Аннотация: Федерико и Джованна наконец-то находят общий язык. Нелегкая жизнь заставляет купеческую дочь усмирить гордый нрав и посвятить себя заботе о человеке, с которым она вынуждена делить кров.
Прошло четыре седьмицы с тех пор, как нищий привел на берег реки купеческую дочь. Не суждено было осуществиться мечте Джованны. Новую хижину они так и не построили. Строители из оборванца и девицы были никудышние. Зато повезло им отыскать худой, заброшенный домишко. Его хозяева наверняка отправились искать лучшей доли или померли давным-давно. Ничего не дается просто так, и тут пришлось хорошенько повозиться: выбросить хлам, убрать паутину и грязь, законопатить щели. Места было достаточно на двоих, на первое время для ночлега хватало. Куничка, как теперь называл ее нищий, постепенно привыкла к тому, что все нужно делать самой и, несмотря на сбитые пальцы, мозоли и волдыри, охотно крутилась по хозяйству. Не все получалось и не всегда. Тогда девица начинала злиться и браниться. Даже топала ногами. Прозванный по имени реки, Арно утешал ее, гладил по голове, словно дитя малое. Гнев утихал, и Джованна снова с не девичьим упорством принималась за работу. Мнимый оборванец тоже времени даром не терял, не прохлаждался. Ловил рыбу в реке, расставлял силки на мелкое лесное зверье. Общими заботами не голодали. Теперь Джованна встречала его с радостью, и рыцарь переодетый нищим был искренне благодарен ей за то, что о нем заботится. В глуши им не было скучно друг с другом, а Федерико и вовсе казалось, что живет он в раю.
Майские вечера особенно нежны. После обеда клонит в сон. То ли от золотого тепла, то ли от запаха луговых трав. Можно сидеть, глядя на реку, и жарить на костре нехитрый улов. С мыслями о грядущей трапезе возвращался нищий домой, надеясь обрадовать молодую хозяйку рыбой, как делал это по обыкновению. В спешке забыл о хромоте и только у самого дома вспомнил, что Арно, живущий с Джованной, немощен и глуп. Тут-то и услышал треск разлетевшихся вдребезги черепков, истошные крики девицы и громкий мужской смех. У Ардженти кровь в висках застучала. На бегу он бросил корзину. Еще живая рыба, извиваясь, осталась барахтаться в траве. Джованна визжала, билась и царапалась как бесноватая, угодив в цепкие лапы злодеев. То были бандиты или обносившиеся солдаты. Наткнувшись на домишко, решили его обшарить, но ничего ценного не нашли. Зато обнаружили Джованну, прятавшуюся в закутке с горшками.
Детина, выволокший ее из дома, осматривал распоротый окровавленный рукав: место, по которому купеческая дочь полоснула ножом. Второй тискал ее, хохоча. Грубо сунул пятерню под юбку.
- Арно! - Джованна почти охрипла, пытаясь дозваться друга. Весь кошмар, про который тот когда-то рассказывал, грозил обратиться явью. - На помощь! Арно!
Один из насильников попытался зажать ей рот.
- Тихо, птичка! - девица с широко распахнутыми от ужаса глазами взглянула на рябое лицо бродяги. - Не жмись, красотка, дело привычное, - мерзавец рванул юбку, ткань лопнула по шву. - Смотри, ноги какие белые!
Девушка яростно укусила бандита за руку, стискивая зубы так, что стало от крови солоно. Лиходей выругался, отшатнулся, но потом тяжело ударил Джованну по лицу. У той аж искры из глаз посыпались. Она завыла в отчаянии, чувствуя, что сил сопротивляться почти не осталось. Тем временем, пробираясь в кустах, Федерико изо всех сил старался не шуметь, ибо знал, что лучшее преимущество - неожиданность. Меткий удар костылем в затылок пришелся тому, кто склонился над Джованной. Тот упал лицом в траву, ненадолго оглушенный, и невольно придавил собой купеческую дочь. Его дружок бросился на Ардженти.
