Гейн Антон Валентинович : другие произведения.

Дядя моей жены

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  Табло в зале прилета в Шереметьево показывало, что самолет приземлился, но пассажиры долго не выходили. Встречающие образовали живой коридор и, вытягивая шеи, пытались заглянуть за ограждение.
  Стеклянная стена отделяла публику от таможенных турникетов. Стена была выкрашена изнутри белой краской, но все же имела изъяны - протертые монеткой пятна. Я приник к свободному глазку и стал искать Гарика. Наконец его знакомый по фотографиям профиль мелькнул среди покупателей в "дьюти фри". Он не спеша расхаживал с тележкой между полок, жуя резинку. Под расстегнутым черным кашемировым пальто виднелся яркий спортивный костюм. Покатый загорелый лоб отражал свет потолочных светильников. Поблескивали маленькие рачьи глаза.
  Затем Гарика заслонили стеллажи с товарами, и в следующий раз я увидел его уже снисходительно открывающим чемодан на столе перед таможенником. Молодой парень в зеленой форме заглянул в декларацию и попросил Гарика снять со среднего пальца массивный перстень. Взяв лупу, он повертел перстень перед глазами и вернул его обратно.
  Наконец плотная, слекга сутулая фигура Гарика показалась в проходе. Он шагал, толкая тележку неспешной походкой солидного путешественника, слегка утомленного хотя и комфортабельным, но долгим перелетом из Сан Франциско в Москву. Мы коротко обнялись.
  - Тут у вас миллионы лежат под каждым кустом, - неожиданно заявил Гарик, выходя из здания аэропорта.
  Я тогда еще не привык к этой его особенности - неожиданно менять тему разговора, словно в голове срабатывало некое реле.
  - Надо только уметь поднять, - добавил он со значением.
  Мы пошли к стоянке машин. Под ногами похрустывал тонкий лед замерзших луж. Грязные осевшие сугробы окаймляли дорожки. Гарик внезапно остановился, поднял воротник пальто, достал из внутреннего кармана мобильный телефон, не нажимая кнопок поднес его к уху и стал отрывисто в него говорить.
  - Йес... ноу... окей, бля... ток ту ю лейтер...
  При этом он ходил взад-вперед вдоль здания аэропорта и исподлобья поглядывал по сторонам. Временами он ненадолго останавливался в напряженной позе, как бы вслушиваясь в речь невидимого собеседника. Лицо его было сосредоточенным.
  Закончив говорить, Гарик захлопнул крышечку телефона и опустил его в карман пальто. Мобильной связи в Москве для простых смертных тогда еще не было и сотовый телефон был редкой заморской игрушкой.
  - Ваш телефон даже до Америки достает? - наивно спросил я.
  - Да нет, он вообще не работает, - Гарик довольно улыбнулся. - У вас тут бандитов полно, так пусть знают, что я, если что, на связь выйду с кем надо.
   Мы вырулили со стоянки и в потоке таких же грязных машин, как и мой "Москвич", двинулись к ленинградке.
   - Ну как там мои?
   - Да вроде нормально... Я их видел месяц назад. Малый твой с бабушкой был. Шустрый такой. А Лену не видел. Она где-то на занятиях была...
   - Мне ничего не передавали?
   - Сказали, что все нормально - Гарик пожал плечами - А сколько они уже там без тебя?
  - Полгода.
  - Уже полгода?! А кажется - только что приехали.
   - Мне здесь так не кажется. Едем ко мне?
   - Да нет, у меня адрес есть... вот - Васильевская улица, рядом с домом кинемагратофистов.
   - Домом кого?
   - Кинемагратофистов. Ну кино которые снимают. Ты что не знаешь?
   - А, вы про Дом Кино? Да, это на Васильевской.
   - Правильно, хозяин квартиры и есть киношник. Режиссер, один из ведущих тут у вас... Живет, правда, у нас, в Сан Франциско, но квартиру держит, не продает. Сдал мне на две недели за четыреста долларов. Даром... В Америке не принято создавать неудобства, приезжая в гости.
   - Меня бы не вы стеснили... А вы разве кино занимаетесь в Америке?
   - Да нет, я ему дом перекрашивал... Аутсайд... Как раз перед отъездом неделю у него работал.
  Я глянул на Гарика и по-новому оценил плотный загар на его лице и руках.
  - А вообще, говори мне ты, - в Америке все говорят друг другу - ю.
  Короткий зимний день догорал. Вдоль шоссе лежали груды грязного снега. За границей грязи снег покрывала серая льдистая корка. Чахлые березки стояли в лунках, протаявших во время недавней оттепели.
   - У вас снег не убирают что ли?
  Я пожал плечами.
   - What you wait from this government?, - Гарик как бы в задумчивости перешел на английский. Фраза царапнула мне ухо, но что именно там было неправильно я еще точно не знал - за плечами было только две недели занятий на курсах английского.
   - Nothing, - ответил я, старательно выговаривая межзубный звук th.
  Гарик подозрительно посмотрел на меня.
   - В Америке не выёбываются, в Америке говорят "насинг". Учат вас тут бритиш инглиш... Приедешь в Америку - тебя никто не поймет.
  Рекламные щиты вдоль дороги пестрили портретами кандидатов в президенты. Показались многоэтажки Химок. Две проститутки в коротких юбках и высоких сапогах стояли у автобусной остановки и вглядывались в поток машин.
  - Это у вас бляди так запросто снимаются!? - восхитился Гарик. - Смотри-ка, и до вас цицвилизация дошла! Даже нас переплюнули. Давай возьмем!
  - Этого добра у нас навалом. С этим проблем не будет. Давай сначала до места доедем.
  Постепенно замедляя скорость мы продвигались к центру города и пробравшись через вечную пробку у Белорусского вокзала, свернули направо на Васильевскую. Нужный дом стоял в глубине квартала. Вокруг было сравнительно чисто. Была даже небольшая площадка для парковки. Я вынул чемодан из багажника, и мы поднялись в лифте на третий этаж.
   Гарик поковырявшись ключами в незнакомых замках, открыл дверь, и мы вошли в небольшую двухкомнатную квартиру. На стенах висели эстампы и керамические маски. На полу у телефонного столика стояла китайская ваза. Прихожую украшал портрет Хемингуэя и оленьи рога.
  - Все правильно, ван бедрум, как он и сказал, - Гарик по-хозяйски прошелся по квартире. - Ну что, надо перекусить что-то с дороги.
  - Сходить в магазин? Я взялся за куртку.
  - Да нет, потом сходим в ресторан, пообедаем, а пока я тут взял кое-что в дьюти-фри... Ветчина вот... Крэкеры... Итальянская салами... Швэдская водка "Абсолют"... Ты "Абсолют" пил? Он у вас наверно только за валюту продается?
  - Да нет, у нас теперь все по-другому. И "Абсолют" в ларьках, и валюту меняют на каждом углу.
  - Паленый наверно продают... Мне рассказывали, что тут у вас творится... А валюту не опасно менять?
  Я вспомнил про мобильный телефон.
  - Нет, не опасно. Хочешь, я схожу поменяю? Тут наверняка рядом обменников полно.
  - Обменники... Слово-то какое... Давай перекусим, позвоним Сашке и сходим поменять.
  Пока я резал колбасу и открывал банки, Гарик достал из плаща объемистую записную книжку и стал ее листать. В книжке лежала внушительная пачка долларов.
  - Так, где тут у меня телефоны Татьяны и Саши...
  
   * * *
   С Таней и Сашей Гарик познакомился пять лет назад в Карловых Варах - когда-то престижном курорте, облюбованном советской торгово-бюрократической элитой, а ныне месте отдыха, доступном для русских эмигрантов, живущих в Америке. Впрочем, многие из эмигрантов в прошлом были той самой торговой элитой и ездили сюда по старой памяти.
  Таня была актрисой второго плана - их театр гастролировал по Чехословакии. Увидев ее вечером в спектакле, Гарик явился за кулисы с большим мохнатым букетом и увел ее гулять в теплую летнюю ночь. На Тане было легкое белое платье с узкими бретельками, постоянно спадающими со смуглых плеч. Они сидели под тентом в открытом ресторанчике, потягивая белое вино из высоких узких стаканов. На жаровне, распространяя пряный запах, шипели и потрескивали шпекачки.
  - А где вы работаете, Грегори, - спросила Таня, выпуская сигаретный дым в фиолетовое небо.
  - Я сам не курю, но мне нравится, когда дымком так, дымком тянет... Можете на меня дымком дохнуть? Спасибо... У меня небольшая строительная компания... Репутация моей компании - одна из лучших репутаций в Сан Франциско...
  - А как она называется?
  - Холодинский пэйнтинг компани.
  - Кажется я что-то слышала об этом холдинге...
  Гарик вдохновенно улыбнулся и небрежно повертел перед собой правой рукой. На среднем пальце тускло блеснул огромный перстень, отразив красноватое пламя жаровни. На травленой площадке перстня грибным семейством располагались три квадратных камня - большой и два поменьше.
  - У меня дом в лучшем районе Сан Франциско... С видом на окаеан... Четыре туалета...
  - Гарик, а вы женаты?
  - Жена... Разве это жена? Да, мы живем под одной крышей, но между нами духовная пропасть...
  Гарик поднялся со стула и огляделся. Соседние столики были пусты. Он вычурным жестом поднял согнутые в локтях руки, повернулся в профиль, слегка приподнял голову и, вглядываясь в темноту, внезапно заговорил приглушенно и отрывисто. Руки его двигались в такт речи.
  
   Бог с вами! Я один теперь.
   Какой злодей, какой я раб презренный!
   Не дивно ли: актер, при тени страсти,
   При вымысле пустом, был в состоянье
   Своим мечтам всю душу покорить...
  
  За его спиной из-за поворота появились трое - высокая полноватая девушка и двое молодых людей. Они шли по мощеному неровным камнем тротуару и возбужденно переговаривались. Один из них - крупный парень со светлой кучерявой шевелюрой приблизился к столику.
  - Танюш, вы что тут Гамлета репетируете? Лучше места не нашли? - спросил он густым басом.
  Гарик прервал декламацию, опустил руки и оглянулся. Прямо перед ним было добродушное лицо великана из детской сказки. Мясистый нос шевелился, принюхиваясь к запахам жаровни. Круглые голубые глазки смотрели хитро и весело. Соломенные кудри почти доставали до плеч. Лицо было очень знакомым.
  - Саш, знакомься, это Грегори, бизнесмен из Америки, поклонник моего таланта. Грегори, это Вика и Стасик, наши артисты. Ну, Александра Пяткова, я надеюсь, представлять не надо? Русское кино в Америке смотришь?
  Все стало на свои места. Гарик живо припомнил знаменитые рязановские комедии, где в эпизодах то и дело мелькала крупная "фактура" Пяткова.
  - Конечно, очень рад. Прошу, присаживайтесь. - Гарик вдруг заговорил изысканно вежливо. Таня засмеялась.
  - Грегори, расслабьтесь, здесь все свои. Ребята, давайте к нам.
  Все сели за столик, не прекращая разговора. Актеры после спектакля, продолжая наигрывать, говорили звонко, с легким напряжением, заботясь более о звуках речи, чем о ее содержании. Они были похожи на бегунов после длинной дистанции, делающих лишний круг, чтобы успокоить дыхание.
  - А что это вы пьете? - Пятков отхлебнул из Таниного бокала и поморщился. - Это не тот напиток, который нужен артисту после спектакля.
  Гарику дважды повторять было не надо. На столе появилась бутылка пятидесятиградусной сливовицы и шпекачки со свежими кнедликами. Он почувствовал себя меценатом.
  После второй бутылки под жареную свинину заказали третью. Саша чиркнул зажигалкой. Над рюмкой вспыхнуло голубоватое прозрачное пламя. Пятков высоко поднял рюмку, похожую в его огромной ладони на крошечный факел, наклонил ее, и тонкая горящая струйка полилась в его широко открытый рот. Таня хохотала запрокинув голову. В уголках глаз дрожали серые от растворенной туши слезы. Ярко-красной помады на губах почти не осталось, зато она царила за столом на окурках, краях стаканов и салфетках.
  Было уже поздно, посетителей больше не оставалось. Хозяин кафе - полный усатый чех в белом фартуке устало посматривал на них, сидя за кассой. Оживление угасало. Все стали подниматься и покачиваясь выходить из под тента. Гарик задержался, расплачиваясь, и догнал всех уже на тротуаре.
   - Поехали на Колоннаду! Хочу посмотреть Колоннаду! - Татьяна неловко шагнула в сторону и оступилась. Тонкий каблук проскользнул между торцами мостовой и с хрустом отвалился.
   - Мои любимые туфли! Какой идиот придумал эти мостовые!? Почему нельзя заасфальтировать все по-человечески!!
  Таня неверным движением сорвала туфли и по очереди швырнула их на дорогу. Проезжавшая мимо машина вильнула в сторону. Стасик побежал за угол на набережную ловить такси. Вика и Саша пытались удержать Таню. Она вырывалась, царапалась и, наконец, разрыдалась.
   - Не надо было ее водкой поить, - Пятков осуждающе посмотрел на Гарика. Тот растерянно пожал плечами. Подкатило такси.
  -Деньги еще есть?
  Гарик достал из кармана ворох купюр. Вика и Стасик усадили всхлипывающую Таню на заднее сиденье и сами сели по обе стороны от нее. Стасик назвал гостиницу, Гарик заплатил водителю и они укатили. Пятков проводил машину взглядом.
  - Танька - хорошая актриса, - сказал он, - у нее все на высоком нерве, только водки ей давать не надо... А мы может еще пропустим?
  Посольский Паб у Колоннады еще работал. Они заказали еще сливовицы и по кружке Праздроя. Вскоре закрылся и Посольский. Гарик и Саша шли по набережной Теплы, освещаемые фарами редких машин.
  - Мне роль большую предлагают, - Пятков громко икнул, - типа как для этого... Ну, вашего из Голливуда, который полицейских играет... как его...
  - Чак Норрис?
  - Точно. Пробы нормально прошли... главный как увидел мое фото в полицейской фуражке, сразу говорит - берем Пяткова... даже никого и не ищите больше...
  - Ты ко мне в Сан Франциско приезжай, я тебе гастроли организую, - Гарик уверенно жестикулировал. - Наши все придут посмотреть... Деньги заработаешь... У меня поживешь... У меня дом - четыре туалета...
  На следующий день Гарик улетел в Сан Франциско. Оттуда он регулярно звонил в Москву Пяткову и Тане. Через полгода Саша действительно приехал в Америку. Правда гастролей организовать не удалось, но зато Гарик получил заказ на покраску синагоги и они работали там вместе с Сашей. Пятков потом опубликовал в "Театральной Москве" заметку под заголовком "Как я красил заборы иезуитам". Гарик платил Саше вдвое больше, чем подсобнику-мексиканцу. В каком-то смысле он действительно был меценатом.
  
