Гламаздин Виктор : другие произведения.

Одна против зомбей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нике необходимо заключить контракт с корпорацией, иначе девушка потеряет не только работу, но и самоуважение. Но к трудностям подписания контракта добавляется еще и то, что сотрудники этой корпорации очень походят на зомби, а их наша героиня с детства боится. Но она также и готовилась к встрече с ними с самого детства и знает их силу и слабость.

Гламаздин Виктор

  
  
  
  

ОДНА ПРОТИВ ЗОМБЕЙ

  
  
   Роман о настоящей русской девушке, нежной, хрупкой и ранимой, той самой, что и упыря на скаку упокоит, и избу с чертями сожжет. В общем, это наш ответ бородатым евроледям и пошлым гламурным тусовщицам.
  
  
  

ЧАСТЬ I. ПРИЗРАК ЗОМБИ

  
  

ГЛАВА 1. СЛИШКОМ МОЛОДА, ЧТОБЫ УМЕРЕТЬ

  
   1
   Меня зовут Ника Лодзеева. Родилась и живу в Москве. И надеюсь выжить в ней, даже когда наступит Зомбиапокалипсис.
   Призрак этого грядущего ужаса преследует меня ночными кошмарами с восьми лет - после того, как мама сводила меня на премьеру широко разрекламированного отечественного ужастика.
   Увы, ни маме, ни организаторам сего шоу не пришла в голову простая мысль: крутить этот фильм только для взрослых. Более того, поскольку ужастики уже давно стали сегментом детского кино, то и здесь, на премьере, не менее трети зала было забито подростками и малолетками вроде меня.
   Вот объясните мне, сестрицы, что за дауны сидят в Минкульте!? На вполне целомудренный эротический мувешник, где самым крутым кадром являются целлюлитные ляжки главной героини, мелкоту не пускают.
   А вот на кино, где либо братва жарит утюгом пузо заныкавшему добро барыге, либо нежить трескает за обе щеки кишки еще живого человека, иди, кто хошь. И какой дурак придумал такие правила?!
   Я бы этого ушлепка заперла бы суток на трое в камеру, где беспрерывно бы крутились ужастики, а потом заставила бы есть кровяную колбасу под строгим присмотром пары мордоворотов. Не хочешь жрать? Получи в лоб. Снова не хочешь? Тогда опять получая звездюлей...
   Итак, мы с мамой сели в кресла. И вполуха прослушали речи режиссера, продюсера, сценариста и прочих придурков, которые сварганили вышеупомянутый ужастик.
   Все они несли откровенную пургу. Тогда как раз пришла с Запада мода не рассказывать о том, чего хотел сказать фильмом (а чего говорить, и так ясно: бабла хотел подкалымить), а благодарить всех подряд за то, что помогли этот кал скундепать.
   Теперь дошли даже до того, что при награждении за лучшую роль в рекламе банно-прачечного комбината, лауреаты обливаются соплями не меньше, чем получатели "Оскара", и вешают на уши беззащитным слушателям свежеизготовленную, еще дымящую паром килограммовую лапшу.
   Мол, верь мне, братва: я б никогда б не смог так гениально сыграть ту толстую бабку, что совала в бак простыни, если бы не мои друзья по съемочной площадке и наш оператор с помощником режиссера, с которыми мы так творчески бухали в конце рабочего дня.
   И сегодня самый замухранной актер какого-либо театрика, раскланиваясь после спектакля перед публикой, считает своим долгом загрузить ее разной ботвой. О том, что он немножечко гой, гай или гей. О том, что пора покончить с кровавым правящим режимом. И о том, за свой потрясающий успех этот солист должен благодарить жену Мусю, дочку Пусю и тещу Зусю, а главное свою собачку Кусю, поскольку именно укус ее блохи подарил ему столь глубокое проникновение в роль нищего забулдыги в спектакле "Обоссанные и позабытые"...
   Я сильно устала от всей этой словесной шелухи и, стала просить маму увести меня домой. Ну в самом деле: какого черта оставаться в зале, если тут вместо обещанного кино идет сплошная говорильня?!
   Мама попросила меня "еще немножко потерпеть". Я тоскливо вздохнула и, придав лицу выражение глубочайшей скорби и беспредельного страдания, приготовилась и дальше терпеть тупые и монотонные речи создателей ужастика.
   Фортуна не любит суетливых. И мое безграничное терпение было достойно вознаграждено. Словесный понос киношников иссяк. Они под жидкие аплодисменты покинули сцену. А с экрана убрали занавес.
   Я сильно обрадовались такому развитию событий. И когда в зале погас свет, то не удержалась и крикнула:
   - Ура-а-а!
   Мама осуждающе посмотрела на меня. Но ничего не сказала. Она никогда не отчитывала меня при посторонних. И за это ей от меня - большое мерси, ибо хуже нет, когда родители выносят мозг своему потомству прямо на глазах у публики. Постоянный ор на ребенка в общественных местах ведет к тому, что оба - и родитель-тиран и ребенок-жертва становятся неврастениками и ненавидят друг друга.
  
   2
   Фильмец начался весьма бойко. До сих пор, сестрицы, каждый кадр стоит у меня перед глазами. Прикиньте: в кипящей красновато-оранжевой магме верхней мантии Земли возникли сияющие ярким рубиновым светом буквы. Они взлетели, словно воробьиная стая, и стремительно понеслись вверх, сквозь пласты базальта и гранита.
   Каков масштаб, а!? А дальше - круче! В близком к поверхности Земли пласте осадочных пород движение этих букв замедлилось. И для нас, зрителей, стало возможным разглядеть среди глины, известняка, песчаников и сланцев, находящихся на пути летящих букв окаменелости, останки древних существ. От кембрийских трилобитов и юрских динозавров до шерстистых носорогов и мамонтов Плейстоцена.
   Достигнув слоев земли с захоронениями людей, полет букв еще более замедлился. Они медленно миновали слой нафаршированного строительным мусором суглинка и попали в залитый темной водой широкий бетонный водоотвод.
   Здесь буквы проплыли, словно стая китов среди айсбергов, мимо кусков грязного пенопласта, фанерной таблички "Проезд закрыт! Зона биологического заражения!" и трупов мышей. И как только буквы удалились от мертвых мышей, у тех загорелись красным светом глаза-бусинки.
   Покачиваясь на волнах, буквы сложились в титр: "Самый страшный фильм самого безжалостного режиссера самой ужасной киноэпохи". Затем слова титра распадались на огненные буквы.
   Те взлетели над водой и понеслись вверх, рассыпая по пути крупные искры. Оные пролетели сквозь бетон стока и фундамент старого дома и оказались в большом подвале, где находились сваленные в кучи старые плакаты фильмов ужасов и муляжи зомби и вампиров.
   И тут огненные буквы погасли, сменившись строками с именами и фамилиями ребят из съемочной группы...
   Столь юную и неискушенную в черных жанрах зрительницу, как я, мувешник, как говорится, зацепил. Затаив дыхание от переживаний, я пялилась на экран, несмотря на то, что, по большому счету, там уже пошел полный отстой. Ужастик, несмотря на огромный бюджет, оказался довольной примитивной шнягой.
   Любой школьник четвертого класса подобную историю легко придумает и расскажет друзьям на переменке. Выйдет нечто вроде: "А тут зомби набежали. А они как рванут от зомби в переулок. А там тупик. А она кричит от страха. А он затаривается патронами и чипсами с минералкой. А зомби за дверью как завоют. А он в зомби из ружья как пальнет картечью". И т.д. и т.п.
  
   3
   Все было хорошо до момента, когда на экране не произошло потрясшее мою неокрепшую психику событие: мерзкие зомби погнались за беззащитной белокурой девочкой. Она кричала: "Помогите! Спасите! Я слишком молода, чтобы умереть!" Но никто из не пришел ей на помощь.
   В свои восемь лет я считала себя уже немало повидавшей, взрослой дамой. Однако, как только я увидела, что маленькой блондинке на экране грозит неминуемая и чудовищно жуткая погибель, меня парализовало от ужаса.
   И я ощутила себя той, кем и была на самом деле - слабой и беззащитной девочкой, которую норовит схарчить любой упырь. И я почувствовала некое внутреннее родство с юной жертвой подлых зомби. Ну, типа, мы обе ждали сказку, а очутились в кошмаре. Ну а когда девочка подвернула ногу и упала, а злодеи-зомби накинулись на нее, мой паралич мигом рассосался. Я бросила пакет с попкорном в экран и заорала на весь зал:
   - Отстаньте от нее, проклятые зомбики!
   Но кровожадные твари меня не послушались. Они радостно завыли. Оторвали у девочки ноги. И начали их грызть, чавкая и хрустя костями.
   Их беспомощная жертва заорала и окинула с экрана зрителей полным страданий и отчаянья взглядом. Мне, естественно, показалось, что она смотрит именно на меня, ожидая хоть какой-нибудь помощи. Но чем я могла ей помочь, сестрицы!? Чем?!
   Я отвернулась от экрана, заплакала и сквозь слезы попросила маму:
   - Пожалуйста, выключи телевизор!
   - Нельзя, Ника, - мама погладила меня по голове и взяла за руку. - Фильм не положено останавливать. Пойдем отсюда.
   Мы с мамой встали и начали пробираться к выходу, натыкаясь на колени сидевших в нашем ряду зрителей. А все наши телодвижения в темноте зала сопровождались несущимися с экрана довольным урчаньем насыщающихся зомби и криками их жертвы.
   - Почему никто не защитил ее от зомбиков? - спросила я маму.
   - Потому что это все понарошку, - шепотом объяснила она. - На самом деле зомбиков не существуют.
  
   4
   "Фига себе, "понарошку"! - возмутилась я, считая, что уже достаточно прожила на свете (восемь лет - не хрен собачий), чтобы понять, где игра, а где реальная мочиловка. - Мне эти ходячие трупаки померещились, что ли?!"
   Нет, сестрицы, я к тому времени уже знала, что в кино убивают не по-настоящему. Да и выступление актеров, рассказавших перед началом фильма о том, как эта лабуда снималась, тоже убедило меня в том, что большинство участников съемок остались целыми и невредимыми. "Они, небось, вовремя смылись от зомби, - рассудила я, - а те загрызли каскадеров и не успевшую удрать белокурую девчонку".
   В пользу этой версии работало то, что на презентации той девочки среди съемочной группы не было. Значит, не уберегли малышку. И мне стало понятно, почему режиссер и его прихвостни, бакланя о спецэффектах, заверяли публику: "За время съемок ни одно животное не пострадало".
   "Ага-ага, животное, может, и не пострадало, а вот человеков слопали", - подумала я и пожаловалась:
   - Я боюсь зомбиков! Они ведь и мне могут уши пооткусывать.
   - Не бойся, Ника! Клянусь тебе, они выдуманы, - стала успокаивать меня мама, не забывая энергично тянуть меня за руку и вести к проходу. - Их играют загримированные актеры. Им за это деньги платят.
   Тут я впервые не поверила родной матери. И было отчего. Если зомби - это актеры, то как они могут так лихо грызть своих жертв? "Нет, мама, - подумала я, - в фильме играли настоящие зомби. Меня не проведешь. Они, возможно, и сейчас сюда приехали со съемочной группой. И сидят, небось, в темных углах - голодные и злые".
   Как только я заподозрила наличие нежити в зале, меня накрыло волной паники. И мне стали чудиться разные подозрительные силуэты во тьме зрительного зала - страшные твари с щупальцами, длинными клювами, острыми клыками и горящими красным светом глазами.
   Вдруг один из зрителей - пьяный, наверное, - громко захрапел. Но мне тогда этот звук показался рычанием подкрадывающегося хищника. И в моем сознании тут же возникла мысль о том, что это рычат зомби. Мол, они засекли, что я в курсе их тайны, и решили помешать нашему с мамой бегству, схарчив прямо в зале, пока все пяляться на экран.
   От ужаса, словно от удара электричеством, мои волосы встали дыбом. И я завопила на весь зал:
   - А-а-а-а! Валим отсюда, мама! Валим, пока не замочили! Зомбики всюду! А-а-а!..
   Во время нашего панического бегства мама совершенно напрасно призывала меня к "правильному поведению", ведь правильное поведение - следствие правильного мышления. А из мыслей в моей замороженной страхом башке крутилась только одна: "Беги, Ника! Беги, пока тебя не съели!"
   Когда мы с мамой выскочили из зала, я облегченно вздохнула и радостно произнесла: "Вырвались!" И эту радость мне не испортило даже то, что, оказалось, я со страху немного обделалась. С кем не бывает... Нет, ну а чего вы хотите от восьмилетнего ребенка?
  
  
  
  
  

ГЛАВА 2. ТРЕТИЙ ЭЛЕМЕНТ

  
   1
   Тот киносеанс нанес моей психике тяжелейший удар. Злодейка-судьба взяла за меня жабры и выкинула из уютного мирка детских мечтаний, где живут очаровательные принцессы, добрые волшебники и говорящие драконы.
   Выпертая столь грубым образом из сказки, я оказалась в мире, наполненном восемью миллиардами потенциальных зомби. Короче, сестрицы, мировое Зло обступило меня со всех сторон.
   После того проклятого ужастика меня стали донимать кошмары. Снилась столь разнообразная хрень, что даже матерые специалисты по кошмарам вряд ли смогли бы ее подвести под общий знаменатель и хоть как-то классифицировать.
   Жаль, что не существует аппаратуры, которая записывает кошмары сразу в киноформате. А то бы я озолотилась.
   Ибо мои кошмары - это не только насыщенные высоким качеством каждого пикселя картинки преисподней и не отображаемые ни одним кодеком движения демонов. Это еще и звук, который льется не только с каждой набегающей на пляж кровавой волны, но и даже с каждой черной песчинки этого пляжа. Я б не имела бы конкурентов даже среди самых матерых героинщиков и любителей паленых спайсов.
   Я уж не говорю про тщательную проработку сцен. Представьте, сестрицы, к примеру, такую картину:
  
   Бородатые чернокнижники тыкают в фотку с моей физиономией иглами, выточенными из бедренных костей младенцев, и вопят:
   - Умри! Умри! Умри!..
  
   Или вот такой кадр:
  
   Бледные некроманты поднимают из могил нежить и пускали ее бродить возле моего дома, дабы найти меня...
  
   Или такой:
  
   В окно моей комнаты влезает харя черного дракона и пытается выковырять меня из-под одеяла, а я отбивалась от чудища подушкой, лупя ею по покрытой вороненой чешуей наглой морде...
  
   А бывало, я встречала во снах одноклассников. И такие сны были самые запоминающиеся.
  
   Идешь себе по лугу. Вокруг цветочки голубеют, бабочки крылышками машут и птички поют о том, как хорошо жить на свете.
   И вдруг - небо темнеет, птички-бабочки-цветочки падают замертво на землю, а она начинает шевелится. Из-под нее выбираются - с обезумевшими рожами и трупными пятнами на руках - те, с кем я учусь в школе. И вся эта милая компашка устремляется ко мне, стремясь повалить меня и обглодать до косточек.
   И все бы было нормально, если бы я могла смыться. Но ноги отнимаются, я застываю на месте, с ужасом наблюдая за приближением однокашников-зомби, сверлящих меня глазищами, в которых плещется тьма, а в ней плавают могильные черви...
  
   По несколько раз мне снился один и тот же сон.
  
   Я иду на уроки через школьный яблоневый садик, и вдруг попадаю в джунгли к папуасам-людоедам, деревня которых окружена изгородью, на колья которой насажены человеческие головы.
   Папуасы по приказу своего шамана, привязывают меня к дереву, под которым большая лужа крови, а вся его листва забрызгана ошметками внутренностей. И ко мне подходит - медленно-медленно - шаман с покрытым петроглифами ритуальным ножом из обсидиана...
  
   Тут я обычно с криком просыпалась и потом до утра не могла снова уснуть, слушая, как беспокойно трепыхается мое детское сердечко...
   После таких жутких ночей я весь день ощущала жуткую усталость. Поэтому училась в школе довольно посредственно, несмотря на кучу талантов, здравый ум и твердую память.
  
   2
   Через пару лет связанные с зомби кошмары стали ослабевать. Я справила свое десятилетия, спрыснув его детским шампанским и пожелав себе больше никогда не думать о зомби.
   Однако мысли о живых мертвецах все-таки не оставляли меня. А потом случилось страшное...
   Мы с мамой шли из продуктового магазина домой вдоль липовой аллеи. И нам на глаза попались, сидящие на скамейках пенсионерки.
   - Мама, а почему эти бабушки сидят без дела? - спросила я. - У них, наверное, много денег, раз работать не хотят.
   - Они долго трудились и теперь заслуженно отдыхают, а государство им платит пенсию, - ответила мать.
   - А почему они похожи на зомбиков?
   - Они старые. У них мало сил. Ты тоже станешь со временем старой и немощной. Так что, когда станешь взрослой, заботься о трудовом стаже и высокой пенсии.
   Мама погладила меня по волосам и добавила:
   - Опасайся в будущем таких работодателей, которые будут пытаться тебя надуть, например, втюхивая про испытательный срок или платя "серую" зарплату. А есть такие нехорошие начальники, которые все соки высасывают из подчиненных, а потом выбрасывают их на улицу - больными и бессильными. И те уже не смогут добиться достаточного трудового стажа и получить достойную пенсию.
   - И что тогда со мной случится? - заволновалась я.
   Мать указала на спящих у помойного бака местных клошаров, укрытых грязным рваньем.
   - Умрешь нищей. В ночлежке. На вонючем, набитым клопами матрасе. И закопают твой труп черной-черной ночью в черном-черном мешке в черной-черной земле городской свалки.
   - А почему вон те трупы не суют в черные-черные мешки и не закапывают черной-черной земле? - указала я на бомжей, посчитав их мертвецами.
   Вдруг куча рванья зашевелилась. Из-под нее показалась опухшая от побоев и битв с зеленым змием рожа бомжа.
   Он открыл мутные глаза. Увидел меня. И приглашающе замахал мне грязными руками: мол, иди к нам, подружка, у нас веселей, чем в школе - будем вместе по помойкам шастать, пить водку и искать приключений на свою искусанную вшами задницу.
   Тут же проснулась еще пара бомжей. Они начали чесаться и что-то бухтеть себе под нос.
   - Зо-о-о-мбики! - вскрикнула я, видя, как оживают "трупы". - Это зомбики!
   - Останешься без работы, превратишься в такого же "зомбика", - сообщила мне мать, указывая на бродяг.
   Я ужаснулась такой перспективе и разрыдалась во весь голос...
   Вдруг бомжи направились к маме. Они, вероятно, надеялись стрельнуть у нее денег на выпивку. Но я подумала, что "зомби" хотят покусать ее, и загородила маму собой.
   - Идите прочь, проклятые зомби! - сквозь слезы закричала я. - Я сейчас сама вас всех покусаю!
   Я достала из переполненной урны пустую банку из-под пива и бросила ее под ноги клошарам, дабы те не усомнились в серьезности моих намерений принять бой, даже если он станет для меня последним.
   Московские клошары отличаются от своих парижских коллег умом и сообразительностью. Поэтому они сразу смекнули, что мы не желаем с ними общаться и, а желаем вызвать сюда полицаев с дубинками, и быстренько свалили от нас по своим важным делам.
   Мать с открытым от изумления ртом смотрела спектакль, в котором я громко ругалась и грозила кулачком бомжам.
   - Процесс зашел слишком далеко, - наконец пришла в себя мама. - Думаю, Ника, тебя надо сводить к врачу...
   Вечером этого злополучного дня мы с мамой сидели в кабинете детского врача.
   Желтовато-фиолетовые круги под его глазами лучше всех учебных пособий и научно-популярных фильмов доказывали простую научную истину о том, что неправильный опохмел приводит к длительному запою.
   Сей Гиппократ микрорайонного розлива начал беседу с нами с более чем странного пассажа:
   - Каждый высококвалифицированный специалист достоин того материального достатка, которым соответствует его способностям и прилагаемым к труду способностям.
   То есть такое начало было странным для меня - десятилетней девчушки. А вот маму столь замысловатое изречение эскулапа (наверняка домашняя заготовка) ничуть не удивило.
   Она достала из сумочки конверт с деньгами и положила на стол перед бескорыстным бойцом с коварным зеленым змием и бесстрашным борцом с отечественной системы бесплатной медицины.
   Трясущимися с бодуна лапками врач быстренько сгреб конверт в ящик стола и, удовлетворенно хлюпнув носом, изрек:
   - Маленькие деньги всегда стоят большого труда.
   После этого медикус вышел из кабинета.
   - Мама, а чему дядю доктора так колбасит? - спросила я у матери.
   - А кого сейчас не колбасит? - ответила вопросом на вопрос мать, и я заподозрила, что в роду у нас были евреи...
   Через пять минут врач вернулся - раскрасневшийся, помолодевший лет на сто и пахнущий дешевым коньяком.
   - Значит, Мика, ты настаиваешь, что зомби существуют? - не стал ходить вдоль и около темы врач, усаживаясь в кресло.
   - Я не Мика, а Ника, и ни на чем не настаиваю, - заявила я. - Хотите ничего не знать о зомби, не знайте. И можете даже не носить с собой микстуру от них. Только не жалуйтесь, когда покусают. Я Вас предупредила, и теперь моя совесть чиста.
   - Ты всем рассказываешь про зомби? - спросил меня врач.
   - Нет, конечно, - фыркнула я. - Я же не сумасшедшая. Это попы могут спокойно говорить, что черти и бесы повсюду шныряют. Их в дурку не упекут, потому что Конституция религию защищает. А вот я, чтобы про зомби рассказывать, должна сначала культ соответствующий организовать и зарегистрировать его, а потом уже трепаться о том, что кругом зомби и весь мир в опасности.
   Эскулап рассмеялся и задал странный для российской медицины вопрос:
   - Слушай, Ника, а кто, по-твоему, Бог?
   - Человек, который может то, чего другие не могут, - ответила я. - Непонятно, почему он до сих пор не утопил в Москве-реке всех нехороших дядек и не сжег всех зомбиков планеты в Митинском крематории.
   - Ты сильно боишься их? - поинтересовался у меня непутевый коллега старика Гиппократа.
   - Очень, - призналась я и пустила слезу.
   - Доктор, ее можно вылечить? - мать обняла меня и с надеждой посмотрела на врача.
   - Вполне! - легкомысленно обнадежил маму этот шарлатан. - Главное, чтобы девочка находилась под наблюдением школьного медика.
   - Но он же не психиатр! - заподозрила неладное мама.
   - Да он, скорее всего, даже и не врач-то толком, - сдал с потрохами всех школьных медиков страны любитель паленого коньяка и вымогатель незаслуженных взяток. - Сами знаете, кто в школу идет работать. Явно не соискатели Нобилевской премии. Но пригляд - дело нужное. Это завсегда пригодится.
   - А что будет, если про фобию Ники узнают в школе? - забеспокоилась мама.
   - Никто ничего не узнает, гарантирую, - заверил нас медикус. - Есть такое понятие, как врачебная тайна.
  
   3
   Этот спившийся халтурщик, которому я бы даже насморк лечить не доверила, врал нам, как сивый мерин.
   Запомните, сестрицы: нет такого понятия, как врачебная тайна!
   Сию нехитрую истину я испытала на собственной тонкочувствительной шкурке уже через неделю после нашего с мамой визита к детскому врачу.
   Я сидела тихо за партой в классе, чьи были стены увешаны портретами известных русских писателей и поэтов, и, никого не трогая, и ждала начала урока литературы.
   И тут ко мне подваливают трое придурков-одноклассников и начинают гнобить меня и называть "больной на голову" и "дурой, верящей в зомби".
   - Ничего я не больная! - обиделась я. - А зомби существуют!
   Придурки расхохотались надо мной и стали корчить мне рожи и изображать оживших покойников.
   Вдруг мне вспомнились мои сны про луг и вылезающих из-под земли зомби-одноклассников. И мне тут же стало казаться, будто наехавшие на меня придурки и в самом деле - сначала медленно и еле заметно, а потом уже все более и более быстро и явно - превращаются в ходячих мертвецов (ну там трупные пятна, длинные клыки, налитые кровью глазищи и все такое).
   Я заорала так, что в классе задрожали стекла и со шкафа упал глобус, а потом вскочила на ноги и бросилась к выходу из класса, расталкивая одноклассников, еще не пришедших в себя от моего крика...
   Неделю я была в совершенно невменяемом состоянии. Ну а потом, типа, отошла. Правда, школу пришлось сменить. На старую же у меня не хватало смелости даже посмотреть. Мне чудилось, будто над ней клубится мгла, а из ее окон слышатся стоны боли и крики отчаянья.
   Впрочем, и в новой школе мне пришлось немало претерпеть за мою веру в существование зомби. Нет, там меня за них не гнобили. Просто я жила своей жизнью (чтением всякой оккультной макулатуры и просмотром ужастиков и фантастики), а мой класс - своей.
   Школа, уроки, домашнее задание - все это мало интересовало меня. Даже попытки одноклассников заигрывать со мной не радовали меня, а раздражали.
   И, хотя благодаря интернету я уже знала про все виды секса вплоть до скотоложства, но меня вся эта любовь-морковь лишь напрягала. И хоть я понимала, что благовоспитанная леди не должна накатывать в торец каждому ухажеру, что хватает ее за задницу, но сердцу-то не прикажешь. А оно кричало мне из-под ребер: "А еще и ногами его потопчи, развиздяя!"
  