- Беги, - сказал девушке рыцарь, прикидывающийся нищим. Всхлипывая, Джованна отползла подальше от дерущихся мужчин. Арно велел ей бежать, и она едва так не сделала, перепуганная до смерти. Вот только куда? Во все глаза девица смотрела, как ее защитник набросился на двоих совершенно без страха, и понимала, что если вдруг Арно не справится, то и ей не жить. Все одно догонят, сделают что хотели. Вскинувшись, поскальзываясь на траве, Джованна бросилась в сарай, отчаянно схватилась за вилы.
Ловко орудуя палкой, ее защитник какое-то время удачно отбивался от одного разбойника, пока не очухался второй. Федерико только удалось сбить с ног одного противника, как сзади навалился другой, пытаясь ухватиться за шею. Тихо рыча от ярости, Ардженти двинул его палкой поддых, потом наподдал промеж глаз с развороту. Застонав, мерзавец завалился навзничь, по лицу из рассеченного лба побежала кровь. Федерико добавил ему еще по причинному месту. Скорчившись, разбойник завыл. Следующий удар костыля пришелся по ребрам другого негодяя. Склонившись над ним, Ардженти пообещал:
- Убью.
По взгляду одного единственного глаза, можно было понять, так и сделает. Неудачливый насильник прикрыл руками голову, когда на него один за другим посыпались жестокие удары. Выбежав к дерущимся, Джованна увидала, что ее Арно едва поспевает раздавать тумаки, а его противник уже вытащил из-за сапога нож. Не думая, девушка кинулась на него, и яростно ткнула вилами в спину, всем худеньким телом налегла на ветхий черенок. Тот треснул. Охнув, Джованна не удержалась на ногах, но тут же быстро отползла в сторону. Сердце колотилось как бешеное, норовило выпрыгнуть из груди. Такого огромного ей не приходилось испытывать за всю жизнь. Ардженти резко обернулся, услышав треск. На мгновение застыл, неподвижно глядя на Джованну. В голове все еще шумело, и он не сразу понял, что произошло, ибо все случилось слишком быстро. Выброшенная в траву рыба перестала хватать ртом воздух, и точно так же перестали дышать два мерзавца, напавших на хижину, где жили Куничка и Арно.
Ковыляя, нищий подошел к девице и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.
- Хвала Господу и Пресвятой деве, ты цела, - обнял крепко, да так и стоял несколько мгновений, пока не отдышался и не унял мелкую дрожь. - Рыба... - сказал рассеянно уже после. Обвел взглядом место побоища и подумал, что теперь придется рыть две могилы. О смерти этих бродяг не сожалел. Главное, что девица была невредима. Читать покаянные молитвы за отнятую жизнь он привык с пятнадцати лет, с тех пор как впервые нанес смертельную рану.
- Больше не придут, - зло сплюнув, Ардженти повел плечами и заглянул в широко распахнутые, казавшиеся черными глаза Джованны. Погладил пальцем по щеке, как будто перепуганного зверька успокаивал. Девица тихо всхлипывала, выдыхая с облегчением. Зажмурившись, не хотела поднимать покрасневшее лицо , губа была разбита. Долго купеческая дочь стояла, вздрагивая и крепко прижимаясь к Арно. Казалось, что ангела-хранителя обняла. Потом посмотрела благодарно и доверчиво. Он услышал. Успел. И, как теперь стало видно, не врал, обещая, что одной только палкой может кого угодно утихомирить.
- Все равно не оставляй меня больше одну, - жалобно попросила девушка, цепляясь за его рубаху. - Когда ты уходишь на весь день, мне страшно. Я лучше стану ходить с тобой.
- Не оставлю, - пообещал тот, кто прикидывался нищим. Если бы Джованна только знала, как сильно он к ней прикипел.
Мертвецы, валявшиеся перед домом, Джованну пугали меньше мышей. Она не чувствовала себя виноватой. Осталось только чувство гадливости. Переодевшись, девушка без колебаний помогла оттащить тела и выкопать могилы. Копая ямы и укрывая мертвецов землей, Федерико думал, за что будет его судить на небесах Господь: за то, что он ввел в заблуждение девицу или за то, что, убив двоих негодяев, нынче не испытывает стыда?
Покончили с этим уже затемно. Потом вместе сходили к реке за водой. Разведя огонь, Джованна изжарила улов и согрела воды, а после ушла в укромный угол, занавешенный лоскутным полотном - мыться. Раньше воду подавали ей в серебряном кувшине, а сейчас погружала натруженные руки в простую деревянную бадейку. Теперь жизнь в отчем доме казалась сном. И чем дальше заходил Ардженти в исполнении своей затеи, тем больше приходилось ему обманывать девицу. Будучи человеком честным, он тяготился необходимостью лгать, но иного выхода по-прежнему не видел.
