Во времена великого и справедливого халифа Гаруна-аль-Рашида да будет всегда им доволен Великий Аллах, во дворец великого визиря Джафара в славном городе Багдаде, в час, назначенный для приёма жалоб, явился, тощий как скелет, бедный феллах Сабир. Потрепанная, синяя галабея болталась на нем как на вешалке. Он подошёл к чиновнику, которому было поручено принимать жалобы и свидетельства, поклонился ему и сказал:
- Великий халиф, - да прольётся благодатный дождь над его садом, и только дорожка, по которой он изволит гулять, пусть останется сухой! - великий халиф наш поставил своего великого визиря, чтобы его рукой рассыпались милости, награды и подарки на головы достойных, отличившихся, преданных и мудрых сановников. Вот всё, что я имею, - уздечка для осла. Я хотел бы подарить её Арслан-Беку, но так как награды должны сыпаться на головы сановников рукою великого визиря, то я принёс ему эту уздечку. Пусть он своими руками наденет этот подарок на голову Арслан-Бека!
Сказал и ушёл.
Великий визирь Джафар никогда не упускал случая наградить достойного сановника. Приношение Сабира его очень заинтересовало:
- Чем это Арслан-Бек так сумел заслужить расположение и благодарность народа, что простой феллах приносит ему в подарок последнее, что имеет?
С другой стороны, он обеспокоился: "Слова этого феллаха кажутся мне загадочными: почему это он хочет украсить голову Арслан-Бека ослиной уздечкой? Что это значит? И нет ли тут унижения для власти? Тем более, что на Арслан-Бека часто поступали жалобы феллахов и мелких арендаторов о том, что его наемники угоняют скот и занимаются грабежами."
Великий визирь приказал немедленно разыскать Сабира.
Когда Сабира привели, Джафар спросил:
"Почему ты принёс в подарок Арслан-Беку ослиную уздечку? Говори правду, или скоро наступит последний час твоей жизни!
- С последним из твоих слуг я говорю так, как будто я говорю с самим аллахом! - ответил Сабир. - Как же я осмелюсь иначе говорить перед тобой о великий визирь? А что касается последнего часа - с тех пор, как мне не на что купить еду, я каждый час своей жизни считаю последним. Я, действительно, принёс ослиную уздечку в подарок Арслан-Беку. На что мне уздечка, если Арслан-Бек забрал у меня осла? Тебе известно, что этот год был неурожайным. Нашей деревне нечем было платить налоги. Великий и Справедливый Халиф Гарун-аль Рашид, да будет благословенно имя его, снизойдя к своим несчастным подданным, избавил нас от уплаты. Тем не менее Арслан -Бек со своими наемниками ворвался в нашу деревню и отобрал последнее, что у нас было, в том числе и моего любимого осла. У него осёл, у него пусть будет и уздечка! -
Великий визирь хватаясь за чалму, воскликнул:
- Может ли это быть, чтобы Арслан-Бек нарушил приказ Великого Халифа?! Неужели это правда?!
- Да он отобрал последнее, что у меня было! И если бы моя спина могла говорить, она подтвердила бы, что я говорю правду. И глаза тоже. Я сам, вот этими глазами, видел Арслан-Бека на моём осле. Осёл даже закричал от радости, увидав меня. Люди врут, ослы, ты сам знаешь, - никогда. И если бы ослы могли говорить, а люди замолчали, в мире слышалось бы столько же правды, сколько теперь лжи. Но когда я бросился в ноги Арслан-Беку, прося его сжалиться надо мной, он приказал, чтобы мне отпустили двадцать бамбуковых палок. И ты о великий визирь сам можешь убедиться, на что похожа моя спина.
- Иди, - сказал великий визирь, грозный, как туча, - и живи спокойно: дело будет разобрано, а виновный получит то, что заслужил.
И приказал позвать к себе подозреваемого.
Подперев ладонью подбородок, чуть дотрагиваясь пальцами до носа и заметно подавшись вперед, великий визирь исподлобья уставился на вошедшего Арслан-Бека гневным взглядом.
- Тебя следовало бы посадить на кол, - закричал он, - если бы ты не заслуживал, чтобы тебя повесили вот на этой уздечке! Как?! Ты посмел нарушить приказ Великого халифа? Ты отобрал у нищего феллаха последнего осла?!