   * * *
  Гарик дозвонился до Тани. Она обещала разыскать Пяткова и вместе приехать к нам на Васильевскую.
  Мы сели в кухне на лавки за деревянный столик с самоваром. По стенам были развешаны лапти, лубочные картинки, ржавые серпы и косы. Гарик разлил водку по рюмкам.
  - За встречу!
  Мы выпили по две рюмки и закусили колбасой. Гарик открыл свой объемистый чемодан. Под слоем одежды лежали свернутые синие ленты презервативов.
  - "Троян" - самые прочные! - Гарик распечатал одну упаковку, достал презерватив и растянул в руках.
  - Зачем тебе столько?
  - Чтоб хватило! Чего время терять? Сколько той жизни? Много в ней интересного, но когда берешь в руку хороший кныш...
  Он блаженно зажмурился и стал похож на Пьера Ришара, которому пришло на ум подстричь свою знаменитую шевелюру. Затем он достал из чемодана свежее белье и разделся. Загорелое лицо контрастировало с белым телом, покрытым седеющими волосами. Тело было плотным, подтянутым. Я подумал, что для своих пятидесяти трех он в хорошей форме. Хотя при такой работе...
  Гарик отправился в душ, а я поднял лежавший на крышке чемодана журнал и стал его листать. Яркие фотографии на плотной глянцевой бумаге, неведомый тогда еще английский... Америка...
  Я опять вспомнил о жене и сыне, встал со стула и подошел к окну. На улице стемнело, зажглись фонари. Из-за угла показались двое - миниатюрная женщина в плаще держала под руку рослого мужчину в коротком пальто. Лицо мужчины в свете фонарей показалось знакомым. Пара зашла в наш подъезд, вскоре я услышал гудение лифта, громкий щелчок замка и звонок. Я открыл дверь и увидел вошедшую в подъезд пару. Женщине с тонким, подвижным лицом было лет около сорока. В мужчине я сразу узнал Александра Пяткова. Он спросил звучным голосом:
  - Грегори Холодинский здесь живет?
  - Здесь, проходите... Я посторонился, пропуская их. - А вы наверное Татьяна и... Я замялся, не зная, как назвать Пяткова.
  - Саша, можно без церемоний. - Пятков улыбнулся сразу всем своим широким лицом.
  - А вас как зовут? - Татьяна вопросительно изогнула тонкую бровь.
  - Эрнст, племянник Гарика. Вернее муж его племянницы.
  - Грегорио - друг Эрнесто! Прямо как у Хемингуэя! - Пятков оглушительно захохотал. На его хохот открылась дверь ванной, и, распространяя запах одеколона в синем шелковом с искрой халате появился Гарик. Его волосы были влажными . Он обнялся с Пятковым и расцеловался с Таней. Ярко-красная помада на ее тонких губах слегка расплылась, отчего лицо приобрело беззащитное выражение.
  - Гарик, привет! Выглядишь, как настоящий иностранец. И загорелый такой, хоть и зима на дворе!
  Гарик заулыбался:
  - Правда похож на иностранца? Перед отъездом к вам на Гавайях был неделю, там и загорел... Вы тут посидите, я сейчас переоденусь! - Гарик скрылся в комнате.
   Мы сели за столик в кухне. Татьяна в упор разглядывала меня. Я никак не мог заставить себя посмотреть ей в глаза. Пятков, повертев головой, снял со стены косу, взял ее в руки, слегка отвел в сторону и мгновенно превратился в деревенского мужика с картинки на стене. Его брови сошлись к переносице, взгляд стал по-крестьянски озабоченно-деловитым - успею, мол, докосить до дождя или не успею? Маленькое чудо переволпощения. Татьяна, глядя на меня, засмеялась.
   - Понравилось? Актер - всегда актер, он не может не играть! - воскликнула она, продолжая глядеть на меня.
   - А кого сейчас играете вы? - мне надо было как-то выходить из положения инфузории под микроскопом.
   - Ого! Тихоня Эрнестуля показывет зубки! - Татьяна засмеялась громче. -Что же мы сидим? Давайте выпьем за знакомство!
   Я достал из шкафа еще две рюмки и наполнил их водкой.
   - Хозяина ждать не будем! За знакомство!
  Мы чокнулись и выпили. Татьяна достала из пачки сигарету и поднесла ее к губам. Ее кисть была смуглой и узкой и заканчивалась острыми кровавыми коготками. Запястье перехватывал тонкий блестящий браслет. Я чиркнул спичкой. Татьяна взяла мою руку с горящей спичкой и прикурила.
   - А вы в каком театре играете?
   - Сейчас ни в каком. Творческий поиск, блин... - Таня на мгновение помрачнела, но тут же вновь оживилась. - А что это ты мне все вы да вы? Мы же поди ровесники! Тебе сколько лет?
   - Тридцать три.
   - Видишь, я же говорила! Теперь надо выпить на ты.
   - Ну-у, повело кота на блядки... - прогудел Пятков.
   - Сашка, не нуди! - Таня выпустила в его сторону струю дыма. Пятков поморщился. - Мне что, самой наливать в компании двух мужиков?
   Саша наполнил рюмки. Таня продела свою руку с рюмкой в сгиб моей и мы выпили, скосив друг на друга глаза. Не отрывая от меня взгляда Таня поставила рюмку на стол и потянулась ко мне. Я наклонился к ней и мы поцеловались. Ее губы были тонкими и твердыми. Вошел Гарик в черной сорочке и пиджаке в мелкую черно-белую клетку. В руках он дежал сияющие туфли.
   - Я вижу вы тут времени даром не теряете, - сказал он, нахмурившись. Таня рассмеялась.
   - Ты у нас сегодня элегантен, как рояль! Давай выпьем за твой приезд!
  Мы выпили еще все вместе. Таня, покачнувшись, встала и ушла в туалет. Пятков с сомнением поглядел ей вслед.
   - У Танюхи неприятности - поцапалась с режиссером, по морде ему дала, - шепотом произнес Пятков, - видишь нервная какая.
   - Что-то непохоже, - сказал Гарик, - в Эрнста вон как вцепилась.
   - Да нет, говорю же, это у нее нервное. Кстати, Эрнст - не вздумай к ней приставать, тут же истерику закатит.
   Я пожал плечами.
   - Да я и не собирался. Она вроде как к Гарику приехала.
   - И Гарику тоже сегодня ничего не светит, я ее знаю. Лучше и не пробовать.
   Открылась дверь и появилась Таня.
   - Ну что вы, мальчики, скучные такие? А ну давай, наливай!
   Мы выпили еще.
   - Может пойдем поужинаем? -спросил Гарик.
   - Успеется. В ресторанах сейчас все равно обед, - заявила Таня.
   - В каком смысле обед в ресторанах? - удивленно спросил Гарик, - обед для кого?
   - Для работников ресторана, - коротко рассмеялась Таня. - Ничего ты в нашей жизни не понимаешь! Наливай!
   - Может чуть погодим? - осторожно спросил Гарик.
   - Что вы, блин, за мужики! - гневно крикнула Таня, - всю дорогу вас уговариваю!
   Пятков сделал Гарику знак, чтобы тот не спорил и налил водку в рюмки. Мы чокнулись и выпили. Таня с силой поставила рюмку на стол. Тонкая ножка лопнула и узкий стеклянный конус косо покатился по столу. На Таниной руке появилась кровоточащая царапина.
   - А-а-а, и тут не везет!
   Таня схватила разбитую рюмку и швырнула ее в мойку для посуды. Брызнули осколки.
   - Танюха прекрати! - Пятков вскочил со стула и схватил ее за руку. - Смотри, у тебя кровь на руке. Давай я тебе промою.
   - Крови испугались?! Мужики, бля, называется!!!
   Пятков схватил ее в охапку и потащил в ванную. Таня визжала и вырывалась. Гарик оторопело смотрел на них.
   - Да-а, весело вы тут живете... - протянул он.
   Распахнулась дверь ванной и появился Пятков. Таня держалась за него, приникнув к его плечу мокрой головой. Ее лицо было бледным. Пятков отворил дверь спальни, довел ее до кровати, уложил и укрыл пледом.
   - Все, теперь до утра будет спать. Не надо было ей водки давать...
   - А мне теперь где спать? - растерянно спросил Гарик. - И девочек теперь не вызовешь... И в ресторан расхотелось... Всю охоту отбила...
  Гарик зевнул и посмотрел на диван.
   Я поднялся.
   - Гарик, я поеду. Отдохни с дороги.
   - Окей. Сможешь завтра утром приехать? Займемся делом. У меня тут телефоны есть - люди тут серьезные дела крутят, времени терять не будем...
  