   4
   И окончила я с горем пополам школу.
   И вступила я во взрослую жизнь, где царило Зло, порождающее оборотней в погонах и кровососов-чиновников, а также прочую нежить и нечисть.
   И нарисовался в багровой пелене моего тревожного будущего вопрос: продаться с потрохами, как и миллиарды землян, Тьме или начать против нее свою маленькую партизанскую войну?
   И восстала я - маленькая и худенькая, словно бамбуковая удочка, - против мирового Зла и ополчилась против оного всеми своими силами...
   М-м-м, слышали ли вы, сестрицы, про Теорию третьего из элементов, формирующих нашу судьбу? Нет!? Ох, и темный же вы народ. Тогда слушайте сейчас меня, и не говорите потом, что не слышали.
   Судьба каждого из нас определяется, конечно же, поступками. Но что лежит в их основе? Мотивы. А откуда мы получаем их и соответственно судьбу?
   Кроме двух известных всем элементов мотивации: воспитания извне и физиологии внутри, есть еще и третий. Это самопрограммирование в детстве с помощью мечтаний и кошмаров.
   Именно они являются главной побуждающей силой наших поступков, из которых и складывается наша судьба. Мечта и кошмар, стремление совершить поступок и страх перед его последствиями, стремление остаться в стороне от совершения поступка и страх перед последствиями своей пассивности...
   А дальше уж никуда не деться - составленный человеком в детстве стереотип реакций на окружающую среду и бурчание собственного живота ведет одного перца в президенты и олигархи, а другого в массажисты и трубачи.
   То есть ребенок мечтает, скажем, стать президентов США, а кошмарами программирует себя на роль уборщика сортира в гвинейском притоне. И если кошмары победят, то с президентом случится полный пролет.
   Конечно, все это только гипотеза из прикладной психологии. Однако в моем случае эта теория права на все сто. Я уникальный продукт единства и борьбы противоположностей - кошмара и мечты. Одно у меня вытекает из другого. Я программирую себя на то, что рано или поздно придется биться с зомби за право жить на планете Земля. И в то же время покрываюсь мурашками при мыслях об этом. Такая вот, блин, диалектика.
   Пока все остальное население планеты потихонечку сходит с ума от селфи (презираю селфитиков, этих неудачников с гигантским комплексом неполноценности), я готовлюсь к захвату планеты Земля прожорливой нежитью.
   Ну даже не столько самими оной, сколько ее хозяевами. И не обязательно оные будут землянами.
   Вот, скажем, вариант: звездные корабли на орбите беззащитной Земли распыляют мерзкую и коварную шнягу. В итоге: на нашей планете эпидемия - мы резко превращаемся в тупых зомби.
   А потом корабли садятся. Из них выбегают кривоногие зеленые человечки. Они тырят все наше добро, а мы - зомби, - радостно завывая, грузим оное в трюмы их пиратских посудин...
   Помню, посмотрела я какой-то мультик про то, как некогда великая сверхраса, выродилась в паразитических червяков, летящих на звездолетах, чьи поисковые системы ищут на чужих планетах разумную жизнь, в которую эти паразиты вселяются и пожирают.
   И настолько меня захватила мысль, что зомби могут появляться и у сверхразумных народов, что я даже создала собственную Теорию всемирного некробиоза, доказывающую неизбежность появления во Вселенной зомби.
   За основу моей теории я взяла пропиаренную Джорджем Лукасом в "Звездных войнах" гипотезу о населяющих космос колоний вирусов - мидихлорианах. Эти хитрозадые микробы-симбионты, используя тела разумных существ в качестве жилищ и бесплатных ресторанов, вырабатывают некое квазиразумное энергетическое поле - "силу". Она дает кучу способностей: гипноз, телекинез, умение испускать молнии, вызывать огонь, общаться с мертвыми и даже видеть будущее.
   В биологии такое взаимовыгодное сосуществование двух совершенно разных живых организмов называется симбиозом. И о нем знают все.
   А о моей Теории всемирного некробиоза не знает никто, кроме меня (даже британские ученые!). Ее суть заключается в том, что кроме естественного симбиоза, есть еще и сверхъестественный некробиоз - взаимовыгодная связь хозяина живого организма и наличествующей в оном нежити.
   Эта некробиотическая связь работает так: микроб-некробионт питается не веществом и энергией того существа, в котором находится, а проводит через потусторонний мир каналы в тела чужаков и откачивает у них жизненную силу, отдавая часть ее своему хозяину.
   Существо с некробионтом внутри нелегко укокошить, поскольку появление возле трупа любой живности тут же даст ему энергию для восстановления тела хозяина.
   Прикиньте, сестрицы, такую жуть. Только что ваш взвод перестрелял кучу народа. Стоите вы такие все из себя веселые и хмельные от счастья из-за первых в вашей жизни лично приконченных людей.
   И вдруг начинаете чувствовать, как из вас уходит жизненная сила. И не только из вас - вон со стенки посыпались мертвые тараканы, в углу, заверещав, окочурилась пара крыс.
   И тут вдруг до вас доходит: "Ептыть! Да мы же кормим собой покойников!"
   Получившие от вас жизненную силу трупы медленно встают и недобро на вас скалятся. Вы стреляете по ним. Они снова встают. Вы бросаете в них гранаты. А проклятым неубиенцам на них плевать. Вы фигачите их из огнемета. А они, как ни в чем не бывало, снова прут на вас - обожженные до костей и дымящиеся...
   Страшно? А рано еще страшиться. Я ведь не все дорассказала.
   Самое важное, что пока вокруг этих тварей живая природа, он могут наращивать свои некроресурсы до бесконечности. Более того, колонии некробионтов, естественно, не будут чужды естественному отбору и видовой изменчивости.
   Соответственно начнут мутировать в разных чудовищ и носители некробионтов. И тогда на Земле появится великое множество сверхопасных тварей. И не всех их можно будет уничтожить мегатонными плутониевыми боеголовками.
   К чему это я? А к тому, что источником возникновения зомби на Земле, кроме Umbrella corporation, космических симбионтов, могут быть причастны еще и мистические некробионты, про биологию которых без вскрытия низших демонов и исследования их хромосом, анатомии и физиологии совершенно бесполезно разговаривать.
   Я несколько раз задавала себе вопрос: а можно ли использовать в себе некробионтов, но не стать зомби? Но весь мой организм тут же передергивало от отвращения. Даже за все плюшки на планете я ни за что не заимею сродство с ходячими мертвецами. Лучше я буду с ними расправляться. Такова моя карма и долг перед Отечеством и всем человечеством.
  
  
  
  
  
   ГЛАВА 3. ШУМ-ГАМ, ТОЛПЫ ДЕБИЛОВ
  
   1
   Не думайте, сестрицы, что я какая-то там зайчишка-трусишка. И пожалуйста, не считайте меня, паникершей! Наоборот, я человечек смелый. Порой героический. А иногда и вовсе отмороженный.
   Но так вот вышло, что после того злосчастного киносеанса в детстве я - на данный момент уже вовсю взрослая мадмуазель и почти выпускница факультета психологии - панически боюсь зомби. Да знаю я, знаю, что их нет. А все равно боюсь.
   Не подумайте также и о том, будто я все эти годы даже лапкой не повела, чтобы отделаться от проклятой фобии. Я много чего делала, чтобы преодолеть свои страхи: ходила по психиатрам и экстрасенсам, прыгала с парашютом, ездила к шаманам и ламаистам, занималась рукопашкой, два года вместе с моим парнем - Толиком из Бибирево - изучала фехтование и стрельбу из разного оружия в клубе исторической реконструкции "Кольчужник"...
   Кстати, о Толике. Приготовьтесь, сестрицы, я вам сейчас по секрету (знаю, вы у меня не из болтливых) расскажу сногсшибательную историю моего с ним знакомства. "Ромео и Джульетта" просто отдыхают. Старик Шекспир удавился бы от нервного расстройства, узнав, насколько моя история круче его слезливо-сопливой драматургии.
  
   2
   Началось все с того, что мои подруги потащили меня в культовый ночной клуб "Опупелка".
   Я по таким заведениям ходить не люблю - шум-гам, толпы впавших в детство пьяных дебилов. Оно мне надо? Да я лучше... лучше книжку почитаю. И чтобы завлечь меня в это гнездо разврата мои подружки-хитрюшки предварительно напоили меня (и себя за компанию) шнапсом.
   Как я оказалась на обстреливаемым лучами стробоскопа танцполе не помню Наверное, фейсконтрольщики вместо того, чтобы отогнать шокерами меня с подругами от "Опупелки", занесли нас туда на своих плечах.
   Слава Богу, на этом полу мы оказались не в лежачем положении, а лихо отплясывая какой-то похожий на капоэйру феерический канкан под песню... Названия ее не помню. Помню только, что ее чирикало лицо непонятного пола и национальности, и в припеве были такие слова: "А я так тебэ люблу, что отдамыся за еду!" Кстати, о еде. Жрать хотелось зверски. Но баблосов хватило только на бухло.
   Натанцевавшись до мозолей на ногах, мы с девчонками доковыляли до пахнущего навозом кожаного дивана. И со стонами обессилено рухнули на него. Но скучать нам не дали. Какие-то мажоры, небрежно растолкав стоявшую на их пути кучку пэтэушников, подвалили к нам и пять минут парили наши мозги какой-то ботвой про музыкальные стили. Мои подружки-лицемерки дружно кивали этой ботве в такт: мол, мы тоже тащимся от хауса, транса, хард-дэнса и прочего голимого эмбиента.
   А потом - бац! - и я непонятно как осталась одна в этом вертепе! Пока я хлопала глазами, подруги срулили. Блин, ведь договаривались же: вместе идем в вертеп - вместе валим оттуда. Так нет же, как только поманили этих вертихвосток, так они сразу и удрали. Даже не попрощались, лахудры!
   Оставшись одна в провонявшей вейпами "Опупелке", я решила, что наступил стратегически важный момент - передислокация на заранее приготовленные позиции, то есть домой.
   Но такси денег у меня не имелось. Была карта на проезд в общественном транспорте. Но даже метро уже не работало. В принципе, клуб работал до утра. Но сил у меня - пьяной, усталой и голодной - дождаться рассвета в здравом уме и светлой памяти уже практически не осталось. В любой момент моя пьяная психика могла сбойнуть самым нехорошим способом.
   К сожалению, придумать толковый выход из ситуации моя пьяная голова была не в состоянии. Оставалось только тоскливо ждать принца на белом коне, который прискачет сюда и увезет меня в замок, где в освещенном тусклым светом факелов зале, среди манекенов в рыцарских латах и гроздьями развешенного по стенам оружия угрюмые карлики в шутовских колпаках с бубенчиками жарят на вертеле сочащегося жиром вепря, приконченного ударом копья на утренней охоте.
   И тут ко мне на диван подсел, нет, не подсел, а, словно ангел, сошел с неба (ну по крайней мере так мне привиделось сквозь пелену стоящего в моих глазах пьяного тумана, мой спаситель) русоволосый парень в скромном, но стильном прикиде. Лет эдак двадцати пяти на вид (как потом оказалось - тридцати).
   Лицо парня я поначалу даже как-то и не разглядела. А вот идущую от него ауру надежности, уверенности и доброты я восприняла сразу, несмотря на довольное мутное состояние мозга. Наверное, уловила оное другими частями тела.
   Парня звали Толик, а меня... ну а уж меня-то вы, сестрицы, и так знаете, как облупленную.
   Чем мы с ним парили друг другу мозги, когда знакомились, хоть убейте, не помню. В кладовых моего сознания осталось лишь то, что, несколько минут потрепавшись о какой-то мути, мы перешли с грохочущего дискаря в тихий лаунж.
   Там в уютном кабачке Толик накормил меня от пуза всякой всячиной, чем снискал мое расположение, которое не смог завоевать даже если бы смог пропеть все куплеты российского гимна.
   Так что, сестрицы, все-таки в дебильных словах: "А я так тебэ люблу, что отдамыся за еду!", - имеется некая сермяжная правда, скрывающая многотысячелетней древности тайну власти женщин-домохозяек над мужчинами-земледельцами и мужчин-кочевников над гаремными женщинами. Кто кому подкладывает хавчик в миску, тот в доме и хозяин, несмотря на "Домострой", "Стоглав" и целых 12 томов поучений "Великих Миней Четьих".
   Поскольку я весь день не ела, то, набросившись на еду, испытала прилив вдохновения. А где ж тогда, скажите мне, находится самое лучшее место для проявления у голодного оратора его риторических способностей, если не в пахнущем жрачкой и наполненном звяканьем ложек-вилок кабачке?
   Еще никогда я так не блистала остроумием и не была столь обворожительной, как во время этого праздника живота. И была готова не только выступать перед всем российским народом, но и вести его на баррикады. Из всего народа передо мной находился лишь Толик. И поэтому именно на него обрушились все сто процентов силы моей разбушевавшейся харизмы.
   Поначалу Толик не хотел пользоваться моим полубезумным состоянием для склонения к интиму. Парень дал мне визитку, на которой дописал к рабочему телефону номер своего мобильника, и ненавязчиво спросил номер моей трубы.
   Но не тут-то было. Я наотрез отказалась расставаться и алкала любви. Дело в том, что желудочно-кишечный тракт - моя самая активная эрогенная зона. Британские ученые доказали: мужчины любят глазами, а женщины - ушами. А я - извращенка и мутантка - люблю желудком, набитым всякой вкусной хренотенью.
   Когда я ем в мужской компании, то не просто хомячу продукты, а получаю такое же эротически-эстетическое наслаждение, какое получает сидящий в узилище матерый зэк, созерцая обнаженную красотку из "Хастлера" или "Плейбоя", наклеенную на стену тюремной камеры.
   Вот и в описываемый моей шаловливой рукой момент я от еды возбудилась так, что... В общем, возбудилась сильно.
   Итак, я предложила Толику продолжить знакомство в более непринужденной обстановке. Он не возражал...
   Наш роман продолжался три месяца. Мы любили друг друга со всей страстью здоровых и молодых животных.
   А еще Толик познакомил меня с пацанами из клуба исторической реконструции "Кольчужник". Пацаны научили меня фехтовать и слесарить, много рассказали про вооружение бойцов древних времен.
   А потом я капитально разругалась. И с Толиком, и с пацанами. Но об этом в следующей главе.
  
  
  
  
  
   ГЛАВА 4. ПЕРВАЯ КРОВЬ
  
   1
   Кстати, сестрицы, не думайте что описание наших с Толиком отношений, это ботва ни о чем. Тут все события связаны в одну цепочку. А она, естественно, к зомби...
   Всему миру на оных беззаботно плевать. Одна я беспробудно бдю и собираю о них сведения. День и ночь я на боевом посту. Одна против всех зомби мира
   За последние годы я перечитала и пересмотрела кучу разной ботвы про зомби, ибо, как учили Наполеона Суворов с Кутузовым: врага надо знать в лицо, - то бишь в его гнилую и покрытую черными язвами морду.
   И конечно же, я ознакомилась с техниками африканских колдунов разных племенных культов и их гаитянских коллег - вудуистов, скрестивших в едином ритуале христианство и негритянский фольклор. Кстати, на самом деле колдуны вовсе не убивали своих жерт (и соответственно не воскрешали), обращая их в зомби, а просто калечили бедолагам мозги.
   Я даже выклянчила у знакомого букиниста самое первое в мировой библиографии пособие по зомбилогии - The Magic Island, книгу, где ожившие мертвецы впервые в мировой истории названы "зомби".
   Эта изданная в 1929 году книженция является очерком некоего Вильяма Сибрука (любопытнейшая, между прочим, личность: алкоголик, наркоман и... людоед!) о его приключениях на Гаити.
   В своей книге старина Вильям рассказал о проводимых знакомой колдуньей вудуистских тусовках и о том, что на гаитянских плантациях сахарного тростника работают покойнички. Знамо дело, приврал, конечно, старик. Однако не соврешь - красиво не расскажешь.
   Та его книжка породила зомби-бум. И вот уже выходит полнометражный фильм White Zombie, где у пашущих на плантациях зомби уже есть повелитель, а в серьезных журналах ученые рассуждают о способах превращении пиплов в ходячие трупы.
   Что самое интересное, даже Вторая мировая война, принесшая горы трупов, моря крови и не меряно горя и всяческих подлых злодейств, не смогла надолго пригасить интерес к существам, обретшим новую жизнь, но навсегда потерявшим волю и разум. Как только 2 октября 1968 года в Питтсбурге состоялась премьера мувешника "Ночь оживших мертвецов", так сразу же интерес к этому новому виду существ среди публики начал стремительно возрастать, достигнув пика к концу XX века.
   В XXI веке термин "зомбирование" начал приобретать более универсальный смысл. Так стали называть применяемую пиарщиками, политтехнологами, рекламщиками, теледикторами, проповедниками и прочими охмурителями беззащитных человеческих биомасс систему промывания пиплам мозгов с целью превратить их в безвольных марионеток.
   Поэтому на всякий случай я окончила курсы по борьбе с зомбированием, где за смешную сумму - всего двести баксов - меня научили противостоять тысяча первому кадру, психотронному облучению и козням энэлпэшников без всякого там заземления через батарею отопления и ношение шапочки из фольги.
   Плюс к этому я решила получить как можно больше опыта обращения со стрелковым и холодным оружием. Благо, Толик, всерьез интересующийся старинным оружием, только приветствовал мое желание...
   А еще - тоже на всякий случай - я покрестилась. И даже заучила несколько молитв против нечистой силы. Правда, они у меня все перепутались в голове. Но уверена, при встрече с мертвецами я найду способ убедить их в моей несъедобности. Правда, даже теперь я совсем не хотела схлестнуться в беспощадной схватке с толпой голодных чудовищ и отработать на них свой арсенал приобретенных боевых навыков.
   Однако, сестрицы, недаром говорят, что на переломанных ногах от судьбы не ускачешь. Вот и я не ускакала... Впрочем, пока не об том речь. Пока речь будет идти, почему мы с Толиком поссорились. А потом будет речь о том, как мне он понадобился, чтобы сражаться с зомби. А сражаться с зомби... Да ну их покудова к чертям собачьим! Надоели!
  
