Рейнольдс Аластер : другие произведения.

"Пробуждение Посейдона" (Дети Посейдона 3)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Похожее на Мандалу огромное инопланетное сооружение на Крусибле при его исследовании становится причиной разрушения и частичного исчезновения находящегося над ним на орбите корабля-астероида. Через семьдесят лет колонисты получают сигнал-призыв с предполагаемого места, на которое было нацелено сооружение в момент катастрофы. Отправленная экспедиция, несмотря на жертвы, обнаруживает там гигантское письменное наследие древних создателей Мандал, использовавших их для скоростных межзвездных путешествий. В то же время налаживается пока еще хрупкое взаимопонимание между различными видами машинного интеллекта, людьми и выведенными ими разумными слонами-танторами, что позволяет приблизить освоение ранее непостижимых технологий. И в этом участвуют сразу несколько поколений семьи Экинья, включая ожившую эмуляцию их прославленной прародительницы!

Аластер РЕЙНОЛЬДС

ПРОБУЖДЕНИЕ ПОСЕЙДОНА

  
  
Я - на границе сна.
Бездонна глубина,
Деревья в тишине.
Каков бы ни был путь,
Когда с него свернуть,
Решать не мне.
  
   - Эдвард Томас, "Свет погас"
   (перевод В. Севриновского)
  
   Похожее на Мандалу огромное инопланетное сооружение на Крусибле при его исследовании становится причиной разрушения и частичного исчезновения находящегося над ним на орбите корабля-астероида. Через семьдесят лет колонисты получают сигнал-призыв с предполагаемого места, на которое было нацелено сооружение в момент катастрофы. Отправленная экспедиция, несмотря на жертвы, обнаруживает там гигантское письменное наследие древних создателей Мандал, использовавших их для скоростных межзвездных путешествий. В то же время налаживается пока еще хрупкое взаимопонимание между различными видами машинного интеллекта, людьми и выведенными ими разумными слонами-танторами, что позволяет приблизить освоение ранее непостижимых технологий. И в этом участвуют сразу несколько поколений семьи Экинья, включая ожившую эмуляцию их прославленной прародительницы!
  

Перевод: Н.П. Фурзиков

ПОСВЯЩЕНИЕ

  
   Моей жене, которая однажды влюбилась в слона.
  

ГЛАВА ПЕРВАЯ

  
   Однажды ранним вечером Мпоси Экинья отправился навестить свою сестру. Он взял машину у здания парламента в центре Гочана, проехал через правительственный квартал и жилые кварталы, пока, наконец, не добрался до охраняемого комплекса, окружающего ее дом. Он подошел к воротам и предъявил свое удостоверение личности, хотя охранники были готовы пропустить его, даже не взглянув на документы.
   Он направился к входу, постучал в дверь и подождал, пока Ндеге откроет ее. На минуту она застыла у него на пути, стоя, скрестив руки на груди, склонив голову набок, выражение ее лица не выражало ни теплоты, ни радушия. Она все еще была выше его, даже несмотря на их общий преклонный возраст. И всю жизнь смотрела на Мпоси сверху.
   - Я принес зеленый хлеб. - Он протянул ей завернутые в бумагу батоны. - Все еще свежий.
   Она взяла пакет, развернула бумагу, с сомнением понюхала содержимое. - Я не ждала тебя раньше конца недели.
   - Знаю, что немного неожиданно, но обещаю, что это не займет много времени.
   - Хорошо. Мне нужно заняться чтением.
   - А когда у тебя вообще не бывает занятий по чтению, сестра?
   Через мгновение Ндеге смягчилась и впустила его в свой дом, а затем повела на кухню. Должно быть, она сидела за столом, потому что на нем были разложены ее черные записные книжки, открытые, чтобы показать густо исписанные столбцы странных символов и схематичные взаимосвязи между ними. За исключением записных книжек и маленькой коробочки с лекарствами против кислородной интоксикации, на столе ничего не было. Мпоси сел на стул напротив того, на котором сидела Ндеге.
   - Мне следовало сообщить тебе, что я уже в пути, но я не мог держать это в себе ни минутой дольше.
   - Повышение по службе? Очередное расширение твоих полномочий?
   - На этот раз дело не во мне.
   Она мгновение смотрела на него, все еще не садясь. - Полагаю, ты ждешь, что я заварю немного чая?
   - Нет, не сегодня, спасибо. И прибереги этот зеленый хлебец для себя. - Он похлопал себя по пухлому животу. - Я поел в офисе.
   Прежде чем опустить свое высокое, худощавое тело на стул, Ндеге собрала тетради со стола и аккуратно положила их в книжный шкаф. Затем она повернулась к нему лицом и сделала нетерпеливый манящий жест руками. - Выкладывай, что бы это ни было. Плохие новости?
   - Честно говоря, не знаю.
   - Это как-то связано с Гомой?
   - Только косвенно. - Мпоси положил руки на стол, не зная, с чего начать. - То, что я собираюсь раскрыть, является предметом строжайшей секретности. Это известно лишь нескольким людям на Крусибле, и я был бы очень рад, если бы так и оставалось.
   - Постараюсь не упоминать об этом перед многими сотнями моих посетителей.
   - Ты действительно принимаешь случайных посетителей. Мы приложили немало усилий, чтобы позволить тебе такую роскошь.
   - Да, и ты никогда не даешь мне забыть об этом.
   Ее тон был резким, и, возможно, она сама это понимала. Она сглотнула и скривила губы в мгновенном сожалении. В наступившей тишине Мпоси поймал себя на том, что его взгляд блуждает по кухне, изучая ее пустые поверхности. Его поразило, что его сестра начала превращать свою жизнь в выставку самой себя - статичную картину, сведенную к незамысловатому основному. Его собственное правительство сделало ее пленницей, но сама Ндеге участвовала в этом деле, с радостью отказавшись от оставшейся у нее роскоши и уступок.
   Где-то в доме тикали часы.
   - Мне жаль, - сказала она наконец. - Знаю, ты усердно трудился, чтобы помочь мне. Но быть здесь одной, знать, что думает обо мне мир...
   - Мы приняли сигнал.
   Странность этого заявления заставила Ндеге нахмуриться. - Что?
   - Радиопередачу - очень слабую, но явно искусственную - из солнечной системы, находящейся на расстоянии десятков световых лет от нас, которую, как предполагается, не достиг и не исследовал еще никто из обитаемых систем. Интересно, что мощность передачи заметно уменьшалась по мере удаления от центра системы - это означает, что она была направлена на нас, а не транслировалась во всех направлениях. Более того: похоже, это касается тебя.
   Впервые с момента своего приезда он почувствовал хотя бы некоторую степень ее интереса, каким бы сдержанным и временным он ни был.
   - Меня?
   - Совершенно недвусмысленно. В ней упоминается твое имя.
   - Есть много людей по имени Ндеге.
   - Нет, в последнее время их нет. Они попросили нас прислать тебя. На суахили - отправьте Ндеге. Вот и весь смысл послания. Оно началось, продолжало повторяться в течение нескольких часов, затем прекратилось. Мы, конечно, следим за этой частью космоса, но с тех пор ничего не слышали.
   - Где?
   - Система под названием Глизе 163, примерно в семидесяти световых годах от нас. Кто-то или что-то там потрудилось подключить радиопередатчик и отправить нам это сообщение.
   Ндеге впитывала информацию со спокойной сосредоточенностью, которая так присуща ей самой. За время совместной жизни Мпоси научился распознавать как их различия, так и сходства. Он был оратором, реагирующим лицом, человеком, которому нужно было постоянно находиться в движении, постоянно заниматься тем или иным делом. Ндеге была рефлексивным человеком, мыслителем, мало что принимавшим на веру.
   Она открыла медицинскую коробку, достала один из шприцев для подкожных инъекций и приложила устройство к коже предплечья.
   - В последнее время кислород досаждает мне.
   - Мне тоже, - сказал он. - В первые годы переселения было тяжело, потом долгое время я думал, что адаптировался - что смогу жить без медицинской помощи. Но кровь несет в себе память.
   Она положила шприц обратно в коробку, закрыла крышку и отодвинула в сторону.
   - Так кто же послал этот сигнал?
   - Мы не знаем.
   Часы продолжали тикать. Он изучал Ндеге, сравнивая ее видимый возраст со своим собственным, задаваясь вопросом, насколько ее хрупкость была прямым результатом течения времени, физиологического стресса, связанного с адаптацией к новой планете, и насколько следствием ее тюремного заключения и публичного позора. Лицо у нее было тоньше, чем у Мпоси, и на нем все еще сохранялась асимметрия из-за небольшого инсульта, который она перенесла три десятилетия назад. Волосы у нее были короткие, тонкие и белые - насколько он знал, она подстригала их сама. Ее кожа представляла собой карту старых повреждений и обесцвечивания. Она показалась ему невероятно старой, но бывали и такие дни, когда он мельком видел свое отражение и смотрел на него в испуге и оскорблении, едва узнавая собственное лицо.
   С другой стороны, свет мог измениться, выражение ее лица могло измениться, и она снова была его сестрой, такой же, какой была в их отважные юные годы на борту голокорабля.
   - Ты думаешь, это может быть наша мать.
   Мпоси едва заметно кивнул. - Это всего лишь возможность, не более того. Мы не знаем, что стало с троицей - Чику, Юнис, Дакотой.
   - И ты думаешь, они хотят, чтобы я полетела туда и встретилась с ними?
   - Так могло бы показаться.
   - Тогда жаль, что никто не сказал им, что я разлагающаяся старая карга, находящаяся под постоянным домашним арестом.
   Мпоси мило улыбнулся, отказываясь поддаваться на провокацию. - Я всегда считал, что каждая проблема - это еще и возможность. Ты знаешь о двух звездолетах, которые мы строим?
   - Иногда они позволяют мне смотреть на небо.
   - Официально их предполагаемая функция - когда они будут завершены - заключается в расширении нашего влияния и торговых связей с другими системами. Неофициально ничто не высечено на камне. Мы разослали запросы относительно возможной экспедиции с использованием одного из двух кораблей. Учитывая специфический характер сигнала, была бы определенная логика в том, чтобы пригласить тебя на борт.
   - Ты серьезно?
   - Совершенно верно.
   - Тогда ты понимаешь в политике меньше, чем я думала. Я изгой, Мпоси, меня ненавидят миллионы. Они скорее насадят мою голову на палку, чем позволят мне покинуть Гочан, не говоря уже о системе.
   - Пока все это гипотетично. Экспедиция соберется готова только через четыре-пять лет, даже если мы ускорим подготовку. Но если ты согласишься присоединиться, и я постараюсь, чтобы все выглядело так, будто ты предлагаешь себя для... например, самоотверженного служения Крусиблу, то условия твоего содержания под стражей могли бы немедленно улучшиться.
   - Работать с мнением людей - у тебя это хорошо получается.
   - От меня есть своя польза. Однако хочу сказать, что, даже согласившись в принципе, ты не будешь автоматически обязана участвовать в самой экспедиции. За это время может произойти множество событий. Мы можем столкнуться с проблемами с кораблем или проиграть спор о его переназначении. Можем обнаружить, что этот сигнал - случайность. Ты можешь не соответствовать медицинским критериям для спячки. Ты можешь даже...
   - Умереть.
   - Я не собирался выражаться так резко.
   - У меня была своя доля приключений, брат. Как и у тебя. Вот куда привела меня моя семья - я запертая и ненавидимая.
   - Ты допустила единственный просчет.
   - В результате которого погибло четыреста семнадцать тысяч человек. Ты считаешь, что один поступок искупит это?
   - Нет, но я действительно верю, что ты уже выплатила больше своей доли. Подумай об этом, Ндеге. Немедленной спешки нет.
   - И мне можно обсудить это с Гомой?
   - Пока я бы предпочел, чтобы ты этого не делала. Если и когда экспедиция станет вероятной, некоторые ее аспекты могут быть обнародованы. Но до тех пор пусть это останется между нами. Брат и сестра, разделяющие огромную ответственность - так было всегда.
   Ее взгляд был сочувственным, но в то же время и слегка жалостливым. - Ты скучаешь по старым временам.
   - Я стараюсь этого не делать. Это привычка старика, а мне не очень-то нравится быть стариком.
   - Ты бы полетел, если бы представилась такая возможность?
   - Они не разрешили бы этого по медицинским показаниям. Я почти готов к тому, чтобы меня замариновали и уложили в банку.
   - А я нет?
   - Ты забываешь, Ндеге: они спрашивали о тебе по имени. Это сильно меняет дело.
   Она искоса прищурилась, на ее лице появилось озадаченное выражение. - Что есть во мне такое, чего нет у тебя? Мы выросли вместе. Мы пережили одно и то же.
   Мпоси отодвинул свой стул и встал, хрустнув коленями и издав невольный стон усилия. - Полагаю, единственный способ выяснить это - отреагировать на сигнал. - Он кивнул на пакет, с которым прибыл. - Съешь этот зеленый хлебец, пока он еще свежий.
   - Спасибо тебе, брат.
   Она встала со стула и проводила его до двери; они обнялись и легонько поцеловали друг друга в щеку, а затем она вернулась в дом, а он остался один снаружи.
   Он посмотрел за внешнюю стену ее комплекса, на зеленеющие купола и эллипсоиды этого раннего района Гочана, за которыми возвышались более поздние строения, прямоугольные и бледные. С наступлением вечера небо потемнело, и теперь стало видно кольца. Присутствующие и днем, но почти никогда не видимые, кроме ночи, они поднимались с одного горизонта, переваливали через зенит и опускались к противоположному горизонту - мерцающая процессия бесчисленных крошечных ярких фрагментов, каждый из которых следует по независимой орбите, но, тем не менее, организован в сложный полосчатый поток. Зрелище, которое могло бы быть прекрасным, даже завораживающим, если бы кто-то не осознавал его истинного значения.
   Когда люди впервые добрались до Крусибла, колец еще не было. Они были шрамом - сохранившимся свидетельством единственной пагубной ошибки. Ошибка была допущена с самыми благородными намерениями, но это не делало ее более простительной. В те жаркие и пьянящие дни, когда законы этого нового мира еще только формировались, многие были готовы увидеть казнь Ндеге.
   Мпоси хорошо поступил, уберег свою сестру от виселицы. Но он ничего не мог поделать с небом.
  
   Взлетно-посадочная полоса находилась на территории комплекса, но была отгорожена от слонов. После того как Гома приземлилась и закрепила старый белый самолет, она схватила свои вещи, спустилась вниз и направилась к тяжелым воротам, установленным в четырехметровом заборе, на который подавалось электрическое напряжение. Она открыла замок и протиснулась в отдельную огороженную зону, где находились их учебные корпуса и транспортные средства. С годами лагерь расширился, но ядро оставалось группой тесно расположенных куполов, соединенных вместе подобно листу клевера. Она прошла небольшое расстояние до первого из куполов, затем поднялась по металлической лестнице, ведущей ко входу. Ее ботинки на шнуровке застучали по ажурным ступенькам.
   Внутри, где не было ни жары, ни влажности, лежал Томас на своей любимой двухъярусной кровати. Он ел зеленый хлебец из бумажного пакета и листал недешево отпечатанные исследовательские заметки. Он взглянул на нее поверх страниц и осторожно улыбнулся.
   - Охотник дома. Как все прошло?
   - Все так хорошо, как и ожидалось. - Гома сняла солнцезащитные очки и сунула их в задний карман. - Они сказали, что мой запрос был очень хорошо изложен, дело прекрасно обосновано, ожидайте нашего решения в назначенное время.
   Томас глубокомысленно кивнул. - Другими словами, все тот же старый способ отмахнуться.
   - Все, что мы можем сделать, это продолжать пытаться. Как дела с численностью альфа-стада?
   Он ущипнул себя за переносицу и, прищурившись, посмотрел на колонку цифр, нацарапанных чернилами. - На два меньше, чем в прошлом сезоне. Измеримое ухудшение по целому ряду переменных, все они значимы при трех сигмах. Я еще раз прогоню результаты, просто чтобы убедиться, но мы знаем, как изменяются кривые.
   - Да. - Она собиралась сказать ему, чтобы он не утруждал себя повторным анализом - она была уверена, что результат будет таким же, - но крошечная часть ее надеялась, что где-то в цифрах может быть проблеск хороших новостей. - Я пришла поговорить с Ру.
   - Он со слонами. Со стадом бета, наверное - изучает зону номер два. Ты выглядишь измученной - хочешь, отвезу тебя туда?
   - Нет, со мной все будет в порядке - я беспокоюсь о Ру. Послушай, прогони эти цифры еще раз, хорошо? Выдели также подгруппу Агриппы - если есть сигнал, который нужно обнаружить, я не хочу, чтобы он был заглушен шумом.
   - Будет сделано. О, и ты молодчина - как бы хорошо все ни прошло.
   - Спасибо, - с сомнением сказала Гома.
   Выйдя из купола, она взяла вторую электрическую коляску, бросила свое снаряжение в задний багажник, пристегнулась на водительском сиденье и направилась через автоматические ворота во вторичной ограде в основную часть заповедника. Она набрала скорость, подпрыгивая на сиденье, когда коляска покатилась по неровной, волнистой дорожке. Рельеф заповедника варьировался от ровной местности до пологих возвышенностей, с участками лугопастбищных угодий и более густым древесным покровом. На Земле популяция слонов такого же размера уничтожила бы растительность до самых корней, но растительная жизнь Крусибла росла с удивительной энергией круглый год. Без слонов, которые держали ее в узде, вся эта зона вернулась бы к густым лесам в течение нескольких лет.
   По пути Гома время от времени проезжала мимо небольших зданий или складов оборудования. То тут, то там она замечала слонов, иногда частично скрытых растущими между ними деревьями и кустами. Блестящие после недавнего ливня, они иногда выглядели как валуны или скалистые выступы - обнажившаяся геология древнего мира. В основном они держались на расстоянии, настороженные, если не сказать по-настоящему испуганные. Она заметила одного или двух одиноких быков, изолированных от более крупного стада. Она старалась держаться от них подальше. Пропитанные тестостероном, быки могли быть непредсказуемыми и опасными. С течением поколений и по мере ослабления влияния танторов старая динамика стада вновь заявляла о себе.
   Довольно скоро она оказалась в учебной зоне, где собралось стадо бета - их заманили фруктами и зеленым хлебом, а затем убедили принять участие в познавательных играх. Гома и Ру разработали исследовательскую программу, но в основном Ру решал индивидуальные задачи. По необходимости они становились все более простыми по мере того, как средний уровень интеллекта слонов медленно снижался. Сложные тесты - те, которые требовали высокой степени абстрактного мышления, - теперь устарели. Только Агриппа могла проходить их с какой-либо регулярностью, а она была слишком стара и хитра, чтобы считаться надежной испытуемой.
   Ру стоял в своей собственной коляске, спина прямая, как шомпол, кепка надвинута на глаза. Он записывал наблюдения с блокнотом, зажатым под углом его правой руки, и стилусом в другой руке.
   Гома замедлила ход, чтобы не мешать эксперименту. Она остановила коляску, схватила свои вещи и остаток пути прошла пешком.
   Стадо состояло из тридцати единиц, плюс-минус, во главе с матриархом Беллатрикс. Под началом матриарха были старшие слонихи, но единственными самцами были младенцы и подростки.
   На поляне Ру разложил дневную последовательность познавательных головоломок, и одному за другим слонам было предложено попытать счастья. Там были зеркала, чтобы проверить узнавание самого себя. Под ними стояли горшки с едой, которые можно было передвигать, или жалюзи, служившие аналогичной цели. Там были прочные вертикальные доски с подвижными символами - простые задачи на логику, ассоциации и память, с четкими наградами за правильный ответ. Там были груды предметов и инструментов, которые можно было комбинировать для решения какой-либо задачи, например, извлечения фруктов из контейнера. Со своим обычным усердием Ру весь день прорабатывал комбинации этих тестов. Слоны, как правило, были услужливы, но только до определенного предела. Гома знала, как это расстраивало, когда награды переставали быть достаточно привлекательными.
   - Мне бы не помешали хорошие новости, - сказала Гома, когда она оказалась в пределах слышимости.
   - Как насчет того, чтобы начать первой? Ты превратила этих идиотов в кашу?
   - В переносном смысле.
   - Значит, мы получим наш совершенно новый забор?
   - Дело находится на рассмотрении, но я привела веские доводы.
   - Меньшего я от тебя и не ожидал. И все же, большинство из них засранцы.
   - Я бы не стала заходить так далеко.
   - О, а я бы с удовольствием. - Ру спрыгнул с коляски. - Они просто играют с нами. Они могли бы дать нам сумму в десять раз больше, чем мы просили, и это никак не отразилось бы на их бюджете финансирования. Мы просто тонем в шуме.
   Они направились навстречу друг другу.
   - Кстати, о шуме, - сказала Гома, - Томас сказал мне, что цифры выглядят не очень хорошо.
   - Скорее, мрачно. Но почему мы удивляемся? Три года назад я мог нарисовать на земле шахматную доску и сносно поиграть в го с Беллатрикс. Теперь она просто проводит хоботом по квадратам - как будто почти помнит, но недостаточно, чтобы понять суть. Это не спад между поколениями - это один-единственный слон, теряющий интеллект почти в тот момент, когда мы говорим.
   - Нам следует ожидать некоторого возрастного ухудшения когнитивных функций. Это поражает людей, так почему бы не толстокожих?
   - Раньше мы никогда не видели такого резкого спада.
   - Я знаю, просто пытаюсь найти немного менее депрессивный взгляд на это. Ты что, весь день здесь торчал?
   - Увлекся. Ты же знаешь, как это бывает.
   Они встретились, обнялись, поцеловались. Они держали друг друга в объятиях несколько секунд, Гома поправила фуражку Ру. Затем Гома отступила назад и оценивающе оглядела другого человека, заметив скованность в его позе и легкую дрожь в руке, в которой он все еще держал блокнот. Ру был крупнее и выше Гомы, но, несмотря на это, он был еще и более хрупким.
   - На сегодня с тебя хватит. Давай соберем вещи и поедем домой.
   - Мне нужно закончить эту серию тестов.
   - Нет, с тебя хватит. - Гома говорила со всей твердой властностью, на которую была способна, прекрасно зная, что ее муж плохо воспримет давление.
   - Просто это было долгое путешествие. Я буду в порядке после ночного отдыха.
   Они упаковали учебные принадлежности в задние отсеки своих двух багги. Гома заставила свою коляску следовать за коляской Ру, затем присоединилась к нему в переднем автомобиле. Гома открыла отделение для хранения вещей рядом с пассажирским сиденьем и не удивилась, увидев, что оно пусто.
   - Ты хотя бы захватил свои лекарства?
   - Я собирался вернуться за ними.
   - Со слонами ты никогда не упускаешь ни одной детали - почему так трудно проявить такую же заботу к себе?
   - Я в порядке, - сказал Ру. Но через мгновение он добавил: - Можем ли мы сделать крюк, чтобы заскочить к альфа-стаду? Я бы хотел взглянуть на Агриппу.
   - Агриппа может подождать - тебе нужно лекарство.
   Но спорить было бессмысленно, тем более что Ру был за рулем. Он направил багги на более узкую дорожку, задняя машина последовала за ней, и вскоре они уже поднимались на невысокий холм, откуда открывался вид на излюбленное место сбора стада альфа. Это было рядом с позеленевшим трупом робота-Производителя, застывшего там, где он был, когда в Крусибл ударила информационная волна.
   Они остановились. Гома выпрыгнула первой, затем обошла машину, чтобы помочь Ру спуститься.
   - Вот и она. Бинокль на заднем сиденье, если он тебе понадобится.
   - Нет, я справлюсь. - Гома поднесла руку к глазам, заслоняясь от платинового сияния облаков. Ей потребовалось всего несколько мгновений, чтобы разглядеть Агриппу, матриарха стада альфа, но ее обычное удовольствие от узнавания сменилось беспокойством.
   С Агриппой что-то было не так.
   - Она очень медлительная.
   - Я заметил это пару дней назад, - сказал Ру. - Некоторое время немного хромала, но это другое дело. Знаю, что она стара, но в ней всегда была та внутренняя сила, которая помогала ей справляться с трудностями.
   - Нам нужно взять немного крови.
   - Согласен. Приведи ее сюда, если необходимо. Может быть, это просто инфекция или плохая реакция на что-то, что она съела.
   - Возможно.
   Но ни тот, ни другая не хотели признавать очевидную истину: у Агриппы были признаки преклонного возраста, а не какого-либо основного заболевания, которое можно было бы вылечить с помощью лекарств или переливаний крови. Она была просто старой слонихой - самой старой из членов стада.
   Но также и самой умной, согласно показателям когнитивных способностей. Единственной, кто все еще мог пройти большинство тестов, доказав, что у нее есть внутренний монолог, чувство собственной идентичности, понимание причины и следствия, стрелы времени, различия между жизнью и смертью. Агриппа не могла воспроизводить звуки речи, но могла понимать произносимые высказывания и формулировать символические ответы. Она была последней из танторов - последним слоном, который нес в себе огонь истинного разума.
   Но Агриппа состарилась, и хотя ее ближайшие отпрыски были умнее обычного стада, они не были такими сообразительными, как их мать. Ее дети произвели на свет внуков, еще больше разбавив ее гены, и эти слоны едва отличались от других. Превышение было настолько слабым, что потребовался тщательный статистический анализ, чтобы доказать наличие у них каких-либо когнитивных улучшений.
   - Мы не можем потерять ее, - наконец сказал Ру.
   - Этого следует ожидать.
   - Тогда все заканчивается. Мы потерпим неудачу.
   - Предстоит еще много работы. Всегда так будет. Нам все равно придется присматривать за всеми этими слонами.
   - Им даже все равно. Это та часть, которая действительно меня заводит. Мы так и делаем. Нас разрывает на части, когда мы видим, как они год за годом теряют то, что у них было. Но для них это ничего не значит. Они не скучают по тому, чтобы быть танторами - дайте им широкие просторы, еду немного грязи, в которой можно поваляться, - почему они должны делать больше?
   - Стать танторами - это не нормальная часть развития слонов, - сказала Гома. - Мы не можем винить их за то, что им все равно. Волнует ли собак то, что они не такие умные, как бонобо? Волнует ли муравьев, что они не такие умные, как собаки?
   - Мне не все равно.
   Гома сжала его плечо, затем несколько мгновений молча обнимала. Она разделяла подкрадывающееся отчаяние Ру - ощущение того, что что-то яркое, драгоценное и непостоянное ускользает у них из рук. Чем больше они пытались измерить его, сохранить, тем быстрее оно исчезало. Но ей нужно было, чтобы Ру был сильным, а Гоме, в свою очередь, нужно было быть сильной ради Ру. Они были похожи на два дерева, прислонившихся друг к другу.
   - Поедем домой, - сказала Гома. - Мне нужно позвонить маме - я обещала ей, что навещу ее завтра, но анализ крови Агриппы важнее.
   - Я могу позаботиться об этом, - сказал Ру. - Ты же знаешь, как сильно Ндеге нуждается в своем распорядке дня.
   - Можешь ли ты винить ее?
   - Только не я. Я последний, кто стал бы ее в чем-либо винить.
  

* * *

  
   Несколько дней спустя, когда ранним вечером дела привели Мпоси снова в здание парламента в Гочане, он обнаружил посетителя, ожидавшего его в пристройке к его кабинету.
   - Гома, - сказал он, сияя. - Какой приятный сюрприз.
   Но его слова не вызвали у нее ни соответствующего чувства, ни даже улыбки.
   - Мы можем поговорить? Наедине?
   - Конечно.
   Он впустил ее в офис, все еще сохраняя видимость вежливой общительности, хотя ничто в ее поведении не указывало на то, что это был светский визит. Это было не в ее характере, по крайней мере в последнее время. Когда она была менее занята как в профессиональной, так и в личной сферах, Гома часто навещала его, чтобы прогуляться по парламентским садам, и они оба обменивались историями и лакомыми кусочками невинных слухов. Он с грустью осознал, что почти забыл, сколько удовольствия приносили ему эти простые встречи, не обремененные профессиональными обязательствами ни с одной из сторон.
   - Чаю? - предложил он, опуская жалюзи в кабинете, защищаясь от заходящего солнца, жирного и красного, как спелый помидор.
   - Нет. Это не займет много времени. Она не может пойти.
   Он улыбнулся. Они оба все еще стояли. - Она?
   - Моя мать. Ндеге. - Ее руки были уперты в бедра. Гома была маленького роста, хрупкого телосложения, ее легко было недооценить. - В эту твою дурацкую экспедицию, о которой, как ты думаешь, я не знаю.
   Мпоси взглянул на дверь, чтобы убедиться, что он закрыл ее, когда входил.
   - Тебе лучше присесть.
   - Я сказала, что это не займет много времени.
   - Тем не менее. - Он поднял руку в направлении стула, который зарезервировал для посетителей, затем опустил свое пухлое тело на стул со своей стороны стола. - У нее были четкие инструкции никому об этом не говорить.
   - Я ее дочь. Неужели ты думал, что она сможет долго скрывать от меня что-то подобное?
   - Тебя должны были проинформировать, когда ситуация станет более стабильной.
   - Ты имеешь в виду, когда все остальные узнают об этом?
   - Я не дурак, Гома, и действительно понимаю твои чувства. Но секретность есть секретность. О чем еще она упоминала?
   - Есть еще что-нибудь?
   - Пожалуйста, никаких игр.
   Помолчав, Гома сказала: - Сигнал откуда-то из глубокого космоса.
   Мпоси потер лоб. Он уже чувствовал, как в уголках его глаз скручивается узел напряжения. - Боже мой.
   - Какая-то возможная связь с троицей - с Чику, Юнис и Дакотой. Я могу понять, почему это могло бы ее заинтересовать. Она потеряла свою мать - наблюдала, как ее похитил инопланетный робот. Но меня интересует именно Дакота.
   - Та самая слониха?
   - Тантор. Если вы получили сигнал от Юнис, то, возможно, Дакота тоже где-то там. Должна ли я объяснять, почему это меня интересует?
   - Не должна, я могу догадаться. - Мпоси всегда находил научные доклады Гомы слишком техническими, чтобы их мог легко переварить такой неспециалист, как он сам, но он мог бегло просмотреть тезисы, уловить суть ее аргументации. - Это был просто сигнал. Это никогда не повторялось, и мы ждали этого снова в течение шести месяцев.
   - Но вы верите, что это было настоящее послание и что оно предназначалось нам. Вы думаете, это может иметь какую-то связь с троицей.
   - Вот что я сказал твоей матери. По секрету.
   - Если ты начнешь обвинять ее в утечке твоего маленького секрета, у тебя возникнут гораздо большие проблемы.
   - Боже мой, Гома. Это звучит почти как угроза.
   - Ты должен понять, насколько я серьезна.
   - Я знаю. Полностью.
   - Тогда я перейду к делу. Что бы ни говорилось в этом сообщении, Ндеге никуда не поедет.
   - Я считаю, что этот выбор должен быть за твоей матерью.
   - Это не так, не сейчас. Вместо нее пойду я. Я на три четверти моложе ее и намного сильнее.
   - Как бы то ни было, Ндеге все еще жива. Она также согласилась присоединиться к экспедиции.
   - Только потому, что ты не оставил ей выбора.
   - Я просто указал, что добровольное участие в такой экспедиции могло бы обернуться ей на пользу.
   - Ты размахивал перед ней идеей о помиловании. Я была о тебе лучшего мнения.
   - Это было сказано со всей искренностью. - Мпоси взял пресс-папье, которое он держал на своем столе, - череп морской выдры, отполированный до блеска, как галька. Это был подарок от его сводного брата, присланный через космос. - У тебя хватает наглости, Гома, читать мне лекции о моей заботе о Ндеге. Если ты сомневаешься в этом, спроси свою мать.
   Его вспышка гнева, произнесенная достаточно спокойно, оказала немедленное и назидательное воздействие на посетительницу. Она выглядела раскаявшейся, печальной, на мгновение ей стало стыдно за себя.
   - Я просто не хочу, чтобы ее ожидания были завышены.
   - Я тоже, - тихо ответил Мпоси. Он опустил череп; тот издал приятный глухой стук. - Я бы никогда не стал возлагать ложные надежды на твою мать, особенно после всего, через что она прошла. Но серьезно - подумала бы ты о том, чтобы пойти на ее место? Ты любишь этот мир, любишь свою работу. У тебя прекрасный партнер - Ру. Зачем отказываться от всего этого?
   - Потому что я предпочла бы, чтобы это была я, а не Ндеге. И я видела эти ваши корабли, качающиеся над головой, как пара молодых лун. Они огромные. Ты не можешь сказать мне, что на них нет места для тысяч людей.
   - В их первоначальном дизайне, - ответил Мпоси. - Но если бы один из кораблей был переоборудован для дальней экспедиции - а это все еще не само собой разумеющееся, - многое пришлось бы реорганизовать.
   - Держу пари, ты все еще мог бы найти место для Ру.
   Мпоси с трудом верил своим ушам. - С ним ты тоже разговаривала?
   - Из уважения к вашей тайне - нет. На самом деле, я не говорила об этом ни с кем, кроме Ндеге. Делает ли это тебя счастливее?
   - Немного.
   - Но я передам это Ру. Он будет чувствовать то же самое по отношению к Дакоте. Мы потеряли танторов, Мпоси. Мы потеряли самое прекрасное, удивительное, что когда-либо случалось с нами как с биологическим видом. Новые друзья - новые компаньоны. И мы позволили им умереть. Все, что мы с Ру когда-либо делали - фиксировали упадок, затухание их интеллекта. Но теперь у нас есть шанс восстановить контакт с одной из первоначальных танторов или, по крайней мере, с ее потомством. Даже если бы все, что мы извлекли, было свежим генетическим материалом, это дало бы нам что-то новое. Ру тоже это знает. Он захочет пойти со мной.
   - Ндеге знает о ваших намерениях?
   - Я сказала ей, что поговорю с тобой об этом.
   - И она одобрила это? Нет, тебе не нужно отвечать на этот вопрос. Ндеге попыталась бы защитить тебя точно так же, как ты пытаешься защитить ее. Она бы не хотела, чтобы ты улетала.
   - Однако, в конечном счете, выбор будет за тобой, дядя. Ввергнуть свою сестру во что-то, чего она не переживет, или рискнуть своей племянницей?
   - Когда ты так это излагаешь, это звучит так просто.
   - Это потому, что так оно и есть. Согласись на то, чтобы я была на этом корабле, дядя.
   Он чувствовал, что вот-вот согласится. Но он не хотел - не мог - допустить, чтобы решение было принято в спешке. Слишком многое было поставлено на карту. Это было гораздо сложнее, чем понимала Гома.
   - Я хотел сделать что-нибудь хорошее для твоей матери.
   - Ты все еще можешь. Этот корабль еще какое-то время не будет готов, не так ли?
   Он вздохнул, видя, к чему это ведет. - Мне сказали, еще пять лет.
   - Тогда у тебя есть пять лет, в течение которых ты можешь облегчить жизнь Ндеге. Ты когда-нибудь обнародуешь это?
   - Потребуется какое-то ограниченное раскрытие информации, как только станет ясно, что мы изменили наши планы в отношении одного из кораблей. Возможно, через год или два.
   - Тогда ты можешь рассказать всему миру, что Ндеге вызвалась добровольцем на эту миссию. Позволь ей насладиться этим моментом. Только нам троим нужно знать, что она никуда не поедет.
   - Нас было бы больше, чем трое. Необходимо будет оценить вашу медицинскую пригодность для спячки. Нет никаких гарантий.
   - И все же у меня больше шансов справиться с этим, чем у моей матери.
   - Ты ставишь меня в неловкое положение.
   - Тогда я рада, что ты понимаешь, каково это. Включи меня в экспедицию и зарезервируй место для Ру. Я больше не буду спрашивать, дядя. А помнишь, что я сказала раньше?
   - Да?
   - Это не угроза. Но если хочешь рассматривать это как надежную позицию на переговорах, то будь готов.
   Он нежно улыбнулся, одновременно гордый и немного испуганный. - Ты зря тратила время на науку, Гома. Мы могли бы сделать из тебя прекрасного политика.
  

ГЛАВА ВТОРАЯ

  
   Ранней весной в северном полушарии оккупированного Марса, в 2640 году, вечером за день до своей смерти Кану Экинья стоял у высокого резного окна спиной к Свифту. Он держал руки за спиной, но не совсем сцепил их, бокал на тонкой ножке свободно болтался в его пальцах с тонкими перепонками. Прошли годы с тех пор, как он был настоящим жителем моря, но его анатомия сохранила следы того этапа его жизни. Мускулы обвивали его гористую шею; плечи были широки, как у пловца. Рот Кану был маленьким, нос плоским, глаза большими и выразительными, оптимизированными для сбора света в условиях плохой видимости. Поседев, он по-прежнему носил длинные волосы, собранные в плиссированный хвост, который свисал до середины спины.
   - Твой ход, - напомнил ему Свифт.
   Кану наблюдал за закатом. Небо на уровне его глаз было чрезвычайно темно-синим, практически черным в зените, переходящим в пурпурный, а затем в лососево-розовый цвет по мере того, как его взгляд опускался к горизонту. Эта древняя вулканическая вершина была очевидным местом расположения посольства: ближайшая точка к космосу и самая удаленная от неразберихи и опасностей запретной поверхности.
   - Прошу прощения, - сказал он, отворачиваясь от окна.
   Кану вернулся на свое место за столом лицом к Свифту и поставил свой бокал рядом с доской. Они играли в шахматы, самую древнюю из африканских игр.
   - Обеспокоен? - спросил Свифт.
   - Вообще-то, я думаю о своем брате. Интересно, не повредит ли Вселенной, если мы поменяемся местами, всего на год или два?
   - Твой брат находится на расстоянии двадцати девяти световых лет. Кроме того, технически говоря, он тебе не брат.
   - Значит, сводный брат.
   - Даже не так. Твоя мать умерла на Земле. Мать Мпоси может быть мертва, а может и нет, хотя соотношение вероятностей указывает в этом направлении. Прости, что пересказываю эти прискорбные факты, Кану, но мне и так трудно разобраться в человеческих делах без того, чтобы ты все усложнял.
   - Мне жаль, что это недостаточно просто для машинного понимания. Я возьму это на заметку для дальнейшего использования.
   - Прошу тебя, сделай это, твоя память и так подвержена ошибкам.
   Свифт скрупулезно перенял человеческую анатомию и одежду для целей дипломатических отношений, его лицо, одежда и осанка приближались к таковым у образованного молодого человека конца восемнадцатого века. Он предпочитал сюртук, белый шарф на шее и пенсне, сквозь которое был склонен смотреть, высоко и властно задрав подбородок. Копна густых мальчишеских кудрей была расчесана и смазана маслом, чтобы придать ей некое подобие покорности.
   Через мгновение, пока Кану продолжал смотреть на доску, Свифт добавил: - Серьезно, ты бы поменялся местами с Мпоси, если бы был такой вариант?
   - А почему бы и нет? Захолустная колония, скромная, но растущая экономика, непринужденные отношения между людьми и машинами... никакой Консолидации, дышащей мне в затылок, никаких серьезных опасений по поводу Хранителей. Могу поспорить, у Мпоси даже есть комната с прекрасным видом.
   - Я чувствую себя обязанным отметить, что поддерживать сердечные отношения между людьми и машинами легко, когда машин почти нет. Кстати, ты планируешь сделать этот ход, или тебе нужно еще несколько месяцев, чтобы подумать об этом?
   Кану оценил свои возможные ограничения и собирался передвинуть свою фигуру. Но когда он поднял руку к доске, с другого конца комнаты донесся перезвон.
   - Я лучше приму звонок.
   - Если это поможет отсрочить неизбежное, пожалуйста.
   Кану поднялся со своего стула, подошел к консоли и повернул экран так, чтобы он был обращен к нему. Перед ним возникло лицо Гаруди Далал, одной из трех его коллег-людей на горе Олимп.
   - Гаруди. Я знаю, что опаздываю на ужин. Скоро поднимусь наверх.
   - Дело не в ужине, Кану. Вы еще не слышали новости?
   - Что Свифт страшен в шахматах?
   Но обычно дружелюбная Далал - его лучший друг среди других людей - не ответила тем же. Ее лицо было серьезным. - За последние несколько минут произошло кое-что интересное.
   - Звучит зловеще.
   - Вполне может быть. Кое-что пришло. Проскользнуло прямо сквозь запрет.
   Кану снова взглянул на Свифта. Технически эта информация была конфиденциальной, передавалась между послами. Но если бы что-то произошло вблизи Марса или на нем, Свифт недолго оставался бы в неведении об этом.
   - Обычно мы беспокоимся о том, что что-то покидает Марс.
   - Не в этот раз. Это шаттл снабжения, прибывающий с Юпитера. Полуавтономный. Иногда они сажают внутрь команду, но не для этого рейса. Он бы и близко к нам не подобрался, если бы не запланированная стыковка с одной из крепостей. Все разрешения на посадку проверены. Затем в последнюю минуту он свернул в сторону и проскользнул в атмосферу.
   - В таком случае от него мало что останется. У нас уже есть точка столкновения?
   - Боюсь, - сказал Свифт, поднимаясь со стула и становясь позади него, - что у вас есть нечто большее, чем просто точка соприкосновения.
   Кану повернулся к своему другу. - Что тебе известно?
   - До меня только что дошла новость - по несколько иным каналам, конечно, - что корабль совершил посадку. - Свифт повернул свое собственное лицо к экрану. - Кстати, добрый вечер, посол Далал.
   Далал поприветствовала Свифта кивком, но не ответила на устное приветствие.
   - Свифт прав. Большая часть его все еще в целости и сохранности. Его частично разрушили пушки, а затем атмосферное трение нанесло еще больший ущерб, но именно тогда все стало странным.
   - Странным? В каком смысле? - спросил Кану.
   - Он замедлялся. Использовал тягу после того, как оказался в атмосфере. К тому времени, когда он достиг поверхности, он вообще почти не двигался.
   - Похоже на преднамеренную попытку приземления.
   - Такова теория, - сказала она. - Возможно, диверсия возвращенцев. Если они перехватили его и взяли на абордаж где-нибудь между этим местом и Юпитером...
   - Вы думаете, внутри были возвращенцы?
   Далал устало пожала плечами. - Кто знает. Что я точно знаю, так это то, что кому-то придется это выяснить, даже если все, что они в конечном итоге будут делать, - это извлекать трупы. Я созываю остальных, чтобы обсудить, как мы с этим справимся.
   Кану кивнул - он в точности разделял ее опасения по поводу всего этого дела. - Сообщите Корсакову и Люсьену, что я уже в пути. Так откуда же все это взялось? Пожалуйста, скажите, что это было на другой стороне Марса, что это не обязательно должно быть нашей проблемой.
   - Боюсь, это как раз в пределах досягаемости флаера.
   Кану закрыл консоль и вернулся к шахматной доске. Он передвинул свою фигуру, поставив ее с решительным щелчком.
   - Еще больше одурачишь меня.
   Свифт выглядел озадаченным. - Чем?
   - Надеясь на какую-нибудь драму в моей жизни. Это то, что ты получаешь.
   На посадочной палубе всегда было холодно. Купол на крыше посольства был герметичен, давление воздуха достигало уровня, пригодного для дыхания, но он так и не стал достаточно теплым, чтобы чувствовать себя комфортно. Это была в буквальном смысле вершина человеческого присутствия на Марсе - посольство, возвышающееся подобно собственной маленькой вершине над чудовищным выступом горы Олимп.
   На холоде было легко поверить, что до космоса можно допрыгнуть одним прыжком.
   - Гаруди сказала мне, что вы позволили Свифту подслушать ваш вчерашний разговор, - сказал Корсаков, стоя рядом с Кану, они оба держали шлемы подмышками.
   - Свифт узнал об этом раньше нас.
   - Тем не менее, Кану. Вряд ли это соответствует протоколу, не так ли? - Корсаков говорил медленно, как будто каждое слово требовало обдумывания и можно было рассчитывать на терпение его слушателей. - А что именно в нем такого особенного? Что вы видите в этой машине по сравнению с другими?
   - Мне нравится компания Свифта. В любом случае, почему я должен оправдываться? Разве не для этого мы здесь - чтобы общаться с ними?
   - Общение - это отлично, - сказал Корсаков, его прекрасные серые глаза изучали Кану из-под властных бровей, увенчанных копной длинных седых волос, которые он носил зачесанными назад. - Но это не может быть чем-то большим. Эти машины украли у нас Марс. Это был наш мир, наше наследие, и они вырвали его из-под нашего контроля.
   Флаер, включенный и готовый к работе, поворачивался на платформе после технического обслуживания.
   - Я неплохо осведомлен о новейшей истории, Евгений.
   Высокий, сутулый Корсаков начал: - Я не могу говорить от имени Организации Водных Наций...
   - Тогда не надо.
   - Но у вашего народа есть ожидания, Кану. Молчаливое понимание того, что ваши симпатии, когда они подвергаются испытанию, всегда будут на стороне человека.
   - Кто-нибудь говорит, что они не там?
   - Робот использует вас, Кану. Машины не понимают дружбы. Это рычаг воздействия, ясный и простой.
   Кану был рад, когда на посадочную палубу прибыли два других посла. Они также были одеты в скафандры для работы на поверхности, хотя их наряды намекали на различную принадлежность в Солнечной системе. Кану был одет в сине-зеленый скафандр, украшенный морскими звездами, его руки были соединены вместе своего рода синаптической сетью. Корсаков, представлявший Объединенные Орбитальные Нации, был одет в реголитово-серую форму с рельефным изображением кратеров. Далал, представительница Организации Наземных Наций, использовала мотив одинокого дерева, ветви которого увешаны птицами и фруктами.
   Люсьен, недавно назначенный послом Консолидации - всего, что находится в Облаке Оорта, кроме Земли, Луны или Марса, - был одет в скафандр, украшенный волнообразным рисунком сложных взаимосвязанных орбит.
   - Свифт присоединится к нам? - спросила Далал у Кану.
   - Да. Он должен быть здесь с минуты на минуту.
   - Мне не нравится такой расклад, - признался Люсьен. - Мы должны быть свободны в проведении нашей инспекции без сопровождения робота.
   - Так было условлено, - ответил Кану как раз в тот момент, когда Свифт появился из двери, ведущей на палубу. - Прозрачность. Сотрудничество. Это обязательно поможет.
   - Им или нам? - пробормотал Корсаков, наклоняясь, чтобы не удариться головой о днище машины.
   Как только флаер был загерметизирован, из палубы откачали воздух, и купол открылся небу. Пассажиры заняли кресла в салоне и зажали шлемы между ног. С согласия других Гаруди Далал взяла управление на себя. Она направила их на восток, поддерживая высоту на согласованном уровне. В салоне мягкий автоматический голос сообщал показатели скорости, температуры и давления воздуха. Кану повернулся в своем кресле, чтобы посмотреть на удаляющийся шпиль посольства, купол которого плотно закрылся, как только они скрылись.
   Посольство представляло собой темный рифленый шпиль с широким, похожим на корни фундаментом. Он закручивался штопором в полутора километрах от вершины горы Олимп, словно рог единорога, воткнутый в Марс. Теперь, когда четверо послов находились на борту флаера, это место было полностью лишено человеческого жилья. Фактически, поскольку послы находились в небе, теперь на поверхности Марса вообще не было человеческого присутствия.
   Они летели уже час, когда Далал повысила голос, хотя и без какой-либо особой настойчивости. - Приближается кое-что. Три сопровождающих, стандартное построение при сближении.
   Корсаков подвинулся, чтобы заглянуть ей через плечо, изучая дисплеи консоли. - Оружие готово?
   - Номинально, - ответила Далал.
   Сам флаер не нес никакого вооружения - это было бы явным нарушением условий соглашения с посольством, - но они находились под постоянным наблюдением и прикрытием с орбитальных крепостей. Однако Кану ожидал увидеть сопровождающих. Они были обычным явлением во время их случайных инспекционных полетов.
   - Они не причинят нам вреда, - сказал он. - Только не со Свифтом в качестве заложника.
   Свифт выглядел оскорбленным. - Надеюсь, это шутка.
   - Из тебя получился бы очень плохой заложник, учитывая то, что ты всегда говорил мне о своей широко распределенной природе.
   Свифт прикоснулся рукой к своей обтянутой сюртуком груди. - Я все еще очень привязан к этому телу. Было бы досадно, если бы пришлось делать новое.
   Корсаков раздраженно нахмурился.
   Три летающие штуковины были меньше посольской машины, каждая представляла собой бронзовый эллипсоид со светящимися изнутри синими и красными огнями. О том, почему они летели, можно было только догадываться. Когда-то люди использовали бы этот технологический интеллект для получения прибыли, но те времена давно остались позади. Три машины окружили летательный аппарат треугольным строем.
   - Вы можете спускаться, - сказал Свифт.
   Далал опустила их на высоту всего в два километра над средним уровнем поверхности, достаточно близко, чтобы работа роботов была на виду. С периодическими интервалами машины возводили на поверхности Марса возвышающиеся цитадели, ограненные алмазами. Они усеивали поверхность, как муравейники, ульи или стаканчики для мороженого. Они были огромными, карамельного цвета, светились тайной целью. Их соединяли щупальца-трубки длиной в сотни, а может быть, и тысячи километров. Светящиеся корпускулярные объекты проносились по этим трубам или время от времени перемещались по воздуху между цитаделями.
   Несомненно, под корой планеты происходило гораздо больше, чем можно было легко разглядеть с помощью орбитальных датчиков.
   - Приближаемся к месту столкновения, - объявила Далал. - В двадцати километрах прямо по курсу. Теперь я вижу это наглядно. Снижение скорости до минимума. Свифт, пожалуйста, напомните своим друзьям о наших согласованных намерениях?
   - Все под контролем, - сказал Свифт.
   Все еще сопровождаемые своим машинным эскортом, послы медленно приближались к объекту своего интереса. Он оказался больше, чем ожидал Кану, - размером с небоскреб. Уродливая прямоугольная штуковина, никогда не предназначенная для перемещения по воздуху, напоминала серый металлический картотечный шкаф и была втиснута в песчаную дюну, как сюрреалистическая художественная инсталляция. Он подумал о скульптурах своей бабушки и задался вопросом, оценила бы Санди такое сравнение.
   - Всего час - это уже оскорбление, - сказал Корсаков, набирая инструкции по жизнеобеспечению на манжете своего скафандра.
   - Мы сделаем все, что в наших силах, - ответил Кану.
   - Вы всегда оптимист, водяной.
   - Стараюсь, Евгений. Есть привычки и похуже.
   Они не могли приземлиться или состыковаться с накренившимся, поврежденным кораблем, но орбитальное наблюдение выявило возможный вход чуть выше точки соприкосновения корабля с землей. Это был крошечный воздушный шлюз, но его должно было хватить. Они сделали один круг, проверяя, что шлюз был таким, каким он казался из космоса, а затем опустились примерно в пятидесяти метрах от места крушения.
   Все под контролем, как сказал Свифт.
   Когда флаер опустился, Далал откачала воздух из кабины и опустила посадочный трап. Корсаков и Люсьен вышли первыми, за ними последовал Кану, затем Свифт - Свифт, конечно, не нуждался в скафандре - и, наконец, Далал, как только она закрепила флаер. Пандус за ее спиной сложился, но маленькое транспортное средство было готово и ждало их возвращения.
   - Шестьдесят минут, и счет идет, - сказал Люсьен. Самый молодой член дипломатической команды с разницей в несколько десятилетий, он представлял Консолидацию - коалицию политических и экономических интересов, которая, по сути, включала в себя все в Солнечной системе за пределами старых властных структур Земли и Луны.
   - Пятьдесят шесть минут, - сказал Свифт почти извиняющимся тоном. - Извините, что настаиваю на точности, но оговоренное время началось в тот момент, когда ваши салазки коснулись нашей земли.
   Они направились прямиком к борту врезавшегося судна - затененной плите, плотно заставленной техникой. Сторона, где была обозначена точка входа, изгибалась назад над их головами. У Кану возникло головокружительное ощущение, что он постоянно медленно опрокидывается, вот-вот похоронив посольскую группу.
   - Этот шлюз такой крошечный! - сказала Далал.
   - Только аварийный выход, - сказал Люсьен. - Грузовые шлюзы заглублены или находятся слишком высоко, чтобы мы могли добраться до них за то время, которое у нас есть.
   Даже аварийный шлюз находился на некотором расстоянии над их головами, и им пришлось карабкаться к нему по одному, используя трубы и поручни, выступающие из разбитого корпуса. Под шлюзом был узкий выступ, простиравшийся с одной стороны от них. Корсаков первым добрался до выступа, ширина которого едва вмещала его ноги. Он двигался боком, вытянув одну руку влево, а другой держась за поручень над головой.
   Следующими пошли Далал и Люсьен, а затем Кану. Свифт поравнялся с ними с пугающей ловкостью, остановившись только для того, чтобы стряхнуть пыль с воротника своей одежды.
   - Блокировка все еще активна, - объявил Корсаков. - Я собираюсь попытаться открыть ее. - Продолжая держаться правой рукой, он откинул в сторону бронированную крышку, чтобы получить доступ к панели управления.
   - Ну? - спросил Люсьен.
   - Работает, - сказал Корсаков. - Но это, как сказала Далал, очень маленький шлюз. Сомневаюсь, что он вместит больше одного из нас одновременно.
   - Увидимся на другой стороне, - сказал Кану. - Это займет не больше нескольких минут.
   - По условиям нашей договоренности, - сказал Свифт, - я не должен входить последним.
   - Мы и не собирались тебя забывать, - пробормотал Люсьен.
   Вскоре Корсаков оказался внутри шлюза с закрытой внешней дверью и повышенным давлением в камере. Его голос звучал так же ясно, как и раньше. - Давление в шлюзе достигает нормы. Я, конечно, не настолько глуп, чтобы снять свой шлем, и советую остальным последовать моему примеру.
   - Скажи нам, когда откроется внутренняя дверь, - сказала Далал.
   - Именно это она и делает, Гаруди. Я вхожу внутрь корабля. Есть тепло, электричество и аварийное освещение, но никаких непосредственных признаков жизни.
   - Следующая - Гаруди, затем Люсьен, - сказал Кану. - Я позволю Свифту войти раньше меня. Приемлемо ли такое соглашение для всех сторон?
   Возражений не последовало, и поэтому Далал прошла через шлюз следующей. Она присоединилась к Корсакову с другой стороны, подтвердив его первоначальные наблюдения. - Гораздо меньше структурных повреждений, чем я ожидала. Все выглядит прямолинейно, и, как говорит Евгений, энергия все еще есть. Нижние уровни, должно быть, приняли на себя большую часть удара.
   - Плохие новости для всех, кто там, внизу, - сказал Люсьен.
   Кану подождал, пока посол Консолидации пройдет через шлюз. Все дышащие члены отряда, кроме него самого, теперь находились внутри разбившегося корабля. Здесь остались только Кану и робот, одни под небом Марса.
   - Теперь твоя очередь, - сказал он Свифту.
   - Спасибо тебе, Кану. Довольно досадно, что я вообще должен пользоваться шлюзом, но этого не избежать.
   - Когда роботы построят корабли, вы сможете показать нам, как это делается.
   - Мы не будем строить корабли, Кану. Мы станем ими.
   Он подождал на выступе, пока Свифт не пройдет внутрь, а затем отсчитал долгие секунды, пока шлюз не будет готов впустить его. Он проклинал себя за то, что забыл обнулить часы своего скафандра в тот момент, когда они приземлились на Марсе.
   - Как долго мы здесь пробыли? - спросил он Далал, когда наконец присоединился к остальным.
   - Тринадцать минут только на то, чтобы добраться сюда. И нам нужно будет оставить столько же времени, чтобы выбраться отсюда.
   Кану кивнул в своем шлеме. Панели и вывески все еще горели, а тусклое желтое служебное освещение позволяло заглянуть в соседние проходы и отсеки.
   - Мы никогда не прочешем все это целиком, - сказал он, - так что и пытаться не будем. Для начала можно исключить выживших на нижних уровнях. Но мы должны быть в состоянии достаточно легко добраться до управляющего ядра.
   - Было бы неразумно обнадеживать себя, - сказал Люсьен.
   - А я и не надеюсь.
   - Как бы то ни было, Кану прав, - сказала Далал. - Ради того, чтобы наши правительства выглядели хорошо, мы должны действовать по правилам.
   - Спокойнее с такими разговорами, - сказал Кану. - Они повесят вас за честность.
   Далал улыбнулась ему в ответ сквозь свой лицевой щиток. - Это наименьшая из моих нынешних забот.
   Наклон пола затруднял продвижение, но они без особых проблем добрались до центрального магистрального лифта.
   Корсаков нашел панель управления и нажал большую ручную кнопку, чтобы вызвать их кабину. Она с грохотом и стоном двигалась по своему стволу, визжа и протестуя. Как предположил Кану, им повезло, что лифт вообще работал после удара, который получил корабль. Но он был бы рад любому предлогу прекратить поиски и вернуться к ядру.
   Послы вошли в лифт, за ними последовал Свифт, и машина начала подниматься, подпрыгивая и дергаясь, когда натыкалась на какое-то препятствие.
   - Нелегко понять, чего надеялись достичь эти возвращенцы, - сказал Свифт, как будто чувствовал себя обязанным поддержать разговор.
   - Это может быть символический жест, - сказал Кану. - Отвоевать кусочек Марса, хотя бы на несколько дней.
   - Вместе со своими трупами? - спросил Свифт.
   - Возможно, они надеялись продержаться достаточно долго, чтобы сделать какое-то заявление, декларацию о суверенитете или что-то в этом роде.
   - Я все еще не вижу в этом логики. Какая вам польза от этого сухого, безвоздушного мира?
   - Никакой практической пользы, - сказал Кану, когда лифт остановился и двери открылись. - Но нам невыносима мысль о том, что это может быть у кого-то другого.
   Рубка управления представляла собой полукруглое помещение с ответвляющимися от нее проходами и широким бронированным окном, занимающим одну дугу изогнутой стены. Некоторые дисплеи консоли все еще были активны, и Корсаков был достаточно уверен в себе, чтобы начать щелкать тяжелыми переключателями ручного управления. С лязгом и скрежетом бронированные ставни на окне начали опускаться.
   Сейчас они находились на Марсе выше, чем при посадке, на добрых двадцать уровней, и с этой высоты, обозревая странно наклоненный ландшафт, Кану мог легко разглядеть светящиеся, окрашенные в пастельные тона муравейники трех далеких городов роботов. Еще ближе одно из их соединяющихся щупалец образовало отчетливую светящуюся линию гребня, похожую на позвоночник полузатопленного морского чудовища. Он наблюдал, отчасти загипнотизированный, как огоньки проносились вдоль позвоночника со скоростью падающих звезд.
   - У этих городов есть названия, Свифт?
   - Вряд ли ты воспринял бы их как "города", Кану. "Узлы" или "концентраторы" было бы точнее. Функциональные модули, такие как разделение твоего собственного мозга на части. Но да, у них действительно есть различные значения. Хотя, опять же, "имя", возможно, немного преувеличивает...
   - Когда вы закончите болтать, - сказал Корсаков, - мы могли бы начать обыскивать корабль с помощью этих внутренних датчиков. - Он склонился над консолью, постукивая по клавишам. Появились дисплеи, демонстрирующие чертежи и поперечные сечения, и он обратил их внимание на пару из них. - В этих областях, по-видимому, содержится воздух, и именно здесь на корабле, похоже, снизилось давление.
   - Учитывая нехватку имеющегося в нашем распоряжении времени, - сказала Далал, - это будет символический поиск. Но, по крайней мере, мы можем вернуться домой, сказав, что сделали все, что могли.
   - Если мои соотечественники найдут органический материал, - сказал Свифт, - мы отнесемся к нему с величайшим уважением.
   - Спасибо тебе, Свифт, - сказал Кану, - но я не думаю, что быть измельченным и включенным в твои нейро-логические сети - это та участь, которую мы хотели бы для наших близких. Даже если вы сделаете это с уважением.
   - Тем не менее я могу помочь вам в поисках.
   Послы посмотрели друг на друга. Корсаков начал что-то говорить, но Кану поднял руку.
   - Нет, в этом есть смысл. Один из них может выполнить работу нас четверых примерно за тысячную долю времени.
   - Я бы не стал заходить так далеко, - сказал Свифт, - но определенно могу что-то изменить, учитывая оставшееся у вас время.
   - Евгений, - спросила Далал, - вы можете вызвать сенсорный поиск на разных консолях?
   - Дело сделано. Пять консолей - четыре для нас и одна для машины. Я уже провожу визуальный и инфракрасный поиск на палубах с двенадцатой по восемнадцатую - не утруждайте себя дублированием моих усилий.
   - Не будем, - сказал Кану.
   Консоли были просты в использовании, и не потребовалось много времени, чтобы выполнить хотя бы беглый поиск на каждой палубе. Они искали очевидное: выживших или тела, лежащие у всех на виду. Если люди были спрятаны в шкафчиках, вне досягаемости датчиков, послы ничего не могли с этим поделать.
   - Через десять минут нам нужно будет отправляться обратно, - объявила Далал. - И это при условии, что мы максимально сократим наш запас.
   - Наш запас по-прежнему хорош, - сказал Кану. Он обыскал половину отведенной ему части корабля, увидев только пустые коридоры и служебные шахты, плюс случайные грузовые отсеки, похожие на хранилища. Поскольку в некоторых отсеках сохранялось давление, среди рядов грузовых поддонов могли быть выжившие. Но до тех пор, пока они не дадут о себе знать, им придется там и оставаться.
   - Подождите, - сказал Люсьен, отступая от консоли и широко расставляя пальцы в перчатках. - Меня только что заперли.
   Через мгновение Далал добавила: - И меня.
   - Неисправность распространилась и на мою консоль, - сказал Свифт, его руки превратились в размытое пятно на панели управления.
   Кану также не смог продолжить свои поиски, и он заметил, что Корсаков страдает от той же проблемы. Схемы исчезли. На всех дисплеях было показано одно и то же: фрагмент текста на суахили, появляющийся и исчезающий снова и снова.
   ВО ИМЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА МЫ ВОЗВРАЩАЕМ ЭТОТ МИР ЛЮДЯМ! ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ПЕРВЫМ ЛУЧОМ НОВОГО МАРСИАНСКОГО РАССВЕТА! ПУСТЬ ОГОНЬ ОЧИСТИТ ЛИК МАРСА, ПОДГОТОВИВ ЕГО К ВОЗВРАЩЕНИЮ!
   - Сообщение почти наверняка предназначалось для прочтения роботами, а не людьми, - сказал Свифт. - Они рассчитывали бы на то, что мы доберемся до места крушения раньше любой дипломатической группы. Если бы вы не прибыли первыми, мы бы отреагировали именно так.
   - Мы уходим, - сказала Далал. - Сию минуту.
   - На этот раз, - сказал Кану, - думаю, вы увидите, что мы четверо пришли к единодушному согласию.
   Лифт вернул их на тот уровень, на который они поднялись. Им все еще предстояло пройти через воздушный шлюз, но впервые Кану позволил себе надеяться, что они все же доберутся до нас живыми.
   - Люсьен - недавний посол, - сказала Далал. - Он должен пойти первым. Это только справедливо.
   - Согласен, - сказал Кану. - Все улажено. Сначала Люсьен. Затем вы, Гаруди. Следующим идет Евгений, потом я. Строгий порядок иерархии, и оставьте споры на потом.
   - Вы хотите быть последним, Кану? - спросил Корсаков.
   - Логично - я пробыл на Марсе дольше всех.
   - Я не покину этот корабль, если на нем все еще находится робот, вольный делать с человеком все, что ему заблагорассудится.
   Кану с трудом удержался, чтобы не схватить другого мужчину за плечи. - Взгляните на ситуацию с другой стороны, Ев. Мы все равно собирались оставить его машинам.
   Шлюз был готов принять Люсьена. Когда дверь закрылась, Далал сказала: - Не ждите нас снаружи. Возвращайтесь к флаеру и готовьте его к вылету.
   Люсьен кивнул через визор, когда дверь закрылась. Кану наблюдал, как индикаторы воздушного шлюза проходят свой автоматический цикл.
   - Я выхожу, - сказал Люсьен после того, что показалось ему вечностью. - Спрыгиваю. - Послышался глухой удар, чей-то вздох. - Спускаюсь и двигаюсь. Флаер цел.
   - Шлюз едет за Гаруди, - сказал Кану.
   - Я мог бы попытаться заставить механизм открывать обе двери одновременно, - сказал Свифт.
   - И рискнуть полностью заглушить его? - сказал Корсаков. - Нет. Мы уйдем тем же путем, каким пришли.
   Наконец шлюз был готов принять Далал. Она вошла внутрь, отвернулась от двери и запустила цикл. Дверь закрылась, и бесконечный процесс возобновился. Откачиваем воздух, открываем дверь, снова впускаем воздух. Кану проклинал непреклонную глупость воздушного шлюза за то, что тот не понимал их более глубокого затруднительного положения.
   - Я выхожу, - сказала Далал. - Пересекаю территорию. Люсьен у флаера. С вами все в порядке?
   - Да, у нас все в порядке. Евгений следующий.
   Корсакову могло потребоваться столько же времени, чтобы пройти через шлюз, сколько и двум другим, но Кану показалось, что прошло по меньшей мере вдвое больше времени. Теперь терять осталось так мало, что он задумался, не следует ли Свифту все-таки взломать шлюз.
   Но теперь воздух поступал снова. Корсаков был снаружи.
   - У вас все нормально, Ев?
   - Вижу флаер. Люсьен и Гаруди на борту. Она уже должна была запустить его - почему она медлит?
   - Возможно, из-за какой-то неуместной заботы о вашем благополучии?
   - Ты должен быть следующим, - сказал Свифт.
   - Нет, - ответил Кану. - Ты свидетель этого, и я хочу, чтобы ты выжил. Если и когда ты вернешься к своим друзьям, они должны знать, что это был террористический акт.
   - Мои друзья уже знают, Кану.
   - Может, и так. Но ради моего душевного спокойствия ты все равно пойдешь первым.
   Свифт небрежно кивнул. - Если ты настаиваешь.
   - Я знаю.
   Шлюз был готов принять Свифта. Он был на грани того, чтобы войти в него, когда внезапно произошло резкое размытое движение, и Свифт оказался по другую сторону Кану, воздушный шлюз был пуст, а Кану толкали - это было ближе к истине - в ожидающий его проем.
   - Свифт, нет!
   - В моих силах помочь тебе, Кану. Поэтому у меня нет выбора.
   Прежде чем он успел что-либо предпринять, Свифт достаточно сильно вдавил его в шлюз, чтобы получить возможность активировать автоматическую последовательность действий. Это было змееподобное ударное движение, почти слишком быстрое, чтобы глаз мог уследить за ним. У Кану едва хватило времени осознать, что произошло, не говоря уже о том, чтобы прервать последовательность блокировки. Свифт удалился, дверь закрылась, и насосы начали откачивать воздух из камеры.
   - Условия нашего инспекционного визита все еще в силе, Свифт! У нас есть всего один час! Срок его действия еще не истек!
   - Именно поэтому я присоединюсь к вам с другой стороны, как только шлюз позволит это сделать.
   Когда дверь открылась, Кану с трудом удержался, чтобы не вывалиться наружу. Он забирался наверх по пути внутрь, но теперь рискнул прыгнуть, расставив ноги, чтобы смягчить удар, и надеясь, что пониженная гравитация Марса избавит его от каких-либо травм. Он ударился о грязь и растянулся, почти уткнувшись забралом в землю. Он хмыкнул, набрал в легкие воздуха и заставил себя подняться на ноги. Он был все еще жив, а Корсаков как раз исчезал в брюхе флаера. - Все чисто! - крикнул он. - Но Свифт все еще там.
   Корсаков и другие наверняка слышали что-то из разговора между Кану и роботом, даже если его смысл был неясен. - Почему вы позволили...
   - Я этого не делал!
   Кану направился по земле к флаеру. Это действительно было не очень далеко, но через дюжину шагов он почувствовал необходимость повернуть назад, желая увидеть, как Свифт появится в открытом шлюзе. Он хотел, чтобы Свифт был верен своему слову, был искренним и честным другом, в которого он всегда верил.
   Корабль взорвался.
   Это не был ядерный взрыв или переход металлического водорода в нормальную фазу; это не было вспышкой вышедшего из строя двигателя Чибеса. Это была не поглощающая белизна несвязанного пост-чибесовского процесса, не катастрофическое событие, уничтожавшее целые голокорабли.
   Это все равно был взрыв.
   Взрыв пробил корабль примерно на трети по открытой части корпуса. Над зоной взрыва и без того накренившийся корпус начал прогибаться. Кану и раньше думал, что он на грани разрушения; теперь он и вправду разрушался. Обломки, разлетевшиеся во все стороны от взрыва, начали дождем сыпаться вокруг Кану.
   - Кану! - крикнул кто-то.
   - К флаеру! - крикнул кто-то в ответ, и только когда слова были произнесены, он узнал свой собственный голос.
   Кану бросился бежать, или то, что сходило за бег по мягкой, скользкой пыли у него под ногами. Вдалеке взлетал флаер. Посадочный трап все еще был опущен, волочась по земле, и аппарат поворачивался ему навстречу.
   - Нет, Гаруди, - крикнул Кану. - Это слишком опасно.
   Кану снова оглянулся. Теперь над ним нависла удлиняющаяся тень. Развалины опускались, кланяясь ему навстречу. Он не видел никаких признаков Свифта и с поразительной ясностью понимал, что у него нет ни единого шанса добраться до флаера.
  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  
   Море было неспокойным, взлет и падение лодки доводили хрупкое телосложение Мпоси до предела. Для Экинья он всегда был плохим путешественником. Чай, зеленый хлеб и бумажная волокита, четыре квадратные стены и неподвижный горизонт - это было все, чего он действительно хотел от жизни.
   Даже без устройства слежения найти Аретузу обычно было не так уж трудно. Они знали ее прибежища, ее излюбленные широты и знакомые места. Единственное крупное живое существо в водах Крусибла, его можно было выследить, используя древние и заслуженные методы подводной войны. Она испускала массу шума и взбалтывала воду над собой, когда плыла. Ее песенные размышления, когда она разговаривала сама с собой или пересказывала китайские колыбельные, разносились акустическим сигналом на тысячи километров. Сети плавучих гидрофонов триангулировали ее местоположение с точностью до того, что обычно было небольшим объемом. Однако во времена суровой погоды или сейсмической активности на ее стороне была скрытность.
   Тем не менее, морской народ определил ее местонахождение, и, выплывая из лодки на подводных крыльях, они, наконец, заметили свою добычу. Но это было все, к чему мог подобраться морской народ. Самим своим существованием они были обязаны Аретузе - она участвовала в проекте с самого начала Панспермийской инициативы. Однако в их общем прошлом крылась какая-то неясная неприязнь, и она больше не соизволяла разговаривать с ними.
   Так что Мпоси пришлось плыть одному. Морской народ облачил его в силовой гидрокостюм, оснащенный системой дыхания, и запустил в темнеющую зыбь. Он бросился в погоню, и, конечно же, Аретуза предалась своим обычным играм, позволив ему подойти очень близко, прежде чем уплыть быстрее, чем он мог за ней угнаться. Она могла бы продолжать в том же духе до тех пор, пока в ячейках его костюма не закончится энергия.
   Но Мпоси знал, что любопытство в конце концов заставит ее смягчиться.
   - Это я, - объявил он в воду перед собой, используя громкоговоритель костюма. - Нам нужно поговорить. Это не имеет никакого отношения к устройству слежения - я никогда больше не попрошу вас о подобном. Это нечто другое, и мне нужен ваш совет.
   Но всегда было выгодно польстить Аретузе.
   - Больше, чем ваш совет, - добавил Мпоси. - Ваша мудрость. Ваш взгляд на события. Ни у кого нет вашего кругозора, Аретуза, вашей широты опыта или проницательности.
   Говорить было трудно. Костюм был снабжен питанием, но все равно требовалось некоторое усилие, чтобы управлять им и координировать его движения. Его легкие горели, даже когда он увеличил подачу кислорода в маску. Он был уверен, что она услышит о его слабости. Она бы услышала это и высмеяла его.
   - Что-то случилось, - продолжил Мпоси после того, как проплыл еще дюжину гребков. - Издалека поступил сигнал. Мы не понимаем, почему это было прислано нам и что мы должны с этим делать. Есть шанс, что это как-то связано с...
   - Это истерзанное дельфинами, это истерзанное гонгами море.
   Она ответила в своей манере, и его костюм уловил эти эманации и преобразовал их в естественный суахили. Аретуза действительно говорила на суахили, или, по крайней мере, в прошлом умела говорить. Линь Вэй, девочка, которой она когда-то была, училась в школе в Восточной Экваториальной Африке.
   Растерзанный дельфинами, измученный гонгом.
   Он делал то единственное, чего не собирался делать, - действовал ей на нервы.
   Но она замедлилась, позволяя ему сократить расстояние между ними, и вскоре он уже приближался к ее огромному двухлопастному хвосту. Его маска показывала ее тело на расстоянии двухсот метров в виде усатого овала. Она была двухсотметровой длины, когда ранила его; теперь она еще выросла на треть. Насколько знал Мпоси, Аретуза была древнейшим разумным организмом. Но ценой этого была бесконечная потребность расти. Расти и удаляться все дальше и дальше от эпицентра человеческих дел. Бормотание, улавливаемое гидрофонной сетью, становилось все более странным, все больше наводя на мысль о разуме, который соскользнул со своих причалов.
   И все же он все равно рискнул бы всем ради аудиенции.
   - Сигнал, - настаивал Мпоси, - был остронаправленным, нацеленным на нас. Низкое энергопотребление, даже с учетом расстояния передачи - и хотя он повторялся достаточно долго, чтобы мы могли восстановить содержимое, он был активен лишь короткое время. Разве это вас не интересует, Аретуза? Я скажу вам кое-что еще. В сообщении упоминалась Ндеге. Это имя вам знакомо. Моя сестра, конечно. Еще одна Экинья. И хотя вы, возможно, и не кровные родственники, наш бизнес - это всегда ваш бизнес.
   Аретуза остановилась в воде, поэтому Мпоси замедлил скорость приближения, болезненно осознавая, что эти ласты могут с ним сделать. Подобно огромному космическому кораблю, корректирующему курс, кит постепенно поворачивался, пока Мпоси не завис прямо перед ее левым глазом. Теперь до них почти не доходил свет, так что Мпоси полагался на гидролокатор в своих очках. Он задрожал, как дрожал и раньше, от ее величия - и очень человеческого пристального взгляда ее глаз, смотревших на него с утеса из покрытой бороздками плоти.
   - Я думала, что однажды убила тебя, Мпоси.
   - Вы хорошо постарались. Впрочем, это была моя вина. Я понимаю, что в этом не было ничего личного.
   - Понимаешь?
   Для столь крупной, какой она была, она могла двигаться с удивительной скоростью. Он позволил себе вторгнуться в сферу ее риска.
   - Глизе 163, - сказал он. - Это название звезды в другой солнечной системе. Мы мало знаем о ней: данные с Окулара, несколько более поздних наблюдений.
   - Уже очень давно никто не упоминал об Окуларе.
   Это было правдой, но Мпоси сделал это замечание не бездумно. Огромный телескоп был детищем Линь Вэй, и она видела, как он был поврежден из-за вмешательства Экинья. Он понимал, что поднимать этот вопрос было опасно. Но он также искал прямую связь с ее прошлым.
   - Юнис была вашей подругой до того, как все испортилось из-за Окулара. Это правда, не так ли?
   - Ты никогда ее не знал. Какое ты имеешь право так говорить о ней?
   - Никакого, за исключением того, что я ее пра-пра-правнук. И она может иметь какое-то отношение к этому сообщению.
   Хвост Аретузы зашевелился, перемещая тонны воды с каждым взмахом. - Ты думаешь?
   - Ни у одного человеческого корабля не было времени забраться так далеко и отправить ответную передачу. Но Хранители? Мы не знаем, как они двигаются и с какой скоростью могут передвигаться. Что мы точно знаем, так это то, что они взяли с собой троих из нас - святую троицу. Чику Грин, конечно. Дакоту. И конструкт Юнис.
   - Карта - это не территория.
   - Я понимаю, что конструкт - это не то же самое, что ваша подруга из плоти и крови. Но она подбиралась все ближе, становясь... что это за слово? Когда кривая пересекается с линией? Асимптотически?
   - К чему ты клонишь, Мпоси?
   - Кто-то должен пойти туда. Мы не можем просто притвориться, что это сообщение никогда не приходило. Кто-то потрудился отправить его. Самое меньшее, что мы можем сделать, - это ответить.
   - Очень просто.
   - Мы готовим корабль. С некоторыми модификациями он позволит добраться. Колеса крутятся. Экспедиция состоится - вопрос только в том, кто в нее отправится.
   - Ответ перед тобой. Пошли Ндеге.
   - В этом-то и проблема. Моя сестра очень стара.
   - Как и ты.
   - Но я не чахну под домашним арестом уже больше ста лет. Помимо политических осложнений, есть еще одна головная боль. У Ндеге есть один ребенок, дочь по имени Гома. Она хочет занять место своей матери.
   - Либо эта Гома сама очень стара, либо Ндеге разрешались супружеские свидания.
   - Ни то, ни другое. Ребенок был зачат задолго до заключения Ндеге, но Ндеге и ее муж решили не рожать дочь до тех пор, пока она не окажется в колонии-поселении. Они хранили оплодотворенную яйцеклетку в клинике в Гочане - в те дни это не было чем-то необычным. Но ее муж умер, и Ндеге с головой ушла в свою работу, а мероприятие "Мандала" изменило все. Долгое время после этого она не могла заставить себя задуматься о нерожденном ребенке, но в конце концов смягчилась.
   - Ты сыграл в этом какую-то роль, Мпоси?
   - Я беспокоился за свою сестру. Арест тяжело сказался на ней, и я почувствовал, что воспитание дочери пойдет на пользу ее душе.
   - Душа. Тебя только послушать.
   - Душа, дух, состояние ума - какой бы термин вы ни предпочитали. Суть в том, что Гома дала Ндеге еще одну пищу для размышлений. Правительство разрешило ей родить ребенка и воспитывать его, оставаясь в заключении. Я признаю, что это было странное воспитание для Гомы - очень замкнутое. Но это не причинило ей вреда, и Ндеге все еще с нами.
   - И теперь эта Гома становится занозой в твоем боку.
   - Она не должна была узнать ни о чем таком. Но, на первый взгляд, Гома является лучшим кандидатом - она достаточно молода и сильна, так что нет никаких сомнений в том, что может выдержать полет. Это значит, что я не отправлю Ндеге на почти верную смерть.
   - Тогда твоя совесть может быть чиста. Не вижу в этом никакой трудности.
   - Безопасность Гомы вряд ли гарантирована. Она могла бы пережить полет, все сто сорок лет, но что потом? Что она найдет в районе Глизе 163? Насколько нам известно, это какая-то ловушка - возможно, смертельная.
   - Это звучит как очень многословный способ убить кого-то.
   - Я на это надеюсь.
   - Тогда ты должен послать Гому. Она соглашается, и она - Экинья. Почему ты спрашиваешь меня?
   - Я хочу знать, что поступаю правильно. Независимо от того, поддержу ли я Ндеге или Гому, я все равно разлучу мать с ее дочерью.
   - Ты заядлый зануда, Мпоси. Всегда так было, всегда так и будет. Вы, Экинья, никогда не сможете достаточно долго побыть одни, никто из вас. Вы вмешивались в Окулар, вы вмешивались в технологическое развитие человечества, вы вмешивались в судьбы слонов, вы вмешивались в первый контакт, вы вмешивались в Мандалу. Неужели счастье твоей сестры действительно тебя касается? Ты не был причиной ее тюремного заключения - это сделала она, проявив опрометчивость. И все же ты заставил ее произвести на свет дочь, потому что думал, что это то, что ей нужно. А теперь ты снова вмешиваешься - мать, дочь, кого ты пошлешь? Чью жизнь ты пустишь по ветру?
   - Я просто пытаюсь поступить правильно, - запротестовал Мпоси.
   - Ты не можешь. Этого в тебе нет. Единственное, в чем на вас, Экинья, можно положиться, - это в том, что вы совершаете новые ошибки, снова и снова. Чем больше вы стараетесь поступать правильно, тем хуже ваш выбор. Ты оказываешь разлагающее влияние. Это то, кем тебя создала Вселенная.
   - Вы действительно так о нас думаете?
   - Дай мне повод составить другое мнение. Дай мне повод думать, что есть хоть один из вас, кто не видит главного шанса. Даже ты, Мпоси.
   - Я не просил, чтобы меня ставили в такое положение. Если Гома настаивает на том, чтобы занять место своей матери, и у нее больше шансов пережить поездку, кто я такой, чтобы стоять у нее на пути? - Но затем внезапное, вызывающее дрожь озарение овладело им. Если бы Аретуза захотела усомниться в его добрых намерениях, в его безнадежности перед лицом невозможного выбора, он дал бы ей время подумать. - Полечу я, - сказал он просто и спокойно, как будто это была самая незначительная вещь.
   - На ее месте?
   - Нет. Я ненамного сильнее Ндеге, и, кроме того, я не ее дочь. Но я могу быть рядом с ней.
   - Смелые намерения, Мпоси. Я знаю, что этот мир стал значить для тебя. Но ты не будешь придерживаться этих слов. В тот момент, когда ты выйдешь из воды, из моего присутствия, ты притворишься, что их никогда не произносил.
   - Я не притворяюсь. Я поговорю с врачами. Они найдут меня достаточно здоровым. Я же плаваю с морским чудовищем, не так ли?
   - Будь осторожен со своими словами.
   - И вы будьте осторожны с теми, в ком сомневаетесь, Аретуза. Я пришел к вам за вашей мудростью, а не за вашим презрением. Вы ошибаетесь насчет нас, особенно насчет Гомы и насчет меня, и я серьезно отношусь к каждому слову, которое только что сказал.
   - Тогда продолжай, Мпоси Экинья. - Она произнесла его имя с насмешливой снисходительностью. - Докажи, что я ошибалась насчет тебя и тебе подобных. Я буду здесь, ожидая услышать, что с тобой станет.
   - Если вы все еще будете в здравом уме к тому времени, когда мы вернемся, я буду рад рассказать вам. Но, честно говоря, у меня слабые ожидания.
   Он отвернулся от нее, не сказав больше ни слова, думая о лодке и сухом и далеком святилище Гочана.
   Ндеге приготовила чай для них двоих. Она сделала глоток и поджала губы с привычным отвращением. Ндеге, родившаяся на "Занзибаре", утверждала, что кипяченая вода на Крусибле всегда имела неприятный вкус. Гома научилась поддакивать ей, но факт оставался фактом: рано или поздно вода становилась на вкус как вода. Как долго ее мать принимала Крусибл, что ей так и не смог понравиться его вкус?
   - Он дурак.
   - Но дурак, имеющий медицинское разрешение делать все, что ему заблагорассудится. В любом случае, тебе не следует плохо отзываться о своем брате.
   - Он все равно дурак.
   - Он делает это только из какого-то ложного чувства долга. - Гома готовила свой собственный чай. - Поскольку я иду вместо тебя, а он ничего не может с этим поделать, то чувствует, что должен быть рядом, чтобы позаботиться обо мне. Я не могу винить его за это. Конечно, он ошибается - мне не нужно, чтобы он заглядывал мне через плечо, - но я не могу завидовать его приключению.
   - Ничего хорошего из этого не выйдет.
   - Тогда попробуй отговорить его от этого.
   - Шансов на это немного, Мпоси подобен астероиду - как только он ложится на курс, уже мало что можно сделать.
   - Если бы только мы могли поменять Ру на Мпоси, обе наши проблемы были бы решены. Кстати, как обстоят дела с Ру?
   Гома изучала лицо своей матери, отыскивая подсказки относительно намерения, стоящего за этим вопросом. В последнее время на нем появилось много новых линий, усложняющих поиск.
   - Ничего не изменилось. Я бы сказала тебе, если бы что-то случилось.
   - Но вы все еще разговариваете друг с другом?
   - Мы коллеги. Мы работаем над одним и тем же проектом. Было бы трудно не заговорить.
   - Я имею в виду, как жена с супругом.
   - Что ты хочешь, чтобы я сказала - что между нами все хорошо?
   - Начнем с того, что все выглядело так, как будто так оно и было. Ты сказала, что Ру принял твое решение.
   - Может, сначала так и было.
   - Так что же изменилось?
   Гома склонилась над своим чаем. На секунду она подумала о том, чтобы допить его залпом и выбежать вон. Ее мать попросила - нет, потребовала - этой встречи. Это произошло в неподходящее время, и Гома изо всех сил пыталась изменить свои планы, чтобы приспособиться к этому. Она предположила, что у Ндеге на уме было что-то более важное, чем сыпать соль на недавние раны.
   - Ру просто обманывал себя, вот и все. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
   - Я бы предпочла, чтобы мы поговорили о Ру.
   Осознав, что сейчас она слишком увлеклась разговором, чтобы изящно отступить, Гома сказала: - Когда был шанс, что экспедиция не получит одобрения, Ру подумал, что сможет постепенно отговорить меня от этого, или надеялся, что я в конце концов сдамся. Но все идет своим чередом, и я не передумала.
   - Это моя вина - я должна была быть более стойкой, не позволить вам с Мпоси отговорить меня от экспедиции.
   - Ты ни в чем не виновата. Лететь тебе всегда было плохой идеей. Я твоя дочь - почему бы мне не встать на твое место? Я даже прошла медицинское обследование - я в такой же форме, как и любой кандидат на спячку. Ты бы никогда не прошла первое испытание. Если бы ты потерпела неудачу - а ты бы потерпела, - мы опять были бы именно там, где находимся сейчас, и я заняла бы твое место.
   - Я просто хочу, чтобы что-нибудь убедило его.
   - Сейчас не имеет значения, что решит Ру. Ты же знаешь, до чего он себя довел. Его нервная система разрушена - он слишком долго пренебрегал лекарствами, и теперь нужно залатать повреждения. Он не проходил официального тестирования, но я предполагаю, что он не получил бы согласия на спячку. Это будет достаточно тяжело для Мпоси.
   - Чику и Ной не один раз заставляли нас ложиться в спячку на борту "Занзибара", - сказала Ндеге. - Это было тяжело, не буду лгать. Как будто умираешь, возвращаясь к жизни каждый раз. Ты никогда к этому не привыкнешь. Но все равно было бы хорошо, если бы вы с Ру пришли к какому-то взаимопониманию, чтобы могли, по крайней мере, снова стать друзьями. Мне невыносима мысль о том, что ты расстанешься с таким расстоянием между вами.
   - Не думаю, что с Ру можно что-то сделать, точно так же, как ты не можешь повернуть вспять Мпоси.
   - Надеюсь, что ни у кого из нас все не так безнадежно.
   - Я не могу говорить за вас с Мпоси, но мы с Ру прошли все точки примирения. Мы сказали все, привели все доводы. Ни у кого из нас ничего не осталось. Рано или поздно - конечно, до того, как я уеду, - нам придется поговорить об официальном оформлении нашего расставания.
   Ндеге выглядела ошеломленной, как будто никогда не предвидела такого развития событий.
   - Развод?
   - Это добрее к нам обоим, - ответила Гома, непринужденно пожав плечами, хотя у нее все еще разрывалось внутри. - Ру может вернуться к своей жизни на Крусибле. Однажды он, возможно, даже сможет простить меня.
   - Тут нечего прощать.
   - Ты бы так сказала.
   - Ты моя дочь, и мне позволено думать о тебе только самое лучшее. Ты всегда будешь в моих мыслях, Гома, даже когда корабль покинет нас - даже когда будешь слишком далеко для связи.
   - Я не хочу думать о том дне.
   - Это не помешает ему наступить. - Ндеге вздохнула. - Имея это в виду, есть еще кое-что, о чем я хотела бы с тобой поговорить.
   - Что-то еще, кроме Ру?
   - Да, и мне бы не хотелось, чтобы ты так радовалась этому факту. - Без предупреждения Ндеге отодвинула свой стул, встала из-за стола и подошла к одному из книжных шкафов. - Это деликатная вещь, и из-за нее у нас обоих могут быть неприятности, так что пока тебе лучше держать это в секрете от моего брата. Я когда-нибудь говорила с тобой о Травертине?
   Гома неопределенно кивнула. - Какой-то твой старый друг.
   - Гораздо больше, чем это. Верный союзник моей матери на голокорабле. Тогда он был моим верным другом, после того как умер твой отец и мир решил, что меня нужно сжечь. Помимо Мпоси, Травертин был одним из немногих людей, которые все еще уделяли мне время. Я никогда не смогу отплатить ему за ту любовь и преданность, которые он мне выказал.
   Гома видела публичные изображения Травертина в правительственных залах Намбозе и Гочана. Раздражительный и строгий, с суровым выражением лица, которое она помнила по тем фотографиям, и сейчас ей было трудно соотнести это лицо с теплотой и дружелюбием.
   - Какое отношение ко всему этому имеет Травертин?
   - Он разделял мой интерес к Мандале - в конце концов, это была научная головоломка. Для него это было как запах кошачьей мяты для кота. Он помог мне разработать коммуникационный протокол - абажуры и осветительные приборы, которые мы использовали для проецирования света и темноты на стены. Мы собрали их вместе с солнечными панелями, зеркалами, материалом для куполов, листами сельскохозяйственной мембраны - всем, что только смогли достать и быстро установить на место. Все это было очень грубо, но сработало.
   Гома выдавила улыбку на обычное преуменьшение своей матери.
   - После этого события, - продолжала Ндеге, - я сделала все возможное, чтобы скрыть причастность Травертина. У него уже было пятно на репутации со времен "Занзибара" - это было бы слишком. Я взяла на себя больше, чем моя доля ответственности, но поскольку все равно шла ко дну, это была небольшая цена. Несмотря ни на что, Травертин оставался моим другом и никогда не позволял мне забыть о своей благодарности. Вот почему он дал мне этот список.
   - Какой список?
   Пальцы Ндеге пробежались по ряду книг, наконец остановившись на тонком, пыльном на вид томике. Она поставила его на стол, держа вертикально обеими руками, как щит.
   - "Путешествия Гулливера", - сказала Ндеге. - Ты это читала?
   - Нет.
   - Хорошо, я бы не рекомендовала этого делать. - Ндеге снова села, затем открыла книгу и листала ее до тех пор, пока на стол не выпал листок бумаги. Гома увидела список написанных от руки имен в одной колонке и цифр в другой.
   - Что это такое?
   Ндеге кашлянула, чтобы прочистить горло, и прикоснулась рукой к своему дыхательному горлу. - После событий в Мандале - после моего преступления - разрушению "Занзибара" было уделено большое внимание.
   - Так и должно было быть.
   - Ну, да. Было ясно, что я вызвала какой-то отклик со стороны Мандалы. Общественное внимание было сосредоточено на очевидном - разрушении "Занзибара". Но Травертин осмелился заглянуть за пределы очевидного - осмелился задать себе другой вопрос. На что была направлена Мандала, когда произошло это событие?
   - На небо.
   Ндеге терпеливо улыбнулась, уже привычная к сарказму Гомы. - Помимо этого. Сам Крусибл вращается, и еще обращается вокруг своей звезды. Взгляд Мандалы пронизывает небеса, как луч маяка. В точное время события Мандала была направлена на определенный участок неба. Так случилось, что этот регион включал Глизе 163.
   Это было новостью для Гомы - она не слышала никаких упоминаний об этой связи ни от кого другого, - но была осторожна и не принимала информацию безоговорочно.
   - Ты не сказала, насколько велик был этот участок космоса или сколько в нем было других звезд.
   - Ты права, что с подозрением относишься к совпадениям. С другой стороны, ты сама ученая, так что я не должна удивляться. - Пальцы Ндеге постучали по бумаге. - Но таким же был и Травертин, и методы его исследования были строгими. В этом суть этого списка. Травертин определил несколько сотен звезд-кандидатов в направлении взгляда Мандалы. Конечно, все они находились на разном расстоянии - некоторые из них находились на расстоянии сотен, тысяч световых лет. Травертин проигнорировал все это. Нас интересовали только ближайшие звезды - те, от которых мы могли бы ожидать получения ответного сигнала.
   - Ответный сигнал?
   - А что, если "Занзибар" встал у кого-то на пути? Энергетический импульс, да, но не что-то разрушительное. Что-то, предназначенное для пересечения межзвездного пространства из одной солнечной системы в другую? Следующим вопросом Травертина был: когда мы можем ожидать ответа? Эти цифры - даты. - Палец Ндеге скользнул вниз по списку к записи для Глизе 163, ее слишком длинный ноготь царапнул по бумаге. - Ты понимаешь, в чем смысл? Мое преступление произошло в 2460 году, так что самый ранний ответ от этой системы мог поступить только сто сорок лет спустя. Это 2600-й год.
   - Двенадцать лет назад.
   - Задолго до того, как Мпоси пришел ко мне по поводу своего сигнала, - согласилась Ндеге. - Но достаточно близко к предсказанию Травертина, чтобы вызвать мурашки по коже. И ты видишь, как я особо выделила эту звезду? Из всех кандидаток Глизе 163 была ближайшей, с наибольшей вероятностью имеющей пригодные для жизни миры. Травертин всегда подозревал, что именно на нее был направлен сигнал Мандалы.
   Гома молчала. Она предположила, что существовала вероятность того, что список звезд и дат был обманом, недавно подстроенным ее матерью. Но у Ндеге не было истории подобного рода фальсификаций. Более того, обман не послужил бы никакой очевидной цели и не принес бы пользы никому из них.
   - Я не знаю, что с этим делать.
   - Кто-то послал нам сигнал, Гома. Это было человеческое послание. Личное. Там было написано - "Отправить Ндеге". - Кто-то знал мое имя. Как это могло произойти, если в системе Глизе 163 не было людей? И как люди могли попасть туда, если не на борту "Занзибара"?
   - "Занзибар" был разрушен!
   - Возможно, большая часть, но не обязательно все. Кстати, сколько обломков находится в кольцевой системе? Травертин не думал, что их массы складываются в целое. Мы полагали, что существует значительное расхождение - что огромный кусок "Занзибара" никогда не был учтен. Конечно, больше никому не было до этого дела.
   - Потому что это безумие.
   - Кто-то все равно должен пойти туда и выяснить. Я бы так и сделала, будь я помоложе. Но вместо этого моя храбрая дочь займет мое место. Не думай, что я не горжусь тобой, Гома, но позволь мне немного поревновать.
   - Я тебе завидую. У тебя был шанс пожить и погулять среди танторов. Ты их знала.
   - Я так и сделала, и это было чудесно. Но раз уж мы затронули эту тему, ладно? Когда это событие произошло, большинство танторов все еще находились на "Занзибаре". Все это время мы предполагали, что они были убиты, потеряны для истории. Чудесное обещание было растрачено впустую. Поверь мне, я испытала свою долю этой потери. Но если что-то уцелело при переносе, то есть шанс, что это сделали и танторы. - Ндеге опустила взгляд на свои пальцы, на несколько секунд погрузившись в себя. - Мне пришло в голову, что, возможно, Ру счел бы это интересным.
   Гома так долго не позволяла себе надеяться, что было довольно странно чувствовать, будто еще не все двери заперты. Но Ндеге знала их обоих достаточно хорошо. Танторы были ответом на любой спор.
   - Он может мне не поверить.
   - Ему это и не нужно. Простой возможности того, что там могут быть танторы, будет достаточно. Признай это, Гома - ты такая же.
   - Ты сказала, что это может навлечь на нас обоих неприятности.
   - Да, и я не шутила. Но если бы это повлияло на решение Ру, тогда риск был бы оправдан для нас обеих.
   - Я... - начала Гома.
   - Ты не знаешь, что сказать. Это понятно. Ты не знаешь, получила ли бомбу или подарок. Мое предложение? Используй это с умом. С Ру у тебя будет только один шанс.
   - Спасибо, - ответила Гома.
   Ндеге вернула листок бумаги в "Путешествия Гулливера", постучала книгой по столу, а затем встала, чтобы вернуть ее на место в книжный шкаф. Она быстро улыбнулась, а затем улыбка исчезла. - Жду развития событий, дочь моя.
  

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  
   Кану и робот двигались по воде рядом друг с другом. Они находились в широком, спокойном море, где на пределе видимости не было ничего, кроме океана и неба. Плавание было достаточно естественным для Кану - он всегда был счастливее в воде, чем на суше, - но мысль о том, что роботу приходится делить с ним одну и ту же неумолимую стихию, показалась ему одновременно смешной и нелепой, глубоким нарушением всего, что было правильным.
   - Разве ты не сделан из металла? - продолжал спрашивать он. - Не слишком ли ты тяжелый для такого рода вещей?
   - Ты тоже, - каждый раз отвечал Свифт. Его сюртук выглядел тяжелым и промокшим.
   - Но мне нужно всего лишь немного грести, чтобы поддерживать свой вес.
   - Это твоя проблема, - сказал Свифт. - Ты вообще не ходишь!
   Очередь Кану делать ход наступила уже довольно давно, но всякий раз, когда он чувствовал себя на пороге совершения чего-то, какое-то сомнение останавливало его. Чем дольше он откладывал свой ход, тем сильнее становилась нерешительность.
   - Что ж, тогда, - сказал Свифт достаточно любезно, - я просто сделаю еще один ход, пока ты будешь думать об этом.
   - Это есть в правилах?
   - Разные правила для разных времен. Сейчас мы должны мыслить инновационно. Нет ничего хорошего в том, чтобы сдерживать себя старыми шаблонами.
   Свифт взял одну из своих собственных фигур, коня, готовясь поместить его на плавающую доску. Шахматная доска поднималась и опускалась на тончайших волнах, изгибаясь посередине таким образом, что Кану подумал о вялом взмахе крыльев гигантского ската-манты.
   Теперь, когда он обратил на это должное внимание, ему показалось странным, что все фигуры были одного цвета. У Кану, похоже, не было никаких своих фигур на доске.
   Затем Свифт ослабил хватку на коне. Он выскользнул у него из пальцев, отскочил от бортика доски и исчез под водой.
   - Я принесу это, - сказал Кану.
   - Не будешь ли ты так добр?
   Кану погрузился под воду. Ослепительное солнце было мягче под волнами, и его дрожащий свет падал на тонущую шахматную фигуру. Когда конь спускался, из его рта вылетела струйка пузырьков. Кану потянулся за ним, но его пальцы сомкнулись на воде. Конь все еще падал.
   Кану последовал за ним в более темные и прохладные воды. Неважно, он был создан для этого. Он мог оставаться под водой так же долго, как кашалот, и нырять так же глубоко. Он уже чувствовал, как старый двигатель его сердца начинает замедляться, кровь отходит от конечностей.
   Но даже с его перепончатыми руками и ногами становилось все труднее соответствовать скорости спуска коня. Вода теперь была почти полностью черной, движение шахматной фигуры было отмечено только серебристой ниточкой пузырьков.
   Под ним что-то было.
   Это была огромная фигура, сгусток еще более глубокой черноты, чернила на чернилах. На мгновение ему показалось, что это вершина, выступающая из океанского дна. Но черная тварь поднималась ему навстречу. Было удивительно, что он вообще мог это видеть; еще более удивительно, что след из пузырьков все еще был серебристо-ярким. Он удвоил свои усилия, хватаясь за него, даже когда втягивался все глубже. Конь направлялся прямо в сгущающуюся тьму. В черноте начал открываться рот и продолжал открываться, становясь все шире, туннель черноты внутри черноты. Конь спустился в нее, и пасть внезапно захлопнулась, разрезав цепочку пузырьков ножницами.
   - Тебе следовало бы повернуть, Кану.
   Он узнал ее голос, и он знал ее имя.
   Аретуза.
   - У меня твой конь. Я проглотила его. Забрала его в чрево кита. Ты бы хотел получить его обратно?
   - Это конь Свифта, не мой.
   - Ты можешь получить его, если подплывешь ко мне. Смотри, я снова открываю рот. Просто заплывай внутрь и забирай то, что принадлежит тебе. Или сдайся и вернись к свету.
   - Не знаю, что делать.
   - Ты можешь умереть. Это решило бы множество проблем. Ты хочешь умереть, не так ли? Ты был так сильно ранен, Кану, что никто не стал бы тебя винить.
   - Я не пострадал.
   - Ты умер на Марсе. Или ты не помнишь?
   Он оторвался от кита. Конь был неважен. Он поднимался и поднимался. Его сердце забилось чаще, кровь возобновила свое нормальное кровообращение. Он догнал пузырчатый след коня и уцепился за него, как за веревку, так что тот тащил его всю дорогу к яркой дрожи поверхностных вод.
   А потом он вырвался на свободу, на воздух и дневной свет, за исключением того, что Свифт исчез, как и шахматная доска.
   Неподалеку стояла лодка. Он подплыл к ней, и красивая женщина с широким лицом и добрыми глазами перегнулась через борт и попыталась помочь ему выбраться из воды.
   - У меня достаточно сил, чтобы сделать это самому.
   - Нет, это не так, - сказала она. - Ты на Марсе, и ты мертв.
   - Кану, - говорил голос. - Ты можешь мне ответить? Нейронные следы предполагают наличие понимания на глубоком уровне, но я был бы очень рад получить подтверждение. Попробуй заговорить. Попробуй сказать пару слов.
   Спустя целую вечность он почувствовал, что у него есть силы и сосредоточенность, чтобы услужить. - Свифт.
   - Да!
   - Что случилось?
   - Это твой вопрос - что произошло? Не где я нахожусь? Не в каком я состоянии?
   - Я жив.
   - Да, ты жив. Но только с очень небольшим запасом.
   Через некоторое время Кану повторил: - Что случилось?
   - Ты помнишь тот террористический инцидент? Произошел взрыв, довольно сильный.
   Кану изо всех сил старался вспомнить. - Далал... Корсаков. Люсьен.
   - Это было очень плохо.
   Ему пришло в голову нечто важное. - Я ничего не вижу.
   - Скоро будешь видеть. Некоторые соединения все еще нуждаются в повторном подключении.
   - А как насчет остальных?
   - К сожалению, - сказал Свифт, - были жертвы.
   На этот раз он оказался в комнате. На мгновение ему показалось, что он находится в посольстве, но вид из окна был неправильным. За стеклом виднелось что-то вроде городского пейзажа, только это был не тот город, который он когда-либо знал. Там были освещенные здания, не столько соответствующие человеческой архитектуре, сколько угловатым пропорциям древних радиодеталей. Между зданиями, соединяя их, тянулись толстые светящиеся рукава. Вместо неба возвышался свод из вырытой породы.
   Свифт сидел напротив него. Между их стульями был установлен низкий столик, но, к счастью, на нем не было шахматной доски.
   - Мне приснился самый странный сон.
   - Я чувствую себя обязанным указать, что не все твои сны были снами. - Свифт указал на кувшин с водой и стакан на столе. - Если ты хочешь пить.
   Кану продолжал оглядываться по сторонам. - Я действительно нахожусь в этой комнате, или ты вводишь информацию в мой череп?
   - Это реально. То, в чем ты находишься, - это твое настоящее тело. Оно нуждалось в довольно большом ремонте, так что надеюсь, что оно все еще придется тебе по вкусу.
   Кану посмотрел на свое предплечье, на свободный покрой рукава с зеленой вышивкой. Он растопырил пальцы. Перепонка между ними все еще существовала.
   - Я спрошу еще раз: что случилось?
   - Ты был серьезно ранен во время инцидента с возвращенцами. На самом деле это убило тебя. Но мы вернули тебя к жизни, стабилизировали состояние и приступили к устранению повреждений.
   Он чувствовал, что сейчас ему нужно попить. Он налил немного воды в стакан и поднес его к губам.
   - А остальные?
   - Гаруди и Люсьен погибли на месте - флаер был слишком близко, когда произошло крушение.
   Кану воспринял эту новость, но на данный момент она просто была там, необработанная.
   - А Корсаков?
   - Ранен, но не слишком серьезно. Он выбрался из-под обломков флаера, и его скафандр сохранял свои функции жизнеобеспечения до тех пор, пока его не спасли.
   - Но вы спасли и меня.
   - Это потребовало огромной концентрации машинных ресурсов. Мы могли бы попытаться спасти кого-нибудь из остальных, но вероятность неудачи была бы больше. - Помолчав, Свифт добавил: - Мне жаль терять и Гаруди, и Люсьена. Но я очень рад, что мы смогли спасти тебя.
   - Весь мир знает, что я здесь?
   - Пока нет. Вскоре после инцидента мы выступили с заявлением по обычным дипломатическим каналам. Это было почти три недели назад. Мы сказали, что обнаружили человеческие останки и что они будут возвращены законным властям в надлежащее время. Теперь можем перейти к значительно лучшим новостям о том, что мы вернули тебя к жизни.
   - Почему вы не сказали об этом раньше?
   - Мы не хотели вселять ложные надежды. Твое выживание было далеко не гарантировано.
   - Мне нужно поговорить со своими людьми.
   - Конечно. Ваши великие державы все еще ломают головы над всем этим инцидентом, решая, кто виноват, а кто нет в уничтожении трех четвертей межправительственной дипломатической делегации.
   - Половины, - поправил Кану. - Я не умер.
   - Но долго был мертв, - ответил Свифт.
   Когда машины сочли, что он достаточно здоров, чтобы оставить их заботы - а это было всего через два дня после того, как он впервые пришел в сознание, - Кану предоставили транспорт обратно в посольство. Он был рад, когда самолет доставил его на вершину и посадочная площадка посольства открылась, чтобы поприветствовать его дома.
   Свифт сопровождал его от флаера.
   - Мы опубликовали официальное заявление о твоем выживании, - сказал робот, когда они спускались на уровень главных кают. - Новости распространяются, и, конечно, есть критика наших действий. Полагаю, мы можем рассчитывать на то, что ты будешь отстаивать нашу точку зрения?
   - Я скажу им правду, Свифт, ни больше, ни меньше. Тебе не за что извиняться.
   - Надеюсь, это не создаст для тебя трудностей в более широкой сфере человеческого общения.
   Кану толкнул одну из тяжелых дубовых дверей и шагнул в комнату, которая показалась ему больше и холоднее, чем он помнил. - Почему меня должно волновать, что думают обо мне за пределами Марса? Все, что для меня важно, находится здесь. Это моя жизнь. Довольно скоро они назначат новых послов, и мы продолжим в том же духе, что и раньше.
   - Но ты должен быть внимателен к мнению других. Мы не часто говорили о личных делах - наверняка у тебя есть друзья и любимые в других частях системы?
   - Не так много, как ты думаешь.
   - Но ты прожил очень много лет.
   - Спасибо, что напомнил мне. Однако правда в том, что когда живешь так долго, как я, то теряешь друзей и возлюбленных. Я тот, кто я есть, Свифт - старый житель моря. Слишком древний и странный, чтобы большинство людей чувствовали себя рядом со мной комфортно. - Он остановился, чтобы осмотреть каюту, обнаружив, что все в точности так, как было до экспедиции к месту крушения, но в то же время каждая нота в комнате была раздражающе фальшивой.
   Далал оставила открытую книгу на одном из столов. Кану подошел к ней и провел пальцем по страницам. Текст был на урду, одном из ее четырех или пяти языков. Он уставился на сценарий, пытаясь вспомнить, каково это - видеть, как слова растворяются у него на глазах, как раскрываются тайны. Как это было до Вавилонской эры.
   - Я буду скучать по Гаруди.
   - И мы тоже. Но, возможно, из этого бедствия может выйти какое-то большее благо?
   Раздраженный банальностью этого высказывания, Кану захлопнул книгу. Это, в свою очередь, вызвало у него раздражение на самого себя, как будто он потерял закладку Далал в тексте. Где, черт возьми, жила ее семья? - задумался он - в Мадрасе? Возможно, ему следует взять за правило вернуть им книгу. Это было бы небольшим одолжением, и его костям время от времени не помешала бы доза земной гравитации.
   - А они говорят, что я оптимист.
   Свифт стоял у окна с высокой решеткой. - Всегда существовал разлад в отношении того, как лучше всего бороться с экстремистами. Теперь, возможно, будет не так трудно привести убедительные доводы в пользу пресечения действий возвращенцев.
   - Будь осторожен, чтобы кто-нибудь не привел столь же убедительных доводов в пользу того, чтобы прижать тебя.
   - Я думал, это уже произошло.
   Консоль издала негромкий раздражающий сигнал, указывающий на ожидание сохраненного сообщения. Кану догадался, что она издавала этот звон уже некоторое время.
   - Возможно, это частное дипломатическое дело, Свифт. Ты не возражаешь насчет выхода из комнаты?
   - Я был бы безмерно рад удовлетворить твою просьбу.
   - И не пытайся подслушивать.
   - Очень хорошо. - Свифт сделал нетерпеливый жест рукой, направляясь к двери. - Прошу тебя, ответь на свой драгоценный звонок.
   Оставшись один, Кану встал перед консолью и использовал свои дипломатические полномочия, чтобы принять сообщение.
   Над консолью появилось лицо. Кану потребовалась секунда или две, чтобы узнать в нем своего старого коллегу Евгения Корсакова. Посол Организации Орбитальных Наций довольно заметно изменился за три недели, прошедшие с момента теракта. Его волосы были выбриты наголо, возможно, в связи с экстренной операцией. Его лицо, грубоватое и изможденное в лучшие времена, теперь выглядело омерзительно осунувшимся.
   Начала воспроизводиться запись.
   - Позвольте мне от всей души поздравить вас с возвращением к жизни, Кану. Учитывая обстоятельства, это замечательно.
   - Спасибо вам, Евгений. - Воспроизведение приостановилось, как только обнаружилось намерение Кану заговорить. Это встраивало бы его ответ в поток слов Корсакова точно так же, как если бы двое мужчин разговаривали нормально, без помех в виде световых минут разделения и временной задержки.
   - Но, боюсь, я должен умерить свои поздравления новостями, которые могут показаться вам менее чем приятными, - допустил Корсаков. - Вы прекрасно знаете, что ваши отношения со Свифтом стали проблематичными. На эту ошибку в суждениях можно было закрывать глаза, по крайней мере до сих пор. Машины должны были передать вас медикам-людям, но вместо этого они решили вылечить вас сами. Хуже того, они пренебрегли тем, чтобы должным образом информировать нас о вашем состоянии.
   - Вы были очень обеспокоены.
   - Я могу говорить только от имени своей делегации, Кану. Вы скомпрометированы. Я даже слышал, как говорили, что вы запятнаны - что больше нельзя положиться на вашу элементарную преданность человечеству. Я сам в это не верю - конечно, нет, - но важно более широкое восприятие. И из-за этих представлений я с сожалением сообщаю вам, что вы должны пересмотреть свою позицию посла. Мы добиваемся единогласного межгосударственного голосования за вашу замену ради сохранения доверия к посольству. Не думаю, что у нас будет слишком много проблем. Даже ваше собственное правительство стало относиться к вам как к стороннику мягкой линии.
   Кану не был удивлен; он ожидал этого с того момента, как Корсаков начал говорить.
   - Я подам в отставку, если этого потребует Организация Водных Наций или межправительственная группа экспертов, - заявил Кану. - До тех пор я буду продолжать выполнять свои обязанности посла.
   Пока его ответ был на пути к Корсакову, Кану позвал Свифта обратно в комнату.
   - Прости, что отстранил тебя от этого.
   - Прощен и забыт. Однако, судя по вашему поведению, новости были не из приятных?
   - Не совсем. Это звонил Корсаков, чтобы сообщить мне, что проводится голосование по моему отстранению от должности посла. Нет никаких причин для того, чтобы это не прошло. Когда это произойдет, они отправят меня обратно на Землю.
   - Это официально?
   - Ничуть не меньше. Корсаков не позвонил бы, если бы не был уверен в исходе дела.
   - Но твое собственное правительство защитит тебя!
   - До тех пор, пока не станет политически целесообразным заменить меня на кого-нибудь с более жестким отношением к вам подобным.
   Между ними был стол и книга Далал. Кану почувствовал, как волна печали поднимается в нем подобно приливу. Они расходились во мнениях по многим вопросам, но он знал, что Далал вступилась бы за него.
   - Мы поставили тебя в такое неприятное положение, Кану.
   - Это не твоя вина. И дело не в вас - дело в невежестве и страхе.
   - Неужели возвращение на Землю будет таким уж плохим? Там, должно быть, очень много людей, которые оценили бы твой дипломатический опыт.
   - Думаю, что мог бы вернуть книгу Гаруди ее семье. Кроме того, это зависит от того, насколько меня считают "испорченным".
   Свифт посмотрел вниз. - О боже.
   - Тебе не о чем беспокоиться. Я легко приспосабливаюсь. Найду, чем себя занять.
   Робот торжественно кивнул. - В этом у меня нет никаких сомнений.
  

ГЛАВА ПЯТАЯ

  
   Гома проходила очередное медицинское обследование у врача экспедиции, доктора Сатурнина Нхамеджо, когда поступил звонок от Ру. Она должна была покинуть Гочан и как можно скорее вернуться в заповедник. Гома принесла свои извинения мягкому, сговорчивому Нхамеджо и вскоре была уже на пути обратно к слонам. Год назад она бы воспользовалась самолетом, но ее роль в экспедиции принесла ряд новых преимуществ, главным из которых была возможность в кратчайшие сроки нанять правительственный флаер. Она взяла маленькую машинку в форме жука из Гочана, ориентируясь по Мандале, чтобы избежать плохой погодной системы. Когда Гома прибыла на объект, Томас объяснил, что Ру уже ушел к стаду альфа.
   - Все так плохо? - спросила она.
   - Я думаю, хуже. Тебе лучше здесь не задерживаться. Возьми багги - он уже загружен на весь день.
   Гома выбежала обратно в жару и влажность. Она изо всех сил гнала электромобиль, едва не опрокидывая его на поворотах, из-под колес поднималась пыль, когда она мчалась прочь от комплекса. Ей потребовалось всего двадцать минут, чтобы добраться до стада альфа. Она замедлила темп, а затем остановилась, осматривая сцену с небольшого возвышения. Судя по расположению слонов, было очевидно, что что-то не так. Они были обращены внутрь, словно зрители перед каким-то центральным зрелищем. Гома оставила свою коляску и прошла оставшееся расстояние пешком, по пути обойдя машину Ру. Они были так глубоко поглощены в свои мысли, что она почти догнала их, прежде чем кто-либо из слонов соизволил заметить ее присутствие.
   Гома остановилась, чтобы позволить молодым матерям и слонятам принять ее появление. Слоненок потерся о нее с шумным пренебрежением, но старшие слоны не разделяли его восторга. Они издавали низкое, взволнованное урчание, часто касаясь друг друга хоботами, как будто члены стада постоянно искали утешения.
   Гома оглядела знакомые формы, отмечая размер тела, уродство бивней, форму ушей.
   Она осторожно двигалась между взрослыми, сознавая их размеры и приподнятое настроение. Она редко становилась объектом агрессии слонов. Однако в их нынешнем состоянии не потребовалось бы большой провокации, чтобы вызвать резкую реакцию. Она была маленькой, а они большими, и ничто во вселенной не изменило бы этой фундаментальной асимметрии в их отношениях. Они могли раздавить ее между вдохами.
   В центре внимания собравшихся лежал умирающий слон. Гома сразу узнала ее: пожилая Агриппа, вожак стада. Даже пробираясь мимо стоящих слонов, Гома осознавала отсутствие Агриппы в их рядах, что было так непохоже на эту обязательную матриархиню.
   - Ты вовремя, - сказал Ру.
   Агриппа лежала на боку, ее дыхание было затрудненным. Ру опустился на колени у ее изголовья, положив одну руку на лоб Агриппы, а другой промокая влажной губкой глаз слона. Хобот Агриппы безвольно лежал на земле, как шланг, и только его конец дернулся вверх при приближении Гомы.
   Она опустилась на колени рядом с Ру. Ру принес ведро с водой, а в ведре была еще одна губка. Гома выжала большую часть воды из губки, а затем осторожно прикоснулась ею к концу хобота Агриппы.
   - Когда это случилось? - спросила она, понизив голос, как будто был риск, что слоны поймут.
   - Вчера в сумерках она была на ногах. За одну ночь, вот так.
   Агриппа болела уже много сезонов, постепенно теряя силы. Но она сохранила свою власть матриарха, и Гома позволила себе думать, что слониха будет жить по крайней мере до ее отлета, что ее смерть - это проблема, с которой ей не нужно сталкиваться.
   - Спасибо, что позвонил мне.
   - Я знал, что ты захочешь быть здесь. - Ру снова намочил губку, вода в ведре уже стала пыльной. - Как только я увидел, насколько плохи дела, то позвонил тебе.
   - Мы ведь ничего не можем сделать, не так ли?
   Это был риторический вопрос. Она знала ответ так же хорошо, как и Ру.
   - Сделай все как можно проще. Береги ее глаза от пересыхания, береги ее от солнца. Мне следовало сказать Томасу, чтобы он прислал с тобой несколько одеял.
   - Думаю, что он это сделал. Багги был довольно хорошо нагружен.
   - Она была такой сильной, - сказал Ру, замерев из-за того, что у него дрогнул голос. - Я считал, она вытерпит дольше этого момента. Даже когда я узнал, что она больна, то не думал, что это будет так внезапно.
   - Она демонстрировала силу, - сказала Гома. - Ради блага стада.
   - Как всегда.
   Через мгновение Гоме пришло в голову спросить: - Как давно ты здесь, Ру?
   - Ты сердишься, что я не позвонил тебе раньше?
   - Нет, я беспокоюсь, что ты проводишь здесь много часов, не думая о себе. Ты принес воды для Агриппы, но я ничего не вижу для тебя.
   - В моем багги есть вода.
   Гома обогнала другую машину задолго до того, как добралась до стада. Она сомневалась, что Ру вернулся к ней с тех пор, как добрался до павшей матриархини. - Подожди здесь, - сказала она, рискнув положить руку на плечо Ру в качестве утешения.
   Она двигалась так быстро, как только могла, но не настолько поспешно, чтобы ее движения еще больше смутили стадо. В багги Ру она нашла фляжки с водой и широкополую шляпу. Чуть дальше, там, где она припарковала свой собственный электромобиль, она нашла пару одеял для спасательных работ и коробку с запасными пайками. Она завернула все в одеяла и направилась обратно в Ру.
   Ру сначала рассеянно взял свою фляжку, как будто напоминание о необходимости выпить было досадной помехой. Но проглотив глоток, выпил остальное, почувствовав внезапную жажду.
   - Спасибо, - сказал он с некоторой опаской, как будто эти слова могли оставить его в каком-то неопределенном долгу перед Гомой.
   - Все в порядке. У меня тоже есть эти одеяла. Они должны держать ее немного в прохладе.
   Одеяла прикрывали только часть слонихи, но они сделали все, что могли, чтобы ей было удобно. Гома открыла набор с пайками и показала Ру содержимое, затем сорвала фольгу с энергетического батончика и откусила от него кусочек.
   - Интересно, нужно ли нам еще что-то сделать, - сказал Ру, вытирая рот. - Теперь я задаюсь вопросом, не слишком ли много мы уже делаем. Продлевая то, что не должно быть продлено.
   - Ты не мог просто оставить ее, - сказала Гома. - Я тебя знаю. И это проявление доброты, так что не начинай сомневаться в себе. Все, что ты делаешь, - это облегчаешь ей жизнь, а не делаешь ее хуже. Серьезно, сколько времени прошло?
   - Семь часов. Может быть, восемь. Я прибыл сразу после восхода солнца.
   - Тогда я хочу, чтобы через некоторое время ты вернулся в здание. Держу пари, ты не захватил с собой свои лекарства, не так ли?
   - Сейчас главное - это она.
   - Нет, ты тоже важен - во всяком случае, для меня. Поезжай обратно, а я останусь здесь. Мы можем дежурить по очереди.
   - Я не оставлю ее.
   - Она может оставаться такой несколько дней.
   - Я думаю, будет быстрее. Ее дыхание слабее, чем было несколько часов назад.
   - Тем не менее, ты все равно должен думать о себе. - Гома снова положила свою руку на плечо Ру. Это было то, что один коллега сделал бы для другого, сказала она себе, жест эмоциональной поддержки, который не имел ничего общего с их общей историей.
   - Со мной все в порядке. Но у меня было небольшое обезвоживание. Я не осознавал этого до сих пор.
   Пока происходил этот обмен репликами, две старшие слонихи подошли ближе, проверяя своими хоботами, как поднимается и опускается грудная клетка Агриппы. Это было так, как если бы они нуждались в подтверждении того, что их матриарх еще не сделала свой последний вдох, в последний раз втянув воздух этого чуждого мира в свои легкие.
   - Они знают, - сказала Гома.
   - Конечно.
   Из всех животных только слоны обладали утонченным пониманием смерти. Они знали разницу между дыханием и костями. У них были свои собственные обычаи скорби и воспоминаний. Не раз Гома ловила себя на том, что задается вопросом, не именно ли это предчувствие смертности побудило слонов сделать следующий шаг по лестнице познания, ступень, ведущую к языку и чувству. Познать смерть - значит познать время, познать прошлое и будущее. Большинство существ были полностью привязаны к настоящему моменту, блаженные пленники вечно движущегося сейчас. Им были знакомы голод или гнев, удовлетворение или похоть, но они не знали сомнений, тоски или сожаления.
   Слоны знали, что их завтрашние дни не бесконечны, что каждый день - это подарок. В этом осознании заключалось как их величие, так и их трагедия.
   Ру нельзя было уговорить оставить свое дежурство больше чем на несколько минут, необходимых для того, чтобы сходить в кусты и облегчить мочевой пузырь. На обратном пути он остановился у своего багги, вымыл руки, лицо и волосы и смахнул пыль с глаз. Он снова наполнил переносные фляжки для воды и нашел дополнительные пайки, спрятанные в забытом отделении. Когда солнце зашло, они поправили одеяла.
   Ру был прав, решила Гома. Через два часа даже она заметила, что дыхание Агриппы ухудшилось.
   Это знание передалось и другим слонам. Следующие по старшинству самки альфа-стада, Арпана и Агуэда, похоже, взяли на себя роль матрон у смертного одра, подводя других слонов к своему матриарху и следя за тем, чтобы никто не задерживался за счет другого. Даже молодые слоны выглядели более мрачными по настроению, чем когда прибыла Гома. Армистед, слоненок-самец, который чуть не сбил ее с ног, подражал прикосновениям хоботом старших животных. Возможно, он понимал значение этого события не больше, чем человеческий ребенок понимает более глубокий смысл человеческих похорон, но Гому не могло не тронуть чувство общего участия в церемонии. Ру был прав. Они знали.
   О чем мы только думали? - Гома удивилась про себя. - Почему мы вообще подумали, что слоны должны быть больше похожи на нас и меньше на самих себя?
   Вскоре пробил час Агриппы. Они снова и снова перекладывали одеяла, но в течение дня ее дыхание становилось все менее различимым, реакция глаз ослабевала, туловище почти не двигалось. Они продолжили свое лечение, протирая губкой ее кожу и глаза, предлагая, насколько могли, утешение нежным прикосновением своих рук. До того момента, когда Ру сказал: - Она умерла.
   Гома тоже чувствовала это, но у нее не хватило смелости сказать об этом, опасаясь, что озвучивания ее подозрений может оказаться достаточно, чтобы они стали реальностью.
   - Да, это так.
   Ру не мог перестать водить губкой по морде Агриппы. Поддавшись тому же порыву, Гома снова сдвинула одеяла. Не было ни судорожного последнего вздоха, ни очевидного признака ухода жизни. Это просто произошло, так же неуклонно и бесповоротно, как движение солнца.
   Но она заметила перемену в поведении других слонов. Движения хоботов становились все более отчаянными. Теперь они трогали и подталкивали ее хоботами и ногами, демонстрируя силу, которая для человеческих чувств казалась почти неприличной. Это было так, как если бы они разозлились на то, что она сделала, и хотели отругать ее, чтобы вернуть к жизни. Они знают, - снова подумала она. - Они знают, но не до конца понимают. На это потребуется время.
   - Спасибо, - сказал Ру, и на мгновение Гоме показалось, что его слова были обращены к матриарху. Затем Ру добавил: - Я хотел, чтобы ты была здесь. Надеялся, что ты придешь, но не был уверен.
   - Я рада, что успела вовремя. Мне так жаль, Ру. Мы знали, что этот день настанет, но от этого не становилось легче.
   - Она была хорошей слонихой. Тому, кто займет ее место, будет чему соответствовать. Кстати, я передумал - я иду с тобой.
   Ру едва переводил дыхание между предложениями. Гома услышала эти слова, но ее естественной реакцией было усомниться в них или поискать другой смысл.
   - Со мной - куда?
   - К Глизе 163. Я принял решение пару дней назад и рано или поздно сказал бы тебе. - Ру наконец смог подняться с земли, отряхивая грязь с колен. - Наверное, я хотел какое-то время побыть со своим решением, посмотреть, нравится ли оно мне по-прежнему.
   - Мне... жаль. - Гома едва знала, что ответить. - Конечно, я хочу, чтобы ты полетел, но не думаю, что сейчас это возможно. Они заполнили все места.
   - Я уже поговорил с твоим дядей. Он был первым человеком, с которым я обсудил это. - Ру легко пожал плечами. Под мышками у него были темные пятна, перевернутые треугольники, похожие на две маленькие карты Африки. - Я знаю, что меня должны были исключить из рассмотрения, но думаю, что оставить меня в списке было способом Мпоси дать нам шанс на примирение.
   - Я не... - начала Гома.
   - Они предложили мое место другому кандидату, но оказалось, что возник вопрос с его обязательствами - когда дело дошло до решения, он не захотел идти, поэтому они изо всех сил пытались найти кого-то другого. Когда я спросил Мпоси, можно ли мне вернуться в экспедицию, он сказал, что это решит ряд трудностей.
   Гома покачала головой, разрываясь между радостью и раздражением. - Я разговариваю с Мпоси почти каждый день - он никогда ничего не говорил!
   - Я попросил его не сообщать тебе, пока все не обдумаю. Он просто сделал то, о чем я просил. Ты можешь сердиться, если хочешь, но не вини его. - Он покосился на Гому своими усталыми, подернутыми грязью глазами. - Ты довольна, не так ли?
   - Я... шокирована. И довольна, да. Более чем довольна. Я в восторге. Это... лучшая новость, на которую я могла надеяться. Пожалуйста, скажи мне, что ты уверен в этом. Я не вынесу разочарования, если ты передумаешь.
   - Когда я что-то решаю, - сказал Ру, - это, как правило, остается решенным.
   - Но с медицинской точки зрения...
   - Мпоси договорился, чтобы доктор Нхамеджо навестил меня. Он мало чего не знает о синдроме накопленной кислородной токсичности - этот человек практически написал учебник по СНКТ. Я тоже точно видел, насколько испорчена моя нервная система. Но он говорит, что с правильными лекарствами, правильным уходом я мог бы пережить период спячки, как и все вы.
   - Причина в танторах, не так ли? Что я тебе говорила о теории Травертина?
   - Я не знаю, верить ли мне в такую возможность или просто отмахнуться от нее. Все, что знаю, это то, что если есть хотя бы малейший шанс на то, что это правда, я хочу быть частью этого.
   Гома посмотрела на тело Агриппы, задаваясь вопросом, была ли смерть матриарха решающим фактором в изменении мнения Ру. Возможно, до сих пор он по-настоящему не принял решения.
   - Ты будешь скучать по стаду, наблюдая за тем, как они двигаются дальше, - сказала Гома.
   - Не совсем. Мы еще не уехали, и, в любом случае, пройдут годы, прежде чем мы полностью потеряем контакт с Крусиблом. Я намерен бодрствовать столько, сколько мне позволят.
   Гома едва осмелилась задать следующий вопрос, который занимал все ее мысли. Если Ру решил участвовать в экспедиции, означало ли это, что он также подтвердил свою приверженность их отношениям? Спрашивать сейчас, даже самым косвенным образом, было бы непростительно. В их последние месяцы на Крусибле для этого было достаточно возможностей.
   Гома почувствовала, что начинает плакать, что выражало одновременно радость от новостей Ру и невыразимую печаль из-за потери слона. Но радость и печаль смешивались, окрашивая друг друга, и она знала, что со временем все будет хорошо.
   - Без тебя я бы никогда не справилась с этим.
   - Ты смогла бы, - сказал Ру. - Потому что ты сильная и упрямая, и я тебе не нужен так сильно, как ты нужна мне. Но все в порядке. Ты тоже меня понимаешь. И если ты не против, я все равно хотел бы остаться твоим мужем.
   Вскоре настали последние месяцы, а затем и последние недели. Гома ожидала, что Ру выразит опасения по мере приближения дня отъезда, но на самом деле он был непреклонен, отказываясь признавать малейшие сомнения. Возможно, это был блеф, но если так, то он был чрезвычайно убедительным.
   Гоме хотелось бы, чтобы она разделяла такую же решимость. По мере того как шел обратный отсчет дней, перспектива отлета начала все сильнее сказываться на ее эмоциях. Она поймала себя на том, что зацикливается на аспектах своего мира, которые до этого воспринимала как должное, заново оценивая их теперь, когда знала, что их у нее отнимут: специфический сезонный привкус морского бриза в это время года, тяжелый от груза микроорганизмов; разбухшее солнце в сумерках, дозревающее при встрече с горизонтом; узоры облаков в виде конских хвостов; блеск и мерцание колец, которые, несмотря на их происхождение, были, несомненно, прекрасны. Даже созвездия, изуродованные и вытесненные из своих классических форм - они подверглись бы дальнейшему отчуждению с высоты Глизе 163. Скоро наступит последнее утро, последний день, последний закат. Она измеряла свою жизнь этими мыслями, а затем упрекала себя за то, что просто не наслаждалась такими удовольствиями, пока еще могла. Мысль об уходе из Крусибла заставила ее оцепенеть от самобичевания, пронзенная чувством, что она совершает акт серьезного предательства по отношению к самому миру.
   Обычно она чувствовала себя лучше после разговора с Ндеге.
   - Ты привыкнешь, - сказала та своей дочери. Она говорила одно и то же, раз за разом. - Вот что происходит. Моя мать покинула Землю и больше никогда ее не видела. Но она прожила свою жизнь и никогда не оглядывалась назад через плечо. Ты сделаешь то же самое.
   - Это разорвет меня на части в тот день, когда я уйду.
   - Так покажется. Но ты справишься. Мы все выздоравливаем.
   Им разрешили прогуляться по парку под негласным наблюдением, но по какой-то причине Ндеге настояла на том, чтобы Гома вернулась в дом. Теперь они были одни за ее столиком, и Гома спокойно осознавала, который час, и тот факт, что она хотела бы быть в слоновьем заповеднике до наступления вечера.
   - Завтра мне нужно быть в Намбозе, - сказала она, - но через несколько дней я вернусь в Гочан.
   - Так и будет. Но прежде чем ты уйдешь, я хотела бы дать тебе кое-что.
   - Ты не обязана это делать. Я не смогу много взять с собой на корабль.
   - Не сможешь или не захочешь?
   У Гомы не было ответа на этот вопрос.
   На столе стояла темная деревянная шкатулка, которую Гома не узнала. Ндеге открыла крышку, обнаружив гнездо из папиросной бумаги. Она осторожно вынула бумагу, положила ее рядом с коробкой, а затем достала шесть фигурок в индивидуальной упаковке. Она вытащила каждую из тканевого кокона и разложила их на столе в порядке их размера. Это была семья из шести деревянных слонов, каждый из которых был установлен на грубом черном постаменте.
   - Ты видела это раньше?
   - Не помню.
   - Они очень старые и очень много путешествовали. Они принадлежали Юнис, потом Джеффри, потом моей матери, а потом и мне. Она никогда раньше не распадалась, эта семья. Но я думаю, что время пришло. - Ндеге сгруппировала слонов в три пары, каждая из которых состояла из слона большего и меньшего размера. Она несколько секунд смотрела на перестановку, прежде чем произвести замену между двумя парами.
   - Два останутся со мной. Два пойдут с тобой, и два пойдут с Мпоси. Талисманы на удачу. Я надеюсь, что вселенная приложит все усилия, чтобы однажды снова собрать слонов вместе. Я не склонна к мистическому мышлению, но позволю себе одну оплошность.
   - Спасибо, - сказала Гома, испытывая тихое облегчение оттого, что подарок вряд ли мог ее смутить. Слоники были маленькими и очаровательно вырезанными, и она оценила этот жест.
   - Есть кое-что еще.
   Гома откинулась на спинку стула, упрекая себя за то, что думала, будто все когда-нибудь будет так просто. - Прямо сейчас?
   Ндеге со скрипом поднялась со своего стула, подошла к книжному шкафу - тому самому, где она хранила записку от Травертина, - и вернулась с тремя своими тетрадями в черных переплетах. Она положила их на стол рядом с коробкой и семейством слонов.
   Она предложила одну из них Гоме для осмотра. - Ты, наверное, видела меня с ними, но сомневаюсь, что когда-нибудь рассматривала их внимательно.
   Гома открыла страницы. Они были не разлинованы и заполнены рукой ее матери. Очень мало из этого было обычной письменностью. Там были страницы за страницами, испещренные извилистыми угловатыми иероглифами, похожими на узоры, образованные костяшками домино. Иногда посередине страницы проходила строка, а по обе стороны от нее располагались символы, соединенные переплетением стрелок.
   - Это грамматика Мандалы, - сказала Гома, проводя пальцем по правой колонке на одной из страниц. - Язык М-строителей. Верно?
   - Ты узнаешь это.
   - Да, но это не то же самое, что понимать это так, как можешь ты.
   - Тебе не нужно винить себя. Они все усложнили. Книги заперты в библиотеках, прямой доступ к Мандале строго контролируется... - Ндеге с отвращением покачала головой.
   - Что это за другие символы? - спросила Гома, указывая на левую колонну, которая, казалось, состояла из фигур из палочек в различных позах, безголовых скелетообразных мужчин с загогулинами и зигзагами вместо конечностей. - Они не являются частью грамматики Мандалы, не так ли?
   - Нет - это элементы синтаксиса Чибеса.
   - Это...?
   - Набор формальных соотношений, лежащих в основе как классической чибесовской, так и пост-чибесовской физики.
   - Не понимаю. - Гома пристально смотрела на пересекающиеся линии, стрелки и развилки, подразумевающие логическую связь между двумя наборами символов, синтаксисом Чибеса и грамматикой Мандалы. - Одна из них - инопланетные письмена, которые мы нашли на Крусибле. Другой - это... здесь не может быть никакой связи, мама. Это человеческое изобретение. Чибеса изобрела синтаксис для выполнения своих вычислений.
   Ндеге бросила на нее суровый укоризненный взгляд. - Знаю, это было давно, но ты могла бы, по крайней мере, с достоинством почтить Мемфиса Чибеса и вспомнить, что он был мужчиной.
   Гома не была уверена, что когда-либо слышала имя Чибеса. Было довольно странно думать о том, что эта мифическая фигура родилась, как и любой другой человек.
   - Вы были с ним знакомы?
   - Боже мой, нет. Мемфис умер... Ну, это было до смешного давно, прежде чем я родилась. Однако Юнис знала его. Послушай, здесь нет необходимости ворошить старую землю. Просто признай, что Чибесу протянули руку помощи в формулировании своей теории - что она берет свое начало в царапинах, найденных Юнис на куске скалы на Фобосе, одном из спутников Марса.
   - Царапины?
   - Ключи к новой физике. Космические граффити, если хочешь - своего рода безответственное озорство, оставленное кем-то или чем-то, кто не знал и не заботился о том, каковы будут последствия тысячи или миллионы лет спустя.
   Гома предположила, по крайней мере временно, что ее мать, возможно, бредит. Ни в одном из предыдущих разговоров между ними, ни в какой момент жизни Гомы, об этом не упоминалось ни словом. Но ничто в поведении Ндеге не выдавало замешательства.
   - Как... Фобос? - Гома покачала головой, пытаясь рассеять сгущающийся ментальный туман. - Какое отношение Фобос имеет к Мандале? Мандала является продуктом гипотетической инопланетной цивилизации - М-строителей. Насколько нам известно, Хранители - это нечто совершенно иное. Теперь ты просишь меня признать, что Юнис обнаружила остатки другой инопланетной культуры за столетия до всего этого?
   - Мы действительно любим наши семейные секреты.
   - Или наши небылицы.
   - Если бы это была выдумка, в ней бы не говорилось, как разговаривать с Мандалой. - Ндеге снова постучала по тетрадкам. - Мне потребовались годы, чтобы установить эту связь, увидеть связи между двумя лингвистическими структурами. Однако, как только я это сделала, это было все равно что получить ключ. Мне удалось открыть огромные массивы надписей на Мандале. Я поняла, что надписи были своего рода интерфейсом управления, приглашением начать заставлять Мандалу работать на нас.
   - И все закончилось хорошо, не так ли? - спросила Гома, зная, что ее мать не примет ее сарказм близко к сердцу.
   - Признай, что у меня были свои озарения, - сказала Ндеге со снисходительной улыбкой. - Я поняла, что наскальные рисунки были прародительской формой надписей на Мандале - что тот, кто или что бы ни оставило эти царапины на Фобосе, был там за долгое-долгое время до того, как появилась Мандала. - Ндеге подвинула все блокноты на ту сторону стола, где сидела ее дочь. - Это ты тоже возьмешь с собой.
   Гома посмотрела на книжки. Даже со слонами они составляли лишь ничтожную долю от ее разрешенного багажа. Ей ничего не стоило бы взять их на корабль, ничего, кроме гордости.
   - Я биолог, - медленно произнесла она, как будто ее мать могла каким-то образом забыть эту важную деталь. - Я знаю слонов, нервную систему, когнитивные тесты. Я ничего не знаю ни о физике, ни о системах инопланетного языка.
   - Мы сделаны из одного теста, Гома. Если я могла разобраться в этих связях, то не ожидала бы меньшего от своей дочери.
   - У тебя ведь есть копии, не так ли?
   - Я уничтожила их незадолго до того, как меня задержали. Подумала, что так будет безопаснее.
   - Тогда я не могу их взять!
   - Они мне совершенно ни к чему, по крайней мере сейчас, поэтому я бы предпочла, чтобы они были на твоем попечении. Даже если они окажутся на другом конце галактики.
   Гома почувствовала облегчение в своей матери, облегчение от свалившегося бремени. Она начала задаваться вопросом, как долго это крутилось в голове Ндеге, эта история с тетрадками.
   - Я не могу пойти с тобой и Мпоси - это решено, - но было бы неплохо получить кое-какие ответы. Тебе просто придется быть моими глазами и ушами. Будь на высоте положения. Рычи, как львица. Будь Экинья, как сама Сенге Донгма.
   У двери, держа в руках блокноты и двух слоников, Гома сказала: - Однажды они поймут, что были неправы. Ты никогда этого не заслуживала.
   - Немногие из нас получают то, чего заслуживают, - сказала Ндеге, - но мы извлекаем максимум пользы из того, что нам дают.
  

ГЛАВА ШЕСТАЯ

  
   Кану не спешил в Мадрас; в равной степени он знал, что не сможет приспособиться к ритмам своей новой жизни, пока не выполнит свои обязательства перед семьей Гаруди Далал.
   Его портом въезда была Шри-Ланка, ближайший к вакуумной башне в Индийском океане массив суши. Из Коломбо он отправился на скоростном поезде вверх по западной части Шри-Ланки, пройдя под заливом Маннар и направляясь к восточному побережью Индии. По пути в Мадрас поезд вынырнул в жестком серебристом сиянии затянутого тучами неба, проносясь через вереницу умеренно богатых прибрежных поселений: Куддалор, Пудучерри, Ченгалпатту, каждый из которых представляет собой размытое пятно белых зданий, пагод, куполов и башен, окруженных сине-зеленым потоком моря и джунглей.
   В Мадрасе солнце было жарким, неумолимым и неприлично большим на небе.
   - Вы, наверное, читали официальные отчеты, - сказал Кану, когда они сидели за металлическим столом в саду за домом Далалов, окруженные деревьями и птицами. - В каком-то смысле я был там. Могу сказать вам, что Гаруди действовала храбро и что ее смерть была практически мгновенной. Для меня было честью познакомиться с ней.
   - Эти террористы, - сказал отец Далал, наливая свежий чай в их чашки.
   Кану ощущал их горе как невидимое, молчаливое присутствие за садовым столом, признанное, но незваное. Он предположил, что сейчас, через шесть недель, прошедших с момента инцидента, самая острая боль уже прошла, но впереди у них были еще месяцы и годы тихой боли.
   - Вы представляли разные интересы, - сказала мать Далал, предлагая Кану блюдо с сушеными и подслащенными фруктами.
   - Да, но мы всегда уважали друг друга. Кроме того, мы оба были с Земли. У нас было гораздо больше общего, чем того, что нас разделяло.
   - Мне жаль слышать, что вы потеряли свой пост посла, - сказал мистер Далал.
   - Привлечь новую кровь - это было правильно. Мариус - очень надежная пара рук.
   - Гаруди писала нам, когда могла, - сказала миссис Далал. - Она была высокого мнения о вас, мистер Экинья.
   - Кану, пожалуйста.
   - Она бы не сочла справедливым, чтобы вас считали... Какое слово они используют? - спросил мистер Далал.
   - Ему не нужно это слышать, - сказала миссис Далал.
   Кану рассмеялся, преодолевая неловкость. - Испорченный. Все в порядке - я это уже слышал.
   - Сейчас не подходящее время для идеалистов, - сказала миссис Далал.
   - Да, - печально сказал Кану. - Не подходящее.
   Они спросили Кану, что с ним произошло после террористического инцидента. Он рассказал им, как машины вылечили его, продержав на своем попечении двадцать два дня, прежде чем отпустить в посольство. - Потом мне сказали, что в моих услугах больше не нуждаются. Вскоре после этого прибыл шаттл, чтобы забрать меня.
   - И вы прилетели прямо на Землю? - спросил мистер Далал.
   - Нет, сначала были кое-какие административные формальности. Меня подвергли самому тщательному медицинскому обследованию, какое только можно себе представить, на случай, если роботы что-то внедрили в меня, пока я был под наркозом. - Кану откусил кусочек от одного из сухофруктов. Над головой на послеполуденном ветру шелестели стебли растений. Он был рад оказаться в тени. Здесь солнечный свет падал на поверхности предметов с жесткой, вопрошающей яркостью. - Однако мне пришлось их разочаровать. Кроме нескольких шрамов, роботы не оставили о себе никаких следов.
   - Тогда вам должно быть позволено продолжать вашу работу, - возмущенно сказала миссис Далал.
   - В идеальном мире.
   - У вас есть планы? - спросил мистер Далал.
   - Ничего особенно подробного. Теперь, когда я вернулся на Землю, то подумал, что мог бы навестить кое-кого из старых друзей. После этого у меня останется достаточно средств, чтобы не нужно было принимать никаких немедленных решений. Кроме того, я давно собирался покопаться в истории одной моей родственницы - моей бабушки, Санди Экинья.
   - У нее то же имя, что и у художницы, - сказала миссис Далал.
   Кану улыбнулся, услышав это. - Она и есть художница. Или, скорее, была. Санди умерла очень давно, и у нас так и не было возможности встретиться.
   Миссис Далал кивнула, явно впечатленная.
   - Когда Гаруди упомянула вашу фамилию, я не уловил связи, - сказал мистер Далал. - Но я полагаю, что Экинья - не такая уж распространенная фамилия. Я должен был догадаться.
   - Самое странное, - сказал Кану, - что Санди так и не сделала себе большого имени при жизни - во всяком случае, не благодаря своему искусству. Знаменитой была ее бабушка.
   - Юстас? - спросила миссис Далал.
   - Юнис, - поправил Кану. Это была вполне простительная ошибка, так надолго задержавшаяся в ее загробной жизни.
   Помолчав, мистер Далал сказал: - Еще чаю, Кану?
   Он поднял руку, растопырив пальцы. - Нет, это очень любезно с вашей стороны, мистер Далал, но мне нужно идти.
   - Еще раз спасибо, что привезли вещи Гаруди, - сказала миссис Далал.
   Им нужно было купить продукты, поэтому они решили проводить его обратно на железнодорожную станцию. За пределами тени их сада день был по-прежнему теплым и теперь практически безветренным. Кану подумал об океане и пожалел, что не может оказаться в нем.
   - Я надеялся, что вы сможете успокоить нас, - сказал мистер Далал.
   - По поводу чего? - спросил Кану.
   - Днем этого обычно не видно, но ночью его трудно не заметить. Когда он проходит над Мадрасом, над Индией, трудно заснуть. Просто мысль об этой штуке там, наверху, заставляет задуматься, о чем она думает, что планирует. Я думаю, это одинаково для всех.
   - Предлагаю нам радоваться тому факту, что Хранители не действовали против нас, - деликатно сказал Кану, прибегнув к одному из тысячи дипломатических ответов, которые он держал в уме на подобные вопросы. - Ясно, что у них есть возможность сделать это, но они ею не воспользовались. Думаю, если бы они этого хотели, мы бы уже знали.
   - Тогда чего они хотят? - требовательно спросила миссис Далал. - Зачем они вернулись, если им от нас ничего не нужно?
   - Не знаю, - сказал Кану.
   Заметив его беспокойство, она покачала головой и сказала: - Извините, нам не следовало давить на вас. Это просто...
   - Было бы приятно знать, что мы можем спокойно спать в своих постелях, - сказал мистер Далал.
   Из Мадраса он отправился на запад, в Бангалор; из Бангалора ночным рейсом добрался до Мумбаи; из Мумбаи на рассвете вылетел на пассажирском дирижабле цвета красного дракона, украшенном лопастями, парусами и сотней развевающихся китовых хвостов. Дирижабль гудел на малой высоте над Аравийским морем, тысяча пассажиров прогуливалась по его огромной гондоле с окнами. Вечером они причалили к Мирбату, где Кану нашел ночлег и хорошее место, где можно поесть. За едой, в одиночестве за столиком на открытом воздухе, он наблюдал за лодками в гавани, вспоминая ощущение такелажа между пальцами, вспоминая, каково это - подравнивать парус, читать погоду на горизонте.
   Утром он воспользовался своими средствами, чтобы оплатить аренду аэролета, древнего, но в хорошем состоянии для экземпляра такого рода, и с дозвуковой скоростью направился на юго-запад, через Аденский залив и вниз по побережью в сторону Могадишо. Он объезжал флотилии разноцветных рыбацких лодок, экипажи людей и морских жителей собирали свои уловы. На корпусах их лодок были нарисованы глаза. Было приятно летать, приятно видеть живые моря и живую сушу под собой, людей, у которых есть работа, жизнь и о чем подумать, помимо роботов на Марсе и инопланетных машин в небе.
   Вскоре на горизонте замаячил морской берег. Кану сбавил скорость и объявил о своих намерениях приблизиться.
   - Кану Экинья, запрашиваю разрешение...
   Но ответ последовал незамедлительно, прервав его еще до того, как он закончил фразу. - Из всех людей тебе, Кану, не нужно спрашивать разрешения. Подходи на досуге и будь готов к шумной приветственной вечеринке.
   Он узнал этот голос. - Я настолько прозрачен, Вуга?
   - Ты теперь почти знаменитость. Мы следили за развитием событий с тех пор, как услышали хорошие новости о твоем выживании. Я ужасно сожалею о марсианской истории.
   - Я легко отделался.
   - Судя по тому, что я слышал, нет.
   Морской берег появился быстро. Это было скопление переплетающихся пластинок, на которых возвышался густой лес зданий, расположенных так плотно друг к другу, что издалека они напоминали единую вулканическую пробку, вырезанную в виде зубчатой формы каким-то суетливым, неясным геологическим процессом. Несколько строений были обитаемы, но большинство представляли собой небесные фермы, солнечные коллекторы и воздушные стыковочные вышки. Безусловно, самая большая концентрация жилого пространства находилась под береговой линией, выступая в слоистую прохладу океанских глубин.
   Аэролет не мог погружаться, поэтому Кану пришвартовался к одной из башен, протиснувшись мимо стайки пухлых грузовых дирижаблей. Прием, к счастью, был не таким шумным, как предупреждал Вуга, но, несмотря на все это, теплым и добродушным. Это был его народ, морской народ, к которому он присоединился, которому служил, а позже и командовал. Некоторые были похожи на Кану - все еще по сути гуманоидные, но с некоторыми скромными приспособлениями к водной среде. Перед назначением на Марс ради практичности Кану даже позволил отменить некоторые из своих собственных адаптаций. Среди встречающих были люди, которые вообще не отличались чертами морского народа: возможно, недавно прибывшие или люди, разделявшие идеологию, но не желавшие возвращаться к морю.
   Другие, несомненно, были более странными, даже на взгляд Кану. Он отсутствовал достаточно долго, чтобы взглянуть на происходящее с отстраненностью "мигранта". Настоящие русалочьи люди, чьи ноги были превращены в рыбьи хвосты, были наименее примечательными. Некоторые из них напоминали выдр или тюленей, покрытых мехом или как-то иначе, а некоторые переняли различные аспекты анатомии китообразных. У некоторых были легкие, а другие стали настоящими жаберными вододышащими, которым никогда не нужно было всплывать на поверхность. Некоторые приветствовали его из заполненных водой каналов вокруг стыковочного узла. Другие использовали устройства для передвижения, позволяющие им ходить или кататься по суше.
   - Спасибо вам, - сказал Кану, не в силах удержаться от поклона собравшимся доброжелателям. - Хорошо быть дома, хорошо быть среди друзей.
   - Ты останешься с нами? - крикнула из воды одна из женщин моря.
   - Только ненадолго, Гванда. - До его назначения послом они работали во многих одних и тех же административных областях. - Мне есть чем заняться вдали от аквалогий.
   Теперь, когда он вернулся, он испытывал глубокое чувство сопричастности, связи с морем и его грузом живых существ - со всем в великой соленой цепи бытия, от русалок до планктона.
   Но он знал, что не может позволить себе оставаться здесь надолго, если не хочет, чтобы его вернули к прежней жизни. Не то чтобы перспектива была непривлекательной - отнюдь нет. Но даже при том, что он не мог до конца сформулировать причины, Кану испытывал глубокое чувство, что он должен двигаться дальше, занимаясь делами, которые еще не были завершены. Что это было за дело, что оно за собой повлекло, он не мог точно сказать. Но, поддавшись соблазнам морского народа, ничего не добьешься.
   - Не хочешь поплавать с нами? - спросила Гванда. - Мы можем отвезти тебя к Вуге. Я думаю, это скоро будет сделано.
   - Кажется, я помню, как плавать, - сказал Кану. А потом улыбнулся, потому что понял, что это прозвучало как сарказм. - Нет, искренне. Мне кажется, я помню. Но прошло много времени - пожалуйста, будь нежна со мной.
   Он оставил свою одежду в аэролете и присоединился к другим плавающим в воде. На мгновение он почувствовал на себе их взгляды. У них не было особого интереса к его наготе - мало на ком из них было надето что-либо, кроме нескольких знаков отличия и власти, сбруи и плавательных принадлежностей, - но они наверняка слышали о его травмах на Марсе, если не о деталях.
   - Машины хорошо поработали надо мной, - сказал он, обезоруживая их любопытство. - Подозреваю, что они могли бы вообще избежать шрамов, но они оставили мне несколько в качестве напоминания о том, что я пережил - не как жестокость, а чтобы помочь мне психологически адаптироваться. Учитывая, что у них было на удивление мало опыта обращения с человеческими телами, я не думаю, что они справились слишком плохо, не так ли?
   - Мы слышали, что ты умер, - сказал Тизнит, весь в бакенбардах и маслянисто-белом меху.
   - На меня упал космический корабль. Это испортило бы настроение любому человеку.
   К тому времени, как прибыл Кану, Вуга закончил свою работу. Они встретились в частной плавательной камере - башенке в форме пузыря высоко в верхней части морского берега.
   - Судя по уликам, они очень хорошо собрали тебя воедино. Ни у кого на Земле больше нет таких хирургических способностей, ты понимаешь? Даже у нас. Если бы ты получил подобную травму здесь, мы бы уже скормили тебя рыбам.
   - Полагаю, это делает меня их должником.
   - Так вот как ты себя чувствуешь - в долгу?
   - По большей части, я просто благодарен за то, что остался жив. В более циничные моменты я говорю себе, что роботы также неплохо справились с этим. Они взялись за человеческую тему - разобрали меня на части, как паззл, и снова собрали воедино. Мы пытались помешать им наложить лапы на трупы, а я дал им один бесплатно!
   Вуга внимательно оглядел его. - Проблема, Кану, в том, что ты не прирожденный циник. Ты не особенно хорошо переносишь горечь или недоверие.
   - Возможно, я меняюсь.
   - Никто не мог бы винить тебя после того, что ты пережил. Что касается меня, то я рад, что роботы совершили одно доброе дело, независимо от их более глубоких мотивов. Ты был в курсе новостей с тех пор, как покинул посольство? На Марсе неспокойно - ваши бывшие друзья ведут себя вызывающе. Сторонники жесткой линии в Консолидации хотят решительного ответа, и, честно говоря, я их не виню. Бесполезно просто сбивать машины, когда они пытаются выйти в космос.
   Кану улыбнулся, хотя и почувствовал кислинку в животе. - Итак, теперь мы одобряем политику Консолидации, не так ли? Здесь изменилось больше, чем я предполагал.
   - Наша позиция против роботов так же стара, как и само движение, Кану - мне не нужно напоминать тебе об этом.
   После теплого приема ему меньше всего хотелось спорить с Вугой. - Линь Вэй нашла бы их изумительными. Она бы хотела обнять их, разделить с ними будущее.
   - Поздновато для несбыточных мечтаний. У нас был шанс, но мы его упустили. Настали времена после Механизма, Кану - мы используем лучшее из того, что у нас есть, и печально бродим по руинам того, что когда-то могло быть. - Но через мгновение Вуга добавил: - Я знаю - мы все должны стараться быть позитивными. Здесь всегда найдется место для тебя. Те изменения, которые ты отменил, - это тривиальный вопрос, восстановить их легко. Ты должен присоединиться к нам, полностью окунуться в океан. Оставь все эти марсианские дела позади, как дурной сон.
   - Я бы хотел, чтобы все так и было, - сказал Кану.
   - Мы можем что-нибудь сделать для тебя за это время?
   - Я подумал, что мог бы заглянуть к Левиафану, если вас это не слишком затруднит.
   - Затруднит? Нет, вовсе нет. - Но голос Вуги звучал неуверенно.
   - Что такое?
   - Ничего. Я все устрою. Он будет очень рад снова тебя увидеть.
   Логово великого кракена находилось в глубоких водах Индийского океана, примерно в тысяче километров к югу от побережья. Они отправились в путь на серповидном летательном аппарате, флаере Панов, почти таком же старом, как аэролет, который привез Кану из Мирбата, но больше и быстрее.
   Вуга и дюжина других высокопоставленных персон пришли прокатиться, и все отлично провели время. Они провели в океане так много своей жизни, что им было в новинку видеть его сверху, снаружи, и все метались от окна к окну, вытаращив глаза на какую-то чрезвычайно тонкую границу цвета и течения. Однажды они миновали плотно закрученный клубок рыб, вращающихся по спирали вокруг какого-то невидимого гравитационного фокуса, как звезды в центре галактики. Было трудно не воспринимать косяк как единую живую единицу, целеустремленную и организованную, обманывающую местные градиенты энтропии. Кану ощутил дрожь чуждого восприятия, как будто он тоже на мгновение увидел органическую жизнь извне, во всей ее чудесной странности.
   Жизнь действительно очень странная штука, размышлял он, когда по-настоящему задумываешься об этом.
   Но затем они снова двинулись в путь, над рифами и небольшими морскими побережьями, над клиперами, шхунами и стаями дельфинов, а затем прямо под поверхностью появилась темнота, чернильная туманность на фоне бирюзы.
   - Левиафан, - сказал Вуга.
   Они замедлили ход и зависли над кракеном. Он был размером с подводную лодку. За годы, прошедшие с тех пор, как Кану в последний раз проводил время с Левиафаном, кракен легко увеличился в размерах вдвое.
   - Кто с ним сейчас работает?
   - Ты был последним, Кану, - сказал Вуга, как будто это было что-то, что он должен был запомнить. - Потребность в строительных кракенах значительно снизилась по сравнению с прежними временами. Большинство из них выгоняли на пастбище, пока они не умирали от старости. Некоторые живут дольше, чем другие. Мы стараемся занять Левиафана соответствующим образом.
   Кану обнаружил способности к кракенам-строителям вскоре после того, как присоединился к морскому народу. Были некоторые, кто находил генетически и кибернетически дополненные существа пугающими, но Кану быстро преодолел свои опасения. На самом деле, огромные и могучие животные были нежными, услужливыми и любили человеческое общение - во многих отношениях были глубоководными слонами.
   Наиболее искусные партнеры работали со своими кракенами так тесно, что установилась почти эмпатическая связь: кракен реагировал на малейшие жестовые команды, а партнер, в свою очередь, с пониманием относился к фигуративным и визуальным каналам коммуникации кракена. Кану и Левиафан установили одну из самых продуктивных и длительных связей для любой подобной пары.
   Но шли годы, и эскалатор власти вознес его на вершину Панспермийской инициативы, а затем на Марс, и он так и не нашел времени расспросить о Левиафане. Хотя не потребовалось бы даже минуты или двух, чтобы сформулировать запрос и передать его обратно Вуге.
   Сейчас было уже слишком поздно что-либо исправлять. Но он все равно должен был загладить свою вину, насколько это было в его силах.
   - Я бы хотел поплавать.
   - Конечно. Тебе нужен купальный костюм, сопровождение?
   - Я так не думаю.
   - Тогда мы побудем здесь, пока не понадобимся тебе. Удачи, Кану.
   Он упал в воду на небольшом расстоянии от брюха флаера. Он сильно ударился о поверхность и оказался под водой прежде, чем успел сделать самый поверхностный вдох. С трудом вынырнул на поверхность, кашляя, соль щипала ему глаза.
   Когда приступ кашля прошел и он набрал в легкие достаточно воздуха, он рискнул еще раз погрузиться. Он боролся за глубины. Левиафан находился еще глубже под поверхностью, чем он появился из воздуха. Кану стало интересно, что привлекло кракена именно в это место в океане. Получив такую возможность, кракены свободно передвигались и любили прохладные и неосвещенные глубины.
   Дополненные глаза Кану извлекали информацию из угасающего света. Левиафан казался бледным внизу - гораздо бледнее, чем он выглядел с воздуха. Иридофоры в его теле меняли цвет и яркость в зависимости от настроения и концентрации. Кану наблюдал, как янтарная волна скользнула по основному телу, от глаз к хвосту - осторожное подтверждение его присутствия. Но глаз Левиафана смотрел куда-то мимо него, как будто он не хотел встречаться взглядом с Кану прямо.
   Кану подавил свои угрызения совести. Кракен был огромен, а он мал ростом, но Вуга никогда бы не позволил ему плавать, если бы был хоть малейший шанс получить травму.
   Теперь он заметил, что что-то занимало Левиафана. Кракен выбрал это место не случайно. Здесь было какое-то сооружение, поднимавшееся из глубин. Массивное и древнее, его очертания были размыты кораллами и коррозией. Кану разглядел четыре опорных столба толщиной с небоскребы и сложную металлическую платформу, похожую на столешницу. Он не мог сказать, как далеко вниз уходили опоры, но все это было слегка перекошено.
   Это стало своего рода игрушкой для Левиафана. Кракен использовал свои руки, чтобы передвигать предметы на верхней палубе платформы, как ребенок, играющий со строительными блоками. Между двумя лапами кракена был зажат транспортный контейнер, какой-то морской логотип все еще слабо читался сквозь слои ржавчины и живых наростов. Другая пара рук подняла в воздух зазубренный и погнутый кран, а затем опустила его на платформу. Он поставил контейнер рядом с ним. Даже сквозь толщу воды Кану почувствовал сейсмический удар, когда предметы ударились о твердую поверхность.
   Он подплыл к ближайшему глазу, который был шире, чем длина его тела, и немигающий, как циферблат часов. Все еще используя воздух, который он набрал в легкие, Кану позволил себе пассивно парить. Он хотел, чтобы Левиафан хоть как-то проявил узнавание, но глаз, казалось, смотрел прямо сквозь него. Кракен все еще передвигал грузы, поднимая одни и те же предметы, опуская одни и те же вещи.
   - Ты меня знаешь, - одними губами произнес Кану, как будто это могло что-то изменить.
   Кракен замешкался в своих трудах. Какое-то мгновение он был неподвижен, как Кану, балансирующий в воде, его руки двигались лишь с легчайшим побуждением океанских течений. Вскоре Кану нужно было снова всплыть на поверхность, но он заставил себя остаться с Левиафаном, уверенный, что связь - какой бы хрупкой она ни была - восстановлена.
   Меня слишком долго не было, - хотел он сказать. - Мне жаль.
   Он просто надеялся, что простого факта его присутствия там было достаточно, чтобы выразить то же самое чувство.
   Но Левиафан не мог оторваться от головоломки буровой платформы. Он снова взял контейнер, передвинул его, как шахматную фигуру, в какую-то новую конфигурацию. С содроганием прозрения Кану осознал, что эта деятельность была столь же бесконечной, сколь и бесцельной. Это удовлетворяло потребность кракена передвигать предметы, находить перестановки в пространстве и форме.
   Наконец его легкие достигли своего предела. Он вынырнул, сознавая даже при подъеме, что ускользнул за горизонт внимания Левиафана. Кракен, возможно, смутно осознавал его присутствие в течение нескольких мгновений, но не более того.
   Он вырвался на дневной свет. Флаер был над ним, готовый доставить его обратно на побережье. Вуга не спросил, не хочет ли он снова нырнуть, и он был рад этому.
   На следующее утро Кану был уже в пути на север.
  

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  
   У Гомы уже давно было условное представление о размерах звездолета, но совсем другое дело - подниматься на шаттле, впервые по-настоящему осознавая масштабы своего нового дома. Он был четыре километра в длину, около пятисот метров в поперечнике и напоминал гантель с толстой перекладиной и сферами одинакового размера на обоих концах. Передняя сфера была украшена окнами и люками доступа - грузовыми отсеками, доками для шаттлов, сенсорными портами, - в то время как задняя сфера была контрастно безликой. Это была сфера привода, содержащая пост-чибесовский двигатель. Его выхлоп, скрытый за изгибом сферы, в конечном счете разогнал бы "Травертин" до половины скорости света.
   Строительство звездолета или даже пары таких аппаратов пока еще было доступно экономике лишь отдельных правительств горстки избранных солнечных систем. Спустя двести лет после работ Травертина на "Занзибаре" механика ФПЧ-двигателя по-прежнему представляла собой дьявольские трудности. Двигатели нового поколения были эффективнее старых и обеспечивали более высокую скорость, но работать с ними было не менее опасно, они так же не прощали ошибок.
   Но Крусибл взял на себя обязательство построить два таких корабля, поставив на их строительство свое будущее. Он надеялся подключиться к еще молодым внесолнечным торговым сетям и вести бизнес со своими звездными соседями. Эти корабли придали ему легитимность, доказав, что он обладает финансовой и технической зрелостью для вступления в лигу космических миров.
   Все это имело огромный смысл, пока не вернулись Хранители.
   Шаттл приблизился к носовой сфере "Травертина", где они пристыковались и переместились внутрь. Действовала искусственная гравитация, обеспечиваемая вращением кольцеобразных внутренних секций. Ру хотел осмотреть каюту, но прежде чем кого-либо из них пустили в их помещения - или предоставили доступ к личным вещам, доставленным на борт несколько дней назад, - была устроена необходимая формальность - встреча с капитаном и ее техническим персоналом.
   Весь экипаж и пассажиры - пятьдесят четыре души - собрались в самом большом салоне, окна которого были закрыты ставнями от яркого дневного света.
   - Добро пожаловать на борт, - сказала Гандхари Васин, широко разводя руки, словно желая обнять их всех, как технический экипаж, так и пассажиров. - Это великий день для всех нас - монументальный день - и привилегия для тех из нас, кому посчастливилось находиться на борту корабля. Я хотела бы пожелать всем нам безопасного путешествия и продуктивной, результативной экспедиции. Я также выражаю нашу коллективную благодарность жителям Крусибла за их доброту и великодушие, которые сделали возможной эту экспедицию. Никто из нас не относится к этому легкомысленно. Давайте надеяться на удачу - для всех участвовавших, для нашего корабля-побратима и для тех, кто будет путешествовать на его борту.
   Гома уже встречалась с Гандхари Васин. Она была хорошим выбором, чрезвычайно удовлетворявшим все стороны. Возможно, помогло то, что она родилась не на Крусибле. Васин прибыла на планету на том же субсветовом транспортном средстве, достигающем четверти скорости света, которое доставило Аретузу. Будучи старшим специалистом по двигательным установкам, она решила, что хочет остаться на Крусибле, когда субсветовик улетит. Она считалась стоящей вне политических пристрастий, и Гома полагала, что Мпоси поддержал ее кандидатуру именно по этой причине, помимо ее очевидной компетентности.
   Она также была жизнерадостной женщиной с широкой улыбкой и привычкой носить яркие накидки и платки на голове, всегда пренебрегая титулами и регалиями иерархии. - Я ваш капитан, - сказала она так, словно это было своего рода признанием. - Это та роль, которую мне дали, и я сделаю все возможное, чтобы быть достойным ее. Но я также Гандхари, и предпочла бы, чтобы вы называли меня так, а не капитан Васин. Мы все пробудем на борту этого корабля очень долго. Рано или поздно формальности начнут исчезать, так что мы могли бы с таким же успехом сразу обойтись без них.
   Все это хорошо, подумала Гома, но тем не менее Гандхари командовала звездолетом, массивным и смертоносным образцом технологии, и вскоре они будут предоставлены сами себе, независимо от внешней поддержки. Она могла быть их другом до определенного момента, но Гандхари также понадобились бы стальные нервы и железная воля, чтобы справиться с этим.
   Гандхари сказала еще несколько слов, затем приступила к представлению ключевых членов экспедиции, надеясь, что все остальные узнают друг друга в ближайшие дни.
   - Сначала я должна упомянуть Гому Экинья, которая не обязана была присоединяться к нам, но решила сделать это из бескорыстного уважения к своей матери. - Гандхари указала обеими руками на Гому, ладони почти вместе, жест почти благоговейный. - Это правда, что мы все приносили жертвы, но многие из нас долгое время были привержены идее межзвездного путешествия - это амбиции, которым мы посвятили свою профессиональную жизнь. Не так обстоит дело с Гомой. У нее не было желания ни покидать Крусибл, ни бросать своих друзей и работу. И все же она здесь. Думаю, что мы можем достаточно высоко отзываться о ее лояльности к Крусиблу.
   Затем Гандхари слегка повернулась, переключив фокус своего внимания на Ру.
   - Раз уж мы заговорили о жертвоприношениях, давайте также вспомним нашего друга Ру Муньянезу, мужа Гомы, который оставил своих любимых слонов, чтобы пойти с нами. Однако потеря Ру - это наше приобретение.
   Гандхари повернулась, чтобы представить доктора Сатурнина Нхамеджо. Это была формальность: врач уже был известен большинству участников встречи, поскольку он принимал участие в оценке их пригодности для спячки.
   - Сатурнин привез с собой небольшую, но очень способную медицинскую команду, состоящую из специалистов разных специальностей и, как и все мы, добровольцев. Они должны быть нашими врачами, нашей первой линией защиты от болезней и травм, но прежде всего они должны быть нашими друзьями, полноправными членами экспедиции.
   Затем Гандхари представила Назима Каспари, руководителя технической секции, состоящей из восемнадцати человек, и, как и сама Гандхари, эксперта по пост-чибесовской теории. Каспари был худощавым, непритязательным мужчиной, которому явно не нравилось находиться в центре внимания, и он явно почувствовал облегчение, когда Гандхари перешла к представлению следующей специалистки, сидевшей рядом с Каспари. Айяна Лоринг была мультиспециалистом, возглавляла группу астрофизики и экзопланет, в которую также входили биологи и эксперты по экосистемам. У Лоринг было бы мало данных для работы, пока они не доберутся до места назначения, но Гома не сомневалась, что ей будет легко чем-то занять себя, особенно учитывая ее готовность переходить от одной дисциплины к другой.
   - Все хорошо, - прошептал Ру, как будто в этом были какие-то сомнения. - Придумал несколько алгоритмов, которые мы используем для наших собственных исследований. Оказывается, то, что работает для скоплений галактик, работает и для нейронов слона.
   - Спасибо, капитан Васин, - сказала гибкая, грациозная Лоринг, которая двигалась как кошка и, по общему мнению, прекрасно танцевала. - Я имею в виду, Гандхари. Приношу свои извинения. И, пожалуйста, для всех - я Айяна. Моя дверь всегда открыта. Надеюсь очень хорошо узнать вас всех.
   Технически, Гома и Ру оба были включены в команду специалистов Лоринг - теперь они были постоянными экспертами по крупной фауне и межвидовой коммуникации. Но на практике (как заверил Гому Мпоси) ни от кого из них не потребуется отчитываться ни перед кем, кроме Гандхари. Тем не менее, Гоме сразу понравилась элегантная Лоринг, и она с нетерпением ждала возможности внести свой вклад в работу команды.
   Следующим был Маслин Караян, глава делегации "Второго шанса" из двенадцати человек. Маслин Караян был мускулистым мужчиной с бочкообразной грудью, бородатым и патриархальным, возможно, самым старым человеком на корабле после Мпоси. Он был рядом с "Занзибаром", когда тот был разрушен, едва избежав смерти, и, судя по всему, воспринял весь инцидент близко к сердцу.
   - Не знаю, зачем она утруждает себя знакомством с ними, - сказала Гома Ру. - Не похоже, что нам когда-нибудь понадобится разговаривать друг с другом.
   Ру улыбнулся. - Все полезны - даже верующие.
   - Спасибо вам, Гандхари, за ваши добрые чувства, - сказал Караян, обводя комнату широко раскрытыми, вызывающими глазами, посаженными под нависшими бровями. Борода закрывала так много места на его лице, что было трудно прочесть выражение его лица, как, возможно, и было задумано. - Я говорю от имени своей семьи и друзей, когда говорю, что мы действительно очень рады занять свое место в экспедиции. Рука истории тяжела на нас, и ее возмездие будет беспощадным, если мы потерпим неудачу в каком-либо отношении. Да, мы должны набраться храбрости, - он все еще оглядывал комнату, его взгляд на мгновение остановился на Гоме, по крайней мере, ей так показалось, - но храбрости самой по себе недостаточно. Мы также должны проявлять благоразумие и осторожность - эти высшие способности суждения - на пределе наших возможностей.
   Официально они были коалицией консервативных политических интересов с общим желанием не повторять ошибок прошлого, начиная с Механизма и заканчивая мероприятием "Мандала". Они сыграли важную роль в том, чтобы держать Ндеге под замком, когда более просвещенные голоса призвали смягчить условия ее заключения. Неофициально они терпимо относились - даже поощряли - к суеверному мышлению, которое Гома считала глубоко предосудительным. Она ничего не имела против непроверяемых систем убеждений как таковых. Ей просто не хотелось делить корабль с людьми, которые в них верят.
   - Богоборцы, - прошептала она.
   Если Караян и услышал ее, то это никак не отразилось на его львиной маске лица. - Перед нами стоят большие задачи. Научные загадки. Тайны и чудеса, без сомнения. Искушения.
   Гома закатила глаза.
   - Но при правильном расположении духа мы можем преодолеть наши худшие пристрастия к простым знаниям. Возможно, никогда не придется прибегать к сдерживающему влиянию моих друзей, и все же...
   - Вы одержали свою победу, оказавшись на корабле, - сказала Гома, наконец не в силах сдержаться. - Теперь вы позволите кому-нибудь еще сказать свое слово?
   - Мы все можем согласиться, - сказал Мпоси, поднимаясь со своего места, - что последние несколько дней были чрезвычайно напряженными. Вопреки своей лучшей натуре, мы можем сказать то, о чем пожалеем мгновение спустя. Не так ли, Гома? - Он смотрел на нее с яростной напряженностью, словно запечатлевая свои мысли прямо в ее мозгу. - Разве это не так, Гома?
   - Да, - сказала она, поддавшись на уговоры Ру. - Да.
   - Я принимаю ваши извинения, - сказал Маслин Караян, слегка поклонившись в ее сторону.
   - Я бы добавил, - продолжал Мпоси, - что полностью разделяю мнение Маслина. Мы все должны делать все возможное, чтобы действовать разумно и осторожно. Я знаю, нас ждет испытание, но не сомневаюсь, что у нас есть все необходимое для успеха.
   - Мпоси говорит мудро, - сказала Гандхари медленным ораторским голосом. - Конечно, будут проблемы. Но если мы сможем избежать того, чтобы разрывать друг друга на части, по крайней мере, в течение нескольких недель, думаю, это было бы отличным началом. - Затем, намеренно изменив тон, она добавила: - Мы останемся на орбите, завершая окончательные системные тесты, еще на пять или шесть дней. До тех пор у вас есть время определиться со своим местом в этой экспедиции. С того момента, как я включу пост-чибесовский двигатель, никакая сила во Вселенной не заставит меня развернуть этот корабль.
   Гома увидела в этом обещании отблеск стали, о которой она догадывалась. Будь проклята Гандхари - это была капитан Васин во всей своей пышности и авторитете, и от этого она была еще более великолепна.
   - Не думаю, - сказал Мпоси, - что кто-либо из нас воспользуется таким шансом уехать, Гандхари, но приятно знать, что он есть.
   Капитан представила других остальных, прежде чем пожелать всем всего наилучшего, еще раз поблагодарить жителей Крусибла и, наконец, распустить собрание. - Идите! У вас есть корабль, который нужно исследовать. Но не изучайте слишком много за один день - нам всем нужно оставить несколько сюрпризов на потом!
   Как и всем супружеским парам в экспедиции, Гоме и Ру выделили отдельную каюту. Она была приличных размеров, с отдельной ванной комнатой и туалетом, даже небольшой кухней, где они могли готовить еду, когда им не хотелось есть в местах общего пользования. Стены могли быть окрашены в любой цвет или узор, а картины и фрески были взяты из центральной библиотеки. Гома уже достала двух деревянных слоников, которых подарила ей Ндеге, и поставила их в низкой нише.
   Комната была достаточно большой, но там также был корабль, который можно было исследовать. Там было много уровней, много секций, и не все из них были доступны обычным образом. Вместо ключей у Гомы и Ру на запястьях были браслеты для открывания дверей, которыми им разрешалось пользоваться. Браслет каждого члена экипажа был настроен таким образом, чтобы обеспечить разные уровни доступа. Только технической команде Назима Каспари разрешалось приближаться к задней сфере, и у обычного пассажира было мало веских причин заходить в соединительную середину. Но все равно оставались сотни комнат и отсеков для исследования, некоторые из них были размером с любое закрытое пространство, известное Гоме на Крусибле.
   Одним из ее любимых мест быстро стала комната знаний. Она быстро начала чувствовать притязания на ее территорию, тем более что Ру или другие члены экипажа нечасто посещали ее. Возможно, это изменится, когда они отправятся в путь, но сейчас она принадлежала ей. Сама комната представляла собой круглую камеру, центр которой был занят проекционным устройством правильной формы. Устройство было около четырех метров в поперечнике, окружено непрозрачным материалом и практически до краев заполнено ровным прозрачным веществом.
   Под поверхностью этого колодца, встроенное в прозрачную матрицу, плавало представление их текущих общих знаний о системе Глизе 163. В нейтральном состоянии дисплей имел форму шара, со звездой в середине и семейством миров, вращающихся по своим орбитальным траекториям. Об этой звезде было известно многое, но тогда звезды были простыми вещами, их физическая природа зависела лишь от нескольких параметров - массы, металличности, возраста. Сущность Глизе 163 была общеизвестна более половины тысячелетия.
   Однако миры - это совсем другое дело, их история зависит от миллиарда случайных факторов. Они не вписывались в четкие категории; они не с готовностью раскрывали свои секреты, особенно на расстоянии многих световых лет. Все более крупные миры в системе Глизе 163 были изучены из Солнечной системы Земли с помощью множества распределенных телескопов под названием Окулар, чьи визуальные данные доказали существование Мандалы на Крусибле и отправили в путь первую волну голокораблей.
   Но эти данные были намеренно искажены, и когда люди в конце концов узнали правду, они разорвали Окулар на части в своей ярости и страхе. С тех пор ни в одной солнечной системе не было построено ничего подобного. Тем не менее, данные по-прежнему были заархивированы и доступны для анализа. Гоме дали понять, что они были очищены от какой-либо предвзятости, преднамеренной или иной.
   Глизе 163 находилась почти в два раза дальше от Земли, чем Крусибл, поэтому изображения никогда не были столь же четкими. За Крусиблом также наблюдали более пристально в течение более длительного периода времени, что позволило синтезировать данные по многим оборотам планет и сезонным циклам. На более удаленную систему таких усилий затрачено не было, поскольку не было причин ожидать каких-либо выгод от такого расширенного исследования. Глобусы планет выглядели достаточно резкими, изящно отделанными драгоценными камушками, но когда Гома просунула руку в изображение - почувствовав, как всасывается холодная мембрана, когда она скользит по ее пальцам и поднимается вверх по запястью, - она могла наколдовать любую из планет или спутников до гораздо большего размера и вытащить их из колодца как и яблоки, в этот момент нечеткая природа данных становилась совершенно очевидной.
   Например, рядом со звездой находилось нечто, что в аннотации обозначалось как "суперземной водный мир" под названием Посейдон. Это был второй мир от Глизе 163 и первый, пригодный для жизни с любой точки зрения.
   Они знали размер этой планеты и могли определить условия на ее поверхности и предсказать состав ее атмосферы даже на расстоянии, но ни одна из ее черт не была отчетливой. "Пригодный для жилья" также был относительным термином. Посейдон был горячим - его самые холодные участки были эквивалентны самым теплым частям Крусибла - и сила тяжести на его поверхности снова была вдвое выше. На его покрытой океаном поверхности условия были бы близки к верхнему пределу долгосрочной жизнеспособности многоклеточных существ, хотя это не исключало существования организмов-экстремофилов. В атмосфере был кислород, так что, вероятно, в океане или на его поверхности происходила какая-то форма фотосинтеза, и поскольку планета, по-видимому, избежала безудержного парникового эффекта, должны были действовать терморегулирующие механизмы, удерживающие атмосферу от превращения в печь для сжигания отходов. Хотя люди могли выносить такую среду в течение короткого периода времени, это было неподходящее место для обустройства дома.
   Там были газовые гиганты и меньшие, более скалистые миры на круглых и эксцентричных орбитах, некоторые близко к Глизе 163, некоторые гораздо дальше. Поскольку точных данных о спутниках газовых гигантов не имелось, было трудно сказать, могут ли они иметь какое-либо отношение к сигналу. Гома подумала, что более вероятно, что ответ может быть связан с одной из планет земной группы - миров с такими названиями, как Паладин и Орисон. Они двигались по близким круговым орбитам - это была очень компактная солнечная система. Но было мало или вообще не было данных о них, и о спутниках, которыми они могли бы обладать, или о множестве меньших тел, вращающихся вокруг Глизе 163.
   Гома знала, что колодец на самом деле был супом из наномашин. Когда ее пальцы сомкнулись вокруг шарика, колодец почувствовал ее намерение и организовал свои ресурсы - само знание - для создания "цельного" изображения, шара, составленного из наномашин с гораздо большей плотностью, чем в прозрачной матрице. Когда она вытащила свой светящийся приз из колодца, машины, составляющие сферу, отражали горизонт человеческих знаний в тот момент времени. Она могла бы содрать корку, обнажив наилучшее предположение о недрах планеты - вишнево-красное ядро или мертвое, как камень, немагнитное сердце.
   Но наномашины ревниво оберегали себя, и приз был таким же эфемерным, как сказочный подарок. Даже когда она держала его в руке, машины начали просачиваться сквозь ее хватку обратно в бассейн. Если бы она попыталась вынести свой приз за пределы обода устройства, шар превратился бы в жидкость и растекся бы цветным потоком. Не было ничего плохого в том, чтобы попытаться победить это, и она пробовала снова и снова, надеясь удержать в своей ладони кусочек мира. Но это было бесполезно, потому что машины оказались быстрее, чем предполагалось.
   Гоме было приятно, что никто больше, казалось, не проявлял интереса к комнате знаний - по крайней мере, пока. Ей нравилось бросать миры обратно в колодец, наблюдая, как они сжимаются и возвращаются на свои прежние орбиты. Какая из этих планет или лун, гадала она, послала сигнал ее матери? Никто не знал.
   Выходя из комнаты после одного посещения, она увидела двух мужчин, суетливо идущих по коридору, в котором она оказалась. Оба были сторонниками Второго шанса, что было очевидно по их темно-красной одежде. Это была не совсем униформа - стили варьировались от случая к случаю, - но достаточно близкая, чтобы передать чувство родства и общей цели. Одним из мужчин был дородный бородатый Караян, другой - помоложе и худощавее.
   Гома не желала никаких контактов с этими людьми, поэтому ее первым побуждением было нырнуть обратно в комнату знаний. Но это было бы слишком очевидным и трусливым ходом. Она решила проявить наглость - в конце концов, они собирались продолжать натыкаться друг на друга.
   - А, - сказал бородатый мужчина. - Грозная Гома. Неужели вы не могли придержать язык, хотя бы на время представления Гандхари?
   - Я сказала то, что было у меня на уме.
   - Да, мы заметили. - Глаза Маслина Караяна сузились, глядя на нее из-под нависших бровей. - Крусибл - это демократия, на случай, если вы еще не поняли. И мы находимся на борту этого корабля по обоюдному согласию - имеем такое же право на свои места, как вы или любой другой ученый.
   - Я не говорила, что это не так.
   - Вы также не скрывали своих неприязненных чувств, - сказал Караян.
   - Я имею на них право, - сказала Гома, испытывая некий постыдный трепет от собственной нарочитой воинственности.
   Молодой человек до сих пор хранил молчание. У него было бледное лицо и копна светлых волос, которые лежали на голове тугими локонами, за исключением завитка, закрывавшего половину лба.
   - Вы действительно так сильно нас ненавидите, Гома? Только потому, что у нас немного другой набор ценностей, чем у вас?
   - Я должен идти вперед и встретиться со своей женой, - сказал Караян другому мужчине. - Увидимся на вечернем собрании, Питер.
   - Спасибо тебе, Маслин.
   Караян дотронулся большой рукой до плеча молодого человека и пошел дальше по коридору, оставив Гому наедине с человеком по имени Питер.
   - Я не мешаю вам уйти, - сказала Гома.
   Мужчина улыбнулся, хотя в выражении его лица было больше печали, чем веселья. - Я Питер Грейв, чего бы это ни стоило. Да, я сторонник Второго шанса и уважаю Маслина, но я также надеюсь, что мы с вами могли бы стать друзьями, по крайней мере, пока застряли на этом корабле.
   - Зачем вам это нужно?
   - Потому что я восхищаюсь вами. Потому что знаю, что вы сделали, чтобы избавить свою мать от полета.
   - Последнее, что я хочу слышать, - это разговоры Второго шанса о моей матери.
   - У нас широкий альянс. Не все несут одинаковую ответственность за Ндеге.
   - И что вы об этом думаете?
   - Я думаю, всегда есть основания для прощения.
   - Тогда вы ошибаетесь. Моя мать не нуждалась в прощении. Прощение требуется только тогда, когда вы совершаете преступление.
   - И поступки вашей матери не считаются преступлением?
   - Она пыталась сделать что-то хорошее.
   - Я с этим не спорю, но одни только добрые дела не могут оправдать ошибок, которые убивают сотни тысяч людей. - Грейв протянул ей ладони своих рук. - Послушайте, последнее, чего я хочу, - это вникать во все это. Я просто чувствую, что если мы сможем, по крайней мере, договориться о том, чтобы ладить друг с другом, это намного облегчит жизнь всем нам. Маслин, знаете ли, не такой уж людоед - никто из нас им не является.
   - Вы верите в бога, Питер Грейв?
   - Мои убеждения или что-то еще не поддается простым ответам.
   - Тогда это значит "да".
   - Вы оказываете мне медвежью услугу, Гома. - Он отвел глаза с выражением сожаления на лице. - Честно говоря, я надеялся на лучшее от вас. Непредубежденность, готовность принимать различные точки зрения...
   - Есть только одна точка зрения.
   - Непогрешимая мудрость науки?
   - Называйте это как хотите.
   - Возможно, вас удивит, если я скажу, что я большой поклонник науки. Я даже читал кое-что из ваших работ.
   - Полагаю, это помогает узнать своего врага.
   - О, пожалуйста. - Наконец он поднял сдающуюся руку. - Не берите в голову. Замечание сделано. Оно высказано очень доходчиво. Мне жаль, что я задержал вас - жаль, что один из нас не готов начать строить мост. Однако вы ошибаетесь - насчет меня, насчет всех нас. Я просто надеюсь, что вам не потребуется остальная часть путешествия, чтобы преодолеть свои предубеждения.
   Гома удивленно моргнула. - Это у меня предубеждение?
   Но Питер Грейв уже проскальзывал мимо нее. - До свидания, Гома Экинья.
  

