Сразу после майских праздников Лида Малышева пошла в деканат института и договорилась, чтобы ей изменили место прохождения летней практики. Поменять Керчь на Ялту оказалось весьма просто. Большинство студенток хотело провести лето в кругу своей семьи и со своими друзьями, в родном городе. Ведь не так уж часто случается, чтобы юная девушка была в тягость в собственной семье, а про ее приятеля можно было сказать: имея такого друга - врага уже не нужно...
Наверное, в таких случаях говорят:
"Избави меня, Господи, от друзей. А от врагов я сам отобьюсь".
К сожалению, хорошая девушка Лида Малышева оказалась именно в такой ситуации. С тем, что мать тяготится ее присутствием, Лида уже давно смирилась. Но существование Виктора Сидорчука пугало ее всерьез. Девушка чувствовала, что он от нее так просто не отстанет. Грядущее лето угнетало ее, и единственным выходом из сложившейся ситуации представлялось бегство в Ялту на целых четыре (!) месяца. Лида надеялась, что там она избежит унизительного преследования со стороны ее бывшего самозваного жениха. Ну а за четыре месяца многое может случиться. И, даст Бог, Лида навсегда отделается от своего, столь необдуманно заведенного знакомства.
Итак, Лида Малышева, полная смутных страхов и неясных надежд, оказалась в курортном городе, вернее, городке (так как там проживало не более ста тысяч жителей) - Ялте. Впрочем, в курортный сезон население Ялты возрастало по меньшей мере на порядок за счет прибывающих со всех краев отдыхающих. Приехавших на летнюю практику студенток Керченского института советской торговли распределили по ресторанам и кафе. Лида Малышева со своей сокурсницей Олей Мирошник была направлена в сезонный ресторан "Лето", где им предстояло отработать официантками весь курортный сезон.
На местожительства приезжие студентка определялись в частный сектор, где им предоставлялись койки за полтора рубля в сутки фактически безо всяких удобств. Лида и Оля поселились в маленьком, наспех отремонтированном сарайчике, в котором только и поместились две расшатанные пружинные койки, их дорожные сумки и колченогий стул. Но девушки не жаловались. Главное, что было место, где они могли переночевать. Питаться практикантки должны были по месту работы, ну а остальное время девушки собирались проводить вне своего сарайчика, если не на работе - то на пляже.
Месяц май пролетел незаметно. Приезжих пока что было не так уж много, так что практикантки особо не уставали на работе, и с огромным удовольствием бежали после смены на пляж или гуляли по ярко освещенной на протяжении всей ночи ялтинской Набережной.
Вскоре после своего вселения в сарайчик девушки познакомились с его хозяевами, живущими в большом неуютном деревянном доме, прямо напротив сдаваемых ими внаем хозяйственных построек. Хозяева оказались довольно молодой супружеской парой с двумя малолетними детьми. Глава семейства работал участковым инспектором в местном отделении милиции, имел весьма внушительный вид и лейтенантские звездочки на погонах, а также звучное имя - Антон Андреевич Муха. Его супруга - Нина, обычно имевшая несколько сонный вид, впрочем, весьма приветливо отнеслась к новым постоялицам, и даже разрешала брать у нее по вечерам веник и чайник с горячей водой.
Антон Андреевич также весьма приветливо отнесся к студенткам-практиканткам, особенно к Лиде Малышевой, даже слишком приветливо. По всей видимости, товарищ Муха был весьма неравнодушен к женскому полу. Но тут уж ничего не поделаешь, и Лида просто старалась не замечать повышенных знаков внимания со стороны участкового инспектора.
Жизнь на практике потихоньку налаживалась, и Лида начала потихоньку успокаиваться. Мерзкие события первомайской ночи стали отдаляться в памяти куда-то на задний план, прикрываясь полупрозрачной пеленой. Хотя, воспоминания о незаслуженном неотомщенном избиении время от времени обжигали душу яростным огнем: "За что?! Как он посмел?! Какое он имел право?!". Однако эти горькие вспышки гневных воспоминаний случались все реже и реже.
