Галимов Брячеслав Иванович. Осколки

Осколки

(комеди-драма в стиле декаданса)

Действие происходит на Лазурном берегу Франции в 1909 году

Действующие лица

Вадим Петрович Веснин, безбедно проживающий в Ницце выходец из России.

Лида, молодая девушка, выдающая себя за его дочь.

Вероника, девушка без определенных занятий, весьма вольных взглядов и поведения.

Анатолий, близкий друг Вероники.

Константин, непризнанный поэт.

Сысоев (имя и отчество никому не известны), карточный шулер и аферист.

Твердохлебов, важный генерал, недавно приехавший из России.

Лю, повар-китаец в доме Веснина.

Раджа, индус, дворецкий Веснина.

Слуги в доме Веснина.

Охранники генерала Твердохлебова.

Действие первое

Гостиная в доме Веснина. В ней высокие окна, камин с часами и серебряными статуэтками; кресла, стулья, у стены деревянный диван и круглый столик.

Сцена первая

(Веснин сидит в кресле и читает меню на сегодняшний обед, поданное поваром-китайцем Лю. Тот стоит перед ним, ожидая приказаний).

Веснин (про себя). Фуцзяньский густой суп, "габаджоу", "пэн-се", "фунчоза" с утиной грудкой, битые огурцы, тёплый салат с капустой, мясные шарики. (обращаясь к Лю). Огурцы - это я понимаю, но почему они битые? Утиная грудка тоже понятно, однако отчего она в какую-то фунчозу попала? С густым супом и мясными шариками также более-менее ясно, как и с тёплым салатом, пусть и сомнительно, остальное же я вовсе не понимаю - это хоть съедобно?

Лю (с лёгким оттенком презрения). Китай это давно кушает, тысячи лет кушает - вкусно.

Веснин. Да?.. Ну, где нам, варварам, понять... Ты учти, мои гости к такой еде непривычные: как бы им голодными не остаться.

Лю. Голодный не будет, много вкусного.

Веснин. А это что такое? (читает) "Муравьи лезут на дерево"... Ты нас муравьями решил потчевать?

Лю. Это другой кухня. Китай иметь один-два-три... (считает по пальцам) ...восемь кухня. Очень хороший еда. А муравей не будет, фунчоза такой.

Веснин. Знать бы ещё, что за фунчоза, да ты ведь всё равно объяснить не сумеешь... Ладно, - говорят, лучше китайцев поваров нет, вот и проверим. Постой, а ты где продукты купил для своих кушаний?

Лю. Тут очень много купить можно, богатый страна.

Веснин. Ещё бы, по всему миру колонии! А у нас зато граница с Китаем общая - скажешь, в России китайских товаров нет?

Лю. В России китайский товар есть. Лю знает: в Москва жил, русский язык учил.

Веснин. Учил да не выучил... Не понимаешь? Бог с тобой, готовь обед, какой задумал. (Отдаёт ему листок).

Лю (кланяясь). Хозяин доволен будет, гости доволен будет. Лю хорошо готовить.

Веснин. Посмотрим... Ступай.

(Лю уходит.)

Веснин (вздыхая). Всю жизнь мечтал повара-китайца нанять, а уж теперь сам не рад. Надо его русской кухне научить; кажется, душу сейчас отдал бы за стерляжью уху с расстегаями, осетрину со слезой, поросятину с хреном, да чёрный хлебушек с хрустящими солеными огурчиками. А если всё это ещё под водочку, холодную, в запотевшем графине: ей-богу, душу отдал бы - и не продешевил!

(Входит Раджа).

Раджа. Господин, к вам молодая женщина пришла.

Веснин. Ты где русский язык выучил, Раджа?

Раджа. В Саратове. Меня туда один купец из Индии выписал, я у него три года служил.

Веснин. Видно, в Саратове русскому языку лучше учат, чем в Москве... Что за молодая женщина, что ей нужно?

Раджа. Мне не сказала, - к вам просится, господин.

Веснин (недовольно). Опять какая-нибудь попрошайка за деньгами, или очередная сумасшедшая со своими гениальными проектами. Как только у тебя заводятся деньги, охотники до них валом валят... Откажи ей - только вежливо, чтобы крик не подняла.

(В гостиной появляется Лида, которая слышит эти слова).

Лида. Вы не угадали, Вадим Петрович. Я не попрошайка и не сумасшедшая - у меня личное дело.

Веснин (немного смутившись). Виноват, мадмуазель, но просители просто замучили!.. (Встаёт с кресла). Стало быть, вы меня знаете? С кем имею честь? (Делает знак Радже, чтобы тот ушёл. Раджа уходит).

Лида (спокойно и решительно). Моё имя Лида, я ваша дочь.

Веснин (удивляется). И вы вот так сразу мне признаётесь? То есть я не удивлён, что у меня есть дочь - учитывая мою бурную молодость, у меня должны быть дети, - но как вы решились объявиться?.. Кто ваша матушка?.. Да вы присаживайтесь, не стойте, и я присяду рядом с вами.

Лида (усевшись в кресло). Мою маму звали Ксенией Александровной. Вы познакомились с ней во Владимире. Вы помните её?

Веснин (взволнованно, сев кресло напротив неё). Ксюша? Как не помнить! Я приехал во Владимир, чтобы вступить во владение имением, которое досталось мне от дядюшки. Хлопоты затянулись, я отчаянно скучал и тут на земском балу повстречал вашу матушку; она была чудо как хороша, весь вечер я танцевал только с ней; назавтра мы опять встретились, - так начался наш роман. О, это была настоящая любовь, - поверьте, я не лукавлю! Помимо того, что ваша матушка была красива, она была ещё умна, благородна, скромна, но при том не рохля: родители её давно умерли, и она жила своим трудом. Я влюбился без памяти; до сих пор вспоминаю наши встречи на высоком берегу Клязьмы возле древних соборов, упоительные весенние вечера и ещё более упоительные ночи, которые мы проводили в маленьком Ксюшином домике.

Я был готов жениться на вашей матушке, - parole d'honneur! - однако вскоре мне пришлось уехать, а когда я вернулся, я нашёл её домик заколоченным, и никто не мог мне сказать, куда она делась. До сих пор не понимаю, почему она так поступила, а теперь ещё не могу понять, отчего не сообщила о вашем рождении? Может быть, вы объясните мне это?

Лида. Она рассказала мне о вас лишь незадолго до её смерти. Она очень любила вас, но говорила, что вы с ней из разных миров и не были бы счастливы в браке.

Веснин. Так она умерла? Давно?

Лида. Шесть лет назад.

Веснин. Бедная Ксюша!.. Она была замужем?

Лида. Нет, замуж она так и не вышла.

Веснин. Значит, после её смерти вы остались сиротой? Почему же вы не разыскали меня? В это время я ещё жил в России; неужели вы могли подумать, что я откажусь от своей дочери?

Лида (холодно). Я вас совсем не знаю, Вадим Петрович, поэтому ничего не в праве о вас думать.

Веснин (скрывая обиду). Однако сейчас-то вы ко мне приехали. Что же изменилось?

Лида. Вы, пожалуй, решили, что я приехала за помощью, - вовсе нет. Вернее, мне нужна ваша помощь, но не такая, которую вы могли вообразить. Мне стало известно, что в вашем доме бывает генерал Твердохлебов; он попечитель учебного заведения, в которое я хотела бы поступить на работу. Девушек туда берут неохотно, и без протекции генерала мне не устроиться. Вот в чём мне необходима ваша помощь: представьте меня генералу Твердохлебову.

Веснин (недоумённо). И для этого вы проехали более двух тысяч вёрст? Да и как вы узнали, что у меня бывает Твердохлебов?

Лида (не отвечая на его вопрос). Мне очень нужно увидеться с генералом: вы сможете мне помочь?

Веснин (пожимая плечами). Разумеется, это проще простого. Генерал придёт сегодня ко мне обедать; приходите и вы часам к пяти. Но я мог бы подыскать вам лучшее место, если позволите; у генерала тяжёлый характер, а в учебном заведении, где Твердохлебов попечительствует, я слышал, драконовские порядки. Надо ли вам это?

Лида (вставая). Я приду к пяти часам.

Веснин (поднимаясь вслед за ней). Где вы устроились? Могу порекомендовать вам отличный недорогой пансион. А деньги у вас есть? - извините за неделикатность, но мне хотелось бы поддержать вас как-нибудь.

Лида. Не беспокойтесь. Прощайте до пяти часов. (Выходит из гостиной).

Веснин (невесело усмехаясь). Да, душевной эту встречу никак не назовёшь... Но какая замечательная девушка, и она - моя дочь! Чёрт возьми, приятно чувствовать себя её отцом!

Сцена вторая

(В гостиную входит Раджа).

Раджа. К вам Вероника и Анатолий. Вы примите их, господин?

Веснин. Вот, кто поднимет мне настроение... Кстати, почему ты их никогда не называешь господами?

Раджа. Они не господа. В Индии они принадлежали бы к низшей касте.

Веснин (засмеявшись). У вас там всё по ранжиру!

Раджа (очень серьёзно). У нас всё как положено.

Веснин (махнув рукой). Не собираюсь с тобой спорить... Зови Веронику и Анатолия.

Раджа. Слушаюсь, господин. (Выходит и возвращается в сопровождении Вероники и Анатолия). Сядьте на этот диван. (Указывает им на деревянный диван возле стены, слегка кланяется и уходит).

Анатолий (раздражённо). Почему он всегда усаживает нас на диван? Хоть бы раз кресло предложил.

Веснин (улыбаясь). У них в Индии всё как положено: кресло для хозяина. (Придвигает своё кресло к дивану и садится). Ну-с, с чем пожаловали?

Вероника. Мы гуляли по набережной, а потом решили подняться к вам. Какие здесь красивые места: какое небо, какое море, какие краски! - я постоянно нахожусь в странном возбуждении, что-то вроде эйфории. О, я понимаю, отчего на этом берегу творили Гоген, Ван Гог и прочие великие художники, перевернувшие современное искусство! Именно здесь это надо делать.

