Русский Пациент : другие произведения.

Мексиканец 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Класс , как и все, размышлял о досуге. Отчего-то захотелось собраться всем вместе, может быть, потому, что в последний? Без взрослых, солидно. Вечеринки случались, конечно, и раньше - класса этак с восьмого, но они были какие-то детские, в комплекте с беднягой-родителем, жертвенно остававшимся для присмотра за успевавшей хлебнуть неизвестно какого и где компанией. Те, кто любил отрываться по полной, тихо линяли с семейственных сборищ и добирали - кто как, по пустующим лежкам и гаражам. А вот по-настоящему, официально - не складывалось.
  
   В этот раз захотелось по-взрослому: придумать меню, выбрать вино, раскинуть колени - ну вы понимаете.
  Праздновать предложила Сергеева, и с ней согласились - даже тандем, у которого планов, как оказалось, не было.
  - Последний ведь год,- говорила Сергеева, - больше такого не будет. Все мои уезжают, трехкомнатная квартира.
  - Что по деньгам, - раздались голоса, и все стали считать. Оказалось, не дорого, всего по пятьсот.
  Алкоголь обещала сергеевская мамаша, продавец магазина, открытого аж двадцать четыре часа. Так ей было спокойнее - дети напьются, зато не отравятся, да и лет-то уже не двенадцать.
  - Вливайся,- сказала Сергеева Мексу, - или ты дома будешь, с мамой и папой?
  - Я с вами... со всеми,- поправился Мекс,- деньги завтра отдам.
  
  Уроки закончились, и народ потянулся домой. Мекс копался в портфеле, не находя очков - то ли засунул куда, то ли оставил. Марков и Лапин не трогались с места, тихо о чем-то беседуя, а рядом писала бумажку со сметой на будущий праздник Сергеева. Чумной ураган Турандот захватил их врасплох.
  - Ребята!!!- проорала она, - нужна ваша помощь! Там елка!
  - Чего с ней,- спросил недовольно Дюк,- свалилась-таки?
  - Почти что,- дышала Надежда Петровна,- первоклассники прыгали, выбили столбик.
  - Ничего себе кони, - хихикнула Сергеева,- как они прыгали резво.
  - Помогите же, - раздражилась Петровна, - там теть Маша уборщица стоит, на себе ее держит. Она же наряженная уже, перебьются игрушки!!!
  - Так уборщицу нарядить... извращенцы, - Лап рассмеялся, - пойдем, восстановим.
  " Это он что... улыбается?" - и Мекса заклинило.
  
  Спасаясь, он быстро взглянул на Сергееву. Та была красной и кусала губу.
  Что вообще происходит, хотелось бы знать.
  Оба товарища уже двигались к выходу, слушая вопли Надежды Петровны. Турандот оргазмировала - ей все-таки удалось привлечь эту парочку к школьной проблеме!
  - Нет, ну ты видел? - спросила Сергеева.
  - О чем это ты, - прикинулся Мекс, - ты про Лапина?
  Алёна презрительно фыркнула.
  
  - В первый раз за всё время,- сказала она,- симпатичненько.
  - Ни разу не видела?
  - Представляешь вот,- раскололась Сергеева, - только Дюк, наверное, знает его.
  Они посидели, соображая каждый своё, потаённое.
  Помолчали.
  - Пойдем, может, поможем,- разбил ситуацию Мекс, - он, глядишь, еще улыбнется.
  - Идиот,- рассердилась Сергеева, сложила бумажки и двинулась следом.
  
