красной поляной, лучше прилетать не в сезон, то есть, когда нет дикой орды отдыхающих и вокруг исключительно местные. Минус только один, холодное море, но это и большой плюс. На пляжах, никаких тебе "копченых тушек", поэтому лежбище, превращается в зрительный зал, в котором идёт, без начала и конца, один и тот же визуальный сериал. "Восход и падение Солнца в воды Чёрного моря". В этом кинотеатре попкорн не в почёте, чаще с собой приносят цыплёнка-гриль или шаурму, вместо низкокалорийной колы, зрители предпочитают, что-нибудь из сухого или полусладкого. Кстати, раз речь пошла о местной, южной кухне, расскажу об одном очень простеньком блюде, ничего экстравагантного или навороченного, но по мне самое то.
Со Светой, мы были в Адлере в начале марта, буквально в двух шагах от ворот центрального рынка зашли позавтракать в маленькую закусочную. Долго топтались у прилавка, не зная, что заказать. "Давайте, я вам Ёка быстренько приготовлю?", решила за нас "пышная" армянка, которая была в этом "бистро" и повар, и официант и кассир. И так, следим за оригинальным исполнением этого блюда на завтрак, можно сказать, классический Ёка. Большая, чугунная сковородка раскаляется так, чтобы пущенный по её чернющей поверхности шмат сала, скользил как, фигурист-виртуоз. Бросаем, круглую лепёшку, тут же, что бы ни подгорела, немного смачиваем водой (сразу хочу сказать, что для Ёка продают специальные заготовки, но запросто подойдёт обычный тонкий лаваш) и даём горячему, кипящему жиру крепко поиздеваться над тонкотелым хлебом. Переворачиваем, и если обошлось без ожогов и проклятий, разбиваем яйцо и размазываем по лепёшке. Итак, когда у любителей по утрам готовить каши, только закипает вода, нам осталось густо обсыпать всё сыром (обычно мягких сортов), дождаться, когда сыр "потечёт" и, сложив наш блинчик в треугольник, сервировать на тарелку. Вроде бы всё, но отрезав кусочек горячего Ёка, отправлять его немедленно в рот, преступление. Нужен, необходим соус, "соус Евы". Мы в шутку так прозвали, смешанный майонез со жгучей аджикой. Ева, так звали, ту очаровательную, "сдобную" армянку, которая, приготовила и показала, что такое, настоящий Ёка.
Конечно, Сочи привлекателен круглогодично. Но разве возможно забыть прогулки вдвоём по Сочинскому Дендрариуму, где мы были единственные посетители. Кроме того, что ранней весной, здесь отдыхающих нет, как нет горбатых китов в акватории Чёрного моря, так ещё, без устали шёл дождь, отпугивая самых случайных сумасшедших, всех, кроме нас конечно. Или Тисосамшитовая роща, в Хосте, думаю, если бы нас там растерзали невоспитанные, голодные, дикие звери, никто не стал бы искать. Да и искать было бы нечего, всё до последней крошки падальщики склевали. Только без паники, мы живы, роща, между прочим, не только, уникальнейшее, красивейшее, реликтовое место, но если не удаляться в дебри и ходить только по тропинкам, совершенно безопасное. И всё же, если интересен Черноморский край, если любишь горы, если никогда не видел колонии гигантских медуз, если нравится кормить диких уток на пляже, если любишь запах мимозы и лаврового куста, да чуть не забыл, зимой, здесь полно любителей горно-снежного спорта, всему виной одна деревушка, в двух часах от Сочи, Красная поляна.
Красная поляна, о её существовании, я узнал, в середине эксклюзивных девяностых, где же вы думали, в Адлеровском краеведческом музее. Он, между прочим, одиноко располагается, в трёх минутах ходьбы от пляжа, рядышком с армянской церковью, зажатый ресторанами и окружённый столиками. Конечно, случайно, я забрёл, в его намоленные местными краеведами стены. Само собой, музей был пуст и я уже собирался предаться индивидуальной экскурсии, в сопровождении единственного человека, встретившего меня на входе, кстати, директора музея. И так, для начала беседы, опрометчиво спросил: "Скажите, а что самое интересное, возможно найти в городе и окрестностях?". "А вы были в Красной поляне, молодой человек?", сразу спросил у меня директор. Я отрицательно покачал головой. "Тогда и думать нечего, отправляйтесь немедленно!", категорически заявил директор и вытолкал меня из музея.
Через двадцать минут, в набитом до отказа автобусе, от центрального Адлеровского автовокзала, я отъезжал в сторону Красной поляны. Мы поехали по старой, сегодня уже не используемой дороге. По спортивной терминологии, это "красная" трасса, адреналиновая дорога. Узкие, с резкими перепадами высот, серпантины. Ограниченные низкими, ничем не препятствующими столбиками, крутые обрывы, тёмные тоннели, без намёка о светлячке в конце. Я вовсе не преувеличиваю, сотрудники Госавтоинспекции (Здрасте, вам!), перекрывали дорогу в одном из направлений и транспорт тихонько, импровизированной колонной, плёлся, допустим, из Красной поляны на Запад, когда они добирались до другого поста ГИБДДТ, дорогу в эту сторону блокировали и открывали движение в обратном направлении. Вот так, легче было организовать одностороннее движение, чем вытаскивать машины из реки Мзымта, пробивающей себе путь с горных ледников к морю, беснующейся от сопротивления камней и валунов, прямо под вертикальными краями автотрассы.
Два часа игры с судьбой в "орёл или решка" и я в центре Красной поляны. На рыночке (а он обычно, всегда в центре), покупая каштаны и мёд, узнаю, что главной достопримечательностью, после, конечно "подъёмника", является, "императорский домик". Ни горными, ни равнинными лыжами я не "болею", поэтому, сориентировавшись с помощью указаний типа "пойдёшь туда, свернёшь сюда" двигаю к смотровой площадке, прозванной в честь " а чёрт его знает!", какого-то русского императора. Я обожаю горные дороги, как говорил Дерсу Узала: "В тайге, торопись, нету", так и на горной тропе, не побежишь, не станешь суетиться. По пути, я видел древние, наскальные рисунки (даже если, это современная инсталляция, то очень эффектная). Пришлось пробираться сквозь кустарники и залезть на невысокую скалу, но ведь и это проделал и неизвестный, "доисторический" художник, чтобы изобразить погоню за диким зверем, полёт копий и стрел. Медленно иду дальше, дождевые облака плывут над моей головой, поворот, подъём и я в эпицентре дождя, ещё подъём, изгиб поворота и облака под ногами. Рядом с дорогой, брошенный дом, под самой крышей странная, необычная эмблема, скрещенные, ледоруб и якорь. Совершенно не заметил, полтора часа пути. " Императорский домик" представляет собой, небольшую гостиницу, ресторан и открытую террасу с которой открывается панорама на горы Кавказского хребта. Кажется, что перед тобой невероятных размеров, одна из картин Рериха. Смотришь, и никак не можешь поверить в очевидность, в реальность охватить силами восприятия, космической перспективы, открывающейся перед твоими глазами. Странно, что никто не предупреждает, перед посещением смотровой площадки о том, что надо быть готовым к тому, что придётся столкнуться с человеческой неспособностью, невозможности объять, необъятное.
Следующий раз, я побывал в Красной поляне, вместе со Светланой, спустя десять лет, после моего первого визита. Мы ехали туда уже по новой, скоростной трассе. Её пробили через горы и, считая количества длиннющих тоннелей, я сбился, где-то после, десяти или одиннадцати. Нашей "крайней" точкой, стал "подъёмник", вокруг которого несколько сотен развесёлых соотечественников, праздновали советский женский день восьмое марта. Мы, вместе со всеми пробовали шашлык, дегустировали местный глинтвейн и медовуху (горячее вино с гвоздикой лучше), катались на лошадях, уворачивались от падающих на головы беспечных граждан, парапланеристов, ловили форель в бассейне и фотографировались с придурковатыми клоунами на ослах. Милый, не шумный, провинциальный, даже немного семейный, междусобойчик. К сожалению, а может и нет, такой, один из последних. Через три года, в Гватемале (о которой местные жители, никогда, ничего знать не знали) российская делегация сорвала джек-пот и судьба Красной поляны, невероятным образом изменилась. Раз и навсегда. Я счастлив, что успел ухватить, увидеть, полюбить, доолимпийскую деревню "Красная поляна". И всегда могу представить и вспомнить, как это идти по размытой просёлочной дороге, слушая, как гремят тяжёлые цепи хозяйских волкодавов и такая тишина, что кажется слышно, как шуршат дождевые облака, задевая верхушки деревьев.
Центр. (Челябинск, Казань, Самара, Нижний Новгород, Москва, Оренбург, Актюбинск, Махачкала, Санкт-Петербург, Калининград).
Стратегия авиакомпании, в которой я имею честь служить,
соединить столицу, с как можно большим количеством крупных и средних городов. Чтобы ничего не мешало этой идеи "фикс", в определённый момент времени, от основной базы, отпочковалось компашка, занимающаяся только чартерными, то есть, валютными, заграничными рейсами. С соответственным, "всё объясняющем" именем, "Глобус". Чтобы сосредоточить оставшиеся силы, для выполнения внутренних перевозок, прикупили загородную базу отдыха, с оставшимися от прежних хозяев потрохами. Кое-что построили сами, кое-что переделали, запустили служебный транспорт от "Деда" до "Нефтяника" (это если ехать из Москвы по Каширке, после знака Заборью конец, первый поворот направо и прямо, до окраины деревни Битюгово). Согнали с филиалов наёмников (лётчиков и бортпроводников из Новосиба, Омска, Томска, Иркутска, Барнаула, Челябинска) и оплели сетью маршрутов, всё, что в двух, трёх часах полёта от Москвы. Москвичи, как всегда, жили своей, особой жизнью, ведь они рождены, для счастья, как птицы для полёта. Провинциалы и аристократы, иногда пересекались, ещё реже летали вместе, совсем немного, общались. Хотя добрая половина проводников, московского филиала, бывшие дремучие провинциалы, кержаки, дикари. Но это быстро и легко поправимо. Ну вообще, я не об этом.
Один или два раза в месяц, от недели до двух недель, обычный, регулярный график, для любого провинциального проводника, до кризиса. Утром автобусом из торфяника (как ласково обозвали базу отдыха "Нефтяник", наши лоботрясы) в аэропорт и в обед, уже взята Казань или Волгоград. Вечером ужин в милой, пионерской столовой (есть одна пара официанток, уже к середине дня, демонстрирующая чудеса, мужественного сопротивления, сильнейшему алкогольному опьянению). И на следующий день, почти без отрыва от производства, есть возможность, выкурить свою честную сигаретку, в аэропорту Махачкалы или Ростова, Самары или не дай Бог, Челябинска. Ох, уж мне, этот центр металлургического производства, сталепрокатный Лас-Вегас.
В этот город, глубокой ночью, я летал, на редком, непростом ТУ-204. Этот нестандартный, необычный лайнер, запоминается всем, кто когда-то, работал с ним. Ещё не ахти, какая особенность этого самолётика, контейнерная перевозка груза и багажа. Лет десять назад, для не столичных аэропортов, встреча с оригинальной формой контейнеров 204-го, была локальной катастрофой. Служба организации грузоперевозок а/п Челябинска, впадала в нешуточный стопор, от необходимости вручную разгружать подобные самолёты. В теории специалисты, должны были ознакомиться с технологией работы с контейнерами и познакомить с ней грузчиков. Но, пожалуй, кроме Москвы, все грузовые склады России работают по закону, хотя нет, законом это назвать нельзя, это скорее правило, ветхозаветная привычка - "делать так, как всегда делали!". А почему так, отчего и зачем? Пёс его знает!