   2
   После того, как я овладела азами обращения с холодным оружием и узнала о способах изготовления пороха и появлении первых образцов огнестрела на земле, мы с Толиком пошли на дело.
   Дело это, прямо скажем, было не совсем одобряемо Уголовным кодексом и представляло собой стрельбу из самодельного оружия.
   Оную мы осуществляли во дворе "Кольчужника", расположенного на территории одной из подмосковных промзон, капитально унавоженной всякими складами и свалками.
   Мы приехали сюда не просто бабахнуть из самодела-огнестрела, а провести научный эксперимент с заделанным под старину весьма уродливым ружьищем. Наша военно-историческая цель состояла в том, чтобы утереть нос одному из оппонентов Толика, утверждающему, что из такого уродца можно было стрелять только пулей. Толик же считал, что даже из детской пневматики можно стрелять картечью.
   И вот, мы с ним - одетые в рабочие робы и в покрытые пятнами краски и оружейной смазки серые фартуки - стоим под фанерным навесом возле слесарного верстака. А в прикрученных к нему стальными болтами тисках перед нами: только что доведенный до ума новодел старинной пищали - тяжелая железная труба, прикрепленная к деревяшке. Типа, ружье древнеуродского вида...
   Толик окончил объяснять мне технику стрельбы из столь убогого оружия. И я, внутренне содрогаясь от непредсказуемости момента (а все женщины терпеть не могут непредсказуемость, сколь бы не перло от нее адреналиновой романтикой; это для пацанов остаться без руки-ноги - плевое дело, а для дам даже потерянное ухо - огромная потеря) под его чутким руководство запыжила порох и нарезку из толстой железной проволоки в ствол пищали.
   Было тихо. Почти тихо, ибо издалека, оттуда, где в сизом тумане горящих торфяников зеленели ивы, березы и прочие баобабы Среднерусской возвышенности, кукарекала какая-то живность.
   Ее песнопенья мне показались похожими на визг гиены, пронзенной отравленным дротиком пигмея. Но откуда в подмосковной лесополосе пигмеи? И откуда тут гиены? Нет, наверняка это кукарекали какие-нибудь отечественные дятлы или эти, как их... рябчики всякие.
   Вдруг тишину промзоны нарушил какой-то подозрительный шорох. Я насторожилась. Огляделась по сторонам. И увидела, как в щель под старым покосившимся забором в двор нашего клуба пролезла покрытая лишайными пятнами дворняга.
   Она пробежала мимо ржавеющих останков автопогрузчиков, морозильных камер и гор из поломанных овощных контейнеров (наш "Кольчужник" в советское время был плодоовощной базой) и остановилась у стены большого барака, на которой несколько лет назад пьяный Толик гордо, но криво вывел малярной кистью: "Клуб исторической реконструкции "Кольчужник". Причем в слове "исторической", чья-то шаловливая рука исправила "о" на "е".
   Псина нагло посмотрела на меня. В ответ окатила наглую шавку холодным, полным концентрированного презрения взглядом.
   Но та не впечатлилась. Сладко зевнула. Задрала ногу и неспешно, с чувством, прожурчала струей по дощатой стене клуба.
   А затем эта тварь, видя, что никто из оскорбленных ей двуногих придурков не спешит делать из нее ни шаурму, ни начинку для пирожков, победоносно облаяла нас с Толиком с головы до ног, как распоследних лохов. И безнаказанно убежала, даже не заполучив палкой по хребтине.
   Я возмущенно проорала вслед псине разные нехорошие слова. А вот Толик не повелся на провокацию кабыздоха и продолжил объяснять мне, как использовать фитильный замок при стрельбе из пищали.
   Но лишайная дворняга не угомонилась. Погуляв где-то пару минут, она снова появилась на горизонте, подбежала ко мне с Толиком и задорно облаяла нас, словно каких-либо среднеазиатских гастарбайтеров, решивших с голодухи обчистить загородные дачи зажравшихся москвичей.
   Я в ответ покрыла нарывавшуюся на неприятности тварь двумя этажами мата. А потом запустила в нее взятым с верстака мотком медной проволоки.
   Оный попал дворняге прямо в нос. Та завизжала и отбежала от навеса на пару десятков шагов.
   - Глаз - алмаз! - похвалила я себя.
   - Не отвлекайся, Ника, - сказал Толик. - Оружие не прощает ротозейства. Насчет фитиля все понятно?
   Я энергично закивала головой.
   - Смотри не облажайся с огнивом, как в прошлый раз, - предупредил Толик. - Лучше уж тогда зажигалкой фитиль подпали. Главное, не покалечься. И за спуск серпантина дергай аккуратно, чтобы его верхний конец опустился точно в запальное отверстие.
   Я снова кивнула.
   Мы с Толиком вытащили пищаль из тисков. Постановили ее на стоящий в пяти шагах от навеса упорный кол (удержать в руках при выстреле такую бандуру, да еще и целиться из нее смог бы только андроид-убийца класса Т-800). И нацелили грозное оружие на фанерную мишень, прибитую к бревну, врытому в землю в шестидесяти шагах от упорного кола.
   - Развлекайся, Ника, - улыбнулся Толик.
   - Я б лучше шашкой помахала, - вздохнула я.
   - Фиг тебе, а не шашку! Ты пошто Зяму вчера чуть не зарубила?
   - Так я ж повинилась! Мол, увлеклась, Зяма, прости, была не права. А шрамы, кстати, мужчин только украшают.
   - Но не на носу же! У нас тут не школа обучения фехтованию всяких вздорных девиц, а исторический клуб: ржавые каски и изучение фланговых атак. А ты даже основы фортификации не выучила.
   Я обиженно надула губы. И отвернулась от Толика. Мой взгляд наткнулся на дворнягу.
   - Уйди, сволочь, пока я тебя на куски не порубила! - вежливо попросила я хвостатую бестию.
   Та не оценила моего гуманизма и зарычала на меня, оскалив желтые клыки.
   - Может, я лучше сюрикены пометаю? - обратилась я к Толику. - Вон в того наглого блохастика кину их, пока тот не смылся.
   - Блохастик и без тебя окочурится от какой-нибудь местной чумки, - махнул рукой Толик. - Давай, Ника, пальни из пищали, и начнем проверять ружья.
   - А из ППШ дашь построчить?
   - Ты знаешь, сколько один патрончик стоит?
   - А у Тохи ты цену не спрашивал. А он, между прочим, всех галок в округе из "шпаги" перебил. Тебя на меня лишний патрон потратить жаба душит, да?
   - Вспомни, как пальнула в местный трансформатор и его перемкнуло. Аборигены были очень недовольны. И после этой пальбы сюда менты прикатили. Не только содрали с нас бабки, так еще и паспортные данные записали.
   - Так я тихо-тихо постреляю. Никто и не услышит.
   - Пока не разберешься с пищалью, не дам стрелять из автомата. А то ты все время про пыж забываешь, а, чуть что, голосишь, мол, у тебя незнамо кто заряд свистнул и порох высыпал.
   - Гм!
   Давая понять, что разговор об автоматах исчерпан, Толик повернулся ко мне спиной. Подошел к прислоненным к сараю кремневым ружьям. И стал осматривать замок одного из них.
   Мне ничего не другого оставалось, как заняться пищалью.
   - Дамы и господа! - обратилась я к несуществующим зрителям. - Представляем вам, претендующий на кучу пиндостанский "оскаров" блокбастер "НИКА - наемная убийца ассасинских киллеров"! Часть одиннадцатая приквельного сиквела под названием "Никто не хотел умирать"!
   Я насыпала из деревянного пенала мелкий порох на ружейную полочку, куда должен был клюнуть тлеющий кончик фитиля, который, правда, надо было еще подпалить.
   И тут на меня снова залаяла эта чертова собачонка, отвлекая от ответственного дела и заставляя тупить на ходу.
   Сначала я покалечила ноготь, когда прижав под мышкой массивный пищальный приклад, поджигала пищальный фитиль с помощью кресала и кремня. Затем у меня два раза сдувало ветром затравку с пороховой полки. В довершении всего свернулся узлом конец фитильный конец, из-за чего мне пришлось силой забивать его в стальные губки верхнего серпантинного рычажка - прототипа будущего курка у кремневых ружей.
   Эти мои махинации привели к тому, что четырежды уткнутый в запальное отверстие дымящийся фитиль почему-то так и не смог, сколько я его ни уговаривала, заставить проклятое ружьище бабахнуть.
   Я ударила кулаком по казенке. И снова спустила курок, ткнув зажатым в его губках тлеющим фитилем в запальное отверстие. Результат - ноль.
   - Ты у меня будешь стрелять, железяка! Иначе тебя в утиль сдам, упрямая тварь! - пригрозила я пищали.
   Затем я поднатужилась. Сняла пищаль с упорного кола и встряхнула ее, чтоб порох достал до опущенного к запалу дымящегося фитиля. А вдобавок еще и дунула на него. Чтобы дело пошло веселее.
   И оно пошло: пищаль зашипела, как тысячеглавый змей, а потом - бах! ба-бах! ба-ба-бах! - оглушительно жахнула.
   От отдачи я шмякнулась на землю.
   Со вставанием я спешить не стала. Первым делом осмотрела себя с ног до головы. И лишь, убедившись, что все части мое драгоценного тела пребывают в обычном для них состоянии, оглядела место происшествия.
   Над лежащей на земле пищалью вился дым. Мишень беззаботно болталась на столбе - совершенно нетронутая картечью. Вроде бы все было в порядке. Лишь в ушах неприятно звенело.
   И все же в этом безмятежном пейзаже чего-то не хватало... А не хватало там одной назойливой шавки. От нее остались - лишь маленькая кучка потрохов и задние лапы с хвостом.
   "Собаке - собачья смерть!" - злорадно подумала я, несмотря на то, что меня чуть не стошнило от такого зрелища.
   Толик тут же подбежал ко мне, помог подняться и внимательно осмотрел меня, ища повреждения.
   - Да все ништяк! - успокоила я его, поднялась на ноги и со злостью плюнула на коварную пищаль. - Первая вражеская кровь пролита. Первый шаг на пути воина сделан.
   Испуг на лице Толика быстро сменился недоумением. Но увидев, что осталось от попутавшего берега бобика, расхохотался, резко согнувшись пополам, словно после меткого удара в пах острым мыском туфли.
   - Классный выстрел, Ника! - простонал, разгибаясь, Толик плачущим от смеха голосом. - Тянет на мастера двенадцатого дана школы "Пьяный барсук". Поздравляю тебя, Ника, с первым убитым врагом. Первая кровь пролита. Первый труп на твоем личном кладбище.
   - Сам ты барсук! Я тут чуть не родила от испуга, а тебе все хихоньки да хахоньки! Не мог, что ли, предупредить, что будет отдача?!
   - Скажи спасибо, что я тебе ружейную пищаль дал. Коли б пальнула бы так из пушечной... Где твои мозги?
   - У меня мозги работа и учеба съедают. Все будние дни пашу на ОВО "LАДИК". Ночами к сессии готовлюсь - от учебников и лекций голова распухла. А в выходные тут вожусь с рухлядью. Вот и не варит уже башка. Она во всем виновата.
  
   3
   Кстати, сестрицы, я вам рассказывала об ОВО "LАДИК"? А о своей учебе? Нет?! Не может быть! Точно не рассказывала? Ептыть, а ведь давно уже пора рассказать.
   Начну слегка издалека. Я тут как-то не поленилась, сестрицы, и подсчитала, что героизма в моей борьбе с зомбифобией хватила бы на тысячу джеймсов бондов, пару сотен бэтменов, сорок с половиной человеко-пауков, четырех светлых джедаев класса "магистр" и полтора ситха уровня Дарта Вейдера.
   Но я все равно до сих пор панически боюсь зомби. Одно только и утешает, что к спасению своей драгоценно тушки из их грязных лап я физически, морально и интеллектуально готова, ибо готовится начала еще со школьной секции дзюдо.
   После таких вот тяжелых эмоциональных травм и долгих размышлении об их причинах и последствиях я решила стать душеведом. И после школы пошла учиться на психфак, дабы узнать, как преодолеть груз школьных драм и исцелить связанный с зомби бзик.
   Спросите меня, сестрицы, что мне нравится изучать на психфаке. И я не стану врать, отвечу настоящую правду. Мне нравится изучать... психопатов.
   Что вы так всполошились!? Нет, я вовсе похожа на них (хотя, кто его знает, что за чертей утопили в моем тихом омуте).
   Просто ведь бывает же так: совершенно мирному тихоне нравится наблюдать за кровожадными акулами и крокодилами или увлеченно смотреть, как противники метелят друг друга в боях без правил.
   Ведь понять суть человека можно, только столкнув его с психопатами. Как в физике: пробомбардировали частицами атом - и узнали, что это за фрукт и с чем его едят.
   Психопатология заинтересовала меня не только тем, что изучала людей, не признающих никакие социальные нормы. Дело в том, что сама психология как наука - чистая разводка.
   И пьяному ежику ясно, что не может быть национальной или вообще фамильной наука. Нет итальянской неорганической химии, как нет и химии Менделеева или физики Фарадея.
   А вот психологию почему-то разделили на русскую, французскую, американскую. И каждая противоречит другой. Есть психология Павлова - учение об условных и безусловных рефлексах, а есть психология Фрейда, напрочь отвергающая вообще что-либо, кроме инстинктов и их покалеченной воспитанием и обучением версии - невротической сублимации.
   Ну разве не прикольно?! Такой наукой грех не позаниматься.
   Когда я окончила второй курс универа, умерла мама. И вместе с ее смертью прекратилась финансовая поддержка моим грандиозным научным планам.
   Отец погиб в дорожной аварии вместе со своими родителями. По маминой линии у меня остались бабушка и тетя с дядей. Они меня, конечно, подкармливали, но, поскольку они и сами не жировали, брать с той стороны деньги для меня было западло.
   И тогда я устроилась работать в страховую фирму ОВО "LАДИК", совершенно не подозревала, что именно на этой работе меня ждет главная битва всей жизни - БИТВА С ЖИВЫМИ МЕРТВЕЦАМИ!
   Впрочем, об этом чуть позже. Вернемся на площадку перед "Кольчужником".
  
   4
   - Я ж тебе предлагал бабки на жизнь, - Толик поднял пищаль с земли и стал осматривать. - На кой тебе корячится на соковыжимателей из этой страховой шараги? Переезжай ко мне, о баблосах не надо будет думать. А то: встретились - разбежались, снова встретились - снова разбежались. Мы же не школьники... Учится будет больше времени, а лишнее будешь тратить на дела по хозяйству. Пироги, например, печь.
   До этих слов я как-то не задумывалась ни о монотонностях брака, ни о романтических тревожностях банального сожительства.
   А задумавшись, поняла, что как-то пока не готова совать шею в рабский ошейник связанных со всем этим социально-бытовых условностей. Подумав о сложностях семейной жизни и свободе женщины в мужском мире, я решила взять тайм-аут и не форсировать свой переезд к Толику, сохранив независимость, толком, правда, не понимая, чем же она мне так дорога.
   - Не хочу жить на чужие деньги, как содержанка, - сказала я. - А к радостям тихой семейной жизни пока не тянет.
   - Если рассуждать, как ты, тогда придется признать, что большинство более-менее обеспеченных семей, где жена - домохозяйка, это союз содержанки и папика, - резонно заметил Толик, поднимая пищаль с земли.
   - Так и есть, - не стала спорить я. - Ну не то, чтобы уж совсем так. Но что-то подобное имеет место быть. Я, конечно, отнюдь не против совместной жизни и кучи детей в довесок. Любая нормальная девица еще с детства о таком мечтает. Просто мне надо еще чуток понадрываться в своем ОВО "LАДИК", заработать баблосов и закончить учебу на психфаке.
   - Баблосы тебе не понадобятся.
   - Почему?!
   - От трудов таких тяжких на гособеспечение перейдешь. В сумасшедшем доме все бесплатно.
   - Издеваешься?
   - Есть немного.
   - То есть тебе меня - бедную и несчастную - совсем не жаль?!
   - Жаль, конечно... что дури в тебе еще до фига и больше, - бросил на ходу Толик, неся пищаль к верстаку.
   - Ты чо!? Ты меня, типа, дурой назвал?! - мое солнечное сплетение обожгло изнутри обидой, словно туда плеснули крутым кипятком из кастрюли с варящимися пельменями.
   - Суди сама, Ника. Как еще можно назвать человека, которого постоянно, как лоха, разводят сказками о баснословных премиальных. Ты бегаешь за копейки целыми днями. Разве это похоже на поведение умного, знающего себе цену человека?
   - Итак, я, значит, дура...
   - Ага, - Толик положил пищаль на верстак.
   - Злой ты! - внутри моего разгневанного организма все горело-кипело-плавилось, и мне даже казалось, что стоит хоть чуть-чуть расслабить уши, из них тут же с воем повалит густыми и горячими струями пар. - Ухожу от тебя! Ноги моей больше не будет в вашем "Кольчужнике". Ушла любовь, завяли помидоры!
   Я - разъяренная и обиженная, словно кошка, выпоротая хозяином за абсолютно чужие какашки, - двинулась к выходу из сарая, оставив Толика за спиной. Сбила ударом ноги на землю сложенные пирамидой деревянные заготовки для копий, пик, древков знамен и штандартов, стоящие на моем пути. При этом я еще и грязно-прегрязно выругалась (не надо было этого делать; не дамское дело - так ругаться незнамо из-за чего; вот было бы из-за чего, тогда совсем другое дело).
   - Ты чего это? - не понял Толик.
   - Вот перестану терять тут время и сразу же сделаю карьеру, - проговорила я на ходу.
   Затем я остановилась и сорвала с себя покрытый пятнами ржавчины и масла фартук. Бросила его на землю. Повернулась к Толику. И заявила:
   - Вот увидишь, да вы все увидите: я стану величайшей страховщицей мира!
   - А если не станешь?
   - Тогда умру.
   - Стоит ли оно того? - усмехнулся Толик.
   - Не важно. Главное, стать творцом своей судьбы.
   - Зачем?
   - А затем, что меня задолбало, что все мной помыкают. Я не раба! Раба не я!
   - Это, типа, восстание рабынь?
   - Это личностная революция!
   "А ведь хорошо сказанула, старуха! - похвалила я себя. - Тебе бы на митингах выступать, не батрачить до потери пульса на упырей из ОВО "LАДИК". Вгонят в могилу они меня, болезную, такой непосильной работой... А с Толиком надо перестать ругаться. Все-таки в целом он прав по многим вопросам. Да и мужик хороший. Таких сейчас мало. Решено - мирюсь!"
  
  
  
  
  

ГЛАВА 5. КАКОЙ, НА ХРЕН, ЧЕПЧИК!?

  
   1
   Благими намерениями, сестрицы, сами знаете, куда устлана дорога. Так вышло и со мной: всего лишь через неделю после памятной стрельбы по кабыздоху я, едва успев помириться с Толиком, вдрызг с ним разругалась. И повод для нового скандала с Толиком был еще ничтожнее, чем для первого.
   Дело было так.
   Несмотря на мое обещание забыть дорогу к "Кольчужнику", я решила искать примирения с Толиком именно в стенах клуба.
   Жарким августовским вечером я вошла в спортзал "Кальчужника". Там фехтовали на тренировочных мечах Толик и Тоха (такой же, как и Толик, повернутый на исторической байде мужичок). Они были одеты в заделанные под рыцарские доспехи пластиковые щитки и воняли потом.
   - Всем привет! - известила я народ о своем прибытии.
   Толик и Тоха остановились и сняли шлемы.
   - Привет-привет! - отсалютовал мне мечом Тоха.
   - И тебе, Ника, не хворать! - поприветствовал меня Толик.- Рад, что ты сегодня на позитиве, Ника. И поэтому наверняка обрадуешься новости. Совет стаи определил тебе, Натахе и Жанке роли придворных дам на большой тусне реконструкторов. Она будет в День города.
   - Мэрия дала баблосы и площадку, - поведал Тоха. - И даже шмотки с театров завезли. Иди в большую каптерку и подбери себе платье. И чепчик с туфлями!
   - Чепчик?! - ужаснулась я, ожидавшая принять участие в подобном мероприятии не иначе как в костюме какого-нибудь гусара.
   - Ага, - кивнул Тоха.
   - Какой на хрен чепчик, упыри!? - завопила я (и чего завопила, спрашивается?) - Это чо!? Типа, заговор?!
   - О чем ты, Ника? - недоуменно спросил Тоха. - Все по справедливости.
   - Фигасе - "по справедливости"! - возмутилась я (и чего возмутилась-то?). - Вы, блин, будете на лошадях рассекать по мосостовой перед репортерами, а я в массовке с дурами из "Рябинушки" буду всяких там расфуфыренных сударынь изображать?!
   Не желая вступать со мной в дискуссию, Тоха и Толик надели шлемы и продолжили бой, опозорив меня таким равнодушием к моим чувствам.
   А я вместо того, что затеять скандал или драку, стояла столбом, не зная, как поступить. Во мне вулканической лавой бурлило возмущение. И оно требовала от меня выпустить его наружу.
   Однако этим муд... этим нехорошим парням было наплевать на бушующее в моей душе пламя негодования.
   Толик сделал обманное движение, имитируя атаку рубящим ударом сверху, и в момент, когда Тоха поднял меч вверх, защищая голову, Толик уколол Тоху в живот, радостно объявив:
   - Туше! Пятнадцать - шесть. Иду на рекорд.
   Стремясь отыграться, Тоха начал более энергично передвигаться вокруг Толика, активно прощупывая его защиту обманными движениями и легкими ударами в голову и по ногам.
   От возмущения тем, что меня так нагло игнорируют, я покраснела - мои щеки запылали, словно их отхлестали березовыми вениками.
   - Гады вы все! Ухожу от вас! - крикнула я, потрясая над головой сжатыми от злости кулаками.
   Затем я повернулась к парням спиной и гордо прошествовала в раздевалку, чтобы забрать оттуда личные вещи, поскольку теперь намеревалась расплеваться с "Кольчужником" навсегда.
   Толик и Тоха, не обращая на меня внимания, продолжали фехтовать.
  
   2
   В раздевалке я минут пять шипела и плевалась ядом. С Толиком я решила расстаться недели на две, а с клубом порвать навсегда.
   Но потом я стала вспоминать о том, со сколькими интересными людьми я здесь познакомилась и как много всего узнала и ощутила (когда держишь в руках старинную одежду вроде вылинявшей пехотной косоворотки или потертого на швах двубортного драгунского мундира, то чувствуешь, будто соприкасаешься пальцами с душами людей прошедших эпох).
   Всего лишь за три месяца я получила неплохую физподготовку, научилась держать в руках меч и шпагу и чуток постреляла из разного оружия - от лука до маузера.
   Например, именно тут я научилась настоящей рукопашке.
   Дело в том, что во всех секциях меня учили, как правильно проводить тот или иной прием, а Толик и его братва натаскали меня умеренно калечить пиплов, не убивая их и не превращая в беспомощных инвалидов с текущими изо рта слюнями.
   Не надо, хмыкать, сестрицы! Искусство умеренного повреждения вражеского организма - это столь же высокое искусство, как сочинение рапсодий или рисование батальных полотен. Убить подонка легко. А вот отмазаться от судей, которым этот подонок почему-то милей родного брата, стоит больших денег и хлопот.
   Кстати, сестрицы, не думайте, что занимающаяся исторической реконструкцие - какие-то там уткнутые в старинные фолианты ботаны. Ни фига подобного!
   Такая шняга, как разыгрывание перед публикой битв и всяких там рыцарских турниров и прочей фольклорной ботвы, появилась у нас еще при власти коммунистов, но уже в почти перестроичные времена - в начале 1980-х годов.
   Менты и гобезопасность, конечно, сажали реконструкторов ("за изготовление и хранение"), однако желание ощутить себя легионером, кондотьером или стрельцом с каждым годом овладевало все большим количеством русского народа, который наконец понял, что никакой он не "советский человек - строитель светлого будущего", а наследник русских воинов, крестьян и мастерового люда, строивших и защищавших здание российской государственности больше тысячи лет.
   Наконец советская власть признала свое бессилие в борьбе с реконструкторами (явно не ботанами, тем достаточно было отсидеть 15 суток в кутузке, чтобы навсегда забыть и про шевроны каппелевцев, про число нарезов в стволе винтовки Баранова). И тогда реконструкторов легализовали, объявив "членами военно-исторических кружков".
   К сожалению, многие считают реконструкторов чудаками, "ряжеными", "опереточниками". И зря. На самом деле - это в основе своей вполне серьезные люди, связанные общей верой в то, что вселенское зло вполне можно победить моргенштерном или выстрелом из кулеврины.
   После крушения "лагеря социализма" реконструкторы сражались против такого зла в Югославии и Приднестровье, участвовали в маленькой гражданской войне в Москве в 1993-1994 годах.
   Немало этой романтической братвы полегло в 2010-е от пуль и снарядов фашистов в Донбассе, защитив миллионы русских людей от карателей. И если на свете есть Бог - всевидящий и всемилостивый, - то я спокойна за души наших ребят. Их ждет Рай.
   Я лично прикоснулась к этой трагической теме, когда присутствовала на похоронах, где провожали в последний путь ребят, погибших в мясорубке под городом с оптимистическим названием Счастье. Один из убитых был как раз из "Кольчужника". Любитель повозиться с моделями катапульт. Мечтал построить прямо во дворе клуба "требушет в масштабе один к одному"...
   Кстати, некоторые клубы исторической реконструции имеют иерархию, совпадающую с системой статусов эпохи, которая воссоздается. Например, поручики и штабс-капитаны у поклонников Белой Гвардии или воеводы и дружинники у тех, кто занимается Русским Средневековьем.
   Случись что, перевести такие звания и чины в реальную боевую структуру - плевое дело. И вот тебе уже кадрированный полк, бригада, дивизия. А набрать рядовой состав у нас - не проблема. Наш человек всегда готов к глобальному кипишу.
   Так что с Толиком и его братвой в преддверии нашествия армии Тьмы надо будет обязательно дружить. Чем крепче, тем лучше.
   А еще надо возобновить старые связи в среде так называемых сталкеров. Это ребята, которые готовятся к жизни после Армагеддона. У них тоже есть свои клубы - так называемые клубы по выживании.
   Одни клубы специализируются на эпохе после ядерной войны и, с умилением слушая радостное щебетание счетчиков радиации, проповедуют эстетику Припяти - серый бетон заброшенных объектов, таинственные бункеры, полные мутантов, и зарастающие травой и кустарником пустыри промзон, где таятся всяческие аномалии.
   Другие клубы сталкеров готовятся восстанавливать цивилизацию после столкновения Земли с астероидом.
   Здесь и романтика ночных лесных костров в горах Алтая, и тяжелый быт землянок, и грохот молотов в самопальных кузницах, вонь от первых нефтеперегонных установок...
   Ну а членов третьей категории клубов я вообще знаю всех наперечет - это те, кто будет отбиваться от зомби на городских крышах.
   Тут все просто. Надевай непромокаемую и не поддающуюся зубам тварей робу. И иди к супермаркету. Там с голоду не умрешь. Возьми туда с собой холодное оружие, огнестрел и не меряно патронов к нему, ибо зомби будут идти к тебе в гости миллионами. Им, судя по голливудской ботве, чудища всегда топают всей толпой туда, где на полках полно пива и чипсов.
  
