Аннотация: Это история из старого дневника, история о судьбе женщины начала позапрошлого столетия, о трагедиях ее жизни и невероятных обстоятельствах обретения счастья, об испанской Калифорнии и королевском правосудии.
Из старых дневников. Записки об Испании
Каких только историй не прочитаешь в старых дневниках! Нет, не в тех, датируемых прошлым веком, хотя в них тоже встречаются совершенно невероятные описания не менее невероятных событий, а в старинных тетрадях позапрошлого столетия, исписанных пером, украшенных вензелями и рисунками, пожелтевших от времени, с обломанными уголками плотных обложек. Им поверяли самые сокровенные мысли, самые запомнившиеся события, самые тревожащие душу воспоминания... Эта эпоха давно ушла, время покрыло ее дымкой загадочности и притягательности. Может, именно поэтому нас так волнуют, восхищают и заставляют замирать события давно прошедших лет? Может, именно поэтому кажутся они овеянными каким-то романтическим ореолом, даже если его и не было при жизни писавшего? Все может быть...
Эту историю я нашла в чудом сохранившемся дневнике то ли троюродной, то ли четвероюродной прабабки - да и не имеет уже значения степень нашего родства. Жила она в самом конце девятнадцатого века, училась в институте благородных девиц, где и познакомилась с Каталиной, наполовину испанкой, наполовину русской, которая и поведала эту историю. Даже сегодня подобное смешение кровей кажется странным и непривычным. А каково было той неведомой, не известной нам девушке с красивым испанским именем Каталина?.. Мы этого не знаем и вряд ли узнаем. И хоть судьба этой наполовину испанки, которая, судя по записям в дневнике, была редкостной красавицей и превосходно танцевала и бесподобно пела, несомненно, чрезвычайно любопытна, речь все же не о ней. Речь о ее прабабке, жившей в начале девятнадцатого столетия, чья судьба поистине невероятна, и покажется нам не лишенной ореола романтики, сентиментальности и некоторой неправдоподобности.
Инес де Блуа родилась во Франции в последние годы царствования Людовика XVI. Образование она получила сообразно своему положению и традициям. Говорила по-испански, играла на фортепиано, шила, вышивала, была скромной и внимательной, а еще она была умна. Это довольно сомнительное для женщины того времени качество Инес умела скрывать за маской светских приличий и скромности, присущей юной девушке. Красавицей назвать ее было сложно, но она была мила, а чудесный характер и очарование молодости с избытком искупали эту несправедливость природы.
Замуж она вышла довольно рано: в начале эпохи наполеоновских войн сердце совсем юной Инес покорил испанский гидальго Андрес де ла Фуэнте. Многолетнее франко-испанское противостояние не смогло стать препятствием для любящих сердец, и вскоре родные по обе стороны границы сдались и благословили этот союз. Семнадцатилетняя сеньора де ла Фуэнте покинула родную Францию и вскоре начала ощущать себя настоящей испанкой, пусть даже она не была темноволоса и темноглаза и не сразу научилась носить мантилью.
Однако счастье молодых было недолгим. В 1808 году Андрес погиб во время мадридского восстания, а восемнадцатилетняя Инес, как вдова мятежника, была вынуждена уехать в отдаленный район страны, где провела долгие пять лет. Но она не похоронила себя, как можно было бы подумать. Насколько это позволяли приличия и обстоятельства, донья Инес старалась оставаться в курсе последних событий, выписывала новые книги и газеты, поддерживала связь с оставшимися в Мадриде друзьями. В 1813 году, когда французы окончательно были изгнаны с Пиренейского полуострова, она, как истинная испанка, выразила самое горячее одобрение и самую искреннюю радость по поводу этого знаменательного события. Вскоре она вернулась в Мадрид. Ей было всего двадцать три, она была в достаточной мере богата, молода, свежа и свободна, но свято чтила память покойного мужа, и ни один мужчина не смел рассматривать ее как предмет ухаживаний.
