Великий Тул раскинулся во все стороны, словно большая сытая паучиха. Березол, в этом году выдался теплым и сухим. Не до конца распустившиеся почки деревьев еще напоминали о зиме, но солнце уже светило весело и ярко, а запах свежевыбившейся травы разносил вокруг ощущение безмятежности и лени.
К большим, с каменным основанием воротам, приближался воз, доверху нагруженный тюками. На самом верху сидел неряшливого вида дядька с засаленной козлиной бородкой, сонно покачиваясь в разные стороны. Тощая лошаденка как будто чувствовала шаткое положение возницы и старательно обходила ямы и рытвины. Дорога, ведущая к Великому Тулу имела характер строптивый, но с фантазией, сплошь составляя орнамент из колдобин, мусора и канав. Правда, некоторые утверждают, что это стало возможным благодаря рвению благочестивых купцов, которые в надежде на хороший торговый год не заходили в ворота города пока не пробивали головой хотя бы маленького углубления, вознося молитвы святым.
Уже на подъезде к воротам лошадь остановилась, и возничий, не удержавшись, скатился вниз, пробуравливая головой еще одну яму, незатейливо подтверждая слухи об их происхождении. Двое ратоборцев, разомлевшие от безделья и давно наблюдавшие за потугами вьюченной кобылы, радовались нечаянному развлечению. После же неудачного падения они разрывались от желания аккуратно сползти на землю, продолжая гоготать, или выработать обоюдовыгодный план по взиманию платы за порчу дороги.
Незадачливый владелец поклажи, поднявшись и недобро глянув на Рыжуху, на всякий случай услужливо поклонился и постучал.
- Добрые люди, отворите врата Великого Тула, дабы мог я удивить жителей вашего города, - произнес он обычную фразу приходивших в город.
За воротами грохнул такой взрыв хохота, что дядька Стоян перекрестился.
- Да уж подивились мы, борода. - Если тебя пустить, то, чего доброго, уморишь ты славных тулов, отправив их причесывать Темную Навь.
- Как же, как же можно, забормотал Стоян. Я ж с пониманием, как никак, вот вам подарочек привез дорогой.
Ворота натужно заскрипели и приоткрылись. В щелку выглянул выпученный глаз одного из вратоборцев. - Ну давай, поглядим на твой подарочек.
Стоян, поспешно вытряхнул из мошны последние монеты. Глаз, подслеповато моргнув, открыл ворота, являя своего хозяина. Медяки еще не успели перейти к новым владельцам, как были поделены на две неравные части. Обладатель выпученного глаза хотел получить большую долю, как ведущий переговоры с платежеспособной стороной, а его друг отказывал ему в этом праве. Сдабриваемый кряхтением Стояна, конфликт (рознь) перерастал в драку между представителями мелкой власти.
- Все, не могу больше, - произнес приезжий высоким женским голосом, - с меня хватит. Мелкие, корыстные людишки.
Не ожидавший такой подлости от себя, Стоян попытался прикрыть рот руками, что способствовало ухудшению звука, но не заглушало речь. Ратоборцы с испугом смотрели на борьбу только что лебезившего человечка с самим собой, монеты упали на землю и были тут же втоптаны остатками сапог пританцовывающего возницы.
- Ты это чего, борода? Шутки шутить хочешь. Ну так сразу бы и глаголил, а то про подарки речь завел, ишь... таракан брюхатый.
- Нет, он еще и спорит. Да тебе не град обережить, а дворы мести, глядишь лишний медяк и ухватишь.
Прилагая все силы, ратоборец Базед попытался схватить и встряхнуть Стояна за воротник, но усиленное питание не оценило стараний, поэтому со стороны казалось, что он пытается удержаться на ногах, а помогает ему в этом взлохмаченный дядька. Второй стражник недвусмысленно снял самострел с плеча, приготовившись защищать честно добытые монеты.
Стоян уже терял сознание от ужаса за содеянное, когда понял, что его никто не держит, ничего такого он уже не говорит, а все самое страшное только начинается.
Неожиданно появившийся невысокий худой паренек легко приподнял Базеда и, с удовольствием наблюдая за тщетными попытками опуститься на землю, комментировал происходящее женским голосом:
- Хоп.., еще раз, ногами аккуратнее, вот так, маладца.
- Эй, ты откуда взялся? Ну-тка отпусти его, пока я тебе брюхо молодое не пропорол - очнулся второй ратоборец.
- Ай, как нехорошо грубить, я-то думал поможешь мне проводить мздоимца к Главе, а ты за самострел держишься.
- Да кто ты такой?
- Смотритель, ответил паренек, опуская на землю присмиревшего Базеда.