   3
   Я забрала из шкафчика свои манатки и вернулась с набитым доверху баулом на спине в спортзал.
   Мое возвращение осталось незамеченным, ибо в этот момент Тоха попытался поднырнуть под меч Толика, но тот врезал сопернику рукоятью по башке.
   От такого удара Тоха опустился на колено, снял шлем и затряс головой, пытаясь навести в ней порядок после сотрясения.
   - Шестнадцать - шесть! - торжествуя, объявил Толик.
   - Чего там с Никой-то творится? - спросил его Тоха.
   - Недавно из-за ерунды посрались, - не стал скрывать Толик. - Какая-то нервная она последнее время.
   - Как пить дать, ранний климакс, - уверенно заявил Тоха (ну не подлец ли, а?). - Не боись, лет через двадцать-тридцать у нее все в норму придет. Я ж ветеринар - в этом шарю на все сто.
   - За тридцать лет она мне раз сто успеет яду в щи подсыпать, - резонно заметил Толик.
   - Давненько в нашем клубе не разыгрывались такие страсти, - рассмеялся гаденыш Тоха, не замечая меня. - А классно: мечи-шпаги, любовь-морковь, сопли-вопли и куча сердечных страданий.
   - Не думал, что Ника настолько тупа, чтобы впустую истерить, - сказал Толик. - Главное, чтоб она не сожгла в расстроенных чувствах наш клуб.
   - Не собираюсь я жечь вашу развалюху! - объявила я пацанам. - Но ноги моей в ней больше не будет, сукины вы все дети!
   Поняв, что я слышала их гнилой базар, "сукины дети" сконфузились. Тоха сделал вид, что озабочен состоянием своего меча. А Толик снял шлем и, держа его в руке, попытался объясниться:
   - Пойми, Ника, историческая реконструкция не только изготовление разной бодяги по старинным образцам, ремонт и скупка всякой допотопщины. Нам важнее дух того времени, которое воспроизводим. А дух большинства эпох: это когда мужчина - все, а женщина - ничто.
   - А я думаю, что историческая реконструкция должна больше выражать дух нашего времени, - возразила я. - А в наше время у женщины больше шансов пробиться наверх. Британские ученые доказали это уже давно. Мы более дисциплинированны, трудолюбивы и образованы. Кстати, женщины, несмотря на всю свою хрупкость, не шибко великую мышечную силу и ранимость психики, намного сильнее мужчин. Мы лучше терпим боль и меньше болеем. Мы выносливее мужчин. И лучше.
   Толик и Тоха гаденько захихикали.
   - Уж не себя ли, Ника, имеешь в виду? - поинтересовался Тоха.
   Зная мой нрав, он не спешил снимать шлем.
   - У меня, между прочим, целых два высших образования... неоконченных, - сообщила я народу. - И грамота о победе в школьной олимпиаде по литературе есть.
   - Извини, Ника, мы не хотели тебя обидеть, - повинился Тоха, видимо, вовремя вспомнив, как я его на тренировке чуть было не зарубила шашкой. - Да и вообще спор о том, кто круче мужики или бабы бессмыслен.
   А вот Толик полез в бутылку.
   - Ты не права, Ника, - безапелляционно заявил он тоном старого, глуховатого учителя французского языка из сельской школы с прохудившейся крышей и бегающими по коридорам крысам. - Сейчас нужны не герои и героини, а тупые исполнители - люди-роботы, у которых нет эмоций и вредных привычек. Вот ты у себя в ОВО "LАДИК" - никто и ничто.
   - Чо!!! - возмутилась я и атаковала Толика баулом, словно кистенем.
   Толик пытался уйти в сторону, но я сбила его с ног подсечкой.
   Шлем выпал из рук Толика и подкатился к моим ногам.
   - Не убивай его, Ника! Не убивай до Дня города! - с издевкой заголосил засранец Тоха. - Иначе у нас все сорвется. А уж после праздника можешь прикопать его трупешник где-нибудь на Промзоне. Я тебе даже лопату найду.
   - Издеваетесь над беззащитной девушкой, да? - ударом ноги я зафутболила Тохе толиковским шлемом в солнечное сплетение.
   Тоха охнул и согнулся, держась за живот.
   Толик подобрал меч, но с пола не поднимался. Сидел гад и громко хохотал надо мной и Тохой.
   Я негодующе посмотрела на Толика и сказала:
   - Обещаю: такую карьеру сделаю в своей компании, что вы все обзавидуйтесь!
   - Не верю, - заявил Тоха.
   - Не веришь?! - зашипела я.
   - И я не верю, любовь моя, - поддержал мелкого гаденыша Тоху Толик.
   - Прости, Толик, но я больше - не твоя любовь! - заявила я, возмущенная таким неверием в мои таланты.
   - Типа, развод и девичья фамилия? - квакнул осмелевший Тоха.
   - Типа того, - кивнула я ему. - А карьеру я сделаю такую, что никому из вас и не снилась. Плевала я на вашенский клуб. Чистите и дальше ржавчину с помойного старья сами. А я ухожу вас - за славой и величием. И возвышусь так, что вы будете рыдать, сожалея, что когда-то меня тут чмырили.
   Я направилась к выходу. И услышала голос Тохи:
   - Чо это с ней, Анатоль?
   Диагноз Толика был краток:
   - Паранойя, кажется.
   "Нет, сейчас я с этими скотами разбираться не стану, - решила я. - Но обязательно отомщу. И мстя моя будет столь жестока, что легендами о ней еще пару веков матери будут пугать непослушных детей".
   - Нет, сукины дети! - крикнула я, обернувшись к моим хулителям. - Это никакая не паранойя! Таков мой путь - путь женщины-воина!
   О, если бы я знала, что выбранный мною путь уже через месяц приведет меня прямиком к существам, которых я с детства до ужаса боялась... то все равно бы вряд ли бы смогла свернуть с этой дорогой. Ибо сказано: решительных судьба ведет, а трусливых гонит пинками.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ЧАСТЬ II. ЗАПАХ ЗОМБИ

ГЛАВА. 1. НЕМНОГО СТРАШНОВАТО

  
   1
   Очаровательная, миниатюрная и романтическая брюнетка со взглядом трепетной лани и сурово сжатыми губами профессиональной охотницы на упырей - стояла на холодном осеннем ветру, крепко прижимая к себе толстую папку из белой кожи и бодро хлюпая носом.
   Если кому интересно, то сия очаровательно и романтически хлюпающая брюнетка - это я, Ника Лодзеева. Отличный страховой агент. Настоящий гражданин нашей многострадальной Родины. Ценитель поэзии. Бесстрастный исследователь общества. Талантливый психопатолог-любитель. И просто хороший человек. Весьма тонкой души человек. Впечатлительный. Ужасно образованный. И до коликов в животе верящий в то, что появился на этот свет не набивать пузо и голову всяким говном, а по очень-очень важному для остального непутевого человечества делу.
   Правда, по нынешнему моему виду никто бы не догадался, что видит перед собой будущего мессию. Вид у меня сейчас был не просто грустный, а весьма даже унылый и подавленный.
   И если бы в моих руках имелся привязанный к шее булыжник, а не папка, то художникам Ивану Айвазовскому и Василию Перову с меня впору было рисовать в четыре руки социально-маринистическую картину "Маруся идет топиться".
   Под стать выражению лица были и мои мысли. Лучшие из них дезертировали, а те, что остались, были полной галиматьей и никуда не годились, кроме мусорного ведра.
   Меня мучил страх перед неудачей. В мою голову вторгались потоки всякого невротического дерьма и подло влезали пораженческие настроения.
   "Не важно, что я не смогу им ничего впарить, - думала я. - Важно то, что я еще глубже погружусь в пучину самоедства и неудач. Не ту я на себя работу взвалила. Вот старуха Кислицкая - она еще с Лужком работала - всю Москву, особенно всякие строительные шараги знает. И все делает со смешком, с улыбочкой. И везет ей как незнамо кому. А я - лишь жалкое подобие страхового агента. Неумеха и неудачница".
   Чтобы выкинуть такую пессимистическую тематику из башки, я вслух продекламировала мрачные строки Блока, настраивая себя на серьезные дела:
  
   Со мною утро в дымных ризах
   Кадило в голубую твердь,
   И на уступах, на карнизах
   Бездымно испарялась смерть.
   Дремали розовые башни,
   Курились росы в вышине.
   Какой-то призрак - сон вчерашний -
   Кривлялся в голубом окне.
  
   И чехарда никчемных мыслей исчезла. Зато тревожное ощущение приближающейся беды усилилось многократно.
   Я сунула папку под мышку. И тоскливо посмотрела на мрачные свинцовые тучи, которые неслись по окрашенному кроваво-красным рассветом небосклону. Такая невеселая картина опять навела меня на массу неприятных дум. И я поспешила опустить взгляд на крышу стоящего на другой стороне улицы здания.
   Над той крышей сияла жутким и зловещим рубиновым светом неоновая вывеска: "Корпорация "ИNФЕRNО". И именно в этой корпорации должна была решиться моя судьба.
  
   2
   Морально и физически здоровый человек ни за что бы не назвал ветер, трепавший полы моего темно-коричневого тренча, "пронизывающим" или, там, "ледяным". Обычный сентябрьский ветерок - фигня фигней для вменяемо одетых пиплов.
   А вот, меня, сестрицы, трясло на этом ветру так, словно я сидела в неглиже на сугробе посреди тундры и вокруг выла ледяная февральская метель.
   Да и как тут не трястись, коли: во-первых, передо мной стоит офис корпорации, не хило поднявшейся за последние годы на похоронном бизнесе и сопутствующих ему товарах и услугах, во-вторых, сердце наполняется предчувствием беды, а в-третьих, мой ум упорно связывает первое со вторым и советует бежать отсюда как можно быстрее.
   "Чего ты боишься!? - спросила я себя. - С твоим копеечным жалованием, старуха, ты - живая - не представляешь для гробовщиков и могильщиков весьма незначительный интерес. Вот отбросишь копыта, тогда заинтересуешь всерьез".
   "Ничего я не боюсь! - гордо ответила я себе. - Просто немного страшновато. Уверена, в "ИNФЕRNО" работают одни маньяки: некрофилы, таксидермисты, любители котлет из человеченки и прочие патологоанатомы. Ну не станет же нормальный человек без угрозы жестокой кастрации связываться со жмуриками и их обезумевшей от горя родней?!"
   Мое предположение подтверждал дизайн здания. Мрачная темно-серая облицовка. Тонированные солнцезащитной пленкой черные окна. На карнизах верхних этажей - горгульи. Меня поразил жуткий вид каменных чудовищ: крылатых гиен, бесов с изогнутыми рогами и козлиными бородками, нетопырей с огромными клыками, трехголовых химер и еще каких-то тварей, порода которых была мне совершенно неведома.
   "Это ж какое больное воображение надо иметь, чтобы заказать таких уродцев для украшения фасада?!" - мне стало не по себе, но страшилища помимо моей воли притягивали к себе взгляд, полный отвращения и культурного шока.
   Усилием воли я заставила себя отвести взгляд от чудищ. Но омерзение и страх, вызванные созерцанием их мерзких рож, меня не покинули. Впрочем, они вместо парализующей мышцы паники напитали мое тело адреналином.
   И несмотря на то, что моя шевелюра норовила встать дыбом, я была готова черт знает на что: нестись, петляя как заяц, под перекрестным пулеметным огнем, принять корону российских государей, натощак выпить литр паленки или же дать отсюда деру так, что за мной не смог бы угнаться даже самый быстроногий ямайский спринтер.
   Вероятно, именно с таким же компотом в башке солдаты на фронтах мировых войн неслись в решительную штыковую атаку на вражеские танки, крича "Ура!", "Банзай!", "Хурра!", "Алла!" и "Йаху!"... Что?! Считаете, сестрицы, будто никто со штыком на танк не полезет?
   Гм. Ну а может, такой приказ бойцу дали. И ему, бедолаге, теперь надо срочно переть на танк... Как-как?! Считаете, таких придурочных приказов никто дать не может?
   Ну, сестрицы, не знаю, как там, на войне, а вот в обычной жизни подобного рода распоряжений выше крыши. И речь в них идет о вещах, куда более бессмысленных, чем ковыряние штыком танковой брони. Я вот, допустим, от своего шефа - Пал-Никодимыча - получила указание именно такого рода...
   Мои тревожные размышления внезапно были нарушены раздавшимися сзади звуками флейты.
   Я вздрогнула, обернулась и увидела сидящего на тротуаре дудочника - узкоглазого старика-попрошайку с жиденькой седой бороденкой a la Хо Ши Мин в надвинутой на глаза шляпе нон.
   Дудочник играл какую-то унылую мелодию на флейте крысам, стоящим перед ним на задних лапах. Крысы стояли, не шевелясь, прижав лапки к груди и внимали музыке.
   В любом другом случае я бы шарахнулась от крыс с визгом и матерщиной; очень уж противны мне эти серые твари. Но сегодня я была настолько погружена в свои чувства и мысли, что мне было плевать на хвостатых фанатов музыки дудочника.
   На асфальте перед дудочником лежала жестяная банка с милостыней. Заметив мой интерес к своему унылому творчеству, попрошайка потряс жестянкой с монетами передо мной. Наверное, решил поделиться со мной выручкой.
   - Оставь себе, дед! - отмахнулась я от него. - Не нужны мне твои копейки. У меня получка через неделю - с голоду не подохну. Лучше крысюков своих подкорми. А то они какие-то квелые у тебя.
  
   3
   Я перешла улицу, обогнула автостоянку, поднялась на широкий тротуар и оказалась у резной двустворчатой двери в офис "ИNФЕRNО".
   Уже полгода моя страховая компания ОВО "LАДИК" пыталась всучить этой корпорации наши услуги. Кстати, у нас таких услуг - огромнейший, не побоюсь даже сказать, бескрайний ассортимент. Страхуем у всех все, что угодно, по вполне приемлемым тарифам.
   Позавчера, например, моя шарага ухитрилась уломать одного из коллекционеров экзотической живности застраховать усы своего самого породистого таракана на кучу баксов. Так что, сестрицы, если чего страхануть хотите, обращайтесь ко мне - Нике Лодзеевой - страховщику с многомесячным стажем экстраклассной работы.
   На двустворчатой двери офиса я с удивлением увидела изображение танцующих скелетов. Нервно хихикнув, я влепила в лоб каждому по щелбану и... тут из офиса до меня донеслись звуки Траурного марша Ф. Шопена.
   Я вздрогнула, испуганно метнулась назад и огляделась по сторонам, надеясь, что кто-нибудь первым войдет в проклятое здание, а я тут же проникну туда за чужой спиной. Но, как назло, рядом никого не имелось. И мне оставалось только стоять и ждать, попутно ругая своего начальника, заславшего меня в эту обитель темных сил.
   Дело заключалось в том, что братва из "ИNФЕRNО" пока еще ни у кого не страховалась. Поэтому ОВО "LАДИК" (та шарага, где я пашу) из кожи вон лезла, дабы впарить им полис.
   Но тамошние явно не пальцем деланные ребята давали всем нашим финтам стойкий отпор. И на "ИNФЕRNО" поставили в нашей компании большой жирный крест.
   Правда, не все этот крест поставили окончательно. Его, допустим, совершенно никуда не собирался ставить мой непосредственных начальник Пал-Никодимыч - змеюка он подколодная.
   Из-за этой змеюки и торчу здесь. Вот была бы сейчас на моем месте какая-либо другая деваха, то она уже бы давно убежала бы в испуге отсюда.
   Но у меня мандраж всегда сопровождается повышенной агрессивностью. И вместо того, чтобы описаться и удрать, я готова отмутузить взвод спецназа или выйти против толпы фанатов "Зенита", размахивая спартаковским шарфиком...
   "Так, ладно, хватит прохлаждаться, пора штурмовать эту цитадель Зла", - стиснув зубы, я нехотя приблизилась к подозрительной двери. Осторожно взялась за сделанную в виде ухмыляющегося черепа ручку на правой створке. И попыталась открыть ее.
   Однако та никак не отреагировала на мои действия.
   Заподозрив, что та заперта, я сделала шаг назад и поискала глазами рядом какую-нибудь шнягу вроде домофона, чтобы жмякнуть на его панели какую-нибудь пимпу и попросить охрану впустить меня в сие архизловещее заведение.
   Поискать-то поискала, да вот не нашла - передо мной были лишь дверь да покрытая мрачной темно-коричневой штукатуркой стена. Ох и разозлилась же я на такие шуточки. Дернула еще пару раз за ручку-череп. На этот раз намного сильнее. Безрезультатно!
   О, мой га-а-а-д, вашу мать! Как я ненавижу такие страхолюдные шараги! Тут либо чокнутые сектанты всем правят, либо криминал. Им наши полисы и нафиг не сдались. В одних таких шарагах надеются на своих богов, а в других - на бандитскую крышу.
   Вы, конечно, тут же мне заявите, сестрицы, мол, нефиг туда переться, лучше пойти зоопарк покормить килькой розовых фламинго.
   Эх, подруги, в какое-нибудь другое время я бы обязательно последовала вашему мудрому совету - плюнула на эту шарагу и умотала отсюда в гордом осознании своего полного духовного и интеллектуального превосходства над мерзкими гробокопателями.
   Но, увы, сегодня я не имела права пройти мимо этой некромантской хохломы, ибо вчера...
  
  
  
  
  

ГЛАВА 2. КИБОРГ-УБИЙЦА

  
   1
   ...Вчера меня вызвал к себе Пал-Никодимыч - лысый пожилой толстяк, в последние дни проявляющий просто невероятную трудовую активность, от которой из всех его подчиненных больше всего страдала я.
   Войдя в кабинет начальника, я неожиданно наткнулась взглядом на стекла его темных очков, пребывающих на том месте, где я привыкла видеть угрюмо глядящие из-под нахмуренных бровей поросячьи глазенки шефа.
   "Он стал похож на старину Шварценеггера из "Терминатора", - подумала я. - Прибавить к росту полметра, убрать обвислые щеки и пивной живот, дать в руки ружьишко и получиться настоящий киборг-убийца. Хотя нет, в мувешнике всех мочил не киборг, а робот-уничтожитель, прикидывающийся киборгом-убийцей. Может, и Пал-Никодимыч тоже только прикидывался пьяницей и инфарктником, а на самом деле его брюхо наполнено вовсе не пивом, жиром и калом, а нанороботами и жидкой алмазной сталью, легко превращающейся в боевые лазеры".
   Меня настолько поразило очкастое преображение начальника, что я даже позабыла с ним поздороваться и спросить, чего он, брутальный киборг-очконосец, от меня хочет.
   Но Пал-Никодимыч не стал ждать от меня подхалимских восклицаний вроде: "Как спалось, Пал-Никодимыч?", "Простатит не мучал?", "Не стреляло ли в левом ухе?" или "Не пошаливает ли сегодня у Вас сердечко?", - а сразу взял быка за рога:
   - Ты, Лодзеева, за что зарплату получаешь?
   - За работу страховым агентом, Пал-Никодимыч, - ответила я, делая вид, что нисколько не удивлена тому, что мозг начальника пробило тяжелым приступом склероза.
   Поскольку Пал-Никодимыч не спешил продолжать расспросы, я, дабы помочь болезному, взяла нить беседы в свои слабые женские руки:
   - Ставка да еще комиссионные за полис... М-м... Кстати, правильно делаете, Пал-Никодимыч, что не запоминаете подобные мелочи. Все учебники менеджмента советуют думать исключительно о самом важном. Это еще в прошлом веке мои британские коллеги доказали.
   - Когда это они у тебя в коллегах оказались?
   - С тех пор, как начала грызть вузовский гранит науки. А пред ее светлым ликом все ученые - коллеги и сотоварищи по борьбе с невежеством. А британские ученые - самые лучшие в Англии, они даже лучше английских. Дедушку Дарвина помните?
   - А-а-а...
   - Тот как раз был ярким представителем братвы британских ученых. Их там целая мафия, однако. Покруче масонов. Правда, я теперь совершенно не исключаю, что и среди масонов найдутся пара десятков британских ученых, если хорошенько прошерстить ихние ряды. Так что, не парьтесь, Пал-Никодимыч. Если Вам отшибло память, значит, Вы просто перешли на более высокий интеллектуальный уровень управления людскими ресурсами.
   - Не-е-е-т, Лодзеева, мне память не отшибло! - как всегда не согласился со мной начальник. - Просто хотел убедится, что и у тебя с ней порядок.
   Пал-Никодимыч повернулся к шкафу. И взял с полки, над которой красовалась табличка с готическими... нет, скорее, кириллическими буквами, сложенными в короткую, но заставляющую истекать любопытством надпись "Агентура", желтую пластиковую папку с моей фамилией на корешке.
   - На память пока не жалуюсь, - насторожилась я. - Хотя, конечно, курсы мнемоники за казенный счет, мне не помешают. Давно пора повысить квалификацию. Говорят, в Куршавеле неплохие курсы есть. И хотя меня тошнит после первого же литра французского вина и с языком ихним непорядок, однако ради нашей замечательной конторы мне совершенно не в лом слетать в это гиблое место на пару месяцев.
   - Не там ты шустра, Лодзеева, где надо.
   - А где надо, Пал-Никодимыч? Только скажите - мигом брошусь.
   - На какую с-сумму делаешь с-страховок в месяц? - спросил непонятно с чего начавший заикаться (напугал его, что ли, кто?) Пал-Никодимыч, листая содержимое желтой папки.
   Чтобы увидеть ее содержимое, я вскочила со стула и направилась к Пал-Никодимычу, задев плечом висящий на стене портрет основателя ОВО "LАДИК" - П.П. Прушкина, имеющего типичную для сделавшего бизнес на руинах СССР российского миниолигарха мордуленцию - обвислые щеки, толстая шея и уныние вперемешку с настороженностью в глазах.
   Портрет сорвался со стены. Но я успела подхватить его в нескольких сантиметрах от пола (вот какой я молодец - реакция не хуже, чем у мангуста). Слава Богу, увлеченный чтением Пал-Никодимыч не заметил этих манипуляций с портретом.
   - Так ведь в жизни по-разному бывает, Пал-Никодимыч, - я быстро вернула портрет на место. Сегодня густо, а завтра пусто. Тьфу! То есть, наоборот: завтра груды золота и брильянтов на платиновом блюде и фонтан из шампанского в "Савое", а пока - ни шиша.
   - У тебя за все лето - только "ни шиша", - Пал-Никодимыч ткнул пальцем в дату моей последней удачной сделки.
   - Это у меня-то?! - на всякий случай возмутилась я.
   - У тебя-то! - Пал-Никодимыч встал и ударил папкой по столешнице с такой силой, что та чудом не треснула.
   - У меня-то?
   - У тебя, у тебя, Лодзеева, не с-сомневайся. С-стоит задуматься.
  
   2
   Я послушно задумалась.
   Да, мой шеф, конечно, засранец и придира, но сейчас, откровенно говоря, он был абсолютно прав. Летом я и в самом деле не смогла продать ни одного серьезного полиса, несмотря на то, что моталась по столице, как оглашенная. Моталась, моталась и замоталась так, что нервы все сожгла.
   И тут попалась мне брошюрка экономиста и социолога Вильфредо Парето, где рассказывалось о Принципе успеха. И как только оную прочитала, я поняла, что все это про меня и для меня.
   Парето был правильный мужик и не тратил время на впаривание публике разной гештальт-пурги и фрейдизма-бихевиоризма и прочего структурализма. Старина Парето часто говаривал, мол, не надо надрывать пупок выше собственной крыши, иначе она поедет, шурша шифером и хрустя черепицей.
   Запомните на всю оставшуюся жизнь, сестрицы, лишь 20% усилий приносят нам, как тормозам, так и торопыгам, 80% результата, а остальные 80% усилий - физический вред, моральный и финансовый ущерб и с трудом натянутые на уши 20% прибытка, которые никак не компенсирует нанесенные бессмысленной возней ущерб и вред. Я бы переформулировала Принцип Парето таков: 1) 20% нужных действий влекут за собой 80% пользы и 20% гадостей; 2) 80% лишней беготни влекут за собой 20% пользы и 80% таких гадостей, что лучше ну его на фиг.
   То есть, ежели сосредоточится не на том, как и что делать, а на том, какую пользу извлечете из сделанного, то можно будет подобрать для себя такой набор действий, которые сократят объем лишней суеты и шаманских плясок на пустом месте до минимума, увеличив до максимума навар и пользу для душевного здоровья.
   При этом (согласно графической Кривой успешности все того же Парето) из каждой ситуации можно снять сливки только до определенного уровня. А дальше - сколько не вкладывайся, эффекта не будет, хоть ты тресни.
   Эх, если бы я знала про все это, то ни за что бы не стала постоянно цапаться с Толиком. Ибо поначалу он поддавался на мои скромные требования, а потом - бац! - и мы с ним расплевались. Видать, я выжала из ситуации все, что она могла дать, и дальнейшее повышение ставок было совершенно бессмысленно.
   Ну ладно я, человечек контуженный кинематографом и обремененный сверхчувствительностью натуры. Пропащий, одним словом, человечек. Вычеркнутый из списка получателей сладких пряников от небесной инстанции.
   Так ведь не во мне дело, сестрицы, а в вас. Вечно вам неймется довести ситуацию до предела.
   Дали вам зарплату в штуку баксов в месяц, а вы: "Мало! Дай пять!" А потом, мыкаясь по кабинетам биржи труда, думаете: "Блин, надо было сначала новую работу присмотреть, а потом уже наезжать на начальство насчет прибавки жалования.
   Дали вам мужика, так радуйтесь, а не гундите, мол, он для вас слишком небрутальный. А вот когда он по пьяни даст вашем милой мордочкой о стену, тогда только поймете, что лучше быть живой и здоровой с небруталом, чем мертвой и покалеченной с отморозком.
   Поймите, все ваши стервозные заморочки - не ваши нутряные чувства, а навязанный с детства поведенческий стереотип. С ним вы - полуфабрикат для обработки повелителями зомби.
   Ведь ясно и пьяному ежику, что захват повелителями зомби мозга человека успешнее всего идет тогда, когда у человека слишком много нерешенных проблем, большая часть из которых надумана, а остальная появляется из-за того, что человек тратит слишком много времени и сил на эти надуманные проблемы.
   Будущие жертвы повелителей живут не по своей воле, хотя им-то как раз кажется, будто самостоятельней их нет никого на свете. Увы, они вечные исполнители чужой воли.
   "Столько Толик одних только баблосов на меня потратил, - вздохнула я. - А сколько я на него - времени и чувств? И что? Неужто все зря!? А может, это и были те 20% Парето, а остальное в моей жизни - бесполезная мутотень? Вдруг я себя будущее счастье поломала? И из-за чего? Из-за бабских амбиций. И из-за нервной работы. Так на фига мне такая работа?.. Но с другой стороны, я уже объявила пацанам о своем карьерном плане. И если с этим обосрусь, то опозорюсь на весь "Кольчужник". А Толик после такого сможет подкалывать меня целую вечность, вспоминая о моем несостоявшемся возвышении на страховом Олимпе. Нет, никакого увольнения! Любой ценой удержаться на работе! Любой ценой договориться с Пал-Никодимычем! Любой ценой..."
   Вдруг появилось у меня внутри организм острое ощущение неминуемого приближения к катастрофе, к чему-то до ужаса страшному, намного более жуткому, чем разборки с Толико или увольнение. У меня аж испарина на лбу выступила от дрожи в правом колене.
  
