У Олега Дарвина был выбор - заказать пиццу, купить автомобиль "М" класса, или приобрести по случаю подержанное стенобитное орудие. Будь его воля, он, конечно же, предпочел бы последнее. Купить катапульту и закидывать осажденный город камнями, ядрами и горшками с дерьмом - вот действительно стоящее дело. Однако, он наступил на горло собственной песне, заехал в автосалон и битых полчаса, под идиотический треп явно "голубого" менеджера по продажам, тупо таращился на приборный щиток серого "Mersedes ML350". Потом, еле сдерживая подлетающую к горлу тошноту и желание разбить пидору морду, вежливо прервал излагающего технические характеристики модели продавца, сунул в портфель пачку абсолютно ненужных ему глянцевых проспектов и поехал на Невский пить кофе в Филипповской булочной.
***
"...Негоция совершилась самая замечательная. Лернер выменял экспедиционное оборудование на две не новые, но приличные, скорострельные винтовки М16, ящик патронов к ним и прибор ночного видения. Плут-продавец, крохотный, коричневый, похожий на вяленого синца, вьетнамец выпросил еще именные часы с гравировкой "Уважаемому Рувиму Михайловичу Лернеру в день 50-летия от товарищей по Нижне-Вахтанской Военной Экспедиции" за две вполне боеспособные "Зброевки" тридцать восьмого калибра и дрянной хронограф китайской работы. Начало было положено, они вооружились. Дело оставалось за малым - выбраться из этой щекотливой ситуации, по возможности живыми.
***
Несмотря на воскресный день, народу в знаменитой кондитерской было не очень много. Олег спросил себе небольшой чайник бергамотового чаю, две французских булки с собой и кусок трюфельного торта, чтобы съесть его здесь. За окошком юные пионэры под водительством пожилой пионэрвожатой бодро следовали по каким-то своим делам. Знаменосец еле удерживал трепавшийся по ветру алый стяг, горнист сипло и очень фальшиво трубил, барабанщик отчаянно колошматил в круглый жестяной бубен, в общем, все чин по чину. Дарвин отхлебнул из стакана, решил, что чай пока еще слишком горяч, чтобы им как следует насладиться, вынул из кармана телефон и набрал номер Камиллы.
Камилла не ответила. Должно быть, сидела в парикмахерском кресле, или плавала в большом мраморном корыте своего клубного спа. Олег сунул мобильник в карман и занялся чаем.
Жизнь за окном продолжалась. Жители плотными, взаимопроникновенными рядами, обгоняя друг дружку, торопились по неотложным делам. Мимо окна, цепляясь за низкое питерское небо рачьими усами, сплошь заклеенный веселенькой, зовущей в Луксор, Салоники и Анталию рекламой, протащился дедушка электрического транспорта, допотопный круглолобый троллейбус. Олег удивленно проводил его взглядом. С той поры, как городские власти взялись планомерно и повсеместно изводить трамваи и троллейбусы, а на их место посеяли отчаянные чеченские маршрутки, Олег и думать забыл о существовании этих, гудящих на остановках, добрых усатых жуков.
***
Еще пару лет назад казалось, что жизнь кончилась, что впереди не светит, что мир летит в тартарары, и все такое. Представлялось, так же, что не привыкшие к самостоятельности люди непременно вымрут, как кролики, от безденежья, повального алкоголизма и просто так, от тоски. Ан, нет. Человек - ровно таракан, какой-нибудь. Встряхнулся, почистил перышки, похмелился слегонца - и вот, он опять звучит гордо. Узбеки с молдаванами быстренько превратились в довольно приличных строителей; вьетнамцы бойко заторговали подержанным оружием; лица кавказской национальности приспособились, как всегда, продавать хурму, хашламу и наркотики; евреям достался издательский бизнес и банковское дело, в общем, закипело дело. И только русские не нашли себе лучшего применения, чем воевать друг с другом и со всеми сразу. Бывшая Великая Держава развалилась на удельные княжества, автономные области, края и округа. В каждом поселке, почитай, была своя власть. Сельсоветы, комбеды, профкомы, черные кассы плодились, словно суслики весной. Выборы проходили, чуть ли не каждый день, деньги на это дело тратились громадные - и откуда что взялось? - взятки давались фантастические. Лернер плюнул на всё, собрал рюкзак и подался в экспедицию.
