Галеев Игорь Валерьевич : другие произведения.

Круг или Огонь желаний - 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  К р у г
  или
  Огонь желаний
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПОСЛЕДНЯЯ ТРАГЕДИЯ
  
  в четырех действиях, которые происходят в современной квартире, на борту современного самолета, в современных мирах с современными людьми из современного прошлого.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  
  Любим Альфредович Чертков (Тяжелый) - непокоренный мужчина в расцвете лет, подвержен легкой сентиментальности, не носит пиджаков и галстуков.
  Тамара Степановна, его мать - бывшая учительница, волевая натура, не выќносящая запаха спиртного.
  Иван Гарун - тридцати трех лет, страстный импровизатор, одевается небрежно, но все на нем сидит и смотрится; когда поет, все невольно замолкают и слушают.
  Саулин Павел Иванович - бывший сокурсник Тяжелого, иногда теряет соќлидность, но быстро к ней возвращается.
  Ольга - подруга Тяжелого, 29 лет, очарована его восприятием жизни и чего-то ждет.
  Юра Камелин - сначала Малыш и скорбный юноша, затем Юра Чертков, начинающий писатель, он же венец рода.
  Петр Антонович, командир лайнера - седовласый и мужественный человек, поќклонник Миклухо-Маклая, Ерофея Хабарова и всех первооткрывателей.
  Коля, второй пилот - тридцати лет, еще несформировавшаяся личность, так и неќпривыкший к дальним перелетам.
  Ирина - стюардесса, естественно, приятной внешности, на удивление скромная и. отчего-то грустная.
  Асидора Кондратьевна - душевная, активная, здоровая и все еще молодая, почти авантюристка, весела и фатально одинока.
  Марья Тимофеевна - деревенская женщина после похорон, чуть картавит, упрямая, в опасные для психики моменты засыпает.
  Вахтерша баба Аня - носит очки, кобуру, красит губы, ногти и волосы.
  7 уродов - очень безобразные и деловые.
  Пассажиры - семеро говорящих лиц.
  Фигаро - великолепный, замечательный пес!
  Гарун - 2 - точная копия или зеркальное отражение Гаруна.
  Голос из динамика - он бывает всяким.
  А также полный зал зрителей.
  
  
  
  ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
  
  В углу сцены загорается тусклый свет, можно разглядеть фрагмент подвального помещения - часть огромной ровно гудящей печи, приборы и инструменты - это кочегарка. Никого нет. Неожиданно звучит голос из динамика: "...передаем речь...", и начинается речь. Входит Любим Тяжелый, включает лампу над столиком, смотрит на приборы, прохаживается, медленно и нехотя надевает рукавицы, прислушавшись к голосу из динамика, включает звук на полную мощность и распахивает дверцу топки. Кочегарку наполняют блики от огня, печь гудит, Тяжелый берет лопату и начинает сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее забрасывать уголь. Кочегарка наполняется светом и гулом. Голос из динамика уже не слышен. Тяжелый сбрасывает одежду и в одних трусах исполняет перед топкой танец, потом снимает динамик и бросает его в огонь, закрывает дверцу. Свет меркнет и в тишине звучит голос: "Мы передавали речь..."
  
  
  1 акт
  
  Большая комната в квартире Тяжелого. Дверь в смежную комнату закрыта. Журнальный столик, кресло, детские стульчики. Работает приемник. У окна без штор - письменный стол, полка с книгами. Ничего особенного, если не считать длинного зачехленного предмета, напоминающего треногу. Вечер. Гарун сидит в кресле у столика и быстро пишет.
  Гарун (поет). Сколько слухов наши уши поражает. (Бросает ручку, выключает бормочущий приемник, достает из сумки бутылку, разглядывает этикетку.) Где же ты, коньяк "Наполеон", который жрал мой папка? Ничего, было бы довольно странно, если бы я сдох, так и не попробовав всяческих...
  
  Слышен голос: "Фигаро! Фигаро!". Гарун поспешно толкает сигарету в пепельницу и ставит бутылку под кресло.
  
  Гарун (поет). Мы их не ждали, а они уже пришли.
  
  Входит Тамара Степановна с сумкой и бидончиком.
  
  Гарун (встает и кланяется). Не могу не возрадоваться, увидев Вас, Тамара Степановна!
  Тамара Степановна. Любима нет?
  Гарун. Должен смениться давно, но вот сгинул в одночасье.
  Тамара Степановна. А как ты здесь очутился?
  Гарун (замявшись). Я тут Любиму Альфредычу продуктишки принес, а ключ под ковриком, и недолго думая...
  
  Скулит собака.
  
  Тамара Степановна. Для Фигаро?
  Гарун. Может быть и ему перепадет, Любим Альфредыч не жадный.
  Тамара Степановна. А он, значит, как всегда, голодный.
  Гарун. Ну что Вы, мы три часа назад плотно подзакусили, даже по две сосиски съели.
  Тамара Степановна. Да я не про вас.
  Гарун. Ах, Вы про Фигаро! Я как-то не в курсе. Когда я пришел, он был там заперт. Как Вам известно, у меня с ним натянутые отношения. Мне кажется, он принимает меня за кота.
  Тамара Степановна. Я тоже не терплю кошек. (Выкладывает содержимое бидона в миску.)
  Гарун. Намек принят. О, да вы еще и котлетку припасли! А я; бедное общественное животное, вижу мясцо раз в неделю, и то в сжиженном виде и в гостях. (Поет.) Фигаро красавец, склонный к измене и перемене, так же как я!
  Тамара Степановна. Ты свой нюх и без мяса не потеряешь.
  Гарун. Это Вы про огненную жидкость?
  Тамара Степановна. Заведут собаку, держат взаперти и еще есть не дают. (Идет с миской к дверям, останавливается.) Иван, ты слышал про Джина?
  Гарун. Это который из бутылки?
  Тамара Степановна. Говори, Иван, не крути. Слышал от Любима?
  Гарун. Вы единственный человек среди русскоязычных народов, которому мне редко удается соврать. Он и Вам рассказывал?
  Тамара Степановна (повышая голос). А почему это мне нельзя?
  Гарун. Да нет, всем можно, ничего крамольного. Он кроме этой сказки теперь ни о чем не говорит.
  Тамара Степановна. И что ты думаешь?
  Гарун. О сказочке? Отличное переложение народного эпоса. Аранжировочка.
  Тамара Степановна. Он становится совсем странным, когда о нем говорит (открывает дверь).
  Гарун (соскакивая). Ради бога, Тамара Степановна, не впускайте его сюда! Он такой нахал. Пусть уж там пополдничает.
  Тамара Степановна. Он при чужих есть не станет. Нельзя. Фигаро! Фу! Пойдем, я тебе вот принесла. Забыли о тебе, да? (Уходит.) Не нужен ты никому.
  Гарун (один, поет). Фигаро смеется, Фигаро хохочет... Чужим обозвала, (поет) он видно хочет то, что и я, то, что и я! Затрясешься тут от ожидания. Еще этот Джин мутит воображение, и некому руку пожать. (Поет.) Позвони мне, позвони, позвони мне, пьяный Гога (садится за столик, записывает и бормочет), я хочу увидеть бога, Я хочу еще немного, я хочу увидеть, Гога, ноги синие твои, позвони мне, позвони! (Смеется.) Потешу старую Россию.
  Тамара Степановна (выходит). Не ест, а ведь голодный, как волк.
  Гарун. У них общий предок.
  Тамара Степановна. У всех общий предок. Обидели. И лапа гноится,
  Гарун. А в Африке больные и голодные дети. Смертность ужасная.
  Тамара Степановна. Это ты к чему?
  Гарун. К Наполеону, Тамара Степановна. Он возмечтал всех облагоденствовать, окультурить, зарядил ружья и отправился в походы. Давно это было, а дети все голодают.
  Тамара Степановна. Людовик Семнадцатый - вот ты кто, Ваня. Или Четырнадцатый. Скажи, что ты знаешь про этого Джина?
  Гарун. Что он где-то бродит. По крайней мере, я так понял. (Поет.) Он вышел ростом и лицом... Что это какая-то сила, которая может гору сдвинуть.
  Тамара Степановна. Как это сдвинуть?
  Гарун. В прямом смысле, так Любим Альфредыч сказал.
  Тамара Степановна. Чепуха какая-то! Не мог он так сказать.
  Гарун. Да от такой жизни, Тамара Степановна, все что угодно начнешь говорить. (Поет.) Что мы видели, кроме телевиденья?
  Тамара Степановна. Ваня, ты устроился на работу?
  Гарун. Вы считаете, что я бездельничаю? Я вот стихи пишу, импровизирую на заданную тему, что, это не работа?
  Тамара Степановна. Ты хотя бы о своей матери подумал.
  Гарун. А моя мама, между прочим, хотела, чтобы я стал выдающимся ребенком. Вот я и стараюсь. И еще я давал многим женщинам возможность проявлять благородство и милосердие. Они заботились обо мне, спасали, делились с ближним и от этого становились чище, возвышеннее и умнее.
  Тамара Степановна. Ты начал говорить со мной пошлым языком, Ваня.
  Гарун. Простите, Тамара Степановна. Я завтра пойду таскать мешки и себя под ними буду чистить. Маму успокою.
  Тамара Степановна. Он тебе говорил, что этот Джин слепой?
  Гарун. Ну у Вас и переходы! Это Любим Альфредыч? Что-то припоминаю (цитирует), "слепая энергия", "хаос фантазии". Да Вы не берите в голову, это все творческое воображение. Вольется в какую-нибудь вещь.
  Тамара Степановна. Он совсем шальной стал. То молчит целыми днями, то заговорит, так ничего не разберешь. И все про этого Джина.
  Гарун (вздыхает и берет сигарету). Ему повезло с Вами.
  Тамара Степановна. Ладно, пойду, в магазин схожу. Скажи Любиму, что у Фигаро лапа гноится. Может к ветеринару нужно сводить.
  Гарун. Подождите, Тамара Степановна! Вопрос без социального подтекста: Вы любите метеориты?
  Тамара Степановна. Я, Вань, теперь все больше могилки люблю. Пошла я.
  Гарун. А я вот хотел бы блеснуть метеоритом. Уничтожаясь на лету и под божественной улыбкой в сияющую пустоту!
  Тамара Степановна. Не твое это, Ваня. Из хрестоматии.
  Гарун. Но Вы представьте! Вот морозец, огоньки, Новый год приближается. Примерный обыватель очередь за голубым унитазом отстоял, идет, обхватив его руками, в предвкушении бройлерной курицы, глянул он ненароком в поднебесье, а тут я, почти как русская идея, рассыпая искры, лечу и ору ему...
  Тамара Степановна. Я уже ушла, Ваня. Поговорю с тобой - и голова кружится. Ты как сквозняк. Я, наверное, завтра приду.
  Гарун. Конечно, отдыхайте. А Фигаро мы вылечим.
  Тамара Степановна. Что же Любима до сих пор нет? Все-таки я приду еще, а то мне эта бутылка не нравится.
  Гарун. Какая? (Заглядывает под кресло.) А эта! Обычная бутылка. Без всяких Джинов. Таких бутылок по свету...
  Тамара Степановна. Ты меня настораживаешь, Ваня.
  Гарун. Вам бы Агатой Кристи, Тамара Степановна.
  Тамара Степановна (уходит). Зачем дурнее себя быть.
  Гарун (один). Мне так грустно, одиноко, (берет ручку) позвони мне, пьяный Гога... Догадывается. Повезло классику с матерью. Хотя, как еще посмотреть... Позвони мне, позвони... Слепой Джин, чего он за него уцепился? И матери все рассказал. Как это понимать? (Поет.) И если б водку гнать не из опилок... И кто его выпустил из бутылки? И где эта бутылка пряталась? Накануне решающих событий эти младенческие символы. Разберемся. (Поет.) Меня засосала опасная трясина... Да что там, если попал в поток, то пусть лучше несет, чем зря бултыхаться против течения. Подстрелят, как собаку, - и то жизнь. (Поет.) Они зацепят меня за одежду, значит падать одетому - плюс!..
  
