|
Свет погас.
Не тот, который на небе - ему, говорят, еще пять миллиардов лет работать - а верное наше электричество. Минуту назад тяжело дышали станки, балеринами вертелись винчестеры, гудели лампы, словно пойманные в стекло джедайские мечи... А потом все разом остановилось и потухло. Тут же - тишина на малое время. Затем гулко, на весь офис растеклось матерное слово. Это Димон. У него компьютер напрямую к сети подключен, без волшебной коробочки "у-пэ-эс". Ну, и... да. Сохраняться надо, Димон. Пойдем, покурим.
Пошли. Покурили. Снаружи - ветер. Если к нему лицом - загоняет дыхание в глотку. Если спиной - начинаешь против воли семенить. Курили в кулак, моргали от летучего мусора. Потом с конька крыши вспорхнули три здоровенных железных листа и, хохоча, кувыркаясь на ветру, полетели к нам. В нас полетели, верней. Пришлось бежать. Я схоронился за Димоновой "девяткой", Димон же, стихию презрев, подле "девятки" стоял, Александрийской колонне подобный. Железяки, видя непреклонность человека, умерили свой пыл и до нас не долетели. Вредно курить, мама права.
Побежали обратно в контору. Рассказали, мужественно улыбаясь. Вокруг нас собрались коллеги, говорили возбужденно. Родили предположение, что именно из-за ветра нет электричества. Звонили в город, узнали, что там свет есть. Потом пришел зам генерального и спросил:
- А кто повезет файлы на вывод?
Дурацкое словосочетание, не правда ли - файлы на вывод. Просто есть такая штука - печатный станок. Чтобы он работал, надо в него запихнуть печатную форму. А форма делается с помощью большой, как стол, фотопленки, на которой что-нибудь нарисовано. Да-да-да, вот-вот-вот. Сначала на компьютере надо нарисовать, а потом на пленку. Это я, совершенно верно, это я рисую на компьютере. Я, дизайнер, специалист пре-пресс. А затем то, что нарисовал, сохраняю в файл. Файл отправляется в путешествие по великой сети Интернет, потом его вылавливает веселый дядька Борис Борисыч. У него есть такая машинка - в нее суешь файл, она печатает фотопленку. Волшебство, а? Но мы привыкли говорить - фотовывод. Или просто - вывод. Только маленькая, малюсенькая такая деталь - наша контора находится в глухой деревне под Питербурхом, а Борис Борисыч сидит в центре города. Да-ле-ко, да-ле-ко... Потому - Интернет, потому - курьерская служба.
Но сегодня ничего этого не будет. Нет электричества - нет Интернета. А курьер на телефонные звонки не отвечает. Значит, славный Борис Борисыч останется без файлов, а наши печатники - без пленок. Видели когда-нибудь, как плачут настоящие мужчины? Растирают слезы по скулам - сердитыми, быстрыми мазками огрубелых пальцев. Сглатывают, понурив голову. Закуривают дрожащую сигарету. Так плачут богатыри-печатники...
Но нет! Вот он - герой, вот он грядет, и поступь его легка, и взгляд его мечет огонь. Файлы? Пленки? Борис Борисыч? Нет такой трудности, которая остановит героя. Ведь в городе есть свет, а значит, есть надежда. Зачем Интернет, когда существует метро - покоритель недр, подземная молния. Зачем ждать милости от природы, если можно ехать на автобусе. И не стоит называть меня спасителем; не люблю громких слов. Проще надо быть, проще.
Короче говоря, зам сказал - нам нужны пленки. И шайка вся сокрылась вдруг, осталися во тьме морозной младой пре-прессник, с ним сам-друг начальник, и сказал он: "надо". Благородный вьюнош стопы свои направил в дальний край...
- А потом, - добавил зам генерального, - поедешь домой.
Да, сто чертей мне в штирборт! Я, как последний дурак, поплелся через пол-области и пол-города к Борис Борисычу - с флэшкой в кармане, с проездным в кошельке и с сигаретой, судорожно зажатой в зубах. Ветер к тому времени поутих, но зато начался дождь. Красота. То есть, ветер-то поутих, но не настолько, чтобы можно было без риска для жизни открыть зонт. В лучшем случае, я бы улетел под облака, как Мэри Поппинс. А дипломированные специалисты не летают под облаками. Они, дипломированные специалисты, вообще редко выходят из кабинета. Возникает закономерный вопрос - а кто же тогда я такой, дипломированный, но под дождем, с флэшкой и возможностью превратиться в Мэри Поппинс...