Арслан-Бек, видя, что великий визирь всё знает, упал на колени и сказал:
- Мой отец Али-Бен-Арслан был великий воин и своими победами прославил и расширил границы Халифата. Я женат на дочери Абдурахмана-Бен-Валида, богатейшего среди торговцев Багдада. Прошу тебя не за себя, а за этих знаменитых и славных людей. Подумай, какое горе и бесчестье причинишь ты им, подвергнув меня позору!?
- Славному Али-Бен-Арслану лучше было бы погибнуть в первом же сражении, когда он ещё был холостым, чем иметь потом такого сына, как ты, - гневно ответил великий визирь, - а почтенному Абдурахману-Бен-Валиду лучше бы вечно видеть дочь девушкой, чем тебя - своим зятем! Ты променял их честь на краденого осла. Когда ты будешь болтаться на этой уздечке, с них будет снято грязное пятно: в их роду не будет вора! Ведь ты присвоил себе то, что содрал с этих нищих феллахов, вместо того чтобы направить это в казну Великого Халифа. Таким образом, ты обманул государство. За одно это тебя следовало бы посадить на кол. Иди и готовься к справедливому суду.
Великий визирь призвал к себе судью Адиля-Бен-Рауфа и приказал:
- Да воссияет хоть на этот раз справедливость! Преступление слишком кричит о себе, чтобы правосудие молчало. Судья в здании правоверия является столпом, он определяет различия между добром и злом..
А посему повелеваю тебе доложить об этом государственному совету. Пусть совет сам решит, в чём этот человек повинен, и отдаст его верховному суду! Ступайте все и ищите справедливости.
В тот же вечер собрался государственный совет , и судья Адиль-Бен-Рауф встал, поклонился всем и сказал:
- О Аллах! Дай мне силы, чтобы справиться с тем, что я могу сделать, дай мне мужество, чтобы смириться с тем, чего я не могу сделать, и дай мне мудрость, чтобы отличить одно от другого.
- Во имя Аллаха справедливого и милосердного говорю я вам, о почтенные мужи, опора трона нашего Великого Халифа: Не подозревайте же меня в кознях, злобе или низких замыслах. Свидетель Аллах, с радостью я посадил бы на кол Сабира за ложный донос и клевету: "Тебе приходили в голову гнусные мысли, когда ты лежал на грязной, полной блох циновке в своей полуразвалившейся хижине и завидовал счастью и богатству сына Али-Бен-Арслана. Так может быть, придут хорошие, когда ты будешь сидеть на колу!"
Но сказанное им - увы! - истинная правда. Лучшие из свидетелей видели осла Сабира в стаде Арслан-Бека. О если бы было наоборот, - если бы Сабир украл осла у Арслан-Бека, - я не задумался бы вынести приговор: "Сабир - вор. А вору следует отрубить правую руку и посадить на кол, а его его друзьям и родственникам назначить штраф, сказав: " Вы сами должно быть плохие подданные Великого Халифа, если среди вас водятся воры. Ибо тухлая та вода, в которой лежит тухлая рыба".
Но не судите опрометчиво, ибо обвинив Арслан-Бека, я должен буду сказать это вам, почтенные сановники, его друзьям, близким и знакомым! Не значило ли бы это оскорбить вас? А если даже судья, поставленный охранять уважение к власти, оскорбляет вас, что же будет делать простой народ? -
Весь совет, потупившись, задумчиво гладил бороды.
- Великий визирь возмущён, - продолжал судья Адиль-Бен-Рауф, - Чем? Тем, что в стране украли осла? Но воруют даже слонов! Тем, что вор пойман? Но этому надо только радоваться!
О нет! Великий визирь возмущён до глубины своей праведной души тем, что вором оказался сановник и украл он не только у Сабира, но и у казны, так как если он обобрал деревню под предлогом сбора налогов, которые отменил наш Великий и Справедливый Халиф Гарун-Аль -Рашид, да будет вечно благосклонен к нему Великий Аллах, то должен был все это внести в государственную казну. Великий Визирь возмущён, - чего же ждать от простого народа? Если негодует свой, чего же ждать от чужих? Не скажут ли нам: "Вы - тухлая вода, если среди вас лежала тухлая рыба?" Не уроним ли достоинства власти, назвав деяние Арслан-Бека "кражей и вооруженным грабежом"? Да свершится правосудие! Я - судья, и первый говорю это. Но да не будет произнесены слова "кража или грабеж" - я стою на страже достоинства власти и первый этого требую. Мы не можем сказать: "Арслан-Бек украл осла у нищего феллаха Сабира, и, тем более, у государственной казны". -
Тяжёлое молчанье в совете воцарилось после этих слов судьи.