- Ты очень ловко орудуешь своей клюкой, - сказала Джованна из-за ширмы. - Как ты научился так драться?
Она думала о том, что Арно не с рождения был хром. Старалась не расспрашивать его о прошлой жизни, но кое-что уже знала наверняка: оборванец был не стар, не слабоумен и не зол. С девушкой он обращался честно, не приставали не неволил. Федерико же, исполняя эту роль, иной раз думал о том, что сам с ней сжился и более не видит разницы между собой и нищим, разве что Арно был куда счастливее Ардженти, ибо хромому калеке донна Джованна доверяла, а Ардженти когда-то прогнала прочь.
Поминая это, он тяжело вздохнул , прежде чем на ее вопрос ответил.
- Когда-то был солдатом, Куничка, да весь вышел. Теперь вот, иногда убиваю таких же оборванцев, как я. Когда подвернется случай, - глянув в сторону, он невесело усмехнулся. Кому как не ему было знать, что Фортуна - ветреная девка? Сколько таких историй он видел сам, собственными глазами? Не перечесть. Сегодня ты на коне, в шелках и бархате, а завтра в лохмотьях и с клюкой.
- Спасибо, что спас меня, - Джованна улыбнулась уголком рта. Уже одетая, она уселась рядом, чтобы отведать рыбы. Белое мясо было почти сладким на вкус, девушка ела аккуратно, боясь задеть лишний раз ранку на губе.
- Разве я мог по-другому, женушка? - сказав это, нищий негромко рассмеялся и тут же замолк.
Странно Джованне было слышать, как зовет он ее женушкой, то ли в шутку, то ли всерьез. Неужто, правда, будут жить они как муж с женой? Стоило об этом подумать, девица краснела, не зная, как быть. Женское чутье подсказывало одно, целомудрие твердило другое. До сих пор она не знала, что за уродство скрывает калека под тряпками, спрашивать боялась. Вдруг калеку обидит? Или после одного взгляда, он ей опротивеет? Джованна еще никогда не видела настоящих увечий, таких, от которых мурашки по спине бегут.
Надвигавшаяся майская ночь была густой, словно мед разлили. Отсветы огня покрывали стены и пол лачуги золотистым сиянием, и казалось, что вовсе не в жалком домишке сидят Джованна и ее странный друг. Если Арно был солдатом, думала девица, значит, многое повидал. Купеческая дочь жалела его, попривыкнув, и каждый раз подсовывала лакомые куски. Бродяга стал чуть больше походить на человека, после того, как она начала заботиться о нем. Худо-бедно, но все же была хозяйкой в доме.
- Надеюсь, твоя жизнь стала немного лучше, когда я появилась, - иногда Джованна думала о том, что будет, если Арно вдруг не станет. Ведь и она может показаться обузой или вдруг какая-нибудь болезнь в могилу сведет... Становилось от таких мыслей тревожно. Быть брошенной всеми - ужасней участи нет.
- Ты заботишься обо мне. Я забочусь о тебе. Все честно. Так хорошо, - ответил Арно, делая вид, что занят выбиранием из рыбы костей. - Обо мне никто так не заботился. Спасибо тебе.
Он почти не солгал. Всегда было достаточно женщин, но дальше веселой забавы дело не шло. Его любили за пылкость, за доблесть, за красоту, за стать, за деньги. Но любили ли его самого? На этот вопрос не находил ответа. Уходя под утро, утоляя похмельную жажду, часто возвращался по сумрачным улицам, чувствовал внутри пустоту. Тогда становилось страшно и зябко. Сидевшая напротив купеческая дочь и представить себе не могла, как.
- Завтра вместе пойдем на реку, - сказал он, не скрывая тоски. Сердце томилось. То ли от майской ласковой ночи. То ли от воспоминаний. То ли от того, что рядом, всей правды не зная, сидела она - его возлюбленная донна Джованна. И если Федерико Ардженти не дано было высказать всей любви, спрятанной глубоко в сердце, то хромому оборванцу и вовсе такое было непозволительно.
