Давыдов Геннадий : другие произведения.

Маскарад теней (часть 1)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
   Вместо предисловия
  
  
  
  
   Литавры, вас прошу, потише.
   Скрипичные! Играем увертюру.
  
  
  
   ... До открытия международной выставки ярмарки, проводившейся этой осенью в городе, в который он по собственной воле никогда бы не приехал, оставалось четыре дня...
   Молодой человек, лет тридцати с небольшим, будучи представителем совмест-
  ной фирмы по производству нейрохирургического инструментария, стоя, опершись
  на трость, которую он носил, судя по всему, не для того, чтобы придать себе большую солидность, наблюдал за распаковкой ящиков со стендами и оборудованием. Он дол-
  жен был сегодня встретиться со специалистом по световому оформлению и промыш-ленному дизайну.
   В павильоне за его спиной послышался резковатый, но не неприятный, при -
  ближающийся звук женских каблуков, отдающийся эхом в полупустом пространстве
  выставочного зала. Реальность происходящего стала заволакиваться туманом сотка-
  ным из прошлого, едва они встретились глазами.
  - Это ты?! Но ты же... - она никак, казалось, не может поверить тому, что он
  стоит перед ней.
   - Вы, наверное, ошиблись. Тот человек умер. Умер сразу после того, как она, уходя, захлопнула за собой дверь...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - 3 -
  
  
  
   АКТ ПЕРВЫЙ
  
  
  
  
  
  
   Судьба
   Играла хохоча,
   Не думая о главном.
   Он видел слёзы палача,
   Тот плакал, но рубил сплеча -
   Топор наточен славно.
   Судьба...
  
  
  
  
  
  
   Андерсен отдыхает.
  
  
  
   Беззвучно рвущиеся у ног растяжки, трассирующие пули, то пролетающие мимо без характерного посвистывания, то злобным роем кружащиеся вокруг, немые вспыш-
  ки взрывающихся снарядов неотвратимо затягивали его в смертельную круговерть.
  Он штурмовал какую-то деревеньку в одиночку. Его автомат отказывался стрелять.
  Он вытащил из гнезда рожок. Пустой. Ни одного патрона... И - проснулся.
   - ... на сегодня - ровно три месяца без пальбы, - продолжал свой монолог сер-
  жант Чуйко, видимо, не заметивший, как его командир заснул на несколько минут.
  - Охота им в войнушку играть! Тепло, светло, природа, домики-игрушки у каждого,
  туристы. Попробуй, пойми, чего людям ещё не хватает. У нас в деревне лампочку
  на четыре часа после шести вечера зажгут, водопровод - научная фантастика. А эти - правителей своих сдали, днём мирная антивоенная демонстрация, а вечером в баре антивоенная дискотека. И там, и там - одни и те же. Сидят, кофе пьют, иллюминация, как на Новый год.
   - А ты по дискотекам ходишь?
   - Ага. Вместе с вами. "Ночной патруль" называется. Что это у них за война та-
  кая? Им бы погодку, как у нас в Сибири, зиму со снегом выше крыши и биосортир
  типа "эм-жо", когда на улице сорок! Пулять друг в дружку желания бы поубавилось.
  - Что-то ты больно разошёлся. Здесь тебе не Сибирь, а Сербия. Разницу чуешь?
   - Чую. Вон как палит! Ну их всех...
   "Да уж, не Сибирь", - повторил ещё раз про себя, окончательно очнувшийся ото
  сна Сеня Видов - капитан миротворческих сил при ООН, командир роты специально-
  го назначения с семилетним стажем воина сначала Советской, а затем Российской Ар-
  мии. Что принципиальной разницы лично для него не имело. Он был воин. В прямом
  смысле этого слова. И даже сейчас, когда солнце пекло так, что мысли, казалось, пла-вились и улетучивались, подъездные дороги как будто вымерли, а непривычную зве-
  нящую тишину нарушали только сухие очереди цикад - капитан всё равно время от
  времени осматривал в цейссовский бинокль близлежашую окраину городка, озерцо,
  
  
   - 4 -
  манящее голубой водой метрах в трёхстах вниз по склону, противоположный берег,
  заросший разными ёлками-берёзками. Рассматривал, пока его, сидящего на мешке
  с песком и прижавшегося спиной к бетонной плите ограждения блокпоста, не смори-
  ло окончательно однообразие пейзажа.
   Сеня Видов. Сеня. Именно так называли его все те люди, которым доводилось
  Познакомиться с ним поближе. Не Семён. Не Семён Сергеевич. Для мамы, жены, со-
  служивцев, друзей - Сеня, и всё тут. На первый взгляд ничто в этом водопаде мышц,
  тёмных волосах с лёгкой проседью, остриженных под "ёжика", плотно сжатых, раз -
  учившимися улыбаться губами и руками с вздутыми руслами вен, кисти которых из-
  бороздили шрамы различных форм, не напоминало его мягкого имени. Если не видеть
  глаз. Его зелёных глаз, с вечной, непонятно откуда вселившейся в них грустинкой
  вперемежку с иронией. Он и сам не мог объяснить, отчего у него такие глаза. А может,
  и мог. Просто некому было, или некогда, или, скорее всего, потому что это никому не
  было нужно.
   - Товарищ капитан, - это опять Лёшка-сержант, - дайте-ка бинокль. Там такая
  мамзель к озеру идёт! Сейчас, наверное, купаться будет. Так на женщину хоть издале-
  ка посмотреть.
   - Возьми, только смотри - не напрягайся. А то потом глаза болеть будут, - отдал
  ему бинокль Видов.
   - Главное, чтобы другое что-нибудь не заболело, - глупо острил Лёшка, предвку-
  шая приятное солдатскому оку зрелище.
   Сеня отошёл к фляге с водой, зачерпнул из фляги полную алюминиевую кружку
  воды, попробовал было напиться. Но она оказалась такой тёплой и противной, что он
  сразу её выплюнул, ругнувшись на жару.
   - Товарищ капитан, а товарищ капитан, - разочаровано ныл сержант, - это что
  такое получается - югославки всегда в платье купаются?
   - Это ты о чём? - не понял Видов.
   - А посмотрите сами, - вернул ему бинокль озадаченный горе-наблюдатель.
   Девушка, и вправду, неестественно медленно, не снимая платья и не поднимая
  рук, как это делают все женщины, когда заходят в воду, двигалась всё дальше и даль-
  ше от берега. И, как будто почувствовав, что за нею наблюдают, вздрогнула и оберну-
  лась. Он совсем рядом увидел её глаза, приближенные мощной оптикой. Глаза зомби,
  выражению которых ещё не придумали определения. Некая безысходная тоска, пере-
  ходящая границы нерешительности перед страхом смерти с одной стороны. И страх
  смерти, отступающий под натиском безысходности с другой. Что означает такое выра-
  жение глаз Видову было известно давно.
   Действовать мгновенно, одновременно с мыслью, капитана Видова жизнь зас-тавила давно. Время растянуло триста метров до озера в световые года. Началась по-
  кадровая, замедленная съёмка. Ему казалось, что он не несётся, рискуя сломать себе-
  шею, к берегу озера, отпечатывая глубокие следы тяжёлых армейских полуботинок
  на раскалённом песке, а показывает пантомиму, неумело изображаемый плохим ак-
  тёром бег на месте.
   Сколько раз он нырял, Сеня не помнил. А может быть, нашёл её, не подававшую
  никаких признаков жизни, с первой попытки. Но, тем не менее, девушка лежала перед
  ним на берегу. В голове закрутился неуместный клип, который он недавно смотрел по
  местному музыкальному каналу телевидения. У тела утопленницы, которая, не соот-
  ветствуя своему положению, почему-то пела, убивался её возлюбленный, имевший,
  судя по всему, прямое отношение к тому, что произошло с несостоявшейся певицей.
  Может статься, он сам её и притопил... " Когда умирают розы", кажется, так, - вспом-
  нил название песни Видов. - Ну уж, хренушки!
   "Искуственное дыхание. Изо рта в рот. Пять качков? Пять, пять... Ну, дыши!
  Давай же - дыши! Изо рта в рот. Пять качков. С таким лицом, с такой фигурой, такой
  грудью (прости, Господи, о чём это я?), надо жить! Да дыши же ты!" - накручивалось в мозгу Видова, пока он применял на практике все те знания и навыки, коим его обуча-
  ли некогда мединструкторы. Но тогда под руками был манекен.
  
  
   - 5 -
   - Товарищ капитан! Вы ей так все рёбра переломаете. - Это со своими дельными
  советами прибежал на помощь сержант Чуйко. - Она и так уже дышит!
   Лёшка был прав - девушка дышала. И не только дышала. Её глаза открылись, но Видов, помимо боли и нежелания жить, не увидел в них ничего. Она попыталась
  что-то сказать, но вместо слов изо рта вырвалась струя воды.
   - Давай наверх! Заводи машину! За меня остаётся прапорщик Сергеев! - кричал
  вослед унесшемуся Чуйко капитан.
   Хрупкая, как снежинка. Он вынес бы её на одной ладони.
   Никогда не думал Сеня, не мог предположить, что он, как потомственный Ихти-
  андр, так и не сняв ничего из одежды, с болтающимися у пояса "железками", будет ша-
  рить по дну какого-то югославского озера, спасая невесть откуда взявшуюся здесь де-
  вушку. Никогда не думал, что будет, задыхаясь бежать к машине, неся её на руках, ста-
  раясь поскорее доставить в больницу.
   Никогда...
  
  
  
   Жара разогнала с улиц автомобили. Пользуясь этим, белый ООНовский УАЗик
  летел по городу, изумляя запредельной скоростью малочисленных прохожих. Если и в
  более спокойные времена сержант Чуйко в особой любви к медленной езде замечен
  не был, то теперь он выдавал всё, на что его хватало. Лёшка сжимал руль так, что по-
  белели костяшки пальцев. Но не от неуверенности, а, скорее, от волнения. Его манера
  плавно закладывать вираж на поворотах говорила о том, что за рулём - профессионал.
   Капитан сидел на заднем сидении, прижимая девушку к себе, чтобы уберечь её
  от излишней тряски. Она пришла в сознание полностью, но легче от этого не ей, ни
  Видову не стало. Теперь её била мелкая дрожь. Слезы текли одна за другой. В глазах -
  немой вопрос: "Зачем ты это сделал?"
   Резко взвизгнув тормозами, Лёшка распугал мирно расхаживающих в поисках
  съестного голубей. Больница. Старинный уютный особняк, золотистый отлив тониро-
  ванных стёкол, стена, заросшая до самой стены плющом, ухоженные клумбы и дорож-
  ки, теряющиеся в тени платанов.
   Видов внёс девушку на руках в прохладный холл. После того, как он положил
  свою ношу на каталку у стены и обернулся, увидел подошедших медиков. На лице
  врача, мужчины лет сорока пяти, взглянувшего на новую пациентку, появилась не
  только специфическая заинтересованность, но и не очень уместная для доктора тень
  удивления и сожаления. Такое же выражение лица было и у молоденькой, симпатич-
  ной сестры-регистратора. Только там примешивалось ещё и любопытство.
   - Что случилось? - спросил врач по-английски, видя перед собой офицера с на-
  шивками миротворческих сил.
   - Она хотела покончить с собой. Утопиться, - на том же языке отвечал Видов. -
  Но почему вы на меня так смотрите? Что-нибудь не так?
   - Сестра, девушку в интенсивную терапию. Я иду следом за вами, - отдал распо-
  ряжениие доктор подошедшей медсестре. И далее - Видову. - Эта девушка - дочь наше-
  го нейрохирурга, профессора Торге. Её зовут Сильвана. Сейчас у меня попросту нет
  времени, чтобы высказать вам свою благодарность. Да вы и сами это прекрасно пони-
  маете, поэтому не обидитесь, если я покину вас. А с Сильваной будет всё в порядке.
   Врач, пожав на прощание капитану руку, поторопился к новой пациентке. Ви-
  дов остался в холле один на один с регистраторшей. Все предыдущие её эмоции смени-
  лись восхищением с лёгким флёром кокетства. "Интересно, кто шьёт такие короткие
  медицинские халаты?" - подумал Видов.
   - Разрешите узнать, в какой армии воспитывают настоящих рыцарей? - она
  неплохо говорила на английском. У них есть шанс понять друг друга.
   - Извините, но я очень спешу.
   Желание записываться в герои даже у такого многообещающего регистратора
  после всего произошедшего, у Сени как-то не возникало. А отсюда и не совсем рыцар-
  ский ответ прекрасной даме.
  
   - 6 -
   Дама надула губки. То ли оттого, что её не совсем правильно поняли, то ли от-
  того, что её недооценили. И первое, и второе - непростительно.
   - Простите, господин офицер, но мне необходимо зарегистрировать человека,
  который привозит нам пациента, - несколько разочарованным тоном сообщила сес-
  тра-регистратор.
   - Капитан Видов, российский батальон при ООН. И, действительно, мне очень
  надо идти. Я на службе.
   - К сожалению, я тоже.
   По пути к выходу из клиники Видова сопроводил вздох медсестры, смирившей-
  ся с непреодолимыми обстоятельствами их несостоявшегося знакомства.
  
  
  
   На блокпост возвращались без особой спешки. Вечерело. Надоевшее за день сол-
  нце уходило за горизонт, чтобы от него, до следующего утра, отдохнули и люди, и при-
  рода.
   Выруливая по узким дорожкам клиники, Лёшка, приняв вид прорицателя в седьмом колене, выдал финал этой истории в духе русских народных сказок: "Ну, всё.
  Теперь эта Царевна-Лягушка в вас влюбится, вы её поцелуете, она шмякнется о земь и превратится в принцессу". Но, не дождавшись ответной реакции капитана на своё ви- дение дальнейших перспектив, умолк. И сразу нашёл себе иное занятие: теперь он ру- лил, едва поглядывая на дорогу, и вертел головой по сторонам, не пропуская ни одно создание, хоть отдалённо напоминающее женщину, которых становилось на улицах города тем больше, чем меньше палило солнце.
   "Странно, - размышлял Видов, пока Лёшка исходился на нет от захлестнувших
  его впечатлений. - Как ни посмотришь какой-нибудь фильм про армию, можно поду-
  мать, что это плохо снятое пособие по воинским уставам. А человек, возомнивший се-
  бя режиссёром, судя по всему, познавал армию из фильмов другого режиссёра, назна-
  чившего себя знатоком армии только потому, что сорок лет назад его дедушка был
  постановщиком картин о войне. Только в отличие от внучка дедуля протопал по фрон-
  товым дорожкам прямиком до Берлина.
   Когда я называл Лёшку, как велено уставом, сержантом Чуйко? Не в строю, ко-
  нечно. За год с небольшим для нас с Лёшкой это третья точка. И холодных среди них
  что-то никак не попадается. В принципе, везде в войсках, где по-настоящему тянешь
  лямку, вместе мёрзнешь в окопе или плавишься под бронежилетом от жары, голодаешь
  или живот набит жареной картошечкой с тушёнкой, или, никому не пожелаешь - пару
  часов в тесной компании отстреливаешься, лёжа под брюхом подбитой БМДэшки, от-
  ложив последнюю гранату для себя - это не панибратство. Это особая степень родства.
  Или, если хотите, братства. Воинского братства, замешанного на крови. Взгляни на
  Лёшку - пацан пацаном. Но это только видимость, камуфляж души. Видел я таких
  Лёшек в бою. Может у Рокки с Рэмбо мышцы и покруче будут, но встреться они в пер-
  вой серии своих чудо-боевиков с подобными сержанту Чуйко, вторую снимать было бы
  не о ком".
   - Нет, я всё понять могу. Но чтобы посреди войны топиться! - не отрываясь от своего занятия, не поворачивая головы, как бы между прочим вставил Лёшка. И даль-
  ше выдал совершенно противоположное. - К ужину успеть бы. Есть охота.
   - Охота... охота... - в никуда проговорил капитан.
   "А Лёшка не далёк от истины. К ней всегда ближе всех оказываются те, кто по
  своей душевной простоте, выдают её, не задумываясь о том, как они выглядят в этот
  исторический момент, как бы чего не вышло, не станут ли они посмешищем в глазах окружающих, - продолжал отрешенно думать Видов.
   Сильвана... - вспомнил Сеня несколько экзотичное имя девушки. - Как растол- ковать Лёшке, почему она искала смерти среди смерти, если я это и сам себе с трудом
  могу объяснить. С нами всё ясно. Я дерусь, как говаривал Портос, потому что дерусь.
  Но что она пыталась найти на дне озера? Чего искала она у смерти? Забвения, покоя, утешения? И утешит ли она? Не знаю, не знаю...
  
