Аннотация: Вторая часть об Иисусе и 12 апостолах в Санкт-Петербурге.
Они остановились у мостика через Зимнюю канавку, напротив дома 16.
- Ух ты, - Варфоломей широко раскрытыми глазами смотрел на этот удивительный уголок. Разноцветные домики - такие одинаковые и безумно разные! Каналы, принимающие капли дождя, мелькали волнами, бились о гранитные берега. Вдали виднелся Зимний, то есть, Эрмитаж, с мостиком-вторым этажом.
- Какое место... - тихо и задумчиво протянул Филипп.
Компания двинулась вдоль Мойки по направлению к бывшим королевским конюшням. Дождь хлестал так, что, добравшись до конюшен, апостолы ринулись под укрытие за колоннадой. Последним под крышу зашёл Иисус, с лица которого не сходила едва приметная улыбка.
Пётр, вытерев со лба капли дождя, шумно выдохнул и озадаченно посмотрел на стену.
- Руны? Господи, то ли я что-то путаю, то ли нас в Скандинавию занесло.
Апостолы столпились вокруг рунического граффити.
- Эмнэээ... - протянул Фаддей, читая: "Скот, зубр, нужда". И что бы это значило?
- У кого-то шибко сильная нужда на охоту сходить, потому что местные козлы уже достали? - предположил Иуда.
Иисус, стоявший поодаль и разглядывающий виднеющиеся купола Спаса-на-крови, засмеялся, чисто и ясно, и апостолы почувствовали, как теплеет в душе. Он обернулся и заметил:
- Нет, всё гораздо занятнее. Этот... рисунок принадлежит баллончику с краской местного неоязычника. Правда, не самого продвинутого, там, дальше, более серьезные письмена, - Иисус кивнул в сторону пересечения Мойки и Грибоедовского канала. - Этот юноша пока не проник во все тайные премудрости арманического футарка и других заумностей.
- Арманического футарка, брат, - хмыкнул Иаков. - Слова-то какие. Красота. Господи, вопрос с места: что тут делают скандинавские язычники? Они ж, во-первых, как бы слегка северо-западнее, а во-вторых, немножко раньше жили. И вообще пользовались рунами исключительно для записывания всяких умных вещей, а не заклятий, нет?
- Ну, надо честно признаться, какой-то мистический смысл они в руническое письмо вкладывали, - заметил Фаддей. - Вопрос в другом. Они его не в руны же вкладывали, а в само письмо.
- Суеверия, - махнул рукой Пётр. Иисус молчал. Улыбка с Его лица куда-то исчезла. Он разглядывал руны.
- Брат, суеверие - это всегда отличительная черта язычества, - тихо заметил Андрей. Он стоял, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. - Будто ты не знаешь.
- Знаю. Терпеть не могу. Хотя они смешные, конечно, язычники. Помню, Павел мне одну байку рассказывал. Про греческих. Прихожу, говорит, в Афины. Народ там весёлый - философы: собираются на площади, пьянствуют и разглагольствуют по очереди. Один стоит на возвышении и давай рассказывать, что там ему прошлой ночью после трех бочек вина померещилось и насочинялось. А все слушают, все довольны, что не они одни бездельничают и демагогствуют. Один слез, второй залез. Тоже давай рассказывать. В общем, веселье. Ну, Павел тоже, не будь дураком, тудыть забрался и толкнул речь - Пётр встал в позу древнегреческого философа, - "Товарищи! Прикольно тут у вас! Занятий много, богов куча. Если каждый день пьянствовать с новым богом, то можно не один год не просыхать. Только меня вот как-то напрягло, что у вас тут есть жертвенник какому-то неведомому богу. Это что ещё за неизвестный параметр? Что ещё за мистер Икс? Так не пойдет. Я честно полез в задачник, глянул в ответы и теперь знаю не только ответ, но и решение. Могу вам рассказать. Тогда будет у вас мир, труд, жвачка, любовь, вечная жизнь и всё путём. Тока это... пить бросайте, не просто так же вас ваши бахусы спаивают..." И что вы думаете? Эти философы на него так посмотрели пьяненько, хихикнули пару раз, типа, у нас тут и так мир и жвачка, любовь, вечная жизнь и тем более труд на ни с какого оливкового масла не нужны, и послали... далеко, короче, они его послали, но вытолкать смогли только в Эфес. Павел настырный. А там на него прям сходу накинулись с камнями и воплями: "Велика Артемида Эфесская!", - Пётр хохотнул. - Ох, как Павел кипятился. "На кой хлорофилл им эта Артемида сдалась?! Какого хронометра им эта свиноматка?!" - апостол пригладил волосы. - Он же тогда, когда домой пришёл, долго к Господу приставал, мол, найти эту Артемиду и объяснить ей определение величины, а также ширины, высоты и дальности, в которую ей следует сгинуть.