Так вот, три часа ночи, на перроне, один, одинешенек туполёк. Где-то недалеко, за непроницаемой темнотой, давно дрыхнет город Челябинск. А в поле, слабо освещённом прожекторами, битый час, несчастные грузчики, по одному, вытаскивают из брюха самолёта контейнера, скидывают на машину, потом на другую, вскрывают и вытряхивают содержимое на третью. Контейнеров с грузом, штук десять. Спец.техники в а/п нет. Мат-перемат и проклятья. Работёнка тяжёлая и муторная. Я жду в самолёте, надеясь, что может быть удастся ещё поспать пару, тройку часов. Идти в гостиницу смысла нет, вылет рано утром. Закончив свой "сизифов" труд, ко мне поднимается бригадир грузчиков и заводит свою "разбитую" пластинку. Тюки порезаны, доступ к содержимому, му-му, бла-бла, поехали на склад, взвесим, перевесим, напишем, опишем, короче дела, как сажа бела, собирайся, велком, большие проблемы. Первый раз, объясняю медленно, очень спокойно и твёрдо. "Смотри, в данном случаи, я отвечаю только за количество контейнеров (спрашиваю, фактическое, то есть реальное количество, совпадает с тем, что прописано в ведомости) и за наличие пломб на них. Пломб, номерных, индивидуальных, так же отмеченных в ведомости. Все контейнера были опломбированы? Да? Нет?". Усталый, мокрый от "страды" мужичёк, на мои вопросы, закатывает к небу глаза и обречённо вздыхает. Он ничего не понимает, вообще ничего! Ему-то, что делать?! По рации связывается со своим руководством. Те, сквозь шипение и треск, орут, как резанные, чтобы я не выкобенивался, а ехал на склад. Нет уж, ласково просим, вас к нам. И через десять минут, прикатывает тот, кого точно, не звали. Сменный начальник склада, приезжает тоже, но она, почти не показывается, а попросту прячется за его широкой спиной, что-то там повякивая. В эту ночь, настоящим сольным бенефисом, отметился майор милиции местного ЛОВД. Здоровенный, как медведь, обладатель завидного густого, громкого баса, он с первых минут своего появления, разворачивает свою разоблачительную деятельность. Широко вышагивая под фюзеляжем самолёта, не секунды не сомневаясь, кто здесь хозяин тайги, он обвиняет нас в сговоре с "московским ворьём", предупреждает что, "сучьи наши планы" видит насквозь, и угрожает, что если, мы сами, добровольно, сейчас же не отправимся в отделение, то... "Я щас, бля ОМОН вызову, и вы, все, бля с печенью, почками, короче со всем вашим гнилым ливером, навсегда распрощаетесь, бля!". Он орал так, что, кажется, пол-Челябинска разбудил, бля. Заплевал матами и грязной бранью, всё самое светлое, что есть у каждого человека. Вместе со мной, было два вечных спутника 204-го, это авиатехники, и ещё один провод, Андрей. Андрюха, летает давно, мужик серьёзный, надёжный, правда немного заводной. И вот он слушал, слушал, эту пустую ментовскую брехню и становился всё мрачнее и мрачнее. И, слава Богу, что мы вовремя спохватились, хорошо, что успели остановить его. Потому что со словами: "Что ж ты, сволочь, несёшь!", он двинулся к изрыгающей помои, пустой, красной фуражке. Все вдоволь накричались, офицер, продолжая грозить нам пытками и Соловками, укатил в свой медвежий угол, так тихо и скромненько и прошла ночь. Самым ранним утром, когда, невыспавшиеся челябинцы, зевали в креслах самолёта, уже готового отправиться в Москву, по внутренней телефонной связи, меня вызвали в кабину экипажа. "Слушай", сказал мне командир, " Ничего не понимаю. Милиция не выпускает наш борт, требует проводника, ответственного за груз. Не помню, что бы менты вмешивались в расписание полётов". Объясняю, может сбивчиво, сумбурно и в конце, обращаюсь к командиру с просьбой: "Товарищ командир, составьте компанию, боюсь на своей территории, да ещё в численном превосходстве, сожрут меня людоеды, тяжко будет одному". Надо признаться не каждый командир, откликнулся на подобную просьбу такой мелкой сошки, как я, не барское это дело. Мне повезло, "мой командир", не бросил провода в беде. Мы выходим из самолёта и пересекаем, припорошенный утренним снегом перрон, на ходу, ещё раз, обговариваю, прокручиваю нашу ситуацию. В линейном отделении милиции, только что проснувшийся следователь, долго трёт, краснющие, похмельные глаза и медленнее черепахи, врубается в суть дела. Начинаем составлять протокол, только информационную "шапку", от руки, он пишет минут десять. Я всё понимаю, адрес, место работы, семейное положение, но к примеру, такой пункт, образование. Что и когда заканчивал, и по какой специальности. К чему это? Не удивлюсь, если образцы бланков, отпечатаны, в году так 1953, где-нибудь, в Самаркандской типографии. Дальше опять и снова, снова и опять, треклятые контейнеры, тюки, дыры...и тут, бац тарабац, следователя впервые за полчаса, нашей беседы, посетила ясная мысль. Видимо он окончательно проснулся, почти протрезвел, и по-хорошему решил разобраться, в чём тут собственно дело.
"Подожди, подожди, значит, всё, что ты обязан сделать, это, принять контейнера в Москве, увидеть на них пломбы, и по счёту сдать у нас".
"Щас, щас!", он залез в ящик стола, достал оттуда, разноцветный клубок, из сорванных пломб.
"Вот пломбы, как я понимаю, с контейнерами, тоже порядок. Какого чёрта, вы мне тут, голову морочите (литературный вариант). Следователь порвал и выбросил ненужный протокол, мы с командиром, встали и направились к выходу. Уже у дверей, краем глаза, замечаю, мелькание, где-то, в полутёмных коридорах ментуры, ночного гостя, того балаганного блюстителя закона и порядка. Это для меня, тот ночной разговор, целое событие, маленькая, но щекотливая история, для командира, несерьёзная, но сбойная ситуация, наконец, для полторы сотни пассажиров, не очень длительная, но задержка рейса. А для доблестного майора, что, так пустячок, рядовая, обычная, ночная смена. Покатался, по вверенной территории, на служебном УАЗе, там покричал, здесь порычал, одних постращал, с другими покурил, по плечу похлопал. Работник, труженик, защитник, мужик.
Так, ладно, попрощаемся с пролетарским Челябинском и, минуя столицу, на пять минут, остановимся в Пулково. В советские времена, большинство аэропортов, строились по типовым проектам, из общего однояйцового строя, выделялись только, московские выдрепёжники, такие как, Внуково, Домодедово и конечно, international Шереметьево. Так вот, Питер и здесь отличился. К Олимпиаде-80, для Ленинграда, был отстроен, не на что ни похожий аэровокзал, по индивидуальному проекту. Это здание, со знаменитыми "стеклянными стопками", (или стаканами, как кому больше нравится), ещё одни стоят на перроне. К сожалению, по прямому назначению (удачная метафора!), эти гигантские стопори, не используются. А задумка была такова, что пассажиры до борта самолёта, должны были добираться, не на автобусах, а на движущихся дорожках (как в метрополитене, только по горизонтальной ленте), под перроном, до наземных павильонов. Это необычное решение для нашей страны, уже давно применяется во всех крупных хабах мира, только в Питере, была всё же уникальная идея. Если везде пассажиры катились, от и до самолётов, на медленно ползущей дорожке, по наземным галереям. В аэропорту Пулково, все транспортные потоки, запрятаны под землёй. Поэтому сам аэровокзал, вовсе не выглядит, по мировым меркам, огромным авиагородом. Он очень скромный, небольшой и как всё в Питере, элегантный. Да что аэровокзал, даже питерские грузчики, эти представители, плюющихся, матерящихся, спивающихся атлантов, здесь, ни как все. На общероссийском фоне, они кажутся, временно разжалованными искусствоведами или доцентами-гуманитариями, бросающими бампера от "мерсов" и ящики с телефонами, исключительно для дополнительного заработка. Этот особый, питерский стиль общения, редкий для российского обывателя, вежливая манера обращения, внимание к словам собеседника, присуще большинству питерцев. Лётчики, грузчики, менты, пассажиры, не меняйтесь! прошу Вас, опошлиться не сложно, станете как все, а значит, потеряете свою самобытность, привлекательность, осмысленность.
Да, возможно Москва, эта "чёрная дыра" на русской равнине, куда стремится попасть каждый, кто рассчитывает чего-то добиться. А Питер, если хоть раз, укололся Адмиралтейской иглой, попадает в твою кровь, и требует, всё новых и новых, балтийских инъекций. Нет тебе спасенья, берегись пленения Васильевским островом, подумай, есть у тебя силы и мужество, оставаться узником Петропавловки, зрителем нескончаемого Эрмитажа и вечным пешеходом-каторжанином Невского проспекта.
На берегу Балтийского моря, ещё немного на запад, есть ещё один город, куда по странному стечению расписания, летали сибирские сто полсотни четвёртые. Как и у Питера, у этого города, по крайне мере на моей памяти, было два имени. Первое официальное, советское и совершенно бессмысленное, даже издевательское, Калининград. Я был там несколько раз и хочу сказать, что старинный немецкий город, который после Великой Отечественной войны, был переименован, в честь козлобородого, сталинского подлизы, не советским и не русским, так и не стал. Для того чтобы навсегда выбить прусский душок из города, слишком мало было сделано, или слишком много надо было ещё сделать. Наверное, проще было сравнять с землёй исторический центр и построить, что-нибудь невыразительное, невразумительное и убогое, как тот, ещё при жизни, дохлый всесоюзный староста, в честь (!?) которого, было забыто старое название, Кенигсберг. Рядом с центральной гостиницей, где мы останавливались, сразу пощёчина близорукому Калинину, могила Эммануила Канта. Великий немец и жалкий советский бюрократ, планета мировой философии и ничтожество, запятнавшее свою подлую биографию, участием в коммунистической инквизиции. Не подумай только, что я призываю к пересмотру территориальных результатов второй мировой войны. Никогда эта земля не была так обильно окроплена человеческой кровью, как 1945 году, нашей русской кровью. Я просто напоминаю, или для кого-то открываю, что этот город, эта земля, ещё не так давно, жила другой жизнью. И своё новое имя, старинный Кенигсберг, не заслуживает. Какой к чёртовой бабушке Калинин, ату его!
Тогда, в начале легендарных девяностых, Кенигсберг, это форпост западноевропейского автопрома, ну то есть, подержанных "меринов" и "бумеров". Поэтому, ко всему готовые "перегонщики", прилетали с кошельками, напрессованные мелкими купюрами, и оружием, добытые легально, а чаще всего нет. Это касалось, что денег, что стволов.
Экипажи, в те уже пылью и небылицами, покрытые годы, ещё не делились, на рублёвые или на валютные, поэтому в этой крайней, западной точке авиамаршрутов, не щадя здоровья и зарплаты, расслаблялись на всю катушку. Уже тогда, Кенигсберг, был городом, черезвучайно высокой ресторанной культуры и гастрономического многообразия. Знаю, знаю, что это звучит пошловато и замылено, как плакатный советский лозунг. Но, в конце концов, азбуку я познавал, по застойным, совдеповским, "красным" цитатникам, а во- вторых, разнообразие и количество, как когда-то говорили, сомнительных, то есть, надо понимать, соблазнительных заведений в городе, было немыслимое. Междуполётный отдых, коротание, тихих вечеров, проходили, в каком-то, буржуазно-тлетворном стиле. Мы переходили, из одного кабака в другой, хотелось попробовать всё больше и больше, и страшно не хотелось останавливаться и ограничиваться, чем-то одним. Одним рестораном, одним меню, напитком, оркестром, разговором. Мне тогда было чуть-чуть за двадцать, не только ещё очень крепкий, правильно сбалансированный мозжечок, но и печень, желудок и всё остальное барахло, не были готовы к большим ударам спиртного. Поэтому, когда мы бросали какой-нибудь "Эдельвейс", и отправлялись на поиски, где-то рядом, маячившего "Старого замка", я предательски надеялся, что на новом месте, нам ужасно не понравиться и мы осознаем тщетность беготни за синей птицей и двинемся "домой". Но оказывалось, что мы идём по заколдованному кругу, где следующая ресторация, лучшей предыдущей, конечно, это ощущение, активным образом, катализировал алкоголь. Совсем уже поздней ночью, я алкогольно надорвался. С фальшивой, полу-блаженной улыбкой, на размазанном усталостью лице, я поднялся и зашагал, по направлению, якобы к туалету, но, не дойдя, рванул к выходу. На свободу, на воздух, вон из запоя! Потом мне рассказывали, как "хватились", что я пропал и с пьяни решили, что меня или похитили, или избили. Начали опрашивать всех подряд, ругались, грубили, само собой, в ответ получали, то же самое. До мордобоя дело не дошло, дошло до стрельбы. Пару раз "пальнули" в воздух. Но обошлось. Все живы и на свободе. Только меня не нашли всё равно. А я и сам оказался в непростой ситуации, я заблудился. Неуверенно ориентируясь в чужом городе, да ещё после хмельной смены питейных ориентиров. Кое-как, я вышел к старинной Кинегсберской крепости. Ночью, окружённая лесопарком, прусская цитадель, на замутневшее моё сознание, производила такое же крепкое впечетление, как и крепкость, выпитых мной напитков. От восторга, охватившего меня, я дважды, обошёл вокруг, эффектно подсвеченного, средневекового замка. Правда, силы мои были на исходе, я готов был ночевать здесь же, у стен могучего гиганта. Помог мне, появившийся из темноты, из неоткуда, ночной прохожий. Он показал дорогу до гостинице, и исчез, как пропадают привидения, растворившись, среди сосен. До отеля я дошёл очень быстро и не только от холода, меня подгонял страх, что если я ещё раз заплутаю, то придётся ждать утра и спать на скамейке. Я влетел в фое, перепугав администратора и "дежурных" проституток, я торопился, я должен был успеть. Как только я открыл дверь номера, сделал два шага до кровати и..., знаешь до чего странное ощущение, непривычное, труднопередоваемое, пока не попробуешь сам, проснуться утром, совершенно одетым, даже не снимая ботинок. Забавно вспомнить об этом, спустя двадцать лет, совершенно забыв, как это бывает.
Украина (Львов, Донецк, Луганск, Днепропетровск, Кировоград, Киев).