   - 7 -
   Почему люди иногда решают сами, когда им нужно умереть? Может быть, это
  болезнь? Или то, что зовётся судьбой? Выиграл в лотерею миллион, неудачно женился,
  разбил новую машину - все в один голос: "Судьба!" А если в петлю полез или в омут
  головой - смертный грех. Не вяжется что-то. Получается, и там нас не очень ждут,
  и там своя очередь. Говорят, что только очень сильный духом человек может покон-
  чить с собой. Согласен. На как тогда быть тем, кто остаётся и живёт, чтобы доиграть
  этот не всегда весёлый спектакль под названием, по Вильяму, нашему, Шекспиру,
  "Жизнь" до финала. И не только в роли героя-любовника или женщины-вамп. Несмот-
  ря ни на что - доиграть, и уйти, когда наступит твой черёд. Не выпрашивая аплодис-
  ментов или освистанным бездушной публикой, которая на фуршете после представл-
  ния, именуемого поминками, забывает после третьей рюмки, по какому поводу, собст-
  венно, мы (они) здесь собрались. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались..."
  
  
  
   3а то время, пока капитан и Лёшка отсутствовали, на блокпосте воинского лю-
  да значительно прибавилось.
   - А вот и смена! - обрадовано тараторил сержант. - "Вторая смена! Вторая сме-
  на!" Помните, как в "Фантомасе"? Вторая смена! Теперь неделя полнейшей расслабу-
  хи.
   - Вылазь, Фантомас, надоел!
   Видов остался сидеть в машине, устало закрыв глаза. Лёшка шустро выскочил из кабины, но затем степенно, как и положено старому воину, направился к друзьям, с которыми не виделся целых семь дней.
   - Ты, говорят, в спортсмены решил податься? - материализовался у открытой
  дверцы машины сменщик Видова, его зам и, в свободное от службы время, местный
  Казанова, старший лейтенант Ширяев узнавший о случившемся из уст немногослов- ного прапорщика Сергеева. - Бег с полной выкладкой, подводное плавание без аква- ланга? Тебе теперь только велика не хватает. Был бы полный триатлон! Серёга Сер-
  геев сказал, что ты русалочку нашёл.
   - А ты бы не пошёл? - выслушав до конца тираду своего сослуживца, не откры-
  вая глаз, глубоко вздохнув, попросил Сеня, хоть и знал, что это бесполезно. Старлей
  не обидится и никуда не пойдёт.
   - Нашёл - пошёл? Нашёл - пошёл! Знаешь, Сеня, в тебе, определённо живёт
  поэт. Какое обострённое чувство рифмы! Твоя фамилия, случайно, не Крутой?
   - Крутой - композитор, - открывая глаза и улыбнувшись, заметил Семён. - А ты, мой юный друг, Фёдор Михайлович в чистом виде.
   - Это почему же? - искренне удивился его оппонент, звавшийся с детства не
  иначе как Вадимом Андреевичем.
   - Потому что уже достал, Достоевский! Всё, смену сдал!
   - Смену принял! - отдал пионерский салют старлей Ширяев.
   - Вот и ладненько, вот и поговорили.
  
  
  
   Видов ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть. Он мысленно пересчитал два
  стада слонов, попереставлял несуществующую мебель в несуществующей квартире,
  вспоминал забытые номера телефонов. Сон где-то задерживался на неопределённое
  время.
   Из соседней комнаты, волнообразно, то нарастая, то опускаясь до неясного роко- та, доносился шум. Там прапорщик Серёга Сергеев сотоварищи, продолжая славные традиции русского офицерства, резались в преферанс, запивая проигрыши и победы лёгким, ароматным, молодым мускатом местного происхождения. Завтра был законно
  заслуженный выходной день.
   - Да ты ему короля в пиках наиграл, - горячился двузвёздный Серёга Сергеев. -
  А я опять без одной!
  
   - 8 -
   Последовавших далее из уст Серёги эпитетов о неправоте его напарников с лих- вой хватило бы на то, чтобы вызвать на дуэль эскадрон гусар. Но обошлось без стрель-
  бы, звона сабель и заурядного битья по лицу канделябрами. Ограничились звоном ста-
  канов.
   И не шум мешал Сене заснуть. Как и большинство таких же, как он, "старых"
  воинов, Видов мог спать при любом шуме и освещении. Хоть на отбойном молотке
  под холодным душем. Главное - чувство безопасности. Скорее, даже не чувство, а уве-
  ренность на уровне интуиции, в память которой на подсознательном уровне заносятся
  и квалифицируются все ранее услышанные шумы. И стоит только среди них просколь-
  знуть новому или старому, знакомому, несущему в себе опасность - мгновенно сраба -
  тывает внутри сигнал тревоги. Но сейчас был не тот случай. В эту ночь нечто другое
  не давало ему заснуть. Что-то перевернулось в его жизни и в нём самом. Что? Пока он
  и сам не знал этого.
   Видов встал с постели, подошёл к окну, которое подслеповато смотрело на ули-
  цу города давно немытыми стёклами. Тихий, отрешённый свет фонаря-"кобры" отво-
  евал у ночной темноты часть комнаты. Сеня закурил и достал из пылящегося под кро-
  ватью "тревожного" чемодана пачку пластилина.
   Любовь к лепке осталась у него с детства. В дело шло всё: пластилин, глина, мя-
  коть чёрного хлеба, оконная замазка. В пачке, которую достал Сеня, цвета пластилина
  после многократного использования перемешались, напоминая своим видом о сущест-
  вовании уральских самоцветов. Сослуживцы Видова, усмотревшие поначалу в его за-
  нятии явные признаки того, что их капитан время от времени впадает в детство, особо внимания на этом не заостряли. Как говорится, в каждой избушке свои погремушки.
  Но поражённые тем, что получается у него из всего этого, завалили просьбами слепить
  что-нибудь "на долгую память". А Видов лепил только тогда, когда...
   ... Вспомнилась жена. И совсем не ко времени Новый год. Алина показала ему
  календарик, на котором она крестиком отмечала дни, когда его не было дома, а кру-
  жочками - проведённые вместе. Всё это было бы похоже на детскую игру, если бы тот,
  кто играл крестиками, не выигрывал с явным преимуществом. Сорок три дня против
  трёхсот двадцати двух. Маловато будет. Зато какие это были дни! Как много они вмес-
  тили в себя. И занесённое снегом Подмосковье, и весну, расцветающую ирисами, маг-
  нолией и ещё десятками экзотических растений в городе их любви - Сочи. Настоящий
  шашлык в горах под домашнее грузинское вино. Южное небо, опрокинутое в море, ос-
  трые камешки пляжа, пальмы. Затем строгий, сырой, классический Питер.
   Но обострённая разлуками интуиция подсказывала Видову, что проведённое по-
  рознь время, любви им не добавляет. Нет, на первый взгляд всё было прекрасно. Иде-
  альная пара. Молодость плюс красота. Вот только что-то нашёптывало Сене, что их
  любовь смертельно больна. А он и Алина ведут себя так, как это делают собравшиеся
  дальние родственники у ложа умирающего: подбадривают и обнадеживающе улыбаю-
  тся обречённому на уход. Улыбка на зубах...
  
  
   - Пятый час! Что, брат Сеня, не спится? - это ввалился в комнату продувшийся
  в пух и надувшийся муската Серёга Сергеев. - Снова лепишь? Ну, ты даёшь! Бросай
  ты эту службу, иди в скульптора, горя знать не будешь.
   - Не пойду, - закончил работу Видов, - без вас жить не так весело.
   На них, сидя на корточках и обхватив руками колени, смотрел тщательно срабо-
  танный умелыми руками гномик. Даже складочки на галстуке и пуговки с дырочками.
  У фигурки вышло такое трогательное выражение физиономии, что Сеня и сам неволь-
  но улыбнулся ей в ответ.
   - Слышь, капитан, - предложил Серёга, - а ты сходил бы в больницу к этой ру-
  салочке. Да отнеси этого умору ей. Всё девчонке веселее будет. Видать, не от хорошей
  жизни она пошла глубину вымерять.
  
  
  
  
   - 9 -
   Лёшка на этот раз к клинике подъехал аккуратно. Но голуби, заприметившие
  его вчера, заранее отлетели в сторону.
   - Вот и доказывай потом, что у голубей мозгов с гулькин нос! Игра слов-с, так
  сказать-с! - каламбурил довольный сам собою сержант Лёшка. - Обратите внимание,
  товарищ капитан, как они меня запомнили!
   - Да, они-то тебя запомнили. А вот ты хоть одного из них узнаешь, когда они над
  тобой пролетать будут?
   - А мне это на кой? - не прочувствовал ситуации Лёшка.
   - Отомстят.
   Видов направился к знакомому со вчерашнего дня входу в клинику, сопровож-
  даемый сомнениями в правильности своего решения приехать, чтобы навестить деву-
  шку, которая, возможно, совершенно не нуждается в визитах, напоминающих ей о том,
  что она хотела бы позабыть раз и навсегда. И ещё его появление можно расценить как
  тот факт, что он напрашивается на благодарность. С такими мыслями Сеня пересту-
  пил сияющий никелем порог клиники. "Странно, - подумал Видов, - почему в их боль-
  ницах не пахнет хлоркой?" Но сейчас именно этот вопрос интересовал его менее всего.
  
  
   Сильвана лежала, уткнувшись лицом в стену. Она по наивности решила, что, от-
  вернувшись к стене, можно укрыться от прошлого. Но, разрушая её иллюзии, несмотря на то, что окно было закрыто плотными шторами, легкий ветерок, проникал в палату через открытую форточку, шевелил ткань, и в щелочку пробивался лучик заходящего солнца, вычерчивая на стене замысловатые линии, напоминающие своей суетой, что жизнь если и не прекрасна, то всё равно продолжается.
   Слёз больше не было. Остались безразличие и смертельная усталость. Несураз-
  ное словосочетание. Устал до смерти или от смерти? Она когда-то читала в одной из
  многочисленных книг отца, что слёзы - это естественная защитная реакция организ-
  мов от сильных стрессов. Если бы человек не мог плакать, то он, просто-напросто, схо-
  дил бы с ума.
   Но она перестала плакать не потому, что ей стало легче. Нет. Он вдруг вновь от- чётливо ощутила присутствие того русского офицера, который почему-то оказался на
  берегу озера. Который её, как ребёнка, держал всё время по дороге к клинике на руках.
  Она плохо понимала, что происходит. Почему она не умерла? Хотелось кричать от от-
  чаяния, что она снова здесь - в этом несправедливом и жестоком мире, а не в той без-
  молвной, затягивающей безмятежности, из которой её вырвал он - неизвестно откуда
  появившийся, парень с грустными зелёными глазами, чей мираж рисовали для неё
  на стене солнечные зайчики. Он тогда смотрел на неё, и на дне его слегка расширен-
  ных зрачков покоилось всепонимающее и оглушающее безмолвие. И ни капли жалос-
  ти. Ни капли.
  
  
   ... В Горана были влюблены все старшеклассницы в колледже. Или почти все.
  Ему, казалось, самой природой было предназначено пленять, завораживать и очаровы-
  вать наивных, молоденьких девушек, возомнивших себя многоопытными светскими
  львицами лишь потому, что они уже успели расстаться с невинностью, - кто в тёмном
  подъезде многоэтажки, кто на заднем сидении автомобиля, а кто наскоро, закрывшись в туалете на угарной вечеринке. И тех, кто не успел, но стремились к этому.
   Высокий, стройный и гибкий, с зачёсанными назад длинными, до плеч, волоса-
  ми оттенка выгоревшего на солнце льна в сочетании с тёмными бровями, насыщенно-
  карими глазами и лёгкой небритостью, он был похож на голливудского актёра, кото-
  рый по странному стечению обстоятельств вынужден прозябать в их колледже. Слиш-
  ком много для одного молодого человека? И, тем не менее, это был он - Горан. Вам та-
  кие не встречались? Тот, о ком девушки из старших классов говорят с придыханием.
  А те, которые познакомились с ним поближе, с ненавистью. Что у подруг только раз-
  жигает любопытство и желание в ветреных головках, манит запретным и приятно
  сдавливает внизу живота бессонными ночами.
  
   - 10 -
   Неизменная ироничная улыбка и прекрасное чувство юмора, начитанность и
  быстрый ум, позволяли ему с лёгкостью заводить себе приятелей, но в их кругу всегда
  иметь собственное мнение, и никого не подпускать к себе ближе, чем он сам того захо-
  чет. Гордость выпускного курса. Место на кафедре Горану было обеспечено. " Мас-
  терство, рождённое упорством, желанием и талантом", - так говорили о нём препода-
  ватели.
   В тот день сама судьба, подёргивая за невидимые ниточки своей любимой иг-
  рушки-марионетки - случая, направляла их навстречу друг другу.
   С раннего утра сеял мелкий, противный дождь. Сильвана, удобно расположив-
  шись на полу у камина, в котором уютно тлели берёзовые угольки, делала наброски
  к дипломной работе. Настроение было подстать погоде, и рисунки получались унылы-
  ми, как слякоть на улице. Было воскресенье, и она из дома никуда не собиралась вы-
  ходить. Не собиралась, если бы из клиники не позвонил отец.
   Для профессора Торге выходных дней не существовало, даже если таковые и
  случались. После того, как три года назад совершенно нелепейшим образом, забыв
  обесточить водонагреватель, перед тем, как стать под смертоносный душ, погибла
  его жена и мама Сильваны, он находил забвение только за операционным столом,
  спасая чужие жизни.
   - Сильвана, солнышко моё, - он всегда её так называл, - у нас намечается нео-
  жиданный праздник. Помнишь того мальчика, которого я оперировал трижды?
   - Который залез на крышу, чтобы спасти котёнка, упал и сломал себе всё, что
  только можно было?
   - То, что ломать было нельзя, - уточнил профессор.
  Сильвана, конечно же, помнила этого ребёнка, с которым отец просидел не одну ночь в реанимации.
   - ... так вот, он сегодня встал на костыли. По такому поводу коллеги упорно
  предлагают мне устроить себе маленький праздник, - ворчал профессор, пытаясь тем
  самым скрыть удовольствие.
   - Я очень рада за тебя, папа. Приезжайте все вместе к нам домой. А я сбегаю
  в дежурный магазин и куплю чего-нибудь самого вкусненького.
   По дороге в магазин, на перекрёстке, её с ног до головы окатил водой из лужи
  у тротуара какой-то автомобиль. Водитель, не по погоде лихо выруливший из-за угла,
  видимо, не заметил Сильваны. Не видел он, возможно, и лужи. Или сделал вид, что не
  видел, не заметил. А поэтому произошло то, что произошло.
   Машина, резко вильнув на мокром асфальте, остановилась, и, как будто недо-
  вольно урча мотором, вернулась задним ходом к тому месту, где стояла девушка.
  Из авто выскочил парень. Так близко Сильвана увидела его впервые. Рядом он казал-
  ся ещё красивее.
   - Извини, совсем не заметил лужи, - Горан говорил с ней тоном старого знакомо-
  го. - Засмотрелся на тебя.
   - А мы перешли уже на "ты"?
   Сильвана повернулась к Горану спиной и, складывая совершенно ненужный
  теперь зонтик, попыталась уйти, но как-то не очень решительно. Он заметил это, и
  остановил её, осторожно, и в то же время уверенно, придержав её за локоть.
   - Не обижайся, я и так себя чувствую, как распоследний дурак, - то ли с сожале-
  нием, то ли с насмешкой, что было боле присуще ему, сказал Горан, одновременно пытаясь встретится с Сильваной взглядами.
   - Всё нормально! - не очень резко пытаясь освободиться, говорила, не оборачи-
  ваясь, девушка. - Как придумаешь другой способ знакомиться - сообщи.
   - Да что ты ведёшь себя как ребёнок! - Горан теперь не улыбался, и Сильване
  показалось, что в его словах действительно зазвучали нотки раскаяния. - Садись в ма-
  шину, я отвезу тебя домой. Ты же не хочешь пропустить Осенний бал выпускников на-
  шего колледжа? Ведь мы учимся вместе? Или я ошибаюсь?
   "Значит, он меня знает!!!" - подскочило от радости сердце Сильваны.
   На их потоке училось более трехсот студентов, и многие знали друг друга только
  если они принадлежали к их компании.
  
