Гижицкий Богдан : другие произведения.

Агония

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пришло время реабилитировать древнего царя г-ва Иудейского Ирода 1 Великого.Не убивал он еврейских младенцев,нет доказательстви, не было в том нужды, a был тревиальный посмертный оговор.35 лет отдал непризнанный иудеями царь превращению отсталой,патриархальной страны в культурное европейское г-во.Как складывалась у него жизнь и какой у неё конец в предлагаемой книге.

Агония

  -- Аннотация:
Пришло время реабилитировать древнего царя г-ва Иудейского Ирода 1 Великого. Не убивал он еврейских младенцев, нет доказательств и, не было в том нужды, a был тревиальный посмертный оговор.35 лет отдал непризнанный иудеями царь превращению отсталой, патриархальной страны в культурное европейское г-во. Как складывалась у него жизнь и, какой у неё конец в предлагаемой книге.
  
     
      Предисловие
     
      Предлагаемая повесть посвящена последнему периоду жизни царя Иудеи Ирода I Великого, который царствовал 35 лет с 39 года по 4 год до н.э. Правление Ирода приходилось на период расцвета могущества римской империи. Ее владения простирались от Британии до Армении. Испания, Египет, Галлия, Македония, государства Малой Азии и Ближнего Востока стали римскими провинциями. Управлялись территории наместниками императора и вассальными царьками. Сдавшиеся на милость победителя, эти правители вынуждены были служить Риму и даже получали от сената титулы: "Друг и союзник" римского народа.
      На этом фоне совсем иначе выглядел Ирод. Он не воевал против Рима, а напротив, сначала в войсках своего отца Антипатра, а в дальнейшем и по своей инициативе активно сражался на стороне завоевателей.
      Ирод искренне считал покорение Иудеи (так тогда назывался Израиль) римлянами благом для своего народа и верил, что западный образ жизни, римско-греческая культура преобразуют жизнь страны в лучшую сторону, вернут ей "Золотой век" еврейской государственности, связанный с именем царя Соломона. Ирод высоко ценил правление этого выдающегося деятеля древности, создавшего сильное независимое государство и допускавшего политеизм (многобожие).
      Правление Ирода не поддается однозначному определению доброго гения или злодея. В его деятельности, как в калейдоскопе, мрачные краски соседствуют со светлыми, любовь и сострадание сменяются деспотизмом и жестокостью.
      Большая заслуга в описании эпохи Ирода и в сохранении его образа для потомков принадлежит И. Флавию, римскому и еврейскому историку. Его ортодоксальные взгляды не помешали ему вполне объективно нарисовать в своих очерках колоритную фигуру древнего иудейского царя.
      Христианская религиозная литература никогда не жаловала Ирода в связи с историей, известной из Нового завета, как "избиение младенцев". И. Флавий об этом событии даже не упоминает, хотя отнести расправу над детьми к незначительному эпизоду никак нельзя. Трогательная любовь иудеев к детям общеизвестна, и избиение младенцев в Вифлееме не могло остаться незамеченным. Во всяком случае, историк-ортодокс не упустил бы возможности описать кровавую вакханалию и поставить ее в вину Ироду. В Новом завете, в главе 2 "от Матфея" читаем: "Глас в Раме слышен, плач и рыдание, и вопль великий". Иерусалим расположен между Рамой и Вифлеемом, а это значит, что возмущение народа должно было охватить столицу и, как минимум, еще два соседних города, но в исторических хрониках это событие не значится. Значит его не было.Да и по логике вещей престолонаследию от отца к сыну,принятому в Иудее ещё со времён царя Давида,ничто не угрожало.К концу жизни у Ирода было три, лояльных Риму, сына и императору Августу не пришло бы в голову прерывать род Иродов ребёнком безродного плотника.
      При жизни Ирода его советником и "лейб-хронографом" был историк и светский иудей Николай Дамасский, который после смерти Ирода стал и биографом императора Августа.
      И. Флавий в своих книгах ссылается на авторитет Дамасcкого, на его описания многих подробностей правления иудейского царя, но и у него о событиях в Вифлееме нет ни слова.
      Современный писатель, профессор Р.П.Шейдлин в своей книге "Летописи еврейского народа" так характеризует царя иудеев:
      "Ирод был дальновидным политиком, водившим дружбу со многими мужами Рима, в том числе с самим императором Августом. Благодаря этим связям его царствование было долгим и успешным.
      Римляне передали под его управление новые территории, так что евреи снова доминировали на большей части древних израильских царств... Ирод был человек высококультурный, и его двор наводняли многочисленные зарубежные гости, включая греческих ученых и писателей... В целом это была одна из наиболее могущественных, разносторонних и интересных фигур в иудейской истории."
      Писатель Б.В.Пилат в своей книге "Ирод Великий" идет еще дальше в характеристике древнего царя. Он считает, что Ирод I в Иудее и Петр I в России по духу близнецы-братья, т.к. оба решительно взялись за "мгновенное трансформирование своих стран из отсталых с древним обрядово-патриархальным миром, в страны с современной европейской культурой". Оба великих преобразователя отдали этой идее много сил, свои жизни и жизни тех, кто противился их начинаниям, включая жизни сыновей.
      История, как наука познания прошлого, пишется конкретными людьми, а они не всегда объективны в силу своего мировоззрения, поэтому оценка роли правителя в судьбе страны принадлежит истории и потомкам.
      У русских людей широкая и открытая душа, они не очень набожны, но знают, что их Бог Иисус Христос всех прощал и им велел, поэтому они простили Петру I пролитую им невинную кровь и создали ему ореол национального героя. Ему ставили памятники, его именем называли города и благодарили за "окно, открытое в Европу".
      При тех же заслугах совсем другая посмертная судьба у Ирода. Религиозная Иудея, следуя каждому слову Торы, верила в строгость и бескомпромиссность Всевышнего, но удивлялась Его терпению держать столько лет Ирода на престоле и даже прощать ему благосклонность к языческим богам Рима и Эллады. А он - этот идумей и араб по матери - забыв о Боге и традициях, как одержимый навязывал иудеям чуждые им европейский образ жизни и культуру, строил театры и гимназиумы, проводил спортивные Олимпиады, совращая этим народ. То, что в России называли "окном в Европу", в Иудее презрительно - "греко-римским чудовищем".
      О каком прощении и, тем более, возвеличивании такого царя могла идти речь? Только проклятие и забвение.
      Теперь понятно, почему при создании Нового завета иудеи-христиане задним числом создали легенду о якобы имевшем место избиении младенцев в г. Вифлееме, связав ее с появлением на небе, так называемой, "вифлеемской звезды". Эта легенда нужна была, как фон для возвеличивания Христа и предания забвению великого преобразователя.
      Среди богословов-христиан были и объективные люди. Таким был Александр Мень. В своей книге "Сын человеческий" он подробно описывает предполагаемое время рождения Христа, но вопреки евангелию "от Матфея" считает факт избиения младенцев не доказанным.
      В 17 веке знаменитый немецкий астроном Кеплер расчетом орбит Юпитера и Сатурна доказал, что "вифлеемская звезда" была ничем иным, как совпадением траекторий этих планет в одной точке, если смотреть на них с Земли.
      Благодаря такому редкому явлению можно было видеть яркую звезду не только в Вифлееме, но и во многих других городах и селениях Иудеи. Звезда не стояла над Вифлеемом, как трактует Новый завет, а двигалась, единожды озарив Землю до или после рождения Христа, т.к. дата появления его на свет до сих пор не установлена.
      Во времена Кеплера его открытие произвело сенсацию, но к ней быстро потеряли интерес, т.к. Ирода, к тому времени, забыли, как забыли и некогда существовавшего иудейского государства.
     
     
      Глава 1.
      Болезнь царя Ирода.
     
      Ранняя весна 750 года со дня основания Рима или 3764 год от сотворения мира по иудейскому календарю. В Иерусалиме жарко и душно, хотя обычно в этот период времени начала месяца шеват еще прохладно. Город напоминает потревоженный улей. Жители столицы, забывая об осторожности, собираются группами и обсуждают главную новость - обострение болезни грозного царя. Опасаться следовало - Ирод даже больной знал от своих секретных агентов все, чем жила сто-
      лица, а его люди в подвалах цитадели, названной "Антонией" в честь римского друга царя, умели укорачивать языки тем, кто их слишком распускал.
      Секретный сыск хорошо был поставлен Иродом еще в бытность его наместником Галилеи. Тогда в городах и селениях бесчинствовала неуловимая банда некоего Иезикиля. Ирод внедрил в неё своего человека и вскоре главарь, и его подручные были пойманы и повешены.
      После этого события слава о молодом и энергичном правителе Галилеи облетела всю страну и дошла до Рима. Ироду открылась дорога к высшей власти.
      С тех пор прошло много лет. Римляне возвели Ирода на престол, он верно им служил и, укреплял свою власть не церемонясь в средствах.
      Болезнь царя сначала скрывали, но вскоре она обострилась после неудачной попытки использовать для лечения теплые источники Иерихона. Ирод слег и тайное стало постепенно выходить из дворца.
      Иерусалим наполнился слухами, в которых правда переплеталась с вымыслами. Все годилось для переваривания в утробе большого города, особенно когда это касалось жизни самого царя. Все новости, о которых узнавали утром, к вечеру обрастали разными подробностями и проникали в дома с настойчивостью хамсина. В такое тревожное время желтую пыль из пустыни не замечали, не до нее было. Иудеев волновало главное - что будет потом, когда Ирод предстанет перед Творцом, и в чьи руки Всевышний передаст власть. Фарисеи искали ответ в писаниях пророков. Часто слышалось: "О! Вот слушайте..." Слушали, но оказывалось не то, прямого ответа не было.
      Бурные пересуды вызвала неожиданная казнь старшего сына Ирода Антипатра. Он был осужден за покушение на жизнь царя, попытался освободиться, но неудачно. Хитрый и коварный отпрыск идумейки Дорис не пользовался любовью ни среди иудеев, ни у Предвечного,*иначе не стал бы Он лишать наследника престола разума в такой решающий момент его жизни. Ведь любой человек, даже простолюдин, знает, что наследнику не следует торопить события, если царь стар и серьезно болен. Он должен набраться терпения, ждать и помнить, что судьба каждого в руках Господа. Может, Антипатр позже и понял свою ошибку, молился о спасении, но было уже поздно. Предвечный от него отступился, и Ирод в порыве гнева повелел сына казнить.
      Так или примерно так объяснял своим прихожанам первосвященник Матфей причину казни наследника. Иудеев трудно понять даже ему, старому человеку, прожившему большую часть жизни на чужбине. Матфей родом из Вавилона, а там иудеям не до гордыни, там они тише воды и ниже травы, он это знает по себе. В Иерусалиме они дома, чувствуют себя хозяевами и, еслибы умер Ирод, а Антипатр стал бы царем, брожение умов было бы еще большим:
      - Зачем нам на престоле второй идумей, зачем нам новый слуга римского императора, - кричали бы они, - он тоже будет строить гимназиумы, ипподромы и храмы ложным богам.
       Иерусалимская знать понимала, что наступает конец прежней власти, они устали от Ирода, от засилья греко-римских порядков и ждут перемен, хотя прекрасно понимают, что со смертью Ирода римские легионы не уйдут. Поэтому не так важно, сколько продлится агония, месяц или больше, важно, что время правления царя, навязанного Римом, заканчивается. Теперь нужно не упустить шанс вернуться к старым, добрым временам правления Хасмонеев.
      Коротка у людей память. Уже забыли, как хасмонейский царь Александр Яннай однажды во время богослужения поссорился со своим народом и в припадке гнева истребил около 6000 иудеев, только за то, что они в праздник Кущей забросали его лимонами, а его предшественник, царь Епифан, прозванный Епиманом, т.е. сумасшедшим, заставлял иудеев есть свинину. {Данные И. Флавия}
      Зачем помнить прошлое, оно как бы в тумане лет, было или не было, а вот нравы, привезенные Иродом из-за моря, зримы и отравляют жизнь благоверного иудея.
      - О, Адонай, - шепчут они, воздев очи к небу, - ты услышал наши молитвы, уже виден конец нашим страданиям, скоро, очень скоро душа Ирода предстанет перед тобой и народ Моисея вернется к своим истокам.
      Какие бы ни велись разговоры о здоровье царя, его положение было действительно серьезным. У больного целый букет болезней. Его мучают язва желудка и водянка. Левая нога распухла и затрудняет передвижение. Кроме того, в районе паха открылась старая рана, полученная в одном из сражений с арабами. В последнее время из-за болезни сердца усилилась одышка, и Ирод вынужден сокращать прогулки по внутреннему дворику дворца.
      Далеко не все ждут смерти царя. У Ирода есть сторонники, которым по душе его жесткий стиль правления, его решительность и твердость. У него высокий авторитет среди ветеранов войн. Всегда впереди на буланом коне, он первым врывался в ряды врагов и показывал пример остальным. После сражения или перехода Ирод ел и спал вместе с воинами, а это не забывается.
      Особым уважением пользуется Ирод в Самарии. Там он построил город и, как сообщает И.Флавий, "обвел строения красивой стеной и назвал Себастой. Поселил в нем вавилонских колонистов и наделил их плодородной землей".
      Ирод построил город Кейсарию с гаванью, театром, рынком и многоэтажными белокаменными домами. В них поселил своих ветеранов и переселенцев из Греции и Финикии. Неудивительно, что там, вдали от Иерусалима, его имя произносят с почтением и тревожатся за его жизнь.
      Тяжело болен царь. Такие болезни давно сломали бы любого другого человека, но не Ирода. Он от рождения сильный и выносливый человек. Отец Ирода Антипатр участвовал в нескольких походах на стороне Рима и всегда брал с собой сыновей. Дети приучались к тяжелой походной жизни и испытывали те же лишения, что и воины. Сейчас, в 70 лет, нет прежних сил, но Ирод борется за свою жизнь так же упорно, как боролся все 35 лет за сохранение престола. Он вникает во все назначения врача, сверяет их с греческими лечебниками и не брезгует советами знахарей и магов.
      Больной царь лежит в своей просторной спальне на втором этаже иерусалимского дворца.
      Сначала его лечил врач-египтянин Хотеп, привезенный Иродом из последней поездки в Египет и подаренный царицей Клеопатрой. Это было в тот небольшой период времени, когда между обоими царями сложились вполне доверительные отношения. Позднее царица Египта стала претендовать на плодородные земли с теплыми источниками около Иерихона и возникшей было дружбе пришел конец.
      Но охлаждение будет потом, через год, а в тот начальный период налаживания добрососедских отношений Клеопатра, заигрывая с Иродом, подарила ему своего личного лекаря. Она не считала свой подарок щедрым, а лишь тонким намеком на желание получить заветный участок земли. Упрямая и алчная Клеопатра, встретив такое же упрямство со стороны Ирода, стала давить на своего возлюбленного римского полководца Марка Антония. Тот не хотел портить отношения с Иродом и ссориться с царицей и как-то во время ужина, будучи под хмельком, сказал ему:
      - Ну, дай ты ей что-нибудь, она и отвяжется.
      - Пусть возьмет Келесирию, - ответил мрачно Ирод, - а Иерихон я не отдам. С этого города началось иудейское государство и египтянам там нечего делать.
      Вскоре началась война Египта с Римом и, Клеопатре было уже не до чужих земель.
      Египетский врач был человеком осторожным и глубоко верующим в своих многочисленных и древних богов. При лечении он больше надеялся на помощь богини Изиды, чем на свои микстуры. В Египте такой метод был вполне оправдан, т.к. богиня была сама справедливость и без лекаря решала судьбу больного. В Иудее такой метод лечения не годился и, в этом была ошибка Хотепа. Как только Предвечный узнал, что Ирода лечат с помощью языческой богини, он разгневался и перестал обращать внимание на здоровье царя. Более того, вспомнив его преж-
      ние прегрешения, Господь окончательно отступился и предоставил болезням самим завершить свое черное дело.
      К этому времени Ирод сам понял, что Изида не поможет, обращаться к Всевышнему через Синедрион не стал - просить иудеев молиться бесполезно, и послал гонца в Рим, к императору с просьбой прислать ему опытного лекаря.
      Вот такие слухи ходили по столице, когда в царском дворце появился Ливий - один из лучших врачей Рима.
     
      Глава 2.
      Ливий.
      Ливий - опытный лекарь, на хорошем счету в семье императора и среди римской знати. Август посоветовал ему запастись лекарствами в Риме и взять с собой двух сиделок-римлянок, т.к. хорошо знал о мнительной подозрительности Ирода. Царь боится отравления и не допустит к уходу за собой кого-либо из местных. Из всех женщин царь доверял только своей сестре Саломее, она была уже в годах, но успевала присматривать за слугами и теми, кто приходил к брату. Посылая врача, Август напутствовал его словами:
      - Ливий, ты должен поднять Ирода на ноги во что бы то ни стало. Это единственный человек в Иудее, искренне преданный Риму и на которого я полагаюсь в полной мере. Он своей железной рукой держит иудеев в повиновении лучше наших легионов. Не будет Ирода, поднимут голову зелоты, а отпрыски хасманеев - давние враги империи - выползут из щелей, как тараканы, и начнется новая война. Из-за их амбиций мы и так потеряли немало своих людей. Помни, Ливий, Ирод из другого мира, он почти иудей, но это наш человек и он Риму еще нужен.
      Ливий воспринял поручение Августа как почетное, важное и, осмелился спросить:
      - Божественный Цезарь, могу ли я узнать твое мнение об Ироде, как о человеке?
      - Ливий, - ответил, немного подумав, император, - я знаю Ирода около 35 лет. Сегодняшний и он же в молодые годы - разные люди. В первый приезд в Рим он показал себя умным и волевым человеком, был в меру тщеславен и на людях держался с достоинством. Ирод понравился сенату, а законодатели умеют ценить верность. Мы сделали его царем и, Иудея получила больше свобод и привилегий, чем остальные провинции. Сейчас Ирод, по сообщению моих осведомителей, больной, мнительный человек с раздражительным характером. Он напоминает затравленного и загнанного зверя, у которого, однако, еще есть когти и зубы. Затравили Ирода не мы, не Рим, а его сыновья, жены и иудеи, его подданные. Для нас он остается выдающимся правителем. Недаром греки присвоили ему титул "Великий". Он его заслужил. Старайся использовать его тщеславие и, ты увидишь, как он воспрянет духом, а сильный дух излечивает плоть. Ты, как врач, это должен знать.
      Ирод встретил римского врача настороженно - все же новый, незнакомый человек. Сухо кивнул на приветствие и спросил:
      - Как здоровье моего друга, божественого Цезаря?
      - Государь, боги хранят императора и он здоров, - ответил Ливий, - а ты не ошибся, назвав его "божественный". Он теперь носит не только имя "Август", но и объявлен главным понтификом государства.
      Ирод был не только умным человеком, он не раз удивлял собеседни-
      ков ироничным складом ума и не потерял это качество в старости. На сообщение врача тут же отреагировал:
      - Как ты думаешь, Август при таких достоинствах, наверное, вхож к Юпитеру, запросто общается с ним, как бог с богом?
      - Конечно, государь, он раз в неделю ходит в храм Юпитера и там...
      Ливий осекся и замолчал. Он попытался представить себе невероятное событие - встречу Августа с Юпитером, но почувствовав иронию в словах Ирода только засмеялся.
      - Раз Август вхож к богу богов, так зачем он прислал тебя, - продолжал Ирод шутить, - попросил бы Юпитера об исцелении раба божьего Ирода и делу конец.
      - Государь, я имел в виду, что император ходит в храм и там молится за тебя, и его молитвы будут услышаны.
      - Эх, Ливий, Ливий, - сказал Ирод уже без иронии, - если бы ты знал, сколько тысяч людей ежедневно молятся за меня. Как ты думаешь, почему я до сих пор не умер? Не знаешь, так я тебе отвечу. Все дело в количестве молитв за здоровье царя и против. Их, видимо, равное количество и, Предвечный растерялся - не знает, кого слушать. Ладно, Ливий, хватит об этом. Расскажи, что еще нового в Риме.
      - Есть еще одна новость, государь, но снова об Августе. За неделю до моего отъезда народ и сенат объявили его "Отцом отечества". На площади перед домом Цезаря собрались тысячи людей, они приветствовали императора, а он не смог сдержать слезы и плакал.
      - За что же ему такой почет? - спросил Ирод, сразу помрачнев.
      - За умелое управление государством, за то, что много строит, выполняя свое обещание - приняв Рим кирпичным, оставить после себя мраморным.
      После слов Ливия в опочивальне наступила тягостная тишина. Наконец Ирод, ни к кому не обращаясь, медленно сказал:
      - Какая в мире несправедливость. Я строил города и храмы, крепости и водоводы не меньше Августа и многое тоже из белого камня, Кейсария и Себаста чего стоят. Строил по всей Иудее и за ее пределами. В городах и поселениях вводил свободное общественное правление, раздавал бедным хлеб и деньги, спасал Иудею от арабов и парфян, от голода и мора, но они никогда не назовут меня Отцом отечества. Ни-ко-г-да! Я это знаю, потому что мои подданные - иудеи, а им еще далеко до европейской культуры.
      У Ирода испортилось настроение, он отвернулся к стене и устало сказал:
      - В соседней комнате находится мой египетский врач, пойди, познакомься с ним и разберись, в ту ли сторону он лечил. Судя по ухудшению, он, кажется, заблудился и дорогу к жизни спутал с дорогой в царство Осириса*.
      - Вот мне первый урок, - подумал Ливий, покидая больного - это называется, я поднял дух, как советовал Август.
      После ухода врача Ирод сказал своему биографу и секретарю Дамасскому:
      - Николай, напиши письмо Августу, поздравь со званием Отца отечества и все прочее, как полагается по этикету. Ему будет приятно.
      Дамаcский в этот день, 2-го числа месяца шеват, записал в памятку для будущей книги о царствовании Ирода: "Прибыл из Рима врач Ливий, рекомендован самим Августом и, видимо, более опытный, чем египтянин. Появилась надежда на выздоровление. Не помогли египетские боги, может, помогут римские."
      Новый врач решительно взялся за лечение царя. Он расспросил коллегу о состоянии больного, методах лечения и остался недоволен: микстуры из корней лотоса не вредили, но и не помогали, хотя и значились в лечебниках. Обращаться к богине Изиде и вовсе было бессмысленно. При таких делах встреча с Осирисом была неизбежной и Ирод, по совету Ливия, отправил египтянина на родину.
      Осмотр больного подтвердил худшие опасения - болезнь запущена, рана в паху воспалена и не заживает, голень левой ноги опухла и посинела, что свидетельствовало о начавшейся гангрене. Кроме того, Ирод жаловался на боли в желудке и одышку во время прогулок.
      Ливий сделал вывод: набор болезней царя - случай сложный, но не безнадежный. Многолетний опыт, привезенные с собой лекарства давали надежду выполнить наказ Августа - поставить царя Иудеи на ноги.
      Важным делом Ливия было посещение кухни. Узнав, чем кормят больного, врач сказал сопровождавшей его сестре Ирода так, как подобает римлянину:
      - Запомните, госпожа Саломея, мои слова - в этом дворце нет царя, а есть только больной и ему с его язвой желудка нельзя ни острого, ни жареного. С этой минуты повар будет готовить только то, что я разрешу.
      Вскоре на кухне висел лист папируса с перечнем разрешенных блюд, и Ироду ничего не оставалось, как есть куриный бульон и молочные каши.
      Следующей заботой Ливия было разобраться с царским окружением. Фактическая хозяйка во дворце, и не только в нем - Саломея, сестра царя. Ей около 60, но выглядит старше. Когда Ирод был здоров, она следила за собой, красила волосы и пользовалась косметикой. Сейчас все ее помыслы о брате, его здоровье, на себя махнула рукой, ходит в простой египетской столе и гримаса боли не сходит с ее лица. Все это не могло не раздражать больного.
      Вторым по значению человеком был Николай Дамаcский. Историк, писатель, умный и эрудированный человек. Ирод познакомился с ним в Египте, где тот служил у Клеопатры воспитателем ее детей. После смерти царицы детей разобрали родственники, Николай остался не у дел и Ирод пригласил его к себе. В его обязанности входило описание жизни и деятельности царя, сопровождение иностранных гостей и разбирательство в интригах, которые затевали сыновья или бывшие жены царя.
      Дамаcский был ниже среднего роста, круглолицый, с небольшой лысиной на темени. Царь, собираясь на прогулку, приглашал и его. Ироничный, знаток древнегреческой мифологии, Николай развлекал больного легендами о жизни Олимпийских богов.
      В спальню к царю допускались его племянник и начальник гвардии Ахав, а также секретарь из канцелярии Ирода грек Диофант.
      На другой день после приезда Ливий собрал слуг и в присутствии Саломеи сказал:
      - С завтрашнего дня приходите на службу чисто и опрятно одетыми, улыбка на лицах должна быть всегда, даже когда на душе тошно. Ваше хорошее настроение и мои усилия скорее исцелят царя.
      Ливий раньше не сталкивался с крутым нравом Ирода и был наивен в своих советах. Какие могут быть улыбки, когда при взгляде грозного царя у слуг перехватывало дыхание? Но Саломея оценила благие намерения врача, покрасилась, а египетскую столу заменила льняным хитоном с накидкой из ярко-красной байки.
      Ливий постепенно познакомился и с остальными членами семьи царя. По первому впечатлению они преданные люди, заботятся о нем, терпят все его болезненные выходки, но, по всему видно, больному надоели. Окруженный людьми, Ирод одинок, а где одиночество, там и депрессия.
      - Нужно найти новое лицо, - решил Ливий, - лучше бы друга отроческих лет, участника походов и свершений царя в лучшие годы его жизни. Такой человек скрасит жизнь больному и избавит от одиночества.
      С этими мыслями врач обратился к Саломее.
      - Ливий, ты совершенно прав, - обрадовалась она, - ему тошно видеть каждый день одни и те же лица, нужен новый человек, и он есть. Это его давний друг Саппиний. Когда мы жили в Петре наши дома стояли рядом, мы играли в одном дворе и учились у одного раввина. В молодости они вместе сражались, сначала с хасмонейским царем Антигоном, потом участвовали в походах Марка Антония, а сейчас он наместник царя в Идумее.
      За Саппинием послали гонца, а Ливий приступил, наконец, к лечению. Дежурная сиделка пожаловалась ему, что у больного развилась бессонница, он плохо спит и засыпает только под утро. Из-за этого вялость, упадок сил и раздражительность.
      Ливий применил популярное в то время в Риме индийское лекарство "Нипентакс". Его привозили купцы из далекой страны, и оно слыло в народе чудодейственным. Ирод с надеждой вслушивался в каждое слово врача о свойствах микстуры снимать боль и, она действительно помогла. Боли в желудке и ноге затихли, царь проспал всю ночь, утром был бодр и в хорошем настроении.
   * По древнегреческой мифологии царство мёртвых.
     