- Хорошо, - согласилась девушка. - Я стирать возьму...
Ночью ей снились кошмары.
Рано утром они отправились на берег. Нищий принялся рыбачить, а Джованна, покуда вода была еще холодна, отдыхала. Сама не заметила, как задремала, прикрывшись от солнца рукой. Проснулась от того, что сквозь сон почудилось ей пение. Трудясь под ласковым солнцем на берегу реки, чье имя теперь носил, Федерико пел песенку, которую некогда слышал на дружеской пирушке. Сочинивший ее, имел бойкий слог и отменный вкус, а потому мелодия была легко запоминающейся и нежной. Песня была о красавице, с сердцем трепетным, как у голубки и о том, что молодой охотник хотел бы ее поймать в силки. Он не знает, как это сделать, потому что голубка летает слишком высоко. Сейчас, не боясь, что может сфальшивить, Федерико пел свободно и стройно, в полный голос. Жалел о том, что давно не касался струн лютни. Как бы пригодился сейчас его закадычный друг Гаэтано, который подыграл бы и подпел! Так Ардженти сам не заметил, как разбудил Джованну. Но отступать было поздно. Потому мнимый оборванец, поняв, что его внимательно слушают, уселся у самой кромки воды, перешел ко второму куплету, где говорилось о том, что охотник ревнует голубку к солнцу и, поймав, желает прижать птицу к груди, чтобы никогда с ней не расставаться. Ибо невозможно расстаться с собственным сердцем. В какой-то момент Ардженти все же понял, что слишком увлекся, но решил идти до конца. Когда удивленная Джованна приблизилась к нему, сказал честно и просто:
- Песня про тебя.
Девушкаа покачала головой и ответила с затаенной грустью:
- Нет. Я больше не летаю.
Усевшись рядом, она принялась чинить одежду. Скоро от тяжелого труда станут шершавыми руки, кожа лица огрубеет и загорит, и от той прекрасной донны Джованны, что разбивала мужчинам сердца, останется одно лишь воспоминание. Хотя, понимала она, ничто не вечно. Значит, лучше забыть. Девица легонько ткнула Арно пальчиками в бок, настойчиво требуя:
- Спой еще.
У бывшего солдата оказался красивый голос. Джованна будто целый век не слышала песен, а потому жадно мелодии внимала. Невольно разулыбалась. Посидев рядом немного, пошла вниз по течению туда, где лежал большой камень. Высоко подвернув юбку, зашла в прогретую воду, чтобы постирать.
- Тебя и отсюда слышно, - сообщила она, прикрывая глаза от солнца. - Тебе бы певцом быть. А играть на чем-нибудь умеешь?
Федерико же томился от того, что Джованна самых главных слов не услышала. Будто какое проклятие. В сердце накрепко засела досада. Он беззвучно вздохнул, но еще одну песню спел, веселую и простую. И когда стояла Джованна в воде, не мог не заглядеться на изящные щиколотки и острые, как у подростка, колени. Устыдившись собственных мыслей, нищий негромко сказал:
- Не шибко, - понимал, что чем дальше, тем больше рассказывал о себе, а это было ненужно. Поднявшись, отряхнув песок и травинки, Арно, ковыляя, пошел к Джованне. Встал за ее спиной. Вот она была близко и в то же время далеко. Видит глаз, да не дотянется рука. Солнце искрилось в воде, и сейчас простоволосая, стирающая одежду Куничка казалась красивее всех женщин на свете.
- Тяжело тебе со мной, - тяжело вздохнул нищий. - Вижу, что горько скучаешь по родному дому. Прости, что меня на твою долю нелегкая принесла. Стараюсь быть тебе добрым другом, но ты о прошлом грустишь. Не хромой калека тебе нужен, а тот, кто тебя стал бы в шелка одевать, да носить на руках. И чтобы ты снова ела и пила с серебра, - сказав это, отошел прочь. Прикрылся рукой от яркого солнца, после чего добавил: - Со мной не будет тебе счастья. С бедной долей не свыкнешься.