   - 11 -
   - Ты не ошибаешься, - ей всё-таки удалось сдержать свои эмоции, - странно, что
  ты узнал меня. Ладно, пока. А то до возвращения отца я не успею сходить в магазин.
   - Готов честным трудом персонального водителя смыть пятно... пятна с ваших
  одежд! - преувеличенно серьёзно усаживал Горан Сильвану в машину, приподнимая
  над головой несуществующую шофёрскую фуражку.
   Утром следующего дня на пороге своего дома Сильвана нашла огромный букет
  тёмно-красных едва распустившихся роз с вложенной в них запиской: "От раскаиваю-
  щегося персонального водителя".
   Вот так всё начиналось. С Осеннего бала. И пусть всеобще принято считать без-
  оговорочно порой любви весну, для Сильваны и Горана она пришлась на осень.
   Осенний бал, после дня святого Валентина, в их колледже прочно занимал по популярности второе место. Рождество и Новый год - это прекрасные, добрые, семей- ные праздники. Но они были молоды. А главный праздник молодости - праздник любви, не признающий никаких ссылок на календарь, сезоны, самостоятельно уста - навливающий даты и ведущий отсчёт времени по своим, известным только тем, кто их устанавливает, законам.
   Сильване казалось, что Осенний бал был предопределён чем-то свыше, и давал-
  ся только для неё и Горана. А великолепные платья девушек, строгие костюмы пов -
  зрослевших юношей, помолодевшие в неверном свете светомузыки учителя, цветы,
  медленный танец, завистливые взгляды её подруг и оценивающие взгляды его прия-
  телей, были всего-навсего естественным приложением к её полёту к вершинам счастья,
  обещавшим падение, на столько же неотвратимое, на сколько и желанное, в пропасть
  ещё неизведанного ею блаженства. И всё это с ним! С Гораном!
   Так всё начиналось, и длилось около полугода. Сильване казалось, что никогда,
  нигде и не с кем не происходило ничего подобного, что никто не был так счастлив, как
  она, что её любовь самая-самая - единственная, неповторимая, бесконечная. И никто
  и ни за что не мог бы её убедить в обратном. Да и стоило ли это делать?
   А потом началась война. Эта непонятная война. Когда из ниоткуда могла приле-
  теть ракета. Но их городок за всё это время обстреляли всего однажды. И люди, устав
  ждать и бояться смерти, потихоньку занимались своими обычными делами. Студентов
  распустили на вынужденные каникулы, не забыв задать им домашнее задание. Что не
  могло особо повлиять на количество их свободного времени.
   Днём, надев футболки с нарисованными на груди мишенями, они выходили на
  улицы и площади города, митинговали, протестовали, пели антивоенные песни, пили
  кофе в кафе под открытым небом, целовались, сидя на лужайках городского парка,
  влюблялись. По вечерам на дискотеках обсуждали последние новости, а ночью шли
  охранять мост, подставляя под удар убийцы-фантома с издевательским названием
  "высокоточное оружие" свои тела. А потом снова влюблялись, любили, целовались...
  Ведь никакая война не может длиться вечно! Такая вот война...
   Закончилась и эта. Закончилась так же внезапно, как и начиналась. Как будто
  кому-то попросту надоела эта забава сильных мира сего, как ребёнку надоедает игруш-
  ка, которую он сломал только ради того, чтобы посмотреть, что у неё внутри. И приш-
  ли восстанавливать то, что было разрушено, те, кто разрушал. Пришли те, кого не зва-
  ли. Те, кого позвали, откликнулись на зов. Шокировав своими возможностями и спо-
  собностью уйти от любого наблюдателя, незаметно переместиться и оказаться там, где
  меньше всего ждут, преодолев за одну ночь более трёхсот километров по тылам закля- тых союзников, вогнав всех аналитиков в глубочайший ступор своею непредсказуемо-
  стью, пришли русские. С приходом российских миротворцев жизнь в их городке стала
  окончательно налаживаться.
   В сложившихся обстоятельствах, ничем не отличаясь от остальных студентов,
  Сильвана и Горан занимались тем же, что и их ровесники. Участвовали в шествиях,
  ходили на защиту моста и антивоенные дискотеки, носили футболки с мишенями.
   Теперь на центральной площади проходили митинги, требующие президента и правительство уйти в отставку. Но это уже было всего лишь новым развлечением для
  желающих, для тех, кто ещё полагал, что его мнение что-то да значит, для тех, кому
  ещё не надоело митинговать.
  
   - 12 -
   Обострённое войной желание жить, как и любая минувшая смертельная опас-
  ность, где-то на уровне подсознания изменяют те незыблемые, как нам казалось до определённого момента, принципы, заранее оправдывая средства, к которым мы при-бегаем в стремлении подтвердить любыми средствами своё существование.
   Рано или поздно, но это должно было случиться. Три недели назад, проконсуль-
  тировавшись у своего врача, Сильвана получила результаты теста. Она была беремен-
  на. Сильвана приняла эту несколько неожиданную, но предсказуемую новость спокой-
  но. Ведь рядом есть её мужчина. И не кто-нибудь, а Горан. Любящий, внимательный,
  заботливый, желанный. Но её новость ожидаемого эффекта на Горана не произвела.
  Его ответ на вопрос Сильваны - что мне теперь делать, - был издевательски подбадри-
  вающе-ошеломляющим:
   - Ну, малышка! Не ты первая, не ты - последняя. Ну, ты же знаешь лучше меня,
  что делают в таких случаях.
   Что-то липкое и противное, похожее на слизь, которой щедро поливают инопла-
  нетян в дешёвых кинофильмах, сочилось из слов "любимого".
   "Откуда я знаю?! Ты у меня был первый и единственный!" - хотела закричать
  оскорблённая, глупая и доверчивая девочка. Но Сильвана тихо и отрешённо сказала:
   - Я слушаю тебя. Что ты предлагаешь?
   - Для нас ещё ничего не потеряно, - это могло означать только одно, что для них
  уже потеряно всё, - я с тобой. Я люблю тебя. Но у нас обоих на носу диплом...
   "Как глупо звучит - диплом на носу", - она пока ещё могла думать о чём-то со-
  вершенно постороннем. И о нём она думала, как о совершенно постороннем.
   -... нам будет с тобой не до ребёнка, - он всё решил за них двоих. - Возможно,
  тебе будут нужны деньги...
   Горан достал из заднего кармана брюк портмоне. Красные, желтые, бледно-зелё-
  ные, светло-коричневые опавшие листья Осеннего бала, которые они давным-давно,
  в прошлой жизни собирали в осыпающемся, засыпающем парке, дурманяще пахнущие
  цветы, подаренные им, его улыбки и взгляды стали превращаться в нечто. И от этого
  нечто шёл едкий, режущий глаза до слёз, которые нужно было удержать, во что бы это
  ни стало, запах гари, как от осенних костров, на которых сжигают останки лета.
   Быть может она сделала бы всё так, как хотел её возлюбленный. Быть может.
   Действительно, не она первая, и последняя не она. Её покупали. Заверните.
  А накануне, врач из одной сомнительной частной клиники, располагавшейся на
  окраине города, чьи услуги охотно предлагались здесь молодым организмам без всяких
  ограничений, нервозно сцепив пальцы подрагивающих рук, говорил, потеряно смотре-
  вшей поверх его головы Сильване:
   - Надеюсь, это останется между нами. Я вас предупреждал, что последствия пре-
  ждевременого прерывания беременности непредсказуемы. А тем более, первого. Я сде-
  лал всё, что было в моих силах. Но, к моему большому огорчению, очень опасаюсь за
  возможность вашего будущего материнства. Вам позже будет необходимо немножечко
  подлечиться... учитывая возможности современной медицины... я надеюсь, что у вас
  ещё всё будет хорошо...
   И чем старательнее, с плохо скрываемым желанием поскорее отделаться от неё, врач пытался убедить Сильвану, что отчаиваться не стоит, тем отчётливее она начина-
  ла понимать - приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Такие преступле-
  ния вышестоящие инстанции прощают редко, и за них придётся расплачиваться рано
  или поздно, потому что инстанции эти располагаются, не в пример клинике, где сейчас
  был зачитан ей приговор, не на окраине города, и даже не на земле.
   - И ещё раз попрошу вас, - канючил горе-лекарь, провожая Сильвану к выходу,
  - пусть всё останется между нами. У меня семья, дети.
   - А у меня? - спросила Сильвана и вышла, не попрощавшись.
   По пути домой из клиники она увидела в машине с откинутым верхом проезжа-
  Ющего мимо Горана с какой-то блондинкой, которая ему явно мешала управлять, по-
  виснув у него на шее, что, по-видимому, его совершенно не смущало. Сильвану он не
  заметил. Из кабриолета, как поток грязной воды из знакомой лужи, на неё выплеснул-
  ся чужой смех Горана.
  
   - 13 -
   Что было в этот момент страшнее: потеря безвозвратно уходящей любви, пре-
  дательство любимого человека или осознание того, что у неё уже никогда не будет ре-
  бёнка? Сильвана не знала ответа. Как не знала ответа и на вопрос - что потянуло её
  к той голубой, манящей обманчивым покоем глади озера, чьё голубое зеркало она уви- дела, выходя из клиники, похоронив в операционной надежды, которыми жила послед- ние полгода.
  
  
   Многое из того, что считалось таким важным и значительным, для профессора Торге после смерти мамы Сильваны утратило свой смысл. Да и что могло быть более важным и значительным, если они не успели договорить, побывать, посетить, сменить обои, увидеть дочь на выпускном балу, выпить чашечку кофе на террасе под шум лет-него дождя, просто долюбить, надоесть друг другу, наконец... Теперь единственной возможностью обрести хоть какую-то веру, найти некий повод, чтобы оправдать своё ставшее почти бессмысленным существование оставалась
  необходимость жить ради дочери. И только поэтому три года назад профессор, оставив свои безуспешные попытки направить дочь по пути врачевания, скептически относясь
  к желанию Сильваны учиться живописи, всё же приложил максимальные усилия для
  того, чтобы его "солнышко" попала в класс лучшего преподавателя художественного
  колледжа.
   Только сейчас Сильвана с пугающей ясностью поняла, что на её душу, доведи
  она свой замысел до конца, не вмешайся этот русский с зелёными глазами, пал бы
  двойной грех. Отец не пережил бы её самоубийства.
   Профессор Торге, просидев всю ночь у постели дочери, убедившись, что ей пока
  ничто не угрожает, ушёл, осторожно прикрыв за собой дверь, стараясь не разбудить на-
  конец уснувшую, как ему показалось, Сильвану. До этого он просто находился рядом,
  держал её руку в своих ладонях, так и не произнеся за ночь ни одного слова. Для того,
  чтобы понять и разделить боль, физическую или душевную, слова необязательны. А
  упрекать человека за то, что он хотел покончить собой, всё равно, что обвинять его
  в том, что он не довёл начатого дела до конца.
   - Господи! За что и зачем мне это всё? Чем я провинилась перед тобой?
   Бедная девочка не знала, не могла знать, что виновата уже тем, что родилась.
  А поэтому вопросы в голове Сильваны рождались, чтобы умереть, даже не успев по-
  пытаться найти ответы, которые не дано знать ни одному человеку, ибо тогда он поз-
  нает Грядущее и Неотвратимое.
   Только услышав над собой голос и ощутив лёгкое прикосновение, она поняла,
  что не заметила, как и когда в палату вошла медсестра.
   -Сильвана, пришёл русский офицер, который привёз вас в клинику. Он просит
  разрешения увидеться с вами.
   Это обращались к ней.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - 14 -
  
  
  
  
  
  
  
   Сказка продолжается.
  
  
  
   Познания местного диалекта Видова ограничивались двумя-тремя десятками
  расхожими слов и фраз на уровне "здравствуйте-спасибо". Поэтому он с трудом пред-
  ставлял, каким образом будет общаться с девушкой, если она вообще захочет общать-
  ся с незваным гостем.
   "Было бы неплохо, если бы она знала английский", - подумал Сеня, неуверенно
  пару раз стукнув подушечками пальцев по матовому стеклу двери и входя в палату.
  Медсестра, сказавшая Видову, что он может войти, не без сожаления о том, что ей не
  удастся удовлетворить разыгравшееся не в меру любопытство, оставила их наедине.
   - Здравствуйте, - услышал Сеня на русском языке с лёгким, приятным акцентом
  приветствие девушки.
   "Ну да, всё правильно. Так и должно быть - как в русской народной сказке. Лё-
  шка как в воду глядел, предупреждал!" - капитан так и не решил удивляться ему или
  нет.
   - Здравствуйте, - всё тот же, ещё не совсем окрепший, голос, - проходите...
   Она была немного смущена и удивлена, потому что появление этого русского офицера в свежевыстиранной пятнистой форме с киппено-белым подворотничком и сияющей обуви вновь принесло с собой в её временное прибежище ощущение успоко-
  енности и некой защищённости. Высокий, подтянутый, собранный и уверенный в се-
  бе (знала бы она, чего это ему теперь стоило!) он заполнил, казалось, всё свободное
  пространство небольшой больничной палаты, разогнав одним своим появлением её
  страхи по углам. По закону жанра именно так должны появляться неотразимые
  супер-бупер-мега-турбо положительные герои типа Бэтмена, если не брать в расчёт
  его бронированное нижнее бельё, или Человек-Паук, который изначально является
  насекомым. Капитан был живым, настоящим, а поэтому не под одну из вышеперечис- ленных категорий не подходил. Ещё несколько ошалевший от её неожиданного знания русского, он не стал по праву спасателя-спасителя требовать положенный в награду герою поцелуй, а сказал самое оригинальное, что пришло на данный момент ему в голову:
   - Здравствуйте. Как вы себя чувствуете?
   - Спасибо, хорошо, - не менее оригинальный ответ. - Извините, что заставила
  вас принять незапланированную ванну.
   - Вообще-то я и сам хотел охладиться, да всё никак не мог решиться, - попытал-
  ся отшутиться Видов, но шутка не прошла. Пауза затягивалась. - Откуда у вас такое
  хорошее знание русского, - отдал дань вежливости капитан.
   - Если представится такая возможность, я расскажу вам.
   Всё это со стороны выглядело, как разговор двух совершенно чужих друг другу
  людей, соревнующихся в вежливости. Да и чего, в принципе, можно было ожидать от
  этой встречи? Видов понял, что его визит затягивается.
   - Могу я чем-нибудь вам помочь?
   - Чем могли, вы мне уже помогли.
   Сеня почувствовал, что невольно вторгся за некие невидимые и неведомые ему
  границы. Пора было прощаться.
   - Вы поправляйтесь, а я, если позволите, оставлю вам лучшую сиделку в мире.
   - ???... Но за мной прекрасно ухаживают!
   - Я не сомневаюсь.
  
   - 15 -
   Сеня развернул небольшой свёрток и поставил на тумбочку, стоящую у кровати
  Сильваны, гномика, который, присев на корточки и обхватив колени руками, смотрел
  на девушку, не понимая, почему она разговаривает с его создателем в таком тоне.
   - Только он боится жары, - сказал Видов и, попрощавшись, вышел из палаты.
   Вместе с капитаном палату покинуло ещё что-то. Сильване почувствовала, что
  она вела себя, нет, не как маленькая девочка, а как последняя дурочка. Но куда как
  хуже этого ощущения было ясное сознание того, что её судьба на данный момент инте- ресует только два человека - отца и вот этого русского офицера. Одного из них она без- думно и эгоистично едва не предала, а того, кто не дал этому предательству свершить- ся, не совсем вежливо выставила минуту назад. Было очень грустно и очень стыдно. Но гномик лукаво улыбнулся и всепонимающе вздохнул.
   - Я буду называть тебя... - обратилась к своему новому другу Сильвана. - Я буду
  называть тебя...
   Она даже не спросила его имени.
  
