Габдулла Ушмави
и его семья от патриарха до праправнуков
В каждой семье есть своя семейная история о предках, передаваемая устно или достойная описания. В нашей родне - это мой дедушка по маме - Хамитов Габдулла. Есть у него и другое имя, которое малознакомо даже родне. Это - Габдулла Ушмави. Он не единственный, о ком хотелось бы рассказать, но сегодня речь о нем и некоторых его потомках.
![[неизвестен]](/img/g/gabdulganiewa_m/gabdullaushmawi-1/nowyjrisunok7.jpg)
В городе Глазове его звали не по имени, а просто - Мулла-бабай. В однокомнатную квартиру, где он жил, постоянно приходили люди. У каждого были свои вопросы, проблемы, на которые он всегда давал ответы. Несмотря на довольно преклонный возраст, он хорошо помнил всех, кто приходил, кто о чем просил помочь. И каждый уходил с добрым советом, воспрявший духом. Это - мои впечатления юности. А вот более ранние - детские. Прогулки с дедом по городу, его вопросы, в которых, как я теперь понимаю, было ненавязчивое подталкивание к активному мышлению, к поискам ответов на все возникающие вопросы. Помню его совет: "Если что непонятно, читай, наблюдай, на все найдешь ответ". И еще один: "Никогда не переставай учиться, никогда не забывай своих предков".
Думаю, что именно по настоянию дедушки моя мама, которая экономила каждую копейку, подарила мне после окончания пятого класса дорогущую общую тетрадь, и я сразу же стала её заполнять.
Мама экономила на всем, кроме еды и книг: на одежде, обуви, дровах, электроэнергии...но тетрадь мне купила, только много позже я узнала, почему она это сделала.
Перечитывая сейчас свои первые записи, вижу, что даже тогда я была достаточно самокритична - оглавление начинается с миниатюры "Рожь", хотя первым было стихотворение. А в конце тетради я подвела итог своим записям, выделив всего двенадцать из двадцати двух. Думаю, что подспудно руководствовалась советами дедушки писать точно и доходчиво.
Дедушка умер в 1987 году, не дожив двух лет до своего столетия. Остались после него пятеро детей, десять внуков, большая череда правнуков, а теперь и праправнуков. Моя мать, старшая из детей, и я решили восстановить свою родословную, а начать с деда. Увы, наши поиски предков не ушли дальше деда. Как мы не ценим, что имеем, поздно спохватываемся. А теперь и трое из детей бабая, в том числе и мама моя давно ушла в миры иные, и мне остается только постараться с точностью вспомнить, всё, что было сказано ими, что было записано мной ранее, что узнала от односельчан дедушки в бытность его муллой в деревне Татарские Парзи.
Сначала воспоминания со слов его старшей дочери, моей мамы, Хамитовой Рашиды Габдулловны.
Габдулла Хамитов - уроженец деревни Нижняя Ошма, Мамадышкого уезда, Казанской губернии..
Почему тогда он взял псевдонимом имя Ушмави, а не Ошмави? Привожу небольшое историко-географическое отступление.
Кто именно первым поселился на её (Нижней Ошмы) территории? Люди, которые должны были сыграть ведущую роль в образовании села Ошма до определённого количества времени жили вдали друг от друга. Их насчитывалось около 12-ти семей.
В это время место, где располагалась Ошма, восхищало своей красотой всех окружающих. Эти места были окружены густыми и в то же время восхитительными лесами. В лесу обитали разные птицы, животные. По краям горы текла река, которая манила зверей и птиц. Берега рек были покрыты болотами, густой зеленью и камышом. Эти места и по сей день напоминают древний дух. Первый человек, поселившийся в этих местах, был дед Ушма. Достоверной информации о появлении этого человека нет. Гора, на которой он поселился получила название Мадъяр, то есть Марийская гора. На подступах к горе есть большой колодец, из которого первым пил воду дед Ушма. Отсюда и произошёл первый глоток воды человека Ушмы.
Получается, что дедушка хорошо знал историю родной деревни, и намеренно взял себе такой псевдоним для этнографических и поэтических трудов.
Хамитов Габдулла впервые появился в родной моей бабушки деревне Ишкиево Мамадышского района Татарии в первые годы Советской власти. Он приехал туда как учитель арабской грамоты. За его плечами были Бухарское медресе, первая мировая война, контузия, ранение: вот и все, что мы о нем знаем. Человеком он был просвещенным, знал четыре языка - арабский, фарси, русский, татарский, поэтому довольно быстро завоевал авторитет в татарской деревушке. Там же и женился, не имея никакого капитала за душой, кроме знаний. Женой его стала дочь местного лавочника, добрейшая девушка Сажида. Росла она с любящим отцом и мачехой.
