Ганжа Павел Александрович : другие произведения.

Холодное блюдо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.79*12  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Финалист "Триммеры-2011". Роман можно назвать ироническим криминальным боевиком с элементами детектива. Или внежанровой кашей. А можно не называть. Пара слов о содержании( к сожалению - не денежном). Действие разворачивается в начале нулевых в вымышленном городе, поэтому любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны. У простого российского предпринимателя Артема Стрельцова жизнь складывается прекрасно. Любящая и любимая жена, хороший достаток, интересный бизнес. Ничего не предвещало перемен, но... в один совсем не замечательный день уютный и безоблачный мирок главного героя рухнул... Артем попадает в больницу, где узнает, что его беременная супруга убита. И дальше начинается обычная катавасия: герой жаждет мести, ведет поиск злодеев, параллельно ищет преступников следователь, плетутся (не в смысле ходьбы) интриги. В концовке выясняется, что главный злодей это... впрочем, умолчу... +☺+
  ГЛАВА 1
  
  
  Солнечные зайчики прыгали по ручейкам и лужам, рассыпаясь блестящими искорками по каплям росы на изумрудных коврах газонов. По воде плыли укутанные облаками тополиного пуха флотилии щепок и бумажных оберток. Недавно прошедший дождь очистил асфальтовые равнины улиц от накопившихся отбросов, и мусорные кораблики уплывали в таинственное никуда городской ливнёвки.
  В такт прыжкам пятнышек света стремилось взлететь повыше и настроение. Пропитанный озоном послегрозовой июньский воздух хотелось не вдыхать, а пить. Большими пивными кружками. Артём и сам был не прочь пару раз подпрыгнуть или вскачь припустить вдоль обочины, но боялся, что прохожие - люди на вид весьма серьезные - не поймут. И осудят. Или даже заклеймят. А подурачиться хотелось.
  Небесные силы не остались равнодушными к столь вопиющему желанию взрослого человека и подходящий случай предоставили. Около газетного киоска Артём заметил бывшего однокашника Ромку Брагина, который с такой же серьезной физиономией, как и окружающие, изучал ассортимент свежей прессы в киоске "Розпечать". Одноклассника Артём не встречал лет сто, если точнее - со дня школьного выпускного, и не знал, что тот живет здесь, в Белореченске. И увидев знакомую долговязую Брагинскую фигуру, откровенно обрадовался.
  Эта неожиданная радость подвигла Артёма на маленькое хулиганство. Подражая индейцам из восточногерманских фильмов с Гойко Митичем в роли главного сиу, Артём осторожно подкрался к киоску, зашел за спину Ромки и гаркнул в ухо:
  - Бр-рагин, к доске!!
  Ромка дернулся и отскочил, отмахнувшись от "хулигана" - как от назойливой мухи - только что приобретенной газетой. Так резко махнул, что от свежей прессы пострадала щека шутника. Лицо Брагина перекосила гримаса испуга. И тут же исчезла.
  - Стрельцов, ты?!
  - Я.
  - Фу-у, напугал...
  - Извини, не хотел.
  - Заметно.
  - А ты чего, киллеров опасаешься? - еще раз "удачно" пошутил Артём.
  - Только их и боюсь, - парировал Брагин. - Шуточки у тебя, вижу, остались прежние. Неотесанные и солдафонские.
  - Время нас не берет!
  - Сколько лет - сколько зим, - изрек банальщину Роман, улыбнулся и протянул руку. - Здорово, что ли!
  - Что ли! - ответил на рукопожатие Стрельцов. - Какими судьбами в наших краях? Я тебя увидел возле ларька - и даже не узнал сначала. Брагин, думаю, или галлюцинация? Совсем плохой Тёмка стал, мерещиться разное стало. Мы ведь уже лет десять не виделись, не меньше.
  - Правильно. Больше десяти. С выпускного. А в Белореченске я недавно, месяца три назад перевелся. По работе. Кого из наших видел? О ком слышал?
  - С ходу и не сообразишь...
  Разговор складывался сумбурно, впрочем, так всегда и бывает, когда встречаешь человека, с которым не общался много лет. Вроде и поговорить надо, а не о чем. Вот и приходилось плоско шутить и вспоминать старых знакомых. Стрельцов решил сломать банальную канву.
  - Слушай, а что мы тут стоим, как неприкаянные. Давай, в кафешку заглянем, посидим по-человечески... обеденный перерыв ведь.
   - Не могу, дела, - скорчил извинительную мину Брагин.
  - Тогда, вечерком встретимся. Поговорим обстоятельно, со вкусом, пивка попьем. Или еще чего покрепче. Есть ведь что вспомнить, что рассказать.
  - Лучше в выходные.
  - Пойдет. Как тебя найти?
  - Запиши телефон... - Роман продиктовал цифры, а Артём достал мобильный и занес номер в справочник.
  - Домашний?
  - Нет, рабочий. Домашним не обзавелся еще. А сотовый... В ближайшее время тариф менять собираюсь, так что...
  - Ладно, позвоню на рабочий. В пятницу после обеда.
  - Договорились.
  - До встречи.
  Пожав руку однокашнику, Ромка побежал по своим неведомым делам, а Артём отправился в столовую областной филармонии, где частенько обедал. Если время не позволяло добраться до дома и отведать домашних Настиных разносолов. Молодая супруга Стрельцова, плюс к прочим достоинствам, готовила просто божественно.
  Впрочем, и "филармонические" котлеты по-киевски тоже вполне удобоваримы. Как раз котлетами и окрошкой Артём усугубил и без того превосходное настроение, на поднятие которого поработали и погода, и приятная встреча. За обедом нахлынули воспоминания о золотых школьных временах. В классе над нескладным долговязым Ромкой частенько подшучивали, порой даже издевались, но все выходки сверстников Брагин воспринимал терпеливо и без ответной агрессии, свойственной подросткам. Вообще, по характеру Брагин, если память не изменяла, был тихим спокойным. В школьные годы Артём к Ромке испытывал определенную симпатию. До дружбы дело не дошло, но общались нормально. Иногда Артём защищал приятеля от нападок не в меру разошедшихся одноклассников. А сегодня, наоборот, "напал". Сделав вывод о том, что Рома совершенно не изменился и шалость старого приятеля воспринял вполне адекватно, Артём дожевал котлету и принялся за компот. Вкусно, черт побери, хоть и не "Метрополь".
  Финансовое благополучие семейства Стрельцовых позволяло ее главе питаться в кафе и ресторанах, но издавна сложилась привычка заглядывать на обед именно в эту столовую. И желания отведать что-нибудь из гипотетических кулинарных изысков и насладиться высоким качеством обслуживания Артём не испытывал - в помпезных заведениях он ощущал определенный дискомфорт. Официанты казались навязчивыми, посетители - снобами, и Стрельцов боялся опозориться ввиду отсутствия соответствующих манер и вкуса.
  Покинув столовую, Артём неспешным шагом отправился в офис. Обеденный перерыв заканчивался, но кто ему, соучредителю и коммерческому директору в одном лице, попеняет на опоздание? Право имеют лишь компаньоны, они же закадычные друзья - Валерка Фомичев и Борька Райхман, однако им сие до фонаря. А Валерка и сам побездельничать не дурак, в офисе пару раз в неделю появляется. Как ясно солнышко. Да и ни к чему в конторе штаны протирать. Работа, тьфу-тьфу, налажена, прибыль капает, пусть Фомичев в мэрии и налоговой контакты поддерживает, да поставщиков с клиентами по кабакам водит. А также своих бесчисленных девиц. Валерка, в отличие от друга, в ресторанах, барах и ночных клубах ощущает себя, словно рыба в воде. На то он и генеральный директор.
  Вообще, ныне у них в фирме - красота! Можно даже на денек-другой себе отгулы придумать, понятное дело, предупредив компаньонов - конец света не случится. Не то что в прежние времена, когда они только вставали на ноги. В ту счастливую эпоху Стрельцов крутился белкой в колесе, искал материалы, оборудование, мастеров, налаживал производство, порой не зная, за что хвататься. Домой обычно являлся после полуночи, а выходной у него случался раз-два в месяц. И о приятном безделье приходилось лишь мечтать.
  К счастью, эра становления давно миновала, и работа жизни не мешала. В ближайшие часы, например, Артёму в офисе и делать особо было нечего. Единственным запланированным на сегодня мероприятием оставалась встреча учредителей.
  Утром позвонил Валерка и попросил в шестнадцать ноль-ноль быть на месте, какой-то важный вопрос собрался обсудить. Что за супер-идея в очередной раз возникла в светлой головушке Фомичева, Стрельцов выяснять не стал, на встрече генеральный расскажет. С подробностями. Проекты и прожекты рождались у Валерки пачками. Борис с Артёмом не успевали отбиваться от фомичевских деловых предложений. Справедливости ради, примерно каждая двадцатая идея была не фантастической, а вполне реализуемой.
  Поскольку торопиться смысла не было, Стрельцов свернул к тому самому киоску, где встретил Брагина. А почему бы по примеру школьного приятеля не ознакомиться со свежей прессой.
  Задумано - сделано. Приобрел три газеты, одну - "Известия" - тут же развернул, знакомясь с передовицами.
  Едва успел прочитать о наводнении в Европе и политическом кризисе в Японии, как ощутил увесистый удар в районе левой почки. Настолько увесистый, что перехватило дыхание и чуть не согнуло. С ответом Ромка - больше некому - явно переборщил, Артём напугал его слегка, а он алаверды чуть почки не отбил. Очень больно.
  Пару раз вдохнув и свернув газету, Стрельцов повернулся и деланно грозно возопил:
  - Брагин, ты офонарел?!
  И умолк.
  Перед ним стоял не Брагин, а совершенно незнакомый мужик. Лет двадцати пяти-двадцати семи, среднего роста, коренастый, с глубоко посаженными глазами и коротко стриженной, можно сказать, бритой головой. От бритоголового однозначно веяло опасностью. И еще перегаром. В ноздрях защипало от аромата перебродившей сивухи, доносившегося из оскаленного рта незнакомца. Внешний вид мужика - сбитые костяшки кулаков, стрижка, татуировка на предплечье, 'железные' зубы, напряженная, словно у севшего в низкий старт спринтера, поза свидетельствовали, что товарищ явно тревожный, похлебал баланды из котла жизни. И готов адекватно отреагировать на любое неосторожное телодвижение каждого встречного. То бишь взрезать по сопатке, под дых, по чайнику, по челюсти в ответ на просьбу закурить или показать дорогу в библиотеку. И чужие носы, судя по кулакам, ломать бритому приходилось не раз.
  Артём растерялся. С одной стороны, удар в бок требовал адекватной ответной реакции, а с другой - рассудочность взывала к осмотрительности. Осмотрительность одолевала. Возможность приобрести пару синяков не вдохновляла. И трусость здесь не при чем. Шрамы украшают мужчину и укрепляют его репутацию до определенного момента. Когда мужчина достигает положения в обществе, приобретает авторитет, уважение и... скажем... достопочтенность, а иногда и просто с возрастом, синяки и шишки перестают являться признаками доблести, а становятся метками глупости. В глазах точно такого же достопочтенного большинства.
  Влез в драку, заработал пару фонарей - значит, недостаточно умен и дипломатичен, чтобы избежать конфликта, урегулировать его мирными средствами, без мордобоя. И опозорился. Детский сад, честное слово. А если в процессе возни он еще и перепачкается? Вообще, конфуз! И с милицией разборки не очень хочется затевать: объяснения, протоколы, очевидцы, понятые... бр-р. Он ведь не просто гражданин Стрельцов: имярек, паспортные данные, он еще и коммерческий директор фирмы 'Мебель-плюс', муж и будущий отец. И о собственной репутации необходимо заботиться. А тут еще невольные зрители начали появляться - в сторонке стояла и наблюдала за развивающимся конфликтом троица прихлебывающих пиво из банок молодых бездельников. Да и любопытная киоскерша из своей будки с надписью 'Розпечать' выглянула.
  Очевидно, уровень 'достопочтенности' Артёма за последние годы вырос очень сильно, поскольку запятнать репутацию солидного бизнесмена и добропорядочного гражданина, потеряв долго зарабатываемое реноме, показалось ему более позорным, чем прилюдно получить тычок кулаком под ребра от незнакомого субъекта. Поэтому физиономия бритоголового молодчика осталась нетронутой, из-под губы не брызнули багряно-красные капли, металл железных коронок не вспыхнул алыми сполохами, и сам недоделанный скинхэд по-прежнему стоял на ногах, а не повалился подрубленной осиной наземь. Еще и премерзко ухмылялся. Стрельцов его даже по матушке не приласкал на великом и могучем, а попытался урегулировать ситуацию через переговоры с агрессором.
  Учитывая обстоятельства 'встречи на Эльбе', вопрос прозвучал гипертрофированно вежливо и размыто:
  - Извините?..
  Бритоголовый не извинил. Он вообще не соизволил произнести ни слова, лишь, слегка прищурившись, разглядывал Артёма.
  Хотелось просто повернуться и гордо удалиться, уклонившись от какого-либо общения с тревожным товарищем, но сдерживало опасение, что неприятные ощущения в поясничной области могут повториться. Или в другой области. Не дождавшись реакции, Стрельцов повторил сакраментальный вопрос. На тот случай, если скинхэд является окончательным и бесповоротным 'тормозом'.
  - Извините?..
  - Не узнал... - удивительно высоким голосом констатировал бритоголовый. - Ладно, живи пока. Но не сильно радуйся! Как-нибудь еще пересечемся. И, падла, теперь почаще оглядывайся, понял?
  Не попрощавшись и не дождавшись аплодисментов, незнакомец круто развернулся и быстрой походкой направился в сторону автобусной остановки. В воздухе таял слабый аромат перегара.
  Пивные мальчики пребывали в трауре. Наклевывавшееся развлечение сорвалось. Любопытная продавщица газет и журналов с печальным вздохом скрылась за рядами печатной продукции. Рыбкой в прорубь. И хвостиком не махнула. Артём же остался стоять возле киоска в полном смятении, непроизвольно сжимая кулаки до костяного хруста и появления белых пятен на ладонях.
  Проводив взглядом хамоватого упыря, Стрельцов выразил всю полноту чувств парой емких заковыристых выражений. Волшебная сила слова! Артём сразу же вспомнил обладателя странного голоса. Это был рядовой роты, в которой сержант Стрельцов лет десять назад проходил срочную военную службу. И фамилия хама всплыла из глубин памяти - Чхеидзе, а имя - то ли Михаил, то ли Николай. Вместе они служили недолго - на момент призыва рядового Чхеидзе Стрельцов уже числился в старослужащих, и вполне заурядный 'дух' ничем особенным ему не запомнился. Разве что необычным голосом и прозвищем - Нина. И вот теперь такое, мягко говоря, странное рандеву.
  Идиотская ситуация. В душе мерзким паучком копошилась неуловимая недосказанность, неудовлетворенность. Впрочем, досказывать что-то было уже некому, а удовлетворять амбиции и срывать злость - не на ком. Не догонять же бывшего сослуживца, требуя объяснений. Тем более что он уже скрылся из виду. Поэтому Артём гордо ретировался с поля несостоявшегося боя.
  Солнышко по-прежнему расплескивалось золотистыми брызгами по озеркам подсыхающих луж, воздух не стал менее свежим и вкусным, однако наслаждения от прогулки Стрельцов уже не испытывал. Настроение, взлетевшее до поднебесья после рандеву со школьным приятелем, после второй встречи рухнуло куда-то на уровень городской канализации. А то и пониже.
  Будто в душу нагадили.
  Что за ирония судьбы: за полчаса столкнулся с двумя старыми знакомыми, с которыми много лет не виделись, одного и не сразу вспомнил, а какие разные эмоции испытал. Поневоле уверуешь в то, что есть такой закон жизни: за приятными событиями всегда следует неприятное, а за белой полосой - черная. То ты кого-то, то тебя кто-то...Утешаясь подобными размышлениями, Артём понемногу успокоился, и когда подходил к офису, злость и раздражение испарились. Исчезли. Вместе с мокрыми пятнами на серо-черном панцире асфальта.
  
   * * *
  
  Кожаные лапы кресла ласково обнимали талию...и то, что пониже, массировали бока и, казалось, засасывали в уютное мягкое чрево. С эффективностью трясины. Ни вырваться, ни встать. С той разницей, что трясина, как правило, не отпускает своих жертв, а кресло, нехотя, но все же освобождало людей из ласкового плена. Резко вскочить из такого кресла - нечего и пытаться. Не получится. Извлечение тела из 'мебельных' объятий возможно лишь с предварительным перемещением центра тяжести ближе к краю или при помощи упора рук в подлокотники.
  У человека бывалого и наблюдательного наверняка возникло бы ощущение, что гостевое кресло так специально устроено. Чтобы у гостей Туманова не возникало необдуманных намерений. Подскочить, например, и замахнуться на хозяина кабинета. И тем более, не дай бог, попытаться заняться рукоприкладством. Намерения-то, естественно, не возбраняются. Запретить думать о разных гадостях, к сожалению, невозможно. А вот воплощение мерзких намерений должно пресекаться на стадии пробных прикидок. Где-то на этапе: 'А вот ща-а, как поднимусь и по харе...'.
  Выскажи бывалый человек подобные мысли вслух, господин Туманов непременно подтвердил бы эти предположения. И оставалось бы только подивиться его дьявольской предусмотрительности.
  Впрочем, посетители кабинета едва ли даже в мечтах и грезах позволяли себе съездить по морде хозяину кресла. Разве что, самые отмороженные и в глубине души, куда ни один психиатр не заглядывал.
  Серега Величев по кличке 'Велик' о подобном героическом поступке иногда грезил, пусть, будучи человеком здравомыслящим, отдавал отчет в их неисполнимости. В фантазиях Велика количество мысленных апперкотов и хуков, разминающих лоснящуюся физиономию шефа, всегда было прямо пропорционально количеству и качеству 'пилюль', полученных в служебном кабинете Туманова. Да, того самого Алексея Михайловича Туманова, председателя совета директоров банка 'Монолит', в узких кругах известного под 'погремухой' Леха-Туман, а широкой общественности знакомого по репутации криминального авторитета и должности депутата Законодательного Собрания Белореченска.
  Сегодня Алексей Михайлович вставлял пистоны Сереге за вчерашнюю драку в ресторане, где Велик со товарищи славно повеселились. Не одно мурло славно начистили, и за дело - нечего нормальным пацанам хамить. Ну, ущипнул один из них официантку за ягодицу, с кем не бывает, а челядь шум подняла, давай их выставлять из кабака. Ясен пень, не утерпели. И погромили кабак маленько. А шеф теперь гневается, кричит, что имидж ему портят. Туманов собирался выдвигать свою кандидатуру на выборах главы городской администрации и на имидже просто помешался. Уже почти час нотации читал. Хотя Туман чихвостил Серегу вяло, без энтузиазма, поэтому в величевских грезах шеф тоже получал меньше обычного. Но получал, поскольку нотации Велик вообще с трудом переносил, а на похмельную голову - просто не переваривал. На двадцать втором апперкоте Туманов упал на спину и взмолился о пощаде. Велик попинал его для порядка и отпустил.
  - Ты не уснул случайно? - приторно ласковый голос шефа бесцеремонно вырвал Сергея из страны фантазий.- А то, может, подушку выдать?
  В устах Тумана вопрос прозвучал угрожающе. Понятно, какую подушку он выдаст - каменную плиту на могилу!
  - Нет, шеф! Я слушаю! - дабы не искушать начальство, бодро прохрипел Велик и пошевелился в кресле. В голове неприятно зазвенело, незримые кузнецы пару раз врезали тяжеленным молотом по черепной коробке, желудок совершил кульбит. Очень захотелось опохмелиться, но сегодня вряд ли получится. Пока, по крайней мере.
  - Ну-ну, - недоверчиво хмыкнул хозяин кабинета.- В общем, я тебя воспитывать не буду, еще один такой косяк, и пойдешь рынок охранять. Понял? А там косорезить начнешь, уволю.
  Это уже серьезно. Велик не припоминал, чтобы кого-то из окружения Туманова увольняли. Вперед ногами выносили, с пулей в башке в реку бросали, а вот на вольные хлеба - не было. Более того, Сереге совсем не понравилось, как шеф говорил об охране рынка. Как о свершившемся факте. Совсем на выборах свихнулся.
  - Шеф, да я больше ни-ни, ни в жизнь, блин, в натуре! Ни одну гниду в кабаке пальцем не трону! - поклялся Величев, преданно и искренне глядя в глаза Алексея Михайловича. Поклялся настолько рьяно и истово, что от переизбытка чувств едва не перекрестился.
  - Артист! - умилился Туманов. - Грех такому не поверить. Короче, Смоктуновский, даю тебе шанс исправиться. Есть одно маленькое дельце...
  'Как обычно - грязное!' - подумал Серега, но вслух, естественно, ничего не сказал. С детских лет Величева отличала повышенная брезгливость, к примеру, запачканные руки раздражали его невероятно. Смешно, но кровь, наряду с прочими выделениями человеческого организма, он также не переносил. Поэтому холодным оружием никогда не пользовался, предпочитая огнестрельное. Ни на разборках, ни в драках, ни при наказании проштрафившихся перед Туманом должников. Кулаками помахать для забавы или пулю в затылок пустить с дюжины шагов - это душа Велика принимала, а вот против того, чтобы пырнуть заточкой кого в пузо, рискуя измазать одежду и руки кровавыми брызгами - протестовала. Тошнотой и мерзким привкусом во рту.
  По молодости Сереге пришлось сунуть перо в бок одному кренделю. В результате всю рубашку кровью уделал. На лицо немного попало. После этого Велика пару дней мутило. И рвало с желчью. Со стволом же - другой разговор, плюнул огнем и свинцовым шариком, и привет. Никакого контакта, кровища вся на земле - полу - асфальте. Чистота и красота.
  Жаль только, в кабинет к Туманову с верной 'Береттой' не войдешь. Отобрали...
  -... потянешь его - не пожалеешь, - продолжил хозяин кабинета. - А нет, тогда... - Туманов развел руками. Мол, не обессудь. Что означал этот незатейливый жест, Велик догадывался. К несчастью.
  - Что за работа? Типа, завалить какого-нибудь фраера? - без лишних экивоков спросил Серега. Подобными делами для шефа он занимался не раз. И не два.
  Туманов поморщился.
  - Все бы тебе, Велик, валить. Нет, тут потоньше работа требуется. Не знаю даже, справишься ли. - Алексей Михайлович окинул взглядом крепкую фигуру ерзающего в кресле Сереги.
  - Когда я подводил? - ровным голосом попытался выразить возмущение Величев. Несмотря на отсутствие приличного образования (девять классов средней школы) Серега довольно много читал, особенно в сравнении с другими 'бригадирами' и 'торпедами' Туманова, по большей части - произведения детективной и приключенческой направленности, и оттуда вынес убеждение, что спокойный тон и краткость изречений повышают авторитет в глазах собеседников. А уж постараться выглядеть достойным уважения и доверия в глазах шефа - то, что доктор прописал. Для здоровья.
  Возмущение Сереги Туманов пропустил мимо ушей.
  - Хотя нюх тебя не подвел. Упокоить кое-кого придется, но есть нюанс... - Алексей Михайлович сделал паузу и еще раз взглянул на самого исполнительного из своих бригадиров, будто прикидывая, знает ли тот значение последнего слова, - надо, чтобы подозрение пало на одного человека. Даже не подозрение, а чтобы в прокуратуру попали веские доказательства его вины. - Туманов понизил тон и не говорил, а скорее шелестел, а слово 'веские' вообще прошипел рассерженной змеей. И не ужом.
  - Типа, подстава, - выказал сообразительность Серега. До сего дня задания шефа действительно были попроще: того замочить, этого припугнуть, из того выбить долги. А тут - прямо комбинация! Растет, значит, Серега Величев в глазах начальства. Поэтому Велик поспешил уверить Туманова в том, что с поручением справится, соорудив на морде деловитое выражение:
  - Без базара! Сделаю, шеф! Кого валить и кого подставлять?
  - Моего конкурента на предстоящих выборах знаешь?
  - Что?! Калинина?! - удивился и слегка напрягся Серега. Мочить председателя Законодательного Собрания области или подставлять его - это... боязно. У него ведь и в охране целая толпа гамадрилов ошивается, и бывшие спецы ФСБ-шные, и юристов куча, и адвокатов. И, вообще, подступиться к фигуре такого масштаба было нереально. Он ведь по второсортным кабакам не шныряет. Это все равно, что на Туманова нацелиться. Как бы тут самого не подставили. Или не замочили при исполнении должностных обязанностей.
  - Ты охренел?! - зашипел Туманов. Он вылез из-за стола, подошел к креслу с Величевым и навис над непонятливым бригадиром. - Думай башкой своей дырявой, дебил, что метешь! И без фамилий, даже здесь! Глушилки работают, конечно, но и языком молоть тоже...
  - Молчу, молчу, - покорно поднял руки Серега, и с тоской подумал, как бы все-таки славно было подняться с кресла и напинать по толстому тумановскому заду. Тогда бы сразу стало ясно, кто дебил, а кто уважаемый пацан.
  - Придурок! Я не о самом говорю, а о его любимом сынке. Об идиоте, вроде тебя!
  - Типа, о Сашке? Который Паровоз?
  - О нем!
  - Это его надо, типа... того? - Велик провел ребром ладони по горлу, демонстрируя повсеместно известный жест недобрых намерений.
  - Олигофрен! Ничего лучше не придумал? Что-то мелковато, размах не тот. Может, еще на президента замахнуться? Доведешь ты меня когда-нибудь до греха. Пошевели извилинами; если труп этого щенка найдут на помойке, на кого пальцем показывать начнут? И обвинять во всех тяжких? Правильно! На его конкурентов по предвыборной борьбе. А кто у папы главный конкурент, соображаешь?
  - Понятно.
  - Во-во. Допер, кабан лесной. Мне лишние проблемы сейчас - как собаке велосипед. Планов - громадьё, на кон многое поставлено, а бабки такие заряжены, что тебе и не снились. Обратку включать уже нельзя. А случись бяка с сынком, папа вонь поднимет до небес. Резонанс пойдет, в газетах начнут мусолить, на телевидении склонять, и прокатят меня тогда... бочкой по дорожке. С аплодисментами. На хрен мне эти кренделя?
  Серега поерзал в кресле и кивнул, мол, понимаю, шеф, кренделя не нужны.
  - Но... - воздел палец в потолок Туманов, - бяка с сынком случиться должна. Просто обязана. Догоняешь?
  - Пока, типа, не очень, - честно признался Велик.
  - Диспозиция такая... - Алексей Михайлович демократично присел на подлокотник кресла и по-приятельски положил руку на плечо Величева.
  'Слов-то нахватался!', - мелькнула мысль в похмельных Серегиных мозгах. Скорее - скрипнула.
  -... на днях одну девку отправят к праотцам. Наденут на конкретный тесак, выкидуху, которую менты найдут на месте преступления. Девку зовут Наташа Климова, она подружка Паровоза. Бывшая подружка. Теперь у нее другой хахаль. Пока врубаешься?
  - Ясен пень, девку на перо воткнуть. Как два пальца об асфальт!
  - Тихо! - прошипел Туманов и едва ли не зашептал в ухо Сереге:
  - Наташа наша живет на Коммунальной двадцать пять, в одной из химкомбинатовских хрущовок. Там пролетарии да старушки с ветеранами обитают, поэтому проблем быть не должно. Зайдешь с пацанами, слесарями там или электриками, представляетесь, сам решай, и аккуратно валишь девочку. Если рядом хахаль нарисуется, валишь и его в штабель. А выкидуху в подъезде сбрасываешь. Будто впопыхах, в расстройстве чувств уронил. Дырки делаешь осторожно, в перчатках.
  - Понятно.
  - Смотри пока Наташино фото, чтобы не обознаться. - Туманов встал, вытащил из ящика стола кипу глянцевых листков и протянул Сереге. - Сейчас и тесак будет.
  Пока Величев разглядывал фотографии будущей жертвы, Алексей Михайлович вызвал в кабинет своего помощника и одновременно главного охранника - Костю Масальского по прозвищу Мосол. Костя прихватил с собой какой-то бумажный пакет. Развернув его, Туманов извлек на свет затейливо украшенный нож с выкидным лезвием. Рукоять ножа была обмотана полиэтиленом и скреплена скотчем.
  - А обмотано на кой хрен? - поинтересовался Серега, принимая из рук шефа нож.
  - Не лапай, держи аккуратно! Для того и обмотано, чтобы отпечатки не стереть. Там пальчики Паровоза остались, в полной комплекции. Тесак держи осторожно, чтобы не стереть ничего. Вот здесь и здесь - лучше вообще не трогай.
  - А как я телку тогда валить буду? Тут, блин, и взяться-то не за что.
  - На то ты у нас и профи, а не лох помоечный. Свяжи предварительно, примерься и тогда бей.
  - Легко сказать...
  - Алексей Михалыч, спец, криминалист, сказал, что держать нож можно как угодно. Отпечатки под пленкой не смажутся и не сотрутся, - вмешался Мосол.
  - Костя, а ты почему еще здесь?! Принес ножик и вали в приемную, без тебя разберусь,- нахмурился Туманов.
  - Понял,- Масальский испарился со скоростью развоплощенного молитвой привидения.
  - Ладно, раз спец сказал, то держи его как хочешь. К тому же там еще гравировка есть, - смилостивился Алексей Михайлович.
  Действительно, по лезвию змеилась мелкая надпись: 'Саше Калинину от Димы'. Да, удружил неведомый Дима Паровозу... Теперь замысел Туманова стал ясен Сереге. Труп в квартире, перо с гравировкой, где фамилия хозяина выкидухи указана, пальчики на рукоятке - надо быть совсем тупым, чтобы не повесить труп на Паровоза. Среди ментов тупых, может, и полно, но настолько... Ухватятся за труп Наташи, как за квартальную премию, очередную галку или палку срубят, раскрываемость, типа, отчетность. Сынка подтянут, трупец повесят, и папке жарко станет. Калинин, ясен перец, крендель крутой, но здесь покувыркается. И, хрен знает, отмажет любимого сынульку или нет. Но кресло мэра, верняк, накроется медным тазом. Или еще чем, похлеще. А погоняло у Паровоза прямо пророческим оказалось, пустят его локомотивом, разве что вагоны цеплять не будут. Групповуху не пришьют, некого, да и Туман указаний не дал.
  Красивый расклад. Интрига, блин. Шито-крыто, и Туман, типа, не при делах. Хотя он-то, как раз, в теме. Наверное, Денисюк подсказал, советник и правая рука Туманова, он горазд на подобные штучки, даром, что бывший мент. Серегины брови невольно поползли вверх. В знак уважения к хитроумию и дальновидности шефа и его приближенных.
  Алексей Михайлович обратил внимание на мимическую гимнастику Величева:
  - Вижу, доходит.
  - Есть малость. Шеф, а перышко-то такое славное, типа, откуда?
  - Любопытство, Велик, это порок! И, как правило, наказуемый. С ним бороться следует. Еще небезызвестной Варваре шнобель на базаре... того. За любопытство. В пословицу вошло. Тебе свой не жалко?
  - Шеф, я, типа, без задней мысли.
  - Шучу-шучу! Для дела тебе знать это, конечно, не обязательно, но, учитывая мое к тебе доверие, расскажу. Цени! Ножичек свой именной сынок в кабаке забыл. Фрукты резал, пальцы гнул, телкам басни рассказывал о том, какой он крутой, и заболтался. Прошляпил выкидуху. А она еще и с пальчиками его оказалась. Четкими. Грех не использовать столь вопиющее свидетельство человеческой глупости. Теперь ножичек и пригодится для благого дела.
  Серега еще раз подивился, насколько гладко чешет Туманов. Во, насобачился. Величев знал, что шеф уже довольно давно каждую неделю занимается со специалистами по, как ее там... культуре речи. А ведь еще пять лет назад одними матами сыпал. Всех в хвост и в гриву метелил. И феней не брезговал, даром, что не ни одной ходки за плечами. Хотя и сам Серега к хозяину не хаживал, имел лишь две условные судимости: за хулиганство и хранение огнестрельного оружия. Да что там феня с матами, прежде Туман и в рыло норовил заехать. По поводу и без оного. А ныне заслушаться можно: '...вопиющее свидетельство...', '...для благого дела...', '...как правило, наказуемый...'. Даже завидно. Может, тоже к мастеру разговорного жанра на прием записаться.
  - И ножичек пригодится, и пальчики. - Туманов еще раз покатал на гортани и языке фразу, словно опробуя на вкус, как звучит.- Ты, вообще, сынка хорошо знаешь?
  Серега пожал плечами:
  - Не, слышал просто.
  - А подружку его?
  - Первый раз сейчас, блин, увидел.
  - Значит, проблем возникнуть не должно. Ты их не знаешь, они тебя - тоже, мотива нет, претензий - тоже. Все супергут! - едва ли не стихами заговорил Туман. - Да и алиби тебе и пацанам мы обеспечим. Ладно, ты понял?
  - Типа, да?
  - Не типа, а да или нет?
  - Да.
  - Срок тебе до пятницы, потом сынок на отдых улетает в Сочи, там у папы дачка. И проторчит на море хренову тучу времени. Поэтому решай проблему до пятницы! Справишься - не пожалеешь!
  - Понял.
  - Вопросы?
  - Да, типа, все в лимонаде... - Велик почесал ту часть тела, которая среди его друзей ласково называлась 'репой'. - Не, есть один: а менты купятся на подставу? Я про Паровоза не слыхал, чтобы он пером жмуров крошил.
  - Плохо слушал, значит. Мальчик у нас с Уголовным кодексом баловал. Подрезал телку по пьяни, ее насилу откачали, а мальчика закрыли. На пятерик баловство тянуло, но папка отмазал. Так что, с ножичком сынок упражнялся. Наследил. И менты купятся и... прочая прокуратура. На этот раз отмазать не должен... Еще что? Бабки нужны?
  - Нет.
  - Тогда гуляй, работай. И помни: до пятницы!
  Комфортабельная ловушка наконец выпустила очередную жертву из своих объятий. И скрипнула от сожаления.
  
   * * *
  
  Едва вернувшись в кафе 'Королевская охота', где располагалась своеобразная штаб-квартира Серегиной бригады, а сам он числился одним из учредителей, Величев послал двух торпед - Гвоздя и Химика - на улицу Коммунальную. Приказав следить за квартирой Наташи, и как только подружка Паровоза появится на горизонте, немедленно уведомить бригадира. Их же Серега решил взять и непосредственно на работу. Они и посообразительнее прочих и язык за зубами держать умеют. А у Химика даже незаконченное высшее образование за душой. Конечно, с ними не так весело, как, например, с Митяем или Кривым, с которыми славно бухать и громить кабаки, но тем тонкую работу не доверишь. Бабло с должника стрясти, залетного фраера шугануть или стволами потрясти на разборках, стрелках и толковищах - тут они незаменимы, а чуть в сторону - нагородят, что... охренеешь разгребать. Да им просто терпения не хватит в засаде сидеть; заскучают, налакаются пива и поедут кататься.
  Есть еще вариант: Чалдона отправить. Он малый - тоже не промах; предусмотрительный, осторожный, бухает с оглядкой, но есть пара изъянов. На картах и бабах помешан. Карты - до лампады, а вот на бабе проколоться может. Взбредет что-нибудь в башку, пожалеет еще телку, взбрыкнет в неподходящий момент. Маловероятно, но чем черт не шутит. Чалдона и потом запахать не грех; если Калининская девка не сразу нарисуется, то 'наблюдателей' менять придется.
  Нет, достаточно Химика и Гвоздя. Тем более что затягивать исполнение тумановского задания Серега не желал. Едва Наташу обнаружат, он сразу присоединится к торпедам и сделает то, что требуется. И чем скорее это случится, тем лучше. Туман сделал крупную ставку на выкидуху Сашки Паровоза и дал срок до пятницы, и если, не дай бог, Серега не успеет, то точно отправится рынок охранять. В лучшем случае.
  Нутро просило водочки или коньячку. На крайний случай - пива. Похмельный синдром все-таки, сушняк и прочие прелести, которые за время экзекуции и наставлений в кабинете шефа только усилились. Но сейчас пить нельзя - голова ясная нужна. А то с рельс легко сойти, махнуть сотку-другую грамм, перебрать чуток и накосячить где-нибудь. Нет, до пятницы можно и потерпеть. А там уже и в стельку налакаться простительно. Или с радости, или с горя. Поэтому нутро Серега осадил и от алкогольных напитков отказался. Решил, что туманить мозги ни к чему. Не то впоследствии Туман их так прочистит...
  Усмехнувшись про себя невольному каламбуру, Велик попросил официанта принести кофе. У Серегиных пацанов глаза из орбит не вылезли. И не выпали. Вот если бы Митяй принялся с похмелюги не пиво или водку хлестать, а кофе, то тогда народ бы удивился. А если бы чайком стал баловаться Проф, который и прозвище-то свое - Профилакторий (сокращенно - Проф, позднее переросшее в издевательское 'Профессор') - получил за пристрастие к алкоголю, поскольку некогда лечился в специализированном учреждении, то впали бы в состояние приближенное к панике. Как же, устои рушатся. Величев же имел репутацию человека умеренного в питие, лишь изредка позволяющего себе бузить и крупнокалиберно закладывать за воротник. По статусу полагалось. Да и пацанам запрещал прикладываться к пузырю, когда наклевывалась серьезная работа.
  А она, похоже, наклевывалась.
  - Кривой, поставь стакан на место!
  - Велик, ты чего?
  - Поставь, сказал! Олег, больше ему не наливай.
  - Хорошо, - бармен Олег отобрал стакан у расстроенного 'быка'.
  - Велик, в рот-компот, сегодня что, на стрелку?
  - Не твоего ума!
  Кривой умолк и поник головой. Почти как боец молодой из известной песни о гражданской войне. У бойца комсомольское сердце было пробито, а у Кривого горели трубы. Причина сверхуважительная, но, когда бригадир в таком настроении - лучше не перечить.
  - Серый, в натуре, тебе шеф что-то поручил конкретное? Реальный базар был?- на правах закадычного кореша поинтересовался Митяй.
  - Поручил,- буркнул Величев, отхлебнул темную горечь из миниатюрной кружки и скривился. Какая дрянь! Однако тошнота пропала, а сухость в горле заметно снизилась.
  - И?..
  Велик проигнорировал уморительно-вопросительную рожу Митяя, пожал плечами и гаркнул:
  - Всем до субботы не пить! Ясно?! А то рынок охранять пойдете вместе со мной. Или вообще закопают.
  Никто ничего толком не уразумел, но пацаны предпочли не высовываться и нестройным хором издать утвердительное кваканье. Или кивнуть. Даже закадычный кореш Митяй тоже кивнул. Велик ему, конечно, почти брат, но бригадир, лицо, приближенное к Туманову...
  - Серый... - после короткой паузы Митяй попытался-таки выяснить что-нибудь про задание шефа, но закончить фразу не дали.
  - Велик, к тебе там лох какой-то пришлепал.- Олег показал на входную дверь, возле которой с ноги на ногу переминался мрачный субъект со свертком в руках.
  - Один?
  - Да.
  - Чего хочет?
  - Поговорить и вроде как заказать кого...
  - Блин, охренеть можно! Заказать! Я что, похож на портного или швею-мотористку? Нет, совсем фраера страх потеряли. Уже разные, типа, пролетарии стали подкатывать... с заказами. Скоро пенсионеры потянутся. И откуда этот крендель узнал что почем?
  Олег пожал плечами.
  - Без ствола, проверил?
  - Чалдон смотрел, пустой он.
  - Может, в бубен ему закатать? - оживился Митяй, найдя точку приложения энергии. Не удалось Серегу на базар развести, так хоть незнакомому дятлу клюв начистить.
  - Отдохни!
  Митяй увял.
  - Ладно, зови... заказчика. Поглядим, что за фрукт...
  Олег привел типа со свертком. Мужик как мужик, на вид лет тридцать, холеный, лицо вытянутое, лошадиное. Напускает на себя мрачный вид, но заметно трусит.
  - Садись, коль пришел, - Величев указал на пустой стул напротив. - Чего надо?
  Мужик воспользовался предложением и уселся. Сверток положил перед собой на стол и накрыл руками. 'Прям пай-мальчик!'- ухмыльнулся Серега,- 'Ручки сложил. А в свертке наверняка бабки'.
  - Я слышал, что вы занимаетесь... решением, скажем так, пикантных проблем. Репутация у вас очень высокая. А у меня есть один... вопрос, который самостоятельно, без вашего участия или... кого-то вроде вас, я закрыть не в состоянии ...
  'Красиво метет, собака, и про репутацию загнул', - оценил Величев и перебил пай-мальчика:
  - А у меня тут, типа, бюро добрых услуг?!
  Великовские пацаны дружно заржали. Настолько громко, что услышь их любой ипподромный скакун - комплекс неполноценности ему обеспечен на всю оставшуюся жизнь.
  - Нет, но я слышал...
  - Что-то ты слишком много слушаешь, родной. Уши не заболят?
  Фраза вызвала еще один приступ смеха у торпед.
  - Если не хотите разговаривать...- не стушевался визитер и начал подниматься со стула.
  - Родной, ты куда собрался, мы с тобой, типа, еще не закончили.
  Сзади к мужику подошел Митяй и положил свою лапу ему на плечо. Весьма увесистую лапу, похожую на медвежью.
  Визитер икнул и плюхнулся обратно.
  - Ты знаешь, на кого я работаю?
  - Слышал.
  - Все-то ты слышал... Шеф, между прочим, не одобряет, когда его пацаны на стороне пашут. Ты меня подставить хочешь? - мягкость в голосе Сереги отдавала зловещими нотками. Похмелье понемногу проходило, настроение улучшалось, и он был не прочь немного поразвлечься. Пусть и с этим залетным кренделем.
  - Нет, что вы! Но я слышал, что вы беретесь... за вознаграждение...
  - У тебя, определенно, что-то с ушами, родной. Может, типа, их укоротить?
  Мужик не ответил, а полез в пакет, вытащил оттуда две пачки тысячерублевых, положил их на стол и подвинул к Величеву.
  - Это вам, Сергей Васильевич.
  По имени и отчеству Велика никто сроду не называл, и он слегка опешил:
  - Сергей Васильевич?!
  - Ну да.
  - Пацаны, врубились, как надо ко мне обращаться?! Уважительно!
  Пацаны нестройно заворчали, мол, в мусарне тебя Васильевичем приласкают, в протоколе, а мы звали Серегой, и будем звать.
  - Брат, ты начинаешь мне нравиться. Люблю конкретных пацанов. - Велик взял пачки и взвесил на руке. Немного, но на пиво с фисташками хватит. Курочка по зёрнышку клюет.
  - И вот еще. - Визитер достал еще три пачки и присовокупил их к товаркам. Опустевший пакет скомкал и засунул в карман.- Это аванс.
  - Базар становится все реальнее и реальнее, - протянул Величев. Нового взрыва хохота не последовало. Серегины пацаны сказки Кэрролла не читали и мультфильм о приключениях Алисы в стране чудес не смотрели, потому шутку никто не оценил. А те, кто мог читать или смотреть, сейчас находились далеко от кафе на улице Коммунальной. - И чего ты хочешь?
  - Одного человека наказать надо.
  - Я надеюсь, ты его, типа, не шлепнуть просишь? Я за мокруху не берусь, так и знай, - специально повысил голос Велик. Для ушей пацанов, и на тот случай, если разговор кто-то 'пишет'. А то развелось диктофонов, микрофонов и прочей электронной дребедени. Да и органы расплодились, как тараканы на кухне.
  - Нет, что вы. Тут немножко другое. Он пострадать должен.
  - Сильно, должно быть, любишь его, раз серьезных денег не пожалел?
  - Он нехороший...
  - Понятно. Тогда давай, вещай.
  - Сергей Васильевич, а мы можем переговорить в более... конфиденциальной обстановке?
  - Чего?!
  - Наедине можем пообщаться?
  Велик задумался. А почему бы и нет? Подобные разговоры не любят лишних ушей. И если сначала Серега хотел лишь развлечься, поэтому и базарил при пацанах, то теперь гость его заинтересовал. К тому же крендель уважительный, финансово-благополучный, на тревожного не тянет. И не лось какой-нибудь невменяемый. Не то чтобы хлипкий, но и не подобие Митяя. Начнет быковать, рога за пару ударов обломать можно. Да и не будет он барагозить, по морде видно. Оценив таким образом степень опасности и полезности уважительного пай-мальчика и заключив, что побазарить с этим 'Буратино' не зазорно, Серега поднялся из-за стола:
  - Лады, уговорил, пошли в кабинет. Перетрем тему тет-а-тет. Олег, накрой нам там.
  Мужик проворно выскользнул из-под тяжелой Митяевской длани и направился вслед за Величевым. На физиономии Серегиного боевого товарища и закадычного дружка проступило жестокое разочарование. Мало того, что Велик сухой закон объявил, так и еще до него дошло, что начистить бубен залетному фраеру не удастся.
  День не задался с утра.
  
   * * *
  
  - С ума сошел?!
  - Ты послушай...
  - И слушать не желаю. Это же бред! Полный. Тебе отдельную персональную долю посулили что ли?
  - Артём, не кипи! Подумай лучше...
  - Не хочу даже думать!
  - Оно заметно!
  - Да пошел ты!
  - Сам туда иди!
  Изрыгнув пару десятков завуалированных взаимных оскорблений и упомянув родственников - до четвертого колена включительно - в весьма нелицеприятном смысле, оппоненты на секунду угомонились. А потом возобновили... обсуждение.
  Конструктивный разговор не клеился. Однозначно. Больше часа мусолили тему, орали, стучали кулаками по многострадальному столу, а наиболее экспрессивные спорщики порой вскакивали и бегали по кабинету, но заинтересованные стороны стояли насмерть. Признаков компромисса ни в бинокль не разглядеть, ни под микроскопом.
  Внеочередное собрание учредителей ООО 'Мебель-плюс' грозило затянуться до морковкиного заговенья. Если диспутанты сами раньше не заговеют. От чрезмерного хотения сунуть другу и компаньону в морду. Для лучшего взаимопонимания. Авось и появится платформа для взаимных уступок. Пока же позиции спорщиков не сдвинулись ни на йоту. Впрочем, и вопрос на повестке дня стоял отнюдь не о подшивке старых валенок.
  Важный, можно сказать, системно-образующий вопрос стал яблоком раздора между Артёмом и Валеркой Фомичевым. Из разряда гамлетовских, но не риторический типа: 'быть или не быть?', а вполне насущный и неоднозначный. Звучал он примерно так: 'продавать или не продавать?'. Фомичев ратовал за немедленно продавать, а Стрельцов упирался и кричал, что никогда не допустит...
  Предметом потенциальной сделки была сама фирма 'Мебель-плюс'. Не далее как сегодня с утра известный в Белореченске и окрестностях бизнесмен, эдакий микро- или даже мини - олигарх, владелец заводов, газет, пароходов (два мясокомбината, пивной завод, сеть пиццерий и целая улица магазинов) Арсений Мамаев предложил за некислое вознаграждение сделать его единственным и неповторимым учредителем ООО 'Мебель-плюс'. Для чего требовалось продать ему доли. Продать всем трем компаньонам. Пакетом. Если хоть один из собственников заупрямится, сделка не состоится. Интерес столь значительной фигуры в экономической жизни города к не слишком крупной фирме, специализирующейся на изготовлении и торговле мебелью, объяснялся просто - Мамаев вознамерился влезть в новую для себя сферу деятельности.
  Услышав это в изложении Валерки, Артём заявил, что ни на грош не верит в намерения Мамаева. На кой ляд такому прожженному дельцу что-то там прощупывать, когда он давным-давно все уже вынюхал, выяснил и прощупал. И у него одних аналитиков и экономистов, которые и капиталовложения могут оценить, и перспективы, и прочую бухгалтерию - вагон.
  Валерка возразил, что на мотивы Мамая ему плевать, главное - предложение выгодное. Стрельцов же рявкнул, что ему не плевать, ведь столько труда и сил вложено, с нуля начинали, ночей не спали, каждую копейку берегли, и т.д., и т.п.
  И понеслось...
  Диалога, как выражаются в высших дипломатических кругах, не получилось. Обсуждение перетекло в спор, а тот в свою очередь - в препирательства. Разумные доводы одной из сторон деревянными каравеллами разбивались о скальную твердолобость другой. Неразумные - тоже. Взывания к здравомыслию постепенно перерастали в оскорбления. Причем бодались Стрельцов с Фомичевым, а Райхман в основном отмалчивался.
  - Подумай, какие деньги предложены! Мы на них ...
  Сумма сделки действительно впечатляла, позволяла...многое, в том числе и затеять новый серьезный бизнес, но Стрельцов упорствовал.
  - Что мы на них?.. Как ты мечтаешь, типографию купим и издательство откроем?
  - Почему сразу издательство? Можно и на другое... Да сколько можно этой мебелью заниматься?! Меня уже тошнит от диванов, стенок, кухонь и стеллажей.
  - А ты два пальца в рот сунь, авось и полегчает!
  - Себе сунь... - Валера подробно и точно описал то место, куда Артёму стоило засунуть перст.
  Стрельцов ответил в том же духе.
  - Тебе самому-то не надоело с мебелью возиться? - заметным со стороны усилием воли сдержался от очередной порции оскорблений Фомичев.
  - Представь себе, нет!
  - Артём, может, в самом деле стоит сменить профиль. Какая разница, чем на хлеб с маслом зарабатывать? - подал голос Райхман.
  - Боря, и ты туда же?!
  - А что такого?
  Компаньонов понять не трудно. Фомичев в их фирме в основном глобалил и решал проблемы с разнообразными контролирующими органами, Райхман рулил финансами и бухгалтерией, то бишь им по большому - гамбургскому - счету все равно, чем заниматься: мебелью, цветами, стройматериалами или...замороженными лягушками. Их роль от этого не слишком изменится. Понять-то не сложно, но принять... Ведь именно Артём ведал вопросами, непосредственно связанными с производством и реализацией: поставками, продажами, работой с клиентами, магазином, отгрузкой и т.д. И специфику бизнеса впитал с потом и кровью. Порой собственным горбом работал, в прямом смысле слова. К каждому станку, к каждому столу руку приложил. И забыть все, начать с чистого листа?.. Это было выше его сил.
  Согласиться с друзьями Стрельцов не мог. Физиологически. Но и собачиться с ними, а то, что ссора в случае отказа предстоит нешуточная, вплоть до окончательного разрыва отношений, сомнений не вызывало, не хотелось. До зубовного скрежета. Душа разрывалась.
  Проклятые деньги!
  - И какого черта Мамаев именно к нам прицепился? И на кой ему дерево?! Колбасы и пиццы мало? - Стрельцов от злости едва не сплюнул на пол. - Может, он от нас отстанет?
  - Не отстанет, - заметил Борис. - Мамаев уже приобрел три леспромхоза, вложил бабки и задний ход не включит. Поэтому иного выхода я не вижу - надо соглашаться на продажу. А то потом он нас демпинговыми ценами задушит, и сами к нему на поклон прибежим.
  Суждению Райхмана стоило доверять. Фраза 'насколько мне известно' в его устах означала то, что информация является на сто процентов достоверной. Нюх у Бориса был лисий, плюс аналитические способности на уровне недоступном Артёму. В их компании Борис всегда уравновешивал порывы фонтанирующего идеями и планами Фомичева, который отличался, как и большинство начавших восхождение в эпоху первоначального накопления капитала бизнесменов, склонностью к риску и авантюрам. Если мнение Фомичева не грех проигнорировать, то с умозаключениями Райхмана принято было считаться. Однако Стрельцов находился в таком эмоциональном состоянии, что принимать во внимание слова Бориса уже не желал. И не мог.
  Помимо злости его душила еще и обида. Дураку ясно, что двое его друзей уже обсуждали вопрос за его спиной и давно все решили. А теперь играют спектакль, уговаривают, вразумляют. И роли распределили: Валерка убеждает, ругается, а Борис в стороне и только изредка вставляет веское слово, с которым Артём привык соглашаться. А мнение самого Артёма, значит, для друзей - пшик. Ноль без палочки. Стрельцов годен лишь на то, чтобы отгрузкой-разгрузкой заниматься, покупателей ублажать и за столярами надзирать. Сволочи!
  - Артём, ты ведешь себя...
  - Как? Как неразумное дитя? И поэтому вы уже обо всем договорились?- перебил Райхмана Стрельцов.
  -... неконструктивно. И, кстати, никто еще ни о чем не договаривался.
  - А я и не буду договариваться!
  - Что ты бараном уперся! - вскинулся Валера. - Все едино, нагнут нас. Рано или поздно. Так лучше рано!
  - Меня не нагнут!
  Фомичев промолчал, а Борис покачал головой.
  Злость улетучилась. Выплеснулась водой вместе с бранью и громогласными выкриками. А вот обида осталась. И еще огорчение. Оттого, что его друзья - самые старые и близкие - его не понимают. И даже не желают сделать попытки понять. Райхман в чем-то прав, конструктивный разговор не получался. А спорить и ругаться надоело.
  Стрельцов поднялся из-за стола.
  - Еще раз повторяю: продавать свою долю я не намерен! Все! А что вы там надумали - ваше дело. - Демонстративный взгляд уперся в настенные часы. - И, вообще, мне домой пора.
  - Артём, не руби с плеча, подумай, - ненавязчиво попросил дипломатичный Борис. - До пятницы время еще есть.
  - Ладно. - Стрельцов мотнул головой так, словно ему натянули на глаза повязку и ее нужно было сбросить без помощи рук. - Пока.
  - Счастливо.
  В отличие от Райхмана, Валера до прощания не снизошел. Хоть рожу не отвернул - и на том спасибо.
  Дверь, снабженная фиксатором, хлопнуть не могла по определению.
  
   * * *
  
  Серебристый тонированный 'Ландкрузер' украшал двор дома номер двадцать пять не первый час. Местные жители, заходя в подъезд или, наоборот, вырываясь из его темной утробы, на миг останавливались, удивленно разглядывали чудо японской техники и лишь потом шли по своим делам. В ареале распространения обшарпанных блочно-пятиэтажных хрущёвок малосемейного типа и раздолбанных еще в прошлом веке проржавленных 'Москвичей' столь шикарные зверюги не обитали. Самым продвинутым авто во дворе считался старенький 'Форд-Скорпио', принадлежащий отставному военному из четвертого подъезда, поэтому сверкающая громада 'Ландкрузера' поневоле притягивала взор. Если большинство жителей просто машинально отмечали несоответствие окружающей обстановки и роскошной машины, пожимали плечами и сразу же благополучно обо всем забывали, то вечные, как мир, бабульки на лавках активно мыли кости неизвестному владельцу четырехколесного экипажа. И заодно тем, к кому мог наведаться обеспеченный гость.
  Старушки сходились во мнении, что на такой машине могли приехать к Наташке Климовой, Машке Карсак (за ними богатые ухажеры ухлестывали) или к Аксеновым (у них родственников полно, а один, говорят, бандит).
  Лавочные предположения были недалеки от истины. И насчет Климовой, и насчет бандитов. А вот ухаживать за девушкой никто не собирался. Скучающие в 'Ландкрузере' Кривой и Чалдон ждали Наталью совсем с другой целью. С какой именно, толком и сами не знали. Серега велел следить за домом и, когда девушка нарисуется, сразу же звонить ему.
  Вчера здесь же на 'бумере' загорали Химик и Гвоздь. А сегодня с утра Велик сменил дежурных.
  Наташа все не появлялась, и от наблюдения пацаны откровенно устали. Особенно Кривой, активной натуре которого претило бездействие. Нет, если с бутылкой пивка в руке и телкой под боком загорать на морском песочке под тропическим солнышком - такое бездействие вполне отвечало 'высоким' духовным запросам Андрея Никитина по прозвищу Кривой. А час за часом пялить зенки на открытый зев подъезда и разглядывать бабок, сплетничающих на лавке, напрягало. Не помогали и карты. И в 'очко', и в 'буру', и в 'дурака' торпеды сыграли уже столько раз, что игра приелась. К тому же в связи с запретом Велика играли не на деньги, и кураж отсутствовал по определению.
  - Мухлюешь ты что ли?!- в сердцах бросил Кривой Чалдону, смешивая карты. Он продул в подкидного четырежды подряд, и настроение - и без того неважное - у него стало откровенно пасмурным. Хоть бабки на кону не стояли, но чувствовать себя дураком - тоже мало приятного.
  - Везет просто, - осклабился Чалдон. - Карта прет.
  - А мне одна шваль лезет, - изрек банальную фразу Никитин и откинулся на сиденье.- Все, в рот-компот, я больше не играю.
  - Не хочешь - не надо, - философски отнесся к отказу напарника Чалдон и спрятал колоду в бардачке.
  - Когда же эта телка долбанная припрется?! Достало, в рот-компот, уже тут куковать.
  - Ну, ты спросил...
  - Хорошо Гвоздю с Химиком. Сидят, суки, в кабаке, греются водочкой, мясо запивают! А мы паримся беспонтово.
  Чалдон понимающе почесал тяжелый подбородок:
  - Да-а, стопарик я бы ща тоже продернул.
  Пальцы Никитина выбили нервную дробь на рулевом колесе. Ерзать на водительском кресле, со всех точек зрения комфортабельном, он уже не мог. Сидеть на одном месте долгие часы?.. Брр. От одной мысли об этом Кривого начинало колотить и колбасить. А ведь он уже просидел столько, что штаны скоро задымятся. Внутри натянулась стальная пружина, готовая в любой момент рывком разогнуться или лопнуть. Организм требовал действия. Кривой собственный характер знал досконально и понимал, что если просидит в салоне до вечера, то сорвется. Или в драку бросится, или наедет на кого-нибудь без повода. Хотя бы, на Чалдона, пусть он и кореш закадычный, и амбал здоровенный, и КМС по боксу. Себе дороже выйдет, но...
  Никитин и отметину на харе, из которой проистекало его незамысловатое погоняло, заработал исключительно через неуемность натуры. В кабаке полез в чужие разборки с миротворческими целями, и его наградили... 'розочкой' по щеке. Слава богу, глаз уцелел, но на коже остались десятки мелких оспин, а от левого виска к левому же уху по скуле потянулась глубокая канавка шрама. Вследствие этих эпидермических изменений левый глаз Никитина приобрел специфический монголоидный прищур, а сам пострадавший - прозвище.
  - Слушай, Чал, я уже... ухи поел в этой консервной банке загорать. И на бабок, в рот-компот, пялиться. Еще полчаса и я себе башку раскрою об руль или лобовуху. Не могу! Давай по пивку вдарим. Сгоняем, пять сек - не больше. Я тут за углом павильон видел.
  - Хлебу дался? А Велику потом чё впаривать будешь? Он ясно сказал, чтобы мы от подъезда не отходили. Три раза повторил. Он нас раком поставит, если что не так.
  - Велик, конечно, конкретный пацан, но жить тут что ли?! Мы махом управимся. И потом, как он пронюхает? Ты меня закладывать собрался?
  - Нет.
  - И я - нет! Значит, никто не узнает. Серега раньше ночи нас не сменит. А мы, в рот-компот, не высидим. Отлить захотим или еще чего. Кстати, можно и не на броневике, я выскочу, прогуляюсь пехом.
  - А бабки?
  - Чё бабки? На пиво что ли?
  - Сам ты на пиво! Старые кошелки, которые на лавке, они же с нас буркалы не сводят. Враз сфотографируют. А потом наши приметы в мусарне на каждой доске висеть будут. Мы, думаешь, зачем тут сидим? Я нутром чую, Велик с девочкой какую-то дрянь замыслил сотворить - или на хор поставить, или завалить. Засветим рожи - потом отпинывайся. Велику, понятно, по барабану, будут наши хари на стендах в ментуре красоваться или нет, а мне головняки ни к чему.
  - Да ну, почему сразу в ментуре?
  - По кочану! Тебя-то за хобот ни разу не брали, а я по малолетке к хозяину ходил. И больше не хочу.
  - И не надо, в рот-компот. Если что, Серега же потом и отмажет, - оптимистично подбодрил напарника Кривой, но Чалдон к увещеваниям остался глух.
  - Отмажет или нет, вон те бабки на лавке надвое сказали, а лучше - не светиться...
  - Так я про то и базарю - давай на тачке отъедем.
  - А если девка появится?
  - Ну и чё? Куда она денется за пять минут? В очко провалится?
  - А вдруг? Мало ли что. Нам потом отмазки не помогут. Это самое очко порвут, как тузик грелку, - с сомнением протянул Чалдон.
  - Что ты разнылся? Дрищешь, так и скажи! - железным чайником на плите начал закипать Никитин. Он пытался сдержать эмоции, но злость потихоньку просачивалась через крышку. И ведь знал, что когда его такой псих разбирал, то в мозгах что-то переклинивало, словно черная вуаль накрывала сознание, и свои поступки он уже не контролировал. И он мог наехать на кого угодно: на кореша, на боксера-тяжеловеса, на бригадира, на десяток наркоманов-отморозков. С соответствующими последствиями, о которых и вспоминать без содрогания нельзя. Чудо, что до сих пор не закопали в деревянном кафтане в сыру землю. Правда, сейчас до точки кипения было еще далеко, но базар Кривому, определенно, не нравился.
  В ответ на обвинение в трусости правым крюком челюсть напарника Чалдон, как ни странно, не пригладил, а лишь покачал своей большой, как капустный кочан, коротко стриженой головой. Кривой уже приготовился спорить с ним, доказывать, убеждать, соблазнять и даже угрожать, что точно было бы очень неосмотрительно и чревато по меньшей мере получением телесных повреждений различной степени тяжести, но Чалдон неожиданно согласился.
  - Ладно, поехали.
  - Чалдон, с меня причитается!
  'Ландкрузер' довольно заурчал и тронулся с места. Старушки на скамейке проводили его удивленными взглядами. В это же время с другой стороны двора к подъезду подкатила желтая мыльница такси. Появление авто с шашечками осталось незамеченным.
  
   * * *
  
  Наташа торопилась. До спектакля было еще два часа, но Димка ждал ее у себя, и Наташа небезосновательно надеялась, что это время они проведут с толком. Домой она поехала, чтобы переодеться - не каждый день ведь идешь на постановку заезжих московских знаменитостей. Тем более - билет в ложу. Весь бомонд соберется, тут не только на других посмотреть, но и себя показать нужно. А она у Димки уже третий день зависала в одних и тех же топике и шортиках. Не идти же в подобном виде в театр. Моветон. Поэтому Наташа оставила Димку в нетерпении бить копытом в его трехкомнатных палатах, а сама рванула домой за платьем.
  Только взять платье, и назад. Принять душ и накраситься она успеет и у Димки.
  Наташа выпрыгнула из такси, бросив водителю, что задержится на три минуты, на ходу поздоровалась с пенсионерками на лавке и едва ли не бегом заскочила в подъезд.
  Провозилась она, конечно, не три минуты, а все десять, но для выбирающей платье девушки, это почти рекордный показатель. С учетом того, что ничем кроме подбора туалета, она не занималась, даже на кухню не заглянула, а мысли об ожидающем во дворе такси и роющем землю Димке... подстегивали. Наташа могла задержаться и подольше, поскольку окончательно определиться между длинным черным платье с открытыми руками и зеленым с глубоким декольте и вырезом на спине не сподобилась. Она поочередно прикладывала к груди то один наряд, то другой, представляла, какая помада им подойдет, тореадором потрясала платьями перед зеркалом, выступавшим в роли быка, но остановиться на одном из вариантов не получалось. Особенно смущали туфли, комбинирование которых с нарядами приводило душу в полнейшее смятение.
  Наташа разволновалась и едва не позабыла клятвы о том, что соберется быстро, но положение спас короткий сигнал клаксона, донесшийся снизу. Так напомнил о своем существовании таксист. Наташа выругалась сквозь зубы и приняла соломоново решение - продолжить своеобразную корриду с платьями у Димки. И его привлечь в качестве арбитра... с правом совещательного голоса.
  Это решение ее спасло.
  Платья летучими мышами юркнули в пластиковый пакет, за ними же отправились три пары туфель. Косметичка уже оккупировала журнальный столик в Димкиной квартире рядом с единственным приличным зеркалом. Наташа подхватила пакет, захлопнула дверь и сбежала по лестнице.
  - А вот и я. Как и обещала - три минуты, - забросила поклажу на заднее сиденье, а сама впорхнула на переднее.
  - Угу, - саркастически прокомментировал Наташино заявление водитель и включил зажигание.
  При выезде со двора украшенная шашечками ярко-желтая 'Волга' разминулась с огромным серебристым джипом, галантно пропустила стайку робких пешеходов и, вывернув на улицу Металлургов, влилась в основной поток машин. Пока водитель маневрировал в потоке, Наташа позвонила по сотовому Димке.
  - Алло, милый, я уже еду. Лечу. Целую.
  Отправленный чмок растаял в спертом воздухе четырехколесного экипажа, а мобильник занял законное место в сумочке.
  После очередного светофора дорожное полотно расширилось, просвет между машинами увеличился, и таксист утопил педаль газа в пол. 'Волга' недовольно рыкнула и понеслась быстрее, пристроившись в спину резвой 'Ауди'. У Наташи возникла мысль позвонить еще и Светке, похвастаться успехами на личном фронте, но почти сразу передумала. С такой скоростью они доберутся до Димки очень быстро, и не хватит времени все рассказать подруге с чувством, толком, расстановкой, а еще с охами, ахами и вздохами. Светкиными завистливыми. Нет, подобное общение требует неторопливости, обстоятельности. Лучше после театра позвонит, с домашнего. И впечатлений прибавится, и деньги на сотовом сэкономит.
  - Что за уроды?!- таксист глянул боковое зеркало и выругался. Справедливости ради, прилично, без употребления ненормативной лексики.- Кто им права только выдает?!
  Наташа оглянулась.
  В сотне метрах позади них, стремительно сокращая расстояние, несся здоровенный серебристый джип с тонированными стеклами. Несся по крайнему левому ряду, периодически обгоняя попутные автомобили и используя для данного маневра встречную полосу.
  Девушка равнодушно пожала плечами и вернула голову в исходное положение:
  - Гаишники выдают, как и всем.
  Водитель в снова употребил свой - вероятно, коронный - саркастический возглас филина:
  -Угу! Только кому-то их после обучения и экзаменов вручают, кому-то дарят, а кто-то покупает. Эти, - кивок через левое плечо,- однозначно, купили. Хозяева жизни, мать их так.
  Наташа ничего не успела ответить.
  Раздался режущий ухо пронзительный визг тормозов. Водитель дернул головой, помянул способ совокупления, на сей раз нецензурно, и рванул баранку вправо. Машину болтнуло, полоснул по нервам страшный скрежет, и перед глазами возник багажник какой-то иномарки. Наташа от ужаса замерла, сжалась в комочек и прикрыла голову руками. Она почувствовала основательный удар, в грудь уколола раскаленная игла...
  Затем все померкло.
  
   * * *
  В павильоне за углом свежего холодного пива не оказалось, и поскольку пить теплое и давнишнее Кривой наотрез отказался, пришлось ехать до ближайшего супермаркета.
  Пока Никитин бегал за 'Паулайнером' и 'Балтикой', Чалдон пересел за руль. Не надо быть пророком, чтобы догадаться - уже через пару часов Кривой накилдырится до посинения. Достигнет такого блаженного состояния, что ему до лампады станут и девочка Наташа, и ценные указания Велика, и лично Велик, и сотрудники ГИБДД, и знаки дорожного движения. В какой-то момент, непременно возжелает прокатиться, воображая себя - есть у него пунктик - Михаэлем Шумахером и Аленом Простом в одном флаконе. И штурвал добровольно не уступит, его оттуда нужно будет выковыривать краном. Иначе говоря - с применением физической силы. Чего доброго, за перо схватится.
  Осложнений Чалдон не хотел, жизнь ему тоже еще не осточертела, а предусмотрительная рокировка в авто должна помочь избежать серьезных проблем. По крайней мере, в первый попавшийся столб не врежутся.
  Кривой затарился под завязку. Пакет, ощетинившийся стеклянными горлышками покруче, чем революционная баррикада - трехлинейками, он едва дотащил до машины, прижимая драгоценный груз к животу. За ручки ухватиться не мог - сразу бы оторвались.
  - Ты неделю бухать собрался? - Чалдон оторопело уставился на сюрреалистическую композицию из стеклянных конусов, которую Кривой водрузил на заднее сиденье.
  - Как раз до ночи хватит.
  - Хватит, чтобы в кусты постоянно бегать,- возмутился Чалдон, но протянутую бутылку - запотевшую, с пенящимся у горлышка янтарным напитком - взял. В горле действительно пересохло.
  Пока ехали до 'наблюдательного пункта' Чалдон свою тару опустошил, а Кривой успел прикончить две бутылки и блаженно растекся по кожаному ложу автомобиля.
  - Твою мать!!! - Чалдон резко затормозил и развернулся.
  - Что?! Что? Ты куда?!- подпрыгнул Никитин.
  -Т ы видел, кто сейчас навстречу в тачке проехал?!
  - Не...
  - Девка гребаная, твою мать!
  - В рот-компот, давай за ней!
  - А я что, по-твоему, делаю?!
  - Ладно-ладно... погнали, - примирительно поднял руки Кривой.
  Когда джип выскочил с дворовой территории и замер перед бетонной рекой со снующими по ней многочисленными транспортными средствами, машина с 'объектом' уже скрылась из виду.
  - Где она? - задал глупейший вопрос и растерянно замотал головой Никитин.
  - В Караганде!- не в рифму, но в тему ответил Чалдон. - Я не больше твоего вижу.
  - Куда свернула-то?
  - А я знаю?!
  - Она на какой хоть тачке?
  - Ты, вообще, куда смотрел, штурман? - Чалдон несколькими хлесткими эпитетами обрисовал качества 'штурмана' и его зрительные способности.- Обычное такси. Желтая волга с синими кубиками.
  - А номер?
  - Ухи поел?! Когда бы я успел номер запомнить. Я и девку-то еле заметил, уже когда проехали, зацепил - фейс знакомый.
  - Вот в рот-компот, ситуёвина! Тут же этих такси, как блох на собачьей жопе!- от огорчения Кривой даже пиво пить прекратил. Не до пива, когда собственная шкура в опасности - Велик ее махом снимет. В прямом смысле слова. И еще солью на мясо посыплет.
  И верно, такси во множестве сновали по дороге. Через один-другой автомобиль взгляд непременно натыкался на сочно-желтую мыльницу. И в большинстве своем это были именно 'Волги'. Казалась, вся дорога заполнена желтыми мыльницами. Немудрено, улица Металлургов, пусть и не являлась главной транспортной артерией, но по ней можно было объехать запруженный машинами центр города. Поэтому, дабы не загорать несколько часов в пробках, те водители, кто похитрее и поопытнее, стремились именно сюда. А поскольку таковыми качествами извечно отличались именно таксисты, то и удивляться их количеству не приходилось.
  Чалдон еще раз чертыхнулся.
  - Уйдет девка, что делать будем?- выдохнул Кривой.- Опять париться у подъезда? А если она не вернется?..
  - Велик нас на шашлык порежет. Тебя первого!
  - Почему?
  -Не хрен за пивом мотаться было! Заладил: 'мочи нет сидеть, я башку об руль раскрою', вот, теперь тебе Серега жбан и раскроит!
  - Миха, да ты чё? Ты же сам согласился...
  - Хватит ныть, все едино, твой косяк! Может, еще догоним, зацепим. Налево или направо?
  - Жми налево. Я с этой стороны, в рот-компот, всегда в шоколаде.
  - Поглядим, - мрачно подытожил Чалдон, многообещающе оглядел фигуру Кривого, словно предназначенную для разделки бычью тушу, и включил сигнал поворота.
  Фортуна - дама капризная и в следующие десять минут она сначала улыбнулась величевским торпедам, а затем состроила им рожу. Страшную. Удача заключалась в том, что Наташу они все-таки зацепили, а ирония судьбы - в том, что зацепили в прямом смысле слова.
  Чалдон ехал на грани фола, прямо по двойной сплошной линии дорожной разметки, распугивая двигающиеся навстречу автомобили звуковыми сигналами и морганием фар. Попутный транспорт тоже опасливо шарахался прочь от наглого джипа. Они обогнали не один десяток легковушек и около дюжины желтых экипажей с синими шашечками, когда Кривой, исполняющий функции впередсмотрящего взвизгнул, как недорезанный поросенок, одной рукой схватил напарника за плечо, а другой принялся тыкать в боковое стекло.
  - Вот она!!
   Из-за 'Газели' справа вынырнула очередная желтая мыльница. Чалдон отвлекся от дороги и попытался рассмотреть, кто там сидит на переднем сиденье рядом с водителем. Отвлекся буквально на секунду, но тут же об этом горько пожалел.
   По барабанным перепонкам резанул тревожный звук чужого клаксона. Навстречу, сигналя и моргая фарами, во весь опор несся черный 'Мерседес'.
  - Твою мать!
  Чалдон успел лишь бросить взгляд по сторонам: слева 'девятка' и 'Газель', справа полный ряд машин - уйти от лобового столкновения почти невозможно - и рванул руль вправо.
  Дальнейшие пятнадцать секунд в его памяти отпечатались плохо. Фрагментарно. И фрагменты отпечатались в основном шумовые: скрежет, скрип тормозов, несколько глухих ударов...
  Очухался он только, когда Кривой прямо в ухо заорал:
  - Миха, мы ее прибили!!
  - Кого?- тупо переспросил Чалдон.
  - Девку! Ты глянь!
  Чалдон посмотрел.
  Непосредственно перед их 'Ландкрузером' стояли, сцепившись в любовных объятиях, 'Газель' и вишневая 'девятка', и понять, где заканчивается капот одного автомобиля и начинается дверь второго, можно было только по цветовой гамме. А чуть впереди покоилась желтая 'Волга', поцеловавшая бетонный столб и разворотившая в пароксизмах страсти собственное чрево. Водители 'Газели' и 'девятки' уже выскочили из машин и бродили вокруг оценивая повреждения. А вот таксист и его пассажирка - видно по рассыпанным по спинке кресла длинным волосам - признаков жизни не подавали.
  - А это она?
  - Она!
  - Твою мать! - повторил затасканное большинством русских людей выражение Чалдон. Он старался понять, как данная ситуация согласуется с инструкциями Величева, и не мог сосредоточиться. Голова работала неважно, мысли были медленными, вялыми, словно снулые рыбки, но скользкими и неподатливыми. Однако до того, что ситуация с инструкциями никак не согласуется, Чалдон допер.
  - Все, валим отсюда!
  - Может, телку вытащим? Типа, в больницу. А то Велик... - Кривой сделал характерный жест ребром ладони по горлу.
  - Как ты ее вытащишь? Двери, верняк, перекосило. И народ на тусовку собирается. Сейчас еще мусора подтянутся и начнется кадриль!- Чалдон завел двигатель, сдал назад, объехал место ДТП и, игнорируя возмущенные возгласы водителей 'девятки' и 'газели', умчал на второй космической в направлении гаражных джунглей на окраине.
  Через четверть часа джип припарковался около замызганного продуктового павильона.
  - В рот-компот, облажались, - протянул Кривой.
  - Наша тачка на кого оформлена?
  - На Петровича, у меня доверка.
  - Хоть здесь свезло.
  - Факт! С Петровича взятки гладки. Прокукарекает, что тачку стырили, а нас в упор не видел.
  - Ты не радуйся! Давай, звони! Потом мы кукарекать начнем.
  Кривой вытащил мобильник с такой миной, словно держал в руке не последнее слово в сфере сотовой связи, а гремучую змею или, на худой конец, омерзительную бородавчатую жабу. Со слабенькой, как новорожденный котенок, надеждой посмотрел на напарника: 'мол, друг, может, ты?', но Чалдон лишь покачал головой.
  
   * * *
  
  - Ты почему мрачный, Стрельцов? Не пугай меня, мне нельзя.- Жена встретила Артёма на пороге чувственным поцелуем и ненавязчивым, мимолетным, но внимательным осмотром. Не прицепился ли к рубашке длинный женский волос, не благоухает ли суженный недозволенным ароматом 'Шанели', не притаились ли под подбородком следы помады. Поцелуй в ритуале ежедневного приветствия присутствовал всегда, а вот осмотр появился совсем недавно, во время беременности Насти. Осмотр проводился, конечно, понарошку, однако, известно, в каждой шутке...
  Против осмотра Стрельцов не возражал, справедливо полагая, что беременной женщине простительны и не такие слабости, как эти маленькие приступы ревности. Наоборот, внимание Насти, даже выраженное в подобной форме, было приятно. Любимая жена, что ни говори, к тому же носящая под сердцем первенца...
  - Я не мрачный, я задумчивый, - Артём обнял жену и положил руку на ее еще вполне плоский живот.- А как у нас дела? Парень ножками не болтал, не пихался?
  - Темка! Ты бы хоть в Интернете прочел пару статей про беременность. А то дуб дубом, еще ляпнешь что-нибудь несуразное при маме. Кто на третьем месяце пихается.
  - А вдруг?
  Настя артистично изобразила бровями возмущенное удивление и кулачком дотронулась до стрельцовского лба:
  - Балда!
  - Балда-балда, - рассеянно согласился Артём, отпихнул ногой крутящуюся у порога в надежде на нечаянное угощение Настину любимицу Чапу, прошел в гостиную и повалился на диван. Кстати, родной, производства ООО 'Мебель плюс', а не итальянский, как у некоторых...ренегатов. С учетом небольшого чувства голода лучше бы было приземлиться на кухне, но... при всех ее достоинствах - светлая, просторная, удобная, оборудованная по последнему слову техники - там отсутствовал диван.
  - Вот он, кошмар моей старости! - Настя подперла бока, изобразив букву 'Ф'. - Вместо того чтобы уделить внимание любимой супруге, пузатый муж в застиранной майке коротает вечера на диване у телевизора. Не хватает только пива в руке и черного трико с пузырями на коленях.
  - Где ты у меня пузо увидела? - вяло возмутился Стрельцов, - а майки я вообще не ношу.
  - Это я фантазирую... от недостатка внимания.
  Чапа тявкнула в знак согласия с хозяйкой, мол, и мне уделите минутку и пару кусочков колбаски, переступила лапами и пару раз деликатно стукнула хвотом по полу. Родословную потомственной дворняжки один из предков запятнал генами таксы, поэтому вид Чапа имела несуразный и смешной: длинное туловище, короткие кривые лапы, лохматая морда и уши торчком. А когда она столь уморительно-просительно переминалась, смотреть на собачку без смеха было просто невозможно.
  Однако сейчас Стрельцов даже не улыбнулся. Настя сразу почувствовала, что муж чем-то озабочен.
  - Темка, что случилось? Неприятности?
  - Нет.
  - Выкладывай, знаешь же, что не отстану.
  - Да, ерунда это. Зачем тебе голову забивать.
  - Нечего себе ерунда; вваливаешься с такой миной, будто все родственников похоронил, пасмурный...
  - Как погода?
  -Да, как погода.
  Из стрельцовской груди вырвался тяжелый усталый вздох. Действительно, не отстанет. Пять лет брака тому порукой. Настя считала, что радости и горести супруги обязаны делить друг с другом, иначе семейный корабль непременно разобьется о коварные рифы житейских бед и проблем. Эту аксиому Артём и не пытался оспорить, даже в целом был с ней согласен, но желание жены вникнуть в каждую мелочь порой раздражало. На почве 'дележки радостями' в период 'притирки' у них частенько происходили скандалы и ссоры - Стрельцов не желал изливать душу, Настя обижалась, что он ей не доверяет, а значит, не ценит и не любит... и том же духе. Доходило до битья посуды, истерик и страшных взаимных оскорблений. Непосредственно перед регистрацией брака они, вообще, так разругались, очевидно, по причине предсвадебного психоза, что Артём ушел из дома под аккомпанемент выкриков Насти в духе похмельного Шурика из бессмертного полотна Гайдая 'Кавказская пленница'. Имел место и факт прямого цитирования классика: 'Свадьбы не будет!'.
  К счастью, подобные катаклизмы отгремели давным-давно, притирка характеров прошла на удивление быстро, и последние пару лет они не ссорились в принципе. Артём при всем желании не мог припомнить хотя бы одну серьезную размолвку, противоречия и столкновение интересов заканчивались на стадии легкой пикировки. И с желанием жены делить радости и печали Стрельцов окончательно смирился. Ведь подобная 'дележка' иной раз приносила и ощутимую практическую пользу - Настя обладала острым аналитическим умом и не раз давала Артёму дельные советы.
  Однако сейчас, с учетом долгожданной беременности, нагружать супругу глобальными проблемами Стрельцов не хотел. Ей и собственных по уши хватит: на прием к гинекологу бегать, анализы бесчисленные сдавать, УЗИ делать, роддом присматривать и прочее. А она еще и работает. Специалист по связям со средствами массовой информации - не бог весть какая сложная и трудоемкая работа, но время, силы и нервы отнимает. А их, особенно силы и нервы, Насте ныне нужно беречь.
  - Настюх, устал я просто. Обычные неурядицы, с которыми сталкиваешься на работе, их много за раз навалилось, вот и все. Пустяки, мелочь, само рассосется, - сделал последнюю попытку оградить жены от сомнений и раздумий Артём.
  Супруга не поверила.
  - Стрельцов, не ври мне! Все равно, за пять лет не научился. Где это видано, чтобы ты 'уставшим' с работы приходил, трудоголик несчастный. Наоборот, сколько себя помню, на ночь глядя явишься, и чуть ли не летать готов. А теперь - как в воду опущенный, пришибленный. Я же чувствую, что стряслось что-то... Банкротство на горизонте замаячило? Или с Валеркой разругался?
  - Можно сказать и так, - сдался Артём. Со второго выстрела в яблочко. Настиной интуиции позавидовал бы и парапсихолог.
  - Банкротство? - С контрольными выстрелами у супруги не всегда ладилось.
  - Типун тебе на язык. Поругался... с Валеркой.
  - Фу, действительно пустяки! - выдохнула Настя. - А я уже подумала невесть что, Вы же с ним регулярно собачитесь. По два раза в месяц. А через день снова не разлей вода. Помиритесь.
  - И с Борькой, кажется, тоже...
  - С Борисом тоже?! С Райхманом?
  - С кем же еще.
  - А с ним-то на какой почве? Он же дипломат до мозга костей. Я даже представить себе не могу, чтобы Борис с кем-то поссорился. Деньги что ли не поделили?
  - С Борькой я, в принципе, не ссорился, но... и дружба наша закончилась. Наверное.
  - Я ничего не понимаю. - Настя присела рядом со Стрельцовым на краешек дивана, взъерошила рукой челку мужа и попросила:
  - Давай сначала и подробно.
  Артём рассказал, в чем суть разногласий с закадычными компаньонами, постаравшись все объяснить. Изложил, поплакался, но поддержки у любимой супруги не нашел.
  - Тём, а чего ты уперся, в самом деле? Если я правильно уяснила, то выбора у твоих друзей практически нет. Ведь не мытьем, так катаньем Мамаев своего добьется. Ну, не продадите вы сейчас фирму, а дальше? Конкуренция с подобным монстром - занятие безнадежное, у него ресурсы огромные, не чета вашим. А если Мамаев деньги вложил, то уже вряд ли отступится. Мне кажется, что в данной ситуации Валера прав.
  - И ты Брут! - воздел очи горе Стрельцов.
  - Почему сразу Брут?..
  - Потому что. Я думал, ты - хоть ты меня поймешь.
  - Я пытаюсь.
  -Незаметно. Ты уже забыла, как я по ночам домой с работы приходил, как бегал, как...- Артём слегка приподнялся, набрал в грудь воздуха, чтобы выразить переполнявшие его чувства, но задохнулся от нехватки слов и рухнул обратно.
  - Не забыла!
  -Так вот, опять начнется, если мы мебельный бизнес продадим и чем-то другим займемся...
  Настя примирительно коснулась Артёмовых губ:
  - Прости. Я не буду тебе ничего советовать. Решай сам...
  - Не знаю, что тут решать. Согласиться я физически не могу, выше моих сил, а пойти у ребят на поводу означает конец нашей дружбе. Работать вместе мы, конечно, продолжим и дальше, а вот в остальном...
  - Темка, может, ты из мухи слона раздуваешь, а они завтра же о размолвке забудут, и будет все как прежде?
  - Не будет, я нутром чувствую. Они ведь уже между собой обо всем договорились, все решили, поделили. А я им планы порушил, отказавшись от продажи. Теперь я для них хуже, чем кость в горле. - Стрельцов медленно покачал головой.- Не простят.
  - Так серьезно?
  - Именно.
  Настя как-то странно посмотрела на супруга и тихим голосом спросила:
  - Слушай, если ситуация настолько ужасная, ты не думаешь, что Валера и Борис тебя... не того...
  - Чего не того?
  - Как раньше, в девяностые было принято.
  - То есть?
  - Ну, если человек создавал проблему и наотрез отказывался идти на уступки, то...
  - Это ты о чем спрашиваешь? О том, что меня устранить могут мои же друзья?
  - Да.
  -Насть, ты что?! Это же Валерка и Борька, а не бандиты какие-то. Я их с незапамятных времен знаю, не один пуд соли вместе сожрали, да и для тебя они тоже не совсем посторонние люди. Что за чушь тебе в голову пришла?!
  - Сам же говоришь, дружбе - конец!
  - Мать, ты даешь! Уголь стране. Мало ли что я говорю. И потом, если мы дружить перестанем, что далеко не факт, то совсем не обязательно превратимся во врагов. Наоборот, я себе представить не могу, чтобы Валерка или Борька мне козни строили!
  - Ну, извини, просто подумала...
  - Плохо подумала! На дворе все-таки не девяносто четвертый год, сейчас даже конкурентам гадят цивилизованно: налоговую натравливают или прокуратуру, уголовными делами мордуют. - Артём усмехнулся. - Насть, ты, наверное, второсортных фильмов пересмотрела? Или это у тебя профессиональная деформация? Убийства, заказы, киллеры, жареные факты - первейший журналистский хлеб, правильно? Связь со средствами массовой информации не проходит бесследно?
  Лучшая половина семейства Стрельцовых возмущенно фыркнула и поднялась с дивана.
  -Скажешь тоже! Просто подумала, а вдруг?
  Артём также покинул насиженное ложе и обнял супругу чуть повыше талии.
  - Фантазерка ты моя. Просто подумала... и надумала. До пятницы времени еще вагон, как-нибудь определимся. Пути господни неисповедимы, может, и попятный включу - соглашусь с Валеркой.
  Настя снова взъерошила непокорную челку мужа:
  - Учитывая ослиное упрямство некоторых бизнесменов, сильно сомневаюсь.
  - И зря! Я очень неожиданный, возьму и поменяю решение.
  - Ну-ну...
  - Разберемся! И, вообще, твой супруг голоден, словно стая диких африканских львов. Что у нас на ужин?
  - Стрельцов, и ты еще считаешь себя образованным? Стая - это скорее про шакалов и гиен, а у львов - прайды.
  - Ладно, словно прайд диких африканских львов.
  - А где ты видел домашних?
  - Женщина, не придирайся! Борец за чистоту речи выискался! Не накормишь мужа - добытчика, он съест одну симпатичную особу,- Артём легонько куснул Настю за мочку уха.
  В отместку жена лизнула его в подбородок.
  - Уговорил, красноречивый! Пошли, накормлю добытчика.
  - Ура!!- Артём подхватил Настю на руки и потопал на кухню. В стрельцовских двухсотметровых хоромах расстояние от гостиной до вотчины кастрюль и плошек не измерялось тремя шагами, но ноша не тяготила. Напротив, кое-что облегчала. Тонкие пальчики на шее, шелковистая кожа на щеках жены и ее игривый взгляд отгоняли тяжкие думы эффективнее, чем репеллент мошкару.
  Ночь обещала выдаться жаркой.
  
  
  ГЛАВА 2
  
  
  Ночь выдалась не только жаркой, но и темной. Ватные комки кучевых облаков плавали так низко, что, казалось, налившийся свинцовой тяжестью купол неба вот-вот раскрошится и рухнет вниз. Сквозь облачные разрывы лишь изредка помаргивали искорки звезд, а сырная головка луны, вообще, не показывалась в поле зрения.
  По причине этакого безобразия Настя даже не задернула шторы, что в последнее время делала регулярно. На заглядывающую в окна круглолицую хозяйку ночи она реагировала очень нервно, где-то вычитав гипотезу о негативных последствиях лунного света для развития плода. Сегодня же у Артёма была отличная возможность любоваться красотой ночного города - светящиеся оранжевые и желтые прямоугольники окон, хаотично разбросанные по темным тушам домов, с успехом заменяли звезды, а протянувшиеся вдоль улиц и мостов янтарные ожерелья фонарных ламп тянули и на созвездия.
  Пейзаж завораживал.
  Иногда, просыпаясь среди ночи, Стрельцов не сразу возвращался во владения Морфея, а разглядывал усыпанные редкими огоньками ближайшие здания. И представлял, какая жизнь бурлит за их стенами, какие трагедии и драмы сотрясают компактные мирки разнокалиберных квартир. Где-то пылает неугасимый пожар страстной любви, где-то пьяные трясущиеся руки ищут нож, чтобы вонзить его под ребра собутыльнику, где-то вязкое полотно тишины разрывает шелест книжных страниц. И за каждым светящимся окном существует нечто свое, неповторимое и уникальное...
  В подобные минуты приходило странное настроение - сердце сжималось от невнятных предвосхищений, душу истязали творческие позывы. Тоже не совсем оформившиеся. Написать сонет? Совершить невероятное открытие? Поделиться собственными переживаниями со всем белым светом? Или просто включить магнитофон и послушать любимые записи. Порой Артём, не совладав с настроением, подходил к окну, разглядывал ночной города, старясь разгадать его тайны, а изредка даже хватался за карандаш. Царапал грифелем тетрадный лист, сам не понимая, что желает написать. Поэму? Роман? Эссе? И ждал откровения. Или вдохновения.
  Вдохновение не являлось. Ни поэтическое, ни иное. Рука выводила лишь некрасивые закорючки, но обратно в кровать Артём залезал со щемящим чувством приобщения к чему-то удивительному, к великой тайне бытия. И засыпал счастливым.
  Но сегодня счастье казалось ирреальным, категорией из разряда зеленых человечков и говорящих драконов. Невзирая на сопящую под боком любимую женщину. И разгадывать тайны ночного города Артём не рвался, пусть время, окружающая обстановка и поза - лежа на спине, руки под головой - вполне этому соответствовали.
  Россыпи оранжевых и желтых огоньков не отгоняли мрачные мысли. Как ни старался Стрельцов отвлечься, вновь и вновь обсасывал сегодняшний разговор с друзьями-компаньонами, проговаривал по ролям, оценивал реакцию Фомичева и Райхмана, свое поведение. Алчными ненасытными гиенами душу грызли сомнения. Стоило ли сжигать мосты и категорично отвергать предложение Валерки? Может, еще не поздно согласиться? Нет, на такой шаг он никогда... и ни за что...
  Дилемма. И друзьям свинью подкладывать...натуральное, извините за тавтологию, свинство. И по-иному никак...
  Борька с Валеркой еще наверняка надеются, что до пятницы их упрямый товарищ передумает, задний ход включит, а он не включит...Скандал разразится, туши свет, спасай пожитки! Вот тогда они капитально обидятся. И бесповоротно.
  Поневоле вспомнилось оброненное Настей замечание про 'тебя не того'. Тогда Артём отмахнулся от дикой инсинуации, даже возмутился. Как же, супруга предположила, что Борька с Валеркой - лучшие и неповторимые - способны решить проблему кардинальным способом и 'заказать' своего лепшего и закадычного друга. Они же вместе и огонь, и воду, и медные трубы, и деревянные доски...И в разведку, и в набег, и в поход за спичками...И пуд соли, и декалитр водки... Столько вместе съели, выпили и спели, что почти родственниками стали.
  Все так, но с другой стороны...и разведка, и набеги, и огонь, и вода - предания старины глубокой. А последние годы - исключительно бизнес. В застольях и ныне троица иногда участвует полным составом, но это либо деловые вечеринки, либо праздники по официальному поводу: юбилеи, дни рождения. Мероприятия донельзя скучные, пропитанные формализмом и дешевой театральностью, от которых воротит сильнее, чем от извлеченных из кладовки старых затхлых тряпок, пропахших нафталином до клеточного уровня. Если подумать, а что их связывает, помимо общего бизнеса и воспоминаний о славной юности? Общность интересов? Едва ли...Шахматы и охота, клубные тусовки и футбол слишком несхожи, увлечения, по сути, полярные. Духовная близость? Увы, этого и близко нет. Совместные проекты, планы, задумки? Как выяснилось, и здесь Стрельцову с товарищами не по пути.
  Если Борис и Валерка хотят избавиться от бизнеса, то единственным якорем для корабля дружбы останутся воспоминания.
  Хлипкий якорь. Первое же серьезное волнение порвет якорную цепь, словно нитку, и разбросает ошметки корабля под названием 'Дружба' по гавани. А часть ненужного такелажа или шпангоута может и утопить.
  Язык морозной испарины лизнул лоб и затылок. Бог мой, а вдруг Настя права, и ее предположение не столь глупое и абсурдное, как показалось на первый взгляд? Что если его друзья-компаньоны действительно способны избавится от помехи в лице Стрельцова Артёма Вячеславовича? К горлу подкатил влажный тошнотворный комок.
  Когда человек чувствует определенное неудобство, испытывает душевный дискомфорт, например, вызванный страхом перед наступлением неблагоприятных последствий, обычно для обозначения подобного эмоционального состояния используется устойчивый оборот 'не по себе'. Говорят: 'ему стало не по себе'. Так вот, Стрельцову стало настолько не по себе, что закружилась голова и возникли трудности с самоидентификацией. Ему показалось, что мысли о способных на любую гнусность друзьях появились не в мозгах веселого мужика, примерного семьянина и футбольного фаната Артёма, а их нашептывает на ухо какой-то другой Стрельцов. С обратной стороны разума. Альтер-эго. Этакий зловещий и мрачный мистер Хайд. Нормальный мужик Стрельцов (который доктор Джекил) в жизни бы до подобных подозрений не додумался. А если бы и додумался, то никогда всерьез их бы не воспринял.
  Однако Стрельцов - Хайд зудел внутри комаром: 'Ты для них помеха! И они ее устранят!'.
  Артём потряс шевелюрой, дабы отогнать комара, аккуратно - не хотелось разбудить Настю - встал с кровати и пошлепал на кухню. Устланный ламинатом пол приятно холодил ступни. Добравшись до кухни, Стрельцов тупо оглядел воплощенную мечту любой домохозяйки, подошел к холодильнику и открыл его. Сам не понимая, зачем. Кусок в глотку бы сейчас не полез. Почти минуту пялился на разложенные по полкам банки, пачки, пакеты, а потом наконец сообразил - надо промочить горло. Тогда и кусок туда полезет, и думы, дай бог, приобретут иную, более жизнерадостную окраску. Пришлось топать в обратном направлении до гостиной; запасы спиртного хранились - предмет особой гордости Артёма - в шикарном мини-баре. Шикарном не по части оформления, а по части содержимого. Чрево мини-бара маняще распахнулось, вспыхнула подсветка, и открылся восхитительный вид на неровную шеренгу разнокалиберных бутылок. Алкогольное войско выстроилось на генеральский смотр. Тускло поблескивали высокие и стройные водочные рядовые, подпираемые широкоплечими вермутовыми сержантами. Озорно поигрывали электрическими отблесками винные лейтенанты и капитаны с похожими фамилиями - Виски и Джин. Мрачно ухмылялись старшие офицеры, пузатые и крепкие, в основном французского происхождения.
  Генерала смотр удовлетворил. Более чем. Он, по обыкновению, затруднился в выборе, каким именно напитком порадовать нутро. Даже ненадолго отошли на второй план горькие размышления о друзьях-компаньонах и их гипотетических подлых намерениях. Испокон веков Стрельцов предпочитал напитки крепкие и благородные, поэтому вино и шампанское в качестве кандидатов на откупоривание и не рассматривались - пусть ими Настя подружек угощает. Водку и ее аналоги Артём также отверг; русская требовала соответствующей закуски - грибочки, огурчики, селедочка, а виски и джин пылились в мине-баре просто для коллекции, на всякий случай. Значит, в бой опять идут пузатые майоры и полковники.
  Рука потянулась к 'Двину', но на полпути свернула к 'Camus'. Рюмка обнаружилась тут же, во рту плеснулась теплая, ласковая волна и скользнула водопадом в пищевод. Умеют, собаки, коньяки делать.
  Кровь по венам и капиллярам побежала быстрее, разгоняя тепло по телу. Но на душе теплее не стало. Черные мысли не отступали. Артём вышвыривал их в двери, а они лезли в окна, выбрасывал из окон - они проникали через чердак, сталкивал с крыши - мрачные думы и тяжелые подозрения просачивались сквозь стены. Как ни старался Стрельцов отвлечься, не получалось.
  А вдруг?.. А если?..
  Насколько реально предположение о том, что Райхман и Фомичев вместе или кто-то из них в отдельности готов к экстраординарным мерам? И что делать самому Артёму? К определенным умозаключениям Стрельцов склониться не мог.
  То он окончательно и бесповоротно решал, что в головы друзей-компаньонов даже в сумеречном состоянии не забредет шальная идея избавиться от создающего проблемы 'третьего лишнего' и, тем более, давить на него через близких. Не кровавые девяностые же на дворе, в самом деле. Однако, спустя пару минут сумбурных размышлений, Артём приобретал твердую уверенность в том, что моральные барьеры для друзей-компаньонов - не препятствие, и 'заказать' его им - раз плюнуть. Живем-то не в викторианской Великобритании, а в России, где с недавних пор, человек человеку - волк. Как верно отмечали древние римляне, lupus est.
  А потом обломками затонувшего корабля снова всплывали сомнения: не засоряет ли Артём мозги напрасными страхами. Может, его метания выеденного яйца не стоят. Не старушка ли Паранойя наведалась под его гостеприимную крышу? И сам себе аргументировано доказывал, что лучше быть живым и здоровым - по крайней мере, физически - параноиком, чем мертвым или покалеченным лохом.
  Без второго стакана узел не распутаешь...
  Янтарный водопадик брызнул из бутылочного горлышка в рюмку, а затем проследовал проторенной тропкой - вниз по пищеварительному тракту. Общеизвестно, что водка и коньяк - универсальные средства для стимулирования умственной деятельности...нормального русского человека. Недаром же народ извечно апеллирует то к ста граммам, то ко второй бутылке, сетуя на невозможность без них 'разобраться' в сложном, запутанном деле. И, говорят, помогает. Хоть слесарю, хоть доктору. Махнет Петрович или Кузьмич, не ведающий с какого бока подобраться к заморскому агрегату, соточку-другую, и сразу картина проясняется, становится понятно, куда отвертку запихивать, мысли обретают четкость, руки - уверенность.
  А тут - ни черта! Ни ясности, ни уверенности. Ни душевного уюта, ни расслабленности. Невзирая на добрые сто грамм превосходнейшего французского стимулятора, доставленного в желудок. Лишь чуть потеплело внутри, да спать расхотелось окончательно. Поневоле усомнишься в собственной национальности. Или в нормальности. Можно еще грешить на галльское происхождение напитка; мол, душевные хвори водочкой лечатся, а лягушатники ни бельмеса в спиртном не смыслят, но сие откровенный и неаргументированный поклеп. И утешение для слабаков.
  Ни слабаком, ни иноземцем Стрельцова не посчитал бы и недруг, значит, собака не тут зарыта. Артём справедливо расценил, что закавыка - в дозе. Маловато на грудь принял, вот и не накатило долгожданное просветление. Посему следует состояние усугубить...
  Усугубил.
  Затем еще раз усугубил.
  Наконец кое-какие изменения в душе осуществились. Сомнения не исчезли, но... поблекли что ли. Выцвели. Все же стакан коньяка - не фунт изюма. Бесследно не переваривается. Определенное мнение по поводу сделки и потенциальной угрозы со стороны дорогих компаньонов у Артёма так и не сложилось, однако... отпустило. Скрежет зубами, хватание родственников за грудки и отчаянные крики типа: 'Шеф, что делать?' уже не входили в список первоочередных стрельцовских дел. Проблема стала казаться не столь острой. Ну, обидятся друзья, ну, проклянут страшно. Авось потом простят. А не простят, нам трын-трава. Не хуже, чем зайцам на поляне...
  И, вообще, срастется как-нибудь. Урегулируется, утрясется, наладится. Правильно?..
  Рукотворные звезды, опоясывающие темные бетонные туши домов, согласно моргнули.
  
   * * *
  - Долботроны!! Дебилы!! Недоделки!!
  Серега Величев брызгал слюной и орал так, что не только легко заглушал играющую в кафе музыку, но и вызывал слабую дрожь хрустальных бокалов. А заодно - дрожь в коленках Кривого и Чалдона. Впрочем, причина тремора нижних конечностей пацанов крылась отнюдь не в зычном голосе бригадира. Оба - тертые калачи - жизнь повидали, слыхали вопли и покруче. Причина утопала в правой Величевской руке и упиралась холодным черным кругляшом в потный лоб Чалдона. А мгновение назад в бездонную глубину вороненого ствола заглядывал Кривой. И глубина его совершенно не вдохновила. Вкупе с толстым пальцем, ласкающим спусковой крючок, она пугала и завораживала и заставляла думать о вечном. Например, о красивом мраморном памятнике на аллее Славы. От подобных размышлений поневоле дрожь пробьет.
  Пока Чалдон бодался со стволом 'Беретты', Никитин стоял столбом, боясь пошевелиться, и молил всех богов и демонов сразу, чтобы у Величева не сорвало крышу, и он не надавил на крючок. В подобной ярости Кривой бригадира видел дважды, и оба раза венчались кровью и похоронами. Своих же пацанов закопали. И сейчас - переклинит, нажмет на спуск, и поминай хорошего парня Андрюху Никитина.
  Судя по обильному потоотделению и ошалелому взгляду, Чалдон размышлял на схожие темы.
  - Тебе что, башку прострелить? - неожиданно сбавил тон Величев. Поинтересовался спокойным, ровным голосом, так обычно просят собеседника передать сахарницу или солонку, лишь в глазах мерцали искры гнева. Но от этого стало еще страшнее.
  - Не-е, - еле слышно прошептал, а точнее - прошелестел одними губами Чалдон.
  - Тогда тебе? - Пистолет уперся в Никитинскую щеку.
  Кривой промычал нечто отрицательное.
  - Не хочешь? А почему?
  Ответа не последовало. Никитин был слишком занят тем, что гипнотизировал величевский указательный палец. Не дай бог, дрогнет.
  - У тебя же, типа, все равно, башка пустая. Шесть сантиметров кости и пустота. Давай, заполню! Хоть что-то в мозгах останется.
  Кривой молчал, словно партизан на допросе в гестапо.
  - Отвечай, гнида, башку тебе свинцом нафаршировать?
  - Не надо, - выдавил Кривой.
  - Почему не надо? Жалко, типа?
  Как реагировать на вопиюще риторический вопрос Кривой не знал и счел за лучшее помалкивать в тряпочку, спрятав глаза от взгляда бригадира. Вдруг пронесет.
  - Вам, суки, что было сказано с телкой делать?! - снова начал распаляться Величев.
  Ни Чалдон, ни Кривой высказаться не решились.
  - Пасть открой, гнида!- Ствол 'Беретты' переместился к левому глазу Никитина.
  - Пасти девку, и как она появится, сразу звонить тебе, - послушно пробубнил Кривой.
  - Я говорил, типа, за ней гнаться, тачку подрезать?
  - Нет, наверное...
  - А полгорода собирать на шоу?
  - Нет.
  - А на кой вы Формулу-1 устроили?! Эта коза сейчас в БСМП лежит с переломами, и в такой обертке она мне нужна как эфиопу лыжи! Почему мне не позвонили?!
  - Не успели...
  - А хрен отсосать успеете?!
  - Серый, ну, ты чё?..
  - Повторяю, зачем вы девку в больницу отправили? Подробно! - Величев чуть опустил пистолет.
  - Так вышло, мы ее, в рот-компот, потеряли, а потом хотели догнать... и случайно...
  - Я не въехал, что значит потеряли?! Вы что, типа, хирурги?! Или боевиков насмотрелись?
  - Это... из виду, в смысле... скрылась...
  - А она что, ниндзя? Или Дэвид Копперфильд? Как она могла из виду скрыться, если вы возле подъезда торчали?
  - Это, в рот-компот... - Кривой беспомощно глянул в сторону Чалдона, ожидая поддержки, но тот увлеченно разглядывал собственную обувь. Тогда Никитин обреченно выдохнул: - Отлучились... ненадолго.
  - Что-о?!
  На Кривого напал ступор. Он хотел объясниться, в доступных и мягких выражениях описать причины отлучки, попенять на собственную нестабильную психику, попросить прощения, но гортань прилипла к небу, и из глотки не выдавилось ни одного звука.
  - Я, типа, русским языком велел у подъезда безвылазно дежурить! И куда же, интересно, вас понесло?
  Кадык Кривого судорожно дергался, однако звук по-прежнему отсутствовал.
  Серега перенес внимание на Чалдона:
  - Так куда отлучались? И зачем?
  Тот не успел ничего ответить, как глотка Никитина издала предательский хрип:
  - Пива...
  - Отлить приспичило... - попытался исправить положение нехитрой ложью Чалдон, но Велик его оборвал:
  - Заткнись!
  - Серега, правда, приспичило.
  - Что ты мне мозги трахаешь! Кому приспичило?! Тебе? Или обоим сразу?! Или ты этому обмылку член держал?!
  Чалдон мгновенно умолк.
  - Так что там с пивом? - ласково, почти нежно переспросил Величев у Никитина.
  -...взять... - еще одно слово змеей выползло из пересохшей Никитинской глотки.
  - Типа, пивка захотели попить? - оскалился Серега.
  Противореча собственному признанию, сделанному секунды назад, Кривой отрицательно замотал головой.
  - А что пили?
  - П-паулайнер.
  - Да мы и не успели, только купили, - поспешно влез Чалдон, пока его невменяемый напарник не нагородил еще чего.
  - Сибариты, мать вашу! - непонятно выругался бригадир и резко взмахнул кулаком.
  - Н-на!
  Черная рукоять пистолета обрушилась на правую сторону лица Никитина. Он охнул и схватился за щеку.
  - Я тебе сейчас, сука, симметрию наводить буду!- мягко пообещал Величев и рявкнул: - Руки по швам, гниль!
  Длань Кривого рефлекторно дернулась и опустилась.
  'Слава богу, что я не бухой! Сунул бы ответку, и прощайте, пацаны. Маслина в башке, и цветы на могиле!', - обнаружил ложку меда в бочке дегтя подвергаемый экзекуции 'бык'. Второй удар, уже не железным корпусом 'Беретты', а просто кулаком в челюсть, свалил Никитина с ног. На зубах что-то захрустело, под языком хлюпнула солоноватая лужица, а губы налились спелыми, готовыми лопнуть сливами.
  - Вставай, обмылок, - склонился над поверженным корешем бригадир и для убедительности врезал носком туфли по ребрам.
  Не убедил. Никитин ухнул обиженным на судьбу филином и свернулся улиточной раковиной.
  - Вставай, я кому сказал! - произведение итальянских обувных мастеров снова соприкоснулось с ребрами Кривого. Удар, еще удар. Величев вошел в раж и начал месить ногами тело проштрафившегося 'быка'. Месил азартно, с упоением, любой пекарь с удовольствием записался бы на курсы повышения квалификации к такому специалисту 'по тесту'. Кривой сокрушенно крякал, вздрагивал, прикрывая руками голову, и поползновений подняться не предпринимал.
  Пара особенно удачных ударов прошила мышечный корсет Никитина, и в районе его правого бока ощутимо хрустнуло. Гораздо громче, чем на зубах. Кривой не выдержал и застонал, после чего крышу у Велика сорвало окончательно. Он принялся прыгать на туше подчиненного, как на батуте, изрыгая совершенно нечленораздельные звуки, в которых лишь опытный лингвист сумел бы распознать угрозы и непарламентские выражения.
  - Серега, хватит! - на величевское плечо легла толстая лохматая лапа, принадлежавшая закадычному дружку и собутыльнику Митяю. - Забьешь же придурка.
  Велик стремительно развернулся и приставил пистолет ко лбу самозваного миротворца.
  - Серый, ты что? - Митяй попятился. - Не дури.
  Рука дрогнула, и 'Беретта' медленно поползла вниз.
  - Довели, блин, уроды... - Величев тяжело выдохнул, сунул пушку в подмышечную кобуру. - Прости, брат!
  - Да ладно.
  - Штаны-то сухие? - скривил непослушные губы в подобии улыбки бригадир.
  - Вроде... хотя ты зыркнул так, что чуть в окно не выпрыгнул, - хохотнул Митяй.
  Кафе ожило. Словно на видеомагнитофоне отменили команду 'пауза', включился звук, задвигались люди, загомонили. Во время экзекуции все находящиеся здесь безмолвствовали, стараясь не то что не говорить и не шуметь - не дышать. Дабы не попасть под прицел безумного взгляда бригадира. Парни в кафе собрались не робкого десятка, те же Гвоздь или Ростов не одну душу упокоили и перевидали много чего, но с Величевым в подобном состоянии предпочитали не связываться. Слишком непредсказуемым и взрывным характером он славился. В сочетании со звериной хитростью и злопамятностью попытка вмешаться в экзекуцию грозила крупными неприятностями. Не сразу пристрелит, так обиду затаит и потом припомнит.
  Торпеды невольно вспоминали судьбу несчастного Лехи Валета. Тот с каких-то кренделей начал необдуманно перечить Велику, в драку полез, благо лось здоровенный, а спустя два дня исчез. Весной же распухший труп Валета с проломленным черепом обнаружили на берегу. Вот и думай, лезть или не лезть. Естественно, бригадир тоже не бессмертный, можно и на перо посадить, но за его спиной маячит фигура почти всемогущего Тумана, который доберется до виновника в любой точке земного шара: и в тайге, и в пустыне, и в тундре. И в заднице у дьявола, если таковая на планете отыщется. Поэтому каждый из быков прикинулся ветошью. Лучше не возникать. Тем более что в такой тихой ярости торпеды свого непосредственного патрона видели впервые. С учетом того, что по степени отмороженности с Величевым мог соперничать лишь Кривой, безропотно переносящий позорную трепку, понятно, почему желающих оспорить бригадирское право делать из провинившегося 'быка' отбивную не нашлось. Это Митяй у атамана в закадычных корешах состоит, пусть он шкурой и рискует. Авось пронесет и количество дырок в ней не увеличится.
  И на сей раз пронесло, обошлось без смертоубийства и серьезного кровопролития, если не считать таковым багряно-красные потеки на расплющенной физиономии Кривого.
  - Уберите это туловище,- Величев брезгливо ткнул туфлей распластанную человекообразную массу.
  Пацаны подсуетились, споро собрали в кучу и вынесли слабо постанывающий фарш из питейного заведения на свежий воздух, где загрузили в джип и увезли. Вроде как для оказания медицинской помощи. Хотя на самом деле, под шумок, под тем соусом, что пострадавшего к фельдшеру треба доставить, пара наиболее предусмотрительных гренадеров - Химик и Гвоздь - попросту слиняла. Мало ли что еще взбредет в голову атаману, ведь разбор с Чалдоном не завершен.
  После выноса тела Величев вновь обратил внимание на второго участника злополучного преследования:
  - Ладно, Кривой, недоумок, его вниз башкой еще в роддоме роняли, но ты чем думал? Жопой? На кой ляд вы за пивом поперлись?
  - Андрюха сорвался. Ты же его знаешь, он на одном месте сидеть долго не может. - Чалдон решил не кривить душой и не выгораживать товарища, не ровен час, самого так огородят и землицей сверху присыплют. - Пристал, как репей: 'поехали, да поехали'... Грозился лобешником панель разнести, если еще полчаса в машине просидит. А я отлить хотел, вот и... получилось. Нас всего минут десять не было, а телка на тачке приехала.
  - Сидеть не может, в натуре - ляжет! - мрачно пообещал Величев, вполне в духе кладбищенских опасений Чалдона. - Что же вы, ублюдки, наделали, такую тему накрыли! Надо было мне кого посмышленее послать, того же Химика. И как мне теперь перед папой отмазываться?
  Ничего не ответил Чалдон, только поник плечами. Демонстративно, чтобы бригадир видел неподдельное раскаяние.
  - Одно утешает: если меня на куски рвать будут, вас, недоделки, в натуре, на гуляш пустят.
  Чалдон покорно вздохнул, конклюдентно выражая согласие с любым наказанием. Величев оглядел его согбенную фигуру и обреченно махнул рукой:
  - Вали отсюда, пока я добрый.
  Испарение попавшей на раскаленную поверхность утюга капли воды занимает гораздо больше времени, чем потребовалось Чалдону, чтобы исчезнуть из 'Королевской охоты'.
  Серега сел за столик, наполнил звенящую пустоту рюмки прозрачной сорокаградусной жидкостью и опрокинул хрустальную тару в рот. Дабы заполнить или хотя бы разбавить ледяную пустоту в душе. Зажевал дозу крепеньким пупырчатым огурчиком. Зажевал механически, без обычного удовольствия, словно выполняя обязательную нудную процедуру, вроде ежедневного бриться или чистки обуви. Оглядел кафе остекленевшим взглядом, пробежав глазами по стенам, увешанным оленьими и волчьими головами, заячьими и глухариными чучелами, по добротным дубовым столам, по тяжелым стульям с затейливой резьбой на спинках, по украшенной бронзовым медведем стойке бара. Прислушался к тому, что происходит внутри, помолчал, и обреченно выдохнул в сторону примостившегося рядом Митяя:
  - Заводи мерина.
  - Домой?
  - Размечтался! На именины.
  - Куда?
  - К шефу. Сношать меня там будут! - Величев схватил друга за ворот рубахи, притянул к себе и процедил. - Сно-о-шать! Понял! А может, и тебе заодно перепадет. Так что - бери вазелин.
  