Анатолий (кисло). Всё бы тебе переворачивать - слово-то какое противное. А к чему, зачем, что ты этим изменишь?

Вероника. А тебе хотелось бы сидеть в своей раковине и не высовываться? Это жизнь устрицы, а не человека. (Обращаясь к Веснину). Вы его не слушайте, у него очередной приступ ипохондрии, а так он вполне пассионарная личность. Видели бы вы, в каком он был восторге, когда мы смотрели в Париже "Ночь Клеопатры" у Дягилева. Жаль, что вы, граф, не посмотрели этот балет.

Веснин. Я не граф, я уже говорил вам.

Вероника (отмахиваясь от него). Я воспринимаю вас как графа. Но речь не об этом: сюжет балета известный - Клеопатра дарит ночь своей любви любому мужчине, однако с тем условием, что наутро он будет казнён. Ида Рубинштейн в заглавной роли просто бесподобна; кто бы мог подумать, дочь банкира, но сумела очиститься от плесени старого мира! Когда она раздевалась на сцене, покрывало за покрывалом, я физически ощутила страсть, охватившую всех сидевших в зале, одинаково мужчин и женщин. Обидно, что саму сцену любви скрыли под пологом кровати, но звуки были совершенно правдоподобными.

Анатолий. И без сцены любви был скандал: балет назвали порнографией.

Вероника (вскидываясь). Так что же, что порнография? Разве это не естественно? Разве большая часть искусства не порнография, в том или ином виде? Фрейд утверждает, что искусство это проявление сексуальных инстинктов. (Веснину). Вы читали Фрейда, граф? Мне посчастливилось слушать его лекции в Вене; учение Фрейда - это новая Библия нашего времени, говорю серьёзно! Библия теперь станет простой иллюстрацией к Фрейду.

Веснин. Я читал Фрейда, но полагаю, его идеи применимы лишь к некоторым людям.

Анатолий (вдруг улыбается). Смешно, что средства от первой постановки "Клеопатры" в Мариинке в прошлом году пошли Императорскому женскому патриотическому обществу.

Вероника (смеётся). Да, этим ханжам и занудам, впрочем, я уверена, что они тайком читают и смотрят порнографию ещё больше, чем мы. Но Идой я восхищаюсь - восхищаюсь! Газеты пишут, что в её особняке в Париже есть зимние сады с павлинами и чёрной пантерой, свободно разгуливающими по дорожкам; в гостиной - золотой театральный занавес и африканские ткани, а в особой комнате - пыточные приспособления из Сенегала. Ходят слухи, что она применяет их в любовных играх с Нижинским: он чудесный юноша и бесподобный танцор! В "Клеопатре" у него роль раба, а в жизни он любовник Иды. Но я слышала также, что Нижинский принадлежит Дягилеву во всех смыслах, а у Иды есть другой любовник, какой-то экстравагантный богатый поэт: говорят, у него огромное поместье, в котором он носит домашние туфли из человеческой кожи и пьёт вино из черепа девственницы.

Анатолий. Вот это здорово! Я бы тоже так хотел.

Вероника. Говорят ещё, что помимо поэта Ида имеет и другого любовника, и они проводят время втроём. Это не оригинально, конечно, вспомним хоть Жорж Санд с Шопеном, но всё-таки смело. (Смотрит на Веснина).

Веснин (улыбаясь). На меня не смотрите, я человек старых понятий, пусть и люблю всякие новшества.

Вероника. В жизни надо всё попробовать, тем более, когда это приносит удовольствие. Правда, медвежонок? (Гладит Анатолия по руке).

Анатолий. У тебя просто страсть к экспериментам.

Вероника (Веснину). Но, граф, мы зашли не только поболтать. Когда мы гуляли по набережной, я подумала, а не создать ли нам общество свободных художников? Нет, не одних лишь живописцев, а художников жизни, творческих личностей, - тех, кто готовы бросить вызов условностям и перевернуть - да, перевернуть! (с вызовом смотрит на Анатолия) - перевернуть искусство. У меня даже название для этого общества готово: "Сверкающие осколки", ведь все мы - осколки старого мира, но некоторые тусклые, невидные и не интересные, а другие - яркие.

Веснин. А вас не смущает, что существует знаменитый петербургский журнал "Осколки"? Как бы вас не начали путать.

Вероника. Ничуть! Наше общество будет более знаменитым.

Веснин (смеясь). Приятно видеть такую уверенность! Ну, а мне какую вы роль отводите?

Вероника. Вы будете председателем попечительского совета. Вы человек умный и с деньгами; кому же ещё быть председателем?

Веснин. Благодарю за доверие, но это несколько неожиданно.

Вероника. Вы отказываетесь?

Веснин. Я подумаю.

Вероника (настойчиво). Вы обязаны согласиться.

Анатолий (Веронике, нарочито грубо). Вечно ты прёшь напролом; вначале огорошишь, а потом жилы тянешь.

Вероника (сердито). И что? Я не скрываюсь и не лицемерю, как прочие; какая в этом вина?

Веснин (примиряющим тоном). Не хотите ли кофе или чего-нибудь покрепче?

Анатолий. Нет, мы пойдём. (Поднимается с дивана).

Вероника (тоже встаёт). Деспот, тиран, изверг! Видите, граф, что мне приходится терпеть!

Веснин. (Встаёт вслед за ней). Не забудьте, я даю сегодня обед из экзотических блюд. Жду вас к пяти часам.

Анатолий (угрюмо). Придём.

(Уходят).

Веснин. Странная парочка, но забавная. Если бы все люди были правильными, можно было бы умереть от скуки.

Сцена третья

(Входит Раджа).

Раджа. К вам посетители.

Веснин (в сердцах). Да что у меня сегодня - день приёмов? Визит за визитом! Кого ещё нелёгкая принесла?

Раджа. Их имена не помню, а визитные карточки они не дали. Один низкий, другой высокий, который два дня назад читал у вас стихи.

Веснин. А, понял! Высокий - это Константин, наш поэт, а низкий - Сысоев; вот тоже странная пара. Зови, послушаем, что они скажут.

(Раджа приводит Константина и Сысоева, и стоит возле них).

Сысоев (развязно). Доброе утро, дорогой Вадим Петрович! Странный с нами случай вышел: встретились мы с Константином около кафе, где вино задёшево наливают, и вдруг вспомнили, что денег у нас нет. Константин и говорит: зайдём к Вадиму Петровичу - мы всё равно к нему на обед собирались придти, так можно и утром стаканчик пропустить.

Константин (смущённо). Сысоев, не выдумывайте, я вам ничего подобного не говорил.

Сысоев. А могли бы сказать, потому что мыслим мы с вами одинаково.

Веснин. Раджа, принеси, пожалуйста, вино и фрукты.

Сысоев. Фрукты можно не нести, лучше вина побольше.

(Раджа с каменным выражением лица не трогается с места).

Сысоев. Ты не слышал, что тебе хозяин приказал?

Раджа (Веснину, не обращая на Сысоева внимания). Господин прикажет принести вина?

Веснин. Ну, если тебе нужен приказ, а не просьба, то приказываю.

Раджа. Слушаюсь, господин. (Идёт за вином).

Сысоев. Какой у нас важный! Часом, не князь? "Раджа" ведь означает "князь" по-ихнему?

Веснин. Насчёт происхождения ничего не знаю, он не рассказывает, а Раджой я его зову сокращённо от полного имени: оно не выговариваемое.

Константин. Вы извините нас, что мы вам надоедаем: и на обед напросились, и сейчас побеспокоили.

Сысоев (не давая Веснину сказать). Помилуй, какое беспокойство! Вадиму Петровичу скучно целый день одному сидеть, он гостям рад.

Веснин (смеётся). Вам бы в цирке факиром выступать, мысли угадывать.

Сысоев. Бывали мы и в факирах, и мысли угадывали: ничего особенного, обычное занятие.

(Раджа приносит на подносе бутылку дешевого вина и простые бокалы, ставит на столик около дивана и молча стоит рядом).

Веснин. Ты что-то хотел?

Раджа. Господин прикажет удалиться?

Веснин. Да, иди.

(Раджа осматривает Константина и Сысоева с ног до головы и выходит из гостиной).

Сысоев. Важен, ой, как важен! (Присаживается на диван, откупоривает бутылку и разливает вино по бокалам). Чего вы стоите, вино выветрится.

(Веснин садится в то же кресло, в котором сидел ранее, а Константин возле Сысоева).

Сысоев. Будем здоровы! (Жадно выпивает свой бокал и опять наполняет его). Маловата емкость... (Константину). Ещё налить? (Веснину). А вы что не пьёте?

Веснин. Благодарю, мне по утреннему времени хватит.

Сысоев. Значит, нам больше достанется... (Константину). Повторим, да передохнём немного: следует соблюдать приличия - разговор светский завести. (Выпивают). Вот и на душе полегчало... О чём желаете поговорить, Вадим Петрович?

Веснин (усмехаясь). О чём вам будет угодно, господин Сысоев.

Сысоев. Хотите о синематографе? Как мы без него раньше жили, не понимаю. Я давеча зашёл в здешний "Lanterne magique", "Волшебный фонарь", посмотрел синему о женщине-вампире. Пояснения, что там в виде надписей идут, мне не понятные, - я французский знаю через пень-колоду, - но и так всё ясно. Жуть, дух захватывает! А женщина какова - готов быть укушенным, лишь бы вкусить блаженство близости с нею. И ведь сколько всего хорошего наснимали: я в России видел "Минуту греха", "В буйной слепоте страстей", "Любовник по телефону", а уж "Поцелуй"!.. Не видали? Такого даже на открытках - ну, на этих, что на бульварах продают для мужчин - нету!.. А "Сонька - Золотая Ручка", а "Разбойник Васька Чуркин"! Тоже не видали? Зря! В них наша жизнь преотлично показана.