- Нашёл? - улыбнулся Варфоломей.
- Да куда там! - отмахнулся Пётр. - Эта Артемида, она ж как они все. Она с тех пор уже побыла Тором, Уиштосиуатлью, парочкой махатм и вещими сновидениями одного гуру. Времени на разговоры у них видите ли нет, они только к своим подопечным на рюмку чая по расписанию бегают, - Пётр с досадой уставился на руны. - Господи, а что всё-таки нужно было этому странному скандинавскому язычнику?
Иисус, который к этому времени присел у стены и, скрестив на коленях кисти рук, с полуулыбкой слушал рассказ апостола, усмехнулся и, вытянув руку, ткнул пальцем в первую руну.
- Здесь всего лишь заклятие, которое, по мнению писавшего, должно принести ему успехи в финансах, уверенность в себе и решить его проблемы, коротко ответил он. - Причем проблемы с родителями. Его, девятиклассника, хотят видеть дома не позже одиннадцати, и он считает это очень серьёзной проблемой. - с тенью грусти добавил Иисус.
Искариот расхохотался:
- Бедные скандинавы! Начертания их букв должны решать финансовые проблемы русской молодёжи! Иисус, ну это же бред!
- Это неоязычество, - весомо перебил Иисус.
- И чё? Язычество, оно язычество и есть, хоть Нео, хоть Морфеус, хоть Тринити. И, кстати. Не помню я что-то, чтобы на этих землях так уж почитали скандинавских богов. Тут же всё больше Зевса... то есть, пардон, Перуна да Даждьбога, не?
Андрей вздохнул.
- Говорил же я им: "Ну что вы как маленькие? Сложно что-нибудь новое придумать? Вас же путать будут!" Вот, пожалуйста. Перуна с Зевсом уже перепутали.
- А им по барабану, - хитро прищурившись, сказал Иаков. - Они ж из этого свою выгоду извлекают. Насочиняют похожестей, а люди потом сравнительным религиоведением занимаются. Вот здесь вот этот бог похож на эту богиню, а вот этот бесёнок - вон на того дракошу. Вывод? Ну конечно: все религии говорят об одном и том же. Иисус, я никогда не забуду, как они Осириса с тобой сравнили.
- Ося был очень польщён, - засмеялся Пётр. - Помнишь, Господи, как Люц к тебе приходил про эти параллели докладывать, он ещё тогда визжал и брызгал серной кислотой, чтобы я из комнаты вышел на все четыре стороны.
- Ну, он сам виноват, - Иисус спрятал улыбку. - Из моего кабинета слишком сложно выйти на все четыре стороны. Поэтому ты вынужден был остаться.
- Ага, - мечтательно улыбнулся Пётр, закладывая руки за голову и устремляя глаза к небу.
Иуда, задумчиво глядевший на руны, наморщил лоб.
- Пётр, слушай, а мы с тобой случайно не про Тора мульт смотрели ржачный?
Отвлечённый от созерцания светлого ночного неба, Пётр выразительно кашлянул. Но потом вспомнил, о чём говорит его друг, и расхохотался.
- Это который "Я не могу применить свой молот"?
- Именно! - весело подтвердил Иуда.
- Да, про Тора, - кивнул Пётр. - Гениальная штука.
- А что за мульт? - поинтересовался Иаков.
- Ооо, - протянул Иуда, - великая вещь про журналиста, который на самом деле ни разу не журналист, а вовсе даже бог Тор.
- Это который Артемида? - ехидно спросил Симон Зилот.
- Ты не путай, - погрозил ему пальцем Иуда. - Артемида - это другая буква. Это как на самом деле все было. А тут это люди насочиняли. Им-то откуда знать, что Тор и Артемида - это одно и то же? И хватит ржать, ей обидно, между прочим. Она же из лучших побуждений, а её журналистом делают. Так вот. Как только в Соединённых Штатах случается какое-то эзотерическое ЧП, этот журналист резко отращивает волосы, напяливает крылатый шлем, явно спёртый у Меркурия, хватает свой молот и летит к месту эзотерики.
- Погоди, - нахмурился Иоанн. - Тор? В Соединённых Штатах? Что он там забыл?
Иуда покосился на хохочущего Петра.
- Об этом, увы, известно только тем ребятам, которые это сочиняли. Давай предположим, что он туда на каникулы приехал. "Каникулы Бонифация", цирк на гастролях.
Иоанн вздохнул.
- Что-то в этой Америке развелось всяких спасателей. Человеки-пауки, бэтмены, журналисты Торы... Вот накануне Рождества устроили представление, помнишь, Господи? У въезда в тоннель стоит огромный плакат атеистов, на выезде - ответ христиан, - Иоанн с горечью усмехнулся. - Нет, это ж надо же такое придумать: "Религия - всего лишь миф и предрассудок, который отягчает сердца и порабощает умы". Свет и радость - порабощает умы! Любовь - отягчает сердца! А человек, выпускающий из запястий паутину, - это, конечно, супернаучно, в него верить можно и нужно. В Спасителя не верят, а спасателей подавай.