   * * *
  
  Бездонное кресло в кабинете Туманова с каждой новой выволочкой все больше приобретало в глазах Величева статус своеобразной скамьи подсудимых. Если усадили в мягкое ложе, значит жестко стелить будут. Хотя сегодня обошлось без ора, угроз и оскорблений. После того как Серега в ответ на вопрос о результатах порученной миссии покаялся в полном провале и вывалил на Туманова кучу оправданий и объяснений, справедливости ради, жалких и неконструктивных, его не по столу мордой не размазали. И не стали плевался в лицо красочными характеристиками, однозначно раскрывающими уровень умственной неполноценности Величева и его торпед. Алексей Михайлович воспринял известие о неудаче в духе своего исторического тезки из правящего дома Романовых, который был известен необычной для царей кротостью и заслуженно получил прозвище Тишайший. Лишь слегка попенял:
  - Что же ты, милый мой, облажался? Я на тебя надеялся, серьезное дело поручил, а ты?..
  - Алексей Михайлович, виноват! Не уследил, подвели, уроды. Сами знаете, с кем приходится.
  - Не скули. Обгадился, так не ищи крайних, - мягко укорил бригадира Туманов.
  - Может, поправить дело? Наташу эту из больницы того?..
  - Чего того?
  - Типа, выкрасть... или там порешить? А перо рядом положить?
  - Я тебя самого за такие идеи скоро положу. В отдельную квартиру, - голос Туманова не повысился ни на йоту, но по спине Величева побежали мурашки. Крупные, казалось, размером с таракана. В нижней части живота возникла сосущая пустота, а конечности стали непослушными. Ватными. И все от спокойного невозмутимого тона. Лучше бы Туманов визжал от злости и бригадирское рыло кулаками разравнивал; сбросил бы пар, глядишь, и полегчало. Как Велик на Кривом; сплясал румбу и простил. Почти. А то, не приведи бог, разочаруется окончательно шеф в Сереге и выпишет 'увольнительную'. Синяки, шишки, уязвленное самолюбие и даже сломанные ребра пережить можно, а вот 'увольнение' или прописку 'в отдельной квартире' - едва ли. Знаем мы эти отдельные апартаменты: из натурального дерева, размером метр на два и на изрядной глубине.
  - Шеф, я искуплю!
  - Искупишь, куда денешься, - согласился Алексей Михайлович. - Ножик-то хоть не потерял?
  - Да вы что?!
  - И на том спасибо. Последнее китайское тебе, еще раз накосячишь - до свидания! Уразумел?
  - Да.
  - Молодец! - Шеф снисходительно покачал лысиной. - Исправлять косяк сам будешь. Поскольку пятница на носу, и Паровоз уже на чемоданах, времени мало. Такой шанс больше не появится, надо до пятницы управиться. До отлета... - Туманов замолчал, подошел к окну, оперся кулаками о подоконник и вперился взглядом в застекольное пространство.
  'Странный он какой-то сегодня',- удивился Величев и сам же себя одернул,- 'и хорошо, а не то...'.
  Нафантазировать кошмарные варианты 'а не то' не успел - Туманов оторвался от красот 'застеколья' и повернулся к бригадиру:
  - Тема с Наташей отпадает. Окончательно. Перо придется использовать для другого... хм... объекта. Сейчас я одного человека приглашу, ты его не знаешь, он на меня недавно работает, познакомишься. И поступишь в его распоряжение. Будешь слушаться его как... меня. Понял?
  - Чего не понять, понял.
  Туманов плюхнулся на собственное кресло во главе необъятного - практически генеральского - стола и ткнул пальцем кнопку телефона.
  - Костя, найди Гареева, пусть ко мне поднимется.
  Едва Туманов отпустил клавишу, в приемной послышалось невнятное бормотание, и буквально через десяток секунд на пороге нарисовался мрачного вида долговязый худосочный тип в потрепанных джинсах и мятой футболке, из которой руки торчали... штакетинами. Тип был похож на детский рисунок в духе: 'палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек', только вместо огуречка, прообразом его тела, должно быть, являлось нечто менее округлое и более вытянутое - стручок, например.
  Из-за острого плеча долговязого высовывалась довольная рожа Кости Масальского.
  - Привел.
  - Исчезни!
  Масальский исполнил приказание, тихонько прикрыв двери.
  - Знакомьтесь.
  - Александр, можно, просто Саша, - выдвинул правую штакетину вперед долговязый.
  - Серега,- стиснул предложенную узкую ладонь Величев, чудом приподнявшись над коварным креслом.
  'Просто Саша' с непроницаемым лицом кивнул, разорвал рукопожатие и уселся напротив. В кресло гораздо более жесткое и удобное.
  - Саша - спец по слежке и оперативной работе, - пояснил Туманов.- А ты у нас, - шеф воззрился на Величева, - собаку съел на операциях... хм... деликатного характера, правильно? Значит, общий язык найдете, сработаетесь.
  И Саша и Величев согласно кивнули. А куда деваться?
  - Биографические справки давать не буду, сами перетрете. Учти!.. - Толстый волосатый палец Тумана пистолетным стволом уставился на Велика. - Саша опером в райотделе и в главке десять лет отпахал, поэтому ты без вывертов! Амбиции можешь засунуть... сам знаешь куда. Саша сказал - ты сделал, усек?
  Голова Велика вновь мотнулась вниз - вверх. Как у китайского болванчика. 'Вот, сука, под мента меня положил! Дожили, Серега Величев у мусора на побегушках', - в груди закипела обида, но наружу не прорвалась. Только лицо чуть заметно скривилось, приобретя весьма кислое выражение. Ничего, потом сочтемся, если карта выпадет.
  - Теперь о деле: работаете по Наташиному дружку. С ним не срастется - тогда подойдет любой лох, лишь бы с Паровозом где-нибудь когда-нибудь пересекался. Главное, чтобы перо до пятницы в ход пошло и всплыло под вспышки фотокамер. Детали разработаете и обсудите самостоятельно, у меня и без того голова болит. Вопросы есть? Нет! Все, валите!
  Инструктируемые встали, вернее, Гареев поднялся сразу, а Величев принялся совершать сложные телодвижения, чтобы вывалиться из бездонного кресла. Где-то в конце процесса, когда Серега уже почти принял вертикальное положение, Туманов приголубил его добрым прощальным напутствием:
  - Помни, последнее китайское!
  Пока они спускались с Гареевым по лестнице, расплавленные от злости мозги Величева посетила одна интересная идея. Как совместить полезное с приятным. Он преодолел острый сиюминутный позыв перебросить долговязого Сашу через перила, чтобы тот рухнул вниз головой, расплескав ошметки окровавленной плоти по стенам, попутно задавил желание отвесить худосочной костлявой заднице полновесный пинок и довольно миролюбиво спросил:
  - Слышь, если хахаля не отыщем, кого, типа, на перо поставим? Шеф, что-нибудь приказывал?
  - Нет. А что?
  - Да так, есть пара кандидатур на примете...
  
   * * *
  
  Сквознячок свободно гулял по салону, струился по лицу, взъерошивал волосы, шелестел документами и изредка - когда автомобиль увеличивал скорость на поворотах - хулиганил, разбрасывая по заднему сиденью разнообразные бумажки и даже кидая их на пол. Такое вопиющие безобразие Стрельцов сносил терпеливо - на стоянке смиренно поднимал и раскладывал документы по файловым папкам, вытаскивал из-под сидений бумажный мусор. И едва садился за руль и трогался с места, снова опускал стекло в автомобиле. Ради того, чтобы чувствовать кожей прохладное дыхание ветра.
  Окружающие считали это глупой прихотью, заскоком, но услугами автомобильного климат-контроля Артём практически не пользовался. Несмотря ни на какую жару. Считая дыхание кондиционера мертвым, Стрельцов позволял дуть в лицо только ветру. Хотя назвать животворным поток городского воздуха, пропитанный 'чудными' индустриальными ароматами и вредными веществами, не рискнул бы и самый завзятый фанат урбанизации. Однако Артёма бесчисленные пугала нарушенной экологии не впечатляли, и кондиционеру он предпочитал ветерок, пусть с химическими добавками из заводских труб, пусть с примесями выхлопных газов, лишь бы гарью сильно не пах. Все бы ничего, но вкупе с дурацкой привычкой складировать документы на заднем сиденье, а не аккуратно складывать их в портфель, как рекомендовал Райхман, опускание стекла приводило к вышеописанным безобразиям.
  Сегодня посторонние ароматы обонятельные рецепторы не перегружали (наверное, норму выбросов металлургический завод и химкомбинат не выполнили), ветерок был почти по-настоящему свежим. И это невзирая на то, что осадков - наперекор народному фольклору про четверговые дождики и прогнозу Гидрометцентра - не предвиделось. Ясное безоблачное небо просто кричало, что метеорологам верить нельзя. А о том, что неделя доползла до отметки 'четверг', Артём старался не думать. Четверг. Ну и что? Рыбный день в советских столовых. Не вспоминать же про завтрашнюю пятницу, на которую назначен час икс, время принятия решения.
  Завтра будет... завтра. И если есть возможность отложить переживания по поводу несостоявшейся сделки и изменения отношений с друзьями-компаньонами на сутки, почему бы так и не поступить. Конечно, периодически внутренний голос будет грызть печень и капать на мозги, но мытарить себя в полный рост Артём начнет только завтра. Попытается. А сейчас он заберет Настю из дома, и они поедут отмечать... хороший день. Или по городу погуляют. Есть еще варианты: в кино заглянуть или в клуб. Хотя летом в клуб - неактуально. Утром, по крайней мере, договаривались просто прогуляться, шашлыка поесть.
  Узкий стояночный карман перед подъездом, где Стрельцов обычно парковал свой экипаж, заняли два здоровенных тонированных джипа, один серебристый, второй черный. Создавалось впечатление, что джипы не парковали, а специально расставили так, чтобы больше рядом никто не поместился. Поэтому Артёму пришлось заезжать на поросший чахлой травой газон и оставлять машину там. Предварительно высказавшись по поводу скудоумных хозяев жизни и их крупногабаритных сараев.
  Через полчаса супруги Стрельцовы вышли из дома, сели в автомобиль и поехали в кафе. Ни Настя, ни Артём не обратили внимания, что оба джипа синхронно ожили, и их громадные туши двинулись вслед за их машиной...
   В кафе Стрельцовы посидели нормально. Вкусно, комфортно, душевно. Глава семейства даже слишком душевно.
  Внутренний голос, вопреки ожиданиям, вопил чрезмерно громко и чересчур усердно терзал печень, поэтому Артёму приходилось вопли заглушать, а печень, соответственно, лечить. И то и другое - посредством водочки. Услышал стенания внутреннего голоса - хлоп рюмашку. Почувствовал 'угрызения' печени - залил ее стопариком. В неравной борьбе с внутренним голосом Стрельцов одержал победу, но заплатил за нее прилично. Счет потянул на пять тысяч.
  Настя, по понятным причинам воздерживающаяся от употребления алкоголя, несколько раз полушутя требовала прекратить чрезмерно частое опрокидывание тары, но поскольку Артём вел себя в целом адекватно - веселился, иронизировал, признаков депрессии не выказывал - отстала. Ну, хочет муж выпить, не выворачивать же ему руки. Меру знает, набраться не должен.
  И все же Артём набрался. Долечился и доглушился. Не до поросячьего визга, конечно, и не до мартышкиных ужимок, но изрядно. Земля уже покачивалась, словно опущенный на морскую гладь надувной матрац, и 'соображалка' работала со скрипом. Ощутимо слышным. Даже подсчет чаевых официанту вызвал определенные затруднения. Чтобы их устранить Стрельцов встряхнул мозги еще одной рюмашкой. В результате возлияний из-за столика Артём выбирался подчеркнуто осторожно, подражая действиям обколотого успокоительным слона в посудной лавке, при этом, опираясь на супругу и стараясь не мотать головой.
  Любой кивок мог вызвать сотрясение. И не той части тела, в которую, по меткому заявлению одного маститого боксера, едят, а матушки-земли. Слишком активно она покачивалась. В проветриваемом 'чертовыми' кондиционерами помещении кафе еще терпимо, но 'на воздухе', куда Артём еле выбрался при помощи супруги, почва распоясалась окончательно. Она то лихорадочно тряслась, то подпрыгивала, то плясала, слава богу, что не гопака и не камаринского, а нечто более интеллигентное.
  Вечерняя прохлада не освежила. И не протрезвила. Затуманенного алкоголем сознания Стрельцова данное нехитрое умозаключение достигло. Он еще высказался насчет подлых рестораторов, которые добавляют в водку честным гражданам, разную дрянь, не иначе химию, от чего означенные честные граждане плохо держатся на ногах. Брякнул, и тут же понял, что спорол чушь. Откуда-то издалека, словно из-за перегородки донесся переливчатый смех Насти.
  - Ох, ты и набрался!
  - Ничего я не наб-р-рался! - попробовал возразить Артём и сам ужаснулся. Тому насколько он пьян. И чем дальше, тем сильнее его разбирает. Уже и взгляд удавалось с превеликим трудом сосредоточить на каком-либо предмете.
  Что за водку черти подают?!
  По итогам короткого импровизированного совещания семейный совет определил, что за руль сядет Настя, а Артёма транспортируют в качестве ценного груза. Иначе они до дома вряд ли доберутся, а если и доберутся, то очень не скоро. И тогда не выгулянная на ночь Чапа им такой привет в прихожей оставит, что впору лопатой разбрасывать. Большой и теплый привет...
  Дальнейшее Стрельцов помнил обрывочно. Куски калейдоскопа: он садится на пассажирское сиденье, подталкиваемый в спину супругой и настаивающий на том, чтобы его 'не кантовали, поскольку он груз действительно ценный, хрупкий и бьющийся'; по бокам мелькают всполохи неоновой рекламы и огоньки окон; вот они тормозят у какого-то магазина, куда ни кинь взор, тянутся ряды бутылок, банок, разноцветных пакетов и жестянок; подъезжают к родному дому, выходят из машины, а кое-кто вываливается мешком с картошкой, и навстречу прет незнакомый мордастый мужик. И все.
  Затем наступила темнота.
  
   * * *
  Боль.
  Она растеклась по телу. Распространилась. Во вселенной не существовало ничего кроме боли. Только темнота и боль. Всеобъемлющие и всепроникающие. Вечные основы вселенной. Затем боль стала истончаться. Не уменьшаться, а именно истончаться, делиться, из одной огромной глыбы превращаться во множество мелких камушков. Камушков, которые невыносимо громко стучали по темени. По обнаженному беззащитному мозгу.
  Тук-тук-тук.
  Стук разносился грохотом по черепной коробке, отдаваясь эхом в ушах. Темнота тоже истончалась. Коготки света царапали веки. Стрельцов понял, что уже ощущает собственное тело, но великой радости это не принесло. Океан боли расплескался морями, озерами и прочими водоемами. Теперь он ощущал чудовищный дискомфорт в разных местах. То в голове разряд боли взорвется, то приступ тошноты к горлу подкатит, то веки заломит так, будто они состоят лишь из нервных волокон. Еще почему-то ныла спина, правая скула и запястья.
  Артём попытался собраться с силами и мыслями - получилось не очень. Особенно с мыслями. В голове можно было бешбармак готовить, настолько она напоминала пустое железное ведро - внутри один грохот. Сил тоже не хватало, и шевелиться не то что не хотелось - казалось, при любом движении тело просто разорвется от боли.
  В воспаленных мозгах родилась первая связная идея - для затравки открыть глаза.
  Попробовал.
  Тяжелые - впору домкратом орудовать - створки век медленно поползли вверх, сетчатку ожгло светом. Когда глаза привыкли к колющей остроте освещения, выяснилось, что с ориентировкой на местности дело обстоит не ахти. Видимость ограничена, осмотреться - никакой возможности. Все поле стрельцовского зрения занимал кусок, простите за скудость слога, пола, покрытый 'чудным' - в светло-бежевую крапинку - дырявым линолеумом. А разглядывать этот дивный пейзаж приходится по той простой причине, что Артём лежит мордой вниз.
  Мозги постепенно заработали, вернулась способность делать примитивные умозаключения. Не минуло и столетия, как Стрельцов догадался, что лежит тут давно, поскольку правая сторона лица, которая и покоится на полу, частично онемела, частично ноет. Рисунок на линолеуме был Артёму незнаком, отчего явно напрашивался вывод, что он не дома и не в гостях у родственников и близких друзей. Хотя качество напольного покрытия и его расцветку во всех 'дружественных' квартирах Стрельцов, естественно, не помнил, но твердо знал, что подобной дешевой безвкусицей уважающий себя хозяин портить жилище не станет. Разве что человек 'опустившийся' или к интерьеру собственного гнезда безразличный настолько, что ленится залатать режущие глаз дыры.
  Если память не подводила, ранее один довольно успешный предприниматель шатаниями по берлогам опустившихся граждан не увлекался. Среди знакомых пофигисты, которым до фонаря, как выглядит их жилье, тоже не водились. Есть от чего придти в недоумение. И кое-кто в него бы пришел, если бы орган, ответственный за мыслительную деятельность функционировал в нормальном режиме. А так Артём тупо смотрел на линолеум и хлопал портьерами полегчавших век. Попутно наслаждаясь яркой палитрой болевых ощущений.
  Разглядывание однотипного пейзажа быстро наскучило. Артём приподнял голову, но ситуацию сие действие прояснило мало. Разве что над напольным натюрмортом обнаружились ровные прямоугольники досок, составляющие видимую часть стены.
  Ничего себе, хижина дяди Тома! Как ни заторможен и не задавлен болью был Стрельцов, он слегка ошалел. Или, если хотите, ошалел окончательно, принимая во внимание не совсем адекватное похмельное состояние. До такой степени, что невольно расслабил мышцы шеи и чувствительно приложился и без того ноющей скулой к полу. Это куда его занесло? Во дворец с деревянными стенами и рваным линолеумным полом? И в каких домах подобные пикантные интерьеры водятся? Просто текст песни Высоцкого: '...Ой, где был я вчера, не найду, хоть убей, помню только лишь стены с обоями...'.
  И что же было вчера?! Клавку с подружкой сценарий, кажется, не предусматривал, поцелуи на кухне - тоже. Или?.. Настя была, точно. И где она, кстати?..
  Вопросы возникали из пустоты, роились пчелами, назойливо жужжали и оставались без ответов. Взывания к памяти не приносили результата, она зияла сплошными лакунами в области касающегося вчерашнего. Или позавчерашнего. Или еще более раннего дня. Последнее более-менее отчетливое воспоминание было связано с посещением кафе. Там Артём набрался, потом, вроде бы, они сели в машину. Или нет? Еще мелькала перед внутренним взором какая-то наглая харя, словно срисованная с второсортного и не очень положительного кинематографического персонажа из фильмов эпохи застоя, нечто а-ля молодой Михаил Кокшенов, но это уже полный декаданс.
  От активизации умственной деятельности голова затрещала еще сильнее. Изнасиловав несчастные мозги, если аморфный, неприспособленный к мыслительной деятельности и пропитанный алкоголем студень можно так назвать, вдоль и поперек, Стрельцов сообразил, что, валяясь на полу и разглядывая щели на стенах и дыры на линолеуме, он во времени и пространстве не сориентируется. Да и не факт, что вспомнит нечто существенное.
  Надо вставать, как ни крути. Абстрагироваться от приступов боли, сотрясающих тело, и подниматься. Артём сконцентрировался, напряг волю и вялые мышцы и потянулся вверх, опираясь... нет, ни на что не опираясь. Для принятия вертикального положения рефлекс требовал помощи рук, однако ее не последовало. Вместо того чтобы облокотиться на руки и встать Стрельцов совершил странное извивающееся движение, похожее на змеиное.
  Так вот почему у него ноют запястья! Руки находились за спиной, и опереться на них сумел бы разве что акробат, работающий в жанре 'каучук'. Артём акробатикой никогда не увлекался, поэтому сподобился изобразить лишь жалкое подобие змеиного танца. Но Стрельцову было не до жалости. Он не владел руками! Его парализовало? Или он связан?
  Мгновенно зародившийся и выросший до исполинских размеров ужас заставил позабыть про боль, про похмелье, про незнакомый пол, вообще про все на свете. Только бы не парализовало! От одной мысли, что он проведет остаток жизни в инвалидной коляске, и за ним будут ухаживать, помогать одеваться, подниматься по лестницам или спускать штаны для отправления естественных нужд, Артёма едва не вырвало. Вознося невразумительные молитвы небесам, и потея от дурных предчувствий, он попробовал пошевелить пальцами.
  Почувствовал!!! Слабо, но никаких сомнений - пальцы шевелятся, наверное, просто затекли, онемели от долгого возлежания. Стрельцов принялся лихорадочно разминать их, сжимать и разжимать. Постепенно кровообращение восстанавливалось, к коже на ладонях и пальцах возвращались осязательные способности. Когда после пары десятков упражнений для кистей рук без эспандера прикосновения пальцев друг к другу стали вполне ощутимыми, Артём нащупал веревочные узлы на запястьях и понял, что связан. И искренне обрадовался - слава богу, дело не в парализации.
  Несколько минут протекли в размышлениях на скорбные темы. К ранее существующим безответным вопросам добавились поистине гамлетовские. Типа: кто и почему меня связал? и как я докатился до жизни такой? И вразумительных объяснений своего незавидного положения Артём придумать не сумел.
  Попутно выяснилось, что ноги тоже не совсем свободны, но неведомый супостат связать их крепко не удосужился - оставил определенный люфт между икрами. Да и колени сгибались, правда, лишь попарно. И Стрельцов предпринял еще одно поползновение встать и осмотреться. Поползновение, в прямом смысле слова - без помощи рук.
  Удалось. С третьего раза.
  И то не полностью - не на ноги, в привычном понимании, а на колени. Но и этого хватило. Голова закружилась, и снова замутило. Надо думать, не от высоты, а по причине похмельного синдрома, который ненадолго отодвигался на второй план.
  Открывшееся с 'новой высоты' зрелище не вдохновляло. К ранее изученному до дыр 'крапчатому' линолеуму и деревянным доскам на стене добавилась соответствующая по убогости обстановка: две железные панцирные кровати, ветхий деревянный стол, заставленный разнокалиберной посудой, в основном - кастрюлями, кондовая деревянная тумбочка неизвестного происхождения и непонятного назначения, притулившаяся у обитой кусками войлока двери. Одна из кроватей прогибалась под весом беспорядочно наваленного на нее хлама, по большей части - макулатурно-тряпичного. Вторая, расположившаяся под единственным в помещении узким окном с запыленными стеклами и ситцевой занавесочкой в стиле 'ох, моя деревня!', напротив, красовалась обнаженной сеткой. Низкий деревянный потолок, из которого вырастал шнур провода с загаженным мухами патроном электрической лампочки, полуразвалившийся ящик с металлическим хламом и брошенный у порога домотканый круглый коврик дополняли картину. Из ряда вон выбивался довольно приличный - не перекосившийся и не облезлый - шкаф, украшенный резьбой и массивной фурнитурой. Шкаф, на первый взгляд, даже претендовал на статус подлинного, а не мнимого антиквариата. Артём явно находился на какой-то даче. Не самой богатой.
  Сам собой напрашивался нехитрый вывод: воспользовавшись его полубессознательным состоянием, неведомый злоумышленник или, скорее, злоумышленники связали Артёму руки и приволокли 'бренное тело' на дачу. Чтобы проверить собственное умозаключение, Стрельцов изогнулся и совершил короткий неуклюжий прыжок в сторону окна - с грацией ставшей на попа сосиски. Затем дважды повторил эксперимент. Обошлось без падений.
  Грязь столь глубоко въелась в стекло, что вид из окна, как говорится, оставлял желать. К тому же, изрядно мешала занавеска, одернуть которую не давали веревки на руках. Не зубами же ее отодвигать, во рту и так ночевал эскадрон, а то и полк кавалеристов, возможно даже - гусар. Сквозь пыль Артём разглядел лишь высокий дощатый забор, кусты крыжовника и лопухи возле него и грандиозный памятник деревянного зодчества, предположительно - сарай.
  Дача. Сомнений нет. И чья, неизвестно.
  Спрашивается, зачем его сюда притащили? Требовать выкуп? Глупо и необдуманно, Стрельцов - далеко не Билл Гейтс и не Рокфеллер, и выкуп за него платить никто не станет. Мать, учительствуя в уральской деревне, не бедствует, конечно, но в большей степени благосостоянием она обязана помощи единственного сына. Друзья или приятели? Не смешите! Заплатить выкуп за себя любимого способен один человек - непосредственно Стрельцов Артём Вячеславович. Поэтому версия, в которой причиной лишения его свободы передвижения являлось желание неведомых злодеев потребовать выкуп, в качестве рабочей даже не рассматривалась. Иначе - это очень тупые, ни на что ни годные злодеи, какие водятся исключительно в сказках.
  Однако кто-то его все же похитил. Веревки на запястьях и ногах однозначно убеждали в том, что злоумышленники - реальные люди и к сказочным персонажам не относятся. И цель у похитителей имелась. В голову лезли разные глупости. Глупости пугающие - в духе заголовков желтой прессы: про насильственную трансплантацию внутренних органов, про незаконные медицинские опыты над людьми, про подпольные плантации наркодельцов, где используется дармовой труд рабов. Даже про инопланетян мыслишка проскользнула, но была тут же отброшена как совершенно невменяемая.
  Или это 'шуточки' в связи с отказом от великолепного предложения господина Мамаева?
  И не узнаешь, пока нос к носу со злоумышленниками не столкнешься.
  'Сволочи! Могли бы хоть не на пол бросить, а на кровать уложить', - попенял похитителям Артём. Он почему-то полагал, что злодеев, пленивших его, много Если бы он этих гадов сейчас увидел, то сказал бы все, что думает о противозаконном поведении отдельных субъектов. Хотя ни встречаться, ни, тем более, общаться с разными отморозками не хотелось абсолютно. А хотелось проглотить горстку спасительных таблеток и проснуться. Желательно - в своей постели, с любимой супругой под боком. Забыть, как дурной сон, и веревки на руках, и грязный дырявый пол на неизвестной даче и адскую головную боль.
  Но сон не проходил, кроватей имелось в наличии целых две, но назвать своей постелью любую из них - язык бы отсох. И где, черт возьми, Настя?!
  Вспомнив о жене, Артём еще более усугубил свое, прямо скажем, плачевное состояние. Ему стало совсем худо. Не физически (куда уже хуже?), а морально. От одного предположения, что его беременная супруга тоже может находиться в подобном положении - со связанными руками или взаперти, - он едва не взвыл. Это же какой стресс! О более страшном Стрельцов старался и не думать. Еще где-то на задворках сознания бродила глупая мысль о том, что, если Настя не вернулась домой вовремя, то Чапа обгадила полквартиры, но размышления о нелегкой собачьей доле Артём отгонял. Не до собаки, узнать бы, что с женой.
  Только бы с ней все было в порядке! Пусть его на части режут, опыты бесчеловечные ставят, почки вынимают и по кускам продают, лишь бы ей не угрожала опасность. Господи, пусть с Настей ничего не случилось! Артёма так проняло, что к горлу подкатил противный колючий ком, желудок содрогнулся в конвульсиях и исторг содержимое непосредственно на ситцевую занавеску. И до того небезупречная в плане чистоты деталь интерьера превратилась в тряпку, которую не то что трогать - разглядывать стало омерзительно.
  Легче не стало, но вместе с желудком слегка прочистились мозги. По крайней мере, показалось, что высшая нервная деятельность активизировалась. Артём срочно занялся обдумыванием планов побега из негостеприимного дачного домика, одновременно старясь сохранить равновесие путем балансирования возле окна. Упасть мордой в заблеванную шторку было бы... неприлично. А падать мешком на спину после того, как приложено столько усилий для подъема, чудовищно обидно.
  Очевидно, балансирование отнимало слишком много энергии и для серого вещества ее катастрофически не хватало - планы освобождения получались убогими, куцыми и фантастическими. Самыми реалистичными выглядели намерение вышибить головой дверь, наплевав на то, что она может быть заперта, а за порогом притаился десяток вооруженных до зубов головорезов, и желание разбить окно и осколками разрезать веревки. Такие детали, как хороший слух предполагаемых головорезов и недостаток акробатических навыков для разрезания веревок за спиной, во внимание не принимались. Прочие задумки колебались в диапазоне от абсолютно безумных до идиотических, вроде поэтапного разгрызания веревочных пут на руках - ногах и выпрыгивания в злосчастное окно. Иные идеи воспаленные похмельные мозги не посещали.
  Справедливости ради, стоит отметить, что времени для долгих и продуктивных размышлений дачному узнику не предоставили. Едва он решил предпринять попытку выйти, прикинул пару оптимальных маршрутов 'допрыгивания' или 'доползновения' до порога, как дверь распахнулась, и в импровизированную тюрьму заглянул шкафоподобный мужик, про таких говорят - мордоворот. Одет он был в курортном духе: белые шорты, майка и сланцы. Короткую мощную шею змеей обвивала толстая цепь из желтого - понятно какого - металла. Поневоле вспоминались нетленные строчки Александра Сергеевича '...златая цепь на дубе том...'. Если бы Стрельцов читал произведения знаменитого итальянского криминалиста Ламброзо, то он, несомненно, отнес бы 'дуба' к категории людей, склонных к совершению антиобщественных поступков и преступлений. Признаки налицо: приплюснутый скошенный череп, низкие надбровные дуги, тяжелая челюсть, узко посаженные глаза. А если добавить кривую зловещую ухмылку, спортивную стрижку и взгляд 'хозяина жизни', то ошибка исключалась - в гости заглянул типичный 'браток'. И, учитывая ситуацию, совсем не анекдотичный. Артём трудами классиков криминалистики не увлекался, но, будучи человеком опытным, сразу понял, что за фрукт перед ним. Даже в заторможенном и проспиртованном состоянии для него не составило труда сопоставить явление мордоворота со связанными руками. Несомненно, 'браток' причастен к дачному плену. Тем более его довольная щекастая ряха навевала какие-то смутные воспоминания.
  - Проснулся, родимый? - доброжелательно поинтересовался мордоворот.- А то, думаю, кто шумит?
  - Ты кто такой? - в противовес не слишком вежливо ответил 'родимый'.
  - Я твоя сиделка.
  - Кто?!
  - Глухой что ли?- заботливо осведомился 'курортник'.
  Выслушивать ласковые речи типичного бандита под аккомпанемент головной боли, попутно стараясь сохранить равновесие - подобное испытание оказалось Стрельцову не по зубам. Нервы его не выдержали, и он заорал:
  - Сам ты глухой! Что это за долбанная дача и какого хрена мне руки связали?! И где моя жена?! Что тут, вообще, к чертовой матери, происходит?!
  - О, базлает... - удивился мордоворот.
  - Что тут происходит?!! - видя, что его крики пропадают втуне, снова возопил Артём.
  На сей раз дошло. Шкаф раздвинул пасть в оскале еще шире и радостно сообщил:
  - Не волнуйся, родимый, все в ажуре. Жена твоя в надежном месте. И если ты косорезить не будешь, а паинькой сделаешь то, что просят, то вернется домой в целости, ха-ха, и сохранности. В полной комплектации. Так же, как и ты. А что происходит, тебе чуть позже растолкуют.
  - Чего?!
  - Про жену, говорю, правильно спрашиваешь.
  Стрельцов воззрился на 'братка' с таким видом, словно тот только что в общественном привокзальном туалете провозгласил начало второй части Марлезонского балета. Мордоворот уразумел, что имеется некоторое недопонимание, и заверил:
  - Ща догонишь.
  -Я... -начал Артём, но собеседник с удивительным для его комплекции проворством выскочил за дверь.
  И почти сразу - через полминуты - вернулся.
  - На, слушай! - 'браток' приставил к уху пленника трубку сотового телефона.
  -...Артём, алло... Артём, меня какие-то люди держат! - зазвенел в трубке встревоженный голос супруги.
  - Алло, Настя! Не волнуйся, алло!..- заблажил Стрельцов, но из телефона уже раздавались тревожные короткие гудки.
  - Хватит, хорошего помаленьку. Будешь правильно себя вести, родимый, еще дам позвонить.
  Словно ушат ледяной колодезной воды вылился на Артёма. Он взъярился.
  - Твари!! Ублюдки! Если с Настей что-нибудь случится, хоть волосок упадет с ее... хоть пальцем... то я не знаю, что с тобой сделаю! Я тебя...
  Мордоворот поморщился, шагнул поближе и резко ударил Стрельцова под дых.
  - Не ори!
  Удар взбодрил и встряхнул. Артём согнулся дугой - насколько позволяли веревки - и рухнул мордой в пол. А заодно в ошметки вчерашнего ужина, стекшие с занавески. Такого испытания впечатлительная натура Стрельцова не выдержала, и его вторично стошнило.
  - Как тебя разобрало-то,- сочувственно покачал головой 'браток'. Он наткнулся взглядом на окончательно испорченный кусок ситца на окне и удивился:- Родимый, ты что, уже все тут заблевал?
  - Козел! Ублюдок! - оклемавшийся после подлого удара Артём приподнялся и в приступе неконтролируемой ярости высказал все, что думает о мордовороте, его родственниках, близких и дальних, и о сексуальной предпочтениях. Высказывания носили сплошь непарламентский характер, а описываемые сексуальные изыски касались взаимоотношений с мужским полом и представителями животного мира. По большей части, хвостатыми и рогатыми.
  Выслушав красочную и насыщенную эпитетами гневную тираду, 'браток' восхищенно поцокал языком, наклонился к корчащемуся на полу Артёму, примерился и хлопнул похожими на лопаты ладонями по ушам пленника. В голове у Стрельцова как будто разорвали тротиловую шашку. Или даже фугас. Вроде тех, что пресловутые чеченские боевики используют при проведении террористических актов. Уши налились огненной болью и закупорились свинцово-ватными затычками. Тяжелыми и плотными. Звуки не исчезли, но истончились до неразборчивых шорохов и шелестов, с трудом пробивающихся сквозь свинец и вату. Глаза заволокло багрово-серой пеленой. Однако через пару секунд слух восстановился, зрение нормализовалось. Только голова заболела еще сильнее.
  - Я же тебе говорил, не шуми.
  Артём с ненавистью посмотрел на своего мучителя. Его бесили деланное спокойствие мордоворота, тон, манера поведения. Он и так во власти этого пляжного дяди, зачем еще и изгаляться? Да еще с гадостной улыбочкой в тридцать два познавших инструментарий опытного стоматолога зуба. Стереть бы ее! Дай ему волю, вместе с половиной лица бы вырвал! На мгновение Стрельцов забыл и про Настю, и про собственное бедственное положение, и про то, что хотел узнать причины похищения, и даже про многочисленные очаги боли.
  - Ты, Джеки Чан недоделанный, решил, что самый крутой?! Развяжи, я тебе кишки на ребра намотаю, тогда посмотрим, какой ты крутой!
  На провокацию 'курортник' не поддался и освобождать от веревок пленника не кинулся. Он присел на корточки рядом со Стрельцовым, деликатно почесал за ухом, вздохнул и занудно затянул:
  - Брателла, ты чего такой непонятливый? Я тебе русским языком сказал, не суетись, не брыкайся.
  Из горла Артёма вырвался яростное шипение:
  - Руки развяжи, козел!
  'Курортник' искренне огорчился оттого, что его столь бесцеремонно прервали, по его лицу... простите, морде пробежала тень, брови поползли к переносице, выражая неудовольствие, а кулаки сжались, словно выбирая точку приложения на распростертом теле. Стрельцов догадался, что его опять ждет знатное угощение в виде удара по ушам или оплеухи и, затрясшись от бессильной ярости и унижения, попытался укусить мордоворота за ногу. Но не достал. И не придумав ничего лучшего, судорожно извернулся и плюнул 'братку' в морду. Смачно. Харкнул, простите за тавтологию, в ненавистную харю так и не представившегося гражданина.
  - Ах, ты сучара!- взревел подстреленным во время случки бизоном 'браток', подскочил и мазнул ладонью по щеке, проверяя, как много слюны попало в цель. Убедившись, что плевок удался, разозлился еще больше. Маска мнимого спокойствия слетела с физиономии 'благодушного хозяина жизни' легче, чем иголка - с высохшей новогодней елки.
  - Падаль, убью!
  Курортник от души приложился ногой к стрельцовскому боку, затем отошел и засадил еще раз. С разбега.
  Удар отозвался глухим эхом в ушах. Неприятно, но терпимо. И без того все тело ломит, одним очагом боли больше, и только. Зато харкнул подонку в зенки его ненавистные. Артём испытал некоторое злорадное удовлетворение и даже мысленно подбодрил неприятеля: 'Лупи, гад, пальцы отбивай. На ногах-то сланцы, а не ботинки или сапоги кирзовые. Не забьешь, а там, глядишь, поквитаемся'. Подбадривал настолько искренне и эмоционально, что высказал пожелание вслух:
  - Убивай, гад!
  - Н-на!! - Могучий лапоть 'братка' соприкоснулся с грудной клеткой Стрельцова, угодив в район в солнечного сплетения.
  Артём задохнулся, но не отключился. Поэтому он услышал, как скрипнула дверь, и из-за нее донесся короткий приказ:
  - Кончай разминку!
  Занесенная для очередного удара нога мордоворота замерла в воздухе, а затем опустилась. Сам хозяин ноги угрем снова выскользнул за дверь. В соседнем помещении шел разговор, но очень тихий, потому что Артём слышал лишь глухое: 'бу-бу-бу'. О чем беседовали в 'предбаннике' и что это за деятель, перед которым вальяжный и самоуверенный мордоворот в пляжном одеянии бегает на цырлах, оставалось только догадываться. Впрочем, на догадки времени пленнику почти не дали. На пороге вновь возник любимый мордоворот и процедил:
  - Повезло тебе, родимый, живи.
  - Пошел ты! - не остался в долгу Стрельцов.
  - Ладно-ладно,- примирительно поднял свои ласты-ладони до уровня плеч 'браток', что не вязалось с его предыдущим поведением. И уже совсем вразрез шло с имиджем крутого парня.- Ты это?.. Бухой еще или уже просох?
  - Чего?!
  - Соображаешь?
  -???
   - Как там?.. Вменяемый?
  Изумлению Стрельцова не было предела. Челюсть отвалилась, и если бы Артём на миг стал героем диснеевского мультфильма, непременно отбила бы ему пальцы ног. С каких пор бандиты, похищающие людей ради... пока неизвестного чего, интересуются душевным здоровьем своих жертв. О подобном что-то в газетах не писали и по телевидению не сообщали. Или в местном преступном сообществе запланирован месячник по улучшению культуры обслуживания клиентов? Нет, только что прерванные футбольные экзерсисы мордатого братка убеждали в обратном - далеко еще нашему криминалитету до лучших европейских и североамериканских образцов. Или мордастый - не бандит? А кто тогда? Доктор? Тайный доброжелатель, решивший помочь страждущему излечиться от начинающегося алкоголизма и связавший беднягу? Или Артём в алкогольном беспамятстве буйствовал, и его обездвижили в целях безопасности? Чепуха! Доброжелатели не намекают на возможные неприятности с близкими в случае отказа выполнить их требования и, тем паче, не лишают свободы, надо заметить, незаконно. Так ведут себя именно вымогатели, бандиты. Да и короткий телефонный разговор с Настей не оставлял сомнений.
  Есть еще вариант: и дача, и 'браток' в курортно-пляжном наряде, и веревки на руках - ему снятся, но это уже точно - белая горячка.
  Размякшие похмельные мозги ничего толкового по поводу странного вопроса придумать не смогли. Поэтому с языка сорвалось нелепое:
  - Я что, в психушке?
  Теперь челюсть отпала у мордоворота.
  - Чё?!
   Однако Стрельцов уже сам сообразил, что сморозил глупость и выдохнул.
  - Вижу, что нет...
  Несколько секунд мордоворот приходил в себя после Стрельцовского заявления, а затем засмеялся.
  - Родимый, даешь! Психушка, ха-ха! Шутишь? Это хорошо. Значит, соображаешь. Короче, сейчас с тобой один человек тему перетрет и все растолкует, зачем ты тут и почему. - Мордоворот подхватил Артёма подмышки и усадил на кровать. На ту, которая красовалась лысой панцирной сеткой. Из кучи на второй кровати выдернул выцветшую тряпку, отдаленно смахивающую на женскую косынку, и ловко накинул ее на глаза пленнику.
  - Какого черта? - Стрельцов попытался отдернуться, но безуспешно. 'Браток', удержал его голову и соорудил из косынки повязку.
  - Не балуй! Это в твоих же интересах, родимый. Меньше увидишь, дольше проживешь. А то, что грязная малость - не переживай. Умоешься потом, марафет наведешь.
  - Да что от меня, в конце концов, нужно?!
  - Ща тебе все объяснят.
  Утратив возможность пользоваться визуальными рецепторами, Артём окончательно впал в уныние. Вляпался он куда-то очень серьезно. Просто так глаза не завязывают, мера предосторожности, чтобы не узнал, не опознал. А вкупе с опутанными руками и ногами вообще - полный алес капут. Хоть волком вой.
  Мордоворот удалился. Протопал слоновьим маршем по пятнистому в дырочках линолеуму и хлопнул дверью. В соседнем помещении раздалось знакомое 'бу-бу-бу', и почти сразу же истошно заверещала скрипучая дверь. Соседняя кровать лязгнула сеткой под опустившейся на нее тушей. Надо полагать, в гости пожаловал тот самый деятель, перед которым на задних лапах бегал мордастый 'браток'. Артём напрягся в томительном ожидании, готовясь выслушать обещанные объяснения и требования и получить ответы на многие вопросы. Его терпение долгому испытанию не подверглось.
  - Расклад, значит, такой...
  
  
  ГЛАВА 3
  
  Волнующий душу и плоть шашлычный аромат витал над столиками, возбуждал аппетит, будоражил воображение и вызывал повышенное слюноотделение во рту тех страждущих, которые не успели еще забросить в глотку парочку румяных поджаристых ломтиков, усыпанных зеленью и пропитанных острым соусом. Справедливости ради, подобных, то бишь не утоливших голод граждан (и гражданок), здесь почти не было. Большинство посетителей летнего кафе давно находились в состоянии близком к нирване. Они уже успели и вкусить шашлыка, и залить его изрядной порцией вина, и выкурить такое количество сигарет, что табачный дым не только повис над палубой и зонтиками, но и стелился сизым облаком по реке, подражая настоящему туману. А запах табака перебивал лишь неизбывный шашлычный аромат.
  Шашлык жарили в мангале на берегу, где находилась также и часть столиков, но посетители стремились оказаться именно на борту пришвартованного к 'вечной' бетонной пристани теплохода. Кафе - то же самое, даром название 'Венеция' красовалось и на стойках бара, и на борту корабля, кухня - та же, а вид не сравнить. Человеку, расположившемуся внизу - за столиком на берегу - наиболее впечатляющие куски пейзажа загораживали стоящая рядом девятиэтажка, высокий парапет и массивный силуэт самого кафе-теплохода. Хочешь - антрекот грызи, хочешь - любуйся бетонным парапетом. А вот с борта давно списанного и превращенного в популярный пункт общественного питания корабля открывался изумительный вид на реку.
  И народ валом пер по трапу в надежде не только ублажить желудок, но и порадовать глаз. Почти все места на борту были заняты, ведь время - вечер пятницы - и погода - теплая, ласковая, словно домашняя кошка, но не жаркая - благоприятствовали наплыву посетителей. Вновь прибывающих - в основном, компаниями и парами - любителей совмещения радостей тела и духа нередко поджидало разочарование, поскольку свободных столиков на борту для них не находилось. Бедолагам приходилось довольствоваться столиками у подножия застывшего монументом корабля. Некоторые вместе с тем умудрялись выкроить себе места под солнцем и вливались в пеструю, галдящую и курящую толпу 'корабельных сидельцев'. И тут же принимались бурно отмечать это событие возлияниями: кто демократичным пивом, кто благородным красным вином, кто дорогим коньяком, а кто и воистину по пролетарским канонам - водкой. Закусывая различные напитки однообразно - конечно, шашлыком. Правильно один наблюдательный и умный человек заметил, что державный усатый горец приучил русский народ повсеместно употреблять в пищу это незатейливое блюдо кавказкой кухни. Особенно, в летний период.
  Где вы, вальяжные пузатые пельмени, облитые сметаной и лоснящиеся от осознания собственной значимости? Где сочащиеся маслом блины, фаршированные икрой? Где пироги с капустой и мясом, соленые грузди и рыжики, крепкие хрустящие огурчики? Где, наконец, неведомые, загадочные, но оттого не менее аппетитные кулебяки?
  Увы...
  Шашлык исконно русскую снедь уничтожил под корень, вытеснил, если не из меню, то из умов и желудков обывателей - несомненно. Пусть в кабаке, пусть на даче, пусть 'на природе' едоки всегда и всюду прочим изыскам предпочитали жаренное на мангале мясо. Не взятым оставался последний бастион - неистребимая сорокоградусная.
  Истинному ценителю славянского духа подобное повальное отречение от корней отравляло живот. Сиречь жизнь. Впрочем, размышления о судьбах русской кухни Стрельцова в настоящий момент волновали менее всего. Несмотря на то, что во рту со вчерашнего вечера не было и маковой росинки, и от голода челюсть сводило судорогой, о пище он и не думал. На повестке дня стоял другой насущный вопрос: надо выбраться из крайне поганой ситуации, в которой он неизвестно за какие прегрешения оказался? Выпутаться, во что бы то ни стало. А то, что сейчас руки-ноги свободны, от этого не легче. Он опутан такими канатами, что тошно становится. Ведь на кону безопасность Насти и еще одного маленького, но уже существующего человечка...
  Там, на даче незнакомец, командовавший курортником-мордоворотом, обрисовал ситуацию лаконично и недвусмысленно. В устах незнакомца все звучало предельно просто. Пленнику придется выполнить одно маленькое поручение, и тогда заинтересованные стороны расстанутся к взаимному удовлетворению, 'полюбовно и без претензий'. Его супруга, кто не в курсе, находится в надежном месте, и если Артём будет брыкаться-трепыхаться, совершать лишние телодвижения, то ей не поздоровится. Поэтому лучше сохранять благоразумие и спокойствие. Поручение же состоит в следующем: одного 'не очень хорошего товарища' надо облить пивом, а когда тот начнет 'качать права', 'возникать', то схватить наглеца за грудки и позволить съездить себе по сусалам. Дальнейшего сопротивления не оказывать и, при первой возможности, незамедлительно уходить. До места, где намечены пивные ванны, его довезут, после выполнения нехитрого задания также заберут. И доставят в целости и 'относительной сохранности' до дома. И если все пройдет гладко, то вскорости там появится и супруга, опять же в целости и полной сохранности. Фотографию 'нехорошего товарища' ему сейчас покажут.
  Главарь похитителей (в том, что требования злоумышленников озвучивает один из организаторов и идейных вдохновителей, Артём почему-то не сомневался) особо подчеркнул - времени на исполнение 'поручения' будет очень мало, минут десять-пятнадцать. Чтобы, как выразился незнакомец, 'кидалова не случилось, и задница не чесалась бежать с заявой в мусарню'.
  Выслушав наставления, Артём почувствовал себя бездарным актеришкой в театре абсурда. Полная шизофрения! То ли похитители абсолютно невменяемые, то ли его снимают в развлекательной программе типа 'Скрытой камеры' или 'Розыгрыша'. Денег не требуют, продать за бесценок бизнес не предлагают, на квартиру-машину не претендуют, даже не пристают - в духе кинематографических сюжетов - с просьбами застрелить президента или, на худой конец, губернатора.
  Облить пивом какого-то дятла? Зачем? Для чего? Почему сопротивления в случае возникновения драки не оказывать? А если начнут ногами месить? Не издеваются ли над ним?
  Часть возникших вопросов Артём задал собеседнику. Также выразил недоумение и некоторое возмущение. Мол, пошто изгаляетесь, изверги, говорите нормальным языком, чего надобно. В ответ прозвучала настоятельная рекомендация заткнуться и не возбухать, поскольку его дело - телячье, исполнить то, о чем попросят и гулять на все четыре.
  А не то, он сам знает...
  Пришлось рекомендации принять за инструкции к применению. Невзирая на их нелепость. Главарь не удосужился объяснить конечную цель обливания пивом и мордобития, лишь еще раз в напутственном слове помянул сотрудников милиции и слезно умолял забыть об их существовании. Но Артём тоже не первый день белый свет обживал и догадался, что потенциальную жертву пивного произвола хотят элементарно скомпрометировать. Других причин и не придумаешь. Не шоу же они в самом деле режиссируют. Хотя как можно скомпрометировать посредством пачкания костюма пивом или даже легкого мордобоя, буде драка случится?! Любой мужик отряхнется и благополучно забудет. А не забудет - так возгордится; хулигану и нарушителю спокойствия укорот дал. И зачем тогда огород городить? Перегруженные стрельцовские мозги выдали на-гора единственное разумное предположение, как-то оправдывающее подобную нелепую затею - 'нехороший товарищ' имеет депутатский мандат или сидит в чиновничьем кресле, и скандал ему испортит карьеру.
  Изложив напутствие, главарь удалился. После чего Стрельцову развязали руки, сняли повязку с глаз, накормили и напоили. Правда, оставив зафиксированными ноги. И под дулом пистолета. Попутно предоставив возможность полюбоваться снятой во всех ракурсах рожей 'нехорошего товарища', которого предстояло облить и, если потребуется, стукнуть. Ставший почти родным мордоворот в шортах, а обслуживанием пленника, в том числе и кормежкой, занимался исключительно он, приволок целую кипу фотографий. Хоть дембельский альбом составляй. В общем, сервис удовлетворительный.
  На даче они проторчали несколько часов, а потом мордовороту кто-то позвонил на сотовый, и...завертелось. Артёму снова набросили повязку на глаза, засунули в автомобиль и привезли на набережную к кафе 'Венеция'. Как выяснилось. Тут уже проделали все в обратном порядке, то бишь повязку сорвали, веревки с ног сняли и из машины вытолкнули. Быстро и аккуратно. Стрельцов ни одного из похитителей, кроме надоевшего мордоворота, так и не разглядел. Только по количеству голосов и занятых мест определил, что их было четверо.
  Из глубины салона главарь - он оказался здесь же - напомнил про нехватку времени, и черный 'БМВ' с заляпанными грязью номерами, скрипнув шинами, умчался. Но Артём ни на миг не усомнился, что похитители где-то рядом, следят, контролируют. Может быть, на другой машине.
  И вот он перед кафе. Хочешь - кричи, милицию зови, хочешь - пивом обливайся. Чистая незамутненная злоба выжигала каленым железом нутро, иссушала душу, однако наружу не вырывалась. И причина злобы крылась в Насте. Вернее в том, что эти ублюдки посмели угрожать ей, фактически держат супругу в качестве заложника. Любые эскапады в отношении себя Стрельцов переварил бы легко, в рамках разумного, конечно. Тем паче не настолько сильно его и обижали. Не унижали, не изгалялись, с непристойными предложениями не лезли. Попинали маленько, не без того, свободы передвижения лишили, заставляют совершить нелепую выходку, что удручает, но вполне терпимо. Если бы увечье какое нанесли или насилие в извращенной форме сотворили, тогда бы он осерчал. Вплоть до самоубийственных выходок. А пара синяков на...спине и плечах и попрание прав человека - ерунда. В отместку виновные ряхи начистить и забыть. И не такое переживали.
  Но Настя...
  От одной мысли, что она неизвестно где, что с ней может случиться нечто нехорошее, а то и страшное, непоправимое, и не только с ней, но и с их ребенком, Артёма корежило. Кулаки сжимались, зубы скрипели так, что, казалось, раскрошатся. И отравляла нутро черное злоба. Которая через миг сменялась безысходностью и страхом.
  Злись - не злись, страшись - не страшись, а деваться некуда, выполнять абсурдное задание похитителей придется. Иначе высока вероятность того, что с Настей... нет, об этом лучше не думать! Бежать в прокуратуру, в УБОП, в ближайшее РУВД он не станет - слишком велик риск. Ведь по мордам (вернее - по одной морде) видно и по голосам понятно, что похитители способны выполнить свои обещания-угрозы.
  Предусмотрительные, сволочи! Времени дали в обрез. До телефона не доберешься, а если и стрельнешь у кого трубу, то не успеешь дозвониться и объяснить что к чему. И следят же еще наверняка...
   В общем, как ни крути, а обливаться пивом придется. И 'нехороший товарищ', что на фотографиях красовался, здесь - на месте - задом стул подпирает, с друзьями-подругами пирует. Словно просится умыться 'Балтикой' или 'Золотой бочкой'. Откровенно говоря, на депутата или высокопоставленного чиновника субъект походил мало. Данный факт Артём еще на даче подметил, но на фотографиях 'товарищ' хотя бы периодически попадался в пиджачно-галстучном наряде и смотрелся в целом солидно. А, извините за сленг, в натуре он выглядел не... государственно и слишком вольно. Важного чинушу редко можно встретить на публике в джинсах, кроссовках и футболке.
  Но главные сомнения в статусе 'товарища' зародила не одежда; в 'депутатском' ухе блестела золотом серьга, а волосы были стянуты в хвост. Не очень длинный - еще не 'конский', но уже как минимум 'лисий' или 'кошачий'. Бюрократы, депутаты или даже кандидаты в депутаты подобными 'прибамбасами' не увлекаются. Данные аксессуары чаще носят неформалы: разные рокеры, хакеры и прочие факеры. Впрочем, кто нынешних избранников народа разберет, многообразие этой фауны не поддается описанию.
  А остальные приметы налицо: щеки розовые, как яблочки наливные, прямой нос, тонкие губы, густые прямые брови, волосы русые. Красавчик! И 'хвост' не портит впечатления. Плюс подтянутая спортивная фигура и общая холеность. Смотрелся парень прямо-таки донжуаном местного разлива в одном флаконе с Аленом Делоном. Женщины наверняка на него вешались гроздьями. Артём мимоходом отметил фактуру и рост молодого человека, на фотографиях комплекция в глаза не бросилась, а лоб-то здоровый. Надо полагать, пару-тройку хорошо поставленных свингов по физиономии этакая орясина организует легко.
  Парень, лицо которого столь тщательно изучалось в дачном домике, веселился по полной программе в компании пятерых, как говаривали в старину, 'добрых молодцев' и троих разбитных девиц. Два столика, занятые молодежью, ломились от закусок, рыбных и мясных нарезок, шашлычных огрызков и спиртного, начиная от пива и заканчивая приторно-сладким ликером. Одна из девиц - миниатюрная крашеная блондинка, будто подтверждая мысли Стрельцова относительно женщин и гроздьев, гордо восседала на коленях у 'хвостатого', что затрудняло предстоящую процедуру обливания; окатить ее кавалера и не замочить даму представлялось маловероятным. А с другой стороны, плевать, кто там у кого на коленях сидит. То, что ему приказали, Артём, безусловно, выполнит, пусть там хоть выводок младенцев расположится. Потому что ради Насти он и не такое... отмочит.
  Стрельцов на всякий случай огляделся, тешась надеждой обнаружить слежку со стороны похитителей, но напрасно. Засечь тут наблюдателей - задача неразрешимая; вокруг десятки машин, людей еще больше, плюс великолепный обзор из окон соседних многоэтажек. Попробуй, отгадай, где они притаились. Может, за тонированными стеклами авто? Или в подъезде одного из близлежащих домов? Или основные действующие лица - на черном БМВ - вообще уехали, а их сообщники сидят спокойно в кафе, расслабляются и поглядывают на чудика, которого, как в криминальной среде выражаются, 'подписали' на идиотскую выходку?
   Знать бы еще, кто этот парень с фото и зачем его нужно компрометировать. Ничего, потом разберемся, отпустим агнцам по грехам их. Мало не покажется. Дайте только Настю выручить, тогда поглядим, что у кого за душой
  Призывая все громы небесные на головы злодеев-похитителей, Артём решительно направился к бару. За пенным боеприпасом.
  
   * * *
  
  - Молодец, мужик!- Величев удовлетворенно крякнул и перехватил бинокль другой рукой. Хотя до переоборудованного в кафе теплохода было не больше ста метров, он предпочитал использовать оптику, чтобы видеть выражение лица 'камикадзе'.
  После 'выгрузки' пленника на набережной Химик, как и было условлено, заехал во двор в паре кварталов от кафе, где Серега вместе с торпедами пересел из 'БМВ' в серебристый 'Ландкрузер'. Припарковались у дома с кормовой части 'Венеции' и развернули своеобразный наблюдательный пункт. Во второй машине - серой девятке - томилась еще пара человек на подстраховке. Сегодня Велик подтянул не только лучших своих людей - Химика и Гвоздя, но еще пару самых верных и исполнительных - Митяя и Самбиста. Да и проштрафившегося Чалдона прихватил. На всякий случай. Ведь если опять случится неудача, Туман кишки на яйца намотает... и бригадиру, и его присным. И исключений не сделает. А причиндалы жалко.
  Но на сей раз ничего сорваться не должно, все продумано до мелочей. И согласовано с худосочным посланцем шефа. Чтобы подопечный, Стрельцов, помнится, у него фамилия, с крючка не сорвался и не выкинул какого-нибудь коленца, даже за те считанные минуты, пока меняют машину, за ним и следили из 'девятки' Гвоздь с Самбистом. Начни мужик барагозить, в ментуру рваться, его мягко перехватят и напомнят о супруге и ее незавидной участи... И биноклем-то Велик прибарахлился лишь в целях страховочных, авось намерение взбрыкнуть, если оно появится, проступит на морде подопечного, и времени для его вразумления будет больше.
  Нет, рыбка с крючка не сорвется. Серега глаза подопечному велел завязывать не от склонности к театральным эффектам - пусть считает, что ему не дают запомнить приметы похитителей. То есть создают препятствия для последующего опознания, когда Стрельцов в мусарню поскачет. Мужик он неглупый сообразит, что если от опознания берегутся, значит, его не завалят, оставят живым, целым и невредимым, и лишних телодвижений делать не станет. Так его проще на коротком поводке держать. Старый психологический трюк, который Величев почерпнул из любимого источника - американских детективов. Янки эту тему в своих опусах неоднократно мусолили, до дыр практически затаскали. И здравый смысл поддерживает позицию америкосов - нельзя у человека последнюю надежду отнимать, в угол его загонять, будь он хоть трижды лох распоследний. Загнанная в угол крыса способна броситься на любого - даже в десятки раз более крупного и сильного - врага и перегрызть тому глотку. А мужик и на лоха-то не похож, из деловых, к тому же лось тот еще. Если его по беспределу окучивать, таких дел наворотит - мало не покажется. Пусть лучше верит в то, что вернется домой и в то, что с женой его ненаглядной все в ажуре будет.
  Слабое место - Митяй, он харю свою перед Стрельцовым засветил, но на то корешу даны соответствующие указания. И Митяй их выполнил, намекнув подопечному, что сам он не местный, а гастролер залетный и вскорости из города смотается. Если мужик по разряду умственно отсталых не проходит, то смекнет, что в подобном раскладе Митяю по барабану, кто там его фас 'сфотографировал' и зачем. Это еще один, как говорят те же янки, психологический нюанс. Чем их больше, тем вера крепче, и пойдет бычок на заклание покорно и спокойно. Здесь на американских писак стоит положиться, в психологии они не одну собаку сожрали. Недаром каждый второй янки к психоаналитику бегает чаще, чем тракторист в сельпо за бутылкой. Да и тумановский прихвостень 'просто Саша' Гареев профилактическую меру одобрил.
  Все-таки славно, что Гареев свалил. Дал добро на акцию и смылся куда-то. Велик не возражал; дышать легче стало. Одним присутствием своим нервировал соглядатай поганый. Стучал шефу, к бабке ходить не надо. И сейчас, верняк, помчался докладывать. Одно слово - мусор, у них ведь бывших не бывает. Душком мусорским от него за версту разило. Серега с трудом сдерживался, дважды едва не перешел грань и не шмальнул в поганца. Рука уже к стволу тянулась. Но бог миловал...
  Рыбка на крючке не трепыхалась. Подопечный послушно, как и было приказано, купил кружку пива в баре и стал подниматься на верхнюю палубу кафе-теплохода, где расположился Паровоз и его собутыльники.
  - Ай, красавец! Ни вправо, ни влево, сразу быка за рога.
  - А куда ему деваться с подводной лодки? - тихо пробубнил над ухом Митяй.
  - Не скажи, брат, - не отрываясь от окуляров возразил Велик, - с подводной лодки свалить - как два пальца об асфальт. Акваланг надел, и в воду. А наш клиент вполне мог свою бабу кинуть. И нас вместе с ней.
  - Да ну, - скептически хмыкнул Митяй, - ты же вон, сколько народу подтянул, куда ему.
  - Мужик об этом не знает. Мог попробовать свалить, в ментуру рвануть, типа, заявы строчить, как тот Достоевский - романы. А что бабу по кусочкам собирать будут - дело пятое. Жалко, типа, но не его же на ленты порежут. А он и не попробовал. Вот ты бы что на его месте делал: перся мясом на бойню, боясь за бабу или свалил по тихой грусти?
  - Я сам, в натуре, кого хочешь порву.
  - Нет, ответь, что бы на месте мужика сделал?- Величев на миг опустил бинокль и посмотрел в глаза другу.- Ответь.
  Митяй смутился, повел очи долу и ожесточенно зачесал переносицу.
  - Я бы свалил, - подал голос Чалдон.
  - А ты заткнись и не возникай, слова тебе никто не давал!
  Чалдон затих. И дышать перестал.
  Оптический прибор снова взлетел вверх.
  - Серый, я бы, верняк, свалил, - определился Митяй.- У меня и телки-то такой нет, ради которой башку в петлю совать. Да и не стоят бабы...
  - Вот то-то и оно, ты бы не стал. А он стал, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, не дай бог, начнет в последний момент быковать. Он ее типа любит. Значит, что?
  - Что?
  - Значит, информация правильная на клиента была.
  - А-а...
  - Ой, молодца! Облил! - Велик вскинулся и азартно хлопнул ладонью по панели.
  Митяй бросил взгляд над плечом закадычного дружка - бригадира. На верхней палубе 'Венеции' закипела свара, трое из сидевших за сдвоенным столиком молодых парней подскочили, а Паровоз скинул телку с колен и что-то втолковывал 'клиенту'. Тот ответил, и они сцепились. При этом 'клиент' почему-то оказался в горизонтальном положении и его принялись лениво попинывать. Паровоз и его присные.
  - Понеслась душа в рай, - выдохнул Величев.
  - Дубасят знатно, любо-дорого, как бы не зажмурили родимого, - обеспокоился Митяй.
  - Точно, - поддакнул ищущий искупления грехов тяжких Чалдон, и его на сей раз не одернули.
  - Не зажмурят! Парень он крепкий, хоть кирпичи о башку ломай, здоровья навалом. Да и у Паровозика, по-любому, настроение не смертоубийственное, душевное, на море, типа, собрался. Отдыхать. В таком настроении на мочилово не пойдет.
  - А вдруг? Что-то не унимаются орлы, и халдеи не торопятся разнимать. Жалко мне родимого.
  - Не мельтеши, потопчут минут пять и устанут. Нам меньше возиться. Хотя если переборщат...
  - Кажись, закончили.
  - Точно! Халдеи набежали. А эти расселись. Ага, поднимают, типа, отряхивают. - Величев покрутил колесико на бинокле.- Целехонек клиент... почти. Теперь наш выход. Митяй, звони Химику, пусть 'бэху' подгоняет, лишнюю тачку светить не будем.
  - Так мы же его... - Митяй сделал характерный жест рукой по горлу.- Свети - не свети, ментам не настучит.
  - А зрителей ты куда денешь, дебил! Мало ли кто что запомнит и языком намелет, где... не надо. И, вообще, не быкуй раньше времени.
  - Ладно тебе, понял!- Митяй достал из кармана модную многофункциональную трубу и ткнул пальцем в кнопку. - Алё, Хима...
  
   * * *
  
  Из губы, распухшей до размеров предпочитаемых африканскими красотками, сочилась кровь. Нижняя увеличилась просто неприлично, впору к штанам прицеплять, чтобы на ветру не болталась. Или заказывать соответствующий механизм, именуемый в народе губозакаточным. Еще ныли отбитые бока, по ним потоптались изрядно, а голова и вовсе раскалывалась. Хотя ударов по самой ненужной части тела, в которую, по выражению боксера из анекдота, едят, было нанесено немного. По губе, в челюсть и вскользь по носу. И невыносимый похмельный синдром, вроде бы, отступил еще на даче. Пять минут назад едва заметно сдавливало виски, и на тебе. Три затрещины, и...полный анамнез. Голова болит так, словно ей в кегли играли. Или в крикет...чугунными клюшками. От стресса разболелась что ли.
  Ребра намяли куда основательнее, но они беспокоили меньше. Артём ощупал себя, оценивая причиненный ущерб. Кости, кажется, не сломаны, ребра целы, пяток гематом на туловище образуется, не без того, и губа заживет не скоро - разворотили ее добротно, но могло получиться гораздо хуже. Хлопцы молодые, горячие, ретивые, под градусом - от таких поцелуев не жди. Если ты не девятнадцатилетняя старлетка с ногами от ушей и смазливым личиком, а почти тридцатилетний мужик чуть выше среднего роста крепкого телосложения и неинтеллигентного поведения. Хотя, рыло начистить эти ребята, есть смутное ни на чем не основанное подозрение, способны и, невзирая на поведение, просто не понравишься, и кирдык. К тому же они на спортсменов смахивают, очередную грушу размять таким - за праздник. Но не усердствовали, тот парень с конским хвостом, которого он видел в фотоальбоме, вообще только единожды удар нанес. Правда, именно он губу и расквасил, собака.
  Рука невольно потянулась к распухшим 'пельменям'. Ерунда, до свадьбы заживет! Не покалечили, не изувечили, и на том спасибо. То, что от него требовали, Стрельцов выполнил в точности. Пивом облил, конфликт затеял, по сусалам получил. Теперь слово было за похитителями...
  Примчались они стремительно. Артём едва успел спуститься с трапа на остывающий под уже не кусачими лучами вечернего солнца асфальт, отойти от кафе на полсотни метров, скрывшись из поля зрения недавних обидчиков, и проинспектировать собственные повреждения, как на набережную выкатил знакомый 'БМВ' с заляпанными номерами. Понятное дело, очистить государственные регистрационные знаки никто не удосужился, дабы не загружать Стрельцова и потенциальных очевидцев лишними знаниями и не искушать понапрасну. Артём, морщась и держась рукой за правый бок, поковылял к машине. Ему оставалось лишь надеяться на то, что свою часть уговора злоумышленники выполнят и отпустят и Настю, и его самого. Тем более что никого из них, кроме дачного мордоворота в курортном наряде, он не видел. И описать их, возникни такая потребность при обращении в правоохранительные органы, не сумеет. А мордастый браток еще и не местный, прямо об этом Артёму сообщил. Наверное, специально: мол, не парься, земляк, рожу не запоминай, все равно я завтра укачу в дальние края.
  Предусмотрительные, сволочи. И серьезные. Номера даже замазали. И тьфу на них, выбраться бы из этой передряги и забыть. Артём для себя решил: если Лену не обидели, не считая самого факта похищения, конечно, то в милицию обращаться не будет. Земля круглая, столкнется с мордатым на узкой дорожке, тогда попытает, кто и зачем все это затеял. Случай представится - и отомстить не грех. Но без рытья земли обойдемся. Бог им судья...
  Сердито щелкнул замок, задняя дверца приоткрылась и из-за нее выпрыгнул старый друг - мордоворот.
  - Сделал, как договаривались, - проинформировал 'приятеля' Стрельцов, подозревая, а скорее - не сомневаясь, что его пояснения и объяснения не нужны. Похитители все видели или же знают.
  - Красава,- подтвердил подозрения мордоворот и гостеприимно распахнул дверцу шире. - Садись!
  Артём заколебался.
  - Садись, все пучком!
  Ноги словно приросли к асфальту.
  Увидев, что подопечный не проявляет особого желания садиться в автомобиль, 'курортник' растянул зубастую пасть в улыбке.
   - Не дрейфь, родимый! Теперь никто тебя не тронет, - с этими словами он галантно взял Стрельцова за локоток и подтолкнул к двери. Джентльмен, ни дать, ни взять.
  Пришлось залезать.
  Отдыхавший на заднем сиденье здоровяк - мощные бицепсы грозились порвать тонкую рубашечную ткань - в массивных солнцезащитных очках и надвинутой на лоб бейсболке поспешно отодвинулся влево. Из-под очков здоровяка высовывался приплюснутый сломанный нос, а из-под бейсболки - вихры светлых волос. Впереди над креслами торчали еще две головы; одна - лохматая, другая - стриженная. Головы не повернулись, не давая возможность рассмотреть их хозяев. Это вкупе с очками здоровяка свидетельство о том, что похитители не хотят раскрывать собственное инкогнито. Факт, безусловно, отрадный. И обнадеживающий.
  А что огорчало - черный ствол пистолета, выглядывающий из лапы здоровяка в темных очках и направленный в район многострадального стрельцовского бока.
  Мордоворот в шортах присоседился к Артёму, захлопнул дверь, и пленник оказался зажат ломтем колбасы в бутерброде между двух крупногабаритных братков. Стало неуютно. Не шевельнешься лишний раз, не дернешься, и еще ствол в ребра упирается. Не больно, но неприятно. Поневоле начинаешь думать, а не дрогнет ли палец здоровяка на какой-нибудь особо коварной кочке.
  Курортник умостил поудобнее свой основательный зад, нагнулся, достал из барсетки наручники и ловко застегнул их на запястьях Стрельцова. Не представив времени для возражений и протестов. Что-то новенькое. Еще утром для столь утилитарных целей использовались веревки. Материально-техническое обеспечение бандитов улучшается на глазах. Не по дням, а по часам, в прямом смысле слова. Даже завидно. Ладно, хоть здоровяк после надевания 'браслетов' пистолет убрал.
  Едва описанные манипуляции были выполнены, лохматый водитель надавил на газ, и уже через десяток секунд автомобиль выбрался на оживленную магистраль. Никто не разговаривал, ничего у Стрельцова не спрашивал, поэтому он повторно озвучил очевидное:
  - Я все сделал, как требовали, как договаривались...
   - Сделал - молодец, - соглашаясь, подал голос с переднего пассажирского кресла главарь. Голову он так и не повернул.
  - А насчет... обещания вернуть в целости и сохранности?..- аккуратно подбирая слова, поинтересовался Артём.
  - Все в силе.
  - А куда мы едем?
  - Да ты не напрягайся, сейчас прокатишься с нами в одно место, а потом доставим, типа, до хаты, выгрузим и гуляй.
  - Типа? Или до хаты?
  Знакомый мордоворот гоготнул:
  - Ха-ха! Шутник!
  - Не дерзи! Тебя еще не отпустили, можно, типа, по лицу разок выпросить...
  - Я и не шутил, уточнил просто.
  Главарь недоверчиво хмыкнул. А мордоворот переместил левую руку по сиденью за спину Артёму и заговорщицки ему подмигнул.
  - Жену тоже привезут?
  - Тоже.
  - А заезжать... в это место зачем?
  Затылок главаря недовольно сморщился.
  - Слушай, родимый, народную мудрость помнишь: будешь много знать, будешь плохо спать? - Похлопал лапой по плечу мордоворот. - Это наши дела, а не твои. Ты пять сек подождешь, а потом - go home! И все в шоколаде!
  Артём замолчал, несмотря на то, что вопросы распирали его словно забродившее вино закупоренную бутылку. Того и гляди - крышку сорвет. А этих ребят лучше не раздражать. И не забывать о наручниках на руках и жене в заложниках.
  Минут пять они ехали молча, под аккомпанемент радиозавываний очередной модной поп-дивы.
  И кто сказал, что бандиты слушают шансон?
  Автомобиль втиснулся в плотный поток транспортных средств, чьи хозяева стремились попасть на другой берег. Стрельцов забеспокоился. Что похитителям нужно в промышленных районах города, он представлял слабо. В голове крутилась разная гадость про стрелки, терки и перестрелки. А когда на середине моста машина свернула на остров Гладышева - место не очень людное, малопосещаемое, заросшее деревьями и кустарником и не обезображенное зданиями и сооружениями, если не считать таковыми многочисленные времянки, используемые во время проводимых здесь праздников и народных гуляний - беспокойство переросло в легкую панику. Остров мог похвастать двумя капитальными строениями - лыжным стадионом, который по понятным причинам летом пустовал и автодромом для начинающих автолюбителей. А в остальном: полуразрушенные причалы, деревянные туалеты, подмостки и пустыри пополам с зарослями.
  Хотелось думать, что бандиты приехали сюда в вождении потренироваться или лыжный маршрут на зиму присмотреть, но поверить в это сподобился бы разве что законченный оптимист. Плохо информированный и чрезвычайно наивный. Особенно если учесть, что в сторону автодрома или стадиона они не поехали, а затормозили около руин какого-то деревянного сарая. С наивностью Стрельцов распрощался в далеком детстве, когда узнал, что дети появляются не от поцелуев, а в результате одного пикантного физиологического процесса, необузданным оптимизмом также не страдал, поэтому о вождении и лыжных маршрутах даже не подумал. А отчего-то решил, что его тут кончать будут.
  А что? Местечко подходящее: посторонних глаз нет, деревья, кусты, река рядом. Хочешь - в воду труп кидай, хочешь - в землю закапывай. Когда еще обнаружат полусгнившие останки, ближайший праздник-то только через полтора месяца, а на жаре человеческая плоть за долгий срок... размякнет, как кисель. Перед глазами Артёма, словно наяву, предстала картина обнаружения его собственного тела, вернее... отвратительных останков: эксперты в резиновых перчатках осматривают бесформенную кучу протухшего мяса, под их руками осклизлые лохмотья кожи слазят старым порванным чулком, куски мяса отстают от костей, а вонь непередаваема. Затошнило. Он весь подобрался, сжался пружиной, готовой распрямиться затылком в чугунный подбородок одного из соседей и... только тут сообразил, что сопротивляться кричать, бесноваться нужно было еще на мосту, где полно свидетелей. Впрочем, ситуация правом выбора не наградила, Артём напряг мышцы, прикидывая, кому сподручнее зарядить локтем в челюсть, но его потуги не увенчались успехом.
  Мордоворот ощутил некое изменение, что немудрено при столь плотном размещении людей на заднем сиденье, и предупредительно рявкнул:
  - Куда?!
  И добавил для убедительности кулаком в печень. И не попал-то как следует, помешал стрельцовский локоть, который из-за наручников перманентно прикрывал именно правый бок, но удар заставил Артёма рефлекторно согнуться и чуть завалиться в сторону неизбывного мучителя. Под ложечкой засосало, Стрельцов позвоночником почувствовал, что живым его из машины не выпустят, а если и выпустят, то лишь для того, чтобы салон кровью не запачкать. Терять было уже нечего, за покорность судьбе и жертвенность памятников не ставят, поэтому, заваливаясь, он постарался от души врезать лбом по скуле ненавистного 'курортника'. Или по скуле, или в висок. Куда бог пошлет.
  Вот здесь срослось.
  Лоб соприкоснулся с костью, раздался треск, будто штакетину из забора выдернули. А мордоворот взвыл подстреленным волком:
  - А-а-а!!
  Здоровый браток слева встрепенулся потревоженной птицей, впереди тоже завошкались, салон заполнился шумом, криками, гвалтом.
  - Сука, что творит!!
  - Держи!
  - А-а-а!!!
  - Бей!!
  Здоровяк навалился сверху и ударил Артёма в район шеи. В ухе зазвенело. Стрельцов попытался лягнуть гада или достать локтем, но на сей раз выстрелы угодили в молоко. Слишком тесно, слишком много тел, пинок пришелся в переднее сиденье, а движение локтя по причине недостатка свободного пространства напоминало скорее толчок, а не удар. Дружеский толчок, каким обычно подбадривают хандрящего приятеля.
  Локтевая эскапада возымела действие. Здоровяк взбодрился, заерзал более активно, схватил Артёма за руки - любовно окольцованные - и стал их выворачивать. С переднего сиденья кто-то - главарь, не иначе - ему, по мере сил, помогал. Стрельцов также по мере сил противодействовал, вцепившись клещом в шорты страдающего мордоворота. Соседушка посягательства на свой гардероб не заметил, он безостановочно выл, прерываясь лишь на вдохи и налегая в основном на звук, обозначаемый первой буквой алфавита. Выл слишком громко, уши едва не закладывало. И катался по сиденью, увеличивая и без того немаленькую сумятицу в салоне.
  Некоторое время - весьма незначительное - в противоборстве враждующих сторон наблюдался своеобразный паритет: у бандитов не получалось вывернуть пленнику руки и извлечь его из автомобиля, а у того не было возможности вырваться и убежать или хотя бы нанести подонкам значимые телесные повреждения. Чтобы запомнили, собаки. Один уже точно запомнит, но он не в счет. Рано или поздно численное превосходство похитителей сказалось бы, и они расфасовали бы кучу-малу на заднем сиденье. Артём это понимал, даже не понимал - хребтом чувствовал, предвидел, поэтому он отпустил шорты бедного мордоворота, мимоходом крепко дернув его за причинное место, и используя инерцию мускульных усилий бандитов, продолжавших тянуть его за руки, ткнул локтем... куда-то в тело здоровяка.
  Дробина, отскочившая от кожи слона, наверняка произвела бы больший эффект. Спортсмен-здоровяк же только крякнул и задышал чаще. Справедливости ради, товарищ в головном уборе мало в чем слону уступал, разве что в массе серого вещества мозга, а ткнуть его как следует снова не удалось. По изложенным выше причинам.
  Наконец братки сообразили, что таким образом возиться можно долго, и перегруппировали силы. Поскольку доблестные представители бандитского сообщества с заднего сиденья выйти из авто были не в состоянии, мордастый - ввиду болезности, а здоровяк - из-за слишком тесного контакта с подопечным, покинули салон главарь и водитель. Артём догадался об этом, услышав сквозь вой соседа сдвоенный хлопок дверей. Услышал хлопок и осознал, что живет последние минуты. Как только бандиты доберутся до него - сливай воду, открывай кингстоны. В безысходном отчаянии Стрельцов выброшенной на берег рыбой забился в жарких объятиях здоровяка, стремясь сбросить его неподъемную тушу с себя. Вырваться не сумел, но извернулся ящерицей и впился зубами в могучее предплечье 'бейсболиста', опровергая старую поговорку о том, что близок локоть да не укусишь.
  Впился яростно, остервенело. Так погибающий от жажды путник, обнаружив в пустыне оазис, припадает к источнику воды. Или воспитанный в монастыре девственник - к губам красавицы. Или раскаявшийся грешник - к святым мощам.
  Вонзил зубы, разрывая тонкие хлопчатобумажные и плотные мышечные волокна, кожу и сосуды. Захватил кусок побольше и дернул на себя, что есть мочи.
  По губам, разбитым и опухшим, потекло... теплое и горьковатое, меж зубов что-то застряло.
  В салоне возник новый звук, заглушающий все и вся, даже подвывания мордоворота. Это иерихонской трубой взревел лишившийся куска предплечья 'бейсболист'. На миг душу Артёма охватило сдержанное, умеренное ликование, словно он выполнил трудное задание, но тут щелкнул замок на двери, и затылок взорвался мегатонной ядерной боеголовкой, бросив сознание в огненно-черную пустоту.
  
   * * *
  
  Когда клиент начал рвать бушлаты, Серега растерялся. Чуть-чуть. Просто не ожидал; из тачки не выпрыгнешь, на руках браслеты, по бокам гренадеры, да и всю дорогу клиент вел себя паинькой. Велик и расслабился. Зря, конечно. Понадеялся на численное превосходство, хватку ребят и собственное красноречие. Если бы подопечный принялся задавать глупые вопросы о том, куда и зачем его везут, почему место безлюдное и т.п., Серега ему бы зубы заговорил. Втер бы сказку, закачаешься! Но клиент ничего не спросил, а сразу в бутылку полез. И застал врасплох...
  Пока Величев ушами хлопал (вместе с Химиком), пока догадался выскочить из машины, этот Рэмбо новоявленный успел дел наворотить. В наручниках! И, вероятно, наворотил бы больше, не примени к нему Серега многократно выручавший в жарких спорах аргумент - верную 'Берету'.
  Беретта' не подвела. Пусть ее использовали не по прямому назначению, а в целях сугубо прикладных, для которых одинаковой степенью пригодности обладали и благородное оружие, и грубая неотесанная дубина, и примитивный булыжник. И все же не подкачала чертовка; легкий удар по затылку, и клиент валяется в полном отрубе. Обмяк и распластался на бедном Митяе. Кстати, еще неизвестно, насколько эффективным оказался бы другой предмет - тот же булыжник или монтировка - вместо оглушения ими вполне реально башку проломить.
   Величев любовно погладил ствол, убрал его обратно в карман и помог Митяю выбраться из машины. Друг и соратник выглядел плачевно: левая сторона лица чудовищно распухла, по щеке расползалась огромная багровая гематома, норовившая закрыть глаз, нижняя часть скулы казалась проваленной и из нее сочилась кровь. Не требовалось глубоких медицинских познаний, чтобы определить: у Митяя что-то сломано. Треск, который Велик слышал перед возней, и последующий истошный вопль кореша, не оставляли сомнений, но, что именно сломано, попробуй, разбери. Тут врач дипломированный нужен. Хоть мозги не наружу, и то утешение!
   Однако данное обстоятельство Митяя не утешало. То ли из-за того, что разглядеть отсутствие мозгов на морде он был не в состоянии, то ли из-за боли, то ли из-за излишней впечатлительности. Он жалобно подвывал и ежесекундно прикасался пальцами к развороченной скуле. Коснувшись же, начинал выть еще громче и трагичнее, в промежутках причитая и посылая красочные проклятия своему обидчику.
  - У-у-у! Сучара-а! Чтобы его... гниду... всем хуралом! А-а-а! Я его сам своими ... порву... у-у-у!
  Велик покачал головой:
  - Морду руками не трогай. Сейчас приберемся, потом, типа, отвезем тебя к лепиле. Поправят тебе здоровье, не сомневайся.
  Митяй, казалось, друга не услышал и продолжал подвывать и хвататься за щеку. Как пионер за галстук. Величев вопросительно посмотрел на Химика. Тот скривился и беспомощно развел руками, словно говоря: 'Ну, что с ним делать, не в браслеты же? Контузия у человека...'. Серега вздохнул и кивнул единственному 'неповрежденному' бойцу:
  - Доставай 'клиента', и глянь, что там с Чалдоном.
  - Я в поряде на все сто.- Чалдон уже вылез из автомобиля самостоятельно и предстал пред очи грозного бригадира. Выглядел он, конечно, не настолько здорово, как стремился изобразить, но гораздо лучше воющего Митяя. Левый рукав рубашки из светло-голубого превратился в алый, багровые потеки протянулись и по груди, и по животу - укус, видимо, был знатный. Чалдон зажимал рану на бицепсе, старясь унять кровь. Старания эти представлялись малоперспективными и тщетными, темно-красная жидкость едва ли не струилась с рукава.
  - Химик, перевяжи его, а то он всю поляну кровищей уделает. И так заляпали и тачку и прачку. Славно же он вас... - Велик окинул брезгливо-уничижительным взглядом свое воинство, -... уработал. Типа, свиней на бойне. Только что уши не отрезал. А еще бойцы. Мешки вы, а не бойцы. Брюква перетертая. Вами любой рахит подотрется!
  Чалдон промолчал, проглотив обиду, Митяй же прервал ненадолго стенания и зарычал:
  -Да я... его... порву!
  Величев лишь скептически хмыкнул.
  - Серый, отдай мне эту падаль! У-уф... - Митяй шумно втянул воздух, сдерживая болезненный стон.- Как друга прошу, отдай, я из его яиц омлет приготовлю.
  - Брось! - Серега похлопал контуженого кореша по плечу.- Он и так уже, считай, труп. И в этом качестве пригодится, сам знаешь кому. Нет, товар портить не будем.
  Из широкой груди 'контуженого' вырвался разочарованный вздох:
  - Может, хоть ... о-ох... попинать?
  - И зачем? Клиент в отключке, удовольствия никакого, все равно, что грушу окучивать. Не суетись, падай на переднее сиденье, типа, отдыхай. Закончим здесь, тебя к хирургу доставим.
  Тем временем Химик наскоро перемотал бинтом из аптечки пострадавшую в неравной борьбе со стрельцовскими зубами руку Чалдона, вытащил тело хозяина зубов из салона и прислонил к бамперу 'БМВ'. Велик внимательно оглядел бренное тело и еще раз подивился тому, какую крутую трепку устроил его пацанам этот крендель. И не скажешь, что лосяра отъявленный. Здоровый, конечно, крепкий, рост поболе ста восьмидесяти, вес - пудов на пять с половиной, а то и шесть потянет, но по сравнению с тем же Митяем в габаритах проигрывает существенно. Не смахивает и на спортсмена - качка, вроде Чалдона; обыкновенное среднестатистическое мурло, бицепсы и трицепсы не выпирают, пузо со щеками мясистыми - в наличии. А поди ж ты, навалял бойцам так, что впору больничный выписывать. Обоим. Митяя вообще - хоть в стационар клади на неопределенный срок, пока ему там башку залатают, заштопают и нервы подлечат.
  Навалял в браслетах. Просто Брюс Ли со Стивеном Сигалом в одном футляре. А все оттого, что в угол загнали. Как Серега не желал избежать лишних неприятностей, в мозгах клиента возникли нехорошие мысли, и тот вспылил. И надо отдать должное - драться мужик умеет.
  Умел. Поскольку про мертвых говорят в прошедшем времени?
  Покопавшись в бардачке, Величев извлек из него заранее припрятанный пакет с ножом. Тем самым ножом, с памятной гравировкой, который ему вручил Туманов.
  - Колян, иди сюда, - подозвал бригадир Химика и сунул ему в руку нож. - Держи.
  - Что за перо?
  - Нужное, - сверхкратко объяснил Велик. - Воткнешь пару раз под ребра этому клоуну. - Носок бригадирского кроссовка уткнулся в грудь приваленного к машине мужика. От толчка тело, скользнув по металлу бампера, стало заваливаться на траву. Химик не допустил падения, ухватился за ворот рубашки, потянул и придал телу прежнее, то бишь сидячее, положение.
  - Услышал, видать, и свалить хотел.
  Неуклюжая шутка одного из самых сообразительных его бойцов бригадира не развеселила. Он хмыкнул и уточнил:
  - В сердце и шею не бей, лучше, типа, в печень... или еще куда, лишь бы кровь не хлестала, а то ухряпаемся как... И так почти скотобойня.
  - Не вопрос!
  - В солнечное садани, - посоветовал Чалдон.
  - Ты-то с каких пор в спецы лезешь?!
  - Да я не лезу.
  - Вот и заверни хобот, когда не спрашивают. Колян, давай.
  Химик пижонски перебросил нож из ладони в ладонь, сделал пару пробных взмахов, немилосердно тиская рукоять, присел на корточки перед телом и уже примерился, но тут Велик не выдержал:
  - Что ты его лапаешь, типа, он телка сиськастая. - Серега отобрал нож.- Не видишь тут пленка, люди ее специально наклеили, перо осторожно держать надо, а ты его...
  - Ты же не сказал...
  - А у тебя глаз нет?! Или мозгов? Нет, все нужно делать самому, никому ничего поручить нельзя.
  Изначально Серега не собирался самолично втыкать перо в бедолагу Стрельцова. Если бы требовалось клиенту маслиной мозги прочистить - другой вопрос, в таком случае Величев не отказал бы себе в удовольствии нажать на спусковой крючок 'Береты' или грубого 'Макара'. Использование огнестрельного оружия по назначение - удовольствие не из последних. Когда пуля пронзает плоть, разрывая мышцы и сосуды, когда жизнь и смерть человека зависит от легкого движения указательного пальца, это... возбуждает. Божественный акт, но не творения, а разрушения.
  А орудовать пером пошло и вульгарно. Убийство холодным оружием - тоже своего рода акт разрушения, но грязный, примитивный. В нем нет возвышенности, чистоты. Во всех смыслах. На дворе, слава богу, не двенадцатый век, чтобы кровавой резней наслаждаться. Достойные люди до поножовщины не опускаются, недаром дуэли во времена оные происходили в основном на пистолетах. Красиво и благородно. И поэты не брезговали.
  Между тем выбора шеф не предоставил; для мокрого дела требовался именно нож. Определенный, конкретный. Об использовании ствола и думать не стоило. Впрочем, по поводу пера Величев тоже комплексов не испытывал, непосредственный контакт с жертвой его уже давно не волновал, и опасения, что его затошнит, как в стародавние времена после первого 'подреза', отсутствовали. Тогда он был слишком юн и впечатлителен, кроме того, первый раз на человека руку поднял, а сейчас столько душ... за душой, что количество жерств значения не имеет. Одной больше, одной меньше - разницы никто не заметит. Ни братва, ни небесная канцелярия. Лишь бы не испачкаться; выделения чужого организма, будь то кровь, сопли или слюна, Серега не переносил. Особенно, если они попадали на его одежду или, тем паче, кожу.
  Ввиду исключительной брезгливости столь грубое дело, как увеличение посредством ножа количества дырок в теле жертвы, Величева ничуть не привлекало. Поэтому он планировал привлечь к исполнению важного 'заказа' кого-то из торпед, лучше Митяя - тот в кинжалах разбирается, даром, что дома клинков двадцать на стене развесил. Но, к сожалению, кореш ныне пребывал...не той кондиции, чтобы уверенно пером орудовать. Уважительная причина - Рэмбо недоделанный полбашки разворотил. Ему и языком-то орудовать непросто. И Чалдон не в форме - шмат мяса откушен, а Химик, как выяснилось, пребывает в довольно легкомысленном настроении, того и гляди, отпечатки Паровоза на рукояти заляпает. Не приведи господь, сотрет или, что еще хуже, свои оставит, тогда впору билеты покупать в теплую банановую республику, где есть шансы скрыться от гнева Туманова.
  А шансы скрыться далеки от идеальных. Образно выражаясь, синюшная курица, убегающая от голодного гепарда по африканской саванне, имеет их больше. Гипербола, естественно, но в каждой гиперболе...
  Пришлось браться за нож самому. Аккуратно, сдавливая пальцами боковые грани рукояти и не касаясь тех мест на ней, которые со слов Тумана хранили отпечатки. Пленка пленкой, а подстраховаться не помешает. Пословицу про береженого не зря народ придумал.
  Бить сверху вниз было не совсем удобно, наклоняться в лом. К тому же Велика посетила светлая мысль о том, что труп наверняка мусора потрошить будут, исследовать, раневые каналы изучать. Эксперты разные, судебные медики. Еще, неровен час, удивятся, почему удар нанесен в нехарактерном положении, мутить начнут, сомневаться. А если следак засомневается, прокурор, и так далее, в результате и Туманов может, в свою очередь, усомниться в компетентности и профессионализме некоего Сереги Величева.
  Не пойдет! Ничтоже сумняшеся, Велик приказал единственному целому и невредимому пехотинцу придать 'уснувшему' клиенту вертикальное состояние. Химик требование бригадира исполнил, схватил Стрельцова за шиворот, приподнял и опер на дверь 'БМВ'. Воротник рубашки благоразумно не отпуская, дабы тело не рухнуло на землю.
  - Та-ак,- протянул Величев и указал на алые потеки возле рта Стрельцова и на его рубашке. - Это еще что такое?!
  - Как что? С Чалдона накапало. Он же полруки чуть не отхватил. Да и с Митяя могло.
  - Ништяк! Ты что, хочешь, чтобы меня кондрашка хватила?
  - А чё?
  - Хрен через плечо! Как считаешь, менты, когда жмура найдут, пасть ему осмотреть не догадаются? И рубаху на экспертизу не отправят с эдакими красивыми разводами? Или, по-твоему, все мусора - полные дебилы, бухарики по жизни, и заморачиваться, типа, не стоит, один хрен, прощелкают?
  - Да не...
  - Прикинь, а они не все дебилы и бухарики, в мусарне, типа, тоже такие волки есть, что тумановскому вертухаю не чета. Хотя и наш Саша-параша не пальцем деланный. Экспертизы проведут, установят, что кровь не жмура, и что тогда?..
  - Блин, точно. - Химик отпустил тело обратно на траву, придав ему сидячую позу.
  - Ты чуть Митяя с Чалдоном не подставил. Знаешь, как это называется по науке? Улику оставить, понял?
  - Понял.
  - Почему тогда не обтер?!
  - Не успел.
   Величев недоверчиво хмыкнул и распорядился:
  - Снимай с него рубашку и пасть протри. Тщательно.
  Пока Химик возился с подопечным, Величеву пришла в голову еще одна свежая мысль.
  - Слышь, еще проверь, живой ли. Пульс, типа, пощупай или сердце, что там обычно делают. Я его от души приложил, как бы не зажмурился раньше положенного.
  -Лады. Пульса нет!
  - Чего-о?!
  - А сердце бьется.
  -Тьфу, шутник! Закончил? Давай, поднимай.
  Словно подтверждая слова Химика, пленник пошевелился. Выглядывающее из Серегиной ладони лезвие хищно дернулось, коброй метнулось вперед и вонзилось в левый бок Стрельцова. Удар получился смазанным, слабоватым, пленник дернулся и протяжно застонал. Раздосадованный Величев нецензурно помянул всуе некий неперсонифицированный объект, получивший сексуальное удовлетворение оральным способом, поспешно выдернул нож и нанес повторный удар. Посильнее, с оттяжкой. Стрельцов дернулся еще несколько раз и затих. Величев машинально выдернул клинок и...разразился длинной непарламентской тирадой. Причина огорчения была проста и прозаична: выдергивая нож, он испачкался в крови, что для брезгливого бригадира равнялось маленькой катастрофе.
   И как испачкался! Ладонь, предплечье и еще брюки заляпал. Даже замутило слегка, чего с Великом не случалось с памятного подреза в девяносто втором. Благо, что на морду не попало, а то бы мог блевануть, опозорился бы тогда перед пацанами конкретно.
  Судорожно вытерев руку сорванной травой, Серега отмотал пленку с рукояти ножа и бросил его поближе кустам. Туда же Химик оттащил и тело. Осмотревшись - не забыли ли чего - бригадир дал команду прыгать в тачку и отчаливать. Митяю, к счастью, запрыгивать не пришлось, он уже давно страдал на заднем сиденье.
  Едва разместились, Величев вытряс у запасливого Химика носовой платок и по дороге занялся оттиранием руки и чисткой брюк. Пятна были благополучно ликвидированы, но Сереге казалось, что какие-то микрочастицы въелись в кожу, и он яростно драил платком ладонь и предплечье. С брюками же он, по здравому размышлению, решил расстаться, выбросив их при первой возможности, все равно носить 'замаранные' больше не будет.
  Когда выехали с острова на мост, Серега наконец завершил 'чистку перьев', так и оставшись неудовлетворенным ее результатами. Он бы и дальше продолжил оттирать 'неистребимые' пятна, но Химик и Чалдон начали недоуменно поглядывать на своего бригадира, и ему, чтобы не ронять авторитет, пришлось закруглиться.
  Измочаленный, смятый носовой платок к хозяину не вернулся, а вылетел в приоткрывшееся окно, скомканным метеоритом перепрыгнул через бетонные перила моста и нырнул в величавые речные воды. Естественно, как тряпичный комок нырнул в воду, Велик не видел - мешали перила и скорость, но куда ему деваться, когда вокруг на сотни метров только река.
  Вечером отмоется нормально, примет душ или в сауне душу и тело понежит, а пока не время. Из кармана бригадирских брюк роботом-бабочкой выпорхнула блестящая пластина сотового телефона.
  - Алик? Все хоккей, можете сваливать. Не наследили? Что? Плохо слышно... Что-о?! - начав разговор спокойно, даже умиротворенно, Величев внезапно сорвался на крик.- Козлы! И ты причем! Я кого старшим поставил?! Тебя? Вот вместе и ответите. Я вас, уроды... не знаю просто, что сделаю! Короче, вы где? Где?! А лучше ничего не придумали? Надо было сразу в серый дом везти! Номер квартиры напомни! Все, завали пасть, через двадцать минут буду, жди!
  'Раскладушка' телефона громко захлопнулась.
  - Колян, поворачивай направо, на адрес нашего жмура проскочим ненадолго...
  - Это куда?
  - Недалеко, в центре...
  - А в больницу? - прохрипел сзади Митяй.
  - Потерпи, брат. На пять сек заскочим и сразу тобой займемся.
  - А что там случилось? - поинтересовался Химик.
  - С телкой, типа, проблемы, опять Кривой накосячил. Каламбур, твою мать.
  
   * * *
  
  Сознание вернулось толчком, словно на голову опрокинули ведро с холодной водой. Волна темной пустоты схлынула, оставив после себя полумрак и красные круги перед глазами. Артём хлопнул веками, полумрак не рассеялся, красные круги не исчезли. Сквозь них проглядывали какие-то серые стебли, часть из которых норовила залезть в ноздри. Несмотря на то, что затылок разламывался от боли, мысли были довольно ясными, только ленивыми, тяжелыми, медленными. Стрельцов понял, что лежит на боку, лицом в траве. Последнее, что он запомнил: борьба на заднем сиденье, укус за руку здоровяка в бейсболке и взорвавшийся затылок.
  Наверное, приложили чем-то тяжелым, гады. Помимо затылка боль поселилась в груди. Острая, резкая - по ребрам стадо слонов пробежалось, не меньше. Прыгали они на нем что ли?
  Отстраненно, словно думая о чужом человеке, Артём удивился, что еще жив. Ощущения не оставляли иных толкований - вряд ли в посмертии, если таковое и существует, боль будет иметь четко выраженную локализацию. По всем раскладам бандиты должны были избавиться от лишнего свидетеля, чтобы ими не задумывалось относительно парня в кафе 'Венеция'. Иначе, зачем его привозить на безлюдный остров.
  Ан нет, жив вроде. Не добили? Артём напрягся, приподнял голову, а затем, оттолкнувшись от земли, встал на четвереньки. В грудь воткнулся раскаленный железный штырь, глаза застила красная пелена, в которую разрослись круги, руки ослабли, и Стрельцов едва не рухнул обратно мордой в траву.
  Больно-то как!
  Пелена нехотя рассеялась, и взору открылся тот же пейзаж, которым посчастливилось любоваться ранее. Остров, нависшие над берегом кусты, руины деревянного строения. Машина, к счастью, отсутствовала. То ли пелена перед глазами исчезла не до конца, то ли просто смеркалось, но на остров опустилась полутьма, детали пейзажа выглядели размытыми, нечеткими. Видимость оставляла желать лучшего - притаись в кустах один из злоумышленников, обнаружить его Стрельцов бы не сумел. Поэтому сквозь боль и гнев, пробивалось опасение, что похитители не уехали, а если и удалились, то ненадолго и в любой момент могут вернуться. И продолжить превращение Артёма в отбивную котлету. Тем более, урон он им тоже нанес. Ощутимый.
  Отсюда желательно убраться...
  А грудь-то отчего так разламывается? Стрельцов привстал на левое колено (сторонний наблюдатель не преминул бы отметить - в позу благородного дворянина, принимающего рыцарское посвящение) и потрогал пальцами левый бок и верхнюю часть живота. Сохранять равновесие было очень трудно, поскольку голова кружилась сорвавшейся с орбиты и тормозов планетой, багровый туман периодически укутывал сознание, а почва под ногами тряслась и подпрыгивала, будто припадочная, но Артёму это удалось.
  Пальцы наткнулись на теплую влажную субстанцию, а затем коснулись краев резаной раны. Опустил глаза и увидел два кровоточащих узких отверстия на теле: одно под правым соском, а второе на три пальца ниже. И без того чудовищная слабость трансформировалась во всеобъемлющую. Ноги подогнулись. Как Стрельцов удержался в вертикальном состоянии, он сам не понял. На одной силе воли.
  Порезали, подонки! Все пузо в крови. То-то у него багровый прилив в зрачках, и конечности ватные, словно у мягкой игрушки, не слушаются. И холодно! Настолько, что кажется: внутри скоро сосульки вырастут, а ресницы покроются серебристой краской инея. А ведь не ноябрь на дворе, а середина июня. Может его морозит оттого, что торс ничем не прикрыт. Только сейчас Артём уразумел, что он по пояс голый, кровь струится по коже, а не впитывается в ткань рубашки. Поскольку рубашки на нем нет.
  Кто-то его раздел. Бандиты? Но зачем? Одежду жертв коллекционируют что ли?.. Фетишисты проклятые! А рубашка бы пригодилась. И для обогрева, и в качестве перевязочного средства. Очень много из него вытекло. Дырки в груди и животе пугают, но есть надежда, что жизненно важные органы не задеты, в противном случае душа уже бы осваивала незримые просторы обещанного проповедниками иномирья или как минимум находилась на полпути к блистающим чертогам. Или к адовым котлам. И дикая боль - существенный аргумент в пользу этого робкого предположения. Артём где-то читал, что мертвые и смертельно раненые боли почти не чувствуют. Никто не поручится, что прочитанное - правда, но обнадеживает изрядно. Опасность же фатальной кровопотери реальна, как никогда, пальцы мокрые, словно Стрельцов вытащил руку из-под раструба открытого на полную катушку водопроводного крана, а не отнял от раны.
  Если отверстия не зажать, то... о подобном исходе, вообще, не стоит вспоминать. Еще накаркаешь. А вот соответствующие нехитрые меры принять не помешает. Борясь с приливами багрового тумана, Артём сунул окровавленную пятерню в карман джинсов - вдруг там завалялся нужный предмет, например носовой платок или, еще лучше, бинт. Несмотря на то, что названных вещей в кармане не могло оказаться в принципе; носовыми платками Стрельцов с младых ногтей откровенно пренебрегал, и лишь изредка Настя подбрасывала их в пиджаки, плащ и пальто, агитируя супруга заботиться об имидже и соблюдать хотя бы видимость приличий. Надеяться отыскать в джинсах носовой платок именно сейчас, было бы верхом идеализма. И еще более абсурдным казалось желание найти в карманах столь неординарное содержимое, как медикаменты и бинты. Однако некое пятое или десятое чувство подсказывало Стрельцову, что он терпит боль и роется в карманах не напрасно.
  Он осторожно покопался, старясь не делать резких движений, в одном отделении, затем в другом и,- о чудо!- достал пачку салфеток. Пачку - громко сказано, но три или четыре бумажных прямоугольника перепало. Артём их машинально прихватил в кафе, когда покупал пиво. Словно предвидел, что пригодятся. Не бинты, конечно, но не в его положении выбирать.
  Из одной салфетки соорудил импровизированную затычку и, шипя сквозь зубы от боли, запихнул ее в верхнюю рану, поскольку она кровоточила сильнее. Оставшиеся бумажные 'перевязочные средства' приложил к нижней ране на животе. И прижал салфеточные тампоны-затычки ладонью, слава богу, раны рядом расположены, задействовать вторую руку у Артёма бы не получилось - она ему требовалась для опоры.
  Мозг подкидывал странные идеи, то ли из некогда просмотренных кинофильмов, то ли из книг, то ли из армейских легенд и баек. Например, прижечь раны огнем или присыпать порохом, извлеченным из раскуроченного патрона. Идеи откровенно бредовые; даже если отбросить сомнения в полезности и эффективности указанных мер, то откуда возьмутся на пустыре боеприпасы...Зажигалки дешевой и той нет.
  Против подобных идей протестовал и армейский опыт. Отцы-командиры учили, что бороться с ранами нужно медикаментозно, а не разводить антисанитарию. Для того и предусмотрены инд. пакеты.
  К несчастью, ни индивидуальным пакетом, ни аптечкой здесь не разживешься. Деревянные руины - не аптека, остров Гладышева - не проспект Гагарина. До людей надо добраться, а потом в больницу. Шкуру заштопать, и все прочее, что по прейскуранту положено.
  Люди, ау!
  Артём бы крикнул, если бы не опасался, что перенапряжется и спровоцирует новый приступ обильного кровотечения или, упаси всевышний, потерю сознания. А еще крик могут услышать и бандиты. Кто знает, где сейчас мордоворот-курортник с товарищами, вдруг, неподалеку. Услышат, вернутся, добьют. Как пить дать. С радостью и воодушевлением доделают то, что не завершили. Две дырки в животе и груди - тому порукой.
  Потеря сознания сулила аналогичные результаты. Что бандиты вернутся и прикончат, что он вырубится и тихо отойдет...в мир иной. В обоих случаях в итоге - летальный исход. Разве что расставание с земной юдолью с друзьями-бандитами пройдет веселее.
  Да и удастся ли извлечь из глотки полноценный крик - еще вопрос. А сиплым шепотом тишину разгонять... занятие пустое и неблагодарное. К тому же остров Гладышева, если не принимать во внимание дни проведения массовых мероприятий и народных гуляний, явно не принадлежал к числу часто посещаемых мест. Даже в дневное время, не говоря уже о темном времени суток. Сегодня календарь никаких праздников не предусматривал, соответственно, людей на острове наверняка нет. По крайней мере, добропорядочных граждан, не бандитов, не маньяков, не злодеев. Что им тут делать? По кустам трупы прятать или романтические прогулки вокруг разрушенных сараев устраивать. Если только завсегдатаи курсов вождения на автодроме задержались, разучивая хитрости проезда между вешками и особенности выполнения поворота задним ходом. Однако, учитывая сгущающуюся темноту, вероятность этого ничтожна.
  А до людей добраться надо. Кровь из носа. И из живота. Живое человеческое участие ему зело потребно. Глядишь, и помогут, и до больницы подбросят. Стрельцов пробежал мутным взглядом по окрестностям. Река, берег, кусты, кусты, деревья, опять кусты, пустырь, сарай, метрах в пятнадцати от него какой-то продолговатый предмет, наполовину вытащенный из воды и прикрытый вездесущими зарослями. Лодка что ли? Опять кусты.
  Замечательно! Дороги нет, тропинки да колея между деревьями, проторенная автомобилем. Куда тропинки заведут неизвестно, выбирай любую, словно богатырь из пресловутого сказочного сюжета о камне у развилки. Том камне, на котором надпись была выбита: направо пойдешь - коня потеряешь, налево... и так далее. Только Стрельцов - не богатырь былинный, на его придорожном камне все надписи сливаются в одну: куда бы не пошел, если заблудишься - погибель найдешь. Сил на блуждания- плутания у него однозначно не хватит, упадет носом в пыль где-нибудь на полпути и поминай, как звали.
  И пешеходная прогулка по автомобильной колее отпадает. Страх перед тем, что бандиты могут вернуться, не покидал Артёмову душу ни на миг. Вот был бы номер, навстречу им приковылять. В дружеские, простите, объятия. Повторную встречу с похитителями он точно не переживет.
  Ломиться сквозь заросли на свет тоже не улыбается. Много ли он наломится с продырявленным пузом, продираясь сквозь переплетение ветвей и кропя кровью траву? Шагов пятьдесят - максимум.
  Что остается? Сложить руки, лечь на землю и ждать, по меткому выражению одного советского фантаста, приобщения к большинству? Не пойдет, ему еще ублюдкам отомстить надо. И узнать, что с Настей приключилось. Не дай бог! Нет! Мысли, прочь!
  Еще темный предмет в кустах имеется. Если это в самом деле лодка, то можно в нее забраться, и течение с большой долей вероятности прибьет ее к берегу в той части острова, где расположен въезд на мост. А там уже: машины нескончаемым потоком, трамваи, автобусы, людей полно, освещение. Цивилизация. Там спасут. Есть даже шанс на проезжающую карету 'скорой помощи' нарваться, они часто через мост курсируют. Надо лишь оттолкнуться правильно и причалить верно. А вот грести у него не получится - на ноги бы встать да удержаться.
  Уголки распухших губ шевельнулись в едва уловимой кривой улыбке. Почти по Чернышевскому: что делать? Лезть в лодку, если темный продолговатый предмет действительно является плавсредством, а не ящиком каким-нибудь или выброшенным за ненадобностью старым диваном, и отдаться на волю течению или топать по автомобильной колее в сторону асфальтовой дороги? Только два указанных варианты исполнимы физически. Артём заколебался, не зная, какое решение принять. Хоть монетку кидай. Наверное, для начала стоит проверить, лодка ли притулилась к берегу. Оттуда и плясать. Совершив маленький подвиг и поднявшись в позу, приличествующую достойному представителю вида Homo Sapiens, он доковылял до прибрежных кустов. Почти доковылял. Около дюжины шагов не одолел - влезть в заросли не сумел. Новая волна боли накрыла с головой, все силы ушли на то, чтобы на ногах удержаться. Впрочем, подходить ближе не требовалось; Стрельцов выяснил, что хотел.
  Чаяния не оказались обманутыми. Темный предмет в кустах, к счастью, оказался не роялем, а самой натуральной лодкой. Деревянной, просмоленной, покрашенной - ввиду сгущающейся темноты цвет разобрать было трудно, похоже, зеленый, С лавками и уключинами. Не хватало одной существенной детали оснастки, вернее, двух - весел. Данное обстоятельство Артёма нисколько не тронуло: во-первых, он находился не в том состоянии, чтобы его волновала такая ерунда, как отсутствие чего-либо, весла это или мешок с золотыми дукатами, а во-вторых, он находился в том, состоянии, когда гребля представлялась делом малоперспективным.
  Отдышавшись и переждав девятый вал боли, Артём прикинул, что забраться в маленький чудо-корабль и оттолкнуться от берега в его нынешней форме будет сложно и осознал, что пойдет по колее. Иного выбора не дано. Он тяжело, словно подбитый танк времен первой мировой войны - два снаряда под башню, гусеницы еле ворочаются, пробуксовывают, развернулся и услышал приближающиеся голоса.
  Люди! Ура!
  Забыв о собственных сомнениях, Артём попытался позвать на помощь. Но крикнуть, то ли к счастью, то ли нет, не получилось. Дыхание перехватило, и крик умер на полпути между мозгом и гортанью, так и не выплеснувшись наружу. Стрельцов закашлялся, салфетка промокла и по пятерне, зажимающей нижнюю рану, побежали теплые струйки, а еще в очередной раз накатил багровый туман. Когда туман отступил, Артём уже не хотел рвать глотку. Недолго накликать...не неприятности даже - по сравнению с тем, что с ним произошло за последние сутки любая неприятность не страшнее щекотки - просто смерть.
  Кто направляется сюда? Случайные прохожие? Искатели приключений? Или же старые добрые знакомые, раскатывающие на 'БМВ' с заляпанными грязью номерами? Звук работающего мотора до Стрельцова не доносился, но при его 'превосходном' самочувствии и надсадный рев самолетных турбин пропустить не мудрено.
  Голоса раздались еще ближе. Они уже не сливались в одно невнятное 'бу-бу-бу', сквозь фон прорывались отдельные реплики. Артём расслышал нечто вроде: '...поищи...' или '...ищи...', произнесенное голосом, напоминающим раздраженно-холодный баритон главаря похитителей.
  Или это только показалось?
  Нет, похож!
  Артём заметался. Скорее мысленно, чем наяву. По понятным причинам он не совершал резких телодвижений, не суетился, а судорожно, если так позволительно выразиться, думал, выбирая, куда броситься. К руинам деревянного сарая, чтобы там спрятаться, в кусты с аналогичными целями или к лодке. Решил совместить второе с третьим и подстреленным медведем ломанулся по кустам к плавсредству. Отпихнул лодку от берега, прыгнул - громко сказано - в нее, присел возле правой уключины, сделал несколько коротких гребков свободной рукой и обессилено стёк по борту в узкое ущелье между скамеек.
  На дно.
  И через мгновение багровый туман окрасился в иссиня-черные тона. И стремительно темнеющее небо обрушилось на голову лежащего лодке человека, увлекая его душу на дно миров.
  На дно...
  