   3
   Заметив, что портрет основателя ОВО "LАДИК" перевернут и П.П. Прушкин висит вверх ногами, как в 1945-м Бенито Муссолини на площади Милана, Пал-Никодимыч с подозрением посмотрел на меня.
   "Блин! - мысленно выругался я. - Интересно, как же это я ухитрилась повесить Прушкина вниз башкой? Получается, рамка у портрета заточена под вешание как сверху верхом и снизу низом, так и низом сверху и сверху низом. Не исключаю, что нашего босса можно вешать даже левым боком к правому и правым боком к левому".
   Я с наигранной задумчивостью на лице развернулась и села на прежнее место, делая вид, что не имею к наглому надругательству над священным обликом П.П. Прушкина никакого отношения.
   - А ведь мы, к твоему сведению, Лодзеева, не просто с-страховщики, а еще и с-сотрудники особого маневренного отдела, - проговорил Пал-Никодимыч, пытаясь вернуть портрету нормальное положение. - А что в нем должны делать с-сотрудники?
   Попытка Пал-Никодимыча придать изображению П.П. Прушкина соответствующее его рангу положение на стене привела к тому, что из нее вывалился вместе с дюбелем шуруп, на котором должен был висеть портрет главы ОВО "LАДИК".
   - Любить своего начальника по три раза в день, - ответила я шефу и тут же уточнила: - В хорошем смысле любить. Платонически.
   - Не угадала.
   Пал-Никодимыч положил портрет П.П. Прушкина на стол. Полез в нижний ящик стола. Вытащил оттуда молоток и жестяную банку с гвоздями. Достал из нее самый крупный из них. И приготовился вбить его в стену.
   - Не угадала насчет любви? - полюбопытствовала я.
   Права русская поговорка "Не говори под руку". После моих слов Пал-Никодимыч со всей силы ударил молотком, целя по шляпке гвоздя. И промахнулся.
   По гвоздю шеф не попал. Зато попал по стене.
   Выбитые из нее куски штукатурки и кирпича посыпались на пол. А сверху на Пал-Никодимыча упали детали потолочной облицовки.
   Я с детским восторгом смотрела на происходящее. Затем сорвалась с места. Подскочила к покалеченной стене. И заворожено провела ладонями по краям внушительной вмятины, образовавшейся на месте удара.
   "Откуда у шефа такая сила взялась? - подумала я. - Он же совсем недавно даже системник компа на своем столе не мог без чужой помощи передвинуть".
   - Ну и силища у Вас, Пал-Никодимыч - таким ударом можно башку вдребезги раскурочить, - польстила я шефу. - Уверена, Вы бы легко смогли бы проломить кулаком голову нашего охранника Никиты, которую, как известно не берет даже двухлитровая пивная кружка.
   - Гм...
   - И я бы теперь не рискнула на Масленицу выйти с Вами на речной лед помахаться на кулаках. Да и бороться вольным и академическим стилем тоже бы не стала с Вами - даже под угрозой лишения тринадцатой зарплаты.
   Сконфузившись, Пал-Никодимыч мигом загородил вмятину в стене шкафом с документами. Затем снял со стены календарь с какими-то голыми телками и повесил на его место портрет П.П. Прушкина.
   Если бы собственными глазами не увидела, как шеф одной рукой передвинул шкаф, никогда бы в такое не поверила.
   Этот дубовый шкаф год назад сюда с трудом прикантовали четыре грузчика. А теперь его - ко всему прочему набитого доверху документацией - Пал-Никодимыч одной левой передвинул, не напрягаясь. Как такое может быть?!
   Я вернулась на место, озадаченно глядя на Пал-Никодимыча.
   - Повторяю: что должны делать с-сотрудники нашего маневренного отдела? - продолжил допрос шеф, садясь в кресло.
   - Дайте подумать... Учить китайский язык!
   - На кой он нам с-сдался?
   - Китайцы скоро захомутают весь мир. И тогда мы застрахуем всех их вместе с пандами на триллионы юаней.
   - Не угадала ты, Лодзеева, насчет юаней. Запомни: наши с-сотрудники должны не работать, а с-совершать героические подвиги, для этого наш отдел и с-создавали. Отныне, Лодзеева, с-слово "подвиг" должно с-стать для тебя ключевым.
   Я вскочила со стула и, глядя на Пал-Никодимыча преданным взглядом, ударила себя кулаком в грудь, уронив свою любимую белую папку на пол, и пафосно произнесла:
   - Уже давно стало. Я прямо-таки горю на работе. Некогда даже пепел с головы стряхивать.
   Я подняла свою папку и сунула ее под мышку, изображая готовность идти в бой за родную фирму.
   - Врешь! - недоверчиво покачал головой Пал-Никодимыч.
   - Не вру! Клянусь в том здоровьем нашего босса - П.П. Прушкина! Чтоб он сдох, когда выцежу из себя хоть капелюшечку лжи!
   - А почему ж тогда у тебя, Лодзеева, голяк? Знаешь, чем таковое чревато?
   Я драматически, даже, можно сказать, трагически заломила руки. Плюхнулась на стул. Придала лицу выражение тягчайшей скорби. И развела руками, снова выронив папку на пол.
   - Как доказали британские ученые, голяк в страховом деле - вещь довольно абстрактная, - я подняла папку и продолжила: - В нашем бизнесе бывает по-всякому. Вон у Кислицкой: полгода голяк был, а потом, бац, две строительные корпорации да еще с филиалами. Каково, а?
   Пал-Никодимыч, разгневанно раздувая ноздри, поднялся с кресла. Достал с полки "Агентура" красную папку (вдесятеро более толстую, чем заведенная на меня) с надписью "Кислицкая Ш.Е.".
   - У Кислицкой-то все путем, а тебя, Лодзеева, за весь с-срок трудового контракта - одна мелкота, - сказал Пал-Никодимыч, возмущенно потрясая этой папкой передо мной.
   - Так ведь специфика работы такая. Москва трудный город. Кругом уйма страховых контор. И все друг у друга клиента из клюва вырвать норовят. Мне иногда даже кажется, будто за мной следит какая-то банда из конкурирующей фирмы.
   - Да кому ты нужна!?
   - А как иначе можно объяснить такой факт: стоит мне только найти крутого клиента и замутить с ним переговоры, тут же его перехватывает какая-нибудь шантрапа, предложив более выгодные условия?
   Испытывая интерес к содержимому личного дела конкурентки, я попытается выдрать красную папку из пальцев Пал-Никодимыча.
   Но сила пальцев Пал-Никодимыча настолько велика, что он без труда поднял меня - вцепившуюся, как кошка, обеими лапами, тьфу, то есть руками в папку с чужим досье дуру - и удержал ее на весу.
   Я изумленно посмотрела вниз. Обнаружила, что мои задние лапы, тьфу, то есть ноги болтаются в полуметре от пола. Но продолжила оправдываться:
   - Ко всему прочему в нашем городе самая высокая концентрация проходимцев и хапуг. Тут даже мэров постоянно гонят в шею за рвачество.
   Пал-Никодимыч - то ли от удивления, то ли от негодования - ослабил хватку. И я упала на пол, сжимая заветную красную папку в руках.
   - Захлебывающаяся от нефтедолларов Москва, - Пал-Никодимыч открыл жалюзи и указал пальцем на виднеющуюся в окне кремлевскую башню, - это для тебя "трудный город"?!
   - Типа того, Пал-Никодимыч, - кивнула я, раскрыв красную папку. - Кумовство, рейдеры, откаты, инсайды, недобросовестная конкуренция, липовые конторы и все такое.
   Бормоча эту чушь, я быстро листала личное дело Кислицкой.
   Но Пал-Никоимыч вырвал оное из моих загребущих ручонок и вернул красную папку на прежнее место.
   "Сейчас, как всегда, заорет что-нибудь вроде: "Как ты меня задолбала своей простотой, Лодзеева! Я тебе что, мальчик!? Мы тебе что, благотворительный фонд!?", - подумала я, поднимаясь на ноги.
   Однако вопреки опасениям Ники Пал-Никодимыч спокойно сел в кресло и язвительно поинтересовался:
   - А как бы ты тогда работала в каком-нибудь провинциальном Мухосранске, где физлица - одна голытьба, а юрлиц кот наплакал, да и те ходят под бандитами?
   Пал-Никодимыч даже сквозь темные стекла очков ухитрился сверлить обвиняющим взглядом мой ни в чем ни повинный лобешник.
   "Странно, почему он не стал, как обычно, изображать брачные игры какаду и махать крыльями? - насторожилась я. - Это, между прочим, хуже всего. Значит, задумал что-то нехорошее".
   Я смущенно отвернулась от шефа, села на стул и сделала вид, что счищаю пятнышко с рукава кофточки.
   - Чего молчишь? - спросил шеф.
   - А чо тут говорить-то?! И так все ясно, Пал-Никодимыч. В Мухосранске я бы, естественно, сразу подалась истопницей в мужскую баню. Работала бы в тепле, получала бы каждый день кучу чаевых и халявный стриптиз.
   - Шутить изволим... Вот что я, шутница, тебе с-скажу. Меня нынче начальство пытало: кого из моего отдела можно с-сократить. Знаешь, чью я фамилию назвал?
   - Конечно же, старика Оглы! Кого ж еще-то?! Тут и вопроса быть не может!
   - Пхчх... - запнулся озадаченный шеф. - Почему Оглы?!
   - Он старый и больной. К тому у него хронический понос. Он у нас все сортиры загадил. Сама слышала, на него уборщица жаловалась. Она разве Вам не говорила?
   - Не-е-е-т, Лодзеева! Тут ты промахнулась. Со "с-старым и больным" Оглы я не с-собираюсь расставаться, даже если он... даже он у меня в кабинете все углы позасрет.
   - Неужели все так серьезно?! - я обвела взглядом чистенький и уютный кабинет Пал-Никодимыча и бросила на него недоверчивый взгляд.
   - Мы через Оглы имеем с-строительные ярмарки, рестораны, рынки и кучу магазинов. Да я, с-скорее, с тобой, молодой и здоровой, распрощаюсь, чем со с-стариком Оглы. Тем более что с-срок твоего трудового контракта истекает.
   - Помилосердствуйте, Пал Никодимович! Как можно меня увольнять!?
   - Мы тебя не уволим, а только выведем за штат. Твой Парето наверняка это бы одобрил.
   - В смысле?
   - Побегаешь без ставки и кабинета. Деньгу будешь получать только с отстежки по страховкам.
   - О, мой га-а-а-д!
   - Что!?
   - В смысле: ни фига себе!
   - Зато никаких отчетов и планов писать не надо. Все по-честному: как потопаешь, так полопаешь.
   У меня навернулись на глаза слезы.
   - Вы не можете так со мной поступить! - произнесла я дрожащим голосом.
   - Это почему же? Юридическую штучку какую откопала?
   - Кроме юридических, есть и другие законы. Они детально описаны Достоевским, Толстым и Чеховым, а также евангелистом Лукой.
   - Против Достоевского с евангелистами ничего не имею. А потому дам тебе последний шанс.
   - Беру, не глядя.
   - Шарагу "ИNФЕRNО" знаешь?
   - Ее слоган "Фирма веников не вяжет - фирма делает гробы!" известен по всему миру. Нехилая контора. Хоронят всех, даже королей.
   - Во-во! У них с одной только хрени для жмуриков - триста лямов зеленью выходит. А еще они с-строят крематории, возводят всякие там часовни и с-склепы. Золотое дно. Нефтянка отдыхает. А еще...
   - А еще они посылают к черту всю рекламную шнягу, приходящую от страховщиков, и гонят прочь всех агентов. Нам это особенно обидно, поскольку головной "ИNФЕRNО"вский офис - через квартал от нашего.
   - Что ж, Лодзеева, вижу с-ситуация тебе предельно ясна. Думаю, тебе ясны и твои дальнейшие действия. Ясны?
   - Как Божий день!
   - Изложи.
   Я встала со стула и изобразила с помощью пантомимы, как буду взламывать двери и красться по офису.
   - Чтобы отомстить за наш позор, мне надо пробраться в офис "ИNФЕRNО" с канистрой бензина и спалить их всех, на хрен. Предлагаю назвать будущую боевую операцию "Напалм - 2. Возмездие равных".
   - Ты прямо-таки шахид в юбке... Нет, с-сжигать похоронщиков не станем. Мы не бандиты. В с-смысле, теперь уже не бандиты.
   Пал Никодимыч достал из шкафа и протянул мне доверенность.
   Я взяла оную, прочитала ее и бросила на начальника удивленный взгляд.
   - Не поняла, Пал-Никодимыч. Вы мне, чо, даете доверенность без лимита?!
   - С-специально для такого дела выбил. С-страхуй там все, что с-сможешь. Экспертную оценку недвижимости или, с-скажем, автопарка с-сама с-сделаешь, не маленькая. Если в противопожарке и надежности охранных с-систем усомнишься, вызовешь наших с-спецов.
   - Постараюсь оправдать доверие.
   - Однако коли базар зайдет по медстраховке - особенно у топов - не влазь! Такие полисы выдаем только после осмотра врачей из нашей поликлиники. А то вдруг у них там, в "ИNФЕRNО", аферистов полно. Нас уже не раз крепко на этом деле нагрели.
   - А что, кроме мухлежа с медстраховкой, нас как-либо иначе не кинут?
   - Мы с-сами кого хошь кинем первыми. Не очкуй, Лодзеева! В отличие от большинства московских шарашек с арендованным кабинетом и липовыми гендиром и бухгалтером, у них полный реал - только один головной офис не меньше пятисот лимонов зелени с-стоит. Есть, чего с-страховать.
   - Ага-а-а-а... - задумалась я.
   - Шагай туда с утра пораньше. Навяжись на прием к их начальнику и добейся от него хотя бы с-соглашения о с-сотрудничестве. Остальное сами докрутим. Пока же тебе нужен столько контракт, сколько контакт.
   - Но таким образом я, как фанера над Останкинской башней, пролечу мимо комиссионных.
   - Базара нет, если тебе удастся с-сразу заключить договор...
   - То-о?
   - ...Или хотя бы получить принципиальное согласие рассмотреть условия договора...
   - То-о-о?
   - ...При любом раскладе получишь тройную премию за квартал и благодарность с занесением в личное дело.
   - И-и-и?
   - А коли договор будет подписан тобой лично по доверенности, да еще выцыганишь с-солидный первоначальный с-страховой взнос, получишь десять процентов от него и будешь заласкана руководством до потери пульса.
   - Вообще-то меня нет ни малейшего шанса провернуть такое дело! Вы, вот, и то - сразу заикаться начали, как только речь зашла об "ИNФЕRNО".
   - С-с-с-с-с-с-с-с-с-с-ама ты заика! Знаешь, Лодзеева, каков главный принцип нашего отдела?
   - "Возлюби ближнего, аки самого себя"?
   - Нет, Лодзеева. Главный принцип нашей конторы гласит: коли хочешь остаться в ней работать - учись закапывать конкурентов в землю.
   - А-а, понятно. Поэтому-то вы меня и гоните к гробовщикам. Типа, на обучение.
  
  
  
  
  

ГЛАВА 3. СЕГОДНЯ НЕ МОЙ ДЕНЬ

  
   1
   Вот, сестрицы, сколько всякой экзистенциональной шняги можно почем зря навспоминать, штурмуя в хвост и в гриву офисную дверь, словно ворота осажденной средневековой крепости.
   Хорошо еще, что сверху мне на башку не падали булыжники и не лилась смола. И можно было, тихо матерясь, подумать о смысле жизни, странностях любви и коварных происках Пал-Никодимыча, да сожрут его селезенку суматранские вараны.
   Нахмурясь, я приказала себе срочно перестать растекаться соплями по сжатым, как возвратная пружина пистолета, нервам и сосредоточиться на исполнении своего профессионального долга, впарив супостатам страховку по самым крутым расценкам.
   - Что ж ты, падла, не хочешь открываться перед порядочным человеком? - спросила я у двери.
   Та упорно молчала. Наверное, не хотела тратить силы на бессмысленные разговоры с каким-то там страховым агентишкой. Я на такое отношение к себе не на шутку обозлилась. И, дабы усилить напор на непослушный механизм, уперлась ногой в дверной косяк. Затем взялась за ручку-череп обеими руками и с силой дернула ее на себя.
   Увы, дверь не поддалась грубой женской силе.
   "Прав был мой здравый смысл - сегодня не мой день", - я устало вздохнула, оперлась спиной о дверной косяк и с досады пару раз лягнула злосчастную дверь. - Наверное, дудочник сейчас ржет надо - мной вместе со своим зооуголком".
   Я посмотрела на то место, где встретила дудочника. Однако там уже не было ни его, ни крыс, вообще никого. Лишь ветер трепал отклеившийся от стены край плаката какой-то секты.
   На нем богиня смерти Кали сидела в седле, взгромоздившегося на гору мертвых европеоидов гигантского омара. Кали размахивала флагом Евросоюза. Внизу плаката было написано: "Кайтесь, брехливые трупоеды! Рак уже свищет о Конце света!"
   "Если у меня все сорвется, и в самом деле останется уповать лишь на то, что Конец света произойдет до моего возвращения в кабинет к шефу", - подумала я.
   Самое хреновое в моем положение - это то, что в предстоящем сражении за впаривание полиса "ИNФЕRNО"вцам, я не смогла миновать даже разделительную полосу между нашими враждующими армиями.
   И вот, как самая последняя из дур, я, не вступая в прямой контакт с противником, бессмысленно трачу силы на рвы, колючую проволоку и минные поля. Операцию "Битва за подход ко входу" я проиграла вчистую.
   Тяжело дыша от нервного и физического напряжения, я отошла от дверей. И стала искать взглядом другой вход в здание. Сначала на первом этаже, а потом все выше и выше.
   "Блин, ко всему прочему, еще и все окна на нижних этажах закрыты, - огорчилась я. - И наверх не залезешь - у них тут даже пожарной лестницы нет. Неужели придется просачиваться через канализацию?"
   Тут мне на глаза снова попались гнусномордые горгульи. Я вздрогнула, ибо мне показалось, будто они презрительно посматривают на меня, издевательски ухмыляясь при этом.
   "Надеюсь, они мне на плешь не нагадят, - я зажмурилась, подавив в себе желание прикрыть руками голову, но тут же одернула себя: - О чем ты только думаешь, Ника!? К черту эти идиотские фантазии! Даешь исторический материализм во всей его неприглядной реалистичной критичности!"
   Я озлобленно открыла глаза. И увидела, что коварные горгульи вернули себе прежний вид, прикинувшись безжизненными каменными изваяниями.
   - Вот то-то же! И нефиг выделываться, попугаи обезьянистые! - довольным голосом поведала я горгульям.
   Как вы думаете, сестрицы, с чего бы это поутряни мерещится такая хрень? От кофия что ли? Надо с ним завязывать. Недаром пишут: "Кофий разжижает мозги и ведет к мигреням!"
   А может, у меня невроз типа фрустрации?! Для тех, кто не в теме: понятие "фрустрация" имеет не только сексуально-патологический смысл. Сие понятие идет от латинского понятия frustratio, что по-русски означает "облом". Это невротическое состояние возникает, когда ты ждал, что выиграешь миллион, а остался в долгах, как в шелках.
   Хотя нет, сестрицы, пожалуй, меня вряд ли долбит фрустрацией. Я никогда себе ничего такого и не придумываю, а, напротив, жду от судьбы всяких подлянок и падающих на башку кирпичей.
  
   2
   Отдышавшись, я вернулась к двери. Снова взялась за дверную ручку. И изо всех своих лошадиных сил потянула ее на себя, крича:
   - А-а-а! Позакрывались, гады!
   Я повисла на ручке, упершись одной ногой в косяк, а другой - в левую створку двери. Ревя от натуги, я дернула на себя дверную ручку. С треском оторвала ее. И плюхнулась задницей на асфальт.
   - О-о-о, мой га-а-а-а-д!!! Бо-о-о-льно! - пожаловалась я неизвестно кому, потирая ушибленный копчик.
   Вдруг - представьте, сестрицы, мое полнейшее обалдение! - левая створка штурмуемой мною двери совершенно так себе спокойненько - бац! - распахнулась.
   Поскольку ручки на этой створке не имелось, я и не догадалась идти через нее и билась с правой створкой. Вот ведь как хитро меня эти паразиты уделали!
   Но я тут же позабыла про козни с дверью, ибо увидела, как из нее на улицу вышел пацан, нет, не вышел, а вырвался, словно лев, проломивший могучей грудью стальные прутья клетки.
   В общем, это был настоящий мачо. Да нет, не просто мачо, мачо - это тьфу, закомплексованые уроды. Тот мужик был Мачо с большой буквы - брутального вида (тащусь с такого вида) верзила (люблю верзил) в белом костюме (люблю белые костюмы) с запонками из крупного черного жемчуга (обожаю черный жемчуг).
   На лице у Мачо царили смятение и недоумение. Он остановился. И сделал несколько глубоких вдохов-выдохов.
   Я пискнула, чтобы привлечь его внимание к моему бедственному положению. Мачо вымученно улыбнулся. Подошел ко мне. Протянул руку, чтобы помочь мне встать.
   - Здразь-се! Меня Никой зовут, - представилась я.
   Мачо пробормотал нечто невразумительное. Что-то среднее между "тетрагоноптерус - это ромбовидная тетра", "трековый детектор ядерных флуктуаций" и "я король весеннего бамбука".
   Кокетливо улыбнувшись Мачо, я протянула к нему руки, в одной из которых была оторванная от двери ручка-череп.
   И тут случилось то, что случилось. Мачо, увидев череп, испуганно замер и простонал:
   - Не-е-е-е-е-е-е-т!!!
   Затем он дернул от меня, словно от чумной, к стоящему неподалеку джипу. Рванул на себя дверцу. Вскочил в него. И тут же газанул с места.
   "Это он от меня? Или как? - спросила я у своего здравого смысла, недоуменно глядя вслед удаляющейся на всех парах тачке Мачо. - Оно мне снится? Или чо?"
   Ошеломленный происшедшим здравый смысл молчал. Наверное, сестрицы, он тоже офигевал от всего происходящего. Блин, утро, рабочий день, город, толпа бегущих по своим делам людей... и полный сюрреализм, отягощенный тонкостями работы страховщицы-одиночки.
   Впрочем, ощущение нереальности происходящего у меня быстро сменилось чувством его абсолютной неправильности. Черт с ними, с ухмыляющимися горгульями. Но когда от тебя шарахаются правильные мужики - это по-настоящему страшно.
   - Эх, такого принца пуганула, - проговорила я, грустно качая головой. - Высокий. Здоровенный. Весь в белом. И карета ничего. Неужели я так жутко выгляжу? Или его так сильно в "ИNФЕRNО" зашугали?
   Я размахнулась и запустила долбанной ручкой-черепом в горгулий. Но промазала. Отрикошетив от стены офиса, проклятая дверная ручка полетела в меня. Я едва увернулась от нее и вскочила на ноги. Мне послышался издевательский смех сверху.
   "Эти каменные чудовища не могут смеяться, Ника, - очнулся от обморока мой здравый смысл. - Сегодня просто действительно не твой день. Плюнь на все и иди домой пить пиво с сушеным палтусом".
   Но я тут же выкинула эту предательскую мысль из головы. Отряхнулась. Достала из кармана плаща пудреницу с зеркальцем на крышке. Посмотрелась в него... Да, сегодня у меня была какая-то совсем непутевая рожа - бледная, дурнушная и растерянная.
   Вот позавчера у меня физия прямо-таки светилась красотой, совершенством и уверенностью. Будь у меня сейчас такое же личико, то этот здоровяк сразу бы предложил бы мне руку, сердце и кругленький счет в багамском оффшоре.
   Нет, я бы, естественно, вежливо бы отвергла столь щедрое предложение. Во-первых, у меня Толик есть. А во-вторых, я не прыгаю на шею первому встречному олигарху - так меня мама воспитала.
   Я припудрила нос и щеки. Попыталась изобразить на лице улыбку. Возвратила пудреницу в карман. И, чтобы приободриться, уязвила самодовольство насмешниц-горгулий, показав тварям фак. Сначала правой рукой. А потом, поддерживая ею под мышкой папку, - и левой.
   Правда, папку я при этом все-таки выронила (слишком далеко и высоко протянула руку - хотелось уязвить проклятых каменных чудищ по полной программе). И она под дружный хохот горгулий (да нет, наверняка мне и в этот раз послышалось) шлепнулась на заплеванный асфальт.
   Подняв ее с заплеванного асфальта, я снова уязвила горгулий средними пальцами обеих рук. Горгульи мне ничем не ответили. Поняли, наконец, наглые твари, что не на ту напали.
   Я подошла к левой дверной створке - к той, через которую вышел Мачо. На ней не было ни ручки, ни надписи "Вход".
   - Конспираторы хреновы! - выругалась я. - Да чтоб всем вам - бимбошникам и мудрилам - этой дверью по башке настучали!.. Ладно, проехали. Хватит жевать сопли, Ника! В атаку, золотая рота! Патронов не жалеть! Пленных не брать! Раненных добивать штыками!
   Я выгнула грудь колесом, подняла хвост трубой и решительно вошла в офис "ИNФЕRNО".
  