Веснин. Вы какую жизнь имеете в виду?

Константин. Свою он имеет в виду, какую же ещё.

Сысоев (прибоченившись). Да-с, свою, а чем она хуже других? Возьмите хоть Ваську Чуркина - мудрёное ли дело людей грабить? А у нас занятие умственное я бы сказал - психологическое. Вы "Пиковую даму" читали? Александр Сергеевич сам в картах был мастак, да ещё и передёргивал, так что ему можно верить... Вы думаете, что это просто - человека в игру втянуть и заставить его с деньгами расстаться? Это ремесло не для каждого, в нём годами совершенство достигается! Конечно, нет такого человека, который не верил бы, что он удачи достоин, но надо, ведь, этой вере дать ощутимое подтверждение, чтобы всякая осторожность забылась.

Был у меня такой случай. Играли мы тогда в Москве: у нас подобралась хорошая компания, даже один князёк был. Игра шла по-крупному, на тысячи, а клиентов нам наводчики приводили, которые свою долю от этого имели. И вот, привели раз одного субчика, у которого перед тем вся жизнь поломалась: под суд попал, имущество потерял, и жена от него ушла. От таких невзгод он сильно закручинился, но веру в удачу не утратил: не может же, де, быть, чтобы одно плохое на меня сыпалось? - должно быть что-то хорошее, чтобы плохое искупить. На этом он и попался: наводчики уверили его, что он выиграет обязательно, что это сама судьба ему шанс даёт. Финал известен: проигрался в пух и прах, последние деньги за столом оставил.

Константин. А дальше что с ним было?

Сысоев. Понятия не имею, больше он к нам не приходил.

Константин. Но ведь это непорядочно.

Сысоев (зло). А не будь дураком! С чего ты решил, что судьба обязана тебе подарки преподносить? Если она и есть, она слепа и сыплет без разбора плохое и хорошее... Но судьбы нет, - можешь мне поверить, я точно знаю, - значит, всё что в жизни с нами происходит, нами и вызвано. Если даже тебе кажется, что это случайно, вспомни хорошенько и поймёшь, что ты сам этому виновник. А если все виноватые, то и жалеть некого: поделом вору мука.

Веснин. Отличная философия: всё что угодно, оправдать можно.

Константин. Мошенническая философия.

Сысоев (Константину). Думаешь, ты меня обидел? Ничуть! Я ведь не скрываю, кто я, и каков есть; за это ты со мной и дружишься - разве не так? Подставляй бокал, пора выпить...

(Они выпивают, а Веснин слегка пригубливает из своего бокала).

Сысоев (Веснину). Вы кокаином не балуетесь?

Веснин (удивленно). Нет, почему такой вопрос?

Сысоев. Сейчас многие кокаином балуются, а то ещё морфий колют. В Петербурге вся интеллигенция на кокаине и морфии сидит - художники, артисты, поэты и прочие... Да вот и он "серебряным инеем" не пренебрегает. (Толкает Константина).

Константин (смущённо). Редко.

Сысоев. Редко, да метко! (Хохочет). Нынче всё искусство кокаиновое: бывал я на их выставках, видел. Какие-то гальванизированные трупы и зелёные лягушки вместо людей, а то просто кубы да линии. Это же как надо нанюхаться, чтобы эдакое изобразить!.. Впрочем, для нашего ремесла сплошная польза: когда таковые нанюхавшиеся гении садятся в карты играть, тут и безрукий выиграет. Нравится мне наше время: легче стало жить, легче работать.

Константин. Вы со своей колокольни смотрите.

Сысоев. Я на другие колокольни не лазаю... Допьём, что осталось, и пошли. Нашему хозяину мы уже надоели.

(Веснин пожимает плесами, но ничего не говорит. Сысоев и Константин допивают вино и встают, встаёт и Веснин).

Сысоев. До свиданья, Вадим Петрович! От обеда нам не отказываете?

Веснин. Отчего же? Приходите.

Сысоев. Добрый человек... Константин, попрощайся.

(Пока Константин жмёт руку Веснину, Сысоев, проходя около камина, незаметно прихватывает серебряную статуэтку и прячет за пазуху. В дверях появляется Раджа и заслоняет дорогу Сысоеву).

Сысоев. Чего тебе? Дай пройти.

Раджа. Верни, что взял.

Сысоев. Чего?!

Раджа (невозмутимо). Верни, что взял.

Сысоев. Вот вражья сила, басурманин проклятый! На, возьми! (Отдаёт статуэтку).

Константин. Сысоев, мне надоели ваши выходки!

Сысоев. Чужими словами говоришь: это должен был сказать Вадим Петрович, а не ты. (Веснину). Что поделаешь, денег взаймы вы мне всё равно не дадите, а до обеда ещё дожить надо.

Веснин. Вы практичный человек.

Сысоев. Но денег не дадите?

Веснин. Не дам.

Константин (Сысоеву). Перестаньте!

Сысоев. Спрос не грех... (Веснину). Теперь уж точно - до свидания. Главное правило в нашем ремесле - играй, но не заигрывайся.

(Уходит с Константином).

Раджа. Совсем плохие люди, господин.

Веснин. Ты чересчур строг. Приберись тут, а я вздремну часок-другой, а потом купаться. Аппетит надо к обеду нагулять.

Действие второе

Сад во дворе дома Веснина. Всюду цветы, красиво подстриженные кустарники и деревья. Под шпалерами стоит длинная полукруглая скамейка, напротив неё - другая.

Сцена первая

(Веснин и Лида сидят на скамейке в саду. Лида держит в руках дамскую сумочку, вышитую бисером).

Веснин. ...Я не всегда был богачом, и семья наша была небогата. Мои предки жили в России со времён Гостомысла; вели хозяйство, служили, воевали, но богатств и земель не нажили. Мои родители сумели кое-как наскрести денег мне на образование, и после университета я тоже служил. Служба была мне противна, я терпеть не мог её обязанностей, предпочитая, как пишут в романах, предаваться радостям жизни.

Отец с матерью умерли рано, в один год; после их смерти я стал единственным наследником моего дяди по материнской линии. Затем и он умер, и я получил имение: вот тогда я приезжал во Владимир для вступления в наследство и познакомился с вашей матушкой.

Имение было небольшим и не прибыльным, но я оставил опостылевшую службу и заделался сельским хозяином. Это были новые необычные впечатления для меня, к тому же, в духе времени - тогда все увлекались идеями графа Толстого. Конечно, из этой моей затеи ничего не получилось. Наша интеллигенция никогда не отличалась практичностью; может быть, это свидетельствует о том, что она ближе к Богу, чем к мамоне. Впрочем, в отношении денег она жадна, и во всём, что их касается, легко забывает нравственные идеалы. Не раз я видел, как интеллигентные по воспитанию и профессии люди учиняли друг другу жуткие гадости, когда дело касалось денег.

Я был близок к полному разорению, но тут в наших краях построили железную дорогу, а возле неё знаменитые богачи Морозовы решили ставить ткацкие фабрики. Далее всё пошло как по щучьему велению: на моей земле обнаружились залежи прекрасной глины, песка и ещё чего-то, необходимого для кирпичного завода, который должен был поставлять кирпичи для строительства. Сам завод решено было построить здесь же и рядом с ним - ткацкую фабрику и посёлок для рабочих. Морозовы дали мне хорошие деньги за имение, а знающие люди помогли сделать выгодные вложения: так из полунищего сельского хозяина я превратился едва ли не в миллионера безо всяких заслуг с моей стороны.

Дальше - больше; поистине, деньги к деньгам. Прошло несколько лет, в России и Европе случился кризис, но мои деньги были вложены в американские ценные бумаги, так что мой капитал утроился. Однако жить с большими деньгами в России опасно: я хотел уехать в Америку, но уж слишком далеко, и жизнь там не похожа на нашу. Франция - другое дело, для русского человека она Мекка и Медина: страшно подумать, чем была бы Россия без Франции! Я благополучно пережил здесь злосчастную российскую войну с японцами и последовавшие за ней революцию с контрреволюцией.

Недавно задёшево купил этот дом у разорившегося биржевика, опять-таки повезло, и заделался французом. Надеюсь дожить свой век на этом райском берегу и вам могу посодействовать, если пожелаете.

Лида (раздражённо). Неужели вы думаете, что я мещанка? Мещанство везде одинаково отвратительно - что в российской глубинке, что на Лазурном берегу. С деньгами оно ещё отвратительнее.

Веснин (иронично). Ах, простите, я забыл, что вы собираетесь сеять разумное, доброе, вечное! Неблагодарное это занятие: не сумеете отделить зерна от плевел, ни у кого это не получилось.

Лида. Вы хотите казаться циником, потому что у вас пусто в душе. За вашим цинизмом скрывается пустота, как и за всей этой пышностью (Показывает на сад и дом). Вы рассказывали, что любили Ксению Александровну... то есть мою маму... но я уверена, что вы не способны любить.

Веснин (с чувством). Напрасно вы так считаете! Любовь играла большую роль в моей жизни, - возможно, главную роль, - но я всегда оказывался отвергнутым. Первый раз я полюбил по-настоящему в пятнадцать лет, когда учился в гимназии; моя избранница тоже была гимназисткой. Мы познакомились на именинах в знакомой семье, и я сразу влюбился; всю зиму и весну я мчался после своих уроков к женской гимназии, чтобы встретить мою милую Катеньку! Ей нравились мои ухаживания, однако она меня не любила и тем же летом променяла на приехавшего на каникулы студента. Я занимал в её сердце так мало места, что она легко освободила его. Впрочем, в сердце моей второй возлюбленной я тоже не слишком широко раскинулся - во всяком случае, места хватало и для других мужчин.

Вашу матушку я любил страстно и горячо, но и она меня бросила: внезапно уехала, даже не объяснившись и скрыв, что беременна. В дальнейшем было не лучше: не считая мимолётных увлечений, я влюблялся несколько раз всерьёз, но всё заканчивалось ничем не по моей вине.

