Мерцающие лампы резали глаза. Желтое освещение слепило и больше мешало, чем помогало, а вместе с резкими перепадами подачи энергии - это превращалось в сущую пытку. Жужжание капало на мозги раскаленным жидким сахаром и с шипением обволакивало мягкие ткани органа. Голова трещала по швам.
Глаза слезились настолько сильно, что казалось, вот-вот вытекут вместе с соленой влагой. Зубы ныли, челюсть свело. Дрожащие руки холодными пальцами искали нужные точки для облегчения боли. Монотонность плавила все вокруг, размывала комнату, превращая в масляную картину абстракциониста.
Шаг. Вздох. Жужжание. Закрыть глаза нельзя - не увидишь куда идешь. Споткнулась об ступеньку, но удержала равновесие. С хлопком свет оборвался и шум постепенно стих. Лишь дыхание замирало в воздухе. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сердцебиение заходилось в воробьиной скорости. Руки отпустили свинцовую голову и коснулись бархатных стен. Они были мягкими, точно ковры весели поверх камня, но подземных холод не давал сомневаться в их происхождении. Вот под пальцами заструились ветви растений, полу увядшие листья ластились к живой руке.
Вдруг она наткнулась на стекло. Покрытое трещинами, но стекло. Открыла глаза. Окно было небрежно закрашено черной краской, но сквозь просветы в коридор заглядывала мамаша полная луна. Уголок губ дрогнул в призраке улыбки. Замерло время. Тук-тук.. Сердце успокаивалось и входило в привычный темп. Но лицо темнело, заволакиваемого неба тучами. Нужно двигаться дальше. Шаг. Шаг. Новый шаг.
Дверь. Нос наткнулся на дверь. Запах древесины ударил под дых, приводя в себя после наваждения ночи. Настороженно слушаешь. Жужжание. Вновь оно. Но без света. Его и поглощало жужжание. Толкаешь дверь. Безумный скрип, а... движения нет. Пробуешь вновь. Ботинки скользят по полу. Новая порция скребещащего по ушам звука. И открытие.
Падение на кафель отдается в голове колокольным звоном. Морщась, поднимается на ноги. Тысячи насекомых сбились в крепкий камень. Их крылья заводили шум целого океана, а голоса миллиона хоров. Новый приступ боли. Вновь кривит лицо. Но не отступает. Дыхание вновь учащается, а сердце подбирается к горлу, грозясь выйти ртом. Пальцы цепляют мотыльков и отдирают от их лампочки. Они бьются в лицо, ныряют под одежду. Некоторых приходится по несколько раз отпихивать от себя и своей цели. Долгая, но жесткая работа. Ты тонешь в ней. Растворяешься в рое. Погружаешься в этот легион.
И опускаешься все ниже, пока рука не натыкается на светлый просвет.
Солнце.
Работа идет с удвоенной силой. В один момент все мотыли вспорхают, кружат, мешают видеть, оглушают, но чужие, полные света руки, разгоняя тьму маленьких противных телец, протягиваются и ложатся на плечи.
Замирает мир.
Рушатся стены.
Больше нет насекомых. Нет шума, жужжания. Нет мира. Пустота.
Наедине с солнцем.
Солнце улыбается. Ласково. Любя. Оно забирает из темноты. Оно забирает и не вернет. Теперь ты горишь. Изнутри. Под взором. Сердце было первым. Но не страшно. Больше нет. Отныне счастье, замороженное в пепле.