     
      Глава 3.
      Октaвиан Август.
     
      Благотворное действие нового лекарства вызвало у Ирода желание вернуться к своим мемуарам. Обычно царь вспоминал события очередного года своего правления, Дамасский записывал и готовый текст они обсуждали вместе.
      - Николай, я сегодня в состоянии продолжить работу над книгой. Напомни мне, на чем мы остановились в прошлый раз.
      - Мы подошли к девятому году правления. Это был 724 год со дня основания Рима и 3738 год по иудейскому календарю. В империи шла гражданская война и нам нужно описать, государь, твое участие в ее сражениях и знакомство с Октaвианом.
      - Я хорошо помню то бурное время, время борьбы двух титанов за главенство в империи - Марка Антония и Октaвиана, - сказал Ирод и задумался, - какие разные люди. Первый огромный, простодушный увалень, любитель женщин и вина, второй среднего возраста, скрытный, хитрый, но на людях скромный и воздержанный человек. В противостоянии этих двух полководцев зловещую роль сыграла царица Клеопатра, вторая жена Антония. Я был на его стороне, т.к. предпочитаю бесхитростных людей и, к тому же, он объявил меня царем Иудеи и расчистил от хасмонеев дорогу к трону.
      Собрав войска в один кулак, мы вдвоем разбили бы Октaвиана и имя "Август" получил бы Антоний, но не судьба. Клеопатра ради невыплаченного арабами долга уговорила Антония отправить меня воевать с должниками. Это была его роковая ошибка и итог ее трагичен.
      Войска Антония в ослабленном виде были разбиты при Акции и, чтобы не оказаться в позорном плену, Антоний и Клеопатра покончили с собой. Я с обозом и войсками уже не поспевал к ним на помощь. Клеопатра до сражения не сомневалась в победе Антония, поэтому добилась у него решения отправить иудейские войска воевать с арабами, но не только ради горсти золота. Такой вариант был ей выгоден в любом случае: победят иудеи - ей достанется Аравия, победят арабы - она царица Иудеи. Коварная была женщина, но мне себя упрекнуть не в чем. Я со своими римскими друзьями всегда был честен и не допускал и мысли о лукавстве. Они мне верили, и я этим дорожил.
      Теперь перехожу к подробностям моей первой встречи с Октaвианом, записывай:
      - Ставка римского полководца, победителя Антония, находилась в Родосе. Я поехал к нему и предстал как частное лицо, без диадемы, но с царским достоинством. Сопровождал меня только мой друг Саппиний. Чистосердечно, не скрывая правды ни в чем, я Октaвиану сказал:
      - Я, Цезарь, возведенный Антонием в цари над иудеями, делал, откровенно сознаюсь, все от меня зависящее, чтобы быть ему полезным. Не скрою и того, что ты, во всяком случае, видел бы меня вооруженным на его стороне, если бы мне не помешали арабы. Но я, в меру моих сил, послал ему подкрепление и большое количество хлеба. Более того, даже после его поражения при Акции я не оставил своего благодетеля. Не имея возможности быть ему полезным в качестве соратника, я был ему лучшим советником и указывал на смерть Клеопатры, как на единственное средство возвратить потерянное. Ели бы он решился пожертвовать ею, то я обещал ему деньги, надежные крепости, войско и мое личное участие в войне против тебя. Но страстная любовь к Клеопатре и сам Бог, осчастлививший тебя победой, затмили его ум. Так я побежден вместе с Антонием и после его падения снял с себя венец. К тебе же я пришел в той надежде, что мужество достойно милости и в том предположении, что будет принято во внимание то, какой я друг, а не то, чей я друг.
      На это император ответил:
      - Тебя никто не тронет. Ты можешь отныне с еще большей уверенностью править своим царством. Ты достоин властвовать над многими за то, что так твердо хранил дружбу. Старайся же теперь быть верным и более счастливому другу и оправдать те блестящие надежды, которые подает мне твой благородный характер. Антоний хорошо сделал, что больше слушался Клеопатры, чем тебя, ибо благодаря его безумию мы приобрели тебя... Я не замедлю официальным декретом утвердить тебя в царском звании и, постараюсь также в будущем быть милостивым к тебе, дабы ты не имел причины горевать об Антонии.
      После этих дружественных слов Октавиан возложил на мою голову диадему и объявил в декрете о дарованном мне царском достоинстве.
      Далее Цезарь, прибыв в Египет, осыпал меня еще большими почестями и расширил пределы нашего государства, возвратив отобранные Клеопатрой провинции и прибавив к ним Гадару, Гиппос, Самарию и приморские города Газу, Анфелон, Иоппию и Стратонову Башню. Позднее он присоединил к нашему царству страну, известную под именем Трахонеи и граничащие с ней области Батанею и Авранитиду.
      Николай записывал, а Ливий молча наблюдал за лицом Ирода. Оно буквально на глазах просветлело, щеки порозовели, в глазах огонь. Нетрудно представить, что он сейчас видит - конечно, смотр войск на площади Мемфиса.
      Вдоль построенных когорт римских и иудейских воинов скачет на белом коне Октaвиан, чуть сзади на гнедом Ирод. Со всех сторон раздаются возгласы:
      - Слава императору Рима! Слава победителю при Акции! Слава Цезарю! Слава, слава!
      Октавиан останавливает лошадь в центре парада и поднимает над головой руку. Воины замолкают, и в наступившей тишине слышен его громкий возглас:
      - Слава великому царю иудеи Ироду! Слава!
      Воины машут пиками, подбрасывают шлемы и скандируют:
      - Слава! Слава! Слава!
      Вот она, сила тщеславия, - думает Ливий, - скажи ему, что к Иерусалиму приближается Август, чтобы навестить своего друга, и он потребует лошадь, забудет о болезнях и поскачет навстречу так, как в молодые годы.
     
      * * *
     
      Октaвиан и Ирод по характеру были совершенно разными людьми, но это не мешало им находиться в личных дружественных отношениях многие годы. Этому способствовала манера императора всегда подчеркивать равенство обоих правителей перед римским сенатом.
      После окончания гражданской войны Октaвиан, сославшись на плохое здоровье, попросил сенат освободить его от обязанностей главы государства, но ему было в этом отказано. Сенат "уговорил" победителя при Акции продолжить служить народу, и, вероятнее всего, этот шаг Августа был тонким дипломатическим ходом. Ирод, напротив, был полон тщеславия и, решению сената провозгласить его царем Иудеи сначала удивился (все-таки не царской крови), но отказываться не стал.
      Август был рассчетливым политиком, отличался умеренностью, взвешенностью действий и прислушивался к мнению всех слоев населения. Историки отмечают случаи, когда император изменял или полностью отменял свое решение, если оно в стране не находило поддержки.
      Оба правителя заботились о росте своей популярности, но Август в этом был недосягаем. Ирод старался не отстать и переносил на иудейскую землю римские методы правления: создал по образу сената народное собрание и по важным делам прислушивался к мнению его депутатов, устраивал для населения роскошные зрелища, раздавал бесплатно хлеб и безвозвратно деньги, но ожидаемой популярности так и не дождался.
      Как-то Ирод пожаловался Августу, что его старания приобщить иудеев к европейской культуре упираются в их упрямство, доходящее до явного саботажа. На это император ответил афоризмами:
      - Ирод, спеши не торопясь. Помни - лучше сделать поудачнее,
   чем затеять побыстрей. Осторожный политик лучше безрассудного.
      Август отличался скромностью, ел простую пищу и не стремился к роскоши. Посещая города в провинциях, старался приезжать и уезжать ночью, чтобы не вызывать ажиотаж у населения. Он не терпел обращения к себе словом "государь", что очень удивляло Ирода. Иудеи же называли своего царя просто по имени и это вызывало у него раздражение. Во время поездки в Рим Ирод мог останавливаться у Августа, но из скромности предпочитал жить у своего друга, сенатора Гая Поллиона. В Риме знали, что Ирод плохо ладит со своим народом и как-то, обсуждая эту проблему, Поллион рассказал царю, как Август заботится о своей популярности.
      Однажды брат Поллиона Ведий пригласил Августа к себе на обед, где произошел случай, ставший предметом восхищения императором не только в Риме, но и во многих подвластных ему территориях.
      В то время у богатых римлян существовали разные способы наказания провинившихся рабов. У Ведия такого раба бросали в бассейн на съедение муренам - прожорливым рыбам с головой дракона.
      И вот один из рабов, прислуживающий за столом, случайно разбил драгоценный бокал. Зная, что ему грозит страшная казнь, несчастный бросился на колени перед Августом и стал умолять его о заступничестве.
      Естественно, Октавиана мало интересовала судьба какого-то раба. Но он прекрасно понимал, что каждым своим шагом, каждым своим поступком должен поддерживать в народе славу доброго и справедливого господина. Август оказался в неловкой ситуации: по идее, он должен был защитить несчастного раба, но в то же время не имел права вмешиваться в отношения господина и его слуги. Но Октaвиан Август и тут проявил мудрость. Он потребовал, чтобы ему подали все остальные бокалы и, разбил их один за другим, избавив этим раба от казни. Позже к Ведию пришел отряд наемников, и они по указанию Августа сравняли усадьбу с землей, но хозяин поместья не пострадал - он вскоре получил в подарок другую, еще более роскошную виллу.
      Эту историю рассказывали как в Риме, так и далеко за его пределами. И популярность Октавиана выросла еще больше.
      Представляя своих сыновей сенату, Август не уставал повторять: "если они того заслуживают" и, в конечном итоге, оставил в завещании имя своего пасынка Тиберия.
      Ирод до такой скромности подняться не мог. Он заботился, прежде всего, о своей династии, но сыновья вместе с фарисеями его надежд так и не оправдали. Вскоре Иудейская война унесла с собой в прошлое когда - то сильное государство, а потомки Ирода так измельчали, что не оставили о себе никакой памяти.
     
     
      Глава 4.
      Время собирать камни.
     
      В благодатной роли тщеславия для душевного исцеления и избавления от депресии Ливий еще раз убедился, когда завел разговор о строительных свершениях царя.
      - Государь, в Риме говорят, что построенной тобой гавани в Кейсарии нет равной на Средиземном море. Даже порт Пирей, гордость греков, уступает Кейсарии во многом. Действительно ли это так?
      - Да, Ливий, истинно так, - гордо ответил Ирод, - теперь они там, в Афинах, другое говорят, когда дело сделано. А тогда, перед началом строительства, я слышал от греческих архитекторов одни нравоучения: "Ирод, ты с ума сошел, никто в открытом море гавань не строит. Первый же шторм ее разрушит." Я их не послушал, взял и построил. Когда есть воля к действию, любые трудности отступают. Гавань в Кейсарии самая большая, в ней без труда могут укрыться две флотилии.
      Мне не раз жаловались купцы, что плавание по финикийскому берегу очень затруднено. Самый легкий ветер со стороны африканского побережья подымал в прибрежных скалах сильное волнение, которое давало о себе знать и вдали от берега. Грузы, поступающие в Яффу и Дор, приходилось разгружать в открытом море, а в случае шторма негде было укрыться.
      Я решил построить гавань между этими городами, посередине, в том месте, где находилась в упадке Стратонова Башня. На этом месте за несколько лет вырос новый город с белокаменными дворцами и храмом в честь Августа.
      Действительно, самым трудным, оказалось, построить гавань в открытом море. Сначала пришлось заполнить глубину в 20 сажень крупными камнями, большая часть которых имела 50 футов длины и по 10 футов ширины и высоты. После того, как глубина была заполнена, построили надводную часть плотины шириной 200 футов, и она успешно сдерживала самое опасное волнение моря. Эта часть строительства была трудной и опасной.
      По знаку Ирода Николай принес тушь, лист папируса и царь начертил схему гавани. В эту минуту он был там, на стройке, любовался ее размахом, вникал в детали проекта, спорил с архитекторами, подгонял строителей.
      - Вот здесь, в этой части плотины, - показывал Ирод на схему, - мы построили каменную стену, чтобы она защищала гавань со всех сторон, а здесь, в этом месте два ряда причалов для кораблей. Помещения для приема и хранения грузов я построил на берегу, подальше от сырости.
      Ирод увлекся и вспоминал различные подробности борьбы с морем, Николай записывал для следующей главы, к которой он уже придумал название: "Битва с морем".
      Ливий доволен состоянием своего пациента, улучшения еще нет, но нет и ухудшения. Приятные воспоминания волнуют Ирода, но это полезные волнения.
      Между тем стемнело, и слуги зажгли свечи. Ирод, опираясь на посох, подошел к открытому окну и услышал пение. Оно доносилось из Храма.
      - Ливий, подойди сюда, - позвал Ирод врача, - послушай, как они поют. Священники и левиты стройно и торжественно исполняют псалмы царя Давида. Они искренне верят, что их слышит Незримый и вкладывают в пение свое сердце и душу. Раньше я редко ходил в храм, а сейчас, больной, тем более не хожу. Как-то прежний первосвященник упрекнул меня за это. Я был молод и дерзко ответил, что не хожу, потому что не получаю ответа на вопрос - почему Господь насылает засуху, мор, а дети умирают, не прожив и года. Почему?
      Анаил также дерзко ответил:
      - Храм построен для тех, кто верит в Бога, а для тех, кто задает вопросы, служит народное собрание и корчма.
      Такой ответ вызвал у меня приступ гнева, но я себя сдержал, т.к. старик ответил достойно. Он служил Богу, а не царю. Вера - это особое состояние души. Либо она есть, либо ее нет, третьего не дано. Пока существует наша земля, будет жить и вера в Бога, пусть даже для части людей. Поразмыслив, я решил снести старое, ветхое здание Храма и построить новое, более вместительное и величественное. Я тебе советую, Ливий, посмотреть здание со всех сторон и ты убедишься, как оно прекрасно. В его архитектуре нет ничего лишнего или помпезного, ни кисть художника, ни резец ваятеля не коснулись здания ни внутри, ни снаружи. Только гармоничное сочетание золота, белого мрамора и кедра придало ему ту неповторимость, которую ты увидишь. Обрати внимание на ворота. Они покрыты золотом, серебром и своими орнаментами и размерами отличаются друг от друга. Для отделки наружных ворот я применил коринфскую медь, хотя она дороже золота и серебра. Внутрь Храма тебя, как иноземца, не пустят, а то бы тебя поразили золотые виноградные лозы над внутренней аркой, от которых свешиваются кисти в человеческий рост. В центре Храма, в "святая святых", висит "вавилонский занавес", пестро вышитый из гиацинта, виссона, шарлаха и пуpпура, сотканный необычайно изящно и поражающий глаз замечательной смесью тканей. Занавес служит символом вселенной: шарлах обозначает огонь, виссон - землю, гиацинт - воздух, а пурпур - море. Шитье на занавесе представляет вид всего неба, за исключением знаков Зодиака."
      Храм - мое детище и так же мне дорог, как Кейсария. Я отдал его возведению восемь лет своей жизни и, пожалуй, они были самыми счастливыми. Впервые в эти годы я почувсвовал единение с Незримым и с моим народом, прежнее отчуждение и явная неприязнь иудеев ушли в прошлое. Все восемь лет мы были единой командой и понимали друг друга с полуслова. Но решиться на такое предприятие было непросто, слишком грандиозную стройку я задумал, а много времени на нее мне дать не могли.
      Сначала было заседание Синедриона, я в своем обращении просил дать согласие на снос старого и возведение нового Храма, объяснял членам духовного собрания, что здание обветшало, ниже храма Соломона на 60 локтей, меньше по объему и уже не вмещает всех прихожан. Нет вины наших предков в том, что после возвращения из вавилонского плена они не восстановили храм Соломона в первозданном виде. Вавилонский царь Кир запретил им это делать.
      После моего выступления один из членов Синедриона крикнул:
      - Ирод, ты хочешь построить новый храм для своего возвеличивания и чтобы Господь простил тебе твои грехи!
      Несколько человек его поддержали, но я терпеливо доказал упрямым старцам, что я действую в их интересах, новый храм будет служить всему народу, а не только царю. Сейчас, на склоне дней моих, не буду лукавить, было и то, и другое. Хотелось благосклонности Предвечного к своей судьбе, а также оставить о себе нетленную память и не вижу в этом ничего плохого.
      Заседание Синедриона,- продолжал Ирод,- закончилось ничем. Они боялись сноса старого здания, хотя идея возведения нового им понравилась. Тогда я пошел на хитрость - приготовил 1000 телег и поручил строителям завозить фундаментные блоки. Их привозили и складывали так, что скоро в Храм нельзя было пройти. Синедрион, наконец, дал согласие на ведение работ, но поставил требование найти и обучить 1000 священников строительным ремеслам. Когда я с этим заданием справился, появилось новое - строить здание только инструментом из цветного металла. Фарисеи вспомнили, что Всевышний запрещал царю Соломону использовать на строительстве его Храма инструмент из железа, и мне пришлось наладить его производство из бронзы.
      - Государь, - воскликнул Ливий, - твои великие дела впечатляют. Построив Кейсарию и Храм, ты совершил подвиг не меньший, чем все 12 подвигов Геракла. Могу подтвердить, что в Риме твое последнее творение иначе как "Храм Ирода" не называют. Царь не обратил внимания на явную лесть врача и продолжал:
      - Иудеи оценили мое рвение. Ведь 1,5 года я каждый день приходил на стройку, вникал во все мелочи, давил на нерадивых и ободрял уставших. Работа была очень тяжелой, священники работали по 6 часов и я вместе с ними, не 6 часов, а больше, тоже уставал, хотя камни не ворочал. Потом, после освящения Храма, я еще 6,5 лет достраивал стены и галереи.
      По чистой случайности день освящения Храма совпал с днем моего утверждения на царство и тогда его отметили как единый праздник. В этот день я, наконец, почувствовал себя помазанником божьим и был счастлив. Сейчас я стар, болен, никому не нужен и о празднике забыли, но моя память сохранила тон проповеди первосвященника Анаила сразу после освящения Храма:
      - Возведение Храма, - воскликнул он под одобрительный гул прихожан, - задумал Всевышний, он подсказал эту мысль царю и заставил его выделить деньги. Вот за это мы должны его поблагодарить.
      Я знал об этой проповеди, о таких же разговорах среди фарисеев и саддукеев, но не придавал им никакого значения. Для меня главным было признание моих заслуг в мире. Всюду на востоке и западе Иерусалимский храм носит мое имя - Храм Ирода. Он построен прочно, будет стоять вечно, и лучшего памятника моему правлению не найти.
      Тщеславен был Ирод, и это его качество послужило, пожалуй, главной движущей силой в его деятельности, а в судьбе Храма он ошибся, очень ошибся и об этом несколько слов ниже.
      Храм простоял всего 92 года и был разрушен римлянами во время восстания иудеев в 70 году н.э. Иосиф Флавий, историк и ценнейший свидетель того времени пишет, что когда храм был еще цел, он бегал вдоль его стен и кричал:
      - Люди, одумайтесь, не дайте погибнуть Храму, оставьте его, и цезарь Тит вас помилует.
      Осажденные не хотели слушать об уходе из Храма, они обзывали Флавия предателем и бросали в него камни. Упрямство и фанатизм мятежников, как их называет историк, обошлись Иудее очень дорого. Храм был разрушен, а его защитники или погибли, или были взяты в плен. И.Флавий приводит цифры: в восстании против Рима участвовало 2 700 000 человек, погибло 1 100 000, в плен попало 97 000. От Храма осталась одна стена, которую теперь именуют Стеною плача.
     
     
      Глава 5.
      Альбий Тибулл.
     
