В поисках Борха Кроткер заглянул к Бронху - Борх часто бывал у него и они вместе слушали его новые музыкальные сочинения, которые Борх в шутку называл "бронхиадами".
Открывший дверь композитор с трудом держался на ногах: он разлагался. Волосы шевелились и осыпались, кожа на лбу и щеках лопалась и облезала клочьями. Даже одежда на нем - черный лоснящийся костюм и белоснежная рубашка - трещала по швам, ветшала на глазах и лохматилась. Лишь темно-синий галстук еще противился распаду: своей изысканной красотой он оттенял ужас опаленного гибелью лица.
- Борх только что был здесь, - прошептал Бронх, роняя зубы, и рухнул на пороге дома.
Шнурки на его блестящих лакированных туфлях извивались и развязывались. Выскользнув из отверстий, они угрожающе поползли в сторону Кроткера.
Откуда-то из глубины гортани поверженного донеслись астматические хрипы и клокочущие всхлипывания. Они переросли затем в надсадный кашель, прерываемый мучительными паузами удушья. Иногда казалось, что кто-то стучит пальцами по перепонке фонендоскопа, и этот звук раздается прямо у тебя в ушах, а иногда слышалось тихое позвякиванье перебираемых в металлическом лотке хирургических инструментов. И в эту звуковую агонию то и дело вторгался шелестящий вихрь дыхания, настолько оглушительный, что казалось, будто он рвется изнутри твоего черепа.
Выждав еще несколько тактов "бронхиады", Кроткер повернулся и пошел прочь.
Он отыскал Борха в городском парке. Взобравшись на стремянку, тот снимал с дерева яблоки и набивал ими карманы брюк, засовывал их к себе за пазуху, ухитряясь при этом держать другой рукой полиэтиленовую сумку, уже заполненную до отказа.
Когда складывать их стало больше некуда, Борх спустился вниз, а Кроткер достал из рюкзака ракетки и волан, и они принялись играть в бадминтон.
Волан порхал в прохладном осеннем воздухе, иногда вторгаясь в замысловатое кружение падающих листьев. Кроткер и Борх наслаждались бодрящей разгоряченностью движений, пока не наступили сумерки. Отдышавшись они побрели к дому Бронха.
Иссохший и омертвевший, он все так же лежал на пороге. Кроткер и Борх отнесли его в сад и присыпали ворохом листьев.
Бронх продолжал исторгать приглушенную хрипловатую музыку. Это была прерывистая барабанная дробь, сопровождаемая низкими тягучими стонами виолончели.
- Andante, - объяснил Борх. - Потрясающая вещь... Скоро кончится.
Друзья придавили холмик досками, чтобы его не разметало ветром.
Борх стал высыпать яблоки на землю, выворачивая карманы, вытряхивая сумку, выпрастывая пазуху. Он яростно давил яблоки каблуками: брызги сока летели во все стороны.
Кроткер, которому передалась неистовая скорбь Борха, выхватил ракетки из рюкзака, переломил их об колено, а обломки отшвырнул куда-то к забору. Зубами он выдрал из волана перья, ощутив во рту мерзкий вкус отчаяния.
Потом они стояли, склонив головы над хрупкой шуршащей могилой, и не знали, что еще сделать, чтобы продлить память о Бронхе.