|
Некоторая живность встречается только на бумаге, на экране и где-то далеко. Например, лев, тигр или кобра. Или муха цеце. В пять лет Оля Сизоненко знала, что они существуют, но встречала их лишь в книгах и фильмах, а так чтобы выйти на улицу, а там кобра -- ни разу не было. О мухе цеце Оля вообще только слышала от дяди, и сам он с этой мухой в жизни не сталкивался.
К такой живности относилась и бóльшая часть птиц -- даже тех, названия которых были на слуху. В песне усталый клин журавлей летел по небу, но над Олиной головой его никогда не было видно. На страницах книг цапля стояла в воде, каркал ворон, пели соловей и жаворонок -- все они казались обыденными, хотя Оле не доводилось заметить их ни в городе, где она родилась и жила, ни в ближних деревнях, ни в лесу, куда она ходила со взрослыми -- за ягодами, грибами или просто погулять.
Бывало, кто-то из взрослых говорил: "Смотри, ворон!" Или: "Слышишь? Соловей". Но Олин взгляд не цеплялся за них, даже если видел, и при следующей встрече она не смогла бы их распознать. В Олиной жизни птицы были в основном такие: голубь, воробей и ворона. Если Олю спросить: "А как же снегирь?" -- она вспомнила бы: "Да-да, знаю такого". -- "А синица?" -- "Ой, точно, и синица!" -- "А трясогузка?" О, эта птица девочке нравилась в особенности, но больше из-за необычного названия, а сама распознать трясогузку она бы не смогла.
Однажды пятилетней Оле удалось рассмотреть уток! Они плавали в скромной, как ручей, речке и дали рассмотреть себя со всех сторон. Оля с мамой купили для них хлеба. Мама отламывала куски и часть бросала уткам сама, а часть давала кинуть дочке.
По пути домой Оля провозгласила себя принцессой птиц, а по пришествии попросила маму выдать ей тетрадь, на которой написала большими печатными буквами: "ПЕРNЧНЬ ПТNЦ". Как пишутся отдельные буквы, Оле уже показывала мама. В тетради девочка решила описывать свои встречи с птицами. Писать было нечего, да Оля толком и не умела, и Перечень долгое время оставался скудным.
Гораздо чаще Оле случалось открывать другие тетрадки -- те, что ей давали для рисования, и те, где она училась писать. Перечень птиц всё реже выглядывал из-под этих тетрадей, альбомов и книг. Он скрылся в ящике письменного стола на несколько лет, и обнаружился, когда Оля заканчивала начальную школу. Оказалось, что не так-то легко понять в десять лет то, что ты написала в пять.
Теперь Оля могла написать слово "Перечень" без ошибок и рукописными буквами, хотя почерк был неровным -- Оле хотелось бы уметь писать так же аккуратно, как папа с мамой, но пока не получалось. Не беда. Важнее другое -- теперь она могла бы писать про птиц так, что её понимали бы, что она без труда разобрала бы все записи, открыв Перечень ещё через пять лет. Ничто бы не исчезло, скрывшись за буквами с утраченным смыслом.
Но писать было почти нечего. Девочка и позабыла, что она принцесса птиц, и не следила за своим народом. Оставалось переписать всё то же понятными буквами и грамотным языком, сделав незначительные добавления -- курицы и гуси. Оля видала их и в пять лет, просто не подумала тогда, что домашних птиц тоже можно включить в Перечень.
В последующие годы Перечень то прятался в глубине письменного стола, то поднимался на поверхность, чтобы обновиться. В переходном возрасте Оле разонравилось своё имя, и она написала на внутренней странице обложки: "Полина Сизоненко". Теперь труд стал называться "Перечень птиц Полины" -- три слова на одну букву. Девочка к тому времени заметила, что некоторые писатели любят такие сочетания. И ещё одно сочетание -- "Полина, принцесса птиц" -- не было записано ни в одном месте перечня, но сама принцесса держала его в голове. В человечьем мирке ей было тесновато, пора было перелетать в птичью страну. Там Перечень стал бы книгой о жителях страны (Полина не хотела называть их подданными), а она бы раскрывала эту книгу и размышляла о них и не забывала ни о ком, как подобает настоящей принцессе.
К концу школы Перечень полностью обновился: все записи были сделаны ровным, красивым почерком, а отдельные места выделены фломастерами, птицы были аккуратно нарисованы, некоторые -- в разных вариантах. Все иллюстрации Полина отрабатывала на отдельных листочках и только достигнув безупречного результата переносила в Перечень. Теперь там были цапля и лебедь, сойка и свиристель, скворец и зяблик. Кроме черновиков отдельные листочки хранили сведения о птицах, которых Полина встретила, но не смогла опознать: кто-то клювастый, что стоял посреди болота, неведомая толстуха, которая перелетела лесную тропинку перед Полиной.
Позже девушка купила книгу с фотографиями и описаниями птиц. Некто клювастый оказался, по-видимому, куликом. В книге описывались разные кулики, но точно определить, кто же тогда стоял в болоте, было невозможно. Неведомая толстуха так и осталась неведомой -- Полина не успела её тогда разглядеть, да и годы прошли. Вместе с годами прошло и неприятие родного имени: оказалось, что можно быть Ольгой и даже радоваться этому, но имя Полина девушка оставила при себе для особых случаев, ещё не известно каких.