      Все во дворце, кроме Ирода, ждали Саппиния. Царю о скором прибытии друга не говорили. При его мнительности он вообразит, что начали собираться родственники и друзья для ритуального прощания и снова впадет в депрессию.
      Другое дело, если поводом для приезда Саппиния будет какое-то важное государственное дело, тогда появление друга Ирода только обрадует. Николай и Саломея довольно быстро нашли такой повод - проведение очередных Олимпийских игр. По сведениям из Афин, там подготовка к 193 играм шла полным ходом. А в Иудее из-за болезни царя к ней даже не приступали. Так и решили, что любимое детище Ирода - спортивные олимпиады - удачный повод для встречи двух старых друзей.
      Девятого дня месяца шеват вместо Саппиния во дворце появился Диофант и принес царю личное письмо от сенатора Поллиона. Ливий знал этого патриция, как друга царя, у которого Ирод останавливался, посещая Рим. Поллион любил собирать всякие пикантные подробности о жизни знати и чтобы развлечь больного писал ему довольно часто.
      Читая письма римского друга, Ирод обычно чуть-чуть ухмылялся, поглаживая бороду левой рукой. Но этот раз письмо было о чем-то неприятном. Ирод сразу нахмурился, потом прочитал начало письма еще раз и взволнованно сказал:
      - Умер еще один мой друг и поэт Альбий Тибулл. Ливий, ты знал его?
      - О, Боги, - воскликнул римлянин,- еще один из великих оставил нас. Я его не только знал, а он и Гораций были моими кумирами. В наши молодые годы кружок Мецената возбуждал умы золотой молодежи Рима. Я тогда тоже был в их числе. А что же с ним случилось?
      - Поллион этого не знает, пишет, что поэт умер внезапно. Видимо, отказало сердце. Жаль мне его, он был поэтом от Бога. Я познакомился с ним в Родосе, во время моей первой встречи с Октавианом в 725 году. Тогда он, молодой, восторженный юноша, включенный в свиту императора, захотел со мной познакомиться. Я был для него человеком из другого мира и это его привлекало. Мы так подружились, что все свободные вечера бродили по берегу моря, он читал стихи, а я слушал и в душе ему завидовал: Бог не дал мне поэтического дара.
   Не последнюю роль в нашей дружбе сыграло преклонение обоих перед Октaвианом. Вы, наверное, не знаете, что император в молодости тоже писал стихи, и неплохие. Но поэтом так и не стал. В трудные годы гражданской войны и после нее ему было не до поэзии. Вот тогда там, на Родосе, Тибулл посвятил мне оду и в первые две строчки вставил мое имя. Вот как они звучали:
      "Вижу я, быть мне рабом твоим
      О, Ирод, царь великий."
      Услышав эти строки, я смутился и покраснел, так как великим себя не считал. Да и перед Октaвианом было неудобно. Я сначала подумал, что это заискивание, но для такого известного римлянина, как Тибулл я был обыкновенным вассалом, хотя и провозглашен царем Иудеи, и заискивать ему было незачем. Потом я догадался, в чем дело. Во время смотра войск в Мемфисе Октавиан, желая еще больше привлечь меня на свою сторону, добавил к моему имени слово "великий". Ему это ничего не стоило, а мне и моим воинам, он считал, будет приятно. Поэт вслед за императором тоже решил сделать мне приятное, но мне его поступок не понравился. Я вежливо, но настойчиво попросил Тибулла оду изменить и он согласился. Вместе с моим именем из произведения ушли строки о мужестве, верности долгу, преданности Риму, и оно превратилось в обыкновенную элегию. Мне она больше понравилась, чем высокопарная ода. Весь текст элегии я уже не помню, но хотел бы еще раз послушать. "Агафий,- позвал он слугу, - принеси из библиотеки вторую книгу "Элегий" Тибулла."
      Слуга убежал, а Ирод посмотрел на врача и сказал:
      - Ливий, на твоем лице я вижу удивление. Ты считаешь, что царь Ирод и литература вещи несовместимые, да? Государственные дела, семейные неурядицы, происки врагов не оставляют места для чтения. Напрасно так думаешь. Я люблю литературу, особенно поэзию. У меня много знакомых среди римских поэтов, историков и философов, а литература греческих авторов занимает половину моей библиотеки. В разное время у меня гостили историки Тит Ливий, Корнелий Тацит, поэты Публий Овидий Назон и Валерий Мессала. Из Афин приезжали философы и ваятели, в том числе известный тебе скульптор Мирон. Из-за протеста иудеев он так и не сделал мой бюст.
      Вместо Агафия книгу принесла Саломея. Она узнала от слуги, что царь попросил книгу стихов Тибулла, посчитала это добрым Божьим знамением, расплакалась, но быстро вытерла слезы, вошла в спальню и осталась слушать. Ирод прочитал первую строку:
      - "Вижу я, быть мне рабом: госпожа для меня отыскалась." Слышите, теперь эта строка звучит вполне естественно, в жанре любовной элегии, именно он присущ Тибуллу. С возрастом он отошел от политики и писал только любовную лирику. Ливий, я устал, читай дальше ты.
      Ливий взял книгу и стал читать:
      "Ныне навеки прощай, древняя воля отцов!
      Рабство печальное мое и цепи меня удручают;
      Но горемычному впредь путь не ослабит Амур!
      Так, неповинен ли я или в чем прогрешил, - он сжигает.
      О, я горю! Отстрани, дева, свой жгучий огонь!
      Чтобы не знать никогда таких жестоких страданий."
      - Государь, - сказал Ливий, оторвавшись от книги, - стихи довольно грустные. У него нет ничего веселее?
      - Нет, это же высокая поэзия, а если хочешь посмеяться, подойдут комедии Плавта, "Кубышка", например, или "Наука любви" Овидия. Они в моей библиотеке тоже есть. Читай дальше.
      "Камнем хотел бы я быть оледенелых вершин
      Или в безумии бурь стоять нерушимым утесом..."
      - Еще только начал жить, - перестал читать Ливий, - а уже мечтает о памятнике, и он его получит. У нас нет Закона о кумирах как здесь, в Иудее.
      - Да, у нас есть такой закон, - включился в разговор Дамаcский, - насчет пользы не знаю, а вред есть. Уже никто не узнает, как выглядел Моисей, цари Давид и Соломон, а ведь талантливые ваятели были во все времена. В Капитолийском храме я видел бюст Гиппократа, врача, жившего 400 лет тому назад. Мне понравилось, как скульптор сумел передать в мраморе доброту этого великого человека.
      Когда Ливий дочитал элегию до конца, Ирод повторил наизусть строки, которые больше всего его тронули:
      "Музы, ступайте вы прочь, если бессильны стихи!
      Ах, дары добывать я должен грехом и убийством,
      Чтобы в слезах не лежать возле закрытых дверей!"
      - Эти строки, - сказал Ирод, - о судьбе любого зависимого от Рима правителя и, моей тоже. Всю жизнь я добывал дары, большей частью мечем, своим умом, и раздавал, "ЧТОБЫ НЕ ЛЕЖАТЬ У ЗАКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ!" Как точно сказано! Дары любят все - римские полководцы, сенаторы, прокураторы и, конечно, женщины. Из них больше всего мне портила кровь алчная и хитрая Клеопатра. Сколько я потратил на всех них даров, даже Господь не сосчитает.
     
     
      Глава 6.
      Осквернение Храма.
     
      После памятного дня чтения стихов Тибулла прошла неделя. Ливий был вполне доволен своим методом лечения - боли в желудке затихли, старая рана стала затягиваться, а водянка, хотя и не прошла, но позволяла понемногу передвигаться. Каждое утро после массажа, влажного обтирания и приема микстур Ирод завтракал вместе с Ливием, а потом прогуливался с ним по дворцу, опираясь на руку врача и свой посох.
      Царский посох из красного дерева, инкрустированный слоновой костью, во дворце и столице знали многие. По звуку бронзового наконечника приближенные и слуги определяли настроение царя. Если стук приглушенный и в его повторениях есть паузы, значит, царь в хорошем настроении. Если резкий и частый, иногда похожий на барабанную дробь, в эти минуты ему лучше не попадаться на глаза.
      Ливий не был набожным человеком, но, отходя ко сну, все же молился Юпитеру и некоторое улучшение в здоровье царя объяснял заботами главного бога Рима, а не Предвечного, с которым у Ирода были сложные отношения. Главная причина этих отношений крылась в служении царя, как Всевышнему, так и римским богам. Зримый пример двуличия Ирода - построенный им Храм Господень и римский орел над главными воротами здания. Фарисеи были возмущены, но уверены, что такое кощунство долго продолжаться не может. Не сегодня, так завтра всемогущий Господь обрушит свой гнев на Ирода и на его греховные дела. Правоверные как в воду глядели. Возмущение Всевышнего проявилось на исходе пятницы, 16 числа, месяца шеват.
      Весь день стояла тихая безоблачная погода, но к вечеру подошла небольшая серая туча, прогремел гром и, молния поразила высокий кипарис недалеко от Конских ворот. Дерево раскололось на части и загорелось. Набежавшая толпа богомольцев в страхе смотрела на божественный огонь: терпению Всевышнего пришел конец. Он больше не может видеть, как его собственный Храм стал пристанищем языческому богу.
      - Это же надо додуматься, - уже открыто возмущались фарисеи, - взять и повесить римского орла не куда-нибудь, а над главными воротами Храма. Господь этого кощунства не мог простить, и вот свершилось! Он дал нам знак к действию! О, Адонай, мы поняли тебя!
      Дальнейшие события развивались довольно быстро. Молния ударила в дерево на исходе пятницы 16 числа, а уже 17-го в середине дня произошло то, что было предопределено свыше.
      Ирод еще ни о чем не догадывался. Окна в царской опочивальне были открыты, и царь прогуливался от одной стены к другой. Перед окном, где ветки кипариса чуть не касались здания, он останавливался и вдыхал терпкий запах зелени. Около крайнего окна сидела Саломея, гладила кошку и наблюдала за передвижениями брата. За столом, предназначенным для игры в кости, сидел Дамасский. Он обложился листами папируса, грыз конец стило и перечитывал очередную главу книги. Ливий в соседней комнате готовил микстуры.
      И вот в такой спокойной обстановке, не предвещавшей ничего чрезвычайного, в опочивальню просунулся Ахав, племянник царя и бессменный командир гвардии. Он встретился глазами с Саломеей и, она дала ему понять, что беспокоить царя не следует. Ахав понял свою тетку без слов, но было уже поздно - его увидел Ирод и жестом посоха разрешил войти.
      - С чем пришел? - спросил Ирод и, не ожидая ответа, сказал, - сегодня суббота и, я надеюсь, ты дал отпуск моим гвардейцам.
      - Дал, государь, но 50 человек оставил в казарме, и они пригодились.
      - Опять финикийцы не поделили рынок с греками? - Ирод имел в виду субботнюю торговлю, которую разрешалось вести всем, кроме иудеев. Торговцы часто ссорились из-за лучшего места, и дежурный наряд гвардейцев наводил порядок.
      - Нет, Государь, в этот раз мерзость сотворили фарисеи, но я уже принял меры, зачинщики пойманы и ждут твоего суда. Первосвященник Матфей сам удивлен выходкой смутьянов, но собирается просить тебя о помиловании богохульников - они слишком молоды и глупы.
      Ирод побледнел, его губы затряслись, левой рукой он схватил племянника за грудь, а правой резко стукнул посохом об пол:
      - Что ты все крутишь вокруг да около. Говори прямо, что случилось?!
      - Государь, ради Бога, успокойся, - сказал Ахав, покосившись на посох. - Прослышав о твоей болезни, книжники подняли руку на самое святое - твой Храм. О, Господи, - воскликнул Ахав, - как ты мог допустить такое святотатство!
      - Ахав, оставь Господа в покое, говори, что они сотворили с Храмом!
      Ахав решил, что царь уже достаточно подготовлен и как можно спокойнее рассказал о происшествии на Храмовой площади:
      - Государь, недавно в столице появились два книжника, предположительно из Хеврона. Сегодня утром они пришли на Храмовую площадь, где, как всегда по субботам, собралось много народа. Все было спокойно, пока эти двое не стали подбивать отроков из местной йешивы сбросить с главных ворот Храма римского орла:
      - Исполните завет предков, - взывали они к отрокам, - сбросьте эту мерзость языческую. Каждый, кто сотворит богоугодное дело, попадет в рай, заслужит вечное блаженство в царствии небесном.
      Символ могущества Рима - орел с распростертыми крыльями - появился над главными воротами Храма не сразу после его освящения, а значительно позже. С первых дней после завершения строительства Храм стал местом поломничества многих тысяч людей, и не только иудеев. Приезжали и приходили посмотреть "чудо из чудес", как тогда называли Храм, жители соседних государств. В Иерусалим зачастили знатные гости из Рима. Ждали самого императора. Его наместник в Сирии Публий Вар после осмотра Храма сказал Августу: "Если ты не видел храма Ирода, ты не знаешь что такое прекрасное здание."
      Ирод мучительно думал, чем бы удивить и возвеличить царственного друга, и тогда пришла ему в голову идея установить над главными воротами Храма эмблему мощи римской империи - Золотого орла. Эмблема была изготовлена из твердого дерева и покрыта листовым золотом. У иудеев выворачивались внутренности при виде такого кощунства, но грозного царя боялись и возмущались только в своем кругу.
      Но вот царь, слава Богу, болен и, по слухам, близок к смерти, и фарисеи осмелели. Они решили, что час освобождения Храма от языческой мерзости пробил, да и расщепленный молнией кипарис у Конских ворот был истолкован, как гнев Предвечного и его знак к действию. За богоугодное дело взялись трое отроков в возрасте тот 16 до 18 лет. Но самый старший из них все же спросил:
      - Равви, сбросить орла можно, но придется, как следует потрудиться, а это грех, ведь сегодня святая суббота.
      Один из раввинов быстро нашел, что ответить:
      - Когда в субботу враг штурмует стены крепости, первосвященник объявляет "пикуах нефеш", все берутся за оружие и отражают нападение, ибо это угодно Богу. Сегодня именно такой случай, когда Богу угодно сбросить римского орла и он вас благославляет.
      Рассказ Ахава Ирода потряс, но он еще надеялся, что все обошлось - юноши не смогли взобраться по полированной мраморной стене храма. Ведь его высота 100 локтей и преодолеть их юнцам не под силу. Ирод с надеждой посмотрел на Ахава, тот вопрос понял, опустил глаза и с дрожью в голосе признался:
      - Я не знаю, как, но они взобрались и сбросили. Негодяи не только сбросили, но и порубили его топором. И откуда он у них взялся, ведь сегодня суббота? Государь, после осквернения Храма около сотни молодых людей, положив друг другу руки на плечи, пустились в неистовый круговой танец, в центре которого лежал порубленный орел. Это был массовый экстаз, они радовались в таком исступлении, как будто не орел был повержен, а вся римская империя. Я не трусливый человек, но мне стало страшно.
      Ахав замолчал, ожидая, что предпримет царь, но Ирод стоял молча, держался обеими руками за посох, тяжело дышал и неотрывно смотрел куда-то в пространство. Наконец, очнувшись, он повернулся к Дамаcскому и сказал:
      - Николай, запомни мои слова - если фарисеи при живом царе начали рушить то, что я создавал при жизни для их же блага, то после смерти все пойдет прахом. Исчезнут стадионы, театры и гимназиумы, европейскую культуру вышвырнут, как изношенную тряпку.
      - Государь, - встревоженно сказал Николай, - но твой-то храм не разрушат. Он будет стоять вечно!
      - До этой минуты я тоже так думал, но вспомнил Герострата, грека из гор. Эфес, который захотел обессмертить свое имя и сжег храм Артемиды. В наше неспокойное время вполне может найтись новый Герострат и на месте Храма останется пепелище. Все! Хватит разговоров! Я незамедлительно отправляюсь к Храму, чтобы совершить правосудие, а ты, Ахав, сегодня же разберись с осведомителями - где они были, когда фарисеи начали подбивать молодежь к осквернению Храма.
      - Я, Государь, уже... - начал было Ахав и замолчал. Он увидел, как лицо Ирода перекосилось. Царь застонал и, обессиленный, опустился на стул. К нему подбежали сиделки, Ливий, Николай и помогли ему улечься на кушетку.
      Ахав собирался объяснить царю, что трое его осведомителей попытались вмешаться, но были опознаны и избиты толпой. Потом одному из них все же удалось вырваться, добраться до казарм и привести гвардейцев, но они опоздали - орел уже лежал на земле. Осквернителей задержали вместе с топором и их истерзанной добычей.
      Ахав постарается защитить своих людей от гнева царя, но сделает это позже, когда тот успокоится.
      Между тем, на Ирода было жалко смотреть. Он стонал и корчился. От нервного шока начались спазмы в желудке и разболелась язва. Ливий дал больному двойную меру индийского лекарства. Эти капли зеленоватого цвета не столько лечили, сколько притупляли боль и после их действия Ирод мог несколько часов заниматься делами.
      Прошло минут двадцать, лекарство подействовало, и Ирод понемногу успокоился.
      - Саломея, - сказал он сестре, - вели слугам принести мою одежду, а рабам открытый паланкин. Не делай удивленное лицо, - закричал царь и ударил посохом о пол, - я решил, и я буду около Храма и посмотрю в глаза дерзким богохульникам! Они ответят мне за преступление.
      Ливий, Саломея и Николай продолжали отговаривать Ирода от встречи с толпой, но царь был непреклонен. Он настоял на своем, и вскоре процессия - впереди Ирод в открытом паланкине, в пурпуровом плаще, с венцом на голове и посохом в руках, сзади врач, Николай и Ахав с охраной - появилась на храмовой площади.
      Кто-то из толпы закричал истошным голосом:"Ца-а-арь!" и шумная толпа на мгновение затихла, но через пару секунд пришла в движение. Часть людей благоразумно решили отсидеться дома, чем иметь дело с царем и стали пробираться на выход из площади. Их никто не задерживал, т.к. причастные к осквернению были схвачены и охранялись гвардейцами.
      Толпа на площади была пестрой. Выделялись раввины и отроки из йешuв, они держались группами и ожидали, что предпримет царь. Саддукеев не было видно, они, люди солидные и богатые, предпочитали проводить субботу дома, в кругу семьи. Остальной народ - паломники с жертвенными животными, местные прихожане и праздношатающиеся из разных племен. Среди них самаритяне, потомки вавилонских колонистов, полуязычники, каковыми их считали иудеи, финикийцы и сирийцы, не признающие Предвечного, а также греки в белых хитонах из ближайших поселений. Для неиудеев суббота - удобный день торговать всякой мелочью: сладостями, фруктами, женскими украшениями, благовониями и напитками.
      По мере движения паланкина толпа расступалась, давая царю дорогу к жертвеннику, рядом с которым лежал на мостовой разрубленный на части, но сверкающий золотом римский орел.
      Когда рабы с паланкином подошли к месту казни орла, из толпы выскочило несколько молодых людей. Они вместе с рабами подняли царское ложе на уровень своих плеч. Ироду сразу стала видна вся площадь.
      - Так где же эти богохульники, осквернители Храма? - строго спросил царь и оглядел толпу. Вместе с враждебно настроенными фарисеями в ней находились и сторонники Ирода. Они услужливо подтолкнули к царскому паланкину двух бородачей в длинных черных плащах. Законоучители были напуганы, прижимали к груди рукописные книги и прятали головы в капюшоны. Вслед за подстрекателями подтолкнули к царю и трех связанных отроков, у которых пушок на губах и бо родах только пробивался. Молодые люди чувствовали себя героями и смеялись царю в лицо. В это время кто-то из глубины толпы громко крикнул:
      - Ирод, ты сам осквернитель Храма! Зачем ты повесил на святой дом Господень чужеземную мерзость?
      Ирод резко повернулся в сторону кричавшего, но разглядеть его не смог и как можно громче сказал:
      - Кто назвал меня осквернителем Храма пусть выйдет сюда, не страшась. Его никто не тронет. Я хочу только взглянуть в глаза этому "праведнику" и кое- что ему объяснить.
      Никто не вышел, и Ирод принял единственно правильное решение не разбираться сейчас с осквернителями Храма и отдельными крикунами, а выступить перед собравшимся народом.
      Царь был опытным оратором. Посещая в Риме сенат, он научился у римлян не столько риторике, сколько логике, искусству убеждения, и пока его несли на площадь, он уже знал, что сказать, как привлечь на свою сторону толпу и даже враждебно настроенных иудеев, хотя этих упрямцев не так просто переубедить.
      Николай Дамаcский записал выступление Ирода и поместил его в свою книгу, назвав главу "Гибель римского орла".
      Позже, перечитывая написанное, Ирод изменил заголовок на другой: "Гибель и возрождение римского орла". Это было правильно, т.к. к этому времени новый орел уже висел на прежнем месте.
      Вот текст речи Ирода в записи Дамаcского:
      - Cограждане! О преступниках я говорить не собираюсь, с ними все ясно, они будут осуждены и казнены, как осквернители Храма. Я хочу вам сказать о другом, о том, что означает для Иудеи римский орел на фронтоне Храма. Он означает нашу верность союзу с великой римской империей. Кто нам вернул наши исконные земли, отнятые парфянами, арабами и Египтом? Кто вернул Иудее независимость? Сделал это мой близкий друг и покровитель император Август. Благодаря ему Иудея вернулась в границы, которые были при древнем царе Соломоне - от Газы до Вавилонии, от берегов Средиземного моря до Сирии. Если мы потеряем поддержку Рима и, если, не дай Бог, он ослабнет, наши враги на востоке и юге как дикие шакалы набросятся на Иудею и разорвут ее на части. Вы посмотрите, какими жадными глазами смотрят на плодордные земли Самарии и Галилеи парфяне и арабы! Арабский царь Арет и предводитель парфян Пакор не раз делали попытки отобрать эти земли, но получили от нас отпор. И в этом нам помогли римские легионы. Кто-то, наверное, думает, что египетская царица Клеопатра приезжала в Иерихон покупаться в целебных источниках? Ничего подобного. Она, конечно, пару раз окунулась и поохала от удовольствия, но главной ее целью были наши земли. Она присматривалась к ним, чтобы отнять. Если бы не мой друг и покровитель Иудеи император Август, Иерихон и ближайшие к нему земли вполне могли бы стать египетскими.
      Римская империя сейчас сильна, как никогда, она наша союзница и ссориться с ней я не собираюсь.
      Что совершили эти преступники? Вы думаете, они мне нанесли смертельную рану или поколебали устои государства? Ни то, ни другое.
      Ирод сделал паузу, отдышался и, показывая пальцем на задержанных, продолжал:
      - Они, сбросив орла и оскорбив тем самым Рим, всадили нож в спину собственного народа. Я поясню свою мысль простым примером. В прошлом году при поездке в Рим я посетил иудейскую общину, расположенную на правом берегу Тибра. Тогда там уже проживало более10 000 человек. Иудеи построили себе дома, синагогу, кустарные мастерские. Император лучшим из них даровал римское гражданство, разрешил свободу вероисповедания, соблюдение традиций и даже освободил от воинской службы. Казалось бы, все хорошо, он на самом деле иудеи живут там в постоянном страхе, потому что кроме императора и сената есть простой народ, плебеи, и многим из них не нравится чужая община.
      Август не всегда может дать простолюдинам вдоволь хлеба и зрелищ, и тогда они ищут виновных в своей бедности. А виновных и искать не нужно - вот они, рядом, бородатые, в кипах, преуспевающие в торговле и промыслах. И теперь я вас спрашиваю - растерзанный римский орел разве не удобный повод начать погромы иудеев в Риме, и не только в нем? Стоит только одному крикнуть: "Иудеи издевались над нашим орлом, бейте их!", как начнется кровавая вакханалия. Разве я не прав?
      Ахав видел, с каким трудом говорил царь. Из-за одышки он делал паузы, но все-таки свою мысль изложил до конца.
      Толпа слушала молча, но когда Ирод закончил, зашевелилась и заговорила, группы по три-четыре человека о чем-то спорили, что-то доказывали друг другу словами и жестами. Было видно, что речь Ирода произвела на иудеев большое впечатление. Прежняя бравада и даже ненависть к царю сменились сомнениями и размышлениями. А от этого состояния души всего один шаг до слова к Богу:
      - О, Адонай, этот идумей, чтоб он провалился в преисподнюю вместе со своим Римом, таки да, в чем-то прав - от этой римской голытьбы можно всего ожидать. Но почему ты, Господи, не посоветовал ему повесить орла на городские ворота, а не на ворота Храма? Тогда все были бы довольны.
      У Ирода от волнения разболелось сердце, и заныла язва, видимо, действие индийского лекарства закончилось. Но он даже вида не подал, что ему плохо. Ахав догадался дать воды, царь выпил и обратился к первосвященнику:
      - Матфей, передай в городскую управу мое повеление - не медля ни часа изготовить нового орла и установить на прежнее место. А теперь я хочу допросить этих фанатиков, осквернителей Храма. Ахав, опроси каждого, каково его участие в преступлении и раскаиваются ли они в своих поступках.
      Все пятеро признались в содеянном, но это, по их мнению, не осквернение Храма, а дело, угодное Богу. Отроки рассказали, как они забрались на Храм и как сбрасывали орла. Законоучители держались уверенно, не скрывали своего участия, но упрямо твердили, что языческой птице не место на Храме.
      В этом они окончательно утвердились, когда в день приезда из Хеврона получили знак от самого Незримого. Его гнев, объяснили они, был так велик, что не выдержало дерево около Конских ворот и развалилось на части, а они только слуги Господни.
      - Это они внушили вам совершить сeй дерзкий поступок и принудили лезть на Храм? - спросил Ирод отроков, показывая на раввинов.
      - Нет, Государь, раввины только напомнили нам о завете отцов, а мы сами его исполнили.
      - Завет отцов, - повторил Ирод как эхо, - какие удобные слова, думать не нужно и за ними можно спрятаться. И, наконец, ответьте мне...
      Царь судорожно закашлялся, выпил воды и через несколько секунд закончил вопрос:
      - У вас сегодня праздник? Чему вы, отроки, так радуетесь?
      - Они веселы потому, - ответил за них первосвященник, - что после смерти их ждет встреча с Богом, а он не оставит их в своей милости.
      Безрассудное поведение осквернителей, нежелание покаяться и попросить пощады вызвали у Ирода сильный гнев. Он повелел всех пятерых отправить в темницу, а себя отнести назад во дворец. Очередная порция "Нипентакса" сняла боль, и он от усталости заснул.
      Если бы раввины и отроки покаялись, попросили бы прощения, вся эта история кончилась бы малой кровью - побитием палками и изгнанием из страны. Н.Дамаcский имел большое влияние на царя и смог бы смирить его гнев, но раввины и отроки были правоверными иудеями, для которых вера в Творца являлась смыслом жизни. Они всегда помнили, что избраны Богом и для них нет ничего приятнее, чем умереть с его именем на устах. Потом там, на небесах они обретут покой и вечное блаженство.
      Первый раз римляне столкнулись с непонятной для них сущностью и образом жизни иудеев в 63 году до н.э., когда римский полководец Помпей штурмом брал Иерусалим. Он сам наблюдал картину, позже описанную историком:
      "В то время, как враги ворвались в Храм и стали избивать всех там находящихся, священнослужители, тем не менее, не прерывали своего священнодействия и их не могли принудить к бегству ни страх за свою жизнь, ни множество убитых уже товарищей, потому что они были убеждены - лучше подвергнуться своей участи, чем нарушить предписание Закона."
      Ирод принял решение казнить всех пятерых осквернителей Храма, но по существующему тогда положению он должен был получить согласие депутатов народного собрания. Когда-то при хасмонеях власть находилась в руках царя и Синедриона, потом Ирод, еще в должности этнарха, т.е. главы области, поссорился с духовным органом. Представители Бога на земле обвинили его в превышении власти, самовольной казни разбойника Иезикиля и намеревались его повесить. Ирод узнал о намерениях Синедриона, на суд явился с сотней телохранителей, процесс сорвал, но обиду затаил.
      Получив престол, Ирод не рискнул полностью избавиться от Синедриона, но подменил его новым выборным органом - народным собранием, чем-то похожим на римский сенат. В народном собрании заседали преимущественно иудеи. Даже идумеи и то, по настоянию Ирода, имели всего три места. Обычно Предвечный не вмешивался в дела людей, но выборы - дело святое и мнение Господа было решающим. Только члены Синедриона знали это мнение, нанимали уличных глашатаев, которые, не щадя сил, убеждали сограждан, кого нужно избирать, а те избирали.
      Народные избранники встретили царя настороженно, но спокойно, обошлось без критических возгласов в адрес его правления. Депутаты знали о вчерашнем событии около Храма и ждали выступления царя.
      Ирод сначала спокойно, потом все более нервно повторил вчерашние слова о могуществе Рима, покровительстве Августа и возможных последствиях преступления фанатиков для иудейской общины Рима. Свое выступление он закончил словами:
      - И дай Бог, если все обойдется без погромов.
      Народные избранники бурно обсуждали речь Ирода. Один из депутатов, член Синедриона, заявил, что иудеи не нуждаются ни в чьей защите, т.к. их всегда защитит Всевышний.
      - Не грешите, - сказал он, - и Бог всегда вас спасет.
      Большинство депутатов дали согласие на казнь прибывших из Хеврона книжников, но просили царя отроков простить. Царь, хотя и неохотно, но согласился с мнением большинства депутатов.
     