Как видите, я способен на любовь, но какой-то злой рок преследует меня; так хочется верить, что хотя бы роль любящего отца удастся мне. (Смотрит на Лиду).

Лида (хмурится и отводит глаза). Судя по тому, что вы рассказали, вами двигала не любовь, а плотское влечение. Женщины сразу чувствуют, когда их любят всем сердцем, а когда только вожделеют.

Веснин. Зачем же отрывать одно от другого? Бестелесная любовь - фу, какая тоска! Один академик утверждает, что в будущем человечество потеряет телесную оболочку и превратится в сгусток мыслящей лучистой энергии, пронизывающей космос. "Лучистое человечество" - какой ужас! Плоть это прекрасно, а разделение на мужчин и женщин ещё прекраснее; каким унылым было бы наше существование не будь в нём игры страстей, создаваемых плотью; каким скучным оно было бы без сопутствующих этому грехов.

Лида. Опять ваш цинизм! Я не желаю разговаривать на эту тему.

Веснин. Ну, давайте поговорим о вас; я ведь ничего о вас не знаю. Где вы родились, как жили, чем занимаетесь? Согласитесь, что отец имеет право знать о жизни своей дочери.

Лида. О своей дочери вы узнали лишь сегодня утром, а до этого её жизнь вас нисколько не волновала.

Веснин. Но ведь я не знал, что вы существуете, тем не менее, каюсь, посыпаю голову пеплом! Расскажите же хоть что-нибудь о себе, разве это такая невероятная просьба?

Лида (отрывисто). Я окончила гимназию, потом курсы учительниц начальных классов. Несмотря на то, что учителей в начальных школах, особенно в деревенских, у нас остро не хватает, устроиться на работу девушке очень тяжело; между прочим, одним из признаков неразвитости общества является приниженное положение женщины.

Затем вам всё известно: в учебном заведении, где попечителем Твердохлебов, учителя долго не задерживаются, поэтому туда берут и девушек, но нужно его личное разрешение. Найти Твердохлебова в России не удалось: выяснилось, что он уехал во Францию, где, по удивительному стечению обстоятельств, бывает в доме господина Веснина, моего отца. Так я приехала к вам.

Веснин. Я всё равно не понимаю, как вы узнали, что Твердохлебов бывает у меня; сам не знаю, чего он ходит, у нас мало общего. Странно, что ради такого пустякового дела вы прибыли сюда из России.

Лида (сжимая свою сумочку). Моё дело не пустяковое.

Веснин. Тешу себя надеждой, что не пустяковое, если вы имеете в виду обретение отцом его дочери. Для меня, во всяком случае, не пустяковое.

Лида. Но Твердохлебов будет у вас? Почему его до сих пор нет?

Веснин. Так никого ещё нет, сами видите. Опаздывают, как всегда.

Сцена вторая

(К Веснину подходит Лю).

Лю. Где твоя гости? Холодный еда будет, совсем плохо кушать.

Веснин. Сам беспокоюсь; должны уже придти.

Лю. Зачем такой гости звал? Конфуций очень зол.

Веснин. Причём здесь Конфуций?

Лю (назидательно). Мы два раз Конфуций злить. Конфуций говорит - плохо есть, что вокруг нет, но ты Лю говорить - готовь китайский еда. Вокруг Китай нет, вокруг другой страна, но Лю тебя слушать - ты хозяин... Это один раз Конфуций злить. Второй раз Конфуций злить, когда еда остывать. Инь в еде надо теплым быть, Ян в еде холодным быть; когда Инь и Ян - ошибка в еде, это плохо. Китай это знать, вы не знать - худо живёте, что не знать.

Веснин. А Лао-Цзы говорил: "Ничто не остаётся неизменным". Так и еда, и правила о еде - всё меняется.

Лю. Конфуций не любить Лао-Цзы.

Веснин. Лао-Цзы тоже недолюбливал Конфуция, но мы их обоих считаем мудрецами, так ведь? Отсюда правило: если гости не опаздывают, мы кормим их по Конфуцию, если опаздывают - по Лао-Цзы.

Лю (озадаченно). Лю это не понимать.

Веснин. И не надо. Ступай на кухню и будь готов.

(Лю уходит).

Лида. Вы действительно знаете китайскую философию?

Веснин. Не похоже на меня? Надеюсь, когда мы познакомимся поближе, ваше первое впечатление обо мне изменится.

(К Веснину подходит Раджа).

Раджа. Пришли высокий с низким. Низкий совсем пьяный.

Веснин (усмехаясь). Я не удивлён. Зови обоих.

Раджа. Позвольте сказать, господин: низкого не надо звать.

Веснин. Сказано - зови обоих. После китайской философии мне ещё не хватало поучений из индийской.

Раджа. Слушаюсь, господин.

(Идёт за Константином и Сысоевым).

Веснин (Лиде). Раджа прав: таких к обеду не приглашают, особенно того, что пониже - его фамилия Сысоев, он мошенник и проходимец, но презабавный. Второй, высокий - Константин; отчество я забыл, но мы зовём его просто по имени. По натуре и призванию он поэт, однако не признанный.

Лида (слушает его вполуха). Но где же генерал Твердохлебов?

Веснин. Дался вам этот Твердохлебов! Обещал придти, но если и не придёт, какая разница? Не сегодня, так завтра; не завтра, так послезавтра вы с ним встретитесь. Или вы не желаете задержаться ни на день?

Лида. Мне надо сегодня, обязательно сегодня.

Веснин. Господи, да что же вы так нервничаете! Или вы мне что-то не договариваете?..

(Внимательно смотрит на неё. Она сжимает свою сумочку и молчит. Веснин хочет ещё что-то спросить, но тут входят Константин и Сысоев. Сысоев еле передвигает ноги, повиснув на руке Константина).

Константин (Веснину). Извините нас, ради бога. Я не хотел с ним приходить, но он ни в какую: "Идём к Вадиму Петровичу, и всё!".

Сысоев (подняв голову, пьяно). Идём к Вадиму Петровичу.

Веснин. Вы уже пришли. Сажайте его на скамейку.

(Константин усаживает Сысоева на скамейку напротив той, на которой сидят Веснин и Лида, садится сам, но тут же вскакивает и кланяется Лиде).

Константин. Простите меня, мадмуазель! Мы не представлены: меня зовут Константин.

Лида (холодно). Я о вас слышала. Меня зовут Лидией.

Веснин. Она моя неожиданно обретённая...(запнувшись) родственница.

Константин. Счастлив познакомиться.

(Лидия пожимает плечами и ничего не говорит. Константин неловко садится на скамейку).

Веснин. Где вы деньги раздобыли? Утром у вас не было ни франка.

Константин. Сысоев карточные фокусы показывал в кафе. Как ни бросит колоду, так выпадают дама, король, туз, и всё одной масти. Посетители были в восторге, выпить предлагали за их счёт.

Сысоев. Un-deux-trois! Повезло... (засыпает).

Константин (покосившись на Лиду, с вызовом). Но в конце концов, почему бы не выпить? (Читает стихи):

В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

Веснин. Ваши стихи?

Константин (вздыхает). Если бы! Александр Блок: слышали о нём?

Лида. Пьянству нет оправдания. Бедные пьют от тяжёлой работы и беспросветного существования, а богатые - от общей деградации.

Константин. Но я не то, и не другое.

Лида. Есть ещё гнилая интеллигенция, которая вместо того, чтобы служить народу, предаётся пьянству и разврату.

Веснин. Тогда исправить порчу нравов проще простого: устройте мировую революцию, уничтожьте класс богатых, повысьте уровень жизни бедных, - и человечество станет трезвым и нравственным.

Лида. Так и будет, только не сразу, а через два-три поколения, когда исчезнет проклятое наследие прошлого.

Веснин. Блажен, кто верует.

Константин (Лиде). В принципе, я с вами согласен, но человеческую породу трудно переделать.

Лида (резко). Вы пробовали?

Веснин. Вы вовсе смутили нашего бедного поэта. Не забывайте, поэты люди мечтательные, не от мира сего.

(К ним подходит Раджа).

Раджа. Вероника и Анатолий прибыли. Трезвые.

Веснин (смеётся). Важное замечание! Веди же их сюда.

(Раджа идёт за Вероникой и Анатолием).

Веснин. (Лиде). Не прошло и часу от назначенного времени, а гости уже собираются. Глядишь, скоро и Твердохлебов пожалует.

(Вероника и Анатолий в сопровождении Раджи подходят к скамейке. Веснин и Константин встают, чтобы приветствовать Веронику. Сысоев вдруг пробуждаётся и пытается поцеловать ей руку, но падает).

Сысоев (лёжа). Excusez-moi, как говорится.

Вероника. Боже мой, Сысоев, в каком вы виде!

Константин. Извините, я сейчас отведу его в беседку, пусть проспится. Раджа, помогите мне, пожалуйста.

Раджа. Давно надо было.

(Раджа и Константин хотят увести Сысоева, но он вырывается от них).

Сысоев (поёт). "Ой, вы кони мои вороные, чёрны вороны - кони мои!".

(Раджа и Константин подхватывают его и скрываются за деревьями. Сысоев продолжает петь: "Мчались мы, ну а пули свистели, но догнать нас они не смогли, потому что как вихорь летели чёрногривые кони мои").

Вероника (с восторгом). У него определённый певческий талант! Мне надо бы написать портрет Сысоева.

Сысоев (внезапно появляется из-за деревьев). "Мы уйдём от проклятой погони, перестань, моя радость, рыдать! Нас не выдали чёрные кони, вороных уж теперь не догнать".

(Раджа и Константин снова хватают его и уносят за руки и ноги).

Сысоев. Виноват, господа, не ту карту открыл! Миль пардон, миль пардон!..

Сцена третья

(Наступает пауза. Веснин, Вероника и Анатолий усаживаются, затем говорят одновременно).

Веснин. Наш обед...

Вероника. Мы опоздали...