***
Когда Олег учился в Минском университете, их компания собиралась в сквере напротив цирка. Сидели на скамеечке, пили из горлышка дешевое сухое вино, мурлыкали под гитару незатейливые мелодии "The Beatles", делились последними новостями, тискали терпеливо ожидающих замужества подружек.
Однажды к ним прибился странный, угрожающей наружности, с лиловыми от наколок руками, человек. Жестом попросил закурить, присел в сторонке на корточки, да так и просидел весь вечер, почти не шевелясь. На следующий день дядька появился снова. Ни слова не говоря, угостил всех сигаретами и занял прежнюю, "упор присев", позицию. Так продолжалось изо дня в день. "Сиделец" никому не мешал, к нему привыкли, как привыкают к испокон веку стоящей в углу комнаты - пользы никакой, а выбросить жалко - старой тумбочке. Девицы, теснясь налитыми, обтянутыми джинсами попками, приглашали "синяка" присесть на скамейку, но дядька несогласно и благодарно мотал большой, стриженной головой и продолжал ютиться на корточках. Однажды, когда он не пришел, компания стала волноваться. Так родители беспокоятся о задержавшемся позже обычного отпрыске. Но на следующий вечер дядька объявился и счел своим долгом объяснить причину отсутствия. "Дело одно там нужно было решить", - сказал он и уселся на свое место. Так все узнали, что пассажир умеет разговаривать. Немного позже дядька представился. "Витя", - многократно повторил он свое имя, протягивая каждому синюю лопатообразную ладонь.
***
Гудкова Лернер откровенно недолюбливал, считая человеком мелочным и недалеким; придирался к нему по всякому пустяку; старался задеть побольней, ожидая от него хотя бы подобия бурной реакции. Тот и ухом не вел, пропуская мимо упреки и едкие замечания в свой адрес. Экспедиция была рассчитана на восемнадцать месяцев, так что времени для раздоров у них было более чем достаточно.
Беспрестанно дул резкий Северный ветер, принося с собой все новые и новые облака. Казалось, что небо над головой не имеет размера. Тучи наползали друг на дружку, грозя пролиться тоннами воды. Но дождь все не шел, и было непонятно, чего ждать от погоды завтра.
Лернер посерел, оброс разноцветной щетиной и, в конце концов, стал носить короткую бородку, на манер голландского шкипера. Его угрожающее мычание доносилось из аппаратной всякий раз, когда он уединялся там для наладки только ему послушных приборов и механизмов.
Наконец долгожданные капли дождя затанцевали джигу на звонких подоконниках станции. Все пошло своим чередом. День сменялся днем. Счет им вел скрупулезный Гудков, тщательно замарывая прошедшие грифельным карандашом.
Вскоре пришло первое сообщение. В нем экспедиции в трехдневный срок предлагалось свернуть оборудование и передислоцироваться в район Подкаменной Туруски. Напарники деловито принялись за работу.
***
Однажды вечером Витя явился в приподнятом настроении и, вопреки обыкновению, cтал сорить словами.
- Здорово, хлопцы! - поприветствовал он честную компанию. Надо заметить, сиделец был сторонником домостроя. Женщин за людей не держал и называл девушек не иначе, как "мокрощелки", - Хочете повеселиться?
Никто не возражал. Витя выставил перед собой мозолистую ладонь, как бы говоря - Не беспокойтесь. Всё будет в лучшем виде - и направился к троллейбусной остановке.