Это были годы коллективизации, и работать лавочником, как тогда говорили, спекулянтом, нельзя было и думать. Поэтому прадед мой жил своим крепким хозяйством, в котором были и козы, и овцы, и огород. В дружной семье детей было много, все помогали родителям, поэтому хозяйство было справное. Здесь, в двухэтажном доме, по воспоминаниям матери, поселился и мой дед после женитьбы.
Волна первого этапа коллективизации (1928-1929г.г.) докатилась и до Ишкиева. В деревне не составляли списки кулаков, не искали врагов народа, но председатель колхоза давно затаил жгучую ненависть к справным хозяевам и неоднократно намекал им, что не худо бы такой хороший дом отдать под правление. На это прадед отвечал, что колхоз и сам может выстроить подобный дом. Но камнем преткновения, конечно же, был дед. Председатель, его ровесник, был неграмотный, завидовал грамотею, женившемуся на дочери богатого торговца.
Жители деревни любили и уважали деда и заранее предупредили, что под очередное раскулачивание попадет его тесть, посоветовали скрыться, потому что все претензии будут предъявлены зятю, как врагу народа. Дедушка решил уехать со своим семейством (жена и четверо детей), чтобы не навредить родственникам. Для этого он собирался поискать подходящее место для переезда. Сколько волнений пришлось им испытать в то время, никто не знает, при жизни ни дедушка, ни бабушка не делились воспоминаниями.
Надо сказать, что Габдулла Хамитов до последнего не верил, что семью уважаемого тестя могут арестовать и выслать просто так. Но однажды ночью в их дом прибежали знакомые и велели срочно собираться, в их телеге под соломой он и уехал в Мамадыш. Есть две версии его дальнейшей судьбы. По первой(версия моей мамы) он благополучно уехал на поиски. На второй версии упорно настаивали жители деревни Тат.Парзи после того, как в 1998 году вышел мой очерк "Мулла-бабай" в местной газете. Итак, в Мамадыше Габдуллу узнали, схватили и посадили в тюрьму. И будто бы всю ночь он проговорил с охранником, и тот, послушав его речи, прослезился и сказал, что не возьмет грех на душу - охранять достойного человека, открыл ему двери. Дедушка отказывался, чтобы не подвести охранника и в "конце концов" предложил имитировать побег - связал его, разломал двери и к утру был на пароходике, идущем в Казань.
В поисках следующего места жизни, свободного от репрессий, он побывал в Узбекистане, но там было очень жарко, и грудной сын, слабый от рожденья не вынес бы переезда. Побывал он на Урале, на Магнитке, но там ему не понравилось, так как было много людей, привезенных по этапу, и Магнитострой мало чем отличался от тюрьмы (это был ответ на мой вопрос ему - "Почему не переехал на Магнитку?"). В конце концов дедушка нашел более или менее пригодное место - устроился на лесозаготовки в деревне Анциферово Ленинградской области. Это был тот же лесоповал, но только добровольный.
Здесь должно было быть фото в Анциферове всей его семьи(1934года), но к сожалению, в прошлом году у меня украли винчестер со всем архивом, а оригинал фотографии в другом городе у моей сестры.
Бабушке в деревне передали адрес с наказом деда ехать со всеми детьми на станцию Вятские Поляны и завербоваться там в Ленинградскую область. Уезжали из родной деревни, как вспоминает мама, с чувством того, что это ненадолго, что все скоро утрясется, оказалось - навсегда. Председатель не простил бегства намеченной жертвы и расправился с родителями бабушки, отправив их по этапу в Архангельск. Это была единственная семья, высланная из деревни во время коллективизации.
В 1960 году мы навестили бабушкину мачеху с детьми, мамиными сводными сестрами и братьями, вернувшихся после реабилитации в поселок Красная Поляна, Вятско-Полянского района. Бабушкин отец навсегда остался в земле Архангельсклага, а мачеха, хоть и встретила нас гостеприимно, но была суровой и мрачной.
А в 1930 году, бабушка, покорившись вынужденной неизбежности, с четырьмя детьми, младшему - полгода, дочерям - двенадцать, шесть и два года) без знания русского языка добралась до станции Вятские Поляны по реке.