  
   В холле клиники Видова дожидался мужчина, одетый по новой медицинской
  моде в тёмно-синие брюки, куртку и такого же цвета шапочку, которую почему-то при-
  нято называть колпаком.
   - Я профессор Торге, - волнуясь, начал говорить он по-русски с тем мягким, едва
  уловимым, знакомым акцентом, не оставляющим никаких сомнений в том, что перед
  Видовым находится отец Сильваны. - Сказать, что я благодарен вам, значит, не ска-
  зать ничего. Сильвана - единственное, что у меня осталось... в нашем доме вы всегда
  будете... - профессор судорожно мял в руках маску.
   Он хотел ещё что-то добавить, но капитан, осторожно коснувшись его подраги-
  вающего плеча, остановил его:
   - Не надо, профессор. Если бы вы выслушивали все благодарности за спасённые
  вами жизни до конца, то, сдаётся мне, у вас не осталось бы времени даже на сон.
   В районе обитания сестры-регистратора Сеня был встречен ослепительной улы-
  бкой, призывающей считать их недавнее недопонимание досадной случайностью. Она
  вышла из-за стойки, чтобы капитан мог по достоинству оценить новый фасон её рабо-
  чей одежды, призванной обеспечивать скорейшее выздоровление пациентов мужского
  пола. Тот халат, в котором Сеня видел сестру-регистратора в первый его приезд, был,
  мягко говоря, несколько коротковат. Длину нового определить было ещё сложнее.
  К тому же он ещё и матово, ненавязчиво просвечивался.
   - На службе? - как пароль выдохнула жрица регистратуры.
   - На службе, - утвердительно кивнул головой Сеня.
   Выйдя на улицу, он стал свидетелем следующей идиллической сцены: ожидав-
  ший у подъезда клиники Лёшка вылез из машины и скармливал окружившим его го-
  лубям сухари из "НЗ" - неприкосновенного запаса.
   - Решил помириться?... Поехали домой.
   - Как она? - Лёшка был искренен в своей заботливости.
   - Всё, как ты говорил. Ладно, поехали.
   Их "дом" всегда был там, где можно скоротать редкие спокойные минуты.
   "Дома" Сеню ожидал сюрприз. Прапорщик Серёга Сергеев, как и положено по
  уставу старшине, занимался хозяйственными делами. К приезду своего непосредствен-
  ного начальника Серёга решил приготовить ужин. Не подхалимства ради, но пользы
  для. Для двухметрового тела прапорщика трёхразового питания было явно недостаточ-
  но. А посему он прикупил в близлежащем магазине сардельки, имея твёрдое намерение
  добавить чего-нибудь на сон грядущий. Но задуманное дело застопорилось самым свин-
  ским образом. Расстроенный взгляд новоиспечённого повара (такая вот двусмыслен-
  ность) остановился на единственной ёмкости, которая могла бы послужить средством,
  способным сыграть роль кастрюли - чайник со свистком, но, по страной прихоти кон-
  структора, с глухой крышкой. Точнее, её совсем не было, а процесс "наливание - выли-
  вание" происходил через широкий, короткий носик.
  
  
   - 16 -
   Серёга смекнул, что калибр носика в точности соответствует диаметру сарделек,
  что несказанно его обрадовало. Но старый воин - мудрый воин. И, как говаривал один
  из двух капитанов: "Одна мысль, одна мысль не даёт мне покоя!" Туда-то он их через
  носик просунет. А как назад?
   Надо было знать Серёгу. Он так просто не сдавался. Решение было принято по-
  военному молниеносно, но с некоторыми побочными явлениями. Он разрезал сардель-
  ки в месте их "стыковки", к образовавшимся хвостикам привязал по суровой нитке.
  Хорошо привязал, двойным узлом, как учили. И погрузил ужин в кипящее нутро чай-
  ника. Теперь их и ленивый сварил бы.
   Сеня, вернувшись домой, застал Серёгу в прекрасном расположении духа и при-
  поднятом настроении. Он перемещался по комнате и выдувал на свистке от чайника
  какой-то бравурный марш. Судя по размеру. О мелодии здесь речь не идёт. Присоеди-
  нившийся к радости Серёги чайник, исторгал ароматы, призывающие что-либо съесть
  в срочном порядке.
   - Чем это у нас таким вкусным пахнет? - зная Серёгу, не без осторожности поин-
  тересовался Видов.
   - Сарделечки уважаешь? Сейчас ужинать будем, - не без гордости, и как небезос-
  новательно показалось капитану, без излишней скромности, объявил меню раскраснев-
  шийся от суеты Серёга, - пальчики оближешь.
   Из чего такого должны быть сотворены сардельки, чтобы после них облизывать
  пальцы, до сегодняшнего вечера Сеня не знал, и, питая слабую надежду разрешить эту
  загадку при помощи кулинарного таланта прапорщика, похвалил хозяйственно-догад-
  ливого Серёгу.
   - Да ты у нас кормилец!
   - Как думаешь, сварились? - на всякий случай решил уточнить тот.
   - Горячее сырым не бывает.
   - Значит, "За" - единогласно!
   Серёга торжественно потащил за кончики ниток, которые он предусмотрительно
  сделал подлиннее. Но случилось непредвиденное - те самые побочные явления - сарде-
  льки разварились, стали поперёк себя толще и назад через носик чайника извлекаться
  не хотели. Видимо, догадывались, какая участь их ожидает. Из чайника на свет яви-
  лись непрезентабельного вида оболочки от сарделек, болтающиеся в твёрдом кулаке
  Серёги на надёжно привязанных нитках.
   Запах мяса, перца и ещё чего-то вкусного требовали от повара применить повы-
  шеную сообразительность, пока его самого не начали есть. Или бить. Видов молча наб-
  людал за муками своего боевого товарища, едва сдерживая смех. Едим-то мы каждый
  день. А вот когда ещё посмеяться доведётся!
   - В больницу съездил? - попытался оттянуть время расплаты Серёга.
   - Съездил, съездил. Что теперь делать будешь?
   - Ты командир, тебе и решать. Всё, что мог, я сделал.
   - Это точно, - согласился Сеня. - Чайник ты угробил, однозначно.
   Капитан подал несостоявшемуся повару штык-нож:
   - На, вскрывай. А я пошёл в магазин за новым чайником. Кипяток слить не
  забудь.
   За время отсутствия Видова Серёга успел провести вскрытие дна чайника, при-
  менив старую, как мир, технологию распечатывания консервных банок. Теперь сарде- лек ожидала неминуемая жестокая расправа.
   Новый чайник, по странной прихоти Сени, оказался с крышкой, но без свистка.
  Один свисток у Серёги уже имелся.
  
  
   Неделя "отдыха" прошла в рутинной возне с техникой, караулах, нарядах, пат-
  рулировании, занятиями теоретической, практической и политической подготовкой
  с личным составом, проведением очередного строевого миллионного смотра, помыв-
  кой в походной бане и прочими милыми безделушками. И в просиживании бесконеч-
  ных вечеров перед телевизором, за преферансом или за игрой на бильярде.
  
   - 17 -
   Воскресным вечером, сменив на блокпосту старлея Ширяева и его "орлов", зас-
  тупившие на дежурство бойцы группы капитана Видова приводили себя, что называ-
  ется, к "нормальному бою". Непосредственно о войне здесь речь не идёт. В этом напра-
  влении всё было отлажено и притёрто. Сейчас каждый попросту занимался своим де-
  лом: очередной наряд приступал к осмотру проезжающих машин, проверяя салоны и
  багажники и ненавязчиво прощупывая пассажиров металлоискателем. Кто-то брился
  или дремал, готовясь к ночной смене, кто-то до глянцевого пижонского блеска начи-
  щал и без того сияющие полуботинки на высокой шнуровке. Так, обыденно, минула
  ещё одна ночь. И ещё одно утро.
   Видов, открыв дверь и расположившись на переднем сидении "УАЗика", наблю-
  дал за происходящим на блокпосте, изредка отдавая необходимые распоряжения, ста-
  раясь без надобности не дёргать лишний раз своих подчинённых. Лобовое стекло его
  временного штаба затенял поднятый капот, из-под которого торчала часть тела сер-
  жанта Чуйко, та, что располагается пониже спины. Копаться в машине Лёшке не на-
  доедало никогда. И воздавая должное водителю капитана Видова, стоит отметить тот
  факт, что возился с ней он не бестолково. За всё время Лёшкиной службы не было ни
  одного случая, чтобы верный четырёхколёсный друг подвёл своего хозяина. Казалось,
  что машина заводилась ещё до того, как он успевал в неё сесть.
   - Слышь, капитан, - дурачился двухметровый силуэт проявившегося у машины
  прапорщика Серёги Сергеева, - к нам, кажись, ктой-то едет.
   Видов посмотрел сначала на непонятно с чего разошедшегося старшину, что са-
  мо по себе, зная по опыту, было чревато известными последствиями, потом перевёл
  взгляд на дорогу, ведущую из города к блокпосту.
   Утренний поток, если можно назвать потоком семь или восемь машин, побывав-
  ших здесь, прервал своё неторопливое течение с полчаса назад. И теперь дорога каза-
  лась бы совершенно опустевшей, если бы не одно "но"... По тёмной асфальтовой поло-
  се в их сторону двигалось что-то воздушно-белое, с длинными развевающимися на лёг-
  ком, расшалившемся летнем ветерке, светлыми волосами. И не что-то, а кто-то.
   - Боевая тревога, товарищ капитан? - послышался сдавленный шёпот сержанта
  Чуйко, вынырнувшего из подкапотных недр своего железного коня.
   - Пойди умойся, тревожный ты наш, - посоветовал ему Сеня, не отрывая взгляда
  от приближающейся девушки.
   Хотел он этого или нет, но сказка продолжалась.
   Гадкий утёнок или, если хотите, Царевна-Лягушка, которую Видов извлёк со дна
  Озера, и та Царевна-Несмеяна с запавшими глазами из больничной палаты преврати-
  лась в... ну, вы и сами знаете, сказки читали. Только прискакала она не в коробчонке,
  и её средство передвижения было самое что ни на есть не волшебное - обыкновенный
  дамский велосипед с прикреплённым верёвкой к багажнику чёрным плоским ящиком
  и какими-то металлически поблёскивающими трубками.
   Сильвана подъехала к блокпосту. Да, это была она и не она. Как мало сейчас по-
  ходила она на ту дрожащую у него на руках мокрую девчонку со спутанными волосами.
  Легкоё белое платье ненавязчиво подчёркивало сочетание хрупкости девичьих форм
  со сформировавшейся пикантной женственностью, так свойственным её возрасту, но,
  к сожалению, так же редко встречающихся. Пышные, длинные, невесомые волосы от-
  тенка древесного пепла скрывали от нескромных взглядов открытую вырезом на пла-
  тье спину неожиданной гостьи. Мутные глаза поголубели, и стали своим цветом напо-
  минать то озеро, в котором она пыталась найти нечто, утраченное на земле.
   Сеня почувствовал, что теперь в этом омуте с голубой, небесной чистоты водой,
  начинает тонуть сам. Причём - безнадёжно. Но на этот раз спасение утопающих было делом рук самих утопающих. Так уж получается, без классики - никуда.
   - Везёт же некоторым, - высказал свои мысли вслух прапорщик Серёга. Но кому
  именно везёт, уточнять не стал.
   Сильвана оставила у шлагбаума свой незатейливый транспорт, и, найдя взгля-
  дом Видова, подойдя к нему, с извиняющейся улыбкой проговорила:
   - Я, надеюсь, не нарушаю военный режим?
  
   - 18 -
  
   Вопрос был чисто риторическим. Не надо быть великим тактиком и стратегом,
  чтобы догадаться, что с появлением девушки боеготовность личного состава вверенно-
  го капитану Видову блокпоста снизилась до критической нулевой отметки.
   Ещё несколько недель назад, когда здесь вовсю работали снайперы или можно
  было поймать выстрел из гранатомёта, капитан ни за что не позволил ей даже прибли-
  зиться к блокпосту. Сегодня Сеня мог позволить себе попросту отшутиться:
   - Военный режим вы не нарушаете, но я очень опасаюсь, что ваш вид деморали-
  зующе подействует на моих ребят.
   - Тогда - здравствуйте, - просто сказала она.
   - Здравствуйте. Очень рад вас видеть... такой. - Видов, как и положено истинно-
  му разведчику (не путать со шпионом) замаскировался - дальше некуда. Из сказанно-
  го им было совершенно непонятно, то ли он рад видеть Сильвану, то ли рад, что она
  пришла в себя.
   - Вы меня простите, пожалуйста, я, там, в клинике... я не такая, как сейчас та-
  кая... я такой не была, - совсем запуталась Сильвана, и они рассмеялись.
   - Я совсем не это имел в виду, - улыбаясь одними глазами, сказал Сеня.
   - А я - это. Извините, что не нашла вас раньше, чтобы попросить прощения за
  свой дурной тон. И ещё я приехала, чтобы поблагодарить вас.
   - О, об этом можете не беспокоиться. Вы меня уже отблагодарили одним своим
  появлением здесь. Видите, как мне завидуют, что я разговариваю с такой девушкой?
   Служба на блокпосте была завалена окончательно. Все только делали вид, что
  заняты делом. На самом деле они занимались тем, что исподтишка наблюдали за сво-
  им командиром и почти незнакомкой, с трудом угадывая в ней спасённую Видовым
  девушку. Это была странная, красивая пара - высокий, подтянутый Сеня в камуфля-
  же и хрупкая блондинка в белом, лёгком платье. Полное несоответствие. Абсолютная
  гармония.
   - Я должна поблагодарить вас не за себя, - теперь она говорила очень серьёзно,
  - за папу. Своею глупостью я могла бы убить его. Считайте, что вы спасли две жизни.
  А если ещё учесть, что папа, как говорят, нейрохирург от Бога, то...
   - Нейрохирург - это специалист по черепно-мозговым травмам? - поинтересова-
  лся Сеня, сталкивавшийся до сего дня только со знатоками сквозных и осколочных ранений, да со стоматологами, кои особой радости от знакомства с ними не доставляли.
  В плане лечения, конечно. В жизни - милейшие люди.
   - Папа специализируется по травмам позвоночника, но хирург всегда хирург.
   - Скажите, Сильвана...
   Он впервые назвал её по имени, и только теперь они осознали, что разговарива-
  ют друг с другом как старые знакомые, даже не представившись, не назвав своих имён.
   - Вы знаете как меня зовут? - скорее по инерции, чем от растерянности спросила
  Сильвана.
   - Выяснить, при желании, это было бы не сложно. В регистратуре, например.
  - При слове "регистратура" глаза Сильваны подозрительно остро сверкнули, но Сеня
  сделал вид, что не заметил этого. - Я встречался с профессором Торге, вашим отцом.
   - Я тоже знаю ваше имя! - не без ноток радости, что может удивить его, встрях-
  нув задорно локонами, призналась Сильвана.
   - Откуда? Уж не встречались ли вы с моим командованием?
   - При желании это выяснить было не сложно, - она немножечко мстила ему. -
  Где стоят русские знает весь город. Я искала вас в вашей части и, по чистой случайно-
  сти, встретила вашего друга. Ширев, кажется...
   - Ширяев.
   - Да, Ширяев. Он сказал, что вас зовут Сеня. Видов Сеня. И что вы находитесь
  здесь, но это - страшная военная тайна.
   Сильвана удивительно правильно разговаривала по-русски. Только очень мяг-
  ко произносила звук "я". И от этого его имя, приобретая некий новый, незнакомый
  оттенок, звучало, тем не менее, по-домашнему интимно: "Се-е-нь-я". Отточенная до
  недосягаемой остроты, сделанная из неведомого сплава игла кольнула капитана в том
  месте, где обитает в нас нечто, напрочь отрицаемое упёртыми в своём неверии матери-
  алистами.
   - 19 -
   И вновь Сеня улыбнулся, но глаза теперь в этом действе участия не принимали.
   - Большого секрета в том, где расположен наш пост, как и в том, что меня зовут
  Сеня, нет. Рад знакомству с вами!
   Капитан поклонился и щёлкнул каблуками, поддерживая полушутливый тон
  их общения. Сильвана, приподняв кончиками тонких пальцев краешек платья, сдела-
  ла книксен. У Лёшки Чуйко в этот момент заглохла его машина.
   - Не сочтите меня назойливым, - вернулся Сеня к их первому разговору в боль-
  ничной палате, - но вы слишком хорошо говорите по-русски, что мне так и хочется
  спросить - неужели у вас так хорошо преподают иностранные языки?
   - Я не думаю, что наши преподаватели отличаются от ваших. Да и ученики везде
  одинаковы. Всё дело в том, что русский был вторым языком в нашей семье. Папа за-
  канчивал медицинский в Москве. У него до сих пор там масса знакомых, с которыми
  он регулярно переписывается. Пишет научные статьи по нейрохирургии для медицин-
  ских журналов, издающихся у вас в России. А мама переводила Булгакова, Платонова,
  Цветаеву.
   - Почему - переводила? - машинально спросил Видов, заранее предвидя ответ.
   - Мама погибла три года назад.
   - Простите... я не хотел... мне очень жаль...
   Дежурные предложения, нелепые фразы, стандартный набор безликих слов. Но
  лучших ещё не придумали, и навряд ли придумают. Спасти положение может только
  степень искренности того, кто всё это произносит. Можно, конечно, сыграть участли-
  вое сочувствие, и некоторым великолепным актёрам по жизни очень удаются такие роли: скорбно склонить голову, потянуть носом, смахнуть жгучую несуществующую слезу. Но Сеня притворяться не хотел и не умел. Поэтому они просто немного помол-
  чали, а потом загадочно, как и подобает героине сказки, Сильвана улыбнулась и обра-
  тилась к капитану с просительными интонациями, что, зачастую, у женщин, даже не
  столь искушённых, граничит с врождённым кокетством.
   - Мне неловко просить вас об одолжении, но не могли бы вы выполнить одну
  маленькую просьбу?
   - Я не волшебник, я только учусь. Но дружба помогает нам делать настоящие
  чудеса! - процитировал Сеня.
   - А я знаю откуда это. Из очень старого фильма про Золушку.
   - Тогда - просите.
   Желание Сильваны было простым, но несколько неожиданным для Видова.
   - Через месяц я должна представить худсовету факультета мою дипломную ра-
  боту - портрет мужчины. Разрешите мне нарисовать вас?
   Капитан посмотрел девушке в глаза, но ничего более чем она сказала, прочесть
  в них не мог.
   - Вы знаете, я бы, пожалуй, согласился, - мягко, стараясь не обидеть гостью, ска-
  зал он, - но у меня не будет времени позировать вам. Нарисуйте-ка лучше...
   Сеня осмотрелся по сторонам. В нескольких шагах от них сержант Алексей Пет-
  рович Чуйко, сверкающий свежевымытым лицом, как новёхонькая десятирублёвая
  монета Банка России (инфляция, господа, инфляция), имитируя кипучую детельность,
  поднося время от времени к глазам бинокль и принимая живописнейшие позы, коими
  без всякой натяжки могли бы гордиться индейцы самого крутого племени апачей, вы-
  ступивших на боевую тропу, всячески старался обратить на себя внимание Сильваны.
   - ... нарисуйте-ка лучше сержанта Чуйко.
   Сильвана ничуть не обиделась, и с готовность согласилась, чем, опять-таки,
  удивила Сеню.
   - Сержант Чуйко, - призвал под знамёна "вождя краснокожих" капитан, - полу-
  чите боевой приказ.
   - Слушаю и повинуюсь, товарищ капитан!
   Серьёзности на все миротворческие силы.
   - Девушке необходимо нарисовать портрет, - поставил задачу Видов.
   - Так я ж рисую, как Остап Бендер!... Но если надо...
  