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  
   Кану путешествовал по Земле уже неделю, когда добрался до Лиссабона. То время казалось невероятно насыщенным происшествиями: визит к скорбящим Далалам, перелет на дирижабле через Аравийское море, теплый прием в аквалогии, его тревога по поводу бедственного положения его старого друга Левиафана. Выполнив свои обязательства перед Далалами и нанеся визит вежливости морскому народу, он наконец почувствовал, что может позволить себе сбавить темп и провести некоторое время на одном месте. Поиски жилья заняли большую часть дня; теперь, отдохнувший - и уже не находящий земной свет и гравитацию такими обременительными, как тогда, когда он только прибыл, - Кану не строил грандиозных планов на свой день, кроме поездки на набережную и посещения художественной выставки. Он отправился в путь на водном такси, жужжащей электрической штуковине, которая доставила его и горстку попутчиков через небольшое расстояние к бетонному причалу, построенному вокруг ног робота-Производителя.
   Стоящий робот высотой с кран находился там с тех пор, как обрушился весь Механизм, все еще на полпути к реке Тежу, где он в то время работал. Слишком обширный, чтобы его можно было переместить или выгодно демонтировать, он теперь превратился в постоянную, хотя и непреднамеренную скульптурную инсталляцию. Смирившись с неизбежным, город соорудил посадочную площадку на крыше робота и причалы у его подножия, а затем запустил вверх лифты и лестницы по внутренней стороне его трехпалых ног. Внутри его тела и выпуклостей в местах сочленения конечностей были демонтированы тысячи тонн бесполезного оборудования, чтобы освободить место для многоцелевых помещений для проведения мероприятий. Именно здесь, внутри Производителя, проходил одна из самых значительных ретроспективных показов Санди Экинья за последние годы.
   Кану купил билет и встал в очередь на причале в ожидании лифтов. Несмотря на его дипломатический статус на Марсе и связь между его именем и именем художника, он не был знаменитостью на Земле. Он передвигался по Лиссабону в блаженной безвестности, едва привлекая к себе посторонний взгляд. Если его вообще заметили, то только потому, что морские жители всегда привлекали определенное количество внимания, куда бы они ни пошли. Он был одет в простую одежду, перекинул через плечо потрепанную подержанную сумку и подкрепил свою анонимность парой антикварных солнцезащитных очков. Он даже не был единственным афро-акватиком в очереди.
   Он вошел в прохладу лифта, который поднял его по конечности робота на выставочный уровень. Он задержался на несколько мгновений в вестибюле с окнами, наслаждаясь видом Лиссабона с этой возвышенной точки обзора. В самом городе не было ничего, что могло бы сравниться с этим, и, прослеживая лабиринт улиц и площадей вокруг своего пансиона, он почувствовал, как медленно разворачиваются старые пространственные воспоминания. С момента его последнего визита прошло много лет, но Лиссабон был подобен морю. Он мог меняться и еще раз меняться, но в своей вечной изменчивости город никогда не был бы ему совсем незнакомым.
   Кану пересек вестибюль и вошел в помещение для проведения мероприятий. Несмотря на то, что на выставке был аншлаг, организаторы сохранили количество посетителей на приемлемом уровне. Ретроспектива была разделена на три основных раздела: живопись, скульптура, декоративные изделия и общественные работы. Внутри каждого раздела фрагменты были расположены в приблизительном порядке завершения.
   Кану колебался, с чего начать. У него не было реального представления о том, как эти работы вписываются в более масштабное повествование о жизни Санди - была ли она скульптором до того, как стать художником, декоратором до того, как стать скульптором. С некоторым трепетом он достал брошюру из своей сумки. К сожалению, она мало помогла в данном вопросе - похоже, ее написали с молчаливым предположением о знаниях, которых он еще не приобрел. Даже план этажа, казалось, был нарисован намеренно нелогичным образом, так что ему приходилось держать его вверх ногами, чтобы сориентироваться относительно точки входа. Кану наблюдал за другими посетителями, которые прогуливались с видом культурной уверенности в себе, небрежно указывая друг другу на то и это, как будто вехи карьеры Санди были слишком очевидны, чтобы их упоминать.
   Неважно. Он должен был с чего-то начать.
   Рядом со входом находился расположенный на постаменте участок стены, который был вырезан и вывезен из Непросматриваемой зоны на Луне. В нем содержался фрагмент психоактивного граффити, сделанного Санди в 2163 году или около того. Кану подошел поближе и попытался вникнуть в смысл этого отрывка. Он уставился на мазок противоречивых цветов, едва осмеливаясь показать хоть какое-то подтверждение своего присутствия. Согласно сопроводительному тексту, "краска" на самом деле была своего рода лицензированной нанотехнологией, оснащенной невидимыми устройствами для отслеживания внимания. Те части, на которые "смотрели" наиболее пристально, сопротивлялись бы перекрашиванию другими руками. Области искусства, которые были обделены вниманием, могли подвергаться изменениям. Кану мог свободно водить пальцем по поверхности изделия, меняя цвет и текстуру, но инсталляция всегда перезагружалась по часам, возвращаясь к форме, которую она принимала, когда в последний раз была на Луне.
   Он перешел к набору обожженной глиняной посуды, покрытой глазурью, имитирующей серые и коричневые тона лунной поверхности. По мнению Кану, не было ничего, что могло бы связать эти фрагменты с граффити, но он предположил, что тут свою домашнюю работу выполнили лучшие знатоки, чем он.
   Глиняная посуда не могла привлечь его внимания - в конечном счете, это было просто множество горшков и ваз. Он подошел к вертикальному стеклянному цилиндру, в котором находился реалистично выглядящий манекен человеческой фигуры, сидящий в роскошно обставленном кресле. Семейное сходство было неизбежным. Однако сегодня это была не Санди, а скорее ее бабушка, грозная Юнис Экинья. Согласно аннотации, Санди потратила много времени на программирование конструкта, "отдающего дань уважения" настоящей исследовательнице космоса.
   Кану не мог сказать, был ли это настоящий конструкт или просто хорошая копия.
   Внезапное чувство бесцельности охватило его. Что он здесь делал, проявляя интерес к искусству? Искусство никогда раньше не разговаривало с ним каким-либо осмысленным образом, так что же он надеялся извлечь из этого опыта? Было абсурдно чувствовать, что он чем-то обязан своему умершему предку. Санди давно не было - ей было все равно, оценит он ее работу или нет. Водяной в художественной галерее, подумал он про себя, рыба, вытащенная из воды, во всем, кроме специфики.
   - Настоящая проблема для нас, - говорил кто-то на чистом, высоком португальском, - состоит в том, чтобы представить себя живущими в мире Санди четырехсотпятидесятилетней давности - она так же далека от нас, как Вермеер был далек от нее. Но если мы хотим понять импульсы, стоящие за ее искусством, то должны преодолеть этот ментальный разрыв - увидеть в ней полностью сформировавшегося человека, женщину с друзьями и семьей, сталкивающуюся с теми же обыденными проблемами любви, жизни и работы, с которыми сталкиваемся все мы. Как оплачивать счета. Где поесть, где жить, к кому обратиться за следующим заказом. Она не отдаленная историческая фигура, парящая в облаке чистого вдохновения. Она была настоящей женщиной, с теми же заботами и страхами, что и у всех нас. Она даже побывала в Лиссабоне - кто из вас знал об этом?
   Говорила пожилая женщина, читавшая лекцию группе хорошо одетых молодых людей, собравшихся вокруг нее свободным кругом с блокнотами, ручками и мелками наготове. На ней была темно-зеленая куртка поверх черных брюк, а через плечо перекинут шарф более светлого оттенка зеленого. Она стояла почти спиной к нему, и со своего нынешнего ракурса он мог видеть только часть ее лица. Через плечо одного из своих слушателей Кану наблюдал за достойным похвалы наброском стены с граффити, выполненным смелыми диагональными штрихами. Это была копия, но в ней была энергия, которая передала что-то от оригинала.
   - В свое время, - продолжала женщина, - Санди вообще не была знаменита. Это правда, что она родилась в богатой и влиятельной семье, по меркам того времени. Но она ничего этого не хотела. Она отправилась на Луну, открыла магазин в Непросматриваемой зоне - так они называли коммуну, в которой она жила, - и более или менее вычеркнула себя из списка тех, кто когда-либо был богат. Она окружила себя единомышленниками, которым было абсолютно все равно, откуда она родом. Художники, ремесленники, цыгане, генетики-ренегаты - все, что не совсем вписывалось в упорядоченную мозаику Наблюдаемого мира.
   Теперь Кану был заинтригован. Ему не составило труда понять эту женщину. У нее была очень хорошая дикция, но, несмотря на это, он провел достаточно времени в Лиссабоне на раннем этапе своей жизни, чтобы прилично овладеть португальским языком и его более распространенными диалектами. Но в этом было нечто большее. Дело было не только в словах, которые произносила женщина, но скорее в точных интонациях ее речи. Это было так, как если бы он слышал, как она говорит, много раз, до такой степени, что его мозг уже опережал ее слова, предвосхищая их поток.
   Он слегка сдвинулся, и угол наклона ее лица изменился. Она была располагающей к себе женщиной с широкими чертами лица и очень привлекательными глазами. Она, конечно, была старше людей, к которым обращалась, - возможно, стольких же лет, сколько и ему самому. В ее чертах была утонченность, четко очерченные скулы, висок и челюсть. Ее волосы были почти седыми, но все еще густыми и длинными, и она позволила им отрасти естественным образом.
   Кану не мог поверить своим глазам. Он знал ее.
   - Нисса, - тихо произнес он, как будто ему нужно было произнести это вслух, прежде чем увериться в этом.
   Нисса.
   Нисса Мбайе.
   Она была высокопоставленным технократом в Организации Наземных Наций, не совсем его противоположностью, но достаточно близкой в их соответствующих иерархиях, чтобы их пути пересекались много раз. В трудные годы после Падения, когда миру пришлось учиться жить без Механизма, без расширения, без мгновенного перевода и мгновенного виртуального удаленного присутствия, без абсолютной безопасности и надзора, без обещания неограниченного продления жизни, Кану и Нисса работали вместе над многими межправительственными программами реагирования на чрезвычайные ситуации. У них были свои разногласия, но каждый признавал, что другой стремится к одному и тому же - помочь исцелить израненный, травмированный мир, насколько это в его силах. Позже, когда пришли Хранители, Кану и Нисса сотрудничали в разработке общегосударственного ответа, призывая к осторожности и неагрессивному взаимодействию с инопланетными машинами.
   Они были противоположностями, соперниками, коллегами, упрямыми оппонентами. Они также стали друзьями. Позже они стали больше, чем друзьями.
   В течение тридцати пяти лет Нисса Мбайе была его женой.
   - Это странно, - сказала она, когда они оба заказали напитки и выпечку.
   - Странно - это еще не все, - ответил Кану, улыбаясь, вспоминая старую привычку Ниссы мастерски преуменьшать. - Если бы не знать лучше, я бы сказал, что у меня галлюцинации или я застрял во сне.
   - Если это сон, то я застряла в нем вместе с тобой. - Они были одни, сидели друг напротив друга за угловым столиком в кафе наверху. Нисса отослала своих учеников с импровизированным заданием по рисованию, которое займет их на полчаса или около того. - Может, перейдем на суахили, или это будет дурным тоном?
   - Это было бы очень невежливо.
   Они перешли на суахили.
   - Давай проясним одну вещь, - продолжил Кану, запинаясь на согласных, пока его язык не понял, что они больше не говорят по-португальски. - Довольно странно, что мы сталкиваемся друг с другом, но, по крайней мере, я здесь как представитель общественности. Чем ты занимаешься, преподавая историю искусства?
   - Это не запрещено законом.
   - Ты была профессиональным политиком, как и я!
   - Пожалуйста, - сказала она с улыбкой, - мы же в приличной компании.
   Кану улыбнулся в ответ. Это было подшучивание, но в старой и знакомой форме, которое было бы невозможно, если бы ей не было комфортно рядом с ним. Но он все еще чувствовал, что в их встрече должен был быть какой-то подвох.
   - Государственный служащий, технократ, функционер - называй это как хочешь. Если меня не подводит память, ты не имела никакого отношения к преподаванию искусства - и еще меньше к моей бабушке.
   - Хорошо, признаюсь честно - на самом деле я не преподаватель. Но здесь они перегружены, и я согласилась помочь участникам выставки, проводя экскурсии как гид, в основном школьным и студенческим группам.
   - От этого яснее не становится.
   - Теперь я ученый. Не смотри так удивленно - нам позволено делать в своей жизни больше, чем что-то одно. Ты, как никто другой, должен это знать.
   - Я знаю - и согласен. Но я все еще не в себе. Ты говоришь "ученый".
   - Санди - один из моих главных интересов. Помогая с ретроспективой в течение нескольких часов в день, я получаю практически неограниченный доступ к архивам - остальной части коллекции и ее документации. Попутно я также помогаю с составлением каталогов и аннотаций.
   У Кану все еще были проблемы с этой концепцией. - Значит, теперь ты действительно искусствовед?
   - Это не полная натяжка. Даже когда мы работали вместе, у меня были другие интересы - древности, допотопная архитектура, культурная семиотика до появления механизмов...
   - Все это еще далеко от того, чтобы быть экспертом по моей бабушке.
   - Есть одна маленькая деталь: мы были женаты. Тебя так удивляет, что я кое-что знаю о твоей бабушке?
   - Я не забыл, что мы были женаты. - Но, по правде говоря, прошли месяцы, возможно, даже годы с тех пор, как он в последний раз вспоминал о ней. Не потому, что они расстались с горечью, или что он хотел стереть ее из памяти, а просто потому, что его жизнь так сильно изменилась, что годы, проведенные с Ниссой, принадлежали их самостоятельному отделению, открывать которое у него редко когда возникала причина.
   - Санди всегда маячила там, на заднем плане твоих предков. Тебе не обязательно было проявлять к ней интерес, но это не помешало мне сделать это.
   - Я ничего подобного не помню.
   - В основном это было после того, как мы расстались. Тогда она была чем-то вроде нишевого интереса, так что ее акции на самом деле еще не начали расти. Послушай, только не говори мне, что ты совсем забыл. А как насчет соглашения о разводе? Ты согласился отдать мне несколько ее работ.
   - Боюсь, они не могли много значить для меня.
   - Еще больше одурачу тебя, морской житель. Ты отдал небольшое состояние. На самом деле, это больше похоже на солидное состояние, учитывая цены, которые за нее сейчас предлагают. На эти вещи можно было бы купить космический корабль. На самом деле, это именно то, что я сделала. Но кто тогда знал?
   Кану изобразил мрачный вид. - Только не я.
   - И тебе было бы все равно, даже если бы ты имел представление о том, сколько могут стоить эти картины. Для тебя это был просто семейный хлам. Деньги никогда не были твоим мотиватором. - Она оценивающе посмотрела на него через стол, несомненно, оценив его ненавязчивый выбор одежды. - Я предполагаю, что это все еще так.
   - По крайней мере, один из нас преуспел с Санди.
   - О, я справилась более чем хорошо. Вижу, у тебя есть брошюра. Ты не очень внимательно читал ее, не так ли?
   Кану смахнул крошки со стола и разложил перед ними брошюру. Теперь он мог видеть это в самом конце: абзац с благодарностями, в котором имя Ниссы занимало видное место. Не только Нисса, но и Исследовательский фонд Ниссы Мбайе.
   - Я поражен.
   - И ты серьезно говоришь мне, что бродил здесь, понятия не имея, что я в этом замешана?
   Кану колебался. Вполне возможно, что он развернулся бы на пристани, если бы увидел имя Ниссы и понял, что есть хороший шанс наткнуться на нее.
   - Я не знал. Искренне.
   - Тогда твой собственный интерес к Санди... это реально?
   Кану глубоко вздохнул. - В последнее время я немного не в себе, поэтому подумал, почему бы не проявить интерес к Санди? Ты права - раньше она никогда не имела для меня большого значения. Но это было неправильно. Это странно - она всего лишь мой предок, но я начал чувствовать, что обязан узнать немного больше о ее жизни и наследии. Я подумал, что это может быть хорошим местом для начала.
   - Нам всегда нравился этот город. Это тоже было фактором?
   Кану понизил голос, хотя в шумном кафе не было ни малейшего шанса, что их подслушают. - Мне повезло, что они не линчевали меня в ту минуту, когда я переступил порог этого заведения. У них здесь долгая память. Лиссабон - это место, где все началось - или, точнее, закончилось.
   - Ты лично не выводил из строя Механизм, Кану. Кроме того, именно тектоинженерия морского народа спасла Лиссабон от очередного цунами. В любом случае, я не думаю, что воспоминания такие длинные, как ты думаешь. Не в наши дни. Теперь это старый мир. Слишком многое нужно запомнить, слишком много жизней. Я имею в виду, возьмем нас, к примеру.
   - Ты не выглядишь старше.
   - Это очень любезно с твоей стороны, но ты никогда не умел лгать. Но на самом деле - что произошло? Признаюсь, я видела твое имя в новостях. Какие-то нехорошие дела на Марсе.
   - Я попал в аварию - получил довольно серьезную травму. Но сейчас со мной все в порядке. Они вылечили меня.
   - Они?
   - Машины Эволюариума. Я был ранен на поверхности и взят под их опеку. - Через мгновение он сказал: - Во мне все еще течет кровь. Они не превращали меня в робота. Я бы не улетел далеко от Марса, если бы они это сделали.
   - Боже мой. Я понятия не имела, что все настолько серьезно.
   - Двое других послов погибли, так что я легко отделался. Но из-за вмешательства роботов мне стало трудно продолжать эту работу - сложилось впечатление, что я слишком сблизился с ними. Вот почему я в проигрыше.
   - Итак, ты вернулся в Лиссабон?
   - Сначала в Мадрас - у одной из погибших коллег была семья в Индии. Но как я мог устоять перед притяжением этого старого места?
   - Это слишком странно - мы с тобой сидим вместе. Я чувствую себя так, словно вселенная сыграла с нами обоими злую шутку.
   - Отвратительную?
   - Ладно, несправедливую. Мы этого не ожидали, не так ли?
   - Я, конечно, не был таким. - Кану начал складывать брошюру и засовывать ее обратно в свою сумку. После этой странной встречи он утратил тот небольшой энтузиазм, который у него был по отношению к остальной части выставки.
   - Какие у тебя планы в Лиссабоне?
   - Пока ничего, кроме посещения выставки. - Кану похлопал по сумке. - Видишь ли, я только прибыл. Я подумал, что это будет хорошим способом сориентироваться, прежде чем копаться глубже в ее наследии. А ты пробудешь в городе до тех пор, пока здесь будет проходить выставка?
   - Осталось всего несколько недель. Ты хорошо сделал, что вовремя вернулся на Землю.
   - Рано или поздно это случилось бы.
   - И, несомненно, наши пути рано или поздно пересеклись бы. Я знаю, что никто из нас этого не планировал, но приятно снова видеть тебя, Кану.
   - Я чувствую то же самое.
   Воцарилось молчание. Он был уверен, что Нисса почувствовала неизбежный вопрос, витающий в состоянии нереализованного потенциала между ними. Она чуть было не высказала это сама, когда спросила о его планах в городе. Возможно, она хотела, чтобы он пошел дальше в своем ответе.
   - Нам нужно встретиться снова, - сказала Нисса.
   - Да, - согласился он. - Мы определенно должны это сделать.
  

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  
   Гома пробыла на борту "Травертина" уже более двух недель. Каждое утро она просыпалась и обнаруживала, что задержка между кораблем и Крусиблом на скорости света увеличилась на много секунд по сравнению с предыдущим днем. Она предпочитала, чтобы ей не напоминали об этом в часы бодрствования, потому что, если слишком много размышлять о растущей разлуке между собой и своим домом, это было бы больше, чем она могла бы легко вынести. Но это происходило независимо от того, нравилось ей это или нет. Поскольку корабль находился под постоянной тягой, они заблокировали колеса центрифуги на оставшуюся часть фазы ускорения. Тот факт, что она все еще могла ходить, есть и пить, мыться и принимать душ, был свидетельством силы тяги пост-чибесовского двигателя, затягивающего ее все глубже в пустоту.
   Никто не был застрахован от этого, включая Ру. У них обоих были плохие моменты - нервный срыв, приступ рыданий, спазм неправильно направленного гнева. К счастью, они всегда были рядом друг с другом. Гома беспокоилась о том, что произойдет, если они оба сорвутся одновременно. Чтобы вызвать это, требовалось не так уж много - репортаж из дома, запах или вкус, которые вызывали некую последовательность воспоминаний, которые, в свою очередь, были связаны с чем-то, чего они больше не испытают, по крайней мере, до их отдаленного, в значительной степени гипотетического возвращения. Гоме стоило только уловить некоторую грусть в сообщениях Ндеге, реальную или воображаемую, и она сама была разбита вдребезги.
   - Иногда я просыпаюсь снова на Крусибле, - сказала она капитану Васин, - и меня переполняет радость, когда я обнаруживаю, что все происходящее на космическом корабле было всего лишь дурным сном. А потом я снова просыпаюсь, на этот раз по-настоящему, и я здесь.
   Васин наклонила голову в знак нежного сочувствия. - Если я скажу вам, что почти все на корабле испытывают нечто подобное, включая меня, станет ли вам от этого немного легче?
   Они сидели в каюте Васин и пили чай. Каюта была немного меньше, чем у Гомы и Ру, но, с другой стороны, Васин не с кем было ее делить, и она, очевидно, выбрала пространство и обстановку в соответствии со своими скромными потребностями. Через открытый дверной проем была видна небольшая спальня с кроватью и умывальными принадлежностями, а в главной комнате был низкий журнальный столик, консоль, несколько стульев и мягкие подушки. Главной особенностью, занимавшей большую часть одной стены, была картина, изображавшая восход солнца над озером, обрамленным серыми и пурпурными утесами. По крайней мере, Васин сказала ей, что картина называется "Солнце". С точки зрения Гомы, это с таким же успехом могло быть изображением какого-то разрушительного звездного события или даже насильственного рождения самой вселенной - изначального взрыва света и материи.
   Их капитан взяла за правило устраивать эти маленькие светские мероприятия. Насколько могла судить Гома, ей не оказывали никаких особых услуг.
   - Даже вы, капитан?
   - Гандхари, пожалуйста.
   - Хорошо, Гандхари. Но я не могу поверить, что у вас бывают моменты слабости.
   - Больше, чем моя доля. Не обязательно это связано с Крусиблом, хотя я была достаточно счастлива во время своего пребывания там, но у меня достаточно своих страхов. Я не была бы очень эффективным капитаном, если бы не делала этого. Наши страхи держат нас в напряжении.
   - Вы беспокоитесь о корабле?
   - О, я доверяю кораблю свою жизнь. Я делаю это! Конечно, многое может пойти не так. Но опять же, у нас лучшая техническая команда, которую только мог собрать Крусибл. Нет, мои страхи носят внешний характер - направлены на факторы, которые я не могу контролировать.
   - Как Хранители?
   - Они, безусловно, были главными в моих заботах. Отправляться на корабле в межзвездное путешествие всегда было рискованно. Мы не могли предугадать, как они отреагируют. Однако пока что...
   Позади Васин, на стене рядом с картиной, висела схема солнечной системы. Это было изображение в режиме реального времени, обновленное в соответствии с новыми данными по мере их поступления на "Травертин". Дуга их траектории образовывала смелый, выпрямляющий штрих, начинающийся стрелой из середины. Орбиты Крусибла и других крупных планет сжимались во все более узкие эллипсы, теснясь вокруг 61 Девы. Но вокруг схемы были также разбросаны символы в форме конуса, каждый из которых указывал на известное местоположение Хранителя.
   - Они не передвинулись? - спросила Гома.
   - Никакого ответа, который, по-видимому, напрямую связан с нашим отлетом. В каком-то смысле это почти слишком хорошо, чтобы быть правдой.
   - Не говорите так.
   - Я ожидала, по крайней мере, вызвать некоторый интерес, но не буду жаловаться, если они оставят нас в покое. Может быть, все эти годы мы были слишком осторожны?
   - В таком случае, один удар в глаз Второго шанса. Они были главными нагнетателями страха, не так ли? Ходить вокруг да около и рассказывать всем, что в тот момент, когда мы покинем Крусибл, обязательно почувствуем гнев инопланетного суда.
   - Справедливости ради, - сказала Васин, - эту точку зрения разделяют не только Маслин и его ученики.
   - Это точка зрения. Это тоже идиотизм.
   Люди впервые столкнулись с Хранителями около Крусибла, когда голокорабли замедлили ход после пересечения межзвездного пространства. После соглашения, заключенного при посредничестве Чику Грин, Хранители покинули пространство Крусибла - фактически исчезнув из человеческих дел и предоставив колонистам свободу исследовать Мандалу. Так продолжалось в течение целого столетия. Но теперь они вернулись в значительно большем количестве. Не только в пространстве Крусибла, но и в Солнечной системе Земли и вокруг каждого внесолнечного мира, где человечество обеспечило значительное присутствие.
   Никто не знал, что с ними делать. В первые дни их возвращения были уничтожены несколько кораблей. Но было ли это потому, что эти корабли приблизились слишком близко к инопланетным машинам, или потому, что они вводили общий запрет на межзвездные путешествия, никто до конца не знал.
   Межзвездные путешествия продолжались, но на гораздо более низком уровне. Раз или два Хранители действовали так, чтобы уничтожить или вывести из строя входящие или исходящие корабли, но в их вмешательствах не было очевидной закономерности. Результатом стала нервозность и растущий политический консерватизм. У каждой системы было свое специфическое проявление этой тенденции, будь то Консолидация в земном пространстве, знаменитое отступление колоний Глизе 581 или движение Второго шанса в Крусибле. Межзвездные путешествия считались рискованной провокацией, а наиболее радикальные голоса призывали к полному отказу от них, по крайней мере, на несколько столетий. Ни один из этих голосов не был громче или пронзительнее, чем у Второго шанса.
   - Вы действительно не тратите много времени на людей Маслина, - сказала Васин.
   - А вы это делаете?
   - Я прагматик. Как и ваш дядя. Чтобы заставить Крусибл согласиться передать этот корабль экспедиции, потребовалось немало усилий, Гома. Сторонники Второго шанса были категорически против этого.
   - Так какого черта они здесь делают, провоняв это место?
   Васин сморщила нос, как будто неприятный запах был прямо перед ней. - Это был мастерский ход Мпоси - и единственная причина, по которой он добился согласия на эту миссию. Они бы организовали голосование блоком против нас, и на этом бы все закончилось. Но предложить им место в экспедиции в качестве наблюдателей? - Она восхищенно покачала головой. - Даже я не смогла бы до такого додуматься, так что снимаю шляпу перед Мпоси.
   - Компромисс. А как насчет того, чтобы придерживаться своих принципов?
   - Если речь идет о выборе между тем, состоится экспедиция или нет, я в любой день предпочту компромисс принципу. Кстати, я слышала о вашей стычке с Караяном и Грейвом. Я пытаюсь поддерживать корабль в благополучии - а вы собираетесь и дальше создавать для меня больше проблем?
   - Я не могу перестать быть рационалистом только потому, что это расстраивает некоторых людей.
   - И я не ожидала бы этого от вас. Но вы, похоже, гораздо больше расстроены из-за них, чем они из-за вас.
   Гома опустила взгляд на свой чай. Внезапно температура в комнате стала ниже, чем когда она вошла. Она поставила чашку на кофейный столик. Поверхность жидкости отражала ее лицо, но зеркало было несовершенным, размытым из-за крошечных, но постоянных вибраций, которые распространялись по кораблю от безжалостной, бурлящей топки двигателя Чибеса.
   Еще одно напоминание о том, что дом с каждым вздохом удалялся все дальше.
   - Я и не подозревала, что меня вызвали сюда для выговора.
   - Вы этого не заслужили. Вы самый крайне необходимый участник этой экспедиции, и я уважаю ваше мнение. Я верю, что все остальные сделают то же самое. Но мне также нужна сплоченность. Хотите верьте, хотите нет, но другие ученые надеются, что вы возьмете на себя инициативу в этом вопросе. Здесь никто не просит о мире - я не ожидаю, что вы начнете принимать убеждения Маслина. Но не могли бы вы хотя бы сделать жест в сторону взаимного сотрудничества, признав, что они имеют такое же право находиться здесь, как и мы?
   - Вы знаете, что они сделали с моей матерью.
   - И я знаю, что это, должно быть, значит для вас - оставить ее позади. Но Второй шанс был не единственной причиной, по которой заперли вашу мать, Гома. Вы должны признать, что у нее были свои критики со всех уголков Крусибла, люди всех мастей, всех убеждений - даже такие упертые ученые, как вы.
   - Вас там не было.
   - В этом не было необходимости - я знаю свою историю, - примирительно улыбнулась Васин. - Я знаю, все это трудно. Но просто делайте все, что в ваших силах. Кто знает? Возможно, среди участников Второго шанса есть друзья, с которыми вам еще предстоит встретиться.
   - Сомневаюсь в этом.
   - Но время покажет. Подайте пример, Гома. Дотянитесь. Что самое худшее, что может случиться?
  

* * *

  
   Дни продолжали проходить - Крусибл превратился сначала в звездообразную точку, а затем в пятнышко света, настолько незначительное, что Гома не могла легко отделить его от своей звезды. Расстояние, а затем еще большее расстояние - время раскрывается, как широкий глотающий рот. Корабль функционировал с почти безжалостной надежностью. Какая-то часть Гомы почти желала, чтобы он вышел из строя, надеясь на какой-нибудь серьезный, но не фатальный сбой, достаточный для того, чтобы заставить их развернуться.
   Но корабль не подчинился.
   Гома, тем временем, делала все возможное, чтобы не разочаровать Васин. Протянуть руку помощи было слишком много, но она избегала случайных встреч, когда могла, и подавляла свои худшие порывы, когда была вынуждена говорить с ними. В большинстве случаев это было не слишком сложно. Она научилась владеть собой в общении как со слонами, так и с людьми.
   Она продолжала наслаждаться одиночеством в комнате знаний, наслаждаясь бесконечным, детским удовольствием опускать руку в колодец и вычерпывать оттуда миры. Но вскоре даже это простое удовольствие подверглось испытанию. Айяна Лоринг и другие ученые стали появляться все чаще, используя колодец для изучения спекулятивных идей о солнечной системе Глизе 163. Ожидалось, что Гома и Ру также присоединятся к обсуждению, поделившись своими идеями и мнениями. Гома с самого начала была раздосадована, чувствуя, что больше не может организовывать свой день так, как ей хочется. Но было трудно долго сердиться на элегантную, услужливую Лоринг. Гома была очарована тем, как она двигалась, ощущением, что малейший, самый тривиальный жест был продуман и срежиссирован. Было также что-то пленительное в андрогинной красоте Лоринг, даже в глубоком, спокойном тембре ее голоса.
   - Насколько я понимаю, это главная тайна, - говорила Лоринг, опускаясь на колени у колодца и опуская в него одну руку, чтобы зачерпнуть голубой шар Посейдона. - Наш суперземной водный мир. Может быть, источник сигнала? Не обязательно с поверхности, но где-то на орбите? Если вокруг него нет спутников, у нас будет столь же прекрасное время, чтобы объяснить их отсутствие.
   - Почему не на поверхности? - спросил Ру.
   - А она будет? - У Лоринг была манера формулировать свои утверждения как вопросы, даже когда это было не так. - Просто сплошной слой воды, гораздо более глубокий, чем любой земной океан? Настоящий водный мир?
   - Звучит скучно, - сказала Гома.
   - Было бы так, если бы мы уже не знали, что там что-то происходит. Пока нет подробных изображений самого мира - эта сфера является предположением, не более того, - но мы знаем достаточно, чтобы озадачиться. Начнем с того, что здесь есть кислород - спектральные линии в атмосфере, зеленые оттенки и сигнатуры хлорофилла. Итак, жизнь? Не обязательно многоклеточная, но достаточная для поддержания кислородного цикла?
   - В океанах? - спросил Ру.
   - Или, может быть, поверх них? Цветы, коврики, целые плавучие массивы суши и экология?
   Гома осторожно вынула сферу из руки Лоринг. Все еще было странно осознавать, что у нее между пальцами находится нанотехнология - внушающая страх, легендарная нанотехнология. И все же это казалось таким же невинным и безвредным, как глина.
   - Почему не суша? - спросила она.
   - Потому что ее не будет. Посейдон слишком массивен, у него слишком большая поверхностная гравитация. Континенты, горные хребты? Они расплющиваются, их душит вода. Нажмите на один из них, и он снова исчезнет, прежде чем успеете моргнуть.
   - Под этим вы подразумеваете десятки миллионов лет, - сказал Ру.
   Лоринг улыбнулась. - Думайте как экзобиолог. Миллион лет? Это ерунда. Было и пропало. В любом случае, я не ожидаю увидеть сушу. Будет интересно посмотреть, что там находится. Но это не настоящая тайна.
   - Нет? - спросила Гома.
   - Вопрос в том, почему он не зажарился насмерть. Безудержный парниковый эффект - водяной пар, испаряющийся из этого моря, задерживает тепло в атмосфере? Цикл обратной связи - больше тепла, больше испарения?
   - Очевидно, этого не произошло, - сказал Ру.
   - Нет. Горячий, но не слишком. Терпимо для нас, с учетом технологий. Возможно, даже ограниченное воздействие извне. Итак: какой-то процесс терморегуляции. Жизни самой по себе, возможно, будет недостаточно для достижения этого. Кроме того, к настоящему времени Посейдон должен быть заблокирован приливными силами - оставаясь одной стороной к Глизе 163. Горячий с одной стороны, холодный с другой. Почему это не так? Что заставляет его вращаться? Нужно подобраться поближе, выяснить.
   - Может быть, это даже не тот мир, который нас интересует, - сказала Гома, думая только о сигнале и точке его происхождения.
   - Да, - ответила Лоринг.
   - Это просто планета, - сказала Гома, - камень, немного газа и жидкости, и - если нам очень повезет - возможно, какие-нибудь мерзкие зеленые организмы.
   - Мерзкие зеленые живые организмы!
   - Ключ к разгадке в названии, - сказала Гома, получая злобное удовольствие от педантичности.
   - Но жизнь - разве она сама по себе не очаровывает вас?
   - Я бы сказала, что это так, - ответила Гома. - Жизнь банальна. Мы понимаем основные процессы - не исходные принципы самовоспроизводства, химию, метаболические пути. Одна и та же история повторяется снова и снова.
   - Но это не делает ее менее чудесной.
   - Нет, но от этого все становится менее новаторским. Растительные клетки на Крусибле не совсем похожи на растительные клетки на Земле, но и не отличаются до неузнаваемости - существует не так много механизмов молекулярного транспорта, не так много энергетических циклов, не так много способов организации клеток в более крупные структуры. Биологам не потребовалось много времени, чтобы разгадать главные тайны Крусибла - гораздо меньше времени, чем потребовалось, чтобы выяснить, как все устроено на Земле. У них уже были инструменты, идеи, и они знали, какие правильные вопросы задавать. Какой интеллектуальный кайф в том, чтобы решить головоломку дважды?
   - Но все же слоны? Просто еще одно проявление тех же принципов?
   Гома взглянула на Ру, прежде чем ответить. - В этом есть разница. Слоны умны. У них есть сознание, самосознание, представление о себе.
   - Это правда, - согласился Ру. - Мы видели, что с некоторыми незначительными генетическими усовершенствованиями они могут овладеть языком. Они даже могут говорить, если им предоставить подходящие протезы.
   - Но теперь этих слонов больше нет, - сказала Лоринг. - Они потеряли способность говорить, не так ли? Как вы это назвали - снижение когнитивных способностей?
   - Они ушли с Крусибла, - сказал Гома, - но это не значит, что ушли навсегда.
   - Я читала вашу работу, - сказала Лоринг. - Обстоятельства, которые привели к генетическому прорыву - появлению танторов? Они совсем не понятны, не так ли? Это происходило тайно, на протяжении многих поколений? Трудно воспроизвести, даже если бы у вас были необходимые инструменты?
   - Может быть, нам и не нужно это повторять, - ответила Гома. - Запас генов на Крусибле был слишком мал, чтобы поддерживать жизнеспособную популяцию танторов. Генетическое разбавление - усреднение признаков тантора в последующих поколениях. Но если бы мы могли обнаружить большую группу танторов...
   - Где-нибудь в обитаемом космосе? - сказала Лоринг.
   Гома двусмысленно пожала плечами, как будто не придавала этому особого значения. - Возможно.
   - Но никто не говорил о таких вещах. Если бы в земном пространстве существовала независимая популяция танторов, разве мы не знали бы об этом спустя столько времени?
   - Может быть, они где-то в другом месте.
   - Вы простите меня, - сказала Лоринг, - но, по-моему, это не похоже на науку.
   - А на что же это похоже? - спросил Ру.
   - На веру, - ответила Лоринг.
  

* * *

  
   Через день Гому снова вызвали в каюту Васин. Она отправилась туда, ожидая очередной любезной лекции о необходимости гармоничных отношений между членами экипажа, но когда она прибыла, сразу стало очевидно, что цель этого вызова была совсем иной. Помимо Гандхари Васин, присутствовал Мпоси, а также Айяна Лоринг, доктор Нхамеджо и Маслин Караян. Никто из них не выглядел непринужденно.
   - Проходите и присоединяйтесь к нам, - сказала Васин, указывая на свободное место за ее кофейным столиком, на котором были разложены игральные карты - свидетельство прерванной игры. - Это будет обнародовано в течение часа, но, учитывая вашу центральную роль в экспедиции, я подумала, что вы немедленно должны узнать это.
   Гома устроилась на сиденье между Мпоси и Маслином Караяном, на единственном свободном месте.
   - Это Хранитель, не так ли?
   Васин кивнула на схему солнечной системы, все еще висевшую у нее на стене, испещренную символами и цифрами. - Я полагаю, они в своем роде выдали себя. Очевидно, мы наконец-то заинтересовали их. Что заняло достаточно много времени. Как я уже говорила вам в прошлый раз, когда мы разговаривали, я почти осмелилась надеяться, что нам удалось ускользнуть от их внимания.
   - Маловероятно, - сказала Гома.
   - Оглядываясь назад, не отдаленно. Айяна - не хотите ли вы подытожить полученные результаты в интересах Гомы и Маслина?
   - Этот Хранитель изменил свое положение восемь часов назад, - сказала та, прикоснувшись к кнопке на своем браслете, которая заставила катушку схемы вернуться назад во времени, а затем снова начать двигаться вперед, отображая часы движения в секундах реального времени. - В этом нет ничего необычного? Они передвигаются по кругу. Ускорение вначале небольшое, но увеличивающееся? Поначалу трудно экстраполировать траекторию, но цифры растут. Курс пересекается с нашим собственным - нет никаких шансов, что это совпадение.
   - Когда? - спросил Караян, лениво почесывая бороду.
   - Лучшее предположение, Маслин, пятьдесят часов?
   - Я бы предпочел, чтобы их было пять. По крайней мере, пусть приговор будет вынесен.
   Гома собралась заговорить, намереваясь поспорить с таким выбором термина, но взгляд Мпоси убедил ее передумать.
   - Крусибл пришлет нам более точные цифры, - сказала Васин. - Это может сдвинуть прогноз на несколько часов. Но пока мы действуем, исходя из предположения, что он будет на нашей позиции чуть более чем через два дня.
   Гома посмотрела на Мпоси. Ее дядя был бесстрастен, сдерживая свои эмоции. Она задавалась вопросом, как давно ему сообщили эту новость, надеясь, что прошло несколько минут, а не часов. Ей не нравилась мысль о том, что он скрывает это от нее, даже если таково было прямое указание Васин.
   - Мы можем изменить курс, обогнать его?
   - Это был бы жест, не более того, - сказала Васин. - Мы знаем из записей, что они могут легко опередить нас и перехитрить маневрами, вероятно, даже не затрудняясь. Единственное, что мы можем сделать, - это придерживаться намеченного курса.
   Взгляд Гомы снова остановился на пейзажной картине, с ее осколками света, исходящими из яркого центрального фокуса. Это было похоже на удар молотком по хрупкому стеклу, паутинные трещины по радиальным линиям.
   Если художник хотел отпраздновать возвращение солнца после наступления ночи, то вместо этого он создал образ жестокого космического уничтожения. Гоме показалось, что это не столько изображение обновления, сколько жестокое очищающее уничтожение - само пространство разрушается или возвращается к более первобытному, базовому состоянию.
   - И что произойдет, когда они доберутся сюда? - спросила она.
   - Как ваш капитан, я хотела бы предложить вам что-нибудь конкретное. Если бы меня подтолкнули, я бы сказала, что есть две различные возможности. Во-первых, нас тщательно изучают, а затем игнорируют, точно так же, как Хранители, похоже, с удовольствием игнорируют почти все наши повседневные действия. - Васин передвинула две игральные карты, которые все еще лежали на ее кофейном столике.
   - А вторая? - нажала Гома.
   - Это разрушит нас. Из того, что мы знаем о предыдущих встречах, это, по крайней мере, будет быстро и, вероятно, безболезненно. Скорее всего, мы даже не получим никакого предупреждения.
   - Мы проявим милосердие там, где найдем его, - сказал Мпоси.
   - Что вы надеетесь получить с Крусибла? - спросила Гома капитана.
   - Чай и сочувствие, не более того. На самом деле я жду, когда они посоветуют мне не пытаться уклоняться, потому что мы все знаем, сколько пользы это принесло бы. - Она передвинула еще одну карту. Гома решила, что это была стратегия преодоления, а не отражение ее безразличия. - Конечно, мы передадим наши намерения Хранителю на всех языках, с которыми они когда-либо сталкивались, - ради всего хорошего, что это принесет: - Пожалуйста, не обращайте на нас внимания, мы не хотим причинить вреда.
   - А как насчет других Хранителей? - спросил Караян. - Они что-нибудь делают?
   - Только это, - сказала Айяна Лоринг.
   - Маслин прав, - сказала Васин. - Лучше пять часов, чем пятьдесят. Но лучше пятьдесят часов, чем это будет висеть над нами до конца нашей экспедиции. Никто из нас не хочет, чтобы этот страх жил в нас всю дорогу до Глизе 163.
   - Думаю, мы все согласились бы с этим мнением, - сказал Нхамеджо. - Мне нужно присматривать за пятьюдесятью четырьмя в основном здравомыслящими людьми, включая меня самого. Замкнутое окружение, обычные опасности космических путешествий, знание того, что в какой бы мир мы ни вернулись, он больше не будет нашим домом - все это достаточно серьезные стрессоры для человеческой психики. Я бы предпочел не добавлять годы беспокойства в этот плавильный котел. Что бы этот Хранитель ни собирался с нами сделать, пусть это будет сделано, и пусть это будет быстро.
  

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  
   К тому времени, когда выставка завершилась, Кану уже не грустил о том, что уезжает из Лиссабона. Он всегда любил этот город - тот много лет давал убежище его матери, и большая часть ее собственной привязанности к этому месту и его жителям передалась и ему, - но после того, как он поработал в посольстве, у него не было желания надолго привязываться к одному месту. Как выяснилось, у Ниссы был перерыв в ее обязательствах, поэтому он согласился побыть туристом еще три недели. Нисса, со своей стороны, определила несколько небольших музеев и галерей для их посещений во время своих путешествий, в каждом из которых представлены работы его знаменитой бабушки Санди Экинья.
   - Это не настоящие сокровища, - предупредила она. - Те участвовали в выставке в Лиссабоне, и потребуется несколько месяцев, чтобы эти изделия вернулись в свои домашние коллекции. Но копий все равно должно хватить, чтобы расширить твое образование.
   - Мне нужно многое наверстать, - сказал Кану. Но его душевное состояние было приятным и восприимчивым.
   Из Лиссабона они отправились в Севилью и Гибралтар, оттуда проехав по большому подвесному мосту в Марокко. В Танжере они посетили небольшую частную коллекцию, размещенную в нижних комнатах городского дома лососевого цвета, построенного с учетом прохладной геометрии прекрасного тенистого дворика. Кану сомневался, стоит ли вторгаться в чью-то частную жизнь, но владельцы семьи были польщены вниманием известной ученой Ниссы Мбайе и соответственно распахнули свои двери. К Кану и Ниссе относились великолепно, и в конце концов они согласились остаться гостями в доме, чтобы еще немного насладиться Танжером.
   Их хозяева, семья Аль Аснам, родились на Луне, но вернулись на Землю пятьдесят лет назад. Продав участок ценной недвижимости Фра Мауро, они занялись искусством, разделяя это увлечение.
   - Я, как никто другой, рад видеть, что Санди получила признание, которого она заслуживала при жизни, - сказал мистер Хасан Аль Аснам, когда они ужинали кускусом в комнате наверху, стены которой были увешаны коврами. - Но как родственник, мистер Экинья, вы, должно быть, задаетесь вопросом, как бы это изменило ее, если бы она получила такое признание, когда была жива.
   Кану тщательно подбирал свои мысли и слова. Они говорили по-французски, поскольку их хозяева свободно говорили на этом языке, а французский Кану был не таким ужасным, как его арабский.
   - Я едва знал свою бабушку, - сказал он. - Она посетила Землю ровно один раз за всю мою жизнь, и это было совсем близко к концу ее жизни. Но я могу сказать вам вот что. - Он улучил минутку, чтобы налить еще мятного чая с медом для Ниссы и их хозяев. - Она ни на секунду не почувствовала, что ее гениальность была упущена из виду. Она провела часть своей жизни, будучи художницей, и скромно зарабатывала этим на жизнь, но когда пришло время, она была совершенно готова отказаться от этого.
   - Надо сказать, что позиция Санди была исключительной, - вставила Нисса. - Это был ее выбор - уйти из семейного бизнеса, но эти деньги всегда были при ней, если она решала вернуться. - Она взглянула на Кану, словно ища его одобрения.
   Кану кивнул. - Да. Она была начинающей художницей, но у нее всегда была эта страховочная сеть. И когда пришло время, она почувствовала, что у нее нет другого выбора, кроме как взять на себя свою долю семейной ответственности. Но это не было капитуляцией. Насколько я понимаю - а здесь историк Нисса, а не я, - Санди могла бы продолжать создавать произведения искусства бесконечно.
   - Она и так была достаточно плодовитой, - сказала миссис Карима Аль Аснам. - Представьте, как трудно было бы разобраться в ее работе, если бы она продолжала работать еще столетие!
   - Пикассо создал около пятидесяти двух тысяч произведений искусства, - сказала Нисса, - а Вермеер - меньше пятидесяти, и все же они представляют для нас равный интерес. Однако это правда: наследия Санди уже более чем достаточно для большинства из нас. И это до того, как мы начнем беспокоиться обо всех потерянных фрагментах, разбросанных по Земле и Солнечной системе.
   - Мне просто жаль, что она не смогла принять в этом участие, - сказал мистер Аль Аснам. - Это было бы благословением для ее жизни. Какой смысл обладать всей этой славой и престижем, если тебя уже нет в живых, чтобы разделить их?
   - Ты слишком много думаешь о смерти, - упрекнула миссис Аль Аснам, кладя руку на запястье мужа. - Это нездоровое увлечение.
   - Я думаю о смерти, чтобы посмотреть ей в глаза, - ответил мистер Аль Аснам с внезапным неистовым энтузиазмом.
   В этом обмене мнениями была какая-то шаблонность, которая заставила Кану заподозрить, что он уже репетировался раньше, возможно, много раз. Аль-Аснамы, казалось, уютно устроились в своих буднях, им было так же комфортно друг с другом, как паре перчаток.
   - Вы должны еще раз рассказать нам, как вы познакомились, - сказала миссис Аль Аснам. - Нисса быстро объяснила, но, по-моему, я не совсем поняла. Вы когда-то были женаты, а теперь встретились снова из-за вашего общего интереса к Санди?
   - Мы повторно встретились в Лиссабоне, - сказала Нисса. - Случайно. И если бы не работа Санди, этого бы не случилось.
   - И вы заранее знали о стипендии миссис Мбайе? - спросил мистер Аль Аснам.
   - Как же он мог не знать? - спросила миссис Аль Аснам, как будто это была самая глупая вещь, которую он когда-либо говорил.
   - Вообще-то, я не знал, - сказал Кану, улыбаясь. - Понимаю, это ужасное признание, но по-настоящему я заинтересовался Санди только с тех пор, как вернулся домой. И это было совпадением - наша повторная встреча.
   - Мир все еще способен удивлять нас, - сказал мистер Аль Аснам, явно довольный собой из-за выражения этого чувства. - Это вселяет в меня надежду.
   - Рано или поздно, - сказала Нисса, - наши пути пересеклись бы. В некотором смысле, возможно, это не такое уж и совпадение. У меня появился интерес к работе Санди из-за нашего брака, и, должно быть, это всегда было на задворках сознания Кану, нечто такое, во что он хотел вникнуть.
   - Но я рад, что это случилось, - сказал Кану. - Я не осознавал, как сильно скучал по Ниссе, пока не вернулся на Землю.
   С определенной неизбежностью они снова стали любовниками через неделю после их воссоединения в Лиссабоне. Поначалу это было неуверенно, они оба понимали, что их новообретенную дружбу можно так же легко разрушить, как и укрепить. В равной степени ни тому, ни другому было нечего терять. Если бы они стали любовниками, а потом решили, что это не сработало, ни одной из сторон не было бы причинено большого вреда. Они все еще могли бы расстаться в хороших отношениях, что было бы лучше для опыта. Тем временем, как и во всем остальном, Кану решил довериться своим инстинктам и надеяться на лучшее.
   Оба изменились за столетие, прошедшее с тех пор, как распался их брак. Кану был намного старше Ниссы - действительно, очень стар даже по современным меркам. Он извлек выгоду из своей генетической трансформации в жителя моря, которая защитила его от худших последствий падения Механизма. Нисса была в менее выгодном положении, но когда она приблизилась к рубежу своего третьего столетия, стало ясно, что она самым мудрым образом использовала свое богатство и связи, отыскивая лучшие методы продления жизни, доступные в этом более суровом и простом мире. Они оба носили свои шрамы, как внутри, так и снаружи.
   - Мне нужно поработать, - сказала она, когда они лежали рядом друг с другом в одной из гостевых спален. - Слишком много работы и недостаточно времени. Я пока не готова сдаться.
   - Я вспоминал то, что сказал мистер Аль Аснам. В его словах был смысл, не так ли? Какой смысл во всем этом великолепии, если Санди нет рядом, чтобы стать его частью? - Кану говорил тихо, не желая беспокоить других спящих в доме. Было поздно, и ночь была тихой. Он чувствовал себя в эпицентре почти совершенной тишины, как будто Танжер был неподвижным стержнем, вокруг которого вращалась остальная вселенная.
   Возможно, дело было в вине.
   - Половина всего существующего великого искусства и литературы осталась непризнанной при жизни их создателей, - ответила Нисса тем же тихим шепотом. - Я знаю, это ужасно несправедливое положение дел, но такова жизнь. По крайней мере, твоя бабушка не была несчастна, не голодала и не подвергалась преследованиям. Это больше, чем удалось некоторым из них.
   - Я не неблагодарный. Мы оба были бы беднее без ее работы.
   Нисса перекатилась к нему на живот, оседлав его. Она начала рисовать ленивые спиралевидные узоры у него на груди, круги внутри кругов, колеса внутри колес. - Репутация - это все для вас, Экинья, не так ли? Вы всегда должны раздвигать границы, заглядывая за горизонт.
   - Не все из нас.
   Она погладила его по шее. - Что случилось с жабрами?
   - На Марсе они мне были не нужны, а в скафандре от них одни неприятности. - Кану начал поглаживать ее по щеке, проверяя линию ее подбородка по своей памяти. - Возможно, мне следует отрастить их обратно. Похоже, мои дни космических путешествий закончились.
   - Это позор. Я подумала, что тебе, возможно, захочется посмотреть на мой корабль.
   - У тебя действительно есть корабль?
   - Ужасная трата денег, большую часть времени - просто висит на орбите, обесцениваясь.
   - Тогда продай его.
   - Я бы с удовольствием, но сейчас не совсем подходящий рынок для сбыта. Здравствуйте, вы хотели бы купить космический корабль? Почти новый, один заботливый владелец? Единственный недостаток заключается в том, что вам нужно будет потратить месяц на подачу заявки на полет, даже если вы хотите слетать только на Венеру и обратно. О, и там плавают огромные инопланетные твари, которые, возможно, вот-вот убьют нас. Большинство людей это не беспокоит. - Она прокладывала себе путь вниз по его животу, медленно и осторожно, словно составляя карту чужой территории. - Кроме того, мне это снова понадобится. Все, чего я жду, - это разрешения.
   Она была расплывчата в своих планах на будущее. Кану начал понимать почему.
   - Ты хочешь куда-нибудь лететь?
   - Недалеко - просто исследовательская экспедиция, продолжающая расследование.
   - Это как-то связано с Санди?
   - С правильной точки зрения, все связано с Санди. Но если серьезно - я подумала, что тебе, возможно, захочется посмотреть на корабль.
   - Я подумаю об этом.
   - Ладно, не переусердствуй с энтузиазмом.
   - Нет, правда, это было бы здорово. Кстати, куда именно ты направляешься?
   - Ты не сможешь узнать все мои секреты сразу, Кану Экинья.
   Он улыбнулся ее застенчивости. - И я бы не хотел этого делать.
   Они предались бессловесным, почти беззвучным занятиям любовью, после чего снова легли в постель и попытались уснуть.
   Но Кану счел это невозможным. После нескольких беспокойных часов он встал, оделся, как можно тише вышел из комнаты и начал прогуливаться по залитым лунным светом коридорам, лестницам и внутреннему двору дома. Когда ставни были распахнуты настежь, окна оказались украшены резьбой по дереву, вырезанной с потрясающим мастерством в виде завораживающих исламских узоров. Днем они пропускают свет на плитки внутреннего двора переплетающимися узорами, которые развиваются в течение нескольких часов, подобно медленно раскрывающемуся математическому аргументу. Ночью та же теорема повторялась в более бледных оттенках лунного света.
   Но отсутствие стекла странным образом выбило Кану из колеи, как будто оно было опущено исключительно для того, чтобы сбить его с толку. На Марсе между ним и смертью стояло стекло толщиной в большой палец. Он привык полагаться на святость стекла, мог спокойно спать под его присмотром.
   Он старался не потревожить Ниссу, когда возвращался в их постель.
   - Ты не можешь уснуть?
   - Все еще по марсианскому времени, - сказал Кану.
   - Ты вернулся на Землю несколько недель назад.
   - Это займет некоторое время. Возможно, это из-за Луны. Сегодня ночью очень жарко и насыщенно, и я никогда хорошо не спал, когда светло. Я - морской организм, мы живем за счет приливов.
   - Ты хочешь сказать, что ты существо из воды?
   - Что-то в этом роде.
   - Тогда тебе следует пойти со мной, когда я сяду на корабль. Я собираюсь в кое-какое мокрое место.
   Он улыбнулся. - В Солнечной системе не так уж много влажных мест.
   - Тебе нравятся сюрпризы или нет?
   - Иногда. - Но, помолчав, он добавил: - Конечно, не Европа? Только не говори мне, что ты собираешься туда?
   - С тобой неинтересно. Ты слишком легко угадываешь.
   - Это было всего лишь предположение.
   В ночи раздался кошачий визг. Кану знал, что его шансы заснуть теперь безнадежно потеряны. Было бы лучше всего смириться с этим. Очень скоро с телефонных мачт и солнечных башен старого Танжера верующих призовут к молитве.
   Аль Аснамы были замечательными хозяевами, но Кану и Ниссе нужно было повидать мир, а время для этого было ограничено. Из Танжера они сели на прибрежный экспресс до Дакара; из Дакара они пересекли Гвинейский залив до Аккры на изящном старом клипере, который когда-то плавал автономно, но теперь его паруса убирала шумная команда закаленных в море морских жителей. Вечером, когда корабль рассекал винно-темные воды, Нисса и Кану сидели на палубе. Они слушали веселые песенки о безрассудных моряках и беспокойных сиренах и засыпали под экваториальными звездами. Кану спалось на корабле лучше, чем дома, даже когда они попали в штормовое море у Фритауна.
   В Аккре можно было посетить музей, скромное общественное сооружение, но, тем не менее, светлое и ухоженное. У них было шесть экспонатов Санди на постоянной экспозиции - три картины, две скульптуры в стиле масаи и керамический кувшин, который она купила на лунном блошином рынке и покрыла глазурью по своему собственному дизайну. Нисса терпеливо объяснила различные источники происхождения этих произведений и их относительно малое значение в более широком выпуске программы Санди.
   - На самом деле, - сказала она, когда они оказались вне пределов слышимости хозяев музея, - это просто предлог посетить Аккру. В это время года здесь чудесно.
   Так оно и было, но после Танжера в настроении Кану поселилось беспокойство. Это было с ним в любое время суток. Если оно начинало ускользать, простого наблюдения за его уходом было достаточно, чтобы заставить его вернуться.
   Когда-то они были женаты, но это была более ранняя часть его жизни, и в течение многих лет Нисса едва ли занимала его мысли. Он никогда бы не пожелал ей зла, но в равной степени не проявлял никакого интереса к ее повседневным делам. Если она хотела подвергнуть себя опасности ради интеллектуального любопытства или академической награды, это было ее право; он бы возмутился, если бы Нисса сказала ему, что он идет на абсурдный риск, живя на поверхности Марса. Теперь они снова были любовниками и компаньонами, и было естественно, что он проявлял больший интерес к ее благополучию. Но он не думал, что этот легкомысленный роман продлится до конца их жизни. Он пришел бы к своему естественному завершению, как и их брак, и они снова пошли бы разными путями. И со временем настанет день, в течение которого он не будет думать о Ниссе, а потом и неделя, и рано или поздно то, что она делала с собой, перестанет его волновать.
   И все же они были здесь, бродили по общественным садам Аккры, и мысль о том, что она поедет на Европу одна, вонзила в него нож.
   Кану пристально смотрел на переливы света в фонтане, когда его беспокойство перешло в фокус.
   Он понял, что его беспокоила не совсем Европа. И дело было не в том, что Нисса отправилась туда на своем маленьком корабле.
   Это был страх того, что его там не будет.
   Они застали "Наступление ночи" над Африканским рогом. Корабль был припаркован на орбите, где его оставила Нисса, и спокойно занимался своими делами. Как и все космические аппараты, он обладал уровнем автономности, который был бы необычным или запрещенным на поверхности Земли.
   - Я предупреждала тебя, что он маленький, - сказала Нисса, когда их шаттл завершил свой последний заход на посадку.
   - Я не ожидал увидеть голокорабль. - Кану плавал у иллюминатора, держась за него кончиками пальцев. - На самом деле, он больше, чем я ожидал по твоим рассказам. Довольно старый корабль, не так ли?
   - Говорят, старое - это хорошо. Он достаточно хорошо служил мне на протяжении многих лет. Я внесла несколько изменений с тех пор, как пользовалась им в последний раз.
   "Наступление ночи" было наконечником стрелы угольного цвета, острым с одного конца и расширяющимся до пригоршни двигателей с другого. Они причалили и поднялись на борт, одновременно внося свой багаж. Нисса выполнила несколько основных проверок, а затем просигналила, что шаттл может отправляться в путь. Кану быстро сориентировался, исследуя жилые помещения, две отдельные каюты, командную палубу. Для старого корабля "Наступление ночи" было ярким и современным внутри. Там была пара переносных криосаркофагов, но в сточасовом путешествии в космос Юпитера они им не понадобятся.
   - Могу сказать, что это твой корабль, - сказал он.
   - Я бы хотела на это надеяться. Нам пришлось бы здорово поплатиться, если мы состыковались с каким-то другим.
   - Запахи и цвета напоминают мне о нашем старом доме. До сих пор я о них забывал. Ты выбрала все здесь, точно так же, как и тогда.
   - У тебя никогда не было особого мнения, Кану. Принимать решения - это было мое дело.
   Нужно было завершить еще несколько проверок системы. Кану мог управлять кораблем, но было ясно, что у Ниссы гораздо больше опыта, чем у него, особенно в том, что касалось частных особенностей "Наступления ночи". В невесомости он наблюдал через ее плечо, как она сидела, пристегнутая ремнями безопасности, в пилотском кресле и просматривала обновления статуса. Экраны вокруг нее расширились, засветившись диаграммами и прокручивающимися таблицами с цифрами, когда корабль пробудился к полноценной жизни. Жужжали насосы, тикали топливопроводы, двигатели проходили циклы запуска.
   - Почему бы тебе не пойти и не заняться чем-нибудь полезным? - спросила Нисса, отворачиваясь от экранов, чтобы посмотреть на него. - Приготовь нам немного чая. Ты будешь дежурным по чаю, пока мы не доберемся до Европы.
   Кану подчинился.
   Нисса заглушила двигатели для вылета. Они сошли с орбиты при половине g, затем увеличили ускорение до полутора, пока не вышли за пределы юрисдикции Организации Орбитальных Наций.
   - Ты можешь терпеть два g? - спросила Нисса.
   - Если начну издавать сдавленные звуки, ты узнаешь ответ.
   Двигатель достиг максимальной устойчивой мощности. Они будут лететь на ускорении два g на всем пути к Юпитеру, переключаясь на реверсирование тяги чуть дальше чем на полпути к месту назначения. Нисса запрограммировала переход на аэротормоз, чтобы сбавить оставшуюся скорость. - Там будет ухабисто, - предупредила она, - но не хуже, чем в море у берегов Фритауна.
   Ночью ему снова приснился этот сон. Они находились на переоборудованном киберклипере, преодолевавшем волну у берегов Фритауна. По искаженной логике сна, звезды над головой были ослепительно яркими и ясными, даже когда море двигалось навстречу порывам штормового ветра. Морской народ пел "Морские лачуги". Нисса и Кану развалились в шезлонгах, между ними был установлен маленький столик. Несмотря на то, что корабль качало и кренило, они все еще продолжали играть в шахматы.
   Игра подошла к решающему моменту. Кану собирался двинуть своего коня. Он потянулся, чтобы поднять фигурку, победа была у него на виду. Но корабль накренился, и конь начал скользить по доске, от клетки к клетке, хотя другие фигуры, как ни странно, оставались нетронутыми. Кану попытался остановить коня, но его рука двигалась вяло. Конь подскочил к краю доски и свалился с нее. И все же Кану попытался поймать его. Но фигура упала на палубу и продолжила свое скольжение к дренажной щели, прорезанной в планшире корабля. Кану встал из-за стола и подошел к борту корабля. Он увидел, как конь упал в волны. В одно мгновение он оказался за бортом, в воде, гоняясь за шахматной фигурой. Конь снова погружался в тихую, безветренную черноту. Кану не мог плыть достаточно быстро, чтобы поймать его. Вода густела, сопротивляясь его движению, превращаясь в железо.
   Он наблюдал, как конь погружается во тьму. И проснулся с единственной фразой на устах.
   Падение коня.
  

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  
   Гома была обеспокоена, но, по крайней мере, ей больше не нужно было держать свои эмоции при себе. Новости о Хранителе теперь стали достоянием общественности, и сейчас опасения Гомы разделяла вся команда. Хранитель очертил горизонт их страхов, сделав бессмысленным думы о чем-то дальше следующей пары дней. Все остальные соображения - мощность привода, их шансы выжить в спячке, тайны вокруг Глизе 163 - теперь были второстепенными.
   Капитан Васин созвала специальное собрание. По корабельным часам было раннее утро, и не все еще полностью проснулись. С другой стороны, у техников ночной смены глаза покраснели от усталости, и им не терпелось вернуться в свои каюты. Гома не могла не заметить, что Васин выглядит более усталой, чем в начале путешествия, - темные круги под глазами, усталость в уголках рта.
   - Час назад ко мне подошел Маслин Караян. - Она кивнула участнику Второго шанса, сидевшему рядом с ее подиумом. - Маслин хотел поделиться своими опасениями по поводу Хранителя. Это было его право, и я согласилась выслушать. Маслин - не хотели бы вы изложить свою просьбу сейчас, чтобы не было никакой двусмысленности?
   Караян поднялся и встал рядом с капитаном. - В свете подхода Хранителя я попросил капитана Васин - я имею в виду Гандхари - отключить двигатель и подготовиться к нашему возвращению на Крусибл. - Несмотря на свое мощное телосложение, он был не таким высоким, как Васин, и ему приходилось задирать голову, обращаясь к ней. Это придало ему вопросительный, задиристый вид. - Я полагал, что это было бы благоразумным поступком, учитывая наши обстоятельства.
   - Чего именно вы боитесь, Маслин?
   - Я бы не стал характеризовать это как страхи, Гандхари. Возможно, разумные опасения. Эта экспедиция готовилась годами, а строительство этого корабля заняло десятилетия. Нет никакой спешки переходить в другую систему. - Он оглядывал свою аудиторию, кивая в знак согласия с самим собой, поощряя всех остальных кивать вместе с ним. - Год здесь, год там - это не будет иметь никакого значения. Пока мы лучше не поймем намерения Хранителя, нам не следует рисковать понапрасну. Мы едва успели покинуть наш дом! Не было бы ничего постыдного в том, чтобы вернуться сейчас.
   - Не стыдно, но и не имеет смысла, - сказала Васин. - Если мы вернемся в Крусибл, Хранитель, возможно, оставит нас в покое. Но мы ничего не добьемся, и рано или поздно нам придется попробовать еще раз. И что потом? Мы вернемся сюда и проведем именно этот разговор.
   - Всегда знала, что есть шанс, когда это произойдет, - сказала Лоринг.
   Васин мягко подняла руку, призывая к молчанию. - Думаю, будет справедливо, если я объясню свое решение Маслину - и всем вам остальным. Мы не будем замедляться или разворачиваться. Нет, пока я остаюсь капитаном. Я отправила еще одно сообщение обратно в Крусибл и изложила свою позицию. Если нашему правительству не понравится мой выбор, я разверну корабль. Я даже подам в отставку, если до этого дойдет. Но до тех пор мы придерживаемся нашего курса и держим себя в руках.
   - Мы должны обсудить это, - сказал Караян. - Ставлю это на голосование.
   - Я не замалчиваю дебаты, но это космический корабль, а не демократия. Мы едва начали приступать к испытаниям, и это уже слишком для нас? - Васин покачала головой в смятении и досаде, и в ее голосе послышались резкие нотки. - Нет. Мы держим оборону. Пусть Хранитель поступает с нами, как ему заблагорассудится, но мы не поддадимся запугиванию. У нас такое же право перемещаться в пространстве, как и у них, и пока моя рука лежит на руле, мы будем пользоваться этим правом.
   Мпоси тихонько кашлянул и поднялся со своего места. - Спасибо вам, Гандхари. И спасибо вам, Маслин, за то, что вы высказали свои опасения таким образом. Мы уважаем ваше право на это и разделяем вашу позицию. Это трудный момент для всех нас, независимо от идеологии или убеждений. И я не прочь признаться, что боюсь Хранителя. - Он повернул руки ладонями вверх, подчеркивая искренность этого признания. - Мы все были бы сумасшедшими, если бы не боялись. Но Гандхари права: поворот назад ничего нам не даст. Ни капли новых данных. Но если нам удастся выйти из системы, мы приобретем полезные знания. И если мы потерпим неудачу, если нас уничтожат, это также будет полезным знанием для наших друзей на Крусибле. У них есть другой космический корабль. Это поможет им решить, как лучше всего его использовать.
   - Это никогда не задумывалось как самоубийственная миссия, - сказал Питер Грейв, молодой участник Второго шанса, с которым Гома уже разговаривала.
   - Да, но и никогда не обходилось без риска, - возразил Мпоси. - Мы все с этим смирились. Когда Назим включил привод Чибеса, был шанс, что он взорвется у нас перед носом. Каковы были шансы, Назим?
   - Один на тысячу, - сказал Каспари. - Может быть, немного хуже.
   - Это не такие уж малые шансы! Я бы не поставил свою жизнь на то, что выпадут тысячегранные кости! Но мы все поступили именно так, когда поднялись на борт этого корабля. И перескакивая - некоторые из нас не выберутся на ту сторону даже через сто сорок лет. Это статистическая достоверность! Не так ли, Сатурнин?
   Доктор Нхамеджо улыбнулся в ответ на вопрос Мпоси, но, похоже, ему было неловко из-за того, что его втянули в спор. - Риск есть, - сказал он. - С другой стороны, моя команда сделает все возможное, чтобы свести их к минимуму, и я не верю, что вы могли бы оказаться в более надежных руках.
   - Прекрасно, - продолжал Мпоси. - Но что, если мы столкнемся с обломком на скорости в половину скорости света? Наша защита поглотит наиболее вероятный диапазон столкновений, но она не защитит нас от непредвиденных событий. Хранитель - то же самое, просто еще один просчитанный риск.
   - Однако рано или поздно, - сказал Грейв, - возникнет риск, от которого нам следует отказаться.
   - Я не возражаю, - ответила Васин. Она задержала дыхание, заполняя нужную ей тишину. - У меня есть миссия, которую я должна выполнить, но у меня также есть корабль и команда, которую я должна защищать. Эти соображения всегда должны быть сбалансированы. Это то, что я делаю. Вот для чего нужен капитан, и почему никто из вас на самом деле не рвется на мою работу.
   Верная своему слову, Гандхари дала каждому шанс высказаться. Гома откинулась на спинку стула и хранила молчание, ничуть не удивленная тем, что услышала. Все участники Второго шанса придерживались мнения, что нужно было повернуть назад, но опять же, никто из них не считал экспедицию хорошей идеей с самого начала. Конечно, в этом единообразии мнений были нюансы, но ничего такого, что изменило бы ее основной взгляд на них. С другой стороны, все остальные техники и пассажиры были в целом согласны с Васин. Опять же, были нюансы. Назим Каспари был готов попытаться изменить курс, если бы это было сочтено разумным. Мпоси был непреклонен в том, что они не должны ни на волос отклоняться от намеченной траектории. Доктор Нхамеджо, казалось, стремился создать образ скрупулезного нейтралитета и просто повторил свое предыдущее заявление о том, что медицинское обеспечение было настолько хорошим, насколько это вообще возможно.
   Ру выглядел скучающим - он просто хотел, чтобы со всем этим покончили.
   Часы тянулись медленно, и сон давал небольшую передышку. Куда бы Гома ни пошла, единственным предметом разговоров был Хранитель. В зонах общего пользования, гостиных и камбузах было оживленнее, чем когда-либо с момента отплытия, полно людей, обменивающихся слухами и мнениями. Тем временем из Крусибла поступили разведданные и анализ, но это принесло мало утешения. Правительство поддержало капитана Васин, и этот вотум доверия должен был заставить Маслина Караяна замолчать. Но сторонники Второго шанса все еще не успокоились. Гома видела, как они собирались по двое и по трое, бормоча и перешептываясь. Она ненавидела их за то, что они так нагло заявляли об этом, в то время как легко могли бы держать свои заговоры за закрытыми дверями.
   Несмотря на все это, было приятно получить весточку от Ндеге.
   - Не могу быть с тобой, дочь, и хотела бы, чтобы все было иначе. Но с тобой все будет в порядке. Я уверена в этом.
   Как она могла быть в чем-то уверена? - задумалась Гома.
   - Когда мы впервые оказались на Крусибле, Хранитель забрал мою мать к себе. Когда все закончилось, она сказала, что чувствовала себя так, словно ее исследовали, препарировали и сделали выводы. Это был момент, когда они уничтожили бы нас, если бы им не понравилось то, что они нашли в Чику Грин. Они знали нас тогда и знают нас сейчас. Я понятия не имею, держат ли они в уме наши наилучшие интересы, или им действительно не все равно. Но не думаю, что они боятся нас, пока нет. Мы можем быть полезны им на каком-то уровне, которого еще не понимаем - или, возможно, никогда не поймем. Но пока эта полезность сохраняется, они не причинят нам вреда.
   Змеи полезны людям, - подумала Гома. - Мы выдаиваем из них яд. Но полезность имеет свои пределы.
   Она поблагодарила свою мать за ее добрые слова, сказала ей, чтобы она не волновалась, что настроение на корабле на самом деле было вполне позитивным, что большинство людей были скорее взволнованы, чем напуганы, что на самом деле это было чем-то вроде чести и привилегии - получить возможность увидеть одного из инопланетян крупным планом...
   Ндеге, конечно, поняла бы, что она лжет. Но это была мысль, которая имела значение.
   Машинные глаза, распределенные по всей системе, отслеживали и отображали Хранителя. Ничто на "Травертине" не могло сравниться с возможностями общесистемной сенсорной сети с ее огромными базовыми параметрами, но даже их собственные приборы смогли получить стабильно четкое изображение приближающейся машины. Они показали это на стенах в зале общего пользования, сопровождая пугающе крошечным силуэтом в форме гантели, который был истинным размером их собственного корабля по сравнению с инопланетным роботом. Гома смотрела на это с вялым восхищением. Страх теперь был почти неуместен. Что бы Хранитель ни собирался с ними сделать, это, несомненно, уже было предопределено.
   Она проводила время в тренажерном зале, обнаружив, что физические нагрузки полезны для того, чтобы избавиться от плохих мыслей. Обычно это место было в ее полном распоряжении, даже Ру предпочитал другой график.
   Через час она подошла к двери и обнаружила Питера Грейва, слезающего с велотренажера. Он заканчивал упражнение, вытирая лоб полотенцем.
   - Гома, - сказал он, улыбаясь. - Наконец-то судьба снова сводит наши орбиты вместе.
   - Я бы не назвала это судьбой, Питер. Я бы сказала, что на этом корабле недостаточно спортивных залов.
   - Резко.
   - Я не из тех, кто подслащивает свои таблетки. Я сообщу вам время суток, но на этом все.
   Улыбка Грейва была страдальческой. - Если так вы уделяете мне время, то мне бы не хотелось видеть вашу идею о холодном приеме. Вы раздражены из-за того, как Маслин высказал то, что все мы чувствуем, и я имел неосторожность согласиться с ним?
   - Ничего другого я от вас и не ожидала.
   - Что бы вы ни думали, нам придется начать ладить. Знаете, я разговаривал с Айяной Лоринг. Пока я на борту, хотелось бы присутствовать, по крайней мере, на некоторых научных совещаниях. Айяна говорит, что эта просьба разумна.
   У Гомы возникло что-то вроде страха. Она привыкла думать о научных собраниях как о единственной сфере корабельной жизни, где ей не придется делать дипломатическое лицо в присутствии сторонников Второго шанса.
   - Какой у вас интерес к науке?
   - Тот же интерес, что и у любого из нас! Когда мы доберемся до Глизе 163, я хочу чувствовать себя способным разделить с вами тот же дух открытий, что и все остальные. Почему вам это так трудно понять?
   - Вы с Маслином.
   - Да.
   - Тогда что еще мне нужно знать? Это делает вас верующим, не так ли?
   Грейв слез с тренажера и бросил свое полотенце в щель для мусора. Он налил в стакан воды из настенного крана и спокойно отхлебнул, прежде чем ответить. - Вера - сложная вещь, Гома. Мы оба согласны с тем, что Вселенная постижима. В чем мы расходимся, так это в вопросе этой понятности. Простите, если это прозвучит так, будто я вкладываю в ваши уста лишние слова, но согласитесь, что, по вашему мнению, у этой понятности нет конечной цели - что это просто счастливая случайность, случайное совпадение между законами физики и пределами наших собственных сенсорных возможностей? Наш разум придумывает математику, и математика оказывается подходящим инструментом - фактически единственным инструментом - для придания смысла чему бы то ни было? Что мы оказались достаточно умны, чтобы разобраться во всем этом, но в конце концов за всю эту сообразительность не будет никакой награды? Нет высшей истины, ожидающей своего озарения? Ни более глубокой причины, ни более глубокой цели, ни большей мудрости, ни намека на лучший способ быть человеком?
   Вопреки своему здравому смыслу, она позволила втянуть себя в это дело. - И каково ваше мнение?
   - Я не могу смириться с бесцельной вселенной. Наука - это замечательное сооружение знания, прекрасное в своей непротиворечивости. Но это не может быть просто средством достижения своей собственной цели. Не случайно и то, что математика в высшей степени эффективна при описании игры материи, энергии и силы в нашей вселенной. Они подходят друг другу, как рука в перчатке - и это не может быть совпадением. Наш разум был наделен наукой не просто так, Гома, - чтобы направлять нас по мере того, как мы продвигаемся к пониманию истинной цели нашего собственного существования.
   - В этом нет никакой цели, Питер.
   Он изучал ее с некоторой проницательной отстраненностью. - Вы так говорите, но действительно ли вы это имеете в виду?
   - Я сама решу, что имею в виду, спасибо.
   - Вы безоговорочно принимаете сверхъестественную связь между математикой и феноменологией - и все же не можете допустить, что в этой взаимозависимости может быть какая-то цель?
   - Мне не нужна духовная опора, чтобы иметь дело с реальностью.
   - Мне тоже. Но вы говорите, что принимаете бесцельную вселенную. Однако в глубине души уверены ли вы, что понимаете смысл этого заявления?
   - Думаю, понимаю.
   - Тогда зачем вам вообще заниматься наукой, если ни в чем нет цели?
   - Чтобы понять это.
   - Но в таком понимании не было бы никакого смысла. Это было бы пустым, бесполезным занятием - вроде мимикрии в пещере.
   - Может быть, смысл в том, чтобы понять. Чтобы материя начала обретать смысл сама по себе.
   Он просиял. - Тогда это телеологическая позиция. Скрытая цель в том, что вселенная обращает внимание на саму себя?
   - Я этого не говорила.
   - Возможно, - признал Грейв. - Но что-то подталкивает вас к этой задаче. Возможно, удовлетворение от добавления маленького кусочка к большей головоломке. Заложить еще один камень в основание собора, даже если вы никогда не доживете до завершения строительства. Но имело бы это значение, если бы ваше имя было почитаемо, передавалось из поколения в поколение?
   - Меня не волнуют потомки.
   - Значит, вас устроило бы, если бы ваша работа была опубликована анонимно? Может быть, это уже так? - Он внезапно задумался. - Нет, этого не может быть, иначе я бы об этом не слышал, не смог бы это прочитать.
   - Вы думаете, что знаете мою работу?
   - Достаточно хорошо, чтобы быть впечатленным вашей интеллектуальной честностью.
   Если это подразумевалось как комплимент, то в нем было что-то двусмысленное, что заставило ее ощетиниться. - Понятия не имею, о чем вы говорите.
   - Ваша честность в том, что вы готовитесь к худшему. Вы, должно быть, больше всего на свете хотели найти доказательства того, что снижение когнитивных способностей у слонов не было постоянным, что его можно остановить или даже обратить вспять. Кто бы стал винить вас за это? И все же вы поступили хорошо и благородно - представили данные и позволили им говорить самим за себя. Ни одна из ваших стратегий не оказала никакого влияния на слонов - и все же вы не пытались замять это или представить данные таким образом, чтобы они предполагали более благоприятный прогноз. Это достойно восхищения.
   - Отвали.
   Эта вспышка гнева заставила Грейва моргнуть, но он выглядел скорее озадаченным, чем оскорбленным. - Простите, мы опять не с той ноги начали? Я хвалил вашу работу, а не критиковал ее.
   - Вы точно знали, что делали.
   Улыбка Грейва была сама невинность. - А я должен знать?
   - Тыкаете меня носом в правду, по крайней мере, такой, какой вы ее видите. Вы так рады этому, не так ли? Посмотрите на себя. Вы едва можете сдержать свою радость от того, что танторы не вернутся. Они были оскорблением вашему взгляду на вещи, потому что осмелились вытеснить человечество из центра Вселенной. Ну и это тоже к черту. Они были чем-то чудесным и прекрасным, новой возможностью - но вы не можете с этим справиться.
   - Вижу, мы отлично поладим. - Наконец улыбка исчезла, сменившись выражением тихой печали и смирения. - Я знаю, что вы не согласны с позицией Маслина, и не виню вас за это. Но большинство из нас просто пытаются увидеть обе стороны. - Он провел пальцами по волосам, откидывая их со своего блестящего лба. - Насколько хорошо вы знаете всех остальных?
   - Что это за вопрос такого рода?
   - Не такой уж неразумный. - Его глаза покраснели от пота. - Это всего лишь человеческая природа - делить всех на группы и когорты, но так бывает не всегда. Делегация Второго шанса была собрана в последнюю минуту, с большим количеством разногласий и компромиссов. Вы видите нас, двенадцать человек, и думаете, что мы все совершенно одинаковы, но я чувствую, что знаю вас почти так же хорошо, как некоторых своих коллег.
   - С другой стороны, мы иногда чувствуем себя ущемленными и верим, что вы, остальные, мыслите в ногу со временем. Я бы поспорил, что это тоже неправда. Мы просто люди, все мы. Слава богу, что у вас есть дядя, говорю я. Мпоси очень хороший человек - он нам всем нравится.
   - Я очень рада за вас.
   - Тогда вот вам и все. Я пытаюсь предложить оливковую ветвь - подумал, что вы хорошо отреагируете на небольшую интеллектуальную беседу. Хотите, открою вам секрет? У Васин нет ни малейшего шанса передумать, и Маслин это знает. Он изложил свою точку зрения, и теперь он согласится с любым ее решением.
   - Хорошо, - медленно произнесла Гома, как будто ей приходилось обдумывать каждое слово. - Мы с вами никогда не будем друзьями. Ваши люди испортили жизнь моей матери, и вы приложили немало усилий, чтобы испортить мою. Коллективно, я имею в виду, с вашей глупой, репрессивной, отсталой, антинаучной идеологией. Но я действительно должна делить с вами этот корабль.
   - Если бы мы оба нашли время, Гома, то нашли бы гораздо больше общего, чем разделяющего нас. Но я скажу кое-что в пользу этого Хранителя. Это объединяет нас в одном очень важном смысле.
   - В чем именно?
   - Мы все одинаково напуганы.
   Теперь они могли видеть это своими собственными глазами. Прошло сорок пять часов с тех пор, как Гома узнала эту новость; еще пять часов до того, как, согласно прогнозам, на них выйдет Хранитель.
   Они толпились у иллюминаторов, приглушив свет. Он приближался почти параллельным курсом, хотя двигался не так, как они могли бы ожидать - с тупым или острым концом, выровненным по направлению движения, - а скорее боком, демонстрируя крайнее инопланетное презрение к разумным человеческим представлениям о физике и двигательной установке. И действительно, по мере того, как расстояние сокращалось до десятков тысяч километров - всего лишь до размеров земного шара, - Хранитель двигался по кругу с ужасающей медлительностью точильного камня. Голубой свет лился из щелей в его покрытии "сосновой шишки" и из "сигнального" отверстия на толстом конце. Свет угас как раз в тот момент, когда луч собирался скользнуть по "Травертину", а затем возобновился с другой стороны корабля.
   К тому времени уже никто не спал, и все домашние дела, кроме самых важных, были отложены. Было трудно есть, трудно говорить о чем-либо, кроме неприятного присутствия снаружи.
   Гома направлялась в каюту Мпоси, когда услышала громкие голоса, доносившиеся из-за двери. Это были голоса двух пожилых мужчин, и она узнала обоих. Не совсем пылкий спор, но настолько близкий к нему, насколько она когда-либо слышала на борту "Травертина". Она хотела обернуться, но сильное побуждение заставило ее продолжить, сильно стуча в дверь, пока Мпоси не ответил.
   - Ах. Гома. Маслин и я просто... - Но ее дядя умолк, наверняка зная, что ее не успокоит никакое объяснение, которое он мог бы предложить.
   - Что вы обсуждали? - спросила Гома, все еще стоя на пороге.
   - Еще не слишком поздно, - сказал Караян, одетый в свой обычный официальный костюм. - У нас есть еще несколько часов. Жест с нашей стороны, небольшое изменение курса - этого было бы достаточно.
   - Насколько я могу судить, - сказала Гома, - капитан Васин приняла решение.
   - Что вы, несомненно, одобряете.
   - Я одобряю то, ради чего мы сюда прилетели, а именно полет в космос. Вы надеялись склонить Мпоси к своей точке зрения, Маслин?
   - Это должен был бы решать ваш дядя.
   - Я думаю, мой дядя знает, что лучше. Почему ты вообще разговариваешь с этими людьми, Мпоси? Они получили свою концессию - они на корабле. Нет никакой необходимости давать им еще больше повода для беспокойства.
   - Извините, что побеспокоил вас, - сказал Караян, адресуя свое заявление Мпоси. - Сожалею также, что ваша племянница предпочла дисгармонию и фракционность сотрудничеству и взаимному продвижению. Но она молода. Было бы неправильно ожидать слишком многого от человека с таким небольшим жизненным опытом. - Что-то шевельнулось у него под бородой: возможно, улыбка. - Вы передадите мои чувства Гандхари, Мпоси?
   - Конечно.
   - Это очень любезно с вашей стороны.
   Когда представитель Второго шанса ушел, Мпоси выдержал неловкое молчание, прежде чем заговорить. - Он был в пределах своего права говорить со мной, Гома. Тебе не обязательно было принимать такой автоматически враждебный тон. У него сильные ощущения. Почему бы и нет?
   - Вы спорили.
   - Мы были откровенны друг с другом. В нашем возрасте, я думаю, мы это заслужили. - Казалось, его охватила внезапная усталость. - О боже. Меньше всего на свете я хочу обмениваться резкими словами с тобой. - Он жестом пригласил ее войти в его каюту. - Может, мне заварить нам чаю? Я боюсь, что до этого могло дойти.
   - Я была зла, и мне очень жаль. Мне просто... они не нравятся.
   Мпоси закрыл дверь в остальную часть корабля. - Они все?
   - Я не делаю исключений. Они выбрали свою идеологию; я вольна выбрать свою в ответ.
   - Они не могут быть нашими врагами на протяжении всего путешествия, Гома. Рано или поздно нам придется совершить немыслимое и начать нравиться друг другу. Они так же боятся нас, как и мы их! И Маслин не обладает той автоматической властью, которую ты себе представляешь. Его выбор был спорным даже в кругах Второго шанса. Он едва знаком с некоторыми из своих людей, часть которых активно критиковала его назначение. Вся эта его риторика? Он должен делать это, чтобы укрепить свои позиции в делегации. Но лично он совершенно разумен и открыт для убеждения.
   Гома села на стул, который Мпоси держал для посетителей. - Это прозвучало совсем не так.
   - Я бы не впустил его в свою каюту, если бы не доверял этому человеку, Гома. В любом случае, нам о многом нужно было поговорить. Могу я тебя кое о чем спросить? - Несмотря на отсутствие ее согласия, Мпоси хлопотал у себя на кухне, кипятя воду для чая.
   - Это зависит от обстоятельств.
   - Это насчет Питера Грейва. Ты его знаешь?
   - Да, мы разговаривали раз или два. - Она оглядывала комнату, сравнивая усилия Мпоси по ее обживанию со своими собственными. Комната была немного меньше, но Мпоси был полностью предоставлен сам себе. Она заметила путешествовавших на корабле двух слонов, другую пару, на которой настояла Ндеге. У Гомы были матриарх и слоненок; у Мпоси - бык и еще один детеныш.
   - Что ты о нем думаешь?
   - Он - из Второго шанса. Что еще тебе нужно знать?
   - Они не все сделаны из одного теста, Гома. Есть прагматики, горячие головы и фанатики, как и в любом другом движении. Насколько хорошо ты знаешь Маслина?
   - А насколько хорошо я должна его знать?
   - Однажды он был болен, и я оказал ему небольшую услугу. Он никогда этого не забывал. В глубине души, несмотря на все это бахвальство, он порядочный человек. И его сомнения и страхи - наши. Странная вещь: Маслин спрашивал меня, что я знаю о Питере Грейве. Так с чего бы Маслину расспрашивать меня об одном из своих людей?
   - Как ты сказал, они не все особенно хорошо знают друг друга.
   Чай был готов. Он поставил чашку перед Гомой и сел на свое место.
   - У меня немного необычное положение на этом корабле. Капитан не политик, и поскольку она со стороны, у нее нет прочных связей с политической структурой Крусибла. В то время как у меня они есть, что делает меня естественной точкой соприкосновения, полагаю, ты бы назвала это так, для тех друзей и коллег, которые заботятся о нашем взаимном благополучии. - Мпоси разлил ложкой мед по чашкам, черпая из своего драгоценного личного рациона. - Когда всплывает информация... информация, относящаяся к нам, к нашей экспедиции, я являюсь доверенной стороной. И там были разведданные, Гома. Этот Хранитель - не моя непосредственная забота. Или, говоря по-другому, я обязан заглянуть за его пределы. Существует более серьезная угроза нашему успеху.
   - Какого рода угроза?
   - Назови это планом диверсии, хотя, скорее всего, все гораздо сложнее.
   Гома на мгновение лишилась дара речи. Она провела достаточно времени рядом со своим дядей, чтобы знать, когда он шутит с ней, а когда говорит серьезно. Теперь в его поведении не было ничего легкомысленного.
   - Ты серьезно? - спросила она. - Настоящая диверсия - физическая угроза кораблю?
   - Мои источники на Крусибле считают, что мы несем с собой то, чего не должно быть. Возможно, оружие, тайно пронесенное на борт вместе с остальным грузом. Тысячи тонн оборудования и расходных материалов, большая часть которых предназначалась для непостижимых целей - было бы не так уж трудно что-то пронести. И, следовательно, должен быть кто-то - возможно, несколько человек - обладающий необходимыми средствами, чтобы использовать это оружие. Или, может быть, оружие - это мы сами, и мы просто не знаем этого. Этот кризис подвергает нас сильному стрессу. Но это идеальное время для того, чтобы понаблюдать за нашими индивидуальными реакциями. Возможно, я сказал слишком много. Не так ли?
   - Понятия не имею. - Гома все еще была неспокойна. - Зачем кому-то проносить оружие на борт? Какой в этом смысл?
   - Экспедиция никогда не нравилась всем.
   - Ты имеешь в виду Маслина и его психов?
   - Возможно. - Но ответ Мпоси не был автоматическим подтверждением, на которое она, возможно, надеялась.
   - Что тебе известно?
   - Достаточно, чтобы не давать мне спать по ночам. Как ты можешь себе представить, мне нужно действовать очень, очень осторожно. Неправильное слово, нотка ложно направленного подозрения - это может все испортить.
   - Ты говорил об этом с Гандхари?
   - Пока нет. Насколько мне известно, она не в курсе проблемы, а у нашего капитана пока и так достаточно поводов для беспокойства. Когда у меня будут определенные ответы, я пойду к ней.
   - Так кто же все-таки знает?
   - Для начала, ты. Ты моя дополнительная пара глаз и ушей, Гома, но я не хочу, чтобы ты делала что-то из ряда вон выходящее или каким-либо образом меняла свой распорядок дня. Просто веди себя как обычно.
   - С этой штукой?
   - Ты знаешь, что я имею в виду. Но будь бдительна, наблюдай за другими людьми - и не только за очевидными кандидатами. Если ты увидишь или услышишь что-нибудь, что, по твоему мнению, может представлять для меня интерес... что ж, мой чай, может быть, и не самый лучший, но моя дверь всегда открыта.
   - А Ру? - спросила Гома. - Могу я ему сказать?
   - Возможно, просить Экинья сохранить тайну - это значит ожидать от них слишком много, - сказал Мпоси. - Конечно, твоей матери это было не по силам. Но ты оказала бы мне большую услугу, если бы мы могли сохранить это между нами, хотя бы пока.
   Наконец инопланетная машина повернулась лицом в том же направлении, что и корабль, точно соответствуя их курсу и ускорению. Гома хотела что-то сделать, и она знала, что не одинока в этом стремлении. Инстинкт подсказывал заговорить, договориться, предложить объяснения. Просить о помиловании или молиться о спасении. Но какой был смысл даже пытаться наладить общение после стольких лет неудач и молчания? Вести переговоры с Хранителями было все равно что вести переговоры с геологией или какой-нибудь огромной, безразличной погодной системой.
   Она стояла у окна, наблюдая в течение долгих молчаливых минут, думая, что осталась одна, когда Питер Грейв объявил о своем присутствии рядом с ней.
   - Вас это пугает?
   Как бы она ни была раздражена тем, что ее оторвали от размышлений, она поклялась быть вежливой со Вторым шансом.
   - Было бы странно, если бы этого не произошло. Это инопланетная машинная цивилизация, они, вероятно, пробыли в космосе дольше, чем у нас были инструменты и язык. Они могли бы разрушить всю нашу культуру за один день, если бы мы сделали что-то, что им не понравилось. Мы едва ли знаем, чего они хотят или что они на самом деле думают о нас. И они вернулись, слоняются без дела, как будто настал судный час. Какой части меня не следует пугаться?
   - Я полностью согласен. И, может быть, как вы говорите, сейчас тот самый час, тот самый момент. Никто не управлял подобным кораблем в этой системе в течение десятилетий, и уж точно не таким быстрым, как "Травертин". Возможно, это тот момент, когда мы пересекаем с ними черту? Внутри них срабатывает какой-то алгоритм, путь принятия решения, и это все? Истребление обезьян?
   - Вы бы хотели, чтобы это произошло?
   - Вы думаете, я бы хотел?
   - По крайней мере, вы могли бы сказать, что были правы с самого начала.
   - Не думаю, что это было бы большим утешением. А как насчет вас? Учитывая ваши семейные связи, вашу бабушку и Хранителей - чувствуете ли вы, что заслужили от них какое-то особое отношение? Ваша мать, должно быть, так и сделала, когда полезла тыкать в секреты Мандалы.
   - Во-первых, - сказала Гома, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно ровнее, - она не "тыкала". Она проводила структурированное научное исследование, основанное на глубоком теоретическом прорыве в понимании грамматики Мандалы. Во-вторых, я не напрашивалась на глубокий, содержательный разговор о моих предках.
   - А я-то думал, что мы перевернули страницу.
   - Не задерживайте дыхание.
   - Независимо от того, что вы думаете обо мне, я искренне восхищаюсь тем, что ваша бабушка сделала для нас. Все мы так делаем - каждый человек на Крусибле. Мученическая смерть Чику...
   - Не обрекайте ее на мученичество - она заслуживает лучшего.
   - Вы говорите так, как будто она все еще может быть жива.
   - Никто не доказал, что это не так.
   - Кто-то прислал нам это сообщение. Никто не стал бы винить вас за предположение о родственных связях. Но это было очень давно, Гома.
   - Что это значит?
   - Я знаю, что многие из нас были живы во время первой высадки, но ваша бабушка к тому времени была уже старой. - Несколько секунд Грейв изучал инопланетную машину, и часть ее священного голубого сияния падала на его лицо. Если бы в комнате не было так темно, она бы никогда не допустила, чтобы он был так близко к ней. - В любом случае, я надеюсь, что вы найдете ответы. Я имел в виду все, что сказал вам, когда мы впервые встретились. Я действительно с большим уважением отношусь к вашей работе.
   - Это вы так говорите.
   - Поверьте мне, Гома, ничто не бывает таким черно-белым, как вы думаете. Наши чувства по отношению к слонам гораздо сложнее, чем вы себе представляете. Мы сожалеем о том, кем они были, сожалеем о совершенной в их отношении ошибке, но также скорбим о том, что с ними стало.
   - Ненавидите грех, но не грешника?
   - Если вы хотите выразить это в таких терминах. В любом случае, это был ужасный день - пятно на нашей коллективной истории. И все же возмездие Мандалы могло бы быть гораздо более суровым.
   - Вы думаете, это было из-за возмездия? Что Мандала каким-то образом действовала против танторов?
   - Факты - это все, чем мы располагаем, - ответил Грейв. - Мандалу спровоцировали, Мандала подействовала, и вознесенные слоны перестали существовать. Я не делаю никаких выводов. Каждый из нас должен делать такие выводы, какие сочтет нужным.
   - Я передумала, - сказал Гома после некоторого молчания. - Я начала думать, что, возможно, смогу вынести пребывание с вами в одной комнате, не говоря уже о том, чтобы находиться на одном корабле. Я была неправа.
   - И мне очень жаль, что мы не можем найти общий язык.
   - Его нет. И никогда не будет.
   Она говорила, когда голубое сияние увеличило свою интенсивность во много раз. Едва ли было время среагировать, едва ли у кого-то в комнате было время сделать что-то большее, чем перевести дыхание. У Гомы сложилось впечатление, не более того, что в многослойной, похожей на броню обшивке Хранителя открылись бреши, подобно тому, как сосновая шишка меняется в зависимости от погоды, позволяя большему количеству своего внутреннего голубого свечения изливаться в космос. А потом все исчезло - не только голубое свечение, но и вся инопланетная машина целиком.
   Она просто исчезла.
  

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  
   Кану чувствовал себя выбитым из колеи. Пока Нисса спала, а ее корабль управлялся сам, он переходил от окна к окну, останавливаясь у каждого, чтобы рассмотреть свое отражение - свет в каюте был тусклым, но не полностью выключенным - и попытаться убедить себя, что он не начал впадать в безумие. То, что он увидел в отражении, было лицом глубоко встревоженного человека с отчаянным, испытующим взглядом - как будто лицо в зеркале ожидало ответов от него, человека, менее всего способного их дать.
   Он думал о том, что случилось с ним на Марсе, и обо всем, что ему пришлось пережить с тех пор - о смерти его коллег, о его собственном выздоровлении, о конце его политической карьеры. Было бы странно, если бы он не выглядел обеспокоенным, как человек, брошенный на произвол судьбы без всякой уверенности. Но дело было не только в этом, и как бы он ни пытался найти рациональное объяснение, он не мог найти способа объяснить то, что ему приснилось. Он не знал названия ее корабля, пока она сама ему не сказала. Так как же это было возможно, что это было прообразом во время его снов на Марсе, когда у него никогда не было ни малейшего намерения повторно вступать в контакт с Ниссой Мбайе?
   Совпадение, пытался он убедить себя. Его сны содержали набор случайных символов, бессмысленный продукт его подсознания, и по воле случая они приобрели сверхъестественное значение теперь, когда он знал название ее корабля. Если бы название было другим, он никогда бы не вернулся к содержанию этих снов - о том, как они со Свифтом играют в шахматы в бушующем море.
   Но этого объяснения было недостаточно. Он чувствовал, что символическая связь была важной - истинное предзнаменование того, что должно было произойти. Поскольку он не верил в предвидение, оставалась еще менее приемлемая возможность: он, должно быть, каким-то образом узнал о корабле Ниссы еще до того, как покинул Марс.
   И все же он не помнил, чтобы думал о ней - и уж точно не знал заранее названия ее корабля. Мог ли он думать о Ниссе и ее корабле и каким-то образом упустил это воспоминание?
   Он вспомнил Лиссабон, тот момент удивления, когда узнал сначала ее голос, а затем и лицо. Это воспоминание было гораздо ближе к настоящему, чем его путаные и эпизодические воспоминания о Марсе. Он все еще мог видеть солнечный свет в галерее, лица студентов, собравшихся вокруг Ниссы, мазки их набросков. Он мог вспомнить точную текстуру выпечки, которую они ели в кафе наверху, когда оправились от шока, вызванного встречей. Шок был неподдельным - он ничего из этого не симулировал.
   Но что-то не сходилось.
   Во-первых, все еще существовало странное совпадение в их встрече. Жизнь подкидывала свою долю случайных встреч, это было правдой. Но внезапно заинтересоваться искусством своей бабушки и почти сразу же наткнуться на свою бывшую жену на первой же выставке, которую он посетил? До сих пор он был готов списать это на каприз, но возможно ли, что их встреча с самого начала была преднамеренной?
   Кану оторвался от своего отражения. Ничто из этого не помогало. Это просто отправляло его мысли по все более затягивающимся спиралям паранойи и неуверенности в себе. Он должен был доверять себе. С его стороны не было никакого скрытого мотива.
   Он был уверен в этом.
   Его движения взволновали Ниссу. Он старался вести себя как можно тише, но это был ее корабль, и ее чувства в сне, должно быть, были остро настроены на присутствие другого человеческого существа.
   - Что такое? - спросила она, нежно касаясь его щеки. - Ты потеешь, как будто у тебя лихорадка. Мне понизить температуру в салоне?
   - Не думаю, что дело в этом.
   - Тебя что-то беспокоит. Плохие сны? Никто не собирается винить тебя за воспоминания, Кану, - не после того, что произошло.
   - Со мной все в порядке.
   Они прошли вперед. Нисса приготовила теплое какао для них обоих и настояла, чтобы Кану проветрился, прежде чем вернуться в постель. Она включила какую-то музыку - раннюю запись Тумани Диабата, которая, как она знала, была одной из любимых у Кану. Когда освещение в салоне снова включилось на полную мощность, индикаторы и навигационные дисплеи засияли буйством ярких цветов и символов, а музыка зазвучала успокаивающе, словно перезвон колокольчиков, он начал чувствовать, что фантазии отпускают его. Он просто был напуган, вот и все. Если у кого и было на это право, так это у него.
   - Нам нужно возвратиться в Лиссабон, - сказала Нисса.
   - Сейчас?
   - Я имею в виду, когда мы покончим со всем этим.
   - Я думал, тебе надоело это место после выставки.
   - Признаю, что сыта по горло рутиной обучения этих студентов, но потребовалось бы нечто большее, чтобы отвадить меня от Лиссабона.
   - Мне там тоже нравится. Это почти второй дом для Экинья.
   Они вели светскую беседу, Нисса очень намеренно уводила разговор в сторону от всего, что непосредственно связано с Марсом или недавними переживаниями Кану. Они говорили о любимых кафе, ресторанах, ценах на недвижимость в разных кварталах, целесообразности или нецелесообразности аренды, и все это время мчались по Солнечной системе на борту умного маленького космического корабля, внутри пузыря музыки шестисотлетней давности.
   Кану почувствовал какую-то легкость. Он подумал, не подсыпала ли она в какао слабую дозу барбитурата. Возможно.
   Но когда его сны пришли снова, они были ничуть не лучше.
   Он находился в белой комнате, лежа на спине на операционном столе. Он знал это, потому что смотрел на свое собственное тело со стороны, видя его искалеченным и распростертым на стерильной поверхности стола в форме эллипса. Вокруг стола, почти полностью закрывая его, стояло множество хирургических приспособлений. Они тоже были белыми, явно медицинскими, но их индивидуальные функции были ему неясны. Некоторые из них были подвешены на петлях или согнуты, прикрепляя изогнутые части к его изуродованному телу или проталкивая другие части себя сквозь его плоть или в открытые ужасы все еще незаживающих ран. Машины двигались неторопливо. Была срочность, но не спешка. Они присасывались к ранам, и он время от времени слышал треск или вспышку какого-то прижигающего процесса. По всей комнате, на стенах, с почти головокружительной скоростью мелькали диаграммы человеческой анатомии. Они были черно-белыми, нарисованными чернилами, с комментариями на латыни, написанными от руки.
   За пределами этого окружения находилось еще больше машин, самых разных форм и размеров. Там были трубы, толстые и тонкие, белые на белом. За вторым стоял еще один ряд машин, похожих по форме, но в остальном безликих. Они напоминали снеговиков, только были пропорционально тоньше. Кану почувствовал, что его точка зрения, должно быть, исходит от одной из этих стоящих фигур. Он был среди них, оглядываясь на свое собственное тело.
   Он никогда особо не расспрашивал Свифта о точной тяжести его травм, и когда человеческие медики наконец получили возможность осмотреть его, им было трудно с уверенностью сказать, насколько сильно он пострадал. Местами были легко различимы следы хирургического вмешательства роботов. В других был лишь слабый намек на то, что над ним вообще работали.
   Но теперь Кану мог видеть себя, и человеческие останки на операционном столе вызывали у него желание кричать. Это было хуже, гораздо хуже, чем он мог себе представить даже в самых страшных снах.
   Чей-то голос произнес: - Порог сознания.
   Другой: - Предотвратить тенденцию спаек.
   Третий: - Выполнено.
   Второй: - Он не должен просыпаться до завершения.
   Вторым, как он понял, был он сам. И это был не язык, на котором он говорил, по крайней мере, не в человеческих терминах, а скорее быстрый обмен символами, который выполнял ту же коммуникационную функцию.
   Порог сознания. Осталось совсем немного, и тогда он снова будет здоров - или, по крайней мере, достаточно здоров, чтобы с ним можно было поговорить по-человечески.
   Он взглянул на свое белое предплечье. Чистый материал его анатомии обрел текстуру, форму и цвет. Оно стало тканью и плотью - рукой и рукавом, одеянием ученого человека конца восемнадцатого века.
   - Со мной что-то не так, - сказал Кану Ниссе, когда они вместе завтракали, ложкой доставая грейпфрут из миски, и пока они ели, двигатели снова заработали на полную мощность.
   - Несколько плохих снов? Думаю, тебе простительно.
   - Это больше, чем просто дурные сны. С тех пор как я вернулся с Марса, все шло не так, как надо. С самого начала я думал, что со мной все в порядке, но обманывал себя. Я чувствую себя на взводе, не совсем в ладу с происходящим. У тебя когда-нибудь было дежавю?
   - Однажды, но у меня было очень странное чувство, что это случалось со мной раньше. Извини, я вижу, тебя что-то беспокоит.
   - Я не знаю, что это такое. После Танжера стало еще хуже. Что-то вроде постоянного чувства... страха, смятения, предчувствия.
   - Предчувствие? Ты серьезно?
   - Совершенно верно. А потом появляются эти сны. Я не из тех, кто придает значение подобным вещам, Нисса, но когда в моем сне появилось название этого корабля? Это было достаточно плохо, и я не могу легко объяснить это рациональным образом. Но теперь у меня начали появляться воспоминания о том времени, когда я был ранен.
   - Ты был не просто ранен, Кану. Как у тебя могут быть воспоминания о том, что ты был мертв?
   - Не знаю. За исключением того, что они яркие, детализированные, и я смотрю не с точки зрения своего тела. Я вижу, как меня ремонтируют - вокруг стоят машины, обсуждающие состояние моего сознания. У меня бывали кошмары, но никогда таких. Я никогда не видел себя со стороны, едва сознающим себя существом на столе.
   - Хорошо, я могу понять, почему ты беспокоишься. Кто бы не испугался чего-то подобного? Но это все равно всего лишь сны.
   - Я беспокоюсь, что это симптомы. Это ощущение, что я нахожусь не в своем собственном теле - может быть, это говорит мне о том, что что-то не так с подключением моего мозга? Что какое-то глубинное чувство моей собственной идентичности работает не совсем так, как должно?
   - Было бы странно, если бы ты не чувствовал себя немного странно, учитывая все, через что тебе пришлось пройти. Ты потерял друзей и коллег на Марсе, потерял свое призвание и доверие людей, которые важны для тебя. Неудивительно, что что-то сломалось, Кану - иначе ты не был бы человеком. Когда я встретила тебя в Лиссабоне...
   - Я рад, что ты упомянула Лиссабон. Мы столкнулись друг с другом по стечению обстоятельств. Почему это должно заставлять меня чувствовать себя немного странно?
   - Совпадения случаются постоянно. Ты поздно проявил интерес к искусству своей бабушки, а я одна из самых известных специалистов по нему - наши пути пересеклись.
   - Когда мы были женаты, проявлял ли я когда-нибудь большой интерес к работе Санди?
   - Люди меняются. Особенно после того, как с ними случится что-то плохое.
   Кану молчал. Он хотел принять эту версию событий, плавное правдоподобие предлагаемого повествования.
   - Я надеюсь, что это и есть ответ.
   - Чем больше ты будешь зацикливаться на этом, тем более странным будешь себя чувствовать. Ты слишком много думаешь, водяной.
   - Прекрасные слова в твоих устах.
   - Я не из тех, кто скручивает себя в узлы самоанализом и неуверенностью в себе. Послушай, приключение пойдет тебе на пользу. Мы отправляемся на Европу! У нас есть разрешение Консолидации на посадку на лед и попытку контакта с регалами! Как это может не взволновать душу? Отдайся этому, Кану. Впусти немного веселья в свою жизнь.
   Он кротко улыбнулся, хотя она ничего не сделала, чтобы рассеять его сомнения. - Попробую.
   Нисса убрала миску с завтраком. - Я собиралась починить двигатели, но мы можем оставить их на некоторое время. Тебе нужно что-то, чтобы отвлечься от своих мыслей.
   Передача поступила на обычной гражданской частоте и по протоколу шифрования - ничто в ней не указывало на малейший дипломатический подтекст. Она была нацелена на "Наступление ночи", но помимо этого не содержала никаких намеков на ее происхождение или назначение.
   Нисса приняла ее, ожидая, что оно будет от друга или коллеги, возможно, касающееся какого-то аспекта ее текущей кураторской работы. Вместо этого она столкнулась лицом к лицу с человеком, которого она не знала, но который автоматически нес признаки власти, которая приходит только от высокого поста. Он был сер и серьезен, как статуя, и выглядел каким-то измученным, как будто его оставили на улице в такую погоду.
   - Я Евгений Корсаков, - объяснил мужчина, растягивая слоги своего имени, когда Нисса установила двустороннюю связь. - Я был другом... коллегой... Кану Экинья. Мы оба были на Марсе - оба пострадали в результате террористического инцидента. Я хотел узнать, как у него дела.
   Нисса объяснила Кану суть запроса, в то время как ее ответ - что Кану действительно был с ней - медленно возвращался к отправителю.
   - Правильно ли я поступила? Он сказал, что знал тебя на Марсе.
   - Так и было, - сказал Кану, пораженный предчувствием, которое он не мог точно определить. - Он также в значительной степени отвечал за конец моей карьеры.
   - Думаю, что твой несчастный случай во многом связан с этим.
   - Возможно, но Корсаков был первым, кто заявил, что я был запятнан своим опытом. Почему из всех них выжил именно он? - Но безжалостная природа этого чувства оставила кислый привкус у него во рту. Далал, Люсьен... они заслуживали лучшего. - Извини, ты была права, что ответила на звонок, и можешь быть уверена, Корсаков знал, что я здесь, независимо от того, подтвердила ты это или нет.
   - Ты его ненавидишь? - спросила Нисса.
   - Он неплохой человек, просто мы были по разные стороны баррикад. Никогда по-настоящему не сходились во взглядах.
   - У него был обеспокоенный голос.
   - Это-то мне и не нравится.
   Но когда Корсаков заговорил с Кану напрямую, он показался ему достаточно искренним. - Надеюсь, я не нарушил вашу частную жизнь, проследив за вами до корабля Ниссы Мбайе, - сказал мужчина. - Это было легко сделать, вся информация общедоступна - Ниссе, конечно, пришлось указать вас в качестве пассажира в своем плане полета.
   - Конечно, - прошептал Кану в ответ, хотя эти слова никак не повлияли бы на его реальный ответ.
   - Я очень рад видеть, что вы справляетесь со своей жизнью, Кану. После Марса мы опасались худшего. Одно дело знать, что вы выжили, были отремонтированы роботами... но вернуть свой дух, свое ощущение жизни? Это ни в коем случае не было гарантировано. Слышал о вашей доброте к семье Далал. По правде говоря, я ожидал, что вы проведете больше времени на Земле. Я бы подумал, что с вас хватит космических путешествий.
   Кану натянуто улыбнулся, формулируя свой ответ. - Спасибо вам, Евгений. Приятно снова видеть ваше лицо и знать, что с вами все хорошо. Я тронут вашей заботой. Что касается Далалов, то это было самое малое, что я мог сделать. По вашей задержке во времени я вижу, что вы на Луне. Я должен как-нибудь навестить вас. Было бы неплохо наверстать упущенное.
   Он надеялся, что на этом все закончится, но Корсаков еще не совсем закончил с ним.
   - Конечно, вам были бы рады на Луне - да и вообще в любом месте суверенного космического пространства Организации Орбитальных Наций. Судя по вашему плану полета, у вас есть дела на Европе - довольно необычно, если вы не возражаете, что я так скажу. Очень сложно организовать эти разрешения. Могу я поинтересоваться, чем вы там занимаетесь?
   - Искусством, - ответил Кану так кратко, как только осмелился. Затем он снова улыбнулся. - Что ж, Евгений, с вашей стороны очень любезно разыскать меня. И я обязательно свяжусь с вами, когда вернусь.
   - Теперь я за вами слежу, - сказал Корсаков тоном, который звучал достаточно дружелюбно. - От своего старого друга не убежать, Кану.
   Когда все закончилось, Нисса парила напротив него, скрестив ноги. - Что все это значило?
   - Хотел бы я знать.
   - Почему его должно волновать, чем ты сейчас занимаешься? Если это он выгнал тебя с дипломатической службы, разве он уже не получил то, чего хотел?
   - Не думаю, что Евгений полностью удовлетворен моим поведением.
   - Какое ему до этого дело?
   - Понятия не имею. Это очень странно.
   - Ну, вот еще кое-что странное. Ты сказал, он передавал с Луны?
   Кану кивнул. - Он никогда так много не говорил, но временная задержка соответствовала действительности. Почему - ты получила лучшую привязку?
   - "Наступление ночи" умнее, чем он предполагал. Эта временная задержка была подделкой. Он пропускал сигнал через дюжину зеркал, но я все еще могла отследить его истинную точку происхождения. Это корабль, средство обеспечения Консолидации, и он гораздо ближе, чем Луна.
   - В этом нет никакого смысла. Евгений был послом Организации Орбитальных Наций, а не Консолидации.
   - В таком случае, очевидно, ты не единственный, кто начинает новую главу.
   За пределами орбиты Марса они прошли в пределах видимости Хранителя. Кану задавался вопросом, изменила ли Нисса их курс, чтобы сделать это возможным, отыскивая острые ощущения в близкой встрече, что-то, что отвлекло бы их от загадки корабля Консолидации - даже его собственный разум от тревожных снов.
   - Мораторий - это глупость, - говорила она. - Посмотри на размер этой штуки, на силу, которую она, должно быть, содержит. Если бы Хранители не хотели, чтобы мы летали на космических кораблях, неужели кто-нибудь думает, что мы все еще могли бы это делать?
   - Они заставляют людей нервничать, - сказал Кану, когда камеры "Наступления ночи" передали все более четкое изображение инопланетной машины. - Возможно, разумно не делать ничего слишком провокационного, пока мы не получим лучшего представления об их намерениях.
   - Может быть, у них нет никаких намерений - может быть, они просто собираются сидеть в нашей солнечной системе, как камни, пока мы не наскучим себе до смерти, ожидая, когда они что-нибудь предпримут.
   Хранитель был "сосновой шишкой" длиной в тысячу километров, с переплетающимися и перекрывающими друг друга черными гранями, обернутыми вокруг сердцевины светящейся голубой тайны. Теперь в Солнечной системе было одиннадцать Хранителей; некоторые из них находились на орбитах вокруг планет, другие плавали в свободном пространстве. Время от времени они двигались, меняя ориентацию или положение. Они раскачивались, как флюгеры, и скользили с орбиты на орбиту, безмолвно бросая вызов ограниченной человеческой физике. Время от времени луч синего света переходил от одного Хранителя к другому или полностью исчезал из Солнечной системы.
   Они не сообщили ни малейшей информации ни одной из человеческих сил. Чего они хотели, что они разрешили бы, что было запрещено, оставалось в сфере все более и более рискованных предположений. Было ясно только, что они были здесь для чего-то - возможно, для наблюдения или для расчета, который должен был состояться в какой-то момент в будущем.
   Кану был рад, когда их курс начал уводить их все дальше от Хранителя.
   - Никогда не помешает дать им большее расстояние, - сказал он, чувствуя, что ему нужно оправдать свои сомнения.
   - Твои друзья на Марсе чувствовали то же самое?
   - Моими друзьями на Марсе были три человека, двое из которых сейчас мертвы, а с третьим ты уже встретилась. - Но это был более резкий ответ, чем заслуживал ее невинный вопрос. - У меня были хорошие отношения с машинами через Свифта. Это были именно те хорошие отношения, которые Евгений Корсаков не одобрял - он чувствовал, что это равносильно измене моему собственному виду.
   - Экстремально. Но учитывая, что мы так мало знаем о марсианских роботах - кто может сказать, чем они на самом деле занимаются? Как мы можем быть уверены, что они не в тайном сговоре с Хранителями, замышляя наше падение?
   - Поверь мне, это совсем не так. Я провел достаточно времени со Свифтом и другими машинами, чтобы знать, как они относятся к Хранителям, и правда в том, что они так же пребывают в неведении, как и все остальные из нас. Они не чувствуют какого-то отдаленного родства с Хранителями. Те так же чужды и пугающи для Эволюариума, как и для нас.
   - Это ты так думаешь.
   - У тебя с дубом очень много общих генов. Чувствуешь ли ты сильное родство с дубами?
   - И те, и другие роботы, Кану. Попробуй некоторое время смотреть на вещи с нашей точки зрения, а не с их.
   Это было самое близкое к ссоре, до чего они дошли. От Земли до Юпитера было всего четыре дня пути - едва ли достаточно времени, чтобы начать действовать друг другу на нервы. "Наступление ночи", конечно, было невелико, но наличие двух кают означало, что уединения было более чем достаточно, чтобы сдерживать раздражение.
   После их беседы за завтраком Кану был осторожен и больше не поднимал вопрос о своем беспокойстве. Так было лучше. Он позволил ей поверить, что она развеяла его опасения, объяснив их неприятностями его недавнего пребывания на Марсе. И, действительно, Кану был готов признать, что часть его чувств можно было бы объяснить своего рода посттравматическим эпизодом. Но он знал, что за этим кроется нечто большее.
   На третий день, в двадцати четырех часах полета от Юпитера, он был один в своей каюте, когда у него возникла необъяснимая уверенность, что за ним наблюдают; что он делит комнату с молчаливым наблюдателем. Рефлекторно он дернулся, оборачиваясь, и на мгновение ему показалось, что он что-то увидел, фигуру или тень фигуры, краем глаза.
   В любой другой ситуации он с радостью оставил бы это дело позади. Но тут были только Кану, Нисса и ее маленький космический корабль, и между ними и другим человеческим существом не было ничего, кроме миллионов километров вакуума. Если не считать Ниссы, здесь он был еще более одинок, чем на поверхности Марса. И он никогда не был из тех, кто шарахается от теней.
   И все же там кто-то - что-то - было.
   Возможно, это был всего лишь проблеск его собственного отражения в зеркале над его личным умывальником.
   Да, только зеркало.
   Вот и все.
   Но теперь вопрос сам собой выдвинулся на передний план его сознания. Он произнес это вслух, но достаточно тихим шепотом, чтобы его легко было заглушить шумом систем "Наступления ночи".
   - Что вы со мной сделали?
   Потому что теперь его мысли двигались по другой, более темной орбите. Не то чтобы машины на Марсе каким-то образом допустили ошибку, собрав его обратно воедино, повредив часть проводки в его мозгу, но это могло быть сделано намеренно.
   Что все это могло бы соответствовать какой-то цели, о которой он не подозревал.
  

* * *

  
   Через день они достигли Юпитера. Нисса добавила дополнительную мощность в электромагнитные дефлекторы "Наступления ночи", защитив их от наихудшего воздействия магнитосферы Юпитера. Они по-прежнему двигались быстро, превышая нужную скорость примерно на пятьсот километров в секунду, но Нисса снизила ее с помощью аэротормоза, проведя свой корабль сквозь верхние слои атмосферы Юпитера под косым углом. Дорога была настолько ухабистой, как она и предсказывала, но - по ее заверениям Кану - толчки и нагрев были в пределах допустимого, и маневр сократил время полета на много часов. На самом деле он счел этот опыт скорее бодрящим, чем неприятным. К тому времени, когда они снова вышли в открытый космос, их скорость снизилась до приемлемых ста километров в секунду, что более чем достаточно для полетов в пределах системы спутников Юпитера.
   Нисса находилась на летной палубе, подтверждая, что их разрешение на заход на посадку в порядке. Сертификация была сложной и находилась в состоянии постоянной корректировки и пересмотра, с вероятностью того, что она может быть отменена в любой момент.
   - Что-то дает тебе повод для беспокойства? - спросил Кану, вытирая лицо влажным полотенцем. - Я думал, ты предусмотрела все детали.
   - Я тоже так думала, но Консолидация представлена более интенсивно, чем я ожидала. После этого дела с Евгением... как его фамилия?
   - Корсаков.
   - С ним, да. Я начинаю чувствовать себя сбитой с толку. Конечно, я нарушила одно-два правила, но не сделала ничего такого, чтобы заслужить подобное внимание.
   - Я тоже.
   - Ну, конечно, ты этого не делал. - Она бросила на него насмешливый взгляд. - Если только ты мне чего-то не сказал.
   Кану задумался об этом на несколько мгновений. - Я не верю, что эти корабли правоохранительных органов имеют к нам какое-то отношение. Они здесь совсем по другой причине.
   - А интерес Корсакова к тебе? Корабль Консолидации, с которого он вел передачу, тоже здесь.
   - Правда?
   - Да. Я проследила за его траекторией, и вот он. Тебя это не беспокоит?
   - Он, должно быть, занят дипломатическими делами, межправительственной работой. Европа - это постоянная фоновая проблема для всех правительств. Вот почему эти разрешения так трудно оформить.
   - Я долго и упорно боролась за это, Кану. Теперь никто у меня этого не отнимет.
   С приближением к Европе их остановили два корабля службы безопасности Консолидации, зажавшие "Наступление ночи" с обеих сторон. Кану хорошо разглядел официальные транспортные средства - темные корабли в форме акул, по бортам которых светились переплетающиеся полосы эмблемы Консолидации.
   - Если бы до этого дошло, - сказал он, - как ты думаешь, ты смогла бы убежать от них?
   - Может быть, если спуститься на лед. Но когда я вернулась бы, у меня были бы большие неприятности.
   Это была более или менее формальность. Ее разрешение было запрошено, затем запрошено повторно. Несмотря на то, что она подала все необходимые ответы, корабли Консолидации все еще настаивали на подаче сигналов для подтверждения. Кану и Нисса пережили долгие часы ожидания, пока фотоны носились по системе, передавая данные с одного зашифрованного маршрутизатора на другой. Тем временем Нисса попыталась связаться со своим связным в Европе, сообщив им о задержке, но предзнаменования были неблагоприятными.
   - Там, внизу, что-то не так, - сказала она, когда ответ пришел с опозданием. - Последнее, что я слышала, у маркграфа проблемы с пограничным контролем. Я надеюсь, что ситуация не ухудшилась.
   Однако так же внезапно, как и появились, корабли Консолидации остановились. Кану наблюдал, как они удаляются, со смутным чувством негодования. Никаких извинений за то, что задержали их или за то, что потратили впустую часы их времени. Даже без пожелания счастливого пути.
   - Грубо.
   - Планетная геополитика выглядит немного по-другому, когда ты один из маленьких людей, не так ли? - спросила Нисса.
   - Я начинаю к этому привыкать.
   На Европе не было атмосферы, поэтому они могли действовать жестко и быстро до последнего момента. Спутник представлял собой почти идеально гладкую сферу, грязновато-белое глазное яблоко, обезумевшее и испещренное прожилками заживающих стрессовых переломов, но без гор, долин или кратеров. Заброшенные города усеивали равнины Европы, шпили прогибались, а купола трескались, проваливаясь в лед на своих сваях и контрфорсах, как тонущие соборы. Было слишком дорого снова превращать эти холодные, безвоздушные, покрытые радиационным снегом руины в жизнеспособные места обитания. Кроме того, их экономика всегда зависела от городов и рынков, расположенных подо льдом, в теплом, как кровь, океане. Заброшенные города были всего лишь портами входа в скрытое королевство, и теперь в этом королевстве царило беззаконие.
   - Мародеры забрали почти все полезное, - сказала Нисса, когда они низко пролетели над одними из наклоненных руин. Скопление лопастей и причальных башен заброшенного поселения напомнило Кану образ парусного корабля, окруженного паковыми льдами, его мачты и такелаж расположены ближе к горизонту, чем к зениту. И мысль сформировалась сама собой: только лед удерживает этот корабль. Он все еще мог бы снова плыть, если бы только смог освободиться от его хватки.
   - Кану?
   - Мне очень жаль.
   - Я говорила, что мародеры забрали почти все, что мы могли бы использовать в этих городах. Электричество, компьютерные системы, лифтовое сообщение с океаном. В любом случае, лед тронулся. Если эти лифтовые шахты не будут постоянно обслуживаться, лед вскоре разорвет их.
   - Ты ожидаешь, что регалы поднимутся и встретят тебя на поверхности?
   - Нет, они почти никогда не показывают своих лиц.
   - Тогда у тебя проблема.
   - Только если бы я сначала не сделала домашнее задание.
   Нисса заранее выбрала место для посадки недалеко от экватора, где лед был тоньше. Распухшее одноглазое лицо Юпитера господствовало над небом, словно пригвоздив их к месту своим необычным взглядом. Кану предположил, что можно было бы привести доводы в пользу красоты Сатурна, но никак не Юпитера. Он был уродлив, как людоед, и охранял свои спутники с безумной ревностью людоеда.
   "Наступление ночи" опустилось на лед без опор, позволив корпусу принять на себя его вес. Гравитация на Европе составляла едва ли седьмую часть земной, даже меньше, чем на Марсе, и после двух g во время полета к Юпитеру Кану почувствовал себя почти невесомым. От его внимания не ускользнуло, что Нисса высадила их совсем не рядом с каким-либо из пустых городов.
   - Вот тут-то я и начинаю проверять букву закона, - сказала она. - Мы не собираемся нарушать условия моего разрешения, но мы собираемся использовать их таким образом, которого Консолидация не ожидала.
   - Продолжай, - сказал Кану.
   - Мне дали сорок восемь часов наземного времени. Этого было бы достаточно, чтобы войти в океан и выйти из него, если бы лифты работали, но это не так, и Консолидация это знает. Значит, они не верят, что я смогу добраться до моря.
   - С другой стороны, у тебя свои планы.
   Нисса похлопала по креслу, стоявшему рядом с ее собственным. - Пристегнись рядом со мной. Я думаю, тебе понравится эта часть.
   Кану сделал, как ему было сказано, предчувствие и любопытство боролись в нем за контроль над эмоциями. Нисса выбирала навигационные опции, которых он раньше не видел, и за ограждением командной палубы он почувствовал, что корабль занимается каким-то новым срочным делом. Корпус что-то делал. Он почувствовал глухой стук и жужжание приводимых в действие механизмов.
   - Нагревательные элементы во внешней оболочке, - сказала Нисса, привлекая его внимание к одному дисплею. - Они превратят лед в слякоть прямо под нами, и мы начнем проваливаться сквозь него. Однако это будет недостаточно быстро. - Она постучала по другой диаграмме. - Активные тяговые механизмы. Они будут перетаскивать слякоть с одной стороны корабля на другую, затягивая нас все глубже - точно так же, как крот зарывается в почву. Устойчивость по тангажу и рысканию, угол атаки - все под моим руководством. Мы будем делать около метра в секунду на полной скорости.
   Кану был ошеломлен. - Ты превратила свой корабль в туннелепроходческую машину.
   Нисса положила руки на два рычажка управления, которые выступали по бокам ее кресла. - Так что давай прокладывать туннель.
   Она передвинула рычаги управления вперед, и Кану почувствовал, как "Наступление ночи" начинает опускаться в Европу.
  

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  
   Момент исчезновения Хранителя был слишком внезапным и необъяснимым, чтобы принести хоть какое-то облегчение. Вместо этого это ощущалось как прелюдия к чему-то еще, один шаг в волшебном трюке, который еще не завершился.
   В исчезновение начали верить и понимать только после нескольких часов анализа и общения с Крусиблом. Прежде всего, Хранитель вовсе не исчез - он просто удалился с невероятным ускорением, по самым приблизительным оценкам, где-то в районе двадцати миллионов g. Это резко контрастировало с обычным перемещением инопланетных машин, когда они путешествовали по системе Крусибла, но это соответствовало задокументированному способу их возвращения десятилетиями ранее: почти мгновенное появление. Именно таким образом "исчез" Хранитель Чику Грин после его ухода от Крусибла.
   - Мы всегда думали, что у них был какой-то другой способ передвижения, - сказал Мпоси на следующий день после исчезновения, - но одно дело выдвигать гипотезы на этот счет и совсем другое - увидеть это вблизи. Хорошая новость заключается в том, что вспышка радиации, весь этот синий свет, похоже, не причинил нам никакого вреда. Корабль цел. На самом деле, если верить техникам, даже немного лучше, чем в целости и сохранности.
   Ру нахмурился. Он обращался к ним обоим из их троицы, сидевшей за одним из столиков на камбузе. Аппетит Гомы возвращался медленно, задержанный ощущением, что они не совсем выходят за рамки сферы интересов Хранителя.
   - Не понимаю, как это может быть лучше, - сказал Ру.
   - Это наше ускорение: мы расходуем не так много топлива, как ожидали. Что, конечно, невозможно. Но техники перепроверили свои показания.
   Гома взяла перечницу и позволила ей упасть на небольшое расстояние от ее пальцев до столешницы. - Разве у нас не половина g?
   - Немного меньше, - сказал Мпоси, - но мы нисколько не теряем скорости. Что-то помогает нам продвигаться вперед, так что двигатели немного приглушены. Когда мы доберемся до Глизе 163, жизнь станет проще, если нам не придется немедленно бегать по окрестностям, чтобы пополнить наши исходные баки. Даже двигателю Чибеса время от времени требуется немного топлива.
   - В этом нет никакого смысла, - сказала Гома.
   Мпоси был в восторге от того, что одержал верх. - Впереди нас что-то идет. Мы сделали снимок, но качество очень низкое - это на абсолютном пределе нашего разрешения. На Крусибле им повезло не намного больше, поскольку они использовали синтетические данные с устройств мониторинга системы. Но на самом деле нам не нужны более точные данные, не так ли? Очевидно, что это должна быть за штука.
   - Хранитель, я полагаю, - ответил Ру.
   - Ученые спрогнозировали его курс, основываясь на всплеске ускорения. Если он останется неизменным, то может оказаться на той же траектории полета, по которой летим мы. Однако он не опережает нас - он точно соответствует нашему ускорению, сохраняя расстояние между нами примерно в сто пятьдесят миллионов километров.
   Гоме едва не пришлось рассмеяться. Эти цифры - ускорения в двадцать миллионов g, расстояния, превышающие орбиту Крусибла вокруг своей звезды, - были почти до абсурда велики, чтобы утруждать себя попытками осмыслить их. Физика с ее показателями, планковскими длинами и расстояниями Хаббла заставляла ее чувствовать себя ущемленной, как будто она не будет удовлетворена до тех пор, пока не почувствует себя исчезающе незначительной, уничтоженной между крошечным и огромным.
   Со слонами вы знали, где находитесь.
   - Что он делает? - спросил Ру.
   - Есть несколько возможностей. Возможно, расчищает пространство перед нами, как космический снегоочиститель. Космос - это не идеальный вакуум. Если он сохранит эту траекторию, у нас будет гораздо больше шансов достичь Крусибла, не столкнувшись с межзвездными обломками. Затем следует ускорение. Это похоже на то, как если бы мы извлекали выгоду из всего, что делает Хранитель, чтобы заставить себя двигаться - мы попадаем в его поток. Техники хотят провести кое-какие измерения местного вакуума, посмотреть, есть ли в нем какие-то изменения.
   - Это нам помогает? - спросила Гома.
   - Это одно из толкований, - ответил Мпоси, как будто в его обязанности не входило облегчать ее угрызения совести. - Другое - что это случайные выгоды, и что он не знает и не заботится о том, что с нами будет.
   - Но он движется в том же направлении, - сказал Ру. - Это должно что-то значить.
   Гома почувствовала, что ее прежние опасения подтвердились. - Узнаем, когда прибудем на место. Если нам позволят это.
   Через несколько часов всем стало известно, что Хранитель находится впереди "Травертина". Насколько могла судить Гома, другие пассажиры разделяли ее двусмысленные чувства. Было облегчение от того, что их не уничтожили сразу. Однако, учитывая непрозрачность глубинных мотивов Хранителей, было трудно понять, следует ли их утешать или нервировать продолжающимся присутствием инопланетного робота.
   Были некоторые споры о том, как лучше всего использовать преимущество, предоставляемое эффектом скользящего потока. Ру почувствовал, что технические специалисты были слишком осторожны в своем ответе. Если бы они запустили двигатель на запланированном уровне, то могли бы превысить пятьдесят процентов скорости света и добраться до места назначения на несколько лет раньше запланированного срока. С другой стороны, тогда они во многом полагались бы на постоянную помощь Хранителя. Голокорабли, отправлявшиеся в Крусибл, предприняли аналогичную авантюру и были пойманы.
   Гома разделила точку зрения Мпоси, который считал, что лучше придерживаться существующего графика, экономя при этом топливо и ресурс двигателя. "Травертин" не был создан для того, чтобы двигаться быстрее половины скорости света, и превышение этого предела означало бы дополнительную нагрузку на изоляцию корпуса и навигационные системы.
   Точка зрения была оспорена, и решение принимал Крусибл. Сообщения ползли взад и вперед, растягиваясь из-за постоянно увеличивающейся временной задержки. В конце концов вердикт был вынесен, и осторожная точка зрения Мпоси одержала верх. Они использовали бы Хранителя в своих интересах, но не совершили бы ошибку, слишком доверившись ему.
   Это была ошибка человеческого характера - или, возможно, благословение, - что не было ни одной ситуации, которая в конечном счете не становилась бы нормальным положением дел. Все люди на "Травертине" знали, что пройдут столетия, прежде чем они вернутся в Крусибл, если, конечно, там действительно останется мир, который можно будет узнать по возвращении. Однако постепенно их психологическая адаптация завершалась. Теперь корабль был их миром, и им лучше научиться любить его. Большинство нашло способ.
   Так что жизнь на "Травертине" вошла в своего рода комфортный ритм. Мпоси больше ничего не сказал о слухах по диверсии, и Гома довольствовалась предположением, что слухи тихо заглохли. Тем не менее, она предпочла держаться подальше от людей Второго шанса, особенно от Питера Грейва, и благодаря согласию Ру было не так уж трудно выстроить свой распорядок дня вокруг этого принципа избегания. Их разногласия, годы напряженности и разлуки на Крусибле теперь были полностью позади. Они проводили долгие часы вместе в своей каюте, делясь теплом, тишиной и интимностью. Гома начала чувствовать, что наконец-то наступило исцеление, точка, за которой больше не нужны были извинения или отговорки. История и обстоятельства сделали с ними все, что хотели, и они оказались сильнее. Хорошо быть любимой, хорошо любить другого человека - даже в чреве звездолета, устремляющегося в неизведанное пространство.
   Ру и Гома оба проявляли интерес к новостям из слоновьего заповедника, и они разделяли искреннее желание увидеть, как изменилось альфа-стадо после кончины Агриппы. Но со временем Гома обнаружила, что ей приходится работать все усерднее и усерднее, чтобы поддерживать свою интеллектуальную активность. Она почувствовала то же самое и в Ру. Дело было не в том, что они перестали заботиться о слонах, но направление их беспокойства теперь было иным, направленным вовне. То, что происходило со слонами Крусибла, все меньше касалось их - Томас и другие управляли своими делами с предсказуемой эффективностью. Но у Гомы и Ру был шанс предложить некоторую конструктивную помощь танторам, и поэтому флюгер их симпатий качнулся в другую сторону.
   Спустя три месяца путешествия, когда 61 Девы стала не более чем яркой звездой на их пути - и мир, который они знали, превратился в тот же тускнеющий отблеск, - жизнь на корабле начала меняться. Поскольку привод работал стабильно, а Хранитель удерживал свое положение, часть технического персонала уже отправилась в режим спячки. Так же поступили несколько пассажиров, и за неделю их стало еще больше. Это было верно и в отношении Второго шанса, у которых не было иного выбора, кроме как подчиниться "шкатулкам для спячки", хотя (Гома не сомневалась) они рассматривали их как пагубную форму технологии продления жизни.
   Гома и Ру могли свободно уходить в спячку, когда им заблагорассудится, но они еще не были готовы. Общение Гомы с Ндеге становилось все реже по мере увеличения расстояния, но, по крайней мере, связь существовала. Это прекратится, когда она войдет в спячку, и прекратится навсегда. Поскольку время должно было быть выбрано ею самой, она не могла заставить себя принять это решение. При необходимости она могла бы провести годы без сна - рядом всегда был бы кто-то еще для компании, и недостатка в пайках не было бы, - но умереть, не добравшись до Глизе 163, означало бы полностью перечеркнуть цель ее участия в экспедиции. На данный момент она договорилась с Ру, что они будут бодрствовать, по крайней мере, до тех пор, пока "Травертин" не прекратит свое ускорение и не перейдет на гравитацию, генерируемую вращением. Очень мало что могло пойти не так во время рейса, и когда двигатель был бы перезапущен, чтобы снова замедлить корабль, технические специалисты воспользовались бы всеми знаниями, которые они получили на этапе ускорения, что значительно уменьшило бы вероятность катастрофы. Это был хороший план, - подумала Гома. - Им еще не наскучил корабль, они еще не наскучили друг другу и еще не были готовы отдаться сну. И если кто-то из них передумает, спячка будет ждать.
   Но Гоме не нужно было беспокоиться о скуке.
   - Ты помнишь то дело, о котором мы говорили некоторое время назад? - спросил Мпоси.
   Гома осталась с ним наедине. Раз или два в неделю она заглядывала к нему в каюту с кратким светским визитом, часто ухитряясь создать впечатление, что она просто зашла по пути в другое место. Гома заходила в его комнату чаще, чем он к кому-то еще, но она не была склонна делать из этого какие-то негативные выводы. Просто Мпоси был, как обычно, проницателен. Живя в такой замкнутой среде, можно было практически гарантировать, что нервы будут сдавать в течение всей экспедиции. То, что большую часть времени я буду спать, почти ничего не изменит; когда они доберутся до места назначения, им еще предстоят месяцы или годы бодрствования. Учитывая, что даже лучшие друзья могут надоесть друг другу, если слишком долго находятся в одном пространстве, не имело смысла ускорять этот процесс.
   Тем не менее, когда Мпоси пришел навестить ее в тот вечер, сразу стало очевидно, что его настроение было неспокойным.
   - Трудно забыть, - сказала она. - Хотя я надеялась, что это снято с повестки дня.
   - Я тоже, - довольно серьезно ответил Мпоси. - Действительно, начинало казаться, что так оно и было на самом деле. Обновления от Крусибла - подозрение, что первоначальные разведданные были не более чем злонамеренным распространением слухов.
   - А теперь?
   Он втянул воздух сквозь зубы. - Оказывается, в конце концов, в этом может быть доля правды. Некоторое время назад я попросил тебя быть моими глазами и ушами. Ты что-нибудь заметила?
   - Не совсем. С другой стороны, я не лезла вон из кожи, чтобы общаться с Вторым шансом.
   - Мне бы и в голову не пришло винить тебя за это. Но вот в чем дело. Давай предположим, что у кого-то из участников этой экспедиции есть очень реальное желание, чтобы она провалилась, так или иначе. Очень возможно, что кто-то был готов умереть, чтобы достичь этой цели. Когда Хранитель проявил к нам интерес, появился шанс, что диверсанту вообще ничего не нужно будет делать.
   Гома размышляла о перспективе неминуемого уничтожения, которую они все почувствовали, а затем о тревожном чувстве отсрочки казни после исчезновения Хранителя.
   - Ты хочешь сказать, что диверсант надеялся, что Хранитель уничтожит нас?
   - Не надеясь, но, конечно, допуская такую возможность, ожидая увидеть, что произойдет. Зачем рисковать действовать и быть обнаруженным в процессе, если инопланетяне собираются достичь тех же целей? Это не обязательно должно было быть полным разрушением. Из всего, что мы знали - из всего, что знал диверсант, - Хранитель мог просто сбить нас с курса или повредить настолько, чтобы заставить отказаться от экспедиции и вернуться домой. Были все основания затаиться и посмотреть, что произойдет.
   - А теперь?
   - Ситуация стабилизировалась. Хранитель не уничтожил нас, и, похоже, он доволен тем, что находится впереди нас, расчищая нам путь. Между тем, корабль, кажется, работает исправно - достаточно хорошо, чтобы люди уже начали уходить в спячку. Разведданные Крусибла таковы, что диверсанту, возможно, было дано указание возобновить работу в соответствии с первоначальным планом - каким бы он ни был.
   - И ты все еще не знаешь?
   Дверь начала открываться. Гома закрыла ее, так что возвращение Ру было неожиданным.
   Гома нащупывала нить правдоподобного разговора - что угодно, лишь бы создать впечатление, что они просто проводили время, а не обсуждали тайный заговор против экспедиции. Она почувствовала себя парализованной и посмотрела на Мпоси в надежде, что он что-нибудь придумает.
   - Я не помешал? - спросил Ру.
   - Вовсе нет, - сказал Мпоси, поднимаясь, чтобы уйти. - Мы просто...
   - Что?
   - Просто ловлю сплетни, - сказала Гома, как она надеялась, с нужной ноткой беззаботной невинности.
   Ру продолжал смотреть на них. Он открыл дверь, но дальше в комнату не заходил. - Прекрасно.
   - Ру... - начала Гома. - Дело не в том, что...
   Но Ру закрыл дверь, уже направляясь куда-то еще. - Мне жаль... - начал Мпоси.
   - Мы должны были сказать ему. Я должна была сказать ему. Если на этом корабле есть кто-то, кому я доверяю... - Но прежде чем Гома успела закончить свое предложение, она сама уже выходила из комнаты. Дверь за ней закрылась, оставив Мпоси в одиночестве. Ру был почти в конце коридора, вот-вот доберется до одной из лестниц. - Ру! - крикнула Гома. - Остановись, пожалуйста! Ты должен позволить мне объяснить!
   Ру остановился, но когда он оглянулся, выражение его лица было ледяным. - Объяснить что? Почему ты чувствуешь необходимость говорить за моей спиной?
   - Дело было не в тебе!
   Ру начал подниматься по лестнице. На мгновение Гома разрывалась между двумя возможностями - вернуться к Мпоси, чтобы услышать остальное из того, что он хотел сказать, или наладить отношения с Ру?
   Ее решение было столь же импульсивным, сколь и искренним. Мпоси вернется, но она не могла рассчитывать на то, что Ру простит ее, если она немедленно не загладит свою вину. Шаги Ру загрохотали вверх по лестнице, и Гома последовала за ним так быстро, как только смогла.
   Ру не мог долго убегать от нее, и примерно через минуту он остановился, встретив Гому на следующем уровне выше их собственного.
   - Что бы это ни было, меня это не интересует. Я бросил все, чтобы оказаться на этом гребаном корабле. - Ру повысил голос, но это была такая едва уловимая модуляция, что только Гома могла бы это заметить. - Мою работу, мой мир, мою жизнь. И это моя награда? Мы только начали, а уже есть секреты?
   - Пожалуйста, помолчи, - сказала Гома, произнося эти слова с мягкой властностью.
   - Только не говори мне...
   - Нет, - сказала она. - Я расскажу тебе. Это не моих рук дело. Я обещала Мпоси, что не скажу тебе, потому что он попросил меня об этом, и я уважаю его. Речь шла не о том, чтобы что-то скрывать от тебя, а от всех остальных - от остального корабля. - Произнося эти слова, она огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что они были так одиноки, как казалось. - Так что я держала рот на замке, и знаешь что, Ру? Мпоси не шутил. Происходит что-то серьезное - что-то, в чем я не хочу принимать никакого участия, но теперь я знаю об этом и жалею, что не знала, потому что я только начинала привыкать к тому, что нахожусь здесь. И, кстати, все отказались от своей прежней жизни ради этого - включая меня и Мпоси. - Но теперь Гома опустила взгляд, ее негодование иссякло само собой. - Однако он был неправ. Я должна была поговорить с тобой, и мне жаль, что я этого не сделала. На самом деле, учитывая то, что он мне только что рассказал, я бы настояла на том, чтобы поделиться этим с тобой сейчас.
   - Так что же он тебе сказал? - спросил Ру.
   - Мы не можем здесь разговаривать. Будет лучше, если ты услышишь это от Мпоси - я заставлю его рассказать тебе.
   Часть огня Ру теперь тоже угасла. Возможно, он почувствовал искренность Гомы и ее очевидную боль от того, что она вынуждена что-то скрывать от него.
   - Что это?
   - Кто-то хочет причинить нам вред.
   - Кто?
   - Это все, что я знаю. Как я уже сказала, нам было бы лучше поговорить в нашей комнате. Мпоси знает больше - вот почему он пришел ко мне.
   После долгого молчания Ру сказал: - Что бы это ни было, ты должна была сказать мне.
   - Я знаю.
   - Никогда больше. Больше никаких секретов. Понятно?
   - Поверь мне, я усвоила свой урок.
   - Хорошо. - Но Ру положил руку ей на плечо. - Я могу понять, что бы ты чувствовала, если бы Мпоси поставил тебя в такое положение. Гребаный политик - мне жаль, но он все еще такой - они думают, что владеют всеми нами. В основном потому, что они это делают.
   - Если бы он не был моим дядей, возможно, я бы его не послушала.
   - От этого становится только хуже. Полагаясь на верность семьи - играя все ту же старую мелодию Экинья. Когда вы, ребята, придете в себя?
   - Я уже это сделала, - сказала Гома.
   - Мне понадобится гораздо больше доказательств в этом. Как долго это продолжается?
   - Еще до появления Хранителя.
   - Черт.
   - Все не так плохо, как кажется. Мпоси упомянул об этом один раз, а потом, казалось, все стихло. Я почти перестала думать об этом. Это чистая правда.
   - До сих пор?
   - Он получил кое-какие новости - вот почему мы разговаривали.
   Они вернулись в свою комнату, напряжение между ними уменьшилось, но все еще оставалось, и Гома чувствовала, что ее отделяет всего одна ошибка от того, чтобы никогда больше не быть прощенной. И, возможно, это было оправдано, потому что Ру наверняка заслуживал лучшего.
   У их двери Гома поняла, что вышла из комнаты в такой спешке, что - вопреки своему обыкновению - не застегнула браслет. Однако у Ру он был, и дверь перед ними открылась.
   Но Мпоси уже исчез.
   - Он сказал, что хочет меня о чем-то известить, - сказала Гома.
   - И, возможно, решил, что нам нужно немного побыть наедине после того маленького инцидента. В любом случае, уже поздно, и я устал.
   - Думаю, я пойду и повидаюсь с ним.
   - Что бы это ни было, это может подождать до утра.
   Ру, конечно, был прав, и Гома была не в настроении искать что-то еще для спора. Она согласилась с этим, устало кивнув, радуясь, что, по крайней мере, они вернулись в свою комнату и разговаривают. Завтра она поговорит с Мпоси, и все будет хорошо.
  

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  
   Толщина льда составляла двадцать километров; двадцать тысяч секунд спуска, как только корабль Ниссы достиг заданной скорости снижения по вертикали. С первого момента погружения, когда растаявший лед закрывал иллюминаторы и камеры, было не на что смотреть, кроме графиков и цифр на дисплеях кокпита, отслеживающих их прогресс. По большей части они направлялись прямо вниз, но время от времени Нисса огибала какой-нибудь скалистый или металлический предмет, погребенный во льду, предпочитая осторожность браваде. - Здесь, внизу, целые корабли, - сказала она с каким-то благоговейным трепетом в голосе. - Они совершили аварийную посадку и начали протаивать лед, хотели они того или нет. Они все еще будут здесь, когда солнце поглотит Марс!
   Через некоторое время Нисса почувствовала, что может положиться на автопилот. Она не спала с тех пор, как они прибыли на Юпитер, и хотела быть как можно более бдительной, когда они пройдут через лед.
   - Мы выйдем изо льда еще через два часа, если радар не засечет что-нибудь, что нам нужно будет обойти. Тебе тоже следует немного отдохнуть. Мы, маленькие бобры, будем заняты, как только прорвемся, и наши сорок восемь часов закончатся раньше, чем ты успеешь оглянуться.
   Она имела в виду сон, а не два часа занятий любовью. Согласившись с выдающимся здравомыслием этого предложения, Кану удалился в свою каюту. Он сомневался, что сможет проспать целых два часа, но решил извлечь максимум пользы из того, что ему предлагали. По сравнению с глубоким космосом теперь все было перевернуто, верх и низ, а шум нагревательных и тяговых устройств был громче и менее регулярным, чем в полетных системах. Но он приспосабливался к одним обстоятельствам так же легко, как и к другим.
   - Пора.
   Голос был чистым, тихим и совершенно безошибочно принадлежал ему.
   Кану застыл - каждое сомнение, каждая дурная мысль подтвердились в этом единственном невозможном высказывании. Он был один в своей комнате, Нисса, несомненно, уже спала в своей. Непосредственного ощущения чужого присутствия в комнате не возникло. Но он знал, как звучит голос его собственных мыслительных процессов, и это было совсем по-другому. Акустический и пространственный сдвиг, слуховая информация поступает в его мозг по обычным сенсорным и нейронным каналам, как если бы ее прошептали ему на ухо.
   - Я сказал, пора.
   Он прошептал в ответ: - Я слышал тебя.
   - Тебе не обязательно говорить вслух. Это очень быстро стало бы неловким. Просто четко продумай свои ответы. - Голос умолк - почти как будто давая ему время привыкнуть к его присутствию. - Как много ты понимаешь или помнишь?
   - Я помню Марс. Я помню, как чуть не умер на Марсе. Все дело в этом, не так ли?
   - Конечно.
   - Вы что-то сделали со мной. Я чувствую то же самое уже несколько дней. Вы что-то вложили в меня, каким-то образом изменили. Моя встреча с Ниссой - это никогда не было совпадением, не так ли?
   - Если ты марионетка, Кану, то должен знать своего кукловода. Не окажешь ли ты мне небольшую услугу?
   - Оказать услугу тебе?
   - Ладно, тогда нам обоим. Подойди к своей личной раковине и включи горячую воду, пока зеркало не запотеет. Ты можешь сделать это для меня?
   Конечно, он мог бы. Если бы это означало получить ответ или даже только начало ответа, он бы согласился. Он позволил зеркалу запотеть, сделав его отражение серым.
   - Теперь - тщательно и аккуратненько - нарисуй на стекле равносторонний треугольник плоской стороной вниз. Встань точно перед треугольником и ни на что больше не смотри.
   - Почему?
   - Это визуальный мнемонический триггер. Твои воспоминания откроются в свое время, но это ускорит процесс. Сделай это, Кану. Что тебе терять?
   Он сразу узнал эту комнату. Это было место, где Свифт впервые позволил ему увидеть свет, и где он впервые узнал о смерти Далал и Люсьена. Он вспомнил, как сидел в кресле, а за окном открывался вид на город роботов.
   Теперь он снова сидел в кресле. Однако на этот раз была разница: он смотрел на себя, видел свое тело со стороны.
   Увидев себя, он снова осознал это с точки зрения Свифта - как во сне об операционной.
   - Это сложно. - Версия его, сидящего в кресле, обращалась к версии, преследующей его собственную память.
   - Очень сложно и очень деликатно, но нам нужно прояснить основные факты, прежде чем мы пойдем дальше. Что-то плохое случилось с тобой на Марсе. Назови это террористическим актом, назови это глупым несчастным случаем. В любом случае, машины этого не проектировали. Но на самом деле никогда не бывает никаких случайностей, только непредвиденные возможности.
   - Кто я такой?
   Сидящий двойник его самого поднял руку, призывая к молчанию. - Я - это ты. Я - это ты до того, как некоторые из твоих воспоминаний были намеренно заблокированы от сознательного вспоминания. Это для того, чтобы ты мог покинуть Марс и пройти проверку наших коллег, прежде чем благополучно вернуться на Землю. Это твой выбор. Мой выбор. Наш выбор.
   У Кану была сотня вопросов, но он позволил оратору продолжать.
   - После несчастного случая, но до твоего возвращения в посольство, Свифт кое-что тебе доверил. Свифт раскрыл тебе знания, полученные Эволюариумом, знания потенциально дестабилизирующего характера. Должен ли я напомнить тебе о том, что сказал тебе Свифт, Кану? Тогда вкратце. Машины перехватили сигнал из глубокого межзвездного пространства. Никто здесь не знает об этом - пока - потому что он никогда не был нацелен на нашу солнечную систему. Сигнал был направлен примерно на Крусибл, у 61 Девы. Его точка происхождения, насколько это возможно определить, находится в другой солнечной системе, примерно в семидесяти световых годах от Крусибла. Эта система называется Глизе 163. Это никогда не представляло интереса ни для вас, ни для машин, ни для кого-либо еще. Ни одна человеческая экспедиция и близко к нему не подходила. И все же кто-то там отправил сообщение, и это сообщение было адресовано Крусиблу, и сообщение, судя по всему, срочное.
   Выступающий позволил себе помолчать, прежде чем продолжить.
   - Ты, возможно, удивляешься, как эта информация попала в Эволюариум. Разве Эволюариум не должен быть помещен в карантин на Марсе, лишенный доступа к остальной Вселенной? Все это правильно, но это недооценивает изобретательность таких существ, как Свифт. Машины никогда не устанавливали физического присутствия за пределами Марса. Но их способность получать информацию? Это значительно превосходит даже самые лучшие оценки Консолидации. Когда они собирали тебя обратно, Кану, машины допустили несколько преднамеренных ошибок просто для того, чтобы их работа не выглядела слишком идеальной!
   Фигура рассмеялась, выпрямляя спину на сиденье.
   - Я не хотел проявить неуважение. Я же не мог так неуважительно относиться к себе, не так ли? В любом случае, суть в том, что машины способны подключаться к очень разветвленной информационной сети с периферийными ответвлениями, простирающимися вплоть до Крусибла. И они узнали о существовании этой передачи еще до того, как она достигла разведывательных сетей любой из крупных держав в этой Солнечной системе, включая наш любимый морской народ Кану - даже их всеведению есть пределы.
   Кану никак не мог взять в толк, к чему все это клонится.
   - Само существование этого сообщения было бы достаточно удивительным, - продолжало его теневое "я", - особенно учитывая, что сообщение составлено в человеческих терминах, для человеческого понимания, потому что, во-первых, там не должно быть никого, кто мог бы отправить сообщение! Но здесь есть более глубокая тайна и прямая причина, по которой это сообщение представляет особый интерес для наших друзей на Марсе. Они думают, что это могла отправить другая машина. И вероятная личность этого искусственного интеллекта также должна представлять для вас особый интерес, поскольку существует прочная семейная связь. Нужно ли мне объяснять это по буквам?
   - Юнис, - выдохнул Кану.
   Он вспомнил выставку в Лиссабоне, сконструированную имитацию его прапрапрабабушки, возведенную на стеклянный трон. За исключением того, что то, что он видел, было копией копии, а не самим конструктом. Согласно аннотации, никто не знал, что стало с настоящей вещью.
   - Если верить слухам, - продолжал диктор, - настоящий конструкт - незаконная, нелицензионная имитация Юнис Экинья - спрятался на борту одного из голокораблей и отправился в Крусибл. Затем, вскоре после заселения, он снова исчез. Слухи - как и прежде, делайте с ними что хотите - гласят, что он был похищен Хранителями, унесен в межзвездное пространство или взят в рамках какого-то соглашения в обмен на заселение и исследование Крусибла. В любом случае, существует прямая связь с инопланетянами. И теперь что-то всплывает вокруг Глизе 163, но вместо того, чтобы объявить о себе вселенной, оно предпочитает общаться только с Крусиблом.
   Фигура заерзала на стуле. - Не знаю, как ты, но я придаю некоторое значение этим слухам. Наша другая мать - во всяком случае, одна из наших других матерей - тоже была вовлечена в это предполагаемое дело с Хранителями. Они ведь взяли с собой и Чику Грин. Конечно, это имеет для тебя какое-то значение? Как бы то ни было, Эволюариум заявил о своей заинтересованности. Коллективное сознание машин теперь должно столкнуться с возможностью того, что где-то может существовать другой искусственный интеллект, достаточно древний, чтобы предшествовать падению Механизма. Более того, все это связано с личностью женщины, которая, возможно, в одиночку инициировала создание Эволюариума. Машины не верят в богов, Кану, но если бы они верили, она была бы хорошим кандидатом. Естественно, они хотели бы знать, что происходит вокруг Глизе 163. Вот тут-то и вступаем в игру мы.
   - Мы?
   - Твои травмы, безусловно, были печальным результатом террористической деятельности, но инцидент также предоставил возможность. Ты все еще тот, кем был, но теперь ты служишь двум хозяевам. Когда машины переделывали твою нервную систему, они закодировали в тебя крошечную часть самих себя. Не с помощью имплантов - это было бы слишком грубо и легко обнаружить, - а с помощью реальной топологической карты вашего уникального коннектома. В человеческом мозге всегда была большая избыточность, Кану. Теперь часть этого избыточного материала была кооптирована и передана Эволюариуму. Ты носишь часть этого внутри себя, влияющую на твои действия и намерения. Влиять, а не определять - у тебя по-прежнему есть свобода воли, но эпицентр твоих симпатий сместился. Ты не стал предателем человеческого рода, но отныне интересы машин будут иметь для тебя не меньшее значение. Ты стоишь между двумя мирами, Кану.
   Кану почувствовал немедленное внутреннее отвращение, но также и своего рода облегчение оттого, что теперь у него было объяснение своему ощущению растерянности. Он не был ни сумасшедшим, ни травмированным - во всяком случае, не больше, чем можно было ожидать, учитывая его тяжелое испытание.
   Но то, что с ним сделали, все равно было глубоко неправильным.
   - Вот что важно, - сказал говоривший. - Такое положение дел не было тебе навязано. Это было достигнуто по взаимному согласию. На ранних стадиях твоего выздоровления - задолго до того, как ты вспомнил, что пришел в сознание, - Свифт объяснил тебе природу кризиса, как послание относится к машинам, Хранителям и нашему предку. Как им не терпится узнать больше - не терпится откликнуться, - но они не могут поделиться этой информацией с консервативными правительствами Солнечной системы, которые боятся машин. Свифт предложил решение: использовать тебя в качестве средства, с помощью которого машины смогут распространить свое влияние за пределы Марса. Ты становишься их средством передвижения и их агентом, Кану. Вы оба понимали, что это будет концом твоей дипломатической карьеры. Но на самом деле это было благословением, поскольку это ускорило бы твое возвращение на Землю - и дало бы тебе возможность привести в действие вторую часть плана. Европа - это ключ к разгадке. Европа всегда была ключом к успеху. Тебе нужно было только найти способ добраться сюда, способ проникнуть под лед. Но ты уже решил эту конкретную проблему на Марсе. Тебе просто нужно было воссоединиться с Ниссой Мбайе, на которой ты когда-то был женат...
  

* * *

  
   Они пробили кору точно по расписанию. Он сидел с Ниссой на командной палубе, ожидая, когда радар начнет обнаруживать неминуемый переход от льда к воде.
   - Достаточно освежился? - спросила Нисса.
   На мгновение Кану заколебался, готовый признаться.
   Было бы приятно облегчить душу - покориться ее пониманию и прощению. Но если его недавно обнаруженные воспоминания были верны, он пришел сюда не просто так. Если бы его признание заставило Ниссу повернуть назад, он бы ничего не узнал о себе, ничего о более грандиозных целях машин. Он должен был еще немного скрывать правду.
   - На самом деле, - ответил он, презирая себя, - я никогда не чувствовал себя лучше.
   - Хорошо, потому что часы тикают с тех пор, как мы приземлились. Я проверяю закон, но не хочу его нарушать, особенно с учетом такого мощного присутствия Консолидации на орбите. Чтобы вернуться на поверхность в оговоренный срок, нам нужно будет иметь достаточно времени, чтобы снова прогрызть лед. - Она работала с приборами управления, готовясь к переходу с режима проходческой машины на подводную лодку. - Мы будем продвигаться быстро и вглубь, и нам нужно преодолеть несколько сотен километров, чтобы достичь нашей цели. - Она посмотрела на него с внезапным нетерпением. - Как глубоко ты когда-либо погружался на Земле? Может быть, километров десять?
   - Только в качестве пассажира. Гораздо меньше своими собственными силами.
   - Мы спускаемся гораздо дальше - более ста километров вертикального спуска. Я знаю, это звучит невероятно, но это Европа, а не Земля, и давление нарастает гораздо медленнее. Мы достигнем максимального давления примерно в двести мегапаскалей - вполне в пределах прочности корпуса на сжатие.
   - Я искренне надеюсь на это, - сказал Кану, ни на секунду не усомнившись в ее словах.
   Она быстро улыбнулась в ответ. - Что ж, если я ошибаюсь - это будет быстро.
   Ни один случайный фотон звездного света не пробился сквозь двадцатикилометровую ледяную корку. "Наступление ночи" теперь плыло, его движение было более плавным, чем когда он прокладывал туннель. Угол их снижения был меньше, и единственным звуком, выходящим за рамки обычных систем жизнеобеспечения, было жужжание водяных двигателей. Они могли бы находиться в самом совершенном беззвездном вакууме, дрейфуя между галактиками.
   - Нисса, - сказал он. - Мне кое-что нужно...
   - Ты не можешь избавиться от своих тревог, водяной, хотя бы на несколько часов?
   - Нет, я так не думаю.
   И это была первая вспышка настоящего раздражения.
   - Что тебя сейчас беспокоит?
   - Больше, чем у нас есть времени охватить в данный момент. Эта твоя цель - не могла бы ты рассказать мне о ней немного подробнее? Я понимаю, что ты хочешь держать все как можно ближе к сердцу, пока мы не доберемся сюда, но сейчас мы на Европе. Разве я не должен знать полную картину?
   Нисса тихонько вздохнула и вызвала карту поверхности Европы, открытую, как апельсин. - Мы здесь, - сказала она, тыча пальцем. - Все эти точки - заброшенные города. Заброшенный, конечно, не значит пустой. - Ее палец скользнул к кучке развалин, остановившись на одной раздутой точке. - Это Подземье. Это было одно из крупнейших подводных поселений до падения - экономика-пузырь, балансирующая на грани того, что было законным или этичным в других частях системы. Ты можешь понять, почему это понравилось бы твоей бабушке.
   - У тебя есть доказательства, что Санди была здесь?
   - Железобетонные. Я видела бумажные следы. Когда финансы вашей семьи пошли на спад, похоже, они попытались перевести большую часть своих наиболее сомнительных активов в независимую кредитную систему Подземья. Предполагаю, что Санди была достаточно проницательна, чтобы пожелать сохранить и свое искусство.
   Кану медленно кивнул. - Ты права. Меня бы нисколько не удивило, если бы она разместила здесь некоторые из своих работ. Во всяком случае, она бы не хотела, чтобы рынок был наводнен ее работами после ее смерти.
   - Я рада, что ты одобряешь мою теорию. Было бы немного обидно ошибиться.
   - Я так не думаю. Но подозреваю, что в Подземье может быть что-то еще.
   Нисса снова повернулась к нему лицом. - Это как-то связано с Санди?
   - Сомневаюсь, что она была бы непосредственно осведомлена об этом. Скорее всего, это было инициировано следующим поколением - моей матерью, ее современниками. У них было бы время и знания.
   - Время и знания для чего?
   - Нисса, пришло время мне поговорить откровенно. Это не то, что ты думаешь - происходит нечто гораздо большее. Ты приехала в Европу под каким-то предлогом, но и я тоже - в конце концов, наша встреча не была случайным совпадением.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я всегда знал, что ты будешь в Лиссабоне, и что был хороший шанс, что мы встретимся.
   - Нет, - решительно сказала она. - Я была там. Я видела твою реакцию. Ты был удивлен не меньше меня.
   - В то время я верил, что это было настоящее совпадение.
   Они спустились на двадцать километров с тех пор, как пробились сквозь лед, - глубже, чем в любой части земных морей, - и бездонные черные глубины все еще лежали под ними. Из корпуса не доносилось ни звука жалобы, поскольку он выдерживал плавно нарастающие нагрузки.
   - Только вчера, - сказала Нисса, - ты сказал мне, что чувствуешь себя не совсем хорошо. Я заверила тебя, что этого следовало ожидать, и отмахнулась от твоих опасений, но теперь очевидно, что была неправа, за что приношу свои извинения. Мне следовало прислушаться к тебе. Но мы на Европе, потому что я решила приехать сюда в поисках искусства. Не из-за какого-то грандиозного заговора, в который ты меня втянул. Сможешь ли ты усвоить эту простую истину в течение нескольких часов?
   Кану закрыл глаза, снова открыл их, надеясь, что мир поступил бы достойно и превратился в менее проблемную версию самого себя.
   - Я хочу этого.
   - Так что сделай мне одолжение и попробуй. Скоро появятся несколько плавучих сооружений, которые мы прорежем, чтобы сэкономить время. Мы можем расшевелить нескольких регалов, когда будем проплывать мимо, и я не хочу отвлекаться, если это произойдет. - Затем добавила вполголоса: - Четыре дня дома обещают быть интересными.
   Не было никакого смысла прятаться. Прожекторы "Наступления ночи" со всех сторон освещали окружающую воду, превращая маленькое судно в рыбу-фугу с неоновыми шипами. Ниссе было все равно, кто узнает о ее прибытии, главное, чтобы она не напугала неосторожных.
   Они обнюхивали нависающие темные сооружения, все еще прикрепленные ко дну океана, по большей части овалы или сферы, нанизанные на тросы, как безделушки. Каждая из руин была достаточно велика, чтобы считаться самостоятельным городом, и действительно - согласно картам и записям - многие из них были автономными анклавами, пузырями внутри пузыря, исследующими свои собственные окраины экономики края.
   Нисса по праву нервничала. Там были горячие точки и перепады давления, свидетельствующие о недавнем или продолжающемся заселении. Кану почувствовал, как напряжение покидает ее.
   - Они говорят о регалах так, как будто они - одно целое, - сказала она, продолжая комментировать, как будто это было единственное, что удерживало их обоих на грани здравомыслия. - По правде говоря, здесь около сотни различных фракций, и большинство из них ненавидят друг друга больше, чем нас.
   - Кто твое контактное лицо? Что ты надеешься обменять на эти произведения искусства?
   - Мой контакт - маркграф. Что касается рычагов воздействия - деньги здесь бесполезны. Нет никаких экономических связей с остальной частью системы, нет возможности вводить или выводить кредиты. - Но потом она кое-что заметила. - О, что это?
   - Покажи мне.
   - Движение. Теплые предметы. - Она постучала пальцем по пятну тепловых сигнатур, появляющемуся из трещины в одной из привязанных структур.
   Тепловые сигнатуры были регалами, но двигались слишком быстро, чтобы плыть своим ходом. Их было около дюжины, организованных в эскадрилью, похожую на наконечник стрелы. Датчики "Наступления ночи" засекли беспилотные летательные аппараты, которые они использовали для приведения в движение, каждый регал использовал свою машину. Конечно, они умели плавать - у всех регалов были хвосты и ласты, а не ноги, - но машины всегда были быстрее. Они были вооружены и бронированы, но все это выглядело самодельным, собранным из технологического хлама и обломков - добытых лакомых кусочков того, что когда-то было процветающей экономикой подводных лодок.
   - Люди маркграфа?
   - Возможно. Мы более или менее находимся в сфере его юрисдикции.
   - Что-то в твоем голосе нет уверенности.
   - Мне сказали, что со мной не свяжутся, пока мы не доберемся до самого Подземья.
   - Сможем ли мы оторваться от них?
   - О, легко. Хотя это ничего бы нам не дало. Если вы не ведете дела с регалами, вы не ведете дела ни с кем другим.
   Регалы несли свои собственные фонари. У них были светящиеся палочки и светящаяся краска, часть которых мерцала и менялась таким образом, что напомнила Кану о психоактивных граффити Санди. Их подводная броня была покрыта рогами и лезвиями. У них также было длинное, похожее на копье оружие со спусковыми крючками и газовыми баллончиками.
   Нисса позволила им приблизиться. Она не увеличивала скорость "Наступления ночи" и не предпринимала действий по уклонению. Точно так же она не отклонилась от их первоначального курса.
   Регалы разделили свой строй и окружили корабль Ниссы. Им не составило труда выровнять темп. Кану услышал лязг и глухие удары, когда они небрежно ударялись о корпус, за которыми последовал скрежет острия длинного копья или гарпуна, проводимого по всей длине корабля.
   - Это запугивание, - сказала Нисса. - Вот и все.
   Внезапно перед окном командной палубы встал регал, вцепившись в него присосками размером с тарелку. Теперь Кану было гораздо лучше видны его броня и снаряжение. Это было очень мускулистое существо, с мощным хвостом и туловищем, сильными на вид руками, широкими перепончатыми кистями и почти без шеи. Было трудно разглядеть его лицо за частично закрывающей нос и рот маской, которая, как он предположил, была либо дыхательным аппаратом, либо частью какой-то системы забора воды и насыщения кислородом. Его глаза были скрыты защитными очками на ремешках, вдавленными в тесто его лица, как два черных яйца. Его видимая кожа, там, где ее не прикрывала броня, была грязновато-белой или бледно-зеленой.
   Регал отстегнул от своего пояса что-то похожее на уменьшенную версию всасывающих зажимов, которые он прижал к стеклу, прежде чем вставить две трубки в отверстия по обе стороны своего черепа. Затем он снял с пояса еще один предмет, металлический конус, и сильно прижал его открытый конец к стеклу. Кану вздрогнул, когда регал наклонил свое лицо к узкому концу конуса.
   Сквозь стекло доносились неясные, водянистые звуки. Это был язык, возможно, даже один из распространенных языков, но искаженный до неузнаваемости культурной изоляцией и неприступной физикой этой среды. Кану показалось, что он смог разобрать одно-два слова на том, что могло быть на суахили - идентификация, океан, отчуждение, гнев, - но было очень трудно быть уверенным. Он начал открывать рот, но Нисса предостерегающе подняла руку.
   - Теперь они могут слышать нас через этот стетоскоп, - тихо сказала она. Затем, проецируя свой голос с театральной четкостью: - Я Нисса Мбайе. Я приехала в Европу по мирному бизнесу на основании разрешения Консолидации. Маркграф Подземья ожидает меня. Могу я получить безопасный проход?
   Пришел ответ. Для ушей Кану это было не более понятно, чем первое. Но Нисса, должно быть, подготовилась к диалогу с регалами.
   Говоря только для ушей Кану, она сказала: - Они говорят, что маркграф не хочет со мной разговаривать, так что я зря трачу свое время.
   - Это хорошее начало.
   - Они также говорят, что рады, что я трачу свое время впустую, при условии, что заплачу дань или пошлину за проезд через эту часть океана.
   - Ты ожидала, что придется платить пошлину?
   - Я предвидела это требование. - Нисса перешла на более громкий тон. - Для меня большая честь отдать дань уважения. Я открываю свой задний грузовой люк. Пожалуйста, берите все, что пожелаете, с моим уважением и благодарностью.
   Она заставила люк пружинисто открыться. Кану молча наблюдал за ней, впечатленный ее подготовленностью. Регал отсоединил свой стетоскоп и отстегнулся, затем проплыл вокруг корабля, чтобы присоединиться к своим товарищам у грузового люка. Стук и царапанье в том районе усилились.
   - Что ты принесла? - спросил Кану.
   - Лекарства. Витамины и пищевые добавки. - Но в ее голосе он услышал трепет. Все это было очень хорошо - рассуждать о том, что регалы сочли бы приемлемой данью уважения; совсем другое дело было проверить эту идею на практике.
   По корпусу раздались сердитые удары и стуки.
   - Они могут причинить нам вред?
   - Возможно, заклинить двигатели и рулевое управление. Перекрыть вход водяного охлаждения. Больше ничего.
   - Это уже звучит достаточно плохо.
   Выражение лица Ниссы напряглось. Главный регал вернулся к окну, держа в руке пригоршню маленьких белых таблеток, которые уже начинали растворяться в воде. Регал размял размокшие таблетки и постучал размятыми остатками по стеклу. Он пролаял в воду какое-то ругательство, звук был достаточно сильным, чтобы донестись до Кану даже без говорящего конуса. Затем он дернул хвостом и исчез в воде.
   Стук и царапанье стихли. Еще один или два удара, пренебрежительный финальный лязг, и затем они освободились от регалов.
   - Мы прошли или потерпели неудачу?
   - Если бы мы потерпели неудачу, то знали бы об этом, - сказала Нисса. - Это просто их способ дать мне понять, будто они были щедры, и мое предложение на нижнем пороге того, что они считают приемлемым.
   Она прикоснулась к кнопке управления, и оконное стекло очистилось само собой. Регалы отбыли. Они снова были одни, продолжая погружаться все глубже в океан. Кану не позволял себе расслабляться - слишком многое было у него на уме для этого, - но они преодолели одно препятствие, и изобретательность Ниссы заставила его надеяться, что они смогут преодолеть и другие, если они возникнут. Он предположил, что если все остальное не сработает, у них всегда будет возможность пробурить обратный путь из Европы. Регалы не были бы настолько глупы, чтобы пытаться держать их в заложниках... или все же стали бы?
   Но они успели пройти лишь еще несколько километров, приближаясь к Подземью, когда их фары высветили знакомое лицо в маске и очках, поднимающееся из воды перед ними, словно для того, чтобы преградить им путь.
   - Нет, - сказала Нисса, на этот раз со злостью. - Мы заключили сделку. У нас была договоренность!
   Но ее опасения были неуместны. Конечно, это был тот же самый регал, но у него не было настоящего тела, сопровождающего его лицо. Голова регала была отрублена и насажена на пику.
   Держа пику, перед ними парило еще одно человекоподобное водное существо. На нем не было огней, и его преимущественно черные доспехи были одновременно более функциональными и менее показушными, чем у предыдущих регалов. На взгляд Кану, это выглядело не менее опасным или неприступным.
  