   * * *
   Я решил дать Гарику отоспаться и приехал на Васильевскую к половине одиннадцатого. Гарик и Пятков сидели за кухонным столом и пили кофе. Гарик встретил меня упреками:
   - Ты чего так поздно? В Америке все серьезные дела делаются с утра!
   - Думал спишь еще. Не хотел будить.
   - Какой там спишь! Я уже давно работаю.
   На столе лежала стопка бумаги, толстая дорогая ручка, россыпь визитных карточек.
  - А где Татьяна?
  - Как раз перед тобой уехала. Ну, блин, заводная баба. Хорошо, что у меня с ней ничего не было. Потом не будешь знать, что с ней делать. Как выпьет - тут же истерика...
   Гарик, заглядывая в список, набрирал телефонные номера.
   - Можно, пожалуйста, Исаака Израилевича? Грегори из Сан Франциско... От Сени Моргулиса... После двух? Спасибо.
   - Нерсес Арутюнович? А можно его? Холодинский из Америки.. Окей, спасибо...
   - У вас тут вообще кто-нибудь на месте сидит? - Гарик удивленно покрутил головой.
   - Днем на работе никого ты не застанешь, - сочувственно сказал Пятков, - не те зарплаты, чтобы на месте сидеть - днем все носятся - хлеб насущный добывают. Надо вечером звонить домой...
   - Да-а, порядка у вас как не было, так и нет... - протянул Гарик. - Давай тогда хоть по улице пройдемся, Москву посмотрим... Заодно валюту поменяем.
   - Вы идите, я здесь подожду, - сказал Пятков, - мне позвонить надо в пару мест.
   Мы оделись, вышли на Васильевскую и свернули на Тверскую к центру. На улице было сыро и пасмурно. Гарик разглядывал идущих навстречу женщин. Витрины дорогих магазинов, обилие рекламы и другие приметы новейшего времени, приевшись в Америке оставляли его равнодушным. На Пушкинской площади мы свернули на Тверской бульвар и остановились.
  - Ну надо же, и у вас Макдоналдс открыли!
  - Давно уже. Между прочим, самый большой в мире.
  - Все у вас всегда самое большое. Ракеты запускаете, а туалетной бумаги нет в магазинах...
  - Ну, Гарик, так было, когда ты уезжал. Теперь все по-другому. Сейчас дефицита нет - покупай что хочешь. Вернее дефицит только один, причем почти у всех...
  В телефонной будке с распахнутой дверью мужчина командировочного вида пытался начать разговор, но из-за плохой слышимости никак не мог продвинуться дальше вводной фразы. Он кричал в трубку:
  - Я только что вышел из МакдонАлдса... Что? Я говорю, я только что вышел из МакдонАлдса! Кто? Я! Ты что, не слышишь? Я! Я только что вышел из МакдонАлдса!!
  Мы прошли по Тверскому до Никитских ворот.
  - Гарик, вот в этой церкви Пушкин венчался с Натальей Гончаровой... - начал было я, но Гарик смотрел в другую сторону - на вывеску недавно открытого магазина "Ле Монти".
  - Это обУвный магазин? Что это за фирма?
  - Недавно появилась, но уже несколько магазинов открыли. Говорят, владелец - один из ваших, одессит из Нью Йорка.
  - А ну, давай посмотрим.
  Мы вошли в магазин. Гарик брал в руки женские туфли, рассматривал их и ставил на полку.
  - Разве это качество? Да по такой цене! Я их просто завалю обувью. Где тут у них начальник, я сейчас с ним поговорю.
  - У них наверное есть свои поставщики, - осторожно предположил я.
  - А я чем хуже? В бизнесе надо быть пробивным, не стесняться. Иначе ничего не добьешься.
  Гарик подошел в двери с надписью "Служебный вход" и решительно ее распахнул.
  Вернулся он очень скоро и, не останавливаясь, пошел к выходу. Заговорил он только оказавшись на улице:
  - Ты знаешь, что они мне сказали? Что Лев Соломонович сейчас пьет чай и принять меня не может. Подумаешь, важная птица! Чаёчек он пьет! Открыли фирму! "Ле Конте"! С ума сойти. Я таких фирм могу открыть сколько хочешь! Лейбочки можно любые налепить. Главное назвать по-итальянски - Холодини, например. Обувь от Холодини - звучит! Подумаешь, "Ле Конте"...
  - "Ле Монти".
  - Какая разница...
  Начинало смеркаться. Мы поменяли доллары на рубли и вернулись домой, зайдя по дороге в продовольственный магазин. Пятков дремал на диване. При нашем появлении он встал и потянулся. Мы вновь сели за кухонный стол. Гарик поглядел на разложенные бумаги.
  - Да, вести бизнес в России нормальному человеку непросто... Умом Россию не понять... Ну что, надо наконец пообедать по-человечески. Куда пойдем?
  - В Дом Кино, конечно, - сказал Пятков, - здесь рядом.
  - Окей... Саша, у тебя бабы есть знакомые? Можешь пригласить кого-нибудь?
   - Хм... Можно попробовать позвонить... Позавчера на Мосфильме как раз с одной познакомился. Модель - ноги от ушей...
   Пятков снял трубку и набрал номер.
   - Алло, Стелла? Пятков... Узнала? Ну, еще бы... Я тоже, видишь, не забываю... Можешь к Дому Кино подъехать? А вот прямо сейчас. Говоришь, подруга у тебя? А ты ее с собой возьми. Ну ждем, ждем... Через полчаса? Окей, у входа. Скажешь швейцару, что ко мне, он пропустит.
   Саша положил трубку.
   - Ну вот, порядок. С подругой приедет. Только я не знаю, что с этой подругой делать. Сам-то я долго не могу сидеть. Я из дома еще позавчера ушел. Жена просила купить утюг... Может Эрнст...
   Я покачал головой:
   - Я вечером должен быть дома. Мне будут звонить насчет документов.
   - Ладно, разберемся, - повеселевшим голосом сказал Гарик, - лишних баб не бывает.
  Мы вышли на улицу. Стемнело. В промозглом сыром воздухе слезились фонари. Дом Кино находился в двух кварталах. Стеклянная дверь была закрыта. Пятков постучал согнутым пальцем.
   - Петрович, отворяй!
   Появился Петрович, классический швейцар - отставник из органов. Увидев Пяткова он открыл дверь и посторонился, пропуская нас мимо себя и царапая взглядом.
   - Привет, Сашок. Отмечаешь что-то сегодня?
   - Да вот, друг приехал - бизнесмен из Америки.
  При слове "Америка" царапающий взгляд Петровича превратился в рентгеновский луч.
   - Ну, счастливо отметить встречу.
  За стеклянной дверью Пятков поздоровался с сидящей на стуле с вязаньем Матвеевной - тоже классической. В фойе было пусто и темновато - вечер только начинался. По скользкому желтому паркету мы прошли к широкой лестнице, ведущей в ресторан.
  Ресторан только что открылся после перерыва. Мы сели за столик в углу. Официант принес закуску и водку в хрустальном графине.
  Девушек долго не было. Мы неторопливо ели. Мне уже пора было ехать домой. Наконец они появились. Пятков не обманул - это были настоящие манекенщицы - высоченные, стройные и безгрудые, похожие на ярких тропических птиц. Когда они шли через зал, все оглядывались и смотрели им вслед.
  Мы поднялись им навстречу. Гарик завороженно смотрел на них. Девушки сели. Сидя за столом, они в неспешном ритме меняли позы - наклон головы, поворот кисти - каждый раз давая достаточно времени, чтобы себя рассмотреть.
  - Вот, девочки, знакомтесь, это Грегори из Америки, - прогудел Пятков.
  - Грегори, из какого вы города?
  - Из Сан Франциско... У меня там небольшая строительная компания...
  К нашему столику ласково улыбаясь подошел невысокий лысеющий толстяк с корзиной роз. Видимо, должность ресторанной цветочницы была слишком прибыльной для того, чтобы ее доверить какой-нибудь девчонке.
  - Подарите цветы прекрасным дамам, - сладко пропел он.
  Гарик выбрал два самых дорогих букета и полез за бумажником. Я поднялся.
  - Гарик, извини, но я должен ехать. Для меня сегодняшний разговор - вопрос жизни и смерти. Я тебе позвоню. Подъеду завтра, если нужно. До свидания. Приятно было познакомиться.
  Гарик рассеянно кивал, переводя глаза с одной дивы на другую. Пятков тоже встал.
  - Я тоже пойду. Мне за утюгом еще... Позвоню завтра.
  Мы с Пятковым вышли на улицу. Он спросил:
  - Слушай, ты меня не подвезешь? Я на Коломенской живу.
  - Ну давай. Только надо будет побыстрее...
  Всякий, кто пробирался за рулем по вечерним московским пробкам, поймет, насколько наивно это прозвучало. Но не мог же я не подвезти Александра Пяткова.
  Когда мы наконец добрались до Коломенской, Пятков попросил остановиться у хозяйственного магазина.
  - Эрнст, ты же технарь, будь другом, помоги утюг выбрать...
   Я поглядел на часы, и мы вышли из машины. В магазине утюги были выстроены по ранжиру - от дешевых к дорогим. Я торопливо взял в руки тот, что стоял посередине, повертел его, рассматривая со всех сторон, и протянул Пяткову.
  - По-моему этот неплохой.
  Пятков не спешил взять утюг. Он с озабоченным лицом проверял по очереди все свои карманы. Побывав в каждом по нескольку раз, он смущенно протянул:
  - Ты знаешь, я как-то с деньгами не подрассчитал... Ты не выручишь? Взаимообразно...
  Я повернулся и с коробкой в руках пошел в кассу. Затем мы вышли на улицу. Пятков повеселел.
  - Эрнст, ты меня просто спас. Сделай еще одно доброе дело - давай вместе зайдем ко мне. Моя при тебе не так будет ругаться. Все же два дня дома не был...
  - Саша, у меня времени совсем нет...
  - Да ты не волнуйся, это же быстро. Просто скажешь, что я у тебя ночевал...
  Пятков оказался прав, - я освободился быстро. Когда он позвонил, дверь немедленно открылась, и невысокая, неулыбчивая женшина со складками в углах рта впустила его с утюгом под мышкой домой. После этого она коротко поглядела на меня и закрыла дверь. Моя функция спасителя закончилась. Я спустился вниз и поехал домой.
  Отпирая дверь квартиры, я услышал телефонные трели. Не разуваясь я добежал до телефона и схватил трубку.
  - Эрнст, привет... Ничего нового сказать пока не могу... Ну ты знаешь, какие они тягомоты в министерстве... Через Блонского не получилось. Но дней через десять вернется Аверченко - этот точно все провернет. И возьмет недорого... Подожди еще немного, старик. Больше ждал.
  - Хорошо, я подожду. Было бы чего ждать...
  - Ну-ну, старик, не переживай, все будет путем.
  Я положил трубку и побрел через прихожую, оставляя следы на пыльном линолеуме.
  
   * * *
  
  Утром меня разбудил звонок Гарика.
  - Эрнст! Ты представляешь, какие они суки!
  - Какие суки? - я спросонок ничего не мог понять.
  - Ну бляди эти - манекенщицы! Просидели в кабаке весь вечер вчера - коньяк, шапанское, икра, цветы... А потом знаешь, что они мне сказали?
  - Что?
  - Они сказали - наша фэмили не любит вашу фэмили! Они лесбиянки, Эрнст! Стоило из Сан Франциско лететь, чтобы посмотреть на лесбиянок!
  - А зачем они тогда вообще приезжали?
  - У них вчера годовщина знакомства была. Хотели красиво отметить. И отметили. За мой счет...
  - Ну и что ты им сказал?
  - А что ты им скажешь? Вызвал им такси, заплатил таксисту - они без денег были... Давай приезжай скорее.
  Я принял душ и поехал на Васильевскую. Гарик открыл мне дверь с телефонной трубкой в руках. На нем был знакомый темно-синий халат.
  - Да, Исаак Израилевич, да-да, мне вас рекомендовал Сеня Маргулис... Какой Сеня? Из Сан Франциско... Недвижимость в Москве? Да, конечно интересует... Конечно серьезные намерения... Я приехал всего на пару недель... Сами подъедете? Завтра в десять? Хорошо, договорились... До завтра.
  Гарик положил трубку.
  - Заходи. Кофе будешь?
  - Давай.
  Гарик разлил по чашкам кофе.
  - А эти две - что придумали... "Наша фэмили" - передразнил он и рассмеялся. - Но зато я с Петровичем поговорил. Думаю там будет толк.
  - Каким Петровичем?
  - Ну, швейцаром из Дома Кино. Вообще швейцар он только для прикрытия. Из его конторы в отставку не уходят.
  - Это он тебе сказал?
  - Ну да. Они сейчас завод один военный курируют. Конверсия у них там. Разбирают, короче, на части. И металлов много редких. Титановые сплавы, из которых корпуса подводных лодок делают. Это в Америке миллионы стоит. А он может по дешевке достать.
  - А как ты вывозить будешь? Он что, предлагает с лицензией на вывоз?
  - Об этом мы не говорили. Это все технические вопросы, - решим их по ходу дела. А пятьдесят штук, которые он просит, я достану. В конце концов возьму в банке под дом.
  Я в сомнении покачал головой.
  - Да ты не сомневайся, я же в бизнесе уже двадцать лет. И этот Исаак тоже обещал интересный вариант. Приедет - расскажет. Так что, как видишь - Гарик время не теряет. Я же по бизнесу приехал, а не только с бабами развлекаться...
  Мы допили кофе.
  - Слушай, а давай сами нормальный обед приготовим, поедим по-человечески! Сходим на рынок, купим все свеженькое. А потом девочек по телефону вызовем - мне Петрович сказал, что объявления есть чуть ли не во всех газетах. Я плачу... Тут рынок далеко?
  - Нет, Тишинка рядом совсем. Пешком можно сходить.
  - Окей. Прогуляемся заодно. А то прокурили меня вчера насквозь эти бабы. Курите вы тут все, как сумасшедшие.
  Я не курил, но спорить с Гариком не хотелось.
  
   * * *
  Небрежно сваренные из листового железа павильоны Тишинского рынка были похожи на старые гаражи со снятыми воротами. В них казалось еще холоднее чем на открытом воздухе. Сверху они были покрыты цветным полупрозрачным пластиком. Зимнее солнце, просвечивая пластик, причудливо раскрашивало лица кавказцев, торгующих цветами и овощами. Усатые продавцы все, как один, были в кепках-аэродромах. Издали они походили на братьев. Продавцы гортанно переговаривались и, согреваясь, потирали красные ладони. В клубах пара и табачного дыма вспыхивали огоньки сигарет и золотые зубы. Покупателей по случаю шоковой терапии в экономике было немного.
  Когда мы появились между рядов, продавцы оживились. Гарик был одет в элегантный плащ из черной лайковой кожи. Его взгляд и походка демонстрировали небрежную уверенность. Безусловно это был солидный покупатель. Шеренга кепок заволновалась.
  Гарик почувствовал вдохновение. Павильоны рынка вдруг превратились в раскрашенные декорации. В хрусте снега послышался скрип рассохшегося паркета сцены. Фрукты и овощи казались преувеличенно ярким театральным реквизитом. Солнечный свет, проходящий сквозь гофрированный пластик, превратился в разноцветные лучи софитов, сфокусированные на благородном лбу исполнителя заглавной роли.
  Гарик двинулся к усатым зрителям. Подойдя к крайнему прилавку, он поощряюще улыбнулся краснолицему джигиту, до самых глаз заросшему жесткой черной щетиной. Очевидно свою волосатость он считал атрибутом мужественности, и поэтому, несмотря на мороз, не запахивал ворот пальто. Из открытого ворота плотным клубком вырывалась густая курчавая шерсть, похожая на застывшый на морозе черный дым. Джигит, не замечая меня, улыбнулся Гарику с гостеприимным достоинством.
  - Что желаешь, дарагой? У меня все свежее, выбирай!
  Гарик ответил снисходительной улыбкой. Полуобернувшись к остальным продавцам, и небрежно жестикулируя, он начал давать указания волосатому джигиту. Цены он не спрашивал.
   - Положи эти помидоры... Еще... Виноград давай... Еще одну кисть... И эту... Апельсинов пару кило...
  Продавец возбужденно блестя глазами, взвешивал фрукты и укладывал их в пакеты. Шерсть в распахнутом пальто покрылась инеем от его разгоряченного дыхания. Гарик, победно оглядываясь, продолжал вести свой монолог:
   - Груши эти взвесь... Пару гранатов... Ты понял, что я клиент?... Зелени положи пучка три... Огурцов... Сколько?... Да все, что есть... Бананов две связки... Ты понял, что я клиент?... Ананас... Вон тот, пожелтее...
  Продавцы полукругом обступили Гарика и возбужденно гомонили.
   - Мужчина, вазми пэрсики! Атборный!
   - Мужчина, дыня зимний есть!
   - Мужчина, сматри у меня хурма какой!
  Гарик купался в лучах славы. Весь павильон искал его расположения. Он чувствовал себя миссионером, несущим язычникам свет истинной веры. В павильоне царила атмосфера кульминации спектакля. Самый высокий, самый горбоносый продавец с яростно горящими глазами, в колоссальной клетчатой кепке закричал ему в самое ухо:
   - Мужчина, такой дамский пальчик нигиде не найдешь! Люксембург! Для вас стараемся!!
  Гарик благодушно рассмеялся. Его смешили рекламные потуги базарного бизнесмена. Он дружелюбно подмигнул владельцу дамского пальчика и произнес:
   - Что ты все, мужчина, да мужчина. Так знаешь кто говорит - мужчина? Так петухи друг другу говорят.
   Увлекшись Гарик забыл, что находится не в терпимом к любым сексуальным аномалиям Сан Франциско, а среди щепетильных в вопросах мужественности горцев. Гомон мгновенно смолк. Повисла угрожающая тишина. Краснолицый перестал укладывать фрукты.
   - Петухи?! Ты сказал - петухи? Горбоносый выкатил глаза с сеткой красных прожилок.
  Гарик понял, что совершил ошибку.
   - Да ты меня не понял... я же не это имел в виду... - он продолжал улыбаться, сменив снисходительное выражение лица на приветливое. Тишина взровалась возмущенным клекотом. Гневно горели глаза. Грозно топорщились усы. Кричали все сразу.
   - Ты сам петух! Я тебе сейчас сам введу свой имел!
   - Килиент, гаварышь? Сейчас я буду твой килиент!
   - На, вазми агурчик, засунь себе в жопа! Сматри - длинный и толстый, как раз для тебя! Беспылатно!
  Мы скорым шагом уходили со сцены, в одночасье превратившейся в поле боя. В спину нам неслось.
   - Клиенты! Петухи!
   За воротами рынка Гарик возмущенно выдохнул:
   - Дикари черножопые! С дерева только вчера слезли! Шуток не понимают...
  