   * * *
  
  Кнопка дверного звонка мягко поддалась внутрь, в квартире раздалось мелодичное чирикание. Величев опустил кулак. Даже находясь в крайней степени раздражения, едва не скрипя зубами от злости на своих тупоголовых помощников, он не забыл об элементарных мерах безопасности. На кнопку звонка давил костяшкой мизинца, дабы не оставить ненароком отпечатков пальцев. А отпечатки кожи на костяшках пусть легавые снимают. По ним Велика не найдут. Ведь помимо подушечек пальцев другие участки кожи уникальным рисунком не обладают. Вроде бы...
  Секунду подумав, Серега рукавом протер корпус звонка и выпуклый гривенник кнопки. Береженого, как говорится... Он потому и пацанов с собой не взял, чтобы не создавать излишнюю многолюдность, не привлекать внимания. А то ввалится такая толпа орясин в подъезд, шуметь начнет, топать - соседи заинтересуются. Бабки-пенсионерки к глазкам прилипнут. Хотя в подобном доме старух поискать еще надо; в центре, постройка сталинских времен, почти все квартиры наверняка давно выкуплены 'деловыми' и чинушами. В подъезд-то еле попадешь, хорошо, что Величев заранее отобрал ключ у ныне покойного 'клиента'. Все равно - лишний риск ни к чему. Особенно, если учесть в какой боеготовности пребывают Митяй и Чалдон. Правильно он сделал, что отправил их в сопровождении Химика к 'своему' доктору.
  После мелодичного чирикания ничего не изменилось. За дверями не захлюпали тапочки по полу, не застучали каблуки ботинок, впускать незваного гостя никто не спешил.
  'Хоть здесь не облажались, не топают, проверяются', - мысленно одобрил осторожность пацанов Величев, но тут же сам себя одернул. - 'А за косяк сердце вырежу'.
  Разозлился он на пацанов серьезно. Мало того, что эти дуболомы, рискуя не кисло запалиться, на квартиру покойного ныне кренделя его жену повезли, вместо того, чтобы по-тихому на даче или в гараже отсидеться, или хотя бы на хате съемной, так еще и...
  Выждав для надежности секунд тридцать, Велик демонстративно повернул голову вправо-влево перед окуляром видеоглазка и тихо процедил:
  - Открывай, я.
  Волшебные слова подействовали, дверь радушно распахнулась и на пороге возникла долговязая жилистая фигура Алика. Харя у него была столь кислая, что хоть в чай добавляй вместо лимона. Чует подлец, что рыльце в пушку.
  Величев резко шагнул вперед, заставив Алика распластаться по косяку, и оказался в просторном - квадратов сорок - холле. Слева тянулась великая китайская стена встроенных шкафов и вешалок, слева сверкала жемчужной белизной стеклянная ширма, по полу разливалась елочка паркета. Прямо по курсу виднелась широкая арка, за которой то ли продолжался тот же холл, то ли начинались комнаты. Велик сходил, проверил. Обнаружил, что холл продолжается, изгибаясь поваленной на бок буквой 'Г', а комнаты в количестве трех расположены за поворотом. Огромные, кстати, и шикарно обставленные комнаты. На Рублевке бы, конечно, только презрительно скривились, в хоромах сибирских алюминиевых и никелевых королей - тем паче, да и в домах местных нуворишей квартира вызвала бы в лучшем случае снисходительную улыбку, но по среднестатистическим меркам...очень даже ничего. У самого Сереги, например, берлога, попроще. Жилплощадь более габаритную и роскошную из величевских знакомых имел лишь Туманов, но ему по статусу положено.
  Кратковременный осмотр притаившейся за стеклянной ширмой кухни и зимнего сада подтвердил первоначальное впечатление - квартирка большая и богатая. Величев выразил мнение вслух:
  - Шикарная нора. Сам бы от такой не отказался.
  - Я тоже, - поддакнул Алик.
  - Хрен на роже, - передразнил его Серега.- Ты сначала научись ширинку расстегивать, а потом на телку лезь. Вы какого хрена сюда поперлись? Не могли на дачу бабу увезти или, типа, в гараж?
  - Ну, думали ...
  - Что?
  - Ну, удобнее. Когда бы нам гараж искать? А тут ключи есть от хаты, вот...
  - Удобнее на потолке без штанов спать, понял! А если кто вас срисовал?
  - Не, Серега, никто, ни одна падла, в натуре.
  - Подумали они, кретины. Нет бы, на любую дачу отвезти и, типа, расслабиться, так они в центр города поперлись, по людным улицам. Смотрите, граждане, пацаны быкуют. Берегов совсем, типа, не видишь?
  - Е-моё, про дачу как-то вылетело. И ты не говорил.
  - Дятлы! Я что, должен на каждом шагу сопли подтирать, над каждой мелочью, типа, башку ломать? Своих мозгов совсем нет?
  - Серега, я же... мы же... - снова начал лепить отмазки Алик, но Величев только махнул рукой:
  - Где герой дня?
  - В сортире.
  - А баба где? Я ее почему-то не заметил. Тоже в сортире?
  - Нет, в спальне. В той дальней комнате, за кроватью лежит. Ее от входа не видно.
  - Ясно. Пойдем, посмотрим.
  В дальней комнате, оформленной в голубых и розовых - полный абзац! - тонах, чувствовалось женская рука. Шторочки, оборочки, люстры, шкатулочки, столики и вазочки не оставляли сомнений - настоящая хозяйка спальни - женщина, а ее муж, буде таковой имеется, здесь только спит. Величев заглянул за огромную, как провинциальный аэродром, кровать.
  Хозяйка комнаты лежала на полу, на сползшем с 'аэродрома' покрывале, согнувшись почти пополам, лицом к стене, связанные впереди руки прижаты к животу и упираются локтями в бедра. Рядом с животом растеклась солидная лужа крови, по которой рассыпались длинные светлые волосы. Женщина была одета в легкое платье. Ключевое слово - была, потому что назвать платьем состоящее из трех порванных кусков ткани одеяние язык не поворачивался. Плачевное состояние одежды позволяло увидеть многое. Например, что часть нижнего белье отсутствует. Из-под полы платья, простите, из-под обрывков великолепно просматривалась голая... хм... просматривалось то место, на котором обычно сидят.
  Зрелище довольно омерзительное, но весьма и информативное. Теперь становилось понятно, что здесь произошло...
  Велик не знал, то ли ему смеяться, то ли плакать. Подарочек ему торпеды приготовили классный. Откровенно говоря, окончательного решения, что делать с женой недавно преставившегося... как его там... Стрельцова он не принимал. Однако склонялся к тому, чтобы оставить ее в живых. Незачем руки о бабу марать. С учетом того, что она ничего и никого не видела, Алик с Барсуком и Кривым должны были работать в масках, примет их описать бы не смогла, номера на машине - левые, да и запомнить их за те секунды, пока ее забрасывали в тачку и упаковывали невероятно сложно. Нереально. А насчет упокоившегося муженька, ей бы по ушам проехали: мол, наши требования не выполнил, ввязался в пьяную драку и схлопотал перо в сердце. Случайность, судьба. И пусть мусора бы грузились, головы ломали, есть ли связь между похищением и мокрухой. Концов все равно не отыскать. Даже если бы возникли подозрения, то ничего путного бы у них не вышло. Следов-то нет, улик тоже.
  Пусть бы баба жила. Вреда от нее нет. Однако один озабоченный урод рассудил иначе. И зачем он Кривого подтянул? Ведь только два дня назад румбу на его боках плясал, маслинами башку нафаршировать хотел, ненадежный же тип, а на дело подписал. Невзирая на то, что боец из Кривого сейчас никакой, полрожи в синяках и пара ребер сломано - ходит в корсете не сгибаясь и поминутно охает. Все из-за нехватки людей. И так в резерве одни невменяемые остались. Не привлекать же к работе вечно бухого Профа или Плафона, который и кличку получил по причине исключительной тупости. Засунул голову в плафон, а вытащить не сумел. И хоть произошло сие знаменательное событие в нежном возрасте, кличка прилипла намертво.
  И Барсук тоже подвел. Едва бабу спеленали, соскочил. Правда, заранее предупреждал. Жена, видите ли, рожает. Нашел причину. Тут и Кривой, пусть ненадежный и побитый, пригодится. За баранку сесть, хотя бы. К тому же пасти бабу в одиночку - маловато. Конечно, сейчас Величев предпочел бы отправить с бабой на хату одного Алика, но поздно пить боржоми.
  Промашка вышла. Серега рассчитывал, что Кривой для исправления из кожи вон полезет. Кривой и полез. Судя по ситуации, трахнул или попытался, а потом завалил. Интересно, как он это проделывал со сломанными ребрами? Кстати, а замочил ли? Велик ткнул тело женщины, брезгливо поморщился и спросил у Алика:
  - Точно зажмурилась?
  - Да.
  - Проверял? Может, дышит? Просто в отключке или, типа, клиническая смерть?
  - Отошла, сто пудов. По щекам бил, зеркало ко рту приставлял. Голяк. Да ты потрогай, она уже холодеет.
  - Сам трогай, дебил! Давно окочурилась?
  - Нет, и часа не прошло, как Кривой это... мне сказал.
  - Что сказал?
  - Что биксе плохо.
  - Ага! - фыркнул Велик и показал рукой на разорванное платье.- Она, по-твоему, от сердечного приступа загнулась? Или от несчастной неразделенной любви к Кривому?
  - Серега ты чё? Я же понимаю. Кривой ее...
  - Проехали! Почему решил, что баба холодеет?
  - Трогал.
  - Ясно. Все с тобой ясно. Еще один извращенец на мою шею. Лишь бы потрогать.
  - Велик!
  - Что, Велик? Кому Велик, а кому Сергей Васильевич. Черт с тобой, давай, кайся, что тут у вас конкретно стряслось. С какого перепуга этот недоделок на бабу полез? И ты где был, что делал, почему ему не помешал, я ведь, типа, старшим тебя поставил. Вообще, что за самодеятельность? Я же русским языком все разжевал, только в пасть, типа, не запихал. Кайся! В деталях!
  - Чего каяться-то?Ну, приехали мы с бабой сюда, все по плану. Вошли тихо, ни одна курва не засекла. Сидим, паримся, звонка ждем. Часа через три, как приехали, Кривой заходит и говорит...
  - Стоп! Куда заходит? Почему? Он выходил из хаты?!
  - Нет, в комнату заходит.
  - Слава богу, хоть перед соседями не засветились! Что это вы по разным углам разбежались? Рожа Кривого настолько опротивела что ли?
  - А чё? Не гомики, чтобы друг на друга пялиться. Да и сначала мы вместе были, бабу на диван определили, сами телик включили. А когда футбол начался, Кривой ее в спальню увел и сам ушел, сказал, что присмотрит.
  - Присмотрел, сука! Отлично, присмотрел! Теперь разгребай его присмотры. Ты-то чем думал, задницей?! Или тебе пять лет, и ты, типа, не знаешь, что мужики с бабами в спальне делают?
  - Велик, падлой буду... я ни сном, ни духом, что он сорвется! - Алик рванул футболку на груди. Но поскольку данный предмет гардероба ворота не предусматривал, эффект получился смазанным. - Думал, ему обрыдло футбол смотреть. Он все ныл: переключи, переключи! Ты же знаешь, что он от спорта человек далекий, больше по телкам и по бухалову специалист. Клипы хотел... или на диске боевик посмотреть. А в спальне еще один телик стоит.
  - И этот 'специалист' идет в спальню, типа, порнуху смотреть. И бабу с собой берет. Догадаться, зачем берет, конечно же, трудно. Мало ли! Может, приспичило с культурной, образованной женщиной произведения Шекспира обсудить. А заодно художественную ценность порнографических фильмов. Но не бабу попользовать. Ни-ни! А ты как приклеенный сидишь у ящика, фанат недоделанный.
  - Откуда там порнуха?! В спальне и видика даже нет. И разговора такого не было про порнуху, только про боевик.
  - Заткнись! Ты хоть его там, в спальне проверял, Перетурин?
  - Не-а.
  - Блеск! А когда баба кричала, почему не помешал?
  - Не слышал я криков.
  - Не слышал, не видел, не состоял. Ты, милый мой, просто находка для мусарни. Идеальный свидетель, твою мать!
  - Я реально не слышал, падлой буду!
  - Только не надо втирать, что она молчала, когда Кривой ее пер во все щели. Судя по натюрморту,- Величев ткнул пальцем в распростертое на полу тело, - она должна была орать, типа, хряка недорезанного. Я бы послушал, как бы ты вопил на ее месте.
  - Ни звука, чем хочешь поклянусь! Он ей рот заткнул... рукой или подушкой. Точно - вон наволочка жеваная.
  - Красиво поешь. Аргументировано. А может, проще было? Ящик включил на полную катушку и, типа, расслабился. Тут сирену ментовскую прошляпишь, не то что бабьи вопли. Не так было?
  - Серега, телик тихо работал, я же в теме, понимаю, что шуметь в чужой хате со связанной хозяйкой... Да и за шум ты предупреждал.
  - Мало предупреждал. По гвоздю в башку каждому вбить надо, тогда бы... Ни на что не способны.
  Алик потупился и виновато пожал плечами.
  - Н-да! - во вздохе бригадира свозили тяжесть навьюченного на горб груза и мировая скорбь по неисправимости бестолковых подчиненных.
  - Кто играл-то?
  - 'Спартак' с 'Зенитом'.
  - И?..
  - Один-один.
  - И здесь не покатило? - посочувствовал Серега - Алик слыл яростным фанатом 'Спартака'. - Бедолага. Пошли на кухню, что-то атмосфера тут не располагает.
  На кухне бригадира поджидал еще один сюрприз.
  - Не понял, это что за натюрморт с говядиной?- Величев лишь сейчас разглядел валяющееся у балконной двери неподвижное тело собаки, кажется, таксы. Что характерно, в крови. - Откуда?
  - Собака, - пожал плечами Алик.
  - Я вижу, что, типа, не мартышка.
  - Хозяйкина собака, - уточнил Алик.
  - Ты, в натуре, умник, - съязвил Велик.- Ее тоже, что ли, замочили?
  - Ну да.
  - А псину за что?
  - После того как хозяйка зажмурилась, она громко лаять стала, выть, и Кривой ее пером...
  - А до того, типа, не лаяла?
  - До того - нет, тявкала только.
  - Киллеры, вашу мать! Живодеры недоделанные! - выругался Величев и присовокупил тройку словосочетаний пожестче.- Я на вас, уроды, общество охраны прав животных натравлю. Ладно, вернемся к нашим баранам. И одному клиническому дебилу. С тобой мы потом разберемся, а сейчас пора взять интервью у героя дня. Кстати, где он? Раскаялся и решил, типа, в унитазе утопиться?
  Шутка успеха не имела.
  - Сходи, вытащи героя!
  Дверь в туалет подверглась массированной, ожесточенной бомбардировке кулаками. Алик себя не жалел и долбил по косяку от души.
  - Андрюха, выходи!! Велик зовет!
  Волшебные слова сработали, сезам открылся и пред очи бригадира явился Андрей Никитин по прозвищу Кривой. Хотя в настоящий момент шрам на щеке затенялся общим жалким видом героя дня. Он выглядел побитым - под глазом и на скуле красовались восхитительной выразительности синяки, помятым, взъерошенным и мокрым. Вылитый воробей, окунувшийся в неглубокую придорожную лужу. Как будто в самом деле в унитазе топился, и так, и эдак мостился, но размеры фаянсового вместилища нырнуть не позволили. Величев невольно почувствовал себя злоязычным предсказателем, доморощенным пророком. Пошутил неудачно, а выяснилось - почти угадал.
  Очевидно, аналогичные мысли посетили и Алика, потому что он странно покосился на Серегу и деревянным голосом спросил:
  - Ты что тут купался?
  - Не, блевал, - осклабился Кривой.
  - От того, что бабу завалил? - удивился Алик.
  - Не, похмелюга... со вчерашнего.
  От реплики Никитина Велика передернуло. Лучше бы вообще пасть не открывал, ублюдок! Сказать, что Серега злился на Кривого - сильно преуменьшить, снизить градус негативных эмоций на порядок. Тварь, второй раз за неделю подставил, а спрашивать Туман с него будет. И спросит, будьте покойны. Велик Никитина готов был растерзать, порвать на клочки, уничтожить, убить. И убил бы без лишней полемики, если бы они не находились в чужой хате в центре города. Причем в хате засветившейся, пара хозяйских трупов - тому порукой. И пачкать еще одним жмуром квартиру не хотелось - кровь, следы и прочие потенциальные улики нужны ему тут, как зайцу контрабас. Но Величев настолько разъярился, что устроил бы мочилово и здесь, засадил бы из верной 'Беретты' в брюхо или в лобешник, и одним дебилом на земле стало бы меньше - сдерживала от необдуманного поступка лишь врожденная осторожность. Стрелять нельзя, шуметь тоже нежелательно. Соседи, мусора и так далее. А без шума вряд ли получится. То, что сопротивляться будет - ерунда. Со сломанными ребрами долго не побрыкаешься, рога быстро обломаем. Но орать ведь, подлец, начнет.
  Кривой увидел выражение лица Величева и позеленел. Надо полагать, не от радости. Вкупе с бледностью и гематомами - зрелище достойное кисти фламандца.
  - Велик, я пошутил! Прикололся просто. Не бухал я вчера, отвечаю! Ты же запретил.
  Кулак бригадира непроизвольно дернулся, Кривой отшатнулся назад, в кажущийся спасительным кафельный уют уборной. Бледно-зеленую, а местами синюю физиономию, в полном соответствии с незатейливым прозвищем, основательно перекосило. Велосипедная рама, угодившая под грузовик, порой деформируется в меньшей степени.
  -З уб даю, не бухал! - срываясь на фальцет возопил Никитин.- А блевал, потому что я теперь, в рот-компот, каждый день блюю! После того, как ты на мне попрыгал я одни лекарства жру! Остальная жратва обратно лезет!
  Между делом Кривой шарил спрятанной за спиной пятерней по полочке над раковиной - на ней он видел отвертку, которая могла пригодиться для самообороны. Если бригадир на него бросится. Никитин хребтом - или расположенным пониже местом - чувствовал, что Величев в дикой ярости и на миллиметр от того, чтобы сорваться. А сорвется, тогда увещевания не спасут. Только ответный ход - отверткой в глаз. Иначе опять на нем прыгать будет, но на сей раз сломанными ребрами и выбитыми зубами не отделаешься. Пока в блин не раскатает, не успокоится.
  Ох, как ребра ноют! И корсет - мертвому припарка. Ни ударить не получится, ни увернуться. Страх сдавил стальными тисками сердце, и даже когда рука Кривого нащупала отвертку, хватку не ослабил.
  Величев наблюдал за телодвижениями Никитина со стоическим терпением и на них не реагировал. Агрессии не проявлял, но чего это ему стоило! Провентилировать разжиженные Никитинские мозги свинцом хотелось настолько, что правый указательный палец сводило судорогой, а спрятанный за поясом ствол жег спину.
  Ничего, успеется! Салат с маслинами для Андрейки отложим ненадолго, после приготовим. Кривого расслабить надо, усыпить бдительность, а то расшумелся... И самому харю попроще сделать, натянуть маску равнодушия. Величев совершил маленький подвиг, согнав с физиономии свирепое выражение, и деловым тоном произнес:
  - Не ори. Соседи сбегутся.
  -Я и не ору. Просто ты на меня так, в рот-компот, пошел, что...
  - Проехали. Потом разбираться будем, кто на кого, типа, плохо посмотрел. Сейчас не до твоих художеств, бабу куда-то определить надо. Может, за город вывезти и в старом карьере закопать? Или к муженьку под бок пристроить, как считаешь? - Серега повернулся к Алику, всем видом демонстрируя, что Кривой ему в данный момент не интересен. По крайней мере, в качестве мишени или мешка для отработки ударов.
  - А почему тут не оставить?
  - Нет, комбинацию испортит. - О том, что хитроумный замысел Туманова уже имеет высокие шансы на провал (поверить в то, что Паровоз завалил разными способами семейную пару труднее, чем в то, что он пришил одного поскандалившего с ним мужика) Величев благоразумно умолчал. Пусть баран окончательно расслабится. - Я подумаю, а ты иди с Кривым, замотайте бабу в покрывало или одеяло и уберитесь там. Заодно отпечатки протри, где наследить успел. Тебя, Кривой, тоже касается.
  - А собаку? - спросил Алик.
  - Псину пока здесь оставьте, потом на мусорку, типа, или еще куда отнесете.
  Заострять внимание на залете Никитина Велик не стал специально, дабы создать впечатление, что разборок в ближайшее время не случится. И привлек к 'зачистке' тоже с умыслом, чтобы меньше думал. Когда руки заняты, в голову разные глупости не полезут. Оставив пацанов у санузла сам бригадир прошел на кухню и набрал номер Химика.
  - Алло... Укушенных отвез? Все, их, типа, залатали, заштопали? Гиппократа подмазал? Отлично. Еще вот что... проверь, как там наш зажмуренный. Десант с сиренами, типа, не высадился? Жду звонка!
  Сотовый запиликал минут через десять, когда Алик уже завернул тело женщины в покрывало и вытащил в холл, а Никитина Серега отправил за машиной, чтобы он ее подогнал поближе к дверям подъезда. Опять-таки в целях усыпления бдительности; мол, отпускаю, доверяю за баранкой сидеть, помощь нужна, косяк забыт. До поры.
  - Слушаю. Что?! - Глаза Величева полезли на лоб. Следи последние пару часов за Серегой независимый зритель, то он непременно удивился бы тому, что бригадир слишком часто удивляется, выпучивает зенки и орет в телефонную трубку: 'Что?!'. Алик, конечно, зрителем не был по определению, и предыдущих восклицаний 'лейтенанта королевских мушкетеров' он не слышал, но столь бурная реакция впечатлила и его, человека... эмоционально неразвитого. Поскольку некоторое время Велик внимал словам телефонного собеседника, замерев и почти не дыша, Алик даже решил, что звонит сам Туманов, но догадка оказалась неверной. Завершился разговор в манере, которая невозможна при общении с шефом: - А перо где? Понял. Оставайся там, скоро подскочим.
  - Опять Кривой?!
  - Нет, Химик звонил. Жмур у нас пропал.- Алик был, что называется, не совсем в теме, и посвящать его в детали комбинации Серега не хотел, но ему требовалось поделиться услышанным. С кем угодно поделиться, хоть со столбом, хоть с попугаем говорящим.
  - Как?
  - А я знаю?! Спер его кто-то. Химик вернулся на место, а покойничек отсутствует. И, что характерно, не менты. Мигалок, сирен, машин не было. Тишь и благодать, не накурено, не натоптано. Все на месте, и тесак, типа, остался, а трупа нет. Ребус, твою мать!
  - Дела-а...- почесал за ухом Алик.- Кому трупак понадобился, это же не чемодан с баксами?
  - Спроси, что полегче. Короче, трупа нет. Мусоров, типа, тоже, Химик там осмотрелся, никого. И на ... эту... инсценировку ментовскую не похоже. Что теперь делать, ума не приложу.
  - Дела-а-а... - повторная реплика получилась более протяжной. Только пятерня за ухо не проследовала, поскольку обе верхних конечности Алик задействовал для того, чтобы обхватить покрывало с телом женщины.- Ее в тачку нести?
  - Погоди! Сейчас не до... А какого... ты ее в тряпку замотал. Еще светлее не мог найти?!
  - А чё? Нормальная тряпка...
  - Она же бежевая, дебил! В глаза, типа, бросаться будет! Я понимаю, за бортом, типа, темно уже, все такое, но светлый мешок на твоем горбу какой-нибудь урод из окна разглядит и в мусарню стуканет. Оно тебе надо?! Мне - нет. Ищи еще одну тряпку и сверху заворачивай.
  - Ладно,- пожал плечами Алик, отпустил покрывало, развернулся и направился в сторону спальни.
  - Стоп!
  - Стою,- ответственный за упаковку и транспортировку груза 'двести' замер на пороге.
  - Не, ты иди, ищи тряпку, это я себе. - Величев неожиданно осознал, что иного выбора, кроме как отвезти тело женщины на остров Гладышева и оставить его там, нет. Не вместе с супругом, а вместо. Прятать ее за городом, закапывать или топить нельзя. Ежели 'сбежавший' труп ее муженька обнаружится - чудесно. Уложим рядышком, словно голубков. Хрен с ними - с ментовскими непонятками, люди в погонах и не такое переваривали. А не найдется, тогда придется проткнуть тело милой дамы тем самым меченным пером и предоставить возможность в одиночестве дожидаться прибытия доблестных рыцарей ручки и протокола. Лучше два жмура, чем ни одного. Без трупа нож сыграет вхолостую и комбинация развалится. А искать свежего покойника на ночь глядя малоперспективно.
  Если только подписать на это дело Кривого. В качестве мясной нарезки он бы очень пригодился. Плюс головняков больше с ним не будет. Или минус, неважно, в итоге все равно плюс. А ведь неплохая мысль! И то, что некий Никитин Андрей Батькович по оперативным учетам проходит, как его боец, делу не помеха. Мало ли чем бойцы в свободное время занимаются, да и докажите еще, что он в ОПГ состоит, у нас, может, клуб по интересам. Джентльмены в карты играют по вечерам. В субботу тоже играли, если кто не в курсе. В баньке парились и в пульку расписывали. И Химик подтвердит, и Митяй контуженный, и Чалдон укушенный. И пара телок, если понадобится. И даже Кривой подтвердил бы.
  Алиби - не дай бог, конечно! - железобетонное. Да и... как его... мотива нет. Они же с Андрюхой Никитиным друганы - не разлей вода, кореша до гроба. Видимо, его туда придется определить. Поскольку оставлять его художества безнаказанными нельзя. Вчера Кривой на приказы поклал с прибором, сегодня проблемы создал, а завтра чего от него ждать? Очередного фортеля? Одну бабу под тачку загнал, вторую - замочил, того и гляди, на него самого скалиться начнет. Отморозок же конченный. Значит, самодеятельность тоже пора кончать. Вместе с музыкантом. Жмуров, ясен пень, многовато, чуть ли не в штабель укладываются, но что попишешь, если один из них оказался шустриком. Кстати, можно Кривого покрошить тем же тесаком и уложить рядом с женой сбежавшего покойника. Красивый натюрморт получится. Пусть менты парятся над вопросами: 'что?', 'откуда?' и 'почему?'. А для больших непоняток оба тела сжечь. Или одно.
  Тогда тема вообще нереальная нарисуется.
  Величев слегка возгордился от того, какой он умный. Одним махом - или несколькими - двух убивахом. Ха-ха.
  Вытащили тело, уже завернутое в темное покрывало, и доехали до острова без приключений. Химик встретил их у автодрома и отрапортовал, что труп не обнаружен, менты не появлялись, все спокойно. Серега поручил ему быть на стреме, чтобы Химик в случае чего сигнализировал об опасности по мобильнику. Времени рассосаться - навалом, особенно с учетом поганой дороги. Кривой остался в машине, а Величев и Алик вышли. Алик для 'разгрузки' багажника и извлечения тела из 'упаковки', а бригадир - осмотреться.
  Труп мужика действительно пропал. И следов - нема. Остальное - в таком же виде, как и раньше, когда Велик с пацанами покидали остров. Нож именной на месте, палки, окурки, бутылочные осколки и прочий хлам тоже. Только трава примята там, где труп лежал. И следы других машин отсутствуют. Хотя, честно говоря, тут разве поймешь, была тачка или нет, не Чингачгук ведь. Серега в сердцах сплюнул на песок, вернулся к машине и покосился на восседавшего на водительском кресле Никитина. Вот, падаль, даже не поможет Алику, только проблемы создавать горазд. А заставишь, один черт, халтурить будет, ныть, что ребра болят. Да и труд невеликий - Алик уже закончил, положил тело женщины на землю и сворачивал покрывала.
  - На всякий пожарный, ты ее трахнул или, типа, не успел?
  - Серега, да и в мыслях не было!
  - Андрей, сказки не мне пой, а, типа, прокурору с адвокатом...Не жми очко, для дела знать надо, не осталось ли, типа, спермы, и все такое. Чтобы потом головняков не добавилось.
  - В натуре, ничего даже близко. Я хотел ее пощупать слегка, за ляжки подержаться. От нее бы не убыло. А она, лярва, давай ерепениться, недотрогу из себя корчить, кусаться, вырываться, по морде, в рот-компот, съездила. А скула и челюсть у меня до сих пор болят. Аж в башке потемнело. Ну, я сдуру по пузу ее и погладил...
  - А почему не по лицу?
  - Попортить боялся... - Кривой на секунду умолк.
  - И дальше?- не выдержал Велик.
  - Дальше все. Она с копыт слетела, затряслась, как припадочная, и кровь потекла. Я ее поднял на кровать, измазался немного, пошел помыться, а когда вернулся она уже... на полу.
  - С одного-то удара по пузу? - усомнился Величев.
  - Баба, похоже, беременная была.
  - Час от часу не легче. Это ты получается, типа, двоих, зараз приговорил. Молодца! Чикатило отдыхает. Ладно, свинья не выдаст, бог простит.- Серега сделал вид, что купился на байку Кривого, но на самом деле в то, что женщина загнулась от одного тычка в живот, не поверил ни на йоту. Даже при условии беременности. Слишком много крови. Наверняка Кривой попинал ее от души, все внутренности в паштет превратил, но не расколется ведь, идиот, как ни мытарь. И что трахнул, тоже не сознается. В полной отрицаловке пацан.
   'А нам в принципе до балды',- подумал Величев. - 'Не трогал - хорошо, трахнул - тоже не беда, еще лучше закрутка выйдет. Пусть мусора бегают, пробы с него снимают'.
  - А собачку за что замочил?
  - Лаяла...
  - На дядю фраера. Понятно.
  - Готово, - захлопнул багажник Алик.
  - Тряпки где?
  - Здесь обе. - Пятерня опустилась на крышку багажника. - И темная, и пятнистая.
  - Хорошо, - буркнул Серега и бросил Кривому: - Выходи, я сам за баранку сяду.
   - А чё так?- удивился Никитин.
  - Твое дело телячье - сказали, выполняй! Может, типа, голосование устроим? Вылезай, кому говорю!
  - Ладно, ладно, - примирительно зачастил Кривой и, кряхтя будто девяностолетний дед, принялся выбираться из-за руля.
  Где-то на полпути, когда ноги Никитина уже находились на земле, голова торчала из дверей, а задница только отрывалась от кожаного сиденья, в процесс вылезания вмешался бригадир. Вмешался весьма грубо и бесцеремонно, выхватив заранее спрятанный за спиной пистолет и приложившись рукояткой к теменной области головы Кривого.
  Движение получилось легким и молниеносным; сказывалась обширная практика - не далее как пару часов назад тренировался. Никитин мешком с картошкой осел на траву. Сзади чертыхнулся Алик.
  Величев резко развернулся, передернул затвор и навел ствол на чрезмерно эмоционального бойца.
  - Проблемы?
  - Серега, успокойся, никаких проблем! - Алик отдернулся и выставил руки перед собой ладонями вперед, будто стараясь загородиться от возможного выстрела.- Кривой заработал, я понимаю, никаких проблем... никаких проблем, я разве против, никаких проблем...
  Бойца, словно старую граммофонную пластинку, заело на одной фразе, и неизвестно сколько раз она бы повторилась, если бы Величев не прервал сбивчивые увещевания новоявленного миротворца.
  - Хоккей. Тогда будь другом, нацеди пару литров бензина, а я сейчас тут закончу.
  - Ага, - Алик не замедлил исполнить незамысловатый приказ бригадира и снова полез в багажник.
  Тяжелый гад! Серега сначала хотел подтащить Кривого поближе к бабе, но затем, приподняв его за ворот и оценив вес, передумал. Пупок развяжется. Лучше по-другому. Сходил за именным ножом, обмотал ручку тряпкой, прицелился и, широко размахнувшись, воткнул перо Никитину в сердце. Тело вздрогнуло и опало. Возникла ироничная и самокритичная мысль о том, что сегодня слишком часто приходится пером орудовать, навык появился, не дай бог, в привычку перерастет, но Серега отогнал ее прочь.
  Нож вошел глубоко - до упора. Все немалое лезвие - добрых двенадцать-тринадцать сантиметров - прочно засело в никитинском мясе. Точно, навык появляется, того мужика пришлось дважды резать, и то...абы как. А тут с одного раза - быстро и аккуратно. А лежит красиво! Даже кровь еле-еле из-под тесака сочится, не то, что у проклятого рукогрыза и мозголома. Хоть на открытку поздравительную фотографируй. Или на рекламный плакат.
  Удовлетворенное хмыканье вырвалось из недр Серегиной души. Чистая работа, во всех смыслах. И в прямом, и в переносном. Он и нож решил не выдергивать, так выразительнее и пикантнее смотрится. Мусорам информация к размышлению. Нож не рядом валяется, а из грудины торчит. Волей-неволей проверят. К тому же затычка неплохая. Вытащишь же перо - хлынет струя, и опять заляпаешься с ног до головы.
  - Вот. - Алик щелкнул крышкой бензобака и протянул Величеву пластиковую канистру. - Два литра, как сказал.
  - Отлично. Поставь пока рядом. И хватай за ласты нашего бывшего героя, тащи его поближе к бабе. Только аккуратно, на спине волоки, а то красоту, типа, испортишь.
  - Стоп! Ну-ка пульс пощупай!
  - А где?
  - В Караганде! На шее или на запястье. Чему тебя в школе учили? Ты что, типа, книжек умных не читал и фильмов нормальных не смотрел?
  - Не чувствую ничего.
  - Ай, уйди! - Велик преодолел брезгливость, нагнулся и приложил пальцы к шее Кривого. Подождал секунд двадцать и, не ощутив толчков, скомандовал:
  - Готов! Волоки!
  Алик оттащил тело Никитина от автомобиля и уложил рядом с трупом женщины. Серега взял канистру и как следует полил бензином на ладони и голову Кривого, а также окропил конец длинной и сучковатой то ли палки, то ли ветки.
  - Из искры возгорится пламя!- процитировал легендарные слова классика марксизма Величев и поднес зажигалку к окропленной части импровизированного факела. Палка не подвела, занялась ровным пламенем.
  Единственный очевидец огненного священнодействия наблюдал за манипуляциями шефа с несколько обалдевшим видом.
  - Зажарим барбекю! - промурлыкал Велик и ткнул факелом в голову Кривого. Облитая бензином кожа вспыхнула небольшим костерком, не пионерским, конечно, но как минимум туристическим. Серега отскочил и недовольно сморщил нос. Запахло паленным мясом и волосами.
  Торопливо стукнув факелом по ладоням Никитина, Величев зашвырнул ветку в воду. Подождал, пока затухающие язычки пламени на голове и руках опадут окончательно, и осмотрел творение рук своих.
  Картина - готовый видеоряд для низкопробного фильма ужасов. От увиденного замутило бы и опытного патологоанатома. Голова трупа обуглилась до черноты, кожа слезла бурыми лохмотьями, местами проглядывали обнаженные кости черепа, губы спеклись в невероятный бифштекс, разобрать, где начинается рот и заканчивается нос, было невозможно. Пальцы на ладонях скрючились и напоминали очищенную от изоляции горелую проволоку. На удивление, зрелище не вызывало у Сереги тошнотворного рефлекса. Чудеса: от вида капель крови на рубашке желудок готов исполнять акробатически этюды и извергать съеденное, а изуродованный огнем труп только морщиться заставляет. Алику, кстати, тоже хоть бы хны, но он менее брезглив и привередлив.
  - Вот теперь, он у нас окривел реально. Родная мама не узнает. И не опознает! - удовлетворенно подытожил Величев и скомандовал: - Забирай канистру и сваливаем.
  Когда звук мотора затих вдали, из-за тонкой пелены облаков выглянуло круглое лицо луны и посеребрило одежду и кожу валяющихся параллельно друг другу тел - скрюченного женского и частично обугленного мужского. Легкий дымок, поднимающийся над более крупным телом, в холодном лунном свете казался призрачным и зловещим...
  
   * * *
  Почти на средине реки, чуть ближе к левому - более пологому и поросшему травой - берегу на мелких волнах колыбелью покачивалась дюралевая моторная лодка. Покачивалась настолько ровно и спокойно, что поневоле слипались глаза. Между тем в лодке не спали, а предавались исконно мужскому занятию - рыбачили. Об этом свидетельствовали: нависающие над водой удочки, покоящиеся на носовой скамье стеклянная банка с дождевыми червями и коробка с прикормкой и, главное, торчащее из кармана 'куртки-энцефалитки' одного из рыбаков горлышко початой поллитровки.
  - Степаныч, как ты свою мегеру уломал-то? Она ж тебя отпускать не хотела? - рыбак с початой бутылкой в кармане - мелкий худощавый мужичок лет сорока с растрепанной шевелюрой и лисьими чертами лица - донимал второго. Напарник растрепанного обладателя стеклотары - пожилой пузатый дядька в дождевике - нахмурился. Помимо пуза рыбак в дождевике мог еще похвастать роскошными черными с проседью усами и не менее роскошной лысиной.
  - Отстань, окаянный.
  - Это почему отстань? - обиделся мелкий.- Поделись, чем жену купил. Опытом, так сказать. Задобрил? Или сбежал? Точно, по роже вижу, сбежал! Теперь она тебе задаст!
   - Тьфу на тебя! Что ты, Федька, за помело, всякую ересь собираешь! Ничего я не сбежал, а это... урегулировал конфликт. Понял?!
  - Не совсем.
  - Тогда наливай, а то уйду.
  - Куда ты денешься с подводной... с моторной лодки! - проворчал Федор, но за бутылкой и спрятанными под сиденьем железными кружками, которые на природе перманентно выполняли роль стопок, все же полез.
  - Вообще, отстань ты от моей личной жизни, давай лучше за политику поговорим.
  - Ну ее к лешему эту политику! Я лучше тебе тост скажу. Мы хоть и не грузины, но без тоста... - Федор прервал священный для каждого понимающего процесс разлива сорокоградусной амброзии и воскликнул.- Ба! Погляди, у нас по реке бесхозные лодки плавают.
  Повернувшись в направлении вытянутой напарником руки с указателем в виде кружки, Степаныч увидел несомую течением мимо дальнего берега деревянную лодку. Без весел и гребцов.
  - Точно. Наверное, веревка отвязалась. Интересно, откуда ее несет, с Березовки что ли?
  - Какая разница, хоть с самого Белореченска, не пропадать же добру! Заводи мотор, догоним. Будет ценный приз.
  - Уймись, - отогнал суетливого товарища основательный Степаныч и взялся за ручку стартера.
  Мотор недовольно взревел и вспенил воду лопастями.
  Лодку догнали быстро. Минута, и дюралька стукнулся о борт деревянной сестры. Встреча оказалась не такой радостной, как представлялась рыбакам. На дне деревянного судна, согнувшись вытащенным из бревна гвоздем, лежал полуголый человек.
  - Федька, гляди-ка, тут хозяин прикорнул. Пьяный, что ли?
  - Может, нехорошо человеку?
  - Может. Или поддатый или больной, но скорее, пьяный. Валяется, как убитый. И что больной в лодке будет делать. Больные по домам сидят или по поликлиникам бегают,- высказал суждение опытный Степаныч.
  - Эй, товарищ! - Младший из рыбаков, обнаружив в лодке постороннего субъекта, обратился к нему по старинке. И хоть в последние годы ранее повсеместно употребляемое обращение 'товарищ' приобрело привкус ретро-стиля и вышло из... хм, простите, обращения, но на язык выскочило первым. С другой стороны, не господином же его называть - господа, известно, в Париже, и не гражданином, чай, не в суде и не в прокуратуре. Человеком - тоже не с руки. Имелось еще универсальное 'мужик', но о нем Федор почему-то забыл.
  - Ты живой или нет?!
  Парадоксальность, содержащаяся в вопросе, от рыбаков ускользнула. Шустрой щукой. Словно оба ждали, что человек приподнимется и бодро отрапортует. В духе того, что проходит он по ведомству господина Аида и числится в трупах первой категории. Однако, как и следовало (или не следовало?) ожидать, ответа рыбаки не дождались.
  Если Федор растерялся, то Степаныч, ввиду того, что лодка оказалась не бесхозной, испытывал умеренное разочарование и острое желание сбросить отрицательный эмоциональный заряд посредством разбития чьей-либо морды, разводить политесы не стал, а попросту ткнул веслом предположительно пьяного 'товарища'...в область копчика. Легонько ткнул, ласково, практически погладил. Если забыть про то, что весло сделано из того же материала, что и моторка...
  Тут любой бы среагировал, будь хоть по самые брови залит самогонкой, выразил бы возмущение. Словом или жестом. А мужик в лодке даже не шелохнулся, что Степанычу совсем не понравилось. В душе заскребли кошки. Численностью не менее взвода.
  - Мертвяк это, Федя, как есть, мертвяк.
  - Да ну! Что он тогда в лодке делает?
  - А что, по-твоему, мертвецы делают? Пироги пекут?
  - Давай посмотрим...
  - Может, лучше бросим от греха. Пусть плывет лодка дальше. Кому надо, тот ее выловит. А нам лишние хлопоты на кой ляд? Милиция, полиция... Начнут расспрашивать, выпытывать, крутить, что делали, зачем?
  - Ты даешь, Степаныч! Это же классно. Столько понарассказываем, все обзавидуются.
  - Тьфу на тебя! Лишь бы языком молоть. Сам лезь тогда, я на мертвецов глядеть не собираюсь. Приснятся еще потом... - Степаныч уселся на скамью и демонстративно отвернулся.
  Федор перескочил в деревянную лодку и нагнулся над лежащим 'товарищем'.
  - О, ексель-моксель, крови-то сколько.
  - Крови? Мертвяк?- не сумел соблюсти самим же декларированную отстраненность Степаныч.- А я тебе что говорил!
  - Не, кажись, дышит... живой. И сердце бьется.
  - А кровь откуда?
  - Порезал его кто-то, Степаныч. Весь живот в крови.
  - Етить твою мать! И что нам с ним теперь делать?
  - В больницу везти, что еще.
  - Вот и порыбачили!
  - Ладно тебе. Зато будет, о чем вспомнить. И мужика, глядишь, спасем. Вдруг нам медаль дадут за спасение... утопающего.
  - Пинка тебе дадут. А потом догонят и еще раз дадут. Или тюрьмы годика два.
  - Ну не медаль, но все же... мужик, глядишь, поправится и деньжат подкинет. Материально, так сказать, поспособствует. Помоги перетащить его.
  - Кто бы ему самому поспособствовал. Дурак ты, Федька. Посмотри, на нем одни штаны, даже рубашки нет. Ни шиша он тебе не подкинет. Кроме проблем. Помянешь еще мое слово, когда по милициям затаскают. - Лысый рыбак ворчал, но переместить тело в моторку помог.
  - Значит, выполним гражданский долг,- обратился к высоким материям Федор и повторил запавший в душу аргумент: - И будет, о чем вспомнить.
  Степаныч лишь тяжело вздохнул и смиренным голосом поинтересовался:
  - К нам или в Березовку?
  - К нам поближе.
  - Ага, а потом переть на горбу. Бегу и тапочки теряю! В Березовку, как ни крути, по воде быстрее. И больница рядом с рекой. А наша где? Во-во...
  - Да, далековато, ексель-моксель. Ты на когда с Витькой договорился?
  - На десять. А в пять утра - попробуй, поймай попутку. Хочешь тащить его два километра? Нет? Тогда - в Березовку.
  
  
   ГЛАВА 4
  
  
  Огненный мяч солнца еще не выкатился на постоянный маршрут, но редкие облака уже окрасились оранжево-алыми сполохами, а на горизонте наливался силой рассвет. Рождался новый день.
  И все в нем было прекрасно. Начиная от насмешливо-радостного пересвиста птиц и заканчивая пронизывающей воздух утренней свежестью, которая обещала прохладу и отдохновение от обычного летнего пекла. Только настроение старшего следователя прокуратуры Центрального района города Белореченка Игоря Юрьевича Данильца кардинально отличалось от прекрасного. То ли потому что пересвист воробьев и синиц ему не был слышен из-за гула автомобильного мотора, то ли ввиду невозможности вдыхать утреннюю свежесть в прокуренном до 'топорной' стадии старом уазике - когда топор внутрь бросаешь, а он повисает в субстанции, некогда именовавшейся воздухом. Или, возможно, из-за того, что ему предстояло заниматься весьма неприятным делом - осматривать место происшествия. Вместо того чтобы наслаждаться положенным по закону выходным, отдыхать и нежиться в постели.
  Данилец вообще работать не очень любил, а спозаранку в уик-энд просто ненавидел. Да и какой нормальный человек, переваливший тридцатилетний возрастной рубеж, не склонный к извращениям в стиле садо-мазо и не являющийся отпетым трудоголиком обрадуется, когда его ни свет, ни заря вырвут из объятий сна телефонным звонком вкупе с сообщением о необходимости заняться исполнением трудовых обязанностей? Особенно сильное впечатление производит подобное известие, сваливаясь на похмельную голову. А та часть тела Игоря Юрьевича, на котором отдельные куртуазные джентльмены носят шляпы, отвечала необходимым требованиям, чтобы называться похмельной. И трещала, и раскалывалась, и кружилась.
  Немудрено, после вчерашнего, плавно перетекшего в сегодняшнее. Дернул же лукавый, согласиться на замену дежурства. Не поддайся Данилец на уговоры Коваленко, посапывал бы себе под одеялом, седьмой сон досматривал. Крайний вариант - сосал пиво или рассол перед телевизором.
  И осмотр не сулил ничего хорошего. Со слов дежурного: два трупа, один наполовину сожжен, второй в крови. Явный криминал, осматривать придется тщательно, следы искать, личности пострадавших устанавливать. Коротеньким - на пол-листа - опусом, как по 'парашютистам' или 'висельникам', не отделаешься. Придется попотеть.
  Очевидцы, естественно, отсутствуют. Если верить тому же дежурному. Очередная 'темнуха' наклевывается. Что на первый взгляд нехорошо, поскольку дает очередной повод начальству на заслушиваниях глотку подрать по поводу низкой раскрываемости, но об этом пусть оперативники печалятся. А господин следователь загрустит, если фигуранты найдутся. Тогда ему точно до вечера домой не попасть. Нет, Игорь Юрьевич принципиально не против обнаружения злодеев, но завтра, послезавтра и так далее... не в его дежурство. На сегодняшний день 'темнухи' для него ближе и милее. Лишь бы погибшие не оказались какими-нибудь значимыми персонами. Или родственниками подобных персон. Тогда возникнет общественный резонанс, обрушатся высочайшие громы и молнии.
  Не хотелось бы.
  А гражданская позиция? - спросите вы. И ответа не дождетесь. О собственной гражданской позиции Игорь Юрьевич вспоминал не чаще раза в год, во время очередных выборов. И небезосновательно полагал, что этого достаточно. А рвать жилы на работе во имя столь смутных понятий, как долг и служба - для таких глупостей в мире полно энтузиастов, романтиков и прочих активистов. Опытные, зрелые мужчины, пусть звучит цинично, в большинстве своем предпочитают не эфемерные, а реальные, приземленные ценности. Желательно, в материальном выражении. В данном вопросе Данилец исключением не являлся и примыкал к большинству. Если бы за качественную работу Игорь Юрьевич получал существенную добавку к жалованью, он, несомненно, всю душу бы в работу вкладывал, но...
  Нет, специальные надбавки за сложность и напряженность работы в прокуратуре существовали, как в виде графы в расчетных ведомостях, так и в денежном выражении. И на общий размер зарплаты влияли весомо. Вот только начальство определяло тех, кто трудился напряженно, а кто не очень, весьма специфично. Не наобум, естественно, но и не сказать, что беспристрастно - исходя из собственных предпочтений и репутации соответствующего сотрудника.
  К сожалению, или - откуда посмотреть, - к счастью, объективных критериев качества работы следователя почти не было. Если не считать наиболее примитивного - количества уголовных дел. Впрочем, количество, как известно из философских учений, редко позволяет судить о качестве, поэтому прокурорские начальники головы не забивали и распределяли надбавки соответственно вышеописанным правилам. С учетом которых становилось понятно, почему Игорь Юрьевич отнюдь не рвался проявлять чудеса дотошности и трудолюбия.
  Справедливости ради, Данилец не всегда являлся закоренелым циником и социально-незрелым типом. Профессия отпечаток наложила. По молодости лет сразу после окончания университета Игоря Юрьевича (тогда еще просто Игорька или Гарика) впору было к аккумуляторам подсоединять, настолько переполняли его оптимизм и энтузиазм. На работе он готов был своротить дюжину горных массивов и осушить пару-тройку океанов. Лишнее дежурство закрыть - пожалуйста. В выходной потрудиться - без проблем, вечерком домой документы прихватить - нет вопросов. И оставался вечером, и по субботам-воскресеньям пахал, словно проклятый, и книжки заумные и скучные читал, и бесчисленные методические указания и справочники следователя пролистывал, профессиональный уровень повышая, и не требовал никакого дополнительного материального вознаграждения. Однако в те славные времена Игорь еще тешил себя надеждами, строил планы, мечтал о карьерном росте. И будущее казалось огромной лестницей, устремленной вверх к заоблачным высотам. Гарик не верил, а точно знал, что через несколько лет уйдет на повышение, затем станет прокурором района, потом заместителем прокурора области, а потом чем черт не шутит...
  Иногда в особо сладких грезах, он примерял белый мундир с огромными звездами на погонах и представлял себя в должности Генерального прокурора. Но это в грезах, а в действительности столь далеко планы Игоря не простирались. Будучи человеком трезвомыслящим, он отдавал себе отчет, что до таких кресел ему не добраться; стартовая площадка не та. И папа в командармы не выбился, и дядя до министра не дослужился, и сестра в любовницах полпреда не состоит. А полагаться на слепую удачу наивно. Ведь и в анекдотах сын полковника не надеялся на генеральские лампасы, ввиду того, что у генерала свое чадо имелось. Плюс существовала возможность выгодно жениться, подыскав и охмурив дочь высокопоставленного чиновника, но дочери власть предержащих на жизненном пути Игорю не попадались. К тому же заурядная внешность и отсутствие лоска не позволяли рассчитывать на 'охмуреж', даже при условии встречи с подобной девушкой. Поэтому женитьбу сквозь призму карьерного роста Гарик и не рассматривал.
  Вместе с тем Данилец считал, что его рвение, способности, профессиональные качества, растущую квалификацию, честность и преданность делу заметят и надлежащим образом оценят. Не в Антарктиде же он работает, вон целый отдел кадров в областной прокуратуре штаны просиживает. Оценят и поощрят, иными словами, предложат повышение.
  Не обязательно сейчас, но через год-другой - безусловно.
  Однако повышение не предложили. Ни через год, ни через два, ни через пять. Как начинал Игорь Юрьевич трудовую деятельность следователем прокуратуры Центрального района, так им и остался. Разве что малозначащая добавка 'старший' перед словом следователь появилась. Заработная плата от столь грандиозного изменения увеличилась микроскопически, а круг обязанностей сохранился в полном объеме.
  Для честолюбивого и амбициозного молодого человека подобная стагнация - хуже ножа острого. Особенно если учесть, что его ровесники-однокурсники давно выросли из следовательских штанишек и занимали солидные должности: кто ходил в заместителях прокурора района, кто надзирал за исполнением законов в областной прокуратуре, а двое уже успели влезть в прокурорские кресла. Кое-кто еще трудился следователем, но не в районе, а в области, занимаясь расследованием особо важных дел. Поначалу Данилец переживал, мучился и старался больше времени и сил отдавать работе, дневал и ночевал в прокуратуре, потом страшно завидовал удачливым коллегам, затем обижался на вышестоящее начальство, которое не желало замечать его успехов, и топил обиду в спиртосодержащих жидкостях. А позже ему стало все равно. И работа из любимого дела превратилась в обузу. Любовь не переросла в ненависть, но прошла. К службе Игорь Юрьевич теперь относился, образно выражаясь, как к приему лекарств; не очень хочется, но надо.
  Предложение о повышении подоспело на девятом году его следовательской эпопеи. И вызвало лишь кривую ухмылку у соискателя. Данилец уже перегорел. Он холил и лелеял свою обиду, находя в этом некоторое утешение. Понимая, что карьера не задалась, и нагонять вырвавшихся далеко вперед однокашников бесполезно, Игорь Юрьевич отказался от выгодного предложения. К тому времени он прекрасно освоил законы бюрократической системы и знал, что быстрому карьерному росту способствуют родственные связи, а при их отсутствии - умение правильно выгнуть спинку и умело подлизать определенное место на начальствующем теле. Место, на котором обычно сидят.
  Знать бы данные правила восемь лет назад, глядишь, и судьба сложилась иначе. А сейчас гнуть хребет и лизать высокие... хм... афедроны поздно. Да и умения нет. А служить вечной прослойкой между выше- и нижестоящими, куском железа между молотом и наковальней, при отсутствии перспективы превратиться в указанный молот... извините. Данилец предпочел остаться простым следаком 'на земле', благо опыта не занимать, и работу мог выполнять одной левой пяткой. Вдобавок здесь имелись свои бонусы. Важнейшие из них - многочисленные полезные знакомства, тесные контакты с оперативниками, экспертами и адвокатами. С высокой степенью вероятности эти связи должны пригодиться в дальнейшем. Игорь Юрьевич не собирался век в прокуратуре корячиться, пенсию заработает - и на вольные хлеба. Тут и приятели-адвокаты подсобят. А что такое 'правильное' заключение судебно-медицинского эксперта или криминалиста для уголовного дела профессионалу объяснять не надо. Вне зависимости от того, на какой стороне баррикад - обвинения или защиты - ты находишься. Например, причина смерти потерпевшего или определение пригодности огнестрельного оружия, обнаруженного у подозреваемого, для производства выстрелов прямо и непосредственно влияют на судьбу уголовного дела. Или дело направляется в суд или прекращается, со всеми вытекающими.
  Да и на сегодняшний день дружеские отношения с операми, экспертами и адвокатами способствовали улучшению жизненного тонуса многократно, а однажды двое оперативников из убойного отдела помогли Игорю Юрьевичу выпутаться из очень некрасивой и дурно пахнущей истории с братками.
  Кроме прочего, через закадычных оперов и адвокатов Данилец получал некоторые подношения. Злопыхатели назвали бы их взятками, но Игорь Юрьевич с подобным определением категорически бы не согласился. Следователь считал подношения определенной благодарностью за услугу. Тем паче он никогда ничего не вымогал и не просил, сами приносили и предлагали. И не всегда Данилец соглашался принять 'подношение', поскольку грубых нарушений закона не допускал в принципе. А мелкую услугу не грех и оказать, например, если ситуация сомнительна и неоднозначна, квалифицировать действия подозреваемого или обвиняемого по менее тяжкой статье Уголовного Кодекса. Государству и прокуратуре наплевать, а подозреваемому приятно, разница-то лет в пять-семь. Или вообще в мере наказания: лишение свободы или условное осуждение. А будет приятно подозреваемому, то приятно и его благодарным родственникам, и адвокату, и самому Игорю Юрьевичу тоже приятно. И материальный достаток от подобных благодарностей рос бурными темпами. А это уже, дорогие братцы-кролики, отдельный огромнейший бонус. И уходить со столь 'хлебной' должности было бы верхом непрактичности.
  К тому же имелась в указанном положении определенная пикантность. Хороший работник, грамотный, исполнительный, на хорошем счету, дюжину лет оттрубил в прокуратуре, не имея серьезных залетов и взысканий, и все еще простой следак. Тем самым словно подчеркивалась его особенность, незаурядность. Хотя бы таким образом, ежели по-иному не срослось. Кстати, недавно добрые люди раскрыли глаза, нашептали, в чем крылась причина карьерного застоя Игоря Юрьевича. Причина оказалась донельзя банальной и примитивной; прежний начальник отдела кадров областной прокуратуры, в прошлом году спроваженный на заслуженную пенсию по возрасту, почему-то невзлюбил Данильца и ангажировал его перед руководством, как запойного пьяницу и человека поверхностного. Надо полагать, объясняя тем самым его высокие показатели в работе. Чем Игорь Юрьевич насолил кадровику добрые люди не поведали, то ли нагрубил когда, то ли дорогу кому перебежал, то ли физиономия не приглянулась.
  Прокурор района Кондратьев репутацию подчиненного отстоять не соизволил, считают его работника пьяницей в областной прокуратуре, и славно. Сотрудник неплохой, и самому пригодится. А на то, что карьера Данильца полетела коту под хвост, прокурору наплевать. Правда, последние два года в глаза, подлец, заглядывает, умасливает, уговаривает уйти на повышение, спасибо, есть повод - едва ли не каждый квартал из 'кадров' звонят, сватают на разные должности, словно восполняя былое молчание. Настойчиво уговаривают, и кадровики, и Кондратьев. Прокурор особенно. Боится, наверное, за собственное теплое местечко, думает, что Данилец его подсиживает. Зря боится, лучше бы заместителей своих опасался, те в прокурорское кресло с превеликим удовольствием усядутся.
  Игорь Юревич начальника не разубеждал, пусть думает, что хочет, параноик несчастный, а от предложений гордо отказывался, чем изрядно огорчал непосредственного начальника. Что касается подлого кадровика, то судьба предоставила шанс свести с ним счеты. На сто процентов оправдались многочисленные поговорки и пословицы в духе: 'земля круглая...' и 'не рой яму другому...'. Едва кадровик приобщился к могучему племени пенсионеров, как его племянничек угодил в криминальный переплет, поучаствовав со товарищи в нанесении тяжких телесных повреждений одному несчастному гражданину. Повреждения повлекли летальный исход, и возбужденное уголовное дело - немыслимый зигзаг удачи - передали для расследования Данильцу.
  И надо же такое стечение обстоятельств: буквально за неделю до означенного процессуального действа добрые люди как раз и нашептали про злого кадровика. Попади уголовное дело Игорю Юрьевичу на стол парой месяцев раньше или полгода спустя, глядишь, и остыл бы, не простил, но подзабыл. В холодной земле семя плохо приживается, в том числе и семя возмездия. И отделался бы тогда племянник легким испугом, пошел бы по делу свидетелем или, в худшем случае, на более легкую статью соскочил. Ведь за него уважаемые люди просили, высокопоставленные, видимо, бывший кадровик активную деятельность развил. И Кондратьев то ли просил, то ли приказывал. Однако семя попало на удобренную почву, ложка нашлась к обеду, и разъяренный Данилец уперся. Кто бы не просил, всем отказывал, даже друзьям, через которых пробовали на него воздействовать. А когда прокурор района стал на него давить и намекнул, что передаст дело другому, более сговорчивому, следователю, Игорь Юрьевич вообще чуть с катушек не сорвался. Нахамил Кондратьеву и клятвенно пообещал, что если начнутся какие-то шевеления с делом, он немедленно строчит жалобы в Генеральную прокуратуру и ФСБ о том, что прокурор района имеет корыстную заинтересованность в указанном расследовании и склоняет своего подчиненного к противоправному деянию, то есть к сокрытию преступления. Если уважаемый прокурор района не в курсе, то ныне идет компания по борьбе с укрытыми преступлениями, и еще один оборотень в погонах для фсбэшников и Генеральной просто лакомый кусочек.
  От подобной наглости Кондратьев слегка ошалел и не одернул Игоря Юрьевича. Только поинтересовался, как он собирается дальше жить и в прокуратуре работать. При подобных отношениях с руководством. На что Данилец ответил, что терять ему нечего, карьера все равно не сложилась, кстати, за это в ответе дядя одного подонка, за которого прокурор района и хлопочет. А за своего следователя почему-то не похлопотал. Кроме того, за место не держится, но если его начнут из конторы выдавливать, скандал поднимет такой, что чертям тошно станет. Выслушав последнюю тираду, прокурор смешался, сбивчиво извинился и ретировался.
  После этой беседы на повышенных тонах к Данильцу с просьбами смягчить ответственность племянника никто не приставал. Дело ушло в суд, и герой уличных баталий получил законные восемь лет общего режима. А Кондратьев начал настойчиво приставать к Игорю Юрьевичу, агитируя его согласиться на повышение.
  Земля действительно круглая.
  Хотя кадровик оказался не настолько и неправ. В части употребления спиртного. И вчерашний вечер, плавно перетекший в сегодняшнюю ночь, - тому подтверждение. Мутило не по-детски. А каждая выбоина на асфальте, каждая кочка отдавалась в голове набатным звоном.
  Наконец уазик остановился.
  - Приехали,- судебный медик со смешной фамилией Круглик выскочил из машины первым. Невзирая на особенности телосложения, которые ненавязчиво напоминали о фамилии. Следом за ним, охая и морщась, вывалился наружу и Игорь Юрьевич, последним вылез эксперт-криминалист.
  Двое оперативников уже были здесь, топтались около лежащих на траве тел. Одного из них - своего тезку Игоря Васильева из так называемой 'группы по тяжким' - Данилец хорошо знал, а второго паренька раньше никогда не видел. Молодой тощий, наверное, стажер. Великолепно, на два трупа стажера посылали! Спасибо, хоть не курсанта.
  - Здорово, Юрьич.
  - Доброе утро.
  - Какое оно, к чертям собачьим доброе, - вместо приветствия буркнул Данилец и спросил тощего опера: - Стажер?
  - Ага.
  - А зовут?
  - Арсений.
  - Как?
  - Арсений,- хлопнул глазами парень.
  - Вот мода! Как только народ не извращается, имена придумывая. Не Мишка, не Гришка, Арсений... - протянул Данилец. - А сокращенно?
  - Сеня.
  - Другое дело. Будем знакомы, а я Игорь Юрьевич, можно просто Игорь.
  - Или просто Юрьич, - вставил Васильев.
  Скрепив акт знакомства рукопожатием, Данилец грустно осмотрел картину Репина 'Два трупа' и поинтересовался:
  - Из областной не выехали?
  - Нет, сказали, что людей нет, все в отпусках и командировках. Сам понимаешь, утро выходного дня...
  - Сволочи! - искренне огорчился Данилец. Последний шанс на то, что удастся уклониться от нудной и противной многочасовой работы, растаял без следа.
  Одно дело, когда ты на подхвате у коллеги из вышестоящего органа, баклуши бьешь, создаешь видимость бурной деятельности, а другое - когда следственно-оперативной бригадой сам руководишь. Ответственность на тебе, что-то проворонишь - шишки понятно на кого посыплются. Вообще, согласно многочисленным указаниям и инструкциям на место происшествия в подобных случаях - два трупа и подозрение на криминал - положено выезжать следователям отдела по расследованию убийств и бандитизма областной прокуратуры, но не всегда указания исполнялись точно. И сегодня кое-кто нагло игнорировал инструкции и приказы. Правильно. Зачем областным следакам с осмотром париться, пусть районники время тратят. Если надо, то руководство отмашку даст и важняки подключатся. А отдуваться Данильцу.
  И ведь нутро подсказывает - препоганейшее дело наклевывается; у одного трупа сожжена голова и руки, а из груди рукоятка ножа торчит. Загляденье! Даже подозрительно, что милицейское и прокурорское начальство не понаехало. Они любят целым табуном на авто с мигалками прибыть, постоять минут десять в сторонке, надавать глупых ЦУ подчиненным по ведомственной принадлежности и с чувством выполненного долга удалиться.
  - Парни с толстыми задами и большими погонами не отмечались?
  - Шутишь, Юрьич? Мы первые. Подожди, отметятся еще, утро длинное.
  -Я бы их... А вас, почему мало, убийство, да еще, вероятно, двойное, а здесь только ты со стажером?
  -Ни фига! Гапанович просто с местным участковым пошел смотреть, куда колея ведет - кто-то ночью на машине катался. Да еще пара человек из ГУВД грозились подскочить. Хотя, что тут делать? Опрашивать некого, очевидцев нет. Типичная темнуха.
  - Хорошо, - вздохнул Данилец, развел руками в ответ на непонимающий взгляд Васильева и направился за папкой в уазик, где скучал сержант-водитель. Авторитетно так скучал, не подступишься. И вообще, народ был очень занят, наравне с водителем. Оперативники глубокомысленно топтались возле тел, криминалист курил в сторонке и любовался природой, а сам Игорь Юрьевич лениво копался в папке в поисках бланка соответствующего протокола. Один судебный медик изображал активность и ощупывал трупы одетыми в резиновые перчатки руками.
  Искомый бланк обнаружился в одном из отделений и лег на папку, поверх специально разлинованного листа - 'тельняшки'. Будь его воля, Данилец заполнил бы протокол прямо в уазике, но производить осмотр из машины не стал. Не поймут. Не алкаш отравившийся и не 'висельник' все же. На корточках писать - полный капут, ищите другого йога, а бегать от трупов в машину и обратно - ищите легкоатлета. И уазик ближе не подгонишь, следы скроет: окурки, отпечатки обуви, протекторов.
  А что это у нас там лежит? Ящик. Замечательно. На него и сядем.
  - Эй, стажер! Сеня! Принеси, пожалуйста, вон ту конструкцию поближе к телам. Ящик, ящик. Спасибо!
  Теперь и пером поскрипеть не грех. Игорь Юрьевич постелил на ящик пару испорченных бланков и расположился на импровизированном табурете. Не кресло, конечно, но за неимением кухарки, говорят, и дворника пользуют.
  Отогнав надоедливую муху, нарезающую круги вокруг ящика, поинтересовался у медика:
  - Чем порадуешь?
  - И хотел бы, да нечем!- жизнерадостно осклабился Круглик. Даже пузцо колыхнулось восторженно. Сколько Данилец его знал, столько и видел эту лучезарную улыбочку. Круглик отличался какой-то перманентной жизнерадостностью, на грани идиотизма. Смешочки, шуточки, улыбочки, похохатывания; иные эмоциональные проявления ему были несвойственны. Печального Круглика Игорь Юрьевич и представить не мог. Казалось, медик известие о собственной кончине воспримет с дурацкой ухмылкой.
  - Непростые трупики. Мужика, без вариантов, отправили к праотцам принудительно. Ты и без меня догадался, наверное. Ножичек в груди, прямо-таки символизирует насильственный характер смерти. А есть ли еще серьезные повреждения помимо ранения в грудную клетку, я тебе сейчас не скажу. На груди, животе и ногах видимых нет, футболку и штаны задрал, посмотрел, а на голове и кистях, сам понимаешь, только после вскрытия. В районе правого подреберья имеются две гематомы, но явно старые, желтеть уже начали. На спине посмотрю позже, перевернуть надо. Не нравится мне вот эта вмятина на макушке. - Круглик потрогал обугленный дурно пахнущий шар.- Однозначно не нравится. С дамочкой сложнее, видимые повреждения в наличии, и немало их, несколько ребер сломано, грудина вообще характерно мягкая, но... - Пухлый указательный палец в резиновом облачении взметнулся вверх. - О причине смерти ничего сказать пока не могу. Только после вскрытия. Колото-резанных ранений, по крайней мере, нет. И черепно-мозговая, маловероятна. Одно могу сказать, били ее недавно, повреждения прижизненные. И еще... Кровь в области половых органов настораживает. Что-то мне подсказывает, попользовались дамочкой, без ее согласия.
  - Жизненный и профессиональный опыт,- фыркнул Игорь Юрьевич.
  - Вероятно.
  - Давно они отправились, как ты говоришь, к праотцам? - Данилец видел, что Круглик держит в руках похожий на электрический тонометр прибор со шнуром. С помощью данного аппарата - название из памяти выветрилось - измерялась температура печени трупа, и вычислялось приблизительное время смерти. При условии, что труп не достиг явно выраженной стадии разложения.
  - Айн момент! - судмедэксперт воткнул иглу в правый бок тела женщины, а затем повторил процедуру с телом мужчины. - От шести до восьми часов назад.
  - Понятно,- протянул Игорь Юрьевич, хотя понятнее ничего не стало. И без того ясно было, что трупы свежие.
  - Записывать готов? Я диктую?
  - Погоди, первый лист заполню...
  - А чего тянуть кота за... хвост, - зевнул медик.- Потом заполнишь. У меня большого желания тут с вами куковать нет. Продиктую, и восвояси. Позавтракаю по-человечески. - Круглик мечтательно зажмурился и на слове 'позавтракаю' мурлыкнул, почти как тот кот, которого за хвост никогда не тянули.
  - Тогда хоть дай, соображу, откуда осмотр трупа записывать, чтобы места хватило, а то еще промахнусь - подгонять текстовку придется.
  - Договорились, обожду. Нож убирать будешь?
  -Нож, нож... где бы начать... отсюда, наверное. Кстати, нож... Сашка, ты чего там расселся?! - крикнул Данилец криминалисту, который успел забраться обратно в машину и, оживленно жестикулируя, разговаривал с водителем.- Фотографируй, давай и вещдоки собирай, пока начальство не налетело и местность не повытоптало.
  Мелкий и шустрый, словно хорек, эксперт мгновенно выскочил из автомобиля и начал щелкать затвором фотокамеры.
  - Нож упаковать?
  - Потом, пусть полковники поглядят. С ножиком ... живописнее. Поехали, диктуй, душа медицинская!
  Едва добрались до описания телесных повреждений мужчины, как на авансцене появились новые персонажи. Под аккомпанемент сирен и мигалок прибыла украшенная разнокалиберными погонами и мундирами массовка - милицейское и прокурорское начальство. По количеству рыл и величине звезд на погонах милицейские чины однозначно выигрывали. Тут и начальник УВД Центрального района засветился, и зам начальника городского УВД и даже один из заместителей генерала не побрезговал. И каждый со свитой приперся. Больше дюжины рыл, и все сплошь полковники да подполковники.
  Прокурорские же были представлены пожиже, только районным звеном, но зато оба Кондратьевских зама пожаловали. И Михолап, и Колесников. Невидаль, однако! Одного-то в редкую стежку на месте происшествия встретить - за счастье, а тут двоих сразу. Впрочем, Данилец мог об заклад побиться, что оба красавца вчера употребляли вместе и просто не успели разойтись. Дежурил от руководства, кажется, Михолап, а Колесников увязался за компанию. А что, пять минут потолкутся, два-три вопроса умных зададут, родят что-нибудь туманно-приказное, с милицейскими полканами поручкаются и обратно вернутся. Праздновать, что там у них по календарю.
  Еще и впечатлений наберутся, новые темы для обсуждения возникнут. Версии, догадки, домыслы. Все равно за бутылкой наверняка о работе разговаривали. Своеобразная экскурсия, и для милицейских, и для прокурорских чинов. Во исполнение служебных обязанностей, необременительных, но суетных и никчемных. Пользы от подобных мероприятий никакой, а галочку в отчет потом поставят. Выезд на место происшествия, не хухры-мухры. При подведении итогов года авось пригодится. В плане повышения показателей.
  Какая светлая голова придумала подобные начальственные экскурсии, история умалчивала, но соответствующие приказы имелись и по линии МВД, и по линии прокуратуры. И головёнку автору-умнику при случае Игорь Юрьевич открутил бы. Глупые и бессмысленные 'ценные' указания Данилец не переваривал органически, а иных результатов, с его точки зрения, выезды на места происшествия прокурорского и тем паче милицейского руководства не приносили. Ввиду чего на прибытие 'высоких' должностных лиц отреагировал соответствующим образом.
  То есть никак. И ухом не повел, продолжая заполнять протокол осмотра под диктовку Круглика, выплевывающего обкатанные, заученные фразы со скоростью пулемета. Древнего, ленивого, но все же пулемета. Правая рука от скорописи немела.
  Судмедэксперт отнесся к явлению начальства народу практически также. Оторвался от изучения обожженных кистей трупа мужчины, повернулся на шум, хихикнул и вернулся к прежнему занятию. При этом ни на секунду не прервал монотонную диктовку. А вот сотрудники милиции не только ухом повели, но и субординацию продемонстрировали. Опера метнулись к полковникам на доклад, а криминалист засуетился, сначала, вроде бы, решил присоединиться к розыскникам, но остался, лишь подобрался и принялся щелкать фотоаппаратом чаще, словно подстраиваясь под ритм Круглика.
  Оно и понятно, в прокуратуре с субординацией и чинопочитанием не очень. С показным, демонстративным чинопочитанием и внешними признаками субординации. А негласное преклонение было распространено. Как и в других правоохранительных структурах в прокуратуре нижестоящие подчинялись вышестоящим, исполняли любые их указания, включая безусловно тупые и ненужные, лизали вполне определенные - филейные - части начальственных организмов, почтительно гнули спины, но делалось вышеперечисленное сугубо добровольно. Вернее, добровольно-принудительно; хочешь карабкаться вверх по служебной лестнице - будь добр, делай. А честь отдавать путем приставления ладони к виску или, например, вставать, когда входит в старший по званию, не требовалось. Это на сотрудников милиции дисциплинарные уставы и положения о прохождении службы налагали довольно много подобных обязанностей, по аналогии с армейскими, а прокуратура, исключая военную, - организация сугубо гражданская. Бюрократическая. Даром, что тоже звезды на погонах. Если бы самолично прокурор области прибыл или хотя бы его заместитель, Данилец бы еще подумал, встать, доложить или нет. И то пару лет назад. А ныне - увольте. Пусть Михолап и Колесников, которые и по возрасту младше, и по стажу работы до Игоря Юрьевича не дотягивают, ему почтительность выказывают.
  Медикам же на доклады, указания и прочую фанаберию вообще чихать. У них в бюро махровый либерализм и демократия процветают, поскольку каждый сам по себе, а начальство почти номинальное.
  - Ну как?- очень глубоким и продуманным вопросом отвлек Игоря Юрьевича от написания диктанта подошедший Михолап.
  - Что именно?
  - Ну... - покрутил пальцами в воздухе заместитель прокурора, вздохнул и уточнил: - Как дела?
  Неопределенный аромат, уже не водочный, но еще не перегар разнесся по пространству. Эдакий недозрелый перегар. Десяток подобных вздохов по степени убойности вполне можно было приравнять к химическому оружию. А-ля зарин или иприт.
  Кожа на носу сморщилась желтым пожухлым листом. Какое блаженство для органов осязания! Если бы сам Данилец не изрыгал в атмосферу сходные по ядовитости пары вчерашнего веселья, выхлоп Михолапа его бы точно доконал. Все минувшее попросилось бы наружу - прямо на модные начищенные до блеска замовские туфли.
  А так ничего, терпимо, только металлический привкус под языком приобрел кисловатые оттенки.
  - Вася, ты яснее изъясняйся. Я не Нострадамус, и не баба Ванга, чтобы гадать, чего ты там имел в виду. И даже не Алексей Кортнев из группы 'Несчастный случай'.
  - Уф,- еще раз отравил окружающую среду Михолап.- Тяжко. Криминальные?
  - Нет-нет! Я же не зря про группу Кортнева намекнул. Несчастный случай. Мужичок воткнул себе ножик в сердце, а потом для верности голову себе поджег. Вместе с руками. Чтобы нехорошие следователи помучились, опознать не сумели. Однозначно, отказной будет.
  - Юродствуешь, ехидничаешь... Задорнов нашелся.
  - Вопросов дурацких поменьше задавай, ехидничать не буду. Не видишь, нож из груди торчит? Или залил так, что зрение расфокусировалось?
  - Ой, Юрьич, не строй из себя борца за трезвость. Сам вчера с операми не бухал, что ли?
  - Ключевое слово, Вася, тут 'вчера'. А ты - сегодня.
  - Главное, меру знать, - влез в препирательство прокурорских Круглик.- Дозу соблюдать. Как метко подмечали древние мудрецы: '...и лекарство, и отрава...'.
  - Пожалуйста, без цитат.
  - Меру соблюли, не волнуйся...
  - Еще чего, волноваться,- пробурчал Данилец.
  - Лучше скажи, областники не подъезжали? Дело, может, заберут. Их епархия.
  - Держи карман шире. Не приедут, народу не хватает, отпуска, командировки, пятое-десятое...
  - Понятно,- огорчился Михолап. - Они в стороне, а мы опять сопли разгребай. А ведь областная подсудность. Темнуха капитальная?
  - Капитальнее не бывает. Свидетелей, очевидцев нет, следов тоже не ахти, голяк полный, - на всякий случай перестраховался Игорь Юрьевич. Если улики появятся и дело раскроется, то ему следователю Данильцу огромный плюс, почет и уважение, а не получится, так и спрос невелик - следов с самого начала кот наплакал. Не обессудьте. - Орудие только на месте бросили, вдруг, даст что-нибудь, да еще когда жертв опознают, прояснится малость.
  - Понятно, - окончательно расстроился заместитель прокурора. - Зацепок нет.
  Как известно, движение плечевых суставов вверх-вниз обычно символизирует устоявшуюся конклюдентную форму выражения равнодушного недоумения. Или нежелания отвечать на банальную реплику собеседника. Указанное движение Данилец совершил - пусть Михолап трактует его по своему усмотрению. И, чтобы замять тему, спросил:
  - А зачем ты Колесникова приволок? Он же еле-еле на ногах стоит, того и гляди, на четыре кости встанет.
  - Не встанет, он - товарищ тренированный. А вместе приехали для... усиления. Я же думал, что Коваленко дежурит. Поменялся с ним?
  - Надо полагать, раз здесь на пне сижу, а не в теплой кровати седьмой сон досматриваю.
  - Это хорошо, тогда нам беспокоится не о чем. Коваленко ведь таких дел натворить способен, не тебе рассказывать.
  - Очень верно замечено, - поддержал Михолапа Круглик. - Способный молодой человек...
  Следователь Евгений Альбертович Коваленко действительно наворотить мог немало. И наворачивал уже не раз и не два. Рвения у человека имелось в избытке, а здравомыслия не хватало. И вроде уже не столь молодой и неопытный, чтобы в каждом следственном действии по нескольку серьезных ляпов допускать, под тридцатник, в прокуратуре четвертый год работает, должен и руку набить, и глаз наметать. Ан, нет. Каждое уголовное дело в суд отправлялось, мягко говоря, с приключениями. То подпись допрашиваемого лица в протоколе отсутствует, то в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого статья-другая исчезнет, то документы из одного дела внезапно обнаруживаются в другом.
  И это еще мелочи, которые не так тяжело исправить на стадии предварительного расследования, благо и Михолап, и Кондратьев к делам, расследуемым Коваленко, относились с особым пристрастием и проверяли их с особым тщанием. Евгений Альбертович гадил и по-крупному. То печать прокурорскую гербовую потеряет, то абсолютно непричастного к преступлению гражданина норовит под стражу взять, то 'забудет' об уголовном деле вплоть до истечения сроков расследования. В подобных случаях уголовное дело спешно изымалось у Коваленко и передавалось, извините за корявость слога, более благонадежному и добросовестному сотруднику. Как правило, или Данильцу, или другому опытному следователю - Ивановой.
  А однажды и вовсе анекдотичная история произошла. Коваленко спихнули 'темное' уголовное дело, возбужденное по факту безвестной пропажи некоего Рудакова. Фигуранты в деле отсутствовали, об исчезновении Рудакова заявила его жена, со слов которой супруг ушел из дома на работу месяц назад и не вернулся. Подобные дела тихо пылятся на полках или в сейфах, обычно производство по ним приостанавливается. Лежат спокойно, пока не будет обнаружен труп пропавшего без вести гражданина. В лучшем случае пыль с него сдувают розыскники для сличения примет без вести пропавшего с фотографиями трупов неопознанных лиц. И только если найдется тело, то начинается более или менее активная работа. Однако Евгений Альбертович обнаружения трупа ждать не стал, проявил свойственные ему рвение и энтузиазм и совместно с оперативниками выявил злодея, лишившего жизни без вести пропавшего Рудакова. Злоумышленником оказался сосед безвинно убиенного и, одновременно, его давний недруг на почве ревности к смазливой соседской пассии. Добрые люди нашептали оперативникам, что сосед небеспочвенно подозревал благоверную в адюльтере и не раз грозился прибить 'подлеца Рудакова'.
  По указанию Коваленко сосед был задержан сотрудниками милиции и помещен в изолятор временного содержания Центрального РУВД, где поначалу упорствовал и отказывался признавать вину. Однако после соответствующей психологической обработки с использованием проверенных практикой приемов оперативной работы (одевание противогаза на голову с последующим вентилированием легких подозреваемого никотиновым дымом и приковывание наручниками к батарее с сопутствующим массажем почек резиновой дубинкой), а также хитроумных методов следственной тактики (посулы поместить в специальную камеру с хорошо выдрессированными лицами смежной половой ориентации, крик, разбрызгивание слюны, угрозы и увещевания), сосед 'раскололся'. До самых...извините, ягодиц. Сознался, написал явку с повинной и даже пообещал показать место, где труп спрятал.
  Добро восторжествовало, зло готовилось понести наказание, а Коваленко принять заслуженные почести. В виде премии, благодарности или присвоения внеочередного классного чина. Правда, с трупом неувязочка получилась, сосед так и не вспомнил, куда его дел, но Евгения Альбертовича сие мало смущало. Ведь в остальном - великолепно. Злодей рассказал по какой причине убил, посредством какого орудия, красочно описал механизм совершения преступления. Был грех - путался в деталях, но у бытовых пьяниц выпадения памяти повсеместно встречаются.
  Коваленко предъявил соседу обвинение в совершении умышленного убийства Рудакова и передал дело прокурору. Лавры ожидали героя. Но... вечно отравляет жизнь это мерзкое 'но'... Триумфу правосудия и лично следователя Коваленко помешала сущая ерунда - обнаружился труп. И не только обнаружился, а лично притопал в отделение милиции.
  Не подумайте, что данная история - ужасы в стиле 'Зомби возникают в полночь', отнюдь. Просто господин Рудаков вовсе не покинул наш суетный мир, как предполагали многие, а крепко загулял на стороне. С чужой женщиной. Вошел в крутое запойное пике, о чем ни жене, ни прочим родственникам, ни друзьям сообщить не удосужился. Что поделаешь, любовь настигла человека. Пополам с водкой. А потом краем уха прослышал, что его милиция ищет, как без вести пропавшего, усовестился и, чуть протрезвев, явился в РУВД засвидетельствовать факт собственного существования.
  Факт засвидетельствовали. И немножко помяли ребра восставшему из мертвых. От огорчения. И чтобы впредь неповадно было добросовестных сотрудников пустой работой загружать и с чужими бабами куролесить. Премия сорвалась, родилась легенда.
  К вящему удивлению сослуживцев, невзирая на многочисленные суровые 'залеты', Евгения Альбертовича не только не увольняли, но даже в дисциплинарном порядке наказывали редко. В конторе ходили слухи о том, что у непотопляемого следователя есть то ли мохнатая лапа в областной прокуратуре, то ли богатый родственник, который щедрыми подношениями и подачками умилостивляет власть предержащих. Неподтвержденные, но упорные слухи. Скептики сомневались, справедливо замечая, что имейся у Коваленко могущественный покровитель или мохнатая лапа, то его давно бы уже повысили. А доверчивые настаивали, упирая на тот факт, и при трех волосатых лапах на солидную должность балбеса не возьмут, устыдятся. Сам Коваленко комментировать слухи отказывался, отмалчивался или отшучивался.
  Коллегам же, осчастливленным получением очередного 'загубленного' дела, требующего расследования в авральном режиме, оставалось скрипеть зубами и костерить 'идиота'. Кто про себя - Иванова, а кто вслух - Данилец.
  По изложенным причинам Игорю Юрьевичу не нужно было рассказывать о способностях следователя Коваленко, сам кому угодно страшилок отвалил бы. Хошь с 'зомбями', хошь без. Но и кости ему перемывать, против чего не возражал судебный медик, не тянуло. Уже на сто рядов перемыли, до костного мозга.
  - Способен, и флаг ему... в руки. Ко мне еще вопросы будут? А то работать надо. Сам потом вопить будешь: 'Почему осмотр куцый? Где замеры?'.
  - Когда это я вопил?- возмутился Михолап.- Я на недостатки внимание обращал.
  - Конечно,- сарказмом Данильца можно было заправить половину баллистических ракет стран блока НАТО.
  - Будет тебе... - Михолап увидел, что к ним, пошатываясь и оступаясь, бредет Колесников, заторопился. - В помощь стажера не прислать?
  - Неплохо бы, до ночи возиться охоты нет.
  -Тогда Хруля или Сабитова отправлю. Пусть молодежь опыта набирается. Хоть вместо писаря используешь.
  - Пришлешь, с меня пузырь.
  - Заметано.
  - Дело кому передавать?
  - Юрьич, ты прости, но, если областники не заберут...
  - Они не заберут.
  -... то тогда тебе придется. Иванова в отпуске. А другим дело областной подсудности я доверить не могу. Они что-нибудь прохлопают, а мне же потом по макушке и настучат. Так что, давай, для себя стараешься. Удачи! - Михолап поспешил на помощь второму заму, который споткнулся о корень, повалился на кусты и, неуклюже ворочаясь, пытался выбраться из веточных пут. Нужно было срочно спасать честь прокурорского мундира и привести собутыльника в вертикальное положение, дабы окончательно не опозориться и не упасть - во всех смыслах - в глазах представителей поднадзорного органа. В глазах и на глазах.
  
   * * *
  
  Экспертно-криминалистический отдел (ЭКО) занимал часть третьего - верхнего - этажа старинного здания дореволюционной постройки, ниже располагалось отделение Пенсионного Фонда РФ. Помещений в центре города катастрофически не хватало, поэтому в основном здании Центрального РУВД размещалась едва ли половина его структур, а остальные ютились где придется. Третий этаж с экспертами делили подразделение по предупреждению правонарушений среди несовершеннолетних и паспортно-визовая служба. Но в отличие от вотчины инспекторов по делам несовершеннолетних и особенно клоаки паспортистов, куда народ валом валил, в закутке ЭКО царило перманентное... нет, не спокойствие - безлюдье. В свое время мудрый начальник отдела догадался оснастить вход в закуток дверью, и посторонние перестали бродить по коридору и спрашивать, где тот или иной кабинет.
  Чужие здесь не появлялись, массовых хождений не было, начальство заглядывало раз в пятилетку, никто глаза не мозолил. Забегали только следователи, оперативники да коллеги-эксперты. Уединенностью закутка эксперты пользовались по-своему. Ежедневно в конце рабочего дня собирались в самом большом кабинете и 'перекусывали'. С возлияниями. По пятницам возлияния пропорционально увеличивались, а в предпраздничные дни нередко превращались в настоящие гульбища. Но гульбища тихие, служители закона все-таки, без битья посуды и морд, ломания мебели, плясок на столах и вызывания девиц облегченного поведения. В тарелках с салатом засыпали - бывало, съеденное - выпитое назад извергали вообще часто, традиционные вопросы типа 'ты меня уважаешь?' друг другу задавали, но интеллигентно без хватания за грудки и выяснения, чей авторитет шире и круче. Обходились без эксцессов. Справедливости ради, отдельные эксперты злоупотребляли этой уединенностью и, простите, употребляли во время рабочего дня, кто с утра, кто с обеда, но с данным негативным явлением нынешний начальник ЭКО Милевский боролся нещадно. Вплоть до остракизма. В виде изгнания с совместных гулянок.
  Игорь Юрьевич сам неоднократно принимал посильное участие в мероприятиях экспертов. Для поддержания дружеских отношений. И поллитровками нередко рассчитывался за ускорение процесса изготовления экспертизы. В связи с чем в ЭКО принимали его с распростертыми объятиями.
  - Юрьич, какими судьбами?!- навстречу Данильцу чертиком из табакерки выскочил эксперт Сапега. Подозрительно всклокоченная шевелюра, красный нос и оплывшая физиономия эксперта наводила на некоторые размышления. Например, о том, что кое-кто с утра пропустил или, что более вероятно, опохмелился. Невзирая на понедельник, который 'день тяжелый', конец полугодия, что влекло необходимость составления отчетности, сравнительную отдаленность обеда и так далее. Учитывая, что щеки Сапеги и без того свешивались до подбородка, зрелище умиляло и пугало одновременно. Страдающий ожирением похмельный бульдог с несчастными глазами.
  Общаться с подобным созданием не входило в планы Игоря Юрьевича, и он постарался уклониться от разговора.
  - Мимоходом, Петрович.
  Предпринятая попытка протиснуться мимо Сапеги, закончилась неудачей. Ширина коридора и габариты криминалиста не позволяли миновать столь массивную тушу без ущерба для здоровья. Данилец здоровьем рисковать не стал и отхлынул. Сапега, не обратив на телодвижения собеседника никакого внимания, вцепился в рукав следователя, приник к уху и жарко зашептал:
  - Юрьич, пойдем, пригубим по маленькой. У меня грамм триста коньячку в сейфе осталось. А спонсируешь, я еще сбегаю и за беленькой, и закусочки прихвачу. Пригубим, а?
  - Я пас.
  - Брось! По чуть-чуть, по стопочке...
  - Бросил бы - не пил. Я еще после пятницы не отошел, и все выходные пахал как проклятый.
  - Тогда подлечиться, а?
  - Поздно лечиться. Три дня прошло. Нет, Петрович, сегодня без меня. Да и некогда. Я по работе приехал, на полчаса буквально.
  - А по капле? Я угощаю.
  - Извини, но... - Игорь Юрьевич развел руками и бочком-бочком просочился в свободное пространство коридора. Сапега, уразумев, что прокурорского в соратники по заливу горящих труб сагитировать не вышло, развернулся и с грацией давно не ремонтированного дредноута поплыл дальше. Надо полагать, на поиски компаньона.
  Данилец действительно приехал по делу. Во время осмотра места происшествия нож они с криминалистом осмотрели бегло, эксперт снял с рукояти отпечатки пальцев, коих обнаружилось целых два; один смазанный, второй - довольно четкий, упаковал и изъял вещественное доказательство. Нож был весь испачкан в крови, и устало-похмельный криминалист, в обязанности которого входила помощь следователю в закреплении следов преступления, проглядел одну маленькую, но существенную деталь - надпись на лезвии. Вернее, не прошляпил, а принял ее за узор. Немудрено, надпись выгравирована мелкими буквами, похожими на арабскую вязь. Сам следователь тоже посчитал, что это узор. Что же говорить о криминалисте, который выкушал в предшествующие выезду сутки не в пример большее количество горячительного.
  Сегодня же утром Игорь Юрьевич более внимательно осмотрел нож и увидел, что на лезвие имеется не узор, а именно надпись. Дарственная. Что вкупе с отпечатками вдохновляло и сулило быстрое раскрытие преступления.
  Отпечатки его сразу заинтересовали мало, а вот надпись - другое дело. Как они с криминалистом проглядели ее при осмотре, точнее, приняли за узор, оставалось только дивиться. Конечно, завитушки затрудняли прочтение, и рассыпанные бисером буковки впору под микроскопом разглядывать, и вчерашнее утро... ох и нелегким было, но все же... Не догадались, что нож украшают не закорючки вычурные, а буквы, складывающиеся в простые слова. А еще профессионалами себя считают. Данилец в протоколе так и отразил: '...на правой стороне лезвия нанесен мелкий узор длинной около пяти сантиметров...'.
  Серьезная ошибка, кстати. Или, наоборот, некстати. Если дело в областной суд пойдет, могут придраться. Игорь Юрьевич сгоряча собрался протокол осмотра места происшествия переделывать, потом бегать подписывать его у всех участников следственного действия, но потом опомнился и решил, что все можно исправить и без излишней суеты. Дополнительно осмотреть нож и в протоколе указать, что узор является стилизованной надписью.
  Продравшись сквозь затейливые хвостики и закорючки, удалось прочитать надпись: 'Саше Калинину от Димы'. Незамысловатая, примитивная, где-то даже кондовая. Мастера эпистолярного жанра на заборах и на стенах общественных уборных порой поизысканнее пишут, но надпись насторожила следователя. И фамилия Калинин не самая редкая, и Дим вокруг как собак нерезаных, а Саш и того больше, однако зацепила некий крючок в подсознании. Он уже слышал ранее это сочетание - Саша Калинин. Но где и когда?
  И тут, как водится не только в литературных трудах, но и в жизни, в результате получасового интенсивного мозгового штурма Данильца осенило. А ведь так сына председателя Законодательного собрания области и кандидата в градоначальники кличут. А еще у него прозвище имеется: то ли Локомотив, то ли Паровоз. У сына. У депутата и кандидата с прозвищами не очень, а вот с финансами - наоборот. И Калинин-младший постоянная головная боль не только отца, но и правоохранительных органов. Не судим, но по оперативным учетам в ОПГ числится. Приводов не меньше, чем блох на вокзальной дворняге. И вспомнил его Данилец, потому что недавно на одной из пьянок кто-то про депутатского сына байки травил. Из цикла нарочно не придумаешь.
  Может, это и не тот Саша Калинин в надписи на лезвие ножа упомянут, но сердце у Игоря Юрьевича екнуло. Громко. Почти - большим соборным колоколом. И пальцы вялыми сделались. Хотя шансов было один из несколько сотен (по числу Александров Калининых дееспособного возраста, проживающих в Белореченске), предчувствие нашептывало, что Саша тот самый. И никакой другой. А если так, то уголовное дело из относительно гнилого превращалось в ультра поганое. Если депутатский сын к убийству причастен - пахнет жареным непосредственно для старшего следователя Данильца. За любимое чадо Калинин-отец порвет кого угодно, а какого-то следователишку сожрет с потрохами и выплюнет.
  Оставалось лишь надеяться, что депутатские родственники здесь ни при чем. Связи ведь с жертвами не прослеживаются. Правда, сведений о личности обгорелого мужчины не добыли вовсе, и едва ли в ближайшем будущем ситуация прояснится; ни отпечатки пальцев снять, ни фотографию по телевидению показать невозможно по понятным причинам. Разве что родные начнут пропавшего искать и опознают, но на это надежд мало. Ни особых примет, ни уродств. Теоретически имелся шанс на опознание по зубам, но для этого необходимо хотя бы предполагать, кем являлся убитый.
  Личность же второй жертвы установили: обычная рядовая гражданка, по учетам в окружении воротил преступного мира не проходила, не судима, не состояла, не привлекалась. Одно настораживало, Данилец не мог ее мужа разыскать. По телефонам звонил - тишина. Вдруг супруг каким-то боком причастен к преступлению? Дай-то бог, все лучше, чем Калининский сынок. Кроме того, существовала вероятность, что обгорелое тело принадлежит мужу мертвой гражданки. Одним махом двоих убивахом. Тогда, с одной стороны, дело бы упростилось - имена обоих жертв известны, можно пройтись по их связям. А с другой, наоборот, усложнилось - отношения к Калинину и его присным никакого.
  Ситуация с трупом мужчины должна более или менее проясниться завтра. Игорь Юрьевич пригласил для опознания мать мертвой женщины, заодно и второе тело посмотрит, вдруг зятя узнает. Хотя следователь в подобный расклад не верил. То самое пресловутое профессиональное чутье подсказывало, что труп мужчины долго будет оставаться неустановленным.
  Пораскинув мозгами, Игорь Юрьевич решил себя понапрасну не изводить и кое-что проверить. Вернее говоря, постараться узнать, кому принадлежат отпечатки на рукояти ножа. При условии, что в базе данных таковые сведения найдутся - ведь там в основном хранится информация об отпечатках пальцев лиц, имевших когда-либо трения с законом.
  Именно в целях самоуспокоения Данилец не напечатал постановление о назначении дактилоскопической экспертизы и не сунул его в почту, как обычно, а сам приехал в ЭКО. Во времена оные, когда Игорь Юрьевич только начинал работать следователем, чтобы оперативно получить сведения об отпечатках пальцев, необходимо было переться в Информационный центр областного УВД - единственно возможный источник, простаивать там в очередях, ругаться с экспертами, задабривать их, умолять и т.п. Или же отправлять постановления о назначении экспертизы и спокойно ждать несколько месяцев результатов. Ныне же повальная компьютеризация и автоматизация существенно облегчили жизнь торопыгам. Теперь сведениями об отпечатках пальцев и программами, облегчающими поиск, напичкано большинство компьютеров в экспертно-криминалистических отделов всех районных управлений. Достаточно приволочь собственную ... собственный зад в любой отдел и настоятельно попросить о помощи. Хотя подобной возможностью следователи пользовались очень редко, обычно просто ждали результатов дактилоскопической экспертизы, поскольку необходимость в спешной идентификации отпечатков возникала раз в год по четвергам.
  Однако сегодня был именно такой случай.
  С грехом пополам миновав форпост имени Сапеги, Данилец ввалился в кабинет к давнему приятелю Кириллу Зяблову. Вот с ним следователь опрокинуть рюмашку-другую не отказался бы, если предложит, конечно.
  Не предложил.
  - Игорь, ты чего это к нам с утра пораньше? - Зяблов оторвал взгляд от мерцающих на дисплее таблиц и повернул голову к двери. - Да еще в понедельник. Не заболел?
  - Во-первых, не с утра, на часы посмотри труженик. Полдвенадцатого, обед скоро.
  - У-гм, ты в этом смысле... рановато что-то. Я не готов. Печенка и без того барахлит. Давай лучше в пятницу или в четверг, как водится. И после четырех, раньше неудобно. А сейчас можешь с Сапегой оттянуться. Он только что заглядывал, в собутыльники набивался.
  - Примитивный ты субъект, Кирюша. За своими таблицами - шмаблицами уже ничего не видишь. Одичал. Если человек с утра к тебе забежал, сразу, значит, выпить хочет?
  - Не на чай же. Насколько я помню, - пробормотал эксперт,- ты чай летом не особо жалуешь.
  - Правильно, не на чай. Я по служебной надобности.
  - Случается же ... - иронично протянул Зяблов. - Тогда выкладывай, что во-вторых.
  - Чего во-вторых? - не понял Данилец.
  - Ты когда зашел, что сказал: 'Во-первых, не с утра, полдвенадцатого'. А во-вторых тогда что?
   - А-а... что во-вторых... Тьфу, забыл, что хотел сказать. Сбил меня с толку, ехидна... Короче, запускай 'Папилон' или что у тебя там и проверь вот эти пальчики.- Игорь Юрьевич положил на клавиатуру перед экспертом полиэтиленовые пленки с отпечатками.- А я пока до ветра схожу, что-то на пузырь давит.
  Процесс сличения отпечатков занял довольно много времени, компьютер то и дело зависал. Данилец просидел у Зяблова почти час и уже подумывал, не стоит ли откликнуться на интересное предложение Сапеги, когда программа выдала результат.
  - Держи. - Кирилл протянул следователю распечатанный лист.- С вероятностью девяносто восемь процентов это отпечаток большого пальца некоего А.В.Калинина, 1978 года рождения, адрес, не судим, но привлекался, и так далее. Второй отпечаток смазанный, программа не определяет.
  - Спасибо.
  - Что за деятель-то хоть? Убивец что ли?
  - Еще не ясно, но вряд ли... Ладно, я побежал дальше. Еще в морг заскочить надо.
  - Бывай.
  - Счастливо, - прихватив пленки и распечатку, Игорь Юрьевич пробкой от шампанского вылетел из кабинета.
  Все же тот самый Мюнхгаузен. Не барон и сказочник, но сын депутата и кандидата. И имя-отчество совпадает, и возраст, а вот и сведения о прекращении уголовного дела - Данилец как раз вспомнил, что речь и о сорвавшемся уголовном преследовании заходила. Если предположить, что на ноже отпечатки не сына депутата, то остается уверовать в двойника или пришельца из параллельного мира. Причем с теми же самыми данными о личности. Для очистки совести он, конечно, сверит еще и адрес, но лишь для окончательного избавления от иллюзий.
  Вернувшись на работу, Игорь Юрьевич позвонил знакомому оперу и аккуратно расспросил его о Калинине-младшем (адрес проживания, чем занимается и т.п.) под тем соусом, что требуется вызвать и допросить сына политика в качестве свидетеля. Оперативник подтвердил, что есть на белом свете такой Саша Паровоз - отпрыск большого человека и асоциальный тип. Данные, указанные опером, совпадали с информацией на распечатке с зябловского компьютера. Последние жалкие сомнения рассеялись.
  В кои-то веки предчувствия не обманули. Нет, чтобы хорошие оправдывались, обязательно самые мерзкие и чреватые крупными неприятностями сбываются.
  Противно заныло под лопаткой. Как всегда в состоянии тревоги или затаенного страха.
  Мысли расползались тараканами по плохо освещенной кухне. Попал, товарищ Данилец. Если следовать букве и духу закона, тупо исполняя свои служебные обязанности, то необходимо официально назначать дактилоскопическую экспертизу, а Калинина-младшего привлекать к уголовной ответственности. Для начала в качестве подозреваемого. С вытекающими. То бишь задержание, помещение в изолятор временного содержания на сорок восемь часов, заключение под стражу и прочее. Применить к подозреваемому в совершении убийства более мягкую меру пресечения, чем заключение под стражу, например, подписку о невыезде никто не позволит. А дальше - по накатанной дорожке: предъявление обвинения, допросы, экспертизы, направление дела в суд, срок лишения свободы.
  Не нужно быть пророком, чтобы догадаться, как отнесется Калинин - старший к следователю, который отправил его единственное чадо за решетку. А если у депутата рычагов и ресурсов хватит, чтобы не допустить осуждения сына, путем прекращения дела, либо оправдательного приговора, то Игорю Юрьевичу все едино не поздоровится. Крайним опять-таки его сделают, за незаконное привлечение к уголовной ответственности. И уволят с волчьим билетом из прокуратуры даже при самом благоприятном исходе.
  Как ни крути, синяки и шишки на следователя повалятся. Это если тупо исполнять должностные инструкции. Без оглядки на лица. Удел либо недалеких, либо бесстрашных, либо мажорных товарищей. Они и не заморачивались бы тяжкими раздумьями; беспутный сын политика на нарах быстро бы оказался. Бесстрашием и могущественными покровителями Данилец похвастаться не мог, опытом и здравым смыслом, напротив, обделен не был, поэтому ему приходилось просчитывать последствия своих действий. Будь они хоть трижды законными и четырежды высоконравственными.
  Существует еще вариант не менее тупо пренебречь служебным долгом. Вернее, грубо его нарушить. То есть стереть отпечатки пальцев с рукояти или, еще проще и надежнее, вообще подменить нож. И помалкивать себе в тряпочку. Пусть дело 'темным' остается до морковкиного заговенья. Но сие, братцы кролики, уже преступление. Самое настоящее. Предусмотренное соответствующей статьей особенной части Уголовного Кодекса РФ. Помимо мук совести - у Игоря Юрьевича имелись свои принципы, - еще и дамоклов меч правосудия повиснет над головой. Боязно.
  Заменить, конечно, не проблема. Нож вблизи кроме Данильца лишь эксперт на месте происшествия видел. Да и то надпись за узор принял. Через пару месяцев криминалист забудет не только, как нож выглядел, но и затруднится припомнить, а обнаруживался ли при осмотре такого-то числа некий колюще-режущий предмет. Регулярное потребление спиртосодержащих жидкостей, известно, ясности памяти не способствует.
  А вдруг?
  Сознание - штука тонкая, до конца не изученная, не говоря о подсознании. Вон, психологи вкупе с психиатрами сотни лет пыжатся, старясь понять и объяснить принципы функционирования сознания и подсознания, а воз и ныне там. Только словеса распыляют.
  Перемкнет еще в голове у эксперта, и вспомнит что-то, не дай бог. Как объяснять начальству, что нож слегка изменился. Узор исчез, отпечатки пальцев. Не эпопея 'Властелин колец' ведь, а обычное уголовное дело.
  Чревато.
  Кроме того, подмена может раскрыться и по-иному, даже без помощи криминалиста. Многие опера далеко не дуболомы, лодыри и пьяницы, как их преподносят телесериалы, вполне способны на Калинина-младшего и по своим каналам выйти. Проболтается сынок депутата где-нибудь в компании дружкам, поползут слухи, осведомители стуканут, и закружится карусель. Калинина разговорят, и тогда непременно всплывет факт 'утраты' подлинного ножа. Не исключено, конечно, что у оперативников тоже ума хватит с отпрыском левиафана местной политической лужи не связываться, но то бабушка надвое сказала. Не все же такие умные, предусмотрительные и острожные, вроде Игоря Юрьевича, самозваных героев и карьеристов в органах достаточно.
  Что имеем в результате?
  Или безальтернативно вызвать на себя депутатский гнев, или рисковать своей... шкурой, подменив нож. Первый вариант незатейлив и легко предсказуем. Второй, наоборот, многовариантен и плохо прогнозируем. Становиться недругом политика Данилец не желал в принципе, но и идти на преступление за здорово живешь тоже не рвался. Риск небольшой, но есть, нервов будет потрачено - десятки километров, совесть опять же помучает, а выгоды никакой, кроме того, что Калинин-папа на него не окрысится.
  Невелика радость.
  Другое дело, если лидер предвыборной гонки за кресло градоначальника станет его другом и покровителем... Кстати, а как повлияет на указанное лидерство, допустим, арест отпрыска? Надо думать, что наполеоновские планы Калинина-старшего рухнут карточным домиком. Привередливые избиратели вряд ли проголосуют за отца убийцы. Или даже человека, непосредственно причастного к убийству. Обыватели, а пользуется избирательным правом по большей части именно данная прослойка общества, не склонны разбираться в тонкостях; правовых, экономических, геополитических. И им до фонаря, что там надумают с процессуальным положением сына кандидата в мэры: исполнитель преступления, пособник или просто свидетель. Тем более что будущий статус А.В. Калинина пока и Данильцу неизвестен. Главное, замешан в убийстве, значит, рыльце в пушку. Как средства массовой информации преподнесут новость обывателю, так он ее и слопает. Без гарнира и подливов. Кресло председателя Законодательного Собрания - не пожизненное, депутатские полномочия - тоже. И выборы в законодательный орган области не за горами. А успеет ли отмыться от грязи Калинин-папа - еще вилами на воде писано.
  Политическая карьера известного депутата вполне может накрыться... тазом. Из медного сплава, кто не понял.
  К протянувшему же руку помощи поневоле будешь испытывать чувство благодарности. Особенно к тому, кто не только сына от тюрьмы спас, но и способствовал сохранению политического капитала. Естественная реакция любого нормального человека. Судя по репутации, кандидат в градоначальники - человек абсолютно нормальный и умеет ценить оказанные ему услуги. А то, что мог сделать для депутата Калинина Данилец - услуга, извините за тавтологию, неоценимая. Не услуга, а целая услужища. Спасательный круг, брошенный утопающему в нечистотах.
  Надо полагать, за депутатом не заржавеет. Сильные мира сего, твердо знают, что долг платежом красен, и в должниках ходить не любят.
  Напрашивается очевидный вывод: необходимо заделаться другом и спасителем карьеры депутата, точнее - председателя Заксобрания Калинина. То бишь не просто подменить орудие преступления, а преподнести пресловутый нож в дар. Кому - понятно. И ничего не требовать взамен. Упаси господь, не угрожать и не использовать приемы мелкого шантажа. Власть предержащим подобные методы не нравятся чрезвычайно. Даже если сразу и глазом не моргнут, потом отомстят всенепременно. И не просить ничего, не лебезить, не заискивать. Таким образом лишь пару фунтов презрения заработаешь. Подарить без лишних слов и расшаркиваний, вкратце разъяснить, что это и откуда, и откланяться. Для возникновения определенных отношений достаточно.
  А в дальнейшем, глядишь, и пригодится услуга. Еще один плюс в пользу подобного хода - под столь мощным прикрытием и нож менять не страшно; авось будущий мэр не забудет спасителя и подсобит в случае возникновения какой-либо неприятной ситуации с данным уголовным делом.
  Помимо прочего, ситуация с надписью и отпечатками отдавала дешевой театральностью. Словно некий закулисный махинатор желал руками правоохранительных органов разделаться с Калининым. Точнее, с обоими. Натравить прокуратуру на младшего, и позиции старшего тут же пошатнутся. У депутата врагов - как гуталина у сапожника, да и у сына, надо полагать, тоже немало. Один из них и мог устроить спектакль с убийством и уликами. Чем не версия? А то, будто в сказке, одно к одному: и гравировка красноречивая, и трупы, и кровь, и отпечатки. Вопиют, кричат о том, у кого рыло в пушку. Хоть сразу бери и толкай парня в камеру. В жизни разное бывает, но так... Чтобы столь явные и неопровержимые улики указывали на человека, притом очень непростого человека? Подобных случаев Игорь Юрьевич не припоминал. Обычно, наоборот, роешь, роешь, а результата - пшик. Все же что-то тут нечисто.
  Надрывно запиликал распластавшийся на столе телефон. Данилец вздрогнул и снял трубку. Звонила секретарша, напомнить, что прокурор собирает планерку. Игорь Юрьевич прошамкал, что не забыл, что уже практически одной ногой в кабинет и надавил пальцем на рычаг. Взгляд следователя замер на том месте, где приземлился палец. Аккуратные квадратики телефонных кнопок манили, завлекали, требовали постучать по ним, набирая семизначный номер.
  Интересно, какой номер у депутата Калинина? В справочнике наверняка есть. По крайней мере, телефон приемной.
  Может, позвонить прямо сейчас? Ломай голову - не ломай, другая столь же перспективная идея едва ли появится. Нет, пожалуй, торопиться не стоит. Времени в достатке, вагон и маленькая тележка, а спешка хороша лишь при отлове насекомых. Надо все еще раз обмозговать.
  Данилец положил трубку и отряхнулся, словно сбрасывая ледяные капли тяжелых раздумий.
  