  В актовом зале стоял дикий хохот. Ёлка была под углом по полностью неизвестной причине. Под колючими лапами огромной красавицы пыхтела уборщица, и Дюк поднырнул ей на смену.
  - Апельсинов навешали с одной стороны, - заливался Лап,- столбики тут ни при чем!
  Столбик один вынимаешь и - бах!
  - Ой, точно, - кудахтала Турандот, - пятиклассники наряжали...
  - Это они специально,- подал голос развеселившийся Дюк, - помните, у нас в шестом классе тоже такое было?
  - Падала, помню,- вспомнила вдруг Турандот, - тогда мы наряжали, по-моему...Прямо на Деда Мороза свалилась. Так и лежала, а все вокруг прыгали. Мороза едва не прибили!
  - Мы наряжали,- и оба товарища покатились со смеху, - мы тут до вечера ее... наряжали...
  - Вот ведь засранцы, - тихонько сказала себе Турандот, - могло бы кого и насмерть!
  А парочка разошлась не на шутку.
  - Ты у нас этот... Атлант, - веселился Лап, - что ты красный такой, загорел на питерском солнышке? Где, блин, повязка на чресла, ха-ха!
  - Ёлки зелёные... Оставьте мне тряпочку, ну, - ответствовал Дюк,- да это вообще башня пизанская...Долго мне тут атлантировать? Тяжело же!
  - Всем Пизам по Атланту! - скандировал Лап, - смычка Италии и России! Решим все проблемы культурных столиц - разденем Атлантов и выпрямим падающие!
   - Идиотские шуточки, - пыхтел его друг, - в прошлый раз поднимали веревкой.
  Лап веселился, и был дивно хорош в своей фиолетово-белой нездешней рубашке с расстегнутым воротом, чуть растрепанный, теплый. Мексиканец, не захотевший войти, любовался втихую, прильнув к косяку и умирая от странного какого-то чувства... от нежности? Вот какие бывают, пронеслось у него в голове, от них хорошо и светло. На них нужно смотреть обязательно, чтобы знать - радость есть...
  - Надо с другой стороны потянуть, Дюк не справится,- командовал Лап, - веревка нужна! Идите сюда все!
  
  Веревка нашлась. Её обернули вокруг елки, чуть помяв пестроватые флаги,слегка потянули, дав Дюку возможность поставить дерево вертикально. Лап забил в крестовину столбик, а Сергеевой с Мексом поручили перевешивать апельсины.
  Турандот сорвалась по делам, ощущая вселенское единение и педагогическую гордость от содеянного, и ребята остались вчетвером в разряженном к празднику зале.
  
  Мальчишки засели на сцене, болтая ногами, и явно не торопились идти.
  Сергеева вешала фрукты и принимала изящные позы. Косилась назад.
  - Алён,- ошалев от собственной смелости, спросил Мекс, - а тебе в таких штанишках как, не холодно?
  - Не холодно,- спокойно ответила та,- девушки в Питере ко всему привычные. А что ты там видишь?
  - Всё я там вижу. Я не виноват.
  Сергеева фыркнула.
  -Алён,- снова решился он,- а как Лапина зовут? Я до сих пор многих только по фамилиям знаю. А некоторых вообще по прозвищам.
  - Ну ты даешь, одноклассник, - фыркнула та, - Лапина зовут Марк.
  - Марк?
  - Нормальное имя,- удивилась Сергеева, - раньше не слышал, что ли?
  - Слышал, - ответил Мекс, - а у Дюка фамилия Марков.
  - Ну да. У них сразу понятно, кто чей.
  - Это как же?
  - Да так,- сказала Сергеева,- только на голубых они не похожи. Так, конкуренты прикалываются. Они же вместе всегда. Странно, что девушек нет. Из-за этого, может быть.
  
  Мекс уловил характерную горечь - такую же, как у себя порой. Надо спросить.
  - По Дюку страдаешь?
  Сергеева замерла:
  - Что, очень заметно? - она чуть прищурилась. - А ты, что же, по Лапину? Я вообще-то не дура.
  - Он же парень,- Мекс храбро посмотрел ей в глаза,- как это возможно?
  - Так тоже бывает,- ехидно сказала Сергеева,- такие, как он, всем подряд нравятся. Однохуйственно, - закончила она неожиданно и похабно.
  - Апельсины закончились. Ты можешь слезать.
  
  Сергеева приняла галантно подставленную руку и сползла с лестницы.
  -Водки хочется,- сказала она голосом взрослой женщины и развязно взвесила грудь на ладонях,- хочется водочки после школочки.
  