Анатолий. Мы шли...

Веснин (поднимает руку, успокаивая их). Позвольте мне сказать. Наш обед ещё не начался, ждём генерала Твердохлебова...(Лиде). Это мои друзья: Вероника и Анатолий. (Веронике и Анатолию). А это моя близкая родственница Лидия, она только что приехала из России.

Анатолий (равнодушно окинув взглядом Лиду). Рад познакомиться.

Вероника (Лиде). И я рада! Так вы только что из России? Это видно: платье на вас российского покроя - в России шьют крепко, но мешковато, никакой элегантности. Завтра я покажу вам магазин, где можно купить хорошенькое платье, мое оттуда. (Веснину). Как вам, граф?

Веснин. Экстравагантно.

Вероника (довольно). Этого я и хотела. Если уж мы вынуждены из-за глупых представлений о приличии прикрывать самые привлекательные части своего тела, то пусть они хотя бы подчёркиваются фасоном и цветом. Нет, в самом деле, как обидно, что мы не можем показать, к примеру, ноги и грудь! В античные времена женщины не стыдились выставлять их напоказ: вполне понятно, что мужчины готовы были всё отдать за прелести какой-нибудь Елены Прекрасной или Клеопатры.

Анатолий. Дай тебе волю, ты бы голая ходила.

Вероника. И ходила бы! Стыд - это пережиток прошлого, это оковы, в которые заковали нас ханжеская мораль и религия. "Долой стыд!" - готова я провозгласить на весь мир; хотите, прямо здесь разденусь?

Веснин (поспешно). Не надо, мы ещё не вышли из-под власти прежних представлений.

Вероника. Ну, как хотите, а избавление от стыда всё равно неизбежно. (Лиде). Обязательно сходим завтра в магазин: у вас отличная фигура, нельзя прятать её под этим немыслимым платьем.

Лида (растерянно). Меня оно устраивает... Да, я знаю, Чехов говорил, что в человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Но он же говорил, что человек должен стремиться к гармонии в своём облике - внутреннем и внешнем.

Вероника. Неужели это платье гармонирует с вашим внутренним обликом? Это было бы печально, но я уверена, что вы себя принижаете. У вас прекрасное одухотворённое лицо: видно, что вами движет какая-то высокая идея. Но вы зажаты, как подросток: вам обязательно надо почитать Фрейда, чтобы избавиться от своих комплексов.

Лида. Прочту как-нибудь...

Вероника (Веснину). Мы опоздали, потому что увидели вернисаж на набережной.

Анатолий. Да, мы шли...

Вероника (перебивает его). Я сама расскажу. (Веснину). Мы шли к вам и увидели, как самодеятельные художники выставляют свои картины. Это невероятно, это подлинное искусство! Никаких плавных линий, никаких определённых форм: всё угловато, изломанно, экспрессивно. Один портрет меня просто сразил: синий трёхглазый мальчик на фоне турбулентного потока бытия. Я записала фамилию художника: вы обязаны пригласить его в "Осколки" как председатель попечительского совета нашего художественного объединения, а ещё лучше - купите его картину.

Веснин. Я пока не председатель, это вы меня назначили.

Вероника. Не кокетничайте! Вам самому хочется быть председателем, но вы не желаете признаться в этом. В конце концов, став председателем, вы сможете сменить на настоящие произведения искусства тот хлам, что хранится в вашем доме. Пейзажи с нимфами и амурами, пышнотелые красавицы в покрывалах и кисее, благородные отцы семейств во главе своих многочисленных домочадцев - это же пошлость, граф, как вы этого не понимаете! Любой знающий вас человек сразу определит, что всё это не может быть вашим, потому что вы ни в коей мере не похожи на добропорядочного буржуа.

Веснин (несколько смутившись, со смехом). Вы угадали: весь этот хлам, как вы изволили выразиться, достался мне от прежнего владельца, биржевика. Я собирался купить несколько полотен импрессионистов, но они очень выросли в цене и продолжают расти - боюсь, не смогу приобрести больше двух-трёх произведений.

Вероника. Ха, импрессионисты! Когда-то это был вызов буржуазному искусству, а теперь они сами превратились в искусство для буржуазии. Вы отстали на целое поколение: не вздумайте покупать импрессионистов, они безнадёжно устарели.

Анатолий. Любишь ты поучать: всё должно быть по-твоему. А мне, например, тоже нравятся импрессионисты.

Вероника. Это ты говоришь, чтобы меня позлить. (Веснину). Не слушайте его, граф, он хочет казаться эдаким ретроградом-обскурантом и брюзжит, как желчный больной старик. Но на вернисаже он был даже в большем восторге от авангардистских картин, чем я.

Анатолий. Только чтобы успокоить тебя.

Вероника (грозит ему пальцем). Ах ты, лицемер! Что-то ты закис в последнее время, но ничего, я тебя встряхну.

(Появляется Константин).

Константин. Фу, еле уложили Сысоева! Раджа принёс ему плед и подушку - пусть отоспится в беседке, куда его такого сажать за обеденный стол! Я виноват, не надо было сюда с ним приходить.

Вероника. Здравствуйте, Константин! Мы с вами толком не поздоровались.

Константин. Моя вина; разрешите вашу ручку?

Вероника. Если поцеловать, я против: целование рук подчёркивает неравное положение женщин - вы же не целуете руки мужчинам. Если пожать - вот вам моя рука!

Константин. Пожать. (Жмёт ей руку, потом спохватывается и обращается к Лиде). С вами мы здоровались, но не обменялись рукопожатием.

Лида (сухо). Это лишнее.

Веснин (Константину). Вы бы прочли Лидии свои стихи: это отлично заменит рукопожатие.

Вероника. Просим, просим! (Хлопает в ладоши).

Лида (с неожиданным раздражением). Если стихи плохие, не надо их читать. Нет ничего хуже плохих стихов и фальшивой музыки.

Анатолий (усмехаясь). Согласен, с одной поправкой. Кому есть что сказать, и кто может это сказать, тому не надо прибегать к разных ухищрениям, вроде рифм и строф. Я ещё понимаю женщин, которые любят манерничать, но поэт-мужчина это что-то противоестественное. Настоящая мужественность несовместима со стихами.

Веснин. Вы слишком категоричны в своём суждении. (Константину) Что касается ваших стихов, какая вам разница, что скажут критики? Если вы настоящий поэт, это никак не повлияет на вашу страсть к творчеству. Будут ли вас хвалить или ругать, вы всё равно станете писать.

Константин. Но доброе слово не помешает и поэту.

Веснин. Доброе слово - возможно, однако не признание. Признание - это искушение; когда вы не признаны, вам нечего терять: вы пишете, не задумываясь о том, понравятся ли ваши произведения. Вы пишете так, как вам того хочется.

Вероника (Константину). Прочтите же нам свои стихи!

Константин (садится на скамью, хмуро). Не буду.

Вероника (Анатолию и Лиде). Ну вот, всё испортили.

(К скамейке подходит Раджа).

Раджа (торжественно). Прибыли генерал Твердохлебов и его люди!

Веснин (приняв серьёзный вид). Ты почётный караул выстроил?

Раджа (удивлённо). Не понимаю.

Веснин (махает рукой). Зови Твердохлебова. (Лиде). Вот и дождались.

Лида (теребит свою сумочку). Да, хорошо.

Вероника. Зачем вам этот генерал?

Анатолий. Да, зачем? В России от одного его имени содрогаются.

(Лида не отвечает. Раджа подводит к ним Твердохлебова и двух охранников генерала).

Твердохлебов (охранникам). Встаньте у ворот, здесь вы мне не понадобитесь: я среди друзей.

Один из охранников. Но ваше превосходительство...

Твердохлебов. Никаких "но"! Идите! (Охранники уходят, с ними уходит и Раджа. Твердохлебов наклоняется к Веронике). Вы всё цветёте, мадмуазель! Позвольте поцеловать ручку?

Вероника (отдёргивая руку). Не позволю! Вы же знаете, что мне это неприятно.

Твердохлебов. Люблю необъезженных лошадок: и фыркают, и взбрыкивают, и норовят укусить, а как укротятся, нет лучше лошадей.

Вероника. Почему у вас все сравнения - лошадиные?

Твердохлебов. Что поделаешь, в молодости я служил в кавалерии, а это на всю жизнь. (Лиде). Не имею чести быть вам представленным, мадмуазель.

Веснин. Это Лидия, моя родственница, приехала из России. (Лиде). А это его высокопревосходительство генерал Твердохлебов.

Лида (не поднимая глаз на Твердохлебова). Я поняла.

Твердохлебов. Сразу заметно, что вы лишь недавно приехали из России: нет, знаете ли, эдакой примеси западной гнильцы. Русские женщины скромны, добродетельны и богобоязненны, эмансипации они набираются на Западе; впрочем, вся эмансипация до первой беременности: как забеременеют, вмиг воспоминают, что они женщины. А уж с возрастом эмансипация просто смешна: женщину и без того перестают воспринимать как женщину. В отношении женщин Бог строг, но справедлив: они привлекательны только в том возрасте, в котором могут рожать. (Веронике). Вот лет через двадцать сами захотите, чтобы вам ручку поцеловали, да уж никого не заставите.

Вероника. Вы хотите казаться рыцарем, но ваш идеал - "Домострой".

Твердохлебов. И не скрываю! "Да убоится жена мужа своего" - вот основа крепкой семьи. Страх и уважение - это корень всего; дети должны бояться и уважать отца с матерью, жена - мужа, а народ - власть. Это веками проверено, на этом весь мир стоит: выдерните эти скрепы, и всё рухнет.

Анатолий. Вам бы в журналах печататься.

Твердохлебов (Анатолию и Константину). В моё время молодые люди вставали, когда к ним подходили старшие, и никто из молодых не посмел бы сделать замечание, пока на то не будет дозволения.

(Анатолий только пожимает плечами).

Константин. Извините. (Хочет встать, но Вероника сдерживает его).