  
   - 20 -
   - Изображать будут тебя, - успокоил озадаченного не на шутку подчинённого ка-
  питан.
   "Остаётся только надеяться, - говорил он себе, - что, если у Лёшки и на картине
  будет такая же глупая физиономия, как сейчас, то на имидже нашей доблестной армии
  это никоим образом не отразится".
   Сильвана сняла с багажника велосипеда плоский, чёрный ящик, оказавшийся
  на самом деле мольбертом. Сержант крутился волчком вокруг девушки, всячески ста-
  раясь помочь в её приготовлениях. Наконец, Лёшка застыл в указанной Сильваной
  позе, и был готов скорее умереть во цвете лет, нежели пошевелиться. И только его гла-
  за с подобострастным восхищением следили за каждым движением прекрасной худож-
  ницы.
   Убедившись, что процесс пошёл, Видов присел на подножку машины-радиостан-
  ции, стал наблюдать за тем, как на шлагбауме проверяют изредка проезжающие авто-
  мобили. На этом направлении всем и вся руководил прапорщик Серёга Сергеев, ранее
  особым желанием делать за других работу не отличавшийся. Блокпост нёс службу как
  никогда исправно.
   Время от времени Сеня поглядывал в сторону рисующей Сильваны. Девушка
  почти мгновенно реагировала на его взгляд и оборачивалась. Глаза их встречались на
  тысячную долю секунды, но он успевал сказать ей без слов, что отвлёк её случайно, и
  она, улыбнувшись, продолжала рисовать не замечающего этих взглядов Лёшку.
   - Я отвлёк тебя? - спрашивали его глаза.
   - Нет... это я посмотрела на тебя...
   Ещё один раз, ещё один миг, и они снова прилагали максимум усилий, чтобы
  отвести взгляд, не выдать, не вспугнуть чувство, которое теперь жило в них, хотя ни
  Сильвана, ни Видов до конца ещё не осознавали, что вокруг них по чьей-то странной
  прихоти плелась незримая сеть, готовая опутать своими неразрываемыми нитями из-
  мотанного и войной и миром женатого мужчину и только что пережившую самоё себя девушку. И вот именно это ощущение присутствия невидимой нити, малейшее колеба-
  ние новой связующей, вызывало в душе капитана ясно осязаемое чувство непредвиден-
  ного. Такое чувство он испытывал лишь однажды - за мгновение до того, как они нар-
  вались на засаду в горах, предварительно напоровшись на фугас. Сеня понимал, что
  всё только начинается. Знать бы ещё - что!
   - Я, если вы разрешите, приеду завтра, - вернула Видова на землю стоявшая ря-
  дом Сильвана.
   - Если это вам необходимо, пожалуйста...
   Он настолько непозволительно расслабился, что не услышал, как она оказалась
  рядом.
   - Очень. Очень необходимо, - приходило время прощания, - я приеду. Обязатель-
  но. До завтра.
   - До завтра, - то ли уточнил, то ли подтвердил капитан.
   - Адьё, мадемуазель Сильвана, - шаркнув армейским полуботинком сорок пятого
  размера, галантно раскланялся Лёшка, вложив в прощальную фразу все свои фундаме-
  нтальные познания французского.
   Сказочное видение исчезло так же, как и появилось. Внезапно.
  
  
   - Если бы ни одно обстоятельство, - говорил в пространство Лёшка, глядя вслед
  удаляющейся Сильване, - я бы влюбился, страдал и умер от тоски и неразделённой лю-
  бви. Молодым и счастливым.
   - От чего, от чего, - переспросил его Видов, - от неразделённой любви? Счастли-
  вым?
   - Счастливым, - подтвердил Лёшка, - потому что помер рано.
   Сеня ждал продолжения представления, но его не последовало. Сержант, неожи-
  данно серьёзно, подвёл черту вышеизложенному:
   - Она, товарищ капитан, больше не вас смотрела, нежели рисовала.
  
  
   - 21 -
   Как оказалось, Лёшка видел значительно больше, чем это предполагалось пер-
  воначально.
   - Ладно, Лёшка, хватит тебе придумывать. Я знаю, сказки - твоё хобби. Построй
  народ, брат Гримм. Буду ставить задачу наряду и караулу на ночь.
  
  
   Добравшись до окраины города на велосипеде, дальше Сильвана решила немно-
  го пройтись пешком. Ей необходимо было спокойно подумать. Просто спокойно поду-
  мать. Заполнить изматывающую, доводящую до тошноты, сосущую пустоту, прочно
  обосновавшуюся где-то под сердцем.
   "Что со мной происходит? - задавала она себе один за другим вопросы. - Для че-
  го я поехала на блокпост? Что так влечёт меня к этому русскому офицеру? Обыкновен-
  ная благодарность? Но всего месяц назад мне ещё казалось, что любовь к Горану - это
  то единственное, ради чего я живу. А я и жила до тех пор, пока... Пока он приходил и
  уходил. Приходил, когда пожелает, и уходил, когда посчитает нужным. Звонил, когда
  это было удобно ему, и я принимала всё, как должное, отказываясь от вся и всех ле-
  тела к нему по первому зову. Если всё это называется любовью, то есть ли на земле
  ещё более изощрённые добровольные пытки и издевательства над самим собой?"
   Горан, как и большинство мужчин, не стеснённых в средствах и не особенно об-
  ременённых понятиями о порядочности (находящихся зачастую, к сожалению, в прямо- пропорциональной зависимости), ухаживал шаблонно красиво, что для юных, и не только юных созданий, боготворящего объект своих воздыханий, принципиального значения не имеет. Цветы в ярких, как фантики от дешёвых конфет, обёртках, сверка-
  ющая вишнёвым лаком машина, коробочка ассорти с ликёром, прогулки по ночным,
  блестящими каплями летнего дождя мощёным улочкам, поездки по уединённым лес-
  ным островкам среди моря дурманно пахнущей травы. Всегда весёлый, остроумный
  и внимательный во время их неупорядоченных встреч. А в остальное время?
   В её двадцатую осень он ворвался фейерверком неизведанных чувств и радуж-
  ных надежд. И сердце ликовало - вот оно, сбылось! Замечая всё нарастающее внима-
  ние со стороны сильного пола, у Сильваны, тем не менее, не возникало ни малейшего
  желания, растрачивая себя по мелочам, с головой окунуться в тот водоворот, в кото-
  рый с какой-то непонятной для неё безудержностью, с готовностью погружались её
  ровесницы, меняющие партнёров с такой же лёгкостью, как сменяли тон губной по-
  мады или теней для век. Теперь всё это называлось фразой, перешедшей в жизнь из
  дешёвых порнофильмов, - заниматься любовью. От этого словосочетания (словонесо-
  четания) воротило наизнанку. Ей хотелось чего-то большего, нежели похотливое ми-
  молётное удовлетворение плоти на заднем сидении автомобиля. Но она прошла и через
  это, переступив через себя, тупо смотрев на болтающегося под зеркалом заднего вида
  скелетика на цепочке. Потому что Горан так хотел.
   Она верила, что, отдавая себя, своё тело, свою любовь, может рассчитывать на
  взаимность, что в трудную минуту, как и в минуты её самоотречения, рядом окажется
  верный, надёжный, неунывающий Горан. И что в результате? Рядом никого. Ни-ко-го.
  Звучит, как постоянное, непрекращающееся эхо. Как пустота. Бесконечная пустота на
  дне озера. Но в озере не бывает эха.
   И почему случилось так, что именно в этот момент появляется он - неожиданно сильный в своей беззащитности перед нею и обстоятельствами, излучающий доселе не-
  ведомую теплоту зеленоглазый русский офицер со своим смешным гномиком, пытав- шийся согреть её ледяные, сведённые нервной судорогой пальцы?
   "Сеня... - мысли Сильваны вернули её на блокпост. - Если бы он знал, что я,
  натворив столько глупостей, из-за своего эгоизма едва не погубив отца, пала так низ-
  ко, что лететь дальше было некуда, вряд ли стал со мной так спокойно разговаривать.
  Но в том-то и дело, что он всё прекрасно понимает ...или я его попросту не интересую.
  И снова я думаю о нём. Видела всего три раза, но не могу не думать о нём постоянно.
  Мамочка - что со мною происходит?!"
   "Это жажда жить, милая!" - мама всегда была рядом.
  
  
   - 22 -
   Проведя почти всю ночь без сна, то проверяя со сменой тех, кого непредвиден-
  ные обстоятельства принуждали передвигаться в районе блокпоста, потом, сидя на
  всё той же подножке машины-радиостанции, слушая, как дежурный связист, лёшкин
  закадычный дружбан, одним ухом следя за эфиром, попутно накручивал ручку радио-
  приёмника, выискивая среди звукового хаоса свой любимый "Скорпионс", Сеня под
  утро разбудил прапорщика Сергеева, отправил его следить за порядком, а сам, не раз-
  деваясь, прилёг на кровать в палатке...
   ... Его во второй раз за это короткое время разбудил немой сон: он лежал на бе-
  регу озера, а того, кто так был похож на него, пыталась поднять, поддерживая голову
  и плечи, Сильвана. Девушка что-то беззвучно кричала, из глаз текли слёзы. И снова
  немой крик. Но капитан понимал её безмолвный зов: " Дыши! Прошу тебя, дыши!"
   - Донырялся, - произнёс вслух Сеня, срывая с себя одеяло вместе со сном и резко
  вставая с кровати. - Поспал, одним словом.
   Выбравшись из душной палатки, Видов застал свой личный состав за мытьём
  котелков после завтрака. Значит, он проспал часа четыре с половиной. Нормально.
  Теперь, по всем законам воинской науки, не помешало бы чего-нибудь покушать. Со
  стороны походной кухни происходил чудный аромат приготовленной на свежем возду- хе пищи. Сеня, питая в душе надежду, что о командире не забыли, направился в импро-
  визированую столовую, в виде всё той же армейской палатки со сколоченными внутри неё из необструганных досок и чурок столов и лавок, вкопанных в землю.
   - Пётр, что сегодня на завтрак? - спросил Видов для проформы у солдата, колдо-
  вавшего у огромной сковороды, называемой по неизвестной причине "сиротской". Воп-
  рос капитана был чисто риторическим. - Снова ни свет, ни заря по лесу шлялся? Ты
  под приказом, что грибы собирать запрещено, подписывался?
   - Угу, - повар не отказывался. Было дело, подписывался.
   Грибы в армии - это особая статья. Грибы не то что есть ( употреблять в пищу),
  даже собирать (а зачем, спрашивается, их собирать, если не есть?) запрещали бесчис-
  ленные строжайшие приказы, пугающие циркуляры и грозные инструкции, от чтения
  которых становилось муторно и без грибов. Сии вердикты оглашали перед строем, за-
  читывали на специальных занятиях, их выслушивали, подписывался каждый лично,
  но грибы продолжали не только собирать, но и есть.
   - Грибы ещё ладно, а если на мину напорешься! - здоровый, молодой организм и ноющий от голода желудок призывали капитана к компромиссу. Хотя бы на сегодня. А завтра - ни-ни! Старая песня.
   Повар сделал ну очень виноватое лицо, взял чистую тарелку, обиженно демон-
  стративно протёр её, и целая гора дымящейся вкуснятины положила конец так тол-
  ком и не начавшемуся нагоняю. При этом Пётр приговаривал:
   - Товарищ капитан, я что, по-вашему, смахиваю на камикадзе?
   - Да нет, глаза как будто не узкие, - согласился с ним Видов, отправляя первую
  ложку горячей до невозможного картошки с сочными моховиками в рот.
   - Вот и я о том толкую. Мы, для первого раза, пошли в лес с Васьком-сапёром,
  отыскали грибную поляночку, всё лишнее с неё убрали, а пару сигнальных мин и таб-
  личку "Осторожно, мины!" оставили. Там-то и делов всего-то было - десятка полтора мин да штуки четыре растяжки. А с кем-либо ещё я повстречаться не боюсь.
   В последнем заявлении временного работника кухни Видов сомневаться не стал.
  Пётр был земляком Лёшки Чуйко, и их счастливое детство и отрочество прошли в си- бирской глуши, с главными развлечениями в виде собирания всякой растительности в непролазных дебрях, охоты и игры в партизанов. На первый промысел с отцом Пётр отправился в неполных семь лет. Немного погодя, за успешное окончание третьего
  класса, он был премирован батей, получив в награду потёртую укороченную трёхли- нейку конструкции Мосина, передававшуюся в их семье от отца сыну, по традиции заведённой прадедом Петра, ходившей с нею в те делёкие, смутные времена то ли на атамана Колчака, то ли на красных.
   Ох, не знали об этом те "духи", попытавшиеся устроить на них засаду в одной
  из многочисленных горных лощинок. Не все ещё поняли, что происходит, а "повар"
  к тому моменту успел разобраться с тремя из особо рьяных нападавших.
  
   - 23 -
   Появление столь ценного бойца на кухне объяснялось очень просто. В каждом
  подразделении всегда найдётся такой солдат, который и часы отремонтирует, и бритву
  починит, и обед состряпает. Этакий Тёркин во плоти.
   Позавтракав, поблагодарив Петра и погрозив ему пальцем "за лес", капитан
  приступил к исполнению возложенных на него обязанностей, чей перечень оставался неизменным вот уже который год, лишь добавляя со временем большую ответствен-
  ность да увеличивая количество личного состава.
  