Филипп кивнул:
- Причём почему-то то летучих мышей, то пауков, то...
- Я понял! - радостно сообщил Варфоломей, не слушавший пламенную речь Иоанна. - Наверно, Тор в данном случае имеется в виду бублик.
Теперь уже от смеха покатились все.
- Ну ты даешь, родной! - хлопнул его по плечу Симон Зилот. - Его что, изжога скрутила в бублик?
- Точно! - сквозь смех выпалил Фома. - У журналиста изжога от всей этой злодейской шушеры, и каждый раз, слыша в новостях об их новых проделках, он скручивается в тор!
Веселье нарастало.
- Это ещё что! - Иуда пытался говорить, но его душил смех. Наконец, он смог отдышаться. - Инжир бы с ней, с геометрией. Потом начинается самое эпичное.
- Что, неужто Тор превращается в волосатую призму? - поднял бровь Фома.
- Не, - отмахнулся Иуда.
- Цилиндр? - предположил Матфей.
- Слушайте, про шарообразные формы тел в Царствии Небесном поговорите с Оригеном, отвяжитесь уже, у меня по геометрии двойка! - не выдержал Иуда. - Пётр, помнишь этот момент, про жидкость?
- Ага, - кивнул тот. - Когда злодей, похожий на сейф с руками, обливает Тора какой-то жидкостью, приговаривая: "Эта жидкость заставит тебя присмиреть! Навсегдаааа!"
- "Клей момент, клей момент, самый лучший клей!" - пропел на мелодию "Jingle bells" Иаков.
- Ага! - кивнул Иуда. - А в это время в соседней комнате, в темнице, запертый, страдает сотрудник нашего героя: "Мне нужно выбраться! Но я же не могу разрушить эти стены силой внушения, это нечестно!"
- Уй, я не могу больше, - зажмурившись от хохота проговорил Матфей.
- А в другой серии! - немилостиво продолжил Пётр. - В другой серии дело начинается с того, что какой-то мужик в тюрбане требует у полиции Нью-Йорка, чтобы его, мужика в тюрбане, признали властелином мира, а до этих пор он, как способный к левитации предметов, будет швыряться в жителей города всяким мусором. В качестве мусора он использовал почему-то нечто, очень похожее на батареи центрального отопления. Вот чесслово, проще было бы ему сказать, что он властелин мира, а потом мирно проводить беднягу в психушку, сказав, что это белый дом. Ну белый дом, жёлтый дом - какая разница! А столько жителей остались без тепла, почти как в России, когда зима приходит, как всегда, внезапно: в январе.
- Погоди, - прищурился начитанный Иаков. - Мужик в тюрбане? Так вот, где был Квиррел сразу после того, как встретился с Волдемортом! Он швырялся в людей батареями на улицах Нью-Йорка!..
Варфоломей тихонько подошёл к Иисусу и присел рядом.
- Господи, какой Ты удивительный.
Иисус вопросительно улыбнулся.
- Я просто смотрю на эту белую ночь, на этот дождь, на всё вокруг... Это только Ты мог скреативить весь этот мир ТАКИМ.
Варфоломей совершенно серьёзно смотрел на Учителя, который с едва различимой улыбкой чертил что-то в пыли палочкой. Ученик продолжал:
- Ты же знаешь, о чём я. Мы, жившие в Израиле, не подозревали даже, что существует столько всего. Я тут вспомнил, как Ты нам впервые снег показал.
Иисус рассмеялся, Варфоломей подхватил.
- Помнишь, Господи, помнишь? "Так, перестаньте его есть! Вы нагло пользуетесь тем, что у вас всё равно горло болеть не может! Пётр, к тебе это тоже относится!" Как мы лепили снежную бабу! - мальчик рассказывал, увлечённо жестикулируя. - Иаков тогда задумчиво съел морковку, приготовленную для того, чтобы нос сделать, и Тебе пришлось быстренько новую сотворить. А как мы в снежки играли, а Матфей с Фомой долго лепили крепость... Помнишь?
- Помню, конечно, - в Его голосе было столько тепла, что Варфоломей на минутку зажмурился, боясь спугнуть удивительное чувство. Рядом, с другой стороны от Учителя, присел Филипп. Иисус обнял учеников. Постепенно к ним собрались и остальные апостолы. Им не была страшна ни грязь, ни пыль бывших царских конюшен. Они были вместе, они были вместе с Ним. Больше ничего не надо.
Иисус встал.
- Пойдем ещё пройдемся, - просто сказал он. - Белая ночь коротка, а мне бы хотелось ещё многое повидать.