  - Коньяк подойдёт?- раздалось от сцены. Говорил Дюк.
  Парни смотрели давно и внимательно. Лапин больше не улыбался, а вот товарища наоборот - разбирало.
  "Что-то задумали",- пронеслось в головах у Сергеевой с Мексом. Они быстро переглянулись.
  -Подойдет,- ухватилась Сергеева,- угощаешь?
  - Подгребайте, пожалуйста,- шутовски раскланялся Дюк и достал из рюкзака бутылку. - Мы иногда на "камчатках" балуемся...
  Мекс ощутил неожиданный дух приключений, отваги и запашок авантюры. Коньяк в учреждении, борющемся за нравственность! Это же круто!
  Он обернулся и сдернул с елки один апельсин. Подумал и сдернул второй.
  - Пропьем сейчас елку,- сказал ему Дюк,- стаканов, к сожалению, не имеем.
  
  Мекс заметил, что сами они уже хороши - коньячок был явно не первый.
  - Чего это вы,- мудро спросила Сергеева, - вы же не алкаши, вроде?
  - Мы поспорили,- сказал Лап, - мы поспорили с Дюком, что он выпьет такую баклажку и ему ничего не будет. Никто не заметит.
  - И ты проиграл,- подтвердил Дюк,- вот это вторая. На мне не работает. А Лап за компанию, потому что проспорил.
   --Ну у тебя и здоровье,- сказала Сергеева и приложилась к бутылке.
  Мекс тоже хлебнул - с непривычки глотнул многовато, сразу закашлялся. Его хлопнули по спине, сунули апельсин, усадили на сцену, где он разместился между Сергеевой и Лапом.
  Тот был близко, пах коньяком и каким-то еще ароматом, плечо его изредка прикасалось к Мексу, грея скрытой, неожиданной силой.
  
  Сидели. Осторожно болтали на общие темы, а Мексиканцу было так хорошо, как никогда и ни с кем.
  Явился вдруг сторож, принесший печальную весть о закрытии школы, они собрались и нестройно вывалились на крыльцо.
  
  - Зима,- удивленно сказал полупьяненький Мекс.
   -Она самая,- подтвердили его собутыльники.
  - Голова болит, брат,- сказал Лап,- я домой, ты как хочешь.
  - Давайте все вместе проводим,- предложил Мекс,- проветримся заодно.
  В спину вошло что-то твердое, и он обернулся.
  Сергеева строила рожи. "Чего это с ней?"
   Наверное, соседствуя с ней, он все-таки вынес житейских премудростей. Ах, ну понятно.
  - Я могу проводить тебя,- он прикоснулся к застывшему Лапину,- мне нетрудно. Пусть идут?
  Расслабленный Дюк уже уходил, влекомый Сергеевой. Мекс же тихонько вцепился в дорогую дубленку Лапа, который, потирая висок, болезненно морщился, всматриваясь...
  
  
  Он сейчас пойдет за ним, почувствовал вдруг Мексиканец. Окрикнет, остановит. Не пустит. Надо спешить.
  
  - Марк, пойдём. Тебе надо лечь. Они доберутся нормально.
  Тот взглянул - болезненно, мутно.
  - Как ты меня назвал?
  - Марк. Это ведь твоё имя.
  - Я им не пользуюсь. Мне оно марку напоминает, которую лижут, а после - наклеивают. Несвобода какая-то.
  - Ерунда,- сказал Мекс,- Благородное римское имя. Я почел бы за честь такое носить. А редкие марки стоят дорого и хранятся в бархатных красных альбомах. Лежат там, как короли.
  - Марк Аврелий,- кивнул Лап, - да, я помню. Марк Твен. Сплошная филателия.
  - Марко Поло, - сказал ему Мекс. - Надо начинать путешествие домой и пить анальгин.
  
  Нельзя, чтобы солнечный мальчик потух. Нельзя, чтобы он был так зависим. Нельзя, чтобы такое страдание.
  Мексиканец вдруг стал непреклонен, впервые за всю свою жизнь.
   - Тебе надо прилечь, - сказал он жестковато и развернул собеседника в сторону.
   И они побрели.
  