Следует заметить, что Цирк, напротив которого располагался сквер, давший компании приют, был под горкой, ведущего на Центральную площадь проспекта. Маломощные электромоторы с трудом справлялись с подъемом набитых пассажирами машин. Оттого на остановке, как правило, стояли два-три, ожидающих очереди на подъем троллейбуса. "Синяк" обошел стоящий последним аппарат, деловито влез на специально устроенную сзади лесенку и сбросил вниз привязанные к троллейбусным усам веревки. Не спеша спустившись, он снял электроды с проводов, потом дождался подходящего персонажа, очкастого дядечки в шляпе и с портфелем в руках, и попросил того подержать веревки, пока он "сходит за инструментом". Отзывчивая интеллигентная жертва зажала портфель коленями и покорно приняла веревки в чистые свои ручки. Обошедши транспорт с другой стороны, шутник присоединился к веселящейся компании. Развязка репризы не заставила себя долго ждать. Обнаружив неисправность, водитель вышел проверить, в чем дело. Выходит он, значит, и видит - стоит "шляпа" и держит в ручонках вожжи от его обесточенного экипажа. И смех, и грех!
Олег расплатился с официанткой, вышел на улицу и закурил первую за сегодня сигарету.
***
"Ну, заходите, коли временем располагаете", - Миронов недовольно отложил в сторону какие то бумаги, - "Что ж без звонка?".
Лернер хмыкнул, - "А мы ненадолго, Петр Сергеич. Вы нам только верните то, что давеча брали, и мы уйдем тихонечко". Он повел стволом пистолета в сторону двери, дескать, не извольте беспокоиться.
Миронов встал, подошел к открытому сейфу, заслоненному от них большим фикусом, старомодным, какие стояли в огуречных кадках у лояльных к дежурному режиму обывателей, и положил туда бумаги. Помешкал немного. Гудков увидел, как спина Лернера напряглась. Но, все обошлось, секретарь обкома не выхватил из сейфа шестнадцатизарядную "Беретту" и не стал палить из нее во все стороны. Он просто закрыл сейф на два замка, чуть помудрил с колесиком на передней стенке и сказал негромко: "Я к вашим услугам, господа".
***
Невский проспект готовился к праздникам. Подвешенные в механических люльках, наряженные в оранжевую форму Информационного Департамента, рабочие монтировали поперек дороги позитивного содержания растяжки. "Дорогие Петербуржцы и гости нашего Города!" - переливались на тусклом питерском солнце объемные голографические буквы, - "Поздравляем Вас с Днем Всеобщих Выборов!" Пегая чайка раскачивалась на другом, уже натянутом транспаранте, обещавшем: "Каждому участнику Выборной Кампании - выигрышный билет или бонус на покупку товаров народного потребления в сети гипермаркетов "Gala"!"
Олег усмехнулся, бросил окурок в гранитную урну и направился к машине.
***
"Ё...перный театр! - думал Лернер, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, - Кавказ предо мною... один, блять, в вышине..."
Он очнулся от холода. Накануне они развели костер в небольшой карстовой пещере, замаскировав вход лапником так, чтобы только не задохнуться. Рувима Михайловича волновало состояние напарника. Переправляясь через широкий ручей, Гудков потерял шапку. Всё у него через жопу, сердился на товарища Лернер. Андрей кашлял всё сильнее, а потому им пришлось сделать вынужденный привал. Они выпили по глотку спирта - для сугреву и медицины, перекусили галетами и постарались заснуть. Под натужный Гудковский лай Лернер забылся черным тревожным сном.
Пробуждение было нерадостным. Какая-то сука обмотала приятелей чем-то, вроде серых полотняных бинтов, и, как вешают вяленые окорока в клеть, подвесила на две соседние сосны. Положения глупее было не придумать. У Лернера хоть один глаз был зрячим - повязка, должно быть, сползла. Гудков же был, ни дать, ни взять - вылитая египетская мумия. Как всё произошло и что теперь с ними будет, Лернеру было ума не приложить.
***
Когда Дарвин добрался до Камиллиного клуба, на часах было уже пол-второго. Езда по переполненному питерскому центру теряла всякий смысл. Легче было пешком дойти. Но не бросать же, в самом деле, машину. Олег предъявил на входе серебряный гостевой пластик и прошел прямиком в Окси-бар. Как и следовало того ожидать, Камилла, в компании Фриды Майер, скандально известной светской львицы и обозревательницы местного глянца, напузыривалась кислородными коктейлями. Фрида была также знаменита тем, что сделала из себя ходячее пособие по пластической хирургии тела. На ней живого места не было, оставшегося от базовой, так сказать, модели. За глаза ее называли "киборгом". О возрасте г-жи Майер можно было только догадываться.