Вероника. Времена меняются, но вы не меняетесь вместе с ними, генерал.

Твердохлебов (усаживается на скамью). К чему мне меняться?.. (Анатолию). Вы изволили заметить, что я мог бы печататься в журналах, - я не печатаюсь, меня печатают. Россия знает генерала Твердохлебова: сотни благодарственных писем приходят мне со всех концов империи.

Лида (со странным выражением, мельком взглянув на него). Да, Россия знает генерала Твердохлебова.

Твердохлебов. Вот видите!.. Благодарю вас, мадмуазель, приятно слышать, будто получил весточку с Родины. Мне кажется, мы обязательно с вами подружимся: у вас такое милое лицо и благородные манеры; ваш отец, конечно же, дворянин? Он дал вам хорошее воспитание.

Веснин. Она росла без отца.

Твердохлебов (Лиде). Так вы сирота? Бедное дитя! Простите, что я вот так вот запросто к вам обращаюсь, но у меня дочь похожа на вас; всё что я делаю для России, я делаю и для неё. Вы наше будущее: вам мы отдадим страну, когда уже не в силах станем сами управляться.

Вероника (иронически). А вы ещё в силах?

Твердохлебов. Так и пышет ядом! (Лиде). Дитя моё, не дайте одурманить себя, не дайте сбить с толку, не дайте увести по ложному пути! Эти лжеучители ловят доверчивые души и губят их. Не успеете опомниться, как накинут на вас узду, а будете сопротивляться, так, пожалуй, получите шенкелей, и то и шпоры в бок вонзят.

Вероника. Так и хочется стать лошадью.

Анатолий. Это легко исполнимое желание.

Твердохлебов. Смейтесь, смейтесь, - досмеётесь! (Лиде). Дитя моё, не водитесь с ними, они вас хорошему не научат; бегите отсюда, пока не заразились здешним тлетворным духом! Возвращайтесь в Россию, вдохните запах родной земли, прильните к ней, и вы почувствуете, как душа ваша воспарит на воздусях.

Анатолий. Вам бы стихи писать, генерал.

Твердохлебов (обидчиво). Что же вы думаете, генералы не могут писать стихи? Могут получше вашего: нам просто не по чину стихи писать, но и то были случаи...

Константин (вскакивая с места). Ах, как было бы хорошо, если бы все генералы писали стихи! Сам я плохой поэт, может быть, но я чувствую силу поэзии, чувствую её влияние: она облагораживает душу. Человек, пишущий стихи, приобщается к великой гармонии, где нет места злобе, низости, подлости! Если бы все люди на земле писали стихи, в каком прекрасном возвышенном мире мы бы жили! Я уверен, что через сто-двести лет все будут поэтами; я вижу это светлое будущее!

Анатолий (усмехаясь). Ну, вы хватили лишку! Вспомните хотя бы Нерона: какой замечательный был поэт! Однако поджёг Рим вместе с жителями, лишь бы получить вдохновение для поэмы о пожаре.

Константин. Это клевета: Нерон не поджигал Рим, он не мог этого сделать.

Анатолий. За ним и без поджога много чего числится.

(К ним подходит Раджа).

Раджа. Повар недоволен: говорит, гости пришли, пора обед подавать.

Веснин (вставая). Друзья мои, прошу всех к столу! Нас сегодня ждут особенные угощения, а доспорить мы можем и за обедом.

(Все поднимаются и идут в дом. Лида снова теребит свою сумочку, то расстёгивая, то застёгивая её).

Веснин (Лиде, тихо). Не волнуйтесь. После обеда генерал расслабится, тогда и обговорите с ним своё дело.

Лида. Хорошо, после обеда.

Действие третье

Парадная столовая в доме Веснина. На стене - большая картина с идиллическим пейзажем; перед ней стоит стол, на котором расставлена дорогая посуда. За столом сидят Веснин и его гости: Твердохлебов, Лида, Вероника, Анатолий и Константин.

Сцена первая

(Лю стоит сбоку от стола и следит за тем, как слуги подают кушанья).

Веснин. Вот и пробил твой час. (Гостям). Он так старался, лучшие кушанья приготовил.

Лю (низко кланяется). Лю очень уважать гостей. Пусть солнце не покидать ваш дом; пусть дракон даёт силу, феникс - благо, единорог - доблесть, черепаха - долгая жизнь, обезьяна - щедроты, а барсук - радость.

Твердохлебов. Да он у вас оратор!

Веснин. Сам удивляюсь, когда он успел выучить.

Анатолий (Попробовав еду, недоумённо). Это что же мы едим?

Веснин. Тише, а то он обидится и покончит с собой.

Анатолий. Неужели взаправду покончит?

Веснин. Кто его знает...

Вероника. Я не поняла, причём тут драконы, фениксы и прочие существа? (Обращаясь к Лю). Это китайское приветствие такое?

Лю. Очень хороший приветствий, древний. Много счастья будет, но надо на бумага писать иероглиф - с бумагой счастье будет.

Веснин. Вот и пойди, запиши, а заодно на кухне присмотришь. Видишь, как твоё приготовление всем нравится.

Лю (ещё раз низко кланяясь). Гости доволен - Лю доволен; Лю сегодня хороший день. (Уходит).

Твердохлебов (с набитым ртом). Ничего, есть можно. Лет тридцать назад был я в походе в Туркестане, так мы там сырое мясо ели. Ну, то есть не совсем сырое, а вяленое: посолишь его, положишь под седло, день проскачешь и к вечеру можно есть. Басурмане за деликатес эдакую пищу почитают, - ну, и мы привыкли.

Вероника. Интересно, я бы попробовала.

Анатолий. Чего бы ты только не попробовала.

Вероника. Ты уже это говорил; придумай что-нибудь новое - скучно.

Твердохлебов. (Лиде). А вы отчего не едите? Не нравится китайская еда? Правильно: русская и сытнее и полезнее. Предки наши не глупее нас были: знали, чем питаться: это государь Пётр Великий моду на иноземное питание завёл. (Лиде). Но, всё-таки, скушайте чего-нибудь - ей-богу, не так уж плохо.

Лида (сжимая в руках свою сумочку). Я не голодна.

Твердохлебов. Зачем тогда на обед пришли, если не голодны? На обед покушать приходят, деточка.

Вероника (Твердохлебову). Вы, я вижу, к Петру Первому критически относитесь?

Твердохлебов (грозит ей пальцем). Ох, язва! Не надейтесь, не подловите! Для меня любой царь священен, потому что он помазанник Божий. "Нет власти не от Бога", - слыхали, поди? Однако именно от того, что я монархии предан всей душой, имею право высказаться. Мои слова не разрушительные, а созидательные для великого монаршего здания: кто ещё укажет на изъяны, как не монархист до мозга костей? Я жизнь за царя и монархию российскую отдам без колебания, так имею же право на почтительнейшую, со всем уважением и любовью критику?

Анатолий. Ну уж если и вы критикуете Россию, значит, дальше некуда. Совсем плоха наша матушка.

Твердохлебов. Вы не любите Россию?

Анатолий (вскидываясь). А что такое Россия? Берёзки, покосившиеся церквушки, пьяные попы и ещё более пьяные мужики?.. У меня был друг, который уверял, что любит всё это, и даже обнимал и целовал берёзки, будучи подшофе, но я не пью столько. Можете считать меня космополитом, но мне нравится весь мир, а Россия далеко не лучшая его часть. Она не может вызвать любви у нормального человека: те, кто уверяют, что любят Россию, или притворяются, или они очень больные люди. На расстоянии её безобразия как-то сглаживаются, - на расстоянии можно, пожалуй, испытывать ностальгию даже по нашей непролазной грязи, - но любить Россию, живя в ней, это что-то нездоровое.

Твердохлебов (сурово). Но она вскормила и воспитала вас.

Анатолий. У вас неверные сведения: меня вскормили и воспитали мои родители; я думаю, в любой другой стране они бы сделали это не хуже, а, скорее всего, лучше. Россия для её обитателей не мать, а мачеха, злая мачеха; мы не сыновья её, а нелюбимые пасынки.

Твердохлебов (подозрительно). Вы, случайно, не еврей?

Анатолий. Почёл бы за честь, но, увы, нет. Умнейшая нация, и прекрасно умеет обходиться без Родины. Сколько талантливых людей; какая энергия, какая любовь к жизни!

Веснин (с примирительной улыбкой). Все нации по-своему хороши и по-своему плохи, - извините за банальность. А вообще, как сказал один мой приятель: "Когда-то мы были милыми одноклеточными существами, живущими в море. С тех пор наша жизнь покатилась по наклонной плоскости". Но это-то и весело - катиться по наклонной плоскости: как с горки, дух замирает.

Константин (до сих пор молчавший, оживлённо). Как было бы хорошо вернуться в прошлое, лет эдак на пятьсот назад! Какая простая жизнь тогда была: там штурмуют город, там свирепствует чума, там кого-то сжигают на костре, там кому-то отрубают голову. Никаких выкрутасов, всё естественно: позавидуешь, ей-богу! А сейчас чего только не придумали для жизненного удобства, а ощущение полноты жизни пропало. Вроде бы жить стало легче, а счастья нет.

Твердохлебов. Бога забыли, вот что. Тот кто верует, не задаётся такими глупыми вопросами. В Боге сила и правда.

Вероника (вмешиваясь в разговор, горячо). А я считаю, что "Бог" - это уход от ответа, подобно тому, как уходят от ответа на неудобный вопрос ребенка. Тут важно выбрать верное слово, которое ничего не объясняет, но производит впечатление истины в последней инстанции. Вы говорите "Бог", и дальнейшие расспросы кажутся бессмысленными, однако на самом деле они только возникают. Детскому уму бывает достаточно такого заветного слова, но взрослый ум им не остановить.

Твердохлебов. Вот-вот, я и говорю, сплошные умствования и неверие - чего же вы хотите от такого общества?