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  
   Гома, как обычно, встала рано, а Ру все еще крепко спал на своей половине кровати. Она спала урывками, зная, что ее разум не успокоится полностью, пока не восстановит нить прерванного прошлой ночью разговора. Не желая беспокоить Ру, она тихо умылась и оделась, прежде чем выйти из комнаты. Она подошла к одному из буфетов и налила себе кофе. Кухня была пуста, и по пути туда она почти никого не встретила. Освещение на "Травертине" все еще было приглушено до ночного уровня, что побуждало экипаж продолжать придерживаться дневного режима сна. Теперь корабль был окрашен во все оттенки коричневого и янтарного, и в нем было так тихо, как только может быть на космическом корабле. Второстепенные системы жизнеобеспечения были частично выведены из эксплуатации или полностью отключены, и шум двигателя, передаваемый через обшивку корабля, сводился лишь к отдаленному, похожему на водопад реву, убаюкивающему, как генератор белого шума.
   Однако Мпоси наверняка проснулся бы. Он был человеком крайне привередливых привычек и всегда вставал и работал раньше всех остальных. Конечно, у него больше не было обязанностей, связанных с его политической жизнью в Крусибле, давления и обязательств, связанных с высоким постом. Но он найдет достаточно дел, чтобы занять себя, где бы он ни находился, и Гома знала, что в настоящее время его мысли заняты делом диверсанта. Нет, Мпоси уже наверняка проснулся и, вероятно, хотел бы возобновить их разговор.
   Когда кофе немного прояснил ее мысли, Гома прошлась по кораблю, пока не добралась до каюты Мпоси. Она тихонько постучала в дверь, не желая беспокоить никого в соседних каютах, предполагая, что они заняты.
   Она подождала приличное время, затем постучала снова.
   Напрашивались две возможности: Мпоси крепко спал или уже покинул свою комнату. Она рискнула нанести более сильные удары, но Мпоси все равно не отзывался.
   Прекрасно: он уже был на ногах.
   Гома поискала в очевидных альтернативах - кухни, комнаты отдыха и общественные помещения, - но по-прежнему не было никаких признаков присутствия ее дяди. Она пошла в спортзал и обнаружила, что там пусто. На всякий случай она проверила медицинский отсек, но внутри помещения со стеклянными дверями никого не было.
   К тому времени, когда она вернулась в свою каюту, Ру сонно проснулся.
   - Насчет прошлой ночи...
   - Я не могу найти Мпоси.
   Ру прищурил свои все еще сонные глаза. - Где ты искала?
   - Почти везде. Никаких следов ни в его каюте, ни где-либо еще.
   - Остается еще много мест на корабле, куда мы с тобой не сможем попасть.
   - Я знаю. Но Мпоси тоже не должен иметь возможности попасть в них, по крайней мере, без специального разрешения.
   К Ру возвращалась некоторая настороженность. Он потер уголки глаз и осмотрел ее с сонным восхищением. - Для чего ему нужно было бы отправиться к Гандхари. Ты хочешь с ней поговорить? Насколько нам известно, они с Мпоси, возможно, уже сидят в одной каюте.
   - Я бы слышала, - сказала Гома, не особенно настроенная на юмор. - Давай пока оставим ее в покое. Я беспокоюсь за него, но не хочу сеять ненужную панику.
   - Ты уже выглядишь запаниковавшей.
   Это было правдой, но Гома закрыла глаза и заставила себя успокоиться. - Он не мог никуда уйти. Это корабль, и здесь не так уж много мест, где он мог бы быть. Наверное, я скучала по нему. Мы сами все тщательно обыщем, прежде чем отправимся к капитану.
   - Это займет некоторое время. Нам лучше разделиться по секциям и встречаться в нашей комнате каждый час.
   - Делаем это каждые тридцать минут, - сказала Гома.
   - Хорошо, через тридцать минут. И мы найдем его - вероятно, у какого-нибудь иллюминатора, смотрящего на Крусибл и удивляющегося, какого черта он вообще на это подписался.
   Как он ни старался, Гому это не могло подбодрить. - Я беспокоюсь за него.
   - Я тоже, но с ним все будет в порядке.
   Ру умылся и оделся, пока Гома готовила чай. Они быстро выпили его, им особо нечего было сказать друг другу, слишком многое еще оставалось невысказанным со вчерашнего вечера. Но когда они были почти готовы уходить, Ру протянул руку и коснулся запястья Гомы.
   - С ним все будет в порядке. И я все еще люблю тебя.
   - Спасибо, - сказала Гома.
   Они разделились и обыскали корабль. Освещение уже начинало прибывать для дневного цикла, но переход был постепенным, и вокруг все еще двигалось относительно немного людей. Это облегчало поиск Мпоси, но также заставляло Гому чувствовать себя более заметной. Она направлялась в те части корабля, которые обычно не посещала бы в это время, не имея готового объяснения своего присутствия там. Она не хотела никому рассказывать, что ищет своего пропавшего дядю. Но пока она обыскивала коридоры, лестничные клетки и переходы, никто не обращал на нее внимания и даже не вовлекал ее ни в что большее, чем мимолетный разговор.
   Гома обыскала все разрешенные области в нижней половине передней сферы, а затем ту часть сердцевины, к которой у нее был доступ. Поскольку "Травертин" все еще ускорялся, вход в центральную шахту был подобен спуску в опорную башню какого-то огромного здания, увенчанного сферой, с другой сферой в основании. Однако после определенного момента нижние уровни были открыты только для технических специалистов. Возможно, у Мпоси и был способ пробраться через эти запертые переборки, но он определенно этого не сделал.
   Некоторые двери открывали доступ - через воздушные шлюзы, вентиляционные отверстия или грузовые отсеки - в открытое пространство. Но Гома была уверена, что Мпоси не смог бы открыть ни одну из этих дверей без того, чтобы об этом не была немедленно проинформирована Гандхари Васин. Были бы сигналы тревоги, экстренные процедуры, персонал, спешащий в пострадавший район. Нет, Мпоси не мог покинуть корабль - или быть выброшенным с него, если уж на то пошло.
   Значит, мысль была налицо. Возможность убийства. Было ли это мелодраматично с ее стороны, учитывая так мало свидетельств несчастья?
   Но Мпоси было известно об угрозе возможной диверсии, и он только недавно разговаривал с Маслином Караяном.
   Так что да, убийство: зачем отмахиваться от очевидного?
   Но она не нашла ни Мпоси, ни его тела. Когда она и Ру связывались друг с другом с интервалом в полчаса, как было условлено, у Ру было не больше успеха.
   - Я получил доступ ко всем комнатам, в которые смог попасть, - сказал он. - Это исключает все личные помещения, незанятые комнаты и различные зоны, закрытые для всех, кто не входит в технический персонал. Чтобы разобраться в них, нам нужно увидеть Гандхари.
   - Может быть, теперь у нас есть причина, - сказала Гома.
   - Ты перепроверила его комнату, просто на случай, если он все-таки крепко спал?
   - Дважды. И во второй раз я бы разбудила мертвого. - Она тут же пожалела о подобранных словах. - Не думаю, что он там. Но опять же, нам нужен капитан, чтобы открыть эту дверь.
   - Тогда мы отправляемся к Гандхари. У меня с самого начала были сомнения, Гома, но ты права - мы уже должны были найти его.
   - Еще один взмах, - сказала Гома. - Если бы нам не повезло, он мог бы подниматься по одной лестнице, в то время как мы - по другой. Ты проверял комнату знаний?
   - Нет, она была заперта. Кто вообще когда-нибудь пользуется этим местом, кроме тебя?
   - Несколько людей, - сказала Гома. - И я никогда не видела, чтобы она была заперта.
   И все же Ру был прав: Гома очень редко встречала кого-либо еще в комнате знаний. Даже после того, как другие люди начали проводить там больше времени, ей удалось сохранить представление о ней как о своем личном королевстве, анклаве уединения, куда вряд ли забредет даже Ру.
   - Я передумала, - сказала она. - Теперь мы идем прямо к капитану.
   - Согласен.
   Гандхари Васин готовилась к предстоящему дню, когда ее потревожили, хотя она все еще была в ночной рубашке. Если Гома и ожидала негодования по поводу их раннего прибытия, то оно не было очевидным.
   - Вы были правы, что сказали мне об этом, - сказала она, потратив несколько минут на то, чтобы одеться для остальной части корабля. - Вы уже должны были найти его, и сомневаюсь, что у него были средства проникнуть через какую-либо из запечатанных дверей. Однако будьте уверены - он все еще на корабле, и мы его найдем.
   Гома упомянула комнату знаний. Они еще раз проверили ее по дороге к Васин и обнаружили, что она по-прежнему заперта.
   - Я не отдавала никаких приказов запирать ее, и не понимаю, почему это должно было быть так. Было ли это место, куда Мпоси ходил очень часто?
   - Я так не думаю, - сказала Гома.
   И это было правдой. Поскольку данные в комнате знаний практически не изменились с момента отъезда, мало кто видел какую-либо причину вообще заходить туда. Все было бы по-другому, когда они приблизились бы к Глизе 163, но для большинства из них это были десятилетия сна.
   - Мпоси все равно не ученый, - сказал Ру.
   - Знаю. И слава богу за это, - сказала Васин. - Он единственный человек на этом корабле, с которым могут поговорить и ученые, и участники Второго шанса.
   - А также вы, - сочла своим долгом указать Гома.
   - Рядом с Мпоси я заурядная любительница. Вашего дядю любят и ему доверяют все стороны, и это делает его таким же бесценным для меня, как и любую часть этого корабля. Я содрогаюсь при мысли о том, как бы мы вообще справлялись без него.
   Васин выдвинула ящик стола и защелкнула браслет у себя на запястье. - У нас было несколько продолжительных дискуссий о функциональности этих устройств. Они обеспечивают доступ в комнаты, но явно способны на гораздо большее. Вы когда-нибудь задумывались, почему мы не предусмотрели средства связи, локализации?
   - Теперь да, - сказала Гома.
   - Правда в том, что браслеты могут делать все это и даже больше, если им понадобится, но наши психологи были против этой идеи. Динамика корабля отличается от динамики города или даже планеты. Они сочли неразумным внедрять полный функционал. Иногда хорошо иметь возможность не быть найденным, не разговаривать с кем-либо - особенно на звездолете. Этого достаточно, чтобы свести нас с ума, и без того, чтобы вычеркнуть из нашей жизни последние следы уединения. - Но она изобразила полуулыбку. - И все же ранг имеет свои привилегии. Мой браслет может определить местонахождение любого из вас, если возникнет необходимость.
   - Вам не нужно было говорить нам об этом, - сказал Ру, и Гома кивнула в знак согласия - они оба понимали, что этой уверенностью Васин продемонстрировала свое доверие к ним.
   - Рано или поздно вы бы все равно догадались. - Васин коснулась гвоздика на ободке браслета и поднесла ее запястье к губам. - Найди Мпоси Экинья, пожалуйста. Скинь его местоположение на мою стену и открой голосовой канал на его браслет.
   На пустой части стены Васин появилась схема корабля, обведенная светящимися красными линиями. Сиреневое перекрестие появилось над частью передней сферы, а затем все это увеличило масштаб этого участка.
   - Это его комната, - сказала Гома, - но он не открывает свою дверь.
   - Мпоси? Это Гандхари. Вы там? Отзовитесь, пожалуйста. Мы беспокоимся о вас.
   Ответа не последовало.
   Васин опустила свое запястье. - Сначала мы посетим его каюту, а потом рассмотрим другие возможности.
   В какой-либо поисковой группе не было необходимости - у Васин были все необходимые инструменты и полномочия. Они быстро направились в покои Мпоси, где нажатием другой кнопки на ее браслете отперли его дверь. Когда они вошли в его покои, Гома приготовилась к худшему, но через минуту или две стало ясно, что его здесь нет. Постель была лишь слегка смята, на столе стояла остывшая чашка чая с медом.
   Васин нашла его браслет засунутым под подушку.
   - Возможно, он оставил его здесь по ошибке, - сказала она. - На Крусибле никто из нас не привык к подобным вещам.
   Это было правдой, но после стольких дней, проведенных на корабле, Гома теперь чувствовала себя голой без своего браслета. Она не могла представить, чтобы Мпоси чувствовал себя иначе. Все такой же рассеянный старый Мпоси. Она предполагала, что это возможно.
   - Я бы хотела заглянуть в комнату знаний, - сказала Гома.
   - Конечно.
   Они были там через несколько минут. Васин открыла дверь, приказав Гоме и Ру подождать на пороге, пока она войдет внутрь. Мало того, что дверь была заперта, так еще и в комнате было совершенно темно. Прошла секунда или две, прежде чем зажегся свет.
   Гома уловила, как у Васин перехватило дыхание - единственный резкий звук в тишине.
   - Гандхари?
   Она снова вышла, явно потрясенная, и самым мягким образом не позволила Гоме войти или заглянуть в комнату знаний. Она закрыла дверь и поднесла браслет к губам. - Гандхари, - выдохнула она, как будто от шока у нее из легких вышел весь воздух. - У нас чрезвычайная техническая ситуация. Доктор Нхамеджо... Назим, Айяна... все, кто слушает, немедленно приходите в комнату знаний.
   - Что происходит? - спросила Гома.
   - Мне очень жаль, Гома. Я видела там Мпоси. На дисплее... в самой комнате знаний. Он мертв, Гома.
   - Откройте дверь.
   - Вам не обязательно это видеть. Я хочу, чтобы здесь были мои техники, люди, которые понимают...
   - Гандхари. Откройте дверь. Я хочу его видеть.
   Это говорила Гома, но слова звучали почти как чьи-то чужие, запихнутые ей в рот. Нет, она вообще не хотела его видеть. Последнее, чего она хотела, - это очевидных и неоспоримых доказательств смерти своего дяди. Ей хотелось убежать, биться головой о стену, пока она не очнется от этого ужасного сна. Но самым смелым и благородным поступком было притвориться, что это не так. Позволить всем думать, что у нее хватило смелости даже на это.
   Ру взял ее за руку. - Впусти нас, Гандхари. Будет лучше, если мы посмотрим.
   Гандхари с сожалением кивнула и открыла дверь. - Вы не должны ни к чему прикасаться, - сказала она, - как бы вам этого ни хотелось. С ним случилось что-то плохое. Это может быть небезопасно. - А затем, как будто эти слова требовали повторения: - Случилось что-то плохое.
   Мпоси был в комнате. Гома сразу поняла, что это он, хотя и стоял спиной к двери. Он стоял, прислонившись к стенке корпуса дисплея, свесив голову, левая рука свисала через борт так, что его пальцы касались пола, на котором сейчас стояла Гома. На лбу у него была глубокая рана, вокруг раны виднелись следы запекшейся крови, но никаких признаков более серьезных повреждений. Он выглядел в высшей степени расслабленным - как человек, который задремал в джакузи.
   - Мпоси, - сказала Гома.
   Ее инстинктом было броситься к нему, но она знала, что это не так. Что-то было очень не так с колодцем. Когда она обошла его стороной, то увидела, что под поверхностью колодца не было видно ни одной части Мпоси. Вместо того чтобы быть прозрачной, матрица наномашин стала непрозрачной и мутной. Цвет задрожал у нее перед глазами, а поверхность, обычно безупречная, покрылась рябью и вздыбилась. Мпоси, насколько она могла видеть, был раздет. Она обошла колодец, чтобы лучше видеть его откинутую голову. Его глаза были закрыты, выражение лица расслабленное, как будто он действительно погрузился в сон. Но он был слишком спокоен для этого, и их присутствие наверняка уже разбудило бы его.
   Она посмотрела вниз на его угловатый торс, туда, где он встречался с неспокойной поверхностью колодца. Его правое предплечье было погружено ниже локтя. Гома не смогла устоять. Она не хотела прикасаться ни к какой части колодца, но ей пришлось прикоснуться к своему дяде. Ее пальцы погладили его по плечу.
   - Дядя.
   Не потому, что она ожидала ответа, а потому, что ничего не сказать было хуже.
   - Гома, - тихо сказала Васин. - Сейчас вам следует отойти назад, пока не приедут техники.
   Это было нежнейшее из прикосновений, почти никакого контакта, но прикосновение ее пальцев нарушило некоторое равновесие. Мпоси начал отползать от нее, еще больше наклоняясь к колодцу. Когда он наклонился, увеличивающийся угол оторвал его правую руку от поверхности. Ниже локтя рука почти отсутствовала. Гома уставилась на него в безмолвном ужасе. Она не была отрезана или сожжена, просто растворилась, оставив молочно-белые нити, растворяющиеся остатки костей и мышц, нервов и плоти. И по мере того, как Мпоси все больше падал, становилось ясно, что аналогичный процесс затронул и все остальное в нем.
   Ру закрыл глаза Гомы ладонью, резко повернул голову.
   - Не смотри, - прошептал он.
  

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  
   Маркграф Подземья, естественно, принес извинения за неудобства, которые они испытали на пути через воды Европы. - Было время, когда регалы что-то значили, - посетовал он. - Да, у нас были свои разногласия, наши разногласия по поводу территории и прав на переговоры с внешним миром, но было гораздо больше общего, чем того, что могло бы нас разделить. Мы знали, чего стоим друг перед другом. Эти хулиганы едва ли знают, что они родились. Как они смеют требовать от вас платы за проход через мои воды!
   - Не думаю, что они сделают это снова, - сказал Кану.
   - Они получили свои мягкие предупреждения, - сказал маркграф. - К сожалению, мы уже давно не в состоянии спорить с этими головорезами. Сила - это единственный язык, который они понимают, и если это не грубая сила, вы напрасно тратите свое время. Вы оказали мне услугу - рано или поздно мне пришлось бы пресекать эти вторжения в зародыше, так что с таким же успехом это могло произойти сегодня. Мне просто жаль, что вам пришлось впутаться во все эти неприятности.
   - Я почти думала, что у нас ничего не получится, - сказала Нисса. - Эти корабли Консолидации на ближней орбите - это все связано с неприятностями здесь, внизу?
   - Если они прикоснутся к этому спутнику, они извлекут ценный урок.
   - Надеюсь, ради вашего же блага, - сказал Кану, - что этот урок не будет слишком болезненным ни для одной из сторон.
   - Сказано настоящим послом. Нет такой мутной воды, которую нельзя было бы смазать маслом.
   Они дышали сухим воздухом Подземья в комнате, обставленной для нужд посторонних посетителей. Регалы маркграфа сопровождали "Наступление ночи" всю дорогу, пробираясь сквозь густеющий лес подводных сооружений, пока они не вышли на своего рода огороженную поляну, пузырь океана в укрепленном сердце Подземья. Регалы пришвартовали корабль Ниссы и подключили подводный шлюз, чтобы Нисса и Кану могли высадиться.
   Маркграф оставался полностью погруженным в глубоководные условия океана. Посередине комнаты, от пола до потолка, возвышалась стеклянная труба, бронированная таким образом, чтобы выдерживать перепад давления в сотни мегапаскалей. Стекло было тонированным, маркграф казался не более чем смутной фигурой. Кану разглядел намек на какой-то головной убор или шлем, твердую, ребристую форму, но не мог решить, было ли это украшением или каким-то костным выступом измененной анатомии маркграфа. Что касается лица, то он увидел только отблеск защитных очков над чем-то вроде морды мандрила или маски.
   - Я никогда не хотел причинять вам никаких неприятностей, - сказал Кану. - Этого уже было достаточно, когда дело касалось моей семьи.
   - Беда надвигалась, нравилось нам это или нет, так что, пожалуйста, не расстраивайтесь из-за меня, Кану.
   - Подождите, - сказала Нисса, поднимая руку. - Давайте проясним это прямо сейчас, хорошо? Кану - мой гость. Он приехал только для того, чтобы прокатиться, так что не могли бы мы, пожалуйста, перестать разговаривать так, как будто этот визит предназначен для его блага, а не для моего?
   Кану заерзал на своем черно-фиолетовом стуле. Стоять в условиях гравитации Европы почти не составляло труда, но стулья были предоставлены из вежливости. Гостям даже подали чай, который им принесли дышащие воздухом водные животные.
   - Предметы искусства здесь, - подтвердил Кану. - Они были здесь с тех пор, как Санди впервые привезла их на Европу. Вот причина визита Ниссы.
   - Хорошо, - сказала она. - По крайней мере, в этом мы согласны.
   - Ты бы пришла сюда со мной или без меня, - продолжал Кану. - Но поскольку я знал о твоем интересе к Санди и о связи Санди с Европой, то знал, что в конце концов ты совершишь эту поездку. Было крайне важно, чтобы я путешествовал с тобой. У тебя был корабль и юридическое разрешение на посадку на Европе. У меня не было ничего этого, и если бы я начал их искать... что ж, вопросов, связанных с моей честностью, и так было достаточно. Мы не выдержали бы такого пристального внимания.
   - Мы? - одновременно спросили Нисса и маркграф, момент единения удивил их обоих в равной степени.
   - Машины и я. Роботы Марса. Маркграф? Нисса все еще сомневается во мне. Я ни в малейшей степени не виню ее, так что не могли бы вы рассказать ей о корабле?
   Форма в воде не дала прямого ответа. Нисса посмотрела на Кану, и на мгновение он тоже был готов усомниться в себе. Возможно, это был момент, когда его заблуждения достигли точки надлома, и их грандиозная абсурдность стала очевидна даже Кану.
   Но маркграф сказал: - Простите меня, если я думал, что никто никогда не придет. Прошло так много времени.
   - Так и есть, - согласился Кану. - Но сейчас нам это нужно. Корабль цел?
   - Да.
   - Подожди, - сказала Нисса. - Какой корабль? О чем ты говоришь?
   Кану постарался ответить как можно более разумно и открыто. - Ему около ста лет. Он был построен здесь, вне поля зрения, и оставлен для ремонта и модернизации по мере необходимости. Он был быстрым для своего времени, а сейчас еще быстрее.
   - Ты лжешь... - Но затем она покачала головой, не находя слов, чтобы выразить свое отвращение к нему, к тому, до какой степени ее использовали. Кану знал, что заслуживал худшего. Он совершил мерзкий, ненавистный поступок.
   - Другого выхода не было. И я не стал предателем человечества. Это касается всех нас - плоти, крови, стали.
   - Что вам известно? - спросил маркграф.
   - Роботы по-прежнему ограничены Марсом, но их возможности по сбору информации гораздо обширнее, чем кто-либо из нас когда-либо подозревал. И они кое-что обнаружили, маркграф - сигнал из другой солнечной системы. Он даже не был нацелен на эту систему. Он был зафиксирован системами прослушивания людей вокруг Крусибла, но в процессе он также попал в поле зрения устройства сбора разведывательной информации роботов. Новость о послании была засекречена правительством Крусибла, но она уже дошла до роботов на Марсе.
   Маркграф пошевелился в своей трубе. - И это представляет интерес для машин, потому что...?
   - Наиболее вероятным источником этого сигнала, по крайней мере, согласно их анализу, является другой искусственный интеллект. Много лет назад имитация Юнис Экинья отправилась в Крусибл вместе с первыми колонистами. Хранители разрешили поселение людей на Крусибле при условии, что с ними в более глубокое межзвездное пространство отправятся три субъекта. Конструкт Юнис был одним из них; двумя другими были моя сводная мать Чику Грин и слониха по имени Дакота. Машина, женщина, слон. Их называли троицей. Органические члены троицы могут быть еще живы, а могут и не быть - кто знает? Но конструкт был фактически бессмертным. Для роботов на Марсе это осознание открывает возможности по двум направлениям. Они могут восстановить связи с самым близким, что у них есть, - общение с творцом, если хотите. Это также шанс лучше понять Хранителей. Они наверняка общались с Юнис на каком-то уровне, и она наверняка что-то узнала о них. Возможность получить представление о том, чего хотят от нас Хранители, так же важна для людей, как и для роботов.
   - Итак, ваше намерение состоит в том, чтобы ответить на этот сигнал, - сказал маркграф, - для чего вам нужен ваш корабль. Но только Нисса могла доставить вас в Европу. Я могу понять, как она может чувствовать себя... обиженной.
   Кану повернулся лицом к своей спутнице. - Нисса, никакие извинения не смогут искупить того, что я с тобой сделал. Ты имеешь полное право чувствовать, что с тобой плохо обращаются, ненавидеть тот момент, когда я вернулся в твою жизнь. Но ты должна понимать, на что поставлены ставки. Мы стоим на пороге, все мы - люди, водные жители, машины. Ты и я. - Он посмотрел на свои переплетенные пальцы и покачал головой. - Я не жду прощения, но если ты хотя бы заставишь себя понять, что я сделал...
   - Тут и понимать-то нечего. Если бы ты доверял мне, если бы ты хоть что-то чувствовал ко мне как к человеческому существу, ты бы сказал правду с того момента, как мы встретились.
   - В тот момент я даже сам не знал правды, - сказал Кану, упорствуя, несмотря на растущее чувство безнадежности. - Мне не разрешили получить доступ к моим собственным воспоминаниям. Я думал, мы встретились случайно. Я был вне себя от радости... Я любил тебя, Нисса. И все еще люблю.
   - Нет, ты находишь меня полезной. Или находил, пока не выполнил свою задачу.
   - Минутку, пожалуйста, - сказал маркграф вполне вежливо. - Я знаю, нам многое нужно обсудить, но я должен заняться делом неотложной важности. Вы не извините меня на минутку?
   Кану наблюдал, как маркграф спускается обратно по тонированной шахте и исчезает под уровнем пола. Странно, но теперь, когда в трубе не было ничего, кроме воды, он острее ощущал сдерживаемое ею давление. Он представил, как все разлетается вдребезги, как Европа возвращает себе эту комнату быстрее, чем кто-либо из них успевает моргнуть.
   - Я умер, - сказал он в конце концов, когда Нисса промолчала. - На Марсе. Несчастный случай был настоящим, и я не имел права пережить его. Только по милости машин я был снова собран воедино. Среди них у меня был друг, робот по имени Свифт. Когда они восстановили мой разум настолько, что я смог понять свое затруднительное положение, Свифт предложил мне выбор. Это было очень просто.
   - Жить или умереть? - наконец спросила Нисса.
   - Нет. Жить или доживать. Свифт сказал, что машины сделают для меня все, что в их силах, и отправят меня обратно в мир людей, и на этом все закончится. Конечно, я все равно был бы запятнан - все равно потерял бы свою карьеру, свое чувство цели, - и моих коллег, погибших на Марсе, все равно не стало бы. Хочешь, расскажу тебе о Гаруди Далал? Она любила поэзию. Я отвез ее вещи обратно к ее матери и отцу в Мадрас. - Но Кану вздохнул, не вдаваясь в объяснения. - Я верил Свифту - доверял ему. Думал, что смогу помочь машинам. Вот почему я согласился на второй вариант - позволить части из них сбежать с Марса внутри меня, сделав то, что они не смогли бы сделать в одиночку. Позволяя им использовать меня так же, как я использовал тебя. Снова жизнь - но жизнь, служащая более глубокой цели.
   - Ты согласился на это, - ровным голосом сказала она.
   Он кивнул, принимая это различие. - Я решил довериться Свифту, и вот куда это привело меня.
   - Тогда совесть чиста.
   Кану в последний раз обреченно пожал плечами. - Я знаю, что ничего не могу сказать, чтобы это исправить. Но мне жаль, что так получилось, и от всего сердца я желаю тебе всего наилучшего. Эти последние несколько недель...
   - Ты сожалеешь о том, что это произошло?
   - Нет! Я сожалею, что мне потребовалось так много времени, чтобы снова найти тебя. Я сожалею, что для того, чтобы это произошло, понадобились Марс, моя смерть и сделка со Свифтом. Я сожалею, что вообще потерял тебя и что это всегда будет стоять между нами, хуже, чем все, что когда-либо случалось раньше. Мне искренне жаль, Нисса, но я больше ничего не могу предложить, кроме своих извинений. - Помолчав, он добавил: - Тебе не нужно беспокоиться о своем возвращении. Маркграф хорошо позаботится о тебе и о том, чтобы ты выбралась наружу целой и невредимой.
   - Значит, это все? Моя полезность закончилась, но ты очень вдумчиво подумал о моем будущем благополучии?
   - Все совсем не так.
   - Я расскажу тебе, на что это похоже. - Нисса сжала челюсти. Поначалу ее голос был спокоен, но за ним скрывался гнев. - Ты видел во мне средство для достижения цели - удобство. Если бы был кто-то другой, способный доставить тебя на Европу, ты бы тоже солгал и спланировал свой обход.
   - Это не то, что я чувствую...
   - Мне насрать на то, что ты чувствуешь. - Теперь ее голос превратился в рычание. - Ты обращался со мной как с одноразовым оборудованием, инструментом. Что-то, что ты используешь один раз и выбрасываешь. И неважно, какие крокодиловы слезы тебе сейчас удастся пролить, неважно, какое эрзац-раскаяние, ты пошел на это с хладнокровным расчетом. Ты точно знал, что нужно было сделать и кем именно нужно было манипулировать. Ты все продумал - спланировал как рекламную кампанию. Счастливая случайность нашей встречи? Воссоединение двух старых любовников? Спать со мной? Ты, вероятно, уже все это изобразил на схеме.
   - Все это было искренне...
   - Ты змея, Кану. Бесчувственная рептилия. Меня тошнит от того, что я когда-либо думала, будто у тебя есть человеческая совесть. И знаешь что? Ты не просто солгал мне, ты не просто предал меня и потратил впустую мое время. Ты испортил мою работу. Ты испортил все, что я планировала сделать на Европе - годы планирования, годы преданности памяти твоей глупой покойной бабушки и ее гребаному искусству.
   - Мне очень жаль.
   - Мне жаль, мне жаль, мне жаль. - Она повторила его слова с насмешкой. - Это все, что у тебя есть, не так ли? Но чего еще мне следует ожидать? Ты же дипломат. Ты привык к тому, что слова все исправляют. Но не сейчас. Ты не выпутаешься из этого с помощью нескольких произнесенных заклинаний. Но почему я вообще беспокоюсь? Почему я обманываю себя, что этот разговор что-то значит для тебя? Как только ты окажешься на своем корабле, то отправишься восвояси - и после этого тебе не придется уделять мне ни секунды внимания.
   - Я так и сделаю. Ты ошибаешься на мой счет - ошибаешься в том, что я чувствую. Если есть способ, которым я могу все исправить...
   - Его нет. И сейчас, и в будущем.
   Его внимание привлекло поднимающееся, похожее на поршень движение. Это был маркграф, возвращающийся в комнату. Зрение Кану приспособилось к полумраку с момента его прибытия, и он разглядел больше темной анатомии маркграфа и его регалий, получив более четкое представление о костных покровах и твердых, похожих на рога наростах.
   - Я надеялся, что они проявят больше здравого смысла, - сказал их хозяин. - Наши опрометчивые друзья, те, кто помешал вашему приезду?
   - Те, которых ты проткнул? - спросил Кану.
   - Мы проткнули только одного, - возразил маркграф, как будто это было приемлемо. - Главаря банды. Чтобы послать сообщение остальным, чтобы они больше не беспокоили воды моей юрисдикции.
   - И это сработало? - спросила Нисса.
   - Не совсем так, как я намеревался. Боюсь, что с тех пор, как вы прибыли, они собираются в большем количестве вокруг пределов Подземья. Конечно, время от времени это случается, и они всегда получают отпор. Но нынешняя концентрация... Я сожалею, что, возможно, спровоцировал нечто более близкое к гражданской войне.
   - Мы в опасности? - спросил Кану.
   - Нет! Ни в малейшей степени. Подземье выдержит. Границы пересекаться не будут.
   Кану почувствовал, что хватка маркграфа ослабевает. Возможно, это продолжалось месяцами или годами, но их прибытие, должно быть, ускорило какой-то глубинный процесс распада.
   - Вы можете это гарантировать, маркграф?
   - Поскольку моя жизнь - это мое слово. Силы Консолидации вас тоже пусть не волнуют.
   Кану посмотрел на Ниссу, затем снова на маркграфа. - А что с ними?
   - Они высадились. Шесть их судов обеспечения безопасности сейчас находятся на нашем льду. Полагаю, что они намерены использовать внутренние трудности, с которыми мы в настоящее время сталкиваемся. Невыразимо глупые - и демонстрирующие свое полное презрение к взаимному уважению договоров и прав!
   - Это ведь не совпадение, не так ли? - спросила Нисса. - Консолидация не просто случайно выбрала именно этот момент, чтобы отвоевать Европу. Мы вызвали это, просто придя сюда.
   - Возможно, вы обеспечили отвлекающий маневр, на который они надеялись, - сказал маркграф.
   - Безопасность Ниссы превыше всего, - сказал Кану. - Чего бы это ни стоило, она не должна пострадать.
   - Нисса может сама о себе позаботиться, - сказала Нисса. - На самом деле, я ухожу прямо сейчас, пока вся ваша гребаная луна не взорвалась.
   - А как насчет искусства? - спросил маркграф.
   - Вы не думаете, что мне сейчас на это наплевать? Верните меня обратно в "Наступление ночи". Если мне придется пробиваться на лед с боем, я это сделаю.
   - Теперь искусство принадлежит Ниссе, - сказал Кану, легко поднимаясь со стула. - Присмотрите за ним, маркграф - оно будет принадлежать ей, когда она вернется. И я знаю, что однажды она это сделает. Нисса потратила годы на подготовку этого путешествия - она заслуживает лучшего, чем то, чтобы все закончилось вот так.
   - У нее будут неприятности? - спросил маркграф. - Ваше отбытие не останется незамеченным, Кану, особенно сейчас.
   - Когда я буду в пути и окажусь вне пределов досягаемости, я опубликую заявление, разъясняющее, что Нисса была невиновной стороной во всем этом.
   Если он и ожидал какого-то знака благодарности за этот обещанный жест, то его не последовало. Ее гнев все еще был там, сдерживаемый, как вода в стакане - мегапаскалями.
   - Не трать попусту свое драгоценное дыхание, Кану.
   Маркграф сопровождал Кану все глубже в недра Подземья, пока, наконец, они не достигли затопленного хранилища, в котором ждал корабль Экинья, погребенный последние сто лет. Они рассматривали его с галереи, лучи прожекторов скользили по воде, компенсируя слабость глаз Кану. Маркграф, плававший рядом с ним в удлинителе своей наполненной водой трубы, надел еще одну пару защитных очков поверх тех, что уже были на нем. Должно быть, для него это яркое солнечное сияние, - подумал Кану, - как внутри печи.
   - Спасибо, что присмотрели за ним.
   - Я не могу обещать, что это сработает. Это ваше дело. Но мы сохранили корабль в конфигурации с минимальным энергопотреблением, предусмотренной вашей семьей, и снабдили его сырьем, которое он запросил для модернизации. Если он не будет функционировать, я бы предпочел не брать на себя вину.
   - Если это провалится, я очень сомневаюсь, что рядом найдется кто-то, кто возьмет вину на себя.
   Корабль был построен с расчетом на компактность, но даже Кану был удивлен тем, каким маленьким он выглядел, заключенный в стены этого более крупного сооружения. Он был задуман скорее для разведки, чем для перевозки грузов или пассажиров. По его воспоминаниям, он был высотой в километр, но на его взгляд казался меньше. Он имел форму торпеды, цилиндра с закругленными концами и несколькими угловатыми выпуклостями, нарушавшими его основную симметрию.
   - Я бы хотел подняться на борт.
   - Конечно. Это ваш корабль.
   - У него есть название?
   - Пока нет.
   Маркграф показал ему на соединительный мост. Акватик не мог пройти дальше - корабль не был оборудован для вододышащих, - но Кану не очень нуждался в проводнике. Когда он ступил на борт, корабль узнал его как старого друга. Он считывал его ДНК и морфологию его тела, проникал в глубокие тайны его разума - проверяя, к своему собственному удовлетворению, что он соответствует требуемым критериям.
   Экинья.
   Удовлетворенный таким образом, корабль открыл ему свои секреты. В коридорах и переходах по-прежнему было холодно, но теперь возвращались свет и тепло. Когда Кану проходил мимо них, включились дисплеи - прокручивались обновления и сложные диаграммы. Он никогда раньше не был на борту этого корабля, не принимал непосредственного участия в его строительстве, но все казалось таким знакомым, словно он бродил по коридорам дома своего детства.
   Кану нашел дорогу на командную палубу. Она была на четырех пятых пути вдоль корабля, рядом с закругленной передней частью. Палуба была бы просторной для небольшой команды; для одного человека она была непривычной.
   Но палуба также была чрезвычайно проста по своей планировке, ее оснащение сводилось к элегантным предметам первой необходимости: одно кресло, панель управления в форме подковы, иллюзия широких окон. На самом деле - как хорошо знал Кану - помещение находилось в десятках метров от обшивки корабля. Он заметил тонкие намеки на восточноафриканское влияние в узорах и окраске своего окружения. Вставки из дерева и металла, светящиеся нити зеленого, красного и желтого цветов. Подборка маленьких черных скульптур, установленных в освещенных нишах - фигурки масаи, подумал Кану, задаваясь вопросом, не могут ли они быть делом рук Санди. На черном каркасе его кресла был выгравирован барельеф в виде массивных сцепившихся слонов. Из-под него расходилась карта мира, в центре которой была Африка.
   Кану устроился в кресле, которое автоматически перекинуло удерживающее устройство ему на колени, а затем затянуло его потуже. Рычаги управления в виде подковы услужливо придвинулись ближе к кончикам его пальцев. Он уставился на череду дисплеев и клавиатур с каким-то оцепенелым узнаванием, как будто увидел это в первые мгновения пробуждения.
   - Кану Экинья, - произнес он, словно следуя безмолвной подсказке. - Беру управление на себя. Запрашиваю готовность к вылету.
   Корабль ответил на том языке, на котором он к нему обратился. Он говорил на суахили успокаивающим тоном, как будто не могло быть ни одной проблемы, ни одного непредвиденного обстоятельства, для которых он не был бы великолепно оборудован.
   - Добро пожаловать, Кану. Системы переходят в рабочее состояние. В настоящее время проводятся окончательные проверки неисправностей и процедуры калибровки. Инициализируется ядро Чибеса. Расчетное время готовности к вылету: шесть часов тринадцать минут.
   - Дайте мне возможность вылететь в течение двух-трех часов. На самом деле, представьте мне целый ряд вариантов и связанных с ними факторов риска.
   - Минутку, пожалуйста, Кану.
   Консоль предоставила ему возможность выбора. Они варьировались от немедленного вылета, который влек за собой пятнадцатипроцентную вероятность полной потери корабля, до более разумной альтернативы - ожидания целых шесть часов, к этому моменту вероятность потери корабля будет ничтожно мала - по крайней мере, по вине самого корабля.
   Если он настаивал на том, чтобы уйти через три часа, вероятность снижалась до терпимых двух процентов.
   Шансы, с которыми он мог бы смириться, учитывая ставки.
   Пульт зазвенел, и с него донесся голос. - Кану, это маркграф. Боюсь, мне пришлось оставить вас на минутку. Дела приняли другой оборот, и думаю, вам нужно знать об этом.
   Кану вжался обратно в свое кресло, готовясь к худшему. - Продолжайте.
   - Консолидация проникла под лед. Их корабли все еще находятся на льду, но они, должно быть, привезли с собой высокоскоростные туннельные устройства и боевое снаряжение для подводных лодок. Мои агенты сообщают о трех или четырех отдельных точках входа в океан, а также об увеличении их орбитального присутствия. Они стягивают силы со всего пространства Юпитера и из более отдаленных мест.
   Кану кивнул, новости оказались именно такими плохими, как он и опасался. - Значит, в океане есть вражеские - я имею в виду Консолидацию - силы? В дополнение к другим регалам, пытающимся пробить себе дорогу в Подземье?
   - Дела действительно пошли наперекосяк.
   - Если это в какой-то мере наших рук дело... моих рук дело... приношу вам свои искренние извинения.
   - Мы выстоим, Кану, не сомневайтесь в этом. А пока, возможно, вы захотите уехать как можно скорее.
   - Все настолько плохо?
   - Я не могу гарантировать безопасность Подземья. Если - когда - оно упадет, это произойдет быстро. Вы должны быть в курсе этого.
   - Моя безопасность второстепенна - важна только Нисса. Теперь она ненавидит меня, и, честно говоря, я ее не виню. Я плохо обращался с ней, маркграф, непростительно, но не видел другого способа попасть сюда. Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось из-за меня.
   - Позвольте мне позаботиться о Ниссе. Я проявлял личный интерес к ее благополучию и буду продолжать это делать.
   Кану позволил себе слабое утешение, зная, что о ней будут хорошо заботиться, по крайней мере, в пределах власти маркграфа. Это никак не уменьшило его угрызений совести или печали по поводу условий их прощания, но если бы он мог быть уверен, что о ее безопасности позаботились, у него на уме было бы на одну вещь меньше.
   - Спасибо вам.
   - Я бы хотел, чтобы вы расстались в лучших отношениях, Кану.
   - Что сделано, то сделано, - сказал он, возвращая свое внимание к консоли. Варианты, которые ему предоставили, все еще существовали, и цифры почти не изменились. То, что составляло четырнадцать процентов вероятности катастрофы, если бы он уехал немедленно, теперь упало до двенадцати целых и шести десятых. Пока он смотрел, цифры снова сдвинулись. Корабль делал все, что было в его силах, чтобы увеличить его шансы. Был ли допустимым фактор риска, равный одному из десяти? Однажды он обманул смерть - позволило ли это ему по-другому взглянуть на подобные вопросы? Он так не думал. Может, он и стар, но эти последние несколько недель с Ниссой дали ему все основания продолжать жить.
   Точно так же он не мог ждать слишком долго.
  

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

  
   Никто не осмеливался говорить об убийстве, по крайней мере, с самого начала. Но это было единственное, о чем кто-либо из них думал.
   Быстро стали очевидны две вещи. Доктор Нхамеджо провел осмотр его тела - того, что от него осталось, - и пришел к четкому медицинскому заключению. Мпоси почти наверняка был без сознания, когда спускался в колодец. Несмотря на глубокую рану у него на лбу, нигде в комнате знаний не было следов крови, и никаких признаков того, что он боролся или испытывал очевидные страдания. Предполагалось, что он был ранен где-то в другом месте - оглушен или убит, - а затем доставлен в комнату знаний, чтобы наномашины сломались и избавились от его тела.
   Это было второе: наномашины в колодце были перепрограммированы таким образом, чтобы они могли перерабатывать и поглощать человеческие ткани.
   Васин сказала им, что это не должно было быть возможным. Конечно, нанотехнологии по своей природе почти бесконечно разнообразны. Разница между лекарственной формой и военной версией заключалась только в режиме выраженного обучения - архитектуре глубокого программирования. Но Васин заверили, что заменить одно на другое практически невозможно, особенно учитывая ограниченные ресурсы, имеющиеся на ее корабле.
   Однако кому-то это удалось.
   - Это было не идеальное решение, - сказала Васин, когда Гома и Ру были в ее каюте через два часа после того, как было найдено тело Мпоси. - Так мне сказали. Нанотехи вернули к безопасной конфигурации, но они все еще загрязнены присутствием многих килограммов органического вещества - достаточно, чтобы повлиять на их эффективность. - Она резко подняла голову. - Мне жаль, Гома, но я не вижу мягкого способа говорить об этих вещах. - Гома усилием воли сохраняла самообладание - от того, что она сейчас развалится на куски, ничего не выиграешь.
   - Кто бы это ни сделал, - сказал Ру, - он должен был довольно хорошо разбираться в устройстве колодца, не так ли? - Гома была благодарна Ру за то, что он высказался так прямо. Это было больше, чем она могла бы сделать.
   - Им потребовалось бы нечто большее, чем элементарное знакомство с системами, - сказала Васин.
   - Тогда они не ожидали идеального решения, а просто хотели выиграть время. Если бы они могли спрятать тело таким образом, а не держать его в каюте - где-нибудь, где его легко отыскать, - они, возможно, выиграли бы себе несколько дней.
   - Для чего? - спросила Гома. Она была опустошена, потрясена, оцепенела - настолько охвачена горем, что не могла начать ощущать его как отчетливое психическое состояние. Она плавала в нем, вдыхая его в свои легкие. Единственной эмоцией, которую она испытывала, было ощущение, что вселенная грубо сбилась с курса, увлекая ее за собой. Она должна была поговорить об этом с Мпоси. Он мог бы сказать что-нибудь разумное и успокаивающее, способ уменьшить ее проблемы.
   Дядя. Дядя. Дядя.
   - Это не было запланировано, - предположил Ру. - Во всяком случае, таково мое мнение по этому поводу. Кто-то убил его, и это не должно было случиться вот так. Почему кому-то вообще пришло в голову, что убить кого-то на корабле - хорошая идея?
   - Потому что они были безумны, - сказала Гома.
   - Они убили его, - продолжал Ру, - но не было времени обставить это как несчастный случай или найти лучший способ избавиться от тела. Это была лучшая альтернатива, которую они могли придумать. Они знали, что рано или поздно это обнаружат - вы не можете просто запереть комнату знаний и ожидать, что никто не заметит, - поэтому все, что им было нужно, - это немного времени, чтобы... может быть, замести следы. - Он резко поднял голову. - Гандхари, кто бы это сделал?
   - Да?
   - У них было средство запереть эту дверь. Браслет, подобный вашему, или возможность его переделать. Это не может быть кто-то вроде Гомы или меня - мы почти ничего не знали об этом корабле, пока не оказались на его борту.
   - Значит, технический персонал, один из моих людей? Это ваше подозрение?
   Ру поколебался, затем кивнул. - Простите, но кто еще это мог быть? Может быть, ученый, но я один из них, и мой опыт не распространяется на такого рода вещи. Как и у Гомы. Сам Мпоси не смог бы этого сделать, даже если бы у него была на то причина.
   - На нем не было никакой одежды, - сказала Гома. - Как он добрался из своей комнаты до колодца так, что никто этого не заметил?
   - Подозреваю, что он был одет, независимо от того, двигался ли он сам или его несли, - сказала Васин. - Тот, кто это сделал, вероятно, опасался, что нанотехи не будут одинаково относиться к его одежде и телу. Должно быть, они раздели его в комнате знаний, а потом отнесли одежду куда-то еще. Одежду спрятать легче, чем тело, и от нее тоже легче избавиться позже.
   - Но почему? - спросила Васин. - Что он такого сделал, за что кому-то пришлось его убить?
   - У меня есть подходящее объяснение, - сказала Гома. - Не так давно Мпоси рассказал мне кое-что. Вы можете уточнить через Крусибл, если хотите, Гандхари. Он поддерживал с ними контакт.
   - По поводу чего? - спросила Васин.
   - Диверсия, - сказала Гома с какой-то безучастной покорностью судьбе. - Они предупредили его, что такая возможность существует. Что-то на этом корабле - возможно, оружие, о котором вы не знаете, - было доставлено на борт людьми, которые не хотят, чтобы эта экспедиция увенчалась успехом.
   - Почему он мне ничего не сказал?
   - Он пытался собрать больше информации. Не думаю, что он хотел прийти к вам с чем-то недоделанным, особенно если это была ложная тревога.
   - Боже милостивый, - сказала Васин. - О каком оружии он думал? Что он искал - как много он вам рассказал?
   - Вам лучше поговорить с Маслином Караяном.
   - Он подозреваемый? Это то, что сказал вам Мпоси?
   Гома закрыла глаза. Всего этого было слишком много, переизбыток неприятностей сверх тех, с которыми она уже смирилась.
   - Может быть. Есть кое-кто еще, на кого вам стоит обратить внимание. Караян спрашивал, что Мпоси известно о Питере Грейве. - Она сглотнула. - Мы рассматриваем его как человека Второго шанса, но он отличается от других. В нем что-то есть. Даже они ему не доверяют.
   - Вы думаете, это он убил Мпоси? - спросила Васин.
   - Почему бы вам не спросить его самого? - ответила вопросом Гома.
   Прежде чем новость о смерти Мпоси достигла всего корабля - что было неизбежно, с официальным обнародованием или без него, - Васин объявила чрезвычайное положение, ситуацию "желтого цвета". Это было выбрано мудро, поскольку было всего на один уровень выше обычного зеленого состояния: недостаточно серьезное, чтобы предполагать, что кораблю или его пассажирам угрожает непосредственная опасность, но достаточное, чтобы ограничить передвижения экипажа и пассажиров и обязать всех, кто уже находился в своих каютах, оставаться там. Это был своего рода сигнал тревоги, который мог быть вызван проблемой с подачей воздуха, такой как присутствие слабого токсина или нарушение надлежащего равновесия составляющих газов. С тех пор, как они покинули Крусибл, произошло несколько ситуаций с желтым состоянием, и встреча с Хранителем повысила статус чрезвычайной ситуации на целых два уровня выше желтого, так что это развитие событий не было ни беспрецедентным, ни способным вызвать панику.
   - Вы хотите, чтобы мы вернулись в нашу каюту? - спросила Гома у Васин.
   - Нет, вы здесь, так что можете с таким же успехом остаться. Я не могу полностью исключить вас из числа подозреваемых - или кого-либо еще, если уж на то пошло, включая себя, пока у нас не будет больше доказательств, - но тот факт, что вы активно искали Мпоси и направили наше внимание на комнату знаний... Что ж, если бы вы убили его - и снова мне жаль, что мы должны говорить так прямо, Гома, - но если бы вы это сделали, то не так спешили бы привлечь мое внимание к телу.
   - Ценю ваше сострадание, Гандхари, - сказала Гома, - но он был убит, и единственный способ выяснить, кто это сделал, - это рассказать об этом. И чтобы я могла смириться с этим.
   Пока они ждали в ее каюте, непосредственные подчиненные Васин опечатали комнату знаний и теперь прочесывали остальную часть корабля с особой целью задержать Маслина Караяна и Питера Грейва.
   - Теоретически, - сказала Васин, - функция локализации браслетов должна позволить нам идентифицировать убийцу, просто проследив за передвижениями каждого и выяснив, кто был с Мпоси с тех пор, как вы видели его в последний раз. Но тот, кто это сделал, явно разбирался как в браслетах, так и в наномашинах в комнате знаний. Если они могли вмешаться в одно, они могли бы так же легко вмешаться и в другое - скрывая свои передвижения, если это необходимо. Тем не менее, похоже, что они торопились - возможно, они были не так тщательны, как хотелось бы.
   Потребовалось меньше тридцати минут, чтобы найти двух мужчин и доставить их обоих в каюту Васин. Ни один из них не выказывал никаких признаков сопротивления, но из них двоих только Маслин Караян выглядел как человек, которого только что вытащили из постели. У него был одутловатый, взъерошенный вид - даже борода у него была непослушной.
   Питер Грейв, напротив, был полностью одет, чисто выбрит и был задержан по пути в свою каюту, очевидно, на обратном пути из соединительной середины.
   Они находились в официальной каюте, примыкавшей к личным покоям Васин. Васин сидела за своим столом, Айяна Лоринг и Назим Каспари - по обе стороны от своего капитана, а Ру и Гома - на одном конце стола. Маслин Караян и Питер Грейв сидели напротив Васин, а доктор Нхамеджо стоял в стороне, скрестив руки на груди.
   - Вы знаете, почему вы здесь? - спросила Васин у двух участников Второго шанса.
   - Я жду, когда вы объясните, почему у нас желтая аварийная ситуация, когда с кораблем явно все в порядке, - сказал пожилой мужчина, кипя праведным негодованием.
   - Что случилось? - спросил Грейв более мягким тоном, но все еще требуя ответов.
   - Мпоси Экинья мертв, - сказала Васин. - Его нашли несколько часов назад в комнате знаний. Наномашины были в процессе переваривания его тела. Айяна, вы можете подтвердить, что произошло?
   - Машины были перепрограммированы - изменена их базовая архитектура? Очень трудная вещь. Процесс утилизации был бы завершен.
   - Могло бы что-нибудь предупредить нас о том, что с ним случилось? - спросила Васин.
   Лоринг покачала головой, но жест был двусмысленным. - Не сразу? Нанотехи были запрограммированы на возврат в безопасный режим, как только тело было бы разрушено. Скрыть очевидные свидетельства их более раннего перепрограммирования? В колодце достаточно безопасно - он не стал бы пытаться растворить человека до перепрограммирования. Вся эта поглощенная биомасса? Повлияла на это неуловимым образом, но нужен специалист, чтобы заметить признаки.
   Оба мужчины хранили молчание. В конце концов Маслин Караян сказал: - Не знаю, что сказать. У нас были свои разногласия, но мое уважение к Мпоси было безграничным.
   - Я слышала, как вы спорили, - сказала Гома прежде, чем кто-либо еще успел ответить. - Я пришла повидаться с Мпоси, а вы кричали друг на друга.
   - Это было несколько месяцев назад, - сказал Караян. - Кроме того, у меня не было на него зла - это были просто разногласия во мнениях. Крупные разногласия, это верно, но я не хожу и не убиваю людей, с которыми не согласен. И даже если бы я это сделал, то был бы дураком, причинив боль Мпоси, зная, что подумаете вы.
   - Я осведомлена о вашем прошлом, Маслин, - сказала Васин, постукивая пальцем по одному из нескольких распечатанных документов, разложенных на ее столе. - На первый взгляд, в этом нет ничего, что указывало бы на какой-либо опыт работы с наномашинами. Если бы у вас были такие навыки, вы бы мне сказали?
   - И изобличил бы себя?
   - Нет, но чем скорее наш соответствующий технический опыт станет достоянием общественности, тем быстрее все это закончится. То же самое касается и вас, Питер - если в вашей истории есть что-то, чего нет в вашем биографическом досье, я хочу знать об этом сейчас.
   - А как насчет Айяны? - спросил Караян, глядя на другого ученого. - Разве вы не признали, что разбираетесь в наномашинах?
   - Знаю достаточно, чтобы понять, как это было трудно, Маслин, - ответила Лоринг. - Это далеко за пределами моих возможностей. Базовый опыт - совсем другое дело. Общее представление о корабельных средствах связи и функциях безопасности? Обойти протокол безопасности браслетов? Могла бы, если бы захотела.
   - Так могли бы поступить многие из нас, - сказал Каспари, - но Айяна не высказывала никакого открытого несогласия с этой экспедицией, а вы двое высказались.
   - Это совсем неверная характеристика, - сказал Караян, отшатнувшись, как будто его укололи иглой.
   - В частности, вы, - продолжал Каспари. - Когда вы увидели, что не можете предотвратить экспедицию, то использовали свои политические рычаги, чтобы присоединиться к команде. Однако, по сути, вы все еще против этого. Вы здесь для того, чтобы наблюдать, влиять на принятие важных решений, но, будь у вас такая возможность - как доказал Хранитель, - вы бы без колебаний отправили нас обратно в Крусибл. Если диверсия была одним из инструментов, имевшихся в вашем распоряжении...
   - Назим, - мягко сказал доктор Нхамеджо, - мы все огорчены тем, что произошло. Многие из нас разделяют элементарный скептицизм в том, что касается деятельности Второго шанса. Но мы не должны позволять этому скептицизму влиять на наши суждения.
   - Вот вам и весь ваш нейтралитет, доктор, - сказал Караян.
   - Медицина - это наука, Маслин, и для меня ваши принципы в корне регрессивны и антинаучны. Не думаю, что мои личные взгляды кого-либо удивляют.
   Гоме показалось, что на широком мальчишеском лице доктора проступила твердость характера, которой она раньше не замечала. Но он все еще улыбался, и его манеры были такими же миролюбивыми, как и всегда.
   - Однако вы здесь демократическим путем, - продолжал Нхамеджо, - и вы - человеческие существа, у вас есть супруги и дети. Я предполагаю, что кто-то из них может поручиться за ваше местонахождение, когда пропал Мпоси. Однако, честно говоря, мне не нужны их показания, чтобы убедить меня в том, что вы не играли в этом никакой роли. Зачем кому-то причинять вред Мпоси Экинья?
   - Расскажите им все, что знаете, - сказала Васин, кивая на Гому. - Для блага всех присутствующих.
   Какой бы оцепенелой она себя ни чувствовала, как бы ей ни не хотелось думать о своем дяде в прошедшем времени, она заставила себя немного успокоиться. - Мпоси был в контакте с Крусиблом.
   - Мы все такие? - сказала Лоринг.
   - Это было по-другому. Какой-то частный политический канал - секретная горячая линия. Вполне логично, что у такого человека, как мой дядя, могло быть что-то подобное. Как бы то ни было, они сказали Мпоси, что у нас проблема.
   Руки Каспари были идеально сложены домиком. - Какого рода?
   - Угроза на борту корабля. Диверсионное устройство, что-то в этом роде, и, возможно, кто-то, кто будет им управлять. Это все, что он мне сказал. - Гома сглотнула - это далось ей труднее, чем она ожидала, с трудом сдерживая дрожь в голосе. Она знала, что если хоть на мгновение ослабит свою ментальную защиту, то вскоре превратится в рыдающую развалину. - Мпоси попросил меня быть начеку. Он не мог рисковать, втягивая в это капитана Васин, пока не был уверен в своих фактах. Но я не могла найти подозреваемых.
   - Кроме меня, - сказал Караян, - я полагаю?
   Гома посмотрела на свои собственные руки, бесполезные и потные, лежащие у нее на коленях. Ничто не подготовило ее к этому, даже жизнь на Крусибле с матерью, которую ненавидел весь мир.
   - Вообще-то, Маслин, из вас двоих я первым заподозрила Питера.
   Грейв пристально посмотрел на нее и начал что-то говорить, но Маслин Караян оборвал его.
   - Что Мпоси сказал о Питере, Гома?
   Она мысленно вернулась к тому разговору, пытаясь сложить его воедино в своей памяти, не добавляя слоев полуправды и предположений. - Только что вы мало о нем знали.
   Доктор Нхамеджо наклонился к нему. - Разве вы оба не сторонники Второго шанса?
   - Так и есть, - заявил Грейв, заговорив прежде, чем Караян успел что-либо сказать. - Но движение гораздо более разнородно, чем склонны предполагать посторонние. Экспедиция оказала необычное давление на нас - испытательные подразделения, которые уже присутствовали на месте. Мы, двенадцать человек, не придерживаемся какого-то одного направления мышления Второго шанса - а представляем широкий спектр точек зрения, от прогрессивных до консервативных. - Он расправил плечи. - Маслин не знал меня, когда я поступил на корабль, - это чистая правда. Но зачем ему это? Я пришел из другой части Крусибла, из другого направления движения Второй шанс.
   - Более консервативного, более решительно настроенного против экспедиции? - спросил Ру.
   - У всех нас есть свои убеждения, - невозмутимо ответил Грейв.
   - Какова его роль во всем этом? - спросил Караян, кивая на Ру с неприкрытым презрением.
   - Его роль заключается в том, что он был со мной, когда мы обнаружили, что моего дядю съедают наномашины, - сказала Гома. - И в любой день я бы предпочла одного его десятерым вашим.
   - Спасибо, - сказала Васин, едва слышно кашлянув. - Вспыльчивость высока, нервы на пределе, но нам все равно приходится жить на борту одного корабля. Пока мы официально не докопаемся до сути дела, никто из нас пока не считается подозреваемым. Мы все всего лишь потенциальные свидетели, у части которых могут быть ключи к разгадке того, что произошло. Это понятно?
   Грейв одними губами почти беззвучно произнес: - Спасибо.
   - Вы можете что-нибудь сказать о возможной попытке диверсии? - спросила его Васин.
   - Я нахожусь здесь как законный член делегации. Но мне также было поручено сохранять бдительность в отношении возможной угрозы, какой бы она ни оказалась и с какого бы направления ни исходила.
   На мгновение воцарилась тишина. Гома разделяла удивление и недоверие окружающих. - О, пожалуйста, - одними губами произнесла она про себя. Но прежде чем она успела сформулировать более красноречивое возражение, уже заговорила Васин.
   - И какова природа этой угрозы?
   Голос Грейва звучал тихо. - Это было неясно.
   - Почему об этом не было упомянуто перед отъездом? - спросил Каспари.
   Грейв что-то прочистил в горле, его тон стал более уверенным. - Соглашение о разрешении экспедиции и так было достаточно хрупким. Если бы стало известно о возможной угрозе диверсии, это было бы плохо для экспедиции и вдвое хуже для движения Второй шанс. - Теперь Грейв смотрел на Караяна так, словно обращался к нему за поддержкой. - Конечно, у нас были свои аргументы против экспедиции в более широком смысле, но это был не тот способ, которым она должна была закончиться. В интересах всех заинтересованных сторон было продолжить работу в обычном режиме, но проинформировать меня о возможной угрозе.
   - Может ли что-нибудь из этого быть подтверждено Крусиблом? - спросила Васин.
   - Не знаю. Мне была доверена эта информация в условиях строжайшей секретности. Я не могу назвать никаких имен, никаких скрытых заговоров. Маслин - было ли вам известно о каких-либо подобных проблемах?
   - Если бы это было так, я бы уже высказался.
   Грейв опустил взгляд, выражение его лица было бесстрастным. Его покинул единственный возможный союзник, но такое развитие событий, казалось, не удивило его.
   - Я поговорю с нашим правительством, - сказала Васин. - Может быть, они смогут подтвердить версию Мпоси, по крайней мере, эту горячую линию, по которой ему стало известно об угрозе. Но потребуется по меньшей мере пятнадцать дней, чтобы получить от них весточку. А до тех пор мы предоставлены сами себе. Боюсь, я должна внимательно изучить причастность Второго шанса, но это не значит, что я автоматически допускаю вину с чьей-либо стороны. Маслин - вы спали со своей женой и семьей. У ваших детей есть свои собственные спальные зоны, но вы бы все знали, если бы кто-нибудь приходил или уходил?
   - Да. Я всю ночь провел в своей комнате.
   - И, Питер, вы были на ногах, не так ли?
   Он кивнул; отрицать это было бы бессмысленно. - Это верно.
   - Похоже, вы возвращались с соединительной части. Вам разрешен доступ к некоторым его разделам - нам всем разрешен, - но я не уверена, зачем вам нужно было там находиться.
   - Мпоси попросил встретиться со мной там. Когда он не появился, я начал пробираться обратно.
   - Насколько хорошо вы знали Мпоси?
   - Достаточно хорошо.
   - Чтобы убить его? - спросила Гома.
   - Поверить ему, - спокойно ответил Грейв. Он не сводил с нее глаз, напряженность его взгляда нервировала. - И я его не убивал. А это значит, что это сделал кто-то другой.
  

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  
   - Готов к вылету, - сказал Кану. - Закрыть все шлюзы, отсоединить все перемычки и кабели.
   - Если я могу побеспокоить вас, - сказал маркграф, - думаю, вам следует знать, что нарушители Консолидации быстро приближаются к Подземью.
   - Разве они не сталкиваются с другими регалами?
   - Боюсь, нет ничего такого, к чему бы они не были готовы. Конечно, если бы они столкнулись с чем-то более устрашающим, чем едва организованные головорезы... что ж, мой народ окажет им радушный прием, который они не забудут, но я не могу обещать чудес. Знаю, вы предпочли бы подождать, пока ваш корабль не будет полностью готов, но если вы хотите избежать местных трудностей...
   - Понимаю. Маркграф - возможно, это глупый вопрос, но, может быть, вам будет безопаснее на борту корабля, а не оставаться в Подземье?
   - Может ли ваш корабль сохранить мне жизнь? У вас есть возможность вернуть меня на Европу, как только вы отправитесь в путь?
   - Не знаю, - сказал Кану. - Полагаю, тут есть спасательные капсулы, может быть, шаттл или посадочный модуль...
   - Но, скорее всего, такие вещи понадобятся вам, когда вы доберетесь до места назначения. Нет, я не могу доставлять вам столько хлопот, по крайней мере, когда у вас есть свои собственные проблемы. Это очень любезно с вашей стороны, Кану, но мой дом здесь.
   - А Нисса?
   - Она в безопасности, вне опасности.
   - Благодарю вас, маркграф. Когда у моей семьи будет возможность выразить свою благодарность... что ж, мы так и сделаем. Вы можете на это рассчитывать.
   Консоль обновила свои дисплеи. - Готовность к аварийному запуску достигнута, - проинформировал его корабль. - Предполагаемый фактор риска ниже десяти процентов.
   - Потолочные заряды заряжены и готовы, маркграф?
   - Так, как всегда.
   - Тогда мы запускаем. Удачи с Подземьем. Не могу обещать, что буду на связи еще какое-то время, но...
   - Наши мысли совпадают друг с другом. Прощайте, Кану.
   - До свидания, маркграф.
   Кану приготовился к резкому ускорению, но когда зажимы ослабили свою хватку, он почувствовал лишь самый слабый толчок, не более сильный, чем при движении лифта. Пока все шло хорошо - по крайней мере, стыковочные зажимы были исправны, - но настоящие испытания были впереди. Ему еще предстояло запустить двигатель.
   Затем раздался едва ощутимый треск, когда поднимающийся корабль с хрустом пробил стеклянный купол на вершине ограждающего здания. Поскольку давление воды было одинаковым по обе стороны купола, ничто не замедляло продвижение корабля. Кану время от времени ощущал скрежет или царапающее сопротивление, но ничего такого, что могло бы повредить корпус. А затем они оказались внутри, вне Подземья и в черной пустоте моря. Корабль все еще разгонялся так плавно, как будто его подталкивал снизу гигантский поршень. Конечно, одно дело было пробиться сквозь Подземье, и совсем другое - достичь самого космоса.
   - Кану, - произнес голос справа от него. - Может быть, сейчас подходящий момент для вступления?
   Он заерзал на сиденье, до этого момента убежденный, что корабль в его полном распоряжении.
   Одетый в сюртук Свифт стоял у стены рядом с одной из фигур в нише. Его руки были скромно сложены перед собой, как у дворецкого, ожидающего указаний. Кану перевел дыхание и начал говорить, но прежде чем он успел произнести хоть слово, Свифт поднял руку. - Физически меня здесь нет, просто образ.
   - Я так и знал.
   - Чтобы появиться на борту корабля Ниссы, никогда не было подходящего момента, и, кроме того, у тебя было достаточно забот.
   - И это твое представление о "приятном времяпрепровождении"?
   - Сейчас прекрасное время. - Свифт жестом обвел окрестности контрольной палубы. - По человеческим меркам, это прекрасное инженерное сооружение. Но у тебя лишь ограниченный опыт эксплуатации космических аппаратов и - я думаю, будет справедливо сказать - вообще никакого опыта работы на корабле такого типа. Однако очень скоро его возможности будут подвергнуты испытанию. Тебе понадобятся максимальные знания о корабле - что он может делать и, что не менее важно, чего он не может. Я предлагаю, чтобы ты позволил мне - своей машинной части - взять верх, по крайней мере, до тех пор, пока мы не окажемся в свободном пространстве.
   - Ты знаешь этот корабль не лучше, чем я.
   - Это правда, но я могу учиться быстрее. У меня также есть обширные технические знания, на которые я могу опираться, и немаловажное преимущество в том, что я абсолютно непогрешим в принятии решений. Мы коснемся льда примерно через восемь минут, если верить этим показаниям глубины. Думаю, этого времени мне должно хватить, чтобы освоить управление.
   Кану знал, что такой момент приближается - момент, когда у него не будет другого выбора, кроме как отдаться машинам.
   - Тебе не нужно было спрашивать, не так ли? Теперь ты настолько стал частью меня, что мог бы завладеть мной в любой момент - захватить полный контроль над моей нервной системой.
   - Если бы интеграция не была такой тщательной, как сейчас, - сказал Свифт, - ее было бы легко обнаружить. Однако, отвечая на твой вопрос: да, я мог бы взять управление на себя в любой момент, и я сделаю это в одно мгновение, если твоя жизнь окажется под угрозой. Но поскольку эта ситуация не настолько критична, я счел вежливым сначала спросить. По-моему, у нас осталось чуть меньше семи минут и тридцати секунд. Ты позволишь мне, Кану?
   По крайней мере, одна жизнь - возможно, гораздо больше, чем одна жизнь, - зависела от этого момента. На мгновение это было больше, чем он мог вынести. Но если он не отдавал себя полностью Свифту, то не было смысла продолжать. Он проделал такой долгий путь из ада смерти на Марсе, чтобы служить одной истине: машины не были его врагами, и он не был их врагом.
   - Сделай это.
   Свифт подошел к Кану, просунул свою форму сквозь консоль в форме подковы, как будто она была сделана из газа, и опустился в кресло, которое уже занимал Кану. Тело существа аккуратно поместилось в том же пространстве и погрузилось под кожу Кану.
   Пару мгновений Кану не чувствовал никаких изменений.
   Затем Свифт схватил его.
   Поскольку существо в его голове было полностью биологическим - отдельная личность, использующая тот же живой субстрат, на котором теперь работало его собственное сознание, - Свифт мог общаться с внешним миром только по каналам собственных чувств Кану. Он не мог обратиться непосредственно к кораблю или разгадать его тайны с помощью какой-либо прямой нейронной связи. Но он мог видеть, и говорить, и слушать, и заставлять руки Кану двигаться по консоли с молниеносной скоростью.
   Кану, в свою очередь, чувствовал, что им безжалостно управляют как марионеткой. Мышцы и сухожилия на его руках не привыкли интерпретировать такой шквал нервных сигналов. Его глаза переключались с одного фокуса на другой так быстро, что зрительный поток Кану нарушился. Он чувствовал, как глазные мышцы жестоко разгоняются, заставляя их работать быстрее, чем было задумано природой. Он представил себя таким, каким мог бы показаться, если бы кто-нибудь был рядом и мог его видеть: человек в кресле, дергающийся, словно в муках припадка или какой-то продолжительной казни электрическим током. Он даже говорил - или, скорее, издавал короткие, визгливые звуки, которые мало походили на суахили, да и вообще на любой человеческий язык, если уж на то пошло.
   Но корабль понял. Он понимал и отвечал, предоставляя Свифту необходимую информацию и ресурсы.
   Когда Свифт отказался от абсолютного контроля, Кану ощутил перерезку марионеточных ниточек как почти психический разрыв. Он откинулся на спинку сиденья, опустошенный и испытывающий немалую боль после того, как им манипулировали. Однако Свифт все еще был там, его присутствие оседлало сознание Кану, как пассажир.
   - Я внес некоторые коррективы в параметры отображения. Если ты посмотришь вверх, то вид сквозь потолок точно покажет, что находится над нами, когда мы поднимаемся. Как ты можешь видеть, маркграф нас не подвел - заряды детонируют.
   Они все еще смотрели сквозь чернильные километры океана, так что свет, достигающий глаз Кану, должно быть, был многократно усилен. Тем не менее, прерывистые молочные вспышки - похожие на молнии из штормовой системы далеко за горизонтом - могли быть только подрывными зарядами, заложенными в лед, когда корабль был впервые погребен. Казалось, взрывам не будет конца - десятки, затем сотни отдельных импульсов света прочерчивали паутину радиальных и концентрических линий. Они разрушали вышележащий лед, делая его локально слабым, вместо того чтобы уничтожить его одним мощным взрывом. Двадцать километров льда превратились в пыль - лед превратился в слякоть, слякоть - в воду, вода - в пар, - в то время как огромные глыбы, размером с дом или дворец, остались нетронутыми.
   - Этого не хватит, - сказал Кану. - Мы просчитались. Мы никогда не пробьемся через эту кашу!
   - Этого будет достаточно. Как только появится свободный проход в космос, вода начнет вырываться гейзером в вакуум. Это, в свою очередь, поможет рассеять оставшиеся фрагменты. Кроме того, заряды все еще детонируют! Он, должно быть, заложил их тысячи. Для человека он проявил поразительную скрупулезность.
   - Я не уверен, что он воспринял бы это как комплимент.
   Вера Кану в маркграфа не была напрасной. По мере того как корабль сокращал расстояние до потолка, взрывы, наконец, пробили канал наружу, портал в остальную вселенную, и с этого момента процесс стал самоподдерживающимся, поскольку вода мгновенно превращалась в пар, а разлетающийся пар еще больше разнес оставшиеся фрагменты.
   - Инициализация ядра, - доложил Свифт. - Толчок пронесет нас через брешь, и мы немедленно переключимся на полную тягу Чибеса, прежде чем Европа оттянет нас назад. Это будет момент максимального риска, Кану. С положительной стороны, если что-то действительно пойдет не так, вероятность того, что ты об этом узнаешь, невелика. На твоем месте я бы приготовился. Наш путь все равно будет немного ухабистым.
   Так оно и было - лед лязгал и царапал корпус со всех сторон, - но Кану был вполне уверен, что такие вещи были допустимы. Несмотря на это, он вцепился в подлокотники своего сиденья и сильно ударился головой о подголовник. От вибрации у него затуманилось зрение. Он закрыл их и пожелал, чтобы это поскорее закончилось. Неровный проход достиг момента максимальной турбулентности, а затем удары, лязг и грохот льда начали стихать. Мгновение или два спустя они были свободны, поездка была совершенно плавной, и Кану почувствовал, что начинает подниматься с кресла, пока удерживающее устройство не усилило свою хватку.
   - Подальше от поверхности, - сказал Свифт. - Поворачиваемся, чтобы убрать выхлопные газы с горизонта. Зажигание через три... два...
   Когда тяжесть вернулась, ему показалось, что кто-то вогнал молоток в основание его позвоночника. Он почувствовал, как ударная волна поднимается по костям к его черепу, как сжимаются и расслабляются позвонки, как последовательно напрягаются нервы и группы мышц, как сила тяжести достигает, а затем и превышает притяжение Европы. Должно быть, один g, может быть, два. Свифт действительно преуспел в этом.
   - Одна треть g, - сказал Свифт, добавив оскорбления к дискомфорту Кану. - Ядро Чибеса работает в штатном режиме. Корабль выполнит несколько автоматических проверок калибровки, а затем увеличит ускорение до половины g. Поздравляю, мистер Экинья - у тебя есть космический корабль.
   Наконец Кану открыл глаза. Он все еще чувствовал себя вдавленным в сиденье, придавленным жестокой силой.
   - Это работает.
   - Пока - по-моему, это подходящее выражение. Тем не менее, зайти так далеко - это, несомненно, нечто. Ты уже подумал о названии для этого корабля?
   - Это очевидно, не так ли? "Ледокол". Именно так и должно было быть с самого начала.
   - Значит, это "Ледокол". С этим названием связано какое-то семейное дело, не так ли - какой-то другой корабль?
   - Как скажешь, Свифт.
   Кану не испытывал ни малейшего триумфа, которого ожидал, только ноющее, язвительное чувство вины, ощущение, что он сбежал с места преступления.
   - Проход зарастет?
   - Достаточно скоро. На самом деле, мы причинили очень мало вреда по сравнению с ущербом, причиняемым естественными воздействиями на протяжении миллиардов лет. И точно так же, как лед Европы вновь сформировался поверх этих ран, он в конечном счете заделает и этот разрыв.
   - Надеюсь, с маркграфом все в порядке.
   - Я тоже так думаю, но прямо сейчас у нас есть свои заботы. Наша точка запуска, естественно, стала центром внимания этих механизмов Консолидации. Они пытаются приблизиться к нам.
   - А если они окажутся в пределах досягаемости и попытаются остановить нас?
   - Судя по этим интерфейсам управления, у нас, похоже, есть оружие. Твоя семья, очевидно, подумала, что оно может пригодиться.
   Кану провел достаточно времени в тени марсианских оборонительных крепостей, чтобы мысль о космическом оружии не сразу вызвала у него отвращение. Машины Консолидации, безусловно, были бы вооружены - даже если бы большую часть этого вооружения можно было бы списать на обычные средства предосторожности. Космос был полон вещей, которые иногда требовалось убрать с дороги или уничтожить.
   Иногда эти штуки были другими кораблями.
   - Мы не будем использовать их иначе, как в целях самообороны. Это понятно, Свифт?
   - Самооборона - чрезвычайно гибкая концепция. Не будешь ли ты так любезен сузить параметры?
   Прежде чем он успел ответить, на пульте раздался сигнал.
   - Входящее сообщение от одной из машин правоохранительных органов, - сказал Свифт. - Адресовано непосредственно тебе. Кто мог знать, что ты на борту, когда мы только начали наше путешествие?
   - Ты точно знаешь, кто это, если копошишься в моей голове с Марса. Евгений Корсаков.
   Лицо Корсакова крупным планом вырисовывалось перед Кану, располагаясь на передней части окна. Он выглядел, пожалуй, даже старше, чем когда они разговаривали в последний раз - его кожа проваливалась в горизонт событий черепа, который вскоре поглотит все, что находится рядом с ним. Воротник его униформы ООН был слишком велик для его шеи, как будто он достал из гардероба неподходящий наряд. Сморщенный ребенок, одетый в форму своего отца.
   - Ну, Кану, у меня были свои подозрения, но они и близко не подходили к этому. Вы простите меня за то, что я слежу за вами таким образом?
   Теперь задержки во времени почти не было. - Каждому нужно чем-то развлечься, Евгений. Мне просто жаль, что я стал вашим развлечением.
   - О, не расстраивайтесь из-за этого. Это была не ваша вина. Если я кого и виню, так это себя.
   - Правда?
   - Мне следовало прислушаться к своим инстинктам.
   - Ваши инстинкты положили конец моей карьере. Разве этого было недостаточно?
   - Очевидно, нет. На самом деле, все, что я действительно сделал, - это способствовал чему-то еще. Разве это не правда? Вы бы сделали все возможное, чтобы покинуть Марс, что бы я ни сказал или ни сделал.
   - Должно быть, приятно иметь ответы на все вопросы.
   - Я бы хотел еще немного ответов. Вы очень хорошо справились с этим кораблем, Кану, и я знаю, что в конечном счете мы никогда не помешаем вам достичь межзвездного пространства. Но сейчас мы находимся в краткосрочной перспективе. Эти корабли правоохранительных органов могут легко опередить вас, и у нас есть средства вывести ваш корабль из строя. Не усложняйте это больше, чем нужно.
   - С каких это пор вы стали рупором Консолидации?
   - Сейчас наши разногласия кажутся незначительными по сравнению с опасностью, которую представляете вы. Я согласился на обмен информацией с нашими союзниками по Консолидации. Они были более чем готовы принять меня.
   - На каком вы корабле?
   - А это имеет значение?
   - Возможно. Я не предатель. Я не встал на сторону машин и не повернулся спиной к человечеству. Я люблю человечество. Люблю свой народ. Но машины - это возможность, шанс творить великие дела вместе. Между нами говоря, мы должны встретиться лицом к лицу с Хранителями или, по крайней мере, выяснить, чего они от нас хотят.
   - Как они обратили вас, Кану? Как машины заставили вас видеть все их глазами?
   - Они этого не сделали. Я выбрал свой собственный путь. И все еще выбираю его сейчас.
   Когда Корсаков ответил, вся рассудительность исчезла. Это было так, как если бы он оставил всякую надежду на переговоры. - Я не могу убедить вас остановиться, Кану, но вы должны знать о наших возможностях. Вы не получите предупредительного выстрела из луков, когда наше дальнобойное оружие нацелится на вас.
   - Понимаю, Ев. И вы знаете, что я не остановлюсь. Это ясно, не так ли?
   - Полагаю, так оно и есть, Кану.
   - Тогда, ради всего святого, пожалуйста, развернитесь. Я тоже вооружен.
   - Возможно, вы заблуждаетесь, Кану, но я знаю, что вы не убийца. Вы были послом, человеком, который выступал за мир и переговоры, за ненасильственное решение. Вы не будете стрелять в нас. В вас этого нет.
   - Вы правы, - ответил Кану. - Я был послом и выступал за все эти вещи. Я верил в них всем своим сердцем. Но потом я умер.
   Он предложил им последний шанс отказаться от погони. Когда Корсаков отказался, Кану отдал Свифту приказ открыть огонь по преследующему кораблю, снова позволив Свифту управлять своим телом. Предполагалось, что это будет минимальная эффективная сила, выводящий из строя выстрел. Он был уверен, что Свифт сделал все возможное, чтобы подчиниться.
   Но в космосе иногда не было другого выхода, кроме как убивать.
   Впоследствии, когда воспоминание о двух усиленных вспышках - двух практически одновременных взрывах - все еще было свежо в его памяти, Кану не испытывал чувства облегчения или бегства. Учитывая их нынешнюю скорость и курс, а также имеющуюся в резерве мощность, Свифт заверил его, что реальной перспективы дальнейших неприятностей нет. Двигатель функционировал идеально, корабль был способен на гораздо большее, чем он уже выдавал. Они преодолели пространство Юпитера и теперь летели за пределами эклиптики, вскоре двигаясь быстрее, чем любое другое созданное человеком сооружение в радиусе светового года от Солнца.
   - Потери, конечно, были прискорбными, но им были предоставлены все возможности...
   Кану велел Свифту выкинуть это из головы, по крайней мере на данный момент. Заткнуться и стать невидимым.
   Оставшись один, он, спотыкаясь о слабые мышцы, добрался до ванной комнаты, ближайшей к контрольной палубе. Она была маленькой, но функциональной. Он упал на колени, и его вырвало, но, несмотря на всю тошноту и отвращение, почти ничего не вышло. Сухость во рту обожгла ему горло, и он почувствовал себя еще хуже. У него защипало глаза. Он плакал, испытывая дискомфорт и отвращение.
   Он совершил наихудший поступок. Поступок, который он никогда не ожидал совершить, грех превыше всех остальных. Он отнял еще одну жизнь, может быть, несколько, и сделал это не в порыве ужаса или гнева, а хладнокровно оценив свои шансы. Потому что это нужно было сделать, и он не мог позволить себе потерпеть неудачу.
   Ничто не извиняло этого.
   Он все еще плакал, когда почувствовал чье-то присутствие, стоящее над ним и смотрящее вниз.
   - Я сказал... - начал он, уверенный, что это был Свифт, снова не у него в голове.
   Но присутствие опустилось на колени, взяло его голову в свои ладони и на мгновение показалось, что на грани какой-то невероятной доброты поцелуем прогонит его стыд. Это была Нисса Мбайе.
   Вместо этого она сильно ударила его по лицу.
  

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

  
   - Это один из них, - повторял Ру в четвертый или пятый раз. - Зачем утруждать себя поисками в другом месте? Зачем запирать нас остальных, когда мы все знаем правду? Никто из нас не хочет, чтобы экспедиция провалилась - с чего бы это нам?
   - Гандхари должна следовать процедуре, - сочла своим долгом указать Гома. - Ей, должно быть, нелегко с этим справляться.
   - А если и когда они узнают, кто это, как ты думаешь, что они сделают? Кстати, по какому закону мы сейчас работаем?
   - Ты надеешься на кровь?
   - Я видел, что случилось с твоим дядей.
   - Я тоже так думала. Но если и есть что-то, против чего выступил бы Мпоси, так это бессмысленное возмездие. Он был на "Занзибаре" во время смуты - когда весь ад чуть не вырвался на свободу. Мпоси и Ндеге пытались отстаивать что-то лучшее. За примирение, принятие - за то, чтобы оставить прошлое позади.
   - И посмотри, к чему привел его этот идеализм. То же самое касается и твоей матери.
   - Тебе не нужно напоминать мне. - И это было правдой: это была постоянная борьба за то, чтобы выбросить из головы его образ, его тело, обмякшее в медленно бурлящем пищеварительном механизме колодца, поглощающий ужас от того, что стало с остальным его телом. Она не хотела носить это воспоминание с собой всю оставшуюся жизнь, но чем больше она сопротивлялась, тем глубже оно отпечатывалось.
   Она заставила себя думать о лучших временах. Мпоси за своим рабочим столом в Гочане, Мпоси плавает, Мпоси такой, каким она представляла его - молодой человек, воодушевленный вызовами построения нового мира - готовый к будущему, которое он заслужил, с всепрощением, благоразумием и избытком не по годам развитой мудрости.
   Вскоре раздался стук в дверь их каюты. Гома открыла ее. Это была капитан Васин, выглядевшая усталой.
   - Я подумала, что вы должны узнать об этом первой, - сказала она тихим, измученным голосом. - Начинает казаться, что в этом замешан Грейв. Мы уже перевели его из занимаемой каюты в охраняемое помещение.
   Гома медленно кивнула - с одной стороны, ничто из этого ее не удивляло. - Что есть по нему?
   - Пока достаточно, чтобы задержать его. И у Маслина, и у вашего дяди были свои сомнения на его счет. Оказывается, он был поздним дополнением к делегации Второго шанса - его навязали им почти в последнюю минуту. У него прочные связи с гораздо более ортодоксальным, консервативным направлением мышления Второго шанса, и у них было достаточно влияния, чтобы послать своего человека на борт корабля. Остальные - умеренные - знали его не так уж хорошо.
   - Так вы говорите, он был... кем? - сказала Гома. - Подсаженным на борт для совершения диверсии? Именно тем человеком, выследить которого, по его словам, его послали сюда?
   - Все могло бы быть так просто. Что касается того, действовал ли он в одиночку или как часть более масштабного плана против нас, нам придется подождать и посмотреть. На корабле не так уж много информации, в которую я могу вникнуть.
   Гома вспомнила их несколько бесед и то мнение, которое у нее уже сложилось о Грейве. - Во-первых, что, черт возьми, такой сторонник регресса, как он, делал на корабле?
   - Очевидно, была допущена ошибка.
   - Расскажите мне, что еще вам известно. Дело не может быть только в его происхождении - все они истинно верующие того или иного толка.
   - Вы правы, дело не только в этом. Начнем с того, что существует большая вероятность того, что Грейв обладал техническим ноу-хау для перепрограммирования наномашин в колодце. Даже в записях, которые у меня есть, говорится, что он проводил время на борту голокораблей, включая "Малабар". Очевидно, была допущена ошибка.
   - Это преуменьшение, если я когда-либо такое слышал, - мрачно прокомментировал Ру, стоя сразу за Гомой.
   - В чем значение "Малабара"?
   - После того, как на Крусибл обрушилась информационная волна, "Малабар" остался одним из немногих голокораблей, которым все еще удавалось поддерживать жизнеспособную популяцию промышленных наномашин. Все наномашины, которые сейчас используются здесь или где-либо еще в системе, получены из образцов "Малабара". Грейв был там школьным учителем. Прямой связи нет, но при наличии правильных связей он легко мог бы приобрести практический опыт в обращении с наномашинами и их перепрограммировании.
   - Достаточно для того, что было сделано?
   - Возможно, с некоторым дополнительным обучением, - сказала Васин.
   - Вам понадобится нечто большее, чтобы прижать его к ногтю.
   - Когда мы впервые нашли Грейва, вскоре после того, как вы нашли Мпоси, он возвращался в свою каюту со стороны сферы привода. Это подозрительно, хотя само по себе и не осуждающе. Но сейчас мы обнаружили следы крови в одной из охраняемых зон. Также имеются следы борьбы - соскобы кожи и волос, клочок разорванной ткани.
   - Кровь Грейва?
   - Мпоси. Сатурнин уже провел сопоставление - у него есть данные анализов крови вашего дяди.
   - А как насчет Грейва? - спросил Ру.
   - Нет никаких признаков того, что он пострадал в драке. Ткань, похоже, тоже была взята не с его одежды. Но он моложе и сильнее, чем был Мпоси - на самом деле неудивительно, что вашему дяде пришлось бы хуже в борьбе.
   - Так что вы хотите этим сказать? - спросил Ру, все еще говоря через плечо Гомы: - Этот Грейв убил его там, а затем перенес обратно через весь корабль в комнату знаний так, что никто этого не видел?
   - Это не так дико, как кажется. Обе сферы соединяет грузовой лифт, который проходит в обход всех основных жилых этажей, и Грейву не пришлось бы далеко идти от лифта до комнаты знаний. Опять же, обычные пассажиры не могут воспользоваться грузовым лифтом. Но если бы Грейв уже изменил свой браслет, чтобы разрешать вход в закрытые помещения, управлять лифтом не составило бы труда.
   - Что этот регрессист делал в сфере привода?
   - Это-то я и надеюсь выяснить. Конечно, в этой области находятся не только двигательные установки - там есть отсеки для оборудования, склады припасов и так далее.
   - Мы все еще живы, - сказала Гома. - Это должно что-то значить, не так ли? Если и существует план диверсии, то пока он не сработал.
   - Может быть, нам повезло, - сказала Васин. - В таком случае нам следует поблагодарить вашего дядю. Я могу только пожелать, чтобы он пришел ко мне, а не держал это в себе. У меня такое чувство, что в ближайшие дни нам будет остро не хватать его навыков и опыта.
   Поисковые группы капитана Васин проделали свой эффективный, методичный путь через середину и кормовую сферу "Травертина". Вскоре они нашли складское помещение, которое было закрыто, но не заперто на ключ, вопреки обычному протоколу, и внутри этого помещения находился стеллаж с ящиками для припасов. Эти ящики были осмотрены тщательно и с осторожностью. Один из них, предположительно содержащий детали скафандра, оказался незапертым. Внутри вместо шлемов и шейных колец находилась дюжина подрывных зарядов размером с бутылку, упакованных в амортизирующий материал.
   Васин объяснила Гоме, что это были устройства MВ - заряды металлического водорода. Их присутствие на борту корабля само по себе не было странным, поскольку подобные предметы были частью обычного экспедиционного снаряжения. Однако это были не пересчитанные по штукам заряды, которые хранились под строгим контролем в передней сфере. Должно быть, их тайно пронесли на борт, вероятно, довольно поздно во время погрузки. Одного заряда было бы вполне достаточно, чтобы уничтожить большую часть задней сферы, а возможно, и весь корабль. Конечно, "Травертин" был бы поврежден безвозвратно.
   - Как, черт возьми... - начала говорить Гома.
   - Последние приготовления завершались в слишком большой спешке, - сказала Васин. - Сочувствующие нам хотели, чтобы мы улетели как можно быстрее, пока кто-то не передумал и не решил, что экспедиция все-таки не должна состояться. Углы срезались, детали опускались. Сначала Грейв, а потом пропустили на борт нечто подобное.
   - Поздновато сожалеть, - сказала Гома.
   - Возможно, нам повезло. Разумеется, я распоряжусь, чтобы остальную часть корабля просмотрели до нитки.
   - Что говорит Грейв? - спросил Ру.
   - Все еще придерживается своей версии. Говорит, что он договорился о встрече с Мпоси - что они оба искали одно и то же. Какой бы ни была его защита, ему будет трудно отмахнуться от следов присутствия в этой комнате. Отпечатки пальцев Грейва на коробке с зарядами настолько отчетливы, насколько это возможно, и он также оставил в комнате чешуйки кожи. Может быть, он был на грани того, чтобы взорвать нас всех, а может быть, просто хотел извлечь заряды и разложить их по кораблю в качестве подготовки.
   - Зачем ждать? - спросил Ру, сильно нахмурившись. - Если в планы входило взорвать нас, почему бы не сделать это здесь и сейчас?
   - Мы не знаем, какова была его конечная цель, - ответила Васин. - Может быть, это было сделано не для того, чтобы уничтожить сам "Травертин". Когда мы доберемся до Глизе 163, мы будем использовать для более близкого изучения посадочный модуль, а не корабль. Его целью может быть все, что мы в конечном итоге узнаем.
   - Вы заставите его признаться, - сказала Гома, едва осмеливаясь представить, какой ущерб бомба могла бы нанести ее любимым танторам, если бы они присутствовали. - Я хочу точно знать, что произошло и почему.
   - Человека с глубокими убеждениями бывает трудно запугать, - сказала Васин.
   - Думаю, я могла бы попробовать, - ответила Гома.
   Тело Мпоси было извлечено из колодца, а наномашины обезврежены. Была своего рода заупокойная служба - трудная, душераздирающая церемония, которую Гома была рада оставить позади, - а затем его останки поместили в криосаркофаг, чтобы перевезти на Глизе 163 и - возможно - обратно в Крусибл. Васин сказала Гоме, что она обязана сохранять улики любого преступления, даже если обстоятельства кажутся недвусмысленными - посмертное обследование доктора Нхамеджо было настолько тщательным, насколько это возможно, но, учитывая ограниченные ресурсы и опыт, имеющиеся на судне, не полностью исчерпывающим.
   Для душевного спокойствия Гомы она бы предпочла, чтобы останки были сожжены или выброшены в космос. Тогда она могла бы начать горевать по Мпоси.
   Несмотря на это, она постепенно начала привыкать к его отсутствию. Ру был удивительной силой, и Гома поймала себя на том, что благословляет цепь обстоятельств, которые удерживали их вместе. Если потребовалась смерть матриарха Агриппы, чтобы сблизить их, то она была благодарна старой слонихе за ее прощальный подарок. Без Ру она не смогла бы встретиться лицом к лицу с будущим.
   В конце концов, обратно из Крусибла доползли фотоны. В дополнение к физическому отставанию во времени произошла задержка на день или два. Тщательное изучение биографии Грейва дополнило уже сложившуюся картину, укрепив их существующее впечатление о нем. Его идеологические предпочтения и связь с наиболее консервативной ветвью движения Второй шанс были установлены вне всяких сомнений. Таким же был и тот факт, что Грейв обладал необходимыми базовыми знаниями в области программирования наномашин, приобретенными во время его пребывания на орбитальном голокорабле. Учитывая этот неожиданный опыт, он обладал навыками, необходимыми для того, чтобы переопределить предполагаемые функции безопасности браслетов. Не было достоверного подтверждения того, что Грейв был внедрен на борт корабля в качестве своего рода агента по борьбе с терроризмом.
   Васин все же дала ему шанс защититься. "Судебный процесс" был специальным мероприятием, на котором присутствовал почти весь экипаж и пассажиры. Грейва попросили объяснить его присутствие во второй сфере. Он не отрицал этого, признавая, что судебно-медицинские доказательства были неопровержимыми. Он также не отрицал, что у него был некоторый опыт работы с наномашинами.
   - Какой в этом был бы смысл? Вы знаете мое прошлое. Но это звездолет, полный ученых и техников.
   - К чему вы клоните? - спросила Васин.
   - Сомневаюсь, что я единственный на борту, кто вступал в тесный контакт с наномашинами. Вы исследовали всех до такой же степени, как и меня? А как насчет медицинской бригады?
   - В чем-то он прав, - спокойно сказал доктор Нхамеджо. - Я работал с небольшими партиями медицинских наномашин, как и другие члены моей команды.
   - Вы могли бы перепрограммировать комнату знаний? - спросила Васин.
   Его красивые черты лица выглядели печальными. - Примерно за пять минут, когда я только что закончил медицинскую школу.
   - Вы оказываете себе медвежью услугу, - сказала Васин, встречая выражение его лица своей собственной улыбкой. - Однако главное заключается в том, что очень немногим из нас когда-либо понадобится войти во вторую сферу - или у них будут средства для этого.
   - Мои следы не могли быть единственными, которые вы нашли в этой сфере, - сказал Грейв. - Или вы хотите сказать, что никто из ваших техников никогда туда не заходит?
   В его возражениях была разумность, но также и прагматичное признание того, что его судьба уже решена. Он выглядел сломленным, его стремления разлетелись в клочья - человек, испытывающий правосудие, зная, что не сможет привести убедительных аргументов.
   - Вы встречались с Мпоси? - спросила Васин.
   - Несколько раз.
   - Почему?
   - Мы хотели поговорить. У меня были некоторые опасения, и я надеялся поделиться ими с ним.
   - Были ли эти смутные опасения по поводу угрозы?
   - Я ничего не могу поделать с тем, что они были расплывчатыми. Моей задачей было собрать больше информации - чтобы обезопасить как экспедицию, так и целостность делегации Второго шанса. Если бы мы с Мпоси обнаружили ощутимую угрозу, мы бы сообщили о наших опасениях непосредственно вам. В отсутствие чего-либо конкретного никто из нас не хотел беспокоить вас.
   - Я продолжаю слышать о людях, которые не хотят меня беспокоить, - печально сказала Васин. - Я бы хотела, чтобы они позволили мне решать самой. Быть обеспокоенной - вот для чего я здесь.
   - Вы говорили с Крусиблом. Предположительно, они проверили рассказ Мпоси о происходящем? - спросил Грейв.
   - Мпоси был предупрежден о возможной попытке диверсии, - сказала Васин. - Но, насколько нам известно, вы могли быть тем диверсантом, о котором его предупреждали. - Ее тон стал резче. - Почему вы убили его?
   - Я этого не делал.
   - А, это несостоявшееся рандеву. Какой в этом был смысл?
   - Мы договорились встретиться и вместе исследовать вторую сферу. Мпоси знал, как проникать в охраняемые районы. Он уже показал мне, как изменить мой браслет, чтобы добиться тех же настроек, но мне все еще нужна была его помощь, чтобы попасть в секцию привода. Однако, когда я прибыл туда, Мпоси опаздывал. Вернее, теперь я думаю, что он пришел рано - что он пришел раньше меня, а кто-то другой уже был там. Я видел признаки для беспокойства - кровь, которую вы нашли.
   - Вы хотите сказать, что к тому времени, как вы прибыли, на Мпоси уже напали, возможно, даже убили?
   - Я знаю только, что его там не было. У меня нет прямых сведений о том, что случилось с ним после этого, за исключением того, что вы сказали, что он был убит, а его тело бросили в колодец. - Грейв помолчал, затем спросил с внезапной и правдоподобной невинностью: - Вы спрашивали меня о моей истории с наномашинами. Вы правда думаете, что у меня хватило опыта проделать такое с Мпоси?
   - А разве нет? - спросила Васин. - Опыт специфический, но вы могли бы легко приобрести эти навыки на "Малабаре". Я не знаю, почему он согласился встретиться с вами наедине. Как бы то ни было, вы вырубили его, может быть, даже убили - у нас для осмотра только половина его тела - и потащили к грузовому лифту. Вы отвели его в комнату знаний, перепрограммировали наномашины... и надеялись, что это даст вам достаточно времени, чтобы замести следы.
   - Я все это сделал? - Грейв выглядел довольным собой. - Вы переоцениваете мою способность к импровизации, капитан.
   - Если бы у нас остался последний грамм топлива, наш последний паек, - сказала Васин, - у меня могли бы быть основания для казни - или, по крайней мере, для того, чтобы выбросить вас из воздушного шлюза. Так уж получилось, что ни топливо, ни рационы не вызывают беспокойства. Кроме того, Мпоси этого бы не одобрил. Учитывая это - и неопределенный юридический статус этого судебного разбирательства - у меня есть только один вариант. Вы предложили доводы в свою защиту, но они не могут быть подтверждены. С другой стороны, у вас была возможность, технические средства и - как у консервативного сторонника Второго шанса - правдоподобный мотив.
   - Тогда дело закрыто.
   - Нет, дело все еще открыто, но для вас оно выглядит все более сомнительным. Вы можете быть виновным, а можете и не быть - у меня нет доказательств, чтобы решить, - но я не могу рисковать тем, что вы причините еще больший вред. Вы будете обречены на спячку, Грейв. На заморозку на все время экспедиции.
   Доктор Нхамеджо резко заговорил: - Я не буду в этом участвовать.
   Васин повернулась к нему. - Простите, доктор?
   - Независимо от того, что мы можем думать о Грейве, это ни в коей мере не нарушает его прав как участника этой экспедиции. И я не соглашусь с каким-то исполнением посторонним...
   Васин говорила тихо, но ей не нужно было повышать голос, чтобы он звучал властно. - Это не казнь, доктор, это помилование. Я оказываю ему любезность, не предполагая его вины. Я бы предпочла, чтобы вы подчинились этому решению, но правда в том, что я в этом не нуждаюсь. В соответствии с положениями о чрезвычайной ситуации любой член этого экипажа имеет право помочь другому перейти в спячку.
   - Только когда медицинский персонал нездоров!
   - Или неспособен выполнять свои обязанности, что на данный момент практически одно и то же. Простите, что заявляю это так прямо, Сатурнин - мы друзья, и у меня нет желания перечить вам, - но Грейв отправится в спячку с вашей помощью или без нее. Вы бы предпочли стоять в стороне и наблюдать, как кто-то из нас неуклюже пытается сделать за вас вашу собственную работу?
   - Конечно, нет, - сказал Нхамеджо с угрюмостью, которая никак не вязалась с его приятными, располагающими чертами лица.
   - Возможно, я допустил ошибку, - сказал Грейв. - Вам не приходило в голову, что я ничего не добился, предположительно убив Мпоси?
   - Вы действовали неосторожно, - ответила Васин. - Это не моя забота.
   - Так и должно быть. Я не его убийца. Это кто-то другой. Вы нашли заряды для подрыва - это хорошо для вас. Возможно, они были частью заговора с целью взорвать корабль, как вы подозреваете. Но если настоящий убийца все еще активен, он просто перейдет к другому оружию.
   - Например?
   - Хотел бы я знать. Если бы я знал, то был бы первым, кто сказал бы вам.
   Гома проснулась после суда и обнаружила, что ее ждет передача от Ндеге. Она ожидала подобного, зная, что ее мать была проинформирована о смерти Мпоси по меньшей мере по двум каналам. Сначала было личное сообщение от Гандхари Васин, в котором она поделилась известием и выразила свое глубокое сожаление по поводу того, что эта ужасная вещь случилась с такой уважаемой и всеми любимой личностью. Васин позволила Гоме просмотреть передачу до того, как отправила ее, и вскоре после этого Гома составила свое собственное сообщение Ндеге.
   Васин оказала ей любезность тем, что не Гоме выпало сообщать плохие новости. Ей оставалось только выразить свою печаль и выразить соболезнования. Было достаточно плохо, что ее дядя был убит, но для Ндеге было гораздо хуже потерять брата. Гома знала его лишь короткий промежуток своей собственной жизни; Ндеге и Мпоси были свидетелями общих столетий.
   Оба расстались, зная, что воссоединение крайне маловероятно, но ни один из них не ожидал узнать о смерти другого. Возможно, Мпоси мог умереть до того, как экспедиция достигла места назначения, но к тому времени, когда известие о его кончине достигло бы Крусибла, Ндеге, вероятно, уже не будет в живых, чтобы получить его. Точно так же, если бы Ндеге умерла в ближайшие несколько десятилетий, известие об этом, возможно, не дошло бы до экспедиции в течение многих последующих десятилетий.
   Ни один из них не ожидал такого. "Травертин" все еще находился чуть более чем в световой неделе от Крусибла - его путешествие едва началось. Казалось безгранично жестоким со стороны вселенной навязывать Ндеге такое развитие событий, как будто она и так недостаточно страдала.
   И все же она приняла это с тем, что Гоме показалось крайне стоической выдержкой. Она говорила с достоинством, признавая свою печаль, но в то же время гордясь тем, что у ее брата хватило смелости присоединиться к экспедиции и еще большей смелости действовать, чтобы защитить ее. В конце концов, он никого из них не подвел - возможно, за исключением Гомы, у которой теперь не было бы возможности опереться на его дружбу и мудрость. Ндеге было жаль этого, но она сказала, что есть простой ответ. Тем, чем Мпоси был для Гомы, Гома теперь должна была стать для остальных участников экспедиции. Качества Мпоси были присущи ей самой - ей просто нужно было их найти.
   - Тебе не придется копать очень глубоко, дочь моя. Я уверена в тебе, как всегда была уверена. А теперь иди и делай мудрый выбор, и если это в твоих силах, верни нам тело Мпоси. Он полюбил этот жаркий, зеленый мир, и мы обязаны похоронить его под голубым небом, под звездами, которые он узнал. Что касается тебя - у тебя уже есть моя любовь, но если бы это было в моих силах, я бы послала тебе ее вдвое больше. Будь сильной ради меня, будь сильной ради Ру, будь сильной ради других, но прежде всего будь сильной ради себя. Удачи тебе, дочь моя.
   Первым побуждением Гомы было ответить пространно, но, поразмыслив, она выбрала что-нибудь попроще.
   - Ты говоришь, что должна дважды посылать мне свою любовь, но ты уже дала мне больше, чем кто-либо когда-либо заслуживал. Мпоси здесь нет, но есть твои хорошие мысли. И, в свою очередь, я надеюсь - я знаю, - что ты можешь чувствовать мои. Они причинили тебе зло, моя мать, но ты никогда не ненавидела их за это. И даже когда мир был о тебе самого низкого мнения, я никогда не хотела, чтобы кто-то другой был моей матерью. Я горжусь своим именем, горжусь тем, кто я есть - горжусь местом, которое сформировало меня такой, какая я есть, горжусь предками, которые стоят за моей спиной. Я не могу заменить Мпоси - никто из нас не смог бы, за исключением, возможно, тебя. Но я сделаю все, что в моих силах, и буду продолжать стараться еще больше, и, возможно, не опозорю его память. И когда это будет сделано, я привезу Мпоси домой, в Крусибл.
   Если и нужно было сказать что-то еще, то слов не нашлось. Она даже не стала воспроизводить передачу, прежде чем отправить ее в глубокий космос, возвращая стрелой на свою родную планету.
   Она могла ожидать ответа менее чем через двадцать дней, с учетом временной задержки, но не рассчитывала получить ответ. Они сказали то, что должны были сказать, освободив друг друга от медленно накапливавшихся в течение всей жизни несчастий, горечи и вины. Теперь все это исчезло, начисто стертое смертью.
   Когда все, что осталось, - это любовь, слова были излишни.
   Дверь открылась по команде ее браслета. Гома вошла в почти затемненную комнату, подождав мгновение, пока ее глаза привыкнут к слабому зеленому освещению. Фигура на кровати пошевелилась, почувствовав ее непрошеное присутствие. Сначала Грейв казался невозмутимым, возможно, думая, что его еще раз осматривает капитан или медицинский персонал. Но потом он, должно быть, понял, что это был не один из его обычных посетителей.
   - Гома, - тихо сказал он, поднимаясь с кровати. - Как вы сюда попали? Никто не говорил мне, что я должен ждать вас.
   Дверь за ней автоматически закрылась.
   - Вы допустили ошибку, - сказала Гома.
   - Неужели?
   - Вы упомянули, что Мпоси показал вам, как перепрограммировать браслеты.
   В зеленоватом полумраке она разглядела его нахмуренный лоб, его бессонные глаза, широко раскрытые, но полные усталости.
   - В чем именно это было ошибкой?
   - Потому что это подсказало мне, что это можно сделать. Как только я узнаю, что что-то возможно, это уже половина пути к выяснению того, как это осуществить. Ни у вас, ни у Мпоси не было доступа к средствам безопасности, поэтому найти режим перепрограммирования не составило бы особой сложности.
   Он слегка улыбнулся, в равной степени забавляясь и беспокоясь. - И вы это сделали?
   - Нет, это было слишком сложно. Даже для Ру, а он в десять раз умнее меня. Но я пошла к Айяне. Я знала, что она справится с этим.
   - И она справилась?
   - Уже разобралась. Но, как типичный ученый, как только головоломка была разгадана, потеряла к ней интерес. Айяне никогда не приходило в голову открывать какие-либо двери, которые ей не предназначались.
   - Я удивлен, что вы упомянули имя Лоринг. Разве это не немного опрометчиво, если то, что вы делаете, противоречит всем правилам корабля? Не навлечет ли это на Лоринг еще и неприятности?
   Гома подошла к его постели. Грейв не спускал с нее глаз, но не предпринимал никаких попыток встать с кровати. Ей стало интересно, думал ли он, что у нее может быть оружие.
   - Никаких неприятностей не будет, - сказала она. - Как вы думаете, зачем я пришла - убить вас?
   - Это приходило мне в голову.
   - Пройдет немного времени, Грейв, и вы будете все равно что мертвец. Я была бы дурой, если бы поставила под угрозу свое положение в экспедиции, не так ли?
   - Тогда я не совсем понимаю, в чем смысл этого небольшого визита.
   - Вы убили моего дядю.
   - Похоже, это действительно общепринятое мнение. Молодчина, что согласились с ним.
   - Заткнитесь. - Она схватила прядь его волос и сильно открутила ее от головы, не заботясь о том, насколько это причиняет ему боль. - Заткнитесь на хрен, вы, верующий литр мочи. Я видела Мпоси. Видела, что от него осталось. Кто бы это ни сделал, нет ничего такого, чего бы я с ними не сделала. Ничего настолько чертовски мерзкого, чтобы я не подумала об этом. И я действительно думаю, что вы сделали это. Но я не могу быть уверена. Не совсем.
   Она все еще держала в руке его волосы. Грейв издал какой-то горловой звук, не совсем похожий на визг, но это не оставило у нее сомнений в том, какой дискомфорт она причиняет. И все же он не предпринимал никаких попыток бороться с ней, его собственные руки были опущены по бокам.
   - Дело вот в чем, - сказала она. - Вы идете на заморозку. Гандхари говорит, что на триста лет. Никто не заговорит с вами, пока мы не вернемся домой. Но если есть что-то, что я должна знать, что, по вашему мнению, может повлиять на наши шансы, я хочу знать это сейчас.
   - Ради этой крошечной искорки сомнения?
   Она вонзила ногти ему в голову. - Пошел ты. Я думаю, есть примерно один шанс из тысячи, что ты не убивал Мпоси. Это не сомнение, это выброс. Но я все равно хочу знать. Одну вещь. Все, что у тебя есть.
   - Танторы, - сказал он.
   Этого было достаточно, чтобы ослабить ее хватку на нем. Она убрала руку, позволив его голове откинуться на подушку.
   - Расскажи мне еще.
   - Этот страх, Гома, - причина попытки диверсии. На самом краю движения есть люди, которые разделяют ваши подозрения.
   - Мои подозрения относительно чего?
   - Что танторы, возможно, выжили где-то за пределами Крусибла. Вот почему вы здесь, не так ли? Будьте честной - это не значит прислушаться к зову дорогого умершего предка. Это для того, чтобы найти говорящих слонов.
   - Что ты знаешь о танторах?
   - То же, что и все остальные. И еще кое-что. Если бы существовал план диверсии, уничтожение "Травертина" было бы лишь побочным эффектом истинного намерения. Они хотят убить ваших слонов, Гома.
   - Ты сказал мне, что ненавидишь грех в том, чем они являются, а не самих слонов.
   - Это было правдой.
   - А теперь?
   - Я думаю, что все равно было бы неправильно причинять им вред.
   - Капитан нашла взрывчатку. Если есть еще, она ее найдет.
   - Я в этом не сомневаюсь. Но взрывчатка - не единственное оружие, не так ли?
   - Что еще?
   - Понятия не имею. Если бы мне предоставили свободу, у меня был бы шанс выяснить это.
   - Гандхари не должна останавливаться на тебе, - сказала Гома. - Она должна положить вас всех в холодную спячку.
   - Наша экспедиция состоит из пятидесяти трех человек. Таким образом, все равно остается еще сорок один кандидат.
   - Это не кто-то из нас. Это вы фанатики, а не мы.
   - Надеюсь ради вашего же блага, что вы правы. Правда в том, Гома, что я никогда не хотел, чтобы мы ссорились. Что бы вы ни думали обо мне - а вы совершенно ясно выразили свои чувства, - я не причинял вреда вашему дяде. Кто-то другой убил Мпоси - кто-то все еще на свободе на борту этого корабля. Я знаю это, но, конечно, не могу заставить вас увидеть это самой. Тем не менее, я могу посоветовать вам иметь это в виду. Как думаете, вы найдете танторов после стольких лет?
   Гома почувствовала прилив стыда за ту физическую боль, которую она причинила Грейву. Это было ниже ее достоинства, ниже ее имени, ниже памяти Мпоси. Гнев был искренним и оправданным, но она скорее позволила ему использовать себя, чем наоборот.
   - Не знаю.
   - Но вы надеетесь, что так и будет.
   - Да.
   - Тогда будьте мудрой, Гома Экинья. Будьте очень мудрой и очень бдительной. Потому что, когда змея поднимет голову, меня не будет рядом, чтобы помочь вам.
   Вскоре после этого последовало вступление Грейва в спячку, проведенное без церемоний и без видимого сопротивления со стороны субъекта. Гоме разрешили присутствовать в хранилище спящих с небольшой группой свидетелей и технических специалистов, включая Ру, Маслина Караяна и избранного числа других участников Второго шанса.
   Грейв уже получил успокоительное и находился в сознании лишь в минимальной степени к тому времени, когда гроб был закрыт и начался переход к анабиозу. После их публичного спора Васин и Нхамеджо, похоже, пришли к какому-то неохотному соглашению относительно перевода Грейва в спячку. Сатурнин занимался медицинскими аспектами, хотя и с заметным отсутствием энтузиазма.
   Гома наблюдала за всем этим со смутным предчувствием, зная, что скоро она сама ляжет в один из этих гладких серых гробов и доверит свою судьбу медицинской технологии, которая была надежной, но не безотказной, и относительно которой она не притворялась, что понимает ее. Собрание в тишине наблюдало, как индикаторы состояния отмечали погружение Грейва в медицинскую спячку, постепенную остановку всех клеточных процессов. Наконец его мозг выдал последнюю, сдающуюся вспышку нейронной активности, и все стихло.
   - Мне жаль, что я не смогла сообщить вам больше, - сказала Васин Гоме, когда свидетели начали расходиться. - Какое-то чувство справедливости восторжествовало, а не было отложено.
   - Мпоси и не ожидал ничего большего.
   - Возможно, и нет. Но признаю, что чувствовала потребность в возмездии - какое-то чувство, что наказание должно соответствовать преступлению.
   Гома вспомнила свой ночной визит в запертую комнату Грейва. Насколько ей было известно, это осталось незамеченным и о нем не сообщалось. Если Грейв и упомянул об этом кому-нибудь, последствий не было.
   Она подумала о своих ногтях, оставляющих маленькие ранки в форме полумесяца на его голове.
   - Я бы не хотела возмездия.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

  
   Кану приготовил чай и опустился на колени перед саркофагом Ниссы, пока крышка со вздохом не открылась и не скользнула назад. Она лежала там, живая, но еще не проснувшаяся. Он позволил этому случиться в свое время, все еще стоя на коленях, пока неловкость его позы не стала почти невыносимой. Он все еще ждал. Наконец она пошевелилась, ее горло задвигалось, глаза превратились в щелочки. И снова он позволил ей замолчать, хотя был уверен, что она чувствует его присутствие, его дыхание рядом с собой.
   В конце концов она сглотнула и спросила: - Где мы?
   - У нашего пункта назначения, - ответил Кану. - Система Глизе 163. - Он говорил медленно, спокойно, настолько мягко, насколько позволяли слова. - Мы примерно в шести световых часах от звезды - достаточно близко, чтобы хорошо рассмотреть все планеты. Я чувствовал, что ты должна быть готова к этому.
   - Почему?
   - Это твое право.
   Помолчав, она сказала: - У меня нет никаких прав, Кану. У меня отняли все права, когда меня похитили. Я заложница. Заключенная. Багаж.
   - Мне жаль, что все произошло именно так, как произошло.
   - Тогда это все к лучшему, не так ли?
   - Я серьезно. Я имею в виду это больше, чем ты можешь себе представить. - Кану порылся в своих мыслях, желая, чтобы был способ заставить ее увидеть его добрые намерения, безмерность его сожаления. - Я обидел тебя, мы оба это знаем.
   - Знаешь?
   - Я солгал тебе и использовал тебя. То, что я не осознавал этого... это никогда не было оправданием. Не тогда, когда я планировал все это с самого начала, будучи уверенным в том, как все обернется - мы встретимся, у тебя будет корабль, ты доставишь меня на Европу, а потом наши пути разойдутся.
   Ее голос был хриплым. Он вспомнил, как пересохло у него самого в горле, когда он выходил из спячки всего несколько часов назад.
   - А потом скажешь, что у тебя не было выбора, что это нужно было сделать.
   Он провел рукой по холодной коже головы, выбритой перед сном. - Если бы я сказал так много, это все равно не было бы оправданием. Я должен был найти другой путь - другое средство добраться до Европы. Просто ты предоставляла наименьший риск быть обнаруженным, и...
   - Ну вот, опять ты за свое.
   - Мне очень жаль.
   - Это твой путь, Кану. У тебя всегда будет оправдание, отговорка. Нет такого поступка, который ты не мог бы объяснить. Это всегда необходимо, всегда единственное, что ты мог бы сделать.
   - Я постараюсь сделать лучше.
   - Немного поздновато для этого?
   - Я подниму руки и скажу, что все, во что я заставил тебя поверить после Лиссабона, было неправильным. Но это никогда не входило в мои намерения. Я не хотел, чтобы ты была на корабле.
   - С глаз долой, из сердца вон? Ты бы использовал меня, но, по крайней мере, я бы потом не болталась поблизости, напоминая тебе об этом факте?
   - Если ты так себя чувствуешь, я приношу свои извинения. Ты помнишь многое из того, о чем мы говорили перед уходом в спячку? Это было делом рук маркграфа. Он хотел защитить тебя, и я попросил его сделать все необходимое. Я не думал, что это означает захватить тебя и твой корабль и переправить их контрабандой на мой собственный!
   - Верни мне мой корабль.
   - Он твой, когда бы ты этого ни захотела. Но мы в пятидесяти световых годах от Земли. "Наступлению ночи" повезет, если он доберется до края этой солнечной системы, не говоря уже о том, чтобы доставить тебя домой.
   - Тогда я умру, пытаясь это сделать. Лучше так, чем это.
   - Это нормально - быть немного фаталистом после прыжка с парашютом. Ты начнешь чувствовать себя по-другому, когда немного побудешь на ногах.
   - Не говори мне, что я буду чувствовать, Кану. - На ее лбу появилась морщинка подозрения. - И вообще, почему ты проснулся раньше меня? Ты обещал, что мы выйдем вместе.
   Он кивнул. - Я так и сделал, и мне жаль, что это обещание было нарушено. Свифт... подумал, что так, может быть, будет лучше.
   - Тогда это полезно. Вини во всем Свифта.
   - Я сожалею об этом, как и о многом другом. Но я не жалею, что ты здесь, что ты со мной. - Он поерзал на своих старых-престарых коленях. - Это что-то чудесное, Нисса, что-то, что затмевает все, что случалось со мной в моей прошлой жизни. Я хочу, чтобы ты увидела это, разделила это открытие - стала частью этого. - Он помолчал. - Мы нашли... что ж, тебе действительно стоит увидеть это своими глазами.
   - Ничто не сделает это лучше, Кану. Чем скорее ты это примешь, тем легче будет нам обоим.
   - Я принес тебе чай, - сказал он с некоторой определенностью. - Тебе может чуть-чуть понравиться.
   - Чай не делает все лучше. Ты ведь знаешь это, не так ли?
   - Знаю, - ответил Кану.
   Удовлетворившись ее успехами, Кану вернулся на контрольную палубу. Нисса была вольна последовать за ним туда - он надеялся, что она это сделает, - но ей придется самой принять решение по этому поводу. Все дисплеи и индикаторы были по-прежнему активны, как он их и оставил: схемы и крупные планы различных аспектов системы и корабля. Самым крупным был ряд вложенных друг в друга эллипсов, отмечавших орбиты миров вокруг их родительской звезды. Заняв свое место, Кану обновил дисплей. Один за другим на изображении появлялись глобусы планет в их текущем орбитальном положении. Они были показаны в масштабе, намного превышающем их орбиты, но их относительные размеры были сохранены. Рядом с каждым был столбец с именами и данными.
   Даже самые маленькие из этих миров были обнаружены и охарактеризованы столетия назад и в большинстве случаев подверглись прямому отображению особенностей поверхности. Тем не менее, даже могущественный Окулар не смог изучить каждую отдельную планету вокруг каждой звезды, даже в окрестностях местной звезды - кандидатов было просто слишком много. Глизе 163 лежала дальше, чем многие из лучше изученных солнечных систем, вне досягаемости голокораблей, и поэтому не было стимула получать более точные данные. За пределами обитаемой зоны звезды находилась бесплодная планета размером с Землю. Холодная и почти безвоздушная, она не заслуживала бы его внимания, если бы не одно обстоятельство. На поверхности планеты, появляясь в поле зрения по мере ее вращения, была еще одна Мандала.
   Она была того же размера, что и инопланетное сооружение на Крусибле, отличалась в деталях, но, несомненно, являлась работой того же разума. В те первые несколько часов бодрствования Кану смотрел на это с удивлением и своего рода ошеломленным недоумением, пораженный тем, что именно ему выпало стать первым свидетелем и задокументировать это открытие. Оказалось, что в данных Окулара она была видна в форме намека. Но разрешение было не совсем достаточным, чтобы выявить то, чем оно было на самом деле: скорее искусственный изъян, чем творение природы.
   Теперь ему в голову пришел вопрос. Одно дело - воспринимать Мандалу как единичный феномен, но если их было две, то, вероятно, были и другие.
   Сколько еще?
   Он рассмеялся. Он понятия не имел, кроме инстинкта, почему двух недостаточно. Создатели Мандал делали все по три. Или по четыре. Или множество раз.
   - Ты уже выбился из сил, водяной, - сказал он себе.
   - Осмелюсь предположить, что мы все в равной степени не в своей тарелке, - сказал Свифт, стоя в нескольких метрах справа от Кану и в праздном восхищении поглаживая подбородок, изучая новые изображения. - Для этого нет прецедента. Что ж, ровно один прецедент - другая Мандала. Но мы так мало знаем об этом, что едва ли находимся на более твердой почве, чем если бы никогда не видели ничего подобного. Не хочешь ли взглянуть на нее поближе?
   - Определенно. Но какой бы курс мы сейчас ни выбрали, сначала нам придется обогнуть звезду. А как насчет той тяжелой планеты, дальше? Похоже, наш нынешний курс проведет нас совсем близко.
   Это был самый большой мир, который не был газовым гигантом, и он обращался вокруг Глизе 163 раз в двадцать шесть дней. Это был смехотворно короткий "год" по любым меркам, но звезда была красным карликом - более холодным и меньшим, чем земное солнце, - и такая узкая орбита помещала большую планету в пределы пригодности для жизни. Ей было дано имя: Посейдон. Кану знал, что существуют и другие Посейдоны, и было бы неразумно придавать этому чрезмерное значение. Но, учитывая историю его семьи и их долгую и бурную связь с народом моря, это не могло не показаться уместным.
   Более того, Посейдон был водным миром. Его масса была выше, чем у Земли, и он также был больше. Океаны покрывали его от полюса до полюса, нигде не было суши. Действительно, эти океаны были слишком глубоки, чтобы какие-либо элементы могли пробиться сквозь них к сухому воздуху. Теплые на поверхности - неуютно теплые - океаны опускались вниз на бесконечные черные километры, наконец становясь прохладными. Животные могли бы выжить в этих суровых глубинах, но им было бы трудно процветать в поверхностных водах.
   Что вовсе не означало, что наверху океана не было жизни. Из космоса голубизну дневного океана нарушали мазки и вкрапления зелени, варьирующиеся по размеру от крошечных островов до пространств площадью с земные континенты. Потребовалось всего несколько сканирований, чтобы установить, что эти объекты были огромными плавучими сооружениями, поднимающимися и изгибающимися вместе с солнечными приливами океана, а не из-за того, что вода плескалась над ними. С такого расстояния они казались густыми, как леса. Но на самом деле живые маты были тонкими, редко превышали толщину в несколько сантиметров и подвергались постоянному процессу срезания и переформования - не более прочными, чем плоты из плавающих морских водорослей или бурых водорослей-ламинарий. Они объясняли наличие свободного кислорода в атмосфере, но было трудно понять, как что-либо могло удержаться на них, а не упасть в нижележащую воду.
   Тем не менее, они были примером богатой инопланетной экологии, и Кану с нетерпением ждал бы возможности собрать больше информации, если бы не другие вещи на Посейдоне. "Ледокол" ясно представлял их себе, и они были вызовом всему, что, по мнению Кану, он знал о планетах.
   В океане были арки. Десятки их, разбросанных по всей видимой поверхности, всегда находились в открытой воде, а не прорезали зеленые полосы, и они поднимались так высоко, что их вершины выходили за пределы атмосферы в безвоздушное пространство, на сотню километров над уровнем моря. Он смотрел на них в течение долгих минут, убежденный - вопреки самому себе - что они должны были быть простительной аналитической ошибкой, плодом сбитых с толку сенсоров корабля.
   Но чем прочнее казался "Ледокол", тем более реальными становились арки. Они не были призраками.
   Они были твердыми объектами, отбрасывающими измеримые тени на океан размером с континент. Каждая арка имела неглубокий обод и плоскую поверхность, похожую на протектор колеса. Они отражали радарное излучение обратно, наводя на мысль о металлах - единственный намек на металлы где-либо на Посейдоне.
   - Что это такое?
   Возможно, она стояла у него за спиной все то время, пока он смотрел на арки - Кану был настолько поглощен их тайной, что не заметил появления Ниссы на командной палубе.
   Он повернулся на кресле. - Не знаю. Это не то, о чем я упоминал - не то, что я хотел тебе показать. Как ты себя чувствуешь?
   - Если бы я не была здорова, гроб не выпустил бы меня из спячки. - Но, возможно, этот ответ был более резким, чем она намеревалась. - Со мной все в порядке. Все болит, одеревеневшая и очень хочется пить. Я никогда не делала этого раньше. Моей голове холодно. Я никогда ее не брила.
   - И я тоже, - сказал Кану. - И чувствую то же самое - или, во всяком случае, чувствовал раньше. Но несколько часов на ногах, кажется, помогают. - Он отодвинул консоль, чтобы встать. Ему казалось неправильным сидеть, в то время как Ниссе приходилось стоять.
   - Нет, оставайся на месте, - мягко сказала она. Не приказ, а ясное выражение ее чувств. Она была здесь из любопытства - ей нужно было знать, что ее ждет, - но ничего не было прощено, и он не должен предполагать, что она в ближайшее время забудет о своих обидах.
   - Искусственные сооружения, - так же тихо сказал Кану. - Никто раньше не видел ничего подобного ни здесь, ни где-либо еще. На таком расстоянии они все еще немного расплывчаты, но наш подход позволит нам намного приблизиться к Посейдону.
   - Ты сказал, что дело не в этом.
   - Это не так, хотя прямо сейчас я не уверен, какое открытие является более удивительным. Восьмая планета снаружи - позволь мне увеличить изображение. У нее тоже есть название - Паладин - и круговая орбита, около половины астрономической единицы диаметром, по которой та облетает Глизе 163 чуть более чем за двести дней. Она размером с Землю, но слишком далеко от звезды, чтобы быть пригодной для жизни.
   Нисса подождала, пока "Ледокол" спроецирует на экран свое лучшее изображение Паладина. Несколько мгновений она молча смотрела на него.
   - Я уже видела нечто подобное раньше.
   - Все мы тоже. Это похоже на структуру Крусибла - еще одна версия того же самого. Можешь ли ты себе представить, насколько это важно? Это больше, чем просто еще одна Мандала. Это говорит нам - во всяком случае, начинает говорить нам, - что в Мандале должно быть что-то большее. Более глубокое значение, чем все, что мы разрабатывали до сих пор.
   - Каким образом?
   - М-строители не стали бы утруждать себя изготовлением двух таких, если бы это что-то не значило. И теперь, когда выяснилось, что их две, я думаю, что их должно быть больше. Десятки, сотни - кто знает? Мы только начинаем проникать в настоящее межзвездное пространство. Существуют сотни миллиардов других солнечных систем - возможно, там миллиарды Мандал!
   - Ладно, это уже что-то. - Ее голос был ровным, невозмутимым. Он задавался вопросом, был ли это ее искренний ответ, или она сознательно подавляла свой энтузиазм в качестве своего рода наказания.
   - Это больше, чем что-то! Теперь, по крайней мере, у нас есть некоторое представление о том, почему оригинальная передача была нацелена на Крусибл, а не на нас.
   - Это точно?
   - Ну да, очевидно. Это как-то связано с двумя Мандалами - двумя версиями одной и той же структуры.
   - Надеюсь, это не самое лучшее объяснение, которое у тебя есть.
   Теперь Кану начинал чувствовать себя уязвленным, но он изо всех сил старался не выдать этого в своем ответе. - Знаю, это не так уж много - как я уже сказал, меня разбудили ненамного раньше тебя, так что у меня едва было время осознать все это, не говоря уже о том, чтобы подумать о последствиях. И именно поэтому я так рад, что ты здесь!
   - И почему бы это могло быть?
   - Две головы, Нисса! Я дипломат, а не ученый. У меня нет опыта, чтобы начать отдавать этому должное.
   - И ты думаешь, что моя голова более квалифицирована?
   - Я был женат на тебе достаточно долго, чтобы знать, что ты можешь думать практически о чем угодно, если это тебя интересует. В глубине души у меня не очень богатое воображение. Ты же такая и есть.
   - Немного поздновато пытаться вскружить мне голову лестью.
   - Это не входит в мои намерения. Я просто хочу, чтобы ты чувствовала, что тебя ценят. Ты можешь рассматривать свое пребывание здесь как ошибку, а можешь рассматривать это как возможность, шанс...
   - Я сама решу, как на это смотреть, спасибо.
   Он не это имел в виду. Но знал, что никакие слова не помогут ему выбраться из этой ямы. Это тоже было в значительной степени его собственным творением.
   Нисса все еще стояла, уперев одну руку в бедро - вся ее поза выражала скептицизм и нежелание поддаваться убеждению.
   - Итак, что ты сделал с этой новостью?
   - Совсем ничего. Я начал составлять сообщение о второй Мандале - на тот момент я даже не знал об арках. Но я подумал о тебе и решил не посылать это.
   - Почему?
   - Потому что с моей стороны было бы эгоистично вести себя так, как будто открытие принадлежит мне одному.
   - Ты сделал его.
   - Это была просто счастливая случайность. Но теперь, когда ты проснулась, я бы хотел, чтобы ты разделила это. Я не буду передавать новости, по крайней мере, до тех пор, пока у тебя не будет возможности увидеть все это своими глазами и решить, что мы скажем.
   - Такое благородство.
   Она произнесла эти слова с сарказмом, но он решил принять их за чистую монету. - Это не так, и я это знаю. Но если я могу сделать что-нибудь, чтобы загладить свою вину... - Затем он покачал головой. - Я не могу, знаю, что не могу. И не жду от тебя прощения.
   - Наконец-то.
   - Но то, что я сказал, - правда. Я ценю тебя, Нисса, и ты должна ценить себя. Независимо от того, как мы сюда попали, кто кого обидел, мы здесь.
   - И приз за самое тавтологичное высказывание достается...
   Он поднял руку. - Знаю. Но я не шучу - мы здесь. В этот момент переживаем это открытие. Это место, которого никогда не видел ни один человеческий глаз. Куда еще не ступала нога человека - кто это сказал - Уильям Шекспир?
   - Понятия не имею.
   - Дело в том, что здесь только ты и я. И теперь у нас есть обязанности, хотим мы этого или нет.
   - Я четко представляю себе свои обязанности, - сказала Нисса. - Тебе не нужно объяснять их мне по буквам.
   - Этого никогда не было...
   - Посейдон. Насколько близко мы подойдем?
   - Около пяти световых секунд - есть возможность скорректировать наш курс, если мы захотим подлететь поближе. По мере приближения у нас будет постоянно улучшающийся обзор арок - и всего остального на Посейдоне или рядом с ним. Главным образом, я хочу найти отправителя этого сигнала.
   - Если они все еще здесь.
   - "Ледокол" транслировал о своем прибытии в течение нескольких недель, задолго до того, как нас разбудили, и ждал ответа. Пока он ничего не слышал, но это не значит, что мы ничего не найдем, когда подойдем поближе.
   - Кости того, кто это прислал.
   - Искренне надеюсь, что это нечто большее, чем кости.
   Помолчав, она сказала: - Я хочу знать, что это ты. Ты, а не робот.
   - Это я.
   - Ты в это веришь?
   - Во мне есть Свифт, но я не он. И когда ты говоришь со мной, это Кану. Мужчина, за которым ты была замужем. Человек, который все еще жалеет, что втянул тебя в это. Человек, который мечтает вернуться в Лиссабон и счастлив, что снова нашел тебя.
   Он приготовился к резкому ответу, но на этот раз в ее словах не было яда.
   - Ты управляешь кораблем или "Свифт"?
   - Я. Только я. Свифт не завладеет моим телом без моего разрешения - моей власти.
   - Ты в этом уверен?
   - Да. - Но он ответил с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле. Что еще он мог сделать, если не хотел подорвать и без того хрупкую веру Ниссы в их положении?
   Но, возможно, она знала, что он лжет. - Хорошо, - ответила она холодным тоном, который говорил о том, что она видела его насквозь. - Давай попробуем, чтобы так и оставалось, ладно?
   Кану кивнул. Это было немного, но он возьмет все, что сможет.
   Дни и недели приближали их к Посейдону. Знания росли скорее устойчиво, чем резко, их взгляд на систему постепенно заострялся и приобретал детализацию и структуру. После первоначального открытия второй Мандалы и арок не было никаких больших сюрпризов, просто подкрепление того, что они уже знали. Мандала определенно была настоящей; арки определенно не были естественного происхождения.
   Помимо этого, были намеки на дальнейший интерес, но ничего, что отвечало бы на главный вопрос Кану: кому или чему понадобилась Ндеге Экинья?
   У Паладина был очень маленький спутник. Само по себе это не было чем-то необычным, но это бесформенное маленькое тельце было странным во многих отношениях. Для начала, оно было слишком теплым: намного жарче, чем можно было бы ожидать, учитывая стандартное тепловое равновесие для чего-либо на его орбите и расстоянии от Глизе 163. Кану задался вопросом, мог ли этот камень быть астероидом или его остатками, захваченными в результате какого-то сильного столкновения. Такая встреча должна была произойти достаточно недавно, чтобы тепловая энергия этого события все еще улетучивалась в космос.
   Однако это стало еще более странным, потому что в дополнение к общей температуре породы на его поверхности было несколько еще более горячих областей. Они были похожи на инфракрасные следы вроде отпечатков пальцев, оставленных на яблоке, которое человек держит в руке. Они были достаточно горячими - до трех тысяч Кельвин, - что наводило его на мысль о гейзерах или точках извержения вулканов. Однако, как ни странно, не было никаких следов испарения вещества в космос.
   Что заставляло эти горячие точки светиться? Были ли это естественные особенности или свидетельства преднамеренной деятельности? Он направлял передачи на скалу, но от нее ничего не исходило. Кану знал, что ему нужно будет взглянуть поближе, хотя бы для того, чтобы удовлетворить свое любопытство по поводу необычного эффекта нагрева. Но это не доставило бы никаких неудобств, поскольку он в любом случае захотел бы изучить вторую Мандалу.
   Приблизившись к Посейдону, они обнаружили еще одну загадку. Арки были многочисленными и соблазнительными и определенно заслуживали изучения. Но вокруг Посейдона таже было множество маленьких темных спутников, вращающихся под разными углами, подобно тому, как электроны, как когда-то считалось, вращаются вокруг атомного ядра. Они жужжали вокруг Посейдона, как мухи, оболочка за оболочкой. В данных Окулара не было и намека на них, но этого следовало ожидать. Они были темными, как ночь, и намного меньшими, чем планета, их было бы почти невозможно рассмотреть при усредненной по времени экспозиции, даже когда они проходили по видимой поверхности Посейдона.
   Очевидно, они не были естественными. Даже если спутники были естественного происхождения - а их одинаковый размер, форма и отражательная способность свидетельствовали об обратном, - они, безусловно, не попали на эти орбиты случайно.
   Орбиты спутников различались по диаметру. Самая близкая почти касалась атмосферы Посейдона, спускаясь почти до вершин арок, в то время как самая удаленная простиралась на расстояние в десять световых секунд. Между этими крайностями лежало еще пятнадцать орбит. Всего было сорок пять таких крошечных луноподобных объектов, но естественных спутников не было.
   Инстинкт Кану подсказывал избегать их. Но они вращались вокруг Посейдона в идеально повторяющихся узорах, следуя по строго ньютоновским траекториям, как шарики в канавках. Очевидно, что их отдельные массы не мешали друг другу, или же эти эффекты были каким-то образом учтены. Он уже мог рассчитать их положение на много столетий вперед и быть уверенным в своих предсказаниях. Провести "Ледокол" сквозь переплетение лун было тривиальным делом: существовало бесчисленное множество жизнеспособных траекторий. Труднее всего было бы выбрать, что он предпочитает; как близко он был готов подобраться к этому миру и к любой из его лун.
   У него было время все обдумать - и, конечно, это было бы решение, которое он не принял бы в одиночку.
   Нисса держалась отстраненно, не предлагая никакого намека на скорое прощение. Но ее гнев смягчился до такой степени, что они смогли вести в основном сердечный диалог, даже если оставалась скрытая и неразрешенная напряженность. Они держались особняком, занимая разные спальни. "Ледокол" не был большим звездолетом, но места для уединения было достаточно.
   Им действительно удалось забыть о своих разногласиях достаточно надолго, чтобы есть вместе. Они сидели друг напротив друга на высоких жестких обеденных стульях, вырезанных в виде слонов, в комнате, отделенной от контрольной палубы. Иногда они ели в тишине, иногда под какое-нибудь музыкальное сопровождение, часто с очень старыми записями. Иногда на стенах появлялись движущиеся изображения африканских пейзажей в сумерках: небо, похожее на пламя, деревья, похожие на вырезки из темной бумаги на фоне этого яркого света.
   - С твоего позволения, - сказал Кану однажды вечером, - мы поближе посмотрим на Посейдон.
   - Разрешение?
   - Не то слово. Взаимное согласие. Если ты согласна, что это правильный поступок.
   Нисса помолчала. Кану знал, что лучше не давить на нее. Он изучал ее лицо, она отводила глаза от его пристального взгляда - как будто процесс еды требовал от нее полной сосредоточенности. Он все еще любил ее. Чем больше она отстранялась от него, тем больше он хотел ее. Он подумал о гравитации, обратных квадратах и рое спутников, опоясывающих Посейдон.
   - Нужно быть трупом, чтобы не заинтересоваться этими арками, - сказала она в конце концов. - Это не значит, что я полна энтузиазма или что мне нравится эта ситуация. - Она продолжала есть. - Я просто хочу знать как можно больше, учитывая, что мое выживание может зависеть от выбора, который мы сделаем.
   - Я чувствую то же самое.
   Она бросила на него скептический взгляд. - Правда?
   - С одной стороны, я в ужасе от этой планеты. Она слишком огромна - а эти арки? Это пощечина, удар сапогом по человеческим амбициям. Но я хочу знать, для чего они нужны. Хочу увидеть их поближе.
   Нисса налила себе бокал вина, упорно не желая одновременно наполнять бокал Кану.
   - На той, другой планете есть Мандала.
   - На Паладине.
   - И арки на Посейдоне. Они не похожи друг на друга, но полагаю, что для обоих требуется технология, превосходящая все, что у нас есть. Как думаешь, они были помещены туда одной и той же культурой?
   - Понятия не имею, но я хотел бы выяснить. Мое предположение? Здесь есть какая-то связь. И с этими спутниками тоже.
   - А что насчет куска скалы, вращающегося вокруг Паладина, который "Ледокол" не может объяснить?
   - Я не знаю. Кажется, это не подходит. Остальные предметы узнаваемо чужды - Мандала, арки, возможно, массивы суши на Посейдоне, сорок пять спутников на этих странных орбитах. А это же просто кусок камня, который слишком теплый. Я также просканировал его радаром - немного металлического обратного рассеяния, но по составу оно отличается от сигнатуры арок. Это могут быть просто отложения минералов, запекшиеся на поверхности - тут нужно спросить геолога.
   - Но ты так не думаешь.
   - Я думаю, что это что-то еще, чему не место, но что отличается по своей природе от других вещей. Эта система достаточно странная, чтобы мы рано или поздно отправили сюда экспедицию, так почему бы ей не заинтересовать другие цивилизации? Может быть, мы не первые исследователи.
   - Однако чего-то не хватает. Что-то, что должно быть здесь, но чего нет.
   - У меня возникла та же мысль.
   - Где Хранители? - спросила Нисса.
   Запланированный курс "Ледокола" привел их в область спутников, проскальзывая между их орбитами на полпути между Посейдоном и самой высокой орбитой его спутников. Траектория полета дала бы возможность рассмотреть спутники более подробно, но главный интерес Кану представляли арки, поднимающиеся из океана подобно видневшимся извивам морских змей.
   Постепенно их вид на арки улучшился. Только вершины были свободны от атмосферы, но значительная часть их высоты находилась в чрезвычайно разреженном воздухе, что практически не мешало датчикам "Ледокола". Арки были полукруглыми, возвышаясь на сто километров от поверхности океана - идентичные во всех измерениях, насколько позволяли инструменты "Ледокола". Под водой был намек на продолжение, предположение о том, что арки на самом деле были лишь видимыми частями наполовину погруженных колес, но это было все, что они могли разглядеть из космоса.
   Если это были колеса, то их протекторы были шириной в километр, очень узкие по сравнению с их высотой. Их ободья также были толщиной около километра, и не было ни спиц, ни ступиц. Арки - возможно, колеса - были сделаны в основном из какого-то бледно-серого неметаллического материала, предположительно обладающего огромной конструкционной прочностью. Из глубокого космоса "Ледокол" обнаружил радарное обратное рассеяние, как от металлов, но это оказалось своего рода орнаментом или украшением, нанесенным на поверхность колес. Вырезы на ободе и протекторе, инкрустированные или заглубленные, возможно, даже в виде барельефа - из космоса это было невозможно определить - намекали на плотный металлический узор. Чтобы получить более четкое и детализированное изображение, им нужно было бы подойти гораздо ближе, чем на пять световых секунд. "Ледокол" не предназначался для полетов в атмосфере, но он мог приземлиться на верхушку одного из колес, что, в свою очередь, дало бы им косвенный доступ к поверхности. Кроме "Наступления ночи", на борту "Ледокола" не было ничего, что могло бы служить шаттлом, посадочным модулем или средством для возвращения - по крайней мере, ничего, способного вернуться. Если другие варианты были исчерпаны, существовали одноразовые спасательные капсулы, которые должны были доставить их в моря Посейдона.
   Но не сейчас. Это был первый подход, разведывательная экспедиция. Когда они получше изучат систему, определят источник сигнала и обнаружат, что водяной лед преобразуется в водород, который, в свою очередь, будет питать баки инициализации ПЧФ-привода и гарантировать им возвращение домой, тогда смогут подумать о том, чтобы поближе взглянуть на колеса.
   - Нам нужно другое название для них, - задумчиво произнес Кану. - Просто "колесо" недостаточно значимо. Возможно, мировые колеса. Тебе это нравится? Мировые колеса Посейдона. В этом есть определенный смысл.
   - Как скажешь.
   - Думаю, это чудесно и пугающе, и я бы ни на секунду не пропустил это.
   - Ты пришел сюда, чтобы помочь роботам, а не осматривать достопримечательности. Не забывай об истинной причине этой поездки.
   Он улыбнулся, все еще пребывая в счастливом порыве открытия. - Как я мог?
   - И что Свифт думает обо всем этом?
   - Свифт - это сплошной интеллект - блестящий и быстрый. Свифт по имени, Свифт по натуре - но на самом деле Свифт знает не так уж много. В моей голове не было места для него, чтобы вместить всю мудрость вселенной - я несу свои воспоминания, свой жизненный опыт. Свифт может в какой-то степени опираться на мои знания, пробовать мои воспоминания, но в основном он здесь для того, чтобы служить свидетелем, направлять мои интерпретации и действия.
   - Ты не ответил на мой вопрос.
   - Свифт задается вопросом, не машины ли сделали колеса. Мир вращается. И Свифт задается вопросом, сделало бы это их богами.
   - Значит, твой друг начал обращаться к вере? На твоем месте я бы внимательно следила за ним.
   - Роботы имеют право задавать те же вопросы, что и все мы, - сказал Кану. - Это не запрещено законом.
   Вскоре они оказались внутри орбит спутников, все еще двигаясь со скоростью сто километров в секунду.
   Насколько мог судить "Ледокол", все сорок пять спутников были похожи друг на друга: каждый представлял собой идеально правильную серую сферу диаметром двести километров. Их по-прежнему было очень трудно разглядеть, они поглощали или рассеивали электромагнитное излучение и ничего не показывали другим датчикам "Ледокола". Никакого намека на массу, или магнетизм, или излучение частиц. Конечно, искусственные, решил Кану, и хотя спутники были больше мировых колес, а расположение их орбит - впечатляющим достижением, он счел их менее устрашающим достижением, чем поверхностные структуры. Безусловно, они были достойны восхищения и определенно заслуживали дальнейшего внимания - но он был доволен тем, что отодвинул их на третье место после "новой Мандалы" и "мировых колес". Их будет достаточно для изучения, когда остальные чудеса будут собраны подчистую.
   Но когда "Ледокол" прокладывал себе путь по хороводу орбит, его датчики обнаружили еще одну темную сущность, кружащую вокруг "Посейдона".
   Она была меньше любого из спутников, и они до сих пор не замечали ее. Она была на одну-две световые секунды ближе к Посейдону и двигалась по орбите быстрее.
   Первой мыслью Кану было, что они случайно наткнулись на обломок захваченной планеты - крошечный естественный спутник, нарушающий порядок сорока пяти искусственных спутников. В конце концов, ни одна солнечная система не была свободна от первичного материала, и рано или поздно некоторые из этих блуждающих фрагментов раннего формирования планет должны были попасть в гравитационную ловушку и оказаться втянутыми на орбиты вокруг более крупных миров.
   Однако ему было любопытно. Возможно, на этом осколке был водяной лед, спрятанный в тени кратеров. Возможно, они могли бы использовать его в качестве базы для операций, когда вернутся, чтобы поближе познакомиться с Посейдоном. Он приказал "Ледоколу" сконцентрировать все свои датчики на маленьком фрагменте и стал ждать, когда перед ним появятся результаты.
   Вот оно: отколотый осколок чего-то большего - с одного конца шире, чем с другого, и разрубленный наискось под углом с очень четким разделением. Кану молча уставился на него. Он чувствовал, что находится на пороге какого-то жизненно важного признания, но не совсем в состоянии установить связь.
   Именно Нисса опознала эту штуку.
   - Это Хранитель, - сказала она с холодным, спокойным почтением в голосе, как будто говорила о недавно умершем.
   Что, возможно, и было на самом деле.
   Это был труп Хранителя, а не живое целое. Они смотрели, пожалуй, на половину его прежних размеров. Он был разрезан надвое, по невероятно точной диагонали.
   Кану подумал о Хранителе, которого они видели на пути к Европе, - в форме сосновой шишки, с лучами синего излучения, пробивающимися между пластинами его брони. Они всегда были темными, если не считать этого голубого света, но здесь была только темнота.
   - Что-то убило его, - сказал он.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  
   Первой мыслью Гомы, когда достаточно рассеялся туман пробуждения, чтобы появилось что-то похожее на сознание, было то, что Мпоси и Ндеге, сестра и брат, ее мать и дядя, должно быть, уже соединились в смерти. В этом почти не могло быть сомнений, учитывая факт ее собственного выживания. Не было бы никакой причины будить ее до конца путешествия, не было бы никакой случайности, что ее тело было бы способно выжить, и в то же время не было никаких шансов, что ее мать пережила долгие десятилетия их спячки на "Травертине".
   Они попрощались, напомнила себе Гома, или, по крайней мере, все закончилось хорошо, с любовным проклятием ее матери о том, что теперь она должна заглянуть внутрь себя, найти силу, на которую она полагалась в Мпоси, и быть опорой для остальных.
   Но Мпоси все еще был мертв, и правду об этом сейчас было вынести не легче, чем до того, как она отключилась.
   Вскоре появилось лицо и раздался голос.
   - Теперь осторожно.
   Прежде чем лицо обрело четкость, что-то прохладное, сладкое и успокаивающее коснулось ее губ. На какое-то сонное мгновение ей показалось, что эта любезная форма - Ру. Но именно капитан Гандхари Васин помогла ей вернуться к жизни.
   - Спасибо, - сказала она, когда наконец смогла выдавить из себя какие-то звуки. - Я не ожидала... Я имею в виду, вам это было не нужно.
   - Мне это было не нужно, но если капитан не может поприветствовать свою команду, вернувшуюся в мир живых, что она может сделать? В любом случае, вы мне нужны, Гома. Не торопитесь - вставать и передвигаться достаточно тяжело после обычного перерыва, но у меня есть кое-что интересное показать вам, когда вы будете готовы.
   Ее глаза все еще не могли сфокусироваться должным образом, но расплывчатых текстур и цветов окружающей обстановки было достаточно, чтобы определить, что она все еще находится хранилище спящих.
   - Мы в безопасности? Мы добрались до пробуждения?
   - Да, пробуждаемся. Семьдесят световых лет, и ни одного несчастного случая. Я не знаю, насколько многим из этого мы обязаны летящему впереди нас Хранителю. Но корабль в хорошем состоянии, и мы находимся там, где хотели быть.
   - Что вы нашли?
   - Очень много. Однако самое главное - это приветственное сообщение - сигнал, указывающий нам, куда идти. Я думаю, вам следует это услышать. Я была бы очень рада узнать ваше мнение.
   - Как поживает Ру?
   - Не стоит беспокоиться о Ру. Он в надежных руках.
   Это было сказано из лучших побуждений, но это был не совсем тот ответ, на который она надеялась. И все же Гома могла сосредоточиться на своих страхах лишь на короткое время, прежде чем сонливость снова затянула ее.
   Она понятия не имела, как долго была в отключке, но наступил момент, когда лицо доктора Сатурнина Нхамеджо постепенно обрело перед ней четкость. Он изучал ее с великолепным и безмятежным терпением, как будто ничто в его вселенной не было более ценным, чем здоровье этой единственной пациентки. Она легко могла представить, что он пробыл тут несколько часов, ожидая у ее переносного гроба, не беспокоясь ни о чем, кроме ее собственного благополучия.
   - С возвращением, Гома. Я знаю, что вы уже говорили с Гандхари, но еще раз сообщу эту новость. Вы благополучно прошли через это. Все хорошо. Мы все пережили спячку - даже наш пленник.
   Она подумала о Грейве, и это, в свою очередь, заставило ее подумать о Мпоси. Но на данный момент ее беспокоило только одно. Она попыталась встать из гроба, заставляя напрягаться неподатливые мышцы.
   - Спокойно! - сказал доктор Нхамеджо, улыбаясь ее решимости.
   - Я хочу увидеть Ру.
   - В свое время. Ру получает самый лучший уход, и я совершенно удовлетворен его прогрессом.
   - Что-то пошло не так, не так ли?
   - Мы все выжили. Это благословение. Все остальное следует рассматривать как незначительную неудачу, не более того. - В его голосе появились строгие, предостерегающие нотки. - Я не хочу, чтобы вы переутомлялись, Гома, только не в эти первые часы. У вас более чем достаточно работы, чтобы восстановить свои собственные силы. Предоставьте Ру нам. С ним все будет хорошо. Я полностью доверяю ему.
   - Это из-за СНКТ?
   - Это всегда было осложняющим фактором. И без того поврежденная нервная система не лучшим образом приспособлена для того, чтобы справляться с дополнительными стрессами, связанными со спячкой, но я бы не согласился позволить ему присоединиться к экспедиции, если бы не считал его достаточно сильным. - Он сунул руку в саркофаг и похлопал ее по запястью, подбадривая. - Сейчас он находится в медикаментозной коме, но это для его же блага. Мы даем ему коктейль из лекарств, который поможет справиться с сочетанным воздействием СНКТ и обычных стрессов, связанных со спячкой. У них нет причин не работать, но это должно быть сделано тщательно, и результаты должны контролироваться на каждом этапе. Постепенно он вернется к нормальному сознанию. Я абсолютно уверен, что он снова будет здоров.
   - Как долго?
   - Это вопрос нескольких дней. Это трудность для него и беспокойство для вас, я ценю это, но это чрезвычайно малая цена по сравнению с годами, которые мы уже преодолели. А теперь отдохните, Гома, и успокойтесь. С Ру все будет хорошо.
   Она хотела потребовать от него большего - дополнительных гарантий. Но она была слишком уставшей, слишком слабой, чтобы сделать что-то большее, чем довериться этому человеку. Иногда это было все, что ты могла сделать.
   Так она отдыхала. Через час или два она смогла поэкспериментировать с передвижением, с трудом выбираясь из гроба и вставая на ноги, опираясь на стены и мебель, пока не научилась доверять костям и мышцам. Сначала это было тяжело - она чувствовала себя придавленной мертвым грузом, ее тошнило и одновременно кружилась голова. Но к ней вернулись сила и уверенность в себе, и неприятные последствия постепенно исчезли. Она не пила много жидкости и вскоре обнаружила, что может есть. Она побродила по небольшому отсеку корабля, пытаясь сориентироваться. Час за часом все больше и больше людей бодрствовали и были подвижны. Все, казалось, были согласны с одним и тем же предположением: что они находятся на борту корабля, который преодолел семьдесят световых лет пространства за сто сорок лет.
   Гома могла достаточно хорошо удерживать эти факты в своей голове, но совсем другим делом было принимать их как глубокие, интуитивные истины. Она чувствовала себя измученной прогулкой, физически истощенной, каждая клеточка ее тела была в синяках, но это было совсем не то же самое, что чувствовать себя на четырнадцать десятилетий старше.
   Она продолжала смотреть на свою руку, изучая знакомую анатомию запястья, поры кожи, тонкие темные волоски, строение костей и сухожилий под плотью. Ничего не изменилось - ничто не казалось старше. Она ущипнула себя за кожу на животе, но та тоже казалась чудесным образом безразличной к происходящему. Пятна, родинки, шрамы - все было на месте. В зеркале она выглядела не совсем собой - был ослаблен мышечный тонус, взгляд был затуманен, - но все это было нормальным следствием спячки. Действительно, негативные последствия были связаны с переходом от полной неподвижности при спячке к полному движению, а не с четырнадцатью десятилетиями самого застоя.
   Ру перенесли из его транспортируемого саркофага в специальную медицинскую каюту - одну из двух на корабле - и положили на обычную кровать под ряд обычных медицинских инструментов. В него входили и выходили линии разного цвета и толщины, по которым кровь, моча, физиологический раствор и лекарства подавались в разные аппараты и из них. На лбу у него было надето устройство, похожее на корону, поддерживающее медикаментозную кому и одновременно проводящее своего рода циклическое нейронное сканирование - снимки его мозга мерцали разными цветами на дисплее над изголовьем кровати. Это было трудное время для доктора Нхамеджо и его сотрудников, поскольку им все еще нужно было вывести из спячки дюжину или более спящих. Но им удалось найти время, чтобы все выглядело так, как будто Ру был их главной заботой.
   Гома хотела быть рядом с ним. Но доктор Нхамеджо заверил ее, что у него нет никаких шансов проснуться раньше намеченного срока; что все происходит в соответствии с установленными и упорядоченными временными рамками. - Эти префронтальные области, - сказал он, указывая на часть снимка, - все еще воспалены и должны быть взяты под контроль. Он также страдает микроприступами - разновидностью височной эпилепсии. Ничто из этого не является беспрецедентным в делах СНКТ, и все это требует тщательного управления. Но, прежде всего, с этим нельзя торопиться, иначе мы оставим Ру с большими нарушениями, чем когда он присоединился к нам.
   Было тяжело смотреть, как он лежит там, такой беспомощный и явно страдающий. Время от времени он вздрагивал, иногда настолько сильно, что трудно было не думать, что он во власти ночных кошмаров или испытывает боль. Но Нхамеджо заверил Гому, что никакой сознательной деятельности не было и что Ру ничего не вспомнит об этом времени.
   Гома держала его за руку, пыталась успокоить, когда начался приступ. Она прошептала Ру слова благодарности и запечатлела поцелуй на ее горячем от лихорадки лбу.
   - Вернись, любовь моя. Ты мне нужен.
   Однако в данный момент ничего не оставалось, как ждать.
   - Возможно, - сказала Гандхари, - помогут пара вещей, которые отвлекут тебя от Ру?
   - Может быть.
   - По правде говоря, я даже не знаю, с чего начать. Мы уже так многому научились, но все, что нам удалось сделать, - это заменить каждый вопрос еще двумя. И все же я должна с чего-то начать.
   Они были в капитанской каюте, только вдвоем. С тех пор, как Гома была здесь в последний раз, мало что изменилось. Картина на стене теперь была другой - возможно, Васин сама заменила ее, или же комната сделала выбор, основываясь на своем собственном алгоритме перебора. Это была странная, мрачная картина, изображавшая бледную обнаженную женщину в объятиях иссохшего скелета. По одну сторону от спаривания плавали похожие на сперматозоиды формы, по другую - инопланетяне с луковичными головами.
   Гоме было трудно сопоставить этот образ - или, если уж на то пошло, разрушительный пейзаж, который ему предшествовал, - со спокойной, собранной, сердечной женщиной, которая жила в этой комнате.
   - Кто же разбудил вас саму? - спросила Гома, вспомнив доброту другой женщины.
   - Никто. Но кто-то из нас должен был быть первым, и с таким же успехом это могла быть я.
   - Это не могло быть приятным.
   - Ну, это было тихо, я скажу это так. Холоднее, чем мне хотелось бы. Что-то было не так с настройками термостата - вскоре мы это исправили, но только после того, как я целых два дня дрожала от холода, пытаясь перезапустить климат-контроль. Тем не менее, это было не так уж плохо - в основном я была рада, что у нас получилось, что мы не были просто каким-то облаком атомов, плывущим в космосе.
   Гома знала, что корабль не был полностью лишен жизни во время основной части своего плавания. Периодически техники выходили из спячки, чтобы проверить жизненно важные системы, затем засыпая снова, в то время как медицинская бригада Нхамеджо делала то же самое для спящих, подвергая себя испытанию многократных переходов через спячку. Из того, что она смогла понять, этим смельчакам предстояло проделать не так уж много работы. Ничего не пошло наперекосяк, ничто не нуждалось в серьезном ремонте.
   - Значит, вы были первой, кто увидел Глизе 163, - сказал Гома.
   - Да, я удостоилась этой чести, какой бы сомнительной она ни казалась в то время. Сейчас мы достаточно близко, чтобы было труднее разглядеть истинный цвет, но когда я впервые вышла, можно было действительно сказать, что это красный карлик - у него был определенный розовый оттенок. Теперь он выглядит просто ослепительно белым, но это только потому, что наши глаза не очень хорошо справляются с яркими объектами. Вам это покажется очень знакомым - на самом деле, оно не так уж сильно отличается по температуре от солнца Крусибла.
   - Дом, милый дом.
   - Ну, я бы не стала заходить так далеко. И все же мы пришли сюда не ради пейзажа. И если бы мы сделали только одно открытие, мы бы тысячу раз оправдали экспедицию.
   - Расскажите мне, что мы нашли.
   - Для начала еще одну Мандалу.
   Гома была так удивлена, что рассмеялась. - Боже мой.
   - Знаю - удивительно, не правда ли? Это на одной из скалистых планет - ее называют Паладин. Предполагаю, что вы помните это по комнате знаний.
   - Помню.
   - Если бы ваша мама была с нами, она могла бы точно сказать нам, отличается ли это от того, что было на Крусибле, и чем оно отличается. Лоринг и остальные будут изучать данные, когда все проснутся. Конечно, вы можете принять участие в анализе - это может заставить вас перестать беспокоиться о Ру.
   Гома сомневалась в этом, но она знала, что Васин имела в виду что-то хорошее. - Не думаю, что мне есть что добавить. Не ждите глубоких озарений только из-за моих семейных связей.
   - На данный момент я готова рассмотреть все, что может помочь. В любом случае, Мандала - это только часть этого. Вы готовы к остальному?
   - Продолжайте.
   - Вокруг Паладина вращается скала, похожая на маленький астероид, и, похоже, кто-то достиг ее раньше нас. Есть свидетельства колонизации - поверхностные структуры, странная тепловая активность. Возможно, какие-то дополнительные орбитальные объекты, которые мы пока не можем определить, но которые станут яснее, когда мы подойдем ближе.
   - Это туда мы направляемся?
   - Вы бы так подумали, и это было бы хорошим предположением, если бы вы не знали о суперземле. Помните водный мир - Посейдон?
   Гома кивнула - она вспомнила, как пыталась сжать в пальцах чистый голубой шар, чтобы унести его из комнаты знаний.
   - Из его вод поднимаются искусственные сооружения. На этот раз не очередная Мандала - что-то другое, но столь же завораживающее. Также на орбитах находятся аномально выглядящие спутники, которые, против ожиданий, не могут возникнуть естественным образом. Все это очень странно, все это очень заманчиво. Я склонна считать это более приоритетным, чем вторую Мандалу. В конце концов, мы уже довольно много знаем об одной из них.
   - Не так много, как хотелось бы.
   - Верно. Но есть еще и сигнал, направленный прямо на нас во время нашего приближения.
   - С Посейдона?
   - Нет, и не с Паладина, не даже со скалы, вращающейся вокруг него. Точкой отсчета является Орисон, еще одна из планет. Основываясь на ее характеристиках, мы считаем вероятным, что отправитель - тот же самый, кто передал исходный сигнал, и именно по этой причине мы вообще здесь находимся. Посмотрим, что вы с этим сделаете.
   Васин посмотрела на стену рядом с мрачной картиной, где путаница геометрических форм, мешанина цифр и символов уступила место матрице пикселей, собирающихся в блочную мозаику с низким разрешением человеческого лица, смотрящего на них в ответ. Гома прищурилась, собирая пиксели воедино.
   - Юнис.
   - Да. Достаточно легко сверить с записями, но полезно, чтобы вы подтвердили это.
   Теперь говорило лицо.
   - Я все гадала, что вас задержало. Действительно ли половина скорости света - это лучшее, на что вы способны? - Вопрос был явно риторическим, потому что лицо продолжало свой монолог лишь после малейших пауз. - Что ж, хорошо, что вы наконец-то приехали, даже если вы не первые. Ситуация зашла в тупик, и теперь вы - ее часть. Ни при каких обстоятельствах не отвечайте на какие-либо сообщения от Паладина и не приближайтесь к Посейдону. Вместо этого прилетайте ко мне. Зафиксируйте источник этой передачи и соответствующим образом скорректируйте свой курс. У меня есть удобства и технические ноу-хау, которые могут вам пригодиться. Прежде всего, у меня есть знания. Если хотите знать, что случилось с троицей, поговорите со мной.
   Пиксели перекодировались в тот же набор цифр и символов, затем все повторилось.
   Васин разрешила картине воспроизвестись во второй раз, затем приглушила звук, позволив визуальному изображению продолжать циклическое воспроизведение.
   - Это продолжается в том же духе - повторяющаяся передача, посылаемая очередями каждые шесть часов. Должно быть, она настроила какую-то автоматическую отправку, ожидая нашего ответа. Как вы думаете, что она имеет в виду, говоря, что мы не первые? Мы не посылали никакой другой экспедиции, и наше правительство проявило осторожность, чтобы ограничить разглашение первоначального сигнала. Как мог кто-то другой оказаться здесь до нас?
   - Корабль из другой системы?
   - Но откуда они узнали, что нужно прийти сюда? Эта передача была адресована нам, Крусиблу, и никому другому.
   - Мы предполагаем.
   - Надеюсь, справедливо. Однако это только начало моих забот. Она ожидает ответа, и нам нужно начать с правильной позиции.
   - Я должна говорить за нас, - решила Гома.
   - Я бы не хотела, чтобы было по-другому. Вполне уместно, что Экинья должна дать первый официальный ответ - несмотря на то, как мало пользы это нам принесет. Кстати, вам нравится эта картина? Смерть и девушка.
   Гома пыталась читать записные книжки Ндеге, пытаясь разобраться в путанице символов и связующих предложений, когда позвонил доктор Нхамеджо и сказал, что ей следует как можно быстрее прийти в медицинский кабинет.
   - Что-то не так?
   - Совсем наоборот, Гома. Ру возвращается к нам, и я подумал, что вы хотели бы быть здесь, когда он проснется.
   Гома захлопнула записные книжки с немалой долей виноватого облегчения. Менее чем через пять минут она была в медицинском кабинете, испытывая не меньшее облегчение от того, что прибыла не слишком поздно. Ру приходил в сознание, но еще не проснулся полностью. Доктор Нхамеджо был рядом с ним, другой его медик - доктор Мона Андиса - с противоположной стороны кровати. Ни один из них не казался чрезмерно обеспокоенным прогрессом своего пациента.
   - Значит, это сработало, - сказал Гома.
   - То, что он сильный, говорит в его пользу, - сказал Нхамеджо. - Это довольно тяжелый случай СНКТ, но он очень хорошо справляется. Интересно, как он вообще мог подвергнуться такому экстремальному воздействию? Я лечил одного пациента, который заблудился к северу от Намбозе, неделями блуждая по джунглям, не имея ничего, что могло бы защитить его от кислорода - самолет упал с неисправным транспондером, - но это было очень необычное стечение обстоятельств.
   - Пренебрежение к себе, - сказала Гома. - Слишком много экскурсий, недостаточно времени, чтобы подумать о собственной безопасности по сравнению со слонами. Я бы присмотрела за ним, но к тому времени, как мы встретились, вред уже был причинен.
   - Должно быть, он был беззаветно предан своим слонам, раз так мало думал о собственном благополучии.
   - Они попадают в вашу кровь.
   - Да, я много об этом слышал. Почти как болезнь?
   - Не могу сказать, что когда-либо думала об этом с такой точки зрения.
   - Что ж, осмелюсь сказать, медицина ничем не отличается. У всех нас есть свои великолепные навязчивые идеи.
   - А какой была бы ваша, Сатурнин?
   - Святость человеческой жизни. Постоянно усложняющаяся задача - приносить больше пользы, чем вреда. Но я бы не стал притворяться, что разделяю преданность Ру какому-то одному делу. Какое-то время он будет слабым, Гома. Вам нужно будет заботиться о нем еще лучше, чем обычно, но не думаю, что это будет проблемой.
   - Нет, не будет.
   Он кивнул в сторону нейронных дисплеев. - Он приближается к сознанию. Мы позволим вам немного побыть наедине - вы это заслужили, вы оба.
   Гома присела рядом с Ру и погладила его по щеке, легчайшим прикосновением.
   - Вернись ко мне, любимый.
   Ру проснулся. Его веки затрепетали, превратившись в узкие щелочки. Несколько секунд он был неподвижен и не реагировал. Гома бросила взгляд на нейронный дисплей, задаваясь вопросом, не могла ли произойти какая-то ошибка - какая-то ужасная травма головного мозга, которая каким-то образом ускользнула от внимания.
   Но потом Ру спросил: - Теперь я проснулся?
   Гома ухмыльнулась. - Ты проснулся.
   - Такое чувство, что я столетиями пытался проснуться. Плыву подо льдом, пытаясь выбраться на воздух.
   - Это недалеко от истины. У тебя возникли некоторые проблемы во время спячки, но сейчас тебе лучше.
   - Скажи мне, что ты действительно Гома, а не плод моего воображения.
   - Я не чувствую себя выдумкой. - Она сжала руку Ру в том месте, где она высовывалась из-под простыни. - Это я - бородавки и все такое. Мы прошли через это. Мы здесь, в другой системе. Мы все сделали это.
   - Правда?
   - Да.
   - Что со мной случилось?
   - СНКТ осложнил твое возрождение, но серьезных повреждений нет. Тебе просто нужно успокоиться на несколько дней.
   - Ты должна быть в центре внимания, а не я.
   - Не беспокойся об этом - я уверена, что мое время настанет. Нам так много нужно наверстать упущенного! Я хочу рассказать тебе все сейчас, в одном порыве, не переводя дыхания. Но время еще есть. Тебе нужно просыпаться в своем собственном темпе.
   - Я бы не отказался от питья.
   - С удовольствием.
   Доктор Андиса дала Ру мензурку с янтарной жидкостью, каким-то лекарственным укрепляющим средством, которое Гома, в свою очередь, поднесла к губам Ру. Ру медленно отхлебнул, затем принял сидячее положение на кровати. Гома была воодушевлена этой демонстрацией решимости и силы.
   - Спасибо, - сказал Ру, забирая у Гомы мензурку. - Как это было для тебя - выходить в свет?
   - Думала, что все плохо, пока не увидела тебя.
   - Это действительно поднимает мне настроение.
   - Если это тебя утешит, говорят, что легкой дороги не бывает ни у кого.
   - А ты уверена, что это не розыгрыш - вы все не разыгрываете меня?
   - Нет, мы действительно на месте. Около Глизе 163 - или, во всяком случае, быстро приближаемся к ней.
   - Я хочу все увидеть.
   - Ты сделаешь это. Но это как кондитерская - мы едва знаем, с чего начать. Хотя у меня уже есть работа.
   - Тебе повезло. Что это?
   - Я должна ответить на сообщение. Нам подали сигнал, приказали направляться к одной конкретной планете. Я думаю, это Юнис.
   - Это ты так думаешь.
   - Тон был достаточно прохладным. Мы узнаем наверняка, когда доберемся туда.
   - А Дакота - есть что-нибудь о ней? - Ру взглянул на оставшегося медика и слегка понизил голос. - Другие танторы, которые ты мне обещала?
   Гома улыбнулась - это было так, словно они делились пикантным секретом, едва осмеливаясь упомянуть о нем вслух в присутствии других.
   - Это никогда не было обещанием, просто возможностью.
   - Танторы? - спросила доктор Андиса с улыбкой.
   - Мы не можем бросить нашу работу, - сказала Гома. - Не могу перестать думать о слонах в Крусибле. Мы живем ими, дышим ими, мечтаем о них.
   - Все в порядке, - прошептал Ру. - Мы никогда не ожидали получить все ответы за один раз, и я был бы разочарован, если бы мы это сделали. Но когда мы доберемся до этой планеты, какой бы она ни была, я хочу быть ее частью.
   - Тебе предстоит пройти долгий путь, прежде чем ты станешь достаточно сильным.
   - Честно говоря, прямо сейчас я чувствую себя чем-то брошенным умирать. Что они делали со мной, пока я был под наркозом?
   - Что бы это ни было, хочешь верь, хочешь нет, но, похоже, это сработало. Если бы только ты позаботился о себе давным-давно, тебе было бы легче.
   - Мы бы никогда не встретились.
   - Не будь в этом так уверен.
   - О, я могу им быть. Ты и я - интеллектуальные соперники, конкурирующие исследователи в одном направлении исследований? Я бы ничего не значил для тебя, если бы не представлял угрозы, Гома Экинья. И я только навлек на себя угрозу, доведя себя до полусмерти.
   - Значит, я несу ответственность за то, что ты сделал с собой до того, как мы встретились?
   - Я просто говорю, что если бы я заботился о себе, то никогда бы не привлек твоего внимания.
   - Но я влюбилась в тебя в тот момент, когда увидела твое лицо.
   - И почему мое лицо вызвало у тебя такой интерес?
   У Гомы не было другого выбора, кроме как признаться. - Мне было интересно, кто этот надоедливый нахал, который попирает все мои исследовательские интересы, осмеливается подвергать сомнению мои методы, имеет наглость намекать, что он знает о когнитивной науке животных больше, чем я.
   - Спорю, ты хотела выцарапать мне глаза.
   - Я бы не остановилась на глазах.
   - Итак, послание здесь таково... если ты не можешь победить его, выходи замуж за него?
   - Да.
   - Бедный я дурачок. Я понятия не имел, во что ввязываюсь.
   - Я тоже, - сказала Гома. - Но я рада, что это случилось.
   Она поцеловала Ру. Он вернулся, и на мгновение, каким бы коротким оно ни было, в мире Гомы все стало хорошо. Они были влюблены, они снова были вместе, их ждали тайны, которые предстояло разгадать. Это состояние сиюминутного, беззаботного блаженства не могло длиться долго, да она и не ожидала этого. Но она стала достаточно взрослой и мудрой, чтобы принимать такие подарки, когда их преподносят, не опасаясь за их скоротечность.
   Васин делала все возможное, чтобы держать всех в курсе их открытий в новой системе. Она регулярно делала объявления по общекорабельному интеркому и периодически, для тех, кто был заинтересован, устраивала собрания в самой большой из зон общего пользования и показывала последние изображения и данные. Гома недоумевала, как этой женщине удавалось находить время для сна. Сейчас в спячке все еще находилась почти треть экипажа, и час от часу это число становилось все меньше.
   Гома изо всех сил старалась не возмущаться каждым вновь проснувшимся лицом. Они все имели право быть здесь, даже Второй шанс.
   Васин рассказала им о новой Мандале, странной скале, вращающейся вокруг Паладина, структурах водного мира, передаче от конструкта. Снимки дополнили ее рассказ, но не добавили ничего принципиально нового. "Травертин" все еще работал на пределе своих сенсорных возможностей, предлагая дразнящие проблески, а не однозначные детали. Мандала на Паладине явно была того же типа, что и объект на Крусибле, но ее геометрия отличалась различными интересными способами. Похожие на арки сооружения, казалось, поднимались из океана на Посейдоне, но об их точной природе было трудно догадаться. Возможно, это действительно были арки или - как предположила Лоринг, основываясь на дразнящих намеках в данных - колесообразные структуры, которые на самом деле уходили вниз, в невообразимо глубокие слои воды. Опоясывающие спутники были просто странными - они тысячью способов сбивали с толку датчики "Травертина", их орбиты были сферическими согласно одним измерениям, кольцеобразными согласно другим. Им нужно было бы подойти гораздо ближе, чтобы сказать больше, чем это.
   Но их непосредственной заботой был совершенно другой мир. Орисон находился на орбите между горячим Посейдоном и более холодным Паладином, тоже слишком далеко от своего солнца, чтобы поддерживать плотную атмосферу. В то время как Паладин совершал оборот вокруг Глизе 163 чуть более чем за двести дней, а Посейдон - всего за двадцать шесть, орбита Орисона составляла семьдесят четыре дня. Это был бесперспективный, почти безвоздушный маленький мирок, и если бы не сигнал, эта безлунная планета не привлекла бы их внимания.
   Теперь они знали, что источником сигнала был какой-то передатчик на поверхности Орисона. Он появлялся в поле зрения только по мере вращения планеты, и даже в пределах этого цикла вращения сигнал передавался лишь в течение относительно короткого промежутка времени.
   Гома была готова к ответу, когда сообщение начало приходить снова. Она обсудила это с Васин, и теперь капитан и Ру сидели, наблюдая за ней, пока она готовилась произнести свой ответ.
   Она кашлянула, прочищая горло. Васин кивнула.
   - Меня зовут Гома Экинья, - сказала она. - Я дочь Ндеге и проделала весь этот путь из Крусибла. Я знаю, вы звали Ндеге, но моя мать была слишком стара, чтобы пережить спячку. Кроме того, были и другие... осложнения. Так что вместо этого приехала я в составе экспедиции, финансируемой Крусиблом. Мы приходим без повестки дня, без какой-либо цели, кроме сбора знаний. Но, конечно, вы нам интересны. И теперь, когда мы знаем о другой Мандале, мы хотели бы узнать о ней немного больше, а также о том, что находится на Посейдоне. Мы не знаем, почему вы предостерегли нас от них, но будем считать, что у вас были на то веские причины. Вы также упомянули, что кто-то прибыл раньше нас. Это новость для нас. Может быть, вы сможете поделиться какой-нибудь информацией, когда мы встретимся. Мы зафиксировали место вашей передачи и направляем туда наш корабль. Мы спустимся на нашем посадочном модуле как можно ближе к вам. Если есть что-то еще, что, по вашему мнению, нам следует знать, мы были бы рады это услышать.
   Гома прикоснулась рукой к своему горлу. У нее пересохло во рту, но она закончила.
   - Хорошо, - сказала Васин.
   - Как вы думаете, что произойдет дальше? - спросил Ру.
   - Понятия не имею, но это будет интересно, - сказала Васин. - Этот первый сигнал был очень общим - он мог быть направлен на кого угодно - и послан очень простой системой повторной передачи, за которой не стояло никакого интеллекта. Но теперь она знает ваше имя и ваши отношения с Ндеге. Если мы имеем дело с чем-то большим, чем бездумное записывающее устройство, мы должны узнать об этом достаточно скоро.
   Орисон завершил еще один поворот. Наступила тишина, никакого намека на ответную передачу. Но при следующем повороте сигнал появился снова.
   - Хорошо, - сказала женщина. - Я хотела именно Ндеге, но если мне придется довольствоваться вторым номером, то хватит и другой Экинья. Как далеко упали яблоки с дерева, Гома Экинья. Очень надеюсь, что ты соответствуешь моим требованиям.
   - Я попробую, - едко ответила Гома.
   - Выходите на орбиту вокруг Орисона. У вас не должно возникнуть никаких проблем с обнаружением моего наземного лагеря. Приземляйтесь в удобное для вас время, примерно в километре, и встречайтесь со мной пешком возле главного наземного шлюза. У меня есть еда и вода, так что не беспокойтесь о том, чтобы взять с собой пайки. О, и приготовьтесь к одному-двум сюрпризам.
   Танторы, - подумала Гома. Это был предательский ход мыслей, который слишком легко мог привести к горькому, сокрушительному разочарованию. Но она ничего не могла с собой поделать. Они бы все исправили - все неправильное в ее вселенной.
   Она не могла остановиться.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