Ну, думаю, не беда. Дойду до Борис Борисыча - там сухо, тепло, и мухи не кусают, а Елена Прекрасная (жена Борис Борисыча и по совместительству - его же технолог) нальет мне горячего чаю. Вообще-то, ее просто Еленой зовут, но попробуйте пробежать пару километров против ветра под дождем - и любая женщина, которая нальет вам горячего чаю, покажется прекрасной. Или даже Прекрасной.
А потом я поеду домой. Х-ха!! В три часа дня. В рабочий, будний день.
Все это замечательно, вот только я никогда не был у Борис Борисыча. Он к нам в контору приезжал, а я к нему - нет. Только курьера посылал, да по эф-ти-пи файло скачивал. И все, что я знаю - это:
- Ты, Толя, там не заблудишься, не-ет! Очень просто - выходишь из метро, улицу перейти, потом направо до второго перекрестка, потом снова направо, или налево, подожди, а, нет, точно-точно, направо, и там будет такая подворотня, ты ее проходи, не останавливайся, дальше еще одна подворотня, вот туда, хотя нет, не туда, дальше, или туда, нет, не помню, ладно, там три или четыре подворотни, значит, в одну из них повернешь, ну, там ориентир есть...
(хихиканье)
- Секс-шоп...
(гнусное хихиканье)
- "Клубничка" называется...
(заключительное хихиканье, переходящее в кашель)
- А там и Борис рядом, не промахнешься. Понял?
- Разберусь, - храбро сказал я. Глупость и смелость - это вовсе не одно и то же. Но где, скажите мне, грань, что их разделяет?
И вот я стою под дождем, который, как душ Шарко - со всех сторон, и за шиворотом у меня вода, и в ботинках вода, и вода льется со скальпа на брови. А ветер, словно борец на татами: то отойдет, то вновь подступит и примется валить наземь. Но передо мной (ура!) подворотня, сплошь изрисованная красной краской из баллончика. Причем, не просто красной краской, а очень красной, совершенно красной, убийственно, сокрушительно красной - цвета бычьей ярости, цвета ревности, мести и атомной войны. Я уверен, что счетчик Гейгера, поднесенный к стене подворотни, зашелся бы пулеметной очередью. Все это меня не смутило: у нас на работе и не такое увидишь. Приглядевшись, я узнал в этих жутких разводах ягодные силуэты. Трубите, привратники! Кравчий, подать кабана! Герой прибыл. Определенно, вон та дверь - вход в пресловутый секс-шоп.
"Ага!" - подумал я. - "А потом я поеду домой". Проследовал мимо термоядерной клубники, миновал дверь с табличкой "СЕКС шоп - выходной воскресенье", очутился во внутреннем дворике, сделал пару кругов по этому дворику, наткнулся на калитку, прошел, оказался в еще одном дворике...
В общем, да, вы верно догадались. Там не было ничего похожего на полиграфическое производство. Я нашел кучу запертых дверей с кодовыми замками, нашел двух мрачных, насквозь промокших гастарбайтеров, нашел под навесом кошку - совершенно сухую. Кошка тотчас побежала по своим делам, без сомнения, очень важным, и говорить со мной не стала. Гастарбайтеры охотно согласились на контакт, но из этого ничего не вышло: я понимаю только русскую речь и еще немного английскую, а мои собеседники изъяснялись на певучем, гортанном наречии, в темных узорах которого изредка мерцали слова "не понимай", "ригисрация", и "звинити"... Какое там полиграфическое производство. Шайтан-плакат.
Мне оставался только один путь.
Я пошел в секс-шоп.
Я никогда раньше не бывал в секс-шопах. Только однажды набрал в поисковике "недвижимость Петербурга" и на третьей странице нашел интернет-магазин "для шалунов и шалуний" (цитата). Среди прочих товаров, там предлагали "свинку надувную для шутливой любовной прелюдии: имеется анальное и вагинальное отверстия", также "утенка резинового: разнообразь игру в ванной! Встроен вибратор" (цитаты). Еще, помню, хотел заказать одновременно свинку с утенком, а потом они бы у меня зажили счастливой семьей. В ванной.
А так, "в реале"...
Вот не нужно было, верите?