     
      Глава 7.
      Мариамма.
     
      Нервный шок, полученный Иродом из-за случая с римским орлом и посещения Храмовой площади, не прошел для него даром. Участились боли в сердце, а язву желудка удавалось успокоить только увеличенной дозой индийского лекарства. Отекшая левая нога еще больше опухла и посинела. Ливий заметил и отклонения в психике больного, еще более тяжелые, чем были раньше. Лежа с закрытыми глазами, Ирод бредил, разговаривая с теми, кого уже нет в живых. Для врача это было что-то новое и непонятное. Второй день прошел спокойно, и Ливий вздохнул с облегчением, но к вечеру все повторилось снова. И врач кроме "Нипентакса" дал больному немного микстуры, изготовленной из маковой соломки. Видимо, в дозировке была допущена ошибка и вместо спокойного сна, как ожидал Ливий, Ирод возбудился, делал попытки встать, и говорил что-то несвязное. К середине ночи добавились стоны, стенания и, наконец, больной, уткнувшись в подушку, зарыдал.
      Подушка заглушала рыдания, но сиделка почувствовала в них столько безутешного горя, что у нее самой защемило сердце и появились слезы. Женщина поняла, что к больному кто-то пришел во сне, и она принялась успокаивать его, гладить и перебирать пальцы рук. Плач прекратился, и она вдруг услышала сквозь всхлипывания:
      - Мариамма, ты вернулась ко мне. Господи, как долго я тебя ждал. Они меня обманывали, говорили, что ты умерла, а ты вот стоишь рядом. Подожди, куда ты меня зовешь? Не спеши, дай мне погладить твои милые пальчики.
      Ночник слабо горел в стороне от кровати, Ирод наощупь перехватил пальцы сиделки и стал их гладить.
      - А куда делись твои перстни, - удивился больной, - ведь ты их так любила?
      Обстановка в опочивальне не для молодой римлянки, не раз пуганной блуждающими тенями Тартара*. Она испугалась царского бреда, непроизвольно отдернула руку и тут же услышала:
      - Мариамма, куда ты делась? Мари-а-а-м-ма! Слуги, найдите ее, она была здесь. Я только что держал ее руки. Она звала меня!
      Сиделка не выдержала нервного напряжения и с воплями бросилась в комнату Саломеи:
      - Ой, госпожа, я не могу больше, он меня спутал с покойной женой. Мне страшно, пойдите к нему!
      Саломея спросонья решила, что брат умирает, задрожала и в ночной рубашке побежала в спальню.
      Слабый свет ночника освещал бледное лицо царя. Саломея потрогала его лоб, он был горячим и влажным. Ирод схватил руку сестры и радостно запричитал:
      - Мариамма, ты вернулась, родная. О, Господи, я чуть тебя снова не потерял. Теперь я не отпущу твои руки. Саломея, ничего не поняв, прижала к груди ладони брата и от радости, что он жив, зарыдала. Ирод открыл глаза и приподнял голову:
      - Саломея, ты? А куда делась Мариамма? Она только что стояла около кровати. Я не мог ошибиться, я узнал ее руки. Холеные нежные пальцы только у нее. Твои не такие, они грубы и похожи на мужские. Мариамма стояла на твоем месте и звала меня к себе. Вот так.
      Ирод движением пальцев показал, как звала его покойная жена.
      Эту сцену застал Ливий. Он спал в соседней комнате и от шума проснулся.
      - Перестаньте реветь, - сказал он строго, - ничего страшного не случилось, обыкновенная галлюцинация. Вчера была годовщина смерти жены, вот он и перенервничал. Я повторю микстуру, и государь снова уснет.
      Когда Ирод понял, что Мариамма была только в его воображении, сразу сник, безропотно выпил горькое лекарство и отвернулся к стене.
      Была глубокая ночь и все, стараясь не шуметь, разошлись по своим местам. Саломея вернулась в свою комнату, но заснуть не смогла. Ей было жаль брата и себя в такой беспокойной старости. Жизнь не сложилась, нет ни мужа, ни детей. Единственная дочь забыла дорогу к своей матери, а прежние претенденты на ее руку видели в ней только сестру царя и возможность возвыситься, но Ирод был не тем человеком, которым можно было крутить. Особенно не повезло Саломее со вторым мужем, Костобаром. Обласканный Иродом, он подавал надежды стать ему верным помощником, но взыграло честолюбие и зять заключил тайный союз с Клеопатрой, рассчитывая с ее помощью самому править Идумеей. Ирод заговор раскрыл и измену не простил.
      Саломее не спится. В такое позднее время заснуть бы и не вставать до утра, но память цепляется за бредовые стенания Ирода, выворачивает из своих глубин всю, до мельчайших подробностей, картину казни Мариаммы и обрушивает их на голову старой женщине. Кому хочется заново пережить нервное потрясение, когда на твоих глазах казнили человека, вина которого далеко не очевидна. Человек погибает, потому что восторжествовали ложь и страх, а те, кто знал правду, прислу- шиваются, откуда дует ветер и отмалчиваются или лгут, боясь оказаться на месте осужденной.
      Саломея понимает своего брата, он был опозорен, унижен и хотел знать правду о верности своей жены, но сейчас зачем все это ворошить.  
      Ничего уже не вернуть. Лучше жить одним днем и ни о чем не думать. Если бы не болезнь брата. О нем ее мысли и надежды. Если Ирод, не дай, Бог, умрет, кому она нужна? Его наследник Архелай неплохо к ней относится, но, став царем, он о тетке и не вспомнит. На него свалятся многие заботы, а ее ждет забвение и одинокая старость. Обидел ее сегодня брат, очень обидел. Сколько лет прошло, а у нее, первой советницы царя, негласной царицы Иудеи руки, оказывается, до сих пор плебейские. Ирод из вежливости назвал их мужскими.
      - Да, - переживает обиду Саломея, - руки у Мариаммы были холеные, пальцы длинные и тонкие, золота и драгоценных камней на них было немало, а у меня, видишь ли, руки плебейские, пальцы мужские. А что ты, Ирод, хотел? Мы с тобой не в царском дворце родились, как эта хасмонейка. Разве знала она труд простолюдина, когда ранним утром, до наступления жары, я ходила обрабатывать поле, доила коз, собирала хворост и гнула спину у очага. Семья была большой и, нужно было помогать матери.
      А она, дочь хасмонейского царя, в это время купалась в роскоши, перебирала наряды, драгоценности и вращалась в кругу золотой молодежи.
      Саломея хорошо помнит высокомерность Мариаммы, ее брезгливость при общении с простолюдинами.
      Когда Ирод и Мариамма поженились, женщины сразу невзлюбили друг друга. Иного и быть не могло - они были людьми разных миров. Одна принцесса из "Дома Давида", другая плебейка, да еще рожденная от идумея и набатейки*.
      Ирод женился на Мариамме, когда ей исполнилось только 16, а ему уже было 35 лет. Несмотря на разницу в возрасте и в происхождении они сразу полюбили друг друга. Оба красивые, стройные, подходили друг другу и вызывали восхищение многих людей:
      - Вы посмотрите, какая пара, какая красивая пара, - слышалось вслед, когда они шли вместе.
      Саломея хорошо помнит, как Ирод краснел и бледнел при виде своей невесты. В белом шелковом платье, с мягкими, почти русыми, волосами до плеч, она выгодно отличалась от его первой жены, идумейки Дорис, которую Ирод тут же отослал в Идумею к родителям.
      Шли годы, любовь молодых людей ни чем не омрачалась и они могли бы так жить до старости, если бы не династические амбиции с той и другой стороны.
      Ирод надеялся женитьбой на Мариамме приблизиться к "Дому Давида" и завоевать если не любовь, то хотя бы признание его полноправным царем Иудеи. Но мечтам Ирода не суждено было сбыться.
      Предвечный, посадив чужака на иудейский престол, все еще колебался, не зная, кого ему дальше поддерживать - старую династию хасмонеев или энергичного, делового Ирода. Последний в то время Ему еще нравился, но чтобы не возгордился Он дал знак иудеям и они своего отношения к царю не изменили. Ирод в их глазах остался всё тем же слугою Рима и полуарабом.
      Судьбу Мариаммы определила ее мать Александра. Внучка царя Александра Янная, известного своей жестокостью к иудеям, она унаследовала от своего деда многие черты: властность, хитрость и непреклонность, когда дело шло об интересах династии. Такой же упрямой и властной Александра оставалась и в старости. То, чего она добивалась от дочери было ясно еще до женитьбы. Александра говорила Мариамме:
      - Ты сейчас молода и красива, но пройдет несколько лет и время сделает свое дело, появятся первые морщины, а они никого не красят. Выходи за Ирода, не смотри, что он идумей и даже на половину араб. Дети, рожденные тобой, будут иудеями. Таков Закон. Ирод вечно занят, ему не до детей, а я буду рада их нянчить, а если родишь внука, я воспитаю его истинным хасмонеем. Время течет быстро. Сегодня Ирод в фаворе у Рима, а завтра... кто знает, что его ждет завтра. Все мы под Богом ходим. Я верю, воспитанный мной внук будет хасмонейским царем.
      Мариамма послушалась матери, вышла замуж и родила не одного, а двух сыновей. Все получилось так, как задумала Александра. Когда дети подросли, Ирод вдруг обнаружил, что это не его сыновья, а внуки своей хасмонейской бабушки. Он кинулся исправлять, но было уже поздно, даже учеба в Риме не помогла. Не нужно думать, что дети ненавидели отца. Таких чувств у них не было. Отец остается отцом , даже если нет сыновней любви. После бабушкиного воспитания Ирод и его дети стали чужими.
      Нет сна у Саломеи и нет покоя. Она ходит по комнате из угла в угол, старается уйти от навязчивых воспоминаний, а они лезут и лезут откуда-то из глубины сознания.
      Перед глазами уже трагические события, кровь от которых оказалась на руках Саломеи.
      - Господи, - молится она, - избавь меня от этого кошмара, не мучай меня, старую женщину, нет у меня сил заново пережить кровавую вакханалию, оборвавшую жизнь Мариаммы и сломавшую жизнь брата.
      Предвечный не услышал мольбу Саломеи, а может и услышал, но вспомнив о крови невестки на ее руках, отвернулся. Неблаговидный поступок, на который мог указать Господь, особенно был неприятен Саломее. Ей больше всего не хотелось о нем думать, а он, как назло, врезался в память намертво.
      Случилась эта трагедия на девятом году царствования Ирода. Он тогда вернулся из Родоса после встречи с Августом в хорошем настроении. Император принял его, как царя, равного себе, поблагодарил за верность Риму и возвратил отобранные ранее Клеопатрой семь областей и четыре приморских города. Почти месяц отсутствовал царь, а все это время его замещал муж Саломеи Иосиф. Вместо того, чтобы участвовать в заседаниях народного собрания, работать в канцелярии и решать текущие дела государства, Иосиф целыми днями торчал в покоях Мариаммы.
      - Что ты там делаешь? - спрашивала Саломея, заподозрив неладное.
      - Царица учит меня управлению государством, - насмешливо отвечал Иосиф и закрывал дверь перед носом жены.
      Нетрудно понять, что Саломея в такие минуты испытывала ненависть к невестке и ревность к мужу. Эти чувства преследовали ее днями и бессонными ночами. Она страдала и ждала возвращения брата. Первое письмо, которое прочитал Ирод, вернувшись из поездки, был анонимный донос об измене жены. Его хорошее настроение мгновенно испарилось. Кто написал это письмо, трудно сказать, явно недоброжелатель, но не Саломея. Она была не только сестрой, но и другом царя и встретила брата с глазами, полными слез. В первый момент, когда Ирод начал расследование, желание спасти мужа пересилило ревность, и она сказала брату:
      - Ирод, ты посмотри на него, какой из него любовник? Порядочная женщина и не позарится на такого - худой, длинный, а вместо лица патлатая морда. Если хочешь знать, он меня зовет к себе на брачное ложе не чаще одного раза в месяц.
      - Дура ты, Саломея, - отреагировал Ирод в гневе, - неужели не понимаешь, что в тебе он не нуждался - его любовницей была моя жена. Это и евнухи подтверждают. Я буду судить обоих и, гнев мой не познает меры.
      Вот тогда-то Саломея и бросила сгоряча фразу, которая в значительной степени решила судьбу Мариаммы. Ее слова были криком раненой души, неосознанным порывом отомсить неверному мужу и его соблазнительнице:
      - Ирод, казни их и, ты обретешь покой!
      Какой покой? Откуда ему взяться? Разве его можно достичь смертью близких людей, вина которых довольно сомнительна? Если до казни Иосифа и Мариаммы у Саломеи был какой-то призрачный покой, то после нее его не стало, и совесть терзала ее многие годы.
      - Прочь, воспоминания, прочь, будьте вы прокляты, - стонет Саломея и, чтобы заснуть, считает: один, два, три, четыре и так до ста, потом до трехсот, но сон так и не пришел, а трагические картины прошлого все лезут и лезут, словно несчастья из ящика Пандоры*.
      Иосифа замучили палачи в подвале тюрьмы. Он пытки выдержал и до последнего вздоха повторял, что у него с женой царя ничего не было. Потом был суд над Мариаммой. Евнухи дали показания не в ее пользу, но она все отрицала. На Ирода было страшно смотреть. Это был уже не царь, не человек, а затравленное существо с растрепанными волосами и следами слез на лице. В его душе боролись две крайности. Одна, похожая на мифическую Горгону**, натравливала его на жену. Ее змеиные волосы шипели и брызгали ядом. Другая, чистая и светлая как ангел, повторяла одну и ту же фразу: она не виновна, не виновна, не ви-но-в-на-а! Оправдай ее и тебе Предвечный простит многие грехи.
      - О, Адонай, - мечется Ирод между духами добра и зла и молит Всевышнего, - спустись с небес хотя бы раз в моей жизни и рассуди нас. Я хочу знать правду и за нее готов пожертвовать жизнью.
      Ирод, как безумный, озирался вокруг в надежде услышать голос Незримого, но тщетно. Ответом был только шорох листвы при порывах ветра и приглушенный рокот голосов участников судилища. Незримый, возможно, и спускался с небес, но промолчал. Он не терпел лукавства, а Ирод явно кривил душой. Кто ему поверит, а Незримый тем более, что он примет смерть и оставит хасмонеям свой трон. Ирод был бы не Иродом, если бы проявил слабость к врагам из прежней династии.
      Судебная процедура напоминала морской прибой во время шторма. Страсти, как пенистые волны с шумом накатывались на людей, словно на берег, но, не задерживаясь даже на минуту, откатывались назад.
      Когда Мариамма клялась, призывая Бога в свидетели, в своей верности мужу, а ее сторонники в поддержку выкрикивали: "Oсанна, осанна!", Ирод бросался ей в ноги, целовал туфли и просил прощения. Но когда очередной свидетель тоже божился, что видел или слышал какие-то компрометирующие царицу факты, Ирод выходил из себя и требовал от судей смертной казни.
      Люди, пришедшие на процесс, тоже бросались то в одну, то в другую стороны. У сторонников Мариаммы то появлялась, то исчезала надежда на оправдательный приговор.
      Трое судей недолго совещались и поддержали жестокую меру царя. Когда зачитали приговор, не выдержала нервного напряжения Саломея. Она вспомнила, как спазмы сдавили ей тогда горло и у нее началась истерика. Саломея забыла о высокомерии невестки, о взаимной неприязни, бросилась на колени перед Иродом и, рыдая, умоляла его оправдать Мариамму, а если нельзя, то хотя бы отложить казнь на две недели.
      - Брат, - молила сквозь слезы Саломея, - не спеши казнить. Нужно всем остыть, успокоиться, еще раз все взвесить и истина восторжествует. Я тебя знаю, потом ты проклянешь и этот день, и себя за грех, взятый на душу.
      Суд проходил во дворе дворца под навесом. Пока Саломея билась в истерике и ползала на коленях перед Иродом, палач спокойно делал свое дело. Когда она подняла глаза на невестку, у той уже были связаны руки, а на шею надета петля. Мариамма мужественно перенесла судебное разбирательство, спокойно отвечала на вопросы, отрицала свою вину, чувствовала неизбежность смерти и последний раз посмотрела отрешенно куда-то вдаль, через головы людей. Из-за обреченного спокойствия или оставшихся у Ирода сомнений, а может, повлияли слезы Саломеи, сердце у него дрогнуло, он подошел к судьям, что-то сказал и главный судья тут же зачитал второй пункт приговора - казнь отложить на две недели.
      Саломея помнит, как облегченно вздохнули буквально все, кто был на суде. На лицах сторонников Мариаммы, а их было большинство, засветилась надежда. Возможно, обошлось бы без крови, если бы не выходка Александры. Эта седая старуха с растрепанными ветром волосами вдруг подбежала к дочери, которой в это время палач развязывал руки и стала поносить ее самыми грязными словами - она и блудница, и шлюха, и как она посмела изменить такому верному мужу, как Ирод. Старуха выкрикивала и другие, более злобные ругательства, но вдруг не удержалась и выдала сокровенное:
      - Ты предала нашу царскую династию и не будет тебе прощения ни от меня, ни от Бога.
      Слово "нашу" она так произнесла, что стало ясно - не о династии Ирода она печется, а о тех осколках хасмонейской, которые она всю жизнь опекала и берегла, мечтала вернуть прошлое, но так и не вернула. Дочь и ее дети были для Александры последней надеждой на спасение погибающей династии, но повернуть историю вспять не дано никому, даже Всевышнему.
      Мариамма молча выслушала мать и, не сходя с эшафота, сказала так, как говорят чужому человеку:
      - Ты, Александра, напрасно стараешься. Неужели тебе до сих пор не ясно, что Ирод не оставит в живых ни одного даже далекого родственника прежней династии. Вспомни эти мои слова, когда будешь стоять сама на этом же эшафоте.
      Мариамму отвели в темницу, но было ясно, что дни ее сочтены. Ирод боялся сойти с ума и, желая забыться, пил с утра до ночи и во время очередной попойки решил судьбу жены. Через короткое время Александре предъявили обвинение в заговоре против государства, состоялся скорый суд и казнь без всякой отсрочки. Похоронили мать и дочь на разных кладбищах. Так завещала Мариамма.
      После ее похорон страсти постепенно улеглись. Ирод все еще переживал казнь жены, но на кладбище ходил все реже и реже.
      Как-то за ужином он спросил сестру, что ее заставило резко поменять мнение о судьбе покойной невестки. Сначала требовала казни, а потом, на суде, бросилась ее спасать. Саломея ничего не скрывала от брата и ответила:
      - Ирод, тогда на суде я встретилась глазами с Мариаммой, мне показалась в них мольба и я бросилась ее спасать, не думая о прежней вражде. Мне ее было чисто по-человечески жаль. Теперь, когда все в прошлом, мне кажется, что я ошиблась и в ее глазах была не мольба, а укор всем нам и мне не в последнюю очередь. Я не жалею о своем поступке, готова повторить его снова, т.к. сомнения до сих пор не развеялись, и что мне ответить на страшном суде Всевышнего я не знаю.
      Саломея очнулась от воспоминаний и сделала еще одну попытку от них избавиться - снова стала ходить из угла в угол спальни и про себя считать шаги: один, два, три и так до ста, потом до пятисот и где-то на шестой сотне она, смертельно уставшая, упала без сил на циновку и уснула. Засыпая, услышала, как откуда-то издалека пробивался тоскливый, наполненный страданиями мужской голос: Мариамма, Ма-ри-ам-ма, Ма-ри-а-а-ам-ма! Но этот голос был уже вне времени и пространства.
  -- *Тартар - преисподня в греческой мифологии.
  -- ** Арабы, жившие в Идумее.
     
     
      Глава 8.
      Идумея.
     