  
  "Библиотека",- подумалось Мексу.
  Квартира Лапа в новом бело-зеленом доме на Октябрьской набережной была не совсем человеческим домом. Пахло старинной, смешанной с запахом клея, картона, выцветшей типографской краски пылью, той, которую жадно глотают любители бумажных раритетов. Пахло книгами, они были в этом доме повсюду, начиная с просторной прихожей.
  На паркетный затейливый пол падал свет из растущих глубоко в потолке овальных светильников. Он грел нижние полки, выпукло пухнущие томами самого разнообразного качества переплетов. Книги росли как цветы, до самого верха, холёно сияя разноязычными буквами, занимая все ниши, проемы и полости интересной квартиры.
  Да, пахло книгами, пылью, но дом блестел новизной, чистотой. Никаких сваленных в угол пакетов, растерянной обуви, забытых перчаток - словно оранжерея, уход за которой был ежедневным, любовным и тщательным.
  
  - Ого, сколько книг!
  
  Лапу , тем временем, становилось все хуже - в лифте он прикрыл глаза и больше уже ни на что не смотрел, шел как-то наощупь. Боль схватила давящим металлическим шлемом, грозя тошнотой. Для мыслей остался лишь маленький трезвый чулан, и из него доносилось - лечь, немедленно лечь. Закрыть обязательно дверь.
  
  - Дед собирал. До него прадед,- тихо сказал, стараясь не шевелить губами,- теперь я.
  
  Не разуваясь, он проволокся по длинному коридору, вслепую ища по пути выключатель - коридор был свободен от книг, там висели картины. Мягкого света было достаточно, чтобы их рассмотреть: на одной из них Мекс увидел четкий автограф и чуть не присвистнул.
  Лап замер, схватился за голову и чихнул.
  - Аллергия,- выдавил он, - на книжную пыль.
  Сшиб собой дверь в светлую комнату, из которой повеяло улицей, морозом, прохладой.
  
  Мекс вошел следом, оглядываясь. Ни единой бумажки, не то, чтобы книги. Идеально-не-пыльно - сталь , паркет, пластик. На столе у компьютера - круглый аквариум. Рыбок в нем не было, а были конфеты: разноцветные круглые леденцы в прозрачной обертке - оранжево-апельсиновые, лимонные, яблочные. Ягодно-красных было меньше всего, и они светились сквозь зелень и желтое.
  "Он тут живет,- подумалось Мексу,- как сторож при книгах".
  - Мекс,- глухо промычал Лап и повалился на диван вниз лицом,- там на кухне таблетки есть.
  И затих, уткнувшись лицом.
  "Какие таблетки,- подумал Мекс, озираясь в чужой, довольно уютной кухне,- анальгин надо. Или какой-нибудь спазмолитик?"
  Прикинув, где бы могли размещаться медикаменты, он полез по маленьким кухонным ящичкам. Не обманулся - нашел, набрал из-под крана воды.
  
  
  Лап лежал в прежней позе, обхватив свою голову и шевелиться не собирался.
  - Марк,- позвал его Мекс,- я таблетки принес.
  Но тот лежал тихо, и не отреагировал. Или не спал - сбился в мучительный кокон, стараясь не шевелить свою боль, и отвечать не желал : когда больно, всё лишнее.
  Мексиканец решил, что будить - неуютно, неправильно.
  "Подожду,- подумал он, - тормошить не буду".
  
  От нечего делать он пошевелил мышку компьютера - монитор засветился. С экрана поплыли красивые звезды, замерцала Галактика - и ничего. Ни одного ярлыка, выдающего вкусы владельца. Лишь на нижней панели мигает ромашка: "Вам сообщение".
  Мекс навел курсор, и прочитал: "Сообщение для corvin"
  "Корвин, - подумал Мекс,- что-то знакомое. Кажется, из Желязны. Точно, "Хроники Амбера" Будем знать", - и он отложил мышку.
  Лап все так же не шевелился, сидеть было скучно, и пора было выбираться из чужой квартиры. Ухаживать за больными Мекс не умел, да и не чувствовал за собой такого почетного права. Находиться в одной комнате с Лапом было как-то неловко и словно по-воровски, а, кроме того, было холодно - окно было слегка приоткрыто, несмотря на зиму.
  " Странно в гости зашел. А хотел проводить", - подумалось Мексу.
  