   * * *
  
  Есть такая категория людей - счастливчики. Везунчики. Их никогда не бьет судьба, к ним не пристают болезни и хулиганы в подворотнях, они не ведают горечи тяжелых утрат, поскольку их близкие или здравствуют долго, или везунчики относятся к родным слишком холодно, чтобы серьезно за них переживать. Любимцев фортуны не преследует меланхолия, они перманентно заряжены на победу, лучатся оптимизмом, термины 'хандра', 'сплин' и 'депрессия' отсутствуют в их лексиконе. Им перманентно везет на экзаменах - сдают на пятерки те предметы, которые почти не учили. Им прут козыри в карточных играх, особенно в тех, где не требуется приложение мыслительных способностей. Они лихо карабкаются по служебным лестницам и без труда охмуряют красоток.
  Идут по жизни легко и непринужденно. Смеясь. Подобных людей на белом свете мало, но они есть. Или, по крайней мере, так выглядят в глазах окружающих. Гораздо больше других - затурканных и побитых этой самой жизнью. Вкусивших сполна порцию винегрета из бед, неудач и неурядиц. Которых не раз и не два били, в прямом и переносном смыслах. Били по физиономии и стегали обидными словами душу.
  Везунчики-счастливчики никогда бы не поняли тех эмоций, которые переполняли Серегу Величева в осточертевшем до зубовного скрежета кабинете Туманова. А вот затурканные и побитые, напротив, посочувствовали бы, где-то пособолезновали. Поскольку то, что проделывал с Серегой его шеф, им было до боли знакомо.
  Величева драли. Пока словесно, но имелись опасения, что лексические аргументы закончатся, и экзекутор перейдет к доводам физическим. Конечно, на звание счастливчика Велик не претендовал, но и к затюканным лохам-неудачникам себя не относил. Да, доставалось ему не единожды, но только от вышестоящих - по большей части от Туманова - и всегда за дело. И сейчас шеф драл его лично. Никаких претензий, имеет право, на то он и шеф, но без достаточных, на взгляд Сереги, оснований. Не то чтобы бригадир рядился в одежды кроткого агнца, но последнее время особенно не грешил. Не пил, не куролесил, не считая недавней попойки с Митяем в кабаке, в драки не встревал. И задания Тумана исполнял в точном - или почти точном - соответствии с полученными указаниями.
  А босс рвет и мечет. Жилы вытягивает, стращает, орет. Хорошо, что не бьет, а то караул. На памяти Сереги Туманов сорвался и бил по харе собеседнику несколько раз. И мордобоем дело ограничилось лишь с Костей Масальским, шеф вмазал ему по зубам и остыл. Другие подобные случаи рукоприкладства заканчивались не столь мирно. Например, в прошлом году в ходе оживленных переговоров Туман съездил некоему строптивому орлу по клюву. Орел распушил крылья и полез в драку, еле удержали. А на следующий день строптивец бесследно исчез. То ли шеф пар не спустил, то ли посчитал, что сорвался и причину срыва необходимо ликвидировать. Вот вам и пироги с изюмом. Был человек, и не стало. За подобные проявления характера Серега шефа побаивался и уважал. И даже старался подражать, принимая в сходных ситуациях столь же жесткие меры. Когда Леха Валет на Величева наехал, то бригадир поступил в лучших традициях Туманова. И Леха исчез. Правда, Валета в отличие от строптивого орла весной нашли, но это уже частности. На то он и шеф, чтобы все круче срасталось. И получать по клюву Велику не хотелось именно с учетом возможных дальнейших осложнений, а не потому что морду жалко. Сам бригадир дал бы по зубам и забыл, а Туман - человек непредсказуемый. Пусть лучше орет.
  Хотя чего орать, спрашивается. Результата, видите ли, нет. Так Серега не господь бог и не Генеральный прокурор, чтобы по его желанию неугодных перцев на шконку бросали. А то, что ему Туман велел, он сделал, с лихвой. И нож использовал, и труп организовал. Даже два.
  Или три, если учесть, что один выкрали.
  Однако Туманова Серегина добросовестность и исполнительность интересовали мало.
  - Я тебя последний раз спрашиваю, дебил, почему результата нет? Почему телеканалы не визжат от радости, газеты сенсацию не раздувают, журналисты за нашим другом толпой не скачут? Почему?
  - Шеф, откуда я знаю, - простонал Величев. За минувший с начала экзекуции час он уже замучался объяснять, что за прессу он не в ответе. И за прокуратуру с мусарней - тоже. Учитывая то, что объяснять приходилось деликатно, дабы босс не оскорбился и не взъярился окончательно, а с деликатностью у Сереги было откровенно туго, 'замучался' - самое подходящее слово. Если вообразить занимающегося вышиванием слона, то за посвященный рукоделию день обладатель хобота устал бы меньше, чем за истекший час - Величев. Ему казалось, что от умственных (попытки внятно и убедительно объясниться) и эмоциональных - сдерживание норова - усилий у него у самого хобот вырастет. Однако шеф понимать его категорически отказывался, и Сереге приходилось снова и снова оправдываться.
  - У писак своя кухня. Может, типа, это... неактуально.
  - Скоро ты у меня неактуальным станешь! Горячее новости не придумаешь: сын кандидата в мэры причастен к преступлению. Да еще в период выборов. Не знаю, что еще круче. Если только репортаж о высадке марсиан на Красной площади. Или видео групповухи с министрами.
  - Может, они не в теме?
  - Кто?!
  - Ну, радио, телевидение там...
  - Верно! Всегда в теме были. А теперь - нет? Ты просто гений, Сережа. Эйнштейн отдыхает, вместе с Эдисоном.
  - Не, а вдруг? Не пронюхали еще, что депутатский сынок на мокруху подписался, типа того? Или прокурорские и ментовские ищейки не доперли?
  - Нет, ты - олигофрен. А гравировку на выкидухе прокурорские проглядели, что ли?
  - Ну, надпись мелкая, если особо не приглядываться...
  - Это же улика, болван. И следаки прокурорские ее внимательно осматривать будут. Должны, во всяком случае. Тем более если там двое жмуров... А, вообще, менты когда приехали?
  - Под утро. Долго копались, пацаны мне уже после обеда брякнули, что отбой.
  - Хорошо. Кстати, почему жмуриков двое, мы же об одном разговаривали?
  - Так, типа, надежнее... показалось... - промямлил Величев, который не посвятил шефа в подробности появления второго трупа. Не говоря уже о том, что личность второго жмура он не собирался открывать ни под каким предлогом. Алик умеет держать язык за зубами, да и предупрежден о последствиях болтовни. Велик специально свозил его на кладбище и показал свежевырытую могилку для наглядности, поэтому будет молчать. Незачем Туману знать, что ряды его бойцов прореживают его же бригадиры. А то, неровен час, бригадиров проредят.
  - И где ты их откопал?
  - Ну, типа, как сказано... и с Сашей обговаривали.
  - Как сказано, - передразнил подчиненного Алексей Михайлович.- Знаешь что, давай еще раз пропой, что ты там сделал. По порядку. Я обычно в курсе, деталями не интересуюсь, но тут что-то меня тревожит.
  Внутри у Сереги образовалась легкая изморозь. Тревога Туманова его беспокоила.
  - Валяй, с чувством, с толком... и с картинками. - Туманов придвинул бригадиру блокнот и гелиевую авторучку.- Рисуй!
  - Чего рисовать? - обалдел Серега.
  - Как жмуров положил, где перо оставил.
  - Типа, как в грудак воткнул, так и осталось все. Я рассказывал уже...
  - Еще расскажешь, язык не отломится. И нарисуешь, Петров-Водкин.
  - Лады.
  Величев в очередной раз скормил Туманову слегка подкорректированный отчет о своих действиях. В основном рассказал чистую правду, за исключением некоторых нюансов. Кратко отчет звучал примерно так: поскольку Наташиного хахаля не нашли, а время поджимало, задействовали абсолютно левого фраера и подписали его на ' мелкие разборки' с Паровозом. В строгом соответствии с указаниями шефа. Чтобы этот деятель вместе с Паровозом засветился. Дабы фраер не трепыхался сверх меры, его жену использовали. В целях убеждения. А потом обоих - и фраера, и его жену - завалили, башку мертвому мужику поджарили, трупы на острове Гладышева оставили и ментам отсемафорили. Все по плану, заблаговременно одобренному Гареевым и, надо полагать, шефом тоже. Про драку с 'деятелем' в автомобиле Серега поведал в красках, а об изнасиловании и о судьбе Кривого умолчал. И, естественно, ничего не сказал о том, что труп оприходованного гражданина... как его... Стрельцова исчез тоже.
  Конечно, существовал риск, что тело Стрельцова 'всплывет' позднее, и придется многое объяснять. Например, откуда появился труп с сожженной головой, если это не фраер, задействованный в интриге с Сашей Паровозом. Впрочем, Величев надеялся, что проскочит. Выкрутится. Важен итог, а именно - замарать депутатского сынка. А остальное - лирика. Если будет результат, то и шеф придираться к мелочам не станет. Он и сейчас потому лютует, что результата - в виде громкого скандала - пока нет.
  Рисунок, в отличие от рассказа, получился посредственным. Еще со школы рисование и черчение Сереге поперек горла стояли, а тут пришлось заняться народным творчеством. Любой пятилетний недоросль изобразил бы не хуже. Сплошные каракули и загогулины.
  Туманов оглядел произведение и брезгливо поморщился.
  - Шедевр! Если ты работу выполняешь так же, как рисуешь, то...
  - Ну не умею я рисовать!
  - Заметно. Это что?- палец Алексея Михайловича уперся в ту часть листа, где клубились корявые завитушки. Подобным образом дети обычно изображают идущий из трубы дым.
   -Кусты.
  - Н-да... ни за что бы не догадался. А это, видимо, тела. С литерами 'эм' и 'жо'. Классика! Треугольник под 'эм' выкидуху означает?
  - Угу. В груди торчит.
  - Какой талантище пропадает. Репину и не снилось. Тебе, милый мой, в Суриковское поступать надо было.
  Хотя шутка шефа ему не понравилась, Величев состряпал вежливую улыбку. Пусть шутит, а мы улыбаться будем. Для зубов в частности и для здоровья в целом полезнее.
  - А голову и руки зачем сжег, террорист?
  - Ну, решил... для непоняток. И еще, типа, чтобы дырку на башке не видно было. Я ведь его по кумполу стволом приложил, когда он бушлаты рвать начал.
  - Нет, ты не дебил, и не олигофрен, ты клинический идиот!- радостно поставил диагноз Туманов.- Экспертиза ведь, один хрен, выявит, что жмура по голове навернули. Как у них пишется, 'тупым твердым предметом'. Тупым - вроде твоей башки.
  - А вдруг?
  - Вдруг только кошки плодятся. Для непоня-аток... Ничего лучше не мог придумать? И почему именно мужику, а не бабе? Отрезал бы головы обоим, да ноги отрубил. Вот были бы непонятки! У ментов точно мозги набекрень бы съехали. Хотя, подозреваю, ты им и без того работенку подкинул. Наверное, ты прав, Сережа, журналюги могут и не знать. Прокурорские и ментовские ведь в непонятках: ножи, головы обгорелые. Жмуров опознать - и то целая проблема. А все потому, что один кретин самодеятельностью занялся. Пироманьяк долбанный.
  - Шеф, я же думал, как...
  - Как индюк ты думал! А чем - вообще история умалчивает.
  Стук в дверь прервал Туманова, и самые лестные отзывы о собственном умственном развитии Велик не услышал. В кабинет просунулась лысая голова Кости Масальского и пробубнила:
  - Михалыч, тут этот подошел... Гареев. Звать?
  - Костя, блин, ты когда цивилизуешься? Телефон на что? А селекторная связь? Мы же живем в век высоких технологий и информации. Нажал кнопку и доложил, а ты все в дверь долбишься, как дятел. Вообще, это дело секретарши. Чем там Томка занимается? Журналы опять смотрит?
  - Не, вышла... в дамскую комнату.
  - Тогда ладно. Но на будущее запомни: начальнику охраны не пристало бегать с докладами. Для того секретари имеются и помощники. Усек?
  -Так я вроде помощником депутата... официально...
  - И что? Помощников у меня трое... официально. Ты лучше бди, за безопасностью следи.
  - Я бдею. То есть бдю... Слежу, короче.
  - Вот и проявляй рвение на почве безопасности. А если приспичило; дело деликатное или посетитель... хм... особенный - пользуйся телефоном.
  - Ясно.
  - Коли ясно, тогда зови.
  Мощные упитанные телеса Масальского сменила жердеподобная фигура Саши Гареева. Вот кому погоняло 'Мосол' приклеить стоило - сплошные кости и суставы.
  - Проходи, присаживайся. - Туманов гостеприимно махнул в сторону приткнувшихся у стены стульев. Величев поневоле позавидовал; он устал ерзать в кресле-ловушке. И почему шеф его постоянно в это проклятое кресло садиться заставляет. Издевается, наверное.
  А мусора бывшего ценит, холит и лелеет. И усаживает то в удобное кресло, то на не менее удобные офисные стулья. Несправедливость жизненного устройства в натуре.
  Тощий Саша вежливо поздоровался с Серегой, тот не преминул кивнуть в ответ.
  - Выкладывай, что там у тебя. Какие новости сорока на хвосте принесла?
  Саша вопросительно посмотрел на Туманова и показал глазами на Величева. Серега сделал вид, что не заметил этих перемигиваний, а чрезвычайно занят разглядыванием потертостей на обивке кресла.
  - Он в теме, сам знаешь, так что давай без церемоний. Если хочешь, на столе коньячок - плесни.
  На сморщенной, словно сушеное яблоко, и неподвижной, как ледяная статуя, физиономии бывшего милиционера не дрогнул ни один мускул. На слова Туманова Гареев не среагировал. Не соизволил ни плечами пожать, ни скривиться, ни потянуться за бутылочкой благородного французского зелья. Только разлепил губы и начал вываливать полученные сведения. Ровным монотонным голосом репродуктора. Или даже робота-чревовещателя.
  - Дело находится в Центральной прокуратуре, областники его не взяли. На место происшествия тоже центральники выезжали. С одним из тех оперов, что были на месте, я знаком неплохо, заскочил, закинул удочку...
  - Аккуратно?
  Гареев прервался, едва заметно наклонил подбородок и продолжил в том же духе:
  -... расспросил про жизнь. Пообщались, он про выезд рассказал. Все сходится. Два трупа на острове Гладышева, на самом берегу. Мужчина и женщина. Голова и кисти рук мужчины сильно обожжены, предположительно, его полили бензином или керосином. Женщина без видимых серьезных повреждений. В грудь обгорелого трупа мужчины был воткнут нож. Опер вблизи его не рассматривал, но нож, со слов, смахивает на выкидной. Соответственно, надписи он не видел, следователь и эксперт про какие-либо отличительные признаки ножа тоже при нем не говорили. Один из трупов - женщину - установили. Стрельцова Анастасия Александровна, если нужен адрес, я уточню. На место происшествия выезжал следователь Данилец Игорь Юрьевич. Дело сейчас находится в производстве у него же.
  И как никто не уснул во время столь монотонного доклада? Наверное, слишком мало времени он занял, а то бы Величев точно всхрапнул. У Сереги сложилось впечатление, что бывший мусор - замороженный по пояс. И прикажи Туман пристрелить Серегу, Гареев спокойно вытащит ствол, дважды нажмет на спусковой крючок (второй - контрольный в голову), спрячет оружие и с той же кислой миной вежливо поинтересуется насчет дальнейших инструкций. Абсолютно не нервничая и не проявляя эмоций. Неужели и на телок он с постной рожей пялится? Или ему не чуждо что-то человеческое, и с симпатичными представительницами противоположного пола Саша ведет себя нормально. Иначе ему нужно посочувствовать. Ни одна уважающая себя женщина эдакому бесчувственному киборгу не даст... ни единого шанса на взаимность, если вы о чем ином подумали.
  - Ты это у опера узнал?
  - Нет, я еще в прокуратуру заехал и в областное УВД заскочил. Дело довольно громкое, многие его обсуждают.
  - И что говорят, есть какие-то версии, догадки?
  - Про версии только следователь знает, а от догадок толку... Информации маловато, по делу убойники из областного УВД работают, а я из них почти никого не знаю. Не могу подойти и в лоб спросить, какие наработки и прочее. Я же больше в свое время по экономике. Приходится окольными путями выяснять. Про версии пусть Денисюк узнает, он с начальником криминальной милиции областного УВД в большом приятельстве состоит. Ему проще.
  - Заряжу Денисюка,- согласился Туманов. - Пусть бабки отрабатывает, шевелится, разжирел уже на моих харчах. А с прокурорскими общался? К следаку нельзя подкатить, разузнать осторожно? Очень осторожно.
  - Нет. В прокуратуре у меня связей мало.
  - Плохо. Решение по делу прокурорские принимать будут. Может, мне на городское руководство выйти или на область? - сам у себя спросил Туманов и сам же ответил: - Нет, светиться не нужно. Лишних глаз и трепливых языков там - выше крыши. Слухи сразу разнесутся, и доберутся до того, кто пронюхать ничего не должен. И Денисюка не зашлешь, ряха примелькавшаяся, всем известно, на кого работает, сопоставят дважды два и начнут языками чесать. Черт! Вот скотство, информация нужна, притом срочно, а высунуться из норы нельзя. Придется тебе, Саша, сбором разведданных заниматься. В том числе и в прокуратуре, хоть там и связей мало.
  Гареев не шелохнулся, словно слова Туманов к нему ни в коей мере не относились. Однако Алексей Михайлович отсутствием видимой реакции вполне удовлетворился, очевидно, истолковав молчание в духе школьных поговорок и приняв в качестве знака согласия.
  - Почему же утечки нет? Такая надпись характерная. И отпечатки. Может, следователь надпись просохатил? Кстати, что он за тип этот следак, как ты говоришь?..
  -Данилец.
  -... правильно, Данилец.
  - Обычный следователь. По должности - старший. Только засиделся на одном месте.
  - Ну-ка, отсюда подробнее. Что значит засиделся?
  - Лет десять или около того следаком работает. Не повышали. Правда, говорят, последнее время он вроде невесты на выданье, то на одну должность сватают, то на другую.
  - И отчего не переходит?
  - Не знаю.
  - Интересное кино. Что же он булки мнет? Человеку должности предлагают, а он простым следаком шустрит. Странно и противоестественно. А ты говоришь обычный. Вообще, что он за сухофрукт, сколько лет, есть ли семья, друзья? Чем живет, чем дышит, берет ли взятки, как с этим дело обстоит? - Туманов выразительно хлопнул себя тыльной стороной ладони по челюсти.
  - Лет - чуть больше тридцати. Отношения со всеми ровные, про особо близких друзей не скажу, а приятельствует со многими. В приятелях и оперативники есть, и эксперты, и прокурорские, и адвокаты. Насчет семьи не в курсе, но могу уточнить. Что касается спиртного, то тоже не выделяется - употребляет в меру. А взятки - за руки не ловили. Да, еще он с прокурором района в контрах. Больше не знаю.
  - Черт! В контрах? А почему, отчего?
  - Точно не скажу, но отношения у них неважные. По слухам, прокурор избавиться от него хочет и на повышение, кстати, двигает, но Данилец упирается.
  - И уволил бы.
   - Не получается. То ли лапа у следователя волосатая есть, то ли подвязки в областной прокуратуре, то ли авторитет.
  - Послал же бог следователя по такому делу. И с прокурором в контрах, и на повышение не рвется, и прочее... Мутный тип. На него и не надавишь толком, если он на вышестоящее руководство кладет с прибором. Что у них других следаков не нашлось?
  - Он дежурил как раз.
  - Повезло просто. Он хоть контактный?
  Гареев вяло пожал плечами.
  - А специалист?
  - В смысле?
  - Следователь грамотный? На хорошем счету или не очень? Как к работе относится? Мог он надпись на лезвие проглядеть?
   - О претензиях к нему по службе я не слушал. А проглядеть мог, наверное. И на старуху бывает...
  - Ясен пень, мог, надпись же мелкая, - поддержал Гареева Велик.
  - А тебе кто слово давал? - осадил бригадира Туманов.- Припухни!
  Серега припух.
  - Саша, а возможно через твои связи осторожно на него выйти, разведать, видел ли он надпись, отпечатки пальцев, что предпринял и что намерен делать в дальнейшем?
  - Можно.
  - И еще. Очень аккуратно прощупай почву, готов ли он с нами сотрудничать по этому делу.
  - Прощупать прощупаю, только в положительной реакции сомневаюсь. Он по мелочам не разменивается.
  - А я мелочиться и не собираюсь. Отблагодарю по-королевски. Ты, главное, сначала удочку закинь. А конкретные предложения мы потом обсудим, если сом клюнет. А не клюнет, тоже горевать не собираюсь. Следователя и заменить не проблема, есть же подобная практика? Насколько я в теме, меняют их, как перчатки, один дело начинает, второй заканчивает.
  Тощий Саша покачал головой. Поскольку функции лица у него выполняла застывшая маска с вечно недовольной миной, получилось похоже на китайского болванчика. Величев подумал, что следователи по уголовным делам наверняка меняются чаще, чем гримасы на Гареевской физиономии.
  - Практика есть, но обычно дело передают другому следователю сразу после дежурства. Иначе расследованием занимается прежний. Это дело уже осталось у Данильца, время упущено. И если сейчас расследование поручат другому работнику, могут пойти кривотолки.
  - Что, только так? И больше никогда не забирают?
  - Почему. Областная прокуратура имеет право забрать. Или следователь может заболеть надолго, или...
  - Достаточно. Упрется - область дело заберет. Или заболеет. Тяжело и длительно, - многозначительно пообещал Алексей Михайлович. Величев в его обещаниях отчего-то не усомнился и мысленно порекомендовал следователю сотрудничать с Тумановым.
  Для здоровья, вы поняли.
  
   * * *
  
  Постулат о том, что спешка хороша лишь при отлове насекомых, не прошел испытания жизнью. Лозунг 'Не торопиться!' так и остался благим пожеланием. Как Игорь Юрьевич не крепился, больше суток выдержать не сподобился и уже во вторник стал названивать в приемную Председателя Законодательного собрания области.
  Добиться личной встречи с Калининым-старшим оказалось на удивление легко. Хотя, набирая номер приемной, Игорь Юрьевич подспудно ожидал, что по пути осуществления его скромного желания переговорить тет-а-тет с депутатом возникнут многочисленные препоны и преграды в виде скользких секретарей и изворотливых референтов, которые собаку съели на отказах. На отказах гражданам, избирателям, корреспондентам. Бумажно-телефонные церберы VIP-персон обычно рьяно оберегают своих работодателей от общения с людьми 'вне списка' доступа. Простому человеку или даже вооруженному достижениями технического прогресса и удостоверением журналисту секретарско-референтский шлагбаум преодолеть трудно, многоголовая бюрократическая гидра схарчит и выплюнет обратно. Не любого, но... Подобный мощный заслон без ущерба для душевного здоровья спокойно минуют лишь высокопоставленные деятели, люди из 'своего круга' и их доверенные лица. Понятно, что некто из того самого 'списка', например, обремененный изрядной толикой власти персонаж из администрации области обречен с первой попытки на прямое общение с важной персоной. При условии, что общение фактически возможно. А рядовой обыватель, возникни у него потребность свидеться или перемолвиться словечком с важной персоной, будет биться о секретарский заслон, словно муха о стекло.
  Столь же безрезультатно.
  Кажется, цель близка, стоит поднажать, потерпеть, и секретари сулят, что вот-вот, и Сам Самыч соизволит, но, увы...
  Данилец думал, что его также начнут кормить обещаниями и завтраками, рассказывая басни о том, что господин депутат на совещании или на очередном заседании Законодательного собрания (есть еще варианты: у Губернатора, в поездке по регионам, на встрече с избирателями, на пресс-конференции и великое множество других), особенно после того как секретарша попросила его перезвонить через пятнадцать минут. И приготовился к длительной осаде бюрократических бастионов. Однако попал пальцев в небо. Когда спустя четверть часа Игорь Юрьевич перезвонил, его мгновенно соединили с самим депутатом.
  То ли господин Калинин-старший отличался невиданными для просторов российской политики демократизмом и доступностью, то ли сработала магия небольшой, но чреватой неприятностями для большинства должности Игоря Юрьевича, но следователь договорился о встрече с политиком пугающе быстро. Будучи человеком опытным и тертым, Данилец склонен был считать, что демократизм здесь абсолютно не при чем. Следователям, даже самым младшим и из самых захудалых органов не принято отказывать в столь ничтожных прихотях как просьба о встрече.
  Мало ли что. Все мы грешны и под мечом правосудия ходим.
  К тому же Игорь Юрьевич сразу упомянул, что на встрече требуется обсудить вопрос более интересный не для него, а именно для депутата, чем серьезно заинтриговал политика.
  Встреча не могла не состояться.
  Полчаса назад Данилец вернулся из пресловутого серого здания на улице Ленина, где имел приватный разговор в кабинете председателя Законодательного Собрания. Непосредственно рандеву с Калининым-старшим заняло чуть больше времени, чем телефонные переговоры. И сейчас, перебирая бумаги за рабочим столом, следователь восстанавливал в памяти визит к депутату и оценивал свои слова и действия и реакцию собеседника. Словно пробовал на вкус, на зуб. И склонялся к тому, что все сделано правильно, фатальных шероховатостей не допущено.
  В обители законотворчества Игоря Юрьевича встретили как родного, ни на вахте, ни в приемной не задержали, помогли раздеться и сразу же препроводили пред ясны очи отца потенциального обвиняемого. К разглядыванию интерьера ситуация не располагала, а вот хозяина кабинета Данилец успел мельком 'осмотреть'. Владимир Андреевич Калинин на собственные портреты на агитационных плакатах походил мало. И лысина в реальной жизни гораздо обширнее, и щеки помясистее, и на носу очки. Мешают восхититься тем орлиным взором, который на каждом плакате. Однако мужик все равно монументальный. Опора и надежа державы. Кряжистый, здоровый, рослый, что сразу бросается в глаза. Даже если 'надежа' сидит в кресле. Могучий торс возвышается над столом дозорной башней. А уж когда господин Председатель воздвигся в вертикальное положение, дабы поприветствовать рукопожатием мелкого следачишку, Игорь Юрьевич основательно проникся. Уважением и восхищением. Уважением к тому, что не побрезговал и не стал корчить из себя чванливого вельможу, и восхищением к былинным габаритам депутата.
  Глыба. Глыбища. Да, были люди в наше время. Такому медведю и телохранители - часть из них, судя по характерным костюмчикам и суровым подбородкам, толклась в приемной - ни к чему, зашибет первым щелчком. В духе вольнонаемного работника по имени Балда из сказки об одном жадном священнослужителе. Балде, правда, понадобилось целых три щелчка, но он и похлипче депутата был.
  Сунув ладонь в лапищу Калинина, Игорь Юрьевич моментально выдернул ее обратно, дабы единственную и неповторимую конечность не постигла участь раздавленной лепешки, и предъявил верительные грамоты - удостоверение. Во избежание ненужных вопросов о своем статусе. Затем, не давая хозяину кабинета опомниться, дюжиной фраз обрисовал, каким уголовным делом он сейчас занимается, и почему возникла необходимость приватного разговора. О том, что в уголовном деле с двумя трупами неким образом замешан сын депутата, Данилец не бухнул прямо в лоб, а намекнул, упомянув, что у него имеется один предмет, который политику будет небезынтересен. Что этот предмет обнаружен в груди обгорелого мужского трупа и обременен отпечатками пальцев...сами узнаете кого, когда изучите дары. И что данная находка следователю совсем не нравится, поскольку попахивает плохо. Какой-то инсценировкой отдает. После этого Игорь Юрьевич выложил на стол Калинину сверток с ножом и листок с информацией, полученной в ЭКО, и откланялся.
  Депутат попрощался со следователем, и вид у парламентария при этом был довольно ошарашенный. Невзирая на громадный опыт политических баталий и закалку в плане сохранения невозмутимого выражения лица. Жаль, Данилец не прихватил с собой фотокамеру. Выразительный снимок искренне недоумевающего монумента удостоился бы мест на обложках самых модных журналов.
  Теперь следовало подчистить дело. Самая большая проблема заключалась в ноже. Точнее, в крови, которая украшали лезвие. В соответствии с протоколом осмотра - 'пятна бурого цвета, похожие на кровь'. Заменить орудие преступления - плевое дело. Игорь Юрьевич с утра приобрел в супермаркете почти такой же - имелись отличия по форме рукояти, но незначительные - нож и заказал граверу мелкую надпись в арабском стиле: 'Поздравляю с юбилеем'. И результатом остался удовлетворен. Даже он сам, осматривавший орудие убийства неоднократно, принял бы 'юбилейный' нож за тот, который изъят с места происшествия. Что тогда говорить о похмельном эксперте, уделившем изучению ножа секунд двадцать от силы. Еще орудие преступления видели оперативники, участковый и медик, но толком его рассмотреть не могли, поскольку из груди торчала лишь рукоять. А о заместителе прокурора и милицейском начальстве вообще речи нет; не по чину им разные ножики разглядывать.
  Про отпечатки пальцев знает только следователь, не считая, конечно, одного видного политика. И Зяблова, но тот не в курсе, по какому делу отпечатки, с какого предмета сняты.
  По указанным причинам подмененный нож вполне подойдет на роль вещественного доказательства, изъятого с места преступления. Игорь Юрьевич упакует его, поставит печати и подписи, и никто не о чем не догадается. Есть только одно 'но' - кровь. Изначально изъятый, а ныне подаренный депутату Калинину нож был существенно заляпан теми самыми 'бурыми пятнами...'. В связи с чем требовалось испачкать кровью и 'новый' вещдок. Притом именно кровью человека. Ни краска, ни кровь животного для данной цели не годились. По уголовным делам, связанным с убийством, в обязательном порядке назначалась и проводилась судебно-биологическая экспертиза, которая легко определила бы, что вещество на орудии преступления не является кровью человека. По данному делу Данильцу в ближайшее время также придется назначать 'биологию' и отправлять вещественное доказательство на исследование. А обнаружение на ноже, вытащенном из груди мужчины, красной краски или крови животного выглядело бы чрезвычайно странно. И вызвало бы ненужные вопросы к следователю. Во избежание этого Игорь Юрьевич нужно было окропить нож человеческой кровью. Неважно чьей.
  Чей кровью 'кропить' нож большого значения не имело. Кроме определения типа вещества и видовой принадлежности, в отношении пятен физиологического происхождения - слюна, выделения половых желез и другие - судебно-биологическая экспертиза успешно устанавливала лишь группу крови с соответствующими антигенами. И ничего иного. Более точной идентификации 'биология' не предусматривала. Выводы экспертизы обычно звучали примерно следующим образом: '...могли произойти от Иванова, а также от Петрова... исключено, что могли произойти от Сидорова...'. Если группа крови у фигурантов уголовного дела совпадала, то определить, кто точно 'запятнал репутацию' не представлялось возможным. По крайней мере, в рамках расследования дела.
  Поэтому годилась любая человеческая кровь, а желательно - смешанная, от нескольких индивидуумов, дабы разнообразить групповую принадлежность пятен на ноже. Тогда повышается вероятность, что группа крови на ноже и группа крови трупа совпадут, все срастается, и никакой головной боли у следователя Данильца не будет. А назначать по образцам с орудия преступления куда более точную генетико-молекулярную экспертизу (на прокурорском сленге - геномку), которая определяла принадлежность биологического материала с точностью до сотых долей процента, наверняка не потребуется. Нож обнаружен непосредственно в теле жертвы, у матросов вопросов нет, поэтому проводить геномку для сопоставления генетического кода просто незачем.
  Только где найти искомую жидкость?
  Кровь - не молоко, на рынке не купишь. И специализированных магазинов для вампиров в округе не наблюдается. Вероятно, где-нибудь в Трансильвании сервис для наследников Влада Дракулы и налажен на должном уровне, а Белореченску до европейского уровня обслуживания потребителей еще далеко. И вроде все на прилавках есть, глаза разбегаются, а нужную вещь днем с огнем не найдешь.
  Своей кровью для столь утилитарных целей Игорь Юрьевич жертвовать не хотел. Никаких суеверий или предубеждения, просто не желал лишнюю отметину оставлять - вдруг, кто ранку заметит, да и вообще...
  Грабить донорский пункт не с руки, не поймут:
  По друзьям-знакомым с пробиркой наперевес и предложением сдать толику кровушки для общественных нужд тоже не пойдешь; решат, что головой тронулся или примут за начинающего маньяка. Пробирку отберут и в психиатрический диспансер сдадут.
  И зачем он поторопился нож отдать. Надо было смывы с него сделать, а потом 'заменитель' в багровой пене искупать. Высохло, и пятна получились бы на загляденье. Не хуже чем на оригинале.
  Хотя...
  Следователь хлопнул себя по лбу. У него же вещдоков изъято - вагон и маленькая тележка. Одного тряпья окровавленного - целый мешок возле сейфа валяется. Нет, с мешком он, понятно, погорячился, но есть рубашка, штаны и платье. И все с пятнами 'бурого цвета'.
  Соскоблить, растворить, вымазать. Причем образцами, изъятыми с острова Гладышева. Простая, но действенная схема, ни один эксперт не придерется. И даже геномка, пусть вероятность ее назначения по ножу приближается к нулю, подтвердит идентичность образцов - кровь ведь от одного и того же человека. Вот этим и займемся, пока никто не мешает и под ногами не путается.
  Немедленному распечатыванию пакета с рубахой воспрепятствовал звонок телефона.
  - Слушаю.
  - Игорь Юрьевич? - голос в трубке показался знакомым.
  - Да.
  -Я внимательно изучил... подарок и по достоинству его оценил. Хочу сказать, что чрезвычайно вам за него признателен. И благодарен. Если вам что-либо требуется?
  'Калинин!!', - следователь поперхнулся и едва не выронил телефонную трубку.
  - Добрый день еще раз, Владимир Андреевич. Не стоит благодарностей. Мне ничего не нужно.
  - Может, материально?..
  - Нет-нет! Владимир Андреевич, я оставил Вам пакет не корысти ради. Причины я уже объяснил, по телефону повторяться не хочу - много лишних ушей вокруг. Считайте, что я совершил самаритянский поступок. В библейском духе.
  -Да?.. Интересный вы человек, Игорь Юрьевич, очень интересный...- пробасил Калинин.- Однако, в любом случае, я перед Вами в долгу. Если когда-нибудь потребуется моя помощь или участие, можете рассчитывать на меня. Обращайтесь, не стесняйтесь. Чем смогу - помогу. Надеюсь, даже уверен, что мы с вами еще не однажды свидимся. Хорошим людям, а нас мало осталось, нужно держаться друг друга.
  - Спасибо.
  - Это вам спасибо! Звоните, если что, телефон знаете. Всего доброго.
  - До свидания.
  Данилец нажал на рычаг и радостно дернул вниз согнутой в локте рукой, воспроизводя известный жест ликования. Перенятый российскими гражданами у подлых янки.
  - Йес!
  В яблочко!
  Прикидки и умозаключения были верными - линия поведения избрана правильно, ошибок и просчетов не допущено, и результаты не заставили себя ждать. Как хорошо, что он все же решился отдать господину Председателю 'вещдок'. И проблем избежал, и могущественного покровителя приобрел - после телефонного звонка это очевидно. А ведь чуть было не сглупил и не взял в оборот депутатского сына. Объяснялся бы сейчас с начальством. Понятно, головомоек и разносов при имеющихся - точнее, имевшихся - красноречивых уликах против Саши Паровоза ему никто бы устраивать не стал, но от пространных душеспасительных бесед на тему 'Не перегнуть!' уши бы наверняка опухли.
  А тут и уши отдыхают, и нервы в порядке, и перспективы неплохие вырисовываются. Обещание поддержки от столь значительной персоны дорогого стоит. Особенно если учитывать, что данная персона, по имеющимся непроверенным сведениям, трепетно относится к долгам и обещаниям. И к чужим, и к собственным. Глядишь, и карьеру в прокуратуре все-таки сделать получится. А если нет - не беда. И вне правоохранительных органов успехов добиваться можно. С подпоркой.
  Пусть теперь Кондратьев попробует пасть открыть, сразу без зубов останется. В переносном, конечно, смысле. Нотации придется выслушивать, куда без них. Без них прокурора, наверное, удар хватит; нотации и нравоучения для Кондратьева - как водка для алкоголика. Или вода для растения. Зачахнет без них. А вот любое серьезное и не слишком обоснованное - большинство именно таковыми и являются - поползновение наказать Данильца для прокурора закончится разочарованием. Глубоким.
  Иначе Игорь Юрьевич ничего не понимает в людях и внутренней прокурорской кухне - прокурорские чины чрезвычайно чутки к просьбам, ходатайствам и мнениям высоких инстанций, а идущих поперек этих мнений подчиненных секут нещадно.
  Следователь представил, что над его недругом надругаются в случае высочайшего недовольства. Как наяву перед глазами возник узкий и длинный, словно волчья кишка, кабинет первого заместителя прокурора области, в котором обычно драли районных прокуроров и особо отличившихся следователей. Игорю Юрьевичу подвергаться порке в нем, тьфу-тьфу, не доводилось, поскольку от грандиозных ляпсусов бог миловал, но при экзекуциях он присутствовал многократно. И точно знал методику проведения подобных мероприятий - заслушиваний, совещаний, оперативок. Поэтому сочные детали, вроде допотопной настольной лампы перед носом 'отчитываемого', багровой от ярости физиономии государственного советника юстиции Баркова и летящих в разные стороны от него слюней, делали воображаемую картину особенно вкусной. Ах, как славно будут драть Кондартьева! Мелко трясущиеся ручонки, обильный пот на лбу, униженная поза и жалкие оправдания под аккомпанемент генеральского рева и подвывание его прихлебателей.
  Конфетка!
  Сладкие, почти эротические, фантазии следователя бесцеремонно оборвал стук в дверь. На самой кульминационной точке. Первый зам областного прокурора не успел даже добраться до обещаний строгого выговора или отправления на пенсию.
  - Юрьич, ты на месте?- В кабинет ввалился невнятный силуэт в милицейской форме. Игорь Юрьевич не сразу, но узнал в нем знакомого розыскника по фамилии Трофимов. Узнал с опозданием, потому что едва ли не впервые видел оперативника из городского УВД в форме. - Привет работникам умственного труда!
  Данилец судорожно запихал пакет с вещ.доками, изъятыми по трупам с острова Гладышева, под стол, дернул головой и на скорую руку сочинил адекватный ответ:
  - Привет работникам смежного... труда.
  - Это как понять, смежного?- удивился розыскник.
  - Так и понимать. На стыке умственного и физического, ни рыба, ни мясо, да и работнички вы там все... добрые.
  - Злой ты, уйду я от вас.
  - А мы и не держим, - озвучил одно из сокровенных желаний следователь. Действительно, он сильно сожалел, что не закрыл кабинет, и разные полупосторонние личности имеют возможность отвлекать его от серьезных дел. Ему ведь еще вещественное доказательство изготовить нужно. А сию процедуру должно проводить в уединении. Во избежание.
  - Не, я не уйду. Я к вам пришла навеки поселиться! - радостно продекламировал оперативник и вывалившимся из кастрюли пельменем плюхнулся на стул напротив следователя.
  - Трофимыч, ты оборзел уже!- Имя оперативника Данилец когда-то знал, но благополучно забыл, поскольку к Трофимову только так и обращались - по переделанной в своеобразное отчество фамилии. - Говори, зачем пришкандыбал, и проваливай. Мне работать надо.
  - От работы кони дохнут, Юрьич.
  - Я за 'Спартак' болею - мне не грозит. Говори, чего надо, у меня, правда, дел по горло. Ведь не просто так зарулил?
  - А вдруг?
  Ни фига! Чтобы ты просто так забежал, чайку попить, анекдотом свежим поделиться?.. Утопия!
  - У, шайтан, тебя не проведешь. Есть разговор, есть. Не окажешь мне маленькую услугу? Вернее, даже не мне. Один человечек от меня подскочит, задаст пару вопросиков, если ты не возражаешь?
  - Что за человечек и что за вопросики? - нахмурился Данилец.- По какому делу?
  - Хороший парень. Шурик Гареев, ты его не знаешь. Из нашей конторы. Год назад ушел, теперь на папика пашет. А про вопросы я не уточнял, он сам тебе скажет. Ответишь? Или пособишь чем, коли попросит? Шеф у Шурика реальный. Моральные издержки компенсирует. С избытком.
  - Мне компенсировать ничего не нужно, зарплаты хватает.
  - Он и в литрах может, и пособить, если что. Да и за мной не заржавеет.
  - Ладно, все равно ведь не отвяжешься, лист банный. Присылай своего Шурика.
  - Зачем присылать, он в коридоре стоит.
  - Вот, блин, хитрозадый! Зови. Нет, стой! Сначала скажи, кто у твоего любимого Шурика шеф.
  - Туманов.
  - Кто?!
  - Туманов, - повторил розыскник и не удержался от подколки: - Неужели со слухом проблемы в столь юном возрасте? - И, увидев нервную гримасу следователя, тут же пошел на попятный. - Шучу, Юрьич, шучу! Прости грешного!
  - У меня с тобой проблемы! Ты точно оборзел. Я еще людей Лехи Тумана не консультировал! Этот Шурик твой у него в ОПГ в торпедах шустрит или до бригадира выслужился?
  - Зачем ты так, Юрьич? Словами мерзкими обзываешься: ОПГ, бригадир, торпеды... Между прочим, не Леха Туман, а Алексей Михайлович Туманов, депутат Законодательного собрания области. И кандидат на мэрскую должность. Достойный и уважаемый гражданин.
  - Всяко-разно достойный и уважаемый. А то я про Леху Тумана ничего не слышал. Прямо агнец божий. На что, говоришь, кандидат, на мерзкую должность? Самое то для него.
  - Зря смеешься. Вот станет главой города, начнут ваши прокурорские бонзы перед ним расстилаться, тогда похохочешь от души, - выдал мрачный прогноз Трофимов.
  - Не станет, не пугай. У него на совести столько... начиная от краж и заканчивая трупами, что перекреститься впору. И главное - весь город это знает. Я вообще удивляюсь, как Туман в депутаты пролез, не иначе подмаслил избирком. Поголовно.
  - Мало ли что люди треплют. Собака лает, ветер носит. За руку его никто не ловил, а не пойман - не... короче, претензии не принимаются. Презумпция невиновности опять же. Только суд и точка. Да что я тебе на уши припал, сам куда лучше моего в уголовке разбираешься.
  - Презумпция презумпцией, а про то, что он святой Дунстан, ты мне не заливай. Бандит - он и в Африке бандит.
  - Ну, прошлое у людей разное бывает. Даже президент наш, - оперативник понизил голос и ткнул указательным пальцем в потолок, - и тот небезгрешен, говорят. Если что и было, то давно и неправда. А сейчас Алексей Михайлович добропорядочный и известный в городе человек. И, что характерно, у него хороших ребят в команде много. Отморозки какие-нибудь, гопники завязавшие или качки с одной извилиной у него не задерживаются. В основном наши бывшие на него трудятся.
   - И что, ты мне предлагаешь тоже на него потрудиться?
  - Ладно тебе, Юрьич, за ребят прошу, а не за шефа их. Дел-то на пару слов.
  - Или на пару лет,- буркнул Данилец. - Уболтал, репей, тащи своего Шурика, но учти, я ничего не обещаю. Послушаю, что ему нужно, и если просьба его мне не понравиться, не обессудь - пошлю его на...
  - Больше мне и не нужно, - обрадовался Трофимов и поднялся со стула. - Забуреет - посылай. А на вопросы хоть ответишь?
  - Зови, пока не передумал!
  - Все-все, меня уже нет.
  Оперативник выскочил в коридор и, спустя полминуты, вернулся в сопровождении худого долговязого типа весьма потертой наружности. На морде у типа застыла мина, с которой обычно старые преподаватели-физики в сто восьмой раз объясняют придурковатым ученикам отличие скорости от ускорения. Терпеливо, смиренно и равнодушно.
  - Знакомьтесь! Юрьич, это тот парень, про которого я тебе говорил, - сделал программное заявление Трофимов. - Оставляю вас, если что, я во дворе в машине.
  Розыскник летучей мышью шмыгнул за дверь. Не быстро, не резво, не стремительно, а как-то...оперативно, словно оправдывая устоявшееся название должности.
  - Александр, - протянул руку кисломордый долговязый субъект.- Можно просто Саша.
  - Игорь Юрьевич, - обошелся без фамильярностей Данилец и пожал протянутую ладонь. С неохотой. С трудом удержавшись от того, чтобы не скорчить на физиономии фирменное выражение вечно занятых и недовольных господ, а также дворников, вахтеров и москвичей: 'Ходют, понимаешь, тут всякие'. Впрочем, жители первопрестольной обычно изображали на лицах нечто измененное под названием 'Понаехали тут...'.
  - Очень приятно. - Гость Данильца проскрипел банальность столь безжизненным голосом, что сомнения в 'приятности' возникали существенные.
  - Соответственно. - Ответ следователя был не менее куртуазен. - Что Вы хотели спросить?
  - Понимаете, мы интересуемся ходом расследования одного уголовного дела и его... перспективами.
  Долговязый посетитель Игоря Юрьевича изрядно нервировал. Не сам по себе, а вкупе с привходящими обстоятельствами. Присутствие посторонних в кабинете в ближайшие полчаса в планы следователя не входило. Данильцу сейчас нужно было заметать следы подмены вещдоков, а не с Сашей-Александром любезностями обмениваться. Тому, видимо, торопиться некуда, вон фразы как смакует, растягивает, излишней суеты не проявляет. Накапливающееся раздражение выливалось в демонстративную вежливость.
  - Для начала уточните, если не трудно, несколько моментов. Во-первых, кого вы имеете в виду под местоимением 'мы'? Во-вторых, какое именно дело вас... - Игорь Юрьевич произнес местоимение словно команду 'фас',-... интересует? И, в-третьих, на основании чего, извините за нескромность, возник интерес?
  - Мы - это я и мой работодатель, про него Вам Трофимов, наверное, говорил. А дело - по двум трупам на острове Гладышева. Причины интереса шеф мне не сообщил, но там, кажется, родственница одной из потерпевших на него выходила. Точно не скажу.
  Когда долговязый гость произнес слова: 'по двум трупам на острове Гладышева', под ложечкой у Данильца засосало. И внутри что-то оборвалось, ухнув из грудной клетки в район кишечника. Предположительно, сердце. Стало трудно дышать, воротник сдавил стальными клещами горло.
  И то место, которое расположено чуть пониже спины, почувствовало приближение неприятностей. Возникло четкое ощущение, что на сей раз он вляпался. Куда и насколько глубоко - по колено или по уши - пока неясно, но вляпался точно.
  Интерес со стороны людей Лехи Тумана мог означать лишь одно - известный в городе господин, простите за примитивный каламбур, с туманным криминальным прошлым и безоблачным политическим будущим неравнодушен к итогам расследования по 'островному' делу. Подобное неравнодушие неудивительно, если вспомнить, кто является основным соперником Калинина-старшего на предстоящих выборах. Некий Алексей Михайлович Туманов, банкир и меценат. Не человек и пароход, конечно, но тоже сильно.
  В голове словно прошла генеральная уборка, мозговые извилины прочистились и проветрились. Мышление оптимизировалось. И многое прояснилось. Например, стало ясно, что о причастности Александра Калинина к двум трупам на острове, Туманову известно. Иначе этот долговязый хлыщ тут бы не крутился, не отравлял атмосферу в кабинете своим кислым видом. И, что хуже всего, с высокой долей вероятности можно предположить, что о ноже с гравировкой бывший бандит и нынешний банкир осведомлен.
  А нож уже у Калинина-папы.
  Хоть караул кричи.
  Кричать Данилец не стал, а начал придумывать, как избежать неблагоприятных последствий, благо мозги включились на полную катушку. Ведь если раскроется подмена - туши свет и... заказывай тюремную робу с номерком на груди. В сложившейся поганой ситуации внушала надежду только определенная деликатность 'прощупывания'. Туманов не полез напролом, не задействовал широкие депутатские связи и не истребовал нужную информацию через начальство следователя. Он заслал казачка, который осторожненько, на мягких лапах пытается выяснить детали расследования. Цели и задачи Туманова понятны. Вернее говоря, единственная цель - завалить Калинина и выиграть выборы. А для указанной цели участие депутатского сынка в двойном убийстве - то что, доктор прописал. Или, точнее, политтехнолог.
  И тем паче удивительно, что Туман не закусил удила, а действует столь осторожно.
  Два варианта. Первый: банкир просто перестраховывается, информацию для начала собирает, аккуратно, чтобы никого не взбудоражить и оппонента раньше времени не всполошить, а затем в зависимости от полученных сведений соответствующим образом прореагирует. Второй вариант: осторожность Туманова связана с тем, что у него самого рыло в пуху. Если тумановские уши торчат из 'островного' дела, то тогда легко объясняется несвойственная бывшему бандиту деликатность. А ушки, кажется, торчат. Уж слишком складные и выгодные доказательства для Туманова и прискорбные для Калинина-старшего обнаружены на месте происшествия.
  Сказка просто. Про глупого следователя и идеальные доказательства.
  По здравому размышлению вообще возникают сомнения в причастности Саши Паровоза к мокрому делу на острове. Нельзя откидывать даже версию, что нож подбросили, дабы замазать сына политика. А что, не столь трудно выкрасть нож и применить его для убийства. Когда на кону большие, ставки церемониться никто не будет.
  Второй вариант для Данильца, несомненно, являлся более предпочтительным. С любой точки зрения.
  Конечно, возможны и другие расклады, но при условии, что о ноже с гравировкой и отпечатках Туманов и его люди знают, два вышеупомянутых - почти как 'красное' и 'черное' в рулетке.
  Кроме того, следователя немножко смущало поведение гостя - слишком сухо и официально тот держался. Ни шуток, ни поползновений начать общение неформально, в панибратском духе, без выканья и чрезмерного расшаркивания. Саша-Александр демонстративно дистанцировался, словно явился не к следователю прокуратуры, а на дипломатический прием в посольство не слишком дружественного государства. Споров нет, прокуратура - не контора по заготовке рогов и копыт, и плясать тут в присядку или лезть с лобзаниями к практически незнакомому человеку не стоит. С другой стороны, настолько рьяно изображать холодно-учтивого господина - тоже перебор.
  Эти умозаключения мозг Игоря Юрьевича выдал буквально за считанные секунды. Долговязый гость наверняка и не заметил заминки после его слов о трупах на острове.
  - Да, Трофимыч упоминал...- протянул Данилец и тут же довольно бодро, на свой далеко не объективный взгляд, прокукарекал с повтором: - И дело такое есть. Есть такое дело. - Ни единым движением мускулов лица не выдав внезапно возникшего внутреннего напряжения. Или, пользуясь терминологией юристов, сильного душевного волнения. Разве что голос чуточку охрип.- И расследую его я. Соответственно, могу просветить. А дело ведь такое есть...
  Игорь Юрьевич замолчал. Невзирая на успешный мимический контроль, следить за языком получалось плохо. Заклинило. Заело, как старую грампластинку. Не без оснований почудилось, что если не закрыть рот, то из него еще раз пять вырвется сакраментальная фраза про 'такое дело' в различных вариациях. А то и больше.
  Между тем долговязый Саша выслушал сентенции следователя с прежним снулым видом.
  Данилец откашлялся, пытаясь подобным методом отхаркнуть навязшую то ли на зубах, то ли на гортани фразу.
  - Кхе-кхе... И что именно узнать хотите?
  - Немного. Сущую мелочь. В основном: установлены ли подозреваемые и как дела с доказательственной базой?
  - Отвечаю: подозреваемых пока нет, соответственно, доказательственной базы тоже, - Игорь Юрьевич ехидно улыбнулся. Получай бандитский прихвостень! Каков вопрос, таков и ответ.
  Пилюлю 'прихвостень' проглотил не поморщившись. И продолжал настаивать:
  - А с кандидатами в подозреваемые?
  - Кандидаты - это по избирательной части. Вроде Вашего работодателя, который, кажется, в мэры баллотируется, а у нас, в следствии, подобных терминов нема, не обессудьте... - запустил еще одну шпильку Данилец, но одумавшись смягчил: - Вы же сами, насколько я понял, в органах не один год оттрубили, знаете, что прокуратура работает по факту: нашли жуликов - процесс пошел, нет - вату катаем. По поводу 'кандидатов' Вам к операм надо обратиться, какие у них там наметки имеются. А я в данном вопросе не помощник, полной информацией не обладаю. Не наша стезя. К сожалению или к счастью.
  - На сегодня у Вас ничего?
  - Пока, увы...- взмахнул руками, словно крыльями, Игорь Юрьевич.- Не интересовался. Других забот полно было. Потому - к оперативникам...
  - Жаль. Может, улики какие-нибудь есть... характерные?
  - Например?- не поддался на провокацию Данилец. Пусть долговязый первым карты открывает.
  - Ну, следы, отпечатки, орудия преступления? - Саша томно посмотрел на следователя и продолжил: - Палки, кастеты, ножи?
  Вот оно! Карты на стол.
  - Хм, ножи, говорите? - Игорь Юрьевич не стал утаивать очевидное. - Ножи, вернее, нож обнаружен. Изъят с места происшествия. Однако улика эта малоинформативная.
  - Извините?
  - Обычный нож, стандартный, таких в любом супермаркете - по десять на полке.
  Реплика прозвучала убедительно. И недаром - сегодня утром данные слова были подтверждены опытным путем.
  - И никаких характерных деталей, примет, особенностей?
  - Нет, - уверенно и нагло соврал Игорь Юрьевич.- Обыкновенный ширпотреб. Разве что узор на лезвии. Но узор к делу не подошьешь.
  - Узор?
  - Да, узор, вязь. В арабском стиле. Может, мусульманин ножом владел. Потом экспертам отправлю, они разберутся...
  И эту подначку долговязый типус скушал без возмущения, криков и топотания ногами. Бровью не повел и даже про надпись не спросил. Завидное самообладание.
  - А взглянуть одним глазком нельзя?
  - Куда взглянуть? - прикинулся валенком Данилец. Настоящим тупым сибирским валенком.
  - На нож взглянуть...
  - Не-е, сейчас не получится. Нож упакован, опечатан, еще не осмотрен, поэтому пока... извиняйте. Вот буду осматривать, протокол составлять и на экспертизу отправлять - пожалуйста, смотрите, разглядывайте сколько душе угодно.
  - Если не секрет, когда собираетесь осматривать?
  - В понедельник.
  - Раньше никак?
  Никак. Дел по горло, не успею, - с особым цинизмом соврал Игорь Юрьевич. С особым цинизмом, поскольку прекрасно сознавал, что Александр сразу догадается о лжи, и, тем не менее, соврал. Для любого опытного сотрудника органов не секрет, что осмотр вещественных доказательств - процедура незамысловатая и не слишком сложная, если доказательств, конечно, не изъято два вагона и десять коробок. А здесь - не тот случай. - В понедельник позвоните.
  'Звони, звони, хрен ты у меня нож увидишь. Скажу, что на экспертизу отправил или еще что-нибудь наплету', - мысли следователя были еще циничнее слов.
  - Обязательно позвоню, - не среагировал на циничное заявление и ментальные посулы Данильца Саша. - Хотя досадно, что сейчас нельзя. А следов обуви или отпечатков не было?
  - Отпечатки на ноже есть, но смазанные, стертые. Идентифицировать по ним пальчики вряд ли получится.
  - Жаль.
  - Что делать... Типичный висяк, темнуха,- сокрушенно вздохнул Данилец и изобразил на лице мировую скорбь.
  - Спасибо за то, что пошли навстречу...
  - Да что Вы, какая мелочь, - перебил гостя следователь, взмахнув кистью правой руки. Жест отдавал некоторой театральностью.
  -... за то, что откликнулись, потратили свое время, - словно не заметив взмахов собеседника, продолжил бубнить благодарственную речь долговязый, - не отказали. Вам что-нибудь понадобится, тоже можете обращаться. Вот телефоны, мой и Алексея Михайловича. - Александр вытащил из портмоне две визитки и протянул Данильцу.- Звоните. Вам, кстати, помощь не требуется?
  Игорь Юрьевич, и без того забывший о расслабленности, напрягся еще сильнее.
  - В каком смысле?
  - В любом. И материально, в том числе, - ошарашил откровенным предложением долговязый. - Вам или конторе. Мебелью, аппаратурой, техникой и прочим.
  - Не стоит. Техника у нас приличная, компьютеры полгода назад поменяли, столы и стулья - вещи второстепенные. А лично мне ничего не нужно. Как говаривал один персонаж из фильма 'Старый новый год', у меня все есть. Что нужно, то и есть.
  - Не поймите превратно, - пошел на попятную Александр.- Мы не только материально... Любая поддержка. Например, можем оказать содействие в розыске подозреваемых. Вы правильно заметили: я в органах работал и прекрасно помню, что опера не всегда шевелятся, да и не хватает их. А мы людьми подсобим или машинами.
   - Спасибо, пока сами управимся, но буду иметь в виду,- заверил гостя Игорь Юрьевич.
  - И еще...большая просьба: если что-нибудь новое появится по делу, пожалуйста, наберите меня. Мы отблагодарим.
  - Непременно позвоню.
  - До свидания.
  - Всех благ.
  Когда за долговязым посланцем Туманова закрылась дверь, Данилец перевел дух. И чуточку расслабился. По-крупному теперь чревато. Ситуация не позволяет. Расслабишься больше положенного, и схарчат с потрохами. Впрочем, напрягайся - не напрягайся, попал он добре. Леха Туман и его пацаны знают про нож, после беседы с худосочным 'засланцем' сомнения насчет осведомленности банкира относительно изъятого на острове орудия преступления рассеялись как предрассветный... как предрассветная мгла. Долговязый хлыщ чуть ли не прямым текстом намекал.
  Вместе с тем, есть мнение, что рыло у Туманова таки в пушку. Судя по поведению и вопросам этого невнятного Саши. Если Туманов решил не накалять обстановку сейчас, значит, осторожничает, ибо грешен, запачкан, и, вполне вероятно, дальше тоже злобствовать не будет. Есть шансы выпутаться из неприятной ситуации без серьезных потерь. Иначе подмена ножа дорого обойдется. Хорошо еще, что резерв главного командования в виде обещанной подмоги со стороны председателя областного ЗС Калинина наличествует.
  Другой резерв - фактор времени. Чем большее количество дней пройдет, тем меньшим будет ажиотаж. Это непреложное правило любой актуальной проблемы, связанной с 'высоким' давлением. К тому же выборы градоначальника не за горами. После них Туманову 'островное' дело, ножи, трупы, отпечатки, следователи и прочая уголовно-процессуальная фанаберия будут до лампочки. Вне зависимости от результатов выборов.
  Отсюда вывод: срочно привести в порядок вещдоки и катать вату. Тянуть время.
  
  
   ГЛАВА 5
  
  Звезды падали
  Моросили дождем, даже не метеоритным, а обыкновенным грибным. Только вместо капель воды с опрокинутой чаши небосвода сыпались маленькие огненные сполохи. Почему-то тот факт, что звезды - это небольшие, величиной с кулак сгустки пламени, а не громадные гелиево-водородные шары, как учит наука астрономия, удивления не вызывал.
  Звезды искрились, шипели, разрезая воздух полосами дымных хвостов, сливались и разделялись друг с другом и впечатляли мощью многотонных авиабомб. Однако, вонзаясь в землю, звезды не причиняли почве вреда. Не взметался песок, не валились деревья, не загорались листья, с которыми соприкоснулись огненные капли, не появлялись воронки от особенно сильных ударов. Достигнув земли звезды тихо гасли и исчезали упавшими в море медными монетками. Словно падали не на твердую почву, а как минимум в жидкую хлябь болота. Лишь слегка шевелилась трава, когда на зеленый ковер падали особенно крупные сгустки звездного вещества.
  Зато кожа горела. Струйки звездного дождя кислотой щипали руки и лицо, капли стучали свинцовыми шариками по темечку, били раскаленными бичами по животу. Огонь карябал острыми когтями ребра, тыкал раскаленными иглами в диафрагму, проникал в легкие, сжигая кислород, и душил, душил. Звездные капли, падая в рот, испаряли влагу и, погаснув, превращались в бетонную массу, которая закупоривала горло.
  Воздуха не хватало.
  С каждым ударом сердца его становилось все меньше. Последний вдох втянул в глотку мизерную дозу - буквально молекулы кислорода, которой не хватило бы и для муравья.
  В горло залетела стая железноклювых ворон и принялась раздирать плоть на части.
  А звезды все падали...
  
   * * *
  
  Артём очнулся не сразу, какими-то медленными рывками, словно всплывая с аквалангом со дна глубокого темного омута на поверхность. Мрак редел, истончался, свет становился ближе, где-то вверху расползалось белое пятно, и, наконец, глаза открылись.
  Картинка слегка подрагивала и расплывалась, будто зрачки были камерой в руках пьяного оператора. Сфокусировать взгляд на любом предмете дольше нескольких мгновений не удавалось. Но Артём попробовал.
  Белое пятно оказалось потолком. Стандартного молочного окраса. Кроме потолка в поле зрения имелась сложная металлопластиковая конструкция, опутанная проводами, как Лаокоон с сыновьями змеями. Недоуменно скользнув трясущимся видоискателем 'камеры' по композиции, Стрельцов с трудом узнал в ней капельницу или нечто схожее - жидкость в полых 'проводах' микроскопическими порциями скатывалась вниз, в район левого локтя. Только почему-то еще один прибор непонятного назначения перед глазами маячит, на столике, что ли?
  Больница?..
  И как он здесь оказался?
  И где?.. И кто?.. И когда?..
  Вопросы кружились огненными сполохами из сна, а то, что видение с падающими звездами было сном, Артём принял для себя без колебаний. И даже припомнил, что белый потолок вкупе с металлопластиковой конструкцией ему тоже снились. До огненного звездопада.
  И снились неоднократно...
  Вопросы кружились, но вяло, словно огненные шары растеряли большую часть мощи. Как-то неактуально кружились, ненастойчиво. Кружились и подрагивали вместе с кефирным потолком в треморных пальцах похмельного кинолюбителя.
  Хотелось пить. Нет, не так. Катастрофически, ужасно, безумно хотелось пить. Не иначе - добрый десяток столетий во рту и росинки не было. Не маковой, а простой, предрассветной. Сухой шершавый язык безуспешно скреб небо в потугах добиться слюноотделения. Предложи сейчас добрый самаритянин стакан воды в обмен на все нажитое имущество: квартиру, машины, мебель, бизнес, Стрельцов согласился бы. Не раздумывая. И в придачу еще накинул бы последние штаны и пару годиков каторжных работ. Подойдет даже отрава из ближайшей лужи, главное, чтобы воды в ней было больше, чем грязи.
  Надо поискать воду...
  Артём попробовал привстать, но накатила такая необоримая волна слабости, что он провалился в нее как в колодец.
  
   * * *
  
  Повторное - или, возможно, десятое-двадцатое по счету - пробуждение было более комфортным. По крайней мере, умопомрачительная жажда Стрельцова не мучила. Пить он по-прежнему хотел, но не настолько всепоглощающе. Чудовищная жажда трансформировалась в ненавязчивое желание опрокинуть стаканчик-другой холодного кваса. Да и сил несколько прибавилось; слабость уже не туманила взор.
  Артём провел визуальную рекогносцировку.
  Белый потолок, допотопная люстра с одной горящей лапочкой, кажется, капельница, непонятного назначения приборы. Помним, видели.
  Больничная палата, без вариантов. Стрельцов повертел головой и выяснил, что палата (или бокс) не одноместная. В помещении помимо самого Артёма покоились - самое верное слово, иначе не скажешь - еще два товарища. С правой стороны обзор загораживала окрашенная в тот же колер, что и потолок, стена, а слева на кроватях загорали те самые товарищи. Ближний - с перевязанной головой, вылитый герой гражданской войны из песни, тот, который поник головой с пробитым комсомольским сердцем, а дальний, у окна, - без видимых повреждений. Хотя о повреждениях судить очень сложно, когда из-под одеяла торчат только нос, глаза и лоб. Замерз он, что ли?
  Оба товарища лежали на кондовых кроватях с железными спинками и признаков жизни не подавали. То ли спали, то ли пребывали в бессознательном состоянии. Учитывая то, что в руку 'бойца' впилась игла капельницы, тот, безусловно, находился ближе к отключке, чем 'мерзляк', рядом с кроватью которого медицинские причиндалы отсутствовали. Одна полуразвалившаяся тумбочка красовалась.
  С мебелью вообще в палате было не ахти. Три кровати, три тумбочки и два столика - полный гарнитур. 'Мерзлявого' типа столиком почему-то обделили. Может, места не хватило - его кровать стояла у единственного, но по-настоящему фундаментального окна. Три на два метра. Прямо скажем, панорамная вещь. Окно прикрывала ленточная лапша жалюзи, как ни странно, приличная, сквозь которую пробивались тонкие лучи света. Лунного?
  На дворе - ночь или раннее утро. Крайний вариант - поздний вечер. Интересно сколько он здесь провалялся?
  Артём приподнялся и с удивлением обнаружил, что это у него получилось. Не то, что в прошлый раз. Слабость, правда, снова набросилась на члены, но с гораздо меньшим энтузиазмом. И под грудью неприятно кольнуло. Но не вырубился, как сгоревший телевизор, что весьма отрадно. Осмотрев уже не палату, а себя, для чего пришлось откинуть одеяло, Стрельцов обнаружил, что помимо локтевого сгиба, откуда торчала игла капельницы, медицина занималась и туловищем - к нижней части грудной клетки и к животу грибами-симбионтами присосались притянутые бинтами тампоны. С подсохшей кровью по краям.
  От одного взгляда на тампоны стало нехорошо. Затошнило, и слабость навалилась с прежней, недетской силой. Именно в этих местах проснулась боль и принялась вгрызаться в плоть, терзая нервные окончания своим садистским инструментарием. И как только Артём ее до сего мгновения не замечал? Ведь даже дышать вдруг стало тяжело -будто сбежавший из труппы Дуровых дрессированный слон по команде укротителя послушно уселся на грудь. Ни вздохнуть, ни... охнуть.
  И хотя с ногами, руками и прочими членами, включая то место, в которое отдельно взятые боксеры едят, ничего не произошло - ни бинтов, ни ран, ни швов на них не было и неприятными ощущениями они не донимали - Стрельцову и того хватило. Он смотрел на тампоны, представлял, насколько глубокие отверстия находятся под ними, и трясся от боли и ужаса, лишь сейчас осознавая, что чудом остался жив. И как ему удалось сбежать от тех беспредельщиков?
  Механически прокручивавшиеся в голове события того дня (вчерашнего? позавчерашнего? недельной давности?) разбередили раны душевные. Артём вспомнил, что в сточную канаву кошмарного криминального сюрреалистического абсурда судьба макнула не только его. В эту странную, безумную историю попала и Настя.
  Ее же использовали в качестве заложницы...
  Господи, что с ней? Отпустили ее эти подонки или нет? Что там они говорили, обещали? Стрельцов принялся лихорадочно восстанавливать в памяти свои переговоры с безымянным главарем и толстомордым 'курортником'.
  Воспоминания всплывали фрагментарно, по кадрам, словно при замедленном воспроизведении старой кинохроники. То один кусок пленки попадет в проектор, то другой. Накладываясь и переплетаясь. Почему-то все время в памяти всплывали дурацкий сон про падающие звезды и драка в автомобиле. Все-таки показал он тогда этим негодяям кузькину мать.
  Между тем воспоминания о славном подвиге сейчас больше мешали, чем повышали эмоциональный тонус. К сожалению, Артём забыл, что именно главарь и мордастый 'отпускник' говорили ему о собственных действиях в отношении Насти. То, что обещали отпустить и не трогать, если он будет себя правильно вести - несомненно, но в остальном? Что сулили в противном случае, обсуждался ли вопрос не совсем 'правильного' поведения? Ведь его поведение в машине оставляло желать...
  А что прикажете делать, если вас на убой волокут? Как борову вылупить зенки и покорно подставлять шею под топор? Увольте! Сами напросились. Еще и подрезали, сволочи! Конечно, ожидать в подобной ситуации от бандитов благородства не стоит. А с другой стороны, в своей части он требования похитителей выполнил до конца.
  Может, и отпустили.
  Что же бандиты обещали?
  Впрочем, как можно верить их лживым обещаниям, буде таковые и звучали. Даже если бы похитители клятвами страшными воздух сотрясали, землю-матушку ели, в груди себя били и договоры кровью подписывали, этой братии верить нельзя. Ни на йоту. Родного брата продадут за понюшку дешевого самосада. А о прочих и говорить не приходится. Ведь его отморозки тоже обещали отпустить. На все четыре.
  И что в результате?
  Больница, капельница. Едва костлявая не прибрала.
  А Настю?..
  Зубы скрипнули, и из горла Артёма вырвался протяжный глухой стон. Страшно! Боже, страшно!
  В груди лопнула стеклянная емкость и миллионы острых осколков вонзились в легкие. Дыхание перехватило.
  Перед глазами неожиданно возникло встревоженное женское лицо. Неопределенного возраста.
  - Очнулся? Ай-ай! А зачем подниматься. Нельзя ведь пока, швы разойдутся. Ну-ка, ложитесь обратно. - Медсестра, а, судя по характерному белому халату и, главное, требованиям, это была именно она, принялась аккуратно укладывать Стрельцова на подушку. - Опять потекло.
  Артём опустил взгляд и увидел тянущую из-под тампона щупальца темно-красную кляксу. Грудь разламывалась от боли, но в данный момент Стрельцова куда больше волновало иное.
  - Простите, мне срочно нужно... обязательно нужно узнать, как там моя супруга, что с ней? - Вопросы получались не вполне связными.- Телефон, мне нужен телефон... Да, точно, позвонить...
  - Позвонить? Спят все уже, и вы ложитесь. Я кому говорю?!- Медсестра пыталась привести Артёма в горизонтальное положение, но он сопротивлялся, хватал ее за руки, за халат и хрипел:
  - Мне обязательно нужно... дайте телефон! Где мой сотовый? Куда его дели? Там же бандиты. В милицию...
  - Милиция была уже у Вас. Заходил следователь, врач не разрешила ему с Вами поговорить. Но не волнуйтесь, он обещал завтра заглянуть. Все запишет, протокол составит.
  - Время уходит, надо, чтобы... чтобы... позвонить...
  Мысли путались и терялись.
  - Куда звонить в таком состоянии. Вас и без того еле-еле с того света вытащили, спасибо Олегу Петровичу и Анне Павловне. В любой момент... Вот, что наделали. Ложитесь, кому говорю!
  Красное пятно на груди расползалось все шире, захватывая уже часть живота и бок. По ребрам потекла теплая струйка.
  - Если не успокоитесь, я вам укол поставлю или Олега Петровича позову. С такими ранениями двигаться вообще нельзя! Успокойтесь!
  - Вы не понимаете... - прохрипел Артём, пытаясь достучаться до непонятливой медсестры. Голос женщины начал удаляться, а окружающее пространство мерцать и съеживаться. Снулой рыбиной в сознании плеснулась мысль о том, что сейчас он снова вырубится. Дабы избежать этого, Стрельцов подчинился медсестре и улегся.
  Полегчало. Не сразу, но ощутимо. Мерцание исчезло, пространство восстановилось в прежних объемах, а звуки приобрели естественное звучание. То ли короткий отдых поспособствовал, то ли обещанный медсестрой укол, который она все-таки сделала. Без возражений или сопротивления.
  Наверное, сестра милосердия ввела ему лошадиную дозу, поскольку Артёма почти сразу сморил сон.
  Почудилось, Стрельцов закрыл глаза лишь на миг, но когда вновь распахнул веки, то в палате стало заметно светлее. Сквозь жалюзи в помещение протискивались уже солнечные лучи.
  День? Утро?
  Артём совершенно потерял счет времени. Он не в состоянии был определиться не то что со временем суток, но и с датой, не говоря уже о часах. Какой сегодня день: понедельник, среда, суббота? Или следующий понедельник? Бог его ведает.
  И почему-то эмоции улетучились. Голова соображала великолепно. Выкладки и умозаключения, касающиеся в том числе и Насти, в памяти не стерлись, напротив, Артём только и думал о том, отпустили ли бандиты его супругу или нет, но отношение к ним изменилось. Страх пропал, улетучилось жгучее желание выть от бессильной ярости и рвать, грызть зубами глотки, пальцы, кости, что угодно, хоть спинку кровати, хоть дверцу тумбочки. Сошло на нет стремление куда-то бежать, кричать, просить, доказывать, что-то делать.
  Остались сожаление, усталость и легкая печаль. И еще малая толика смирения. Собственные злоключения потеряли яркость, поблекли, а вопросы о судьбе Насти сверлили мозг, но не слишком агрессивно. Вообще, сознательная деятельность протекала отстраненно. Словно он обсасывал прочитанный авантюрный роман или мусолил впечатления о новом зарубежном фильме. И случившееся его ни в коей мере не касается. Видимо, поставленный медсестрой препарат еще бродил по венам и капиллярам.
  - Доброе утро.
  К его кровати подошла дама в белом халате, но не старая знакомая 'добрая укольщица', а другая, то ли медсестра, то ли доктор, рядом с ней возвышался высокий здоровый лоб интеллигентной наружности, что выражалось в наличии аккуратной 'испанской' бородки и лысины. Здоровяк тоже был в белом. Халате. Когда они проникли в палату, Артём, погруженный в свои невеселые думы, внимания не обратил.
  Стрельцов перевел взгляд с потолка, которым упорно до этого любовался, на даму. Мужик из поля зрения выпал. Скосил глаза вверх-вниз и автоматически отметил, что дама... вполне. Ничего. Не то 'ничего', которое обозначает отсутствие или ничтожность, а 'ничего' в смысле - хороша. Все при ней, весь джентльменский, точнее, наверное, 'сеньоритский' набор. Прямые черные волосы собраны в хвост, аккуратный носик, ямочки на щеках, большие выразительные глаза - цвет не разглядеть за стеклами очков, стройная фигура. К гадалке ходить не нужно - не одно мужское сердце разбила красавица доктор.
  Сердце Артёма между тем даже не дрогнуло. То ли в силу болезненного состояния, то ли по причине остаточного воздействия вколотых лекарственных препаратов успокаивающего действия, то ли из-за сумрачных дум и тревоги за Настю.
  - Как самочувствие?- вместо приветствия поинтересовался бородатый.
  - Относительно, - просипел Стрельцов.
  - Чувство юмора просыпается, значит, дело на поправку. - Лысый здоровяк в халате довольно сощурился, словно обожравшийся дармовой сметаной кот, наклонился и приподнял одеяло.- Давайте посмотрим, как тут Ваши ранения поживают.
  Пока врач, сомневаться в этом уже не приходилось, проделывал манипуляции с тампонами, Артём вяло наблюдал за лицом и шеей дамы, гадая, медсестра она все же или доктор. И все так же механически отмечал: нос чуть вздернутый в веснушках, с правой стороны шеи чуть выше ключицы темнеет маленькая родинка. Буквально за минуту Стрельцов настолько хорошо изучил внешность женщины, что без проблем сумел бы составить ее словесный портрет. Подобной наблюдательностью ранее он не отличался.
  - Что же, неплохо, - закончив осмотр, констатировал врач. - Кровь почти не сочится, воспаления нет, нагноение отсутствует. Пару-тройку недель у нас отдохнете и лучше прежнего будете, Артём Вячеславович. Правильно?
  - А откуда?..
  - Следователь сказал. В кармане у Вас документы были, водительское удостоверение, кажется.
  - А вы, наверное, тот самый Олег Павлович, которым меня медсестра вчера пугала?
  - Не знаю, кто кого и кем пугал, но почти правильно. Только Петрович, а не Павлович.
  - Олег Петрович, мне бы с родными связаться. И еще со следователем тоже бы...
  - Следователь сам сегодня подойдет, звонил уже, спрашивал. А что касается родных - то уже уведомили. В приемном покое матушка ваша дожидается. После обхода сможете увидеться.
  - Когда, откуда? - удивился Артём.
  - Не знаю, у следователя спрашивайте, он ваших близких искал, - ответил врач, поправил одеяло, обернулся и продиктовал пару предложений, засоренных медицинской терминологией. Стрельцову были знакомы отдельные слова: 'поставить', 'два кубика', 'три кубика', 'перевязка'. Симпатичная дама чиркнула что-то в блокноте. То же самое проделала и стоящая чуть позади старая знакомая медсестра.
  - Доктор, это вы мне операцию делали?
  - Я мил-человек. Кто же еще? Тут на всю больницу четыре хирурга, из них один в отпуске, а другой главврач. И дежурство мое было.
  - Спасибо, говорят, что почти с того света вытащили.
  - Кто говорит? Лариса Николаевна, вы что ли?- бородач обернулся к медсестре.
  - Нет-нет! - 'Укольщица' открестилась от подозрений.
  Врач скептически хмыкнул и вновь развернулся к Стрельцову.
  - С того, не с того, не знаю, но состояние было у вас, прямо скажем, неважное. Два колото-резанных проникающих ранения в грудную клетку и брюшную полость, большая кровопотеря. Повозиться пришлось. Ладно, отдыхайте, вам надо, подробности потом.
  Доктор направился к соседу с перебинтованной головой, а дама в очках продолжала что-то писать в блокноте.
  -А вы тоже доктор?
  - Почти. - Брюнетка оторвалась от начертания букв и улыбнулась.
  Из-за ее спины возникла медсестра, намедни угостившая Стрельцова уколом, и подтвердила:
  - Анна Павловна - интерн. Анестезиолог-реаниматолог.
  - Значит, вы тоже меня оперировали.
  - Скорее, ассистировала.
  - Все равно, спасибо.
  Брюнетка еще раз улыбнулась и направилась вслед за бородачом к соседней койке.
  - И ничего я не пугала, а предупреждала, - проворчала медсестра. Она еще что-то ему говорила, но Артём не слушал. После того как врачи отошли, по груди растеклась огненная лава, и привыкнуть к этой боли было сложно, но, главное, он вдруг понял, догадался, осознал, что с Настей случалось худшее. Иначе она пришла бы вместе с мамой. Есть, конечно, еще надежда, что она просто не может - тоже в больнице или в милиции показания дает. Но надежда слабенькая.
  И еще ему надо было подготовиться к разговору с мамой. С одной стороны нужно узнать хоть что-нибудь о Насте - других источников информации пока нет, не у медсестры же спрашивать, а с другой - не напугать маму, сердце у нее слабое, а поводов для волнения и без того хватает. Одного сына, лежащего в больнице с продырявленной шкурой - за глаза.
  
   * * *
  
  За три дня, миновавших со времени визита человечка Лехи Тумана, никаких значимых событий не произошло. Никто не звонил, не приходил, начальство на ковер не вызывало. Игорю Юрьевичу порой даже не по себе становилось, мысли нехорошие беспокоили, в том духе: а не затишье ли это перед бурей. Слава богу, хоть мысли, а не предчувствия, которые имеют дурацкое обыкновение сбываться. А мысли - продукт сознательной деятельности - зачастую являются ошибочными, и полагаться на них нельзя. Вот выверты подсознания, например, интуиция - другое дело. Им не доверять - дороже выйдет.
  С легкой паникой, которая охватывала Данильца в связи с подозрительным затишьем, он по мере сил боролся. Сам себя убеждал, что волноваться без толку, тратить попусту нервы не стоит, все объясняется очень просто: Туманов в островном деле лишний раз светиться не желает, поскольку замазан по уши. Как пить дать, замазан. Однако эффект от самовнушения был слишком кратковременным, и буквально через десять-пятнадцать минут Игорь Юрьевич опять начинал нервничать, ходить из угла в угол и обкусывать ногти. И ждать, что зазвонит телефон, и завертится кутерьма.
  Помогала справиться с нервным напряжением работа. В том числе по темному делу, возбужденному по факту обнаружения двух трупов на острове Гладышева. 'Сплавив' важнейший вещ.док и благополучно заменив нож купленным аналогом, Игорь Юрьевич не забросил дело на полку и не предался тому процессу, который в народе зовется 'ничегонеделание'. Хотя ничто не мешало этим заняться, попутно изображая в целях умиротворения начальства бурную деятельность. Напротив, Данилец выполнил не только все неотложные следственные действия, но и те, с которыми вполне можно было повременить. Без существенного ущерба для расследования. Игорь Юрьевич установил данные по трупу женщины - тело успешно, если в данной ситуации данный эпитет применим, родственниками опознано как принадлежащее Стрельцовой Анастасии Александровне, допросил мать и отца пострадавшей и соседей, а также назначил целую кучу экспертиз, в том числе и по ножу. И уговорил родственников убитой женщины провести осмотр в ее квартире, чего обычно никто не делает, если не считать тех случаев, когда жилье является местом происшествия. Первоочередная задача любого следователя - произвести осмотр там, где обнаружены трупы или следы преступления, остальное же зависит от его инициативы. Данилец инициативу и проявил. И не потому, что старался создать видимость активности, а в связи с редким для нормального следователя районной прокуратуры желанием докопаться до истины. Нет, в правдоискателя и романтика Игорь Юрьевич в одночасье не перекинулся. Возраст не тот, да и не оборотень он, чтобы перекидываться, пусть и в погонах. Просто раскрыть 'островное' дело, стало для него чрезвычайно выгодным.
  Во-первых, с точки зрения возможной благодарности со стороны председателя Законодательного собрания области. А во-вторых, докопаться до торчащих 'ушек' Лехи Тумана надо как можно скорее. В целях безопасности. Чтобы было чем ответить, начни он на следователя поддавливать. Что такое подмена вещественного доказательства по сравнению с убийством, а тем паче - двумя, если Туманов причастен к обоим трупам? Мелочь. Пустяк. Даже с позиций уголовного кодекса. Вдобавок с высоты падать куда больнее.
  Дай бог, нароем чего-нибудь, вынюхаем, и тогда с банкиром поторговаться не грех. Мол, вы от нас отстаньте, и мы вас трогать не намерены. А то затаился бывший бандит до поры, что внушает тревогу.
  И помечтать можно. О двух сосках, например. Двух источниках 'питания'. Только осторожно помечтать, а то как бы не оказаться меж двух огней, вместо двух сосок.
  Помимо прочего, подсунув откровенную приманку в виде ножа с отпечатками и гравировками прямо под нос, некто, пока еще безликий и безымянный, зацепил и чувство собственного достоинства следователя. Приманка, а версия о том, что нож действительно является орудием убийства, сейчас безапелляционно отметалась, выглядела оскорбительно для репутации профессионала, к коим Данилец себя без зазрения совести относил. На, дорогой, кушай, ты же недалекий, съешь, не подавишься. У следователя имелись смутные подозрения относительно этого безликого некто и чесались руки.
  По указанным причинам Игорь Юрьевич и сподобился на осмотр квартиры пострадавшей Стрельцовой. И попал с ним в десяточку. Вскрыв в присутствии понятых - ключей у родственников не оказалось - квартиру, следователь обнаружил много интересного. Что-то нехорошее в квартире происходило, вплоть до убийства. Об этом свидетельствовали редкие потеки красного цвета и некоторый беспорядок; раскиданные вещи, смятая постель, грязь на ковре. Хозяева в подобном виде жилье обычно не содержат. По крайней мере, намусорив, стараются тут же убрать. А если помимо мусора в квартире имеется также труп таксы с признаками насильственной смерти, то поневоле закрадутся сомнения относительно, как говорят экстрасенсы, кармической чистоты жилья. Нет, здесь однозначно разные гадости творились.
  И еще в квартире сняли множество отпечатков пальцев. Конечно, шансов на то, что снова на блюдечке с голубой каемочкой ему преподнесут отпечатки потенциального подозреваемого или подозреваемых, не так много. Наверняка хозяева квартиры, их родственники и друзья залапали все доступные поверхности, но чем черт не шутит. Преступники далеко не столь осторожны и предусмотрительны, как пишут в детективах, вероятно, кто и наследил
  На сей раз возиться с отпечатками самостоятельно Данилец не стал, а запряг эксперта-криминалиста, поручив ему, используя профессиональный сленг, 'откатать пальцы' Стрельцовой, ее родственников и друзей, при их согласии, и сличить образцы с 'пальчиками', обнаруженными в квартире. Кроме того, пробить отпечатки по компьютеру, вдруг их один из постоянных клиентов правоохранительных органов оставил. А в довесок сунул в зубы постановления о назначении 'дактилоскопии' и строго настрого наказал при получении любой важной информации незамедлительно сообщать следователю, независимо от времени суток и места расположения.
  И еще произошло кое-что - нашелся муж Стрельцовой, которого безуспешно искали несколько дней. И родственники, и милиция, и следователь. Естественно, Данилец сам по дворам и улицам не бегал, пытаясь обнаружить пропавшего гражданина, но розыскников периодически теребил, вытряс из матери Стрельцова, едва не доведя бедную женщину до инфаркта, номера телефонов и адреса многочисленных друзей, сослуживцев и подруг сына и в целях их опроса опять же припахал оперативников. И, пребывая в довольно оптимистичном настроении, не поленился позвонить в морг, узнать насчет свежих неопознанных трупов.
  В морге, увы, не порадовали. Также как и розыскники, вкупе с родственниками и друзьями. Никто ничего не видел и не знал. Игорь Юрьевич поневоле уже начал подозревать господина Стрельцова в грехах тяжких и подумывать о том, не муж ли дражайшую супругу в лучший мир отправил вместе с полюбовником. И тела на острове Гладышева живописно разложил. А затем, осознав тяжесть и необратимость содеянного, в бега сорвался. Ревность - чем не мотив для убийства?
  Необоснованные подозрения, не то чтобы развеял, но несколько уменьшил телефонный звонок следователя Березовской районной прокуратуры. Коллега сообщил, что его переадресовала к Данильцу мать Артёма Вячеславовича Стрельцова, который в настоящий момент проходит лечение в Березовской ЦРБ в связи с двумя проникающими колото-резанными ранениями грудной клетки и живота. Пациент поступил в бессознательном состоянии в лечебное учреждение четыре дня назад, прооперирован, уже пришел в сознание, со слов врачей состояние опасений не вызывает. По поручению следователя сотрудник милиции коротко допросил Стрельцова и выяснил, что ранения ему нанесли неизвестные лица в Белореченске на острове Гладышева. Кроме того, эти же лица, со слов Стрельцова похитили его супругу.
  Узнав, что в производстве Данильца находится уголовное дело по факту обнаружения двух трупов, в том числе и супруги Стрельцова, следователь из Березовки откровенно возликовал. Еще бы не радоваться; темное дело по двум составам - похищению человека и нанесению тяжких телесных повреждений, которое вполне в дальнейшем могло быть переквалифицировано и на покушение на убийство,- откровенный 'глухарь', 'висяк' свалился с плеч. Не гора, конечно, но, в некотором смысле, круче. Преступление совершено в городе, расследовать дело в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством надлежит там, пусть 'центральники' сопли и разгребают. То есть, Игорь Юрьевич.
  Коллега из Березовки на радостях пообещал лично завезти материал в Центральную прокуратуру. Однако Игорь Юрьевич от щедрого предложения благородно отказался, уведомив собеседника, что на днях все равно навестит раненного в больнице и дополнительно допросит его, а заодно и за материалами заскочит.
  На том и порешили.
  Кроме того, Данилец еще успел вкратце выспросить, о чем поведал коллеге муж погибшей, но ничего толкового не услышал. И понял, что подробности придется выяснять самостоятельно.
  Кстати, завтра есть время, можно и в Березовку наведаться, даже любопытно, каким боком господин Стрельцов причастен к убийству собственной супруги. Ранения ведь он получил там же, где обнаружили трупы.
  Любопытно и для дела полезно.
  
   * * *
  
  Артём проснулся рано. Именно проснулся, а не очнулся, что радовало... чрезвычайно. Вкусив в полной мере те состояния, которые обозначаются оборотами типа: 'пришел в себя', 'пришел в сознание', 'очнулся', Стрельцов по настоящему оценил прелесть обычного сна. И особенно пробуждения.
  Отныне, читая роман какого-нибудь мастера детективного жанра, герой которого в промежутках между перестрелками и постельными сценами только и делает, что дерется, сознание теряет и, соответственно, в себя приходит, Артём, наверное, плеваться будет. Смачно и прямо на страницы книги. Плеваться и костерить лживых авторов, описывающих акт возвращения сознания как нечто легкое, безболезненное, мимолетное.
  Бац! Главный герой по башке пистолетом получает, но уже через пару абзацев быстренько в себя приходит, бодрый, здоровый и готовый к новым подвигам во имя добра и справедливости. Нечто подобное происходит на сороковой, восемьдесят пятой, сто девятнадцатой и двести тридцатой странице. И еще на десятке других. Лишь предмет, с помощью которого героя привели в бессознательное состояние, меняется: где оружие, где кулак, где дубинка, где бутылка. Попробовали бы эти писатели сами очухаться после удара по голове, не говоря о ножевом ранении.
  По-иному бы запели.
  И что теперь читать прикажете?
  Глотка исторгла вздох. Средней степени тяжести. Артём невольно скривился, у него жизнь в одночасье рухнула, а он о детективах размышляет. Критик литературный.
  Вчерашний день был...не сложным, не плохим...кошмарным. После обхода он встретился с мамой, а затем еще общался со следователем. Или участковым. А может и оперативником. Артём не разобрал. Все прошло будто в тумане, в мареве, в дымке.
  И запомнилось плохо. Но основное отложилось, хотя именно это Артём выкорчевал бы из памяти в первую очередь.
  Как мать плачет, как рассказывает о своих бессонных ночах и том, что нашли тело Насти. Как звенят в ушах слова, которые вроде бы никто и не произносил вслух: 'Насти больше нет!'. Как перехватывает горло от слез, так и не покинувших сухие глаза.
  И еще много чего.
  Настю убили. Вот что не выкорчевать, не переписать, не изменить. Из головы вылетело, сказала ли мама о том, как Настя погибла, и еще много чего вылетело, но... главное ужасное известие прозвучало. И хотя внутренне Артём готовился к самому плохому развитию событий - ситуация с похищением и последующим покушением предполагала в том числе и трагические последствия, но все же известие о смерти жены и еще не рожденного ребенка ударило очень сильно. Выяснилось, что подготовиться к подобному невозможно.
  Стрельцов чудом дождался ухода матери и лишь потом разрыдался. Боль физическая - грудь жутко свербела и едва ли разламывалась, а в живот словно напихали кучу раскаленных углей - оказалась спасительницей, лекарством от боли душевной. Помогала забыться. И не давала выть в полный голос и биться лбом о косяк, размазывая кровавые кляксы по обоям. На подобные подвиги элементарно не хватало сил.
  Некоторое успокоение, вернее говоря, опустошение пришло к полуночи, когда Артём сумел наконец заснуть. Или забыться.
  Сон лечит. В этой народной мудрости Стрельцов убедился в очередной раз. Сегодня душевная боль не исчезла, не пропала, но поблекла. Не заслоняла собой белый свет и из острой превратилась в ноющую. Артём будто сжился с ней. Так происходит, когда долго болят зубы, и сначала на стену лезешь, а затем привыкаешь, смиряешься.
  И то, что было вчера, тоже мнится сном. Кошмарным.
  Вчера, кажется, еще следователь заходил, или кто он там. Спрашивал, записывал, а что?..
  Сон...
  Фантасмагория. И доказательство вчерашнего сюрреализма - слова матери о том, что Чапу тоже убили. Добродушную, безобидную таксу. Это ли не кошмарный бред?
  А сейчас явь. Горькая, печальная, серая, как хмарь над промышленным городом, явь. Наяву боль не всепоглощающая, словно во сне, и ужас не вселенский. Но все же боль и ужас, затаившиеся до поры в душе, но готовые в любой момент выползти на свет.
  И надо жить дальше... с болью и ужасом.
  Насти нет... И нет их долгожданного ребенка, узнать пол которого и придумать имя они не успели. И необходимо привыкать к постоянной тяжести, к ощущению сосущей пустоты внутри и горечи под языком.
  Мать вчера, пытаясь неуклюже успокоить (хотя сама каждые пять минут принималась реветь белугой), обмолвилась, что все наладится, Артём еще не старый...
  Почему-то это запомнилось хорошо. Из лучших побуждений вроде сказала, но слова матери острым скальпелем резанули по сердцу.
  А ведь он любит Настю.
  Любил.
  Стихотворений в ее честь не сочинял, баллады под балконами не пел, на ветряные мельницы с копьем наперевес не бросался, ратных подвигов во имя ее не совершал, но как жить без нее не представлял. Без ее улыбки, озорного взгляда, ироничных поучений и добродушных насмешек, без ее прикосновений, поцелуев, привычных жестов. Норовистая прядка, вечно стремящаяся упасть на глаза, милая ямочки на щеках, родинка на шее - они настолько родные, что порой Стрельцову казалось, что это не Настины прядка и родинка, а его собственные, и их легко увидеть в зеркале.
  Он словно в зеркало и смотрелся. Волшебное зеркало, отражающее вторую половинку, найти которую мечтают многие жители нашей маленькой планеты. Независимо от пола, расы и национальности. И десятилетние девочки, и восьмидесятилетние старики. Мечтают многие, а находят единицы. Артёму повезло, он нашел... и потерял.
  И как жить без нее? Без любви.
  А жить надо. Существовать. Ходить по земле, пить, есть, спать, дышать. Пусть не в такт с любимой, но в унисон с памятью о ней.
  Жить. Ради матери, ради себя, ради того прекрасного, что было...и ради...мести. Уход - удел слабаков, трусов и несостоявшихся мужчин. И еще, возможно, офицеров, ведь для них лечь виском на дуло - порой вопрос чести. К касте офицеров Артём при всем желании себя причислить не смел, поэтому даже мысли о том, чтобы уйти, не возникало. Слишком много незавершенных дел тут останется. О матери позаботиться, с компаньонами спорные вопросы урегулировать, и еще пару тысяч проблем разрешить. И, самое главное, поквитаться с теми, кто разрушил его жизнь.
  Найти и поквитаться.
  Найти, конечно, не так легко будет, но он все отдаст, все положит... Увидеть лица большинства похитителей ему не позволили, но голоса он слышал, а толстомордый вообще засветился капитально. Его ряху Артём никогда не забудет. Иногородний он или нет, Стрельцов ничего не пожалеет, ведь терять ему нечего. Почти.
  К тому еще ниточки имеются. Например, одному из бандитов он руку прокусил, а другому головой нос помял - они должны за медицинской помощью обратиться. Травмы специфичные, дата получения повреждений известна - вычислить гавриков вполне реально. Если обращались, а не самолечением занимались. А через них выйти на главаря и заказчиков. Остальные исполнители - пешки, и они на закуску пойдут в меню вендетты, но сорвать маски с организаторов этой чудовищной затеи куда важнее. Сорвать и убить. Распять, колесовать, порезать на мелкие кусочки. Вырвать их поганые сердца и заставить сожрать собственные потроха. Это будет основным, королевским блюдом. Которое, по меткому определению одного вымышленного героя преступного мира, нужно подавать холодным.
  Пока они только маски, но Артём верил, что сумеет, узнать, кто скрывается под ними. Ключевое слово здесь 'пока'.
  От невеселых дум и потуг влезть в шкуру монстра дедукции местного разлива отвлек утренний обход врачей. Точнее, одного врача, бородатого здоровяка Олега Петровича; других докторов, если не считать интерна Анны Павловны, Стрельцов здесь и не видел. Медсестры разные заглядывали, а врачи почему-то толпами не бегали. Что вполне естественно - обычная районная больница широким штатом врачей не располагала, не продвинутая областная клиника все-таки. Впору вообще удивляться, как Олег Петрович сумел его спасти и довольно качественно залатать. Хотя чему удивляться, практика-то наверняка большая. Артём помнил пояснения врача относительно количества хирургов в ЦРБ. Соответственно, не вызывало сомнения, что в связи малочисленностью врачебного корпуса оперировать Олегу Петровичу приходится часто, можно добре насобачится на удалении аппендиксов и гланд. И на штопке разнообразных дыр, коими местные мушкетеры награждали друг друга по пьяной лавочке.
  Справедливости ради, в сознательном состоянии в больнице на данный момент Стрельцов провел от силы часов двадцать и объективно судить о количестве врачей не был способен в принципе. В полной отключке или во сне не подсчитаешь, трое тут докторов или сто. Да и не важно, сколько их в больнице, Артём не возражал, чтобы его и впредь осматривал исключительно Олег Петрович, при условии, что вместе с ним будет симпатичная брюнетка в очках. Хоть не душе покой, так для взгляда услада.
  Между тем сегодня врач заглянул в палату без интерна. С одной медсестрой.
  - Доброе утро.
  - Здравствуйте, доктор.
  - Что, имя и отчество опять запамятовали? - приподнял брови мастер скальпеля и зажима.
  - Здравствуйте, Олег Петрович, - послушно исправился Стрельцов.
  - Не забыли. Хороший признак, значит, обильная кровопотеря и травма на функциях головного мозга не сказались.
  - Вам виднее.
  - Еще бы,- фыркнул доктор.
  - Скажите, а ваш интерн подойдет?
  - Аня? Нет, она сегодня в городе. А что, понравилась? Вы, батенька, ходок, однако.- Олег Петрович погрозил пальцем. - Давайте лучше поглядим, как Ваши ранения поживают. Так, нагноения нет. Температура и давление в пределах нормы. Замечательно... Прозвучит банально, но на Вас все как на собаке заживает. Даже завидно немножко.
  Губы Артёма слегка раздвинулись в подобии виноватой улыбки. Подобии, поскольку на настоящую широкую улыбку не хватало... запала, наверное. Накопившаяся в душе горечь мешала.
  - И вообще, везучий вы человек.
  После этого заявления напрашивался очевидный вопрос, и Стрельцов его выдавил:
  - Почему?
  - Потому что получили два тяжелых ранения, а спустя четверо суток - уже огурчик. Можно в книгу рекордов заявку посылать. Динамика просто удивительная! А ведь были на грани. Раневые каналы глубокие, два сантиметра в сторону, и мы бы с вами сейчас не общались. Жизненно важные органы не повреждены. Ни сердце, ни легкие не задеты. А как артерию миновало, я до сих пор понять не в силах. Удивительно!
  - Два сантиметра?..
  - Даже меньше. Еще помогла комплекция, выручила.
  - В смысле?
  - Мышцы, жир... плотность массы большая, удар немного направление изменил.
  Мысль о том, что ему сопутствовало катастрофическое везение, и жизнь от смерти отделили считанные миллиметры, насмешила, заставила приторную горечь отступить, забиться до поры в угол.
  Повезло так повезло. Словно утопленнику. Выжившему утопленнику.
  Закончив осмотр, врач порадовал слух десятком дежурных непонятных терминов, которые медсестра записала в блокнот.
  - Отдыхайте пока, после обеда к Вам следователь приехать должен. Звонил с утра, спрашивал.
  - Какой следователь?
  - Из прокуратуры, по-моему...
  - Что вчера приходил? Он меня уже допрашивал, протокол составил...
  - Нет, вчера наш, местный, приходил, а этот из города. Он дело об убийстве вашей жены расследует. - Врач почесал бороду и легонько похлопал Стрельцова по предплечью. - Соболезную. Крепитесь.
  Несмотря на то, что слова были сухими, официальными, благодаря интонациям, Артём услышал в них поддержку и участие. И еще прочитал в глазах доктора, что он действительно сочувствует его горю. И не великий вроде физиономист, и еле живой к тому же, но прочитал, а как, сам не понял. Застрявший в горле со вчерашнего дня ком вырос до размеров арктического айсберга и стал мешать свободному прохождению кислорода в легкие, а в уголках век защипало.
  'Только бы не расплакаться!'.
  Громадным усилием воли Стрельцов сохранил на роже подобие улыбки и выдавил:
  - Как тут не держаться, когда от успокоительных уколов подташнивать начинает. И зад свербит.
  - А что делать? Без уколов никуда, вам и Лариса подтвердит. - Врач кивнул на медсестру.- Будет свербеть.
  
   * * *
  
  Следователь приехал ближе к вечеру.
  Зашел в палату, поздоровался, назвал должность и фамилию и уселся на стул рядом с кроватью Стрельцова. По-хозяйски развалился и закинул ногу на ногу. Эдакий типичный 'пиджак': чуть старше тридцати, сухощавый, с помятой рожей, залысинами и характерным взглядом человека облеченного полномочиями. Корректный, но несколько развязный, вальяжный, преисполненный по отношению к окружающим превосходства, которое зиждется не на количестве денег или подчиненных, а на осознании того, что любой гражданин, каким бы высокопоставленным и крутым он не считался, может оказаться в его власти. Допустит промашку и станет клиентом, его или другого неприметного 'пиджака', и только следователь решит - с учетом пожеланий начальства - сидеть крутому господину на нарах или гулять на свободе. Именно так, словно на червяка, раздумывая раздавить его, растереть в порошок или просто выбросить, смотрел на Артёма лет восемь назад следователь налоговой полиции. Тогда уголовное дело благополучно прекратили, Валерка кого-то удачно подмазал, но ощущение беспомощной букашки под лупой любопытного экспериментатора не забылось.
  И хотя сейчас Стрельцов имел совершено иное процессуальное положение, к следователю невольно испытывал легкую неприязнь. Вчера подобных эмоций по отношению к сотруднику органов он за собой не заметил, но это и немудрено - показания давал, находясь еще в шоковом состоянии. А сегодня боль чуть притупилась, и... обнаружилось, что 'пиджак' ему категорически не нравится. Нет, ожидать, что он будет испытывать симпатию и желание обнять-поцеловать следака, конечно, не стоило; настоящему русскому любая власть претит, а уж связанная с охраной правопорядка и уголовным преследованием - тем более, но настолько негативная реакция стала для самого Артёма неожиданной. Разозлился он на прокурорского чинушу. Явился не запылился, прилизанный, приглаженный, в белой рубашечке, стильном галстуке, так и сочится довольством, разве что уже упомянутая помятая рожа выбивалась из общего ряда. Пользуясь сленгом телевизионщиков, видеоряда.
  А еще говорят, что сотрудники органов плохо живут. Затюканные, мол, задолбанные текучкой дел и начальством. У этого все в порядке. И часы на запястье явно не из дешевых. Кстати, деятель из налоговой полиции - к счастью, давно упраздненной - тоже вальяжной улыбкой и дорогими часами щеголял. Общий пунктик, что ли?
  Впрочем, со следователями в своей жизни Артём сталкивался не столь часто - третий раз, если считать вчерашний допрос, когда он находился в состоянии прострации. С прокурорскими же вообще не доводилось - и сравнивать было не с чем. Возможно, этот индивидуум отличался чем-то особенным, неповторимым, но кто его разберет.
  Допрос продолжался долго. Стрельцов уже намозолил язык, устал, а вопросы сыпались и сыпались. Песчинками с пустынного бархана. Следователя интересовало буквально все: кто во что был одет, стилистика речи преступников, их требования, дословное содержание разговоров, интерьер дачи, марка и цвет использованного для проезда на остров автомобиля, коли номер его неизвестен, приметы человека, которого пришлось обивать пивом. И еще: имели ли место ссоры с кем-либо в обозримом прошлом, угрожал ли кто Стрельцову либо его супруге, есть ли враги и недоброжелатели, а также должники и кредиторы. И прочая, и прочая. Даже отношения с супругой и ее родней без внимания не оставил, змей канцелярский.
  Дотошный следователь попался, въедливый.
  На четвертом часу процедуры Артём не выдержал и взмолился:
  - Извините... как вас?..
  - Игорь Юрьевич.
  -...Игорь Юрьевич, я уже ничего не соображаю. Грудь болит, устал и хочу спать. Давайте перенесем на другой день?
  - Конечно, конечно, понимаю... Да я почти все выяснил. Разрешите последний вопрос. Опознать кого-либо из похитителей сможете?
  - Мордатого смогу. Сто процентов, без вариантов. Я его хорошо разглядел, запомнил. А остальных вряд ли. Я же их не видел толком. У двоих - только затылки, а здоровяк в бейсболке был в солнцезащитных очках. И особых примет нет... Рожи как рожи, стандартные братки. Пацаны с городских окраин. Сейчас, конечно, подобных типов поменьше, чем лет десять назад, но все равно хватает. Да и не до изучения особых примет тогда было...
  - А по голосу?
  - По голосу...- Стрельцов закрыл глаза. - По голосу, наверное, главаря узнаю. Другие молчали больше, а этот разговорчивый... Он все время, к месту и не к месту, 'типа' вставлял.
   - Что вставлял?
  - Слово 'типа'. Сорняк. Вместо связки. Знаете, кто-то через слово 'блин' говорит или 'значит', или 'в принципе', кто-то... на матерные связки горазд, а этот повторял: 'типа', 'типа'.
  - Замечательно! - Следователь шустро записал сказанное Стрельцовым в протокол. - 'Типа'... Не склад с мармеладом, конечно, но уже кое-что. Махонькая, но зацепка. И еще раз, чтобы ничего не упустить, куда, по каким частям тела вы им удары нанесли?
  - Точно не ...
  - Ориентировочно.
  - Тому, что в шортах, головой в лицо стукнул, кажется. В скулу вроде бы. Хрустнуло что-то. А тому, что слева сидел, здоровяку в очках, я толком никуда не попал. Ни ногами, ни локтем, но руку прокусил сильно, кровь побежала.
  - Какую руку, не вспомните? И что именно прокусили: предплечье, плечо, ладонь?
  - Не знаю. Кто там разберет, такая свалка... не ладонь, точно. Скорее, мясное - бицепс или трицепс... не знаю.
  - Спасибо. - Следователь встал со стула и протянул папку с протоколом Артёму.- Здесь подпишите, пожалуйста.
  Стрельцов извлек правую клешню из-под одеяла и накарябал собственную роспись.
  - Правильно. А теперь внизу напишите: мною прочитано, с моих слов записано верно.
  Под ровными протокольными строчками, напоминающими мелкую речную зыбь, гнутым изломанным проводом протянулась кривая стрельцовская запись.
  - Еще раз спасибо.- Подписанный протокол юркнул в папку, удовлетворенно щелкнула кнопка.- Поправляйтесь. Через две-три недели, возможно, я дополнительно вас допрошу.
  - Зачем? Я все рассказал, - хлопнул ресницами Артём.
  - Сегодня я кое-что опускал, некоторые подробности не выпытывал, учитывая ваше состояние. Кроме того, если найдем преступников, надо будет провести опознание. И еще много чего.
  - Найдете ли?
  - Гарантий нет, но постараемся. Всего доброго, выздоравливайте.
  Следователь развернулся и шагнул к выходу и выскользнул из палаты. Стрельцов закрыл глаза. Он действительно невероятно устал, в ушах стоял легкий гул, в висках стучала паровозными колесами кровь, грудь и верх живота раскалились до температуры доменной печи.
  - Слышь, Артём... - голос соседа по палате скребнул железом по стеклу и заставил вздрогнуть. То, что в помещении остался еще кто-то, из головы вылетело. Вернее, не кто-то, а тот самый 'товарищ с перевязанной головой', которого Стрельцов увидел сразу же после того, как пришел в себя. Звали 'товарища' соответствующе - Василий Сидоров, и попал он на больничную койку в результате банального ДТП. Или не совсем банального, учитывая, что на своем новеньком 'нисане' Вася столкнулся, не больше не меньше, с трактором К-700. К счастью, что именно с такой махиной, а не с мелкокалиберной 'Окой', например. Поскольку Сидоров, управляя 'японцем', пребывал не в подпитии и даже не сильном алкогольном опьянении, а в столь помраченном состоянии сознания, что его вполне можно было назвать глубокой комой.
  Невзирая на собственные травмы, повреждения, да что там - гибель автомобиля, который восстановлению не подлежал, а также перспективу длительного лишения права управления транспортными средствами, Василий не унывал. Приставал к медсестрам, травил анекдоты и каждые пятнадцать минут отвечал на звонки по сотовому. Благо, что телефон стоял на режиме вибрации, а то окружающие с ума бы сошли. А Артём, которому мать принесла мобильник, телефон пока не использовал и не собирался. Только если мать позвонит. Слишком тошно.
  Василий, узнавший от медсестер о том, что с его соседом по палате произошла какая-то беда, Стрельцова по мере сил поддерживал и попутно проявлял недюжинное любопытство. Поскольку сил у переломанного вдоль и поперек Сидорова было не так уж и много, и большую часть суток он дрых, обколотый соответствующими медпрепаратами, а оставшееся время тратил на телефонные переговоры, то поддержка заключалась в основном в занимательных байках из жизни поселковых предпринимателей. Впрочем, Стрельцову было все равно, и Васин бубнеж он воспринимал как завывания радиокомментаторов. Фоном. И не протестовал против бесконечных побасенок. Чем Сидоров беззастенчиво пользовался и отрывался на 'благодарном' слушателе по полной программе.
  Однако если в палату кто-нибудь входил, Василий моментально переключался на новый объект, опорожняя вместилище - предположительно, кишечник - красноречия на медсестер и посетителей. Своих. К посетителям Артёма, к счастью, не приставал, а лишь умолкал и, простите за примитивный неологизм, 'навострял' уши.
  Грех любопытства у Васи занимал второе место после неумной разговорчивости, поэтому игнорировать его оклик было бесполезно, все едино, не отстанет.
  - Слышу...
  - А их сколько было, этих козлов?
  - Каких?
  - Которые тебя избили и подрезали. Я толком не понял. Трое или четверо?
  - Я четырех... видел. Хотя, сто процентов, не всех.
  - Козлы! - возмутился Сидоров.- Вчетвером на одного. Отморозки недоделанные. И жену убили, да? Я бы таким... - несколько не вполне пристойных эпитетов украсили бы лексикон любого матерого боцмана торгового флота,- яйца отрывал.
  Артём только чуть заметно скривился и закрыл глаза. После утомительного допроса еще и общаться с Васей...
  Перебор.
  - А следователь приходил из нашей прокуратуры или из города?
  - Не ваш, из города, - буркнул, не размыкая свинцовые створки век, Стрельцов.
  - То-то я гляжу - вальяжный, лощеный, одеколоном дорогим воняет. А наш-то еще придет, ничего не говорил? - не унимался Сидоров.
  Если бы Артём ответил, хоть кивком, хоть звуком, то Вася непременно втянул бы его в затяжной обмен репликами, что было совершенно ни к чему. Отвлечься от горьких дум в любом случае не сумеет, а Сидорова после пятого-десятого-пятнадцатого вопроса (нужное подчеркнуть) не выдержит и пошлет. Далеко, куда и Иванушка-дурачок не хаживал. Дабы избежать ненужного конфликта, Стрельцов промолчал, сделав вид, что заснул. Вася еще выстрелил парой контрольных вопросов в воздух, и угомонился, предоставив Артёму в тишине и комфорте наслаждаться болью.
  И мечтать о том, чтобы он сделал, окажись в его власти ребята с острова Гладышева.
  