На станции было столпотворение, человеческий муравейник - вербовщики на леспромхозы, на советские стройки, Магнитку, уезжающие семьями или одиночки, каждый со своим скарбом. Люди вербовались на разные направления и уезжали, кто куда, лишь бы не попасть в мясорубку раскулачивания. Бабушка с детьми пристроилась на скамейках на улице, благо, было лето. Стояла жаркая погода, и вместе со старшей дочкой она ушла за водой, а шестимесячного сына и младших дочек оставила с полузнакомой женщиной. Когда же они вернулись с водой, дочки были на месте, а женщина с сыном исчезла. Найти младенца, не зная языка, не было никакой возможности, а малышки только плакали и говорили, что женщина ушла.
Тут объявили состав на Ленинград, пришлось грузиться в вагон без сына. Двое суток до Москвы убитое горем семейство проплакало, а что еще можно было сделать? В Москве была пересадка, и есть Аллах на свете, как повторяла бабушка - на Казанском вокзале их ждала женщина с пропавшим сыном. Оказывается, их состав отправили раньше, а оставить малыша на попечении маленьких девочек она побоялась, решив подождать всех в Москве.
Через некоторое время семья собралась вместе в Ленинградской области на лесоразработках. Жили в бараках несколько семей вместе. Дети с утра до вечера одни, моя двенадцатилетняя мама за старшую, приглядывает за всеми малышами и еще стирает белье, полощет в холодной воде в любую погоду. С той поры у нее постоянно болят руки. Родители - с утра до вечера на работе в лесу. Еды почти никакой, школы нет. Дед мой взялся по вечерам учить грамоте и взрослых, и детей. Маму обучал по полной школьной программе. Она всегда со слезами вспоминала, что очень хотела в школу, но единственной школой были те три года вечерних барачных занятий с отцом.
Вернёмся к поселку Анциферово. Барак лесорубов. Все устали. А мой дедушка, одной левой рукой валивший целый день деревья наравне со всеми, еще и заставляет свою дочь учиться, занимается с ней, и не отказывает любому человеку в просьбе научить грамоте. Правая рука у него была нерабочая после ранения на первой мировой войне.
И снова нашлись недоброжелатели, снова позавидовали его уму и просвещенности, донесли, что Габдулла Хамитов ведет религиозные беседы. Семье пришлось срочно уезжать. Вернулись ближе к родине, в село Заструги Вятско-Полянского района. Там они жили в доме на берегу Вятки с 1934 по 1947 год, не появляясь в Татарии и особо не распространяясь о прошлом. Это время в Застругах моя мама и ее сёстры вспоминали, как самое лучшее время их детства. Но детства-то у них не было вообще никакого!
После переезда из Анциферова маме снова не довелось учиться, так как надо было работать. Они семьей валяли валенки, разводили пчел, жали рожь и пшеницу, плели лапти, ловили рыбу, садили картошку и не голодали, несмотря на военное время. А когда ей исполнилось восемнадцать, отец отправил её на годичные курсы медсестер в Казани. Каким образом он выправил для старшей дочери документы о семилетнем образовании, остается только гадать. Но надо сказать, что мамино барачное образование стоило современного среднего. Она прекрасно разбиралась в истории, географии, умела писать на татарском (арабскими буквами) и на русском, говорила на обоих языках без акцента правильным литературным языком. Еще у неё были замечательные математические способности, даже в пятьдесят лет она перемножала в уме трехзначные цифры. А в семьдесят шесть лет она исполнила свою мечту учиться - поступила на двухгодичные курсы по арабскому языку в Казани. И по окончании курсов до самой смерти в 83 года в любую погоду вела чтение и толкование заповедей Корана, а также уроки арабского для желающих, сначала при мечети в городе Вятские Поляны Кировской области и местных деревнях, затем при мечети в деревне Тат.Парзи Глазовского района.
![[неизвестен]](/img/g/gabdulganiewa_m/gabdullaushmawi-1/003.jpg)
Январь 1999 года. Мама(сидит в центре) с ученицами в мечети Вятских Полян.
Но это я забежала вперед. Как же учитель, лесоруб Габдулла Хамитов, стал официально признанным муллой?
В Застругах дедушка нигде и никак не выказывал свою образованность, только учил своих детей дома и запрещал им говорить об этом где-либо.
