Он стянул с пьяной твари трусики. Тварь, тварюшка - это было без ненависти. Мымра - это когда она его раздражала. Она стояла почти на голове жопой вверх, головой на матерчатом диване- и размазанно улыбалась. Он бы голову сломал, но бабы - живучие. Вот она потянулась к его ремню и промахнулась, мазнула рукой.
Он дернул ее бедра на себя. Нравится? - посмотрел сонно, сыто. Морда покраснела. Его круглые розовые поросшие шерстью ноги и молодая жирноватая спина вспотели. Он стоял над ней - единственный, исполин, мужиииик! Самееец! Так-то вот! Закурил, с ленцой.
Он видел по глазам: в ее головенке опять что-то перемешалось. Опять задумывается. Мымра.
Эх, ему бы не ее, а красивую, наглую, супер-ухоженную и развратную телку. В красном платье. Трахнул, закурил, уложил на диванчике - и пошел. Но те все разобраны. А с этой мымрой надо жестко. Для ее же блага.
Почти с ненавистью - но и с восхищением - смотрела Дарья на эту здоровую розовую ногу, поросшую ворсом. В голове опять проявились старые мысли. Все одни и те же, одни и те же. Странно, что они пробились даже через ступор от пол-бутылки вина.
Потом они еще повозились и заснули, каждый о своем.
Он вышел рано утром, в молочном свете дня. Утренний свежий сквознячок заползал в его легкие и вытеснял ночной замусоленный воздух.
Пьяная тварюшка так и лежала на диване. Сегодня ей не надо было на работу.
Днем она встретилась с подругой, распила чашечку кофе. Подруга говорила о карьере и доме и отпуске. А Дарья тем временем думала о продранном диванчике и потной спине. Примерилась - нет, даже не стоит и начинать. Подруга рассказывала про какое-то озеро, на которое она сьездила, и билет совсем дешево. Дарья думала - да у меня все билеты вообще бесплатные. Только обратно никак! Она посмотрела на подругу нежно - а эта ведь еще из лучших.
Она вернулась домой, вполне веселая: ей, кажется, вполне удается сидеть на двух стульях. Хотя от него несет свиньей, а от подруги - задушевной глупостью, то вот же, вместе - вроде нормально. Ее пускают и туда, и туда. Проехала мусорная машина, провыла и плеснула огни в окно. Она медлила - начинать ли новую бутылку.
Тут он позвонил и нахамил. И послал. Вежливыми, заемными фразами, показывая, что и он тут чему-то научился.
- Мне нужно больше пространства.
Положил трубку и добавил мстительно:
- Мымра!
И даже с какой-то радостью она подумала: ну вот, прорвалось. Все-таки никак.
Вечером ее истерзанное тело сосредоточенные медики гнали на каталке по коридору. Странно. Она думала, что все закончится. А мысли пробивались. Как кровь пробивается сквозь бинты. Странно. Она посмотрела на пжарный кран в стене. Это-то уж совсем странно! У нее нога в клочья. Может, она парализована. Тем не менее продолжается какая-то - жизнь. Тут вот боль, а перед глазами - пожарный кран. Странно.
В коридоре раздался смех. Джон - он более смуглый - уговаривался, чтобы его подменили. Он хотел пойти в клуб со своей девушкой.
Стив сказал:
- Да пожалуйста!
Дарен же клал кирпич на стройке. Разогнулся и посмотрел на бетонную площадку, где разворачивался бульдозер. Подумал о мымре. Что он ее сейчас вспомнил?
Он не знал, но почувствовал что-то неладное и решил на всякий случай ей не звонить. С такими, как она, может быть только или плохо или никак.
Вечером он пошел в клуб и снял телку в красном платье. Жизнь налаживалась. Как будто убрали ненужный груз. Стало просторнее, прохладнее.
Как будто после будней наступило воскресенье. Его все ждали-ждали - и вот оно настало.