  
  
   ГЛАВА 6
  
  Над аккуратным нимбом лысины торчали остренькие рожки, а подбородок курчавился чернильными кольцами бороды. Глаза обрамляли кривые, изломанные очки, почему-то треугольные. Но даже в подобном - разрисованном то ли малолетними озорниками, то ли недоброжелателями из стана конкурента - виде один из кандидатов в градоначальники был вполне узнаваем. Харизму-то никуда не денешь, и сквозь чернильные кляксы пробивается.
  Окруживший строительную площадку забор, на котором висел расписанный неизвестным 'художником' агитационный плакат Калинина, напоминал стенд на выставке импрессионистов. Мало того, что плакаты висели на заборе в количестве, сравнимом с числом украшений на пожилой цыганке, так еще и добрую половину из них подпортили любители народного творчества. Не удивительно: строительная площадка примыкала к остановке общественного транспорта, и в ожидании автобуса или троллейбуса студенты, школьники и прочие творческие личности с необузданной энергией и примитивной фантазией коротали время за наскальной росписью. А поскольку ранее расклеенные киноплакаты и цирковые афиши, как снежной лавиной, накрыло изысканными изделиями агитпропа, то и доставалось ныне от ручек и маркеров лишь изображениям кандидатов в градоначальники. Безальтернативно.
  В основном это выражалось в пририсованных усах, бородах, хвостах, шляпах, каблуках и прочих предметах. Встречались и подлинные 'шедевры', к сожалению, не вполне цензурного толка. Например, на одном фото после своеобразной коррекции в руке кандидата - известного телеведущего - вместо микрофона оказалась вещь, совершенно не приспособленная для эфира. Даже не вещь, а орган.
  Кроме рисунков агитационные листовки украшали также и надписи. В большинстве своем непарламентского свойства; частью раскрывающие сексуальные предпочтения и особенности свободного времяпрепровождения кандидатов, а частью - информация о лицах, к выборам мэра никакого отношения не имеющих. Самые приличные из них были вроде: 'Ванька - лох!' или 'Наташка Петрова - проститутка!' (с сохранением оригинальной орфографии: 'прасти тутка').
  Однако усы и бороды доминировали. Это, с одной стороны, свидетельствовало о некоей культурности населения - все-таки не мат, с другой же, являлось своеобразной приметой времени. Тополиный пух, укутавший лужи, означает, что июль на дворе, а усы, очки и бороды на агитационных плакатах - дело к выборам.
  На носу выборы, можно сказать, под усами.
  Кандидат Калинин смотрел из-под очков строго и взыскательно, словно напоминая о близости часа икс. За последние три недели ни окружение председателя Законодательного собрания, что вполне ожидаемо, ни гренадеры Туманова, что удивительно, Данильца не беспокоили. И Трофимов куда-то запропастился. Лишь злодей прокурор - даром, что в отпуск собирался - о существовании неудобного следователя не забыл и периодически на планерках требовал отчитаться 'по материалам', особое внимание уделяя как раз делу по факту обнаружения двух трупов на острове Гладышева, что легко объяснялось - дело областной подсудности, находится на контроле у вышестоящего прокурора, плюс общественный резонанс и т.д. Однако придирки Кондратьева - явление привычное, за рамки обыденности не выходящее. Он и по другим делам постоянно требовал отчитываться, докапывался - будь здоров. А вот областная прокуратура не беспокоила, невзирая на особый контроль.
  Затишье растянулось, буря не грянула. Легкая паника давно улетучилась, и нехорошие мысли Игоря Юрьевича беспокоить перестали. Следователь уже не ждал, что в любой момент трель телефонного звонка громыхнет набатным колоколом или на улице подойдет незнакомый молодой человек и, открыто улыбаясь, поинтересуются, куда делись подлинные вещественные доказательства, изъятые с места происшествия по одному серьезному уголовному делу.
  Если о следователе Данильце непримиримые политические оппоненты и не забыли окончательно, то как минимум отложили все связанное с ним и с островными находками в долгий ящик.
  До выборов, а то и дальше.
  Пока отшумят агитационные страсти, победившая сторона будет купаться в шампанском, а проигравшая лить слезы о грязных технологиях конкурента, изначальном неравенстве и административном ресурсе, пока закончатся судебные споры по жалобам на нарушения законодательства о выборах, много воды утечет. Ручей, а то и река.
  Ажиотаж утихнет, и уголовное дело попадет на пыльную полку сейфа. И будет покоиться там до лучших времен, которые - подсказывает опыт - не наступят никогда.
  Так Игорь Юрьевич представлял себе перспективы данного уголовного дела. Если, конечно, его не раскрыть. А раскроется или нет дело, напрямую зависело от Данильца. Подобное случается даже не раз в год, а раз в десятилетие. Преступления поголовно и повсеместно раскрывают оперативники, это их работа - 'жуликов' ловить. А удел следователя - процессуальное закрепление доказательств, фиксация того, что накопают сотрудники милиции. Однако по 'островному' делу именно он, следователь, волен решать, лягут ли материалы на пыльную полку или нет, волен определять перспективы. Недаром мудрые люди отмечали: 'кто владеет информацией - владеет миром'. У Игоря Юрьевича некоторая информация имелась в наличии, по крайней мере, он знал, откуда ноги растут. Из окружения Алексея Михайловича Туманова. И если бы захотел, мог дать наводку операм, чтобы они прошерстили это самое окружение, прошлись мелким неводом. Наверняка какая-нибудь рыбка попалась бы. А то и золотая.
  Покуда делиться ценными сведениями Данилец не спешил. Разворошить депутатский улей - не то, о чем мечтает рядовой российский следователь. Журналисты вороньем налетят, газетчики, телевизионщики, начнут орать о провокациях, депутатской неприкосновенности и злоупотреблении органов. Вони будет до Лихтенштейна с Люксембургом. К тому же не стоило забывать о том, что сам Леха Туман в силу воспитания, сволочного характера и темного прошлого способен обидеться на инициатора 'провокации' и припомнить потом излишнюю инициативу, выразив неудовольствие посредством девятиграммового подарка. А девять грамм свинца, к примеру, голову Данильца совсем не украсят. Возможность оказать очередную неоценимую услугу Калинину того не стоит, он и так сделал немало.
  Вот если бы знать конкретных исполнителей - тогда бы был другой расклад. Никакой перетряски, вони, точечный удар, железные доказательства, и дело в шляпе. Точнее, в суде. И претензии к рядовому следователю минимальные - он лишь винтик в механизме правоохранительных органов. Если бы знать...
  Между тем до сегодняшнего дня существенных зацепок по конкретным исполнителям преступления не было. Дураку понятно, что кто-то из тумановских ребят, его уши торчат, но понимание к делу не пришьешь. Оставалось надеяться, что экспертизы что-нибудь дадут или оперативники нароют, хотя 'убойники' энтузиазм уже утратили. Они чуть ли не полгорода перетряхнули, соседей, друзей, знакомых, коллег убитой и ее мужа опросили Безрезультатно. Дополнительную трудность создавало то обстоятельство, что оперативникам не был ясен мотив преступления. В квартире ничего не пропало, ценные вещи на месте, тысячные купюры в кармане брюк 'обгорелого' гражданина уцелели, лишь чуть обуглились. Кольцо на безымянном пальце женщины, и то не тронули. Соответственно, корысть, как возможный мотив, отпадала, и опера разрабатывали другие версии; убийство на почве мести, ритуальное убийство и т.д. И топтались на месте. Кроме того, у них появились более свежие, горячие 'темнухи', требующие раскрытия, и 'островное' дело постепенно 'подвисало'. Откровенно говоря, Игорь Юрьевич не верил, что у оперов получится выйти на след исполнителей, а поскольку рассказывать о ноже, отпечатках, надписи и прочих мелочах он никому не собирался (кто надо, уже был в курсе), то внутренне готовился, используя профессиональный жаргон, 'херить' дело. То бишь выполнить необходимый минимум следственных действий и производство по делу приостановить. Благо, что срок следствия истекает - вот совпадение - едва ли не в день выборов.
  В коридоре прокуратуры следователя остановила заведующая канцелярией и сунула в руку кипу скрепленных бумажных листов.
  - Игорь Юрьевич, вам почта.
   -Спасибо,- Данилец тут же мельком просмотрел текстовое содержание бумаг. Это от криминалистов поступило заключение судебно-дактилоскопической экспертизы. Продираясь сквозь терминологические дебри, Игорь Юрьевич попытался осмыслить результаты дактилоскопии, что называется, не отходя от кассы, но не преуспел. Поэтому пришлось открыть кабинет, расположиться в кресле и приступить к осмыслению в комфортных условиях.
  Эксперты, независимо от направления деятельности и стажа работы, почему-то обожали употреблять сложные неудобоваримые термины, которые возможно отыскать разве что в узкоспециализированных справочниках. Судебные медики, криминалисты, баллистики, трасологи, взрывотехники, психологи и все прочие специалисты, осуществляющие производство экспертиз, нагружали собственные произведения эпистолярного жанра таким количеством заумных словечек, что прочтение их, не говоря уже о понимании, представлялось делом довольно затруднительным. Для непрофессионала.
  А нередко и для профи. Термины 'субарахноидальный', 'странгуляционная' и некоторые другие за годы работы Данилец выучил наизусть, но и его от прочтения абракадабры, обычно называемой экспертами исследовательской частью заключения, мутило. Особенно мощное тошнотворное воздействие на организм оказывали биологические и психиатрические экспертизы. Поэтому он всегда старался ограничиться изучением лишь выводов экспертов
  И хотя дактилоскопическая экспертиза в сравнении с психиатрической не отличалась чрезмерным обилием специальных терминов, читать страницы, озаглавленные как 'Исследование', Игорь Юрьевич не собирался, сразу перешел к выводам.
  Согласно заключению, из обнаруженных в квартире Стрельцовых отпечатков пальцев, большая часть принадлежала хозяйке, ее матери и неизвестному лицу. Интуиция подсказывала Игорю Юрьевичу, что неизвестное лицо - муж погибшей. Слишком много отпечатков, так наследить мог только владелец жилья. Надо будет послать криминалиста, чтобы он откатал пальчики Стрельцова, если тот до сих пор в больнице лежит. А в случае выписки, придётся вызывать в прокуратуру.
  Еще один отпечаток - большого пальца правой руки, снятый с ручки на межкомнатной двери, - оставило опять же неизвестное лицо. Не то, в отношении которого Данильца имелись подозрения и предчувствия, а другое, поскольку на правой руке у любого человека обычно всего один большой палец. Последний отпечаток - с подоконника - идентифицирован как принадлежащий некоему Никитину Андрею Ивановичу, 1977 года рождения, дважды судимого: по части второй статьи 206 УК РСФСР и по части первой статьи 111 УК РФ. Ниточка нашлась! Не ниточка, а прочная веревка, просмоленный толстый канат.
  Игорь Юрьевич удовлетворенно мурлыкнул. Теперь оставалось за найденную веревочку потянуть, то есть узнать, что за фрукт этот Никитин и с чем его едят. Глядишь, и выйти на непосредственных исполнителей двойного убийства получится.
  Вариант из самых оптимистичных прогнозов.
  Надо только найти.
  Герой одной старой советской кинокомедии говорил: 'Куй железо, не отходя от кассы!'. В соответствии с указанным принципом Данилец решил не откладывать дело в долгий ящик и взялся за телефонную трубку.
  - Виталя? Здорово, Данилец беспокоит. Не отвлекаю, с горячего комиссарского тела не снимаю?
  Абонент на другом конце провода - образное выражение, поскольку Игорь Юрьевич звонил на сотовый - Виталик Зырянов, опер из областного управления и по совместительству давний приятель следователя, возмутился, заявил, что он выше всяких провокационных инсинуаций и вообще, в отличие от разных лодырей и трутней, делом занят.
  - Замечательно. Трудовых подвигов тебе! Есть один вопросик, может, просветишь темного? Узнай, что за кадр... сейчас...- Следователь перевернул пару листов 'дактилоскопии' и провел пальцем по тексту сверху вниз. - Никитин Андрей Юрьевич...- Данильцу пришлось подождать пока Зырянов возьмет ручку. - Записываешь? Семьдесят седьмого года рождения, судим по сто одиннадцатой и двести шестой. По двести шестой еще по старому кодексу. Записал? Буду премного благодарен за информацию. Чем раньше, тем лучше. До связи.
  Что у Виталика было не отнять, это оперативности. Смешно, но для оперативника - очень важное качество. Через пятнадцать минут Зырянов перезвонил.
  - Юрьич, у тебя факс есть?
  - У меня нет, в приемной имеется.
  - Говори номер, я тебе туда биографию твоего Никитина сброшу. С портретом.
  - А помимо портрета?
  - А если без портрета, то твой Никитин - из тумановских пацанов. По учетам в ОПГ проходит как рядовой бык. Кличка 'Кривой'. Почему Кривой, сам поймешь, когда фото увидишь. Шустрит в бригаде Сереги Величева. Козел редкостный, нары по нему горючими слезами плачут.
  - Кто козел? Никитин или Величев?
  - Да оба подонки порядочные. И того, и другого давно бы посадили, если бы не крыша. Депутатская. И если у тебя что-то на Никитина есть, то поздравляю. РУБОПовцам подарок преподнесешь... или не преподнесешь.
  - Да пока ничего существенного, конкретного, так - наметки небольшие. Погоди, я не понял, преподнесешь - не преподнесешь, это ты к чему? Загадками говоришь.
  - Ничего не загадками. Поясняю, он в розыске.
  - В розыске? А что на нем висит?
  - Вот именно, что ничего на нем не висит официально. А что у него там за душой, какие скелеты в шкафу - хрен его знает. В розыске он не по уголовке, а в связи пропажей.
  - Пропажей чего? - слегка тормознул следователь.
  - Юрьич, не тупи! Не чего, а кого... Пропажей себя любимого. Без вести пропал твой Кривой.
  - Как пропал?!- опешил Данилец.
  - А ты не знаешь как? Ушел из дома и не вернулся.
  - Ты меня радуешь, - протянул Игорь Юрьевич и машинально добавил:- И не мой он вовсе...
  - Твой или не твой, мне до фонаря, однако же, пропал.
  - И когда?
  - Юрьич, ты много от меня требуешь. Позвони в Кировский, в розыск, там тебе все подробно обмусолят.
  - Спасибо, позвоню.
  - Тебе его рожа еще нужна?
  - А-а? Да, конечно.
  - Тогда номер факса давай.
  Данилец продиктовал номер, снова поблагодарил Зырянова и попрощался. За факсом он идти не спешил, на фотографию господина Никитина с чудным прозвищем Кривой он при желании поглазеет потом. Главное он уже услышал от Виталика. Никитин, отпечаток пальца которого обнаружен на подоконнике в квартире Стрельцовых, состоит в ОПГ Туманова. Хозяйка квартиры убита, теперь в этом не оставалось сомнений. В соответствии с заключением судебно-медицинской экспертизы, ей причинены множественные телесные повреждений, одно из которых - разрыв селезенки - повлекло обширное внутреннее кровотечение, явившееся причиной смерти. Используя точную юридическую терминологию, Стрельцовой были причинены тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшей. Учитывая, что вместе с телом Стрельцовой на острове Гладышева обнаружен еще один труп, а ее мужа там же пытались убить неизвестные, до этого вынуждавшие его совершать не вполне обычные действия в отношении сына председателя Законодательного собрания Калинина, ситуация вырисовывалась интересная. И уши Алексея Михайловича Туманова из кустов торчали все сильнее.
  Мало того, что Никитин - один из его быков, так и у Туманова есть прямой интерес, чтобы скомпрометировать своего главного соперника на выборах градоначальника. Просматривается прямая связь действий и мотива. Ежу понятно, что Никитин в квартире Стрельцовых был не по собственной прихоти, а выполнял указание Туманова. Можно, конечно, предположить, что гражданин Кривой имеет родственные или приятельские отношения с хозяевами и случайно зашел к ним чаю попить или действовал по собственному усмотрению, например, на почве личных неприязненных отношений, но подобные версии относились к категории абсурдных.
  Клубки удивительных случайностей и совпадений следователю приходится распутывать лишь в литературе и в кино. В жизни так не бывает. В жизни все проще. Проще и жестче. Два убийства, одно покушение, и в принципе ясно, кому это нужно.
  Без Туманова здесь не обошлось, недаром он и засылал казачков, чтобы почву прощупать, интересовался. А потом затаился. Впрочем, не до того ему сейчас, наверное, выборы неотвратимо надвигаются.
  Непонятно только, чем семья Стрельцовых Туманову насолила. Стрельцов и его жена с Тумановым, кажется, никак не связаны. Данилец проверял, у родственников интересовался, у друзей, у коллег. Фамилию депутата знают, но не более. А вот насчет Никитина людей стоит порасспросить дополнительно. И Артёма Стрельцова в том числе, благо он из больницы на днях выписывается, и ехать в Березовку не потребуется. Вдруг они с гражданином Кривым где-нибудь пересекались: по работе, по учебе, на отдыхе. Ведь почему-то пострадали именно Стрельцов и его жена.
  Подфартило мужику, ничего не скажешь. Самого чуть на тот свет не отправили, да еще жену убили беременную.
  И еще одно темное пятно - второй труп на острове. Тот, что с обожженной головой, неопознанный. Кто, откуда там взялся? Какая связь с Анастасией Стрельцовой, с Артёмом Стрельцовым, с Тумановым? Если только это не господин Никитин.
  А что, идея приемлемая, практически рабочая версия. Кривого вполне могли убрать по неведомым причинам, мало ли их наберется в организованной преступной группировке. Что-то с кем-то не поделил, боссу надоел, дорогу кому-то перебежал. Кстати, стоит безотлагательно воспользоваться советом Зырянова и выяснить, когда Никитин пропал.
  Несколько звонков в Кировский райотдел подтвердили свежесостряпанную версию следователя - заявление в РОВД поступило от матери Никитина через пять дней после обнаружения трупов на острове, а последний раз мать общалась с сыном накануне убийства. По срокам все сходится, Никитин исчез либо в день убийства, либо непосредственно после него. И, соответственно, либо скрылся, лег на дно, либо склеил ласты, что даже более вероятно, учитывая нравы, царящие в криминальной среде. Так или иначе, можно эксгумировать труп и проводить опознание. Или, в случае невозможности опознания из-за сильного гнилостного разложения, назначать экспертизы. Для идентификации.
  И если будет установлено, что второй убитый на острове - Никитин, то очень интересно, кто товарища Кривого порешил и почему трупы вместе оказались? А за что его в край вечной ночи отправили, как уже отмечалось, вопрос десятый.
  Эх, Туманова бы за горло взять, да руки коротки. До депутатской глотки не дотянутся.
  Высоко.
  
   * * *
  Лохмотья тополиного пуха кружились в воздухе. Не летали, не парили, не падали. Кружились. Малейшее дуновение ветерка поднимало пух с асфальтовых лежбищ, сбрасывало тополиный иней с ветвей, крыш, автомобилей, рекламных стендов и проводов. Пушинки порхали бабочками, танцевали странные облачные танцы и не желали опускаться. Казалось, в городе внезапно пошел снег, на фоне пыльной желтизны июльского удушливого зноя расплескались февральские молочно-белые краски. Но не обжигающе-морозные, а теплые, мягкие, ласковые. И надоевшие. До зубовного скрежета.
  Пушинки, в отличие от снежинок, не освежали уличные пейзажи, скрывая под белым одеялом бумажки, комки грязи и прочий мусор, напротив, словно обрамляли каждый валяющийся на тротуаре огрызок яблока, каждый смятый пластиковый пакет. И не таяли на коже, подобно зимним товаркам, а щекотали носы, норовили залезть в ноздри, в рот, вызывали судорожный кашель и заставляли глаза слезиться.
  Люди чихали, размахивали руками в тщетных попытках отогнать от себя облачка тополиного пуха, терли глаза и отплевывались. И ждали, когда закончится эта бесконечная метель.
  Но пух не исчезал. Даже редкие проливные дожди избавляли город от неодолимой тополиной напасти лишь на короткое время - несколько часов, и пух появлялся снова.
  И кружился, и кружился.
  Никто из пешеходов не отказался бы от пары минут настоящей метели, с пронизывающим ветром и снежными разрядами. Посреди лета одуревшим от жары и смога и умывающимся струями пота горожанам столь оригинальное кондиционирование улиц наверняка пришлось бы по душе, но тополиная метель их лишь раздражала. В этом точка зрения упитанного чиновника, которого Кремлевские бонзы принудили ездить на изделии отечественного автопрома, ничем не отличалась от мнения вечно голодного и перманентно похмельного студента, мучающегося от недостатка жидкости и пищи в организме.
  Тополиная метель раздражала многих.
  Многих, но только не Артёма. Он прогуливался по улице, разглядывал прохожих и лениво сдувал приземлившиеся на нос - можно сказать, 'приносившиеся' - пушинки. После того как без малого месяц продавливаешь матрац на больничной койке, на разные мелкие неудобства просто не обращаешь внимания. Особенно если учесть обстоятельствах попадания на эту самую койку и то, где мог оказаться вместо больницы, повернись судьба по-иному. Смерть близкого человека вкупе с собственным невероятным избавлением от 'костлявой старухи' - лучшее лекарство от раздражения. И от других незначительных, поверхностных проявлений эмоций тоже.
  Хотя поменьше бы подобных лекарств. Все равно, что головную боль гильотиной усмирять.
  Три недели, казалось бы, не такой и великий срок. Когда нежишься на золотом песочке морского побережья, наслаждаясь очередным отпуском, или вертишься в нескончаемом круговороте повседневных дел-хлопот, три недели пробегают быстро. Особенно в отпуске, тут правильнее сказать: пролетают. А вот в клинике, будучи прикованным к кровати и пропитываясь до корней волос специфической больничной скукой, от которой дохнут даже тараканы и мухи, в полной мере ощущаешь насколько это долго - три недели. Книгу написать времени, конечно, не хватит (при условии, что на тебя не пашут литературные негры), а на размышления - вполне.
  По крайне мере, Стрельцову хватило. От чтения и телевизора его воротило, от общения с Васей Сидоровым - тем более, симпатичная Аня заглядывала редко, поэтому в промежутках между процедурами, перевязками и сном, он коротал время в размышлениях. Обдумывал случившееся. Обсасывал с разных сторон. Строил версии и сам себе задавал вопросы.
  Почему именно с ним? Кто и зачем? Кому он перешел дорогу?
  На эти и еще тысячи других вопросов он пытался найти ответ. И не находил. Да и не мог найти. Слишком мало исходных данных, будь ты хоть семи пядей во лбу, монстр анализа, гений дедукции и четырежды Шерлок Холмс, сделать более или менее достоверные выводы нереально. Разве что на удачу пальцем в небо ткнуть.
  В результате двадцатидневного мозгового штурма родилось несколько основных версий случившегося. В первую очередь, Артём подумал о собственных друзьях-компаньонах Фомичеве и Райхмане. Друзья-то они друзья, но, как подсказывает опыт, когда на кону стоят деньги, то об отношениях, о пройденных рука об руку дорогах, о пережитых вместе трудностях и бедах, о съеденных за одним столом пудах соли и прочих мелочах нередко забывается. Нет, естественно, любой нормальный человек, не склонный патологически к предательству, десять лет дружбы за понюшку табака не променяет. И не на миг не усомнится. Даже за три понюшки - едва ли. А вот над предложением в тысячу или сто тысяч понюшек уже задумается.
  Человек по натуре своей тварь подлая и добра не помнящая. Исключений мало. И Райхман с Фомичевым явно не по этому разделу. Особенно Фомичев. Насколько Артём помнил, в прежние времена Валера не отличался щепетильностью и разборчивостью в средствах. Если не сказать больше. Это ныне он приобрел лоск, манерность и репутацию милейшего парня, эдакого душки, а раньше, бывало, реагировал на враждебные, в том числе и лишь кажущиеся такими, проявления жестко. Или жестоко. Нет, Фомичев легко отмахнется от славного прошлого, когда на кону окажутся бабки. А если учитывать, что именно из-за денег произошла размолвка с Валеркой, то... Да и Райхман тоже не агнец божий, не воплощение чистоты и невинности, не паладин в блистающих доспехах.
  Вот такие друзья, если разобраться. И других нет. Смущает только одно - при всех обидах на Фомичева и Райхмана, при всей пристрастности и необъективности, Артём не верил, что компаньоны затеяли нападение на Настю. Да и второй труп на острове к подобному сюжету плохо клеится.
  Кто это, что за мужик, почему вместе с Настей оказался? Зачем руки и голову ему сожгли? Каким боком мужик причастен к убийству Насти?
  Жертва? Или один из преступников, что-то не поделивший с соучастниками? Или?..
  Загадка.
  И еще. В картину, в которой главными злодеями прорисовываются Фомичев и Рйхман, плохо вписываются дачный плен самого Стрельцова и облитый пивом парень. Совсем не вписываются. Логики нет. Фома с Борькой, возникни подобная необходимость, поступили бы проще. Организовали бы несчастный случай с авто, ДТП, и привет. Читайте завещание. А если его нет, то и суда нет.
  Тут же пришлось играть в каком-то театре абсурда для одного актера и множества заинтересованных зрителей. Не срастается...
  В любом случае, принять в качестве версии то, что Валерка или Борька, кто-то из них единолично или вместе, неважно, посягнули на жизнь Насти, помимо прочего, будучи осведомленными о ее беременности, было трудно. Очень трудно. Но Артём принял. Хотя и со скрипом. Кто он ( Артём, а не скрип) супротив методологии господина Ш.Холмса. Отбросить необходимо лишь невозможное, а все остальное, даже самое невероятное, допускать.
  Во вторую очередь, дабы не зациклиться на незабвенных компаньонах, Артём перебрал в уме всех врагов, недругов, недоброжелателей и завистников. Явных и неочевидных, реальных и потенциальных. В основном неочевидных и потенциальных, поскольку настоящих врагов, которые способны решиться на крутые меры, у него не было. Как ни напрягал Стрельцов извилины, ни одного достойного кандидата в подлинные недруги не вспомнил.
  Мелких завистников, скорее всего, больше чем блох на бездомной собаке. И то поручиться нельзя. Никто же прямо не представляется: здравствуйте, мол, так и так, я Вам завидую и всяческих бед желаю, не обессудьте. В нормальном цивилизованном обществе плюют обычно не в морду, а в спину. Исподтишка. Да и то по большей части мысленно. И не вычислишь, завистник это или просто субъект с кислой физиономией. Лишь знание подлой человеческой природы вопиет о том, что завистники должны иметься в наличии. Априори. Их не может не быть в нашем зоопарке с перевернутыми ценностями у успешной со всех точек зрения личности. И карьера сложилась, и материальное положение превосходное, и в личной жизни порядок...был до недавнего времени.
  Есть завистнички, наверняка есть. И грязью измажут при случае, и опорочат, и в кофе плюнут, и камнем, давно покоящимся за пазухой, в окно могут кинуть, зная, что останутся безнаказанными. Но на то они и пакостники, чтобы по мелочам... А 'заказать' его или тем паче Настю...это вряд ли. Из разряда невероятного.
  Кому же Артём мог настолько насолить?
  Конечно, в прежние времена он многим дорогу переходил и жесткость проявлял, когда сталкивались интересы и ситуация того требовала, но те дела давно быльем поросли. Как у классика, иных уж нет и те далече. Разве что, некий особо злопамятный 'друг' на годы затаился и сейчас решил отомстить. Сомнительно. Определенные границы Артём никогда не переходил, унижений не допускал, рукоприкладством и стрельбой по живым мишеням не увлекался. Получается, из далекого прошлого и определить в заклятые враги некого. Из ближайшего, впрочем, тоже.
  Пару потенциальных недоброжелателей, способных на некоторую агрессию, Артём все-таки припомнил. Практически придумал.
  Один из них - проживающий в соседнем подъезде субъект по имени Вадик, пузатый наглец с замашками разбогатевшего хулигана, с ним у Стрельцова неоднократно возникали конфликты на почве раздела парковочного места перед домом. И, по мнению Артёма, сформированному в долгих думах, это могло послужить поводом для...мести.
  Слишком натянуто, но допустимо.
  Второй мелкий ворог материализовался чудом. После шоковой терапии последних недель вообще удивительно, что Стрельцов о нем не забыл. Когда подходила к завершению вторая декада продавливания больничной койки, Артём, ковыряясь в памяти, наверное, в пятитысячный раз, неожиданно вспомнил о встрече накануне поездки в ресторан и последующих трагических событий. Точнее, о столкновении с бывшим однополчанином, то ли Мишей, то ли Колей Чхеидзе, с которым едва не пришлось драться в центре города среди бела дня. А как вспомнил, сразу определил в потенциальные злодеи.
  Товарищ ведь однозначно тревожный и нарывался на конфликт не по-детски. Накипело, видимо, наболело. Столько лет минуло, столько воды утекло - на дюжину морей, не меньше, а Миша-Коля-Нина на обидчиков, одним из которых числился и Артём, по-прежнему волком глядел. Или волкодавом, кажется, порвать хотел. Этот кадр мог холить жажду мести годами. Тоже натянуто, но все же он гораздо более правдоподобная кандидатура в злодеи, чем толстый сосед Вадик. Вполне реальная картина: бывший дух, на собственной шкуре испытавший в армии прелести дедовщины, годами точил нож на издевавшихся над ним сослуживцев, а тут один из давних обидчиков ему на глаза попался. Прежняя ненависть вспыхнула с новой силой, и дух отомстил. По-своему. Подло и жестоко. Организовал похищение обидчика и его жены и устроил так, чтобы его подельники, покуражившись вволю, убили обоих. В результате Настя погибла, а Артёма не добили чудом. Портили стройную картину два обстоятельства: опять же обливание пивом спортсмена и наличие второго трупа.
  Представить Мишу-Колю в роли интригана, заказчика или исполнителя компрометации... Честное слово, представить могучего борца-тяжеловеса в партии умирающего лебедя на подмостках Большого театра едва ли не проще.
  Понятно, что они не виделись добрый десяток лет, и за истекшее время Чхеидзе мог измениться. Да он и изменился, но столь кардинально. Трудно поверить.
  Между тем и тело мужика с обгоревшими руками и головой в версии не вписывалось. И откуда он взялся? Случайный свидетель? Или еще один обидчик Чхеидзе? Тогда зачем голову ему сжигать? Артём не считал себя большим знатоком психологии, тем более психологии преступников, но полагал, что при условии причастности Чхеидзе к убийствам, вряд ли тело принадлежит случайному свидетелю или какому-то врагу бывшего сослуживца. Если Коля-Миша здесь, пользуясь специальной терминологией, при делах, он не стал бы париться и труп поджигать. Сожгли ведь явно для того, чтобы труп не опознали.
  Кроме того, душу терзали довольно обоснованные подозрения, что неизвестный заказчик, режиссер, который стоял за кулисами и дергал за ниточки, планировал в качестве третьего блюда 'подать на стол' в том же живописном уголке острова труп Стрельцова. На компот. Или, наоборот, в качестве жиденького первого. Вот это был бы супчик.
  Вопросы, вопросы...
  Ответов на них не было, да и не могло быть, но кто-то внутри - второе 'я' или интуиция - рядил в костюм негодяя именно Мишу-Колю и подсказывал, что за его беды в ответе именно Чхеидзе. А тот факт, что столкновение с бывшим духом произошло буквально накануне похищения, наводил на определенные мысли. Стрельцову здесь виделся некий знак судьбы. Намек. А намеки судьбы надо понимать.
  Поэтому гипотезу о причастности к его бедам бывшего сослуживца Артём был намерен, пользуясь терминологией оперативников, 'разрабатывать' с примерным тщанием. Найти мерзавца труда не составит; возраст и фамилия известны, предположительное имя - тоже, можно детектива нанять, вон их развелось как муравьев. В любом случае в списке потенциальных злодеев Миша-Коля Чхеидзе стоял под первым номером, далеко опережая и Райхмана с Фомичевым, и наглеца Вадика, и прочих недоброжелателей вместе с мелкими завистниками.
  Кого еще подозревать?
  Самым жизнеспособным выглядело предположение, что Артём и Настя стали жертвами преступлений по случайному стечению обстоятельств, а не по злому умыслу некоего негодяя, но от этого легче не становилось. Фактор случайности в логических построениях не учтешь, и найти подонков, убивших Настю практически невозможно. Разве что также случайно. Как их искать тем же операм, если представить, например, что чету Стрельцовых Главный (режиссер, заказчик - выбирай название по вкусу) решил убить, просто ткнув пальцем? Надо было над кем-то поизгаляться, вот и назначил овец на заклание. В кабаке увидел или еще где, неважно.
  Важно, что связи никакой. Не должник, не кредитор, не заклятый враг, не народный мститель, не ревнивый супруг. И не найти. Ни милиции с прокуратурой, ни Артёму.
  Если этот главный злодей не из круга общения Артёма, придется уповать лишь на удачу, которая, известно, дама довольно ветреная, капризная и непостоянная...
  Жилые кварталы закончились. Ноги вынесли Стрельцова на большой пустырь, знатный кусок которого занимали торчащие из земли ракетными соплами сваи, а вокруг валялись пласты бетонных плит. Валялись и торчали, очевидно, не один год: сваи окружали заросли высокой травы и кустарника, а плиты только что мохом не поросли. По всем признакам - незавершенное строительство. Вернее, замороженное до лучших финансовых времен.
  За пустырем виднелись обшарпанные, но в то же время монументальные корпуса какого-то завода. То ли тяжелого машиностроения, то ли вагоноремонтного, Артём точно определить не мог. Незаметно для себя самого, забывшись в тяжких размышлениях, он отмахал пешком несколько километров и забрался в незнакомую часть города. Едва ли не на окраину. А начал ведь прогулку практически в центре и намеревался лишь чуть-чуть размяться. Побродить по улицам минут десять, променад совершить. Минуло же часа полтора, не меньше, а то и два - время он не засекал, - и легкий променад превратился в добрый марш-бросок в прогулочном темпе. И устал так, что коленные суставы заныли. Сил и без того немного, до конца после ранений не восстановился, а тут легкая прогулочка.
  Надо поймать такси, пока ноги совсем не отвалились.
  Топать к заводу нет смысла, поймать там мотор - дело безнадежное, а пока по периметру его территорию обойдешь и до проходной добреешься - точно от усталости свалишься. Поэтому Стрельцов повернул назад, к утопающим в тополиной зелени коробкам пятиэтажек. Пусть они, как и заводские корпуса, тоже не первой свежести, фасады ободраны так, словно об них чесал когти кот размером с тираннозавра, а двери в подъезды напоминают провалы в стенах обстрелянного из тяжелых орудий дота, но там хоть есть жители. И, соответственно, шанс поймать таксомотор. Цивилизация все-таки.
  Повернуть-то к пятиэтажкам повернул, но не дошел. Метров сто-сто пятьдесят.
  Своеобразной прослойкой между неповторимыми памятниками зодчества времен оттепели и пустырем служили несколько рядов гаражей-ракушек. На краю пустыря, возле первой линии гаражей, когда до ближайшей ободранной бетонной стены, свидетельствующей о наличии благоустроенных дворов, людей, машин и, вероятно, такси, было уже рукой подать, навстречу Стрельцову выдвинулась группа молодых 'товарищей'.
  Не вышла, не выбежала, а именно выдвинулась. Вальяжно, неторопливо, с осознанием собственного достоинства. В количестве трех особей, в возрасте, ориентировочно, от восемнадцати до двадцати трех лет. В соответствии с классическими канонами. Три богатыря, три мушкетера, святая троица и тому подобное.
  По росту и комплекции богатыри-мушкетеры отличались друг от друга существенно: один длинный и худой, второй тоже не слишком толстый, но маленький, габариты третьего вызывали зависть с любой точки зрения. Хоть в высоту измеряй, хоть в ширину, один черт, лось здоровый. А вот на лицах встречающих товарищей застыли примерно одинаковые гримасы. Из цикла: 'щас мило потолкуем по душам'. Вернее, данные мины читались на физиономиях не обремененными головными уборами здоровяка и длинного, а разглядеть выражение лица мелкого не представлялось возможным, поскольку тот гарцевал в низко надвинутой кепке. Все трое были на удивление лохматы, словно следовали давно забытым модным тенденциям а-ля рокеры конца восьмидесятых. 'Iron Maiden' и 'Aerosmith' отдыхают. Если не принимать во внимание прическу и одежду, прямо-таки Добрыня Никитич, Алеша Попович и Илья Муромец.
  Стрельцов отметил данное обстоятельство машинально, окинув беглым взглядом группу 'товарищей' по организации торжественной встречи. И сразу стало понятно, в какой обстановке - надо полагать, теплой, дружественной - пройдет встреча, и в чем будет выражаться ее торжественность. Не в вычурных комплиментах, не в реверансах и не расшаркиваниях, это точно. По сценарию, нет сомнения, 'товарищи' попросят закурить, как без этого, а, услышав в ответ, что табачок отсутствует, приступят к пересчету ребер и костей. При этом совершенно не важно, куришь ты или нет, угощение сигареткой-другой от пересчета не спасет, даже если подарить ребятам по два блока 'Мальборо', от затеи они не откажутся. Поскольку 'товарищи' - не джентльмены из охотничьего клуба, а парни с городской окраины, шакалы индустриальных трущоб. И будь это Гарлем, Шанхай или Белореченск, интересы и забавы подобных шакалов везде одинаковы. Им тоже охота развлечься, но их охота - не совсем джентльменская.
  И развлекаться они будут с ним, с Артёмом. Возможно, пинать ногами по голове.
  Банальная ситуация, в которой, к сожалению, может оказаться любой человек мужеского полу. Иногда и, простите, за выдуманное несуразное словечко, иногде.
  Как ни странно, Стрельцов отнесся к 'выдвижению группы встречающих' очень спокойно, словно его это не касалось, словно он здесь лишь сторонний наблюдатель, а не участник действа. Подходят пацаны, глаза недобрые, позы напряженные, вокруг ни души - пустырь, хоть кричи, хоть не кричи, никто не услышит и на подмогу не прибежит... Ну и что? Липкий пот не прошиб, пальцы на руках не затряслись, сердце не стало биться сильнее и уж тем более в пятки не ухнуло. Ерунда, пусть себе подходят, как подошли, так и отойдут. В мир иной, если сильно попросят.
  Страха не было, наоборот, душу переполнила необъяснимая радость. Артём почувствовал веселое возбуждение в предвкушении драки, эдакий сумасшедший кураж. Подъем, на котором солдаты бросаются под танки со связками гранат, спортсмены идут на покорение рекорда, а никчемные замухрышки признаются в любви первым красавицам. На этом кураже захотелось влепить кому-нибудь кулаком по морде, добавить по печени, получить зуботычину в ответ, пустить кровь и глотнуть ее самому. Сильно захотелось, до зуда в кончиках волос.
  Драка будет. Ребята настроены серьезно, по физиономиям видно. А как настроен сам Стрельцов, их не интересует. И зря. Постольку он настроен не на драку даже, а на побоище. А если побоище перерастет в смертоубийство - еще лучше. Неважно, кто пострадает больше, он или лохматые хлопцы из 'Modern Talking', Артёму требуется сбросить колоссальное напряжение последних недель, разрывающее душу и высасывающее силы. Смыть кровью, коли не удалось слезами, накопившуюся внутри боль. Смыть как пот, как грязь.
  Выплеск эмоций ему нужен позарез. Во всех смыслах этого прекрасного слова - позарез. Парни желают драку? Они ее получат. Только бы под удар крупногабаритного лохмача не попасть, а то мгновенно в нокауте окажешься, и организовать побоище не удастся. Избиение же - это не то, что доктор прописал, особенно когда именно тебя используют в качестве груши. И отнюдь не сорта 'конференция'. Кураж куражом, а озаботиться спецсредствами не помешает.
  Артём сунул руку в карман брюк. Затем в другой. Содержимое карманов не впечатляло, их даже обшаривать не пришлось. Весь улов - кошелек и две связки ключей. Таким инвентарем не отмахаешься. Разве что от парочки слабосильных изнеженных дамочек, да и то вряд ли. А от трех крепких и агрессивных хулиганов - вообще утопия.
  Эх, биту бы бейсбольную или, на худой конец, кастет свинцовый, но надо обходиться тем, что есть.
  На всякий пожарный в левом кулаке Стрельцов зажал одну из связок - ту, что потяжелее, с ключами от квартиры и от сейфа. Бросил беглый взгляд по сторонам, не найдя ничего стоящего - ни железного прута, ни арматурины, ни даже увесистой палки (еще стройка называется!), нагнулся и подобрал обломок кирпича. Кусок запеченной красной глины удобно лег в правую руку. Превосходный обломок; треугольный, с острыми краями, не слишком большой, но и не мелкий - в треть кирпича. Если подобным кусочком в физиономию угодить, мало не покажется, пусть твоя рожа и размером со сковороду.
  Булыжник - оружие пролетариата, но и кирпич - заменитель не из худших. Артём прижал руку к бедру и повернул ее так, чтобы обломок не бросался в глаза. И продолжил двигаться прогулочным шагом навстречу группе лохматых товарищей.
  Безмятежно улыбаясь.
  Закурить, против ожиданий, не попросили. Начали, как принято, издалека, но не настолько...
  - Земляк, ты чего тут делаешь?! - сакраментальный вопрос первым задал длинный, которого про себя Артём нарек Добрыней Никитичем. 'Добрынюшка' остановился перед Стрельцовым, а его соратники расположились справа и слева, преграждая дорогу к гаражам и пятиэтажкам и словно предлагая убегать в сторону пустыря.
  'Земляк' тоже прекратил отмерять шагами пыльную равнину пустыря, но ответом длинного не удостоил. Только растянул губы в безобидной улыбке деревенского дурачка. Странно, но Артём почти наслаждался ситуацией, некоторым оживлением эмоций, к сожалению, не слишком сильным, и прикидывал, с кого начать. Кого угостить кирпичной закуской, винегретом из запеченной глины и выбитых зубов. Прикидывал не лихорадочно, не суетно, как можно было предположить, учитывая его положение - один против трех недружелюбно настроенных хулиганов, а обстоятельно, с чувством, с толком. Словно не присматривался, кому по морде кирпичом заехать, оценивая потенциальную опасность каждого 'товарища из группы по организации торжественной встречи', а свежую рыбу на приморской толкучке выбирал, принюхиваясь, прощупывая, выискивая тушки пожирнее и посвежее.
  - Ты чё скалишься земеля? Человек тебя русским языком спросил, какого... ты тут делаешь?- вступил в переговоры крупногабаритный лось Илья Муромец. Он же Портос. У Муромца явно имелся дефект речи, с произношением шипящих он был не в ладах. - Или ты глухой?!
  Улыбка Артёма стала еще шире. Особенно его развеселило: '...сё скалисся...'.
  - Не, он контуженный, - не согласился длинный, - или в штаны навалил со страху. Вишь, как лыбится. Брателла, ты не боись, мы тебя мочить не собираемся и не тронем, если ты грубить не будешь. Ты по нашей земле без спросу гуляешь? Гуляешь. А налог не платишь. Заплатишь налог и гуляй дальше? Правильно я говорю, Виталя?- Длинный повернулся к мелкому товарищу в кепочке.
  - Верно, Колян, - вместо Виталия хохотнул здоровяк. - Может, только разок по балде дам для этой... - Лось наморщил высокий лоб, об который впору было орехи колоть.
  - Профилактики,- подсказал тощий.
  - Точно, профилактики!
  Стрельцов улыбался и получал истинное удовольствие от неформального общения с представителями отряда простейших. Оценить парней по-иному он не мог. Инфузория, даже если она не туфелька, а в штанах, все равно остается инфузорией.
  - Земеля, ты опух? - возмутился Колян. - С тобой тут люди разговаривают, а ты...
   - Эй, ты зачем кирпич взял, сука?!- наконец подал голос из-под кепочки третий богатырь.
  - Вас, педиков, сейчас угощать буду, - прошептал под нос Артём. - И кто сука, еще поглядим.
  - У него, в натуре, кирпич... - удивился длинный Колян, но окончание фразы проглотил. Поперхнулся, увидев, что Стрельцов взмахнул правой рукой и со всей дури врезал заменителем оружия пролетариата по физиономии крупногабаритного парня, имя которого в ходе переговоров не прозвучало.
  Реакция у здоровяка оказалась так себе, он лишь головой мотнул, словно бодливый бычок, но уклониться от удара не успел. Артём попал относительно удачно - по лбу, хотел по носу, однако слегка промазал. Лоб у, простите за тавтологию, лба оказался еще слабее реакции, лось закатил глаза и опал, как снег с крыши. Мягко и аккуратно. Опытным путем выяснилось: поговорка о том, что здоровый шкаф громче падает, не соответствует действительности. В данном конкретном случае отдельно взятый шкаф переместился в горизонтальное положение почти без шума. А пыль поднял. Что опять-таки свидетельствует о неверности идиомы: 'без шума и пыли'. Стрельцов подумал о том, а не слишком ли сильно он ударил парня, еще дух испустит, оправдывайся потом перед совестью и прокуратурой, но долго предаваться рефлексии ему было непозволительно. Артём состряпал самую непотребную и мерзкую ухмылку, на которую только оказался способен, и шагнул в направлении долговязого, а когда тот отпрыгнул, сделал вид, что запнулся и упал на колено.
  Длинный Колян на обманный финт купился, возликовал и ретиво бросился к 'упавшему'. И получил в награду за беспримерное рвение и героизм удар в паховую область. Удар отнюдь не могучий, но с учетом того, что сам Колян двигался с завидной скоростью, сила его возросла многократно. Известно, что наиболее ужасные последствия имеют дорожно-транспортные происшествия, в которых машины сталкивались лоб в лоб, поскольку удар о движущееся навстречу тело гораздо сильнее, чем о неподвижный предмет.
  Долговязый налетел на кулак Артёма на большой скорости, да еще очень чувствительным местом, поэтому в результате столкновения его мгновенно схлопнуло пополам. Эдаким живым памятником вопросительному знаку. Красивым и неподвижным, любой йог обзавидуется. По простоте душевной Стрельцов восхищаться статичностью и грациозностью позы не стал, а, воспользовавшись удобным случаем, причесал долговязого все тем же испытанным куском кирпича. Легко причесал, в полсилы, опасаясь, что при серьезном сотрясении эфемерная субстанция, именуемая в народе душой, может расстаться с телом. С одним трусливым наглым долговязым телом.
  Взаимодействие кирпичного обломка и хулиганской макушки, показало, что обломок значительно крепче. Кирпич не раскололся и даже не покрылся трещинами сверх уже имеющихся, а Колян... он тоже, понятное дело, трещинами не покрылся и не раскололся - да Артём и не оперативный сотрудник, чтобы раскалывать кого-либо, но закатил очи и рухнул в траву. Как подкошенный. В некошеную траву. Рухнул и затих. Бедолага и после первого-то удара за те несколько секунд до второго 'приложения' не слишком много звуков издал, только воздух со свистом втягивал сквозь сжатые зубы, а тут вовсе...
  Удостоверившись, что долговязый вскакивать с земли и бросаться на честных добропорядочных людей с кулаками или другими тупыми твердыми предметами, а равно - острыми и колющими, не собирается, Артём резко развернулся к последнему из оставшихся на ногах любителей теплых дружеских бесед. И вовремя. Мелкий Виталик, у которого как раз с острыми и колющими предметами все было в порядке - у 'мальчика в кепочке' в руке появился нож - уже подкрался на расстояние двух-трех шагов. Еще мгновение, и воткнул бы свою финку в спину. Или в бок, хрен редьки, известно, не слаще. Как граждане подобной категории выражаются: 'поставил бы на перо'. Однако стоило Стрельцову развернуться, обладатель кепки и ножа отпрянул назад. Далеко отпрянул, почти отбежал. И правильно сделал, иначе тоже бы узнал, из каких материалов здания строят. На вкус.
  Артём ласково посмотрел на отбежавшего оппонента, ощущая... не радость и не гордость... удовлетворение. Еще не Брежневских степеней, но уже довольно глубокое. Ситуация в корне изменилась. Теперь вместо трех богатырей, ему противостоял один, и тот жидкий. Конечно, 'Алеша Попович' из них самый вредный, но даже с ножом... он один. А Стрельцов втроем: с кирпичом и еще не улетучившимся куражом.
  Три на одного - великолепный расклад.
  - Ты что, милок, шарахаешься от меня, как черт от ладана. Я же хороший, не кусаюсь.
  - Пошел ты... - Стрельцов услышал длинную тираду, в которой единственными цензурными словами были 'козел', 'порву' и различные местоимения: 'я', 'тебя', 'ты'.
  - Эх, а еще мушкетер? - вздохнул Стрельцов и погрозил пальцем.- И не стыдно? Будешь ругаться, выпорю!
  - Ты чё, псих?! - взвизгнул мелкий и тут же с видом человека, которого посетило гениальное озарение, выдохнул. - Точно, псих!
  Разубеждать 'милого собеседника' Артём не стал, а подкинул обломок кирпича на ладони, поймал его и замахнулся.
  'Алеша Попович' прыснул в сторону. Резво. Стремительно. Вполне сравнимо со струей из аэрозольного баллончика, разве что скорость струи на порядок ниже. Прыснул, а затем со всех ног рванул куда-то за гаражи, только пятки засверкали. Складывалось впечатление, что молодой человек в кепочке возжелал побить мировой рекорд по бегу на короткие дистанции с холодным оружием по пересеченной местности.
  Рекорд как минимум европейский.
  - Таможня дает добро?- пробурчал под нос Стрельцов.- Видимо дает, и за державу не обидно.
  Богатырь скрылся за углом. Рекорд он, наверное, все-таки не побил, но утек за десяток секунд. Артём покачал головой; не за подмогой ли парнишка лыжи навострил. Задерживаться тут не стоит, а то, в самом деле, припрется Алеша Попович с подкреплением в виде тридцати трех богатырей и какого-нибудь татуированного дядьки. Стрельцов напоследок полюбовался делом рук своих: две туши до сих пор пребывали в недвижимом состоянии и, очевидно, в беспамятстве. И поспешил покинуть поле брани. Брани - во всех смыслах этого восхитительного слова.
  Путь до оживленных людных улиц - не окраинных индустриальных трущоб, а вполне приличных кварталов, где кипело пенное варево городской деловой суеты - занял четверть часа и новыми захватывающими дух приключениями не удивил. Если не считать за приключение тот факт, что к концу добровольного променада бедные стрельцовские ноги уже не отваливались и даже не отстегивались, а...подходящий эпитет и подобрать тяжело, наиболее близкое по значению ощущение, пожалуй, можно озвучить как 'отсохли напрочь'. 'Алеша Попович' в кепочке его не догнал и ораву дружков, соответственно, не привел, другие озорники и лиходеи с просьбами а-ля 'закурить не найдется' и гамлетовскими вопросами типа: 'кошелек или жизнь?' не приставали, сотрудники милиции, и те не домогались.
  Отсутствие приключений Артёма не расстроило, хотя в глубине души он пожалел, что 'Алеша Попович' избежал экзекуции - бог троицу любит. Впрочем, на сегодня достаточно и уже случившейся драки. Она получилась качественной, в классическом духе - трио плохих против одного хорошего, с нокаутами и применением спецсредств.
  Садясь в авто попавшегося по дороге 'частника', Стрельцов поймал себя на мысли, что ощущает некоторое умиротворение, и если бы не отсохшие ласты и ворочающиеся на задворках сознания воспоминания о трагедии с Настей, то его настроение можно было назвать едва ли не радужным. Во всяком случае, оптимистичным. Инцидент на пустыре с тремя поборниками окраинной независимости, а особенно его развязку, Артём посчитал доброй приметой. Вероятно, он заблуждался - выброс адреналина не проходит бесследно - в оценке случившегося, и ничего хорошего или доброго драка с тремя 'чудо-богатырями' не сулила, но Стрельцову показалось, что это знак. То ли небес, то ли судьбы, то ли небожителей. Поскольку справился с отморозками на пустыре, совладеет и с поисками виновных в смерти Насти. И сумеет покарать их...как должно.
  В строгом соответствии с древними принципами, которых, кстати, придерживались и предки-славяне. 'Око за око, зуб за зуб'. Жизнь за жизнь. Или даже много жизней за одну. И вирами виновные - дай бог, найти - не отделаются.
  
   * * *
  - Игорь Юрьевич, что у вас по областному делу? - вопрос прокурора уже набил оскомину. На каждой планерке Кондратьев пытал Данильца, интересуясь одним и тем же - делом о двойном убийстве на острове Гладышева. Будто у него других вопросов нет, и других работников в подчинении. Данилец не молчал, как партизан на допросах в гестапо, отбрехивался по мере возможности, но с каждым днем прокурор напирал все сильнее.
  - Я уже на прошлой планерке докладывал, - сделал вялую попытку отмазаться следователь.
  - А вы еще раз потрудитесь доложить, - настаивал неугомонный Кондратьев.
  - Хорошо... - Игорь Юрьевич тяжело вздохнул, словно готовясь взвалить на плечи неподъемную ношу - весом в парочку грузовиков - и принялся монотонно излагать:
  - Личность одного из погибших установлена, как я ранее неоднократно говорил, - слово 'неоднократно' Данилец выделил характерной интонацией, - это Стрельцова Анастасия Александровна, семьдесят шестого года рождения, муж Стрельцов Артём Вячеславович, бизнесмен, учредитель и коммерческий директор ООО 'Мебель плюс'. Личность второго трупа не установлена. Опознание затруднено тем, что лицо и кисти рук сильно обожжены. Очевидно, это преступниками сделано специально, чтобы затруднить работу следственных органов. Кроме того, установлено, что в день убийства Стрельцова Артёма похитила группа неустановленных лиц, которые, угрожая физически расправиться с самим Стрельцовым и его супругой, принудили его ввязаться в драку с неустановленным лицом в кафе 'Венеция'...
  - Замечательно, какие грандиозные результаты расследования, - язвительной репликой прервал подчиненного прокурор. - Вы у нас просто Шерлок Холмс. Только что-то ничего не установлено. Ни личность обгорелого трупа, ни похитители, ни черта!
  - Мне продолжать?- Данилец и ухом не повел, сделал вид, что слова прокурора его не касаются.
  - Сделайте одолжение.
  - В ходе допроса потерпевший Стрельцов показал, что похитители передвигались на черном БМВ, номера он рассмотреть не сумел. Вместе с тем, хорошо рассмотрел одного из преступников. 'Фоторобот' будет составлен в ближайшее время.
  - А почему до сих пор не составлен?
  Данилец одарил Кондратьева взглядом из разряда тех, которыми награждают не разбирающихся в материале докучливых журналистов или непонятливых надоедливых учеников.
  - Потому что Стрельцов буквально вчера из больницы выписался, возможность отсутствовала. Также в ближайшее время с ним поработают опера, фотографии покажут, вдруг кого узнает. - Данилец надеялся, что не пытать его о том, какие фотографии потерпевший будет просматривать, 'ума' у прокурора хватит. Грамотный ведь мужик, и хотя уже давным-давно погряз в аппаратной возне, должен догадаться, что не свадебные и не семейные. А если не догадаться, то вспомнить молодые годы, когда сам пахал следователем 'на земле'. - Кроме того, в квартире потерпевших обнаружены следы крови, многочисленные отпечатки пальцев ...
  Игорь Юрьевич сделал паузу, приготовившись нанести основной удар - сообщить о том, что отпечатки одного из пальцев идентифицированы как принадлежащие члену организованной преступной группировки Туманова. Этими сведениями он Кондратьева еще не потчевал. Откровенности ради, и сегодня Данилец не собирался ничего Кондратьеву говорить. Отношения у них от полной начальственной осведомленности, один черт, не улучшились бы, и вытаскивать на свет и предъявлять надзирающему прокурору всю существенную информацию (что, кстати, было обязанностью следователя) по столь важному делу, он не хотел. Конечно, в любом случае о подлинном ноже и отпечатках на нем прокурору он не скажет - ни за что и никогда,- но распинаться и о прочих 'деталях' Игорь Юрьевич считал ниже своего достоинства. Если прокурору надо, пусть дело затребует, изучает, как полагается, а не докладами сотрудников мучает. Того, что к нему потом могут придраться в связи с 'замалчиванием важных деталей расследования', он не боялся; в соответствии с циркулярами вышестоящих прокуроров надзор за следствием в первую очередь осуществлялся посредством изучения уголовных дел и написанием указаний, а буде таковым изучением Кондратьев брезговал, то это его проблемы. А на планерках он может разоряться сколько угодно.
  На предыдущей планерке об отпечатках господина Никитина Игорь Юрьевич умолчал и сегодня планировал ограничиться привычным заученным 'докладом' в качестве тонкой ответной издевки, но...Кондрат его своими репликами уже откровенно достал. Поэтому Данилец приготовился потешить прокурорскую душу свеженькими фактами...
  Приготовился, набрал в грудь воздух, но не успел. Кондратьев его опередил с очередным то ли вопросом, то ли замечанием.
  - Вы так замечательно все излагаете: и про потерпевших, и про БМВ, и про фотографии, а о вещественных доказательствах почему-то ни слова. Сколько раз у нас уже заслушивания проходили, ни разу Вы не обмолвились. Хотя, насколько я в курсе, с места происшествия нож изъяли. С кровью на лезвии и прочее. Наверняка, - Кондратьев ткнул указательным пальцем вверх с видом наставника вразумляющего нравоучениями глупую молодую поросль, - нож был орудием преступления. А вы о нем ни слова.
  'Ах, вот откуда ветер подул! Значит, тумановские хлопцы с другой стороны решили зайти - информацию о ножичке, гравировке и, скорее всего, отпечатках слили Кондрату', - ухмыльнулся про себя следователь, а вслух произнес:
  - Да, с места происшествия изъят нож, его вытащили из тела мужчины, и он действительно может быть орудием преступления - тут вы, Аркадий Иванович, безусловно правы. Только запамятовали, что об обнаружении ножа я уже докладывал в первый же рабочий день после осмотра. Как и о прочих обстоятельствах. Кроме того, желающие в любой момент могли прочитать об изъятых вещдоках в материалах дела.
  Игорь Юрьевич выразительно прокашлялся, дабы присутствующие на планерке осознали, кто по своим должностным обязанностям надзирает за прокурорским следствием и, соответственно, должен был изучать материалы. Большинство сотрудников намек оценило, кое-кто втихаря ухмыльнулся.
  - Что же касается ножа, то пятна бурого цвета, похожие на кровь... - Данилец специально выразился эзоповым языком протоколов и постановлений, чтобы лишний раз уколоть пренебрегающего профессиональной терминологией начальника,-... действительно обнаружены на лезвии и рукояти. Об этом тоже можно прочитать в протоколе осмотра места происшествия. Биология назначена, заключение пока не прислали. Не считая пятен и места, откуда мы его, скажем так, изъяли, вероятное орудие преступления представляет собой вполне заурядный ножик, докладывать о нем на каждой планерке я не вижу смысла.
  Челюсти маленького капкана, поставленного на одного заносчивого и не очень чистоплотного прокурора, чуть слышно щелкнули. Слышно, по крайней мере, для Игоря Юрьевича. Конечно, даже если Кондратьев скушает приманку и попадется, от этого ни ему, ни окружающим - ни тепло, ни холодно. Вместе с тем, у Данильца отпадут последние сомнения, откуда прокурор узнал про нож и кто его кормит. И, наверное, не одними сказками про интересные вещественные доказательства. А кто оповещен, тот вооружен.
  Кондратьев приманку сожрал, слопал с большим удовольствием. Только хруст за ушами раздался.
  - Прямо-таки заурядный? И никаких особенностей?
  - Что вы имеете в виду, Аркадий Иванович?
  - Ну, не знаю, - смешался Кондратьев, - лезвие необычной формы или рукоять... гравировка, может быть.
  Когда прокурор произнес слово 'гравировка', последние сомнения рассеялись - господин Кондратьев выполнял 'социальный' заказ тумановских ребятишек. И прощупывал следователя. Исподволь. В открытую, наверное, боялся - давать повод окружающим ассоциировать себя с бывшим бандитом, будь он хоть трижды банкир, меценат и депутат не желал. Подобные ассоциации могут пагубно сказаться на карьере в правоохранительных органах. Вспомнит в недобрый час высокий прокурорский чин, что некий Кондратьев А.И. как-то связан с бывшим криминальным авторитетом Туманом, и прощай повышение. А то и вовсе государева служба. И это перекроет все положительные моменты от сотрудничества с уважаемым депутатом, включая материальные.
  - Нет, Аркадий Иванович, нож как нож, аналогичные экземпляры я видел не один раз и не два. И надписей на нем не обнаружено, - с прокурором Данильцу стало все понятно, и игру 'кто кого переехидничает и перехитрит' он продолжал по инерции. - Впрочем, если желаете, я принесу пакет с вещдоками - можете сами убедиться.
  - Будьте любезны.
  - Да, Юрьич, принеси, - поддакнул начальству Михолап. Прочие участвующие в планерке лица никак не отреагировали. Большинство сонно хлопало глазами и ожидало конца тягомотного мероприятия, а миляга Коваленко даже слегка прикорнул в углу за кадкой с цветком.
  'Складывается ощущение, что планерки проводятся только для того, чтобы меня мытарить, да еще изредка - Женьку', - подумал Данилец, отрывая от стула пятую точку.
  Упакованное и надлежащим образом опечатанное вещественное доказательство восторга у прокурора не вызвало - Игорь Юрьевич распечатать его не удосужился, следователю хватило того, что его послали за ножом. Повертев пакет с брезгливой миной, Кондратьев все-таки соизволил самостоятельно разорвать бумагу и вытащить нож на свет божий. Разглядывал предполагаемое орудие преступления прокурор очень внимательно, тщательно, с разных сторон и под разными углами. У Данильца возникло желание предложить ему воспользоваться оптическим прибором. Лупой, например.
  Закончив осмотр, Кондратьев в лучших чиновных традициях - когда не умеешь, не понимаешь или сомневаешься, перекладывай работу на нижестоящих - обратился за помощью к заместителю:
  - Виктор Васильевич, посмотри, вот эти вензеля. - Прокурор сунул нож под нос Михолапу. - Похоже на надпись или нет? Я без очков не могу толком рассмотреть.
  Сунул довольно резко, Михолап сначала отшатнулся, остальные же, кроме Данильца и вздремнувшего Коваленко, наоборот, подались вперед. Какое никакое, а разнообразие. Почти развлечение.
  Заместитель прокурора, в свою очередь, тоже едва ли не обнюхал нож и вынес вердикт:
  - Нет, просто рисунок какой-то.
  - Скорее, узор, - уточнил сидящий рядом с Михолапом Колесников. - В арабском стиле.
  На физиономии прокурора появилось такое выражение, словно он вместо сочного сладкого яблока откусил лимон. Тоже сочный, но отнюдь не сладкий, местами смазанный горчицей. Полную гамму чувств прочитать по прокурорскому лицу было невозможно - слишком много их смешалось, но обманутые ожидания, удивление и разочарование просматривались. Не четко, но просматривались. А вот растерянность на высоком прокурорском лбу была написана крупными аршинными буквами. И хотел бы Кондратьев спросить у Данильца, куда испарилась дарственная надпись, да положение не позволяло. Начни прокурор допытываться до первооснов подобного чуда - не каждый день выгравированные буквы в узор превращаются, - возникнет... некая пикантность. Вроде бы у прокурора и источника осведомленности быть не должно - следователь ничего не докладывал, а, поди же ты, знает. Не от преступников же выведал. Пикантность, она для сентиментальной дамочки хороша, а для ответственного государственного чиновника - не очень.
  Налюбовавшись вволю растерянной рожей непосредственного начальства, Игорь Юрьевич вежливо поинтересовался:
  - Удостоверились?
  Вполне предсказуемо ответа от Кондратьева не дождался. А вот Михолап по простоте душевной сунул нож обратно в пакет, подвинул его по столу поближе к Данильцу и ляпнул:
  - За узор не скажу, а ножик, правда, заурядный. Ничего особенного, обычный подарочный.
  - Виктор Васильевич, свои комментарии придержи, - оборвал Кондратьев своего зама.
  - Мне продолжать?
  - Что? - не понял прокурор
  - Доклад, я его еще не закончил, когда меня в очередной раз перебили, - оскалился Данилец. Приторной язвительностью в его голосе можно было начинять пончики. В промышленных масштабах. Ядовитую патоку в голосе Игоря Юрьевича не заметили, пожалуй, только Коваленко, да следователь-стажер Ваня Хруль. Первый - по причине астрального отсутствия, а второй - ввиду молодости, неопытности и неискушенности. Кроме стажера Хруля остальные сотрудники прокуратуры были в курсе 'теплых и душевных' отношений между Данильцом и Кондратьевым.
  Прокурорский люд замер в предвкушении ответной реплики Кондратьева и наклевывающегося маленького скандальчика, Колесников даже нервно кашлянул, но скандальчик не наклюнулся. Прокурор на удивление стоически перенес издевку и выдавил:
  - Ради бога, продолжайте.
  - Как я уже сказал, - укоризненный взгляд в сторону прокурора, - в квартире Стрельцовых при осмотре обнаружены следы преступления, в том числе отпечатки пальцев. Часть из них не идентифицирована, а часть принадлежит некоему гражданину Никитину Андрею Ивановичу, семьдесят седьмого года рождения, дважды судимого - за хулиганство и за причинение тяжкого вреда здоровью. Смею предположить, что Никитин непосредственно причастен к совершению убийств или одного из убийств.
  - А этот ваш Никитин, часом не приятель потерпевших? Вы тут 'смеете предполагать', - Кондратьев передразнил следователя, - а он, может, просто к ним в гости приходил. У самого Стрельцова интересовались?
  'Вот гад', - выругался про себя Игорь Юрьевич. - 'Зацепил недоработочку'.
  - Никитин, такой же мой, как и ваш, Аркадий Иваныч. Относительно него я потерпевшего пока не спрашивал, не успел физически, но в том, что Стрельцов о существовании такого человека и не догадывается, уверен - у них совершенно разные круги общения. Непересекающиеся. Один бизнесмен, а другой - неоднократно судимый уголовник.
  - С вашей точки зрения, это препятствие для общения? - насмешливо спросил Кондратьев.
  - С моей - безусловно, - кивнул следователь, особо выделив интонацией слово 'моей'.
  - Ну-ну... мне бы вашу уверенность...
  - На завтра я вызвал Стрельцова на дополнительный допрос и выясню, знает ли он Никитина, и был ли Никитин вхож в его квартиру. Надеюсь, что и у вас тогда сомнения отпадут.
   - Вот завтра... - Кондратьев перевернул лист настольного календаря, - нет, послезавтра и озвучите свое неповторимое мнение.
  - Хорошо, - не стал настаивать Данилец. - Кроме того, по оперативной информации Никитин, известный также в криминальных кругах под прозвищем Кривой, является активным участником организованной преступной группировки, возглавляемой... - пауза растянулась старыми подтяжками на пузе любителя пельменей и пива и схлопнулась, - одним известным в городе лицом. В связи с этим, думаю, надо будет допросить других членов ОПГ, руководителя, провести обыски, в том числе в квартире Никитина.
  Поначалу про ОПГ Игорь Юрьевич и заикаться не хотел, Никитин и Никитин, мало ли людей с этой фамилией по городу бегает, а ОПГ Туманова - знаменитый, можно сказать, в Белореченске лейбл. Не 'adidas', конечно, и не 'Renault', но и не 'Тмутаракань Лимитед'. И озвучив на планерке имя главаря группировки, участник которой подозревается в причастности к похищению и убийству, следователь неизбежно лишался одного из козырей в общении с другими членами ОПГ. А именно - фактора неожиданности. Однако после сегодняшнего спектакля с ножом, инициированного прокурором, и зайцу стало бы понятно, что завтра - или даже сегодня - Алексей Михайлович Туманов или кто-то из его приближенных будет оповещен о новой версии следствия и конкретном подозреваемом. И всех, кого надо, проинструктируют относительно поведения на допросе. И вообще - не повод для переживаний, поскольку тактика допроса и прочая стратегия - не более чем теоретические выкладки, а на практике любой тумановский бык, хотя бы тот же упомянутый Зыряновым Величев, во-первых, и без того будет играть в молчанку и отнекиваться до последнего, мол, я не я, и лошадь не моя, а во-вторых, просто не явится по повестке. Не барское это дело. Кроме того, Данилец заблаговременно 'зарядил' оперов, и они должны пропасти некоторых тумановских ребят. И проследить, кто и как себя поведет в ближайшее время, авось засуетятся... паршивцы. А когда градус беспокойства подойдет к высшей отметке, то не грех и допросить ребят. Или вовсе 'закрыть' на пару суток. Для улучшения мозговой активности.
  Метод эффективный и проверенный. Сколько раз бывало: не признаётся человек в совершении преступления, запирается, а посидит в камере пару суток - и сразу умнеет. Явки с повинной строчить начинает, каяться во всех грехах. Взятие под стражу в качестве рычага воздействия на упорствующих граждан успешно применяется отечественными правоохранительными органами еще со времен НКВД. Так что, кто-нибудь из тумановских мальчиков, особенно если он ранее не топтал зону, помаявшись на нарах в компании специально подобранных сокамерников, вполне мог расколоться. До самых пяток.
  Задумка неплохая, если не помешает прокурор района. Или еще кто-нибудь повыше. А некоторые признаки указывают на то, что непременно помешают.
  - Допросить того, допросить сего, а с подозреваемым, я так понимаю, Вы работать не хотите... или не можете.
  - Никитин в розыске.
  - Великолепно. Что-то у вас, Игорь Юрьевич, одни планы на уме. Сделать то, допросить того. А ничего толком еще не сделано. Потерпевшего повторно допросить не удосужились, подозреваемого... гипотетического подозреваемого тоже, он успел скрыться. Результатов расследования не видно. Одни теории. Кормите нас завтраками которую неделю. А мне, между прочим, областная уже всю плешь проела.
  'Тебе и проедать нечего, давно на всю голову лысый!', - мысленно поправил начальника Игорь Юрьевич.
  Ответить на столь оскорбительный выпад Кондратьев по понятной причине не мог, поэтому продолжил 'воспитательную' работу.
  - Дело у прокурора области на контроле, а мы за месяц с места не сдвинулись! Копаемся, ковыряемся, а результатов - ноль. С горем пополам на подозреваемого вышли, и тот в бегах. У меня такое ощущение, что после осмотра места происшествия вы вообще палец о палец не ударили, лишь изображали активную деятельность. В чем дело, Игорь Юрьевич? Может, не справляетесь, может, нагрузка большая или обстоятельства какие? Может, дело передать другому следователю?
  - Не советую, - пробурчал под нос Данилец.
  - Что-что? - закашлялся прокурор.
  - Ничего, это я про себя, - громогласный ответ Игоря Юрьевича был далек от провокационности. Если не сказать - корректен.
  - Мне послышалось...
  - Вот именно, послышалось, - в реплике следователя послышались плохо завуалированные хамские нотки. - А передать можете, право ваше, кто спорит. Евгению Альбертовичу, например. Правда, у него тоже нагрузка, вон, как устал, бедолага.
  Данилец кивнул в сторону Коваленко, который уже начал не посапывать, а похрапывать.
  Коваленко услышал собственные имя и отчество, вынырнул из страны сладких грез и встрепенулся большой лохматой собакой. Переход в суровую зубодробительную реальность настолько впечатлил его, что Евгений Альбертович не нашел ничего лучшего, как ошалело воззриться на Кондратьева и задать банальный, но очень мудрый вопрос. Без преувеличения - вопрос из разряда наиболее глобальных, философских:
  - А?..
  По лицам следователей и замов пробежали усмешки, а несдержанный Хруль опять хихикнул.
  - С добрым утром, - поприветствовала коллегу Иванова.
  - Прекратите балаган! - взвизгнул прокурор.- Евгений Альбертович, вам что, ночи не хватает, чтобы выспаться, на планерках добираете?!
  - Извините,- сконфуженно вякнул Коваленко, забился подальше за кадку и затих.
  -А вам, Игорь Юрьевич, я бы порекомендовал держаться в рамках служебной этики!
  - Я ее не нарушал...
  - Не перебивайте. И это не вам решать, останется дело или будет передано другому! Ясно?!
  Данилец пожал плечами, постаравшись в жест вложить многое: и презрение к Кондратьеву, и отношение к его приказам, и независимость, и нежелание отвечать на глупые риторические вопросы, и еще десяток разнообразных эмоциональных 'фу' и 'фи'.
  - Я спрашиваю, вам ясно?! - напор прокурора усилился.
  -Безусловно.
  Прокурор сделал вид, что ерническая интонация его не касается, и удовлетворился формально утвердительным ответом.
  - И еще... что это за недомолвки? - спросил Кондратьев и процитировал классика: - 'Организованная преступная группировка, возглавляемая одним известным в городе лицом'... Вы у нас писатель что ли, инженер человеческих душ? Или журналист? Что за выспоренный слог? Известный в городе, видите ли. А почему не в области, не в районе? Или вы не знаете имя этого лица?
  - Знаю, как не знать. И вы знаете, Аркадий Иванович. Во главе ОПГ стоит некий Туманов Алексей Михайлович.
  - Хм... - прокурор слегка смешался.- С чего Вы взяли, что Туманов ОПГ возглавляет?
  - Да-да, помню: меценат, владелец банка, депутат Законодательного собрания, претендент на мэрское кресло и прочая, прочая. Только не я это взял, а оперативники из РУБОПа. А им в данном случае, мне кажется, виднее. Мне бы его допросить, кстати, вдруг он в курсе, куда гражданин Никитин делся. Вы же, Аркадий Иванович, с ним знакомы, может, поспособствуете по старой памяти. А то, боюсь, он мои повестки проигнорирует.
  - Кхе, - прокурорское горло внезапно пересохло и потребовало обильного орошения. - С чего вы взяли?
  - Разве нет? Извините, ошибся.
  Кондратьев сразу не нашелся, что ответить на выпад, но посмотрел на подчиненного 'ласково и нежно'. Если бы тяжесть взгляда можно было измерить в килограммах, то прокурорский взор потянул бы тонн на десять. Попадешь под него - в миг расплющит.
  - Для сведения... некоторых: с депутатом Тумановым я встречался всего дважды на совещаниях в мэрии, вот такой он... мой знакомый. И еще замечу: впредь я не собираюсь ни перед кем отчитываться в чем-либо, будь то знакомые, родственники или вообще...
  Противоречие в словах прокурора вызвало улыбку у Данильца. Кондратьев и сам не заметил, как 'отчитался', раскаявшись в шапочном знакомстве. Наверняка соврал, гаденыш.
  - И чему улыбаемся? Тому, что дело практически 'завалено', конь, можно сказать, не валялся?
  - Нет... - Данилец хотел было сказать, что анекдот вспомнил, но решил, что выйдет не смешно. Перебор. - И я не понял, вы мне даете добро, чтобы Туманова допросить или нет?
  - Вызывайте, кого хотите. Вы следователь, в соответствии с УПК, лицо самостоятельное, сами определяйтесь, но предупреждаю, если разразится скандал, я вас прикрывать не собираюсь. Сами будете отдуваться в областной.
  -Да я на вас и не надеялся. Имею опыт.
  Игорь Юрьевич прямо-таки нарывался на конфликт. Однако грязной перебранки, на которую втайне рассчитывали присутствующие на планерке сотрудники, не случилось. Кондратьев очередную подначку Данильца проигнорировал. То ли прокурор был настроен исключительно миролюбиво, то ли его совесть заела за давние грехи, что маловероятно - наличие совести у ответственных государственных чинов наукой не доказано, то ли боялся связываться с 'безбашенным' следователем, дабы не выглядеть по-идиотски перед подчиненным. Последний вариант казался наиболее правдоподобным.
  - Я предупредил.
  - Тогда я Туманова вызывать не буду. Эти скандалы так утомляют, не люблю. Депутатская неприкосновенность священна. Ясненько. А против допроса других не возражаете?
  - У кого-то с русским языком плохо? Специально для Данильца повторяю: допрашивайте кого угодно, хоть Джорджа Буша, хоть Билла Клинтона. Ответственность на следователе.
  - Ответственности мы не боимся.
  - Хватит! - Кондратьев хлопнул ладонью по столу. - Закончили разговоры. В общем, подытоживая, расследование по данному делу нужно активизировать. Дело на особом контроле, а у нас конь не валялся. Областная прокуратура ждет результатов. Что еще?.. Ах, да, Павел Андреевич, Ирина Тихоновна, не забудьте, у нас в администрации в четыре. На сегодня закругляемся. Игорь Юрьевич, я вас попрошу задержаться, остальные свободны.
  Прокурорский люд, кто почесываясь, кто улыбаясь, а кто сонно жмурясь, потянулся к выходу. Окончанию нудного мероприятия обрадовались почти все, пожалуй, лишь Иванова слегка сожалела о том, что продолжением пикировки между Кондратьевым и Данильцом она не насладится.
  - Подсаживайтесь поближе.
  Прокурор указал на стул, который только что покинул Михолап. Следователь пожал плечами и последовал рекомендации патрона, пряча кривую ухмылку в уголках рта. Не классика, конечно, помните гениальное: 'А вас, Штирлиц, я попрошу остаться', но тоже ничего. Этюд в традициях жанра. Пересаживаясь, осознал в полной мере справедливость некоторых литературных штампов, например, выражения 'ощущать кожей'. Данилец, не будучи человеком чувствительным, в самом деле, именно кожей ощущал на спине заинтересованные взгляды коллег.
  Когда дверь за последним из следователей закрылась, Кондратьев откинулся в кресле, сцепил руки на животе и предложил:
  - Игорь Юрьевич, давайте начистоту.
  - Кто ж против, пожалуйста.
  - Я по поводу расследования... мне кажется, что вы не вполне адекватно к нему подходите.
  Едва не сорвавшееся с языка пожелание перекреститься, которое обычно высказывается в случае, если кому-то что-то кажется, Данилец с трудом прожевал, но недоумение все же высказал.
  - Аркадий Иванович, нельзя ли попроще изъясняться, а то я с трудом улавливаю, о чем речь.
  - Я вижу, что вы... не в том направлении... усилия прикладываете. Ну что вы к Туманову прицепились, он тут при чем? Есть улики, есть орудие преступления, даже подозреваемый установлен, вот и разрабатывали бы... перспективные варианты. Нет, лезете в какие-то мелочи, детали, зачем-то депутата заксобрания приплетаете. Бросьте, не наш уровень, масштаб не наш, не говоря уже о депутатской неприкосновенности.
  - Позвольте, неприкосновенность здесь не причем, я не собираюсь Туманова к уголовной ответственности привлекать, - возмутился Данилец, а про себя добавил: 'К сожалению, и надеюсь - пока'.
  - Еще чего не хватало!
  - И не цепляюсь я к нему.
  - Именно что цепляетесь. Непроверенные сведения распространяете, допрашивать намериваетесь. А Туманов не мелкая сошка, которую за здорово живешь можно на допрос притащить. Скандала хотите?
  - Нет.
  - Прекрасно! - Прокурор расцепил руки и энергично хлопнул пятерней по столешнице.- Тогда не надо Туманова трогать. Появился подозреваемый, ну и занимайтесь им!
  - Как же заниматься подозреваемым и не трогать Туманова, если этот подозреваемый - член его группировки?! В любом случае кого-то из окружения допросить придется. А то и самого 'хозяина'. Иначе вообще дело расследовать невозможно.
  Кондратьев устало вздохнул, отвернулся от собеседника и потер сияющую глянцем лысину.
  - Я вижу, вы упорствуете. Не хотите меня понять и пойти навстречу.
  - Хочу... - начал было Данилец, но прокурор прервал его взмахом пухлой ладошки.
  - Перестаньте! Не хотите, не надо. Ваше право. Я даже передавать дело другому следователю не буду... пока. Однако прошу заметить, упрямство до добра еще никого не доводило. Никого и никогда. - Прокурор снова развернулся лицом к Игорю Юрьевичу и нацелил взор... не в 'преданные' глаза следователя, а в район его переносицы. - И мой вам совет: оставьте Туманова и его доверенных лиц в покое, не упорствуйте. Это бесперспективно. - Кондратьев поджал губы и еще раз повторил, почти по слогам. - Бес-перс-пек-тивно.
  - Да я и...
  - Надеюсь, вы все-таки воспримете наш разговор адекватно и поймете меня. - Затыкать рот подчиненным прокурор навострился добре. - В противном случае, боюсь, я буду вынужден забрать у вас дело. Невзирая ни на что.
  - И передать его Евгению Альбертовичу?
  - Хотя бы и ему.
  - Даже так?
  Кондратьев развел ладони над столом и приподнял брови, словно говоря: 'А ты, братец, как хотел?', а вслух озвучил наполовину утвердительное, наполовину вопросительное:
  - Итак, я надеюсь на понимание?
  - Я подумаю.
  - Подумайте, - сказал Кондратьев, и, увидев, что Игорь Юрьевич зашевелился, собираясь подниматься со стула, добавил: - Вы свободны.
  Данилец покидал кабинет прокурора в легком озлоблении. Стервец! То у него, видите ли, 'не понимаете', то 'надеюсь на понимание'. Жучила. Иносказатель доморощенный. Прокурор практически открытым текстом предупредил, чтобы Туманова и его присных следователь не трогал, иначе... в дальнейшем возможны варианты. Скандалы, разборки в областной прокуратуре, попытки убрать неугодного следователя, обвинения в превышении должностных полномочий и прочее. Выбирай на вкус. Не обсуждается только то, что дело у него сразу же отберут.
  Красота!
  Шаг вправо, шаг влево, прыжок на месте приравниваются к побегу. И как в подобных условиях работать и дело раскрывать?!
  На выходе, уже отрыв дверь, Игорь Юрьевич оглянулся. Аркадий Иванович монументом страшной занятости застыл над какой-то 'бумажкой'. Хоть портрет маслом пиши: 'Чиновник государев на службе'. Низко наклоненная голова мешала разглядеть выражение глаз, но сомнения в том, что Кондратьев удовлетворенно улыбается, у следователя почему-то отсутствовали. Данильцу показалось, что блики, порхающие по сановной лысине, мельтешат... не просто так, а удовлетворенно.
  Неподалеку от комнаты со специфическими функциями, дверь которой в присутственных местах обычно украшена табличкой 'служебное помещение', а в прочих заведениях - буквенными обозначениями или графическими изображениями, следователя поджидал Михолап.
  - Закуришь? - Зам протянул Данильцу распечатанную пачку сигарет.
  - Спасибо.
  - Спасибо, да или спасибо, нет?
  - Нет. Я в завязке, - соврал Игорь Юрьевич. На самом деле с сигаретами он не завязывал. Слишком сильная привычка, да и не тяготила она его особенно. Откровенно говоря, некурящих следователей в прокуратуре, равно как и в органах внутренних дел, практически не было. Некоторые представительницы прекрасного пола, имеющие маленьких детей, и молодежь, еще не успевшая пристраститься к пагубной привычке - весь антиникотиновый корпус. Остальные дымили не хуже, чем речные суда на угольном топливе. Специфика профессии. И контакт с подследственным порой поддержать нужно, и стресс иногда снять, эмоции притупить. Данилец тоже дымил. Впрочем, в сравнении с коллегами гораздо реже и не столь 'запойно'. Курил в основном за компанию или когда, выражаясь языком протоколов, 'совместно распивал'. И еще когда нервничал - сигаретный дым его успокаивал. На зависть Ивановой или Тонких, которые дымили до обеда, во время обеда, после обеда и вместо обеда, Игорь Юрьевич вполне мог ограничиться двумя-тремя сигаретами в день, а то и вовсе обойтись без табачной подпитки. Поэтому Данилец себя к заядлым курильщикам не причислял, но - против фактов не попрешь - все же курил и не бросал, даже не собирался. Однако знать об этом Михолапу ни к чему, а то полезет в душу с немытыми ногами и бесценными советами. И вообще, откровенничать с замом желание отсутствовало.
  - Давно? - Михолап извлек из засаленного кармана зажигалку и щелкнул кресалом.
  - Вторую неделю. - Игорь Юрьевич попытался отделаться от общительного зама еще одной мелкой ложью и проследовать в собственный кабинет, милый, родной, уютный и, главное, запирающийся изнутри. Однако не преуспел. Михолап в плане приставучести, конечно, уступал криминалисту Сапеге, особенно похмельному варианту экспертной прилипчивости, но отбить у него парой фраз охоту поговорить являлось задачей трудновыполнимой для любого. За исключением начальства. Зам отработанным за годы практики движением схватил Данильца за рукав, участливо заглянул в очи и поинтересовался:
  - А что так, приперло?
  - Нет, просто надоело.
  - Молоток. Сила воли, уважаю. Я вот все собираюсь, собираюсь, но никак не могу. То одно, то другое.
  Михолап расчувствовался и отпустил рукав Игоря Юрьевича. Данилец пожал плечами, обозначая отношение к проблемам собеседника, и хотел удалиться восвояси, но снова не срослось.
  - Погоди. Юрьич, скажи, ты зачем гусей дразнишь?
  - Ты о чем?
  - Не дури. На фига ты шефа задираешь, он скоро на тебя, как бык на красную тряпку, бросаться начнет. Чего вы с ним не поделили?
  - Ареал обитания. Я с пернатыми и клювастыми плохо уживаюсь, потому и дразню.
  - Я серьезно спрашиваю.
  - Если серьезно, то не знаю. Не знаю.
  Данилец поймал себя на мысли, что на этот раз не соврал.
  
  
  
  
  ГЛАВА 7
  
  Серега Величев грустил.
  И не просто грустил, а печалился так, как это может делать лишь русский человек - заливая горечь горячительным. Начал он печалиться по российским меркам относительно недавно - вторая неделя пошла, но тосковал интенсивно. Литра по полтора в сутки. Разнообразных напитков крепостью около сорока градусов. В основном коньяка. Впрочем, Серега и водочкой не гнушался, и ромом, а в один из наиболее сумрачных дней умудрился высосать семисотграммовую бутылку сливочного ликера. После чего рыцарю печального образа стало настолько нехорошо, что казалось - вместе с ликером и закуской наружу вылезет и селезенка. И еще пара-другая менее значимых органов.
  Не вылезла. Но Величев зарекся употреблять приторное дамское пойло под каким-либо соусом. И без того хоть в петлю лезь, а с ликером вообще - полная амнистия.
  Зарекся и приналег на 'Хенесси'. Благо, что бегать за спиртным в супермаркет не нужно; коньячных и водочных бутылок в баре имелось преизрядное количество, а бармен Олег - верный паладин - периодически доставлял в банкетку требуемое зелье. Серега и ночевал здесь же - на диване в банкетном зале кафе 'Королевская охота'. Да что там ночевал, можно сказать, жил и практически из банкетки не выходил. Разве что до туалета прогуливался, аккуратно держась за стеночку.
  Серегиной тоске никто не мешал. Да и некому было. А то, что Величев ест, пьет на халяву и живет в банкетном зале, так на то он хозяин кафе, учредитель с долей пятьдесят процентов в уставном капитале. Сам себя объедает и обпивает, кто же возразит?
  Тем паче на его месте любой бы загрустил.
  После того как Величев не сумел 'подставить' Калининского сынка, все рухнуло. И не сказать, что Серега серьезно облажался, без накладок, конечно, не обошлось, однако 'жмуров' он организовал, 'меченое' перо использовал в соответствии с инструкциями, то есть фактически выполнил поручение Туманова. И не его вина, что так сложилось, и менты Сашу Паровоза крутить не стали. Кто их знает почему, в мусарне свои законы, своя власть. Пусть бы сам Туман и решал вопросы, на то у него и средства есть. Вон сколько бывших ментов на него шакалят, да и из действующих - не один на содержании, с генералами разве что не целуется. Да, Сашу Калинина никто за жабры не взял, и в газетах по поводу высокопоставленного сынка - тишина, но Серега тут при чем? Все, что обговаривалось, сделано. Даже косяки пацанов по мере сил исправлены. По Кривому - кардинально. Один жмур испарился, как в воду канул, тут часть вины Велик с себя не снимает, но кто мог знать? Серега - не господь Бог и не дельфийский оракул, чтобы будущее предвидеть. Да и эту ошибку постарался исправить. А за прочее, в том числе за ментов и газетчиков, Величев не в ответе.
  Какие к нему претензии?
  Туманов считал иначе. Нет, претензий после памятного 'собеседования' в депутатском кабинете, когда Алексей свет Михалыч орал на Серегу почем зря и заставлял его натюрморты рисовать, никто никому не предъявлял. Вообще после 'урока настольной живописи' Величев с шефом практически не общался. Не считать же общением не слишком продолжительный монолог Туманова на тему: 'Ты не оправдал доверия, и поэтому...'. Даже несмотря на то, что перечень '...и поэтому...' включал в себя довольно много позиций. И все - об отобрании, об экспроприации.
  Проще говоря, Туманов забрал у Величева все. Или почти все. Например, заставил переписать акции 'Белэлектростали', которые сам же ранее и презентовал. Отобрал автомастерскую, хотя ее не дарил - этот бизнес Величев осваивал самостоятельно, 'честным трудом'. Более того, договаривался о систематических поставках угнанных 'лошадей' для разборки и лично пристрелил предыдущего владельца мастерской. А Туманов просто взял и приказал подписать дарственную. И еще много чего лишился Серега.
  Главное, Туманов забрал у Величева пацанов. Оптом. Оставив в качестве подачки челядь из 'Королевской охоты'. Да только Туманов и не мог их забрать в принципе - бармены и официанты в бригаду не входили. Просто работники по найму, не заберешь их. Лишь вместе с кафе. А на кафе Туман почему-то не позарился, кинул с барского плеча, расщедрился. Добрый самаритянин, ничего не скажешь. Мог ведь и послать рынок охранять, как грозился. Но не послал. И не списал подчистую, за что отдельная благодарность. Гнить в заброшенном карьере или кормить рыб в Белой реке Велику не улыбалось. Конечно, прикажи Туманов его завалить, по понятиям это был бы полный беспредел, но кто за бедного Серегу подпишется?
  Правильно, никто. Кто Туманов, и кто Величев.
  И ведь ничто не предвещало столь резкой реакции Туманова, даже с учетом 'урока живописи'. Обычно как было: покричал шеф, пошумел, пар выпустил, разобрался с проблемами, назначил крайних, и все. Дальше по накатанной. А если кто серьезно его подставлял, виновника 'увольняли' без выходного пособия, в остальном же схема изменений не претерпевала. Ругань, оскорбления, изредка - мордобой. И совсем редко шеф кого-то на бабки ставил. И то больше для острастки. А чтобы до подштанников (или почти до подштанников) выпотрошить, фактически опустить своего бригадира - подобного Серега не припоминал.
  И было бы за что.
  За сущую мелочь.
  Тут вроде бы тоже начиналось как обычно. Пошумел, обозвал на разные лады, решил, что дальше делать по теме - на следака нажать - и отпустил Серегу с миром. А через три дня снова вызвал Величева к себе и сообщил 'новости'. Что за муха его укусила?
  Ладно, рынок не отправил охранять, хотя, вероятно, это было бы лучшим вариантом. Глядишь, остыл бы Туманов, и закончилась бы Серегина опала. А сейчас...
  Одна радость - не списал, слава богу.
  Казалось бы, Серега должен испытывать облегчение оттого, что избежал худшей участи, между тем его переполняла ярость. И печаль. Или грусть. Или тоска. Как ни назови, один черт, не веселье.
  Пропала Серегина жизнь. Пошла коту под хвост. Рухнул незримый щит, который ограждал его от неприятностей. Теперь в ресторане не покутишь с задором, с битьем посуды и обрюзгших морд. Не покуролесишь от души, не покуражишься, разве что над лохами безобидными, и то вряд ли. От ментов никто не отмажет, случись, что непредвиденное. Да что там, отныне перед последним гаишником придется раскланиваться. Остановит, гад, за превышение скорости или в пьяном виде, или вообще просто так, придраться чтобы, и не пошлешь жезлоносца как раньше по известному адресу. Чревато. Более того, и пресмыкаться станешь, коли не захочешь прав лишиться.
  Гаишнику, конечно, на лапу можно дать, но бабла на всех кровопийц не напасешься. А с баблом сегодня туго, и улучшения не предвидится. Источники финансирования вдруг иссякли.
  Впору в рестораторы подаваться. Жаль, но для подобного бизнеса у Величева ни денег, ни способностей. И клиентов нет. 'Королевская охота' долгие годы служила штаб-квартирой бригады, и посетителей сюда, особенно вечером, и калачом не заманишь. С медом и орехами. И на содержание кафе средств нет; ранее прибыль от работы на Туманова покрывала расходы, а от 'Королевской охоты' выхлоп нулевой. Какое кафе, на собственное-то содержание денег не хватит. Тонн десять 'бакинских' дома в тайничке припрятано на черный день. И только. Десять тонн - это не деньги, по любым меркам. На черный день, допустим, хватило бы, даже на черную неделю. Но что прикажете делать, если наступила черная полоса длинной не в один месяц?
  Вешаться? Сушить сухари? Искать работу?
  От подобных мыслей у Величева зубы заболели, не говоря уже о голове. Представить себя работающим - действительно работающим, с зарплатой, с записью в трудовой книжке и прочими прелестями официального трудоустройства, вроде ведомостей, накладных и прочего - он был не в состоянии. Просиживать штаны в офисе за компьютером, а тем более стоять за станком или за прилавком... бр-р. Подобные забавы не для Сереги.
  А чем еще заниматься?
  Наверное, можно сколотить новую бригаду, подобрать крепких спортивных ребят, не обремененных комплексами и моральными запретами - авторитета пока достанет - и снова зажить весело и свободно, но Туманов едва ли позволит развернуться всерьез. А хвать жалкие крохи, когда другие жрут от пуза, Величев не привык.
  Ситуация сказочная: и направо не сунешься, и налево не пройти, куда не кинь - клин, и на месте стоять - ноги устали. Только камня с надписью нет, и дорога исключительно умозрительная. А сама сказка чрезвычайно грустная.
  И как тут не впасть в тоску, не поддаться извечной русской болезни - сплину?
  Никак. И все из-за прихоти одной сволочи. Будь у него возможность, Серега бы Туману кадык вырвал. И еще бы много чего... вырвал. С корнем. И с такой невыразимой радостью, нет, даже экстатическим наслаждением, что любая нимфоманка от зависти постриглась бы в монахини. Однако нельзя и попробовать. Руки махом укоротят вместе с головой. Если только совсем жить надоест - вариант для самоубийцы.
   В подобном положении остается лишь петь заунывные песни, пить - словно баню топить, с копотью и дымом - по-черному и предаваться хандре. Чем, собственно, Серега и занимался.
  Во всех смыслах - упоенно.
  Темно-янтарная жидкость плеснулась в пузатом стакане, а затем проследовала по маршруту: рот - пищевод - желудок. Опустевшая бутылка стукнулась донышком о столешницу. Серега с удивлением посмотрел на пустую тару. Казалось, недавно коньяк выше этикетки поднимался, и вдруг... испарился. Летучая жидкость!
  Справедливости ради, удивление в величевском взоре сумел бы прочесть разве что очень опытный токсиколог - по мутности он успешно соперничал с болотной водицей. И на порядок опережал залапанное стекло бокала. Осмысленностью взор тоже не отличался - половина предпоследней порции коньяка вместо первой точки обычного маршрута - ротовой полости - оказалась на футболке, однако низложенный бригадир этого и не заметил. Он с упорством, достойным лучшего применения, продолжал сладострастно тискать опустевшую бутыль - записным донжуанам и казановам стоило поучиться - в напрасной надежде выдавить из посудины еще сотню-другую животворных капель. Капли не выдавливались, но Серега не отступал.
  На задворках сознания билась полудохлая мыслишка о том, что нужно позвать Олега или официанта, дабы с посторонней помощью произошла замена пустой посуды на полную, но кликнуть полового Велик не мог. Физически. Горло отказывалось подчиняться командам проспиртованного мозга. Членораздельные слова застревали где-то в районе носоглотки, а изо рта вырывались странные звуки. То ли хрюканье, то ли храп.
  До стадии полного 'сумления' Серега еще не добрался, но был уже, что называется, 'на подходе'. Для окончательного просветления и выпадения в нирвану требовалось чуток добавить. Грамм эдак триста. Или четыреста. Пара стаканов. Только добыть их трудно. Одна надежда на то, что Олег не забудет собственного шефа и не покинет в беде.
  И, кстати, официанты где? За что бездельникам деньги платят?! Вернее, он платит... или платил? Пусть платил - в прошедшем времени, но пока половые на него работают. И точка. Надо им показать кузькину мать, зимующих раков на горе и так далее. А то совсем распустились. Непременно надо показать. Завтра.
   Велик попытался оглянуться, авось получится увидеть, где там лоботрясы - официанты шляются, но поворот головы ему удался еще хуже, чем оклик 'подносчика боеприпасов'. То есть никак. Позвонки натужно захрустели, шея застряла на полпути, отказываясь продолжать движение по горизонтали, норовя при этом перевести его вектор в вертикаль и опустить физиономию...нет, не в салат - в блюдце с оливками. При вращении головы в обратную сторону наблюдался аналогичный эффект. Словно невидимыми рычагами ограничили угол разворота. С учетом того, что задействовать в процедуре разворота весь корпус Величев просто боялся - стопроцентная гарантия падения на пол с неизвестными последствиями, - он почувствовал себя устаревшей гаубицей, у которой давно не смазывали... механизмы. Ни дуло повернуть, ни лафет, ни прицелиться. Конечно, если со стула сверзиться, то, вполне возможно, половые набегут, ведь тогда некоторым образом на время Величев сам станет 'половым'. К сожалению, не гигантом. Авось из-за 'корпоративной солидарности' не дадут пропасть, сгинуть под столом. Но могут и не набежать. Народ необязательный, недаром уже целую эпоху, даже эру его бокал пустует. Наряду с бутылкой.
  Отчаявшись, Серега принялся приманивать официантов телепатически. Зазывать, посылая ментальные сигналы. Недаром ведь одним из краеугольных постулатов эзотерических произведений является утверждение, что мысль материальна. И если очень надо, то... будет. Да и по 'ящику' - в научно-популярной передаче - тоже говорили, что с мыслями не все так просто.
  Однако официанты не зазывались. То ли телевизионными программами брезговали, то ли эзотерику презирали, но на телепатический зов Величева не реагировали. Как он ни морщил лоб и ни раздувал щеки для усиления сигнала, новая бутылка на столе не возникала.
  Серега и сам был уже готов разочароваться в эзотерике вкупе с прочими науками, когда ощутил некую тяжесть на собственном плече. Неслабо ощутил, его даже слегка повело влево. Велик попытался сфокусировать взгляд на том месте собственного тела, из которого у бравых военных обычно погоны растут - благо голову и так вниз и вбок тянуло, - но не преуспел. Взгляд метался вправо-влево, скакал ретивым норовистым жеребцом, скользил масляным куском по...пространству кафе и концентрироваться на определенной точке не желал. Несмотря на указанные трудности, Серега успел рассмотреть покоящуюся на его плече ладонь, что характерно, широкую и волосатую.
  Переварив данный факт, что заняло не так и мало времени, Велик восхитился. Вот она, сила науки! Не врут знающие люди, мысль материальна. Непреложный факт! Поманил Олега, послал ментальный зов, тот и явился пред ясны очи.
  Очевидное - невероятное.
  Серега радостно боднул воздух и поспешил поделиться радостным открытием с барменом:
  - А-а-лег!
  Любой москвич, услышав такую плотность аканья на единицу слова, утопился бы от безысходности и лютой зависти в Москве-реке. Или, на худой конец, в Клязьме.
  - О-о, брат як тебя покорежило.
  Волосатая ладонь исчезла с плеча, и перед Величевым возникла упитанная ряшка Кости Масальского. И не просто возникла, а материализовалась в сопровождении интересных визуальных эффектов. Нет, к счастью, Костина физиономия не вспыхивала разноцветьем огней, не троилась и не двоилась, не растворялась улыбкой Чеширского кота из знаменитой сказки Льюиса Кэрролла, но как-то подергивалась, вспенивалась зыбью, подрагивала подобно полуденному мареву над каменистым пляжем под яростным летним солнцем.
  - А-алег? - удивился Серега.
  - Сам ты лег, - возмутился Масальский. - А не лег, так скоро ляжешь. Однозначно.
  - Чё?- не понял Величев
  - Шутка, но тебе, братан, кажется, до балды, вообще все до балды...
  Главный 'папин' цербер нахмурил брови и спросил:
  - Ты себя-то хоть помнишь, Сережа? Или уже нет?
  Риторический вопрос повис туманным облачком в прокуренном воздухе кафе и в нем же растворился. Бесследно и безответно. Тот же, кому был задан вопрос, смотрел на Масальского чистым незамутненным взором младенца. Справедливости ради, исподлобья, но то - от усталости.
  - Рыжий, скажи, что с ним делать, с красавцем?
  Где-то над левым ухом раздалось неопределенное хмыканье, и в зоне Серегиной видимости рядом с Костей образовался второй персонаж, приземистый, плечистый молодчик, притом не рыжий, а вполне темноволосый. По гамбургскому счету - брюнет. Образовался в мгновение ока, только что им и не пахло, и вдруг взмах ресниц, и он здесь. Чародейство прямо-таки, впору заподозрить происки нечистой силы. Правда, образовался молодчик без огненных сполохов и дыма, признаков хвоста, рогов и копыт не наблюдалось, да и серой вроде бы не пахло, но кто их этих бесов знает. Может, у них мода такая, без атрибутов бесовщины являться, рога и копыта морально устарели. А запахи и вовсе - отдельная тема, о них за столом лучше не вспоминать, тем более - о подобных ароматах. К тому же морда плечистого ухаря мало чем отличалась от физиономии Масальского, то бишь подрагивала довольно ощутимо.
  Чертовщина. И перекрестился бы, да мочи нет.
  В просветленные мозги Величева по-пластунски заползла, нет, не мысль даже, а некое ощущение, смутное подозрение, что одного из мельтешащих перед ним ребят с подрагивающими мордами он где-то видел. Осенила тень узнавания. А вот второй, бесовское отродье, не припоминался. Категорически. В связи с чем Серега высказал свое высочайшее неудовольствие. Вернее, хотел. А хватило его лишь на протяжное:
  - А это что еще за кекс?
  То ли Масальский принял замечание по поводу 'кекса' на свой счет, то ли просто разочаровался оттого, что разговор не клеился, но ответом и Величева не удостоили. Масальский предпочел общаться с 'бесовским отродьем'.
  - Освежи ему память, иначе он меня до следующей пятилетки не опознает. Только слегка.
  Не успел Серега переварить фразу, как мир опрокинулся. Завалился подстреленным оленем набок. В правом ухе запищали стаи голодных таежных комаров, а на окружающее пространство внезапно опустилась ночь. Откровенно говоря, и до того в глазах темновато было, пользуясь терминологией фантастов - сумрак, но после переворота вселенной, вообще настал конец света. В прямом значении. Не видно ни зги, лишь смутные серые контуры продолговатых предметов стволами врастают в чернильно-черные небеса, да редкие звездочки порхают вокруг них.
  Подлый поступок вселенной и исчезновение изображения настолько обидело Серегу, что он вознамерился всплакнуть о горькой своей судьбинушке и взвыл.
  Жалостливо.
  Вой не остался незамеченным.
  - Рыжий, я же просил слегка! А ты ему долбанул с размаха, под стол аж залетел, бедолага. Тут не то, что освежить память, последнюю отшиб. Гляди, скулит.
  - Нормально я ему... По касательной, как любимую женщину. Поскулит и перестанет.
  - По касательной... Если ты так с любимой женщиной, то я ей сочувствую. Посмотри, башку он там не проломил? А то тогда шеф нам самим проломит... что-нибудь.
  - Да целехонек он, смотри...
  Какая-то неведомая сила - наверняка не божественная - извлекла Величева из темноты. Он снова прозрел и разглядел, что находится в родной кафешке. Над столом. Сидит... или висит, сразу и не догадаешься. А напротив мельтешат смутно знакомая ряха и физиономия коренастого 'беса'.
  - Па-ацаны, за чё ба-азар? - обрадовался смене обстановки Величев. Интерьер в темных тонах действовал на него угнетающе, а тут веселенькая атмосфера, добрые люди...
  - Смотри-ка, точно в целости и сохранности, просто каскадер. Молодец, Рыжий, умеешь.
  - Гарантия!
  - Орел, - скептически усмехнулся Масальский. - Сдувайся, пока не лопнул. И давай заворачивай конфетку, к шефу пора.
  - Что, прямо так?
  - Нет, раком до Китая, твою мать!
  - Он же вообще в дугу! Как его к шефу тащить?
  - На руках, блин!
  -Да он там все ковры заблюет! Нам же потом и достанется, еще заставит чистить...
  - Не заблюет. А заблюет - уберешь, не переломишься. И вообще не твоя забота. Твоя - взял и понес!
  - ...в рот... - выразил полноту чувств коренастый брюнет.
  - И отключи его, а то в самом деле наблюет.
  Вслушивавшийся с глубокомысленным видом в разговор двух незваных гостей, Серега весело икнул.
  - Тебе что, ты стрелки перевел, крайнего назначил и весь в белом, а я в дерьме, - проворчал Рыжий, но указание Масальского выполнил в точности - аккуратным ударом в челюсть вырубил Величева, не дав упасть, сгреб его со стула, взвалил на плечо и потащил к выходу. Официанты с немым изумлением и тихим восторгом наблюдали, как 'отключают' и уносят их работодателя, но благоразумно не вмешивались. Во-первых, за время работы они и не такое видали, а во-вторых, жизненный опыт, накопленный во время профессиональной деятельности, подсказывал, что встревать в чужие разборки не стоит. Если человека несут на плече, значит это кому-нибудь нужно. И мешать - себе дороже. Чревато членовредительством.
  В целом транспортировка протекала успешно, лишь в дверях Рыжий зацепился головой Величева об косяк, но вынос тела данное прискорбное обстоятельство почти не задержало. Задержало другое.
  В момент посадки в автомобиль Масальского осенило.
  - Стой!
  - Чего... стой?! - практически матом ответил Рыжий, утрамбовывающий Серегину тушу в тесноту заднего сиденья.
  - Стой, говорю!
  - ...в рот!- не согласился Рыжий, но процесс утрамбовки приостановил.- И чего?
  - А ведь ты прав, к шефу его везти в подобном состоянии не стоит.
  - Я же говорил - наблюет.
  - При чем здесь наблюет?- удивился Масальский.- Пусть хоть кишками харкает. Шеф с ним поговорить хотел, а как с таким паштетом общаться. Он же двух слов не свяжет.
  - И наблюет.
  - Задолбал ты уже... Короче, план меняется. В офис мы его сию минуту не везем, а доставим через пару часов.
  - Шеф же сказал немедленно.
  - С шефом я созвонюсь, согласую. По-любому, от этого алкаша сейчас толку не будет. Надо его проветрить, освежить. Под душ засунуть, кофеем напоить или что там еще... Какие есть средства для быстрого протрезвления?
  - Вытрезвитель.
  - Рыжий!
  - Еще башкой в унитаз макнуть - хорошо помогает.
  - Вот ты его макать и будешь, юморист! Макать до тех пор, пока руки не отсохнут, понял!
  - Костя, ладно, что ты завелся. Вон прохожие слушают... И чего ты у меня спрашиваешь, я что бухарик?
  - А что, не пьешь что ли?!
  - В меру. И не на работе.
  - Угу,- скептически ухнул Масальский.- В общем, под душ, а потом к шефу. Нет, лучше - в бассейн. Точно, едем в сауну.
  Вместо ответа главный тумановский специалист по деликатным поручениям услышал площадную брань, в которой на литературность и цензурность претендовали только слово 'рот' и предлоги 'на' и 'в'. А потом с заднего сиденья автомобиля послышались глухие удары.
  - Ты чего это?!- остолбенел Масальский.
  Рыжий выпрыгнул из салона, отряхнул штанину и чуть ли не плачущим голосом пожаловался:
  - Наблевал все-таки, скотина!
  