- А-а-а, - развязно протянула "львица", - сам господин Дарвин пожаловали! Как там ваша теория поживает?
- Скажи мне, Фрида, - Олега едва не стошнило, - отчего ты в любое время суток ведешь себя, как бульварная шлюха? Ведь до вечера еще далеко.
- Какой ты, Дарвин, грубый - не передать! - обиделась на "шлюху" Фрида.
- Привет, дорогая! - чмокнул подружку Олег, - Я тебе звонил. Просматривай, хоть иногда, входящие. Не больно-то мне хотелось разыскивать тебя в этом гадюшнике, - он еще раз, более чем красноречиво, посмотрел на журналистку.
- Вы дурно воспитаны, молодой человек! - Майер сгребла в кучу свои манатки и, развратно вертя задом, пошла прочь.
- Ты не справедлив к ней, Олег, - капризно надула губки Камилла, - Фрида единственная баба, с которой мне здесь хоть о чем-то можно поговорить. К тому же она обещала похлопотать за меня перед главным редактором "Elle".
- Это не умаляет прочих ее достоинств, - двусмысленно резюмировал Дарвин, - Ладно, кончай эту "бузу" дуть. Поехали, пообедаем.
***
Лернер очнулся от холода. Костер уже совсем догорел. Одна только махонькая бордовая точка угадывалась в сером пухе древесной золы. Гудков, прижав колени к подбородку, тихонько постанывал во сне. Рувим Михайлович, чтобы окончательно придти в себя, потряс головой и потянулся. Вспомнив ужасный сон, он перекрестился и поплевал через левое плечо. Для верности. У него были большие планы на жизнь. Потом разбудил Гудкова. Нужно было добраться до базового гаража раньше, чем... ну, мало ли что...
Из Усть-Каратая, имея в виду несовершенство дорог и чтобы соблюсти хоть какую-то конспирацию, выехали засветло. Чем черт ни шутит. Миронов, конечно, божился, что не станет препятствовать, а кто его маму знает. Эти бывшие партийцы - люди непредсказуемые. Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь, как говорится. В общем, выехали и выехали. Гудкова потряхивало мелкой утренней дрожью, знакомой всякому выпивающему человеку. Напрасно он соблазнился ректификатом, что предложил ему знакомый чеченец за остатки уже абсолютно бесполезной денежной массы. Интересно, куда они девают валюту? Вообще, загадочный народ - эти чеченцы. Освободительное движение в Ичкерии сошло на нет, так они приспособились обменивать спирт, привезенный в цистернах откуда-то с Запада, на всякие полезные вещи, вроде контрафактных компьютерных программ или средств индивидуальной химзащиты, в свою очередь спертых предприимчивыми вьетнамцами с давно законсервированных военных складов.
Лернер ехал молча, напряженно следя за дорогой. Ему не давали покоя слова, сказанные Мироновым на прощанье. Если бы не корунды, завернутые в тряпицу и надежно спрятанные на груди, под утепленным лыжным комбинезоном, настроение было бы совсем никуда.
***
Дарвин сидел у камина и смотрел на догорающие угли. У ног его стояла пустая почти бутылка дорогущего, купленного по случаю в Лондонском отделении аукциона "Philips", "Glenfiddich 50 years", очень редкого шотландского односолодового самогона. Этот, сертифицированный самим Александром, мать его, Грантом Гордоном, виски, Олег пил по торжественному поводу. А именно, по случаю расставания с Камиллой Сергеевой, сукой, каких еще поискать. Она его бросила. Уму непостижимо! Дарвин полагал, что так бывает лишь в американских фильмах категории "В". Камилла ушла от него к главной, мать ее, редакторше этого блядского "Elle"!
