|
|
||
Ответ риндовцев на критику | ||
Брюс Ринд, Роберт Бейзерман, Филипп Тромович Насилие над детьми и статистикой: Развенчание голословных обвинений Давыда Шпигеля / Пер. с англ. К.Е. Галабурды // Сэкшуалити энд Калча. - 2000. - 4-2. - СС. 101-111.Руководящий совет душевного здоровья, правосудия и прессы претендует на исключительную роль в отвержении Конгрессом США нашего исследования приписываемых деторастлению атрибутов, о чём мы уже обстоятельно рассказали в настоящем выпуске.
Совет выставляет на вид, что объединил "многих выдающихся работников душевного здоровья нашего государства", чтобы "дать обществу правильную информацию по вопросам психически-психологического здоровья". В полном соответствии со своим призванием Совет объявил о проверке нашего исследования, выявившей тьму различных ляпов. Глава Совета, психиатр Павел Файнк, в дуэте с Американской психологической ассоциацией (АПА) превозносит Шпигеля как "ведущего учёного нашей организации". Некоторые филиппики на нас, присланные АПА, составлены Файнком именно в соавторстве со Шпигелем. В кратком автореферате своей критики Шпигель с Крамером выводят, что мы судили о деторастлении по неправильной выборке и неправильными мерами, по которым даются неправильные степени связи, пропущенные через неправильные статистические выкладки, к тому же и результаты были проинтерпретированы неправильно.
Если вспомнить, что "ведущий" Совет ничто так не ценит, как "правильную" информацию, да ещё объединил ради этого не каких-нибудь специалистов, а именно "выдающихся", то остаётся ли что-нибудь ещё, кроме как поверить Шпигелевской критике на слово? Позволим себе не поверить. Лежащий перед читателем выпуск журнала содержит гигантскую статью, в которой мы взвесили все опровержения нас Стефанией Даллам и Ко, отмеченные ложными суждениями, умозаключениями и доводами, не говоря уже о неприкрытой предвзятости. Очень редко нам выдвигают что-нибудь, достойное обсуждения, а ничего однозначно правильного так и не озвучено.
Но несмотря на это, откровения наших критиков удостоились ознакомления некоторыми депутатами Конгресса - руководствуясь ими, конгрессмены поспешили нас захаять. Файнк со Шпигелем стали ковать, пока горячо, и поспешили очернить нас этими опровержениями в прессе. Первый списался с Доктором Лаурой Шлезингер, консервативной радиоведущей, не забывающей ворошить критику нас Советом в подтверждение ложности нашего исследования.
Перед газетчиками "выдающийся психиатр Филадельфии" Файнк заливался об "извращённости" нашего "ужасного" сочинения. Для нас, изрёк Шпигель, "метаанализ - что фонарь для алкаша: нужен для поддержки, а не освещения".
Не погрешив против предыдущих нападок на нас, Шпигель в 2000 году дал нашему труду название "растление статистики". Несмотря на то, что мы уже отводили критику Совета как пропагандистские и непрофессиональные ярлыки на нас, равно как и Шпигелевские художественные метафоры вроде "теоретической базы под гнусное насилие" или "поругания морали", считаем нужным ответить Шпигелю персонально.
Шпигель критикует метод
Шпигель предваряет себя обывательски-клиническим отождествлением выбеления имиджа деторастления с отказом признавать его ущербность. Ещё обращает внимание, что разделение секса на принудительный и добровольный основано на несправедливом признании за детьми возможности давать согласие. Эти замечания всё же не лежат в основе Шпигелевской критики, что заметно из его риторических разглагольствований:
"Неужели Ринд и Ко не понимают, что служат непопулярной, хоть и доступной для оправдания позиции? Или же они сознательно или безотчётно подводят теоретическую базу под гнусное насилие над детьми? Заключения из их метаанализа, насколько бы гадкими они ни были, не позволяют это выяснить, чего не скажешь об их методологии".Свою аргументацию, выходит, Шпигель обосновывает критикой нашего метода. Мы ещё покажем, насколько суровой критики заслуживает сама эта критика (не в пример предмета её), но в сильных сокращениях того, что уже прозвучало в полемике с Даллам и Ко, к которой отсылаем читателя.