Город Львов. Его биография, благодаря, его географии уникальна. Он расположен между геополитическими интересами, католического Запада и православного Востока. И тот и другой, присоединяли его к своим владеньям, трудно сосчитать, количество и цвет, государственных стягов, которые развевались над городом, за его долгую историю. К примеру, когда я впервые, посетил столицу западной Украины, над ней рдели красные, советские флаги, это был январь 1991 года.
Тёплая, сырая, европейская зима. Одноэтажная гостиница, рядом с аэропортом. В коридоре, железный бак с водой, литровый ковш, на круглой крышке. Четырёхместный номер, это большая комната с панцирными кроватями. В центре, за столом, "режутся" в "тысячу", проводники. Здесь застряли две бригады, airplan broken, стойка шасси совсем плохой, сидим уже двое суток, и по прогнозом, ещё столько же впереди.
Следующим утром, два экипажа отправились на стадион, прогуляться, может что-нибудь прикупить, а главное, размяться, отдохнуть от сидения за прокуренным ожиданием "червонной хвали", и просто от скуки. Футбольный стадион "Ска-Карпаты", домашняя арена, одноименной команды первой лиги СССР. По выходным, на самом вверху, где кончаются трибуны, идущая по периметру, неширокая площадка, где тогда "бушевала" барахолка. "Ив Сен Лоран", "Труссарди", "Гуччи", тогда эти модные дома не жадничали, и лепили свои торговые ярлыки на простые футболки и джинсы "домашней варки". Круглогодичная распродажа, сказочные скидки. Ещё львовская "толкучка", традиционно славилась, высоким профессионализмом и мастерством, местных карманников и "щипачей". Если у турникетов на входе, не спеша выкурить сигарету, глазея на перетекающую туда-сюда толпу прохожих, обязательно увидишь, как "распотрошённая" жертва "убивается" и причитает, обращаясь к окружающим.
"Вытащили, изверги, всё подчистую, деньги, паспорт, вот здесь, рядом держала, смотрите порез, вот, вот! О, А!!!". Так вот в январе 91-го, мы попали в ещё больший переплёт.
Накануне нашего визита на стадион-базар, по всей стране прошла, как ножом по я..., денежная, так называемая в народе, "павловская" реформа. Меняли купюры, достоинством, 50 и 100 рублей, тогда в "союзе", самых крупных. Ограниченное количество, уже не помню сколько, но немного. Как обычно, государство жестоко "поимело" население и удовлетворённо удалилось почивать на лавры. Как обычно, меньше всего пострадал криминальный мир, но не упустил случая, воспользоваться ситуацией.
Как только мы появились на рынке, нас тут же стали "пасти" львовские жулики, что и понятно, мы ведь были разодеты в форменные, синие, "аэрофлотовские" пальто. Когда мы догадались, что за нами пристально наблюдают, как обычно, было уже поздно. Несколько бойких юношей ловко разбили нас на несколько групп, как бы случайно прижали к перилам, и когда мы потребовали объяснений, мы их получили. Подошёл дяденька, улыбаясь и демонстрируя полное спокойствие и хладнокровие, не громко, но внятно, сказал: "Господа-товарищи, только сегодня вход, к сожалению, платный. Екатеринка с носа, кто не знает, или забыл, это сто рублей. Десять минут, что бы собрать на билетик, думаю, вполне хватит. И пожалуйста, не надо спорить". При этих словах, он подошёл к краю, не высокого, ограничительного заборчика, за которым, крутым обрывом, начинались сиденья футбольных трибун. "Нам этого несчастного случая не хочется, ох как, не хочется", почти шепотом, добавил дяденька-бандит. Окружённые бойцами преступного фронта, мы совещались недолго. Поскребли по сусекам, но полностью нужной суммы, собрать не смогли. Наш "фиксатый" распорядитель оглядел нашу пришибленную компанию, муркнул: "Ну что с вами поделать?". Потом подозвал к себе лысенького парнишку, сказал нам, что он нас проводит до выхода. "Это вам пропуск на волю, лётчики!", и исчез в толпе. Пока мы двигались по стадиону, нашего проводника, всё время кто-то тормозил и он переговаривал с бандитским патрулём, паролем, что ли обменивались. Короче представление было обставлено как в хорошем кинодетективе. Потом, кто-то говорил, что даже видел, как на каком-то блокпосту, как бы невзначай, так случайно, между прочим, один из мафиози, показал АКМ, достав его из сумки и положив на колени. Напомню, самое начало девяностых, подобные "штуки" ещё были в диковинку. Мы вернулись в казарму, не много, так для порядка расстроенные, больше весёлые и по-хорошему отдохнувшие. Инцидент на рынке, только всполошил, разбередил на общение и разговоры. Вылив из коридорного бака "пустую" воду, сгоняли на привокзальную площадь, наполнили свежем пивом, и полночи разливая по стаканам из ковшика, ещё тот советский ячменный "Колос", вспоминали речи и лица львовских гоп-стопников. По мне, так этот "криминал", большая удача, вот везение, первый раз в Львове и уже ограбили, да красиво, лихо, загляденье.
Конечно, всё дело в этом необычном, красивейшем городе. Такого количества и разнообразия католических костелов, я не видел нигде, даже в Варшаве. К примеру, поразителен собор, с нехарактерным для католиков, круглым куполом. И это ещё не самое поразительное. На куполе крест, рядом с которым, фигура апостола Петра, врядли, пожалуй, что-то подобное, можно встретить в католической традиции. Между прочим, именно в Львове, есть не что иное, как статуя свободы, то же самое название, встречается, только у её всем известной, американской сестрёнке. Различие лишь в том, что Львовская дама, "вкраплена" в барельеф, одного из старинных зданий.
А ещё знаменитейший Львовский оперный театр, или скромная, но чудесная, старинная, действующая аптека, где чеки на зубные капли, пробивают на кассовых аппаратах, восемнадцатого века.
У моего приятеля был знакомый-краевед, такой деловой волосатик, несмотря на задрипанный, неухоженный вид, торгующий антиквариатом. Он как-то пару часов водил нас по городу, показывая и рассказывая о Львовских достопримечательностях. К сожалению, экскурсовод он был бестолковый и к тому же куда-то торопился. Всё что помню, это фразы типа: "Ну что здесь интересного, да всё здесь интересное!". Оборачиваясь вокруг себя, он говорил: "Ну вот эта лестница, если судить по этим деталям, это где-то середина 18 века. А вот это, следы ремонта ступенек, похоже, начало или первая половина 19-го. А здесь, пришпандорили перила уже в 20-м, до оккупации, однозначно!".
С Запада страны, отправимся в центр, в столицу. Я дважды был в Киеве, и очень сочувствую тем, кто не считает этот город, той Палестиной, которую так важно, необходимо посетить православному христианину. Чтобы первый раз попасть в город, где стряпают известные Киевские торты, мне пришлось, сначала приземлится в Кировограде. Предыстория такова.
В Кировограде живёт, мой старинный друг. Мы вместе учились, служили и как это бывает в юности, тысячи вечеров проводили вместе, спасаясь от родительской, любительской моралистики. Наша детская дружба, возможно, со временем изжила бы сама себя (мы и так с возрастом, уже перестали быть такими открытыми как раньше, и виделись всё реже), как вдруг, он с родителями собрался и переехал на Украину, к своим корням. Ёще бы с такой необыкновенной, шикарной, хохлятской фамилией, Лапа, а каково!
И вот, один мой знакомый, как-то предложил прокатиться по Украине, и из Киева добраться, до Одессы. Пока он улаживал свои финансовые возможности, я решил, не дожидаться его и навестить своего старинного друга. Как и большинство моих "нерабочих", самостоятельных путешествий, обычно, всё начинается, с бесплатного перелёта, из Новосибирска в Москву(sunks "коллективному договору" пять лет работы и раз в году, freestyler). Отправиться в Кировоград сразу, рейсом мбрынской(sorry, не помню названия авиакомпании) не получилось. Кировоград накрыло снежной бурей. Как я потом понял, техники для уборки снега, тогда в аэропорту, могло и не быть вовсе. Да чёрт с ними с "белыми" осадками, потеплеет, всё само растает, чё мучится-то. На другой день, ЯК-40, всё же добрался до Кировограда. Надо сказать, что у меня с собой были гостинцы для родителей одного знакомого, он был родом оттуда. Это был обычный конверт, что в нём, мне почему-то не сказали, во время полёта, мне пришла мысль поинтересоваться содержимым. "Лукавый" не обманул моих подозрений, внутри оказалась, конечно, мной не задекларированная, пачечка американских "гриннов". А таможня в Кировограде, почище многих других будет! Небольшая комнатка, внутри, стол, стул, окно, снаружи на двери табличка: "Для личного досмотра", ещё по-русски. Спасла меня банка кофе и коробка конфет. "У-у!", затянул таможенник, увидев этот стандартный набор для участковых терапевтов и смазливых секретарш. "Ввозить запрещено", что в переводе с иезуитского, или плати мзду, или будем чего-нибудь искать ещё, долго и муторно. Тебе это надо, турист? Пришлось купить входной билет.
Найти в городе своего друга сразу, у меня не вышло. Таксисты разводили руками, никто из них, такого адреса не знал. Ничего себе, думал я, если даже местные водилы сомневаются, есть ли здесь, этот переулок Радио, это даже не смешно. Пришлось сесть на троллейбус и поехать в центр, с транспортом, я, кстати, не прогадал. Водитель автобуса с "рогаткой" оказался одним из тех жизнерадостных, раскрепощённых болтунов, которые никогда не унывают и другим не дают. Всю дорогу, не на минуту не замолкая, по громкой связи, он пересказывал местные новости, комментировал прохожих, шутил, обращался с вопросами к пассажирам, и сам же на них отвечал, напоминал ПДД всем окружающим, травил анекдоты, философствовал, да ещё, артистично объявлял остановки. Я вышел у центральной гостиницы, о которой я многое уже знал, благодаря шофёру-путеводителю, где и переночевал. На первом этаже Кировоградского гранд-отеля, я обменял немного долларов, на украинские купоны и ахнул. В мгновенья ока, из рядового лузера, я превратился в "виповскую" персону. Меня поймут только те, кто хоть раз в своей жизни срывал джек-пот, выигрывал в лотерею, или хотя бы на худой конец, случайно, не целясь, попадал шагов с десяти, в мусорный контейнер, пустой бутылкой. Что и такой приятной мелочи никогда не происходило? Объясню, иначе. Ничегошеньки ни делая, я умножил свои наличные, сразу раз в шесть и пусть ненадолго, разбогател, как уличный воришка, подрезавший толстенький валютный "лопатник". Всё дело в том, что курс купона к доллару, тогда составлял чуть больше 40 к 1. На целых две недели мои жизненные приоритеты претерпели серьёзные испытания. Пришлось свыкнуться жить на "широкую ногу". А это свои определённые правила. Лучшие гостиницы в городе, рестораны, где меню, как томик словаря Даля, такси, как эскорт сопровождения, короче через несколько дней, замечаешь, что твой характер начинает портиться. Оттого, что ты набит деньгами, словно недозрелый арбуз пестицидами, вкуснее, то есть лучше не становишься. Просто теряешь бдительность и переплачиваешь там, где обычно экономил. Немного забавно и только.
Переулок Радио, я всё-таки нашёл. Небольшой, короткий аппендикс, состоящий из пяти, семи частных домов, недалеко от Колхозного рынка. Сашка, так зовут моего братишку от юности, ужасно обрадовался. Правда, если быть до конца откровенным, я всё же был, тем самым пресловутым "татарином", что припёрся из далёких краёв, которого, вообще-то не звали. Обычно, после Сашкиной работы, мы носились по городу, на его новой машине, которую он пригнал из Одессы, знакомились с местными дивчинами, (ударной фразой, были Сашкины слова: "Вот он, из Сибири, представляете!", девчонки в нокауте).
А по утрам, я завтракал с Сашкиной мамой, все уходили на работу, кроме меня, естественно, и мамы-домохозяйки. У мамы, был оригинальнейший, на мой взгляд, бзик. Она была русской, и само собой украинского языка не знала. Уже в пенсионом возрасте, переехав на родину мужа в Кировоград, решила, что говорить на местном наречии, её святая обязанность. Ну не учителя же нанимать, в самом деле? И она стала, продолжая говорить на русском, изъясняться, как будто, это украинский. Улавливая характерное украинское смягчение речи и специфические окончания слов, она "украинизировала" русский язык, по собственному усмотрению. По сути, это был её собственный, самостоятельный, независимый украинский язык. Тогда мне казалось, что это паранойя, но сейчас, мне представляется, что таким образом и происходит погружение в другой, ещё чужой для тебя язык. Вот интересно, сегодня, Сашина мама, всё также говорит на своём эсперанто, или "мова" стала родным и настоящим.
В Киев, я собрался и уехал за один день. Сашка заставил взять с собой ведро грецких орехов, огромнейшее ореховое дерево росло во дворе его дома и, по-моему, оно было необыкновенно плодородно. Хорошо помню, что когда мы прощались на вокзале, как-то для меня неожиданно, Сашка вдруг обнял и поцеловал меня. Когда я вошёл в купе и расположился, мои соседи, сначала, молча наблюдавшие, как я устраиваюсь, не вытерпели и поинтересовались, кто же меня, так провожал. А потом, вздыхая, говорили друг другу: "Да, вот это дружба, да!".
