В темноте с холмов становятся видны вспыхивающие на мысу яркие огни. От воды поднимается густой туман, но даже он не может скрыть их. Тьялви как раз спускается по тропе с перевала, и до Кнагге остается не больше часа ходьбы. Правда, в этих краях он впервые и не пошел бы, если бы не отец Ярнгерд, с которым она сюда перебралась от горных троллей подальше. Зато Тьялви знает, что до Кнагге нет ни одной деревни по дороге, стало быть, огни внизу и есть Кнагге?
Правда, хоть и спускается к самому берегу, но деревни он разглядеть в тумане не может, а потом огни и вовсе теряются в тумане, тают, словно их не было. Тьялви выходит к воде, озирается вокруг. Совсем рядом темнеет что-то крупное, будто выбросившееся на берег морское чудовище или корабль, севший на мель. Подойдя ближе, Тьялви видит - курган.
Поневоле вспоминаются дедовы россказни о блуждающих огнях, указывающих на похороненные сокровища, Тьялви усмехается и с мальчишеским задором думает, что, даже если сокровищ не найдет, но уж ночью войти в курган - и то смелость, будет что рассказать Ярнгерд, когда он придет в Кнагге. Ярнгерд любит страшные сказки и Тьялви она любит тоже. А Тьялви совершенно не верит в сказки о тех мертвецах, что убивают вошедших в их курган. Он верит в троллей и колдовство, он верит в то, что живое. В мертвецов - нет. Он нащупывает на боку рукоять короткого широкого меча и обходит курган по кругу, ища вход.
Находит. Возится, расчищая его, долго стучит огнивом у входа, зажигая огонь, сырые от тумана ветки, найденные выше по берегу, не желают разгораться. Расчищенный вход в могильный холм похож на огромный зрачок, наблюдающий за ним пристально и насмешливо. Тьялви досадливо мотает головой - что он, не мужчина, чтобы пугаться дыры в земле? - шагает вниз, в темноту. Горящая ветка в руке почти не дает света, пока он спускается, зато ее треск успокаивает.
Воздух внизу сырой и затхлый. За спиной и над головой - еле слышный звук, который почти всегда бывает под землей. Что-то вроде не родившегося обвала.
Когда свет выхватывает из темноты совершенно синюю, словно краской залитую, руку с длинными, по-птичьи изогнутыми когтями, опершуюся на стену прохода, Тьялви останавливается так резко, что едва не катится вниз в самую погребальную камеру. В темноте возится что-то живое, что-то огромное, тихо скуля и мыча, словно силясь заговорить и не умея. Потом приходит трупная вонь и - шаги навстречу. Тут бы Тьялви и вспомнить дедовы сказки, развернуться, бежать обратно до самого верха, завалить вход.
Тьялви и впрямь вспоминает сказки. А наверх он не бежит. Стоит, вытянув вперед руку с горящей веткой, и смотрит, как медленно выползает из темноты чудовище-драуг. Труп с выкаченными глазами, раздувшийся, как вол, так что кожа уже кое-где лопнула и повисла лоскутами-лохмотьями, оголяя почерневшее мясо, и сквозь трещины сочится черная липкая жидкость. Драуг совершенно голый, разве что на руках у него кое-где остаются еще ошметки одежды, синий, а зубы - желтоватые, крупные и острые, как у пса, странно яркие на его лице. Драуг скалит их так, что сразу делается понятно, что он вышел к незваному гостю не для того, чтобы подтвердить, что его сокровища ему совсем не нужны.
Тьялви вытаскивает из ножен меч и шагает навстречу. Драугу тяжело двигаться в узком проходе, наверху ему было бы много свободней, поэтому Тьялви предпочитает встретить его здесь.
Тьялви держит руку с горящей веткой чуть в стороне, огонь он потерять боится больше всего. В темноте драугу явно будет много лучше, чем ему.
А потом драуг с неожиданной ловкостью прыгает вперед, и когти смахивают горящую ветку Тьялви, которая катится вниз под их ногами и проваливается в погребальную камеру. Тьялви замирает в полной темноте, вслушиваясь в нее, потом наугад тычет мечом и попадает, трудно было бы не попасть в огромную тушу драуга. Драуг дергается в темноте, задевает его когтями по плечу. Почуяв кровь, он издает короткий, вибрирующий звук, похожий на рычание и стон одновременно. К счастью, рука - левая, а Тьялви - правша. Тьялви рубит его вслепую, отсекает куски, мотает головой и сплевывает от брызжущей в лицо зловонной жидкости из тела чудовища, и драуг, ворочающий в темноте, рычит, воет и хлещет его когтями наотмашь. Иногда пытается схватить, выдрал уже кусок из куртки. Драугу здесь, в узком проходе, не развернуться толком. Рубить его совсем легко, он разваливается по кускам, падающим со звуком сырого мяса, и сам. Воняет все это просто кошмарно.
В какое-то мгновение Тьялви понимает, что чудовище изрублено в куски. Нет, не так. В какое-то мгновение Тьялви понимает, что машет мечом в темноту и пытается дышать сквозь стиснутое ужасом горло хотя бы здешней вонью, а вокруг - тишина. Тьялви ждет долго, сжав в руках меч. Потом поворачивается и идет наверх, к бледному туману, втекающему в проход. Меньше всего сейчас ему нужны сокровища драуга.
Наверху Тьялви открывает фляжку с крепкой наливкой, щедро плещет на раны, стиснув зубы, промывает. Потом перевязывает отодранной от полы рубашки полосой ткани, оттирает песком и обрывками куртки меч от черной крови драуга.
Размышляет мгновение, косясь на огонь, потом от души прикладывается к фляжке. Делает несколько больших глотков, согревающих горло. Посматривает на черный вход в курган, возращается к нему и заваливает вход. А потом ложится спать у огня. Этой ночью ему меньше всего хочется спускаться вниз, но он точно знает, что спустится - не зря ведь он дрался с чудовищем.
На следующее утро Тьялви просыпается с рассветом. Щурится на солнце, потом прислушивается к себе и обнаруживает, что чувствует себя просто прекрасно. Тьялви дожидается, пока рассветет окончательно, потом поджигает пук веток и спускается вниз. Перешагивает через куски чудовища так, словно каждый день рубит драугов, опасается ненароком задеть стену с черными липкими пятнами.
Входит в погребальную камеру.
Тьялви долго возится, насвистывая, с драгоценностями, похороненными вместе с драугом, увязывает их в остатки рубашки и поднимается наверх только когда почти догорают его ветки. Наверху он старательно заваливает вход. Он собирается еще вернуться сюда и забрать свое. Тьялви совершенно не помнит, что железо может ранить, но не убить драуга. Нужно было бы отрубить голову, останки сжечь, а пепел выбросить в море. Он этого не делает. Тьялви понятия не имеет, что еще до следующего рассвета драуг будет там, внизу, ждать новых гостей. А может быть, когда придет зима, и он окончательно наберется сил - наведается в гости. Вернуть свое.
До Кнагге он доходит в десятом часу. Когда выходил из дома, Тьялви опасался, что придется искать дом Ярнгерд, но Кнагге оказывается совсем крохотным местечком, и дом ее находится почти сразу. Тьялви даже не подозревает, как он выглядит со стороны - измазанный кровью своей и драужьей, осунувшийся - стучит в окно, а потом, когда распахивается дверь, широко улыбается, неловко помахивает своим узлом и, вместо того, чтобы поздороваться с девушкой, говорит:
- Ярнгерд, а выходи за меня замуж, а?
Она, кстати, соглашается. Но это уже совсем другая история.