  
  
  2 акт
  
  Входят Ольга и Тяжелый.
  
  Тяжелый. Все сидишь.
  Гарун. Тамара Степановна приходила.
  Ольга. Мне так хотелось с ней увидеться.
  Тяжелый. Помолчи.
  Гарун. Пожрать волкодаву принесла.
  Ольга (Стучит в дверь). Фигарульчик! Очаровашка!
  Гарун. Смотри, не выпусти его сюда, тут пакеты с разной вкуснятиной.
  Ольга. Любим, давай я тебя накормлю.
  Тяжелый (Ивану). Никого не было?
  Гарун. Тамара Степановна и все.
  Тяжелый. Не было, значит.
  
  Уходит в комнату.
  
  Ольга. А кого он ждет?
  Гарун (поет). В холода, в холода, от насиженных мест, нас другие зовут города... (Смеется.) Он, Оленька, конвой ждет.
  Ольга. Что, не можешь серьезно говорить? Дошел, бедолага.
  Гарун. А зачем говорить? По твоему уставу только любить и нужно.
  Ольга. Вань, ему нужно помочь, он стал раздражительный. Он сегодня чуть не взорвал кочегарку. Там прибегали из ЖЭКа и жильцы, какой-то дед прикоснулся к батарее и получил ожог второй степени.
  Гарун. Ну и что! Слушай, Ольга, какого... ты к нему цепляешься! Он не вариант для тебя, разве это не понятно? Ну чего ты от него хочешь?
  Ольга. Я ему хочу... помогать.
  Гарун. Ну что ты ему можешь дать, кроме спазм в желудке? Он просто снисходительный человек, иначе ты давно была бы далече. У него элементарный переизбыток гуманизма.
  Ольга. Он бы мне сказал, если бы я была ему в тягость.
  Гарун. Оленька, (поет) если б ты знала, если б ты знала... Замуж он тебя все равно не возьмет, славы не подарит. Стряхни эти одежды, Оленька, тебе бы лучше вот прямо сейчас забыть все, как эпоху Возрождения, и отправиться домой. Тебя в другом месте счастье караулит.
  Ольга. А, собственно, тебе какое дело?
  Гарун. Я желаю, чтобы тебя успели увезти (поет) в светлый терем с балконом на море. Ты села не в свои сани.
  Ольга. Ну, это не тебе судить. Мне, например, совсем не ясно, почему ты около него сшиваешься, и зачем ему такая плоскость?
  Гарун. Обиделась. Нас, Оленька, профессиональные интересы связали.
  Ольга. Ты что, серьезно можешь вот этот бред равнять с вещами Любима?
  
  Берет со столика блокнот, читает и смеется.
  
  Гарун. Вот видишь - смешно, а смех, как учили классики, доводит зло до импотенции. И я не собираюсь равнять свое скромное творчество (передразнивает) с вещами Любима. Я в них попросту не въезжаю. По крайней мере, после Джина между нами образовался великолепнейший водораздел. Мозги с мозгами не смыкаются. Мы, как две планеты... Хотя я, впрочем, метеорит. (С неподдельным любопытством.) Ты любишь метеориты?
  Ольга. Отвали.
  Гарун. Вот и все милосердие. (Поет.) Но надо мне туда, куда не принимают, и потому откладывают рейс...
  
  Входит Тяжелый.
  
  Тяжелый. Никто не приходил?
  Гарун. Проснись, Любим Альфредович! Я повторяю: была Тамара Степановна, у Фигаро лапа гноится, сказала, что еще зайдет.
  
  Тяжелый ходит по комнате, останавливается у окна.
  
  Гарун (вкрадчиво). Я тут позвал старых знакомых, через часик должны.
  Тяжелый (не оборачиваясь). Зачем?
  Гарун. Ну, значит... чтобы все по-человечески...
  Тяжелый (не оборачиваясь). По-идиотски.
  Гарун (срывается). Я не могу так мраморно, как ты, Любим Альфредович!
  Тяжелый (не оборачиваясь). Не кричи.
  Гарун. Я уже спокоен. Ну должен же вот это с кем-то выпить. На посошок.
  Тяжелый (не оборачиваясь). Выпей с Ольгой.
  Ольга. Я не буду.
  Гарун. Они все равно придут.
  Тяжелый (оборачивается). Мы, Иван, с тобой договорились? Или нет?
  
  Подходит и смотрит на Ивана. Пауза.
  
  Гарун (поднимается, торопливо). Конечно, чего ты, Любим Альфредович! Тут не то, тут просто, на посошок. (Пытается пропеть.) Мы оба знаем про маршрут, что этот МАЗ на стройке ждут. Не холодей ты, Любим Альфредович!
  Ольга. А что случилось?
  Тяжелый. Помолчи. (Ивану.) На меня не рассчитывай, я к ним не выйду.
  Гарун. Ну хорошо, хорошо. Я уйду с ними. Ты только не смотри так. Кстати, Тамара Степановна спрашивала про Джина.
  Ольга. Про какого?
  Тяжелый. Помолчи. (Ивану.) Ну и что ты сказал?
  Гарун. Я просто сказал, что ты говорил, что Джин слепой и что я ни черта не понимаю.
  Ольга. А почему я должна все время молчать?
  Гарун. Должность у тебя такая, подожди, пока повысят.
  Ольга. Любим, тебе не кажется, что Ванька просто дурак!
  