   * * *
  
  - Ты меня слышишь?!
  Серега слышал. К сожалению.
  Слышал, но, откровенно говоря, переваривал воспринятое органами слуха с трудом. Вообще не переваривал. Его тянуло...вывалить услышанное обратно. Вместе с остатками былой хандры.
  Сдерживало одно - Величев опасался, что Туманова до глубины души оскорбит подобный моветон, и он прикажет проветрить ему мозги.
  Свинцом.
  А в Серегиных мозгах и без столь радикального проветривания царил полный хаос. И это не считая болевых ощущений. Болело же у Велика буквально все. Каждая клеточка. Без преувеличения - до корней волос. Кости ломило, спину кололо, желудок выписывал азартные кренделя и норовил познакомиться то с кишками, то с наружной обстановкой. А голова... нет, о голове лучше не упоминать. Даже зад, о наличии в котором нервных окончаний, Величев и не ведал, ныл. Словно по пятой точке эскадрон кавалеристов проскакал. Хорошо хоть ныл не в тех местах, что...симпатичны лицам нетрадиционной ориентации, иначе впору заподозрить...страшное. Отморозки ведь кругом, куда не плюнь - подонки без стыда и совести; пока он валялся в беспамятстве, что угодно могли сотворить. Вплоть до глумления.
  До такого не дошло. Кажется.
  Впрочем, легче от этого становилось лишь на йоту. Серега и раньше, случалось, упивался до полного сумления, но чтобы ощущать себя в результате некоторого прояснения сознания столь хреново... простите, не было. Наверное, его пропустили через мясорубку, а фарш закатали в консервную банку. Величев смутно подозревал, что причина чудовищных ощущений - хотелось придумать более красочный эпитет, но мозги на гора выдавали в основном нечто примитивно-нецензурное - крылась в экстренном выведении из состояния, приближенного к нирване. Даже не выведения, а вытаскивании. За шкирку. Подробностей данной процедуры в памяти не сохранилось, но Велик припоминал, что по морде лупцевали, ледяной водой окатывали и какими-то таблетками кормили.
  Садисты. А Масальский, вообще...
  Полностью протрезвить Серегу добровольные борцы с зеленым змием не сумели, но добились того, что он очнулся и стал более-менее адекватно воспринимать свое место в подлунном мире. Настолько адекватно, что пожалел о прояснении сознания и поневоле позавидовал самому себе сколько-там-часовой давности. И он еще предавался хандре и печали, заливал коньяком горечь от безысходности. Наивный! Он еще не знал, что такое настоящая безысходность. Вот сейчас, когда его выворачивает от боли, а рухнуть пустым пыльным мешком на пол ему мешают вцепившиеся в руки 'папины' церберы, которые только и ждут приказа, чтобы начать рвать исстрадавшееся Серегино тело на куски, он понял, что это - безысходность. И с чем ее едят. С кровью.
  - Оглох что ли?!- стоящий у окна известный банкир и меценат повысил голос.
  Величев воззрился на Туманова. Видеть шефа...бывшего шефа не на своем обычном месте - в кресле во главе стола, а стоящего у окна было...необычно. При иных обстоятельствах Серега бы сильно удивился, а так...на фоне прочих проблем - словно соринка в глазу.
  - Прочистить уши? - поинтересовался громила, ласково поддерживающий Величева за левый локоток.
  В нынешнем 'разобранном' состоянии Серега соображал с трудом, рожал мысли медленнее, чем корова траву пережевывает, и ответить ни Туману, ни громиле не успел. Лишь уловил легкий кивок банкира, открыл рот... и взвыл, когда голова взорвалась Везувием. Или Кракатау. Из глаз покатились крупные 'крокодильи' слезы, дыхание перехватило, мир вокруг окончательно потемнел. И до того Величев страдал...не по-детски, но боль равномерно распределялась по организму - с трудом терпеть удавалось, а тут вдруг сконцентрировалась в районе черепа, и подобное изменение... удручало. Нет, внушало ужас. Убивало.
  Через пару тысячелетий окружающее пространство прояснилось, Везувий затих, и сквозь ватный слой воздуха донеслось:
  - Теперь ты меня слышишь?
  Величев поспешил несколько раз энергично кивнуть головой, стараясь абстрагироваться от взрывающихся в черепной коробке новых вулканов. Они вскипали и лопались в такт кивкам, но, слава богу, с куда меньшей силой, чем при инициированной громилой процедуре 'прочищения ушей'. Иначе Величев просто бы...склеил ласты.
  - Замечательно! - Туманов оперся ладонями о подоконник, выглянул в окно, сокрушенно поцокал языком, словно сожалея о ценах...на фрукты, например, а затем резко развернулся к Сереге и повторил: - Замечательно, когда тебя слушают, а если еще и внимательно - просто сказка. Правильно, Константин?
  - Так точно, шеф, - подтвердил откуда-то из-за величевской спины Масальский. Если бы Серегу не переполняли... определенные чувства и ощущения, он бы непременно удивился, поскольку и не догадывался о присутствии Костика в кабинете.
  Затаился, сволочь.
  - Ты мне эту мусорскую отсебятину брось,- погрозил пальцем своему любимому церберу Туманов и вновь обратился к повисшему на 'подлокотниках' Величеву: - Гадаешь, наверное, зачем я тебя из норы вытащил, да еще безбожно... уставшего? Не трясись, кровушку пускать не собираюсь, нужен пока живой и относительно целый. Для начала, родной, пара вопросов. Скажи, зачем ты меня обманул при прошлом свидании? Даже не обманул, а наплел с три короба, а я, дурак старый, уши развесил.
  - А-а? - выдохнул Серега.
  - Не помнишь? Ай-ай! Так и быть, освежу память. Не далее как три недели назад в этом самом кабинете ты меня уверял, что с Паровозом все организовано тип-топ. Только в деталях шероховатости: Наташка сорвалась, хахаль ее тоже заховался, пришлось левого фраера с его женой цеплять и валить на острове. Говорил? Говорил. А за базаром следить надо. Фраер-то твой...- Туманов повернулся к Масальскому. - Стрельцов?
  - Стрельцов.
  - Ага, Стрельцов... по городу разгуливает, на допросы к следователю ходит. В натуре, фильм 'Зловещие мертвецы'. Ты меня уверял, что он жмур стопроцентный, башку ему вроде сжег, а реально выясняется, что липа. Нехорошо, Серж, ох, нехорошо. Объясниться не хочешь?
  Серж хотел. Сильно хотел. До тошноты и головной боли. Собрав разбегающиеся мысли в кучу, а волю - в кулак, Величев надсадно прохрипел:
  - Мы его... завалили, а потом... он исчез.
  - Кто исчез? Стрельцов?
  - Ну да, жмур.
  - А он случайно не фокусник... Гарри...
  - Поттер,- подсказал Масальский.
  - Сам ты... - рыкнул на Костю Туманов.- ...Гудини. Его завалили, а он возьми, да исчезни. А потом еще и воскресни. Нет, даже не Гудини, а апостол какой-то.
  - Я сам в непонятках. Ему перо в брюхо по самый хребет засадил, без вариантов должен был загнуться.
  - Не загнулся. Жив, здоров, цветет и пахнет. В брюхо, говоришь... - Туманов покачал головой. - Странно. Месяца еще не прошло, а он уже на ногах. Или здоровье у мужика конское, или ты, Серж, мне опять туфту гонишь.
  - Век воли не видать, не гоню! - каркнул Величев и чуть не перекрестился. Квадратные бойцы, держащие его под руки помешали. А то бы махнул крест щепотью.
  - Ну-ну. Напомни, ты то самое перо с надписью и 'пальчиками' куда дел?
  - Там оставил! Прямо в грудине у 'жмура'. Мамой клянусь! Все как велено сделал.
  - Да? - явно усомнился Туманов. - Уточни еще раз, а то я позабыл, откуда жмур обгорелый взялся?
  - Так, типа... это... - Серега растерялся. Сказать правду означало вызвать гнев Туманова - 'на прошлом свидании' он действительно шефу столько наплел, что не унести. Между тем и снова врать тоже опасался, со Стрельцовым вон как нехорошо получилось, клялся-божился, что завалили, а тот живехонек. И никто труп не спер, сам, видно, очухался и уполз. Химик, гнида, место ни хрена не осмотрел, хотя говорил, что каждый куст прочесал. Эх, надо было сразу Туману все рассказать, и дебилу ведь ясно, что о 'сбежавшем' жмуре трепанет кто-нибудь. Сейчас же и правду-матку резать поздно, и сочинять басни боязно. К тому же дельные мысли по поводу красивого и наглого вранья в голову не лезли. Весь объем черепной коробки занимала пустота, 'вата', посторонние шумы, и впихнуть туда что-то еще... Мысли, конечно, появлялись, но не дельные, а судорожные и отвлеченные.
  - Так, типа, что? - прервал затягивающуюся паузу ядовитой репликой Туманов.
  - Это... Андрюха Кривой...
  - Кривой?!
  - ...его приволок, - вывернулся Серега. - Мужик, прохожий, типа. Шараборился там, мельтешил на берегу. И вроде видел, как мы Стрельцова раскладывали, ну и пришлось его тоже валить. А что это за черт, я не в курсах. Там суматоха, типа, была, все дела.
  - Да?- ухмыльнулся Алексей Михайлович.- Сережа, ты сам-то хоть понимаешь, какой порожняк гонишь? Это же бред полный. Такой брехни я с рождения не слышал.
  - И я тоже, - поддержал шефа Масальский.
  Серегины 'сопровождающие' ничего не сказали, но молчали весьма красноречиво.
  - Ладно, тут мы пока замнем для ясности, не хочешь по чесноку, не надо, потом разберемся. У меня к тебе, Сереженька, будет просьбочка маленькая. Не откажешь по старой дружбе?
  Стало совсем плохо. Мало того, что Туманов фактически уличил его во лжи и намекнул, что разборки откладывает на будущее, еще и заговорил ласково. Когда 'папа' начинал петь елейным тоном, употребляя слова в уменьшительно-ласкательном варианте, дело пахло керосином. Для того, к кому Туман ласково обращался - в первую очередь. Невзирая на уверения о нежелании пускать 'кровушку', от пролития ее в изрядных количествах 'папа' никогда не отказывался. Серега ощутил себя без пяти минут покойником и, хватаясь за последнюю соломинку надежды, замотал головой. Замотал еще более энергично, чем кивал пять минут назад, наплевав на 'вулканы' и прочие стихийные бедствия внутри организма. Дабы никого не спровоцировать на незамедлительную организацию еще более жестоких страданий данного организма. Чай, он не казенный. По сравнению со столь экспрессивным вращением той частью тела, которую особо одаренные личности использовали по прямому назначению - для загрузки провианта, а другие - менее одаренные - для высшей нервной деятельности, эскапады молодого бодливого бычка, отгоняющего назойливых мух, серьезно проигрывали в качестве. Такого уровня бодрости и самозабвенности бычку не достичь никогда. Разве что на корриде. Даже один из 'подлокотников' всполошился. На сей раз тот, что справа. С ним Серега где-то уже сталкивался, по крайней мере, погоняло припомнил - Рыжий. Он тряхнул Величева за рукав и сурово рявкнул:
  - А ну тихо!
  Хотя мотание головой особым шумом вроде бы не сопровождалось, Серега рекомендации 'правого подлокотника' последовал - уровень экспрессивности и амплитуду вращения снизил.
  - Чего башкортостаном крутишь? Неужели не хочешь мне в просьбе малой пособить? - прищурился Туманов.
  - Нет, хочу.
  - Молодец, правильный ход мысли, - похвалил Велика 'папа'.- И ответ правильный. Потому как, если ответ неправильный, то, сам понимаешь, придется принять соответствующие меры. И одним нормальным пацаном в этом мире станет меньше. - Туманов воздел руки к потолку. - Кстати, мне, вообще, тут кое-кто советовал, на уши припадал, тебя списать вчистую. Ведь облажался ты конкретно, тему запорол. А я тебя простил и не списал. За былые заслуги простил. Даже точку твою не тронул. Так что цени, Велик, мое великодушие...Ладно, все это лирика, а диспозиция у нас следующая. Следак, который дело ведет по тем жмурам, что ты на острове накрошил, трудный, общаться с ним невозможно. Вместо того чтобы Паровоза на шконку отправить, он роет... непонятно где и зачем. Да ты в теме. Копает, вынюхивает, людей на допросы таскает. И до тебя очередь дошла. Один из твоих придурков на квартире убитой бабы наследил, пальчики оставил. И ты это просохатил. Кстати, за что придурка завалил?
  - Какого?
  - Не строй из себя хористку! Какого - Кривого!
  - Не валил я его. Он куда-то из города сдернул.
  - Да ты что?! - продемонстрировал изумление Туманов. - И куда, если не секрет? В деревню к теще на блины? Или в край вечных снов, где всегда весело и красиво? А по пути рукоятью ствола темечко почесал, башку облил бензином и в костер прыгнул?
  'Алик, гнида, сдал!'- догадался Велик. Кроме него некому, об убийстве Никитина, помимо Величева, знал только он - единственный очевидец. Пацанам Серега скормил сказку о том, что Кривой сдернул из города, поскольку его мусора ищут. И Туманов до сего дня судьбой одного из своих 'быков' не интересовался, свалил и свалил. Тем более, Андрей был пацаном тревожным, с проблемами по части головы, в связи с чем корешей настоящих не завел. И вдруг 'папа' оказывается в курсе того, кого Серега определил на роль второго жмура... Не помог показ свежевырытой могилы, сдал его Алик с потрохами. Сдал, как стеклотару.
  Деваться некуда, надо и тут признаваться.
  - Он по жизни отмороженный на всю голову... был, и с бабой накосячил, и... это, тему, типа, запорол. Пришлось кончать.
  - Тогда уж не по жизни, а по смерти отмороженный... был, - усмехнулся Туманов и сам собой восхитился.- Да я почти поэт! Нет, тянет меня сегодня на лирику, может, съел что-нибудь?
  - Устриц, - подал голос Масальский.
  'Папа' укоризненно посмотрел на начальника охраны и вновь обратился к Величеву:
  - Что, ты говоришь, он с бабой не так сделал?
  - Трахнул, а она, типа, загнулась.
  - Сходится. Не врешь. А Кривого, значит, кончил... Мне, Сережа, тоже в свете свежих новостей было бы проще тебя закопать, обрубить концы и на гражданской панихиде всплакнуть по корифану, но последнее время я что-то добрый. Даже слишком. Себя не узнаю. К тому же в прокуратуре могут удивиться, почему это мои люди стали дохнуть, как мухи. Поэтому сочтем наказание условным. Будешь паинькой, будешь жить, и никто тебя пальцем не тронет. Не будешь паинькой, то... вообще не будешь. А до того помучаешься слегка. Или не слегка. Диспозиция ясна?
  Утвердительный ответ не заставил ждать.
  - Для начала собственные косяки замажешь. То, что ты Кривого завалил - твои проблемы, может, и правильно сделал. Но из-за того, что он пальчики на хате оставил, следак горит желанием с ним и с его друганами пообщаться. А поскольку Кривой числится у них пропавшим без вести, то общаться он будет с друзьями. Например, с тобой. И не только с тобой, кстати. Даже на меня, поговаривают, замахивается, хоть я Кривому ни с какого бока не корифан. В ближайшие дни прокурор области из отпуска вернется, и дело у этого следака отберут, но пока он... роет и роет, крот. В общем, если он успеет тебе на хвост упасть, а упасть он, видимо, успеет, придется с ним общаться. И на вопросы неудобные отвечать. Есть вариант, конечно, тебя спрятать временно или насовсем, но двое пропавших - уже слишком. Не стоит прокурорских и ментовских псов дразнить без повода. Перед выборами у меня и без того головняков выше крыши. Так что придется тебе к следаку сходить и с ним мило побеседовать. А чтобы ты там ничего лишнего не вякнул, к допросу подготовишься. Ясно?
  Несмотря на то, что Величев не понял, каким именно образом нужно готовиться к допросу, он утвердительно кивнул и изобразил на лице полное понимание и одобрение. Благо, что Туманов уточнил, что от Сереги требуется.
  - Когда протрезвеешь, ребята тебя к Денисюку доставят, он и проведет... тренинг. Все, гуляйте!
  - Шеф, а сейчас куда его?
  - Куда угодно. Лишь бы у меня в кабинете глаза не мозолил, воздух не озонировал.
  - А если сразу к Денисюку?
  - Давай.
  Только когда Величева вывели из тумановского кабинета, как дорогого гостя - под белы рученьки, до него дошло, чего от него хочет 'папа'. И чтобы он не 'попросил', надо исполнять. Жить-то хочется. Велик вдруг отметил, что едва ли не впервые во время 'совещания' у шефа его не посещали сладкие грезы о нанесении Туманову телесных повреждений. То ли не выветрившийся до конца хмель тому виной, то ли терзающая тело и душу боль, то ли страх, то ли еще что, но общение с 'папой' ни одна фантазия, в которой Серега плясал бы на спине банкира и мецената, не скрасила.
  Проводив глазами группу 'доставки', Туманов кивнул Масальскому на диван:
  - Чего стоишь столбом, садись.
  - И так днями сижу, скоро задница мозолями порастет.
  -Садись.
  Пожав плечами - мол, как прикажете, барин, - Масальский продефилировал к дивану.
  - Костя, что думаешь?
  - О нем? - Масальский двинул бровями в сторону дверей, за которыми только что скрылся Величев и его сопровождающие.
  -О нем тоже.
  - А что тут думать. Плохой Велик стал. Мутный тип. После того как пацанов у него забрали, вообще неизвестно чего от него ждать. На Кривого гонит, а сам отморозок похлеще. И бухает по-черному. Мы его еле откачали. А пьяному язык за зубами держать... - Константин скептически пожал губы. -... еще сболтнет кому-нибудь, что не следует. Проблемный кадр.
   - Проблемный, это точно, - согласился Туманов. - Как думаешь, 'перо' он куда-то посеял или это следак комбинации крутит? В деле-то другой нож.
   - Фортелей следака исключать нельзя, но больше похоже, что Велик... С башкой он явно не дружит. Может, его поспрошать хорошенько?
  - А толку? Он себя-то не помнит. Да и смысла нет, Паровоза пристягнуть к 'жмурам' уже не получится. Ножика такого больше нет. Зачищать вопрос надо.
  Масальский согласно кивнул.
  - Мне кажется, Кривой по корешу уже соскучился. По-хорошему его бы сейчас... - Алексей Михайлович изобразил указательным и средним пальцами правой руки 'стригущие ножницы'. - ... к приятелю бы и отправить, но и без того...
  'Папа' оборвал фразу. Он так делал довольно часто из-за опасения, что его могут 'прослушивать' и 'записывать'. И хотя кабинет и приемная банкира (а еще комната отдыха, квартира, загородный дом, две дачи и еще с десяток помещений) были оснащены новейшим оборудованием, специально предназначенным для предотвращения 'прослушки', и постоянно проверялись службой безопасности на предмет наличия 'жучков', Туманов считал, что перестраховка не повредит. Даже в собственном кабинете он предпочитал недоговорить, намекнуть, донести информацию жестом, но не употреблять прямые и недвусмысленные речевые обороты, которые могли бы послужить основанием для обвинения Алексея Михайловича в чем-то предосудительном. При этом регулярно забывался и то поминал всуе 'жмуров', то приказывал 'бока намять' или 'ласты оборвать'.
  Несмотря на то, что Костя не одобрял - в душе - параноидальные замашки 'папы', но к подобной манере общения давно привык, смирился и научился понимать намеки, недомолвки, жесты. Прекрасно понял он шефа и теперь. До выборов лишнее внимание органов Туманову - как собаке репей. Для сотрудников УБОПа не секрет, кто под 'папой' ходит, и если его люди будут гибнуть один за другим, то возникнут вопросы. Острые и вредные для нервной системы.
  - Так что, Костик ты за Сержем пригляди пока. Без резких движений. А потом...
  - Угу. Приглядим.
  - А по этому... Стрельцову... считаешь, по нему проблем не будет?
  - Вряд ли. Велик божился, что они в масках были и лиц не открывали. Только Митяя без маски видел, но его, помните, сразу в Белоруссию к родне отправили. Значит, узнать он никого не сможет.
  - Не факт. Белоруссия далеко, конечно, но ты думаешь, у ментов Митяевского портрета нет?
  - Сомневаюсь. Митяй несудимый, чего бы его портретам в мусарне делать. Да и не того полета он птица. Может только в УБОПе, и то... Да и пусть у ментов целый альбом Митяевских фото - толку с него? Это же догадаться еще надо фото показать кому следует. С какого перепуга ментам именно за Митяя цепляться? Оснований нет, связи со Стрельцовым - тоже. При чем тут Митяй, таких тысячи.
  - Успокоил, красноречивый. Ишь понес, как прокурор. 'Оснований нет'... - передразнил Костю Туманов. - Если ты прав, и он никого не видел, то одной заботой меньше.
  Масальский вновь пожал плечами.
  - Я со слов Велика рассуждаю. Он, похоже, не соврал. Если бы Стрельцов кого-нибудь узнал, у нас бы аукнулось. Хотя верить Велику тоже стремно, поэтому я на всякий случай остальных пацанов, которые с ним по этой теме работали, из города убрал. В отпуск на курорт. А потом их можно в командировку засунуть. В Нефтегорск или еще куда.
   - Ты чего это самодеятельностью занимаешься? - нахмурил брови Туманов.
  Костя побледнел, вскочил с дивана и принялся оправдываться:
  - Алексей Михайлович, я хотел сказать, но выборы, вам некогда... Помните, на прошлой неделе приходил...
  - Успокойся! И сядь, не мельтеши! - Туманов взмахом руки заставил Масальского вновь опуститься на диван. - Молодец, что убрал. Но в следующий раз согласовывай.
  - А я согласовал... с Денисюком. И Митяя же вы сами...
  - Именно что Митяя и сам. Со мно-ой надо согласовывать! Выборы - не выборы, а десять минут выкрою. Понятно?
  - Да, Алексей Михайлович, впредь только с вами.
  -То-то. А в целом правильно сделал. Серегины пацаны реально в городе пока не нужны. Глаза еще тут будут мозолить своими пропитыми рожами, меня... дискредитировать. Тем более, они с Великом в корешах, а если мы по нему решаем, то вдруг взбрыкнет кто. Мне это надо?
  - Не взбрыкнут, - возразил Костя. - У Величева один дружбан - Митяй, остальные... быки. А Митяй надолго в братском государстве зависнет. И лечения ему еще не на один месяц.
  - Какого лечения?
  - Ему голову чудак этот проломил.
  - Чудак?
  - Стрельцов. Величев же рассказывал... Его в Беларусь и отправили, чтобы здесь по больницам не отсвечивал.
  - Ах, да, припоминаю. Лицевая кость, кажется, сломана. Прекрасно, пусть лечится, когда понадобится, отзовем... Молодец мужик!- Туманов усмехнулся. - Такому борову башку проломил. В прежние времена я бы к нему присмотрелся... - голос Алексея Михайловича дрогнул от внезапного приступа ностальгии по 'прежним временам'. - А за Сержем, Костя, ты присмотри.
  
   * * *
  
  - Паспорт у Вас с собой?
  Проинструктированный надлежащим образом - от полученных поучений и указаний ныли уши и голова - Серега, полез в карман брюк и протянул следователю документ, которым еще Владимир Владимирович гордился. Правда, не президент и премьер, а поэт, тот, кто по образному выражению еще одного Владимира, 'лег виском на дуло'. Величев в отличие от поэта восторга от обладания указанным документом не испытывал. Ни внешний вид - потрепанный, помятый, ни внутреннее содержание - гражданство одной огромной, но экономически неразвитой державы, Серегу не вдохновляли. Куда с большим пиететом он бы извлек из кармана паспорт, например, гражданина Британской империи.
  Следователь забрал документ, раскрыл и прочитал:
  - Величев Сергей Васильевич, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения... фактически проживаете по месту регистрации?
  - Что?
  - Живете там же, где прописаны?
  - Да, там же.
  - Спасибо, возьмите, - следователь протянул паспорт обратно Величеву. - Место работы?
  - Не работаю. Временно.
  - Телефон, домашний или сотовый.
  Серега продиктовал номер мобильника.
  - Непогашенные судимости есть?
  - Э-э... - растерялся Велик.
  - Пишем: нет. - Следователь выбил короткую дробь на клавиатуре компьютера и перевел взгляд с монитора на Величева. - Сергей Васильевич, я Вас вызвал для того, чтобы допросить... в качестве свидетеля. - Пауза перед словом 'свидетеля' была крошечной, но Велик ее уловил, и ему она не понравилась. Не то, чтобы он испугался - человеку, прошедшему суровую школу 'теплых' бесед с 'папой', бояться какого-то несчастного следака глупо - но насторожился.
  Казалось бы, что может сделать этот прокурорский чинуша Сереге? Пригрозить уголовной ответственностью? Очень страшно! Ха-ха. Засадить в камеру и отдать операм для выбивания показаний? Бесполезно. Островных жмуров на Величева не повесить, улик против него нет, сдавать он никого не собирается и даже без вмешательства почти всемогущего Тумана в скором времени выйдет на волю. Денег на адвоката хватит. А если еще Туманов вмешается, то Серега не просто выйдет, а пробкой вылетит. Ныне, конечно, судьба Велика шефу по барабану, но сам ведь говорил, что прокурора области ждет и так далее. Да и вообще, будь у мусоров против Сереги что-нибудь серьезное, его бы повесткой не вызывали, опера привезли бы в наручниках и начали бы мытарить сразу, без предисловий и излишних паспортных церемоний.
  Определенный опыт в данной области у Велика имелся: когда его по хулиганке принимали, с ним никто не расшаркивался, взяли за хобот и кинули в обезьянник, а потом подняли и опера ему все ребра пересчитали, дабы он явку с повинной сочинил. И так мутузили, сволочи, что синяков не осталось. Правда, когда он уже под 'папой' работал и залетал, как например, за хранение ствола, с ним повежливее обращались, но без рукоприкладства все равно не обходилось. Потому бояться вроде бы не стоило, нет у органов против Сереги ничего.
  Вместе с тем была в словах следователя какая-то неявная завуалированная угроза. Нет, неспроста жучила в синем мундире паузу микроскопическую сделал, неспроста. Намекает гад на то, что в качестве свидетеля допрашивает его пока, а потом... в другом качестве допрашивать будет. И еще некий подводный смысл почудился Велику в словах следователя.
  Менты - ребята коварные. Издержки работы. Даже кинофильмы о подлости оперов сняты. Классический пример - незабвенный Жиглов из знаменитой многосерийки Говорухина. Как он щипача Копченого, полагавшего, что нет у 'начальника против него методов', разубедил. Подставил на раз-два. Так то в советском кино, где все приукрашивали, представляли в розовом цвете, а в жизни, тем более - нынешней, менты вообще ничем не гнушаются; и наркоты могут в карман подбросить, и ствол паленый в тачку, и вещи краденные - на хату. И еще много чего - фантазия у ментов богатая.
  О ментовской подлости Сереге сразу после слов следователя вспомнилось. Вспомнилось и показалось, что следак ему какую-то дрянную поставу приготовил. Он хоть и не мент, а прокурорский, но одна холера - органы. Если им надо человека на нары упечь, они для этого в лепешку расшибутся, будь то хоть опер, хоть следак, ментовской или прокурорский. И Серега вдруг подумал, что этот короед в мундире вполне способен подкинуть ему улику по 'мокрухе'. И тогда - амба.
  Не дай бог, повесят на Серегу обеих жмуров (тут бы и одного за глаза хватило), а это сто пятая УК, часть вторая - едва ли не самая гнилая статья в уголовном кодексе. Хуже только терроризм да измена Родине. По таким статьям, как ни отмазывайся, суд срок влепит по самые гланды: двадцатник, а то и четвертак. Спасибо просвещенной Европе и прежнему правительству, весьма чуткому к мнению разных франков и англосаксов; в начале девяностых за подобные дела вообще лоб зеленкой мазали. Чуть что - к стенке ставили. Хотя лично для Величева разницы нема. С его брезгливостью и характером он долго на киче не протянет. Так что если следак подставу задумал, то судьба Серегу ждет горькая. Прощай молодость, а то и жизнь.
  От столь радужной перспективы... дух захватило. Велику, в голове которого все упомянутые расклады прокрутились почти мгновенно, окончательно 'похорошело'. Он полностью еще от многодневного запоя не оправился, а тут... эдакие переживания. Однако низложенный бригадир справился с эмоциями и вымученно пошутил.
   - Свидетелем еще не приходилось.
  - Я рад, что вы знакомы с творчеством Гайдая, но давайте пока обойдемся без юмора, - не поддержал шутливый тон допрашиваемого следователь. - Давайте серьезно...
  Величев изобразил на лице нечто в духе: 'Командир, тебе виднее', еще больше уверившись в том, что следак некую бяку замыслил.
  - Давайте. Кстати, а по какому делу меня вызвали?
  - Не догадываетесь?
  - Ни ухом, ни рылом.
  - А если вспомнить: может, где-то присутствовали, что-то видели, что-то делали?
  - Бросьте вы свои штучки, ничего я не видел и нигде, типа, не присутствовал! - возмутился Серега
  Следователь недоверчиво хмыкнул и осклабился:
  - Если нигде, то извините. Дабы удовлетворить ваше законное любопытство, поясняю, что я расследую уголовное дело, возбужденное по факту убийства двух лиц, трупы которых были обнаружены на острове Гладышева. Вы удовлетворены, Сергей Васильевич?
  - А я тут причём!?
  - Не надо нервничать. Надеюсь, что... хм... непосредственного отношения к убийству вы не имеете, иначе допрос строился бы иначе. И для вас в другом качестве. Необходимо прояснить кое-что...
  - Я не при делах, и прояснять мне нечего! С роду мокрухами не занимался, - довольно убедительно соврал Величев.
  Следователь такое отношение к 'мокрым делам' одобрил:
  - Очень хорошо. И не занимайтесь. И давайте сразу условимся: я спрашиваю, вы отвечаете. А комментировать мои слова или эмоции проявлять не нужно. Договорились?
  - Договорились.
   - О том, что нужно говорить правду знаете? Вы человек опытный, должны знать. А если нет, то я вас предупреждаю об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, потом в протоколе распишитесь. - Прокурорские пальцы угрожающе зависли над клавиатурой. - Фамилия Никитин Вам о чем-нибудь говорит?
  - Никитин?..
  Денисюк говорил, что сразу 'вспоминать' не стоит, надо немного 'подумать', и Серега притормозил.
  - Никитин Андрей Иванович.
  - Андрюха Кривой, что ли?
  - Он самый.
  - Знаю, конечно.
  - Хорошо. Давно с ним знакомы?
  -Н е помню, лет, типа, десять... может, больше, может, меньше.
  - Запишем: около десяти лет.
  Следователь постучал пальцем по клавишам.
  - Какие у Вас с Никитиным отношения?
  - У меня? Ну, это, типа, кореша. То есть, типа, дружеские. Отдыхаем вместе, то, сё...
  - Конфликты были?
  - Да нет. Что мне с ним делить. Не жена, типа... Случалось, конечно, но по мелочи.
  - Что случалось и что значит по мелочи?
  - Конфликты, типа. Да и не конфликты, одно название. Потолкаемся, типа, да разойдемся. Так Андрюха со всеми подряд сцеплялся, даже с милицией мог...
  - Сергей Васильевич, а почему вы в прошедшем времени о своем друге говорите: '...сцеплялся, мог...'? Сейчас не может что ли? - Следователь оторвался от экрана и воззрился на Величева.
  Холод межпланетной пустоты обжег внутренние органы и заставил их сжаться. 'Вот, блин, засада', - чертыхнулся про себя Серега. Недаром говорят: язык твой - враг твой. А ведь Денисюк предупреждал, со следаком ухо нужно держать востро.
  - Ну, это... просто сказал, типа, к слову пришлось. Я вообще насчет правильных слов и выражений не очень... И сами ведь вопрос задали в прошедшем времени, - нашелся Величев. - Если хотите, я и в настоящем могу сказать, и в будущем...
   - Не надо, - отрезал следователь и снова приник к монитору.- А когда последний раз Никитина видели?
  - Да как сказать... давненько. Или не очень. Типа, несколько недель.
  - Точнее можете сказать? Неделя, две, три? Месяц?
  - Ну, не месяц... Недели две. Или три, точно не помню.
  - Как же так, не помните, когда друга последний раз видели? - ехидно улыбнулся следователь.
  - А что, мне дни считать?
  - Странно, ведь не год прошел. Я, например, прекрасно помню, когда и с кем из друзей за последний месяц встречался.
  - Нечего странного... - Величев решил, что настала пора признаваться - в соответствии с 'рекомендациями' - в мелких прегрешениях: его слова будут казаться более правдоподобными и списать любые противоречия и недомолвки можно на провалы в памяти, случившиеся из-за 'болезненного состояния'. - Пил я...
  - В смысле?..
  - Ну, в смысле - в последнее время выпивал я сильно. Ушел, типа, в штопор.
  - Интересно. А сильно, это как? То есть, - уточнил следователь, видя недоумение допрашиваемого, - если я правильно понял, в запой ушли?
  -Ну да, я же говорю: в штопор. Дней десять не просыхал, только вчера, типа, соскочил. До сих пор подбрасывает.
  - Сергей Васильевич, не стоит так злоупотреблять. Алкоголь разрушительно действует на печень. И на мозг - тоже не очень благотворно, вы уже кое-что забывать стали, - серьезно произнес следователь.
  'Издевается, паскуда прокурорская', - догадался Серега, но что ответить на укол собеседника не нашелся. Высказывание в духе: 'Сам-то ведь тоже пьешь, собака!' ни к чему хорошему бы не привело. Поэтому Величев благоразумно промолчал.
  Следователь оценил сдержанность 'свидетеля' и плохо завуалированные подзуживания прекратил.
  - Давайте вернемся к нашим вопросам.
  Прокурорский пиджак мурыжил Величева без устали. Вопросы задавал разнообразные, от биографических до почти интимных, однако больше всего интересовался Никитиным. Спрашивал о том, с кем Кривой дружбу водил, с кем враждовал, какой у него характер и тому подобную муру. Иногда озадачивал скользкими намеками, касающимися 'мокрухи', а иногда между делом, словно удочку, 'закидывал' Величеву вопросы, на первый взгляд не имеющие особого значения, но...специфические. Какие-то гладкие, туманные, типично прокурорские, с закавыкой, Серега ни один из них дословно и воспроизвести бы не сумел. Ответить все же сподобился, спасибо Денисюку, тоже обтекаемо и со ссылкой на плохую память. А на намеки Велик обижаться не смел, изображая смирение и готовность сотрудничать с прокуратурой.
  Через три часа вопросы иссякли. Знаменуя окончание допроса, заурчал принтер и принялся выплевывать из чрева распечатанные листы. Шум компьютерной техники и шелест бумаги обрадовал Серегу больше, чем последний школьный звонок завзятого хулигана и двоечника. Допрашиваться, пусть даже и свидетелем - занятие не самое приятное, к тому же Величев сильно нервничал, подсознательно ожидая от прокурорской морды какой-нибудь гадости, на которые ребята из органов горазды. Например, объявления о том, что Серегин статус меняется, из свидетелей он переходит разряд подозреваемых и задерживается, по обыкновению, 'до выяснения' на двое суток. Для начала. И понесется телега по ухабам: арест, 'разговоры по душам' с оперативниками, пресс-хата и прочее. Короче, вилы.
  Даже после того как Велик подписал протокол - пока все завизируешь, рука отсохнет - и попрощался, а следователь пожелал ему всего хорошего, расслабиться не получилось. Слишком елейным голосом было высказано пожелание. Столько 'хорошего' не пережить, не пережевать. Сказал - будто в спину выстрелил, у Сереги от мрачных предчувствий под ложечкой засосало и ладони вспотели.
  Однако конвой его за дверью с наручниками не ждал, опера на входе не приняли...
  Только на крыльце здания прокуратуры Серегу окончательно отпустило. Воротник рубашки перестал играть роль петли и разжал смертельную хватку, дышать стало чуть легче.
  Дай бог, и жить теперь станет легче.
  
   * * *
  
  Отпустив Величева, Данилец сунул протокол допроса в уже довольно пухлую папку с уголовным делом и вздохнул. По этому 'свидетелю' тюремная камера даже не плакала, а рыдала горючими слезами, но доказательств его вины пока никаких не было. Пока не было.
  О том, что бравые парни из ОПГ Туманова - не агнцы безвинные, Игорь Юрьевич и прежде догадывался, чай, не первый день на следственной работе, но впечатления, полученные при личной встрече, убедили его в этом окончательно и бесповоротно. Более того, у Данильца возникло подозрение, что свидетель, от которого, кстати, разило как от винной бочки, специфической наружности и с характерной лексикой очень неплохо осведомлен о происшествии на острове Гладышева. И не только осведомлен, а напрямую причастен. Возможно, сам убивал или помогал убивать.
  Указанные выводы сделал бы и менее опытный следователь, они напрашивались; поведение Величева, его слова и недомолвки прямо-таки наталкивали на мысль о том, что рыло у 'свидетеля' в пушку. Причем подобное умозаключение возникло у Данильца в начале допроса, едва он услышал ответы на первые серьезные вопросы, которые не касались сведений о личности. Во-первых, Величев сильно нервничал, у него тряслись руки, он потел и ерзал на стуле, словно налим по льду. И на похмелье его состояние Данилец списывать бы не стал. Интуиция подсказывала, что не в последствиях неумеренного употребления горячительных напитков дело.
  Во-вторых, на вопросы, непосредственно затрагивающее происшествие, а также связанные с личностью предполагаемого преступника - Никитина, Величев отвечал размыто, тщательно подбирая слова и делая паузы, как будто вспоминая заученный текст.
  И ежу понятно, что гражданин Величев основательно подготовился к визиту в прокуратуру и заранее отрепетировал собственные ответы, а повидавшему виды следователю - и подавно. Спрашивается, зачем примерному законопослушному горожанину, не замешанному ни в чем предосудительном, готовить речи, репетировать фразы? Правильно, незачем. Значит, господин Величев не очень законопослушен и в чем-то предосудительном замешан. И не в каких-то отвлеченных аферах, а во вполне конкретном преступлении - убийстве на острове Гладышева. И к похищению Стрельцова наверняка причастен; тот в допросе упоминал, что главарь похитителей через раз вставлял слово-связку 'типа'. В двух местах сходится: то, что главарь - Велик - у Туманова не в быках, а в бригадирах ходит, плюс пресловутое слово-связка. Не доказательства, конечно, по таким основаниям в ИВС не посадишь, скорее, домыслы, но очень похожие на правду. По-хорошему надо бы опознание по голосу провести, Стрельцов говорил, что может узнать, но не факт, что опознает. Устраивать же официальное следственное действие со столь непредсказуемыми результатами не хотелось - всю рыбу распугать можно, и крупную, и мелкую.
  Эх, провести бы опознание негласно и неофициально. Допросить Величева, а Стрельцова расположить в соседнем помещении, чтобы послушал, вспомнил, но, как говорится, технические возможности не позволяют. Остается завидовать героям голливудских боевиков. Судя по кинофильмам в США каждый полицейский участок специальными комнатами с затемненными стеклами-зеркалами оборудован. Врут, наверное, не каждый участок, однако у нас вообще... Нет, скорее всего, где-то есть, в ФСБ, например, или в Москве, но пользуясь терминологией товарища Саахова, не в нашем районе. Данилец знал это точно.
  Придется обойтись без опознания. Пока.
  В любом случае допрос принес свои плоды и позволил сделать кое-какие выводы. Помимо прочего, Игорь Юрьевич, еще до допроса числивший Величева в потенциальных подозреваемых, по окончании следственного действия мысленно перевел гражданина Велика в разряд главного претендента на роль преступника. И не только похитителя Стрельцова, но и убийцы. Руководствовался следователь логикой и интуицией старой ищейки. Неоднократные оговорки Величева, когда ответы о Никитине звучали в прошедшем времени, навели Данильца на мысль о том, что человека по прозвищу 'Кривой' уже нет в живых. И смерть его, учитывая возраст, здоровье и род занятий, наверняка была насильственной. Величев о данном прискорбном факте знает, потому и путается во временах. Если принять указанный посыл за истинный, то возникает вопрос: откуда Величев знает о смерти дружка и соратника по ОПГ? Скорее всего, опять же учитывая совокупность обстоятельств, был очевидцем или участником убиения, а не слышал от соседей по подъезду. Все это Игорю Юрьевичу подсказывала логика.
  Далее следовали сплошные догадки, основанные на чутье, за которые, впрочем, Данилец был готов поручиться... прокурорской карьерой. Пресловутая интуиция вопила иерихонской трубой о том, что это именно Величев убил Никитина. Логика и здесь присутствовала, но в мизерном количестве. Ссорился Величев с Никитиным, конфликтовал, соответственно, прикончить дружка в процессе ссоры или драки вполне мог. Или, например, провинился Никитин серьезно, и Туманов приказал его убрать.
  То, что его выводы по меньшей мере натянуты, Игорь Юрьевич осознавал. Даже если Никитина и нет в живых, случиться с ним могло, что угодно. Трамвай переехал, кирпич на голову упал, башенным краном придавило, сухарь в глотке застрял, ядовитыми грибами отравился, внезапный инфаркт настиг, с балкона девятого этажа свалился - выбирай на вкус. Да и в убийцы, буде акт умерщвления состоялся, записывай кого хочешь; порыться в Никитинском грязном белье - там такие подозреваемые найдутся, хоть на доску почета знатных душегубов вывешивай. Любой третьеклассник разнес бы выкладки Данильца в пух и прах, но чутье...
  Чутье, не ведало сомнений. Никитина убили, и убил его Величев. Убил, в землю закопал и надпись написал.
  Доказательства бы еще добыть, зацепки какие найти, если дадут нормально работать, конечно. А если Никитина убрали, то ниточка с отпечатками оборвалась, и тогда к тумановским ребятам подкопаться будет очень сложно. Надежда на опоздание по голосу слабая, и спешить с ним не стоит. Даже если опознание состоится, то Величева можно привлекать за похищение человека и за покушение на убийство Стрельцова, но что тогда делать с двумя трупами? На кого их вешать? Величев - калач тертый, вполне способен упереться и уйти в 'несознанку', и никакие пресс-хаты не спасут. Да и крупная рыба уплывет.
  Еще есть вероятность, что после допроса Величев засуетится, где-нибудь допустит ошибку, даст шанс получить улики против ближайшего окружения депутата и кандидата в мэры. Об уликах против самого Туманова Игорь Юрьевич и не мечтал. А на прокол бригадира рассчитывал больше. Пусть Величев только совершит ошибку, а о том, чтобы она не осталась незамеченной, следователь позаботился заранее. Данилец попросил знакомых оперов из УБОПа проследить за господином Величевым и выведать, что он будет делать после посещения прокуратуры. Попросил не официально, а, как говорится, 'по старой дружбе'. В противном случае утечки не миновать - раз у Туманова выходы на прокуроров имеются, то сольют информацию господину депутату в два счета. Оперативники обещали помочь. Туманов и его присные им давно поперек гола встали, к тому же бороться с преступными группами являлось, выражаясь высоким штилем, их служебной обязанностью и священным долгом. Обещали не только организовать наружное наблюдение, но и внесудебную прослушку телефонов, о чем Данилец не заикался - наглости не набрался, и даже поклялись не уведомлять об этом собственное начальство.
  Жест Игорь Юрьевич оценил. Опера серьезно рисковали, ведь подобные действия граничили с должностным преступлением, и если о самодеятельности ребят из УБОПа станет известно милицейскому начальству или прокурорским чинам, по головке их никто не погладит. Напротив, постараются головы оперативникам оторвать. Или открутить, что одинаково приятно. Вместе с тем приемлемая альтернатива отсутствовала. Получение согласия на прослушивание телефонов от суда или уведомление руководства УБОПа о наружном наблюдении автоматически лишали смысла любую акцию оперативников. По тем же самым причинам - из суда и из руководства УВД очень высока вероятность утечки информации.
  Дай бог, парням из УБОПа повезет, но лучше бы Никитин был жив. Тогда его найти, прижать и расколоть вполне реально, и не таких жуков из нор вытаскивали и на показания разводили. Тем паче есть чем на психику давить. Отпечатки на месте преступления - это вам не противогаз в сейфе, хотя и противогаз иногда...тоже способствует искреннему раскаянию и написанию явки с повинной. Живой Никитин, ох, как бы пригодился, а в качестве трупа он разве что Кондратьеву понадобится для прикрытия собственной...пятой точки: не установят иных фигурантов, то все грехи на него спишут.
  Игорь Юрьевич еще раз вздохнул, представив постно-льстивую физиономию Кондратьева, докладывающего о результатах расследования в областной прокуратуре. Вздохнул и замер. Ему в голову пришла одна мысль, очень простая и незатейливая, Данилец даже удивился, как раньше-то он об этом не подумал - настолько все очевидно - и не проверил. Ведь второй труп, обнаруженный на острове Гладышева, тот, что с обожженными руками и головой, до сих пор не установлен. А вдруг это Никитин Андрей Иванович собственной персоной. Недаром ему пальцы и голову сожгли - убийцы, несомненно, желали затруднить опознание. И версия выстраивается, не очень стройная, но рабочая.
  Сначала тумановские громилы похищают Артёма Стрельцова, потом в его квартире убивают супругу, тело перевозят на остров Гладышева. В квартире или по дороге, или уже непосредственно на острове по неизвестным причинам убивают и одного из своих - Никитина. В квартире - маловероятно (слишком мало крови), скорее - по дороге или на месте обнаружения тел. Примерно в то же время, может быть, до убийства Никитина совершают покушение и на жизнь Стрельцова, но неудачно. Нож с характерной гравировкой и отпечатками пальцев Калинина-младшего оставляют рядом с трупами для того, чтобы подставить сына и скомпрометировать папу - наиболее реального претендента на кресло градоначальника. Лицо и руки Никитина сжигают.
  Правда, есть непонятные моменты, которые смущали и плохо укладывались в канву данной версии. Например, если орлы господина Туманова хотели подставить конкурента по выборам, при чем здесь Стрельцов и его жена, которые и депутата Калинина, и его отпрыска никаким боком не касались? И за что убрали Никитина?
   'Если, вообще, убрали', - сам себя одернул Данилец. - 'Чутье чутьем, версии версиями, а надо проверять'. Проверять означало необходимость эксгумировать труп, а затем проводить дополнительное опознание, если же гнилостные изменения выражены, и родственники опознать не сумеют, то назначать экспертизу. Иными словами, возни предостаточно. Но Игорь Юрьевич готов был возиться.
  Циферблат настольных электрических часов мигнул и показал два нуля после двоеточия. Четырнадцать часов. На пол-третьего Данилец вызвал еще одного деятеля из группировки Туманова - некоего Ваулина, проходящего по учетам как 'Проф' или 'Профессор'. В общей сложности следователь запланировать допросить более десятка тумановских ребятишек.
  Явится господин 'Профессор' в прокуратуру или нет - повестку посланный с поручением практикант ему лично в зубы сунул, - тридцатью минутами свободного времени Данилец располагал. И указанное время он обязан потратить на трапезу, тем паче, что с прошлого вечера во рту ни маковой росинки, ни крошки не было. Если не считать за маковую росинку две чашки выпитого утром кофе.
  Тридцать минут, пожалуй, хватит. А не хватит - то, кто бы там не явился на допрос, хоть генерал от инфантерии, хоть аббат Вестминстерский, ему придется подождать, пока следователь не закончит трапезничать. Война войной, а обед... пусть не по расписанию, но дело святое.
  Аббат точно поймет.
  После обильной трапезы Игорь Юрьевич пребывал в благостном расположении духа и Ваулина - явился по повестке, как ни удивительно - сильно не мытарил. Впрочем, кто кого мытарил, еще разобраться стоило; от этого кадра несло так, что у следователя глаза слезились. Вот кто точно не просыхал последние недели, а то и годы. За какие заслуги он погоняло 'Профессор' заслужил, непонятно. Ответы были столь невразумительными, что Данильцу хотелось встать из-за стола, схватить Ваулина за лохматую, давно нечесаную голову и стукнуть оным, абсолютно бесполезным предметом о другой... более полезный предмет. Желательно, твердый - подоконник для указанных целей подошел бы идеально. Ничего толкового не добившись, Игорь Юрьевич отправил 'важного свидетеля' восвояси. С куда большей радостью следователь отправил бы его... ладно, не к чертовой бабушке и не в то место, на котором негры сидят, а хотя бы в вытрезвитель. Лет на семь. До полного вытрезвления.
  Свидетелем Ваулин оказался бесценным. С его слов оказалось, что Андрюха Никитин - 'просто классный пацан', 'жалко только пропал куда-то', без него и 'бухнуть не с кем'. А Серега Величев - тоже 'классный и правильный пацан'. И вообще, о ком бы следователь не спросил, комментарий следовал однотипный: 'классный пацаны'. Данилец поневоле позавидовал гражданину свидетелю. Неплохо было бы жить с ним одном мире, в мире розовом и счастливом, где тебя окружают исключительно хорошие парни, одни - классные, а другие - правильные. При том высказывания о 'классных пацанах', переделанные Данильцом в протокольные предложения типа: 'С Никитиным у меня сложились дружеские отношения, конфликтов не было, периодически вместе употребляли спиртное...', относились к наиболее информативной части показаний, об остальных сентенциях и упоминать не стоило. Достойных записи фраз хватило лишь на треть страницы. Если и другие свидетели будут похожи на этого 'Профа', то... впору разочароваться в современной организованной преступности.
  Между тем Игорь Юрьевич и не думал разочаровываться. Напротив, приподнятое настроение, в коем следователь пребывал после обеда, не испортили ни лепетание Ваулина, ни тяжкое амбре, терзающее органы обоняния и, казалось, пропитавшее в кабинете даже шторы и корешки толстых кодексов. И причина этого крылась не только в обильной трапезе. Появился след, и он становился все горячее.
  На язык просились легкомысленные песенки. Мурлыкая под нос нечто ветрено-опереточное, один мотив, без слов, Данилец выдал аккомпанемент - в виду отсутствия клавишных инструментов: пианино, фортепьяно или рояля - на кнопках сотового телефона.
  Виктор ответил сразу, словно держал трубку в руке. Хотя, вероятно, так он и было.
  - Алло.
  - Витя, привет. Данилец.
  - Юрьич, можешь не представляться. Во-первых, на мобилах номера давным-давно определяются, во-вторых, твой голос ни с чьим не перепутаешь. - Старший оперуполномоченный УБОП ГУВД майор Виктор Веселовский за язвительным словом в карман никогда не лез. - Чего звонишь-то?
  - Узнать, как там дела.
  - Дела у вас, в прокуратуре, а у нас так... Елки-палки, Юрьич, ты заставляешь меня повторять заезженные шутки... я хр... рискую прослыть... хр-р... - голос оперативника в трубке неожиданно захрипел, а потом и вовсе пропал.
  - Алло, алло, Витя, ты меня слышишь?!- заволновался следователь, но связь быстро восстановилась, помехи исчезли.
  - Слышу, слышу, не ори громко. Под мостом проезжали, сигнал не проходил, наверное, - пояснил Веселовский. - Чего звонишь?
  - Майор, тебе что, делать больше нечего, как лясы со мной по телефону точить? Или ты там вместо того, чтобы... хм... делать то, о чем мы с тобой договаривались, отдыхаешь культурно за рюмкой чая?
  - Тебя бы за эту рюмку! И вообще попрошу в эфире чины, звания и должности не употреблять.
  - Не томи душу, выкладывай! А не то я тебя так употреблю!..- многообещающе прорычал Данилец.
  - Ладно, ладно... - смилостивился Веселовский.- Докладываю: то, о чем договаривались, в силе. Исполняем мало-помалу. Есть первые результаты. Гражданин номер раз, покинув твою гостеприимную обитель, сделал пару звоночков, отметился и сейчас направляется... судя по всему, конечной точкой маршрута будет известный адрес, где держит офис наш общий приятель. Звоночки тоже интересные, рассказывать не буду, сам понимаешь, если мы прослушиваем, то и нас, соответственно, могут. Никто не застрахован. Потом прокрутишь... Гражданин номер два никому не звонил и никуда не поехал, а сразу после выхода из здания завалился в пивнуху.
  - Да ты что?
  - Именно. В пятидесяти метрах от вашей конторы во дворе заведение есть, в подвальчике. Помнишь, мы в эту забегаловку как-то наведывались, пообедать хотели, и сбежали через пять минут. От мух, тараканов и запаха завсегдатаев. Ага, вспомнил, - удовлетворенно прокомментировал почти нецензурный возглас следователя оперативник. - До сих пор не закрыли и лицензию не отобрали, представляешь. И это в центре города! Надо, кстати, проверить, подозрительное заведение. Вот туда гражданин и нырнул. Очевидно, стресс снимать.
  - Почему-то я не удивлен. Только он не стресс снимать, а догоняться пошел. Амбре от него... завсегдатаи оценят. Странно, что вообще явился.
  - Наверное, почуял...
  - Что? - купился на подначку Данилец, хотя не единожды попадался на подобный трюк.
  - Не что, а кого. Собрата по оружию, беззаветного борца с огненной водой и зеленым змием.
  - На себя посмотри, чья бы корова мычала...- возмутился следователь и, увидев, что открывается дверь и в кабинет кто-то входит, оборвал разговор.- Все, мне работать пора, вечером позвони. Пока.
  Этим кто-то оказалась секретарша Ира с огромной - нос еле виднеется - стопой разнообразных папок наперевес.
  - Добрый день, Игорь Юрьевич.
  Секретарша выгрузила часть стопы на подоконник, другую, к счастью, меньшую часть, вывалила на стол перед следователем.
  - Сомневаюсь, что очень добрый, - в лучших традициях придуманного Александром Милном ослика Иа не поверил Данилец. - Вон ты сколько макулатуры приволокла, хоть в печь кидай.
  Разгрузку материалов Игорь Юрьевич наблюдал регулярно, несколько раз в неделю, однако объем сегодняшнего груза действительно впечатлял.
  Ира хихикнула - очевидно, из вежливости - над незамысловатой остротой, распахнула журнал с жирной надписью на приклеенном бумажном листе: 'Регистрация' и предложила:
  - Получите и распишитесь.
  - Ира, чего хорошего от тебя не дождешься, - проворчал Игорь Юрьевич, снова покосившись на кипу материалов. - Нет, чтобы приказ о поощрении принести или о повышении зарплаты сообщить, ты меня работой заваливаешь. Нехорошо, не по-товарищески.
  - Так не я же заваливаю, - приправила улыбкой дежурный ответ на ворчание следователя секретарша и повела глазами в сторону. Надо полагать, в сторону кабинета прокурора.
  Следователь машинально отметил, что глаза у Иры вполне, красивые, выразительные и, кажется... развратные. Впрочем, возможно, лишь чудится. Данилец мысленно себя одернул и пожурил за то, что слишком много внимания уделяет работе и слишком мало отдыху и половой жизни. Уже и у Ирины сексуальный взгляд обнаружил, а ведь ранее что-то не замечал. Спору нет, внешность у нее достойная: фигура неплохая, талия, ножки, все на месте, и мордашка симпатичная, но мелкие худощавые брюнетки раньше были не во вкусе Данильца. А тут цеплять стало...
  Ох, пожалуй, работать надо меньше. Не злоупотреблять.
  - Да, не ты, - согласился то ли с Ириной, то ли с собственными мыслями следователь.- А у нас что, сегодня день какой-то особенный, красный день календаря?
  - Почему?
  - А что ж так много материалов. Сколько, кстати? - Данилец принялся ворошить стакан настольного прибора в поисках ручки. Предметов, специально изготовленных для пачкания бумаги, вроде карандашей и маркеров, в стакане было чуть меньше, чем блох на бездомной собаке, но отыскать среди них ручку - пишущую ручку - оказалось сложно. Попадались то ручки без стержня, то со стрежнем, но с высохшими чернилами, то вовсе - затупленные до деревянной основы карандаши.
  - Семь. - Увидев бесплодность 'поисков истины' в недрах стакана, Ирина вручила Игорю Юрьевичу свою ручку.
  - Рекорд, однако,- кивнув в знак благодарности, Данилец щелкнул кнопкой ручки и поворошил будущие 'отказняки'. В глаза бросилось то, что материалы, все как один, отписаны непосредственно Кондратьевым, хотя по идее этим заниматься должен был Михолап. Прокурор, видимо, решил опуститься до мелкой мести и загрузить строптивого подчиненного по полной программе, дабы у него времени перечить руководству не оставалось. - Аркаше приснилось, что я стахановец?
  Риторический вопрос, а также вопиющее фамильярное именование начальства секретарша благоразумно пропустила мимо ушей. Лишь журнал поближе придвинула.
  Не найдя поддержки в лице Ирины, Данилец огорченно крякнул и принялся ставить автографы в журнале. - А с жалобами как?
  - Жалоб нет, не поступали.
  - И на том спасибо.
  Закончив расписываться, следователь захлопнул журнал, вернул его Ирине и занялся изучением полученных материалов. При этом машинально сунул ручку в карман.
  - Игорь Юрьевич!..
  - Ась?
  - Ручку верните, пожалуйста.
  - Извини. Машинально получилось.
  - У всех машинально получается, а ручек не напасешься.
  Секретарша забрала ручку, подхватила оставленные на подоконнике материалы и продефилировала к выходу... соответствующей походкой. Как снова показалось Данильцу - вызывающе развратной. По крайней мере, это 'дефиле' возбудило в следователе некое смутное томление и породило нездоровые или здоровые - как посмотреть - фантазии. Игорю Юрьевичу внезапно захотелось заняться тем, чем с секретаршами обычно занимаются в анекдотах и фильмах для взрослых. Заняться тут и сейчас. Подбежать к Ирине, рвануть за блузку, чтобы пуговицы разлетелись в разные стороны, обнажая тугую грудь, выбить из рук бумажную гору, вывалив документы на пол, и прямо на неопрятной куче будущих отказных материалов...
  Уф-ф-ф.
  Фантазия была настолько яркой и реальной, что заставила зажмуриться и ощутить волнение. На физическом уровне. Если в кабинет в ближайшее время кто-нибудь зайдет, или Ирина вздумает еще задержаться, то из-за стола лучше не вставать. Дабы избежать кривотолков.
  Ирина в самом деле задержалась в кабинете, но лишь на несколько секунд. Задержалась, чтобы сказать:
  - Да, чуть не забыла. Вас шеф просил зайти, как освободитесь.
  И не прощаясь, упорхнула.
  Фраза оказалась чудодейственной. Томление исчезло, не в мгновение ока, понятно, но в период времени рекордно краткий для...угасания волнения. Во всех его проявлениях.
  Вот вам и физиология. Можно патентовать лекарство от вредоносных волнений. И даже бороться с сексуальными маньяками и прочими озабоченными личностями. А чем не способ? Надо просто выявить маньяка и вместо того, чтобы разными дикими способами мытарить бедолагу, культурненько - в цивилизованной стране ведь живем - его посадить. И не на электрический стул, как необузданные янки, и не в тюрьму, как издревле у нас принято, а на государственную или муниципальную должность. В кресло чиновника. Вернее, не посадить, а усадить. И придавить сверху добрыми и заботливыми начальниками, так, чтобы времени не было на...отвлечение и суету. А не будет отвлечения, то и влечение... обойдется без лечения.
  Из-за стола ставать все же пришлось, но окажись кто-нибудь очевидцем данного монументального действа, едва ли бы оно вызвало косые взгляды или кривотолки. Игорю Юрьевичу было, пользуясь лексиконом его подследственных, не в падлу поманежить начальника и задержаться в кабинете на часок-другой (чай, не царь-император, чтобы к нему, теряя сандалии, спешить), но ему не терпелось узнать, какую очередную гадость приготовил Кондратьев. А то, что прокурор его вызвал не для оглашения приказа о присвоении внеочередного звания, сомнений не вызывало.
  Шеф встретил Данильца довольной улыбкой, что уже само по себе сильно настораживало.
  - Вызывали?
  - Да, проходите.
  - Спасибо. - Несмотря на то, что прокурор не предложил ему присесть, Игорь Юрьевич не поскромничал и приземлил филейную часть на стул. Впрочем, окончательно наглеть тоже не стал и уселся около окна. Подальше от прокурора и его веселой рожи. Сел, откинулся на спинку и закинул ногу на ногу, демонстрируя уверенность и расслабленность.
  Кондратьев демонстрацию проигнорировал. Только заулыбался еще шире и радостнее.
  - Игорь Юрьевич, у вас дело по Стрельцовой и неопознанному трупу в порядке?
  - А что?- как водится, вопросом на вопрос ответил следователь, догадываясь, о чем дальше пойдет речь. И из чувства противоречия добавил: - И что вы подразумеваете под порядком?
  И этот выпад прокурор пропустил мимо ушей.
  - Приводите дело в порядок, собирайте запросы, подшивайте, делайте опись и готовьте к передаче.
  - Да? Интересно...
  - Ничего интересного,- соблаговолил прокомментировать реплику подчиненного Кондратьев. Вовремя, а то у Данильца начало возникать ощущение, что он разговаривает с роботом, которому безразличны ответы собеседника, важно лишь воспроизведение собственной 'аудиозаписи'.
  - Нет, что вы, очень интересно. Передача дела - процесс просто захватывающий, - не удержался от колкости Данилец. - А что, в не подшитом виде Евгений Альбертович у нас дела не принимает?
  - А с чего вы взяли, что дело Коваленко принимает? - продолжил вечер 'еврейских' ответов и риторических вопросов Кондратьев.
  - Больше ведь некому. Только Евгений Альбертович, я полагаю, дело вытащить сможет: раскроет, расследует и в суд направит. Проявив чудеса энтузиазма и трудовой героизм. А другие не потянут, не осилят. Не правда ли?
  - Вам, Игорь Юрьевич, надо было не на юрфак поступать, а в театральный, а еще лучше в цирковое, - заметил прокурор.
  - Разве я не прав?- изобразил удивление Данилец.
  - Что мне в вас нравится, - Кондратьев ехидно скривил губы,- так это непробиваемая самоуверенность. Во всех вопросах разбираюсь, все лучше всех знаю, а если не знаю, то понимаю или догадываюсь. Даже завидно немножко, честное слово. К вашему сведению, дело забирают в область, туда, где оно должно было расследоваться с самого начала.
  - Вот как...- протянул Данилец.
  - Вот так, - подтвердил прокурор, с удовольствием наблюдая за кислой физиономией следователя.
  Чего-то подобного Игорь Юрьевич ожидал, и давно, внутренне готовился к тому, что закончить расследование ему не дадут, но, известно, готовься не готовься... Как-то на душе сделалось очень смуро и противно. Гадостно сделалось. К тому же Данилец надеялся, что дело оставят в районе, просто передадут другому следователю, тогда у него бы оставались некоторые рычаги воздействия на прокурора. Вплоть до написания рапортов на имя прокурора области. А тут... Если дело забирают областники, ничего не попишешь. Кондратьев прав: по-хорошему, изначально расследование должны были вести именно ребята из областной прокуратуры. Их право, более того, обязанность. Так что, любезнейший Игорь Юрьевич, не рыпайся, подшивай и передавай по подследственности. Махни рукой и забудь.
  Начни сейчас Данилец оспаривать решение о передаче дела, подними бучу, его не поймут. Никто не поймет, ни начальство, большое и маленькое, ни свой брат следователь. Подумают, что у него есть интерес. Вернее - корысть. Иначе чего трепыхаться, наоборот, радоваться должен - сопливое дело забирают. Да еще областной подсудности.
  - Ясно.
  - Вот и прекрасно. Завтра к вечеру дело в подшитом виде и с описью должно лежать вот здесь. - Кондратьев хлопнул ладонью по мощной столешнице.
  - К завтрашнему не успею.
  - Надо успеть, Игорь Юрьевич, - откровенно издеваясь, осклабился прокурор.
  - Конечно, Аркадий Иванович, надо, - согласился Данилец, - но все равно не успею.
  - Смотрите, так можно и дисциплинарное взыскание...
  - Можно - применяйте, а до завтра, хоть режьте, не успею, - перебил начальника следователь, в очередной раз провоцируя прокурора на конфликт. Он удивлялся терпению Кондратьева. Если бы с Данильцом кто-нибудь разговаривал в подобном тоне, тем паче, подчиненный, Игорь Юрьевич терпеть бы не стал. Мигом поставил бы хама на место.
  Между тем Кондратьев и эту пилюлю проглотил. Вывести его из равновесия не удалось. Более того, прокурор сделал уступку в отношении сроков передачи, очевидно, удовлетворившись тем, что утер нос Данильцу в главном. А один день - мелочь.
  - Хорошо. Давайте послезавтра, - бросил Кондрат 'кость' следователю. - Действительно, мы же не будем дело в область...хм... - подходящий эпитет не сразу нашелся, - в ненадлежащем виде передавать.
  Отложение 'часа икс' тоже не мед с сахаром, но с паршивой овцы... хоть лишний день. Время было необходимо Игорю Юрьевичу, чтобы получить информацию от оперов, организовать эксгумацию неопознанного трупа и, по возможности, его идентифицировать. Дай бог, как Никитина Андрея Ивановича. Если родственники ввиду гнилостного разложения опознать не сумеют, назначить экспертизу для идентификации по геному. Ее уже из дела не выкинешь. А дальше другому следователю плясать рыбой на сковороде.
  В распоряжении Данильца как минимум двое суток, сорок восемь часов, можно горы свернуть. Ради того, чтобы нагадить Кондратьеву, который - и ежу понятно, и дикобразу - кровно заинтересован в 'неприкосновенности', не депутатской, а самой что ни на есть универсальной, господина Туманова и его людей, Игорь Юрьевич был готов не только горы, но и материки свернуть. И планету с оси тоже. Двое суток должно хватить, даже с учетом перерывов на сон и еду. А если не хватит, то дело прокурор послезавтра не получит. Потерпит еще денек-другой, не рассыплется, не растает. А на дициплинарку положить и забыть, в общем.
  Лишь бы интуиция не подвела, и неопознанным трупом оказался бы пропавший Никитин. Интересно, как новый следователь будет выкручиваться, если интуиция Данильца не подведет.
  - Тогда я пошел. Дело в порядок приводить.
  Игорь Юрьевич решил свернуть разговор. Незачем позволять Кондратьеву упиваться...нет, не победой, просто делом рук своих. Упиваться тем, что насолил недругу, торжествовать и ликовать по поводу осуществления мелкопакостных планов. Незачем, да и тошно. Ничего, у Данильца найдется, как модно говорить, адекватный и симметричный ответ.
  - Я рад, что мы все-таки друг друга поняли, - воткнул ножом в спину последний укол прокурор.
  'Еще бы не рад',- подумал Данилец и, выходя из кабинета, сильно хлопнул дверью. Для профилактики. Сильно хлопнул, вызвав выпадение пыли с плинтусов и удивленный взгляд секретарши.
  
  
   ГЛАВА 8
  
  - Извините, не подскажите, а где следователь Данилец? - спросил Артём у первого попавшегося в коридоре человека.
  Человек, не замедляя шаг, указал большим пальцем куда-то себе за спину, но тут же, словно опровергая самого себя, замотал лохматой головой, проскочил мимо Артёма и исчез за поворотом.
  - Очень информативно, - пробурчал Стрельцов и тоже покачал головой. Если в прокуратуре люди с подобной внешностью и манерами работают, тогда понятно, почему в стране преступность цветет и колосится.
  На всякий случай еще раз дернув дверную ручку и убедившись, что за истекшие полминуты замок волшебным образом не открылся, Артём отправился в направлении, указанном лохматым человеком. В приемной он обнаружил двух относительно молодых особ, одна из которых - миниатюрная брюнетка - увлеченно рылась в шкафу, а другая - ярко выраженная крашенная блондинка - со скучающим видом осматривала содержимое кофейной чашки.
  - Здравствуйте. Извините, а не подскажите, как Данильца найти? - Стрельцов обратился к скучающей блондинке - наименее занятой.
  Девушка оторвалась от своего увлекательного занятия, с такой же скукой осмотрела Артёма - тому даже на миг показалось, что его сравнивают с содержимым чашки - и процедила:
  - Девятый кабинет. Прямо по коридору и налево.
  - Простите, я знаю, где он сидит. Просто он меня вызвал на одиннадцать, а самого в кабинете нет...
  - Нам он тоже не докладывает, - хмыкнула фанатка перекиси водорода и ее более продвинутых заменителей и вернулась к облюбованной чашке.
  Осознав, что конкуренцию с кофейной гущей он не выдерживает, Артём бочком двинулся к выходу. Из шкафа вынырнула вторая девушка, или первая - с какой стороны взглянуть, и посоветовала:
  - Молодой человек, если Игорь Юрьевич Вас вызвал, значит, придет. Наверное, отлучился ненадолго по срочному делу. Вы его подождите минут пятнадцать.
  - Спасибо. Студенческий лимит я выдержу.
  Ждать следователя Артём отправился на крыльцо прокуратуры. Невзирая на слякотную и сырую погоду. И пусть. Над крыльцом крыша имеется, авось не замочит. Откровенно говоря, отсутствуй означенная крыша или будь на улице тридцатиградусный мороз, Стрельцов все равно предпочел бы скоротать время вне пределов здания. На худой конец отправился бы в какую-нибудь кафешку по соседству. Находиться долгое время в здании прокуратуры он не желал - слишком мрачное впечатление производило на него правоохранительное учреждение.
  Атмосфера внутри здания угнетала. Стены прокуратуры давили и, кажется, не только на психику. Артём на собственном хребте чувствовал их безжалостную тяжесть, они не давали свободно дышать, выкачивали воздух из легких, заменяя его липкой, муторной смесью казенщины и безысходности. Складывалось ощущение, что стены, потолок и пол в коридоре прокуратуры выполнены в одинаковых серых тонах, хотя на поверку существенно отличались по цветовой гамме: стены - в коричневатых панелях, потолок - побеленный, а пол застелен умопомрачительным бежевым линолеумом, затертым до дыр. И эта серость будто заполняла все здание, окрашивала мебель, одежду и людей. И сотрудники, и посетители, выглядели как двухмерные даже не черно-белые, а серые проекции, сбежавшие то ли из карандашного рисунка, то ли из сумрака. В кабинетах, по крайней мере, которые Артём посещал (приемную, канцелярию, кабинет Данильца) было чуть лучше - сказывалось наличие больших окон и естественного освещения. Стрельцов и там ощущал себя не слишком комфортно, а в коридорах - просто болезненно.
  Дабы не травмировать собственную психику, Артём и вышел на свежий воздух. Остаться в серой кишке коридора его вынудило бы только стихийное бедствие. Масштаба наводнения или торнадо. И то сомнительно.
  Насладиться в полной мере слякотью и непогодой не удалось. Следователь уложился в студенческий лимит. Он выскочил из пелены дождя, как черт из табакерки, вбежал под спасительный козырек и, отряхнув зонтик от капель, протянул руку:
  - Давно ждете?
  - Минут десять.
  - Извините, задержался. Пойдемте, - Данилец изобразил приглашающий жест зонтом в сторону входа.
  В кабинете следователь первым делом раздвинул жалюзи, но эта мера помогла мало - света не прибавилось. В связи с чем были вынужденно задействованы электролампы. Стрельцов машинально отметил, что в таком - слегка подмоченном - виде следователь совсем не напоминал того щеголя, который приезжал к нему в больницу. Да и в целом вид у прокурорского работника был...помятый. Свою самоуверенность и лоск он подрастерял и напоминал нахохлившуюся мелкую птицу, то ли воробья, то ли синицу. Неприятности у него что ли?
  - Собачья погода, не находите?
  - Наверное... - пожал плечами Артём.
  - Что же Вы стоите, присаживайтесь, - удостоверившись, что Стрельцов просьбу выполнил, Данилец продолжил: - Артём Вячеславович нам надо кое-какие формальные... мероприятия с Вами провести. Давно надо было, да руки не доходили.
  - Мероприятия?
  - Профессиональный сленг, не обращайте внимания, скорее, мелочь... - В такт словам следователя зашумел принтер. - Для начала, вот, прочитайте и распишитесь.
  Данилец вытащил из поддона свежеотпечатанные листы и протянул Стрельцову.
  - Что это?
  - Протокол вашего допроса, я кое-что там подправил. Ничего существенного...
  - Да?..- усомнился Артём. Не привык он доверять правоохранительным органам и их доблестным сотрудникам. Даже помятым и подмоченным.
  Сомнение сквозило в голосе настолько явно, что следователь поспешил его уверить в правдивости своих слов.
  - Не пугайтесь, клянусь, ничего существенного. Я, видимо, неправильно выразился, никаких изменений в показания не вносил, лишь убрал пару предложений. Подкорректировал, чтобы выглядело более грамотно, без повторов и прочее. Сами почитайте...
  Стрельцов почитал. Потом перечитал. Внимательно, вдумчиво, неторопливо.
  Отличий с ранее составленным протоколом Стрельцов действительно не нашел. По крайней мере, тех, что видны на первый взгляд. Или на второй-третий.
  - Убедились?
  Артём хмыкнул нечто невразумительное и пожал плечами, мол, не убедился, но, так и быть, поверю.
  - Тогда подпишите. - Следователь вытащил из настольного прибора целую охапку ручек и принялся ими по очереди черкать на листе отрывного календаря.- Черт, ни в одной чернил нет!
  Одна ручка все же оказалась пригодной к использованию, и Артёму пришлось приступить к процедуре подписания. Именно к процедуре, поскольку назвать менее скромным словом данное действо язык не поворачивался; визировать надо было каждую страницу внизу, а на последней и первой количество автографов вообще в рамки разумного не укладывалось. Хотя Артёма уже дважды допрашивали, на то, что надо так много подписей ставить, он внимания как-то не обращал. Механически выполнял, что просили, ставил закорючку в местах, помеченных галочкой, но ... на 'автопилоте'. А сейчас в глаза бросилось...
  Убрав подписанный протокол в стол, следователь разложил перед Стрельцовым несколько фотографий.
  - Артём Вячеславович, посмотрите внимательно, может, узнаете кого-нибудь.
  Лица на фотографиях были...матерые, прожженные. Из цикла: 'Какие отвратительные рожи!'. Стрельцов, понятно, не причислял себя любимого к числу профессоров от археологии, но с обладателями столь доброжелательных физиономий в темном переулке встретиться бы не хотел.
  - Никто из них не напоминает похитителей?
  Какими бы отвратительными не казались рожи на фотографиях, ни одну из них Артём не узнал. И отрицательно покачал головой.
  - К сожалению, никого из них я раньше не видел. А того, в курортных шортах, который меня на даче держал, среди них нет. И здорового в бейсболке тоже. Кажется.
  - Прискорбно. - Данилец собрал фотографии в кучу и швырнул в ящик стола.
  - А кто эти люди? - несколько запоздало поинтересовался Стрельцов.
  - Так... потенциальные фигуранты.
  В горле внезапно запершило. Артём откашлялся и спросил:
  - Они...Настю?..
  - Хм... вопросы у вас. Скажем так: подозреваемых или обвиняемых по делу нет. Вернее, пока нет.
  - Но вы именно их, - Стрельцов кивнул в сторону ящика, куда следователь смахнул фотографии, - подозреваете?
  - Не подозреваю! Если я кого подозревать начну, то данный субъект приобретет соответствующий статус. Со всеми вытекающими.
  - А как тогда?.. Почему именно их мне показали?
  - Потому что обязан проверить версии. Если бы вы сегодня кого-нибудь вспомнили, мы бы провели опознание, получили доказательства вины. А без доказательств, это... лишь догадки, мысленные конструкции.
  - А нельзя...
  - Нет, нельзя! - перебил Стрельцова следователь. - В принципе, на сегодня закончили, не смею вас больше не задерживать.
  Стрельцов поднялся и протянул руку для прощального рукопожатия:
  - Игорь Юрьевич, скажите...Я правильно понимаю: надежды на то, что убийцы будут найдены и наказаны и почти нет?
  - Ну...
  - Спасибо, я понял.
  - Подождите!
  Оклик следователя застал Артём на пороге, он в прямом смысле стоял одной ногой в коридоре.
  - Что?
  - Вернитесь, пожалуйста, и дверь прикройте. А то дует...
  Стрельцов удивился - не тому, что 'дует', а приглашению вернуться, но виду не подал и просьбу Данильца выполнил.
  - Спасибо. Я вам, наверное, должен кое-что рассказать. Не знаю, чем это поможет, но...моя совесть хотя бы будет чиста.
  Преамбула о чистой совести из уст прокурорского работника Артёма, мягко говоря, насторожила.
  - Мы с вами больше уже не встретимся, по крайней мере, в рамках расследования этого уголовного дела, поскольку материалы у меня забирают. С вами теперь будет работать другой следователь. Из областной прокуратуры. И вам кое-что надо знать...- Данилец сделал паузу, и Артём, воспользовавшись негласным предложением, спросил:
  - А почему дело забирают? Это в порядке вещей?
  - Не совсем, но бывает. И повод есть вполне законный. Не в том суть... Дело передают не просто так. В рамках расследования я получил данные, свидетельствующие о причастности... хм... о возможной причастности к убийству вашей супруги...некоторых облеченных властью лиц, вернее, одного человека, и начал беспокоить... людей из его окружения. Подобное направление расследования моему непосредственному начальству не понравилось, и в результате... - Следователь вздохнул, словно собираясь с мыслями. - Сильно сомневаюсь, что мою версию теперь будут проверять, дело, наверное, похерят. Хотя... может, и нет. Дай бог, мне ошибиться.
  - И что это за облеченный властью человек? - не выдержал Стрельцов.
  - Хм...
  - Игорь Юрьевич! Если хотите мне что-то важное сказать, то не темните! А то какие-то намеки...Говорите прямо!
  - Да я не темню. В общем, фамилия Туманов вам известна?
  - Туманов? Это который Леха Туман?
  - Он самый.
  - Значит, Туманов Настю?..
  - Утверждать не берусь, но его люди, весьма вероятно, причастны к убийству и Вашему похищению.
  - Ё-моё, а он тут каким лесом? Я же его не знаю вообще, только по сплетням, да газетным статьям... Где я ему дорогу перешел? А Настя тут при чем?
  - Для меня это тем более загадка. Вспомните, может, что-то когда-то было...
  - Не было! Я его в глаза никогда не видел. А почему вы решили, что Туманов?
  - Есть несколько улик, свидетельствующих...- Данилец оборвал сам себя. - Проще говоря, под Тумановым ходит некий Сергей Величев, по прозвищу Велик, бригадир низового звена, а у него в бригаде есть человек по имени Никитин Андрей. Кстати, фамилии не знакомы?
  - Нет, впервые слышу.
  - Жаль. Так вот, отпечатки этого самого Никитина Андрея обнаружены в Вашей квартире. Улавливаете суть?
  - Пока да. Я правильно понял, Никитин - убийца Насти?
  - Убийца или один из убийц. Я лично предпочитаю термин 'причастен'... Идем дальше. Этот самый Никитин без вести пропал около месяца назад, то есть в то же время, когда произошло убийство вашей супруги и покушение на вас. Насколько помню, я вам говорил, что на острове Гладышева помимо трупа Вашей жены обнаружен еще один труп с обожженными головой и руками...
   Стрельцов кивнул, свидетельствуя о том, что о втором трупе осведомлен.
  -... и его долго не могли опознать. Понятно, что преступник... или преступники - предположим, что их несколько - желали затруднить идентификацию и лишили нас возможности опознать убитого по отпечаткам пальцев и по фотографии. Однако их замысел не сработал, если сжигать, то нужно было сжигать тело целиком. То ли бензина пожалели или чем там они труп обливали, то ли он не горел толком, но прокололись они. Забыли о татуировках. По ним-то труп и опознали. Буквально вчера. Вы, Артём Вячеславович, один из первых, кто о данном факте извещен. Даже прокурор пока не в курсе. - Следователь улыбнулся, на взгляд Артёма, совершенно беспричинно. - Труп опознан как Никитин Андрей Иванович. Тот самый, о котором я Вам уже сказал, из ОПГ Туманова.
  - А что такое ОПГ?
  - Организованная преступная группировка. Звучит слишком длинно, вот и сокращаем. Есть еще интересные обстоятельства. Помните, я как-то показывал фотографии и на них вы узнали человека, которого похитители приказали облить пивом?
  Артём кивнул.
  - Я не помню, говорил тогда или нет, но тот узнанный вами человек - сын Калинина, председателя Заксобрания области. К тому же господин Калинин баллотируется в мэры нашего славного городка. А кто является его главным соперником на выборах? Выборная эпопея в разгаре, имя на слуху...
  - Туманов, - прошептал Стрельцов.
  - Совершенно верно, Туманов Алексей Михайлович. Вот и думайте. Я не знаю, чего именно хотели добиться похитители, заставляя вас... нарываться на конфликт с сыном Калинина, но тут, с моей точки зрения, явственно чувствуется рука Туманова. Подчеркиваю: с моей точки зрения. Вполне допускаю, что ваши похитители к Туманову не имеют никакого отношения, но мотив...- Следователь выразительно шевельнул бровями и перстом ткнул в направлении потолка...- мотив указывает на причастность Туманова. В моей работе, если хочешь найти преступника или того, кто является организатором преступления, необходимо искать, кому это выгодно. А кому выгодна данная ситуация с обливанием? Туманову, вне всякого сомнения, выгодна. Ситуация предполагает конфликт, скандал, возможную драку, что и произошло, и в конечном итоге компрометацию Калинина-сына. Об этом свидетельствуют и прочие косвенные данные. Какие конкретно рассказывать не буду - голову вам только забивать. А поскольку сын сам по себе фигура малоинтересная, похоже, что именно компрометация кандидата в мэры через его отпрыска была истинной целью действий похитителей. Если, конечно, облить его пивом вас не попросили ради шутки, в чем я сильно сомневаюсь. Хорошие шуточки: для того, чтобы пошутить, сначала похищают, а затем вообще пытаются убить. Таким образом, картина вырисовывается довольно... очевидная. Улавливаете?
  - Да.
   - Обобщая сказанное: мотив у Туманова имеется - раз. - В ход снова был пущены пальцы, на сей раз не для указывания, а для загибания. - Отпечатки человека из тумановской группировки обнаружены в вашей квартире - два. Труп этого самого человека оказался на острове Гладышева - три. Там же и вас пытались убить - четыре. Объект компрометации - сын главного соперника Тумана на выборах - пять... - Данилец потряс в воздухе сжатым кулаком. - И так далее. Анализируйте, решайте, причастен Туманов к убийству и похищению или нет?
  - Получается - причастен...
  - Конечно, но это лишь наши с вами догадки, не более. Теоретические выкладки, упражнения для ума.
  - Почему?- возмутился Стрельцов.
  - Потому что доказательств в отношении Туманова нет. Ни-ка-ких, - по слогам продекламировал следователь. - Ни единого. И в отношении его подручных тоже. За исключением Никитина, но с него взятки гладки, его теперь в КПЗ не посадишь и не допросишь. Будь он живой, раскололи бы как милого. Пусть не самого Тумана, но кого-нибудь из его приближенных Никитин бы сдал. Факт. Посидел бы, покумекал и раскаялся. А так... ни-че-го. Даже по потенциальным фигурантам - пустышка. Вы ни одного из них не опознали.
  - Трудно по фотографии, и качество неважное. Если бы вживую, может быть, и узнал бы кого.
  - Увы, по-другому не получается. А теперь, скорее всего, и не получится. Это для нас кое-что очевидно, а для нового следователя... Я не уверен, что по делу будут фигурировать люди Туманова и тем более Алесей Михайлович, собственной персоной. Наоборот, не сомневаюсь, что не будут. Помяните мое слово, ни Туманова, ни его присных даже не допросят, разве что для проформы.
  - Как же это?
  - Не в Швейцарии живем, Артём Вячеславович, сами понимаете. И улик нет. А без доказательств...
  - Никого не накажут.
  - К сожалению. К тому же если заказчик вполне очевиден, то с исполнителями не вполне ясно. Помимо Никитина, конечно. Есть у меня определенные умозаключения, но опять же бездоказательные. И еще, повторюсь, сильно меня смущает то, что именно вы с супругой стали жертвами преступников. Чем вы им приглянулись? Сами говорите: и не встречались никогда, только по телевизору и видели. Вот тут мотив не найти. И не похоже на случайный выбор. Тогда схватили бы первых попавшихся людей. Выбрали район поплоше и прямо на улице какого-нибудь забулдыгу подобрали бы. Для полива пивом и организации драки похищать никого не нужно, а убивать - тем более. Материального стимула достаточно. Допустим, таким образом Туманов решил подставить сына Калинина, свалить на него убийство и своего соперника на выборах опорочить. Вариант приемлемый, даже весьма вероятный, с учетом некоторых привходящих... моментов. Но почему вы? Ведь именно к вам с супругой прицепились, причем, судя по обстоятельствам похищения, как пить дать, пасли и дожидались, пока до кондиции доберетесь. И похитили обоих. Загадка! Вы точно ничего не скрываете?
   - Нет, я же сказал! Я с вашим Тумановым в бане не парился, водку не пил, дел совместных не вел. И за руку не здоровался, не удостаивался чести! А те морды на фото первый раз здесь увидел.
  - Туманов, положим, такой же мой, как и ваш, - заметил Данилец. - Значит, есть что-то, чего мы не знаем. Но мне лично рабочую гипотезу по данному поводу родить сложно... - Следователь откинулся на стуле и покачался взад-вперед. - Разве только... единственное, что на ум приходит. Допустим, Туманов своим бойцам поручил Калинина подставить, то есть, убить кого-нибудь и на сына депутата свалить. И предположим, что с одним из этих бойцов вы пересекались, насолили ему, с женой, например, переспали или из бизнеса выдавили, или мало ли что еще. Тогда что-то срастается. Боец на вас злобу затаил, а тут подходящий случай подвернулся, и решил он поквитаться. Совместить, простите за скудость речи, приятное с полезным. Вот такая... версия. Или все же вы где-то Туманову дорогу перешли. Или Величеву, других вариантов я не вижу.
  - Никому я дорогу не переходил, а фамилию Величев от вас только сегодня услышал! Понятия не имею, кто он - бригадир, прораб или хрен с горы!
  - Нервничать не надо, Артём Вячеславович. Между прочим, Величев был на одной из фотографий, которые вы смотрели. И то, что я сейчас сказал, повторяю, не более чем домыслы. Кстати, даже в домыслы не вписывается убийство вашей супруги, тут я просто пас. Не понимаю...
  Не понимает он. А кто должен? Стрельцов неодобрительно покосился на растекшегося по стулу следователя, но вслух мнение высказывать не стал, а поинтересовался:
  - Разрешите еще посмотреть на фото? И кто там еще на них кроме Величева?
  - Я же сказал - потенциальные фигуранты. - Данилец полез в ящик.- А посмотреть, пожалуй, можно.
  - Ага, потенциальные... - усомнился Артём.- Сами говорите, что их никто не накажет, а дело закроют.
  - Прекратят, - поправил Данилец. - Скорее всего.
  - Потенциальные, кинетические... А кто они? Из этого, как вы говорите... ОПГ?
  - Из ОПГ. - Следователь вытащил фотографии и разложил пасьянс перед Стрельцовым. - Любуйтесь.
  - Который из них Величев?
  - Крайний.
  - А остальные кто? - не отставал Артём.
  - Зачем вам? - насторожился следователь.
  'Чтобы на куски порезать и собакам скормить', - подумал Стрельцов, но озвучивать мысли не рискнул.
  - Мало ли... Если они Настю убили и меня хотели, где гарантии, что они отступились? Не дай бог, снова напасть решат, у меня хоть какие-то шансы появятся - увижу, что следят или столкнусь где. Да и на фамилии у меня память получше, чем на лица, вдруг всплывет что...
  Аргументация и самому Стрельцову, мягко выражаясь, показалась натянутой, но другой, перевирая историческую фразу товарища Сталина про писателей, у Артёма для следователя не было.
  Данилец также оценил приведенные Артёмом аргументы довольно скептически:
  - Хм... полагаете? Не уверен. А впрочем, информация отнюдь не секретная, поэтому не вижу препятствий. - Следователь, словно ловкий напёрсточник, перемешал фотографии и снова разложил. В ряд. - Это у нас покойный Андрей Никитин. Дальше Величев. Это Ваулин. Потом Масальский, Денисюк, Нигматуллин. Чем богаты... Конечно, в группировку входит гораздо больше народу, но, к сожалению, показать полное портфолио ребят из Тумановского ОПГ у меня возможности нет, все, что выцыганил в УБОПе, перед Вами. Для получения других фотографий необходим официальный запрос, а я по понятным причинам его не могу сделать.
   Артём понимающе кивнул и спросил:
  - Игорь Юрьевич, а кто из них... кто больше других подозревается?
  - Что значит больше других? Что за терминология?
  - Вы же меня поняли.
  - Ох, Артём Вячеславович, неспроста вы такие вопросы задаете... Отомстить хотите?
  - Почему сразу отомстить?
  - Простите, это очевидно.
  - А вы бы на моем месте не хотели?
  - Не знаю...- следователь нахмурился.- Око за око. Каменный век просто. Артём Вячеславович, еще наши предки тысячу лет назад отказались от этого примитивного принципа и ввели более цивилизованные меры наказания.
  - Что мне от ваших цивилизованных мер, если этих подонков не посадят! - разозлился Стрельцов.- Вы же мне об этом постоянно твердите. Или вы за то, чтобы они остались безнаказанными?!
  - За, против... Мы не на собрании, и руки поднимать я не собираюсь. И не надо голос повышать!
  - Извините.
  - Извиняю, с учетом вашего морального состояния.
  - Значит, не скажете, кто Настю убил?
  - Почему?.. Кто убийца не скажу, не ясновидящий, а одним соображением поделюсь. Никитин в вашей квартире был явно не один. А вот о том, кто там с ним был, наверняка осведомлен господин Величев.
   - Спасибо.
  - Не за что.
  - Фотографии можно...
  - Нельзя.
  - Нельзя, значит, нельзя. А адрес Величева не подскажете,- окончательно обнаглел Стрельцов. Справедливости ради, спросил на всякий пожарный случай, не надеясь на информативный ответ.
  - Ну, ты... совсем...- от возмущения следователь перешел на фамильярные местоимения и не сразу обнаружил в лексиконе нужные и, что важно, цензурные слова, -... озверел. Адрес не скажу, не имею права. И так больше чем надо выложил.
  - Все равно спасибо.
  - Еще раз не за что. И, вообще, не смею вас больше задерживать.
  - Тогда я, наверное, пойду,- Артём поднялся со стула и протянул руку.- До свидания.
  - Всего доброго. - Следователь придержал Стрельцова. - И, ради бога, Артём Вячеславович о нашей беседе... никому. Ни маме, ни друзьям, ни знакомым. Я вам ничего не сообщал. И не показывал. Допросил, составил протокол, и точка. Ничего кроме. Договорились?
  - Конечно.
  Уже у двери Стрельцов неожиданно услышал:
  - Магазин 'Богемское стекло' на Декабристов знаете? - Данилец смотрел в окно и как будто разговаривал не с Артёмом, а сам с собой. Или с портретом Президента на шкафу
  - Да.
  - Рядом новая десятиэтажка. Дом сорок семь 'А'. В том районе...
  - Огромное...- Стрельцов набрал полную грудь воздуха, чтобы рассыпаться в благодарностях, но следователь, по-прежнему глядя в сторону, скорчил недовольную физиономию и сделал несколько энергичных жестов в стиле 'гуляй, проваливай'. Пришлось выдыхать, ссыпать велеречивые благодарности обратно и, воспользовавшись настоятельной рекомендацией сотрудника прокуратуры, проваливать.
  
   * * *
  
  Когда Стрельцов удалился, Игорь Юрьевич перевел дух. Разговор получился не сказать, что неприятным - нелегким. Беседа даже вышла за планируемые рамки; изначально Данилец не собирался посвящать постороннего человека в некоторые пикантные подробности расследуемого дела. Игорь Юрьевич намеревался показать Стрельцову фотографии и, в случае узнавания, на скорую руку организовать официальное опознание с понятыми. А если потерпевший никого не узнает, то подсунуть ему для подписи свежую редакцию допроса, где отсутствует упоминание о приметах депутатского сынка, несправедливо оскорбленного посредством обливания слабоалкогольным пойлом. Кроме того, следователь, что греха таить, планировал снабдить Стрельцова определенной информацией. Из вредности и в пику разным тумановским прихвостням. Нужно им дело замять - пусть разбираются с жалобами и ходатайствами 'терпилы'. Мужик он с деньгами, адвоката хорошего наймет, шум подымет. Вплоть до Генеральной прокуратуры. Кардинально, конечно, ничего не изменится, но, даст бог, кое-кому икнется. И Игорю Юрьевичу зачтется. Наверху. Нет, не в приемной Калинина-старшего и не в Генеральной, а в канцелярии небесной. Ведь не просто так, а за правду радел.
  Вместе с тем особо откровенничать и вываливать на Стрельцова большой объем информации с многочисленными подводными камнями и собственными версиями и догадками следователь не собирался. Данилец хотел сообщить 'потерпевшему' о результатах проведенного накануне опознания, где обошлось без эксгумации; хватило фотографий трупа с характерными татуировками на предплечьях и спине - преступник, произведший 'термическую обработку' только головы и кистей рук, трупа серьезно просчитался. Плюс поведать в чью группировку входил 'опознанный труп'. Кроме того, кратко указать на причины возможного прекращения дела и выдать минимальные сведения о лицах, которым это выгодно. Не более. Иносказания, намеки - не в счет.
  Однако планы с реальностью, известно, сочетаются довольно плохо. В процессе беседы Данилец вдруг понял, что Стрельцов жалобами и ходатайствами забрасывать инстанции не будет, адвоката также едва ли наймет и, вообще, его намерения лежат, как модно ныне выражаться, не в границах правового поля. Бумагу марать, заявления строчить и правду искать - явно не его методы. Судя по прямым, незавуалированным вопросам, 'потерпевший' твердо решил бороться с бессилием правоохранительных органов по-своему и самовольно присвоить аналогичный статус убийцам своей жены. И переводить преступников в разряд потерпевших он, очевидно, намеревается посредством жестокого членовредительства, вплоть до смертоубийства.
  Подобные устремления у Стрельцова, конечно, не на лице написаны, но догадаться о них легко. По крайней мере, Данилец в этом уверился сразу и бесповоротно. Также как и в том, что разбираться Стрельцов ни в чем не будет. Доказана вина или нет, имеется твердая уверенность в том, что именно данные лица убили его супругу или же есть только смутные подозрения в их причастности к преступлению, 'потерпевшему' до лампочки. И место жительство Величева он выяснял явно не для того, чтобы с одним из вероятных убийц своей жены общаться на отвлеченные темы в домашней обстановке. Чаи распивать или особенности созревания злаковых культур в зоне Нечерноземья обсуждать они друг другом точно не будут.
  Человек дошел до ручки и собрался свести счеты с обидчиками. А поскольку следователь сам до него довел информацию, что его обидчиками являются Туманов и его присные, то в скором времени, вполне вероятно, у кое-кого начнется... интересная полоса в жизни. И, очень похоже, не белая. Если Стрельцов доберется до объектов своей неразделенной страсти.
  Впрочем, до одного-то точно добраться не сложно. Данилец, прости господи, самолично наводку дал. 'До чего докатился',- пожурил себя Игорь Юрьевич, - 'чуть ли не в подстрекательство ударился, а еще старый сотрудник органов прокуратуры. Ай-ай-яй'.
  При этом никаких угрызений совести следователь не испытывал, укоризна была хоть и внутренней, но наигранной. Да, рассказал кое-что, осветил темные углы, намекнул, где Величев проживает, однако точный адрес ведь не назвал. И не подбивал бедолагу Стрельцова на подвиг - иди, мол, снеси башку идолищу поганому, растерзай басурмана лютого.
  А что в мозгах у потерпевшего происходит, то не его, следователя, забота. Тем паче следователя отстраненного. У Стрельцова своя голова на плечах есть. На вид: нормальная голова, без повреждений. Пусть и шевелит ее содержимым. Вознамерится мстить - флаг ему, нет - два флага. К тому же не факт, что Стрельцов на серьезные шаги пойдет, на словах все герои, а на деле... Может передумать, испугаться или что-то помешает - Величев из города уедет, например, или сам Стрельцов приболеет, или землетрясение-наводнение случится, да мало ли что. Посему тренированная совесть старого прокурорского работника помалкивала. В тряпочку.
  Вместе тем, при всех сомнениях в осуществлении тех благих устремлений, что не были написаны на лице потерпевшего, за здоровье и телесную неприкосновенность Величева ручаться грешно. Предложи какой-нибудь безумный букмекер сделать ставку на целостность и сохранность бригадирского организма в течение пары ближайших недель, Данилец бы не согласился. Слишком велик риск расставания с кровно заработанными, учитывая умонастроения, мотивы и комплекцию 'терпилы'. Найдет ведь он Величева и не сдержится, пользуясь протокольным языком, применит физическую силу. И тот, справедливости ради, не хлюпик, но интуиция подсказывала Игорю Юрьевичу: случись драка, тумановскому бригадиру несдобровать.
  Дай бог, если просто драка. Без ножей, цепей, кастетов, ружей и прочих опасных приспособлений.
  Хотя...
  Ведь следователю по большому счету уже стало не интересно, что там дальше между Стрельцовым и ребятишками из Тумановского ОПГ произойдет. И произойдет ли вообще. Банкира-мецената при любых раскладах не достать, ближний круг тоже, наверное, не зацепишь, а с тем, что дело забирают, он смирился. Пусть делают, что хотят. Свой профессиональный, а где-то и человеческий, долг Данилец выполнил, насколько обстоятельства и вышестоящие благодетели давали. Даже информацию слил напоследок, а прочее, извините, не в его компетенции. И не в его силах. Конечно, Стрельцов ему более симпатичен, чем отморозки из преступной группировки, но по гамбургскому счету...
  Судьба их рассудит.
  А ему еще дело подшивать.
  
   * * *
  
  Дождь закончился.
  Выдохся, как бегун на марафонской дистанции, иссяк, и только редкие - самые упорные и вредные - капли срывались с крыш и ветвей и норовили стукнуть по носу или упасть за шиворот. Водосточные трубы, оправдывая свое название, играли бравурный марш и выплескивали на землю бурлящие потоки. Солнце по-прежнему не показывалось, но фиолетово-свинцовые тучи уплыли на восток, а им на смену приползли молочно-серые облака.
  То ли так было на самом деле, то ли Артёму просто показалось - стены прокуратуры высасывали из него силы быстрее, чем комар кровь из вены, - но на улице посветлело. Воздух стал прозрачнее и чище. Стрельцов несколько раз глубоко вдохнул и поежился. И отнюдь не по причине попадания дождевой капли за шиворот. Разговор со следователем дал столько пищи для размышлений, что... впору испугаться. А по плечу ли унести ношу?
  В голове царил полный сумбур. И чтобы хоть как-то упорядочить мысли, пережевать, переварить полученные в прокуратуре сведения, Артём решил не садиться за руль. Внимание рассеяно - не хватало еще въехать в бордюр или пригладить корму двигающегося впереди автомобиля. Лучше заглянуть в ближайшую забегаловку, попить кофе. И слегка перекусить, дабы пережевать не только свежую информацию, но и пару-другу бутербродов, для восстановления баланса. Отнюдь не кислотно-щелочного.
  Ближайшей забегаловкой оказалось весьма приличное во всех смыслах заведение - 'Театральная кофейня'. И интерьер, и ассортимент, и обслуживание в кофейне отвечал самым высоким требованиям, единственное, что было в этом заведении неприличным - цены. Сказать, что они высокие - выглядело бы не совсем правильно, это скорее означало сделать им комплимент. К ценам стоило применять совсем другие, более жесткие эпитеты: завиральные, сумасшедшие, грабительские, безбожные.
  Администрация кофейни, очевидно, учитывая неведомые простым смертным обстоятельства, задрала цены до поднебесья. Расположение непосредственно в центре города, относительно недалеко от мэрии и областной администрации, а также вложенные средства в переустройство некогда ветхого здания - понятно, но остальные - загадка. Чашечка горячего шоколада и пирожное стоили здесь как полноценный ужин в любом из ресторанов города. По причине баснословной дороговизны завзятые театралы, прочие деятели искусства и тем паче актеры просаживать гонорары и зарплаты предпочитали в более демократических, с точки зрения цен, заведениях и в кофейню не заглядывали. Легенды гласили, что ранее - еще в эпоху махрового социализма - в здании располагалась кафе, где любили собираться служители культпросвета и актерский состав драмтеатра, но потом дом отдали под некую контору, потом под магазин, который в конце концов купили нынешние хозяева кофейни. Наверное, именно эти легенды и стали причиной столь неподходящего наименования.
  Ныне же к театру вообще и к культуре в частности кофейня не имела никакого отношения, в связи с чем первое слово из названия никоим образом себя не оправдывало. Ближайший храм Мельпомены, и то находился в трех кварталах. Из театрального в кофейне имелись лишь смутное легендарное прошлое, глиняные и бронзовые маски на стенах да - с натяжкой - фонтанчики и колонны. Интерьер, пусть и до безобразия шикарный, скорее намекал на древнегреческие мотивы, и на вывеску с куда большим основанием просилось нечто античное. Впрочем, и вторая часть названия - кофейня - ассортименту или, как модно выражаться, формату заведения совсем не соответствовала. В 'Театральной кофейне' можно было не только чаем с пирожными побаловаться, но и сытно отобедать. И залить внутрь грамм сто-двести чего покрепче. То бишь 'кофейня' являлась полноценной - во всех смыслах - ресторацией.
  Вместе с тем для того, чтобы скоротать в думах пару часов 'кофейня' подходила как нельзя лучше. Мало того, что рядом с прокуратурой - ничего искать не надо, - так и множества посетителей там наверняка не будет, а значит можно посидеть в относительной тишине и комфорте. А поднебесные цены Артёма не смущали.
  Посетители в самом деле отсутствовали. Как класс. Может быть, к вечеру кто явится, но сейчас и официантов Стрельцов не увидел. Лишь за стойкой скучал упитанный бармен.
  В духе книжно-шпионских традиций Артём расположился в дальнем углу заведения и уселся лицом к выходу, но не для того, чтобы видеть вновь прибывающих посетителей, а просто по привычке. Подобным образом он старался устроиться в любом ресторане, клубе или кафе. В углу - желательно плохо освещенном и далеком от музыкальной аппаратуры - Стрельцов чувствовал себя гораздо комфортнее, чем в середине зала, в эпицентре людского круговорота и песенно-шумового сопровождения.
  Салат и горячее - семгу в сливках - Стрельцов заказал, а горячительными напитками пренебрег. Лишь попросил сразу принести чай. Тоже своего рода горячительное. Выпил чашку едва ли не залпом - в три гигантских глотка - и перевел дух.
  Вот как оно повернулось.
  Слава Ната Пинкертона, Эркюля Пуаро и Шерлока Холмса ему не грозит - очевидно. И слава мисс Марпл тоже. Что говорить, до майора Пронина и то далековато. Больше месяца Артём голову ломал - мозги набекрень чуть не свернул - и думал, кто мог Настю убить и на него самого напасть. На чьи плечи только плащ злодея не примерял: и друзей компаньонов Борьку с Валеркой подозревал, и бывшего сослуживца-духа Чхеидзе в преступники записывал, и неведомых завистников-недоброжелателей вспоминал, и на пузатого Вадика из соседнего подъезда, с которым парковочное место не поделили, грешил. И хотя плащ вроде бы не подходил по размеру ни одному из кандидатов в злодеи, мотив Стрельцов находил у каждого. Домысливал, натягивал. Кое-какие "оперативно-розыскные" действия предпринял: конфетами и коньяком подкупил секретаршу Фомичева и подробно выспросил обо всем подозрительном и необычном в поведении своих компаньонов в последнее время. Узнал очень много доселе неизвестных фактов, например, место жительства Валеркиной любовницы и новые литературные предпочтения Бориса, но, по существу, вытянул пустышку. И с 'подозреваемыми' несколько раз плотно пообщался. И даже пошел на неприемлемый ранее шаг - согласился с продажей фирмы. Хотя друзья-компаньоны, учитывая ситуацию, разговоров о сделке и не заводили. Наоборот, ртов не раскрывали, доставая Артёма молчаливым сочувствием и предложениями о помощи. После случившегося фирма уже не представляла для Стрельцова прежней ценности, и он сам завел речь о продаже, в том числе пытаясь вывести друзей из психологического равновесия и посмотреть на их реакцию. Получилось смешно. Борька и Валерка теперь уже начали отговаривать Артёма, упирая на то, что торопиться не стоит, но Стрельцов настаивал. В результате, фирму решили продать, а от психологических экзерсисов толку не оказалось.
  Кроме того, на прошлой неделе Артём наведался в охранно-детективное агентство. Сам не понял, зачем - в способности частных детективов он не верил. Это в произведениях Чейза и Гарднера они любые узлы распутывают, а в жизни, не говоря уже о российской реальности, им на этих узлах - только вешаться. Вместе с заказчиками. Несмотря на подобные настроения, в агентство он все-таки зашел. Наверное, для очистки совести, дабы не корить себя впоследствии, что упустил какие-то пути и средства отыскания Настиных убийц.
  Встреча с сотрудником агентства подтвердила сомнения в способности частных детективов оказать существенную помощь в обнаружении убийц. Опрятный молодой человек в строгом костюме признался Стрельцову, что, в соответствии с отечественным законодательством, частным детективам строго запрещено заниматься деятельностью даже отдаленно напоминающей розыск преступников. В епархию милицейских оперов они залазить права не имеют. За неверной женой проследить или пропавшего когда-то родственника найти - это без проблем, а лиц, подозревающихся в совершении тяжких преступлений, извините, закон не позволяет.
  И, вообще, основной хлеб агентства - охрана, а непосредственно детективной деятельностью они почти не занимаются, поскольку клиентуры нет. Молодчик в костюмчике намекнул Артёму, что они могут как максимум за отдельное неофициальное вознаграждение пройтись по старым оперским связям и добыть информацию по интересующему уголовному делу. Предложения подобного толка Стрельцова однозначно не устраивали, но сообщать свое мнение молодому человеку он не стал, а лишь сказал, что все обдумает, и если понадобится, то обратится за помощью. Мало ли что...
  На том и расстались.
  Нужно было бы еще что-нибудь предпринять, проявить активность - бездействие, как свое собственное, так и прокуратуры с милицией, просто убивало, уничтожало душу, медленно и со вкусом. Казалось, что руки чешутся, настолько хотелось схватить топор или нож и погнаться за подонками. Однако за кем гнаться? Ответ отсутствовал, и Стрельцову оставалось лишь скрипеть зубами, лелея надежду на некоторые подвижки в расследовании.
  Удивительно, но надежды, обычно - напрасные, на сей раз оправдались. Оправдались сегодня...
  Следователь огорошил Артёма целой серией нежданных откровений, пусть бездоказательных, пусть в статусе смутных подозрений и предположений, но оттого еще более ценных. Полученная информация все изменила и основательно перетряхнула мозги. Сразу стало понятно, в каком направлении двигаться, что предпринимать. Самой аппетитной и привлекательной для первоначального 'прощупывания' - пардон, за почти 'голубую' формулировку - выглядела фигура господина Величева. Да что там - единственно верной. Даже думать нечего: нужно с него 'сезон охоты' открывать. Хотя бы по тому основанию, что его легче прочих найти. Когда Данилец показывал ему фотографии, Артём постарался запомнить все лица, но физиономия Величева, то ли ввиду наиболее частого демонстрирования, то ли по иным причинам, в память врезалась основательно. Так и стоит перед глазами.
  И еще есть нюанс: на место жительства Величева следователь отнюдь не тонко и весьма прозрачно намекнул, а вот про адреса и явки остальных бандитов - Ваулиных, Агеевых и прочих Нигматуллиных - умолчал. То ли не соизволил, то ли просто не обладал соответствующей информацией. И в каких 'шанхаях' искать злодеев прикажете?
  А вот дом номер сорок семь с литерой 'А' на улице Декабристов возле магазина 'Богемское стекло', о котором упомянул Данилец, Стрельцову был знаком. Названная десятиэтажка, дай бог не ошибиться, имеет один подъезд. Вполне в духе современной архитектурной мысли градостроительства - строители вынуждены экономить на горизонтальных площадях за счет вертикальных, поскольку каждый участок земли в городской черте стоил несусветно дорого. Что существенно упрощает задачу по отысканию.
  И ломать голову над порядком действий нет необходимости, все лежит на поверхности. Проследил за подъездом, дождался пока человек с характерной физиономией, что красовалась на фотографии, домой вернется или, наоборот, обитель покинет, узнал и... дальше по обстоятельствам. Что именно он будет делать, когда Величева встретит, Артём еще не определился. То ли разговор завязывать, то ли дальше за ним следить, то ли...
  Размышлять о дальнейших своих поступках не хотелось. Будет день, и будет пища. Вот попадется Величев на глаза, там и посмотрим, сориентируемся по обстановке. А на глаза он попадется, деваться ему некуда, подъезд один, не пропустишь. При условии, что тот вообще дома появляется. А то, не приведи господь, уехал куда-нибудь...или еще что случилось.
  Стрельцов поймал себя на парадоксальной мысли, что боится, как бы с бандитом, одним из вероятных Настиных убийц, любому из которых он готов горло перегрызть, чего не стряслось. И желает ему избежать смертельно опасных неприятностей. Нет, не в глобальном плане, а лишь на ближайшее время. После того, как он Величева увидит и... словом перемолвится, пусть мерзавца хоть трамвай переезжает, хоть бетономешалка - Артём возражать не станет. Даже поприветствует такой акт гуманизма и человеколюбия. Но исключительно после...
  Тарелка незаметно опустела, семга вкупе со сливками и гарниром перекочевала в потяжелевший живот, по телу разлилось приятное тепло, словно по пищеводу тек не вполне заурядный чай, а дорогой французский коньяк. Стрельцов взглянул на дисплей сотового телефона и удивился тому, насколько быстро время пролетело - в кофейне он уже два часа 'загорал'. Информацию, полученную от следователя, он переварил, рыбу с салатом пережевал, а план дальнейших действий в голове так и не родился. Если не считать планом вышеупомянутое намерение установить наблюдение за единственным подъездом дома номер сорок семь 'А' с целью, выражаясь казенным языком, обнаружения и опознания Величева.
  - Хороший план! - вслух похвалил себя Артём и громко расхохотался: - Ха-ха-ха! И главное, ха-ха, продуманный и детальный! Ха-ха-ха!!
  - Что-что?!- нервно осведомился нависший над плечом Стрельцова и прекрасно расслышавший его реплику официант. Беспричинный истерический смех клиента слегка напугал парня. Бедолага, наверное, усомнился в психическом здоровье посетителя или заподозрил его невесть в чем. Неудивительно, учитывая непонятную смешливость и значение слова 'план' на криминальном жаргоне. Официант на всякий пожарный отодвинулся от столика подальше. Кто их этих психов-наркоманов разберет, смеется, смеется, а потом подскочит и пырнет вилкой в бок.
  - Ничего, это я сам с собой... - поднятием раскрытой ладони Артём успокоил парня .- Счет принесите, пожалуйста.
  Дождавшись, когда официант сбегает за 'книжечкой' с чеком внутри, пристроит ее на краешке стола и благовоспитанно удалится, дабы не висеть над душой в ожидании щедрых чаевых, Артём еще раз повторил:
  - Отличный план, - уже тихонько и без громогласного хохота. И без того официант искоса поглядывает.
  Наличие даже одного единственного и неповторимого пункта в его плане Артёма не смущало - вчера он и этим похвастаться не мог. И позавчера, и неделю назад, и две. А сейчас хоть свет впереди забрезжил, какой-то смысл появился... в существовании.
  Есть конкретная задача: организация наблюдения, да что уж греха таить - слежки за домом сорок семь 'а'. Жаль, что следить за подъездом придется самому - никому столь пикантную работу не поручишь. Понятно, что профессионалы справились бы с подобной задачей быстрее и эффективнее. Те же частные детективы, например, пусть мнение Стрельцова о современных российских Холмсах после визита в агентство упало ниже уровня подвала. Однако исходный материал для них отсутствовал. Физиономию-то 'бригадира' Артём хорошо запомнил, однако разжиться фотографией Величева у следователя не сумел. А без фото привлекать специалистов было глупо. Мысленный портрет ведь не составишь. Художественным талантом бог не наградил.
  А может, и к лучшему.
  Лишние люди, лишние глаза, лишние рты. Рты, которым свойственно открываться не только для поглощения пищи, разнообразных жидкостей и воздуха. Нет, посвящать кого бы то ни было в подобные дела не стоит, слишком они деликатные. Как говаривал устами Леонида Броневого милашка Мюллер: 'Что знают двое, знает и свинья'.
  Мало ли что...
  К тому же осуществление наблюдения за подъездом собственными силами - это еще и возможность развеяться. Последний месяц свободного времени у Артёма было в избытке. Бизнесом не занимался, формально прикрываясь больничным листом, а если неформально и откровенно - просто не хотелось. Против работы он ничего не имел - как раз в каждодневной рутине бизнеса на разные дурные мысли времени обычно не хватает, а вот посещать офис, общаться с компаньонами и с сотрудниками фирмы желание отсутствовало. Выслушивать соболезнования, ловить сочувственные взгляды, играть роль объекта досужих сплетен в духе: '...представляешь, у него жену зарезали и самого чуть не убили, ужас какой!..' Стрельцов не рвался. Пусть обсуждают, валят в кучу факты и предположения, придумывают, охают и ахают, но без него.
  Вместе с тем и заполнение досуга стало огромной проблемой. Образовавшийся переизбыток свободного времени застал Артёма врасплох, и он ума не мог приложить, чем заполнить внезапно удлинившиеся дни.
   По причине нездоровья, как физического, так и морального, активный досуг его не вдохновлял. Неактивный, впрочем, тоже. Встречаться с друзьями не тянуло, коньяк и водка не лезли в горло, от компьютерных игр тошнило, а читать книжки не получалось. Чтобы хоть чем-то заняться, он целыми сутками шатался по городу или валялся на диване, тупо уставившись в телевизор. Опустевшая квартира навевала похоронное настроение и казалась несвоевременно построенным склепом, в котором поселились скорбь и тишина. Почти кладбищенские. И как бы Стрельцов не добавлял громкость звучания телевизора, тишина и скорбь не исчезали. И он вкушал их без запивки.
  Особенно тяжко приходилось вечерами. Поздними вечерами...
  Когда жгучее летнее солнце склонялось к горизонту, а пейзаж за окном терял яркость и контрастность, облачаясь в сероватую размытость, накатывала такая безысходность, разбавленная страхом, что...руки тряслись. Сумрак просачивался внутрь, разъедал душу, растворялся в крови. А в голову лезли столь темные и странные мысли, что у Артёма возникли опасения за собственный рассудок. Опасения, с точки зрения 'Стрельцова утреннего', небезосновательные, поскольку некоторые аспекты поведения 'Стрельцова вечернего' в рамки здравомыслия укладывались плохо. Смешно сказать, Артём начал бояться спальни. Он туда и днем заглядывал не без содрогания, несмотря на то, что уборщицы из специализированной фирмы отдраили ее до блеска, но вечером, когда темнело, даже находиться рядом с этой комнатой не мог. Ему чудилось, что если он откроет дверь в спальню, то увидит, как на покрывале проступают кровавые кляксы, а по стенам мечутся кривые изломанные тени, одна из которых - Настина.
  И хоть говорят, что настоящие сумасшедшие в своем психическом здоровье уверены, а сомнения - удел нормальных людей, но данный постулат звучал для Артёма неубедительно.
  Поэтому слежка будет весьма кстати. Особенно если растянется до темноты, а интуиция подсказывает, что растянется. И не только до темноты, а на несколько дней.
  За время переваривания информации и пищи в 'Кофейне' погода в очередной раз изменилась. Молочные облака снова налились свинцом, и заморосил мелкий и противный дождик.
  Зонт, как назло, остался в машине. А до нее не близко: метров триста прыгать по ручейкам и лужам. И главное - настроение не то, чтобы под дождем скакать.
  Чертыхнувшись и сплюнув от досады на газон, Артём рванул по тротуару. Не галопом - не позволяли состояние здоровья и возраст, но и не трусцой. Мелкой рысью.
  Все равно вымок основательно. А во что превратились в результате скачков по залитому водой асфальту джинсы, лучше умолчать. Назвать их мокрыми и грязными было бы неправильно, джинсы превратились в превосходный аналог половой тряпки, которую только что извлекли из ведра и не отжали.
  Увидев родное авто в пределах прямой видимости, Стрельцов поддал жару, переключив скорость на аллюр. Но не добежал. Идущая впереди него женщина с большим красным зонтом, которую Артём уже почти миновал, неожиданно шагнула вправо, и... Стрельцов свернуть не успел. Остановиться тоже. Притормозил, но тротуар оказался слишком скользким.
  И случилось легкое столкновение. Артём зацепил плечом локоть женщины, и огромный алый зонтик смачно плюхнулся в лужу, а следом за ним, не удержавшись на запястье, рухнула сумочка, изрядно забрызгав и хозяйку, и Стрельцова. В результате столь подлого неосмотрительного поступка сумочки, юбка женщины стала подобием Артёмовых джинсов. Жалким, но все же подобием. А вот одежду Стрельцова новая порция дождевой влаги и грязи не испортила. Портить уже было нечего.
  - Ети вашу маму! - интеллигентно прокомментировала события пострадавшая от столкновения дама, сделала микроскопическую паузу и добавила парочку менее приличных оборотов.
  Восхитившись красотой слога, Артём слегка сконфузился и полез в лужу за дамскими аксессуарами. Освобожденные из водного плена предметы он протянул хозяйке:
  - Извините, пожалуйста.
  Зонтик в силу своей конструкции, обусловленной функциональным назначением, пострадал незначительно, а вот сумочке досталось изрядно. Вода стекала с нее потоками. И извергалась из внутренностей. Ткань сумки даже не намокла, а пропиталась влагой до последней нитки. О том, что стало с находящимися внутри вещами и - спаси и сохрани - документами или деньгами - подумать было страшно.
  - Извините?!- нервно воскликнула женщина, вырвала сумочку из рук Стрельцова, не обратив внимания на зонт, наклонила ее и расстегнула замок. Сумочка выплюнула заключительную партию мутной жидкости, а вместе с ней в лужу полетели пластмассовые цилиндрики, наверное, косметика; то ли помада, то ли тени. Артём бросился их подбирать.
  - Извините?! - повторно возмутилась 'пострадавшая'. Она не смотрела на Стрельцова, а, низко наклонив голову - длинные черные волосы рассыпались и скрыли ее лицо от посторонних взоров, - копалась в недрах сумки и что-то там ощупывала. - Вы видите, что сделали?!
  - Простите, я не специально. - Артём собрал косметические прибамбасы, обтер их о свой рукав, забыв о том, что тот довольно сомнительной чистоты и еще более сомнительной сухости, и отдал хозяйке.
  Проигнорировав извинения, женщина сунула косметику в боковой карман, оттуда же извлекла тонкие круглые очки, водрузила их на переносицу и продолжила изучение недр ручной клади. Стрельцов стоял рядом столбом, держа наперевес вызывающе красный зонт, и наблюдал за процессом. И ощущал себя... исключительно дурацки. Через полминуты он сообразил поднять зонтик над головой женщины, чтобы он укрывал хозяйку от дождя, однако благодарностей не дождался. Впрочем, и не ждал.
  Наконец осмотр внутренностей сумки завершился, и женщина облегченно выдохнула:
  - Слава богу!..
  Стрельцов тоже перевел дух. Серьезного конфликта, кажется, удастся избежать. Ругаться сейчас ему совсем не хотелось. Ни с этой дамой, ни с кем бы то ни было. Тем более под дождем в десятке шагов от собственной машины. Для окончательного урегулирования ситуации Артём решил предложить 'пострадавшей' деньги или подвезти ее, если нужно...
  - Кошелек не намок...- Женщина поняла голову, откинула назад гриву роскошных черных волос и укорила Артёма. - А Вы, молодой человек, поаккуратнее, а то несетесь, как...носорог, никого не замечаете.
  Стрельцов впился взглядом в лицо женщины. Эту 'незнакомую' даму он знал. Справедливости ради, не очень хорошо, вернее, почти не знал, это была врач-интерн, которую он неоднократно видел в больнице. И даже пару раз имел честь с ней разговаривать. Имя и отчество симпатичной брюнетки он почему-то не забыл.
  - Здравствуйте, Анна Павловна.
  - Здрав...- Женщина оставила в покое сумку, поправила очки и удивленно воззрилась на Артёма. - Простите, я... вы?..
  Незамысловатый риторический вопрос требовал короткого и однозначного ответа типа 'да - нет' или 'я', но чтобы избежать глупой банальности Стрельцов ограничился кивком.
  - Артём Вячеславович?..
  - Так точно,- губы поневоле расползлись в радостной улыбке.
  - Вас не узнать, настолько изменились.
  - Надеюсь, в лучшую сторону?
  - Безусловно. Всего-то после выписки прошло...
  - Две недели, - подсказал Артём.
  - Да, две недели, а уже другой человек.
  - Просто в больнице вы меня видели в основном в горизонтали, а сейчас - в полный рост, - пошутил Стрельцов.
  - Ой, что же вы под дождем стоите, - спохватилась Анна, - давайте зонт и...
  - Не стоит, - перебил Анну Артём, - я вымок настолько, что лишнее ведро-другое погоды не сделают. Да и освежиться не мешает.
  Анна недоверчиво фыркнула, а затем не выдержала и рассмеялась.
  - Если освежиться, тогда конечно...
  - А вы куда направляетесь? А то у меня машина вот, - Артём показал на авто. - Могу подвезти. Трех шагов не добежал...
  Над незатейливой шуткой расхохотались уже вдвоем. Несколько вооруженных зонтами прохожих, самозабвенно преодолевающих водные преграды, испуганно оглянулись на странную парочку.
  - Спасибо, но мне ехать никуда не надо, я хотела по магазинам пройтись. Правда, сейчас уже не знаю, в таком виде... - Анна покосилась на собственную юбку, усыпанную мелким горошком темных пятнышек.
  - Может, тогда в кафе посидим, чаю попьем, согреемся. Заодно и в порядок себя приведем. Не сочтите за навязчивость, но сами сказали: '...в таком виде...'. Возьму на себя смелость продолжить вашу мысль: '...появляться не стоит'.
  - А в кафе стоит?
  - Безусловно! Кафе, таверны и харчевни именно для того и существуют, чтобы усталые промокшие путники пережидали в них непогоду, вкушали пищу и чистили кафтаны и платья.
  - Кафтаны и платья? - Анна улыбнулась.- Даже не знаю...
  - Пойдемте-пойдемте!- Стрельцов решительно взял собеседницу за локоть. - Нам необходимо обсохнуть, а то простудимся, не дай бог, заболеем. Я не могу допустить, чтобы ответственный медицинский работник из-за меня слег с насморком. Кто тогда больными будет заниматься?
  - Уговорили,- окончательно сдалась Анна.
  Ни на миг не усомнившись, Стрельцов повел даму в 'Театральную кофейню'. И ближе ничего не найти, и вариант апробированный. Недавно. А еще есть шанс произвести на девушку впечатление. Отношением к ценам заведения. Хвастовство и мальчишество, конечно, но Артёму хотелось... распушить хвост и перья. Хотя спроси кто-нибудь его, зачем он это делает, Стрельцов не нашелся бы, что ответить.
  Надутый от самодовольства халдей, ответственный за открывание дверей и разоблачение посетителей, промокшую парочку встретил без особой радости, осуждающе разглядывая их заляпанные темными крапинками наряды. В его взгляде читался немой укор, как будто вместе с брюками и юбкой оказалась подмоченной и репутация. Артём почувствовал некоторое смущение, будто они специально плескались в лужах и пачкали одежду и пришли в кофейню для того, чтобы испортить роскошную мебель заведения, а проницательный халдей распознал их гнусные намерения. Дабы не мозолить глаза не по чину чванливому швейцару-гардеробщику Стрельцов поспешно поволок Анну за облюбованный столик в дальнем углу.
  Едва они уселись, перед столиком, словно из-под земли, возник персонаж в оригинальной белой хламиде с папками меню подмышкой и раскрытым блокнотом наперевес - тот самый нервный официант. Возник с некоторым воодушевлением и энтузиазмом, но, разглядев, кого ему предстоит обслуживать, увял. Парень хотел что-то сказать, но не сумел, только замер в позе медного истукана, так и не вручив меню, выпучил глаза и открывал - закрывал рот выброшенным на берег карасем. И вероятно, даже не дышал. Наконец он выдохнул и выдавил:
  - Зда-... здравствуйте.
  - Добрый день, - ответила вежливая Анна, а Артём лишь кивнул: мол, виделись, чего воздух попусту сотрясать.
  - Что заказывать будете? - справился с нервами официант.
  - А меню можно увидеть? - удивилась Анна.
  - Простите, пожалуйста! - официант поперхнулся, судорожно схватил кожаные папки, разложил перед посетителями и испарился. Так же стремительно, как и появился. Только пятки засверкали. Уже через десять секунд официант стоял у бара, что-то втолковывал своему коллеге, оживленно жестикулировал и периодически показывал рукой в сторону столика, за которым расположились Артём со спутницей.
  - Странный какой-то...- понаблюдав за телодвижениями официанта, сказала Анна.
  - Не без того, - согласился Стрельцов.- Работа, наверное, нервная.
  - Разве? Что тут нервного? Принимаешь заказ, приносишь блюда, рассчитываешь...
  - Не скажите, клиенты разные бывают, - вступился за бедолагу Артём.- Кто-то качеством салата недоволен, кто-то пытается уйти не расплатившись, да мало ли что... Работа с людьми, Анна Павловна, она всегда ответственная и требует большого расхода психической энергии.
  Девушка скептически подняла брови, но спорить не стала.
  - Как-то не задумывалась, возможно, вы правы.
  - Прав,- подтвердил Стрельцов. - Давайте уже отвлечемся от этого достойного во всех отношениях молодого человека и обратим внимание на выбор блюд и напитков.
  - Давайте, только не надо постоянно называть меня по имени-отчеству, а то я себя старухой чувствую.
  - Скажете тоже - старуха! - возмутился Артём.- Напрашиваетесь на комплименты?! С радостью принимаю предложение и вношу встречное. Как насчет того, чтобы перейти на 'ты'? А то, право, словно в суде...
  - Хорошо. - Анна сняла очки и положила в сумочку.
  Отметив, что его собеседница без очков выглядит еще лучше, поскольку у нее очень красивые и выразительные глаза, Стрельцов пообещал себе долго в ее 'омуты' не смотреть, дабы не утонуть в них ненароком.
  - Выбрали?.. Тьфу... Извиняюсь, выбрала что-нибудь? Рекомендую рыбу, очень она здесь замечательная.
  - Спасибо, воспользуюсь советом.
  - Эх, надо бы чего-нибудь покрепче, да вот, незадача, я за рулем,- посетовал Артём.
  - Покрепче? С утра?!- изумилась Анна.
  - Не такое уж и утро, скорее, обеденное время. Не думайте...не думай, я не алкоголик какой-нибудь, но промысел господина случая обмыть бы стоило - это надо из многих сотен тысяч жителей нашего маленького города налететь именно на собственную, можно сказать, спасительницу. И едва не опрокинуть ее в лужу. Обмыть бы хотелось, но... больно гаишников боюсь. Поймают ведь гады. Разве что по маленькой... Как насчет 'Хенесси'?
  - Нет-нет, я не могу...
  - Аня, по пятьдесят грамм. С лимончиком. Это даже не фронтовые сто... Две ложки к чаю для согреву. Протесты не принимаются.
  Подозвав нервного официанта, они сделали заказ. Поскольку съеденный за предыдущий час обед еще явно не переварился, Артём ограничился легким салатом, коньяком и чаем, а Анна помимо чая заказала рекомендованную Стрельцовым семгу и минеральную воду. Официант, которого в порыве вдохновения Артём обозвал 'сударем', записал нехитрые пожелания и с великим облегчением ретировался. Минеральную воду, графинчик с 'Хенесси', рюмки, приборы и салфетки принес уже другой официант, первый, очевидно, так и не сумел справиться со стрессом.
  Салат и семгу умяли за беседой под аккомпанемент шуток и смеха. Артём не преминул объяснить Анне, почему половой столь нервно на него реагирует, и они вместе посмеялись над незадачливым парнем. Чуть позже к чаю и второй стограммовой дозе благородного французского напитка присовокупились приправы: байки из жизни и не слишком бородатые анекдоты. Между делом Стрельцов выведал у Анны некоторые подробности биографии и личной жизни, в частности то, что она в свое время была замужем, но неудачно, и брак распался, а ныне постоянного бой-френда не имеет, а также ее координаты: домашний адрес и телефоны.
  Все было замечательно. И девушка при ближайшем рассмотрении оказалась симпатичной, умной и веселой, а еще - незамужней и свободной, и разговор клеился, за исключением того, что порой один из собеседников вновь принимался выкать, смущался и сбивался. И чай не горчил, но... для чего Артём затащил Анну в кофейню, он и сам понять не мог. После обеда (ужина, завтрака, ленча - нужное подчеркнуть) с красивой, не обремененной половиной и благожелательно настроенной к мужчине, дамой предполагается какое-то развитие... отношений. Генезис, качественная эволюция. А также некие поползновения со стороны мужчины в целях создания ситуации для вышеназванного развития отношений. Напроситься на чашечку кофе к ней домой, заманить в свою берлогу на 'дегустацию' редкого коллекционного коньяка, договориться о встрече в четверг после работы, пригласить в театр или на концерт, на худой конец, пообещать позвонить вечером и тому подобное. Пусть не сразу, ведь волочь женщину в постель непосредственно после знакомства не обязательно, а нередко - глупо и опасно, но если одинокий мужчина зовет малознакомую свободную от уз Гименея симпатичную даму, которой, очень вероятно, он тоже интересен, в кафе, где они очень мило проводят время, то... поневоле напрашивается продолжение.
  Он холост и ныне, увы, одинок. У нее тоже нет половины. Взаимная симпатия не вызывает сомнений, в противном случае Анна бы не смеялась над незатейливыми шутками Артёма, да и вообще не пошла бы с ним в кафе. Между тем никакого продолжения не будет. Однозначно.
  В другое время, при других обстоятельствах что-то наверняка получилось бы, но не сейчас. Роман с сидящей напротив симпатичной барышней был бы по отношению к Насте, к их не появившемуся на свет ребенку... предательством, что ли. Предательством памяти. Еще и сорока дней после ее смерти не минуло, и крутить любовь, а тем паче предаваться плотским утехам, просто кощунственно. Не зря же наши предки устанавливали срок для ношения траура, и немалый, кажется, год.
  Память Насти и их ребенка он не предаст. Вместе с тем вот так за здорово живешь взять после обеда, встать, попрощаться и уйти, расставшись с Аней навсегда, тоже... глупо. Глупо и нелепо. Артём чувствовал, что эта девушка способна заполнить ту холодную и высасывающую силы пустоту, которая образовалась у него внутри после Настиной гибели. Кроме того, их несуразная встреча, скорее, даже столкновение на обезлюдевшей из-за дождя улице - тоже не игра случая. Стрельцову виделся в том знак судьбы. И не просто знак, а добрый знак, указывающий на то, что дальше будет лучше, начнется новая, светлая полоса в жизни. Не налетел же он на следователя, например, или соседа по палате Васю Сидорова.
  И туда нельзя, и сюда хода нет.
  Вторую половину обеда, Артём усиленно размышлял, как бы закруглиться с чаепитием таким образом, чтобы и Аню не обидеть, и совесть предательством Настиной памяти не замарать. Параллельно потчуя собеседницу занимательными историями - язык работал автономно. И ничего в головушку не лезло, ни одной толковой идеи. Выходило, что придется рассчитаться, проводить Анну до... того места, куда попросит, или подвезти, наплевав на легкое опьянение и опасность попасться на глаза гаишникам, и откланяться. Без обещаний позвонить, договоренностей о встрече и прочей романтической атрибутики.
  До свидания, и забудь. На неопределенное время. Год, в лучшем случае - полгода.
  Расставания в подобном стиле сближению между людьми способствуют едва ли. И Артём сильно сомневался, что если он потом, через год или даже через пять-шесть месяцев, позвонит Ане, она воспримет его благосклонно. И еще большой вопрос, будет ли она через полгода или год свободна. Красивая, умная и интересная дама, как правило, не страдает от нехватки кавалеров. Свято место, известно, не пустует.
  Кроме того, Стрельцов с трудом себе представлял, как он сумеет ей позвонить, спустя много месяцев. И что он при этом будет говорить. Не настолько они тесно общались, и не так много их связывает, чтобы запросто звонить через год и незатейливо набиваться на свидание. Это старинную подружку или бывшую добрую приятельницу можно побеспокоить через полгода - год с момента последнего разговора и, сетуя на занятость, предложить: 'А не посидеть ли нам, старушка, за рюмкой чая?'. В полной уверенности, что подружка или добрая приятельница согласится с предложением, возможно, не с восторгом, пусть недовольно ворча под нос что-нибудь вроде: 'Где его столько носило, а тут объявился - не запылился!', но согласится. Более того, обрадуется и начнет прикидывать, как бы приодеться на встречу.
  А с малознакомыми женщинами, да и с людьми в целом, на положительную реакцию рассчитывать по меньшей мере самонадеянно. Еще вопрос, вспомнит ли его Анна? Вернее, захочет ли 'вспоминать'? А приставать к ней с напоминаниями типа: '... я такой-сякой, в том-то году мы там-то встречались...' стыдно. Артём до этого не опустится.
  И не объяснишь, мол, сейчас не могу, совесть не позволяет и прочее, а потом, все быльем порастет, я буду вправе и... Оправдания всегда некрасивы, а столь пафосные - просто жуть. Стрельцов уже пожалел, что поддался мгновенному порыву и пригласил девушку в кафе. Кто его за язык тянул?! Сослался бы на неотложные дела, загладил причиненный вред материально, взял бы номер телефона, и нет моральных мук. А тут - вертись ужом на сковороде, придумывай, как бы даму отшить поинтеллигентнее... Против ожиданий, расставание прошло... просто и спокойно. Пока они 'приводили себя в порядок' в кафе, дождь снова прекратился, небо уже не рыдало навзрыд, и даже с крыш почти не капало, но Стрельцов настоял на том, чтобы подвезти Аню. Убедил ее в том, что не барское это дело - воробушком между луж скакать, если можно с комфортом на авто доехать. Дождь дождем, но грязь и лужи-то никуда не делись. Настоял и усадил в машину, а сам сел за руль, наплевав на риск попасться под прицел...жезла какого-нибудь бдительного супостата из ГИБДД. Риск оказался оправданным: ни один продавец полосатых палок ему по дороге не попался, и дышать 'в трубочку' и объяснять представителю закона, почему он вместо того, чтобы просушить перья, промочил горло, не пришлось. Артём довез Аню до озвученного девушкой конгломерата торговых точек - от прежних планов она не отказалась, и там они попрощались. Без напряжения и недоразумений. Без тягостных пауз, когда один из собеседников пытается подыскать верные слова, дабы объяснить необъяснимое, а второй безуспешно старается его понять, и при этом оба еще тешат себя надеждами. По большей части - напрасными.
  Когда он затормозил у магазина, Аня открыла дверь и сказала: 'До свидания', словно ничего и не ждала. Он машинально ответил: 'Всего доброго' и набрал в грудь воздуха, дабы из себя выдавить что-нибудь неуместное, позорное, жалкое, но к счастью не успел. Она посмотрела ему в глаза, кивнула и... ушла. Только каблучки выбили дробь на разноцветных каменных плитках сохнущего тротуара. Стрельцову на мгновение показалось, что в ее бездонных омутах мелькнуло... понимание, но это, вероятно, был лишь самообман. Потому омуты и бездонные, что в их бесконечной глубине ничего не разглядеть.
  Ни объясняться не пришлось, ни оправдываться. Пока Анна не скрылась за стеклянными, но непрозрачными воротами магазина, Артём сидел неподвижно, судорожно вцепившись пальцами в рулевое колесо.
  Какая девушка! Нет, потом он ей все же позвонит, невзирая ни на что. Даже ради того, чтобы просто пообщаться. Благо, что телефонами они успели обменяться. И плевать, 'вспомнит' она его сразу или нет. Непременно позвонит, если... будет жив. А он выживет, преодолеет беды и горести. И их случайная встреча - Артём еще более в том уверился - это перст судьбы, ее добрый знак. И они еще встретятся. Не сейчас. Ныне неподходящий для романтических встреч сезон.
  Есть время для любви, есть время для войны, есть время для горячих супов и есть время для холодных блюд. Вернее, для того блюда, которое нужно подавать холодным.
  