  Подвинул поближе стакан и таблетки, и решил уходить. Но до выхода он не добрался, заглянув в комнату справа - уж больно там было темно. Мексиканец пошарил рукой, выключатель нашелся немедленно: рассеянный свет, будто снег опустился - лаская.
  
  И здесь только книги, понял Мекс. Библиотека была вовсе не мёртвой - собранной из каприза ,из спеси или изменчивой моды. Не было ровных, безликих рядов не раскрытых ни разу собраний - авторы располагались по алфавиту; некоторые из книг встречались по нескольку раз, в разных изданиях. В плотных рядах переплетов чуялась жизнь - все они были обласканы чуткими пальцами, каждая книга пролистана.
  Он пробежался по полкам взглядом. Пушкина - несколько книг, в том числе старых ,наверное, еще в довоенной бумаге. Гоголь, немного Некрасова, ни разу не виданные им переплёты. Стена русской классики - все, что угодно. Бунин, Куприн, Тургенев - по алфавиту. Все, видимо, лучшее. То, что читалось и нравилось.
  
  Дальше были иностранные книги. Мекс обнаружил и Джойса, и Миллера ,сильно затёртого Воннегута. Между ними, как будто недавно и не к месту засунутый, тоненько вклинился переведенный Виан.
  "Пена дней", прочёл Мекс.
  "Я темный, совсем темный еврей",- подумал он, и с трудом вытащил книгу, осторожно придерживая соседние. Прислушался - тишина.
  
  В нише, между стеллажами, был низкий журнальный стол и пара старинных глубоких коричневых кресел - в такие положено забираться с ногами, включать светлую тёплую лампу - и читать, читать...
  Что Мекс и сделал, облившись с первых же строк оранжевым радостным солнцем, насмешливой элегантностью:
  
  "Колен отложил гребень и, вооружившись маникюрными ножницами, подрезал наискосок уголки своих матовых век, чтобы придать тем самым своему взгляду таинственность. Ему часто приходилось повторять эту операцию, поскольку веки у него отрастали очень быстро. Он зажег маленькую лампу увеличительного зеркала и придвинулся вплотную к нему, чтобы проверить состояние своего эпидермиса.
  Вокруг крыльев носа выступило несколько угрей. Увидев крупным планом, сколь они уродливы, угри быстро нырнули обратно под кожу, и удовлетворенный Koлен погасил лампу".*
  
  - Ха,- улыбнулся Мекс, потрогал себя за нос и нырнул в текст. Он читал, не чувствуя времени, удивляясь, грустя и раздумывая. За окнами давно почернело, было тихо, уютно, покойно, и он сам не заметил, как, замечтавшись, уснул.
  
  ***
  
  
  Звонок захрипел и завис, не желая рождаться мелодией под сильным и долгим нажимом. Гудел электричеством, подыхая под упертым в блестящую кнопку пальцем.
  Лап распахнул тяжелую дверь, сбив звонящего в укутанное мягкой и толстой курткой плечо - Дюк отлетел прямо к лифту, освободив, наконец, мерзко брякнувший напоследок звонок.
  
  Он был дерзок и гадок, возбуждён и совсем обессилен. Так, что не почувствовал двери, и не заметил другого лица. Он пьяно толкнулся от принявшей его ослабевшее тело стены и пошел прямо на Лапа. Тот отпрянул обратно в квартиру.
  - Др-руг, - глупо скалясь, полез на товарища Дюк, - ты просто обязан меня пр...поздравить...
  - Ты пьян в жопу, - бесцветно сказал ему Лап, - ты чего приперся? Ночь давно.
  - Ты должен меня по.. - Дюк качнулся и схватился за него, оседая всей массой, - я сегодня...
  - Ты трахнулся, - спокойно помог ему Лап, - и нажрался. Ты шел бы домой.
  
  Говорить ничего не хотелось. Дюк подозрительно тихо висел у него на плече. Расслабленный, пьяный, он показался чужим, отвратительным. Он раздражал, словно обоссавшийся тысячный раз, завшивевший мерзостный бомж.
  
  - Слезь с меня, Дюк,- сказал он, стараясь не двигаться,- ты очень тяжелый.
  От друга несло сладковато-спиртным проститутским дешевым ликером, чужими духами, и будто бы вытащенным из-под засаленных юбок самым нижним, интимным бельем. Лап задыхался.
  
