Мыся висит вниз головой на перекладине и смотрит на двор. Двор интересный: сверху бетонное небо, потом деревянные качалки, потом сама Мыся, потом воздушный пол, в котором болтаютсяь Мысины ноги.
Она сегодня особая Мыся, она может ногами месить пол, бултыхаться в полу, как в воде.
Если б негородская бабушка Аня увидела ее, то она бы на нее зашикала и отвела ее в дом, и стряхивала бы с ее плечей чертиков, которые всюду бегают, и их надо наловить в ладошку и жечь над свечкой, над специальной священой свечкой, и тогда чертики будут гореть и пощелкивать.
Негородская бабушка Аня неграмотная и она знает много всяких смешных суеверий, и мама Алла говорит бабушке Ане : 'Не забивайте ей голову, пожалуйста! - и делает плечами плавное движение, чтобы ей подали пальто.
А папа Миша говорит: 'Ей голову не забьешь, она сама кому угодно забьет!' - и подает маме Алле пальто, и за ними закрывается вдверь, и внизу, под окнами, чихает мотор черной машины.
А бабушка Аня сидит потом у уголке и штопает кофту, и чертыхается, крестит рот и говорит: вот, чертик побежал! - И Мыся оглядывается и ищет: где? - И почти видит, почти, почти видит.
Но сегодня бабушка Аня с ней не сидит, а Мыся сама висит вниз головой, и дома ходят все тихие и испуганные, и дома нельзя бегать, и Мысю одну послали во двор.
В доме она мешалась под ногами и ее послали найти кого-нибудь, чтобы поиграть. Но никого нет, чтоб поиграть, а ей никто и не нужен, она сама болтает ногами в воздушном полу и стоит головой на деревяннном небе.
- Я тебе слишком много дозволял! - шипел папа Миша за закрытой дверью. - Надо было еще тогда все прекратить!
И в щель видны руки мамы Аллы, и они лежат на черных шелковых коленях, неподвижные, и браслеты сбились и давят, и белое мясо набухает вокруг браслетов.
И потом тонкая золотая щель распахивается, и папа Миша стоит и смотрит на нее, Мысю, склонив голову, и голос у него как тогда, когда она подставила стул и достала с полки красивую книжку с названием, в котором буква А сплеталась с буквой Е - так красиво! Еще там была буква Ф на боку и много картинок.
И тогда у папы Миши был такой же голос: еще рано тебе читать эту книжку, и пообещай, что не будешь ее трогать, даже когда нас не будет дома - ты же не хочешь, чтоб мы что-то прятали от такой большой девочки?
- Пойди погуляй, проветрись, - говорит папа Миша. - Найди кого-нибудь поиграть.
И вот Мыся висит вниз головой на перекладине, и из подьезда выходит папа Миша и еще какой-то дяденька, и они поддерживают маму Аллу, и у нее лицо цвета свечи, на котрой надо жечь чертиков.
И маму Аллу сажают в большую машину, и папа Миша садится с ней, но у него нос острый и щеки желтые, словно ему плохо и его тошнит.
И мама Алла двигает рукой, как будто ей хочется, чтоб ее взяли за руку, но папа Миша поддерживает ее, как поддерживают больных солдат, и не смотрит на нее, только тень от носа его становится длиннее.
И Мыся висит вниз головой, а городская бабушка Тамара подходит к ней и говорит специальным голосом:
- Мысенька, слезай. Я посижу с тобой, пока мама не вернется. Хочешь, пойдем в большой магазин, где в бассейне плавают рыбы?
- Внутри у мамы Аллы завелся чертик? - спрашивает Мыся, и баба Тамара смотрит на нее так, словно ей хочется перекреститься.
Но она городская бабушка, она выше предрассудков.
Смешные взрослые - почему не перекреститься, если хочется!
Мыся переворачивается и говорит:
- Чертиков надо наловить в ладошку и сжечь на свечке!
Мыся видит, как прозрачные чертики скачут по забору, верещат, лезут в щели, прыгают на перекладину - такие веселые! Голова у нее кружится, она садится на пол, стукнувшись попой, и валится на бок.
- Я сейчас их поймаю, не бойся!
- Не дай бог в маму пошла! - шепчет про себя бабушка Тамара, помогая Мысе встать.
А кто не знает, как жечь чертиков на свечке, того чертики - защекочут!
***
И осталась Мыся с бабушкой Тамарой одна. И неизвестно насколько. Мамины вещи стояли грустные, а дверь в мамину комнату никогда не открывалась.
Мыся подходит к бабушке, толкает ее рукой:
- Бабуууууууууль! Когда мама Алла приедет!?
И опять:
- Бабууль!
Бабушка не отвечает. Бабушка занята. Бабушка чистит серебряную рыбу с черной спиной. Она проводит у рыбы по животу, и рыба распадается на два листа. Потом бабушка вынимает из рыбы ствол, и остается вкусная белая мякоть, которую она кладет на тарелку тонкого фарфора, оставшуюся с дореволюции и заливаетмаслом и засыпает яйцом.
Называется рыба под яйцом 'пусть девочка не объедается, а учится есть изящно'.
- Бабуууль!
Бабушка закрывает лицо руками:
- Вот ведь выучили ребенка по именам родителей называть!