  Встает и уходит в смежную комнату.
  
  Гарун (довольный). Это она на бой быков провоцирует, чтобы ты распорол мне брюхо своими рогами.
  Тяжелый (шепотом). Лучше бы ее сегодня не было, чтобы она ушла.
  Гарун. Бесполезно! Ей скандальчики да разборки - что бальзам. (Поет.) С нею вышла незадача, но я и это залечу... Хотя, можно попробовать, понажимать на кнопку гордыни.
  Тяжелый (достает из кармана листок). Посмотри, я набросал план выступления.
  Гарун (читает). "О слове как о волевой мозаике мысли". (Думает, морщится, отдает листок.) Нет, Любим Альфредович, я в это не въеду. Тем более, сейчас. Это персонально Ваше.
  Тяжелый. Черт побери! И ты не веришь в него!
  Гарун. Я и без этого плана Верю. Просто я пока не готов. По прибытии, Любим Альфредович. (Поет.) Мы теперь одной веревкой связаны, стали оба мы скалолазами.
  Тяжелый. Все у тебя есть, ума и свободолюбия достаточно (вздыхает), а растрачиваешься неумно. (Сжигает листок в пепельнице.)
  Гарун (задетый, заводясь). Ах, как точно, Любим Альфредович! Не имею я ни новой, ни старой веры, раздираем на половины. И всегда у меня сомнения насчет духовных поисков. Немалое количество духовного брата получали в конце концов огромадный кукиш. А жизнь-то одна. (Поет.) Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу!
  Тяжелый (чем-то довольный). Прогадать боишься. Жизнь - исключительная умница, она ввела ограничения для существования оболочек - это же такая прелесть! И если бы род человеческий жил ради одних совершенных экономических законов и культуры бытия, я бы еще десять лет назад удавился.
  Гарун. Нет, Любим Альфредович, а все-таки, что там, в конце - хотя бы приблизительно очертите - кайф что ли какой мозговой от сознания, что ты больше всех понял? Или все же бессмертие в какой-то там форме? Ну вот этих монахов было пруд пруди, святых да бла-женных, которые сами разнообразия не познали и других за любовь к жизни порицали. И что, Вам интересно среди этой бесполости? Не поверю. Вы никогда не прикидывали, что это какая-то болезнь мозга или дутое утешение?
  Тяжелый. Неплохо ты за мной понаблюдал. И что это ты так вдруг красноречиво? Ты и не принимай близко к сердцу, не задавайся, если нет потребности, тебя никто не заставляет, понимаешь? Никто!
  Гарун. Но мне интересно. Знание не помеха.
  Тяжелый. Нет, ты хочешь, чтобы тебе задаток дали в виде чего-то фактического. Тогда ты подрассчитаешь, - либо наслаждаться, либо пожертвовать кое-чем. Так не выйдет. На то и смерть, Ваня. Конец один - для всех - вот тебе и наглядное доказательство. Мудро, да? Иначе прохиндеи и тут бы ручата грели.
  Гарун. И я прохиндей?
  Тяжелый. Найдешь своего читателя - и слава богу.
  Гарун. А если Ваших идей никто не примет?
  Тяжелый. Значит, все получу я один.
  Гарун. И что, Вам от этого будет весело?
  Тяжелый. А что это ты на "Вы" перешел?
  Гарун. Да спор больно серьезный.
  Тяжелый. Да разве это спор... Я согласен объявить свои мысли ради одного человека. Ради самого себя в будущем.
  Гарун (перебивая). Все, все, все! Это я знаю. И пусть это будет Вашей странностью! Я уже смирился, что Вы и на меня смотрите, как на запрограммированного типчика. Любим Альфредович, а ты не боишься, что узнай вот такую классификацию, остальные типы и типчики загорятся ущербной ненавистью к Вашему олимпийскому одиночеству ради себя в будущем и искоренят вот этот Ваш сверхтип?
  Тяжелый. Сверхтип? Это неверно, Ваня. Если они так поступят, то те же инертные и инстинктивные типы породят осознанный тип. Один из неистребимых законов жизни. Процесс неостановим.
  Гарун. Нет, все! Опять у меня мозги заныли! (Достает из-под кресла бутылку.) Если я сойду с ума, то это будет на Вашей совести. Зачем Вы мне все это говорите? Чтобы я Вас возненавидел? Тебя, Любим Альфредович?
  Тяжелый (отходя к окну). Нужно же кому-то. Сегодня я загадал, сегодня я захотел проверить себя еще раз. Я возжелал. Но его нет, а есть ты.
  Гарун. Трудно переносить Ваш поэтический бред. Я выпью. Мне кажется, этот последний день никогда не кончится.
  Тяжелый. Кончится, Ваня, не суетись.
  
  
  3 акт
  
  Стук в дверь.
  
  Тяжелый. Войдите.
  
  Входит Саулин.
  
  Саулин. Туда попал. Здорово, Любим! Не узнаешь?
  Гарун. Это и есть загаданная личность?
  
  Тяжелый всматривается, пожимает плечами.
  
  Тяжелый. Что-то не припомню, хотя...
  Саулин. А я тебя сразу узнал.
  Гарун. Какие-то сюжетные штампы!
  Тяжелый. Погоди-ка... Пашка, что ли? Саулин?
  Саулин (подавая руку). Ну вот и встретились!
  Тяжелый. Как ты здесь очутился?
  Саулин (подходит к столу, присаживается). Это длинная история.
  Гарун. Тогда, может быть, со мной выпьете за встречу?
  Саулин. Раз в полгода не возбраняется.
  
  Иван достает с книжной полки рюмки, тарелку со сладостями, наливает.
  
  Саулин. А ты что же?
  Тяжелый. Я не пью.
  Саулин. Ты? Не ожидал, не ожидал.
  Тяжелый. Она на меня плохо действует.
  Гарун. Он, Любим Альфредович. Водочка - она, коньяк - он, вино - оно, а боржоми - они.
  Саулин. Солидно замечено.
  Гарун. За Ваше здоровье!
  С а удин. За встречу! (Выпивает. Тяжелому.) Квартиру заработал? Я тебя через адресный стол нашел.
  Тяжелый. Квартира кооперативная. Мать купила.
  Саулин. Молодец! И кем ты теперь служишь?
  Тяжелый. Кочегаром.
  Саулин. Все то же! Дела, дела... Ну а с творчеством как?
  Тяжелый. Так же. А ты кто теперь?
  Саулин. Интересуешься?
  
  Входит Ольга.
  
  Тяжелый. Это Ольга. А это однокурсник.
  Гарун. Однополчанин.
  Саулин (встает). Рад познакомиться с твоей супругой.
  Ольга. Я не супруга.
  
  Гарун поет: "Милый мой, возьми меня особой..."
  