  Злоба, одна только злоба, подумалось вдруг. Душила разлитым густым ядовитым дегтем, выжигая горечью от горла до живота.
  - Встань, я сказал.
  Но Дюк не услышал. Уткнувшись в плечо, он довольно мурлыкнул:
  - Ага. Я нажрался. Но это потом я. А до того я не-ее... Я все помню! - он сделал попытку отлипнуть от Лапа, но вышло, что навалился сильнее, втолкнув его прямо в квартиру.
  Тот увернулся, а Дюк пролетел в коридор, упал, распластавшись на дубовом полу.
  - Ну е... - он прополз к стеллажам, и уселся, все так же бессмысленно улыбаясь.
  
  Он был румяный с мороза, со взмокшими от мелкого быстрого снега висками. Счастливый, и по-детски дурацкий, ставший на отдалении неожиданно свежим, красивым и ...беззащитным.
  Лап смотрел на него, утомленного первым сексом и больше всего алкоголем. Собирался внутри.
  - Ты зачем пришёл, - сказал он как можно спокойнее.- Шел бы домой.
  - Ма-аать же, - удивленно протянул Дюк, - расстроится. Я у тебя поваляюсь.
  - Нечего у меня, - отрезал Лап, - домой вали. На хер ты мне тут сдался.
  
  Дюк понемногу очухивался, но продолжал улыбаться так глупо, что хотелось его задушить.
  - А! - выкрикнул он, поднимая указательный палец. - Я понял! Я понял! Ты мне это... Ты мне просто завидуешь.
  И замер, напоровшись на странный, полыхнувший безумием взгляд. Это вдруг отрезвило.
  
  Лап изменился. Он больше не выглядел злым, а сделался сосредоточенным, собранным . Как будто на что-то решившись, он, осторожно ступая, вдруг двинулся к Дюку. Словно хотел рассчитать траекторию перед разбегом,а потом влупить по мячу - забить свой решающий гол. Пенальти.
  
  - Ты завидуешь, точно, - довольно хихикнул Дюк, опасливо подбирая коленки, - ты ведь у нас еще ма-альчик...
  
  Тот прыгнул. Он придавил жертву сверху, схватил за одежду, сгребая с неожиданной силой, злобой, и неожиданно впился в пьяные Дюковы губы. Вынимая дыхание, кусая тонкую кожу.
  - Как она тебя,- сказал он ему прямо в лицо, - как она тебя трахала? Так?
  
  Дюк потрясенно обмяк под натиском и ничего, ничего не делал.
  Лучший друг рвал ему рот зубами, пихая злой, ненасытный язык в сладкое, горькое, неподатливое.
  - Как она тебя трахала? Отвечай, - он душил друга курткой, как-то нервно хихикая, - как ебала? В рот?
  Сгреб жесткие джинсы в паху и рванул на себя.
  
  Оглушенный всем этим, Дюк болтался, как тряпичная кукла. Мир сузился до полураскрытых губ Лапа, влажных, злых и опасных.
  Опасных.
  - Ох... Да ты что?! Охуел!!! - он, наконец, среагировал. - Ты кусаешься!
  - Это ты охуел, - Лап душил его, встряхивая, - это- ты- о-ху-ел... Ты пришел сообщить мне про бабу... ты ведь мог промолчать, ты же все понимал. Ты, блядь, воняешь ее трусами.
  
  Он тряхнул еще раз. И больше не стал разговаривать - впился надолго, как-то сам по себе, ни на что уже не обращая внимания. Отчаянно, вот как.
  
  
  Дюк хотел вырваться , но сил не достало. Попытался ударить, но размахнуться не было места.
  - Дай рот,- прошептал ему Лап,- ты же мог с ней... ну почему? Почему?!
  
  Он что-то еще бормотал, слишком много и неразборчиво; он что-то делал с губами, глазами, и всем лицом Дюка - так, как не делал никто. Он говорил ему что-то такое, от чего поднималось внутри.
  Все это было абсолютно чужое. Опасное.
  