Поэтому я представлял, что, стоит переступить порог магазина, как набросятся со всех сторон продавцы и консультанты и начнут наперебой расхваливать свой товар, одновременно предлагая опробовать на месте. Знаете, как это бывает в салонах сотовой связи. Только с местной спецификой: "Здра-авствуйте! Чего изволите? Желаете приобрести хит продаж - куклу Авдотью с новой функцией внезапной перемены пола? Оптовым покупателям скидки!" А на стеклянных витринах гордо будут блестеть разноцветные лингамы, гламурно пушиться мягкие наручники, лаково изгибаться хлысты... Ну, свинка с утенком - это само собой.
Но ничего такого не произошло.
Моему взору открылись пыльные стеллажи с видеодисками. Диски были преимущественно розового цвета, кое-где встречались голубые островки. Все это поднималось до самого потолка, а посредине пролегал длинный коридор. "Иди, чего стал?" - шепнул внутренний голос. Я устремился вперед. Через десяток метров коридор повернул, и обнаружился прилавок, за которым, скрестив на груди атлетические руки, стояла хмурая тетка лет пятидесяти. Рот она держала перекошенным - не то заранее приготовилась к моему появлению, не то горе и бедствия теткиной жизни навсегда придали ее губам очертания трещины в разбитом арбузе. Слово чести, если бы я пришел за каким-нибудь игривым фильмом, то бежал бы прочь, едва увидев эту монументальную женщину.
Но!
Мне-то нужно было совсем другое.
- Простите, - сказал я.
Тетка хлопнула ресницами - медленно, утомленно, как старая лосиха.
- Не знаете, где здесь...
Брови дрогнули, метнулись было вверх. Поздно, поздно...
- ...ПОЛИГРАФИЧЕСКОЕ ПРОИЗВОДСТВО?
Я почувствовал, как рвется ткань бытия - ползет, словно колготки на ножке бегущей сквозь терновник старшеклассницы. Небывалые слова отзвучали в этой юдоли пресытившегося желания, будто предсмертное заклинание Нострадамуса, будто брань под сводами церкви. Никогда раньше здесь не задавали таких вопросов, никогда больше не спросят об этом. "Сейчас что-то произойдет", - подумал я. - "Реальность не выдержит. Сейчас что-то случится..."
А случилось вот что.
Теткины брови поднялись до высшей точки, лоб собрался в мопсовые складки. Потом жрица любовного храма открыла рот и произнесла:
- Не знаю. Не видела. И даже не смотрела.
О, сколько затхлого, тлетворного презрения вложила она в эти последние слова!
И даже - не - смотрела.
Реальность, удивленно чавкнув, зарастила наметившуюся прореху. Старшеклассница, нахмурившись, извлекла из сумочки бесцветный лак - и мазнула по стрелке на колготках. Я отступил на шаг, борясь с водоворотом континуума.
Но проигрывать тоже надо уметь.
- Ага, - сказал я. - Не смотрели. Понимаю, как же. У вас тут (я махнул рукой на стеллажи), у вас тут есть на что посмотреть.
И быстро вышел.
Мало ли чего, вдруг здесь еще охрана водится.
А на улице я обнаружил, что дождя больше нет, что ветер исчез, словно победитель с поля сечи, и через круглую дыру в облаках заглядывает удивленное солнце. Все это так меня воодушевило, что я тут же вспомнил телефон Борис Борисыча и позвонил. Через минуту подбежала Елена Прекрасная, повела меня во внутренний дворик, открыла ничем не примечательную дверь, и я очутился в уютной каморке. У правой стены стоял фотонаборный принтер, у левой стены - видавший виды стол с электрическим чайником на нем, а прямо напротив сидел улыбающийся во всю бороду Борис Борисыч.
Потом все было - обжигающий чай, перекур, треп о работе. И флэшка, которую я небрежно кинул на стол. И вожделенные пленки.
А затем я поехал домой, тысяча демонов мне в дюзы!!!
Дома был счастлив, как бог. Жена, ужин, пиво. С ребенком повозился. Ребенок новую букву выучила - "Бэ". Хорошо выучила, только буква "Гэ" называется.
На следующее утро я пришел на работу. Гордый. Герой. Тот, Кто Спас Производство От Кризиса. И вот что я услышал:
- О! Толя! А у нас, понимаешь, вчера еще свет включили. Вот как ты ушел - так и включили. Мы тебе хотели звонить, мол, можно по сети файлы отправить, да Димон сказал, что ты сразу домой потом пойдешь. Ну, мы так решили - зачем тебя возвращать с полдороги? И не стали звонить. Правильно?
...Надо при случае будет им сказать, как я их всех люблю.
|