  
  ГЛАВА 9
  
  Инструментальная музыка негромко лилась из динамиков и навевала сонливость. Хотелось откинуть сиденье, повернуться набок и похрапеть пару часиков. К сожалению, подобную роскошь Стрельцов не мог себе позволить; иначе запросто прошляпишь человека, с которым обязательно нужно пообщаться. И все его долгое и утомительное сидение 'в засаде' пойдет коту под хвост.
  Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. В справедливости затасканной поговорки Артём убедился на собственной шкуре. Ему казалось, что, наблюдая за подъездом, где, если верить намекам следователя, должен проживать Величев, он развеется. Рассчитывал, что вне опостылевшей квартиры и мысли черные одолевать не будут, ведь оглушающая тишина пустых комнат на людных улицах и дворах города бессильна, но просчитался. Черта с два он развеялся. Ожидание на поверку тоже оказалось не сладким. И мрачные мысли не отступали, и темноту в душе не разгонял ни яркий солнечный свет, ни вспыхивающие ближе к полуночи фейерверки фонарей, ламп и фар.
  Наблюдение за домом и окружающей обстановкой, откровенно говоря, положительных эмоций не добавляло. Разве что в муторном киселе хандры и тоски теперь плескалась изрядная порция злости и раздражения. И еще одолевали усталость и боль. Стрельцов следил за подъездом с раннего утра до поздней ночи, часов до трех, на протяжении неполных четырех суток, недосыпая и питаясь разной гадостью - основу рациона составляли гамбургеры, чипсы, сухарики, кофе из термоса и минералка. И уже еле ноги таскал. Невзирая на то, что никаких серьезных физических усилий от него не требовалось.
  Вроде бы, чего проще: сиди в машине с комфортом, слушай музыку, сосиски в тесте жуй и зыркай зенками по сторонам. На практике выяснилось, что не так это легко - осуществлять слежку. Часа два или три просидеть на одном месте - это ерунда, почти в удовольствие, но когда часов пятнадцать полируешь автомобильное кресло собственными ягодицами, то удовольствия не получаешь. Особенно под жарким летним солнцем. Обливаешься потом, уже к обеду затекают ноги, чуть позже начинает ныть поясница, болеть шея... К окончанию 'стражи' Стрельцов мог смело именовать себя полной развалиной. Хорошо еще, что Артём присмотрел удачное местечко, куда ставил машину - в теньке, под 'сенью' соседней пятиэтажки. Да и погода все эти дни стояла пасмурная, а в редкие минуты прояснения неба жара не наступала. Иначе он бы свихнулся. Или спекся. Не сидеть же в автомобиле с постоянно включенным двигателем и работающим кондиционером, мягко говоря, привлекая внимание окружающих. Все равно, что в одних трусах в театр придти. А так: в тени, с приоткрытыми боковыми стеклами, с легким сквознячком, гуляющим по салону, и с бутылкой 'Нарзана' в руке было терпимо.
  Еще одним раздражающим фактором оказалось отсутствие условий для отправления естественных человеческих надобностей. На специально предназначенное для этого дела помещение, которое в публичных местах обычно разделяется по половому признаку и обозначается соответствующими буквами алфавита, Артём не претендовал, но хотя бы кустики могли бы расти поблизости. Увы, около дома номер сорок семь с литерой 'А' ни на приличный кустарник, ни какую-нибудь развалившуюся сараюшку, ни даже на металлические коробки гаражей взгляд наблюдателя не наталкивался. Жилые дома, детская площадка, редкие деревья, за которыми не спрячешься, фонарные столбы, машины, рекламные стенды - избавиться от избытка жидкости в организме было негде. Окружающее подъезд пространство отлично просматривалось, что хорошо для наблюдения, но не для... облегчения души и тела.
  Отсутствие 'ракушек' и сараев не удивляло; элитный дом - здесь подобные детали пейзажа неприемлемы. Но кусты-то где?! Нормальные кусты, а не голые перекрученные прутья под окнами квартир на первом этаже. А как же озеленение города, о котором на каждом углу кричат. Или эти прутья, чахлая трава и четыре тополя - это и есть озеленение? Или, может, почва вокруг дома для посадок не подходит?
  Поскольку воду Артём поглощал - пусть пасмурно, но прохладой не пахло- в изрядном количестве, проблема... стояла в полный рост. Или бросай к чертям собачьим наблюдение, или...при всем честном народе штаны снимай. Правда, честного народа набиралось немного.
  В ареале 'наблюдения', ограниченном домом сорок семь 'А', двумя пятиэтажками, магазином и куском дороги, обычно тусовались пять-шесть молодых мамаш с колясками, отдельные граждане выгуливали собак, по детской площадке стайками рыбок носились одуревшие от каникул школьники. Мамаши и хозяева четвероногих друзей периодически менялись, одни заканчивали моцион и удалялись, другие прибывали, сновали туда-сюда немногочисленные прохожие, кто-то входил в подъезды, кто-то из них выходил, вдалеке мелькали автомобили. Жизнь не то чтобы кипела, но побулькивала. Улучшить момент для облегчения души и дождаться, пока окружающее пространство совершенно обезлюдеет, было нереально. Тем более, не во дворе, а скорее на прилегающей территории имелся постоянный контингент. Извечные, словно планеты, бабушки - старушки, избравшие местом дислокации скамейку около второго подъезда пятиэтажки.
  Они появлялись тут едва ли не раньше Стрельцова, скапливались в количестве от двух до пяти... языков и рассасывались ближе к полуночи. Невзирая на тонировку стекол, Артём перманентно ощущал кожей их любопытные, а иной раз и подозрительные взгляды и даже где-то бабушек понимал: стоит автомобиль, в нем целыми днями почти безвылазно сидит здоровенный бездельник. Очень подозрительно. Спасибо, что в милицию не сигнализировали. Вдруг в машине злыдень какой притаился, готовый покуситься на честь и имущество пенсионерок, да и ребятишки бегают...
  Гуляй поблизости от места дислокации старушек их внуки, или болтайся Артём по детской площадке, его наверняка посчитали бы маньяком. Педофилом или, вообще - геронтофилом. И тогда бы точно пришлось объясняться с представителями правопорядка. А так был шанс, что его за мента в засаде примут или за ревнивого мужа ветреной дамочки. Стрельцов хотел было нанести превентивный удар, подойти к старушкам, перекинуться парой фраз и наплести им что-нибудь про неверную супругу и любовника из дома напротив. Любовника с приметами Сергея Величева. Этим бы он сразу двух зайцев убил: и подозрения бы с себя снял, и информацию об образе жизни Величева и о вероятном времени его возвращения домой выяснил. Однако, раскинув мозгами, решил от данной идеи отказаться.
  Во-первых, разговаривать лучше с одной пенсионеркой - тет-а-тет человека и обдурить проще, и втереться к нему в доверие легче, а бабульки, как назло, в количестве меньше двух-трех около скамейки не околачивалось. И рожи старушек, прости господи, ему не нравились категорически. Прямо-таки собрание мегер и мымр. А во-вторых, кто ведает, как его встреча с Величевым обернется, не ровен час, дойдет до рукоприкладства. Или еще до чего... похуже. И тогда лишние свидетели, готовые подтвердить, что '...энтот парень тем мужчиной интересовался...', ему не нужны.
  Авось бабки и без разъяснительной работы не достигнут высшего градуса бдительности и не начнут в милицию названивать. Общаться с сотрудниками правоохранительных органов Стрельцову совсем не хотелось. Пообщался уже, достаточно.
  Старушки ареал наблюдения не покидали, поэтому Артём испытывал страшные неудобства. О том, чтобы нагадить где-нибудь на прилегающей территории под прицелами нескольких пар бдительных глаз, и речи идти не могло, тогда бабки его точно запишут в извращенцы, и объяснений с милицией не миновать. И продолжать слежку после подобного 'акта вандализма' будет бессмысленно - старушки со свету сживут. Если раньше наряд ППС в отделение не заберет за мелкое хулиганство.
  А бегать искать нормальный туалет - тоже не выход. Пока бегаешь, ищешь, появление Величева можно пропустить. А вдруг он вообще на пять минут домой заскочит и снова уедет? Ведь, судя по тому, что за несколько дней Величев в квартире не соблаговолил нарисоваться, дома он гость редкий. И когда он еще появится, вилами по воде писано. Хоть в пустую бутылку из-под минералки отливай.
  Стрельцов все-таки приспособился. Терпел до последнего, а когда становилось совсем невмочь, бегал в расположенный на соседней улице институт, в котором имелся общедоступный ватерклозет, где и справлял нужду, а затем возвращался обратно. Вернее, не бегал, а сначала шествовал чинно до угла, провожаемый глазами старушек, а затем несся вприпрыжку до института. Безусловно, рисковал пропустить 'клиента', но иного ничего придумать не сумел. Да и риск сводился к минимуму - пробежка туда и обратно занимала всего от четырех с половиной до пяти минут.
  Если проблема с отправлением нужды худо-бедно решалась, то другая беда изводила Артёма невероятно, и справиться с ней шансов не было. От человека, находящегося в засаде, в 'гнезде наблюдателя', в обязательном порядке требуется умение концентрировать внимание, а по этой части у Стрельцова имелись...сложности. Обладая взрывным темпераментом и весьма деятельным характером, он даже в оптимальном состоянии здоровья и пары часов безотрывного наблюдения за одним определенным объектом не выдержал бы, а сейчас, после ранения - тем более. А с учетом постоянного недосыпания и почти непрекращающегося давления на мочевой пузырь сосредоточиться исключительно на наблюдении за подъездом было выше его сил.
  Полюбовавшись обстановкой около пресловутого дома номер сорок семь 'А' минут десять, Артём неизбежно отвлекался. Он постоянно ловил себя на том, что или закрывает глаза и начинает проваливаться в легкую дрему, или пытается прочитать заметку в газете, которая лишь миг назад лежала на пассажирском сиденье, или тупо пялится на дисплей приемника и крутит тумблер громкости. Причем тот момент, когда он отвлекался, ускользал от сознания. Казалось, пару мгновений назад бодрствовал, а уже чуть ли не сон приснился, газету вроде и не брал, но половину статьи успел одолеть. Похлопывание по щекам, растирание бровей и век, самокритика, изложенная сквозь зубы в непарламентских выражениях, и даже поливание головы минералкой не помогали. Вернее, помогали слабо. На пяток минут хватало, а потом все начиналось снова. Раздражение и усталость к ночи накапливались в таких количествах, что Стрельцов был готов кого-нибудь убить. Перед сном. Перед долгим и глубоким сном. И убить чрезвычайно жестоким способом. Жестоким, но желательно быстрым - когда настолько умаялся, затяжные формы членовредительства, типа колесования, подвешивания за ребро или сажания на кол, не прельщают. Скоренько, не затягивая процесс, отрезал головушку, и баиньки.
  Каждый следующий день был еще тяжелее предыдущего. Искомый субъект не объявлялся, и мировосприятие, и без того не оснащенное очками со слащаво-розовыми стеклами, упало до отметки 'бесконечное уныние'. И где этот ублюдок шляется?! Он дома совсем не бывает?
  Случалось, к дому подъезжали на автомобилях, подходили или, наоборот, выходили из подъезда мужики, внешне похожие на Величева. Вернее говоря, на его фотографию, которую Артёму показывал следователь. Всякий раз Стрельцов оживлялся, пару раз выскакивал из машины, как ошпаренный кот, и едва ли не бросался за 'Величевым'. Однако, приблизившись к кандидату в недруги и разглядев его с близкого расстояния, Артём убеждался, что это очередная пустышка, и человек явно не тот, что был на фотографии. Просто похож издалека.
  Правда, подобным образом Стрельцов дергался только в первый день, когда еще его захлестывал азарт слежки, а уверенность в непременном появлении Величева дома с минуты на минуту была непробиваемой. На вторые-третьи сутки наблюдения Артём поостыл и прежде, чем выпрыгивать из автомобиля, стал внимательно присматриваться к человеку. Приглядевшись же, понимал, что это снова не тот.
  От безделья и непреходящего дискомфорта у Стрельцова стало разыгрываться воображение. Порой ему чудилось, что он проспал Величева, и тот успел проскочить в подъезд, хотя на рассудочном уровне осознавал абсурдность подобных предположений. Самого Величева он мог проворонить, но машину - и первокласснику ясно, что бандит не пешком притопает - никак бы не пропустил. Не на такси же он приехал. А даже если и на такси, или браток его подвез в то время, когда Артём по нужде в институт бегал, не сидит же он дома безвылазно. Это же не библиофил и не поклонник латиноамериканских сериалов, а самый настоящий бандит, со слов следователя, активный член преступной группировки, и большая часть его жизненных интересов, несомненно, сосредоточена вне четырех (или сколько там их?) стен собственного жилья. Представить, что подобный тип сутками просиживает дома, было очень сложно. И разыгравшееся стрельцовское воображение пасовало.
  А еще Артёму иногда казалось, что Величев вообще не приедет или, если желаете, не придет. Уехал подлец в солнечные края пузо греть, а Стрельцов будет возле опостылевшего подъезда сидеть безвылазно и безрезультатно. Пока не посинеет или с катушек не сорвется. Или то и другое вместе. В самые же тяжкие минуты отчаяния Артёму мнилось, что он неправильно понял Данильца, или же тот его обманул. Или же забыл черты лица с показанной следователем фотографии. И он начинал судорожно вспоминать, что именно сказал ему следователь, мысленно воспроизводить увиденный в прокуратуре портрет. Вспоминал, воспроизводил - лицо врезалось в память намертво - и успокаивался. Ненадолго.
  Поскольку едва минула утренняя часть дежурства, и сонливость отступила, а всех прелестей 'засадного сидения' на сегодняшний день Стрельцов еще не успел вкусить, его моральному и физическому состоянию можно было присвоить степень...средней паршивости. Сейчас Артём находился в промежуточной стадии медленного закипания, между раздраженно-активным оптимизмом с элементами самовнушения (...ну, вот сегодня точно повезет, явится...) и бесконечной безысходностью, подкрашенной агрессией ко всему сущему (...никто не придет, я сижу здесь напрасно! А эту старуху, которая пялится на машину третий час, я удавлю, аки Моську!).
  Недавняя пробежка до института слегка качнула чашу весов обратно, в сторону...некоторого смирения. Вот только уже одолевала необоримая сонливость, сегодня она нагрянула как никогда рано. И еще эта медленная музыка! Чертовы французы, наплодили шансонье! И хотя Артём уважал подобную музыку, дабы не свалиться в объятия Морфея, он решительно ткнул кнопку на панели, меняя радиочастоту. Динамики закашлялись, извергая хриплые скороговорки: то ли рэп, то ли хип-хоп. Что характерно, на русском языке. На всякий пожарный Стрельцов чуть-чуть прибавил громкости - вдруг в безнадежном сражении с дремотой речитатив поможет - и отхлебнул кофейку из термоса. В тех же целях. Последние два дня он готовил кофе настолько крепкий, что слезы на глаза наворачивались, а сердце норовило выскочить из тесной конуры грудной клетки.
  Артём сделал еще пару глотков из термоса и...чуть не захлебнулся. К единственному подъезду дома номер сорок пять 'А' мягко подкатил темно-синий тонированный BMW модели 'x5', и из него вышел субъект с физиономией как две капли воды похожей на морду с заветной фотографии. На мгновение, на краткую единицу времени, потребную для одного выдоха, Стрельцов растерялся, заколебался, усомнился в собственной памяти, но только на мгновение.
  Он?
  ОН!!!
  Наконец-то. Стрельцов обрадовался так, словно увидел не вероятного убийцу своей любимой жены, а старинного друга, с которым не общался долгие годы. Одновременно обрадовался и вздрогнул от короткого, но яростного приступа ненависти. Пока объект его смутных неудовлетворенных желаний не скрылся в недрах подъезда - ищи его потом по этажам, по квартирам, - Артём поставил термос на панель, умудрившись не расплескать кофе, машинально выхватил из бардачка газовый баллончик, выбрался из автомобиля и стремительным шагом направился за Величевым.
  Ввиду того, что мозги любого наблюдателя работой незагружены, последние дни Стрельцов - в те минуты, когда беспощадные физиологические потребности ненадолго отступали, и он был в состоянии что-то соображать - пытался сконструировать возможный сценарий разговора с Величевым и старался продумать собственные реплики. И много чего придумал, заготовил десятки фраз. И баллон с нервно-паралитическим газом приготовил на случай недопонимания и вероятных осложнений. Однако все заготовки вылетели из головы, их вытеснило какое-то безумное веселье по поводу завершения его 'засадных мучений', и Артём шел к подъезду, не зная, что будет делать и что говорить. Хорошо хоть баллончик сообразил прихватить.
  Ноги сами несли его вперед. Разумной осторожности хватило лишь на одно заранее продуманное действие: Стрельцов не сорвался на бег, что под пристальными взглядами трех 'скамеечных' старушек стало бы верхом легкомыслия. Не в извращенцы, так в бандюги точно запишут. Артём замедлил шаг, дождался, пока Величев зайдет в подъезд, чтобы ситуация со стороны не выглядела как преследование, и проскользнул следом, ухватив пальцами закрывающуюся дверь в последний момент. И облегченно перевел дух. Двери по укоренившемуся уже общероссийскому обычаю были оснащены домофоном, а в связи с тем, что ключ у Стрельцова по понятным причинам отсутствовал, он сильно рисковал. Если бы успел сработать электронный замок, двери превратились бы в непреодолимую на некоторое время преграду. В принципе ничего страшного, раз прибыл в жилище, соответственно, рано или поздно его покинет. С учетом того, что за четверо суток Величев нарисовался дома впервые, скорее рано, чем поздно. Но даже кратковременное ожидание Артёма не устраивало, продолжать засадное сидение ему было уже невмоготу. Сработай сейчас перед его носом дверной замок, Стрельцов, наверное, взвыл бы от разочарования.
  Слава богу, двери с 'доводчиком' закрывались медленно. И Артём представившийся шанс просочиться в подъезд не упустил.
  Шагов Величева слышно не было. Где-то чуть в стороне и несколько выше раздалось характерное - подобные звуки издают створки лифта - шуршание, и тут же загудел подъемный механизм. Поднявшись по короткой лестнице и завернув за угол, Артём оказался на площадке первого этажа. Никого там не увидев, Стрельцов скоропалительно пришел к очевидному умозаключению, что Величев успел воспользоваться лифтом, и рванул вверх по ступенькам. Со стремительностью если не горного козла, то спринтера, забыв о последствиях ранений и противопоказаниях в части физических упражнений столь высокой степени интенсивности.
  Забег вверх по лестнице завершился на середине дистанции. Уже через пяток прыжков кровь начала стучать в ушах, и Артём не услышал, когда лифт остановился. Поэтому, забежав с пеной на губах и проклятиями на устах на пятый этаж, запыхавшийся 'спринтер' слегка удивился, обнаружив там типа, орудующего ключами у дверей крайней квартиры. Помня о пресловутом всеобъемлющем законе подлости, он готовился скакать до верхнего этажа. Справедливости ради, человек с ключами удивился сильнее. Он испуганно обернулся на звук - шумел Стрельцов изрядно: топал, громко дышал и сипел - и выронил ключи.
  Артём, несколько умерив прыть, но не останавливаясь, двинул к Величеву и прохрипел:
  - Мгхр-р?
  Вопрос получился, мягко выражаясь, не совсем членораздельным, и Величев его явно не понял. Не удосужившись подобрать ключи, он оторопело уставился на Стрельцова и законно поинтересовался в ответ:
  - Чего?!
  Артём затормозил, перевел дыхание, вытер пот со лба и уже более внятно переспросил:
  - Вы случайно не Сергей Величев?
  Переспросил для подстраховки, на фото в прокуратуре Артём видел именно этого персонажа. И хотя вопрос был задан очень вежливо, пожалуй, даже интеллигентно, его долгожданный собеседник изменился в лице, отшатнулся от Стрельцова, как от чумного, и поднял руки то ли в защитной стойке, то ли желая осенить себя крестным знамением.
  - Ты?!! - выдох Величева был похож на крик.
  Артём на риторический вопрос не ответил. Этот выдох - вскрик и не адекватные ситуации телодвижения выдали мерзавца с головой. Хотя голос показался Артёму незнакомым - когда его катали на машине он подобных фальцетов не слышал,- но Величев определенно узнал Артёма. Видеть же его негодяй мог только при вполне определенных обстоятельствах - в памятный июньский день.
  Самые последние, микроскопические сомнения улетучились. Артёма захлестнула волна ярости, но не обжигающе-пламенной, застилающей багровым туманом глаза, а холодной, при которой сознанием жестко контролируется даже не каждый шаг - каждая мысль.
  Дальнейший переговорный процесс на лестничной клетке терял всякий смысл. Стрельцов как-то отстранено подумал, что им неплохо бы уединиться в помещении, где их общению никто помешать не сможет. Лестничная клетка на пятом этаже - тоже не Пятое авеню, но все же общественное место, и появление тут нежелательных очевидцев вполне реально. В любой момент. Квартира Величева для уединения и душевного общения, наоборот, подходила идеально, и Артёма осенила 'гениальная' идея переместить беседу именно туда. Вернее, переместить в квартиру собеседника, а потом...продолжить разговор.
  Однако, учитывая испуг Величева, его настороженность и однозначно оборонительную стойку атаковать этого малого прямо сейчас было невыгодно и опасно. Шум получится изрядный на радость гипотетическим любопытным соседям. К тому же еще неизвестно, кто кого и куда переместит, поскольку физическое состояние Артёма, чего греха таить, далеко от идеального, а Величев на первый взгляд мужик, хоть и не очень здоровый, но явно непростой. Справиться с ним будет нелегко. И его откровенный испуг - скорее помеха, чем подспорье, напуганный человек способен наворотить дел. А если, не дай бог, у него при себе есть оружие...
  К счастью, Величев не только испуганно насторожен, но и растерян, и если отвлечь его внимание и использовать до конца фактор внезапности, то все обойдется без лишней суеты. Каким бы поганым не было самочувствие Артёма, на один неожиданный ход его хватит, особенно если вспомнить про зажатый в руке козырь - газовый баллончик. Пожалуй, и в добрый хлесткий удар справа он вложиться сумеет. Надо лишь эти козыри с умом использовать.
  Поскольку во время пробежки все планы и заготовки из головы выветрились, пришлось выступать экспромтом.
  - Вы ключи на пол уронили, - ровным голосом произнес Артём и показал рукой, той самой, в которой был зажат балкончик, куда-то под ноги Величеву. Тот купился на обманку, словно младенец, и опустил взгляд вниз. Артём мгновенно воспользовался оплошностью недруга, шагнул вперед, задержал дыхание и выпустил длинную струю паралитика ему в морду.
  -У-у-у!.. - Величев согнулся пополам, обхватил лицо ладонями и пронзительно завыл.
  Артёма мимолетно удивился; обычно действие нервно-паралитического газа проявлялась по-другому. То ли срок годности баллончика вышел, то ли газ оказался слезоточивым. Гадать о причинах нехарактерной реакции Величева он не стал, времени не было. Вой пострадавшего от газовой атаки, довольно громкий и вполне способный переполошить соседей, призывал к активным действиям, поэтому Стрельцов аккуратно пнул бандита по причинному месту, а после того, как тот согнулся еще сильнее и рефлекторно отдернул руки от лица, стараясь защитить пах, добавил кулаком по зубам. На сей раз от души.
  Вой оборвался. Величев захрипел и мешком с картофелем завалился на правый бок. Артём быстренько подобрал ключи, сунул первый из них в верхнюю замочную скважину, повернул, и - о чудо!- дверь сразу открылась. Очевидно, хозяин уже успел отпереть второй замок. К счастью, терять время на возню с ключами и засовами больше не пришлось - внутренняя входная дверь оказалась незапертой, что в условиях современной российской действительности просто удивительно. Господин Величев, видимо, воров не боялся. Свернувшегося в позу эмбриона, слабо постанывающего и, видимо, пребывающего на грани потери сознания, хозяина жилого помещения Артём буквально волоком затащил внутрь квартиры и задвинул щеколду.
  Во время процедуры перемещения тела Стрельцов был вынужден задержать дыхание, дабы не наглотаться той отравы, которой угостил бандита. Протащить тушу взрослого и довольно упитанного мужика даже на короткое расстояние довольно тяжело и без дополнительных обременений, а если еще и не дышать, то вовсе караул. Хапнув ртом пару глотков 'свежего' воздуха, Стрельцов решил, что все-таки газ в баллончике слезоточивый, а не нервно-паралитический. Артём протер рукавом рубашки глаза, оставил бренное тело Величева у порога и заметался по комнатам в поисках подручных средств. Для нейтрализации активности и связывания. А то, не ровен час, очухается, тогда хлопот не оберешься.
  С веревкой не сложилось, зато в квартире нашлось средство, способное успешно ее заменить. И не подручное, а скорее специальное. Из тех, что обычно применяются правоохранительными органами для усмирения непокорных буянов. Выражаясь языком протоколов и постановлений, 'спецсредство'. Нашлось не сразу. Артём нарезал пару кругов по немаленькой трехкомнатной берлоге Величева, заглянул в несколько комодов, обшарил кухню, бегло просмотрел кладовку, успел себя обругать за то, что не удосужился запастись хотя бы скотчем, от безысходности вооружился длинным ножом для рубки мяса и, лишь вернувшись к входной двери, на самом видном месте - в прихожей, на прикрепленной к стене вешалке - обнаружил висящие на крючке наручники и резиновую дубинку. Длинную, милицейскую, прозванную в народе демократизатором. А ведь рассчитывал как максимум на кругляш клейкой ленты.
  Здоровенный нож для рубки мяса тут же был возвращен на законное место в кухонном столе.
  Владелец апартаментов к тому времени начал подавать признаки улучшения самочувствия. Он перестал постанывать, уже не лежал обмякшим кулем, а вяло копошился в углу на разбросанных по полу туфлях, кроссовках и ботинках, явно пытаясь подняться. Увидев сие безобразие, Стрельцов пожалел обувь и, сняв с вешалки дубинку, пресек вражескую возню. Пресек жестко, но аккуратно, с размаха приложив мерзавца дубинкой по затылку. Возня прекратилась, Величев рухнул на многострадальную обувь и затих. После этого оставалось лишь использовать по назначению второе спецсредство, что Артём и сделал, перетащив хозяина квартиры в просторную, очевидно, некогда переустроенную, ванную комнату, усадив на кафель и приковав правое запястье пленника к батарее. В лучших традициях жанра. На тот случай, если Величев придет в себя и возьмется хулиганить: орать благим матом, звать на помощь или грызть металл наручников, Артём заткнул ему рот. За неимением скотча, обыкновенной тряпкой, изготовленной путем разрезания на части полотенца.
  Получилось любо-дорого. Классическая картина: злодей и его жертва. Популярнейший литературный, да и что греха таить, жизненный сюжет. Из недалекого прошлого. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что персонажи не так давно были в шкурах друг друга. Связанный по рукам и ногам Стрельцов томился на неизвестной даче, а Величев был одним из - сомнений уже не осталось - его похитителей. Ныне же они махнулись ролями, обменялись масками. И сегодняшнее положение вещей нравилось Артёму куда больше.
  Полюбовавшись натюрмортом, Стрельцов решил, что одна деталька его не устраивает. А именно свободная от оков левая рука 'павшего товарища'. Во-первых, небезопасно - имеется пространство для маневра, можно ударить кулаком, схватить за одежду или совершить иное нехорошее телодвижение, а во-вторых, для такого мерзавца как Величев свободная рука будет излишней роскошью. Артёма-то на даче никто не жалел, обе клешни завязали.
  Непорядок.
  И его следует устранить, картину слегка подправить. Стрельцов отстегнул кольцо 'браслетов' от батареи, завел вялые руки пленника за спину и вновь застегнул наручники. За трубой. Кроме того, притащил из кухни первый попавшийся на глаза заменитель веревки, которым оказался шнур электропитания, и примотал им левую ступню Величева к основанию ванной. Ногу к ножке. Теперь при всем желании даже подобия сопротивления бандит оказать не сумеет. И когда очнется, почувствует себя чрезвычайно 'комфортно'.
  Закруглившись с неотложными мерами по обезвреживанию противника, Артём вышел из ванной, доковылял до кухни, уселся на стул и попытался расслабиться.
  Не получилось. Кровь метрономом гулко стучала в висках, в правом боку кололо, по спине, лбу и животу едва ли не ручьями катился пот и, как выразился бы врач-нарколог, наблюдался выраженный тремор пальцев рук. Стрельцов вытер ладонью пот со лба и взглянул на настенные часы. Погоня и последующая возня заняли всего-то минут десять, а 'впечатлений' - на добрый час. Артём посидел немножко, отдышался и попробовал привести хаотично мечущиеся мысли в относительный порядок. А затем открыл на кухне кран с холодной водой и ополоснул лицо и руки.
  Сумбур в голове не то чтобы рассеялся, а присмирел. Мысли метаться и скакать не перестали, но темп прыжков замедлился, и некоторых, самых тяжеловесных ментальных скакунов Артём уже успевал ухватить... за хвост. Или, вернее, за суть. А с другой стороны, нахлынули эмоции. В тот момент, когда он увидел долгожданного врага, Стрельцов на мгновение вспыхнул, окунулся в сверкающий поток ненависти, но затем под прессом почти невозможной в его состоянии физической нагрузки волна отхлынула, чувства отступили на второй план. Все 'упражнения' Артём выполнял, как говорят, 'на автомате'. Однако теперь эмоции снова набирали силу.
  Пока ненависть не помутила разум, надо было определяться с дальнейшими действиями. Из того, что он сумел ухватить, самой дельной представлялась идея немного отдохнуть и осмотреться. Погулять по квартире, успокоиться, окончательно утихомирить расшалившиеся мысли и попытаться удержать в узде эмоции, продумать дальнейшую тактику поведения, а уже затем приступать к беседе с Величевым. А то такая злость захлестывает, что трудно удержаться и не забить, не затоптать пленника ногами. Что было бы поступком глупым и неконструктивным.
  Допустим, выплеснет он зреющую в душе ярость, даст волю гневу и затопчет супостата, превратит в кровавую отбивную, раскатает тонким слоем фарша по кафелю. А дальше что? Прочие неведомые Стрельцову подонки останутся безнаказанными? Ведь помимо Величева еще кое-кто над Артёмом издевался, и за убийство Насти тоже наверняка не один - ныне прикованный к батарее - индивидуум отвечать должен. Он же не волк-одиночка, а член преступной группировки.
  Удивительно, но Артём боялся именно этого - страшился, что сорвется и прикончит Величева до того, как подробно его расспросит и узнает о причинах своего похищения, о его заказчиках, выведает информацию обо всех Настиных убийцах. И не сумеет свершить месть. А вот вероятные осложнения с правоохранительными органами его совершенно не волновали. В чем крылась причина подобного бесстрашия, то ли в уверенности, что его никто никогда не найдет и не вычислит, а если найдет и вычислит, то ничего не докажет, то ли в наплевательском отношении к собственному будущему, Артём и сам объяснить не мог.
  Единственную не рожденную эмоциями, а потому не связанную с разнообразными методами членовредительства, идею Артём претворил в жизнь и побродил по квартире. Осмотрелся.
  Жилище Величева особенно не впечатляло; обычная трехкомнатная берлога, из тех, что в газетах помечаются значком 'новая планировка', с интерьером, несущим печать холостяцкого бытия. То бишь все функционально, никаких излишеств, минимум уюта и индивидуальности. В квартире пахло запустением. Особенно явственно этот запах ощущался на кухне, где из мусорного ведра довольно ощутимо тянуло тухлятиной. То ли мясной, то ли рыбной. С темных верхних углов комнат свешивались серые портьеры паутины. Артём поморщился. Очевидно, что хозяин в квартире... редкий гость, и фактически не живет, а посещает.
  Завершив неспешный обход 'хаты' и осмотрев достопримечательности, вернее, огорчившись их отсутствию, Стрельцов вернулся в ванную комнату. Хозяин апартаментов еще пребывал в нокауте и признаков активности не подавал. В проверочных целях Артём аккуратно пнул его в бок и убедился, что Величев бессознательное состояние не симулирует. Пнул, убедился и удивился. Поразился тому, что легко себя контролирует и вполне может ограничиться одним единственным ударом ногой, тогда как несколько минут назад сдержаться и не добавить еще пару десятков увесистых пинков было бы очень тяжело.
  Прогулка действительно снизила накал эмоций. Теперь Артём уже не трясся от нетерпения в предвкушении жестокой расправы над недругом и не желал незамедлительно вырвать ему кишки, заставив подонка жрать свои же потроха. Он был готов подождать, потерпеть, сначала поговорить по душам и только потом... слегка дать волю чувствам.
  Есть сомнения, что Мать Тереза в схожей ситуации вела бы себя так вызывающе гуманно. Удивившись собственному человеколюбию, Стрельцов решил, что для окончательного успокоения надо бы чуток принять на грудь, и отправился на поиски спиртного.
  Бар надежд не оправдал, огорчив Артёма неизбывной пыльной пустотой, зато выручил холодильник, где завалялись две бутылки пива и початая поллитровка водки. Не бог невесть что, но за неимением кухарки, как говорится, и дворника...пользуют. Чай не барин. Почему-то сильно хотелось пить, в связи с чем одна бутылка пива была приговорена к высшей мере незамедлительно. И приговор столь же скоро приведен в исполнение. Снятая зубами пробка полетела в сторону, а пенный янтарный напиток хлынул в глотку.
  Убрав стеклотару в подванивающее мусорное ведро и прихватив алкогольный 'боезапас', Стрельцов расположился на кресле в зале и приступил к планомерному уничтожению спиртосодержащих жидкостей. Нарушив священное правило опытных выпивох 'никогда не понижать градус и не смешивать напитки', он продолжил 'процедуру успокоения' водочкой, на десерт оставив вторую бутылку пива.
  Цель была достигнута: на Артёма снизошло такое спокойствие, что спустись сейчас с потолка зеленокожий головастый инопланетянин с антеннами на воронкообразных ушах или зайди в комнату говорящий помидор в шляпе и очках, он бы и глазом не моргнул. Разве что в ларек бы отправил за добавкой. Или зеленолицего гуманоида, или очкастого представителя семейства пасленовых. Или обоих сразу.
  Напитки, прозрачно-холодный и пенно-янтарный, смешавшись в желудке в убийственный коктейль и ударив по мозгам, соорудили в сознании мощный барьер, сквозь который эмоции если и проникали, то с огромным трудом и в очень урезанном, куцем виде. К сожалению, за упомянутый барьер помимо эмоций также почти не проникали и мысли. Голова стала легкой, будто из нее удалили все содержимое, а кости черепа заменили бумагой. Вроде бы, немного выпил, но сказались, очевидно, стресс и употребление на пустой желудок. Артём сосредоточиться на чем-либо не мог, он просто сидел, остекленев до неподвижности, и тупо пялился на обои.
  Неизвестно, сколько времени продолжалась бы бездумное разглядывание узоров на стене, если бы Стрельцов не услышал посторонние звуки. Шум в ванной комнате послужил тем раздражителем, который заставил его отвлечься от изучения обоев и соответствующим образом прореагировать. То бишь вернуться к реальности, сползти с кресла и проследовать в ванную комнату.
  Причины шума оказались вполне понятны и предсказуемы: хозяин квартиры уже не только очухался, но и совершал энергичные телодвижения. Наверное, пытался освободиться или привлечь внимание соседей. Он извивался всем телом, дергал левой ногой, а правой, словно горячий степной скакун, периодически бил в пол. Точнее, лупил ступней по кафелю. Кафель не поддавался, и даже звуки ударов получались довольно тихими - сопел пленник не в пример громче, что не удивительно: Величев был обут в мягкие сандалии на тонкой подошве, едва ли не в сланцы. Такими чешками кафель не разобьешь, это вам не армейские боты. Не разобьешь и серьезного шума не создашь.
  Вместе с тем возня и шумовое оформление Артёму не понравились. Шум вывел его из прострации, он начал приходить в себя и кое-что соображать. Алкогольный барьер в сознании не рухнул, но ...источился. Эмоции сквозь него по-прежнему не проникали, а вот мысли уже проскакивали. И одна из них была о том, что постоянный равномерный стук, пусть и не слишком громкий, могут услышать соседи снизу. Не дай бог, еще пойдут разбираться, кто там тишину нарушает. Для предотвращения подобного развития событий и в целях прекращения вопиющего нарушения тишины Стрельцов немедленно принял надлежащие меры. Для начала с размаха врезал нарушителю ногой в живот, а когда тот, выпучив зенки, дернулся, согнулся, насколько позволяли наручники и провод, и - о, счастье!- перестал истязать кафель и собственные конечности, спросил:
  - Ты чего копытом бьешь, конь ретивый?! Возомнил себя ахал... акелке... - Артём помял губы, сосредоточился и медленно, едва ли не по слогам, произнес: - Ахал-ке-тинцем?
  Произнес и чуть-чуть возгордился: значит, он не настолько набрался, если сумел справиться со сложным словом. В бурные студенческие годы, когда выпивать приходилось не в пример чаще и интенсивнее, случалось, и на простенькие термины членораздельности речи не хватало. Артём улыбнулся, вспомнив, что в их теплой студенческой компании имелся даже своеобразный тест: тот, кто мог без запинки выговорить название популярной тогда марки пива 'Адмиралтейское' признавался кристально трезвым и вообще невероятным героем-богатырем.
  От неожиданно нахлынувших воспоминаний о бесшабашной юности отвлек Величев. Очевидно, приняв риторический вопрос Артёма по поводу коня и копыта, за неподдельный интерес, пленник что-то промычал в полотенце. Промычал, что характерно, еще толком не разогнувшись.
  - Что-что? - переспросил Стрельцов.
  В ответ Величев снова издал мычание.
  Догадавшись, что общение с индивидуумом, у которого рот заткнут самодельным кляпом, бесперспективно, Артём сходил в коридор за 'демократизатором', вернулся, помахал им перед носом пленника и томным голосом предупредил:
  - Вякать начнешь - зубы выставлю. Ясно?
  Хозяин квартиры кивком обозначил понимание проблемы и готовность сотрудничать. Выглядел он, откровенно говоря, импозантно. Слезящиеся глаза, красный нос, развороченная, похожая на плохо слепленный, разбухший пельмень верхняя губа, воздвигнувшаяся над торчащим изо рта куском полотенца, потеки крови, тропинками тянущиеся от затылка к шее. Впору пожалеть, если бы было за что.
  - Дергаться тоже не советую, целее будешь, - ободрил пленника Стрельцов, поставил в угол дубинку, наклонился и вытащил кляп.
  Величев рекомендации принял во внимание и сидел не шелохнувшись. Только по сторонам зыркал и носом хлюпал. Подобное послушание Артём оценил по достоинству и похвалил бандита.
  - Молодец. Если и дальше так спокойно себя вести будешь, может, и живым останешься. Ты мне что-то хотел сказать?
  - А?- Величев выпучил свои красные зенки, в которых плескались недоумение и страх.
  - Ничего не хотел? А зря,- расстроился Артём. - Я вот имею желание с тобой по душам поговорить.
  - Тебе чего надо? - прохрипел пленник.
  - Чего мне надо... - Артём задумался. В голове все еще царил сумбур, мысли проскакивали алкогольный барьер, но не останавливались и продолжали скакать дальше, и сосредоточиться было сложно. Стрельцов желал сказать и спросить очень многое, но, что именно говорить прямо сейчас, как выстроить последовательность слов, не знал.
  Для того чтобы чуток протрезветь, встряхнуться и если не привести мысли в относительный порядок, то хотя бы их обуздать, пришлось снова прибегнуть к апробированному средству - умыванию холодной водой. Только теперь воспользовавшись услугами водоснабжения не на кухне, а непосредственно в ванной комнате.
  Безотказное средство вновь подействовало - струя холодной воды неплохо провентилировала мозги, несмотря на то, что Артём ограничился смачиванием физиономии. Закруглившись с водными процедурами Стрельцов повернулся голову к Величеву, провел ладонью по лицу и добродушно улыбнулся.
  - Мне много чего надо...
  
   * * *
  - Мне много чего надо... - Мужик провел клешней по мокрой морде и плотоядно ухмыльнулся.
  От этой страшной крокодильей ухмылки Серегу едва не перекосило. 'Он что, умом подвинулся?' - мелькнула испуганная мысль. Впрочем, 'испуганная' - слишком мягко сказано. Скорее, судорожно-паническая.
  Когда Серега увидел какого-то странного мужика на лестничной клетке, он не испугался. Ведь окликнул его явно не тумановский ликвидатор - запыхавшийся от пробежки по лестнице краснорожий крендель на киллера не тянул. А разных упырей бояться Велик не привык. Узнав в запыхавшемся мужике того самого воскресшего Стрельцова, который так и не сподобился откинуть сандалии на острове Гладышева, тоже не устрашился. Не откинул сандалии, значит, в ближайшее время откинет. И получив от 'крестничка' струю ядовитой дряни в рыло с присовокуплением ударов по зубам и... другим уязвимым частям тела, не струхнул, просто времени не было бояться. К тому же в тот момент другие чувства нахлынули, настигли, скрутили. Даже очнувшись после удара - чем скотина приложил, интересно, битой, что ли? - по кумполу и обнаружив себя прикованным наручниками к батарее, Величев испугался, но не слишком сильно. И не в таких переделках бывал. Да, к батарее его никогда не приковывали, но он и в перестрелках участвовал, и в стрелках, и на ножах приходилось... А однажды, лет десять назад, ребята Имама Гусейнова, с которым в то время враждовал Туман, поймали Велика, упаковали и бросили в багажник 'Волги'. Серега пролежал в багажнике почти сутки, не ел, не пил, ходил под себя, и ничего, выжил. Конечно, беспомощное состояние угнетало, но Величев справился со страхом и стал совершать активные действия: проверять бдительность спеленавшего его урода и прочность опутавшего ногу провода.
  Сейчас же, увидев ужасную ухмылку Стрельцова, Велик запаниковал. Он забыл о гудящей башке, слезящихся глазах, свербящем носе, ноющих губах и прочих... причиндалах. И осознал, что в ТАКИХ переделках он еще не бывал. И, вероятно, уже никогда не будет. Потому что его самого не будет. Ведь спокойный отстраненный взгляд и сердечная улыбка 'восставшего из мертвых' ничего хорошего Сереге не сулила. Во взгляде 'крестника' Величев прочел приговор самому себе. Прочел, хотя и не особо-то умел по глазам читать и соображал после всех этих ударно-газовых процедур туго. А тут сразу уразумел, что Стрельцов напал на него и приковал к батарее совсем не для того, чтобы стихи при луне читать. И что мужик вполне способен его пришить, а выручить Серегу, как в случае с ребятами Имама, некому.
  Велик никогда не испытывал подобного страха. А ведь последнюю неделю он только и делал, что боялся. Отстрелявшись в прокуратуре, он в тот же день в полном соответствии с полученными инструкциями позвонил Косте Масальскому и кратко поведал, как его прокурорская морда мытарила. Кратким изложением Масальский не удовлетворился, и Велику пришлось являться пред очи и излагать подробности при личной беседе. Туманов встретиться с ним не и пожелал. К счастью.
  Беседа с Костиком вроде бы прошла как обычно, вместе с тем одна ее деталь испугала Серегу до желудочных колик. Костя был очень, очень доброжелателен, приторно чуток, почти ласков, чего за цепным псом Туманова обычно не замечалось. Масальский хвалил Серегу без меры, подбадривал, радовал новостями. Например, сказал, что Алексей Михайлович доволен и подумывает о том, чтобы вернуть Велика в команду. А пока шеф думает, Серега может отдыхать, расслабляться, не возбраняется и побухать. Когда же, прощаясь, Костя поинтересовался Серегиным финансовым положением и предложил помочь деньгами, Велика это просто добило. Книги Величев почитывал и знал о существовавшей на Востоке традиции задабривать приговоренных к смерти и одаривать их перед убийством. Он понял, что Туман поставил на нем крест, и надо ждать перо в бок или пулю в голову. Понял и испугался. Испугался настолько, что сразу же после разговора с Масальским, бросив машину и никуда не заезжая, отправился в жилищное агентство и снял квартиру, где и сидел безвылазно последние дни. При этом, наперекор пожеланиям Кости, в рот ни капли не брал и не расслаблялся. Даже в окна старался не выглядывать, а до супермаркета за продуктами добирался едва ли не перебежками.
  К сожалению, деньги быстро закончились, также как и продовольственные запасы, и Серега вынужденно покинул свое временное обиталище. Разжиться бабками он мог дома, в банке или в кафе. Соваться в кафе было бы равносильно самоубийству, наверняка там есть тумановские стукачи, банк тоже отпадал, поскольку карточки и документы хранились дома, поэтому оставался один вариант - наведаться в собственное жилье. Серега и наведался, предприняв все меры мыслимые предосторожности. Почти успешно. На тумановских ликвидаторов не нарвался, уже стоял на пороге квартиры и открывал дверь, когда нарисовался этот хмырь. И страха он поначалу не вызывал. Однако теперь казалось, что лучше бы Серега на киллеров нарвался.
  Ужас проник не только в голову, он охватил душу и проник в иные части тела - спина покрылась липким потом, а живот свело судорогой. Страх ворочался внутри голодным медведем и рос, расползался, расширялся. И справиться с ним Серега был не в состоянии. Особенно сейчас, будучи абсолютно, можно сказать, кристально трезвым. Пьяному и море по колено, и горы по плечу, не говоря уже о том, что в фазе 'полного отключения', которой Серега достигал нередко, все горести, беды и опасности - по барабану.
  Эх, лучше бы он внял ненавязчивой рекомендации Кости Масальского и забухал. И пребывал бы ныне в счастливой и беззаботной стране алкогольных грез, чуждой страшной и безжалостной реальности, а не корчился бы от ужаса, вжимаясь телом в холодный кафель.
  Безнадега!
  Никто ведь не примчится, не спасет, Туманов на нем крест поставил, дружки разбежались, и из собственного кафе ни один холуй не придет и не позвонит. Исчезни Серега на неделю, на месяц, да хоть навсегда, ни один человек не пошевелится, не побеспокоится. Пропал, и бог с ним, бывает... Разве что мать искать начнет, но она за тридевять земель живет.
  И звать на помощь бесполезно, хоть подстреленным бизоном реви, не услышат. Звукоизоляция в квартире великолепная, на окнах стеклопакеты, да и никого из соседей сейчас, скорее всего, нет дома - все на работе или учебе. А пенсионеры - во дворе. Нет, никто не услышит. А если и услышит кто, пока будут разбираться-собираться, этому ожившему покойнику никто не помешает кляп обратно засунуть, Серегу пять раз завалить, расфасовать по сумкам и убраться восвояси. Однако Величев был в такой панике, что закричал бы, отринув доводы разума, попытался бы позвать на помощь, позабыв и про отсутствие дома соседей, и про отменную звукоизоляцию. Заорал бы, наплевав и на собственную гордость, и на недвусмысленное предупреждение Стрельцова по поводу выставления зубов, но... не смог издать ни звука. Навалилось какое-то оцепенение, горло перехватило, словно экс-покойник его загипнотизировал.
  Паника все же одолела гипноз, оцепенение спало, и изо рта вылетел пронзительный вопль:
  - По-мо-ги-и!..
  Вопль получился оборванным, поскольку Стрельцов моментально подскочил к Сереге и засадил ногой в живот. Дыхание перехватило, окончание призыва о помощи застряло в глотке. Когда удалось вдохнуть-выдохнуть, между зубами уже находилась прокладка в виде скомканного куска полотенца.
  - Вот, гнида, с ним, можно сказать, по-хорошему... - ровным голосом посетовал Стрельцов висящему над раковиной зеркалу. - Он, наверное, меня серьезно не воспринимает...
   Никто бы не удивился, разозлись 'крестник' и попинай Велика. Удары по ребрам Серегу, конечно, не обрадовали бы, но такая реакция, по крайней мере, была бы понятна. А эти интонации и слова испугали Величева еще сильнее, и он замычал и замотал головой, показывая, что, наоборот, очень серьезно воспринимает человека, приковавшего его к батарее.
  Однако Серегины потуги пропали втуне, 'крестничек' в его сторону и не посмотрел, предпочитая общаться с зеркалом.
  - Придется поучить товарища хорошим манерам. - Стрельцов вздохнул, развернулся и вышел из ванной.
  Вернулся он через минуты, сколько именно их минуло, Серега не сказал бы и под действием пентотала натрия, более известного в народе как 'сыворотка правды'. Минуты показались ему часами, его терзали очень нехорошие предчувствия, и дважды прошиб холодный пот.
  Предчувствия не обманули. Стрельцов вернулся в ванную комнату с большим ножом для рубки мяса, если хотите, тесаком. Велик когда-то давно, в незапамятные времена, купил тесак вместе с набором других ножей и никогда им не пользовался, даже забыл, где он валяется. А этот псих ножик отыскал.
  Возвращению 'психа' с тесаком в руке Серега не обрадовался. Осознавая, что тот вовсе не говядину разделывать собрался, Велик от ужаса едва не подпортил штаны. Он задергался, замычал, пытаясь избежать чего-то неотвратимого и непоправимого, а чего именно - и сам не понимал. Также не понимал, что никакие его телодвижения не спасут. Он просто бился пойманной в силки птицей у батареи и мычал.
  Стрельцов подошел к нему и, глядя исподлобья, тихим ровным голосом спросил:
  - Я предупреждал, что орать не стоит?
  Вопрос носил риторический характер и ответа не требовал. В любом случае кляп во рту и страх в душе помешали бы Сереге вымолвить хоть что-нибудь членораздельное. И 'крестничек', кажется, разговаривал больше не с Великом, а сам с собой.
   - Предупреждал. Советовал не дергаться? Советовал... Так что, извини... - Стрельцов схватил Серегу за левую руку, заломил ее и прижал к батарее. Велик попытался вырваться, но куда там; в наручниках разве вырвешься. Его возню и безостановочное отчаянное мычание Стрельцов и не заметил. Он только перехватил руку, встал поудобнее, отогнул Серегин мизинец и махнул тесаком.
  Что-то чавкнуло, хрустнуло, и... ладонь словно опустили в поток расплавленного металла. То, что Велик испытывал до этого, можно было назвать легким неудобством. Чудовищная боль резанула так, что у Сереги по щекам покатились крупные горошины слез, а застрявший в глотке вопль едва не разорвал барабанные перепонки и не вывернул челюсти.
  Резанула, приостановив на мгновение работу всех органов чувств, и почти сразу отпустила. Пусть не совсем, но ослабила хватку, снизилась до приемлемого уровня. Серега не успел осознать, что именно произошло. Он только отстраненно отметил, что по спине течет... жидкость, а Стрельцов наклоняется и подбирает с пола какой-то странный бледно-розовый с багрово-коричневыми пятнами предмет, похожий на короткий обломок ветки. И вдруг Величев увидел на обломке ветки... ноготь.
  Это был палец.
  И не просто палец, а человеческий мизинец!
  Мизинец, отделенный от руки!
  ЕГО МИЗИНЕЦ!!
  ЕГО ОТДЕЛЕННЫЙ ОТ ТЕЛА ОКРОВАВЛЕННЫЙ МИЗИНЕЦ!!!
  Когда Серега уразумел, что именно ему 'посчастливилось' увидеть, он потерял сознание.
  
   * * *
  
  Ну что за впечатлительный подонок попался! Увидел палец отрубленный, и не целиком, а всего-навсего две фаланги, и в обморок грохнулся. Не хуже нервной дамочки из богоугодного заведения. Интересно, как Величев при столь нежной нервной системе братвой заправлял, ведь в преступной группировке он не простым 'быком' был, а целым (теперь, правда, не совсем) 'бригадиром'? Или в мире, где до сих пор живут 'по понятиям', ныне иные веяния, и умение орудовать ножом и кастетом, а также привычка не гнушаться крови и боли уже не числятся в приоритетах 'реальных пацанов'?
  Обморок бандита удивил Артёма. Просто нонсенс: палец ему отрубал, мерзавец не взвыл от боли, не отключился, лишь дернулся, и цвет лица не изменился, а сунул ему кусок мизинца под нос - болезный с копыт долой. Некрепкие какие-то ныне бандиты пошли. Со слабой психикой.
  - Какая страна, такие и бандюги... - посетовал Стрельцов. Он положил нож на пол, отрубленную часть величевского перста бросил в угол, не в тот, где дубинка стояла, а противоположный, и ополоснул руки. Хотел еще кровь с кафеля подтереть - вроде всего пару фаланг отмахнул, а набежало словно с барана, - но передумал. Коли негодяй нервный, то лужа крови на полу не помешает, а скорее, наоборот, будет способствовать доверительной беседе, создавая нужную атмосферу и развязывая увечному язык. А будет упорствовать - процедуру усекновения перста не сложно повторить.
  А крови все же многовато. И бежит, не останавливается...
  - Как бы голубок ласты не склеил раньше времени, - пробурчал под нос Артём. Скоропостижная бандитская смерть от кровопотери в планы Стрельцова совсем не входила, у него слишком много вопросов к Величеву накопилось. Откровенно говоря, входила ли в его нынешние, сиюминутные, планы смерть бандита, пусть не скоропостижная, а долгая и мучительная, Стрельцов и сам не знал.
  Конечно, поверженного супостата можно было не только убить, но и поглумиться над ним, покуражиться, на спине крест вырезать, например, или заставить подонка собственный палец сожрать, или еще что-нибудь сотворить унизительное и болезненное. Артём имел на это полное моральное право: ладно, его неприхотливо и незамысловато истыкали ножом, не грех и простить, а вот то, что сотворили с Настей...развязывало ему руки. И попадись ему Величев сразу после выписки из больницы, даже пару недель назад, то одним отрубленным пальцем подонок бы не отделался. В аналогичной ситуации две недели назад мерзавец бы лапшой из собственных внутренностей давился, кровью умывался и умолял о смерти. А сразу после выписки Артём просто рвал бы тварь на куски и посыпал солью, невзирая на слабость и боль. Да что там две недели назад, еще вчера Артёму казалось, что будь его воля, он бы всех виновников Настиной гибели...оскопил и расчленил. Еще пятнадцать минут назад на лестничной площадке готов был втоптать врага в бетонный пол. А вот теперь, когда Величев был полностью в его власти, к подобным непотребствам душа не лежала.
  Она вообще ни к чему не лежала. И убивать ублюдка не хотелось, и в живых оставлять - тоже. Лютая ненависть потеряла силу, азарта и злости уже не хватало. Нет, на медленное перепиливание ножом горла Величева их бы хватило с избытком, но вот на то, чтобы получить удовлетворение от процесса собственноручного уничтожения врага... едва ли. А если удовлетворения не будет, стоит ли руки марать? Допустим, отправится Величев, предварительно исповедовавшись в грехах тяжких, в мир иной - Настю все равно не вернешь. И легче от того, что Артём лично подонка удавит, если и станет, то чуть-чуть. Пустота, поселившаяся в груди, не исчезнет.
  А с другой стороны, с какой радости бандита щадить? Настю и его самого никто не щадил. Да и нельзя такое оставлять безнаказанным. Принцип талиона не зря же придуман.
  Вопрос был из разряда 'почти по Шекспиру': убить или не убить? Однако, в отличие от принца Датского, вопрос Стрельцова не мучил, не терзал. Эмоции отсутствовали. То ли все в душе внезапно выгорело, то ли с алкоголем перебор случился, но над тем, убивать Величева или не убивать, Артём размышлял отстраненно, как будто решал прикладную задачу по физике. Опасения по поводу того, что разум захлестнет волна ненависти, и он может прикончить Величева, не узнав о причинах своего похищения, о его заказчиках, не выведав информации обо всех Настиных убийцах, оказались напрасными. Ненависть пока не возвращалась, разум не туманила и не требовала немедленного претворения в реальную действительность кровожадных грез 'больничного периода'. Чувства будто атрофировались.
  Если бы не эта атрофия, Артём наверняка удивился бы собственной выдержке: он отмахнул палец человеку с невероятным хладнокровием, будто всю мясо кромсал, не хуже квалифицированного патологоанатома. Отмахнул без излишней суеты, без злорадства, словно выполняя привычную, надоевшую работу. Неприятную, но необходимую.
  Недолго думая, прикладную задачу о дальнейшей судьбе Величева Артём отложил на потом. Лучше повременить, посмотреть на поведение бандита, а там - авось кривая вывезет. Если мерзавец начнет ломаться, играть в молчанку-несознанку, то придется заняться серьезным членовредительством, и тогда оставлять бандита в живых нежелательно. А не будет запираться, исповедуется, то жизнь сохранит. Правда, здоровье - едва ли, поскольку даже в случае чистосердечного раскаяния и дачи признательных показаний... все едино без легкого членовредительства не обойтись.
  Преступление совершено, один из преступников найден, значит должно быть и наказание. А поскольку покарать преступника кроме Стрельцова некому - компетентные органы расписались в собственном бессилии,- то ему и определять меру наказания. И применять - тоже ему. С конкретной мерой наказания Артём еще не определился, но твердо решил причинить Величеву боль. Физическую боль. Или что-нибудь отрубить или отрезать. Отчекрыжить, одним словом, в лучших традициях Средневековья. Отпилить деталь от бандитского организма в целях назидания и профилактики будущих преступных деяний. Причем не обязательно существенную деталь; руку или ногу Артём отрубать не станет, он ведь не изверг. Достаточно еще пары пальцев или уха.
  Странно, но то, что Величев, оставшись в живых, может попытаться отомстить или сообщить в милицию, Стрельцова не заботило. Он почему-то был уверен, что о мести бандит и помыслить не посмеет, а уж о том, чтобы в органы заявление по поводу полученных побоев и увечий написать - тем более. И даже если доблестные милиционеры сами инициативу проявят (им ведь из больниц сообщают о криминальных травмах, а за медицинской помощью Величев обратится непременно), то правды им не расскажет.
  И вообще, отрубленный палец и иные - весьма вероятные в недалеком будущем - телесные повреждения - отнюдь не проявления садизма и не месть, а лишь дань справедливости. В ее изначальном, исконном смысле. Той справедливости, по законам которой за око отнимали око. Эту самую справедливость Стрельцов и собирался вершить, точнее, уже вершил. И то - по сниженным тарифам, если бандита он все-таки не умертвит. А поскольку действия Артёма основаны исключительно на законах справедливости, то опасаться ответных мер Величева не стоит. Другое дело, что своих дружков-бандитов он предупредить может, но это не сложно предотвратить. И ничего выдумывать не надо, просто подержать взаперти день, три дня, неделю или сколько потребуется времени, пока Артём до остальных подельников не доберется.
  Собственные - почти бредовые - умозаключения казались Стрельцову стройными и логичными. Изъянов в них он не замечал. А то, что Величев может не согласиться с его оценкой принципов справедливости и решиться, пардон за несуразность, на ответную месть от внимания ускользало. Равно как и то, что содержание бандита под замком связано с целым ворохом проблем: когда приходить-уходить, как кормить-поить и водить на отправление естественных надобностей, как соблюдать режим безопасности и так далее.
  Зато от внимания не ускользнуло то, что лужа крови на полу продолжала увеличиваться в размерах, а слабонервный гражданин в обмороке... залежался. Осознав данный факт, Стрельцов незамедлительно затеял реанимационно-восстановительные мероприятия. В ходе скоротечного обыска он и простейших таблеток, вроде аспирина и цитрамона, найти не сумел, не говоря уже о полноценной аптечке. Даже закрались подозрения, болел ли вообще Величев когда-либо? Хотя бы с похмелья. Или от всех хворей пивом и рассолом лечился? Однако тут же в одном из ящиков комода были обнаружены россыпь разнообразных пилюль, а также антисептические и перевязочные средства в виде початого флакона йода, пластырей и бинтов.
  Йод и бинты использовал по назначению. Полфлакона йода Артём незамысловато вылил на рану - Величев вздрогнул, но глаз не открыл,- а бинтами плотно перемотал обрубок мизинца. Кровь течь перестала, теперь она слабо сочилась сквозь повязку, украшая бинты багровыми пятнами.
  Закончив с перевязкой, Стрельцов освободил пластиковый стаканчик от зубной щетки и тюбика с пастой, плеснул в него холодной воды из непересыхающего источника - крана - и устроил бандиту легкий душ.
  Физиономию слабонервного гангстера слегка перекосило, но он так и не пришел в себя. Тогда Артём стал проводить комбинированные реанимационные процедуры: лил воду на морду Величева и лупил его по щекам.
  Подействовало. Минуты через две Величев захрипел, дернулся и открыл глаза.
  - Очнулся? - заглянув в мутные, снулые зенки бандита то ли задал очередной вопиюще риторический вопрос, то ли констатировал факт возвращения оппонента в сознательное состояние Артём.
  На вопрос-констатацию Величев никак не прореагировал, лишь таращился на Стрельцова и моргал. Подождав пяток минут, пока бандит очухается окончательно - пришлось размять кости, прогуляться до кухни, включить чайник и организовать себе чашечку кофе со сливками, - Артём приступил к допросу. Он расположился на табуретке с чашкой ароматного напитка в руке и для затравки разговора пожурил Величева:
  - Что же ты такой нервный, Сергей? - Отхлебнул кофейку и несколько запоздало, но вежливо осведомился: - Не против, кстати, чтобы я тебя по имени называл?
  Допрашиваемый не возражал: головой не мотал, не протестовал, а частое моргание вполне можно было расценить как знак согласия. Артём соответственно его и расценил.
  - Это хорошо. - Он подпустил нотку задушевности в голос и предложил:- Поговорим?
  Величев завозился и что-то мыкнул.
  - Поговорим... - удовлетворенно заметил Стрельцов.- Я сейчас вытащу тряпку, но для начала прослушай правила поведения на борту. То есть тут. - Левая, незанятая кофейной чашкой, рука Артёма совершила круговое движение. - Правила элементарные, доступные даже для такой тупой образины, как ты. Правило один: без моего разрешения ты пасть не открываешь, дышишь и воздух портишь лишь тогда, когда я соблаговолю отмашку дать! Если нарушишь правило один, то не обессудь - придется тебе еще что-нибудь отчекрыжить. Возможно, что-нибудь более существенное, чем мизинец. Поэтому прежде, чем поганую пасть разевать, хорошо поразмысли...
  - Правило номер два: я делаю все, что хочу, ты тоже делаешь то, что я хочу. В полном согласии и единении. И так далее. Как в армии. Если сержант не прав, смотри пункт первый: сержант всегда прав... В армии служил? Нет? Ну, ничего, жить захочешь - поймешь. А жить ты будешь лишь при условии неукоснительного соблюдения этих правил, и то, если я решу, что... тебе не возбраняется и далее топтать земную твердь и порочить мир своим никчемным существованием.
  Невольно восхитившись собственной велеречивостью: 'Эк, меня разобрало, целую нотацию прочитал!', Артём сделал паузу, оскалился и проникновенно осведомился:
  - Надеюсь, ты меня понял?
  В ответ допрашиваемый несколько раз моргнул.
  - Еще раз спрашиваю, ты меня понял? Орать не собираешься? - Стрельцов поднял с пола нож для рубки мяса и медленно покачал им перед физиономией бандита.
  Очевидно, на сей раз вопросы были сформулированы более четко и недвусмысленно, потому что Величев прореагировал на них куда выразительнее: вжался в стену и бодро закивал головой.
  - Чудесно.
  Артём вернул нож на пол, допил кофе, сунул чашку в раковину и вытащил изо рта пленника импровизированный кляп. Убедившись, что бандит кричать, звать на помощь не собирается, только шумно дышит, шевеля опухшими губами, словно выброшенный на берег окунь, Стрельцов повесил выполнивший функции кляпа и уже размотавшийся кусок полотенца на один из приклеенных к стене крючков и удовлетворенно заметил:
  - Продолжаем разговор...
  И задумался.
  Задумался о том, как лучше поступить: сразу ли Величеву про Туманова намекнуть или сначала прикинуться неосведомленным и лишь затем, прослушав бандитскую исповедь, буде таковая случиться, козыри на стол выложить? А то наврет ведь, подлец, с три короба, и не проверишь в одночасье.
  От высоких дум отвлек Величев, который не внял предупреждениям и, не выдержав гнетущей тишины, вякнул:
  - Слышь, это... я, типа, готов заплатить... - вякнул, правда, относительно негромко.
  На мгновение вновь наступила тишина, а потом в ванной комнате раздался хохот. Не гомерический, конечно, и не радостно-заливистый, довольно натужный, но почти искренний смех. Артём от смеха даже слегка нагнулся и хлопнул себя по коленям:
  - Готов... ха-ха... заплатить... ха-ха-ха...
  - Не, в натуре готов, сколько скажешь, только сумму назови... в разумных, типа, пределах.
  Смех оборвался.
  - В разумных пределах, говоришь... - медленно процедил Артём, оглядывая Величева, словно диковинный экспонат кунсткамеры, и вдруг сорвался на яростный хриплый шепот: - Ты что, решил деньгами меня задобрить, насекомое?! Да я тебя лучше раздавлю, как таракана, и деньги твои поганые засуну в ... - возникла вынужденная заминка, поскольку завершить фразу затасканным 'тебе в задницу' было бы слишком банально и глупо, а иного адреса для засовывания казначейских билетов он с ходу придумать не мог. Да и ни к чему придумывать, голову ломать. Еще чего не хватало - распинаться перед мелким бандюганом. Поэтому Артём ломать голову не стал, фразу так и не закончил, а просто сорвал с крючка многострадальный 'кляп' и вновь применил его по назначению. Запихал его Величеву в рот.
  Разозлил мерзавец Артёма изрядно. Невзирая на алкогольную броню и атрофию эмоций. Беспардонное 'финансовое' предложение бандита пробило барьеры и вызвало острый приступ гнева, справедливости ради, кратковременный. Стрельцов на секунду-другую вспыхнул, но почти сразу остыл и вернулся в исходное 'бесчувственное' состояние.
  - Думал откупиться? - уже спокойно промолвил Артём. - Неужели рассчитывал, что я твои бабки возьму, после того, что ты и твои дружки с моей женой и со мной сделали? Такой большой, и такой наивный... Помнишь 'Кавказскую пленницу'? В жизни как в кино: долги нужно не оплачивать, их надо смывать... Только у нас с тобой не комедия, и я солью стрелять не собираюсь. Да и не из чего. Лучше я тебе еще что-нибудь отрежу. А то непорядок: правила поведения на борту оглашены, а ты их не соблюдаешь. Пасть без разрешения раззявил, предложения непристойные делаешь. За свои слова надо отвечать. Не обессудь, но придется... - Стрельцов взял нож и спросил: - Что бы отчекрыжить?
   Он ощущал, что постепенно трезвеет, и эмоциональная атрофия скоро пройдет. А когда эмоции вернутся, его начнет тошнить от собственных слов и поступков. Плащ безжалостного палача ему не плечу, роль сурового инквизитора - не по нутру. И он вот-вот сорвется. Или сбежит, ничего не узнав об остальных негодяях, или просто убьет Величева, опять-таки не получив от него нужной информации. А если он ничего не узнает, то все напрасно. И слежка, и беготня, и игра в допрос с пристрастием. И вообще вся затея с отмщением. Артём тряхнул головой, словно пытаясь отогнать дурные мысли; не хватало еще бередить душу, и без того истерзанную, сомнениями по поводу целесообразности своих действий. Ожидания не оправдались, блюдо оказалось слишком охлажденным. Ежели еще и в сомнения удариться, то впору завыть попавшим в капкан волком и подыскивать подходящую веревку вкупе с прочной перекладиной.
  Алкоголь выветривался, и, дабы избежать ненужной рефлексии, сомнений и прочих психологических напастей, требовалось немедленно получить полную и подробную информацию об убийстве и убийцах. Используя расхожий жаргонизм, 'расколоть' бандита. Расколоть очень быстро, пока он не стал до такой степени сам себе отвратителен, что возникнут рвотные позывы. А более эффективных методов экстренного получения сведений, чем пытки и запугивание, человечеством еще не придумано. Можно еще, конечно, вспомнить то ли придуманные писателями, то ли реально существующие 'сыворотки правды', но где их взять простому смертному, не являющемуся героем шпионского романа или сотрудником спецслужб?
  Реальная альтернатива этим проверенным столетиями методам отсутствовала. Осознавая данное обстоятельство и одолев вялый внутренний протест против собственной бесчеловечности и кровожадности, Артём продолжил 'воспитательную работу'.
  - Может, тебе руку отрубить? Или причиндалов лишить? Чтобы не размножался, не увеличивал количество насекомых на Земле.
  Бандит отчаянно замотал головой.
  - Не хочешь? - изобразил удивление Стрельцов. - Так и быть, оставлю хозяйство в целости. Я же не садист и не зверь лютый, понимание имею. Однако за несоблюдение правил наказать тебя должно. Социалистический принцип неотвратимости наказания и прочее... Идея! - Острие ножа взмыло вверх. - Второй мизинец явно лишний. Вот его я и отрежу. Для симметрии. И гуманно, и поучительно...
  Бандит уже не мотал головой, он извивался ужом, корчился, словно припадочный, и безуспешно старался заползти под ванну. Не обращая внимания на корчи и поползновения, Артём оседлал Величева, зажал его голову локтем и попытался схватить и отогнуть мизинец на правой руке. Где там... Пленник, прикованный, привязанный и в значительной степени лишенный подвижности, начал изгибаться и трястись столь неистово, что подбрасывал взгромоздившегося сверху 'наездника'. 'Наездник' же в укротители диких мустангов не рвался, и скачка на стреноженном, но необъезженном 'скакуне' его не вдохновляла. Дабы урезонить распоясавшегося пленника, Артём дважды ткнул его ножом. В правое плечо.
  Утихомирить настоящего мустанга ударами шелковой нити или словесными увещеваниями было бы наверняка легче. На футболке Величева проступили темно-багровые пятна, но он не успокоился, наоборот, еще активнее задергался и засучил 'копытами'. Вернее, одним копытом, поскольку второе было прочно привязано к ножке ванной.
  - А ну тихо!! - прикрикнул на 'скакуна' Артём, но с тем же успехом он мог кричать на работающую мясорубку.
  Пришлось сменить тактику. Стрельцов завалил 'коня' на левый бок, наполовину затолкав его в то место, куда он рьяно стремился - под ванную, затем уперся в шею коленом и стал нащупывать вражеские перста. Полностью обуздать 'скакуна' не удалось, но до правой кисти неприятеля Артём с грехом пополам добрался, вывернул ее, ухватил мизинец, прижал к трубе и взмахнул своим палаческим орудием.
  Мимо. Еще один взмах.
  Снова промах. Лезвие заскрежетало, соприкоснувшись с металлической трубой.
  С третьей попытки Артём попал. Однако лишь немного надрезал мизинец, лезвие углубилось в плоть на доли сантиметра. Опасаясь из-за тряски попасть по собственным пальцам, он ударил слишком тихо и аккуратно. Казалось, что в исходном положении: частично под ванной, прикованный и привязанный, а также придавленный девяноста двумя килограммами (хорошо, после ранения - минус полпуда) живого веса, сильно корчиться и изгибаться категорически невозможно, но после этого удара пленник значительно увеличил интенсивность движений и амплитуду колебаний свободной правой ноги. А в дополнение принялся колотить затылком по локтю. Что характерно, не по своему локтю, а по Артёмову. И хотя черепушка бандита, безусловно, страдала больше локтевого сустава Стрельцова, долбежка действовала на нервы и доставляла неприятные ощущения.
  Плотина, сдерживающая волну эмоций, уже потрескивала, комок тошноты полз по пищеводу по направлению к горлу, и Артём, плюнув на аккуратность и точность, убрал подальше свою руку и рубанул тесаком. Рубанул от души, не глядя и не выбирая, куда придется.
  Попал удачно, только... пальцы в стороны полетели. Скорее всего, относительно удачности удара у бандита имелась собственная точка зрения, но его никто не спрашивал. Да и вряд ли он что-нибудь сейчас сумел бы сказать.
  Едва нож завершил свой полет, лязгнув уже не по батарее, а по настенному кафелю, Величев прекратил корчиться и замер. Артём слез с пленника, опустил нож в раковину и умылся. И вроде в крови не испачкался, но вдруг захотелось помыть руки. Мелькнула то ли язвительная, то ли безумная мысль о том, что он так все лимиты на воду хозяину квартиры изведет. Вплоть до отключения. Смочив ладони, Артём присел возле пленника. Бандит лежал, не шевелясь, и неотрывно смотрел остекленевшими глазами куда-то в угол. Проследив за направлением его взгляда, Стрельцов увидел валяющиеся на полу два окровавленных обрубка. Ком тошноты мгновенно преодолел пищевод и достиг горла. Его едва не вырвало. К дипломированному психологу ходить не надо: на роль мстителя и палача Артём явно не годился.
  От полного позора Стрельцова спасла необходимость оказания бандиту медицинской помощи. Требовалось остановить кровь, а то негодяй, не дай бог, в ящик сыграет. Стараясь не смотреть в угол, где лежали отрубленные пальцы, Артём взялся за бинты и йод и приступил к исполнению уже другой роли - добровольного медбрата. Пока бинтовал раны, выяснилось два обстоятельства. Во-первых, хотя глаза бандита оставались открытыми, тот пребывал в глубоком ауте. Когда случилась потеря сознания, Артём и не заметил. А во-вторых, последним ударом Стрельцов отрубил не пальцы, а... палец. Большой палец правой руки, точнее - фалангу. По крайней мере, у Величева не хватало двух фаланг на мизинце левой руки и одной фаланги на большом пальце правой. Некоторое недоумение поначалу вызвало наличие двух обрубков в углу, но затем Артём вспомнил, что именно туда швырнул удаленный в ходе предыдущего усекновения перст, и оно рассеялось. Разлетавшиеся после удара во множественном числе пальцы, надо полагать, привиделись.
  Что привиделось Величеву оставалось загадкой, но пока Артём ворочал тяжеленную бандитскую тушу, держал пальцы, бинтовал их и безжалостно заливал йодом, мерзавец даже не вздрогнул. А йодом открытую рану обрабатывать, это не примочки на синяки ставить - любой стоик от боли взвоет громче лишенного любимого лакомства слона. Тут же оба пальца - сплошная рана. Поэтому то, что Величев на варварскую 'заливку йодом' никак не прореагировал, свидетельствовало о глубине беспамятства. А что послужило причиной 'коматоза', слабые бандитские нервы и склонность к обморокам или обильная кровопотеря, Стрельцова волновало мало. Жив, и славно, если жив.
  Перевязка благополучно завершилась, кровь текла менее интенсивно, однако пострадавший в сознание так и не пришел. Впрочем, судя по ровному дыханию, безвременная кончина от полученных телесных повреждений и психологических травм Величеву не грозила.
  Появилась возможность передохнуть, собраться с мыслями, но самозваному медбрату стало не до отдыха. Артёму вдруг резко подурнело, он понял, что неотвратимо, катастрофически быстро трезвеет. Появились злость и гадливость. Причем сломавшие алкогольную преграду чувства были направлены не только на поверженного бандита, но и на себя любимого. Более того, отвращение к самому себе и собственным поступкам нарастало, снежным комом. Другой ком, тот, который полз из желудка по пищеводу, стоял уже даже не в горле, а где-то под языком.
  - Отребье, подонок, негодяй, так ему и надо, - шептал под нос заклинания Стрельцов, но они магического эффекта не имели, и совесть не успокаивали. Как Артём ни уговаривал себя не забывать о том, что Величев - никчемная тварь, недостойная высокого звания 'человек' и вполне заслуживающая не только отрезания пальцев, но и кастрации, да и не голову он же бандиту отсек, убедительные с любой точки зрения доводы пропадали втуне. От мясницкой составляющей процедуры 'допроса' его мутило.
  Случайный взгляд, брошенный в угол ванной комнаты, прорвал плотину. Прорвал во всех смыслах. Стрельцов подскочил к раковине и изверг из себя содержимое желудка. И еще разок изверг. Желудок существенно облегчился, но, к сожалению, легче не стало, обосновавшийся в горле ком никуда не исчез, не говоря уже о гадливости.
  Ни периодическое метание фарша, ни занятие самоистязанием в намерения Артёма не входили, в связи с чем на повестке дня встал в полный рост вопрос о возвращении удобоваримого самочувствия. В противном случае закончить 'допрос с пристрастием' он не сподобится. Бутылка водки или коньяка со стопроцентной гарантией приведут его в норму. Простите, не в норму, атрофия чувств, 'эмоциональная тупость' никоим образом не может считаться нормой. В то интересное состояние, в котором море по колено и горы по плечу. И в котором он не будет блевать от одного вида отрубленных человеческих конечностей. Им же самим отрубленных. И не конечностей даже, а так, малозначительных частей тела.
  Нехитрое решение лежало на поверхности. Пока Величев в ауте, сбегать до ближайшего магазина, купить поллитровку беленькой и незамедлительно ее употребить. В смысле, не бутылку, а ее содержимое. Есть риск, что его кто-нибудь увидит, но риск допустимый. Главное, чтобы не увидели, как он выходит из квартиры и возвращается обратно.
  Немного поколебавшись и предварительно потоптавшись в целях безопасности у дверного глазка, Артём отправился на вылазку. Обошлось без незапланированных встреч и инцидентов, если не считать таковыми разные мелочи. Например, обнаружение незапертых дверей собственного автомобиля. Очевидно, он впопыхах забыл их захлопнуть, не говоря уже о том, чтобы включить сигнализацию. Удивительно еще, что вездесущие воры столь пикантной ситуацией не воспользовались.
  Затарился Артём по полной программе. Купил две поллитровки водки, три банки пива, запивку в виде пакета апельсинового сока и закуску в виде хлеба, чипсов, маринованных огурцов и сырокопченой колбасы. Хотя закуска не отвечала насущным потребностям метущейся стрельцовской души - скоропалительно повысить содержание спирта в крови до степени... исчезновения эмоций и потери совести, более того, от одного запаха колбасы в глазах темнело, а под языком появлялся кисловато-металлический привкус, - Артём все же на приобретение продуктов потратился. А то ведь недолго и переусердствовать, и вместе с потерей совести утратить ориентацию в пространстве и времени. И связь с окружающим миром.
  За время вылазки хозяин квартиры так и не очнулся и мирно покоился на прохладном кафельном полу. Удостоверившись, что бандит по-прежнему жив, дышит и отбывать в иные эмпиреи не готовится, Стрельцов прихватил пакет с покупками и удалился в зал, где устроился в облюбованном кресле.
  Водка в глотку не лезла. Теплая и горькая, она лишь раздражала вкусовые рецепторы. Артём еле-еле запихал в себя первую стопку и чуть не выплеснул обратно. Уже из желудка... или пищевода, кто там разберет. Чтобы водка не вырвалась, в прямом смысле слова, обратно, Стрельцов утрамбовал дозу стаканом минералки. А вместо второй дозы - в лучших традициях запойного жанра - набодяжил ерша. И изготовленный коктейль употребил. Что характерно, без закуски. Почти сразу его отпустило. Не теряя времени, довершил начатое еще парой порций. Слегка закружилась голова, но горечь исчезла. Артём ее больше не чувствовал, ни на языке, ни, что особенно важно, на душе. Совесть, или что там еще, мучившее его и внушавшее отвращение к собственным поступкам, благополучно уснуло. Или уснула. Стрельцова снова накрыло, словно волной, то состояние, в котором он не испытывал ни морального, ни физического дискомфорта от выполнения работы палача-дознавателя.
  Одна незадача - с выпивкой он, наверное, чуток переборщил, поскольку мысли сделались вялыми, медленными и ленивыми, похожими на игроков сборной России по футболу. Опасаясь все-таки потерять ориентацию, если не в пространстве, то во времени, Артём приостановил процесс изготовления и потребления ерша.
  - Пора будить мальчика... - этими словами он озвучил желание возобновить 'собеседование'.
  Пленник еще пребывал в беспамятстве. Не удовлетворившись подобным положением вещей, Стрельцов привел бандита в чувства. Для этого не понадобилось прибегать к помощи нашатырного спирта, Артём просто и незатейливо пинал и обливал водой Величева, пока тот не очнулся.
  Дав открывшему глаза бандиту несколько минут для...перезагрузки и оценки ситуации, Стрельцов пожаловался:
  - Трудно мне с тобой, Сергей. Хочу по-хорошему, объясняю, а ты не понимаешь. Доброту мою не ценишь. Я бы мог тебе ногу отпилить или руку, или, скажем, яйца, нет же, всего-то кусок пальца откромсал. А что от большого - сам виноват, не надо дергаться. Цени... - после небольшой паузы голос Артёма зазвенел стальной жесткостью. - Короче, вечер перестал быть томным, и твои брыкания меня утомили. Если, милый, ты снова начнешь суетиться и дрыгаться, я тебе причиндалы укорочу, обещаю! Веришь?
  Судя по судорожному кивку, Величев верил. Словно отцу родному или духовному наставнику.
  - И наследства ты тогда не оставишь. Дети есть?
  Бандит отрицательно дернул головой.
  - И не будет, если еще раз дернешься, - подбодрил его Стрельцов.- А теперь я вытащу у тебя из пасти тряпку, и мы начнем нормально общаться. Начнем ведь? Начнем. Я буду задавать вопросы, а ты будешь на них отвечать. Честно и откровенно, как на исповеди. Расскажешь все - поживешь еще... - Артём неожиданно громко чихнул.- Вот видишь, я не обманываю. И учти, лжи не потерплю. Не дай бог, ты сочинительством сказок займешься, я тебе еще один палец отрежу. Или мне почудится, что ты сказки сочиняешь, тоже минус палец. Их еще много, надолго хватит...
  Затем Артём очень доходчиво и образно обрисовал ожидающую бандита судьбу, вздумай он корчить из себя бесстрашного и мужественного партизана на допросе в гестапо. И почему тогда из него получится партизан страшный и женственный. Вернее, немужественный. Исключительно по причине отсутствия главных атрибутов мужественности, а не вследствие разного рода непотребств, как кое-кто мог подумать. И лучше ему сдать адреса, пароли, явки, добровольно и без лишних мучений.
  Короткая речь... производила впечатление. Даже на самого оратора. Слова рождались на языке и произносились автоматически, будто без участия мозга, Стрельцову казалось, что он произносит заранее выученный и не раз отрепетированный текст.
  На славу зверски замученной Зои Космодемьянской Величев не претендовал. То ли его впечатлило ораторское искусство Артёма, то ли убедили воспитательно-карательные меры насильственного характера, но он больше не брыкался и не сопротивлялся. И не пробовал открыть рот без разрешения. Когда Стрельцов в очередной раз выдернул кляп, бандит и не пискнул. И лишь после заданных вопросов заговорил.
  Заговорил, захлебываясь от усердия, выплевывая слова со страшной скоростью, как будто то, о чем рассказывалось, томило душу, лежало на сердце тяжким грузом, и бандит хотел быстрее от груза освободиться. Выкладывал все, что знал, с массой деталей и подробностей, важных и ненужных. Используя известный по кинофильмам и книгам детективного жанра язык, не чуждый ни операм, ни жуликам, раскололся до самой... печени.
  Словоизлияниям, вернее, словоизвержениям образумившегося 'партизана' никто не мешал, он исповедовался в форме свободного рассказа. Артём не останавливал его и не перебивал, иногда направляя неиссякаемый поток слов в нужное русло короткими уточняющими вопросами. Через десяток минут Стрельцов несколько утомился от прослушивания, и у него зачесались кулаки заткнуть фонтан добрым ударом по зубам, слушком уж длинной и бестолковой получалась исповедь негодяя. К счастью для 'допрашиваемого', зуд в кулаках почти сразу исчез - в последнее время Стрельцов часто проявлял прямо-таки неприличное терпение. Ему даже стало немножко смешно от того, как старается бандит вымолить прощение и сохранить, если не жизнь, то хотя бы надежду на нее, и сдает подельников с усердием и рьяностью, достойных лучшего применения.
  А Величев, словно медвежонок из знаменитого мультфильма 'Ежик в тумане', все говорил, говорил...
  
   * * *
  
  Исповедь Величева развеяла в пух и прах большинство гипотез и предположений, ранее высказанных следователем, а также выстраиваемых Артёмом. Единственное, в чем следователь Данилец оказался прав - изначальным затейником оказался небезызвестный Туманов, которому нужно было скомпрометировать основного конкурента по выборам. Величев поведал, как его два месяца назад вызвал шеф и поручил найти и прирезать припасенным загодя гравированным ножиком бывшую подружку депутатского сына. И как задание Серегины пацаны благополучно про... валили. И тогда Туманов поручил ему убить уже нового дружка бывшей Калининской пассии, а если и тут прокол выйдет, то подыскать любого лоха, лишь бы он с сыном депутата где-нибудь пересекался. Все остальное ни следователь, ни сам Стрельцов и представить не могли, поскольку дальше начиналась самодеятельность Величева.
  Бандит не скрывал ничего, называл имена, адреса и прочее, и Артём склонялся к тому, чтобы ему поверить. На ходу сочинять столь запутанные истории под силу разве что очень хитрому, продуманному и изобретательному человеку, а Величев явно по другому ведомству. И напуган так, что родную мать готов заложить. А заодно - бабушку с дедушкой. И тетушку с племянниками - впридачу. Практически без нажима, слабенький подзатыльник для ускорения мыслительной деятельности не в счет, Величев сдал собственных дружков - участников нападения на Артёма и тех, кто был причастен к похищению и убийству Насти. И даже поведал о спрятанном в самодельном тайнике оружии, хотя никто его об этом и не спрашивал.
  Проведенная тут же на месте проверка показаний подтвердила искренность мерзавца. В кладовке за отодвигающимся плинтусом в вырубленном в стене углублении Артём нашел два пистолета - один из них с глушителем - и россыпь патронов. Недолго думая, Стрельцов изъял оружие и боеприпасы в качестве трофеев, авось пригодятся, еще ведь с оставшимися подонками как-то разобраться необходимо. А 'Беретта' и 'Макаров' с глушителем - куда более весомые в любых разборках аргументы, чем газовый баллончик или резиновая дубинка типа 'демократизатор'. Словно рачительный хозяин, Артём патроны, 'Макара' и 'Беретту' упаковал в непрозрачную пластиковую тару и положил возле порога, дабы забрать, когда придется покинуть этот гостеприимный кров.
  К сожалению или к счастью, разбираться, видимо, придется не со всеми негодяями. Если верить Величеву, часть второстепенных персонажей, в том числе и дачный мордоворот, отправлены на отдых в иные регионы, а то и страны, и вернутся очень не скоро. А убивший Настю подонок - Андрей Никитин, он же Кривой, получил свое. И месть не состоится. Или уже состоялась. Величев собственноручно зарезал Никитина, с его слов, именно за убийство Насти.
  Бандит клялся и божился, что убивать жену Артёму никто не собирался, ее похитили лишь для того, чтобы Стрельцов не брыкался, и через денек непременно бы освободили. Величев приказал и пальцем ее не трогать, в Настиной смерти виноват исключительно 'придурок Кривой', у которого в последнее время совсем крыша поехала, и он стал совершенно неуправляемым. А вот Артёма Величев действительно хотел завалить и нож рядом с телом подкинуть, да не удалось. Завалить не удалось.
  Было похоже на правду.
  Слова Величева о том, что Настю убил именно Никитин, сомнений не вызывали. Или бандит не соврал, или он актер уровня Смоктуновского. Он вываливал все, подчистую, нужную информацию и совершенно бесполезную, рьяно и истово. И солгать даже в малости сумел бы едва ли. Величев дошел до того, что добровольно рассказал о том, когда и за что привлекался органами и как отмазался. Также покаялся, что последнюю неделю прятался на съемной квартире, поскольку шеф люто осерчал на него за проваленную 'тему', отобрал бригаду и бизнес, и вообще не сегодня-завтра его могут 'списать', то бишь закопать в землю метра эдак на два. И если бы не финансовая нужда, домой бы он не возвращался. И, что удивительно, Величев код сейфа, где деньги лежат, назвал и ключи от него отдал. Опять же по собственной инициативе.
  Просто осуществленная мечта Остапа Бендера, хотя и слегка откорректированная - ключи от квартиры Стрельцов уже экспроприировал. Дабы удовлетворить любопытство, Артём сейф открыл, однако кроме пяти или шести пачек денег в разной валюте внутри железного хранилища ничего не было. Деньгами он побрезговал, не опускаться же до банального грабежа. Одно дело оружие изъять, а другое - чужими деньгами поживиться, пусть и нажитыми, как пить дать, нечестным трудом.
  Кстати, в пользу искренности Величева свидетельствовала и последняя беседа со следователем, когда он поведал об опознании второго трупа. И тут сходится. Значит, убийца мертв.
  Стрельцов не знал радоваться ему или печалится в связи с тем, что упырь, повинный в смерти Насти, тоже завершил земной путь. Есть еще люди, которых должно призвать к ответу, но тот, кого Артём мечтал задушить собственными руками и к кому испытывал самые острые эмоции, уже...призван. От этого хотелось завыть. Или горько засмеяться...
  На всякий пожарный Артём записал имена, клички, адреса всех подонков, причастных к его похищению и убийству Насти, даже тех, до кого дотянуться в настоящее время было невозможно. Авось доведется свидеться, земля, она, говорят, круглая.
  Бандит постепенно выдыхался, словесный фонтан иссякал, паузы становились длиннее. Все чаще Стрельцову приходилось задавать наводящие вопросы, а ответы все реже отличались конкретикой и информативностью. Когда Величев начал безбожно повторяться, стало ясно, что 'допрос' пора заканчивать.
  Нужные сведения получены, хотя какая-то недосказанность не давала покоя, доставляла неудобство, словно застрявшая в глазу соринка. Несмотря на то, что Артём очень внимательно слушал 'исповедь', ему казалось, что упущено нечто важное. Некий пробел мешал целостному восприятию, картина не складывалась, отсутствовал кусочек мозаики. И вдруг Артём понял, чего не хватает. Он так и не узнал из рассказа Величева, почему именно чета Стрельцовых 'приглянулась' бандитам. Этот момент то ли Стрельцов прослушал, то ли Величев в рассказе упустил. И Артём предельно вежливо попросил собеседника осветить данный вопрос. Подкрепив просьбу парой несильных, интеллигентных оплеух.
  Вежливость - великое оружие. Бандит с радостью откликнулся на просьбу собеседника и поведал о причинах столь нелогичного выбора жертв похищения. И тут выяснилось интересное обстоятельство. Оказывается, примерно в то же время - сразу после получения задания от шефа - к Величеву обратился, пользуясь терминологией бандита, 'какой-то фраер', 'скользкий тип' и 'заказал' Стрельцова. Вернее, неприятности для него. Легкий укол острием ножа в филейную часть бандитского тела освежил память Величева, и тот воспроизвел 'заказ скользкого типа' практически дословно: '... ноги ему переломать...'.
  Узнав, какие именно неприятности ему причитались, Артём обреченно выдохнул:
  - Ничего не понимаю. И что это еще за новый персонаж, которому так хочется мне ноги переломать? Что-то я совсем запутался. А ты не врешь, голуба?
  Величев открыл было рот, но зацепившись взглядом за покоящийся в руке Стрельцова тесак, плотно сжал губы и помотал головой.
  - Бред... - свободной ладонью Артём потер лоб и сжал виски. От массирования лба и висков путных мыслей внутри черепной коробки не прибавилось. Никаких не прибавилось, ни путных, ни глупых. Уже почти сложенная мозаика рассыпалась на глазах. Что за 'скользкий тип', откуда взялся, чем ему Артём не угодил, почему на Величева вышел? Вопросов стало еще больше, они рождались, умножались в геометрической прогрессии, громоздились друг на друга и, оставаясь без ответов, мешали пониманию. Даже возникло желание встряхнуть мозги еще одним коктейлем, но Артём одумался. Дополнительные сто - сто пятьдесят грамм могли привести его в... глубокую прострацию.
  Если что-то не понимаешь, надо разбираться, искать ответы. К счастью, существуют иные средства получения ответов на вопросы помимо усиленной мыслительной деятельности и стимулирования ее, то бишь мыслительной деятельности, алкоголем. Артём вовремя вспомнил о принципе 'лезвия Оккама', в соответствии с которым множить лишние сущности не обязательно, напротив, их необходимо отсекать. Правда, для проверки эффективности принципа 'лезвия Оккама' в данном конкретном случае придется использовать вполне материальное стальное лезвие, но это свидетельствует лишь об универсальности принципа. Он и для науки пригоден, и для душевного разговора. Проще говоря, ежели бандит и дальше лишние сущности плодить будет, то другие сущности, возможно, и не лишние, Артём отсечет. Тем более что опыт имеется, вон сущности в углу ванной комнаты валяются...
  - Давай еще раз и по порядку. Кто, когда, зачем? Тебе этот тип просил ноги мне переломать, правильно? А почему тогда ты его просьбу не выполнил, так сказать, в точном соответствии?
  Выслушав сбивчивые пояснения Величева, Стрельцов поскучнел:
  - Ага, значит, ты, козел драный, из двух кормушек захотел нажраться. И своему шефу угодить, и заказ оформить. Урод!
  В голосе Стрельцова не было ни злости, ни гнева, он словно констатировал очевидный факт, однако у Величева в очередной раз свело живот.
  - Твою самодеятельность мы еще обсудим. Меня сейчас другое интересует: кто же меня невзлюбил настолько, что за переломанные ноги готов платить? Заплатил, кстати, много?
  - Десятку.
  - Долларов? Негусто. И кто же этот таинственный персонаж и почему именно к тебе обратился?
  Величев снова пустился в длинные и маловразумительные объяснения, из которых следовало, что 'скользкий тип' пришлепал в кафе незвано, был предельно почтителен, Серегу по имени-отчеству называл, но никому не представлялся, а наоборот, даже пытался сохранить инкогнито. Конечно, в изложении 'падшего бригадира' подобные лексические обороты не применялись, а использовались перлы вроде: '...светиться не хотел...', '...мутный он какой-то...'. Однако почтительность и вежливость лишь насторожила Величева. Серега пригласил незваного гостя в кабинет, где поспрошал пристрастно, откуда он такой красивый явился, не запылился, и вдобавок устроил ему личный досмотр на предмет обнаружения скрытых микрофонов, диктофонов и прочей гадости. Диктофонов, проводов и микрофонов обнаружено не было. И хотя документов у гостя тоже не нашлось, а разглашать информацию о собственной персоне он отказался наотрез, Величев успокоился, и в результате непродолжительных, но интенсивных переговоров стороны ударили по рукам. Бригадир получил деньги и 'заказ', а гость обещание 'сделать все в лучшем виде'. Вместе с тем 'заключение сделки' не помешало Величеву поручить своим орлам разнюхать обстановку и выяснить, что за птица этот гусь. И заодно проверить, не ментовская ли это подстава или иное 'западло'.
  За 'гусем' проследили, прощупали его и выяснили, что с ментурой он не связан, и не из блатных, а обычный фраер. И даже адрес с фамилией звучали, только... Серега забыл. И фамилию, и адрес.
  Провалы в величевской памяти Стрельцова категорически не устраивали, и он приступил к ее оживлению. Уже опробованным и безотказным, как автомат Калашникова, способом, то есть с интенсивным применением грубой физической силы и колюще-режущих предметов. Хотя поначалу Величев 'запирался', лишь напряженно морщил лоб, мучительно закатывал очи и многозначительно мычал, обошлось без лишнего кровопролития. Демонстрация верного тесака, несколько пинков и зуботычин послужили лучшим лекарством от забывчивости. Сразу же появились варианты.
  - Пацаны пробили, что он, типа, умник, бытовой техникой занимается, а хата у него где-то на Московской, возле ТЮЗа, точно не знаю,- увидев, что Артём поудобнее перехватил нож, бандит взвизгнул: - Я не спрашивал у них, клянусь!! Не надо!
   - А фамилия умника?
  - Фамилия какая-то... типа, пьяная, Водкин или Бухаров... не помню. Нет, помню-помню! Сейчас...
  - Мне только новых Чеховских страданий на тему лошадиной фамилии не хватало!
  - А?.. - Величев непонимающе уставился на своего мучителя.
  Уразумев, что рассказ Антона Палыча о том, как мужик вспоминал типично лошадиную фамилию Овсов, бандит наверняка не читал и сарказм оценить не сможет, Стрельцов уточнил:
  - Голову мне не морочь, я тут до ночи гадания 'помню - не помню' слушать не собираюсь.
  - Сейчас, сейчас... - словно молитву прошептал Величев. - Винин... Бухарин... - и облегченно выдохнул: - Брагин. Точно, Брагин!
  - Как?!
  - Брагин его фамилия. А зовут, типа, Иван или Роман, - радостно сообщил Величев.
  Вот так сюрприз!
  Нож едва не вывалился из ослабевшей длани. Артёму захотелось изречь что-нибудь непонятно-глубокомысленное, нечто в духе бессмертного Воробьянинского 'да уж!'. Он набрал в грудь воздуха и произнес иное:
  - В самом деле, пьяная фамилия...
  
