В выходные лил дождь. С самого утра окно загородило серое, обиженное небо. Не было ливня, так, колючая холодная крупка повисла в воздухе. Не падает, парит над дорожкой, лениво стукается в окна, оставляя вместо дорожек воды брызги-отпечатки. Люблю такую погоду. Чья-то цитата: "над землей летали холодные мокрые ежики". В современном контексте - ежики короновируса.
Далеко ездить и вообще гулять не рекомендуется.
Сели в машину и поехали куда глаза глядят по шоссе 20. Два часа в одну сторону, столько же обратно. Короткая остановка на заправку. Дешевый бензин. Обесценивается вместе с малым и нефтяным бизнесом. С встречами и рукопожатиями. По возвращении в машину - обязательный ритуал с драгоценными остатками санитайзера. Спиртовая клякса капает на руку, капитошкой сбегает и летит вниз. Черт!
Шоссе 20-ка - старая дорога, которая тянется через всю страну с запада на восток. Или с востока на запад. Она - не плоское прямое шоссе, по которому несешься со скоростью 120 км/ч, съезжая только чтобы заправиться. Шоссе 20 - начала прошлого века, крутится, виляет, как брошенная намокшая нитка. Проваливается в овражки, замедляется в городишках и деревнях.
Пытались слушать книгу. По-правде, смотрели медленное кино про обезлюдевший пейзаж. Лобовое стекло покрыто целлофановой пленкой дождя, которая словно загущает туман. Капель не видно, этих отпечатков ежиков. Только дворники превращают целлофан в струйки воды, ненадолго переключая разрешение в Full HD. Экранная заставка с эффектом присутствия.
Дома стоят понурые, насупленные. Бардовые крипичи, серые доски. Внутри горят лампы, но людей нет. Как-будто кто-то вышел и забыл выключить свет. Растрепанная птица неуклюже встряхивается на столбе. Пейзаж оживляют одни машины, топорно, как умеют. Копошатся жуками, стоят на парковках, неторопливо ползут по шоссе. Блеклые, мутные. За пеленой дождя не различить кто внутри. Мобильные маленькие жизни, такие же, как за освещенными окнами многоэтажек в городах.
Остановились под мостом у озера. Решетка парковочных мест - длинные параллельные линии для машин с лодками в прицепах. Разметка сбита, белые кляксы, как налипшая распластанная жвачка. Съезд к воде для лодок. Пусто, гулко, затаенно. Изредка шипение фар на мосту и снова тишина. В мокрой траве принюхивается одинокая белка. Смотрит. Не боится, не уходит. Будто спрашивает: "Вы зачем здесь?" Хочется усесться рядом и сказать: "Мы теперь будем с тобой жить".
Протопали по берегу с полкилометра. Даже вода таится, неподвижно залегла поглубже. Не лижет берега, не бежит рябью - начищенный стальной лист. Если наклониться - покрыта мелкими муражками дождя. Ржавые понтоны, как туловища выброшенных на отмель китов. С неба свисает серая ветошь. Завораживающе спокойно. Рэдрик Шухарт смотрит за границу Зоны. Эммануэль Конт выглядывает из-за стен Мальвиля. Прогулка как медитация. Мокрая безмятежная тишь.
Поворачиваем назад, в машину. Дружелюбные ежики провожают нас мокрыми покалываниями.
В салоне - контрастный душ. Дети устроили сражение на заднем сиденье и в озябшее лицо ударяет струя теплого воздуха. Оглушительные децибелы: "Что так долго-о?". Порция бойкой, пульсирующей жизни как инъекция адреналина. Пора домой.