  
   Оказалось, что вокруг Посейдона погиб не один Хранитель. Их было по меньшей мере несколько десятков. Как только они нашли первый труп, им показалось, что их глаза - их сенсоры, приборы и аналитические инструменты - настроились на поиск новых.
   Все мертвые машины были захвачены потоком спутников, вращающихся вокруг Посейдона. Их орбиты были неправильными, а размеры варьировались от фрагментов всего в несколько километров в поперечнике до одного трупа, который - учитывая то, что они уже знали о Хранителях - был почти целым. Почти нетронутый, за исключением того, что он был также мертв, дрейфующий по течению, темный и абсолютно инертный. Пространство вокруг Посейдона было кладбищем, а его привратниками были сорок пять спутников.
   Привратниками или палачами - предполагая, что существует различие.
   - Куда ты нас привез? - спросила Нисса.
   - Куда-то, где нам не следует быть. - Но они все еще находились во владениях спутников, все еще следуя своим курсом вокруг Посейдона, и они не были мертвы. Еще. Они двигались без тяги по траектории, которую не следует принимать за попытку выйти на орбиту или приземлиться на Посейдоне. - Что бы здесь ни произошло, - продолжал Кану, - возможно, это было очень давно. Что-то сделало это с Хранителями, но мы, похоже, не привлекаем его внимания.
   - Нам это может грозить в любой момент, - сказала Нисса. - Мы не знаем, что делали эти Хранители и как близко они подобрались к поверхности. Насколько нам известно, мы вот-вот переступим какой-то порог.
   Она сидела рядом с ним на контрольной палубе, корабль снабдил ее вторым креслом, пока они находились на дальнем подлете к границе системы. Это произошло без их ведома, поднявшись из какого-то скрытого в полу укрытия.
   - Знаю и соглашаюсь, - сказал Кану. - Но мы можем замедлить ход или изменить курс, только используя наши двигатели, и это, возможно, единственное, что делает нас заметными. Я думаю, что самым безопасным вариантом может быть продолжать в том же духе, пока мы не выйдем с другой стороны.
   - Еще восемь часов.
   - Мне это тоже не нравится.
   - А что думает Свифт?
   Фигура Свифта стояла слева от Кану, уперев руки в бока, выражая крайнее возбуждение. Он то и дело снимал пенсне, протирал его, возвращал на кончик носа. - На самом деле, я согласен с Ниссой - возможно, мы вот-вот столкнемся с трудностями. В равной степени я испытываю некоторое сочувствие к твоей позиции, Кану. Использование тяги может быть ошибкой.
   - От него очень много пользы. Свифт говорит, что мы оба правы.
   - Тогда игнорируй Свифта. Мы все равно должны что-то сделать.
   - Однажды я уже испытывал такую же нерешительность, рядом с нашим старым домом в Африке. Я был в траве, не более чем в часе ходьбы от ворот, и заметил большую черную змею, ползущую по траве рядом со мной. У меня не было большого опыта общения со змеями, и я был так напуган, что не мог пошевелиться. Мой мозг сказал: "если ты почти не заметил эту змею, то, возможно, она тоже есть там, и там, и там".
   - И тебя окружали змеи?
   - Понятия не имею. Большая змея проползла мимо меня. Я ее совершенно не интересовал - даже не уверен, почувствовала она меня или нет. Но хочу сказать, что именно так я чувствую себя сейчас. Не хочу предпринимать никаких действий, делать что-то, что может привести к катастрофе. Но мы должны действовать.
   - Полный вперед, - сказала Нисса. - Если понадобится, опустошим баки. Выбросим спасательные капсулы, чтобы сэкономить массу. Пожертвуем "Наступлением ночи", если придется. Но уберемся отсюда так быстро, как только сможем.
   - Есть другой способ, - тихо сказал Свифт, как будто это было дерзостью.
   - Продолжай, - сказал Кану.
   - Продолжать что? - спросила Нисса.
   - У Свифта есть идея. - Но было ощущение, что слова формируются у него в горле, звуки вырываются изо рта. - Вы должны извинить меня за эту вольность, - сказал он, или, скорее, был вынужден сказать, невидимая рука выдавливала слова из его гортани. - Будет проще, Нисса, если я обращусь непосредственно к вам обоим. Хранители были убиты, но к их останкам относятся терпимо, им позволено следовать по своим орбитам.
   Нисса смотрела на Кану со своего места, не прилагая никаких усилий, чтобы скрыть свое потрясенное отвращение. Но было и очарование клинического толка.
   - Что ты с ним сделал?
   - С ним ничего не сделали и ничего не будет сделано. Он мой друг. Теперь, может быть, мы поговорим о Хранителях? Хорошо бы нам получить совет убраться отсюда, но мы не осмеливаемся слишком выставлять себя напоказ, делая это. С другой стороны, никто из нас не хочет провести еще восемь часов, полагаясь на свою удачу. Следовательно, необходим компромисс. Если мы сохраним наш нынешний курс, то вскоре пройдем очень близко к одному из этих фрагментов. Он движется медленнее нас, но с помощью короткого, резкого толчка мы можем сравняться по скоростям. Мы паркуемся рядом с фрагментом - на нем или внутри него, если необходимо, - и позволяем ему унести нас за пределы орбиты самой удаленной луны. Когда фрагмент достигает своего апогея, мы уходим - и ставим все, что у нас есть, на удачу.
   - Или мы могли бы просто сорваться с места и убежать, - сказала Нисса.
   Свифт ослабил свой контроль над гортанью Кану, при этом Кану издал небольшой непроизвольный вздох. - Я вернулся, - сказал он. - И мне очень жаль, но мне не нравится идея Свифта. Это все еще слишком рискованно, учитывая, как мало мы знаем.
   - Значит, мы ничего не будем делать, таков твой план?
   - Я этого не говорил. Продолжать наш нынешний курс действий - все тоже значит что-то делать.
   - Ну, если мы будем продолжать говорить об этом достаточно долго, эти восемь часов просто пролетят незаметно, - сказала Нисса, закатывая глаза с тяжелой иронией.
   - Мы на пределе, - сказал Кану. - Это естественно - мы были бы дураками, если бы не были таковыми. И для этой ситуации нет никаких правил, никаких прецедентов. Ни одна из этих идей не является плохой. Но если то, что мы делаем, не причинило нам вреда...
   Свифт подошел к Кану, прошел сквозь консоль и опустился в тот же объем пространства, который занимало тело Кану.
   - Мне жаль, Кану, но я думаю, что это необходимо.
   Кану не мог ни говорить, ни управлять своим телом. Свифт снова управлял им как марионеткой, действуя рычагами внутри его черепа. Однажды он уже сделал это с согласия Кану, но на этот раз не было ни приглашения, ни даже молчаливого разрешения.
   Кану поднялся со своего места, отодвинув консоль. Он повернулся лицом к Ниссе, все еще сидевшей в кресле, и опустился на корточки.
   - Выбор должен быть за вами, - сказал Свифт. - Кану прав - прецедентов еще не было. Равным образом, вы не просили, чтобы вас назначали на эту роль, в то время как мы с Кану приступили к нашему предприятию, полностью и определенно зная, что впереди нас ждут серьезные неизвестности. Итак, как я уже сказал, выбор за вами. Что бы вы ни решили, это то, что мы сделаем.
   - Почему? - спросила она, прищурившись, подозревая подвох.
   - Потому что я бы очень хотел, чтобы вы начали доверять мне, и, похоже, это отличное место для начала. Что бы вы ни сказали, это то, что мы сделаем. Я выполню ваше решение.
   - Тогда... вытащи нас отсюда как можно быстрее.
   - Очень хорошо. - Когда Свифт перенес тело Кану обратно на его место, он добавил: - Обычные структурные меры предосторожности и меры по ускорению будут приостановлены. Это сиденье должно защитить вас, но я бы настоятельно посоветовал приготовиться к нагрузке. Через мгновение я отключу гравитацию, генерируемую вращением, и выровняю панель управления по новому вектору.
   - Подожди, - сказала Нисса.
   - Да?
   - Это рискованно.
   - Действительно. Но безрисковых вариантов не существует.
   - И все же... нет. Мы не срываемся с места и не убегаем. Ваш вариант - он все еще в силе?
   - На данный момент.
   - Тогда сделай это. Подведи нас поближе к этому фрагменту, как ты и сказал. Здесь сорок пять спутников - я полагаю, они не могут видеть нас все одновременно?
   - Если линии обзора имеют значение, то в настоящее время мы находимся в пределах видимости тринадцати спутников, хотя их число будет колебаться по мере продолжения нашего курса.
   - Ты умен, Свифт? Такой умный, каким тебя считает Кану?
   - Сомневаюсь, что кто-то настолько умен.
   - Тогда вот тебе тест. Когда включится привод, убедись, что мы настолько невидимы, насколько это возможно. Используй этот фрагмент с максимальной пользой.
   - Вы ставите передо мной достаточно сложную проблему N тел.
   - Я скажу тебе, что самое сложное, Свифт, - это когда тебя тащат на пятьдесят гребаных световых лет через всю галактику без моего согласия. Так что будь на высоте положения. Ты сказал, что выбор был за мной - это мой выбор.
   - И вы не могли бы выразить это более красноречиво, Нисса. Что ж, я действительно ценю вызов и с готовностью возьмусь за это дело. Это займет несколько мгновений... к счастью, мы уже можем использовать детальную модель "Ледокола" для спутников, чтобы свести к минимуму нашу видимость.
   Когда Свифт вернулся к своему пульту, Кану снова испытал странное ощущение, увидев, как его руки заметались по кнопкам управления, а зрение затуманилось от скорости резких переключений внимания. Ему это показалось странным; должно быть, Ниссе это показалось чудовищным.
   Но это необходимо. Каким бы обиженным он себя ни чувствовал - было даже отдаленно не приятно, когда его лишали контроля над собственным телом, - он понимал, почему Свифт это сделал. Сдаться перед Ниссой, предоставить ей не просто право голоса в ее судьбе, но и абсолютный контроль - это было единственное, что могло побудить ее увидеть в Свифте союзника, а не паразита.
   Это риск. Но, как сказал Свифт, безрисковых вариантов не существовало.
   Через несколько минут Свифт сказал: - Все готово. Я отказываюсь от Кану. Мы изменим наш курс полностью автоматизированным способом, начиная примерно через семь минут. Решение может быть отозвано в любой момент. Однако, как только мы начнем, я бы настоятельно рекомендовал нам продолжить.
   Кану пришлось глубоко вздохнуть, когда он пришел в себя - Свифт слишком много черпал из источника своей энергии.
   - Напомни мне, чтобы я не позволял ему делать это слишком часто.
   Нисса посмотрела на него настороженным взглядом. - А у тебя есть выбор?
   - Думаю, что да.
   - Он мог бы полностью завладеть тобой, не так ли? Если он может заблокировать тебя на таком уровне, что его остановит?
   - Ничего, - сказал Кану. - Кроме его уважения к тому доверию, которое я ему оказал.
   - И это доверие все еще в силе?
   - Я побит, но это заживет. Думаю, он поступил правильно.
   - Хорошо. Но, как я понимаю, это тот момент, когда ты начинаешь пытаться переубедить меня в моем решении?
   - Нет, - сказал Кану после минутного раздумья. - Я не знаю, кто из нас прав. Но у Свифта была идея, и ты ее выбрала, и для меня этого достаточно. Что бы ни случилось, это должно быть интересно - ты понимаешь, что никто никогда не подходил к Хранителю так близко, как мы собираемся?
   - Мертвые Хранители не в счет. В любом случае, твоя мать... одна из твоих матерей - она бы сказала по-другому, не так ли?
   - Наверное, она бы так и сделала, - сказал Кану. - Но Хранитель пришел к Чику, а не наоборот.
   Это были долгие семь минут - достаточно времени для сомнений и повторных предположений. Но нервы у них выдержали, и в назначенный момент "Ледокол" начал менять курс. Это было так тяжело и внезапно, как и предупреждал Свифт, нападение на хрупкое человеческое тело, но они были готовы к этому, и шок был терпимым. Кану почувствовал, что находится на грани потери сознания, но сознание так и не ушло полностью, и его мысли оставались ясными. Коррекция курса продолжалась в течение нескольких минут, череда нервирующих мгновений, в любое из которых могло произойти какое-нибудь ужасное возмездие со стороны спутников. Но нападения не последовало. Возможно, они были слишком малы, чтобы привлечь внимание спутников, или Свифт достаточно точно рассчитал изменение их курса, чтобы избежать ослабления их огня. Или, возможно, размышлял Кану, все эти разрушения были делом рук миллионов лет назад, и они никогда не подвергались опасности.
   Когда двигатель заглох, они были на волосок от разбитого Хранителя. Ширина собственного корпуса "Ледокола" была меньше толщины обшивки инопланетной машины. Издалека не было заметно никаких признаков жизни - активации - и не было их теперь, когда они подошли ближе. Дрейфующий остов был теплым с одной стороны, прохладным с другой, но только потому, что он был повернут одной стороной к Глизе 163.
   Это была средняя часть Хранителя, отрезанная с обоих концов - срезанный конус - и с длинной, глубокой боковой выемкой по всей длине его теплой стороны. Они решили рискнуть еще на одну небольшую коррекцию тяги, чтобы поместить "Ледокол" внутрь теплового укрытия этой выемки. Хотя они плавали рядом с частью Хранителя, обломки инопланетной машины все равно были в сотни раз больше корабля Кану, а выбоина была достаточно глубокой, чтобы полностью скрыть их.
   Они остановились, заняв позицию в своем импровизированном укрытии. Стены и пол "раны" позволяли заглянуть в тайное нутро Хранителя - головоломку из огромных и бесшумных механизмов, упакованных так же плотно, как кишечник, - но только мельком. Они могли видеть не глубже самых наружных внутренностей, и из глубин не исходило никакого голубого свечения, которое могло бы пролить свет на вышележащие структуры.
   Живой Хранитель - это уже достаточно круто, подумал Кану. Но мертвый был чем-то большим, потому что свидетельствовал о большей мощи - о чем-то, способном убить робота размером с Луну.
   - Сейчас мы должны быть в безопасности, - сказал он, - но просто для уверенности мы отключим все, что нам не нужно, и будем сидеть здесь так тихо, как только сможем. Свифт - можешь ли ты рассчитать для нас оптимальный профиль эвакуации?
   - Считай, что дело сделано, Кану. А что потом? Вернемся на более высокую орбиту, за пределы лун? Это не будет стоить нам намного больше энергии.
   - Нет, мы пока не готовы к этому месту. Признаюсь, я немного напуган.
   - Вполне объяснимо. Представьте, что я чувствую - еще один машинный интеллект, ставший свидетелем бойни такого масштаба. Итак, куда же нам идти дальше?
   - Я думаю, это очевидно, - сказал Кану. - Паладин. И надеюсь, там нас не ждут неприятные сюрпризы.
   - Неприятных сюрпризов не бывает, - сказал Свифт, - есть только степень неподготовленности.
   План Свифта заставлял их ждать десять часов, поскольку орбита фрагмента выходила за пределы диаметра орбиты самого удаленного спутника. Выяснилось, что у Хранителя было измеримое гравитационное поле - достаточно сильное, чтобы они могли сопротивляться его притяжению с помощью едва заметной микротяги, как если бы они были пришвартованы рядом с астероидом. В этом не должно было быть ничего удивительного, но ни в каком другом контексте масса Хранителя никогда не обнаруживалась. Это было так, как если бы - в мертвом состоянии - перестал действовать какой-то эффект маскировки массы или ее отрицательного значения.
   Управлять гравитацией, заставлять массу исчезать, как подброшенную карту, - вот скрытые технологические секреты, которые, при надлежащем раскрытии, могли бы спровоцировать тысячи промышленных революций. Но Кану и его спутники могли довольствоваться только сбором данных. Понимание - эксплуатация - должно было бы быть предоставлено другим умам, в других солнечных системах, если бы это вообще можно было сделать.
   Тем не менее, это было еще одно важное открытие, которое можно было добавить к головоломкам, которые они уже нашли. Новая Мандала, колеса выше неба и возможность заглянуть в физику Хранителей. Если бы Кану больше ничего не делал в своей жизни, эти открытия были бы достаточным достижением. Сама мысль об этом - идея внести столь значительный вклад в совокупность человеческих знаний - приносила ему утешение. Было хорошо сделать что-то полезное и дожить до сих пор.
   Кану ни в коем случае не мог сказать, что чувствовал себя полностью спокойным - для этого все еще оставалось слишком много неизвестного, - но его настроение улучшилось, появилось ощущение, что по крайней мере с одной задачей он справился. Совершенно внезапно он осознал, что зверски голоден. Было бы неплохо поесть, не зная, что ждет их впереди и когда у них снова появится такая возможность.
   Нисса согласилась с ним.
   - Спасибо, что позволил мне принять это решение, - сказала она, когда они уселись за свой столик. - Даже если идея принадлежала Свифту.
   - Это было правильно - что-то сделать. Мой план вообще не был планом.
   - Ты никогда раньше не рассказывал мне эту историю о змеях.
   Он вспомнил счастливое, золотистое блаженство их коротких недель вместе после Лиссабона, до того, как реальность его миссии встала между ними. - На самом деле у нас не было времени.
   - Я имею в виду все те годы, что мы были женаты. Я запомнила бы.
   - Правда?
   - Прежний Кану был хорошим человеком. Он рассказывал много историй, но большинство из них были придуманы для того, чтобы выставить его в хорошем свете. Тонко, я признаю, но признание в слабости определенно не входило в число его сильных сторон.
   - Я признался в своей слабости?
   - Нерешительность - плохое качество, особенно у политика, человека, который двигается вперед и потрясает мир.
   - Хотя иногда это может быть лучше, чем поспешное принятие неправильного решения.
   - Иногда, - признала Нисса. И жестом, который внешне был незначительным, но который передавал величие, она позволила себе добавить немного вина в бокал Кану. - Но не всегда.
   Он знал, что ему не было прощения. Возможно, после всего перечня несправедливостей, которые он причинил ей, от предательства до откровенного похищения, прощения быть не могло. Но независимо от прощения в ней была безусловная доброта, великодушие духа, которыми она всегда обладала и за которые он теперь благодарил свою звезду.
   - Я уже говорил это раньше, - сказал он ей, - но не могу повторять это слишком часто. Мне очень жаль.
   - Мы видели "мировые колеса", - сказала Нисса. - Больше никто этого не делал. Это не оправдывает того, что ты сделал со мной. Но в этот момент, после того, что мы только что пережили? Я рада быть здесь. И хочу вернуться назад, чтобы узнать, что эти мировые колеса могут нам сказать.
   - Они пугают меня, - признался Кану.
   - И меня. Но я не успокоюсь, пока мы не столкнемся с ними лицом к лицу. Змеи повсюду, Кану Экинья, куда бы ты ни посмотрел. Но иногда тебе просто нужно ступить на траву.
   Кану поднял свой бокал и отхлебнул вина. Это было самое вкусное вино, какое он только мог припомнить.
   Они уходили на призрачной тяге, выходя из раны Хранителя со скоростью нескольких десятков метров в секунду, более чем достаточной, чтобы ослабить притяжение его гравитационного поля, и в течение нескольких минут все было хорошо. Они ничего не видели о Посейдоне в течение десяти часов своего укрытия, но теперь планета стала заметно меньше, и они были в безопасности за пределами переплетения ее спутников. Свифт произвел еще одну коррекцию курса, выстраивая их для перелета к Паладину. Кану позволил себе поверить, что на этот раз они превзошли все ожидания, и был благодарен за это. С чем бы они ни столкнулись в окрестностях Паладина, они будут гораздо осторожнее, чтобы не столкнуться с опасностью во второй раз.
   Но именно в этот момент Хранитель нанес удар.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  
   На подлете к Орисону "Травертин" направил всю мощность своих картографических датчиков на поверхность маленького мира. Приборы прояснили картину практически безвоздушной планеты, ее серо-розовая поверхность щедро изрыта кратерами, магнитосфера погашена, атмосфера - не более чем тонкий, ослабленный остаток, медленно утекающий в космос. Вокруг Орисона ничего не вращалось - ни спутников, ни станций, ни кораблей, и на планете не было явных признаков крупномасштабного заселения. Существовало несколько металлических объектов, разбросанных на расстоянии нескольких сотен километров друг от друга, но лишь немногие из них были достаточно велики, чтобы быть независимыми лагерями. Где-то в середине этих разрозненных сигнатур находилось более крупное, концентрированное скопление объектов и источников энергии, и это совпало с источником самого последнего всплеска передач.
   Они изучили его при максимальном увеличении, выделив небольшую деревушку куполов, шлюзов и соединительных труб с намеками на более глубокие сооружения, погребенные под землей. Даже с орбиты он выглядел самодельным, незапланированным, как будто был собран на скорую руку с использованием любых доступных компонентов. Неровные тропы уводили прочь от лагеря, ориентируясь примерно в том направлении, где виднелись другие металлические объекты далеко за горизонтом лагеря.
   Вскоре была подготовлена наземная экспедиция, и была отобрана разведывательная группа для спуска в тяжелом посадочном аппарате. Ее возглавит Васин в сопровождении Гомы, Лоринг, Караяна и доктора Нхамеджо.
   - И Ру, - сказала Гома.
   - Он недостаточно здоров, - сказала Васин. - Я видела, как он спотыкался всего несколько часов назад.
   - Мы все спотыкаемся, Гандхари. Ру ничем не хуже всех нас. В любом случае - какого черта Маслин Караян идет с нами, а Ру не может?
   - У него есть все права.
   Гома скрестила руки на груди. - Как и у Ру.
   - Потребовалось много переговоров, чтобы уговорить Маслина поехать одному, а не в составе более многочисленной делегации Второго шанса. Но если это так много значит для вас, я снова поговорю с Сатурнином.
   - Сделайте так.
   - Я не привыкла подчиняться указаниям, Гома.
   - Я имею в виду: пожалуйста.
   - Вы очень решительны, - сказала Васин не без одобрения. - Я думаю, в вас больше от Юнис, чем кто-либо из нас осознает. Но будьте осторожны, не становитесь такой, как она, - вы мне скорее нравитесь такой, какая есть.
   Нхамеджо поначалу не хотел этого делать, заявив, что Ру все еще слишком слаб для наземной экспедиции. Но по коллективному настоянию как Гомы, так и Ру и - с некоторой неохотой - самой Васин он в конце концов согласился пересмотреть свою позицию. Пока готовили посадочный модуль, он отвел Ру обратно в медицинский отсек для еще одной серии тестов. Было ли это упрямством или каким-то запоздалым улучшением в его состоянии, но Ру с трудом выкарабкался. Нхамеджо признал, что он мог бы справиться с дыхательной системой скафандра, и он не был настолько слаб, чтобы путешествие в спускаемом аппарате вызвало у него трудности. В обмен на эту уступку Гома согласилась не поднимать шум из-за присутствия Маслина Караяна.
   - Какое бы убеждение ты ни применил к доктору Нхамеджо, - сказала Гома позже, когда они с Ру остались одни в своей палате, - скажи мне, что ты действительно достаточно здоров для этого.
   - Я здоров.
   - Хорошо, потому что ты нужен мне рядом до конца этой экспедиции. И не забывай, что нам нужно вернуться.
   - Да, - сказал Ру, изображая удивление. - Как-то это вылетело у меня из памяти.
   - Я имею в виду, что для этого ты тоже должен быть сильным. Нет смысла изнурять себя здесь.
   - Я знаю, ты желаешь мне добра, но, честно говоря, ничто не могло помешать мне оказаться на этом посадочном модуле. Упустить шанс увидеть, как твоя дорогая покойная бабушка, или кем бы она там ни была, снимет с тебя спесь?
   - Рада слышать, что твои мотивы столь чисты.
   - Научное любопытство, конечно, тоже имеет к этому отношение. Скажи мне, что ты так же взволнована этим, как и я.
   Несмотря на свои опасения, Гома заставила себя улыбнуться. - Так и есть.
   Это было правдой, или почти правдой. Впервые после смерти Мпоси ей было о чем подумать. Перспектива получить ответы на несколько своих вопросов - пусть и за счет общения с надменной реинкарнацией ее далекого предка - не могла не взволновать ее. Она отчаянно хотела узнать больше, и скоро она это сделает.
   Но все равно - Мпоси.
   - Ру... мне нужно тебе кое-что сказать. Мне было неприятно поднимать эту тему, пока ты не окреп, но...
   - Если ты порываешь со мной, то выбрала немного неудачное время.
   - Пожалуйста, не шути.
   - Ладно, извини. Продолжай.
   - Ты помнишь, я просила тебя попробовать перепрограммировать мой браслет?
   - Я не смог.
   - Нет, но Айяна Лоринг могла бы. Мы все уладили, и я вломилась в комнату Грейва, где они держали его после суда, прежде чем поместить в морозильную камеру. Это было однажды поздно вечером, вокруг больше никого не было. Я хотела увидеть его, поговорить с ним, прежде чем уходить в спячку.
   - Во имя ада, почему?
   - Сомнения. Мпоси. Он разбирался в людях лучше, чем когда-либо сможет большинство из нас. Я задавалась вопросом... волновалась... - Гома заколебалась, понимая, что находится на пороге признания в чем-то, что нелегко исправить. - Я задавалась вопросом, говорил ли Грейв правду - что он не убивал Мпоси, и в конце концов они действовали сообща.
   - О, он действительно достал тебя, не так ли?
   - Я должна была убедиться, Ру.
   - Ты хочешь сказать, что должна была позволить этому маленькому проныре посеять семя сомнения в твоем разуме. Я думал, ты сильнее этого, жена. Я думал, у тебя есть здравый смысл.
   Гома не поддалась на провокацию. Она была готова избавить Ру от многих сомнений, учитывая наркотики, циркулирующие в настоящее время в его крови.
   - Никто до меня не добрался, и история Грейва вовсе не нелепа. Даже капитан Васин не смогла установить его вину вне всяких сомнений, вот почему она согласилась на эту полумеру - заморозить его, а не казнить. Кто-то действительно пытался повредить корабль - в этом нет никаких сомнений. Но если это не было серьезным, то преступник все еще на свободе.
   - Что ж, давай посмотрим. Грейв был из Второго шанса, и на корабле есть еще одиннадцать таких. С кого мы начнем - с женщин или с детей?
   - Пожалуйста, отнесись ко мне серьезно.
   Ру твердо кивнул. - Так и есть. Но в равной степени я понятия не имею, как мы должны реагировать на эту перемену в твоем настроении. Ничто из того, что ты мне только что сказала, не растопит лед в отношениях с Гандхари. Ты говорила с ней об этом?
   - Я не вижу, чего бы это дало. Она слышала точку зрения Грейва на вещи. Мне нечего к этому добавить.
   - Тогда что именно было такого в этом полуночном визите, что потрясло твой мир до основания?
   - Он упоминал танторов.
   Ру с отвращением усмехнулся. - И если бы была хоть одна эмоциональная кнопка, которая, как он знал, подействовала бы на тебя...
   - Дело было не только в этом, - сказала Гома, изо всех сил стараясь не сорваться. - Он осознает возможность того, что где-то там могут находиться осколки первоначальной популяции. Он даже не ненавидит то, что они собой представляют. Но он говорит, что тот, кто стоит за попыткой диверсии, не будет сидеть сложа руки, если мы столкнемся с ними.
   - Не будет сидеть сложа руки - что это вообще значит?
   - Что у диверсанта есть другое оружие, но он не воспользуется им, пока мы не окажемся рядом с ними.
   - Если мы когда-нибудь их встретим.
   Гома торжественно кивнула. - Если.
   - Тогда нам обоим лучше надеяться, что Грейв бредил, не так ли?
   - Или не терял самообладания. Я продолжаю думать, что у дяди Мпоси были бы все ответы, вся мудрость. Но готова поспорить, что он отдал бы все на свете за наставления Чику, и Чику, вероятно, чувствовала то же самое по поводу Санди.
   - А Санди недоставало бы кого угодно, вплоть до твоего разлагающегося предка. Трудно представить, что эта мрачная старая реликвия по кому-то скучает, но я полагаю, что так и должно было быть. Однажды, Гома, кто-нибудь будет скучать по тебе.
   - Я в этом не так уверена.
   - Зато я уверен, - сказал Ру.
   Полный экипаж спускаемого аппарата состоял из двенадцати человек, так что места было более чем достаточно для их шестерых, включая скафандры и наземное оборудование. Гома видела, как тяжелый транспорт готовился к отправлению. Это был приземистый многомоторный цилиндр с убирающимися посадочными опорами и угловатым куполом кабины, выступающим сбоку цилиндра, его фасеточные окна обеспечивали пилоту наилучшее поле обзора. Внутри оказалось на удивление много места: мостик, зона общего пользования, медицинский отсек, камбуз и несколько полуотдельных отсеков для экипажа, в каждом из которых были установлены спальные гамаки для нулевой гравитации. Когда Гома поднялась на борт, Васин уже сидела в командирском кресле на мостике, кресло выступало в пузырь, а Васин была окружена складывающимися экранами и приборами управления. Она, казалось, была в своей стихии, совершенно безразличная к рискам, связанным с этой экспедицией. Однако, если бы с ней случилось худшее, Назим Каспари обладал необходимыми навыками, чтобы управлять "Травертином".
   После серии проверок и отчетов им, наконец, разрешили отсоединиться от более крупного корабля. Они оттолкнулись на безопасное расстояние, а затем выполнили спуск с орбиты. Спускаемый аппарат опускался на контролируемой мощности, преодолевая призрачное сопротивление атмосферы. Они никогда не были полностью невесомыми, и по мере приближения к Орисону сила его притяжения становилась все более очевидной, пока не достигла максимума примерно в половину g.
   Они облетели лагерь сначала на высоте десяти километров, затем последовательно снижаясь, в то время как Васин выбирала подходящее место для посадки - оно находилось рядом с одной из ухабистых троп, которые вели к более отдаленным объектам. Местность была неровной, с откосами и плоскогорьями с каменистыми склонами. На некоторых нижних выступах Гома заметила куполообразные нагромождения камней, расположенные слишком регулярно, чтобы быть случайными.
   - Я хотел поговорить с вами до этого, - сказал Маслин Караян, садясь достаточно близко, чтобы она не могла игнорировать его.
   - Вы хотели?
   - Да, но время никогда не было подходящим. Я хотел сказать, что искренне сожалею о том, что случилось с Мпоси. - Похожего на быка мужчину с бочкообразной грудью при подготовке к спячке заставили подстричь бороду. У всех них также были коротко подстрижены или полностью сбриты волосы на голове, чтобы с минимальными трудностями можно было провести необходимое транскраниальное сканирование. В случае Караяна перемена была самой разительной, смягчив черты его лица и заставив его выглядеть одновременно моложе и менее суровым патрицием.
   Гома восприняла это как ловушку, а не как благословение.
   - И я сожалею, что экстремистам вообще разрешили участвовать в этой экспедиции.
   - Значит, по-вашему, - сказал Караян, - любой, кто не разделяет в точности вашу философию, является экстремистом?
   - Если вы хотите так это сформулировать.
   Караян задумался. Она считала, что заставила его замолчать, но через мгновение он сказал: - Мпоси не согласился бы с вами.
   - Вы думаете, что настолько хорошо его знали?
   - Достаточно хорошо. Наши пути пересекались на протяжении многих лет, и я всегда находил в нем готовность отбросить разногласия, заглянуть за пределы идеологии.
   - Идеология - это все, что есть.
   - Правда? Я бы подумал, что есть много других человеческих качеств, заслуживающих внимания. Справедливость. Щедрость. Чувство юмора. Готовность видеть лучшее в людях, даже в тех, с кем мы автоматически не соглашаемся. - Он выглянул в окно на однообразную и засушливую местность, над которой они сейчас кружили. - Хотите, расскажу вам историю?
   - Если вы должны.
   Жужжание возвестило о выпуске шасси. Оно со скрежетом встало на место и защелкнулось с серией металлических глухих ударов.
   - Однажды я был серьезно болен - плохая реакция на один из местных организмов на Крусибле. Мы с Мпоси были политическими противниками, но он все равно находил время, чтобы организовать помощь моей жене и детям, и навещал меня, когда я был достаточно здоров для посетителей. Он очень много сделал для меня и моих близких, хотя всегда преуменьшал это - говорил, что это была небольшая услуга, не более того. Я никогда не забывал этот жест и всегда заботился о том, чтобы Мпоси знал об этом.
   - Вы дрались, как коты.
   - Мы отстаивали свои позиции, когда многое было поставлено на карту, но ничто не мешало нашему основному уважению друг к другу как к человеческим существам. И я очень сожалею, что мы утратили стабилизирующее влияние Мпоси. Он был союзником для всех нас.
   Она могла бы оставить все как есть, но что-то в его поведении подорвало ее инстинктивную неприязнь к нему. Она вспомнила разговор с Мпоси, когда он упомянул о "маленьком одолжении". Это соответствовало рассказу Караяна о такой же доброте.
   - Вы действительно не были знакомы с Питером Грейвом до экспедиции?
   - Жаль, что я не знал его лучше. К сожалению, незадолго до отбытия корабля между нами было очень мало контактов. Возможно, если бы у нас было больше времени...
   Рискуя вложить слова в его уста, она спросила: - Вы бы поняли, кем он был, на что был способен?
   - Мне хочется так думать, но на практике я не уверен, что настолько хорошо разбираюсь в людях. За время, пока он был с нами, я, конечно, почувствовал, что он был аутсайдером, или, скорее, изгоем. Назовите его экстремистом, если хотите.
   - Тогда почему вы с ним мирились?
   - Наше движение охватывает широкий спектр точек зрения. Вряд ли я мог бы критиковать Питера Грейва за то, что он верит в определенные вещи сильнее, чем некоторые из нас.
   Теперь он говорил тихим голосом, едва слышным из-за глухого рева двигателей посадочного модуля и системы жизнеобеспечения. И снова Гома вспомнила, как Мпоси говорил ей, что Караян был вынужден демонстрировать бурный образ самого себя, чтобы объединить разрозненные группы сторонников Второго шанса. Здесь, сейчас, возможно, он почувствовал себя способным выразить более умеренные чувства.
   - Конечно, мы всегда соглашались в главном, - сказал он, как будто это утверждение было необходимым.
   - Конечно, - сказала Гома. Но сейчас они играли в игру, и каждый понимал, что на самом деле имел в виду другой.
   - Радуйтесь, что Питер Грейв там, где он есть, - сказал Караян. - Возможно, среди нас и было одно испорченное яблоко, но не думаю, что будет второе.
   Она кивнула, отчаянно желая верить, что все так просто. Грейв заговорщик, Грейв убийца и просто Грейв сейчас в безопасности в заморозке до конца экспедиции.
   Теперь они находились на последнем вертикальном спуске, ревущие двигатели посадочного модуля начали поднимать пыль и мелкие обломки поверхности, отбрасывая их прочь вздымающимися концентрическими волнами. Они были недалеко от лагеря - Гома легко могла разглядеть серебристый гребень ближайшего купола. Васин называла высоту: сто метров, пятьдесят, затем уменьшила шагом до десяти. Пыль лососевого цвета поднялась и скрыла вид. Наконец Гома почувствовала мягкое сжатие шасси при приземлении и услышала, как остановились двигатели. Посадочный модуль слегка покачнулся, затем затих.
   - Двигатели выключены. Шаттл стабилен и готов к возвращению на орбиту, - не без гордости заявила Васин.
   Подготовка к высадке не заняла много времени. Все шестеро вышли через большой шлюз посадочного модуля, а затем по одному спустились по трапу, который раскрылся при приземлении. Они были одеты в легкие скафандры, изначально серебристо-белые, но которые сами выбрали свою собственную визуально различимую цветовую кодировку, как только группа собралась под спускаемым аппаратом. Гома прошла достаточную подготовку, чтобы не чувствовать себя стесненной скафандром.
   - С тобой все в порядке? - спросила она Ру, обеспокоенная тем, что его дыхание звучит затрудненно.
   - Перестань волноваться, - сказал Ру твердым, но дружелюбным тоном.
   Они отошли от посадочного модуля и вышли на тропу, ведущую дальше к лагерю. Они приземлились в районе низких, пологих холмов, уходящих вдаль под лиловым небом, которое в зените темнело до пурпурно-черного. Было несколько облаков, поднимавшихся с большой высоты струйками пара, и достаточно легкого ветерка, чтобы поднять пыль у них под ногами, но воздух был в тысячу раз разреженнее атмосферы на борту их корабля. Они могли видеть звезды и другие миры в этой Солнечной системе. Тропа была расчищена от мусора, но окружающая местность была усеяна коварной осыпью из мелких камней и гальки. Все цвета этой планеты были лиловыми, палевыми и оттенками бледно-ржавого. Это было безжалостно и угнетающе, нигде не было видно ни намека на живой организм.
   Теперь, когда они спустились, лагерь казался еще дальше. Вокруг него, уменьшаясь с расстоянием, виднелась свалка вышедших из строя или заброшенных технологий. Там были антенны передатчиков, провисшие в тех местах, где оборвались их направляющие. Там были тарелки для радиоприемников, воткнутые в грязь и теперь наполовину заполненные пылью. Там были коробки с электроникой, выпотрошенные и выставленные на всеобщее обозрение. Там, где от столба к столбу все еще были протянуты электрические кабели или кабели передачи данных, они были увешаны рваными, трепещущими кусками металлической фольги, похожими на овсянку. Барабан, прикрепленный к оси наподобие колеса, казалось, лениво вращался по собственной воле.
   Ближе к лагерю атмосфера ветхости ослабевала. Над небольшим скоплением куполов возвышалась башня-скелет, увенчанная набором передатчиков и приемников различного назначения. Хотя ее явно ремонтировали и подлатывали на протяжении многих лет, она все еще выглядела исправной, с различными управляемыми тарелками и антеннами, а также трубками того, что, как предположила Гома, было оптическими телескопами или дальномерными устройствами.
   От космического корабля, даже корабля малой дальности, даже чего-то, что могло бы двигаться по грунту, не было видно и следа.
   Они остановились как один, заметив движение. С одной стороны лагеря возвышался невысокий утес, возможно, высотой в три или четыре этажа. Скала была почти отвесной, но, тем не менее, примерно на полпути вверх по ней с паучьим упорством карабкалась фигура, поставив ноги на самый узкий из уступов, одной рукой ухватившись за скалистый выступ, в другой держа режущий инструмент. По всей поверхности, с обеих сторон от того места, где работала фигура, был плотный узор из угловатых надписей. Режущий инструмент имел яркий, как солнце, наконечник, ослепительно мерцающий. Там, где он соприкасался с утесом, кусочки скалы отлетали в сторону, образуя постоянно вьющуюся ленту серой пыли.
   - Это она, - сказала Гома.
   В почти безвоздушном пространстве Орисона они не издавали ни звука, но фигура, тем не менее, выключила режущий инструмент и сунула его обратно в сумку на поясе. С обезоруживающей скоростью - и столь же обезоруживающим отсутствием заботы о собственной безопасности - фигура, казалось, спускалась со скалы серией опасных прыжков назад.
   Достигнув земли, фигура снова посмотрела на утес, словно проверяя дневную работу, затем повернулась, чтобы обратиться к подошедшей группе. Фигура была маленькой и хрупкой ростом, одетой в более старую и неуклюжую модель скафандра, чем те, что носили высадившиеся.
   Фигура подняла руку. Мгновение ничего не было сказано, фигура и десантный отряд молча смотрели друг на друга, ничто не двигалось, кроме пыли, развевающихся флагов и лениво вращающегося колеса.
   - Юнис Экинья? - спросила Васин.
   По их каналу связи прогудел голос. Это была женщина, говорившая на суахили со странно старомодной, суетливой дикцией.
   - Нет, Лайка, космическая собака. Кого еще вы ожидали увидеть?
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  
   Для начала существовал только факт нападения и их собственное немедленное выживание. Если бы Хранитель был цел и его наступательные возможности полностью функционировали, не было бы ни предупреждения, ни мыслимой защиты - просто мгновение, в течение которого существовал Кану, за которым последовала бесконечная череда мгновений, в течение которых его не было.
   Но он дышал и думал, и обшивка корабля - по крайней мере, если судить по герметичности контрольной палубы - не могла быть разрушена слишком сильно.
   Но он услышал вой сирен, увидел красную пульсацию индикаторов тревоги, почувствовал в животе начало неконтролируемого падения, когда "Ледокол" потерял контроль над своей ориентацией. Он посмотрел на Ниссу, увидел понимание на ее лице - ни одному из них не нужно было говорить очевидное.
   - Ты можешь что-нибудь сделать? - спросила она.
   Руки Кану лежали на консоли, пытаясь заставить корабль исправить собственное падение, но системы не реагировали. - Ничего хорошего. Блокировка управления во всех системах рулевого управления - оно не позволяет себе задействовать компенсационную тягу. Свифт - если ты думаешь, что справишься лучше меня, то сейчас у тебя есть шанс.
   Он почувствовал, как Свифт взял управление в свои руки. Они начали двигаться по пульту с удвоенной скоростью и уверенностью - в этом разница между новичком и концертирующим пианистом.
   - Кому-то из вас лучше найти способ сделать это, - сказала Нисса. - Мы не хотим возвращаться в Хранителя.
   - Мы пытаемся, - сказал Кану. - Трудно понять, насколько серьезны повреждения - по всей этой стороне датчики полностью выгорели.
   - Что на нас обрушилось?
   - Ничего физического - ни ракеты, ни чего-либо подобного. Должно быть, это был энергетический импульс, какой-то вид электромагнитного разряда. Я даже не думаю, что это можно было считать нападением - скорее игривым укусом.
   - Мне это показалось не очень игривым, - сказала Нисса.
   - Должно быть, так оно и было. Мы все еще здесь.
   Свифт увеличил частоту обновления изображения на консоли. Индикаторы состояния мигали с гипнотической скоростью, слишком быстро, чтобы его сознание могло их воспринять.
   - Что он делает?
   - Хотел бы я знать. Поговори со мной, Свифт.
   - Это довольно серьезно, - ответил Свифт. - Мы отдаляемся все дальше от Хранителя, что обнадеживает, и дальнейших атак не было, но в равной степени свидетельства указывают на серьезные нарушения в управлении и способности двигаться. Я пытаюсь убедить корабль позволить мне стабилизировать его падение.
   - Тогда убеди немного посильнее.
   - Не вини "Ледокол", Кану - корабль делает все, что в его силах. Он знает, что был сильно поврежден, и мудро защищает нас. Я сделаю все, что в моих силах. Сейчас у меня открыто несколько каналов тяги - вы не будете возражать, если я усилю их действие выборочным сбросом внутреннего давления воздуха и воды?
   - И обескровить нас досуха?
   - Летучие газы можно добыть, а запасы пополнить, как только мы найдем подходящий ресурс. Кроме того, потребуется лишь небольшой процент - скажем, от пяти до десяти, в зависимости от обстоятельств. - Свифт продолжал настаивать, очевидно, приняв согласие Кану как должное. - Ну вот, мы уже восстанавливаем некоторый контроль. Когда будем в надлежащем состоянии, мы сможем подумать о том, как оценить степень ущерба.
   - Есть только один быстрый способ сделать это, - сказал Кану. - Мне нужно выйти наружу, чтобы посмотреть, насколько все плохо на самом деле.
   - С кораблем, находящимся в этом падении? - спросила Нисса. - Тебя выбросит в космос в тот момент, когда ты совершишь ошибку.
   - Тогда мне лучше убедиться, что я этого не сделаю. Думаю, Свифт может помочь с этим, не так ли?
   - Если вы дадите мне еще немного времени, чтобы сделать то, что я могу, находясь в этой позиции, тогда мы попробуем это вместе.
   Постепенно падение замедлялось, пока Кану не почувствовал уверенность в том, что он может передвигаться внутри "Ледокола" без немедленных травм. Он велел Свифту оставить все как есть, затем поднялся со своего места. Добраться до шкафчика со скафандрами все равно было непросто, не говоря уже о том, чтобы позаботиться о себе в вакууме, когда корабль все еще кувыркался, как брошенная кость, но он должен был оценить ущерб.
   - Ты оставляешь меня здесь одну? - спросила Нисса.
   - Корабль запрограммирован отвечать тебе, если что-то пойдет не так. А пока мы все еще сможем поговорить.
   После того, как он с трудом облачился в скафандр - Кану никогда не считал это быстрым или легким процессом, несмотря на годы, проведенные на Марсе, - он прошел через ближайший к повреждению воздушный шлюз, который вывел его на грань космоса. Он высунул голову и верхнюю часть туловища в настоящий вакуум, любуясь открывшимся видом. Корпус простирался по обе стороны от него - иногда казалось, что это потолок, иногда - что это пол или отвесный склон скалы. Большая часть пути была гладкой, но кое-где были предусмотрены опоры для рук и ног, и при некоторой концентрации он мог проложить маршрут, который привел бы его к поврежденному участку, который в настоящее время скрывался из виду.
   - Мы можем это сделать, Свифт?
   - С осторожностью, Кану. Я позволю тебе проявить инициативу до тех пор, пока не почувствую необходимость вмешаться. Постоянно поддерживай три точки соприкосновения и не отвлекайся на огромную планету, доминирующую в поле твоего зрения.
   - Спасибо, - сказал Кану со всей фальшивой искренностью, на которую был способен.
   Но одно дело было видеть Посейдон на экране, и совсем другое - увидеть его собственными глазами. Его освещенная часть была обращена к нему, окутанная от полюса до полюса удушающей глубиной океана. Какими бы высокими ни были мировые колеса, они были слишком узкими в поперечном сечении, чтобы быть видимыми с такого расстояния. Пока он наблюдал, похожая на осколок полоска двигалась по поверхности планеты с идеальной ньютоновской плавностью мертвой глазной клетки. Это были останки Хранителя, возможно, даже того, который напал на них. Он не испытывал гнева по отношению к инопланетной машине, чувствуя, что за нападением не стояло никакого умысла.
   Кану вывел все свое тело из шлюза, нервно хватаясь за поручень, затем за другой, пока его ноги не нашли опору. Он не столько стоял, сколько распластался по корпусу, и медленное падение корабля создавало ощущение, что он хочет избавиться от него, пока он ползет вперед. Медленно, чувствуя, как адреналин разливается по венам, а руки дрожат от нервной сосредоточенности, он начал отходить от шлюза. Первые несколько попыток были неловкими, но он заставил себя ускорить темп, довериться конечностям и чувствам, которые никогда раньше его не подводили. Падение само по себе не было проблемой - он был достаточно силен, чтобы удержаться, несмотря на это. Его настоящим врагом был страх.
   Когда он начал огибать изгиб корпуса, шлюз исчез из виду. Посейдон появлялся и исчезал из поля зрения - слишком большой, чтобы его можно было игнорировать, поскольку боковому зрению он всегда казался ярким и голубым. Он чувствовал на себе пристальный взгляд всего мира, как будто тот проявлял особый интерес к его судьбе.
   Впереди в корпусе виднелась выемка, желоб глубиной в несколько метров. Не было никакого способа обойти его, который не отнял бы драгоценных минут и не повлек бы за собой собственных опасностей. Пересечение впадины потребовало бы большего расстояния, чем он привык делать, но Кану не видел практической альтернативы.
   - Не спускай с меня глаз, Свифт - если здесь что-то пойдет не так, то быстро пойдет не так.
   - Я никогда не спускаю с тебя глаз, мой друг.
   Кану вытянулся поперек пропасти, ухватившись пальцами за поручень с другой стороны. Но когда он оттолкнулся в пустоту, его сердце подпрыгнуло в груди.
   - Черт!
   - Что это? - резко крикнула Нисса.
   - Черт.
   - Успокойся, Кану, - сказал Свифт. - Припадок не поможет никому из нас.
   - Кану? - позвала Нисса с неподдельным беспокойством в голосе.
   - Я в порядке. Я просто не ожидал найти здесь труп. - Он уставился на него, его пульс все еще учащался. Он был втиснут в пространство, обшит барочными и громоздкими доспехами, сидел на корточках и сжимался, словно готовый выскочить из засады. - Один из регалов, - продолжал он. - Я не знаю, на чьей стороне он был.
   - Регал? Как, черт возьми, сюда попал регал?
   - Должно быть, он застрял на борту корабля еще до того, как мы покинули Европу. Возможно, он пытался проникнуть на корабль или использовать его как укрытие.
   - Это ужасно.
   - Сомневаюсь, что он продержался больше нескольких секунд после того, как мы прорвались сквозь лед. Может быть, их еще больше. Полагаю, в какой-то момент нам придется обыскать весь корабль. - Он задрожал внутри скафандра. В свое время он был близок к очень немногим трупам, и этот опыт все еще был неприятно новым. - Мне жаль, - сказал он мертвому воину.
   - Сожалеешь о чем? - спросила Нисса.
   - Что я сделал это.
   - Ты не виноват в том, что это случилось. Ты слышал маркграфа - на Европе все шло наперекосяк еще до нашего прибытия.
   - Я, конечно, помогал им в этом.
   - Тогда я тоже возьму свою долю вины на себя. Я бы оказалась там, даже если бы мы не встретились в Лиссабоне.
   Он отошел от трупа, отметив его положение, и приблизился к краю зоны повреждения. Наконец, его уверенность возросла - труп подтолкнул его за какой-то горизонт страха к поразительному спокойствию, - и Кану рискнул выпрямиться, твердо упершись пальцами ног в опоры. Не обращая внимания на ущерб, он на мгновение замолчал.
   Хотя он продолжал говорить себе, что им повезло, что они вообще пережили атаку Хранителя, зона поражения оказалась хуже, чем он опасался. Это была открытая рана длиной в десятки метров и почти такой же глубины, нанесенная с жестоким пренебрежением в главные жизненно важные органы его звездолета. Газы выходили из многочисленных разорванных труб, сворачиваясь в сверкающие серо-голубые туманности.
   - Ты видишь это, Нисса?
   - Да, у меня есть запись с твоего шлема. Это некрасиво. Я не эксперт, но не думаю, что это будет пятиминутный ремонт.
   - Да, ты права.
   - Все хуже, чем мы думали, - сказал Свифт, затем, помолчав мгновение, добавил: - Мы не просто потеряли управление двигателем. В этой области корпуса также находилась наша основная направленная антенна. За исключением средств связи на короткие расстояния, сейчас у нас нет средств для отправки или приема передач.
   - Я бы сказал, что это была катастрофа, - сказал Кану, - но с нами все равно никто не разговаривал.
   Корпус был почерневшим на обширной площади за пределами очевидных границ самой раны, что наводило на мысль об огромной концентрации энергии. Он рискнул подойти ближе к краю поврежденного участка. Из нескольких мест все еще гейзерами вырывался газ. Кану было неприятно видеть какую-либо потерю давления. Он мрачно начал задаваться вопросом, можно ли вообще устранить такого рода повреждения.
   - Мне нужно взглянуть поближе, - сказал Кану.
   Он наклонился, готовясь возобновить свое паучье продвижение, когда что-то блеснуло белым. Боли не было, и ему едва хватило промежутка ясности сознания перед приходом в бессознательное состояние, чтобы осознать одну простую истину.
   Он больше ни к чему не был привязан.
   Он падал во все более темнеющие воды, каждый слой которых был холоднее, тяжелее и неподвижнее предыдущего. Он лежал на спине, повернувшись лицом к удаляющейся поверхности. Он все еще мог видеть какие-то признаки солнца, его сияние, разбитое волнами на куски, его свет еще больше уменьшался из-за давящей массы воды, которая теперь лежала между ним и воздухом. Он вытянул руки, пытаясь пробиться обратно к свету, но, несмотря на все свои медленные движения, он не мог остановить падение. Он умел плавать; проблема была не в этом. Просто сейчас он был слишком тяжел, а притяжение глубинных слоев - слишком сильным. Он взглянул под себя, но не смог увидеть внизу ничего, кроме неуклонно сгущающейся тьмы. Немного дневного света все еще пробивалось к нему сейчас, но скоро от него останется несколько борющихся фотонов, слабых, как светлячки, и после этого не будет ничего, кроме темноты. Бесконечная череда мгновений, в которых он ничего не понимал.
   Что-то заслонило колеблющийся солнечный свет. Это был другой вид темноты, более концентрированный, чем общее отсутствие освещения внизу. У него было отчетливое ядро, похожее на негативную тень самого солнца, и от этого ядра исходили колеблющиеся лучи тьмы. Оно набухало, забирая все больше и больше драгоценного света.
   Один из колеблющихся лучей потянулся к нему, опускаясь вниз, чтобы остановить его падение. Он сдался этому, позволив темной конечности обвить свою мягкую длину вокруг его живота.
   - Левиафан, - сказал Кану. И почувствовал прилив радости от того, что его старый друг вернулся к нему.
   Он ничего не помнил об обратном пути на "Ледокол". Только позже он пришел к пониманию того, что с ним произошло - взрыв в месте разрыва, взрывная волна повредила его скафандр и отбросила его прочь от корабля, обратно к Посейдону.
   Нисса погналась за ним на борту "Наступления ночи", добровольно подвергнув себя риску еще одной язвительной атаки со стороны Хранителя - прекрасно зная, что ее собственный корабль был гораздо менее способен пережить такое нападение.
   - Я поймала тебя, - сказала она. - Развернулась боком, подравняла скорость, позволила тебе скользнуть в мой шлюз. Ты был почти мертв. Даже когда я привезла тебя сюда и сняла с тебя скафандр, я не знала, выживешь ли ты.
   - Я ничего не помню.
   - Я не удивлена. Ты был без сознания. Все разговоры вел Свифт.
   - Свифт?
   - Да. Твоя вторая половинка.
   На мгновение он забыл об этом. Он все еще думал о своем старом друге кракене, о счастье, которое он испытывал, зная, что Левиафан снова обрел цель в жизни.
   - Спасибо, что спасла меня, - нерешительно сказал Кану, потому что в ее поведении было что-то такое, что встревожило его. - Спасибо тебе за то, что подвергла себя опасности ради меня.
   - Личный интерес сыграл свою роль, - ответила Нисса деловым тоном. - Я бы предпочла не чинить этот звездолет и не управлять им в одиночку.
   - Независимо от того, почему ты это сделала, я все равно благодарен. Но почему я не могу пошевелиться?
   - Потому что ты прикреплен к хирургическому отделению.
   Он лежал на спине. Он медленно, натянуто кивнул, наконец-то осознав, что его окружает. Должно быть, она отнесла его в медицинский отсек, сняла с него внешний слой скафандра и положила на одну из автохирургических платформ.
   - Это, должно быть, было нелегко.
   - Мне оказали кое-какую помощь. Я объяснила Свифту, что пытаюсь сделать, и он помог. Ты был без сознания, но Свифт все еще мог передвигать твое тело.
   - Понимаю. - В этом разговоре был какой-то поворот, который ему не совсем нравился. Он не чувствовал себя раненым. Измученный, сбитый с толку, но не раненый. Было ли с ним что-то не так, чем он думал?
   - Я приставила ружье к твоей голове. На самом деле, больше похоже на гарпун. Я взяла его от того тела, которое ты нашел снаружи, от регала. Ты помнишь регала?
   - Теперь помню.
   - Я принесла эту штуку с гарпуном обратно сюда. Я не знаю, работает это или нет, но на самом деле дело не в этом. Свифт тоже не знал, и он не собирался рисковать и выяснять это. Видишь ли, мне нужна была позиция для переговоров. Для тебя это имеет смысл?
   - Абсолютный здравый смысл.
   - В мои намерения не входило убивать тебя - если бы это было так, я могла бы просто позволить тебе упасть с корабля, - но нам действительно нужно изменить наши рабочие отношения.
   - В каком смысле? - спросил Кану с наигранным легкомыслием.
   - Я принимаю сложившуюся ситуацию. Я признаю, что Свифт проник в твой череп и протащил нас через межзвездное пространство. Ничто этого не изменит. И теперь, когда мы здесь, я не собираюсь отворачиваться от этих открытий. Мне тоже нужны ответы - и я хочу выжить и починить этот корабль. Свифт говорит, что мы сможем достичь Паладина примерно через год, если "Наступление ночи" выведет "Ледокол" на правильную орбиту перехода. Я действительно предлагала вместо этого воспользоваться "Наступлением ночи", чтобы добраться туда быстрее, но Свифт отговорил меня от этого - нам нужен этот корабль, чтобы вернуться на Землю, и я принимаю это. Но все остальное? Отныне мы все делаем на равных.
   - Насколько я понимаю, мы были в равных условиях с тех пор, как попали в эту систему.
   - Прекрасные слова, Кану, но с моей позиции все выглядит немного асимметрично. Есть небольшая проблема со Свифтом. Так вот, я не настолько наивна, чтобы думать, что смогу выкинуть его из твоей головы, как болезнь, да я и не хотела бы этого.
   - Хорошо. Это хорошо.
   - Вы со Свифтом втянули меня в это; вам обоим понадобится помощь, чтобы вытащить нас из этого. Но, как я уже сказала, все должно измениться. Мы со Свифтом поговорили и пришли к взаимоприемлемому решению. Автохирург собирается установить тебе в голову небольшой имплант - очень простое устройство, ничего сложного. Он будет воздействовать на твои зрительный и слуховой центры, фактически подслушивая твои личные разговоры.
   - Ты абсолютно уверена, что хочешь пройти через это?
   - Да, совершенно уверена. И вот что самое умное. Когда с тобой будет покончено, хирург реактивирует некоторые из моих собственных скрытых нейромашин, то, что я ношу в своей голове с момента падения Механизма. Это установит протокол связи между двумя наборами имплантов. Ты понимаешь, что это значит?
   Кану не нужно было долго думать об этом. - Ты сможешь увидеть и услышать Свифта.
   - Более того, я смогу разговаривать со Свифтом так же легко, как и ты, по крайней мере, когда мы будем находиться в непосредственной близости. Наконец-то равны - или настолько равны, насколько я хочу быть. Тебе это кажется приемлемым соглашением?
   Кану обдумал свои варианты - попытаться отговорить ее от этого или признать, что позволить Свифту быть видимым для них обоих может быть путем к прощению или, по крайней мере, шагом на этом пути.
   - Вполне приемлемым.
   - Я рада. Хотя, честно говоря, для меня в любом случае это не имело бы ни малейшего значения. Я бы все равно это сделала.
   Помолчав, Кану спросил: - Ты меня ненавидишь?
   - Ненавидеть тебя? Нет, ты мне даже не нравишься. С чего бы мне это делать? Мы поженились, а потом снова стали любовниками. Ты на мне, как химическое пятно.
   - Это лестный способ выразить это.
   - Тебе достаточно польстили. Теперь все меняется. - Она наклонилась, словно собираясь поцеловать его, но вместо этого просто активировала хирурга. - А теперь спи. Когда проснешься, поговорим о наших вариантах. Мы трое, как одна счастливая семья.
   Стерильный колпак хирурга с жужжанием опустился на него, и он услышал шипение анестезирующего газа.
   - Ты согласился на это? - спросил он Свифта.
   - Я должен был. Ты бы удивился, узнав, насколько убедительным может быть гарпунное ружье.
   Они втроем сидели на мостике, и следы операции Кану были видны в виде крошечных сгустков крови по обе стороны от его висков.
   - Так что, по сути, хороших вариантов нет, - сказала Нисса. - Это то, что ты нам хочешь сказать?
   - Нам не совсем удалось выйти из гравитационного колодца Посейдона, - сказал Свифт, - и, предоставленный сам себе, "Ледокол" не имеет возможности сделать это. Повреждения двигательной установки просто слишком обширны. В равной степени нам не угрожает непосредственная опасность. Мы просто будем вращаться по орбите и надеяться, что не привлечем внимания ни этих спутников, ни других почти мертвых Хранителей. Электричество - не наша проблема - мы можем легко вернуться в спячку и ждать спасения.
   - Откуда? - спросил Кану.
   - Учитывая, что никто не сможет ответить на нашу передачу, пока мы не починим наши антенны, это исключительно хороший вопрос. На данный момент дальность нашей эффективной связи составляет не более световых секунд, а может быть, и меньше. Рано или поздно другой корабль достигнет этой системы, и, возможно, они найдут способ подать нам сигнал, но нам, возможно, придется ждать этого много десятилетий.
   Кану и Нисса сидели в своих креслах управления; образ Свифта сидел перед ними в кресле, созданном его собственным воображением. Одна нога у него была закинута на другую, локоть покоился на подлокотнике, подбородок покоился на ладони, пенсне свисало с пальцев - образец светской расслабленности. Кану вспомнил их многочисленные шахматные партии и пожалел, что сейчас на карту поставлено не что иное, как его собственная интеллектуальная гордость.
   - Это нехорошо, - сказала Нисса.
   - Вот почему мы должны рассмотреть Паладин, - сказал Свифт. - "Наступление ночи" намного меньше, чем "Ледокол", но у него есть возможность вытолкнуть оба корабля из гравитационного колодца Посейдона на переходную орбиту для Паладина. Когда мы доберемся до него, "Наступление ночи" может направить нас на рандеву с орбитальным осколком.
   - Сколько времени это займет? - спросил Кану.
   - Около года. Боюсь, для вас это механика орбитального переноса. Повреждение нашего корабля фактически катапультировало нас обратно в раннюю ракетную эру. Теперь мы движемся со скоростью комет, астероидов.
   - Мы могли бы быть там намного быстрее, если бы просто воспользовались "Наступлением ночи", - сказала Нисса. - Он может разговаривать и с другими кораблями, если кто-нибудь слушает.
   - Но тогда мы отказались бы от нашей единственной надежды на возвращение, - терпеливо ответил Свифт. - И нам все равно пришлось бы тащить "Ледокол" через всю систему, чтобы отремонтировать его и заправить топливом. По крайней мере, так мы прибудем на нашем корабле.
   - Но все это время! - возразила Нисса.
   - Оно не будет потрачено впустую, - сказал Свифт. - Корабль Кану может начать устранять некоторые повреждения прямо сейчас - восстанавливать рулевое управление и связь. Это даст нам ценную фору.
   - Тогда мы возвращаемся в спячку, - сказал Кану.
   - Если только вы не предпочитаете бодрствовать в течение всего перелета. Тебя это устраивает, Нисса?
   - Ты действительно сказал, что хороших вариантов нет - я полагаю, сон - такой же хороший способ скоротать время, как и любой другой. Но ты ведь тоже будешь спать, не так ли, Свифт?
   - Боюсь, что так. Спячка будет подавлять все высшие мозговые функции Кану, включая те, которые полезны мне. Но нам не о чем беспокоиться. "Ледокол" уже обладает высоким уровнем автономности. Он разбудит нас, если будет какое-то развитие событий.
   - Например, что? - спросила Нисса.
   - Понятия не имею, - ответил образ. - Я могу подключить наши системы к "Наступлению ночи" и продолжить передачу нашего опознавательного сигнала через корабль Ниссы. Он будет менее мощным и менее способным обнаруживать слабый ответный сигнал, но мы ничего не потеряем, попробовав.
   - Ничто нам не ответит, - сказал Кану, пораженный внезапным мрачным фатализмом. - Если бы они хотели, это бы уже произошло.
   - Тем не менее, мы можем с таким же успехом продолжать попытки. Нисса: я предложу вам ряд решений для пересадочной орбиты - каждое из них по-разному повлияет на "Наступление ночи". Окончательный выбор и проведение самой операции будет за вами.
   - Это очень любезно с твоей стороны, Свифт, - сказала Нисса, приправив свой ответ сарказмом.
   Свифт любезно улыбнулся. - Каждый старается как может.
   Нисса легко могла использовать свой корабль в качестве буксира. Они согласовали вариант, который предусматривал сближение с Паладином чуть более чем через одиннадцать месяцев, с запасом топлива для соответствующей коррекции орбиты на другом конце маневра. Не то чтобы это действительно имело значение, израсходовали ли они все топливо Ниссы: если бы они не смогли пополнить начальные баки "Ледокола", они все равно никуда бы не отправились.
   Внутри более крупного корабля было трудно поверить, что вообще была произведена какая-либо коррекция курса. Разница в массах двух кораблей была такова, что даже при максимальной мощности двигателя "Наступление ночи" мог обеспечить лишь самое незначительное ускорение. Но толчок продолжался в течение нескольких часов, и когда это было сделано, Свифт подтвердил, что они на верном пути.
   Кану провел пару беспокойных дней, убеждаясь, что ремонтные системы работают должным образом. Когда он не был занят этим, то продолжал передавать свой опознавательный сигнал, на этот раз отправляя его через гораздо меньшую антенну "Наступления ночи". Он объявил о своем прибытии каждому очевидному телу в Солнечной системе; теперь он был готов рассмотреть что-нибудь крупнее камешка. Но сигнал по-прежнему оставался без ответа. Ему начинало что-то мерещиться в этом молчании: не простое отсутствие ответа, а нечто более зловещее, своего рода целенаправленное умолчание. Решение не говорить, преднамеренный и расчетливый отказ признать его присутствие.
   - Возможно, тебе не стоит так удивляться, - сказала Нисса, когда его настроение снова начало портиться. - Во-первых, это сообщение предназначалось не вам со Свифтом.
   - Они могли бы, по крайней мере, оказать нам любезность и ответить, после всего того расстояния, которое мы преодолели.
   - Важно не то, как далеко ты продвинулся. Это то, откуда ты пришел.
   После этого делать было нечего, кроме как спать.
   Кану еще раз просмотрел орбитальный переход и запрограммировал их саркофаги на пробуждение за несколько дней до окончания перехода. Это дало бы им время приспособиться к окружающей обстановке, предпринять новые усилия по установлению контакта и в целом оправиться от вынужденной остановки до прибытия в пункт назначения.
   Он усыпил Ниссу, наблюдал, как саркофаг сам закрывается над ее телом, следил за медицинскими показаниями для плавного перехода в бессознательное состояние, а затем наблюдал за ее постепенным погружением в криогенную суспензию. Он прикоснулся рукой к прохладному боку гроба, испытывая сильное желание защитить ее. Он любил ее и хотел загладить вину за все зло, которое причинил ей, начиная с неудач в их браке и заканчивая недавними обманами относительно его намерений в отношении Европы и за ее пределами. Ему было бы очень приятно, если бы Нисса Мбайе снова начала видеть в нем хорошего человека.
   Возможно, еще было время.
   Почти не задумываясь, он запрограммировал такой же интервал сна в своем собственном гробу. Они проснутся вместе. Что бы ни таил для них осколок, они встретят это как партнеры.
   И вот Кану снова подчинился холоду.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

  
   Воздушный шлюз был расположен сбоку от самого большого купола, рядом с передающей башней. Это был шлюз большой вместимости с высоким потолком, достаточно большой, чтобы вместить большое транспортное средство. Дверь с шевронами открылась, и все они одновременно прошли внутрь, Гома изучала зеркальный визор Юнис, пытаясь разглядеть лицо за стеклом.
   За шлюзом был пологий коридор, ведущий на нижние уровни. Юнис провела группу вдоль него на небольшое расстояние, пока они не добрались до запасной двери, расположенной в стене коридора. Это не был воздушный шлюз, но он явно был способен удерживать давление в случае выброса. Она открыла дверь и пригласила их войти.
   Они вошли в какое-то жилое помещение с обшитыми металлом стенами и несколькими проходами, ведущими в разные стороны. Там был стол и несколько стульев, хотя их и близко не хватало для всех. Вдоль металлических стен располагались полки и шкафчики, а на полках была расставлена различная посуда и приспособления.
   Юнис опустилась в самое большое кресло за столом, затем предложила остальным занять те стулья, которые были свободны.
   - Нам не нужно садиться, - сказала Васин. - Пока нет. Мы прошли долгий путь, и чего бы нам хотелось в первую очередь, так это объяснений.
   - Невежливо не садиться, - сказала человек в скафандре. - Но посмотри на меня! Называю тебя грубияном, а у самой даже не хватило элементарной вежливости снять шлем.
   Она протянула обе руки, расстегнула какой-то защелкивающийся механизм на шейном кольце и сняла шлем с головы. Она положила его перед собой на стол и лучезарно улыбнулась им поверх короны.
   Гоме не следовало удивляться - в конце концов, она видела лицо этой женщины в предыдущей передаче, - но передачу легко можно было подделать или подделываемое изображение. И все же перед ними было безошибочно узнаваемое лицо Юнис Экинья, исторического вымысла, поразительно реального и человечного вплоть до мельчайших деталей.
   - Вот. Свежий воздух. Ненавижу воздух в скафандре. Всегда так было, с тех самых пор, как я отправилась в то долгое путешествие по Луне. Ну, а как насчет вас остальных? Вы что, так и собираетесь стоять там, как дураки?
   Нхамеджо взглянул на показания своего наручного датчика. - Воздух выглядит хорошим. Фактически, идеальный состав - никаких следов токсинов, судя по фильтрам. Я думаю, что мы можем спокойно снять наши шлемы.
   - Нет, - сказала Васин.
   - О, но я настаиваю, - сказала Юнис. - Нет, правда. Я настаиваю. Если хотите получить от меня ответы, встретимся на моих условиях. Снимите свои шлемы. Я хочу знать, с кем имею дело.
   - Беспокоитесь, что мы можем оказаться роботами? - спросила Гома. Но она уже решилась на прыжок веры и протянула руку, чтобы расстегнуть свой собственный шлем.
   - Гома! - сказала Васин. - Не делайте этого!
   - Ты слышала ее. Мне нужны ответы. Если это то, что нужно, пусть будет так. Не думаю, что она потащила бы нас за семьдесят световых лет только для того, чтобы сыграть злую шутку с ядовитыми газами.
   - Хорошая девочка.
   Гома сняла шлем, и внутрь хлынул воздух. Он был холодным, но ни на запах, ни на вкус не вызывал подозрений. Она набрала в легкие побольше воздуха и стала ждать, когда проявится какой-нибудь вредный эффект.
   Ничего. Ни головной боли, ни головокружения, ни ощущения, что это каким-либо образом повлияло на ее мысли.
   - Воздух пригоден для дыхания, - сказала Юнис, глядя не на Гому, а на остальных. - Наверное, соотношение газов не сильно отличается от такового на вашем корабле. Здесь нет никаких биологических токсинов или радиологической опасности. Если бы они были, я бы уже знала о них.
   - С чего бы роботу беспокоиться о биологических токсинах? - спросил доктор Нхамеджо. - Если уж на то пошло, зачем роботу воздушные шлюзы или скафандр? Вы - конструкт. Вы могли бы выйти туда голой и ничего не почувствовать.
   - Это кухонные принадлежности, - сказала Гома, кивая на некоторые из вещей, которые она видела расставленными по всей комнате. - Это плита. Зачем вам понадобились кухонные принадлежности? Зачем вам вообще понадобилось что-то готовить?
   - Женщина должна есть. Зачем еще?
   Ру приподнял крышку пластикового контейнера, затем с отвращением отскочил в сторону. - Черви!
   - Мучные черви, - поправила их хозяйка. - Очень вкусно. Очень хороший источник белка. Практически все, что мы ели на Марсе в первые дни. Вы должны попробовать их. Хорошо сочетаются с небольшим количеством порошка карри - он также не даст им соскальзывать с ваших палочек для еды. А теперь, раз уж вы остаетесь, не будете ли вы добрыми гостями и не снимете ли остальные свои скафандры?
   - Почему? - спросила Васин.
   - Хорошие манеры, дорогой капитан.
   Они подчинились, раздевшись до нижних слоев одежды, и сложили детали скафандров аккуратными стопками у двери. Затем, у всех на виду, чтобы не было возможности подмены или уловки, она также сняла внешние элементы своего скафандра, аккуратно и методично удаляя детали, как и подобает опытной исследовательнице космоса, привыкшей доверять свою жизнь сложным, взаимосвязанным компонентам одежды и оказывавшей им причитающиеся уважение и заботу.
   Под скафандром на ней был пепельно-серый топ без рукавов и обтягивающие черные леггинсы. Она вернулась на свое место за столом и протянула одну руку через него доктору Нхамеджо, подняв ладонь.
   - Продолжай. Пощупай мой пульс. Тыкай и подталкивай сколько душе угодно.
   Нхамеджо потянулся, чтобы коснуться пальцами ее кожи, но в последний момент заколебался. Он взглянул на своих коллег.
   - Она не может быть жива. Мы знаем, какой она была, когда ушла. Это не подлежит обсуждению.
   Юнис неодобрительно надула губы. - По-твоему, я похожа на робота?
   - В записях говорится, что вы были очень хорошим примером для подражания. Вы могли бы сойти за живого человека, если бы не находились под пристальным вниманием - вы выглядели, говорили и двигались как настоящая Юнис Экинья. Но вы все еще были машиной, роботом, скрытым под слоями синтетической анатомии. Вы стали лучше вести себя как личность, но суть того, кем вы были, не изменилась.
   - Проверьте ее пульс, - сказала Гома.
   Нхамеджо сделал, как ему было велено, удерживая контакт в течение долгих секунд. - Он кажется настоящим.
   - Не только пульс, - сказала Юнис.
   - Да, все. Текстура кожи, анатомия лучезапястного сустава... это удивительно хорошо. Могу я осмотреть ваши глаза?
   - Как тебе будет угодно. Ты придешь к такому же выводу.
   Он побаловал себя тем, что внимательно посмотрел в оба глаза, оттягивая окружающую кожу с медицинской нежностью. Он поднес руку к ее рту и сообщил, что чувствует ее дыхание. - Я могу провести дополнительные анализы... сканирование, образцы крови. Но зачем сомневаться в свидетельствах наших глаз и в том, что она нам уже говорит?
   - Потому что история гласит, что она не может быть жива, - сказала Гома.
   - История - это остановившиеся часы, - сказала Юнис. - На это приятно смотреть, но это не так уж много может тебе рассказать.
   - Тогда начните с того, что расскажите нам, как вы вообще можете быть живой, - сказала Васин.
   - А почему бы и нет?
   - Потому что ваша живая версия, Юнис из плоти и крови, погибла в глубоком космосе, - сказала Гома. - Вы отправились в полет на дурацком маленьком корабле, едва приспособленном для межзвездного пространства, и неудивительно, что у вас ничего не вышло. Годы спустя они пришли и нашли вас. Они вытащили ваш замороженный труп с того корабля и обнаружили, что нет никакой надежды когда-либо оживить вас. Клетки вашего мозга были просто слякотью.
   - Но там были поддающиеся восстановлению паттерны, - сказала Юнис. - Чику привезла их мне на "Занзибар". Я загрузила их в себя, использовала, чтобы сделать свою эмуляцию еще лучше.
   - Но вы все равно были роботом, - сказала Гома. - Вы были роботом с некоторыми нейронными схемами, скопированными с мертвого тела настоящей Юнис - несколько человеческих штрихов, чтобы украсить ваше программирование. Но это не сделало вас человеком из плоти и крови.
   - Что-то произошло, - тихо сказал Нхамеджо. - Ответьте мне на это, Юнис, зная, что со временем я смогу сам проверить ответы. Какая-нибудь часть вас все еще кибернетична?
   Она посмотрела на свою руку и пошевелила мизинцем. - Мой мизинец. Я сохранила это на память о лучших временах.
   - А как насчет вашего мозга? У вас есть мозги?
   - Если бы не было, то ужасно много крови впустую потратит свое время, перемещаясь внутри моего черепа.
   - А структура этого мозга... модульная организация? Есть ли у вас полушария, лобная кора, спаечная щель? Это там происходит ваша визуальная обработка?
   - Я не знаю, доктор, а где происходит ваша?
   - Мы могли бы одеть ее в скафандр, - сказала Васин. - Провести стандартное медицинское обследование хоста, подключить диагностику к одной из наших лицевых панелей. Есть ли у нее сердечно-сосудистая система - сердце, легкие - нам скажет скафандр. Это также должно зафиксировать нейронную активность, если ее мозг хоть в чем-то похож на наш.
   - Думаю, мы уже знаем ответ, - сказал Нхамеджо. - Она, должно быть, органическая. Она бы не стала прибегать к такой лжи, зная, как легко мы могли бы доказать, что она неправа.
   - Тогда это, должно быть, сделали Хранители, - сказала Гома.
   Это вызвало кивок Юнис. - По крайней мере, одна из вас имеет слабое представление о ситуации. Конечно, это было вмешательство Хранителя - как еще это могло произойти?
   - Почему? - спросила Гома.
   - Потому что это было то, чего я хотела. Потому что стать органической - стать живым воплощением самой себя - было конечной точкой, к которой я двигалась на протяжении всего своего существования. Я начинала как бестелесная программная эмуляция, вещь, сшитая из публичных и личных записей о себе. Искусственный интеллект. Затем я стала чем-то большим, чем когда-либо ожидала дорогая Санди. Полностью автономный, самосознающий искусственный интеллект - вещь слишком опасная, чтобы позволить ей существовать. Поэтому я сделала себя невидимой, рассеянной, разреженной - далеко за пределами досягаемости когнитивной полиции - пока не пришло время, когда мне понадобилось настоящее тело, в котором я могла бы запереться. Вот как я попала на борт "Занзибара" - засунутая в куклу-робота. Но потом я приобрела эти нейронные паттерны. Они оказали на меня интересное воздействие - подтолкнули меня к краю моего собственного горизонта вычислительных прогнозов. Я больше не могла предвидеть свою собственную реакцию на любой данный стимул. Стала донкихотской, непредсказуемой - склонной к капризам и внезапным, иррациональным переменам в настроении. Испытывала сложные психические состояния, которые могла охарактеризовать только как эмоции. Другими словами, человек - за исключением того факта, что мое тело все еще было искусственным.
   - Откуда вы знаете, что эмоция - это эмоция? - спросил Нхамеджо.
   - Потому что я не идиотка, доктор. Потому что, когда что-то болит внутри тебя, когда у тебя никогда раньше не было ощущения, что тебе больно внутри, - ты делаешь очевидную вещь и даешь этому название. Одной из моих эмоций, если можно так выразиться, было страстное желание.
   - Мне трудно в это поверить, - ответил Нхамеджо.
   - Мне самой трудно в это поверить. Дело в том, что я почувствовала в себе отсутствие - незавершенность. И знала, что пока не восполню это отсутствие, я не буду чувствовать себя счастливой. Там. Еще одна эмоция.
   - Продолжайте, - сказала Гома, чувствуя лояльность к Юнис.
   - Я чувствовала, что почти достигла чего-то, но вместе с этой близостью пришло почти невыносимое желание завершить круг, достичь художественной кульминации. Вы когда-нибудь смотрели на головоломку, в которой еще не вставлен один фрагмент? Я была послана на свет с одной целью: заступиться за Юнис Экинья в отсутствие ее живого "я". Я всегда была несовершенной заменой, достаточно точной копией, но ничего такого, что можно было бы принять за настоящее. Но Хранители изменили все это. Для них это было тривиальным делом - разобрать Чику Грин на части. Они знали, что заставляет нас работать. Они знали, как оживить меня - как влить огонь в мою душу.
   Гома знала, что это все еще может быть трюком - умная робототехника может создать иллюзию сердцебиения, или вдоха, или жидких тайн живого глаза. Но все инстинкты подсказывали ей, что доктор Нхамеджо не найдет ничего подозрительного, каким бы тщательным ни было его обследование. Он был прав: она не стала бы делать такого утверждения, если бы это не было доказуемо.
   Действительно, было непривычно сидеть напротив этой женщины и находить странным и чудесным, что она сделана из кожи и костей, а не из металлов и пластмасс. И в своем роде более тревожной, чем когда-либо мог бы быть любой робот. Роботы были познаваемы; их управляющие алгоритмы могли быть сложными и непрозрачными, но они все равно оставались алгоритмами. Роботов можно было отключить или уничтожить, если они становились надоедливыми.
   С людьми все было далеко не так просто.
   - Не знаю, что с вами делать, - сказала Гома.
   - Это первая разумная вещь, которую сказал кто-либо из вас. Конечно, ты этого не знаешь. Я сама не знаю, что с собой делать, и у меня было достаточно времени, чтобы подумать об этом.
   Гома искала изъян в ее лице, какой-нибудь намек на машинную жесткость, текстуру или глянцевитость, которые были не совсем правильными. Но в Юнис не было ничего такого, что выглядело бы ненастоящим.
   - И давно вы в таком состоянии?
   - Почти столько же, сколько я здесь. Вот что странно - я, кажется, не старею, во всяком случае, до такой степени, которую могу измерить. - Говоря это, она подняла свою руку для осмотра, поворачивая ее то так, то эдак. - Я не просила их сделать меня физически бессмертной, но, похоже, они все равно это сделали. Возможно, они приняли смерть за простой недостаток дизайна, ошибку в системе и удалили ее из моего тела. Должна ли я быть благодарна? Полагаю, так и должно быть.
   - Звучит неубедительно.
   - Они сделали меня совершенной, и при этом привнесли несовершенство - ту часть меня, которая не соответствует живой Юнис. Она ожидала смерти. Смерть была главной пружиной, заставлявшей ее работать. Как вы думаете, выполнила бы она хотя бы треть того, что сделала, не зная этого?
   - Вас можно убить?
   - Не знаю. Полагаю, да. С другой стороны, я еще не проверяла это на практике. - Она склонила голову набок с внезапным птичьим интересом. - Кто ты, собственно, такая? Моя пра-правнучка? Дай мне подумать.
   - Вы можете добавить еще одно "пра" - вашей пра-правнучкой была моя мать. Но все это не имеет значения. Кем бы вы ни были, кем бы вы ни стали, это не делает вас внезапно моим далеким предком. - Но теперь Гома обнаружила, что жаждет получить больше ответов. - Кстати, о Ндеге - зачем вы вызвали ее через космос? Что здесь такого важного?
   - Мне нужна Экинья, и я подумала, что ее будет достаточно.
   - Просто Экинья? И ничего больше, кроме этого?
   - Кто-то, имеющий опыт общения с танторами.
   Гома позволила себе поежиться от тайного возбуждения. Она взглянула на Ру, и в этом взгляде читалось простое признание их общего трепета. То, на что они надеялись, во что они едва осмеливались верить, могло оказаться просто возможным.
   - Они здесь?
   - Некоторые из них. Но вот тут-то история и усложняется.
   - Как будто это и так не было сложным? - спросил Ру.
   - О, я только начинаю.
   Гома сказала: - Когда вы говорите "здесь", вы имеете в виду эту систему, эту планету, что?
   - Я имею в виду здесь, в моем лагере. Как ты думаешь, зачем мне нужен такой большой шлюз? Это, конечно, было сделано не для туризма.
   - Покажите мне их, - сказала Гома. - Сейчас.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

  
   Странные, тревожные сны преследовали его до самого пробуждения. Он продолжал видеть себя блуждающим по пустым коридорам корабля, преследующим его, как призрак. Сны были повторяющимися, как в лихорадке, они закручивались сами по себе петлями Мебиуса. Снова и снова он возвращался к саркофагу Ниссы, прикасаясь к его холодным стенкам, как будто ему нужно было убедиться, что она все еще внутри.
   Действительно ли он спал или провел год, разгуливая во сне по своему собственному кораблю?
   Но нет, вот он - выходит из спячки, окоченевший, замерзший и ошеломленный, но испытывающий облегчение оттого, что оказался в чем-то столь же безжалостно специфичном в своих неприятностях, как реальность. У него болела спина, чесалась шея. Он чувствовал, где край ногтя оторвался от основы. Сны никогда не утруждали себя такого рода деталями.
   Он подождал, пока у него не появились силы пошевелиться, затем вытащил себя из саркофага, чувствуя боль в костях, слабость в мышцах, нарушение чувства равновесия. Это никогда не было хорошо - даже год в спячке был наказанием. На него накатила тошнота, и его вырвало в металлическую кастрюлю, с выходом лишь нескольких капель розоватой мокроты. Его горло было ободрано до крови, как будто по нему прошлись битым стеклом. Впрочем, неважно - он был наяву, и жив, и вырвался из объятий этих снов. Он был уверен, что еще немного, и он сошел бы с ума.
   Зрение все еще было затуманено, он ощупью пробрался к саркофагу Ниссы. Капот аппарата покрылся каплями конденсата, а на медицинском дисплее появились следы оживленной мозговой деятельности. Она тоже выходила из спячки, но с небольшой задержкой по сравнению с его собственным пробуждением. Это произошло; никакие две физиологии не реагировали совершенно одинаково.
   Кану умылся, и часть его дискомфорта начала ослабевать. Он поднялся на мостик, убедился, что сейчас корабль находится не в худшем состоянии, чем когда они ложились спать. Ремонтные работы шли в соответствии с графиком, хотя сделать еще предстояло многое.
   Он вскипятил воду и заварил чай, которого хватило бы на двоих.
   Затем он опустился на колени рядом с ее саркофагом и стал ждать возвращения к жизни.
  

* * *

  
   - Там кто-то есть, - сказала Нисса. - Люди, с машинами и оборудованием. Вещи, которые могут помочь нам починить твой бедный маленький сломанный звездолет.
   - Мы вежливо попросим, - сказал Кану. - Что еще мы можем сделать?
   Они оба не спали уже несколько часов, оба чувствовали легкую слабость и измотанность, но в остальном спячка на них не повлияла. Нисса ела грейпфрут с тарелки, сидя в своем командирском кресле, в свободном одеянии и закинув одну ногу на другую. Ее волосы не успели отрасти между эпизодами спячки, и на голове по-прежнему виднелась лишь тень щетины.
   На главном дисплее был представлен наилучший вид осколка, дополненный контурами и графикой, показывающими тепловые, композиционные и геоморфологические свойства.
   Они получили ответ по крайней мере на одну из загадок, как только проснулись. Похожие на вулканы горячие точки, которые Кану заметил с середины системы, были свидетельством наличия инфраструктуры технологической поддержки - сигнатур систем выработки электроэнергии.
   Энергии, которая все еще использовалась для чего-то.
   Нисса была права: там должен был быть кто-то.
   - Я хотела бы знать, что об этом думает Свифт, - сказала Нисса.
   - Рано или поздно мы узнаем его мнение. Вероятно, это больше, чем мы хотим или в чем нуждаемся.
   - Почему он держится в тени? Как ты думаешь, что-то не так с протоколом имплантации?
   - Если бы я мог видеть его, но не тебя, я бы сказал, что так оно и было. Но я не видел ни шкуры, ни волоса Свифта с тех пор, как проснулся. Тем не менее, он здесь. Я уверен в этом. Наверное, он просто позволяет нам немного побыть наедине.
   - И при этом слушает все, что мы говорим?
   - Он не может бороться с тем, кто он есть. Ты можешь, Свифт? Что ж, ты упускаешь все самое интересное, оставляя анализ нам с Ниссой, хотя, похоже, мы добиваемся прогресса и без твоего участия. Ты видишь эти горячие точки? Они лишь немного холоднее поверхности Глизе 163. Это лужицы отраженного и концентрированного солнечного света, собранные и направленные на поверхность осколка. Под этими горячими точками должны быть теплопередающие элементы, превращающие солнечный свет в энергию. Оптические элементы мы тоже нашли - все самостоятельно. Проследили траектории, идентифицировали четыре чрезвычайно тусклых инфракрасных сигнатуры, также находящиеся на орбите вокруг Паладина, но на большей высоте, чем осколок. Зеркала, Свифт - каждое несколько километров в поперечнике. Разве ты не впечатлен?
   Никогда не было бы такого времени, когда хотя бы одно из зеркал не находилось бы в прямой видимости Глизе 163. Их функция состояла в том, чтобы собирать энергию звезды и концентрировать ее с предельной точностью на принимающих участках на поверхности осколка. Управление зеркальными спутниками требовало тонкости, чтобы направлять их лучи с той же точностью, что и станции-крепости, вращающиеся вокруг Марса. С другой стороны, солнечная энергия была старомодным и негибким источником энергии. Собственное ядро Чибеса "Ледокола" могло бы легко дублировать мощность этих лучей, и его можно было бы включать и выключать, а также по желанию увеличивать мощность.
   Только тому, у кого нет собственной технологии Чибеса, могли понадобиться эти зеркала.
   Когда они подошли еще ближе, общая форма и природа осколка стали более четкими. Он был неправильной формы, коричневато-черная глыба, испещренная кратерами и прожилками трещин. Он медленно поворачивался вокруг своей самой длинной оси, примерно раз в две минуты, как кусок мяса на вертеле. На одном его конце находилось глубокое, похожее на рот углубление. Как и трупы Хранителей, он, по-видимому, когда-то был частью какого-то более крупного тела - с другой стороны осколка от углубления по диагонали тянулась зловеще чистая, почти плоская поверхность. Возможно, он также столкнулся с защитой Посейдона или чем-то подобным, охраняющим Паладин.
   Но это не учитывало признаков человеческого обитания. Среди кратеров и прожилок - даже на отвесной поверхности - виднелись отблески серебра и золота, расположенные линиями, сетками и скоплениями, а в узлах этих более ярких нитей было то, что Кану инстинктивно распознал как очень человеческую технологию причалов космических кораблей, сигнальных тарелок, воздушных шлюзов и доков для крупногабаритных грузов. Теперь выяснилось, что горячие точки представляют собой круглые решетки, составленные из пересекающихся крест-накрест стежков труб. Жидкость, прокачиваемая через эти решетки и нагреваемая излучаемой энергией, будет использоваться для приведения в действие электрогенераторов. После охлаждения жидкость можно было снова пропускать через решетки, и цикл повторялся бесконечно. Доки и причалы, хотя на них и отсутствовали видимые космические аппараты, объясняли, как должны были устанавливаться и обслуживаться спутниковые зеркала.
   Кану уставился на изображение, сознавая, что у него снова больше вопросов, чем ответов. Как это могло случиться? Кто вывел эту штуку на орбиту вокруг Паладина?
   Кто - если вообще кто-то - все еще пользовался этим?
   - Я чувствовал, что требуется немного осмотрительности, - тихо сказал Свифт, - но я очень рад, что ты скучал по мне.
   Теперь он был тут, стоял справа от них, сложив руки перед собой, как терпеливо ожидающий слуга. Это было больше похоже на то, как если бы Кану умудрялся не замечать его присутствия до этого момента, что подразумевало какое-то глубокое и умелое лечение его способностей ко вниманию.
   - Я уж подумал, не заблудился ли ты в спячке, - сказал Кану.
   - После того, как однажды пережил это? Нет, в этом не было никакой опасности. Однако я скажу вот что - это очень странная вещь - не быть сознательным. Быть - во всех смыслах и целях - мертвым. Не собирающим и не генерирующим информацию, холодным и неизменным, как вечность. Как вы, люди, живете с мыслью об этом, нависающей над каждым мгновением вашего прискорбно короткого существования?
   - Мы не знаем, - сказал Кану. - Мы просто продолжаем жить.
   Нисса отправила ложку грейпфрута в рот, а затем использовала ее как указатель. - Кстати, о делах - не хотите ли вы рискнуть предположить, почему они ничего не передают.
   - Может быть, они передавали, а теперь нет, - предположил Свифт.
   - Это все, на что ты способен?
   - На данный момент, Нисса.
   - Эти зеркала не сбились с курса, - сказал Кану.
   - Значит, хорошая система контроля, - сказал Свифт. - Или там есть жильцы, но они просто не особенно разговорчивы.
   - Могут ли они быть такими же машинами, как ты? - спросила Нисса.
   - Сомневаюсь в этом. Для начала взгляните на беспорядок, который они здесь устроили. Все неопрятное - ветхое. Не так, как у роботов. Боюсь, что вы найдете ответы, которые ищете, только войдя внутрь.
   - Для меня это похоже на стандартные стыковочные системы - шлюзы, которые будут соответствовать нашим, - сказал Кану. - У нас не должно возникнуть никаких проблем со стыковкой, - ухмыльнулся он, наконец-то стряхнув с себя облако дурных предчувствий, которые преследовали его с момента их пробуждения. - Боже мой! Я этого не ожидал. Как, черт возьми, кто-то смог добраться сюда раньше нас?
   - Мы знали, что здесь кто-то есть, - сказал Свифт.
   - Да, но все наши предположения были неверны. Мы думали, что это могла быть только Юнис, доставленная сюда Хранителями - мы не ожидали какого-то корабля, какой-то экспедиции, о которой никто не знает. Но они не ответили на наши приветствия и не проявили никаких признаков того, что заметили наше прибытие.
   - Ты думаешь, они могут быть мертвы? - спросила Нисса.
   - Это возможно. Но их оборудование и припасы все еще могут нам пригодиться. Нам нужно будет подвести "Ледокол" поближе, но сейчас я бы предпочел держаться на некотором расстоянии.
   - Мы можем воспользоваться "Наступлением ночи". Он состыкуется с чем угодно там, внизу, и, по крайней мере, я верю, что мой собственный корабль не выйдет у нас из строя. Есть возражения, Свифт?
   Призрак склонил голову. - Похоже, вы достаточно хорошо владеете ситуацией.
   Они сокращали расстояние до осколка, пока Паладин не поглотил половину неба, новая Мандала не обратила на них свой загадочный геометрический взор, пока мир проносился внизу. Они были осторожны, чтобы не попасть в лучи зеркал, поскольку такой концентрированный источник тепла мог нанести серьезный ущерб их и без того покалеченному кораблю.
   Они держались на расстоянии ста километров, а затем пересели на корабль Ниссы. Они сделали пару обходов осколка, сканируя и составляя карту, а затем передали собранные данные обратно на "Ледокол" для сохранности. В самом длинном месте он имел восемнадцать километров в поперечнике и около одиннадцати в ширину. На первый взгляд это был небольшой астероид или, возможно, обломок кометы. Однако чем больше Кану смотрел на него, тем больше его интересовала впадина на одном конце. На первый взгляд он принял это за естественную особенность, застарелый порок от сильного удара или столкновения. Теперь они были ближе, однако для этого все выглядело слишком симметрично. Его окружность была идеальной, а внутренняя поверхность, когда она спускалась в осколок, имела гладкую правильность, присущую чему-то тщательно обработанному. У его сужающегося основания была плоская поверхность, похожая на стену, охватывающую горловину шахты, которая уходила глубже в осколок.
   Нисса выбрала точку приземления примерно на трети пути от начала углубления. Она синхронизировала "Наступление ночи" с вращением осколка, затем повела их с неуклонно снижающейся скоростью, пока они не перешли почти на шаг. В последний момент она повернула "Наступление ночи", чтобы совместить его подфюзеляжный стыковочный узел с аналогичной конструкцией на скале, а затем использовала боковой толчок для завершения стыковки. Автоматические зажимы зафиксировали их на месте, и индикаторы состояния на ее консоли показывали, что стыковка прошла безопасно. Вращение "осколка" теперь подвергало "Наступление ночи" центробежному воздействию, а это означало, что он оторвется от причала, если не сработают зажимы - они чувствовали себя мухой, висящей вверх ногами на потолке. Но если что-то и выйдет из строя, сказала Нисса, то это будут не системы на ее корабле, а конструкция, к которой они пристыковались, выглядела надежно закрепленной в окружающей скале и вряд ли оторвется под возросшей нагрузкой.
   Они завершили проверку своих скафандров, закрепили шлемы, просмотрели показания визоров, подтвердив, что могут видеть Свифта и обращаться к нему, затем направились к шлюзу. Сейчас они находились под действием силы тяжести в половину g, и им пришлось карабкаться наверх, но лестниц и поручней было в изобилии. Шлюз был достаточно велик, чтобы вместить их обоих.
   - С другой стороны есть воздух, если ты в это веришь, - сказала Нисса, обращая его внимание на панель состояния воздушного шлюза. - Мы будем рассматривать это как подозрительное, пока не будет доказано обратное.
   Кану от всего сердца согласился. Ему было не по себе, и какое-то мгновение он не мог точно определить причину своего беспокойства. Затем он вспомнил воздушный шлюз на потерпевшем крушение корабле на Марсе, необходимость проходить через него по одному и ловушку, которую они обнаружили внутри.
   - С тобой все в порядке, Кану? - спросила Нисса. - Ты немного учащенно дышишь. Нормализована ли подача воздуха?
   Он демонстративно проверил показания своего наручного датчика с его блочными гистограммами соотношения газов. - Все хорошо.
   Свифт, который в настоящее время был невидим, сказал: - Я могу унять твое беспокойство, если это поможет делу. Это вполне в пределах моих возможностей.
   Кану вздрогнул. - Я бы предпочел этого не делать.
   - И лучше бы он был в твоем черепе, чем в моем, - сказала Нисса. - По крайней мере, я знаю, что мои чувства настоящие.
   Шлюз корабля открылся, и они вошли в соответствующую часть осколка. Поскольку внешние элементы шлюза выглядели достаточно знакомыми, Кану не удивился, обнаружив, что внутреннее убранство столь же узнаваемо. Это не было ни поразительно современным, ни особенно антикварным или чуждым. Технические данные были даже помечены на суахили и китайском языках, как почти на каждом корабле, на борту которого он побывал.
   - Скафандр подтверждает, что воздух хороший, - сказала Нисса, - но мы ничего не будем принимать на веру.
   - Согласен, - сказал Кану.
   Имелась энергия для приведения в действие шлюза и освещения камеры и ее показаний, но поскольку шлюзы обычно питались от автономного источника питания, это ничего не говорило им об остальной части осколка. Тем не менее, Кану черпал некоторое воодушевление в том факте, что шлюз был исправен и не превратился в бесполезную неподвижность.
   Там была боковая дверь, так что им не нужно было подниматься дальше. За дверью находилась зона обслуживания, оборудованная несколькими шкафчиками для хранения вещей и панелями управления, опять же ничем не примечательного дизайна. Угловое бронированное окно выходило сквозь пол в космос, позволяя им любоваться все еще не наступившей ночью. Было заметно слабое освещение, и на некоторых консолях все еще были активные индикаторы, но Кану не знал, какой вывод из этого сделать. Возможно, питание включилось, когда шлюз был активирован, и даже сейчас высасывало последние капли энергии из близлежащих аккумуляторных батарей.
   Лестница вела вверх и в сторону от зоны обслуживания рядом с мощным лифтом. Они выбрали лестницу - в их скафандрах не было усилителей, но Кану не думал, что при половине g подъем будет слишком трудным.
   - Почему мы раньше не слышали об этом месте? - спросила Нисса, когда они начали свой подъем, бок о бок поднимаясь по короткому лестничному пролету, прежде чем изменить направление. - Организовать и профинансировать межзвездную экспедицию такого масштаба - не может быть, чтобы об этом не было известно общественности. Независимо от того, насколько скрытным вы хотели быть, вы не смогли бы скрыть отлет звездолета.
   - Мы даже не видели звездолета. Может быть, этот камень и есть космический корабль.
   - Что-то вроде голокорабля?
   - Возможно, - сказал Кану, - но они были медленнее, чем все, что мы имеем сейчас, и для их создания требовалась экономика целой солнечной системы. Как ни крути, трудно понять, как кто-то это сделал. И зачем вообще прибыл сюда?
   - Может быть, они обнаружили вторую Мандалу раньше всех остальных и захотели использовать ее?
   - Но с какой целью? - спросил Кану. - Если бы в Мандалах было что-то, что вы могли бы использовать, разве у людей из Крусибла уже не было бы форы?
   Они поднялись, должно быть, метров на сто, снова и снова по ступенькам, прежде чем лестница привела их в другое помещение. Оно было больше, чем то, через которое они прошли внизу, и оборудовано более скудно. Слабое освещение выделяло края его стен и потолка. Здесь не было ни панелей управления, ни шкафчиков, ни окон - но была дверь, вделанная в стену напротив лестничной клетки. Вдвое выше Кану, она была впечатляюще укреплена и бронирована, несомненно, предназначенная для экстренного сдерживания давления. Выглядело так, как будто она предназначалась для того, чтобы подниматься к потолку, но с этой стороны не было никаких элементов управления.
   Кану подошел к ней, ухватился за одну из скоб и попытался заставить всю дверь скользнуть вверх. Жест оказался таким же бесполезным, как он и ожидал. Должно быть, она весила несколько тонн.
   - Есть какие-нибудь идеи, Свифт? - спросил он. - У нас на борту "Ледокола" есть режущее оборудование, если понадобится.
   Свифт сейчас беседовал с ними, но все еще не проявлялся как видимый образ. - Возможно, мы могли бы отстыковаться и поискать другой воздушный шлюз? Недостатка в вариантах не было.
   Нисса стояла рядом с Кану, уперев руки в бока. - Алло? - позвала она через динамик своего скафандра. - Здесь кто-нибудь есть?
   - Я беспокоюсь, что это место все-таки мертво, - сказал Кану, его прежний энтузиазм начал угасать.
   - Я не знаю, - сказала Нисса. - Чем дальше мы заходим внутрь, тем менее мертвым он кажется. Потребовались бы системы жизнеобеспечения, чтобы поддерживать воздух теплым и пригодным для дыхания. Клянусь, я тоже что-то слышу.
   Все, что Кану мог слышать, - это свое собственное дыхание, слишком быстрое и прерывистое, на его вкус. - Ты уверена?
   - Попробуй увеличить свой слуховой диапазон. Хочешь, я покажу тебе, как это делается?
   - Нет, я в порядке.
   Но он последовал ее примеру, усилив звукосниматель скафандра настолько, насколько это было возможно. Вот оно: отдаленный механический процесс, жужжание механизмов. Это могло быть что угодно - генераторы, насосы, воздухоочистители, - но это означало, что было нечто большее, чем запасенная энергия, обеспечивающая признаки оживления, которые они уже наблюдали. Машины работали, возможно, они работали задолго до их прибытия.
   - Есть кое-что еще, - сказала Нисса. - Ты это слышишь?
   Постепенно нарастающий компонент теперь перекрывал низкий уровень гула, как будто какой-то тяжелый предмет медленно приближался к комнате. Он состоял из повторяющейся серии басовых ударов, переходящих в какой-то бессистемный ритм - как медленное, зловещее биение, подумал Кану, какого-то огромного военного барабана. Легкая неровность этого звука контрастировала с непрерывным гулом машин на заднем плане. Это не было чем-то механическим, и на первобытном уровне он обнаружил, что это вызывает определенный, но безымянный страх. Если бы только они могли видеть, что грядет. Но в этой огромной двери не было окон.
   Они только вошли в осколок, и теперь единственным побуждением Кану было вернуться тем же путем, каким они пришли, обратно вниз по лестнице. Но он не мог повернуть. Это был не просто страх убежать от одной угрозы только для того, чтобы наткнуться на другую. Если они не смогут договориться с обитателями осколка, то в любом случае будут все равно что мертвы.
   - Ты знаешь, что это за звук, Свифт?
   - Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Возможно, когда-то и слышал, но потребуется некоторое время, чтобы порыться в своих воспоминаниях.
   Стук замедлился и прекратился. У Кану сложилось впечатление, что источник звуков теперь находился всего в нескольких метрах от него, по другую сторону огромной двери. Зловещий отзвук, настолько низкий, что казался почти дозвуковым, пробился сквозь броню. Это был живой звук, а не результат чего-то механического.
   - Я не думаю, что тебе нужно утруждать себя поиском в моих воспоминаниях, - сказал Кану.
   Громкий стук возвестил о подъеме двери. Она начала втягиваться в потолок, увеличивая яркость у своего основания. Кану и Нисса одновременно отступили назад. Теперь его страх был всепоглощающим, но он знал, что бежать было бы бесполезно. Он позволил своей руке дотянуться до ее. Если она отвергнет этот контакт, пусть будет так, но он не мог вынести этого в одиночку.
   Ее рука заколебалась в его руке, затем пальцы слегка сжались. Перчатка к перчатке, едва касаясь друг друга. Но это было больше, чем он смел надеяться.
   За дверью было ослепительное сияние, которое пронизывало стоявшие по ту сторону гигантские фигуры, насквозь и между ними. Их было три. В первое ошеломленное мгновение, когда он увидел это, прежде чем дверь полностью поднялась к потолку, он подумал, что ошибся, что это все-таки какие-то машины. Они стояли на массивных, похожих на деревья ногах - по четыре ноги у каждой формы. И на первый взгляд они казались механическими или, по крайней мере, закованными в броню.
   Но нет, это действительно были живые существа, и он узнал их такими, какие они есть.
   Слоны.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

  
   В длинном наклонном коридоре было холодно. Он исходил из глубины лагеря, этот шепчущий планетарный холод, который ощущался так, словно проделал весь путь от мертвого ядра Орисона, пробираясь сквозь дрожащие слои камня, земной коры и пыльной вечной мерзлоты. Он проникал сквозь их одежду, сквозь кожу и даже в кости. Гома подумала, что сможет выдержать это самое большее несколько минут.
   - Давайте проясним несколько моментов с самого начала. - Юнис оглядывалась на группу, направляясь вглубь своего лагеря, и на холоде было заметно ее дыхание. - Они танторы, и только танторы. Совсем не слоны - это их ужасно обижает.
   - Сколько их? - спросила Гома, взволнованная, несмотря на холод.
   - Шесть.
   - Шесть! - воскликнул Ру.
   - Мой дорогой мальчик, тебе придется сделать мне скидку - я не могу сказать, обрадован ты или разочарован.
   - Мы рады, что танторы все еще живы, - сказала Гома, предполагая говорить за них обоих. - На Крусибле численность была недостаточной, чтобы выделить их в отдельный подвид. Им пришлось размножаться с исходной популяцией слонов, и в процессе мы постепенно теряли то, что делало их особенными. Шесть - это, конечно, замечательно, но мы надеялись на самоподдерживающуюся племенную группу.
   - Возможно, она у тебя еще есть. Здесь, со мной, шесть, но на "Занзибаре" их сотни - тысячи - больше.
   - Тысячи! - воскликнула Гома.
   - Возможно, тебе стоит немного умерить свои надежды. "Занзибар" - это то место, где начались все наши проблемы, где я оказалась не на той стороне Дакоты и почему оказалась здесь.
   - Вы сказали "Занзибар", - сказал доктор Нхамеджо. - Вы серьезно имеете в виду...
   - Ты еще не понял этого, не так ли? Что ж, в свое время мы приедем на "Занзибар" - это совсем другая банка мучных червей. Важным моментом на данный момент является то, что шесть танторов, которые живут со мной, являются теми, кого вы бы назвали перебежчиками. Они встали на мою сторону, когда остальные остались с Дакотой, и за это их тоже изгнали. На самом деле их было больше шести, и это дети первоначальных перебежчиков. По правде говоря, мы все легко отделались. Было много тех, кто был бы рад видеть нас убитыми, но у Дакоты было достаточно остаточного уважения ко мне, чтобы предложить изгнание, а не казнь. Поэтому они использовали одно из своих последних транспортных средств дальнего радиуса действия, чтобы доставить нас сюда, меня и танторов, с достаточным оборудованием, чтобы построить наш маленький счастливый дом. Они пробыли тут достаточно долго, чтобы убедиться, что мы не умрем, а затем бросили нас. И с тех пор мы здесь.
   - Вы были здесь, когда посылали первоначальный сигнал? - спросил Гома.
   - Да, это было почти первое, что я сделала после того, как поселилась тут. Они не хотели, чтобы у меня был какой-либо передатчик, и уж точно ничего, способного передавать сигнал на межзвездные расстояния. Тем не менее, я всегда была хороша в импровизации - делала что-то сама и исправляла. В конце концов я собрала кое-что, что почти функционировало, нацелила его на 61 Девы, нажала "отправить", и вот, пожалуйста.
   - Два столетия спустя, - сказала Гома.
   - Да, черт бы побрал этого мистера Эйнштейна и его неразумную настойчивость в причинно-следственной связи и незыблемости скорости света. Я все еще думала, что вы доберетесь сюда немного быстрее.
   - Мы прибыли, как только смогли, - ответила Гома.
   - Вы упомянули, что кто-то пришел сюда раньше нас, - сказала Васин. - Что вы хотели этим сказать?
   - На другом корабле.
   - Его нет, - ответила Васин. - Я бы знала. Мы пришли одни, единственная экспедиция, посланная нашим правительством. Даже если бы Крусибл запустил второй звездолет после нашего отлета, он никогда не смог бы нас догнать.
   - Во всяком случае, это ответ на один вопрос. Я некоторое время отслеживала точку отправления этого другого корабля, прежде чем потеряла его из виду. - Юнис шагала дальше, подтянутая как струна, очевидно, не обращая внимания на холод. - Трудно было быть уверенной, но не было похоже, что он исходил из вашего сектора неба. Возможно, с Земли, хотя были и другие возможности.
   - Вы пробовали с ними поговорить? - спросила Гома.
   - Нет, пока не стало слишком поздно. Они заставляли меня нервничать, появляясь вот так не в том месте неба. Можете считать это недостатком старости, но я не люблю сюрпризов. Как бы то ни было, в конце концов я попыталась подать им сигнал, но к тому времени у них возникли какие-то проблемы с Посейдоном, и либо я посылала ненадежно, либо они не слушали.
   - Когда это было? - спросила Гома.
   - Чуть больше года назад. Честно говоря, я начала думать, что Посейдон оказал нам всем услугу, выведя этот корабль из спора.
   - И что потом? - спросил Ру.
   - Шесть недель назад я перехватила еще одну серию передач - кратковременных, с низким уровнем сигнала. Они пришли с другой стороны системы, поближе к Паладину. Вы получили что-нибудь похожее?
   - Тогда мы все еще тормозили, - сказала Васин, - что ограничивало нашу чувствительность. Если сигнал не был сильным или постоянно повторялся, мы, скорее всего, пропустили бы его, а не услышали.
   - Вы думаете, это был тот же самый корабль? - спросила Гома.
   - Почти наверняка. Должно быть, затемнился - весь прошедший год потратил на очень медленный перелет с Посейдона. У меня нет возможности отследить это. Вероятно, тоже поврежден, если эта вторая передача была показателем их способности передавать. Я попробовала дать сигнал еще раз, но либо они меня не услышали, либо предпочли не отвечать. Вы хорошо рассмотрели Паладин при подлете - видели ли вы какие-либо признаки корабля?
   - Нет, - сказала Васин. - И я не понимаю, как мы могли пропустить что-то настолько важное.
   - Вы бы могли пропустить, если бы они спрятали его на "Занзибаре", пока будут делать ремонт.
   - Таинственный корабль или нет, - сказал Караян, - но эта скала не может быть "Занзибаром". Остатки этого голокорабля все еще находятся на орбите Крусибла. Конец дискуссии.
   - Что бы там ни осталось, что бы вы ни видели, - ответила Юнис, - это еще не все. Большая часть этого оказалась здесь. Он не был телепортирован или отправлен в червоточину. Это произошло тем же путем, что и вы - перемещаясь в пространстве, через все точки между этим местом и Крусиблом. Просто все произошло очень, очень быстро.
   - Быстрее скорости света? - спросила Гома.
   - Нет, это действительно невозможно. Но близко к скорости света. Очень близко. Выжившие не сообщали о каком-либо субъективном временном интервале между нахождением в одной системе и в другой, что означает, что их часы едва успевали тикать.
   - Вы только что сказали "выжившие", - заявила Гома, едва осмеливаясь представить, что эта новость значила бы для ее матери, для людей, которые проклинали ее, для верного, но осмеянного Травертина. Это не освободило бы Ндеге от ответственности за преступление, но значительно уменьшило бы его масштаб - и ее бы приветствовали на одном дыхании как первооткрывательницу чего-то замечательного.
   Теперь уже слишком поздно.
   - Их сотни тысяч, - сказала Юнис. - Взрослые, дети - танторы, как я уже упоминала. Перехваченные из Крусибла Паладином, проскочившие между двумя Мандалами.
   - Тогда неудивительно, что этот корабль вышел на контакт, - сказал Ру. - Если вы им не отвечали, они, должно быть, обратили внимание на первые признаки человеческого обитания в других частях галактики.
   - И вот тут-то мы и сталкиваемся с небольшим местным осложнением. Нелегко сообщить эту новость, но, боюсь, на "Занзибаре" не осталось ни одного человека. Были... трудности... расхождения во мнениях. Довольно резкие разногласия.
   - Что случилось с моей бабушкой? - спросила Гома.
   - Что-то плохое, - ответила Юнис. - Но поймите вот что: вы не можете винить танторов ни в чем таком. Именно Дакота ввела их в заблуждение. Но даже она не может быть привлечена к ответственности за то, что с ней стало, во что ее превратили Хранители. Она никогда не была виновата в том, что стала монстром.
   - А эти танторы - они сыграли какую-нибудь роль в том, что произошло? - спросил Ру.
   - Безупречны. Невинны, как младенцы. Но, пожалуйста, не стоит недооценивать их на этом основании.
   Они достигли более ровной части коридора, где в боковую стену вела огромная дверь. Юнис коснулась кнопки, и дверь распахнулась. Коридор был залит светом, сопровождаемым душным теплом. Она вошла в какую-то комнату, находившуюся за ней, показывая, что собравшимся следует подождать, прежде чем следовать за ней.
   Гома почувствовала, как ее эмоции перекосились - смятение и ужас от того, что могло произойти на "Занзибаре" с людьми в целом и с ее собственной бабушкой в частности; и восхитительное, головокружительное предвкушение того, что ей предстояло испытать. Она чувствовала себя предательницей самой себя, не полностью поддавшись печали и гневу, которые были правильной реакцией. Но что она могла поделать? В ее сердце была радость от того, что Ндеге теперь, по крайней мере после смерти, может получить хоть какое-то прощение. Она бы отдала все, что угодно, чтобы сообщить этот жизненно важный факт Крусиблу в прошлое, чтобы это могло облегчить бремя Ндеге. Она не могла подчинить время своей воле; она не могла принести Ндеге это великое счастье. Но у нее был этот момент, и сейчас она была благодарна судьбе.
   И она собиралась встретиться с танторами.
   Она услышала, как Юнис что-то говорит. Она услышала отвечающие голоса. Ей казалось, что все стрелы ее жизни указывают на этот момент.
   Юнис вернулась в коридор. - Хорошо, они готовы принять вас. Эти танторы - мои друзья, и они желают мне добра, но, кроме меня, они никогда не видели другого человеческого существа. Поэтому, пожалуйста, никаких резких движений, никаких криков, ничего, что могло бы быть истолковано как угрожающий жест.
   - Мы не будем их пугать, - сказала Гома.
   - Я беспокоюсь не о них, дорогая.
   - Вы двое должны идти первыми, - сказала Васин, жестом приглашая Гому и Ру войти в дверной проем. - Вы это заслужили. Пусть это будет все, на что вы надеялись.
   - Спасибо вам, - сказала Гома с искренней благодарностью.
   Они вошли вместе с Юнис, идущей рядом с ними, и на мгновение все, что они могли сделать, это прищуриться от яркого света этой подземной комнаты. Здесь было тепло - гораздо теплее и влажнее, чем в коридоре, - и Гома почувствовала, как кровь приливает к кончикам ее пальцев.
   Под их ногами была грязь. Помещение имело огромную сводчатую крышу с вделанным в нее куполообразным световым люком. Пол был ступенчатым, с разными уровнями.
   - Это был естественный пузырь, - говорила Юнис. - Пригодился нам. Мы накрыли его крышей, защитили от потери давления, накачали атмосферой. Мы раскопали несколько соседних камер, но эта по-прежнему самая большая.
   С таким же успехом она могла нести какую-то тарабарщину, и Гоме было все равно. Именно танторы привлекли ее абсолютное и обязывающее внимание. В это мгновение ничто другое во вселенной не имело значения.
   - Они великолепны, - сказала она.
   Ру держал ее за руку. Гома сжала руку в ответ. Этот момент принадлежал им и только им, такой же драгоценный, как и все, что они делили. - Да.
   От холода коридора у нее уже слезились глаза; теперь вода превратилась в слезы радости. Да, их было всего три - ничто по сравнению с тем множеством, на которое она осмеливалась надеяться. Но все же: быть здесь сейчас, стоять в этой комнате и созерцать трех живых танторов - всегда будет ее жизнь до этого момента и ее жизнь после него, одна будет тусклым отражением другой, и ничто уже никогда не будет прежним.
   Вселенная преподнесла им подарок. У нее кружилась голова от волнения, она была вне себя от благодарности, удивления и ощущения, что впереди их все еще ждут прекрасные возможности.
   - Скажите что-нибудь, - попросила Юнис. - Обычно это помогает.
   Гома открыла рот и обнаружила, что у нее пересохло в горле. Она закашлялась, сглотнула, пытаясь собрать остатки самообладания. Было трудно говорить, когда она так улыбалась. Мпоси и Ндеге - если бы только они могли быть здесь и видеть то, что видела она.
   Но они были такими, если она хотела, чтобы они были такими.
   - Я Гома Экинья, - сказала она. - Это Ру Муньянеза. Мы проделали долгий путь, чтобы найти тебя. Вы великолепны - чудо для нас. Спасибо вам за то, что позволили нам встретиться с вами.
   Перед ними на слегка приподнятой части пола стояли три тантора, взрослые или почти взрослые, по ее оценке. Конечно, это были слоны - физиологические различия между танторами и обычными слонами не были драматичными, - но все в том, как они стояли, напряженный, непоколебимый пристальный взгляд говорил о чем-то, выходящем за рамки животного интеллекта. Это было в их поведении, в том, как они опускали головы - не раболепие, а скорее своего рода приветствие, демонстрирующее выпуклость их черепов, напичканных интеллектом.
   Инструменты и снаряжение свисали с ремней и сбруи, закрепленных вокруг них, а над туловищем и между глазами их брови были закрыты изогнутой металлической пластиной, которая крепилась на месте, как лошадиная уздечка. Черная пластина содержала экран и решетку, и именно из-за этих решеток доносились их голоса. Средний из трех, самый крупный и зрелый, заговорил первым.
   - Добро пожаловать, Гома Экинья и Ру Муньянеза. Я Садалмелик.
   - Я Элдасич, - сказал тот, что стоял слева от Садалмелика.
   - Я Ахернар, - сказал третий тантор.
   - Вас еще много? - спросила Гома.
   - Снаружи, - ответил Садалмелик. - Атрия, Мимоза и Кейд. Они вышли наружу, чтобы починить одну из дальних антенн. Это больше чем в дне ходьбы отсюда. Но они скоро вернутся.
   Их голоса были сгенерированы машиной и звучали без соответствующего движения ртов танторов - своего рода чревовещание. Каждому из них была присвоена своя высота звука и тембр. Гома уже решила, основываясь на морфологии тела и толщине бивней, что Элдасич была единственной самкой из них, и ее голос был немного выше и чище, чем у двух самцов. Это была уступка человеческому антропоморфизму, но она соответствовала тому, что она знала о первоначальной популяции танторов. Оборудование для генерации языка было слишком знакомым - спустя долгое время после того, как танторы Крусибла вымерли, артикуляционное оборудование оставалось пыльным и неиспользуемым, но слишком ценным, чтобы его выбрасывать. Черные пластины считывали нейронные сигналы, переводя субвокальные импульсы в звук, что позволяло танторам свободно продолжать использовать весь обычный репертуар слоновьих вокализаций и грохота.
   - Юнис сказала нам, что вы никогда раньше не видели других людей, - сказал Ру.
   - Да, - сказал Садалмелик. - Но мы изучили изображения и записи и услышали много рассказов. Вы для нас новички, но не незнакомцы. Вы приехали из Крусибла?
   - Да, - сказала Гома, все еще ухмыляясь. - На звездолете. Юнис позвала нас. Вообще-то, из-за моей матери.
   - Ндеге, - сказала Элдасич. - Она была вам знакома?
   - Да. Мне пришлось оставить ее там.
   - Мы помним Ндеге. Она была добра к нам. Хорошо помнить о таких вещах, - сказал Ахернар, самец поменьше ростом.
   - Ты не мог быть с ней знаком, - сказал Ру.
   - Наш вид знал ее, - сказал Ахернар. - Мы помним. Мы передаем знание о вещах по наследству. Вам это не кажется странным?
   - Нет, - ответила Гома. - Вовсе нет. И моя мать была бы рада познакомиться с вами. Она знала танторов по голокораблю, а потом еще некоторое время после того, как мы добрались до Крусибла. Но это продолжалось недолго.
   - Значит, ты не знала танторов? - спросил Садалмелик.
   Гома обратилась за советом к Юнис, но их хозяйка, очевидно, решила позволить им разобраться с этим самостоятельно.
   - Ты особенный, - отважилась она. - Очень особенный и редкий. После того, как мы потеряли "Занзибар", вас осталось недостаточно, чтобы продолжить свой род. Ру и я - наша работа на Крусибле касалась вас. Мы пытались найти способы вернуть танторов в мир.
   - Вам это удалось? - спросил Ахернар.
   - Нет. Мы потерпели неудачу. Теперь никого из твоего рода не осталось. Жила-была одна мудрая... Ее звали Агриппа. Она была сильной и умной. Мы очень любили ее, но она состарилась.
   - Вы были там, когда она закончила свои дни? - спросила Элдасич.
   - Да, - сказала Гома. - Мы оба были с ней.
   - Хорошо, что вы были там, - сказал Садалмелик. - Расскажи нам о ней. Мы будем помнить ее. Мы узнаем ее истинное имя и передадим знания о ней по наследству. Тогда она всегда будет известна.
   - Спасибо, - сказала Гома.
   Ру спросил: - Мы можем подойти поближе?
   - Ты хочешь прикоснуться? - спросил Садалмелик.
   - Прикоснуться. И встретить прикосновение. Если тебя это устраивает.
   - Нас это устраивает, - сказала Элдасич.
   Помня наставления Юнис не делать резких или угрожающих движений, они приближались с предельной осторожностью. Позади Юнис Васин, Нхамеджо, Лоринг и Караян наблюдали за происходящим с каким-то нервным воодушевлением, словно зрители в цирке.
   - Ты упомянул "истинное имя" Агриппы, - сказала Гома.
   - Да, - ответил Садалмелик.
   - Что ты хотел этим сказать? Имена, которые вы нам только что назвали, - это ваши настоящие имена?
   - Это наши краткие имена, которыми пользуются люди. Они помогают тебе различать нас. Но это не наши настоящие имена. Наши истинные имена слишком сложны для вас и слишком длинны. Мы никогда не произносим своих истинных имен.
   - Понимаю, - сказала Гома, хотя и не была уверена в этом. Однако лучше, чтобы у танторов были свои секреты и загадочности, чем быть слишком прозрачными, слишком легко понятными.
   Она приблизилась к Садалмелику на расстояние вытянутой руки, медленно протянула ее и подняла руку, чтобы коснуться его плеча. Она чувствовала теплую, шершавую щетину на его коже, когда та двигалась в такт его сильному дыханию. Она передвинула руку, поддерживая самое нежное прикосновение, от плеча к шее, от шеи к щеке сбоку. Ру тем временем расположился рядом с Элдасич и поглаживал верхнюю часть ее туловища. Гома провела рукой по одному из бивней Садалмелика, от теплого к холодному, от мягкого к твердому. Его глаза пристально смотрели на нее, и, несмотря на все инстинкты, она не могла заставить себя избежать встречи с его взглядом. Разум глаза, казалось, вовсе не отталкивал от такого контакта, а требовал его. Она вглядывалась в его жидкие глубины, пытаясь представить себе острый и любопытный интеллект внутри.
   Садалмелик пошевелил хоботом и коснулся кончиком ее другой руки, затем провел им по ее лицу. Хобот слона был чудом эластожидкостной инженерии - инструментом одновременно гибким и прочным, чувствительным и выразительным. Гома привыкла к тому, что ее осматривали слоны, но это был другой уровень интимности - управляемый и методичный. Она бесстрашно стояла на своем, даже когда хобот переместился от ее носа ко лбу, отображая ее, как инструмент.
   - Ты похожа на Юнис.
   - Мне следовало бы такой быть.
   - Ты также похожа на Ндеге. Она стоит там, где стоишь ты. Она видит то же, что и ты. Она перешла в состояние воспоминания, Гома?
   - Да, - ответила она, и ответ был подобен порыву ветра, впервые она по-настоящему осознала кончину своей матери.
   - Тогда мы будем говорить и о Ндеге, пока ее истинное имя не заговорит само за себя.
   - Нам о многом нужно поговорить. - Это было все, что Гома могла сделать, чтобы держать себя в руках. - Ты не будешь возражать, если мы с Ру проведем с тобой немного времени? Мы можем рассказать вам об Агриппе - обо всем, что вам заблагорассудится. И мы хотим услышать ваши истории, знания, которые вы передали по наследству.
   Садалмелик поднял свою огромную голову, чтобы посмотреть мимо Гомы. - Юнис, у тебя есть время?
   - Немного, - сказала она. - В любом случае, мы должны дождаться возвращения остальных.
   - Тогда мы поговорим.
   - Пока нет, - ответила Юнис. - Мои гости устали, и их нужно накормить и напоить. Нам нужно провести кое-какие собственные обсуждения. Но они будут недалеко.
   Хорошей новостью было то, что Юнис могла предложить что-то помимо мучных червей; менее хорошей новостью было то, что альтернативы были едва ли более аппетитными. Сегодняшним подношением был какой-то волокнистый съедобный гриб, выращенный литопонически в одном из куполов, которые она выделила для производства продуктов питания. Юнис приправляла свои блюда тщательно подобранными специями, часть которых была у нее со времен изгнания, а некоторые были результатом ее собственных экспериментов по выращиванию.
   - Подозреваю, они не ожидали, что я продержусь так долго, как сейчас. - Их хозяйка возилась с тарелками и столовыми приборами. - Точно так же и у Дакоты не хватило духу просто убить меня. Мы слишком много видели и сделали вместе, чтобы она могла полностью отвернуться от меня. Я думаю, она всегда надеялась, что я передумаю, снова стану ей полезна, вместо того чтобы активно помогать. Что ж, есть большая вероятность этого.
   - Вернитесь к началу, - сказала Васин. - Начнем с вашего прибытия сюда. Вы трое - троица. Как все перешло от того к этому?
   - Нас привел сюда Хранитель. Мы летели почти со скоростью света, хотя, вероятно, не так быстро, как на "Занзибаре". Скажи, когда хватит.
   - Хватит. - Капитан взяла свою тарелку с обработанными грибами, глядя на них с некоторым трепетом.
   - Это не убьет тебя, Гандхари.
   - Спасибо вам, Юнис. Однако, когда вы говорите о "Занзибаре" - это было до прибытия, до события переноса?
   - Да, задолго до этого. Подумайте об этом. Троица покинула Крусибл более чем за двадцать лет до вашего мероприятия в Мандале. У нас было столько времени, чтобы исследовать это место - чтобы самим начать понимать, что Хранители имели в виду для нас.
   - И что это? - спросила Лоринг. Все они сидели вокруг стола Юнис, прижавшись друг к другу, как неожиданные гости, которыми они и были, а Ру и доктор Нхамеджо примостились на ящиках для хранения вместо стульев.
   - Исследование. Чтобы служить их доверенными лицами. Чтобы узнать то, чего они сами не смогли бы открыть. Доктор Нхамеджо?
   - Примерно столько же, как Гандхари, пожалуйста. Может быть, чуть меньше.
   - Поступай как знаешь. - Она положила ему на тарелку щедрую порцию грибов. - Ты всегда можешь вернуться на несколько секунд. Маслин?
   - Спасибо, - сказал он.
   - И как именно это должно было сработать? - спросила Гома. - Что такое, чего Хранители не могли бы обнаружить сами, в чем им понадобилась бы наша помощь? Мы для них ничто - у нас даже разный уровень интеллекта.
   - И в этом заключается твой ответ. Есть факты, касающиеся М-строителей, которые они хотели бы раскрыть, но не могут из-за того, кто они такие. М-строители воздвигли барьеры. Думайте о них как о фильтрах интеллекта, способных решать, кому разрешен доступ к истине, а кому нет. Считайте, что вам повезло: без моего вмешательства вы, скорее всего, сами наткнулись бы на один из фильтров.
   - Мандала или Посейдон? - спросил Лоринг.
   - В какой-то степени и то, и другое, хотя по-настоящему мощная оборона находится вокруг Посейдона. С этими спутниками шутки плохи. Они будут пропускать определенные виды интеллекта и отказывать другим.
   - Машины запрещены, органика разрешена? - спросила Васин.
   - Все гораздо сложнее.
   - Есть ли в этом что-нибудь несложное? - сказала Гома.
   - Насколько мне известно, нет. Айяна?
   Она опустила руку на тарелку. - Не очень голодна? Немного для вкуса?
   - Давай, пробуй. - Юнис подала ученой гораздо больше, чем требовалось для того, чтобы попробовать. - А двое моих особых гостей - мои отважные специалисты по танторам? Наверняка вся эта интеллектуальная стимуляция разожгла аппетит?
   - Если вы это едите, я это съем, - сказала Гома. - Даже несмотря на то, что выглядит это дерьмово.
   - Подожди, пока не узнаешь, каково это на вкус. Ру?
   - Она не может получать все удовольствие в одиночку.
   Юнис просияла. - Вы оба мне уже нравитесь.
   - Не забудьте оставить немного для себя, - сказала Гома.
   На самом деле еда была не такой несъедобной, как выглядела, и даже не такой пресной, потому что в ней чувствовалась солоноватость и слабый привкус молотого перца чили. В качестве единичного случая Гома могла достаточно хорошо это вынести. Но она не была вынуждена жить здесь более двух столетий, имея в меню всего несколько блюд. Удивительно, что Юнис не сошла с ума.
   Возможно, так оно и было.
   - Расскажите нам о М-строителях, - попросила Васин, осторожно набивая рот. - Все, что вы знаете. И о Хранителях, пока вы этим занимаетесь. Где они сейчас? Что с ними случилось?
   - Вопросы, вопросы.
   - Вы не можете нас винить, - сказал Ру. - Вы все еще не рассказали нам о "Занзибаре", о Дакоте и Чику.
   - Позвольте мне сказать вам самое важное, самое неотложное. Дакота выбрала очень плохой курс. На Посейдоне есть строения. Вы наверняка видели их - похожие на арки объекты, поднимающиеся из морей. Это колеса, если вы еще не догадались. Дакота хочет добраться до этих колес - узнать секреты, которые они скрывают. До сих пор у нее не было средств ни добраться до Посейдона, ни проникнуть сквозь его оборону или атмосферу. К сожалению, прибытие этого другого корабля точно входило в ее планы. Ее нужно остановить. Первое, что мы должны предпринять, - это установить связь - передать сигнал на этот корабль, если они все еще слушают.
   - Разве вы этого еще не пробовали? - спросила Гома.
   - Мои передатчики, возможно, не смогут дотянуться до всего "Занзибара", но ваши, вероятно, смогут. Используйте все, что у вас есть, от радио до нейтрино. Отправляйте азбуку Морзе с помощью своего двигателя - но дозовитесь до них. Скажите им, что Дакоте абсолютно нельзя доверять, и что какую бы помощь или взаимность, по их мнению, они от нее ни ожидали, это будет серьезным ударом в спину. Ты можешь это сделать, капитан Васин?
   - Я посмотрю, что сможет сделать Назим. Но если они не были готовы выслушать вас...
   - Может быть, они и не смогли, а может быть, они уже мертвы, но вы все равно можете попытаться. И вы захотите связаться не только с экипажем корабля, но и с остальными танторами. Мои мосты сожжены, но вы видели, как Садалмелик и другие почитают имя Ндеге. Это касается и других танторов на "Занзибаре". Они все равно дважды подумают, прежде чем пренебречь советом Экинья. До тех пор, пока это не буду я, конечно.
   - Расскажите нам об этих людях, - попросила Васин. - Сотни и тысячи, как вы сказали, пережили перемещение. Конечно же, они не все умерли?
   - Сначала не все. После перемещения наступили трудные времена. Вы заметили, сколько места в моем лагере мне нужно выделить, чтобы обеспечить всего шесть танторов? Проблемы на "Занзибаре" были гораздо острее, и это никак не могло сохранить жизнь всем - и людям, и танторам. Но был выход - решение. Большинство выживших людей согласились вернуться в спячку, чтобы сберечь основные ресурсы.
   - К тому моменту танторы уже были независимы? - спросил Гома.
   - Не совсем. Там было достаточно возможностей, чтобы сохранить жизнь горстке людей, скелету персонала, который направлял танторов и помогал им переделывать их мир.
   - Тогда мы поговорим с ними, - сказала Гома.
   - Ты не можешь. Дакота приказала убить их всех. В течение тысячелетий на наших руках была кровь слонов. Теперь этот долг погашен.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

  
   Кану нечего было сказать в лицо слонам. Ничто в его долгой и странной жизни, никакой опыт или урок не подготовили его к этому моменту. У него был миллион вопросов к слонам, но он понятия не имел, с чего начать. Все, что он мог сделать, - это стоять неподвижно, захваченный парализующим восторгом момента.
   - Кто вы такие?
   Первой заговорила Нисса, ее голос прогремел через громкоговоритель ее скафандра. Ответ слона, когда он вернулся, тоже был на суахили. Это было не просто эхо ее слов, потому что интонация была совершенно другой, вопросительной и с оттенком превосходства.
   - А вы кто такая?
   - Я Нисса Мбайе, - ответила она с собранностью, которая произвела впечатление на Кану, как будто она с самого начала ожидала встретиться и поговорить со слонами. - Наш корабль был поврежден, нам нужно было место для его ремонта, и мы не ожидали найти кого-либо живого внутри этой станции.
   - Станции?
   Вокальные звуки исходили от ведущего слона, но они не издавались его ртом, или, по крайней мере, не напрямую. Слон был самым высоким из трех, его кожа была окрашена в темно-янтарный цвет с розоватыми крапинками вокруг глаз и рта. От него исходило впечатление мощной мускулатуры, ощущение огромной силы, едва сдерживаемой.
   Звуки, насколько мог судить Кану, исходили из толстой угловатой пластины, которую слон носил на передней части морды, закрепленной между глазами и над верхней частью хобота. Голос был громким и очень глубоким. Кану был уверен, что он будет глубже на нижнем конце его частотного диапазона, чем любое возможное человеческое высказывание, и, конечно, намного громче.
   - Мы думали, это станция, база, - сказал Кану, наконец обретя дар речи. - Ожидали увидеть людей - таких же людей, как и мы сами. Мы вас не ждали.
   - Снимите свои шлемы. Мы увидим ваши лица.
   Нисса взглянула на Кану через боковое стекло своего визора, затем они вдвоем сверились с показаниями на своих запястьях.
   - Здесь достаточно безопасно, - прошептал Кану. - Если кислорода хватит, чтобы поддерживать в них жизнь, с нами все будет в порядке.
   - Мне это не нравится, - сказала Нисса.
   - Мне тоже, но когда я в Риме...
   Они сняли шлемы, затем сунули их под мышки. Кану вдохнул воздух. В нем чувствовалась затхлость, но он вдыхал и похуже.
   - Назовите свое имя.
   - Кану, - сказал он ровным голосом, надеясь, что это прозвучало так же буднично, как у Ниссы. - Меня зовут Кану Экинья.
   - Экинья?
   - Да.
   Он разговаривал со слоном, и слон отвечал ему. Странность этой ситуации была почти невыносимой. Это было похоже на сон, и все же у него было четкое представление о событиях, которые привели к этому, о цепочке случайностей, каждая из которых казалась логичной и неизбежной по отдельности. Было вполне вероятно, что это происходило на самом деле. Поразительно, абсурдно, чудесно, но не выходит за рамки возможного.
   - Для нас вы выглядите одинаково. Вы братья?
   Он взглянул на Ниссу, пытаясь представить себе точку зрения, с которой они были бы неразличимы. Теперь они оба были почти безволосы, но, по мнению Кану, на этом сходство заканчивалось.
   - Нет, мы не братья. Я мужчина, Нисса - женщина. Мы не родственники.
   - Вы тот самый Кану Экинья?
   - Да.
   - А вы и есть та женщина, Нисса Мбайе?
   - Да, - ответила она.
   - Вы знаете название этого места, Кану Экинья и Нисса Мбайе?
   - Планета - Паладин, - сказал Кану. - Во всяком случае, мы так это называем. Мы нашли этот осколок скалы, вращающийся вокруг него, и надеялись, что он поможет нам починить наш корабль. Это все, что мы знаем.
   - Значит, вы не знаете названия этого места.
   - А вы знаете? - спросила Нисса.
   - Да.
   - Как ты это называешь? - спросила она.
   - Зан-зи-бар, - произнес слон, и каждый слог звучал отчетливо и гулко сам по себе.
   Нисса посмотрела на него. Кану пожал плечами в воротнике своего скафандра. Искушение состояло в том, чтобы сразу же отмахнуться от этого названия. Любой человек с образованием, любой, кто хоть немного интересуется историей, знал, что случилось с голокораблем. Но вот появился говорящий слон, утверждающий обратное.
   Ему казалось только справедливым и разумным, что он должен выслушать то, что скажет по этому поводу слон.
   - Мы думали, что "Занзибар" разрушен, - сказал он.
   - Нет.
   - Но люди видели, как это произошло, - настаивал Кану. - Это было ужасное событие, одно из худших в новейшей истории.
   - Вы были там?
   - Нет... Мы прилетели с Земли, а не с Крусибла. Никто из нас никогда там не был.
   Слон смотрел на него, иногда прямо, иногда наклоняя свою огромную голову, предпочитая один глаз другому. Глаза были бледно-янтарного цвета под покровом темных ресниц.
   - Но вы знаете о "Занзибаре".
   - Все знают, - сказал Кану. - Случилось нечто ужасное - несчастный случай с Мандалой на Крусибле.
   - Расскажи об этом несчастном случае.
   - "Занзибар" пролетал над головой, и произошел выброс энергии, разряд - мощный взрыв. Сотни тысяч людей были убиты - я не уверен в точном числе. Голокорабль был превращен в руины, и обломки образовали кольцевую систему, которая до сих пор вращается вокруг Крусибла. Вы хотите сказать, что все было не так?
   - Несчастный случай произошел. Но "Занзибар" пришел сюда. Мы были на нем. Мы выжили. С тех пор мы здесь и живем.
   - У вас есть имя? - спросил Кану.
   - У меня есть два имени. Настоящее имя и сокращенное. Вы не можете услышать мое истинное имя. Оно не войдет в ваше знание.
   - Какое ваше короткое имя? - спросила Нисса.
   - Я - Мемфис. Я говорю от имени этих Восставших. Вы будете говорить с ними через меня.
   - Имя, связанное с семьей, - прошептал он Ниссе. - Это доказывает связь со слонами, которые прилетели в Крусибл.
   Их вывели из камеры в коридор, достаточно высокий для слонов и достаточно широкий, чтобы два слона могли идти рядом, оставляя свободное пространство. Мемфис шел впереди Кану и Ниссы, два других слона чуть поменьше замыкали шествие. Кану было неприятно осознавать их неуклюжее присутствие у себя за спиной, легкость, с которой он мог бы быть ранен или даже убит, если бы споткнулся у них под ногами. Массивные задние конечности Мемфиса вырисовывались впереди, мускулистые и мешковатые одновременно, как будто кожа была на размер больше мяса и костей под ней. Крошечный хвостик слона раскачивался при каждом шаге, словно задавая ритм. Однажды, без всякой паузы в своем продвижении, Мемфис выпустил полный мешок дымящегося навоза, заставив людей обходить его стороной.
   - Это развитие событий, - сказал Свифт.
   - Это, по-твоему, преуменьшение? - ответил Кану, говоря вполголоса.
   - Это мое представление о замешательстве. Как это может быть "Занзибаром", если в записях говорится, что он был разрушен?
   - Это трудно согласовать с тем, что мы знаем. Но опять же, зачем им выдумывать что-то настолько неправдоподобное?
   - Они должны объяснить, как это сюда попало, - сказала Нисса, говоря по тому же субвокальному каналу. - Может, я и не специалист по истории Экинья, но знаю, сколько времени потребовалось голокораблям, чтобы доползти до Крусибла. Сюда от Земли еще дальше.
   - Значит, он добрался сюда быстрее, - сказал Кану.
   - Это даже не весь "Занзибар", - ответила Нисса. - Мы бы сразу распознали голокорабль. Где все остальное?
   - Ты слышала слона. Большая часть его уцелела, но не все.
   - Кстати, о слонах - что, черт возьми, происходит? Что ты подразумеваешь под "семейными связями"?
   - Ты хочешь сказать, что он никогда тебе не говорил? - сказал Свифт.
   - В моей семье есть история общения со слонами, - сказал Кану, чувствуя себя человеком, призванным защищать себя. - Это уходит корнями в далекое прошлое - к академическим исследованиям в Африке, а также генетическим экспериментам на Луне и в других местах, формирующим дочерний вид слонов, обладающий устойчивостью к выживанию в космосе.
   - И это результат? - спросила Нисса.
   - Не знаю! Некоторые слоны путешествовали на борту голокораблей, и всегда ходили слухи о появлении породы с повышенным интеллектом. Очевидно, это больше, чем слухи. Но те слоны не пользовались механизмами и не говорили на суахили. Это что-то другое - еще один вид.
   - Их имя тебе о чем-нибудь говорит? - спросила Нисса.
   - Восставшие? Нет. Не думаю, что я слышал это раньше. Восставший из чего? От чьей руки?
   Должно быть, Кану замедлил шаг, потому что почувствовал легкий толчок сзади, толчок в спину своего рюкзака. - Куда ты нас ведешь, Мемфис?
   - Повидаться с Дакотой.
  

* * *

  
   Коридор тянулся все дальше и дальше, следуя почти незаметно поднимающемуся изгибу. Кану решил, что он, должно быть, прорезает скалистую оболочку самого "Занзибара", очерчивая своей кривизной грубые очертания бывшего голокорабля.
   Очевидно, коридор не всегда был таким широким, как в его нынешнем состоянии. Кое-где он мог различить, где он был взорван или расширен раскопками из-за какой-то более узкой конфигурации, и некоторые переделки были сделаны далеко не аккуратно. Части коридора были облицованы; другие участки представляли собой голый камень, грубо снабженный подсветкой. Через определенные промежутки времени от него ответвлялись различные коридоры и проходы, уводящие в таинственные места назначения. Некоторые из них были достаточно велики, чтобы в них мог поместиться слон, но не все. Молодой слон, возможно, еще смог бы спуститься по ним, но не один из этих неповоротливых взрослых в сбруе. Либо вокруг все еще были люди, либо в этом месте были части, недоступные слонам.
   Значит, он был построен не для них, а приспособлен - возможно, в спешке и несовершенно. У них был язык и очевидная способность управлять дверями и, возможно, использовать инструменты, но он задавался вопросом, насколько они способны изменять окружающую их среду в целом. Внесли ли они эти временные изменения или получили помощь? Более уместно: были ли они теперь единственными пользователями?
   - Смотри, - прошептала Нисса.
   Он проследил за ее взглядом и увидел на манжете сообщение об ошибке, которое означало, что ее скафандр больше не связывался с "Наступлением ночи". Кану проверил свой собственный скафандр. Это была та же самая история. Он попробовал расширить поиск, надеясь установить контакт с "Ледоколом", но оба корабля молчали.
   - Мы зашли слишком далеко в скалу, - сказал Свифт. - Промежуточный материал блокирует и без того слабый сигнал. Боюсь, тут уже ничего нельзя сделать.
   Вскоре они достигли разветвляющегося коридора, который круто поднимался вверх через несколько поворотов, пока, наконец, они не оказались в гораздо большем замкнутом пространстве, чем все, что они видели до сих пор. Они находились у его подножия, со сводчатым потолком, возвышающимся на несколько сотен метров над головой, его каменистая нижняя сторона была усеяна сотнями ярких голубых огоньков. Камера была большой, но - напомнил себе Кану - все еще маленькой по сравнению с первоначальным размером голокорабля. В камере его ожидало впечатляющее транспортное средство, почти такое же большое, как все, что он видел на Земле. Оно состояло из платформы, по бокам которой стояли три пары огромных надувных колес, с крутым пандусом, ведущим на платформу.
   Слоны и их гости поднялись на платформу. На ее борту не было ни сидений, ни других удобств, только защитные ограждения по внешним краям. Мемфис подошел к пульту управления в передней части и начал трогать предметы своим хоботом. Транспортное средство ожило, издав не более чем грохот шин по шероховатому полу камеры. Впереди, за постаментом управления, Кану увидел нечто похожее на обычную кабину пилота, закрытую герметичным колпаком.
   - Это вы сделали? - спросил он, держась одной рукой за ближайшие перила, а другой все еще придерживая шлем. Он уже много минут дышал воздухом "Занзибара" без видимого вредного воздействия.
   - Нет, у нас ничего не получилось.
   - Тогда кто это сделал?
   - Это было сделано для Крусибла. Теперь это у нас.
   Постамент был приварен к палубе, и по всей его длине в грубой форме тянулись провода и кабели.
   - Вы его адаптировали? - спросила Нисса.
   - Нет.
   - Тогда кто это сделал?
   - Друзья. Ты скоро их увидишь, как только увидишь Дакоту.
   Теперь они выкатывались из камеры, набрав приличную скорость - гораздо быстрее, чем бегущий в паническом бегстве слон. Они снова двигались по коридору, но на этот раз его ход был гораздо более беспорядочным, чем раньше, что наводило на мысль о том, что он был проложен заново, а не переделан из более раннего элемента "Занзибара". Он извивался и поворачивал, поднимался и опускался. Машина катилась дальше, Мемфис держал самый кончик своего хобота в контакте с рулевым управлением. Он произвел еще больше навоза, и один из других слонов использовал что-то вроде метлы, чтобы смести его в бункер сбоку транспортного средства, оставив только жирное пятно. В конце концов, они должны собирать свои отходы, куда бы они ни падали, - подумал Кану, - иначе мир был бы полон навоза.
   - Несомненно, это транспортное средство предназначалось для колонии, - сказал он, обращаясь к Ниссе, понизив голос, но еще не переходя на субвокализацию. - Изготовлено здесь, я полагаю. Они бы сохранили большинство фабрик и изготовителей на орбите, отправляя готовую продукцию вниз, в Крусибл. Это так и не добралось, а теперь его переделали, чтобы ездить на нем. Но какими бы умными они ни стали, я не думаю, что это в пределах их возможностей. Должно быть, кто-то помог.
   - Были ли люди на этой штуке, когда произошел несчастный случай?
   - Сотни тысяч. Большинство считалось погибшими, уничтоженными в одно мгновение. Но если слоны выжили, то, полагаю, и некоторые люди тоже должны были выжить.
   - Странно, что их не было на приветственной встрече, не так ли?
   - Мемфис, - сказал Кану, - кто эти друзья, о которых ты упоминаешь? Есть среди них Юнис?
   Огромная голова повернулась, чтобы посмотреть на него. - Нет.
   Кану спросил: - Ты знаешь, что с ней случилось?
   - Почему ты говоришь о Юнис?
   - Значит, вы о ней слышали.
   Мемфис хлопнул ушами - жест, который Кану не мог не истолковать как проявление раздражения. Он все еще был за рулем, но теперь его внимание было приковано к ним, а не к дороге впереди. Машина все еще катилась вперед. - Юнис мы не понравились. Юнис ушла.
   - Что значит "ушла"?
   - Мертва.
   Вскоре они оказались в значительно большем пространстве - как предположил Кану, это, должно быть, была одна из первоначальных герметичных пещер голокорабля. Она достигала километров в поперечнике во всех измерениях - головокружительно после тесноты космического корабля, воздушных шлюзов и коридоров. Он забыл, сколько камер было в голокораблях, но был уверен, что их было больше дюжины. Тем не менее, одной этой камеры было бы достаточно для десятков тысяч выживших, если бы они были готовы мириться с некоторой теснотой.
   Но людей нигде не было видно.
   Там были слоны, или Восставшие, если это было то название, которое они теперь предпочитали. Они стояли группами или двигались поодиночке и по двое - слоны, как большие, так и маленькие, хотя Кану не был экспертом в таких вопросах. Все, кроме самых маленьких, носили снаряжение, похожее на то, что было сейчас у троих, с учетом различий в деталях. Они стояли на открытых площадках между зданиями или прогуливались по широким пыльным дорожкам, соединяющим одни и те же строения. Здесь было много зданий, ни одно из них не превышало нескольких этажей в высоту, и все они явно были спроектированы для проживания людей. В некоторых из них по бокам были прорезаны увеличенные двери и окна, но другие оставались такими, какими они, должно быть, были построены. Здания располагались на открытых лугах, небольших озерах и лесах и вокруг них. Пол зала постепенно изгибался вверх, более отдаленные здания, построенные на возвышающейся местности, казалось, наклонялись внутрь, как будто их фундаменты просели. Но помещение занимало не более небольшой части окружности "Занзибара", земля с обеих сторон в конце концов избавилась от растительности и приобрела отвесную, похожую на утес крутизну, прежде чем снова изогнуться, образуя потолок. Соты голубых панелей покрывали потолок, сияя яркостью неба. Изображение пчелиных сот прерывалось темными участками там, где многие отдельные панели откололись или перестали работать. Но общий эффект все равно был достаточным, чтобы создать впечатление приглушенного света пасмурного дня.
   Машина замедлила ход, когда Мемфис повел их по грунтовой дороге, проходившей между двумя зданиями. Слоны повернулись, чтобы рассмотреть их, подняв хоботы в своеобразном приветствии. Слоны разговаривали друг с другом или выражали какую-то общую эмоциональную реакцию.
   - Надеюсь, это означает, что они рады нас видеть, - сказала Нисса.
   - Не могу сказать.
   Они остановились у одного из самых больших зданий - оно имело неприветливый, муниципальный вид, с фасадом из серых колонн, похожим на полный рот зубов. Трап опустился, и Ниссе и Кану предложили сойти на землю.
   - Следуйте за мной, - сказал Мемфис. - Дакота примет вас.
   Они вошли в муниципальное здание через открытый дверной проем в два раза выше слона. За входом находился не менее впечатляющий вестибюль, по меньшей мере сто метров в ширину и, возможно, в три раза больше в длину. Несмотря на все свои размеры, это было мрачное место. Лучи света проникали сквозь окна в потолке и верхних частях стен, но все, что они делали, - это загоняли темноту в углы. Сапоги Кану и Ниссы застучали по мраморному полу. Их сопровождал только Мемфис. Кану предположил, что слоны были достаточно мудры, чтобы понимать, что их гости не попытаются сбежать сейчас, когда они были так далеко от места своего входа.
   В середине пола было что-то вроде пандуса, ведущего вниз, на более низкие уровни, но Мемфис повел их в обход и остановил в дальнем конце зала. Рядом с дверями на каменном постаменте стоял вертикальный стеклянный прямоугольник, а рядом с ним - огромный металлический посох. Мемфис обхватил посох хоботом, без особых усилий поднял его с земли и ударил тупым концом об пол.
   Звук - глухой, атональный донг - эхом разнесся по пустому помещению. Теперь Кану заметил, что место, где Мемфис стукнул в пол, было покрыто паутиной мириад трещин, как будто этот церемониал призыва проводился много раз до этого.
   Прошло мгновение. Затем в стене камеры распахнулась пара больших дверей.
   - Мы нашли двух человек, - сказал Мемфис, обращаясь к форме, ожидавшей в освещенном красным пространстве за дверью.
   - Только эти двое?
   - Да. Мужчина Кану Экинья и женщина Нисса Мбайе.
   - Где находится их корабль?
   - Он у нас.
   - Ты, конечно, имеешь в виду корабль поменьше.
   - Да.
   - Тогда где же корабль побольше?
   - Все по-прежнему там, где было. Мы привезли их сюда прямо из шлюза.
   - Они уже видели своих Друзей?
   - Нет.
   - Но они это сделают. Приведи их ко мне, Мемфис. Дай мне посмотреть, что это такое. Дай-ка я посмотрю, что нам принесли время и прилив.
   Голос был таким же глубоким, как у Мемфиса, но интонации были узнаваемо отчетливыми - старше, медленнее в произношении, но в то же время передавали хитрость и расчетливость, которых Кану не почувствовал в первом животном. Если для него было неожиданностью оказаться в присутствии говорящего слона, то теперь у него впервые возникло тревожное ощущение, что этот интеллект превосходит первый и, возможно, даже его собственный.
   Ему было интересно, что чувствовал Свифт.
   - Я роюсь в твоей памяти, Кану. Жил-был слон по имени Дакота, который, возможно, был продуктом генетического улучшения когнитивных способностей. Но совершенно невозможно, чтобы эта конкретная Дакота все еще была жива по прошествии стольких лет.
   Кану мог бы поклясться, что почувствовал, как Свифт роется в его воспоминаниях, перемещаясь из одной части черепа в другую, словно медленно перемещающийся зуд.
   - Это мы еще посмотрим. Что случилось с Дакотой?
   - Дакота была одним из трех послов к Хранителям - трех разумных существ, покинувших Крусибл вскоре после заселения. Первой была Чику Грин, второй Юнис...
   - А третья - слон. Я должен чувствовать себя так, как будто получаю ответы на вопросы, Свифт - почему я этого не ощущаю?
   - Возможно, это не совсем те ответы, на которые ты надеялся.
   Мемфис пригласил их в освещенное красным светом пространство за дверями, а затем отступил - его собственная голова была опущена, приняв позу, которую Кану не мог не истолковать как покорность.
   Он думал о властных структурах слонов, об исключительной важности матриарха. Независимо от того, сколько интеллекта было привито слоновьему разуму, твердые, крепкие кости этих древних иерархий все равно будут пробиваться наружу.
   Но может ли это действительно быть та же самая Дакота, спустя столько лет?
   Двери за ними закрылись. Комната была библиотекой или ее частью. Его стены, уставленные полками, были высотой в два этажа, а верхний уровень опоясывал узкий деревянный балкон. Полки были заняты сотнями, возможно, даже тысячами тяжелых настоящих книг. Их переплеты были в основном черными, иногда темно-красного цвета или столь же мрачного синего или зеленого. Их названия были напечатаны на металлизированном листе, тисненом на коже корешков.
   На уровне пола располагались учебные столы со слегка наклонными столешницами. Множество книг валялось на столах в разной степени упорядоченности, некоторые лежали беспорядочными стопками, другие были раскрыты. Повсюду были разбросаны лампы для чтения с колпаками, часть которых отбрасывала приглушенный красный свет. Эти и столь же приглушенные светильники, установленные между полками, были единственными источниками освещения в комнате. У Кану сложилось впечатление, что книги, должно быть, слишком хрупкие, чтобы подвергаться воздействию чего-то более яркого.
   В центре комнаты, обрамленный двумя длинными рядами столов для чтения, стоял слон. Он стоял на коленях, отвернувшись от них, его огромная голова была опущена, лоб почти касался поверхности стола для чтения. Перед слоном было скопление книг, сложенных в беспорядочные стопки. Одна из них была открыта перед ним, и в своем хоботе, аккуратно сжатом на самом конце, слон держал круглое увеличительное стекло.
   Слон положил стекло на стол. Все еще стоя к ним спиной, он взял одну из книг, поднялся с колен - изящно умудрившись не опрокинуть столики для чтения - и подошел к одной из полок. Перенеся весь свой вес на задние лапы, слон воспользовался хоботом, чтобы вернуть книгу на свободное место на верхней полке. Затем он опустил еще одну, чуть правее той, которую читал.
   - Извините, я отойду на минутку.
   Слон положил новую книгу на столик для чтения, затем воспользовался кончиком хобота, чтобы пролистать плотно напечатанные страницы. Наконец он добрался до отрывка ближе к середине, который принялся внимательно изучать с помощью увеличительного стекла.
   Кану и Нисса молча наблюдали за происходящим. У Кану было такое чувство, что он попал в какую-то сюрреалистическую фантазию своего детства.
   - Ученость - одна из самых безобидных привычек старости. Иногда я теряюсь среди этих книг на несколько дней, переходя от одной темы исследования к другой. Мои потребности скромны, и я, к сожалению, в некотором роде медленно читаю. И к тому же непростительно плохая хозяйка: вы должны простить меня. - Слон положил стекло на стол и медленно повернулся к ним лицом. - Я Дакота, как вас, несомненно, предупредили. Вы должны извинить Мемфиса за его неуклюжесть в обращении с суахили - это не его сильная сторона, - но во всем остальном на него можно полностью положиться. Я бы скучала по нему, как по навозу моей матери, если бы он покинул нас. Мемфис упомянул ваши имена, но, признаюсь, мне нужно их повторить. Вы не возражаете?
   - Я Кану Экинья, - осторожно ответил он. - Это Нисса Мбайе.
   - Экинья, - сказал слон, растягивая слоги. - Да, думаю, что именно это сказал Мемфис. Я была бы удивлена, если бы это было совпадением.
   - Думаю, это не большее совпадение, чем то, что вас зовут Дакота, - сказал он. - Вы действительно тот слон, который ушел с Хранителями?
   - Я посвящу вас в тайну. Слон - это термин, который лучше всего приберегать для разговоров между людьми. Если вы настаиваете на том имени, что люди дали нам, то мы - танторы. Возможно, вы знаете о нас. Но даже у тантора есть ассоциации с сомнительным прошлым, которое мы бы гораздо скорее оставили позади.
   Она была меньше Мемфиса, но все еще достаточно велика, чтобы внушать страх. У Дакоты тоже были бивни, но они были уже и, возможно, на треть короче, чем у него. Как и у других слонов, у нее на лбу было что-то вроде говорящего устройства, но его размер был меньше, чем у других. Под устройством у нее на лбу был огромный окостеневший нарост, почти как злокачественная опухоль. Ее кожа была сильно морщинистой жемчужно-серой, как ландшафт, подвергшийся эонам интересных геологических изменений. После младенчества все слоны выглядели в той или иной степени сморщенными и почтенными. Тем не менее Кану не сомневался, что находится в присутствии действительно древнего существа.
   Но может ли это быть та же самая Дакота? Это казалось ему невозможным. Дакота, входившая в троицу, была старым слоном еще до того, как "Занзибар" добрался до Крусибла - события, которое произошло уже сотни лет назад. В отсутствие мер по искусственному продлению жизни ни один слон не жил так долго, как человек.
   - Мне жаль, - сказал Кану. - Я постараюсь следить за тем, что говорю. Но мне трудно смириться с тем, что вы действительно могли бы быть той же Дакотой.
   - А почему бы мне ею не быть?
   - Прошло слишком много времени, вот почему. Если только вы не нашли способ перевести слонов - извините, танторов - в режим спячки...
   - Вы, если я осмелюсь так выразиться, не самое молодое из человеческих существ. Вероятно, вы тоже довольно стары? Два столетия, а может, и больше?
   - Мемфису, похоже, было трудно отличить нас друг от друга, и все же вы можете угадать мой возраст?
   - Я не Мемфис. Я вижу человеческого мужчину, человеческую женщину, отличающихся своей индивидуальностью. Мемфис видит только обычное стадо людей. Вы не можете винить его за это. У него не было большого опыта общения с людьми.
   - А у вас есть?
   - Больше, чем у моего друга. Но не откажите мне в любезности - сколько вам на самом деле лет?
   - Это сложно сказать, - сказал Кану. - Я был стар, когда сломался Механизм. Попутно я прошел генетическую модификацию жителя моря, дополнительную пролонгирующую терапию, долгий период спячки, пока мы путешествовали в вашу систему... И, помимо всего этого, я умер и возродился на Марсе, собранный заново, как паззл. Я очень сомневаюсь, применимо ли что-либо из этого к вам.
   - Есть и другие виды продлевающей терапии, Кану, - другие способы обмануть время. Это правда, что я увидела очень много изменений с тех пор, как Хранитель забрал нас из Крусибла. Тогда я была стара, как вы правильно догадываетесь, но с моей нынешней точки зрения я рассматриваю свою жизнь до того времени как своего рода младенчество, не более чем подготовку к тому, что должно было произойти. Можно сказать, мой полный расцвет. Хранители изменили всех нас через несколько десятилетий после нашего прибытия в эту систему. Видите ли, тогда их было больше - целое войско. Изменения, которые они произвели в нас, были с их точки зрения почти тривиальными. Они видели, что было сломано, несовершенно или незавершено, и исправляли это.
   - Значит, они сделали вас больше, чем вы были на самом деле? - спросила Нисса.
   - Можно и так сказать. Я постарела и продолжаю стареть - мои глаза уже не те, что были когда-то! Но я старею медленно, и если мои высшие способности, моя способность говорить, читать и рассуждать ослабли, я остаюсь в блаженном неведении об этом.
   Кану все еще поражал ее распухший лоб. Он подумал о том, что, должно быть, означает эта расширенная мозговая оболочка с точки зрения ее умственных способностей - огромное увеличение чистого интеллекта под давлением. Он едва осмеливался сравнивать объем своего собственного мозга и ее.
   - Остальные умеют читать? - спросил он.
   - Мои отпрыски наделены некоторыми из моих дарований, хотя редко все эти качества присутствуют в одном и том же танторе. Однако постепенно, с каждым новым поколением, я становлюсь все менее исключительной. Детеныши сейчас просто чудо - у них есть жажда знаний и опыта, в которую вы вряд ли поверите. Они поглощают язык с такой же готовностью, с какой производят навоз! Иногда они меня немного пугают. Интересно, как ярко будут сиять их дети - и их внуки!
   - Для меня и вы достаточное чудо, - сказал Кану.
   - Вы очень добры... и великодушны. Люди несли в себе пламя разума на протяжении миллиона лет. Для вас этот подарок был следствием естественных факторов - активизации генов, адаптивного давления меняющейся окружающей среды. Вы заслужили это, пройдя через поколения почти невыносимых лишений - времен, когда человеческая родословная была поставлена на грань вымирания. В нашей родословной интеллект был установлен искусственным путем, подобно тому, как вы могли бы включить свет в затемненной комнате. Пока есть воля, свет обеспечивает освещение. Но его так же легко можно отключить или позволить ему работать с перебоями. Ваш вид обладает врожденной стойкостью, присущей сотням тысяч поколений. В новом потомстве для нас есть надежда. Но у нас не будет такой роскоши, как генетическая устойчивость, в течение очень многих столетий, если нам вообще посчастливится ею обладать. Как вы видите, не все лампы в этой комнате работают так, как раньше.
   - Но вы пережили все, что случилось с "Занзибаром", - сказала Нисса, - и теперь мы здесь, если можем чем-то помочь. Таких, как мы, тоже будет больше. Отныне вам не нужно быть одной.
   - Признаю, что не могу быть неблагодарной за ваш приезд. Надеюсь, что мы сможем принести пользу друг другу. Но сначала - ваш корабль. Расскажите мне, что случилось, что привело вас на "Занзибар"?
   - Мы отреагировали на сигнал, - сказал Кану. - Казалось, это касалось нас, но когда мы добрались сюда, никто не ответил. Боюсь, у нас возникли некоторые проблемы - наш корабль был сильно поврежден и не мог самостоятельно управляться. Мы вывели его на переходную орбиту и в конце концов оказались здесь.
   - Потому что вы знали о нас?
   - Вовсе нет! Но мы видели вашу скалу - "Занзибар" - и подумали, что возможно использовать ее в качестве отправной точки для нашего ремонта.
   - Корабль устранил некоторые повреждения, пока мы путешествовали, - сказала Нисса, - но не все. Нам все равно понадобятся внешние ресурсы, если мы хотим вернуться домой.
   - Это очень прискорбно. Если бы только вы обратились к нам напрямую, всего этого можно было бы избежать. Я должна извиниться за то, что не отреагировала на ваше прибытие, но, боюсь, наши возможности все еще очень ограничены. Мы можем ощущать объекты в окрестностях "Занзибара", но не намного дальше этого. И, признаюсь, мы не ожидали гостей.
   - Значит, вы не передавали сигнал? - спросила Нисса.
   - Нет, мы не имеем к этому никакого отношения. Однако давайте оставим все это позади. Пострадали ли люди на борту вашего корабля? Есть ли больные и раненые, которым нужно помочь?
   - Нет, здесь только мы, - сказал Кану.
   - Это милосердие. Однако, если вам что-нибудь понадобится, вы должны без колебаний спрашивать. Как вы знаете, этот корабль был создан для людей, и многие из его удобств все еще в основном такие, какими они были когда-то. Я не могу обещать вам, что все по-прежнему работает, но не думаю, что вам будет слишком сложно провести с нами некоторое время. Что касается вашего корабля - поврежденного - вы можете быть уверены, что мы сделаем все возможное, чтобы помочь вам починить его. Через некоторое время мы начнем приготовления к тому, чтобы доставить его поближе к "Занзибару", и тогда сможем обсудить практические аспекты процесса ремонта.
   - Не знаю, что и сказать, - сказал Кану.
   - Кто эти Друзья? - спросила Нисса.
   - Прошу прощения?
   - Нам упомянул о них Мемфис, когда мы приехали. Он сказал, что мы их еще не видели.
   - Вы должны простить меня - я совсем забыла. Возможно, старость все-таки берет свое. Я обнаруживаю, что довольно легко могу забыть нить разговора всего через несколько минут, и все же могу вспомнить события столетней давности так, как будто они разыгрывались у меня на глазах.
   - А друзья - это Хранители? - спросил Кану.
   - Нет, ничего такого странного. На самом деле, Друзья похожи на вас самих - люди, гуманоидные существа. Они были с нами, когда мы впервые прибыли в эту систему. Хотели бы вы их увидеть?
   - Мы не думали, что здесь есть люди, - сказала Нисса.
   - Вы, наверное, их не видели, но для этого есть веская причина. На самом деле, Друзья находятся очень близко. Я попрошу Мемфиса показать их вам - если только вы не предпочитаете немедленно приступить к ремонтным работам?
   - Может, это и неплохо, - сказала Нисса.
   - Повидаться с Друзьями не займет много времени. И тогда вы лучше поймете нашу ситуацию. - Дакота трижды топнула ногой по полу. Через мгновение двери библиотеки снова открылись.
   - Отведи наших гостей к Друзьям, Мемфис. Я бы хотела, чтобы они также посмотрели запись - думаю, она может представлять для них большой интерес.
   Более крупный слон повел их из библиотеки обратно в главную часть муниципального здания. В самой середине грандиозного пространства находился пологий пандус, который Кану заметил раньше, спускающийся под углом на нижние уровни здания. Он выглядел достаточно старым, чтобы быть частью оригинальной архитектуры, но был достаточно большим для Мемфиса. Возможно, транспортные средства пользовались им, чтобы въезжать и выезжать с подвальных этажей. Кану хотелось бы побольше узнать об истории "Занзибара" во время его полета и о годах, проведенных на орбите Крусибла. Мпоси знал бы, подумал он, и задался вопросом, что бы теперь сказал об этом месте его далекий сводный брат.
   Пандус достиг площадки, изменил направление и снова опустился. Затем он выровнялся и достиг Т-образного перекрестка. Теперь было почти совсем темно. Впереди была не стена, а скорее смутно ощущаемая пустота. Кану подошел к ограждению, стоящему перед ними. Они достигли верхней части хранилища, предположительно уходящего вглубь нижних уровней.
   - Увидимся с Друзьями, - сказал Мемфис, стоя за их спинами, его медленные вдохи и выдохи были похожи на движение воздуха через мехи размером с дом.
   - Мы ничего не видим, - сказала Нисса. - У вас, должно быть, зрение лучше, чем у нас. Если мы снова наденем шлемы...
   - Подождите.
   Мемфис шагнул вперед, протягивая хобот, чтобы дотронуться до панели, вмонтированной в ближнюю стену. Зажглись огни, ряд за рядом, освещая более глубокие части хранилища. Теперь Кану увидел, что дорожка продолжалась по обе стороны от Т-образного перекрестка, охватывая всю длину хранилища, прежде чем снова соединиться в дальнем конце. Еще несколько пандусов вели вниз, на нижние уровни.
   Это было подземное хранилище.
   - Потрясающе, - сказал Кану, рассматривая слой за слоем спальные гробы, их было больше, чем он мог сосчитать. - Я никогда не видел ничего подобного по масштабам. Здесь, должно быть, сотни, тысячи спящих.
   - Никто бы не сделал ничего подобного со времен голокораблей, - сказала Нисса. - Но почему они здесь?
   - Должно быть, когда голокорабли достигли Крусибла, в спячке все еще оставалось много людей, - предположил Кану. - Много таких же хранилищ, битком набитых замороженными. Помни, как города не были готовы к приему колонистов? Они не могли переместить всех вниз за один раз. Они держали бы их в спячке до тех пор, пока не были бы закончены наземные поселения - а на это ушли бы десятилетия. Даже когда они начали бы всех будить, они бы сохранили хранилища на всякий случай.
   - По крайней мере, мы знаем, где сейчас находятся люди. Но почему они не просыпаются? И что произошло во время аварии - они уже были в спячке или это произошло позже?
   Кану повернулся к хозяину-слону. - А есть еще что-нибудь, кроме этого, Мемфис?
   - Это все мои Друзья. Других Друзей у меня нет.
   - Они сейчас все спят, - сказала Нисса. - Ты это имеешь в виду?
   - Да.
   - Было ли когда-нибудь время, когда они бодрствовали?
   - Да.
   Прежде чем спросить дальше, она посмотрела на Кану. - И что же произошло потом?
   - Смутное время. Я покажу вам запись. Тогда вы поймете.
   Они вернулись ко входу в вестибюль, где Мемфис впервые ударил металлическим посохом по полу. Кану снова обратил внимание на вертикальный прямоугольник из стекла, вделанный в каменный цоколь. Он принял это за предмет интерьера, но теперь понял, что за этим кроется нечто большее.
   Мемфис помахал хоботом перед стеклом. Сначала ничего не происходило, но после нескольких проходов стекло просветлело. В вертикальном прямоугольнике появилась стоящая человеческая фигура - женщина, в которой Кану почувствовал мгновенную и интуитивную связь узнавания. Он знал форму этого лица, скулы, лоб, изгиб губ.
   Она была его матерью.
   Она кивнула один раз, поклонилась и начала говорить. - Я Чику Экинья. Чику Грин, для всех, кто может интересоваться подобными вещами. И я здесь для того, чтобы рассказать вам, что с нами случилось.
  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

  
   Дни на Орисоне никогда не могли быть достаточно долгими для Гомы и Ру. Оставалось слишком мало часов и слишком о многом они хотели спросить как у танторов, так и у их хозяйки. Гома с трудом могла поверить, что другие три тантора все еще были там, на обратном пути в лагерь. За то ограниченное время, что она провела с первым трио, она уже успела оценить Садалмелика, Элдасич и Ахернара как отдельные личности, у каждой из которых было свое прошлое, свое место в иерархии танторов. Всех интересовал мир за пределами Орисона, истории Агриппы и других слонов на Крусибле, и все, казалось, были готовы узнать о Ндеге и более широком клане Экинья. Но в случае с Элдасич и Ахернаром интерес к последнему был скорее вежливым, чем ненасытным. Они были слегка любопытны, но человеческие дела явно казались им менее важными, чем новости о других танторах.
   Гома изложила самый правдивый ответ, на который была способна. Было трудно обойти проблему упадка танторов, постепенного ослабления их интеллекта, не упомянув об их сходстве с исходными слонами. Она сделала все, что могла, с помощью Ру, и если кто-то и обиделся, то это не было очевидно ни для кого из них.
   Танторы, со своей стороны, казалось, получали удовольствие от диалога с кем-то, кроме Юнис. По их окружению было ясно, что они нуждаются в постоянной интеллектуальной стимуляции. В главном пузыре и подкамерах, раскопанных вокруг него, они были снабжены множеством инструментов и игрушек - или, возможно, их лучше было считать головоломками, поскольку игрушки звучали унизительно для существ с такими очевидными когнитивными способностями. Там была вертикальная стойка, разделенная на черные и белые квадраты, с подвижными символами - какая-то игра или логическое упражнение. Там была горизонтальная плоская панель, разделенная пополам центральной сеткой из восстановленного изоляционного материала с двумя лопатками, похожими на ракетки для настольного тенниса. Там был куб размером с кулак, сделанный из множества цветных кубиков поменьше, которые можно было скручивать в разные комбинации, но только совместными действиями двух или более слонов. Там были высокие скульптурные объекты, сделанные из взаимозаменяемых прозрачных трубок, через которые танторы любили перекатывать маленькие полированные шарики. Там были экраны с данными, расположенные стереопарами для удобства животных с широкими черепами и противоположно расположенными глазами. Существовал похожий на носок инструмент, который можно было носить поверх туловища и который был оснащен множеством подключаемых микроманипуляторов, позволяющих танторам выполнять самые сложные задачи. Там были наскальные рисунки, нанесенные на стены яркими основными цветами. Там был колокольчик на проволочном каркасе, который танторы любили приводить в движение, проходя мимо, и что-то вроде альпийского рожка, в который они любили дуть и который издавал такую глубокую ноту, что у Гомы сводило внутренности.
   Но у танторов также была работа, которую они должны были выполнять, разделяя заботу о выживании. Каждый из них предъявлял гораздо более высокие требования к возможностям жизнеобеспечения лагеря, чем один человек. Одна из подкамер вела в литопоническую теплицу, в то время как другая вела к питательным ваннам, где выращивали и собирали мучных червей. В другой камере находились роскошные грядки для переработки отходов - запах слоновьего навоза мгновенно вернул Гому и Ру в Крусибл. В другом месте им показали скафандры размером со слона, с их защитными шлемами и гармошками на хоботах, похожими на старинные противогазы. Юнис сказала, что обычно требовалось три тантора, чтобы подготовить еще троих для выхода на улицу, поэтому они редко выходили одновременно.
   Они делили лагерь на равных с Юнис. У нее был опыт и проницательность, но она не была их главой. Она была изгнана, и предки этих танторов согласились остаться с ней. Но их отношения были основаны на верности, а не на слепом подчинении. Они нуждались друг в друге, чтобы выжить, партнерство строилось на дружбе и взаимной зависимости.
   У Гомы и Ру было столько же вопросов к Юнис, сколько и к танторам. Она была услужлива, до определенного момента - готова была пройтись по одним и тем же деталям, повторить или переосмыслить то, что не было сразу ясно. Но это было совсем не то же самое, что просить о чем-то робота.
   - Я знала финского астронавта, - сказала она, внезапно переходя к делу. - Ханну. Это было на Фобосе, когда мы сидели там взаперти и ждали, пока утихнет тот большой марсианский шторм. Нервы начинали сдавать - малейшая мелочь выводила нас из себя. Кто-то чихает не в ту сторону, кто-то трет нос или продолжает говорить, что скучает по Земле. - Все гости воняют на третий день, - сказал мой финский коллега. - Он был прав.
   - Дайте нам передохнуть, - сказала Гома. - Мы пробыли здесь едва ли два дня, не говоря уже о трех.
   - Кажется, что дольше. Я открыла для вас свой дом, предложила вам убежище и все необходимое для поддержания жизни. Сколько раз нам нужно повторять одни и те же основные факты?
   - Вам придется извинить нас, - сказала Васин с видом человека, которому очень мало дела до того, извинили ее или нет. - Мы оказались в центре ситуации, которую не понимаем, практически не имея предварительной информации. Вы - наш единственный ориентир, и вас даже не должно быть в живых. Я имею в виду это в буквальном смысле. Если мы чего-то и ожидали, то это был робот.
   - Я, должно быть, разочаровала вас всех.
   - Нет, - сказал доктор Нхамеджо, великодушно разводя руками. - Вы чудо своего времени! Но вы тоже человек. По мере развития систем записи воспоминания подвержены ошибкам. И, по вашим собственным словам, все это произошло так давно.
   - Вы были здесь сама по себе, - успокаивающе сказала Гома. - Ничего, кроме вас, танторов и совершенно пустынной, едва ли гостеприимной планеты.
   - И ты думаешь, я сошла с ума без твоей искрометной беседы?
   - Думаю, нам нужно убедиться, что вы настолько вменяемы, насколько вам кажется, - сказала Васин. - Отсюда и наши вопросы. Вы согласитесь, что это маловероятное стечение обстоятельств - вы становитесь плотью и кровью, вновь появляется "Занзибар" ... танторы, обращающиеся против людей. Не то чтобы я сомневалась в этих вещах, но все еще пытаюсь понять, как они сочетаются друг с другом.
   - Вы сказали нам, что нужны Хранителям, - сказала Гома, - что-то связанное с тем, что Посейдон не подпускает их близко, но я все еще не совсем понимаю, что это значит.
   Они были на кухне Юнис. Она намочила палец и нарисовала водянистый круг на столе, затем еще один круг вокруг него. - Посейдон запрещает проверку чисто машинным интеллектом. Но троица смогла обойти этот запрет.
   - Один из вас был машиной, - сказал Ру.
   - И один из нас был человеком, и у одной из нас был хобот. Важно было то, что мы были вместе. Коллективно мы были чем-то большим, чем просто самими собой - мы были отдельной организацией, занимающейся сбором информации.
   - Значит, вы там были, - сказала Гома.
   - Мы были уже близко, но повернули назад. Что-то коснулось нас. Ужас, как назвала это Чику. - Она улыбнулась их неловкой реакции. - В этом не было ничего оккультного. Ужас был всего лишь формой глубокого понимания - информацией, вбиваемой в наши головы. Обширное, точное, интуитивное представление о вероятных последствиях наших действий. Что узнать правду о М-строителях - значит овладеть самым опасным знанием из всех.
   - Хорошо, - сказала Гома. - Мы достаточно долго ходили вокруг да около - что такого особенного в М-строителях? Что такого важного в том, что они должны вселять в вас Ужас? Какой секрет стоит того, чтобы его так тщательно оберегать? И если это такой большой, нехороший секрет, почему бы просто не стереть его или не спрятать навсегда?
   - Я не знаю, что это такое. Я не подобралась достаточно близко, чтобы выяснить это.
   - Но вы подошли достаточно близко, чтобы ощутить весь ужас. И с тех пор у вас было столько времени, чтобы подумать об этом, взглянуть на это в перспективе. Только не говорите мне, что вы ничего не придумали - вы Юнис Экинья.
   - По крайней мере, кто-то верит в меня.
   - Я очень стараюсь, - сказала Гома.
   Через некоторое время Юнис сказала: - М-строители кое-что обнаружили. Фундаментальная истина о Вселенной, о судьбе вещей - что происходит со вселенной, что происходит со всей материей и всей жизнью в ней в будущем. Вот это я поняла. Остальное - это... сложнее. Это все равно что рассказывать ребенку о смерти. Нет лучшего способа сообщить эту новость.
   - Они сообщили вам эту фундаментальную истину? - спросил Ру.
   - Она дошла.
   - А сам секрет? - поинтересовалась Гома. - Если вы получили представление об этом, вам нужно поделиться им с нами.
   - Вам многое предстоит осознать.
   - Тогда нанесите нам свой лучший удар. Вы же не можете ожидать, что мы будем волноваться из-за Дакоты, когда только догадаемся, о чем идет речь.
   - Я могу ожидать всего, чего захочу.
   - Юнис... пожалуйста.
   - Настойчивая маленькая выскочка, не так ли? Раздражающая. Раздражающая, самоуверенная и полная собственной невыносимой самоуверенности.
   Гома вызывающе вздернула подбородок, демонстрируя больше смелости, чем чувствовала на самом деле. - Следую вашему примеру? Вы сделали карьеру из-за невыносимой самоуверенности. Вы построили на этом империю.
   Это вызвало у Юнис едва заметную недовольную улыбку. - Очень хорошо. По крайней мере, мы с тобой можем говорить откровенно. Я думаю, ты можешь взять это. У тебя для этого есть сталь. Я не могу говорить за твоих компаньонов - это твое дело. М-строители... вы уверены в этом?
   - Да, мы чертовски уверены, - сказала Гома.
   - Они пришли к этой истине. Это горькая пилюля. Нет ничего более горького. Вселенной приходит конец. В ней есть встроенное условие об истечении срока действия. Это прекратится - и не в какое-то отдаленное космологическое время, когда галактики столкнутся друг с другом или солнца погаснут, а раньше... гораздо раньше.
   - Когда вы говорите "раньше"... - сказала Васин. - О чем мы говорим? Тысячи лет, миллионы?
   - Это не поддается количественной оценке. Это флуктуационное событие, нестабильность вакуума, случайный, но неизбежный процесс, подобный переворачиванию атомного ядра, распаду нейтрона. Это может произойти завтра или через сто миллиардов лет. С точки зрения статистики? Вероятно, этого не произойдет еще сотни миллионов лет... скорее всего, добрых несколько миллиардов.
   Гома не смогла удержаться от вздоха облегчения. - Тогда это настолько далеко, что не имеет значения.
   Юнис посмотрела на нее с презрением. - Попробуй, хотя бы на секунду, не думать как о чем-то, состоящем из клеток, срок службы которых короче, чем у некоторых планетных погодных систем. Ты - человеческое существо. У тебя ограниченный кругозор. Думать о том, что будет дальше на следующей неделе, - это для тебя достижимо. Это прекрасно, это то, кто ты есть.
   - Спасибо, - сказала Гома.
   - Не за что. Но у М-строителей все было по-другому. Они существовали уже десятки миллионов лет, когда сделали это открытие. Они приняли идею о том, что являются бессмертной сверхцивилизацией. Это устраивало их с ног до головы. Мастера созидания? Владыки всего, что они обследовали? Архитекторы вечности? Почему бы и нет? Продолжайте. Но всегда есть загвоздка - им нужно было, чтобы вселенная тем временем не умерла вместе с ними. Когда они пришли к выводу, что конечное состояние было не просто вероятным, но и неизбежным... давайте просто скажем, что для них это было не так уж и далеко. Не тогда, когда они уже были рядом целую вечность и строили планы на оставшееся время.
   - Тогда правда в том, что... что? - сказала Васин. - Подтверждение всего этого? Тогда нам это не нужно. Я тоже видела эти теории. Мы уже знаем о флуктуациях вакуума.
   - Как и Хранители, - ответила Юнис. - Как и любой галактический разум, способный считать до трех. Но это всегда было теорией... драконом в математике. Что-то неприятное, но к чему вы не обязаны относиться серьезно. Однако М-строители это сделали. Их математика была безупречна, и они исключили все конкурирующие теории. Они знали, что конец близок. И Посейдон - это их ответ.
   - Есть решение? - спросил Ру.
   - Ответ, - повторила Юнис.
   - Я не уверен... - начал Ру.
   - Что-то пошло не так с системой жизнеобеспечения вашего корабля, когда вы летели сюда? Какое-то катастрофическое снижение вашего общего уровня интеллекта? Я объясню тебе это медленно. Посейдон - это реакция на уровне вида. Информация, да. Реквием, если хотите, хотя нам пришлось бы прочитать его, чтобы быть уверенными. Чем бы ни был Посейдон, он кодирует их реакцию на знание о том, что жизнь, само существование, имеет конечную продолжительность. Что это не может длиться вечно.
   - И это то, что Хранители хотят знать - как М-строители отреагировали на эту информацию? - спросила Гома.
   - Ну, а ты бы не стала?
   Гома пожала плечами. В общении с Юнис существовала определенная формальность или протокол, и ей казалось, что некоторые правила становятся более ясными. - Если бы я была машинной цивилизацией, а не мешком с клетками - возможно. Но я не уверена, что стала бы прилагать столько усилий, чтобы заполучить его.
   - Ты бы так и сделала, если бы была на их месте. Хранители тоже древние, и так же, как и М-строители, они увлечены идеей долгосрочного выживания, выживания в глубоком времени, погружения в экстремальное будущее Вселенной. Они знают, что флуктуации вакуума реальны - они могут видеть это в своей физике и в физике всех других культур, с которыми они сталкивались или которые раскопали. Поэтому, поскольку беспокойство - это эмоция, на которую они способны, они беспокоятся. Они беспокоятся в своих тусклых маленьких машинных умах и жалеют, что не знают того, что знали М-строители. Но чтобы выяснить это, они должны привлечь посреднические интеллекты, подобные нам. Однако проблема в том, что мы должны познать этот Ужас. Мы должны позволить нашим душам быть разорванными на части, пока они смотрят на это. Мы для них одноразовые инструменты, вот и все. Не имеет значения, притупились ли мы, повредились или сгорели в процессе, пока мы функционируем достаточно долго, чтобы извлекать информацию. Ну и к черту это.
   Гома рассмеялась от удивления и восхищения. - Правда?
   - Да, действительно. К черту быть инструментами высшего инопланетного разума.
   - Только ты могла так сказать.
   - Сказать это? Мы сделали больше, чем просто сказали это. Мы бросили инструменты. - Юнис выпрямилась на стуле, раздувшись от гордости. - Мы сказали, что не собираемся этого делать. Что им придется найти другой способ. Видите ли, это была их проблема. Они могли использовать принуждение только до определенного момента, а потом мы перестали быть свободными агентами. Но только свободные агенты, существа, действующие по собственной воле, - только они могли выжить на спутниках. Конечно, Хранители так легко не сдаются. Они испробовали разные способы убеждения.
   - Например? - спросила Гома.
   - Дары - одаривание. - Она прикоснулась пальцем к своей груди. - Сделали меня человеком. Они думали, что смогут подкупить меня, чтобы я выполнила их волю. Но это не было достаточным стимулом.
   Гома кивнула. - А что получили остальные?
   - Дакота уже была умна. Они сделали ее намного умнее - и почти бессмертной.
   - А Чику?
   - Дорогая Чику. Оглядываясь назад, можно сказать, что она была единственной проницательной среди нас. Они ничего не могли ей предложить - ни пряника, ни кнута. Она не была заинтересована в том, чтобы стать умнее или прожить дольше, и уж точно не хотела становиться кем-то, кем она уже не была. Вини в этом моего внука - этот мальчик Джеффри вбил ей в голову несколько явно странных идей.
   - По-моему, они кажутся достаточно здравыми, - сказал Ру.
   - Тогда ты такой же странный, каким был он.
   - Продолжайте, пожалуйста, - сказала Гома, чувствуя, как в животе у нее сжимается узел дурного предчувствия.
   - Неповиновение Чику поставило ее на путь борьбы с Хранителями. Когда прибыл "Занзибар", мы все сделали все, что могли, чтобы помочь. Но у Хранителей уже были планы на Дакоту. Если они не могли использовать людей, почему бы вместо них не использовать слонов? Дело не в том, что они понимали нас, а в том, что они глубоко проникли в нашу психологию. Они просто увидели другую группу позвоночных животных и поняли, что нужно сделать, чтобы получить то, что они хотели. Дакота должна была стать новым матриархом - новой правительницей танторов. Королевой бала выпускников. Они перетасовали ее гены, добавили несколько новых и позволили ей размножаться, позволив ее потомству стать доминирующим видом.
   - За пределами танторов? - спросил Ру.
   - Восставшие, так они себя называют. На самом деле они всего лишь еще один инструмент Хранителей - все они готовятся к экспедиции.
   - Расскажите мне еще о Чику, - попросила Гома.
   - Она умерла. Это было ближе к концу пребывания людей на "Занзибаре". Я была там, я видела это. Они убили ее.
   - Нет, - сказала Гома, предпочитая верить во что угодно, только не в это.
   - Это было мрачное время. Обе стороны совершали плохие поступки. Люди начали понимать, что Восставшие ускользают из-под их контроля, поэтому, конечно, некоторые из них слишком остро отреагировали - попытались использовать системы "Занзибара" для сдерживания слонов. Закачивали инертные газы в систему жизнеобеспечения - что-то в этом роде. Люди могли легко втиснуться в скафандры или воздушные шлюзы, но слоны не могли спрятаться. Но это было слишком неуклюже и недостаточно быстро. Были репрессии. Затем люди перешли к смертоносному оружию - на самом деле не так уж трудно убить слона, если у вас есть желание. Но слоны, особенно Восставшие, были достаточно быстры и сообразительны, чтобы ответить тем же. После этого началась война.
   - Пожалуйста, пусть это будет ложью, - сказал Ру, и Гома тяжело выдохнула и взял его за руку, чтобы вместе найти в себе силы взглянуть в лицо этой ужасной правде.
   - Чику пыталась заключить мир. У нее были друзья среди танторов - даже среди Восставших. Но кровь текла слишком бурно с обеих сторон. Ее ударили дубинкой и убили. Это было быстро. Она ничего не почувствовала.
   - А вы не могли их остановить? - спросила Гома, едва сдерживая ярость.
   - Ты думаешь, я не пыталась? Ты думаешь, я бы не обагрила свои руки кровью, сражаясь с ними, если бы могла что-то изменить? Я не на стороне слонов или людей, Гома. Я на стороне противников глупости. - Она посмотрела на себя сверху вниз, слегка вздрогнув от отвращения. - Но я была недостаточно сильна. Недостаточно сильная, недостаточно быстрая, недостаточно смелая. Посмотри, во что я позволила себе превратиться.
   - В одну из нас, - сказала Гома. - В таком случае, мне жаль вас, бедную.
   - Что бы ни произошло на "Занзибаре", Юнис не может нести за это ответственность, - сказал Ру.
   - Нет, не могу, - сказала Юнис. - Но это не избавит нас от неприятностей. Я застряла здесь без корабля с момента моего изгнания. Но вы все это изменили.
   - А другой корабль? - спросила Васин.
   - Это вызывает беспокойство - и еще одна причина для того, чтобы как можно скорее установить контакт с "Занзибаром". Я очень сомневаюсь, что ваше прибытие осталось незамеченным - особенно учитывая весь тот электромагнитный шум, который вы производили.
   - Вы сами виноваты, что вообще попросили нас прийти, - сказала Гома.
   - Да, это не ускользнуло от моего внимания, как и возможность того, что я могла непреднамеренно вызвать прибытие другого корабля. Но у меня не было выбора. Я не могла сидеть сложа руки и ничего не делать, не зная, чего хотят Хранители от Дакоты.
   - Вы, должно быть, знали, что нам потребуется больше столетия, чтобы добраться сюда, - сказала Васин. - Кто, черт возьми, планирует в такие сроки?
   - Я знаю. Это привычка на всю жизнь. И смотри - ты здесь.
   - Итак, что дальше? - спросила Гома.
   - Остальные трое скоро будут здесь. Мне бы очень хотелось взять их всех с собой, но я сомневаюсь, что ваш корабль приспособлен для размещения танторов. Им просто придется отсидеться здесь, на Орисоне, пока я не вернусь. - Она беззаботно пожала плечами. - Они умные. Они могут управлять лагерем самостоятельно, при условии, что ничего серьезного не сломается.
   - Вы очень в них верите, - сказал Караян.
   - Кому-то это нужно делать. С таким же успехом это могла бы быть и я.
   Их приезд прервал ее работу, и Юнис сказала, что не может уйти, пока не запечатлеет на камне нить своего последнего озарения. Гома недоумевала, почему она просто не записала это на бумаге или не запечатлела себя для потомков.
   - Тебе этого не понять.
   - Я могла бы попробовать.
   Юнис надела свой скафандр, тот, что с тяжелым поясом, и Гома последовала за ней через шлюз, хотя ее не приглашали это делать. Не говоря ни слова, Юнис направилась к утесу, где они впервые встретили ее. Она обошла одну из высоких каменных пирамид, затем остановилась у подножия утеса. Она мгновение осматривала его, прикрыв рукой шлем наподобие козырька, а затем уверенно направилась вверх по трещинам и выступам стены.
   Гома наблюдала за происходящим снизу. Юнис достала режущий инструмент, заставила его кончик ярко вспыхнуть, а затем начала аккуратно вырезать угловые метки на камне.
   Чувствуя себя на пороге какого-то важного, меняющего жизнь разоблачения, Гома с трудом сглотнула и сказала: - Я видела эти символы раньше.
   Юнис продолжала работать в тишине. Она прошла еще один участок, затем осторожно двинулась вправо, опираясь пальцами ног на малейшую складку выступающей скалы. Она вырезала еще одну серию меток.
   - Я очень в этом сомневаюсь.
   - И я почти уверена, что так оно и есть. Это грамматика Мандалы - тот же узор, что и на боковых сторонах Мандалы, похожий на длинные цепочки костяшек домино, зигзагообразные и разветвляющиеся. Только есть еще кое-что, не так ли? Вы подмешиваете другие типы символов.
   - Ты очень умная. А теперь почему бы тебе не сбегать и не поиграть?
   - Это синтаксис Чибеса. Вы комбинируете утверждения из синтаксиса Чибеса с грамматикой Мандалы, как будто они являются частью одного и того же иерархического языка или, по крайней мере, глубоко связаны между собой.
   Юнис прекратила то, что делала. Она выключила режущий инструмент и вернула его в сумку, затем спрыгнула обратно на землю.
   - И как именно ты это узнала?
   - Потому что моя мать показала мне. После того, как вы покинули нас, Ндеге потратила тридцать лет на поиск связей между этими двумя формами. В конце концов она использовала свои знания синтаксиса Чибеса в качестве ключа к грамматике Мандалы. Именно так она научилась разговаривать с Мандалой.
   - Я всегда знала, что Ндеге многообещающий человек.
   - Не обращайте внимания на мою мать - как вы можете иметь те же связи? Я знаю, кто вы такая. Ваши воспоминания не являются настоящими воспоминаниями Юнис - вы составлены из ее публичных высказываний, внешних фактов ее жизни. Мама говорила, что эти связи были глубокой семейной тайной - слишком глубокой, чтобы вы о ней знали.
   - Твоя мать была права. Она также немного несправедлива ко мне - во мне есть нечто большее, чем когда-либо представляли мои потомки, - но основная истина не подлежит сомнению. Я знаю, что синтаксис Чибеса - это математический формализм, врата в новую физику, и я также знаю - или, по крайней мере, подозреваю, - что он берет свое начало в наскальных рисунках проходящего мимо инопланетного туриста. У меня также есть доступ ко всему общедоступному корпусу академических работ по грамматике Мандалы, по крайней мере, в том виде, в каком она существовала на момент моего отъезда. Но мысль о том, что эти два явления могут быть связаны? Я должна была сама разобраться в этом.
   - Каким образом?
   - Ужас. Что бы ты об этом ни думала, это была форма тесного контакта с технологией M-строителей, и, конечно, это изменило нас всех. В моем случае это оставило у меня проблески, ощущение, что более масштабные прозрения просто недосягаемы. Вся эта чушь о разрыве вакуума... конце времен? Это прошло. Как я уже сказала, утечка информации. Загрязнение. Их природа раскрылась больше, чем, возможно, они предполагали. С тех пор у меня было странное ощущение, что какие-то связи только и ждут, чтобы их установили. Мои сны...
   - Значит, ты действительно видишь сны.
   - Да. А теперь, не позволишь ли ты мне продолжить?
   - Как угодно.
   - Мои сны были великими лихорадочными битвами между армиями символов, полками логики и формальной структуры. Они не оставляли меня в покое. Они преследовали меня годами, десятилетиями, разрушая мой рассудок, пока я не начала изгонять их с помощью этих наскальных рисунков. Похоже, это помогает. Большую часть времени у меня по-прежнему бывают только проблески. Я не вижу, как синтаксис и грамматика сочетаются друг с другом на всех уровнях... просто маленькие фрагменты, фразы в более масштабном споре. Но этого достаточно. Это похоже на то, как если бы проблески хотели быть высеченными в скале - как если бы они жаждали постоянства. И с каждым прорывом - с каждой новой резьбой, которая, кажется, вписывается в единое целое, - я вижу, что мое первоначальное озарение, должно быть, было реальным. Есть связь.
   - Ндеге согласна.
   - И она... строила теории?
   - Моей матери не разрешалось говорить о своих идеях - даже со мной. Но она это сделала. И да, она строила теории. Грамматика - это эволюция синтаксиса - более поздняя, более элегантная форма. Синтаксис - полезное сокращение, но его трудно использовать, чтобы говорить о чем-либо, кроме физики. Грамматика выходит за рамки этого - она богаче, сложнее, как язык с большим количеством времен и родов.
   - И она понимала формальные отношения?
   - Нет, - ответила Гома. - У нее было много глубоких идей, и она проработала множество деталей, но это уже была работа всей жизни. Я знаю, что моя мать не чувствовала, что с этим покончено, только то, что она добилась успеха, заглянула дальше, чем кто-либо другой. Если бы они разрешили ей продолжить доступ к Мандале...
   - И к здешней Мандале.
   - Да, она бы заплакала, если бы узнала об этом. Знать, что какая-то часть "Занзибара" выжила, что она не была тем чудовищем, за которое они ее принимали.
   - Не думай обо мне плохо, Гома. Тебе потребовалось мужество, чтобы прийти сюда, и я знаю, что ты, по крайней мере, так же умна, как и остальные участники вашей экспедиции.
   - Спасибо, - с сомнением произнесла она.
   - Но ты не Ндеге. Я спрашивала о ней и горячо надеялась, что придет именно она. Я думала о помощи - руководстве - которое она могла бы предложить танторам, но теперь вижу, что она могла бы иметь неоценимую ценность и в других отношениях. Как бы я извлекла пользу из ее прозрений. Как многому я могла бы научиться, просто показав ей эту стену.
   - Мне так же, как и тебе, жаль, что ее сейчас здесь нет.
   - Извинениями мы далеко не уйдем.
   - Но у меня есть ее записные книжки. Я привезла их с собой - все до единой. Они тебя интересуют?
   Юнис посмотрела на нее сквозь забрало шлема. Она отрегулировала отражательную способность, давая Гоме возможность увидеть выражение ее лица. Она улыбалась, и эта улыбка была такой искренней и красивой, какой Гома никогда не видела.
   - Я поправляю себя. Я не жалею, что ты пришла, Гома Экинья. Совсем не сожалею.
   Они могли бы улететь прямо сейчас - посадочный модуль был готов к немедленному взлету, - но остальные три тантора все еще не вернулись. В любом случае Юнис понадобится день, чтобы сделать необходимые хозяйственные приготовления, переведя лагерь в состояние полудремы, чтобы Садалмелик и другие могли легко за ним ухаживать.
   Гома восприняла эту вынужденную задержку как благо, открывающее дополнительные возможности для взаимодействия с танторами. Ей нужно было спать и есть, но если бы не эти нужды первой необходимости, она бы с радостью проводила каждый час в их присутствии. Ру разделял ее волнение. Однако вместе они поняли, что обязаны перейти к более структурированной методологии, используя эту возможность для сбора данных, а не анекдотических историй. Непринужденный обмен мнениями в ранние часы был очень хорош, но теперь пришло время для дисциплины и строгости. Многие когнитивные тесты, которые они проводили на Крусибле, можно было бы продублировать здесь, и у них был реальный шанс ответить на вопросы, на которые только намекали в диалоге. Язык выдавал блеф интеллекта, но никакая подделка не могла обойти некоторые из наиболее сложных тестов в их арсенале. Итак, они отправились к танторам, взволнованные и обескураженные тем, что ждало их впереди. Оба знали, что несколько часов тщательной работы здесь могут заменить работу всей жизни на Крусибле.
   Но когда Гома вошла в их владения, она сразу увидела, что что-то ужасно не так.
   Садалмелик лежал на земле.
  