Наступивший июнь ознаменовался увеличением количества отдыхающих и, как следствие, возросшей нагрузкой на юных официанток. Теперь девчонки сновали со своими подносами как заведенные: из торгового зала - на кухню и обратно, не имея даже малейшей передышки.
Дополнительную суету в поначалу обыденный день десятого июня внесло приехавшее начальство из Симферопольского областного управленияобщественного питания, расположившееся за столиком в торговом зале и оценивающе разглядывающее снующих по залу юных практиканток.
Пробегающая по служебному коридору Лида Малышева увидела, как ее таинственно поманила за собой раскрасневшаяся от волнения Оля Мирошник. Лида последовала за ней. Оля поджидала подружку в закутке возле буфета, где устало прислонились к стене натруженные швабры и веники в ожидании конца рабочего дня и прихода своей хозяйки-уборщицы.
"Ну, что случилось?" - нетерпеливо спросила Лида, спешащая поскорее вернуться на свое рабочее место.
"Ты знаешь, зачем начальство-то нагрянуло?" - азартно зашептала Оля, таинственно оглядываясь по сторонам. Лида тоже оглянулась, за компанию.
"Зачем?" - Лида тоже непроизвольно перешла на шепот.
"О!" - Оля закатила глаза: "Ты, Лидка, никогда ничего не знаешь! Смотри, свое счастье проспишь".
"Не просплю", - отмахнулась Лида: "Ну, давай, телись! А то меня клиенты уже заждались".
"Никуда твои клиенты не денутся", - пренебрежительно отмахнулась Оля.
"Тут такие дела намечаются..." - пропела девушка, но, увидев, что Лида собирается повернуться и уйти, сразу перешла к делу.
"Возле Медведь-горы, в районе Артека, открывается гостиничный комплекс для иностранцев", - захлебываясь от возбуждения, скороговоркой выпалила Оля и снова закатила глаза.
"Ну и..." - сердито вернула ее к действительности Лида.
"И, конечно, там есть ресторан, "Медведь" называется..."
"Ну..."
"Да что ты, дурёха, все "ну" да "ну"!" - возмутилась Оля: "Неужели не понимаешь? Туда же сейчас отбирают официанток, какие посмазливее..."
Оля ревниво заглянула Лиде в лицо.
"Тебя уж точно возьмут!" - сердито выпалила она.
"Да уж, конечно, куда им без меня..." - с сарказмом протянула Лида.
"Точно возьмут!" - заторопилась Оля, утвердительно закачав головой. При этом ее маленькое личико с востреньким носиком напомнило Лиде птичку-невеличку, склевывающую хлебные крошки, рассыпанные на заднем дворе.
"Я сама слышала", - Оля снова перешла на шепот: "Когда мимо их столика проходила. Сам начальник управления, товарищ Папишвили, сказал про тебя:
"Вы только поглядите! Ну что за цыпочка..."
Оля попыталась, понизив голос и присовокупив грузинский акцент, воспроизвести услышанное в лицах.
Лида вспыхнула:
"Какая я им "цыпочка"!"
"Да тише ты!" - шикнула на нее Оля: "Счастья своего не понимаешь.
Там же иностранцев полно! Делегации всякие, бизнесь..." - Оля запнулась, потом повторила попытку: "Бизнесьмены, спортсмены ихние. Да вот еще на Московский кинофестиваль делегация артистов и режиссеров приехала..."
Оля захлебнулась от избытка чувств:
"Из самой Америки, из этого... Ну как его - из Голливуда!"
"Империалисты - одним словом!" - уточнила Лида.
"Ну и глупая же ты, Лидка!" - разочарованно протянула Оля: "Там же и-но-стран-цы!"
Оля с жалостью, как на неполноценную, поглядела на Лиду.
