Елена была из тех натур, для которых однажды рухнувшие кумиры, вчерашние друзья или жалкие родственники умирали навсегда. Они мумифицировались в глубинной памяти, и их образы погружались так глубоко, что только реальное физическое воскрешение могло возродить остроту пережитых чувств и событий. Елена была слишком живой, чтобы жить прошлым и заниматься психоанализом.
Она была из тех женщин, которые совершив очевидную глупость, сделав чудовищную ошибку или даже попав в лапы к жлобу-насильнику, помотают заблудшей головой, помоются под душем, приведут в порядок одежду и прическу и полетят навстречу новому дню и новым живительным ощущениям. Жизнь таких натур похожа на фотоальбом: вот это я пять лет назад, вот здесь я такая, а здесь другая, всегда такая разная и в необычных местах - фотографии, между которыми нет зримой связи, нет логики, нет, как в кино, сюжетного перехода.
Можно сказать, что она жила ради авантюрных побед, но скорее всего она жила ради ярких красок, ради блеска и торжествующего звона. То есть она была самой жаждой жизни, ее сутью - что вообще не поддается определению и трудно предсказуемо.
Воскрешение Дыбы произвело на нее подавляющий эффект. Постаревший, он напомнил ей о мимолетности жизни. Ей вдруг показалось, что она вообще не отсутствовала эти три года, что не было никаких кругосветных путешествий, яхт, вилл, Голливуда, заграничного триумфа...
И Дыба был совершенно иной. Он смотрел на нее по-доброму, но взгляд его был отчего-то неприятен.
- Происходит, Елена Сергеевна, следующее, - заговорил водитель: - Я, сотрудник Федеральной Службы Безопасности, и мы спасаем вас от ваших и наших недругов. Сергей Яковлевич принимает в этой операции активное участие. Мы вас давно ждали.
Машина остановилась у гостиницы, и все поднялись в номер, где Елену дожидался Афанасий. Он и не подумал встать с кровати, лежал и снисходительно смотрел на вошедших.
- Теперь вы в полной безопасности, - объявил Луговой, - а вашими похитителями мы займемся.
- Тоже в сказочку захотелось, - расхохотался Афанасий. - Но лучше бы вам, господа-товарищи, ничего не знать, а жить бы себе, добывая мягонькое и вкусненькое.
- Ты пьян, - определила Лена. - А меня сегодня похищали!
- Надо было конька-горбунка попросить выручить. Чего это ты ушами хлопаешь?
- Это Сергей Яковлевич, а это...
- Луговой Анатолий Ефремович.
- Они меня освободили.
- Ну и хорошо, - Афанасий действительно основательно набрался у Мишки, - а я уезжаю. Попрощаться с тобой зашел.
- Я тебе уеду! - сорвалась вдруг Елена. - Я тебе попрощаюсь!
Он ехидно посматривал на всех троих и наслаждался ее гневом.
- Я решил основать столицу мира! В центре будут жить те, кому от двенадцати до двадцати пяти, на окраинах только те, кто сумел сохранить в себе детство, а всех остальных - за сто первый километр, чтобы они занимались своей вонючей взрослой жизнью.
Кандыбов и Луговой внимательно и серьезно слушали Афанасия. Правда, при этом Сергей Яковлевич неотрывно следил за Еленой, которая чувствовала его пристальный взгляд и уже боялась его молчания.
- Ну че ты на нее пялишься? - прервался Афанасий. - Я тебя узнал! Много еще крови попил?
- Да он лунатик, - поспешил Луговой, - болтает всякую чепуху!
Но ядовитые слова Афанасия не произвели на Дыбу никакого впечатления. Никто из присутствующих не мог знать, что он давно уже не человек, а что-то типа зомби. А еще лучше представить его информационной ёмкостью или вирусоносителем, содержащим в своей крови мельчайшие частички-идеи, вобравшие в себя определенную кем-то цель.
С некоторых пор и сам Дыба знал об этом. Порой на него накатывало особое состояние, и тогда он ощущал тончайшие запахи, и его сознание прослеживало путь этих запахов, расшифровывало их содержание - и возникали картины, воспроизводились сцены давно произошедшего.
Он словно летел за нитью запаха и быстро достигал цели, даже если источник находился за тысячу километров. Дыба действительно стал комаром. И отныне он хранил свое тело для укусов, давал любому комару выпить капельку, и тот летел в поисках очередной жертвы, неся на своем крошечном хоботке частичку-идею, в которую не был посвящен и сам Дыба.