  Дюк замер, не слушая, и терпеливо пережидая. Сжал губы и пытался дышать. Лап продолжал целовать - лизал, прорывался, покусывал - стискивал голову, гладил.
  Раскрывал его сжатые губы, пальцами надавил скулы, и, наконец, добился.
  А потом он спросил:
  - У тебя же стоит. У тебя же стоит на меня, с детства так было.
  
  Наконец-то отлип.
  
   - И что, - сказал Дюк, машинально стирая с лица, - и что? Ты зачем это сделал сейчас, придурок? Больной пидарас. Мы же вместе придумали всё... что напоим её, я пойду.
  В чем проблема?
  
  Лап смотрел неотрывно, и, казалось, не слышал.
  - Больной пидарас, - повторил машинально.
  
  "Что у него за лицо",- подумалось Дюку.
  
  Такое бывает у тех, кто уже не от мира сего, понял он. На всякий случай спросил:
  - Ты не ширялся, случайно? Курил?
  
  По подбородку что-то щекотно ползло - противно, никак не переставая и пачкая.
  
  - У тебя на меня стоит, Дюк,- повторил ему Лап.- Я думал, что можно. Но я не смогу этого выдержать. Ты понимаешь? Я никогда не смогу. Я сам хочу быть с тобой. Сам. Давно.
  
  
  Цепляясь за книги, Дюк наконец-таки встал.
  
  До него доносилось откуда-то снизу, а может быть, сверху - но невнятно, неважно, и как-то по-лишнему:
  - Ты ничем не рискуешь. Ты не думай. Я подставлюсь. Мне будет нормально. Я сделаю, как ты захочешь. Не уходи. Я подставлюсь. Будет не хуже. Я обещаю.
  
  Дюк наклонился, стряхнул непонятную пыль со штанов.
  "Я придурок,- пробилось в нём здравое,- я просто полностью идиот"
  
  - Ты с ума сошел, - сказал он, наконец. - Я, конечно, догадывался. Но ты это ты. А я вообще так не хочу. Я же не гомик.
  
  "Не такие слова надо было"
  
  Лап покачнулся внизу, там, на теплом полу. Быстро закрылся руками. Спрятался в стиснутых пальцах.
  
  Дюк рванулся к так и не закрытой двери.
  
  -Беги, - раздалось ему вслед, - еби кого хочешь. Только чтобы я тебя в своей жизни больше не видел.
  
  ***
  
  Лап посидел на полу в незакрытой квартире, дожидаясь дежурного скрежета парадной двери. То ли пропустил, то ли не услышал.
  Зато он увидел.
  - Ты что тут делаешь, чучело, - безо всякого удивления спросил он у бледного, потрясенного Мекса. - Ты почему не ушел?
  - Я... я заснул. Я читал и ... вот.
  Мекса качало. Он вцепился в дверной косяк так, что, казалось, длинные его пальцы вот-вот сломаются. Все сразу. И кисти сломаются, и локти. И весь он вообще целиком.
  - Да, я все видел,- он сглотнул,- и слышал. Я никому не скажу. Марк, я... никому, я клянусь.
  - Застрелить тебя, что ли, - мертво прошелестел Лап,- сил просто нет. Иди ты отсюда уже. Филателист сраный.
  Мекс лихорадочно одевался. Вдруг замер и развернулся с порога.
  - Я остаться могу. Кофе сделать. Можем в шахматы поиграть...
  Он попятился, увидев глаза. Отшатнулся и выбежал из квартиры.
  - Извини, - сказал он уже в лифте, - о господи, прости ты меня...прости...
  
  ***
  
  Когда Лап, наконец, поднялся, за окном пробивалось мутное петербургское утро. Тридцать первое декабря наступало тяжелыми праздничными ногами, затоптав напоследок этот легкий, наполненный светом и радостью, памятный год.
  Быстро оделся, рассовал по карманам телефон, плеер, деньги, запер квартиру.
  - Бабуль, я приеду, - сказал он в мобильник, - сабантуй рассосался, я с вами. Что-нибудь надо из города?
  В Новый год надо быть с теми, кто тебя любит, думал он, ежась от холода в полупустой электричке. С теми, кто не изменит своего родного, любимого запаха. Никогда.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"