"Ну и что мне с того, что там "и-но-стран-цы"? - передразнила Олю слегка уязвленная Лида.
"Так ведь познакомишься с кем-нибудь!" - ахнула Оля: "Повезет - и замуж выйдешь!".
Девушка сладко зажмурилась:
"В Заморские страны тебя увезет!"
"Ну что уж вы все так перед иностранцами преклоняетесь?!" - брезгливо отозвалась Лида: "Разве наши, советские парни - хуже?!"
Оля растерянно поглядела на Лиду.
"Ну, конечно, если тебе, Лидка, встретился хороший советский парень... То, наверное, и иностранца уже не нужно..." - с сомнением в голосе протянула Оля.
Пришел черед растеряться Лиде. А Оля уже вопрошающе заглядывала Лиде в мгновенно потемневшие, ставшие цвета садовой сирени во время майской грозы, глаза.
"Так, значит, у тебя есть надежный друг? Верный и порядочный?"
От Олиных слов Лидино лицо полыхнуло огненным румянцем. Девушка почувствовала легкую дурноту и была вынуждена прислониться спиной к холодной бетонной стене подсобки. Перед ее глазами возникло самодовольное, ухмыляющееся лицо Виктора Сидорчука с занесенным для удара кулаком.
"Есть и у нас, конечно, порядочные", - неожиданно согласилась с Лидой Оля, не заметив перемены в настроении подруги: "Только где они все?.."
"Ну, в Афганистане, конечно..." - начала загибать она пальцы: "На границе с Китаем каким-нибудь..."
"Ну", - подумала она немного: "На комсомольских стройках жилы рвут, на БАМе да на целине..."
"У меня там братишка двоюродный", - пожаловалась Оля: "Целый день в поле на комбайне вкалывает. А живут в вагончике, там даже душа нет, пыль с себя вечером смыть нечем. А утром, пишет, когда просыпаются, волосы к подушке примерзают..."
"А вот не уезжает оттуда", - с каким-то прорвавшимся потаенным удивлением сообщила Оля: "Говорит - стране нужен хлеб!".
"Ну а вот тут, у нас, на южном солнышке - ловкачи да приспособленцы бока греют".
"Порядочность ныне не в моде", - тихо, будто самой себе, сказала Лида. Оля тоже прислонилась спиной к стене и задумчиво продолжила:
"А знаешь, всегда так было. Мне бабушка рассказывала, она во время Великой Отечественной войны насмотрелась, когда деда на фронт провожала... Говорит, на запад эшелоны с солдатиками идут, на фронт, то есть. И на восток тоже идут, в солнечный Узбекистан. И на них дядьки мордатые да румяные садятся, с чемоданами да баулами, и со справочками о плохом здоровье... Рассказывала, как один мужик бежал по перрону. Да споткнулся, чемодан раскрылся, а там - деньги бумажные, так и полетели по ветру..."
"А ведь дед мой "бронь" имел", - с затаенной тоской проговорила Оля: "Сам отказался, на фронт поехал. Там и погиб. А бабушка одна осталась, с тремя детьми..."
"Так ведь на таких вот людях Земля-то и держится" - вздохнула Лида и, кивнув подружке, пошла прочь.
"Угу", - хмыкнула Оля.
Она постояла еще немного в тиши подсобки. Потом недоуменно покачала головой.
"Господи! Ну зачем Ты даешь такую внешность таким убогим?!" - простонала она и снова, уже надолго, закатила глаза.
Когда Лида вернулась в торговый зал, то с облегчением убедилась, что приезжее начальство уже убралось восвояси. Ресторан закрылся на обеденный перерыв, и уборку перед вечерним наплывом посетителей, и в торговом зале было пусто. Это было весьма кстати, так как у бедной Лиды подкашивались ноги. Девушка прошла в помещение служебного буфета, где практикантки обедали, и устало присела у края стола. В это время в буфет заглянула одна из официанток и, увидев Лиду, призывно помахала ей рукой:
"Лида! Тебя тут спрашивают!"