- Отчего ты так? - девушка перестала улыбаться, выскочила на берег и крепко ухватила Арно за руку. Как будто боялась, что хромой возьмет и исчезнет. - Нет больше прошлого, - Джованна нахмурилась, упрямо сжала губы. - Тяжело, да и что же? Одевальщиков я целую толпу прогнала. Легко накормить и одеть, если всего вдоволь, не замечаешь, как убывает. Разве я это понимала раньше? Никогда не понимала. А ты столько старался. Думаешь, если бы я за богатого вышла замуж, не скучала бы по семье? - купеческая дочь замолчала, устремив взгляд в пустоту. Покачнувшись, она уперлась лбом в плечо Арно, словно защиты просила. - Нет больше Джованны. Вчера от страха умерла.
- Что ж ты говоришь такое, голубка? - опешил Федерико. Недолго думая, он подхватил девушку на руки и понес по берегу. Склонившись, осторожно коснулся губами щеки. - Не умерла ты. Я могу подтвердить.
По течению поплыла оброненная Джованной стиранная рубаха.
Аккуратно отпустив купеческую дочь, во многом, чтобы скрыть внезапное смущение, он помчался за уплывающей одеждой. Необходимость изображать хромоту заставляла подпрыгивать, и от того выходило еще потешнее. Ардженти подозревал, что выглядит сейчас в точности как уличный жонглер с его нехитрыми фокусами. Потом пришлось кинуться в воду, чтобы рубаху поймать. К превеликому счастью она зацепилась за торчащий корень росшего на берегу дерева. Арно вернулся мокрый с головы до пят, но гордый, как охотник, принесший крупную добычу. Пока шел, сорвал по дороге несколько стеблей весенних цветов, и это нехитрое подношение вручил своей ненаглядной донне.
- Держи-ка. Эх, наверное, всю рыбу распугал, - вздохнул он, оглядываясь по сторонам.
- Жди тогда, пока достираю, - Джованна широко улыбалась, забирая и рубашку, и цветы. Теперь Арно казался ей смешным и добрым, на жалкого побирушку не слишком походил. Хоть и был хром, но все-таки оказался крепок. Сутулился, но девушка замечала его ширину плеч. Если вдуматься, то и вел он себя не дурно, хоть и был простаком. Нелегко приходилось Джованне, но ничего дурного бродяга точно не делал.
От нехитрого подарка сделалось купеческой дочери неловко, но приятно.
- Потом поднимемся чуть выше, к заводи, - она махнула рукой и, стыдливо отвернувшись, занялась вещами. - Пока одежду отожми, обсохни.
Так на реке провели они целый день. Джованна сушила и чинила стиранное, Арно бродил у берега, обшаривая рачьи норы. Натаскал столько, что с лихвой хватило поужинать. Дома девица поила его теплым молоком, чтобы не заболел, ибо сильно продрог.
Только утром все равно услышала, как сипло и долго Арно кашляет.
- Захворал ты что ли? - с тревогой спросила Джованна. Спустив ноги на пол, она откинула полотно, которое отгораживало ее лежанку. Майское тепло обманчиво. Жара может легко обернуться хворью, если продрогнуть и постоять на ветру. Теперь мнимый нищий кашлял не притворно. Его лихорадило. От жара взмок лоб. От слабости кружилась голова.
- Знобит немного, - сказал он тихо, поворачиваясь на бок. - На реку, видно, сегодня не пойду.
С места не поднялся. Не было сил. Только укутался плотнее в шерстяной плащ. Злился на себя за то, что угораздило. И на что он теперь годен такой?
- Не волнуйся, Куничка. Я немного полежу, и все пройдет.
Джованна поначалу растерялась, не зная, что делать. В доме отца, когда кто-то заболевал, приглашали лекаря, а простуду нянька лечила всякими травяными припарками, купеческая дочь и половины не знала из того, что ведала старуха. Помнила только несколько травок - да где их искать и как узнать? Боялась, что Арно болен чахоткой, но коли кровью не закашлял, значит, то была просто грудная хворь. Однако и она может человека со свету сжить. Дома, как на горе, шаром покати.
- Полежи - полежи, - соглашалась Джованна, быстро одеваясь. - Схожу в город, может, найду что-нибудь для тебя, - подойдя к лежанке Арно, она погладила беднягу по голове. Оставив рядом кусок хлеба и молоко, чтобы тот мог дотянуться, отдала и свой плащ. - Я вернусь, ты уж потерпи.