До Киева одна ночь дороги. На верхней полке, сквозь ничем незакрываемые щели, задувает снег. Внизу булькает
горилка и течёт разговор о самом печальном украинском городе, Чернобыле. И проговариваются сказки и легенды, глупости и невыдуманные факты. Конца и краю этому не будет, пока есть горилка, она же лекарство и лучшее средство от радиации.
"Ты что, не веришь, сибиряк!?"
"Верю, верю, я сплю уже".
"А, ну спи, а то может, выпьешь с нами, а?".
На Московский вокзал, поезд Кировоград-Киев, причалил в самое сонное время суток, в три часа ночи, третий тайм, полный штиль, бдят только экстренные службы реагирования. Ещё пару часов, я дожидаюсь открытие киевского метро, на скамейке, в павильоне вокзала. Вокруг, отключенные от жизненной энергии, человеческие тела и я, отмечающий на карте города, гостиницы. Ещё в Кировограде, несколько раз дозваниваясь до приятеля в Новосибирск, я понял, что совместного, как задумывалось вояжа по Украине, не получится. Поэтому, я настраиваюсь, на расслабленное времяпровождение в Киеве, до тех пор, пока не закончатся, мои наличные. Схема одиночного забега проста. Временное, удобное жильё, дегустация местной кухни, праздношатание и неутомительное, полупраздничное, безопасное пьянство, и всё, что привлекает моё внимание.
Вот, пожалуйста, я в первой дюжине посетителей раннеутреннего метро. У входа на эскалатор, останавливаюсь, отхожу в сторону, пропуская бабулек в цветастых платках. Они на время блокируют вход на лестницу, тем, что загружают, на убегающую вниз дорожку мешки с картошкой и луком. Охают, кричат, суетятся, эскалатор слишком быстр, не даёт бабулькам время для принятия решений. Одна картошка, уезжает далеко вниз, лук ещё вверху, а так приятно пахнущая молоком бабка, совсем растерялась и уже готова бросить всё к чёрту, которого всё время вспоминает и ругается.
Ещё до позднего зимнего солнышка, я побывал в нескольких столичных отелях. Привередничая и придираясь, я снова и снова, забрасывал за плечи рюкзак, забирал орехи и двигался дальше. "Украина" на Хрещатике, была вполне по карману, но номера лишь двухместные, отель "Дом колхозника", совсем ничего не стоил, но соседей уже, не меньше десяти. Поэтому гостиница "Турист". Не помню, кто мне её порекомендовал, но видимо только увидев меня, этому советчику, пришла в голову, одна единственная характеристика, "Ба, турист!". Отель в двух шагах от метро, внизу колхозный рынок, двухместный номер без подселения, желать лучшего, чистейшее жлобство.
Пять дней моего пребывания в Киеве, дают полное представление о моих интересах и точно показывают, что я за сукин сын. Итак, я не имел ни точного плана, чем я буду заниматься, как не имел каких-то определённых желаний, чего бы мне хотелось. Именно поэтому, проснувшись около двенадцати дня, я ещё полчаса лежал в постели, и если приходил к решению остаться ещё на денёк, то тогда спускался вниз и оплачивал номер на сутки вперёд. После, я бестолково бродил по улицам, выбирая ресторан для обеда. Где-то просто пил кофе, курил и уходил, если место было тихим и уютным, оставался. Как я уже говорил, мои неожиданно "взбухшие" финансы, позволяли не пугаться, прейскурантов меню. Допустим, я останавливаюсь в малом зале ресторана гостиницы "Украина", что на Хрещатике.
Я не люблю холодных закусок, поэтому сразу начинаю с горячего. Ещё несколько лет до этого, в Львове, в ресторане аэропорта, я попробовал, украинский борщ с пампушками. Это блюдо, если оно приготовлено и подано правильно, настоящий шедевр. Красный, жгучий, со сметаной, и с пропитанными чесночным соусом, сдобными булочками, борщ, полагается подавать, для удовольствия и контраста с плотным, "горящим" вкусом, вместе с ледяной стопкой водки. В хороших заведениях, сам борщик к моменту подачи, обязан быть, словно прямо с плиты, а сметана и водка, словно из глубокого погреба. На второе, пожалуй, свинина, здесь на Украине, с поросятами умеют обращаться. Разной степени поджарки, запечённая, в горшочке, в тесте, как угодно. Не помешает сто грамм местной горилки, если нет желания потчевать себя крепкими напитками, рекомендую, отличное разливное украинское пиво. Кружка "Оболонь", например.
В середине девяностых, на Украине, небывалый, всенародный, национальный подъём. Активность населения, атомной мощности. Днём, проходя по улицам города, в самых неожиданных местах, митинги с жёлто-голубыми флагами, папахами, бурками, шароварами, руховскими эмблемами. Но самое интересное в вечерней программе. К часам восьми, я сажусь на метро и еду на площадь Незалежности. В переходах под Хрещатиком, которые лентами разбегаются от станции метро, собрались сотни людей, что бы вместе провести этот вечер. Выкурив сигарету у центрального почтамта, я спускаюсь в подземку. Итак, представь, картину маслом, ты проскакиваешь, сквозь тяжёлые и опасные двери, с коротким "вход" на стекле. Как обычно, в лицо получаешь знакомый апперкот метровкусия, направляешься в сторону платформ метропоездов. Но что это? Что происходит? Что творится вокруг, кто эти люди? Прямо передо мной, неожиданный для этого места, импровизированный народный хор, без шапок, расстегнув шубы и куртки, со счастливыми улыбками на лицах, поют, какую-то старую деревенскую песню. Протиснувшись вдоль стены, только так, можно обойти, потрясающий, в буквальном смысле хор, ты снова останавливаешься. Перед тобой, танцплощадка! Фолкбанда баянистов, выпускает стрелы мелодий, в сердца танцующих. Ты шарахаешься от стены к стене, пробираешься и крадёшься, как безбилетник, на этом праздники жизни. Но на самом деле, ты только двигаешься к эпицентру народного фестиваля. Может лучше отказаться от идеи убегать от людей и прятаться. Взять в ближайшем ларьке банку пива, присесть у стены на пустую коробку, и смотреть и любоваться. Ах, как поют хохлы, что старые, что молодые! Да песен великое множество. Под духовые и струнные, большими компаниями и акапельно. Здесь запевки, рядом танцы. Кружатся пары, музыканты берут короткий перерыв, и тут же кто-то другой, задаёт новый притягательный ритм и незнакомые люди, бросаются в омут хоровода. В галереях метро, с невысокими потолками, чудесная акустика. Но не это самое главное. Важно то, что украинцы сохранили, песенные и танцевальные, народные традиции. Как же мне, русскому, было грустно и печально. Что мы знаем, что мы поём, на своих многочисленных праздниках, длиннющих, пьяно-угарных застольях. "Вот кто-то с горочки спустился...", "Ой мороз, мороз...", и ещё пару, вовсе не старинных шлягеров и всё, всё..!, потом угрюмо молчим, каждый о своём. Я ведь наивно полагал, что это обычная, урбанистическая, глобальная эволюция. Все прабабкины сказки позабыты и похоронены, на заброшенных деревенских погостах. А вот оказывается и нет!
В один из вечеров, я заскочил на Московский вокзал, и, отстояв часовую очередь, купил билет до Москвы. Сначала, я был приятно удивлён неожиданным везением, "Вы последний, касса закрывается!", это было сказано мне, несчастные за моей спиной, безжалостно были отрезаны, всемогущей кассиршей. Мне на выбор, предложили два поезда, разница между ними заключалась в цене на билет. Но и самый дорогой, в пересчёте на рубли, был вполне доступный. Кассир, к моему удивлению, стала отговаривать меня, от ненужного транжирства.
"Молодой человек, ну зачем вам тратиться, Господи, Боже мой, там разница по прибытию, три часа, да марш славянки играют, когда от Киева поезд отходит. Зачем вам тот марш, а?".
Было забавно, что меня отговаривают, и кто, кассир(!), но Киев я покидал под музыку, тихонько звучащую, из динамиков, внутреннего радио поезда. Я ехал, уже с респектабельной, солидной публикой, сказывалась высокая цена билета в купе, и род занятий, моих соседей. Коммерция, о ней родной и шла речь, вдумчиво и осторожно, не выпивки, не панибратства. Угостили друг друга бутербродами, я рассыпался грецким орехом. Уже к обеду были на Киевском. Домой я вылетал из Внучки, и несколько часов, мне пришлось ожидать вечернего рейса в здании аэровокзала.
В те годы (я, конечно же, о незабвенных 90-х), это уже как-то позабылось, на всех двух этажах аэровокзала, были расставлены, такие забавные игровые точки. Небольшая стойка с монитором, под которым сидел массовик-затейник, и через микрофон зазывал желающих делать ставки в телелото. Возле стойки, круглые сутки, как бы случайно стояли несколько человек. Они делали вид, что раздумывают, принимать им участие в игре или нет. Временем для окончательного решения, они видимо запаслись основательно, поэтому, одни и те же рожи, толкались у игровых стоек, утром и вечером и каждый день. На самом деле, вся это, как бы случайная компания, ожидала, одного единственного, "залётного" несведущего простачка. Когда таковой появлялся, актёры сразу оживали и начинался короткий, но полный азарта, страсти, алчности и позднего раскаянья спектакль. В конце которого, неизбежно, жадный до лёгких денег прохожий, так как в этой бродячей труппе, он один дилетант, и его роль, это роль "жертвы", проигрывал, в зависимости от кошелька и глупости, все, что поставил на кон. И таких весёлых мест по аэровокзалу, не сосчитать! "Лохотроны", как автоматы с кофе и шоколадками.
Мой следующий визит в Киев, уже групповая терапия, выездной "тимбилдинг". Одна не бедная сетевая компания, в качестве поощрения, своих трудолюбивых активистов, закупила чартер, из Новосибирска в столицу Украины. Набитый битком ИЛ-86, сразу после набора высоты, превращается в заоблачную рюмочную. Сбиваясь в компании по взаимным симпатиям, дамы и господа, со значками "Гербалайф" на лацканах замусоленных, рабочих пиджаков, провозглашают однообразно-профессиональные тосты: "За наши активные продажи! хи-хи", или "Пусть наша сеть ширится и растёт!", ну и в том же духе. В аэропорту "Борисполь" три сотни ловцов беспокойных душ и перекормленных туш, с гиканьем отправляются в одну сторону, а наш экипаж до гостиницы "Славутич", то есть, совсем в другую. Это обычная и надо сказать очень правильная тактика, не расселять экипаж и туристов в одну гостиницу. Зачем пересекаться тем, у кого разные цели и задачи. Прочитав крайнее предложение, понял, что не прав. Гоню, конечно. Цель у всех одна единственная, оттянуться, как следует. Отдыхать дома будем. Именно поэтому первый вечер, алкогольный. Но остервенения чрезмерного как-то не было. Самое большое безобразие, которое мы себе позволили, это прокричать с балкона в ночной город: "Я люблю тебя, Киев!", ну просто дети, правда?
Конечно, как и все, мы ездили на экскурсии, бродили по городу. Но что я могу сказать своим бледным языком о Киево-Печёрской Лавре? Промямлить что-нибудь псевдовозвышенное, перечислить все мне известные, самые изысканные прилагательные, в самой крайней степени восхищения. Скажу лишь, что для русского, для верующего человека, древний, православный Киев, так же славен и важен, как и Иерусалим, для любого христианина.
Как-то я отстал от своих товарищей и решил подождать их на небольшой прихрамовой площадке, на скамейке. Курить в Лавре нельзя и я вынужден был наслаждаться чистым утренним воздухом и рассматривать монахов и туристов. Недалеко от меня стоял батюшка и с кем-то беседовал, мимо в обычном туристическо-броуновском движение мелькали зеваки. И вот я вижу, как к православному священнику подходит какой-то мужчина, он опускается на одно колено, целует батюшке руку, склоняет голову и тот осеняет его крестом. Пока я сидел некоторое время на скамейке, к батюшке подходили многие: мужчины, женщины с детьми, монахи. Всё время повторялся этот покорный ритуал, коленопреклонение, поцелуй руки, склонение головы, как просьба для благословения. Разноречивые, противоположные чувства вызывало во мне всё увиденное. Атеистическое детство, непокорённое чувство собственного достоинства, непонимание, неприятие догматического авторитета, да просто ощущение рабского унижения, боролось, сталкивалось, с новыми впечатлениями. Было удивительно замечать, как нечто большее, чем необходимость и обязательность, объединяет этих людей, сумевших обуздать свою безосновательную гордость и самомнение. И тот, кто решил для себя эти вопросы, не стал ли обманутым, не стал ли обманщиком?
Если бы для всей этой бредятины, которой я сейчас, заполняю клеточки своей тетрадки, нашёлся хоть один читатель, то он как добрый малый, улыбнулся над моими простодушными страданиями. ОК, тогда до свиданья!