Сегодня Олег явился домой, улыбаясь, как дурак с намытой шеей. За неполный час он заработал очень кругленькую сумму. Для этого ему даже не нужно было отрывать задницу от кожаного автомобильного сиденья. По дороге из Зеленогорска в Питер он продал одному перцу из Эмиратов то, чего у него, Дарвина, и в помине не было. А купил он товар в Кировограде, у человека, которого в глаза не видел. Олег занимался компьютерным сводничеством. Например - кому-то до зарезу приспичило купить товарный состав цветного лому, а другой бедолага, в то же самое время, не имеет понятия, куда бы деть двадцать вагонов меди и алюминия, которые жгут ему руки. Так бы они и страдали, как девушки без женихов, если бы не добрый парень, Олег Дарвин. Он виртуально "покупает" у владельца эти двадцать вагонов и тут же "продает" их страждущему. И от каждого получает неплохой процент. Голубки встретились, шампанское в потолок, маэстро - урежьте "мендельсона"! И вся, как говорится, любовь.
По дороге он заехал в "Метро", купил Камилле ее любимого "M&C Imperial Rose" и охапку белых голландских роз. Переступив порог, он сразу понял, что произошло. Даже, не заходя в комнаты. По запаху. Тому особенному запаху одиночества, который имеют все покинутые женщинами дома.
Подумать только - эта тварь забрала с собой даже клизму!
***
- Беднейшие слои населения, далеко отброшенные за черту оседлости, активно приветствуют неимоверных по своим положительным качествам руководителей в борьбе за построение недалекого уже Светлого Будущего.
- А-а, трудящиеся массы. Зачем пожаловали? Впрочем, всегда, как говорится, рады. Добро пожаловать, так сказать, прошу покорно. Что на этот раз?
- Петр Сергеевич, тут такое дело, - начальник службы безопасности по-свойски, без приглашения, устроился в большом кожаном кресле хозяина кабинета, тем самым как бы показывая, кто здесь главный, - во вторник в области объявилось странное вооруженное формирование, проще сказать - банда из двух человек. Вооружены до зубов, пробиваются с боями на север области, идут охотничьими тропами. Все бы ничего, но вот что, собственно, странно - никаких грабежей мирного населения, в отношении подрастающего поколения женского полу - ни одного факта насилия, мародерства тоже не отмечено, в общем, удивительная какая-то картинка складывается в цветах и красках. Такое впечатление, что они святым духом питаются, извини за мракобесие. Понимаешь? Не слыхал ли чего? Не из твоих ли будут?..
Миронов крякнул. Только недавно Лернер с Гудковым покинули его кабинет. Слава Богу, что не столкнулись с этим иезуитом, а то бы понаделали делов, с его то характером. Потом доказывай на Бюро, что ты здесь не при чем, или почти не при чем. О том, что он отдал старшему экспедиции весь областной запас технических корундов, секретарь обкома предпочел умолчать, а потому, вызвав из приемной Верочку, велел ей подать чайку покрепче с бутербродами и приготовился держать оборону, благо ему было не привыкать.
***
"А чего бы ты, дурак старый, еще хотел? Видал в Третьяковке картину Пукирева "Неравный брак"? То-то же! И ничего удивительного в том нет, что упорхнула твоя птичка из рук, так сказать, в руки. Из одной золотой клетки в другую. Побогаче и попросторнее. Что ей, думаешь, плечи твои нравились богатырские? Или профиль медальный? Нынешние девицы торгуют телом так же успешно, как и их предшественницы в Древнем Риме. Вспомни, откуда ты ее взял, птичку-невеличку. А выиграл ты ее в карты у биржевого маклера, господина Чехлатого. И ее ни разу не удивило, когда вы, два пьяных старых перца, приперлись к Чехлатому на дом и объявили, что она теперь принадлежит другому. То есть, тебе. Это потом ты в нее втрескался по самые свои оттопыренные уши. И поделом тебе! Так-то вот", - рассуждал Дарвин, валяясь в кресле возле погасшего камина.