Федерико стало и тошно, и стыдно. Теперь купеческой дочери придется не только штопать его рванье, но и с хворью возиться. Хуже всего было то, что у Ардженти был личный лекарь, да только звать его сюда - означало весь замысел испортить. Тогда уж лучше, правда, пропасть. Еще подумалось, что если угораздит впасть в беспамятство, то может сам сболтнуть лишку, или Джованна углядит, каков ее нищий на самом деле. Тогда пиши - пропало, рухнут все надежды на счастье, да на взаимную любовь. Оставалось лишь уповать на то, что Господь хранит не только праведников, но и отъявленных плутов.
Взяв остатки денег и кроличьи шкурки, девушка ушла. Торопилась так, что под ногами дороги не чуяла. Будто без нее бедолага мог в любую минуту умереть. Никогда не думала, что в городе так много шума и гомона. Словно совсем за это время отвыкла от людей. Шкурки задорого сторговать не вышло, но стало больше на несколько монет. Только не хотела Джованна деньги на шарлатанское зелье тратить, а на другое денег все равно не хватило бы. Раздумывая, стояла она на углу базарной площади, когда мимо прошла бывшая служанка.
- Клара! - Джованна ухватила ее за рукав. Та от испуга отшатнулась, не признав хозяйской дочери, ругнулась. Присмотрелась да охнула потом.
- Донна Джованна! - Клара едва не обняла ее, забыв про большой кувшин, который несла. - А я уж думала, что вы...Ох, мне даже разговаривать с вами нельзя, отец ваш не велел!
- Постой, - девушка крепко сжала ее руку, в черных глазах читались мольба и отчаяние. - Ты должна мне помочь.
- Да как же? Сер Антонио так сердит на вас! Если узнает...
- Клара, я не пойду назад. Никто не узнает, что мы говорили. Но мой друг болен, мне нужно всего лишь лекарство. Или хотя бы знать, чем лечить его.
- Ну... Хорошо, - неуверенно решилась Клара, топчась на месте.
- Благослови тебя Господь!
Домой Джованна возвратилась только к вечеру, с подолом, полным поздних цветков мать-и-мачехи. В платок были завернуты засахаренные медовые соты. А еще принесла она горькой как хина нянькиной настойки, которую Клара вынесла ей из дома тайком.
Первым делом девица склонилась над калекой. Тот как будто спал, а может, от жара забылся.
- Я здесь, я пришла, - Джованна потрясла Арно за плечо.
Она снова дала ему молока, налив туда горькой настойки, и заставила выпить. Потом развела огонь пожарче, и пока собранные цветы кипели в котелке, присела рядом. Удивилась, что не чувствует усталости, хотя пробегала весь день. Питье было неприятным на вкус, но Федерико не сопротивлялся. С таким же успехом его можно было поить ядом. День он провел в полузабытьи, не имея сил бороться с ознобом и слабостью. Просыпался от собственного кашля, потом снова проваливался в сон. Выпив молока, поблагодарил за заботу, а потом посетовал, что подвел свою ненаглядную Куничку. Однако он бы покривил душой, если б не признал, что в глубине души был рад ее вниманию. Только вот лицо Джованны казалось чересчур бледным, и это нисколько не ободряло. Запах трав заполнил собой всю лачугу. Бродяга взял ладонь девушки в свои, обмотанные тряпками, и благодарно сжал.
- Напугал я тебя, да? - спросил он, в полутьме вглядываясь в глаза Джованны. - Не бойся, я сильный.
Больше смерти от простудной хвори Ардженти боялся, что раскроется его обман. Но довериться было больше некому. Видно, теперь их обоих испытывал Господь. Сидеть он долго не мог, поэтому лег снова, но руку Джованны так и не отпустил.
- Посиди со мной немного. Мне так легче, - попросил тихо.
Девушка охотно согласилась. Когда болеешь, лежать тоскливо, если никто не обращает на тебя внимания, а Арно пролежал тут целый день один.
- Все будет хорошо, - Джованна примостилась на край лежанки. - Ты обязательно поправишься. Это снадобье, которым меня нянька в детстве отпаивала, - и она рассказала, как встретилась со своей бывшей служанкой на базарной площади. - Хорошо, что у Клары душа добрая, а то нечем было бы тебя лечить.