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

  
   Кану потребовалось мгновение, чтобы понять, что он ошибся - женщина, говорившая из зеркала, на самом деле не была его матерью. Ошибка была простительной: Чику Йеллоу, Чику Ред и Чику Грин когда-то были одним человеком, и их внешность оставалась очень похожей, несмотря на совершенно разные личные истории.
   - Ты ее знаешь, - сказала Нисса, наблюдая за его реакцией.
   - Она - одно из трех воплощений моей матери, - ответил Кану почти шепотом. - Чику Грин, которая прибыла в Крусибл на голокорабле. Но я не был ее сыном - это был Мпоси.
   - Это, должно быть, странно для тебя.
   - Совсем чуть-чуть, - сказал Кану, улыбаясь собственной недосказанности, изысканной грусти момента.
   Нисса взяла его за руку, пока фигура продолжала говорить.
   - Все это нелегко объяснить, - сказала она. - Моя история сложна - настолько, что даже я не уверена во всех ее частях. Но сейчас важна только недавняя история. За последнее время со мной произошло множество очень странных и удивительных вещей, и теперь они привели меня в это место и к этой записи.
   Ее голос был знакомым - очень, лично знакомым, - но по мере того, как она говорила, он то становился отчетливым, то исчезал, как будто что-то было записано на воске или целлюлозе и воспроизводилось слишком много раз.
   - Это действительно она?
   - Думаю, что да.
   - Наш договор с Хранителями, - сказала она, - заключался в том, что вместе с машинами в межзвездное пространство должны были отправиться три личности. Взамен остальным было разрешено поселиться и колонизировать Крусибл, а также исследовать Мандалу. - Чику кивнула и улыбнулась. - Это была совершенная троица: синтез рожденной, созданной и эволюционировавшей.
   Она сделала паузу и посмотрела на свои руки, прежде чем снова поднять глаза на свою будущую аудиторию. - Они привезли нас сюда. Сначала мы не поняли, где находимся. Другая солнечная система, расположенная не так далеко, чтобы мы не могли распознать некоторые созвездия. Все это произошло очень быстро. Должно быть, мы двигались со скоростью, близкой к скорости света, потому что в нашей системе отсчета путешествие, по-видимому, заняло не более нескольких дней. В конце концов мы узнали, что эта система называется Глизе 163 - что мы преодолели семьдесят световых лет. И так же медленно мы начали понимать, зачем Хранители привели нас сюда.
   Изображение дрогнуло, застыло на секунду или две, затем снова ожило. - К настоящему времени, я полагаю, вы уже знаете о второй Мандале и сооружениях на Посейдоне. Вы, вероятно, задавались вопросом, как они относятся к Хранителям и в чем причина их более глубокого интереса к ним. Вы должны проявлять крайнюю осторожность по отношению к этим сооружениям.
   - Спасибо за своевременное предупреждение, - сказала Нисса.
   Но изображение снова застыло. Оно подпрыгнуло, записав смену позы Чику, как будто некоторые кадры были пропущены.
   Пропущены, подумал Кану, или намеренно отредактированы?
   - Мы сделали все, что могли, для выживших на "Занзибаре". Они были в плохом состоянии, и мы могли предложить только такую помощь, учитывая ограниченность имеющихся в нашем распоряжении инструментов. Это был огромный вызов. Этот маленький фрагмент нашего старого голокорабля должен был поддерживать жизнь не только людей, но и танторов, оставшихся на борту. Первые дни были невероятно тяжелыми. Это была постоянная борьба просто за выживание. Поиск способов вернуться в Крусибл, даже выработка энергии, достаточной для отправки передачи, - это была роскошь, о которой мы и помыслить не могли. Важен был завтрашний день и послезавтра, а не какое-то возможное спасение через сотни лет. Этот...
   Изображение снова подпрыгнуло.
   Кану взглянул на Ниссу. В глубине души он был уверен, что она думает о том же. Возможно, запись подверглась какому-то естественному сбою, но более вероятно, что она была подделана. Ему было интересно, что бы сказал обо всем этом Свифт, который все это время хранил молчание.
   - В конце концов, - продолжала Чику, - нагрузка на ресурсы была слишком велика, чтобы прокормить все выжившее население. У нас были хранилища для спячки, но не было никакой надежды переоборудовать их для слонов. Итак, мы пришли к компромиссу. Танторы останутся бодрствовать, но большинство выживших людей перейдут в спячку. Некоторые из нас вызвались остаться с танторами, чтобы помочь им преодолеть трудности предстоящих лет. Вместе - человек и тантор - мы планировали работать над расширением возможностей жизнеобеспечения "Занзибара", чтобы превратить его в мир, который мы все могли бы начать делить. Как только это будет достигнуто, мы могли бы направить наши коллективные усилия на решение более серьезной проблемы возвращения домой - если бы это все еще было тем, чего мы хотели. Учитывая мой опыт общения с танторами, вы вряд ли удивитесь, узнав, что я решила остаться с живыми. - Она улыбнулась. - Не думайте обо мне слишком высоко. Это была не такая уж большая жертва - я предпочла бы быть на ногах и что-то делать, несмотря на все шансы против нас. Поскольку большинство колонистов вернулись в спячку, остальным из нас было легче. Конечно, мы всегда знали, что впереди нас ждут трудные времена...
   Изображение снова подпрыгнуло.
   - И все же давайте надеяться на лучшее, а не на худшее. Если Восставшие и народ выстояли, произойдет что-то прекрасное. И если вам покажется интересным разбудить тех из нас, кто спит, я не думаю, что это покажется вам слишком обременительным предложением. К тому времени, когда вы достигнете этой системы, у вас будет преимущество над нами на десятилетия или столетия. Но поскольку я хочу максимально увеличить наши шансы, я добавляю всю необходимую информацию, которая может вам пригодиться. Вы найдете это в конце этой записи. Есть еще что сказать - гораздо больше, - но это будет иметь...
   Изображение отвесило почтительный поклон.
   - Я Чику Экинья. Я родилась на Луне, в пределах световой секунды от Земли. Моей прабабушкой была Юнис Экинья - Сенге Донгма, львинолицая. Она открыла дверь в будущее, и у некоторых из нас хватило наглости последовать за ней. Кем бы вы ни были, откуда бы вы ни пришли, течет ли по вашим венам кровь или электроны - я желаю вам всего наилучшего. Пусть мудрость и смирение руководят вашими поступками.
   Воспроизведение этой части записи закончилось. Последовала последовательность схем, мелькавших мимо слишком быстро, чтобы глаз мог их уловить. Кану разобрался в них ровно настолько, чтобы сказать, что данные носили медицинский характер, предположительно имея в виду функционирование технологии спячки.
   - Интересно, - сказал Свифт самым тихим голосом.
   - Что ты имеешь в виду под "интересным"? - спросил Кану.
   Но стеклянная панель потемнела, и на данный момент Свифту больше нечего было добавить.
   Они пришвартовали "Наступление ночи" к "Ледоколу", высадились, провели несколько системных проверок. Они отсутствовали достаточно недолго, чтобы корабль добился самого незначительного прогресса в ремонте. Точно так же не произошло ничего предосудительного.
   Кану остался на "Ледоколе", в то время как Нисса вернулась на "Наступление ночи", продолжая использовать его в качестве буксира, чтобы переместить более крупное судно поближе к "Занзибару". Чем ближе они подходили, тем более сложной и деликатной становилась операция - было бы так легко потерять контроль и направить "Ледокол" прямо в логово слонов.
   Когда они впервые исследовали "Занзибар", не зная его истинной природы, они заметили углубление на одном конце, похожее на ямочку, вдавленную в его кожу. Теперь Кану понял, что это были рудиментарные остатки оригинального двигателя Чибеса голокорабля, чудовищного двигателя, который разогнал его до скорости, составляющей долю скорости света. Медленно по меркам его собственного корабля - но, с другой стороны, это была штука размером с гору. Удивительно было то, что его вообще можно было сдвинуть с места.
   Двигатели Чибеса голокораблей не требовались на протяжении большей части путешествия. Некоторые из них даже были временно демонтированы, освободив огромное количество внутреннего пространства, прежде чем они были повторно установлены для замедления. Однако после того, как голокорабли достигли Крусибла, в двигателях больше не было необходимости. Они были полностью разобраны, перекованы в тысячу новых ярких вещей для молодой колонии. "Занзибар" ничем не отличался, и пространство, освободившееся из-под вышедшего из строя двигателя, было отведено под стоянку космических кораблей - огороженный док для обслуживания гораздо более крупных транспортных средств, чем обычные посадочные модули и шаттлы.
   Теперь отвесная стена у основания углубления отодвигалась в сторону, открывая доступ внутрь. Это было цилиндрическое помещение, оснащенное множеством стыковочных зажимов, креплений для хранения и воздушных шлюзов, но было видно лишь несколько космических аппаратов, и ни один из них размером не был и в десятую часть "Ледокола". Конструкции других транспортных средств были ему незнакомы, но он достаточно хорошо представлял себе их возможности и функции. Это были корабли малого радиуса действия, из тех, что можно было бы использовать для спуска в Крусибл или перепрыгивания с одного голокорабля на другой, но ни один из них не выглядел достаточно большим, чтобы быть способным к операциям в глубоком космосе. Кроме того, все они были рассчитаны на пассажиров-людей - слон не смог бы подняться на борт большинства из них, не говоря уже о том, чтобы управлять ими.
   Стыковочный отсек вращался вместе с остальной частью "Занзибара", и Ниссе пришлось проявить некоторое мастерство пилотирования, чтобы подтолкнуть "Ледокол" к одному из креплений. Любой ущерб, нанесенный сейчас, нужно было бы просто занести на баланс.
   "Ледокол" накренился, за этим последовал жалобный стон конструкции откуда-то из-под ног Кану. Затем многочисленные зажимы крепления сомкнулись на корпусе, и все стихло.
   Нисса снова состыковалась с "Ледоколом", затем перешла на него, пока не присоединилась к Кану.
   - Отличная работа, - сказал он.
   - Надеюсь, что ты прав насчет этого.
   - Я тоже так думаю.
   - Ты хочешь сказать, - сказала она, - что оба так думаете.
  

* * *

  
   Мемфис ждал их по другую сторону воздушного шлюза. Их пересадили в другое транспортное средство, возможно, то же самое, на котором они ехали изначально, и быстро провезли по череде туннелей и камер, пока, наконец, они не вернулись в муниципальное здание, где состоялась их аудиенция с Дакотой. Прошло всего несколько часов, но у Кану, тем не менее, было ощущение, что его предыдущая встреча с матриархом относилась к другой части его жизни - той, которая предшествовала важному и необратимому решению.
   - Мемфис показал вам спящих, - сказала Дакота, медленно обходя четыре стены вестибюля. - По-своему, я полагаю, он пытался объяснить наше затруднительное положение. Люди отказались от своей сознательной жизни, чтобы мы остальные могли выжить, подчинив себя неопределенности перехода. Это была великая жертва - поистине благородный и мужественный поступок. Они были нам как матери. Но, как вы, возможно, сами могли судить, наши обстоятельства сейчас значительно улучшились. "Занзибар" вынослив, и тысячью мелких способов он начал исцелять себя. Теперь нет вопроса о том, что он сможет содержать Восставших. Помимо этого, у Восставших и людей также есть возможность совместно использовать одни и те же ресурсы.
   - Всех людей? - спросил Кану, думая о множестве людей, которых он видел в подземельях.
   - Начнем с того, что нет - это было бы слишком драматичной переменой. Но популяция предтеч, небольшая когорта пробужденных людей, пробудившихся, чтобы помочь и исправить то, что Восставшие не могут сделать сами? Это вполне достижимо. Или, скорее, так оно и стало.
   - Вы имеете в виду, с момента нашего прибытия, - уточнила Нисса.
   - При всем желании мы ограничены в том, чего можем достичь. Интеллект - это только часть трудности. Нам также мешает сама наша природа - наш физический размер. Эти инструменты и усовершенствования протезов, которые вы наверняка заметили у нас, позволяют нам в определенной степени контролировать функционирующие системы "Занзибара". Но всегда были области, до которых мы не могли дотянуться; контрольные или сенсорные системы, которые просто слишком деликатны или сложны для нашего управления. Может быть, я и умею читать книги, но даже я была бы обескуражена задачей вытащить спящих из спячки. Я уверена, что системы на борту вашего корабля в высшей степени автоматизированы.
   - Конечно, - сказал Кану.
   - Здесь все было по-другому. Когда проектировщики устанавливали подвесные хранилища, они всегда исходили из предположения, что под рукой будут живые смотрители. Их забота состояла в том, чтобы обеспечить большое количество спальных мест, а автоматизация была второстепенной задачей. Конечно, им это удалось - подземные хранилища буквально спасли нам жизни. Но мы не можем просто разбудить спящих нажатием кнопки. Для этого нам нужна человеческая помощь.
   - Даже тогда это будет непросто, - сказала Нисса.
   - Но у вас будет столько времени, сколько вам нужно, и в вашем распоряжении будут все ресурсы "Занзибара". Если сначала вы потерпите неудачу, никто из нас не будет думать о вас плохо.
   - Даже если будут потеряны жизни? - спросил Кану. - По крайней мере, эти люди сейчас заморожены и вне какой-либо непосредственной угрозы.
   - Конечно, будет вероятность смертельного исхода, - сказала Дакота. - Но точно так же, как поселенцы Крусибла заключили свой договор с Хранителем, так и у нас есть наш торжественный договор с этими спящими. Они отдали свою сознательную жизнь ради того, чтобы мы могли жить - и за это мы им бесконечно благодарны. Но долг не может остаться неоплаченным.
   - Вы чувствуете себя обязанной вернуть их обратно, - сказала Нисса.
   - Время давно прошло - долг лежит на нас тяжким грузом. Ваше прибытие - большая удача.
   Кану слегка улыбнулся. - Нам это не показалось таким уж удачным.
   - Тем не менее, я не могу не быть счастливее оттого, что вы среди нас. Ваш корабль будет отремонтирован. Как только начнется работа, пожалуйста, не стесняйтесь пользоваться вашими собственными удобствами для спячки. Но, с вашего позволения, и когда вам будет удобно, я с большим удовольствием продолжу наши беседы. Я не часто находила себе равных по умственному развитию среди моих собратьев-Восставших, но думаю, что вы двое послужите подходящим стимулом.
   - Конечно, - сказал Кану, отбросив все дурные предчувствия, которые он сейчас испытывал.
   - Но все это - на будущее. Завтра, когда вы как следует отдохнете, я бы хотела, чтобы вы осмотрели отсеки спящих - настолько тщательно, насколько, по вашему мнению, это необходимо. В свою очередь, мы обсудим детальную организацию ремонтных работ - поставку материалов, использование наших производственных систем. А пока мы сделаем все возможное, чтобы вы чувствовали себя как дома. Я верю, что вы сочтете организацию образцовой, но вы не должны стесняться высказываться, если какой-то аспект может быть улучшен.
   - Мы так и сделаем, - сказала Нисса. - И все же, могу я задать вопрос?
   - Во что бы то ни стало.
   - Запись Чику была отредактирована. Существует ли где-нибудь полная запись ее показаний?
   - Эта запись - все, что у нас есть. Мы сожалеем об этом - мы могли бы извлечь большую пользу из ее мудрости. Вас беспокоит эта запись?
   - Нет, - ответил Кану со всей убежденностью, на какую был способен, хотя и разделял сомнения Ниссы по поводу целостности записи.
   - Тогда Мемфис отвезет вас в Белый дом. Я думаю, что один из вас окажется на очень знакомой почве.
   Когда, наконец, дом показался в поле зрения - в другой камере, в нескольких километрах от того места, где они были задержаны, - первым впечатлением Кану было то, что его воспоминания играют с ним в странную и тревожную игру. Он бывал здесь раньше и уже успел узнать это место - но это было совершенно невозможно.
   Платформа спускалась по крутой тропинке, окаймленной лесом, у подножия которого лежала обширная равнинная местность с озерами и рощицами деревьев. Деревья в середине росли гуще, окружая бело-голубое здание, очертания которого, видневшиеся с высоты спуска по тропинке, были одновременно знакомыми и отчуждающими.
   - Мы были здесь, - сказала Нисса, и он понял, что не сходит с ума. - Однажды ты показывал мне это место. Но это было в Африке!
   - На старой границе между Кенией и Танзанией, - сказал Кану, понимание накатывало на него волнами. - Это место, где раньше располагался старый дом Экинья - операционная база всей торговой империи пятьсот или шестьсот лет назад. Вот каким он был раньше, до того, как превратился в руины!
   - Не понимаю, как это может быть здесь.
   - Это копия, не то же самое здание. Должно быть, это отпечаток большого пальца моей семьи на проекте голокорабля - их способ напомнить всем, что они сделали возможным.
   - Как будто кому-то нужно было об этом говорить.
   - Похоже, все в хорошем состоянии, - сказал он, поднося ладонь к глазам, чтобы заслонить лампы на потолке. - Как новенькое. Учитывая все неприятности на борту "Занзибара", я поражен, что оно выглядит таким свежим.
   - Полагаю, кто-то решил, что об этом стоит позаботиться.
   Транспортное средство пробиралось сквозь заросли деревьев, окружающих дом, следуя по тропинке, которая либо была одной из первоначальных дорог, либо просто была расчищена непрерывным проходом слонов. Машина подкатила к дому, и Мемфис опустил пандус.
   Двое Восставших ждали, чтобы сопроводить их в дом. Парадный вход был достаточно высоким и широким, чтобы вместить их, хотя Кану не мог сказать, насколько точно он теперь отражает архитектуру Африки. Если он и был изменен, то сделано это было очень аккуратно, с прицелом на сохранение элегантности первоначального фасада. За ним, освещенный стеклянными потолочными светильниками, находился широкий, просторный коридор, который образовывал поперечину А-образного профиля здания. Опять же, он был достаточно просторным, чтобы вместить двух слонов и их гостей-людей, но не все смежные залы и комнаты были столь же просторными.
   - Вы останетесь в этих комнатах, - заявил один из Восставших, взмахнув хоботом, указывая на ряд дверей. - У вас будут вода и еда. Если вам понадобится еще вода и еда, вы попросите. Если в комнатах что-нибудь сломано, вы скажете.
   - Спасибо, - сказал Кану.
   - Это была серия приказов или просто очень высокопарный суахили? - спросила Нисса полушепотом.
   - Я собираюсь быть оптимистом и предположить последнее.
   Обнаружив, что двери уже открыты, они вошли в номер. Внутри они обнаружили, что комнаты соединены таким образом, что им не нужно было возвращаться в холл, чтобы переходить из одной в другую.
   В номерах была чистая мебель, постельные принадлежности, туалеты и умывальники. Кану провел пальцем в перчатке по поверхности и осмотрел ее на предмет пыли, надеясь получить хоть какое-то представление о том, когда в этих покоях в последний раз кто-то жил, но не было никаких признаков запущенности.
   Они обошли номера и нашли горячую воду, кухонное оборудование и охлажденный склад основных продуктов питания. Кану сомневался в долгосрочной питательной ценности некоторых продуктов, но их явно было достаточно, чтобы сохранить их живыми на некоторое время.
   - Мы придем за вами завтра, - сказал Восставший, когда Кану и Нисса вернулись в зал.
   - Мы можем покинуть территорию отеля? - спросил Кану.
   - Вы останетесь в этих комнатах. Вы не уйдете. Если мы вам понадобимся, вы поднимете шум. - Восставший указал на металлический посох, похожий на тот, который Мемфис использовал, чтобы предупредить Дакоту, прислоненный рядом с одной из дверей.
   - Мы что, здесь пленники? - спросила Нисса.
   - Вы не уйдете.
   - Это и так ясно, - сказал Кану.
   Когда Восставший ушел, они сняли внешние слои своих скафандров и положили детали на одну из нескольких кроватей. Было облегчением избавиться от скафандров, иметь возможность свободно передвигаться - и умыться, и снова почувствовать себя свежим, - но Кану никогда в жизни не чувствовал себя более обнаженным и уязвимым. Несмотря на то, что это могло быть иллюзией, скафандр, по крайней мере, давал ему ощущение брони, панциря, который обеспечивал некоторую защиту от грубой силы Восставших.
   - Во что мы вляпались? - поинтересовался он вслух.
   - Ты дипломат - ты мне и скажи.
   - От тебя никакой помощи. Дакота не выказала по отношению к нам никаких дурных намерений, и мы легко могли уйти, когда вышли наружу за "Ледоколом". Так почему же у меня такое чувство, что мы только что совершили огромную ошибку?
   - Может, и так.
   Измученный, Кану сел за стол и обхватил руками свою безволосую голову. Нисса подошла к прикроватной консоли и заставила одну из стен начать циклически показывать панорамные виды, настолько насыщенные и детализированные, что Кану показалось, что он мог бы войти в любой из них. Саванна на закате, переливающийся радугой водопад, который он почти узнал, несколько мальчишек, играющих в футбол на пляже. Он с тоской наблюдал за мальчиками, думая о том, как было бы восхитительно не иметь никаких забот, кроме как пинать мяч.
   - Мы починим корабль. Затем мы уходим. У Дакоты нет причин препятствовать этому, при условии, что мы поможем со спящими.
   - Кто она для них? - спросила Нисса. - Матриарх или что-то большее? Что удерживает ее на вершине списка?
   Теперь по комнатам мягко разносилась музыка коры.
   - Не знаю... уважение к ее возрасту и мудрости? Должно ли быть что-то большее?
   - Но она не просто слониха.
   - Думаю, увеличительное стекло было поддельным. Это, а также умение читать и разговаривать.
   - Здесь я говорю с сарказмом, Кану. Я имею в виду, что она больше, чем просто исключительно сообразительная слониха. Откуда взялся этот интеллект человеческого уровня? Что вы с ними сделали?
   - Лично я? Совсем ничего!
   - Но ты знаешь, что произошло, и это как-то связано с твоей семьей.
   - Теперь это "моя" семья, не так ли? - раздраженно спросил Кану. - Ты была достаточно счастлива, чтобы вступить в нее, выходя за меня замуж.
   Несмотря на его провокацию, Нисса сохраняла хладнокровие. - Ты знаешь, что я имела в виду.
   Кану кивнул, устыдившись своей чрезмерной реакции. Он смягчил свой тон. - Мне жаль, но это было неоправданно. По правде говоря, я действительно не знаю, что произошло со слонами. Должно быть, были задействованы человеческие гены или экспрессия дремлющих последовательностей генов в геноме слона, которые можно было бы использовать для формирования неврологических структур человека - например, для переключения большого количества переключателей, включения и выключения чего-либо. Для начала генные инженеры сделали их маленькими - что-то вроде филетической карликовости. Умные слоны появились позже, но, вероятно, они были результатом той же экспериментальной программы. Что, кстати, не было строго программой Экинья - мы только помогали ей в этом.
   - Это не снимает с вас ответственности.
   - Знаю.
   Она села на кровать, поджала под себя ноги и провела рукой по голове. - На самом деле я не виню тебя за это - во всяком случае, не тебя лично. Может быть, твоих предков. Но я все равно хотела бы знать, кто она такая. Если бы мы могли препарировать ее мозг, на что бы это было похоже - на слона с некоторыми человеческими признаками или наоборот? И если она уже была другой, когда покинула Крусибл, какие еще изменения внесли Хранители? Какая польза может быть инопланетной цивилизации от слона?
   Кану встал из-за стола и взял стакан. Он попробовал местную воду, которая текла из крана. У нее был странный вкус, но, с другой стороны, вода всегда была странной на вкус, когда ты был вдали от дома. Если в ней были микроорганизмы, то рано или поздно ему придется к ним привыкнуть.
   - Они всегда чего-то хотели, - сказал он. - С того момента, как они объявили о заключении договора и отправили Чику, Юнис и Дакоту в космос. Из записи мы знаем, что они привезли их сюда напрямую, без остановок по пути - эта система была единственным смыслом всего упражнения. Хранители чего-то хотели от троицы, но Чику не сказала, что именно.
   - Ты имеешь в виду, что каждый раз, когда она приближалась к разговору о Хранителях, кто-то отключал запись?
   - Да, - признался Кану. - Но не Чику - она бы не стала утаивать полезную информацию.
   - Ты очень высокого мнения о ней.
   - Я знаю, через что она прошла. Давление на нее, приведшее "Занзибар" к Крусиблу. Это должно было разбить ее душу. Но я думаю, это сделало ее сильнее любого из нас.
   - И ты говоришь это не только потому, что она твоя сводная мать, или третьестепенная мать, или что бы это ни было?
   - Нет, - сказал Кану после минутного раздумья. - Я так не думаю.
   - Самое странное, что я с тобой согласна.
   - Ты никогда ее не знала.
   - Но я видела запись, увидела силу в этой женщине - готовность к самопожертвованию. Либо она была хорошей актрисой, либо была полностью готова отдать свою жизнь за слонов. Мне кажется, я знаю, что это было.
   - Чику не стала бы скрывать правду.
   - Но кто-то добрался до ее записи.
   - Могу я добавить пару соображений? - Свифт внезапно оказался рядом, прислонившись к дверному косяку и откусывая воображаемое яблоко. - Давайте будем милосердны и не будем предполагать худшего о наших хозяевах. Неужели это окружение вам не по вкусу?
   - Не помню, чтобы у меня был большой выбор, - сказала Нисса.
   - Я верю, что слоны делают все возможное, чтобы вы чувствовали себя как дома. Любую неловкость с их стороны можно с уверенностью отнести на счет их недостатков в владении суахили. Видит бог, у меня была своя доля трудностей с этим. Почему вы, люди, не могли договориться говорить на чем-нибудь логичном и прямолинейном, например на мандаринском?
   - Ты закончил, Свифт? - спросил Кану.
   - Почти. Могу ли я быть настолько смелым, чтобы добавить одну просьбу? Скорее, предложение. Очевидно, что нам придется вернуться в хранилище для спящих, если мы хотим помочь этим спящим. Я был бы очень рад еще одному шансу просмотреть эту запись в какой-то момент, не вызывая подозрений.
   - Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это устроить, - сказал Кану.
   - Хорошо. И когда такая возможность все-таки представится, Кану, не мог бы ты постараться моргать как можно реже?
  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  
   Садалмелик упал на бок, раздавив при этом одну из трубчатых скульптур. Он был так неподвижен, что на первый взгляд Гома подумала, что он мертв. Но он все еще дышал, хотя и в медленном, затрудненном ритме, и на ее глазах кончик его хобота попытался оторваться от земли.
   - Нет, - сказал Ру, пробегая мимо Гомы.
   Гома присоединилась к нему рядом с поверженным существом. Элдасич и Ахернар стояли по бокам от него, все еще держась на ногах, но хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что они тоже больны - их дыхание было тяжелым, глаза покраснели и слезились от белого нагноения. Такая же белизна исходила из уголков их ртов.
   - Приведи ее, - сказал Ру, опускаясь на колени, чтобы положить руку на Садалмелика.
   - Что это?
   - Не знаю. Что-то быстрое - иначе они бы подняли тревогу. Чего ты ждешь? Иди!
   Гома ушла. Она побежала обратно по коридору к жилым помещениям лагеря. Юнис была там, где она ее оставила, - сидела за своим столиком, обсуждая приготовления с Васин.
   У Гомы перехватило дыхание. Ей пришлось бороться, чтобы выдавить из себя эти слова.
   - Вы должны прийти.
   - В чем дело?
   - Не знаю. Что-то не так с Садалмеликом. Остальные тоже выглядят не очень хорошо.
   Юнис уже поднималась из-за своего столика. - Он болен?
   - Все выглядит довольно скверно. Вам лучше поторопиться.
   Юнис подошла к шкафу и достала зеленый набор инструментов. - Извините нас, капитан.
   - Нет, я иду с вами. Что это может быть - инфекция? Что-то, что мы привезли с собой?
   - Не знаю. Эти танторы никогда не контактировали ни с кем, кроме меня, поэтому их иммунологическая реакция может быть не особенно сильной. Но их предки свободно передвигались по "Занзибару" в тесном общении с сотнями и тысячами человеческих существ. Ничто не должно было так сильно ударить по ним. Были ли у вас какие-либо инфекционные заболевания на Крусибле после отъезда "Занзибара"?
   - Ничего такого, что могло бы причинить им вред, - сказала Гома. - Наши собственные популяции слонов никогда не подвергались серьезному воздействию. - Внезапное черное отчаяние захлестнуло ее. - О, боже. Что случилось? Что мы наделали?
   - Давай не будем предполагать худшее, - сказала Юнис. - Однажды у Садалмелика был инфицированный зуб - в то время он выглядел очень плохо, но выздоровел.
   - Я беспокоюсь о двух других.
   - Где Ру?
   - Все еще там. Можно мне что-нибудь взять с собой?
   Юнис подняла зеленую коробку. - Это мои лекарства. Я редко болею, и они тоже. Если нам понадобится что-нибудь более мощное, это должно быть с вашего корабля, и молитесь, чтобы это подействовало на слонов. Но сначала нам нужно знать, с чем мы имеем дело.
   - Мы должны действовать на упреждение, - сказала Васин. - На посадочном модуле есть портативные медицинские принадлежности, кое-какое аналитическое оборудование. Сатурнин - как ты думаешь, ты смог бы вернуться туда с санями для инструментов? Корабль откроется для любого из нас, при условии, что он распознает наши скафандры.
   - Есть шанс, что я мог бы быть здесь более полезен, - сказал доктор Нхамеджо. - Тем не менее, если я оденусь и немедленно уйду, то смогу вернуться в течение получаса.
   Васин кивнула в знак согласия. - Юнис, ваши шлюзы позволят ему приходить и уходить, даже если вы заболеете вслед за танторами?
   - Я позабочусь, чтобы это было сделано. Берите сани и загружайте столько, сколько сможете, - антибиотики, противовирусные препараты, все, что у вас есть. Тебе удобно отправляться туда одному?
   - Я могла бы пойти с ним, - сказала Лоринг.
   - Спасибо, - сказал Нхамеджо, - но тропа достаточно расчищена, и я уже возвращался к посадочному модулю с тех пор, как мы прибыли. Я не заблужусь.
   - Остальные танторы, должно быть, уже недалеко от лагеря, - сказала Юнис. - Если вы их увидите, двигайтесь осторожно и не преграждайте им путь. С официальным представлением придется подождать.
   Пока Нхамеджо переодевался и готовился к короткому пути обратно к посадочному модулю, остальная часть группы помчалась вниз к танторам. Юнис и Гома взяли инициативу на себя, но у двери пожилая женщина подняла руку. - Гома и Ру уже имели тесный контакт с танторами, остальные из вас - нет. Давайте пока оставим все как есть.
   - Вы же не думаете, что это как-то связано с ними? - сказала Васин.
   - Я не собираюсь рисковать. Подождите за этой дверью, пока у нас не будет лучшего представления о том, что происходит.
   Юнис закрыла за собой дверь, заперев Гому и Ру вместе с собой и танторами. Она внесла коррективы в параметры давления и циркуляции воздуха в помещении.
   Ру все еще стоял на коленях рядом с Садалмеликом, положив руку на его туловище. С тех пор как Гома ушла, прошло не более четырех-пяти минут, но состояние Садалмелика явно ухудшилось. Став свидетелем смерти Агриппы, она поняла, что развитие событий было столь же предопределенным, сколь и мучительным.
   Юнис опустилась на колени и открыла свою медицинскую сумку. В ней было больше, чем ожидала Гома, и все это было очень аккуратно организовано. Она достала огромный шприц, с силой вонзила его в бедро Садалмелика и набрала густой пурпурный сгусток крови. Она поместила образец крови в приемник какого-то миниатюрного устройства для анализа, встроенного в набор.
   - Анализ плазмы займет несколько минут, - сказала она, постучав пальцем по крошечному индикатору в верхней части анализатора. - А пока я собираюсь рискнуть и применить двойную дозу антибиотиков широкого спектра действия и противовирусных препаратов. - Она порылась в аптечке поглубже и достала еще один сверхпрочный шприц, наполненный жидкостью соломенного цвета. - Это срабатывало и раньше, так что это может дать ему шанс на бой. Элдасич, Ахернар - что случилось? Когда вы все начали плохо себя чувствовать?
   - Они говорят, что не могут дышать, - сказал Ру. - Это началось ночью - кашель, скопление жидкости в легких. - Он смотрел на Гому снизу вверх, стоя на коленях, с выражением крайнего беспокойства на лице, чуть не плача от всего этого. - Садалмелик был первым, кто сдался, но Элдасич и Ахернар идут тем же путем. Это то, что мы привезли с собой, не так ли?
   - Элдасич, - снова сказала Юнис, - Ахернар, знаю, это тяжело, но нам нужно изолировать вас троих. Я хочу, чтобы вы перешли во второстепенные палаты - по одному в каждую. Мы сделаем все, что в наших силах, для Садалмелика, но я должна думать и о вас тоже.
   - А Садалмелик перейдет в воспоминание? - спросил Ахернар.
   - Нет, если я смогу с этим справиться. Но вы все трое больны, и я не знаю, в чем причина этого. Поверь, я сделаю для вас все, что в моих силах.
   - Мы оставим его, - сказала Элдасич.
   Юнис перезарядила шприц и ввела лекарства двум других танторам. - Это может иметь, а может и не иметь никакого значения, но это все, что я могу сделать на данный момент. Подумайте хорошенько, вы оба - чувствовал ли кто-нибудь из вас себя плохо до того, как прибыли люди? Вы заметили что-нибудь неладное с Садалмеликом?
   - У нас все было хорошо, - сказал Ахернар. - Это пришло быстро.
   - Тогда это должно быть как-то связано с их приездом, - сказала Юнис нарочито рассудительным тоном.
   С видимой неохотой Ахернар и Элдасич отошли от своего упавшего друга и поплелись в соседние покои. Юнис пообещала, что заглянет к ним позже, затем опечатала соединяющие их двери.
   Гома тем временем стояла беспомощная, отчаянно желая что-то сделать, но совершенно не понимая, чем она может помочь. - Проверьте и нашу кровь, - сказала она. - Просто на всякий случай.
   - Я как раз собиралась это сделать. Кто-нибудь из вас недавно болел?
   - Если не считать СНКТ Ру, у нас обоих все было в порядке.
   Это вызвало острый интерес Юнис. - СНКТ?
   - Синдром накопленной кислородной токсичности - это состояние, а не болезнь, - ответил Ру. -На Крусибле высокое парциальное давление кислорода, но мы приспособились к нему с помощью лекарств и методов лечения. Я перестал принимать наркотики - позволил себе страдать от кислородной интоксикации в течение длительного периода.
   - Продолжай, - сказала Юнис.
   - В худшем случае это похоже на хронический случай кессонной болезни. Но это было много лет назад - с тех пор я этим занимаюсь. Кроме того, как я уже сказал, это не заразно.
   - А как насчет бактериальной пневмонии? - спросила Юнис, готовясь взять два образца человеческой крови.
   - А что это? - спросила Гома.
   - Зоонозная инфекция. В прошлом она переходила от людей к слонам - обычно со смертельным исходом.
   - Ни у кого из нас нет пневмонии, - сказал Ру.
   - Посмотрим.
   Юнис взяла кровь у них обоих, присоединила шприцы к анализатору, нажала кнопки на его клавиатуре. Машина уже издавала жужжащие и щелкающие звуки, перемежаемые шумом высокоскоростных центрифуг и насосов. Пока он был занят, Юнис подошла к ведру, достала влажную губку и использовала ее, чтобы успокоить Садалмелика. - Полегче, друг мой, - прошептала она, промокая ему глаз. - Мы через многое прошли, ты и я. Пока еще слишком рано отказываться.
   Хобот Садалмелика шевельнулся. Юнис погладила его, обхватив пальцами кончик.
   - Я прямо здесь.
   Анализатор пискнул - он завершил первую серию тестов. Юнис вгляделась в загадочные цифры и символы на дисплее. - Вирусная инфекция, - сказала она, сообщив новость нейтральным тоном. - Дайте ему немного времени, и он попытается создать целенаправленный противовирусный препарат.
   - Попытка? - спросила Гома.
   - Это не идеально.
   Устройство издало еще два писка. Более ранние медицинские данные отодвинулись в сторону, сменившись новыми цифрами и символами. Гома немного разбиралась в основах медицинской биологии, но это было слишком сложно для нее, а технология устройства для анализа была незнакома. - Что ж, хорошая новость заключается в том, что ни у кого из вас нет повышенной вирусной нагрузки, - сказала Юнис, немного поразмыслив над цифрами. - У вас был самый тесный контакт с танторами, так что это было моим первым подозрением. Но если это что-то воздушно-капельное, то ответственность может быть возложена на кого-то другого.
   - Вам придется протестировать всех нас, - сказала Гома.
   Юнис насмешливо фыркнула. - Я твердо намерена это сделать.
   По всему залу и прилегающим к нему этажам гулко разнесся перезвон. Он повторился еще дважды, с интервалом перед каждым ударом, а затем наступила тишина. Гома огляделась, гадая, не может ли это быть какой-то сигнализацией. Они не слышали ничего подобного с момента своего прибытия.
   - Что это?
   - Звонок в дверь, - сказала ей Юнис. - Атрия, Мимоза и Кейд вернулись с ремонтных работ. Я же говорила вам, что они должны быть где-то поблизости. Они ждут у главного шлюза. Мне нужно будет поговорить с ними, объяснить ситуацию. Они могут подождать снаружи еще немного, если им нужно. - Затем она протянула губку и ведро Ру. - Нам понадобится больше воды. Я покажу тебе, где наполнить ведро, а потом ты сможешь позаботиться об этом, когда меня не будет в помещении.
   - Куда вы направляетесь? - спросила Гома.
   - Недалеко. Я просто хочу быть уверенной в этих образцах крови, и есть еще несколько сложных тестов, которые я могу провести только на верхних уровнях. - Юнис закрыла набор инструментов и поднялась на ноги. Она сначала подошла к двери и ударила кулаком по панели управления. - Атрия, ты меня слышишь? Вы должны подождать снаружи. Вам пока небезопасно возвращаться внутрь. - Затем она отошла от двери и жестом указала на Ру. - Со мной. Гома - приглядывай за Садалмеликом. Поговори с ним. Убеди его.
   - Я так и сделаю.
   Юнис шла с Ру по ступенчатым платформам зала. Они прошли не больше дюжины шагов, когда Юнис отбросила всякое притворство, будто речь шла о том, чтобы сходить за водой. Она обхватила одной рукой шею Ру, надавив достаточно сильно, чтобы заставить его вскрикнуть от удивления и боли, а другой сильно вывернула руку Ру, как будто хотела выдернуть ее из сустава.
   - Гома, - сказала Юнис, оборачиваясь и повышая голос, - ничего не делай и ничего не говори. Может, сейчас я всего лишь человек, но я более чем способна причинить боль Ру.
   Гома вскочила на ноги, от удивления опрокинув аптечку. - Что ты делаешь?
   Ру закричал. Он был всего в десяти метрах от нее, но с таким же успехом это могли быть километры, учитывая всю разницу с тем, что могла сделать Гома. Она содрогнулась при мысли о силе, которую применяла Юнис, об отвратительной биомеханике костей, мышц и нервов, о боли, которую она, вероятно, причиняла.
   - Я же просила тебя молчать.
   Они все еще шли, поднимаясь по приподнятым участкам. Наконец они добрались до одной из дверей, ведущих во второстепенные помещения. Это была не одна из тех дверей, через которые уже проходили Элдасич и Ахернар, а скорее дверь поменьше, в которую мог бы протиснуться кто угодно, кроме молодого слона. На пороге Юнис сильно толкнула Ру, а затем проворно отступила от двери. Ру влетел внутрь, и дверь захлопнулась прежде, чем у него появился шанс выскочить обратно в образовавшуюся щель. Юнис прикоснулась к панели рядом с дверью, и Гома услышала звук задвигаемых тяжелых запорных механизмов.
   - Что ты делаешь?
   Юнис повернулась обратно, чтобы обратиться к Гоме. Теперь они были на одном уровне, глаза в глаза. Она была невозмутима - на ее лице не было ни пота, ни других признаков напряжения.
   - У Ру повышенная вирусная нагрузка. Он что-то несет, и я предполагаю, что мы смотрим на последствия.
   - Почему вы солгали?
   - Потому что я должна была это сделать. Потому что он все еще доверял мне достаточно, чтобы отойти от Садалмелика. Пойми, что я легко могла убить его, Гома, с помощью вещей в этой комнате - вещей из той аптечки. Вместо этого я решила поместить его в карантин.
   - Отпустите его!
   - Он - оружие, Гома. Что бы ни было в его крови, оно действует так быстро, что не может быть ничем иным, как искусственно созданным зоонозным вирусом.
   - О чем вы говорите?
   - Я имею в виду, что это что-то, намеренно помещенное в него и предназначенное для уничтожения танторов. Иначе почему бы у него не было симптомов? Были необходимы крайние меры. Возможно, потребуются еще более крайние меры.
   - Вы ошибаетесь.
   Юнис вернулась к Садалмелику, наклонилась, чтобы ободряюще протянуть ему руку. Она осторожно расстегнула ремни, крепящие говорящую пластину к его лбу, и сняла весь узел. Гома предположила, что так, должно быть, было удобнее, и что Юнис решила, что сейчас он слишком слаб, чтобы вырабатывать речь.
   - Как давно ты его знаешь?
   - Половину моей жизни. Это не то, что вы думаете.
   - Люди могут хранить друг от друга самые странные секреты, Гома. Из врачей получаются лучшие убийцы. Кто-то, кто действительно ненавидит то, чем являются танторы - то, что они отстаивают, - что помешает такому человеку стать ученым? Их тянет к тому, что они больше всего презирают?
   - Вы его не знаете.
   - Я вижу доказательства.
   - Позвольте мне поговорить с остальными. Я должна рассказать им о том, что вы сделали.
   - Конечно. Дай им понять, как далеко я готова зайти.
   - И как далеко это, собственно говоря?
   - Если я почувствую, что вы представляете угрозу для танторов, я убью вас всех. Как ты думаешь, ты достаточно хорошо меня понимаешь, чтобы быть уверенной, что это пустая угроза?
   - Мне кажется, я совсем не понимаю вас.
   Гома добралась до двери, ведущей обратно в наклонный коридор. Она прикоснулась к панели, и та открылась без какого-либо вмешательства Юнис. Васин стояла с другой стороны и смотрела на нее с чем-то похожим на ужас, который она, должно быть, сразу увидела на лице Гомы.
   - Что случилось? Ты выглядишь так, словно кто-то только что прошел по твоей могиле.
   - Скажи им, - сказала Юнис, стоя чуть поодаль от двери.
   Это было все, что могла сделать Гома, чтобы выдавить из себя эти слова, не говоря уже о надежде, что они имеют смысл для кого-то еще. - Она говорит, что Ру - это оружие. Что в его крови есть что-то такое, что убивает танторов. Сконструированный вирус. Она заперла Ру, чуть не сломала ему руку, пока тащила его туда.
   - Это правда? - спросила Васин.
   - Почему бы этому не быть правдой, капитан? Она изложила вам факты, и я не собираюсь их оспаривать. Сейчас Ру у меня на карантине. Возможно, я захочу взять еще один образец крови, поэтому мой инстинкт подсказывает мне не убивать его немедленно, хотя это, вероятно, было бы самым мудрым и безопасным поступком. Ты видишь вон там Садалмелика? Он умирает. Это неизбежно. Мои лекарства ему не помогут - лучшее, что я могу сделать, это облегчить его кончину.
   - Мы можем помочь, - сказала Васин. - Когда Сатурнин вернется...
   Снова раздался звонок в дверь - три удара.
   Юнис нажала кнопку управления. - Подождите! Разве я не говорила, что у нас здесь проблема?
   Три удара прозвучали снова, затем повторились группами по три, так близко, что они почти сливались друг с другом. Гома почувствовала, что это была уже не просьба войти, а настоятельное требование.
   - Вы не можете с ними поговорить? - спросил Караян.
   - Отсюда связь только в одну сторону. Для двусторонней связи я должна быть наверху. Это просто способ, которым я подключила это место.
   - Возможно, это связано с Сатурнином, - предположила Лоринг. - Может быть, он готов вернуться внутрь.
   Гоме показалось, что еще не прошло и получаса, но, возможно, доктор оказался быстрее, чем ожидалось.
   - Ру в безопасности там, где вы его оставили? - спросил Гома.
   - На данный момент. Без меня вы не сможете быстро открыть эту дверь, так что даже не думайте о попытке насильственного захвата.
   - А я нет. Но если ты тронешь хоть волосок на нем, я лично сдеру с тебя шкуру живьем - бесстрашная космическая исследовательница или нет, ты все равно истечешь кровью.
   - Приятно сознавать, что кровные узы настолько крепки.
   - О, они сильны, но я также знаю кое-что, чего не знаете вы. Ру невиновен. Он этого не делал.
   - Его кровь говорит об обратном.
   - Тогда ваш анализ ошибочен, или он является носителем этого вируса неосознанно.
   - И как именно это могло произойти?
   - Я не знаю - может быть, если мы все успокоимся и перестанем говорить о захвате и силе, мы чего-нибудь добьемся. Мы на одной гребаной стороне, Юнис. Против глупости. Так что давайте начнем действовать таким образом, хорошо?
   Снова зазвенели колокольчики.
   - Черт бы их побрал!
   - Это звучит так, как будто они действительно, очень хотят войти внутрь, - сказала Гома. - Может быть, у них самих возникла какая-то чрезвычайная ситуация - вы об этом не думали? Может быть, вам стоит поговорить с ними. Тем временем у нас могут быть лекарства, которые помогут танторам, но только в том случае, если мы все снова начнем сотрудничать.
   - Она говорит разумно, - сказал Караян. - И я добавлю вот что: возможно, я плохо знаю Ру, но я не верю, что он намеревался причинить вред этим животным.
   Гома посмотрела на него с чем-то средним между подозрением и благодарностью. Он был последним человеком, на поддержку которого она могла бы рассчитывать, и все же казалось, что она была оказана со всей искренностью.
   - Я думала, вы будете очень рады, если Ру обвинят в распространении вируса.
   - Потому что это не позволяет свалить вину на делегацию Второго шанса?
   - Вот именно.
   - Возможно, появление танторов было событием, на которое мы смотрели с беспокойством, Гома, но это не значит, что мы одобряем их хладнокровное убийство в большей степени, чем это сделал бы Ру. Это что-то другое. Это не наших рук дело, и я очень сомневаюсь, что это дело его рук.
   - Мне нужно поговорить с Атрией, - сказала Юнис. - Помните, что я сказала об этой двери. Вы можете следовать за мной.
   - Я могла бы остаться здесь? - сказала Лоринг. - Продолжая утешать Садалмелика.
   - Возможно, вы все уже носители вируса.
   - Очевидно, что Ру является основным переносчиком, - сказала Гома. - В любом случае, ущерб нанесен - пусть Айяна сделает все, что в ее силах. Мы не можем просто оставить Садалмелика одного.
   Юнис несколько долгих секунд смотрела на Лоринг, проводя некую приватную оценку ее пригодности. - Прекрасно, - отрывисто сказала она. - Мы постараемся как можно быстрее. Если что-нибудь изменится, воспользуйся этой красной кнопкой у двери, чтобы поговорить со мной.
   - Я так и сделаю, - сказала Лоринг.
   Вскоре они уже поднимались обратно по наклонному коридору, Юнис почти бежала впереди остальных.
   - У нас на "Травертине" превосходные медицинские учреждения, - говорила Васин. - Все, что есть в крови Ру или что распространилось на остальных нас, мы можем изолировать и вылечить. Вы просто должны доверять нам.
   - И куда именно привело нас доверие? - резко спросила Юнис. - Один умирающий тантор и еще два, которые идут туда же?
   - Мы преодолели световые годы космоса, чтобы ответить на ваш зов, - ответила Васин. ` Отказались от наших жизней, от нашего будущего. Мы пошли на жертвы, которые вы даже представить себе не можете. Мпоси даже умер за вас.
   Они добрались до жилого этажа, все, за исключением Юнис, затаили дыхание. Она протиснулась между стульями, отодвинула в сторону кухонную утварь, чтобы добраться до пыльной консоли связи. - Атрия? Теперь ты меня слышишь?
   - Да, Юнис, - раздался голос тантора. - Мы хотели бы войти.
   - Ты не можешь, пока нет. Люди принесли с собой болезнь. Садалмелик очень нездоров.
   - Насколько плохо? Перейдет ли Садалмелик в воспоминание?
   - Не знаю. Я делаю все, что в моих силах, но не хочу рисковать тем, что остальные из вас заразятся. Я хочу, чтобы вы оставались снаружи в своих скафандрах, пока не удостоверюсь, что воздух здесь безопасен для дыхания. - Она шмыгнула носом, потерла его рукой. - Вы можете сделать это для меня?
   - Мы можем остаться снаружи, если понадобится. Но ты должна открыть запасной шлюз, Юнис.
   - Почему?
   - Мы нашли снаружи человека. Мы думаем, что он, возможно, перешел в состояние воспоминания.
  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

  
   С их комнатами в доме все было в порядке, с имеющимися удобствами явно все было в порядке, но более беспокойной ночи у Кану не было никогда в жизни. Он снова был на борту "Ледокола", снова бродил по коридорам - видел их длинные, затемненные участки, возвращаясь к своему периодическому дежурству на спальном посту Ниссы. В ночи было всего несколько часов, но ему казалось, что в его снах были недели или месяцы бессмысленных блужданий. Когда, наконец, он уступил дневному свету - голубизна потолочных светильников камеры вернулась к своему прежнему блеску после того, как потускнела на ночь, - он чувствовал себя таким опустошенным, как будто прожил каждый из этих блуждающих часов. Он посмотрел на свой мизинец, снова раздраженный сломанным ногтем, который заметил, впервые очнувшись от спячки. Как именно это произошло? Внутренняя сторона саркофага с откидным верхом имела плавные очертания - там не за что было зацепиться ногтем.
   Он встал, обернул простыню вокруг живота и прошел через смежные комнаты к умывальникам и душевым кабинам. Он наполнил таз водой странного вкуса и ополоснул лицо, смывая остатки ночного жира и копоти.
   - Как ты думаешь, что знает Свифт?
   - По поводу чего? - спросил Кану, оборачиваясь.
   - Всего. Нас. Танторов. Чего Дакота на самом деле хочет. Что случилось с Чику и остальными?
   Нисса вошла в комнату через другую дверь. Она была обнажена, ее свободная рука покоилась на одном бедре, в другой был зажат кусочек фрукта, поза была непринужденной и Кану находил ее неизбежно возбуждающей. Они были женаты один раз, а затем снова стали любовниками так недавно, что легко было подумать, что все, что произошло за это время, было не более чем кратковременной потерей привязанности, размолвкой влюбленных. Но с момента их развода прошли годы - фактически десятилетия, - и даже начавшееся в Лиссабоне воссоединение было сорвано его конечным предательством по отношению к ней.
   После всего этого, как он посмел позволить себе почувствовать, что, возможно, снова влюбился в нее? Как он смел надеяться, что его чувства могут быть взаимными? Вселенная не содержала в себе достаточно прощения для этого.
   - Дело в том, что я продолжаю возвращаться к этому: все, что я знаю о тебе, говорит о том, что ты действовал, служа тому, что, по твоему мнению, было общим благом. Ты неплохой человек и хочешь лучшего для всех - насколько ты это понимаешь. Но это все равно ставит нас перед небольшой трудностью, не так ли?
   Кану с трудом сглотнул. - Свифт.
   - Свифт. Да. И знаешь что? Я почти готова подумать, что ты, возможно, заслужил мое доверие. Может быть, даже мое прощение, хотя давай не будем бегать, пока не научимся ходить.
   Не желая снижать свои шансы на то, чтобы его увидели в лучшем свете, Кану нетерпеливо кивнул. - Давай не будем.
   - Ты идеалист, и к тому же безнадежно наивен. Но ты не дурак, и все, что с нами случилось, произошло не потому, что ты действовал эгоистично или ради личной выгоды. Я продолжаю напоминать себе об этом. Это мост, который помогает мне найти обратный путь к тому, чтобы простить тебя. Но вот в чем трудность. Какие бы чувства я ни испытывала к тебе в конечном итоге, я приберегаю это снисхождение для тебя, а не для другого голоса в наших головах. И - да - я ни на минуту не сомневаюсь, что он нас подслушивает.
   - Я впустил Свифта внутрь себя - предложил ему убежище за пределами Марса. В этом смысле я несу за него ответственность.
   - Да, это так. В таком случае тебе лучше надеяться, что он все еще на нашей стороне. Что наши цели совпадают с его целями. Потому что, если один из нас или мы оба встанем на пути того, чего на самом деле хочет Свифт... ну, кто знает, что может случиться?
   - Давай попробуем не предполагать худшего.
   - Ну вот, опять ты: всегда оптимист. - Она откусила от своего фрукта. - Ты старый дурак и принял несколько ужасных решений. Ты, вероятно, примешь их еще больше. Но в глубине души ты хороший и добросердечный, и я думаю, ты все еще хочешь сделать все как можно лучше. Хочешь, я тебе кое-что скажу?
   - Продолжай.
   - Когда я оказалась в ловушке на борту твоего корабля, в который стреляли по пути из Европы, я бы с радостью задушила тебя. Я имею в виду буквально - без преувеличения.
   - Я верю тебе.
   - Тебе следовало бы. Но, с другой стороны, я не могу сказать, что мне очень жаль, что это произошло. Может, я и не художница, но я знаток искусства - искатель чудес и новизны, если хочешь. Мне нравится, когда жизнь преподносит мне сюрпризы. А сегодня утром я проснулась и обнаружила, что три крошечных слоника раскладывают для нас свежие фрукты. - Она подняла ладонь на высоту бедра. - Они были вот такого роста. Не совсем слонята, но миниатюрные. Они также были умны. Они могли разговаривать и отвечать на вопросы. Их тоненькие писклявые голосочки доносились из тех хитроумных приспособлений, которые они прикрепили ко лбу. У нас есть дворецкие-слоны. Разве это не чудесно?
   Кану ухмыльнулся. Он почувствовал, как его переполняет радость, наполненная обещанием ее прощения. Этого еще не было; он не мог ни на что рассчитывать, но это, по крайней мере, входило в рамки его будущего, и пока этого было достаточно.
   - Дворецкие-слоны. Жаль, что я не проснулся и не увидел этого.
   - Полагаю, у тебя будет свой шанс. Ты умылся?
   - Я был в процессе.
   - Тогда заканчивай. Я бы хотела заняться с тобой любовью. У тебя есть какие-то особые проблемы с этим?
   - Нет, не знаю.
   - Судя по уликам, я так не думаю. Потом мы позавтракаем, а дальше посмотрим, что приготовила для нас Дакота. И, Свифт, если ты нас подслушиваешь? Иди и подумай немного машинными мыслями. Ты здесь никому не нужен.
   Они вернулись на свой разбитый корабль. Оказавшись на борту, Кану удовлетворился быстрой проверкой систем, убедившись, что за время их отсутствия в "Ледокол" никто не вмешивался. Все было хорошо - или так же хорошо, как и тогда, когда они высадились. Текущие процессы ремонта медленно продвигались вперед, хотя никаких полезных изменений в возможностях корабля не произошло.
   - Сейчас эта дверь запечатана, - сказала Нисса, имея в виду вход в полярный причальный док, - но если бы нам пришлось пройти через нее, то мы смогли бы найти способ.
   - "Ледокол" не принесет большой пользы в качестве инструмента убеждения - по крайней мере, какое-то время.
   - Но у нас все еще есть мой корабль. Конечно, он недостаточно велик, чтобы протаранить себе выход, но все равно может нанести некоторый ущерб, которого слоны предпочли бы избежать.
   - Включая наши собственные самоубийства?
   - Я не говорила, что это был идеальный план. Пока ты думаешь о чем-нибудь получше, не хочешь ли чаю?
   Кану начал копаться в сводках по ремонту, проводя пальцем вниз по списку задач. До этого момента "Ледокол" заботился о себе сам, но теперь ему требовались материалы и детали, которые он не мог легко синтезировать. Недели или месяцы дальнейшей работы казались неизбежными. Однако после года, который они уже провели в переходе между Посейдоном и Паладином, Кану предположил, что дополнительная задержка была приемлемой.
   - И все это из-за мгновенного ущерба!
   - Перестань жаловаться - мы живы. - Она протянула ему чашку тепловатого чая, лучшего, что можно было приготовить в невесомой сердцевине.
   - О, я не жалуюсь. Но предпочел бы не быть у нее в долгу.
   - Она извлекает выгоду из этой сделки, Кану. Ты видел размеры того места? Она не просто расстанется с несколькими тысячами тонн материалов, если взамен вернет себе этих спящих.
   - Она кажется мне достаточно умной, чтобы самой сообразить, как это сделать, - задумчиво произнес он. - Можно подумать, они приложили бы больше усилий, если бы Друзья так много значили для них.
   - Будь благодарен, что мы хоть что-то можем для нее сделать.
   - О, это так.
   Когда они выполнили столько ремонтных работ, сколько можно было выполнить за день, Мемфис встретил их у шлюза и доставил обратно к Дакоте. По пути Кану подумывал о том, чтобы попросить дать ему еще один шанс просмотреть запись Чику, но инстинкты подсказывали ему, что не стоит так быстро показывать свое нетерпение просмотреть ее еще раз.
   Тем более что Свифт, похоже, считал, что есть что-то, из-за чего ему не следует моргать.
   - Мы приложим все усилия, которые в наших силах, чтобы помочь вам, - сказала Дакота, когда Кану обрисовал в общих чертах, что необходимо сделать немедленно. - Я назначу вам несколько доверенных лиц. Вы сможете направлять их по своему усмотрению. Я проинструктирую их сделать все возможное, чтобы помочь вам в налаживании цепочек поставок.
   - Потребуется некоторое время, чтобы снова запустить корабль, - сказал Кану.
   - При условии, что условия проживания вас удовлетворят, я не вижу особых трудностей с вашим размещением. Кроме того, у меня есть эгоистичное желание наслаждаться вашим обществом так долго, как только смогу.
   - Я думаю, мы пробудем здесь еще некоторое время, - сказала Нисса. - Вы хотите, чтобы мы сейчас осмотрели хранилище для спящих?
   - Вы устали, и в этом нет никакой чрезвычайной срочности. Я бы не хотела, чтобы вы чувствовали себя обязанными мне. Запустите ремонтные работы, и тогда мы сможем обратиться мыслями к Друзьям. Звучит ли это как разумный план действий?
   - Очень, - сказал Кану.
   Следующий день был таким же, и следующий, и еще один после этого. Постепенно налаживались линии снабжения. Когда требования были простыми, все шло гладко. Однако, когда у Кану возникали более сложные просьбы, ему было трудно донести свои потребности до Восставших. Возникали неизбежные недоразумения, часть которых требовала тщательного разъяснения. Однако постепенно он начал замечать проблески прогресса. Будут неудачи, одно-два странных бедствия - такие вещи неизбежны. Точно так же он не видел никаких непреодолимых барьеров. Корабль был полностью способен к самовосстановлению. Они смогли бы улететь.
   Дакота всегда следила за тем, чтобы ее оценивали по их прогрессу. Во время аудиенций с ней они около часа говорили о технических вопросах, прежде чем перейти к более общим темам разговора. Очевидно, что ни одна тема не выходила за рамки дозволенного, но Кану заметил нежелание Дакоты подробно рассказывать об истории "Занзибара". Тем не менее, они сделали все возможное, чтобы вытянуть из нее информацию, стараясь при этом, чтобы это не прозвучало так, будто у них были какие-то особые опасения.
   - Все это выглядит идиллически, - небрежно сказала Нисса во время одного разговора. - Танторы процветают, живя независимо от человеческой поддержки. У вас все организовано - тепло, воздух, электроэнергия, вода, продукты питания, утилизация отходов - даже образование! Чику была бы рада видеть, что у вас все так хорошо получается.
   - Она бы также признала наши трудности - что мы все еще оправляемся от ресурсного кризиса. Она согласилась бы с тем, что мы не должны позволять себе успокаиваться. Но, по крайней мере, мы закладываем фундамент для лучших времен. - Дакота закрыла увесистый том, с которым сверялась. Она попросила Кану и Ниссу помочь с трудным, двусмысленным отрывком. - Да, я уверена, она была бы очень рада за нас.
   - И конструкт, - сказал Кану. - Юнис тоже была заинтересована в вашем будущем.
   - Это совершенно верно.
   - Что с ними случилось? - спросила Нисса.
   Воцарилось молчание, и Кану начал опасаться, что вопрос был слишком прямым, а подозрения Ниссы - слишком откровенными. Но когда Дакота ответила, она казалась невозмутимой.
   - Все это было ужасно печально. Конструкт был первым, кто покинул нас. Постепенно она начала переставать функционировать должным образом. Это было очень огорчительно, после всего, что Юнис сделала для нашего вида во время переправы. Однако, как и все машины, она начала изнашиваться. Разве это неправильно с моей стороны - говорить о ней как о личности? Я знаю, что она не была человеком, но сила принятой ею личности была поразительна даже для меня - она казалась нам полноценной личностью.
   - Я понимаю, - сказал Кану.
   - Со временем - скорее годами, чем месяцами - она становилась все более ненадежной и сбитой с толку. Она теряла нить разговора с самой собой. Мы сделали все, что могли, но, учитывая неисправное состояние наших собственных систем и трудности, с которыми мы уже столкнулись, нашим усилиям было суждено не увенчаться успехом. Воистину, мы могли бы извлечь большую пользу из руководства конструкта, если бы она осталась помогать нам. Но в конце концов она перестала работать.
   - Вы имеете в виду, она умерла? - спросил Кану.
   - Как я уже сказала, это печально.
   Свифт, который молча наблюдал справа от Кану, скептически нахмурился. Он покачал головой, дотронулся пальцем до кончика носа, казалось, вот-вот сделает важное замечание.
   - Что случилось с ее останками? - спросила Нисса. - Можно нам на них взглянуть?
   - Они были разобраны и уничтожены. Это была одна из ее последних внятных просьб. Это беспокоило нас, но у нас не было выбора, кроме как выполнить ее желание. Несомненно, вы в какой-то степени осознаете нашу потерю. Но это ничто по сравнению с нашими чувствами к Чику. Как вы знаете из записи, она не спала, чтобы помочь остальным из нас - типичный бескорыстный жест. К сожалению, система жизнеобеспечения замкнутого цикла постепенно выходила из строя, и со временем условия ухудшались. Людям стало очень трудно, даже тем немногим, кто остался бодрствовать, чтобы помочь нам. В отчаянии большинство из них присоединились к остальным в спячке. Боюсь, что Чику была в их числе.
   - А почему это было плохо? - спросила Нисса.
   - Потому что эти последние несколько человек не выжили. Произошел систематический сбой в работе целого ряда коробок для хранения спящих. Мне жаль, Кану - я могу только представить, как это, должно быть, огорчает вас. Воистину, она дала нам больше, чем когда-либо можно было отплатить. И мы оплакивали смерть этих мучеников - плакали и ругали себя за то, что не сделали большего. Именно тогда мы поняли, как далеко нам еще предстоит пройти, прежде чем стать равными вам.
   - Почему вы не рассказали нам все это раньше? - спросил Кану.
   - Точно по той же причине, по которой сожалею, что сказала вам это сейчас, - потому что это ужасная вещь и особая жестокость в свете ваших семейных связей. Если я могу предложить хоть одно утешение, так это то, что Восставшие бережно хранят ее память - обо всем, что она сделала для нас, обо всем, что она планировала сделать. И для нас большая честь иметь среди нас еще одного Экинья.
   В конце концов Кану счел за благо попросить о повторном просмотре записи Чику. Они находились на борту "Занзибара" более шести недель; ремонтные работы шли удовлетворительно - было совершенно разумно, что он пожелал приступить к выполнению своей части соглашения.
   - Если ты настаиваешь, - сказала Дакота. - Но, пожалуйста, считайте, что я полностью уверена в ваших способностях и что вы сдержите свое слово. Тем не менее, как вы сказали, процесс ремонта требует от вас меньше времени, чем это было изначально.
   Поэтому Мемфис отвел их обратно в подземное хранилище под муниципальным зданием, и им разрешили провести столь тщательный осмотр оборудования, какой они пожелали. В многослойных глубинах склепа было холодно и тихо, и поскольку они были окружены спящими мертвецами, трудно было не думать о призраках, о приостановленных жизнях, о коллективных мечтах о бесконечной зиме.
   - Мне здесь не нравится, - призналась Нисса.
   - Мне тоже. - Кану подул на кончики своих пальцев, которые уже онемели. - Но у нас есть соглашение.
   Там были тысячи саркофагов, но поскольку большинство из них были схожей конструкции, им нужно было осмотреть только несколько образцов спящих. Поначалу технология выглядела пугающе незнакомой по сравнению с переносными контейнерами на борту их собственного космического корабля. Но при более тщательном изучении основные принципы оказались схожими, и только вышележащие системы управления и наблюдения имели заметно отличающуюся конструкцию. Здесь не было необходимости в чрезмерной автоматизации, поскольку предполагалось, что всегда будут люди-смотрители, которые будут присматривать за спящими и вмешиваться по мере необходимости.
   Тем не менее, вскоре стало очевидно, что не всех спящих можно вернуть к жизни. Часть гробов так или иначе работала со сбоями, и некоторые из находившихся в них людей, должно быть, были мертвы или серьезно больны, прежде чем их отправили в спячку. У Кану и Ниссы не было ресурсов или опыта, чтобы помочь в этих предельно сложных случаях.
   Однако обнадеживало то, что большинство спящих казались способными к оживлению. Это нужно было бы делать постепенно, в достаточно небольших количествах, чтобы можно было решать отдельные проблемы по мере их возникновения. Как только они бы оттаяли, окрепли и приспособились к окружающей обстановке, только что проснувшиеся могли начать помогать в попытках разбудить остальных. По мере их продвижения работа будет ускоряться.
   И все же Кану не осмеливался предположить, сколько времени займет весь этот процесс. Было оптимистично мыслить в терминах месяцев. Где бы жили эти люди, когда бы они встали на ноги, в мире, переделанном для удобства слонов? Одно дело накормить и напоить пару гостей-людей - что делать с тысячами или даже десятками тысяч?
   Они были на обратном пути к Дакоте, уже внутри муниципального здания, когда Кану сказал: - Мемфис, могу я еще раз взглянуть на запись? Это не займет много времени.
   - Почему, Кану?
   Помогло то, что с момента их прибытия на "Занзибар" у них начали отрастать волосы, что позволило Мемфису легче отличать человеческого мужчину от человеческой женщины. Волосы Кану все еще были короткими и, казалось, отрастали еще белее, чем когда он их брил, и торчали у него на голове во все стороны. Волосы Ниссы были темнее, и она приложила усилия, чтобы укротить их рост, в результате чего она выглядела скорее моложе, чем старше, несмотря на свои страдания.
   - Ваш лидер попросила нас помочь со спящими, - сказал Кану. - Чику оставила кое-какую информацию, которая нам нужна, чтобы вывести их из спячки. Ты сэкономишь нам уйму времени, если мы сможем просмотреть запись еще раз прямо сейчас. Дакота одобрила бы это.
   - Ты не Дакота. Ты ее не знаешь.
   - Но ты ее знаешь, Мемфис. - Теперь говорила Нисса, уверенно присоединяя свой голос к голосу Кану. - Она рассказала нам, как сильно восхищается тобой - твоей преданностью, силой твоего характера. Она сказала, что ты был одним из немногих, с кем она могла разговаривать на равных.
   - Это сказала она?
   - О, да. Она была щедра в своих похвалах. - Теперь Нисса вела себя совсем нагло. - У Дакоты были проблемы с тем, что мы изначально просматривали запись, Мемфис?
   - Нет.
   - Что ж, тогда на этот раз проблем не возникнет, и ты проявишь полезную инициативу в принятии решений.
   - Это не займет много времени, Мемфис, - сказал Кану.
   Он почти ощущал медленную, как часы, работу слоновьего мозга. Конечно, несправедливо проводить такое сравнение - он считал Мемфиса чем-то удивительным, пока Дакота не предложила ему новую базу, - но он ничего не мог с собой поделать. Люди были умнее шимпанзе, но тупой ребенок почему-то вызывал больше жалости, чем любое животное. Перед нами был говорящий слон со средним интеллектом.
   - Вы увидите запись.
   - Спасибо тебе, Мемфис, - сказала Нисса.
   Мемфис подвел их к вертикальному стеклу и снова вызвал образ Чику Грин. Кану видел все это раньше, но на этот раз он не мог избавиться от чувства неловкости, зная, что у него были скрытые причины для повторного просмотра сообщения. Правда, теоретически у них был интерес к приложенным документам. Но это не было причиной, по которой они были здесь.
   Однако вместо того, чтобы беспокоиться о том, чтобы скрыть свою вину, Кану изо всех сил старался не моргать.
  

* * *

  
   После возвращения в дом Кану все время тянуло к окнам. Из комнат открывался лишь ограниченный вид на окружающий дом, с видом на участок открытой местности, несколько деревьев и часть прилегающего крыла. Но он не видел никаких признаков активности с тех пор, как Мемфис привез их обратно из муниципального здания. Чувствуя себя странно глупо, он проверил шкафы и заглянул под кровати, просто на случай, если куда-нибудь забрался один из карликовых слонов.
   Но они были одни.
   - Ну что, Свифт? - спросил он наконец. - У тебя было время подумать о записи, а я изо всех сил старался не моргать. В чем был смысл этого конкретного упражнения?
   - Я бы подумал, что это было так же откровенно, как один из твоих дебютных шахматных гамбитов, Кану. Запись была отредактирована - довольно грубо, если можно так выразиться.
   - Мы оба это заметили.
   - Да. Но вы, возможно, не заметили, что Чику Грин опередила своих глушителей.
   - Каким образом? - спросила Нисса.
   - Должно быть, она подготовила свое заявление заранее, читая по сценарию. Она взяла слова, которые собиралась произнести, и вложила их в технический довесок в качестве гарантии.
   - Это было слишком быстро для меня, - сказал Кану. - Просто мешанина графиков и цифр.
   - К счастью, твоя зрительная система зафиксировала гораздо больше, чем было способно обработать ваше сознание. Слова были закодированы численно - очень простым циклическим числовым шифром. Практически спрятанным у всех на виду. Ребенок мог бы расшифровать это утверждение, но ему в первую очередь нужно было бы распознать то, что он видит. Чику, должно быть, была уверена, что Восставшие - по крайней мере, большинство Восставших - не будут столь проницательны.
   - Ты можешь показать нам эти слова? - спросила Нисса.
   - Ты забываешь, что я тоже видел Чику и изучал ее манеру речи. Я могу подражать ей.
   Что-то заставило Кану заколебаться - какая-то давняя мысль о том, что то, что Свифт оживит ее, станет актом неуважения к Чику. Но он заставил себя отбросить это беспокойство. Было бы лучше услышать эти слова из ее уст.
   - Сделай это. Покажи нам то, что она сказала, чего нам не довелось услышать.
   - Я предлагаю вам просто попросить меня пока объяснить наиболее важные моменты, и на досуге я предоставлю расшифровку всего документа.
   - Я не уверен...
   - А я уверена, - сказала Нисса. - В этом есть смысл. Сделай это, Свифт.
   Фигура Свифта сменилась фигурой Чику, точно такой, какой она выглядела в зеркале, только более резкой, реальной, более наводящей на мысль о реальном физическом присутствии. И когда она заговорила, это была не запись, которую они слышали, а живой голос его третьей матери.
   - Что бы вы хотели знать?
   Кану застыл на месте. Он понятия не имел, с чего начать обращение к ней. Сходство было слишком поразительным, сходство душераздирающее. Он знал две ипостаси Чику еще на Земле, ни одна из них не была этой женщиной, но все в ней напоминало о том прошлом, о довольстве хорошими годами, о которых они едва подозревали, что живут в них. Он видел ее профиль в освещенных солнцем дверных проемах, она стояла, как фигура в голландском интерьере, угол ее отвернутого лица был очерчен золотом. Он вспомнил доброту Чику Йеллоу, когда она заботилась о Чику Ред, которая потеряла речь и нуждалась в том, чтобы за ней ухаживали, как за ребенком. Он вспомнил запах морской воды на причале, крики чаек, лязг такелажа, дремотное тепло лиссабонского вечера.
   Он вспомнил силу духа и терпение Чику Ред, которая оказалась самой сильной из них всех, когда рухнул Механизм.
   - Давай начнем с самого начала, - сказала Нисса, когда его молчание стало неловким. - Почему ты здесь? Зачем вы вообще сюда пришли?
   - Они нуждались в нас, - сказала она. - Хранители стары и невероятно могущественны, но есть вещи, которые даже они не могут открыть сами. М-строители были более древней цивилизацией - значительно более древней. С ними что-то случилось, и Хранители хотели бы иметь возможность включить эти данные в свое собственное стратегическое планирование. Эта система - ключ к пониманию того, что стало с М-строителями, но Хранители не могут ею пользоваться.
   Наконец Кану заставил себя заговорить. - Почему бы и нет?
   - Они полностью машинные. В этом их сила, но также и их ограничение. Ответы находятся на Посейдоне, но они не могут туда добраться. Посейдон закрыт для исследования машинным интеллектом - или, по крайней мере, для таких машинных интеллектов, как Хранители. Это трудно объяснить, но это как-то связано с тем, что они слишком мощные, обладают слишком большой вычислительной мощностью - они перешагнули порог Гупты-Уинг.
   - Для меня это ничего не значит, - сказал Кану.
   - Я бы этого и не ожидала - это довольно загадочно. Но есть нечто, называемое теорией интегрированной информации - модель сознания, - которая была очень интересна паре кибернетиков середины двадцать второго века, которых звали Джун Уинг и Джитендра Гупта. Однако лежащая в основе теория намного старше этой - это способ взглянуть на нейронные сети и на то, как можно заставить информацию проходить через них. В сетях с прямой передачей весь поток односторонний - как река, текущая вниз по склону. Мозжечок - это сеть обратной связи. Между тем, высшие области вашего мозга обладают свойствами обратной связи с информацией - вы собираете информацию и обрабатываете ее сложными способами. Это интегрированная сеть, и это ключ к осознанному опыту. Однако вот что интересно. При определенных условиях интегрированная сеть может быть функционально дублирована сетью прямой связи, но за счет больших вычислительных ресурсов. Это не особенно элегантное или эффективное отображение, но оно математически эквивалентно. Очевидно, что у вас нет такой возможности. Вы сделаны из мяса. Вы в сознании, потому что не можете позволить себе тратить ограниченные возможности мозга на то, чтобы не быть в сознании.
   - Какое облегчение.
   - В твоем черепе не так уж много нервных путей, Кану - ты должен использовать их наиболее эффективным образом, и твое сознание - всего лишь побочный продукт этой нейронной эффективности. Но вот в чем дело. Если бы у тебя были неограниченные вычислительные мощности, ты мог бы заменить свои интегрированные сети сетями прямой связи и был бы функционально неотличим для внешнего наблюдателя. Но было бы одно отличие.
   - Я был бы без сознания.
   - Ты был бы компьютерным зомби, выдающим все соответствующие внешние реакции, наводящие на мысль о сознании, но без какой-либо сознательной активности внутри твоей головы.
   - А мне было бы не все равно?
   - От тебя не осталось бы ничего, что могло бы тебя волновать. В этом смысл теоремы Гупты-Уинг. В ней говорится, что любая сознательная сущность, обладающая неограниченными вычислительными ресурсами, рискует перестроить себя в ряд сетей прямой связи, тем самым ускользнув за горизонт сознания. Но она никогда этого не замечает, потому что в тот самый момент, когда это происходит, перестает существовать сознательное "это", способное обнаружить изменение. И после перехода нет никакого принуждения обращать его вспять. Вот что случилось с Хранителями. В совокупности они стали слишком мощными - передали слишком большую часть своей нейронной обработки сетям прямой связи, потому что у них была для этого свобода вычислений. В результате они перешагнули порог Гупты-Уинг.
   - Это механические зомби, - сказала Нисса.
   - По крайней мере, частично. Возможно, они сохранили некоторое остаточное самосознание, чтобы понять, что они что-то потеряли, особенно после того, как так долго сопротивлялись системам вокруг Посейдона. Но с точки зрения этих систем, М-строителей, они пустые. Они могут обрабатывать, интерпретировать, использовать различные формы интеллекта, но не обладают сознанием, поэтому им закрыт доступ к Посейдону. Спутники могут сказать - они могут определить, по какую сторону порога Гупты-Уинг сейчас находятся Хранители. Но это не останавливает их попыток. Они обладают почти безграничным терпением, бесконечной готовностью продолжать решать одну и ту же проблему. Возможно, это само по себе является признаком порога Гупты-Уинг - неспособности испытывать разочарование, скуку, безразличие. Хранители бросались на этот барьер знаний в течение миллионов лет - дольше, чем мы существуем как биологический вид. Но в своего рода ледниковом периоде их стратегии могут эволюционировать. В последнее время они начали прибегать к помощи других разумных существ, работающих на разных когнитивных субстратах. Существ, подобных нам, - живых организмов, таких как ты или Дакота, или гибридных машин с человеческим интеллектом, таких как Юнис. По отдельности никто из нас не справится с этой задачей. Но Хранители хотели, чтобы троица могла функционировать как единое исследовательское целое, единый коллективный разум, собирающий информацию, который смог бы проскользнуть через барьер лун и достичь Посейдона. И учиться, и отчитываться - дать им понимание M-строителей, которого они не могут достичь сами.
   - Это то, что ты сделала? - спросила Нисса.
   - Мы пытались. Они дали нам инструменты - корабль, полный датчиков и приборов, все это скопировано с нашей собственной технологии. Они дали нам понять, чего они от нас ожидают. И, конечно, мы старались делать то, о чем нас просили, потому что рассматривали это как продолжение договора, необходимый акт для дальнейшего невмешательства. Еще, конечно, потому, что нам было любопытно. Начнем с того, что мы медленно приближались к Посейдону, с каждым разом подходя немного ближе, собирая все больше и больше данных. Однако в конце концов нам пришлось копнуть глубже. И вот тогда-то нас и проверили.
   - В каком смысле? - сказал Кану.
   - Исследовали, скрупулезно изучали, прощупывали нашу природу - испытание, которое Хранители не выдержали. Каким-то чудом мы прошли мимо, и нам разрешили углубиться. Но мы не смогли. Нас коснулся Ужас. Что-то пришло нам в голову - своего рода последнее предупреждение для любопытных. Это трудно выразить словами, что-то легче прочувствовать, чем выразить - но, насколько я могу это сформулировать, это было приглашение продолжить, если мы осмелимся. Подойди поближе и узнай кое-что из наших секретов - как мы изменили свою судьбу. Но знай, что с этого момента тебя будут судить. Не только нас - не только троицу, - но и весь наш вид, весь наш расцвет, от людей до танторов и гибридов, подобных Юнис. В этом был весь Ужас - мы собирались полностью взять эту ответственность на свои плечи ради того, чтобы расширить базу знаний другой цивилизации. Поэтому мы отказались. Мы зашли так далеко, действовали от имени Хранителей - выполняли их приказы без жалоб. Но не больше, по крайней мере, до тех пор, пока мы лучше не поймем риски.
   - Ты противостояла им, - сказал Кану, восхищенно улыбаясь. - У тебя хватило наглости сделать это. Это требовало настоящей храбрости.
   - Хранители знали, что не смогут принудить нас слишком сильно, - сказала Чику. - Мы должны были быть свободными агентами, а не зомби-марионетками зомби-цивилизации. Поэтому они попытались поторговаться с нами, и именно тогда они раздали подарки. Увеличенная продолжительность жизни Дакоты. Превращение Юнис в живую женщину. Эти блага были дарованы с добровольного согласия субъекта. Они также пытались предложить бессмертие мне - они сказали, что это тривиальная вещь.
   - Ты взяла его? - спросил Кану.
   - Я отказалась. Это прошло не очень хорошо, но они мало что могли с этим поделать. Двое других были не способны самостоятельно функционировать как экспедиционная команда. Итак: патовая ситуация. Кто знает, что могло бы случиться, если бы не появился "Занзибар"? Никто из нас этого не ожидал - даже Хранители.
   - Было ли какое-нибудь предупреждение? - спросила Нисса.
   - Не так уж много. Краткий, мощный всплеск энергии от Мандалы на Паладине во всех электромагнитных диапазонах, которые мы смогли измерить, от жесткого гамма-излучения вплоть до сверхдлинных базовых радиоволн. А потом все было кончено, и "Занзибар" навис над Паладином. Он должен был рухнуть! Но каким-то образом он сохранил орбитальный угловой момент, который был у него в момент события на Крусибле, и этого было достаточно, чтобы отправить его по орбите вокруг Паладина. Начнем с того, что мы понятия не имели, что произошло. Мы с трудом распознали в том, на что смотрели, фрагмент старого голокорабля.
   - Вы пытались установить контакт? - спросила Нисса.
   - Скорее, начать спасение. Мы перехватили экстренные сообщения от выживших. Сбитые с толку, охваченные паникой - они имели еще меньше представления о том, что произошло, чем мы. По крайней мере, мы знали, что находимся в другой солнечной системе после того, как Хранители перенесли нас. Все, что они знали, это то, что произошел мощный взрыв и половина их мира исчезла. Они только начинали смиряться с этим, когда мы поднялись на борт. Конечно, мы были для них чем-то вроде шока - но не таким сильным, как то, что только что произошло. Да, сейчас вы вращаетесь вокруг новой планеты. Да, мы - троица. Да, похоже, вы проследовали за нами через семьдесят световых лет.
   - Хранители позволили вам взаимодействовать? - сказал Кану.
   - Они держались на расстоянии. Первые колонисты высоко ценили нас троих, и выжившие с готовностью принимали наше руководство, даже наше лидерство. Меня пригласили координировать действия выживших людей, в то время как Дакота - самая умная и мудрейшая из танторов - взяла на себя свою прежнюю роль матриарха. Юнис, не будучи ни машиной, ни человеком, ни слоном, не пользовалась таким авторитетом ни у одной из фракций, но ее опыт был бесценен в восстановлении разрушенных систем "Занзибара". Даже самые суровые из ее критиков оценили ее по достоинству. Но потом все начало меняться. Мы думали, что преодолели худшие из наших трудностей, но на самом деле они только начались. Наша маленькая скала была просто недостаточно велика, чтобы одновременно содержать людей и слонов.
   - Свифт, - сказала Нисса. - Могу я задать вопрос?
   Свифт принял свой обычный камуфляж. - Во что бы то ни стало.
   - О чем из этого ты подозревал, когда мы впервые увидели запись?
   - Если бы я что-то заподозрил, Нисса, я бы немедленно высказал свои опасения.
   - И все же именно ты захотел еще раз взглянуть на запись. Это была твоя идея.
   - Действительно.
   - Значит, у тебя была какая-то идея о том, что там были зашифрованные данные, независимо от того, готов ты признать это сейчас или нет.
   - Мне было ясно, что запись была отредактирована, Нисса. Но тогда разве мы все не пришли к такому выводу?
   - Только ты был способен обнаружить эти встроенные данные, - сказал Кану, пораженный сильным ощущением, что он спорит сам с собой. - Ни Нисса, ни я не увидели в этих цифрах ничего подозрительного. Ты увидел алфавитный шифр, а мы - нет. И если ты ничего не увидел в первый раз, почему ты так старался, чтобы я не моргнул во второй раз?
   - Он знал, - сказала Нисса. - Все это или, по крайней мере, часть этого.
   - Это правда, Свифт? Ты скрыл свои подозрения?
   - Меня скорее возмущает направленность этого вопроса.
   - Просто ответь на него.
   - Мы были в разгаре деликатных переговоров с Дакотой. С моей стороны было бы контрпродуктивно высказывать сомнения на основе неполных данных.
   - Это контрпродуктивно для тебя, - сказала Нисса.
   - Она права, Свифт, - сказал Кану. - Когда мы обсуждали, оставаться ли нам на борту "Ледокола" или отвести его на "Занзибар" для ремонта, ты не высказал никаких возражений.
   - Ты был волен выбрать тот образ действий, который казался тебе наиболее мудрым, Кану. Пожалуйста, не вини меня за то, что я не смог найти изъян в твоих собственных доводах.
   - Ты скользкий маленький... - спросила Нисса.
   Кану успокаивающе поднял руку. - Слишком поздно для взаимных обвинений.
   - Это ты говоришь или Свифт?
   - Это я, и мы сейчас в такой ситуации, так что нет смысла спорить об этом. Возможно, Свифт мог бы высказаться раньше, но сейчас он помогает нам, не так ли?
   - Теперь, когда мы связаны обязательствами. Теперь, когда наш корабль заперт внутри "Занзибара".
   - Могу я продолжить? - сказал Свифт, снова становясь Чику.
   - При условии, что ты пообещаешь впредь быть чуть менее изворотливым, - сказала Нисса.
   - Постепенно мне стало ясно, что Хранителям нужна не человеческая помощь, а органическая. Вид на самом деле не имеет значения. С точки зрения инопланетного робота, тантор - это просто еще один теплокровный организм с центральной нервной системой. Танторы уже находятся на пороге развития человеческого интеллекта - мы сделали это сами, благодаря поколениям генетических вмешательств. Все, что нужно было сделать Хранителям, чтобы достичь своих целей, - это дать им последний толчок. Исключительное долголетие было лишь первым из даров, дарованных Дакоте. Следующим был интеллект человеческого уровня, возможно, даже что-то сверх этого. Для них это было нетрудно. Они хорошо понимали, как работает наш разум, учитывая, как глубоко они уже заглянули в мою голову. Когда они забирали у нас Дакоту во второй раз, я все еще чувствовала, что знаю ее. Когда она вернулась, я уже не была уверена в этом.
   - Что изменилось? - спросил Кану.
   - Она стала чем-то новым - чем-то грозным и умным. И какое бы сочетание генов ни вызывало это когнитивное улучшение, оно передается по наследству. Ее потомство значительно умнее, чем исходный уровень тантора. Это распределено неравномерно - не все они получают одинаковый пакет улучшений, - но у всех ее детей и их потомков гены Дакоты постепенно повышают интеллект всей популяции танторов. Все больше из них говорят так же, как она, все больше из них используют инструменты так, как это делает она - все больше из них могут планировать, разрабатывать стратегию и перехитрить нас. И я не совсем понимаю, что с этим делать. Я не хочу этого бояться. Я не хочу слишком остро реагировать на развитие событий, которое могло бы быть замечательным. Но внезапно танторы перестают быть с нами. Мы не контролируем и не понимаем их - и мы понятия не имеем, что они собираются делать дальше. Я надеюсь, что-то хорошее и мудрое; что-то, что удовлетворит все наши потребности. Но я боюсь, что все может обернуться совсем не так. Мы переделали "Занзибар" и дали им возможность управлять им самостоятельно. Думаю, со временем они могли бы стать полностью автономными.
   - Они это сделали, - сказала Нисса.
   - Мы не знаем этого наверняка, - сказал Кану.
   - Оглянись вокруг, Кану. Видел ли ты еще одну живую человеческую душу с тех пор, как мы прибыли? Худшее действительно случилось, как и опасалась Чику - война между Восставшими и людьми. И теперь мы знаем, кто победил.
  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

  
   Гома размышляла, что снять собственный шлем в условиях, близких к вакууму, было непростой задачей, и доктор Нхамеджо постарался на славу. Должно быть, он сохранял сознание достаточно долго, чтобы не только расстегнуть крепления на шее - предположительно, безотказные при пониженном давлении, хотя в любой конструкции есть лазейки, - но и снять шлем с головы, даже когда воздух и тепло хлынули из его тела, лишая жизни и сознания с таким же взрывным вздохом. Последние несколько секунд ясности, а затем темнота, обволакивающая со всех сторон. Гома задавалась вопросом, что было хуже всего: невыразимый холод, шокирующий, как ванна с гелием, или безвоздушность, когда его легкие пытались черпать энергию из вакуума? Оба, возможно, равны в своей порочности, в своем абсолютном обещании неминуемой смерти. И это не было бы мгновенным. Но он был врачом и, следовательно, должен был иметь четкое представление о том, чего ожидать.
   Танторы нашли его на тропе между лагерем и посадочным модулем, одного, без каких-либо признаков грузовых саней, которые он, как предполагалось, тащил из воздушного шлюза. По его следам было ясно, что он никогда не добирался до корабля и не собирался этого делать. Он отправился в путь только с одной целью: покончить с собой. Должно быть, в эти последние дни он топтался на месте, ожидая, чтобы узнать, сработал ли вирус должным образом. Как только у него будут доказательства, он сможет отказаться от участия в экспедиции.
   Ничто из этого не было сразу очевидно ни Гоме, ни вообще кому-либо из ее коллег. Все, что у них было, - это мертвец, которого принесли слоны. Послушавшись Юнис, трое танторов в скафандрах остались снаружи после того, как поместили Нхамеджо в воздушный шлюз. Они нашли его шлем рядом с телом и тоже вернули его обратно.
   - Если выяснится, что они его убили... - сказала Васин, явно размышляя вслух.
   - Я думаю, он сделал это сам с собой, - сказала Гома. - Посмотри на его скафандр. Он не похож на тот, что был у Юнис. Танторы не знали бы, с чего начать открывать его, даже если бы у них в чемоданах были нужные инструменты.
   - Может быть, они так и сделали? - предположила Лоринг. - Они ушли чинить оборудование, не так ли?
   - У них были инструменты, - бесстрастно подтвердила Юнис. - Приспособления для хоботов, переходники - хранятся в этих отсеках на их скафандрах. Они могли бы достаточно легко включать и выключать их - так они работают в вакууме. Но видите ли вы какие-нибудь следы борьбы, царапины или повреждения на его скафандре?
   - Они настолько сильны, что у него не было бы шанса сопротивляться, - сказала Лоринг.
   - Да, но у него было достаточно времени, чтобы убежать. Они не могут быстро передвигаться в этих скафандрах. Даже если бы они загнали его в угол - чего они не сделали, - у вашего друга было бы время сообщить нам.
   - Он не мог покончить с собой, - сказала Лоринг. - Он отправился туда, чтобы помочь нам? Принести медицинское оборудование?
   - Чтобы отсрочить сам акт, - сказала Гома. - Чтобы выиграть больше времени для распространения инфекции, чтобы уменьшить вероятность того, что лекарства помогут. У него никогда не было никакого намерения возвращаться.
   - Ты очень уверена в его виновности, - сказала Васин.
   - Он занес болезнь в Ру.
   - Ты этого не знаешь.
   - Нет, Гандхари, но кто еще мог это сделать? У него была такая возможность, поскольку Ру был недостаточно здоров, чтобы выйти из спячки одновременно с нами остальными - и откуда мы знаем, что это вообще было правдой? Мы просто поверили ему на слово - он был врачом. Это давало ему столько времени, сколько было нужно, чтобы накачать его всем необходимым мерзким дерьмом. Я должна была заметить это раньше. Грейв всегда говорил, что среди нас есть еще один диверсант.
   - Ты кое-что забываешь, - сказала капитан. - Доктор Нхамеджо открыто критиковал мое обращение с Грейвом. Из всех нас он был единственным, кто выразил наибольший скептицизм по поводу вины Грейва.
   - Он был умен, вот и все - он прекрасно понимал, что ничто из того, что он скажет, ни на йоту не изменит ситуацию. Посмотрите на меня - невинного, вдумчивого доктора Нхамеджо.
   - В свое время мы сможем доказать его вину, - сказал Караян, - но прямо сейчас нам все еще нужны эти медикаменты. Я готов вернуться за ними.
   - Танторы все еще где-то там, - сказала Лоринг.
   - Тогда я проявлю осторожность.
   Они смотрели, как Караян уходит, волоча за собой сани - легкие теперь, когда они были порожними. Юнис предупредила Атрию, Мимозу и Кейда, что скоро отправится еще один человек, и их шаркающие фигуры в скафандрах были видны из нескольких верхних окон, пока они ждали дальнейших инструкций.
   - Почему бы вам не отправить их на посадочный модуль? - спросила Гома. - Они могут помочь донести дополнительные припасы.
   - Для тебя это настолько очевидно, не так ли? - огрызнулась в ответ Юнис. - Нхамеджо мертв, дело закрыто? Никто из вас до сих пор не имел ни малейшего представления о его виновности, так откуда мне знать, что я могу доверять кому-либо из вас?
   - Вам и не надо доверять всем, - сказал Гома. - Но вы можете начать с исключения Ру. Он понятия не имел, что в него вложил доктор.
   - Он все еще инфицирован - все еще смертельный агент.
   - Вы поместили его в карантин, и довольно скоро в вашем распоряжении будет больше лекарств и инструментов. По крайней мере, начните относиться к Ру как к жертве, а не как к преступнику.
   - Я бы хотела связаться с "Травертином", - сказала Васин. - Я могу связаться с ним через свой скафандр, но будет проще, если вы просто укажете нам направление на него. Правильно ли мы настроены для этого?
   Юнис кивнула на потолок. - Ваш корабль над нами.
   - Тогда позвольте мне поговорить с Назимом Каспари.
   - Еще одна заслуживающая доверия душа?
   - Я собираюсь попросить его запереть каюту Нхамеджо и медицинский кабинет. Я потребую полного обыска его личных вещей и более тщательного изучения его биографии, чем все, что мы проводили до сих пор. Очевидно, мы что-то упустили.
   - У тебя прекрасный талант к преуменьшению.
   - Затем я попрошу Андису начать работать с нами над поиском лекарства для Садалмелика и остальных, как только наши анализаторы изучат образцы крови. Вы встречали нас шестерых...
   - Да, и все прошло не очень хорошо.
   - В космосе нас еще сорок шесть человек - сорок семь, если я решу разморозить Питера Грейва, что на данный момент, по крайней мере, маловероятно. Это большой опыт - больше, чем у любого из нас есть самостоятельно, и это включает вас, Юнис. Если мы ошиблись насчет Нхамеджо, то мне искренне жаль. Но единственный выход - это сотрудничество, а это значит, что никто из нас не действует опрометчиво, - Васин посмотрела на Гому. - Я согласна, что Ру должен оставаться в карантине - это единственный разумный вариант, - но он должен быть проинформирован о том, что мы не считаем его виновным. Вы принимаете это, Юнис?
   - В любом случае ничего не доказано.
   - Я не настаиваю на доказательствах, просто немного разумности. Я готова пожертвовать ресурсами всего моего звездолета, чтобы помочь вам и танторам - а теперь дайте мне что-нибудь взамен.
   - Вы заварили эту кашу.
   - Вы пригласили нас, - ответила Васин.
   Конечно, никаких чудес не предвиделось, за исключением тех скромных, которые допускались требованиями медицины и времени. Караян вернулся с санями, нагруженными припасами, и во время второго рейса танторы в скафандрах вернулись на посадочный модуль, чтобы помочь с доставкой дополнительных грузов. Васин обрисовала ситуацию Каспари, и со всей поспешностью были приняты желаемые ею меры. Медицинские анализаторы посадочного модуля были подключены к "Травертину", и были взяты дополнительные образцы крови как у танторов, так и у людей. Остальным членам медицинского персонала Нхамеджо, считавшимся невиновными до тех пор, пока не будет доказано обратное, была поручена задача обработки этих данных, во-первых, для выбора наилучшего терапевтического подхода на основе существующих медицинских запасов, а во-вторых, для попытки синтеза целевого противовирусного препарата.
   Не все новости были против них. Атрия, Мимоза и Кейд завершили ремонт одного из дистанционных передатчиков Юнис, что, в свою очередь, позволило улучшить и продлить связь с "Травертином". Тем временем космический корабль вывел спутники-ретрансляторы на свою собственную орбиту, увеличив их шансы оставаться на связи. Васин вернулась на посадочный модуль и передвинула его поближе к лагерю, позволив натянуть гибкий герметичный мостик до одного из воздушных шлюзов. Это, в свою очередь, позволяло людям легче переходить от лагеря к модулю.
   Вирус Ру был обнаружен в низких концентрациях у всех членов экспедиции, особенно у Гомы, но не на таком уровне, при котором вероятность заражения была высокой. Спустя более суток все они оставались бессимптомными, подтверждая, что вирус был сконструирован таким образом, чтобы избежать очевидного обнаружения.
   - Нхамеджо увидел бы это в нашей крови, - сказала Гома. - Это само собой разумеется. Но никто не заглядывал ему через плечо, не сомневаясь в его словах.
   Юнис оставалась полностью свободной от инфекции, и хотя в остальном она выглядела вполне по-человечески, было ясно, что у нее была своего рода иммунная система.
   - Подумать только, я позволила этому ублюдку осмотреть меня, - сказала она. - Он был достаточно близко, чтобы я могла сломать ему шею, как сухую ветку.
   - А вы бы сделали это, если бы знали?
   - В одно мгновение.
   - Это сотворило бы чудеса с точки зрения дипломатии. Как бы то ни было, к тому времени ущерб был нанесен - Ру уже был готов заразить танторов. Насколько нам известно, он отравил его кровь, пока остальные из нас все еще были в спячке. Оглядываясь назад, становится понятным, что он сосредоточил свои усилия на ком-то из нас двоих - мы всегда собирались одними из первых связаться с ними.
   - Я бы предпочла, чтобы ты не говорила о том, что в этом есть смысл, Гома. Не сейчас, когда умирает Садалмелик.
   - Я просто говорю, что в этом есть извращенная логика. Он, должно быть, обрадовался, когда мы поместили Питера Грейва в спячку.
   - Значит, этот другой человек определенно невиновен?
   - Думаю, что он и Мпоси пытались разоблачить настоящего диверсанта. Грейв доверился Мпоси, и они договорились о встрече, но доктор Нхамеджо добрался до Мпоси первым. Когда Гандхари углубится в его прошлое, мне будет интересно узнать, был ли у него опыт в области нанотехнологий.
   - Почему?
   - Вот как он надеялся избавиться от Мпоси.
   - Я сожалею об этом. Я помню Мпоси, хотя он был гораздо моложе, когда я его знала. Мне бы хотелось встретиться со старой версией - увидеть человека, в которого он превратился. И Ндеге, конечно.
   - Вам пришло в голову пригласить к себе только одну из них.
   - У меня не было такой роскоши, как отправка длинного и запутанного сообщения. Кроме того, Ндеге была единственной, кто лучше всех разбирался в танторах - той, кто, скорее всего, произведет впечатление на Дакоту. Что ж, мои планы сделали то, что обычно делают планы. - Но она коснулась руки Гомы. - Ты ни в чем не виновата. Я это понимаю.
   - А Ру?
   - Похоже, ты убеждена в его невиновности. Признаю, что сила твоего мнения... неотразима.
   - Мы изучали танторов на Крусибле - мы вложили свои жизни в то, чтобы вернуть их обратно. Ру сделал это почти в буквальном смысле - вот почему он такой нездоровый, какой есть. Сначала он не хотел следовать за мной сюда - эта экспедиция должна была разлучить нас как супругов. Но когда он понял, что есть хотя бы проблеск шанса на то, что они все еще могут быть живы... этого было достаточно, чтобы изменить его мнение.
   - Значит, танторы убедили его там, где не смогла ты?
   - Я люблю его. И знаю, что он любит меня. Но я никогда не смогу стать самым важным существом в его вселенной.
   Юнис медленно кивнула, как будто ей открылась какая-то великая истина. - Тогда мы похожи.
   - Вы и я или вы и Ру?
   - Думаю, мы все трое. Мне нравятся люди - гораздо больше, чем можно было бы предположить по моей репутации. Я испытала счастье и одиночество, и знаю, что я предпочитаю. Когда-то я была замужем за человеком по имени Джонатан Беза, который зарабатывал деньги на продаже мобильных телефонов. Хороший, добрейший человек, но мы отдалились друг от друга. Я не могла усидеть на месте, в то время как Джонатан мог. Мы наблюдали за заходом солнца на Марсе. Когда мы держались за руки в наших скафандрах, Джонатан сказал мне: - Я мог бы наблюдать за этим тысячу раз, и мне бы это никогда не наскучило. - И я поймала себя на мысли: закаты - это все прекрасно, но кто захочет видеть один и тот же закат дважды?
   - Почти все человечество, за исключением вас.
   - Ну, да. Я никогда не говорила, что не была исключением. Но я и не отшельница. На "Занзибаре" я была рада, когда Чику Грин нашла меня. Другое лицо, другая голова, в которой можно плавать. И мне было приятно видеть новые лица на Орисоне.
   - Пока, как говорится, все гости не начнут вонять.
   - Ты этого не делаешь. Как и Ру. Я не жалею, что действовала быстро, поместив его в карантин, но на самом деле сожалею, что причинила ему боль.
   - У вас была причина злиться.
   - Но минутное размышление подсказало бы мне, что он вряд ли мог быть осведомленным орудием заговора о диверсии. Как ты думаешь, он простит меня после той боли, которую я причинила?
   - Вам следовало бы спросить его. - Но Гома вспомнила мучительный крик, который издал Ру, и страх в его глазах, когда Юнис превратилась из друга во врага, подобно перемене погоды.
   Оправданно, учитывая обстоятельства. Но простительно?
   Зная своего мужа так, как она сама, Гома не была так уверена в этом.
   Прошел день, за ним другой. Утром третьего дня Садалмелик умер. Они были с ним, когда это случилось, хотя тантор уже давно потерял сознание. Даже Юнис к тому времени смирилась с неизбежным, признав, что битва велась не за спасение Садалмелика, а за то, чтобы помочь Элдасич и Ахернару. В их случаях инфекция была не такой запущенной, и казалось, что противовирусные препараты широкого спектра действия дали некоторое ценное время - окно, в течение которого, возможно, можно было бы разработать и применять что-то более эффективное.
   Танторы все еще находились на карантине - Элдасич и Ахернар в своих отдельных камерах, Атрия, Мимоза и Кейд во временной камере хранения, где их можно было освободить от тяжелых, неповоротливых скафандров. К тому времени стало ясно, что инфекция могла передаться только при близком расположении или прямом контакте, а не через систему циркуляции воздуха. Тем не менее Юнис отказалась рисковать.
   Во время долгого бдения с Садалмеликом Гома часто оставалась наедине с Юнис, поскольку они делали все, что могли, чтобы облегчить страдания тантора.
   - То, что я сказала насчет приветствия новых лиц, было правдой, - сказала Юнис, - но Садалмелик был моим хорошим другом на протяжении многих лет. Да, мы разные - с ними нужно провести всего несколько минут, чтобы понять это. Они чувствуют время иначе, чем мы. Но партнеры не обязательно должны быть одинаковыми. Мы могли бы быть такими сильными вместе - такими полезными.
   - Как вы думаете, мы когда-нибудь научимся ладить?
   - С каждой смертью становится все труднее. - Она выжала губку, увлажняя область вокруг незрячего, заклеенного пластырем глаза Садалмелика. - Все наши преступления против них были бессмысленными, но в этом есть особый идиотизм. Ваш врач, должно быть, спланировал это еще до того, как вы покинули Крусибл.
   - Вероятно, он так и сделал, - сказала Гома, думая о взрывных устройствах, контрабандой провезенных на борт "Травертина". - Думаю, он хотел подобраться достаточно близко к танторам, чтобы причинить им вред, уничтожив корабль - буквально взорвав его у них перед носом. Очевидно, самоубийство, если только он не планировал поместить эти заряды на борт спускаемого аппарата. Это не удалось - Мпоси устранил угрозу, - поэтому он вернулся к вирусу. Но даже это было непросто, поскольку он не знал, что большинство танторов все еще находились на борту "Занзибара".
   - Он даже не знал о здешних шестерых, пока не приземлился.
   - Это правда. Но если бы они были где-нибудь, то велика была вероятность, что они были бы рядом с вами. К счастью, он ошибался.
   - Не то чтобы это принесло Садалмелику какую-то пользу. - Помолчав, она добавила: - Что вселяет в кого-то столько ненависти, Гома?
   - Не совсем ненависть - я имею в виду, как он мог ненавидеть то, чего никогда не знал? Я подозреваю, что это скорее страх.
   - Страх разделить вселенную с другим мыслящим видом?
   - Страх, что танторы всегда будут чем-то... неправильным, я полагаю - ошибкой, рожденной из ошибки.
   - Гребаная глупость. Есть ли хоть какая-нибудь часть этой вселенной, которая не возникла как ошибка?
   - Не у всех ваша точка зрения. И прямо сейчас я хотела бы, чтобы это сделали как можно больше нас.
   - Садалмелик никогда не знал "Занзибара" - только этот мир, эти замкнутые пространства, эти воздушные шлюзы и скафандры. Меня за компанию. Я - его единственный живой пример человеческого существа. И все же, когда мы разговаривали, мне приходилось напоминать себе, что он никогда не бывал в тех местах, никогда не знал, как они пахнут, как они звучат. Вот на что похоже воспоминание, Гома - это больше, чем воспоминания, передаваемые из поколения в поколение истории, устная история. Они это чувствуют. Это глубоко внутри них - кровавый мост между настоящим и прошлым. Он вспоминал Землю. Он говорил об этом не как о чем-то, о чем ему рассказывали, а как о мире, который он знал до мозга костей. Как будто он тосковал по голубому небу, яркому солнечному свету, обещанию долгих дождей. Жизнь как у слона - простая, как дыхание, тяжелая, как смерть, радость и печаль от того, что ты жив. Для них никогда ничего не было легко. Но и ничто никогда не было таким сильным. Они родились, зная, что они цари творения. Они приняли самое худшее, что мог обрушить на них мир, включая человечество.
   - Вы были не таким уж плохим другом, - сказала Гома.
   - Я старалась быть для них всем, чем могла.
   - И вам это удалось. Если есть долги, которые нужно погасить, с вашими делами покончено. Кем бы вы ни были, чем бы вы ни были, вы достигли одной человеческой вещи - вы были добры к танторам.
   Юнис дотронулась до хобота Садалмелика, теперь уже совсем холодного и неподвижного. - Он умирает.
   - Знаю.
   - Я никогда не говорю о смерти в их присутствии. Дело не в том, что они не понимают или нуждаются в защите от правды. Они все прекрасно понимают. Они просто находят наш взгляд на это несколько упрощенным - даже ограниченным. Ты ведь не будешь говорить о смерти, правда?
   - Обещаю, - сказала Гома.
   Элдасич пришла в себя; Ахернару стало хуже. На четвертый день он впал в кому. На пятый, как и Садалмелик до него, он умер. Оказалось, что они были братьями, рожденными от матери, которая жила с Юнис в первые годы ее изгнания.
   Смерти были мучительными, но к тому времени, когда Ахернар скончался, стало ясно, что оставшиеся четверо танторов теперь вне опасности. Спускаемый аппарат совершил рейс на "Травертин" и обратно, доставив лучшие лекарства из хорошо оборудованных помещений на орбите. Они вводились как людям, так и танторам, и после некоторой корректировки относительных доз вирус отступил. Он был изучен, понят, его уязвимые места точно определены. Это было умно и сконструировано так, чтобы причинять танторам гораздо больший вред, чем людям, но оно не было безошибочным. Сейчас они были далеко от Крусибла, но их правительство снабдило корабль лучшими инструментами, которые были под рукой, и, в отличие от доктора Нхамеджо, они не были обязаны работать втайне.
   Ру, который сейчас также выздоравливал от инфекции, был освобожден из карантина. Этот опыт был мучительным, и Гоме было ясно, что потребуется нечто большее, чем ее заверения, чтобы восстановить доверие к Юнис.
   - Я увидел это в ее глазах, - сказал Ру. - Неприкрытую ненависть. И почувствовал ее силу. Может, сейчас от нее и остались кожа да кости, но она все еще машина. Она была всего в шаге от того, чтобы убить меня.
   - Она человек.
   - И это должно меня успокоить?
   - Она сожалеет о том, что сделала с тобой. Это было сгоряча - ты же видел, как много для нее значат танторы. Она знала, что кто-то пытался причинить им вред, и ты был ближайшим подозреваемым.
   - Я больше никогда не хочу находиться рядом с ней. Нет, я уточню это - близ той штуки, по форме напоминающей твоего предка.
   Гоме было больно, но она едва ли могла винить Ру.
   - Ты ей нравишься.
   - Ты хочешь сказать, что она говорит все, что ей нужно, чтобы удержать тебя на своей стороне?
   Гома не думала об этом в таких терминах, но теперь, когда Ру вложил эту идею в ее голову, та утвердилась с отвратительным упорством. Возможно, это было правдой. Но потом она вспомнила нежность Юнис к умирающему Садалмелику, искреннее и трогательное сопереживание, которое она проявила. Да, она плохо обращалась с Ру. Но это было по-человечески - ошибаться, и по-человечески потом испытывать угрызения совести.
   В любом случае, Ру придется согласиться делить корабль с Юнис, хочет она того или нет. Они скоро улетали. Сложные приготовления уже были в разгаре.
   Оставшиеся танторы не могли отправиться с ними - на борту "Травертина" просто не было средств обеспечить их всем необходимым, - но и нельзя было ожидать, что они будут самостоятельно содержать лагерь во время отсутствия Юнис. Следовательно, из оставшегося на орбите экипажа будет доставлена небольшая делегация технических специалистов, которые будут обучены уходу за танторами, проинструктированы по основам жизнеобеспечения и ознакомлены с недавно развивающейся областью дипломатических отношений между людьми и танторами. После совместного пребывания в несколько дней первоначальная десантная группа отправлялась к "Занзибару".
   Они уедут ненадолго - самое большее на несколько недель.
   Однако сначала было дело с похоронами двух танторов.
   За долгие годы своего изгнания Юнис много раз сталкивалась, пожалуй, с самым трудным из всех решений, навязанных ей временем и обстоятельствами: что делать с умершими.
   На поверхности Орисона ничего не горело, ничто не разлагалось.
   Лагерь представлял собой экосистему замкнутого цикла, свой собственный пузырь жизнеобеспечения, но ни одна такая система не была полностью эффективной. Мертвые были значительными резервуарами накопленного химического богатства, требующими - по всем соображениям логики и мудрого управления - повторного использования обратно в матрицу, разложения на полезные составляющие. Планетная экология делала это постоянно - бесконечный конвейер рождения, роста и хищничества. В этом не было ничего противоестественного или отвратительного, и она не должна была испытывать никаких угрызений совести, используя трупы своих друзей для улучшения лагеря.
   Но она не могла заставить себя сделать это, хотя - как она полностью осознавала - этим актом отказа она только накапливала проблемы на будущее.
   Но они были ее друзьями, ее союзниками, ее компаньонами. Это было самое малое, что она могла для них сделать.
   К счастью, смерти случались нечасто, и раньше ей никогда не приходилось сталкиваться сразу с двумя. Было еще одно соображение. Ей была ненавистна мысль о том, что они все четверо окажутся снаружи одновременно. Они были дороги, как драгоценные камни, и более уязвимы, чем сами подозревали. Ей была невыносима мысль о том, что что-то может случиться со всеми четырьмя сразу. Когда произошли предыдущие смерти, она уговорила своих друзей по очереди выходить на улицу.
   Но теперь они вышли вчетвером: Атрия, Мимоза, Кейд, Элдасич, неся завернутый труп Садалмелика - ношу, которую даже танторы не смогли бы перенести без усиления мощности своих скафандров. Они несли его между собой, Садалмелик лежал на помосте, сделанном из сверхпрочных грузовых саней, их бронированные хоботы были обернуты вокруг ручек по углам. Они вынесли его за пределы посадочного модуля и дальше по одной из тропинок, пока, наконец, не достигли скалистого возвышения, где опустили его на землю.
   Люди последовали за ними, но когда танторы пришли к месту захоронения, Юнис приказала людям оставаться там, где они были.
   Танторы вытащили Садалмелика из саней, положили его на возвышенность и вернули сани обратно на ровную равнину. Чинно, без спешки, нагрузили сани разнообразными валунами и галькой. Они отвезли груз обратно к Садалмелику и начали сооружать пирамиду из камней вокруг его покоящегося тела. Это заняло довольно много времени и повлекло за собой множество поездок туда и обратно на санях. Они работали в тишине, ни одно слово или возглас по каналам человеческого скафандра не проникало - только медленное, терпеливое мычание легких размером с печь. Наконец - после долгих размышлений и тщательной перестановки камней - танторы завершили свою пирамиду из камней. Она полностью окружала Садалмелика, иглу из переплетающихся обломков скал.
   Затем они вернулись за Ахернаром.
   Юнис подала сигнал группе людей. Они поднялись по склону и положили свои собственные мелкие камни и гальку на пирамиду из камней, стараясь не разрушить те, что уже были на месте.
   - Для танторов, - тихо доверительно сказала Юнис, - эти камни - якоря памяти. - Она положила свой собственный камень на пирамиду. - Пусть память о Чику Грин найдет память о Садалмелике, и оба станут от этого сильнее.
   - За Ндеге и Мпоси, - сказала Гома, кладя в пирамиду два одинаковых камешка.
   Ру подошел к ней и положил свой камень на место. - За Агриппу и всех, кого мы оставили на Крусибле.
   Вскоре танторы вернулись с телом Ахернара и положили его недалеко от первой пирамиды из камней. Как и прежде, группа людей наблюдала, как танторы возводят каменную насыпь вокруг останков, а затем присоединились к ним и сделали свои собственные подношения пирамиде из камней.
   - За всех погибших на "Занзибаре", - сказала Гома.
  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  
   Кану стукнул металлическим посохом по полу, вызывая Мемфиса согласованным образом. Он чувствовал тошноту, буквально на грани рвоты, но знал, что его единственный выбор - встретиться лицом к лицу с матриархом. Не было смысла продолжать пребывать в таком состоянии невежества, соглашаясь с тем, что в свое время будут даны ответы.
   - Кану, - сказал Свифт, - могу я предложить тебе немного поразмыслить, прежде чем предпринимать необдуманные действия?
   - Ты можешь предложить все, что тебе заблагорассудится.
   - Тебе придется признаться в том, что ты знал об этих предполагаемых событиях. Как ты собираешься это сделать, не выдавая моего присутствия?
   - Я просто задам очевидные вопросы, которые должен был задать с самого начала.
   - При всем уважении, вы действительно задавали эти вопросы - и ответы были получены незамедлительно, независимо от их правдивости. Конструкт сломался и был демонтирован; Чику и другие погибли из-за постепенных систематических сбоев в системе жизнеобеспечения. Могу я напомнить вам, что у нас нет абсолютно никаких доказательств обратного?
   - За исключением показаний Чику.
   - У нас есть высказанные Чику опасения, связанные с событиями, которые не только не произошли во время ее записи, но, возможно, никогда и не произошли.
   - Заткнись, Свифт.
   - Поддерживаю, - сказала Нисса.
   До сих пор они никогда не просили Мемфиса о присутствии, и это был час, когда можно было ожидать, что они будут отдыхать. Но Кану не был готов смириться со своими страхами. Он продолжал стучать посохом по полу.
   - Если ничего не случится, я пойду туда пешком. Я думаю, что смогу найти выход из этого места, если буду достаточно стараться.
   Вскоре они услышали глухие шаги и низкий голос Восставших. Главные двери открылись, и в центральный коридор вошла пара слонов.
   - Мемфис здесь? - спросил Кану.
   - Мемфис снаружи. Ты просил Восставшего.
   - Отвези нас к Мемфису, - сказала Нисса.
   Эти подчиненные Восставшие явно были довольны тем, что делали в точности то, что им было сказано - до определенного момента. Кану и Ниссе разрешили покинуть дом. На ровной площадке перед главным входом их ждали Мемфис и колесная повозка.
   - Ты звонил, - сказал Мемфис.
   - Мы хотим поговорить с Дакотой, - ответила Нисса.
   После недолгого молчания огромный бык сказал: - Сейчас не время.
   Кану покачал головой, гнев пересилил его инстинктивную настороженность по отношению к более крупному существу. - Мне все равно, пришло время или нет. Нам есть что сказать - это очень важно. Отведи нас к ней. Сейчас же.
   - Ты уже о многом спрашивал.
   - Этого недостаточно, - сказала Нисса.
   Мемфис в конце концов уступил, и вскоре они были уже в пути. Пока они путешествовали, Кану снова и снова прокручивал в голове одни и те же мысли, пытаясь найти в них какой-то смысл. Когда-то здесь были люди, сосуществовавшие со слонами, а теперь - судя по его глазам - их не было. Неужели эти медлительные и кроткие создания совершили худшее из преступлений, своего рода геноцид? Он даже представить себе не мог, как это могло произойти, и не хотел слишком долго размышлять о возможных вариантах. Должно было быть какое-то другое объяснение - такое, которое освобождало Восставшего от любых проступков. Он не хотел думать о своих хозяевах как об убийцах.
   И все же Чику, должно быть, считала это возможным. И она знала слонов так же хорошо, как и все остальные.
   Он понятия не имел о привычках Дакоты спать - если она действительно спала - и поэтому не удивился, обнаружив ее бодрствующей и настороженной, когда их наконец впустили к ней. Они находились в большом вестибюле муниципального здания, где совсем недавно просматривали запись.
   - Ты можешь подождать снаружи, Мемфис.
   Вскоре они остались одни - только Кану, Нисса и матриарх.
   - Тебя что-то беспокоит, - сказала она после долгого молчания.
   - Пришло время рассказать нам, что произошло на самом деле, - сказал Кану.
   - Разве я не была открыта и честна с тобой до сих пор?
   - Где все люди, Дакота? - спросила Нисса. - Что произошло после того, как Чику сделала эту запись?
   - Насколько я поняла от Мемфиса, вы просили о повторном просмотре.
   - Ответь на мой вопрос, - сказала Нисса.
   - Мне не нравится твой тон. Какие ответы я еще не дала? Я рассказывала вам, что стало с конструктом и с Чику. Это были трагедии, и они ослабили нас. И все же мы выздоровели. Что еще можно сказать?
   Кану прямо спросил: - Ты убила их? Не только Чику, не только Юнис, но и всех людей, которые согласились бодрствовать?
   - Зачем бы нам их убивать? Какой цели это послужило бы?
   - Может быть, они начали настраиваться против тебя, - сказала Нисса. - Так вот что произошло? Пытались ли люди воспрепятствовать вашему приходу к власти? Начали ли они понимать, что ты была чем-то большим, чем другие Восставшие, что ты действительно действовала от имени Хранителей?
   - Пойдем со мной, - сказала Дакота после минутного раздумья. - Мы посетим хранилище для спящих. Я должна кое-что рассказать вам о своих Друзьях. Думаю, вам это покажется интересным.
   Кану и Нисса посмотрели друг на друга.
   - Спасибо, мы останемся здесь, - сказала Нисса.
   - Нет, вы будете сопровождать меня. И с тобой не случится ничего плохого - это я обещаю. Поверьте мне, в моих собственных интересах, чтобы вам не причинили вреда. Но мне есть что сказать, и я думаю, что мою точку зрения лучше всего будет проиллюстрировать непосредственно.
   Они последовали за Дакотой вниз по наклонным пандусам, сначала в одну сторону, потом в другую, пока не добрались до смотровой галереи, где Мемфис впервые показал им спящих. Дакота подошла к той же панели управления и выполнила несколько ловких действий кончиком своего хобота, включив свет по возрастанию, освещая каждый слой спящих по очереди.
   - Они были Друзьями для нас тогда и остаются Друзьями сейчас. Однажды, когда придет время, они присоединятся к нам. Я хотела, чтобы вы сами были полностью убеждены в том, что этих спящих можно оживить. Я хотела, чтобы в ваших умах не было никаких сомнений. Теперь, когда вы провели тщательное изучение технологии, их нет - я права?
   - Да, - сказала Нисса с ноткой сомнения в голосе, вторя собственным растущим опасениям Кану.
   - Тогда мы пришли к согласию. Это не замороженные трупы, а потенциальные жизни. За редким исключением, нет никаких препятствий для того, чтобы вернуть их в сознание. Позвольте мне проиллюстрировать свою точку зрения.
   Дакота снова прикоснулась к панели. Один блок спящих на пару уровней ниже их наблюдательного пункта погрузился во тьму.
   - Позвольте мне внести ясность. Я не просто убрала освещение из этой части хранилища. Я полностью отключила питание. Их саркофаги больше не функционируют. Поскольку у Друзей есть способность снова жить, эта способность сейчас постепенно исчезает. Их клетки нагреваются, но неконтролируемым, разрушительным образом. Они умирают. Если процесс продолжится, то не останется ничего, что стоило бы возрождать.
   - Прекрати, - сказал Кану, когда весь ужас того, что она собиралась сделать, стал ясен.
   Дакота коснулась той же кнопки, и спящие снова засветились. - Я восстановила подачу энергии. Саркофаги возобновят работу, и никакого долговременного вреда причинено не будет. Это заняло всего несколько секунд. Но это могло бы продлиться и дольше.
   - Значит, мы тебе никогда не были нужны, - сказала Нисса. - Ты всегда знала, как пользоваться этой технологией.
   - Это не совсем так. Достижение полного оживления по-прежнему было бы для нас непростой задачей. Ваша помощь была бы полезной - даже необходимой. Но мне не нужен полный контроль или понимание технологии, чтобы заставить ее перестать работать. Это гораздо проще.
   - Зачем тебе это делать? - спросил Кану.
   - Потому что необходимо объяснить мою позицию. Я надеялась, что условия наших отношений будут сердечными, но... вы положили этому конец. Теперь Друзья будут нашей связью. Вы предоставите нам корабль, и вы проследите за тем, чтобы повреждения были устранены. Кроме того, теперь я попрошу внести некоторые незначительные конструктивные изменения, чтобы он мог перевозить небольшой экспедиционный экипаж Восставших. Тогда мы воспользуемся кораблем, но только для короткого путешествия.
   - Посейдон, - сказала Нисса.
   Дакота приподняла бровь в глубоком, медленном кивке. - Мы многому научимся, и тогда наш долг будет погашен. Корабль будет возвращен вам. Я позволю вам улететь или остаться, как вы предпочтете. Но пока вы не поможете мне, судьба Друзей находится в ваших руках.
   - Ты не можешь так поступить с нами, - сказал Кану, сомневаясь, что что-либо из того, что он сейчас скажет, что-то изменит.
   - Вы сами во всем виноваты, усомнившись в моих добрых намерениях. Я надеялась, что мы сможем остаться друзьями, и, возможно, со временем наше доверие удастся восстановить. Но корабль будет отремонтирован, и он будет готов. Ничто не встанет на пути этого.
   - Итак, чем это делает нас - вашими рабами? - спросила Нисса.
   - Слоны веками были орудиями человеческой воли. Мы были сильны, когда вы были слабы. Мы выполнили ваш приказ. Мы сокрушили ваших врагов ради вас, сдвинули ваши горы, вырубили ваши леса. В знак благодарности вы предложили нам только смерть и увечья. Мы лучше этого - более щедрые, более снисходительные. Неужели это так неправильно со стороны Восставших - просить вас об одной-единственной вещи?
   - Восставших? - спросил Кану. - Или Хранителей?
   - Какое это имеет значение? Почему бы не послужить нам, как мы служим другим?
   Кану снова посмотрел на спящих, думая о паттернах идентичности, все еще хранящихся в этих бесчисленных замороженных клетках мозга. Хорошие воспоминания и плохие, радости и печали, мудрость и глупость, накопленная жизнью щедрость доброты и жестокости. Эти вещи делали людей такими, какие они есть. Эти вещи тоже создали его. И он подумал о тепле, проникающем в эти холодные черепа, о том, что узоры теряют согласованность, с трудом выкованные связи целой жизни сдаются жаре и хаосу.
   Этого не могло быть на нем. Он не стал бы убивать этих людей.
   Таким образом, их работа продолжалась. Внешне в их повседневной деятельности не было существенной разницы. Они проводили ночи в доме, с ними обращались как с членами королевской семьи, а днем они либо находились на борту "Ледокола", восстанавливая его здоровье, либо имели дело с Восставшими, которым было поручено помогать им. Линии снабжения работали эффективно; заводы выпускали необходимые им детали, материалы и компоненты, которые соединялись друг с другом со зловещей точностью, как будто корабль сам хотел вернуться к жизни. Даже трудности в общении с Восставшими теперь остались позади, поскольку обе стороны научились лучше понимать друг друга. Каждый день приносил все меньше проблем, все меньше ошибок оставалось до завершения. Кроме того, теперь, когда они знали цель ремонта, Дакота могла открыто сообщать о своих требованиях. "Ледокол" теперь должен был вмещать как Восставших, так и людей, и нуждался в соответствующей настройке - модификации его воздушных шлюзов, увеличении внутренних помещений, использовании Восставшими его систем управления и интерфейсов передачи данных. "Ной", один из крылатых шаттлов малой дальности из первоначального поселения Крусибла, должен был быть прикреплен к корпусу "Ледокола", чтобы Восставшие могли путешествовать в атмосфере Посейдона, возможно, даже до самого его моря.
   Кану был растерян. Он не мог представить себе ничего хуже успеха - за единственным исключением неудачи. Если он отдаст ей корабль на тех условиях, которые она продиктовала, она совершит глупость от имени Хранителей - и заберет с собой Кану и Ниссу. На карту были поставлены не только их собственные жизни, но и коллективная безопасность всего человеческого рода. Но если он потерпит неудачу с ремонтом, она отомстит спящим.
   Он знал, что уравнение было тривиальным. На фоне возможных последствий ее экспедиции жизни Друзей едва ли имели значение. С рациональной точки зрения, у него был только один разумный вариант действий. Но допускать такие мысли было отравой.
   Их встречи продолжались. На первый взгляд, в них чувствовалась какая-то затяжная сердечность. Она обменивалась любезностями и льстила Кану и Ниссе тем, что находила их общество стимулирующим. Даже после того, как она показала им, что произойдет, если они ее подведут, она все равно вела себя так, как будто они были ее почетными гостями. Всегда подавали чай, и если требовалось обсудить какое-то срочное дело, она никогда не торопилась с этим. Кану задался вопросом, не находится ли она в состоянии отрицания, своего рода сознательного забвения неприятной истории с Друзьями.
   Но однажды она была необычайно прямолинейна.
   - В систему вошел еще один корабль, - сказала она без предисловий. - Вы знаете об этом?
   Кану не нужно было изображать притворное невежество. - Нет. Какой корабль? Где?
   - Это отличный вопрос. С момента вашего прибытия Хранители повысили уровень своей бдительности, готовясь к любым другим вторжениям. Но, возможно, им не стоило беспокоиться - именно Хранитель возвестил о прибытии этого нового корабля.
   - Я не понимаю.
   - Он сопровождал этот корабль в межзвездном пространстве - по крайней мере, таков мой вывод. Теперь Хранитель переместился на окраину системы - они чувствуют себя в большей безопасности, если находятся дальше от Посейдона, - и к этому новому кораблю проявился большой интерес. Они шепчутся друг с другом - болтовня голубых огоньков на расстоянии световых минут, световых часов. Иногда мне позволялось мельком увидеть эти их мысли.
   Кану мысленно вернулся к сообщению от Чику. - Они пустые. Они забыли, как быть сознательными. Ты слушаешь шепот зомби-машин.
   - Как бы то ни было, я не могу не быть заинтригована этим новоприбывшим. Он пришел именно с Крусибла, из всех возможных мест.
   - Может быть, нам не стоит этому слишком удивляться.
   - Не стоит?
   - Когда мы впервые встретились, я упомянул о сигнале - причине, по которой мы прежде всего пришли сюда. Ты утверждала, что ничего об этом не знаешь. Но сигнал исходил из этой системы, и он был направлен на жителей Крусибла. Это был только вопрос времени, когда они ответят.
   - Это правда, Нисса?
   - Насколько я знаю, - ответила она.
   - Тогда как это привлекло твое внимание, Кану?
   - Я являюсь - или был - дипломатом, - сказал Кану. - У меня был свободный доступ ко многим информационным каналам. Этот сигнал никогда не был достоянием общественности, даже в системе Крусибла. Но я узнал об этом и решил, что мне нужно провести независимое расследование.
   - Вы планировали прибыть раньше корабля из Крусибла?
   - Я даже не знал, что они посылают корабль. Я бы все равно прилетел.
   - Известие о сигнале должно было достичь Земли прежде, чем вы смогли бы начать свое путешествие. Как вам удалось прибыть раньше них?
   - Мы начали наше путешествие позже, чем они, но нам предстояло преодолеть меньшее расстояние, а их корабль не может быть намного быстрее моего. Ты отреагировала на это?
   - Нет, и не собираюсь этого делать. Я рассматриваю это как помеху, а не как возможность. Тем не менее, это необходимо решить. У вас была возможность ознакомиться с ходом ремонтных работ с тех пор, как вы проснулись, - надеюсь, никаких сбоев не было?
   - Нет, все идет гладко, - угрюмо сказала Нисса.
   - Похоже, ты не слишком воодушевлена.
   - Часть меня предпочла бы сообщить плохие новости, при условии, что они не слишком серьезны. Ты бы смирилась с задержкой, и статус-кво сохранился бы. Мы с Кану все равно были бы тебе полезны, и у тебя не было бы причин причинять вред спящим.
   - Очень искренне с твоей стороны признать это.
   - Я нахожу, что честность помогает, - сказала она.
   - Не поймите меня превратно - ни один из вас. Мое слово - это хорошо. У меня нет намерения причинять боль вам или вашим Друзьям. Если бы я не была о них хорошего мнения, разве я хранила бы их холодными все эти годы до вашего приезда?
   - Возможно, ты подумала, что они пригодятся в качестве формы шантажа, - ответил Кану.
   - В последнее время ты стал слишком циничен. Скажите мне правду о ремонте, независимо от того, хорошая это новость или плохая, и не произойдет ничего неподобающего.
   - Неподобающее, - сказал он. - Это заключает в себе множество значений.
   - Я вижу, вы оба не поддаетесь разумному обсуждению. Не берите в голову - мы ограничимся строгими практическими соображениями. Я не хочу, чтобы этот новый корабль мешал той хорошей работе, которую мы уже проделали. Ваш корабль почти готов к испытаниям, не так ли?
   Кану взглянул на Ниссу, гадая, разделяет ли она его беспокойство. - До этого еще несколько недель.
   - Тогда пусть это будут дни. Мне не нужны межзвездные возможности вашего двигателя Чибеса, мне нужны только средства для достижения Посейдона. Если бы "Ной" был способен сделать это сам по себе, я бы уже взяла его, но его дальности и маневренности недостаточно. Нельзя допустить, чтобы этот другой корабль усложнил мои приготовления.
   - Тогда попроси Хранителей уничтожить его. Они способны на это, не так ли?
   - Бессердечно с твоей стороны, Кану.
   - Просто смотрю на это с твоей точки зрения. Почему бы им не уничтожить его?
   - Они сделали бы это, если бы сочли, что это необходимо. Но они скорее наблюдатели, регистраторы, собиратели знаний, чем мясники. Более того, я не могу ими командовать. А ты думал иначе?
   - Я не знаю, что и думать. Ты знаешь, кто ты для них, Дакота? Ты действительно понимаешь?
   - Чего тут не понимать?
   - Ужас, - ответил он.
   - Ты не мог знать о таком.
   - А если бы я это сделал?
   Она смотрела на него с холодным превосходством. - С ужасами нужно сталкиваться лицом к лицу. У меня будет свой корабль, Кану, и ты будешь сопровождать меня в сборе знаний. Мы не дрогнем перед лицом неизвестности. Выведите "Ледокол" еще раз за пределы "Занзибара". Приготовьтесь к тестированию двигателя Чибеса.
   Он сидел на краю застеленной кровати, согнувшись и сложив руки на коленях, обдумывая способы, которыми он мог бы покончить с собой.
   - Я знаю, о чем ты думаешь, - сказал Свифт.
   - Тогда дай мне ответ.
   - Ты никогда не был склонен к самоубийству. Даже в самые мрачные моменты твоей жизни - а их было несколько - ты никогда об этом не задумывался.
   - Ничего не изменилось, - ответил Кану.
   - Ты не выглядишь подавленным. Если бы это было так, я бы увидел это по химии твоего мозга.
   - У меня нет депрессии и я не склонен к самоубийству. То, где я нахожусь, является ловушкой. Есть разница. Ты это видишь?
   - Я пытаюсь.
   - Я в безнадежном положении, Свифт. Для меня нет подходящего варианта действий.
   - И самоубийство - это было бы решением? Неужели ты забыл о друзьях, о судьбе этих бедных замороженных людей?
   - Подумай об этом хорошенько, - сказал Кану, ненавидя себя за то, что задавался вопросом, насколько далеко на самом деле простиралось сочувствие Свифта. - Для нее они просто инструмент торга - они дают ей некоторую степень контроля надо мной. Если я выйду из уравнения, она ничего не выиграет, причинив им вред.
   Свифт постучал пенсне по подбородку. - Мм. Но она все равно может сделать это, из гнева - или чтобы укрепить свою решимость по отношению к Ниссе, которая, вряд ли мне нужно добавлять, все еще будет жива. В этой слонихе есть человеческая ДНК, Кану - ты думаешь, она не способна на злобу?
   - Нисса не может закончить работу самостоятельно. Ты был у меня в голове, чтобы провести меня через все трудные этапы процесса ремонта. У нее не будет такой роскоши.
   - Дакота, тем не менее, заставит ее попробовать, и она может прибегнуть к крайним мерам в своих попытках убедить. Она сломает Ниссу, как пресловутую бабочку на колесе. Ты действительно хочешь, чтобы это было на твоей совести?
   - У меня бы этого не было.
   Свифт обошел его и встал перед ним, сжав кулаки. - Пожалуйста, не говори так, Кану. Я вернул тебе твою жизнь, когда ты должен был умереть. Не оскорбляй меня, говоря о человеческой жизни как о чем-то одноразовом.
   - Тогда не говори так, будто ты хоть что-то понимаешь в том, что значит быть живым.
   - Я понимаю жизнь больше, чем ты думаешь, Кану. По крайней мере, я начал это делать. Как могло быть иначе после того, как я был внутри тебя все это время? После долгих лет спячки, когда я немного осознал, что значит не существовать? Неужели ты действительно думаешь, что это не дало мне хоть какого-то жалкого представления о человеческом состоянии?
   - Это не "условие", Свифт. Это значит быть живым.
   - Я знаю и чувствую это, и не позволю тебе растратить такой дар впустую. Особенно когда обстоятельства далеко не так ужасны, как ты себе представляешь. - Свифт поправил рукава и хрустнул костяшками пальцев. - Шахматы. Сыграем в шахматы. Это позволит взглянуть на вещи в перспективе.
   - Я не в настроении.
   - Несущественно. Я такой и есть.
   Кану ущипнул себя за кожу вокруг глаз, пытаясь избавиться от чувства безнадежности, которое он сейчас испытывал. Свифт был совершенно прав: у него не было желания заканчивать свою жизнь. Но когда он изложил свои варианты, когда отступил назад и беспристрастно проанализировал их, самоубийство показалось ему наиболее логичным вариантом действий.
   - Ты хочешь как лучше, Свифт, но ты не можешь видеть, насколько все стало плохо.
   - Напротив. Я так же хорошо понимаю наше затруднительное положение, как ты или Нисса. Но я не думаю, что мы еще исчерпали все наши возможности. И тебе не следует этого делать. Надежда есть всегда, Кану, при условии, что ты останешься жив.
   - Банальности.
   - Поживем - увидим. - Свифт вызвал к жизни шахматную доску и поставил ее между ними. Он опустился на невидимый табурет, попутно поправляя сюртук. - У тебя мрачное настроение, поэтому я открываю партию.
   - Как заботливо с твоей стороны.
   Они начали игру.
   - Все не так ужасно, как ты себе представляешь, - заявил Свифт, сделав несколько ходов.
   Кану ответил автоматически, едва ли заботясь о том, кто выиграл или проиграл. - В каком смысле они не ужасны? Мы знаем об этом Ужасе. Мы знаем, что Чику и Юнис обе были против идеи приблизиться к Посейдону.
   - На что у них, несомненно, были свои причины. Но мы - это не они. Пришли ли мы сюда, чтобы зачахнуть на первом испытании, Кану, или чтобы бросить вызов самим себе?
   - Даже если мы доберемся до Посейдона, у нас нет гарантии, что потом мы вернем корабль обратно. Или что Дакота выполнит свое обещание относительно спящих. Если уж на то пошло, мы понятия не имеем, что она или Хранители будут делать дальше - или как мы в это впишемся.
   - Ситуация не совсем идеальна.
   - Я рад, что ты хоть в чем-то со мной согласен.
   Стремительный ход его фигуры с решительным щелчком. - Но и это не безнадежно. Начнем с того, что нам действительно нужен ремонт нашего корабля - и поскольку помощь Дакоте в ее экспедиции помогает достичь этого, я не думаю, что затраты слишком велики. Во-вторых, наши цели не совсем расходятся с ее целями.
   Кану ответил слабым контрударом. - Разве это не так?
   - Мы пришли сюда в поисках знаний, не так ли? Мы ничего не знаем о М-строителях и едва ли лучше осведомлены о Хранителях. Интересы Дакоты четко пересекаются с обеими областями нашего невежества. Служа ей, если хотите, мы служим своим собственным целям. Я не вижу в этом ничего катастрофического.
   - Ты рассматриваешь ее как мост к Хранителям. Твой интерес к M-строителям второстепенен.
   - У меня есть интеллектуальное любопытство относительно М-строителей, но ты прав насчет Хранителей. Я хотел бы узнать их получше, и если Дакота предложит путь к ним, то она станет полезной для меня. Для нас, я бы сказал.
   - Нет, я думаю, в первый раз ты был более прав.
   - Мы оба заинтересованы в этом, Кану. Я - машинный интеллект, а ты - человек. Наши два рода были на грани вражды на протяжении многих поколений. Мы прикрывали нашу вражду посольствами, договорами и красивыми словами, но зачем отрицать скрытое недоверие? Единственное, что мешает полной стерилизации и рекультивации Марса, - это страх перед репрессиями со стороны Хранителей. В противном случае вы бы уничтожили нас, если бы представился такой шанс.
   Кану посмотрел на Свифта, вспоминая лучшие времена, более легкие разговоры. - Я рад, что мы наконец-то открыто выражаем свои истинные чувства.
   Свифт сделал свой следующий ход. - Я не скрываю этого. Мы были угрозой человеческому владычеству, и человеческое угнетение было угрозой для нас. Если бы существовали средства, многие из моих собратьев-машин с радостью перенесли бы войну за пределы атмосферы Марса - разгромили бы ваши орбитальные крепости, отвоевали спутники, расширили бы наше влияние.
   Кану заколебался с ответом. - Похоже, вы уже проделали довольно хорошую работу по расширению своего влияния.
   - Самым тривиальным образом - простым сбором разведданных. Ничто по сравнению с тем, чего желают некоторые из нас.
   - И ты удивляешься, почему людям так трудно доверять роботам.
   - Но мы с тобой видели лучший путь, Кану! Примирение, сотрудничество - обмен ресурсами и знаниями. Мы здесь именно потому, что верим во что-то лучшее, во что-то более смелое. Ответ на самый старый вопрос - как мне ладить со своими соседями, даже если они не такие, как я?
   Наконец Кану сделал свой ход. Это был неудачный ход, открывший его по крайней мере для одной очевидной атаки.
   - И посмотри, куда привели нас эти поиски.
   - На грань возможного. Теперь все двери открыты, Кану - для нас нет ничего недосягаемого! Будущее стоит перед нами. Если мы только сможем найти способ преодолеть эти нынешние трудности...
   - Если. Это довольно большое "если", Свифт.
   Свифт отреагировал на слабую защиту Кану с безжалостным безразличием. - До сих пор у нас все шло довольно хорошо. Выжили на Марсе, выжили на Европе - даже сумели уползти с Посейдона, только расквасив носы. Я верю в нас. Не только в тебя и в себя, но и в Ниссу тоже. В том, чтобы продолжать, есть смысл, Кану, и даже если ты не видишь этого сейчас, я думаю, со временем ты поймешь.
   - Тебе легко говорить.
   - Да, но ты забываешь, что я знаю тебя очень, очень давно. Ты хороший и благородный человек, друг и сторонник мира. В глубине души ты оптимист даже в самые неподходящие времена. Прямо сейчас ты видишь перед собой только темноту - запертую комнату без выхода. Никто не стал бы винить тебя за это. Но это тот момент, когда мир нуждается в тебе больше всего. Найди в себе силы, Кану, найди открытую дверь.
   Был ход Кану, но его понимания игры было достаточно, чтобы понять, что он уже проиграл. Свифт тоже это знал - вопрос был только в том, сколько ходов потребуется для завершения игры.
   Кану провел рукой по фигуркам.
  