Время шло. Минули знаменитые сто дней Наполеона, а в Испании начала вызревать очередная гражданская война. В начале 1820 года Анхела, кузина Андреса, счастливо вышедшая замуж за испанского гранда и уехавшая в Калифорнию, искренне любящая Инес, начала уговаривать ее погостить у них на гасиенде. Вскоре сеньора де ла Фуэнте в сопровождении компаньонки и пары слуг отбыла на корабле в испанскую Калифорнию.
Это было время, когда на карте еще не было Соединенных Штатов Америки, когда испанская империя была обширна, а Калифорния не походила на ту, которую мы знаем сейчас. Лос Анджелес еще не был ее столицей, к женщинам обращались сеньора или сеньорита, мужчины носили шпаги, и слово чести было превыше всего.
Сеньора Диаз, кузина Анхела, была женой землевладельца средней руки. Их гасиенда не была самой большой, или самой известной, но знатность, стабильный доход и уверенность в завтрашнем дне позволяли ощущать себя полноценными членами высшего калифорнийского общества и выписывать из Европы одежду, мебель и утварь, ездить в Монтерей, бывший тогда столицей, на службы в церковь и за покупками.
Анхеле было уже под сорок, красота ее начала увядать, была она милой, но болтливой и немного тщеславной, но в общем и целом симпатичной женщиной, у которой приятно гостить, ощущая себя, как дома.
С самого первого дня Инес полюбила Калифорнию. Не так, как милую ее сердцу Испанию, но именно на этой девственной земле она ощущала себя свободно и легко. Здесь прекрасно мечталось. Здесь было немного провинциально, но спокойно. Хоть этот край и не мог похвастаться отсутствием столкновений и мятежей, здесь не хотелось думать о войнах. Постепенно образы любимой Испании были вытеснены картинами Калифорнии, и сеньора де ла Фуэнте не раз с грустью думала, что если бы Андрес увез ее сюда, быть может, их судьба сложилась бы иначе. Но непреходящая грусть была несвойственна Инес, и продолжающаяся молодость брала свое.
Да, ей было уже тридцать, немалый возраст для женщины начала девятнадцатого столетия, но... В жизни всегда находится место этому милому союзу.
Довольно известным и очень уважаемым в Монтерее да и во всей Калифорнии гидальго был сеньор Эрнесто Риверо. Его гасиенда была одной из самых богатых, стада - огромными, слово - весомым, а благородство и честность - неопровержимыми. Дон Эрнесто, вот уже двадцать лет как вдовец, с женщинами был изысканно вежлив, но никогда ни одна не удостаивалась его заинтересованного взгляда. Единственный сын Родриго, образованный молодой человек двадцати трех лет от роду, был для него семьей, надеждой, опорой и лучшим другом. Он не любил шумных сборищ, но правила приличия требовали время от времени собирать полный дом гостей и устраивать празднества с танцами и музыкой.
На одном из таких праздников он и познакомился с сеньорой Инес де ла Фуэнте. Поначалу он ничем не выделил ее из общей нарядной толпы женщин, привычно склонился над тонкой рукой, приветствуя гостью. И лишь в середине вечера, ища краткого уединения, случайно увидел ее в дальнем углу сада, задумчиво рассматривающую узорчатую мозаику стен. Ее инаковость, непохожесть на светских дам Калифорнии приятно освежала. Она не была похожа на испанку: волосы ее были светло-каштановыми, а глаза - серыми. Говорила она с едва заметным, но акцентом, казалась очень родной, но вместе с тем строгой и прохладной. Беседовать с ней было необычайно легко. Она не ждала от него знаков внимания, какие обычно оказывают мужчины женщине. Ее начитанность и ум вносили приятное разнообразие в череду женской болтовни, которой бывает предостаточно на любом празднике.
Видимо, так было решено изначально: первая симпатия и приятная дружба постепенно переросли в нечто большее, о чем ни Инес, ни Эрнесто не говорили, даже не думали и не показывали окружающим. Их совместные прогулки, поездки в Монтерей, разговоры, казалось бы, не преступали порог той дружбы, которая порой возникает между мужчиной и женщиной, одинаково страдавших и понимающих несчастье друг друга.
Вероятно, со временем эта полувлюбленность-полудружба, сложное чувство, описать которое нелегко, потому что влюбленность - удел юности, развилось бы во что-то большее, что-то глубокое и крепкое, а, может, растаяло бы, как роса под ярким солнцем, если бы не вмешалась судьба.