Уже себе самому напомню, что рядом с центральным вокзалом, есть замечательный русский театр. Прогуливаясь по Хрещатику, мы купили билеты на вечерний спектакль. Из всей бригады пошли только двое, я и ещё одна стюардесса. До антракта, американская комедия, слегка горчила, и поэтому мы даже задержались в буфете. Коньяк и шоколад, были куда веселее. Но, во втором отделении, зал задыхался от хохота и аплодисменты, кажется, разбудили жителей соседних домов в этот поздний вечер. После окончания действия, актёры и зрители, очень пожалели, что в такой компании и по такому поводу, уже никогда не соберутся вместе. Без нас, к сожалению, уж точно.
Бенилюкс, Франция, Германия, Польша, Белоруссия.
Так уж выходит, что о чём бы я не начинал рассказывать, я возвращаюсь ко времени, которое принято называть, "девяностые". Объяснение простое, для всех кто родился в "семидесятые", в силу решающего возраста (от многообещающих двадцати, до разочаровавших тридцати лет), это первый осмысленный, самостоятельный, серьёзный и одновременно, ещё "безбашенный" отрезок жизни. К тому же вышло так, что кроме меня и моих сверстников, по этому тесту по социологии, экзаменовалось всё население новой, себя ещё не обретенной заново России. Колошматило и трясло, всех и каждого, и российскую авиацию не меньше остальных. Единый монолит "Аэрофлот", рассыпался на великое множество авиакомпаний. Границы открыли, и граждане, протухшие в консервированной, советской изоляции, со скоростью напуганных тараканов стали разбегаться по земному шару. Массовая эмиграция, вот база и начало, международных воздушных линий, немосковских, провинциальных авиакомпаний. Чартеры, позже регулярные рейсы, "битком" уходили в одну сторону. Из Сибири, сотни тысяч "русских" немцев, целыми деревнями перебирались в Германию. Во Франкфурте и Ганновере, открывались представительства сибирской авиакомпании. Внутри компании, среди пилотов и проводов, развернулась крысиная возня, за кусок валютного пирога. Мы ведь всё - таки, страна и общество азиатского толка, поэтому в подобных раскладах, на первый план выступает, клановая идентичность, родственные связи. "Бай", хозяин, хан, барин, вершит суд, отбирает самых преданных, покорных, льстивых, зависимых. Те же, кто не может похвастать своей близостью к элите, могут рассчитывать на снисхождение, за оказание услуг и покорное обслуживание властидержателей. Может кому-то кажется, что со временем, структура общества и правила игры изменились, святой "наивняк"!
Короче, служба бортпроводников, в начале 90-х, разделилась, на опричнину (во главе с начальником, и сытых от валюты и открывающихся возможностей, отборных проводов) и всех остальных. Я, вполне заслуженно, оказался на периферии этой пирамиды счастья, там, где свой налёт, вписывали в лётные книжки, проводники, летающие над бескрайней российской земщиной. Всё дело в том, что кроме отсутствия обязательного в таких делах "блата", на работе, я просто "отбывал номер", всё самое важное, находилось вне службы, далеко от авиакомпании и аэропорта. Непосредственные мои руководители, принимали это, за мою ограниченность и инфантильность, начальники высшего толка, вообще прибывали в параллельных мирах меркантильного мироустройства. Помню, такой вопиющий, в глазах руководства случай. Я, о чём-то разговариваю с зам.нач. службы, и она, отправляет меня к нач.службы, для уточнения каких-то деталей моей проблемы, и называет босса по имени-отчеству. И вот, когда она понимает, что я уже вторую минуту, стою перед ней и соображаю, о ком это она говорит, она "взрывается": "Ты что, даже не знаешь, как зовут, твоего руководителя!!!". "Да нет же, знаю, конечно", вру я не краснея. Но, про себя думаю, в то же время: " Зачем мне её имя, да ещё с отчеством, я открытку поздравительную ей не собираюсь подписывать". И вот поэтому, когда мне пришла в голову сумасбродная идея о том, что я вполне созрел для того что бы увидеть своими глазами старушку Европу. Я отправился на центральный проспект Новосибирска и купил, очень популярный в те годы способ покорения старого континента, автобусный тур.
Это был десятидневный вояж, начинавшийся из серой, осенней Москвы, поездом до Бреста и дальше, исключительно на "басе" и строго на Запад. Сначала Варшава, потом через всю Германию до Берлина, далее Франция, Люксембург, Бельгия, капельку Голландии и обратно, до Бреста, ночным автобаном, с остановкой в Кёльне. Расписывая все радости моего будущего путешествия, меня предупредили, что получением моей Шенгенской визы, будут заниматься уже в столице, сотрудники головной фирмы. Для этого, мне назначили встречу (по-моему, на станции метро Октябрьская), утром, в день отъезда. Уже и не помню почему, я вылетел в Москву, на день раньше, сдаётся мне, что-то заставило меня поторопиться и совершенно, как оказалось, не напрасно. В Московском офисе, я окончательно удовлетворил, все свои самые нехорошие предчувствия. То-то они удивились, узнав, что должны завтра где-то со мной встретиться и (ещё чего!) отправиться в посольство, и торчать там, что бы видите ли мне паспорт штампанули. Туроператоры московской пробы, и смеялись и плакали, правда, не прогнали "крепостного" провинциала, сказали, ну раз сам пришёл, сам своей судьбой и занимайся. И это лучше и честнее, должен был я признаться язвительным московским хохотушкам, чем сходить с ума, бегая по станции метро, в поисках того, кто никогда не придёт, и не собирался приходить и знать тебя не знает. Вот это, настоящий идиотизм!
На следующее утро, я стоял в живой очереди, у проходной Французской дипломатической миссии. Не знаю, как сейчас, а тогда, это был старинный московский особняк, громадиной нависающей над улицей. Визовый отдел, располагался во внутреннем дворе, в современной пристройке. В десять утра, я уже сдал паспорт, и внимательно вслушивался в фамилии, которые ужасно безбожно коверкая (что вполне простительно, для изнеженного французского) выкрикивали, из крошечного окошечка, сотрудники посольства. Французы забаррикадировались за стеклянными витражами и до повторения тех, кто не понял или не расслышал, не опускались. В контакт с варварами, вступал только один несчастный, принимая и выдавая документы. Четыре часа, я был само внимание, прислушиваясь к мурлыканью француза из окошка. Зал ожидания, переполненный ещё утром, опустел. Несколько раз, pardon, sorry, я подступался к амбразуре, из которой выплёвывали красные корочки. Француз, то делал вид, что очень занят то, что вообще не понимает, что от него требуется, а где-то без десяти два, просто отмахнулся от меня бутербродом с сыром. Что не видишь варвар, у меня ланч, как вы все достали! Я посмотрел на пустой зал, на медленно ползающих сотрудников за стеклом. Мой брестский поезд уходил в 14.45, паспорта, словно и не было. У входа в зал, сжимая в руках, толстенькие пачки с документами, давили друг друга, выбирая выгодную диспозицию, как я понимаю, толпа жаждущих попасть в Европу, явно не на десять дней, мои сограждане. Времени для размышлений, поисков вариантов, обдумывания ситуации, не осталось. Я вытащил руки из карманов и схватился за голову. Пора было задуматься над тем, как пережить этот облом, объяснить себе самому, что, чёрт возьми, вся эта идея с Европой, с самого начала была полной бредятиной. Из моего кармана выпала монетка, механически я поднял её, и медленно, обречённо пошёл по залу, и совсем не замечая, зачем и почему, проходя мимо недоступной "прозрачной Франции", стал стучать по стеклу ребром монеты. Люди по ту сторону вздрогнули, повернулись в мою сторону. Я мешал им проглатывать салями и круасаны. Кто-то пролил кофе на манжет, кто-то выдавил соус на юбку. Есть!!! Хорош лопать! Стёкла задрожали, моя монетка, встала им костью в горле. Потом пять минут, мы орали друг на друга. Я, от отчаяния и злобы и от ощущения возможности, что всё ещё можно исправить. Они, наверное, от того, что я орал на них, то есть, как со мной ещё говорить. Чудом не раздавленный на выходе, с паспортом в зубах, я за полчаса долетел до Белорусского вокзала и за пять минут до отхода поезда, курил у вагона, не чувствуя дыма своих сигарет. И потом ещё одну и ещё, пока состав не тронулся, в сторону белорусской границы.
Всю вторую половину дня, ночь и до раннего утра, как и положено, в мужской, купейной компании, пили водку, закусывая пирожками. Мои собутыльники, это трое автобусотуристов и быстропьянеющий, по понятным причинам, гражданин Чада. Уже после первой поллитровки, он расшумелся и распоясался, не-поафрикански. Мы с большим трудом успокоили слабенького иностранца, извиняясь перед проводницей. Дескать, водка напиток тяжёлый, и для неподготовленных чужеземцев, порою, убойный. Русские же хлопнули ещё по чуть-чуть и уснули. Одним из моих соседей, был моим попутчиком по автобусному туру. Десять ближайших дней, нам предстояло делить один ряд кресел, один номер гостиницы, короче любоваться рожами друг друга, несмотря на настроение и желание общаться. Его фамилия, мне запомнилась надолго, Нетчипоренко, и это, я скажу, было ещё то- чудо. Уже в поезде, он начал канючить, что никуда ехать ему не хочется. Из его рассказов выходило, как будто против его воли, почти насильно, собрали и выпихнули бедолагу, в это не нужное для него путешествие. Мистер Нетчипоренко, маленький, рыжеволосенький, с не снимаемой гримасой скуки на лице, говорил мало, в основном грустно помалкивал, а всё что он говорил, было пресным нытьём. Эмоции, были ему не интересны. Вообще оживлённым, разговорчивым, способным на действия и поступки, я увидел его единственный раз, и произошло это, на второй день нашего знакомства. На границе Белоруссии и Польши.
О, наша граница! О, наша таможня! О, эти садисты в мундирах, с лицами уставших палачей! Сначала, наш автобус, шесть часов держали в очереди. Ни начала, ни конца, очередь не имела. Она и существовала, лишь в воображение пограничников. После бестолкового, утомительного ожидания, офицер дал команду, и нас впустили в зал таможенного контроля. Вот здесь-то, с "моим" Нетчипоренко случилась истерика.
"Дима, что делать?! Помоги я попадусь ох, зачем я поехал, зачем, зачем?!". Его трясло от страха и напряжения, когда делая одновременно десятки хаотичных движений, он выворачивал карманы своей куртки и вытряхивал из сумки своё шмотьё. Отовсюду выпадали, туго скрученные долларовые рулончики. Тут же, он запихивал их себе в трусы, рукава, носки. Такой же зелёный, как и заначки, запрятанные в самых укромных местах одежды контрабандиста Нетчипоренко, ни живой ни мёртвый, он просочился на польскую территорию. " Откуда бобла у тебя столько?", спросил я его, когда мягкий, как ватное чучело, уселся Нетчипоренко рядом со мной в автобусе.
"Да я это, в газовой компании работаю", прошептал он.
"Спекулируешь собака, за счёт наших природных ресурсов?", неудачно попытался взбодрить я "живой" трупик моего компаньона. Но запах опасности уже иссяк, Нетчипоренко, как артист выдохся и замолчал до самой Варшавы.
Старая Варшава потрясающая но, во-первых, остановка была очень короткой. Два часа на обзорную, достаточно скомканную экскурсию, здесь костёл, там костёл, горячая сосиска с кофе и адью. А во-вторых, я много раз до этого бывал в Львове, очень мною любимом, и что-то особо нового, увы, в польской столице не увидел. Так вот пару часов отдыха и как положено в автобусной жизни, в дорогу, вперёд. Первая ночёвка, в местечке Шведска, в небольшом отеле, рядом с немецкой границей.
Наша группа у стойки ресепшен, получаем ключи от номеров. Выдаёт их, согласно списку, наш гид Света. Строгая, очень серьёзная, молоденькая девушка. Меня, она с самого начала пути, открыто игнорирует, всячески не замечает и держится подчёркнуто холодно. Когда я подхожу к ней, чтобы получить мой ключ, она поднимает на меня свои удивлённые глаза и какое-то время, мы просто смотрим, друг на друга и молчим. И вдруг, она "выдаёт": "Что вам нужно!? Что вы хотите от меня?". Вот это да! "Ничего, кроме моих ключей, пожалуй", отвечаю. С нескрываемым призрением, мне выдаётся мой ключ. Бедная девчонка, после подобных выходок понимаешь как, наверное, больно обожглась она, на таких "одиноких" туристах, вроде меня.
Утром Адам меняет Сбишека. Это наши водители, поляки. В имени Адам, ударение на первой гласной, что не привычно для русского слуха. Оба, отличные водилы, да и мужики, что надо. Всегда улыбаются, всегда всё ОК, дружелюбные симпатяги, хозяева нашего дома на колёсах. Всю дорогу мы угощаем друг друга сигаретами, кофе, минералкой.
По сравнением с нашей пыточной, немецкая граница, праздник какой-то. В автобус заходит офицер, проверяет у каждого паспорт, улыбается, прощается и исчезает. Въезжаем в Германию, у шлагбаума Сбишек кивает в сторону стоящего на обочине автобуса. Он окружён немецкими пограничниками, выглядят они, явно встревоженными и растерянными. На бортах у автобуса, синими буквами, на белом фоне крупно, почему-то на английском, написано страшное "Chernoble". Трудно с таким адресом, попасть в пугливую Германию. А мы мчимся по гладкому автобану на Берлин. Уже к вечеру, мы в его пригороде. Ещё немного и мы выслушиваем, следующий план действий. Собственно план у каждого свой, но в час ночи, наш автобус от Берлинского зоопарка, не дожидаясь опоздавших, покидает этот город.