      На юге Иудеи, там, где плещутся мертвые воды Соленого моря, среди гор из красного песчаника расположена древняя страна. Благодаря красным горам страну назвали Эдом, а греки перевели в более благозвучное - Идумея. Эта страна стала родиной Ирода и Саппиния.
      В те благословенные времена климат был мягким, влажным. По склонам гор и в каньонах, куда стекались ручьи от многочисленных ключей, росла буйная зелень, а в ней водилась разная дичь. Даже новичок в обращении с луком или дротиком возвращался после охоты с добычей, ибо идумеи были прямыми потомками Исава, старшего сына Исаака, "искусного зверолова и человека полей".
      Историю рождения близнецов Исаака, внуков Авраама и Сары знал в Идумее каждый ребенок. Она передавалась из поколения в поколение, но акцент делался на коварстве младшего, Иакова, купившего у голодного брата первородство за красную чечевичную похлебку.
      В корыстном умысле Иакова идумеи винили Предвечного, но он, услышав их ропот, только посочувствовал, но значения не придал. Ведь из двух младенцев кто-то должен быть первым, а кто-то вторым. Иного не дано даже для Бога. Позже творец все же внял недовольству идумеев и решил, что кроме сочувствия нужно сделать для потомков Исава что-то более существенное, как-то скрасить им горечь потери первородства и он сделал это руками римлян. Они посадили идумея Ирода на престол в Иерусалиме, и на родине царя это событие восприняли, как желание Предвечного загладить свою вину перед потомками Исава.
      Идумеи и их соседи набатеи возрадовались решению Творца, но были бы еще более рады, если бы там, в Иерусалиме, воцарение Ирода восприняли, как должное, как Божий перст. Но этого не произошло. Наоборот, потомков Иакова заела гордыня и, даже трепетная любовь к Богу и угрозы римлян не сломили этих упрямцев. Они, скрепя сердце, подчинились решению Рима, но царем от Бога Ирода не признали.
      Новый царь Иудеи после неудачи с предателем Костобаром назначил наместником на своей родине друга отроческих лет Саппиния. Хороший администратор, преданный Ироду, он отличался мягким покладистым характером, что было редкой для идумея чертой. Обычно коренные жители - идумеи и набатеи отличались вспыльчивым, взрывным характером. Не дай Бог, случится убийство, на расправу с убийцей поднималось все племя. Нередко кровная месть выкашивала во враждебных кланах десятки человек.
      Петра - тихий провинциальный город, хотя и столица Идумеи. Она живет по новым иудейским традициям, но не забывает и старые, сохранившиеся со времен кочевого образа жизни. Набатеи появились позже и иудаизм, как религию, не приняли. При переходе к оседлости идумеи ставили свои дома точно так же, как когда-то ставили шатры - кучно, поближе друг к другу. Вот и получился город с узкими кривыми улочками, где трудно разойтись даже двум ослам, везущим хворост. Под стать городу кучкуются и общины. На юге города - набатеи, на севере - иудеи, а между ними - идумеи. Внутри каждой общины возвышаются двухэтажные дома, обнесенные заборами из красного известняка. В иудейской общине в таких домах живут богатые торговцы, в остальных двух общинах - шейхи, главы родов и их родственники. Шейхи - богатые люди, и с древних времен из поколения в поколение правят своими общинами. В белых плащах из тонкой шерстяной ткани, цветных платках на голове и непременным коротким кинжалом у пояса они высокомерно поглядывают на иудеев, торгующих в своих лавках.
      Давно это было, сменилось несколько поколений, но египетское рабство пришельцев из Иерусалима цепко сидит в памяти идумеев. Обидно шейхам сознавать, что иудеи, бывшие когда-то рабами в Египте, теперь сами покорили их родину и постепенно прибирают к рукам все, что дает доход.
      До прихода воинов царя Давида Идумея была под властью египтян, но платила только дань, а во всем остальном, даже в поклонении языческому богу Козеле, была самостоятельна.
      Сейчас другие времена. Синедрион бдительно следит за соблюдением иудейских традиций и шлет наместнику свои наставления. Саппиний свиток читает, снова сворачивает в трубочку и пересылает главному раввину общины. Ему виднее, что ответить в Иерусалим. Время в Петре течет медленно, а жизнь подчинена суровым законам выживания. Эта горная страна бедна плодородными землями, нет лугов для выпаса крупного скота, поэтому горожане разводят коз, обрабатывают клочки земли и трудятся в ремесленных мастерских.
      У шейхов благодаря дешевому труду рабов дома - полная чаша, но и она иногда скудеет. И тогда они набирают пару сотен всадников и грабят соседние племена.
      В Петре два раза в неделю собирается небольшой рынок. Кому-то нужно что-то продать, а кому-то купить. Когда прибывают караваны из Египта или Месопотамии, то для горожан это большое событие, почти праздник. Купцы боятся разбойников, поэтому нанимают охрану и собираются в сводные караваны, где одних вьючных верблюдов не менее полусотни.
      С прибытием каравана рынок в Петре становится не меньше, чем в Дамаске. Он шумит, бурлит, удивляет восточной пестротой и изобилием товаров.
      Караванные пути проходили через Идумею с древних времен. Один от Персидского залива через Месопотамию до Египта, другой через Аравийский полуостров до Индии. Караваны останавливались в Петре для отдыха, торговли, пополнения запасов воды и продовольствия. Купцы платили пошлину и, Саппиний использовал ее для благоустройства города, но денег все равно не хватало.
      С приходом караванов торговля на рынке преображалась. Радовали глаз яркими узорами ковры из Персии, шелковые ткани из Вавилонии, драгоценные украшения и посуда из Дамаска. Южная Аравия с древних времен поставляла специи и благовония. От берегов Нила привозили тонкие льняные ткани, слоновую кость, поделки из ценных пород дерева и хлеб. Своего зерна в Идумее не хватало, и купцы привозили его из Галилеи или Египта. Сама Идумея славилась тонкими кожами, шерстяными тканями, сырами из козьего молока и светлым пахучим медом.
      Шейхи хорошие наездники, смелые бойцы, но плохие коммерсанты. Торговля не их дело, но без нее не обойтись, других средств на содержание боевого ополчения нет. Для оснащения сотни вооруженных всадников в тысячу серебряных драхм можно не уложиться, а это тоже немалые деньги. Шейхи при острой нужде брали деньги под небольшие проценты в иудейской общине. Брали и удивлялись, как это они на мелкой торговле, буквально из ничего, копили приличные состояния.
      Предвечный знал, кого наделить коммерческой смекалкой, терпением и любовью к торговому делу и не ошибся. На протяжении веков самыми выдающимися экономистами и банкирами были иудеи. Набатеям не нравилась их предприимчивость, удачливость в торговле, но соперничество, а то и открытая вражда вяло тлели, не разгораясь до открытого противоборства.
      Неприязнь двух близких семитских племен имела глубокие корни. И.Флавий описывает древние времена, как эпоху постоянных междуусобных войн, когда сильные племена покоряли более слабых. При правлении царя Давида его военачальник Ависсай разгромил ополчения идумеев, истребив 18000 человек. Идумея была порабощена, на жителей наложена дань и их насильно принудили исповедовать чуждую им веру. Гордый народ не смирился с присоединением к Иудее и, первосвященнику Гиркану уже при хасмонеях пришлось покорять Идумею заново. И.Флавий пишет:"Гиркан позволил им остаться в своей стране при условии, что они примут обрезание и будут жить по законам иудейским". Идумея окончательно потеряла независимость и стала заурядным придатком Иерусалима. Правителям хасмонейской династии было не до Идумеи. Их раздирали внутренние противоречия, войны и родина Ирода продолжала жить своей самобытной жизнью. С возведением на престол Ирода в Идумее появились его наместники, но их присутствие мало что меняло. Многовековой племенной уклад представлял собой неприступную крепость, которую лучше не брать, а обойти стороной. Так думали наместники, но не Ирод.
      После 190 Олимпиады во глве Идумеи стал Саппиний. Царь помог ему деньгами, и тот построил, по мнению местных иудеев, не что иное, как "греко-римское чудовище" - гимназиум, в котором детей учили и развивали физически по греческой программе.
      Теперь, когда в Идумее сделан первый шаг к европейской культуре, от дома к дому поползли слухи о тяжелой болезни Ирода. Вместе со слухами в Петру примчался скороход и вручил Саппинию письмо от Саломеи. Сестра царя писала:
      - Мир тебе и благополучие, наш старый друг. Мой брат и великий царь Ирод тяжело болен. Его мучают не только телесные болезни, но и душевные. Кроме тебя и Гиппика (да упокой Господь его душу) у Ирода есть еще друзья в Риме, но они далеко и постарели, так же, как и мы с тобой. Поспеши, Саппиний, скрась остаток жизни своего друга.
      Дорога в Иерусалим трудная и опасная, но запасные лошади и два десятка телохранителей позволили старому другу на четвертый день благополучно добраться до столицы. На исходе была пятница, 11 числа, месяца шеват. Солнце уже садилось и, толпы богомольцев двигались к Храму. С трудом пробираясь сквозь пеструю массу людей, Саппиний торопил лошадь и нервничал. Ему казалось, что уже поздно, и он не застанет Ирода в живых.
      Телохранители остались позади, а он, наконец, добрался до царского дворца. Около парадного подъезда стояли какие-то люди и спокойно разговаривали. Садовник подрезал кустарники, а две молодые служанки весело болтали с гвардейцами из охраны.
      - Кажется, у них все спокойно, - подумал Саппиний и отдал поводья подбежавшему слуге. Его узнали гвардейцы и шумно приветствовали. Одна из служанок догадалась, что приехал важный гость, бросилась во дворец и позвала Саломею.
      Сестра царя обрадовалась приезду дорогого гостя и прижалась к его груди:
      - Саппиний, как я рада, ты во время приехал, как раз к обеду, но до трапезы искупайся в бассейне и приведи себя в порядок, у тебя лицо и одежда в пыли.
      Саломея замолчала и тут же поправилась:
      - Нет, Саппиний, ты это сделаешь позже, а сейчас отойдем в сторонку, я посвящу тебя в наши дела.
      Они отошли от дверей и остановились около второй колонны портика. Саппиний увидел, как по лицу Саломеи потекли слезы. Прикрыв платком рот, она тихо плакала, потом подняла на него мокрые глаза, тяжело вздохнула и сказала:
      - Горе у нас, Саппиний, большое горе. Ирод тяжело болен. И без врача видны его болезни и все тяжелые. Римлянин опытный врач и все делает, чтобы брата вылечить, но пока улучшений не видно. Меня очень пугает его нервное заболевание - раздражительность, часто переходящая в гнев и болезненный страх безо всякой причины. *
      Саломея вытерла слезы и уже спокойнее продолжала:
      - Вот сегодня утром он проснулся в нормальном состоянии и попросил воды умыться. Дежурная служанка Милка схватила со стола кувшин с водой и бросилась к кровати. Она боялась царя и не хотела промедлением вызвать его гнев. В спешке зацепилась ногой за край ковра и пол кувшина воды вылила брату на кровать. Можешь представить, что тут началось. Он кричал и стучал посохом так, что бронзовый наконечник отвалился. Я сама заменила постель, с трудом успокоила, после чего Ирод сказал:
      - Все хотят моей смерти, все, даже эта иудейка ждет не дождется. Убери из дворца, чтобы я ее больше не видел.
      Я тебе, Саппиний, рассказываю так подробно, чтобы ты был готов увидеть своего друга таким, каким он стал сейчас, немощным и раздражительным, способным разразиться гневом от любой мелочи. Ливий считает все его недуги платой за необычно бурную жизнь, за его трагическое служение народу, который так и не признал его царем.
      Саломея замолчала, прижала платок к глазам и снова заплакала. Саппиний подождал, пока она успокоится и спросил:
      - А давно с ним такое?
      - Первые признаки нарушения психики у него обнаружились в период судебного разбирательства дела сыновей от Мариаммы Александра и Аристовула четыре года тому назад. Уже тогда у него развилось чувство недоверия к окружающим его людям, он стал бояться отравления и постоянно менял поваров. Призрак измены преследовал его днем и ночью. Ты, Саппиний, наверное знаешь, что детей Мариаммы воспитала бабка Александра. Убежденная хасмонейка настроила братьев против отца, и отношения между ними были более чем холодными. Этим воспользовался старший сын Антипатр с целью избавиться от соперников и приблизиться к трону. В ход пошли сфабрикованные им письма о якобы заговоре против отца. Подметные письма попали к Ироду, их изучал Дамаcский, но и он при его дотошности не распознал фальшивку.
      Это, Саппиний, трагическая история, в ней разбирались разные люди, а у меня нет уже сил, вспоминать подробности. Конец известен - братья были казнены. Но ты при встрече с Иродом о несчастных детях ни слова, иначе он замкнется и все кончится депрессией, а то и очередной истерикой. Сейчас лучше всякого лекарства для больного, услада его нынешнего положения - это воспоминания о великих свершениях и любимых олимпиадах. Ты о них знаешь не понаслышке, сам участвовал вместе с братом в подготовке и состязаниях, вот о них и веди разговор. Ты увидишь, как лицо его просветлеет, в глазах зажжется огонь, как будто и нет болезней.
      Саломея замолчала. Оба прижались к холодному мрамору колонны и думали о трагической судьбе дорогого им человека.
      ________________________
      * - сейчас эта болезнь называется паранойя
     
     
      Глава 9.
      Саппиний.
     
      Когда Саппиний вошел в опочевальню царя, ему в нос ударил сладковатый, вызывающий дурноту запах тлена. Позже он узнал, что смрад исходил от загнивающей раны внизу живота и язвы от водянки на левой ноге. Все окна, кроме одного, были закрыты. Ливий боялся сквозняков и берег больного от воспаления легких.
      - Здесь только от тяжелого воздуха можно испустить дух, - подумал Саппиний и подошел к царскому ложу.
      Ирод лежал среди подушек, прикрытый легким одеялом. Худое, осунувшееся лицо, потухший взгляд, усталого от жизни и болезней человека, производили тягостное впечатление.
      Саппиний смущенно вздохнул и поклонился.
      - Что, не нравлюсь я тебе? - спросил Ирод, не отвечая на приветствие, - мне и самому тошно, поэтому убрал зеркала, чтобы не видеть себя во время прогулок. Болезни не украшают. А за тебя я рад. Твои седины еще не признак старости, если нашел в себе силы добраться до Иерусалима. Подожди, ты, кажется, старше меня? Да, да, старше! На целых два года, вполне здоров, недуги тебя не терзают, эдакий бог Эрот с Олимпа!
      Последние слова Ирод произнес другим, уже гневным тоном, у него начался очередной приступ психоза, он искал повод вылиться в истерику и нашел... Саппиния. Друг царя помнил предупреждение Саломеи, но все же такого приема не ожидал. В словах Ирода он услышал оскорбительный упрек и невольно попятился назад.
      - Стой, - вскричал царь, - не уходи, я еще не все сказал! Предвечный к тебе милостив, я это вижу, но с чего бы это? Разве ты построил самый величественный в мире Храм Господу? Вложил в него душу и сердце? А? Я построил!! Восемь лет с утра до вечера работал, как простой наёмник, а при освящении не услышал от фарисеев ни одного доброго слова! Теперь гнию в этой постели, а сколько еще задумано, кто продолжит после меня? Кто? Отвечай! Только не лги, что сыновья! Ты прекрасно знаешь, что они глупы и безвольны, как и их мать.
      Саппиний держался из последних сил, он видел, как у царя перекосилось лицо, взгляд стал ледяным и злым. Гнев распирал его и, наконец, вырвался наружу:
      - Все вы у Предвечного в милости, все, все, не то, что я, - уже не говорил, а кричал больной, - что плохого я сделал, построив в Иудее храмы Юпитеру, стаионы и гимназиумы? Неужели за это меня ожидает жестокий конец здесь и мучения там, откуда не возвращаются? Отвечай, Саппиний!
      Ливий все время внимательно следил за встречей двух старых друзей и понял, что пора вмешаться. Он подошел к кровати, увидел дрожащие губы царя, бледного Саппиния, готового вот-вот разрыдаться и решительно сказал:
      - Уйми, государь, свой гнев! Твоя судьба не им начертана, а богами. Саппиний приехал с добрым сердцем, как старый друг и ответь ему тем же.
      Ливий был римлянином, к тому же патрицием и позволял себе не церемониться с больным царем. Но он всегда помнил о его крутом нраве. В данном случае строгость была необходима, и врач повысил тон:
      - Что ты, государь, себе позволяешь? Набрасываешься на друга, как на провинившегося слугу. Вспомни Августа, разве он позволял себе так разговаривать со своими подданными и с тобой, своим другом?
      Ливий был прав, император отличался выдержкой, тактом и редко прибегал к повышенному тону. Ироду есть что вспомнить. Четыре года тому назад он приехал в Рим и, не сдерживая эмоций, стал жаловаться Августу на своих взрослых сыновей, пытавшихся при живом царе завладеть троном Иудеи. Император терпеливо выслушал и сказал в духе своих афоризмов:
      - Ирод, ты так громко говорил, что я ничего не расслышал. Начни сначала.
      Беседа обоих правителей продолжилась, но уже в спокойном тоне.
      Вмешательство Ливия разрядило обстановку. Больной сник, гнев отнял у него много сил. Прикрыв глаза, он тихо спросил:
      - Как ты доехал? Ахав мне говорил, что около Соленого моря орудуют разбойники. Ничего, обошлось?
      - Да, обошлось, к тому времени римляне этот сброд частью уничтожили, а остальные скрылись в горах.
      Ирод некоторое время молча лежал с закрытыми глазами, потом посмотрел на Саппиния и сказал:
      - Садись поближе, мне будет легче говорить.
      Жизнь, мой друг, идет к концу, вот я и мечусь, цепляюсь то за одно, то за другое, психую по любому поводу. Вместо добрых слов наговорил тебе много лишнего и несправедливо. Прости меня, Саппиний, ты сам видишь, в каком я состоянии. Знаю, фарисеи ждут, не дождутся моей смерти и грозятся карой Господней. Неужели они правы и я для Иудеи ничего полезного не сделал?
      - Ирод, тебе грех жаловаться. Предвечный к тебе милостив. Он наделил тебя необыкновенной судьбой, которую прожитыми годами не измерить. У тебя другая мера жизни, чем у меня или других людей. Я прожил одну жизнь, достаточно спокойную, с мелкими заботами и повседневной суетой, а ты несколько и таких трудных. Предвечный знал, кого поставить царем над иудеями в сложное время римского владычества. Человеку со слабой волей, такому, как я, не под силу править народом, верившим в свою избранность и вдруг попавшим в зависимость к языческому Риму.
      Я скажу тебе, Ирод, то, что может позволить себе только друг. Последние годы я жил вдали от Иерусалима и твое правление мне было видно как бы со стороны. Одну жизнь ты прожил в борьбе с хасмонеями, Рим сделал нашим союзником, а Августа другом. Император вернул тебе земли, отнятые Египтом и парфянами, и страна вернулась к границам царства Соломона. Более того, Август разрешил иудеям поселяться в римских провинциях и даже в самом Риме. Он освободил их от воинской службы и значительно уменьшил дань. Только ты мог всего этого добиться и я тобой горжусь.
      В легионах Августа служат галлы, фракийцы, греки, германцы и другие наемники, а иудеи живут под своими смоковницами и молятся в своих храмах. В этом твоя огромная заслуга. Но все же скажи мне, Ирод, почему так мало радостных лиц? Тебя и Рим иудеи не славят, наоборот, клянут, покидают насиженные места и переселяются в другие страны Римской империи. В одной только Александрии сейчас проживает около полумиллиона наших сограждан.
      - Эта цифра устарела, - хмуро отозвался Ирод, - по последней переписи в Александрии живёт около миллиона иудеев.
      - Вот видишь, Ирод, что-то неладное творится с нашим народом. Очевидцы рассказывали, что в Александрии построена синагога на 100 000 человек. В последних рядах ничего не слышно и левиты флажками дают знать молящимся, когда нужно воскликнуть "Аминь". Мощный глас раздается под сводами и заставляет трепетать сердца прихожан, но не здесь, а в Египте.
      - Об этой синагоге я знаю, в ее строительство тоже вложил немалые деньги, - сказал Ирод.
      - В Риме, Афинах и в покоренных римлянами странах, - продолжал Саппиний, - иудейские общины насчитывают десятки тысяч человек. Никогда раньше иудеев не было в Испании и Британии, а сейчас их там тысячи. Зачем они покидают родину и едут на большие лишения, чем были здесь? Едут на чужие земли, где их никто не ждет и где правят такие же римские наместники. Я все время думаю об этом, но ответа не нахожу.
      - Я надеюсь, Саппиний, что ты не связываешь бегство иудеев в другие страны с моим именем. Запомни, а ты, Николай, отметь в книге, что я со своим народом никогда не воевал и не воюю. Я избавляюсь только от врагов Римской империи, а значит, и от своих врагов. Ненавижу тех, кто пытается вернуть хасмонейское прошлое и разрушить то, чему я отдал лучшие годы своей жизни.
      На твой вопрос, Саппиний, ответ лежит в древней истории нашего народа. В святом писании сказано: "И жили Иуда и Израиль спокойно, каждый под виноградником своим и смоковницей своею от Дана до Вирсавии, во все дни Соломона". Спокойное было время, большая часть населения исповедовала язычество, да и сам Соломон, его храм, дворец были наполовину языческими.
      Вспомни херувимов с человеческими лицами около "святая святых", медного быка возле жертвенника, львов и орла, охраняющих трон. Тогда никто никуда не бежал. Все изменилось после вавилонского плена, иудеи поверили в единого Бога и в свою избранность, а раз так, - решили они, - то только Бога мы должны слушать, а цари и наместники нам не указ. Вот с тех пор и протестуют иудеи против любого притеснения и ищут места, где можно жить при полной свободе, подчиняясь только Закону. Сейчас так живет секта ессеев около Соленого моря, но что это за жизнь.
      У меня, Саппиний, есть свой взгляд на миграцию народов. Я считаю переселение иудеев благом для коренного населения. Переселенцы несут в себе Божью искру, они более способны к наукам, ремеслу, искусству, обогащают своими знаниями другие народы и сами учатся у них. Я убедился в этом, когда посетил в Риме мебельную фабрику одного предприимчивого иудея. Ради сбыта изделий ему пришлось поступиться древними традициями и изготавливать мебель в римском стиле. Римлянки хотели видеть на спинках своих лож рельефы амуров или лицо красавчика-Аполлона, и иудейские мастера вырезали их не хуже греков. При этом ничего страшного не произошло, обошлось без кары Господней, и фабрика процветала.
      Ирод замолчал, пару минут отдыхал, выпил воды и мысль закончил:
      - Все прожитые мною годы разные. В молодости они летели на арабских скакунах, а сейчас плетутся на скрипучей арбе, запряженной парой старых волов и даже Предвечный не заставит их нестись галопом. Он может их только остановить. Продолжай, Саппиний, мне интересно тебя слушать. Хотя подожди, я хочу спросить нашего римского друга. Ливий, а как ты, римлянин, можешь объяснить причину переселения иудеев в покоренные Августом страны?
      - Все очень просто, - ответил врач, - возьмем египетскую провинцию. Для наместника в Мемфисе и любого римского чиновника египтяне воспринимаются почти как рабы и с ними не очень считаются. Другое дело переселенцы-иудеи, они для нас союзники, подданные дружественного государства. Дань они не платят и пользуются большими правами, чем коренное население.
      Ироду ответ понравился, хотя Ливий ничего не сказал о его дружбе с императором, а именно она определяла многое в судьбе переселенцев. Это было и так понятно.
      -Саппиний, - сказал Ирод, - это, пожалуй, самый правильный ответ на твой вопрос. Иудеи переселяются туда, где им лучше, а лучше, оказывается, в тех землях, где стоят римские гарнизоны.
      Как это ни парадоксально звучит, Ирод был близок к истине. Пока Европой и Азией правили римляне, евреи имели в их лице хоть каких-то, но защитников, но с падением Великой Римской империи все изменилось в худшую сторону. Участились столкновения с коренным населением и с такими же переселенцами из Греции и Финикии. От миллионной еврейской общины в Александрии к 1481 году осталось всего 60 семей. В 1290 году еврейская община была изгнана из Англии, в 1306 году из Франции, а в 1492-ом из Испании и Португалии.
      После нескольких минут раздумий беседа друзей возобновилась:
      - Ты хотел еще что-то сказать, продолжай, Саппиний.
      - Вторая твоя жизнь, Ирод, ушла на приобщение иудеев к европейской культуре. Ты строил гимназиумы и театры, устраивал спортивные олимпиады, собирал на состязания певцов, поэтов и танцоров со всего света. Стадионы и ипподромы Иерусалима и Кейсарии собирали тысячи зрителей, а победители получали из твоих рук ценные призы и подарки. Ты очень много работал, не жалел ни сил ни денег. Даже сам участвовал в состязаниях, чтобы увлечь молодежь своим примером. В те благословенные годы я был не сторонним наблюдателем, а твоим верным помощником и очень тобой гордился. Ты, Ирод, вправе мог рассчитывать за свои заслуги на лавровый венок, как это принято в Риме, но Синедрион не сенат, у него своя мера заслуг и они возложили на твою голову другой венок - терновый. Вот ты его и носишь.
      Теперь давай признаемся сами себе, что во второй жизни мы с тобой потерпели поражение. Иудеи твои спортивные и культурные начинания не приняли, обозвали их "греко-римским чудовищем". Среди участников состязаний иудеев было мало, они не могли нарушить Закон и выступать нагими, как это требуют греческие правила. Зато пели и танцевали, благо в этом виде состязаний нужно выступать в национальной одежде.
      Саппиний говорил правду, но слушать ее в очередной раз не от врагов, а от близкого друга было неприятно. Ирод нахмурился и стал нервно вертеть посохом. Саппинию следовало бы остановиться и хотя бы посмотреть на Ливия, который подавал ему недвусмысленные знаки изменить тему разговора, но "новый Цицерон", как его позже обозвал Николай, продолжал в том же духе:
      - И, наконец, третья твоя жизнь, Ирод, отдана строительству. Ты строил много и даже создал свой стиль в архитектуре. Позолоченные купола над храмами Юпитера и Ягве - это твоя идея и она будет жить в будущих сооружениях. Потомки будут тебя благодарить за бело-мраморную Кейсарию с великолепной гаванью, за новую столицу Самарии Себасту, крепость Иродион, бастионы Иерусалима и за главное твое детище - Храм Господен. Ты был так щедр, что строил даже в иноземных странах, причем, безвозмездно. Всем известно, что в Триполисе, Дамаске и Птолимиаде ты в дар этим городам построил гимназиумы. Библ получил в подарок городские стены, Берит и Тир колоннады, галереи, храмы и рынки. Сидон и Дамаск театры, Лаодикия и Аскалон водопроводы. Ты меня извини, Ирод, но такая щедрость ничем не оправдана. Разве у нас уже все построено? В Петре построен только гимназиум, и то за счет податей и пошлин с караванщиков. В Мариссе и этого нет. Я не говорю о стадионе, хотя он нам тоже нужен. Ты же знаешь, через год очередная Олимпиада, к ней пора готовиться, но негде.
      Саппиний, наконец, увидел знаки врача, спохватился, что наговорил лишнего, но было уже поздно. Скорее всего, Саппиний действовал по принципу: "Платон мне друг, но истина дороже". Ирод, способный в любую минуту вспылить, не был похож на мягкого и вежливого философа, он оставался грозным царем и перечить ему, в чем-то обвинять было небезопасно. Это все понимали кроме Саппиния. Для него Ирод был, прежде всего, другом детства и это давало ему право на откровенность.
      Саппиний не собирался упрекать больного в ошибках, в забвении родных очагов, но слова выскочили как-то сами по себе и задели царя за живое.
      Действительно, в последние годы Идумея выпала у него из поля зрения, главные события - интриги жен и сыновей - происходили в Иудее, в ее столице, а на родине крутился его наместник. Друг детства кое-как сводил концы с концами и ничего не просил. Для Ирода это была зацепка - не просил, значит, сам виноват и не вправе свои промахи валить на другого.
      Эта мысль сразу же возбудила Ирода, его гнев нашел благодатную почву, стал наростать и выплеснулся... на ничего не подозревавшую сиделку.
      - Ты что, Ханка, спать сюда пришла?! Почему нет ни воды, ни соков? У меня в горле пересохло! Пойди на кухню и, чтобы сейчас же все было!
      Ирод был неправ, рядом с его кроватью стояла амфора с холодной водой, бокалы, но с царем не спорят и Ханка убежала на кухню.
      Саппиний был подавлен, лицо покрылось пятнами, и на лбу выступил холодный пот. Он ругал себя последними словами за то, что забыл предупреждение Саломеи и вместо услады воспоминаниями выдал своему другу кучу упреков.
      Позже Николай объяснил Саппинию, что точно так же выражали недовольство депутаты народного собрания, упрекая царя за расточительство.
      Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не Саломея, она с полуслова поняла служанку и бросилась в опочивальню. Вслед за ней слуги внесли хрустальные бокалы и серебряный кувшин с мульдой*. Саломея, шурша шелковым платьем и вымучивая радостную улыбку, подошла к брату:
      - Ты представляешь, Ирод, только я подумала, что нужно послать повара на рынок за свежим медом, как заходит слуга Саппиния и ставит на стол амфору свежего идумейского меда. Вот это подарок друга и от души. Удивительно, как тебе, Саппиний, удалось довезти мед в такой хрупкой посуде? Неосторожное движение лошади, удар о дерево и все - медом полакомились бы пчелы и осы. Я знаю, что мед возят в бурдюках, но он впитывает в себя запах кожи и теряет свой природный аромат, а твой сохранил в себе запахи цветов нашей дорогой Идумеи. Саппиний, мы с братом благодарим тебя за этот чудесный дар. Ирод, ты со мной согласен?
      - Да, сестра, согласен, - сказал Ирод вполне спокойно, но взял посох и резко ударил им об пол, - Саппиний заслуживает благодарности за мед, но не более! Ты бы слышала, как он здесь при всех осудил мое правление, сказал, что я ничего не добился в жизни. Его речи вполне в духе Синедриона. Николай, - окликнул Ирод Дамаcского, - мой друг одичал в своей Петре и не понимает простых вещей. Я устал от него. Ответь сам на его "почему?" и "зачем?".
      Ирод откинулся на подушку, прикрыл глаза, но через секунду бросил гневный взгляд на друга и воскликнул:
      - И где ты успел постичь манеры римских сенаторов, где научился их риторике? Всегда был сдержан, предпочитал слушать других, а тут разошелся. Даже сам император не позволял себе осуждать мои действия!
      Дамаcский, опытный царедворец, почувствовал, что мед Идумеи разрядил обстановку, да и в рассуждениях Саппиния ничего оскорбительного не было. Всему виною болезнь царя, его раздражительность, и каждое необдуманное слово оставляло след в его больной душе.
      - Саппиний, мне неудобно тебе говорить, - сказал деликатный Николай, - но ты же не простолюдин, а наместник царя и должен мыслить по-государственному. Я историк и хорошо знаю, что наш народ всегда подвергался гонениям. После вавилонского пленения только самые выносливые вернулись в Иудею, остальные или остались в Вавилоне, или перебрались в Дамаск, Армению и другие страны. Позже, при Антиохе Епифане, захватившем Иерусалим, жить иудеям стало еще труднее. Его недаром прозвали Епиманом, т.е. сумасшедшим. Он заставлял иудеев есть свинину и приносить ее в жертву Предвечному. Они не могли этого вынести и бежали, куда глаза глядят. Теперь понятно, почему в Александрии сейчас проживает около миллиона человек, а в перечисленных тобою городах Тире, Дамаске, Сидоне, Библе, Аскалоне и других иудеи составляют не менее трети населения. Нетрудно догадаться, что живут они там не хозяевами, а как бы незванными гостями и любой местный может их оскорбить и унизить. Вот наш царь и решил облегчить жизнь иудеев на чужбине.
      Построил в Аскалоне безвозмездно водопровод, и весь город только об этом и говорит. В иудеях видят уже не чужаков, а равных себе граждан. Построил в Дамаске театр, в Тире храм и крытый рынок, и к иудеям уже другое отношение. Огородил царь Библ прочной стеной и жизнь там стала намного спокойнее, как для местных горожан, так и для иудеев-переселенцев.
      Дамаcский говорил правду, но не всю. Ирод действительно заботился о переселенцах, но им еще двигало тщеславие.  
      Николай знал меру и никогда бы не сказал об этой второй правде. В Иерусалиме на вопрос "Кто построил театр?" ответят: "Его построил Ирод", а фарисеи могут добавить что-нибудь оскорбительное. В Дамаске на этот же вопрос ответят иначе: "Театр построил великий иудейский царь Ирод, да будет благословенно его имя". И не только ответят, а еще и повесят медную табличку, чтобы потомки знали о благодеяниях иудейского царя.
   * Мульда - раствор мёда в воде.
     