Примерно через полгода после приезда в Монтерей донья Инес по ложному доносу была обвинена в шпионаже в пользу Франции. Это было в высшей степени глупое и надуманное обвинение, ибо что могла разведать она в провинциальной Калифорнии, но, видимо, к доносу приложил руку кто-то достаточно влиятельный. Кому и зачем потребовалось очернять сеньору де ла Фуэнте, было тоже неясно.
Донья Анхела заламывал руки и умоляла заступиться за кузину. Ее муж, сеньор Диаз, по природе чрезвычайно осторожный, осмотрительный, больше всего опасающийся за свое положение и доброе имя, уговаривал жену подождать суда, уверял, что он ничего сделать не сможет, что его слово ничего не стоит. Затем говорил, что Анхеле нечего бояться: Инес ей не родная, всего лишь вдова кузена. Что если она, действительно, в чем-то замешана, семье Диаз стоит выказывать максимальную лояльность суду, а если она невиновна, то это непременно выяснится. Анхела злилась, хлопала дверью и плакала, не в силах помочь Инес.
Эрнесто, не ожидая помощи от семьи Диаз, энергично принялся за расследование и, вероятно, достиг бы успехов в своем предприятии, если бы на него не свалилось новое несчастье: Родриго был тяжело ранен не в меру ревнивым кабальеро, которому показалось, что молодой сеньор Риверо слишком долго задержал в своей руке руку его жены, помогая той выйти из экипажа. Этот случай вызвал волну неодобрения среди знатных сеньоров. Если бы ревнивый муж ранил дона Родриго на дуэли, это бы вписалось в кодекс чести, но выстрел в спину из-за угла не подобал настоящему кабальеро.
Сеньор Себастьян Эскудеро был немедленно арестован, но это вряд ли могло помочь Родриго и его несчастному отцу.
Это были тревожные дни. Родриго находился между жизнью и смертью. Инес томилась в заключении. И единственным тонким лучом света были краткие встречи через решетку. Она казалась спокойной и уверенной, уговаривала Эрнесто, что с Родриго все будет в порядке, что вскоре выяснится правда о доносе, что жизнь будет продолжаться не менее прекрасная, чем раньше. Эрнесто целовал ее руки и даже находил в себе силы на слова утешения.
Прошло еще несколько дней. Из Сан-Диего ждали судью. Этот процесс должен был стать одним из самых громких в Калифорнии. Разрываясь между постелью сына и попытками оправдать Инес, Эрнесто дважды становился жертвой нападения, но всякий раз его шпага оказывалась острее и быстрее.
Вечер накануне суда выдался особенно тяжелым: очередное, третье по счету нападение оставило дона Эрнесто совсем без сил. Дома его ждал неизвестный посланник с запиской без подписи. В ней значилось, что если сеньор Риверо хочет, чтобы донье Инес вынесли оправдательный приговор, он должен примкнуть к антииспанской группе мятежников и всячески способствовать распространению антииспанских настроений среди донов. Если бы Эрнесто не был столь уставшим и измученным, он бы, наверное, задушил посланника, но тот отделался лишь легким испугом и успел сбежать.
К полуночи Родриго стало хуже. Его отец всю ночь провел рядом, каждую минуту ожидая конца, но случилось чудо: к утру доктор осторожно, опасаясь спугнуть удачу, сказал, что кризис пройден, и молодой сеньор поправится. Измученный душевно и физически Эрнесто был полон решимости защищать Инес и, если потребуется, отбить ее силой прямо во время заседания. Но все пошло не так, как он рассчитывал.
По дороге в Монтерей он был перехвачен скачущим навстречу из города доном Алехандро, старинным другом, принимающим самое деятельное участие в судьбе сеньоры де ла Фуэнте. Взволнованный и обеспокоенный, тот сообщил, что суд над Инес, вопреки ожиданиям и объявлениям, прошел глубокой ночью. Ее признали виновной и приговорили к смертной казни, которая должна состояться на следующее утро.