Джованна жалостливо гладила нищего, пока тот заходился в приступе жестокого кашля. Потом, подоткнув плащ, ненадолго вернулась к котлу. От густого запаха мать-и-мачехи кружилась голова, но она отошла от очага только закончив возиться с отваром. Арно дремал, и измученная купеческая дочь не заметила, как уснула сама, к его боку привалившись.
Жар и кашель изводили Федерико семь с лишним дней. Борясь с непроходящей усталостью, спавшая урывками, Джованна находилась все это время подле него, пока наконец хворь не начала отступать. Руки у купеческой дочери были ласковые и бережные, и Ардженти ничего не оставалась, как довериться ей, ибо сам он был беспомощен как дитя. Через еще семь дней, слабый и измученный, начал он подниматься с постели, и теперь сидел на лежанке, с аппетитом поедая ту нехитрую снедь, что готовила ему Куничка. Месяц май подходил к концу, и казалось, будто жар, мучивший бродягу изнутри, выплеснулся наружу. Ослепительное тосканское солнце заставляло его прятаться в доме до тех пор, пока окончательно не окреп. Опираясь на костыль, на сей раз не притворно, мнимый нищий начал выходить на свет божий, чтобы подышать летним знойным воздухом. За это время Федерико похудел и зарос настолько, что теперь и вправду никто бы не узнал в нем славного рыцаря и ни за что не подумал бы, что это он сватался к купеческой дочери, принося ей дары. Ссутулившийся, изможденный человек мало походил на гуляку, любителя вина и женщин. Джованна, ходившая за больным, и сама вытянулась в жилку, стала почти прозрачной от забот. Уходя из дому, втихомолку плакала, чтобы не видел Арно. Жизнь оказалась страшнее, чем она когда-то думала. Хлебнув горя, девушка еще больше боялась остаться одна, потеряв последнего заботившегося о ней человека.
- Скоро можно будет уже первые ягоды собирать, - сообщила Джованна, когда вечером они снова сидели во дворе. На костре, разведенном рядом, варился глупый жирный голубь, которого ей удалось изловить. Арно, переодетый в чистое, отдыхал после того как Джованна заставила его искупаться. Купеческая дочь из стыдливости помогать ему не могла, разве что ветошь подать, да и то отвернувшись.
- Я сегодня много всего нашла. Яблоню-дичку, шиповник, землянику. Яблок много, можно засушить к зиме. Ах, Арно! Как же мы будем жить зимой? Мы ничего не растим, ничего на продажу не делаем. Только шкурки кроличьи и есть, и рыбы иногда избыток. Как поправишься, я по обителям похожу, может быть, кому-нибудь пригодится швея, - помешав варево, Джованна уселась рядом с калекой, взяла его под руку. - Надо одежку теплую справить.
Мысли у нее заняты были только хозяйственными заботами. Будто, про то, что в апреле с семьей распрощалась не помнила. Некогда было теперь.
- Будем припасы собирать, - ответил нищий. - Если совсем голодно станет, подадимся в приют к францисканским монахам. Я так делал зимой. В помощи не отказывали, - он помолчал немного, подумав. - Одежду тоже справим.
Ладонью оборванец накрыл ее ладонь и тяжело вздохнул. Сейчас он был рад тому, что жив и сидит подле любимой. О заботах можно было подумать потом. Ему нравилась недетская серьезность Джованны и ее хозяйственность, но Федерико надеялся, что к зиме все разрешится удачно, и не придется беспокоиться о хозяйстве, если девушка станет его женой. Но откуда было знать о том купеческой дочери?
- Ты все время говоришь только о заботах. Есть ли у тебя радость? - спросил бродяга, легонько погладив Джованну по руке.
Девушка задумалась, не зная, что ответить. Маленькие радости научилась видеть каждый день, когда получалось что-нибудь сделать. Забавы и игры остались позади. Самым большим счастьем стало выздоровление друга. Джованне было с ним хорошо. Полюбила сидеть рядом по вечерам, любуясь на вечернюю зарю и звезды. Нравилось, как он называет ее Куничкой. И когда Арно обнимал ее, становилось на душе тепло и покойно. Джованна не заметила, как сама склонила голову бродяге на плечо.