   ГЛАВА 10
  
  Жизнь полна неожиданностей.
  В основном - не очень приятных. И неприятные открытия поджидают человека на каждом шагу. Это не правило даже, а аксиома. В то, что жизнь имеет обыкновение подкидывать и приятные сюрпризы, верят лишь неисправимые оптимисты - как правило, плохо информированные, глупые романтики и юнцы. Кто портянки жизни понюхал, тот не даст соврать. Этого добра Стрельцов нанюхался вволю и не единожды испытывал истинность постулата 'о подстерегающих за углом неприятностях' на собственной шкуре. Убедился он в незыблемости аксиомы и на этот раз.
  Развязались узелки, сошлись дорожки, и открыл бандит тайну великую. Назвал фамилию.
  Брагин.
  И Артёма как будто дубиной по голове огрел. Действительно, не ожидал...
  А ведь кого только не прочил в главные злодеи, всех недоброжелателей перебрал, ягодка к ягодке, и явных, и гипотетических, и откровенно мнимых. Даже на несчастного соседа Вадика, чтоб его раскорячило вместе с драндулетом, грешил. Гадал на кофейной гуще. И не угадал.
  Злодеем оказался старый школьный приятель. Кто бы мог подумать. Нет, конечно, Туманова злодеем можно назвать, а Величев и все его присные - мерзавцы те еще, но...не возникни на горизонте Рома Брагин со своими непонятными предложениями по организации гадостей некому господину Стрельцову, скорее всего, бандиты нашли бы иных жертв. Они ведь вряд ли подозревали, что существует такой индивидуум - Стрельцов А.В.
  Не будь Брагинского 'заказа', Артёма бы не подрезали. И Настю не... Возможно, кто-то другой, какой-нибудь случайный человек, пострадал бы, но что Артёму до незнакомцев. Жил бы Стрельцов сейчас и не тужил, ругался с подрядчиками, спорил с друзьями-компаньонами по поводу продажи бизнеса, смотрел футбол по ТВ, гулял с Настей и Чапой в сквере и строил планы на будущее. О рождении первенца, об отдыхе на побережье, о покупке новой машины и так далее. Нет же, исковеркали ему судьбу, спасибо Ромочке.
  Непонятно только, из-за чего Брагин невзлюбил его. Вернее, по настоящему возненавидел, ведь для того, чтобы взяться за финансирование бандитских мероприятий по доставлению неприятностей бывшему однокашнику простой нелюбви явно недостаточно, тут требуется истинная ненависть. Лютая ненависть. А, учитывая тот факт, что они не виделись едва ли не с выпускного вечера, еще и застарелая.
  И чем, интересно, Артём заслужил подобную ненависть? Дом не поджигал, родных не убивал, в колодец не плевал, не бил, не оскорблял, честь и достоинство не затрагивал. Они даже и не ссорились, кажется. Разве что еще в школе, и то не в старших классах... Наоборот, когда одноклассники начинали издеваться над извечным аутсайдером Брагиным, Стрельцов за него заступался. Поэтому, если конфликты и имели место, то Артём давным-давно о них забыл. И немудрено, столько лет прошло.
  А Рома, получается, не забыл? Детские обиды стали причиной ненависти в зрелом возрасте? Глупо и смешно. Вернее, было бы глупо и смешно, если бы не было так страшно и нелепо.
  Снова гадание на кофейной гуще. Чем бы Брагин не руководствовался, именно он, в первую очередь, в ответе за смерть Насти. И что прикажете с ним делать? Забыть и простить? Может, это и по-христиански, но Артём пока еще не мать Тереза, чтобы простить гибель супруги и ребенка.
  Отомстить? Тоже не фунт изюма. От мысли о том, что придется мстить старинному приятелю, едва ли не другу детства, Стрельцова корежило. Если Ромочка на поверку оказался упырем, добра не помнящим, то Артёму в упыри записываться, ой, как не хотелось. Тут ведь не получится по сценарию: по мордасам отоварил, кровь пустил, и в расчете. Брагин не морковку с грядки без спроса повыдергал и даже не на бабки кинул, он любимую женщину Артёма убил. И их еще не рожденного ребенка. И самого Стрельцова чуть на тот свет не отправил. Пусть не своими руками, но убил. И что, теперь Рому тоже убивать? Резать на куски, живьем в землю закапывать во славу доселе не истребленного принципа талиона? Око за око...
  Муторно и гадко. Превращаться в палача нет желания, но и оставлять безнаказанным убийство тоже нельзя. Куда ни кинь... легче не будет.
  Как ни ломал Артём голову, ответ на извечный вопрос, мучавший равно русскую творческую интеллигенцию девятнадцатого века и гражданина Козодоева в кинокомедии 'Бриллиантовая рука', так и не нашелся. Хотя времени на размышления было предостаточно - почти целый день.
  Этот день Артём провел в гостеприимном доме Величева. Практически безвылазно, не считая похода за очередной порцией спиртного и закуской. Жевал бутерброды и пельмени, полировал пивом водку, смотрел телевизор, приглядывал за хозяином квартиры. Тот по-прежнему обитал в ванной комнате, с наручниками на руках и кляпом в зубах, однако Артём больше его не мытарил и даже - в соблюдение Женевской и прочих конвенций - кормил, поил, оказывал неотложную медицинскую помощь (обрабатывал раны, перевязывал, обезболивающие таблетки давал) и выводил... для отправления естественных надобностей.
  Процесс отправления надобностей, откровенно говоря, обставлялся мерами предосторожности: бандит справлял нужду в наручниках, предварительно защелкнутых на руках впереди, и под приглядом надсмотрщика, вооруженным тесаком. В тех же целях Артём пленника от батареи отковывал поэтапно. Связывал ноги, потом снимал наручники, заставлял Величева нагнуться и вытянуть руки вперед, снова защелкивал браслеты, развязывал ноги и вел бандита в туалет. Затем все повторялось в обратной последовательности.
  Надсмотрщику подобные фетишистские забавы удовольствия приносили мало, особенно с учетом того, что пленнику требовалась помощь при снятии и натягивании штанов, но ради соблюдения принципов безопасности Стрельцов их терпел. В остальном Величев проблем не доставлял.
  Вместе с тем вопрос о том, что делать с Брагиным, а также с томящимся в ванной комнате пленником и прочими супостатами, висел в воздухе. Артём и сейчас продавливал пятой точкой комфортный величевский диван, прихлебывал чай - от алкоголя уже тошнило - и размышлял о превратностях бытия и дальнейших своих действиях. Как уже было отмечено выше, размышлял безрезультатно. На ум ничего не приходило.
  И сон не помог. Говорят, утро вечера мудренее. Опытным путем Стрельцов установил, что далеко не всегда. По крайней мере, после продолжительного сна на том же несчастном диване Артём так и не определился, что ему делать с бывшим однокашником: мстить или простить. То казалось, он готов плюнуть на месть и забыть и о Брагине, и о Туманове, и о прочих подонках. Вернее, постараться забыть. Бог им судья, тем паче кое-кто уже судьбой наказан. То вдруг в груди рождалась дикая ярость, вскипала пенным гребнем и захлестывала разум. И у Артёма тут же возникало желание схватить нож, топор, молоток, дубину, да что угодно и бежать на поиски Брагина. Найти и изуродовать. Схватить его за волосы и молотить мордой о кирпичную стену, пока зубы не искрошатся до последнего, а физиономия не превратится в кровавый блин, покрошить Ромину упитанную тушку на мелкий фарш, испражняться на...
  Приступы ярости заканчивались, и вновь Артём был готов, если не простить, то хотя бы не убивать.
  В результате многочасовых душевных метаний выкристаллизовалась единственная дельная мысль - для начала попытаться найти Брагина и поговорить. Выяснить побудительные причины его поступков. Потолковать по душам. В той же канве, как и с Величевым. Не обязательно бить Рому по голове и приковывать к батарее, тем более - пальцы отрубать, но побеседовать без свидетелей и помех стоит. В располагающей обстановке. А потом, с учетом итогов 'собеседования', решать.
  Где только искать Ромочку? Виделись они ведь за последний десяток лет, как в старой доброй песне поется, один лишь раз, ни адреса, ни телефона. Хотя, стоп, номер телефона-то Брагин ему давал. Рабочего телефона, если память Артёму не изменяла. Память, словно идеальная жена, в данном случае хранила верность, и Стрельцов даже припомнил, что в ту их единственную короткую встречу около газетного киоска Брагин наплел ему что-то неудобоваримое. Мол, домашним телефоном еще не обзавелся, а номер сотового менять собрался.
  Чушь какая! Особенно про сотовый. И, что удивительно, Артём эту чушь слопал за здорово живешь и глазом не моргнул. Хотя калач тертый, мог бы и сообразить, что встрече с ним не очень рады.
  Номер собрался менять. И что?! Разве это проблема, мог и дать старый номерок другу детства, авось успели бы созвониться до подключения нового. Нет, все очевидно: Рома ему просто номер сотового сообщать не хотел. Не желал общаться, гаденыш. А рабочим телефоном, как пить дать, человек десять пользуются, не меньше - поди, дозвонись. А дозвонишься, попросишь пригласить господина Брагина, но того, естественно, на месте не окажется. И разговаривать с неприятным - в чем нет сомнений, к друзьям бандитов не посылают - тебе человеком не придется, и приличия соблюдены:
  - Звонил? Ах, да, говорили, но ты знаешь, закрутился, не успел, поздно сообщили... С сотовым подобная, используя лексику продвинутой молодежи, лажа не прокатила бы, а с рабочим телефоном - запросто.
  Интересно, номер рабочего телефона Брагин дал правильный или изменил пару цифр на всякий случай? Жаль, что он не успел Роме позвонить до того, как...
  Кстати, сейчас тоже не поздно! Номерок Рома назвал-таки. И Артём его записал. Куда вот только? Памяти роль верной жены, очевидно, надоела, и она помогать отказалась. Категорически. Пришлось пошевелить извилинами.
  - Пойдем простым логическим ходом, - процитировал Стрельцов одного нетрезвого кинематографического персонажа и для стимулирования мыслительной деятельность поскреб пятерней затылок. - Визитку Рома мне не давал. Записной книжки у меня в тот день с собой не было. Бумаги - тоже. Ручка могла быть? Могла. В карман иногда засовываю. Но на чем бы я записал? Не на газете же. Что еще с собой таскал? Телефон, кошелек, ключи и... все, пожалуй. До машины мог дойти и там записать? Вряд ли... На клочке каком-нибудь? Тоже сомнительно. Значит, я номер в сотовый забил. Точно!- Артём в два глотка допил давно остывший приторный чай и подмигнул симпатичной темненькой дикторше, вещающей из телевизора об очередном подорожании цен на энергоносители. - Надеюсь, Павлика мы в Ленинград не отправим?
  Как и следовало ожидать, стрельцовские подмигивания пропали втуне, холодная брюнетка и ухом не повела, и переключилась на рассказ о международной конференции по проблемам... Что за проблемы волновали продвинутую общественность, Артём не дослушал и вырубил 'окно в мир'. Откладывать дело в долгий ящик было не в его правилах, поэтому он немедля отправился за телефоном.
  Чудесным образом труба уцелела во время злоключений своего хозяина, не разбилась, не потерялась, и бандиты ее не отобрали. Впрочем, чудом тут и не пахло: в тот день, когда его похитили, Артём забыл мобильник на сиденье автомобиля. Телефон тихо и мирно там пролежал до выписки хозяина из больницы. А машина чуть менее тихо и мирно простояла несколько недель возле подъезда. Менее - по причине вящего неудовольствия пузатого соседа Вадика, кое он не преминул высказать Стрельцову при личной встрече. После выписки Артём нашел телефон, но им почти не пользовался, поскольку имелся запасной сотовый, да и звонить никому не хотелось. Телефон до сих пор валялся где-то в машине; когда накануне Стрельцов увидел Велика и рванул за ним, сотовый прихватить не удосужился.
  Заглянув в ванную комнату и убедившись в том, что у товарища Величева все в ажуре - тот копошился возле неразлучной подруги-батареи, Стрельцов покинул гостеприимную бандитскую обитель и спустился во двор. Трубка сиротливо валялась на подлокотнике между водительским и пассажирским креслами. Артём уселся на водительское место и разблокировал телефон. Табло засветилось и сообщило о том, что пропущено восемь звонков. Большинство - от мамы и пара-тройка - от неопределенных абонентов. Очень скромно. В лучшие времена за сутки вполне могло и сорок набраться: от друзей, по работе. А сейчас - тишина.
  Поиск заветного номера в меню 'контакты' занял полминуты. Логика не подвела, вот она - запись: 'Брагин Р.'. И цифры. Ерзая от нетерпения по кожаной отделке кресла, Артём набрал первые шесть, но потом образумился и сбросил вызов. Спешить не стоит. И вообще, зачем из машины звонить, у Величева в квартире телефон имеется, а то он тут уже глаза намозолил, бабки вон опять пялятся, шушукаются. Не дай бог, надумают бдительность проявить.
  Дабы не провоцировать пенсионерок на гражданско-сознательные поступки, типа звонков в милицию, чреватые для него туманными последствиями, Стрельцов отогнал машину на стоянку за два квартала от величевского дома. Оттуда позвонил маме, выслушал слезные упреки в духе 'я вся извелась, почему не отвечаешь?', покаялся, что сотовый он просто перевел на бесшумный режим, заверил ее, что непременно завтра приедет, а затем пешочком, аккуратно, старясь не привлекать внимания бабушек на лавке, вернулся на исходную базу. То есть, в квартиру Величева.
  По сложившееся традиции, проверил состояние хозяина квартиры, плюхнулся на ставший практически родным диван, сгреб гордо восседавший на журнальном столике стилизованный под старину телефонный аппарат - а бандюган-то, оказывается, не чужд сибаритских изысков - и набрал заветный номер.
  Ответили почти сразу, оборвав на половине второй длинный гудок.
  - Компания 'Диагональ'. Здравствуйте! - проворковал чуть хриплый томный женский голос. Или, если хотите, промурлыкал. Загадочный и многообещающий голос. Обладательнице такого тембра впору 'сексом по телефону' подрабатывать - отбоя от клиентов не будет.
  - Добрый день.
  - Чем могу помочь?
  - Девушка, извините за беспокойство, у вас должен работать Брагин Роман... - от мурлыкания собеседницы Стрельцов слегка смешался. - Пардон, отчество запамятовал...
  - Роман Николаевич, - подсказала девушка.
  - Точно, Николаевич, - искренне обрадовался Артём. - Работает у вас?
  - Работает, - как-то не вполне уверенно согласилась невидимая обладательница чарующего голоса.
  - К телефону его не позовете?
  - Даже не знаю... - еще более неуверенно протянула девушка, сразу утратив половину своего томного обаяния.
  - В смысле?- удивился Стрельцов.- Его на месте нет?
  - Да, его сейчас нет, - согласилась собеседница.
  - А когда будет, не скажите?
  - М-м... не знаю...
  - Если я вечером, часов в пять, позвоню, он будет на месте?
  - М-м-м... вряд ли, - девушка на другом конце провода уже не мурлыкала, скорее невнятно мычала.
  За полвдоха голос перестал казаться загадочным и многообещающим, очарование исчезло, словно и не бывало. А невразумительные ответы собеседницы... начали раздражать. 'Дура, сказать толком не может! Мычит, как корова!'.
  - А завтра?
  - Завтра... м-м-м... тоже.
  Раздражение усилилось. Более того, у Артёма появилось навязчивое желание бросить все и отправиться в офис компании 'Диагональ', прихватив с собой нечто тяжелое и угловатое. И погладить вышеназванным тяжелым и угловатым обладательницу чарующего голоса. По умной головке.
  - Простите, я не понял, тоже - в смысле, что завтра Роман Николаевич на работе не появится?
  - Да.
  - Он что, в отпуске?
  - Ну-у-у... нет, наверное...
  - Девушка, с вами очень трудно разговаривать, объясните толком, как мне Брагина найти! - практически заорал Стрельцов.
  На глас вопиющего сразу никто не отозвался. Около минуты из трубки слышались только фоновые шумы. Обладательница томного тембра умолкла. Артём, уже пожалевший о том, что накричал на ни в чем ни повинную собеседницу, пусть она хоть трижды идиотка и корова, ему следует себя держать в руках, тишину тоже не нарушал. Допустим, не выдержит он, брякнет что-нибудь резкое, и польется из трубки трель коротких гудков. Куда ему тогда звонить прикажете и где Брагина разыскивать, он ведь даже адрес фирмы спросить не успел. В Интернете или, как собаке, по запаху?
  К счастью, девушка трубку не бросила. Вернее, сразу не бросила. Помолчала, собралась с мыслями или, как вариант, сходила к начальству, посоветовалась, что делать с настырным гражданином, интересующимся Р.Н. Брагиным, потом выдала скороговоркой:
  - Если вы хотите получить информацию о Романе Николаевиче, можете обратиться к директору по персоналу Фалееву Ивану Александровичу. Спасибо за звонок, всего...
  - Стойте! - снова завопил Артём, грубо и нетактично перебивая явно собирающуюся попрощаться собеседницу.- А где этот ваш Иван Александрович сидит?!
  - Николаева двадцать пять 'Б', второй этаж, двести семнадцатый кабинет, - отбарабанила чаровница и с выдохом облегчения завершила разговор.- Спасибо за звонок, всего хорошего.
   -И вам не хворать, - буркнул Стрельцов, но его уже никто не слушал, трубка запела: 'Пи-пи-пи...'.
  - И не очень-то хотелось с тобой трепаться.- Стрельцов скорчил рожу телефонному аппарату и принялся искать ручку и листок бумаги. Поиск сопровождался монотонным речитативом: 'Николаева двадцать пять 'б', двести семнадцать, Николаева двадцать пять 'б', двести семнадцать, Николаева двадцать пять 'б', двести семнадцать ...'.
   Не 'ом мане падме хум', конечно, но тоже вполне себе мантра. Которая с помощью авторучки и клочка оторванной от салфетки бумаги обрела овеществленную форму. Пусть записывать всякую всячину на салфетках пошло и неинтеллигентно, зато практично и удобно. Отпала необходимость в записи - скомкал салфетку и выкинул.
  Белую поверхность салфетки, помимо адреса, Артём, дабы не запамятовать, испачкал фамилией директора по персоналу. Господин директор, кстати, с вверенным ему направлением деятельности справляется отменно, персонал вымуштровал на зависть. Обладательница томного голоса даже нахамить не соизволила, хотя кое-кто явно нарывался. Если только не счесть за хамство то, что она положила трубку до того, как Артём успел с ней попрощаться. Вот что значит прививать культуру работы с клиентурой. Справедливости ради, ничего информативно-ценного про любезнейшего Романа Николаевича девушка выдать тоже не соблаговолила, не считая адреса компании 'Диагональ' и данных кадрового начальника.
  Вообще, разговор с незнакомкой получился довольно странным. Едва речь зашла о некоем Р.Н. Брагине, девушка явно смутилась, 'замычала' и стала отвечать на вопросы в духе 'наверное, не знаю'. А когда Стрельцов разъярился до градуса ора, переадресовала все вопросы на директора по кадрам.
  С чего бы вдруг? Секретную информацию боялась разболтать что ли? Ведь сведения о времени пребывания сотрудника фирмы на работе - это же ужасная тайна! Как минимум государственной важности!
  Что-то тут нечисто.
  Нахрапистыми, незваными гостями в голову полезли разнообразные нехорошие мыслишки. Например, о том, что Брагин мог предвидеть возникновение интереса к его персоне и соответствующим образом проинструктировать сотрудников компании, отвечающих на телефонные звонки. Или о том, что любой подобный звонок неведомым образом Ромочкой отслеживается, иначе ради чего девушке разговор затягивать, бросила бы трубку, и привет. И, вероятно, он уже знает, с какого телефона звонили, и сюда на авто с тонированными стеклами спешит тройка крепких, вооруженных не только добрым словом, ребят.
  Стоп, это уже паранойя!
  Кто Рома такой, чтобы сотрудников инструктировать, разговоры отслеживать и крепких ребят на задания посылать. Не шпион, надо полагать, не сотрудник спецслужбы и не главарь мафии. Тем паче, что о местных криминальных авторитетах Артём информацией обладал (а какой российский предприниматель, 'зачавший' бизнес в лихие девяностые, ей не обладал?), с некоторыми представителями теневых структур контактировал до сих пор, и фамилия 'Брагин' из их уст никогда не звучала. И вряд ли его однокашник является хозяином фирмы, хотя тут поручиться нельзя. Жаль, не успел спросить у чаровницы, что за должность в их компании Рома занимает. А пусть даже собственник или генеральный, на кой ляд Брагин персонал бы стал инструктировать? Если он действительно Артёма заказал, в чем, к сожалению, сомневаться не приходилось, тогда Рома должен не инструкции направо и налево раздавать, а сидеть в уголке и бояться пискнуть лишний раз вне расписания.
  Не то, чтобы Стрельцов слишком хорошо Рому знал (раньше считал, что хорошо, но в свете последних событий оказалось, что Артём знал какого-то другого Брагина, приятеля из детства, который никогда бы не решился организовать преступление), просто любой здравомыслящий человек замазавшись в 'мокром' деле, вел бы себя тише воды и ниже травы. Профессиональные убийцы, отпетые урки, отморозки, наркоманы, психи и прочий маргинальный люд не счет.
  Нет, смятение девушки и ее невразумительные ответы никак не связаны с предварительным инструктажем по поводу возможных звонков и вопросов. Наоборот, тогда бы четкие ответы у нее от зубов отлетали. Словно хулиганы от чемпиона по боксу. Здесь что-то другое кроется.
  Может, собеседница приняла его за товарища из 'компетентных' органов? Тоже отпадает. Она у Артёма даже не поинтересовалась, кто он такой и зачем ему Брагин понадобился. Ее растерянность, безусловно, связана с самим Ромой. Сказала бы, что он в отпуске, в командировке, на больничном, у тещи на блинах, и от нее бы сразу отстали. А она мекала что-то, мычала хуже двоечника у доски, но о том, по какой причине и до какого времени Брагин отсутствует на работе, ни слова ни сказала. Ни хорошего, ни плохого. Будто о покойнике. Прямо-таки напрашиваются нехорошие ассоциации.
  А вдруг?! Артёма словно током шарахнуло. Классическим разрядом в двести двадцать вольт. Вот это был бы номер, если Брагин действительно помер. Умер, убит, сыграл в ящик, преставился и так далее - нужное подчеркнуть. И кому тогда, спрашивается, пардон за тавтологию, ответ держать? Величева добить?
  Тьфу!
  Стрельцов едва удержался от сочного плевка на пол... или на стену, все равно. Опять понесло. Все, хватит домыслов и ни на чем не основанных умозаключений. Чем ломать голову, проще поехать к этому...как его - Артём развернул скомканную салфетку - Ивану Александровичу и ненавязчиво осведомиться о здравии закадычного дружка Ромочки. И к бельмесу конспирацию, так и до мании преследования недалеко. Брагин встретиться с ним обещал? Обещал. Номер телефона давал? Давал. Вот старый школьный приятель и решил поинтересоваться, куда Рома запропал. Никакого криминала, обычная житейская ситуация. И откладывать посещение многоуважаемого директора по персоналу ни к чему, никто не мешает отправиться к нему прямо сейчас.
  Буквально уже на пороге Артём вспомнил про незабвенного хозяина берлоги. Вернее, о том, что по поводу дальнейшей судьбы пленника он не определился. Добивать бандита было... противно. Душа к мокрому делу не лежала. С одной стороны, следовало бы подонка умертвить, по заслугам бы воздалось, а с другой - чем сам он тогда лучше этого Велика? Такая же отмороженная мразь.
  Может, оставить пока все как есть, съездить на встречу с директором по персоналу, узнать, куда Брагин подевался, а потом, вернувшись, решить, что с Величевым делать? Артём иронично хмыкнул. Нет, не пойдет. Надо немедленно решать. Он вторые сутки в этой квартире загорает, не считая дней, потраченных на 'засаду', заходил-выходил - примелькался уже. Еще раз-другой 'несущие вахту' пенсионерки его увидят, как пить дать, в милицию позвонят. И вообще, чем дольше Артём тут околачивается, тем выше шансы, что его тут кто-нибудь застукает.
  Понятно, без ключей в квартиру попасть, мягко говоря, затруднительно, но подобные мелочи вряд ли отпетых уголовников смутят. А в то, что круг общения хозяина квартиры составляют именно отпетые уголовники, верилось легко. Интуиция Артёму подсказывала, что если какому-нибудь приятелю Величева приспичит в квартиру зайти, он может сюда проникнуть и без ключей. Кроме того, иные неприятные казусы случиться могут.
  Надо признать, наличие в ванной комнате прикованного к батарее и малость покалеченного индивидуума градус душевного спокойствия не поднимало. Особенно с учетом того, что Артёму требовалось определить дальнейшую судьбу этого индивидуума. Благо, что Стрельцов с самого начала спиртным эмоции приглушил, иначе от каждого постороннего звука вздрагивал бы. Пленника держать - дело хлопотное и нервное...
  Решать нужно сейчас. И из квартиры выметаться. Во избежание... неловких ситуаций. И прибраться за собой обязательно, дабы лишние следы не возбуждали чье-то досужее воображение.
  Правильно, для начала приберемся, займем руки делом, а по ходу не грех и голову занять - подумать: жить Величеву или умирать.
  Артём порылся в платяном шкафу, выудил из нижнего ящика потрепанную белую футболку, соорудил из нее тряпку и приступил к уборке помещений. Импровизированная влажная уборка имела специфический характер; Стрельцов протирал тряпкой те части интерьера и предметы, на которых могли остаться отпечатки его пальцев. В процессе уничтожения следов выяснилось, что досконально и точно вспомнить, за что именно он хватался, какие поверхности 'лапал', Артём не в состоянии, поэтому протирать пришлось едва ли не все подряд. Не подвергались санобработке только те предметы, в отношении которых Стрельцов был на двести процентов уверен, что их он не трогал, прочие беспощадно протирались.
  Несмотря на выборочный характер, уборка растянулась на два часа. На закуску осталась ванная. И хотя помимо размахивания тряпкой все означенное время Артём потратил на размышления о том, убивать ему отдыхающего в ванной индивидуума или нет, решения так и не принял. Не придумав лучшего, зашел в ванную, дабы приступить к предпоследней - если за последнюю принимать возможное умерщвление Величева - стадии уборки. Вышеозначенный отдыхающий индивидуум встретил Артёма привычным восторженным мычанием, раздавшимся из-под кляпа. Наверное, рассчитывал, что Стрельцов, по сложившейся за сутки традиции, вытащит изо рта полотенце, даст попить и сопроводит в туалет. Ожидания пленника не оправдались, поить его и выводить 'до ветру' никто не собирался, гарантом чего служил тот факт, что вместо необходимых для конвоирования спецсредств - тесака, например, или пистолета - в руках Стрельцова болталась тряпка.
   На тряпку в руках своего мучителя пленник, очевидно, не обратил внимания и продолжил издавать невнятное мычание, что Артёма почему-то не на шутку разозлило.
   'Еще мычит, паскуда!' - Стрельцов швырнул тряпку на пол и отвел душу парой смачных пинков по величевскому боку. Бандит съежился и заткнулся. И пока Стрельцов смывал кровь с кафеля, протирал ручки, края ванной и раковины, Величев даже не шелохнулся, только сопровождал каждое движение тряпки испуганно-настороженным взглядом. Закончив уборку, Артём прополоскал еще более полинявшую футболку и обмотал ее вокруг кисти левой руки, чтобы ни к чему не прикасаться пальцами. Главное теперь - правой рукой за косяк какой-нибудь не схватится, иначе вся работа насмарку. А любые нехитрые манипуляции, вроде захлопывания дверей, вполне можно и обмотанной в тряпку клешней проделать. Конечно, еще Величева...
  Словно угадав ход мыслей Артёма, бандит что-то мекнул. Безобидный на первый взгляд звук прорвал последнюю линию обороны моральных запретов. У Артёма в глазах потемнело от гнева. Этот недочеловек еще голос подать пытается, помалкивал бы!
  Решено, кончать его! Где там тесак лежит?!
  Зарычав от переизбытка переполняющих его эмоций и забыв о мерах предосторожности, на которые потратил столько времени и сил, Стрельцов содрал с руки тряпку, отшвырнул ее и ринулся на кухню за ножом. Выдернул ящик кухонного стола, схватил первый попавшийся нож и метнулся обратно в ванную. Лихо замахнулся, не глядя, рубанул бандита по шее... и нож ледышкой выскользнул из руки.
  Что за дрянь?! От подлости верного, не единожды апробированного, оружия Артём опешил. От такого удара скорее голове должно слетать с плеч, а не ножу из руки вываливаться, шея у бандита ведь не стальная. И кровь не хлещет, хотя полагалось бы. И ощущения какие-то... не те. Когда Артём накануне тесаком пользовался, он казался продолжением руки, вонзался в плоть - только пальцы разлетались. А сейчас - будто скалкой по деревянной чурке засадил, разве что соответствующий стук не раздался.
  Несуразность ощущений вызвала легкий ступор, вследствие чего колыхавшаяся в глазах тьма отступила. Артём сдвинул брови, подобрал свое грозное орудие с пола и...едва не расхохотался. Первым попавшимся под руку ножом оказался не верный тесак для рубки мяса, а нож с длинным волнообразным лезвием, тупым до неприличия. Подобные ножи, если он не ошибается, предназначены для разделывания рыбы. Хотя, как таким тупым предметом вообще что-нибудь можно разделать, Стрельцов не представлял. По крайней мере, порезать человека, точнее говоря, нанести ему существенные телесные повреждения этой рыборезкой у Артёма не получилось. Величев, целехонький и невредимый, если не учитывать вчерашние потери, корчился в углу, что-то безостановочно мыча и пытаясь спрятать голову под ванной. Разглядеть, имеется ли у него отметина от удара на шее, было нереально. Если и есть, то наверняка царапина, не более, ведь даже кровь не течет.
  Взвесив на ладони 'рыбный нож' и уразумев, что им помимо разделки селедки впору только размягченное сливочное масло резать, а человека им убить очень сложно, разве что способом длительного и мучительного пиления, который однозначно отпадает как чрезмерно садистский, Артём отправился на кухню за верным тесаком. Или за другим ножом, но обязательно обладающим острым лезвием.
  К сожалению, пока Стрельцов метался по квартире туда - обратно, решимость, простите за тавтологию, порешить бандита улетучилась. Данный факт Стрельцов вынужден был констатировать, добравшись до кухни и заменив 'рыборезку' на полюбившийся тесак. И вроде нож удобно лег в ладонь, и тяжесть привычная придала уверенности, а вот всепоглощающий гнев выветрился. Нет, злость на Величева не исчезла, но пропала...праведная ярость, а без нее убивать, пусть даже и подонка, было противно. Будто обширное болото нужно форсировать: и в обход тащиться нет резона, и лезть в дурно пахнущую муть, рискуя запачкаться по уши, неохота. Одно дело, в драке или в горячке супротивника на свидание с праотцами отправить, а другое - представителя биологического вида Homo Sapiens Sapiens хладнокровно прирезать. Как жертву на алтаре, как свинью на бойне.
  Тесак со свистом разрезал воздух и вонзился в дверной косяк, расщепив деревянную планку надвое.
  - Эта тварь Настю не пожалела, а ты его жалеешь! Слабак несчастный, а ну, соберись, тряпка! - змеей зашипел, накручивая сам себя Артём. И еще раз рубанул ножом по косяку. Затем свободной рукой залепил себе пощечину. - Заколоть его, понял, заколоть! Как на скотобойне!
  Своеобразный аутотренинг помогал, но слабо. Решимость убить негодяя снова появилась, но какая-то робкая. Тысяча пятьсот извинений за очередную несуразность, нерешительная. С такой решимостью под танк не бросаются и на броневик не лезут. И на вежливо спрашивающих 'покурить' хулиганов, размахивая кулаками, не кидаются. И даже с родителями невесты (жениха) знакомиться не идут. С подобной решимостью разве что билет на экзамене по плохо усвоенному предмету тянут. Принцип один и тот же: вытяну, а там поглядим. Авось что-нибудь выглядим. И кривая вывезет.
  - Ладно, убивать не буду, - заявил окружающему пространству Стрельцов.- Не душегуб ведь. Руку подлюке отрублю, а дальше - воля божья. Жить будет - хорошо. А нет и суда нет.
  Слова прозвучали приговором. Сухо и казенно, словно произнесли их чужие уста. И мурашки по телу побежали. Упитанные, каждая размером не меньше спичечной головки. Пока его вновь не одолели сомнения и ненужные вопросы (типа: а не слишком ли, батенька замахнулись - плащ судии примеривать, едва ли не с судьбой себя, ничтожного, ровнять?), Артём покрепче сжал тесак и потопал в ванную комнату.
  Исполнять приговор.
  Судья из Стрельцова получился неважный. Точнее, судья, вполне вероятно, и неплохой, а вот палач или, если желаете, экзекутор - аховый. Приговор-то вынес, а вот исполнить его не сумел. Перешагнуть черту не смог. А все из-за неискоренимой мягкотелости. Когда Артём возник на пороге ванной комнаты с верным 'мачете' наперевес, пленник повел себя неприлично. Где-то даже неинтеллигентно. То ли он слышал и слишком близко к сердцу принял яростные вопли Стрельцова, то ли его сверх всякой меры возбудил вид не раз на собственной шкуре испытанного ножа, но вместо того, чтобы стоически перенести вынесенное судом наказание в виде усекновения длани или хотя бы изобразить героическое и безнадежное сопротивление, как положено примерной жертве, бандит выпучил глаза из орбит, икнул, громко испортил воздух и обмяк. Застыл нелепой, несуразной кучей. А из-под этой кучи по ровным прямоугольникам кафеля растеклась лужа. Специфического цвета.
  Конечно, прикованный к батарее человек, над которым вторые сутки измываются и регулярно отрубают пальцы, увидев приближающегося мучителя, должен как-то реагировать. Мелко задрожать, например, или заплакать, или попытаться закричать. И в обморок хлопнуться допустимо, и глаза выпучивать из орбит не возбраняется, и икать, но чтобы все сразу, одновременно... Это, мягко выражаясь, перебор. Особенно возмутительно загрязнение атмосферы сероводородом. И без того воздух спертый. Как вообще столь впечатлительные неврастеники в бандиты попадают? Ведь третий раз за два дня сознание теряет. Ладно еще вчера - сознание вместе с пальцами терял, сейчас-то от одного вида ножа обмочился и вырубился. Потёк, во всех смыслах, что, прямо скажем, плохо соотносится с имиджем 'крутого пацана' и гангстера. Как там следователь говорил: 'бригадир низового звена'. Не валенок из подворотни, а бригадир. Звучит громко. И пистолеты у него есть, и наручники, и дубинка, да и сам 'гангстер' про свои подвиги много чего напел. Аль Капоне - не меньше. А на поверку оказалось слабоват. То ли он трус по натуре, что с учетом рода деятельности и 'авторитета' представляется маловероятным, то ли испугался до... усра... до беспамятства.
  Впрочем, причины несоответствия реакции имиджу пленника 'экзекутора' интересовали мало. Куда больше его беспокоило, а не даст ли он сам слабину, не дрогнет ли у него рука?
  И по всему получалось, что рука дрогнет. Ну как ему бандита наказывать? Прикажете бесчувственное, об... гаженное тело на куски крошить? На извращение смахивает. Редкое и малоизученное. Или в сознание привести для начала, пусть осознает свою участь и помучается? Тоже веселье для маньяка-затейника. А если бандит опять в обморок грохнется? Вновь его откачивать? Нет, наверное, Артёму с собой не справиться... Видимо, бандиту суждено продолжить свое никчемное существование, и даже клешни он безвременно не лишится. И что здесь более уместно, радоваться или расстраиваться, Стрельцов не знал.
  От безысходности и переизбытка эмоций Артём пнул несуразную кучу по филейной части туловища.
  Несуразная куча не вздрогнула, только снова издала пикантный звук. Сопровождающийся не менее характерным запахом. Ситуация стала настолько смешной и нелепой, что новоявленный палач-экзекутор захохотал. Вернее, громко и заливисто заржал откормленным на казенных харчах жеребцом. А кто бы остался серьезным? Тут судьба злодея решается, можно сказать, по канонам, завещанным классиком жанра, то бишь Вильямом нашим Шекспиром, а негодяй, вместо того, чтобы проявить толику уважения к палачу-экзекутору и преисполниться важностью момента, в обморок грохнулся и в себя приходить не желает, выражая отношение к происходящему самозабвенным пусканием ветров.
  Хохот согнул самозваного экзекутора пополам и душил его, пока по щекам не побежали слезы. Когда приступ смеха закончился, Артём разогнулся, промокнул тыльной стороной ладони скопившуюся на ресницах солоноватую влагу, посмотрел на бренное бандитское тело и глубокомысленно изрек:
  - Живи, засранец!
  Вышеупомянутое тело, пребывая в глубоком ауте, отношение к данному соизволению выразить не соблаговолило. К счастью, а то в последнее время оно, то есть тело, реагировало на все слишком экспрессивно. Хоть форточки с окнами настежь открывай.
  Осознав, что уподобиться мяснику на бойне и хладнокровно добить беспомощного человека или даже, пардон, на худой конец, отрубить ему руку, он не сумеет, Артём неожиданно испытал облегчение. Словно в жаркий апрельский день опостылевшую за зиму меховую куртку с плеч сбросил. И хотя исполнить собственный приговор не получилось, жалеть об этом не стоит. Все же, наверное, хорошо, что кроваво-красный плащ палача оказался Артёму не по плечу; меньше грязи - чище совесть. Клешни поганцу посек, и довольно. Неплохо бы, конечно, вдобавок ампутировать еще какую-нибудь лишнюю, невостребованную деталь организма, лапу отчекрыжить или кастрировать для острастки и назидания, но запала не хватит. Сразу не пришиб, а теперь поздно - размяк. Интеллигентские замашки не позволят. И ладно. И без того урок Величев получил...наглядный. Пусть дальше небо коптит поганец.
  Невообразимая жалостливость! Никчемный человечишка ведь, насекомое, инфузория, а рука больше на него не поднимается. Стрельцов сам себе удивлялся, с каких пор он добреньким и мягкосердечным стал. В порыве милосердия он не только решил оставить Велика живым и относительно целым (руки - 2 штуки, голова, ноги, яйца - полный комплект, лишь пальцев недобор), но и освободить бедолагу от наручников. Казалось бы, глупость несусветная, но Артём почему-то был уверен, что изрядно - вплоть до членовредительства - пострадавший от него бандит, освободившись из плена, о мести и помыслить не посмеет. И к дружкам-отморозкам за помощью не побежит, и в милицию обращаться не станет, и сам в темной подворотне с пистолетом в руке караулить мучителя не будет. Разве что в больницу помчится вприпрыжку или ползком сподобится, но данное деяние к мести имеет примерно такое же отношение, как поедание маринованных устриц к хоровому пению.
  Не посмеет он мстить, и точка. Наоборот, Величев, постарается забыть про Стрельцова и все, что с ним связано, словно страшный сон. На чем основывалась эта беспричинная уверенность, Артём и сам не понимал, но в том, что Величев теперь в его сторону и посмотреть косо побоится, убежден был твердо. Кишка тонка у бравого парня, не осмелится. Убедить в обратном Стрельцова не сподобился бы и красноречивый лауреат конкурса проповедников. Он не обращал внимания на изъяны собственной логики и был готов отдать пару пальцев на отсечение, что Величев даже исподтишка ударить не рискнет. Залог чего - аккуратная лужа на кафельном полу и аромат. Отнюдь не гладиолусов или ландышей.
  Милосердие милосердием, но бдительность - местами близкую к паранойе - Стрельцов не утратил. Наручники расстегнул, а вот ногу отвязывать не стал. Очухается - сам развяжется. И кляп - обрывок полотенца - изо рта пленника вытащить не соизволил. Чай не в пятизвездочном отеле, пусть займется самообслуживанием. Стальные браслеты и использовавшиеся для усмирения и устрашения ножи, то бишь 'тесак' с 'рыборезкой', Артём присовокупил к ранее упакованным пистолетам. С одной стороны, вроде как лишние улики, а с дрогой - сувениры на память. Хотя зачем ему они понадобились, особенно нож для разделки рыбы, Стрельцов и сам не знал. Прихватил машинально. Вместе с тем забирать отрубленные фаланги пальцев - тоже ведь улики и сувениры не из последних - не стал, побрезговал.
  Существует много точек зрения на то, как должно покидать чужой дом. Одни считают, что воспитанному гостю лучше уйти тихо, по-английски, другие, напротив, полагают верхом изысканности долгие церемонные прощания. Стрельцов поначалу склонялся к первому варианту, уже обулся и взял пакеты с подарками: два пистолета, две коробки патронов, наручники и далее по списку, но затем передумал и решил напоследок пообщаться с хозяином гостеприимной берлоги. Выразить сердечную благодарность за прием, заверить в лучших дружеских чувствах, произнести слова соболезнования и утешения и откланяться. Для чего Артём, не разуваясь и не возвращая пакеты на законное место у порога, вернулся в ванную комнату.
  Владелец уютного трехкомнатного гнездышка валялся на полу и признаков активности не подавал. Невзирая на отсутствие наручников. Иными словами, развязать ноги не пытался, более того, глаз не открывал и не шевелился. И беседовать с кем-либо не намеревался. Впрочем, намерения товарища Величева Артёма заботили мало, поэтому для приведения бандита в чувства по сложившейся традиции он прибег к водно-массажным процедурам. Однако, в отличие от предшествующих случаев, отказался от пинков и поливания водой, а вполне культурно намочил тряпочку - все тот же обрывок полотенца - и от души хлестанул товарища по морде. По прислоненной к холодной кафельной стене морде. Вернее, по той части морды, которая была не прислонена к стене.
  Эффект оказался предсказуемым - Величев дернулся и открыл глаза. И не просто открыл, а сразу выпучил. А едва разглядев, кто перед ним стоит, обхватил покалеченными голову руками, замычал и забился еще глубже под ванну. Стремление оказаться под ванной Артёму было непонятно, не таракан ведь, за плинтусом не спрячется, не затаится - вон туша какая здоровая, и при необходимости из облюбованной щели этого придурка можно извлечь на 'раз-два'. К счастью для придурка, вытаскивать его из-под ванны Стрельцову не требовалось. Он же лишь попрощаться зашел.
  - Ты это... не мельтеши... - поморщился Артём.- Никто тебя уже кончать не собирается.
  Величев мыкнул что-то сквозь кляп и попытался засунуть голову в промежуток между стеной и ванной. Он и раньше неоднократно пытался проделать нечто в подобном духе, но не получалось - мешали наручники, а теперь, обладая относительной свободой движения, бандит практически наполовину протиснулся в узкий промежуток.
  - Циркач! - усмехнулся Стрельцов. - И как такая туша туда помещается? Слушай ты, придурок, выползай обратно!
  Выползать обратно 'придурок' явно не желал. Наверное, он бы залез в щель полностью, но габариты не позволяли. К тому же дальнейшему продвижению препятствовала привязанная к ножке ванной нога. Вышеупомянутая нога конвульсивно дергалась, словно обозначая потуги порвать или ослабить путы, а вторая нога елозила по кафелю, исполняя роль поршня-толкача. Надо признать, почти бесполезного.
  - Копытами не сучи и выползай! Выползай, говорю! Никто тебя больше не тронет.
  Величев упорствовал и обратный ход не включал.
  - Слышал, что я сказал? Не буду тебя кончать. Вытаскивай башку, мне с твоей задницей общаться не интересно, - и, чтобы успокоить перепуганного бандита, добавил незатейливую шутку: - Неприлично культурному человеку задом перед собеседником вертеть. Я ведь и возбудиться могу...
  Отсутствие реакции. Лишь усилившееся подергивание привязанной конечности.
  - Оглох что ли?..
  Столь пренебрежительное отношение к лучшим образцам его юмора, вывело Стрельцова из равновесия. Неожиданно для самого себя он разъярился и от души пнул бандита по оттопыренному... афедрону.
  - Вылезай, гнида! А то я тебе сейчас в очко дубинку вгоню по самые помидоры, так вгоню, что кровью дристать будешь до второго пришествия!
  Прямая явная угроза применения насилия в извращенной форме возымела действие. Величев перестал сучить ногой по кафелю и начал вытаскивать верхнюю часть туловища из щели между ванной и стеной. Вытаскивал медленно, долго, больше минуты, хотя на то, чтобы забиться в щель потратил едва ли пару секунд. У Артёма едва хватило терпения не ускорить процесс парой тумаков. Наконец бандит полностью извлек собственную упитанную тушу из щели и развернул перекошенную от страха и разукрашенную синяками физиономию к своему мучителю. Стрельцов присел перед ним на корточки и произнес:
  - Не трясись, я тебя убивать не стану, передумал, - и почему-то воспользовался английским: - Understand?
  То, что этот отмороженный маньяк не собирается его прямо сейчас убивать, до Величева дошло. Хотя последнее слово он не уразумел. Зачаточные познания в английском языке у него имелись, но от пережитого стресса Серега забыл, что именно означает 'understand'. Впрочем, данное обстоятельство не помешало ему судорожно кивнуть, дабы не спровоцировать психа на...что-нибудь страшное. Не дай бог, опять за тесак схватится. Или, что еще ужаснее, исполнит угрозу насчет дубинки и второго пришествия.
  - Опусти руки, что застыл, как Статуя Свободы. И тряпку из пасти можешь вытащить, мне твои кивки и мычания надоели. Только предупреждаю: начнешь опять орать, зубы выставлю! И рыпаться не советую, а то я могу повторить наши с тобой совместные упражнения. Хочешь повторить?
  Взглянув на превратившиеся в обрубки собственные пальцы, Величев едва не взвыл от ужаса, замотал головой и закричал: 'Нет!'. Еще не родившись, вопль отчаяния умер в кляпе.
  -Вот придурок,- удивился Артём и медленно и выразительно, словно разговаривая с иностранцем или умственно отсталым человеком, произнес:- Тряпку вытащи!
  Рекомендацией своего мучителя Величев послушно воспользовался и аккуратно, очевидно, боясь еще больше повредить не зажившие, местами кровоточащие и погруженные в облака тупой, ноющей боли обрубки, извлек кляп изо рта и бросил его на пол.
  - Другое дело... Язык функционирует? Говорить можешь?
  Низложенный бригадир откашлялся, проглотил скопившуюся во рту слюну и ответил:
  - Да.
  - Замечательно. Теперь слушай меня внимательно... - мысли прыгали и вертелись не хуже китайских акробатов, сосредоточиться Артёму было трудно, и он сам не знал, зачем ему понадобилась разговаривать с этим подонком. И главное - о чем? Для чего он в ванную вернулся? Собравшись с силами и согнав расшалившиеся мысли в кучу и построив из них некоторое подобие стройной акробатической пирамиды, Стрельцов решил, что он хотел напоследок Величева припугнуть.
  - Тебе, ублюдок, несказанно повезло. За то, что ты натворил, по-хорошему, надо наказывать жёстко и в морг без разговоров определять, хоть по понятиям, хоть без... И еще помучить предварительно, порезать шкуру на ленты, что я вообще-то и хотел сделать, но, наверное, слишком много времени прошло, остыл, раздумал. Так что живи! - Стрельцов подарил собеседнику лучшую из своих злобных ухмылок, от которой адресата улыбки пробрала мелкая дрожь. - Надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся. И тебе советую... не надеяться! Я ведь и обратно передумать могу.
  Артём присел на корточки, заглянул Величеву в глаза и проникновенно прошипел:- А если, не дай бог, возникнет желание поквитаться, отомстить и прочее...лучше сразу в петлю лезь! Потроха вырву и жрать заставлю. И наши упражнения разминкой покажутся. Веришь мне?
  - В-верю, верю, - заикаясь, проблеял Величев. Он завороженно смотрел в глаза мучителю и не в силах был отвести взгляд, словно Стрельцов его загипнотизировал.
  - И еще, сразу расставим все точки... О том, чтобы исподтишка меня достать, тоже не мечтай. Ты можешь, конечно, в подворотне меня подкараулить, киллера нанять или дружков своих бандитских побить на расправу, только, как бы банально это не звучало, предупреждаю: если со мной что-нибудь случиться... тогда что? Книжки читал, кино смотрел? Правильно, тебе тоже хана. И заруби на носу, Сережа, жизнь - не кино, и я перед тобой не выделываюсь. А чтобы ты не подумал, что я пустыми угрозами бросаюсь, поясню: о том, кто виноват в смерти моей жены, известно ее брату и одному моему другу, - на ходу сочинил 'легенду' Стрельцов. - И еще я сегодня же им расскажу о наших с тобою делах. Поэтому, случись со мной какая-то беда, они будут знать, кого к ответу призвать, для кого могилку копать. И, в отличие от меня, они с тобой миндальничать не станут. Для сведения: мой друг в Чечне в разведроте служил, повидал такого, что нам с тобой не снилось, и человека жизни лишить для него проблемы не составит. А шурин - отставник, ветеран Афгана и охотник бывалый, к тому же зол на убийц сестры невероятно. Окажись они здесь, пальчиками на руках дело бы не ограничилось. Так что тебе вдвойне повезло. Ситуацию улавливаешь?
  - Д-да.
  Судя по усилившемуся заиканию, страшная сказка про злого шурина и не менее доброго товарища-разведчика произвела должное впечатление на слушателя, слова упали на благодатную почву. От ужаса у Величева одеревенел язык. Если этот садист считает, что миндальничал, тогда от одной мысли о том, что могли натворить его безумные друзья-родственники, становится дурно.
  Оценив реакцию бандита, Артём удовлетворенно хмыкнул. Неплохо для импровизации. Ведь персонажей страшной сказки для доверчивых бандитов он придумал только что. Ни друга - ветерана Чеченской войны, ни 'афганца' - шурина в реальной действительности не существовало. Один из приятелей Стрельцова в самом деле 'запятнал' биографию службой в горячих точках, но не в Чечне, а в Приднестровье, а братьев у Насти вообще не было. Ни охотников, ни 'афганцев', никаких. Только старшая сестра, которую при всем желании в категорию отставных военных не занесешь. Но о подобных мелочах Величеву знать не обязательно.
  - И пойми, я тебя не запугиваю, это просто информация к размышлению, чтобы ненужной суеты не получилось. Всё, что я хотел сказать... Сейчас я уйду, когда закрою дверь, можешь начинать отвязывать ногу, но сильно не спеши, будешь торопиться - еще палец может отвалиться. О, как я сказал, почти в рифму! - восхитился собственным перлом Артём, встал и направился к выходу.
  - Да, кстати, - сделав пару шагов, он обернулся, - стволы и наручники я экспроприировал, такие игрушки тебе ни к чему. Не возражаешь?
  - Не в-возражаю, - испуганно замотал головой Величев.
  Артём неопределенно хмыкнул и вышел. Осмотревшись в коридоре и убедившись, что на первый взгляд (и на второй, и третий) ничего не забыл - хозяина берлоги предупредил, отпечатки стер, следы уничтожил, - подобрал с пола пакеты с 'подарками' и прильнул к дверному глазку.
  Посторонний люд на лестничной площадке отсутствовал, оставленный в ванной комнате Величев покидать свое узилище тоже не спешил - можно было отчаливать. Стрельцов аккуратно, чтобы не заляпать ручку отпечатками, открыл дверь, выскользнул из квартиры, спустился по лестнице и плавной походкой, с видом никуда не торопящегося прожигателя жизни и бездельника, потопал прочь от гостеприимного бандитского логова. Хотя бдительных старушек во дворе не наблюдается - пересмена у них что ли или тихий час? - народу в окрестностях дома хватало. Рядом с подъездом гуляли молодые мамаши с чадами дошкольного возраста и околачивались лоботрясы лет тринадцати- четырнадцати. И возбуждать у народа интерес к собственной персоне резвыми пробежками Стрельцов не стремился. Спасибо, что пенсионерки его с пакетами в руках не 'сфотографировали', а то бы точно в воры-домушники определили.
  Заворачивая за угол дома, Артём оглянулся. Как и ожидалось, никто его не преследовал, никто на него даже не смотрел. И в окнах величевской квартиры - отсутствие движения. Очевидно, бандит внял доброму предупреждению и суетиться не стал. Неудивительно. Если Стрельцова самого мутило от воспоминаний о том, что он за последние два дня делал с Величевым, то каково тогда пришлось несчастному ублюдку? Едва ли бандит ныне в состоянии думать о мести, преследовании и прочей чепухе. Ему сейчас впору не об ответном ударе, а о квалифицированной медицинской помощи мечтать. Чем он, наверное, и занимается. Развязался, поди, уже болезный...
  Артём ошибался. Величев не отвязал ногу от чугунного корыта, он и не начинал распутывать узлы. Серега сидел в той же позе, в которой его оставил Стрельцов, и не шевелился, опасаясь, что измывавшийся над ним психопат может вернуться. Величев боялся, что псих его обманывает. Сказал, что убивать не собирается и уходит, снял наручники, велел отвязываться, а сам просто издевается. Затаился в квартире и ждет, когда Серега, словно доверчивый дурачок, выйдет из ванной. И снова начнет тесаком размахивать. А Серега не дурачок, он психа провоцировать не будет, а пока тут на полу посидит тихонько.
  Величев слышал, как открывалась входная дверь, но не верил своему счастью. И предпочитал не шевелиться. И мечтал он совсем не о медицинской помощи, а о том, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах больше не встречаться с человеком по фамилии Стрельцов.
  
   ГЛАВА 11
  
  На шикарном 'директорском' кресло, возвышающемся монументом над не менее грандиозным столом в просторном депутатском кабинете, вопреки обыкновению, никто не сидел. Хозяин кабинета, а по совместительству - стола и кресла, с хмурым видом прохаживался от окна до стены и обратно и слушал доклад своего главного охранника. Другие предметы мебели, в том числе бездонное, 'экзекуционное' кресло, тоже пустовали - в кабинете патрона Масальский предпочитал не задерживаться и...не рассиживаться. Поэтому Константин докладывал Туманову свежую информацию в положении, которую старый кадровый военный счел бы подобием стойки 'вольно'.
  - ...и еще: последние дни вокруг какая-то непонятная суета происходит...
  - Костя выражайся яснее! - перебил Масальского Туманов. - И без того голова пухнет!
  - Вчера возле кабинета какой-то мутный тип крутился, Вадик его тряхнул... в смысле, культурно поинтересовался, чего он тут забыл, но кекс отбрехался, что на приём пришел.
  - Какой приём?! - возмутился депутат. - На то общественные приемные есть. Здесь никто никого... И, вообще, вахта на что? Через нее прошел?
  - Неизвестно, я интересовался, в журнале данных нет.
  - Твою мать! Неизвестно, поинтересовался... - передразнил Масальского Туманов.- А что тебе известно?! Может, этот урод - мент и тут ошивался, чтобы 'жучков' наставить!
  - Сомневаюсь. Он в приемную не заходил, даже за дверную ручку не брался, где бы ему 'жучков' ставить?
  - Ты много знаешь о прослушке?!- едва не заорал Туманов, но сам себя одернул и гораздо тише добавил: - Вдруг новейшие разработки, какую-нибудь ерунду к стене приклеил и слушает теперь меня с утра до вечера?
  - Вряд ли...- начал было Константин, но поймав глазами бешеный взгляд патрона, скис и заткнулся.
  - А почему сразу не сказал, у тебя что, ручник на полную мощность включен?
  - Шеф,- Масальский судорожно сглотнул внезапно скопившуюся во рту слюну,- я сам только сегодня... мне как Вадик, так я сразу...
  - Дебилы! Недоумки! С кем работать приходиться!
  Туманов нервно схватил телефонную трубку.
  - Денисюк! Тащи сюда своих технарей, пусть мне кабинет и приемную проверят. И вокруг тоже... Вчера проверяли? А сегодня утром? Ну и что, пусть еще раз посмотрят.- Алексей Михайлович положил трубку и уже более спокойным голосом обратился к Масальскому: - Вот что, Костя... А не пойти ли нам с тобой покурить? Ребята пока тут все проверят, а мы разговор закончим...
  'Курили' в туалете. По мнению Туманова, вероятность установки микрофонов спецслужбами именно тут приближалась к нулю. Однако для полной страховки, Алексей Михайлович пустил воду из крана, включил устройство для сушки рук и говорил очень тихо.
  -... если твои ребята еще кого-то подозрительного или что-то непонятное, странное и так далее заметят, сразу докладывай! Выборы выборами, а бдительность терять нельзя. Сейчас тем более нельзя. Не дай бог, это мент был, или еще кто похуже... - Туманов неопределенно повертел ладонью в воздухе, заставляя Масальского гадать, кого записывать в категорию 'похуже': конкурентов шефа, ФСБешников или архаровцев из УБОПа. - Еще что-нибудь есть?
  - Есть. Сегодня за машиной Нигматулина 'хвост' тащился. Грамотный 'хвост'. Рифат сказал, что случайно его просек: за сигаретами заехал и не там развернулся.
  - Та-ак!..
  - Синий 'Форд-фокус', номер...
  - Костя избавь меня от подробностей! Машину пробили?
  Слегка растерявшийся от непоследовательного поведения шефа, то требующего незамедлительного и досконального уведомления обо всех странностях, то раздражающегося от, казалось бы, не обремененного деталями доклада, Масальский сделал паузу и продолжил: - Тачка оформлена на некоего Игнатова, пятьдесят девятого года рождения. И адрес имеется.
  - На хрена мне его год рождения?!- раздраженно рявкнул Туманов.- Кто это такой, узнали? Мент?
  - Выясняем, Алексей Михайлович. Не успели, только вот...
  - Успевать надо! К вечеру доложи. У тебя все?
  Масальский замялся.
  - Та-ак,- процедил Туманов.- Давай, добивай контрольным.
  - Тут это... С полчаса назад Гареев на выходе с опером знакомым столкнулся. Может, конечно, случайность, здание-то большое, но мало ли. Хотя вдруг он не по работе...
  - Может, не может, вдруг, не вдруг... Ты, блин, начальник службы безопасности или телка с ромашкой? Знать должен, а не гадать! Что за опер, из чьей конторы?
  Какое богоугодное заведение представляет оперативник, Константин не знал - Гареев о настоящем месте работы бывшего коллеги сведениями не обладал. Сказал только, что в его время опер в убойном отделе обретался, но собирался переводиться в управление по борьбе с организованной преступностью. Правда, пообещал к вечеру все выяснить. К сожалению, шеф проволочек не терпел, ни 'до вечера', ни 'до после обеда', поэтому Костику пришлось выдавать собственные догадки за проверенную информацию. В надежде, что это прискорбное обстоятельство не вскроется, а, не приведи аллах, вскроется, то спишется на неосведомленность Гареева.
   - Из УБОПа... кх... - с языка чуть было не сорвалось сакраментальное 'кажется', но Масальский вовремя прикусил оный, непоследовательный и склонный к предательству, орган человеческого организма. Прикусил и сделал вид, что поперхнулся.
  - Мать твою через... туда-сюда и обратно... - сочно высказался народный избранник, демонстрируя то, что от населения он не настолько далек, как живописуют разнообразные недоброжелатели и злопыхатели. По крайней мере, на вербальном уровне. - Он точно по нашу душу, пасет, сволочь! Обложили! Как волка последнего, обложили!
   - Может, другого кого пасут, Алексей Михайлович, - сделал вялую и заранее обреченную на провал попытку успокоить разнервничавшегося патрона Масальский. - Или вообще по делам приходил.
  - Идиот! Какие у опера из УБОПа дела бывают, кроме нарыть что-нибудь и посадить кого-нибудь?! Бабочек ловить? Правильно, по делу он приходил, по уголовному делу. И кого тут пасти, кроме меня? Во всем здании, кроме наших офисов, одна шушера мелкая: клерки да риэлторы. По мою душу воронье слетелось. И как не вовремя! Сейчас бы за бугор укатить на всякий пожарный, и нельзя, выборы, будь они неладны! Надо легавых с хвоста сбросить. Мысли дельные имеются?
  Масальский неопределенно пожал плечами и скромно потупил глазки, почти как застигнутая за списыванием отличница.
  - Ясно. Помощи от тебя не дождешься.
  Костя набрал в рот воздуха и приготовился выдать горячую, эмоциональную, наполненную местоимениями и междометиями тираду, в которой бы сплелись тема любви к шефу, уверения в готовности к самопожертвованию и сожаления по поводу несправедливых обвинений, но Туманов короткой фразой осадил его.
  - Пасть закрой! - и, словно размышляя вслух, спросил: - Может, здесь больше не появляться? А вопросы решать в думе и в банке? Не спасет. Достанут даже в думе. Вместе с потрохами и долбанной депутатской неприкосновенностью, мать их растак!
  Пожатием плеч и легким вздохом Костя выразил 'папе' сочувствие и понимание.
  - Что же они, козлы, нарыли? - то ли сам у себя, то ли у пространства, то ли у Масальского поинтересовался Алексей Михайлович.
  Ничтоже сумняшесь, Константин решил, что для его же собственной безопасности (недаром же он свой хлеб ест - должность начальника службы с соответствующим названием обязывает) лучше сейчас не отсвечивать и на разные провокационные вопросы не отвечать. Хоть про козлов, хоть про кроликов, хоть про зеленых крокодилов. Поэтому он лишь едва заметно, чтобы не раздражать патрона, пожал плечами и преданно выпучил глаза. Авось сам разберется. На то он и Сам.
  Не дождавшись ни от Масальского, ни от пространства никакой вразумительной реакции, 'папа' задал Косте - на сей раз точно ему - другой вопрос, куда более конкретный.
  - Какие острые темы у нас не закрыты? По прессе? - Намёк на одного ретивого журналиста, примерно полгода назад умудрившегося раскопать некоторые не слишком благопристойные факты из биографии банкира и мецената, был прозрачен, аки застывшая на листьях малины предрассветная роса. Журналист умудрился не только раскопать, но и собрать материал, подтверждающий эти самые неблагопристойные факты, о чем Туманова и его окружение своевременно известили доброжелатели. К увещеваниям, просьбам и предложениям борзописец оказался глух и собирался опубликовать ряд статей разоблачающего содержания в местной печати. Собирался, но не успел. Все его грандиозные жизненные и карьерные планы оборвало глупейшее дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом. На похоронах депутат не присутствовал, но скорбел со всем городом.
  - Обижаете, Алексей Михайлович, давным-давно все чисто. Как в аптеке, ей-ей, - Масальский дернул клешню ко лбу, словно собираясь перекреститься, но тут же вернул ее обратно, очевидно, сообразив, что общественный туалет не вполне подходящее место для подобных жестов.
  - А по заправкам?
  - Там вообще не подкопаться, без вариантов. Работу делал иногородний кадр, причем профи, - напомнил Константин, - приехал на место, три дня осмотрелся, оформил жмура, забрал 'бобосы' и отчалил. В городе он не светился, кто жмура заказал, не в курсах...
  Шеф поморщился и неожиданно вежливо почти задушевно попросил Масальского:
  - Ты... выражения все-таки аккуратнее выбирай. Микрофон в унитаз, наверное, не поставят, но лучше без 'жмуров' и 'бобосов' обойтись. Береженого бог бережет.
  - Понял, шеф! По заправкам все сделано - высший класс! Комар носа не подточит. На нас вывести мог только посредник, но он уже того... - Костя ладонью провел по горлу и закатил очи к небесам, вернее - к украшенному лепниной потолку. - Не выведет, одним словом. Малолетки возле подъезда напали, ограбили, по башке трубой...
  - Я же просил, без подробностей!
  - Виноват, больше не буду,- Масальский развел руки, демонстрируя извинение в стиле 'каюсь, грешен, бес попутал'. - В общем, никто не подкопается, как бы не копал. Дохлый номер, - и, осознав двусмысленность фразы, ощерился жизнерадостной ухмылкой.
  - Чего лыбишься?
  - Так номер-то, в натуре, дохлый!
  - Юморист, твою мать, - проворчал Туманов.- Ну а с 'железнодорожным' вопросом?
  Последний намек поверг Масальского в ступор. 'Острых' тем, связанных с вокзалами, поездами, рельсами и прочим хозяйством Министерства путей сообщения, как-то...не припоминалось. На железной дороге Туманов в принципе интересов не имел, ни по бизнесу, ни по депутатским делам. По крайней мере, Костя о таковых не знал. Если память Масальскому не изменяла, Алексей Михайлович поезд, как вид транспортного средства, игнорировал, предпочитая самолет или автомобиль.
  Напряженная работа мозга ситуацию не улучшила. Казалось, от скрипа извилин начнут ежиться люди, находящиеся двумя этажами выше, а у самого Кости раскрошатся пломбы в подпорченных кариесом зубах, но ребус 'папы' не поддавался. От усердия Масальский нахмурил брови, высунул язык и вынужден был обратиться за разъяснениями к первоисточнику. - Шеф, я не догнал...
  - Чего ты не догнал?
  - Железнодорожным... это про что?
  - Не про что, а про кого.
  - Про кого? - исправился Константин.
  - Про Сашу... - Туманов скорчил невнятную рожу и выразительно посмотрел на начальника службы безопасности.
  Скорченная рожа ничего не навеяла, только слегка напугала Масальского. Мимика шефа большим разнообразием не отличалась, и подобные эскапады в его исполнении видеть Константину доводилось нечасто. Почти никогда не доводилось. И редкое проявление мимическое активности внушало опасения. Причем опасения не за психическое состояние начальственной персоны, а за физическое здоровье его не всегда понятливого и чуткого к намекам подчиненного.
  Невзирая на испуг и легкую оторопь, означенный подчиненный рискнул уточнить:
  - Какого Сашу?
  - Какого-какого... - Туманов изобразил жест, отдаленно напоминающий то ли колющее движение шпагой пьяного мушкетера, то ли судорожный взмах рафинированной дамочки, отбивающейся зонтиком от бешенного быка. - Которого мы хотели... - Эти слова сопровождал еще один жест, на сей раз более традиционный, которым обычно символизировали решетку, тюрьму, срок заключения, нары и тому подобное.
  Относительно жеста, изображающего то ли шпагу, то ли зонтик, у Кости имелись определенные сомнения, а вот, что означают перекрещенные перед лицом указательные и средние пальцы рук, он понял. И догадался, на кого ему шеф намекает.
  - А-а, Сашу Паро...
  - Без имен! - оборвал Туманов.
  - Кха-кха,- закашлялся Константин.- По нему тоже почти все в порядке, я уже докладывал: пацаны Велика, кого задействовали, за пределами города. Да и расклад они в основном не знают, обычные быки. Разве что Митяй что-то слышал от Велика, но он тоже далеко...здоровье поправляет, болезный. Так что проблем почти нет.
  - Почти?
  - Ага. Остается сам Велик, помните? Он один полностью в теме, и ЦУ получал, и людей подбирал, и личную инициативу проявил. Нашел лоха на нашу голову. Мало того, что зло на нас затаил, еще и неуправляемый. Реально безголовый кадр.
  - Безголовый, говоришь?
  - Конечно. Способен выкинуть, что угодно. То бухал сутками напролет, не просыхая, то... Ребята за ним присматривают, в соответствии с указаниями, так Велик уже неделю, как пропал куда-то. В кабаке нет, в спортзале - тоже, дом время от времени проверяли, там тоже тишина.
  - Пропал?!
  - Ну, не пропал,- пошел на попятную Масальский, - просто мы его найти не можем пока.
   - Нормально ты за ним присматриваешь! Этот крендель неделю где-то ошивается, а у тебя все в порядке,- зашипел схваченной за хвост гадюкой Туманов.- А если он в мусарне сейчас явки с повинной пишет?
  - Шеф! Да нет его у ментов, чем угодно клянусь!
  - А ты проверял?!
  -Нее то, чтобы проверял, но...
  - Тогда клятвы свои засунь, знаешь куда? Нет, Костя, ты меня когда-нибудь реально разозлишь...
  После этих слов в горле у Константина запершило, а внутренности покрылись изморозью. Пожалуй, никто лучше Масальского не был осведомлен о том, что пустыми угрозами патрон не разбрасывается. Столько народу по 'папиному' приказу в землю легло - и не сосчитать. Не один десяток, к бабке-гадалке не ходи. И калькулятору не верь. А в лихие, отмороженные девяностые Алексей Михайлович и самолично неоднократно курок нажимал, отправляя в лучший мир, как надоевших недругов, так и провинившихся бывших друзей и соратников. Слава правительству и президенту, что те времена миновали. Костю тоже ангелом не назовешь; пару жмуриков завалил и ликвидацию минимум полутора дюжин организовал по приказу того же Туманова, но по сравнению с боссом он просто щенок. Жалкий щенок.
  Некстати вспомнилось, что Костин предшественник лишился своего места, а заодно и жизни, после того как перестал устраивать Алексея Михайловича в качестве начальника службы безопасности. Еще вечером предшественник докладывал Туманову о текущих делах, а утром его с тремя пулевыми ранениями в области живота и головы обнаружили недалеко от подъезда собственного дома. Можно было счесть данный факт происками недругов и конкурентов, если бы Масальский сам не принимал участия в подготовке акции по устранению предшественника. Конечно, тому очень крупно не повезло: на дворе стоял девяносто седьмой год, и большинство проблем Туманов тогда еще решал радикально. По принципу: нет человека - нет проблемы. Однако и ныне провоцировать шефа на кардинальные меры не стоило.
  В связи с вышеизложенными обстоятельствами к любому проявлению недовольства патрона следовало отнестись очень внимательно. Где-то даже трепетно.
  - Шеф, я... что угодно! Да я...
  - Не мельтеши, - презрительно буркнул Туманов.- Велика найди, во что бы то ни стало. Сегодня же отправь людей по адресам: на хату, в кабак, в спортзал. Куда там еще, разберешься. Дяди, тети, кореша у него в городе есть?
  - Родни в городе, сто пудов, нет, Велик же не местный. А в дружбанах, кроме Митяя, никого. - Масальский почесал высокий лоб. - Если только Алик или Чалдон. И то с натягом. Остальные - знакомцы, собутыльники, прилипалы.
  - Все равно их проверь. Денисюку скажи, чтобы мусоров своих поспрошал, но аккуратно... Нет, его пока не задействуй. Если до завтрашнего вечера нашу пропажу не найдешь, мне доложишь, я сам с Денисюком поговорю. А если Сережа где нарисуется, тоже доложишь. Надо с ним уже решать...
  Константин кивнул, четко осознавая, на что именно недвусмысленно намекает 'папа'.
  - Ладно, иди.
  Когда Масальский уже вышел из туалета, Алексей Михайлович закрыл кран, продолжавший низвергать воду в раковину на протяжении всего разговора, выключил аппарат для сушки рук, улыбнулся отражению в зеркале и, казалось бы, совершенно не к месту повторил свою фразу, сказанную парой минут назад:
  - Безголовый, говоришь?
  
   * * *
  
  Здание, на углу которого красовались две таблички с надписями: 'ул.Николаева' и '25 Б', некогда, очевидно, было каким-то научно-исследовательским институтом. О данном прискорбном факте скромно сообщала потертая, притулившаяся возле двери, вывеска. Название Артём прочитать поленился, чего-то там проект. Стрельцов заметил вывеску почти случайно - она терялась в ряду куда более внушительных и пышных товарок, информирующих о расположенных в доме многочисленных серьезных организациях. Впрочем, даже при отсутствии указателей не угадать историческое происхождение дома было затруднительно. Типичная пятиэтажка в характерном совково-казенном стиле - не ошибешься. В семидесятые-восьмидесятые годы таких зданий по стране понастроили десятки тысяч. Или больше.
  Какие непонятные эмпиреи исследовал в свое время загадочный '...проект', Артём не ведал, более того, подозревал, что о предмете собственных изысканий имели смутное представление и многие сотрудники института, но не сомневался, что ныне от научно-исследовательского заведения остались рожки да ножки. Может быть, еще рога и копыта. Об этом свидетельствовало засилье на фасаде здания других вывесок.
  Судя по 'фасадной' информации, общество с ограниченной ответственностью 'Диагональ' располагалось на третьем этаже здания. Оглядев роскошную вывеску с золотыми буквами, Стрельцов удивленно хмыкнул. Телефонная чаровница отправляла его к директору по кадрам на второй этаж. Туда же отправлял и житейский опыт - кабинет с номером, начинающемся на двойку, должен находиться на втором этаже. Вывеска же настаивала на третьем.
  'Ничего, на месте разберемся', - подумал Артём и устало поковылял по короткой лестнице к дверям. Чувствовал он себя отвратительно. Словно заплеванный и загаженный лошадьми старый деревянный мост, по которому галопом пронесся кавалерийский эскадрон. А то и полк. И это, несмотря на отдых и сон. Когда вчера Стрельцов решил отложить визит к Брагину на работу, самочувствие было даже получше. А ведь именно для того, чтобы отдохнуть и привести мысли, тело и душу в порядок, он взял тайм-аут и из величевской берлоги не отправился сразу сюда, а поехал домой.
  Мог бы и не ездить. Почему-то ныли зубы, голова, то ли вследствие затянувшегося похмелья, то ли от слишком интенсивных размышлений, гудела и грозила лопнуть перезрелой дыней, и в целом было...погано. Предстоящие разговоры с Ромиными коллегами, а пообщаться хотелось не только с кадровиком, тоже не представлялся приятным времяпрепровождением. Чем тащиться по жаре неизвестно куда и вытягивать из каких-то деятелей сведения о местонахождении школьного друга Ромы Брагина, с куда большим удовольствием Стрельцов повалялся бы сейчас на диване и выпил бы прохладного, освежающего пивка. К тому же желательно было получить информацию без скандалов и прочих эксцессов и построить беседу... или беседы таким образом, чтобы у коллег Брагина не вызвать лишних подозрений или опасений. А то мало ли что потом он с Ромой надумает делать, не ровен час, придется однокашника наказывать по всей строгости мирного времени, и тогда сегодняшний визит к Брагину на работу кое-кто может расценить превратно. И сообщить, кому следует. Или не следует. Тем более что, судя по неадекватной реакции телефонной чаровницы на вопросы о Романе Николаевиче, с Брагиным что-то не то. Неизвестно, жив ли он вообще, ведь дамочка о нем, словно о покойнике...
  При данных обстоятельствах, привлекать к себе излишнее внимание совершенно не обязательно. И разговаривать надо...очень осторожно, обдумывая каждое слово, как шаг по минному полю. Что тоже заранее напрягало и самочувствие никоим образом не улучшало. Обладательница томного голоса не соврала, кабинет директора по кадрам оказался на втором этаже. Проверять правдивость вывески и подниматься на третий этаж Артём не стал, едва обнаружив искомый кабинет и мимоходом сверившись с бумажкой, на которой вчера накарябал данные кадровика, постучал в дверь и сразу же зашел.
  - Разрешите?
  Толстый представительный мужчина, даже не восседающий, а возвышающийся над Т-образным столом, повернул голову в его сторону, поправил на крупном мясистом носу изящные очки в металлической оправе и вопросительно уставился на Артёма.
  - Здравствуйте.
  - Добрый день... - Директор по кадрам, а если табличка на двери не соврала, это был именно он, поскольку больше в кабинете никого не наблюдалось, явно ждал, когда посетитель представится и объяснит причину визита.
  - Иван Александрович, меня к вам направили...- проигнорировав расставленные у стены стулья, Стрельцов двумя шагами одолел расстояние до их свободного собрата, стоящего у торцевой части стола, и взялся за спинку стула. - С вашего позволения?
  - Пожалуйста, - несколько удивленно поморщив высокий лоб, разрешил кадровик. И, дождавшись, когда нахальный посетитель усядется, поинтересовался: - Вы не от Синицына?
   - Нет, я не от Синицына,- Артём поерзал, устраиваясь удобнее, - меня к вам направили...- Стрельцов задумался, старясь сформулировать фразу проще и удобоваримее.
  - Кто направил?- пришел на помощь хозяин кабинета.
  - Да я, положа руку на сердце, не знаю, кто, девушка какая-то, ваша сотрудница, по телефону. Я по поводу Брагина звонил, и она сказала, что Романа на работе нет, но, где он, не объяснила. Я ее спрашиваю, когда он на работе будет, а она ответить не может. Его уволили что ли?
  В защищенных дымчатыми стеклами снулых глазах Фалеева мелькнуло понимание.
  - А-а! Ясно, мне говорили...- отвечать на вопрос посетителя кадровик и не подумал, только снова поправил очки и поинтересовался. - А Вы, собственно, Роману Николаевичу кем приходитесь?
  - Одноклассником,- честно ответил Стрельцов, хотя язык чесался представиться родственником, к примеру, кузеном. - Со школы дружим. - Здесь Артём начал врать нагло и беззастенчиво.- Я в командировку мотался, приехал недавно, а найти Рому не могу, сотовый не отвечает, дома тоже нет. Пришлось сюда обращаться. А тут еще девушка по телефону как-то странно со мной поговорила. Я и забеспокоился.
  - Родственникам бы позвонили.
  - К сожалению, номеров их телефонов не знаю, если подскажите, с удовольствием позвоню. Хотя у вас вряд ли они есть.
  - Вы правы, нет. А зачем Брагина его ищите?
  Директор по кадрам попался подозрительный и не слишком доверчивый, что, впрочем, вполне объяснялось спецификой профессии и должности. Да и вообще, версия со встревожившимся одноклассником выглядела откровенно слабой, натянутой. Действительно, где вы встречали таких одноклассников, которые бы обеспокоились по поводу пропажи товарища? Нормальный человек повел бы себя по-другому. Ну, позвонил бы другу на сотовый, на работу, как максимум бы приехал к нему домой, а потом, не сумев найти, плюнул бы на поиски и принялся ждать, когда приятель сам объявится. Родня, иное дело, но представляться братом-сватом Стрельцов не рискнул, мало ли, вдруг этот толстый очкарик хорошо Брагина знает и о его родственниках осведомлен. Или в личном деле информация какая-нибудь о Роминой семье хранится, что вряд ли, однако чем черт не шутит. Тем более что у Брагина родных братьев точно не было, а имелась лишь старшая сестра.
   Отступать было поздно, и Артём старательно изобразил на морде удивление:
  - Как зачем? Друг все-таки. Встретиться собирались, и на юбилей свадьбы я хотел его пригласить.
  - Да? - сомнение чуть ли не аршинными буквами было написано на лице кадровика.- А документ какой-нибудь ваш можно посмотреть?
  - Конечно! - Стрельцов изобразил на лице радостный энтузиазм и полез в карман за водительским удостоверением. Хотя ни радости, ни энтузиазма от того, что некий хмырь с Брагинской работы будет знать его данные, не испытывал.- Пожалуйста.
  Ламинированный прямоугольник перекочевал в руки Фалеева. Он внимательно изучил удостоверение, сверил физиономию с фотографией и вернул документ законному владельцу.
  - Возьмите.
  - Так что, касательно Брагина, куда он пропал? В зарубежной командировке?
  - Никуда Брагин не пропадал, в настоящее время, Артём Вячеславович, он находится на больничном.
  'Имя-отчество запомнил, жиртрест!', - про себя чертыхнулся Стрельцов. На больничном. Всего-то. Не убили, с балкона не спрыгнул, яд не выпил. Ерунда какая, а сделали из нее тайну мадридского двора, вон телефонная чаровница, едва заикаться не начала, когда ее про Брагина спросил. Хотя болезни разные бывают, а также травмы, ранения и прочие неприятности, может, Ромочка сейчас в реанимации прохлаждается. Данный вопрос Артём решил...провентилировать поглубже.
  - На больничном? Он что, в стационаре лежит, я ведь домой к Роману забегал...
  - Да, в стационаре.
  - А что случилось, чем заболел? Что-то серьезное? С сердцем проблемы? Или ДТП?
  - Извините, я диагноз не знаю, кроме того, это конфиденциальная информация.
  - Если конфиденциальная, тогда конечно... - согласно протянул Стрельцов, мысленно обзывая кадровика разными нехорошими словами, самым безобидным из которых было 'тварь' с прилагающимся эпитетом 'свиноподобная'.
  - Тогда хоть скажите, в какой больнице Рома лежит, я его навещу.
  - Сомневаюсь, что к нему пустят.
  - Почему? Он что, в реанимации лежит? Или в инфекционном отделении?
  Толстяк покачал головой.
  - К сожалению, нет.
  - К сожалению?
  - Извините, больше я ничего сообщить не могу. - Фалеев приподнялся с кресла и протянул руку Стрельцову. - Всего наилучшего.
  Артём автоматически пожал пухлую ладонь и в свою очередь поднялся со стула. Тонкий непрозрачный намек был им правильно понят, директор по кадрам ничего ему больше не сообщит, поэтому дальнейшее общение с душкой Иваном Александровичем представлялось напрасной тратой времени.
  - Извините за беспокойство.
  - Пустяки, - махнул дланью толстяк и на всякий случай - вдруг посетитель упорствует в своих намерениях или, не дай боже, имеет прибалтийские корни - добавил: - До свидания.
  - До свидания, - разочарованно пропел Артём. Если жирдяй всех так принимает, у компании наверняка есть серьезные проблемы с подбором персонала.
  Оказавшись за дверью кабинета 'гостеприимного' кадровика, Стрельцов не стал покидать здание. Слишком мало информации он получил от директора по кадрам. Кроме того, что Брагин лежит в стационаре, этот недоделанный 'особист' не сказал ничего.
  Вопросов после разговора с кадровиком только прибавилось. В какой больнице Брагин прохлаждается, по какому поводу и когда туда загремел, когда выпишут и т.д.? И еще очень интересно, почему директор по кадрам демонстративно отказывается делиться сведениями? Интересно и странно. И что же эдакое с Ромой произошло, что он в стационар попал? Ведь случись с Брагиным заурядный перелом или пневмония, едва ли бы кадровик затевал бы с Артёмом игры в шпионские тайны. Сказал бы просто, мол, ногу сломал, лежит в травматологии. А тут недомолвки. У Артёма вполне обоснованно возникло подозрение, что с этим загадочным заболеванием не все чисто, не зря же темнит кадровик.
  Непонятно.
  Кроме того, Артёму не давала покоя мысль о том, что Рома мог симулировать недуг? Симулировать, дабы избежать... дальше фантазии Стрельцова не хватало. От неприятностей и проблем в больнице не скроешься, от бандитов, правосудия или мести - тем более. Еще одна головоломка.
  Напрашивался вывод о том, что к директору по кадрам можно было и не ходить. Разве что для опровержения версии о гипотетической смерти Брагина. Впрочем, унывать Стрельцов не собирался. Помимо кадровиков в любой организации работает масса людей, в том числе и общительных, готовых за толику проявленного внимания и уважения поделиться с ближним... или дальним даже самым сокровенным, не говоря уже о новостях, сплетнях и слухах. Наверняка подобные экземпляры Homo Sapiens в изрядном количестве имеются и в компании 'Диагональ', надо их только вычислить, грамотно завязать разговор и выслушать. А для начала погулять по коридору, присмотреться.
  Дефиле по коридору надолго не затянулось. Парочку местных кадров - хмурую необъятных размеров и неопределенного возраста тетку, проплывшую мимо с величественностью подтопленного дредноута, и тинэйджера с кипой бумаг под мышкой - Артём проигнорировал, пристав с вопросами к третьему. Вернее, к третьей - улыбчивой, рыжеволосой и конопатой девушке. Как подсказывал опыт, дамочки с подобной внешностью практически безальтернативно относились к разряду болтушек и хохотушек.
  Артём подкараулил 'конопатую хохотушку' на выходе из туалета.
  - Девушка, извините...
  - Да?
  - Как вас зовут?
  'Хохотушка', насколько показалось Стрельцову, слегка опешила, улыбка сползла с ее лица, но лишь на мгновение, а затем снова вернулась на законное место в уголки глаз и губ.
  - Марина? А что?
  - Марина, вы здесь работаете?
  - Да, а что?
  - Замечательно. Понимаете...- Артём принялся путано, но воодушевленно объяснять, кто он такой и почему ему надо знать о том, что случилось с Брагиным, практически не кривя душой, не упоминая только об отдельных 'пикантных' деталях, типа совершенного на него покушения и убийства жены. Уложился минут в пять. - Я был у Фалеева, он ничего толком не объяснил, молчит как партизан, хоть током пытай.
  - Конечно, - фыркнула девушка, - будет молчать. Там ведь такое произошло... Жуть!
  - Правда?
  - Не то слово!
  Судя по энтузиазму, с которым Марина откликнулась на просьбу Артёма, в своих предположениях он не ошибся - поболтать девушка, мягко говоря, любила и даже с незнакомцем готова была поделиться еще довольно свежей, но уже неактуальной сплетней. Рассказать страшную историю в красках, со всеми пикантными подробностями.
  - А что случилось?
  - Кошмар! Фильм ужасов. Это где-то около месяца назад было. Середина рабочего дня, только обед закончился, девчонки из отдела сбыта своими делами занимаются. И тут, представляете, Роман Николаевич заходит к ним в отдел, тихонечко, поздоровался с кем-то, а потом рвет рубашку на горле - пуговицы летят в разные стороны, - подбегает к стене и начинает биться об нее головой. Ни с того, ни с сего. И прямо лбом об стену, а там бетон сплошной, даже панелей нет, одни обои. И диким голосом кричит: 'Кровь! На мне кровь!!'. Посреди бела дня! Ужас!! - в последних словах Марины слышался неподдельный восторг, восхищение этим 'ужасом'. - Так кричал, что у нас в другом конце коридора слышно было, представляете?
  -Да вы что?!
  - Честно-честно. Закричит, и раз - головой об стену. И успокоить никто не может. Втроем от стены оттаскивали, бесполезно. Пока с третьего этажа ребята не прибежали, не скрутили. Кошмар! Голову себе так разбил, что весь кабинет в крови был, его два дня отмывали.
  - Ай-ай!- ошарашенный полученной информацией и экспрессией собеседницы, Артём мог только поддакивать.
  - Мы скорую вызвали. Приехала бригада, а он и при медиках все кричал... про кровь. И еще рвался руки помыть. Только когда укол какой-то сделали, успокоился. И ничего ведь не предвещало... Роман Николаевич спокойный был, вежливый, обходительный.
  Еще добрых четверть часа Артёму пришлось выслушивать рассказ о том, каким душкой был Ромочка Брагин, каким потрясающим человеком и руководителем. Попутно узнавая некоторые подробности из жизни коллектива компании 'Диагональ': кто у кого родился, кто с кем дружит и спит, и тому подобное. За это время Стрельцов успел переварить полученную информацию и уяснить главное - Брагин сошел с ума. Сдвинулся по фазе. Чокнулся. Сберндил. Слетел с катушек. Крыша у него протекла. Называйте, как хотите. И на симуляцию это совсем не похоже. Проверить сведения насчет Роминого сумасшествия, конечно, не мешает, но Артём печенкой чуял, что девушка его не обманула, Брагин в самом деле... подвинулся рассудком.
  Оставалась еще пара неосвещенных вопросов, но задать их не было возможности - девушка разошлась не на шутку. Наконец, когда конопатая болтушка - вот действительно угадал так угадал - выдохлась, Стрельцов смог ненавязчиво поинтересоваться:
  - А куда его увезли, не подскажите? Его же в психушку должны определить по идее...
  - На Курчатова. - По иронии судьбы все психиатрические лечебные учреждения города располагались на улицах, названных в честь великих ученых, академиков, лауреатов Нобелевских премий - Вавилова, Курчатова, Павлова.
  - И что врачи сказали, что-то серьезное, или ерунда... на недельку таблеток попить?
  -Не ерунда. Получается, Роман Николаевич уже второй месяц там лежит, и никого к нему не пускают. Наше руководство несколько раз ездило - без толку. Кризис, говорят, миновал, но общение с коллегами противопоказано, может вызвать... чего-то там вызвать, в общем. Шизофрения у него какая-то... точно не помню.
  - Ай-ай, - покачал головой Стрельцов. - Не пускают, значит. Дела... Спасибо вам, Мариночка, просветили. А то не знал, что случилось, где друга искать. Радостного, конечно, мало, но хоть какая-то определенность. Будем надеяться, Роман Николаевич поправится.
  Попрощавшись со словоохотливой девушкой, Артём покинул здание захиревшего института, дошел до машины, плюхнулся на водительское сиденье и задумался. Руки автоматически выполняли привычные движения - повернуть ключ, перевести рычаг на коробке передач, отпустить тормоз, повернуть руль, но мозг их практически не контролировал. Он был занят другой работой.
  Что же получается? Ромочка с ума сошел, причем слетел с катушек конкретно. Едва кочерыжкой своей стену не проломил. И посетителей к нему, что интересно, не пускают. То есть, выходит, или Брагин опасен для окружающих, или для себя. Это вам не синдром хронической усталости и не легкий невроз. Подлечился за пару недель, и как огурчик. Тут дело пахнет керосином, то бишь длительным и интенсивным лечением.
  Второй месяц отдыхает, не шутка. И исцелят ли Рому эскулапы, еще неизвестно. Артём краем уха слышал, что психические заболевания очень сложно лечить, и если у человека начинаются серьезные проблемы с головой, то быть ему по жизни пациентом психиатрических клиник. А проблемы у одноклассника с головой серьезные.
  В подобной ситуации мстить Брагину даже... неприлично. Грешно убогого человека обижать. И поговорить по душам вряд ли удастся. Какие задушевные беседы могут быть с психом? И о чем? О методике выравнивания лбом косяка? Или о расцветке инопланетян из соседней палаты? Или о вкусе медных и стальных гвоздей? Узнай теперь, попробуй, за что Роман Артёма и его супругу так возненавидел?
  Или все же попытаться с ним пообщаться, если врачи разрешат? Артём настолько глубоко задумался, что не заметил, как выехал едва ли не на встречную полосу. Очнувшись от тревожного клаксона шарахнувшегося в сторону 'Ситроена', он быстренько перестроился и вернулся в свой ряд движения. Еще в ДТП попасть не хватало!
  Прочь сомнения, разбираться нужно до конца!
  - Как там у нас до Курчатова проехать можно?- спросил вслух у тихо подвывающей магнитолы Стрельцов и, предсказуемо не дождавшись ответа от бездушной железяки, крутанул руль влево, разворачивая автомобиль.
  
   * * *
  
  К Брагину никого не пускали. Вообще никого. Даже близких родственников. Об этом Стрельцову сообщила окопавшаяся в регистратуре Психоневрологического диспансера ?1 высокомерная старая грымза. Выглядывая из узенького окошка как из бойницы, она отвечала на вопросы Артёма сквозь зубы, и едва он вякнул что-то о 'посещении друга', оборвала словесные потуги одним коротким, но емким: 'Нельзя!'. А затем соблаговолила добавить, что Брагин лежит в отделении интенсивной терапии и посещение там пациентов 'запрещены категорически'. Иную информацию 'грымза' сообщать отказалась. Не менее категорически. Как ни подлизывался к ней Стрельцов.
  Артём уже было решил отправляться восвояси несолоно хлебавши, но на его счастье надоел 'грымзе' настолько, что она переадресовала назойливого посетителя одному из лечащих врачей Брагина - весьма упитанному усачу средних лет.
  Доктор ничего кардинально нового не сообщил, полностью подтвердив информацию о заболевании одноклассника. И за малую мзду добавил множество деталей, интересных и не очень. И озадачив множеством заумных и неудобоваримых терминов.
  - ... у него наблюдается типичное хаотическое кататоническое возбуждение со склонностью к самоповреждениям, сопровождающееся сновидными галлюцинациями фантастического содержания и онейроидным помрачением сознания. Отмечены навязчивые идеи. Течение болезни шубообразного типа...
  - Простите, доктор, какого типа? - зацепившись за знакомое слово, вынырнул из омута чуждой заумной терминологии Артём.
  - Шубообразного. То есть течение болезни проявляется в виде приступов, - снизошел до объяснения более или менее человеческим языком психиатр.
  Стрельцов обрадовано кивнул. Хоть что-то понял. И пока усач опять не скатился на чудовищный медицинский сленг, обыграл еще одно - и едва ли не последнее - знакомое слово, промелькнувшее в 'спиче' доктора.
  - Навязчивые идеи, говорите? Это как? Рвется спасти мир от нашествия инопланетян?
  - Почему сразу инопланетян?- поморщился усач. - Отнюдь. И, вообще, не рвется. А навязчивые идеи у него связаны с детскими переживаниями и фрустрациями. Пациент глубоко переживал перенесенные в детстве психологические травмы, связанные с обидой на сверстников, и уверен, что некоторых своих обидчиков он впоследствии ... хм... убил.
  - К-как?- каркнул пересохшим горлом Артём и переспросил: - Убил за детскую обиду? Что, действительно убил?
  Врач осуждающе посмотрел на собеседника.
  - Не понимайте все буквально. Не убил, а полагает, что убил. Это же проявление болезни. С учетом многочисленных галлюцинаторных маркеров - кровь на стенах, голоса якобы убитых и прочее - почти классическая симптоматика. У вас еще есть вопросы?
  - Э-э, скажите, доктор, увидеться с ним нельзя?
  - Нет, любые возбуждающие факторы, в том числе посещения друзей и родных, пациенту противопоказаны
  - Ясно. А как долго он здесь пробудет?
  Психиатр развел руками.
  - Кризис миновал, но клиническая картина улучшается медленно... Не могу сказать. Еще не менее трех месяцев, возможно, и больше.
  - А он поправится?
  Врач повторил жест, означающий, помимо прочего, и неуверенность в ответе, и откланялся.
  Как он добрался до машины, Артём не запомнил. Он настолько погрузился в собственные мысли, что окружающий мир стал вновь адекватно воспринимать лишь по дороге из больницы. Просто кинематографический монтаж: секунду назад с медиком беседует, а вот уже за рулем авто ждет, когда загорится разрешающий сигнал светофора. Да, огорошил доктор, ничего не скажешь. В очередной раз будто мешком по голове получил. И не пыльным, а увесистым таким кулем со свежесобранным картофелем. Получается, если доктор не соврал, а врать ему смысла нет, то Рома камень за пазухой для Стрельцова еще со школы держал. И через десяток с лишним лет камень из-за пазухи вытащил и в спину кинул. Отмстил. Разрушил жизнь до основания. Господи, и за что?! За какие-то нелепые детские обиды. Артём и вспомнить-то не мог, чем он настолько перед Ромой провинился. Подзатыльник ему отвесил что ли, или оскорбил ненароком, неизгладимо унизив честь и достоинство? Или булочкой на обеде не поделился? Попробуй, угадай.
  Ситуация прямо-таки словно в дешевом голливудском триллере: нехороший маньяк вынашивает планы обидчиков покарать, карает, а затем галочки напротив списка жертв ставит. Разве что в триллерах подобные маньяки в процессе повествования с ума обычно не сходят и психиатрические лечебницы не попадают. Но то в кино, а здесь в жизни...
  Артём ощущал себя невольным героем какой-то дешевой постановки, но не триллера или боевика, а спектакля в театре абсурда. И засмеялся бы, если бы не хотелось заплакать. Да, если месть - блюдо, которое надо подавать холодным, то Рома подал его однокашнику...ледяным, и в таких количествах, что впору объесться. И лопнуть.
  Вот ведь кривая ухмылка судьбы. Искал, вычислял виновника бед, и на тебе... Вычислил на свою голову. И что дальше? Кому теперь мстить за смерть супруги и не увидевшего свет первенца? Что теперь Стрельцову делать со своей переменой холодных блюд? И по всем раскладам выходило, что его холодное блюдо останется неприготовленным. Некому его вкусить. 'Крестники-должники' Артёма в большинстве своем для возмездия недоступны. Словно небеса задались целью их самостоятельно покарать, не давая Стрельцову даже шанса на осуществление полновесной мести. Непосредственного убийцу Насти бандиты сами уже похоронили. Заказчик с катушек слетел, причем вылечат ли его, еще неизвестно. До господина Туманова, надо быть реалистом, не дотянешься. Депутатский статус, охрана, сопровождение, служба безопасности и прочее. Не с гранатой же под его автомобиль бросаться. Да и не основной он злодей в этой истории. Шестерок тумановских отлавливать и их карать по законам гор - тоже не с руки. Мелко как-то и муторно.
  От досады Артём крякнул и чуть резче, чем нужно, крутанул руль на повороте, едва не въехав в высокий бетонный бордюр. Хоть волком вой от бессилия! Подранка Величева добить что ли? Авось полегчает...
  На очередном перекрестке светофор мигнул желтым глазом и зажег кроваво-красный, будто одобряя любые агрессивно-насильственные намерения. Это показалось Стрельцову символичным. А то, что красный сигнал характеризуется как запрещающий, в голову почему-то не пришло. Дождавшись, когда светофор погасит свое багровое око, Артём свернул направо и с удивлением обнаружил, что едет не домой. И не к матери. Не в магазин, не в офис - он направляется на улицу Декабристов к дому номер сорок семь с литерой 'А'. То бишь к берлоге Величева. Когда и почему он избрал данный маршрут, Артём и не понял. Само собой получилось, без участия сознания. Будто какая-то неведомая сила тянула его туда. То ли неудовлетворенное чувство мести, то ли желание посмотреть еще раз 'на место преступления', то ли...
  Спроси его кто: 'А зачем ты едешь к дому Величева?', Стрельцов ответить бы не сумел. Действительно, зачем? Еще раз поиздеваться над мерзавцем или вообще добить сейчас, после того, как Артём его освободил, затруднительно. Едва ли бандит безропотно позволит себя связать или тем паче подставит шею под нож. Или снова выжидать, сидеть в засаде? Глупо. Он и первый-то раз еле высидел. Тем более что 'жертва насилия' наверняка уже в больнице здоровье поправляет. По большому счету Артём не хотел ни убивать Величева, ни издеваться над ним, даже любоваться плодами своей 'разъяснительной работы' и смотреть на покалеченного и измордованного негодяя желания не испытывал. И если бы Стрельцов счел возможным напрячь мозги и как следует проанализировать собственные желания, к дому номер сорок семь с литерой 'А' он бы, безусловно, не поехал. Но напрячь мозги он не соизволил и, бездумно следуя подсознательным устремлениям, уверенно двигался по направлению к улице Декабристов. Тянуло его что-то 'на место преступления'. А кто он такой, чтобы противиться 'неведомой силе'?
  Во дворе дома номер сорок семь 'А' собрался народ. Не толпился, а именно собрался, вернее - 'кучковался'. Чему Стрельцов, припарковавший машину около магазина 'Богемское стекло', немало удивился. За время своего многодневного 'засадного' наблюдения он ни разу во дворе столько людей не видел. И распределялись они обычно по всему двору: пенсионерки - на лавке, молодые мамаши - рядом с песочницей, подростки... где придется. А тут всем хуралом, человек тридцать, не меньше, весьма показательно скопились в одном месте. Надо полагать, собраться народ заставило зрелище...нетривиальное. И с учетом того, что среди бабулек и прочих любопытствующих граждан просматривались характерные серые силуэты сотрудников милиции, а возле фонарного столба застыл уазик, украшенный надписью 'Центральное РУВД', зрелище к тому же имело явный криминальный душок.
  От невнятного предчувствия защемило сердце. Артём выбрался из машины и бочком двинулся поближе к ... зрелищу. Подойдя метров на двадцать, Стрельцов остановился. Дальше идти не позволили внезапно проснувшиеся здравомыслие и осторожность, которые в один голос умоляли не привлекать лишнего внимания, поскольку его физиономия и без того во дворе примелькалась. Не хотелось, чтобы какая-нибудь бдительная Марья Ивановна начала дергать милиционера за рукав и сигнализировать о появлении 'того самого подозрительного бездельника из машины'. Милиционер ведь может и заинтересоваться 'подозрительным бездельником', а отвечать на вопросы представителей органов правопорядка не хотелось.
   Тем паче и отсюда кое-что было видно. Это 'кое-что' просвечивало белым молочным пятном сквозь редкий частокол ног и напоминало лежащее на земле и накрытое простыней тело. Невнятное предчувствие сдавило левую часть груди еще сильнее.
  По изложенным выше причинам соваться к белому пятну или обращаться за разъяснениями к одной из пенсионерок Артём не стал, а подошел к расположившемуся в стороне от основной массы народа подростку лет тринадцати. Как известно, мальчишки, наряду со старушками, являются наиболее информированной о жизни улицы и двора частью населения, только, в отличие от бабушек, отроки общаться с представителями органов правопорядка не любят.
  Подросток сидел на полукруглой, вкопанной в грунт, железной лестнице, лениво поглядывал на скопление граждан и интенсивно лузгал семечки.
  - Парень, не подскажешь, что тут случилось?
  Мальчишка оглядел обратившегося к нему незнакомца, сплюнул шелуху и произнес:
  - Мужик с пятого этажа свалился.
  - С пятого?
  - Угу, с пятого. Не очень высоко вроде, а мозги по асфальту разлетелись.
  - Самоубийство?
  - Не, говорят, не сам выпал, а выбросили. - Подросток недоверчиво хмыкнул.- Брехня, наверное. - Потом наморщил лоб, подумал и добавил: - А может, не брехня, он же крутой был, центровой.
  - Кто?
  Мальчишка еще раз хмыкнул, на сей раз по поводу тупости собеседника, но все же ответил:
  - Ну, этот, разбился который... - Пацан кивнул в сторону собравшихся вокруг белеющего пятна граждан. - Серега Велик.
  - А-а... - Стрельцова хватило только на такое - не очень изысканное - выражение понимания. На него снова снизошла какая-то заторможенность. Не поблагодарив мальчишку, Артём развернулся и медленно побрел обратно к автомобилю.
  Делать здесь больше было нечего. Вопрос о том, сам ли Величев с балкона сверзился или поспособствовал кто, Артёма интересовал мало. А кто и за какие грехи мог отправить 'центрового' в мир иной, если это действительно убийство, Стрельцова вообще не волновало. Учитывая специфику 'творческой деятельности' покойного, не удивительно, что кто-то бандита пришил.
  А вот сам факт отсутствия недруга на бренной земле заставлял кое-что переоценить. Со смертью Величева достойных и доступных врагов, на которых можно было обрушить карающий меч возмездия, не осталось. Хоть классика цитируй: '...иных уж нет, и те далече...'. Поневоле задумаешься о превратностях судьбы и божьем промысле. И о том, что человек - лишь песчинка на полях мироздания и игрушка в руках высших сил.
  Небеса лишили Артёма возможности самолично поквитаться с убийцами жены, наказав по-своему. И гадай теперь, это слепой случай, стечение обстоятельств, или плетение Норн, которые намекают на то, что месть бессмысленна и бесполезна.
  Гадать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. На душе было сумрачно и... пусто. Артём горько усмехнулся. Он не раз и не два читал о том, что подобная пустота поселяется в душе, после осуществления долгожданной мести. Мол, воткнешь отцовский меч в горло заклятому врагу, отомстишь за поруганную честь семьи, а радости и счастья нет. Одна пустота. Только у него пустота откуда? Артём никому меч в горло не вонзал, кровью недругов не умывался, некоторые телесные повреждения едва ли стоит расценивать как полновесную месть. Его блюдо остыло, но подано уже не будет.
  А на душе все равно пусто.
  Вернувшись в машину, Артём сел в кресло, уронил голову на рулевое колесо и закрыл глаза. Куда теперь ехать или идти, он не знал. Поставленная перед самим собой цель исчезла, растворилась - какая горькая игра слов! - в тумане. Не доберешься, не допрыгнешь, не ухватишь. Источник энергии, питавший его последние месяцы, иссяк. Пусть это был источник энергии не слишком доброй, но он питал Артёма, заставлял что-то делать, куда-то стремиться. Заставлял жить, а не существовать, заполнял пространство в душе. А сейчас там разрослась пустота. Не пустыня даже, а космический вакуум. Пустота, не мешающая думать, дышать, но уничтожающая любые желания. Мешающая жить.
  С такой пустотой внутри ему самое место - на кладбище.
  
   * * *
  
  ЭПИЛОГ
  
  Белые пушистые хлопья кружились в воздухе и мягко опускались на землю, укутывая ее бархатным одеялом. Снежинки не падали, а именно опускались, плавно, вальяжно, с некоторой ленцой, наряжая мир в красивые меха. И облезлые, голые деревья, и унылые железные оградки, и многочисленные мрачные памятники и могилы, и протянувшиеся между застывшими в отдалении столбами провода обзавелись изысканными шубками.
  Пушистые хлопья кружились и опускались...
  Стрельцов снял перчатку и поймал несколько снежинок. На горячей ладони они растаяли в один миг.
  Как люди. Они тоже кружатся и опускаются для того, чтобы растаять. Живут, работают, отдыхают на курортах, учатся, женятся, воспитывают детей, выпивают, читают интересные и не очень книги, мечтают, а потом исчезают. В один миг. И от них ничего не остается, разве что несколько капелек воды, которым в свой черед уготовано недолгое существование.
  Артём стер капли воды с ладони, снова надел перчатку и стряхнул снег с деревянного креста на могиле Насти. Памятник пока не установили, хотя он был уже не только заказан, но и изготовлен. Стрельцову хватало и креста. Спасительного креста.
  Если бы не этот крест, то Артёму было бы в сотни раз сложнее... сохранить себя. Не сломаться. В конце лета и начале осени, когда жизнь словно потеряла всякий смысл, а в душе поселилась гулкая пустота, Стрельцов приходил на кладбище к могиле Насти каждый день. Часами стоял рядом с крестом и молчал. Не молился, не разговаривал, не плакал, просто стоял и молчал. Именно тогда ему было особенно трудно. Ни в день, когда его оглушило известие о смерти Насти, ни во время дачного плена, когда он извивался на полу, задыхаясь от гнева и бессилия, ни в минуты, когда бандиты везли его на остров убивать, Артём не чувствовал себя настолько плохо. У него имелась цель, и существовали причины жить. А вот после того, как судьба отняла у него возможность отомстить, Артём перестал дышать. Словно кончился кислород. И не в баллоне, не в комнате, не в городе. В мире. В легких. А здесь - на кладбище - он начинал снова дышать. Тяжело, хрипло, но все же дышать.
  В мире что-то постоянно происходило. Гремели войны, падали самолеты, менялась погода, совершались новые открытия, но все это не трогало и не интересовало Стрельцова. И события, касающиеся его лично, он воспринимал отстраненно. Так, узнав из телевизионных новостей о том, что Туманов взят под стражу за получение взятки, Артём лишь пожал плечами. И не испытал ничего. Ни радости, ни удовлетворения, ни злорадства. Он как будто зачерствел, окаменел доисторическим ржаным сухарем, покрылся толстой, не стальной даже, а свинцовой скорлупой, сквозь которую не пробивались ни звуки, ни волны, ни эмоции. И то, что творится вокруг, Артёма не волновало. Вся его немудреная жизнь сосредоточилась в этих посещениях кладбища. И с каждым новым визитом на могилу что-то менялось. Сквозь свинцовую скорлупу начали пробиваться лучи тепла и света.
  Пустота истончалась, и что-то заполняло пространство внутри. Какие-то чувства, желания, мысли. И чем больше появлялось чувств, мыслей и желаний, пусть нелепых, сиюминутных, тем легче становилось дышать.
  Визиты на кладбище превратились для Стрельцова в своеобразную терапию, в средство спасения и исцеления.
  И он исцелялся.
  С наступлением зимы Артём стал посещать кладбище все реже. Через день, через два дня, через неделю. Жизнь брала свое, и внутренняя пустота вытеснялась появившимися делами, заботами, проблемами. И чем больше листков отрывалось с календаря, тем меньше Артёма тянуло в обитель вечного покоя, гранитных обелисков и покосившихся железных оградок. А сегодня он пришел к могиле Насте и понял, что терапия ему больше не нужна.
  Пустота превратилась в умиротворение. Уже не грыз сердце червь безысходности, не давил на грудь многотонный валун тоски, боль не исчезла, но притупилась - она больше не рвала душу на части. Черная меланхолия сменилась светлой печалью. Переживания Артёма отдалились, покрылись дымкой, их очертания стерлись. Он словно повзрослел и стал воспринимать мир по-иному, без прежних надрыва и метаний.
  Не удалось отомстить? Что же, так распорядилась судьба. Не всем суждено готовить и подавать холодными столь специфические блюда. А жизнь продолжается. Продолжается, несмотря ни на что.
  Стрельцов в последний раз окинул взглядом нарядившийся в белое пушистое одеяние деревянный крест, кивнул, то ли соглашаясь с каким-то неведомым собеседником, то ли прощаясь с прошлым, и твердым, пружинистым шагом, лавируя между железных оградок, двинулся к выходу с кладбища.
  У него было много дел. И в первую очередь - отыскать номер телефона одного симпатичного доктора по имени Анна. Что-то подсказывало Артёму - пора ей позвонить.
  Время войны и приготовления холодных блюд закончилось, а эпоха любви... возможно, еще впереди.
  
  
Оценка: 5.79*12  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"