Первый визит в Берлине в банк, в отдел обмена валют. В те ветхозаветные времена евро, не была единой европейской монетой. В Польше, Германии, Франции, "ходили" собственные гроши, марки и франки. Пока я ожидал своей очереди, наблюдаю в окне напротив, как потерянный, никому не нужный, всеми брошенный, стоит бедолага Нетчипоренко, обтекаемый потоками толпы. Мне стало жаль горемыку. Обретя "дойчьмарки", я вышел на воздух и подошёл к сироте.
" Ну что, пойдём, старина, Берлин скучал без нас, пошли, обрадуем его!".
Долго направления искать не стали, повернули на ближайшею улицу. Это оказался квартал Cannabis streets. Магазины, лавочки, торговые ряды, для любителей "пыхнуть". Что Нетчипоренко, я не поверил своим глазам. Трубки, бульбуляторы, кальяны, мундштуки, портсигары, кисеты. Сотни шкафов и полок, на которых горы всевозможнейших приспособлений для курения ганджи. И кроме этого, флаги, футболки, джинсы, шарфы, значки с конопляными листьями в полный рост, или гигантскими дымящимися "косяками". Обычные разноцветные, перемешаны с полосатыми "растаманскими" темами. В памяти остался один святотатский сюжет на майке, где Иисус, распят на кресте "косяками". Вот такой, была первая улица в Европе, где оказались, я и Нетчипоренко. Спрашиваю у одного из продавцов: "А что, купить то самое, что забивают в эти трубочки, у вас можно?". Тот мило улыбается, но отрицательно качает головой. Покупаю несколько значков, с эмблемой расширяющей сознание травкой. Приобрести что-нибудь, типа: "I smoking marihuana every day, and I like it! ", не решился. Разве мог я предположить, что через десять лет, даже где-нибудь в далёкой сибирской деревушке, на ещё бестолковых головках дошколят, можно будет увидеть, не будёновки со звездой, как в моём детстве, а бейсболки с вышитыми, почти натуральными конопляными листьями. А что, мамаша купила сынуле, что бы солнце темечко не напекало.
Не смотря на вызывающею вакханалию свободы вокруг нас, Нетчипоренко плетётся за мной, ничему не удивляясь. Его пустые глаза скользят по витринам, он видит только одежду и непонятные предметы, они не вызывают у него интереса. Как не поражают его Бранденбургские ворота, может и в правду уже выглядящие просто и даже обыденно. Я не сразу узнал их. Они были больше похожи, на незамысловатые, прямоугольные, вертикальные арки, сквозь центральные проносились автомобили, через боковые, плотным строем, катились велосипедисты. Да, но ведь совсем недавно, эта была глухая, железная дверь, между двух миров. Это сейчас всё мирно, по-домашнему. Мой отец, вначале 80-ых, был в ГДР, и я помню те его чёрно-белые снимки Рейхстага и Бранденбургских ворот. Серый, унылый, пугающий фон, пустая площадь, люди в военной форме, закрытые наглухо шлагбаумы, за которыми вражеский Западный Берлин, Запад.
Я прохожу ворота несколько раз туда и обратно. Соединяю стороны света, скрепляю время, объединяю Германию, дурачусь короче.
Недалеко от Рейхстага, уговариваю Нетчипоренко зайти в кафе. Заказываем кофе, булочки, потом я зову официанта и прошу принести бутылку вина. Выбираю в меню, немецкое, трёхлетней давности, полусладкое. "Вэйтер" в белой рубашке, при бабочке (и поверх, длинный до носок ботинок, чёрный фартук) лихо открывает бутылку, бросает пробку в бокал, наливает немного вина и замирает в ожидании. "Сволочь!", думаю я, "Что за выпендрёшь, пробку сам потом достанешь? Нормально можно было, принести бутылку, открыть, поставить и уйти?". Но это всё монолог внутренний, внешне я как бракованный сомелье, немного пошмыгал носом в бокале, чуть пригубил, чуть подумал, приподнял брови, распознавая послевкусие, и закончил дегустацию лаконичным, одобрительным: "Fine". Официант забрал бокал с пробкой и удалился, Нетчипоренко закончил ковыряться в носу. Вино и в правду было прекрасным.
Потом, долго и радостно, хотя совершенно бесцельно, мотались по городу. Слушали уличных музыкантов, бросая в футляры от инструментов мелочь. Жевали на ходу сосиски, с кетчупом и горчицей (мы купили их прямо на улице, продавщица, пожилая немка, по-английски не понимала и всё спрашивала что-то по-немецки, услышав в ответ русскую речь, громко стала кричать, во все стороны: "Катюша! Катюша!"). "Вот смотри Андрюха, как крепко в подкорке засела у немцев наша реактивная установка, так накрыло, что не отпускает!", пытался я разбудить, летаргического Нетчипоренко.
В полночь, разыскав наш автобус, я затащил ленивца в пиццерию. Перекусить, попить пиво, перед дальней дорогой. Огромную, с грибами, с сыром, с колбасами разных сортов пиццу, на круглой деревянной подставке, принесла на наш стол, сама хозяйка заведения. Пицца была такая сытная и необъятная, что мы смогли осилить только половину, и только из уважения к радушной хозяйке. Увидев, что мы засобирались, она нешуточно опечалилась и так как по-английски не знала ни слова, мы могли лишь по жестам и мимики догадываться, о чём она говорила. Может быть: "Как, это было не вкусно? Ребята, вам не понравилось? Боже, Боже мой!".
В полвторого, дождавшись, как обычно не пунктуальных русских, которые всегда и всюду опаздывают, Адам взял курс на Париж. Я отыскал в плеере радио, где регги и блюз, сменяя друг друга, поют колыбельные, и уснул где-то далеко от Берлина.
Отель "Найшенл", на шестнадцатой линии, на улице святого Давида, рядом со станцией ля Шопель (Башня) метрополитена, вот наш адресок в Париже. Только двадцать минут по приезду, столько нам дали, что бы сполоснуть лицо и руки от дорожной пыли, и бросить вещи в номере. В холле отеля, нас ждала наш новый гид Елена. Невысокая, сероглазая, с чудесной открытой улыбкой. Помню, она была одета в чёрную, двубортную шинель, с блестящими пуговицами и тёмный платок, опускающейся на плечи и закручивающейся как шарф. С усталыми туристами, сюсюкаться она не собиралась, сразу сообщила, что мы опаздываем и напомнила, что по плану сейчас, у нас прогулка на теплоходе по Сене. С этими словами, она вывела нас из отеля и потащила к метро. Мы поднялись по лестнице на станцию (а одно из старейших в мире парижское метро, не только опускается под землю, а чаще, особенно в центре, наоборот, возвышается над улицами, где-то в районе третьего этажа). Группа замотанных и тугосоображающих русских туристов, забилось в уголке, и ждала указаний своей новой госпожи. Тут, ещё совсем некстати, я обратился к нашему проводнику с просьбой: "Лена, извините, знаете, что бы ни терять времени, может научите разбираться в схеме подземки?". К моему удивлению госпожа, не раздумывая, бросила своих подопечных, подошла со мной к плану станций и мы отправились в воображаемое путешествие по линиям метро, захватившим весь город. Потом я спросил, возможно, ли позвонить из Парижа в тайгу, где между ёлок и медведей, живёт немного людей, моих земляков. "Это не сложно", ответил мне добрый, цивилизованный гражданин Елена, "Я сейчас куплю телефонную карту для вас, и вы сможете с её помощью, с любого автомата, звонить в самый дальний уголок мира. А у вас там уже есть телефонная связь?". И мы отправились за картой, всё было бы хорошо и весело, если бы не тяжелые, отчаянные взгляды странных, каких-то потерянных людей, внимательно следивших за нами. Обидно, Елена вспомнила о своей работе, спохватилась и потащила детишек дальше, пока те не расплакались.
Не знаю, может это и романтично плыть по Сене, на битком набитом теплоходе, выкручивая голову, налево, направо, вверх: "Это Александровский мост, названный так в честь российского императора Александра 1", и бла, бла, бла ещё на трёх языках. Но не люблю я этих коллективных, обзорных экскурсий! Пресный, заученный бубнёшь экскурсовода вгоняет в сон. Информация льётся рекой сквозь тебя, и протекает мимо, пропадает. Тебе указывают обратить внимание на то и на это, но заострить, приглядеться, любоваться, на это времени нет. Мешанина в голове нагромождается, как ханский курган и, в конце концов, рассыпается на осколки беспамятства. Ты ужасно устаёшь и чувствуешь, что твои ожидания, как всегда не оправдались.
На следующее утро, после для русского желудка простаки смешного и совсем уже легкого завтрака (ну ещё бы, такое изобилие джемов, круассанов, сыра, кофе, столы ломятся, а поесть нечего). Мы отправились на самую полезную экскурсию во французской столице, на парфюмерную фабрику. О, как обиделись на меня моя мама и сестра, когда я поведал, сколько декалитров французских духов, в розлив и в изысканных флаконах, фруктовых, цветочных, и черт те знает ещё каких, можно было приобрести совсем недорого, по фабричным, бросовым ценам. Всё, что я смог промямлить в своё оправдание, что уже после нескольких пробников, моё обоняние, было блокировано абсолютно. И что бы ни уйти совсем уж с пустыми руками, я купил, сволочь такая, для себя, большой пузырёк "EAU DE HONGRIE", по счастливой случайности, совершенно сумасшедшего аромата и стойкости. Вытравившись из Fragonard на свежий воздух, я решил, что хорош уже этого колхоза и, купив жареных каштанов, пустился в так мною любимый freestyle.
Между прочим, поджаренные на дырявой крышке каштаны, на вкус были очень похожи, на печёную в костре картошку. Ну и понеслась, парижские бары и кофешки, гигантские хот-доги, кофе за столиком, кружка пива за стойкой. Кстати, немного позже меня просветили о том, что цена за напитки за барной стойкой или за столиком, ненамного, но отличается. Но, ещё не зная об этом, я сначала присаживался за стоечкой, выбирал себе какой-нибудь "элефан", расплачивался и перебирался за столик у окна. И, что это бармен, так смотрит на меня и кривит губы, думал я тогда, отхлёбывая разливного слоника.
Бродяжничество по улицам нового города, дело приятное, но совсем не простое. Можно стоптать в кровь ноги и ничего не понять, не увидеть, не разглядеть. Удовольствие, в данном случае, даже не в том, что бы найти что-то новое и экстраординарное, или отметиться в числе посетителей известных культовых "плешек", а в том, что бы пусть ненадолго измениться, стать жителем этого города, беспечным аборигеном.
Всё может быть центром твоего внимания. И не обязательно поддаваться стадным, общепринятым ориентирам. Лувр, на внутренней площади, тонированная, невысокая, стеклянная пирамида. Сейчас, это вход, в резиденцию французских королей и один из самых-самых музеев мира. Я не стал пробовать на вкус "слоёный" пирог, французского и мирового искусства. Пробежать глазами, пройтись пару залов, просканировать одну или две мировые эпохи, то есть заглянуть во вселенную, так одним глазком, в пол-уха? No, спасибо! Один день в Эрмитаже, вполне ясно доказал мне, что самое важно при посещение всемирных памятников культуры и искусства, это реалистичное представление о том, где ты находишься и что можешь увидеть. Чем большей информацией обладаешь, чем точнее, глубже знание истории в твоём распоряжение, тем ярче, интереснее, захватывающе впечатления и эмоции. Именно вследствие всего сказанного выше, Лувр, в моей памяти, это чудесное место в самом центре Парижа, где можно было вкусно и дешево пообедать. Мексиканские, итальянские, французские вариации чревоугодия, в виде нескольких залов самообслуживания, были устроены рядом с входом, в святая святых. Интересно, полагалось подкрепиться до того, как предаться наслаждению любоваться творениями времён Ренессанса или уже после того, как прикоснулся к тому, что осталось от древнеегипетской цивилизации, может тогда, аппетит страшный, беспощадный, фараоновский.
Сами можете представить, сколько особенного, экстранеобычного можно встретить в Париже, и ещё больше не успеть. Выставочный зал имени Жоржа Помпиду (президент французской республики, 70-ые). Фишка архитекторов в том, что всё обычно скрытое, начинка современных зданий (вентиляция, водопровод, канализация), выставлена наружу. Ярко окрашенные, обёрнутые фольгой, трубы и трубочки, опутывают прямоугольник здания. Благодаря этому оригинальному решению, свободного места в центре искусств значительно прибавилось. Недалеко от центра Помпиду, фонтан любви, или что-то в это роде, где чудаковатые персонажи: гигантские губы, уродливые ассиметричные головы и ещё, что-то совершенно абсурдное, непонятно как и зачем, сколоченное, во что-то целое. Так вот, это скопище монстров крутится, разбрасывая воду или выпуская струйки водички и, несмотря на несуразность и гиперувеличенность, вовсе не пугают. Великолепное отображение разнообразие вкусов и отношений, не только к искусству, но и к любви, кстати.