- Ибо как сказал пророк Исса: "Кто без греха, тот пусть первым бросит в меня камень." Кто из нас не совершал подобного? Но народ просто от рук отбился. Что будет, если каждый простолюдин будет жаловаться Великому визирю? Какая наглость! - подумали члены совета.
- Если мы дадим этому делу ход и осудим Арслан-Бека , простой народ будет всех нас называть жуликами и ворами. После этого хоть не выезжай на улицу! -
Бейдулла-Бен-Омар первый прервал молчание и, погладив свою седую бороду, сказал:
- Судья Адиль-Бен-Рауф совершенно прав. Следует сказать так: "Арслан-Бек виновен в том, что взял без спроса осла у феллаха Сабира". Так будет лучше!
- Позволь, почтенный Бейдулла-Бен-Омар! - с живостью воскликнул Хамид -Бен- Сафиулла. - Слово подобно яду. А отпуская яд, надо взвешивать каждую крупицу. И мы должны взвешивать каждое слово.
Арслан-Бек мог и не знать, что осёл принадлежит именно Сабиру. Он взял просто чужого осла. Так и скажем: "Виновен в том, что взял без спроса, неизвестно кому принадлежащего, чужого осла!" -
Все согласились было, но Сейдулла-Бен- Салих воскликнул:
- Стойте, почтенное собрание! "Неизвестно кому принадлежащего". Это же меняет дело! Неизвестно кому принадлежащая вещь. Это находка! И Арслан-Бек виновен в том, что утаил неизвестно кому принадлежащего, чужого осла, которого он нашел на улице!
- Верно! Верно! - послышалось было среди сановников, но их остановил Шамсуддин-Бек:
- Достопочтенные члены совета! Это несправедливо! Арслан-Бек взял не чужого осла. Раз осёл был находкой, то по закону, половина находки принадлежит нашедшему. Значит, Арслан-Бек взял не чужого осла, а только не совсем своего. Это разница! Он принял не совсем своего осла за своего. Это большая ошибка! Арслан-Бек должен лучше знать своих ослов! И не ошибаться!
Судья Адиль-Бен-Рауф даже вскочил с места:
- Вот, вот! Скажи, где нашел ты источник мудрости почтенный Шамсуддин-Бек? Скажи, ибо я тоже хочу пить из этого источника! Кражи, следовательно, совсем не было! Арслан-Бек виновен только в том, что он сам не знает своих ослов. -
И государственный совет единогласно постановил:
- Разобрав все подроб-ности дела, признать Арслан-Бека виновным в том, что он не знает своих ослов. Ввиду же того, что это незнание повело к тяжёлым последствиям для государственной казны и феллаха Сабира, предать Арслан-Бека верховному суду.
Верховный суд собрался, грозный, как всегда. Перед входом в суд на площади установили старинную деревянную плаху, потемневшую от крови множества казненных. Около неё стоял палач с большим острым мечом. Его помощники держали наготове заострённые и обитые железом колья. Но Арслан-Бек вошёл в это страшное судилище с гордо поднятой головой, как человек, уверенный в своей невиновности.
Старейший из судей сказал:
- Арслан-Бек, сын славного бека Али-Бен-Арслана, ты обвиняешься в том, что не знаешь своих ослов. Это причинило тяжёлое несчастье феллаху Сабиру, которому, благодаря твоему незнанию, просто не на что купить еду. Так обвиняют тебя люди. Обвиняет ли тебя твоя совесть?
Арслан-Бек с достоинством поклонился судьям и ответил:
- Нет! В том, что феллах Сабир, когда у него забрали осла, может помереть с голоду, я не виноват: не моя вина, что у него, кроме осла, ничего не было. В том же, что я не знаю своих ослов, я виноват не больше, чем вы. Проведем опыт. Давайте смешаем вместе все стада ваших ослов. И пусть каждый из вас отберёт своих. Всякий, кто чужого осла примет за своего, платит большой штраф. А все ослы, которые не будут опознаны их хозяевами, идут в пользу Великого Халифа. Желаете?
В верховном суде все переглянулись. Арслан-Бек улыбнулся:
- Почему же, в таком случае, вы судите меня, а не я - вас?