   3
   Войдя в эту обитель праха и печали, я натурально офигела.
   В окутанном полумраком огромном вестибюле, облицованном черными плитами с барельефами разного рода чудовищ, стояли образцы надгробий.
   Нет, сестрицы, то были не простые, скромные и безыскусные могильные плиты, которые за штуку баксов вам сварганят на коленке из стандартной заготовки народные умельцы.
   Я увидела перед собой прямо-таки, как пишут в справочниках и путеводителях, архитектурные сооружения малых форм. Оные представляли собой настоящие произведения темного искусства - комплексы из мраморных скульптур, гранитные стелы с выбитыми на них узорами, кресты из лабрадорита и вырезанные из дуба сцены из райской жизни.
   Сзади раздался жутковатый скрежет закрывающейся дверной створки. И на моей спине засуетились мурашки.
   - Пожалуй, Мачо не даром шуганулся, меня здесь тоже оторопь берет, - поежившись, прошептала я и перекрестилась. - "Отче наш на небеси..." помилуй Нику и спаси!
   Но это было лишь началом представления. С открытым от изумления ртом я воззрилась на висящий под потолком на цепях огромный черный гроб. На нем светилась, словно ряд острых зубов свежевынырнувшего из адской лавы демона, зловещая кроваво-красная надпись: "ФИРМА ВЕНИКОВ НЕ ВЯЖЕТ - ФИРМА ДЕЛАЕТ ГРОБЫ!"
   - "А коль войду в долину смертной тени...", - прошептала я, крестясь, - избавь, Господь, от этой хренотени.
   Я двинулась вперед, не отрывая взгляда от гроба, и не заметила заступившего мне дорогу вахтера.
   Наткнувшись же на него - широкоплечего, кряжистого молодца в красной фуражке с кокардой в виде старухи с косой, черной униформе и темных очках - я испуганно вскрикнула:
   - Я ни при делах! Меня подставили! Клянусь здоровьем моего любимого боса П.П. Прушкина. Пусть он бородавками изойдет, ежели вру!
   - П-п-пропуск, п-п-пожалуйста, - произнес мужик.
   "Сразу выбрасывать за дверь не стал", - облегченно вздохнула я.
   - Вот здорово! Какой чудесный сервиз! Какое приятное обхождение! "ИNФЕRNО" - самая вежливая корпорация в мире! Еще никогда ко мне не относились сразу, как к родной! Я люблю "ИNФЕRNО"! - обрушила я на вахтера водопад своей радости. - Пропуск мне пригодится! Давай-давай-давай! Только быстро! Спешу.
   Я протянула к вахтеру руку за пропуском и добавила:
   - И лучше сразу оформи на год, чтоб сто раз в ларек не бегать. У меня тут будет полно работы. Сначала офис вашенский застрахую, потом сотрудников, а затем и их имущество. Фото нужно? Вечером занесу. Или прям тут сфоткаете?
   Пока мужик с недоумением смотрел на мою пустую ладонь, а я внимательным взглядом опытного, многажды выкинутого из кабинетов и офисов страхового агента по-быстрому обшмонала проходную, состоящую из ряда турникетов и вахтерской будки.
   Линия турникетов была намного жиже, чем в метро. И я без труда смогла бы через них перепрыгнуть. Я довольно усмехнулась - у меня таки есть шанс проникнуть в таинственное чрево "ИNФЕRNО"!
   - П-п-п-предъявите п-п-п-пропуск! - повторил злыдень уже более грозным тоном и начал меня сверлить суровым взглядом.
   "Как же его клинет, болезного, - поразилась я. - Или он по жизни заика? Может, он инвалид? А если он инвалид, то в беге должен быть слаб. Проверим".
   Я указала вахтеру пальцем на потолок и крикнула:
   - Ой-ой-ой! Там кто-то из гроба вывалился.
   Пользуясь тем, что противник отвлекся разглядыванием висящего под потолком гроба, я бросилась к проходной.
   Но реакция вахтера оказалась феноменальной - он вмиг оказывается передо мной и впился стальной хваткой в мое плечо, рыча:
   - П-п-п-предъявите п-п-п-пропуск!
   - Да он мне совсем не нужен, я ж еще вчера договорилась, что пропустят, - соврала я, с трудом отрывая от себя чужую лапу. - Мне сказали: мол, поднимись на второй этаж, сверни там налево и топай мимо третьего кабинета, что на правой стороне. Я кстати, опаздываю. Можете меня не провожать. Сама найду дорогу. Заранее благодарна. После переговоров подарю Вам коробку лучших кубинских сигар и одеколон, которым в Кремле пользуются все высокопоставленные чинуши.
   Я попыталась обойти этого козла. Но тот схватил меня за руку. Между прочим, за самую необходимую в страховом деле - за правую.
   - Ты чо, блин, делаешь, дубина стоеросовая! - вскрикнула я. - Сломаешь кость - засужу по-черному! Гестаповская морда!
   - Идите в б-бюро п-п-пропусков! - костолом указал мне, в какой стороне это бюро находится, и отпустил руку.
   Я отскочила от вахтера. И потерла атакованную им руку, морщась от боли и мысленно призывая на его голову мышиный грипп, гастрит и свинку.
   - Ты мне чуть руку не сломал! - заявила ему я и добавила шепотом: - У-у, козел! Я убивала и за меньшее!
   Засучив рукав, я оглядела пострадавшее запястье. На нем были отчетливо видны лиловые следы от безжалостных пальцев проклятого мной вместе со всем его потомством заики-вахтера.
   Я попыталась найти на его роже следы раскаяния или страха за содеянное. Но тот, сволочь и садист, как ни в чем не бывало - гранату ему в штаны, - повторил:
   - Извините, но Вам н-необходимо идти в б-бюро п-п-пропусков!
   Вахтер снова указал мне направление, в котором я должна топать от проходной.
   - П-п-пройдите по к-коридору до к-конца. Извините за п-п-причиненное т-такой к-красивой д-девушке н-неудобство.
   Я зло, словно перееханная трамваем анаконда, зашипела на вахтера, и направилась в указанном этим сатрапом направлении, бормоча на ходу бессмертные строки Пушкина:
  
   Скривив улыбкой страшный рот,
   Могильным голосом урод
   Бормочет мне любви признанье.
   Вообрази мое страданье!
  
   Я рассмеялась, забыв на время и про нехорошие предчувствия и почти покалеченную руку.
  
  
  
  
  

ГЛАВА 4. ТОЛЬКО НЕ ЗОМБИ!

  
   1
   Смеялась я недолго. В кристально чистую работу моего сознания вторглась, омрачив и замутнив его напрочь, мысль: "Что-то тут не так".
   Судите сами, сестрицы, разве бывает так, чтобы в одном единственном месте имелось столько всякой потусторонней хрени? Череп на дверной ручке. Гогочущие горгульи. Мрачный офис, где творятся странные дела. Упертый вахтер, который по подготовке тянет на мастера-рукопашника.
   Для полного соответствия антуража содержанию происходящего действа не хватало только появления какого-нибудь архилича - всемогущего повелителя всяческой нежити вроде упырей, леших и поднятыми с ближайшего кладбища зомби.
   "Нет-нет-нет-нет! - мое сердце ухнуло вниз и провалилось куда-то в район мочевого пузыря. - Только не зомби!"
   Чувствуя приближение приступа панического страха, я изо всех сил попробовала обхихикать его. Однако чего-то мне совсем не хихикалось.
   Поглаживая пострадавшую от вахтера-садиста конечность и призывая на его голову все венерические заболевания, о которых когда-то узнала из прочитанной от корки до корки Большой медицинской энциклопедии, я шла в указанном этим паразитом направлении по длинному холлу.
   Присущих таким местам кресел, рахитичных пальм, диванов и журнальных столиков со свежей прессой и корпоративной рекламой тут не имелось.
   Зато имелось нечто совершенно неожиданное: стены холла украшали изображения разных версий Того Света - христианских, индуистских, буддистских и пр., снабженные комментариями специалистов, разъясняющими содержание сих изображений.
   Я с удивлением увидела, что картины начали оживать прямо на моих глазах, и подумала: "Наверное, это рисовалось какими-то хитрыми технологиями. Скорее всего - какая-то невероятная мультипликация. Наверное, пресловутая 4D-графика"
   Я замедлила шаг у картин, иллюстрирующих взгляд на мир иной древних греков. Прищурившись, прочла подпись мелким шрифтом под первой из картин: "Гадес - бог Аида, подземного царства мертвых, старший сын Кроноса и Реи, брат Зевса, Посейдона, Геры, Гестии и Деметры, супруг Персефоны".
   Гадес произвел на меня отвратное впечатление. Он походил на бомжа, вылезшего из канализации, чтобы стрельнуть пару сигарет у прохожих: замызганная хламида, видавший виды треух из пыжика и видавший виды костыль.
   Начальник Аида стоял на берегу река скорби Стикс перед вратами в Царство мертвых, поблескивающими медной в лунном свете оковкой и гостеприимно распахнутыми настежь.
   Возле ног Гадеса плескались волны вытекающей из мрачного ущелья реки Стикс. Они несли на себе бытовые отходы, пустые бочки, сучья деревьев и отчаянно барахтающихся в воде голых орущих пиплов. Среди них плыла лодки с сутулым стариком Хароном - еще большего чмошника, чем Гадес, поскольку на лодочнике вообще не было ничего, кроме замусоленной набедренной повязки.
   Харон вытаскивал пиплов из Стикса, давал каждому из них по мощной оплеухе, чтобы перестали истерить, и складывал штабелями в свою огромную лодку, дабы позже развезти партию новоприбывших по указанным начальством адресам.
   Путь лодки Харона пролегал по Стигийскому озеру. На одном его берегу, где находились кущи Элизиума, у опушки залитого солнцем леса стоял билборд с надписью "Нету местов!", под которой чья-то требующая справедливости рука нацарапала: "Враки!"
   А на другом берегу - у входа в гигантскую зловещую пещеру Тартар, откуда выходили клубы ядовито-зеленого тумана и доносились вопли людей - висел кумачовый транспарант "Настоящие приключения для настоящих героев!"
  
   2
   Я двинулась по коридору кошмаров и ужаса дальше - к картинам, иллюстрирующим ужастик флорентинца Данте Алигьери, почему-то названный им "Божественной комедией". Ну и народец жил в Средневековье. Их прикалывали даже адские муки земляков.
   Я увидела Ахерон - ужасного вида реку, бегущую между кругами Ада, стекая водопадами вниз, ибо Ад Данте - это гигантский конусообразный карьер, уходящий в бездну. Представьте себе знаменитую якутскую кимберлитовую трубку "Мир", только в миллионы разов больше, и тогда будете иметь представление о таком вот Аде.
   В его предбаннике мыкались Ничтожества. Как гласила подпись внизу картины, это были "жалкие людишки, потворствующие усилению Зла своим непротивлением ему". Сюда попадали, судя по наличию руках грешников избирательных бюллетеней, сюда попадали, то ли избиратели, голосовавшие за продажных и лживых политиков, то ли те, кто вообще ни за кого не голосовал, то ли и те, и другие. А может, и еще какие-нибудь третьи.
   Этим бедолагам, Ничтожествам, не дали даже шанса искупить грех серьезными страданиями. Единственное их мучение - вечное ожидание и переживание за свою дальнейшую судьбу.
   В Круге первом Ада в вечной тоске томилась всякие оккультисты, члены мистических орденов и прочие спириты.
   В Круге втором ураган колотил по скалам Сладострастников - производители детской порнографии и педофилов. Среди вращаемых вихрями жертв запретной любви я узнала нескольких довольно известных личностей. Причем, вроде бы они еще не все поумирали.
   В Круге третьем гнили под дождем и градом Обжоры. Здесь мучилось пропагандисты жратвы, в частности - немало знакомых мне по телевизионным кулинарным шоу чревоугодников. И снова вопрос: они, я точно, знаю, не умерли, так за каким хреном их сюда засунули? У них же еще есть шанс исправиться!
   По ходу, художник, намалевавший эту серию, уверен, что кое-кому из ныне живущих перцев путевка в Ад уже выписана авансом.
   В Круге четвертом - месте пыток Скупцов и Расточителей - олигархи и их жены и дети перетаскивали, будучи по колено в сгнивших трюфелях и черной икре, с места на место тяжеленные сейфы и несгораемые шкафы, набитые векселями, акциями и баксами.
   В Круге пятом тонули в Ахерузийском болоте Гневливые и Ленивые - начальники, почем зря прессующие сотрудников, и чиновники, плюющие на народ.
   Тут я увидела... барахтающегося в зеленовато-черной жиже Пал-Никодимыча! И поделом ему. Правда, он пока жив. Да и откуда про него мог знать здешний-то художник? Нет, сестрицы, что хотите мне говорите, а с этим "ИNФЕRNО" что-то нечисто. Спинным мозгом чую леденящую кровь тайну, сокрытую в кабинетах сей шараги.
   В Круге шестом, похожем комплекс очередного "инновационного центра", лежали в раскаленных до красноты могилах Лжеучители. В нем я разглядела знакомых по телевыступлениям "новаторов", потрошащих госбюджет под болтовню о сверхтехнологиях, изобретателей чудо-фильтров, продавцов средств для похудения и политэкологов.
   Рядом со Лжеучителями мучились Еретики - предводители сект и разного рода общественных движений вроде Комитета борьбы за права и интересы мозамбикских лемуров.
   Все вышеописанные круги служили всего лишь предместьем расположенного ниже их адского города Дит, очень похожего на Москва-сити и представляющего собой собой Круг седьмой, состоящий из трех поясов.
   В первом из них варились в кипятке из крови Тираны и Разбойники - политики-бандиты, бандиты-политики и просто бандиты высокого полета и крышующие их политики.
   В тех из них, кто пытался вынырнуть из кипятка, суровые кентавры стреляли из луков ядовитыми стрелами в ягодицы. После такого попадания пытавшаяся сачкануть братва, воя от боли, добровольно возвращалась в кипяток, который, видимо, был менее болезненен, нежели яд.
   Во втором поясе стояли превращенные в деревья Насильники и Самоубийцы - маньяки-садисты, наркоманы, алкашня и игроманы.
   Там же неожиданно для себя я увидела вполне себе приличную братву (например честный офисный планктон и скромных домохозяек) подсевшую на тупые сериалы. Подпись под картиной разъясняла, эти грешники своим интересом подстрекали телеканалы на создание новых убивающих души людей и выносящих народу мозг киноподелок.
   Сей буратиновый лес терзали сверху гарпии, а снизу адские гончие. И из ран людей-деревьев струилась на ощетинившуюся сталью траву кровь.
   В третьем поясе, где в бесплодной пустыне под огненным дождем, рыскали в поисках воды и укрытия Богохульники и Содомиты, перед моим взором предстало великое множество представителей российского бомонда - любителей светских тусовок и звездулек политики и эстрады.
   А вот и Круг восьмой - рвы боли.
   В первом ползали по рву - прямо друг по другу - двумя встречными потоками бичуемые бесами Аферисты - создатели финансовых пирамид (в том числе и самой великой в истории человечества - Великой Долларовой), изобретатели криптовалют, известные "советники и эксперты по экономике" и политические деятели, выкачивающие с помощью инфляции деньги из карманов доверчивых избирателей.
   Во втором рве истязали Обольстителей.
   Естественно, то были СМИшники (в основном - работники теле- и радиовещания), склонявшие читателей и зрителей к воровству, убийству, прелюбодеянию, измене Родине и Богу, а также философы, писатели, художники и прочие деятели искусства, пудрящие мозги гражданам, вместо того, чтобы говорить им правду и заряжать позитивом.
   Администрация Ада намертво вморозила сию хитрозадую братию на лбу в навозные кучи. Что ж за тот интеллектуальный понос, что обрушивали на нас эти "интеллектуалы", для них торчать в навозе - самое то.
   В третьем рве - рве Святопродавцев - сидели террористы из запрещенных российским законодательством, зато поощряемых Западом группировок. Туловища этих любителей безнаказанно пытать и убивать мирных людей и были вмурованы в бетонные пандусы, по которым струился горящий напалм.
   В четвертом рве сидели с повернутой на 180 градусов башкой Прорицатели. Мнимые "футурологи". Биржевые "аналитики". Экстрасенсы "высшей степени посвящения". Сотрудники консалтинговых шараг "повышенной надежности". Звездочеты со "стопроцентно точными прогнозами". Ученые мужи из мировых академий наук с "прорывными концепциями". Уличные гадалки. И прочие "потомственные маги в десятом поколении".
   Пятый ров. Мздоимцы... А вот тут меня ждал облом.
   Вместо предвкушаемо-ожидаемых рож взяточников, пильщиков госбюджета и откатчиков на фоне бурлящего битума пылало багровым пламенем только число - "100 039 285".
   Оное норовило распасться на отдельные души, но рогатые черти в оранжевых стрингах тут же баграми возвращали страдальцев обратно в пламя, где теперь уже багровело не "100 039 285", а "100 039 286". Наверняка еще один чинуша-жулик, соблазнившись наваром с казенных денежек, обрек себя на адское пекло.
   "А вот интересно, если взяточник ко всему прочему еще и гневливый обольститеь, ленивый аферист, обжора и сладострастник, то в какой круг он попадет? - подумала я. - Как тут мучения раздают: по совокупности заслуг или по самому крутому из совершенных грехов?"
   Увы, со мной не шел гидом дока Вергилий. И вопрос остался без ответа...
   В шестом рве, залитом кипящим свинцом, томились Лицемеры - политики, обманувшие избирателей, педагоги, лгавшие своим ученикам, надувшие свою паству святоши, репортеры скандальных хроник, а также мнимые "правозащитники и диссиденты", не спасшие за всю свою жизнь ни одного безвинно засаженного в тюрягу человека.
   "Какой же, любопытно было бы узнать, великий художник делал такие картины? - удивилась я. - Иероним Босх и Сальвадор Дали со своими страшилками-головоломками тут просто нервно курят в сторонке. Им даже и не снилось такой уровень мастерства кошмарить зрителя".
   Нарисованный этим великим, но совершенно не неизвестным мне художником седьмой ров предназначался Ворам - жулью всякого калибра, финансистам банков-отмывашек, мнимым банкротам, аферистам, обувающим пенсионеров, интернет-мошенникам и всем прочим кинувшим народ на бабки. Ров кишмя кишел змеями, которые вползали Ворам во все отверстия.
   "Так им и надо, подонкам!" - подумала я, вспомнив, как моя бабушка на чем свет стоит кляла сначала власти, лишившие ее советских накоплений, а потом - банки-аферисты, куда она вбухала свою крошечную пенсию, кинувшие, кроме моей бабули, и еще десятки миллионов наивных русских людей советского разлива.
   В восьмом рве сидели Лукавцы - предавшие доверие клиентов адвокаты, нарушившие слово следователи и прочие оборотни в погонах. Очищенные от кожи тела Лукавцев горели на кострах из зэковских роб.
   В девятом рву копошились удушаемые собственными кишками Подстрекатели -проповедники религиозной и расовой ненависти, клеветники и профессиональные провокаторы.
   Причем тут стонали от боли не только идеологические лидеры шахидов-подрывников, но и ребята с Запада, снабжающих этих идеологов бабками и оружием. А еще мне попались на глаза канцелярские крысы из Евросоюза, угробившие несчастную Украину, и их пособники из нее самой.
   Десятый ров баловал своих клиентов разнообразием сервиса. Тут мучились Фальсификаторы - изготовители паленой водки, поддельных лекарств и сайтов, устроители "каруселей", поддельщики протоколов комиссий избирательных участков и прочая братва, помогающая россиянам "осуществлять гарантированные Конституцией избирательные права". Эти типчики страдали от кучи болячек - водянки, мигрени, чесотки, бешенства и пр.
   В самом низу Ада - на берегах Коцита (озера из жидкого азота) - находились четыре пояса Круга девятого.
   В поясе Каина мучили Предавших родных. Здесь проходили курс истязаний на заиндевевшей от мороза металлической пентаграмме, крепко примороженные к ней, три категории грешников.
   Первая - "интернационалисты-космополиты", погубившие в войнах, расстрелявшие, стершие в лагерную пыль и уморившие голодом десятки миллионы своих земляков ради "счастья всего человечества", "мировой революции" и "освобождения трудящихся от власти мировой буржуазии", а потом приконченные своими же подельниками.
   Вторая - представители "высшей расы" - сепаратисты и нацисты, вечные сеятели "национал-социалистических революций", безвольные марионетки в руках собственных же врагов.
   Третья - отщепенцы, изменившие народу и вере предков.
   Дальше шел пояс Антенора. Его заселили Разрушители отечеств. Здесь замерзали в снегах Беловежской пущи проткнутые ледяными трезубцами: цари, императоры, кайзеры и прочие президенты и генеральные секретари.
   А вот в поясе Толомея среди мучавшихся от разной хрени Предателей друзей я увидала себя.
   "А меня-то за что? - ужаснулась я. - Нет, никак я там оказаться не могу. Наверняка, просто та девица на меня похожа, но мной не является никаким боком. И никого я не предавала! А с Толиком и братвой из "Кольчужника" обязательно помирюсь. И извинюсь перед пацанами. Честно-честно-честно!"
   И тут же я увидела, как мое изображение блекнет и исчезает. Чтобы сохранить приобретенный на халяву status quo безгрешной особы, я быстро перенесла взгляд на следующий пояс - пояс Джудекка.
   Там Люцифер в драконьей своей ипостаси, не торопясь, довольно деликатно - по маленькому кусочку - грыз вмерзших по шею в лед Врагов человечества - манипуляторов общественным мнением, интернет-троллей, мытарей, наркобаронов, хозяев лживых информационных агентств, прокатчиков низкопробной киношняги и прославителей попсы. На лбу у большинства здешних грешников были выжжены логотипы издательств, телеканалов, радиостанций, киностудий и пр. Практически все из них представляли западные СМИ.
   "А я-то наивно считала, что так, как у нас, нигде не врут, а оказывается, мы самые честные, если сравнить с этой швалью, оравшей когда: "Во всем виноваты русские!", - и все такое в духе холодной войны", - подумала я и пошла дальше. И тут же обнаружила, что у меня после созерцания всех этих ужасов подкашиваются от страха ноги.
   Поймав себя на том, что трясусь от страха, я попрыгала на месте и заставила себя собраться в кулак, как делают это парашютисты, выпрыгивая из самолета в десятибалльный шторм.
   - Неужели и тот Мачо в белом такой фигни испугался? - презрительно фыркнула я. - Какие-то нервные нынче мужики пошли. Не зря Нострадамус в своих катренах предрек: в будущем мужики превратятся в тлю, а мир будет принадлежать сильным и гордым женщинам вроде меня. Меня вот, допустим, нисколечко такой ботвой не запугаешь.
   Вдруг мой непутевый взгляд наткнулся на большое полотно, где толпа оживших покойников, выскочивших из склепа, атаковала пришедшую на кладбище с букетом черных роз даму в пышном платье и чепчике. И как только я увидела этот чепчик, тут же снова вспомнила про Толика и "Кольчужника"... Вдруг мне показалось, будто вместо дамы в когтях у зомби трепыхаюсь, словно рыба в сети, я.
   От моего лица отхлынула кровь. И мне почудилось, будто меня обдало холодом. Я уронила папку на пол, всерьез задумалась о том, чтобы грохнутся в обморок, и запричитала:
   - Мой га-а-а-а-д! Только не зомби! Только не зомби! Только не зомби!
   Вам, сестрицы, конечно, дико видеть, как бесстрашный страховой агент вроде меня готов бухнуться в обморок от страха. А ничего тут удивительного нет. Я ж вам рассказывала, что с детства боюсь зомби. А тут прямо, как в чьем-то гениальном стихотворении:
  
   Тьма дохнула холодами,
   Хата ходит ходуном,
   Зомби вертятся ужами,
   А я ссусь в углу с ружьем.
  