   * * *
   Мы зашли в кулинарию на 2-й Брестской и купили сырые котлеты по-киевски. Затем в киоске набрали кипу газет с объявлениями и вернулись домой.
   Дома мы выпили по рюмке водки, и я занялся котлетами. Гарик сидел за кухонным столом и просматривал объявления.
   - Так... Обаятельные подружки скрасят досуг состоятельным господам... Очаровательная азиатка пригласит в гости или приедет сама... Досуг... Досуг... Да тут их сотни! Куда звонить?
   Я пожал плечами.
   - Посмотри, может где-то район указан. Мы - на Белорусской. Тверская - тоже подойдет.
   Я поставил тарелки с шипящими котлетами на стол. Мы выпили под котлеты.
   - Та-ак... - Гарик жуя продолжал просматривать газету. - Ага - вот. Досуг. Территориально - Тверская, Центр.
   Гарик отложил вилку и набрал номер.
   - Але? Я по объявлению. У вас девочки есть? Блондинки... Ну, хорошо... Сколько лет? Окей, гуд. И сколько стоит? За одну? А за две? Окей, тогда две... -Гарик подмигнул мне, - адрес? Записывайте...
   Гарик положил трубку.
   - Сказали будут через двадцать минут.
   Мы доели котлеты и убрали посуду со стола.
   Звонок раздался через полчаса. Гарик отворил дверь. На площадке стоял накачанный парень в короткой кожаной куртке и две девицы. Кожаный вошел, не говоря ни слова, пересек прихожую и с завораживающей наглостью заглянул по очереди в каждую дверь.
   - Эге, ты куда? - возмутился Гарик.
  Парень неторопливо ощупал его взглядом близко поставленных оловянных глаз.
   - Все нормально, командир. Не дергайся. Бабки приготовили?
  Гарик протянул зажатые в пальцах купюры.
  Качок вернулся на площадку и, подтолкнув девиц к двери, скомандовал:
   - Все путем. Заходите. - И добавил, повернувшись к нам, - Через полтора часа позвоню в дверь. Захотите продлить - готовьте бабки заранее.
  Дверь захлопнулась. Девицы стояли посреди прихожей. Волосы у обеих были русые. Одна была одета в красную кофту с глубоким вырезом и черную мини-юбку. На другой было короткое облегающее платье с серебристыми блестками. Слой косметики делал их похожими, как сестры. На вид девушкам было лет по восемнадцать.
   - Ну что, девочки, проходите, - Гарик стряхнул с себя оцепенение, - садитесь, выпьем по рюмочке, познакомимся...
  Девчонки переглянулись и пошли за стол.
   - Давайте знакомиться. Меня зовут Грегори, а вас?
   - Лена.
   - Лена.
   - Герхард, - брякнул я. По моим представлениям при дефиците времени все должно было происходить с меньшим количеством светских формальностей. Гарик недоуменно посмотрел на меня и продолжил роль радушного хозяина.
  - О, две Лены! Значит не перепутаем, - он засмеялся своей шутке. - Что будете пить? Мартини, коньяк, водку?
  Девчонки вновь переглянулись.
   - Коньяк, - произнесла одна из Лен после паузы.
  Выпили по рюмке "Метаксы". Лена в красной кофте подняла на Гарика густо накрашенные ресницы с комочками туши.
   - Грегори, а вы приезжий? Иностранец?
  Этой маленькой проститутке нельзя было отказать в сообразительности. Тема была выбрана безошибочно.
   - А что, - заметно? - по лицу Гарика пробежала светлая тень.
   - Ну да, одежда, лицо...
   - Мысли, - прыснула серебристая Лена. Я подумал, что школу она скорее всего закончила в прошлом году. Гарик недоуменно посмотрел на нее.
   - Не обращайте на нее внимания, - строгим голосом сказала первая Лена. - А чем вы там занимаетесь?
   - У меня небольшая строительная компания. Дом в Сан Франциско, четыре туалета...
  Разговор принимал опасное направление.
   - Давйте выпьем еще по одной, - предложил я.
  Гарик выпил, поставил рюмку на стол и посмотрел на часы на стене.
   - Ну что, девочки, может в душ хотите?
  Девчонки дружно закивали, встали из-за стола и пошли в ванную. Щелкнула дверь и послышался шум льющейся из душа воды.
   - Ну что, телки свежие, молоденькие... Я беру ту, что в красной кофте... - глаза Гарика возбужденно блестели. Я кивнул.
  - Только моются они что-то долго. По идее чистыми должны были приехать.
   - Пусть здесь помоются. Так надежнее...
  Время шло. Мы с Гариком выпили еще по рюмке. Я встал и подошел к двери ванной. Вода продолжала монотонно шуметь без малейшего всплеска. Сквозь шум доносились негромкие голоса. Слов разобрать было нельзя, но беседа явно была неспешной. Подошел Гарик и постучал в дверь.
   - Сейчас! Мы идем! - раздалось изнутри.
  Прошло еще несколько минут.
   - Вы что, утонули там? Открывайте!
  За дверью раздался плеск воды и задвижка щелкнула. Девчонки сидели в ванне друг против друга. Сверху на них лилась из душа вода. Без одежды было непонятно, кто из них какая Лена.
   - Вы чего тут рассиживаетесь?
   - Да вот, Ленке нехорошо стало... от коньяка...
   - Вылезайте и вытирайтесь! - Гарик наконец обрел верный тон.
  Девушки вылезли из ванны и пошли в гостинную, вытираясь на ходу. Все же они отличались друг от друга - одна была поплотней с круглым задом и смуглой кожей, другая повыше, с неширокими бедрами и с выступающими позвонками на мальчишеской спине.
  Гарик тронул за талию смуглую Лену и подтолкнул к двери спальни. Дверь за ними закрылась. Я поглядел на оставшуюся Лену. Полосатое полотенце было обернуто вокруг ее бедер. Груди упруго торчали в стороны, как у козы. У меня пересохло в горле. Мне вдруг вспомнилась моя пустая квартира со сломанной игрушечной машиной в пыльной прихожей. Я погасил свет и подошел к окну. Там сыпал мелкий снег на фоне лунного фонаря и слышен был скрежет лопаты дворника. Я обернулся. Лена сняв полотенце сидела на диване.
  - Это на тебе было серебряное платье?
  Она кивнула.
  - Ты что, его к школьному выпускному шила? - спросил я. Лена удивленно кивнула еще раз.
  - Да... Как ты догадался? Так и будешь там стоять?
  Я повернулся и пошел к дивану, вдруг оказавшемуся очень далеко. Подойдя к дивану сбоку и, встав вполоборота, я снял джинсы, рубашку и трусы. Помедлив, снял носки. Сел на диван рядом с Леной. Потрогал ее грудь. Грудь была холодной и твердой. Лена провела рукой по моему животу, спустилась ниже. Потом наклонилась к моему паху, и я почувствовал ее мягкие губы.
  Я сидел и смотрел за окно на снег. Голова Лены ритмично двигалась вверх-вниз. Позвонки на шее выступили еще больше.
  Девушка подняла голову, посмотрела на меня и вернулась к своему занятию. От ее взгляда, где-то глубоко внутри меня, лопнуло какое-то зерно, и слабый росток проклюнулся между чешуек. Я закрыл глаза и постарался расслабиться. Росток медленно расправлялся, возбуждение тягуче нарастало, оно скорее мучило, чем приносило наслаждение, но избавиться от него можно было только пройдя путь до конца.
   Неожиданно с громким щелчком открылась дверь, и стремительной походкой делающего обход профессора вошел Гарик. Полы его халата развевались.
   - Слушай, давай поменяемся! - в его голосе слышалось сильное раздражение, - а то я никак кончить не могу.
  Лена растеряно встала, переводя глаза с меня на Гарика. Мираж рассеялся. Гарик нетерпеливо ждал. Я повернулся и вышел из комнаты.
   В спальне, в углу кровати, свернувшись калачиком лежала Лена. Когда я вошел, она шевельнулась и села. Я сел с ней рядом. Лена молча провела рукой по моим бедрам и опустила голову вниз.
  В дверь настойчиво позвонили - раз, другой, третий.
  - Кто там? - услышал я голос Гарика.
  - Время кончилось, выпускай девок. Или продлить хочешь? Тогда - бабки сразу. Открывай, короче...
  Лена выпрямилась и села. Вошел Гарик, включил свет.
   - Ну что, продлить, что ли? - спросил он, ни к кому не обращаясь. - Да ну их на хуй, весь кайф сломали... Бабки только сосут... Сейчас они идут, - крикнул он в сторону двери. Лена быстро молча одевалась. В дверях показалось серебристое платье. Я набросил на бедра полотенце.
  - Ну, мы пошли. До свидания.
  Девушки скромно стояли у дверей. Косметика на их лицах расплылась, и они снова стали похожими друг на друга.
  Гарик открыл замок, выпустил их на площадку и захлопнул дверь.
   - Развели, суки, как лохов! Моются целый час... языком мелют... - Гарик в возбуждении шагал взад-вперед по комнате. Я сходил в гостиную и оделся.
   - Советский, бля, сервис... И во всем так у вас, во всем...
  Я посмотрел на него и хмыкнул. Гарик подозрительно обернулся ко мне:
   - Ты чего?
   - Ты знаешь, я поеду домой.
   - Да ладно, оставайся. Сейчас придумаем что-нибудь...
   - Нет, я поеду... Дома надо сделать кое-что.
   - Ну, смотри... Приедешь завтра? Ко мне этот Исаак утром должен заехать... Ну, по бизнесу...
   - Я позвоню.
  Мы попрощались, и я спустился по лестнице вниз. Из стоящих у подъезда забрызганных грязью "Жигулей" вышла девушка. Сильно хлопнула дверца. Машина тронулась и повернула за угол дома. У оставшейся на тротуаре девушки из-под куртки торчало серебристое платье.
   - Лена? Ты чего здесь?
   - Да, Сашок этот вяжется вечно - дай, да дай... Мне дармовой работы и так хватает - и с крышей, и когда бирюлевские наезжают. Еще водиле давать, - пошел он... Все равно, на сегодня все - сама доберусь.
   - Подвезти? Ты где живешь?
   - В Бескудниково.
  Лена села рядом со мной и хлопнула дверцей. Я был даже рад, что ехать нужно было в противоположную от дома сторону. Подальше от моей пыльной прихожей...
   Над Садовым кольцом в свете фонарей кружились мокрые снежные хлопья. Под колесами с мягким шлепаньем разлеталась в стороны мягкая бурая каша. Стекло машины мгновенно покрывалось грязевой пленкой. Щетки, метаясь по стеклу из стороны в сторону, без устали расчищали один и тот же исчезающий кривой многоугольник.
   - Ты чего отмороженный такой? - спросила Лена.
   - Ты это о чем?
   - Ну, тормоз какой-то. Вроде молодой, а не стоит толком... Обычно девок заказывают, когда трахаться хочется.
   - Это не я заказывал.
   - А, Григорий этот что ли? Ну, он вообще лох - что пить будете, помыться сходите...
   - А тебе плохо что ли? - разозлился я. - Тебе деньги заплатили? А ты продинамила час из полутора и еще выделываешься тут...
   - Да ладно, - примирительно сказала Лена. - Я просто говорю, что ты какой-то чокнутый. Я у тебя в рот беру, а ты в окно смотришь на фонари... Небось жену вспомнил. Мне такие попадались - шибко совестливые...
  Я подавил желание заткнуть ей кулаком рот.
   - Ну, а если и жену, что ж плохого, - после паузы спокойно сказал я. - Или у блядей это смешным считается?
   - Я тебе не блядь! Не путай блядей с проститутками!
   - А какая разница? - меня вдруг начал развлекать этот разговор.
   - Проститутка - профессия, а блядь - мировоззрение.
   - У-у, какие мы слова знаем! - я окончательно развеселился.
   - А ты думал! Все же второй курс филфака...
   - О, это мне знакомо...
   - Ты что, - тоже филолог?
   - Да нет, я на механическом учился...А на филфак мы ходили барышень снимать. Это так и называлось фил - фак.
  Мы свернули с Садового на Новослободскую. Снег усиливался. Троллейбусные провода над нами на глазах обрастали липким влажным снегом. Понемногу подмораживало. Начинался гололед.
   - А этот, как его - Грегори, он что - твой родственник? На друга вроде не похож. И по возрасту и вообще...
   - Да, дядя жены.
   - Он на самом деле в Сан Франциско живет?
   - Да, уже лет двадцать.
   - А ты чего не уедешь?
   - Да уеду... Пока все бумажки оформишь... Я в почтовом ящике работал, с допуском. Правда те великие секреты можно давно уже в газетах прочесть, но пока все инстанции пройдешь... Думал быстрее получится, но уже полгода пролетело...
   - А жена уже там, - догадалась вдруг Лена.
   - Ну да. И все ее родственники. И мой сын тоже. Нужно было ехать, пока выпускали.
   - А-а, тогда понятно, на какие ты фонари смотрел...
  Я замолчал. Колеса машины вязли в растущей массе снега. Подмораживало. Под снегом раскатывалась тонкая ледяная корка. На эстакаде у Савеловского вокзала занесло идущий впереди троллейбус. Штанги, искря, соскочили с проводов, троллейбус повело в сторону, развернуло и он затормозил, упершись передним колесом в бордюр и перегородив две полосы. Я осторожно объехал его по встречной. Разметки не было видно в сплошной снежной каше.
   Дворники на стекле едва справлялись. Грязные сугробы по сторонам шоссе покрывались свежим чистым снегом. Лена молча курила длинную черную сигарету. На спуске с Тимирязевского моста машину начало заносить. Дорога была свободной, поэтому я, действуя только рулем, отпустил все педали, и мы, как на лыжах, спустились вниз.
   - Слушай, а ты так и не кончил с Ленкой?
   - Нет.
   - А хочешь?
   - Нет.
   - Ну-ну.
  Мы кое-как добрались до Бескудниково. Лена жила в одной из девятиэтажек недалеко от шоссе. Не доехав метров тридцати до дома, машина вдруг нырнула капотом вниз, противно проскрежетала днищем по льду и забуксовала. Я выругалася.
   - Что тут у вас такое?!
   - А, блин, тут кажется где-то траншея была - ее засыпать засыпали, но не заасфальтировали. Сказали - зимой нельзя асфальтировать по-мокрому.
   - Ты что, предупредить не могла?!
   - Да откуда мне помнить... Я обычно с другой стороны иду, от остановки. А таксисты вообще во дворы не заезжают.
   - А я, значит, лох очередной, заехал!
  Лена молча посмотрела на меня. Я включил заднюю передачу и, толчками раскачивая машину, попытался выехать из траншеи. Визжали покрышки. Я понял, что закапываюсь еще глубже.
   - Ты машину водить умеешь?
   - Немного. Я попробую.
  Я вышел из машины. Снегопад усиливался. На крыше машины на глазах рос слой снега. Я, раздирая руки, оторвал от большой ели во дворе несколько мохнатых лап и подложил их под передние колеса. Лена села за руль, выжала сцепление и включила передачу. Я, пригнувшись, изо всех сил уперся руками в капот. Сквозь мелькание дворников я видел ее сосредоточенное лицо.
  - Давай! - я махнул ей рукой.
  Колеса чуть тронулись и мотор заглох.
   - Газу, больше газу!
  Двигатель завыл, колеса бешено завертелись, ещу глубже зарываясь в снег и бросая мне в лицо комья мокрой грязи, осколки льда и растертую хвою. Я поднял руку и подошел к водительской дверце.
   - Выходи!
  Лена вышла из машины.
   - Ладно, иди. Сам разберусь. Ты все равно ничем не поможешь.
  С меня стекали комья мокрого снега. Лицо было в грязи.
   - Пошли ко мне - умоешься хоть, просохнешь.
   - К тебе? Родичей твоих порадовать?
   - У меня мать только. На молочном комбинате в ночную пашет. И вообще, - если зову - иди. Или твоя очередь выделываться наступила?
  Я посмотрел на нее, выключил фары, вынул из замка зажигания ключи и захлопнул дверцу.