  Саулин. Извините, все равно очень приятно видеть красивую женщину.
  Ольга. Фигаро какой-то тоскливый, лежит, поскуливает.
  Саулин. А кто это, собака?
  Ольга. Да, пес. У него лапа болит.
  Саулин. Надеюсь, не пудель?
  Ольга. Нет, огромный.
  Тяжелый. Так и чем ты занимаешься?
  Саулин. Работал в редакциях, теперь вот в командировке.
  Гарун. Еще по маленькой? (Наливает.) Послушайте, Павел...
  Саулин. Иванович.
  Гарун. Мерси. Павел Иванович, и вот Вы калякали и проводили в жизнь всякую дрянь все эти болотные годы?
  Ольга. Пошел кривляться!
  Саулин (Ольге). Да нет, ничего, закономерный вопрос. (Ивану) Понимаете, я считал, что в этой ситуации наиболее продуктивным является метод осторожного, образно говоря, капельного оздоровления всех слоев общества...
  Гарун. А теперь считаете по-другому?
  Саулин. Система стала выпрямляться и набирать силу. Сейчас и шоковая терапия эффективна. Но и тогда мы приближали обновление. Я, и вот Любим, когда учились, много спорили и часто сходились во мнениях. И все, против чего мы выступали, теперь высвечено, а то, чего мы хотели, становится нормой жизни. Так же, Любим?
  Тяжелый. Именно так!
  Саулин. Ну вот! Ни я, ни Любим не смогли в эти годы полно проявить себя и высказать свое мнение. Всех обвинять невозможно.
  Гарун. Вздрогнули! (Поет.) Некий чудак и поныне за правду воюет...
  Ольга. Подожди ты, Иван!
  Гарун (высокопарно). Гвозди бы делать из этих людей! Не было б в мире крепче гвоздей!
  Саулин. Веселый ты, Ваня! (Выпивает.) Мы много раньше спорили, и теперь...
  Тяжелый. Ты это уже говорил.
  Саулин. Да, да... Немного в голову ударило. Как я рад тебе, Любим! Здесь у вас хорошо, друзей, наверное, много. А мне в центре предложили место зама в журнале.
  Тяжелый. Поздравляю.
  Саулин. Я не к тому. Хотя, впрочем, с предложением к тебе. Я о тебе сразу подумал. У тебя золотое перо, Любим. Или откроем рубрику, будешь ее вести.
  Ольга. Вот было бы здорово! А какой журнал?
  Тяжелый. Помолчи. Я, конечно же, отказываюсь, Паша.
  Саулин. Ну зачем так сразу?
  Тяжелый. Меня все это не волнует.
  Гарун (поет). Застучали мне мысли под темечком...
  Саулин. Устал значит.
  Ольга. Он не устал. Он просто не ожи...
  Тяжелый. Помолчи. Не хотелось бы объяснять. У меня другие планы.
  Саулин. Их у тебя никто не отнимет.
  Гарун (поет). А народишко, каждый третий враг...
  Тяжелый. Ну чего вы хотите? Показать всем грязное белье России? Кому нужно, тот сам разберется и разобрался давным-давно. У вас есть хоть какой-нибудь малюсенький идеальчик, кроме дальнейшего изобилия, домов образцового содержания и сладеньких рукопожатий? Ведь нет сил уже смеяться. Тут либо всем сразу нужно лечь и лежать, либо становиться идиотом. Ладно, хватит этих разговоров!
  Гарун. Правильно, Любим Альфредович! Ибо (поет) ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах.
  Тяжелый. Кстати, твой предтеча еще сказал про перемены, что он их никогда не полюбит.
  Саулин. Какой предтеча?
  Гарун. Ах, какие мы незлопамятные! Владимир-предтеча - это мое выражение. А скоро будет Теча, исполнитель-Джин - "Слушаю и повинуюсь". (Поет) А потом послышалось пенье заунывное и виденье оказалось скромным мужиком!
  Саулин. Я смотрю, здесь какое-то полурелигиозное общество.
  Ольга. Да что Вы - это шутки!
  Саулин. Я понимаю, Любим, но мы лишь все вместе можем понять - куда и как. Не сидеть же сложа руки.
  Гарун. Ну ее, политику эту! Давайте-ка я плесну Вам смысла жизни. А что, можно и посидеть. Было бы яичко. По крайней мере, Любим Альфредович уже год, сидит. Придешь к нему, он все чего-то думает. (Поет.) Хоть бы кричал, аж зло берет...
  
  
  4 акт
  
  Стук в дверь.
  
  Ольга. Войдите!
  Камелин (входит). Здравствуйте. У вас входная дверь открыта. Извините, я потом зайду.
  
  Поворачивается уйти.
  
  Тяжелый. А Вы к кому?
  Юра. Я потом, потом.
  
  Выходит.
  
  Гарун. Эй, эй! Погоди!
  Саулин. Кто это?
  Ольга. Подозрительный какой-то.
  Гарун. Я пойду посмотрю.
  
  Уходит.
  
  Саулин (Тяжелому). А я следил, не объявишься ли ты в печати. Не было. Значит, так все и кочегарил?
  Ольга. Почему! У него много новых вещей. Всем нравится.
  Тяжелый. Помолчи. Пойду посмотрю.
  Саулин. Да приведет он его. Любим, давай по-деловому. Скоро все встанет на свои места. Нельзя не печататься. От этого у тебя и мрачные мысли. Вот я...
  
  Появляется Гарун.
  
  Гарун. Он желает поговорить наедине с Любимом. Похоже маньяк или наркоман.
  Саулин. С чего ты взял?
  Гарун. Уж больно взвинченный и глазки дурные. Любим Альфредович, если что - зови. Идемте, Павел Иванович, посмотрим Фигаро.
  Саулин. Что ж, с удовольствием.
  
  Гарун и Саулин уходят.
  
  Ольга. Любим, можно я послушаю?
  Тяжелый. Иди, Ольга.
  Ольга. Ты стал уже не букой, а злюкой.
  
  Уходит.
  
  Тяжелый проходит в котельную и одевает шапочку и черный халат. Садится.
  Стук. Тяжелый кашляет. Входит Камелин.
  
  Юра. Вы извините, что я так. Вы Любим Тяжелый?
  Тяжелый. Да. А вы, конечно, начинающий виршист или читатель из соседнего двора?
  Юра. Нет, простите, я прочел Ваш сборник "Маленькое сердце".
  Тяжелый. Ну тогда вы как та девица.
  Юра. Я не понимаю.
  Тяжелый. Да была одна года два назад. Не посмотрела дату издания и пришла руки целовать, а тут сидит старый крокодил.
  Юра. Я тоже не посмотрел. Но Вы и теперь ничего.
  Тяжелый. Правильно, Малыш. И ты, конечно, хотел увидеть в моем лице сверстника, собрата по интересам. Я сожалею, что обманул твои ожидания. Так что можем дружески попрощаться.
  Юра. Какая разница! Хотя, может быть, Вы теперь действительно отошли от тех... предчувствий.
  Тяжелый. От каких? У меня этих предчувствий было - девать некуда. А ну-ка садись.
  Юра (оставаясь на месте). Я не могу вокруг да около, мне так нельзя. Я не знаю, как я решился к Вам. Я сразу! Я скажу, и если Вы не поймете, тотчас уйду.
  Тяжелый. Это деловой подход. Начинай.
  
  Камелии подходит ближе, сильно волнуясь.
  
  Юра. Там у Вас мальчик, ну рассказ этот, "Маленькое сердце".
  Тяжелый. Помню.
  Юра. Я не в художественном смысле. Там есть... как бы одна идея. Там мальчик Максим, помните? Он думает, что весь мир для него и из-за него. Он ощущает себя центром вселенной.
  Тяжелый. Как и всякий ребенок.
  Юра. Да, наверное. Там он знает, что и звезды его и, захоти он, они будут падать ему в ладони. Но он этого не хочет, потому что с неба идут тонкие лучики и это красиво.
  Тяжелый. Я думаю, что именно из-за этого момента девица хотела руки целовать.
  Юра. Не нужно меня сбивать! Это опасно!
  Тяжелый. Прости, Малыш. Меня взволновал твой приход.
  Юра (раздраженно и громко). Ничего смешного здесь нет. Все правильно! Вспомните описанный Вами эпизод. Дальше мальчика незаслуженно наказала мать...
  
  Высовывается Гарун.
  
  Гарун. Ну, как вы здесь? Открыли границу, как ворота в Кремле?
  Тяжелый. Скройся.
  Гарун. Слушаюсь, шеф!
  
  Исчезает.
  
  Юра (продолжает). Тогда Максим обижается на весь мир. Там даже фраза; мир рухнул в его сознании. А на следующий день произошло землетрясение. Все.
  
  Он садится к столу и молитвенно повторяет: "Я никому не желаю зла, я никому не
  желаю зла".
  
  Тяжелый. Понятно, понятно. Не волнуйся.
  Юра. Так Вы поняли?
  Тяжелый (встает). Понял, понял. Вот, выпей боржоми. Это мать беспокоится за мой желудок. Знаешь, у меня есть собака... отличный пес, приболел немного.
  Юра. Я не дурачок.
  Тяжелый. Конечно, я не сомневаюсь.
  Юра. У меня такое же было.
  Тяжелый. Уже? Землетрясение?
  
  Тяжелый подходит к печи, берется за дверцу и отдергивает руку.
  
  Тяжелый. Э, черт!
  Юра. Нет, я хотел красивой войны и она произошла. Понимаете, я не знаю куда себя деть. Меня, наверное, положат в психушку.
  Тяжелый. Стоп, стоп! Спокойно!
  
  Ходит туда-сюда, ищет рукавицы, надевает их, останавливается и пристально смотрит на Камелина.
  В комнате появляется Гарун.
  