Это только однозначные мясоеды и вегетарианцы полагают, что комары летают для того, чтобы их прихлопнули. На самом деле, многие комары - это разносчики бессмертия, это один из способов космического размножения.
- О, всемогущий, великий Цитрус! - неожиданно возопил Сергей Яковлевич. - Выпей мою кровь до последней капли!
Его вопль изумил присутствующих. Афанасий даже протрезвел.
А у Лугового холодный ужас пробежался мурашками по телу.
- Я так и знала, что этим закончится! - зло прошептала бледная Елена Сергеевна. - В России живут теперь одни сумасшедшие!
Луговой провел с Дыбой три дня, и за это время в упрямом полковнике произошли коренные перемены. Во-первых, он уверился, что Дыба имеет феноменальные способности, ибо тот невероятно точно сумел передавать информацию о перемещениях Елены... Во-вторых, он полностью подчинился его воле после странной настойчивой прихоти Дыбы - побрататься кровью.
Но Луговой еще помнил о задании - заполучить бумаги, хотя временами погружался в беспамятное состояние, и ему казалось, что он заболевает.
А теперь, когда Дыба так по-сумасшедшему завопил, полковник Луговой осознал себя древним воином, готовым ринуться в смертельную схватку. И он уже соскочил и сделал несколько шагов к кровати, когда вдруг получил от Дыбы тяжелый удар в висок. Полковник обмяк и рухнул на пол.
- Что это ты себе позволяешь? - возмутился Афанасий.
- Теперь только я вас могу спасти, - объявил Дыба.
Елена надменно улыбнулась, подошла к столу и достала из сумочки листок.
- Вот что нас спасет! - и она стала что-то быстро писать. Через минуту она объявила: - Положение серьезное. Действительно, без твоей помощи нам отсюда не выйти. Но учти, бумаги ты не получишь, а деньги твои я верну.
- Мне не нужны деньги, - Дыба достал из кармана полковника пистолет, - и бумаги мне не нужны.
- Но и меня ты не получишь, - бесстрашно объявила Елена.
А Афанасий не мог оторвать взгляда от оружия.
- Хватит и того, что я тебя сегодня увидел, - и Дыба кинул пистолет Афанасию на кровать: -Переоденься в его одежду!
Через пятнадцать минут они вышли из дверей гостиницы.
Одежда Лугового оказалась велика, но были уже сумерки, и Афанасий быстро сел в машину, а пока участники операции осмысливали происшедшее, "жигуленок" сорвался с места и погнал, увлекая за собой весь эскорт сопровождения.
Сергей Яковлевич очень хорошо знал Москву, он то и дело поворачивал в проулки и дворы, крутил и петлял так искусно, что преследователи скоро отстали. Машину бросили у Сокольников, а когда неутомимые агенты ее обнаружили, беглецы уже ехали на такси в обратном направлении.
Легко можно вообразить генерала Курехина, когда к нему в кабинет ввели Лугового, на котором были трусы с майкой и накинутое на плечи одеяло.
- Просрал! - прошипел интеллигентный Курехин. - Знаешь кто ты? - Дэбил! - именно так почему-то заключил генерал - "дэбил", а не "дебил".
Но полковнику было все равно. В голове у него звучал сплошной гул, похожий на жужжание многотысячного комариного роя.
- Я - комар! - гордо возразил он.
А генерал плюнул и приказал арестовать.
Вскоре откормленный пенсионер Флавий услышал лязг дверей соседней камеры. По телевизору как раз показывали ненавистную рекламу о зубном кариесе, которая болезненно напоминала Флавию об отсутствии собственных зубов и о жестокой старости. Пенсионер пнул обожравшегося кота, привычно замер, приложив ухо к двери, и услышал, как в коридоре кто-то не то рыдает, не то смеется, а чей-то голос тревожно сказал: "это пинснец!"
"Где-то идет жизнь, - завистливо подумал Флавий, - уже можно копать землю под картошку, забор на даче нужно подправить, квартира без присмотра. Соседи, сволочи, давно меня не видели!" - старик всхлипнул и уселся на унитаз - за последние дни у него возникли проблемы с пищеварением, отчего и коту перепадало больше обычного - как питательных остатков пищи, так и жестоких затрещин...