   Мы поднялись на седьмой этаж. На полу в лифте у моих ног образовалась лужа. Мы вошли в тесную прихожую.
   - С тебя течет, раздевайся здесь.
  Я снял с себя ботинки и куртку. Брюки тоже были в грязи. Лена смотрела на меня, выжидая. Я подумал, что раздеваюсь перед ней уже второй раз за вечер. Второй раз оказалось проще. Я снял с себя всю одежду. С минуту мы молча смотрели друг на друга. Лена скосила глаза вниз и хмыкнула:
  - А ты не такой уж отмороженный. Иди в ванную!
  Она сгребла в охапку мою одежду и вышла в кухню. Я зашел в душ и с наслаждением встал под горячую струю. Вскоре прошуршала шторка и за моей спиной в тесную ванну шагнула Лена. Я уступил ей струю душа и намылил мочалку. Мы молча менялись местами, по очереди заходя под льющуюся воду, намыливали друг друга мочалкой, смывали мыло и снова и снова с каким-то ожесточением терли друг друга... Потом просто стояли, подставляя тела горячей воде...
  Я провел рукой по Лениной спине, касаясь выступающих позвонков. Она оперлась руками о стенку, немного прогнула спину и позвонки спрятались, слившись в одну ложбину. Я еще раз провел рукой по этой ложбине, по узким бедрам, чуть присел, и, помогая себе рукой, с усилием вошел в горячую, скользкую тесноту.
  За пеленой воды, за наполненным горячим паром воздухом, за стенами ванной не существовало больше ничего - ни брошенной машины, ни моей пыльной прихожей, ни океана, ни того, что за ним. Маленькая, ярко освещенная ванная висела в черной холодной пустоте мира, и реальными были только эти позвонки, при каждом движении чуть обозначающиеся цепочкой холмиков на мальчишьей спине...
  Я проснулся от того, что Лена - одетая и причесанная - трясла меня за плечо.
  - Вставай, сейчас мать со смены придет.
  Она вышла в прихожую. Я услышал, как она с кем-то говорила по телефону. Моя сухая одежда висела на спинке стула. За окном было еще темно. Снегопад прекратился. Я быстро оделся и вышел вслед за Леной в прихожую. Она положила телефонную трубку и повернулась ко мне:
  - Я тут с Васильичем говорила - с соседом - они с дружками за бутылку машину не только из траншеи вытащат - до дому дотолкают... Людям похмелиться надо... Уже ждут внизу. Извини, кофе не предлагаю.
  Я обулся, натянул куртку. Лена стояла напротив, опершись плечом о дверной косяк и сложив на груди руки. Я сделал шаг вперед.
  - Не надо, иди... - Она перехватила мой взгляд на телефонный аппарат с семью цифрами в крошечной рамочке. - И звонить тоже не надо, ни к чему.
  - Ну, пока.
  - Иди.
   Я спустился на улицу. Трое мужиков в ожидании сгребали красными руками снег с крыши моей машины.
   Я завел мотор, немного его прогрел и включил заднюю передачу. Мужики согнувшись уперлись в передок. После третьего качка машина, визжа колесами, выбралась из траншеи. Я вышел из машины и обошел ее вокруг. Впереди на снегу темнела лужица масла.
   - Да, командир, - протянул Васильич, - не повезло тебе... Поддон картера варить теперь надо...
   Я протянул ему купюру.
   - Спасибо мужики, выручили.
   - Тебе спасибо. Бывай здоров...
   Я достал из багажника фляжку с маслом, подлил в двигатель и поехал в мастерскую. Пока ремонтировали машину, я позвонил из телефона-автомата Гарику.
   - Где тебя носит? Сейчас Исаак этот приедет!
   - Я в мастерской. Машина сломалась.
   - Все у вас непредсказуемо! И машины дерьмовые. Что значит, - сломалась?
   - На наших дорогах и ваши машины не выдерживают.
   - Правильно, и дороги у вас дерьмовые. Приезжай, как только сможешь.
   Я раздраженно повесил трубку.
   К Гарику я приехал только к обеду. Он, против ожидания, встретил меня без упреков. Взгляд его был задумчиво-сосредоточенным. Таким я его еще не видел.
   - Приезжал Исаак?
   - Приезжал...
   - Ну и что он предложил интересного?
   Гарик посмотрел на меня, прошелся по комнате из угла в угол и вновь подошел ко мне.
   - Ты знаешь магазин "Петровский пассаж"?
   Я пожал плечами:
   - Кто ж его не знает. Один из самых крупных универмагов в Москве. Рядом с ЦУМом.
   Гарик наморщил лоб, подумал немного и, словно на что-то решившись, повернул голову ко мне.
   - Только между нами... - он понизил голос, - мне предлагают купить этот магазин.
   Я оторопело посмотрел на Гарика.
   - И за сколько?
   - За пятьдесят штук.
   - А ты его видел?
   - Нет еще. Но Исаак говорит, что надо быстро оформлять, чтобы не упустить. Может поедем посмотрим?
   - Гарик, кто тебе дал телефон этого Исаака?
   - Сеня Маргулис. Он в Сан Франциско таксистом работает. Хороший мужик. Я его еще в Одессе знал. Он там троллейбус водил... Так поедем посмотрим?
   - Гарик, у этого магазина пятьдесят штук может стоить разве что одна из колонн при входе.
   Гарик недоверчиво посмотрел на меня.
   - Ты хочешь сказать, что тут какая-то игра?
   - Что-то вроде этого. Разводилово называется...
   Гарик помолчал, барабаня пальцами по столу.
  Раздался телфонный звонок.
   - Алло? Кто? Гришка, привет, рад тебя слышать! Ты где? Дома в Риге? Как дела?
   Я отошел к окну. С еловых веток срывались вниз снеговые шапки. На фонарном столбе сидела ворона и в упор рассматривала меня круглым бесцеремонным глазом. До меня доносился голос Гарика.
   - Мы тут с Эрнстом делами занимаемся... Да, бизнес... Есть интересные предложения... К вам? Прямо завтра? Ну не знаю... А почему нет... С кем познакомишь? Ну, я тебе перезвоню сейчас.
   Гарик положил трубку.
   - Это Гришка из Риги звонил, двоюродный брат. Слушай, давай в Ригу махнем? Прямо завтра. Я куплю билеты. У них там какая-то годовщина. И по бизнесу что-то есть. Он все же брат, не будет разводить как этот Исаак.
   Идея поездки мне понравилась. Вырваться на пару дней из Москвы, стряхнуть с себя все проблемы, отдохнуть от этой мучительной неопределенности с отъездом...
   Мы с Гариком съездили на Лубянку и купили билеты на утренний рейс. Потом я поехал домой собираться.
   Рано утром мы приехали в Шереметьево. Я оставил машину на стоянке, а аккумулятор для верности отнес в ячейку камеры хранения.
  В Риге было тепло и сыро. В аэропорту нас встречал Гриша - двоюродный брат Гарика. Его мокрую от моросящего дождя лысину окаймляли мелкие кудри. Дорогая дубленка нараспашку казалось была с чужого плеча. Черная водолазка обтягивала объемистый живот. На запястье сверкал "Ролекс", повернутый на сто восемьдесят градусов. Гриша обнял нас по очереди, ткнувшись в щеку мяситым носом.
  На парковке нас ждала новенькая синяя "Вольво". На заднем бампере белела свежая царапина.
  - Нихуево ты, Гришка, устроился, - Гарик ревниво осмотрел машину.
  - А ты думал, только вы там в Америке живете? Мы еще с тобой поговорим по бизнесу. У нас сегодня как раз годовщина в театре. Концерт, выпивка... Гриша сильно картавил.
  Гриша был женат на латышской цыганке Ирме - властной статной женщине с резкими морщинами на дородном лице. Несмотря на обилие мужчин в родне, - братьев, кузенов, племянников, - главой семейного клана была именно она. Ее образование исчерпывалось начальной школой, но коммерческие способности заслуживали отдельной главы в учебнике маркетологии. Начинала она, как и многие цыганки, с уличной торговли. Продавала с рук шмотки в переполненных московских универмагах. Ее сурового взгляда и царственной наглости не выдерживали даже тертые менты из "Детского Мира". Сейчас она снимала один из рижских театров, превратив его в кабаре. Гриша, как большой жизнелюб, в бизнесе был фигурой скорее декоративной, фонтанирующей проектами, которым не суждено было воплотиться в жизнь. Его жизнелюбие в сочетании с непостоянством характера то и дело приводило к интрижкам с сотрудницами, случайными знакомыми и совсем незнакомыми женщинами. Узнав об очередной измене, Ирма приходила в ярость и устраивала Грише бурные сцены. Ее оскорбленная душа требовала немедленных активных действий. Под натиском эмоций ее мозг генерировал неожиданные и эффективные коммерческие идеи. Она уезжала на несколько дней в Москву или Питер, подключала свои бесчисленные знакомства, реализовывала задуманный план и, успокоенная, возвращалась с тугой пачкой долларов, спрятанной на мощной груди. Ирма предпочитала наличные деньги.
  Из аэропорта Гриша повез нас прямо домой - на Юглу. В бурой воде разлившейся от дождей Даугавы плыли сорванные ветром прошлогодние листья. Мы подкатили к большому дому под черепичной крышей.
  - Вот так, значит, цыгане теперь живут, - Гарик покрутил головой, разглядывая дом. - А швы вокруг окон лучше надо шпаклевать...
  Ирма открыла нам дверь.
   - Ой, Гарик, сколько же я тебя не видела? А это, значит, Леночкин муж. Помню Леночкин приезд, как же забудешь... Сейчас покормлю вас с дороги.
   - Подожди, они не голодные! - Гриша потащил нас на второй этаж показывать свой кабинет. Насчет "не голодные" он явно преувеличил. В самолете нам дали только упакованные в шуршащий целлофан орешки.
   - Тогда сами найдете в кухне, что поесть. Меня в театре ждут, надо к вечеру готовиться, - раздался снизу звучный, с переливающимся "л" голос Ирмы. Затем хлопнула входная дверь.
   Мы поднялись на второй этаж дома.
   - Свой кабинет я сам проектировал, - сказал Гриша, распахивая дверь.
  Я переступил порог и в изумлении остановился. Потолок просторной комнаты был разбит на квадраты, размером с коробку из под обуви, тонкими, светлого дерева, планками. В каждый квадрат была вписана звезда Давида, выполненная из темных планок. После десяти секунд разглядывания в глазах начинало рябить, звезды снимались с мест и плавно кружились по потолку.
   - Ну как, впечатляет? - Гриша явно наслаждался произведенным эффектом.
  - Да-а-а, дизайн оригинальный, - Гарик встряхнул головой, очевидно чтобы прервать кружение. - Не избитый.
  Кабинет был обставлен прочной солидной мебелью. В простенке между окнами висела копия "Девочки с Персиками" Серова. На полированном столе лежал тонкий слой пыли. Книги в стенном шкафу стояли в строгом порядке. Гриша открыл встроенный в шкаф бар и достал бутылку виски. На дверце бара с внутренней стороны была приклеена репродукция "Купальщицы" Коро.
  - Ну, давай за встречу! - Гриша разлил виски в высокие узкие стаканы. Мы чокнулись и выпили, закусив орешками из красной стеклянной вазочки. Гарик потянул Гришу за рукав.
  - Ты мне по телефону рассказывал про бабу эту...
  - А, Вилма! Шикарная телка! Но на мелочи не разменивается. Хотя договориться можно.
  - Мы сможем сегодня попозже к ней съездить?
  - Лучше сейчас, пока Ирмы нет. Ну, и вечером в театр надо, некогда будет. Хочешь один сейчас поехать? Учти, сразу она тебе все равно не даст. Она с разбором, ты ей понравиться должен.
  - Поедем все вместе, так даже солиднее. Эрнст что-нибудь умное скажет... Шучу...Давай, звони.
  Гриша снял трубку и, оглянувшись на дверь, набрал номер.
  - Вилма? Привет, - Григорий... Ты дома будешь? Мы подъедем сейчас. Ну, я тебе говорил... Нет, вечером не можем... Ну, хорошо, "Апсара", так "Апсара"... Через полчаса.
  Мы выпили еще виски и вышли на улицу. Накрапывал мелкий дождь. Казалось он висит в воздухе, не падая. Мы сели в машину и вновь переехали Даугаву. "Апсара" оказалась кофейней. Обед вновь откладывался. Посетители полулежали на мягких подушках. Мы устроились, откинувшись на спинки стульев у низкого столика. Нам принесли дымящийся кофе и рижский бальзам в маленьких абсентных рюмках. Гарик пригубил бальзам и улыбнулся.
   - Ну, за успех! Он выцедил всю рюмку. - Сто лет рижский бальзам не пробовал. Последний раз в Одессе на толчке покупал, еще до отъезда.
  Гриша засмеялся.
  - Я себе представляю тот бальзам с толчка! Вообще-то его в кофе добавляют. Ну хуй с ним, какая разница... Он вскинул голову и поднял пустую рюмку. Пожилая официантка с гладко зачесанными волосами принесла коричневую керамическую бутылку, заткнутую пробкой со следами сургуча. Женщина молча налила нам в рюмки бальзам.
  - Гриш, она по-русски говорит? Скажи ей, чтобы бутылку не уносила.
  Женщина посмотрела на Гарика холодными прозрачными глазами и поставила бутылку на стол.
  - Палдиес, - сказал Гарик, смущенно улыбаясь.
  Официантка усмехнулась и, не сказав ни слова, ушла. Мы выпили еще бальзама. Гриша закурил сигарету. Гарик поглядел на часы. После гришиного звонка прошло уже больше часа.
  - Что-то не спешит красавица. Цену набивает?
  Стеклянная дверь кафе открылась, и в проеме возник огромный красный зонт. Он сморщился, складываясь и роняя дождевые капли, и за ним показалась почти таких же размеров бежевая шляпа. Шляпа венчала высокую ухоженную даму. Гриша поднялся и пошел ей навстречу. Гарик быстро вытер салфеткой лоб и поправил манжеты.
   Гриша подвел женщину к столу. Гарик встал и торжественно принял протянутую для поцелуя руку в узкой серой перчатке до локтя. Я, как лицо незаинтересованное, продолжал сидеть. Мне достался кивок обращенной в профиль головы в шляпе.
   - Ну, вот и наша Вилма! - провозгласил Гриша. - Что ты будешь пить?
  Вилма заказала кофейный ликер и орешки. Питаться орешками выглядело, как местный стиль. Я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой. Мне представилось, как эти орешки плавают в моем желудке в смеси виски, кофе и бальзама.
  Мы выпили ликера. Вилма молчала, улыбаясь из под шляпы. Стянутые узкой юбкой бедра, возвышались над низким столиком, магнетизируя взгляд Гарика. Мы с Гришей вышли в туалет.
   - Она хорошая баба, - сказал Гриша, звонко мочась в соседний писсуар, - Только бабки ей сразу давать нельзя. Чистый рекетир - если раз получит, потом будет доить и доить.
  Мы стояли у входа в туалет и не торопились вернуться к столику. Гриша стряхивал пепел в плевательницу. От нашего столика доносились обрывки фраз. "Небольшая строительная компания"... "четыре туалета..."... "два с половиной карата"... "люблю, когда дымком так тянет"... Окна кафе наливались темнотой. Гриша посмотрел на часы.
  - Пора ехать! А то Ирма всем нам даст просраться...
  Мы подошли к столику. Гарик увлеченно рассказывал про репутацию своей строительной компании. На небрежно отставленной руке матово поблескивал перстень. Вилма щурила зеленые глаза и потягивалась, как кошка.
  Мы все вышли на улицу. Дождь перестал, но воздух был насыщен влагой до предела. Гриша и я пошли за запаркованной за углом машиной. Когда мы подъехали обратно, Вилма стояла у стеклянных дверей, а Гарик, освещенный уличным фонарем ритмично жестикулировал. Опустив стекло я услышал:
  