  Гарун. Любим Альфредович, я возьму еще бутылочку напитка, а то там этот раз в полгода пьющий странный тип Суетин (поет) неутомимый наш, еще тогда заметил и взял на карандаш. Он меня затрахал своей паранойей о счастье для всех. (Забирает бутылку и пакеты с закуской.) Проглот! Я его поднакачаю, пусть раскроется, как черная лилия. (Вдохновенно поет.) Есть в графском парке черный пруд, там лилии цветут. (Камелину) А ты что, парень, может пять грамм?
  Тяжелый. Иди, развлекай там и попридержи Ольгу.
  Гарун. Все будет эпохально, господин Тяжелый! (Кланяется и уходит, напевая "Шпаги звон и звон бокала с детства мне ласкали слух...")
  
  Тяжелый медленно открывает дверь печи. Она скрипит, и огненные блики и тени заполняют
  пространство.
  
  Тяжелый. Что значит "красивая война"?
  Юра. Я бы так не думал, но у меня сплошные совпадения. И если бы не тот спор! (Кричит) Я не знаю чего нужно всем! Я не могу понять, где добро! Как оно переходит в зло!
  
  Тяжелый не смотрит на Камелина, берется за лопату, начинает подбрасывать,
  говорит с улыбкой:
  
  Тяжелый. Ну и дурак же был бы я, если б повесился. Ах вы планы, мои планы!
  Юра. Чему Вы улыбаетесь?
  Тяжелый. Ты - то самое искушение, которое я вряд ли выдержу. Это потом. Ты рассказывай о "красивой войне".
  
  В печи начинает гудеть, поэтому Камелин говорит все громче и переходит на крик.
  
  Юра. Я не шучу! Мне нельзя раздражаться и критиковать, я знаю это точно!
  Тяжелый. Я буду молчать.
  Юра. Мне было одиннадцать лет! Мы поспорили до слез! Я говорил, что буду, как Че-Гевара! Я говорил другу, что вырасту и сделаю где-нибудь высадку, ну там, революцию! Он смеялся! Он был на год старше, я злился и дошел до истерики! Я кричал, что он сам увидит! А полгода назад он писал в письме, что, действительно, увидел! Я высчитал, что через месяц после того спора начались боевые действия! Он увидел и погиб! И это я его!..
  Тяжелый. Ну, это самонаговор, стечение обстоятельств.
  Юра. Да, если бы так! Я боюсь желать - когда чего-то хочу, всегда это получаю! И это не обязательно полезное или благо! Все ненароком как-то (бормочет), я никому не желаю зла. Вы не улыбайтесь! Я боюсь думать, воображать, жить! Я уже убил многих! Я поместил себе в голову огромный колокол и делаю так, чтобы грохотал один он: я никому не желаю зла! Но всякие мысли и образы прорываются! А как я могу во сне преодолевать фантазии? Я стараюсь меньше спать, но это плохо получается! Я пробовал желать всем счастья, но это чепуха! Я не вижу смысла и цели, какое им нужно счастье?
  
  Тяжелый закрывает дверцу, гул стихает.
  
  Юра. И я заметил - обычно желание сбывается не тогда, когда заранее хочешь, чтобы оно сбылось...
  Тяжелый. А когда оно бывает случайным, как бы ненастойчивым?
  Юра. Да, так! Я не могу этого понять, я какой-то урод!
  Тяжелый. Если бы.
  
  Он снимает шапочку и халат, проходит в комнату и садится в кресло.
  Камелин следует за ним.
  
  Юра. Я чувствую в себе какой-то хаос, какую-то чужую волю. Понимаете, мне нельзя много думать. Я так мною давно не говорил, у меня горло заболело. Я боюсь, что и Вам могу навредить. Я избегаю разговоров. Мать хочет показать меня психиатру.
  Тяжелый. Н-да, задачка, сколько проблем из-за чудес.
  Юра. Но вот Вы, Вы об этом догадывались? Тот случай с Максимом - реален?
  Тяжелый (поспешно). Нет, вымысел чистой воды! Малыш, у нас теперь будет уйма времени, чтобы все обмозговать. Я тебе верю от и до.
  
  Входит Ольга.
  
  Ольга. Любим, что же что такое! Такой гость, а ты отправил его пить с Иваном. Они же скоро двух слон не свяжут.
  Тяжелый. Вот это Оля, а это Юра. Познакомьтесь.
  Юра. Извините. (Отворачивается)
  Тяжелый. Вы поговорите, а я пойду посмотрю на них. Ольга, ты его не терзай, расскажи лучше о себе.
  
  Выходит.
  
  Юра. Я не говорил, как меня зовут. Откуда он узнал?
  Ольга. Это он умеет. Я, когда с ним познакомилась, то он меня убил тем, что знал многое из моего прошлого. И не очень приятное, нужно признаться. А о чем вы говорили?
  Юра. Так... просто.
  Ольга. Понятно. Ты очень милый, Юра. Ты пахнешь молодостью и ландышами.
  Юра. Глупости.
  Ольга. Что же мне тебе рассказать? Послушай, уговори Тяжелого посотрудничать с редакцией. Он живет замкнуто, а мог бы получить... принести громадную пользу. Он страдает без общения, я знаю. Ведь сколько бездарен занимают чужие места!
  Юра (бормочет). Я никому не желаю зла!
  Ольга. Какое масло? Есть хочешь?
  Юра. Нет, это я так.
  Ольга. Тебе понравились его рассказы? Прелесть, да? Особенно "Маленькое сердце". А ему не нравится. У него много скопилось. Ты уговори. И вообще, у него полно всяких теорий и идей. Но в последнее время он говорит только о Джине. И очень любит своего Димку.
  Юра. О каком Джине?
  Ольга. Я еще не совсем разобралась. Как-то уж очень туманно. Наверное, что-нибудь напишет. Джин - это буквы, которые строят города. Это у него, наверное, от разлуки с сыном. А ты где живешь?
  Юра. Дома.
  Ольга. Учишься?
  Юр а. Нет.
  Ольга. Какие-то мужчины пошли - неразговорчивые.
  
  
  5 акт
  
  Входит Тамара Степановна.
  
  Тамара Степановна. Тут, я вижу, гости.
  Юра. Здравствуйте.
  Тамара Степановна. Здравствуй, мальчик, здравствуй девочка. А где же Любим Альфредович?
  Юра. Я пойду позову.
  
  Уходит.
  
  Тамара Степановна. Перегаром, что ли, пахнет? Иван, наверное, затеял гульбу или все уже пьют?
  Ольга. Так Вы мама Тяжелого, Тамара Степановна?
  Тамара Степановна. Это для тебя он Тяжелый, а для меня Чертков, потому что я сама Черткова.
  Ольга. А Любим не говорил, что это псевдоним. Извините, я и не знала.
  Тамара Степановна. А ты, значит, и есть та самая Ольга, про которую мне говорили. Любовница или как вы теперь это называете?
  Ольга. Вы думали, я обижусь? Ничуть, Тамара Степановна!
  Тамара Степановна. Да мне что, глупи на здоровье.
  
  Садится. Появляется Тяжелый.
  
  Тамара Степановна. Ну что, сынок, пьянствуешь?
  Тяжелый. Мама, зачем ты опять таскаешь эти бидончики. Он все равно ничего не ест.
  Тамара Степановна. Пил?
  Тяжелый. Нет, не пил.
  Тамара Степановна. А что же, Ванька один ее хлещет?
  Тяжелый. С моим однокурсником.
  Тамара Степановна. Откуда он взялся?
  Тяжелый. В командировку сюда прилетел.
  Тамара Степановна. Что, тоже кочегар или сторож?
  Тяжелый. Нет, интеллигент. Русский.
  Тамара Степановна. Советский, значит. Ну ладно, а ты за встречу разве не выпил?
  Тяжелый. Мама, ты камикадзе!
  Ольга. Он не пил.
  Тамара Степановна. Помолчи, детка. Я еще из ума не вы жила. У него отец сгорел, а тоже не пил до тридцати четырех с половиной лет. (Тяжелому) Этот мальчик сын твоего однокурсника?
  Тяжелый (весело). Юра? Он из бутылки, мама!
  Тамара Степановна (Ольге). А ты не смейся. Вот из-за него землетрясение произошло. Наказала я его, а он захотел, чтобы дома рухнули. Они и рухнули. (Тяжелому.) Я бы хотела с ним поговорить.
  Тяжелый. Потом, мама, сегодня нельзя.
  Тамара Степановна. Ну нельзя, так нельзя. Я и сама устала. Как там Фигаро? Он не выносит перегара.
  Тяжелый. Я его на балкон вывел.
  Тамара Степановна. Не обижайте его. У него никого нет.
  Тяжелый. Ну что ты выдумываешь!
  Тамара Степановна. Совсем забыла! Любим, я там в подъезде сумку оставила. Лифт не работает. Принеси, пожалуйста.
  