Потом бабушка Тамара вспоминает, что руки у нее в рыбе, и сердито опускает рыбные руки:
- Смотри! Волосы испачкала! - и идет к другой раковине, мимо кресла, которое заслоняет странную дверь в углу, и шумно моет там руки.
Бабушка Тамара в полосатом халате идет по гулкой кухне, по полу в черных и белых шашечках. Халат полосатый, и бабушка Тамара плывет по шашечкам, как большая надувная зебра по шахматной доске.
- Не знаю, когда. Скоро.
- Через неделю скоро или через день скоро? - спрашивает Мыся, начиная долгий путь наверх, мимо полочек с обмылками и мыльницами от всех жильцов: раковина общая, и вокруг нее лежат на деревянных полочках мыльницы: бабы Вари, тети Лиды, соседа в углу, - и самая красивая мыльница - бабушки Тамары.
Она забирается на самую ручку кресла и становится вровень с бабушкой Тамарой и смотрит вниз на бабушки Тамары руки, как будто это ее собственные руки.
- Ты микробов смываешь?
- Микробов, точно! - говорит бабушка Тамара, вешая полотенце.
- Микробов смыла, а чертиков? - спрашивает Мыся.
И у бабушки Тамары лицо становится такое, словно она хочет сказать 'тьфу ты напасть!' - но так городские бабушки не говорят.
Она же городская образованная быбушка, и носит кружевные воротнички и брошку, а не платок, как баба Аня. В чертиках она ничего не смыслит. Ни аза.
Потому что аз был только дореволюции и немного в деревне еще осталось.
Потом, когда бабушка Тамара немножко перестает сердиться, Мыся начинает:
- Баба! Пойдем в магазин, посмотрим на рыбу!
И бабушка говорит:
- Ты не заслужила!
И Мыся напоминает:
- Я же помогала тебе мыть посуду!
- Верно, помогала! Ну, тогда пойдем!
Бабушка хитрит: ей очень нравится, когда Мыся просит пойти в магазин к рыбе.
Это Мыся давно поняла: взрослые заводят детей для того, чтоб они чего-то сильно хотели. Сами взрослые для себя не могут ничего сильно хотеть
Так говорит баба Аня: опустит руки на штопку и скажет:
- Твои-то я чулочки починила, а свои - не хочется. И так похожу!
Она говорила не чулочки, а на ш: шулошки.
И понятно, для чего Мыся: чтобы взрослым хотелось куда-то ходить и что-то покупать, и ходить смотреть на рыбу. Ведь не пошла бы бабушка Тамара сама смотреть на рыбу! Смешно.
И они стали одеваться. Мыся надевает белые пушистые варежки, для города, а не для двора - 'они же запачкаются!'. И когда Мыся так говорила, бабушка гордо смотрела на маму Аллу - 'ребенок приучается к изящному!'
И теперь пусть мама там почувствует, какая Мыся стала изящная - и вернется.
А бабушка надела свое пальто с каракулевым воротником, и шапочку с пуховой подкладкой.
И они пошли в магазин. В магазине на стенах - толстые белые плитки. И они покрывают все стены. Плитки были не такие, как дома на кухне, а гладкие и белые, и на них синим нарисованы русалки с синими толстыми грудями, и кувшины и виноград.
А посередине магазина плавает рыба. Это большая рыба, очень большая, она не поместилась бы на стол, и ей пришлось бы вскрывать живот саблей - настоящей пиратской саблей.
Мыся перегибается через кафельный бортик и смотрит на рыб. У них темно-зеленые головы и на носу маленькие усики, а глаз не видно. Но у них живые глаза, она знает, как различать свежую рыбу от несвежей: по глазам. А это не просто свежая - настоящая живая рыба.
Она плавает.
- Рыба, ты знаешь, куда увезли маму? - спрашивает Мыся.
Рыба плавает медленно, как будто она что-то знает, - так медленно и важно, как будто это необходимо - плавать справа налево, от одного кафельного бортика к другому, совершенно такому же.
- Рыба, ты уже умирала?- спрашивает Мыся.
Бабушка однажды ей сказала, что рыбу ловят для того, чтобы приготовить - да-да, даже такую большую рыбу - ее тоже варят и посыпают яйцом, как маленькую рыбу дома.
Но рыба всегда плавает в бассейне - и Мыся не знает, это новая рыба или та, которую уже ловили и готовили. Может, у рыб это все по-другому.
- Как ты думаешь, мама умрет? - спрашивает Мыся.
Она не хотела спрашивать про маму у какой-то глупой рыбы, оно само спросилось.
Но рыба устало перевернулась на бок и так и осталась. И она стала тихая по-другому, не как раньше. И важная по-другому.
Бабушка Тамара повернулась к Мысе и улыбнулась:
- Ну как, посмотрела на свою рыбу?
Но Мыся решила быть злой теперь, и сказала:
- Я не хочу рыбы, я хочу персиков и белую-белую ленту в волосы.
И бабушка Тамара посмотрела на нее так, словно Мыся стала прозрачной, и ее подхватил медленный, медленный ветер, словно бабушка видела, как Мыся подрастает, и ее косы растут и стелются по полу, и белые руки с браслетами поднимают косы, расплетают их, делают из них высокую прическу, вплетают ленты, и большая тоненькая и высокая Мыся делает плавное движение плечами, и черная шерсть неизвестного зверя ложится ей на плечи...