Монмартр. Чтобы дойти до чудесного, белокаменного храма на вершине холма от моей гостинице, надо пройти совсем немного. Но, зато двигаться придётся по кварталу секс-шопов, и отбиваться от зазывал-полиглотов. От одного борделя до другого, они преследуют и пристают ко всем, стартуя с французского и бросая в спину, приветствия и насмешки по-турецки и по-русски. Выплёвываю бычок "Галлоаса" на тротуар и вхожу в бездверный магазин "Tati", кто-то говорил, что его название, это сокращение, от знаменитой русской дворянской фамилии "Татищев". Одежда небрежно свалена в большие корзины. Разноцветные французы, пуская слюнки, долго, с наслаждением, ковыряются в мятом тряпье, разворачивают блузы, рубашки, трусы, щурятся на этикетки.
Еле волоча ноги, под темнеющем небом города, добираюсь до своего номера в гостинице. Под потолком, немного освещая комнату, живёт своей жизнью телевизор. В состоянии не лёгкой прострации, в видом вынужденного эмигранта, ни понимая, ни слова, как-то сквозь экран, глядит на голых девушек мытарь-Нетчипоренко. Немного отдохнув, почти пинками вытаскиваю тверьчанина на воздух, объясняя насилие над личностью, необходимостью "что-нибудь поживать, а то сдохнем от голода, да и пивка хлебнём, может, взбодришься, газовщик малахольный".
Мы уезжаем ближе к центру, так что бы Нотер-Дам, был виден из окна ресторана. Дринькаем пиво, Нетчипоренко вздыхает и как всегда молчит. А я и так сегодня помолчал предостаточно, поэтому у меня, приступ острой, эмоциональной лингварэи(?). Ни замолкая ни на секунду, тащу Ничипоренко к телефону-автомату. Мой недоделанный Пьеро, как-то говорил, что дома его ждёт, возлюбленная Мальвина. Матами, угрозами и снова русским матом, выпытываю номер телефона несчастной подружки и тут же, набираю невероятно длинную комбинацию этих цифр. Когда в исконно русском городе снимают трубку, вручаю Нетчипоренко подарок (возможно, самый романтичный телефонный звонок в жизни, Париж-Тверь). Не трудно догадаться, что демон отчаянья и безнадёги, давно парализовал волю и сознание безрадостного Нетчипоренко. Он мычал в трубку своей тверской Лауре, невыразительные и мудяцкие фразы, типа: "Ну да, в Париже, где же ещё..Не знаю, не видел...Домой хочу, устал..Да нормально всё..". Я отобрал у телефона карту, вырвал и бросил трубку, приговаривая: "Хер с ними, с франками, хер с ними".
В вагоне парижского метро вечерний переаншлаг. Нетчипоренко сидит рядом, я говорю достаточно громко, наслаждаясь редкой возможностью, нести любую околесицу, и вряд ли быть понятым окружающими.
"Андрюха, не спорю, мы с тобой лузера высшего, можно сказать гроссмейстерского уровня. Именно поэтому, предаваться печали и скулить, нет никого прока. У нас с тобой одна, очень простая забота, получать бесплатное удовольствие от здесь и сейчас, и место, братишка, вполне подходящее. Осмотрись вокруг, вот они, десятки интереснейших персонажей, Вавилонище! Современное смешение рас, стилей жизни, вкусов в одежде, обычаев и верований и правил поведения. Вот смотри, напротив нас, вполне типичное для местной городской среды, немытое чучело". Перед нами, врядли наслаждаясь соседом, орущим на тарабарском языке, сидит молодой абориген в бейсболке. И я приступаю к любительской "разделке" случайного попутчика, не хорошо конечно, ну что поделаешь, Остапа понесло.
"Ну вот, в твоей родной Твери, Андрюха, за подобный прикид, линчевали бы бедолагу, причём прямо в центре города, сами же блюстители порядка (дело было в 1997 году). Как должен выглядеть наш с тобой соотечественник(1997)? В каком виде, не стыдно показаться и в экс-немецком Калининграде и на авторынке города Находка. Стрижка, как у младенца, спортивный костюм (он, хоть и зовётся тренировочным, упражнения выполняются, обычно с пивными бутылками). Из, прости Господи аксессуаров, золотые цепь и перстень, и пузатая барсеточка. Этот же крендель, весь состоит из поводов, убить его, за вопиющее нарушение правил дресскода! Длинные волосы, проколотые уши, закольцованные руки, да за подобные штучки, короче, сука, сдохни пидор!(1997). Но самое интересное, Андрюха, вовсе не это", говорю я и оглядываюсь по сторонам, на одной из станций наш поезд, стоит уже минут десять, и не понятно почему, и как ещё долго. "Ты посмотри повнимательнее в его глаза", думая уже совсем о другом, заканчиваю я. " Глазища краснющие, как налитые кровью, зрачки посмотри, сужены до игольного кончика, он же удолбанный в хлам, укуренный или уколотый, или всё сразу. Сюда в метро пускают всех подряд, билет покупать не обязательно, прыг через турникет и готово. Даже полицейские, с какими-то невообразимыми, фантастическими автоматами, рыскающие по платформам станций в поисках "зайчиков", кажется, таких как этот, совсем не пугают".
По внутривагонному радио, вот уже несколько раз, звучит какая-то тревожная информация. Добрая половина пассажиров покинула вагоны и столпилась у метропоездов, застывших с открытыми дверьми.
"Где-то по линии произошла авария, дальше поезда не пойдут, по крайне мере, ещё полчаса". Добровольным переводчиком, был парень в бейсболке, сосед напротив, та самая "жертва", с мутным наркушиным взглядом. Конечно, мы познакомились, он оказался моим тёзкой, Димычем. С этих пор, он запомнился, как Димыч в бейсболке. Это был мутнейший тип, как я и предполагал, законченный любитель гашиша и героина. Всё время о чём-то вравший, впрочем, как и любой нарк, частенько забывающий, где он и с кем. Но, времени выбирать себе порядочных знакомых, у меня не было, что Бог послал. Я пригласил его в гости, в отель. Откуда он, я так и не понял, как и все мелкие жулики и лжецы, он выдавал себя за земляка, для тех с кем в данное время общается, то есть, он был из Новосибирска и из Твери одновременно.
Уже через полчаса нашего знакомства, мы сидели в нашем крохотном номере, на улице святого Давида и раскуривали ароматнейший, марокканский гашиш. Нетчипоренко, таращился на нас, как на персонажей из преисподней. Димыч в бейсболке, куда-то торопился, обещался быть завтра вечером, пожал руку полуобморочному Андрюхе, и уехал. За окнами, уже совсем поздний ноябрьский вечер, в номере трусишка Нетчипоренко, как обычно, молча борющейся, с приступами раздирающей его мозг энтропией. Оставляю его одного, и отправляюсь бродить, по пустым улицам. Недалеко от отеля железнодорожный вокзал. Недолго смотрю, как пыхтит маневровый тепловоз, растаскивая вагоны, недолго попиваю пиво в пустом баре. Я бы посидел подольше, в "ушах" плачет об осеннем сплине шансонье, или на другой FM волне, недосягаемый "чёрный" голос, останавливает время и запускает его вновь. Но, бармен вздыхает громче, чем играет музыка в моём плеере и бросает в мою сторону такие не добрые взгляды, что, кажется, вот-вот бросит в меня бутылкой. Я, спасая свою жизнь, выхожу из бара и направляюсь в метро, согласно схемы, отсюда одна остановка до ля Шопель. Но спустившись под землю, понимаю, что сейчас моя очередь, почувствовать себя в преисподней. В переходах "бьёт ключом" ночная, разухабистая, криминальная жизнь парижского метро. Негры, всех оттенков чёрного и кофейного, заправляют этим подземным, разбойным миром. Я не прошёл и двадцати шагов, что бы понять, если двинусь дальше, доставлю огромное удовольствие этим гориллам. Что за фантазии обитают в их головах, опутанных грязными дреддами и доверху наполненными наркотой, и думать не хотелось. Через минуту, я стоял наверху, правда, легче не стало. Как добраться до "дома" поверху, я совершенно не представлял, компас разбился, карта потерялась, звезды закрылись облаками. И вот тут, я пережил ещё одно, новое для меня, эмоциональное потрясение. Встреча с белым человеком! Такое расовое, типологическое соответствие. Я взмолил о помощи, назвал адрес гостиницы и признался, что очень устал, help! мой бледнолицый брат. Европеоид, был даже очень рад помочь, тем более, что как он думал, ему это не будет стоить никаких усилий. Он показал рукой за мою спину. Месье, вот метрополитен, проедете одну остановку, пять франков, пять минут, был рад помочь. Какой, наверное, у меня был жалкий вид, если когда я попросил его не напоминать мне о подземке, а объяснить, как мне пройти пешком, он не стал спорить, а просто проводил меня до дверей отеля. Спасибо, тебе добрый самаритянин.
Следующий парижский денёк, начался для меня, ближе к обеду. Меня разбудил Андрюха, он вернулся с экскурсии из Версаля. Ничего, о бывшей загородной резиденции французских королей интересного или полезного, в его голове, к тому времени, как он ввернулся, уже не сохранилось. На мой идиотский вопрос, только что проснувшегося человека: " А скажи-ка, Андре, способен ли Версаль затмить наш Петергоф?". Месье Нетчипоренко, только развёл руками, он торопился на очередную экскурсию. Я же поторопился испить в ближайшей кофейне, самый бодрящей, из неалкогольных напитков, что бы посвятить несколько часов парижским магазинам. Но, перед тем как ознакомить тебя, с очень коротким и незамысловатым списком моих покупок, хочется вспомнить о наиприятнейшем отношением парижских продавцов с покупателями. Куда бы ты не пришёл, даже если тебя через минуту пошлют к чёрту, да ещё помогут, всё равно где, в ресторане или крошечной кафешке, в газетном киоске, или в частной лавочке размером с грузовой лифт, сначала с тобой поздороваются. Бонжур, месье! С улыбкой, без неё, в данном случаи не важно. Последуют ли вопросы, после приветствия, всё это будет зависеть от твоего выражения лица, настроения продавца, опять же твоего владения французским (английский, чаще всего принимается во внимание, но может и неожиданно, грубо игнорироваться). Но вот это, "Здравствуйте, месье", прозвучит обязательно. Я привык к тому, что в торговых рядах, тебя либо не замечают, как то, что невозможно увидеть, например, как нельзя увидеть радиоволны, или хуже хитрой цыганки не дают отвести глаз, от фальшивой улыбки продавца-консультанта. А здесь, как-то совсем по-соседски, по-дружески, мягко, не к чему не обязывающее.
Самая удачная моя шоп-рыбалка, на улице Риволи. Большой прямоугольный, чёрный чемодан, с закруглёнными углами, обшитыми кожей. Двусторонние кофейные чашки, для эксспресо, один цвет снаружи, другой внутри чашек и два больших, итальянских, мужских платка. Эти, более чем скромные покупки, были упакованы в новенький чемоданчик, куда я добавил; две дамские сумочки, мужские перчатки и шёлковый шарф, - всё это, для моих родителей, сестрёнки и для себя конечно. Короткий день быстро иссяк, как и мои франки, о чём я совершенно не жалел.
В шесть вечера, я встретился с нашей автобусной общагой, мы отправились в аквапарк, по тем временам, просто сказочным местом. Несколько закрученных высоких горок, джакузи, волна, по сигналу накатывающая на весь бассейн. Форма самого бассейна, это очертания небольшого городка, с мостиками, пляжами, берегами, заросшими тропическими растениями. Я нашёл одно местечко где, если поднырнуть под небольшим импровизированным пляжем (загорать под неоном?), можно было выплыть в открытый, подсвеченный бассейн. Перевернувшись на спину, я лежал на воде, кайфуя от того, что "принимаю ванну" в Париже, избыток хлора в которой, разбавляет холодный, ноябрьский дождик.
В фое отеля меня ждал Димыч в бейсболке, нагло попивая пиво, на глазах администратора. Наглость заключалось в том, что это самое пиво, он украл из автоматов для напитков, здесь у лифта. Буржуйский ящик, для мелких удовольствий, в общем-то, сам провоцировал на воровство. Банки с пивом стояли так, что отодвинув тоненькую задвижку, можно было взять пяток штук, предполагалось, что за это надо бросить монетки, хотя зачем собственно это делать, Димычу понять было непросто. Дурное дело не хитрое, я взял этот приёмчик на вооружение. Мы выпили по парочке "самовыпадающегося", я переоделся и мы двинули на ночные улицы. Начали с того, что спустились к Сене, к её гранитным берегам. Лестницы, арки, подходы к воде, широкие каменные бордюры, клошары распивающие вино в полутьме и звонкой, негородской тишине. Мы передавали друг другу самокрутку с африканским планом, и меня уже нешуточно уносило, от окружавших нас декораций.