Конечно, его задевало то, что его поменяли на эту пучеглазую, мужеподобную рыжую стерву, Наташку Старскую. Была бы хоть баба, как баба. Так нет же, не баба - гренадер в юбке. Разумеется, не только факт ухода подружки к другой... женщине мучил Олега. За пять с небольшим лет он успел серьезно привязаться к милой, неглупой и, что греха таить, красивой молодой девочке. Она не была белоручкой. С ее появлением холостяцкая квартира Дарвина полностью преобразилась. Прежде Олег с легкостью встречался и расставался с женщинами. Те платили ему взаимностью и не вили гнезда в его доме. Камилла же сразу принялась за обустройство. Видно было, что девочка получила изрядное, в смысле домоводства, воспитание. Решенный в холодном дизайнерском hi-tech стиле интерьер, с ее появлением стал обрастать милыми безделушками и артефактами. Любимым, после одежного шопинга, занятием Камиллы были походы по антикварным лавочкам, где на удивление цепкий ее глаз выуживал из гор разного старого барахла то изящный молочник, то пару белых лайковых, с перламутровыми пуговичками, бальных перчаток, то изумительной красоты хрустальный пульверизатор для духов. За каждую мелочь Камилла торговалась со старьевщиками и антикварами так, словно бы спустить цену хоть на пару рублей, было делом всей ее жизни. Однажды она купила на барахолке здоровенную черную спринцовку, по ее словам принадлежавшую самому Наполеону I, и, несмотря на активные протесты Дарвина, торжественно водрузила ее на зеркальную полку в хозяйской ванной комнате. Со временем Олег привык к раритету, и Наполеонова клизма перестала вызывать в нем чувство отвращения. И вот теперь, даже она покинула свое привычное место.
***
На руководящей работе Петр Сергеевич Миронов был не так давно. До этого он заведовал Верхнеярским кустом Северного Экспедиционного Корпуса. Сидел себе в Верхнеярске и в ус не дул. И надо же было тому случиться, что первый секретарь Норильского обкома Вооруженных Сил, Жора Матвиенко, попался на крупной афере с самоходными установками, кому-то он там их не тому толкнул, или слишком активно лоббировал инвестиционный проект, не суть. Короче говоря, расстреляли его, не отходя от кассы. Естественно, тут же встал вопрос о замене не в меру зарвавшегося коррупционера. На ту беду и попался молодой, инициативный Миронов на глаза тогдашнего Генерального секретаря Геращенко. В доброе-то время Петр Сергеевич и сам был бы не прочь присесть в теплое кресло областного руководителя. Но сейчас, когда по всему округу прокатились народные волнения, и было уже недалеко до объявления чрезвычайного положения в рамках Автономии, этот пост был местом незавидным, если не сказать - опасным. Тут еще, как на зло, Лернер затеял в войнушку играть. Вот и сидел областной голова, пригорюнившись, и решал, как бы ему на елку влезть, не ободрав при этом, по возможности, задницы.
***
Олег взглянул в окно. Было уже совсем темно. В жизни наступает момент, когда нужно принимать решение. Поставить точку, или многоточие. Сколько раз ему казалось, что уже всё, край. А жизнь продолжалась. Но теперь он наверное знал, что это конец, что ничего уже не будет. Дарвин прислушался к себе. Внутри была пустота, словно бы из него вынули все внутренности и надули, как надувал он в детстве пойманных им лягушек. Возьмет лягушку, сунет в анус соломинку и надует, словно мячик. Получалось очень забавно. Только теперь ему было вовсе не весело. Он допил виски, оделся и покинул свой опустевший дом.
Когда Олег поворачивал ключ в замке зажигания автомобиля, он уже знал, что будет делать. Он выехал из ворот отправился на Охту, к строящемуся там стеклянному монстру, четырехсотметровой Башне Газпрома.
***
"Уважаемому Рувиму Михайловичу...", - значит они где-то здесь, недалеко. Желтый бес ни хрена и не знал, зря только руки пачкали. Где же ты, Маруся, с кем теперь гуляешь?.. Вот, дела. Кто же мог подумать, что два вполне лояльных экспедитора, вот так, с бухты-барахты, сорвутся с катушек и подадутся в бега. Тоже мне, спецназ недоделанный. Теперь ищи их, мать твою! Сколько ж это надо народу задействовать, ради двух придурков?! Не было у бабки забот... Надо будет сказать в Комитете, чтобы выделили лимитчиков, что ли, в подмогу - совсем зашиваемся. Каратаеву хорошо рассуждать, сиди себе на ровном месте, руками води да в жопе ковыряйся. Случись чего - ни за что не отвечает. А нам каково? Думай, думай, голова... Лысенко, ты? Слушай меня внимательно, Иван Петрович. Сегодня должна появиться проверка из Управления по Международной торговле, будь она неладна. Так ты их там поводи у себя, как положено. Организуй всё по полной программе - баня, девочки... Ну, что тебя учить? Я, чай, ты не маленький. Справишься?.. Ну, лады. Да, вот еще что: у тебя там, на складе, я знаю, тушенка датская есть неучтенная, так ты ее прикрой, что ли, как-нибудь. Ну, в общем, сам понимаешь. Теперь - все. Бывай... Ай, Петрович, Петрович... ловкий, сукин сын! Ладно, пора браться за дело. Поедем, красотка, кататься!