Вероника. Мы ничего не хотим: живём здесь в своё удовольствие, - это вы хотите наставить нас на путь истинный. (Веснину). Скажем, граф, почему вы уехали из России?

Веснин (виновато разведя руками). Лучше остаться без Родины, чем без денег.

Твердохлебов (нахмурившись). Окститесь! Что вы такое говорите!

Анатолий. Он прав, из России надо было уезжать, пока не поздно. Ни с того, ни с сего редко что случается: жизнь всегда даёт предупредительный звонок. О том, что нужно уезжать из России, звонки звенели неоднократно, и те, кто не уехали вовремя, тоже их слышали. Пусть пеняют на себя, что не собрались, когда надо было.

Константин. Но не все могли уехать, мало ли какие бывают обстоятельства.

Анатолий (раздражённо). Оставьте! Это вечная наша ссылка - на обстоятельства, да на любимый русский "авось"! Отчего англичанин, когда ему плохо живется в Англии, вмиг собирается и отправляется жить за океан? Глядишь, через годик-другой он уже прекрасно живёт где-нибудь в Австралии или Канаде. А наш российский обыватель прозябает безо всякой надежды на светлое будущее в своём богом забытом городишке, ненавидит неласковую к нему Родину, но с места не сдвинется, чтобы поискать лучшую долю в чужих краях. Как же - "объективные обстоятельства", а на самом деле, лень неодолимая и жуткая боязнь чего-то нового! И ведь было бы что терять, так ведь нечего в большинстве случаев.

Константин. Бедная наша страна... Стихи вспомнились:

Страшное, грубое, липкое, грязное,

Жёстко тупое, всегда безобразное,

Медленно рвущее, мелко-нечестное,

Скользкое, стыдное, низкое, тесное,

Явно-довольное, тайно-блудливое,

Плоско-смешное и тошно-трусливое,

Вязко, болотно и тинно застойное,

Жизни и смерти равно недостойное,

Рабское, хамское, гнойное, чёрное,

Изредка серое, в сером упорное,

Вечно лежачее, дьявольски косное,

Глупое, сохлое, сонное, злостное,

Трупно-холодное, жалко-ничтожное,

Непереносное, ложное, ложное!

Но жалоб не надо. Что радости в плаче?

Мы знаем, мы знаем: всё будет иначе.

(Пауза).

Лида (про себя). Всё будет иначе...

Твердохлебов. Что-с?

(Лида молчит).

Вероника (улыбаясь Константину). Ваши стихи?

Константин. Нет, не мои. Зинаида Гиппиус написала.

Вероника. О, я о ней слышала! Замечательная женщина, собрала вокруг себя лучших людей искусства.

Твердохлебов. Я за одну фамилию выслал бы её из России - ясно, что русский народ не дождётся ничего хорошего от этой Гиппиус.

Сцена вторая

(В дверях появляется Раджа, за ним слуги с подносами).

Раджа (громко). Перемена кушаний!

(Слуги меняют тарелки с едой).

Веснин (поднимая бокал). Что-то мы сегодня мало пьём. Предлагаю тост за всех вас, моих гостей!

Твердохлебов. Я выпью за Россию.

Веснин. Ну, за Россию, так за Россию: сhacun son propre, как говорят французы. (Выпивает).

(За дверьми слышится какой-то шум. Раджа идёт туда и, возвратившись к Веснину, шепчет ему что-то на ухо).

Веснин (обращаясь ко всем). Наш друг Сысоев проснулся, уже успел учинить скандал на кухне и теперь идёт сюда.

Раджа. Нехороший человек, дурной человек. Разрешите, господин, мы его выведем.

Веснин. Разве можно так с гостями обращаться? Пусть войдёт.

Раджа (с большим неодобрением). Как прикажете, господин. (Уходит, за ним уходят и слуги).

Веснин (ко всем). Как-нибудь справимся с Сысоевым? Не выгонять же его.

Вероника. А мне он нравится, оригинальный тип.

Сысоев (показывается в дверях и говорит кому-то в коридоре). Чего ты мне о Боге толкуешь? Уж я-то его знаю: он - большая шельма, король шулеров. Кто ещё может менять правила игры, как ему вздумается, передёргивать карты у всех на виду, и не бояться, что его схватят за руку и побьют? (Входит в зал, слегка пошатываясь). А вот и я - заждались?.. (Веснину). Ваш учёный индус меня доконает: вздумал учить жизни, ссылаясь на Бога.

Твердохлебов. Ещё один охальник.

Сысоев (услышав его). И не говорите - сколько их нынче развелось: даже из Индии понаехали. (Усаживается на свободное место за столом и наливает себе большой бокал водки). Поскольку я опоздал к обеду, мне штрафную. За ваше здоровье! (Выпивает до дна). Странная у вас еда (осматривает закуски). Ладно, попробуем, мы неприхотливые...

Вероника (Анатолию). Какая непосредственность! Из него получился бы непревзойдённый современный художник.

Анатолий. Если бы он умел рисовать...

Лида (Твердохлебову). Вы сказали, что вам не всё нравится в России. Что же именно вам не нравится?

Константин. Да, любопытно, генерал, что вам может в ней не нравиться: вы ведь были её защитником во всех отношениях.

Твердохлебов (откладывает в сторону салфетку и распрямляется). Эх, не здесь об этом говорить, но задели за живое!.. Думаете, я не вижу, что в нынешнее царствование происходит? Вижу, не слепой! Не стану всего перечислять, чтобы вас не радовать, но скажу, почему такая мерзость у нас творится. Знаете, почему? Потому, что забыли заветы покойного Каткова. Он точно обозначил все наши болезни и прописал верные рецепты от них.

Сысоев. Катков? Это кто такой? Не имел чести...

Веснин. Как же, лет двадцать-тридцать назад его вся Россия знала! Известнейший охранитель наших государственных устоев, ярый враг либерализма и, уж тем более, революции.

Сысоев. А в карты он играл?..

Твердохлебов (недовольно). Позвольте, я продолжу... У нас было крепкое, несокрушимо-целое, могущественное государство, говорил Катков, в котором единство Отечества зиждилось на идее царя; всякий чувствовал, что то и другое есть одна и та же всеобъемлющая сила. Наш народ дружно сливался в этом чувстве, в полной готовности жертвовать всем для спасения Отечества, поддержанный в этом нашей национальной Церковью. Она проникала во все изгибы нашего существования и на всё положила свое знамение.

Анатолий (повторяет). Проникала во все изгибы...

Твердохлебов (не замечая его). Но всё на свете имеет своих врагов. Нет такой скромной, малой, ничтожной жизни, которой не угрожали бы смертельные опасности. И устрица имеет своих врагов: может ли не иметь их такое громадное и могущественное государство, как Россия?.. У нас есть враги внешние, но, что ещё страшнее, враги внутренние. Есть люди, которые хотят, чтобы русские интересы подчинялись чужим, чтобы мы признавали над собой компетенцию Европы и связывали свои действия каким-то международным правом. Вольно или невольно они действуют в пользу наших врагов, что мы видим даже в литературе. И повести, и разные философские трактаты, и всякого рода критические статьи имеют своей главной целью изображать гнусные свойства русского человека и русского быта.

Вероника. Ага! Значит, он признавал, что эти свойства существуют.

Анатолий. В устах Каткова это дорогого стоит.

Твердохлебов (Анатолию, резко). Попрошу не перебивать! Если вы не обучены хорошим манерам, я могу вас научить!

Лида (Анатолию и Веронике). Дайте ему высказаться.

Константин. В самом деле, пусть скажет.

Твердохлебов (Лиде). Благодарю, мадмуазель. Настоящая русская девушка... Итак, наши умники (бросает выразительный взгляд на Анатолия и Веронику), с каким-то сладострастием предались этому занятию, писал Катков. Ничего не осталось нетронутым: и старина наша отвратительна, и простой народ безнадёжен - всё подлежит беспощадному бичеванию. Мало того, что эти выродки перешли открыто в лагерь врагов России, - они ругаются над русским народом вообще.

Всё это вызвало ужасное явление: психическую болезненность молодого поколения. (Снова бросает взгляд на Веронику и Анатолия. Анатолий хочет что-то сказать, но Вероника делает ему знак молчать). Болезненность эта обозначилась такими поступками и таким складом мыслей, какие возможны лишь при глубоком душевном расстройстве. Необъяснимая тревога овладела нашим юношеством и вызвала среди него выходки, поражающие своей эксцентричностью и беспричинностью. Молодёжь хватается за первый, часто пустой предлог, чтобы произвести волнения, которые, как эпидемия, переходят из одного округа в другой, точно переносимые заразой, пока не истощаются сами собой. В то же время иные бросают Отечество, зовущее их на полезную деятельность, и за границей ни с того ни с сего появляются вдруг эмигрантами; впрочем, некоторые после бесплодных скитаний и изнурительной растраты сил возвращаются на родину разочарованные и разбитые.

(Анатолий снова порывается что-то сказать, Вероника дёргает его за рукав).

Веснин. Продолжайте, ваше превосходительство, мы вас внимательно слушаем. В чём же вы видите спасение?

Твердохлебов. Не я - Катков, но я полностью с ним согласен. Требуются меры как щадящего, так и жёсткого характера. Во-первых, следует обратить особое внимание на школы. Обучение и воспитание в школе нужно проводить на высоком уровне, а для этого школа должна примыкать к Церкви самым плотным образом. Церковь - вот истинная опора школы, священнослужитель - вот настоящий учитель, который старается удерживать школу в теснейшей связи с религиозными учреждениями!

Далее, требуется установить строжайший контроль за всем, что печатается в России, безжалостно выкорчевывая из печати все сорняки, которые стремятся погубить здоровую поросль государственной мысли, - и, само собой, требуется установление правительственного надзора за публичными библиотеками. В них зачастую хранятся произведения вредные и враждебные для нашего Отечества. Кроме того, необходим строжайший надзор за всеми учебными заведениями, особенно за высшими, которые нередко становятся рассадниками тлетворного влияния. Людям, не признающим наши ценности, не место в учебных заведениях, да и вообще в науке.

