Аннотация: Давно хотел написать о художнике, его произведении и модели. Читайте, что-то получилось.
ХУДОЖНИКИ
От нелепого слова "вдруг" Илью отучили еще в средней школе. "Катится колобок по дорожке и вдруг ему навстречу заяц... и вдруг - волк... и вдруг - лиса...". Этого "вдруг" быть не должно. Ищи слова и словосочетания, сходные по значению. Например: "неожиданно", "так случилось, что...", "откуда ни возьмись..." и дальше, и дальше, и дальше...
Сама жизнь убеждала Илью, что вдруг ничего не бывает. Его отец, Андрей Яковлевич Пешт, уважаемый член Союза Художников, с детства готовил сына к тяжелому кресту творческой личности. С трех лет Илья посещал художественную школу, в 18 поступил в Мухинское училище, затем Академия, мучительный поиск выставок и почитателей...
Я может и не стал бы вам всего этого рассказывать, тем более что пишется с трудом, но пару дней назад мне довелось случайно встретить Илью в одной забегаловке на улице Некрасова (для тех, кто знает - там есть такой бар "Самогонщики"). Зеленая вывеска с самогонным аппаратом над входом в полуподвальное помещение, прилично, чистенько, в меру дорого. Все что нужно для хорошего вечера после рабочей недели. Здесь нет опустившихся алкоголиков или финансовых олигархов - только стопроцентный средний класс.
Илья сидел прямо за стойкой, подозрительно осматривая рюмку с полупрозрачной жидкостью. Рюмка содержала Сакэ или "японский самогон" (все спиртные напитки, кроме тех, которые были включены в сомнительную карту элитных вин, называются здесь самогоном). Этакая забавная фирменная шутка.
Было время, когда этот самый Илья жил на первом, а я с родителями на втором этаже дома номер 14 по улице Жуковского. Вместе учились, вместе гуляли, читали одни книги. Набор общих бессмысленных детских воспоминаний.
Вы знаете, дети художников и сами художники - презабавный народ. Помню, когда мне было лет четырнадцать, я зашел к Илье после школы. Он открыл не сразу.
- Привет, Димка. Слушай, здорово, что ты зашел, я тебе сейчас такое покажу.
- Чего?
- Пойдем в большую комнату, только смотри... - его глаза игриво заблестели, брови слегка нахмурились, - но ты парень выдержанный, тебе можно.
В двухкомнатной, но просторной квартире Пештов все насквозь было пропитано запахом масляных красок и растворителя. Напротив прихожей стоял книжный шкаф с редким (хотя и бестолковым) Владивостокским изданием "Махабхараты". На полу валялась кипа рваных домашних тапочек, какая-то прошлогодняя газета.
Я скинул обувь и по-хозяйски прошел в гостиную (она была по совместительству мастерской и родительской спальней). Клеить обои у Ильи никто не умел, они беззащитно свисали с высоких трехметровых стен, готовые оборваться в любую минуту. Прямо в коридоре стоял скелет; на шкафу, потесненные головой Аполлона и обнаженным торсом неизвестного происхождения, лежали санки, журналы "Огонек", "Звезда" и "Зарубежная литература".
- Ну чего, Илья, показывай, что тут у тебя? - спросил я, входя в большую комнату (попасть туда можно было только протиснувшись между объемными томами художественных альбомов), - Ой, извините,...здравствуйте".
У окна, заложив ногу на ногу, сидела самая настоящая обнаженная женщина. Тогда она показалась мне старой, но ей едва ли было больше сорока пяти. Крашеные волосы, потрепанное временем тело, морщины на шее и на лбу, слегка обвисшая, будто уставшая, грудь. Она курила "Опал" ("Кент", "Честерфильд" и "Русский стиль" еще не продавали).
- Ильюшенька, сегодня еще ребята придут? - Голос у женщины был хриплый, но не отталкивающий (такой бывает у продавщиц в продуктовом отделе, когда после восьми часов рабочего дня появляется последний посетитель, до смерти мечтающий купить литр "Клевера" именно у нее, а не там за углом, где не два рубля дешевле). - А то мне сегодня еще с сыном за обувью нужно съездить...
- Нет, Ира, сегодня больше никого не будет, да и я, в общем-то, закончил. На вот, Димка, посмотри, как тебе эта обнаженка?
Илья протянул мне засаленный альбом для набросков, где было два-три новых, в меру проработанных рисунка, изображавших обнаженную женщину в расслабленных позах с раскинутыми руками.
- Обрати внимание на легкую диспропорцию в правой груди, по-моему, я очень точно ее уловил. Тебе не кажется?
- Да, наверное. - Илья всегда ценил (а может - притворялся что ценил) мое дилетантское мнение. - Я чуть серьезней на твоем месте подошел бы к контуру бедер и форме стопы. Небрежность портит глаз, - заметил я поучительно, - хотя и так очень славно. Молодец.