Заключения оправдывают метод
Шпигель морщится, что мы исследовали студенческие выборки, дабы
"обобщить результаты этого нелепого отбора также и на нестуденческие выборки. Будь это даже правильным, серьёзность растления в детстве несопоставима, а последствия существенно отличаются".Критик сразу же попадает пальцем в небо, что видно уже из самой нашей научной статьи. Ведь сказано там, что простое сопоставление данных по студенческим выборкам и данных по общенациональным выборкам не выявляет никаких различий в распространённости, тяжести, характере и восприятии последствий растления в детстве - как для студентов, так и для прочих растлённых.
Не так читали
Далее Шпигель обвиняет нас в излишнем внимании к крупным исследованиям в ущерб исследованиям невеликим. Чем обширнее исследование, жалуется Шпигель, тем больше туда попало данных о слабой психической травме, в основном, от неконтактного растления, и из-за этого мы занизили коэффициенты корреляции деторастления с психопатологическими симптомами. Особенно Шпигелю не понравилось исследование Лэндиса 1956 года, проведённое по исключительно объёмной выборке растлённых. В очередной раз повторяем, что связь опыта растления в детстве с развитием психопатологических симптомов по научной работе Лэндиса не изучалась. Лэндисовы данные пригодились нам, лишь когда мы разбирали реакции детей на растление и жалобы испытуемых на последствия их растления в детстве. Но и тут наш метод скорее преувеличил процент неприятия полового опыта в детстве и его последствий. Когда мы исследовали реакции детей на растление, мы находили взвешенные средние по данным всех исследований, а Лэндис чаще всего приводит случаи самого сильного неприятия растления.
Когда мы разбирали отзывы растлённых на последствия детского секса, данные Лэндиса также были обширны, однако крайне положительны, - мы высчитывали невзвешенные средние или давали неусреднённые данные, чем свели к минимуму уменьшение связи Лэндисом. Так что Шпигель оболгал нас в вопросе Лэндиса.
Замалчивание правды
Шпигель возмущается, что мы не проверили связь растления с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), который мы, вопреки его примечательности, "умудрились упустить", что кидает тень на нашу честность.
А ларчик просто открывался: мы не изучали эту связь потому лишь, что разобранные нами исследования обошли её вниманием. Вообще-то ПТСР предполагает нешуточную психическую патологию, и очевидно, что всякий переживающий ПТСР человек является носителем хотя бы одного из нами разобранных психопатологических симптомов. Например, депрессии или тревожности.
Ещё мы провинились игнорированием систем симптомов. За 5 лет до публикации нашего метаанализа этот "синдромный" аргумент отразили Кендалл-Тэйкетт и Ко, у которых "первейший и, вероятно, важнейший вывод - это явное отсутствие каких-либо заметных синдромов у детей, переживших растление".
А если припомнить, что вывод этот Кендалл-Тэйкетт и Ко сделали по исследованию клинических и судебных выборок, крайне сомнительно, чтобы какие угодно синдромы были распространены также и в генеральной совокупности растлённых в детстве лиц. Наш метаанализ также не выявил никакой связи с психопатологическими симптомами, ибо коэффициент корреляции находился в интервале [+0,04;+0,13]. Трудности с половой жизнью, которые следовало бы отделить от не связанных с деторастлением симптомов, составили r=+0,09.
Не только семья виновата
Ещё Шпигель выводит из нашего метаанализа, словно и деторастление, и семейные проблемы причиняют психологические проблемы, а не семья сама по себе. Наши статистические приёмы по этому вопросу "недопустимо" ведут к ошибочным выводам.
Во-первых, предложенных нами фактов достаточно, чтобы поколебать уверенность в причинной связи опыта растления в детстве с психопатологическими симптомами. Хотя связь и имелась (r=+0,09), но семейное воспитание зачастую действует одновременно с деторастлением (они связаны на r=+0,13), к тому же семья связана с симптомами намного сильнее (r=+0,29). Таким образом, в том, что психопатологические симптомы вызываются суровым семейным воспитанием, можно быть уверенным в 10 раз сильнее, чем в объяснении этих симптомов половой жизнью детей.
В чём эти данные убеждают ещё сильнее - так это в необходимости проверить связь деторастления с симптомами при контроле влияния семьи. Что мы и осуществили. До контроля семейной переменной статистически значимым был 41% связей деторастления с каким-нибудь псхопатологическим симптомом, однако после применения контроля осталось лишь 17% связей. 59% разницы видны из зависящих друг от друга связей, но когда оставляют лишь независимые связи, значимые результаты уменьшаются на 83%. Таким образом, в очередной раз развенчали веру Шпигеля в объяснимость психических расстройств опытом растления в детстве.