- Каждый человек скрывает что-то мелкое от других, несет ничтожную тайну. Один ковыряется карандашом в заднице, другой эксбиционист, третий онанист, четвертый эротоман, кто-то украл, ограбил, убил - чувствуете, какая банальность реализации? И ты, Сергей Яковлевич, такой же плоский.
- Я - комар!
- Ну что ты заладил - "комар", "комар"! Ты обычный раскаявшийся бандюга. Если тебя и инфицировал какой-то Цитрус, то ты всего лишь исполнитель неведомых программ.
- Да, я воин.
- Какова же цель? С кем и за что ты воюешь? Потому что ты - раб и зомби. Тебя нет, понимаешь?
Уже три дня беглецы жили на Елениной даче в Переделкино.
Афанасий беспробудно пил и вымещал свое раздражение на Сергее Яковлевиче.
Елена колдовала над листом, но у нее с ним не ладилось. Слишком многовариантной оказалась ситуация. Корректировок и оговорок было теперь столь много, что каждый вариант грозил непредсказуемостью. Все-таки ей удалось обеспечить безопасность в районе Переделкино, отсечь попытки проникновения в эту зону, а иных безопасных маршрутов она не в силах была осмыслить - такова образовалась громада информации.
- Помоги, - просила она Афанасия, - может ты что-то сможешь.
- Да пошла ты!.. - он только и делал, что донимал самоуглубленного Дыбу. - Любимая, ты отравила всю мою жизнь!
Елена обижалась и даже плакала украдкой. Три года они были очарованы друг другом, ей казалось, что они стали единым целым, каждое движение, всякая шутка Афанасия вызывали в ней чувство упоения и восторга. А теперь разом все рухнуло - будто сгорели дрова и потух костер. И она понимала, что они не использовали какой-то иной вариант, что не осмыслили назначение бумаг, что упустили шанс.
И здесь она чувствовала себя неуверенно, ей каждую ночь снились Фантомы.
Домик Ольги стоял пустой, на месте сгоревшей дачи Сиплярских высился новенький коттедж. Вокруг все зазеленело, появились первые цветы и комары, так что Дыба с удовольствием подставлял под их укусы свое бледное тело.
- Зомби, - гладил его по голове Афанасий и норовил прихлопнуть комара, чем вызывал у Дыбы страшное беспокойство.
Капризный Сергей Яковлевич воскликнул:
- Убийца! - и призывал: - О, Цитрус! Великий, всемогущий Цитрус, двинулись-продвинулись! В твой моветон! Сарынь на кичку!
Такой бред веселил Афанасия. Он куражился, плясал, кривлялся - лишь бы не задаваться серьезным.
- Ну что ты терзаешь больного? - посмеивалась по-началу и Елена. - Его бы в пансионат определить.
Но в глубине души они оба не считали Дыбу больным, а Афанасий уж точно знал, что и Цитрус и Дыба оказались более последовательными и состоявшимися, чем он сам. Они сделали свой неведомый выбор, тогда как он топчется и кружит, не находя в себе желаний и решений, оставаясь бесхозной биологической массой.
А после того, как однажды ночью он увидел светящегося и мерцавшего Дыбу, он понял, что тот действительно оказался при деле, и что Цитрус действительно велик и всемогущ.
Афанасий позвал Елену, и они зачарованно следили, как вокруг спящего кружатся какие-то крохотные искринки - то поднимаясь и исчезая, то сбиваясь в пучки света и вновь рассыпаясь искрами. При этом тело Дыбы сделалось невидимым, но явственно были ощутимы запахи - вызывающие яркие и четкие образы...
После этого Афанасий перестал глумиться над Сергеем Яковлевичем и сам стал задумчивым и трезвым. А Елену увиденное вообще прибило.
- Это чудо! Он святой!
- Ага, - не удержался Афанасий, - Серега-Угодник, второй Гришка Распутин! Любимая, не своди меня с ума!
- А мне кажется, что мы уже сошли... Ну и пусть, правда?
Афанасий посмотрел на нее глазами маньяка-людоеда и отправился откапывать бумаги.
"Все, - говорил он себе, - или я есть, или меня нет. Хватит с меня "красивых животных".
Бумаги были упакованы в папки и целлофановые мешки. Листы заметно отсырели, и Афанасий разложил их по комнатам - просыхать.
Елена не понимала таких решительных действий, она взялась ухаживать за Дыбой и даже помыла его в бане, как младенца. Он становился все более беспомощным, смотрел и, по-видимому, не понимал где находится. Но один раз сказал ей вполне логично:
"Ты можешь от меня заразиться".