Лида вышла из буфетной комнаты, подошла к служебному входу в ресторан и замерла. У входа стоял, нахально улыбающийся ей прямо в глаза, высокомерно поглядывающий по сторонам, уверенный в собственной неотразимости от носка начищенного ботинка до мочек маленьких приплюснутых ушей береговой матрос Виктор Сидорчук.
Лида на негнущихся ногах подошла поближе и зло спросила:
"Ты чего сюда приехал? Кто тебя сюда приглашал?!"
"Ты!" - нагло смеясь Лиде прямо в лицо, ответил Сидорчук: "Вернее, любовь к тебе!"
"Пошел вон!" - сумела выдавить из себя девушка.
Сидорчук покровительственно усмехнулся и пошел прочь. Лида медленно повернулась и поплелась назад в буфет. В душе ее клокотали гнев и отчаяние.
"Что-то легко он сдался", - рассуждала девушка: "Наверное, будет караулить меня возле дверей ресторана, чтобы выяснить, где я живу. Нужно будет нам с Олей взять после работы такси, чтобы он не проследил, где мы живем..."
Лидины рассуждения прервала девушка, вызвавшая ее на встречу к Сидорчуку.
"Ну, что, Лидочка, встретилась со своим парнем?" - приветливо спросила она Лиду.
"Встретилась..." - выдавила из себя Лида.
"А я беспокоилась, что ты уже домой ушла", - продолжала тараторить официантка: "Так я ему твой адрес сказала, чтобы вы не разминулись".
Лида ахнула, но тут же взяла себя в руки:
"Спасибо". Ну а что тут еще скажешь?..
Вечером, по окончании рабочего дня, Лида с Олей, крадучись, вышли из ресторана. До своего временного пристанища девушки добрались без приключений. Сидорчука нигде не было видно, и Лида слегка приободрилась. В душе возникла наивная надежда, что он, наконец-то, оставил ее в покое.
Уже довольно стемнело, когда девушки добрались до своего сарайчика. И только подойдя вплотную, Лида увидела пьяного Сидорчука, сидевшего внутри сарайчика на колченогом стуле. По всей видимости, он высадил окно и залез внутрь, ожидая Лиду.
Девушка вскрикнула и побежала прочь от сарайчика. Оля - за ней. Не сговариваясь, девчонки взлетели по скрипучим ступенькам и ворвались в дом к хозяину сарайчика, участковому милиционеру товарищу Мухе Антону Андреевичу. Благо, глава семьи был дома и, стоя в дверях, расстегивал кобуру пистолета, видимо, только что придя с работы.
Лида расплакалась, а Оля выпалила:
"Там пьяный мужчина! Он влез в наш домик..."
"Сейчас разберемся!" - отозвался хозяин.
"Одну минуту!" - он взялся за трубку телефона. Что-то быстро сообщил по телефону и, взяв в руки внушительного вида металлический фонарик, вышел из дома. Девушки отправились за ним.
Здесь нам необходимо несколько отвлечься и уточнить, как действовала Ялтинская и Алуштинская милиция в те годы вообще-то довольно благополучной - по всей стране Советов, криминальной обстановки. Благополучной, но только не в городах Южного берега Крыма в курортный сезон. Ибо летом, под южное солнышко, к теплому Черному морю стекались все уголовные элементы со всей Советской империи.
Стекались с целью погреть застуженные во время очередной отсидки где-нибудь в Ямало-Ненецком округе косточки, с целью развлечься от души и с шиком "спустить" наворованные за год денежки. И, конечно же, свои тюремные повадки и нож в кармане привозили с собой.
Поэтому, действия милиционеров в курортных городах были значительно менее вежливы и корректны, чем у обаятельных героев отечественного сериала "Следствие ведут знатоки".