  
   Мысли кружились на карусели воспоминаний о промелькнувшем вчерашнем дне. Сегодняшний был отвратительно бесконечным.
   Сильвана появилась в тот момент, когда Сене подумалось, что она уже никогда
  не приедет. Как и в прошлый раз она остановилась у шлагбаума, прислонила велоси-
  пед к ограждению, направилась навстречу Видову, приветствуя по пути с солдат.
   - Здравствуйте, Сильвана.
   - Здравствуйте, Сеня.
   Она подала ему свою руку. Европейский жест, несвойственный русским женщи-
  нам. Сеня осторожно пожал её аккуратную ладошку. Тёплый комочек в ответ довери-
  тельно прижался к его пальцам.
   - Я только что думал о том, что вы не приедете.
   - Если я обещала, то, даже если бы не могла приехать, всё равно была бы здесь
  и предупредила, что приехать не могу, - несколько путано, улыбаясь, говорила гостья.
  - А если вы думали обо мне, значит, ждали. Сознавайтесь.
   Капитан понял, что он элементарно, на ровном месте, проговорился, но очевид-
  ного отрицать не стал.
   - Ждал, - просто сказал Сеня.
   Видимо, ощутив на себе в прошлый приезд избыток мужского внимания лично-го состава блокпоста, лёгкое белое платье Сильвана сменила на светло-голубые кото- новые бриджи, свободную спортивную майку и высокие кроссовки. Но этот задорный,
  мальчишеский стиль ещё больше подчёркивал её женственность и привлекательность.
  А может статься, всё так и было задумано.
   - Вы сегодня без мольберта. Что-нибудь случилось?
   - Нет, - не совсем убеждённо начала Сильвана. - Точнее - да, случилось. Я прие-
  хала попрощаться.
  Сухой, как наждачная бумага, колючий шар сначала подскочил к горлу Видова, а потом рухнул вниз. Расслабился? Получи!
   - Я должна уехать. Мне этого так не хочется, особенно теперь... но я не могу...
  Папа очень просит меня. Вы не могли бы немного проводить меня?
   "А ты ожидал чего-то большего?" - ехидно спрашивал Видов-второй.
   Они пошли по краю дороги. Сеня вёл велосипед за руль, придерживая его с од-
  ной стороны, Сильвана шла, отрешённо помахивая сорванной веточкой. Получалась
  прямо-таки тургеневская сцена прощания главных героев.
   - А как же ваша курсовая работа? - он пытался найти хоть какой-то повод, спо-
  собный задержать её отъезд.
  - Тех набросков, что я успела сделать вчера, мне должно хватить. Да и уезжаю
  я не навсегда. Всего на четыре дня.
   "Вот и попробуй понять женщин. С этого и надо было начинать!" - комок в гор-
  ле плавно спланировал на запасной аэродром до следующего раза.
   "Чему, Видов, чему ты радуешься?" - не унимался окончательно проявившийся
  двойник - этакий обожающий жизнь до ненависти весельчак и балагур, приданный большинству из более-менее разумных людей в нагрузку, чтобы эта жизнь мёдом не казалась.
   - Папу пригласил в Дрезден его друг - профессор Людеритц. - Сильвана очень
  правильно разговаривала на русском языке, как, впрочем, все иностранцы, имевшие
  возможность совмещать изучение грамматики в учебном заведении с постоянной раз-
  говорной практикой.
  
   - 24 -
   Далее со слов девушки Сеня понял, что этот немецкий профессор пригласил
  своего давнего друга и коллегу нейрохирурга Торге, отца Сильваны, выступить на организованном по его инициативе семинаре с докладом, название которого для прос-того смертного звучит как послание из другой галактики.
   - Папа зовёт меня с собой, - продолжала Сильвана, - Ещё недавно я бы не заду-
  мываясь поехала. Ведь я, какая никакая, но всё-таки художник. Может быть, это един-
  ственный для меня шанс побывать в Дрезденской картинной галерее. Рафаэль, Тици-
  ан, Ван Дейк, Пикассо... А сейчас не знаю, чего большего мне хочется: то ли поехать,
  то ли остаться.
   - В Дрездене ещё есть Цвингер - дворец саксонского курфюрста Августа Силь-
  ного, он же Красивый, Оперный театр, сокровищница Зелёные Своды. Это очень кра-
  сивый город. На вашем месте, я обязательно бы поехал, - говорил Сеня совершенно
  не то, что думал.
   - Вы бывали в Дрездене?
   - Я успел прослужить в Германии до вывода два года совсем зелёным лейтенан-
  том.
   - Зелёным? Это как?
   - В смысле молодым. Но считаю, что мне повезло, и я успел кое-где побывать.
  И поэтому говорю вам - поезжайте, не пожалеете.
   - Хорошо, я сделаю всё так, как вы советуете, - согласилась Сильвана, - но с од-
  ним маленьким условием. Вы пообещаете мне в следующее воскресенье обязательно
  побывать у нас в гостях.
   - Вы собираетесь устраивать торжественный приём?
   - Нет. Тихий вечер. Вы, я и папа. У меня для вас приготовлен небольшой сюр-
  приз. И папа просил передать, что будет очень рад познакомиться с вами ближе. Вот
  адрес.
   Девушка протянула ему украшенную вензелем визитную карточку отца, сделан-
  ную из плотной, рельефной глянцевой бумаги. "Доктор медицины, профессор Торге" -
  гласила надпись. Далее шли адрес, служебный и домашний телефоны.
   - Именно сейчас я не могу пообещать, что точно буду у вас в назначенный день
  и час. Я человек военный, подневольный, себе не принадлежу. Но попробую договори-
  ться со своим начальством. Только у меня также есть одно условие - никаких ценных
  подарков в виде благодарности.
   - О, об этом можете не беспокоиться! Я приготовлю для вас, если успею, больше,
  чем ценный подарок.
   - Договорились. - Видов остановился. - Извините, Сильвана, но дальше прово-
  жать я не могу. Нам пора прощаться.
   - До воскресенья?
   - До воскресенья.
   Сильвана села на велосипед и, слегка повиливая на пустом шоссе из стороны в сторону, как будто объезжая несуществующие препятствия, поехала в сторону города.
  Видов, ни разу не оглянувшись на удаляющуюся девушку, возвратился на блокпост.
  У шлагбаума его ждал Лёшка.
   - Я ещё вчера всё понял. Картина! Дипломная работа! Она всё придумала, - де-
  монстрировал своё крайнее возмущение безграничным женским коварством потенци-
  альный прототип будущего портрета. - Она приезжала сюда снова только ради того,
  чтобы увидеть вас. Вот и всё! А то - картина! Дипломная!
   Будь Лёшка несколько помладше, можно было бы сказать, что устами младенца
  глаголет истина. Но поскольку теперь лёшкины уста могли наравне с молочными про- дуктами потреблять спирт, то они могли на данном этапе и ошибаться.
  
  
  
  
  
  
  
   - 25 -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Двое.
  
  
  
  
  
   Отдежурив положенный срок, группа капитана Видова вернулась на базу. Сме-
  на в очередной раз перешла к старлею Ширяеву.
   На следующий день, после того, как жара немного спала, за капитаном пришёл
  посыльный командира батальона, прямого и непосредственного начальника Видова.
  "Папа вызывает", - так между собой говорили солдаты и офицеры, когда у их коман-
  дира возникала необходимость пообщаться с кем-либо из личного состава миротвор-
  цев. Подобно хорошему спортивному судье на ответственных соревнованиях, он был
  незаметен: разрешал в меру побороться, лишний раз перед глазами не мелькал, рука-
  ми ненужных жестов не делал. А игра идёт, и всем нравится. Но если он свистнет, то вовсе не из-за того, что в голове скопился лишний воздух.
   Примерно то же самое происходило и вверенном ему подразделении. Командир
  батальона - должность, конечно, не полковничья. В мирное время и не за границей.
  Потомственный военный, ведущий свою родословную ещё от царских офицеров, пол-
  ковник Брасов не даром звался "папой". Такое надо заслужить, и обходится это иной
  раз не в пример дороже и почётнее, нежели некоторые правительственные награды, заполученные умелым расшаркиванием по придворному паркету. В полковника Бра-
  сова подчинённые верили безоговорочно и могли идти за ним ... Так и хочется напи-
  сать: в огонь и в воду - но и там, и там они уже успели побывать неоднократно.
   Зарабатывается такой авторитет не сюсюканьем, заигрыванием и употреблени-
  ем солдатской каши в полевых условиях после охоты и дичи под спиртик. Не добиться
  его и похлопыванием по плечу, совмещённым с по-отечески ласковым заготовленным
  ради такого случая взглядом: "Как вам, солдатушки, служится - не тужится?"
   "Папа" мог посмотреть так, что "гусиной кожи", которой покрывалась спина
  того, кто, провинившись, попадал под этот взгляд, хватило бы на целую стаю водопла-
  вающих. Но если и можно было найти в ком-то поддержку и понимание, а временами
  и защиту от несправедливо придирающихся "вечнопроверяющих", то этим человеком
  оказывался опять-таки полковник Брасов. Но самым главным было не это. Все знали,
  что "папа" за своих людей любому перегрызёт глотку, достанет где угодно. Знали это и те, кто воевал против полковника, а по сему остерегались лишний раз сталкиваться с его воинами.
   Видов вышел из своей комнаты и направился по длинному коридору школы с
  заложенными до половины мешками с песком окнами. Школой это здание было в мир-
  ное время. Но они находились здесь не зря. К осени миротворцы переселятся, а здесь
  снова, вместо шагов в тяжёлой армейской обуви, затопотят по ступенькам лёгкие детс-
  кие шаги, в "учительскую" вернутся преподаватели. Пока это помещение принадлежа-
  ло человеку в погонах. Сеня постучал в приоткрытую дверь и вошёл.
   - Разрешите, товарищ полковник? Здравия желаю!
   - И вам не хворать. Заходи.
   Видов подошёл к столу, за которым расположился командир, весь обложенный
  бумагами. Он что-то читал без особого восторга.
  
   - 26 -
   - Сейчас... подожди минутку, присаживайся.
   Через минуту, закончив читать очередной то ли приказ, то ли распоряжение
  мудрого руководства, "папа" подписал бумагу и поднял глаза на капитана.
   - Достала эта бумажная волокита! Знаешь, Сеня, если бы американцы столько
  писали, сколько пишем мы, то они не только стрелять, но и просто в строю разучились
  бы ходить.
   Затем полковник открыл ящик стола, что-то долго в нём пытался безуспешно
  отыскать, выдвинул другой, процедура повторилась. У капитана начало складывать-
  ся такое впечатление, что его командир по непонятной причине затягивает время.
   В дверь постучались, приоткрыли. В проёме мелькнула голова посыльного,
  молча кивнула, исчезла бесшумно.
   - Знаешь, зачем я тебя вызвал? - "папа" попытался сыграть роль строгого на-
  чальника, готового учинить разнос нерадивому подчинённому.
   - Никак нет, товарищ полковник, не знаю! - Сеня не стал разочаровывать свое-
  го командира, несколько переоценивающего свой артистический дар, сделав вид, что принимает его тон как серьёзный.
   - Пошли, - сказал полковник Брасов тем игривым тоном, с которым группенфю-рер Мюллер предлагал штандартенфюреру Штирлицу отнести яблочко бедняге шофё-
  ру партайгеноссе Бормана.
   Командир взглянул на себя мимоходом в зеркало, нашёл, что он в полном поряд-
  ке, надел фуражку и вместе с капитаном пошёл к выходу во внутренний двор школы.
  Проходя по коридорам, Сеня успел заметить, что на спортплощадке выстроен баталь-
  он. В тени стояла группа людей в штатском, опекаемая замом "папы" майором Авери-
  ным.
   - Что это такое? - почему-то шёпотом спросил Видов.
   - Тебя приехали награждать! - радуясь, как маленький ребёнок, которому уда-
  лось безнаказанно провести старших, так же шёпотом отвечал командир батальона
  особого назначения.
   - Товарищ полковник! Почему вы меня не предупредили? Вы ведь всё знали
  заранее! - капитан понял, что обратной дороги нет.
   - Знал, Сеня, знал, - согласился "папа", - но если бы я тебе раньше об этом ска-
  зал, ты нашёл бы тысячу и один способ куда-нибудь запропаститься. Ты у нас ещё тот
  спец по маскировке.
   Устроенная представителями местной власти церемония, хоть и была короткой,
  но от этого менее торжественной не ставшая. Мэр города долго жал руку русскому ка- питану и вручил грамоту в виде свитка. Согласно означенному в ней, Семён Сергеевич
  Видов становится почётным гражданином города, имеет право приезжать сюда в лю-
  бое удобное для него время и на неограниченный срок, - то есть, практически, граждан-
  ство. В дополнение к вердикту прилагалась замысловато украшенная розовыми лен-
  тами корзина с полудюжиной бутылок французского коньяка. Надпись на одной из
  ленточек гласила: "От благодарного женского населения". Кто именно относился
  к столь внимательному и благодарному женскому населению, уточнений со стороны
  местного самоуправления не последовало.
   Свиток Сеня отправил на дно тревожного чемодана. Коньяк был выпит тем же
  вечером представителями обеих делегаций за мир во всём мире, дружбу между народа-
  ми, за тесное взаимодействие и укрепление сотрудничества. Аминь. То бишь - ура!
  Во время усугубления заморского зелья, лента с корзины затерялась. Оно и к лучшему.
  Такой компромат жёнам ни к чему.
  
  
   В воскресенье, сильный, не по-летнему прохладный дождь пролился на поник- шие от изнуряющей жары листья деревьев, омыл запылившиеся спёкшейся пылью тротуары, подарил вечернюю свежесть влюблённым парам, прогуливающимся с дет- скими колясками по аллеям парка молодым мамам, мирно расположившимся на ска-
  мейках в сквериках старикам.
  
  
   - 27 -
   Видов без труда нашёл улицу и дом, указанные на визитной карточке профес-
  сора Торге. Во время патрулирования он неоднократно бывал в этом районе. Но никог-
  да не представлял, что может оказаться здесь в качестве гостя. Узкая, неширокая, мо-
  щёная улица, где уютно расположился дом Сильваны, ответвлялась от центральной,
  петляя и теряясь в разгулявшейся зелени. Но пока капитан неторопливо отыскивал
  нужный адрес, его мысли раз за разом возвращались к утреннему разговору с полков-
  ником Брасовым.
   Отправляясь на аудиенцию к "папе", он хотел попросить отпустить его на пару
  часов. Вопрос командира опередил заготовленную заранее речь Видова:
   - Что, Сеня, пришёл поставить начальство перед фактом своего исчезновения?
   - А вы как догадались, товарищ полковник?
   - Ну, для этого не обязательно быть ясновидящим. Я не думаю, что ты пришёл
  ко мне, чтобы попросить поставить тебя в наряд. Тебе, по любому, послезавтра Ширя-
  ева менять. Иди, Сеня, иди. Недолго осталось.
   Та видимая лёгкость, с которой Брасов разрешал своим подчинённым не выхо-
  дящее за рамки разумного, объяснялась только одним: солдаты и офицеры его баталь-
  она были десятки раз проверены. И не столько компетентными органами (хотя и без
  их непосредственного участия не обошлось), а самим "папой". Он лично видел их
  в бою. Всё. Точка.
   "Недолго осталось..." Сеня никогда ничего хорошего не ждал от этой фразы,
  означающей, как правило, конец чего-то не самого лучшего. Он уже имел возможность
  не раз убедиться, что далее последует, обманывая несбывшиеся ожидания, нечто ещё более худшее. Думать об этом теперь хотелось менее всего. Но и избавиться от давяще-
  го ощущения летучести времени тоже не получалось. Оно испарялось, как эфир, прев-
  ращая прошлое в сны. Хорошие и не очень.
   "Как в институте перед экзаменом, - вспомнил он непреклонную студенческую
  истину, - всегда не хватает одного дня".
  