   Бог с вами! Я один теперь.
   Какой злодей, какой я раб презренный!
  
   Мы завезли Вилму домой. Гарик вышел вместе с ней и, прощаясь, задержал ее руку в своей. Вилма поглядела на освещенные окна и скрылась в зеве подъезда.
   Ирма встретила нас на пороге дома.
   - Гришка, куда ты их возил? Нам давно в театр пора! Ты их хоть покормил?
   - Да , мы в кафе заехали... Ну и по городу немного покатались...
   Перехватив мой взгляд, Гриша понизил голос.
   - Ты жрать, наверное, хочешь? Зацепи орехов на ходу. На столе в кухне... в вазе... А вообще в театре поужинаем.
   Через полчаса мы подъехали к театру. Кирпичное здание мало выделялось в шеренге похожих домов. Но внутри это был настоящий театр. Полутемное фойе с зыпыленными драпировками, гардеробная с резными деревянными вешалками, покрытыми потускневшей позолотой, портреты актеров, - все напоминало о старых добрых временах. Небольшой зал был пока почти пуст. Когда-то он состоял из амфитеатра и партера. Теперь партера не осталось, - от самой оркестровой ямы поднимались широкие ступени, с установленными на них столиками.
   Мы поднялись в верхний ярус.
   - Не хочу никому глаза мозолить внизу, - сказад Гриша. На столике стояла настольная лампа под фиолетовым абажуром, высокие узкие стаканы, бутылки с водкой и виски, маленькая ваза с цветами, блюдо в фруктами и вазочка с орешками. Гриша разлил виски в стаканы.
   - Как вы это пьете, не разбавляя... - Гарик поморщился и обвел рукой со стаканом обитые лиловым бархатом стены, - Это все ваше?
   - Пока аренда, - Гриша довольно улыбнулся, но тут же махнул рукой, понизил голос и оглянулся. - Это все херня, Ирмины выдумки. Старая Рига, артистки-истерички, концерты с выпивкой... Надо открывать банк.
   Он выпрямился, держа стакан перед собой, и победно поглядел на нас с Гариком.
   - Банки - вот где бабки настоящие делаются. Какие-то человек пятьдесят весь мир отъебывают. Банк можно открыть. У меня такой бухгалтер есть, - не баба, а конь с яйцами. Она все эти налоги, проценты, проводки на лету хавает. Сама все сделает, ну еще пару девок наймем ей в помошь... Ну, и самим чтоб не скучно... Надо только для начала денег вложить немного. Штук пятьдесят зеленью - найдешь? А потом раскрутимся... Эрнста по технической части пустим. Завтра поговорим на свежую голову.
   Гарик внимательно слушал. Перспектива стать банкиром была неожиданной и ошеломляющей. Мы выпили виски за финансовый успех нового банка. В голове шумело. Я старался не думать о еде.
   Публика собралась, начался концерт. На сцене сменялись певцы. Немолодые артисты исполняли песни семидесятых. Пели в основном по-латышски - замечательно поставленными, немного старомодными голосами. Концерт вела Нора Бумбиере - первая исполнительница советского суперхита "Листья желтые". Выступил популярный в семидесятые годы дуэт - Маргарита Вилцане и Оярс Гринбергс. В перерывах между номерами в зале стояло приглушеннное драпировкой звяканье посуды. Появилась Ирма и привела с собой одного Гринбергса, - Вилцане сразу после выступления уехала домой. Выпили за знакомство. Гринбергс оказался легким в общении компанейским мужиком. Они с Гариком были примерно одного возраста и быстро перешли на ты.
   Концерт тем временем закончился. Верхний свет притушили, на столиках один за другим гасли фиолетовые светляки ламп - зрители постепенно расходились. Ирма вновь вышла и вернулась с Норой Бумбиере. Нора села напротив меня. Вблизи она оказалась невысокой изящной женщиной. Когда привыкаешь видеть человека только по телевизору, кажется, что в жизни он большего роста. Я сказал ей об этом. Она посмотрела в мои глаза, чуть встряхнула короткими волосами, усмехнулась.
   - Как у вас говорят, - маленькая собачка до старости щенок...
   Я смутился. Мне нужно было что-то сказать в ответ. Какой-нибудь комплимент по поводу ее внешности... Как она замечательно выглядит... В мозгу вертелись какие-то "отнюдь" и "позвольте вас". Я начал.
   - Нора, все мы знаем вас, как первую исполнительницу "Листьев желтых"...
   - Неужели? Откуда такие сведения, мальчик? - голос Норы был мелодичным и насмешливым. Его звучание напоминало виолончель. Внезапно мне пришла в голову блестящая мысль.
   - Нора, вы могли бы сейчас, здесь напеть хотя бы один куплет из "Листьев..."?
   Ирма удивленно подняла брови. Гарик смотрел на меня с веселым любопытством. Гриша из-под стола показывал мне кулак. Гринбергс расхохотался.
   - Что, прямо за столом?
   Нора посмотрела мне в глаза, на секунду задумалась и продолжила:
   - Хорошо, мальчик, я спою... Но сначала ты выпьешь за мое здоровье, идет? Она взяла бутылку водки "Кристапс", маленькой крепкой рукой скрутила металлическую крышечку и не спеша наполнила мой фужер до краев. Все замолчали. Я взял в руку фужер. В нем отражались пригашенные стенные светильники и плясали фиолетовые отблески настольной лампы. Над фужером на меня глядели насмешливые глаза Норы. Назад дороги не было.
   В полной тишине водка булькала в моем горле. Я аккуратно поставил фужер на стол. Лицо Норы покачнулось. Гринбергс иронически зааплодировал. Гарик крякнул. Гриша покачал головой. Ирма встала, грохнув стулом, и спустилась вниз. Там уходили последние гости. Я разлепил губы и спросил Нору, выдохнув:
   - Споете?
   Она вновь усмехнулась.
   - Не спеши, мальчик, приди немного в себя...
   Светильники на стенах слились в сплошные полосы. Лампа на столе подмигивала фиолетовым глазом. Я поднялся из-за стола и по широким ступеням, тщательно сохраняя равновесие, спустился вниз. Между тяжелыми портьерами у входа в туалет горел красный фонарик. В туалете я открыл холодную воду и долго плескал ее себе на лицо. Затем вытерся, стараясь не глядеть в зеркало.
   Выходя из туалета, я не сразу нашел щель в портьере. Потом я долго поднимался по лестнице под внимательными взглядами последних гостей. Я сел на свое место. Норы уже не было. На ее месте сидела высокая женщина в парчовом платье. На ней была круглая шляпа с короткими полями и легкой вуалеткой. Голубые прозрачные глаза, обведенные полукружьями морщин, казалось были обращены в себя. Серьги вспыхивали разноцветными искрами. На тонких сухих руках с мелкой пигментной сыпью переливалось и позванивало множество тончайших браслетов.
   - А вот и Эрнст, - сказал Гриша без энтузиазма. - Познакомься, это Марта - директор нашего театра.
   Я молча приподнялся. Марта задумчиво посмотрела мимо меня и сказала, обращаясь к Гринбергсу:
   - Ты думаешь, Валдис может быть сейчас в "Винсентс"? Давайте все поедем туда.
  Гриша искательно поглядел на Ирму. Ирма, не возвращая ему взгляда, встала из-за стола.
   - Ты знаешь, Марта, мы с Гришей поедем домой. День был тяжелый - все время на ногах. Не обижайся.
  Марта кивнула, думая о чем-то своем. Ее браслеты множились в моих глазах.
  Все встали, одновременно задвигав стульями, и двинулись к выходу. Я старательно ставил ноги на ступени. Женщины шли впереди.
   - У Марты молодой любовник, - вполголоса сказал Гриша, - Как представление, так она вечно его разыскивает. Только она за порог, так его и след простыл... Эрнст, ты как вообще?
   - Нормально.
   - Ну смотри, если хочешь, - поехали с нами домой.
   - Я с Гариком.
  На улице по-прежнему шел мелкий холодный дождь. Ирма внимательно посмотрела на меня, покачала головой и сказала Гарику:
   - Не возите его долго...
  Гарик кивнул. Ирма с Гришей уехали. К нам подъехал дребезжащий театральный микроавтобус "Латвия". Марта села рядом с водителем - молодым хмурым парнем. Гарик и Оярс заняли единственный диванчик. Остальные сиденья были сняты. В конце салона лежало запасное колесо. Попахивало бензином. Я сел на колесо. Машина с содроганием тронулась.
   За окном мелькали мокрые голые деревья. Снизу мне были видны только их верхушки и уличные фонари в пелене дождя. На ухабах меня подбрасывало вместе с колесом. Шофер поглядывал на меня в зеркало. Мы подъехали к какому-то ресторану. Марта вышла. Шофер закурил, выбросил спичку в приспущенное стекло и сквозь зубы сплюнул в темноту.
   - Вози ее теперь полночи...
  Сквозь накатывавшую дремоту я слышал голос Гарика.
   - Оярс, ты приезжай ко мне в Сан Франциско... С Маргаритой приезжай или сам... Меня в русской комьюнити все знают - я вам гастроли организую... Поживешь у меня... У меня дом с видом на океан... Четыре туалета...
  Гринбергс улыбаясь кивал.
  Я задремал и проснулся от того, что машина вновь тронулась. В свете фонаря мелькнуло бледное лицо Марты с резкими линиями морщин. Губы ее были сжаты.
  На поворотах я упирался ладонью в стенку. Меня мутило. Мы колесили по ночной Риге в поисках Валдиса. Абсурд ситуации воспринимался вполне обыденно. До меня доносились обрывки фраз.
  - У моей компании одна из лучших репутаций в Сан Франциско... По-английски? Английский у меня такой... промышленный...
  Машина со скрипом остановилась у дома Марты.
   - Завтра - свободен, - крикнула она шоферу и с силой захлопнула дверь. Водитель вопросительно посмотрел на нас. Гарик заговорил.
   - Слышь друг, тут у вас есть место где посидеть можно хорошо, познакомиться с кем-нибудь...
   - Да тут в центре полно, всю ночь, - не совсем ясно ответил шофер, - две минуты.
  Мы тронулись и скоро остановились у какого-то ярко освещенного входа.
   - Эрнст, ты как? Пойдем посидим еще.
  Я молча помотал головой.
   - Ну ладно... Тогда у Гришки увидимся... Слышь друг, отвези его к Ирме, а? Тут по идее недалеко, - Гарик запнулся.
  - На Югле, - добавил Гринбергс.
  Шофер молча кивнул. Покладистый все же парень. Я перебрался на переднее сиденье. Мы тронулись. Шофер сочувственно посмотрел на меня и спросил.
   - Тебе что, херово? Перебрал? У меня орешки есть, хочешь пожевать? - он протянул мне хрустящий пакетик. При слове "орешки" я схватил его за рукав.
   - Стой! Остановись, прошу!
  Шофер затормозил. Я распахнул дверцу, выпрыгнул на обочину, едва не опрокинувшись на грязные размокшие листья и уперся рукой в ближайший фонарный столб. Меня мучительно выворачивало, без особого, впрочем, результата. Отдышавшись, я разогнулся и поднял лицо к небу. Из светового конуса фонаря ко мне летели тысячи блестящих капель.
   - Друг, не могу больше здесь... Отвези в аэропорт, я тебя очень прошу... Я заплачу...
   - Да ладно, садись. Я живу там рядом...
  В зале ожидания аэропорта было малолюдно. Работал маленький кофейный бар. К счастью были свободные места на утренний московский рейс. Я купил билет, выпил кофе и позвонил Грише. Шли гудки, телефон не отвечал, и скоро я с облегчением услышал голос автоответчика. Быстро, пока никто не взял трубку, я поблагодарил Ирму и Гришу за гостеприимство и, сославшись на неотложные дела, извинился и попрощался. Затем, скрючившись, задремал в жестком пластиковом кресле.
   В Шереметьево сыпал снежок и сидели на голых березах вороны, довершая черно-белый кинематографический пейзаж. Я вынул аккумулятор из ячейки камеры хранения и, задыхаясь, вытащил его по нескончаемым ступеням наверх, к стоянке. Меджу лопаток липкой струйкой стекал пот. Ломило виски. Отдышавшись, я поставил аккумулятор на место, завел машину и, обогнув по кольцевой дороге пол Москвы, под усиливающуюся метель добрался до дома. "Home, sweet home", - звучала голове фраза из последнего урока английского. В ванной я сбросил с себя всю одежду и полчаса неподвижно стоял в душе. Затем, не вытираясь, завернулся в халат, дошел до кровати, оставляя мокрые следы на пыльном линолеуме, влез под одеяло и мгновенно заснул.
  