  
  
  
  

ГЛАВА 5. ВКОНЕЦ ОДИЧАВШАЯ ТЕТКА

  
   1
   В смятенных мыслях и расстроенных чувствах я, накаченная адреналином и страхом, готовая удирать и атаковать, молиться и ходить по потолку (в общем-то, нормальное для нервничающей женщины состояние), подобрав папку и сопли, вошла в предбанник бюро пропусков.
   Здесь мое внимание привлек стенд на стене. Сверху у него имелась надпись "Смерть вырвала их из наших рядов. Помним и скорбим", под которой проступали контуры другой - более древней - "Победители социалистического соревнования".
   А ведь этой шараге, возможно, лет пятьдесят, а то и больше, - подумала я, разглядывая отнюдь не сочащиеся радостью, умом и здоровьем лица на фотках, обрамленных траурными рамками.
   Я посмотрела на венок из искусственных цветов под стендом. На траурной ленте венка было написано: "Мы все с вами встретимся ТАМ!". Я невесело усмехнулась и подумала: "Главное, не встретиться с ними ТУТ".
   - Уважаю такие шараги, - произнесла я. - Не однодневка какая-нибудь. Еще при советской власти народ в могилу отправляли. Только на фасаде у них раньше, наверное, вместо горгулий болтались бородатые марксы с энгельсами.
  
   2
   Я вошла в небольшой кабинет, где сидела за компом немолодая дама с неприятным выражением лица, которую я тут же мысленно окрестила Мымрой.
   На ее физии красовались такие же темные очки, как и у вахтера.
   "Дикий офис и дикие люди в диких очках, - пронеслось у меня в голове. - Есть, о чем задуматься".
   - С добрым утром! - бодро поприветствовала я Мымру.
   Но та по-прежнему сосредоточенно пахала на компе, совершенно не обращая на мою скромную особу никакого внимания.
   - Добренького всем у-у-у-у-тречка-а-а! - повторила я приветствие. - Скажите, у вашей конторы очки - это, типа, корпоративный стиль или кругом лампы с ультрафиолетом, вредящим глазам? Я тогда тоже буду сюда ходить в таких очках, ибо у нашенской и вашенской контор впереди - столетие совместной дружной работы по увеличению валового продукта России. Уверена за это меня и Вас Президент расцелует. И скажет: "Молодцы, подруги! Так держать!" Вы когда в последний раз в Кремле были?
   Мымра не откликнулась. Она меня не просто игнорировала, а всем своим видом делала из моей и так не совсем важной персоны ну прямо совсем пустое место.
   - Доброе утро! - не поленилась я в третий раз поприветствовать мымру, чтобы проверить ее на вменяемость. - Доброе для всех вашенских похоронных дел! Бог в помощь труженикам кладбищенских полей и зодчим могильных склепов!
   Мымра, наплевав на мои приветствия, продолжала работу, с невероятной скоростью забивая данные в ячейки таблицы, словно не человек, а настоящий титановый андроид с аккумуляторами, закаченными энергией под завязку.
   Никогда я еще не видела, чтобы человек вкалывал с таким энтузиазмом. Такую увлеченность своим делом я видела только у нашего дворового кота Мурзика, когда тот гонялся за крысой.
   Я подошла вплотную к Мымре, наклонилась к ее уху и громко произнесла:
   - И я Вас тоже горячо приветствую! Как приятно иметь дело с вежливыми людьми! Так и знала, что меня тут примут, как родную. Благодарю за теплый и радушный прием. Всем расскажу, что в "ИNФЕRNО" всегда готовы к деловому сотрудничеству, особенно с партнерами, которые известны своей кристально чистой репутацией, многолетним опытом безупречной работы и приоритетом интересов клиента над собственными меркантильными поползновениями.
   Мымра соизволила повернуться ко мне. Но ничего не сказала. Лишь молча разглядывала меня, словно ожидая узнать во мне личность с ментовского плаката о розыске опасного убийцы-рецидивиста, под фоткой коего написано: "За сведения, приведшие к задержанию преступника, сообщившим будет выплачено вознаграждение в размере 10 000 000 рублей".
   "Какая-то вконец одичавшая тетка, - подумала я, на всякий случай отходя от Мымры на пару шага. - Похожа на обдолбленного в хлам покемона. Не в себе баба, однозначно. То ли наркоманка, то ли просто провела слишком бурную ночь, то ли внезапно свихнулась, увидев меня. Кстати, это даже хорошо. Голова у нее, небось, сейчас варит с большим трудом. И есть возможность окончательно ее заморочить и выклянчить пропуск".
   Я церемонно поклонилась Мымре, словно та была английской королевой, а я всего лишь ее наместником, правящим какой-нибудь далекой провинцией вроде Канады, и начала свое шоу.
   - Кого Вы видите перед собой, уважаемая? - спросила я Мымру.
   - Кхм! - озадачилась Мымра, ища подвох в столь простеньком на вид вопросе.
   - Нет, вовсе не звезду сериала "Императрица", хотя мне все говорят: мы с ней офигительно похожи. Наверное, нас - близнецов - разлучили в роддоме. Вот прикиньте ситуацию: наша мать рожает нас в беспамятстве, а у роженицы из соседней палаты умирает дочь. Нянечка-доброхот, чтобы потерявшая ребенка женщина не покончила с собой и не засудила врачей больницы, разлучает нас с сестрой-близняшкой. Кладет ее на место умершей девочки, а трупик той тайно сжигает в печке газотурбинного генератора, обогревающего больницу. Как сюжетец?
   - Кхм! - Мымра добросовестно пыталась вникнуть в ту ахинею, что я распыляла в безбрежной пустоте ее головного мозга из аэрозоли своей нездоровой фантазии.
   - Итак, повторяю вопрос для особо одаренных, - в моем голосе прорезалась сталь. - Кого Вы видите перед собой?
   - Кхм...
   - Молчите!? И правильно! Вы не можете этого знать. И я сейчас посвящу Вас в эту тайну. Вы видите перед собой представителя ОВО "LАДИК" Нику Лодзееву - лучшего страхового агента среди естествоиспытателей, и лучшего естествоиспытателя среди страховых агентов. Вы знаете, что такое ОВО "LАДИК"?
   - Кхм...
   - О, мой га-а-д! Вы не знаете, что такое ОВО "LАДИК"?! Да быть такого не может! Никогда не поверю, что в Москве есть человек, которому ничего не известно об этой славной компании. Наверняка Вы о ней знали, вот только подзабыли чуток. Я понимаю, сама иногда не помню, как меня зовут. А Вы, кстати, запомнили?
   - Кмх-кхм...
   - Мы самая серьезная страховая компания в мире. Это еще британские ученые доказали. Есть богаче нас, старее, круче, шустрее и известнее. Но серьезнее - нет и быть не может! Вы, конечно же, сразу зададите мне прямо в лоб простой, но от этого не менее конструктивный вопрос: "А чо там за шняга у вас в ОВО "LАДИК" имеется? А у нас имеется продукт на любой вкус и цвет. Любой каприз за ваши деньги. Более того, мы готовы предоставить "ИNФЕRNО" кучу таких бонусов, от которых у любой столичной корпорации слюни потекут аж до Курил, которые, как известно, мы никогда не отдадим японцам, даже если они натравят на Владивосток Годзиллу.
   - Кмх-кхм-кхм...
   - Кстати, о японцах и прочих французах. У нас куча иностранных клиентов самой высшей пробы. Про Microsoft слыхали? А про андронный колайдер? Если да, то Вы в теме. А к куче таких вип-клиентов у нас прицепом идет и куча высокопоставленных покровителей, не чающих в нас души и гарантирующих каждому новому клиент бурный восторг от сотрудничества с нами.
   Похоже, Мымра начала приходить в себя. Уж очень внимательным взглядом своих черных очей, тьфу, то есть черных очков она облизала меня с ног до головы.
   - Вы, естественно, скажите: "Чой-то, ребята, у вас все так хорошо, что прямо тошно становится, неужто все-все-все имеете? - продолжила я камлание. - И я Вам честно отвечу: мадам, кое-чего у нас все-таки нет и никогда не будет. Знаете, чего у нас нет и никогда не будет? Волокиты и жлобства! Так что с нами вполне нужно вести серьезные по некопеечным темам.
   Мымра камланию не поддалась. И даже что-то попыталась сказать, но я ее перебила.
   - В общем, мне срочно надо встретиться с кем-либо из ответственных лиц "ИNФЕRNО", - я достала из папки служебные бланки, образцы полисов и рекламные буклеты и принялась махать ими, как веером, перед Мымрой, пританцовывая, будто бурятский шаман при общении с духами.
   И начала сверлить мой лоб полным неприязни взглядом.
   - Пожалуйста, побыстрее оформите мне пропуск и направьте меня к кому-нибудь из начальства, - не собиралась сдаваться я, даже если бы моей лобной кости угрожал не взгляд, а бронебойный снаряд танка Т-72. - После этого будет всем вашенским работягам счастье. И все вы тут сможете наконец-то смотреть в будущее с оптимизмом, не страшась огня, наводнений, пришествия грозного демона Вицлипуцли, эпидемий мышиного гриппа, и атак инопланетных боевых роботов-трансформеров. После оформления нашенской страховки на сотрудников вашей корпорации не подействует даже непревзойденный по мощи зов Ктулху - Зверя Миров, скрывающегося от назойливого человечества на дне Тихого океана и контролирующего объединенный разум всей человеческой расы.
   Мымра несколько секунд тупо таращилась на меня, а потом выдавила из себя:
   - Нам услуги в-в-вашего агентства не н-н-нужны.
   "И у этой дикция хромает", - не на шутку насторожилась я.
   Британские ученые доказали, что женщины зациклены на чужой голос во сто крат больше, нежели мужчины.
   Каждая из нас уверена, что голос полностью выражает внутренний мир человека. И мы подсознательно связываем звучание голоса с определенными характеристиками личности.
   Для мужчин главное смысл сказанного. Поэтому они легче понимают, что хотят сказать сами и что им говорят другие. Мужчины внимательны к наиболее часто употребляемым собеседником словесным оборотам, выражениям, логике речи, фактам и мыслям, промелькнувшим в ней.
   Для женщин же в беседе важны не смысл и актуальность, а скорость речи, высота ее звучания, всякие там придыхания, причмокивания, покашливания, кряхтенья, гундосости и сопровождающие их жестикуляция и мимика.
   Поэтому я весьма напряглась, едва заслышав какие-то странные аберрации в голосовом пертурбировании Мымры. За жутким дефектом речи, мне почудилась еще более жуткая тайна, от которой несло холодом склепов, воем призраков из развалин крепостных казематов, писком нетопырей-кровососов и вонью мертвых тел.
   Чтобы учуять оную, я на всякий случай принюхалась к Мымре. И - вот, блин, да! - от нее потянуло, как и от вахтера, каким-то странным запашком, настораживающим и нарывающимся на довольно брезгливое отношение к себе.
   - А эпидемии и приход Вицлипуцли нужны? - продолжала я вынос мозга у собеседницы.
   - Нет, - не стала пылать красноречием она.
   - Значит, от них надо страховаться! - заявила я. - Застрахуетесь и никогда даже насморком болеть не будете. А если будете, то получите при этом компенсацию в офигенском размере.
   - Не н-н-нужно! Н-н-ничего не н-н-нужно!
   Мымра сочла разговор исчерпанным. Отвернулась от меня. И продолжила работать на компе.
   "Ага, так я тебе и дам отвертеться от нашего суперделового разговора!? - презрительно рассмеялась я во весь внутренний голос. - Размечталась. Видали мы лилипутов и повеликанистее! Сейчас ты у меня попляшешь. Это я только разогревалась".
   - Во-первых, мы не какое-то там задрипанное агентство, а, между прочим, компания, мирового уровня, - обиженно воскликнула я с интонацией попзвезды, принятой проходящим мимо ментом за вокзальную шлюху. - И я даже не побоюсь этого слова - мирового разума! Ну точнее той его части, которая неподконтрольна зову Ктулху.
   Мымра снова обратила на меня свое молчаливое внимание. Зов со дна Тихого океана явно завибрировал в каждом хрящике ее позвоночного столба.
   Я поблагодарила Зверя Миров за дружескую помощь. И, чтобы расшевелить капризную дамочку, я подошла к ее столу со стороны монитора. Положила на него руки. Наградила Мымру осуждающим взглядом болонки, которую топит в пруду любимая хозяйка. И сказала:
   - А во-вторых, уважаемая, Вам надо сначала посоветоваться с вышестоящим начальством, прежде чем отказываться от предложения, от которого нельзя отказаться.
   - З-з-зачем? - не поняла мымра.
   - Если каждый из представителей доблестного российского офисного планктона станет решать все самые важные дела за начальство, то разрушится вся иерархически-бюрократическая вертикаль государства вместе с ним самим, как это уже было не раз в прошлом веке. Нельзя раскачивать лодку и глумиться над традициями! Пора прекратить кощунствовать над верами и лить присланную из-за бугра сверхконцентрированную сатанинскую кислоту на духовные скрепы нашего многострадального народа! В то время, как Дамоклов меч милитаристской клики воинстствующего западного империализма нависл над Отечеством, Вы пытаетесь решать за руководство корпорации "ИNФЕRNО": нужны ему наши услуги или нет. Может, еще вчера они совершенно не нужны были, сегодня вполне пригодятся, а завтра вашенской корпорации без них уже никак не обойтись.
   - В-в-вчера не н-нужны. С-с-сегодня не н-н-нужны. И з-з-завтра тоже.
   - А послезавтра? А через неделю? Не смотрите на будущее свысока, и тогда оно не настучит Вам копытом по рогам. Учитесь видеть перспективу во всей ее футуристической непредсказуемости, и тогда Вам не придется нести ответственность за упущенную "ИNФЕRNО" выгоду в эшелон евриков и баксов. Или Вы хотите разорить корпорацию? Тогда так и скажите мне: "Уважаемая госпожа Лодзеева, меня послали сюда, чтобы я осуществила со своими сообщниками хитрый план по разорению корпорации, которая милостиво приютила у себя, дав мне работу и надежду на лучшее будущее".
   - Уходите! Вы м-м-мешаете р-р-работать!
   - Не уйду, пока не сделаю хотя бы пару добрых дел и не просвещу Вас насчет работы на перспективу. Причем не только насчет бизнеса. В жизни ведь всякое бывает. Вот у меня был случай этой весной. Хотела выкинуть прохудившиеся кроссовки. А потом решила: пусть годик-другой полежат, может, и пригодятся. И как раз лето оказалось жарким и без дождей. А в моду вошла потрепанная обувь. И я с удовольствием носила свое старье, кайфуя от вентиляции в ногах и ловя восхищенные взгляды, гроздьями падающие на мои покоцанные штиблеты.
   - Вы с-с-сумасшедшая?
   - О, если бы! Тут намного более запущенный случай. Я хуже самого страшного маньяка. Я страховой агент. А они любого психа переплюнут. Месяц назад в одной шараге на меня средь бела дня один триппераст из конкурирующей фирмы с кулаками полез. А я ему горячим кофием ливанула прямо на... Хи-хи-хи! Такие вот у нас нравы, уважаемая. И за каждым подписанным договором стоят до краев наполненные бочки пота и ведра крови страховых агентов.
   - К нам уже п-п-приходили с-с-страховые агенты. У меня р-р-распоряжение - б-б-больше н-никого не п-пускать.
   - И пра-а-а-вильно!!!
   Я одобрительно хлопнула ладонью по компьютерному моноблоку - хлопнула с такой силой, что он испуганно пискнул, моргнул и погас.
   - Такую шваль вообще надо раздевать догола, вымазывать в саже ксероксного картриджа и целую версту гнать поджопниками по улице! - заявила я. - Это же жулье и прохиндеи. Запусти таких в офис - обкрадут его до последнего заржавевшего степлера, да еще накакают в лифте и изрисуют туалет похабными надписями.
   То ли мымру потрясло изображенное мной непотребство конкурентов, то ли она задумалась над путями реанимации моноблока, но факт: она даже не нашла слов для комментария к той ахинее, что вылетала из моих уст.
   - А вот у нас солидное учреждение, - перешла я к позитиву. - Такое солидное, что даже глаза на лоб лезут. И если Ваше начальство узнает, откуда я притопала, то облобызает меня от радости прямо на пороге своего кабинета, а Вам выдадут бесплатную турпутевку в Египет. Там такие горячие парни, что мама не горюй! Всего за 100 баксов они подарят Вам и вершину блаженства и глубину наслаждения.
   - Не облобызает! Не в-в-выдадут! Не н-н-насуют!
   Мымра предприняла попытку оживить комп: подергала за провода, ведущие к нему от мышки и клавы, проверила крепление штекеров в разъемах, а также жмякнула по теснящимся на нижней панели экрана пимпам его настройки.
   Однако такие реанимационные потуги не оказали на здоровье моноблока абсолютно никакого положительного влияния.
   Экран с упорством, достойным лучшего применения (впрочем, чего еще ожидать от бездушного механизма), показывал нам скорбную картину, которую, если использовать идею интеллектуального мошенника Малевича о черном супрематическом квадрате, можно было бы назвать "Черный супрематический прямоугольник".
   - Идиотка! - выругалась Мымра.
   Наверное, на собственную бестолковость. На кого ей еще пенять, коли голова канцелярскими скрепками набита.
   - Мы с вашенской корпорацией соседи, между прочим, - сказала я, чтобы отвлечь собеседницу от самобичевания. - Моя контора - в двух шагах от "ИNФЕRNО". И вовсе не потому, что все хотят ставить свои офисы поближе к Красной площади. А исключительно ради следования самому главному закону логистики - будь в центре, и клиенты потянутся за тобой.
   - И что? - спросила Мымра, перезагружая комп.
   - А то, драгоценнейшая моя, что еще месяц-другой - и грянет Новый год, - сообщила я Мымре (вдруг она не в курсе). - Мы могли бы его встретить все вместе - народ из моей конторы и вашенская братва. Типа корпоратив. Шампанского попьем. Хороводом вокруг нее попляшем, а тем, кто захочет, разрешим даже голыми плясать. Потом долбанем чего покрепче. И дружно поприкалываемся над уснувшими под елкой коллегами. В общем, проведем наше мероприятие так, как его положено проводить.
   После перезагрузки вырубленный мной моноблок ожил. Дабы полностью обезопасить его от происков всяких там страховых агентов, Мымра тут же вскочила с места, обошла стол, оторвала мои руки от корпуса монитора и оттащила меня на три метра от своего рабочего стола, прорычав:
   - Не м-м-мешайте р-работать! - зарычала Мымра.
   - А кто мешает-то?! - от всей души возмутилась я. - Работайте себе на здоровье, хоть до его полной потери! Никогда не мешаю тем, кто хочет трудиться, упиться или убиться. Вы сначала послушайте, чего говорю. Уверена, по окончанию моей короткой - всего на часик - речи Вы сами лично поведете меня в кабинет к главному начальнику. И скажите ему: "Поверьте, мой лорд, эта прелестная леди сможет защитить наш бизнес даже от метеоритного метеоризма". И поверьте мне, из офиса ОВО "LАДИК" никто не уйдет обиженным. У нас даже бывает так: входит к нам грязный и нищий старик или голодная и оборванная старуха, а выходит молодой красавец или красавица. Выходит и садится в Lamborghini или Ferrari. Садится и едет к топ-моделям или в клуб с мужским стриптизом. Кстати, о мужском стриптизе...
   Мымра решила больше не тратить время на выслушивание моих басен. И, аки коршун на беззащитного цыпленка, накинулась на меня и потащила мое отчаянно сопротивляющее насилию тело в коридор.
   Ну а я, цепляясь руками за все, за что только можно было зацепиться, пыталась вырваться из захвата Мымры. Но та была намного сильнее меня. Соотношение сил между ней и мной составляло приблизительно ту же пропорцию, какую состаляеют сила взрослой гориллы и китайской хохлатой собачки.
   Жертвами нашей борьбы тут же стал стенд предбанника - сбитый со стены и безжалостно потоптанный. И с пола на наши с Мымрой игрища смотрели со своих фоток покойники. И на их лицах, скорее всего, царило выражение глубочайшего осуждения.
   - Черт с ней, с елкой! - закричала я, будучи оттащенной уже к выходу из бюро пропусков. - Давайте чего-нибудь другое замутим. У нас до фига проектов. Лучшие специалисты... Самые высокотехнологические... Предлагаю...
   Предложить я ничего не успела. Мымра так мощно наподдала мне коленом под зад, что я пулей вылетела из ее логова, приземлившись на живот и локти. Вслед за мной из бюро пропусков на бордовый ковролин холла вылетела моя папка, а за ней - буклеты и бланки полисов.
  
   3
   Я потерла пострадавшую от коварного удара ягодицу и проверила на переломы ушибленные при падении ребра и локти. Несмотря на то, что те оказались целыми, я все равно обругала Мымру:
   - У-у, гадина! Мутантша недоделанная!
   Итак, ситуация прояснилась до безобразия: в "ИNФЕRNО" явно работают одни маньяки и варвары. Им калечить людей так же просто, как чинушам красть денежку из народного кармана.
   - Не корпорация, а отстой какой-то! - громко пожаловалась я неизвестно кому, наконец-то поняв, что в какой глубокой заднице очутилась по милости подлейшего Пал-Никодимыча, покусай его бегемот.
   Какой-нибудь французский критический реалист и романтик натурализма вроде Эмиля Золя, чтобы выразить всю гнусность и мерзопакостность ситуации, накатал бы по такому поводу с десяток толстенных томов. И каждый из них был бы насыщен безысходностью и безутешной тоской.
   Но мне для описания ситуации хватило всего лишь одного слова:
   - Глушняк!
   Казалось бы, мне теперь остается только поскулить насчет грубости Мымры, не оправданной ни одной гаагской конвенцией о защите прав некомбатантов, да отправится домой и впасть в многолетнюю депрессию.
   Но депрессия ко мне и близко подходить боялась. Более того, вместо того, чтобы выть от тоски, мне хотелось лаять и кусаться. В каждом желудочке моего сердца, словно раскаленная лава в жерле проснувшегося через миллионы лет вулкана, билась о предсердечный клапан пламенная пассионарность.
   Я достала из папки маркер. Подошла к двери, за которой сидела Мымра. Написала под табличкой "Бюро пропусков": "Осторожно, тут злая тетка!" И пошла по холлу к вестибюлю. Тихонько так себе пошагала, понурившись и проклиная Пал-Никодимыча вместе с вахтером и Мымрой до третьего поколения, но ничего не трогая и даже не харкая от отчаянья на паркет, ибо настоящий самурай и при поражении не должен терять благородства.
   "М-да, уж если здесь, на первых подступах к вожделенному договору, такие заслоны, - подумала я, - то как мне, сестрицы, действовать дальше без роты десантников и пары десятков гранатометов РПГ-28, прозванных в народе "Клюквой"?
  