  
   Сильвана, вернувшаяся из Дрездена, как и было обещано Видову, в пятницу ве-
  чером, очень ждала прихода капитана, в надежде, что их новая встреча, возможно, всё
  расставит по своим местам. Дни, проведённые без него, наедине со своими старыми
  мыслями и новыми чувствами, были настолько призрачно, гулко пустыми, что их со-
  держимое не могли наполнить ни яркие выставки, ни знаменитые галереи, ни сын про-
  фессора Людеритца, попытавшийся очаровать Сильвану.
   Она ожидала свидания с Сеней с плохо скрываемыми за маской беззаботной ве-
  селости мелкой нервной внутренней дрожью и нетерпением, чьё присутствие она, как
  ни пыталась, не могла скрыть от многоопытного взгляда отца. Это была боязнь приз-
  наться самой себе, что её отношение к русскому капитану выходит за рамки обычной
  благодарности. Дать волю переполнявшему чувству, признаться, что все эти четыре
  дня она постоянно думала о Видове и скучала - значило бы сказать себе: "А не влюби-
  лась ли я?" После всего того, что совсем недавно (и как давно!) произошло с ней, Силь-
  вана не хотела, не имела права ошибиться ещё раз. Разочаровавшись в прошлом и не
  зная будущего, она прятала свои чувства с такой тщательностью, как это делает чело-
  век, который всю свою долгую, убогую жизнь, будучи нищим, и, неожиданно найдя клад, скрывает от всех свои несметные сокровища, опасаясь того, что его обворуют, стоит только другим узнать о его богатстве. Он боится снова превратиться в нищего,
  каковым и остаётся на самом деле.
   Но сейчас Сильване, как большинству из тех, кто вольно или невольно побыва-
  ли там, за гранью, и вернулись - как никогда ранее хотелось не просто жить, но ещё и
  ощущать ту необходимую малость, что ты кому-то нужен.
   Большую часть субботнего дня Сильвана посвятила уборке в доме. Пылесосила,
  мыла и без того чистые окна, натирала до блеска кафель на кухне, хоть её и одолевали
  смутные сомнения, что Сеню заинтересует именно состояние кафеля на кухне. А вдруг?
  Её очень хотелось, чтобы капитану у них понравилось. Когда он в последний раз был
  дома?
  
   - 28 -
   Воскресное утро, проведённое девушкой у кухонной плиты, также принесло свои
  положительные результаты. Приготовленный "лёгкий" ужин, количеством салатов,
  разнообразием бутербродов, запечённой в духовке уткой и внушительных размеров
  тортом, был способен закормить бригаду лесорубов, отработавших двенадцатичасовую
  смену на морозе.
   Ближе к вечеру, когда всё было готово к приёму Сени, Сильвана поднялась на
  второй этаж в свою комнату, ещё раз осмотрела почти законченную картину, сделала
  единственный мазок, дополняя некий штрих, занялась, наконец, с особым прилежани-
  ем собственным туалетом. В комнату вошёл отец, предварительно отстучав по двери
  замысловатый ритмический рисунок. Он был в прекрасном настроении. Профессор
  Торге успел с утра побывать в клинике, но визит русского капитана, оказавшимся
  "очень симпатичным молодым человеком" (как отец Сильваны охарактеризовал его
  в разговоре с дочерью), обязывал вернуться домой к назначенному часу.
   Стоя на пороге комнаты Сильваны, наблюдая за её манипуляциями, с ноткой
  отцовской гордости в голосе и нескрываемым волнением сказал слегка подрагиваю-
  щим голосом:
   - Самое прекрасное на земле - расчёсывающая волосы девушка, отражённая
  в зеркале. Ты очень красивая, солнышко моё. Мне остаётся только просить Бога,
  чтобы ты была так же счастлива, как красива.
   Внизу, в прихожей, раздался звон колокольчика.
  
  
   Через три номера - дом Сильваны. Как только он сказал себе, что стоит на пра-
  вильном пути, верной дорогой идёте, товарищи, - тут же его боковое зрение привычно
  профессионально отметило какое-то движение в садике дома, расположенного через
  дорогу. Но тревога оказалась совершенно напрасной. Непредвиденный переполох из-
  нурённого постоянным ожиданием опасности сознания Сени вызвала старушка, оку-
  чивающая после дождя миниатюрными грабельками кусты розовых, алых и белых
  роз. Возможно, среди этих дивных цветов затерялся цветик-семицветик.
   - Ты - осёл, Сеня! - безапелляционно заявил двойник. - Совсем разучился к де-
  вушкам в гости ходить?
   Что самое обидное, так это то, что двойник оказался на этот раз прав.
   Видову потребовалось совсем немного времени, чтобы объяснить женщине, что
  ему нужно. Она напрочь отказалась от предлагаемых денег и срезала по выбору Сени
  три девственно белых и два нежно-розовых полураспустившихся бутона на длинных,
  почти без шипов, насыщенно-зелёных ножках.
  
  
   Дом профессора Торге большим назвать было нельзя, как, впрочем, и назвать
  его маленьким, значило бы погрешить против истины. Аккуратный и ухоженный,
  с французскими окнами, начинавшимися почти от фундамента и заканчивавшимися
  арками под крышей, подсвеченный изнутри голубоватым неоновым светом, окружён-
  ный газоном, за которым ухаживали с любовью, а не ради показухи, с неправильно
  круглым водоёмчиком, размером чуть больше детского надувного бассейна, обложен-
  ным камнями и мхом - он был самое то, чтобы жить спокойно, без бед и потрясений,
  растить, женить детей, нянчить шаловливых, изнурённых бабушкиной любовью вну-
  ков.
   Покрытая матовым лаком дверь, витой шнурок с бронзовым шаром на конце,
  старый колокольчик. "Дёрни за верёвочку!" - отразился в металле Видов-второй. Се-
  ня позвонил, и на его призыв откликнулись шаги, приближающиеся к двери из глуби-
  ны дома. Капитан вдруг пожалел, что у него не оказалось с собой гражданского костю-
  ма и пришлось отправиться в гости в форме. Но там, куда он приехал в очередной раз
  по зову Родины, рассчитывать на визиты не приходилось, костюмированных балов
  в программе не значилось. Поэтому на все случаи жизни предусмотрительно нашими
  бравыми военными кутюрье были разработаны три вида коллекции: повседневная,
  полевая и парадная. Но и парадная форма, ввиду отсутствия парадов, была оставлена
  
   - 29 -
  дома. Сеня вспомнил, что во время службы в Германии их знакомили с обмундирова-
  нием вероятного противника. В комплект обмундирования Первого Ретороманского
  корпуса входил фрак для светских раутов. Но это, как говорится, совсем другая исто-
  рия.
   Вот о скольком можно успеть подумать до тех пор, пока перед тобой откроются
  двери.
   - Здравствуйте, господин капитан, - профессор Торге приглашал его войти, - я
  очень рад видеть вас в нашем доме. Искренне рад.
   - Добрый вечер, господин профессор, - отдавал дань этикету Видов, - спасибо за
  приглашение.
   - В прошлый раз мы толком не успели познакомиться. Но Сильвана сказала,
  что вас зовут Сеня. С вашего позволения, я вас буду именовать также.
   От русской речи профессора веяло чем-то давно утерянным, встречающимся
  ныне только в разговоре эмигрантов первой волны, взбаламученной слякотной ок-
  тябрьской ночью. Приходилось держать марку.
   - Сделайте одолжение, господин профессор, меня это нисколько не обидит...
   Неизвестно, как долго это продолжалось бы - знакомство профессора (отцы
  взрослых дочерей меня поймут) с молодым человеком, которого пригласила его дочь, -
  но фонтан красноречия Видов внезапно иссяк, потому что в комнату, где он и профес-
  сор вели полушутливое состязание в учтивости, вошла Сильвана.
   Время, проведённое перед зеркалом и потраченное на подбор гардероба, явно не
  пропало даром. Сильвана ощутила это по возникшей в разговоре мужчин паузе. Отец
  смотрел на неё со смешанной с грустью - жаль, что мама тебя сейчас не видит, солны-
  шко моё, - тихой радостью за дочь, постепенно возвращающуюся к жизни. Видов - с
  искренним восхищением и не менее искренним удивлением.
   Молодость, питаемая надеждой, что жизнь не на столько отвратительна, на ско-
  лько ей представлялось, помогла душе Сильваны за столь короткий срок, если и не из-
  бавиться полностью от нанесённой раны, то хотя бы частично обезболила наиболее по- вреждённые места, призывая на время или навсегда забыть о её существовании.Теперь всё зависело от будущего. И классическое в своей длине, великолепное своею незатей- ливой простотой, чёрное платье из тонкого трикотажа, которое со времён мадам Коко Шанель еще никому, несмотря на многочисленные попытки, не удалось улучшить, мастерски выполненный макияж с применением лишь необходимого количества косметики, терпеливо уложенные в "лирический беспорядок" локоны, являли собой веское доказательство того, что Сильвана ещё не до конца в нём разуверилась.
   - Добрый вечер, Сеня, - немного оправившись от смущения, прерывая немую
  сцену, вызванную её появлением, тоном, соответствующим наряду, сказала Сильвана.
  - Ваше начальство смилостивилось над вами?
   - Да. И моё присутствие здесь тому подтверждение. - Его голос несколько охрип
  от такой разительной, в очередной раз, перемены в облике девушки. Он был готов ко
  всему, но это было слишком. - Добрый вечер. Это вам.
   Увидев букет роз, внезапно появившийся из-за спины Видова, Сильвана, не сдер-
  жавшись, приподнялась на носочки острых, в тон платья, туфлей, и, совершенно по-де-
  тски, восторженно захлопала в ладоши, что никоим образом не соответствовало внеш-
  нему облику.
   "Сильвана! Ты же не маленькая девочка!" - иронично смотрели на неё глаза
  отца.
   "Папа, но они такие красивые!" - шелестели лепестки роз в ответ.
  
  
   Если бы не зажжённые свечи, способные придать особую торжественность даже
  самому скромному событию, ужин получался по-семейному уютный. Немного хороше-
  го вина, окно, открытое в летний вечер, пахнущий фиалками и тишиной, непринуждён-
  ный разговор, ненавязчивые шутки. Не надо изображать заученную улыбку или фаль-
  шиво скорбное лицо. Что, на самом деле, при желании, не так и сложно, потому что во
  время смеха и в момент плача задействованы одни и те же группы лицевых мышц.
  
   - 30 -
   Профессор рассказывал о своих студенческих годах, совсем не без пользы про-
  ведённых в Москве, признавшись честно, что учёба ему не мешала, о его многочислен-
  ных однокашниках, работающих по всему миру. О том, что он и мама Сильваны учи-
  лись в одно время и в одном и том же городе, правда, в разных институтах, а познако-
  мились здесь во время каникул, - когда его прервал телефонный звонок. Переговорив
  с кем-то на том конце провода не сербском, профессор повесил трубку и сказал по-рус-
  ски.
   - Извините, молодые люди, - срочный вызов... лобовое столкновение... мне не-
  обходимо быть в клинике, - по всей видимости, профессор незримо присутствовал те-
  перь в операционной, - Извините...
   Спешно, но привычно собравшись, профессор Торге умчался на присланном за
  ним автомобиле с надписью "Реанимация".
   - Вот так почти всегда, - пояснила произошедшее Сильвана. - Папа только тем
  и живёт, что бывает кому-то нужен.
   - А может быть в этом и заключается весь смысл жизни - быть нужным? Пусть
  иногда, но быть нужным.
   - Знаете, Сеня, я очень хотела бы поверить, что смысл жизни - это так просто.
  Но у меня пока получается всё наоборот.
   - Вы ещё очень молоды, красивы, и у вас всё впереди.
   - Это комплимент или утешение? Сейчас вы говорите, как старик: у вас всё впе-
  реди. А у вас? Сколько вам лет?
   - Тридцать два. Вам не кажется, что в сравнении с вами, я, действительно,
  старик.
   - Вы старше меня всего на двенадцать лет, - без труда высчитала Сильвана.
   - Всего?! Но это немалая разница!
   - Несущественная, - убеждённо сказала девушка. Вы знаете, что Чарли Чаплину
  было почти шестьдесят, а его последней жене не было и двадцати, когда они пожени-
  лись? И прожили счастливо около двадцати лет.
   - Но я - не Чарли Чаплин!
   - А вы собираетесь на мне жениться? - лукаво, сморщив носик, спросила она.
   И они весело рассмеялись. Сильвана поймала его во второй раз.
   - Я не помню точно, кто это сказал, - теперь вполне серьёзно продолжала девуш-
  ка, - кто-то из древних мудрецов, что возраст нельзя измерить количеством прожитых
  лет. Возраст - это состояние души. Сколько лет вашей, Сеня?
   - Мне и самому хотелось бы это знать, - без рисовки и претензий на филосовство-
  вание, попытался объяснить своё неведение Видов. - Всё как-то времени не хватало за-
  думываться над этим. Когда был моложе - не было необходимости. И смысла. Несколь-
  ко позже особого желания не возникало, потому что находились более приятные заня- тия, нежели подсчитывание минувших лет. А на данный момент, мне о себе думать не-
  когда. У меня сейчас сотня сорвиголов, которую надо вовремя накормить, одеть, нау-
  чить, уложить спать и, самое главное, сохранить.
   - Я думаю, что с вами должно быть легко ощущать себя женщиной. Есть надеж-
  да почувствовать себя настоящей женщиной, даже если не обладаешь врождённой жен-
  ственностью. Вы понимаете, что я хочу сказать.
   Конечно, он понимал, - речь идёт не о физиологии.
   - Мне очень приятно, что у вас сложилось обо мне именно такое мнение, но, к со-
  жалению, не всякая женщина вынесет моё присутствие, и ещё меньше - длительное от-
  сутствие. Что касается женственности... Вам ни разу не приходилось наблюдать, как
  кокетничает со своим кавалером, партнёром по игре в песочнице, пятилетняя девочка,
  покусывая губки и постреливая глазками, пытаясь выпросить у того понравившейся
  ей совочек?
   - Вы, оказывается, прекрасно разбираетесь в женщинах.
   Сене показалось, что в тоне Сильваны проскользнули нотки лёгкой ревности.
   - Но не старше пяти лет.
   И они рассмеялись снова. Одно очко Сеня отыграл.
  
  
   - 31 -
   - Скажите, Сеня, вы женаты, - как будто невзначай спросила Сильвана.
   Это был провокационный вопрос-шпилька, но он всё равно, рано или поздно,
  должен был прозвучать. Почему провокационный? Потому что его всегда задают боль-
  шинство женщин заинтересовавшим их мужчинам. Потому что к тому, что произойдёт далее, всё это имеет отношение весьма отдалённое. Потому что она приняла единст-
  венно правильное, на её взгляд, решение, и нет той силы, которая могла бы сбить её
  с намеченного пути.
   Он пока только думает, что хотел бы пригласить её на ужин, когда она уже поч-
  ти уверена, что выйдет за него замуж. Аксиома вечности.
   - ... женаты? У вас есть жена?
   Ответ она знала заранее. Она прочувствовала его физически. Как, почти физи-чески, в неизведанных глубинах, на подклеточном уровне, заранее ощущаешь верный проигрыш, ещё не вскрыв лотерейного билета. Всегда выигрывают другие, но не ты. И нет к ним зависти и злости, но остаётся пустота. Пустота от обнадёживающего, нагло ухмыляющегося обмана - в следующий раз обязательно повезёт. И если ещё совсем недавно она боялась обмана, то сейчас Сильвана предпочла бы быть обманутой.
   Но Видов лгать не любил. Не потому что, был такой весь правильный. Он прос- то устал от окружавшей его повсюду бессовестной, разнузданной, залихватской, гряз- ной, невинной, нечаянной, вынужденной, правдивой лжи. Лжи во благо, во имя...
   И кому врать? Этой девочке, только что вынырнувшей из омута лжи?
   - Да, и очень давно. Ещё с института. Студенческая семья.
   - Ну и пусть! - вырвалось у Сильваны по-детски беспомощное и в чём-то даже
  нечто капризное, таящее в себе обиду на весь мир.
   Сеня полез было за чем-то в карман, затем осмотрелся вокруг, пытаясь что-то
  отыскать. Сильвана заметила его жест.
   - Хотите закурить? Пепельница на подоконнике.
   - Вы умеете читать мысли?
  - Конечно. И я это делаю очень легко. Вы достали пачку сигарет.
  Сеня закурил, прислонившись к проёму открытого окна. Сильвана молча наб-
  людала за ним, сквозь пламя, плачущих расплавленным воском, свечей. Романтичес-
  кого ужина с блеском влюблённых глаз, обязательным медленным танцем, плавно пе-
  реходящим в первый, ознакомительный, спрашивающий разрешения на продолжение,
  трепетный полупоцелуй сухих от желания губ, не получалось. Быть может, их время
  ещё не пришло, или было безвозвратно упущено, или никогда не наступит.
   Они смотрели в разные стороны, но каждый из них видел другого перед собой.
  Между ними шёл безмолвный диалог, в котором отдельно взятые слова ничего не зна-
  чат. Важно было только то, что тот, кто их произносит, находится рядом.
   Кому пришлось пережить нечто подобное, прекрасно понимают, что речь идёт
  не о любовной интрижке, привычном походе налево или курортном романе до гробо-
  вой доски (что, впрочем, автором не отрицается), вечная память о коем уносится во-
  след за уходящим от южного вокзала поездом, и с такой же, примерно, скоростью.
   Стоя спиной к Сильване, Сеня ощущал до дрожи в позвоночнике, что от него
  самого и от Сильваны расходятся невидимые кольца, переплетаясь между собой, со-
  кращая вокруг них пространство, заставляя сближаться их тела.
   То же происходило и с девушкой. Теплыё, разноцветные волны накатывали на
  неё одна за другой. И что бы ни случилось, что бы ни произошло в будущем - он, Сеня,
  от которого сейчас исходили эти влекущие волны, навсегда останется в её жизни, а она в его, будоража бессонными ночами память размытым, как на фотографии с плохой резкостью, картинами минувшего. И с этим уже они ничего не смогут поделать.
   По всем канонам коммерческой литературы (а каждый автор желал бы быть
  востребованным и вознаграждённым) далее должно было последовать описание глу-
  боко интимной, эротической сцены. Например, такой: Сеня обернулся на лёгкий шо-
  рох её платья. Сильвана встала из-за стола и тягучей, неспешной походкой приближа-
  лась к нему. Под тонким трикотажем платья Сильваны ничего не было, кроме пыла-
  ющего от желания, чуть подрагивающего от нетерпения окунуться в его ласки, тела.
  