Во-вторых, независимо от того, что видно из нашего метаанализа, Шпигель признаёт его "недопустимость". Подробно его замечание озвучено в длинной статье этого же выпуска, там нас обличают в подтасовке данных, позволившей семейным проблемам лучше деторастления объяснить рассеяние переменных психической патологии. Поскольку переменная деторастления ненадёжна и измеряется дихотомической шкалой, процент растлённых низок, а контроль семейной переменной невалиден.
Кому-то такие обвинения могут показаться страшными, однако они неверны. В нашем труде чёрным по белому предупреждены такие нападки, показано, что указанные обстоятельства ничуть не снижают валидности нашего исследования. Меры деторастления надёжны, их дихотомическая шкала и низкий процент растлеваемости смещают результаты незначительно, а проблемы контроля третьих переменных наш метаанализ не затронули. Будучи самым исчерпывающим образом освещёнными в нашем труде, эти пункты обвинения представляются неуместными.
Не обнаружено, значит, отсутствует
Наконец, Шпигель настаивает, что провал попыток обнаружить причинную связь не означает, что такой связи не существует. Мы отвечаем тем, что обрисовываем ситуацию в понятиях теории проверки гипотез. Нулевой гипотезой выступает отсутствие причинной связи, альтернативной - её существование. Если даже при проверке нуль-гипотезы статистически незначимый результат не доказывает её, то определённо никак не подтверждает альтернативную гипотезу.
Как бы Шпигель ни лжесвидетельствовал, мы ни в коем случае не принимали нулевую гипотезу об отстутствии вреда от деторастления. Вместо этого мы правильно заключили, что альтернативную гипотезу (о вредоносности деторастления) ничто не подтверждает. Шпигель, выходит, нападает на то, как он сам исказил наши мысли.
Он мог бы заметить, насколько осторожны мы в интерпретации данных по причинности. От него ускользнули слова, что "контроль третьих переменных не исключает причинности по следующим соображениям". А именно таким: некоторые связи деторастления с симптомами остались значимы и после контроля; незначимость может означать лишь слабое влияние деторастления, а не полное отсутствие такого влияния; некоторые студенты жаловались на продолжительный ущерб от деторастления. Поэтому мы отнюдь не принимаем нулевую гипотезу о полном отсутствии ущерба во всех, без исключения, случаях. "Даже с учётом этих предостережений результаты исследований не позволяют оправдать веру, будто растление в детстве обязательно или обычно вредит" - и не более того. Не поддержать альтернативную гипотезу - это не то же самое, что принять нулевую.
Несмотря на околометодологическую казуистику, ядром виктимологических теорий всё равно выступает признание всеобъемлющей разорительности растления детей. Опубликовавший сочинения Шпигеля Сайдровский фонд, чей директор-распорядитель консультирует Ведущий совет, выступает партией сторонников осознания воспоминаний и множественности личности и ведёт усиленную пропаганду. В их брошюрке красуется цитата из Диагностического перечня психических расстройств о том, как психическая травма заметно задевает почти всех людей; а после цитаты примеры угроз жизни, изнасилований, боевых действий, стихийных бедствий, пыток... и секса в детстве со взрослым в одном ряду!
Этим авторы внушают, будто все формы деторастления для каждого человека воспринимаются так же, как истязание или пребывание в зоне боевых действий. Но тогда по всем законам логики следует ожидать, чтобы деторастление всегда или почти всегда приводило к развитию психопатологических симптомов. Были бы статистически значимые результаты и близкие к единице коэффициенты корреляции. Однако студенческие выборки учат нас, что всего этого нет. Поэтому не наш метод и не наша логика должны подвергнуться критике, а наоборот, именно с виктимологов следует строго взыскать.
Общие замечания
Самое серьёзное, что против нас выдвигает Шпигель, - это:
Эти замечания говорят, что Шпигель изучал нашу статью по критике на неё, не взяв себе за труд прочитать первоисточник. Там бы он прочитал,
Не лучше выглядят два остальных замечания Шпигеля. Наши выводы касательно причинности оказались искажены, а его замечания о ПТСР в лучем случае сомнительны. Короче говоря, об нашу методологию Шпигель сломал свои зубы.
Под самый занавес Шпигель отчебучил:
"Как же часто публика думает, словно психологи и психиатры, зная так много, за лесом фактов забывают о здравом смысле. Разбираемая статья как раз и пример тому".
На обломках критики нашего метода такой выпад прозвучал ни к селу, ни к городу. Ведь именно к ней фраза и отсылает.