   * * *
  
  Вечером позвонил из Риги Гарик и сообщил, что возвращается в Москву вместе с Вилмой.
   - Телка просто офигенная! Столько шарма... Одно слово - Прибалтика ...
   - Когда ты успел?
   - Что?
   - Узнать, что она офигенная?
   - А, ты про это... Нет, она пока не дала... Да и днем как-то неудобно было... К ней так просто не подъедешь. Это особая баба... Мы тут в такой кабак сходили... Все только на нас и смотрели... Я ей браслет золотой подарил... Билеты купил в спальный вагон... По дороге даст, куда денется... Приеду - расскажу...
   Наутро я встречал их на маленьком, - синем с белым, Рижском вокзале. Я стоял у начала платформы и издали увидел их выходящими из вагона. Они замечательно смотрелись на мокром перроне - ее огромная красная шляпа и его блестящий черный кожаный плащ добавляли красок в хмурый московский денек.
   Они подошли, и я сразу понял, что путешествие в спальном вагоне было не таким, каким рисовалось Гарику заранее. Он хмуро поздоровался и сердито сказал:
   - Ты чего вдруг улетел? Ирма обиделась, Гриша расстроился...
   - Гарик, я же позвонил им, извинился, ты же знаешь.
   - Все равно, так не делают... С Норой себя вел вызывающе...
  Вилма молчала всю дорогу до Васильевской. Молчал и Гарик, угрюмо провожая взглядом прохожих женщин.
   Мы поднялись в квартиру и разделись а прихожей. Гарик жестом пригласил Вилму в спальню, вошел следом и закрыл за собой дверь. Я поставил на плиту чайник и, сидя за столом в кухне, слышал их невнятные голоса. Через несколько минут дверь резко распахнулась и, выпустив Гарика, вновь закрылась. Он был красен.
   - Ты представляешь, что это сука говорит? Не могу, говорит, пойти на близкие отношения, - мы, мол, еще мало знакомы! Хочет, чтобы я отправил ее назад в Ригу.
  Гарик возбужденно прошелся крупными шагами по кухне.
   - Как ты думаешь, забрать у нее браслет назад? Забрать или нет? С одной стороны - подарок. А с другой - она такая наглая... Сука в ботах...
   - А зачем она с тобой в Москву поехала? Не проще было в Риге остаться?
   - Хуй ее знает. Хотела, наверное, еще бабки потянуть... Так что, - забрать у нее браслет?
   - Гарик, смотри сам. Главное, чтобы потом сам себя не грыз.
  Гарик повернулся и решительно вошел в спальню, закрыв за собой дверь. Голоса за стенкой зазвучали с новой силой. Вскоре Гарик появился вновь с браслетом в руках.
  - Представляешь, не хотела отдавать... Говорю ей, - если не дашь прямо сейчас - верни браслет. Она говорит - он в Риге остался... А как он мог остаться, если я ей его перед самым отъездом подарил?
  - Ну и как же ты его забрал?
  - Забрал...
   Откралась дверь, и из комнаты с сумкой в руке вышла Вилма. Шляпа закрывала ее лицо целиком.
   - Эрнст, очень тебя прошу, отвези ее на вокзал. И билет ей купи, - я с тобой потом рассчитаюсь.
  Я подавил раздражение, оделся и вышел из квартиры. Вилма спустилась следом и молча села на заднее сиденье. В зеркало я увидел, как она, стянув с руки узкую перчатку, щелкнула зажигалкой и закурила. Из-под шляпы потянулась струйка сизого дыма.
  На вокзале я, не выходя из машины, жестом подозвал носильщика и дал ему денег на билет. Дверца хлопнула. Я посмотрел им вслед. Пожилой рыжий татарин-носильщик наклонясь грудью к тележке и косолапо ставя обутые в валенки с калошами ноги, быстро продвигался по мокрому снегу. За ним в узкой юбке с разрезом и сапогах на тонких каблуках семенила Вилма. В ранних сумерках пылала ее красная шляпа.
  * * *
  
  Когда я вернулся на Васильевскую, в квартире было шумно и накурено. В кухне сидели Пятков, Таня, гришин племянник Вова и его жена Рудита, маленькая латышская цыганка - чернявая и белозубая. На столе стояли бутылки и стаканы. Вова что-то увлеченно рассказывал Гарику и одновременно набивал папиросу анашой. Пятков, выкатив глаза, изображал какого-то киношного чиновника. Таня, запрокинув голову, засмеялась. Все зааплодировали. Пятков довольно прогудел:
  - Да я и не играю вовсе. Я вообще ничего сам не делаю. Я просто игрушка в руках Бога. Он сам все делает через меня.
  Рудита немного стесняясь, возбужденно улыбалась, блестя круглыми глазами. По-русски она говорила с трудом.
  - Эрнст, ну куда ты делся!? - увидев меня загремел на всю кухню Пятков, - Тебя только и ждем!
  - А куда вы собрались?
  Гарик повернулся ко мне.
   - Ты знаешь, у меня изменились планы. Мы с Вовой сегодня ночью уезжаем на несколько дней в Тверь. По бизнесу. Там вариант железный. Вернусь уже перед отлетом домой. Ты никуда не собираешься в эти дни? Проводишь меня в аэропорт в воскресенье? Я с этой квартиры хочу съехать сегодня. А сейчас пойдем посидим напоследок в Доме Кино... Потом уже некогда будет.
   - Провожу, конечно.
   В Доме Кино было людно и шумно. Пятков поговорил с метродотелем, и со столика в углу убрали табличку "Стол заказан". Гарик сел во главе стола. По правую руку от него возвышался Пятков и рядом с ним Таня. Слева от Гарика сидели Вова и Рудита. Я занял стул у торца - напротив Гарика, оказавшись между женщинами. Пили настоянную на клюкве водку.
   - Я не бываю от этого пьяная? Я никогда не пила водку, - сказала Рудита.
   - От пары грамм ничего не будет, - ответил Вова, сильно, как Гриша, картавя. - А вообще, на хер вы эту дрянь пьете? Это же отрава... Вот я - курнул травы и кайф ловлю, и все соображаю... Машину могу вести. Похаваю с удовольствием... От травы никакого вреда - здоровье одно...
  Татьяна, блестя хмельными глазами, разговаривала с Рудитой через стол. На меня они не обращали внимания:
  - Представляешь, этот мудак Карзоян режиссера великого из себя корчит. Приходи, говорит, ко мне завтра на пробы. Там, мол, договоримся. А сам все задницу мне норовит погладить.
  - До чего, - спрашиваю, - договоримся? Ну, отвечает, может сниму тебя в "Огненной реке". Там сцена есть на нудистском пляже - можно попробовать ее пройти - оценить твою раскованность.
  Рудита возбужденно смеялась.
   - И что ты для него ответила?
  - А я ему говорю - снимать будешь блядей на Тверской! Я на такие вещи не ведусь. Ну, и к тому же месячные... Какие уж тут кинопробы...
  - Тогда можно другая дырочка... В попку...
  Татьяна громко захохотала.
  - Рудька, ты прелесть! Я тебя люблю!
  - И я тебя люблю, Танька! Я так напилась эта кляква!
   Пятков махнул официанту рукой и велел принести гитару. Потом он встал и громко объявил:
   - Сейчас я исполню песню, которую я написал в честь нашего американского друга Грегори Холодинского. Посмотрите на его мужественное лицо! Это - человек, удел которого увлекать, вести за собой. Он идет вперед как крейсер, как флагманский корабль, а мы все следуем за ним в его фарватере.
  Пятков провел рукой по струнам и бодро запел под отрывистые аккорды:
  - По твоему-у-у фар-ватеру!
  Гарик заблестевшими глазами не отрываясь смотрел на Пяткова. Люди за соседними столиками оборачивались и глядели на нас.
  Внезапно мне в лицо прыгнул солнечный зайчик. Я немного отвернул голову, но зайчик снова блеснул мне прямо в глаза. Я проследил взглядом и увидел, что за соседним столиком спиной ко мне сидела молодая женщина в сером облегающем свитере. В руке она держала карманное зеркальце, направив его в мою сторону. Из блестящего кружочка зеркальца на меня смотрели серые, насмешливые глаза. Лицо было смутно знакомым. Как, впрочем, и лица большинства сидящих в зале актеров. Я улыбнулся дрожащему отражению. В ответ между карминных губ на мгновение появился и тут же исчез розовый язык. Зеркальце легло на стол, спрятав отражение. Спина под серой кофтой чуть выпрямилась.
   Песня закончилась и все зааплодировали. Я встал и вышел в полутемное фойе. Стенные светильники отражались в натертом полу. У телефонного автомата курил, наклонив голову с седой шевелюрой, Борис Хмельницкий. Между колоннами стремительно прошла к выходу Инна Чурикова. Собранные в гладкую прическу волосы и расходщяся колоколом до пола норковая шуба делали ее похожей на новогоднюю елку, которую еще не начали наряжать. Фойе напоминало сцену.
   - Устали глаза от яркого света? - услышал я голос за спиной. Я обернулся. Передо мной стояла хозяйка зеркальца. Серый свитер туго облегал высокую грудь.
   - Да, немного... Хотите незаметно исчезнуть? - спросил я. Терять время не было смысла.
   - Смотри, какой - с места в карьер! Как тебя зовут-то, гусар?
   - Эрнст.
   - Ага, по-немецки, значит, - серьезный. Серьезный и решительный - мне такие нравятся. И меня, похоже, узнал, можно не представляться.
   Открылась дверь, и из ресторанного зала стали, переговариваясь, выходить люди. Отделившись от компании, в нашу сторону направился невысокий грузный мужчина в смокинге. Лысина его матово светилась в неярком свете фойе. Девушка коротко оглянувшись протянула мне приготовленный клочок бумаги с телефоном и быстро шепнула:
   - Позвони завтра после одиннадцати.
  Я зажал бумажку в ладони. Лысый подошел к нам. На холеном лице узкими стеклянными амбразурами сверкнули необычной формы вытянутые прямоугольники очков.
   - Серж, а я тут однокласника встретила!
   - Большой у тебя класс был, - пробурчал лысый, не глядя на меня, - вечно ты кого-то встречаешь...
  Он взял ее под руку и они пошли к выходу. Я вернулся в зал.
   Пяткова за нашим столиком уже не было. Его зычный голос раздавался откуда-то из середины зала. Вова энергично ел, одновременно рассказывя Гарику, как он перепродал в Твери тридцать тонн лука. Гарик рассеянно слушал, напевая:
   - По моему фарватеру...
  Таня продолжала увлеченно разговаривать с Рудитой. Увидев меня, она обернулась и сказала:
   - Свет мой, зеркальце, скажи - уже договорился с этой шалавой?
   - Ты о чем?
   - Ах, скромник какой... Прям негде котику издохти... Ангел бескрылый... Да она зеркалом этим по всему залу водила, как подводная лодка перископом, пока лицо незнакомое нашла! Всех тут, поди, перепробовала. Диана, блин, охотница...
  Я промолчал. Вова встал.
   - Гарик, надо ехать. Пока до Твери доберемся... Там еще дороги ни хера не чистят... Правда из-за этого ям меньше, чем летом.
  Вова рассмеялся.
   Все шумно поднялись, задвигали стульями. Вернулся Пятков и подозвал официанта. Гарик отсчиытывал деньги, вертя перед глазами диковинные российские купюры со многими нулями. Татьяне и Пяткову махали руками, зазывая за свой столик, из пестрой компании из середины зала. Пятков обнял Гарика.
   - Ну ты приезжай, не забывай нас, сирых!
  Таня поцеловала Гарика, оставив на щеке две красные полоски.
   Мы вышли на улицу. Вова открыл дверцу старого БМВ с помятым ржавым капотом и посадил Гарика и Рудиту. Я помахал им рукой и остался один. Домой ехать не хотелось. Я сунул руку в карман, и вместе с ключами достал клочок бумаги с номером телефона. Поколебавшись, я скатал его в шарик и, отъезжая от бровки тротуара, выбросил его в приоткрытое окно.
  У Белорусского вокзала голосовали поднятыми руками двое мужчин. Я притормозил.
   - Шеф, время есть? Во Внуково срочно надо!
   - Поехали.
  Во Внуково, так во Внуково. Только не в пыльную прихожую со сломанной игрушечной машиной.
  * * *
  