***
Когда-то давно, на заре нового русского капитализма, Дарвин ввязался в эту аферу. Подбили его на вложение в акции "Газпрома" продвинутые в биржевых делах одноклассники. Олег заработал кучу денег на организации "летучих" турагентств. Дело было проще пареной репы. Его агенты договаривались с жуликоватыми партнерами в Египте и Турции, набирали клиентов и заселяли их в сомнительные двухзвездочные, а то и вовсе недостроенные отели, под флагом пяти звезд и опцией all inclusive. Экзотический отдых в те времена был новинкой. Как оно там было положено их обслуживать, новоиспеченные туристы, за небольшим исключением, не очень-то представляли. И были вполне, или почти вполне, довольны предоставленной им услугой. Солнце, море и морской воздух с лихвой замещали высококлассный курортный сервис. Тем более, что, все равно, претензии предъявлять было некому. По возвращении клиенты, как правило, не находили отправившие их на отдых "Хэппи-Тур Шопы", "Гелиостуры" и "Файв-Стар-Ресорты". Исполнив свою функцию, те просто-напросто переменяли вывеску и жили себе поживали в мире и благополучии.
Деньги в то время горели ясным пламенем и, чтобы хоть как-то спасти капитал, Дарвин вложил его в голубоватые бумажки "Газпрома". Так что он имел непосредственное отношение к высившейся на Охте фаллосоподобной штуковине.
Теперь, когда возведение одиозного, прозванного в народе "кукурузиной", здания близилось к концу, башня стала излюбленным местом бейсджамперов, любителей прыжков с парашютом с высоких общественных сооружений. Несколько раз Дарвин, не чуждый современных спортивных игр, и сам прыгал с башни. Так что, когда он заявился на стройплощадку и, на вопрос сторожившего стройплощадку отставного военного пенсионера, дядю Степу Кузина, какого рожна ему, Дарвину, надобно в столь неурочный час, объявил, что желает сигануть с верхотуры, это не вызвало у вахтера особенного удивления. Старик только проворчал тихонько, что нехрен, дескать, этим богатеям больше делать, как беспокоить по ночам пожилых, находящихся, между прочим, при исполнении, людей, но дверь, все-таки, отпер и пропустил акционера на территорию вверенного для охраны объекта.
***
Они с Гудковым прибыли на Новотобольский вокзал 16 сентября, как раз на праздник Дня Независимости. Почти трое суток на ногах не прошли бесследно. Голова гудела, тело требовало отдыха, жутко хотелось пить.
Здание вокзала было только что отстроено, на платформе то тут, то там еще лежали кучи строительного мусора. Новенькие саянского мрамора стены и затемненные стекла окон обещали измученным путникам прохладу и долгожданный приют. Экспедиторы вошли в световой зал ожидания. Грустная картина из "Бхагават-Гиты" открылась их, тотчас потускневшим, взорам.
На всей площади огромного вокзального помещения расположился вольный цыганский табор. Ромалэ возлежали на громадных матрасах и перинах всюду, где только возможно было. На свободных пространствах возилась пузатая мелочь - подрастающее поколение, юные наследники баронской короны. Голозадые и пучебрюхие с визгом вцеплялись они друг дружке в нечесаные волосья и катались по зеркальному каменному полу, отнимая незатейливые игрушки. По углам и на подоконниках, как куры на насестах, ютились испуганные цивильные пассажиры.
- Вот такая, брат, понимаешь, брахмапудра, - Лернер аж крякнул с досады. Делать было нечего, пришлось устраиваться, как попало. Мечты о комфортном отдыхе бесследно испарились.