- Это какая, например, радость? - хитро улыбнулась девица. Играя, поймала руку Арно, зажала между ладонями, и снова притихла, задумавшись. Обращаться с мужчиной ласково для нее было в новинку, но тоже оказалось в удовольствие. Вопреки прежним мыслям не было в этом ничего противного, да и калека обращался с ней как с хрустальной.
Где-то рядом заливалась певчая птица. Зной спадал потихоньку, и в воздухе сладко пахло скошенной травой. До того тих и ласков был вечер, что у Джованны даже сердце щемило. Федерико хотелось вдохнуть поглубже, но он боялся закашляться. Еще не хотел счастье спугнуть, а чувств было так много, что они не умещались в груди. Свободную ладонь он положил на голову Кунички. Гладил, невольно сняв платок и растрепав темные, гладкие, как шелк, волосы.
- Ты, - он накрепко сомкнул пальцы с ее. - Ты моя радость.
Скажи он эти слова раньше, поверила бы купеческая дочь? Наверняка бы осмеяла, сочла притворством, лестью. Нашла бы острое словцо, чтобы оттолкнуть. Как же вышло так, что нищим калекой он стал ей ближе?
- Если бы я был силен и здоров, и мог купить нам хороший дом, была бы ты счастлива? - задавать этот вопрос оказалось нелегко, но Федерико непременно хотелось знать ответ. А еще хотелось целовать ненаглядную Джованну не в щеку, а в губы. Желал этого с тех самых пор, как впервые на мессе ее увидал. Тогда и решился просить руки. Горечь и сладость смешались вместе. Отравляли кровь, словно яд, но эта гибельность была желанна.
- Привязался к тебе, будто на веревке, - с этими словами он обхватил ладонями острое, бледное личико ненаглядной Кунички, чтобы поцеловать. - Люблю тебя.
В ответ Джованна лишь едва шевельнула губами. Неподвижно замерла, широко распахнув глаза. Через несколько мгновений высвободилась, и то для того, чтобы крепко обнять Арно, зарумянившееся лицо спрятать. Хоть и догадывалась, что нравится, признание прозвучало неожиданно. После этих слов улеглись сомнения и страхи. Не бросит.
- Да откуда ты только такой взялся? - мягко спросила Джованна, отстранившись наконец. Ласково коснулась скрытого лица, поймала взгляд. Решила, будто мучается Арно мыслью, что она - купеческая дочь, а он всего лишь увечный солдат, у которого нет ничего за душой. - Мой добрый нищий. Зачем ты говоришь про мечты? Пустое. Ведь богатым быть - не всегда то же самое, что и счастливым. Я рада, что ты со мной, - девушка снова прильнула к бродяге. - Раз так сложилось, и без богатства разберемся. Лишь бы хвори седьмой дорогой обходили, - она засмущалась в который раз, застенчиво добавила. - Зови меня женой, пусть так и будет. Не торопи только, - попросила совсем уж тихо. - Я ни с кем не целовалась раньше.
Засмеявшись, купеческая дочь закрыла лицо руками. Пусть пока не могла так же горячо сказать, что любит, но чувствовала, что Арно ей дрог и мил.
- Не тороплю, - заверил Федерико. Как же он завидовал сейчас самому себе! - Все будет, как ты решишь.
Могла сейчас Куничка слышать, как быстро бьется его сердце. Мнимый нищий даже невольно прикусил язык, чтобы не проговориться, не разрушить хрупкое счастье. Пусть бы этот вечер длился вечно... Чем ласковей была Джованна, тем мучительнее было знать, что отвечает она не Федерико, а безымянному солдату, у которого нет лица. Терпение, в котором Ардженти заверял Гаэтано, грозилось испариться, как утренняя роса при восходе солнца. Однако верх брало упорство, которое появилось прежде, чем сам Федерико дельи Адимари увидел белый свет, и благодаря которому он многого добился. Что ж, думал он, придется на упорство уповать и время от времени просить Господа о помощи. Ардженти скрывал лицо и имя, зато душа и сердце его давно были перед донной Джованной нараспашку.
Аккуратно он отвел ладони купеческой дочери от ее зарумянившегося лица и, любуясь, сказал:
- Не прячься, дай наглядеться.
Так человек, томившийся холодной ночью, глядит на утреннюю зарю и радуется солнцу.