     
      Глава 10.
      Олимпийские игры.
     
      Ирод не слышал конца ответов Николая, т.к. от разговоров устал и незаметно заснул. Все потихоньку вышли, остались только сиделка и Дамаcский. Он по памяти записал все, о чем шла беседа и, конечно, свое блестящее, как он справедливо считал, объяснение траты Иродом средств на нужды иноземных государств.
      Следующим днем был вторник, 12 числа, месяца шеват. Ирод после легкого завтрака ("чтоб этой кашей Ливий подавился", - проворчал царь, но все-таки съел) послал за своим другом.
      - Саппиний, - сказал Ирод, как только тот появился на пороге, - мы вчера так и не вспомнили нашу родину Петру. То, что ты построил гимназиум, я знаю, а какая от него польза ты так и не рассказал. Садись поближе и поведай, кто и чему в ней учит.
      Саппиний вздохнул с облегчением - Ирод о вчерашней размолвке ни слова, все забыто и можно спокойно говорить о делах города и Идумеи:
      - Сейчас в гимназиуме учатся чуть более шестидесяти человек, они разбиты по возрасту на три ступени. Закончив первую, переходят во вторую, затем в третью. Я исполнил предписание Синедриона и два раза в неделю раввины из синагоги ведут занятия по святому писанию и родному языку. Других учителей я нашел в Кейсарии, в греческой общине. Туда переехали из Афин и Пирея образованные люди и охотно идут работать учителями. Представь себе, едут не ради денег, а ради идеи эллинизации страны. Этику и логику ведет Овидий.
      - Случайно не родственник поэта Публия Овидия Назона?
      - Нет, однофамилец. Там же, в Кейсарии, я нашел учителей прикладных наук и языков. Дети уже довольно сносно говорят на латыни и греческом языке. Ирод, есть одна проблема, которую я не смог решить. Не нашел учителя ваяния. На первой ступени есть способные к этому ремеслу дети, а учить некому.
      - Как же у тебя получается, - улыбнулся Ирод, - с одной стороны учат "не сотвори себе кумира", а с другой - ваяние.
      - Ничего не поделаешь, - тоже усмехнулся Саппиний, - в наше время все перемешалось: театры и синагоги, гимназиумы и йешевы. Но наши раввины не чета Иерусалимским, более терпимы к новшествам. Правда, не пускают своих детей на спортивные занятия и все из-за греческих традиций выполнять физические упражнения нагишом. Это для них недопустимо, не позволяет Закон.
      Так я об учителе ваяния. Хорошо бы пригласить из Афин Мирона, но он не поедет, слишком знаменит.
      - Конечно, - подтвердил Ирод, - автор "Дискобола" не поедет. У него всегда масса заказов и в Иудею он уже не вернется, давно стал греческим гражданином, получил патент, обзавелся семьей. Да и зачем он тебе? Поезжай в Себасту. Там поселился скульптор Феодосий, тот, что выполнял мой заказ для Храма Юпитера. Сам он не поедет, но кто-нибудь из его учеников может согласиться, если будешь хорошо платить.
      Ирод замолчал, встретился глазами с Ливием и по его приготовлениям понял, что сейчас начнется болезненная процедура превязки живота и ноги.
      - Саппиний, сейчас этот живодер Ливий начнет терзать мою плоть, так я отпускаю тебя на полчаса. Иди в трапезную, там тебя покормят, но возвращайся, я хочу продолжить наш разговор.
      После перевязки Ироду было не до разговоров, Саппиний это понимал и не спешил в опочивальню. Но через час за ним пришла сиделка и беседа продолжилась.
      - Ирод, я еще не поведал тебе о главном. Наш гимназиум готовится участвовать в очередных 193 Олимпийских играх, и юноши уже тренируются в трех видах состязаний.
      - Юноши? - удивился Ирод. - На Олимпиадах состязаются зрелые и опытные мужчины. Большинство из них воины. А у тебя кто?
      - У меня отроки 16-17 лет, но они будут участвовать в своей возрастной группе отдельно от взрослых. Для них тоже нужно заготовить призы, пусть недорогие, поощрительные, но отметить победителей нужно. На прошлых играх ты взял на себя многие расходы, возьми их и на этот раз.
      При упоминании об Олимпийских играх Ирод оживился, его глаза на секунду загорелись и тут же потухли. Он откинулся на подушку, прикрыл веки и тихо сказал:
      - Дело не в средствах. То, что ты просишь - мелочь по сравнению со всеми расходами. Дело в другом. Не будет меня, прекратятся и Олимпиады, я в этом не сомневаюсь. До следующей еще год и до нее нужно дожить и стать на ноги. Спроси Предвечного, он главный судья на небесной Олимпиаде, обойдется он без очередного участника еще пару лет или нет?
      Ирод на минуту замолчал, прислушался и закончил:
      - Он всегда молчит, хотя все знает. Хочу надеяться, что он подождет. Денег я тебе, Саппиний, дам и на призы, и на все остальное. Но чтобы я не получил упреки, скажи Диофанту, пусть известит остальные гимназиумы. Он знает, как написать. Теперь о стадионе. На всю Идумею достаточно одного, но где его построить?
      - Хотелось бы в Петре, все-таки столица и населения больше. Но красные горы не сдвинешь, поэтому придется строить в Мариссе на южной окраине, там, где пустырь.
      - В каком виде состязаний собираешься удивить мир, есть у тебя какие-то наметки?
      - Да, Ирод, есть, - ответил Саппиний, не обращая внимания на иронию царя, - прежде всего в конных состязаниях. К ним уже готовится мой старший сын Ивар. Ему 17 лет, но управляется с лошадью не хуже взрослого. Рыжую трехлетку подарил гимназиуму богатый шейх Масуд, ты его должен помнить.
      - Масуда помню. Когда я формировал в Мариссе конницу, он брал с меня по пять серебряных драхм за голову. Он тогда хорошо на мне заработал. Почему бы ему одну лошадь не подарить?
      - Ирод, он не просто подарил, а с условием, что об участии в Олимпиаде лошадей из его конюшни должны оповещать глашатаи при каждом забеге. Он уверен, что его лошадь возмет приз и конеферма Масуда прославится на всю Иудею. Набатей, но предприимчив, не хуже иудея. Кстати, он посоветовал взять тренером финикийца Янная, призера 191 Олимпиады, которого ты должен помнить. Но тот не согласился. Богатый человек, зачем мы ему нужны. Подумав, он предложил своего брата, тоже участника игр, правда, не призера. Тебе, может, неприятно вспоминать, но в конных забегах 191 Олимпиады ты неудачно участвовал. Я сидел на трибуне, переживал за тебя и видел, как ты расстроился, заняв не то пятое, не то шестое место.
      - Саппиний, я пошел на забег не ради приза, получить его без тренировок невозможно. Я участвовал для престижа игр, хотелось услышать рев трибун и почувствовать азарт борьбы.
      - Я помню, как на последнем круге зрители вскакивали со своих мест и кричали:
      - Ирод! Ирод! Ирод!
      - Да, и это приятно. Проигравшие не спешат поздравлять победителей, но тут уже ничего не поделаешь, поэтому я того финикийца не помню. Но хорошо помню скандалы из-за ошибок судей. Увидеть грань, отделяющую победителя от побежденного, когда финиш пересекается почти одновременно, непросто. Часто судьи ошибались и побежденные вымещали на них свою досаду. Потом на 192 играх я возглавил бригаду судей и мы тайным голосованием выносили вердикт. Спорить было не с кем.
      В те годы я занимался возведением гавани в Кейсарии и города Себасты для самаритян, и времени для тренировок у меня было очень мало, вот и не вышел в призеры. Но получил удовольствие от самого участия. Строительство зданий и сооружений для Олимпиад всегда было для меня важным делом и не менее азартным, чем игры. Мне не хотелось копировать помпезный римский стиль. Я терзал своих архитекторов идеями, заставлял искать новые, но, в то же время, дешевые решения. Я учел просьбу Синедриона и стал строить строгие здания, в которых портик поддерживали не "титаны" или "нимфы", а простые круглые колонны, облицованные мрамором. Такие здания стоят в Кейсарии, Себасте и Иерусалиме. Другое дело величественные храмы Юпитеру в Кейсарии и Господу в Иерусалиме. В них архитектуру и интерьеры определяют религиозные каноны, которым приходится следовать. Я знаю, что оба храма и здания, которые осмотрел император, ему понравились, особенно порт в Кейсарии.
      Ирод закашлялся и замолчал, в наступившей тишине было слышно его тяжелое дыхание.
      - Саппиний, а ты лучников готовишь? - спросил Ирод после короткого отдыха. - У тебя же есть из кого выбирать. В стране Исава каждый второй охотник. В отрочестве у нас с тобой тоже были луки, и мы неплохо охотились, помнишь?
      - Да, Ирод, помню. А к Олимпиаде уже собрана команда из восьми человек и они тренируются в стрельбе по мишеням.
      - Это хорошо, но хочу передать тебе свой опыт: на 190 играх я впервые сам участвовал в состязаниях лучников. Тогда главным заданием стрелку было прострелить четыре кольца. Это трудная задача и не каждый мог с ней справиться. Участники с нашими луками с трудом простреливали два кольца, это оружие предназначается для ближнего боя - на скаку из-под головы лошади. Я приехал на Олимпиаду с тяжелым парфянским луком, который хорош для дальнего боя по осадившему крепость противнику. Мне удалось с первой же попытки пробить все четыре кольца и завоевать первый приз. Шуму тогда было много. В год190 игр я был еще молодым и сильным, но вытянул стрелу до упора с трудом. Успех зависит от гибкости лука и натяжки тетевы. Это они задают начальную скорость стреле. Чем она больше, тем дольше летит стрела, не снижаясь.
      Второй совет - подбери и привези на Олимпиаду музыкантов и танцоров. В Петре и Мариссе любят танцевать на свадьбах, праздниках и охотники побороться за приз найдутся. На прошлых играх в финал вышли команды арабов, иудеев и греков. Они состязались в коллективных танцах и все претендовали на первое место. К тому времени отношения между иудеями и арабами были испорчены дву- личной политикой арабского царя Арета и набегами его людей на мирные поселения иудеев.
      Я не хотел усиления розни между двумя соседними племенами и посоветовал судьям первое место отдать грекам, а второе разделить между иудеями и арабами. Таким решением все остались довольны. Подумай, Саппиний, над моими советами.
      Ирод впервые узнал, что собою представляют Олимпийские игры в 39 г. до н.э., в год провозглашения его царем Иудеи. Это событие произошло в Риме , в разгар проведения 185 игр. Император Август, вручая ему пурпуровый плащ и декрет сената, посоветовал не спешить с отъездом, а побывать на состязаниях. В этот день Ирод побывал в цирке, где на арене римские воины состязались в борьбе.
      Голые мужчины, напрягая мускулы рук и ног, боролись друг с другом, пока судьи не объявляли победителя. Пара сменяла пару, a в финале,под рев трибун, главный победитель получал золотой кубок, наполненный монетами, и земельный надел.
      После цирка Ирод посетил состязания квадриг* и еще больше проникся уважением к европейскому образу жизни и такому необычному для иудеев занятию, как спорт. Для молодого царя олимпиада в Риме была открытием нового мира, и с этого момента мысль о проведении игр в Иудее завладела им полностью.
      От римских друзей Ирод узнал и историю возникновения игр. Оказывается, они проводились в Элладе задолго до основания Рима и первая состоялась в 776г. до н.э. игры считались самым почитаемым праздником древней Эллады, а позже и всего античного мира. Олимпиады проводились один раз в четыре года в священном для древних греков округе Алтис, называвшемся еще иначе - Олимпия. Игры продолжались пять дней, и начинались торжественным шествием и жертвоприношениями в честь бога Зевса. Затем на стадионе в присутствии тысяч зрителей проходили спортивные состязания. В программу игр входили бег, борьба, кулачный бой, метание диска и копья, бег с оружием, состязание на колесницах. Позднее стали привлекать музыкантов, танцоров и поэтов. Участвовать в играх разрешалось не всем. Запрет распространялся на рабов и женщин. После того, как обнаружили одну женщину в качестве тренера, но одетую в мужскую одежду, приняли решение выступать в состязаниях нагими. Победители олимпийских игр пользовались огромными привилегиями и уважением. Получивший первый приз обеспечивал себя чуть ли ни на всю жизнь.
      Позже, общаясь с римскими воинами, изучая их тактику побеждать в бою, Ирод понял, что кроме выучки и дисциплины в их боеспособности важное место занимает физическая подготовка. Он решил древние традиции Эллады перенять для Иудеи и проводить свои Олимпиады так же торжественно и пышно. В 19 г. до н.э. Иерусалим стал первой столицей иудейской Олимпиады, которая проводилась одновременно со 190 играми в Греции. Цель была одна - поднять интерес молодых иудеев к физическому развитию, увлечь их разными видами спортивных состязаний. Иосиф Флавий так описывает это событие: "Празднование игр Ирод производил с большой торжественностью, приглашая зрителей из соседних стран и собирая весь иудейский народ. Борцы и всякие другие участники состязаний также приглашались со всех концов земли. Они являлись в надежде на призы и на славу победы, причем участвовали корифеи своего дела. Ирод назначал выдающиеся призы не только участникам гимнастических состязаний, также знатокам музыки и танцев, присуждал большие призы квадригам, парным экипажам и одиночкам. Одним словом, все, что где-то выдавалось с роскошью и блеском он старался превзойти еще большей красотой. Кругом всего театра тянулись надписи в честь Цезаря и были воздвигнуты из червонного золота и серебра изображения трофеев от тех народов, которые он победил".
      Иудеям не нравились европейские обычаи, особенно использование диких зверей, как для боя между собой, так и с приговоренными к смерти людьми. Иудеи считали "высокой степенью безбожия вводить в свою жизнь чужеземные обычаи".  
      Ирод в первые годы царствования стремился жить со своими подданными в мире. Когда их требования касались исполнения Закона, он проявлял терпимость и прислушивался к мнению раввинов. На строительстве Храма заменил простых рабочих священниками, перестал устраивать бои с использованием зверей и людей, для одних строил храмы Юпитеру, другим синагоги. Ирод редко посещал Храм, но послать жертвенных животных никогда не забывал.
      К приезду Цезаря в Иудею Ирод устроил выставку трофейного снаряжения воинов побежденных римлянами стран. Получилось 15 макетов со шлемами, щитами и латами. На другой день около них собралась большая толпа возбужденных иудеев. Наиболее смелые кричали:
      - Ирод нарушил Закон - "Не сотвори себе кумира". Доколе он будет измываться над нашими древними традициями!
      Толпа уже собралась разнести всю выставку, но остановилась, увидев подошедшего царя. Ирод молча снял с первого макета доспехи, амуницию и все рассмеялись, увидев вкопанный в землю кол.
      В год первой иудейской олимпиады Иудею и Сирию посетил император Август и Ирод все сделал, чтобы показать другу и покровителю благополучную жизнь своего народа. Перед самым приездом дорогого гостя жителям столицы раздавались бесплатно хлеб, оливковое масло и мясо жертвенных животных. Их пригнали так много, что хватило всем: лучшие куски Богу, а остальное людям. По этой причине или благодаря природному гостеприимству, иудеям император понравился. По своему характеру он был человеком скромным и доступным простым людям, хотя современники помнят его и другим, крутым и беспощадным, когда обнаруживали заговор в его окружении. В теплом приеме Цезаря не последнюю роль сыграло его разрешение собирать на территориях, подвластных империи, по полдрахмы с каждого взрослого иудея на содержание Иерусалимского храма, а также его благосклонность к расселению иудеев по заморским провинциям Рима.
      Августу понравилась белокаменная Кейсария и ее гавань, величественный храм Юпитера, город Себаста в Самарии и система подачи воды. В Иерусалиме он осмотрел вновь отстроенные крепостные стены, цитадель, названная Антонией, новый храм Господу, а также два красивейших дворца, названных именами лучших друзей Ирода - Цезарион и Агриппион.
      Август принял участие в открытии Олимпиады и бурно болел за бегунов из римского легиона. Потом вышли стрелки из лука и он с удивлением увидел среди участников царя Иудеи, но когда Ирод выиграл первый приз - золотой кубок, Август не удержался, вскочил с места и приветствовал победителя,размахивая над головой рукой. Император был явно смущен успехами друга, но подошел к судейскому столу и со словами: "Я приз удваиваю" повелел казначею наполнить кубок золотыми монетами высшего достоинства.
      Смутиться Цезарю было от чего: когда глашатай объявил Ирода лучшим олимпийским стрелком, римские воины на трибунах так неистовствовали, как будто победил их император.
      Вечером в амфитеатре при факелах поэты состязались в искусстве поэзии. Они читали свои стихи и по заявкам - для Августа оды Горация, а для Ирода элегии Тибулла. По окончании вечера к Августу подошел антрепренер греческой труппы и пригласил на завтрашний спектакль. Давали комедию Макция Плавта "Кубышка". Август знал, что эта пьеса о легкомысленной матроне написана для молодежи и вежливо отказался. Ирод тоже получил приглашение, но подводить Августа не стал.
      В столице Сирии император вместе с Иродом присутствовал на смотре войск, а вечером на ужине, который дал наместник Титий в честь таких важных гостей.
      Император все еще находился под впечатлением от поездки по Иудее и во время застолья сказал, обращаясь к Ироду:
      - Страна Иудея слишком мала для твоего великодушия, ты достоин быть царем всей Сирии и Египта.
      Ирод увидел, как побледнел Титий и понял, что одним врагом у него стало больше. Ирод в зрелые годы действительно отличался великодушием. Август убедился в этом на обратном пути, когда к нему обратились жители города Гадеры с жалобой на Ирода. Они обвинили его в жестокости и тираническом образе правления. Император быстро разобрался, что люди пришли не сами, их послал правитель города из-за зависти к возвышению иудейского царя. Ирод был оправдан, проявил великодушие, отпустил гадарцев домой, не причинив им никакого урона.
      Прошли годы. Постоянная неприязнь фарисеев к навязанному им римлянами царю не из "Дома Давида" и даже не иудейской крови ожесточили Ирода. Он сильно изменился в худшую сторону, стал подозрителен, ему мерещились заговоры сторонников прежней династии, и казни следовали одна за другой. Так погибла любимая жена Мариамма, оба ее сына, мать и старший сын Антипатр, действительно намеревавшийся отравить отца. Есть основания предполагать, что жестокость Ирода в конце жизни была следствием тяжелого душевного заболевания. Август знал о казнях и уже не отзывался так лестно о царствовании своего былого друга. После казни сыновей Мариаммы император с горечью сказал:
      - Лучше быть свиньей у Ирода, чем его сыном.
   * Квадрига - колесница запряжённая четвёркой лошадей.
     
     
      Глава 11.
      Волхвы.
     
