Детскую классику ему читали дома, а когда мы гуляли с ним вдвоём, он требовал от меня "продолжения банкета".
Книгу на ходу не почитаешь, поэтому я вынужден был сочинять собственные истории про зверей - медведей, лис, зайцев и других обитателей здешних и нездешних мест.
Это была непрерывная сказка длиною в года три-четыре с хорошо знакомыми и ставшими почти родными героями, каждый их которых имел запоминающееся имя, свой особый характер и хорошо ориентировался в лесной жизни.
Звери дружили, спорили, дрались, воевали с чужаками, мирились, снова ссорились, учились в лесной школе, играли в разные игры - как дети в настоящей жизни.
При малейшей возможности, мы гуляли в берёзовом лесу, до которого было минут 15 ходьбы от нашего дома.
Через некоторое время сын сообразил, что если посреди сказки вдруг мне сказать:
-А вон за тем деревом спрятался волк!
Или:
-А с дерева на него прыгнул тигр! - (это на окраине Москвы!) - или ещё что-то подобное, то сказка станет ещё интересней!
Мои попытки объяснить сыну, что жалко же разрушать складную и ладную сказку чем попало - успеха не имели: нравилось ему так, и всё! Хоть тресни! Наши эстетики явно не совпадали.
Мне приходилось как-то изворачиваться, чтобы продолжить связную сказку, но уже в новых обстоятельствах.
Хорошо хоть, что вариантность мышления мне это позволяла.
Очень скоро сыночек так вошёл во вкус, что по ходу сказки стал менять свои "вводные" многократно.
Но "сколько верёвочке не виться, а концу - быть!".
С началом первого учебного года у сына, бесконечная сказка оборвалась: прогулки вдвоём прекратились.
В этот активный период жизни свободного времени у меня совершенно не было. Поэтому ни единого слова не было записано, да и зачем? Были сказки - и сплыли!
Неразрывная трёх-четырёхлетняя сказка заняла бы не один том, но теперь от неё ничего в памяти моей не осталось, кроме самого факта её существования, да двух имён: Мишка Пчёлкин - у медвежонка и Зайка Одноухий - у зайца. (Эти милые мне имена позднее использовал я в сказке "Школа выживания").
Жизнь не стояла на месте: пришло время и у меня появился внук.
Когда он подрос, стали ему читать сказки. Детская классика - само собой, но нужно же и что-то новое!
Стал я просматривать незнакомые мне детские книги на полках книжных магазинов.
Начал с авторш, чьи красочные книги (разные притом!) видны были издали, занимая там по метру - полтора.
"Наверняка новые Андерсоны, Братья Гримм и Маршаки в юбке!", - подумал я. - "Пропустил ты их появление!" - укорял я себя, подходя к "метровым" сериям.
Но когда открыл одну за другой эти книги, полистал - как ледяной водой меня окатили! Косноязычная бредятина! Концы с концами не сходятся, авторша не помнит, что писала страницу назад, диалоги убогие, неестественные...
И стишки такие же: там рифмуют "панама" и "папа"! (После долгих раздумий я сообразил: наверное, сначала было: "шляпа - папа" или "мама - панама", а потом одно слово изменили, а прочесть что получилось - не удосужились).
Это был в самом скверном смысле убогий коммерческий "бредиздат".
По складу характера я всякой дури ищу хоть какое-то оправдание. И здесь нашёл!
"Наверное, молодые жёны богатеев от нечего делать (везде - прислуга!) калякают всё, что в их примитивном сознании мелькнёт и на шальные деньги "папика" издают большими тиражами.
Тут я с "папиками" солидарен: пусть уж лучше их активные жёнушки занимаются этим, чем "резвятся на просторе"!
Читать их писанину родному ребёнку, которому добра желаешь, невозможно!
Тут-то я подумал: "А идите-ка вы все по известному адресу! Уж лучше я сам сочиню, но психику ребёнку не дам калечить!".
И вновь стал сочинять разные сказки. Внуку они нравились.
Но и тут "недолго музыка играла!..".
Пока внук учился говорить - всё было замечательно. Сказки, которые я рассказывал ему разными голосами наподобие радиопьесы, он слушал с широко распахнутыми глазами и явно переживал то за одного, то за другого.
Внук часто просил сразу же рассказать ему новую сказку повторно.
"Наверное, не все слова ещё понимает" - думал я, не ожидая подвоха.
Но вскоре внук научился (не без помощи моих сказок) правильной речи и дела мои неожиданно и резко осложнились.
Внимательно выслушав новую сказку, он просил её сразу же повторить. И так - два раза подряд!
Моё предложение рассказать для разнообразия что-нибудь другое энергично отвергалось:
-Нет! Снова эту!
При каждой нашей встрече я рассказывал внуку что-то новое. Казалось, что старое - давно им забыто.
Но не тут-то было!
Через несколько дней, недель, а то и месяцев внук вдруг просил рассказать какую-то из старых моих сказок. Естественно, что я уже мало её помнил и мог рассказать лишь приблизительно, восполняя забытое импровизацией.
Обнаружив в сказке "новодел", внук бурно возмущался и требовал рассказывать "точно как было"!
"Халтура" здесь не проходила!
Мои попытки объяснить, что я не могу же запомнить каждую мелочь и каждое слово - не принимались.
-Я же не книга, где всё раз и навсегда записано! - оправдывался я.
-И ты запиши! - резонно предлагал внук.
Пришлось сказки записывать!
Сказка - за сказкой, сказка - за сказкой и вот уже их набралось полторы сотни! (Теперь - более двух сотен).
Внук взрослел, приближалась школа, появились новые интересы, но сказки он не забывал, хотя слушал их реже.
"А! - подумал я, - не пропадать же добру!" - и выложил свои записи в Интернете.
Вот так внешние обстоятельства и принудили меня сначала сочинять, а потом и записывать сказки.
Ну, а "чем дальше в лес - тем больше дров!" - стал я писать сказки и для взрослых.