  Тяжелый уходит.
  
  Тамара Степановна. И все-таки, он мог сегодня выпить. Какой-то напряженный.
  Ольга. Это из-за Юры. Если хотите, я могу землю из того горшка съесть, чтобы Вы поверили.
  Тамара Степановна. Когда я была такая же дурочка, ради будущего алкоголика могла земли наесться из пяти таких горшков. В такие времена настоящему мужчине можно быть либо волком, либо пьяницей.
  Ольга (самозабвенно). Именно такой я представляла себе мать Тяжелого! Любим Альфредович не поддался, он волк!
  Тамара Степановна. Ну да, а ты - волчица. (Задумчиво.) Красивый мальчик. Именно таким я его представляла. (Вздыхает) Теперь все что угодно может произойти. Вот что значит вовремя не умереть.
  Ольга. Расскажите про Любима.
  Тамара Степановна. Мне эти разговоры с вами... Думаешь, я такая еще крепкая? А вон - ноги пухнут, сейчас приду в свой пустой домик и два дня вставать на них не смогу.
  Ольга. У Вас такое лицо, гордое и красивое.
  Тамара Степановна. Льсти уж. Только тебе бы его сейчас оставить. Не видит он тебя.
  Ольга. Почему?
  
  Появляется Тяжелый с сумкой.
  
  Тамара Степановна. Любим, я Димке курточку купила. Ты оставь пока у себя, я отошлю. И все-таки, может быть, ты напишешь, отдаст она на недельку.
  Тяжелый. Ты опять! (Сдерживается и садится напротив матери.) Скажи, мама, зачем ты так упорно мучаешь себя и меня? Не отдаст она, все, мама! Я для нее не существую. Тебе больно, мама? Да, я виноват. Но зачем ковыряться в вине этой? Зачем терзать меня детскими ручонками, этими запретными приемами? Ну хочешь, Ольга родит тебе двойню, тройню. Роди, Ольга, а? Посмотри, как человек изводится, принеси себя в жертву!
  Ольга. Зачем ты так с матерью! Тамара Степановна, Вам плохо, воды?
  Тамара Степановна. Отравы мне, а не воды.
  Тяжелый (еще больше заводится). Наконец-то! Нет, ты ответь, родишь или нет? Вот ты замужем была, не рожала, сейчас чего-то трешься. На кой тебе идеи? Острые ощущения? Чего ты себя уродуешь? Любить она хочет! Такая жертвенность, хоть сейчас себя сожжет на площади ради великой цели, а детей в канализацию! Расчетик-с! Как же, жратеньки не так вкусно будет, сапоги новые не купишь, не покривляешься. Вот этот ум твой - не-на-ви-жу. Ты знаешь что тебе нужно?
  Ольга. Что?
  Тяжелый. Мужа с положением. Ты и меня потому выбрала - бумаг кучу исписал - это же надо - такой умный, какая польза для отчизны! Тебе не просто законная плоть нужна, а чтобы с идейным душком еще.
  Тамара Степановна. Любим! Она же еще девчонка!
  Тяжелый. Двадцать девять лет девчонка! Ей только медные трубы осталось пройти. Ты не переживай, ей эти разборки, как бальзам для мозга. Она же наркоман. Ей чем катастрофичнее, тем ярче жизнь. Жуть-культура.
  Тамара Степановна. А ты что же?
  Тяжелый. А я - дурак, петлю на шею себе надел.
  Ольга. Это я спасла тебя от петли одиночества!
  Тяжелый. Благодарю, а теперь иди, спаси кого-нибудь другого.
  Тамара Степановна. Любим!
  Тяжелый. Ничего, мама, разве по ней не видно, что теперь жизнь для нее наполнилась смыслом?
  
  Ольга встает и направляется к двери.
  
  Ольга. До свидания, Тамара Степановна. Вы мне очень понравились. (Тяжелому) Я на тебя не сержусь, Любимчик!
  
  Уходит.
  
  Тамара Степановна. Извини меня, Любим, это я тебя завела. Ты только не пей с ними из-за этого.
  Тяжелый. Мам, о чем ты! Он же пришел, он здесь! Моя воля!.. Я тут хотел было одно безобразие устроить, а теперь все - действовать!
  Тамара Степановна. Ну вот, ты почти прежний. Ты так редко радуешься, Любим. Ты бы еще подыскал себе другую работу. Ты же можешь делать больше. Все-все, молчу. Пойду я, голова что-то гудит. У нас всегда так - как тебе хорошо, мне плохо.
  Тяжелый. Да посиди или здесь приляг.
  Тамара Степановна. Нет, лягу - не встану.
  Тяжелый. Ну и лежи.
  Тамара Степановна. У тебя гости.
  Тяжелый. Я всех выгоню.
  Тамара Степановна. А мальчик?
  Тяжелый. Он не помешает.
  Тамара Степановна. Нет, пойду, нам с тобой все равно нельзя оставаться вместе подолгу.
  Тяжелый. Ты права, мама, мы оба постарели.
  Тамара Степановна. Не расставайся так с Ольгой. Она не виновата, что жизнь такая.
  Тяжелый. Виноватые на кладбище образцово-показательном. Я заскочу завтра.
  Тамара Степановна. Не придешь ведь... Я там для Фигаро на кухне в пакете оставила.
  
  Уходит.
  
  Тяжелый (один). И новая попытка объять мир. Он действительно сильно напуган. Еще бы - царь земли! Ну, теперь начнется... Все эти дурацкие реалии побоку! (Открывает двери в смежную комнату.) Эй вы, подпольщики, выходите!
  
  
  6 акт
  
  Иван, Саулин и Юра выходят.
  Гарун несет два стакана, закуску, он и Саулин изрядно навеселе.
  
  Гарун. А где Оленька? (Поет) У ней такая маленькая!..
  Тяжелый. Уже готов. (Камелину) Малыш, они тебя не очень утомили?
  Юра. Не очень.
  Саулин. Любим, я тут вспомнил, как мы письмо правительству писали, там было, что власти не должно быть никакой. Помнишь?
  Тяжелый. Было глупое дело.
  Саулин. Да, горячие мы были ребята!
  Тяжелый. Особенно ты.
  Саулин. Шутишь. Я не обижусь. Ну давай, Любим, тряхнем стариной, всколыхнем массы. И вот Ивана возьмем. Он же конченый сатирик! Молодец! (Смеется) Как это! (Поет) Позвони мне, позвони! Позвони мне, пьяный Гога!
  
  Иван подтягивает, и они вместе заканчивают: "Я хочу еще немного, я хочу увидеть бога,
  искушенного в любви! Позвони мне, позвони!"
  