      Неожиданное и, как потом оказалось, важное событие в Иудее произошло 27 числа месяца шеват, в четверг. По мнению одних это событие оставило зловещий след в истории правления Ирода, по мнению других это не событие, а клевета, плевок в след того, кто уже не смог себя защитить.
      В этот день к Ироду прибыли волхвы.
      - Государь, прости, что я беспокою тебя, - сказал Ахав, увидев, что царь не спит, - к нам из Дамаска прибыли волхвы. Они настойчиво просят их принять, якобы имеют к тебе важное дело. Лично я не доверяю ни магам, ни чародеям. Все они шарлатаны и стремятся только к одному - любыми путями опустошать кошельки доверчивых людей.
      Ирод повернулся к племяннику и быстро ответил:
      - Это божественная новость. Иди, Агафий, приведи их сюда. А ты, Ахав, не прав. Среди них действительно есть шарлатаны, с этим я согласен, но в своей жизни встречал пророка от Бога и настоящего целителя.
      Пророка Ирод встретил в Петре, когда ему было 9 лет. И.Флавий так описывает эту встречу:
      "Жил некий эссеянин по имени Манаим, который вследствие своего праведного образа жизни пользовался всеобщим уважением, тем более, что Господь Бог открыл ему знание будущего. Этот человек взглянул на маленького Ирода, когда тот шел в школу и предсказал ему быть царем Иудейским. На это Ирод, полагавший, что тот его не знает или шутит, ответил, что принадлежит к простолюдинам. Манаим, однако, улыбнулся, ударил его рукой по спине и сказал:
      - И, тем не менее, ты будешь царствовать, притом, счастливо, ибо так решил Предвечный. Помни также об ударах Манаима и пусть они будут для тебя символом переменчивости судьбы.  .
      Сказал и пошел дальше.
      - Ответь мне, Ахав, откуда он мог знать мою судьбу? Кроме меня он видел других детей, в том числе и Саппиния, но отметил только меня. Разве на моем лице что-то написано? Такого пророка ты не назовешь шарлатаном.
      Ирод замолчал, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы побороть волнение, вызванное прибытием волхвов и сказал Дамаcскому:
      - Николай, слушай внимательно, это тебе пригодится для книги. Второй случай произошел в Риме. Я, молодой отец, повез своих сыновей в столицу империи, чтобы определить их в гимназиум для детей патрициев. Перед возвращением домой решил показать сыновьям город. После осмотра Палатина мы присели на скамейке у Дома Августов. Ко мне подошел пожилой, бедно одетый человек и предложил за две драхмы флакон, как он выразился, чудодейственного бальзама. Мне стало жаль старика, и я купил у него это снадобье. Отдавая мне флакон, он сказал:
      - Сын мой, этим бальзамом нужно воспользоваться один раз в жизни, когда ты почувствуешь свой конец. Смотри не ошибись, человек умирает только один раз, во всех остальных случаях смерть о себе только напоминает.
      Старик объяснил, как принимать лекарство и ушел. Я собирался это снадобье выбросить, но что-то меня удержало, и я положил флакон в свою походную сумку.
      Как ты, Николай, знаешь, я тяжело заболел в Себасте во время строительства города. Практикующие в той местности врачи не могли мне помочь, и моя смерть приближалась с каждым днем. Теща Александра узнала о моей болезни, воспряла духом и решила, что наступил ее звездный час вернуть себе престол. Мне тут же донесли, что она объявила о моей смерти и стала подбивать гвардейцев перейти на ее сторону, но они меня не предали и сохранили верность.
      Александра поспешила меня похоронить, а я поспешил опустошить тот флакон. Как бы он мне сейчас пригодился! А ты, Ахав, называешь волхвов шарлатанами. Мой случай говорит о другом - среди них есть настоящие целители, нужно только уметь отделять зерна от плевел.
      Ирод нервничал, он постоянно оглядывался на дверь и прислушивался. Сирийские волхвы были для него последней надеждой на исцеление. Микстуры Ливия он принимал безропотно, но червь сомнения уже грыз его душу. Жизнь шла к концу, а тут вдруг такая удача - сами, по своей воле, прибыли маги из Дамаска.
      - Это добрый знак, - подумал Ирод, - видимо, я еще нужен Предвечному, но не на небе, а здесь, на замле.
      Человек так устроен, что в последние дни своей жизни, даже будучи атеистом, он все чаще думает о Боге, хотя и не знает, зачем. Когда человек молод и здоров, ему не нужны ни маги, ни волшебники. Он смотрит на них с недоверием и презрением, как на шарлатанов и фокусников. Для него жизнь - божий дар, которому, кажется, не будет конца. Будущее видится в ярких розовых тонах. Но вот приходит старость, и тона тускнеют, вступает в свои права осень. Сначала уходят, отдаляются дети - плоды жизни, потом опадают листья страстей и остаются, наконец, голые ветви болезней и старческой немощи.
      У Ирода еще работает мозг, есть власть, богатство. Глазами он бы сделал многое, но подводит плоть, она умирает. Он вспоминает старика с флаконом волшебного бальзама и где-то в глубине души зажигается надежда на чудо с Востока. Ирод пьет мульду и успокаивается. Кто бы они ни были, эти люди из Дамаска, пусть даже не целители, но царя Иудеи они не должны видеть беспомощным. Ирод позвал Ливия и Ахава, они перенесли его на кресло и укрыли ноги верблюжьим одеялом.
      Прошло еще несколько минут и на пороге в сопровождении слуги появились два сирийца. Один высокий, широкоплечий, с окладистой седой бородой и черными, как маслины, глазами. Он не смутился при виде грозного царя, держался спокойно, с достоинством. Второй был ниже ростом, моложе, с короткой рыжей бородой и подвижными карими глазами. Пока волхвы сделали пару шагов, рыжебородый успел оглядеть все помещение. Его взгляд задержался на столике около кровати. Он усмехнулся только глазами, когда увидел флаконы с микстурами и мази в закрытых баночках:
      - И этот лечит по-старинке, - смеялись глаза мага, - надеется исцелить больного какими-то отварами.
      Первый сириец смотрел только на Ирода, он много о нем слышал и даже видел во время посещения Дамаска Августом.
      - Как скоротечна жизнь, - думал сириец, - тогда я видел молодого, уверенного в себе, тщеславного человека, теперь же сидит передо мной его жалкое подобие с посохом в руке, которая в случае чего не дрогнет.
      Волхвы остановились на почтительном расстоянии, смиренно сложили руки на груди и с глубоким поклоном приветствовали царя. Говорил старший:
      - Великий царь, владыка Иудеи, Самарии, Газы и прочих многих земель. Мы - два верных ученика Заратустры, мой младший брат Рувим и я, Фарид, приветствуем тебя, сочувствуем и желаем скорейшего выздоровления.
      Приветствие было обычным для людей Востока. Ирод ответил наклоном головы и даже попытался улыбнуться, но внезапная боль в желудке превратила улыбку в гримасу. Царь застонал и стал под одеялом массировать живот. Сирийцы все поняли и из вежливости отвели глаза в сторону и принялись разглядывать опочивальню: мозаичный пол, персидские ковры, мебель, барельефы на стенах, выполненные резьбой по дереву. Когда Ирод посещал мебельную фабрику в Риме, он заказал иудейским мастерам барельефы на библейские темы: "Давид убивает Голиафа", "Соломон строит Храм", "Самсон борется со львом" и теперь они украшали стены. В простенках между окнами волхвы увидели мраморные бюсты друзей царя - римских полководцев и видных сенаторов.
      Через пару минут болевой спазм ослабел и Ирод сказал:
      - Фарид, мой племянник назвал тебя и твоего брата волхвами, но мне известно, что маги Востока славятся своми тавматургами*, способными исцелять больных и, якобы, оживлять мертвых. Так ли это? Ты и твой брат тоже тавматурги?
      - О, великий государь, - воскликнул Фарид, - с нашей стороны было бы нескормным возносить себя так высоко. Звание тавматурга дает народ, и хотя некоторые исцелившиеся нас так и называют, мы считаем себя обыкновенными целителями. А оживителей мертвых я не встречал, это, скорее всего, легенда. Методы лечения у меня и у моего брата разные, из-за этого мы часто спорим. Я для своих больных применяю природный бальзам, который приготовляю из живицы чинара. Этот крупный кустарник чаще всего встречается в плодородной долине около Иерихона. Вы называете его греческим словом матариа, хотя это одно и то же растение. Мой брат придерживается другого метода лечения. Он признанный Мастер Белой магии и вернул здоровье многим жителям Дамаска.
      Государь, да продлятся твои годы! Я понимаю твое желание использовать наш опыт исцеления, но у нас не принято перебегать дорогу тому, кто уже снискал себе славу опытного врачевателя.
      С этими словами Фарид повернулся к Ливию и низко поклонился.
      - В этом доме, - сказал Ирод резко, - я решаю, кому и что делать, в том числе и во врачебных делах. А Ливий будет только рад, если вам удастся мне помочь.
      - Слушаюсь, государь, мы согласны, но позволь нам на один день поехать в Вифлеем, чтобы выполнить важное поручение главного звездочета Дамаска.
      - Как? Ты собираешься меня покинуть в такой час, когда я нуждаюсь в помощи? Нет, - грозно воскликнул Ирод, - никаких поездок, все дела потом, потом. Сначала исцеление, а потом поезжайте, куда хотите! Фарид, ты умный человек и должен понять, что жизнь моя стоит у черты, за которой смерть, и только магические силы тавматургов могут её отодвинуть. Продлите мне жизнь и, моя благодарность не познает меры.
      Ирод подозвал Ахава и тихо сказал на латыни:
      - Магов посели в библиотеке, там на окнах решетки. И усиль охрану, чтобы наших гостей никто не беспокоил. Ты меня понял?
      Отдав распоряжение, царь сказал врачу:
      - Ливий, я устал сидеть. Помоги мне лечь и посвяти магов в мои болезни.
      Врач, Ахав и Николай уложили царя в постель и он, утомленный разговорами, задремал.
      Николай Даманский в этот день сделал в летописи короткую запись:
      "27 числа, шеват, прибыли волхвы из Дамаска. Просятся посетить Вифлеем, но Ирод задержал их и, они будут его исцелять. Надежда малая, но ещё жива."
      На второй день волхвы пришли на встречу с царем даже немного раньше назначенного времени, т.к. неопытный слуга не разобрался в показаниях водяных часов. Фарид был в таком же пестром халате, как и в предыдущий день. Для его ремесла специальной одежды не требовалось. Совсем другое дело облачение Мастера Белой магии. Он обязан принимать пациентов, одетый во все белое. Даже сандалии должны быть сшиты из белой кожи. Рувим соблюдал все требования неукоснительно. Ирод обратил внимание на безупречную белизну одежды и, это вызвало у него доверие к целителю.
      В белой магии есть свои законы и правила. Нельзя пользоваться своей одеждой повторно, на другой день, т.к. даже запах пота или случайное пятно могут повредить исцелению. Все действия Мастера Белой магии должны быть благостными, в отличие от Мастера Черной магии он преследует только благие цели. Мастер не должен отказывать тому, кто обратился к нему за помощью, даже если знает наверняка, что сняв порчу с больного, может заболеть сам. Есть другие ограничения, которые Рувим выполняет с особой тщательностью. Он никогда не похвалится тем, что кого-то исцелил, не скажет: "Он умирал, а я вернул его из небытия", ибо тот, чью бюлезнь Мастер исцелил, заболеет заново. Мастер Белой магии никогда не возьмет за свой труд деньги или драгоценности. Это запрещено. Другое дело подарок жене Мастера, но это уже не плата. Главное требование - непоколебимая вера Мастера и пациента в силу Белой магии. Только абсолютная вера в положительный результат дает радость исцеления.
      Фарид, как старший брат, хорошо знал методы Белой магии, но так и не стал Мастером. Он верил в целительные свойства растительного мира, а две веры, как известно, в одном человеке не уживаются.
      Среди царского окружения отношение к волхвам было неоднозначным. Саломея и Николай Дамасский соблюдали этикет и не вмешивались в решение царя. Его сестра после ухода сирийцев так сказала Ливию:
      - Не мешай. Хочет брат испробовать другие способы лечения, пусть пробует. Он царь и у него есть свое мнение, но... глаз с них не спускай.
      Ливию появление колдунов, как он их называл, не понравилось. В Риме есть целые улицы магов и целителей и, он вдоволь насмотрелся на их "чудеса", не раз спасал своих знатных клиентов после отравления "целебными лекарствами". Он не сомневался, что эти не лучше, такие же шарлатаны. Рецепт приготовления бальзама из живицы давно известен. В Риме его можно купить в любой лавке, где продаются лекарственные травы и коренья.
      Между тем волхвы приступили к делу. Фарид попросил Ирода послать гонца в Иерихон с повелением собрать две меры живицы. Царь исполнил его просьбу, и только после этого Мастер Белой магии, очаровав пациента белизной своих одежд, приступил к предварительной беседе:
      - Государь, - сказал маг, - я узнал от твоего врача, чем ты болен и уверен в причинах недуга. Во всем виноваты нервы, но они расстроились не сами по себе. На них наслал порчу и сглазил тебя Мастер Черной магии, которого нанял кто-то из твоих врагов.
      Ирод не удивился такому объяснению своих болезней, т.к. в то время среди населения широко были распространены понятия колдовства, магических сил, сглаза, порчи и прочей мистики. В детстве он слышал от матери о людях с тяжелым взглядом, которые могут сглазить и которых она опасалась. Позже, став царем, Ирод попал под влияние Августа. Император был суеверен, верил в сновидения и чудеса. В грозе он видел проявление божественных сил и в такую погоду из дворца не выходил.
      - Рувим, - сросил Ирод, - как можно сглазить здесь, во дворце, где все слуги проверены и врагов среди них нет?
      - Государь, сглазить можно везде, даже в Храме. Но самый верный путь - это украсть твою рубашку, желательно не стиранную. За деньги ее украдет любой слуга и, ты об этом даже не узнаешь. Завладев рубашкой, Мастер Черной магии со своим помощником одеваются во все черное и поздней ночью идут на кладбище, где и совершают обряд наслания порчи. Делается это так: сначала помощник царапает на могильной плите твое имя и закапывает под нее рубашку, а Мастер в это время говорит заклинание. В нем он просит бога Ярри наслать на тебя порчу. Этот бог пришел к нам от хеттов, он невидим, ненавидит людей и поражает их болезнями.
      - Рувим, я допускаю, что черный маг сделал свое гнусное дело, но ты же тавматург, берись теперь за исцеление.
      - О, государь, - воскликнул сириец, - никакое исцеление не подействует, пока я не изведу Мастера Черной магии. В Дамаске с ними борятся просто - выслеживают, ловят, и палач сжигает их на костре. У нас нет времени, поэтому я изведу его другим способом. Как я это сделаю, это мой маленький секрет, но к утру виновник твоих бед будет повержен. А сейчас, государь, я поведаю о способах исцеления, которое потом можно делать и без меня.
      - Погоди, Рувим, - сказал Ирод и обратился к Дамаcскому, - Николай, слушай внимательно и записывай. Ливий, ты не крути носом, считаешь себя известным врачом, но учеба у народных целителей пойдет тебе только на пользу. Вникай во все детали. Врач Ирода выслушал, но продолжал что-то смешивать, растирать и делать вид, что вся эта возня с магами его не касается. Ливий был обижен и его можно понять. Царь меняет его, известного в Риме врача, на какого-то шарлатана и еще требует помогать.
      Рувим начал с заклинания. Он сложил руки на груди, потом коснулся головой пола и что-то прошептал. После этого, усевшись поудобней на полу, предложил первый способ исцеления:
      - Берем пшеничную лепешку, испеченную из белой тонкой муки и, разрезаем ее пополам. Больной должен съесть половину, запивая белым вином. Именно белым, а не красным, иначе исцеления не произойдет. Вторую половину нужно раскрошить на мелкие кусочки и скормить это крошево белым голубям. Мы, волхвы, почитаем магическое число 7, поэтому голубей должно быть семь или два раза по семь. Когда птицы крошево съедят ты, государь, должен произнести заклинание:
      - Господь наш милостивый, я поделился хлебом насущным с твоими ангелами, и они приняли мое подношение. Господи, сделай и ты доброе дело - исцели мои болезни, а я буду кормить твоих ангелов до самой смерти. Этот ритуал нужно повторять ежедневно утром и вечером в течение семи дней. На восьмой наступит полное исцеление.
      Маг замолчал. Ирод обменялся взглядом с Николаем, потом потребовал воды, но от первого глотка поперхнулся и дальше пить не стал.
      Ливию бы промолчать, проявить такт, но римлянин чувствовал себя униженным и бесцеремонно сказал, перейдя на латынь:
      - Теперь, государь, можно воскликнуть"Эврика!" по примеру Архимеда, когда он плескался в своей ванне и сделал важное открытие. А чем мы хуже него? Вместо лекарств - белые голуби под заклинания колдуна. И конец болезням.
      Ирод бросил на врача гневный взгляд, стукнул посохом об пол и несколько мгновений молча смотрел куда-то поверх головы мага. Он был растерян. Его озадачил предложенный способ исцеления, но он взял себя в руки и спокойно спросил:
      - Какой еще способ ты можешь предложить, целитель?
      - Да, государь, могу. Есть замечательный метод свести любую болезнь на муравейник. Нужно найти в лесу муравьиную кучу, желательно побольше и ...
      - ... и сесть на нее голым задом! - резко оборвал Ирод мага. У царя затряслись губы - явный признак нарастающего гнева. Но Рувим спокойно поклонился и своим ответом снял напряжение:
      - Нет, государь, в этом нет нужды. Нам поможет обыкновенный прут. Его нужно воткнуть в муравейник и подождать три дня.
      Николай, не удержавшись от иронии, тут же добавил:
      - Все это время муравьи будут бегать по пруту и писать. Остановится рыжий, поднимет лапку, письнет и побежал дальше.
      - Правильно, - согласился Рувим, - через три дня весь прут будет в муравьиной моче. Его нужно вытащить, поломать на куски и сварить. Получится кислая, но целебная микстура. Отвар пить три раза в день в течение недели и произносить при этом заклинание:
      "Я прут забираю, а вам болезнь оставляю. А вы, муравьи, болезнь берите и между собой делите".
      Ирод посмотрел на Николая и Ливия. Те с трудом сдерживали себя, чтобы не расхохотаться в лицо магу. Но царь был серъезен и сказал на латыни:
      - Вы смеетесь, а сути Белой магии не поняли. Она не в голубях, крошках хлеба и муравьях, а в вере. Нужна искренняя вера в исцеление, а ее нет ни у вас, ни у меня. В этом наши беды, они в безверии. Потом, повернувшись к Рувиму, сказал на арамейском:
      - Целитель, твоя вера не стала моей, я весь в сомнениях, поэтому твои старания ушли впустую. Давай сделаем так - я поручу Ахаву привести из городской лечебницы какого-нибудь больного и, ты его на моих глазах исцели. Тогда моя вера в Белую магию будет безмерной, сильнее, чем вера в Творца. Ты согласен?
      - Государь, зачем искать больного? Вот сидит за столом и улыбается твой врач. Голова у него лысая, а это тоже болезнь. Я знаю рецепт, как вернуть ему волосы. Нужно поймать взрослую лягушку, выпотрошить ее, внутренности мелко посечь и перемешать с жидким тестом, чтобы получилась однородная масса. Затем в полночь Ливий должен пойти на кладбище, там обмазать голову смесью и сказать заклинание:
      "Как звезд никто не посчитал, так и волос у раба Ливия никто не сосчитает. Пусть они на зависть лысым растут и густеют. Аминь".
      - Замечательный рецепт, - рассмеялся Ирод, - Ливий, я тебе рекомендую воспользоваться им, а если боишься ночного кладбища, то Ахав и его гвардейцы будут тебя охранять. Представляю, как будет удивлен Август, увидев тебя с новой шевелюрой. Тогда я точно закричу "Эврика!".
      Как неожиданно Ирод повеселел, так же быстро сник и потерял интерес к сирийцу, к его Белой магии. Оставалась еще надежда на второго тавматурга, на его чудодейственный бальзам, но царь от разговоров устал, мучила боль в животе, и он сказал Фариду:
      - Живица не течет, а капает, поэтому ее привезут завтра к вечеру. Поезжайте по своим делам в Вифлеем, но чтобы завтра в конце дня ты, Фарид, был здесь. Я буду ждать.
      Ирод замолчал, но вдруг спохватился и спросил:
      - А что за дела у тебя в Вифлееме?
   * Тавматург - целитель.
     
     
      Глава 12.
      Новый царь иудейский.
     
      Последние месяцы жизни Ирода страна жила слухами о приходе мессии. Говорили, что он уже родился год или два тому назад и родители до поры его скрывают. Своим предполагаемым рождением мессия успокоил народ. Неслышно стало сиккариев, затаились в горах зелоты, а римские центурионы от безделья обленились. Некого усмирять, на границах спокойно. Даже арабы и те перестали грабить иудейские поселения.
      Стояла, как марево, тревожная тишина ожидания. Где, в каком месте и как проявит себя мессия, не обернется ли его приход концом света, новым всемирным потопом? Уж больно глубоко погрязли люди в грехах. Ни один народ не боялся грешить так, как боялись иудеи и ... грешили. Вечерами, при свете масляных светильников, фарисеи искали ответы на мучившие их вопросы. Что задумал Предвечный, посылая мессию? Если наказывать, то мог бы сам это сделать. Были уже мессии, но оказались ложными, свои, из фарисеев. Снова нужно будет разбираться, настоящий ли он. Славить Бога и обещать все умеют, а вызвать хотя бы дождь на сухие поля не в силах. И тогда лжемессии приходит конец: обманутые люди хватаются за камни.
      Слухи и домыслы о мессии на какое-то время затмили главное событие - болезнь Ирода. Окружавшие его родственники и слуги помнили наказ Ливия беречь царя от слухов, щадить его потрепанные нервы, и поэтому разговоры о мессии застревали в притворах и не доходили до царской опочивальни. Все изменило прибытие волхвов.
      После первой и, прямо скажем, неудачной попытки исцеления маги получили позволение посетить Вифлеем. Почтительно согнувшись пополам, кланяясь и пятясь, Фарид и Рувим вздрогнули, когда услышали вопрос:
      - А что за дела у вас в Вифлееме? Задержитесь, я вас еще не отпускал.
      Волхвы разогнулись и вернулись на прежнее место.
      - Государь, мы выполняем волю нашего главного мудреца и звездочета Аршапака и едем в Вифлеем, чтобы поклониться новому иудейскому царю и поднести ему дары.
      Ирод решил, что ослышался и переспросил:
      - Кому, кому?
      - Новому властелину, малолетнему иудейскому царю.
      - Что-о-о? - побагровел Ирод и ударил посохом о пол так, что отлетел кусок мраморной плитки. - Какой еще новый царь Иудеи? Кто осмелился хоронить меня раньше времени? Проклятая хасмонейка, это она, ведьма, в могиле не может успокоиться. Я еще царь, и горе тому, кто вздумает поднять на меня и мою династию руку! Ахав, ты где?
      - Я здесь, государь!
      - Ты слышал? В Вифлееме против меня очередной заговор. Они там спелись с сирийцами и уже нашли себе нового царя. Где твои люди, почему они все зевают? Недавно прозевали осквернение Храма, теперь проспали заговор! Я стар, но у меня есть три сына и любой из них меня заменит. Никто другой не займет мой трон! Ни-и-к-то!! Ахав, объяви тревогу, подними на ноги гвардию и, если нужно, центурионы фракийцев, германцев. Направь их в Вифлеем. Нужно немедленно схватить бунтовщиков и казнить! Всех казнить!!
      Взрыв гнева отнял у Ирода последние силы, он обмяк, сгорбился, слабеющими руками попытался снова поднять посох, но не смог. Опустив голову, бессвязно бормотал:"Заговор, снова заговор, опять проклятые хасмонеи". Ливий и Николай не были готовы к такому повороту событий, спокойная беседа неожиданно обернулась истерикой царя. Первым опомнился Ливий:
      - Успокойся, государь, побереги свои нервы. Сначала нужно разобраться, что там в Вифлееме произошло, а потом решать, что делать. Фарид, расскажи подробно, что там иудеи задумали, о каком царе ты вел речь?
      Мага царский гнев сильно напугал. Он вытер пот со лба и, заикаясь, сказал:
      - Г-государь, твой г-гнев так велик, что я н-не знаю, о чем т-тебе поведать...
      - Расскажи, иноземец, о заговоре в Вифлееме, - ответил вместо Ирода Ливий. В его голосе не было угрозы и, сириец успокоился.
      - Никакого заговора нет и не было, - ответил Фарид, - а был знак с неба. Наши звездочеты обнаружили новую звезду. Она была ярче, чем Сириус и двигалась с востока на запад. Наш главный звездочет и толкователь учения Заратустры Аршапак увидел в звезде небесное знамение, знак рождения нового иудейского царя. На нем, сказано, лежит перст Божий! Мы с Рувимом люди маленькие и выполняем только поручение Аршапака.
      - Фарид, - подключился к разговору Ахав, - мне знакомо это имя. Некий Аршапак был предводителем отряда зелотов, но после их разгрома бежал в Сирию, где и пристроился под крылышком наместника Тития. Это он?
      - Ахав, - ответил маг, - для меня прошлое Аршапака, как безлунная ночь, а то, что он служил у Тития и стал большим человеком, могу подтвердить. Но наместник уже давно в Риме.
      Ирод слушал объяснение сирийца и вспомнил тот давний прием в честь Августа.
      - Тития нет, может быть, даже мертв наместник, но его злой дух остался в Дамаске, переселился в какого-то звездочета и мстит мне в Вифлееме младенцем. Но я не буду Иродом, если не покараю заговорщиков.
      Дамаcский до сих пор молчал, но вот к нему пришла удачная мысль и он обратился к магу:
      - Фарид, ты сказал, что звезда двигалась с востока на запад, значит, ее свет видели не только в Вифлееме, но и в Иерусалиме, Вефире и Геродиуме. Почему же ты выбрал Вифлеем, а не другой город?
      - Достопочтимый Николай, да не померкнет твоя звезда на небе, нашему главному звездочету было во сне видение - новая звезда нигде не задерживалась, а остановилась только над Вифлеемом, тем самым указав место рождения младенца.
      - До сих пор небесные тела никогда не останавливались, - возразил Дамаcский, - я не завидую тому поколению, на которое свалится Луна, когда она перестанет вращаться вокруг Земли.
      - Вот ты ученый секретарь при царе, - ответил Фарид, - а не знаешь, что звезду может остановить Всевышний. На этот раз он ее остановил прямо над Вифлеемом и она никуда не упала, а, постояв, двинулась дальше.
      Николай посмотрел на мага, покачал головой и вернулся к своей работе - спорить с невеждой было бессмысленно. Ирода разговоры о звезде не интересовали, его терзала только одна мысль. Острая, как не утихающая боль в животе, пылающая огнем, как посиневшая от гангрены нога, мысль о свалившемся на его голову младенце, о якобы будущем иудейском царе. До сих пор у Ирода была одна головная боль - составить окончательный вариант завещания. Он его уже несколько раз менял то в пользу одного, то в пользу другого сына. Выбрать одного из трех было нелегко. Ни один из них не был наделен даром управления государством так, как умел это делать он, Ирод. Твердо и решительно держал он страну в руках, знал, когда и в чем иудеям уступить, а когда настоять на своем.
      Главным заветом Ирода было сохранение дружбы и мира с Римом и в этом поклялись все сыновья. Выбор пал на Архелая только потому, что он старший.
      Когда с престолонаследием как-то уладилось, так на тебе - новая боль из Вифлеема. Ясно, что о младенце знают многие, раз весть о нем дошла до Дамаска. От него нужно немедленно избавиться, но так тонко и незаметно, чтобы не дать повода показать на царя пальцем, как на убийцу. Ирод подумал и задал вопрос волхвам, но спокойно и уважительно, как будто не было только что взрыва гнева:
      - Фарид, после тебя я тоже поеду в Вифлеем и поднесу младенцу свои дары. Скажи, как мне его найти, как ты сам будешь его искать?
      Это была грубая ошибка. Ирод понял это сразу, увидев настороженные лица магов.
      Фарид и Рувим хорошо знали нравы восточных правителей и не сомневались, что от такого грозного царя, как Ирод ребенок может получить только один дар - смерть. Фарид был умным и осторожным магом и вежливо, с традиционным поклоном ответил:
      - Государь, нам известно, что в Вифлееме уже все знают о месте рождения младенца. Спроси любого жителя и, он покажет.
      - По каким приметам, - настаивал царь, - можно узнать? Он же должен чем- то отличаться от других детей, иначе любая мать может выдать своего сына за будущего царя.
      Фарид понимал, что если он солжет, им отсюда живыми не уйти. Есть только один выход - сказать правду, а по прибытии в Вифлеем немедленно отправить младенца и его родителей подальше от Иудеи.
      - Да, государь, ты прав, есть такой признак. Наш пророк и звездочет Аршапак сказал нам, что младенец особый, он белокурый, хотя родители тёмноволосые и от него исходит святость, а в чём она выражается, он не объяснил. Ирод был поражен таким ответом, несколько минут думал, а потом спросил Дамаcского, видел ли он что-нибудь подобное в своей жизни. И тот ответил:
      - Государь, когда я служил у Клеопатры воспитателем ее детей, то водил их в парк, где стояли клетки с диковинными животными. Там я впервые увидел совершенно белых тигра и бегемота. Жрец-смотритель объяснил, что бог солнца Амон иногда перекрашивает животных, чтобы еще раз показать людям свое могущество. Явление на земле святого младенца такой же редкий случай в природе, как белые тигры и появление вифлеемовской звезды. Ее видели всего один раз не более часа, но она была и медленно двигалась по небосводу. Сирийцы - простые маги и лишь повторяют то, что им сказал их главный звездочет.
      Ирод дал знак, волхвы удалились и тогда он задал всем один и тот же вопрос:
      - Что будем делать?
      В летописях жизни Ирода Дамасский записал все ответы, в том числе и свой.
      Ахав:
      - У меня есть решение. После возвращения волхвов в Дамаск младенец будет играть с детьми, нечаянно наткнется на нож и погибнет. Я все сделаю сам, без свидетелей.
      Ливий:
      - Боги мстительны, тому пример - жестокая месть Зевса Прометею за то, что он похитил с Олимпа огонь и дал его людям. Если рождение святого ребенка промысл вашего иудейского Бога, то его гибель обернется бедой на десяти поколениях твоего рода, государь. Я против пролития крови. Кроме того существует твёрдая и неукоснительная процедура утвержения Сенатом лиц, предлагаемых императором на высокие посты в провинциях, в том числе и в Иудее. Занять пост царя может кандидат, имеющий несомненные заслуги перед Римом и в его преданности никто из сенаторов не сомневается. При твоём утверждении, Ирод, выступил наместник в Сирии Секст Цезарь. Он рассказал, как ты со своим отрядом разбил арабов и тем самым обеспечил победу Августу во время гражданской войны. В твою поддержку выступил и Гай Поллион, хорошо знавший твоего отца и тебя, конечно. Теперь ответте мне - кто в Сенате предложит и защитит якобы будущего царя, а на самом деле безродного младенца из Вифлиема? Никто! Обсуждать будут только твоих сыновей, Ирод.
      Николай:
      -Твоя логика, Ливий, бесспорна и, возражать ей бессмысленно, но всё же я предлагаю, на всякий случай, договориться с родителями ребенка и взять его на воспитание во дворец, чтобы сделать из него в будущем преданного нам первосвященника. Твой наследник Архелай будет доволен таким решением.
      Ирод всех выслушал и несколько минут думал. Видно было, как ему трудно принять совсем другое решение, чем казнь ребенка.
      - Ахав, сказал царь уставшим голосом, - переоденься паломником и скачи быстро вдогонку за волхвами, но так, чтобы они тебя не узнали. В Вифлееме найди семью с этим... выродком и поручи своим людям следить за ними днем и ночью. В дом не заходить, смотри не спугни их. Послезавтра жду с подробным докладом. Мысль Николая меня пока устраивает, но буду еще думать.
      В это время в опочивальню зашел Саппиний, Ирод и ему дал поручение:
      - Саппиний, в городе тебя не знают, покрутись среди людей и узнай, что им известно о вифлеемовском младенце. Неужели и здесь, в Иерусалиме, его почитают, как нового иудейского царя?
     