Так же, как где-нибудь в трущобах Нью-Йорка американские полицейские сначала стреляли, а потом выясняли, в чем там было дело, так и советские милиционеры на южных курортах - сначала били, а уж потом спрашивали документы.
Итак, участковый милиционер Муха Антон Андреевич вышел из дома навстречу слегка пошатывающемуся Виктору Сидорчуку. Девушки притаились в тени шикарного куста поблескивающих в лунном свете Золотых шаров. Антон Андреевич вежливо спросил у Виктора, к кому тот приехал. Виктор вызывающе ответил:
"Приехал к той, которую любил!"
Язык его слегка заплетался. Стоя перед высоким, плотного телосложения участковым инспектором, Сидорчук казался карликом. Но, видимо, алкоголь, да и присутствие Лиды Малышевой на заднем плане, придавало ему храбрости. И, когда Антон Андреевич, также вежливо посоветовал Виктору немедленно вернуться к себе домой по месту прописки, Сидорчук гордо ответил:
"Да пошел ты..."
И попытался обойти препятствие в лице товарища Мухи на его тернистом пути к Лиде. Впрочем, тернистым его путь стал через мгновение, так как Антон Андреевич молча и со знанием дела ударил Виктора в лицо. Ударил, еще раз ударил, еще... Сидорчук, одержимый гордыней, молча сносил побои, и лишь голова его тряслась мелкой дрожью, как у древнего старца.
"Боже мой!" - ахнула прижавшаяся к Лиде Ольга: "У хозяина же фонарик в руке! Так ведь он фонариком его и лупит... Бедный парень, он же всех зубов лишится!.."
Лида молчала, а душа ее пела. Да-да, Вы не ослышались - пела.
О месть, как ты сладка!
Лидочка, которая жалела и подкармливала зимой воробьев и плакала над каждым бездомным котенком, радостно взирала на вообще-то мерзкую картину избиения.
"Так тебе и надо, гадина!" - пело в ее душе: "Попробуй-ка на себе, что такое побои!"
А события продолжали развиваться своим чередом. У калитки остановился покрашенный в черный цвет уазик с зарешеченным окном. Из него также бесшумно и по-спортивному легко выскользнули три крупных, под стать товарищу Мухе, милиционера.
"Что здесь происходит?" - грозно спросил один из них.
Антон Андреевич с готовностью ответил:
"Да вот, пьянь приезжая. Залез в мой дом, приставал к квартиранткам..."
"Мало нам своих хулиганов", - проворчал приехавший милиционер, заломив Виктору руку за спину и засовывая его в "Черный ворон":
"Еще с приезжими канителься..."
Антон Андреевич также деловито влез в машину, и уазик растворился в темноте.
"Так вот куда он звонил по телефону!" - догадалась Оля: "Он дежурную бригаду ментов вызвал".
Лида молча кивнула. Отвечать у нее просто не было сил.
Девушки, потоптавшись у крыльца, хотели было отправиться в свой сарайчик спать, как тут хозяйка дома Нина сжалилась над ними и позвала их на кухню, пить чай. Но не успели девчонки расположиться, как примчался запыхавшийся Антон Андреевич. Он в срочном порядке подсунул девушкам по листу белой бумаги и по ручке, и стал диктовать текст заявлений.
"А куда эти заявления?" - поинтересовалась Лида.
"В суд. Утром его туда и отведут", - хмыкнул хозяин.
"Как?!" - ахнули девчонки: "Так сразу - и в суд?"
"А чего ждать-то?" - усмехнулся участковый милиционер: "Преступление налицо. Свидетели тоже. Да, забыл сказать... Вдруг кто спросит - будете отвечать, что когда Сидорчук влез в сарайчик, он стекло разбил и сильно порезался... А то ребята в дежурке над ним поработали слегка, так, челюсть маленько свернули, чтобы адвоката не требовал...