  
   - 32 -
   Высокая, вызывающе вздёрнутая, упругая грудь с отвердевшими, набухшими
  сосками, отчётливо проступающими сквозь тончайшую ткань, призывно двигалась в
  такт дыханию. Казалось, Сильване не хватает воздуха, и она прерывисто, с едва уло-
  вимым придыханием, старалась напиться им сквозь приоткрытые, чувственные губы, со скользящим по ним розовым кончиком влажного языка...
   Увы мне! Ничего подобного не будет описано сейчас, ничего подобного не встре-
  тится и далее. И на то у автора есть две причины личного порядка. Первая: читать или
  смотреть эротику - всё равно, что нюхать нарисованные цветы. И хорошо, если они
  изображены не на туалетной бумаге. Использованной. Вторая причина - более веская.
  Оговорюсь ещё раз - лично для автора. Заключена она в следующем тезисе (вспомни-
  лись некстати тезисы нетленного классика революционных теорий): на сколько муж-
  чине надо стать женщиной, чтобы в тонкостях описывать особенности женского оргаз-
  ма? Для того, чтобы узнать, что чувствует расстрелянный, нужно либо самому посто-
  ять возле стенки, либо вообще воздержаться от подобных описаний.
   Извините за авторское отступление. Я и дальше молчать не буду.
  
  
   - Нас объединяет одиночество, - услышал Сеня сквозь пелену оцепенения голос
  Сильваны.
   Каким образом эта девочка смогла отыскать то, что он загонял в самые дальние
  и доселе никому неведомые уголки лабиринта души, то, что отражалось в его глазах
  и до сего мгновения не было доступно ни для чего вторжения?
   Она стояла, прижавшись грудью к его спине и обвивая руками плечи. Это нель- зя было назвать объятиями. Сильвана, скорее, пыталась укрыться за его спиной, най-
  ти пусть временное, но убежище. Сеня повернулся к Сильване, но она только сильнее
  прижалась к нему.
   - Ты, возможно, совершенно права, - Сеня впервые обратился к Сильване на
  "ты", - но мне не хотелось бы... я очень боюсь того, что это заставит нас натворить
  непоправимых ошибок, о которых мы, ты или я, потом будем жалеть.
   Бред. Он говорил какой-то полнейший бред, совсем не то, что ему хотелось, сов-
  сем не то, что должен был говорить.
   Сильвана опустила руки, задержалась ещё на миг, прижимаясь к его груди, по-
  пыталась вернуться к столу, но Видов, нежно взяв её ладони в свои, как будто пыта-
  ясь их согреть, приложил их к своей щеке.
   - Скажу больше. Возможно, в дальнейшем, мы будем очень жалеть именно о том,
  что не совершили этих ошибок, - теперь он говорил очень мягко и очень искренно. Но
  даже самые мягкие и умелые прикосновения к оголённому нерву не могут не вызвать,
  пронзающей всё, до последней клеточки, тело, боли. - Но я не могу... не хочу тебя оби-
  деть.
   - Я знаю... ты не можешь меня обидеть, - прижимаясь губами к его испещрён-
  ным шрамами рукам, прошелестела, подобно лепесткам роз, Сильвана. - Но...
   - Подожди, выслушай меня до конца. Понимаешь, я вовсе не сказочный принц,
  который спас принцессу и ждёт теперь положенной награды.
   - Я давно перестала верить в сказки. К сожалению. - Не сдавалась Сильвана.
   - Значит, тебе легче будет понять, что я - самый обыкновенный человек с кучей
  плохих привычек и не самым лучшим характером, постоянно разъезжающий по коман-
  дировкам, способный заболеть, просто захандрить. Я не герой.
   - Зачем ты мне всё это говоришь? Чтобы я разочаровалась в тебе?
   - Может быть, так было бы лучше для нас обоих. То, что происходит с нами...
  со мной... Я начинаю привыкать к тебе, думать о тебе, а сейчас говорить то, что не
  должен был произносить даже под пытками. Мне надо убеждать тебя расстаться со
  мной, остаться просто хорошими, верными друзьями. Но я не верю в дружбу между
  мужчиной и женщиной. Есть некое чувство, похожее на дружбу. Оно приходит после долгой, настоящей любви, не заменяя собой, но являясь подтверждением, что истин-
  ная любовь - не миф.
  
  
   - 33 -
   - Ты веришь в любовь с первого взгляда? - несколько отрешённо спросила его
  Сильвана.
   - Верю. Потому что она не знает расчёта, корысти, не ищет выгоды, не подсчи-
  тывает стоимость имущества, ей безразличны марки автомобилей, классы яхт. И за
  это она лишена будущего.
   - Всегда ли?
   - Почти всегда. Ты спрашивала - сколько мне лет? Сейчас я, как семнадцати-
  летний влюблённый, хотел бы обнять тебя и ринутся безоглядно в ту манящую, мно-
  гообещающую бездну, куда нас так тянет наше одиночество, не думая о том: разобъём-
  ся мы о дно или благополучно преодолеем разделяющую нас пропасть.
   - Что удерживает тебя? Жена?
   - Дело не в том - женат я или нет. Там настолько всё запутано, что концов не
  найти. Просто сейчас само время играет против нас. И, как у отменного шулера, все
  старшие козыри находятся у него. Послезавтра я уезжаю на блокпост на семь дней.
  А ещё через неделю заканчивается наш срок пребывания здесь, и на смену нам при-
  дёт другой батальон.
   - Всего две недели?
   - Всего две недели.
   - И мы больше никогда не увидимся?
   - Я не знаю... Не могу этого знать...
   Видов договорил, поднял глаза, и их взгляды встретились. Раньше Сеня этого
  сделать не мог. У него не было уверенности в том, что Сильвана снова поймёт то, что
  он так пытается скрыть от неё: безмерное желание преодолеть все условности, государ-
  ственные границы, которые вскоре их разъединят, обмануть время, изменяющее всех
  и вся по собственному усмотрению, не подчиняясь никому из смертных, разорвать не-
  разрывную зависимость от тех, кто волей извне навязан тебе, не считаясь с твоим же-
  ланием. Но судьбу не обманешь.
   Сильвана ещё крепче прижалась щекой к ладони Видова и очень спокойным
  голосом сказала:
   - Я очень благодарна тебе за всё. За всё, что ты сделал, и то, чего не сделал.
  Теперь я знаю, что могу быть кому-то нужной, я должна ждать этого человека. И как
  бы мне хотелось, чтобы этим человеком был ты... Мы не увидимся больше с тобой
  до отъезда?
   - Нет, мы будем собираться, грузиться, - он снова говорил не то, что думал.
   - Я всё равно приду проститься. И ещё... я хочу, чтобы ты знал... Я всегда буду
  надеяться, что окажусь необходимой именно тебе. Я буду тебя ждать.
   В том, что Сильвана абсолютно искренна, Сеня не усомнился ни на мгновение.
  Но на что она рассчитывала, что предвидела? Сильвану пробивало мелкой нервной
  дрожью. Это уже было. Было. Сеня прижал её к себе.
   - Я боюсь, что нас ждёт очень тяжёлое испытание для нас обоих.
   - Но мы выдержим? Мы сильные? - она доверчиво смотрела в его зелёные глаза.
   Что им ещё оставалось? Оставалось молчание. Любые слова теперь оказались
  бы лишними. Время начинало обратный отсчёт. Конечной точкой должно было стать
  их расставание. Проводив Видова до пустой в этот ночной час главной улицы, Сильвана поры-
  висто обняла его за шею, на одну миллионную долю секунды коснулась его губ своими
  и растворилась в тени деревьев, оставив в напоминание о себе лёгкий запах духов и
  вкус их первого поцелуя. Возможно, единственного.
  
  
   Она устало поднялась в свою комнату. Сидя, прислонившись спиной к бетонной
  плите ограждения блокпоста, улыбаясь одними губами, с почти законченного холста
  на Сильвану смотрел зеленоглазый русский капитан Сеня Видов.
   - Мы встретимся с тобой, обязательно встретимся, - сказала она портрету и тому,
  кто был на нём изображён.
  
  
   - 34 -
   Время дежурства группы капитана Видова и последняя неделя перед дислокаци-
  ей батальона были отмечены обычной суетой, излишней нервотрёпкой и нервозностью,
  свойственными любым сборам в дальнюю дорогу. Но вот все вещи собраны, упакован-
  ны, приготовлены к отправке. Среди ящиков с грузом затерялись люди. Сегодня - пос-
  ледний вечер перед отправкой. Это дело надо отметить. Всё-таки полгода отбарабани-
  ли. Своё дело они сделали честно и добросовестно.
   Видов сидел на мешке с песком, закрывавшем подоконник открытого окна. Су-
  мерки постучали в стекло веточкой росшего рядом со школой старого каштана, и он
  их впустил. Комната слабо освещалась ночником-совой с горящими зеленоватым, по-
  лупрозрачным цветом круглыми, удивлёнными глазами. Очень тяжелая, сделанная
  неизвестным мастером из не менее неизвестного материала, статуэтка образца конца
  шестидесятых. Одно ухо у совы отсутствовало. Как рассказывал Серёга Сергеев, явля-
  ющийся обладателем раритета, птица пострадала в перестрелке, и ухо у неё отбила
  бандитская пуля. " Это мой талисман, - объяснял он свою привязанность к птице, -Для
  того, чтобы было кому бдить, покуда я сплю".
   Сеня и Сильвана за прошедшие две недели так ни разу и не встретились. Он по
  сто раз на день порывался пойти к ней домой. "Хочешь помучить себя? А может быть,
  её?" - возникал в самый неподходящий момент правильный и рассудительный двой-
  ник. Или, наоборот, очень вовремя. Помимо голосов сердца и разума, существует не-
  кий третий голос, который мы слышим всегда, но почти никогда не прислушиваемся
  к его советам. Интуицией это не назвать, заумными слова не объяснить. Просто однаж-
  ды наступает момент, когда тебе с кристальной ясностью становится понятно - тебя
  предупреждали, великодушно предоставляли возможность изменить жизнь по твоему желанию, но ты ею не воспользовался.
   Если кто-то не понял, о чём здесь идёт речь, автор будет только искренне рад
  за этого человека.
  
  
   ... Возвратившись "домой" после встречи с Сильваной, Видов нашёл Серёгу
  Сергеева, разлёгшимся на кровати с гитарой старлея Ширяева в руках. Из инструмен-та, неосмотрительно попавшего в лапы к Серёге, сарделеобразные пальцы этого двух-
  метрового гиганта извлекали звуки, не предусмотренные гитарных дел мастерами.
  То, что в его понятии должно было звучать как аккорды, дополнялось не менее выра-
  зительным испытанием на прочность голосовых связок исполнителя и слуха вероят-
  ных зрителей, каковым довелось стать Видову. Страстности исполнения сего музы-
  кального слезоточивого опуса, переходящего ближе к финалу в нервно-паралитичес-
  кий, позавидовал бы любой средневековый кабальеро, изнывающий от неразделён-
  ной страсти под балконом прекрасной сеньориты.
   Сеня с олимпийским спокойствием дослушал этот шедевр, и, когда отзвучали
  последние ноты, спросил:
   - Всё?
   - Всё, - констатировал виртуоз-исполнитель, отдуваясь.
   - Жаль! Ты компакт-диск записать не думал.
   - Встреча прошла на высшем уровне? - задал встречный вопрос Серёга, пыта-
  ясь выведать подробности вояжа капитана. Но, внимательно посмотрев на друга, да-
  лее развивать свою мысль не стал. Отложив измученный вконец инструмент в сторо-
  ну, прапорщик Серёга вытащил из ящика тумбочки колоду потёртых, несмотря на то,
  что они были пластиковыми, карт:
   - Пойду к соседям, распишем "пульку". А то у них что-то больно тихо.
  
  
   Вот и сегодня, в этот последний вечер, Видов остался один. Старлей Ширяев со
  своим напарником, обитающие с Сеней в одной комнате, несли дежурство на блокпос-
  те. Серёга заступил в наряд по части. Недавно заскакивал, чтобы прихватить с собой
  книгу, сообщил: "Сигнал по тревоге прежний - три зелёных свистка!" - и растворил-
  ся до утра.
  
   - 35 -
   Удобно расположившись на подоконнике, Сеня достал сигарету, чиркнул зажи-
  галкой. Но прикурить не успел. Его рука так и замерла на полпути к незажжённой си-
  гарете, потому что Сеня почувствовал, что ОНА здесь. Рядом. Надо только обернуться.
  Поверить и обернуться...
   ... Стоя, прижавшись к стволу того самого старого каштана, стучавшегося не-
  давно в его окно, на Сеню смотрела Сильвана. Она подошла к высокому окну и про-
  тянула к нему руки, призывая помочь ей. Через мгновение она была рядом с ним.
   - Я пришла к тебе!
   Короче этой фразы звучит только: "Я тебя люблю!"
   - Как ты меня нашла?
   Она улыбнулась его наивности:
   - Я просто очень хотела увидеть тебя. Просто шла по улице, а ты сидишь на ок-
  не.
   - Ты понимаешь, что мы видимся в последний раз?! Эта ночь нам дана только
  для того чтобы проститься?!
   - Я прошу тебя, Сеня... - снова это мягкое, вынимающее душу, "Се-нья", - я про-
  шу, не говори об этом сейчас... только не сейчас... у нас и так мало времени...
   Видов подошёл к двери и запер её...
   Ну, что, безгрешные мои, кинем в них по камешку?
  
  
   Перед рассветом в мире всё становится серым. Это неопределённоё время суток,
  делящее день на ночь, а ночь на день, провожало по улицам спящего города Сильвану
  и Сеню, медленно, но неотвратимо, идущих по пути к расставанию. Вот знакомый дом.
  Знакомые окна, деревья. Пора прощаться.
   - Подожди меня, я сейчас вернусь, - её первые слова за всю дорогу.
   Сильвана зашла в притихший дом. Через пару минут вышла, неся в руках два
  плоских предмета.
   - Это, завёрнутое в бумагу, картина для тебя. Посмотришь, когда останешься
  один. А это отдай Лёшке.
   На плотном листе, напоминающем по структуре картон, был изображён средне-
  вековый рыцарь с лицом сержанта Чуйко, державший в руках снятый шлем.
   - А как же твоя дипломная работа?
   - Это был единственный повод, который я могла придумать, чтобы увидеть тебя.
   Сильвана взяла руку Видова, прижала к тому месту, где билось в клетке её серд-
  це:
   - Оно говорит мне, что эта наша встреча - не последняя. Я буду тебя ждать. И
  помни: что бы ни случилось, я всегда буду с тобой. Скажи мне, как в тот раз у поста:
  до воскресенья...
   - До воскресенья...
   - А теперь иди и не оборачивайся...
  
  
   Вечером того же дня, загрузившись в транспортный "Ил", отправив технику
  по железной дороге, батальон полковника Брасова отбыл к месту постоянной дисло-
  кации, уступив место новому воинскому контингенту миротворцев.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"