В Питере сегодня жарко, в такую погоду к зубному врачу совсем не хочется, если бы в пасмурную ‒ это да, а так ‒ нет. Но номерок был, как назло, на сегодня, на четыре часа, а вообще число четыре мое любимое и везучее, поэтому я даже немного успокоился, но пришел заблаговременно, хотя обычно всегда опаздываю, и, исключительно чтобы убить время, заскочил в кафе неподалеку.
Заказав кофе, принялся ждать в компании с лысым мужчиной за соседним столиком, нет, я не был знаком с ним прежде, да и потом тоже как-то не сложилось. Высокая, достаточно юная индифферентно настроенная официантка с какой-то непропорциональной фигурой и милой улыбкой пулей вылетела в зал и, расплескивая мой кофе, демонстративно поставила его перед лысым мужчиной, который ждал что-то другое, но точно не мой кофе. Бармен, молодой человек в белой рубашке с татуировкой на шее в виде узорчатого синего шарфа, крикнул официантке, что кофе предназначался мне. Девушка, повернувшись ко мне вполоборота, при этом ее вторая, надеюсь худшая, половина была обращена по-прежнему к лысому мужчине, упрекнула меня: "Могли бы и подмигнуть!" ‒ и смущенно улыбнулась. Как глубоко женатый человек я слегка опешил и не нашел что сказать, хотя обычно я всегда что-то говорю в ответ и, как правило, подмигиваю. Такое полувнимание нескладной официантки вызвало восторг лысого посетителя, прямо-таки повергло его в нирвану, а может, это было его обычное состояние, бармен в вытатуированном шарфе почему-то хихикал, протирая белым вафельным полотенцем какую-то чашку, я пил свой кофе. Выходя из зала, официантка подмигнула мне и многозначительно сказала: "Пока!" Я уже немного привык к ее манерам и внешнему виду, насколько к этому вообще можно привыкнуть, и потому вежливо, не прибегая к гнусаво-противной интонации, как это иногда делают мужчины, заигрывающие с обслуживающим персоналом, попрощался.
* * *
В коридоре перед кабинетом стоматолога томилась небольшая очередь, человек семь-восемь, не больше, ну, может быть, девять. На часах ‒ четыре часа ровно, и я попытался просочиться сквозь ряды страдальцев, но был приятно удивлен, узнав, что все девять человек были тоже записаны ровно на четыре часа и теперь из нас, записанных на четыре, организовалась живая очередь. Я, вовремя осознав, что скоро будут подходить люди с номерками на более поздний срок, послушно встал в четырехчасовую очередь. В девять я зашел в кабинет, стоматолог, усадив в меня в кресло, улыбаясь, как это могут делать только стоматологи, заглянув мне сначала глубоко в глаза, а затем не менее глубоко в рот, и произнес: "Ну что, тоже на четыре?" Я понял, что больно не будет.
* * *
И все-таки что-то было в этой несуразности, в этой беспардонности и нелепости, с другой стороны, пусть об этом беспокоятся неженатые мужчины.