Подобно большинству моих современников, я был тогда воинствующим эстетом с признаками идиотского нарциссизма. Даже то, что я ни черта не понимал и не понимаю в живописи плюс дикое смущение, выразившееся в прилившем к голове галлоне стопроцентной сублимированной крови, не позволяли мне упасть в грязь лицом перед товарищем и его моделью. По чести, здорово мешали глаза, которые упорно предпочитали оригинал любому, пусть даже гениальному творению, да еще брюки стали предательски тесны.
--
Подожди, подожди, подожди, - сказал Илья, поворачивая к себе ноутбук, - ты что, решил порнорассказик про меня написать что ли? Мы же с тобой все обсудили. Что ты такое плетешь? Какие брюки, какая Ира?
Красное, раздувшееся от последней рюмки Бакарди (белый со льдом, 100 грамм в округлой стопке) лицо Ильи, было похоже на мордашку обиженного немецкого пупса из Дома Ленинградской Торговли.
--
Стой, не удаляй. - я схватил пупса за запястье и отрывал его палец от клавиши "DELETE". - Илья, подожди, чего ты командуешь? Между прочим, я уже вторую неделю пишу - все коту под хвост. Что тебе, собственно, не нравится?
--
Да все, - он положил голову на локоть правой руки и полузакрыл глаза, - все здесь не правильно. И слова не те, и сюжет... и запятые ты так и не научился ставить правильно. Все бред.
--
Бред, - (как он меня иногда бесит этот элитный индюк), - а ты знаешь, что сейчас пишут? Ты кроме своего любимого Поссе хоть что-нибудь из современного читал?
--
Из современного, - Илья скорчил рожу и высунул издевательский возбужденный язык, - уж не ты ли у нас живой классик?
--
Ну..., ты нажрался. Давай отложим, а? Ты ведь знаешь, я не люблю ругаться по пустякам. Хочешь - я брошу писать, к чертовой матери? Мне и так уже все надоело. Давай, - я взял его под руку и попробовал вытащить из-за стойки, - пойдем, хватит на сегодня.
В груди стало горячо. Я кусал губы и беспомощно озирался по сторонам в поисках поддержки. Поддержка была одна - бритый бармен с кружкой Хольстен, но он смотрел не дружелюбно, видимо - решил, что я собираюсь уйти не расплатившись.
--
И ты туда же. Нажрался! - приподнимаясь на неверных ногах, Илья задел матрицу, и ноутбук опасно заскользил по стойке, - ой. Извини. На бумаге мы уже писать не можем, да? Вот я тоже - возьму, выкину краски к чертовой матери, поставлю себе ХуеShop...
--
Посчитайте нас, будьте добры, - компьютер от греха сложился вдвое и убрался в сумку; хотелось казаться вежливым и вполне адекватным. Вы знаете, как важно не испортить отношения с барменом, а то, говоря языком Успенского, "он тебе потом тараканов из бражки не отцедит".
--
А вообще, дрянь ты паршивая, Димка. На отца моего бочку погнал: в свинарнике, мол, жили, баб водили. Что ж ты тогда ко мне по десять раз на дню бегал? Небось, твои пресные бутерброды с Моцартом на закуску дома в рот не лезли? Ты ведь талантливый парень, - Илья всегда становился добрым, когда понимал - домой сам не дойдет, - ты как на гитаре играл, какие книжки писал. Я ведь завидовал тебе, думал: "есть же люди: у них все получается, им все легко дается...". Дерьмо.
Илья глубокомысленно заткнулся, уставив стеклянные глаза на древесный сучок под рюмкой, видимо - наслаждался чувством подростковой зависти. Я по-своему тоже расслабился: вот, первая же повесть "на заказ" пошла коту под хвост. Сейчас расплачусь', сбуду пьяного товарища с рук и пойду домой. Хватит, побаловались - и будет. В конце концов, сколько лет я не писал? Лет восемь точно. И ничего, не умер; да и Вы, в общем-то, обошлись без моих перлов.
Бармен протягивает мелочь.
--
Что вы, сдача ваша, так сказать - за беспокойство. Я докурю?
Удивленное смущенье.
--
Спасибо, заходите еще. - Бармен забрал посуду и протер полотенцем стойку. - Я поменяю пепельницу?
--
Илья, эй, ты как там? - Я потрепал его по плечу, приводя в сознание, - собирайся, мы уходим.
--
Угу, спасибо этому дому, пойдем к дому другому.
Мы вывалились из бара. Вам приходилось когда-нибудь вываливаться из подобных заведений? Незабываемое чувство.
Илья пребольно стукнулся о чугунный навес, не переставая нести всякую чушь о высоком уровне сервиса и изысканном вкусе съеденных блюд.
Я поймал ему машину, помог втиснуться на переднее сидение, хлопнул дверью и помахал рукой на прощание.
Наверное, это подло, но очень многие встречи я люблю именно за это удивительное чувство свободы после расставания. Он уехал, его ждет двадцать минут безмятежного сидения в машине, несущейся по ночному городу. А я?
А я остался на тротуаре. Уже почти темно (насколько может быть темно в Питере в конце июня).