   До конца недели я по ночам промышлял извозом, отсыпаясь днем. Погода стояла сырая и теплая, но в субботу сильно похолодало. Утром из Твери позвонил Гарик и сказал, что приедет вечером электричкой.
   - У Вовы машина барахлит, - пояснил он. А может врет...
   - Ну как, бизнес? Что-то получается?
   - Не так, чтобы очень... Приеду - расскажу. Но девок много. И цены не как у вас в Москве...
  Часы и термометр на фронтоне Ленинградского вокзала показывали одинаковые цифры - двадцать два часа и минус двадцать два градуса. Желтые фонари в морозном ореоле освещали безлюдный перрон. Подкатила обледеневшая электричка, со стуком открылись двери, под ногами немногих пассажиров заскрипел снег. Гарика я увидел издали. Он был в тонком кожаном плаще и без шапки. Чемодан он катил на колесиках, держа его за лямку, как собаку на поводке.
  - Сволочь Вова, - сказал он мне вместо приветствия, - просил его хоть пальто мне привезти на станцию, а он так и не приехал. Бизнесмен хренов... Как вы ездите в этих электричках...
  Через здание вокзала мы вышли на площадь к стоянке. Печка в моей машине из-за сломанного реле не выключалась, но сейчас это не казалось недостатком. Мы проехали по Садовому и свернули на Тверскую, в центр. У подземных переходов редкие проститутки, согреваясь, притопывали сапожками, как пони. Гарик уже отогрелся, с интересом смотрел на них через замерзшее стекло и бормотал.
   - Может взять девочку напоследок... Завтра улетать... Сволочь Вова... Сколько будет стоить... А ладно...
  Мы поравнялсиь с "Интуристом" и свернули налево на Охотный Ряд. Заповедник платной любви заканчивался, наступала высота принятия решения. За окном мелькнула короткая шубка и красная точка сигареты.
  - Давай тормознем!
  Я остановился у бровки тротуара и Гарик опустил стекло. Появилось припухлое круглое лицо. Вместо шапки голову покрывал пышный парик.
  - Девочки есть? - Гарик понизил тон до уровня заговорщицкого. У него получилось "дзевочки".
  - Есть. Сколько? - голос сутенерши был хриплым и профессионально вежливым.
  - Да одну... Есть блондинка? Не очень худая?
  - Конечно. Двести долларов вас устроит?
  - Двести?
  - Можно сто пятьдесят. На всю ночь.
  - Сто пятьдесят... А ладно, давай.
  - Тогда езжайте за теми белыми "Жигулями".
  Дама побежала к грязно-белой машине, стараясь не поскользнуться на обледенелом тротуаре. Край короткой шубы подпрыгивал на широком заду. "Жигули" тронулись.
  Мы поднялись по Охотному ряду до Лубянки, свернули направо и начали петлять по переулкам. В свете редких фонарей сыпал мелкий снежок. Промерзшие громады зданий давили. На узких улицах не было ни души. Трудно было поверить, что мы в самом центре Москвы. Наконец мы въехали в глухой круглый двор и остановились посередине.
  - Не гаси фары, - сказала толстуха и скрылась за низкой дверью в кирпичной стене.
  Я огляделся на случай непредвиденного развития событий. Но все было честно. Из освещенного прямоугольника двери потянулись, вздрагивая от холода, разномастные проститутки. Восемь девушек образовали некое подобие нестройной шеренги. Они щурились и отводили накрашенные глаза от света фар. Наша провожатая подбежала к окну машины.
  - Выбирайте. Если надо, они распахнутся.
  Гарик зачарованно переводил глаза из края в край. Прожив в Америке два десятка лет он привык, что там даже проститутки качают права при первой возможности. А тут для него устраивали целый средневековый рынок рабынь.
  - Эту... Нет эту... Как ты думаешь, какую? - бормотал он не слушая ответа.
  - Покажи крайнюю справа! - Гарик сообразил, что его не слышат и опустил стекло.
  - Вот эту!
  Сутенерша махнула рукой, и девушка покорно развела в стороны полы пуховой куртки. Показалась бледная в пупырышках кожа, качнулись слегка отвисшие груди. Узкие трусики чернели в свете фар. Гарик сглотнул слюну.
  - Ладно, давай...
  Следующим мановением руки хозяйка распустила девушкек, и они вразнобой побежали греться. Избранница появилась через несколько минут. Из-под куртки выглядывал подол длинного платья. Распущенные волосы доставали до плеч. На круглом лице темнели круглые же глаза, которые безуспешно пытались удлиннить наведенные тушью стрелки. Замерзший кончик курносого носа тоже выделялся побелевшим кружком. Есть женщины в руссих селеньях... Где-нибудь под Тамбовом...
  Девушка молча села за мной на заднее сидение. Гарик вышел из машины, пригнувшись к свету фар отсчитал деньги и отдал толстухе. Затем он тоже сел сзади. Я тронул машину и стал выбираться из лубянского лабиринта. В зеркало я видел Гарика. У него было лицо султана, только что обновившего свой гарем.
  Мы вернулись на Охотный и остановились у гостиницы Москва. Гастроном на первом этаже еще работал. Гарик и я зашли внутрь.
  - Ну, как ты думаешь, нормальная телка? - маленькие рачьи глаза Гарика возбужденно блестели. В седеющих курчавых волосах таяли снежинки.
  - Да ничего, вроде, - я пожал плечами. - Давай закусить возьмем что-нибудь, раз у нас сегодня светское общество. У меня дома только плов - к твоему приезду готовил.
  Мы взяли вакуумную упаковку нарезанной колбасы, батон хлеба, банку соленых огурцов и литровую бутылку "Финляндии". Девушка курила в машине, выпуская дым в приоткрытое окно. Увидев нас, она бросила окурок в снег. Мы тронулись, обогнули Кремль и помчались по слабо освещенным набережным к Таганке. МОГЭС дымил трубами как крейсер.
  - А мне нравится, когда сигаретой пахнет... дымком так, дымком приятно тянет... - заговорил Гарик и тут же перебил сам себя, - тебя как зовут?
  - Лена.
  - А меня Грегори...
  - По-иностранному звучит. Приехали откуда-то?
  - Да, из Сан-Франциско... Уже двадцать лет в эмиграции... Приехал на несколько дней по бизнесу...
  - Я тоже тут недавно. Сама из Липецка.
  Я почувствовал себя гордым. От Липецка до Тамбова всего-то полтораста километров.
  Гарик засмеялся.
  - Мне понравилось твое "я тоже". Давно работаешь?
  - Проституткой-то? Да уж третий месяц...
  От Таганки мы свернули на Волгоградский проспект. За вышедшей на поверхность линией метро в темноте лежали промерзшие промышленные зоны. Угадывалась громада умирающего гиганта АЗЛК. У освещенного вестибюля метро "Текстильщики" Гарик попросил остановиться напротив ночных киосков. Он вышел из машины, открыл багажник и долго копался в своем чемодане, впуская в в салон холод.
  - Порядок, - он захлопнул дверь и уселся на свое место, - проверил или у меня еще презервативы остались американские. А то пришлось бы покупать. Разве у вас купишь хорошие презервативы? Паленые продают. Все у вас паленое, - что водка, что гондоны...
  Остаток пути до новостроек Марьино ехали молча. Я запарковал у подъезда машину, снял наружное зеркало, дворники и, покопавшись под капотом, вынул аккумулятор. Чтобы утром не опоздать в аэропорт нужна была гарантия, что машина заведется.
  Гулко и пронзительно в промороженной шахте завизжали двери лифта. Я открыл ключом дверь и мы вошли в пустую прихожую. В квартире царил нежилой дух отъезда. Он ничего не имел общего с ностальгическим, но все же радостным состоянием переезда на новую квартиру. Впереди была неизвестность отъезда далеко и насовсем, но рассуждать на эту тему уже не полагалось, нужно было лишь действовать, совершать необходимые поступки, чтобы добраться наконец до семьи. Автоматизм действий был во благо, эмоции нужно было беречь.
  Мы разделись и вошли в кухню. На Лене оказалось черное длинное платье с высоким разрезом вдоль бедра. Глубокое декольте пересекали замысловатые полоски ткани. Широкое напудренное лицо было туповато - безмятежным.
  Я поставил казан с пловом на плиту. Лена открыла упаковки и нарезала хлеб. Гарик, сидя за ее спиной, разливал по рюмкам водку. Он разглядывал ее тыквообразный зад, показывал на него пальцем и делал мне знаки бровями.
  Сели за стол, выпили по первой, захрустели огурцами.
  - Ну как, Лена, трудная у тебя работа? - Гарик по-хозяйски положил ей руку на бедро.
  - По-разному бывает. Нас же продают и не спрашивают, куда везут и сколько там народу. Черные и побить могут. Одна подружка и вовсе пропала...
  - У вас что, тоже черные есть? - удивился Гарик.
  - Ты про негров? Нет, я про кавказцев говорю.
  - А, про черножопых!
  Единство терминологии было установлено. Разговор плавно продолжался.
  Я выложил на блюдо подогретый плов. Лена положила каждому на тарелку. Просто образцовый семейный ужин.
  - Обожаю эрнстов плов! Гарик с азартом принялся за еду. Мы выпили еще и еще. Вместо опьянения в голове возникал туман.
  Гарик поглядел на Лену.
  - Может ты переоденешься, а то выглядишь как-то официально. Ну, и душ примешь заодно.
   Девушка перестала есть, положила на стол вилку с нацепленным маленьким огурцом и встала.
  - Мне нечего переодеть. Я только раздеться могу, если надо...
  Я покопался в шкафу и подал ей старый женин халат. Лена ушла в ванную.
  - Ну что, еще по одной? - Гарик возбужденно улыбался. Покатый лоб блестел под кухонной лампочкой.
  Мы выпили еще по одной и закусили пловом, черпая его ложками из общего блюда.
   Лена вышла из душа. Ее мокрые у корней волосы были собраны в пучок. Линялый халат туго обтягивал тело.
  Гарик барсом прошелся по кухне, открыл в прихожей чемодан, достал пакет c одеждой и ушел в ванную. Лена безучастно смотрела перед собой.
  - А ты что, тоже уезжаешь в Америку?
  Я кивнул и налил водки. Мы, не чокаясь, выпили.
  Лена встала и подошла к голому, без занавесок окну. За окном был пустырь, а за пустырем в морозной черноте светилась огнями такая же многоэтажка.
  Появился Гарик в знакомом синем халате, чисто выбритый, пахнущий одеколоном.
  - Ну что ребята, пора ложиться... Завтра в аэропорт бы не опоздать...
  Я показал Гарику где постельное белье, как раскладывается диван в гостиной и вернулся в кухню. Выпил подряд две рюмки водки, достал из холодильника банку пива, открыл и выпил ее в несколько глотков. Сложил грязную посуду в мойку. Тарелки гулко звякнули в пустой кухне.
  В ванной было влажно и стоял смешанный запах чужих тел и чужого парфюма. На вешалке висело вывернутое наизнанку платье с вылинявшими подмышками. В сливе ванны застряло несколько рыжих скрученных волосков. Я наскоро принял душ и вышел, обмотавшись полотенцем.
  В спальне термометр показывал тринадцать градусов. От незаклеенного окна и балконной двери несло холодом. Я откинул край одеяла вместе с покрывалом и влез внутрь не разбирая постели.
  Раскрыл газету. Замелькали портреты Зюганова и Ельцина. "Мы наведем порядок в стране"... "Голосуй или проиграешь"...
  Я вылез из-под одеяла, пошел в кухню, вылил остатки водки в стакан, залпом выпил и вернулся в кровать. Алкоголь туманил голову. Я стал засыпать.
  Проснулся я оттого, что Гарик тряс мое плечо. Синий халат был лишь наброшен на плечи. От него доносился сложный запах резины, спермы и женских выделений. Одним словом запах использованного гондона. Часы показывали половину третьего.
  - Хочешь иди к ней... Я уже отработал... Телка нормальная., сосет с проглотом...
  Я представил себе тело, разгоряченное чужими руками и чужим членом, пахнущее своим и мужским потом... Полураскрытое влажное влагалище... Никакой брезгливости я не ощутил, но и вожделения тоже. Если бы он с самого начала по-дружески предложил выебать ее вдвоем, неважно по очереди или одновременно, я наверное не отказался бы. А так выходило, что меня угощали объедками. Деньги все равно заплачены, чего ж не угостить-то...
  - Нет, Гарик, я спать буду...
  - Ну, как хочешь, - слегка уязвленным тоном ответил Гарик.
  К утру мороз немного спал. Не глядя в зеркало я умылся и почистил зубы. В кухне пахло немытой посудой. За окном грязно-белый пустырь неразличимо переходил в серое небо. Я сварил кофе и разлил по чашкам. Пора было ехать в аэропорт.
  Щелкнула дверь, и мимо кухни прошла голая Лена. На ходу она вытирала сжатые губы тыльной стороной ладони, и, продлевая движение руки, махнула мне в знак приветствия. Мгновенное и острое желание пробило меня высоковольтным разрядом. Сейчас, я хотел ее без всяких рассуждений, не обращая внимания на заполненный утренней гариковой спермой рот и полный мочевой пузырь. Но моя дурацкая ночная щепетильность отсекала все пути к проходящему мимо доступному телу. Язык мой - враг мой... Лена скрылась в ванной, оттуда послышался звучный плевок в раковину.
  Следом показался Гарик в распахнутом халате на голое тело.
  - Хорошая телка, сосет с проглотом... - благодушно начал было он, но осекся, увидев мое лицо.
  - Без проглота сосет твоя телка, - сказал я с излишней резкостью, - пейте кофе, нам выходить пора.
  Пока они пили кофе, я вышел на улицу, открыл капот и поставил на место аккумулятор и зеркало. Мотор завелся сразу, и свежий морозный воздух принял в себя порцию клубящейся бензиновой вони. Я принялся счищать снег со стекол.
  Послышался скрип дверей лифта и из подъезда вышла Лена. Ее ненакрашенное лицо контрастировало с выглядывавшим из-под пуховика длинным платьем. Следом показался Гарик с чемоданом - собакой. Девушка села на заднее сиденье, Гарик рядом со мной.
  Лену мы высадили у метро, и по дороге в аэропорт не сказали о ней ни слова. Когда мы приехали в Шереметьево, регистрация на рейс уже началась, очередь двигалась быстро и я, торопясь, отдал Гарику яркую пожарную машину для сына и пять стодолларовых купюр для жены.
  - Письма не будет?
  - Да нет, лучше уж я сам приеду.
  - Скоро уже?
  - Надеюсь скоро.
  Мы обнялись на прощание с дядей моей жены, и я поехал обратно. Назавтра потеплело так, что хлюпало под ногами, и больше не было необходимости забирать из машины аккумулятор.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"