Силы слов не хватит, чтобы описать все те эмоции, которые испытал дон Эрнесто, услышав печальные вести. Он рвался в Монтерей, грозился лично убить судью и коменданта, дойти до губернатора и до самого короля, но бедной Инес вряд ли бы помогли его действия. И сеньор Риверо прекрасно понимал, что времени у него преступно мало, что за этот жалкий день он не успеет не то чтобы дойти до короля, но даже доехать до губернатора, который - какая злая шутка судьбы - именно в это время находился за пределами Калифорнии.
Сломленный, постаревший от горя Эрнесто смог увидеться с Инес. Ему помогло умение дона Алехандро лить мед в уши коменданта и несколько монет, перекочевавших из его кошелька в руку охранника.
Сеньора де ла Фуэнте казалась спокойной, но ее руки были ледяными, а глаза - влажными. Она была молода и невиновна, и это было естественным желанием - жить, любить, видеть солнце, небо и радоваться каждому дню.
Было бы невежливо предавать бумаге все нежные слова, которые были сказаны в те минуты, описывать поцелуи, объятья и слезы, взгляды, которые говорили гораздо больше, чем уста. Но стоит непременно отметить, что именно тогда, в маленькой тюремной камере, забранной решеткой, под смущенным взглядом подкупленного часового они поняли, что любят друг друга. Вероятно, столь бурное проявление чувств было бы невежливым и нетактичным в аристократическом обществе тех лет, но разве время и место думать о приличиях накануне казни?
Дону Эрнесто не были свойственны необдуманные решения, но, видимо, так сошлись звезды, что именно в тот день, ослепленный горем и любовью, он изменил своим привычкам.
Неизвестно, что он говорил на протяжении более получаса коменданту и судье, но он добился своего, и к полудню в тюрьму был привезен священник из миссии. Под сводами тюремной камеры сеньор Эрнесто Риверо взял в жены сеньору Инес де ла Фуэнте.
Тем временем дон Алехандро собрал нескольких доверенных донов, своих добрых друзей, в чьих сердцах горел огонь справедливости и бесстрашия. Это был настоящий цвет калифорнийской аристократии, маленькая армия, вооруженная мушкетами, острыми шпагами, кодексом чести и смелостью.
Глубокой ночью, предварительно обеспечив себе алиби, сменив богатые наряды на простые одежды и закрыв лица, подкупив часовых и хитростью выманив коменданта, они выкрали невиновную донью Инес, сеньору Риверо. Это была славная погоня и громкое похищение, о котором еще долго говорили не только в Калифорнии, но и за ее пределами. Вероятно, именно из таких фантастических предприятий и рождаются легенды о защитниках мира и справедливости.
Инес тайно вывезли из Калифорнии во Францию. Она поселилась в доме своего брата и ему единственному доверила тайну своего возвращения и замужества.
Эрнесто же, оставив выздоравливающего Родриго на попечении преданных слуг и верных друзей, отправился вслед за своей супругой, но не во Францию, а в Испанию в поисках справедливости и королевского правосудия. Неизвестно, какие препятствия преодолел этот немолодой уже гидальго, но король Фердинанд VII принял его и благосклонно выслушал. Королевское участие и упоминание об антииспанских настроениях, питаемых некоторой частью калифорнийского высшего общества, сыграли важную роль в разрешении этого дела. Всего через полгода после несостоявшейся казни Калифорния обсуждала новое событие: арест и суд над группой известных гидальго, выступавших против владычества Испании на западном побережье Америки.
Донья Инес была полностью оправдана, и первую годовщину свадьбы сеньор и сеньора Риверо встретили уже на гасиенде под жарким небом Калифорнии.
Через год у них родился сын, получивший при крещении имя Мигель, а вслед за ним на следующий год - Изабель. Родриго женился и на очаровательной Лурдес. На гасиенде стало шумно от топота детских ног и звона тонких голосов.
Дети росли, в волосах Инес блестела седина, а борода Эрнесто стала снежно-белой, но в Калифорнии все продолжали вспоминать давнюю историю о том, как влюбленный гидальго женился на француженке накануне ее казни, а в ночь с помощью верных друзей выкрал ее и добился суда короля.