Наша статья "лишь по форме, - заверяет Шпигель, - но не по сути, представляет правильную науку", а наши выкладки и использованные в них факты не могут говорить за себя. В действительности, Шпигель нигде так далеко не отошёл от истины, как в этом заявлении.
Во-первых, замечание безосновательно, если вспомнить, что критиковать наши выкладки бесполезно. Во-вторых, мы пренебрегли примером наших предшественников по обзору исследований деторастления. Взамен повествовательности, подверженной неточности и субъективности, мы предлагаем низведение опытных данных до уровня бесстрастных математических расчётов.
К примеру, некоторые студенты отнеслись к своему растлению радостно или безразлично, посчитали, что никакого ущерба им этот опыт не причинил. Другие студенты не приняли своего растления в детстве и верят, что оно им навредило. Мы не утаили от читателей никаких данных по всем этим отзывам, поэтому мы действительно позволили фактам говорить сами за себя. В противоположность этому виктимологи отбирают исключительно отрицательные отзывы и на них одних строят свои теории.
Нельзя обессудить и то, как мы не только нашли связь деторастления с психопатологическими симптомами, но и оценили её величину, продемонстрировали также связь с обстановкой в семьях растлённых. И здесь мы позволили фактам говорить сами за себя, за что не похвалить другие исследования, в коих умалчивают о слабости связи деторастления с психической патологией, которую спешат выставить последствием секса в детстве.
Шпигель рисуется сочувствующим непрерывной проверки допущений, признаёт готовность быть опровергнутым необходимой для прогресса мысли и лечебной практики. Однако вопреки своим высокопарным лозунгам широты взглядов, он ни на йоту не отступает от догматизма:
"Но в то же время я не признаю даже гипотетически, будто растление детей эмоционально безобидно".
Дальше он оправдывает свою непоследовательность тем, что
"немыслим ребёнок, способный дать несомненное согласие на половую связь со взрослым, - в такой идее я усматриваю не более чем поругание морали".
Но подобное оправдание никуда не годится. Мы уже детально разбирали вопрос согласия в другой статье, напечатанной в этом номере. Использованное нами понятие согласия было грубо извращено нашими оппонентами. Ни буквой, ни духом нашего исследования мы не упоминали об информированном согласии. Когда мы говорили о согласии, мы лишь подразумевали не более, чем благоволение или одобрение, на что способны дети не только подросткового возраста.
И принципы науки дают нам на это полное право,
Даже если и есть "поругание морали" в приписывании согласия детям, в случае отказа от концепции детского согласия придётся говорить о поругании науки. Говоря от лица науки, наши критики забывают о научных понятиях в пользу нравственных категорий.
Последними словами Шпигель претендует на "трезвый взгляд" на вещи, противопоставляемый нашему "растлению статистики". Вряд ли мы готовы признать трезвым взглядом его перевирание нашего труда и метода, изобретение велосипедов и неуместные нравоучения.
Виктимологи страшны тем, насколько охотно они растягивают понятие "насилия" и находят его даже там, где сила не применяется. Шпигель как раз из числа тех горячих голов, которых хлебом не корми, а дай опорочить качественное научное исследование - так его успели охарактеризовать редактор "Психологического бюллетеня", рецензенты нашей работы из АПА и Эй-Эй-Эй-Эс.
Несмотря на высокомерную саморекламу при переписке с АПА Ведущий совет не ведёт себя как прогрессивная организация. Он представляется сбродом апологетов абреакций и охотников за множественными личностями. Их интересы состоят не в научных исследованиях, а в предупреждении судебных исков против них. И вопреки своим же дифирамбам, они ничуть не представляют авангард психологов, психиатров и социальных работников.
Академическая наука уже давно не переваривает их теоретизирования, не имеющего под собой никакой научной подкладки. Их страстное желание лечить всё и вся немилосердно критикуется, и это только начало. Утопая, они, как за соломинку, держатся за веру в то, что деторастление часто и сильно вредит. Скепсис по отношению к этой догме усугубляет их положение, и без того плачевное. Что же удивительного, если они с остервенением набрасываются на наше исследование? Но их необузданная энергия приводит их только ко лжи, заблуждениям и театральным жестам. Нельзя отказать Шпигелю в остроумии, когда он говорит, словно фонарь науки мы используем не как свет знания, а как опору на случай опьянения своими предрассудками. Однако такое сравнение больше подходит не нам, а ему самому. Именно он и его единомышленники используют науку для поддержки их взглядов, а не для всестороннего освещения вопроса.
|