На что она нахмурилась, но не ответила.
Переделкинские соседи вечерами умирали от скуки и все, как один, были любопытны.
Они бродили вдоль забора, заглядывали во двор и придумывали всяческие поводы для разговоров. В таком же бесконечном состоянии скуки и абсолютнейшего неведения о смысле пребывания в человеческой оболочке находились жители бескрайней России. Всё остальное население Земли четко знало свое предназначение и разумно наслаждалось мимолетной жизнью.
И пока Афанасий переворачивал отсыревшие листы и разглядывал знаки на длинных свитках, на Лубянке произошло следующее:
Генерал Курехин облачился в парадный мундир со всеми наградами, выпил рюмку армянского коньяка и, не мешкая, выстрелил себе в висок, обагрив служебный стол кровью. За пять часов до этого знаменательного события генерал был уведомлен об увольнении.
В камеру к Луговому явился помощник президента и задавал вопросы.
Но полковник упрямо твердил, что ничего не помнит, так как получил производственную травму, и требовал адвоката, врача и пенсиона по инвалидности.
А когда озлобленный дознаватель ушел, то на лице у опытнейшего службиста появилась довольная улыбка.
И старик Флавий еще долго слышал в соседней камере поскрипывания и поскребывания, которые постепенно складывались в буквы и слова, и безумеющему пенсионеру уже чудилось, что некто огромный и всеядный ходит за стенкой, потирает руки и ядовито-злорадно приговаривает: "Много еще вас осталось, много..."
...Афанасий сложил листы в аккуратную стопочку, прибрался на столе, приготовил кофе, заточил карандаш. У него не было конкретного плана, но он твердо определил себе задачу - разобраться с невидимым собеседником раз и навсегда.
Но как только он сел и положил перед собой лист, решимость и уверенность куда-то улетучились, ни одна оформленная мысль не приходила в голову. Он смотрел на лист, вертел пальцами карандаш, и его начинало тошнить.
Ему зримо представился хаос - бесконечный и неостановимый. Он увидел гигантское жестокое коловращение вселенной. И люди ему увиделись идеями-мыслишками в этом безбрежном теле космоса. Люди ему привиделись маниями - рекордов, исследований, преступлений, страстей, амбиций... воплощением своих же или соседских желаний - таких же хаотичных и неуправляемых, как рождение, крушение и гибель комет, планет и звезд. И из этого зримого мельтешащего хаоса Афанасий не мог вычленить собственное желание - и от этого его тошнило...
Он даже обрадовался, когда снизу его позвала Елена. Он выскочил из-за стола, будто только что сидел на электрическом стуле.
Но внизу его ожидали еще более тошнотворные переживания. Там, посреди холла, важно и достойно стоял забытый Сиплярский.
Афанасий помотал головой, приняв его за галлюцинацию.
- А я к вам по старой памяти, - объявила галлюцинация, - вот заехал помянуть дядю Ося, могилку подправить. Смотрю - и вы тоже здесь! Елена Сергеевна как похорошела, да и ты, мой друг, возмужал! Ну до чего я вас рад видеть!
Елена виновато качнула головой, и Афанасий понял, что в своей ворожбе она упустила такое вот внедрение. Да и разве объять необъятное?
- Ну что же... привет.
- Привет, привет! - Сиплярский пожал руку Афанасию. - Вспоминал вас каждый день, и очень на себя злился! Как гадко себя вел, как тупо! За все хочу повиниться! Одно оправдание - молодость и глупость, без злого умысла! Только позже осознал, что тогда в твоей душе происходило, и сколько в тебе было терпения и такта! Ты молодец!
Афанасий смутился от неожиданных похвал. Елена присела рядом со странно улыбающимся Сергеем Яковлевичем.
- Рад познакомиться, - протянул ему руку Сиплярский.
Дыба таинственно хмыкнул и взял из рук Елены бублик.
- Это мой... родственник, - пояснила она.
- Значит, помотало вас по свету? Молодцы, молодцы! Завидую! Хотя и я тоже побывал за границей, я же теперь в Израиле прописан, да, да, там еврею и место! Но тоска там, я вам скажу! Жизнь плоская и пища дрянь! Жалею, жалею! Россия хоть и в отчаянье, в разоре, но сколько в ней души, потенций, какие богатства! Ведь так? - Но не получив ответа, продолжал: - Говорят, экспедицию ты организовал? Труды твои вышли? Как же - читал. Здорово! Дядя Ося всегда говорил, что ты не от мира сего, любил он тебя...