"Димыч, не верю глазам своим, вот она не музейная, живая история. От сюда голытьба поднималась мочить королей и разбирать по камушку Бастилию. Сюда приходили пить водку выброшенные из России, нищие русские аристократы. И здесь, наверное, в этих каменных "карманах", рыдали обритые наголо француженки, в сорок пятом. Слушай, уводи меня отсюда поскорей, а то я останусь вино из тетрапака пить с босяками. Когда, я ещё смогу такое себе позволить, побухать в компании с парижскими клошарами". Димыч в бейсболке, ухмыльнулся, и мы поехали на Сен-Дени.
В середине 90-ых, на этой длиной улице, по ночам шла бойкая торговля тем, что никогда не залёживается на прилавках, доступной любовью. Девушки исключительные и исключительно чёрные. Наоуми Кембэл, врядли особо выделялась среди остальных, даже если бы стояла абсолютно обнажённой. Сотни дочерей африканского континента выстроились вдоль тротуаров, в самой агрессивной раскраске, в браслетах, в цепях, в коже. Чёрная королева, предки которой, может быть кочевали по пустыням, встречается с твоим восторженным взглядом. Несколько секунд высшего актёрского пилотажа, пусть и блядского. В её глазах радостный испуг, огонёк восторга, кажется, ничего пошлого, продажного, дрянного. В этом взгляде обещание, чего-то большего, чем механическое совокупление. Разврат, грязь, купля-продажа, это не про неё. Мечта, страсть, наслаждение, иди ко мне.
"Пятьсот франков. Дороговато, конечно и знаешь мимо кассы. Как только заплатил, это сука, теряет к тебе всякий интерес. Ляжет, раздвинет ноги и будет жвачку жевать. Что ты там делаешь ей по-фигу, будет только на время посматривать. Но если хочешь, твоё дело", растоптал, как медведь, мои липкие фантазии, Димыч.
"А зачем, ты меня сюда притащил?", спрашиваю у моего удолбанного экскурсовода. "Не знаю, а куда ещё?", отвечает мой тёзка в бейсболке. Взгляды уроженок Зимбабве и Камеруна, как-то сразу потухли, и я стал просто глазеть на красивых статуэток из "чёрного дерева", как делают это японские туристы, милыми семейными группками, расхаживающие по Сан-Дени.
Потом, мы долго кружили по центру, помню сидим за стойкой какого-то кафе, на входе которого, нас почему-то долго не хотел пускать огромный негр-охранник. Пьём кофе с холодной водой, Димыч ругается по-французски с барменом. Я наблюдаю, как они "грызутся" на таком приятном для русского уха "parle france", и вдруг чувствую, что кто-то обнюхивает мой затылок. Я оборачиваюсь. Упираясь передними лапами на барный стул, выше меня на полголовы, в упор, на меня смотрел огромный французский, пятнистый дог. Глаза у пса василькового цвета. Я онемел. В тот же момент, подошёл хозяин пса-гиганта, произнёс только одно понятное мне слово "pardon". И как мне показалось, улыбаясь, начал объяснять, что пёсик спокойный и безобидный, как кролик. Не очень-то в это верилось, но видимо, монстр был сыт той ночью, или я был не в его мясном вкусе, зато я узнал, что у собак бывают выразительные, голубые глаза. Уже утром, заняв у меня сто франков, Димыч уехал к себе. Был договор встретиться в девять часов у станции метро "Abbesses". Поспав пару часов, я собрал свои вещички и погрузил их в наш автобус, который с туристами отправлялся на ещё какие-то экскурсии. В два часа мы должны были повстречаться у Лувра, у меня было часов пять свободного времени, где-то тридцать франков, не больше, остальное покатилось, кажется в район "нового Парижа". Полтора часа я просидел на лавочке у станции метро, слушая колокола "St-Jean De Montmartre" и рассматривая утренних прохожих. К одиннадцати, стало окончательно ясно, что ни Димыча, ни денег, мне в современной истории не увидеть. Как там говорят цыганки, оболваненным клиентам, из которых, они вытрясли всё до копеечки, скажи себе: "рыба в воде, мои деньги при мне". Ну значит, у меня появился резон ввернуться когда-нибудь в Париж ещё раз, долг, как известно, платежом красен.
Уже в полдень, я стоял на верхней смотровой площадке Эйфелевой башни. Ведь если её ещё не разобрали (вообще-то, предполагалось, что башню установят на двадцать лет не больше) посмотреть на город с её высоты, святое дело для каждого туриста. Символически "плюнув на головы беспечных парижан", я спустился потратить последние франки на поздний завтрак, состоящий из гигантского хот-дога. Это две длинных копчённых сосиски с соусом, помидорами, салатом и кетчупом, зажатые двумя белыми батонами. Есть на ходу такого "Титаника" неудобно и кощунственно, по отношению к своему желудку и к продукту. С улицы, я свернул в маленький садик, такое забавное парижское место отдыха. Аккуратно выстриженные кусты, чуть выше сидячего человека, низкие скамеечки, дорожки посыпанные мелким гравием. Попав в вот такой мини-парк, я с трудом отыскал свободное место. Был рабочий полдень, видимо то самое время, когда подобные места в городе оккупирует, интернациональное племя приезжих "по делам" провинциалов. Милые непарижане, сегодня так рано проснулись у себя дома в пригороде, и давно на ногах, порядком уже устали и проголодались. Ну разве они пойдут обедать в ресторан, они ведь не туристы, да и повода особого нет, как и лишних денег. Поэтому, их ланч, это опустив глаза, кормить себя французским сухим батоном, заглатывать, целиком круассан, выхватывая его из домашней корзинки и прикладываться к бутылке вина, горлышко которого, торчит из бумажного пакета. Азиаты, то есть мы с вами, в таких случаях "хлебают" пиво, что всё равно, можно считать национальным прогрессом. Лет эдак двадцать назад, за обедом, наши мужички, смело "съедали", минимум чекушку водки.
На прощание, Париж преподаёт мне урок высокомерия и безразличия. Дожидаясь, свой автобус, который должен был пришвартоваться недалеко от уменьшенной, стеклянной копии египетской пирамиды, я, оставшейся на время без гроша, захотел воды. Зная, что в каждом туравтобусе обязательно есть кулер для пассажиров, я решил попросить пару глотков простой водички. Я обошёл с этой элементарной, человеческой просьбой десяток упакованных жратвой и напитками, расписанных "под хохлому" шикарных автобусов и везде меня прогоняли, как жалкого попрошайку. Меня гнали взашей, даже не дав открыть рта. "Вот суки", злился я, " не воды же вам жалко, что-то вас в моём внешнем виде не устаревает, "фейс" помятый, глаза красные. Ну, я ведь только глоток воды прошу, нельзя же быть такой гнидой, что бы отказать в таком пустяке". В голове, почему-то вертелась песня "Розика", "..на улице Марата, я счастлив был когда-то..", от Марата, на ум пришёлся Робеспьер, французские революции, свобода, равенство, братство и жажда(!) справедливости и ещё, видимо от "сухой" обиды, "Что ж вас жлобов история не чему не учит, даже нашинкованные гильотиной головы, не впрок". Когда приехал мой "дом на колёсах" и я вновь стал туристом, платежеспособным иностранцем, революционный угар сдулся и, выпив воды, я стал думать и говорить, как обычный, пугливый "буржуа".
Вечер, ночь, утро, а мы всё колесим по Франции, и как бы мимоходом, не специально, цепляем немного кусочек Голландии. В моей памяти Нидерланды, это нескончаемые поля и тысячи коров и туман, стелящейся по земле, перемешанный с навозом и травой. Остановка в Люксембурге. Никакого праздношатания по улицам. В городе-государстве, я загружаю в свой багаж, разнообразные продукты брожения, дистилляции и выдержки французских виноградников. Коньяк, из одноимённой провинции, шампанское, честно носящее своё имя, по праву рождения в провинции Шампейн. Пару бутылочек белого и красного "сухача", как презрительно называли подобные напитки советские алкоголики. Возвращаясь к автобусу, встречаюсь с компанией моих товарищей по евротуру. Это четыре весёлых обалдуя, их места на самой "камчатке" в автобусе, рядом с биотуалетом. В каждой большой, путешествующей компании, есть такие вечноржущие лоботрясы. Если они в данный час не бухают, значит с похмелья, если не с похмелья, значит, сейчас стартует новая пьянка. Но сейчас, как я вижу, к этой "перегарной" гвардии прибился новичок. Мы стоим под козырьком у кондитерского магазинчика, прячемся от дождя, они разглядывают мои "трофейные" бутылки, "Гы-гы! Круто!". Навесик над витриной с пирожными небольшой, и все под ним не помещаются. И я смотрю, что под открытым небом, как обычно молча, безропотно, мокнет Нетчипоренко. Начинаю догадываться, зачем в свою "алкозону" завербована овечка Долли, у Андрюхи, ещё кило нерастраченных баксов. Может быть по началу, он был даже счастлив, что его заметили новые друзья. Конечно, он не жадина, Андрей Нетчипоренко угощает! Потом, он стал приползать из "камчатки" омерзительно пьяным. Скрытым, закомплексованым чудикам, пить совсем нельзя. Они, то буйствуют не по правилам, легко и быстро теряя контроль над собой, то закрывают створки своей раковины ещё плотнее и, пугают окружающих своим видом, видом человека, не очухавшегося от общего наркоза.
Дорога обратно, как и всякая дорога домой быстрее и короче. Остановка в Кёльне, без сантиментов, вот Кельнский собор, вот торговые улицы, вот Макдональдс, три часа и в кресло. Варшава, но уже не старый город. А невыразительные, бездушные, современные кварталы, разминаешь ноги, пьёшь дешёвое, сладкое, польское пиво. Ночевать в отеле пришлось только один раз, ещё на границе, между Францией и Германией, на окраине города Мец. Мы подкатили к гостинице поздним вечером, разбрелись по комнатам. Пока я прыгал по номеру и вопил от удовольствия (бешенство моё поймёт, только футбольный болельщик, по TV шла трансляция матча Динамо (Киев) - Барселона, в пользу славян 4:0 или 5:0 уже и не помню), выкурил последнею сигарету. Когда фанатская эйфория улетучилась, я оделся и вышел на улицу, надеясь, что должны же где-нибудь быть поблизости круглосуточные магазины или ларьки, или что-то в этом роде. Город Метц, оказался необитаем. Нет, люди жили в нём, это угадывалось по многим деталям. Аккуратно выставленные чёрные, мусорные мешки у обочин, кое-где тоненькая полоска света, между неплотно закрытыми жалюзями, припаркованные автомобили, наконец. Но "битый" час, я бродил по пустым улицам, безлюдным, словно в брошенным людьми городе. Ни прохожих, ни шума, ни неонового света. Настоящий сонный, спальный район. Но любой курильщик знает, что сильнее всего курить хочется, когда курева как раз нет, или здесь дымить запрещено.
Я вышел на дорогу, идущею к автомагистрали, постояв немного и оценив, что путь до шоссе и обратно, это ещё час, не меньше. Да и к тому же по автобану, в обе стороны, можно очень долго топать до ближайшей заправки, я решил вернуться обратно. Пока я стоял и страдал от безысходности, с шоссе свернула машина и направилась в мою сторону. Не доезжая до меня каких-то ста метров те, кто сидел, в этом маленьком, зелёном "ситроенчике" начали сигналить, опустили стёкла, показались улыбающиеся лица. Мне что-то кричали, махали руками. Появление здесь, кого-то живого, само по себе было чудом. А в первую минуту, я подумал, что эти люди, мои хорошие знакомые. Я тоже поднял в приветствие руки и что-то прокричал в ответ. И только когда они пронеслись мимо я, смотря им в след, всё ещё с нелепой улыбкой на лице, подумал: "Вот идиотизм, так радоваться от встречи с человеком, в центре Европы, на улице, освещённой сотнями фонарей, зашибись!".
Сигаретами разжился у Сбишека, я встретил его с Адамом в коридоре отеля, они запросто доверили мне ключи от автобуса. Мне ещё приспичило выпить кофе на водительском кресле, с сигаретой. В кофе, я переборщил с сахаразаменителем, и тот "вскипел" у меня в руках и залил ступеньки, у входа в автобус. Сбишек только улыбнулся и махнул рукой, когда я рассказал ему об этом, или это был Адам, уже и не вспомню.
Ну, вот почти и всё. Незаметная, мягкая граница Германии и Польши. Сбор дани на Белорусских рубежах. Поезд от Бреста до Москвы. Уже не приходящий в сознание Нетчипоренко, в купе у синих носов. А вот ещё что! Ещё до дружбы, с весёлыми ребятами, которые бухали, обитая у автобусного сортира, Андрюха, просил фотографировать его на свою "мыльницу". Такие не хитрые, обыкновенные композиции; здесь, он у клоуна Макдональда, там, на фоне Нотер-Дама, несколько раз он снимал меня, или мы просили кого-нибудь "щёлкнуть" нас вместе. В самом начале путешествия я дал ему свой адрес, он клятвенно обещал выслать мне мои фото. Забавно думать, чем чёрт не шутит, что в тверской квартире, в фотоальбоме, на антресолях, можно отыскать мои изображения, несколько старых фотографий, о которых ни кто, ничего не может сказать. Кто это? Где это? Да что собственно это такое, а?