Так он, гад, когда протокол допроса подписывал, весь его кровью перепачкал..."
От этих слов у Лиды похолодела спина, а душа... На душе было легко и как-то умиротворенно, что ли... Будто вышел из парилки и вдохнул полной грудью свежий весенний воздух. Голова слегка кружится, но... Так легко и свободно, что хочется летать!
"А что писать-то?" - спросила Оля, потирая сонные глаза.
"Пишите", - начал диктовать Антон Андреевич: "Что по пришествии домой после окончания рабочего дня, вы обнаружили разбитым окно своей комнаты, а внутри комнаты - пьяного незнакомого мужчину, который рылся в ваших вещах и выражался нецензурными словами. Увидев вас, он вылез через разбитое окно, сильно порезавшись (Антон Андреевич сделал многозначительную паузу), и кинулся за вами вдогонку".
Товарищ Муха секунду помолчал, потом добавил:
"И при этом опять выражался нецензурными словами".
"Но ведь это же неправда", - тихо сказала Лида.
"А кому она нужна, твоя правда?" - гоготнул Антон Андреевич: "Главное, чтобы в суде дело прошло".
"Ну а к таким материалам", - забрал он у девушек листочки заявлений: "Не придерешься!"
"Ах, да", - ткнул он им назад листочки: "Подпишитесь со своими керченскими адресами и паспортными данными".
Пока девушки пыхтели над своими заявлениями, Антон Андреевич удовлетворенно прислонился спиной к стене кухни.
"У меня вот вообще такое гиблое дело было..." - стал он доверительно рассказывать: "Задерживал я как-то одного парня, и нечаянно сломал ему руку. Так он, сволочь, жалобу на меня накатал. Начальство, ясное дело, недовольно. Тогда я написал заявление от имени свидетелей, что этот парень на меня сам напал, и угрожал моей жизни. Потом снял со своего кителя лейтенантские погоны, а прицепил - полковничьи. Ну, там, несколько значков и медалек у товарищей одолжил... И пошел по квартирам дома, во дворе которого я того чудака на известную букву задерживал".
"И что бы вы думали?" - хохотнул он: "Все подписались. Кто ж полковнику милиции, да еще и при орденах, откажет?.."
"Вот так то, детки!" - он взял заявления, бегло их просмотрел и, засунув в потертую кожаную папку, удовлетворенно хмыкнул: "Учитесь, пока я жив".
Тут же оседлал свой тарахтящий мотоцикл с коляской (выпуска никак не позднее 1945 года) и прогрохотал вниз по дороге, уже в чернильных сумерках.
Лида с изумлением прислушивалась к себе. Нет, даже намека на жалость или сочувствие к Виктору Сидорчуку она не могла уловить в своей, всегда такой чуткой душе.
"Значит, я очерствела", - растерянно подумалось ей: "Ведь то, что мы "наклепали" в этих "заявлениях" - сплошная ложь, а мне не стыдно. И не горько, и не жалко, и, главное, не стыдно... Значит, я потеряла стыд. И стыд, и жалость, и сочувствие. А, может, он, Сидорчук, отнял их и растоптал, вернее, разбил вдребезги о те бетонные ступени лестницы, о которые ударялась моя голова после удара кулаком в лицо. Кулаком ныне поверженного берегового матроса. И душа моя теперь из воздушного облачка превратилась в деревянную доску. Такую же, как та, что лежит в ресторане возле хлеборезки".
Лиде стало зябко, и она вздрогнула всем телом.
"Ты чего?" - встрепенулась придремавшая было Ольга и, взглянув на засиженные мухами часы на кухонном столе, охнула:
"Уже два часа ночи. Пошли скорее спать".
Она обняла Лиду за дрожащие плечи и, заглянув в лицо, удивленно спросила:
"А ты чего плачешь-то?"
Лида с изумлением провела ладошкой по лицу - и правда, теплые слезинки бесшумно скатывались по ее щекам.