Сысоев. Правильно, в арестантские роты их! Пусть лучше дороги строят, как сказал один умный человек... За ваше здоровье, генерал! (Выпивает).

Анатолий (не сдержавшись, Твердохлебову). Но как же страна будет развиваться, если вы удалите из неё талантливые, но, на ваш взгляд, неблагонадёжные элементы? Как мы будем двигаться вперёд?

Твердохлебов (убеждённо). Постом и молитвой. Да-с, постом и молитвой!.. Разве все научные открытия не есть проявление божественного откровения? Так кто же лучше священнослужителей поможет нам в этом деле? Присутствие священнослужителя совершенно необходимо в каждом научном учреждении: проникновенная молитва и святые обряды помогут совершить такие открытия, о которых не может и мечтать иной неверующий учёный.

Ну и самое главное. России, как никогда, нужна твёрдая власть, и всё общество должно оказать ей содействие, поскольку в нормальном обществе каждый должен быть оберегателем общих интересов; каждый должен быть как бы правительственным агентом и полицейским служителем. Это было написано Катковым двадцать лет назад, но звучит так, будто написано сегодня. Бывает время, когда можно опустить поводья; бывает время, когда их надо натянуть, а бывает, что нужна железная узда. Сейчас нужна железная узда - это уж я от себя прибавлю.

Лида. А что делать с теми людьми, которые не согласны с такой программой?

Твердохлебов. Я бы не стал называть их людьми. Это злодеи, выродки, гниль, отребье рода человеческого! Избавляться, беспощадно избавляться от опухоли, которая может погубить весь организм! Сказано в Писании: "Лучше избавиться от нескольких паршивых овец, чем погубить всё стадо".

Лида. А если этих "паршивых овец" миллионы?

Твердохлебов (жёстко). Значит, во имя спасения всего стада надо уничтожить миллионы паршивых овец. Оставшееся стадо всё равно будет намного больше.

Анатолий. Вот вы и уничтожали. Всей России известно о ваших подвигах во время усмирения революции.

Твердохлебов (с вызовом). То-то, что о подвигах! Думаете, мне было приятно расстреливать и вешать? Мне в глаза дочери тяжело было смотреть, но я переступил через себя для пользы России. Я, может быть, душу свою бессмертную загубил во имя Отечества.

Лида. Так вот вам награда! (Выхватывает из сумочки маленький браунинг и стреляет в Твердохлебова. Он падает со стула. Все вскакивают со своих мест).

Константин. Она его убила!

Сысоев. Ничего себе игра вышла!

Вероника (Лиде). Браво! Я знала, в вас что-то есть...

Веснин (Лиде). Боже мой, что вы натворили, что теперь будет? Найти дочь и потерять её, - какая злая ирония судьбы!

Вероника. Она ваша дочь? Поздравляю, вы счастливый отец!

Лида (бросает пистолет и обращается к Веснину, с дрожью в голосе). Я не ваша дочь, у вас нет дочери! Но Ксения Александровна любила вас, она сама мне об этом рассказала; я её единственная родственница и была с ней до последних минут. Позже, когда я вступила в революционную организацию, нам пригодилась легенда о дочери, якобы родившейся у вас: мы узнали, что Твердохлебов бежал за границу и бывает здесь, в вашем доме. Я приехала, чтобы привести в исполнение приговор, вынесенный ему нашей организацией. (Почти кричит) Что вы стоите?! Вызывайте полицию: я на суде расскажу всю правду о преступлениях этого генерала и подобных ему!

Веснин (спокойно). И не подумаю вызывать - не подумаю, до тех пор, пока вы не уедете. У вас наверняка есть вариант отхода: на поезде, пароходе или по-старинке - ползком через границу? Нет, я не интересуюсь, но я бы предложил вам аэроплан. Чудо техники: час полёта, и вы в Австро-Венгерской империи, а там и до России рукой подать, - если, конечно, у вас нет плана застрелить ещё какого-нибудь русского генерала в Европе.

Лида. Так вы меня не задержите?

Веснин. Нет, я же сказал. Готов даже дать вам деньги на самого быстрого извозчика, чтобы вы уехали поскорее: только вам придётся выйти через калитку, а то у ворот стоят охранники генерала.

Лида. Вы странный человек, Веснин.

Веснин. "Да странен я, не странен кто ж?". Шекспир, "Гамлет". Как видите, и это не ново... А жаль, что вы не моя дочь. Позвольте, я по-отцовски поцелую вас в лобик?

Лида. Какая пошлость! Оставьте меня и прощайте! (Быстро уходит, сдерживая рыдания).

Веснин (глядя ей вслед). Жаль, жаль, жаль...

Сцена третья

(Веснин, Вероника, Анатолий, Константин и Сысоев садятся на стульях поодаль от лежащего на полу Твердохлебова).

Анатолий. Что же нам делать?

Вероника. Да, надо же что-то сделать!

Сысоев. А давайте представим это как самоубийство: вложим пистолет ему в руку и скажем, что генерал сам в себя пальнул. Мы единственные свидетели: если будем твёрдо стоять на своём, всё выйдет шито-крыто.

Анатолий. Кто же нам поверит...

Сысоев (с пьяной усмешкой). Поверят, да ещё как! Вы забываете, что расследование будет вести французская полиция, а ей нет никакого дела до самоубийства какого-то русского, к тому же, прислужника царизма, врага свободы, равенства и братства. Смерть генерала вызовет интерес лишь русской полиции, но её к расследованию не допустят, а каждый из нас не скоро вернется в Россию. Когда же мы возвратимся, генерала уже забудут.

Вероника. Гениальная идея!

Сысоев (поднимаясь со стула). Ну-ка, где пистолет?.. (Поднимает брошенный Лидой браунинг и подходит к Твердохлебову. Тот вдруг шевелится и стонет).

Все в один голос. Он жив?!..

Сысоев (осматривая Твердохлебова). Крови нет, пулевых отверстий тоже... Как же она промазала с такого расстояния?.. Всё нервы: если нервничаешь, в карты играть не садись, и в генералов не стреляй, а иначе вот что выходит.

Константин. Отчего же он упал?

Веснин. Как рябчик из "Летучей мыши", от сердечного приступа.

Сысоев. Пистолетик-то я себе возьму, если никто не возражает. Изящная вещица. (Кладёт пистолет в карман).

Твердохлебов (еле слышно). Где я? Что со мной?

Вероника. Вы ничего не помните?

Твердохлебов. Сидели за столом, разговаривали, потом какая-то вспышка, и больше ничего.

Сысоев. Бывает: переутомились, лишнего выпили... Я помогу вам подняться.

Твердохлебов (усаживаясь с помощью Сысоева на стул). Я вроде бы не пил много.

Сысоев. Ну уж - генерал, и не пил! Не принижайте себя.

Константин. Как вы себя чувствуете?

Твердохлебов. Голова немного кружится... А почему вы все там сидите?

Веснин. Лиду провожали - как раз, когда у вас обморок случился. Ей надо было срочно уехать: дела, знаете ли...

Твердохлебов. Да, её я помню: хорошая барышня, настоящая русская девушка.

Веснин. Вы правы.

Сысоев (Твердохлебову). Если вы пришли в себя, не перекинуться ли нам в картишки? Давеча собирались, если вы не забыли.

Твердохлебов (проведя рукой по лбу). Да, будто бы... Что же, я готов... Простите, господа, как неловко вышло.

Сысоев. Ничего, ничего! Пойдёмте, в той комнате есть прекрасный ломберный столик: чувствую, вам повезёт сегодня.

Твердохлебов. Извольте... (Обращаясь ко всем). Надеюсь, о моей минутной слабости никто не узнает?

Веснин. Не сомневайтесь, мы будем немы, как рыбы. Удачи вам, ваше превосходительство.

Твердохлебов. Благодарю. (Уходит с Сысоевым).

Вероника (Веснину). Благодарю вас, граф, за незабываемый вечер! Не подумайте, что это сарказм, - столько новых впечатлений! Я хотела ещё поговорить о наших "Осколках", но уж не сегодня. (Анатолию). Пошли? Хочется чего-нибудь безумного.

Анатолий. Я готов.

Вероника (целует его). Ты такой милый, когда не куксишься. (Константину). Вы пойдёте с нами? Не пожалеете: ночь только начинается, а здесь она волшебная, полная чудес. Поэтическая ночь!

Константин (неуверенно). Пожалуй...

Вероника (смеясь). Какой джентльмен, не может отказать даме! (Веснину). Прощайте, граф, до завтра. (Уходят).

(Входит Раджа).

Раджа. Гости не все ушли: в соседней комнате низкий человек и генерал на деньги играют.

Веснин. Пусть играют... Отнеси водки охранникам генерала, да побольше.

Раджа. Слушаюсь, господин. (Уходит).

Веснин (оставшись один, прохаживается по залу и останавливается перед картиной с идиллическим пейзажем). Импрессионистов купить или авангардистов... Общество свободных художников... (Снова прохаживается по залу). В сад, что ли, пойти? Ночь действительно дивная: звёзды сияют, лунный свет серебрится... (Напевает, удаляясь из зала). "Снился мне сад в подвенечном уборе, в этом саду мы с тобою вдвоём. Звёзды на небе, звёзды на море, звёзды и в сердце моём..."

Занавес

Оставить комментарий © Copyright Галимов Брячеслав Иванович (os-20062006@yandex.ru) Размещен: 01/12/2023, изменен: 01/12/2023. 83k. Статистика. Пьеса; сценарий: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Действие происходит в 1909 году на Лазурном берегу Франции. Здесь безбедно живёт Вадим Веснин, в доме которого собирается пёстрая компания выходцев из России. Неожиданно появляется молодая девушка, выдающая себя за дочь Веснина; вскоре выясняется, что у неё особые намерения.

Галимов Брячеслав Иванович : другие произведения.

Осколки