В 1947 году туда приехали неизвестные люди, представились посланцами из Удмуртии, просили стать муллой в деревне Тат.Парзи Глазовского района. Дед отказался, говоря, что не знает религиозные обряды, боялся очередной провокации и доноса. Только, когда они приехали вновь с его другом, он понял, что это не провокация. Слух в Удмуртию о нем, как о просвещенном человеке, дошел из Ленинградской области, из Анциферова. Так с 1947 года его семья переехала в Удмуртию, и она стала для них второй Родиной. Надо сказать, что мечеть в деревне Татарские Парзи в некотором роде уникальна, потому что ни разу за все годы, что она существовала, она не была закрыта, но после войны образовался вакуум на просвещенных людей, мечеть могли закрыть из-за отсутствия муллы. Вот так и попала семья Хамитовых, казанских татар, в Удмуртию, к чепецким татарам. Здесь, а позже и в Глазове дедушка стал официальным муллой в деревне Тат.Парзи с утверждением его статуса в духовном управлении мусульман (ДУМ) в Уфе.
Люди, знавшие муллу, до сих пор вспоминают о нем, как о человеке большой учености и доброты. Все его дети также получили образование: дочери - среднее медицинское образование, получить высшее помешала анкета(дети муллы), сын - высшее. Я сама окончила Казанский авиационный институт, мои дети, правнуки деда, учились в вузах Санкт - Петербурга. И другие внуки и правнуки отличаются стремлением к совершенствованию во всем - работе, учебе. Так из поколения в поколение не пропадает в нашем роду тяга к знаниям, и это, наверное, самая лучшая память о дедушке.
1998, 2017год
Как Габдулла Хамитов стал Габдуллой Ушмави
Мой дедушка - Хамитов Габдулла, был имамом Тат-Парзинской мечети с 1947 по 1967 годы. Образованный, честный, мастер на все руки, он снискал почёт и уважение среди жителей деревни, и даже после переезда в город Глазов не иссякал поток людей, приходивших к нему за советом. Несмотря на ранение в руку и неспособность пользоваться ей в полной мере, он был отличным плотником, сам делал мебель. До сих пор помню деревянный буфет в их доме, мастерски сработанный только ручными инструментами. Он был хорошим сапожником, пчеловодом и много еще чего другого делал своими руками. При всей загруженности он продолжал заниматься просвещением местных жителей. По словам очевидцев, мулла ходил по домам жителей деревни, ругал их за грязь, расспрашивал, как питаются, рекомендовал вводить в рацион больше овощей и пряной зелени, говорил, что обязательно надо каждый день варить суп, есть горячую пищу. Я сама помню, что у него был всегда наготове шутливый вопрос к человеку, после которого тот проникался доверием и охотно вступал в беседу. Нам он говорил, что самым чистым местом в доме должен быть туалет и умывальник. Если туалет и умывальник содержатся в чистоте, то человек никогда не будет болеть. И мы практически воплощали в жизнь эту чистоту под строгим взором мамы. Любой непромытый угол, маленькое пятно, и снова всё перемывать!
![[неизвестен]](/img/g/gabdulganiewa_m/gabdullaushmawi-1/domwmozhge.jpg)
Дом в Можге,который построил мой отец при помоши бабая. Сидят бабай и аби, между ними стоит первая внучка - моя старшая сестра Разия, справа сидит мама - Рашида, я у нее на коленях. Слева стоит соседская девочка. Стоят слева направо - муж и жена Габдулла-абый и Рафига-апа(вторая по старшинству дочь бабая), сзади мамы стоит мой отец, Габдулганиев Кави.
Кроме пропаганды здорового питании, правильной гигиены жилища и тела дедушка мог врачевать различными методами. Он знал множество лекарственных трав, лечил внушением и методами, которые не афишировал. Помню, была в гостях у него с детьми, старшему - два года, младшему - полгода. Дедушке было девяносто лет, он был в здравом уме и полной памяти, но очень плохо слышал. Чтобы он услышал, надо было сесть напротив и почти кричать с выразительной артикуляцией и жестикуляцией. Мой младший сын несколько дней подряд истерически плакал и не мог спать без видимых на то причин. Мы пришли к бабаю в гости, а сын закатился в крике, так что я постояла на пороге и решила сразу уйти, чтобы не беспокоить свою тетю. Глухой дедушка услышал нашу возню. Спросил у дочери, кто там шумит. К тому времени он с трудом ходил, вставал только с помощью дочери, маминой младшей сестры.
- Никто, - ответила тетя.
- Как никто? Я слышу, ребенок орёт(бала акыра).
- Да никто, никто!
- Пусть проходят, не обманывай меня!
Я прошла, дедушка удивился, что я ничего не сказала про плачущего ребенка.
- Давно так плачет?
- Давно!
- Почему молчала?
Я промолчала в ответ.
- Дай мне сына и сиди на кухне. Плотно закрой дверь и не слушай.