Стоян, пытавшийся незаметно улизнуть с поля боя, замер на месте. О Смотрителях не было слышно уже более двадцати лет, и он по праву гордился тем, что не только общался, но и называл своим другом одного из сильнейших представителей этого сословия. До становления границы, люди и демоны жили вместе, не сказать, что бы очень дружно жили, бывало и ссорились, но не воевали. Да и то сказать, люди между собой часто устраивали склоки похуже некоторых одаренных силой.
- Врешь. Смотрителей после закрытия границы не осталось, а учить некому, да и голос у тебя подозрительный, уж больно на бабий смахивает.
Смотритель немного смутился, на мгновение прикрыл глаза и ... заговорил на совершенно непонятном языке местных воришек - ромов. С чувством чертыхнувшись, он замер на месте, глаза его закатились, обнажая голубоватые белки. Ратоборцы недоуменно переглянулись:
- Молод он для смотрителя.
- Да ты вообще видел их, я - нет. Ишь, глазищи закатил, сейчас, как обратит в квакушку, может его, того...
Доложить надо бы, может ему и в город нельзя, - тоскливо подумал Базед.
- Докладывай, тотчас откликнулся на чистейшем рофийском языке паренек. Голос его стал приятнее, он потерял высокие женские нотки и приобрел силу. Я даже с тобой схожу, вот только сначала подправлю кое-что. Протянув руку к Базеду, Смотритель сжал кулак и средним пальцем несильно ткнул его в лоб.
- Ах ты, чудодей мелкий, ты что наделал? Жизни меня лишить захотел, али памяти?
- Нет, всего лишь участь твою предрешил, - ухмыльнулся Смотритель. Обычно монетой за это платят, но тебе, так и быть, в долг отвешу.
Парень захохотал, и, обернувшись круг себя, исчез.
Ошеломленные ратоборцы пытались осознать произошедшее, но смогли найти только виновника случившегося, который, в это время, пытался выковырять из дорожной пыли упавшие монеты.
-Что дядько, тоже улизнуть за подельником хочешь? - недобро проронил страж, - да еще и денежки проходные прихватить.
- Но ведь проезд в город не облагается тяготой, да и не подельник он мне, первый раз его вижу, - осмелел Стоян.
- Ну да, не облагается, ишь ты. Но раз так, тогда мы должны досмотреть обоз на предмет разрешенного товара. Вот и посмотрим, не везешь ли тканей меченых.
- Так они ж все меченые, от каждого Дома по своей метке.
- Замечательно. Вот сейчас ты нам список меток составишь, а мы уж разошлем по Домам всея Рофии на сравнение, может через годик - другой и получим подтверждение, а ты пока устраивайся - ухмыльнулся Базед.
Стоян молчал. Проиграв борьбу за остатки сбережений, он думал как дальше повести разговор, чтобы до темноты попасть в город и найти ночлег, что само по себе было проблемой в Великом Туле. Стражи тоже понимали это, но в отличие от Стояна, они знали, что через час придет ночная смена, а объяснять произошедшее и предъявлять замученного возницу ой, как не хотелось. Сбор проходных у ратоборцев считался не зазорным и постоянным доходом, но в приходящей смене был ратоборец Болибош, намедни засылавший сватов к дочке-красавице. Доча сватам отказала и теперь рассвирепевшая семья всячески пыталась очернить не только дочку, называя ее неблагодарной жабой, но и самого Базеда, воспитавшего такое страшилище. Давать лишний повод для жалобы начальству очень не хотелось, не хотелось и деньги терять.
-Давай-ка монетки дядька, да езжай отсюда, душа у меня жалостливая, ить не ценит никто.
Стоян, так и не выдумав ничего путного, обрадовался и протянул собранные пыльные медяки. Едва последняя монета коснулась ладони, Базед вскрикнул и схватился за голову. Реальность разорвалась на части, попытки найти взаимосвязи со своими половинками,постоянно наталкивались на чужую взращенную мысль. Сознание кружило вокруг нее пытаясь определить точки сближения, чтобы растворить ее в себе или отторгнуть навсегда, но попытки не удавались. Постепеннорассудок начал уставать от бесплодных усилий и разрывающей боли, жизненная сила стала вытекать в пространство, грозя кончиться, и разум, против воли, принялв себя навязанную мысль Смотрителя без оговорок и ограничений, теперь Она определяла путь сознания.
Базед открыл глаза и, цепляясь за стену, сведенными от судороги пальцами, удержался на ногах. Дикая боль в голове затихала, но не отступала окончательно, пытаясь донести до стража что-то важное, но ускользающее.
-Я больше не могу брать тулоны, - потрясенно выдохнул Базед чужую мысль, и она окончательно слилась с его сознанием, став опытом. Головная боль прошла бесследно, только в ушах еще были слышны отголоски хохота Смотрителя.