Сиплярский закашлял и отвернувшись вытирал глаза.
Почему-то эта сцена взволновала и Сергея Яковлевича. Он соскочил, встал по стойке "смирно" и буквально возопил:
- Цитрус! Цитрус!!! Гой еси! Поёлику!!!
Елена Сергеевна покраснела, но почему-то с ненавистью смотрела на испугавшегося Сиплярского. Вопль так смутил его, что он с очумелым ужасом вглядывался в воинственного Дыбу, не в силах оторваться от безумных, наполненных бездонностью глаз одержимца.
- Это тоже Россия, - невозмутимо объяснил Афанасий, когда Елена усадила возопившего.
- Ясно, ясно! - Сиплярский присел на отдаленный стул. - О чем, значит, я?.. Нельзя ли водички?
Афанасий налил.
- Всё хорошо, я с тобой. Пойдем, поспишь, - сказала Елена.
- Я буду присутствовать, - неожиданно добродушно объявил Дыба.
- Ну хорошо.
- И давно ты здесь? - Афанасий наслаждался смятением иностранца.
- Да я вообще-то по делам, - и Сиплярский шепнул: - У меня к тебе разговор, нельзя ли уединиться?
- От них у меня секретов нет! - провозгласил Афанасий.
- Тут такое дело, - продолжал шептать Сиплярский, - я с важным поручением, хотелось бы конфиденциально.
- Да уважь ты его, - забеспокоилась Елена - Дыба вновь возбудился и встал.
- Ну ладно, пойдем.
Они уже выходили на улицу, когда раздался новый боевой клич:
- Гой, гойда! О Цитрус!..
Сиплярскому вновь явно поплохело, он съежился и побагровел.
- Чего это он так орё... шумит? Он не опасен?
- Смотря для кого, - усмехнулся Афанасий.
- Кого он всё зовет? Бога какого-то, да? - Афанасий промолчал. - От его крика у меня все обмирает и холодеет. Он что, сумасшедший?
- Вряд ли. Он логичнее всех нас. Он просто на другом уровне бытия.
- Ага, - и Сиплярский уважительно заглядывал в глаза, - я всегда ощущал исходящую от тебя самобытность. Не зря же Елена выбрала тебя. Как у тебя с ней?
- Давай по делу.
На воздухе Сиплярский отошел, почувствовал себя уверенней. В зависимости от ситуации или окружения вид его мог измениться кардинально. Вот и сейчас он стал похож на члена представительной посольской делегации.
- Без обиняков, Афанасий, я напрямую. Я уполномочен провести с тобой переговоры на предмет неких реликвий, являющихся национальным достоянием Израиля.
Тут уже Афанасий похолодел.
- У тебя что, в мозгах черви завелись?
- Не стоит, дружище. Давай отбросим лишнее - симпатии и антипатии. Нам стало известно, что к тебе попали древние свитки. Ты же отдавал за границей экспертам образец.
- Да это были не мои, - машинально соврал Афанасий.
- А наши эксперты утверждают, что это кабалистические шифры и относят их происхождение к дохристианским давидовым временам. Я могу тебе показать письменное заключение. Пойми, Афанасий, ты не имеешь прав на эти реликвии.
- Я считаю их достоянием России, - зачем-то ляпнул Афанасий.
- Россия, - самодовольно протянул Сиплярский, - Сфинкс! Великая Россия приказала долго жить, осталась одна территория, которую скоро поделят алчущие соседи. Империи рушатся из центра - ты это сам хорошо знаешь. Россия выполнила свою миссию и скоро станет обычным осколком славянского мира. Она была слишком лакомым куском, чтобы оставаться несъеденной.
- Твой дядя Ося считал, что за ней будущее.
- Дядя Ося предал род, он восстал против предков, обрусел душой! И никакой он не дядя мне! - Сиплярский выговаривал слова с болезненной злостью.
- И за это вы его приговорили?
- Да зачем тебе это? Будь реалистом, окинь взглядом весь мир - есть одна империя, особая, негласная, управляющая мнениями, настроениями и ценностями всего мира. Америка - это лишь часть этого царства, некий образец, матрица. Миром должны управлять те, кто умеет это делать, а не хаос и не выскочки...