  Тяжелый (Ивану). Уделал ты редактора.
  Гарун. Красавец! Мустанг! Надежда нации!
  Саулин (кричит). Это раньше интеллект был ничем, даже помехой! Теперь наше время - головастых!
  Гарун. И ушастых. Не-е, дядя Паша, твои идеи без размаха. Ты уже выведенный российскими классиками тип. А у Любима Альфредовича свой путь духовный. (Ноет.) Уж я встречу того духа, уж я врежу ему в ухо!..
  Саулин (с попыткой достоинства). Любим! Я тебе делаю официальное предложение. Это шанс! Я тебе откровенно скажу: есть лица заинтересованные, чтобы ты не был темной лошадкой. Подумай, взвесь, есть время. Не век же в кочегарах. Нужно и пожить... умно. И для творчества полезно.
  Гарун (поет). Брагу кушаем, век на щавеле, скисли душами, опрыщавели!.. (И тут же наилегчайшим тоном.) Я любил и женщин и проказы - что ни день, то новая была!..
  Тяжелый (говорит для Камелина). Я, Пашенька, устал от всех этих исто-истерических поворотов. Кроме разочарования я от них ничего не жду. И даже когда моя точка зрения становится общепринятой, мне противно заниматься делом вместе с теми, кто только вчера работал на другого хозяина. Противно и все, понимаешь?
  Саулин. Ты и меня к ним причисляешь?
  Тяжелый. Да ты что, Паша, трудись по мере сил, если тебе интересно. Только не трогайте вы нас.
  Саулин. Кого это?
  Тяжелый. Меня и Малыша вот. (Кивает на Камелина.)
  Гарун. И меня тоже! Ибо, я хоть и мог бы убить свинью, но брезгую втыкать нож в ее жирное сердце.
  Саулин. И все равно ваша позиция не верна. Вы просто привыкли критиковать и отвыкли делать.
  Тяжелый. Вот вы и делайте. Или опять все групповухой обязаны навалиться, всем скопом, всех под ружье? Вам бы поплакать, Паша.
  Саулин. С чего это?
  Тяжелый. Впереди финиш, Паша.
  Гарун. Да какой им финиш! Изобретут новое ложе, этого, Прокруста, и давай ноги-руки рубить да растягивать, вся эта возня обрыдла. Я даже не ел вкусно! И теперь желаю увидеть мир и разные достопримечательности и понять, до куда я могу подпрыгнуть. Все!
  Камелин (тихо). Я никому не желаю зла.
  Саулин. Что ты сказал?
  Тяжелый. Не трогай его, у него горе.
  Гарун. А я слышу, он все время про какое-то зло бормочет. Что, тоже государство обидело?
  Тяжелый. У него друг погиб.
  Саулин. Как это?
  Тяжелый. Смертью храбрых.
  Саулин. Я всегда был против этого. Ничего, уж, считайте, все кончилось, время вылечит.
  Гарун. Ты еще, дядя Паша, скажи: мы получили хороший урок, больше такого не повторится!
  Саулин. Все от нас зависит. А вот вы не желаете участвовать. Грешно.
  Тяжелый. Это правильно. Только ты занимайся своим, а мы своим. Главное - зла не желай никому.
  Гарун. Че-то ты, Любим Альфредович, сегодня как протопоп. (Камелину.) Слышь, Юрка, он в тебя влюбился. Это ты на него так действуешь. Эх, поросль молодая! Давай-ка, дядя Паша, за юность выпьем! (Наливает, поет) Таганка, зачем сгубила ты меня! Погибли юность и талант в твоих стенах! Эх, сглупил я, что этих уродов позвал, так на редкость мило беседуем, Любим Альфредович такой разговорчивый, дядя Паша социально-активный, а эти уроды сейчас ввалятся и все испортят.
  Камелин (громко). Нет, так нельзя! Не говорите, я их увидел, это плохо!
  
  Бормочет о зле.
  
  Саулин. Совсем дошел парень! И не пил же.
  Гарун. Брось, Юрка! Нам песня строить и жить помогает.
  Тяжелый. Иван, прекращай болтать! Ему нельзя навязывать яркие образы. Я потом объясню. (Торопливо, меняя тему.) Так вот, Паша, жил я замкнуто, сочинял разное. Жизнь свое навязывала, а я брыкался. Какой идиотизм, впрочем, называть это жизнью...
  
  Воет собака.
  
  Саулин. Кто это?
  Тяжелый. Не перебивай.
  Гарун. К покойнику, тьфу, тьфу! Пардон, сеньоры!
  Тяжелый (постепенно увлекаясь). Тяжко это, когда один, испытание жуткое. Внешних раздражителей нет, серьезных, я имею в виду. Людей нет. Но зато глубина приоткрывается. Конечно, с виду почти сумасшествие, связь-то теряется, не объяснить. И чем глубже, тем сильнее желание. Бывали часы, когда сидел и все силы тратил, чтобы удержаться на месте, не бежать забыться в общественных мероприятиях, чтобы не думать. И еще - ожидание, что все-таки поймут и тогда давление уменьшится. Энергии навалом - организм излить ее требует. Но куда? В прозу, которой хоть стены оклеивай? А что-то главное ускользает, по теме писать нельзя - глубину потеряешь, уйдешь в детали. И тогда писал без тем и форм, не возвращался обделывать. И так целую вечность, пока на Джина не вышел, и сразу легкость...
  
  Воет собака.
  
  Тяжелый. Черт, да что это он!
  Гарун. Я посмотрю. Только ты без меня не продолжай. (Поет.) Ажно хмель иссяк, мы на кряж крутой на одних осях!
  
  Выходит.
  
  Тяжелый (Камелину). Малыш, ты как?
  Камелин. Я почему-то боюсь за Вас.
  Тяжелый (встает, ходит по комнате, возбужден, смеется). За меня? Да у меня тонны с плеч! Ты хоть знаешь, кто твой отец?
  Саулин. А кто этот Джин? Это кличка?
  Камелин. (Тяжелому) Я не то что боюсь за Вас, но Вы во мне... как-то все переворачиваете... Забираете что-то, когда я Вас слушаю.
  Тяжелый (возбужденно). Но отец! Ты что-нибудь таешь о своем отце!
  Саулин. Шизофрения какая-то. Любим, оставь его в покое, у него горе.
  
  В дверях появляется Ольга.
  
  Тяжелый. Я - понимаешь! Я знаю о тебе все!
  Ольга. Любим, там гости ждут.
  Камелин. Я пойду, извините, я никому не желаю...
  Тяжелый. Подожди, я сейчас все объясню!
  Камелин. У меня в голове каша. Собаку видел. Колокола не слышу. Был гул... теперь все вертится, я так устал...
  Ольга. Вы что, перепились все? Гости, говорю, пришли.
  
  Появляется Иван. На его лице испуг. Он хочет что-то сказать, но, посмотрев на Ольгу,
  пятится - из-за ее спины высовываются уроды.
  
  1 урод. Я рад приветствовать компанию честную!
  2 урод. Ты здесь, Иван, наш славный искуситель?
  
  Все вскакивают, Саулин со словами: "Ну шуточки у вас, товарищи мои", прячется за
  дверь.
  
  3 урод. Но почему хозяин нас к столу не приглашает?
  4 урод. Так хочется, прошу прощенья, жрать!
  1 урод. И выпить не мешало бы усердно.
  2 урод. Куда ж покласть пакеты и бутылки, чтоб холодком покрылися они?
  3 урод. На стол, на стол! И будем пировать!
  Камелин. Нет, не впускайте! Любим Альфредович, я же говорил!
  Ольг а. Ах, мальчик, ты изменчивый такой!
  
  Делает шаг вперед.
  
  Тяжелый. Пашка, прикрывай дверь, быстрее!
  
  Саулин наваливается на дверь и выпихивает Ольгу. Гарун с криком "Сгинь, нечистая!" бросается помогать. Один из уродов просовывает в щель ногу.
  
  Гарун. Я не могу закрыть! (Пихает ногу, за дверью крики.) Да забери свою култышку! Здесь двадцать пальцев! Где мои моим? (Поет.) А юмор у них безобразный!
  Саулин. Почему бы не впустить убогих? Ведь это маски, праздник, карнавал!
  Тяжелый. Нет, не впускать!
  
  Сбрасывает бумаги с письменного стола и толкает его к дверям.
  
  4 урод. Не бейте по руке, мне больно очень, я сейчас заплачу!
  Саулин. Здесь не рука, а лапа вся в шерсти!
  Гарун. Неужто белая горячка у меня?
  1 урод (за дверью, призывно). Друзья! Иван, любитель пошутить и массовик отменный, помериться решил он с нами силой!
  2 урод. Нажмем-ка, мужики, разрушим стену эту!
  3 урод. Мы будем вволю веселиться ныне!
  
  Дверь начинает поддаваться.
  
  Ольга. Вы платье рвете мне! Какой кошмар!
  4 урод. Люблю я шутки нашего Любима!
  1 урод. Давай, ребята! Что мы как уроды!
  2 урод. Всем по бутылке с женщиной в придачу!
  Саулин (хрипло, в напряжении). Здесь сумасшедший дом! Они сломают дверь!
  
  Тяжелый подтаскивает стол, оборачивается и видит Камелина, стоящего лицом к стене.
  
  Тяжелый. Малыш!.. Э, черт! Ну ладно, открывайте!
  Гарун. Я не открою ни за что! Меня тошнит, у одного там гниль из глаза льется! Ты разбуди меня сначала!
  Тяжелый (подходит и говорит в щель). Ну, все, ребята. Шли бы вы отсюда. Я вам серьезно говорю.
  1 урод (высовывается). Что это, ультиматум? Что я слышу?
  2 урод (высовывается). И внятно и достойно я повторить прошу!
  Тяжелый. Я не хочу вас видеть, всех!
  3 урод. Нет, что за наглость! Сплю я или брежу?
  Саулин (машет рукой). Пошли отсюда вон!
  4 урод (высовывается). Ты все сказал? Так зябни в одиночестве своем!
  1 урод (высовывается). Сам прибежишь, да только: вот-ка на-ка!
  
  Показывает фигу.
  
  Голос Ольги. С ума сошли, быстрее отоприте!
  
  Она пытается открыть, но Гарун с Саулиным захлопывают дверь, зажимают ее пальто.
  