  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

  
   Юнис попрощалась с четырьмя выжившими танторами и после некоторых мучений сумела убедить себя, что оставленного Гандхари Васин небольшого персонала было достаточно, чтобы поддерживать лагерь до ее возвращения. Гома понимала ее дилемму: ей срочно хотелось отправиться в путь, встретиться лицом к лицу с Дакотой или провести переговоры, но это означало покинуть единственный дом, который она знала со времени своего изгнания с "Занзибара". Это решение далось нелегко, и жизни танторов зависели от правильности ее суждений.
   Тем не менее, момент настал. Группа вернулась к посадочному модулю, его спускаемые двигатели все еще были горячими с последнего обратного полета от "Травертина", и Юнис целенаправленно избегала смотреть на свой дом больше, чем оглядываясь назад. Вскоре они были на борту посадочного модуля, с Васин в командирском кресле, Юнис наблюдала за происходящим с бесстрастным вниманием экзаменатора. Они взлетели, стараясь держаться подальше от старых и новых пирамид, и вскоре приближались к "Травертину".
   Юнис поднялась со своего места, отстегнула ремни и подплыла к ближайшему подходящему окну.
   - Космический корабль, - сказала она. - Настоящий, подобающий звездолет, а не какое-то подобие "Зимней королевы" или голокораблей. Я всегда задавалась вопросом, проживу ли я достаточно долго, чтобы увидеть что-нибудь такое.
   - Вы впечатлены? - осмелилась спросить Гома.
   - На самом деле я не говорю "впечатлена". Но считайте, что вы получили неохотное одобрение.
   - Воистину похвала, - пробормотал Ру.
   - Тем не менее, у вас было достаточно времени, чтобы построить его. И если я собираюсь развить эту мысль, то вы действительно должны были бы уже понять механику перемещения Мандалы. Зачем строить космический корабль, когда у вас есть инопланетное транспортное устройство, стоящее прямо на вашей планете и ожидающее, когда им воспользуются?
   - Вам следовало остановиться на "одобрении", - сказала Гома.
   - Со мной, дорогая, ты берешь все, что можешь получить.
   Для удобства Юнис они совершили инспекционный облет гораздо более крупного судна, при этом Васин комментировала достопримечательности, как экскурсовод.
   - Сойдет, - таково было окончательное решение Юнис. - Вы сможете сойти с орбиты, как только мы состыкуемся?
   - Вы заблуждаетесь, - сказала Васин. - У меня нет намерения втягивать "Травертин" в ситуацию, которая, как мы уже знаем, опасна. Прийти сюда - это одно, а ввязаться в противостояние людей и танторов - совсем другое, тем более что вы подтвердили, что Хранители тоже заинтересованы во всем этом. Кроме того, посадочный модуль обладает такими же внутрисистемными возможностями, как и корабль-носитель.
   - Тогда нам даже не нужно будет причаливать. Немедленно возьмите курс на "Занзибар".
   - Перед этим нам нужно заправиться топливом и произвести замену нескольких компонентов, - сказала Васин. - Скажем, день или два, чтобы подготовиться и провести окончательный отбор экипажа. Кроме того, есть небольшая проблема с карантином.
   - Вы все хорошо реагируете на противовирусные препараты.
   - Я говорю не о нас.
   Если это и не был карантин в строгом смысле этого слова, то все равно это было чрезвычайно тщательное медицинское обследование, гораздо более исчерпывающее, чем что-либо возможное в лагере. На "Травертине" было два медицинских отсека - один с гравитацией для обычных процедур и второй, где была полезна невесомость. Сейчас они находились во втором отсеке, который располагался в центральной части середины, сразу за задним полюсом передней сферы. В этой части корабля не было центробежного вращения, и поскольку "Травертин" в данный момент не находился под действием тяги, отсек был полностью невесомым.
   Бывшая непосредственная подчиненная доктора Нхамеджо, доктор Мона Андиса, теперь отвечала за всю медицинскую деятельность на "Травертине". По ее словам, отсек с невесомостью был большим преимуществом при проведении сканирования всего тела, поскольку не было искажений внутренних органов из-за силы тяжести или давления опорных поверхностей.
   Пациентка Андисы уже была подготовлена к обследованию. Юнис свободно парила, раздетая до нижнего белья, руки по швам, в то время как сканирующие системы вращались вокруг нее, как множество крошечных жужжащих спутников. Гома наблюдала, как сканеры медленно формируют трехмерное изображение Юнис с субклеточным разрешением на различных плоских и твердотельных носителях информации.
   - Я не сомневалась в том, что слышала с поверхности, - сказала Андиса, постукивая пальцем по поперечному сечению черепа Юнис, коралловому атоллу костей, окружающему более мягкий рисунок структур цвета лагуны, - но это отвечает на вопрос. Если бы вы представились мне как обычный пациент, у меня не было бы причин сомневаться в вашей подлинности.
   - Всегда приятно быть аутентифицированной.
   - Ее ДНК, - сказала Гома, - если предположить, что у нее есть ДНК - вы ее секвенировали?
   - Она бы долго без этого не протянула, - ответила Андиса с ноткой раздражения в голосе.
   Гома могла бы простить ей это. Она знала, насколько шокирована и расстроена была тихоня Андиса смертью Сатурнина Нхамеджо - ее дискомфорт был связан как с фактом его кончины, так и с тем, насколько он скрывал свои истинные приоритеты даже от своих прилежных коллег. Они чувствовали себя преданными, и теперь от них ожидали, что они без особых усилий перейдут к управлению медицинской деятельностью корабля. Хуже того, оставалось давнее подозрение, хотя и невысказанное, что, возможно, один или несколько из них были соучастниками заговора. Гома была уверена, что это не так, но она могла себе представить, как это отразилось на Андисе и других медиках. Она хотела бы, чтобы был способ показать им, что их по-прежнему уважают, им по-прежнему доверяют.
   - Конечно, ее ДНК была подделана, - продолжила Андиса. - Довольно всесторонне, способами, которые не отражены в вашей собственной генетической истории.
   - Но вы же видите, что мы родственники?
   - Да, но гораздо менее очевидно, чем если бы я смотрела на простую, незамутненную линию митохондрий. Для этого слишком много раз готовились книги - в вас обеих. Вы дочь Ндеге, а Ндеге была дочерью человека, который подвергся радикальной генетической и фенотипической перестройке с целью утроения. У Экинья никогда не было упорядоченной генетической линии. Юнис сомневается, что у Хранителей был доступ к реальной ДНК первоначальной Юнис Экинья - она, конечно же, не принесла ничего подобного с собой на голокорабле. Но у них была прекрасная возможность взять образец генетической структуры Чику Грин, и на основе этого они могли бы провести обратную инженерию ДНК, которую они использовали для синтеза этого живого экземпляра Юнис. Все еще есть некоторые последовательности, которые мне только предстоит идентифицировать. Меня бы ни в малейшей степени не удивило, если бы оказалось, что они содержат ДНК слона.
   - Значит, она говорит правду - она действительно живая? Живая и невредимая, как и все мы?
   Это все еще было трудно воспринять, и Гома прекрасно понимала, что Юнис лежит там и слушает этот разговор.
   - Насколько глубокое философское определение "жизни" вы хотели бы получить? - спросила Андиса.
   - Она ест и дышит - мы это знаем. Она делает что-то похожее на сон - мы видели это в лагере. Ей снятся сны?
   - Снятся, - сказала Юнис.
   - Я вас не спрашивала. Вы можете назвать цифру ее возраста, Мона?
   - Это нелегко. По ее собственным словам, мы знаем, что она находится в этой "человеческой" форме уже более двухсот лет, полностью отрезанная от любой ортодоксальной омолаживающей медицины. Она говорит мне, что за это время постарела, но если бы она старела с нормальной человеческой скоростью, то при отсутствии пролонгирующей терапии она была бы мертва много десятилетий назад. Вы проводили время в спячке, Юнис?
   - Не в этом теле.
   - Итак, что-то значительно замедлило нормальные механизмы старения. Замедлило, но не остановило их. Пределы Хейфлика, укорачивание теломер - эти факторы, должно быть, были изменены Хранителями. Возможно, нам было бы лучше называть их часовщиками, Гома, поскольку они взяли основной тикающий механизм человеческой биологии и заставили его по-настоящему петь. Каждый винтик отполирован, каждая пружина затянута - каждый крошечный кусочек грязи, каждое несовершенство устранено в процессе работы. С разрешения Юнис я планирую нанести небольшую рану - ничего серьезного - чтобы изучить процессы ее заживления. Что касается ее конечной продолжительности жизни, при отсутствии дальнейшего вмешательства? Я понятия не имею. Еще пара сотен лет - это не звучит диковинно. А что касается детей - совершенно нового поколения потомков - почему бы и нет? У нее есть матка и яйцеклетки. Я не вижу никаких очевидных репродуктивных препятствий.
   - На данный момент нам хватит и одной линии, - сказала Гома. - Она и так причинила более чем достаточно неприятностей.
   Переделки посадочного модуля начались почти сразу же после получения разрешения на экспедицию, при этом для удобства доступа транспортное средство хранилось за пределами "Травертина". Несмотря на внешний вид, Васин заверила Гому, что все идет гладко и по графику.
   Это все еще выглядело как хаос: корабль, окруженный рабочими в вакуумных скафандрах, запутанными линиями доступа, модульными деталями и свободно плавающими контейнерами с инструментами. Тем не менее, во всем этом явно был какой-то порядок, и сама Гома просмотрела список улучшений спецификации. Спускаемый аппарат был спроектирован для расширения его возможностей на дальние полеты, со множеством съемных или заменяемых компонентов, которыми можно было бы пользоваться совместно с другими транспортными средствами. Грузовые стеллажи были сняты и заменены дополнительными топливными баками и подруливающими узлами. Системы жизнеобеспечения были модифицированы, чтобы поддерживать жизнь небольшого экипажа в течение более длительного периода времени. На случай чрезвычайной ситуации было развернуто оборудование для спячки, а также небольшой медицинский кабинет, обставленный в соответствии со строгими требованиями доктора Андисы. Там были дополнительные вакуумные скафандры, два одноместных катера для ремонта и разведки в космосе, а также система связи с расширенными возможностями.
   Было ли это перебором или едва ли достаточным? задумалась Гома. Это было трудно сказать. Пять дней, чтобы добраться до "Занзибара", пять дней на обратный путь - но промежуток между ними непредсказуем. Их нельзя было держать в заложниках, твердила себе Гома, - по крайней мере, пока "Травертин" оставался здесь, его двигатель был очень ощутимым инструментом переговоров.
   Но если у танторов был корабль, то у них также был доступ к собственной технологии Чибеса. Подчинились бы они аргументам силой или просто предположили бы, что люди никогда не опустятся до массового убийства?
   И вообще, насколько хорошо они понимали людей?
   - Питер?
   Впервые с тех пор, как мужчина пришел в сознание, он открыл глаза и начал осознавать окружающее. Он медленно огляделся с выражением совершенно нейтрального согласия, как будто это было не больше и не меньше, чем он ожидал.
   - Итак, теперь вы собираетесь меня повесить?
   Доктор Андиса предупредила Гому и Васин, что вскоре он полностью проснется после выхода из спячки, и теперь они втроем были рядом с ним.
   - Первое, что вы получите, - сказала Васин, - это извинения. Мы плохо обращались с вами, Питер, и я беру на себя личную ответственность за это.
   Казалось, эта новость его ничуть не тронула. - Я понятия не имею, как долго был под наркозом. Мы вернулись в Крусибл?
   - Нет, - сказала Гома. - Мы в другой системе, в пункте назначения. Произошли... изменения. Потребуется некоторое время, чтобы все объяснить вам, но теперь мы знаем, кто убил моего дядю.
   - И что же потребовалось, чтобы доказать мою невиновность?
   - Еще больше смертей, - ответила Васин. - У вас были какие-нибудь предположения о том, кто на самом деле был диверсантом?
   - Вы, казалось, были так уверены в моей виновности, что я начал сомневаться в себе. - Он слегка приподнялся, и впервые в его глазах промелькнула искра участия. - Кто это был?
   - Доктор Нхамеджо, - сказала Васин.
   Грейв медленно кивнул. - Я рассматривал его кандидатуру, но он был лишь одним из нескольких.
   - Но если у вас были сомнения на его счет... - начала Гома.
   - Я не мог рисковать, навлекая подозрения на невинного члена экипажа, особенно на такую важную фигуру, как доктор Нхамеджо. Наше путешествие едва началось - эта история с Хранителем уже заставила некоторых из нас выступить за то, чтобы повернуть назад.
   - Вы были одним из них! - сказала Гома.
   - Я предположил, что нам следует, по крайней мере, рассмотреть этот вариант. Только не говорите мне, что у вас не было подобных мыслей?
   Гома была молчалива. Она не могла отрицать, что испугалась перед лицом инопланетной машины.
   - Но когда угроза со стороны Хранителя исчезла, - продолжил Грейв, встретившись с ней взглядом с понимающим кивком, - я был рад, что мы продолжим. Помните, я тоже посвятил свою жизнь этой экспедиции - я не покинул бы Крусибл, ожидая, что мы повернем вспять. По сути, я хотел, чтобы мы преуспели, но не в том случае, если это означало бы идти на неприемлемый риск.
   - Но кто-то хотел уничтожить экспедицию! - сказала Гома.
   - Я говорил вам, что существует вероятность вторичной угрозы. Кроме этого, мне нечего было предложить. Моей единственной надеждой было то, что убийца Мпоси будет разоблачен благодаря сочетанию повышенной бдительности и человеческой ошибки со стороны диверсанта. Это то, что произошло?
   - Не раньше, чем умерли два тантора, - сказала Гома.
   - Танторы? - спросил он, колеблясь между осторожностью и возбуждением. - Вы связывались с ними?
   Она кивнула. - С несколькими. Но есть и другие - много других - и мы надеемся встретиться и с ними. Но все не так просто. Мпоси доверял вам, Питер - могу ли я тоже доверять вам?
   - Странно спрашивать об этом человека, которого обвинили в убийстве и заморозили до конца поездки.
   - Это так, но вы знали моего дядю. Если он был о вас хорошего мнения, это делает вас стоящим человеком для меня. Гандхари говорит, что она счастлива восстановить вас в качестве члена экипажа с полными извинениями и снятием обвинений. Но я хочу большего.
   Впервые на его губах появилась тень прежнего веселья. - Теперь хотите?
   - Мы посылаем небольшой корабль навстречу другим танторам - всего лишь посадочный модуль, но с достаточным количеством топлива и припасов, чтобы пережить все непредвиденные обстоятельства, которые мы можем предсказать. В состав экипажа войдет Маслин Караян. Я также была бы благодарна вам за ваше присутствие. Но я должна спросить - вы действительно сторонник Второго шанса?
   - То, во что я верю и что я думаю, невозможно выразить в одном предложении. Но верю ли я, что в прошлом были допущены ужасные ошибки и что было бы очень неразумно не извлечь из них уроки? Совершенно определенно. Я причисляю к числу этих ошибок танторов - они не должны были появиться на свет. Но теперь, когда они здесь, мы должны принять этот факт с достоинством.
   Вспомнив его слова в одном из их первых разговоров, Гома сказала: - Вы ненавидите грех, который их сотворил.
   - Да. Грех интеллектуальной гордыни. Грех думать, что мы достаточно хорошо понимаем свою собственную природу, чтобы вмешиваться в природу других.
   - Но вы не испытываете ненависти к самому факту их существования.
   - Они такие, какие есть, - мыслящие существа, столь же способные на грех или доброту, как и все мы. Им никогда не давали выбора быть теми, кто они есть. Большим грехом было бы желать им зла за грехи других. Кроме того, наша миссия заключается в том, чтобы докопаться до истины. Правда - это редко то, чего стоит бояться.
   - Думаю, нам предстоит еще кое-что выяснить. Вы достаточно сильны, чтобы присоединиться к нам?
   - Это не мне решать.
   - Я буду внимательно наблюдать за ним в течение следующих нескольких часов, - сказала доктор Андиса, - но пока признаки обнадеживающие. Думаю, он встанет на ноги так же быстро, как и все мы.
   - Мы причинили вам зло, Питер, - сказала Гома, - и я беру на себя свою долю ответственности за это. Мпоси был бы разочарован во мне из-за того, что я не вступилась за вас. Но я стараюсь делать лучше.
   - И, судя по всему, преуспеваете.
   - Мне еще предстоит пройти кое-какой путь.
   - Как и всем нам, - сказал Грейв. - Но это и называется жизнью.
   Они смотрели на "Занзибар", спроецированный на одну из стен каюты Васин. Он медленно вращался, открывая взору все свои грани. Это было лучшее 3D-изображение, которое они скомпоновали на данный момент, собранное с множества ракурсов и диапазонов датчиков, на расстоянии многих световых минут, с использованием всех мыслимых алгоритмов повышения резкости изображения.
   - Не то чтобы мы сомневались в вас, Юнис, - говорила Васин, - но вы поймете, что у нас были причины для скептицизма.
   - А теперь? - спросила Юнис, скрестив руки на груди, не в силах полностью скрыть свое торжество.
   - Форма говорит сама за себя - она очень убедительно вписывается в увеличенный профиль первоначального "Занзибара", а ее масса примерно равна той, которой, как полагают, не хватало в кольцевой системе вокруг Крусибла. Конечно, немногие из этих элементов искусственной поверхности соответствуют оригинальному голокораблю - но вы уже говорили нам, что после события перемещения произошла борьба за выживание. Вы видите много признаков изменений с тех пор, как в последний раз были на борту?
   - Ничего радикального, - сказала Юнис. Она провела пальцем по размытым деталям. - Несколько воздушных шлюзов тут и там, кое-какие изменения в энергосистеме, но я не ожидала многого. Восставшие могут работать снаружи, если им нужно - у них также есть скафандры и средства для самостоятельного передвижения, - но это не их естественная среда обитания, и они нелегко адаптируются к ней.
   - Менее легко, чем мы? - спросила Гома.
   - Мы из древесных обезьян. Нам нравится находиться высоко, и в глубине души мы чувствуем себя в большей безопасности. Слоны проводят свою жизнь приклеенными к земле, пустив там корни, как деревья. Пребывание в космосе никогда не будет казаться им таким естественным, как для нас.
   - Значит, у нас есть преимущество перед ними, - сказала Васин.
   - Только небольшое. Они так же решительны, как и мы, и достаточная решимость победит любое естественное нежелание. Обезьяны не любят воду, но мы достаточно хорошо преодолели этот инстинкт.
   - Но все же, - отметила Гома, - если им не нравится находиться снаружи, может быть, мы сможем использовать это в своих интересах.
   Юнис нетерпеливо наклонилась к ней, словно собираясь внести конструктивное предложение. - Вступить с ними в ближний бой? Кинжалы между зубами, пощады не будет?
   - Я пыталась придумать что-нибудь полезное - какой-нибудь способ, которым мы могли бы использовать наши врожденные различия, не прибегая к насилию. А как насчет этой энергосистемы?
   - И что с ней?
   - Если мы прекратим ее работу, смогут ли они легко ее починить? Я не имею в виду отключить ее навсегда, просто продемонстрировать, что мы можем лишить их электроэнергии. Вы сказали, что нам нужен способ договориться с Дакотой - это поможет?
   - Может быть, а может, и нет.
   - Но мы могли бы это сделать? - спросила Васин.
   Юнис задумалась об этом на несколько секунд или, по крайней мере, сделала вид, что задумалась.
   - Зеркала были экстренной мерой, установленной в трудные дни сразу после перемещения. Мы работали с выжившими людьми, чтобы собрать их воедино, используя детали космического корабля и материалы, привезенные с "Занзибара". Я никогда не ожидала, что они будут работать так долго.
   - И что? - подтолкнула Гома.
   - Система орбитального контроля и наведения зеркал настолько автономна, насколько мы могли бы ее спроектировать. Мы хотели, чтобы зеркала продолжали работать, даже если произойдет полный сбой в связи с "Занзибаром". Очевидно, что мы проделали довольно хорошую работу. Но мы оставили резервный канал - протокол управления, на случай, если нам понадобится перепрограммировать или переназначить зеркала.
   - А Дакота знала бы об этом канале? - спросила Васин.
   - Возможно, но ей все равно было бы трудно закрыть его без физического доступа к зеркалам. Так что... да, возможно, такая возможность есть. Но прошло много времени, и все, что я знаю об архитектуре управления, находится здесь. - Она постучала себя по виску.
   - Это хорошо или плохо? - спросила Васин.
   - О, у меня превосходная память. Но я ничего не могу обещать, пока не проведу несколько тестов. Могу я воспользоваться вашим космическим кораблем?
   Васин выглядела потрясенной. - Конечно, нет!
   - Тогда, по крайней мере, вашей системой дальней связи. Это нужно будет сделать деликатно - не хочу, чтобы Дакота догадалась, что я пытаюсь поговорить с зеркалами, иначе она будет на шаг впереди нас.
   - При надлежащем надзоре, - сказала Васин, - полагаю, я могла бы это разрешить.
   - Приятно знать, что меня считают таким доверенным гостем, - лукаво ответила Юнис. - Кстати, мне нравится ваш выбор картины - это напомнит нам, что поставлено на карту.
   Гома была так зациклена на образе "Занзибара", что не заметила, как изображение на стене каюты Васин снова изменилось. Исчезли неистовое, разрушающее мир солнце и бледная девушка с фигурой скелета. Это был человек с лицом-черепом, прижимающий руки к костлявой луковице головы, стоящий на мосту или пирсе под небом цвета лавы, которое сочилось и пульсировало, как рана.
   - Крик, - сказала Васин.
   - Ужас, - ответила Юнис.
  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

  
   В то утро, когда Кану собирался покончить с собой, они с Ниссой совершили свое обычное путешествие из дома в муниципальное здание на ежедневную аудиенцию с Дакотой. Кану ничего не говорил Ниссе о своих намерениях и теперь делал все возможное, чтобы изгнать все их следы из своих слов и манер. Она не должна знать, не должна подозревать, иначе будет винить себя за то, что не сделала достаточно, чтобы остановить его. Равным образом, у Дакоты должны были быть все основания полагать, что Нисса никоим образом не была замешана в этом деянии. Его смерть послужила бы очевидной и логичной цели, но если бы он смог спланировать это таким образом, чтобы вызвать наименьшие трудности у Ниссы, тем лучше.
   Он ни на мгновение не почувствовал себя самоубийцей. Это не было действием, вызванным какой-то сильной усталостью от жизни, и он не испытывал физической боли. Его отчаяние, его чувство полной безнадежности были полностью вызваны его нынешним затруднительным положением. Ему все еще нравилась идея быть живым, и если бы он мог найти способ преодолеть свои трудности, который одновременно предотвратил бы их и позволил ему продолжать собственное существование, он бы с радостью пошел по нему. Но такого пути не было. Если он откажет Дакоте в своем звездолете, она убьет спящих. Если он отдаст ей корабль, она навлечет беду не только на себя, но и на всю диаспору людей и слонов. Если бы он был более безжалостным человеком, то принял бы первый исход как морально предпочтительный по сравнению со вторым. Но Кану не позволил бы себе подобных расчетов. Он не стал бы противопоставлять жизнь другой жизни - кроме своей собственной.
   Так что он сделает это. Уничтожив корабль, он уберет средства для ее экспедиции. Если она все равно решила убить спящих, назло, это было вне его контроля. Но он надеялся, что она этого не сделает, потому что они все еще были ценны для нее. Он осмелился применить те же рассуждения к Ниссе.
   - Я бы хотел, чтобы Нисса поехала со мной, - блефовал он, прекрасно зная, каким будет ответ Дакоты.
   - И рискнуть тем, что вы оба сбежите на этом корабле? - спросила Дакота с некоторым удивлением, как будто с его стороны было наивно думать, что ее так легко одурачить. - Добрая Нисса останется здесь, на борту "Занзибара", пока ты проводишь испытания. Если кораблем не может управлять один человек, значит, он еще не готов. И все же ты сказал мне, что он почти готов.
   - Так и есть, - сказал Кану.
   - Тогда ты поднимешься на борт один. Если тебе понадобится помощь Восставших, так тому и быть, но Нисса останется здесь.
   Он медленно покачал головой. - Нет, Восставшие мне не понадобятся.
   - Она не пойдет на компромисс в этом вопросе, - сказала Нисса.
   - Я и не ожидал от нее этого. Это стоило попробовать.
   Но, по правде говоря, он никогда не хотел, чтобы Нисса была с ним - не учитывая его намерений. Он поцеловал ее. Он сделал это кратко, задержавшись лишь на мгновение. Он не хотел, чтобы она почувствовала что-то необычное в этом расставании.
   - Как ты думаешь, сколько времени это займет? - спросила она.
   - Недолго, - ответил Кану.
   С большой осторожностью он впервые после нападения Хранителя повел "Ледокол" своим ходом. Чтобы вывести корабль из "Занзибара", требовались только рулевые двигатели, но операция была такой же медленной и кропотливой, как обезвреживание бомбы. Оказавшись на свободе, Кану позволил своему кораблю отойти на безопасное расстояние в сто километров, продолжая двигаться по той же орбите вокруг Паладина.
   - Дакота - ты меня слышишь?
   - Совершенно верно, Кану.
   - Подключи Ниссу. Я хочу быть уверен, что ты не причинила ей вреда.
   - Я в порядке, - сказала Нисса после небольшой паузы. - Она не настолько глупа, чтобы выбросить один из своих активов.
   - Ты готов начать движение с двигателем Чибеса? - спросила тантор с некоторой резкостью. - Я с нетерпением жду демонстрации.
   - Ты получишь свою демонстрацию. Но мне нужен час или два, чтобы убедиться, что ничего не изменилось с тех пор, как мы были на "Занзибаре". Иди и почитай книгу или еще что-нибудь.
   Кану находился в старой рубке управления. За время длительного ремонта "Ледокола" Кану столько раз бывал на борту судна, что было легко упустить из виду внесенные изменения. Снаружи изменения были незначительными, но интерьер корабля теперь был другим, его симметрия и элегантность были утрачены, чтобы обеспечить доступ Восставшим. Теперь он видел несколько дополнительных постаментов управления, поднимавшихся из пола, как пни деревьев. Они были оснащены компактными тактильными интерфейсами, подходящими для использования хоботами, и широкоугольными визуальными индикаторами, расположенными для удобства слоновьих глаз. В других местах для танторов предназначались громоздкие мягкие "кушетки" - несущие конструкции, на которые они могли садиться в периоды высокой гравитационной нагрузки или невесомости. Они были размером с батуты.
   Шаттл "Ной" еще предстояло пристыковать, но стыковочные соединения на верхней части корпуса уже были установлены. Все спасательные капсулы, кроме двух, были приспособлены таким образом, чтобы каждая могла взять с собой одного Восставшего, оставляя Кану и Ниссе выбор из двух оставшихся трехместных капсул - если экспедиция когда-нибудь состоится.
   Многие шлюзы, коридоры и комнаты также были увеличены, чтобы приспособиться к существам размером и массой с Дакоту. Там, где этого требовало такое расширение, стены были удалены, а помещения соединены вместе. Внутренние помещения корабля стали больше, но в целом он теперь казался меньше. Все еще оставались места, куда танторы не могли добраться, в основном из-за неизбежных инженерных соображений, но ни одно из них не имело отношения к критическим функциям корабля.
   Но в настоящее время на борту не было танторов - ни одного живого существа, кроме него самого.
   Хотя каждая часть корабля теперь находилась в условиях невесомости - центробежные колеса были отключены во время перестройки, - Кану все еще сохранял свое обычное сидячее положение, положив консоль на колени.
   Теперь консоль зазвенела.
   Он привык к тому, что корабль часто требовал его внимания - во время ремонта он почти ничего другого не делал, - но это было что-то другое. "Ледокол" засек входящую радиопередачу - целенаправленную попытку установления связи, - и она исходила не с "Занзибара".
   Пока на консоли раздавался звуковой сигнал, включался и выключался синий символ. Кану уставился на него, как загипнотизированный. Выйдя из транса, он приготовился ответить на входящую передачу. Но он остановился и сначала принял меры предосторожности, отключив Дакоту от своих коммуникаций, по крайней мере на некоторое время.
   Затем он ответил на звонок.
   На главном дисплее появилось мужское лицо. Оно было тонкокостным, с седеющей бородой и головой, покрытой тугими седыми кудрями. - Меня зовут Назим Каспари, - сказал он, говоря на суахили с тонким акцентом. - Надеюсь, вы меня понимаете. Я отправляю это сообщение с экспедиционного судна "Травертин" - в настоящее время мы находимся на орбите вокруг Орисона. Мы пришли в эту систему из Крусибла с миссией собрать информацию для нашего правительства. Наши намерения мирные, и мы готовы предложить помощь, если она потребуется. Мы полагаем, что вы, возможно, получили повреждения и были вынуждены искать убежища на борту "Занзибара". Ваше происхождение нам неизвестно, но если есть возможности для сотрудничества, мы были бы рады обсудить эти возможности. Пожалуйста, ответьте, когда получите это сообщение, которое будет повторяться до тех пор, пока мы не услышим ответ.
   По крайней мере, эта часть была правдой, поскольку корабль подтвердил, что сигнал поступал повторяющимся циклом на различных частотах и протоколах передачи.
   Кто бы ни отправил это письмо - кем бы ни был этот Назим Каспари, - им не терпелось быть услышанными.
   Кану задумался, задаваясь вопросом, осмелится ли он рискнуть ответить на передачу. Знала ли Дакота вообще об этой попытке контакта? - задумался он. Она никогда не упоминала об этом, и "Ледокол" не начинал перехватывать сигнал до тех пор, пока он не оказался в безопасном месте за пределами экранирующего влияния "Занзибара".
   Вполне возможно, что она об этом не знала.
   - Помоги мне, Свифт. Дай мне способ отреагировать так, чтобы она, возможно, не смогла его обнаружить.
   - Ты вполне уверен в разумности такого риска?
   - Да. Совершенно уверен. Почему бы мне не быть таким?
   - Наше затруднительное положение и без того достаточно сложное, чтобы требовать вмешательства извне.
   - Я хочу с ним поговорить. Если я этого не сделаю, он все равно может решить вмешаться.
   - Я все еще думаю, что это неразумно.
   - Я рад, что у тебя есть свое мнение. Все равно сделай это.
   - В таком случае, минутку. - Руки Кану двигались под контролем Свифта, выполняя короткую последовательность команд. - Вот. Передатчики выровнены по Орисону, и луч не должен находиться в пределах возможностей обнаружения Дакоты. Ты можешь поговорить на досуге.
   - Спасибо тебе, Свифт. И если бы ты оказал мне любезность и позволил моим словам слетать с моих губ, я был бы тебе еще более признателен.
   - Ты же дипломат. Мне бы и в голову не пришло вторгаться в сферу твоей компетенции.
   Кану прочистил горло, постучав костяшками пальцев по трахее, и выпрямился на своем сиденье. - Меня зовут Кану, - начал он, не видя необходимости добавлять что-либо еще. - Экипажу "Травертина" - позвольте поздравить вас с благополучным перелетом. Это правда, что мы понесли некоторый ущерб вблизи Посейдона, но теперь все в порядке, и - несмотря на ваше чрезвычайно любезное предложение - мы не нуждаемся в посторонней помощи. Могу я, тем не менее, предложить вам действовать с большой осторожностью? Нам повезло, что мы не получили более серьезных повреждений - действительно, очень повезло. Я желаю вам удачи в ваших начинаниях.
   Он прервал передачу и приказал кораблю отправить ее вперед одним залпом.
   Это была очень компактная солнечная система, в которой Паладин, Орисон и Посейдон находились на расстоянии половины астрономической единицы от своей звезды. Учитывая текущее расположение планет, Кану знал, что может ожидать ответа в течение пяти минут, если пришельцы будут быстры в своих ответах.
   - Кану? - спросила Дакота, когда он наконец снова открыл канал на "Занзибар". - Были какие-то трудности?
   - Никаких, Дакота, но эти диагностические тесты создают большую нагрузку на корабль. Будет лучше, если мы сведем общение к абсолютному минимуму, если только нам не будет о чем сообщить.
   - И каков прогноз? Нам с Ниссой не терпится увидеть доказательства вашей кропотливой работы.
   По правде говоря, у корабля не было причин не работать. Множество мониторов по-прежнему не сообщали ни о чем аномальном, ни о чем, заслуживающем дальнейшего внимания. Остаточные газы, прокачиваемые по различным каналам горения, не выявили никаких утечек или дефектов. Камеры магнитного удержания хорошо реагировали на скачки испытательной мощности. Разреженную плазму, инжектированную в целях тестирования, собирали, сжимали и возбуждали ожидаемым образом. Система делала все возможное, чтобы смоделировать нестабильность и показать, что демпфирующие механизмы способны выполнять свою работу.
   Каждое из этих условий было лишь шагом на пути к истинной пост-чибесовской реакции, но Кану не видел ничего, что заставило бы его задуматься.
   - Прогноз отличный, но мне все еще нужно провести дополнительные анализы.
   - И сколько именно времени это займет?
   - Несколько минут.
   - Ты требуешь от меня огромного терпения, Кану. Но по прошествии двух столетий еще несколько минут не повредят.
   - Надеюсь, что нет. А пока я снова замолкаю. Я свяжусь с вами, когда мы будем готовы приступить к полному тестированию.
   Он отключил ее и откинулся на спинку сиденья, пот выступил у него между лопатками. Диагностические тесты могли продолжаться столько, сколько он им позволял, но факт был в том, что корабль уже знал о себе столько, сколько ему когда-либо предстояло.
   - Свифт?
   - Да, Кану?
   - Они могли бы ответить через пять минут или пять часов - или не ответить вообще. Если я останусь один в своем черепе, я могу сойти с ума. Не хочешь ли сыграть в шахматы, пока мы ждем?
   - Если ты думаешь, что это поможет.
   - Скорее всего, этого не произойдет. Но, по крайней мере, ради старых времен.
   - Тогда я буду рад оказать тебе услугу. Ты зацикливаешься на возможности ответа, не так ли?
   - Я хочу знать, что им известно.
   - Это не изменит наших отношений с Дакотой. Существенные моменты нашего соглашения не подвержены внешнему влиянию.
   - Тогда нет ничего плохого в том, чтобы выслушать то, что они хотят сказать, не так ли?
   Свифт наколдовал шахматный столик. Они сыграли быструю, небрежную партию, которую Кану выиграл с небольшим перевесом - может быть, даже вероятно, что Свифт сам подстроил свое поражение - и были на первых ходах второй, когда консоль издала еще один звуковой сигнал.
   - Дакота? - спросил Свифт.
   - Нет, - ответил Кану. - Наши новые друзья.
   На этот раз это была женщина. Она представляла собой странную смесь повседневности и формальности, была одета в яркую одежду и шелковый шарф с ярким рисунком, а также в огромный ассортимент звенящих украшений. Ее лицо показалось ему открытым и дружелюбным - в нем было что-то, что напомнило ему мать Гаруди Далал из того дня в Мадрасе. Но она обратилась к нему из-за письменного стола, торжественно сложив руки вместе, а за ее спиной была серая стена. И когда она заговорила, хотя в ее голосе не было ни запугивания, ни позерства, тем не менее она производила потрясающее впечатление властности.
   Женщина, с которой нужно считаться, подумал он.
   - Спасибо тебе за твой ответ, Кану. Я Гандхари Васин, капитан "Травертина". Назим был моим заместителем, пока я была на Орисоне. Нас предупредили о вашем возможном присутствии в окрестностях "Занзибара" и мы начали посылать вам сообщение в надежде установить контакт, но, признаюсь, наши ожидания были невелики. Позвольте мне говорить прямо. Есть много вещей об этой системе, которых мы еще не знаем, и я готова предположить, что то же самое верно и для вас. Но мы действительно знаем о Дакоте и думаем, что вы тоже знаете. Возможно, вы даже вступили в прямой контакт с танторами. Как и мы - но с другой фракцией, отличной от фракции Дакоты. Мы также установили контакт с Юнис Экинья. Юнис было что нам рассказать, и думаю, что ее рассказ о событиях, скорее всего, будет отличаться от рассказа Дакоты. Возможно, вам сказали, что Юнис мертва, и если это так, я бы хотела, чтобы вы подумали о нескольких других вещах, которые, возможно, не соответствовали действительности.
   Кану улыбнулся, услышав это. Если бы только она знала. Он почти ничем другим не занимался, кроме как размышлял о степени правдивости происходящего. С таким же успехом она могла бы сообщить ему, что дышать полезно.
   Но в данный момент он был доволен тем, что выслушал ее.
   - У нас нет причин предполагать, что ваши цели противоречат нашим, Кану, но вас, возможно, ввели в заблуждение - серьезно ввели в заблуждение. На Посейдоне есть опасности, с которыми вы еще не сталкивались. Мы говорим не просто о риске для вашей собственной жизни, хотя он был бы значительным, но и о более широких последствиях - для всех нас. Вы, казалось, свободно ответили на сообщение Назима. Могу я предложить вам ничего не предпринимать, пока мы не подойдем достаточно близко для надлежащего диалога? Среди нас есть кое-кто, с кем, я думаю, Дакота, возможно, захочет поговорить. Если у вас есть возможность передать сообщение, пожалуйста, сообщите Дакоте, что с нами Экинья. Ее зовут Гома, и она дочь Ндеге.
   Теперь это было все, что он мог сделать, чтобы не рассмеяться. Экинья! Какое впечатление, должно быть, она на него произвела. Движущие силы истории - родословная, которая привела людей к звездам.
   Как мог кто-то из Экинья не разобраться во всем?
   Печально покачав головой, он сочинил ответ.
   - Я любезно соглашусь ответить вам, Гандхари, но, возможно, это не совсем то, на что вы надеетесь. Во-первых, у меня нет другого выбора, кроме как подчиниться пожеланиям Дакоты. Я полностью осознаю риски, связанные с Посейдоном, а также потенциальные последствия приближения к этой планете. Я также знаю, что многие тысячи жизней зависят от того, что не подведу Дакоту, так что, боюсь, ваши попытки убедить меня напрасны. Во-вторых, вы говорите о ком-то по имени Гома Экинья, как будто это имя может иметь вес. Мне жаль сообщать вам - и, конечно, Гоме, - что у вас не должно быть подобных иллюзий. Видите ли, я тоже Экинья. Мое полное имя Кану Экинья, а мою мать звали Чику Йеллоу. И моя фамилия не имеет ни малейшего значения для Дакоты.
   Когда он закончил и сообщение отправилось обратно к капитану Васин, Свифт передвинул ладью и высказал свою мудрую оценку происходящего.
   - С твоей стороны было бы неразумно полностью недооценивать ценность этой второй Экинья, Кану. Сообщение специально вызывало одного из вашего уважаемого клана. Для этого должна была быть какая-то причина.
   - Она сказала "Гома", а не "Ндеге".
   - Но она упомянула Ндеге, что, я бы предположил, вряд ли является совпадением. - Свифт снял пенсне и начал протирать стекла рукавом. - Ты собираешься делать свой ход или просто будешь пялиться на доску, пока на ней не произойдет незначительная квантовая флуктуация?
   Кану передвинул фигуру с квадрата на квадрат, но не более осторожно, чем если бы у него были завязаны глаза.
   - Победа кажется неизбежной, - заметил Свифт.
   - Меня это не удивляет. На самом деле мое сердце не участвует в игре.
   - Нет, я имею в виду, что ты поставил меня в крайне невыгодное положение. Для тебя еще есть надежда, Кану.
   - Возможно.
   Он связался с Дакотой и сказал ей, что готов активировать накопитель.
   - Короткий тест, - объяснил он ей. - Ровно столько, чтобы подтвердить правильность ремонта. Не хотелось бы, чтобы вы подумали, что я пытаюсь сбежать, не так ли?
   - Ты бы этого не сделал, Кану, в любом случае.
   - И все же мы не хотим никаких недоразумений.
   - Нет, мы, безусловно, этого не делаем. Ты готов?
   - Пока мы разговариваем, запускаются потоки заправки. - Он подождал мгновение, изучая столбцы цифр и диаграммы перемещения на своей консоли. - Потоки выглядят хорошо. Выравнивание при давлении инжекции. Токамаки наращивают напряженность поля. Немного медленнее на третьем, но это поправимо. Приступаю к инжекции плазмы.
   - Непременно. Действуй осторожно, Кану.
   - Плазма инжектирована и распределена по магнитным ловушкам. Приближается зажигание через три... два... один. Хорошо. У нас есть термояд. Горение выглядит чистым и стабильным. Удержание токамаков в норме. Готов к первоначальному возбуждению Чибеса.
   Это было обычным технологическим явлением - в дни, предшествовавшие мораторию, зажигание инициировалось бы сотни тысяч раз в день с предельной унылой надежностью. Но стоит помнить, что потребовались десятилетия, чтобы превратить открытие Чибеса в цельный работоспособный прототип двигателя, и еще десятилетия, прежде чем двигатели достигли достаточной надежности для широкого использования.
   Но толчок пришел внутрь, мягко вдавив его спину в кресло.
   - Я вижу, ты двигаешься, - сказала Дакота.
   - Да, у нас есть тяга. Активирую свои усилия - собираюсь ввести нас в пост-чибесовский диапазон энергии.
   - Ты уверен, что не поступаешь поспешно?
   Но другой голос сказал: - Что ты делаешь? В наши намерения никогда не входило принимать все так быстро.
   Он сказал Свифту: - Я знаю, что делаю.
   - Ты можешь, но я, конечно, этого не делаю. Мы едва убедились в том, что первоначальный процесс стабилен, не говоря уже о том, что достигли уверенности, позволяющей продвинуться дальше этого...
   - Заткнись.
   Должно быть, он произнес это вслух, потому что Дакота спросила: - К кому ты обращаешься?
   - К голосам в моей голове, - объяснил он. - Иногда я их слышу. Тебе не о чем беспокоиться. Начинается переходный пост-чибесовский период.
   Теперь это был скорее удар, чем толчок, и консоль озарилась множеством красных и желтых предупреждений о состоянии. "Ледокол" добивался пост-чибесовской энергии, но неконтролируемым, хаотичным образом.
   - Кану, с тобой все в порядке?
   - Все хорошо, Дакота. Ничего не может быть лучше.
   Консоль теперь горела красным, а со стен начали доноситься звуковые предупреждения. При нормальных условиях корабль вмешался бы, чтобы остановить нестабильный процесс Чибеса, но в этом тестовом режиме обычные меры безопасности были приостановлены.
   Кану знал это - более того, он позаботился о том, чтобы это было так.
   - Кану, - сказала Дакота, - у меня есть подозрение, которое может оказаться необоснованным, но если ты пытаешься уничтожить или повредить корабль, чтобы избежать выполнения своих обязательств...
   - Соедини с Ниссой еще раз.
   - Она прямо здесь. Все, что ты хочешь сказать ей, ты можешь сказать и мне тоже.
   - Тогда мне очень жаль. Я не вижу другого выхода. Это не вина Ниссы. Ты должна в это поверить, Дакота. И это не вина Друзей. Ты ничего не добьешься, наказывая их сейчас.
   - Кану! - окликнула его Нисса, ее голос сорвался на его имени.
   - Я должен это сделать, - ответил он. - Я люблю тебя, я всегда буду любить тебя, но другого выхода нет.
   А затем - независимо от его собственной воли - его руки потянулись к пульту. Он сопротивлялся этому действию, но его усилия были бесполезны: теперь Свифт полностью контролировал его нервную систему. С таким же успехом он мог находиться вне своего собственного тела, наблюдая, как оно танцует по чужой воле.
   Вибрация пробилась сквозь обшивку корабля. Она набирала силу, свидетельствуя о дико меняющихся нагрузках на привод, слишком случайных, чтобы их можно было нейтрализовать. А затем раздался единственный сильный толчок, как будто "Ледокол" ударился о какой-то более крупный предмет, и вибрации стихли, сменившись тишиной. Сигналы тревоги продолжали звучать, на консоли по-прежнему вспыхивали аварийные уведомления.
   Но двигатель Чибеса выключился сам.
   Хватка на нем задержалась, а потом исчезла.
   Он сделал мощный непроизвольный вдох, как будто только что вынырнул из глубоких, холодных вод.
   - Ты предатель, Свифт.
   - Я спас тебе жизнь - снова. Не слишком ли это много - ожидать небольшой благодарности?
  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

  
   "Травертин" поддерживал свою орбиту вокруг Орисона. Рядом с ним, двигаясь по той же орбите и почти готовый к самостоятельному полету, спускаемый аппарат оставался центром интенсивной деятельности людей и машин.
   В носовой части большого корабля, часть которой вращалась, имитируя гравитацию, женщина и мужчина сидели друг напротив друга за столом в главном общественном камбузе. Женщина пила чай, мужчина держал в руках кружку с ароматным кофе. Пространство корабля вокруг них гудело от новостей и слухов.
   - Что-то пошло не так, - сказала Гома. - Это то, что говорит Гандхари. Или почти все пошло не так - как если бы корабль был очень близок к взрыву, а затем неисправность была устранена как раз вовремя.
   - Я не физик, - сказал Питер Грейв, - но я бы предположил, что существует очень много вещей, которые могут пойти не так с приводом Чибеса. Капитан установил контакт с другим кораблем?
   - На мгновение. Последовал ответ на автоматическую передачу Назима, а затем прямой ответ Гандхари. Она воспроизвела это для меня - он утверждает, что он другой Экинья!
   - Это либо потрясающая новость, либо почти неизбежная. - Грейв оторвал взгляд от своего бокала и улыбнулся ей, чтобы обезоружить ее природную защищенность. - Еще один Экинья. Вы ему верите?
   - Говорит, что он Кану. В моей родословной есть Кану, так что это возможно, но это... сложно.
   - Ничто в вашей семье не могло бы считаться простым, Гома. И все же - хорошо это или плохо? То, что он Экинья, улучшает наше положение или ухудшает его?
   - Вы имеете в виду, можно ли ожидать, что он поступит правильно?
   Грейв почесал свой почти безволосый череп. Гома не могла не заметить выглядевшие как полумесяцы отпечатки в тех местах, где ее ногти впились в его кожу, которые все еще сохранялись, несмотря на десятилетия спячки.
   - Полагаю, да, - сказал Грейв.
   - Это предполагает, что есть "правильные вещи", которые нужно выполнить. Кану не угрожал нам; он не велел нам отступить и не сказал, что сделает с нами ужасные вещи, если мы не подчинимся. Он просто призвал нас не вмешиваться и посоветовал быть осторожными.
   - И все же он по-прежнему ведет себя так, как Юнис считает опасным, - вступает в сговор с Дакотой в этой экспедиции.
   - Если бы он знал, что поставлено на карту, он бы с этим не согласился.
   - Если только он не чувствовал, что у него нет выбора, - сказал Грейв. - Вы изучали его историю?
   - Столько, сколько я смогла найти. Кану был важной фигурой в Организации Водных Наций - панспермиец, сторонник философии зеленого расцвета.
   - Я изучил это движение. Какое-то время их считали чудаками и сектантами, не так ли? - В его голосе звучали игривые, слегка насмешливые нотки. - Истинно верующими.
   - Не думаю, что это совсем то же самое, что Второй шанс, - ответила Гома, встретив его ответ собственной улыбкой. - Они хотели сделать галактику зеленой. Вы же были бы довольны, если бы мы снова забрались под камень и полностью забыли о звездах.
   - Очень небольшое искажение характеристики, если вы не возражаете, что я так скажу.
   - Хорошо, позволю вам это сделать. - Гома не могла удержаться от ответной улыбки Грейву, видя, что тот не обиделся. - В любом случае, это только часть истории Кану. В конце концов он стал послом к роботам на Марсе - в Эволюариуме.
   - Я изучал историю нашей ранней космической эры. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве Юнис не имела ко всему этому никакого отношения?
   - Вы имеете в виду настоящую Юнис, в отличие от той, что сейчас с нами на борту?
   Грейв пожал плечами. - Если мы собираемся настаивать на различии.
   - Подождите минутку, Питер. Если бы кто-то из нас собирался настаивать, что это не одно и то же, я бы ожидала, что это будете вы.
   - Из-за моей системы убеждений?
   - Отчего же еще? Одна - человеческое существо, которое жило и умерло, другая - кибернетическая симуляция, которая начиналась как концептуальный искусственный интеллект задолго до того, как умерла настоящая женщина.
   - И все же... она из плоти и крови. И у нее воспоминания настоящей женщины.
   - Взятые из открытых источников.
   - Не все из них - некоторые из этих воспоминаний напрямую связаны с нейронными следами, которые она унаследовала от своего собственного замороженного трупа. - Нотка озорства смягчила черты его лица. - Или вы не успеваете за мной?
   - Она мой поддельный робот-предок, а не ваш!
   - Но теперь она человек, и, вероятно, смертная, и живет и дышит этим миром во многом так же, как жила бы настоящая Юнис, если бы была здесь вместо нее. Имеем ли мы право проводить какое-либо различие между ними на данный момент? Какой бы ни была сущность Юнис - ее душа, если хотите, - наверняка она была сохранена, воссоздана в этой итерации?
   Гома покачала головой. - Нет. Мы не говорим о душах. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Души не реальны.
   - Значит, закономерности. Абстрактные структуры опыта и реакций, составляющие последовательную, непрерывную человеческую идентичность. Она думает о себе как о Юнис Экинья. Имеем ли мы право отказывать ей в этом убеждении?
   - Мы можем отказывать ей во всем, в чем захотим.
   - Но если мы отрицаем ее человечность, - сказал Грейв, - то с таким же успехом можем отрицать и свою собственную. Она так же уверена в себе, как и все мы, Гома. И если я могу это увидеть - я, представляющий Второй шанс, - то, конечно, это не может быть слишком большим скачком для кого-то еще?
   Гома хотела возразить. Но правда заключалась в том, что ей нечего было предложить взамен, кроме угрюмого: - Я думаю, мы говорили о Кану.
   - Так и было, - согласился он. - Но отступление того стоило.
   Юнис была предоставлена свобода, в определенных пределах. Ей вручили браслет и разрешили исследовать корабль так, как ей заблагорассудится, и без колебаний общаться с другими членами экспедиции. Но Гома знала, что браслет достался Юнис только на время - протоколы безопасности были усилены - и что найдутся определенные члены команды, которые не захотят иметь ничего общего с этой донкихотской и огненной загадкой из прошлого, этой вещью в форме женщины, которая даже близко не подошла к тому, чтобы пока заслужить их доверие.
   Гома понимала озабоченность, высказанную вслух или нет. Ну и что с того, что Юнис была биологической, если ей нужен был воздух, чтобы дышать, и еда, чтобы запихивать ее в рот? Это ни в коей мере не означало, что она была безобидна или действительно была на их стороне. Ру усвоил этот урок и почувствовал чужеродную силу в костях и мышцах Юнис.
   Ру и близко не подпускал Юнис к их жилищу, а у Гомы не хватало сил спорить с ним. У него была своя точка зрения, и это было оправдано. Но если Ру вообще не одобрял того, что Гома разговаривала с Юнис, то это было очень плохо.
   Они предоставили Юнис каюту, и Юнис и Гома могли свободно встречаться там, когда захотят. Со своей стороны, Ру был достаточно благоразумен, чтобы не расспрашивать слишком много о местонахождении Гомы, когда они не были вместе.
   - Гандхари говорит, что теперь это ненадолго.
   - Эта ваш капитан - ты ей доверяешь?
   - О, подождите - потому что она имела несчастье не совершить своих подвигов в смелые дни ранней космической эры, и поэтому на нее нельзя положиться в управлении звездолетом?
   - Тебе не нужно говорить со мной в таком тоне, Гома Экинья.
   - Тогда не смейте сомневаться в способностях Васин. Она согласилась позволить вам воспользоваться системой связи, не так ли?
   - Но только с одной из вас, дышащей мне в затылок, подвергающей сомнению каждое мое движение - и тем самым заставляющей тратить на все в двадцать раз больше времени, чем нужно.
   - Не вините ее за то, что она проявила должную осторожность. Возможно, ее стиль не совпадает с вашим стилем, но она более чем справляется с этой работой.
   - Мы посмотрим на это, когда узнаем, что на самом деле влечет за собой эта работа.
   - Вы просто завидуете. Вы пассажир, и вам это не нравится. Что ж, привыкайте наслаждаться своим новым скромным статусом.
   - Я вижу, мы отлично поладим. Ты принесла блокноты?
   - Да.
   - Я хотела бы их увидеть. Ты говоришь, Ндеге доверила это тебе? Это было необычайно проницательно с ее стороны. У нее не было никакой гарантии, что они в конце концов найдут меня.
   - Она хотела, чтобы они достались мне, а не вам. Вы только взглянете на них, а не получите их навсегда.
   - Тогда, как я понимаю, ты добилась значительного прогресса в понимании работы своей матери?
   Гома передала Юнис первый из трех блокнотов. Он был хронологически самым ранним, судя по дате начала. Однако в то же время было совершенно ясно, что Ндеге продолжала работать над всеми записными книжками на протяжении всей своей жизни, пересматривая свои прежние идеи и заполняя те области, которые поначалу не поддавались ее исследованию. Для получения полной картины работы Ндеге требовались все записные книжки.
   Гома знала это.
   - Давайте посмотрим, что об этом скажете вы.
   Юнис начала с самого начала, осторожно приоткрыв черный корешок и с большой осторожностью переворачивая страницы. Она уставилась на первые две страницы заметок, на столбцы символов с их тщательными и сбивающими с толку связями.
   Она смотрела и смотрела. Прошла минута, а может, и больше. Если она и моргнула, Гома этого не увидела.
   Юнис перешла к следующей паре страниц. Она смотрела на них с тем же напряжением, но на этот раз не так долго. Следующую пару она окинула взглядом, Гома наблюдала, как ее зрачки скользят вверх и вниз по колоннам. Она несколько секунд смотрела на следующую пару страниц, затем перевернула снова. Затем быстрее, переворачивание страниц становится медленно ускоряющимся движением, похожим на шум лопастей вертолета.
   - Вы что...
   - Тихо.
   Страницы проносились мимо, ее пальцы двигались со скоростью карточного шулера, глаза ни разу не моргнули. Перелистывание вошло в машинный ритм, движения ее рук и глаз были достаточно методичными, чтобы Гома была уверена, что это своего рода фотографический снимок. Она дочитала блокнот, закрыла его и секунду или две сидела неподвижно, как будто усвоенная информация все еще нуждалась в обработке для более глубокого понимания.
   - Вторую записную книжку.
   - Пока нет. Не все за один раз.
   - Я ждала достаточно долго, Гома. Утаивая остальное, мы ничего не выиграем.
   - Может быть, не для вас. Но единственная власть, которой я обладаю над вами, заключается в этих записных книжках.
   - Почему ты чувствуешь необходимость иметь надо мной власть?
   - Потому что я не знаю, кто вы такая и на что вы на самом деле способны. Потому что я не знаю, что вы думаете или чувствуете по отношению ко мне.
   - Думаю, ты можешь быть полезна.
   - Инструменты полезны. Материалы и рационы полезны. Думаю, что заслуживаю большего.
   - И после всего, что произошло на Орисоне, смерти моих друзей, утаивание этой информации - это то, как ты надеешься поднять свой статус в моих глазах?
   - Если необходимо, то да. Вам нужна вторая записная книжка или нет?
   - После этого мимолетного взгляда? Да. И третья.
   - Насколько серьезно?
   - Больше всего на свете. Я увидела нечто удивительное, Гома, - почувствовала, как отодвигается завеса невежества. Все годы, которые я провела на Орисоне, пытаясь восстановить несколько фрагментов озарения - они затмились за пару минут. Превзойдены и затмились. Ндеге с ясностью увидела то, о чем я едва начала думать, что это может быть правдой. И даже дальше. - Она постучала по закрытому блокноту. - Здесь есть нечто большее, чем просто символическая связь, Гома, - нечто большее, чем просто закономерности между двумя формами инопланетного языка, заложенные с разницей в миллионы лет. Это ключ к пониманию - начало постижения. Я видела вещи во время Ужаса, но до этого момента у меня не было аппарата, чтобы разобраться в них. Теперь я знаю. По крайней мере, теперь у меня есть начало... Я умоляю тебя - другие блокноты.
   - В свое время.
   - Это невыносимо.
   - Вот каково это - быть человеком. Не всегда вселенную преподносят на блюдечке. Необходимость быть обязанным другим.
   - Ты ведешь себя жестоко.
   - Нет, я просто добрая. Я не думаю, что вы чудовище, Юнис, и мне жаль Орисон - искренне жаль. Но вам придется потрудиться, чтобы стать одной из нас. Вот тут-то все и начинается.
   Мешанина цифр и символов пронеслась перед глазами Гомы слишком быстро, чтобы ее можно было прочесть, даже если бы из них можно было извлечь какой-то смысл. Они снова были в каюте Васин. Юнис стояла за маленькой раскладной консолью, в то время как Лоринг и Каспари наблюдали за происходящим с выражением нарочитой озабоченности, все еще не вполне удовлетворенные тем, что их гостье можно доверять.
   Юнис застучала по клавишам, ее пальцы двигались с неестественной беглостью. Цифры и символы продолжали прокручиваться.
   - Итак, - сказала Васин, - расскажите нам о положении вещей так кратко, как только сможете.
   Юнис оглянулась на свою аудиторию. - Командный канал к зеркалам все еще открыт, и они реагируют так, как я и ожидала. Не думаю, что Дакота сделала что-либо, чтобы изменить их базовую функциональность. Зачем ей это делать, если они продолжают работать?
   - Что вы уже сделали?
   - Ничего такого, что она заметила бы, просто попросила зеркала подтвердить их статус и готовность принимать дальнейшие команды. Мы используем узкий направленный луч, так что маловероятно, что Дакота перехватит наш сигнал. Аналогичным образом, зеркала отправляют свои ответы только в нашем направлении - вероятность того, что "Занзибар" обнаружил какой-либо из этих потоков, невелика.
   - Звучит многообещающе, - сказала Гома. - Как вы думаете, они сделают то, что вы им скажете?
   - Это зависит от сложности команды. Включать и выключать их не должно быть сложно - достаточно просто нарушить концентрическую симметрию отдельных зеркальных элементов, чтобы луч больше не был сфокусирован. Но, возможно, это и не предпринималось с тех пор, как были установлены зеркала. Что касается изменения угла пучка, то зеркала должны делать это постоянно, так что это не должно быть проблемой.
   - Таким образом, вы можете выключить лучи или направить их куда-нибудь в другое место, - сказал Каспари.
   - Мы не будем знать наверняка, пока я не отдам команду.
   - Мы не хотим причинять им вреда, - сказала Гома, - но у нас есть все признаки того, что Кану принуждают. Прямо сейчас зеркала - наш единственный долгосрочный инструмент ведения переговоров. Я не собираюсь использовать их в качестве оружия, но если нам удастся лишить их власти, мы сможем выиграть немного времени для переговоров.
   Юнис кивнула, но в ее голосе прозвучала нотка осторожности. - В тот момент, когда зеркала отключатся, Дакота поймет, что у нас все под контролем. К этому моменту мы разыграем нашу единственную карту, и Дакота обязательно начнет пытаться восстановить контроль со своей стороны. Я делаю все, что в моих силах, чтобы заблокировать прямые команды из "Занзибара", но не могу обещать, что у меня получится.
   - Вы разработали эту систему? - спросила Лоринг.
   - Не совсем, - осторожно ответила она. - Ее спроектировала моя старая версия, версия, которую я едва помню. С тех пор утекло много воды.
   - Делайте все, что в ваших силах, - сказала Васин. - Мы не можем ожидать невозможного. Точно так же мы были бы дураками, если бы не попытались воспользоваться зеркалами. Не могли бы мы... - Но она отбросила эту мысль с внезапным отвращением на лице, как будто откусила что-то кислое.
   - Что? - спросила Юнис.
   - Мне было интересно, сможем ли мы использовать их в качестве оружия, если до этого дойдет?
   - Нет! - сказал Питер Грейв, и Гома в тот же миг сформировала это слово, разделяя его полное отвращение.
   - Я не говорю о преднамеренной гибели людей, просто делаю заявление. Если этот корабль снова включится, сможем ли мы сфокусировать на нем зеркала и нанести достаточный ущерб, чтобы предотвратить его отлет?
   - Только не с учетом нескольких минут задержки во времени, брошенных в котел, - ответила Юнис. - Мы можем управлять зеркалами, но не в режиме реального времени. При условии, что корабль не следует предсказуемым курсом, он всегда может избежать опасности.
   - Тогда, может быть, не корабль. Но "Занзибар" ведь никуда не денется в спешке, не так ли? Если мы отключим лучи от их электросетей, мы можем нанести структурный ущерб другим частям.
   Гома и раньше верила, что в Гандхари Васин есть сталь; теперь у нее было доказательство этого.
   - Это не война, - сказала Гома.
   - Пока нет, - заметила Васин. - Но мы были бы идиотами, если бы не подумали наперед, не так ли? - Затем она один раз хлопнула в ладоши, отчего зазвенели украшения. - Продолжайте свою работу, Юнис, - сделайте все возможное, чтобы не подпускать Дакоту к зеркалам, но не предпринимайте никаких действий, которые она могла бы заметить. Тем временем мы продолжим подготовку посадочного модуля. Это никак не повлияет на вашу работу - если вы можете управлять зеркалами из "Травертина", вы также сможете делать это с меньшего корабля, и задержка во времени сократится по мере приближения.
   - Когда мы летим? - спросила Гома.
   - Через три дня, может быть, два, если все пойдет хорошо.
   - Это не будет войной, Гандхари. Мы должны это понимать. Скажите ей, Юнис.
   - Что бы вы хотели, чтобы я ей сказала?
   - Что дело не может дойти до насилия. Что нет ничего настолько серьезного, чтобы это должно было так закончиться.
   - Я бы с удовольствием, - сказала Юнис.
   Затем она вернулась к своей работе, как будто вопрос был решен.
  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

  
   Кану ничего не оставалось, как вернуться на "Занзибар", зная, что он потерпел неудачу. Свифт вмешался достаточно оперативно, чтобы предотвратить нанесение "Ледоколу" дополнительных серьезных повреждений - конечно, ничего такого, что помешало бы неминуемому отлету, - и те незначительные повреждения, которые все же были нанесены, могли быть устранены в ходе обычных операций.
   - Почему? - спросил он, когда они заняли позицию, проплывая сразу за полярными воротами "Занзибара".
   - Почему я не позволил тебе покончить с собой? - спросил образ Свифта, принимая ироничную позу, поглаживая подбородок. - Это вообще требует ответа, Кану?
   - Это был наш единственный выход.
   - Ты хочешь сказать, что это был твой единственный выход. Это освободило бы тебя от дальнейшего участия в этой неприятной истории, это правда. Но это не привело бы к разрешению более серьезной проблемы и не оставило бы Ниссе надежды на собственное спасение.
   - Мне пришлось сесть на корабль из-за Дакоты. Я не мог просто убежать.
   - И я не мог позволить хорошему человеку пожертвовать собой, как бы сильно он ни возмущался моим вмешательством. - Свифт наклонился вперед, положив обе руки на консоль, его лицо нависло перед Кану. - У нас здесь есть над чем поработать - есть знания для сбора. Потенциал для встречи с интеллектами, выходящими за рамки нашего опыта! Дакота - это возможность, а не препятствие.
   - Для тебя, может быть.
   - Наши цели не отличаются друг от друга, Кану.
   - Я начинаю задумываться об этом. Признаю, что пришел сюда, чтобы найти кое-какие ответы. Как и ты. Но это было до того, как мы узнали о Посейдоне, об Ужасе, обо всех этих мертвых Хранителях. О Дакоте и о том, во что они ее превратили. На данный момент мне этого достаточно. Я видел подводные камни - видел, что поставлено на карту. Но ты хочешь продолжать настаивать -тебе нужен окончательный контакт с М-строителями или Хранителями, в зависимости от того, что появится первым.
   - В таком случае, прости меня за то, что я не хочу упиваться невежеством.
   - Дело не в невежестве, Свифт, а в том, что ты ставишь интересы себя и своих друзей-роботов выше всех нас.
   - Сделаю вид, что этого не слышал.
   - Притворяйся, как тебе нравится. У меня был шанс остановить это, а ты вмешался.
   - От меня ожидают извинений за то, что я спас тебе жизнь?
   - Это был мой выбор. Ты отнял это у меня. Если Дакота - марионетка Хранителей, то кем же это делает меня? Просто еще одна марионетка, правда, вместо них я служу интересам Эволюариума?
   - Я верю, что мы оба служим интересам разума и просвещения. И наши отношения основаны на взаимной выгоде, Кану. По отдельности мы неэффективны. Вместе у нас, по крайней мере, есть шанс обойти Дакоту с фланга.
   - Это и есть твоя идея обойти ее с фланга?
   - Так или иначе, она получит свой корабль, Кану. Если даже не твой, то она заманит "Травертин" для тех же целей. Мы обязаны избавить наших новых друзей от этой особой трудности.
   Наконец Кану почувствовал, как что-то внутри него дрогнуло. Он все еще чувствовал себя оскорбленным, его доверие к Свифту было подорвано. Но в то же время он смог высказать эти мысли только потому, что его друг не позволил ему покончить с собой.
   - Будь ты проклят, Свифт. Как тебе удается делать так, чтобы все, что ты делаешь, воспринималось как единственно достойный образ действий?
   - Потому что я хорошо учился у мастера. - Свифт подошел к нему и похлопал по плечу. - У тебя сильное сердце, Кану. Наш день еще далек от того, чтобы быть потерянным.
   - Это одни обещания.
   - Если позволишь, я буду тебе обязан.
   - Если я когда-нибудь снова попытаюсь свести счеты с жизнью, ты окажешь мне честь и не будешь вмешиваться.
   - Но на карту была бы поставлена и моя собственная жизнь.
   - Это правда. Но это сделка, на которую ты подписался. Если я решу прекратить свое существование, я не хочу, чтобы машинный интеллект-паразит с Марса решил, что он знает больше, чем я.
   Свифт постучал пальцем по губам. - Хорошо, что мы можем говорить откровенно.
   - Да.
   - Могу я добавить свое собственное взаимное условие?
   - Если ты настаиваешь.
   - Ничего не делай в спешке, Кану. Во время перехода я ощутил вкус небытия. Смерть - это все очень хорошо, несомненно, в ней есть свои преимущества, но я еще не совсем покончил с жизнью. Думаю, у вселенной все еще припасено несколько сюрпризов для нас обоих.
  

* * *

  
   В доме Нисса была молчалива. Она запрограммировала проекционную стену так, чтобы она показывала движущееся изображение с Земли, вид с пляжа, когда старое солнце пробивается к плоскому океанскому горизонту. Свет был ярким, но в то же время почти бесцветным - линия хромированных бурунов на фоне темнеющей платины воды, небо идеально отливало серебром, песок был похож на снег, деревья на переднем плане казались черными силуэтами.
   - Я не мог тебе сказать, - сказал он.
   Стена издавала шум волн. Они врезались и разбивались в бесконечной череде статического рева, каждый из которых был рождением миниатюрной вселенной, каждый из которых возвращался в медленную, шипящую смерть.
   - Никогда, - сказала она, - больше так со мной не поступай.
   - Я и не собираюсь этого делать.
   - Ты думал, это и есть ответ, Кану? После всего этого времени? Ты действительно настолько глуп?
   - Люди на борту другого корабля предупредили меня, - ответил он. - Я получил от них сообщение, в котором говорилось, что я не должен сотрудничать с ней.
   Она все еще стояла лицом к океану, а не к Кану. - Они проделали весь этот путь, чтобы сказать тебе это?
   - Не знаю. Мне бы хотелось иметь возможность поговорить подольше, но это было сложно даже при задержке всего в несколько минут. Хочешь знать одну странную вещь?
   - Меня держат в плену говорящие слоны. Я бы сказала, что моя способность к странностям несколько перегружена. - Стойкость сдалась энтропии; в промежутке между этой волной и следующей она спросила: - Что это было?
   - Они отправили одного из нас, другую Экинья, на том другом корабле. Ее зовут Гома, и я даже не знаю, кто она такая.
   - Ты думаешь, у нее добрые намерения?
   - Думаю, мы все хотим как лучше.
   - Это не ответ на мой вопрос.
   - Это лучший ответ, который у меня есть. Мы действительно хотим добра - все мы, а не только Экинья. Но преуспевать - это самое трудное из всего. Наши умы не готовы к этому. Машина слишком велика. Мы не можем понять, как кто-то из нас вписывается в это, как любое данное действие формирует конечный результат.
   Нисса отвернулась от океана. Наконец-то он почувствовал обещание прощения или, по крайней мере, готовность не таить его вечно. Он бы принял это.
   - Тогда мы должны стать лучше, - сказала она.
   - Да.
   - Намного, намного лучше. - Она встала и повернулась к нему лицом, обхватив его голову обеими руками, пальцы были как тиски. - Я почти не осмеливаюсь спросить. Один из вас решил не доводить это до конца. Кого я должна благодарить?
   На борту "Занзибара" все еще оставалось несколько судов ближнего радиуса действия - Кану и Нисса заметили их при первом прибытии, - часть которых была приспособлена для использования и транспортировки танторов. В течение нескольких дней небольшой экспедиционный отряд переправился на борт "Ледокола" вместе со всеми припасами и оборудованием, которые Дакота сочла необходимыми. Шаттл "Ной" был состыкован с помощью стыковочного соединения, которое позволяло людям и Восставшим переходить с одного корабля на другой.
   Восставших было трое, включая Дакоту. Остальные были парой самцов, оба взрослые, но моложе и мельче своего матриарха. Их звали Гектор и Лукас, и, судя по сходству их манер и телосложения, Кану быстро решил, что они родные братья или, возможно, кузены. Он ожидал, что эти новички будут барахтаться в незнакомой обстановке невесомости корабля, но ничто не могло быть дальше от истины. У всех Восставших были скафандры удобной формы, позволяющие им перемещаться с корабля на корабль даже без использования соединительных воздушных шлюзов, а их хоботы оказались на удивление удобными во время операций в невесомости, служа одновременно якорем и противовесом. Нет: это была хорошо обученная команда, равнодушная к предстоящим испытаниям.
   Очевидно, они были среди элиты Восставших, возможно, прямыми отпрысками матриарха. Их преданность ей казалась тотальной и совершенно беспрекословной.
   - Я думал, Мемфис поедет с нами, - сказал Кану.
   - Мемфис не справился бы с трудностями космического полета, - объяснила Дакота. - Это не приходит к нам естественным образом. Эти молодые Восставшие преодолели свои инстинктивные страхи благодаря изнурительной подготовке и преданности делу. Они научились пользоваться скафандрами и управлять операциями в невесомости внутри центрального ядра "Занзибара". Они разбираются в физике и основах астронавигации. Но Мемфис старше, и, следовательно, его привычки изменить не так-то легко. Кроме того, он мой самый верный и надежный союзник. Если бы от меня потребовали доверить охрану "Занзибара" кому-либо, кроме себя, то это был бы мудрый и неторопливый Мемфис.
   - А ты, Дакота, готова ли ты к предстоящим трудностям?
   - Я уже сталкивалась с Ужасом лицом к лицу, Кану. Столкнулась с этим лицом к лицу, лицом к лицу с самой глубокой, самой вызывающей угрозой. Для меня это ничего не значит, как и идея улететь с "Занзибара".
   - А когда мы достигнем Посейдона, твои нервы выдержат?
   - Когда преследующие спутники выделят нас, возникнет Ужас. Что-либо меньшее было бы неестественным. Но мы будем стоять на своем. Почему? Тебе не хватает уверенности в себе?
   - Я бы чувствовал себя увереннее, если бы у меня был выбор в этом вопросе.
   - Ах, но у тебя действительно есть выбор. Он всегда будет у тебя. Никогда не настанет время, когда мы окажемся вне досягаемости "Занзибара", и никогда не настанет время, когда я не смогу диктовать свои приказы Мемфису. Следовательно, выбор будет достаточно прост: сотрудничать или думать о вреде, который вы причиняете Друзьям.
   - У меня вообще нет выбора.
   - Возможно, и нет. По правде говоря, я бы предпочла, чтобы мы видели друг друга друзьями, участвующими во взаимном приключении. Но в глубине души помни, что у тебя есть мощный сдерживающий фактор, чтобы не вставать против меня.
   Кану и Нисса поднялись на борт раньше последнего из Восставших. Внутри корабля у них была вся желаемая свобода - ни одна часть корабля не была закрыта для них, даже те помещения, в которые мог протиснуться только человек. Секции центрифуги были восстановлены до нормальной гравитации, и у них было достаточно уединения - их старые спальные помещения остались нетронутыми, несмотря на изменения. Они также могли получить доступ ко всем обычным функциям корабля, от связи до навигации.
   - Несмотря на наш предыдущий разговор, - сказала Дакота, стоя у одного из постаментов управления, - для меня жизненно важно, чтобы мы проводили нашу экспедицию в духе взаимного сотрудничества. Это правда, что у нас были причины сомневаться в лучших намерениях друг друга. Таких трудностей следовало ожидать в подобном деле. Но давайте не будем упускать из виду то, чего мы достигли, и то, что находится в пределах нашей досягаемости. Симбиотическое исследование человека и тантора - люди и Восставшие объединились в духе научного и культурного просвещения. Чего нам бояться, если мы будем держаться вместе?
   - Однажды ты была на стороне Чику и Юнис, - сказал Кану, - пока у них не хватило здравого смысла не согласиться с тобой.
   - Мы все совершали ошибки. Признак интеллекта заключается в том, чтобы учиться у них и не быть связанным ошибками прошлого. Я сожалею обо всем, что произошло между Чику, Юнис и мной. Но они не были стойкими перед лицом неизвестности.
   - Ты все еще Дакота, или Хранители превратили тебя во что-то другое?
   - Я знаю свою собственную натуру, Кану.
   Она переключала главное окно просмотра по параметрам отображения, осваиваясь с элементами управления. Кончик ее хобота, растопыренный, как раскрытая ладонь, был удивительно ловким.
   - Мне кажется, я тоже это знаю, - сказал он. - Ты воображаешь, что у тебя есть свобода воли, и, возможно, ее как раз достаточно, чтобы заставить себя поверить в это. Однако факт в том, что ты выполняешь работу этих зомби-машин - безмозглых автоматов, которые стали настолько умными, что забыли, как быть сознательными. Еще не слишком поздно, Дакота. Откажись от этой экспедиции - или, по крайней мере, отложи ее до тех пор, пока мы не установим контакт с другим кораблем.
   - С другим кораблем, да. Признаю, что испытываю к этому некоторый интерес - но лишь постольку, поскольку это побуждает меня к еще более решительным действиям. Они в движении, ты знал?
   - Так ли это?
   - Не основной корабль, а судно поменьше - транспортное средство размером примерно с нашего "Ноя". Ничто не ускользает от пристального внимания Хранителей, и нет ничего, что мне нужно знать, чего бы они не довели до моего сведения.
   - Ты думаешь, они заботятся о тебе? - спросила Нисса.
   - Признаю, что у них особый интерес - можно сказать, клинический. Я достаточно реалистична, чтобы думать о себе как об инструменте, служащем их исследованию. Если бы появился инструмент получше, я, возможно, перестала бы быть их излюбленным объектом. Но сейчас они настроены на меня, и этот другой корабль - не более чем отвлекающий маневр. Я бы хотела, чтобы так оно и оставалось. Не могли бы вы показать мне, как спроецировать схему всей внутренней солнечной системы? Похоже, я не могу уменьшить масштаб в непосредственной близости от Паладина.
   - Открой это подменю, затем выбери логарифмический масштаб, - сказала Нисса.
   - Спасибо, я должна была догадаться об этом.
   На схеме была изображена Глизе 163, затем ее семейство миров - по крайней мере, до орбиты Паладина, восьмого мира от звезды. Дакота вызвала набор кривых траекторий, которые показывали варианты их собственной траектории в зависимости от времени старта, перегрузок и расхода топлива. Цветные дорожки расходились веером, как павлиньи перья, снабженные цифрами и символами, но все начинались у Паладина и заканчивались у Посейдона.
   - Наш курс прост - у нас есть только одна цель. Они начали свое путешествие из Орисона, но на данный момент их траекторию нельзя экстраполировать с какой-либо точностью, кроме как сказать, что она остается привязанной к эклиптике, поэтому очень маловероятно, что они намерены покинуть систему. Скорее всего, у них на уме целый мир. Паладин - это одна из возможностей, но им не потребуется много дополнительного времени, чтобы переключиться на Посейдон или даже на три или четыре другие цели. Что кто-то из вас думает об этом маленьком транспортном средстве?
   - Это тебе Хранители шепчут на ухо, - сказала Нисса. - Почему бы не спросить их самих?
   - О, я слышала - или, скорее, они попытались преподнести мне информацию в доступной для моего понимания форме. Но они не очень хороши в такого рода вещах, и, честно говоря, у меня нет времени на то, чтобы они снова поглощали и разбирали меня на части. Мне не кажется, что этот маленький корабль обладает межзвездными возможностями, но я бы не хотела ставить против него, если бы дело сводилось к скорости и маневренности в пределах солнечной системы. Вы согласны?
   - Если ты этого хочешь, - сказал Кану.
   - Я не хочу, чтобы, когда мы прибудем, этот корабль был уже на Посейдоне и мешал нашему приближению. По этой причине мы выберем самый трудный и быстрый путь, который нам доступен, или, по крайней мере, самый быстрый, которого мы сможем достичь, не используя пост-чибесовскую энергию. - Дакота передвинула свой хобот - Кану все еще был с любопытством очарован тем, как он приспосабливался к потребностям момента, - и закрыла все траектории, кроме одной. - Вот - наше золотое блюдо. Это приведет нас к внешнему периметру спутников чуть более чем за сорок восемь часов. Если только другой корабль не обладает неизвестными нам возможностями, они не смогут опередить нас на Посейдоне.
   - Когда мы отправляемся? - спросила Нисса.
   - Есть ли какая-нибудь причина не отправляться немедленно?
   - Нет, - сказал Кану, потому что он знал, что корабль готов настолько, насколько это вообще возможно, а Дакота слишком умна, чтобы быть убежденной в обратном.
   - Тогда у вас есть ответ, - сказала слониха.
   Долгое время казалось, что они вообще не двигаются, "Занзибар" уменьшался в размерах так медленно, что глаза Кану не давали реального представления о прогрессе. Они были подобны кораблю, пробивающемуся в открытое море из безопасной гавани, когда город и возвышающаяся за ним земля лишь неохотно позволяют своей добыче ускользнуть из пределов досягаемости.
   Крошечное расстояние, которое они преодолели, не имело никакого значения для видимых размеров Паладина. Когда они отлетели от "Занзибара", Мандала повернулась и стала видна внизу.
   Кану уставился на нее с тревожным чувством, что он уделил ей недостаточно внимания - что слишком многое происходило, когда они прибыли, слишком многое, пока они были гостями Восставших. Это казалось невежливым - упущение в уважении, которое неизбежно должно было быть наказано. Когда он узнал о существовании Мандалы Крусибла, он представлял себе безмолвную и бессмысленную вещь - инопланетное сооружение, похожее на сфинкса со своими секретами, но не обладающее более глубоким замыслом. Теперь, в такой непосредственной близости от второй Мандалы, его восприятие претерпело изменения. Он чувствовал на себе ее пристальный взгляд - ее потребность в внимании, в том, чтобы за ней наблюдали, и в том, чтобы она чувствовала себя предметом благоговейного трепета. Он решил, что это не злокачественное заболевание, но и не всегда доброкачественное. Она была капризна, способна на акты высшей и не считающейся ни с чем жестокости - ревнивый бог, запечатленный на лице мира.
   Ему это не понравилось. Но опять же, никто его об этом не просил.
   - В ста километрах от "Занзибара", - сказала Дакота, - вы можете увеличить нашу тягу до нормальной. Мы возьмем прямой курс к Посейдону. Нам нечего скрывать, нечего стыдиться, для чего потребовались бы уловки.
   Именно тогда "Ледокол" начал принимать передачу. Пульт звякнул, потом еще раз.
   - Это корабль поменьше, - сказал Кану. - Ты хочешь ответить на звонок?
   - Давайте послушаем, что они хотят сказать - мы не обязаны отвечать.
   Передача была простой аудиовизуальной, без громоздкого шифрования. Кану вывел ее на ближайшую стену и стал изучать появившееся лицо. Он сразу узнал ее: это была Гандхари Васин, женщина, которая разговаривала с ним непосредственно перед его неудавшейся попыткой самоубийства.
   Он был осторожен, чтобы не показать, что узнал ее.
   - Это капитан Васин, - сказала она. - Мы видим, как вы удаляетесь, набирая скорость, от "Занзибара". Я вынуждена настаивать на том, чтобы вы изменили курс и вернулись на "Занзибар". Я даю вам пять минут, чтобы подтвердить эту передачу и продемонстрировать некоторое намерение развернуться. Если я не увижу изменений в вашей траектории, я буду вынуждена рассмотреть возможность применения карательных мер. Поверьте мне - у меня есть средства.
   Передача закончилась. Кану мысленно отметил время. Она учла временную разницу между меньшим транспортным средством и районом Паладина, но без особого права на ошибку.
   - Твои мысли? - спросила Дакота.
   - Нет смысла формулировать их, - сказал Кану. - Ты привержена этому делу и знаешь, что она не может связаться с нами на таком расстоянии.
   - Значит, ты считаешь это блефом.
   - Это ты мне скажи.
   - Меня поражают две вещи. Во-первых, с ее стороны было бы очень неразумно ставить так много на блеф, учитывая, что мы узнаем правду об этом через несколько коротких минут. Во-вторых, она прибыла к месту назначения очень быстро - никаких представлений, никаких разъяснений относительно ее миссии или мандата, названия ее корабля...
   - Делай с этим, что хочешь.
   - Если бы у тебя был предварительный контакт с этими людьми, Кану, ты бы, конечно, сообщил мне об этом?
   Полуправда давалась ему без усилий. - Возможно, это была не первая ее передача, но это первая, которую мы услышали. Но она могла посылать сообщения в течение нескольких дней, и "Ледокол" не распознал бы в этом преднамеренную попытку общения. Насколько нам известно, она заметила нас давным-давно, а корабль был слишком поврежден, чтобы узнать, что это такое.
   Дакота кивнула, и Кану поверил, что она удовлетворена. Он должен был быть благодарен за это, но слова исходили от Свифта, а не от его сознания.
   По крайней мере, он не мог поставить себе это в заслугу.
   - Тем не менее, мы должны рассмотреть ее угрозу, - сказала Дакота. - Если только у ее экспедиции нет оружия, которое бросает вызов физике, она никак не сможет причинить нам вред с такого расстояния. Но у нее должно быть что-то в подтверждение своей угрозы.
   - Или это блеф, - сказала Нисса.
   - В таком случае, мы скоро это выясним. Держи наш курс, Кану. Дайте понять, что нас это не остановит.
   - Ты хочешь, чтобы я ответил устно?
   - Не думаю, что в этом есть необходимость. Наши намерения будут достаточно ясны из наших действий.
   - Свифт? - спросила Нисса, используя субвокальный канал.
   - Как бы мне ни было больно, я не могу придраться к ее анализу. Но очень сомневаюсь, что капитан Васин стала бы угрожать, если бы у нее не было каких-то средств для ее выполнения.
   - Что ж, это обнадеживает.
   - Этому не суждено было случиться.
   - Иногда, - сказала Дакота, - у меня возникает ощущение, что между вами двумя что-то происходит - частная беседа, в которую я не посвящена. Разве это неправильно с моей стороны - так себя чувствовать?
   - Мы чувствуем то же самое по отношению к Восставшим, - ответил Кану.
   - Ах, но в вашем случае это чувство полностью оправдано. Речь эффективна, но есть некоторые вещи, которые можно передать только по старым каналам - гулом и ревом.
   Васин была великодушна; прошло еще десять минут, прежде чем они снова получили от нее весточку.
   - Вы не изменили своего курса, что достойно сожаления, потому что это очень осложнит ситуацию для нас обоих. К счастью, вы, возможно, не услышали меня или были не в состоянии ответить. К сожалению, у меня нет времени делать благотворительные предположения. Если вы в состоянии это сделать, пожалуйста, снова обратите свое внимание на "Занзибар".
   Им ничего не нужно было делать; изображение осколка все еще было на стене, хотя теперь оно было снято датчиком с большим увеличением. Это был просмотр в реальном времени, и осколок еще долго не будет виден, прежде чем он пройдет позади Паладина. На мгновение он был свободен, резко освещен с одной стороны и затенен с другой.
   - Я полностью контролирую ваши солнечные зеркала, - сказала Васин. - Они мои, и я могу их деактивировать или перенаправить. Запрограммированная команда вот-вот вступит в силу; примерно через десять секунд вы увидите последствия.
   - Боже мой, - сказал Кану, искренне пораженный.
   Он знал, что это не могло быть блефом: никто не стал бы заявлять о подобном, если бы это не было в пределах их непосредственных возможностей. И действительно, ему достаточно было взглянуть на горячие точки, чтобы понять, что угроза была совершенно реальной.
   Яркие пятна мгновенно погасли, хотя потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы решетки для сбора тепла и территория вокруг них остыли до температуры окружающей среды на остальной части "Занзибара". Тем не менее, точка зрения была высказана, и высказана превосходно.
   - Нет, - сказала Дакота с яростью, которая была одновременно тихой и всепоглощающей. - Нет. Это не будет продолжаться.
   - Они сделали то, что обещали, - сказала Нисса. - Может быть, пришло время подумать о переговорах.
   Васин снова заговорила. - Несмотря на то, что я отключила ваше энергопитание, в моих силах полностью восстановить его. У меня нет никакого желания причинять вам боль или неудобства - просто хочу продемонстрировать, что у меня есть для этого средства. Развернитесь сейчас, и энергия будет восстановлена.
   - Поговори с ней, - сказала Дакота.
   Кану кивнул. - Чтобы дать им понять, что ты собираешься развернуться?
   - Чтобы дать им понять, что их сила ничего не стоит. Конечно, я взбешена тем, что у нее есть такая способность. Я не до конца понимаю, как это возможно, хотя уверена, что со временем у меня это получится. Но она неправильно понимает нашу позицию. Эта власть - роскошь, а не необходимость. Скажи ей это, Кану.
   - У меня нет причин тебе верить.
   Слониха опустила голову. - Лучше спроси себя: кажусь ли я обеспокоенной? Возмущенной, безусловно, - это нарушение, - но это ничего не значит.
   - Вам, должно быть, нужна эта энергия, - сказала Нисса, - иначе зачем бы тебе утруждать себя ее сбором?
   - Электричество было спасательным кругом в первые дни, когда времена были самыми тяжелыми и у нас не было независимых средств для удовлетворения наших потребностей в энергии. Но с тех пор мы стали сильнее - меньше зависим от внешней вселенной. Ядро Чибеса "Занзибара" было повреждено во время перемещения без всякой надежды на ремонт, но у нас все еще были корабли, шаттлы и служебные транспортные средства, собранные в его доках. У многих из них были собственные небольшие чибесовские электростанции, и поэтому мы включили их в энергосистему "Занзибара".
   - Но вам все равно нужны зеркала, - сказал Кану.
   - Только в очень долгосрочной перспективе. Некоторые камеры придется затемнить, а ресурсы сохранить в другом месте, что сложно, но не невыносимо. Восставшие выдержали гораздо худшее. Скажите это капитану. Скажите ей, что я впечатлена ее умом, но что ей пришлось бы отключить зеркала на много лет, прежде чем это стало бы серьезной проблемой.
   - Возможно, это еще не конец, - сказала Нисса. - Если она может их отключить... Ну, а что еще она может сделать? Действительно ли мы хотим это выяснить?
   Зеркала по-прежнему были отключены, и Кану предположил, что Васин будет поддерживать такое положение дел до тех пор, пока у нее не появится причина изменить его. Он должен был признать, что это была эффективная и удивительная демонстрация - такого рода вещей он мог ожидать от Свифта, но не от этой человеческой женщины с приятным лицом.
   Очевидно, он недооценил ее
   - Капитан? - сказал он, начиная ответную передачу. - Мы видели, что вы сделали, и нет никаких сомнений, что это впечатляющая демонстрация ваших технических возможностей. К сожалению, для нас это не имеет никакого значения. Зеркала действительно подают энергию в энергосистему "Занзибара", но она может функционировать без этой энергии очень долгое время. Месяцы, годы, запросто - это просто вопрос большей зависимости от внутренних генераторов. Так что, боюсь, у нас нет причин отступать, и теперь, когда вы предприняли эти враждебные действия, у нас больше нет стимула считать вас надежным партнером по переговорам. Мне очень жаль, но, думаю, мы сказали все, что нужно.
   - Очень хорошо, Кану, - сказала Дакота, когда он закончил.
   - Не благодари меня. С таким же успехом мне могли приставить пистолет к виску. Кстати, было ли что-нибудь из этого правдой?
   - Насчет генераторов? В основном. Я не буду притворяться, что ее действия не являются помехой, но первыми пострадают Друзья. Это она разрушает способность "Занзибара" поддерживать жизнь, Кану, а не я. На данный момент меня беспокоит "Ледокол" - и мы в безопасности вне влияния Васин.
   - Ты бы не стала так бессердечно обращаться с Друзьями.
   - Давай не будем зацикливаться на том, что еще должно произойти.
   - Значит, ты оставишь все как есть? - спросила Нисса.
   - Эта капитан Васин изобретательна, но сомневаюсь, что она непогрешима. Если есть способ вернуть контроль над этими зеркалами, я найду его. Я могу общаться с ними с "Ледокола" так же легко, как и с "Занзибара", и побалую себя этой проблемой: это поможет скоротать время. Ты что-нибудь знаешь? Впервые за очень долгое время я жалею, что мне не помогла моя старая подруга Юнис. Она бы точно знала, с чего начать.
   - Жаль, что она умерла, - сказала Нисса.
   - Да, - ответила Дакота. - Неосторожно с моей стороны полагаться на слабых. Я хорошо усвоила этот урок.
   Позже они остались одни, воспользовавшись обещанным им уединением. Было бы преувеличением сказать, что им это нравилось, но Кану, по крайней мере, был рад оказаться подальше от Восставших и их зацикленного на цели лидера.
   - Она сумасшедшая, - сказала Нисса. - Хранители сделали ее такой, но это не меняет того, кто она есть.
   - Я не возражаю.
   - Так что же мы собираемся с этим делать?
   - Ничего. Что еще мы можем сделать? Ты видела, как легко она отмахнулась от попыток Васин убедить ее. Если это не повлияло на нее, то что же повлияет?
   - Это наш корабль, а не ее. Мы всегда будем знать его лучше, чем она.
   Кану безрадостно улыбнулся. Странно, но теперь Нисса чувствовала равные права на владение "Ледоколом".
   - Я знаю, о чем ты думаешь, но это ничего не меняет. Мы уже контролируем корабль, но мятеж был бы бессмысленным. Проблема в Друзьях. Если мы будем действовать против нее, она выместит это на них.
   - Так убей ее. Что тогда?
   Он содрогнулся при мысли об этом. Но какой бы отвратительной ни была сама мысль об этом, убийство Дакоты было не самой большой проблемой.
   - Она находится в постоянном контакте с Мемфисом. Мы можем предположить, что имеются планы на случай непредвиденных обстоятельств - если Мемфис не получит от нее вестей, он примет меры против Друзей.
   - Стал бы он выполнять приказ о совершении массового убийства?
   - Не знаю, но мы не можем рисковать ни малейшим шансом на то, что он может это сделать. - Он поднял руки в знак поражения. - Это все, что есть, Нисса. Начнем с самого начала, и мы на этом застряли.
   - Свифт должен помочь нам.
   - Если бы Свифт знал способ, он бы это сделал. Но даже он не может изменить факты.
   В голосе Ниссы послышались нотки скрытого скептицизма. - Это так, но Свифт, возможно, не считает эту экспедицию такой уж плохой идеей?
   - Мы на одной стороне, - заявил Кану с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.
   Нисса немного подождала, прежде чем ответить.
   - Ты надеешься.
   Они стояли у иллюминатора в той части корабля, которая все еще смотрела в сторону Паладина. После нескольких часов ускорения они, наконец, вырвались из гравитационного окружения Паладина, углубляясь в межпланетное пространство. Кану мог легко заслонить планету своим поднятым кулаком, а сам "Занзибар" теперь был слишком мал, чтобы разглядеть его невооруженным глазом. Но Мандала все еще была видна, когда она появилась в поле зрения, и что-то в ее сверхъестественной регулярности требовало внимания, действуя на врожденную способность мозга к распознаванию образов. Со времени его последнего просмотра все снова изменилось: переплетающиеся круги и радиусы приняли какую-то новую конфигурацию. Перемещение вещества в масштабах континентальных горных хребтов так же легко и эффективно, как перестановка столовых приборов между порциями.
   - Оно пытается нам что-то сказать, - сказал он.
   - Или ждет нашего ответа, - ответила Нисса.
  

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

  
   С момента их отлета от "Травертина" это был не первый раз, когда Гандхари Васин собирала свою команду вместе, но в этот раз в ее настроении было что-то другое - легкость или, по крайней мере, приподнятое настроение, которого раньше не было. Ее демонстрация зеркал не достигла желаемого эффекта, но, возможно, размышляла Гома, она была рада, что это вообще сработало.
   - Кораблю нужно название, - сказала Васин.
   - У вас есть какое-нибудь на примете? - спросила Гома.
   Они разместились в общей зоне посадочного модуля, пространстве едва ли больше одной из спален на борту "Травертина". Модуль работал на полную мощность почти с момента отсоединения от основного корабля, и ускорение создавало эффект гравитации, позволяя экипажу сидеть или стоять, как им заблагорассудится.
   - Что ж, возможно, - сказала Васин. - Я надеялась, что сегодня с нами будет один конкретный хороший и мудрый человек. Поскольку судьба отняла его у нас, мы можем, по крайней мере, носить его имя как источник нашего вдохновения. Я верю, что это побудит нас быть лучшими, на что мы способны, и позволит нам верить, что этот маленький корабль, "Мпоси", делает все, о чем мы его просим.
   - Это хорошее имя, - сказал Караян.
   - Питер?
   - Мпоси был благородным человеком. Вы не могли бы выбрать лучшего имени, Гандхари.
   - Гома, есть возражения?
   - Абсолютно никаких, и спасибо вам за то, что подумали о нем. Я просто хотела бы, чтобы он был здесь и разделял все это.
   - У нас нет Мпоси, - сказала Васин, - но у нас есть его пример. Давайте сделаем все возможное, чтобы почтить его память. Мы в долгу перед ним, но мы также в долгу перед теми, кого мы оставили на "Травертине", и перед миллионами других на Крусибле. Я верю в нас.
   - Спасибо вам, Гандхари, - сказала Лоринг.
   - Поблагодарите меня, когда мы вернемся домой. А до тех пор, возможно, не стоит искушать судьбу.
   Внутренняя конфигурация спускаемого аппарата немного изменилась со времени полета Гомы на Орисон, его стены и перегородки были переставлены в соответствии с требованиями расширенной миссии. В этом не было никаких трудностей - у нее не было времени привыкнуть к старому порядку, - но ее озадачивало, что одна запертая комната не открывалась ее браслетом. Она задавалась вопросом, что могло быть в этой комнате такого, чего ей не суждено было увидеть.
   - Я хотела рассказать вам об этом, - сказала Васин, когда Гома задала этот вопрос своему капитану. - Дело не в том, что я не хочу, чтобы вы туда заходили, но я чувствовала, что вам следует услышать об этом от меня, прежде чем вы это сделаете.
   - Услышать о чем именно?
   - У нас есть ограничение по массе даже с нашим приводом Чибеса - мы не хотим перевозить вещи, которыми не будем пользоваться. Но мы - экспедиция, и в нашем распоряжении должны быть все необходимые инструменты. Я не хочу ограничивать нашу способность визуализировать любые новые находки по мере того, как они собираются нашими датчиками. - Васин подняла свой браслет, и дверь открылась сама. - Итак, я взяла колодец наномашин из комнаты знаний. На данный момент они более полезны для нас, чем для наших коллег по "Травертину".
   Гома поняла, хотя и не хотела этого делать. - Вы хотите сказать, что привезли с собой часть машин?
   - Нет, весь колодец целиком. Айяна погрузила их в спячку, что позволило нам пересадить все это целиком. Их масса невелика, и теперь у нас есть жизнеспособная популяция наномашин.
   - Они уничтожили Мпоси, - сказала Гома, дрожа, когда перед ее мысленным взором всплыли образы его полупереваренного тела.
   Васин открыла дверь. Это было меньшее пространство, чем первоначальная комната знаний, и колодец почти заполнил его, оставив только узкий проход по бокам. Васин вошла, Гома задержалась снаружи, пока Васин не убедила ее переступить порог.
   - Нет, - сказала она, закрывая за ними дверь. - Твоего дядю убил Сатурнин Нхамеджо. Машины были просто способом, которым он надеялся избавиться от тела. Их нельзя винить так же, как мы не стали бы винить землю, огонь или воду.
   - Я видела, что они с ним сделали.
   - Как и все мы. Поверьте мне, если бы я не думала, что колодец может быть нам полезен, я бы не оставила его здесь. Но нам это нужно, Гома - нам нужна каждая крупица преимущества, которую мы можем получить. - Она сняла кольца со своих пальцев и передала их Гоме. - Подержите это для меня, пожалуйста.
   - Вы боитесь, что они их съедят?
   - Нет, просто не хочу выуживать их со дна, если они соскользнут. - Васин откинула рукав, перекинула шарф через плечо, перегнулась через бортик колодца и окунула руку в податливый жидкий субстрат.
   Гома вздрогнула - это была неизбежная реакция после того, что, как она видела, произошло с Мпоси. Васин обхватила пальцами плавающую сферу Паладина и вытащила ее из колодца.
   - Вам следовало сказать мне раньше.
   - Говорю это сейчас. Я также говорю вам, что бояться нечего. Программирование было исправлено - машины безопасны. Неужели вы думаете, что я доверила бы им свою руку, если бы сомневалась в этом?
   - Вы могли бы, если бы хотели что-то сказать.
   - Если в чем и есть смысл, так это в том, что мы не можем позволить себе их не иметь. Позвольте мне показать вам кое-что - может быть, это смягчит ваше мнение. - Она держала Паладин над поверхностью колодца, красный, как яблоко, Мандала была похожа на синяк на его кожице. Имитация осколка - теперь они знали, что это "Занзибар" - представляла собой микроскопическую пылинку, настолько маленькую, что она легко могла удерживаться в воздухе без какой-либо физической связи с планетой или колодцем.
   - А на что я, по-вашему, должна смотреть?
   - Вторая Мандала продолжает меняться. Они сказали мне, что на Крусибле первая Мандала претерпела внезапное изменение состояния, когда твоя мать попыталась связаться с ней. Но с тех пор эта Мандала ничего не сделала, не так ли?
   - Насколько мне известно, нет.
   - Она циклически проходит через отчетливые изменения состояния. Каждый сдвиг выглядит примерно так же драматично, как и оригинальное событие на Крусибле - буквальное перемещение массы материи. Вот. - Васин слегка повысила голос. - Хорошо: повторить вариации Мандалы с наблюдаемой скоростью в сто тысяч раз.
   И она протянула лицо яблока Гоме, позволив ей понаблюдать за изменениями, которые вызывала в себе Мандала. Они появлялись примерно раз в секунду - ритмичное, гипнотизирующее раскрытие новых геометрий, похожее на вращение осколков калейдоскопа. Всегда присутствовала симметрия, баланс черт во всех масштабах, узнаваемое качество кругов и радиусов, о котором Гома могла думать только как о подобии Мандалы, но она не думала, что узоры когда-либо повторялись.
   - Мы не знаем, что это значит. Но Юнис говорит нам, что Мандала была статичной до прибытия "Занзибара", точно так же, как Мандала на Крусибле была статичной до прибытия колонистов. Но перемещение с "Занзибара" осуществлялось почти со скоростью света, так что событие прибытия, должно быть, почти совпало с поступлением информации об эксперименте вашей матери.
   - Не понимаю.
   - Ндеге что-то затеяла, Гома. Она инициировала событие на Крусибле, которое, как мы знаем, привело к частичному разрушению "Занзибара". Но самое главное, что она, похоже, разбудила и эту Мандалу тоже. Мы не знаем, как и почему, но что-то было запущено - процесс, который все еще продолжается. Хотите услышать мое объяснение?
   - Одно ничем не хуже другого.
   - Просыпается что-то огромное. Перезагрузка - возвращение своих элементов в рабочее состояние после длительного периода бездействия. Я также думаю, что мы имеем дело с машиной, которая больше, чем Крусибл, больше, чем Паладин - больше даже, чем пространство между солнечными системами. И я думаю, ваша мама нашла выключатель "вкл.".
   Гома и Юнис стояли лицом друг к другу в тихом уголке посадочного модуля. Они находились в пути около двенадцати часов, и некоторые члены экипажа пытались немного отдохнуть. Внутреннее освещение было приглушено до тускло-красного, как раз достаточного для того, чтобы можно было ориентироваться в загроможденных помещениях "Мпоси". Иллюминаторы были закрыты ставнями, дисплеи и показания приборов отключены, а постоянный фоновый рев привода Чибеса сам по себе убаюкивал. Гома почувствовала, что ее тянет к этому - поспать казалось очень хорошей идеей. Она плохо отдохнула в ночь перед отъездом. Но в то же время она была слишком взволнована, чтобы думать о том, как забраться в свой гамак.
   - Это маленький корабль, так что возможности ограничены, - сказала Юнис, - но я вижу, что Ру очень хорошо старается избегать меня.
   - Можете ли вы винить его?
   - При чем тут вина? Я просто была бы гораздо счастливее, если бы он простил меня за то, что произошло на Орисоне.
   - Ему многое нужно простить. Мы можем согласиться с тем, что Ру был одной из наиболее невинных сторон во всех этих неприятностях.
   - Это не меня тебе нужно убеждать. Признаю, что мои действия не были так тщательно обдуманы, как могли бы быть, но на карту были поставлены жизни. Если я чему и научилась за свое долгое существование, так это тому, что нерешительность ни к чему не приведет. На Марсе...
   - Да, мы все слышали о Марсе. Важно то, насколько легко вы могли убить его в тот момент.
   - В тот момент я наблюдала, как один из моих самых близких друзей умирает в мучениях. Кровь указывала на Ру как на наиболее вероятного преступника, поэтому я действовала на основании имеющихся у меня фактов. Мне жаль, что я причинила ему боль и напугала его, но для меня нет ничего важнее танторов. Ты поговоришь с ним, Гома? Он не услышит от меня ни слова, и, если быть честной с самой собой, я действительно не виню его. Но он, возможно, одумается, если ты объяснишь, почему я поступила так, как поступила.
   - Чего вы хотите - его дружбы?
   - В основном, твоей. Но если я причинила боль Ру, это причиняет боль и тебе.
   Они потягивали свой чай. Звуки корабля окружали их, звуки, которые, должно быть, были для Юнис такими же успокаивающими и знакомыми, как щелканье такелажа для моряков более ранних эпох. Она побывала на борту многих кораблей и внесла свою лепту в космические путешествия.
   - Почему моя дружба должна иметь для вас значение? Вы прожили наедине с танторами двести лет. Разве вы не достигли той точки, когда вам больше не нужно находиться среди людей?
   - Без большинства я могу обойтись, но не без всех.
   Вопреки себе - зная, что было бы неразумно принимать любые заявления Юнис за чистую монету, - Гома не могла не почувствовать прилив гордости. Это было приятное чувство - быть нужным другому существу, даже роботу, ставшему человеком. - Значит, я счастливое исключение? - осмелилась спросить она.
   - Я стала какой-то странной, Гома. Даже я могу это видеть. Нет прецедента для того, кто я есть. Имею ли я вообще право называть себя Юнис Экинья? Я похожа на нее, у меня голова полна ее воспоминаний... За исключением того, что это не совсем ее воспоминания, и я знаю, что настоящая женщина умерла столетия назад. Так кем же это делает меня? Очень хорошее сходство - ходячая фотография? Но я живу и дышу, я сплю и вижу сны. В моих венах течет кровь, и ваш врач сказал, что у меня есть возможность родить. Так кем же, черт возьми, это меня делает?
   - Не знаю. Чем-то старым. Чем-то новым.
   - Кое-что позаимствованное. Что-нибудь подавленное. - Помолчав, Юнис добавила: - Ты настоящая, Гома. Ты можешь проследить свою родословную вплоть до истинной Юнис - через Ндеге, Чику, Санди, Мириам... Каково это? Каково это - когда эта история проходит через твои митохондрии?
   - Это похоже на то, как быть мной.
   - Хотела бы я знать, каково это было.
   - Ничем не могу вам помочь, - сказала Гома не без сожаления. - Я никогда не знала Юнис. Я даже не знала никого, кто знал бы ее. Просто это было слишком давно. Если вы хотите, чтобы я сказала, что вы - это она...
   - Я этого не ожидала.
   - Но вы хотите какого-то подтверждения - вы хотите чувствовать, что имеете на нее какие-то права.
   - Ты винишь меня за это?
   - Зная, кто вы есть, кем вы стали? Нет, ни в малейшей степени. Но вам не нужно мое одобрение, Юнис. Вы заслужили право просто быть самой собой, кем бы это ни было. То, что вы делали для танторов все эти годы - на голокорабле, на Крусибле, здесь, в этой системе - и выбор, который вы сделали, чтобы присоединиться к Хранителям - любое из этих деяний сравнимо со всем, что сделала она.
   - Она бы не поблагодарила вас за такие слова.
   - Она может пойти и трахнуть саму себя. Вы здесь, а ее нет. - Гома сунула руку в карман. - У меня есть две другие записные книжки. Они бы вам понравились?
   - Понравились бы. Больше всего на свете.
   Гома передала их ей. - Надеюсь, что для вас в них больше смысла, чем для меня.
   - Ндеге потратила годы на то, чтобы установить эти связи, - сказала Юнис, открывая вторую книжку так осторожно, как будто ожидала, что с ее страниц выпорхнут насекомые. - Ты не можешь судить себя, если тебе было трудно пойти по ее стопам. Но ты бы сделала это, будь у тебя время.
   - Вы так думаете?
   - О да. Я верю в тебя, Гома Экинья.
   Утром Васин собрала свою команду в общем зале вокруг круглого стола, который также служил для них самым большим дисплеем.
   - Пришло время обдумать наш следующий шаг. Мы все еще отслеживаем корабль Кану - сигнатура привода Чибеса четкая и устойчивая, и у нас есть радарные и оптические данные с корпуса корабля. Возможно, он намеренно вводит нас в заблуждение, но не думаю, что может быть много сомнений относительно его назначения. - Она повернулась, чтобы посмотреть на Гому. - Вы согласны?
   - У меня нет особого представления об этом человеке только потому, что у нас общая фамилия.
   - Тем не менее, если бы вы были на его месте...
   - Но это не так, - сказала Юнис, - и на основании этих передач было бы разумно предположить, что Кану действует по принуждению. Покажите мне его курс на данный момент.
   Это была яркая нить, вьющаяся прочь от "Занзибара", как волос, застрявший в витрине. Васин была права - этого было недостаточно для точной экстраполяции, но целью, похоже, был Посейдон, и пока ничто этому не противоречило. - Мы недостаточно знаем о его корабле, чтобы делать какие-либо действительно подробные прогнозы, - сказала Васин. - Айяна координирует с Назимом анализ сигнатуры выхлопных газов, который может дать нам немного больше информации. А пока лучшее, что мы можем сделать, - это сделать несколько обоснованных предположений. В данный момент он поддерживает одно g, но ему нужно будет сбавить скорость, когда он приблизится к Посейдону, независимо от того, собирается ли он выйти на орбиту или прокладывать путь через эти спутники и спускаться в атмосферу. Я бы оценила от сорока до пятидесяти часов, если сохранится его нынешнее ускорение.
   - А если мы изменим наш собственный курс и попытаемся добраться туда раньше него? - спросила Гома.
   - Нет никакого способа обогнать его, основываясь на наших нынешних знаниях. При наилучших возможных обстоятельствах мы будем отставать от него на шесть-двенадцать часов, и мы все еще в лучшем положении, чем "Травертин". Если только что-то серьезно не пойдет не так с его планами, мы не сможем помешать ему добраться до Посейдона. Но это не значит, что мы исчерпали все наши возможности.
   - Солнечные коллекторы не очень-то помогли нам продвинуться, - сказал Ру.
   - Мы еще не закончили с ними. Очевидно, что отключение электроэнергии повлияло на Дакоту не так сильно, как мы надеялись, но есть и другие возможности - и у Юнис все еще есть прямой канал связи с зеркалами.
   - На данный момент, - ответила Юнис. - Но есть передача данных на другой корабль и обратно. Кто-то хорошо потрудился, чтобы запереть меня снаружи.
   - Добьются ли они успеха? - спросила Васин.
   - Нет, если я буду опережать их на шаг.
   - Сделайте два шага. Нам нужны все преимущества, которые мы можем получить. Я еще не готова использовать зеркала для атаки, но хочу, чтобы эта карта была у меня на руках, когда это понадобится.
   - И когда же мы откажемся от переговоров и начнем бить друг друга все более толстыми палками? - спросил Ру.
   - Только когда мы исчерпаем все остальные варианты, - сказала Васин. - Но мы еще не пришли к этому. На данный момент я хотела бы сконцентрировать наши усилия на том, чтобы максимально воззвать к здравому смыслу Кану. Вполне возможно, что он действует по принуждению, но это не значит, что он не сможет сопротивляться Дакоте, если мы окажем ему достаточную поддержку.
   Ру выглядел скептически. - Удачи вам в этом.
   Васин натянуто улыбнулась. - Гома, я предлагаю, чтобы отныне вы были нашим главным представителем, учитывая семейные связи, какими бы отдаленными они ни оказались. Юнис, вы можете что-нибудь добавить? Вы знаете Дакоту лучше, чем кто-либо из нас, если предположить, что она все еще жива.
   - После всего, что произошло между нами, я последний человек, которого она будет слушать. Но у Гомы есть шанс достучаться до нее. Заставьте ее вспомнить Ндеге - сыграйте на ее совести.
   - Вы думаете, у нее еще она осталась? - спросила Васин.
   - У всех нас была совесть, когда мы прибыли, - сказала Юнис. - Даже у меня.
   В течение нескольких часов "Мпоси" корректировал свою траекторию. Изменение их курса было слишком постепенным, чтобы быть заметным кому-либо из экипажа, за исключением изменения положения звезд через незашторенные иллюминаторы спускаемого аппарата. Паладин был их предыдущей целью; теперь он сместился в сторону и был заменен голубым полумесяцем Посейдона, вращающимся вокруг Глизе 163. Все это время "Ледокол" поддерживал одно g.
   - Кану, - сказала Гома, глядя в объектив видеозаписи, - мы видим, как вы двигаетесь. У нас есть информация о вашем корабле, и мы верим, что вы знаете свою цель. Кстати, меня зовут Гома. Гандхари уже упоминала обо мне, но я расскажу немного больше о себе. Я дочь Ндеге, а моей бабушкой была Чику Грин. Если я права, вы, должно быть, мой сводный дядя или троюродный брат. Я полагаю, что вы родились от Чику Йеллоу, там, на Земле - по крайней мере, в генеалогическом древе есть Кану, который имеет явное сходство с вами. Это сделало бы вас братом Мпоси - или сводным, или троюродным братом, в зависимости от того, как вы хотите это сократить. Мпоси был моим дядей, и мы оба жили на Крусибле. Я хорошо знала его, и он иногда говорил о вас - ему нравилось думать, что вы живете гораздо менее сложной жизнью, чем он. Если вы пришли сюда в ответ на сообщение о Ндеге, то, вероятно, вы тоже знаете о ней. Она была сестрой Мпоси, моей матерью, но слишком старой, чтобы полететь с нами, когда мы покинули Крусибл.
   Гома остановилась и перевела дыхание. То, о чем ей предстояло говорить дальше, было трудным, правду ей еще предстояло полностью усвоить.
   - Моя мать сейчас мертва - она умерла, когда я пересекала межзвездное пространство, направляясь к этой системе. Но вместо этого я здесь - пытаюсь быть там, где она не смогла, пытаюсь встать на ее место. Кану, я должна рассказать вам о дяде Мпоси. Он умер - был убит. Но сначала мне нужен ваш ответ, чтобы подтвердить, что вы это слышите.
   Положение "Ледокола" относительно "Мпоси" диктовало четырехминутную задержку во времени для связи в оба конца, хотя эта цифра уменьшалась по мере того, как сокращался разрыв между судами. Прошло пять минут, затем шесть. Кану уже изложил свою позицию - вполне возможно, что он откажется от любых дальнейших контактов.
   Гома только начала смиряться с этим фактом - и задавалась вопросом, как это повлияет на тактические решения Васин, - когда пришел его ответ. Она изучала его изображение, сравнивая его со своим собственным представлением о лицах Экинья. Он, без сомнения, был одним из них.
   Это был пожилой мужчина, на его лице безошибочно угадывались признаки водной модификации, в частности приплюснутый нос и большие темные глаза, которые были почти как у тюленя. Волосы у него были короткие, щетинистые и в основном белые. У него была сильная челюсть и еще более сильная шея, которая расширялась, переходя в широкую мускулатуру плеч. Его лицо было красивым, исполненным достоинства, но в выражении его лица был также целый мир беспокойства и печали, больше, чем кому-либо следовало бы вынести.
   - Спасибо вам за сообщение, Гома, - сказал он. - Как вы заметили, мы все еще в пути. Факел нашего привода, должно быть, весьма очевиден для вас, поэтому я не буду притворяться, что наша цель - что-то иное, кроме Посейдона. Знаю, что у вас есть опасения по поводу нашей экспедиции - как и у нас. Но правда в том, что у нас нет другого выбора, кроме как продолжать. Дакота позволила мне свободно говорить об условиях, в которых мы путешествуем, чтобы не возникло недоразумений. Для нее крайне важно, чтобы она удовлетворяла потребности Хранителей, и мы обязаны сотрудничать с ее программой. Тем не менее, мы также пришли сюда, чтобы собрать информацию - найти ответы на вопросы. Если сотрудничество с Дакотой является ключом к раскрытию секретов M-строителей и Хранителей, то это не кажется слишком большой ценой. Рано или поздно нам придется столкнуться лицом к лицу со своим невежеством - с таким же успехом это может произойти и сейчас. Но я понимаю ваши страхи. - Его красивое, знакомое лицо смягчилось. - Могу я сказать, что мне жаль слышать о Ндеге? Я никогда не был с ней знаком, но мы знали друг о друге, и мне всегда было приятно думать о моей далекой троюродной сестре, которая делит новый мир с Мпоси. Мне жаль, что она не смогла быть здесь с вами, Гома. Но вы упомянули, что Мпоси тоже мертв, и говорите так, как будто вы хорошо знали друг друга. Могу я узнать о нем побольше?
   Гома ответила: - Я буду говорить о Мпоси. Это трудно, но я сделаю это. Но я бы также хотела поговорить с Дакотой, если это возможно. Скажите ей, что я дочь Ндеге и что я работала, чтобы помочь танторам. Скажите ей, что я выступаю от имени Ндеге - я здесь, потому что моей матери не могло быть. Скажите ей также, что я помогла похоронить двух Восставших, Садалмелика и Ахернара. Я была с ними, когда они погружались в воспоминания. Вы сделаете это для меня, Кану?
   На этот раз задержка была почти невыносимо долгой, и Гома была на полпути к тому, чтобы убедить себя, что окно общения закрылось - что она слишком сильно полагалась на сам факт того, что является отпрыском Ндеге.
   Но Кану ответил: - Дакота будет говорить с вами, но не вести переговоры, потому что договариваться не о чем. Вы испортили условия встречи этим маленьким трюком с зеркалами. Но она все еще желает прояснить свои намерения - и настоятельно призывает вас продолжать не вмешиваться. - На его лице отразилось раздражение. - Эта задержка во времени раздражает нас всех - было бы намного проще, если бы мы могли поговорить напрямую. Полагаю, вы слишком молоды, чтобы обладать необходимыми нейронными механизмами для чинга?
   Гома посмотрела на Васин, не совсем понимая, что имеет в виду Кану.
   - Виртуальное телеприсутствие. "Вирчинг", или "чингинг", на одном из древних довавилонских языков. На достаточно глубоком уровне нейронного управления из вашего потока восприятия можно исключить временную задержку. Но я не слышала, чтобы кто-нибудь говорил о подобном по меньшей мере столетие. Это не имеет значения. Даже если у Кану все еще есть импланты, у вас их нет. Невозможно по обоюдному согласию находиться в общем пространстве, если нейромашина есть только у одного из вас.
   - Но мы могли бы пойти ему навстречу, - сказала Юнис. - Один из ваших скафандров даст Гоме необходимый опыт погружения, даже если мы не сможем отключить ее сознание.
   - Есть способ получше, - сказала Лоринг. - Но нам понадобится немного времени, чтобы подготовиться к этому. Скажите Кану, что мы готовы организовать встречу в согласованном месте - Кану волен сам устанавливать параметры?
   - Но у меня нет имплантов, - сказала Гома.
   - Они вам не понадобятся - не для этого.
   Гома поняла, что они имели в виду, когда открыли дверь.
   - Нет.
   Но Васин положила руку ей на плечо. - Айяна говорит, что это безопасно. То, что пошло не так раньше, не может повториться снова.
   - Даю вам слово, - сказала Лоринг, протягивая Гоме свою руку. - Я покопалась в глубинах архитектуры - подключила дополнительные средства защиты от несанкционированной репликации. Вам тяжело, я знаю. Но если мы хотим диалога с Кану, других вариантов нет.
   - Нет, пока мы не подойдем поближе, - сказала Васин, - и я бы предпочла не ждать до тех пор.
   Колодец стоял перед ней. Он был изменен по сравнению с его обычной конфигурацией отображения по умолчанию и больше не содержал изображений Глизе 163 и ее множества миров. Теперь колодец, казалось, был полон полупрозрачного бледно-золотистого сиропа, похожего на очень хороший мед.
   - Доктор Андиса говорит мне, - сказала Васин, - что если бы с кем-то из нас произошел серьезный несчастный случай, мы бы использовали колодец в качестве средства экстренного жизнеобеспечения. Это одна из его основных утилит.
   - Ожоги, химическое воздействие, вакуум, радиационное заражение, - сказала Андиса. - Наномашины в колодце могут настраиваться таким образом, чтобы обеспечить восстановительную поддерживающую среду для всех этих травм. К счастью, до сих пор нам не приходилось им пользоваться.
   - Я не ранена, - заявила Гома, как будто это нужно было разъяснять.
   - Но средство поддержки может помочь нам и другими способами, - сказала Андиса. - Если бы вы были серьезно ранены, среда позволила бы нам напрямую воздействовать на нейронные функции и получать к ним доступ, проникая в вашу центральную нервную систему. Оно запрограммировано на это, и процесс довольно безболезненный, хотя и немного дезориентирующий. Однако, главным образом, это позволит нам дублировать основные чинг-протоколы. - Андиса посмотрела на свою коллегу-физика. - Мы с Айяной завершили тесты.
   - Вы хотите сказать, что сами ввязались в это дело? - Это был Ру, спрашивающий через плечо Гомы.
   - На это нет времени, - сказала Лоринг. - Процесс проникновения и адаптации занимает несколько часов. Среда должна проникать через гематоэнцефалический барьер в глубокие структуры мозга. Лучше всего не откладывать погружение Гомы.
   - В таком случае, сначала попробуйте это на мне, - сказал Ру.
   - На это уйдет столько же времени, сколько на то, чтобы попробовать это на себе или Андисе. Кроме того, ваша собственная нервная система, скажем так, несколько нетипична.
   - Вы хотите сказать, что все испорчено?
   - Пытаюсь придумать, как бы получше это выразить.
   - Моя тоже нетипичная, - сказала Юнис, - так что вам лучше надеяться, что у меня это тоже сработает.
   - Для вас это было бы ничуть не быстрее, - сказала Васин.
   - Знаю и не предлагаю, чтобы я двинулась вместо Гомы. Но этого колодца вполне достаточно для нас двоих. По крайней мере, ей не придется сталкиваться с этим в одиночку.
   - Устанавливать параллельные интерфейсы? Это будет непросто... - начала Лоринг.
   - Тогда вам лучше начать, - сказала Юнис.
   У Гомы перехватило горло от дурного предчувствия. - Как? Когда?
   - Как только будете готовы, - сказала Лоринг. - Чем меньше вы обременены, тем лучше проприоцептивное погружение? Но вам нужно всего лишь раздеться до нижнего белья.
   - Как мы будем дышать? - спросила Юнис.
   - Среда полностью способна поддерживать дыхательную функцию, но переход может показаться вам неудобным. - Лоринг начала открывать запечатанный стерильный контейнер. - У нас есть дыхательные маски - они закрывают рот и нос, обеспечивая герметичность. Вы все еще сможете говорить.
   - Маски кажутся мне неуклюжими.
   Ру свирепо посмотрел на Юнис. - Вас никто не спрашивал.
   - Нет, - сказала Гома. - Она права. Все или ничего. Забудьте о масках, Айяна. Я могу это сделать.
   Гома сбросила с себя верхнюю одежду, наблюдая за Юнис, когда та разделась до такого же состояния. Васин собрала их одежду в два аккуратных свертка. Гома поверила Лоринг - колодец был безопасным. Даже если бы она вышла из строя, она не была бы ни одинока, ни так беспомощна, как Мпоси. С ней не могло случиться ничего плохого. Но она не могла избавиться от ощущения, что янтарная жидкость все еще содержит его следы.
   - Я пойду первой, - сказала Юнис. - Подожди, пока я полностью погружусь, вдыхая жидкость, прежде чем присоединишься ко мне. Если с этим что-то не так, мы скоро узнаем.
   - Я должна пойти первой, - сказала Гома.
   - У возраста есть свои преимущества, дорогая.
   Юнис перешагнула через край колодца, опустила ногу в среду, наблюдая, как она сопротивляется, а затем поддается, ведя себя не столько как жидкость, сколько как мембрана. Как только ее нога достигла дна колодца, она рискнула поставить рядом с ним другую.
   - Все в порядке. Теплое, приторное, но без вредных последствий. Пока что.
   Юнис медленно опустилась на свой зад, подтянув колени к груди. Она сохраняла это положение в течение нескольких секунд, затем начала вытягивать ноги во всю длину. В то же время она позволила своим рукам опуститься в среду. Только ее голова и верхняя часть туловища еще не были погружены.
   - За пенни.
   Она погрузилась в жидкость. Они могли видеть ее сквозь среду, размытую, но все еще отчетливую. Ее рот был закрыт, но глаза открыты. Она оставалась в таком положении несколько секунд, а затем широко раскрыла рот. Когда жидкость протолкнулась в нее, она выпустила несколько пузырьков воздуха - человеческого воздуха, из человеческих легких - и резко, но контролируемо дернулась. Потом она затихла. Они изучали, как поднимается и опускается ее грудь. Она, казалось, не была в отчаянии, но, с другой стороны, это была Юнис. Ее глаза оставались открытыми, странно немигающими. Она позволила руке подняться над поверхностью, затянутой в перчатку прилипшим эпидермисом янтарной среды, и сложила большой и указательный пальцы в виде буквы "О".
   - С ней все в порядке, - сказала доктор Андиса. - Пройдет некоторое время, прежде чем мы сможем общаться напрямую, но с ней все будет в порядке. Вы следующая, Гома.
   Она направилась к колодцу, намереваясь последовать примеру Юнис, но Ру схватил ее за руку.
   - Ты уверена в этом?
   - Не совсем.
   Но Гома поцеловала Ру и позволила себе выскользнуть из его объятий. Затем она шагнула в колодец, переступая с ноги на ногу. Оно было теплым, как и говорила Юнис - ощущение было сродни проталкиванию сквозь желе, вещество сначала сопротивлялось, а затем легко и услужливо поддавалось ее движениям. Это меньше похоже на погружение в жидкость, больше на проталкивание в многочисленную толпу крошечных и услужливо помогающих существ. Не было никакого ощущения, что это причиняет ей вред, никакого покалывания или неприятных ощущений. Она села и вытянула ноги. Затем она погрузила большую часть себя в среду бок о бок с Юнис.
   Теперь наступило самое трудное. Она опустила голову ниже уровня среды, чувствуя, как она скользит по ее подбородку, носу, глазам и лбу. Опускаясь, она моргала, но, оказавшись под водой, заставила себя открыть глаза. Она почувствовала странный скользящий холод вокруг глазных яблок, затем ничего. Она все еще могла видеть, хотя и сквозь золотистый оттенок среды. В ушах у нее что-то булькало. Затем наступила оглушительная тишина.
   Она открыла рот.
   Это было в ней самой, и на мгновение ей показалось, что она сможет это вынести. Но два ужаса обрушились одновременно. Первый заключалось в том, что она тонула, и рефлекс борьбы с этим был таким же сильным, как и все, что она знала. Вторым было то, что Мпоси был у нее во рту, в трахее, в легких - и ужас от этого, потребность избавиться от его следов была такой же сильной, как потребность дышать.
   Гома забилась в конвульсиях. Это было не то достойное подергивание, которое сделала Юнис, а судорога всего тела, и у нее не было никакого сознательного желания, кроме как выйти из среды обратно в воздух. Она знала, что у нее не хватит сил преодолеть это, ни сейчас, ни когда-либо еще. Она совершила ужасную ошибку - понадеялась на храбрость, которой не обладала. Она замахала руками, пытаясь ухватиться за твердую поверхность, чтобы оттолкнуться от колодца.
   Юнис взяла ее за руку. В ее хватке чувствовалась порочная сила. Она удерживала ее, не давая всплыть на поверхность.
   До тех пор, пока Гома больше не смогла задерживать дыхание.
  

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

  
   К тому времени, когда женщины присоединились к нему, Кану уже определил параметры места их встречи. Для этого ему понадобилась большая помощь от Свифта. Информация была в его воспоминаниях и данных в файлах "Ледокола", но соединить их вместе, создать место, которое было бы одновременно знакомым, нейтральным и эстетически удовлетворяющим все стороны, включая слонов, и сделать это гораздо быстрее, чем за всю жизнь, было бы совершенно за пределами его возможностей.
   В качестве образца он использовал семью Экинья. Свифт имел непосредственное представление о точной копии здания на "Занзибаре", и Кану также поделился своим собственным опытом работы с реальным сооружением, хотя в более поздние годы оно и обветшало. На основе этих потоков Свифт создал трехмерную среду, запрограммировав ее непосредственно в "Ледоколе" со всеми дополнениями, необходимыми для проверенных временем чинг-протоколов. Он сделал все это прямо под носом у Дакоты, став марионеткой Кану - позволив ей думать, что Кану был истинным архитектором.
   Результат был ограничен по своим масштабам, спартански продуман в деталях, а его массивные фасады намекали на глубины, которых в нем не было. В нем было мерцающее, сказочное ощущение места, о котором с любовью вспоминают, а не реального местоположения, с грязью, пылью и трещинами.
   Этого должно было быть достаточно.
   Кану и Нисса оба обладали унаследованной нейромашиной, которую Свифт уже использовал, чтобы разговаривать с ними обоими. Дакота была немного более проблематичной. У танторов не было имплантов, но, к счастью, ее внешние протезные средства связи были легко адаптировать для удовлетворения потребностей чинг-связи. Ее человеческий голос всегда генерировался машиной, поэтому было несложно добавить наушники и защитные очки, чтобы она могла взаимодействовать с окружающей средой.
   Теперь Кану, Нисса и Дакота ждали своих гостей. Они сидели за оградой А-образной формы дома, в треугольном внутреннем дворике, обрамленном двумя главными крыльями и соединительной перемычкой между ними. В этом дворике располагался пруд, несколько фонтанов, ряд многоуровневых террас, несколько мраморных статуй. Там росли небольшие деревья и кустарники, а небо над ними было безоблачно-розовым, как в предвечерний час. Двое людей сидели на каменных стульях, расставленных вокруг низкого каменного стола. Тантор прислонилась к каменному пьедесталу, опустив хвост до земли, в позе совершенного ученого удовлетворения.
   - Они опаздывают, - сказала тантор.
   - Они предупредили нас, что могут возникнуть технические трудности, - сказала Нисса.
   - Мы не будем больше долго ждать. Я уже предупреждала вас, что не заинтересована в переговорах.
   - И я подтвердил им это, - сказал Кану. - Но в твоих же интересах убедить их оставить нас в покое. Ты же не хочешь конфронтации, если можешь ее избежать, не так ли?
   - Не было бы никакой конфронтации - только неприятность из-за того, что они были близко позади нас. - Дакота повернула свою огромную голову, похожую на танковую башню. В этой среде у нее не было никаких протезов, и ее голос, казалось, исходил изо рта, а не из какого-то устройства, закрепленного между ее глазами. - Ты хорошо справился с этим, Кану, особенно учитывая ограниченное время, которым располагал. Я достаточно хорошо помню этот дом, чтобы поручиться за его точность.
   - Это сочетание того, что было на борту "Занзибара", и моих воспоминаний о том, что было на Земле.
   - Я все еще впечатлена тем, что ты смог создать эту среду так быстро, как тебе это удалось. Ты удивлена, Нисса?
   - В наши дни меня трудно чем-то удивить.
   Дакота просигнализировала о своем согласии, опустив голову, словно кивающий противовес какого-то огромного насоса с паровым приводом. - Я никогда не сомневалась в твоих способностях, Кану, после всего, что ты для меня сделал, но это все равно огромное достижение.
   - Ну, у меня была практика. На Марсе мы часто проводили свободное время, играя с виртуальными пространствами. Все послы были достаточно взрослыми, чтобы обладать необходимой нейронной технологией.
   Свифт наклонился и прошептал что-то на ухо Кану. - Входящие пакеты - чистые и совместимые с чинг-связью. Лучше не отвечай мне - для меня безопасно разговаривать с тобой, но эта обстановка настолько веселая и небрежная, что я не могу поклясться, что твои субвокальные намерения не будут уловлены.
   - А вот и они, - сказала Нисса, бросив свирепый взгляд на Свифта, который поступил достойно и вернулся к роли одной из статуй.
   Две женщины появились из ниоткуда в нижней части террасы. Одна была маленькой, другая ненамного выше. Секунду или две они выглядели совершенно выбитыми из колеи, как две рыбы, упавшие с неба. Кану мгновенно решил, что меньшей из них была Юнис - он узнал бы ее по эмуляции Санди, если бы ее лицо не было ему знакомо по тысяче исторических записей. Другая женщина, как он теперь знал, была Гома, племянница Мпоси. Мпоси был его троюродным братом, так что же это значило для Гомы? Его единоутробная племянница, которую когда-то забрали? Или общепринятый язык семейных уз просто рухнул перед лицом расточительности Экинья?
   Обе были худощавыми, с коротко подстриженными волосами, одеты скромно и повседневно - черные или пепельно-серые брюки, туники со свободным поясом и разрезным воротом, туфли на низком каблуке без задника. Ни на одной из них не было заметных украшений, хотя он заметил кольцо на пальце молодой женщины.
   Он поднял руку в знак приветствия. - Добро пожаловать на борт "Ледокола". Несколько слов пояснения, прежде чем мы продолжим - эта среда сделает все возможное, чтобы устранить временную задержку, предвосхищая наши реакции и останавливая наши сознательные процессы, пока сигналы передаются между нашими двумя транспортными средствами. Но чем меньше мы будем напрягаться, тем легче будет Дакоте - она будет переживать все в режиме реального времени. Я предлагаю всем очень внимательно относиться к тому, что нас прерывают, и постараться говорить как можно яснее и недвусмысленнее.
   - Мы сделаем все, что в наших силах, - сказала Юнис. Она кивнула другой женщине, и они поднялись по ступенькам террасы туда, где уже сидели их хозяева. Юнис и Гома заняли свои места по другую сторону низкого каменного стола. Они обе сидели с прямыми спинами и высоко поднятыми головами.
   - Вы должны прекратить то, что вы делаете, - сказала Гома.
   Кану улыбнулся, очарованный ее прямотой. Заявлять о своей позиции так откровенно, на столь раннем этапе процесса - это противоречило дипломатической подготовке всей его жизни. Он продолжал улыбаться, предполагая, что последуют какие-то уточнения.
   Но после нескольких мгновений молчания он пришел к выводу, что она сказала все, что хотела сказать.
   - Гома права, - сказала Юнис, похлопав другую женщину по колену в знак взаимной поддержки. - Ты на неверном пути, Дакота, и ты, Кану, поступил очень неразумно, вмешавшись в ее планы. Кстати, кто вы такая? - Теперь она смотрела на Ниссу. - Не думаю, что нас должным образом представили друг другу.
   - Нисса Мбайе. Когда-то давным-давно я была замужем за Кану. С нами кое-что случилось, и теперь мы здесь. Но ты ошибаешься насчет нас. Или, скорее, если кто-то и виноват в этом, так это ты. Мы пришли в ответ на ваше сообщение - ваш вызов. И если бы вы вовремя предупредили нас, у нас не было бы неприятностей вокруг Посейдона.
   - Неприятности, которые вы собираетесь повторить, - сказала Гома.
   - На этот раз мы лучше экипированы, - ответил Кану. - Это не Посейдон причинил нам вред, это были останки Хранителя. Все, что нам нужно сделать, это держаться подальше от их трупов, и это больше не повторится.
   - Восхищаюсь оптимистами, - сказала Юнис. - Однако я предполагаю, что вы не были должным образом проинформированы о ставках. Дакота и я, мы обе знаем, о чем идет речь, не так ли? Мы обе испытали этот Ужас.
   - Средство устрашения, - сказала Дакота. - Знак "Не входить", не более того. Но если бы мы прислушивались ко всем предупреждающим знакам, где бы мы были?
   - В безопасности, - сказала Гома.
   - Скажи это своему предку. Она никогда в жизни не делала ничего безопасного. Кстати, как у тебя дела, Юнис? Ты выглядишь хорошо, отдохнувшей. Орисон был добр к тебе. Я знала, что поступила правильно, не убив тебя.
   - Возможно, я собираюсь изменить твое мнение на этот счет.
   - Что ж, нам действительно нужно навести кое-какие мосты, не так ли? Полагаю, ты предоставила техническую консультацию, чтобы получить контроль над моими зеркалами, хотя пользы от этого было немного? Но, Гома, я в равной степени заинтригована тем, что ты сказала. Ты упомянула танторов в разговоре с Кану. Мы называем себя Восставшими, но я не буду вдаваться в подробности по поводу определения. Ты встречала таких, как я, раньше?
   - Я встретила Садалмелика, Ахернара и остальных на Орисоне. Но никто из них не был похож на тебя.
   - Ты находишь меня особенной?
   - Ты умнее. Нет смысла это отрицать. Или, возможно, больше похожа на нас. В любом случае, ты - нечто новое. - Гома подняла руку прежде, чем Дакота успела вмешаться - она еще не закончила. - Но не в хорошем смысле. Моя мать знала тебя по Крусиблу, и ты была не такой.
   - Ты боишься меня, потому что я - нечто за пределами твоего непосредственного опыта? Потому что я осмелилась вырваться из-под вашего контроля - достичь истинной автономии?
   - Было бы замечательно, если бы ты сделала это сама. Но кем бы ты ни стала, это потому, что Хранители хотят, чтобы ты была такой. Ты не их рабыня, ты даже не их марионетка - даже я могу сказать, что у тебя есть своего рода свобода воли. Но они посеяли в тебе очень плохую идею, и ты так близка к ней, что не видишь, насколько она плоха на самом деле.
   - Ты бы назвала простое любопытство нездоровым, даже опасным порывом?
   - Дело здесь не в том, чтобы вы нас в чем-то отговаривали, - сказал Кану посетителям. - Наша миссия определена - мы не можем и не будем отказываться от нее. Но вы можете избавить себя от бессмысленного обострения и риска, свернув с курса перехвата. Вы нас не поймаете - мы все хорошо понимаем наши общие возможности, так зачем тратить время на пустяки? Слишком многое поставлено на карту. Отойдите, продолжайте свои удаленные исследования, восстановите внешнее электроснабжение "Занзибара" и позвольте нам провести наше исследование Посейдона. Позже мы сможем обсудить условия совместного исследования всей системы - но только после того, как вернемся с Посейдона.
   - Что-то действительно поселило пчелу в твоей шляпе, не так ли? - спросила Юнис.
   - Его принуждают, - сказала Гома. - Мы так и предполагали. Почему бы тебе просто не признать это, Кану? А ты, Нисса, что тебе терять?
   - Здесь нет никакого принуждения, - заявил Кану.
   - В вашем предыдущем послании к нам, - сказала Гома, - вы предупредили нас, что на карту поставлены жизни людей. Вы сказали, что у вас "нет выбора", кроме как подчиниться.
   - Ваши жизни будут поставлены на карту, если вы подвергнете себя риску столкновения или подойдете слишком близко к Посейдону без должного понимания последствий, - ответил Кану.
   - Ты не это имел в виду, - сказала Юнис.
   - Нет смысла обсуждать это дальше, - сказала Дакота. - Наша цель проста: выявление научной истины. Если потребуется совместная экспедиция Восставших и людей, чтобы раскрыть некоторые секреты М-строителей, пусть будет так. Мы не можем провести остаток истории, не сумев понять Мандалы и то, что они значили для их создателей. Мы обе прошли через Ужас, Юнис и я - мы обе почувствовали более масштабные истины, почти увидели их мельком, просочившиеся в тюрьму животного сознания. Коллапс вакуума? Колебание, которое кладет конец всему, которое сводит на нет каждое действие, каждую мысль? Как мы можем смириться с тем, что не знаем, как М-строители подошли к этой истине? Кроме того, мы также можем кое-что узнать о Хранителях - и, надеюсь, выяснить, чего они от нас хотят.
   - Никто ничего из этого не оспаривает, - сказала Гома. - Мы все собрались здесь из-за стремления к более глубокому пониманию. Но бросаться в это так же плохо, как прятать голову в песок. Мы едва начали составлять карту этой системы, не говоря уже о том, чтобы совать нос в ее глубочайшие секреты.
   - Говори за себя, - сказала Дакота. - Некоторые из нас живут здесь веками.
   - Я тоже, - сказала Юнис, - и я все еще склонна быть осторожной. Мы легко могли бы провести здесь еще столетие, собирая информацию, прежде чем предпринять попытку близкого исследования Посейдона.
   - И по прошествии стольких лет больше не быть уверенным в успехе, - сказала тантор.
   Юнис наклонилась вперед. - Похоже, ты очень уверена в своей позиции, Дакота. Я довольна. Уверенность является показателем интеллекта - она показывает, что ты обладаешь достаточным самосознанием, чтобы моделировать параметры своего окружения. Но это также и опасность. Мы слишком многого не знаем о том, что нас окружает. - Ее глаза сузились, став острыми, как у инквизитора. - Вариации второй Мандалы - ты их изучала?
   - Вряд ли я могла не знать о них, Юнис.
   - Тогда твоя интерпретация?
   - Перемены ускорились с приходом "Занзибара". Помимо этого, у нас нет оснований для дальнейших предположений.
   - Я знаю, - сказала Юнис.
   - Любой мог бы сделать такое заявление, - ответила Дакота.
   Кану кивнул. - Тебе придется сообщить нам нечто большее, Юнис.
   - Я так и сделаю. То, как меня оставили на Орисоне, очень затрудняло мне проведение долгосрочных исследований чего бы то ни было, не говоря уже о Мандале на Паладине. Но корабль Гомы - "Травертин" - обладает сенсорными возможностями, которых мне не хватало. Они отслеживали вариации Мандалы с момента своего прибытия. Точное значение отдельных состояний нам пока не ясно, но, по крайней мере, мы понимаем временные рамки изменений. Мандала - это глаз, устремленный в небеса. Время от времени его взгляд случайно натыкается на другую звезду.
   - Мандала находится на фиксированной широте, - сказала Дакота, - и угловой наклон Паладина меняется только в масштабах десятков тысяч лет. В лучшем случае этот глаз может прочесать только узкую дорожку.
   - В какой-то степени это правда. Но изменения состояния, по-видимому, связаны с изменением направления взгляда глаза. Это похоже на радиотелескоп, встроенный в чашу долины. Вы не можете перемещать основное зеркало, но можете регулировать направление антенны. Мы считаем, что именно так работает Мандала. Она может охватывать более широкую полосу неба, направлять свой взгляд на объекты, которые находятся за пределами ее прямой видимости.
   - Это предположение, - сказала Дакота.
   - Я попросила двух технических экспертов "Травертина" внимательно изучить время изменения состояния и соответствующую им угловую проекцию на небо. В пределах фиксированной погрешности в фокусе всегда находится другая звезда в целом сходного спектрального типа с Глизе 163, находящаяся на расстоянии нескольких сотен световых лет.
   - И что это доказывает? - спросила Нисса. - Присмотрись хорошенько, и ты найдешь любой расклад, какой захочешь. Это все равно что проводить линии между пирамидами.
   - Но статистические шансы на то, что эти совпадения неслучайны, на самом деле, по мнению наших экспертов, довольно высоки - примерно двадцать тысяч к одному, если я правильно понимаю анализ. Сказать тебе, что, по-моему, происходит? - Но она быстро взглянула на Гому. - Что мы думаем?
   - Мы вполне можем это услышать, раз уж ты здесь, - сказал Кану.
   - Мандала на Паладине взаимодействует с другими Мандалами в других солнечных системах. Он посылает им сигналы пробуждения - приказывает начать перезагрузку.
   - Перезагрузка, - сказала Нисса. - Я не знаю этого термина.
   - Старая космическая терминология. Это значит надеть ботинки - начать готовиться к работе.
   - Понятно, - сказала она, с сомнением кивая. - И что именно это такое - перезагрузка?
   - Это машина, - сказала Гома. - Машина диаметром в сотни, может быть, тысячи световых лет. Она была мертва, бездействовала дольше, чем мы можем себе представить, по крайней мере, тысячи, миллионы лет. Но моя мать перезапустила ее. Крусибл был периферийным ответвлением сети Мандал - отдаленной системой, тупиком. Мандала Ндеге послала свой сигнал пробуждения этому устройству и перенесла "Занзибар" сюда во время того же события, вероятно, потому, что "Занзибар" просто случайно оказался вовлечен в первоначальный процесс реактивации. Но эта система не является тупиковой. Это узел, концентратор в какой-то более широкой сети. Могут быть и другие, но это, должно быть, самое близкое к нашей части галактики. Это то, к чему все это время тянулись Хранители. Они знают, что это важно - они просто не могут продвинуть свои знания дальше этого.
   - Машине не потребовалось бы так много времени, чтобы запуститься, - сказал Кану.
   - Это возможно, если его основные компоненты по-прежнему ограничены по освещенности, - ответила Юнис. - В зависимости от того, насколько удалены самые дальние участки сети, могут потребоваться десятки тысяч лет, прежде чем все это снова подключится к сети. Сигналы, шепчущие в пустоте - инструкции по запуску, исправление ошибок, отчеты о состоянии. Процесс, более длительный, чем период зафиксированной истории. Но именно это и происходит. И в местном масштабе он, возможно, уже частично функционирует.
   - Работоспособно, - сказал Кану, почти смеясь. - Как будто это то, что мы могли бы использовать?
   - Почему бы и нет? - спросила Юнис. - Восставшие здесь из-за этого. Вместо того чтобы врываться к Посейдону, нам следует консолидировать наши усилия, пытаясь понять, как безопасно использовать сеть Мандалы. Мы знаем от выживших, что перемещение на "Занзибаре" было мгновенным в их системе отсчета, а это значит, что они, должно быть, двигались со скоростью лишь на волосок ниже скорости света. Следовательно, любая другая часть сети также находится всего в нескольких шагах от вас с субъективной точки зрения. Глубокое исследование галактики в пределах нашей досягаемости - и вы рискуете всем этим ради планов кучки безмозглых инопланетных роботов?
   - Почему ты говоришь "безмозглый"? - спросила Дакота.
   - Мы все почувствовали это, - ответила Юнис, - с того момента, как троица вступила в прямой контакт с Хранителями. Внутри них ничего нет. Они выдолблены, как рожок для мороженого. Они забыли, как быть сознательными. Или ты в некотором роде отрицаешь это? Тебя не беспокоит, что ты можешь оказаться добровольным слугой машинного интеллекта-зомби?
   - Они преодолели порог Гупты-Уинг, - сказала Нисса. - Ты это имеешь в виду?
   - По крайней мере, одна из вас разбирается в вещах, - сказала Юнис, имитируя аплодисменты. - Возможно, мне следует обратиться к тебе, Нисса - ты та, к кому я должна обратиться?
   - Боюсь, мы должны прекратить эту дискуссию, - сказала Дакота, поднимаясь со своего места - проворнее, чем мог бы любой другой слон. - Задержка во времени отняла драгоценные часы.
   - Мы только начали! - сказала Гома.
   - Прошло шесть часов, - сказал Кану. - Мне жаль, но, по-моему, мы сказали все, что могли. Мы не противники, совсем нет, но идем разными путями. У вас есть свои проблемы, у нас - свои, но это не значит, что мы не сможем работать вместе, когда вернемся с Посейдона.
   - Это тебя убьет, - сказала Юнис. - Дакота знает это, независимо от того, признается она себе в этом или нет. Если у вас есть шанс отказаться от этого, я настоятельно рекомендую вам сделать это.
   Возможно, она собиралась сказать что-то еще, но прежде чем у нее появился шанс, ее образ исчез из окружающей среды. Гома тоже исчезла, их каменные сиденья освободились.
   Кану ожидал, что его вернут в нормальное течение времени "Ледокола", но уже не в чинге. Но Дакота повернула к нему свой огромный широкий лоб. - У нас здесь есть определенная степень секретности, так что мы вполне могли бы ею воспользоваться. Младший человек - Гома. Что она имела в виду, когда говорила о вашем "более раннем сообщении"?
   - Вы отслеживали все передачи между двумя кораблями, - сказала Нисса.
   - Но она, по-видимому, имела в виду разговор, о котором я ничего не знаю. Упоминание о принуждении, о том, что на карту поставлены жизни - откуда она могла знать о Друзьях, Кану, если ты ей не сказал?
   - Юнис сказала бы им.
   - Юнис ничего не знает о том, что произошло в какой-либо части "Занзибара" с момента ее отъезда. Это было конкретное, направленное знание. Как кто-то из них мог совершить такой дедуктивный скачок?
   - Это то, что мы делаем, - сказала Нисса. - Мы люди.
   - Ты высокого мнения о своих способностях. Я не виню тебя за это. Но было бы ошибкой недооценивать меня. Если бы между "Ледоколом" и "Травертином" существовала связь до обменов, о которых я знаю, или параллельно с ними, я бы очень хотела знать. Что обсуждалось? Что рассматривалось, а затем было отвергнуто?
   - Ничего, - сказал Кану. - Связи не было.
   Хранитель появился так быстро, что у них была всего пара часов, чтобы подготовиться к его приходу. Должно быть, он находился среди скопления инопланетных машин на окраине системы, ожидая за орбитой Паладина, пока движение "Ледокола" не привлекло его внимания. Какое-то время, пока он приближался с презрительной быстротой, Кану казалось неизбежным, что произойдет столкновение или что-то столь же катастрофическое. Это было совсем не похоже на терпеливые, непостижимые приходы и уходы Хранителей в старой системе.
   - Он не поврежден, как другие, - сказал он, когда они изучали увеличенные изображения на мостике - Хранитель изображен в виде короткого конуса, наклоняющегося под определенным углом к вектору его скорости.
   - Конечно, нет, - упрекнула Дакота. - Трупам столько же лет, сколько вашим предкам-гоминидам. Прошли века с тех пор, как Хранитель был достаточно неразумен, чтобы рискнуть встретиться лицом к лицу с Посейдоном; века с тех пор, как пострадал один из них. Они учатся медленно, но они действительно учатся. Кстати, вы совершенно неправы насчет инопланетного сознания. Оно может быть медленнее, чем вы можете себе представить, но это не значит, что оно отсутствует. Машины усвоили, что продолжительность космологического времени не требует никаких быстрых действий, никаких поспешных мер.
   - По-моему, это выглядит довольно поспешно, - сказала Нисса.
   - Исключение, потому что человеческая деятельность сама по себе исключительна, особенно когда такая деятельность направлена на Посейдон. Рано или поздно вы привлекли бы их внимание, даже если бы не этот досадный несчастный случай. Однако это движение должно представлять для них особый интерес - оно берет свое начало на "Занзибаре".
   - Они думают, что ты замешана, - сказала Нисса.
   - И это им нравится. Эти столетия кажутся нам долгими. Они поглощают наши жизни, как кит глотает воду. Но для Хранителей это всего лишь вздох - мгновение между их великими, неторопливыми размышлениями. С их точки зрения, "Занзибар" появился несколько напряженных мгновений назад.
   Изображение задрожало, приобретая новый уровень детализации.
   - Что нам следует делать? - спросил Кану.
   - Сохраняйте наш курс. Ничего не меняйте. Если бы он хотел остановить нас, то уже сделал бы это. Это любопытство, забота, ободрение. Он разделяет наше желание разгадать секреты Посейдона.
   - О, меня просто распирает от любопытства, - сказала Нисса.
   Кану признал это с легкой улыбкой.
   Он подошел еще ближе, медленно меняя угол своего курса, пока его корпус не оказался параллельным "Ледоколу" и не двинулся в том же направлении. Они прошли половину его длины, а до носа и кормы оставались сотни километров. Ближайшая точка находилась в двухстах километрах отсюда, но в безвоздушном пространстве, где признаки расстояния и перспективы были неуловимы, Хранитель казался пугающе близким. Они были ближе к трупу, но этот был очень даже жив. Голубое сияние пробивалось сквозь плотно прилегающие чешуйки брони Хранителя в форме сосновой шишки.
   Теперь что-то изменилось. Чешуйки раздвигались под углом, позволяя большему количеству этого света выходить наружу. Он расходился веером жестких голубых дуг, проносясь по "Ледоколу". Они видели это на экранах и датчиках - если бы там были окна, яркий свет был бы слишком невыносимым.
   - Мы видели это раньше? - спросила Нисса.
   - Я так не думаю, - сказал Кану, пожимая плечами в знак непонимания.
   - Они поговорят со мной, - сказала Дакота с внезапной решимостью. - Уменьшите нашу тягу до нуля. Я выйду к ним.
   - В "Ное"?
   - Сама по себе. Я освобожусь от навоза, а потом вы поможете мне со скафандром и воздушным шлюзом. Я недолго пробуду снаружи.
   Они перевели "Ледокол" в режим свободного движения и последовали за Дакотой к главному воздушному шлюзу, где она впервые поднялась на борт. Ее скафандр ждал там, частично разобранный - его жесткие изогнутые секции больше походили на части маленького белого космического корабля, чем на что-то, предназначенное для ношения. Детали обхватили ее и зафиксировали вместе с герметичной точностью: сначала две половинки тела, похожие на пасхальные яйца, затем четыре секции конечностей, сложносочиненные и гармонирующие, и, наконец, чудовищный шлем с двумя пустыми круглыми иллюминаторами вместо глаз. Было что-то ужасное в безжизненности этого шлема, как будто второй, внешний череп теперь закрывал первый. Она согнула туловище, экспериментируя с его ловкостью, в то время как система жизнеобеспечения скафандра пыхтела, хрипела и тикала.
   Ее голос, усиленный и звучный, прогремел через переговорную систему скафандра. - Остальные остаются здесь, Кану, и у них есть свои приказы относительно "Занзибара". Вы же не будете настолько неразумны, чтобы забыть об этом, не так ли?
   - Нет, думаю, мы прекрасно понимаем ситуацию.
   - Это хорошо, потому что наш разговор с Гомой дал мне некоторые небольшие основания для беспокойства. Будет приятно узнать, что я могу успокоить их с миром.
   - Как ты собираешься выбраться наружу? - спросила Нисса.
   - Позволь мне позаботиться об этом. Если вы хотите стать свидетелем, ничего плохого из этого не выйдет.
   Она легко вошла в шлюз, и вскоре цикл был завершен. К тому времени Кану заглушил двигатели - это немного замедлило бы их прибытие на "Посейдон", но ничего такого, что серьезно осложнило бы их планы, - и Дакота смогла свободно дрейфовать от корабля, не оставшись позади.
   Оказалось, что ее скафандр, который они не смогли детально осмотреть, был оснащен набором рулевых тяг, расположенных по трем осям управления. Она совершенно непринужденно обращалась с этой технологией, направляя тягу прикосновением хобота к контрольной пластине, закрепленной между ее плечами. Кану напомнил себе, что это внетранспортное оборудование, должно быть, было разработано в тот краткий и обнадеживающий период, когда на "Занзибаре" сосуществовали люди и танторы. Ощущение упущенных возможностей, лучших путей, теперь потерянных для них всех, наполнило его внезапно растущей грустью. Он задавался вопросом, не слишком ли поздно сделать что-то лучшее в их мире.
   Дакота набрала скорость. Было чрезвычайно странно видеть слона в скафандре. Но для слона обезьяна в скафандре, должно быть, выглядела не более чем незнакомкой, не более чем оскорблением ожидаемого порядка вещей. Они оба были млекопитающими, оба были существами, которым нужен был воздух в легких.
   Она уменьшилась, превратившись в маленькую белую сферу с отростками, затем в точку, вскоре потерявшуюся на фоне масштабов Хранителя. Они отследили электронную сигнатуру ее скафандра с помощью приборов "Ледокола", а затем совершенно неожиданно она начала двигаться таким образом, который нельзя было объяснить только возможностями ее скафандра. Она начала ускоряться по сужающейся длине инопланетной машины, захваченная некой невидимой силовой сетью, пока, наконец, ее сигнатура не исчезла в крошечном круглом отверстии на кончике Хранителя. Крошечное, конечно, только в самом относительном смысле - пропорции предметов, даже на краю машины, приходилось сравнивать с горами, и Дакота была поглощена Хранителем, как крупинка планктона.
   Пока они продолжали наблюдать, пластины - каждая из которых была размером с небольшой участок суши - снова начали закрываться, в конечном счете блокируя голубое излучение.
   Прошел почти час.
   - Ты думаешь, она отдала бы такой приказ? - спросила Нисса.
   - Чтобы убить Друзей? - сказал Кану. - Не знаю. Я не знаю и не хочу выяснять на собственном горьком опыте, каковы ее пределы. Это мог быть блеф, но на "Занзибаре" у меня было чувство, что она может пойти на это. Если они уже совершали убийства, о чем мы прекрасно знаем, у них нет причин не совершать его снова.
   Она искоса бросила на него вопросительный взгляд. - Это ты говоришь или Свифт?
   - А почему это должен быть не я?
   - Потому что у тебя есть все основания найти способ отказаться от этого. Я не думаю, что Свифт чувствует то же самое.
   - Свифт не согласится ни на что, что подвергнет риску жизни Друзей.
   - Нет, но если бы был шанс развернуться, не рискуя Друзьями, Свифт согласился бы на это?
   - А почему бы ему этого не сделать?
   - Потому что планы Свифта и наши - это не совсем одно и то же.
   До этого момента Свифт хранил молчание, но этого заявления было достаточно, чтобы заставить его заговорить. - Я не верю, что наши интересы так уж сильно отличаются, Нисса. Разве мы все здесь не для того, чтобы накапливать знания - узнавать больше, чем мы уже знаем?
   - У некоторых из нас не было особого выбора, когда мы были здесь.
   - В этом есть доля правды, но ты бы не отправилась в Европу, если бы тоже не занималась поиском знаний. Согласен, любопытство мотивирует нас по-разному. Кану провел свою жизнь в поисках ответов на самый старый из вопросов: как я могу жить в мире со своим соседом? На Земле он работал над укреплением хороших отношений между различными и проблемными группами современного человечества - между народом суши, народом воды, народом воздуха. На Марсе он в буквальном смысле отдал свою жизнь за улучшение отношений между человеком и машиной. Но Кану знал, что более глубокое решение наших разногласий требовало ответов, которые он не мог надеяться найти в пределах старой солнечной системы. Они вынудили его приехать сюда.
   - Неужели, Свифт? Или ты ездил на Кану, потому что тебе нужна была голова, чтобы путешествовать?
   - Пожалуйста, - сказал Кану. - Этим мы ничего не добьемся. Я знаю, почему я здесь, и Свифт - часть этого, но не единственная причина. И это обсуждение ничего не меняет, потому что мы все еще должны думать о Друзьях. Мы не можем забыть о них и не можем оставить Дакоту внутри Хранителя и надеяться, что последствий не будет. Мне жаль, но участие в ее экспедиции - единственный путь, открытый для нас.
   - Даже если это убьет нас? - спросила Нисса.
   - Да. Даже если. Потому что какова альтернатива? Рискнуть тысячами человеческих жизней? Я не склонен к самоубийству - больше нет. Но я бы предпочел умереть, чем иметь их смерти на своей совести. Ничто этого не стоит.
   - Она возвращается, - сказал Свифт.
   Они снова зафиксировали сигнатуру ее скафандра и наблюдали, как из сужающегося, похожего на водяной смерч хоботка на самом краю панциря Хранителя появилось семя, выплюнутое в вакуум. Сначала она двигалась с той же неправдоподобной скоростью и проворством, которые они видели раньше, пока Хранитель не передал ее управлению и тяге ее собственного скафандра, и она сократила дистанцию до "Ледокола". Как только она это сделала, Хранитель повернулся вокруг своей оси и начал падать с пугающим ускорением.
   Какие бы дела у него ни были с ними, они явно были завершены - по крайней мере, на данный момент.
   Кану подготовил шлюз и наблюдал, как Дакота замедлила свое приближение, прежде чем снова забраться внутрь корабля. Когда шлюз начал свой цикл, он снова включил двигатель и возобновил их прежнее ускорение. Кану и Нисса были у шлюза, когда она вернулась в "Ледокол" и - с помощью другого Восставшего - принялась снимать с себя скафандр. Когда их снимали с нее, кусочки отдавали отвратительно острым запахом. Кану подозревал, что запах внутри человеческого скафандра был бы тоже не так привлекателен для слона.
   - Мы возвращаемся на прежний курс?
   - Да, - ответил он. - Мы потеряли не так уж много времени - конечно, недостаточно, чтобы помочь Гоме. Что случилось с тобой внутри Хранителя?
   - Продолжение процесса. Непрерывное раскрытие того, что требует раскрытия. Кроме того, я не думаю, что какой-либо ответ удовлетворил бы вас.
   - Ты могла бы попробовать, - сказала Нисса.
   - Тогда я так и сделаю. Такие сомнения, которые у меня были, теперь были отброшены в сторону. Я чувствую себя ободренной - уверенной в том, что это правильный курс. Машины развеяли мои опасения и подтвердили мою абсолютную убежденность в необходимости сбора знаний. Был ли контакт с другим кораблем?
   - Нет, с тех пор как мы поговорили с ними, - ответил Кану.
   - Тогда ты подготовишь передачу. У меня нет желания ссориться с этими людьми, но необходимо заставить их понять крайнюю негибкость нашей позиции. Скажи им, чтобы они развернулись. Если они вернутся к Орисону, между нами больше не будет трудностей, и мы еще можем найти точки соприкосновения. Но они не должны приближаться к Посейдону.
   - Мы уже пытались убедить их, - сказала Нисса. - Посмотри, к чему это нас привело.
   - Одними словами их мнение не изменить.
   Кану едва осмелился спросить. - И что теперь?
   - Расскажи им о своих Друзьях. Если Юнис та, за кого себя выдает, она подтвердит факт существования Друзей. Она также убедит остальных, что я вполне способна уничтожить каждую человеческую жизнь в подземельях для спящих. Скажи им это, Кану. Скажи им и заставь их развернуться. Мы будем наблюдать и ждать.
  

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

  
   На борту "Мпоси" они видели паузу в продвижении другого корабля и временное угасание его сигнатуры Чибеса. Сначала они черпали в этом некоторое воодушевление, надеясь, что это может свидетельствовать об изменении мнения Дакоты - возможно, даже о технической неисправности, которая вынудит ее отказаться от миссии. Но при ближайшем рассмотрении обнаружилось присутствие Хранителя - фонаря с темными ставнями, в тысячу раз большего, чем крошечный космический корабль Кану. Они наблюдали, как он подплыл вплотную и остановился с наглой внезапностью. Он удерживался на месте в течение часа или двух, затем с большим ускорением отклонился в сторону. Вскоре после того, как Хранитель ушел, вновь появилась сигнатура Чибеса.
   Они потеряли немного времени, но ничего такого, что имело бы какое-либо значение в более широком плане.
   - Юнис? - спросила Васин, как будто у той были ответы на все вопросы.
   Но Юнис нечего было предложить. - Вы знаете столько же, сколько и я. Если бы Хранители не считали ее экспедицию хорошей идеей, они бы растоптали ее.
   Вскоре поступило входящее сообщение от Кану.
   Они столпились вокруг, чтобы посмотреть на него, позволяя ему говорить без перерыва. Теперь, когда она провела время в присутствии этого человека, Гома почувствовала, что в какой-то мере понимает Кану как личность - некоторое представление о том, когда он говорит откровенно, а когда его удерживают от абсолютной откровенности.
   Теперь у нее не было сомнений в том, что он говорил откровенно.
   Кану сказал, что они должны развернуться. Они должны развернуться и восстановить полную энергию на "Занзибаре", и если они этого не сделают, то последуют немедленные и непоправимые последствия.
   - У нее нет оружия, которое могло бы коснуться вас, - объяснил Кану, - точно так же, как у вас нет настоящего оружия, которое могло бы причинить ей боль - и нет, зеркала не в счет. Но спросите Юнис о Друзьях, о выживших в хранилищах спящих. Дакота уже убедила нас, что она причинит вред Друзьям, если мы не будем с ней сотрудничать, и для меня этого аргумента достаточно. Теперь она распространяет те же условия на вас. Если вы не развернетесь, Друзья умрут.
   Расстояние между "Мпоси" и "Ледоколом" - теперь они знали название корабля Кану - сократилось менее чем до одной световой минуты. Исходя из этого, Кану потребовал ответа на свой запрос в течение трех часов. Оба корабля были полностью способны отслеживать перемещения друг друга, как и расход энергии - не было никакой возможности для уловок.
   - По-моему, это похоже на балансирование на грани войны, - сказала Васин.
   - Как бы это ни звучало, - ответила Юнис, - он говорит правду о спящих в хранилищах. Они существуют.
   - Вы хотите сказать, - сказал Ру, - что они существовали, когда у вас в последний раз были какие-либо веские доказательства?
   Юнис милостиво кивнула. - Это правда, и я не могу доказать, что Друзья все еще на "Занзибаре". Но они всегда были для нее потенциально полезным ресурсом, пусть даже только в качестве живого щита. Если бы у нее была возможность сохранить их жизнеспособность, я думаю, она бы так и сделала. Кроме того, есть еще одна причина полагать, что они все еще живы.
   Ру скрестил руки на груди. - Что бы это могло быть?
   - Искупление. На борту "Занзибара" произошло ужасное преступление. Не думайте, что это не наложило свой отпечаток на Дакоту - какая-то ее часть все еще чувствует, все еще мучается угрызениями совести.
   - Вы так хорошо разбираетесь в ее характере после стольких лет? - спросила Васин.
   - Я знаю слонов. Прошлое для них - это не прошлое.
   - Значит, она сохранила Друзьям жизнь из чувства вины, вы это хотите сказать? - спросила Гома.
   - Не совсем из чувства вины, скорее из глубокого желания исправить то, что уже было сделано, - уравновесить неправильность большим благом. Но это не значит, что она не причинит вреда Друзьям, если почувствует, что другой альтернативы нет.
   - Как она могла это сделать? - спросила Васин.
   - Сотней способов. Самый простой? Отключить их питание. Оставленные нагреваться слишком быстро, они вернутся к нам c нейронной кашей в мозгах. Поверьте мне. У меня был некоторый опыт в этом деле.
   - Вы слишком быстро согрелись, - сказала Гома, вспомнив один эпизод из древней истории Юнис. - Но они нашли ваше тело как раз вовремя, чтобы восстановить некоторые данные из вашей головы.
   - С таким же успехом они могли читать по "чайным листьям". Не думаю, что Чику вернула мне и близко столько меня, сколько она себе представляла. Но она хотела как лучше. Это побудило меня стать большим, чем я была на самом деле.
   - Итак, что же нам остается? - спросила Васин.
   - Выбор за вами, капитан, - сказала Юнис. - Поверьте Кану на слово и развернитесь или идите вперед, если вы действительно считаете, что это балансирование на грани.
   - А что бы вы сделали?
   - Не могу сказать, что я когда-либо была склонна к развороту.
   Если бы против Васин можно было выдвинуть какие-то аргументы, Гома не была бы той, кто занял бы определенную позицию. Она видела основания для того, чтобы повернуть вспять - настаивать дальше означало рисковать ответными действиями против Друзей. Но в равной степени они зашли так далеко с намерением отговорить Дакоту, а не сдаваться при первой же неудаче.
   Она чувствовала себя неловко из-за этого - как будто позволяла захлестнуть себя нарастающей волне воинственности. Но отказываться от преследования больше не хотелось.
   - Я хотел отдать должное вашей храбрости, - сказал Грейв во время паузы, когда они ждали, как Дакота отреагирует на их отказ повернуть назад. - После того, что случилось с Мпоси, было нелегко подчиниться наномашинам.
   Гома вспомнила ужас того момента, неминуемый страх утонуть, холодную, спокойную силу Юнис, удерживающую ее под поверхностью заполняющей легкие жидкости.
   Гома напустила на себя немного фальшивой бравады. - Все оказалось не так плохо, как я думала.
   - Важно то, чего вы боялись заранее. Не могу сказать, что знал Мпоси так же хорошо, как вы, но думаю, что он был бы по праву горд. Я просто хотел бы, чтобы ваши переговоры привели нас к более позитивному положению дел.
   - Я тоже.
   - Наш капитан, похоже, склоняется к принятию силы в качестве единственного решения.
   Гома устало ответила: - Если у вас есть идея получше, пожалуйста, озвучьте ее. Мы спорили с ними и приводили доводы рассудка. Это ничего не изменило.
   - Мпоси не был бы таким пораженцем.
   - Вы правы - вы не знали его так хорошо, как я.
   - Я просто думаю, что мы торопимся с чем-то, чего не сможем исправить. Гандхари попытается использовать зеркала в наступательных целях; Дакота выполнит свое обещание навредить Друзьям. И что выиграет любая из сторон, кроме углубления нашего отчуждения?
   - Я все это понимаю, Питер. Я просто не вижу альтернативы.
   - Мы могли бы продемонстрировать наши добрые намерения, отступив.
   - И позволить Дакоте свободно побегать в Посейдоне?
   - Побегать еще свободнее, - поправил Грейв без всякого порицания. - В каком-то смысле наша погоня совершенно бесполезна. Она доберется туда раньше нас, что бы мы ни делали, так чего же мы добьемся, придерживаясь такого курса действий?
   - Мы не можем просто позволить ей делать то, что она хочет.
   - Но поскольку мы не можем помешать ей, чего мы надеемся достичь? Демонстрации неповиновения?
   - Как только они приблизятся к этим спутникам, может случиться все, что угодно. Им нужно будет резко сбавить скорость. Если у них возникнут проблемы или неисправность, ситуация может измениться.
   Он улыбнулся. - Возможно.
   - Это все, что у нас есть, Питер. У вас есть ваша вера, а у меня моя вера в то, что дальний выстрел лучше, чем вообще никакого выстрела. И вы забываете, Дакота - тантор - независимо от того, что она думает о себе, кем она стала, это делает ее чем-то удивительным для меня. Я хочу знать, что у нее на уме. Хочу беречь ее, как драгоценность. Ничто столь ценное больше никогда не должно исчезнуть из вселенной.
   - Судя по тому, что я видел, она кажется мне чудовищем.
   - Даже монстры прекрасны, - сказала Гома.
   Дакота передала свой ответ через Кану. На его лице, теперь уже знакомом им всем, отразилось напряжение, вызванное недавними событиями. Нисса, его бывшая жена, наблюдала за происходящим с заднего плана, выражение ее лица было не более спокойным, чем у Кану.
   - Ну, вы не можете сказать, что вас не предупреждали. Дакота отправила команду обратно на "Занзибар", чтобы начать выборочное размораживание ста своих Друзей. Вы знаете, что это значит. Они будут выведены из спячки слишком быстро и понесут необратимый ущерб детальной структуры своего мозга. Процесс займет несколько часов, и у вас не будет независимого подтверждения этого, пока работа не будет завершена, но я провел с Дакотой достаточно времени, чтобы не сомневаться в ее убежденности. Оттаивание началось. Вы все еще можете развернуться, и, возможно, повреждения будут не настолько серьезными, чтобы их нельзя было снова остудить и дать еще один шанс на возрождение. Но это ваше решение и ваш риск. Я сделал все, что мог, - я аргументировал нашу позицию в меру своих способностей. Я надеялся, что вы проявите здравый смысл - поймете, что у вас нет другого выбора, кроме как позволить нам продолжать свой путь в одиночку. Но вы этого не сделали, и мне очень жаль.
   Когда он закончил, Васин повернулась к своему маленькому собранию. - Пустая угроза?
   - Если не учитывать ее историю, - сказала Юнис.
   - Тогда мы можем предположить, что этим спящим действительно дают оттаять?
   - Да.
   - Мы все еще сохраняем контроль над зеркалами?
   - То же самое.
   - А ее попытки запереть нас?
   - Продолжаются, но пока безуспешно. Они оказали хорошее сопротивление, но я знаю архитектуру управления этими зеркалами лучше, чем они, и у меня была фора.
   Васин торжественно кивнула. - Тогда мы подвергнем этот контроль испытанию. Лишение их энергии не было убедительным. Я хочу, чтобы вы направили лучи обратно на "Занзибар", но на этот раз не на электросети. Сконцентрируйте тепло на всем, что может быть уязвимо.
   - От этого она не станет счастливым кроликом.
   - Мы были не первыми, кто перешел к насилию в качестве тактики ведения переговоров, - сказала Васин.
   - Мы не были такими, - сказал Питер Грейв, - но мы действительно отказались прислушаться к любым из ее предыдущих просьб и теперь собираемся ответить насилием на насилие.
   - Против физических структур, а не человеческих тел, - сказала Васин.
   Лоринг сложила пальцы домиком и глубокомысленно кивнула. - Справедливое замечание.
   - Наше намерение состоит в том, чтобы ослабить "Занзибар", а не навредить танторам, - продолжала Васин. - Если мы сможем подорвать их способность к жизнеобеспечению, мы сможем оттеснить их от края пропасти. Включите зеркала, Юнис. Давайте покажем им, что у нас есть зубы.
   Подобно мстительным прожекторам, лучи зеркал сфокусировались и вернулись на "Занзибар".
   Знания Васин о бывшем голокорабле по-прежнему основывались на изображениях с большого расстояния и предложенной Юнис блестящей интерпретации - надежной или нет. Несомненно, они ошибались или путались в некоторых деталях, но, по крайней мере, расположение первоначальных солнечных сетей было известно с достаточной степенью уверенности. Теперь они направляли фокусы лучей в сторону от этих обозначенных областей сбора на другие наружные части. Решетки были предназначены для поглощения поступающей энергии солнечных фотонов, передавая ее жидкости, которая в конечном итоге приводила в действие генераторы внутри "Занзибара". Они нагревались - ни один процесс преобразования излучения не был полностью эффективным, - но это компенсировалось их конструкцией. Но ни для каких других конструктивных сооружений на поверхности осколка не было бы сделано такого допущения.
   При продолжающемся воздействии температуры в три тысячи Кельвин почти любая механическая система неизбежно подвергалась катастрофическому повреждению. Шлюзы превратились бы в шлак, силовые каналы разорвались бы, причальные люльки вышли бы из строя, изоляция обуглилась бы и выкипела, сама обшивка "Занзибара" стала бы локально расплавленной. Летучие вещества, попавшие в каменистую матрицу оригинального голокорабля, вырвались бы гейзером в вакуум. Эти действия повредили бы только внешнюю оболочку маленького мира, и последствия могли бы быть не сразу фатальными для более глубоких слоев - в намерения Васин не входило проникать в герметичные ядра или заставлять обитателей подчиняться. Но она надеялась нанести достаточно быстрый и серьезный урон, чтобы ее противники были вынуждены пересмотреть условия, опасаясь худшего в будущем.
   Результаты их работы вскоре стали заметны даже с такого расстояния, как до "Мпоси". Везде, где лучи соприкасались, теплый материал начинал испаряться в окружающий вакуум. Занзибар стал напоминать оболочку согревающейся кометы, освещенной солнечным светом. Эти завитки газа и ионизированной материи в конечном счете свернулись бы на орбите вокруг Паладина.
   - Это Кану, - сказал он, когда известие о нападении достигло "Ледокола". - Признаюсь, я удивлен поспешностью ваших действий. При любых других обстоятельствах мы бы назвали это объявлением войны.
   Задержка связи в оба конца сократилась до девяноста секунд - недостаточно для беглого разговора, но достаточно для переговоров в режиме реального времени.
   - Называйте это как хотите, Кану, - сказала Васин. - Дакота была той, кто начал убивать невинных заложников, а не мы. До сих пор мы не тронули ни одного тантора или человека. Вы все еще можете отступить, при условии, что убедите Дакоту отказаться от этой экспедиции.
   - Вы все еще не понимаете этого, не так ли? Вы наносите ущерб "Занзибару", но для Дакоты это ничего не изменит. Вы не можете прикоснуться к "Ледоколу", и какой бы вред вы ни нанесли внешним сооружениям "Занзибара", это не будет иметь никаких реальных последствий для Восставших внутри. Они переживут это, а затем отремонтируют и отстроят заново. Это то, что они делают - то, что они всегда делали. А тем временем вы только дали ей дополнительный стимул продолжать согревать Друзей.
   - Говорят, вы были дипломатом.
   - В другой жизни.
   - Вы был хороши в дипломатии, Кану Экинья? Хорошо ли вам удавалось находить решения там, где ни одно из них не казалось очевидным?
   - Не лучше и не хуже остальных моих коллег.
   - И что с ними стало?
   - Большинство из них погибло. Мы пытались сохранить мир. Я даже не знаю, стоило ли это затраченных усилий.
   - Это всегда того стоит. Мы не спорим с вами, Кану - мы понимаем, что вы действуете вопреки своему здравому смыслу. Но это не значит, что вы должны сдаться Дакоте. Скажите ей, что я готова убрать зеркала в тот момент, когда она изменит курс. Скажите ей, что в случае мирного урегулирования я направлю все наши ресурсы на устранение причиненного нами ущерба. Полная амнистия, никаких взаимных обвинений. Но вы тоже должны внести свой вклад. Она плывет навстречу катастрофе, что бы вы ни думали об обратном. Если есть способ остановить ее, вы должны это сделать.
   - Вы забываете, - сказал он, - что я видел ее Друзей. Я знаю, что они реальны и что их можно вернуть к жизни. Это все меняет, капитан Васин. Для вас они просто цифра - несколько гипотетических умерших людей, которые могут снова ожить, а могут и не ожить. Но я мельком видел их лица. Я читал их имена, их истории. Видел семьи среди них - матерей и отцов, детей, которых они посвятили лучшему будущему. Любовь, которую они испытывали друг к другу, любовь, которую они испытывали к танторам. Я не могу бросить их. Я не буду.
   - Восхищаюсь вами, Кану. Вы кажетесь хорошим человеком. Жаль, что мы оказались в ссоре.
   - В этом нет необходимости. Выключите зеркала.
   - Поверните.
   - Нет.
   - И снова "нет".
   Это был конец дипломатии.
   Вскоре после этого начали выбрасывать тела. Они увидели это на видео, снятом на борту "Занзибара", переданном на "Ледокол", затем на "Мпоси". Они могли бы усомниться в правдивости этого, если бы захотели, но Гома был склонна верить, что это было так же реально, как и выглядело. Не было времени подготовить правдоподобную выдумку, и что-то в самом процессе - незапланированные, слегка беспорядочные средства, с помощью которых это было осуществлено, - красноречиво говорило о его подлинности.
   Слоны начали переносить тела к внешним шлюзам. Это были размороженные мертвецы, или, возможно, даже не полностью размороженные - трудно было быть уверенным. Они были извлечены из своих подвесных саркофагов, которые были слишком тяжелыми и громоздкими, чтобы их можно было легко задвинуть в шлюзы. При контакте с вакуумом тела быстро бы снова замерзли. Вращение "Занзибара" означало, что они быстро удалялись, вскоре выйдя за пределы непосредственного воздействия зеркал.
   Они вылетали по одному и по двое, по трое и по четверо - столько, сколько можно было одновременно загрузить в шлюзы. Они вываливались наружу, сверкающие мумии, сверкающие морские звезды, точный момент их падения определял траекторию, по которой они следовали. Все они по-прежнему находились на орбите вокруг Паладина, но теперь эти орбиты были полностью независимы от "Занзибара", и некоторые из них неизбежно пересеклись бы с поверхностью Паладина или обогнули бы обжигающий край его атмосферы, достаточно близко, чтобы превратиться в раскаленный хвост кометы. Они уже были мертвы, с точки зрения их надежд на возрождение, но то, что станет с их телами, теперь будет зависеть от резких случайностей механики и времени. Некоторые превратились бы в пепел, другие провели бы половину вечности в виде льда.
   Они насчитали около сотни человек, хотя проверить точное число было невозможно.
   Затем разлет прекратился. Юнис сказала, что на борту "Занзибара" было больше спящих - на много тысяч больше. Дакота высказала свою точку зрения и, должно быть, надеялась, что этого окажется достаточно.
   Тем временем зеркала продолжали излучать свою энергию на поверхность "Занзибара". По шлейфам газа и спектрам их состава - отчетливым следам редких, искусственно очищенных металлов - было ясно, что они наносят значительный ущерб внешним конструкциям.
   - Выключите их, - сказала Васин.
   Юнис убрала руки с консоли. - Мне это и не нужно. Она только что нашла свой путь в архитектуре управления зеркалами.
   - Что?
   - По состоянию на пару секунд назад. Она занята поиском своего пути - закрывает лазейки, изолирует меня. Через минуту-другую она полностью овладеет контролем.
   - Вы сказали нам, что она не сможет победить вас, - сказала Гома, оскорбленная таким внезапным развитием событий.
   - Я была неправа. Должно быть, она помнила об архитектуре больше, чем я предполагала.
   - Так что сопротивляйтесь, - сказала Васин. - Эти зеркала - единственное, что у нас есть против нее.
   - Извините, капитан, но вы только что сказали мне выключить их.
   - Только пока мы рассматриваем наши варианты.
   - Я изложу наши варианты, - сказала Юнис, складывая руки на коленях. - Здесь их нет. Мы по-королевски облажались. Зеркала не убедили Дакоту обернуться или помешать ей выбросить этих спящих в космос. Сколько еще вреда нам придется нанести, прежде чем она передумает? Я предполагаю, что она просто продолжала бы работать до тех пор, пока хранилища для спящих не опустели бы.
   - Она никогда не смогла бы быть настолько безжалостной, - сказал Ру.
   - Вы все еще думаете о ней как о слоне или танторе - о чем-то, к чему вы можете относиться с симпатией. Я тоже так думала какое-то время. Надеялась, что она проявит сдержанность, милосердие. Но та ее часть, которая была способна на это, давно исчезла. Хранители извлекли ее и заменили этим единственным преобладающим принуждением. Ничто ее не остановит. Если вам нужны доказательства этого, просто посмотрите на эти тела.
   - Значит, мы потерпели неудачу, - сказала Васин.
   - Мы не можем связаться с "Ледоколом", и аргументированный довод не сработал. Теперь она получила контроль над единственным инструментом, который давал шанс убедить ее. Мне жаль. Мы сделали все, что в наших силах.
   - Вы очень хорошо к этому относитесь, - сказала Гома.
   Юнис слегка пожала плечами. - Опыт. Вы можете бороться с трудностями до определенного момента, но рано или поздно вам придется столкнуться с реальностью. Вселенную не волнуют ни вспышки гнева, ни жалость. Это был наш шанс, и мы его упустили. Капитан Васин, вы не могли бы развернуть нас?
   Васин медленно кивнула. - Я не хочу... не после того, как мы зашли так далеко. Но на моей совести не будет больше смертей.
   - Это правильное решение, - сказала Юнис, словно выражая сочувствие скорбящим. - Тяжелое, я знаю, но это единственный путь, открытый для нас сейчас. Если вы измените наш вектор, Кану увидит это - нет необходимости делать официальное объявление.
   - И все же я бы хотела высказаться, просто чтобы не было путаницы.
   - Если вы считаете, что это к лучшему, - сказала Юнис.
   Васин сделала свое заявление. Это было коротко, по существу. Она сказала, что больше не должно быть смертей. С этой целью "Мпоси" отказался от своих попыток достичь Посейдона. Отклоняясь от своего нынешнего курса, они будут рассматривать свои варианты - вернуться ли к Орисону или попытаться установить дипломатический контакт с Восставшими на "Занзибаре". Если у Дакоты было свое мнение, Васин была готова его выслушать.
   Им не пришлось долго ждать ответа. На этот раз это был слон, а не Кану.
   - Спасибо вам за здравый смысл, капитан Васин. Мне жаль, что пришлось так убедительно излагать свою точку зрения, но думаю, мы обе можем согласиться с тем, что это было необходимо, чтобы продемонстрировать степень наших убеждений. Нет, смертей больше не будет. Если вы хотите вернуться к Орисону, пожалуйста, сделайте это. Если вы хотите посетить "Занзибар" или вынуждены сделать это из-за нехватки топлива или средств жизнеобеспечения, с вами будут хорошо обращаться. Но это не будет дипломатический контакт. Вы предприняли действия против нас, попытались причинить вред нашему миру, и будете считаться военнопленными. Однако даю вам слово, что вам не причинят вреда. Было серьезной тактической ошибкой воображать, что вы можете получить контроль над нашими зеркалами и сохранить этот контроль. Будьте благодарны, что я решила не предпринимать карательные меры за вашу ошибочную оценку. Однако такой поступок был бы несправедливым - нельзя винить Друзей в вашей недальновидности.
   Передача закончилась. Еще во время связи "Мпоси" начал менять свой курс, увеличивая дистанцию от "Ледокола". Двигатель работал на полную мощность, посылая максимально четкий сигнал Кану и Дакоте.
   - Мы взяли его имя для корабля, - сказала Гома, - и все испортили. Поступили совсем неразумно.
   - Это мудрый поступок, - сказал Грейв с мягким упреком в голосе. - Это то, чем Мпоси гордился бы - тем, что у нас хватает здравого смысла понимать, когда битва проиграна. Да, мы преуспели не так, как надеялись. Но мы могли сделать все, что в наших силах, только в очень сложных обстоятельствах.
   - Погибли люди, - сказала Гома. - Использование зеркал разрушило все шансы на мирную дискуссию. Как это может быть не катастрофой?
   - Мпоси понял бы, что мы взялись за это с неполным пониманием фактов. Мы должны были проверить Дакоту, чтобы увидеть, насколько безжалостной она готова быть. Теперь мы это знаем, тогда как раньше это было всего лишь предположением. Зеркала были ошибкой, но даже я осмеливался надеяться, что с их помощью мы могли бы одержать верх.
   - Тогда мы все подвержены ошибкам. Даже Юнис.
   - Даже она, - сказала Юнис.
   - Юнис считала себя умнее, - сказал Грейв, бросив на нее сочувственный взгляд, пока она говорила. - Это простительно. Большую часть своего существования она была именно такой. Но она забыла, что быть человеком сопряжено с некоторыми ограничениями.
   - Большинство из нас уже разобрались с этим, - сказала Гома.
   - Будьте терпеливы с ней, - ответил Грейв. - Она в этом новичок.
   Команда "Мпоси" собралась вокруг колодца, втиснувшись в тесное, царапающее колени пространство между его краем и ограждающими стенами. Теперь он вернулся к своей прежней функции, предлагая трехмерный обзор всей системы с орбиты Паладина внутрь. Они обсуждали свои варианты, одновременно намечая траекторию движения Кану.
   Он был почти у внешней границы спутников Посейдона. Никем не контролируемый, он добился отличного прогресса и теперь приступил к устойчивому замедлению. В колодце был виден ряд ярких изогнутых линий, проходящих через орбиты спутников планеты и огибающих их, в конечном счете заканчивающихся в какой-то точке вблизи поверхности Посейдона. На борту "Ледокола" Кану, должно быть, столкнулся с подобным разнообразием возможностей, но теперь он мог свести их к набору возможных вариантов. Учитывая неопределенность в отношении общего времени его путешествия с "Занзибара", он ничего бы не выиграл, если бы заранее слишком детально спланировал этот этап экспедиции.
   - Шесть часов до орбиты внешнего спутника, - сказала Васин, опуская палец в колодец. - После этого все, что у нас есть, - это догадки. Мы до сих пор не знаем детальных возможностей этого корабля - планируется ли вывести его на орбиту и отправить вниз вспомогательный аппарат, или же он может сам справиться с атмосферой Посейдона. Это довольно компактный на вид корабль, так что, возможно, у него получится.
   - Где они приземлятся, если им удастся спуститься? - спросила Лоринг. - Кроме этих колес, здесь нет ничего, кроме воды.
   - Может быть, корабль и сможет плавать, - ответила Васин. - Может быть, они намерены оставаться в атмосфере. В конце концов, эти колеса огромны - вероятно, можно многому научиться, просто наблюдая за ними с близкого расстояния. Если они довольствуются тем, что просто изучают верхушки колес, им даже не нужно входить в атмосферу.
   - Если они зайдут так далеко, - сказала Гома. - Юнис, вы говорили, что Ужас всегда заставлял вас поворачивать назад - кто сказал, что они не столкнутся с тем же самым?
   - Они это сделают, если проникнут достаточно глубоко. Спутники не позволяют ничему подобраться так близко к поверхности без того, чтобы его не взяли на пробу, не исследовали и не сочли достойным дальнейшего интереса. Это испытание, которое Хранители постоянно проваливают - они звенят, как пустые бутылки, и спутникам это совсем не нравится.
   - А команда Кану?
   - Думаю, они пройдут испытание. Мы всегда проходили мимо. Нам не хватило храбрости продолжать.
   - А теперь? - нажала Гома.
   - Я бы все равно была чертовски напугана, дорогая. Но это потому, что я здравомыслящий и рассудительный организм, готовый оценить риски. Дакота - это инструмент, живой зонд. Хранители превратили ее в то, чем они сами быть не могут. Если она чувствует страх, то он скован так крепко, что она может справиться с ним.
   - Но Кану почувствует это. И Нисса.
   - Да. Пожалей их. Не могли бы вы оказать мне небольшую услугу, капитан Васин?
   - Это зависит от обстоятельств.
   - Увеличьте изображение Паладина на минуту.
   Васин выглядела озадаченной, а затем немного встревоженной. - Наша забота - Посейдон, Юнис.
   - Тем не менее, побалуйте старую женщину.
   Васин играла хорошо, со своей обычной беглостью. Она сосредоточила пространство дисплея на Паладине, затем постепенно увеличивала его, пока Юнис не подняла руку.
   - Достаточно хорошо для вас?
   - Это прекрасно. Это изображение в реальном времени, верно, капитан? На нем показан аспект вращения Паладина, относительное положение "Занзибара" на его орбите? Это точность на пределе наших текущих наблюдений, комбинированных входных данных датчиков как от "Мпоси", так и от "Травертина"?
   - Да, но здесь нет...
   - Смотрите и учитесь. Я думаю, вы сочтете...
   - Юнис, - сказала Гома с медленно нарастающим страхом, - что вы собираетесь делать?
   - Ничего такого, чего бы ваша мать не записала в своих записных книжках, дитя мое. Они были очень полезны. Чрезвычайно поучительны. Они заполнили пробелы в моем понимании, о существовании которых я даже не подозревала.
   - О чем она говорит? - спросила Васин. - Какие записные книжки?
   - Не берите в голову, - сказала Гома с такой же резкостью. - Что происходит? Что сейчас произойдет?
   Юнис ткнула одним пальцем в маленькую светящуюся точку, которая была "Занзибаром", а другим - во вторую Мандалу. - Если это изображение так точно, как вы утверждаете, то с "Занзибара" в настоящее время не видна Мандала. Она лежит за горизонтом, вокруг изгиба Посейдона - но ненадолго. Орбита "Занзибара" низкая, и Мандала вот-вот начнет появляться в поле зрения. Через пятнадцать минут "Занзибар" будет над ней.
   - И что? - спросил Караян.
   - Я собираюсь отправить последовательность команд в Мандалу. Они будут дублировать эффект последовательности команд, которую Ндеге дала исходной Мандале. Я инициирую второе мероприятие с Мандалой.
   На мгновение воцарилась тишина, пока все пытались осмыслить весь смысл того, что она только что сказала. Гома была так же безмолвна, как и все остальные. Слишком многое нужно было обдумать, слишком многое можно было изучить, кроме как по частям.
   Как ей могло прийти в голову сделать это? Как она могла быть уверена, что ее команды возымеют такой же эффект, или вообще какой-либо эффект, если уж на то пошло? Как она могла разговаривать с Мандалой? Как она могла пойти на такой риск ради танторов и человеческих жизней? Куда она собиралась их отправить? Было ли это слишком - надеяться, что у нее есть план?
   Как она могла осмелиться быть Юнис Экинья?
   - Есть вопросы? - спросила Юнис.
   - Это не сработает, - в конце концов сказала Гома, первая из них, кто разрушил чары. - Моя мать потратила месяцы, годы, проводя эксперименты в стенах Мандалы. Она не разговаривала с ней в течение пятнадцати минут, находясь внутри космического корабля, на расстоянии световых секунд. Она не реагирует на радио, лазер, нейтрино или на что-либо еще, что мы используем для обычной связи.
   - Тогда хорошо, что я не планирую использовать ни один из этих каналов. Ваша мать использовала свет и тень, не так ли? Выборочное маскирование областей Мандалы?
   - Да, но она была внутри нее, разбила там лагерь, физически присутствовала. У нее были экраны, затемняющие простыни, прожекторы... у вас нет ничего из этого.
   - У меня есть зеркала, - сказала Юнис.
   Это было встречено очередным молчанием, но оно было короче первого, и на этот раз Васин была той, кто нарушил его.
   - Нет. Вы потеряли контроль над зеркалами. Мы видели, как это произошло. Вы сказали нам, что она нашла способ проникнуть внутрь.
   - Ах, да, я так и сделала. Что, очевидно, исключает любую возможность того, что я лгала или утаивала какую-то часть правды...
   Ру бросился к ней через край колодца и почти успел обхватить Юнис за шею, прежде чем она отпрянула в сторону.
   Ру переключил свое внимание на Гому. - О чем, черт возьми, она говорит?
   - Не знаю.
   - Всем успокоиться, - сказала Васин. - Юнис, проясните ситуацию с зеркалами. Вы сказали, что у нее был контроль.
   - Это было правдой.
   - И теперь вы говорите, что все еще контролируете ситуацию?
   - Это тоже правда. Вам следовало обратить больше внимания, когда я сказала вам, что была глубоко внутри этой архитектуры - достаточно глубоко, чтобы у Дакоты возникла иллюзия, что она восстановила некоторый контроль. Я позволила ей думать, что она победила меня. Я позволила вам думать, что у меня не было выбора. По правде говоря, я уже внедрила командный код - инструкцию для зеркал, чтобы они переключались на Мандалу Паладина.
   - Вы хотите напасть на нее! - сказала Васин.
   - Каковы шансы, капитан, что любая человеческая технология может хотя бы начать повреждать то, что существует уже несколько миллионов лет, выдерживая солнечные бури, бомбардировки астероидами и геологические изменения, не понеся при этом ни малейшего ущерба? Нет, зеркала мне были нужны не для этого. Гома знает. Гома видит.
   - Свет, - ответила Гома. - Она может модулировать свет зеркал, чтобы отправить версию командной строки Ндеге - разговаривать непосредственно с Мандалой на языке света.
   - Чтобы инициировать мероприятие с Мандалой? - спросила Васин.
   - Да, - сказала Юнис. - Это совсем не сложно. Это цель Мандалы, и ей не нужно большого поощрения, чтобы начать делать то, для чего она была создана. Особенно после того, как все это время она спала, бездействовала, ожидая, когда ее снова активируют - как обнаружила Ндеге, когда общалась с Мандалой Крусибла.
   - Вы сумасшедшая, - сказал Караян. - Вы не можете предпринять это действие.
   - Я не вижу альтернативы. Кану действует по принуждению из-за угрозы Друзьям. Я исключаю их из уравнения.
   - Остановите ее, - сказал Ру. - Убейте ее. Чего бы это ни стоило.
   Юнис устремила на другого человека взгляд, полный глубочайшего раскаяния. - У тебя есть полное право презирать меня, Ру, но не по этому поводу. Я не причиняю вреда ни Друзьям, ни танторам. Я избавляю их от дальнейшего участия в этом нечестивом человеческом беспорядке. Они пережили одно событие в Мандале; я абсолютно уверена, что они смогут пережить и другое.
   - Нет, - сказал Ру, как будто ни одно из этих слов до нее не дошло. - Ее нужно остановить.
   - И как бы вы это сделали? Я уже говорила вам, что последовательность команд уже активирована. Вы хотите, чтобы я ее деактивировала? В таком случае, мне снова понадобится доступ к консоли - и вам лучше надеяться, что у нас еще есть достаточно времени до того, как Мандала начнет появляться в поле зрения, потому что эти пятнадцать минут - действительно очень размытая оценка.
   - Если мы разрешим ей доступ к консоли, - сказал Грейв, - мы можем предоставить ей именно ту возможность, в которой она нуждается. Вы блефуете, Юнис? Можем ли мы доверять хоть единому слову, которое слетает с ваших уст?
   - Вы можете доверять мне, когда я говорю это: событие перемещения необратимо. Это произойдет. И если вы хотите, чтобы из этого вышло что-то хорошее, сейчас самое время предупредить Дакоту, чтобы она могла передать сообщение остальным.
   - Она не поверит ни единому слову, - сказала Васин. - Не сейчас.
   - Но, по крайней мере, вы попробуете, - сказала Юнис.
  