***
Грузовой лифт достиг последнего этажа и остановился. Наверху было темно и сыро. Сегодня, в единственный выходной, работы на стройке почти не велись. Только кое-где, из не застекленных еще окон сыпались сварочные искры, да где-то внутри "кукурузины" глухо бухала одинокая кувалда. Дарвин рассеянным взглядом смотрел на россыпь огней вечернего Города. Сердце его сжималось от жалости к себе, к ничтожно малым, копошащимся внизу, справляющим свои нехитрые жизненные потребности людишкам. Где-то там, среди этих огней, стонала, пронзая небо набухшими сосками и извиваясь от животной страсти, любовь всей его жизни, красивая, как японская фарфоровая статуэтка, продажная гадина, грязная сука, Камилла Сергеева.
Олег вынул из рюкзака бутылку купленной для Камиллы шипучки и отшиб горлышко о кирпичи. Потом он, стоя на краю, обливаясь и захлебываясь, глотал розовую пузыристую влагу. От шампанского стало еще гаже. Он швырнул бутылку на бетонное перекрытие этажа, минуту помедлил, разбежался, сильно оттолкнулся и, широко расставив руки, ринулся вниз.
Сердце его, не выдержав огромного количества поступившего в кровь адреналина, разлетелось на багровые лоскуты. Дарвин умер за мгновение до того, как его тело встретилось с землей.
***
"Вниманию пассажиров, провожающих и встречающих! Новотобольский вокзал объявляется карантинной территорией! Обнаружены пассажиры инфицированные бациллой Черной Испанской оспы. Граждан просят не беспокоиться, не создавать паники и оставаться на своих местах. Всем заболевшим будет оказана необходимая медицинская помощь. Повторяю..."
Через весь зал закутанные до глаз во все белое санитары на носилках пронесли двух заболевших. Лица их были бледнее бумаги, а губы имели черно-фиолетовый оттенок, будто бы бедняги перед тем угостились черникой.
Не было печали! Лернер растолкал Гудкова, и они принялись прикидывать, как бы половчее миновать выставленные у всех дверей милицейские кордоны.
На вокзале поднялся страшный шум. Цыгане сорвались с насиженных мест. Ромалэ скоро обулись в мягкие сапожки, подпоясались и пошли договариваться с мильционэрами; чаялэ шустренько собрали пожитки, запихнули весь скарб в чудовищного размера мешки, взвалили их на плечи, похватали подмышки малышню и, жалобно скуля и подвывая, поспешили вслед за мужьями.
К удивлению публики, после недолгих переговоров, цыган отпустили. Спустя короткое время радио снова ожило. Диктор откашлялась и, еле сдерживая смех, объявила: "Граждане! Без паники! Никакой оспы нет. Просто цыгане, простите за выражение, заколебали. Второй месяц на вокзале живут. И не было другого способа от них избавиться, Администрация вокзала приносит извинения за вынужденную мистификацию. Всех просят в вокзальный буфет угоститься бесплатным кофе и прохладительными напитками!" Как бы в подтверждение объявления из дверей медпункта под восторженные аплодисменты уже отошедшей от шока публики, стирая с лиц мертвенный грим, появились исполнявшие роли заболевших "артисты"..."
"Бух!" Под окнами раздался глухой плотный звук, что-то тяжелое сильно ударилось оземь. Охранник аж подпрыгнул на стуле от неожиданности. Через мгновенье он уже стоял у распластанного, сломанного ударом тела Олега Дарвина. "Во, дурак-то!" - подумал, сплюнув сердцах, сторож, - "Чё ж он парашют-то не надел, пьяный что ли?" Степан Иванович вернулся в сторожку, заложил книжку разжеванной спичкой и набрал номер "Службы спасения". Обрисовав дежурному картину происшествия, Кузин с сожалением посмотрел на обложку недочитанной книги - "Пропавшая экспедиция". Теперь уж не до чтения, да и не положено на посту-то. Приедет начальство - нагорит. Сторож убрал книгу в стол, проверил пульт сигнализации и вышел на улицу сторожить мертвое тело.