     
     
  
  
   Глава 13.
      Смерть Ирода.
     
      Начальником царской гвардии Ахав стал сразу после ее создания, когда гражданская война со сторонниками хасмонейской династии закончилась победой и, Ирод утвердился царем Иудеи. Всякое бывало за три десятка лет службы, царь чаще выражал недовольство, чем хвалил. Память сохранила первый его разнос в седьмой год царствования. Тогда сыскная служба узнала о предательстве Костобара в самом конце, когда тайный договор с Клеопатрой стал уже явным. Разгневанный царь впервые накричал на своего племянника, но на службе оставил. Он ценил Ахава за личную преданность и за то, что тот никогда не юлил и говорил прямо в глаза. Ахав, в свою очередь, гордился царственным дядей, одобрял его крутые меры, но побаивался. Для Ирода родственная связь не имела значения, если близкий человек находился у него на службе. Работать у него при его жесткости и подозрительности было трудно даже ему, самому близкому, после Саломеи, человеку.
      Сегодняшнее поручение Ирода проследить за волхвами не было трудным. Такие поручения царь давал не один раз, их обычно выполняли доверенные люди. В этот раз Ирод не раздумывал, очень важное было дело, поэтому всю работу с магами и младенцем поручил лично Ахаву. Знал, что племянник не подведет.
      Ахав сменил серую от пота тунику на хламиду паломника, вскочил на осла и поехал вслед за волхвами.
      Наиболее короткая дорога в Вифлеем проходит недалеко от Ессейских ворот и Ахав был уверен, что сирийцы к этим воротам и направятся. Но они почему-то выбрали более длинный путь и двинулись к Золотым воротам. Этот въезд в столицу, был удобным для богомольцев, приезжающих в Храм и торговцев с товарами. Когда Ахав подъехал к воротам волхвы уже успели их проскочить и пошел встречный поток пешего народа, повозок с товарами и животных для жертвоприношения. В те годы площадь перед Храмом использовалась и для торговли мелким товаром. Разноголосый поток людей и животных прижал Ахава вместе с ослом к стене, и выбраться из крепости ему удалось лишь минут через десять. За воротами Фарида и его спутников уже не было видно. Это было невероятно - волхвы исчезли, как будто провалились сквозь землю. Ждать дальше и выглядывать было бессмысленно, и Ахав погнал осла в Вифлеем.
      В городе военачальник под видом паломника пробыл два дня. Он ходил от дома к дому и расспрашивал жителей о волхвах с Востока и о святом младенце, но везде получал один и тот же ответ: не видели, никто не приезжал, ничего не знаем. Наконец, встретился ему старый иудей, он показал на соседний дом и сказал:
      - В этом доме два года тому назад родился светловолосый мальчик. Вчера вся семья уехала, но куда, не знаю.
      28 числа месяца шеват, через два дня после исчезновения волхвов Дамаcский записал: "Ахав вернулся ни с чем, сирийцев и младенца не нашел, Ироду на глаза не показывается. У царя тяжелая депрессия, он ослаб и уже не встает".
      В тот же день Саломея уступила просьбам прежних жен, сыновей и внуков, разрешила им войти в опочивальню, но только на несколько минут. Ирод открыл глаза, посмотрел на скопление родственников, понял, зачем они пришли, тихо сказал: "Я никого не забыл." и отвернулся.
      Все потихоньку вышли, жалея своего благодетеля, но довольные, что в завещании они не забыты.
      Прошла еще одна ночь и Ирод проснулся утром в неожиданно бодром состоянии. Он спокойно позавтракал и сказал Ливию, что сердце не болит, дышится легко и язва в желудке почти не беспокоит. Он даже сел на кровати и опустил ноги.
      Позже, когда Ирода не стало, врач объяснил причину улучшения состояния больного перед смертью, как явление вполне известное в медицине. Организм, сказал Ливий, - способен в последний момент собрать все силы, задержать уход из жизни и сделать его не таким предсказуемым. Это, своего рода, самообман, его творцом являются нервы и остатки духа больного, если в молодости он был сильным, волевым человеком.
      Ирод воспользовался улучшением самочувствия и вызвал секретаря Диофанта с нерассмотренными делами. Их оказалось не так много: просьбы вдов погибших солдат об увеличении пособий, письмо из Рима от Поллиона и сообщение из Кейсарии о подготовке к очередной Олимпиаде. Ирод перечитал письма, вспомнил прежние олимпиады, старого друга, но на ответы не было сил. Потом все же удовлетворил просьбы вдов и подписал распоряжение казначею выдать каждому воину по 50 драхм, а военачальникам по 100. Царь чувствовал, что жить ему осталось недолго и, таким путем прощался со своими воинами.
      Диофант собрался уже удалиться, как вдруг вспомнил о доносе одного из тайных осведомителей и сказал об этом царю.
      - Читай, что он там вынюхал, но только главное, я устал, - сказал Ирод и откинулся на подушку.
      В доносе было написано:
      "Государь, мне удалось под видом левита проникнуть в левую галерею Храма и затаиться. Там в это время собрались предводители саддукеев и фарисеев, но не для перепалки по делам веры, как это у них бывает, а для того, чтобы договориться превратить твои похороны в праздник с веселыми песнями и плясками. Они, государь, говорили недолго, и пришли к согласию проводить тебя к месту захоронения так, как будто это веселая свадьба. Твой верный слуга."
      Ирод смотрел на своего секретаря, ничего не понимая, потом по мере осмысления доноса у него стала отвисать нижняя челюсть, и когда он представил дикую картину похорон с плясками, у него началась истерика. Он плакал и сквозь слезы кричал:
      - Сестра! Ахав! Ливий! Куда все подевались?
      На крик Ирода прибежали Саломея и Ливий. Ахав в это время был в казармах гвардейцев, Саппиний зашел в конюшни посмотреть своих лошадей, а Николай был во дворе, но, услышав крик, тут же вернулся.
      - Государь, что случилось? - первым подбежал к больному Ливий. Ирод сквозь рыдания выдавливал из себя отдельные слова:
      - Ливий,.. послушай,.. они задумали... дикость-то какая... собрались ... на моих похоронах... петь и плясать... представляешь... вроде бы свадьба... сельская... веселая... жених завернут... почему-то... в саван... а невесты вовсе нет. Какое злодейство! Ливий... расскажи там, в Риме... пусть все знают... они мстят мне... даже на смертном одре... ими 35 лет правил не иудей... мать арабка родила... иначе, зачем же петь и плясать...
      Ирод перестал плакать, ему подали воды, вытерли лицо и он продолжил более спокойно:
      - Все годы правления я считал иудеев своим народом, все для него делал: строил новые города, храмы и театры, возводил акведуки, восстановил страну в древних границах. У Августа добился многих послаблений - уменьшения дани, освобождения от службы в армии, права соблюдать в иудейской общине Рима и покоренных стран религиозные традиции, строить синагоги, давал на это деньги, а они вместо благодарности будут петь и плясать! Господи! Неужели ты позволишь им измываться над моим мертвым телом?! Хватит сидеть на небе и молчать, спустись на землю и уйми их гордыню! Ты Бог или не Бог?!
      То, что сказал Ирод, было откровенное богохульство, но ему уже было все равно. Он обхватил руками голову и снова заплакал, но внезапная мысль, что он еще не все сказал римлянину и, события прошлого уйдут вместе с ним в могилу, высушила слезы и он продолжал:
      - Ливий, в 13-й год моего царствования страну поразила страшная засуха, выгорело все, что могло дать хоть какой-то уражай. Умирали люди и гибли животные. Всюду лежали непогребенные трупы. Скажи, Ливий, что при такой беде имел право сделать нелюбимый народом царь? Да, ты правильно подумал, спрятаться за кару Господню, забрать семью и уехать куда подальше. Пусть каждый взывает к Богу и спасается, как может. Но у меня даже мыслей таких не было! Я был царем и забыл старые обиды. В короткое время собрал все золото, серебро, драгоценности, которые были в моем дворце и у родственников. Но этого оказалось мало. И тогда я обратился к народу. Люди приносили все, что у них было, но большую часть я забрал у саддукеев, причем, силой. Они никак не хотели расставаться со своим золотом. Все собранное я отправил в Египет, где наместником Цезаря был мой давний друг Петроний.
      Желающих получить египетский хлеб было много, но мои услуги наместнику в прошлые годы были так высоко оценены, что Иудея закупила хлеба столько, что его хватило на питание народу и на посев. Зерно я раздавал горожанам и земледельцам бесплатно, т.к. ни у кого денег не было.
      И вот теперь, забыв обо всем на свете, иудеи будут петь и плясать. О, Господи! Где же справедливость?
      Слушай, Ливий, дальше. Из-за голода, разложившихся трупов животных в Иерусалиме появилась чума. Каждый день умирали сотни людей. Я бросился спасать их и от этой беды. Ты спросишь, как? Делюсь своим опытом, но, дай Бог, чтобы он тебе не пригодился. Я поднял на борьбу с чумой всех незаболевших жителей, гвардию и римские центурионы. Прежде всего, заставил всех надеть на лица льняные повязки, смоченные своею собственной мочой. До этого способа додумался сам, т.к. знал, что в моче есть соли и, они не пропустят в легкие чумную заразу. После этого распорядился свезти мертвые тела подальше за город и закопать в общих могилах. В то время было не до ритуалов. Больных я перевел в ипподром, где врачи боролись за их жизни. Зараза могла еще находиться в сырой воде, поэтому мои гвардейцы обходили дома и заставляли кипятить воду. Кроме того, прямо на улицах и площадях варили ячменную кашу и разносили тем, кто мог еще есть.
      Вот так, Ливий, мне удалось спасти свой народ от двух страшных напастей. Но это не все. В таком же тяжелом положении оказались Сирия, соседние с Иудеей города и кочевые племена. Всем, кто обращался, я оказывал помощь, а Сирию полностью обеспечил семенами для посевов.
      И вот теперь фарисеи и саддукеи, эти вечные враги, возьмутся за руки и будут петь и плясать.
      Ирод застонал, но, увидев вошедшего Ахава, тут же продолжил:
      - Ты, племянник, во время пришел. Слушай мое повеление.
      Царь внезапно преобразился, в глазах - прежняя жесткость. Он выпрямил спину и твердо сказал:
      - Ахав, на похороны выведешь гвардию, отряды фракийцев, галлов и германцев. Все должны быть в полном вооружении. Отряд германцев поставь в конце процесии за фарисеями и саддукеями. Ты же знаешь, как эти наемники исполнительны, любой приказ для них закон. Как только эти запоют и запляшут, командуй рубить мечом, колоть пикой. Вот так, вот так, вот так!!!
      Ирод был явно вне себя, он показывал, как нужно рубить, но вдруг его глаза округлились и он, указав на дверь, в страхе закричал:
      - Ахав, что это такое?! Кто впустил?.. Где охрана?!. Я не хочу их видеть... но они идут!.. Смотрите, их все больше и больше... ха-ха-ха... пришли за мной?... нет, нет... я не дамся... уберите руки!.. я еще жив... Ахав, Николай, гоните их... гоните прочь... п-р-о-чь!!
      От бредовых стенаний Ирода все были в шоке, но первым опомнился Ливий, он властно сказал:
      - Я требую спокойствия. Царь сильно перенервничал и у него приступ галлюцинации, отойдите от постели и окон. Больше свежего воздуха!
      Врач взял дрожащие руки больного, прижал к своей груди и спокойно сказал:
      - Ирод, я с тобой, не бойся, в опочивальне уже никого нет, я их всех прогнал.
      - Уже прогнал, - удивился больной и осмотрелся, - да, ты прав, никого нет, но они только что были, я хорошо видел их лица. Первым вошел предатель Костобар, за ним хасмонейка Александра со своим выводком. Она показывала детям пальцем на меня и злобно шипела. Потом я увидел Иуду и Матфея, подбивших отроков сбросить орла, а за ними толпа фарисеев... все в черном. И, наконец, Мариамма в белом саване... в глазах укор... за что?.. я ее так любил, даже измену простил... посмертно... Ливий, слушай... здесь кто-то остался... я слышу пение псалма Давида:
      "Вот нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь..." О, Боже, это же голос Мариаммы! О ком это она? Неужели на мне ложь? Неправда, я был чреват любовью... любовью...люб...
      Саломея поняла, что брат не в своем уме, громко запричитала и тут же потеряла сознание. Ахав и Николай отнесли ее в соседнюю комнату, уложили в постель и Николай остался приводить ее в чувства. Ахав вернулся в опочивальню и увидел Диофанта. Грек не знал, что ему дальше делать с донесением и ждал указания царя.
      По заведенному порядку секретарь канцелярии обязан был передать донос не царю, а ему, Ахаву, в чьем ведении находилась служба сыска. Грек был нерасторопным, рассеянным и поступил вопреки инструкции. Ахав взял у него свиток, прочитал и изменился в лице:
      - Диофант, что ты принес? Это же фальшивка! Разве ты не знаешь, что каждый осведомитель имеет личную печать и обязан ставить ее в нижнем правом углу. А там какая-то закорючка. Это подлая работа сиккариев! Им не терпится ускорить смерть царя и начать войну с Римом. Уйди, гречишник, отсюда, чтобы я тебя больше не видел!
      Ахав не сдержался, обозвал грека грубым словом, которое было в ходу у римлян, но тот, не проронив ни звука, удалился.
      Именные печати для осведомителей и приближенных к царю людей Ирод ввел после разоблачения его старшего сына Антипатра. Претендент на престол писал фальшивые доносы о, якобы, заговорах его сводных братьев против отца, но попался и был казнен.
      - Ну и день сегодня, - подумал Ливий, - еще пару таких потрясений и сердце царя не выдержит.
      Врач ошибся. Ирод умер в эту же ночь с 30 на 31 число месяца шеват. Он умер на руках Ливия, которого вызвала ночная сиделка. Умирающий пытался что- то сказать, но врач расслышал только два слова: "...они еще...". Сначала непонятно было, что хотел сказать Ирод, но вскоре, когда в стране началась вакханалия бунтов, погромов, грабежей, когда была сожжена галерея Храма, царский дворец под Иерихоном и разгромлен дворец Ирода в Иерусалиме, стало ясно, что хотел ска- зать умирающий царь.
      И.Флавий так описывает этот период:
      "Разнузданность овладела народом, т.к. у него не было своего царя, который мог доблестным правлением сдержать народную массу. Иудея была полна разбойничьих шаек. Где бы не собиралась толпа недовольных, она тот час выбирала себе царя, на общую гибель. Римлянам эти цари наносили незначительный вред, зато свирепствовали среди своих собственных единомышленников".
      Старший сын Ирода Архелай так и не стал царем. Помешали упрямые и нетерпеливые иудеи. Они потребовали от будущего царя казнить некоторых прежних чиновников, снизить подати и пошлины, выпустить узников из тюрем и заменить первосвященника. Уговоры и посьбы Архелая отложить эти, во многом справедливые, требования до утверждения завещания императором не были услышаны. Когда огромная толпа стала громить все и вся, Архелай бросил на них войска и, как свидетельствует историк, на территории Храма было убито около 3000 человек, остальные рассеялись по окрестным лесам.
      После семидневного траура состоялись похороны царя. И.Флавий так их описывает:
      "Тело Ирода покоилось на золотом ложе, усеянном множеством драгоценных камней. Покров был пурпуровый, тело облачено в багряницу, голова украшена диадемой, поверх которой надет золотой венец, в правой руке находился скипетр. Около ложа шли сыновья умершего и его многочисленные родственники, за ними следовали войска ... отряды фракийцев, германцев и галлов, все в полной походной форме. Затем шли 500 служителей, несших курения. Вся процесия прошла восемь стадий до Иродиона, где, согласно повелению покойного, и состоялось его погребение."
      Естественно, ни о каких песнях и плясках не могло быть и речи. Не потому, что рядом шли вооруженные воины, а потому, что по древней иудейской традиции о покойном либо хорошо, либо ничего. Вот и шли люди до самого Иродиона молча, опустив головы. У каждого были свои мысли и свои воспоминания.
      Только тяжело больной Ирод с нарушенной психикой мог поверить фальшивому доносу... Хотя, как сказать, вполне возможно, что царь догадался о злом умысле и воспользовался им, чтобы в последний раз выплеснуть всю горечь и обиду, что накопилась в его сердце на тех, кто так и не признал его царем. Правды теперь уже не узнать.
      После похорон состоялась поездка в Рим сыновей и родственников покойного. Август не решился утвердить царем Архелая, человека, обагрившего свои руки иудейской кровью еще до вступления на престол. Император поделил территорию Иудеи между тремя сыновьями в ранге этнархов (губернаторов), но пообещал вернуться к этому решению позже. Имущественное завещание Ирода было утверждено без изменений.
      Август тоже был упомянут в завещании, но подаренные ему 1500 талантов не взял, а раздал родственникам усопшего царя. Себе же оставил несколько вещей в память о своем друге.
      Умер великий реформатор и правитель-космополит, как называют Ирода историки. Вместе с его смертью ушел страх, но расцвела вседозволенность. Самопровозглашенные цари, бунты, погромы еще долго терзали Иудею.
      Через 70 лет после смерти Ирода была спровоцирована Иудейская война между "мятежниками", которых возглавил некий Симон, "тиран и разбойник", как называет его И.Флавий и римскими кагортами. Это была бессмысленная война на самоуничтожение еврейского народа и Иудеи, как государства. Погиб Храм, погибли, попали в плен к римлянам, стали рабами и рассеялись по всему свету десятки миллионов евреев, коренного, в то время, населения Палестины.
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
      Литература
     
     
     -- А.Н.Бадак и др. История Древнего мира. Древний Рим. (Минск. "Харвест")
     -- Библия. Книги Нового завета.
     -- Еврейская энтиклопедия. (С-Петербург, 1912)
     -- Джильберт Э. Тайны волхвов. (М. "Вече" 1998)
     -- Мень А. Сын человеческий. (М. "Протестант" 1992)
     -- Кун Н.А. Легенды и мифы древней Греции. (М. 1957)
     -- Олимпийские игры. Сборник "Физическая культура и спорт".
     -- Пилат Б.В. Ирод Великий. (М. "Когелет" 1999)
     -- Фаркаш Г. Загадки Библии. (М.Д.Л. 1992)
     -- Флавий И. Иудейская война. (Минск, 1999)
     -- Флавий И. Иудейские древности. (М. Крон-Пресс. 1996)
     -- Хаггард Р. Клеопатра. (Баку, 1990)
     -- Шейдлин Р.П. Летописи еврейского народа. (М. 1997)
     -- Эттингерд. Очерки истории еврейского народа. ("Алия" 1990)
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
      Оглавление.
     
      Предисловие...........................................................................1
      Глава1. Болезнь Ирода.........................................................3
      Глава 2. Ливий......................................................................5
      Глава 3. Октовиан Август....................................................8
      Глава 4. Время собирать камни..........................................11
      Глава 5. Альбий Тибулл.......................................................14
      Глава 6. Осквернение Храма...............................................16
      Глава 7. Мариамма................................................................22
      Глава 8. Идумея.....................................................................28
      Глава 9. Саппиний.................................................................31
      Глава 10. Олимпийские игры.................................................37
      Глава 11. Волхвы.....................................................................42
      Глава 12. Новый царь иудейский...........................................48
      Глава 13. Смерть
     
     
     
        
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"