Сиплярский прочел целую лекцию, и со всем, что он говорил, Афанасий умственно соглашался, да и спорить ему не хотелось. Он только спросил:
- Но зачем вам управление всем миром?
- Чтобы обезопасить себя от агрессии, чтобы была стабильность.
- Ну да, - равнодушно кивнул Афанасий, - для вас же кроме земного благополучия, ничего не существует. Счастливое вы племя! Конечно, вы победили, вы сила. Только жаль, что вы не понимаете, что существует и другое... Да и победа ваша временная.
- О чем ты говоришь, Афоня! Мы всегда за сотрудничество с умными деловыми людьми - это наш принцип, мы же не расисты.
- Кто его знает. Ведь вы тоже марионетки. Ты очень глуп, Сиплярский, уходи.
- Да ты просто не соображаешь, с кем имеешь дело!..
- Нет, это ты, идиот, не соображаешь куда лезешь!
Афанасий выплескивал долгое бездействие ему недоело таиться и придуриваться.
- Тебе нужны бумаги? Да они тебя в порошок сотрут! Пугает меня! Да я вас могу смести одним росчерком пера! Хочешь, такая буря поднимется, что от ваших побед одно воспоминание останется! Вы же только послаще загнездиться мечтаете, больше у вас и желаний-то нету. Благодари меня, что я вас до сих пор не трогал, и никого не трогал, потому что мне тошно управлять этой помойкой! Пузыри, сука!
Такой атаки Сиплярский не ожидал, в одно мгновение он интуитивно понял, что этот громовержец не шутит. И инстинктивно возник ответный порыв - наброситься и убить Афанасия тут же - такова была сила страха. Но этот же страх и парализовал его, вызвал оцепенение и вялость, и если бы Сиплярский был примитивным животным или насекомым, то он притворился бы мертвым.
- Нужно народам жить... в согласии, - наконец пролепетал он.
- Чего же ты шастаешь по миру? Езжай на свою прародину и живи в согласии. Чего вы все вынюхиваете и других поучаете? Пугать меня вздумал! Вот тебе! - И он сунул под нос Сиплярскому фигу. - Запомни этот символ!
Но посол всемирной империи уже принял дипломатический вид и достойно ответил:
- Мы запомним. Но и ты не забывай, с кем имеешь дело. У каждого смертного есть ахиллесова пята, да и о родственниках с любимыми стоит помнить.
И чтобы избежать нового гнева, Сиплярский быстро зашагал к калитке.
- Будь ты проклят! - все-таки успел крикнуть Афанасий в спину.
Не стоило Сиплярскому намекать на близких. Ой не стоило!
Давно Афанасий с Еленой зареклись вспоминать о детях, открыли им счета в банках, и каждый по своему тосковал по ним. Ирина вышла замуж и, по-видимому, была счастлива. А что он еще мог сделать для дочерей, если сам был потерян и запущен в своей неопределенности?
Но в этот вечер он их обезопасил. И бумажная война началась.
Буквы и слова становились пулями. Но огонь велся не хаотично, прицел карандаша искал врага среди десятков предлагаемых вариантов, в любых местах и в любое время. Афанасию оставалось выбрать и нажать на спуск - "ликвидация".
И он сделал это.
С этого времени сознание Афанасия и претерпело необратимые перемены.
А вскоре не только в Москве и России, но и по всему миру прокатились события и происшествия, причины которых были понятны только одному ему - безраздельному владельцу ключа от дверцы будущего.
И кому было дело, что, к примеру, какой-то секретный агент Сиплярский и еще двое, ехавшие с ним, свалились на машине в Яузу и не успели выбраться? Об этом печальном событии попереживали десяток-другой секретных людей да зеваки, осчастливленные бесплатной трагедией.
За решением "ликвидация" стояли сотни, а то и тысячи жизней и судеб. Человеколюбы и моралисты, узнай об этом, с гневом бы объявили категоричный протест против такого диктаторства. Но у Афанасия было полное алиби - при совершении стычек, несчастий и убийств он находился дома и даже мухи не обижал. Просто он ковырялся в бумагах, попивал кофеек и дымил сигарой.
И только одна Елена понимала и оправдывала его:
- Как нужно было разозлить человека, чтобы он наконец начал действовать! - сказала она отвлеченному Дыбе.
Сергей Яковлевич тоже не терял времени даром. Комариное племя кружило вокруг него, сосало его таинственную кровь и, подхваченное ветром, летело в поисках тех, кто смог бы постигать вселенские загадки.