- Ты тоже выйди, - это к тете.
С тех пор сын почти никогда не плакал.
Деятельная и кипучая натура дедушки не ограничивалась только просвещением жителей деревни и проведением необходимых мусульманских обрядов. Художник в душе, он писал молитвы на стекле и доске (шамаиль) и художественно оформлял их. Одна из них, которая хранится у меня, приложена в иллюстрациях.
Недавно в Татарстане возродилось древнее искусство шамаиля и даже проводятся фестивали и выставки. Часть шамаилей, написанных дедушкой, хранится в Кестымском музее Глазовского района, и стараниями кестымского муллы были представлены на этих выставках. Авторство их было неизвестно, пока мы не сравнили шамаиль, хранящийся в нашей семье, с музейными. Почерк, исполнение оказались абсолютно идентичны, да и неоткуда было взяться шамаилям, кроме как от дедушки. У чепецких татар не было такого искусства, а среди казанских татар оно использовалось давно. Моя мама называла их "Яхши язу - Хорошая надпись".
Наверно, с этих шамаилей он стал тем, кем считал себя всегда - этнографом, просветителем, художником и поэтом Габдуллой Ушмави.
Дедушка каждое утро садился к столу и писал, писал. О чем? Он сотрудничал с журналом "Казан утлары", посылал туда сказки, шутки, переписывался с журналистами. Писал биографию своего рода (к сожалению, утерянную). Самым значительным его трудом была история села Малые Парзи и появления чепецких татар в Удмуртии. Хочу выразить огромное спасибо мулле деревни Кестым Ильнуру Касимову, общественному деятелю, жителю бывшей деревни Малые Парзи Касимову Рашиду Назиповичу за то, что их стараниями я получила полную копию этих записей, которые сейчас хранятся в двух местах - в Государственном архиве Удмуртии и в ИЯЛИ (институт языка и литературы ) в Казани. Эти записи дедушка сам передал в архивы. В полученных копиях я обнаружила цикл рубаи о жизни человека от рождения до смерти и попыталась их перевести. Перевод получился нескладный, и мне самой пока не нравится, поэтому опубликую не все.
1-10лет
Когда родится человек,
И жизнь ему дана на век,
Меняться будет в жизни он
Каждый десяток лет.
И, будь его отец и мать
Здоровыми людьми,
Он в их заботе подрастёт,
И в счастье, и в любви.
10-20 лет
Когда достигнут десяти,
То будут знать, куда идти,
Коль в воспитании растут,
И девочка, и мальчик тут
Поймут, как выбрать жизни путь..
20 лет
Ах, в двадцать лет, дитя моё
Ты ищешь счастие своё
И понимаешь - нужен труд
И ум, что в жизни поведут.
Чем больше на себя возьмешь,
Тем больше счастья обретёшь.
Пытливость ума, наблюдательность и отличную память вижу у своей внучки, праправнучки бабая. Очень интересуется травами, подолгу может их рассматривать, спрашивает название. Новые увиденные цветы приводят её в созерцательный восторг, оттащить невозможно. Любит играть с подручным материалом - камушками, веточками,цветочками, любит рассматривать подолгу облака, небо,деревья.
Любит сочинять в рифму и требует, чтобы мы записали дословно, не меняя ни словечка.
Темень
Темень, темень, ты же ночь!
Темень, темень, не пройдешь.
В темень тёмную мы не зайдем,
Потому что спать пойдем.
В три с половиной года она гостила у меня, в Глазове. Едем в такси на заднем сиденье. Сидит в детском кресле, Вытягивает голову и с интересом следит за дорогой.
- Лиза, что там интересного увидела?
- Небо.
- Да, - подтверждаю я, - серое с облаками.
- Нет, оно просто бесконечное. Здесь и в Глазове видим это же небо.
Хочу закончить краткое описание жизни моего дедушки добрыми словами о бабушке. Это она безропотно и с достоинством шла по жизни рядом с тружеником. Это она, моя бабушка Сажида, ни разу за свою жизнь не повысила голос ни на своих детей, ни на кого-нибудь другого. Это она не испугалась проехать через полстраны, не зная языка, к опальному мужу. Это она кормила нас вкусными пирогами, горячими супами, укладывала спать, заплетала наши косички, жалела, поила молоком, старалась, чтоб всем было тепло и уютно.
Она умерла в семьдесят шесть лет. Мы все тогда словно осиротели. А дедушка через год после её смерти читал мне стихи, посвященные бабушке. Написаны они были на татарском языке и начинались словами:
"Ко мне прилетала голубка моя..."
|