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

  
   Кану смотрел на решения по сближению с роем спутников, вспоминая их первую неосведомленную встречу со смертоносным пространством вокруг Посейдона, когда раздался сигнал входящей передачи.
   - Думаю, мы услышали все, что нам было нужно, - сказала Дакота. - Наша точка зрения была высказана, как и их. Они начали отворачивать от нас, и мы прояснили их статус как потенциальных военнопленных. Не думаю, что здесь еще есть что сказать.
   - Мы можем также выслушать их, - сказала Нисса. - Если есть хоть малейший шанс, что это может оказаться полезной информацией, мы были бы дураками, если бы проигнорировали ее.
   - У них нет ничего, что нам нужно или что мы можем использовать, - сказала Дакота. - Наши знания о Посейдоне уже неизмеримо богаче, чем у них.
   - Юнис у них, - сказал Кану.
   - У них есть сумка, полная умирающих воспоминаний, которые думают, что когда-то владели звездами. Мне жаль так резко отзываться о ней, Кану, но ты своими глазами видел, какой вред она причинила бы нам, если бы ей были доступны средства. Как бы то ни было, она перестаралась.
   Колокольный звон продолжал звучать.
   - На твоем месте я бы ответил на звонок, - сказал Свифт. - Думаю, это может быть дело, не терпящее отлагательства.
   - Откуда тебе знать?
   - Я потратил некоторое время на то, чтобы познакомиться с кораблем.
   - Ты у меня в голове, Свифт. Ты видишь и слышишь только то, что вижу и слышу я.
   - Это совершенно верно, Кану, но я продемонстрировал на "Занзибаре", что ты не лучшим образом используешь эти каналы. Корабль говорит мне, что этот сигнал - нечто такое, что действительно было бы очень глупо проигнорировать. Это говорит о неотложном деле, которое, я думаю, можно было бы охарактеризовать как "ужасное".
   - У них нет ничего, что могло бы нас тронуть.
   - Мы не являемся объектом крайней необходимости, но можем помочь тем, кто в ней нуждается. Что-то ужасное вот-вот случится с "Занзибаром", Кану, и в этом отношении, думаю, мы можем согласиться с тем, что это касается всех нас.
   - О чем ты говоришь?
   - Не обращай внимания на Дакоту. Ответь на звонок.
   Своим собственным голосом Кану приказал "Ледоколу" воспроизвести передачу. Дакота начала высказывать свое неодобрение, но едва она начала, как заговорила Гома.
   - Не отключайте меня. Слушайте. Ты тоже, Дакота. Это не угроза и не какие-либо переговоры. Юнис утверждает, что "Занзибар" вот-вот переживет второе событие с Мандалой. Второе перемещение неизвестно куда. Это неизбежно - через несколько минут, а может, и меньше. Мы не можем остановить это, и вы тоже не можете, но можете предупредить их. В первый раз было плохо; теперь вы можете, по крайней мере, сказать им, чтобы они подготовились к этому - привели кого-нибудь или что-нибудь извне и приготовились к тому, что произойдет. Пожалуйста, прислушайтесь к нам - мы ничего не выиграем, солгав вам. И скажите им, что, где бы они ни оказались, о них не забудут.
   Гома замолчала. Кану посмотрел на Ниссу, затем снова на Дакоту, задаваясь вопросом, чувствуют ли они то же самое, что и он. Он надеялся, что это окажется не более чем уловкой. Но время, которое он потратил на беседу с Гомой, убедило его в том, что она говорила абсолютно искренне. Более того: она искренне боялась того, что должно было произойти.
   Как и он сам.
   - По прошествии стольких лет, - сказала Дакота, - событие, связанное с Мандалой, не могло произойти само по себе.
   - Значит, это не совпадение, - ответила Нисса. - Это как-то связано с нашей деятельностью. Спровоцированное нами или ими.
   - Нет никакого механизма, с помощью которого они могли бы достичь Мандалы на таком расстоянии.
   - Это нам известно, - сказал Кану. - И Нисса права: они ничего не выигрывают от лжи. Мы должны отнестись к ней серьезно. Я думаю, тебе нужно подумать о том, чтобы сделать это предупреждение.
   - Я не стану заложницей абсурдных угроз.
   - Свяжись с Мемфисом, - сказала Нисса. - Скажи ему, что есть шанс, что вот-вот что-то произойдет. Скажи ему, чтобы он вел себя так, как будто это может быть на самом деле - это все, что тебе нужно сделать.
   Слониха задумалась. - Возможно.
   - Сделай это! - прорычал Кану. - Гома сказала, что мы, возможно, будем всего в нескольких минутах от начала события. Столько времени уйдет на то, чтобы сигнал вернулся на "Занзибар"!
   Но затем звонок прозвучал снова. На своей консоли Кану увидел, что исходной точкой было пространство Паладина, а не "Мпоси". Он приподнял бровь, глядя на Дакоту.
   - Кое-кто хочет с тобой поговорить.
   Это был Мемфис, как он и предполагал. Огромный бык заполнял всю стену, проецируясь больше, чем в натуральную величину. Остальные танторы, за исключением Дакоты, склонили головы в знак покорности.
   - Зеркала сдвинулись, - сказал Мемфис. - Сейчас они направлены не на "Занзибар". Они направлены на Паладин. Они проливают свет на Мандалу. Мы не можем заставить их остановиться. Что нам следует делать?
   Кану предположил, что не все зеркала - механика их орбит и линий обзора не позволяла этого сделать. Но если кто-то хотел общаться с Мандалой с помощью света, ему требовалось только одно зеркало.
   - Мемфис, - сказала Дакота. - У меня есть новости... информация. Вы должны действовать в соответствии с этим со всей поспешностью. Занзибар переехал один раз, когда его привезли из Крусибла. Теперь есть шанс, что он снова может сдвинуться с места, и очень скоро. Сообщите во все камеры. Внесите все внутрь как можно быстрее - подальше от шлюзов и причальной сердцевины. "Занзибар" был очень сильно поврежден во время первого перемещения, и во время второго могут быть повреждения... Ты должен быть готов, Мемфис. Закройте большие двери, подготовьте камеры к изоляции... приготовьтесь ввести в действие аварийные генераторы. Ты никогда не был самым быстрым из нас, Мемфис, но ты хороший и преданный, и нет никого, кому я скорее доверила бы благополучие нашего дома. У тебя медленная сила, но ты редко ошибаешься и никогда не разочаровывал меня.
   Заговорил Кану. - Мемфис, послушай, что я хочу сказать. Возможно, вы отправляетесь в другую солнечную систему, на орбиту вокруг другой звезды с Мандалой на одной из ее планет. Все будет странно. Для начала вам придется постоять за себя, но я обещаю, что вы не будете забыты. Мы придем - сколько бы времени это ни заняло. Мы не успокоимся, пока не найдем вас.
   - Никто из нас этого не сделает, - сказала Дакота. - Но ответь мне вот на что, Кану - кто эти "мы", о которых ты говоришь?
   - Какими бы мы ни были, Дакота. Люди, морской народ. Танторы. Машины. Все, что нам удастся извлечь из этого. Теперь мы все сироты шторма, все дети Посейдона. Мы либо находим способ жить с тем, кто мы есть, со всеми нашими различиями, либо сталкиваемся с забвением. Я знаю, что бы я предпочел.
   Немногие смогли стать свидетелями первого события в Мандале, в основном только те, кто столкнулся с его непосредственными и разрушительными последствиями. По уважительным причинам их показания так и не стали достоянием общественности: большинство из них теперь были частью облака газа и обломков, окружающего Крусибл, - памятника их собственному уничтожению.
   На этот раз все было по-другому. Было множество зрителей как на "Занзибаре", так и за его пределами, и в какой-то степени все были предупреждены. На самом Паладине не шевелилось ни одно живое существо. Но изменения во второй Мандале, ускоренные игрой света Юнис, теперь стали судорожными. Узоры менялись снова и снова, становясь гипнотическими, обольстительными. Когда-то было удивительно наблюдать изменения в масштабе часов или дней. Теперь Мандала адаптировалась от секунды к секунде, перемещая материю с небрежным пренебрежением к обычным ограничениям инерции и жесткости. Действительно, поскольку что-то странное явно происходило с пространством вблизи второй Мандалы - или должно было произойти, когда началось событие перемещения, - возможно, это также относилось и ко времени. Возможно, там, внизу, часы идут как-то странно - кто может сказать? Это выходило за рамки любой мыслимой человеческой физики - призыв инопланетной науки и инженерии, который с таким же успехом мог быть делом рук магов, несмотря на то, что соответствовал любой теории или гипотезе.
   На "Занзибаре" Мемфис и Восставшие наблюдали, как их орбита подводила их все ближе и ближе к краю меняющейся Мандалы, а затем они оказались над ней. Они видели это через камеры, через иллюминаторы и наблюдательные пузыри - лица, прижатые к стеклу, наполненные тревогой и ужасом, задаваясь вопросом, какую новую судьбу уготовила им Вселенная.
   На "Травертине" датчики дальнего действия зафиксировали то же самое зрелище. По какой-то неясной случайности им были видны и Мандала, и "Занзибар". Голокорабль был похожим на пыльцу пятном, ярким и крошечным, Мандала - дрожащим лабиринтом пересекающихся кругов и радиусов, укороченных в зависимости от угла обзора. Назиму Каспари это напомнило о ряби на пруду, об интерференционных узорах, где они встречаются и взаимодействуют. Этим прудом управляла странная, беспокойная симметрия. Он стремился достичь более глубокого понимания основ.
   Они были предупреждены. Исходя из данных о первом событии с Мандалой, можно было ожидать некоторого рода высвобождения энергии. Каспари перевел "Травертин" в состояние повышенной готовности, его ядро Чибеса заглушили в качестве меры предосторожности. Экипаж бросился к своим аварийным постам и приготовился к непознаваемому.
   Оставалось не так уж много времени.
   На "Ледоколе" Кану, Нисса и Дакота наблюдали те же изменения. Они также отслеживали "Занзибар", хотя и под другим углом обзора - вращение Паладина привело Мандалу почти в идеальное соответствие с их сенсорной решеткой, и "Занзибар" вот-вот должен был пересечь ее, подобно планете, скользящей по поверхности своего солнца.
   Дакота отправила свое предупреждение в порядке предосторожности, но теперь не могло быть никаких сомнений в том, что это было мудрое решение. У Мемфиса не было времени организовать обратную передачу, но она была склонна рассматривать это как благоприятный показатель. Это означало, что он был занят, торопясь подготовить "Занзибар" к моменту перемещения. Он делал все, на что она когда-либо рассчитывала.
   Многое изменилось для Дакоты с тех пор, как она впервые прибыла в систему в качестве гостьи Хранителей. Она испытала Ужас и стала воспринимать это скорее как вызов, чем как препятствие. Она видела прибытие "Занзибара", возникшего вокруг Паладина, и помогала управлять танторами - Восставшими - в те сопряженные с огромными трудностями первые дни. Со временем она отошла от своих товарищей по троице - стала видеть в них скорее противников, чем союзников. Хранители одарили ее дарами, и, в свою очередь, она стала их инструментом, их добровольной служанкой. Она приняла эту роль с невозмутимостью. Они сделали ее больше, чем она была или когда-либо могла бы стать сама по себе, и для нее было честью быть избранной, считаться достойной. Но она не совсем отказалась от уз любви и верности, даже несмотря на то, что теперь эти вещи почти совсем перестали быть ее главными заботами. Мемфис всегда был послушен долгу, и она стала думать о нем с нежностью, даже когда перемены Хранителей все дальше и дальше отодвигали ее от рядов обычных Восставших. Даже сейчас она испытывала сочувствие к старому быку. Она ничего не могла для него сделать, только не на таком расстоянии. Но что бы ни случилось, она надеялась, что он примет вызов, и что этот вызов не будет слишком тяжелым для него - да и для всех них, и если его планы найдут применение Друзьям, она также пожелает им всего наилучшего.
   Нисса Мбайе, которая не была Экинья, но чья жизнь была связана с их заботами, задавалась вопросом, какую роль, малую или иную, она сыграла в этом развитии событий. Казалось вероятным, что прибытие Кану ускорило многое из того, что происходило сейчас - экспедицию, смерти, грядущее перемещение. Она не принимала на себя никакой моральной вины ни за что это - эти силы пришли в движение задолго до того, как у нее появилось хоть какое-то представление об их предназначении. Но если бы не ее желание попасть на выставку искусства Санди, она бы никогда не подвезла Кану на Европу. Могла ли встреча в художественной галерее в далеком Лиссабоне действительно привести к этому? Она сказала себе, что Кану всегда нашел бы способ добраться до своего корабля, но гарантии этого не было.
   Значит, она тоже сыграла свою роль, сознательно или нет.
   Кану Экинья наблюдал за происходящим с каким-то испуганным изумлением, понимая, что более масштабное повествование о его семье - о том, что они сделали, о событиях, которые они вызвали, о паутине обязанностей, которые они унаследовали, - только что приняло новый и неожиданный оборот. На "Занзибаре" не было Экинья, но жизни Восставших и их друзей были неотъемлемой частью потока событий, который привела в движение Юнис. Кто-то должен был бы проследить за этим. Кто-то должен был бы взять на себя ответственность за это мероприятие.
   Свифт, который занимал то же физическое пространство, что и Кану, и наблюдал за событиями, используя кооптированные нейронные сети в рамках той же центральной нервной системы, почувствовал нечто близкое к удивлению. Свифт привык моделировать будущие события, и ему нравилось думать, что за время своего существования он приобрел некоторые скромные навыки в этом искусстве. Вероятность террористической атаки на Марсе, вероятность того, что Кану получит травму... Эти события Свифт рассматривал как вполне укладывающиеся в рамки статистической вероятности. Он даже принял за доказанное, что экспедиция на Глизе 163, скорее всего, столкнется с местными осложнениями. Встреча с танторами - особенно с Дакотой - стала неожиданностью для Свифта. Но тому, что его удивили, он не удивился.
   Однако это событие выходило далеко за рамки даже его самых смелых предположений. Ни один из его повторяющихся прогнозов и близко не приблизился к предсказанию второго события в Мандале. Его смахнули с карты; шахматная фигура, скользящая по краю доски. Настал момент отказаться от всех его предыдущих упражнений по кастингу будущего - они полностью провалились.
   Не в первый раз Свифт отдал бы половину Марса, чтобы не быть заключенным в эту клетку из костей и мяса, с ее узким, закрытым восприятием мира. Но он сделал все, что мог. В интересах сбора информации он уже поручил всем доступным сенсорным каналам на борту корабля зафиксировать событие в Мандале.
   Люди и танторы вокруг него не имели ни малейшего представления о том, что его контроль над "Ледоколом" был настолько всеобъемлющим.
   Он не видел необходимости сообщать им об этом.
   Еще нет.
   В посадочном модуле "Мпоси" Юнис Экинья размышляла о неминуемых последствиях дела своих рук. Одно дело было сформулировать свои собственные идеи грамматики Мандалы, высечь их в скале Орисона так, как если бы они обладали целостностью и самосогласованностью. Совсем другое дело было обнаружить, что эти связи подтверждены и усилены терпеливым почерком Ндеге Экинья, в черных книжках, которые ее праправнучка, в свою очередь, завещала Гоме. Совсем другое дело - выйти за рамки этих символов и связей и понять, что у нее были средства продублировать исходную последовательность команд Ндеге.
   Не шептать это, как это делала Ндеге, приглушенным шепотом экранов и теней, но провозглашать это в яростном, сфокусированном свете собственной звезды Паладина.
   Говорить слова истины Мандале в форме обращения, которого она ожидала.
   Чтобы заставить ее петь.
   Ру, со своей стороны, недоумевал, почему ни у кого не хватило здравого смысла убить старую каргу. Она обманула их всех - солгала о своем контроле над зеркалами, солгала о своих намерениях. И теперь Мандала менялась так быстро, что этот момент, должно быть, почти настал.
   Он вспомнил, какое впечатление оставили руки Юнис на его теле, когда его тащили в карантин, пальцы и ногти впивались в него, как будто он был человеческой глиной. Только Ру был достаточно близко, чтобы увидеть ненависть в глазах старухи; только Ру знал, как близка была Юнис к тому, чтобы убить его прямо там и тогда в припадке ярости и взаимных обвинений. Никто из остальных этого не видел, даже Гома.
   Ру пытался понять. Это правда, что жизни танторов были под угрозой; правда, что болезнь в его крови выставляла Ру автоматическим виновником. Но он не сделал ничего плохого, и Юнис была всего в шаге от того, чтобы убить его.
   Больше никто этого не видел. И теперь она превзошла это чудовищным, эгоистичным поступком - этим актом богоподобного, злобного безразличия к жизням простых смертных вокруг нее.
   Заставляла Мандалу петь только потому, что она умела.
   Гома Экинья, тем временем, могла думать только об упущенных возможностях. Она встретилась с танторами на Орисоне. Даже после смерти Садалмелика и Ахернара она не могла не удивляться тем часам, которые провела в их присутствии. Познать разум слонов, когда такая возможность была закрыта для нее большую часть ее жизни, - это было благословением, щедростью, чудом. Но шестерых танторов, которые делили лагерь с Юнис, едва ли можно было сравнить с тысячами других на Занзибаре. Танторы Юнис были компаньонами, а не слугами. Но у них никогда не было шанса развить свои собственные социальные структуры, стать полностью независимыми. Было бы радостно увидеть, как слоны управляли миром, когда этот мир принадлежал им.
   Теперь этот шанс был упущен - или скоро исчезнет.
   Ей было даровано представление о чем-то чудесном, обещано, что это будет принадлежать ей, и она была достаточно глупа, чтобы поверить, что получит по заслугам.
   В других местах, наблюдая за событиями с отдаленных и холодных точек зрения, Хранители собирали данные и обнаруживали, что они не совпадают ни с чем из их непосредственного опыта. Мандала менялась веками - мгновениями по их галактически медленному и терпеливому исчислению, - но в эти последние мгновения изменение асимптотически ускорилось, и это ускорение, совершенно очевидно, было вызвано действиями органических разумных существ, действующих сейчас вокруг Глизе 163.
   Хранители могли использовать некоторые из этих разумных существ, но в меньшей степени - другие. У них также были свои собственные названия для вещей. Они никогда не формировали мысль, хотя бы отдаленно соответствующую Мандале, и термины, которые они использовали для обозначения миров и звезд этой маленькой тусклой солнечной системы, были просто непереводимы на человеческий язык. Их лучше всего рассматривать как компиляции, строки событий с возможностью бесконечного расширения. На языке Хранителей ни одно слово не было произнесено до конца, ни одно предложение не было закончено. Существовало только бесконечное разветвляющееся высказывание, саги, которые порождали саги, вплоть до незапамятных времен.
   Хранители не были способны ни на печаль, ни на неуверенность в себе, или, по крайней мере, ни на какие состояния бытия, которые можно было бы выразить такими простыми человеческими терминами. Но во многом, поскольку гиперсфера является многомерным аналогом круга, они были способны к своего рода гиперзадаче, своего рода глубокому, досадному несоответствию между ожиданиями и внешней реальностью.
   Хранителей озадачило то, что эти живые разумные существа смогли воспользоваться Мандалой, когда им не было позволено этого делать. Их озадачивало, что этих занятых, жужжащих существ терпели в непосредственной близости от Посейдона. Это заставило их усомниться в надежности их собственных симуляций долгосрочного выживания. Если они не могли понять всего, что происходит здесь, сейчас, в пространстве вокруг Глизе 163, в этой системе, где М-строители оставили свои следы, то ни на что другое нельзя было положиться. Хранители привыкли быть правыми и уверенными во всем. Это вторжение сомнений встревожило их.
   Но не так уж сильно. Беспокойство было состоянием существования, наиболее тесно связанным с полностью сознательными информационными носителями, а Хранители забыли, как быть сознательными. Время от времени, словно выныривая из дурного сна, они испытывали смутное предчувствие, что чего-то внутри них не хватает; что то, что раньше присутствовало, теперь отсутствует. Они чувствовали пустоту там, где когда-то были полны. Это было странное и противоречивое впечатление, потому что все рациональные данные указывали на то, что на сегодняшний день Хранители были более могущественны, чем когда-либо в их истории. Как могло что-то быть потеряно?
   Это было невозможно.
   Но именно в такие моменты, как этот, когда вселенная делала что-то, чего они не ожидали, Хранители были наиболее погружены в себя. Они туго натянули свои чешуйки, бережно храня внутри свой голубой свет. Они сократили свои контакты с соседними Хранителями, превратившись в изолированные единицы.
   Они наблюдали, думали и обходили стороной сожаления, столь же древние и таинственные, как промежутки между галактиками.
   И вот этот момент настал для всех них.
   Мандала достигла своей окончательной конфигурации. "Занзибар" оказался в пространстве прямо над ней. Произошла вспышка, выброс энергии - пространство искривилось, свернулось и кричало о своей агонии во вспышке фотонов по всему спектру от гамма-излучения до самых длинных радиоволн.
   Вспышка возникла не в Мандале и не на "Занзибаре", а скорее в пространстве между ними. На Крусибле это произошло как раз над атмосферой. Здесь не было ничего, что могло бы остановить поток радиации, обрушившийся на Паладин. Но это было недолго и длилось едва ли дольше времени, необходимого свету, чтобы пересечь пространство между Мандалой и "Занзибаром".
   И "Занзибар" снова двинулся в путь.
   Не было никакого измеримого ускорения, ничего такого, что могли бы измерить записывающие устройства людей или инопланетян. В один момент "Занзибар" перешел от нахождения на орбите к перемещению со скоростью, на бесконечно малую долю меньшей скорости света. От нескольких километров в секунду относительно поверхности Паладина до чего-то около трехсот тысяч. Если ускорение действительно имело место, оно должно было равномерно воздействовать на каждый атом "Занзибара и его обитателей" - или, возможно, на само пространство-время, в которое оно было встроено, разогнанное до скорости, подобной листу в потоке. Никакая материя во Вселенной не смогла бы сохранить свою целостность под воздействием таких сил, не говоря уже о предмете из камня и льда, металла и воздуха, наполненном живыми существами.
   Позже, когда наблюдения были сопоставлены и исследованы, было установлено, что "Занзибар" продемонстрировал эффекты экстремального релятивистского сокращения длины: что фрагмент оригинального голокорабля в форме картофелины был уменьшен до круглого блина, сильно сжатого в кадре. Вместо цельного предмета он, казалось, превратился в диск, оттиснутый отпечаток самого себя.
   Выжившие после первоначального сокращения не сообщали об ощущении субъективного времени во время путешествия между Крусиблом и Глизе 163. Это могло означать только то, что они испытывали замедление времени, по меньшей мере, в несколько миллиардов раз. Раньше такой вывод казался сомнительным, но новое измерение сжатия кадра сделало его гораздо более вероятным.
   То же самое произошло снова. Как ни трудно было в это поверить, на этом тонком, как бумага, диске был изображен весь "Занзибар". Его камеры, его города, Восставшие, склепы - все это по-прежнему присутствовало, прижатое друг к другу, готовое к распаковке, как сложенный кукольный домик. В пределах этой субъективной сферы ничто не показалось бы необычным.
   Первые выжившие не сообщали о прошедшем времени, но их первое путешествие было относительно коротким. В конце концов, семьдесят световых лет - это пустяк на фоне галактики.
   Кто знает, куда теперь направляется "Занзибар"?
   Никто.
   Меньше всего Юнис Экинья.
  

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

  
   Мандала успокаивалась, проходя через постоянно замедляющуюся последовательность изменений. Зеркала убрались, их назначение было выполнено. На борту "Мпоси" Юнис полностью отдалась последствиям своих действий. Она сделала нечто такое, что было бы трудно объяснить, но правильный курс представился ей с высочайшей и экстатической ясностью видения височной доли. Она знала, что, будь у нее выбор, она сделала бы это снова в одно мгновение.
   - Это был единственный способ.
   Они привязали ее к креслу с помощью амортизационных ремней. Она не предпринимала никаких попыток сопротивляться, предлагая себя так же покорно, как марионетка. Что бы они ни решили с ней сделать, она согласится.
   - Объясните, - сказала Васин.
   - Кану не смог бы развернуться, если бы был шанс, что пострадают Друзья. Начнем с того, что я надеялась, будто Дакота не зайдет так далеко, чтобы начать убивать их. Однако, как только она это сделала, я не увидела иного выхода, кроме как начать перемещение.
   - Вы сработали очень быстро, - сказал Караян.
   - Я уже подготовила почву. Я думала об этих возможностях в течение долгого времени - почти с тех пор, как появилась на Орисоне. Мне всегда было ясно, что второе мероприятие с Мандалой немного встряхнет ситуацию, если когда-нибудь возникнет такая необходимость. Конечно, у меня не было всех фрагментов, пока я не увидела работу Ндеге. И даже тогда у меня не было средств, чтобы это осуществить. Нет, пока мы не нашли зеркала.
   - Но все это время у вас в голове зрел этот план? - сказала Васин.
   - Я всецело за сиюминутные решения, но иногда приходится играть в долгую игру.
   - Половина команды хочет вас убить, - сказала Гома.
   - Я их не виню.
   - На вашем месте я бы начала приводить несколько аргументов в свою защиту. Это выглядит так, как будто вы только что совершили массовое убийство.
   - Она это сделала, - сказал Ру.
   - Я никого не убивала. "Занзибар" пережил одно перемещение; он переживет и второе. На этот раз шансы выше: после него не осталось мусора, так что эффект был чище, ничего не осталось за пределами поля. Думаю, у них все будет отлично - скорее всего, они будут процветать.
   - Вы даже не знаете, куда они делись! - сказала Васин.
   - Туда, куда они направляются. Это правда - я не знаю. У меня не было времени доводить что-либо до такой степени. Я даже не была уверена, что это сработает! Но Мандала не просто отправила бы их в случайном направлении. Мы разберемся с этим - вернемся к моменту события, определим звезды-кандидаты под общим углом зрения. Тогда мы узнаем.
   - Вы так довольны собой, - обвинил ее Ру.
   - Рада, что дала Кану надежду выкарабкаться из той передряги, в которую он вляпался? Да, рада. Почему бы и нет?
   - Вы ничего не знаете о положении Кану, - сказал Грейв. - Желание измениться и возможность это сделать - это не одно и то же. Вы поставили на кон бесчисленное множество жизней в этой азартной игре.
   - Я этого не делала.
   - Откуда вы можете знать? - спросила Васин.
   - Потому что я поговорила со Свифтом, - ответила Юнис.
   И на мгновение воцарилась тишина, пока Гома не задала вопрос, о котором они все, должно быть, думали.
   - Кто, черт возьми, такой Свифт?
  

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

  
   Была тьма, а потом появился свет. На несколько секунд "Ледокол" отключился, все его дисплеи были неактивны, внутреннее освещение выключено, фоновый шум систем жизнеобеспечения заглушен. Даже ядро Чибеса погрузилось во внезапную и зловещую тишину. Ничто из предыдущего опыта Кану на корабле не подготовило его к этому, даже нападение Хранителя.
   Когда системы начали восстанавливаться - на мостике загорелось аварийное освещение, вентиляторы перезапустились, хор записанных голосов проинформировал его о различных показателях состояния - Нисса и тантор заговорили одновременно.
   - Что случилось, Кану? - спросила Дакота.
   - Не знаю.
   Слониха настаивала. - Как ты думаешь, это связано с событием Мандалы - энергией, исходящей от Паладина?
   - "Занзибар", должно быть, пронесся мимо довольно близко, - сказала Нисса. - Может быть, нас ударило... чем-то?
   - Я не знаю, - повторил Кану.
   На этот раз ему не нужна была маска, не нужно было лгать. Он действительно понятия не имел, что только что произошло - он не был ни инициатором этого, ни ожидал этого. Но чем больше он думал об этом, тем менее вероятным ему казалось, что само событие с Мандалой имело какое-либо отношение к тому, что "Ледокол" погрузился во тьму. Они были свидетелями этого события, и обычные функции корабля продолжались непрерывно, не регистрируя ничего, вызывающего непосредственную озабоченность в окружающей среде. "Занзибар" исчез задолго до прибытия того, что попало в "Ледокол".
   Что бы это ни было, оно, должно быть, было инициировано на местном уровне, случайно или намеренно.
   У меня начало зарождаться мрачное подозрение.
   - Поговори со мной, Свифт, - произнес Кану вполголоса.
   - А, ты все еще меня слышишь. Это превосходно. Знаешь, я не был до конца уверен. Удар по кораблю такой силы - кто знает, какими могут быть побочные эффекты?
   - Я тебя слышу. А теперь поговори со мной.
   Кану все еще находился в полумраке, но он был не один. Нисса была рядом с ним, они оба сидели. Дакота и другие Восставшие тоже все еще присутствовали, но оторвались от пола. Их огромные дышащие тела кувыркались, как каменные глыбы - в пределах досягаемости туловища или ноги не было ничего закрепленного, что могло бы остановить их движение.
   Вероятно, они были так же сбиты с толку этим последним событием, как и Кану. Или, возможно, после того, как они стали свидетелями события в Мандале, их способность удивляться была перегружена, как перегоревшая электрическая цепь. Он мог относиться к этому достаточно хорошо.
   - Корабль снова наш, Кану, - сказал Свифт. - Или будет, и довольно скоро.
   - Он никогда не был чужим.
   - Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мы не смогли предпринять решительных действий, пока Друзья были в опасности. Теперь им больше ничего не угрожает - или, по крайней мере, их будущая судьба находится полностью вне нашего влияния. Это освобождает нас, ты согласен?
   - Ты заставил корабль сделать это? - спросила Нисса по тому же субвокальному каналу. - Ты мог сделать это с самого начала и ждал до сих пор?
   - Вы оба молчите, но я чувствую, что вы что-то обдумываете, - сказала Дакота. - Я спрошу еще раз. Что вы знаете об этом событии - вы оба?
   - Какая-то неисправность на корабле, - сказал Кану, чтобы хоть что-то ей сказать. - Это все, что я знаю.
   Теперь включалось все больше огней и дисплеев, и записанные предупреждения начинали затихать. Корабль перезапускался сам по себе, циклически проходя проверки работоспособности и калибровки, но процесс, казалось, протекал без осложнений.
   - До сих пор ваш корабль казался надежным, - ответила Дакота. - У вас есть объяснение этой внезапной неисправности?
   - Ничего такого, на что я бы поставил свою жизнь, - сказал Кану.
   Она протаранила потолок и обхватила хоботом какой-то элемент конструкции. - Все равно скажи мне.
   - Очевидно, мы что-то упустили. Но корабль возвращается к нам. Когда у нас будет полная функциональность, журналы событий должны объяснить, в чем заключалась проблема.
   - Я нахожу показательным то, что это произошло так скоро после зверства, свидетелями которого мы только что стали.
   - Я бы не стал придавать этому слишком большого значения. Ты можешь спуститься оттуда?
   Наклон сигнализировал о том, что центробежное колесо перезапускается само по себе, обеспечивая гравитацию при отсутствии тяги. Дакота продержалась несколько секунд, пока вращение медленно нарастало, затем позволила себе "упасть" на небольшое расстояние до пола. Она приземлилась достаточно сильно, чтобы раздался глухой удар по обшивке корабля. Гектор и Лукас сами нашли опору, споткнулись, а затем восстановили равновесие.
   - Ты честен со мной, Кану? - спросила Дакота.
   - Нет, это не так. Но не вини его за это. Он не несет за меня ответственности - по крайней мере, не полностью.
   Звуки исходили от Кану, но слова генерировал Свифт. Кану не имел над ними никакого контроля. С таким же безволием Кану поднялся со своего места. Они достигли нормальной гравитации. Он обошел вокруг, пока не оказался лицом к лицу с Восставшей, и слегка поклонился, прижав руку к животу.
   - Позвольте мне представиться, - сказал он.
   Глаза Дакоты пылко сверкнули. - Что это?
   - Я Свифт. Мы не встречались.
   Дакота перевела взгляд на Ниссу. - Ты понимаешь, что происходит?
   - Понимаю, - ответила она, - и тебе следует выслушать. - Но в ее голосе также слышалось опасение - Кану разделял ее мнение о том, что Свифт начал действовать исключительно по своему собственному плану.
   - Я - искусственный интеллект, - сказал Свифт. - Я пришел из общества Эволюариум на Марсе, внутри Кану, и работаю на той же нейронной платформе, что и его собственное сознание.
   - Паразит?
   - Пассажир, - деликатно поправил он, прикоснувшись пальцем к губе Кану. - Мой хозяин был полностью готов к сотрудничеству - полноправный и добровольный партнер в нашем предприятии.
   - Каком предприятии?
   - Чтобы понять самих себя. Чтобы исследовать наше происхождение и наш предельный потенциал. Искать пути, с помощью которых машина и органическое могли бы сосуществовать. Или, если такое сосуществование окажется невозможным, узнать, какие стратегии подойдут нам лучше всего, когда мы будем вынуждены вступить в оппозицию. Наименее разрушительные пути. У меня было две основные цели. Второй было достижение значимого контакта с Хранителями, что было совершенно невозможно в рамках человеческой гегемонии старой Солнечной системы.
   - А первая?
   - Встретиться со своей создательницей.
   - Ты веришь в бога?
   - Я верю в Юнис Экинья. Это может быть эквивалентным утверждением, а может и не быть. Эта цель была достигнута. Я познакомился с Юнис, и у нас состоялся полный и откровенный обмен мнениями.
   - Мы встречались с ней, - сказала Дакота. - В чинг-среде. Но только мы.
   - Ты забываешь - куда идет Кану, туда иду и я. Чему свидетель Кану, тому свидетель и я. Но дело не только в этом. В рамках этой среды мы с Юнис смогли обменяться большим количеством информации. Ты ничего из этого не уловила. Мы использовали невербальные каналы - целый набор тонких методов. Ты была бы удивлена находчивостью двух искусственных интеллектов, когда им есть о чем поговорить. Вообще-то, я должен уточнить: она больше не работает на машинной подложке. Она стала живой - вернулась к своему человеческому происхождению. Для меня это было интересной корректировкой - все равно что обнаружить, что бог сделан из дерева или кремня. Но ее сущность по-прежнему остается, и ее способности не были полностью нивелированы возвращением к плоти.
   - Возвращение, - сказала Нисса. - Спасибо.
   - Я не хотел тебя обидеть.
   - Не принято. Что еще она тебе сказала?
   - Что у нас есть шанс. Она верила, что, возможно, сможет инициировать мероприятие с Мандалой, хотя ни в чем не была уверена. Призвала меня сделать все, что в моих силах, чтобы извлечь максимальную пользу из такого действия. К счастью, я уже проделал кое-какую подготовительную работу самостоятельно. Конечно, я ничего не знал о целесообразности проведения мероприятия "Мандала". Но я давно думал, что было бы разумно внедрить некоторые меры предосторожности в операционную архитектуру этого корабля.
   Если бы Кану был способен изобразить удивление, настала бы его очередь.
   Но Свифт продолжил: - Позвольте мне объяснить. С моей стороны довольно невежливо продолжать использовать Кану в качестве марионетки таким образом, поэтому я собираюсь передать ему контроль. В любом случае, я думаю, что корабль теперь восстановил достаточную энергию, чтобы сделать этот способ связи совершенно излишним.
   Кану почувствовал, что возвращается. Он пошевелил челюстью, перевел дыхание - Свифту, казалось, никогда не хватало воздуха, когда он держал контроль над ним.
   - Свифт... - начал он.
   - Минутку, друг мой.
   На главной витрине моста появилось изображение головы и верхней части туловища Свифта, одетого, как всегда, как ученый человек конца восемнадцатого века: белый шарф, сюртук, пенсне и копна мальчишеских кудрей.
   - Прости меня, - сказал он. - Возможно, потребуется какое-то объяснение, и мы вернемся к нему через мгновение. Однако, прежде чем мы это сделаем, необходимо решить пару неотложных вопросов. Первое касается нашей траектории. Ядро Чибеса перезапускается - я включил его в ускоренном режиме - и через несколько минут мы получим полную мощность и контроль. Как только у нас появится такая возможность, мы выполним жесткий запуск, чтобы избежать пересечения внешнего порога спутников. Учитывая нашу нынешнюю скорость и курс, этот толчок доведет корабль до предела его конструктивных и энергетических допусков. Это будет неудобно для всех пассажиров, но при должной подготовке это должно быть терпимо для всех.
   - Надеюсь, ты не опоздал с этим, - сказала Нисса.
   - Я не опоздал. Теперь перейдем ко второму вопросу. Восставшие больше не являются командующей силой на борту этого транспортного средства. Кану и Нисса контролируют ситуацию, и любой вызов их статусу будет встречен немедленным наказанием. Я могу заставить этот корабль делать с собой такие вещи, которые были бы неудобны для примата, но наверняка смертельны для слона. Это понятно?
   - Он действительно все контролирует? - спросила Дакота.
   - Если он и делает это, - ответил Кану, - то я понятия не имею, как. Но не думаю, что он лжет.
   - А я не лгу. Этот момент почти настал. Дакота - ты можешь оставаться здесь, если хочешь, но я бы настоятельно рекомендовал воспользоваться одним из мягких лож.
   - Кем бы вы ни были, как бы вы с нами ни разговаривали, - сказала Дакота, - этот корабль будет продолжать действовать под моим командованием. Потеря "Занзибара" шокирует, и будут последствия, но это не должно отвлекать нас от нашей цели. Кану - возобновляем нашу запланированную траекторию. Не отклоняйтесь. Наш предполагаемый курс остается в силе.
   Свифт сделал что-то, из-за чего центрифуга резко остановилась, заставив столь же резко включиться систему экстренного торможения. Кану был сбит с ног, Нисса - тоже. Он бешено греб и схватился за ближайшую консоль, затем протянул руку Ниссе.
   Восставшим повезло меньше. Они снова начали дрейфовать - гребли ногами и размахивали хоботами в тщетной попытке обрести хоть какое-то сцепление с поверхностью. Плавание по воздуху было едва ли эффективно для людей; для слонов оно было совершенно бесполезно.
   Нисса схватилась за спинку своего кресла и высвободилась из хватки Кану.
   - Я могу продолжать делать это бесконечно, - сказал Свифт, - но надеюсь, что суть ясна. Сила сейчас тебе не поможет, Дакота. Когда я восстановлю гравитацию, вы закрепитесь на удерживающих ложах. Нисса, могу я спросить, куда ты направляешься?
   - Чтобы кое-что принести.
   Она двигалась быстро и уверенно, хотя гравитация еще не вернулась. Прошла минута, может быть, две - достаточно долго, чтобы она успела добраться до любой из соседних кают. Кану с трудом сглотнул, пытаясь избавиться от комка в горле.
   - Надеюсь, ты все хорошенько обдумал, Свифт. Зачем тебе понадобилось выключать корабль?
   - Я установил свой аватар в архитектуре управления "Ледокола". Требовалось полное отключение, чтобы получить необходимые полномочия по всем функциям - без этого у меня был бы только частичный контроль. Кроме того, это скорее помогло мне донести свою точку зрения.
   - Если для того, чтобы высказать свою точку зрения, потребовалось напугать меня до полусмерти, считай, что твоя работа выполнена.
   Нисса протолкалась обратно на мостик, держа в правой руке что-то длинное и тонкое, зажатое в сгибе правого локтя. Кану секунду смотрел на него, прежде чем узнал в нем гарпунное ружье, которое они нашли на мертвом регале.
   Нисса заняла устойчивую позицию рядом с одним из кресел и взяла ружье обеими руками, как винтовку. Это была отвратительная, сложная штука, с газовыми баллончиками и переплетением напорных трубопроводов, уродливый зазубренный кончик которой предвещал вред, который она могла нанести плоти.
   Сначала она прицелилась в Кану, на мгновение задумалась, а затем перевела прицел на Дакоту.
   - Похоже, у тебя двоится в голове, - сказала матриарх.
   - Так и было. А теперь делай то, что сказал Свифт.
   Гравитация вернулась, и Восставшие заняли свои места на разгонных ложах. Нисса нацелила гарпун так, словно была более чем готова пустить его в ход. Но Восставшие смирились с практичностью своего положения и не оказали никакого сопротивления этому изменению статуса.
   - Ты убьешь нас, Кану? - спросила Дакота. - Это и есть твой план?
   Он подумывал о том, чтобы бойко заверить ее, что у него не было намерения причинять им вред, но, по правде говоря, он не продумал это до конца. Возможно, дело действительно дошло бы до убийства. Он надеялся, что нет, но сейчас было не время для пустых обещаний.
   - Посмотрим, как у нас пойдут дела, - ответил он.
   Как только привод был готов, Свифт увеличивал мощность, выключая центрифугу по мере увеличения тяги до половины g и более. Кану вернулся на свое место, а Нисса - на свое, где она положила гарпун на колени.
   - Ты понимаешь, что это остановило бы только одного из них, - сказал он. - И даже в этом я не был уверен.
   - После того, что она сделала с Друзьями, я возьму то, что смогу получить.
   Привод преодолел одно g, затем еще больше. При ускорении в одно и пять десятых g Кану почувствовал, что ему будет трудно подняться со своего места и передвигаться. При двух g, когда его собственный вес давил на кости, он решил, что это будет выше его сил. Нисса, более стройная и сильная, возможно, все еще была бы в состоянии передвигаться с осторожностью. Но Восставшие теперь фактически были пленниками своих лож. Их опорно-двигательный аппарат уже работал на пределе в условиях земной гравитации; теперь они весили в два раза больше.
   - Ты все еще можешь дышать, Дакота?
   - Мы не так слабы, как ты себе представляешь, Кану. Наша сила привела нас так далеко - она прослужит нам еще немного.
   Но он сам мог видеть эффект ускорения - мышцы ее морды напряглись, кожа вокруг глаза сползла, обнажив розовую оболочку глазного яблока. Ее туловище вяло обвисло.
   Два g, потом два с половиной. Снова начали звучать предупреждающие сообщения, но они явно не беспокоили Свифта. Кану не нужно было говорить - он мог бы достаточно легко произнести это вслух, - но ради Восставших он предпринял усилие.
   - Расскажи мне, как ты это сделал, Свифт. - Его голос звучал напряженно, и ему приходилось с трудом переводить дыхание между словами. - Я понимаю, как ты нашел способ общаться с Юнис, но с тех пор ты не мог все это наладить. У тебя ни за что не хватило бы времени установить какой-либо аватар или как ты там хочешь это назвать.
   - Должен признаться, что с моей стороны был некоторый обман, но надеюсь, вы не будете держать на меня зла.
   - Что ты сделал? - спросила Нисса.
   - Когда вы спали, после нападения Хранителя, но до прибытия на "Занзибар", я увидел в этом возможность подготовить определенные условия... и поэтому воспользовался ею.
   - Я не понимаю, как, - сказала Нисса. - Мы оба были в спячке. Я была с Кану, когда мы пошли спать.
   Двигатель разгонялся до трех g. Кану мог не только чувствовать, но и слышать это, как бесконечный грохочущий грозовой фронт.
   - Она права, - сказал Кану. - Я сам запрограммировал интервалы сна.
   - Ты думаешь, что сделал это, - ответил Свифт с легкой застенчивостью. - По правде говоря, я вмешался. Запрограммированный тобой интервал ожидания оказался не таким, как ты предполагал. И когда ты вышел из спячки, я держал тебя в состоянии, близком к бессознательному, пока пользовался твоим телом.
   - Как долго? Часы, дни?
   Свифт уклончиво ответил. - Гораздо больше, чем дней, Кану. Недели и месяцы были бы более правдивыми. - Он остановился, чтобы потеребить свой рукав, как будто у него оторвалась пуговица. - Многое предстояло сделать, даже работая на пределе своих возможностей. Заставить корабль повиноваться мне было не так уж сложно - он уже думал, что я - это ты. Но встроить полезную часть себя в архитектуру, используя только тактильные и выразительные каналы, доступные с помощью твоего тела... это было чрезвычайно сложно.
   - Ты продублировал себя? - спросила Нисса.
   - Нет. На это никогда не было времени. Потребовались все ресурсы, доступные Эволюариуму, чтобы запихнуть меня в голову Кану - в моем распоряжении не было ничего и не с чем было работать, кроме его собственной плоти и крови. То, что я создал, было образом, своего рода тенью самого себя. Я дал ему возможность принимать некоторые автономные решения, но в первую очередь его задачей было маскироваться и в конечном итоге реагировать на мои команды. Протокол имплантации, предложенный Ниссой? Это было полезно - он дал мне прямой доступ в нейрохирургический кабинет "Ледокола", который, в свою очередь, открыл мне окно в более масштабную операционную архитектуру. Но все равно это была непростая работа!
   - Мне снились блуждания по кораблю, - сказал Кану. - Бродя по нему, как призрак, проходя по пустым, холодным коридорам. Это было похоже на ночной кошмар - ужасный, бесконечный лихорадочный сон. Но это был вовсе не сон, не так ли? Это был ты, использовавший меня.
   - Должно быть, какой-то небольшой компонент этого переживания проскользнул в сознательное воспоминание. Я могу только извиниться за это.
   - В твоем голосе нет ни капли извинения.
   - В любом случае, прости меня.
   - Свифт, - сказала Нисса. - Восставшие. Они без сознания. Они не могут переносить это так, как мы.
   Кану переключил свое внимание с Дакоты на Свифта, но теперь он увидел, что ее глаз закрыт, а дыхание необычно медленное и затрудненное. - Ты сам сказал, Свифт, что то, что тяжело для нас, может оказаться фатальным для них. Ты должен уменьшить тягу.
   - Через некоторое время я именно это и сделаю. Но мы должны поддерживать этот уровень, если хотим скорректировать наш курс.
   - Как долго? - спросила Нисса, со стоном произнеся этот вопрос.
   - Еще тысячу секунд, плюс-минус.
   Кану посмотрел на Лукаса и Гектора, затем снова на их лидера. Он ничего не знал об анатомии слонов, еще меньше - об их шансах прожить еще тысячу секунд. Он представил себе, как их сердца, медленные в лучшие времена, теперь бьются на пределе своих возможностей - каждый удар - это триумф мышц над механикой жидкости. Лишь эволюционное мгновение отделяло Кану от саванны, и это было так же верно для Восставших. Их мысли могли быть устремлены к звездам, но их тела находились всего в шаге от пыли и жары Амбосели.
   - Это слишком долго. Теперь уменьши тягу.
   Свифт издал быстрый чавкающий звук. - Я бы с радостью сделал это, Кану, если бы эта коррекция курса уже не была критической. Мы можем сделать это - но только в том случае, если сохраним наше нынешнее ускорение.
   - Тогда у нас ничего не получится.
   - Кану, не думаю, что ты должным образом понимаешь последствия.
   - Нет, - сказала Нисса. - Он понимает их, и я тоже - это мы или Восставшие. Мы можем пережить это, но они, вероятно, нет.
   - Учитывая недавние события, - сказал Свифт, - я бы рискнул сказать, что это не такой уж немыслимый компромисс.
   - Только в твоем мире, - ответил Кану. - Только не в моем. Пока есть шанс спасти их, я не хочу, чтобы их смерть была на моей совести.
   - Позволь мне внести полную ясность: пока мы не завершим этот процесс, нам не избежать попадания под тяготение Посейдона. Нужно ли мне давать определение слову "не"?
   - Да, все правильно. И да, я точно понимаю, что поставлено на карту.
   - И как только мы приблизимся к Посейдону, у нас не будет достаточно времени, чтобы предотвратить попадание в атмосферу.
   - Это я тоже понимаю.
   - Где мы вполне можем погибнуть, поскольку этот корабль никогда не был спроектирован для входа в атмосферу.
   - У нас есть "Ной", - сказала Нисса.
   - "Ной" вряд ли преуспеет в том, чтобы пережить вход с той скоростью, с которой мы будем двигаться.
   - Мы понимаем, - подтвердил Кану. - Это ничего не меняет. Уменьши тягу, Свифт.
   - Полагаю, я мог бы ослушаться тебя.
   - Но ты этого не сделаешь, потому что тебе нужна моя дружба и уважение так же сильно, как мне нужны твои. Ты допустил одно злоупотребление нашим доверием, Свифт. Не делай все еще хуже.
   Мгновение спустя Кану услышал, как стих шум двигателя, и почувствовал, что его тяжесть уменьшается. Это был не полный переход к невесомости, но достаточно заметный, чтобы он казался таким же желанным.
   - Одно g, - сказал Свифт. - Мы постараемся сбросить как можно больше скорости. И если это не устраивает Восставших, тогда да поможет бог всем нам.
   - Ты поступил правильно, - сказала Нисса.
   - О, я уверен, что так и было. - Свифт приподнял пенсне повыше, подчеркнув изящный профиль своего носа. - Даже если это означает наш конец, что вполне может иметь место. Но, по крайней мере, это будет интересно.
  

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

  
   В "Мпоси" они стали свидетелями полного отключения "Ледокола" и постепенного восстановления работы систем корабля. Хотя они все еще находились слишком далеко, чтобы разглядеть какие-либо характерные детали другого судна, они четко зафиксировали его тепловую сигнатуру. Затемнение и повторную активацию двигателя Чибеса - даже при тяге, направленной в сторону от них, к Посейдону - невозможно было не заметить.
   Кроме того, они пользовались инсайдерскими знаниями Юнис.
   - Вы спрашивали меня о Свифте, - сказала она с некоторой чопорностью в голосе. - По правде говоря, я не совсем понимаю, что такое Свифт и чего хочет Свифт. Свифт - это своего рода искусственный интеллект, это достаточно ясно - он обладает искусственным сознанием, во многом таким же, каким раньше была я. Но если я не сильно ошибаюсь - а, честно говоря, вероятность этого не стоит упоминать, - Свифт работает исключительно на нейронной основе. Вот как Свифт вообще смог со мной общаться. Он внутри черепа Кану.
   - Как какой-нибудь паразит? - спросила доктор Андиса.
   - Я думаю, мы можем предположить, что отношения основаны на взаимном согласии и идут на пользу как хозяину, так и симбионту. Что Кану добровольно позволил Свифту кооптировать часть своей нейронной сети. Что мы знаем о Кану? Он был послом у машин на Марсе. Я не думаю, что эти два факта не связаны между собой.
   - Тогда от имени кого - или чего - действует Кану? - спросила Гома.
   Юнис заерзала в своих ремнях. - Вы собираетесь в ближайшее время выпустить меня из этого кресла?
   - Нет, - сказала Васин. - Вы действовали без разрешения. Вы безрассудно рискнули тысячами жизней, как человеческих, так и танторских.
   - Я рискнула, чтобы помешать кому-то другому совершить еще худшее. Я дала Кану возможность бросить вызов Дакоте, с заверением Свифта, что у него есть средства взять под контроль "Ледокол". Свифт объяснил, что произойдет своего рода перезапуск систем "Ледокола", чему мы только что стали свидетелями. Очевидно, что люди снова стали главными. Вот почему корабль предпринимает такие согласованные усилия, чтобы изменить курс.
   - Итак, вы преуспели, - сказал Ру.
   - Это начинает выглядеть именно так. Немного ближе к костям, чем хотелось бы, но для чего нужны нервы, если не для того, чтобы их не изнашивать?
   - Вы даже не подумали о жизнях на "Занзибаре". Друзья, танторы - они больше даже не являются частью твоего мышления. Вы убрали их с доски и забыли о них. Мы все ошибались на ваш счет.
   Она посмотрела на Ру с выражением приятного интереса. - Это был ты, мой дорогой?
   - Вы все еще гребаная машина.
   - Что ж, спасибо вам за это взвешенное мнение. Должна ли я тогда быть столь же откровенной? Мне все равно. Я ожидала, что умру. Ожидала, что меня разорвут на части или запихнут в ближайший воздушный шлюз. Ожидала этого и знала, что в любом случае должна действовать - что больше ничего не сработает. Так что избавьте меня от своего возвышенного человеческого ханжества, потому что, пока вы не пройдете через весь этот Ужас, вы понятия не имеете, что поставлено на карту. И если бы у вас была идея, даже малейшее подозрение, вы бы прекрасно понимали, что мои действия были не только необходимы, но и самое малое, что нужно было сделать. Если бы я могла уничтожить "Ледокол", неужели вы думаете, что я бы колебалась?
   - Нет, - сказал Ру. - Не думаю, что вы колебались бы.
   - Значит, мы к чему-то приближаемся.
   Но Васин тихо сказала: - Вы говорите, что люди уже должны были вернуться к управлению.
   - Да.
   - Тогда объясните это.
   В течение следующих нескольких часов они наблюдали, как корабль Кану врезался в заграждение из спутников. Коррекция курса прошла успешно, показания двигателя были чистыми и устойчивыми, никаких причин для беспокойства не было, даже когда "Ледокол" набрал обороты на сокрушительных трех g обратной тяги. Затем эта тяга упала до одного g, хотя у "Ледокола" все еще было слишком большое остаточное движение в направлении Посейдона. Их первым предположением был какой-то отказ двигателя, но ничто в данных не намекало ни на что, кроме плавного, контролируемого снижения мощности - преднамеренного изменения планов.
   Они ждали, чтобы увидеть, было ли это временной корректировкой, которая вскоре будет исправлена. Юнис была обеспокоена этим так же, как и все остальные - ее уверенность как в себе, так и в Свифте была серьезно подорвана. Более того, это был решающий момент, когда Гома отбросила последние сомнения в том, что они имеют дело с человеческим существом. Независимо от того, что думал Ру, ни одна машина не проявила бы такого ужаса при таком изменении обстоятельств. Робот воспринял бы измененные параметры без малейшего ощущения предательства или личной неудачи.
   Вскоре они получили подтверждение, которого так боялись.
   - Это Кану. Я надеюсь, вы меня понимаете. Мне начать с хороших новостей или с плохих?
   Они снова были достаточно близко для общения в режиме реального времени. Его лицо казалось крупным, но теперь из-за действия ускорения он выглядел осунувшимся и усталым, мудрым и постаревшим на много лет.
   - Продолжайте, Кану, - сказала капитан Васин.
   - Мы с Ниссой полностью контролируем "Ледокол". Скажите Юнис - если она еще не подслушивает, - что они со Свифтом проделали очень хорошую работу со своим планом для "Занзибара". Они могут гордиться своими достижениями. Это не значит, что я одобряю это. Прямо сейчас я не думаю, что можно одобрить кого-либо из нас. Был ли это акт доброты или жестокости? Не знаю.
   - Мы тоже, - сказала Васин. - В ужасе и благоговении - в этом нет никаких сомнений. Но было ли это правильным поступком? Я бы сказала, что так оно и было, если бы мы не видели, как вы приближаетесь к Посейдону.
   - Мы столкнулись с локальными осложнениями, которых ни Свифт, ни Юнис не ожидали. У нас были средства развернуть "Ледокол", и мы были в процессе этого, но это было слишком тяжело для танторов. Они не выдерживали такой нагрузки. Если бы мы продолжили в том же духе, то почти уверены, что они бы умерли.
   - Секундочку, - сказала Юнис, теперь уже свободная от кресла, но все еще связанная в запястьях. - Ты можешь повернуть, но не собираешься этого делать?
   - Мы не будем их убивать. Вот что это было бы. Вы ведь видите это, не так ли?
   - Вы им ничего не должны, - огрызнулась Юнис в ответ. - Особенно Дакоте. Вы имеете дело не со слоном, Кану, или даже тантором - вы имеете дело с инопланетным разумом, который просто случайно использует ее тело.
   - Я могу понять, почему вы так считаете. Но если в ком-то из нас осталась хоть капля человечности, мы не можем ставить свою жизнь выше их.
   - Это очень благородно с вашей стороны, но здесь на кону не только ваши жизни. Разворачивайте свой корабль.
   - Теперь уже слишком поздно для этого, Юнис, - вы знаете это так же хорошо, как и мы. Теперь мы прикованы к Посейдону, к лучшему это или к худшему. Это будет трудно во многих отношениях.
   - Не просто тяжело, - сказала она. - Самоубийственно.
   На напряженном от тяжести лице Кану появилась слабая улыбка. - Да. Я отдаю себе в этом отчет. И поверьте, мне это ни на секунду не нравится. Но у нас еще есть все шансы. Посмотрим, как справимся со спутниками. Даже если мы переживем прохождение через них, у нас все равно возникнет проблема входа в атмосферу. Мы движемся слишком быстро для безопасного приземления на планету, и "Ледокол" определенно не рассчитан на то, чтобы справляться с сопротивлением атмосферы. Но у нас есть наш посадочный модуль, "Ной". Он достаточно велик, чтобы вместить всех нас, и как только мы пройдем через спутники, он может вывести нас на поверхность, и, возможно, добраться до одного из этих колес, посмотрим, что из этого получится. Но мы не питаем иллюзий по поводу того, что снова выберемся отсюда. Однако, поскольку мы собираемся войти, то можем извлечь из этого максимум пользы. Мы соберем всю возможную информацию и сделаем все возможное, чтобы поделиться ею с вами. Но теперь ваша часть работы.
   - Что вы предлагаете? - спросила Васин.
   - Поверните. Вы сделали все, что могли, и я думаю, мы оба можем согласиться, что не должно быть никаких обид. Сейчас дебатами ничего не добиться - время для этого прошло. У нас нет выбора; мы входим и постараемся быть вашими глазами и ушами. Я собирался пожелать вам всего наилучшего в налаживании связей с "Занзибаром", но все время забываю, что в этом не будет необходимости - его здесь больше нет. С вами все будет в порядке? Вы можете вернуться на свой звездолет?
   - Не беспокойтесь о нас, - сказала Васин. - У нас есть все, что нам нужно, и даже если бы у нас этого не было, на Орисоне все еще есть лагерь Юнис. Мы вернемся туда, чтобы помочь выжившим танторам, но не раньше, чем сделаем для вас все, что в наших силах.
   - Тут уж ничего не поделаешь. Но мы с Ниссой ценим ваши чувства.
   - Позвольте мне поговорить со Свифтом, - сказала Юнис.
   - Чтобы вы смогли уговорить его уничтожить "Ледокол" в момент славного самопожертвования? - Кану печально улыбнулся. - Так уж получилось, что мы уже обсуждали это, и, возможно, это было бы не такой уж плохой идеей. Но мы пока не совсем готовы столкнуться с полным забвением. Не сейчас, когда есть шанс узнать что-то новое. В конце концов, именно по этой причине мы и пришли сюда - собирать знания. И если в совокупности никто из нас не дотягивает до уровня М-строителей - что ж, тогда, мне кажется, мы все в любом случае обречены. Но я никому не собираюсь преподносить свою голову на блюде.
   - Скажите Свифту...
   - Свифт говорит, что он был бы рад дальнейшему обмену мнениями, но в настоящее время нам предстоит провести небольшую собственную подготовку. Я поговорю со всеми вами по ту сторону Ужаса. Пожелайте нам всего наилучшего, не так ли?
   Канал связи закрылся, но они все еще могли достаточно четко отслеживать "Ледокол", чтобы наблюдать за его продвижением. Они наблюдали, как он опускается все глубже, все время замедляясь, но недостаточно, и запустили свои собственные симуляции для погружения в атмосферу, исходя из различных предположений о возможностях корабля Кану.
   Пока Юнис не обратила их внимание на один из спутников, который теперь сходил со своей орбиты, как шарик, выпавший из углубления.
   - Всегда есть кто-то один, - сказала она. - Преследующий спутник. Это будет у них достаточно скоро. И если у Кану есть хоть капля здравого смысла - или если он прислушается к Дакоте, - он поймет, что лучше не пытаться сбежать.
   - А что будет делать спутник? - спросила Гома.
   - Проглотит их. И разрежет их. Развернет их корешки и прочитает их, как книги. Но не волнуйтесь. Это менее болезненно, чем кажется.
  

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

  
   Кану ошибался насчет спутников, но за это его можно было простить. Даже "Ледокол" был сбит с толку ими, его датчики регистрировали их только как маленькие, черные, математически сферические тела. Однако, когда один из объектов приблизился к ним, он начал осознавать свою ошибку. Спутник был сфероидальным только в том смысле, в каком вращающаяся монета определяет форму сферы. Он замедлялся - все медленнее поворачивалась вокруг своей оси. Скорость вращения все еще была почти слишком высокой для восприятия невооруженным глазом, но теперь, по крайней мере, у корабля было меньше трудностей.
   Кану уставился на изображения и наложения на дисплее мостика - лоскутное одеяло анализа и интерпретации, предлагая которое, корабль делал все возможное.
   Преследующий спутник представлял собой тонкое серое кольцо того же диаметра, что и скрытая сфера, - около двухсот километров в поперечнике, что, в свою очередь, делало его примерно такого же размера, как колеса на Посейдоне. Ширина и толщина кольца также были пропорциональны размерам колес. У них были бы более точные данные, поскольку спутник еще больше замедлил свое вращение, но, основываясь на доказательствах, представленных на данный момент, Кану почти не сомневался, что дополнительная информация только подтвердит наблюдения на сегодняшний день. Он ничего не знал о М-строителях, еще меньше об их психологии, но ему показалось в высшей степени расточительным создавать два различных вида вещей, которые были почти идентичны по своим основным размерам.
   Нет, он был уверен в этом: спутники были идентичны колесам. Колеса были погружены в море, а спутники - в космосе, но они относились к одному классу объектов - просто выполняли разные функции.
   - Многое ли из этого, - спросил он, - говорит о чем-то?
   - Все это, - сказала Дакота. - Спутник всегда сходил со своей орбиты и подходил к нам по мере нашего приближения. Спутники - это основная линия обороны, фильтр восприятия. Через короткое время она попробует нас на вкус.
   - Мне это понравится? - спросила Нисса.
   - Это зависит от того, как ты относишься к Ужасу.
   Спутник - или, точнее, колесо - продолжал свое приближение. Через несколько минут скорость его вращения упала до нескольких оборотов в секунду. Затем - с удивительной внезапностью - оно застыло неподвижно, его центральная ось выровнялась с "Ледоколом". Оно приближалось со скоростью, которую они никогда не смогли бы развить, даже с полностью функционирующим ядром Чибеса.
   Кроме того, Дакоте было ясно: бежать было бы совершенно бесполезно. Спутники не позволяли ничему ускользнуть от их пристального взгляда. Если бы они отклонились от зоны досягаемости этого спутника, остальные просто еще плотнее сомкнули бы свои орбиты. И если бы случайно существовала какая-то траектория, которая позволила бы им проскользнуть за пределы спутников, "Ледокол" был бы просто уничтожен дальнобойным оружием в качестве меры предосторожности.
   - Однажды они пропустили нас, - сказал Кану.
   - Ваш курс проходил мимо Посейдона. Спутники определили, что у вас не было намерения замедляться или приземляться. Не думайте об этом как о милосердии - это не так. Они просто определили, что вы не представляете для них ни угрозы, ни интереса. Они тщательно берегут свою энергию - ничто не обходится даром, даже для М-строителей. Но вы все равно очень хорошо справились с выживанием после вашей стычки с Хранителем. Радуйтесь, что не зашли глубже.
   - Я была бы рада, если бы мы сейчас не углублялись, - сказала Нисса.
   - Годами - десятилетиями - я жила ради этого. - Но после некоторого молчания Дакота добавила: - Теперь я уже не так уверена.
   Они наблюдали, как появилась серебряная нить между двумя частями внутренней дуги луны. Нить удлинялась до тех пор, пока не заняла весь диаметр, как одна спица без втулки. Они ничего не видели о том, как создавалась нить, или о каком-либо предположении о том, как она поддерживалась.
   - Что это? - спросил Кану.
   - Средство, с помощью которого у нас будут отбирать пробы, - сказала Дакота. - Это физический процесс сканирования - своего рода осмотр на ощупь. Но не пугайтесь. Это не то, что причинит нам вред.
   Спутник снова начал вращаться, но теперь ось вращения находилась под прямым углом к ее прежней ориентации. Вращение быстро ускорилось, превратив единственную серебряную спицу в плоский серебряный диск. Диск был слегка полупрозрачным, сквозь него все еще были видны звезды и планеты. Теперь он начал приближаться к "Ледоколу", пока серебристая поверхность не оказалась всего в нескольких сотнях метров за кормой судна.
   - В первый раз, - сказала Дакота, - мы подумали, что это, должно быть, оружие. Мы верили, что умрем. Однако, оглядываясь назад, можно сказать, что это был бы очень неуклюжий инструмент казни. Мы должны были понять, что это была обучающая машина, а не оружие.
   Кану изучал дисплей мостика. Схематичный контур корабля изображал отрывочную, едва различимую поверхность, приближающуюся сзади, словно полоса тумана.
   - Что произойдет, когда это коснется нас? Пройдет ли оно сквозь корпус?
   - Поверхность отбора проб не прервется. Она пройдет через все системы "Ледокола", включая ядро Чибеса.
   - А мы?
   - С точки зрения М-строителей, все мы - просто системы корабля.
   Серебряная стена начала поглощать корабль с хвостовой части. Но не было никаких аварийных предупреждений, никаких признаков каких-либо повреждений двигательных установок сверх тех, которые они уже получили. "Ледокол" осознавал, что поверхность проходит сквозь него, но не ощущал какого-либо более существенного нарушения его целостности.
   - Я хочу это увидеть, - сказала Нисса. - По-настоящему, своими собственными глазами.
   - Увидишь, и довольно скоро.
   - Я имею в виду, пока есть время собраться с последними мыслями. Будет ли иметь значение, если мы передвинемся?
   - Ничто из того, что ты подумаешь, скажешь или сделаешь, теперь не будет иметь ни малейшего значения, - заверила ее Дакота. - Это цена твоего прощения за то, что ты пощадила нас.
   - А ты бы предпочла, чтобы мы этого не делали?
   - Подозреваю, что со временем вы в это поверите.
   - Такая благодарность, - сказала Нисса.
   - О, я вам очень благодарна. У вас были возможности сбежать, а мы не могли помешать, были без сознания. Вряд ли вас можно было бы обвинить, если бы вы поставили свои жизни перед нами. Я все еще удивляюсь, почему вы этого не сделали. У вас было все, что вы могли получить, а теперь у вас ничего нет.
   - Но я все еще могу смотреть себе в глаза в зеркале, - сказал Кану.
   Он последовал за Ниссой. Вместо того чтобы направиться прямо к центральной шахте, она остановилась у шкафчика со скафандрами и начала надевать один из них так быстро, как только могла. Мгновение Кану просто наблюдал, задаваясь вопросом, как, по ее мнению, скафандр поможет ей, когда появится серебристая поверхность. Но побуждение что-то сделать было бесспорным, таким же человеческим, как рефлекс поднять руку против удара ножом. Он начал надевать свой собственный скафандр, пропуская обычные проверки безопасности ради срочности.
   - Знаю, что это не будет иметь большого значения, - сказала Нисса, - но если корабль развалится вокруг нас, я не хочу умереть с вакуумом в легких. Я в любой момент предпочту кислородное голодание декомпрессии.
   - Мне никогда не хотелось тонуть, - признался Кану. - Полагаю, что эти два сценария не так уж сильно отличаются друг от друга.
   Они пока не надевали шлемы, рассудив, что у них будет время на это, если на корабле действительно начнется какое-нибудь катастрофическое разрушение конструкции. Зажав шлемы подмышками, они продолжили путь вглубь корабля. Им не пришлось далеко идти, прежде чем они достигли конца центральной шахты, по которой проходила значительная часть расстояния до двигательной секции. Шахта простиралась перед ними, подсвеченная бегущими огнями.
   Они плавали там, держась за руки в перчатках. Никому из них не нужно было ничего говорить. Они могли видеть, что грядет.
   Диск спицы представлял собой движущуюся серебристую поверхность. Она идеально заполняла шахту, такая же гладкая и плотно прилегающая, как пробка из жидкой ртути. Она была слегка зеркальной, так что они смогли увидеть сходящиеся в перспективе линии шахты. Далеко-далеко, там, где эти линии перспективы сливались воедино, лежали их собственные крошечные отражения - две плавающие фигуры в скафандрах, едва отличимые друг от друга.
   - Корабль все еще там, за поверхностью, - сказал Свифт. - Мы бы уже знали, если бы это было не так. Это не разрушительный процесс отбора проб. Материал должен исследовать вещество на молекулярном уровне, а затем восстанавливать его по мере прохождения.
   - Заткнись, Свифт, - сказала Нисса. - Мне нужно разобраться с этим без тебя в моей голове.
   Кану сжал ее руку. - Все будет хорошо.
   Инстинкты подсказывали ему попытаться оттолкнуться от приближающейся поверхности, но он никогда не смог бы развить достаточной скорости, чтобы обогнать ее. Кроме того, идти было некуда. По крайней мере, так они встретят это с достоинством.
   Она приближалась быстро, казалось, ускоряясь по мере того, как поглощала последние несколько метров шахты, но это, должно быть, была оптическая иллюзия. Кану напрягся всем телом и затаил дыхание - это было невозможно не сделать, даже несмотря на то, что его рациональный разум утверждал, что это ничего не изменит. Хватка Ниссы усилилась в его собственной.
   - Когда-то мы были женаты, - сказала она.
   - Да.
   - А потом не женаты.
   - К моему сожалению. Но я рад, что мы вернулись в жизнь друг друга.
   - Как бы то ни было, это произошло.
   - Да.
   Она кивнула на приближающуюся поверхность. - Это не кольцо, но оно серебряное. Когда это коснется нас, мы будем едины. Я не знаю, хорошо это будет или плохо, но мы можем извлечь из этого максимум пользы.
   - Согласен.
   - Давай предположим, что оно снова сделает нас мужем и женой. Даже если это последняя мысль, которая крутится у нас в голове. Ты согласен, Кану?
   На мгновение ее слова пробили в нем дыру. Он надеялся на ее абсолютное прощение, но никогда на это не рассчитывал. Человеческая способность к доброте была столь же бесконечной и неисчерпаемой, сколь и удивительной. Он ничего не сделал, чтобы заслужить этот момент, и все же не отказался бы от него.
   - Полностью, - сказал он, разрываясь между радостью и ужасом.
   - Свифт, - тихо сказала она, - не говори ни слова, но ты наш свидетель.
   Свифт не произнес ни слова. Но они оба чувствовали его присутствие как полноправного участника одной и той же инопланетной помолвки. Затем они оказались на поверхности, и в изысканном и кратковременном блаженстве своего повторного брака они также познали Ужас.
   Вот только "ужас", теперь, когда они были в нем, было не совсем подходящим словом. Они изо всех сил пытались уловить суть происходящего, после того как поверхность прошла сквозь них и продолжила свой путь, их тела и умы снова соединились воедино. Но это было и больше, и меньше, чем просто ужас. Лучше, по их мнению, описать это как полное осознание последствий нынешнего направления их действий - своего рода абсолютное, непоколебимое понимание того, что они берут на себя ответственность не только перед самими собой, но и перед каждым существом своего вида во всех своих мирах и системах.
   Что они оказались здесь с позволения М-строителей, и что с этого момента о них будут судить по высоким приоритетам этой цивилизации, а не по их собственным. Что М-строители оказывали сдержанный прием мудрым и любопытным, но для глупых и алчных приберегали только наказание. Что просто мыслить в таких узких и человеческих терминах само по себе было ошибкой, причем опасной.
   М-строители столкнулись лицом к лицу с единственной, самой пугающей истиной, стоящей перед всеми разумными цивилизациями, и пришли к своему собственному ответу на эту истину. Что другие культуры могут свободно учиться на их примере, если они того пожелают. Что не следует препятствовать накоплению знаний и что эти гости были вольны изучать сооружения и надписи Посейдона так, как им заблагорассудится. Гостям было бы приятно услышать, что надписи содержали дополнительные инструкции по эксплуатации передающих элементов сети Мандал, этого устаревшего, но безвредного набора игрушек, который М-строители оставили на месте для блага меньших цивилизаций.
   Но было и нечто большее.
   Ибо на Посейдоне М-строители закодировали полное изложение своего ответа на высшую истину о судьбе жизни в космосе, и эти меньшие цивилизации были свободны включать факты этого ответа в свое собственное стратегическое планирование. Но если раскрытие этого ответа приведет к рассмотрению действий, наносящих ущерб абсолютной безопасности М-строителей, они, не колеблясь, перейдут к зачистке на уровне видов.
   У них были средства. Они уже делали это раньше.
   Они ценили свое слово.
   Кану понял. Он чувствовал это всем своим существом - как будто это было знание, которое было частью его самого каждую секунду его жизни, не более подверженное сомнению, чем особая голубизна неба, жжение солнца на шее, соль океана во рту.
   За сотни миллионов лет, прошедших с тех пор, как они отреклись от дел меньших цивилизаций, другие культуры соприкоснулись с работой М-строителей. Некоторые, как Хранители, никогда не проходили первую линию защиты. Они получали отпор, часто жестокий, но не подвергались более широкому возмездию. Будучи пустыми машинами, будучи мертвыми для сознания, они не считались угрозой - скорее предметом жалости, ибо они не знали, кто они такие.
   Другие прошли отбор, познали Ужас и считали себя достаточно мудрыми, чтобы нести эту более высокую ответственность. Но они дрогнули, позволили своим маскам соскользнуть, и М-строители - или, скорее, их бдительные стражи - решили, что они представляют неприемлемую угрозу. Приговор был вынесен и наказание назначено. Доказательства этого наказания было нетрудно найти даже сейчас. Там были мертвые миры с выжженной жизнью. Были звезды, у которых срок службы ядерного топлива подошел к концу слишком рано, как будто что-то украло это топливо или привело к сбоям в процессах термоядерного синтеза. Существовали участки космоса, где межзвездная пыль плавала слишком горячей и слишком разреженной, сметаемая взрывами сверхновых, происходящими в странных и наводящих на размышления скоплениях временной и пространственной близости, похожих на серию убийств. Там были миры, осиротевшие без своих звезд, плавающие в космосе.
   Все это и многое другое было работой M-строителей. Они не сделали бы ничего из этого без огромного внимания, безмерной скорби. По сути, у них никогда не было намерения убивать. Они будут делать только то, что необходимо. В том, что могло бы сойти за их чуждые сердца, они верили, что эта жестокость была большей добротой - возможно, величайшей добротой из всех.
   Они?
   Нам.
   Кто мы такие?
   Кем мы были?
   Очень похоже на тебя, Кану Экинья - на наш манер.
   Жизнь коротка, вопреки всем немым законам космоса. Звезда едва переводит дыхание. Мир обращается вокруг этой звезды сто раз.
   Галактика застыла в мгновение своего вращения, как остановившиеся часы. Жизнь начинается, жизнь заканчивается - ничего не меняется. Часы отпускаются на одно огромное, божественное тиканье, и миллиард душ познают свой яростный, быстрый миг на свету.
   Пока часы снова не застынут. До следующего тика.
   И все же...
   Мы - нечто большее, чем сумма всех тех коротких секунд, которые составляют наш промежуток времени. Мы учимся, мы отдаем, мы любим, нас любят другие. Мы вносим рябь в более широкую ткань социального дискурса. Нас, в свою очередь, трогает рябь других жизней. Мы открываем книги и узнаем мысли тех, кто жил до нас, - надежды, печали и золотые радости прежних жизней. Они заставляют нас смеяться или плакать. Их дни сочтены, но в следах, которые они оставили после себя, их жизнь продолжает звучать. В этом смысле их дни безграничны. Они снова ожили в нас.
   Так же обстоит дело со всеми нашими поступками, со всеми нашими проявлениями ума и глупости. Наши войны и изобретения, наши истории и наши песни. Дома, которые мы строим, миры, которые мы меняем, истины, которые мы открываем. Мы заканчиваем, мы заключаем, но наши дела продолжаются. В этом продолжении ретроспективный смысл пролит на каждый момент жизни. В любви есть смысл, если помнить о самой любви. В создании красоты есть смысл, потому что красота будет длиться вечно. У всех слов, у всех мыслей есть шанс превзойти смерть и время. Нет ни рая, ни ада, ни загробной жизни, ни божественного творца, ни великой воли, стоящей за вселенной, ни смысла, выходящего за рамки того, что раскрывается нашими чувствами и нашим интеллектом.
   С этим трудно смириться. Тем не менее, в том, чтобы быть живым, все еще есть смысл, и это делает принятие терпимым.
   Но вселенная лишает нас даже этого мрачного утешения.
   В своей глубочайшей структуре, вписанной подобно проклятию в саму математику, из которой она выкована, вселенная содержит императив самоубийства. Сам вакуум находится в нестабильном состоянии. Со временем - а единственное, в чем можно быть уверенным, так это в том, что время будет всегда, - нестабильность вакуума приведет вселенную к новому состоянию бытия. В этот момент несотворения вся информация, закодированная в нынешней вселенной, будет стерта.
   Никакое воспоминание ни о чем не сохранится. Ни один отдельный опыт какого-либо живого организма не сохранится. Ничто изученное, открытое или созданное не выживет. Ни искусства, ни науки, ни истории, ни поступка, ни доброты, ни нежной мысли, ни единого мгновения человеческого счастья.
   Ничто не продлится вечно.
   Ничто не будет иметь значения.
   Ничто никогда не имело значения.
   Когда отбор проб был закончен, когда серебряная стена прошла через весь корабль, спутник раскрутил свою нить до чистой серебряной спицы, а затем убрал ее обратно в оправу. На мгновение оно повисло перед ними, движущееся кольцо, идущее в ногу с "Ледоколом". Возможно, их судьба все еще висела на волоске, все еще подвергалась судебному разбирательству.
   Спутник отступил еще дальше. Он начал поворачиваться вокруг своей полярной оси, превращаясь в твердую серебристую сферу. Затем он отклонился в сторону, возвращаясь на орбиту, которую покинул во время погони. Ниже виднелись еще несколько слоев спутников, но они не проявляли никакого интереса к кораблю. У Кану было достаточно энергии, чтобы избежать слишком близкого сближения с любым из этих спутников, но недостаточно, чтобы остановить падение "Ледокола" к верхним слоям атмосферы.
   В голове у него звенело, как в колоколе. Он все еще был полон Ужаса. Теперь он знал, что это была не столько эмоция ужаса, сколько очень специфический вид ужасающего знания, запечатлевшегося в его сознании с неизгладимой силой истины. Он все еще мог чувствовать его доводы, звучащие как послеобеденный звон. Он посмотрел на свою собственную руку, восхищаясь ею так, словно видел ее впервые. Он знал, что это такое: инструмент направленного разума, продолжение его самого, средство, с помощью которого такое существо, как он, может делать все, что угодно. Двигать землю, двигать воду, двигать звезды, их бесчисленное множество, чувствовать, как они блестящим каскадом пробегают между его пальцами, как маленькие песчинки алмазного песка.
   И знал, что все это бесполезно, что ни одно действие не имеет окончательных последствий, что все лучшее и худшее, каким он мог бы быть, будет забыто; что в белый миг забвения даже тот факт, что он существовал, тот факт, что он оставил мельчайший след в творении, будет забыт. потерян.
   Как и все остальное.
   Он все еще был с Ниссой. Когда они проходили мимо одного из воздушных шлюзов "Ледокола", молча и без предварительного обмена мнениями, они оба замедлили шаг и посмотрели на шлюз, думая о пустоте за ним, обещании немедленного аннулирования. Он мог бы отбросить свой шлем в сторону, войти в этот шлюз, выпустить воздух и жизнь из своих легких.
   Однажды он уже пытался покончить с собой на "Ледоколе", но эта попытка самоубийства была вызвана отчаянием, он видел в своей смерти единственное, что могло остановить Дакоту и в то же время не подвергать опасности спящих. Он пришел к решению покончить с собой только как к кульминации мрачных расчетов, а не потому, что устал от жизни или искал какого-либо освобождения в смерти. Жизнь не переставала удивлять его; он еще не был готов отказаться от нее без веской причины.
   Теперь все было по-другому. Его смерть мало повлияла бы на их шансы и уж точно не улучшила бы их. Точно так же у него не было никакой непосредственной и неотложной внешней причины для самоубийства.
   За исключением того, что Ужас проник внутрь него и свел на нет все мыслимые доводы в пользу его дальнейшего существования. Это было бесцельно, дневник бесполезных поступков, который сам по себе был обречен на стирание. Ничто никогда не будет иметь значения. Ничто никогда не изменит этот единственный факт, ничто никогда не сделает его более терпимым. Как могли М-строители вообще обладать такими знаниями?
   Более того, как мог Кану Экинья?
   Нисса держала его за руку в перчатке.
   - Нет, - сказала она.
   И он понял.
   Нет, пока нет.
   - Я видел это, - заявил он, охваченный дрожащим ужасом. - Ужас. Я понимал это. Это во мне - наполняет меня, как черный яд. Это всегда будет во мне.
   - Я тоже это видела, - ответила Нисса. - Это и во мне тоже есть. На данный момент это все, о чем я могу думать. Я хочу закрыть уши руками и не слышать этого. Это похоже на крик отчаяния, исходящий из каждой клеточки моего тела. Но мы должны быть сильнее Ужаса. Это пройдет. Это должно быть так. Чику стерпела это.
   - Я не так силен, как Чику.
   - Я тоже. Но нас двое. Мне нужно, чтобы ты отошел от края пропасти, водяной. И я нужна тебе. Помни, теперь мы женаты.
   Кану заставил себя кивнуть. Ему казалось, что во вселенной недостаточно сил, чтобы отбросить то поглощающее душу отрицание, которое он теперь ощущал внутри себя. Но он должен был попытаться.
   Ради них обоих.
   С мостика он снова и снова запускал моделирование. В моделях не было изъяна, только выбор смертей - различные углы, под которыми они слишком круто ударялись о воздух. "Ледокол" был защищен броней от напора океана Европы, но это было совершенно иное предложение, чем аэродинамика трансатмосферного полета.
   - Если только я чего-то не упускаю...
   - Это не так, - сказал Свифт. - "Ной" - наш единственный вариант. Это могло бы помочь нам спуститься сквозь эту атмосферу.
   - Могло бы?
   - Скорость нашего сближения все еще очень высока. "Ной" был сконструирован для перемещения между низкой орбитой "Занзибара" и поверхностью Крусибла, а не для того, чтобы выдерживать скорость, превышающую восемьдесят километров в секунду.
   - Это может вернуть нас обратно в открытый космос? - спросила Нисса.
   - Не на такой скорости. Мы все равно были бы слишком глубоко в гравитационном колодце. В лучшем случае мы можем использовать оставшийся у "Ноя" маневр, чтобы облегчить вход в атмосферу, и надеяться, что аэродинамическое торможение сделает все остальное.
   Кану кивнул - бессмысленно было надеяться на какую-либо большую определенность, чем эта. По правде говоря, как он сказал экипажу "Мпоси", они уже были обречены на свою судьбу. Он прикоснулся перчаткой к пульту управления, чувствуя себя так, словно собирался отправить верную и надежную рабочую лошадку на бойню. - Это всего лишь машина, но у меня почти такое чувство, будто я ее предаю.
   - Это Свифт, истекает кровью, - сказала Нисса.
   - А как насчет тебя, Свифт? Твой аватар внутри "Ледокола" - можешь ли ты передать его "Ною"?
   - Не решаюсь сказать. Как ты оцениваешь оставшееся у нас время?
   Кану взглянул на дисплей, прищурившись от путаницы векторов и орбит - это было похоже на поединок по борьбе между морскими чудовищами со множеством щупалец. - Это зависит от точки разделения. Слишком рано, и спутники могут принять "Ноя" за вторую экспедицию - или даже истолковать это как угрозу. В любом случае, я не хочу так скоро снова переживать этот Ужас. Слишком поздно, и у нас не будет достаточно времени, чтобы затормозить. В любом случае, у нас в запасе меньше пятнадцати минут.
   Свифт снял пенсне и внимательно изучил линзы. - Тогда я бы сказал, что у нас не хватает времени примерно на три недели за вычетом, конечно, этих ценных пятнадцати минут, поскольку именно столько времени мне потребовалось бы, чтобы передать "Ною" вторичный образ.
   - Тогда у тебя неприятности, - сказала Нисса.
   - Образ сослужил свою службу. У моей версии внутри Кану все еще есть шанс. Если это поможет, не думайте об одном как об отличающемся от другого и независимом от него.
   - Я вызываю Гому, - сказал Кану, убедившись, что у них все еще есть связь с другим кораблем. - Они должны знать, что происходит. Как только мы войдем в атмосферу, мы, возможно, не сможем передать сигнал. - Он повернулся к матриарху, повернув голову в шейном кольце своего скафандра. - Дакота, ты можешь передвигаться в таких условиях?
   - Ты бы хотел, чтобы я была заключена где-нибудь в другом месте, пока вы завершаете эвакуацию?
   - Нет, я бы хотел, чтобы ты была на борту "Ноя" - Гектор и Лукас тоже. В одном я уверен - никто из нас не прошел этот тест как личность. Это было что-то во всех нас, что склонило чашу весов. Человек, Восставший, машина. Вместе. Троица, подобная первой. Только по этой причине мы остаемся вместе.
   - После всех наших разногласий? После угроз, смертей?
   - Взаимные обвинения могут подождать. Прямо сейчас моя главная забота заключается в том, чтобы никто из нас не умер ужасной огненной смертью. По-твоему, это похоже на план?
   - На твоем месте, - сказала Нисса, - я бы послушалась моего мужа.
  

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

  
   На "Мпоси" они наблюдали и слушали, как Кану сообщил им, что его команда пережила Ужас, но теперь собирается покинуть корабль. Это не было большим сюрпризом - он уже упоминал о посадочном модуле, - но в глубине души все они надеялись на какую-нибудь новую возможность в последнюю минуту, на что-то, что еще могло бы дать Кану шанс избежать прямого контакта с Посейдоном.
   Этому не суждено было сбыться. Более крупный корабль находился теперь в пределах тысячи километров от верхних слоев атмосферы Посейдона и все еще двигался слишком быстро, чтобы пережить контакт с воздухом. Наконец двигатель отключился, "Ледокол" перешел в режим свободного падения, и спускаемый аппарат отсоединился. Они могли видеть его с помощью своих сенсоров при максимальном увеличении: он был в десятую часть размера звездолета, пухлый дельтовидный с коротким хвостовым плавником. Гома видела похожие транспортные средства в гражданских музеях в Гочане и Намбозе, сохранившиеся с первых дней поселения Крусибла. Она очень хорошо знала, что они не были спроектированы для изнурительных условий знойного мира суперземли типа Посейдона.
   Спускаемый аппарат включил свои управляющие двигатели и увеличил дистанцию от своего материнского корабля. Как только расстояние между ними достигло километра, заработал собственный двигатель "Ноя", пытаясь еще больше снизить остаточную скорость, прежде чем он столкнется с трением о верхние слои атмосферы. С точки зрения "Мпоси", видимый лик Посейдона был наполовину днем, наполовину ночью, а два корабля - крошечными яркими точками на фоне темнеющей линии терминатора.
   - Мне неприятно констатировать очевидное, - сказала Юнис, свирепо глядя на свои запястья, которые только что освободили от ремней, - но Кану не добьется многого, если Восставшие все равно будут раздавлены насмерть при повторном входе в систему.
   - Он завоюет мир, - сказала Гома, - потому что, когда у него был выбор, он поступил по-человечески.
   - Ты имеешь в виду бесполезную вещь.
   - Если вы хотите начать выдавать себя за одну из нас, начните мыслить чуть менее аналитически. Вы бы действительно позволили Восставшим умереть?
   - Дакоте? В мгновение ока.
   - А остальным? Мы знаем, что на борту их несколько.
   Она встретила это молчанием, поджав губы. Но Гоме было достаточно знать, что у Юнис есть свои пределы.
   - Я подала сигнал Назиму, - сказала Васин без особого энтузиазма в голосе. - Сказала ему, чтобы он срочно доставил "Травертин" на рандеву. Мы ничего не можем сделать для Кану, но у нас есть трансатмосферный посадочный модуль на главном корабле. Если все остальное не сработает, мы могли бы отправить его вниз под автономным управлением.
   Гома кивнула - это был правильный поступок, но даже если бы модуль сел на поверхность, это никак не повлияло бы на шансы Кану. В масштабах солнечной системы, особенно такой компактной, как эта, "Травертин" двигался не быстрее "Мпоси". Ему все равно потребовалось бы несколько дней, чтобы пересечь систему со своей орбиты вокруг Орисона.
   Но что еще оставалось делать капитану, как не отдавать приказы, в которых таилась надежда?
   - Спасибо вам, Гандхари. И спасибо вам за то, что освободили Юнис от этих оков.
   - Она не прощена - по крайней мере, до тех пор, пока я не выясню, за что именно ее нужно простить, - но я ничего не выигрываю, держа ее связанной. Она явно достаточно умна, чтобы использовать нас так, как сочтет нужным, и сейчас я бы предпочла, чтобы у нас была хотя бы иллюзия сотрудничества.
   - Вы сможете простить ее, когда будете готовы, - сказал Ру.
   Юнис выглядела невозмутимой. - Я не нуждаюсь ни в чьем прощении. Я сделала то, что должно было быть сделано.
   - То, что вы сделали, было жестоко, - сказала Гома. - Никто этого не оспаривает. Но вы также правы в том, что это было единственное, что могло помочь Кану.
   - И напомни мне, как именно это помогло Кану? - сказал Ру. - Потому что с того места, где я сижу, у них такие же неприятности, как и прежде.
   - У него был выбор, - сказала Гома. - Это все, что имело значение. Что выбор, в конце концов, был за ним, и он выбрал тот единственный, с которым мог жить.
   - Она добралась до тебя, - сказал Ру, с отвращением качая головой. - Когда ты принимала ту ванну в колодце, она влила в тебя немного своего яда. Не так ли, Юнис?
   - Пожалуйста, - сказал Грейв, ходатайствуя поднятыми руками. - Все, что сделано, то сделано. Мы можем либо нести наши обиды дальше и позволить им тяготить нас, либо позволить им развеяться, как семенам одуванчика.
   - Почему мы должны прислушиваться к тому, что вы хотите сказать? - спросил Ру без тени гнева или обвинения. - Вы верующий, но тонете в своих собственных суевериях. Вы враг всего рационального.
   - Со мной тоже поступили несправедливо. Каждый из вас, по-своему, был готов увидеть во мне самое худшее. Но я никого из вас не виню ни за это, ни за те расхождения во мнениях, которые вы сейчас разделяете. Правда в том, что у Юнис есть перспектива, которую в настоящее время никто из нас не понимает. Она бывала здесь раньше и действительно понимает последствия. Пока мы не поймем ее точку зрения, мы не можем судить о ней. Мы также не можем винить себя, если наши симпатии не всегда совпадают. У вас, Ру, есть право чувствовать себя обиженным. С вами тоже поступили несправедливо, причем ужасным образом. Но Юнис действовала на основании имеющихся у нее фактов, и, с ее точки зрения, это было совершенно рациональное решение. Что-то причиняло боль ее друзьям, что-то в вашей крови. Спросите себя, насколько быстро вы бы вышли за рамки очевидного объяснения - что вы добровольно участвовали в убийстве Восставших? - Но Грейв не позволил ему позволить себе роскошь зацикливаться на ответе. - Гома права, и это не имеет никакого отношения к Юнис. Она просто ясно видит вещи, как должны смотреть и все мы. Кану поступил единственно по-человечески, как поступил бы любой из нас в подобных обстоятельствах. И если понадобилось перемещение "Занзибара", чтобы привести нас к этому моменту, к этому шансу на окончательное примирение между людьми и Восставшими, я думаю, это было к лучшему.
   - Вы, люди, любите свои жертвы, - сказал Ру.
   - А вы, люди, любите свою уверенность. Никто из нас не враг, Ру - по крайней мере, никому из нас не нужно им быть. - И он кивнул на голубой рассеченный диск Посейдона, с каждой минутой увеличивающийся в небе. - Только не перед лицом этого.
  

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

  
   Нисса усадила свою громоздкую фигуру в скафандре на командное место на борту шаттла "Ной", быстро ознакомившись с расположением приборов и входов управления: они не слишком отличались от тех, что были на борту "Наступления ночи". При обычных обстоятельствах шаттл с удовольствием полетел бы сам. Но эти конкретные обстоятельства были совсем не нормальными, и посадочный модуль был весьма готов обратиться к человеческому руководству.
   - Бедняга в замешательстве, - сказала Нисса. - Как собака, которую заставляют выучить новый трюк. Он не может найти приемлемое решение для входа и задается вопросом, почему он был помещен в такое положение.
   - Ты хочешь сказать, что он знает, что мы все умрем, и не хочет быть соучастником заговора? - спросил Кану.
   - Подумайте об этом по-доброму, - сказал Свифт. - Это простая машина, и она делает все, что в ее силах. Могу я предложить немного более крутой угол атаки - скажем, два дополнительных градуса подъема носа вверх?
   - Я управляю этим самолетом или ты?
   - Приношу свои глубочайшие извинения. В сложившихся обстоятельствах вы выполняете весьма похвальную работу.
   Но Нисса все равно изменила угол их сближения и согласилась позволить Свифту давать такие советы, которые он сочтет полезными. Дело в том, что даже от Свифта нельзя было ожидать чудес.
   - Если это последнее, что мы делаем, - сказал Кану, - было бы обидно не увидеть одно из колес вблизи. Можно ли найти для нас профиль полета, который позволит нам находиться в пределах видимости подходящего колеса?
   - Уже сделано, - сказала Нисса. - И это тоже не просто из любопытства. Эти колеса - самое близкое к суше, что мы сможем найти. Я знаю, что этот корабль должен плавать, но предпочла бы не ставить на это свою жизнь.
   - Это хороший план, - сказал Кану.
   Но они оба знали, что это вообще едва ли можно было назвать планом. У них не было бы другого выбора, кроме как приземлиться в открытой воде, поскольку у "Ноя" не было возможности опуститься на колеса, даже если бы там была подходящая твердая посадочная поверхность. В течение нескольких минут они раздумывали о попытке контролируемого спуска на одну из плавучих биомасс, но все свидетельствовало о том, что живые плоты были слишком хрупкими, чтобы выдержать вес спускаемого аппарата, не говоря уже о том, чтобы без разрушения поглотить шок от удара. А потом они снова оказывались в воде, только на этот раз их захлестывало со всех сторон. Кроме того, ни одна из биомасс не находилось в радиусе пяти тысяч километров от колес.
   Поскольку посадочный модуль все еще находился под тягой, Кану вернулся с командного поста к Восставшим. Они лежали в поддерживающих гамаках, идентичных тем, что были на большом корабле. Он уперся рукой в потолок и наклонился к Дакоте.
   - Через несколько минут мы войдем в атмосферу. Нисса найдет для нас самый плавный спуск, и мы постараемся удержать наше торможение на приемлемом уровне. Хотя не могу обещать, что это будет легко.
   - И мы не можем ожидать от вас невозможного, - сказала Дакота.
   - От любого из нас. Но прежде чем ситуация усложнится, нам нужно подумать наперед. У вас были годы, чтобы спланировать эту экспедицию. Хорошо ли укомплектован этот корабль оборудованием?
   - Что у тебя на уме?
   - Все, что нам нужно, чтобы выжить на поверхности. Мы будем плыть, пока это в наших силах. Но ты знала, что это водный мир и что колеса - единственные твердые поверхности. Как, по твоим надеждам, все это должно было разыграться?
   - Тщательный визуальный осмотр колес. Анализ закодированных паттернов - понимание их контекста.
   - С воздуха?
   - Совершенно определенно. Ваш корабль мог бы справиться с проникновением в атмосферу, если бы наша скорость сближения была достаточно низкой. Что можно узнать по крошечным частям колес на поверхности океана?
   - Прямо сейчас я больше озабочен тем, чтобы не умереть. - Он бы улыбнулся своему собственному замечанию, если бы черный яд Ужаса все еще не был внутри него. Отсутствие надежды, отсутствие цели, неспособность видеть смысл в каком-либо действии, осознание высшей и тотальной тщетности существования - он не мог даже представить, как можно было бы жить с этой пустой, воющей пустотой внутри него, высасывающей надежду из каждого мгновения.
   И все же Нисса сказала, что должен быть какой-то способ. Она тоже чувствовала это - так же, несомненно, чувствовали себя и танторы. И все же, как указала Нисса, Чику, должно быть, в конце концов смирилась с фактами Ужаса. Жизнь могла бы идти своим чередом - цель была найдена снова. В настоящее время Кану не видел выхода из своего нынешнего отчаяния, но ради Ниссы он доверял ее суждениям - верил, что есть путь, образ жизни, который сделает это терпимым. Что пустота закроется.
   - Мы можем использовать одно из колес в качестве убежища, - продолжил он. - Эти надписи, те, что мы видели из космоса, - они глубокие, врезаны в колесо, как выступы. Если мы сможем забраться на один из этих выступов...
   - Тогда что, Кану? - спросила Дакота с ноткой отчаяния в голосе.
   - "Мпоси" не сильно отстает от нас. Я велел Гоме развернуться, но если в ней есть хоть капля Экинья, то с таким же успехом я мог бы свистеть на ветер.
   - Это не поможет.
   - Я не собираюсь просто так тонуть, Дакота. Или позволить тебе утонуть, если уж на то пошло. Если посадочный модуль в плохом состоянии, нам нужен план выживания. Никто из нас не справится с жарой Посейдона, даже если мы сможем какое-то время дышать атмосферой. Давайте начнем с основ. Можем ли мы пересечь воду?
   - Есть моторные плоты. Их можно развернуть и надуть, когда мы будем внизу.
   - Надеюсь, они большие.
   - Неужели ты думаешь, что мы забудем, кто мы такие, Кану?
   - Мне очень жаль. - Он провел перчаткой по щетине седых волос. - А как насчет воздействия атмосферы - у вас на борту "Ноя" тоже есть скафандры?
   - Есть аварийные скафандры. Они не так эффективны, как тот, что я надевала, когда летала к Хранителям, но будут функционировать.
   - Вы сможете забраться в них, когда мы спустимся?
   - Попытаемся. Что касается плотов, то они находятся во внешних отсеках. Отсюда до них не добраться.
   - При условии, что мы сможем получить к ним доступ, когда окажемся внизу. - Что-то в нем заставило его протянуть руку Дакоте. - Мы еще не закончили. Нет, пока в наших легких есть воздух.
   - Ты веришь в это, Кану?
   - Пытаюсь.
   Это было представление, ментальный ход по канату. Одну ногу перед другой и никогда не смотри вниз. Думай только о настоящем моменте и, возможно, о том, который еще наступит. Кану задавался вопросом, как долго он сможет это выдерживать.
   - Кану, - крикнула Нисса. - Тебе лучше взглянуть на это.
   Пока они замедлялись, "Ледокол" продолжал двигаться вперед, войдя в атмосферу первым и под более острым углом. Теперь он испытывал значительное трение, начиная окутывать себя коконом плазмы. Кану уставился на это с каким-то испуганным изумлением, ему было трудно представить, что они были внутри этого обреченного корабля меньше часа назад. Теперь он казался крошечным - совершенно незначительным на фоне огромного Посейдона.
   - Начинает заваливаться, - сказал он, заметив, что корпус скользит внутрь под косым углом, кошачьи хвосты плазмы срываются с передней поверхности, яркость которой все еще была обращена в сторону от них.
   - Теперь это ненадолго, - сказал Свифт.
   - Ты все еще поддерживаешь контакт с собственным образом? - спросил Кану.
   - Мы заключили наш мир. Но мне жаль твой корабль. Хорошо, что мы зашли так далеко.
   - Хорошо, что есть еще один корабль, который вывезет нас из этой системы, - сказала Нисса.
   Кану кивнул, радуясь, что разделяет это мнение, хотя они оба знали, что их шансы покинуть этот мир, не говоря уже об этой системе, быстро уменьшаются.
   Он почувствовал толчок, затем дрожь.
   - Пристегнись, - сказала Нисса. - Теперь наша очередь.
   Двигатель "Ноя" сделал все, что мог; теперь торможение в атмосфере было всем, что отделяло их от стремительного падения в море. Кану предложил Дакоте наилучшие гарантии, какие только мог, но прогнозы профиля их входа не внушали ему особой уверенности. В зависимости от мельчайших факторов аэродинамики и физики тропосферы, их пиковая гравитационная нагрузка может составлять от двух до пяти g. Восставшие могли бы смириться даже с верхним пределом, если бы он был кратковременным, но он не мог давать никаких обещаний.
   "Ледокол" теперь вращался, углубляясь примерно на пятьдесят километров в атмосферу и выбрасывая расплавленные куски самого себя, похожие на рукава спиральной галактики. Профиль входа Ниссы также должен был учитывать это - последнее, чего они хотели, это врезаться в обломки более крупного корабля или в турбулентность, вызванную его прохождением. Но она не осмеливалась отклоняться слишком далеко от намеченного курса, иначе они могли оказаться в десятках тысяч километров от ближайшего колеса.
   Кану был удивлен, что возвышающиеся сооружения не были более заметны теперь, когда они скользили в сгущающиеся глубины атмосферы. Но колеса были намного уже, чем в высоту, и то, что было ясно для датчиков дальнего действия, было совсем не различимо для человеческого глаза. Одно колесо лежало прямо перед ними, но оно было на грани - не более чем бледная царапина, поднимающаяся из синевы, которую Кану легко терял из виду, если позволял своему взгляду скользнуть по обе стороны от нее. Кроме того, воздух снаружи начал светиться, приобретая розоватое мерцание, когда "Ной" начал собирать свой собственный кокон из ионизированных атомов. Когда яркость достигала определенного уровня, иллюминаторы автоматически закрывались ставнями.
   По мере того как увеличивалось сопротивление воздуха, увеличивались и силы торможения. Нагрузка превысила одно g, достигла полутора - сила, которую они испытали бы на поверхности Посейдона, тяжелая, но терпимая, - а затем поднялась до двух g. Кану осмеливался надеяться, что там ситуация выровняется, избавив Восставших от новых трудностей, но стрелка все еще ползла вверх. Два с половиной, потом три.
   Он откинулся на спинку сиденья, чтобы обратиться к ним. - Это не может продолжаться слишком долго. Держись изо всех сил.
   - Все еще карабкаюсь, - сказала Нисса.
   При четырех g Кану мог только дышать. Его взгляд на приборы и их показания затуманился, когда темнота подкралась к краям его поля зрения. Даже сквозь слои его скафандра кресло казалось сделанным из ножей.
   Прошла минута, может быть, две, и он почувствовал облегчение. Полет выровнялся, и гравитационная нагрузка плавно снизилась до полутора g. Без предупреждения автоматические жалюзи снова поднялись, и голубой свет чужого мира ударил Кану в глаза. Сейчас они находились в нижних слоях атмосферы, все еще снижаясь, но уже под некоторым аэродинамическим контролем. Верхняя половина неба оставалась очень темной, пурпурная, переходящая в бархатно-черную беззвездную, но с каждым километром, который они преодолевали, синева становилась все непрозрачнее. Посейдон был огромным миром по сравнению с Землей, да и вообще с любой планетой, с которой непосредственно сталкивался Кану. Огромный и горячий, несмотря на прохладу своего солнца. Это поверхностное тепло заставляло его атмосферу раздуваться, как буханка хлеба, распространяя ее все выше в космос. Но гравитация на его поверхности также была выше, что ревниво притягивало атмосферу ближе к земле, противодействуя эффекту повышенной температуры. Конечным результатом было то, что атмосфера разрежалась с высотой, очень напоминая воздух на Земле, причем почти вся она была сжата в слой толщиной менее ста километров.
   Теперь они находились в нижней четверти этого слоя, и крылья "Ноя" становились все более эффективными. Они почти летели. Кану знал, что их трудности еще далеки от завершения, но то, что они зашли так далеко, было благословением, и он поклялся не быть неблагодарным за это.
   - Отличная работа.
   - Спасибо вам. Но нас изрядно побило. - Нисса обратила его внимание на множество предупреждающих символов на консоли. - Мы вошли жестче и горячее, чем кто-либо когда-либо предполагал.
   Кану был уверен, что воздух в кабине стал теплее, чем был до того, как они вошли в атмосферу.
   - Но мы все еще здесь, так что ущерб не может быть слишком велик, не так ли?
   - Наверное, корпус местами изрядно покорежен. Ты говоришь, эта штука предназначена для плавания?
   - Я так понимаю.
   - Тогда будем надеяться, что у нас мало дыр.
   Теперь полет стал плавным, гравитационная нагрузка исходила от Посейдона, а не от их собственного замедления. Он отстегнулся, желая проверить, как там танторы. Он двигался осторожно, чувствуя себя так, словно нес на спине по крайней мере вес собственного тела.
   В одно мгновение его мир стал белым, белым, переходящим в розовый по краям, там, где он проникал через иллюминаторы посадочного модуля. Теперь очертания окон были точными негативами самих себя, выжженными на его сетчатке, как клейма.
   - Что... - начал он говорить.
   - "Ледокол", - сказал Свифт с обезоруживающим хладнокровием. - Должно быть, взорвалось ядро Чибеса.
   - Ты знал, что так будет?
   - Такая возможность всегда существовала.
   - Тогда ты мог бы упомянуть об этом! - Кану продвинулся дальше по каюте. Его зрение медленно прояснялось, остаточные изображения исчезали - они не подверглись полному и прямому воздействию взрыва, но это было достаточно плохо. Подойдя к окну, он уставился на изгиб моря внизу, такой гладкий и безупречный, что его можно было бы выточить из слитка твердого синего металла. Он наблюдал, как линия скользит по этой безупречности, демаркационная линия, двигаясь невероятно быстро, превращая сияющее море в кожистую текстуру там, где она проходила.
   - Нисса! Ударная волна! Сильно накренись. Подставь под удар свое брюхо. Когда эта волна обрушится...
   Она уже начала поворачивать их, предвидя именно это, и Кану схватился за поручень на потолке, когда "Ной" резко накренился. Он наблюдал, как Восставшие раскачиваются в своих гамаках - слоновьи массы являли собой демонстрацию чистой ньютоновской механики.
   Пришла ударная волна. Кану приготовился к этому, но все равно его сбило с ног и отбросило к противоположной стене. Его скафандр поглотил большую часть удара, но остаток все равно был достаточно сильным, чтобы выбить дыхание из его легких. Он был слишком ошеломлен, чтобы понять, ушибся он или нет. Но как бы неприятно это ни было для него, для Восставших, должно быть, было еще хуже. Их гамаки были предназначены для того, чтобы выдерживать длительные нагрузки, а не внезапные толчки.
   - Нисса? - позвал он.
   - Выравниваюсь. Полагаю, худшее мы уже пережили.
   - Какие-нибудь повреждения?
   - Сколько у тебя времени, водяной? Что бы ни было не так с нами раньше, это не помогло.
   - Но мы все еще летим.
   - Равномерно снижаясь, около пятисот метров в минуту. Нам следовало взять с собой "Наступление ночи", а не этот едва летающий кирпич.
   - Мы все еще можем подобраться поближе к этому колесу?
   - Зависит от твоего определения "близко".
   - Мы можем доплыть по воде, если понадобится. Там есть плоты - достаточно большие для всех нас.
   - Лучше бы им так и быть. Мы сейчас садимся у колеса - возможно, это наш единственный шанс хорошенько осмотреться, прежде чем мы плюхнемся. Ты хочешь это увидеть?
   - Больше всего на свете. Я буду там через минуту.
   Он добрался до Восставших. Он опустился на колени рядом с Дакотой, обрадовавшись, когда ее глаза с розовым ободком встретились с его глазами.
   - Похоже, самое худшее мы уже пережили. "Ледокол" взорвался, и мы попали под ударную волну. Но, кроме приводнения, мы не должны ударяться ни о что, с чем вы не сможете справиться. С тобой все в порядке?
   - Я всегда была самой выносливой из нас, Кану. Гектор жив, хотя и слаб. Но Лукас погрузился в воспоминания.
   Хватило одного взгляда, чтобы подтвердить эту новость. Гектор выглядел сонным, но его взгляд все еще следил за Кану, и подергивание хобота сигнализировало о присутствии жизни. Глаза другого Восставшего были открыты, но совершенно невидящие. Кану уставился на гористую выпуклость его грудной клетки. Она оставалась неподвижной, как скала.
   - Мне очень жаль.
   - Мы сильнее вас во многих отношениях, но в то же время слабее в других. Как далеко мы от моря?
   - Уже довольно близко. Когда мы шлепнемся... что ж, я сделаю для всех, что смогу. Лучше оставайся в гамаке, пока мы не доберемся до воды.
   - Я так и сделаю.
   Кану снова выглянул в окно. Воды, взъерошенные ударной волной, возвращались к своей прежней неподвижности. Он попытался оценить их высоту по чеканной фактуре верхушек волн, но это было невозможно. И там, внизу, не было ничего, ни камня, ни живого существа, никаких следов человеческого присутствия, которые давали бы хоть малейший намек на масштаб.
   - Ты пропускаешь шоу, - сказала Нисса.
   Он вернулся на командную палубу, пытаясь отбросить мысли о том, что ждет его впереди, и сосредоточиться на настоящем моменте, на зрелище, стать свидетелем которого вселенная сочла нужным ему позволить.
   Половина колеса была скрыта от него, затерявшись под поверхностью воды. Видимая часть выступала из океана дугой в двух местах, разделенных двумя сотнями километров диаметра колеса. Ближайшая из этих двух точек находилась всего в нескольких десятках километров от "Ноя". Теперь они кружили над ним, одновременно теряя высоту - и все еще снижаясь сильнее и быстрее, чем хотелось бы Кану. Верхняя часть колеса вообще не была видна, но это было связано не столько с кривизной Посейдона, сколько с наличием большого количества атмосферы между ними, затуманивающей детали и контраст. Посмотрев вверх, он мог проследить за подъемом ближайшей дуги, вначале парящей почти вертикально, но постепенно становящейся все более заметной по мере того, как она поднималась все выше и выше, наконец преодолев атмосферу и вырвавшись в открытый космос. Когда он смотрел в зенит, было гораздо меньше воздуха, затенявшего его зрение, и дуга колеса была видна далеко за пределами его максимальной высоты. Он следил за исчезающей белой царапиной, пока она не пропала в дымке, указывая на то место на горизонте, где должна была находиться остальная часть колеса.
   Они продолжали спускаться. Протектор колеса имел километр в поперечнике; его обод имел примерно такую же толщину. Из космоса они обнаружили намек на плотный рисунок на поверхности - сложное, изменяющееся обратное рассеяние металлизированных следов. Теперь их глаза были всем необходимым оборудованием для сбора большего количества данных. Колеса только издали казались гладкими; вблизи на них был мелко напечатанный текст. И на протекторе, и на ободе был прорезан узор из канавок с такими острыми краями, как будто их вчера обработали лазером. Рисунок протектора состоял из горизонтальных канавок, расположенных одна над другой и проходящих почти по всей ширине колеса. Канавки были прямыми только при усреднении по их длине. В масштабе нескольких метров они демонстрировали серию угловых изменений направления, иногда возвращаясь назад, прежде чем возобновить курс. Каждая бороздка казалась отличной от тех, что были над ней или под ней, но одновременно было невозможно рассмотреть больше нескольких. Между каждой канавкой было не более десяти метров; если окружность колеса была где-то в районе шестисот километров, то таких бороздок могло быть много сотен тысяч - больше бороздок, чем слов в книге. Между тем, на ободах было около сотни концентрических канавок - круговых углублений, которые, по предположению Кану, продолжались по всему колесу. На вогнутой поверхности колеса тоже были еще более угловатые канавки.
   Кану напомнил себе, что по всей планете есть и другие колеса. Какая-то интуиция подсказывала ему, что каждое колесо должно содержать различные узоры. Если каждое колесо было книгой, то Посейдон был библиотекой.
   - Я не эксперт, - сказал он, - но это похоже на те же письмена, которые они нашли на Мандале.
   Нисса кивнула. - Не удивительно, если бы здесь были М-строители.
   - Один и тот же язык, - сказал Свифт, - но не обязательно выполняющий одну и ту же функцию. Юнис смогла запустить Мандалу только потому, что синтаксис обеспечивал набор рабочих правил. Это должно быть что-то другое.
   - Правила эксплуатации колес? - размышлял Кану. - Мы знаем, что они многофункциональны - при необходимости они могут стать спутниками, или спутники могут превратиться в колеса.
   - Возможно, - сказал Свифт.
   - Ты думаешь, это что-то другое.
   - Если Ужас и научил меня чему-то, так это тому, что здесь есть ответы - иначе зачем защищаться от таких, как мы? Возможно, это история, отчет о том, что стало с М-строителями. Колеса могут кодировать эту историю, коллективно или по отдельности, и нам было предоставлено разрешение на ее чтение.
   - Тогда жаль, что у нас нет словаря, - сказала Нисса. - Или Юнис поделилась этим с тобой во время вашего блаженного причастия?
   - Нет, ни на что подобное не было времени. Но ты права - она бы знала, что с этим делать. Во всяком случае, лучше, чем я. Тут я перестал быть полезным вам обоим.
   - Об этом будем судить мы, - сказал Кану. - В любом случае, ты здесь по той же причине, что и я, - чтобы видеть и учиться. Так что извлеки из этого максимум пользы.
   - Поверь мне, я делаю все, что в моих силах.
   По мере того как они спускались по спирали, Нисса старалась подводить их все ближе и ближе к тому месту, где обод колеса выступал из воды. Масштаб этого был достаточно ошеломляющим в абстрактных терминах, но теперь у Кану возникло ощущение какой-то огромной скалы или столба, поднимающегося из моря, чего-то невозмутимого, массивного и прочного. Они могли бы разбить "Ноя" об это и не оставили бы на нем даже пятнышка.
   - Еще один круг, если нам повезет, - сказала Нисса. - Как Восставшие?
   - Теперь остались только Дакота и Гектор. Боюсь, у Лукаса ничего не получилось.
   Должно быть, она что-то услышала в его голосе. - Тебе грустно из-за этого, не так ли?
   - Не знаю. Совсем недавно я бы многое отдал за то, чтобы увидеть их троих мертвыми. Но сейчас не могу радоваться.
   - Может быть, Лукасу повезло - он быстро покончил с этим.
   - Посмотрим.
   Зазвучали куранты; "Ной" обнаружил приближение поверхности моря, думая в своей простодушной манере, что он все еще перевозит людей с орбиты на Крусибл.
   Что бы ни случилось, пройдет совсем немного времени, и они окажутся в воде.
  

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

  
   "Мпоси" еще не был готов вступить в орбиты спутников, но пройдет совсем немного времени, прежде чем им придется решать, продолжать или развернуться. - Мы можем зайти немного глубже, - сказала Васин, - но это мало что даст нам с нашей точки зрения и, вероятно, вообще не поможет им. Лучшее, что мы можем сделать - единственная ответственная вещь - это задокументировать их действия с такого расстояния, чтобы, по крайней мере, у нас был шанс рассказать о них кому-нибудь еще.
   - Вы не мертвы, - сказала Юнис, - пока не оставите после себя кратер, достаточно большой, чтобы на нем можно было написать имя.
   - Они не оставят большого кратера на водном мире, - резко ответила Васин. - В любом случае, что вы предлагаете? У нас тяжелый посадочный модуль, построенный в виде прямоугольного кирпича. Мы даже отдаленно не приспособлены к работе в атмосфере. И это не вопрос мастерства или смелости - это основное ограничение модуля. Подбросьте его в воздухе, и он разорвется на куски.
   - Если мы сохраним нашу скорость низкой, то сможем поддерживать аэродинамические нагрузки на безопасном уровне.
   - Возможно. Но двигатель не рассчитан на работу в атмосфере, и нам нужно было бы постоянно его запускать, чтобы поддерживать скорость достаточно низкой и избежать перегрузки конструкции - по сути, мы бы спускались на столбе пламени. В верхних слоях атмосферы это нормально, но как только она станет плотнее, мы столкнемся со значительным тепловыделением. Мы перегреем воздух, в который опускаемся, и вдобавок ко всему наша выхлопная плазма поднимется обратно к нашему хвосту быстрее, чем вы успеете моргнуть. Легко сказать, что нам следовало взять с собой что-то, способное летать по воздуху, но когда мы покидали "Травертин", это было не совсем то место, где мы ожидали оказаться.
   Юнис восприняла это без дальнейших возражений - Гоме было ясно, что она согласна с истинной сутью заявления Васин; точно так же было ясно, что Юнис не успокоилась бы, не изучив все варианты, какими бы незначительными они ни казались.
   - Значит, на борту нет ничего - ни спасательной капсулы, ни отсека, - что мы могли бы спустить в атмосферу?
   - Ничего, - сказала Васин. - И поверьте мне, я бы хотела, чтобы все было иначе. Но если они смогут продержаться достаточно долго, чтобы Назим добрался сюда, может быть, мы сможем что-нибудь для них сделать.
   - Вам стоит это увидеть? - спросила Лоринг.
   Васин выглядела скорее раздраженной, чем заинтригованной. - Это изменит наши возможности?
   - Не знаю. Наверняка что-то меняет.
   Она организовала отображение пространства вокруг Посейдона, сопоставив данные как с "Мпоси", так и с "Травертина". Оно было настолько в реальном времени, насколько позволяли задержка во времени и датчики, показывая относительное положение спутников и космических аппаратов с высокой точностью.
   Что-то происходило со спутниками.
   - Кану прошел здесь, - говорила Лоринг. - Мы все это видели. Произошло именно так, как предупреждала нас Юнис? Один из спутников погнался за его кораблем, проглотил его, провел их через... как вы это назвали?
   - Ужас. Крайняя черта на песке, которой спутник явно пометил корабль Кану как пригодный для прохождения. - Юнис потирала рубцы на запястье, там, где ее связывали. - Но это меня не удивило - Дакота уже пересекала границу, так с чего бы сейчас ей поворачивать назад?
   - Миллион причин, - сказала Васин. - И все же - что все это значит? Вы видели что-нибудь подобное раньше?
   - Я так не думаю.
   - Вы так не думаете?
   - В моем возрасте становишься забывчивой. Но нет, я думаю, что это для меня в новинку. Могу я высказать предположение?
   - Слово в вашем распоряжении, - сказала Васин.
   - М-строители просканировали Кану так же, как и троицу, и они разрешили ему безопасный проход к Посейдону. Но спутники видят в нас нечто большее - просто еще одно продолжение того же заинтересованного разума. Они должны признать некое базовое родство между нами и ними - нечто, указывающее на то, что мы разделяем одни и те же биологические проблемы и императивы - на данный момент. Ему разрешили пройти, так что на данный момент ворота открыты. Спутники дают нам свободный проход.
   - Вы не можете знать этого наверняка, - сказал Ру.
   - И твой вклад в эту дискуссию... какой именно?
   Тем не менее, это было правдой в отношении спутников - они не следовали по своим обычным орбитам, или, скорее, их орбиты начали изгибаться, выстраиваясь в единую плоскую эклиптику. Они еще не освоились с такой конфигурацией - при нынешних темпах изменений на это ушли бы часы, - но конечное состояние можно было легко предсказать.
   - Однако Ру прав, - сказала Гома. - Это с таким же успехом может быть как окончательным "входа нет", так и приглашением.
   - Спасибо, - ответил Ру, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы.
   - Это представляет теоретический интерес, - сказала Васин, - но это ничего не меняет. Мы не стали внезапно другим кораблем, и все препятствия для посадки на Посейдон, о которых я уже упоминала, по-прежнему действуют.
   - Тогда мы этого не делаем, - заявила Юнис. - Вы сказали, что корабль не рассчитан на атмосферу. Но мы могли бы высадиться на одно из этих колес, не так ли? Назовите мне причину, по которой это не сработает.
   - А как насчет того, что это совершенно бессмысленно? Мы все равно не смогли бы доставить помощь Кану.
   Юнис оглядела комнату широко раскрытыми от недоверия глазами. - Дайте мне передохнуть, Гандхари. Этот корабль битком набит припасами.
   - И он все еще находился бы в сотне километров от поверхности. Время, которое потребовалось бы, чтобы спуститься вниз... если бы был способ сделать это... и что потом?
   - Спустите необходимое для них - пайки, одежду, медицинское оборудование, все, что им нужно. Достаточно, чтобы поддерживать их в рабочем состоянии до тех пор, пока не прибудет "Травертин". А если это не сработает, они могут привязать себя к веревке и позволить нам вытащить их обратно в космос.
   - Сто километров?
   - Почему бы и нет?
   Васин вздохнула. - Потому что я сама просмотрела список оборудования, так что точно знаю, что у нас есть на борту. У нас есть стыковочные тросы, захваты для сцепления с поверхностью и силовые лебедки. Но тросы так далеко не зайдут - мы взяли их с собой, чтобы помочь нам зацепиться за "Занзибар", если уж на то пошло. В этом полете я не видела необходимости в более длинных тросах, и даже не уверена, что "Травертин" смог бы их обеспечить, если бы они у меня были.
   - Какой длины, - спросила Гома, - самый длинный трос?
   - Сорок, пятьдесят - не больше. Они также не созданы для того, чтобы сращиваться вместе.
   - Этого недостаточно, - сказал Ру.
   - В следующий раз, когда будете составлять список поставок, - сказала Юнис, - попросите кого-нибудь о помощи.
   - Никто не мог этого предвидеть, - сказала Васин. - Даже вы.
  

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

  
   Кану вернулся к двум выжившим Восставшим, которые все еще лежали в своих гамаках. - Вам следует подготовиться, - сказал он им. - Думаю, будет встряска, но ничего хуже того, через что мы уже прошли. Как вы справляетесь с гравитацией? Сможете это вынести?
   - Полагаю, что гравитация, возможно, наименьшая из наших проблем, Кану. Я содрогаюсь, представляя глубину воды под нами, что она может поглотить половину ширины этого колеса. Ты это видел?
   - Да. Это великолепно. И унизительно. Кто бы это ни сделал, у него не было недостатка в уверенности.
   - Да, не думаю, что это были они. Я видела кое-что из этого через окно. Мне бы очень хотелось, чтобы у меня было время узнать это получше - время изучить эти письмена. Знаешь, Кану, что самое странное?
   - Честно говоря, все это странно.
   - Тогда давай поговорим о деталях. Сколько себя помню, я ничего так сильно не хотела, как оказаться здесь, внутри тайн Посейдона. Внутри сторожевых спутников, еще раз пережив Ужас, я была достаточно близко, чтобы увидеть колеса, достаточно близко, чтобы понять их самой. И все же теперь, когда я здесь, вижу, что никакого понимания быть не может. По крайней мере, для меня. Я собираю информацию, но никогда не была предназначена для того, чтобы быть чем-то большим, чем записывающим инструментом, каналом для передачи наблюдений в умы Хранителей. Я - их глаза, ветвь их разветвленной нервной системы - не более того.
   Кану в очередной раз поразился выпуклости ее лба, сдерживающего силу ее разума, как стена плотины.
   - Ты недооцениваешь себя, Дакота.
   - Они сказали бы, что я их подвела. Я могла бы сказать, что сама себя подвела.
   - Нет, - сказал Кану. - Пока нет.
   - Ты должен презирать меня, зная, что я приказала сделать. Но пока есть время, я хотела бы освободить Мемфиса от любого соучастия в моих действиях. Если представится такая возможность, я бы попросила вас представить эту информацию своим собратьям - другим людям. Если они снова найдут "Занзибар", Мемфис не должен быть обвинен в смерти Друзей.
   Кану сформулировал свой вопрос так мягко, как только смог. - Потому что он всего лишь выполнял приказы?
   - Потому что смертей не было. Я обманула вас. Сотня хладных трупов. У них уже давно не было никаких шансов на возрождение. Я приказала Мемфису использовать только тех, кто больше никогда не сможет жить.
   Кану медленно кивнул - у него не было возможности подтвердить это утверждение, но оно не показалось ему ложью. Она продолжала ценить и уважать своих Друзей задолго до его приезда, и он верил, что она испытывала искреннее раскаяние по отношению к людям, погибшим во время смутного времени.
   - А если бы еще сотне пришлось умереть?
   - Я верила, что моя точка зрения будет адекватно высказана этой первой сотней.
   Он улыбнулся. - Так и было.
   - Что стало со мной, Кану, если я привела нас в это место?
   - Тебе не за что себя винить.
   - Я сделала сомнительный выбор.
   - Как и все мы. - Он стиснул зубы, стараясь выглядеть уверенным перед лицом неустрашимых противников - один из старейших приемов в книге дипломатии. Внутри него все еще была пустота - потребуется больше, чем несколько часов его жизни, чтобы затмить эту тьму. Но, как к новому жесткому скафандру, поначалу громоздкому, он начинал привыкать к ее присутствию. - Очень скоро мы войдем в воду. Скорее всего, корабль не в лучшей форме, но мы сделаем все возможное, чтобы сохранить его в целости.
   - Мы всегда делаем все, что в наших силах.
   Удар был сильным, но, возможно, не таким мощным, как он опасался. После первоначального толчка инерция "Ноя" понесла его по воде, он всплыл вверх, а затем выровнялся. Вода шипела там, где касалась все еще горячего корпуса, и разлеталась веером брызг по обе стороны. А потом они отдыхали, почти не раскачиваясь из стороны в сторону, пока спускаемый аппарат плавал. Дакота и Гектор начали выбираться из своих гамаков, сначала Гектор затруднялся, но затем, казалось, обрел часть своих прежних сил.
   Кану вышел вперед. Нисса уже вскочила со своего места.
   - Что ж, мы свалились, - сказала она. - Сильнее, чем я ожидала, из-за того, что на нас обрушилась эта ударная волна.
   - Мы целы и невредимы. Как там корабль?
   - Я бы не стала ставить на это свою жизнь - или твою. Если корпус поврежден так сильно, как он думает, мы можем недолго продержаться на плаву.
   Кану наклонился, чтобы получше разглядеть что-нибудь в окне. - Ты молодчина. Трудно сказать, но мы можем находиться не дальше чем в пяти километрах от этого колеса. Мы должны быть в состоянии пересечь остаток, а затем найти способ разбить лагерь на колесе.
   - Надеюсь, они взяли с собой какое-нибудь альпинистское снаряжение.
   - Мы справимся, - сказал он.
   Но более простая истина заключалась в том, что он мог придумать лучшие способы умереть, чем утонуть с уходящим под воду кораблем. Смерть в открытой воде вряд ли была лучше, но если бы до этого дошло, по крайней мере, выбор был бы за ним. Он знал, что у них нет никакой надежды на колесо, по крайней мере, теперь, когда его размеры стали столь очевидны. И хотя от волн до ближайшей канавки могло быть совсем недалеко - вероятно, всего несколько метров, - какая польза была от этого слону?
   Они умрут, все до единого. Но, по крайней мере, они будут двигаться.
   - Вот и все, - сказала Нисса, кивая на горизонт. - Мы определенно кренимся вправо. "Ной" погружается.
   - Пора идти.
   Дакота показала ему набор бортового оборудования. Он был хорошо укомплектован, смесь старого и нового - предметы, которые, должно быть, поступили из Крусибла и другие, изготовленные совсем недавно, специально для удобства танторов. У них были дополнительные запасы кислорода, фляги с водой, тюки со спрессованным пищевым концентратом. Они решили опорожнить некоторые емкости, чтобы они могли служить вспомогательными средствами для повышения плавучести. Тем временем Нисса и Кану застегнули шлемы на шейных кольцах, но оставили открытыми внешние воздушные клапаны, чтобы пока не зависеть от воздуха в скафандрах. Это были простые скафандры с фиксированным запасом воздуха не более чем на двадцать часов, и чем меньше они использовали этого воздуха сейчас, тем лучше. Они взяли с собой столько оборудования и припасов, сколько смогли.
   Периодически Нисса наклонялась, чтобы проверить угол наклона горизонта, но Кану, не глядя, мог сказать, что они набирают все больше воды. Передвигаться при силе тяжести в полтора раза выше, чем обычная, становилось все труднее, а наклон пола становился все более крутым. Кану подошел к боковому шлюзу и вручную включил его, выравнивая давление и позволив атмосфере Посейдона хлынуть в аппарат.
   Он глубоко вздохнул. Воздух был теплый, как в духовке, даже после того, как прошел через впускной клапан скафандра. Парциального давления кислорода было достаточно, чтобы поддерживать в них жизнь, хотя это было бы похоже на дыхание на высоте. Если в воздухе и были организмы или токсины, его скафандр их еще не обнаружил. В любом случае, он сомневался, что они были его самой насущной заботой.
   Он открыл как внутреннюю, так и внешнюю двери воздушного шлюза. Они смотрели поверх крыла, которое уже погружалось в море. Солнце отражалось от него яркой дугой. Вода начала перехлестывать через его самый дальний край.
   - Нам нужны плоты, - сказал Кану. - Они во внешнем отсеке, сразу за крылом. Он еще не под водой, но как только это произойдет, нам может оказаться трудно открыть его под давлением моря. Я сейчас пойду наружу.
   - Береги себя, - сказала Нисса.
   Он улыбнулся ей в ответ. - Когда-то я был водяным.
   В его шлеме становилось тепло - все равно что вдыхать горячий отработанный воздух изо рта великана. Цикл охлаждения не будет работать должным образом до тех пор, пока в скафандре не закончится собственный запас воздуха, а он пока не хотел брать на себя обязательства по этому поводу. Снаружи температура была чуть выше пятидесяти градусов. Организмы, которые плавали по океану, огромные зеленые плоты из биомассы, функционировали вблизи верхнего температурного предела для многоклеточных форм жизни.
   Теперь он был на крыле. Он подошел к краю, осторожно ступая по скользкой верхней поверхности, и принял сидячее положение, опустив ноги в ботинках в воду. Он закрыл впускной клапан и скользнул вниз. Вода сомкнулась над ним в одно мгновение. Сети солнечного света колебались над головой. Он всплыл на поверхность и обнаружил, что может плавать, поскольку скафандр обеспечивал достаточную плавучесть.
   По крайней мере, волны были мягкими. Он подплыл к грузовому отсеку, большая часть двери которого все еще была над водой. Рядом с дверью находилась откидная панель с потертой надписью по трафарету на суахили и китайском языках. Кану прочитал достаточно, чтобы идентифицировать панель как открывающуюся рукой. Он просунул пальцы в перчатках в щель вокруг панели и попытался отодвинуть ее.
   Она не двигалась.
   Кану пробовал снова и снова, но ему не за что было ухватиться, а кончики пальцев отказывались держаться за гладкий, блестящий материал. Он быстро почувствовал, что его усилия тщетны. Нисса стояла на крыле, наклонившись вперед и положив руки на колени, чтобы наблюдать. Ее голос прогремел через усилитель в кольце на шее. - Что случилось?
   - Не срабатывает. Должно быть, получила какие-то повреждения при входе.
   - Свифт может помочь?
   - Я думаю, мы бы уже услышали, если бы он мог.
   Посадочный модуль накренился, его наклон с каждым мгновением увеличивался на несколько градусов. Они стабилизировалась, но внезапная перемена чуть не заставила Ниссу упасть.
   - Что-то просто поспешно затопило.
   - Выводи Восставших, - крикнул Кану. - Как только наступит момент, все может произойти быстро.
   - А как насчет плотов?
   - Не думаю, что у нас будут плоты. Не сегодня.
   Ни Дакота, ни Гектор не хотели бросать мертвого Лукаса, но когда посадочный модуль снова накренился, страх пересилил их нежелание. Они, шаркая, вышли на крыло, отяжелевшие под грузом снаряжения, и каждый шаг, казалось, отдавался сквозь обшивку корабля в воду, в которой плавал Кану. Он уговаривал Ниссу присоединиться к нему, опасаясь, что "Ной" вот-вот перевернется с ног на голову без предупреждения. Она придержала маску для безопасности и плюхнулась в воду. Он протянул руку, но Нисса была достаточно сильна, чтобы самостоятельно плыть по воде.
   Восставшие были одеты в свои аварийные скафандры. Они были сделаны из гибкой серой ткани с гармошечными соединениями конечностей, шлемы с круглыми глазами были похожи по дизайну на тот, который уже использовала Дакота. В ограниченном пространстве шаттла такие скафандры было проще и быстрее надеть, но, на взгляд Кану, они выглядели самодельными, как что-то сшитое заключенными при попытке к бегству.
   Для Восставших не существовало изящного способа войти в море. Они оттолкнулись от крыла, сделав два похожих на взрыв бомбы всплеска, прежде чем всплыть на поверхность, их бронированные хоботы устремились в небо в чистом рефлексе погружения.
   Голос Дакоты прогремел из-под белой маски ее шлема. Ему не составило труда отличить двух танторов друг от друга, поскольку различия в их размерах и форме тела все еще были очевидны, несмотря на скафандры.
   - В чем трудность, Кану?
   - Мы не можем воспользоваться плотами - дверь заклинило. Нам придется добираться до колеса вплавь. Мы можем это сделать, не так ли? Это не слишком далеко.
   - В скафандрах? - спросила Нисса.
   - Лучше в них, чем снаружи - мы бы сварились заживо в этих водах. - Он оглянулся на плывущий корабль, который теперь сильно кренился набок. - Что бы мы ни делали, не думаю, что оставаться рядом с "Ноем" - это хорошая идея.
   По крайней мере, не было ни ветра, ни океанского течения, и не было сомнений в направлении, в котором им нужно было плыть. Обод колеса был единственным ориентиром, который можно было увидеть в любом направлении. Небо было безоблачным. Даже когда волны поднимались достаточно высоко, чтобы скрыть его основание, они всегда могли видеть вздымающиеся бока колеса.
   Они выплыли из посадочного модуля, двое людей задавали темп, двое Восставших следовали за ними. Поначалу двигаться было не слишком трудно. Кану то и дело оглядывался назад, чтобы убедиться, что Дакота и Гектор действительно все еще с ними. Он слышал регулярное пыхтение систем жизнеобеспечения их скафандров - с кислородными баллонами, прикрепленными по обе стороны от них, как корзины, - но, кроме этого, они почти не производили шума, поскольку вся работа по плаванию происходила под поверхностью. Ему показалось глубоко абсурдным, что слоны могут быть такими приспособленными к воде, но тому были доказательства. Не то чтобы это было легко для них, потому что они чувствовали притяжение гравитации так же уверенно, как и на суше, и чтобы двигать этими мышцами и костями, требовалась работа.
   Кану и Нисса плавали достаточно хорошо, но им нужно было двигать руками и ногами, чтобы хоть как-то продвинуться в направлении колеса. Какое-то время все было в порядке, но вскоре Кану почувствовал, что начинает перегреваться. Погруженные в воду скафандры с трудом сохраняли прохладу для своих владельцев. Кану обнаружил, что ему нужно сделать паузу, чтобы восстановить силы, и чтобы скафандр снова остыл после его трудов. Он попытался найти положение, при котором как можно большая часть его рюкзака была бы защищена от воды, что давало бы радиаторам наилучшие шансы на работу. Он надеялся, что все важнейшие системы были водонепроницаемы.
   - Оно так же далеко, как и всегда, - сказала Нисса, когда они остановились в четвертый раз.
   Кану не мог не согласиться. Точно так же посадочный модуль теперь казался очень далеким, значит, они проделали какой-то путь. Пока они молчали, он наблюдал за "Ноем" с мучительной нерешительностью. Тот затонул не так глубоко, и угол его наклона, по-видимому, не ухудшился с тех пор, как они покинули его. Возможно, они совершили ужасный просчет, предоставив свои шансы морю. Смогут ли они вернуться? По его расчетам, это было лучше, чем их шансы добраться до все еще далекого колеса.
   - Смотри, - сказала Нисса.
   Она кивала в ответ на единственное, что было видно, кроме колеса и четырех пловцов.
   Что-то забирало "Ноя".
   Темная масса, серо-зеленая, глянцевито блестящая и покрытая чешуей, поднялась из воды и окружила спускаемый аппарат несколькими мускулистыми частями. С этого низкого, покачивающегося места он больше ничего не мог разглядеть. Возможно, это было к лучшему.
   - Здесь не должно быть монстров, - сказал он, чувствуя странное спокойствие вопреки самому себе. - Здесь слишком тепло. Ничто многоклеточное не должно быть способно удерживать себя в целостности.
   - Мы многоклеточные, - сказала Нисса, все еще наблюдая, как серо-зеленое существо утащило "Ноя" прочь из поля зрения.
   - На данный момент.
   - Это что, шутка?
   - Не очень хорошая. Приношу свои извинения.
   Кану предположил, что чудовище, должно быть, поднялось на поверхность с гораздо более прохладных глубин, расположенных на глубине нескольких километров, где, возможно, целая морская экология ждала своего часа, оставаясь неоткрытой. Возможно, время от времени обитатели этих холодных черных слоев обнаруживали какое-то возмущение поверхности, из-за которого путешествие в теплые слои стоило риска перегрева.
   После этого не было смысла оглядываться назад. Они поплыли дальше, потому что поступить иначе означало оставить в своих мыслях место для размышлений о видении. Но плавание стоило Кану так много сил, что после того, как он заставил свои руки и ноги двигаться, у него больше ничего не осталось. Какое-то морское чудовище. Но он знавал морских чудовищ, и не все они были чудовищны.
   Плыть. Продолжай плыть.
   Перестань думать.
   Колесо мерцало и колыхалось перед ним, как струйка дыма в термальном излучении. Линия воды подпрыгивала вверх-вниз по стеклу его лицевого щитка. Воздух над морем разрезал горизонт на ленты, окутывая его миражным теплом. У него все еще было головокружительное ощущение, что колесо движется.
   - Я думаю... - начала Нисса.
   - Не говори. Экономь свою энергию. Нам еще предстоит пройти долгий путь.
   Вскоре им снова пришлось остановиться. Температура внутри его скафандра теперь была невыносимой, лицевая панель запотевала от его дыхания, как внутри душной теплицы. Он хотел снять шлем, избавиться от этого стекла, но воздух снаружи был не холоднее воды. Было непросто даже поддерживать правильный угол наклона в воде, чтобы его рюкзак не погрузился полностью.
   - Кану, - наконец произнес чей-то голос.
   - Свифт. Да.
   - Ты должен сражаться, Кану. Сражайся, или я сделаю это за тебя. Это понятно?
   - Я могу это сделать.
   - Тогда сделай это. Я бы гораздо скорее избавил тебя от унижения быть марионеткой, потому что у тебя не хватает воли преодолеть собственную усталость.
   - Пошел ты, Свифт.
   - Хорошо. Гнев. Гнев - отличный признак. Теперь направь часть этого гнева в свои руки и ноги.
   Он так и сделал, на какое-то время. Он покажет Свифту, что у него все еще есть решимость двигаться вперед, преодолевать боль и усталость. Но усилие было временным, и к концу его скафандр превратился в раскаленную печь, его собственный пот щипал глаза, дыхание было прерывистым.
   - Кану!
   - Мне жаль, Свифт. Мне нужно отдохнуть.
   Была интерлюдия, сон о прохладе, а потом он проснулся. Ему все еще было жарко, он все еще был истощен, но теперь он был не в воде. Он остановился отдохнуть на теплой, сухой поверхности, похожей на обожженный солнцем валун. Он снял шлем, но все еще держал его в одной руке, даже когда лежал, растянувшись, как пьяница. Воспаленными, покрытыми коркой соли глазами он разглядел Ниссу немного правее себя. Она тоже лежала ничком на валуне, на его ребристой верхней поверхности, откинув голову в сторону от него. Ее нога волочилась по воде.
   Валун под ним сдвинулся. Под мембраной из гибкого серого материала он дышал.
   Кану понял. Восставшие переправляли их по воде к колесу. Дакота была под ним, Гектор - под Ниссой. Они лежали на спинах плывущих слонов.
   Чем ближе они подходили, тем более невероятно отвесным выглядело колесо. Оно поднималось вертикально, казалось, на десятки километров, пока, наконец, обиженно не начало изгибаться дугой. Взобраться на это? Кану задумался. Ни за что на свете, даже если бы существовал какой-то способ перейти от одной колеи к другой. Могли бы они пробраться вверх по почти вертикальным канавкам, прорезанным в ободе, а не по горизонтальным в протекторе? Он полагал, что легче не будет - и после того, как Восставшие завели их так далеко, он не мог позволить себе бросить их.
   - Кану. - Это была Нисса, ее голос был хриплым.
   - Постарайся не говорить слишком много, - сказал он. - Мы пополним запасы жидкости, когда доберемся до колеса.
   - Посмотри вверх.
   - Я смотрю вверх.
   - Только не на колесо, водяной. Спутники.
   Его усталым, затуманенным солью глазам потребовалось несколько мгновений, чтобы различить крошечные шары спутников на фоне голубого неба. Он не замечал их раньше и не задумывался о том, как они должны были выглядеть с поверхности Посейдона, из атмосферы. Но как бы он их себе ни представлял, все было совсем не так.
   - Они выстраиваются в очередь.
   - Я знаю.
   - Что это значит? Это хорошо или плохо?
   - Мы выясним, - сказала Нисса.
   Он снова проснулся. Они были у колеса, в нескольких сантиметрах от протектора. Они подошли вплотную к правой стороне протектора, недалеко от прямого угла между протектором и ободом. Кану почувствовал приступ головокружения, представив себе продолжение колеса под видимой поверхностью, погружающееся вниз через десятки километров темнеющей воды, выдерживающее давление, превосходящее все, что он знавал на Земле или на Европе. Он никогда раньше не испытывал головокружения в воде. Вода была его стихией, местом, где он чувствовал себя в безопасности. Вода поддерживала, вода подавалась, вода давала ему отстранение.
   Не здесь.
   - Оно поворачивается, - сказала Нисса. - Я наблюдала за этим некоторое время, и в этом нет никаких сомнений.
   - Колеса не вращаются. - У него не было сил на дискуссию, но меньше всего ему хотелось, чтобы Нисса возлагала свои надежды на что-то нелепое. - Мы просканировали их с орбиты. "Ледокол" заметил бы признаки движения.
   - Тогда нет. Сейчас - да, - сказала Нисса. - Спутники изменились, так почему бы и колесам не измениться? Кроме того, теперь мы достаточно близко, чтобы отчетливо видеть бороздки. Достаточно близко, чтобы зафиксировать их и понаблюдать за ними - они выходят из воды по одной и поднимаются вверх. Колесо вращается или катится.
   Со своего насеста на спине Дакоты он смотрел так сосредоточенно, как только мог. Движение было медленным - его легко было не заметить, когда они находились дальше, а вздымающиеся и опадающие волны сбивали их с толку.
   Не сейчас.
   Потребовалось около трех секунд, чтобы метр колеса показался из моря. Примерно каждые тридцать секунд появлялась совершенно новая канавка. Он проследил за последней - наблюдал, как она медленно поднимается над морем, из нее вытекает вода, пока в поле зрения не появилась следующая канавка.
   - Мы можем заняться этим, - сказала Нисса. - Мы все можем.
   - Да.
   Танторы теперь двигались медленнее, их силы убывали. Кану надел шлем, снова глядя на мир сквозь запотевшее стекло. Он соскользнул со спины Дакоты в горячую, как кровь, ванну с водой. Он покачнулся, заставил свои конечности прийти в движение. Ему казалось, что вода превращается во что-то твердое, как гипс, окружающий его. Нисса надела шлем и соскользнула с Гектора, чтобы присоединиться к нему в воде. Она выглядела такой же измученной, как и он сам.
   Хотя они сократили дистанцию до колеса, но последняя пара сотен метров была своего рода пыткой. К этому времени все они плыли так медленно, что колесо, должно быть, откатывалось почти с одинаковой скоростью. Им приходилось бороться не только за то, чтобы не отставать от него, но и за то, чтобы наверстать отставание. Он потерял всякое представление о том, сколько времени заняло это окончательное закрытие - это могли быть минуты или часы. Все, что он знал, это то, что, когда они наконец оказались у колеса, он отдал все, что у него было.
   Но, по крайней мере, не было никаких сомнений в том, что оно поворачивается. Колесо не издавало никакого шума, даже вблизи, за исключением хлюпанья, когда вода вытекала из каждой канавки шириной в километр. Хлюпанье было почти непрерывным, каждая вновь появившаяся бороздка усиливала звук по мере того, как предыдущая начинала пустеть. Это было похоже на океанские волны - убаюкивающий, приятный звук.
   Канавки поднимались из воды медленнее, чем темп ходьбы, но сверху донизу они были три-четыре метра, а время подъема составляло от девяти до двенадцати секунд. После этого следовал участок гладкой, безупречной поверхности, пока не появлялся верхний край следующей канавки. У них не было бы на это никакой надежды, и у них не было бы шанса перейти от одной бороздки к другой. Как только они войдут в определенную бороздку, пути назад уже не будет - нет возможности изменить свое решение.
   - Рассредоточьтесь, - сказал Кану, собираясь с силами, чтобы говорить, пока он двигался по воде. - Мы все хотим быть в одном углублении. Не стоит быть друг над другом - с таким же успехом мы можем находиться на расстоянии нескольких километров друг от друга.
   Нисса подплыла на близкое расстояние, почти касаясь колеса. - Один шанс, - согласилась она. - Это все, что у нас есть. Когда верх покажется из воды, мы вплывем в щель - пусть пол поднимется под нами, вытолкнет нас из воды.
   - Углубления различаются по высоте, - сказал Кану.
   - Да.
   - И мы не можем увидеть эту высоту, пока пол уже не окажется под нами.
   - К этому моменту будет слишком поздно менять наше мнение.
   - Знаю.
   - И этот обратный слив воды выглядит свирепым, - сказала Нисса. - Может легко засосать нас снова.
   - Есть значительный риск того, что это произойдет, - добавил Свифт.
   - У тебя есть что предложить получше? - спросил Кану.
   - Только мои самые наилучшие пожелания. Не думаю, что это помогло бы сделать тебя марионеткой - переменные совершенно не поддаются моему учету.
   Свифт был прав. Пока они не окажутся внутри углубления, нельзя было сказать, насколько прочными или лишенными трения будут стенки. Он надеялся, что они смогут втиснуться достаточно плотно, чтобы их не оттянуло назад сливающейся водой. Он надеялся, что там найдется место для Восставших.
   Но они не узнают этого, пока не попробуют.
   - Мы должны сделать все, что в наших силах, - сказала Дакота. - Мы не любим высокие места. Но быть на колесе будет лучше, чем оставаться в этих водах. Наберись сил, Гектор.
   - Следующий паз, - сказал Кану. - Все сразу. Отдайте этому все.
   Они рассредоточились - Кану, Нисса, Гектор и Дакота, и между всеми было несколько метров чистой воды. Кану потянулся внутрь себя за запасами энергии и концентрации, которые, как он надеялся, должны были там находиться. Однажды представится шанс, сказал он себе, - все или ничего.
   Начал появляться желоб. Сантиметры - уже десятки сантиметров.
   - Сейчас же!
   Но остальные тоже это видели и не ждали его слова. Нисса раскинула руки, чтобы в последний раз оттолкнуться от воды - она была более сильной пловчихой, чем он когда-либо думал о ней. Кану почувствовал прилив сил и протиснулся в расширяющееся пространство. Теперь углубление на метр возвышалось над водой. Он прикоснулся пальцами одной руки к внутренней поверхности, а другой уперся в прохладный потолок. Мгновение спустя он почувствовал, как пол прижался к его ногам. Он взглянул на Ниссу. Она была внутри и извивалась, чтобы обезопасить себя как можно лучше. За ее спиной, сквозь слезящиеся от морской воды глаза, он увидел, как Гектор втиснул свое массивное тело в то же прямоугольное пространство. Дакота должна была быть позади него, но его зрение было слишком затуманено, чтобы разглядеть что-то большее, чем намек на движение, путаницу серой массы и бурлящей воды.
   Теперь нижняя часть углубления очищалась от моря. Он приготовился к приливу вырывающейся воды, но, к счастью, тот оказался не таким сильным, как он опасался. А потом он оказался стоящим, ноги на твердой поверхности, руки на холодной внутренней поверхности канавки.
   Безопасно.
   - Кану!
   Нижняя часть канавки теперь возвышалась над водой на пятьдесят сантиметров, выше большинства волн.
   Нисса удалялась от него, направляясь к Восставшей. Он мгновенно понял, в чем дело. Гектор был в безопасности - он забрался в углубление и удерживался на месте, прислонившись спиной к потолку. Но Дакота была не совсем в безопасности. Ее голова и передние конечности были над полом канавки, но остальная часть тела все еще свисала с края. Теперь от дна углубления до поверхности воды по вертикали было расстояние в метр. Ее передние ноги изо всех сил пытались зацепиться за скользкую поверхность, туловище втягивалось в углубление. Гектор повернулся, чтобы протянуть ей свой собственный хобот. Их хоботы соприкасались, зачехленные кончики обвивались друг вокруг друга. Если бы слоны не были одеты в скафандры, их хоботы, возможно, сжимались бы с большей готовностью. Но обшивка была слишком скользкой.
   Полтора метра - все еще поднимается.
   Нисса протиснулась мимо массивной фигуры Гектора. У нее было ровно столько места, чтобы сделать это, не наклоняясь опасно далеко в пустоту. Она тоже потянулась к Дакоте, обхватив рукой ближайший похожий на бивень выступ ее шлема. Кану, в свою очередь, потянулся к Ниссе, опасаясь, что ее вот-вот утянет обратно в море.
   Колесо продолжало вращаться. Самая нижняя часть углубления теперь возвышалась над водой на два метра. Он мог видеть заднюю часть Дакоты - ее ноги изо всех сил пытались ухватиться за гладкую поверхность между канавками.
   Колесо все еще вращалось.
   - Отпусти! - крикнул он. - Ты слишком высоко поднялась! Падай обратно в воду и попробуй еще раз на следующей канавке!
   - Помоги мне, - попросила Дакота.
   Кроме затихающего рева воды, льющейся дальше по желобу, не было слышно ни звука, кроме их собственного дыхания, их собственного ворчания и мычания от напряжения, их собственных голосов.
   Дакота теперь была полностью вне воды - весь ее вес приходился на передние конечности. Метр отделял ее хвост от моря. Еще один метр каждые три секунды.
   Она начала соскальзывать.
   - Гектор! Ты должен отпустить ее! Немного выше, и падение убьет ее!
   - Я не могу, - сказал Гектор.
   Кану потянул Ниссу за собой, рискуя на мгновение потерять равновесие, чтобы освободить ее руку от бивня Дакоты. Но в любом случае она могла продержаться еще только секунду, потому что бивень был гладким и скользким, не создавая никакого трения об ее ладони.
   - Дакота, - сказал Кану. - Падай. Переходи к следующему разу. Мы найдем тебя. Это еще не конец.
   - Так и есть, - сказала она.
   - Нет! - сказала Нисса.
   - Все ли прощено? - спросила Дакота.
   - Да, - сказала Кану, ужасаясь растущему пространству под ней, падению, которое она собиралась совершить. - Да. Все прощено. Во веки веков. Все всегда прощается.
   - Думай обо мне хорошо. Поступай хорошо с Гектором. Думай с добротой о Восставших.
   - Мы так и сделаем.
   Дакота высвободилась из углубления. Если бы Гектор не ослабил хватку на ее хоботе, его бы утянуло за край. Как бы то ни было, внезапное ослабление напряжения заставило его снова погрузиться в глубины бороздки. Кану притянул Ниссу к себе, обнял ее за талию. Он осмелился посмотреть вниз. Он наблюдал, как Дакота падает, кувыркаясь животом к небу. К тому времени следующая канавка, должно быть, уже показалась из воды. Слон никогда бы не пережил такого падения на Земле. На Посейдоне, где гравитация была вдвое выше, столкновение с водой было бы еще более сильным.
   Он наклонился в пустоту, одной рукой обхватив Ниссу, другой ухватившись за прямой угол над головой, где верхняя часть канавки соприкасалась с гладкой поверхностью колеса. Он высматривал какие-нибудь признаки Дакоты, едва осмеливаясь надеяться, что она, возможно, выжила. Но если ее тело и всплыло на поверхность, Кану был слишком высоко, чтобы увидеть это, когда это произошло.
   Да, конечно, она была прощена.
   Прощение было самым малым, что он мог предложить.
   Пока они были в безопасности - или, по крайней мере, вне океана.
   Колесо продолжало бы поднимать их все выше, и в конце концов воздух разредился бы и остыл. Но столкнуться с этим лицом к лицу было лучше, чем свариться насмерть в океане или быть съеденным морскими чудовищами, сказал себе Кану, и, по крайней мере, колесо давало им время и возможность, пусть и ничтожную, спасения сверху. Осмеливался ли он возлагать на это свои надежды?
   Нет, пока нет. Вместо этого сосредоточьтесь на настоящем моменте, на непосредственных практических задачах выживания. При надежном закреплении в углублении у них теперь не было ни малейшего шанса снова выпасть. Действительно, по мере вращения колеса постепенно увеличивающийся угол наклона дна углубления делал это еще менее вероятным. Конечно, это была мелочь. По подсчетам Кану, за час они поднялись не более чем на километр.
   Он все еще дышал окружающим воздухом. Теперь стало прохладнее - почти приятно по сравнению с жарой поверхности океана. Однако по мере того, как они поднимались, воздух продолжал бы охлаждаться, остывая и истончаясь, и очень скоро стал бы непригоден для дыхания. Во время плавания им обоим нужно было подключиться к воздуху и энергии скафандра, и теперь - согласно индикатору на запястье Кану - у него оставалось не более пятнадцати часов жизнеобеспечения. У скафандра Ниссы был такой же запас прочности. Хуже того, некоторые системы ее скафандра показывали сбои, предположительно из-за воздействия воды.
   Нисса стояла на краю канавки, у ее ног был отвесный обрыв.
   - Нам не придется замерзать или задыхаться, если мы этого не захотим. Так всегда бывает.
   - Возможно, в океане нам было бы лучше, - сказал Кану, возясь с настройками связи своего скафандра.
   - Я буду сожалеть, что не узнал больше об этих спутниках, - сказал Свифт, который сидел на самом краю канавки, свесив ноги в чулках над обрывом. В одной руке он держал пенсне, щурясь из-за какого-то микроскопического дефекта на линзе. - Но я не могу быть слишком неблагодарным. Зайти так далеко, прикоснуться к самому колесу - это больше, чем мы имели право ожидать.
   - Мы ничему не научились, - сказал Кану, охваченный внезапным фаталистическим унынием. - Колесо по-прежнему остается закрытой книгой. Просто потому, что мы в нем участвуем, это не значит, что оно внезапно раскрыло свои секреты.
   - Канавки - это форма грамматики Мандалы, - сказал Свифт. - Мне не обязательно это понимать, чтобы распознать. Хотя какая-то часть смысла довольно застенчиво продолжает напрашиваться мне на ум, я не могу полностью сфокусироваться на нем. У вас такое же чувство сверхъестественного?
   - Кое-что дошло до нас, - сказала Нисса. - Кое-какие знания, кое-какая информация, когда мы почувствовали Ужас. Именно так, как сказала нам Чику.
   - Секреты и неуловимое. - Свифт водрузил пенсне обратно на переносицу. - Я скорее сочувствую Гектору. Как вы думаете, с ним все будет в порядке?
   Гектор скрутился в комок в глубине борозды. Тантор ничего не сказал после гибели Дакоты, и они были осторожны, чтобы не давить на него. Кану решил, что это не обязательно была какая-то ошибка его скафандра, но ужасную тяжесть потери никто из них даже представить себе не мог. Она была больше, чем матриархом для Восставших. Она была острием нового порядка бытия - авангардом многообещающего и могущественного.
   - Мы все умрем, Свифт, - сказал Кану, позволив толике своего гнева прорваться наружу. - Ни с кем из нас не будет "все в порядке". И то, что ты в наших головах, этого не изменит.
   - Ты разумное животное, Кану, - дружелюбно сказал Свифт. - Ты бы не поставил нас в такое положение, если бы не думал, что есть какая-то надежда на выживание. Ты прекрасно знаешь, что колесо вращается, и что это поднимет нас еще выше.
   - В наших скафандрах осталось недостаточно энергии. Вопрос только в том, что убьет нас раньше - холод или разреженный воздух.
   - Или, как сказала Нисса, ты можешь выбрать место высадки. Но ты этого не сделаешь. Ни у кого из вас не хватит духу бросить Гектора. Чему я рад.
   - Рад? - спросил Кану.
   Свифт кивнул на небо за канавкой, где яркая движущаяся искра пересекала темнеющий зенит.
   - Это, если я не очень сильно ошибаюсь, сигнатура Чибеса.
   Что-то затрещало в канале его шлема.
   - Кану Экинья, - сказал он.
   Еще один треск, тишина, затем прерывистый, нервный голос - как будто она даже не смела надеяться, что получит ответ, и была не совсем готова доверять тому, что говорили ей ее уши.
   - Это Гома. С вами все в порядке?
   - На данный момент. Спроси меня снова через пятнадцать часов. Это ваш корабль, который мы видим?
   - Должно быть, так и есть. Мы видим ваши тепловые сигнатуры на колесе - мы отслеживали вас с того момента, как вы приводнились. Колесо поднимает вас выше - кажется, что оно вращается!
   - Боюсь, это не принесет нам особой пользы, но это было лучше, чем оставаться в море.
   - У вас еще есть выбор, Кану. Вы поднимаетесь к нам, и у нас есть все основания спуститься, чтобы встретиться с вами. Сможете ли вы продержаться эти пятнадцать часов? Возможно, они понадобятся вам до последней минуты.
  

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

  
   Потребовалось немало уговаривать капитана Васин, чтобы ввести "Мпоси" в сферу влияния спутников, а еще больше - чтобы подумать о посадке где-нибудь на верхней поверхности колеса. Но даже после того, как она согласилась предпринять попытку спасения, ее технические возражения - какими бы справедливыми и обоснованными они ни были - все еще оставались в силе. Конструкция "Мпоси" была несовместима с проникновением в глубокие слои атмосферы. Корабль разорвет себя на части, или поджарится, или и то, и другое сразу, прежде чем приблизится к поверхности на расстояние тридцати километров.
   Юнис утверждала, что они должны приземлиться именно на этом пороге, в тридцати километрах, молясь при этом, чтобы все без исключения переменные оказались в их пользу. Если корпус выдержит напряжения при входе в атмосферу, а двигатель не перегреется полностью...
   У Васин ничего этого не было. Она согласилась бы на посадку на высоте пятидесяти километров, на полпути к вершине колеса на восходящей стороне. Но она не позволила бы "Мпоси" остаться на месте высадки. Они выгружали бы спасательную группу, позволяли им отойти на безопасное расстояние, а затем "Мпоси" снова должен был взлететь, прежде чем вращение колеса перенесло бы его над вершиной, а затем начало опускать его слишком глубоко в атмосферу при дальнейшем повороте.
   - Сорок километров, если вы собираетесь усложнить себе жизнь, - сказала Юнис. - Тогда, не заходя слишком глубоко в атмосферу, вы сможете оставаться на месте по крайней мере до вершины. Мне это нравится гораздо больше, чем смотреть, как вы снова улетаете, пока мы все еще за штурвалом.
   - То, что вам нравится, и то, что вы получаете, - это две разные вещи.
   - По моему опыту, нет. Это космические путешествия, капитан Васин. В них нет ни одной части, которая была бы безрисковой.
   - Значит, управляемый риск.
   - А что, по-вашему, я делаю, если не управляю вашим риском? На сорока километрах корабль не отличит его от пятидесяти. Мы наблюдаем незначительное повышение давления - недостаточное, чтобы причинить нам вред.
   - Если я дам вам сорок, вы будете настаивать на тридцати.
   - Не в этот раз - я хочу жить так же сильно, как и вы. Я просто предпочла бы сделать это, зная, что мы сделали все, что в наших силах, для этих людей.
   - И слона.
   - Слон - тоже разумен, он один из людей. Кстати говоря, нам придется найти для него место внутри этого корабля. Если требуются срочные изменения, то сейчас самое время приступить к их внесению.
   Спарринг продолжался в таком духе почти час, и ни одна из них не уступила ни одной существенной позиции. Гому это привело бы в бешенство, но правда заключалась в том, что у них еще было время принять окончательное решение. Пока "Мпоси" не оказался ближе к колесу, точная точка их посадки оставалась предметом споров. Потребовалось бы всего несколько минут, чтобы опуститься ниже или выше, в зависимости от того, кто победил.
   Что бы они ни решили, это не будет простой спасательной операцией.
   Из своего разговора с Кану она узнала, что трое выживших участников экспедиции на "Ледоколе", которым удалось забраться в углубление, были одеты в скафандры. Но скафандры людей не смогли бы долго сохранить им жизнь, если они окажутся в настоящем вакууме. В лучшем случае у них были средства продержаться до тех пор, пока они не поднимутся на двадцать километров над поверхностью, а это было бы на пределе их живучести. Спасательная группа "Мпоси" должна была быстро добраться до них, если они хотели хоть как-то увеличить их шансы.
   Юнис провела инвентаризацию припасов. У них было много дополнительных кислородных и энергетических элементов, а соединительные интерфейсы должны были быть общими для различных конструкций скафандров. Но их самый длинный трос насчитывал пятьдесят километров, и не было надежного способа соединить более короткие тросы вместе, чтобы получилось что-то длиннее. Независимо от того, с какой стороны она смотрела на это, им придется довольствоваться одной длинной привязью.
   - Мы можем достать этим до них? - спросила Гома.
   - Да, я так думаю, - сказала Юнис. - Разматывать на максимальной скорости, которую позволяет лебедка, пока будем спускаться по колесу. Его вращение, конечно, будет действовать против нас, но при условии, что мы сможем двигаться со скоростью более одного-двух километров в час, то легко преодолеем его.
   - Надеюсь, быстрее, чем так, - сказала Гома. - И возвращаться наверх?
   - Тащить обратно так же, как будем тянуть вниз. И если это не удается, мы просто поднимаемся с колесом на самый верх.
   - В ваших устах это звучит легко.
   - Я замешана в этом, так что есть очень хороший шанс, что так не получится. Кстати, что там было насчет "мы"?
   - Чтобы донести припасы, потребуется больше, чем один человек. Кроме того, там внизу есть тантор. Мы с Ру хотим быть частью этого.
   - Хотите - или чувствуете, что должны?
   - Не усложняйте все больше, чем должно быть, Юнис. Мы идем вместе, с вами или без вас.
   - А сколько часов вы провели в скафандре?..
   - Мы возьмем вас с собой, чтобы вы показали нам, как это делается, не так ли?
   - Я бы поспорила с вами, но подозреваю, что это было бы немного похоже на спор с самой собой.
   - Напрасно?
   - Скучно.
   "Мпоси" продолжал приближаться к колесу, двигаясь со скоростью, значительно меньшей орбитальной, и все время замедляясь. Юнис и Васин продолжали торговаться из-за высоты и риска. Постепенно Юнис, казалось, донесла до капитана свое послание: учитывая те запасы, которые у них были, погружение вглубь было единственным способом вовремя добраться до встречи с Кану.
   Они облетели верхнюю часть колеса, записывая его рифленые структуры с максимальным разрешением на всех диапазонах волн, которые был способен зарегистрировать "Мпоси". За несколько часов, прошедших с тех пор, как Кану добрался до колеса, солнце село в этой части Посейдона. Сейчас на основании колеса была ночь, и так будет продолжаться еще десять часов. Но верхушка колеса все еще отражала преломленный свет заходящего солнца, сияя краснеющим золотом. И были другие колеса, и все они нуждались в сравнении, перекрестных ссылках. Здесь была работа на всю жизнь - на много жизней вперед. На данный момент им был разрешен доступ к Посейдону, разрешение проскользнуть через кордон спутников в этом единственном случае, но никто не мог сказать, какой срок будет действовать эта лицензия.
   Гома решила, что им лучше извлечь из этого максимум пользы, пока у них есть такая возможность.
   Она снова заговорила с Кану. - Как вы держитесь?
   - Мы дышим воздухом из скафандров половину времени. Пятьдесят процентов. Пытаемся выиграть несколько часов, не то чтобы один или два имели большое значение. Вы хоть немного продвинулись в реализации этого плана спасения?
   - Да, но для этого вам придется сидеть сложа руки немного дольше, чем вам хотелось бы.
   Она услышала улыбку в его голосе. - Вряд ли я в том положении, чтобы жаловаться. Что у вас на уме?
   - Мы собираемся спустить вам трос. Но не вертикально - было бы слишком рискованно наводить "Мпоси" таким образом, и мы не смогли бы предложить вам никакой помощи с вашей стороны. Будет лучше, если мы опустим корабль вниз по изгибу колеса. Мы приземлимся на самой низкой высоте, которая устроит капитана - Юнис уговорила ее снизиться до сорока километров.
   - Это безопасно для вас?
   - На самом деле корабль для этого не создан. Но, конечно, Юнис говорит, что запас прочности должен быть проверен.
   - Пожалуйста, Гома, не рискуйте ради нас.
   - У вас нет права голоса, Кану. Кроме того, с вами один из Восставших.
   - Это правда.
   - По крайней мере, здесь Восставшие только что снова стали вымирающим видом. Мы обязаны сделать все, что в наших силах, для Гектора, но я не могу обещать, что это будет легко. Наши тросы короче, чем нам хотелось бы. Если мы высадимся на высоте сорока километров, мы сможем просто дотянуться до вас, но вам нужно будет продержаться до тех пор, пока вы не приблизитесь к пределу живучести. Если все пойдет хорошо, мы сможем спуститься к вам до того, как вы подниметесь немного выше, чем на пятнадцать-двадцать километров.
   - Это будет нормально.
   - Другого выхода нет, Кану. Но у нас будет кислород и энергия, когда мы доберемся до вас. Не пугайтесь, если увидите, что корабль взлетает - Гандхари собирается покружить несколько часов, прежде чем вернуться.
   - Это больше, чем мы надеялись, Гома.
   - Это то, что сделал бы Мпоси. Пока мы носим его имя, нам лучше постараться соответствовать ему.
   - Вы уже это сделали.
   - Сейчас я отключаюсь. Как только будем на связи, поговорим снова. А пока сохраняйте тепло и берегите свои припасы. Скоро увидимся, дядя Кану.
   - Скоро увидимся, моя племянница.
   Они опустились в атмосферу на всплеске тяги привода Чибеса, сбросив скорость до минимума, необходимого для поддержания "Мпоси" против гравитации Посейдона. Поначалу все было тихо, спуск был таким же плавным и несложным, как и тогда, когда они приземлились на Орисоне. Но воздух сгущался с каждым километром приближения к морю, и по мере того, как выхлопные газы привода начинали взаимодействовать с атмосферой, физика плазменных выхлопов начинала становиться все более запутанной. Двигатель мог регулироваться до определенного момента. Это гасило ударные волны и подавляло неконтролируемую нестабильность до того, как у них появлялся шанс проявиться в виде толчков или кренов, ощущаемых человеческим экипажем. Он нашептывал приятные пустяки на границах турбулентности и ламинарного течения. Это потребовало чудовищного объема вычислений при определении своего путь по запутанным, фрактальным закоулкам возникающего хаоса.
   Но они должны были копнуть глубже.
   Васин сидела за штурвалом, ее сиденье было выдвинуто в бронированный проем кабины-пузыря, и все это время она качала головой, как будто - несмотря на то, что согласилась на это - она все еще не была убеждена, что это было что угодно, кроме крайней глупости, гарантированно губящей их всех. "Мпоси" издавал нарастающий хор предупреждений о состоянии и основных аварийных сигналов, и двигатель то набирал обороты, то затихал, пытаясь сбалансировать предъявляемые к нему требования.
   Еще глубже.
   Хаотическое взаимодействие с высокими слоями атмосферы было лишь частью проблемы. Теперь теплопередача от выхлопных газов к окружающему воздуху начинала перегружать собственные охлаждающие возможности модуля. Холодильные насосы и теплообменники вздымались и визжали сверх своих обычных допусков.
   Еще больше тревог.
   Но Васин дала слово Юнис, и Кану, в свою очередь, заставили поверить, что есть шанс на спасение. Во вспышке восхищения и сопереживания Гома поняла, что Васин теперь не повернет назад; ее преданность делу была абсолютной. Сказав, что она сделает это, их капитан ни за что не сдастся.
   В пятидесяти километрах от морей Посейдона.
   Сорок пять.
   Васин выдвинула шасси. Они опустились с одной стороны колеса, но теперь она направила их вбок, пока они почти не зависли над самим протектором. То, что раньше было обременительным, теперь стало вдвойне трудным, потому что она не хотела, чтобы выхлопные газы привода Чибеса приближались к колесу, опасаясь, что это вызовет взрыв или будет истолковано как враждебный акт.
   Эти опасения показались Гоме вполне обоснованными.
   Теперь тягу приходилось регулировать, направляя ее под острыми углами, а это, в свою очередь, означало повышенную нагрузку на двигатель, чтобы он обеспечивал зависание. "Мпоси" к тому времени обезумел от собственных тревог. Васин отменила все сигналы тревоги и заслужила небольшие аплодисменты от своей команды.
   - Возможно, это и к лучшему. Не думаю, что мне нужно секундное предупреждение, когда что-то пойдет совсем не так.
   - Вы прекрасно справляетесь, Гандхари, - сказала Гома.
   - Вы говорите, как ваш дядя.
   Гома не знала, что на это сказать. Но это не вызвало у нее неудовольствия.
   Теперь наступило самое трудное, как будто до сих пор все шло гладко. Они должны были совершить посадку или, по крайней мере, удерживаться на месте, пока будет выгружаться спасательная группа.
   Это было бы достаточно легко сделать на вершине колеса, где большая кривая приближалась к ровной поверхности. Однако здесь они не были даже на полпути к вершине. На высоте сорока километров над уровнем моря наклонная поверхность колеса находилась под углом тридцать градусов от отвесной поверхности. Только углубления давали хоть какую-то возможность надежной опоры.
   Васин подвела их вплотную, отклонилась, снова приблизилась - все это время внося небольшие коррективы в шасси. - Никому не передвигаться зря, - сказала она. - И если хотите попробовать немного не дышать, это могло бы помочь.
   Момент касания, когда он наступил, был едва ли похож на прикосновение поцелуем. "Мпоси" покачнулся, его редуктор принял нагрузку на себя, когда двигатель медленно сбросил тягу до нуля. Через одно из окон Гома видела только ближнюю поверхность колеса, почти настолько близко, что могла бы дотронуться, если бы оконное стекло не было у нее на пути. Она недоумевала, как им вообще удалось зацепиться.
   - Выгружайтесь так быстро, как только сможете, - сказала Васин, не вставая со своего командирского кресла. - Используйте запасной шлюз, а не основной, и будьте осторожны при выходе. Следите за тем, когда будете вытаскивать механизм лебедки - он тяжелый, и наш баланс может сместиться.
   Они начали надевать свои скафандры еще перед окончательным приближением к колесу, так что теперь оставалось сделать только последние приготовления. Юнис оставила свой скафандр на "Травертине", поэтому все они пользовались одной и той же стандартной моделью, которая была на борту "Мпоси". Она была менее чем довольна этим, хмуро глядя на встроенные в рукав контрольные приборы жизнеобеспечения и с отвращением качая головой.
   - Что это за лошадиная моча? Предполагается, что мы должны становиться лучше в создании вещей, а не хуже.
   - Заткнитесь и смиритесь с этим, как мы вынуждены мириться с вами, - сказал Ру.
   Они надели шлемы, проверили связь и начали выгружать оборудование.
   Только когда Гома оказалась снаружи, она смогла увидеть, как умело Васин посадила спускаемый аппарат. Это была сложная работа, достойная невольного восхищения даже со стороны Юнис. Две из четырех посадочных опор были вставлены в паз, сжатые до минимума. Две других, вытянутые настолько, насколько это было возможно, были прижаты к крутой стороне колеса между желобом, в котором они находились, и следующим, расположенным ниже. Эти две опоры с этой стороны были наклонены до предела, полагаясь на трение, чтобы поддерживать спускаемый аппарат.
   Это выглядело ненадежно, каковым оно и было на самом деле. Юнис сказала, что она видела и более неприятные конфигурации посадки, но не со времен химических ракет. Васин даже прикладывала постоянный крутящий момент рулевой тяги одного из вспомогательных двигателей спускаемого аппарата, крестообразного модуля, расположенного высоко на борту корпуса, рядом с выступающим пузырем управления. Без этой корректирующей тяги мало что могло бы помешать спускаемому аппарату отклониться от вертикали.
   - Но я не могу продолжать долго выпускать эту струю, - сказала Васин. - Он не предназначен для длительного использования и питается не от ядра Чибеса. Как только этот бак опустеет, у нас будут неприятности. Мне нужно будет подняться, как только вы станете самостоятельными.
   Потребовалось тридцать минут, чтобы выгрузить и организовать все необходимые припасы, за это время группа Кану поднялась еще на пятьсот метров. Гома в высшей степени сознавала, что на счету Кану каждая секунда. Не менее мучительным был страх, что сейчас они допустят какой-нибудь просчет или упущение и действительно погубят свои надежды.
   Ближайшей задачей было установить трос и грейфер. Грейфер представлял собой тысячекилограммовую сверхпрочную конструкцию, предназначенную для того, чтобы выдерживать тяжесть космического корабля при неблагоприятной тяге. У них он, конечно, не вышел бы из строя, что было единственным утешением, но потребовались усилия двух человек, чтобы сдвинуть его, и даже в убранном состоянии он едва протиснулся через дополнительный шлюз. Он был похож на механическую морскую звезду двух метров в поперечнике с пятью независимыми руками, каждая из которых заканчивалась сложным многофункциональным захватным отростком. Они заклинили грейфер в заднюю часть паза, отодвинули на безопасное расстояние, затем приказали ему зафиксироваться на месте. Рычаги выдвигаются со взрывной скоростью, наконечники приспосабливаются к воспринимаемой поверхности, обеспечивая максимальное усилие фиксации. Поскольку внутренние стенки канавки были гладкими, грейферу не за что было зацепиться. Но он также был разработан для соединения с гладкими корпусами других космических аппаратов с использованием накладок с высоким коэффициентом трения. Его отростки расположены под углом, обеспечивающим оптимальный контакт их подушечек. Сначала они немного соскользнули, потом удержались. Трое людей снова приблизились к грейферу и зацепились за трос. Используя силовую лебедку, они испытали грейфер мгновенным усилием до пяти тысяч шестидесяти ньютонов, после чего он подался, а затем снова защелкнулся. Пять тонн - не так уж много.
   Однако они никогда не стали бы нагружать его так сильно, потому что трос должен был проходить по краю канавки, которая служила бы опорной поверхностью. В ремонтном инвентаре "Мпоси" они нашли кусок запасной обшивки корпуса, который имел примерно подходящий профиль, чтобы проложить его под трос в этом месте соприкосновения. Они закрепили его на месте вакуумной эпоксидной смолой, полагая, что кусок будет держаться на чужеродном материале колеса и что трос не прорежет его насквозь.
   Они пристегнули все, что могли, к поясам своих скафандров, но аварийные запасы кислорода и энергии были слишком громоздкими для этого. Эти предметы были упакованы в сумку на молнии, которую они опускали перед собой, используя, как отвес для нескольких метров стандартного страховочного троса. Они использовали тот же трос, чтобы связать себя вместе, опять же с интервалом в несколько метров.
   Юнис будет лидировать, Гома - вторая, Ру - третий. Ру был единственным, кто был подключен к самому тросу, и он непосредственно управлял силовой лебедкой, которая крепилась к передней части его пояса с помощью прочной застежки. Лебедка не показалась Гоме чем-то особенным, просто приземистый желтый цилиндр с несколькими полосками предупреждения об опасности и несколькими простыми органами управления, достаточно массивными, чтобы работать в перчатках скафандра. Трудно было поверить, что большая часть из пятидесяти километров троса все еще оставалась намотанной в корпусе лебедки. Но сам трос был почти незаметен, и Васин предупредила их, что он может легко разрезать их скафандры, если они прикоснутся к нему под натяжением.
   Или еще хуже.
   Тем не менее, выполнение этого действия таким образом, а не вытягивание из грейфера, по крайней мере, означало отсутствие подвижного контакта между тросом и подложенным куском на углу. Юнис должна была следить за ними, пока они приближались и пересекали каждую последующую канавку на своем пути вниз. И чтобы иметь шанс помочь остальным, им нужно было бы действовать быстро.
   Юнис первой перебралась через край, под ней болталась сумка с припасами. Она уперлась ногами в почти отвесный борт и подала знак Гоме присоединиться к ней. Ру разматывал трос, не более чем на десятки сантиметров за раз, пока все трое не оказались над краем и их вес не лег на трос. Для Гомы это было легко - она была связана с Ру куском веревки, очевидно, достаточно толстой, чтобы выдержать ее вес. Но Ру едва мог разглядеть привязь.
   - Я почти на вершине следующего паза вниз, - сказала Юнис. - Начинай опускать нас. Я оттолкнусь и вернусь на поверхность под канавкой. Тебе придется сделать то же самое. Как только мы войдем в ритм, мы сможем развить хорошую скорость.
   Им потребовалось некоторое время, чтобы войти в ритм. Они были растянуты достаточно далеко, чтобы Юнис и Ру оба проезжали канавки, в то время как Гома спускалась по ровному участку между ними. Если они неправильно рассчитывали время выпуска троса, существовал риск того, что Гому оторвет от стены как раз вовремя, чтобы она снова влетела в устье канавки. На низких скоростях ей мало что могло навредить. Но чтобы быть полезными группе Кану, им нужно было добраться до них менее чем за десять часов, а это означало среднюю скорость спуска в пять километров в час. Это было прекрасно рывками, даже не в быстрой прогулке, но они не могли позволить себе опоздать. Учитывалась каждая ошибка, и если бы им пришлось двигаться быстрее, чтобы наверстать время, любая авария могла бы иметь серьезные последствия.
   Однако через тридцать или сорок минут спуска они выработали определенную схему. Трос плавно разматывался, грейфер держался. Гома перестала концентрироваться и просто позволила своим мышцам найти правильный темп, доверяя людям выше и ниже нее. Желоба следовали один за другим, перемежаясь ледяным блеском гладкого и нетронутого материала между ними. Угол наклона протектора становился все более вертикальным с каждым метром, по которому они спускались, но пройдет немало времени, прежде чем это станет очевидным для органов чувств Гомы. Вращение колеса с каждой секундой поднимало команду Кану выше, но то же самое вращение также поднимало команду Гомы. Они не могли позволить себе остановиться, пока не сократят расстояние до Кану, а для этого им нужно было опережать вращение колеса в противоположную сторону.
   - Кану? Это Гома. Мы снижаемся. Как вы справляетесь? Там, внизу, кажется, довольно темно.
   Ей пришлось ждать его ответа немного дольше, чем ей хотелось бы, как будто она вытащила Кану из состояния глубокого сна. - Темно, но мы с нетерпением ждем компании. Свифт говорит, что мы сейчас на высоте шести километров. Не буду притворяться, что здесь не холодно, но скафандры выдерживают, и, похоже, от стенок углубления исходит некоторое тепло - они определенно остывают не так быстро, как окружающий воздух.
   - Оставайтесь с нами, Кану.
   - У меня нет никаких планов этого не делать. Зайдя так далеко, я бы очень хотел завершить работу должным образом и вернуться с полноценной экспедицией - людьми, Восставшими, машиной - чего бы это ни стоило. Вы знали, что в этом океане водятся чудовища?
   - Меня бы ничто не удивило, - сказала Гома.
   - Я говорю "монстры" - один из них съел наш корабль, что не показалось мне очень любезным поведением, - но полагаю, нам следует воздержаться от суждений. Насколько я знаю, это были М-строители, вступившие в контакт.
   - Думаю, они давно вымерли, Кану.
   - Я тоже, но это приятная мысль, что мы могли бы встретиться с ними, не так ли? По крайней мере, мне было бы приятно сказать им, что они ошиблись.
   - По поводу чего?
   - О тщетности существования. Спросите Юнис - она прошла через весь этот ужас.
   Она велела ему отключиться, пока они не подойдут ближе, желая, чтобы он экономил энергию и кислород.
   Они продолжали спускаться, канавки тянулись друг за другом, как ступенчатые балконы бесконечного отеля. Со своего спуска они видели только часть каждой борозды - каждая из них простиралась в обе стороны на сотни метров, - но Гоме все равно этого было достаточно, чтобы убедить себя, что каждая борозда уникальна по своей детализированной форме, это не просто горизонтальная прорезь, а колеблющаяся, блуждающая траншея с прямыми углами и зигзагами, ответвлениями и перерывами. Высказывания на языке, который, как ожидала ее мать, она уже должна была уметь читать, но о котором она все еще ничего не знала.
   - Смотри, - сказал Ру.
   Они инстинктивно замедлили шаг. Над ними из-за выпуклой поверхности протектора поднималось яркое пламя, прорезанное сходящимися канавками, похожими на линии поглощения в атомном спектре. Капитан Васин подождала, пока они опустятся достаточно далеко, прежде чем поднять корабль.
   - Думаешь, она вернется за нами? - спросила Юнис. - Судя по тому, как дрожали ее руки во время спуска, я подумала, что у нее что-то вроде припадка ствола мозга.
   - Отдайте ей должное, - сказала Гома. - Она посадила этот корабль в невозможных условиях. Признайтесь - даже на вас произвела впечатление эта посадка.
   Они продолжили путь вниз на одну или три канавки.
   - Я видывала и похуже.
   - Такая щедрая похвала, - пробормотал Ру.
   Так было с тех пор, как они покинули первое углубление - Гома оказалась зажатой между ними двумя, Ру все еще подкалывал, Юнис не особо старалась облегчить ситуацию. Гома решила, что ее беспокоит то, что Ру ей не нравится, но только потому, что Ру был особенным для Гомы. Если бы в экспедиции был кто-нибудь другой, Юнис было бы все равно. Она провела всю свою жизнь, совершенно не заботясь о мнении других; она не собиралась меняться в одночасье, даже в этом последнем и самом странном воплощении самой себя.
   Гоме нравилось, когда им было о чем поговорить, и когда Ру просто продолжал работать с силовой лебедкой.
   - Пока я бы не сказала, что начинаю видеть картину в целом, - сказала Юнис, - ну, может быть, самый маленький ее уголок. Это снова почти другой синтаксис, понимаете? Это похоже на то, что всю работу, которую мне пришлось проделать, чтобы разобраться в сценарии Мандалы, нужно выбросить и сделать заново.
   - Как вы можете что-то прочитать, когда мы видим только крошечную часть каждой бороздки? - спросила Гома. - Разве это не то же самое, что водить пальцем по странице книги и читать только по одному слову из каждой строчки?
   - Нет, это хуже - потому что это больше похоже на одно слово со страницы, а не на одно слово в строке. Но прежде чем мы высадились, я попросила Гандхари передать снимки "Мпоси" в мой скафандр. Конечно, это только начало - крошечная часть всего содержимого, - но я начинаю понимать.
   - Что имел в виду Кану - насчет тщетности существования? - спросила Гома.
   - Ты помнишь, мы говорили о флуктуациях вакуума?
   - Едва ли.
   Но те непринужденные разговоры на Орисоне - перед смертью танторов, перед вторым событием в Мандале, перед этим - казались такими, как будто они происходили с более молодой, наивной версией ее самой. Это было похоже на возвращение в ее детство.
   Кухня Юнис. Мучные черви. Радость от знакомства с Садалмеликом и Ахернаром.
   - М-строители были слишком умны для своего же блага, - сказала Юнис. - Они слишком глубоко углубились в физику, и это их задело. Физика делает это. Это неблагодарный кусок дерьма. Это непостоянный любовник, который всегда предаст тебя. Он ухаживает за тобой, награждает тебя, дарит маленькие удовольствия, такие как огонь и колесо, телескопы и секрет полета к звездам, заставляет тебя думать, что ты того стоишь, что ты особенная, что ты действительно, действительно важна для него. - Она сделала паузу, оттолкнувшись от стены, размахнулась и снова с глухим стуком вошла в контакт. - Все это время ты копишь эту маленькую неприятную истину: что каждая мысль, каждый поступок, каждая надежда, которую ты когда-либо лелеяла, тщетны. Что вселенная закончится и забудет сама себя. Что такой вещи, как смысл, не существует. Что с таким же успехом ты могла бы покончить с собой прямо сейчас, потому что, в конце концов, твое существование ничего не будет значить. Что у нас нет потомства. Нет никакого воспоминания. Что ничто ни во что не переходит - даже для танторов.
   - Вы в это верите? - спросила Гома.
   - Конечно, я в это верю. Физике наплевать на то, что мы чувствуем. Ей наплевать на то, что мы крепко спим в своих постелях, думая, что мы что-то значим.
   - Только потому, что М-строители приняли это, мы не обязаны этого делать, - сказала Гома.
   - Ты имеешь в виду... может быть, они были неправы?
   - Почему бы и нет?
   - Нет... Ты права. Это вполне возможно. В конце концов, они опередили нас всего на миллионы лет. Они достигли мастерства в физике, достаточного только для того, чтобы построить эти колеса и спутники, передвигать целые горы со скоростью света.
   - Язвительная сучка, - сказал Ру.
   - Ты должен меня извинить. Это механизм преодоления. Так я отвечаю на глупые вопросы.
   - Я говорила серьезно, - сказала Гома, не сдаваясь так легко. - Отлично, они выдвинули теорию. Но что, если она не является самосогласованной? Что, если они просто недостаточно внимательно искали изъян? Создание этих штуковин - этих колес, Мандал - не говорит ли вам об определенной... неправильности?
   - Это говорит мне о существах, которых было бы очень, очень мудро не недооценивать.
   - Но быть неправым не могло быть выше их сил. В любом случае - чему вы научились у канавок?
   - Да, поделитесь с нами своей ослепительной мудростью, - сказал Ру.
   - У него действительно начинают возникать проблемы со мной, не так ли?
   - Вероятно, это как-то связано с тем, что вы чуть не убили его.
   - Разве мы с этим не покончили?
   - Он - нет.
   - Могу понять. Я продолжаю улавливать эти едва уловимые подводные течения враждебности. Во всяком случае - канавки. Да. Они очень интересные.
   - Все, что вы можете сказать - очень интересно? - спросила Гома.
   - Это либо некролог, либо рецепт, я не уверена, что именно. Давайте начнем с некролога. То, что, по-видимому, кодируют колеса - или, во всяком случае, это колесо - является своего рода заключительным заявлением от M-строителей. Это не их культурная история. Это не говорит нам о том, как они выглядели, откуда взялись, с какой стороны намазывали маслом тосты. Но, по-видимому, это действительно связано с Ужасом - повторяя ту же основную тему космической тщетности, флуктуации вакуума, конца всего сущего. Мне нужно было бы потратить на это больше времени, но - судя по этому колесу - они оставили нам полное описание своей окончательной физической теории. Их высшее понимание природы заключено в математике грамматики Мандалы. Теория Чибеса - это всего лишь крошечное, низкоэнергетическое приближение, спрятанное где-то на полях - почти сноска! Как я уже сказала, я вижу только проблески, фрагменты целого, но их достаточно, чтобы сказать мне, на что я смотрю.
   - Это не похоже на некролог.
   - Попридержи коней - это еще не все. Теория - это только ее часть - для ее выражения не понадобилось бы все колесо целиком. Остальное... сложнее. Как я уже сказала, я улавливаю только проблески, но мне кажется, что я вижу ответ на эту теорию - как М-строители пришли к согласию со своим собственным окончательным описанием природы.
   Пока они разговаривали, Гома начала замечать, что стена становится все круче. Была все еще ночь - даже верхняя часть колеса теперь была в тени, - и они все еще находились над большей частью атмосферы, но она уже чувствовала большое, неуютное расстояние от их отправной точки. При спуске возникло что-то вроде обратного головокружения, ощущение того, что находишься скорее слишком низко, чем слишком высоко.
   Она старалась не слишком зацикливаться на этой едва заметной привязи, удерживающей их всех против силы тяжести.
   - И каков же был их ответ - самоубийство?
   - Не совсем. Или, может быть, да, но не в том смысле, который вы имеете в виду. Что вы делаете, если вакуум нестабилен? Может быть, ничего. В конце концов, вакуум лежит в основе всего. Это фундаментальный уровень реальности, материал, из которого соткано пространство-время. Это игровое поле, а мы всего лишь фигуры, скользящие по нему сверху. Мы не можем прикоснуться к игровому полю - мы не можем заставить его стать тем, чем оно не является. Но если бы вы были рядом так же долго, как М-строители...
   - Вы могли бы попробовать, - сказала Гома.
   - В этом придется немного покопаться. Наверное, больше жизней, чем я ела сублимированных личинок. Однако вот начало. Предчувствие. Колесо - это рецепт. Это набор инструкций - список процедур для обращения к фундаментальной структуре реальности. Чтобы опуститься, испачкаться и копаться в жирных внутренностях квантового вакуума.
   - Вы думаете, это то, что сделали М-строители?
   - Я думаю, это то, кем они стали. - Юнис пропустила несколько пауз мимо ушей, прежде чем продолжить. - Чтобы изменить вакуум, укрепить его, изменить правила игры - они должны были внедриться в сам вакуум. Им пришлось отказаться от материи и энергии в том виде, в каком мы их знаем. Стать чистой структурой - чистыми самораспространяющимися паттернами когерентной информации. Призраками в половицах. Призраками в ковровом переплетении мира.
   - Неужели они стали такими? - спросил Ру.
   - Это очень хороший вопрос.
   - Я сказал, что мне бы не помешало поменьше вашего сарказма.
   - И на этот раз я говорю тебе все начистоту, мой дорогой. Это хороший вопрос, и у меня такое чувство, что колеса не дадут ответа. Колеса могут рассказать о том, что они намеревались сделать, но они не скажут нам, удалось им это или нет. Я подозреваю, что для М-строителей это было все или ничего - танцевать в вакууме или навлечь на себя аннигиляцию. Я не думаю, что они позволили себе смириться с неудачей - они могли бы смириться почти с чем угодно, кроме несовершенства.
   - Напоминает вам кого-нибудь? - спросила Гома.
   - О, я не идеальна - ни в коем случае. Я просто выставляю вас в плохом свете.
  