Старший из судей спросил его:
- А сколько у тебя ослов?
Арслан-Бек ответил:
- Пятьсот.
Верховный суд вынес приговор:
- Принимая во внимание, что невозможно знать в лицо пятьсот ослов, следует обвинение феллаха Сабира признать несостоятельным и оправдать Арслан-Бека.
Однако суд обязывает Арслан-Бека внести в казну 500 дирхемов. Именно столько стоит имущество изъятое им и его людьми у деревни и самого феллаха Сабира. Кроме того Арслан-Бек должен будет уплатить сто дирхемов штрафа, за то, что вовремя не внес деньги в казну.
Арслан-Бек отправился к великому визирю, поклонился ему и сказал:
- Правосудие изрекло своё слово. И всё ли должно пред ним преклониться?
- Всё! - твёрдо отвечал великий визирь.
- Даже клевета?
- Как низкая гадина, она должна ползти по земле, пока её не раздавят пяткой.
- Почему же я не вижу ползущего у моих ног Сабира? - воскликнул Арслан-Бек. - И почему же пятка правосудия не раздавит его? Он обвинил невинного - это доказал суд, оправдав меня. Ты справедлив. Ты не отказал в правосудии феллаху Сабиру. Надеюсь, ты не откажешь в справедливости Арслан-Беку.
Великий визирь воскликнул:
- Ты прав! Я требовал правосудия, и я сумею заставить его уважать, когда оно пришло.
Он приказал немедленно привести Сабира. Но Сабир исчез.
- Он бежал в тот же самый день, как ты приказал отдать под суд Арслан-Бека! - сообщил посланный за ним стражник.
- И о нём нет ни слуха ни духа? - спросил великий визирь.
- Убегая, он оставил письмо домашним:
"Дорогие мои, - писал Сабир своим близким, - завтра, с рассветом, увидев, что меня нет, вы спросите с обидой и недоумением, почему же Сабир бросил свой бедный, милый дом, близких, которых он любил, деревню, в которой родился, страну, населённую его народом? И когда же? В тот день, когда Арслан-Бек отдан под суд? На это я вам отвечу старинной басней.
Лисица встретила на опушке леса зайца. Заяц летел сломя голову из родного леса.
- Что случилось? - спросила лисица.
- И не говори! - ответил заяц. - Большое горе: умер вожак волчьей стаи!
- Тебе-то что? Разве ты так любил вожака?
- Любил! Тоже скажешь! Да он съедал по одному зайцу в день. Он съел всех моих близких!
- Чего ж ты не радуешься?
- Не понимаешь! Придет новый молодой вожак и будет съедать по два зайца в день.
- А ты пожалуйся царю зверей- льву.
-о глупая лиса!
-мало нам волка. Так еще и лев будет нас, зайцев есть.
-Нет уж лучше переберусь я в другой лес.
Вот почему я бегу из моей страны, мои близкие.
Да самого Арслан-Бека отдали под суд, но виноватым все равно окажется бедняк. То-есть я.
Что же мне сидеть и ждать пока мне отрубят голову или посадят на кол ?"
Великий визирь выслушал письмо, потом дважды сам его прочитал. Долго гладил бороду. И изрек:
- Да!.. Сановников не стоит отдавать под суд. Это пугает простой народ.
В дальнейшем великий визирь Джафар и судья Адиль-Бен-Рауф так и поступали. Но при этом далеко не всегда имущество осужденных поступало в казну халифа. Среди придворных, нашлись "благожелатели", которые обратили на это внимание Великого Гаруна-аль-Рашида. Великий Халиф решил, что несправедливо, если конфискованное имущество осужденных поступало не в его казну, а в карманы великого визиря и судьи. И он назначил независимое расследование. Естественно, и Джафар и Адиль-Бен-Рауф все отрицали, но после близкого знакомства с великим мастером своего дела придворным палачом Сейидом и раскаленными докрасна клещами, начали сотрудничать со следствием и полностью признали свою вину. Джафар был обезглавлен и голова его на золотом блюде, была доставлена во дворец халифа. А судья Адиль-Бен-Рауф был посажен на кол с серебряным наконечником, на котором он вертелся целых два дня к большому удовольствию простого народа, с интересом наблюдавшего за этим зрелищем, прежде чем душа его отправилась на свидание с Архангелом Азраилом.
В притче использована сказка писателя В.М.Дорошевича (1865-1922) "Суд над сановником"