В книге были раскрыты неизвестные девушке подробности о некоторых совсем обыденных птицах. Например, выяснилось, что синицы -- это не просто синицы и всё, а есть большие синицы, и синицы-лазоревки, и ещё другие, которые тоже бывают, но в каких-то нездешних краях и поэтому заслуживают меньшего внимания. И чайки бывают большие, а бывают озёрные. И всех их можно отдельно учитывать в Перечне, который Оля продолжала вести, несмотря на книгу под рукой. Ведь книга -- она вообще, а Перечень -- это её личный перечень.
Звездой книги Оля считала удивительную птицу Кваква, выглядевшую на фотографии нелепо, как кот после ванной. В жизни её встретить не удавалось, и в Перечень она не попала.
С возрастом становилось труднее ощущать себя принцессой. Событие, которое позволило Оле снова воспринять свой титул всерьёз, случилось, когда ей было уже за тридцать. К тому времени она обзавелась мужем, новой фамилией и двумя детьми. Оля любила и мужа, и детей, а ещё она любила во время прогулки по лесу сесть на поваленное дерево и думать, как же хорошо было бы улететь от них и от всего прочего.
Однажды Оле довелось наконец-то погулять одной. Она пошла к озеру и стала смотреть за местными обитателями: утками-кряквами и озёрными чайками. Утки выводили плавать утят, а над ними кружило и галдело чаячье хулиганьё. У Оли было заготовлено немного хлеба, а когда она стала кидать его утиной семье, подлетела чайка и стала нападать на уток. Может быть, она просто хотела угоститься, но подлетала почему-то так близко к уткам, которым совсем это не нравилось. Должно быть, мама-утка боялась, что чайка нападёт на детей: она пыталась отбиться и ей удалось даже цапнуть чайку за ногу. Хулиганка отлетела, но вскоре вернулась и снова стала безобразничать.
Оля рассердилась на чайку. Она подобрала палку и кинула, чтобы спугнуть негодницу. Палка пролетела мимо (да Оля и не хотела попадать), но чайка удалилась и возвращаться не стала.
Мама-утка вышла на берег и сказала: "Иди за нами". Оля кивнула.
И утиная семья, и Оля двигались вдоль берега, хоть и с разных сторон: птицы по воде, человек по земле. Оле приходилось обходить кусты, заболоченные и непроходимые места, но птицы дожидались её. Когда она возвращалась к берегу, утки всегда были на виду. Никто не слышал, как птицы звали молодую женщину за собой, никто не видел, как она шла за ними -- стояла осень, люди не приходили к озеру купаться и загорать.
Утки вышли на берег в месте, где Оля никогда раньше не бывала и которое не было заметно ни с одного пляжа на озере. Место это было покрыто песком и травой и окружено высокими деревьями. Там Оля увидела Большую Утку -- больше человека.
-- Ты помогла моей семье, -- сказала Большая Утка. -- Хочешь, я возьму тебя в страну птиц? Я знаю, тебе интересно. Ты полетишь у меня на спине и будешь жить с нами. Я заступлюсь за тебя перед королём.
"Интересно, а кто король птиц? -- подумала Оля. -- Наверно, журавль".
-- Мы уже скоро улетаем, -- сказала утка. -- Посиди немножко, и мы отправимся.
Оля кивнула и стала осматриваться. Куда присесть? Не было ни пня, ни поваленного дерева. Песок, трава и высокие стволы. В итоге она просто прислонилась к одному из этих стволов и закрыла глаза.
Ждать нечего. Надо только собраться духом. Даже лучше не собираться, а сразу делать как надо. Оля подошла к Большой Утке и призналась, что не может лететь, что у неё остаётся здесь семья. Было стыдно и хотелось плакать, но, кажется, она удержалась.
-- Не переживай, -- сказала Большая Утка. -- Я понимаю. Люди часто отказываются в первый раз, особенно молодые -- у вас у всех тут дел невпроворот. Пока что я просто говорю тебе спасибо. Смогу ли я сделать что-то большее -- посмотрим.
-- Вам спасибо, -- Оля поклонилась и ушла.
Всю дорогу домой она размышляла, до чего же негодная из неё принцесса. Как она могла называть себя так, если сейчас отказалась отправляться в свою страну? Разве она не должна быть со своим народом? В ответ на этот вопрос можно было только вздохнуть.
Хорошо, что дома никто не стал приставать к ней и расспрашивать, что не так и почему она грустит. Вечером Оля села за письменный стол, не зная, чем себя занять, и вдруг её озарило. Она выдвинула из стола ящик и, волнуясь, достала из-под старых тетрадей и листов Перечень Птиц Полины Сизоненко.
"Ну конечно, -- грустно улыбнулась Оля. -- Он ведь лежал здесь. А лететь в птичью страну надо с Перечнем. На кого бы я его оставила?"
|