  Голос 2 урода. Друзья, уходим с ног их прах стряхнув!
  Голос 3 урода. Что за поганцы! Слов не нахожу!
  Голос 4 урода. Да плюнь, могила лишь таких исправит!
  Голос 1 урода. Чтоб гадко было здесь вам оставаться!
  
  Все прислушиваются. Хлопает дверь.
  
  Голос Ольги. Они ушли.
  Гарун (недоверчиво). А ты зачем осталась?
  Голос Ольги. Вы пальто мне зажали.
  Гарун. Ну что, открыть?
  Саулин. А если это юбка сатаны? Тьфу, то есть сатана в юбке или юбка в сатане? Совсем я спятил.
  Тяжелый (стараясь говорить бодро). Открывайте, конечно!
  Гарун. Что это было?
  Тяжелый. Массовый гипноз.
  
  
  7 акт
  
  Гарун открывает дверь. Входит Ольга. На нее смотрят с недоверием.
  Саулин с опаской выходите коридор, возвращается.
  
  Саулин. Никого. Но таких безобразных рож я даже во сне не видел.
  Ольга. Твоя мама, Любим, не зря волновалась. Ты все-таки запил.
  Камелин. Я никому не желаю зла!
  
  Истерично повторяет несколько раз.
  
  Саулин. Как бы не тронулся парень.
  Гарун. Любим Альфредович, что это было? Откуда взялись эти уроды? Оленька, там на улице еще не конец света?
  Ольга. Хватит придуряться! Ну зачем, Любим, ты их выгнал? Они по-настоящему обиделись.
  Гарун. Обиделись! Оленька, я удивляюсь, как они тебя не сожрали вместе с пальто. Ложились, уже вурдалаки по городу бегают.
  Тяжелый. Ну все, хватит болтать, поюморили и будет.
  Ольга. Я неправа. Я сделаю все, как ты хочешь.
  Тяжелый. А чего я хочу?
  Ольга. Ты же сам говорил. Я потом объясню.
  Тяжелый. Говори сейчас.
  Ольга. Если ты хочешь... Ну ты же говорил. Нет, этого я хочу!.. Ты ни при чем. Я действительно должна родить тебе сына... То есть, я хотела сказать... себе ребенка. Прости, я, может быть, что-то не то говорю.
  Саулин. Какая новость! Я поздравляю, нужно отметить!
  Гарун. Наливай! (Поет.) Через месяц улеглись волненья, через месяц вновь пришла она.
  Камелин. Я пойду.
  Тяжелый. Ты не переживай! Мы что-нибудь придумаем. Мы ее обуздаем, Малыш. Ты устал. Завтра приходи!
  Гарун. Любим Альфредович, очнись! Ты что, обо всем забыл?
  Тяжелый. Я не забыл! Но нельзя сейчас! (Камелину) Пообещай, что ты придешь.
  Камелин. Да-да, приду завтра. Простите, я не хотел...
  Гарун. Но завтра не будет. Финиш! Ты не приходи!
  Тяжелый. Будет завтра! Уймись, Иван!
  Гарун. А как же я? Ну что же ты, мальчиш-кибальчиш, обрекаешь меня терпеть весь тот ужас, нюхать этот гнилой маразм? Ты, Любим, не предавай меня, я очень несчастный и доверчивый человек, но если со мной так...
  Саулин. Но почему не будет завтра? Оно уже почти наступило. А это шуточка была, маскарад. (Упрашивает.) Давайте посмеемся, как и положено.
  Тяжелый. (Камелину) Я буду ждать тебя.
  Саулин. Прощайте, юноша!
  
  Камелин выбегает из комнаты.
  
  Саулин: Несчастная молодежь! А ведь я сейчас только могу оценить эту шутку. Какой, артистизм! Любим, зачем ты их прогнал? Ребята так старались.
  Ольга. Да не было на них ни масок, ни костюмов!
  Гарун. Нет, к черту этот мир! Любим, ты забираешь остатки веры! Так ты что, остаешься?
  Тяжелый. Иван, пойми, Малыш - венец природы! Он без меня погибнет, я его отец.
  Саулин. Так ты знал его мать?
  Ольга. Ничего себе!
  Тяжелый. Совсем другая жизнь, Иван! Ты сам увидишь!
  Гарун. Ну, знаешь, если всех моих сынов собрать!.. Так это твое последнее слово? (Поет) А он назавтра продал всех подряд... Так что же - задний ход?
  Тяжелый. Ты пьян. Ты ничего не соображаешь. Уроды - это чудо, а не ужас.
  Гарун. А мне плевать! Меня уже здесь нет! Можешь плыть в революцию дальше! (Одевает куртку.) Так, где мой блокнот? (Что-то вспоминает и садится в кресло.) Совсем забыл!.. Но, может, там был тоже трюк... или мираж?
  Саулин. Давай-ка, Ваня, выпьем и все пройдет. Мы не привыкли к маскарадам. Мы скоро их введем и будем хохотать при встрече с любой маской!
  Гарун. Мне показалось, или это было? Там, кажется... Я вам хотел сказать, что когда оттуда вышел... Я видел там...
  Тяжелый. О чем ты?
  Гарун. Ну Фигаро-то выл?
  Тяжелый. Ну выл, и что?
  Гарун. А я ходил в ту комнату?
  Саулин. Ходил, я помню.
  Гарун. Мне показалось, что... Он, кажется, того - подох.
  Ольга. Кто? Фигаро?!
  Гарун. Не знаю, в голове смешалось. О, как я трезв!
  Саулин. Да брось ты эту ерунду нести, сейчас я его сюда позову.
  
  Саулин выходит. Минута молчания. Голос Саулина: "Иван, иди сюда!". Иван уходит.
  
  Ольга (Тяжелому). Ты не волнуйся, это он спьяну.
  Тяжелый. Зачем его он...
  Ольга. Да нет же, нет! Он жив!
  
  Вносят на простыне Фигаро.
  
  Саулин. Тяжелый, черт! Наверное, он чем-то отравился.
  Гарун. Почти остыл.
  
  Кладут ношу на пол.
  
  Ольга. Но как же так! Любим, ты успокойся!
  
  Тяжелый подходит и опускается на колени у простыни.
  
  Саулин. А, черт возьми, мы все там будем!
  Гарун. Его бы лучше отсюда убрать, такая духота.
  Ольга. Любим, зачем же ты его целуешь! Я сейчас закричу!
  Тяжелый. Мой бедный пес! Бедный Фигаро!
  Ольга. Иван, ну что он делает! Зачем он его обнимает! Ну уберите же его! (Плачет)
  Саулин (подходит, трогает Тяжелого за плечо) Ну все, Любим! Мужайся, что поделаешь.
  Тяжелый (спокойно). Убери руку.
  Саулин. Я понимаю. (Убирает руку.) Нужно жить. Люди и то умирают.
  Тяжелый (юродиво). Ты понимаешь... Ты знаешь, что такое жить. Тебя нет, не было и не будет. Ты удавись лучше, все равно сожрут и тебя и твои мозги...
  Ольга. Любим!
  Тяжелый (Ольге). Сними камень с моей шеи.
  Ольга. Мне уйти?
  Тяжелый. Да.
  
  Ольга уходит.
  
  Саулин. Любим, зачем же так расстраиваться? Ты сам себя заводишь.
  Тяжелый. Бедный Фигаро! Три года ты спасал от одиночества. Ты знал, куда я и зачем. Три года я писал о Малыше и выдумал его и привел его сюда, а он тебя убил. Талант без разума... и никакого смысла... Но он - это я... Малыш - это я. И если я исчезну - его не будет, я его убью!
  Саулин. Ваня, ему нужно воды! И мне плохо!
  Га рун. Да отвяжись ты, дядя Паша! Вот это то, во что я не въезжаю. Любим Альфредович, все отменяется? Мне - от винта?
  Тяжелый. Нет, едем, исчезаем! Теперь-то непременно!
  Саулин. Любим, Иван, поедем к нам, в Москву, и Ольгу с собой!
  Гарун (хохочет). Москвы-то, дядя Паша, больше нет! Любим Альфредович, я справлялся - небо ясное! Никаких снегопадов! Мы сделаем отличный фильм! Мы покажем его всему миру! Я куплю тебе целую свору борзых!
  
  Гарун вскакивает на стул и, размахивая руками, выдает победный марш. Саулин не выдерживает и приплясывает в такт. А между тем, сначала тихо, а затем все возрастая, расширяется леденящий душу вой. Гарун замолкает и прислушивается. Саулин озирается. И только спустя какое-то время они понимают, что это воет стоящий на коленях Тяжелый.
  
  
  ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
  
  1 акт
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"