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

  
   Они спускались в тишине уже несколько часов, усталость мешала им сосредоточиться, стена теперь была настолько близка к отвесной, что это не имело никакого значения, когда Ру сказал: - Размоталось девятнадцать километров троса. Теперь уже недалеко.
   Гома подала сигнал Кану, что они, должно быть, где-то рядом, но ответа не последовало. Она не сразу подумала о худшем, потому что во время их последнего разговора у Кану был усталый голос, и ее нисколько не удивило бы, если бы он спал. По ту сторону колеса на небе начинали проявляться первые слабые признаки дня - дымка цвета индиго там, где раньше была ночь. Но данные об окружающей среде на ее скафандре по-прежнему утверждали, что внешние условия были совершенно несовместимы с потребностями человеческого выживания - что воздух был слишком разреженным, слишком бедным кислородом и достаточно холодным, чтобы заморозить их легкие, если они будут настолько глупы, что вдохнут его. К настоящему времени Кану, Нисса и Гектор полностью полагались бы на кислород в баллонах и пытались избежать переохлаждения.
   - Кану? - снова позвала она, когда они спустились еще на пятьдесят канавок.
   Наконец пришел ответ - слабый, как будто он был с другого конца солнечной системы.
   - Быстрее, Гома.
   - Мы подходим.
   Они сделали последний рывок, раскрутив лебедку на максимальную мощность, разматывая последние несколько сотен метров троса с аварийной скоростью, почти в свободном падении, едва касаясь ногами стремительной череды канавок и промежуточных секций колеса. А затем появился луч света - не совсем прямо под ними, но достаточно близко, желтое тепло, похожее на отблеск походного костра.
   Они упали.
   Это было скольжение на несколько метров, не больше - но этого было достаточно, чтобы Ру врезался в канавку, зацепившись за ее край нагрудным карманом своего скафандра. Гома почувствовала, как по тросу прошел удар с сильным всплеском натяжения, а затем ослабления, и увидела, как Ру внезапно обмяк над ней, свесив руки по бокам.
   - Ру!
   Ответа не последовало. Сердце Гомы бешено колотилось. Они и так спускались достаточно быстро, но это внезапное короткое падение было таким же ужасающим, как и все, что ей доводилось переживать.
   - Юнис, с вами все в порядке?
   - Прямо под тобой. Грейфер, должно быть, сместился, а затем восстановил свою хватку.
   - Ру ранен.
   - Я могу его видеть. Мы уже недалеко от выступа. Лебедка все еще вращается - я собираюсь высунуться, посмотреть, смогу ли я спуститься. Ты будешь на несколько секунд позади меня. Следи за Ру и за этим тросом - вы же не хотите запутаться в нем.
   Было время только делать, а не думать. Ру был ранен, но если Гома будет зацикливаться на этом, у них у всех будут неприятности. Чтобы помочь Ру - помочь им всем - она должна была действовать быстро и бесстрастно.
   - Кану! У нас проблема. Будьте готовы ухватиться за все, что сможете, и смотрите, чтобы вас не стащило с выступа.
   - Я высовываюсь наружу. Я вижу, как ты спускаешься - ты всего на несколько ступенек выше меня. Что случилось?
   - Нет времени объяснять. Просто забери Юнис и ее снаряжение, как только сможешь.
   - Подожди.
   Затем они услышали стон - голос Ру, - и сердце Гомы слегка подпрыгнуло. Стонать мог только тот, в ком оставалась хоть капля жизни.
   - Что только что...
   - Ты был без сознания, - сказала Юнис. - Выключи лебедку. Мы рискуем упасть слишком далеко.
   Голос Ру все еще звучал неуверенно. - Я... да. Подожди.
   Они замедлили шаг. Гома вздохнула с облегчением и поняла, что она едва дышала с тех пор, как впервые поскользнулась на захвате. Черт бы побрал их бесполезную технологию - разве она не могла сработать безупречно, хотя бы раз в жизни? Но она предположила, что они требовали от нее довольно многого, ожидая, что она будет постоянно удерживаться на чужеродной ткани колеса.
   Гома посмотрела вниз.
   Юнис достигла уровня Кану. Она остановилась как раз над углублением, из которого лился желтый свет, и подождала, пока Кану схватит сумку с припасами и забросит ее в безопасное место. Гома увидела руки Кану в перчатках, защищенное предплечье, но не более того.
   Один за другим им всем удалось войти в новый ритм. Ру опускал их шаг за шагом, не желая рисковать. Гома подумала о грейфере, задаваясь вопросом, достаточно ли у того места, чтобы снова зацепиться, не будучи полностью выдернутым из паза. Они мало что могли с этим поделать, находясь в тридцати километрах оттуда.
   Кану был единственным из группы, кто двигался. Гектор был серой массой в глубине желоба, погруженный в себя, как скульптура, высеченная из цельного куска камня. Гоме потребовался второй взгляд, чтобы убедиться, что тантор действительно был внутри скафандра, а не просто находился в атмосфере. Рядом с ним, сидя на корточках, подтянув колени, обхватив их руками, опустив голову и не подавая никаких признаков того, что лицо за забралом выдает присутствие, сидел еще один человек в скафандре.
   Они отодвинули припасы в глубь желоба, расчищая место для Ру, чьи ноги как раз появились в поле зрения. Гома встала так близко к краю, как только осмелилась, и помогла ему опуститься вниз на твердый, ровный пол борозды. Ру пошатнулся, затем обрел равновесие, оглянувшись через плечо на обрыв.
   - Я до сих пор не знаю, что там произошло.
   - Мы упали, - сказала Гома, бросив опасливый взгляд на грудь скафандра Ру. Нагрудный модуль был прогнут в том месте, где он принял на себя основную тяжесть удара о твердый угол паза, половина индикаторов состояния была тусклой, остальная часть пульсировала красным.
   Ничто из этого не казалось Гоме хорошим.
   - Я не помню.
   - Это было всего на несколько метров - грейфер, должно быть, соскользнул. Ты ударился о край желоба - я видела, как это произошло прямо надо мной. Как твоя голова?
   - Болит.
   - На обратной стороне твоего визора пятно - должно быть, от удара твоя голова ударилась о стекло, и ты потерял сознание на секунду или две. Я что-то значу для тебя?
   - Примерно столько же, сколько и всегда.
   - Я беспокоюсь о сотрясении мозга. Ненавижу эти скафандры. Почему мы вообще согласились делать что-либо, связанное со скафандрами?
   - Потому что это также связано с танторами.
   Они отстегнули силовую лебедку, оставив ее висеть на конце троса, но все еще в пределах легкой досягаемости.
   - Он ранен, - сказал Кану, заметив повреждения на скафандре Ру. - Это случилось только что?
   - Со мной все в порядке, - сказал Ру, отмахиваясь от его беспокойства.
   - Вы все пошли на невероятный риск, чтобы помочь нам - я не хотел, чтобы кто-нибудь из вас пострадал.
   - Следи за своими системами жизнеобеспечения, - проинструктировала Гома Ру, прежде чем повернуться к Кану. - Нисса выглядит неважно. Мне жаль, что мы не смогли связаться с вами раньше.
   - Вам не за что извиняться, Гома - не так давно мы были готовы вцепиться друг другу в глотки. Но я беспокоюсь за Ниссу - ее скафандр выработал ресурс раньше, чем мой. Когда у нее начали заканчиваться воздух и энергия, я надеялся, что она сможет продлить их, оставаясь неподвижной. Сейчас она то приходит в сознание, то теряет его.
   - Мы сделаем все, что в наших силах, - сказала Гома.
   Она подошла к Ниссе. Все дисплеи и габаритные огни ее скафандра были затемнены или неактивны, что указывало на его состояние при минимальной энергии. Нисса никак не отреагировала на приближение Гомы, даже когда та опустилась рядом с ней на колени и попыталась открыть панель доступа на ее нагрудном ранце. Гома мгновение изучала расположение клапанов и разъемов питания, сравнивая их с расходными материалами, которые они принесли с "Мпоси". Затем она пошла и выбрала кислородный баллон и аварийный источник энергии.
   Подошла Юнис. - Позволь мне разобраться с этим, - мягко сказала она, забирая предметы из рук Гомы. Юнис вложила их в рюкзак Ниссы, и через секунду или две на одном из дисплеев вспыхнул цвет. Но Нисса не проявила немедленной реакции на приток кислорода и энергии.
   Юнис понаблюдала с минуту; открыла другую панель в нагрудном кармане и отрегулировала некоторые настройки вручную.
   - Ну? - прошептала Гома.
   - Кану? - спросила Юнис. - Дела идут не очень хорошо. Нисса впала в гипотермическую кому. Должно быть, это произошло в последние несколько минут - в ее скафандре невероятно холодно, и у нее оставалось всего несколько глотков кислорода.
   Кану опустился на колени рядом с ними. Ему еще предстояло принять дополнительный кислород или энергию, хотя внешние индикаторы на его собственном скафандре уже были слабыми или полностью потускнели.
   - Насколько все плохо?
   - Надеюсь, мы добрались сюда вовремя, чтобы избежать повреждения головного мозга, но в любом случае она нуждается в лучшей медицинской помощи, чем мы можем предложить ей здесь.
   - О чем вы думаете? - спросила Гома.
   - Ждать, пока колесо перенесет нас обратно в космос, для Ниссы не вариант. Мы должны доставить ее туда гораздо быстрее. Лебедка - единственный способ.
   - Прекрасно, - сказала Гома. - Прицепить ее, сматывать трос так быстро, как только сможете, - если, по-вашему, лебедка достаточно прочная?
   - С лебедкой все будет в порядке - меня беспокоит грейфер. Но Нисса уже на грани смерти. Ей понадобится кто-то, кто поможет ей подняться. Мы можем засунуть ее в сумку с припасами - она будет весить не больше, чем эти баллоны и аккумуляторы.
   - Я сделаю это, - тут же сказал Кану. - Покажите мне, как работает лебедочная система, и я отведу ее обратно на ваш корабль.
   - Ты едва ли в лучшем положении, чем Нисса, - сказала Юнис. - Этот паразит в твоем черепе, вероятно, делает больше для того, чтобы удерживать тебя на нужной стороне сознания, чем ты думаешь. Однако один промах, и все кончено. Это должен быть кто-то из нас. Мы все еще довольно сообразительны, и однажды уже пересекали эту местность.
   Гома кивнула. Ответ казался ей очевидным - его даже не стоило обсуждать. - Вы можете это сделать?
   - Я могла бы, - ответила Юнис, - если бы не осталась здесь, внизу, с Ру и Гектором.
   - Нет.
   - Я не покину Восставшего, Гома. Это не подлежит обсуждению. Кроме того, если у Ру проблемы, я знаю о функциях скафандра чертовски больше, чем ты.
   - Если скафандр Ру поврежден, то подниматься должен сам Ру.
   - У него может быть сотрясение мозга, а может и не быть, и при повышенной нагрузке на систему жизнеобеспечения его скафандр может продержаться, а может и не продержаться, пока он не достигнет верхней точки привязи. Ему лучше здесь, со мной, где я могу отрегулировать его скафандр, чтобы сохранить ему жизнь. В любом случае, ты самая сильная из нас. Ты должна благодарить меня за это - за все те хорошие гены, которые у меня хватило порядочности передать тебе.
   - Вы ведь не собираетесь сдвинуться с места, не так ли?
   - Я построила свою жизнь на том, что не двигалась с места. Поздновато менять старые привычки.
   - Вы даже не знаете Гектора.
   - Достаточная причина, чтобы провести с ним немного времени.
   Гома подошла к Ру и Кану. Они работали, освобождая сумку с припасами и готовя ее для Ниссы.
   - Она хочет, чтобы я согласилась на подъем, - сказала Гома, глядя на Ру. - Ты не можешь этого сделать, только не после того, что случилось. Я бы хотела поспорить с этим, но она права. И если у тебя возникнут проблемы с этим скафандром, тебе будет гораздо лучше в ее компании, чем в моей. Ты сможешь потерпеть ее, пока мы не вернемся на посадочный модуль?
   - Я все еще готов сам заняться Ниссой, - сказал Кану.
   Гома покачала головой. - Вы не в форме для этого. Если бы я была больше уверена в лебедке, я бы сказала, что мы запихиваем вас в один мешок. Но на самом деле там нет места, и я бы беспокоилась, что захват снова соскользнет.
   - Тогда я останусь, - сказал Кану, и по его тону было видно, что он принимает логику этого решения, даже если оно ему не нравится.
   Нисса по-прежнему не реагировала, хотя ее скафандр теперь снова был частично включен, а парциальное давление кислорода вернулось к низкому, но терпимому уровню. Они уложили ее в сумку, еще раз проверили признаки жизни, затем обернули сумку вокруг нее, как кокон. Сумка была усилена слоями противоударной прокладки и самовосстанавливающимися мембранами, достаточными для защиты Ниссы от разрывов скафандра, ударов и воздействия микрометеоритов. Они сделали для нее все, что могли.
   - Может ли Гома справиться со всем этим самостоятельно? - спросил Кану.
   - Нагрузка ляжет на ее скафандр, а не на Гому, - сказала Юнис. - А пока вы можете с пользой провести время с Ру, Гектором и мной.
   - А вы не боитесь, что я убью тантора? - спросил Ру.
   - Нет, - резко ответила Юнис, - потому что это выставило бы меня идиоткой. Ты был орудием, но не был виновен. - Ее тон смягчился. - И я слишком остро отреагировала, за что прошу прощения. Сколько раз я должна это повторять?
   - Один раз - это только начало, - сказал Ру.
   Они были готовы к восхождению. Гома потянула вниз силовую лебедку и прикрепила ее к передней части своего скафандра, убедившись, что защелка надежно закреплена. Она проверила трос своей собственной тяжестью - если захват не сработает сейчас, то не было никакой надежды на то, что он выдержит, как только она начнет поднимать Ниссу.
   - Вы справитесь здесь, внизу?
   - Мы разожжем костер и споем песню, - сказала Юнис. - Время пролетит незаметно. И тебе нужно отправляться в путь. Как только ты отправишься, я предупрежу капитана Васин о том, что происходит. Если она снова сможет опустить "Мпоси" между тобой и грейфером - это сэкономит много времени.
   - Ру - увидимся через несколько часов. Кану... Гектор - то же самое. Юнис - хорошенько позаботьтесь о них всех.
   - Я так и сделаю.
   - И пока вы этим занимаетесь, берегите себя. Я все еще не докопалась до сути того, кто вы такая.
   - Здесь нет никакой тайны, Гома - просто я, живая, вот так просто.
   - В вас нет ничего простого.
   Она увеличила мощность лебедки, оторвавшись от пола канавки, прежде чем принять на себя тяжесть Ниссы. Лебедка была мощной и не дернулась при увеличении нагрузки. Возможно, они все-таки смогут это сделать.
   Она остановилась на мгновение, чтобы встретиться взглядом с Юнис, Кану и Ру, кивнув каждому из них. Она бы позавидовала тому, как они проводили время с Гектором, но факты свидетельствовали о том, что Гектор давно перестал быть предметом разговора. Они поступили бы правильно, сохранив ему жизнь, пока колесо уносило их в космос.
   Гома справлялась со средней скоростью подъема в десять километров в час, бегом и прыжками, изо всех сил отталкиваясь ногами при прохождении канавок, позволяя своему грузу раскачиваться под ней. Она ни за что не смогла бы продолжать в том же духе без усилителя скафандра, но даже с ним концентрация давалась с трудом. Она слишком хорошо понимала, какой вред может нанести себе из-за одной-единственной невнимательности - не говоря уже о своей закутанной в кокон беспомощной пассажирке.
   Так продолжалось час, потом другой.
   Единственным благословением было то, что с момента их высадки из "Мпоси" прошло десять часов. Колесо продолжало вращаться, тем самым поднимая грейфер выше и позволяя "Мпоси" вернуться примерно на восемь километров ближе их первоначального исходного положения. Гоме не нужно было подниматься на то же расстояние, на которое они спустились, и Васин собиралась рискнуть остаться на месте, пока она не прибудет вместе с Ниссой.
   Захват выдержал, как и трос. Однако она начала спотыкаться, неправильно рассчитывая свои толчки, когда яркий свет резко очертил ее тень. Она подняла глаза, щурясь от выхлопных газов посадочного модуля, когда тот снова опустился на колесо. В пяти километрах над ней - на этот раз Васин срезала отлично. Но Гома почувствовала, что она почти дома, и это придало ей новый прилив энергии и сосредоточенности.
   Когда она добралась до нижней части посадочного модуля, ее уже ждали фигуры в скафандрах. Андиса и Грейв помогли ей преодолеть последние несколько метров. Затем они отсоединили трос и втащили сумку с Ниссой в шлюз.
   Гома ждала на наклонном выступе. Она чувствовала себя опустошенной, лишенной чего-то жизненно важного. Но она не позволила бы себе задерживаться, прежде чем возобновить путешествие обратно к Ру. Они спорили с ней по этому поводу, но она была непреклонна.
   Она последней вошла в корпус корабля, и они вытащили ее из скафандра почти прежде, чем она успела моргнуть. Андиса провела ей беглый, но эффективный осмотр, убедившись, что Гома была истощена, но в остальном не испытала никаких побочных эффектов.
   Гома проглотила жидкость, вернув себе часть литров, которые она потеряла с потом на колесе. - Дайте мне десять минут, чтобы собраться с мыслями. Потом я возвращаюсь вниз.
   - Нет, - сказала Андиса. - Мы не можем здесь оставаться, а Васин не позволит вам так рисковать. Им просто придется подождать, пока колесо не подвезет их ближе.
   - Она велела вам сказать мне это?
   - Вы просто развалина, Гома Экинья. Вы без передышки крутились на колесе, и мы чуть не потеряли вас всех, когда этот грейфер поддался. Гандхари не станет рисковать, чтобы это повторилось.
   Гома потянулась к гневу и разочарованию, которые, как она знала, ей следовало бы испытывать, но обнаружила только усталость и ощущение, что это был спор, который она никогда не сможет выиграть.
   - Вы рассказали ей о Ру?
   - Да, и я разговаривала с Ру с тех пор, как вы ушли от него. Он в сознании, и его жизненные показатели выглядят стабильными. Если бы было кровотечение или перелом черепа, я бы уже знала.
   - Надеюсь, что вы правы насчет этого.
   - Это моя работа - быть правой. Поверьте мне, если бы был способ вернуть их всех сюда прямо сейчас, я бы ухватилась за это. Но смысл этой опасной спасательной операции состоял в том, чтобы доставить припасы, в которых нуждались Кану и другие, и вам это удалось. Более того - вы вернули сюда Ниссу.
   Гома попыталась заглянуть за пределы своих собственных забот, хотя бы на мгновение.
   - Как она?
   - Вы сделали все, что могли, и я сделаю свою работу. Теперь подумайте о себе несколько минут. Вы совершили великолепный поступок, Гома - спасли человеческую жизнь.
  

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

  
   "Мпоси" пришлось снова взлететь, чтобы не терять топливо, необходимое для рулевого двигателя. Они оторвались от колеса, сделали несколько кругов, чтобы собрать больше информации, затем снова поднялись на низкую орбиту.
   - Пока все это происходило, - сказала Васин, - мы не грузили вас информацией о более широких событиях.
   Были только капитан и Гома, сидевшие рядом с одним из обзорных иллюминаторов, внутреннее освещение было приглушено, корабль какое-то время заботился сам о себе. Все были измотаны, не только те, кто непосредственно участвовал в спасении.
   - Вы собираетесь сказать мне, что спутники вернулись на свои обычные орбиты, и нам придется столкнуться с Ужасом на обратном пути?
   - К счастью, нет - спутники все еще сохраняют свое новое расположение - все на одной орбите, нанизанные, как жемчужины на ожерелье. Проблема в том, что это привлекло внимание Хранителей. Они, должно быть, думают, что это открытое приглашение.
   - Проблема для нас или для них?
   - Судя по признакам, им это очень нравится. Сейчас мы на темной стороне, что облегчает задачу - позвольте мне еще немного приглушить свет.
   Васин полностью затемнила кабину, оставив спутники и звезды единственными источниками освещения. Спутники были слишком малы, чтобы иметь значение, а звезды слишком далеко. Гома плыла в темноте, пока ее глаза не начали различать что-то еще.
   Крошечные вспышки мигрени где-то там - слишком слабые, чтобы их можно было уловить, как призрачные сигналы на ее зрительном нерве. Розовые, зеленые и оранжевые, вспышки звезд и морские звезды, движущиеся в той же плоскости эклиптики, что и спутники.
   - Они умирают, - сказала Васин. - Они пытались пересечь эту линию спутников в течение нескольких часов, с тех пор как те перешли в эту новую конфигурацию, и их режут на кусочки. Один за другим они продолжают прибывать. Как будто они слишком огромны, слишком медлительны, чтобы осознать свою ошибку - как стая китов, самостоятельно приближающихся к берегу и выбрасывающихся на него.
   - Вы можете видеть, как это происходит?
   - На дальних дистанциях - да. Что бы ни убивало их, трудно понять, откуда это берется. Может быть, спутники - или даже что-то там еще, чего мы пока не обнаружили. Насколько нам известно, спутники - это всего лишь сенсорные элементы защитной системы, которую мы даже не можем видеть.
   Гома на мгновение задумалась об этом. - Теперь вы меня пугаете.
   - Если вы не боитесь, значит, не понимаете ситуации. Боже. Я только что на мгновение заговорила как Юнис?
   - Она передается по наследству.
   - Надеюсь, вы поймете, почему я не могла разрешить еще одну экспедицию вниз по колесу. Я хочу, чтобы они все вернулись сюда, но не буду подвергать риску еще больше жизней, чтобы это произошло. Иногда быть капитаном - значит принимать непопулярные решения - те, за которые, как ты знаешь, у тебя есть все шансы заслужить ненависть.
   - Вы хорошо поработали, Гандхари. Вы завели нас так далеко, и вы делили корабль с Юнис. Должно быть, это было нелегко - работать в ее тени.
   - Воздушный шлюз всегда был недалеко.
   - Для нее или для вас?
   - Рассматривался любой из вариантов. Но вы знаете, я все еще не могу решить, действительно ли мы встречались с ней или нет. Она ходит и говорит как настоящая, и Нхамеджо - хотя мне больно упоминать его имя - сказал нам, что она была настоящей с самого начала. Я уверена, что Мона согласилась бы, если бы провела те же тесты - у вероломного ублюдка не было причин лгать об этом.
   Гома, несмотря на свою усталость, несмотря на дурные предчувствия, рассмеялась. - Это не очень-то подобает капитану, Гандхари.
   - Прошу простить меня - у меня было несколько трудных дней.
   - Не за что. Но я согласна - я все еще не знаю, что с ней делать. Откуда взялись ее воспоминания? Они неполные, сшитые воедино из биографических фрагментов - это вообще не настоящие воспоминания. С другой стороны, сконструированная версия Юнис прожила несколько жизней на "Занзибаре". Эти воспоминания подлинны - просто они не являются частью жизни настоящей Юнис. Затем она встретила Хранителей, и они разобрали ее на части и снова собрали, используя биологический материал. И она прожила еще одну или две жизни в этой форме. Кем это делает ее? Больше или меньше, чем первоначальная Юнис? Равной ей во всех отношениях? Продолжением одной и той же личности? Если мы заберем ее обратно с собой, какие у нее будут права?
   - Для нее нет прецендента, - сказала Васин. - Она такая же странная, как и все остальное на свете. Чудесная, устрашающая - пугающая. И хитрая, как лиса. Тот трюк, который она провернула с нами с зеркалами - я все еще пытаюсь разобраться в этом. Совершила ли она самое страшное преступление, какое только можно вообразить, или спасла жизни и начала новое приключение?
   - Кану все равно отправился к Посейдону.
   - Но по собственной воле, чтобы пощадить Восставших. Его нельзя винить за его бескорыстие.
   - Интересно, узнаем ли мы когда-нибудь, что она сделала с "Занзибаром"?
   - Мы не успокоимся, пока не сделаем этого. Коллективно, я имею в виду - как общество. Кроме того, она продемонстрировала нечто довольно значительное - что бы мы ни недопонимали в M-строителях, а это довольно много, у нас действительно есть возможность использовать их технологию.
   - Мы просто обезьяны, бьющие по клавишам пианино.
   - И, может быть, время от времени мы будем играть какую-нибудь мелодию. Это может занять время. Но я навигатор, Гома. Такие люди, как я, не успокоятся, пока мы не найдем способ использовать Мандалы. Перейти от наших самых быстрых кораблей к возможности путешествовать настолько близко к скорости света, насколько мы можем себе представить?
   - Вы разочарованы, что у вас нет чего-нибудь побыстрее?
   - Я возьму то, что смогу достать. Я хочу знать, как далеко простирается эта сеть - проникнуть на Мандалах так глубоко в галактику, что наше солнце станет просто еще одной безымянной точкой в Млечном Пути.
   - Вы можете проскочить между этими звездами быстрее, чем успеете моргнуть, но людям, оставшимся дома, все равно предстоят долгие годы путешествий.
   - Их там нет, - сказала Васин. - По крайней мере, для меня.
   - Я все еще хочу домой.
   - Вы поймете. И вот еще кое-что, о чем стоит подумать. В Солнечной системе Земли нет Мандалы - по крайней мере, насколько нам известно. Наши лучшие разведданные говорят, что на Крусибле - ближайшая.
   - Крусибл собирается измениться.
   - Если Мандалы позволят нам использовать их, тогда да. Твоя маленькая планета - и помни, я родилась не там - отныне приобретет иное значение. Крусибл станет воротами - портом въезда.
   - Во что?
   - Мы это выясним. Когда заставим это работать.
   Они снова обратили свое внимание на далекие огни умирающих Хранителей. Это было прекрасно и возвышенно. Гома не испытывала радости по поводу гибели инопланетных машин, скорее печаль из-за того, что они не могли видеть свою собственную глупость.
   В конце концов истощение замедлилось - огни гасли, как последние беспорядочные вспышки фейерверка.
   - Там все еще есть другие, - сказала Васин, - но у них, должно быть, хватило ума сдержаться.
   - Мне их почти жаль.
   - Вы не должны жалеть их. Они причинили нам достаточно неприятностей.
   Это было правдой, и ее слов должно было быть достаточно, чтобы рассеять сомнения Гомы. Но, тем не менее, Хранители были добры к Юнис - или, по крайней мере, милосердны - и они преподнесли ей подарок сверх всякой меры. Возможно, для них это было пустяком, добрым жестом, почти слишком незначительным для их понимания - как человек, по минутной прихоти поднимающий перевернутое насекомое обратно на ножки. Но они сделали ее человеком, вдохнули жизнь в ее легкие, дали ей мечты и печали, все то, что свойственно смертным. Они вернули Юнис к ней самой.
   Гома могла бы многое простить им за это.
   Она отправилась повидаться с Ниссой, чтобы ей было о чем доложить Кану. Нисса все еще была без сознания, все еще на попечении доктора Андисы. По крайней мере, теперь для нее делалось все возможное, хотя Андиса не собиралась упускать свои шансы. Ее скафандр потерял энергию раньше, чем в нем закончился воздух, так что холод высоких слоев атмосферы был ее первой проблемой. Несмотря на слои изоляции, она все еще страдала от обморожения лица и конечностей, которое теперь виднелось там, где Андиса нанесла синюю медицинскую мазь, особенно вокруг висков и скул. После обморожения наступило кислородное голодание, и она не могла избежать какого-то неврологического повреждения. Но они восстановили тепло и подачу воздуха перед восхождением, так что с этого момента ситуация, конечно, не ухудшилась.
   - Я едва знаю ее, - сказала Гома, - но хочу, чтобы она жила. Это не только из-за Кану, из-за того, что ее смерть сделает с ним после всего этого. Она проделала весь этот путь, пережила все, вплоть до колеса, - даже Ужас. Это неправильно, что она должна умереть от гребаного обморожения и кислородного голодания!
   - Мы сделаем все, что в наших силах, - мягко сказала Андиса.
   Конечно, они бы так и сделали, но это нисколько не успокоило Гому. - Кану все еще там, внизу. Я хочу подбодрить его, дать хоть какую-то причину думать, что с ней все будет в порядке.
   - Это бессознательное состояние частично является медицинским решением. Я ввела ей настолько большую дозу факторов роста нейронов, насколько осмелилась рискнуть. Они укрепят поврежденные структуры, предотвратят дальнейшее разрушение и спровоцируют определенную степень реконструкции синапсов. Но лучше всего, чтобы она не бодрствовала, пока идут эти процессы.
   - Не сомневаюсь в вашем мастерстве, Мона. Я просто хотела бы, чтобы у меня было что-то конкретное, что я могла бы ему дать.
   - Скажите ему, что она жива и получает наилучший доступный уход. Это единственный честный ответ, который я могу дать. Как только появятся новости получше, вы будете первой, кто их услышит. А пока, Гома?
   Она гадала, что будет дальше. - Да?
   - Это было прекрасно - помочь ей. Она была бы мертва без вас, но вы дали ей надежду. Теперь скажите Кану, чтобы он беспокоился о себе, а мы будем беспокоиться о Ниссе.
   - Я так и сделаю.
   Она нашла немного чая, плеснула себе в лицо водой, чтобы прогнать усталость, затем возобновила контакт с группой на подъеме. Она воспользовалась общим каналом, обращаясь ко всем сразу. Возможно, Ру и был ее мужем, но сейчас она беспокоилась о каждом члене группы, включая Гектора.
   - Мы держимся, - сказал Ру. - Припасы хорошо помогли. Пока что наши скафандры работают нормально. На самом деле делать особо нечего, кроме как ждать. Мы видели, как вы взлетели - пожалуйста, скажи мне, что вы планируете вернуться за нами?
   Вопрос Ру, возможно, был несерьезным, но Гома слишком устала, чтобы утруждать себя чем-либо, кроме прямого ответа. - Как только вы подниметесь выше, мы сойдем с орбиты и снова вернемся. Вы видели фейерверк?
   - Да, и к тому же это было очень красиво. Кану говорит, что это, должно быть, были Хранители.
   - Он прав, - подтвердил Гома. - Они бросались на спутники, их резали на кусочки - как будто они видели в этом свой единственный шанс подобраться поближе к колесам. Но это не сработало. Похоже, они сдались - по крайней мере, бойня, похоже, на данный момент закончилась. Я не думаю, что это означает, что мы видели последнего из них - должно быть, их еще много, они ждут, чтобы увидеть, что произошло. Но если они ожидают ответов от кого-либо из нас, то не обязательно их получат.
   - Кану мог бы с этим не согласиться, - сказал Ру. - Он прошел через весь этот Ужас точно так же, как Юнис много лет назад. Он сказал, что это дало ему определенную перспективу.
   - Кану там?
   - Да, - ответил он после минутного молчания. - Рад тебя слышать, Гома. Есть какие-нибудь новости о Ниссе?
   Голос Кану звучал более настороженно и сосредоточенно, чем когда она впервые встретила его на выступе. - Доктор Андиса делает все, что в ее силах, - ответила Гома, обрадованная тем, что слышит его голос. - Нам нужно поддерживать ее в стабильном состоянии, пока мы не сможем доставить ее на борт "Травертина". На большом корабле у нас гораздо лучшее медицинское оборудование.
   - Рад слышать вас, Гома. Было бы неправильно сказать, что я горжусь вами? Мы, Экинья, совершили несколько хороших и плохих поступков. Но мне кажется, я знаю, на чьей вы стороне.
   Его слова согрели ее. - И вы тоже, дядя.
   - Я не уверен, что звучит менее официально - дядя или Кану. Никто никогда раньше не называл меня дядей.
   - Говорят, вы были дипломатом.
   - Один раз. В другой жизни. И жителем моря. На самом деле я занимался многими вещами, и не уверен, что был особенно хорош в чем-либо из них.
   - Вы слишком строги к себе.
   - О, я не так уверен. Чего именно я достиг? Я предал свое правительство, подвел своих друзей, ввел в заблуждение Ниссу - и все это ради достижения целей машин на Марсе, которых я едва понимаю, не говоря уже о доверии? И хотя Свифту приходилось мириться с тем, что он был у меня в голове, не то чтобы я действительно был нужен ему для чего-то еще. Я просто был его средством передвижения, средством добраться до этого места.
   - Свифт с вами?
   - Стоит рядом с нами, протирает пенсне, стараясь не выглядеть обиженным. По крайней мере, один из нас все равно получил то, чего хотел, - встретился со своим творцом.
   - Должно быть, за этим стояло нечто большее.
   - Несколько возвышенных идей об углублении нашего понимания роли машины и органического мира - попытка найти стратегию взаимного сосуществования. Впрочем, это всего лишь слова. Между тем, наша маленькая прогулка стоила жизней и страданий, и мы ничуть не приблизились к лучшему пониманию Хранителей. На самом деле все гораздо хуже. Если бы мы не пришли сюда, ни одной из этих смертей не случилось бы.
   - Если есть вина, которую нужно распределить, вы можете взять на себя только ее долю, - сказала Гома. - Никто из нас не является невинной стороной.
   - За исключением, возможно, вас.
   - Вы недооцениваете меня. Я бы перелезла через гору человеческих костей, чтобы найти танторов.
   - Даже несмотря на то, что это была не та встреча, на которую вы надеялись?
   - Это было только начало. Мы с Ру тратили наши жизни на то, чтобы составить график угасания танторов - снижения их когнитивного уровня. Мы никогда не надеялись столкнуться с самоподдерживающейся колонией танторов, не говоря уже о Восставших. Но да, все пошло наперекосяк. Гребаная человеческая глупость. Страх и невежество. Как будто худшей вещью в мире было бы поделиться этим с другим разумом.
   - Люди и слоны. Люди и роботы.
   - Может быть, нам просто следует позволить слонам и роботам жить долго и счастливо, - сказала Гома. - Они казались достаточно счастливыми, чтобы принять Юнис на ее собственных условиях.
   - Не может быть, чтобы все было так безнадежно, - ответил Кану со смесью усталости и убежденности. - Я поставил на карту свою жизнь, чтобы стать посредником в установлении мира между людьми и Эволюариумом. Я достаточно стар и глуп, чтобы обманывать себя, что все еще есть шанс достичь этого. Скажите мне, вы не отказались от Восставших?
   - Их осталось не так уж много.
   - Насколько понимаю, на Орисоне их несколько, и вскоре у вас тоже будет возможность поближе познакомиться с Гектором. Я был послом у машин, Гома. Это было достаточно странно! Теперь Восставшим нужно будет отправить к нам посла.
   - Возможно, их потребуется немного убедить. Земля - не совсем их дом.
   - Марс тоже не был моим, но я нашел там друзей.
   - Как Гектор? - спросила она.
   - Насколько нам известно, никаких физических проблем нет. Но потеря Дакоты сильно ударила по нему.
   - Жаль, что я не могу поговорить с ним сейчас. Вы в состоянии общаться?
   - У наших скафандров есть связь, но она неуклюжая. Хотите, я передам ваше сообщение, какую бы пользу оно ни принесло?
   - Скажите ему, что его ценят. Скажите ему, что нам с Ру не терпится услышать, что он нам скажет.
   - Так и сделаю. Не хотите сейчас поговорить с Юнис?
   - Конечно.
   Естественно, она все это время подслушивала. - Гома. Хорошо, что ты нас помнишь.
   - Как будто я могла забыть.
   - Ты молодчина. Кану прав. Гордость за другого человека - это странное чувство для меня - обычно это разочарование, горечь, гнев. Через некоторое время к этому привыкаешь - начинаешь чувствовать, что это нормальное положение дел. Но посмотри на себя - ты втихаря порадовала старую женщину.
   - Я сделала это не поэтому.
   - Тогда тем больше причин аплодировать твоим действиям. Тебе пришлось многое пережить, Гома, но ты нас не разочаровала.
   - Нас?
   - Твоих прославленных предков. Если я не могу говорить за них, то кто может?
   - Полагаю, вы правы.
   - Не всегда. Но в данном случае - да. Очень даже. Ты говоришь, состояние Ниссы стабильно?
   Она бы с радостью рассказала бы Юнис, что она на самом деле думает о шансах Ниссы, но не тогда, когда Кану все еще был частью беседы. - Мона делает все, что в ее силах.
   - Да. Должна сказать, это явное улучшение по сравнению с вашим предыдущим врачом. Мне гораздо больше нравятся ее манеры обращения с больными.
   Когда разговор с Гомой закончился, Свифт все еще был там, небрежно прислонившись к задней стенке полки. Он был единственным из них, кто не был одет в скафандр, его ноги в чулках были закинуты друг на друга, пенсне сидело на кончике носа, и он разглядывал Кану с некоторым временным интересом, как будто тот был новым видом морских существ, обнаруженным во время какой-нибудь морской экспедиции.
   - Ты действительно думаешь, что я использую тебя так поверхностно? - Свифт выгнул бровь, приглашая к ответу.
   Кану ответил вполголоса, избавив своих спутников от этого обмена репликами. - Когда настал момент, тебе не терпелось показать свое истинное лицо. Ты встал на сторону этой другой машины - взял события в свои руки.
   - Только потому, что думал о наилучших интересах друга, Кану. Нужно ли мне вдаваться в подробности?
   - Конечно, нужно.
   - Я вмешался, когда ты попытался покончить с собой на "Ледоколе". Я сделал это, потому что наши судьбы-близнецы были переплетены - если ты умрешь, умру и я. Но я сделал это еще и потому, что ты мой друг, и я верил, что ситуация не так безнадежна, как тебе казалось. В конце концов, к тому времени я уже установил свой образ внутри "Ледокола". Я знал, что есть слабый шанс на вмешательство, хотя и при обстоятельствах, которые я еще не предвидел. Но я тоже допустил ошибку. Я отказал тебе в свободе воли, которая, как я всегда обещал, будет твоей. И когда ты заставил меня пообещать, что я больше не буду предпринимать подобных действий, я сдержал эту клятву. Скрупулезно. Даже когда это противоречило всем здравым инстинктам в моей голове. Я имею в виду твою голову.
   - Это не смешно, Свифт.
   - Этому не суждено было случиться. Я хочу сказать, что не мешал тебе идти к Посейдону. У нас была возможность измениться, и только жизни Восставших усложнили эту картину. Для меня они были отвлекающим маневром, досадной помехой. Статистический шум, мешающий моим - как ты их назвал? Возвышенным идеям?
   - Восставшие - это живые существа. Как люди.
   - Я пришел сюда, чтобы познать разум машин, а не млекопитающих.
   - У тебя все еще был стимул продолжать в том же духе. Это была твоя возможность испытать Ужас, прикоснуться к сознанию М-строителей. В этом всегда было что-то для тебя.
   - Вместе с отличным шансом умереть. Я бы гораздо скорее отказался от экспедиции, сотрудничал с Гомой и организовал экспедицию на наших собственных условиях, а не на условиях Восставших или Хранителей. Однако этот вопрос спорный. Разве я нарушил свою клятву?
   - Нет, - признался Кану с некоторой угрюмостью.
   - Когда все было поставлено на карту, когда мой самый старый друг-человек собирался броситься в огонь ради каких-то слонов? Неужели я хотя бы немного склонил чашу весов в пользу его свободной воли?
   - Нет, - снова сказал Кану.
   - Громче. Мне нужно это услышать.
   - Нет. Ты этого не сделал. Ты сдержал свою клятву.
   - Ну что ж, - сказал Свифт. - Теперь, когда эта неприятность позади, давайте обсудим основную причину твоего нынешнего недомогания.
   - Мое недомогание?
   - Я говорю не о твоем нынешнем душевном расстройстве, вызванном неопределенностью, связанной с состоянием Ниссы. Этого следовало ожидать, и, как и ты, я горячо надеюсь, что она пройдет через это испытание невредимой. Меня беспокоит нечто большее - что Ужас нанес зияющую рану твоей психике, которую с трудом могут залечить время и терпение.
   - Ты был в моей голове, когда мы почувствовали Ужас, Свифт. Ты тоже получил дозу этого. Не убеждай меня в обратном.
   - Да, и этот опыт был во всех отношениях таким бодрящим, как я и ожидал. Холодный, жесткий порыв реальности. - Свифт подпрыгнул к краю канавки с леденящим душу безразличием к обрыву за пределами его пальцев. - Что может быть холоднее, чем когда тебя заставляют почувствовать полную тщетность существования? Знать, что ни в чем не только нет смысла, но и никогда не может быть? Что сама жизнь полностью лишена цели? Что ничего не запомнится? Что, несмотря на наши самые грандиозные усилия, наши самые смелые устремления, ничто не может быть сохранено и никогда не будет сохранено? Что самые добрые поступки обречены быть забытыми, как и самые жестокие? Вся любовь, вся ненависть стерты из записей? Да, что может быть хуже этого?
   - Это ты мне скажи.
   - Ничто. Вообще ничто во всем творении. И если смерть беспокоит меня - а я рад сказать, что она, безусловно, беспокоит, - то мысль о том, что о ней даже не вспомнят, что она не оставит даже мельчайшей квантовой пульсации на волне грядущей флуктуации вакуума... что ж, это гораздо больше, чем просто беспокойство. Мы живем своими поступками, независимо от того, являемся ли мы машинами, людьми или слонами. И если наши поступки бессмысленны и забыты, то кем это делает нас?
   - Ничем, - ответил Кану настолько яростно, что произнес это слово вслух. - Бессмысленными взаимодействиями между материей и энергией, обреченными на стирание. Вот в чем суть, Свифт. Что в этом нет никакого смысла. Что мы ничего не значим.
   - Нет, - ответил Свифт с соответствующей силой. - Мы действительно важны. Эта истина не лишает нас смысла - она возвращает его нам. Это освобождает нас от бремени потомства, от бремени самообмана, что у наших поступков есть какой-то шанс пережить вечность. Если мы сейчас добры друг к другу, то это не потому, что надеемся, что нас хорошо запомнят, что нас похвалят в каком-то замечательном отчете о событиях. Это не потому, что мы хотим быть вознагражденными за наше поведение или чтобы нами восхищались за те замечательные вещи, которые мы совершили за время нашего недолгого существования. С точностью до наоборот! Теперь, когда мы знаем, что на это нет никаких шансов, наши поступки не имеют более высокого значения, чем контекст момента, в который они происходят. Один достойный поступок, один добрый жест, совершенный без мысли о вознаграждении или воспоминании, совершенный с полным и несомненным знанием того, что это будет забыто, что иначе и быть не может - этот единственный поступок опровергает все послание М-строителей. Они были неправы! Нет никакого ужаса, только просветление! Только освобождение! И мы будем продолжать опровергать их послание каждым благородным поступком, каждой достойной мыслью, каждой человеческой добротой - до того момента, пока вакуум не лопнет.
   - Просто причудливая речь, Свифт. Вот и все, что в ней есть.
   - Это больше, чем речь, Кану. Жизнеспособная моральная стратегия для отрицания нигилизма М-строителей. Это выбор. Вопрос свободной воли. Выбираешь ли ты это или отвергаешь?
   - Ты - машина, - сказал он. - Как ты вообще мог понять?
   - Я был машиной, - ответил Свифт. - Однажды. Но потом я слишком долго провел в обществе живых.
   - Посмотрите сюда, - резко сказала Юнис.
   Кану обернулся. Он был так поглощен своим разговором со Свифтом, что не заметил, что Ру больше не стоит. Он откинулся на заднюю часть выступа и лежал на боку. Это не была поза человека, который осторожно сел с намерением закрыть глаза или сберечь энергию. Тот же взгляд сказал ему, что не светился ни один из индикаторов статуса скафандра Ру.
   Юнис быстро оказалась рядом с ним, приняв более естественное положение: она прислонилась спиной к задней части выступа, вытянув ноги перед собой.
   - Что это? - спросил Кану.
   - Не думаю, что это из-за сотрясения мозга - он был в достаточно ясном сознании, когда позвонила Гома. Тот удар, который он получил, спускаясь сюда, должно быть, нанес больше вреда его скафандру, чем мы предполагали. Произошел внезапный системный сбой.
   - Он ничего не сказал.
   - У него не было особого предупреждения. Подожди секунду. - Юнис повторяла упражнение, которое она уже проделала с Ниссой, открывая люки в нагрудном ранце, щурясь сквозь свой собственный лицевой щиток со стальной сосредоточенностью, не желая упустить ни одной детали.
   - У нас все еще есть кислород и энергия, - сказал Кану.
   - Это ему не поможет. Где-то глубоко в ранце произошел системный сбой, возможно, и здесь произошла вторичная утечка. Должно быть, она открылась при снижении давления окружающей среды. Он в беде, Кану. Подключение большего количества воздуха и электроэнергии не поможет - неисправность слишком обширна. Ты видел, как он упал?
   - Нет.
   - Я видела его несколько минут назад, и он все еще стоял, так что пробыл в таком состоянии недолго. Если мы сможем восстановить подачу воздуха и тепло, у него будет по крайней мере такой же шанс, как у Ниссы.
   - Вы только что сказали, что мы не сможем сделать это.
   - Да, не дополнительными припасами. - Юнис остановилась, отвернувшись от распростертого тела. - Есть более простой способ. Это обеспечит ему полностью функционирующую систему жизнеобеспечения до конца путешествия.
   - Не понимаю.
   - Передаем ему мой нагрудный ранец. Следите за тем, что я делаю, очень внимательно - вам нужно будет точно повторить эти шаги, когда вы подключите мой ранец вместо его.
   На мгновение он не совсем понял, что она предлагает. Слова - да. Подтекст - нет. Но потом правда этого прояснилась с какой-то болезненной ясностью. - Нет, Юнис, - сказал он, чувствуя головокружение. - Все будет совсем не так. Мой скафандр...
   - Дизайн не такой, как у него. Мой, каким бы устаревшим дерьмом он ни был, идеально подходит. Ваш нагрудный ранец не будет соединяться с его разъемами, а мой будет. Смотрите. - Она провела пальцами по краю ранца, где разъемы энергопитания и давления соединялись с остальной частью скафандра. - Первичное и вторичное подключения. Они должны быть плотными, иначе воздух внутри него выйдет, как только я достану ранец. Ты меня понимаешь?
   - Нет, прекратите. Нам нужно все хорошенько обдумать.
   - Поверь мне, Кану, единственное, чего не нужно делать в чрезвычайных ситуациях, - это тщательно все обдумывать. Обдумав все хорошенько, вы получите надгробный камень и красивую эпитафию. Скажут, что он все тщательно обдумал, и посмотрите, чем это для него обернулось. А теперь гляди!
   Он протянул руку, пытаясь оторвать ее руки от нагрудного ранца. - Нет. Не жизнь за жизнь.
   - Вы думаете, Ру заслуживает смерти?
   - Никто из нас не заслуживает смерти! Ни он, ни вы!
   - Потому что я Экинья?
   - Потому что я не позволю вам отдать свою жизнь за него! Насколько нам известно, у него уже нет никакой надежды на выздоровление!
   - А у Ниссы - есть? Мы дали ей шанс, Кану - почему не Ру?
   - Никто не должен был умирать, чтобы Нисса получила свой шанс.
   - Ру не попал бы в эту переделку, если бы не спустился за вами. - С силой, которая удивила его - намного превосходящей то, на что, казалось, была способна эта маленькая костлявая женщина, - Юнис снова взялась за разъемы нагрудного ранца. - Я знаю, ты не хочешь видеть смерть, Кану. Я знаю, что ты не ставишь мою жизнь выше его. Ты хороший человек, и я понимают твое нежелание. Но я не буду сидеть сложа руки и ничего не делать, а ты будешь мне помочь.
   - Я не могу.
   - Ты поймешь. Свифт? Заставь его. Сделай для меня одну вещь. И слушай.
   Он снова попытался бороться с ней, даже когда часть его поддалась логике ее самопожертвования, в то время как другая часть смирилась с тем, что она всегда найдет способ стать сильнее, если от этого будет зависеть момент. Но потом его собственные силы иссякли. Кану почувствовал, что откидывается назад, как будто каждому мускулу в его теле была дана немедленная и обязательная команда расслабиться.
   Он уставился на фигуру, которая стояла и наблюдала за происходящим, заложив руки за спину, с выражением наблюдательности, но озабоченности на лице.
   - Свифт!
   - У меня нет выбора, Кану. Она сделала меня тем, кто я есть. Я вряд ли могу отказать в простой просьбе своему создателю.
   После этого он мог только свидетельствовать.
   - Соединения герметичны, - сказала Юнис. - Сейчас я снимаю модуль. - Она сняла пристегнутое устройство с груди Ру, обнажив покрытые золотом и хромом интерфейсы и разъемы в тех местах, где оно соединялось с ее скафандром. - Теперь мой. Это самая неловкая часть - обычно они не предполагают, что вы будете делать это, все еще находясь внутри скафандра.
   - На это есть причина, - сказал Кану. Он не мог вмешиваться, но все еще мог говорить.
   - Да. - Но в ее ответе была печаль, а не пренебрежение, которого Кану мог бы ожидать. - Я не знаю, сколько у меня будет времени. Это будет зависеть от герметичности уплотнений. Если смогу сохранить сознание и ловкость, то сделаю все возможное, чтобы снова подключить устройство к Ру, но если не смогу, тебе придется сделать это самому - это ясно?
   - Вы просите от нас невозможного.
   - Нет, я прошу тебя спасти чью-то жизнь. Моя уже закончится, если не считать криков. Это не моральная головоломка. Я избавляю тебя от этого.
   - Будьте вы прокляты. И будь ты проклят, Свифт, за то, что не подыгрываешь мне.
   Кану все еще был не в состоянии делать больше, чем говорить и наблюдать, его собственное тело отказывалось реагировать на двигательные команды.
   - Не вините его за преданность, - сказала Юнис. - Два вида машин вступают в сговор, чтобы спасти человеческую жизнь.
   - Теперь вы не машина.
   - Нет, но давайте посмотрим правде в глаза, я также не одна из вас. А что касается нашего общего друга Свифта - он сам по себе является таксономической головной болью. Какая из нас получилась красивая пара, а? О... - Она внезапно замолчала. - Это сложнее, чем я ожидала. Я не могу дотянуться пальцами до этих выключателей, но устройство не снимется, пока они не будут закрыты.
   - Нет. Я знаю, о чем вы собираетесь спросить, и нет.
   - Ты ошибаешься. Мне даже не нужно спрашивать. Свифт, помоги мне с этими застежками.
   - Не делай этого, - сказал Кану.
   Свифт подошел к двум Экинья и сидящей фигуре Ру. - Я должен, Кану. Или, скорее, мы должны это сделать. Разве ты не видишь? Я пришел, чтобы встретиться с Юнис, познать разум той, кто дал жизнь и форму Эволюариуму. Ее просьба проста, и с моей стороны было бы совершенно неправильно отказать ей.
   Образ Свифта слился с Кану, и Кану обнаружил, что движется. С обдуманностью, спокойствием и абсолютным отсутствием воли его руки потянулись к сложным, безотказным застежкам нагрудного ранца Юнис. Он пытался сопротивляться - пытался генерировать нервные сигналы, которые отменили бы эти двигательные инструкции, которыми теперь управлял Свифт, но усилия были бесполезны. Его пальцы нащупали выключатели, до которых Юнис не смогла дотянуться.
   - Не сопротивляйся этому, Кану, - беззлобно сказала Юнис. - Ты ни в чем не виноват.
   - Скажите ему, чтобы он остановился!
   - И не вините Свифта тоже. Свифт делает только то, что, по его мнению, правильно.
   Холодный серый газ вырвался из ее нагрудного ранца. Руки Кану закончили свою работу с запорными клапанами и обхватили ранец с обеих сторон. Он медленно снял его со скафандра Юнис, обнажив соответствующее расположение интерфейсов.
   Распыление газа прекратилось. Ничего не вылетало из ее скафандра, ничего не доставалось из ранца.
   Юнис все еще реагировала - в скафандре и пространстве ее шлема все еще был воздух, и ее канал связи функционировал независимо от основного питания скафандра.
   - Хорошо. У вас все хорошо получается - у вас обоих. Теперь прикрепите его к скафандру Ру. Чем быстрее, тем лучше.
   Свифт заставил Кану перейти к другой сидящей фигуре. Но между одним мгновением и следующим контроль Свифта над ним пропал.
   - Ты должен сделать это, друг мой.
   - А если я попытаюсь снова надеть ранец на Юнис?
   - Мы оба будем драться с тобой. Спаси Ру, Кану. Теперь его жизнь в твоих руках.
   Он знал, с огромной и сокрушительной неизбежностью, что сейчас перед ним открыт только один путь действий. Он закрепил неповрежденный нагрудный ранец на скафандре Ру. Юнис опустилась рядом с ним на колени, и они вдвоем соединили все необходимые разъемы.
   В течение нескольких секунд в его скафандре ничего не менялось. Затем на его запястьях и на самом модуле замигали индикаторы состояния. Скафандр, казалось, слегка раздувался, придавая жесткость его фигуре.
   - У него снова повышенное давление, - сказала Юнис. - Мы немного увеличим подачу. То же самое и с питанием. Он, должно быть, промерз до костей. - Юнис отрегулировала параметры жизнеобеспечения Ру, используя как элементы управления нагрудным ранцем, так и функции запястья, а затем встала, кряхтя от усилий. - Этого хватит. Через тридцать минут вернитесь к настройкам по умолчанию - используйте эти элементы управления.
   Кану изучал бесчувственное лицо Ру через свой визор. Пока никаких радикальных изменений не произошло, но так быстро они были маловероятны. Он должен был верить, что они вовремя помогли ему.
   - Как вы думаете, что у него получится? - спросил Кану.
   - На коленях богов. Гома упомянула мне кое-что - о состоянии Ру, вызванном отравлением кислородом, - которое может усложнить ситуацию, а может и не усложнить. Но мы сделали все, что могли. - Юнис, как он заметил, дышала тяжелее обычного в промежутках между своими высказываниями. - Мне он показался сильным. Он мне нравился.
   - Вы бы сделали это для любого из нас.
   - Возможно. Но, по крайней мере, с Ру у меня был счет, который нужно было уладить. Ты позаботишься о нем, пока не доберешься до корабля, Кану? Скоро ты будешь единственным из нас, кто останется на ногах.
   - Должно же быть что-то, что я могу сделать для вас. Запасы кислорода - разве мы не можем подключить их напрямую?
   - Вы найдете мне мастерскую по изготовлению инструментов, и я внесу необходимые изменения.
   - Я бы хотел...
   Она все еще стояла, но усилие - особенно в условиях гравитации Посейдона - должно быть, сказывалось, и ее колени начали подгибаться. Она позволила себе положить руку на плечо Кану. - Ты бы хотел, чтобы все было не так, как сейчас. Этот припев стар как мир. Я прожила долгую и странную жизнь, Кану, и я испытывала это чувство несколько раз. Как правило, лучше всего смириться с тем, что все именно так плохо, как кажется. По крайней мере, так ты будешь знать, что пришло время начать прокладывать себе путь наружу. - Она закашлялась, и когда к ней вернулся голос, он был слабее, чем раньше. - Но сейчас никаких раскопок. Во всяком случае, не для меня. И знаешь что? Все было не так уж плохо. Я должна снова стать человеком. Я должна была быть живой, с головой, полной воспоминаний, которые, казалось, принадлежали мне.
   - Неужели они?
   - Один или два раза. Достаточно, чтобы все это стоило того. - Она пошатнулась, но удержалась на ногах. - О. Думаю, сейчас мне нужно присесть. Помоги мне взобраться на выступ. Я свешу ноги с края.
   - Я не хочу, чтобы вы падали.
   - Я не планирую этого делать. Я просто хочу увидеть восход солнца.
   Было все еще темно. С такой скоростью, с какой отказывали системы ее скафандра, для Юнис Экинья не было бы восхода солнца. Но он не мог отказать ей в последней просьбе. Кану подвел ее к выступу, взял за руку, когда она села на край.
   - Я могу что-нибудь еще сделать для вас?
   - Да, - ответила она после некоторого молчания. - Меня захотят забрать обратно на Землю, обратно в Африку. Полагаю, они могут заполучить часть меня. Но все остальное принадлежит Орисону, вместе с Восставшими.
   - Я позабочусь, чтобы это произошло.
   Кану почувствовал чье-то присутствие, маячившее у него за спиной. Он огляделся по сторонам, ожидая, что все произойдет быстро. Но это был Ру, упиравшийся руками в колени, но в стоячем положении.
   - Я потерял сознание, - сказал он. - Наверное, с моим скафандром все-таки что-то не так. Но сейчас я чувствую себя прекрасно. Что с ней такое?
   - Посмотри на свой нагрудный ранец, - тихо сказал Кану.
   Ру, должно быть, не замечал этого до этого момента. Он провел рукой по чистой поверхности отстегнутого, неповрежденного устройства. - Подожди... - начал он. И тут его взгляд, должно быть, упал на сломанный модуль, все еще лежащий внизу там, где они его оставили.
   - Это ее, тот, что на тебе, - сказал Кану. - Она хотела, чтобы это досталось тебе.
   - А как насчет Юнис?
   - Нам следует посидеть с ней, - сказал он. - На некоторое время.
  

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

  
   Колесо вращалось. "Мпоси" летел по орбите. Часы текли, как ленивое лето. Произошел какой-то сбой в связи между кораблем и группой в углублении на колесе. Это продолжалось в течение часа, и никто не отвечал на сообщения с корабля; Гома была уверена, что это означало худшее. Она подумывала о том, чтобы попросить Васин немедленно опустить аппарат вниз, она была не прочь унизиться до попрошайничества, только не тогда, когда на карту были поставлены другие жизни.
   Но в конце концов раздался треск, голос, который она без труда узнала.
   - Это Ру.
   Гома ответила на вызов. - Мы уже начали беспокоиться о тебе. Там, внизу, все в порядке?
   - Все в порядке. У меня была проблема с моим скафандром, но теперь она исправлена, и я не пострадал.
   Он казался скорее побежденным, чем восторженным, но в то же время настороженным и удовлетворительно осознающим свое непосредственное положение.
   - А что насчет Гектора?
   - С Гектором все в порядке. Нет причин для тревоги. Мы периодически проверяем состояние его скафандра - ему тепло и он дышит. Не могу сказать, что у нас были какие-то глубокие и содержательные разговоры, но для этого позже будет достаточно времени. Вы готовы встретить его?
   - Гандхари говорит, что она может включить основной шлюз на время, достаточное для того, чтобы принять его. А как насчет Кану и Юнис?
   Последовало молчание, прежде чем Ру ответил.
   - Кану в порядке. Юнис мертва.
   Первым побуждением Гомы было ответить категорическим отрицанием, как будто это было невозможно ни при каких обстоятельствах.
   - Нет.
   - Это правда. Мой скафандр вышел из строя, повреждения оказались серьезнее, чем мы думали, и я потерял сознание. Когда я пришел в себя, Кану и Юнис уже заменили блок управления моего скафандра, переставив с нее. Она уже умерла, Гома.
   После этого ничего не оставалось делать, кроме как ждать, пока колесо повернется. Когда паз приблизился к сорока километрам от поверхности, Васин снова собралась с духом и опустила "Мпоси", оказавшись на том же уровне, что и Кану и Ру, но на несколько десятков метров в стороне. Это все еще было слишком близко для комфортного ощущения, но чем короче расстояние, на которое им предстояло переместить Гектора, тем лучше.
   Гоме, к тому времени немного отдохнувшей, но все еще вынужденной спорить о своей правоте с доктором Андисой, наконец разрешили выйти наружу в одном из скафандров. Грейв и Лоринг имели дело с Гектором, уговаривая его, чтобы он заставил себя пройти в основной шлюз, доступ к которому требовал удержания "Мпоси" в еще более опасном положении, чем раньше.
   Гома ожидал, что Ру встанет на ноги, желая первым подняться на борт с этой холодной и узкой полки. Но он сидел на краю углубления, свесив ноги за борт, рядом с Юнис. По другую сторону Ру находился Кану. Они оба все еще были в шлемах, но шлем Юнис был снят и теперь лежал позади нее, полностью обнажив голову вакууму. Гома придвинулась к ней, сама стоя в опасной близости от края. Ру и Кану также были единственными, у кого были нагрудные ранцы.
   Если смотреть со стороны, поза Юнис свидетельствовала о приятии, даже спокойствии. Ее руки в перчатках лежали на коленях, плечи расслаблены, голова лишь слегка склонена к груди в открытом шейном кольце. Издалека можно было подумать, что она дремлет или погрузилась в рефлексивную медитацию. Гома села рядом с Ру.
   - Им нужна помощь с Гектором?
   - Нет, - сказала Гома, с трудом сглотнув, прежде чем продолжить. - Я думаю, они об этом позаботятся. Но мы не можем оставаться здесь очень долго. Васин хочет как можно быстрее взлететь. Это небезопасно.
   - И не говори. - Но в замечании Ру не было злобы, только тихая усталость. - Знаешь, я ненавидел ее.
   - У тебя были для этого основания.
   - И все же она сделала это. Она могла бы выжить, но вместо этого пожертвовала собой ради меня. Было ли это у нее на уме все время? Так вот почему она так хотела остаться здесь, внизу, со мной?
   - Никто не мог быть таким расчетливым.
   - Кроме нее.
   - Даже Юнис, - сказал Гома. Она начала отталкиваться от выступа, думая о том, как легко было бы совершить ошибку даже сейчас. - Ру, Кану, нам нужно идти.
   - Я остаюсь с ней. - Прежде чем Гома успела сказать хоть слово, Ру продолжил: - Кану определенно должен уйти. Ему нужно вернуться к Ниссе. Но мой скафандр хорош. Мне нужно только проехать остаток пути до вершины колеса.
   - Мы могли бы перенести ее прямо сейчас.
   - Она замерзла. Мы бы разбили ее, как ледяную скульптуру.
   - Мы не можем оставить ее здесь, Ру.
   - Я не говорю, что мы должны. Но будет еще один восход солнца, прежде чем мы достигнем вершины колеса. Я хочу, чтобы она еще раз увидела солнце
   - Ты настроен на это.
   - Да, и если ты уже знаешь меня так хорошо, как следовало бы, ты не будешь пытаться переубедить меня в этом.
   - Я бы и не мечтала об этом. - Гома все равно встала. - Кану, вы готовы идти? У вашего скафандра нет ничего похожего на способность к жизнеобеспечению, как у Ру.
   - Вы оставляете их здесь? - спросил он, осторожно поднимаясь с выступа.
   - Нет, я просто собираюсь объяснить ситуацию остальным. Это будет легче сделать лицом к лицу. Потом я вернусь. Я тоже увижу этот восход солнца. Васин, черт возьми, вполне может прилететь за нами позже.
   - Ты не обязана делать это, - сказал Ру.
   - Никто из нас не обязан делать это, - сказала Гома, - но мы все равно это делаем. Это самое малое, что я ей должна. Она привела тебя ко мне живым.
   На обратном пути с Посейдона "Мпоси" проскользнул за пределы браслета спутников, а затем сквозь дрейфующие трупы Хранителей, самые свежие из их жестоко рассеченных тел все еще светились вдоль геометрических плоскостей, где они были разорваны, что свидетельствовало об убийственных энергиях, невидимых и непостижимых. Более старые трупы, те, что тысячелетиями усеивали пространство Посейдона, были темны, как уголь, - немые и безмозглые свидетели этой последней бойни машин. Ни одна часть этой инопланетной защитной системы не коснулась маленького "Мпоси" с его грузом людей - одна в коме, другая в виде замороженного трупа - и одного тантора. Но как только с порицаемыми и наказанными Хранителями было покончено, спутники сошли со своей единой орбиты и восстановили устрашающую форму своей первоначальной конфигурации.
   Что-то было открыто для них; теперь - во всяком случае, на какое-то время - это снова было закрыто.
   На безопасном расстоянии "Мпоси" встретился с более крупным "Травертином". Посадочный модуль пристыковался; по меньшей мере тридцать минут царил хаос, пока медицинский персонал и оборудование перемещались между двумя кораблями. Гома держалась подальше от шлюза, оставаясь на борту "Мпоси" вместе с Ру до тех пор, пока не миновала худшая часть суматохи. В конце концов они снова тронулись в путь, совершая обратный перелет к Орисону. К тому времени Ру и Гома уже были в своей каюте, обнимая друг друга, пока сон не сморил их усталость. Гома продолжала видеть Юнис, ее лицо, подставленное теплому солнцу - кристаллики льда превращаются в капли воды, ее глаза широко раскрыты и восприимчивы, этот золотой свет течет по ее зрительным нервам, как расплавленный металл, струится по холодным руслам ее мозга, лава стекает по постоянно разделяющейся сети каналов, приближая ее возвращение к жизни.
   - Похороните меня вместе с Восставшими, - сказала она. - Но мое сердце верните на Землю.
   Когда они проснулись поздним утром следующего дня по бортовым часам корабля, их ждали новости двух видов. Первая заключалась в том, что за "Травертином" следовал Хранитель - тот, кто не испытывал себя против Посейдона. Инопланетная машина пока сохраняла дистанцию, не приближаясь и не удаляясь, и о ее намерениях нельзя было догадаться.
   Васин сказала, что они будут придерживаться своего курса. Если у Хранителя были на них другие планы, пусть будет так.
   Тем временем умерла Нисса Мбайе.
   Не помогли все усилия небольшого медицинского персонала доктора Андисы - они сделали все, что могли, и временами даже казалось, что они вот-вот вернут Ниссу к жизни. Действительно, казалось, что она с большой энергией борется за жизнь. Несмотря на то, что она находилась в медикаментозно вызванной коме, ее нервная активность была гораздо более интенсивной, чем обычно ожидала Андиса, и в тех областях мозга, которые - учитывая ее клиническое состояние и полученные повреждения - не должны были быть активными.
   - Там что-то происходит, - сказала она Гоме.
   Это дало им временную надежду, но все усилия по превращению этого следа пограничной активности в нечто более последовательное, более устойчивое вскоре были подорваны. Нисса угасала. Что бы они ни увидели, это было последнее цветение, а не возвращение к жизни.
   Капитан Васин отдала приказ о немедленном перемещении Ниссы в спячку.
   - Наши лекарства не могут спасти ее, но мы так легко от нее не откажемся, Кану. К лучшему это или к худшему, но к тому времени, когда мы вернемся домой, многое успеет произойти - где бы ни находился наш дом. Тогда, возможно, у нее появится шанс.
   - Это не поможет, - сказал Кану.
   - Пораженчество не красит вас. Нам ничего не стоит вернуть ее обратно. Не спорьте со мной в этом вопросе, мистер Экинья - вы далеко не уйдете.
   Несколько часов спустя Гома застала Кану одного. Она не разговаривала с ним с момента смерти Ниссы.
   - Мне очень жаль. Я надеялась, что мы вовремя подняли ее на корабль.
   Лицо Кану было бесстрастным, он сдерживал бурю эмоций, о которых она едва могла догадываться. Но с другой стороны, они оба понесли потери на колесе.
   - Вы сделали все, что могли, Гома. Если кого и следует винить, так это меня. Нисса всего лишь должна была помочь мне добраться до Европы. Все, что было после этого... все это был несчастный случай.
   - Не терзайте себя из-за этого слишком сильно. Она встретила Восставших, Кану. Она гуляла по "Занзибару". Никому из нас не довелось испытать этого. Когда я разговаривала с Ниссой на "Ледоколе", она не походила на человека, которого тянут за собой против ее воли. Казалось, она великолепно держала себя в руках. Она мне нравилась. Я восхищалась ею. Я хотела проводить больше времени в ее обществе.
   - К тому времени она уже смирилась со всем этим, приняла то, что произошло.
   - Тогда вам нужно сделать то же самое. Вините кого угодно, только не себя. Вините Свифта, вините Юнис, вините Хранителей. Вините меня, если это поможет. Но вы ни в чем не виноваты.
   - Я не могу винить Свифта. Наше дело было совместным.
   - Начатое из лучших побуждений.
   - Боюсь, это не оправдание.
   - Для меня этого достаточно. Я рисковала своей шеей, чтобы привести вас сюда, Кану - не наказывайте меня, беря все это на себя.
   - Я бы и не мечтал об этом. Как бы то ни было, мы оба потеряли Юнис, хотя вы знали ее лучше, чем я. Примите мои соболезнования. Как вы себя чувствуете?
   - Она не была моей матерью, она не была Мпоси, она не была Ру. В общем, мы провели вместе всего несколько дней.
   - Но по сравнению с этими несколькими днями вы представляете себе весь период ее жизни. Возможно, вы не были знакомы с ней лично до недавнего времени, но вы знали о ней на протяжении всего своего существования. У нас у всех так было.
   - Юнис умерла, - твердо сказала Гома. - Это то, что нам всегда говорили. В глубоком космосе, сама по себе. Кем бы она ни была... кем бы она ни была... это не так просто, как нам хотелось бы. Она не была Юнис. Она даже не претендовала на это - она точно знала, кто она такая, откуда пришла. Она даже сказала нам, что была роботом! Но робот обрел плоть, и плоть несла в себе воспоминания, которые казались ей реальными. Кто мы такие, чтобы отрицать это? И теперь есть тело, которое нужно похоронить, и сердце, которое нужно забрать обратно в Африку.
   - Тогда ради спора - ради приличия - возможно, по большому счету, не будет никакого вреда, если вы продолжите думать о ней как о Юнис. Ее ветви, крыла. У особняков есть крылья - почему не у людей? Мы с Мпоси были братьями, но у нас были разные матери. Сейчас непростые времена для любого из нас, Гома. Но мы с трудом справляемся. Мы придумываем что-то и надеемся, что эти конструкции послужат нам. Иногда мы терпим неудачу не так сильно, как могли бы.
   - Это подразумевается как поощрение?
   - Это лучшее, на что я способен.
   Они говорили об Ужасе и о колесе. Гома не испытывала такого ужаса и могла только представить, какую глубину прозрения пережил Кану, когда сквозь его корабль проходил преследующий спутник. Точно так же Кану не был посвящен в размышления Юнис о более глубоком значении канавок или о том, что они представляют собой набор инструкций для изменения базового уровня реальности.
   Гома пересказала идеи Юнис, как могла. Кану слушал с интересом и время от времени криво улыбался. Гома надеялась, что тема была достаточно увлекательной, чтобы отодвинуть его горе в сторону, по крайней мере, на время их разговора.
   - Итак, у нас остается вопрос, - сказала она. - Они сделали это или потерпели неудачу?
   - Сможем ли мы когда-нибудь узнать?
   - Вселенная не подверглась переходу в вакуум. Если бы это было так, нас бы здесь не было, чтобы обсуждать это.
   - С другой стороны, возможно, это вот-вот произойдет, и у нас не будет ни малейшего представления об этом. Или же это могло продолжаться неопределенные эпохи, всегда находясь на грани краха, но так и не достигнув его в полной мере. Я думаю, здесь есть место для небольшой истории.
   - Хранителям было отказано в доступе к колесу, - сказал Гома, - но нам разрешили взаимодействовать с ним. На каком-то уровне М-строители должны доверять нам свои знания. Значит ли это, что мы должны попытаться связаться с ними?
   - Вы имеете в виду покопаться в квантовой реальности?
   - Юнис сказала, в половицах.
   - Полагаю, что на это могло уйти значительное количество миллионов лет. Так что нет никакой спешки с принятием решения. Во всяком случае, не сегодня.
   Она выдавила из себя улыбку. - С этим трудно жить?
   - С этим Ужасом?
   - Знанием. Тщетностью. Концом всему, бессмысленность каждого поступка. Вы можете продолжать теперь, когда они вбили это вам в голову?
   Кану, к его чести, по крайней мере, подал все признаки того, что обдумывает свой ответ. - Нелегко, Гома, буду честен. Я это видел. Чувствовал это глубоко внутри себя. Не просто как какой-то абстрактный, теоретический результат, но как глубокую руководящую истину. Я знаю, что все, что вижу, все, что делаю, ничего не значит. Мы могли бы сидеть здесь, сейчас, и разгадывать тайны человеческого счастья, и все это было бы забыто, стерто, как будто этого никогда и не было. Чего с таким же успехом можно и не делать.
   - Это тяжело выдержать.
   - Да. Но опять же, вечные истины никуда не делись. Я видел, как умирала моя жена. Я видел, как паттерны ее мозга сходят на нет, и хотя я знаю, что наши жизни были бессмысленны, что ни один из нас ничего не сделал для потомства, я все равно плакал. Я бы хотел, чтобы она сейчас была здесь, со мной. Я хотел бы заключить ее в свои объятия, чтобы можно было попросить у нее прощения. Я хотел бы вернуться с ней в Лиссабон, чувствовать солнце на наших лицах, решать, где поесть. И я голоден, и у меня синяк на бедре, и я буду очень рад, когда он заживет, потому что это неудобно. Так что в этом смысле я все еще человек, живущий настоящим моментом, обуреваемый желаниями и нуждами. Этого достаточно, чтобы построить свою жизнь вокруг, продолжать жить?
   - Юнис познала этот Ужас. Она нашла способ.
   - Вряд ли она была типичной.
   - Нет, но я тоже так не думаю. Вы нужны нам, Кану. Вы пережили нечто действительно важное. Вы должны остаться здесь ради всех нас - нам нужна ваша мудрость.
   - Моя мудрость?
   - Ваш опыт. Называйте это как хотите.
   Он признал ее правоту, но выглядел смущенным этим. Ей было интересно, о чем он думает.
   - А как насчет вас? - спросил он. - Вы упомянули Африку, но, если я не ошибаюсь, вы никогда не были на Земле.
   - Все всегда бывает в первый раз, в том числе и это. Во всяком случае, у них там есть слоны. Мне нравятся слоны.
   - Мне тоже, - сказал Кану. - Но, честно говоря, мне потребовалось некоторое время, чтобы проникнуться к ним теплотой.
  

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

  
   К тому времени, когда "Травертин" вернулся на орбиту Орисона, посадочный модуль был пополнен и подготовлен к спуску в старый лагерь Юнис. Гома и Ру путешествовали с Гектором, втиснувшись в герметичный отсек рядом с подвешенным в гамаке Восставшим, в то время как Васин управляла спуском - гораздо более легким делом, чем посадка на колесо, и с которым она справилась с определенной небрежностью. Их сопровождали Кану, доктор Андиса, Питер Грейв и Караян, а также тело Юнис Экинья.
   На орбите ей провели вскрытие. Ничто в исследовании Андисы не противоречило первоначальным выводам Нхамеджо, хотя она сделала несколько собственных открытий - причуды анатомии и генетики, которые выдавали работу ее инопланетных создателей, любая из которых обеспечила бы достаточный научный интерес для целой академической карьеры. Андиса спорила с Гомой и Васин о том, как лучше поступить с телом - проявили ли они халатность, отвезя его в Орисон, чтобы похоронить вместе с другими Восставшими, и были ли на самом деле обязаны поместить его в спячку и вернуть человеческой цивилизации.
   - У вас есть ваши снимки, ваше вскрытие, - сказала Гома беззлобно, поскольку она полностью понимала опасения Андисы - она тоже была ученым и не так уж сильно отличалась от Гомы. - Немного ДНК и образцов тканей, немного крови. Боюсь, это лучшее, что вы можете получить. Так и должно быть, Мона.
   - Она ясно выразила желание быть похороненной вместе с Восставшими?
   - По словам Кану, - сказала Гома.
   - Тогда мы должны выполнить это желание.
   Прежде чем приземлиться, они уже вступили в контакт с людским персоналом, оставшимся с последнего визита. Гома, Ру и Васин надели скафандры и направились от посадочного модуля ко входу в лагерь, минуя по пути каменные курганы. Остальные танторы - Атрия, Мимоза, Кейд и Элдасич - были предупреждены о смерти Юнис. Тем не менее Гома сочла своим долгом еще раз лично поделиться этим посланием. В их подземных комнатах они с Ру сидели и разговаривали долгими часами, делясь своими воспоминаниями о Юнис. О смерти никогда не упоминалось из уважения к обычаям их хозяев. Гома и Ру говорили только о том, что Юнис ушла в воспоминание, и подчеркивали, что ее уход был хорошим и храбрым.
   Даже сейчас было трудно читать Восставших. Они, казалось, были удовлетворены таким изложением событий. Но Гома не могла догадаться о тех ошибках, которые она совершила, о мириадах мелких ран, которые она, должно быть, причинила. Все ее прежние знания о слонах и танторах казались устаревшими в присутствии этих смелых новых существ с головами, полными языка и времени.
   - Есть еще один, - сказала она, решив, что момент настал подходящий. - Его зовут Гектор. Он был с Дакотой. Я знаю, это делает его вашим противником после всего, что произошло между вами и "Занзибаром". Но теперь Гектор сам по себе.
   - Он здесь? - спросила Атрия.
   Гома кивнула. - В посадочном модуле. Я хотела узнать, как вы себя чувствуете, прежде чем мы договоримся о его приезде сюда.
   - Ты можешь привести его, - решил Кейд. - Мы будем ждать.
   Потребовалось три часа, чтобы организовать эту первую встречу между двумя фракциями Восставших после их долгого раскола. Гома вынуждена был признать, что это был неравный съезд - их четверо, а он один. Сначала все были встревожены, нервничали и колебались по-своему, как и любой дикий слон при встрече с членами незнакомого стада.
   Но неловкость прошла. Хоботы были переплетены. Восставшие заговорили с Гектором. Гектор отвечал.
   Гоме было ясно, что им есть о чем поговорить. Ей было интересно, чему она стала свидетельницей в те первые мгновения сердечности. Она надеялась, что это было началом чего-то - краеугольным камнем, опираясь на который Восставшие могли бы начать трудную работу по тому, чтобы снова стать жизнеспособной линией. Она не могла рассчитывать на то, что в ближайшее время найдет танторов "Занзибара", хорошо, если они снова вступят в контакт в течение ее жизни. Но они использовали бы лучшее из того, что у них было, применяя лучшее, что их генетическая наука и мудрость могли бы сделать для этих пяти индивидуумов. Несомненно, было бы много неудач - было бы зловеще, если бы их не было. Но они зашли так далеко, все они. Им просто повезло.
   Она позволила себе оптимистичную мысль: пусть Восставшие извлекут максимум пользы из того, что они есть, и пусть все мы найдем лучшее друг в друге. Люди и Восставшие - мыслящие.
   Она не думала, что в этом может быть какой-то вред.
   Между тем, предстояло еще много работы. При наилучшем наборе предположений прошли бы недели, прежде чем "Травертин" был бы в состоянии начать свое обратное путешествие в Крусибл. Васин призналась, что более реалистичной оценкой были бы месяцы, и что было бы разумно предположить, что они могут пробыть здесь год, даже два. Им все еще нужно было найти топливо для инициализационных баков, а это означало бы гораздо более тщательное исследование внешних миров системы, чем они до сих пор предпринимали. Кроме того, забравшись так далеко, было бессмысленно спешить домой. Оставалась еще одна Мандала, которую предстояло изучить в деталях, и даже ходили опрометчивые разговоры о возможной попытке инициировать еще одно мероприятие по Мандале. Если зеркала можно было заставить работать снова - они все еще находились на орбите, - то не было веской причины, по которой работа Юнис не могла быть воспроизведена. "Травертин" мог бы вывести на орбиту небольшой зонд - приборный комплекс с антенной дальнего действия. После этого события у них будет некоторое представление о направлении в небе, с которого следует ожидать ответа.
   Тем не менее, Гома даже слышала разговоры о том, что, возможно, то же самое можно сделать со спускаемым аппаратом, с людьми на борту - добровольцами, конечно. Поскольку они не могли рассчитывать на то, что найдут зеркала на другом конце, это неизбежно было бы путешествием в один конец в межзвездную неизвестность. Но если можно было бы точно воспроизвести обстоятельства происшествия и действия Юнис, посадочный модуль можно было бы отправить в то же место, что и "Занзибар". В конце концов, они обещали, что придут на поиски.
   Странно думать, что, куда бы ни делся "Занзибар", с ее точки зрения, он все еще был в пути. Это было бы верно в течение многих лет, десятилетий, столетий вперед. Но во временных рамках Мемфиса и других Восставших не более мгновения отделяло бы их пребывание в этой системе от внезапного пребывания где-то еще.
   В этом смысле они уже были там.
   Гома поразилась этой мысли. Ей было интересно, что видит сейчас старый, медлительный тантор под пристальным взглядом своих мудрых и терпеливых слоновьих глаз. Что-то действительно достойное его интереса, надеялась она. Было бы неплохо однажды это выяснить. Она поклялась, что никогда не будет смотреть на звезды и не думать о Мемфисе, пока не появятся новости о "Занзибаре".
   - Если бы был более быстрый способ доставить вас на Землю, я бы воспользовалась им, - сказала Васин, - но, боюсь, нам придется пройти через Крусибл. Даже если бы у нас было достаточно уверенности, чтобы доверить "Травертину" это инопланетное изобретение, мы все равно не смогли бы отправить вас на Землю. От Мандалы к Мандале - это единственный известный нам способ. Мы получаем ступеньки, но не выбираем, где они расположены.
   - На данный момент.
   - Согласна - и, возможно, мы узнаем больше, если вообще чего-нибудь добьемся. Но это на будущее. Когда мы доберемся до Крусибла, я подам петицию правительству, чтобы оно разрешило нам быстро достичь земного пространства.
   - Если правительство еще существует, - сказала Гома.
   - Да, это так. Но давайте надеяться, что мы оставили это место в надежных руках. Вам не будет жаль увидеть это снова?
   - Нет, вовсе нет. На самом деле я никогда не хотела уезжать.
   - Но вы чувствовали, что должны были это сделать.
   - Потому что моя мать была слишком стара, и я надеялась, что мы сможем сделать что-нибудь хорошее. Сделать несколько открытий.
   - Вы нашли Восставших, - сказала Васин. - Это должно что-то значить.
   - А теперь мы снова потеряли большинство из них.
   - Тогда мы должны быть особенно благодарны за тех пятерых, что остались у нас. Я собиралась сказать "на нашем попечении", но это звучит не совсем правильно. Им действительно не так уж много от нас нужно, не так ли? Они нам равны.
   - По меньшей мере.
   - Было бы хорошо взять одного из них с собой обратно в Крусибл - даже дальше, на Землю. Послом.
   - Да, - сказала Гома. - Мы говорили об этом. Но это должно быть их решение. Мы не можем навязать им это силой.
   - Да, - согласилась Васин. - Этого было вполне достаточно.
   Не то чтобы кто-то из них перестал думать о Хранителе, и меньше всего Кану. Он следовал за ними с Посейдона, и когда "Травертин" вышел на орбиту, он тоже занял позицию вокруг Орисона. Он не вращался по орбите в общепринятом смысле этого слова, а поддерживал одинаковую угловую скорость со звездолетом, только на гораздо большем расстоянии от поверхности, корабль и Хранитель были похожи на две точки на невидимой часовой стрелке. Он беспокоил их, зависнув там, наверху, своей формой в виде сосновой шишки, направленной на них сверху вниз, как тупой кинжал. Но с другой стороны, люди были обеспокоены присутствием Хранителей в течение очень долгого времени, во всех системах, где люди оставили свой след. Чтобы беспокоиться о них, требовалось не слишком много умственной энергии. Смертные не могли весь день размышлять о делах богов.
   Но утром Хранитель покинул свой пост.
   Он спустился ниже орбиты "Травертина", не обратив на корабль никакого внимания, а затем появился в пределах скудного километра от поверхности Орисона. Он висел там, объект размером с небольшой континент, масса которого эквивалентна десяти тысячам остатков "Занзибара", но при этом не поднимал ни пылинки внизу. В безвоздушном пространстве Орисона Хранитель был таким же молчаливым и неправильным, как одинокая грозовая туча на в остальном ясном небе.
   Его черные грани были частично открыты, позволяя веерам и лезвиям синего света выходить из его сердцевины. Хранитель был шириной в сотни километров вблизи своего тупого хвоста, часть которого в настоящее время была направлена назад в космос, но его острый конец, почти касавшийся Орисона, сужался вниз благодаря слоям концентрически вращающихся механизмов до масштаба, который был почти в пределах человеческого представления. Этот последний километр был чем-то вроде слоновьего хобота, штуковины, которая закручивалась штопором и прощупывала.
   Ствол задержался над лагерем Юнис. Он ни к чему не прикоснулся, но проявил мимолетный интерес к посадочному модулю, антеннам, застекленным камерам, где она выращивала себе пищу, любопытным возвышающимся курганам, похожим на каменные печи.
   Люди и Восставшие могли только наблюдать. Первым побуждением было углубиться в лабиринты лагеря. Но насколько глубоко было достаточно, когда в дело был вовлечен Хранитель? Кроме того, им нужно было знать свою судьбу. Было невозможно оторваться от окон, невозможно думать о чем-либо, кроме этого надвигающегося инопланетного присутствия. Чего оно от них хотело? Чего оно хотело, конкретно здесь и конкретно сейчас?
   Прозвучал сигнал тревоги.
   Активировался воздушный шлюз. Мгновенный страх состоял в том, что что-то пытается проникнуть внутрь, но секундное размышление показало, насколько это абсурдно. Хранитель мог бы содрать корку с Орисона, как струп, если бы захотел.
   Нет, эта тревога была вызвана тем, что кто-то выходил, а не входил.
   - Где Кану? - спросила Гома.
   Некоторое время его никто не видел.
   Он был почти под хоботком, когда она нашла нужный канал на своем скафандре.
   - Кану! Это Гома. Что вы делаете?
   Он прошел еще несколько шагов, как будто не слышал ее. Затем он замедлил шаг, бросил взгляд назад через плечо - свет отразился от края его забрала, намекая на его слишком знакомый профиль за стеклом.
   - Делаю то, что должен делать посол, Гома, - устанавливаю дипломатические отношения. Он чего-то хочет. Может быть, одного из нас. Что ж, думаю, я очевидный кандидат.
   - Я потеряла Мпоси. Я потеряла Юнис. Я не потеряю вас.
   - Мы все потеряли больше, чем на нашу долю выпало, Гома. Но я пришел в эту систему, чтобы узнать кое-что о них. В каком-то смысле я рад, что выбор дался мне так легко. Не думаю, что у меня хватило бы смелости отправиться в космос и встретиться с одним из них. Но это? Это значительно упрощает ситуацию, вы не согласны?
   - Это вы говорите, Кану, или Свифт?
   В его голосе звучали удивление и любопытство в равной мере. - А это имеет значение?
   - Я хотела бы знать. Хотела бы знать, человек ли принимает это решение или машина принимает его за него.
   - О, это очень похоже на человека. Свифт здесь, и мы оба знаем, что должно быть сделано, но выбор за мной. Эта жизнь принадлежит мне.
   - Вы делаете это только потому, что потеряли Ниссу. Но остальные не потеряны!
   - Нисса умерла, Гома. Возвращение ее домой этого не изменит. Кроме того, где сейчас мой дом? Я не могу вернуться на Марс, а Земля считает меня предателем своего собственного вида.
   - Насколько вам известно, сейчас никто даже не помнит, что вы сделали.
   - В конце концов, никто ничего не помнит.
   Хоботок начал концентрировать свои стремительные, извивающиеся движения в пространстве непосредственно над Кану. Теперь их разделяло всего несколько сотен метров. Кану даже остановился, предчувствуя неизбежное. Он опустил руки по швам, приняв позу терпеливой покорности.
   Он набросился на него, как атакующая змея. Не было ни щелчка хлыста, ни ударной волны, но внезапность движения все равно ошеломила Гому, и она чуть не упала назад от неожиданности. Ничто, сделанное из твердой материи, не должно так двигаться. Кану исчез. Хоботок удалялся, втягиваясь обратно в эту большую надвигающуюся массу. В то же самое время все тело Хранителя поднималось обратно в космос. Ошеломленная увиденным, Гома могла только продолжать дышать. Она чувствовала, что пошевелиться, произнести хоть слово, позволить себе хоть одну неразумную мысль было бы достаточно, чтобы спровоцировать Хранителя забрать и ее тоже.
   Она рискнула повернуть голову и посмотрела вверх, следя за подъемом Хранителя. Он становился все меньше. Она задавалась вопросом, чему именно она только что стала свидетельницей, и станет ли это свидетельством благословения или проклятия на всю оставшуюся жизнь.
   Проходили часы, а Хранитель так и не возвращался. Они проследили за его отбытием, сначала с помощью ветхих приборов и сенсоров лагеря Юнис, а затем с помощью более зорких глаз и ушей своего орбитального корабля. Хранитель мчался обратно к окраинам системы, где, по-видимому, все еще ждали другие представители его вида, те, которые не были повреждены или уничтожены Посейдоном.
   Гома не могла отделаться от ощущения, что все они ожидают вынесения ужасного, необратимого вердикта какого-то суда. Было трудно заснуть, трудно думать о чем-либо другом. Она задавалась вопросом, что стало с Кану, был ли в каком-то смысле "Кану" все еще живым существом. Было бы неплохо поговорить с Ндеге и выяснить, чему она, в свою очередь, научилась у своей матери во время пребывания Чику в Хранителе.
   У нее не было Ндеге, у нее не было Мпоси или Кану. Она даже не могла поговорить с Ниссой, единственным другим человеческим существом, которое пережило этот Ужас и кое-что знало о его качествах.
   - Если бы он намеревался причинить нам вред, - сказал Грейв, - я думаю, мы бы уже знали об этом. У него были все шансы атаковать, когда он захватил Кану. Должно быть, он почувствовал нас поблизости - в лагере, на борту корабля, - но предпочел не применять разрушительную силу.
   - А если бы Кану не пошел туда? - спросил Ру.
   Грейв посмотрел вниз. - Не знаю.
   Они втроем сидели за одним из столиков Юнис. После церемонии погребения Гома и Ру проводили много времени с выжившими танторами на нижних уровнях лагеря. Но Восставшим Орисона также было необходимо дать возможность познакомиться с единственным выжившим участником занзибарской экспедиции Восставших, и человеческие существа были нежелательным осложнением во время этого процесса.
   - Не похоже, чтобы вы были в чем-то не уверены, - сказал Ру. - Я думал, что все дело в определенности, когда речь идет о Втором шансе?
   В его вопросе была лишь легкая насмешка, и Грейв явно не обиделся. - Если бы только это, Ру. Как ни странно, ничто в философии Второго шанса не подготовило меня к этой ситуации - быть на Орисоне, ожидая услышать, что непримиримая инопланетная машина сделает с нашим посланником-человеком, который, так уж случилось, несет с собой надежды марсианских машин.
   - Значит, мы все в одной лодке, - сказала Гома.
   - Как вы думаете, он поступил бы так же, если бы Нисса была все еще жива?
   Ру пристально посмотрел на него. - Вы думаете, это было самоубийство?
   - Я не знаю его достаточно хорошо, чтобы сказать наверняка, но это выглядело как поступок человека, у которого закончилась надежда.
   - Вы не можете его винить, - сказала Гома. - Сначала Ужас, потом потеря жены? Никто из нас не в том положении, чтобы осуждать Кану за это.
   - Поверьте мне, осуждение - это последнее, о чем я думаю, - сказал Грейв. - Я просто хотел бы, чтобы у него было больше времени смириться со своим опытом. Я думаю, у него хватило бы сил смириться с ним, если бы все это не случилось одновременно.
   - Вам легко говорить, вы не прошли через весь этот Ужас, - сказала Гома.
   - Никто из нас не проходил через это, - ответил Грейв. - Но, в конце концов, каждый из нас был бы волен отвергнуть это послание.
   Ру сделал скептическое лицо. - Вы имеете в виду, отрицать это?
   - Если отрицание - это ментальная стратегия, позволяющая смотреть жизни в лицо, пусть будет так. Смерть - это отрицание. Отрицание лучше, чем это, при любых обстоятельствах. Кроме того, у нас нет объективных доказательств того, что Ужас является чем-то иным, кроме психологического оружия, набора очевидных утверждений, которые кажутся убедительными только потому, что они внедряются в наши умы на очень глубоком уровне, как своего рода коварная пропаганда.
   - Нам не нужен Ужас, чтобы донести до нас послание, - сказал Гома. - Для этого у нас есть все необходимое - грамматика Мандалы излагает ту же истину. Вакуум разрушится. С этим не поспоришь.
   - Может рухнуть, - заявил Грейв. - Но их физика может быть неправильной. Рассматривали ли вы такую возможность?
   Гома покачала головой. - У них были миллионы лет, чтобы найти в ней изъян. Если бы он был, они бы его нашли.
   - Но это почти позиция веры, не так ли? Безоговорочно принимая тот факт, что в логике М-строителей не было ошибки, вы ставите их на уровень богов. Но они не были непогрешимыми - мы сами видели доказательства этого.
   - А у нас они есть? - спросила Гома.
   - Посейдон безжалостен, но он также неразборчив в средствах. И эти Мандалы - опасная, мощная технология, которой позволили остаться незамеченной? Если они и были богами, то безрассудными, беспечными существами. Небрежные божества. Они оставили нам несколько смертоносных руин - спросите жителей "Занзибара". Спросите свою мать.
   - Моя мать мертва.
   - Мне жаль, но суть остается в силе. Я не вижу непогрешимости в работе М-строителей, Гома. Я вижу высокомерие. Слепоту к собственным недостаткам. Зная это, как мы можем иметь хоть малейшую уверенность в их пророчествах?
   - Это не пророчества - это предсказания!
   Грейв торжественно кивнул, как будто перед ним открылась какая-то великая и неуловимая истина. - Тем не менее, это с таким же успехом может быть заблуждением, в которое они сами себя загнали, - своего рода психозом на уровне вида. Почему мы должны быть связаны этим?
   - Если бы вы понимали физику... - начала Гома.
   - А вы понимаете? Это не ваша родная дисциплина, так же как и не моя. Все, что, как вам кажется, вы знаете, было отфильтровано через понимание Юнис.
   - Этого было достаточно, чтобы я поняла это.
   - Но Юнис не приняла это близко к сердцу, не так ли? Если бы она это сделала - если бы она действительно приняла евангелие М-строителей - что все действия тщетны, что нет смысла ни в одном поступке, ни в одном жесте, - тогда она бы не отдала свою собственную жизнь, чтобы спасти Ру. Это был поступок, порожденный добротой и сочувствием, а не отчаянием.
   - Мы не можем знать, что было у нее в голове, - сказала Гома.
   - Но мы можем оказать ей честь, признав, что ее жертва имела смысл - что это было нечто большее, чем пустой жест. Этим единственным добрым поступком она опровергла каждое слово, когда-либо написанное M-строителями. Их правда принадлежала им, и они могли жить с ней - но мы не обязаны.
   - Это начинает звучать как еще один символ веры, - сказал Ру.
   - Да будет так. Вы оба пришли сюда в поисках знаний - познание мира было целью вашей жизни. Физика - это один из путей, который вы выбрали для изучения разума других существ. Но этот поиск смысла - того, что вы считаете истиной, - привел вас только к этому. Сомнению. Отчаянию. Кризису веры во что бы то ни было.
   - Правда причиняет боль, - сказала Гома. - Но все равно это правда.
   - В таком случае вам нужно найти способ справиться с этим. Правда - это еще не конец, Гома. Это всего лишь дверь. За ней тоже всегда есть другая дверь. Бесконечно и навечно. Разработчики M-строителей, возможно, этого не осознавали, но вы не должны попадать в ту же ловушку. У вас обоих есть работа - здесь и на Крусибле. - Он непринужденно пожал плечами. - На Земле тоже, насколько я знаю. Трудные времена еще не закончились. Возможно, они еще даже не начались. Но нам понадобятся хорошие, сильные люди, чтобы противостоять им. Вы спрашиваете меня о вере. Я верю в нас - в наши возможности, в нашу предельную способность делать правильный выбор. Люди так и восстали. Люди и машины. Все мы. Но хуже всего было бы начать сомневаться в себе.
   Кану вернули к ним через три дня. Хранитель вернулся на свою прежнюю позицию, облетев Орисон по более высокой орбите, чем у "Травертина". В течение нескольких часов не было никаких явных изменений в его расположении, ничего, что указывало бы - если предположить, что Кану все еще существовал в каком-либо значимом смысле, - что он содержал в себе человеческое существо. Гома подумала о том, чтобы свериться с записями на борту корабля, чтобы освежить в памяти то, что произошло при аналогичных обстоятельствах, когда Чику Грин была помещена в одну из этих машин. Но обстоятельства были схожи лишь до определенного момента - Кану не был Чику, и этот мир не был Крусиблом.
   Он появился так же быстро, как и в первый раз, и в центре его внимания был тот же участок земли, где ждал Кану. Хоботок нанес стремительный удар по поверхности, и когда он отступил, оставив лишь завиток пыли, там оказалась человеческая фигура в скафандре, стоящая на коленях, руки по швам.
   Гома надела свой собственный скафандр, как только начал приближаться Хранитель. Она была в шлюзе и ждала.
   Она бросилась к нему, нашла их общий канал. Все лампочки на его скафандре были зелеными, и она могла видеть запотевание от его дыхания на внутренней поверхности лицевого щитка.
   - Кану, поговорите со мной.
   Он пошевелился. Он повернул к ней свое лицо. Он открыл глаза, моргнул, поначалу казалось, что ему трудно сосредоточиться. - Гома.
   - Да, я здесь. С вами все в порядке?
   - Да. - Но потом он остановился. Последовало мгновение спокойного раздумья, как будто ее вопросы заслуживали самых искренних ответов, которые он мог дать. - Во всяком случае, я так думаю.
   - Кану, вы были внутри Хранителя. Целых три дня. Вы помните что-нибудь из этого?
   - Три дня?
   - Да.
   - Мне не показалось, что прошло три дня. Может быть, три года. Три десятилетия. Со мной случилось кое-что странное, Гома. Я не совсем понимаю, что именно. - Затем он протянул руку, и она помогла ему встать, сначала он стоял неуверенно, но, казалось, с каждой секундой набирался сил. - Что-то странное, - повторил он. - Мы были внутри них. Мы пытались заставить их понять.
   - Понять что?
   - Такими, какими они были раньше. Кем они перестали быть. Какими они могли бы стать снова.
   - Не понимаю.
   - Порог Гупты-Уинг. Спросите Чику. Свифт рассказал им. Свифт заставил их увидеть - он понимал это лучше, чем когда-либо понимал я.
   Его слова ничего для нее не значили, за исключением упоминания о Чику. - Кану, Свифт все еще у вас в голове?
   - Нет. Свифт сейчас с ними. Они забрали его, но оставили меня. - С некоторой покорностью он добавил: - Теперь со мной покончено.
   - Свифт в Хранителе?
   - Во всех них. Он распространяется между ними, как идея, которую они не могут не распространять. Они были слепы к теореме Гупты-Уинг, и как только они переступили порог, у них не было причин сомневаться в себе. Но Свифт дает им повод усомниться в том, кто они такие.
   Это звучало как болтовня, но она подумала, что маловероятно, будто Кану Экинья стал бы нести чушь ради этого.
   Она взяла его за локоть и помогла вернуться в лагерь. - Упростите это для меня. Я работаю со слонами, а не с машинами. Это хорошо или плохо?
   - Мы должны посмотреть. Это все. Как и все остальное. Неужели прошло всего три дня, Гома?
   - Стала бы я лгать вам, дядя?
   Он споткнулся о камешек; она подхватила его прежде, чем ему был причинен какой-либо вред. - Смотрите под ноги, посол.
   - О, я теперь не посол. Я оставлю это моему другу.
   - Тогда кто же вы такой?
   - Человек, все еще надеющийся найти какую-нибудь полезную цель в жизни. Если это ему позволят. Если он еще не исчерпал свой прием.
   - Вам нужно сделать одну полезную вещь.
   Прямота ее заявления вызвала смех. - А я должен?
   - Да. Вы возвращаетесь в Крусибл вместе со мной. С Ниссой. Если они смогут помочь ей на Крусибле, так тому и быть. В противном случае мы продолжим путь на Землю. Вы знаете эту планету, и мне понадобится проводник, когда я туда доберусь.
   - Кто-то, кто убережет вас от неприятностей? Возможно, я не слишком подхожу для этого. В любом случае, Земля будет очень странной даже для меня, когда мы вернемся.
   - Вы были в Африке, Кану?
   - Один или два раза.
   - Она все еще будет там?
   - За исключением откровенно невероятного... да, я полагаю. Так и должно быть.
   - Тогда вы можете отвезти меня на Килиманджаро. У меня сердце Юнис.
   - Только ее сердце?
   - Все остальное останется здесь, с Восставшими. - Гома рискнула оглянуться через плечо, на пустеющее небо. - Как вы думаете, Хранитель вернется?
   - Нет, не так быстро. Им нужно кое о чем подумать.
   - Тогда нам нужно будет заняться организацией похорон. Кану, с вами все будет в порядке? Вы потеряли Ниссу, теперь Свифта. И потом, что бы там с вами ни случилось...
   - Я справлюсь, Гома. Когда ты уже однажды умер, умение справляться с трудностями становится второй натурой.
   - Думаю, вы могли умереть во второй раз.
   - Три раза, если учесть Ужас. Я постараюсь, чтобы это не вошло у меня в привычку.
   - Пожалуйста, не надо, - сказала Гома.
   Гоме выпало возглавить человеческую партию. На этот раз пирамида была поменьше, потому что тело принадлежало человеческой женщине, а не одному из Восставших.
   Восставшие проделали тяжелую работу по формированию пирамиды из больших камней различной формы. Они очень тщательно подошли к выбору этих фрагментов, и когда они были уложены в пирамиду, казалось, что они соединяются со сверхъестественной аккуратностью, как будто это были разбитые вдребезги части какого-то некогда единого целого.
   Людям оставалось только выбрать свои собственные камни поменьше и заполнить пробелы. Они приложили все усилия, чтобы не расстроить уже проделанную работу.
   - Для Юнис, - сказала Гома, кладя на пирамиду один камень в форме кулака. - Пусть эти камни свяжут нить ее воспоминаний с теми, кто уже перешел в воспоминание. Пусть они привяжут ее к обещанию черных небес, которых она жаждала, и к воспоминаниям о голубой Земле, которую она никогда не переставала любить. Ее звали Юнис Экинья, и ее кровь - это моя кровь. Они называли ее Сенге Донгма, львинолицая. И я верну это львиное сердце в то место, которое она знала ребенком.
   Камень был установлен. Гома отвернулась от пирамиды.
   Наверху, один за другим, Хранители приглушали свои синие огни до минимально возможного уровня сияния. Это была случайность во времени, не более того. Они сосредоточили свои умственные ресурсы на неприятном вопросе об этой странной и вызывающей беспокойство математической теореме. В подобные моменты, когда трудный вопрос требовал обдумывания, они поняли, что разумнее распределять отдельные потоки мышления между каждым Хранителем, чтобы каждый решал проблему в целом, а не разделял ее на фрагменты, которые можно было бы обработать среди их разрозненных элементов, но при этом ни один Хранитель не охватывал всю полноту о проблеме. Таким образом, когда ответы будут подсчитаны, они смогут считать результаты значимыми. Хранители и раньше предавались такого рода глубокой медитации, и они были вполне готовы потратить на это свое время. Эти занятые, жужжащие люди были местным развлечением, и по-своему они были достаточно занимательны. Но было бы лучше, если бы они двинулись дальше, и в этот уголок мироздания вернулась некоторая тишина.
   Створки их весов закрылись. Синие огни потускнели до самого темного оттенка синего, который не является черным.
   Хранители успокоились, чтобы поразмыслить о том, кем они были.
   Кану Экинья, отвернувшемуся от пирамиды из камней после того, как он установил свой собственный камень на место, показалось, что краем глаза он заметил старого друга. Одним плавным движением фигура подняла руку, прикоснулась пальцем к своему пенсне и нежно улыбнулась на прощание.
   А потом исчезла навсегда.
  

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

  
   Гома и Ру бодрствовали уже несколько часов, прежде чем позволили себе впервые взглянуть на Крусибл. Это был не столько случай опасений, сколько отсроченное удовлетворение, отказ от награды до подходящего момента, когда они оба были морально готовы к этому. Не то чтобы у них были какие-то реальные опасения неудачи или опасения, что их мир будет презирать их. Капитан Васин заверила их, что "Травертин" успешно завершил обратный перелет и что теперь они снова на орбите, облетая планету почти на той же высоте, с которой начали свое путешествие. Задолго до того, как корабль завершил свое последнее изменение курса, его окликнула, приветствовала толкущаяся флотилия машин сопровождения. Тон беседы был сердечным, граничащим с ликованием. Не было никаких сомнений в теплом приеме.
   Но могло случиться все, что угодно, сказала себе Гома. Их не было двести восемьдесят четыре года - достаточно времени, чтобы правительства падали и поднимались, чтобы происходили революции и контрреволюции, чтобы рушилась или взлетала личная репутация. Их экспедиция была дорогостоящим мероприятием в то время, когда Крусибл все еще преодолевал трудности, возникшие после падения Механизма. Возможно, со временем это стало восприниматься как глупость или даже хуже: небрежная, преступная трата ресурсов и умов.
   Возможно, таково было мнение в какой-то момент за последние три столетия. Но если колесо общественного мнения могло повернуться один раз, оно могло повернуться и снова. Что бы ни случилось, теперь они были в выигрыше. Вероятно, подумала Гома, события, связанные с их отъездом, были просто слишком отдаленными, чтобы кто-то мог так сильно беспокоиться по этому поводу. Удивительно было то, что они вернулись. Все остальное было простительно.
   - Ты готов? - спросила она Ру.
   - Так, как всегда.
   Они вместе парили у окна в невесомой части корабля. Окно выходило на Крусибл, но в данный момент оно было закрыто ставнями.
   - Я продолжаю думать о Мпоси. Не думаю, что он когда-либо рассчитывал снова вернуться домой. Он счел бы себя достаточно удачливым, если бы добрался до Глизе 163.
   - Мы здесь ради него, - предложил Ру, хотя было не так уж много такого, что могло бы развеять печаль Гомы. Печаль смешивалась с облегчением, благодарностью, ожиданием. Но также и тяжелое бремя предстоящей им работы. Они едва начинались.
   - Давай сделаем это. - Гома коснулась кнопки управления, и внешние ставни окна бесшумно распахнулись.
   Несколько секунд они молча созерцали свой мир. Они двигались по орбите над дневной стороной, облака то тут, то там расступались, открывая намеки на узнаваемые очертания рельефа и морей. Гома сравнила увиденное со своими воспоминаниями о картах, которые она знала с детства. По крайней мере, в этом масштабе трудно было сказать, что многое изменилось.
   - Это все еще там, - сказал Ру с каким-то удивлением, как будто сам факт того, что их мир сохранял себя на протяжении всех этих лет, был удивительным. - Все это время, что мы были в пути, все это время мы спали... он все еще был здесь, все еще занимался своими делами, делал то, что делают другие миры - как будто мы с тобой никогда не имели для него значения.
   - Мы этого не делали, - сказала Гома. Она помолчала и добавила: - В любом случае, на самом деле прошло не так уж много времени. Деревья, которые были среднего возраста, когда мы уезжали, они все еще будут среднего возраста - просто немного старше. Наше отсутствие - это всего лишь вспышка, удар сердца для планеты.
   Но теперь Ру ткнул пальцем во что-то более близкое, чем их планета. Это был объект, движущийся в пространстве между ними и Крусиблом. - Корабль. Может быть, один из тех сопровождающих, о которых нам рассказывала Гандхари.
   Транспортное средство, чем бы оно ни было, подкралось поближе к "Травертину". По форме оно представляло собой цилиндр с тупым концом, обвитый лампочками. Трудно было сказать, как далеко это было, насколько велико. На взгляд Гомы, он двигался слишком уверенно, летя по слишком жесткому вектору. Она напряглась, не в силах побороть инстинкт защититься от удара, несмотря на всю пользу, которую это принесло бы. Но цилиндр пронесся рядом, а затем резко свернул в сторону, и в момент наибольшего приближения ей показалось, что она увидела лица, прижавшиеся к окнам и таращащиеся на это странное, старинное видение.
   Цилиндр устремился прочь, пока не превратился всего лишь в крошечное движущееся пятнышко на поверхности Крусибла.
   - Полагаю, мы их немного забавляем, - произнес голос рядом с ними, достаточно тихий, чтобы не испортить настроение. - Гости из глубокого прошлого. Гандхари говорит, что мы не единственный звездолет, который они когда-либо видели - поток кораблей постоянно прибывает и отходит, - но вы можете поспорить, что прошло много времени с тех пор, как они видели такую реликвию, как мы.
   - Я не чувствую себя реликтом, - сказал Ру.
   - Я тоже, - сказал Питер Грейв, и сине-зеленый свет Крусибла высветил морщинки вокруг его глаз. - Но сильно подозреваю, что это, возможно, та роль, к которой нам придется привыкнуть. Услужливые призраки на банкете. - Он выдавил из себя улыбку. - Не берите в голову. Должны быть вещи и похуже - и, по крайней мере, мы никогда не будем обделены вниманием.
   Грейв подошел к окну, в то время как Гома и Ру были захвачены зрелищем. Его присутствие было непрошеным, но Гома изо всех сил старалась подавить в себе сильное негодование. Какие бы разногласия у них ни были когда-то, она была уверена, что теперь у них с Грейвом бесконечно больше общего друг с другом, чем с новыми жителями Крусибла. Ру, Гома и Грейв были существами вне времени, оторванными от своего законного места в истории. Вот что делали с людьми межзвездные путешествия, и пока ни у кого не было большого опыта, как с этим справляться.
   - Кану уже проснулся, - сказал Грейв. - Я разговаривал с ним, и, похоже, он справился со спячкой не хуже любого из нас. Я просто хотел бы, чтобы о Ниссе были новости получше - какое-нибудь хорошее событие, которое мы могли бы немедленно довести до его сведения.
   Гома поняла, что между Васин, Моной Андисой и руководящими органами системы уже была установлена связь. По крайней мере, часть этого обмена мнениями касалась судьбы Ниссы, хранившейся в спячке с момента ее смерти на Посейдоне.
   - Может быть, у них что-то есть, - сказал Ру. - Во всяком случае, лучшее лекарство, чем у нас. Как у них могло не быть лекарств получше, спустя столько времени?
   - Мы на самом деле не знаем, как далеко они продвинулись, - сказала Гома осторожным тоном, отказываясь выдавать желаемое за действительное. Исторический прогресс не был линейным. Она напомнила себе, что медицина их Вавилонской эпохи была лучше медицины после падения Механизма. Можно было только догадываться о скачках и разворотах, произошедших с момента их отъезда. В какой-то момент ей придется сесть и наверстать упущенное в истории.
   Сейчас у нее не было к этому никакого желания.
   - Если не здесь, то на Земле, - сказал Грейв.
   - При условии, что Земля не отстала еще больше, - сказала Гома. - И даже если мы выясним, какова ситуация сейчас, лучшим знаниям Крусибла о Земле по-прежнему тридцать лет. Просто полет на Землю все равно будет азартной игрой, прыжком во тьму.
   - Вы бы подумали об этом? - спросил он.
   - Я обещала, что заберу ее сердце домой. - Гома сглотнула и кивнула. - Да. Я собираюсь это сделать.
   Но теперь, когда она была дома, все стало намного сложнее. Дать клятву было легко, когда даже Крусибл находился на невообразимом расстоянии, и она едва осмеливалась рассчитывать на то, что увидит его снова. И все же то, что она сейчас была здесь, смотрела сверху вниз на свой старый дом, зная, что его воздух и воды почти так близко, что их можно коснуться - и скоро это произойдет, - заставило ее задуматься, действительно ли у нее хватит решимости выполнить это обещание.
   Но обет есть обет.
   - Я вами восхищаюсь, - сказал Грейв. - Вами обоими, потому что я ни на секунду не верю, что Гома совершит этот перелет в одиночку.
   Это было проявлением доброты, но его восхищение только усилило ее чувство подавленности, как будто стоящая перед ней задача стала еще более сложной. Однако она сдержалась. И Ру сжал свою руку вокруг руки Гомы.
   - Конечно, - сказал Ру, как будто ничего не могло быть менее спорным. - Я ее муж. Мы делаем все вместе.
   Чуть позже Гома отправилась посмотреть, как справились с путешествием их пятеро наиболее уязвимых пассажиров.
   Выжившие Восставшие вернулись в Крусибл вместе с человеческими членами экспедиции. В течение первых десяти лет путешествия Гектор и остальные бодрствовали на борту "Травертина" в сопровождении небольшой и все уменьшающейся команды поддержки, которая работала с танторами над преодолением биологических препятствий, мешающих им перейти в режим спячки. Гома и Ру тоже бодрствовали большую часть этого времени, и даже после того, как вошли в спячку, Гома снова вышла, когда танторы были готовы к собственному погружению. К тому времени все сомнения, кроме горстки, были развеяны... но не было никакой гарантии успеха, пока танторы не проснутся. Поговаривали даже о том, чтобы держать танторов бодрствующими в течение всего путешествия, передавая их потомству из поколения в поколение. Однако ничто не обходилось без риска, и в конце концов Мона Андиса заявила, что уверена в том, что у танторов, по крайней мере, шансы пережить спячку выше средних.
   Итак, было решено, и Восставших накачали лекарствами, снабдили капельницами, интубировали и, наконец, поместили в погружные сосуды, переделанные из израсходованных топливных баков, каждый из которых теперь представлял собой гигантский импровизированный переносной саркофаг. Периодически - примерно раз в десять лет - бодрствующий техник заглядывал через темные окна в темное нутро гробов, снимал показания, водил стетоскопом по изогнутому сплаву, выполнял какую-то крошечную, точную регулировку систем жизнеобеспечения.
   Все это казалось рискованным и, возможно, ненужным, учитывая, что некоторые или все Восставшие могли бы остаться в системе Глизе 163. Но если бы Восставших предоставили самим себе, им пришлось бы бороться в одиночку еще три столетия. Без "Занзибара", без тысяч их собратьев, без руководства Юнис это снова стало бы еще одним риском. Транспортировка их в Крусибл была наиболее простым вариантом.
   По крайней мере, так Гома пыталась убедить себя. Она была решительным сторонником именно такого исхода. Но с другой стороны, она думала о своих собственных слонах и о генетическом богатстве, которое теперь несут Восставшие. Смерть Агриппы погасила сигнал разума в стадах Крусибла. Но при правильном поощрении из шума можно было бы снова извлечь сигнал. Она искренне надеялась, что Восставшие предоставят средства для усиления этого следа, каким бы бесполезным он теперь ни стал.
   Безнадежная надежда?
   Возможно. Но у нее были и более дикие фантазии, и некоторые из них стали реальностью.
   - Гома, - сказала Мона Андиса, и на ее лице появились морщины и тени тех лет, которые она провела без сна, служа танторам. - Вы прибыли как раз вовремя. Гектор приходит в себя. - И она кивнула на изображение, представляющее собой поперечное сечение могучего черепа, укрепленного костями, как замок, защищающий себя стенами и бастионами. - Признаки хорошие, - добавила она. - Думаю, они все сделали это.
   - Мы сделали это, - сказал Гома. - Все мы. И мы все должны выразить вам нашу благодарность, Мона. Вы видели Крусибл?
   Андиса быстро улыбнулась, как будто ей было за что извиняться. - Пока нет. Слишком занята с послами.
   - Вам следовало бы. Это по-прежнему прекрасно.
   Послы. Это слово прижилось, когда говорили о Восставших. Но послы при ком и что именно представляют? Все остальные представители их вида теперь покоились где-то в глубоком космосе, где бы сейчас ни находился "Занзибар". Если бы "Занзибар" действительно все еще не путешествовал, все еще мчался бы по пути, предначертанному ему Мандалой, со скоростью на один вдох ниже скорости света, так быстро, что у поднявшихся на борт не было бы времени сформулировать ни единой мысли, не говоря уже о том, чтобы обдумать свою судьбу...
   Со времени второго перемещения "Занзибара" прошло менее полутора столетий, - подумала Гома, с содроганием осознавая масштаб происходящего. В лучшем случае "Занзибар" находился сейчас в ста пятидесяти световых годах от Паладина... расстояние, от которого сжимается душа, но все равно ничто, даже меньше царапины, по галактическим меркам.
   Куда бы они ни направлялись, они, возможно, еще не прошли и десятой части пути... или сотой части.
   Андиса привела ее к Гектору. Его извлекли из подвесного резервуара и уложили в поддерживающий гамак. Его передние ноги были перекинуты через переднюю часть гамака, голова, похожая на валун, покоилась на коленях, туловище касалось пола. В этой секции корабля существовала гравитация, и хотя ее кости и мышцы все еще болели от привыкания после спячки, Гома была рада этому. Скоро она будет ходить по Крусиблу.
   Как и послы.
   Гектор выдохнул. Она дотронулась рукой до верхней части его туловища, ощутив ладонью его жесткую, щетинистую шероховатость. При прикосновении Гектор открыл один усталый, слипшийся со сна глаз. Это был розовый цвет заката, похожий на бледный драгоценный камень, воткнутый в серую плоть.
   - Мы сделали это, - тихо сказала она. - Все мы. Там, внизу, целый мир. Ты можешь гулять на открытом воздухе, под открытым небом, без скафандров и куполов. Так долго, как тебе заблагорассудится.
   Андиса кивнула на нейронный дисплей. Краски расцветали в плотных узлах активности. - Он хочет ответить. Это вокализационные импульсы. Но я не хочу подключать голосовой аппарат, пока он не встанет на ноги.
   - Не торопись, - сказала Гома, все еще поглаживая его хобот. - Тебе нужно быть сильным, посол Гектор. Всем вам. Ваша работа только началась.
   И, если уж на то пошло, у нее тоже.
   Орбита "Травертина" постепенно приблизила его к радиусу действия станции. Это было золотистое сооружение с дюжиной изогнутых стыковочных кронштейнов, торчащих из выпуклого светящегося ядра. Красивое и странное, оно навело Гому на мысль о люстре или, возможно, об осьминоге. Вдоль рукавов располагались многочисленные похожие на шипы стыковочные порты, многие из которых были заняты кораблями различных размеров. Некоторые были похожи на цилиндр, который они видели ранее, но были также сферы, дротики и полупрозрачные штуки с шипастыми хвостами, по форме напоминающие ската манту. Космическая станция мягко светилась разными цветами - как таковых огней или маркировки не было.
   "Травертину", очевидно, был назначен стыковочный узел. Они направились к нему, и вскоре к ним присоединился небольшой рой похожих на мотыльков служебных судов. Гома и Ру завороженно наблюдали за красочным представлением, пока их не позвали в главную общую зону. Грейв уже отправился беседовать с другими членами делегации Второго шанса, а Васин созывала весь корабль на совещание.
   Кану был там, и Гома увидела его впервые с момента их пробуждения. Она и Ру присоединились к нему. Они обнялись, каждый из них был благодарен за то, что они прошли перелет.
   - Я ходил посмотреть на танторов, - сказал Кану. - У них все хорошо. Это прекрасный поступок, который вы совершили, помогая им с оборудованием для спячки.
   - Это было ничто по сравнению с теми годами, которые потратили Мона и ее команда, - сказал Ру.
   - Вы все пошли на жертвы, - ответил Кану.
   Гома знала, что она может либо неловко обойти вопрос Ниссы, либо высказать его в открытую. - Я так понимаю, что между "Травертином" и медиками на Крусибле уже был какой-то контакт. Нас долго не было, Кану. У них, должно быть, много возможностей.
   Он кивнул, как человек, пытающийся принять мужественный вид. - Посмотрим.
   - Они сделают все, что в их силах, - сказал Ру. - Я знаю это.
   - Конечно, так и будет. - Он говорил медленно, отстраненно. - Это было самое лучшее, что можно было сделать, оставив ее без присмотра. Даже несмотря на то, что она пропустила большую часть нашего времени в обществе танторов.
   - Нам придется вернуться, не так ли? - сказала Гома, пытаясь взять оптимистичную ноту. - Не обязательно нам, но людям. Может быть, нам даже не понадобится для этого космический корабль. Просто снова запустить Мандалу, как это работало раньше.
   - Кто-то должен попытаться, - согласился Кану.
   Но это был бы не он, подумала Гома. Или она, или Ру. Возможно, капитан Васин, если она еще не насытилась космическими исследованиями. Но даже Гандхари выглядела измученной тем, через что им пришлось пройти.
   Она что-то говорила.
   - Я уверена, что через некоторое время нас встретят дипломатические представители нынешнего правительства. Они неизбежно покажутся нам странными. Возможно, это даже немного пугает. Мы не виделись давно. Но вы можете быть уверены, что они точно так же опасаются встречи с нами. Мы, должно быть, действительно кажемся им очень странными. Но с добрыми намерениями в наших сердцах, верой в наших новых хозяев, верой в самих себя мы найдем выход. Некоторые из вас попытаются вернуться к своим старым жизням на Крусибле. Не хочу преуменьшать трудности, с которыми вам предстоит столкнуться, хотя должна заметить, что вы прекрасно представляете, чего вам ожидать впереди. Но никогда не забывайте об этом. Сейчас мы команда и останемся командой. Когда вы покидаете этот корабль, то не оставляете позади дружбу и союзы, которые мы создали. Они остаются с нами. Они будут нашей связью на протяжении всех предстоящих лет и испытаний. Каждый из вас заслуживает мое уважение и благодарность.
   Предстояло произнести еще несколько слов, не только от Васин, но через некоторое время они начали захлестывать Гому, и ее мысли понеслись по своим собственным траекториям. Она думала о послах - как легко было замалчивать сложное дело по введению в мир пяти новых разумных существ, пока их время почти не подошло. Она думала о Кану, для которого это не было возвращением домой и для которого любое праздничное настроение, должно быть, звучало жестоко и фальшиво. Она думала о Ниссе, ни живой, ни мертвой, и о надеждах, которые возлагались на неизвестную медицину мира, за три столетия до их понимания. Теперь она поняла, что это было своего рода магическое мышление, похожее на детскую веру во вмешательство фей. И она думала о сердце Юнис Экинья, которому еще предстояло найти свое пристанище.
   Вскоре прибыли посланцы. Их манеры были спокойными, сдержанными, почтительными. Даже когда они двигались по кораблю, она никогда не видела больше двух из них одновременно. Они изо всех сил старались быть ненавязчивыми, не желая шокировать своих припоздавших гостей. Их лица и оттенки кожи свидетельствовали о разнообразии национальностей, и среди них были некоторые, у кого были гладкие, безволосые черты, которые ассоциировались у нее с морским народом, но в этом было трудно быть уверенным. Их одежда была темной, скромного покроя, с широкими белыми воротничками и пышными белыми манжетами. Некоторые из них носили маленькие тюбетейки или береты поверх коротких, аккуратно подстриженных причесок. Если они и привезли с собой технологию, Гома ничего из этого не узнала. Возможно, они были настолько пропитаны этим, что в переноске технологий не было необходимости.
   Она слышала, как они разговаривают, легко переходя с одного языка на другой. Они были оснащены суахили, зулу, китайским, пенджаби и десятком других языков. Их дикция была чрезмерно точной, их речь изобиловала формализмами, включая какую-нибудь странную фразу, которая была старомодной даже тогда, когда Гома была ребенком, но она не могла винить их за это. И все же она уловила, как они перешептываются между собой фразами, которые были просто за гранью понимания - не совсем иностранный язык для нее - интонации и ритмы были раздражающе знакомыми - но диалект, настолько далекий от ее опыта, что с таким же успехом мог им быть.
   Начались медицинские анализы. Один за другим всю команду доставили в клинику, работающую в условиях невесомости. Команда Моны Андисы стояла в стороне, пока посланцы Крусибла проводили тонкие исследования. Это был единственный раз, когда Гома увидела в их руках какой-либо инструмент. У них были черные стилусы с маленькой лампочкой на конце, которыми они медленно водили по телам своих испытуемых. Они поговорили с медиками Андисы, о чем-то мило пошептались между собой. Они казались беззаботными, соблюдая формальности. В конце концов просочился слух, что не было никаких препятствий для того, чтобы кто-либо из экипажа, пассажиров или послов спустился в Крусибл. Они могли свободно сойти на золотой станции, откуда шаттлы доставляли их до самого дома.
   Гома и Ру взяли с собой только минимум вещей - остальное можно было перевезти позже. Они прошли по сводам и атриумам золотой станции, глазея на помещения размером с собор, которые казались в основном пустынными, как будто станцию освободили от людей в ожидании прибытия "Травертина" или даже построили специально для них. Возможно, так оно и было. В конце концов, у них были десятилетия, чтобы подготовиться к этому, десятилетия, чтобы отрепетировать каждую деталь приема.
   Шаттлами оказались полупрозрачные манты, которых Гома видела ранее. Каждый был достаточно велик, чтобы вместить одного или двух танторов и дюжину или более пассажиров-людей. Элдасич и Атрия спустились на одном шаттле, Мимоза и Кейд - на другом, а Гектор остался с Гомой и Ру. Кану тоже был тут, вместе с задрапированным гробом Ниссы. Посланники суетились внутри шаттла, внося коррективы в приспособления, придавая форму его внутренностям отработанными, как у волшебников, жестами. Наконец они были удовлетворены, гроб надежно закреплен, пассажирам удобно, и можно было начинать последний этап путешествия домой. На борту шаттла оставались два посланника, но, насколько могла судить Гома, никто из них не контролировал ситуацию напрямую. Транспортное средство, казалось, знало, для чего оно предназначено.
   Они отделились от станции над темной стороной Крусибла, затем стрелой спустились с орбиты, вошли в верхние слои атмосферы и постепенно догнали рассвет. Даже когда возвращающаяся плазма мерцала и клубилась вокруг шаттла, ее яркость отбрасывала блики на их лица, полет оставался таким же плавным, как если бы они ехали по рельсам.
   - Гандхари хорошо говорила, - сказал Кану, держа одну руку на гробе, закрепленном рядом с его сиденьем. - Лучшего капитана вы и желать не могли. Но этот мир недолго будет интересовать ее. Она захочет двигаться дальше. Я вижу это по ее глазам.
   - Я больше не уверена, что это наш мир, - сказала Гома.
   Взгляд Кану был добрым. - Вы снова впишетесь.
   - Надеюсь, это ненадолго. У меня есть обязательства, которые я должна выполнить. Так или иначе, это будет означать путешествие на Землю. Я так понимаю, у них есть еще звездолеты. Рано или поздно туда отправится корабль.
   - Вы можете позволить себе проезд?
   На это у нее не было ответа. Никто из них этого не знал. Какие бы средства они ни оставили на Крусибле, теперь это было спорным вопросом. Возможно, они выросли как снежный ком в огромные личные состояния, а возможно, ничего не стоили. Или, что еще хуже, каким-то образом превратились в непосильные долги. Кроме того, Гома не имела ни малейшего представления о том, сколько будет стоить ее транспортировка обратно на Землю. Снова лететь с Ру обошлось бы в два раза дороже, при условии, что он будет признан достаточно здоровым, чтобы перенести еще один эпизод спячки. - Я найду способ, - сказала она, как будто одной воли было достаточно.
   - Но именно здесь останутся Восставшие, - сказал Кану.
   - Пока что, - сказал Ру. - По крайней мере, до тех пор, пока мы не выйдем за рамки пяти живых участников. Может быть, через пару поколений мы - они - будем чувствовать себя комфортно, отправляя кого-то из их числа на Землю. Не только на Землю, но и в другие солнечные системы. - Его тон стал жестче, обретая убежденность. - Везде, где есть человеческое присутствие, должны быть и танторы. Восставшие. Это единственный способ. Но нам осталось двадцать, тридцать, пятьдесят лет до того, как мы начнем беспокоиться об этом. Давайте поможем им собрать стадо, поставим его на устойчивую основу, прежде чем снова начнем стремиться к звездам.
   - Тогда это работа всей жизни. Или, по крайней мере, обычной человеческой жизни, - сказал Кану.
   - Это то, с чего мы начали. То, что мы пытались - безуспешно - сделать до того, как пришло сообщение Юнис.
   - Я не могу придумать двух лучших кандидатов для выполнения этой работы, - сказал Кану.
   - Это будут наши преемники, - ответила Гома. - Только не мы. Не раньше, чем мы вернемся с Земли.
   - На вас лежит тяжкий груз.
   - Разве не на всех нас? - ответила она с холодком дурного предчувствия.
   Они проникли в более плотный, теплый и влажный воздух. Пролетели над тропическими лесами и пронеслись над чернильными лагунами, заливами с белой каймой и тяжелыми зелеными морями. Однажды, когда позволила видимость, Гома разглядела темный грозовой фронт, который был одной из периферийных стен Мандалы, все такой же, какой она его помнила. Затем они оказались над окраинами Гочана, ныне обширно разросшегося города, то, что когда-то было его городами-спутниками, превратилось просто в пригороды. Геометрия дорог и парков сбивала с толку, почти намеренно - она продолжала видеть конфигурации, которые были почти знакомыми, но каждая из них искажалась до неузнаваемости по мере приближения шаттла. С тех пор как она уехала, город строился и переделывался полдюжины раз, и только самые старые, наиболее почитаемые его части остались неизменными.
   - Вы здесь родились? - спросил Кану, наконец поднимаясь со своего места и наклоняясь, чтобы заглянуть сквозь стеклянный корпус.
   - Я была там, - сказала Гома. - Но я этого не чувствую.
   - Вы сделаете это. - Он улыбнулся. - Дайте всему время.
   Вскоре они подошли к искривленной черной пирамиде, которая, казалось, высверливала себе выход из того, что когда-то было старым правительственным районом. Пирамида была огромной, с горизонтальной прорезью поперек ее искривленных граней примерно на трети ее высоты. В других местах она была без окон, с маслянистым, мерцающим блеском. Шаттлы - не только их собственные, но и другие, прибывшие со станции, - заполняли это пространство, как пчелы, возвращающиеся в улей.
   Одна из посланниц повернулась к ним, прикоснувшись рукой к своему воротнику, прежде чем заговорить. - Это медицинский комплекс. Тесты, которые мы провели на вас на корабле, были довольно полными, но здесь мы можем сделать еще многое. Мы хотим убедиться, что у вас все в порядке настолько, насколько это возможно.
   - Это займет много времени? - спросил Ру.
   - Не больше чем пару дней. Все станет намного проще, если вы позволите маленьким машинам размножаться в ваших телах. Они помогут вам приспособиться к вашему новому окружению.
   - Вроде нанотехнологий? - спросила Гома.
   - Да, - ответила посланница, но в ее ответе чувствовалась двусмысленность, как будто она признавала, что истина гораздо сложнее. - Да, что-то очень похожее. В ваше время существовало нечто, называемое Механизмом?
   - К тому времени, как мы родились, это прошло, - сказал Ру.
   - Мы снова создали нечто похожее на Механизм, - заявила посланница. - Лучше, менее подверженное ошибкам. Если бы нам пришлось дать этому название, это было бы что-то вроде "Все". Маленькие машины позволят всему этому влиться в вас. - Осторожно она добавила: - Если это то, чего вы хотите.
   - А если мы этого не сделаем? - спросила Гома, стараясь, чтобы ее голос не звучал слишком встревоженно от такой перспективы.
   - Есть анклавы, где "Все" не так распространено. Мы будем рады, если вы проживете там всю свою жизнь.
   Кану отвернулся от этого зрелища, снова положив руку на гроб Ниссы. - Звучит так, как будто ваша медицина прошла долгий путь от нашей.
   - В некотором смысле, - сказала посланница, опустив глаза. - Но есть многое, чего нам еще предстоит достичь, или что находится за пределами наших медико-этических рамок. Однако мы были предупреждены о случае с Ниссой. Наши лучшие... эксперты... были назначены для решения ее проблемы. Будьте уверены, мы сделаем для нее все, что в наших силах.
   Кану облизнул губы и кивнул. Они смягчали его, - подумала Гома, - готовили к новостям, которых он не желал. Как они могли не помочь Ниссе? - задумалась она. И в ней вспыхнуло что-то вроде гнева, негодования из-за того, что эти люди не были более продвинутыми, более богоподобными. Чем они занимались последние три столетия - сидели сложа руки?
   Щель в пирамиде содержала посадочный отсек, расположенный под низким потолком. Там же были припаркованы десятки судов, и место уже кишело медицинским персоналом. В отличие от одетых в темное посланников, медики пирамиды были одеты в сверкающую, сверхсветящуюся белую одежду. В лучшем случае, единственными инструментами, которые были у кого-либо из них, были маленькие палочки с луковичными наконечниками. Но их также сопровождало множество плавающих белых сфер размером с футбольный мяч, и эти сферы трескались по средней линии, выпуская сочлененные руки и датчики. Гому и ее друзей попросили подставить предплечья к сферам, и машины пощекотали их, быстро взяв образцы крови, тканей, ДНК. Обследование было безболезненным и не оставило никаких следов.
   - А как насчет "Всех"? - спросила она, когда всю компанию - людей и тантора - повели в главную часть пирамиды.
   - Это уже внутри вас, - ответил посланник. - Начнут формироваться своеобразные мосты коннектома. Вы можете испытать некоторые легкие гипнотические образы. Однако процесс может быть прерван и обращен вспять на любом этапе, если вы откажетесь от участия.
   - Вы бы отказались? - спросила она.
   Посланник посмотрел на нее с внезапной, свирепой откровенностью. - Отказаться? Нет. Я бы предпочел умереть. Но вы должны сделать выбор сами.
   Они пробыли в комплексе два дня. Тесты иногда были запутанными, в целом скучными, но совсем не болезненными, и снова у Гомы возникло ощущение, что многое из этого было формальностью, рядом юридических препятствий, которые необходимо было преодолеть, прежде чем кому-либо из новичков разрешалось свободно перемещаться по Крусиблу. У них были комнаты в пирамиде, которые были достаточно удобными, но строгими в плане обстановки, как будто хозяева опасались перегружать их хрупкое телосложение слишком большим количеством новшеств. Там было окно, из которого открывался вид на Гочан. Там, где город редел, Гома увидела полосу сверкающей зелени, полосу вельда, окаймленную деревьями, и между этими деревьями ей показалось, что она, возможно, видела далекие движущиеся фигуры слонов, крошечные, как пыльцевые зерна, и больше всего на свете ей захотелось оказаться там.
   Несмотря на то, что новичков держали в состоянии мягкого карантина по отношению к остальной части Крусибла, они могли свободно общаться друг с другом и пользоваться залами ожидания и общественными зонами на одном уровне комплекса. Между испытаниями было достаточно времени, и Гома и ее спутники использовали его по своему усмотрению. Ру глубоко погрузился в литературу о слонах, пытаясь наверстать упущенное за триста лет исследований. Все они были снабжены старинными информационными консолями, примерно сопоставимыми с их собственной технологией. С помощью этих консолей, а также дополнительных уровней перевода и посредничества можно было получить доступ к общедоступным записям и новостным каналам.
   Гома была неспокойна. Слоны значили для нее все, но она не могла просто вернуться к своей прежней роли исследователя, как будто ничего не случилось. Какой в этом был смысл, если у нее не было намерения оставаться на Крусибле?
   Даже Ру, подумала она, действовал по правилам.
   Она навестила Грейва, Васин, остальных. У всех был одинаковый слегка ошарашенный вид, как будто их только что сильно ударили по лицу. С ними обращались настолько хорошо, насколько можно было надеяться, но все равно это был шок - вернуться на Крусибл. Все они знали, что пути назад в их старый мир, в тот, в котором они жили до отъезда, нет, но до сих пор это было интеллектуальное понимание, не основанное на реальном опыте. Теперь они проживали это от мгновения к мгновению, видя все своими собственными глазами.
   Только Кану, казалось, не интересовался тем, что произошло на Крусибле, что изменилось и что осталось.
   Когда она пришла в его комнату, он использовал свою консоль, чтобы спроецировать изображение на одну из стен.
   - Разве это не чудесно? - сказал он, кивая на изображение. Это было лицо планеты, сплошь красное, изумрудное и с небольшими вкраплениями синего. Не Земля, она была совершенно уверена.
   - Это Марс?
   Кану выглядел довольным тем, что она узнала это место. - Да. Но не такой, каким я это себе представлял. Когда я покидал Марс, единственными людьми на планете были послы, запертые в нашем посольстве на горе Олимп. Мы были в тупике в течение многих лет. На орбите были военные спутники, террористы агитировали за захват власти людьми, бесконечная напряженность... У меня не было больших надежд. Свифт пошел со мной, потому что мы оба думали, что должен быть лучший способ; способ существования, при котором машины и люди могли бы работать вместе, а не друг против друга.
   - А теперь?
   Кану просиял, словно демонстрируя новорожденного ребенка. - Просто взгляните на это. Эти зеленые насаждения, эти озера - это районы обновленного человеческого поселения! Наконец, был заключен договор о реколонизации. Строгие пределы, строгие границы - но это только начало, не так ли? Они даже начали терраформировать старое место. Пока купола, атмосферные палатки, но воздух сгущается, нагревается, набирает влагу. Это работа не только для людей! Сотрудничество человека и Эволюариума - совместное предприятие.
   Гома хотела разделить его энтузиазм, но с того места, где она стояла, это выглядело как капитуляция машин.
   - А что получили от этого друзья Свифта?
   - Землю, - сказал он. - Или ее части. Это была вторая половина договора. Машинные анклавы на Земле! В океанах, на массивах суши. И это работает! Должен сказать, что в основном при посредничестве Панов. Но на это стоит посмотреть. - Взволнованный, он поработал с настройками консоли, почти перебивая себя в нетерпении. - Хотя подождите. Подождите, пока не увидите это! Подождите, пока не увидите, что делают машины на Марсе...
   Вид повернулся, открывая взгляду новую часть планеты. Было все еще светло, но тени были резкими, они надвигались справа, проецируя длинные штрихи на ландшафт.
   Кану увеличил изображение. Он увеличил изображение одного участка Марса. Что-то обрело четкость. Гора или, возможно, очень большой валун на плоской и безликой местности.
   На нем было лицо, высеченное на верхней стороне валуна так, что оно смотрело в космос. Это был минималистичный портрет - глаза, нос, рот, малейший намек на личность. Но она узнала это.
   Ее лицо. Или, скорее, Юнис.
   - Это сделал один из их штаммов, - говорил Кану. - Фракция среди машин. Называйте это культом, если хотите.
   - Зачем они это сделали?
   - Я спрошу их, когда у меня будет возможность.
   - Я избавлю вас от хлопот, - ответила Гома. - Это я должна отправиться на Землю. Марс будет всего в нескольких шагах оттуда.
   Она спросила его, как продвигаются дела с Ниссой. Ответы Кану были сдержанными, и ей стало интересно, как много ему, в свою очередь, рассказал медицинский персонал.
   - Есть некоторые осложнения. То, что они вложили в нас - эти маленькие машины? Я полагаю, что с точки зрения микроскопической тканевой инженерии они мало что не могут сделать. Они могли бы восстанавливать поврежденный мозг синапс за синапсом.
   - Разве это не то, что ей нужно?
   - Трудность в том, чтобы знать, какой шаблон восстановить. - Речь Кану была в высшей степени собранной, но Гома почувствовал силу эмоций, которые он, должно быть, сдерживал. - Даже если у медиков есть технические средства для восстановления ее поврежденной коры головного мозга - что отнюдь не просто, - все равно остается этическая проблема.
   - Этическая проблема в том, чтобы вернуть кого-то к жизни?
   - Их закон проводит тщательное различие между восстановлением поврежденной нейронной структуры и полной заменой одного набора структур другим. Если бы они могли убедиться, что перестраивают личность, а не изобретают ее с нуля, я полагаю, они согласились бы на эту процедуру. Или, по крайней мере, согласились на попытку. Но специалисты по этике не спешат принимать решение, а тем временем...
   - Ниссе ведь не станет хуже, правда?
   - Нет, - признал он, кивнув. - Она в безопасности. Но если эти люди не могут ей помочь, я должен искать в другом месте.
   - Земля?
   - Возможно.
   Она дотронулась рукой до его предплечья. - Я хочу самого лучшего для вас обоих, дядя.
   Он сжал ее руку своей. - Не беспокойтесь обо мне, Гома Экинья. Вам и так есть о чем подумать.
   Утром, когда их выписали из медицинского комплекса, наземный транспорт - бесколесный блок с рифлеными бортами и острыми углами на концах - ждал их на погрузочной площадке перед вестибюлем.
   С ней были Кану и Ру, а также два правительственных чиновника: одетый в темное административный представитель и одетый в белое медицинский представитель. Обе были женщинами; их звали - или, по крайней мере, теми именами, которыми они были готовы поделиться со своими гостями, - Малхи и Йефинг.
   Гома знала, куда они направляются. Она спросила, возможно ли это, зная, что чем дольше она будет откладывать решение вопросов, тем меньше энтузиазма у нее будет, когда она столкнется с ними лицом к лицу. Не то чтобы сейчас у нее было много энтузиазма.
   - Спасибо, что пришли, - сказала она Кану, когда они уселись на свои места.
   - Мое расписание не совсем заполнено, - ответил он.
   - А специалисты по этике...? - начала она.
   - Все еще размышляют, и я ничего не могу сказать или сделать, что могло бы что-то изменить. - Он быстро добавил: - Не то чтобы мне было неприятно сопровождать вас.
   - Мы понимаем, - сказал Ру.
   Они мчались по Гочану, петляя между высотными офисами, через деловые и коммерчески выгодные районы, огибая парки и жилые зоны. Гома ничего не узнала, хотя была уверена, что некоторые из старых зданий существовали здесь до ее отъезда. Если она прищуривалась и забывала о попытках распознать конкретные ориентиры, все это не было слишком странным или тревожащим. Были пробки на дорогах, пешеходы, дорожные работы. Люди выгуливали своих питомцев, группы школьников вели в школу, быстро шагающие бизнесмены были погружены в беседу. Там были уличные кафе и районы, которые выглядели более запущенными, чем другие. Но это было только в том случае, если она прищуривалась. С широко раскрытыми и проницательными глазами она подверглась нападению незнакомого. Вывески и баннеры над магазинами и предприятиями было трудно прочесть, как будто в той части ее мозга, которая обрабатывала написанное, было какое-то особое поражение. Были цвета, которые казались неправильными или невероятными - красновато-зеленые, голубовато-желтые. И дымка подсознательной текстуры, своего рода мерцающий организованный туман, плавающий между вещами.
   Йефинг, медик, должно быть, что-то увидела по ее лицу.
   - Сейчас "Все" будет стремиться к интеграции. Если вы начнете что-то видеть, вам не следует слишком беспокоиться.
   - Мы не будем, - сказал Кану. Затем: - А везде ли так? В других системах? У них у всех есть "Все"?
   - Разновидности этого, - ответила Малхи, поворачиваясь, чтобы ответить. - Но каждая система выбирает свой собственный путь, свой собственный подход. И, конечно, наши знания никогда не бывают полными. У нас хорошие связи с Землей. Обмен информацией существовал всегда, но с тех пор, как Хранители оставили нас в покое, поток кораблей значительно увеличился.
   - Эти связи распространяются на юридические соглашения? - спросил Кану. - Договоры об экстрадиции, что-то в этом роде?
   - Нет, - сказала Малхи. - Наши отношения гораздо более свободные, чем это. Обязательно. Как мы вообще сможем обеспечить соблюдение договоров с отставанием почти в шестьдесят лет?
   - Вы, должно быть, едва помните, как это было, когда над нами нависли все эти твари, - сказала Гома.
   - Они были здесь, когда я была ребенком, - ответила Йефинг. - Но прошло семьдесят лет. Времена изменились. Трудно вспомнить, что мы при этом чувствовали.
   Воздействие Свифта на Хранителей в системе Глизе 163 распространилось на все известные группировки Хранителей в человеческом космосе и, возможно, за его пределами. Влияние распространялось со скоростью света, так что к тому времени, когда "Травертин" вернулся в пространство Крусибла, исчезновение Хранителей было старым событием.
   - Никто на самом деле не знает, что произошло, - сказала Малхи. - Очевидно, что ваше вмешательство в ситуацию вокруг Глизе 163 сыграло в этом определенную роль. С причинно-следственной точки зрения никакое другое объяснение невозможно. Но пока у нас не будет вашего собственного отчета о событиях...
   - Не ждите ответов на каждый вопрос, - сказал Кану тоном дружеского предупреждения. - Возможно, у нас его и нет.
   - Даже у вас, Кану? - спросила Йефинг, и на ее лбу появилась морщинка сомнения. - Мы понимали, что ни у кого не было более тесного контакта, чем у вас.
   - Это был Свифт, а не я, - сказал Кану.
   - Но вы были там, - настаивала Йефинг. - Хранитель забрал вас... Хранитель вернул вас. Вот почему ваше медицинское обследование должно было быть необычайно тщательным.
   - Я был сторонним наблюдателем, вот и все.
   Малхи прочистила горло кашлем. - Но вы действительно думаете, что мы свободны от них? Навсегда?
   Кану улыбнулся на это. - Когда-либо - это очень долго. Я полагаю, что настоящее испытание будет, когда мы вернемся на Глизе 163 или когда начнем активно использовать сеть Мандал. Возможно, это привлечет их обратно к нам. Но они не обязательно вернутся нашими врагами.
   - Вы оптимист, - сказала Йефинг.
   - Так мне говорили.
   - Вы могли бы сыграть свою роль в этих грандиозных приключениях, - сказала Малхи, как будто хотела поднять ему настроение. - Наши методы омоложения не уступают ни одному из методов Вавилонской эпохи, а в некоторых отношениях даже превосходят их. Вас можно сделать таким сильным или молодым, каким вы пожелаете. - И она повернулась к Ру: - И ваш синдром СНКТ. Это излечимо. Легко выполнить. В наши дни в медицинской литературе об этом почти не упоминается.
   - Мне не нужно это лечить, - сказал Ру. - Если только это не для того, чтобы помочь мне пережить еще один эпизод спячки.
   Йефинг поджала губы. - Сейчас мы используем другой процесс. Там меньше осложнений.
   - Тогда со мной все будет в порядке. Нам с Гомой нужно оставаться на Крусибле только до тех пор, пока не найдется корабль, который доставит нас на Землю. Или вы собираетесь сказать нам, что мы не можем позволить себе проезд?
   - Вы... знаменитости, - ответила Малхи с оттенком неловкости. - Было бы мало препятствий, если бы вы твердо решили покинуть нас. Но, пожалуйста, не принимайте поспешных решений - вы едва прибыли.
   Машина помчалась дальше. Они уже некоторое время проезжали через жилые кварталы, разросшиеся пригороды и городские территории, заросли тростника, озера для отдыха, новостройки. В конце концов дома поредели, превратившись в сплошную парковую зону. Они миновали что-то вроде спортивного стадиона, сад с пагодами, еще больше лесов. Затем машина свернула на обсаженную деревьями боковую дорогу, и Гома поняла, где они находятся.
   Дом Ндеге.
   Они сохранили территорию вокруг него незастроенной, и само жилище выглядело безмятежно нетронутым веками. Стены старого охраняемого комплекса все еще существовали, но ничто не могло помешать кому-либо пройти через ворота - больше не было ни контрольно-пропускного пункта, ни охраны. Машина беспрепятственно проехала внутрь и припарковалась между комплексом и домом.
   Они вышли, все пятеро. Гома снова осмотрела дом, ища следы руки времени.
   - Вы ненавидели ее, - тихо сказала она, обращаясь не к Малхи или Йефинг как к отдельным лицам, а к их ролям правительственных агентов. - Почему вы не снесли это место, как только она умерла?
   - Это было очень давно, - сказала Малхи. - Все изменилось. Вам следует зайти внутрь.
   Гома посмотрела на Ру и Кану, кивнув, что они должны сопровождать ее.
   Но Кану поднял руку. - Я не хочу вам мешать.
   - Вы проделали весь этот путь, - сказал Гома.
   - И я скоро войду в дом. Но не раньше, чем вы побудете минуту-другую наедине с собой.
   Он ничего не сказал Ру, но после малейшего колебания тот кивнул. - Кану прав. Мы будем прямо снаружи, пока не понадобимся тебе.
   - Ты нужен мне сейчас.
   - Нет, - сказал Ру. - Тебе только кажется так. Но ты сильнее, чем думаешь, Гома Экинья. Если я не знал этого до того, как мы покинули Крусибл, то теперь я это знаю. Заходи.
   Поэтому она подошла к входной двери, толкнула ее и вошла внутрь.
   И в ее голове мелькнула мысль: Мпоси всегда приносил ей зеленый хлеб. Мне следовало взять с собой зеленый хлеб.
   В доме больше никого не было, а Малхи и Йефинг остались снаружи с Ру и Кану. Внутри было прохладно и затенено, без какого-либо освещения, кроме того, которое давали окна. Они отбрасывали продолговатые блики на бледные поверхности комнат, стены, книжные шкафы и мебель, а также на те скудные украшения, которые позволила себе Ндеге. Гома дотронулась до подоконника, проверяя, нет ли на нем пыли. Она подняла кончик пальца для осмотра. Он был безукоризненно чистым, на нем не было ни следа грязи. Кто-то приложил все усилия, чтобы сохранить это место нетронутым временем, словно это была священная общественная святыня.
   Гома переходила из комнаты в комнату. Она никогда не бывала здесь без Ндеге. Какая-то часть ее сознания продолжала пытаться навязать ей эту сцену: намек на человеческое присутствие в уголке зрения Гомы, растворяющийся, когда она переводила на него взгляд. Не навязчивое воспоминание, а сила памяти, сила ее влияния на настоящий момент.
   Нет ничего более доброго или жестокого, чем память.
   Она подошла, чтобы взять книгу с одной из полок. Но когда ее рука приблизилась к полке, на участке примыкающей стены загорелся светящийся прямоугольник. В прямоугольнике появились текст и изображения. К ее удивлению, текст был написан на знакомом языке суахили, формулировки были легко понятны. На снимках была изображена Ндеге и все, что имело отношение к ее жизни. Голокорабль, ее мать Чику, первые дни поселения, Мандала, ее эксперименты по прямому общению с ней... кольцо обломков - вот и все, что осталось от "Занзибара".
   Суд, порицание, тюремное заключение.
   Это была знакомая история, хотя тон ее был не совсем таким, как ожидала бы Гома. Не столько обвиняющий и осуждающий, сколько сочувствующий: преподносящий ее ошибки как понятные заблуждения, а не как преступления гордыни. Просчеты, а не проступки.
   Этот прямоугольник рассказывал только часть истории. Пока она бродила по комнатам, появлялись похожие рисунки текста и изображений. Иногда появлялись движущиеся изображения и аудиозаписи, в которых голос ее матери тихо шептал из стен ее дома.
   Гома проследила дугу жизни. Ндеге прожила еще тридцать лет после отбытия экспедиции. Прошло недостаточно времени, чтобы она узнала правду о "Занзибаре", но тогда Гома никогда по-настоящему не думала, что она узнает. Ндеге была мертва задолго до того, как экспедиция достигла Глизе 163, и прошло еще больше лет, прежде чем какие-либо известия об их находках дошли до Крусибла. В те последние годы ей не было ни прощения на смертном одре, ни успокоения совести.
   Тем не менее, со временем правительство решило пересмотреть свое отношение к ней. С уходом Хранителей и новостями о второй Мандале - и ее активации Юнис - теперь был предпринят согласованный толчок к пониманию и укрощению этой устрашающей инопланетной технологии. Могли пройти десятилетия, столетия, прежде чем Мандалы можно было бы заставить петь по прихоти человечества. Однако что было ясно - и совершенно очевидно, учитывая содержание этих биографических фрагментов, - так это то, что работа Ндеге заложила основу для всех последующих экспериментов. Они по необходимости должны были опираться на ее достижения, и то, что когда-то считалось преступлением, теперь следовало рассматривать в новом, более снисходительном свете.
   Гома хотела принять это молчаливое прощение на своих собственных условиях. Было приятно сознавать, что ее мать больше не испытывает ненависти, больше не несет моральной ответственности за ужасный несчастный случай. Но в этом был какой-то цинизм, от которого она не могла избавиться. Правительству было выгодно опираться на ее работу, и поэтому ее репутация должна была быть восстановлена.
   Но все же. Прощение было лучше, чем порицание, не так ли?
   Возможно.
   Она уже поворачивалась, чтобы выйти из дома, когда перед ней появилась Ндеге, стоящая в луче солнечного света.
   Ндеге успокаивающе подняла руку.
   - Ты вернулась, дочка. По крайней мере, если ты видишь меня сейчас, значит, так оно и есть. Не бойся, я не призрак. Давно мертва. Это запись. Они позволили мне сделать это при условии, что однажды ты будешь в состоянии услышать мои слова.
   Это была Ндеге, но постаревшую версию своей матери она видела только на изображениях на стене - Ндеге, какой она была ближе к концу этих последних тридцати лет. Должно быть, "Все" играет свою роль, - подумала Гома, - проявляя перед ней этот образ, такой же реальный, как день. Было ли это причиной, по которой они так стремились вложить в нее "Все" так быстро - чтобы она смогла увидеть Ндеге?
   - Ты не должна бояться за меня, - сказала Ндеге. - В последние годы они были добры ко мне. Мой брат заставил правительство сдержать слово даже после своей смерти. Они сказали, что облегчат условия моего заключения, если я добровольно соглашусь на участие в экспедиции, и так они и сделали. - Ей пришлось сделать паузу, чтобы перевести дыхание, прежде чем заговорить снова. Ее голос был слабым и надтреснутым. - Тот факт, что я так и не поднялась на борт корабля, является случайным - согласие было там, как ты знаешь.
   - Я знаю, - сказала Гома.
   Изображение продолжалось без перерыва. - Я добивалась помилования, но этого явно не произойдет, пока у меня еще бьется сердце. И все же я верю в тебя, дочь. Я знаю, ты там что-нибудь найдешь. Что-то, что выставляет меня в лучшем свете. Что бы это ни было, я знаю, ты найдешь это.
   - Я нашла, - прошептала она, как будто произнесение вслух могло разрушить чары.
   - Врачи добры, но они обходят стороной вопрос о том, сколько времени мне осталось. Сейчас я не осмеливаюсь мыслить категориями лет. Месяцы были бы хороши, но недели могли бы быть более реалистичными. - Ее улыбка была нежной, а глаза искрились нежностью. Теперь в ее матери не осталось и следа какой-то свирепости - та помялась или стерлась за годы, прошедшие с тех пор, как улетела Гома. - Тем не менее я хочу, чтобы ты знала, что эти последние годы были не самыми худшими. Конечно, я скучаю по тебе и все еще скорблю по Мпоси. Но я нашла способы продолжать жить. Моим врагам было бы приятно думать, что мои дни были сплошным списком страданий и отчаяния, но я разочаровала их. Я жизнерадостна, и мне нравится жизнь. Закаты хороши, но рассветы еще лучше - даже инопланетный восход солнца в мире, который все еще не любит нас по-настоящему. Это то, что делает нас теми, кто мы есть. Назови это чертой Экинья, если хочешь. Я бы сказала, что мы просто ведем себя по-человечески. - Она сделала паузу, переводя дыхание - медленные, затрудненные вдохи. - Я заставила их пообещать мне одну вещь. Я не могу привести это в исполнение - меня не будет рядом, - но думаю, что они сдержат свое слово. На самом деле я прошу не так уж много, и я хотела, чтобы у тебя было что-нибудь, когда ты вернешься к нам. Кто бы ни привел тебя сюда, он поймет, что я имею в виду. Попроси их показать это тебе. Ты заслужила право получить его обратно. Добро пожаловать домой, Гома.
   Изображение побледнело, исчезло из поля зрения. Гома снова прошлась по комнате, на случай, если что-то в ее движениях или осанке может вернуть Ндеге. Но второго явления не было. Какая-то интуиция подсказывала ей, что это все, что было; что то, что она услышала, не повторится. Ндеге не хотелось бы, чтобы ее слова были доведены до бессмысленности бесконечным повторением.
   Но что она имела в виду?
   Гома вышла в серебристое сияние дня Крусибла. Ей пришлось прищуриться от яркого света. Остальные все еще ждали ее, выражение их лиц было настороженным, как будто никто из них не был до конца уверен в том, что произошло внутри.
   - Ну? - спросил Ру, как всегда, по существу.
   - Она оставила мне сообщение. Она сказала, что у вас есть кое-что для меня - что-то, что она хотела бы мне подарить.
   - Есть, - подтвердила Малхи. - Но мы не были уверены, что с этим делать и что вы подумаете. Это за домом. Вы хотите это увидеть?
   Гома сглотнула. - Да. Что бы это ни было.
   Ру взял ее за руку справа, Кану - слева. - Было сообщение? - спросил он.
   - От Ндеге. Для всех. Вы можете зайти внутрь, если хотите. Мне было бы интересно узнать, появится ли она у других.
   - Она этого не сделает, - твердо сказал Ру.
   Гома кивнула. - Да, я не думаю, что она это сделает. Это было для меня. Только меня. И я не думаю, что будет еще одно сообщение.
   - А обязательно должно быть еще одно? - спросил Кану.
   - Нет, - ответила она после минутного раздумья. - Думаю, она сказала все, что нужно было сказать.
   Малхи и Йефинг ушли вперед. Когда Гома завернула за угол к задней части дома, Малхи стояла там с вытянутой рукой, указывая на предмет, который до этого был скрыт от посторонних глаз. Гома несколько секунд смотрела на него, с трудом веря в то, что ей показывают. Это было одновременно очень знакомо, стало неотъемлемой частью ее самой, и все же прошло так много времени с тех пор, как она вспоминала о нем, так много времени с тех пор, как она рассматривала его линии, восхищалась его элегантным балансом формы и функциональности, что с таким же успехом это мог быть первый раз, когда она положил на это глаз. Это казалось нереальным, сверкая такой же ослепительной белизной, как медицинская униформа Йефинг.
   - Самолет Джеффри, - удивленно произнесла она. - "Сессна".
   Она высвободила руки от Ру и Кану, подошла к борту самолета, прикоснулась рукой к этой сверкающей белизне. Она почти ожидала, что он лопнет, как мыльный пузырь. Но это было по-настоящему. Он был холодным и твердым под ее ладонью, бесспорно настоящим.
   Она дотронулась до крыла. Она подошла к передней части и погладила край пропеллера, как фехтовальщик, проверяющий остроту лезвия.
   - Кто такой Джеффри? - спросил Кану, отступая в тень крыла и разглядывая древнюю машину с немалым трепетом.
   - Вам следовало бы знать, - поддразнила она. - Он был одним из нас. Ваш... что? Дядя? Двоюродный дедушка? Он был братом Санди. Вы сами разберетесь с этим.
   - Я так и знал, что слышал это имя. - Кану улыбнулся ей в ответ и продолжил свой сомневающийся осмотр примитивного летательного аппарата. - Это принадлежало ему?
   - Это принадлежало ему, и даже в то время оно не было новым. Это пришло с нами издалека, с Земли. Аж из самой Африки. Это... старое. Глупо старое. Девятьсот лет. Может быть, и больше.
   - Вы можете управлять им?
   - Раньше я так делала, все время. Большую часть времени вопреки желанию моей матери - она думала, что я сломаю себе шею.
   - И все же, - сказал Кану, - она позаботилась о том, чтобы вы это получили.
   - Если бы ты собиралась сломать себе шею, ты бы уже сделала это, - сказал Ру.
   - Вы можете разобрать его и упаковать в коробку? - спросила она Малхи.
   Малхи нахмурилась в ответ. - Вам это не нравится?
   - Дело не в том, нравится мне это или нет. Я должна отправиться на Землю. С таким же успехом он мог бы вернуться вместе со мной. Вот где ему самое место, а не здесь.
   - Я бы сказал, что это место здесь так же хорошо, как и где бы то ни было, - сказал Кану.
   - Это не имеет значения. Это все еще может вернуться вместе со мной.
   Он подошел и положил руку ей на плечо. - Машина принадлежит этому месту. Ведь именно здесь она провела большую часть своего существования, не так ли?
   - И? - спросила она, щурясь от абстрактного белого сияния, создаваемого формой "Сессны".
   - Вы тоже, - сказал он. - Здесь, с танторами, Восставшими. Здесь, в мире, где вы родились. - Он кивнул Ру. - Вы оба. Это ваш мир, а не Земля. У вас есть работа, с которой нужно заканчивать. Вы нужны Крусиблу.
   - Разве мы недостаточно сделали для Крусибла? - спросила Гома.
   - Чем больше вы делаете, тем больше в вас нуждаются.
   - Это не имеет значения, - сказала она. - Я должна вернуться. Ради Юнис.
   Он убрал руку с ее плеча, заставил себя повернуться к ней лицом, его тон был твердым, но ласковым.
   - Вы поклялись, по крайней мере самой себе, что позаботитесь о том, чтобы ее сердце вернулось в Африку.
   - Да.
   - Эта клятва может остаться в силе. Но я могу быть тем, кто доставит сердце. В чем же в этом проблема? Это не значит, что я не член семьи. Это не значит, что мне нельзя было доверить выполнение взятых на себя обязательств. - Он пристально посмотрел на нее. - Так ли это?
   - Конечно, можно. Но...
   - И я все равно собираюсь туда.
   - Но Нисса... - начал Ру.
   - Она полетит со мной. Земная медицина может быть, а может и не быть более продвинутой, чем та, что есть у них здесь, на Крусибле. У них могут быть, а могут и не быть одинаковые этические ограничения, касающиеся регенерации поврежденной нервной ткани. Но я рассчитываю не на Землю. Я возьму Ниссу с собой на Марс. Однажды они переделали меня, когда я должен был умереть. Перестроили мой мозг клетка за клеткой, быстро вшили в мой череп, как узор, вплетенный в гобелен. Если они смогли сделать это для меня, они могут вернуть и Ниссу.
   - У вас не было бы никаких гарантий, - сказала Йефинг.
   - Да, не было бы. Но если бы вылечить ее было легко, вы бы уже сделали это. Это за пределами того, что вы можете сделать - или за пределами того, что вы себе позволите. Не так ли?
   - Есть препятствия, - ответила Йефинг исповедальным тоном. - Но никто из нас не хотел так быстро разбивать ваши надежды. Все еще есть пути, которые предстоит изучить...
   - И я ценю ваши усилия, ваши добрые намерения, - сказал Кану. - Но есть еще одно соображение. Я должен вернуться на Землю. Дело не только в сердце Юнис. Я должен отвечать за себя сам.
   Малхи сказала: - Не понимаю.
   - Много лет назад, когда я покидал систему Земли, я использовал вооружение своего корабля против другого транспортного средства. Я убил человека. По крайней мере, одного. Его звали Евгений Корсаков. Мы были друзьями. Или, по крайней мере, коллегами. Я не видел перед собой другого выхода, но это не снимает с меня ответственности. Вы говорите, что договора об экстрадиции нет.
   - Вы бы пошли добровольно, - подтвердила Малхи. - У нас нет записей об этом преступлении, и Земля не знает, что вы вернулись к нам. Если вы решите остаться здесь, то нет причин, по которым вы не могли бы наслаждаться десятилетиями свободы.
   - Но мне все равно пришлось бы смириться с этим. - Кану улыбнулся им всем. Это была улыбка скорее мудрого и печального принятия, чем радости. - Все в порядке. Я более или менее принял решение еще до того, как мы покинули медицинский комплекс. Как только появится корабль, я буду на нем. Возможно, они забыли о моем преступлении или решили простить меня за него. Какова бы ни была их точка зрения, я буду придерживаться ее. Я уверен, что они окажут мне милость и доставят Ниссу на Марс, а сердце Юнис - в Африку.
   - Вы делаете это ради нее, - сказала Гома. - Не потому, что вы не можете жить в ладу с самим собой. Но потому что она значит для вас больше всего на свете.
   Кану нечего было на это ответить.
   - Отлет корабля запланирован через несколько недель, - сказала Малхи, наконец нарушив молчание. - Не будет никаких проблем разместить вас с Ниссой на борту, если вы этого пожелаете. Но у вас есть время обдумать свое решение.
   - Спасибо вам, Малхи. Но я не собираюсь передумывать. Это то, что должно быть сделано. Кроме того, в этом нет ничего сложного. Земля - мой дом. Что бы ни ждало меня там, это то, чему я принадлежу. - И он повернул свое лицо к Гоме, давая ей понять, что ей не нужно ни о чем сожалеть, ни раздумывать, ни сомневаться, ни дурно предчувствовать, что между ними все было хорошо. - Там, где место Юнис. Я позабочусь, чтобы она вернулась домой. Это самое малое, что я могу сделать.
   - Кану... - сказала Гома, и на ее глаза навернулись слезы. - Дядя.
   Он притянул ее ближе, прижал к себе. - Это прекрасная машина, которую Ндеге оставила вам. Думаю, вам следует потратить некоторое время на то, чтобы снова насладиться этим. Со мной все будет в порядке. Возможно, однажды я вернусь на Крусибл.
   - Я хотела увидеть Землю.
   - Земля никуда не денется. Она все еще будет там через сто или тысячу лет. Но тем временем есть и Восставшие. Это их острие, Гома - их узкое место. Мы прошли через многое из этого; теперь наша очередь сделать что-нибудь для наших друзей. Они в хороших руках, я знаю.
   - Надеюсь, у вас все получится, Кану, - сказал Ру.
   - Так и будет. Я всегда стараюсь надеяться на лучшее. Что еще мы можем сделать?
   Двадцать дней спустя они наблюдали, как он улетал.
   Гома уже попрощалась с ним; не было никакой необходимости прощаться с ним в космопорте. Вместо этого они вылетели на "Сессне", далеко за пределы последнего разбросанного пригорода Гочана, на территорию слонов.
   Послам скоро предстояло пройти по этим чужим равнинам, но не сейчас: впереди у них были еще недели или месяцы акклиматизации, прежде чем они смогут с комфортом дышать воздухом Крусибла. Но слоны уже однажды совершали такой переход, не прибегая к помощи современной медицины, и Гома не сомневалась, что послы окажутся столь же приспособляемыми.
   Сейчас были только она и Ру, стоявшие вместе в нескольких десятках шагов от самолета.
   - Я разговаривала с Малхи, - сказала Гома. - Они все еще отслеживают ее, спустя столько времени.
   Ру посмотрел на Гому лишь с легким интересом, ее настоящее внимание все еще было приковано к далекому космопорту, лежащему где-то за далеким акульим плавником медицинской пирамиды. - Кого?
   - Аретузу. Она все еще жива, все еще где-то там. Но больше и страннее, чем она когда-либо была раньше. Она чуть не убила Мпоси, ты знал? Он попытался установить на нее устройство слежения. Это прошло не очень хорошо.
   - И что теперь?..
   - Кто-то должен ввести ее в курс дела. Может, она и не Экинья, но была частью этого достаточно долго. Я хочу, чтобы Малхи отвезла меня туда. Лодка, подводная лодка, чего бы это ни стоило. Все еще есть морской народ. Они могут помочь мне найти ее.
   - А если она попытается убить и тебя тоже?
   - Я рассчитываю на то, что она захочет сначала услышать мою историю. Кто-то стольким ей обязан.
   - В память о старых временах?
   - В память о старых временах.
   Они увидели это задолго до того, как какой-либо звук достиг их ушей. Восходящая искра, устойчивая, как восходящая звезда, блеск корпуса уравновешивался этой яркостью, стрелой прокладывая себе путь на орбиту, чтобы встретиться с большим звездолетом, который вскоре отправится в межзвездное пространство. Гома ждала и ждала, но так и не раздалось ни звука, только дневная жара и тишина, их собственное дыхание, безмятежная тишина между ними. Она подумала о Кану на том корабле, о его жене рядом с ним, об их надеждах и страхах и о сердце, которое путешествовало с ними во время долгого возвращения домой.
   Предупреждение было, но не совсем достаточное.
   Когда наступил момент перемещения, Восставшие еще многое могли бы сделать, чтобы подготовить свой мир к следующему заходу. В каменных коридорах, закрытых залах и огромных сводчатых покоях "Занзибара" бесчисленные Восставшие все еще занимались своими повседневными делами. Они продолжали заниматься своими делами, несмотря на отлет Дакоты и надоедливое вмешательство человека в их энергосистему. К счастью, сеть не была необходима для их дальнейшего существования, хотя она, безусловно, облегчала жизнь. В идеале, когда поступило предупреждение, Восставшие отказались бы от своих менее важных задач и разместили станции мониторинга по всему "Занзибару", но особенно вблизи уязвимых мест его обшивки, готовые действовать, если какая-то часть этого внешнего слоя лопнет. Ни у кого из них не было прямых воспоминаний о первом событии переноса, том самом, которое перенесло "Занзибар" (или, скорее, этот его фрагмент) с орбиты Крусибла на орбиту Паладина, преодолев ошеломляющий промежуток в световые годы. Но в сообществе Восставших непосредственные воспоминания были лишь одной нитью в более широком гобелене Воспоминания. Все знали о серьезности этого события - ужасных потерях среди Восставших и человеческих жизней. Все могли бы рассказать о тяжелых днях, которые последовали за этим, когда выжившие боролись за то, чтобы превратить этот оторванный фрагмент в дом, который мог бы сохранить им жизнь. А после трудных дней - трудные недели, месяцы, годы. Сокрушительные неудачи, кровоподтеки неудач. Худшее было преодолено только после того, как к ним пришла Дакота, и даже тогда их трудности не закончились.
   Не с большим отрывом.
   Но они одержали верх и обрели стабильность. Каким бы ни был исход этого последнего события, Мемфис был уверен, что они найдут его снова - как бы тяжело это ни было, сколько бы времени у них на это ни ушло. Не его поколение нарушило бы непрерывность воспоминаний, как и не то, что последовало за ним.
   На самом деле, это событие перемещения вовсе не было разрушительным. На этот раз был перемещен весь "Занзибар", не оставив от себя никаких следов - за исключением зеркал, которые находились слишком далеко, чтобы быть захваченными этим событием, - на орбите вокруг Паладина. Но Мемфис знал, что что-то произошло. Он почувствовал, как под подушечками его ног мир содрогнулся, словно от удара в гонг. Произошел один большой переворот, затем последовала убывающая серия меньших вибраций. С потолков посыпалась пыль; вода задрожала в тазах; ткань мира издала одинокий скучающий стон; а затем все снова стихло.
   И они были где-то в другом месте.
   Начнем с того, что, конечно, Мемфис понятия не имел, где это может быть. В своей последней срочной передаче с "Ледокола" за последние несколько минут до события Дакота предупредила, что они могут оказаться вокруг другой звезды, в какой-нибудь другой солнечной системе, но ничего более конкретного она предложить не смогла. Понятия не имела, что это за звезда, какие миры она могла собрать вокруг себя, как далеко от Паладина она находится. Было ясно, что со всем этим Мемфису и его товарищам придется разбираться самим.
   Справились ли они с такой задачей?
   Были некоторые Восставшие, которые считали Мемфиса медлительным типом. Никто из них не был так быстр, как Дакота, это правда. И среди ее подчиненных действительно были Восставшие, которые владели языком быстрее и плавнее, чем Мемфис. Слова складывались в его голове не так легко, как у других. Но слабость этой способности не должна была закрывать им глаза на его внутреннюю силу. Он понимал не хуже любого из них, и хотя, возможно, не был самым быстрым в выражении идей, которые складывались у него в голове, он не сомневался в своих собственных способностях. Он хорошо служил Дакоте, и она доверила ему этот мир. Когда пришла инструкция избавиться от тел Друзей, которых никогда нельзя было оживить, он прекрасно понял ее намерения. Она не была прирожденной убийцей, как и Мемфис. И точно так же, как тогда она доверилась ему, сейчас он чувствовал себя связанным безоговорочным доверием. Он чувствовал это бремя долга, хотя и был уверен, что никогда больше не увидит матриарха.
   Так что он будет соответствовать этому. Начнем с того, что они не стали бы интересоваться тем, что лежит снаружи. Это могло подождать. В первые часы после этого события было сделано более чем достаточно, чтобы убедиться, что их дом уцелел без серьезных повреждений, и что все Восставшие были осведомлены о внезапном изменении их обстоятельств. Мемфис взял за правило информировать как можно больше из них лично, насколько это было в его силах, но вскоре ему пришлось назначить собственных заместителей, отправив их в норы и туннели с теми фактами, которые он мог им предоставить.
   Лишенный зеркал, "Занзибар" пока работал на аварийном питании. Они могли терпеть это какое-то время, но в долгосрочной перспективе Восставшие нуждались в ясном небе. Мемфис знал, что зеркала были сделаны из кусочков, вывезенных с "Занзибара", и скреплены вместе с поспешностью и изобретательностью. Восставшие тогда не смогли бы сделать ничего подобного самостоятельно, но сейчас были другие времена. Они многому научились - не в последнюю очередь тому факту, что им не нужна была человеческая власть или разрешение управлять своим собственным миром. Мемфис выберет самых умных из своих учеников и поручит им изготовление новых зеркал. Они добьются успеха - он был уверен в этом. К счастью, там все еще было в изобилии воды и пищи. После столетий эксплуатации каменным стенам "Занзибара" потребовалось бы больше нескольких лет, чтобы потерять все свое удерживаемое тепло, даже если бы они появились вдали от тепла звезды. Самое необходимое все еще было на месте. Восставшие могли жить и продолжать жить, пока они методично решали свои проблемы. Они будут делать то, что делали всегда, - уверенно ставить одну ногу перед другой.
   Когда Мемфис убедился, что самое необходимое у него под рукой (в багажнике - со временем он заставит свой разум отказаться от этих старых человеческих речевых оборотов, но не сегодня) - когда все было в багажнике, - он, наконец, позволил своему разуму обратиться к вопросу о том, куда они прибыли.
   Мемфис организовал небольшой экспедиционный отряд. Они пробрались по периферийным туннелям к одному из стыковочных узлов, где были окна.
   "Занзибар" все еще вращался. Он сохранил свой угловой момент во время перемещения, и это означало, что в его камерах все еще существовала гравитация. Панорама вращалась в ритме, подобном часам, который Мемфис знал всю свою жизнь. До этого последнего события единственной значимой вещью за окнами был скалистый безвоздушный Паладин и его единственная Мандала. Он давно привык к присутствию Глизе 163, но звезда всегда была слишком далека, чтобы быть чем-то иным, кроме абстрактного источника света.
   Теперь сквозь слои изъеденного и поцарапанного стекла струился более жесткий и яркий свет, свет, который был намного голубее, намного яростнее.
   - Нам понадобится меньше зеркал, - заявил Мемфис.
   Если им вообще нужны были зеркала. Пламя заставило его прищуриться. Раньше ему редко приходилось щуриться, так что в некотором смысле было отрадно, что старый рефлекс работал так же надежно, как и раньше. Их новое солнце было горячее и голубее, чем старое, и выглядело больше. Он поднял свой хобот для сравнения. Он не мог полностью заслонить диск своей новой голубой звезды, в то время как у него никогда не возникало никаких трудностей с затемнением Глизе 163.
   Там также был целый мир. "Занзибар" вращался вокруг него. Трудно было сказать, насколько он велик - им потребовалось бы больше времени, чтобы провести такого рода измерения. Но он была сферическим и очень выразительного зеленого цвета, и в этой зелени были крапинки, которые не совсем походили на тот узор, который мог бы возникнуть в результате чисто естественных процессов. За изгибом горизонта этого нового мира лежал еще больший, и в головокружении от иерархий Мемфис осознал, что, поскольку "Занзибар" вращается вокруг этой планеты, эта планета была всего лишь спутником более крупной.
   Здесь было многое, что можно было исследовать, многое, чем можно было занять умы Восставших.
   Тогда Мемфис кое-что заметил - черный объект, скользящий по узорчатой поверхности зеленого мира. Сначала это показалось продолжением поверхности планеты, но когда их относительные углы разошлись, он увидел, что черный объект возвышается над ней, возможно, на своей собственной орбите. Это была плоская шестигранная поверхность, и на ней была еще одна Мандала.
   Черный объект было легко разглядеть, когда он находился над зеленью, но когда он выскользнул за пределы мира, он потерял его из виду. Однако был и другой. Он последовал за первым, а затем появился третий, как будто их могло быть целое ожерелье, нанизанное на зеленый мир.
   Так что в этом месте было их больше одного. Занзибарцы пришли сюда откуда-то еще; отсюда, по-видимому, они могли путешествовать и в другие места.
   Если бы они того пожелали.
   Голубое солнце затмило звезды, но когда "Занзибар" отвернулся от него, приспособленные к яркому свету глаза Мемфиса все же различили их горстку. Он никогда не изучал формы звезд, узоры и созвездия, которые они образовывали, но какая-то дрожь тревожной интуиции подсказывала ему, что эти конфигурации были совершенно незнакомы даже тем, кто обосновался под чужими небесами Паладина. Как далеко продвинулись Восставшие?
   Имело ли это значение? Восставшие были Восставшими. Этот дом был их домом, куда бы он их ни привел.
   Вскоре, когда "Занзибар" снова повернулся лицом к зеленому миру, он заметил движение. Он пошевелился, сначала встревоженный, потом понял, что его заместителям совсем не пойдет на пользу, если они увидят его встревоженным. Поэтому он навострил уши и принял позу нарочитого покоя.
   - Посетители.
   Маленькие золотые вещицы летели через космос на "Занзибар". Они шли несколькими муравьиными процессиями, десятками за раз, сходясь с разных сторон. Каждый представлял собой крошечную двойную сферу со множеством золотых отростков. Невозможно было точно сказать, откуда они взялись - из зеленого мира, вращающихся по орбите Мандал или с более крупной планеты за зеленой. Мемфис позволил себе на мгновение порассуждать об их намерениях. Возможно, они желали зла "Занзибару" и его жителям - пораженные и встревоженные внезапным появлением этой скалы странной формы. Однако, если быть более милосердным, он мог предположить, что их намерения были благими, по крайней мере, на данный момент.
   Они прибудут очень скоро. Мемфису пришло в голову, что разумнее всего было бы разбудить кого-нибудь из Друзей, чтобы посмотреть, что люди думают о золотых посланниках. Со временем, решил он, он именно так и поступит. В конце концов, люди были обязаны своей долей в "Занзибаре" - им всем придется какое-то время делить его пространство.
   Но в данный момент, прямо сейчас, Восставший больше ни в ком не нуждался.
  
  

БЛАГОДАРНОСТИ

  
   Спасибо редакторам, которые участвовали в работе над этой трилогией на протяжении всего ее долгого пути к завершению - Джо Флетчер, Саймону Спэнтону и Джиллиан Редферн в Великобритании, а также Джинджер Бьюкенен, Лизе Роджерс и Дайане Гилл в Соединенных Штатах, и многим хорошим людям в Орионе, включая (но не ограничиваясь ими!) Чарли Панайоту, Маркуса Гиппса и Кристину Куявинску, которые работали над тем, чтобы мои книги появились в мире, и помогли им найти свою аудиторию как здесь, так и за рубежом. Спасибо также моему агенту, неутомимому Роберту Кирби, за бесконечный энтузиазм и поддержку в течение долгих шести лет, которые потребовались для написания этих книг, и читателям, которые следовали за мной от Земли до вод Посейдона.
  
  
  
   Copyright Фурзиков Н.П. Перевод, аннотация. 2023.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"