   4
   Насмотревшись на изображения трудовых будней преисподней и потерпев поражение в неравном бою с Мымрой (явно с детства занимавшейся вольной борьбой), я направилась к выходу из "ИNФЕRNО" с совершенно иным настроением, нежели то, с каким я сюда входила. "Ну какая, блин-на-фиг, тут страховка!? - подумала я. - Ноги бы унести отсюда, пока кости не переломали".
   Переверстав план на сегодняшний день, я решила побыстрее смыться из пугающей все фибры моей бесстрашной души шараги, переполненной атмосферой страданий и ужасов.
   Вторым пунктом моего переверстанного плана было заключение с Толиком мира. Без капитуляций, аннексий и контрибуций. Хотя нет, контрибуцию я с него все-таки стрясу. Нефиг измываться над моей святой верой в неограниченность резервов женской души.
   И наконец, третий пункт. Самый тяжело выполнимый. Мне предстояло так наврать в три короба Пал-Никодимычу про мой визит к гробовщикам, чтобы старик расчувствовался и, смахнув с щеки слезу, пообещал никогда больше меня не направлять к таким упырям.
   Итак, пока я все это деятельно обдумывала, первый пункт моего нового плана практически сам себя реализовал: из "ИNФЕRNО" я, считай, уже смылась, ибо вон уже виден вестибюль.
   "А Толику звякну с улицы, - подумала я. - И обязательно помирюсь с ним. Ну чего я на него взъелась-то? Нормальный мужик - туповатый, брутальный и образованный. С деньгами дружит. И с головой ладит. Да, точно-точно-точно! Как только выберусь из этого гадюшника, сразу же звякну Толику. И хрен с тем маскарадом, постою там в чепчике или шляпке с теми дурами, не помру. Всего лишь час позора - и сохранена любовь на всю оставшуюся жизнь. Может, мы с Толиком будем любить друг друга до ста лет и умрем вместе, надорвавшись от хохота на диване перед телевизором, глядя на выступление очередного клоуна из политического или эстрадного бомонда страны".
  
   5
   Замороченная своими философствованиями, я неспешно брела по вестибюлю к выходу из офиса.
   "Послушай, Ника, - обратилась я к себе, вдохновленная мыслями о будущих победах женского освободительного движения. - Ты ведь с детства мечтала о всяких там приключениях? Вот и радуйся. Конечно же, это не совсем то, чего ты ждала, но реальность всегда норовит испохабить мечту. Так что, давай шустрее двигай батонами и не привередничай. Представь себе, что ты играешь главную роль в боевике вроде "Обители зла". И все, что сейчас с тобой происходит, потом увидят десятки миллионов зрительниц. Что они о тебе подумают, глядя на твою унылую физиономию?.."
   Вдруг в тишину моих мудрых мыслей безжалостно вторглись чьи-то громкие матерные вопли.
   Я вздрогнула, повернулась к источнику воплей и увидела, как через проходную пара грузчиков везет тележки, груженные коробками с собачьими консервами.
   При этом коробки настолько накренились на один бок, что один грузчик вынужден был придерживать их руками, мешая тем самым другому грузчику везти тележку. И тот материл напарника на чем свет.
   "Они тут чего, псин разводят? - удивилась я, глядя на коробки, обклеенные пестрыми этикетками с изображением пуделей. - Для чего, интересно? Неужели продают блохастиков для охраны кладбищ?"
   Я представила себе специально натасканную на охоту за грабителями гробниц стаю пуделей и хихикнула.
   В этот момент грузчики загородили обзор вахтеру, сверяющему надписи на коробках с указанными в накладной товарами.
   "Прорывайся, Ника, и все будет ништяк!" - крикнула мне интуиция. А разбуженный ею инстинкт охотницы за головами незастрахованных клиентов тут же вкатил в мою кровь дозу адреналина.
   Я тут же забыла и про то, что собиралась уходить из офиса, и про мои терки с Толиком, и про финансовый матриархат, и даже про страшные картины в холле. У меня вообще отключилась голова. Мои ноги, ведомые заложенными в подсознание за время работы страховщицей рефлексами офисного воина, сами по себе понесли мое тело к турникетам.
   "Ты зря гнобила богов, Ника! - укорила себя. - Не такие уж они и засранцы! Не упусти свой шанс! Не будь раззявой!"
   Я лизнула опасливым взглядом зрачок камеры видеонаблюдения, прикрепленной к стене кронштейном. И представила себе, как сидящий где-то неподалеку охранник сейчас видит на мониторе все мои заячьи финты возле проходной.
   "Ну и фиг с ним! - подумал я. - Даже если и заловят, то не станут же бить. Конечно, не станут - по крайней мере, ногами. Ну уж ногами по голове-то точно не настучат... Ты готова, старуха? Еще как готова! Ну тогда - вперед!"
   Я перепрыгнула через турникеты. Подбежала к кнопке вызова лифта. Несколько раз нервно ткнула в нее пальцем, пытаясь ускорить приезд лифта. Оглянулась. И настороженно глянула на проходную.
   Но вахтеру было не до меня. Он пытался прочитать заляпанную черной краской надпись на коробке.
   Двери лифта разошлись. Я вбежала в кабину. Рассмеялась. И от радости, закрыв глаза, станцевала дикую смесь ламбады с боевой пляской африканских пигмеев.
  
  
  
  
  

ГЛАВА 6. КОЛЕСНИЦА СМЕРТИ

  
   1
   Позади меня тактично кашлянули.
   Я открыла глаза и обомлела: всего лишь на несколько секнд оторвашись от действительности, я тем пропустила момент, когда в лифт вошли двое сотрудников "ИNФЕRNО" (судя по надписям на бейджиках) - сутулый парень и дородная одная бабенция с двойным подбородком. И на каждым из вошедших были черные очки.
   "Ни фига себе шустрость у очкариков! - изумилась я. - Ведь площадка перед лифтом была пуста. Откуда же они взялись? Всего на чуть-чуть отключилась - и вот блин-на-фиг, за спиной - сладкая парочка нарисовалась. Ниндзюцу рулит!?"
   Чтобы не показаться сбежавшей из психушки пациенткой, я демонстративно повращала руками в локтевом и плечевом суставах: дескать, я тут вовсе и не танцевала с дури, а просто разминала покоцанные ревматизмом хрящи.
   - Вам к-какой этаж? - спросил мужчина
   - Тот, где вашенский гендир сидит, - почему-то сразу же раскололась я, даже не попробовав, как обычно, прогнать здешним аборигенам какую-нибудь туфту вроде: "Я, типа, на прием к министру сельского хозяйства топала и немного заблудилась. Где здесь у вас находится комитет по работе с колорадскими жуками?"
   - "Г-гендиров" у нас нет, - объяснила мне женщина. - Есть п-президент к-корпорации - Андрей Яковлевич Х-хорькофф и его з-замы.
   - Замы перебьются! Мне - к самому Хорькоффу. Кстати, классная фамилия. Наверняка он из рода остзейских дворян. У моей прабабки любовник был из таковских. Образовеннейший человек. "Евгения Онегина" наизусть знал. Расстреляли беднягу за спекуляцию валютой. Суровые времена были.
   - П-приемная Андрея Яковлевича на п-пятнадцатом этаже, - сообщил мужчина. - Нам тоже т-туда.
   - Что ж, вместе и тещу хоронить веселее, - не стала возражать я.
   - Как в-выйдите - налево и до к-конца к-коридора, - добавила к словам мужчины свои пять копеек женщина.
   - Спасибочки, благодарю, - кивнула я даме.
   Мужчина нажал на панели лифта кнопку "15". Его двери закрылись. И он повез: очконосов - на рабочее место, а меня - к славе, богатству и успеху.
   Непонятно откуда взявшийся скверный запах насторожил меня. Я принюхалась к соседям по лифту и поморщилась от отвращения.
   "Они тут что, все одним-единственным парфюмом пользуются? - подумала я. - Может, его откуда-нибудь на халяву получают? На халяву, пожалуй, и в нашей шараге тоже народ всяким дерьмом надушился бы. Да я, может, и сама б облилась им с головы до ног".
   Тут я вдруг обнаружила, что мужчина и женщина с удивлением смотрят на меня. А через мгновение до меня дошло: я настолько погрузилась в свои размышления, что непроизвольно произнесла свои мысли вслух.
   Я съежилась под чужими взглядами. Нехорошие то были взгляды. Не смотрят так люди на людей. Хотя черт там разберет, что на самом деле срывается за черными стеклами очков. Может, наоборот, там светящиеся добротой зрачки и полные отеческой заботы белки, а?
   Я поймала себя на том, что заискивающее улыбаюсь соседям по лифту. И подумала: "Ну и черт с ним! Почему бы и не улыбнуться людям. Чай не сумеречные вампиры какие-нибудь, клыками не сверкают, не кусаются. Есть, конечно, в них что-то нечеловеческое. Можно даже сказать, неживое".
   Повернув мыслями в сторону нежити, я наткнулась на страшное подозрение: "Е-мое!!! А вдруг тут кругом - одни зомби?!"
   - Вот ваш и наш этаж, д-девушка, - сказал мужчина, выходя из лифта вслед за женщиной.
   - Идите н-налево и до к-конца к-коридора, - подсказала она мне.
   Я сделала пару шагов в указанном направлении. Но тут решила узнать кое-что у бывших попутчиков. И спросила, не оборачиваясь:
   - Мне тут случайно на глаза попалась целая гора собачьей жратвы. У вас тут чего, псин разводят?
   - С-секрет, - раздался за моей спиной голос мужчины.
   - Н-нельзя г-говорить, - произнесла женщина.
   - Мне - можно, я, типа, своя, - сказала я, поворачиваясь к собеседникам. -Британские ученые доказали, что...
   И тут я с изумлением увидела, что рядом уже никого нет.
   "Шустрые ребята, - оценила я мастерство местных шиноби и куноичи. - Уровень - не ниже джонина А-класса... Но почему такие лихие ниндзи делают тайну из собачьих консервов? А вдруг у них здесь что-то ужасное происходит? Может тут производят архизлодейские эксперименты с псами-мутантами в суперсекретной подземной лаборатории?"
   Тут мое воображение разыгралось не на шутку. Я представила себе, что случится со мной, если на пути к Хорькоффу попаду в лапы к зомби-псам. И меня накрыло видением...
  
   2
   Видение было диким по существу и ужасным по форме.
   В огромной освещаемой факелами пещере среди обглоданных человеческих костей бегают, страшно рыча, зомби-собаки - таксы с горящими багровым огнем глазами и огромными клыками. У псов ободрана шкура на груди и боках и сквозь дыры проступают белые кости грудино-ключичных суставов и ребер.
   Псы смотрят, как на железных цепях к ним опускается деревянный помост. На нем - я. А еще - вахтер и Мымра. И они, заломив мне руки за спину, дружно подпихивают меня к краю помоста.
   - Отпустите меня, гниды-падлы-волки! - ору я, увидев внизу собак, с плотоядным интересом глядящих на меня. - Отпустите, а то хуже будет! Я вас на шнурки порежу, калоеды!
   В трех метрах от дна пещеры помост останавливается. Вахтер и Мымра тащат меня к его краю.
   Я упираюсь и визжу от страха. А собачья стая внизу рычит, глядя на меня голодными глазами, и скалит клыки.
   - Ну пошутили и хватит! - говорю вахтеру с Мымрой. - Каюсь: была неправа, когда сунула свой нос в вашенские секреты. Но никому не расскажу, клянусь здоровьем своего начальства - П.П. Прушкина и Пал-Никодимыча. Пусть они сдохнут от сибирской язвы, коли я нарушу такую клятву.
   Вахтер и Мымра злобно ухмыляются, обнажая остроконечные акульи зубы, и сбрасывают меня вниз.
   - На помощь! - ору я. - Спасите! Убивают!
   Шуганутые моим визжащим ором таксы уматывают в дальний угол пещеры.
   - Ох ты ж, блин! - вырывается у меня при соприкосновении со дном пещеры.
   Пытаюсь сразу же вскочить на ноги. Но не могу этого сделать из-за ушибленного колена. И заваливаюсь на бок.
   - У-у-у, всех убью - одна останусь! - угрожаю собакам-зомби. - Подходите суки... и кобели тоже! Всем пасть порву! Моргалы выколю!
   Застонав от боли в ушибленном колене, хватаюсь за лежащую рядом похожую длинную бедренную кость (наверное, тут баскетболиста схарчили). И осматриваюсь по сторонам.
   Рядом никого. И только в укрытом мраком углу пещеры горят бордовые огоньки глаз собак-зомби. А еще из этого угла доносится ихнее нечеловечески злобное рычание.
   Подползаю к стене пещеры и опираюсь об нее спиной, выставив перед собой кость, словно меч.
   Одна из такс выходит из угла и неспешно приближается ко мне, радостно виляя хвостом и повизгивая от предвкушения чего-то архиприятного.
   - Хорошая собачка! - говорю таксе, еще не потеряв надежду договорится с псинами по-хорошему. - Правильная собачка! Я тебя с нашим Мурзиком познакомлю. Будете с ним вместе крыс гонять.
   Приблизившись ко мне, такса оборачивается и призывно тявкает в сторону угла, где скрылись другие зомби-собаки.
   И они выходят оттуда, скаля клыки и принюхиваясь.
   - Милые собачки! - говорю дрожащим голосом. - Очень-очень симпатичные.
   Зомби-собаки приближаются ко мне. Я, настороженно следя за их движениями, перекладываю кость в правую руку и разминаю ее, разогревая суставы в преддверии схватки.
   Я не замечаю, как ближняя ко мне такса готовится к прыжку. И лишь тогда, когда зубы чудовища впиваются в мою стопу, я обращаю внимание на коварную тварь - кричу от боли и дрыгаю ногой, колотя головой впившейся в мою плоть твари по стене пещеры.
   Пользуясь тем, что я перестала следить за остальными таксами, те дружно бросаются на меня. И под сводами пещеры эхом отдаются звуки разыгравшейся внизу трагедии - мои крики и рычание и лай собак-зомби.
   Мне не удается применить в бою подобранную кость из-за того, что в каждое мое предплечье вцепились зубами по две-три таксы. Кость выпадает из моих пальцев, и я под яростным напором собак-зомби падаю на спину, пытаясь отбросить их ударами ног.
   Но все мои попытки оказать сопротивление кровожадным тварям бесполезны. И проклятые таксы вспарывают острыми клыками мое нежное горло. Из него столь сильной струей бьет кровь, что ее капли попадают на раскаленный факел и шипят, испаряясь.
   Мое тело сотрясается от предсмертных конвульсий, словно по нему пустили ток. Я умир-р-р-р-р-р-р-р-аю!
   А подлые зомби-собаки, повизгивая от наслаждения, рвут на куски мое тело. Такое молодое и красивое...
  
   3
   После подобных видений сходят с ума даже бывалые космонавты, акванавты и алконавты. Но мой разум уцелел:
   - Ух ты, блин-на-фиг! - выдохнула я и испуганно потрогала шею, проверяя нет ли там ран от собачьих клыков.
   А потом - порядка ради - я дала выволочку своему не в меру богатому воображению, обругав оное самыми нехорошими словами. И было за что. Ну это ж надо так нафантазировать - зомби-собаки! Хотя... А вот скажите мне, сестрицы, на милость: раз существуют зомби-люди, то почему бы не жить на свете зомби-псам, зомби-лошадям или, там, зомби-коровам, дающим зомби-говядину и зомби-молоко, а?
   "Ладно, обо всем об этом подумаю после, - решила я, продолжив свой скорбный путь. - А сейчас надо держать ушки на макушке. А то иду, как Алиса в Стране, разинув рот и глядя на белых кроликов. А тут сожрут, и пикнуть не успеешь".
   Я не зря насторожилась. Видать, чуйка на неприятности сработала. Именно благодаря ей я и смогла вовремя заметить ведомую подлым вахтером-руковыворачивателем толпу охранников, вынырнувшую из-за угла в дальнем от меня конце коридора. Какая встреча, япона мать!
   "Эти двухметровые громилы всей толпой ищут, конечно же, не меня, хрупкую и беззащитную, - подумала я. - Чего меня искать-то? Тихо-мирно хожу себе тут по делам. Наверное, кто-то стащил из гардероба бобровую шубу начальника службы безопасности. Ну не станут же такие гориллы всем своим стадом мамонтов гнаться за самой безобидной тихоней на свете?"
   Тут вахтер заметил меня и указад на меня охранникам.
   "Эти станут!" - поняла я.
   Трезво прикинув соотношение сил и всю мучительную для меня обоюдоострость взаимного рукоприкладства, я, не суетясь и не теряя достоинства, развернулась и задала стрекача.
   Никогда доселе я не бежала столь вдохновенно, быстро и бесстрашно. Не смейтесь, сестрицы, бесстрашный бег существует. Это когда ты совершенно не задумываешься о том, куда бежишь. И какую ногу сломаешь. А также о том, через чего прыгаешь, в какой по счету коридор сворачиваешь, по какому цеху производственного корпуса "ИNФЕRNО" бежишь. И о том, что там с грохотом рушится у тебя за спиной, когда ты несешься, как ветер, по складу с элитными гробами, на какую гору пустых контейнеров для мусора залезаешь и зачем лезешь по сварной лесенке вверх и для чего открываешь тяжеленных люк...
   Кстати, о люке. Из него я попала, проскочив темную комнатушку (вроде это была какая-то помывочная, поскольку я пару раз сослепу спотыкалась о лежащие на полу упругие резиновые шланги), вовсе не на помойку, а в столовку.
   Но что это была за столовка, сестрицы! Я огляделась и не нашла ни единого признака присутствия в столовке здорового едального духа.
   Многим из нас, сестрицы, приходится питаться вне дома. Да и по всему миру тенденция шпарит - хавать не здоровую пищу у себя на кухне, а фастфуд за столиком в чужой подворотне. Все пиплы планеты стали суетливее - ездят, летят, бегут; и даже если и захочешь постоять пару часиков у плиты, хрен на это найдешь время.
   А в Пиндостане, говорят, так и вообще белые и желтые дома жрать перестали, чтобы тараканов не разводить. И только африканские американцы и прочие латиносы- поддерживают среди кактусов и манхеттенов освященные веками русские застольные традиции.
   Однако даже пиплоиды, ни разу в жизни не стоявшие у плиты на кухне, легко определят: находятся ли они в месте, где хавают, или тут просто играют в бильярд.
   Вот и я, искушенная в общепитовской шняге дама, войдя в любую обжираловку по одному только запаху могу определить, не только какое бухло пролили на пол за два часа до моего прихода, но и то, чем у барной стойки еще вчерашним вечером облевали обшивку стула стиля колумб.
   Поэтому меня сразу же напряг нездоровый запах, царящий в абсолютно пустой столовке, в которую я пробралась, скрываясь от расправы со стороны несознательных работников плаща и кинжала, в смысле - охранников "ИNФЕRNО".
   Меня не смутило бы, ежели б тут воняло, скажем, кислыми щами или тухлой рыбой. Меня не смутило бы даже то, если бы вместо еды, тут несло бы парфюмерией, краской или просто фекалиями.
   Но здесь вопиюще пахло запустением. Даже дежурное освещение зала - блекло мерцающие холодной голубизной светодиоды под потолком - навевало своим холодным, мертвенным серовато-голубым светом мысли о моргах, секретных базах черных трансплантологов и захваченном Чужими космическим кораблем.
   Я подошла к стене, на которой висели в аккуратных позолоченных рамочках грамоты и благодарности. Оказывается повара сей почтенной едальни весьма успешно участвовали в разных гурманских конкурсах и завоевали немало призов за свой умело замастряченный хавчик.
   Последним в ряду втюханных в рамку документов была благодарность поварам от начальства "ИNФЕRNО", датированная прошлым годом. Никаких свидетельств тому, что в этом году здесь кого-то кормили-поили, я не нашла.
   В поисках разгадки такой таинственной странности я решилась пройтись по пустынному залу, поглядеть на огромные расписные блюда на стенах, почитать висящие в резных рамках из красного дерева фирменные рецепты здешней поварской братии и поразгадывать страшные тайны этого архизагадочного места.
   Надо признать, руководство "ИNФЕRNО", как и положено преуспевающей конторе, совершенно не жалело бабла на свой уставленный дорогущим оборудованьем пищеблок.
   Он представлял собой весьма пристойненький зал для жратвы, поблескивающую стеклами пустых витрин и нержавейкой сложенных в стопки подносов линию раздачи, здоровенный морозильник, а также кухню, забитую котлами, разделочными столами, вытяжными конструкциями, стеллажами с посудой, посудомоечными комбайнами, плитами, холодильниками, шкафами с разными сортами масел, соусов и приправ.
   Видимо, во мне возбудилось женское начало, поскольку я придирчиво проинспектировала пищеблок на предмет наличия-отсутствия надлежащего для удовлетворения потребностей желудка кухонное оборудование, представляя себе, что из него можно уместить в моей квартире.
   Оборудование тутошней харчевни имело вид бравый и явно находилось в готовности номер один. Однако оное было настолько вылизанным и безжизненный, что прямо мурашки по коже бежали от одного взгляда на отсутствие даже капли жира или мучного пятна на шняге для готовки на пару и запекания.
   Я заглянула в тепловой шкаф. Так профессиональные работники ножа и топора (имею в виду не разбойников, а кухонных дел мастеров) именуют шнягу, в которой медленно-медленно - дабы сохранить побольше полезной ботвы - готовят мясо и рыбу.
   В шкафу этом мне не попалось на глаза ни единого следа жизнедеятельности не только человечков в белых колпаках, но даже бактерий. М-да...
   Вдруг я наткнулась на погребок с бухлом. Вернее это был не погребок, а чердачок, поскольку бухлохранилище находилось над морозильником, и туда я поднялась по спиралевидной пупырчатой ленте стального пандуса.
   Поднялась и увидела в почему-то совсем не закрытой на сто шестьдесят пять замков от шмыгающих по офису "ИNФЕRNО" всяких-разных страховых агентов кладовке стояли бочонки с пивом и упаковки с вином, и всякими аперитивами. Прямо не столовка, а ресторан какой-то.
   Поскольку несознательные злыдни - вахтер и его банда охранников - объявили мне войну, то мне следовало действовать в соответствии с ролью бойца невидимого фронта.
   А на войне, как вы, сестрицы, наверняка знаете, добыча свята, коли с боем взята. Все имущество противника - трофеи. А значит, я имела полное право промочить пересохшее от волнений горло вражеским пойлом.
   И я тут же использовала свое освященное негласными военно-полевыми конвенциями и фронтовым кодексом чести право на полную катушку - вылакала литр белого итальянского игристого вина.
   И стало мне после этого, сестрицы, очень даже спокойно. Правда, у меня началась легкая икота (неужто кто-то вспоминал обо мне?!), а еще щекотала горло отрыжка.
   Успокоившись, я принялась, забыв о банде преследователей, спокойненько ходить по залу со столами, где на белоснежных скатертях стояли солонки, пустые вазы да салфетницы, и размышлять над загадками аборигенов "ИNФЕRNО".
  
   5
   Вдруг широкие двери столовки с грохотом распахнулись. И в нее ворвалась целая толпа исконных врагов всякого страхового агента - охранников. У одного из них я с ужасом заметила наручники, а у другого толстую резиновую палку.
   В моем богатом кошмарами воображении тут же возникла картина: я висю в пыточном подвале - вниз головой на проходящей над замызганным цементным полом канализационной трубе, - а здоровенный красномордый детина лупит дубинкой мое истерзанное голое тело, облепленное мухами и покрытое черными гематомами и ранами...
   - Мой га-а-а-д! - простонала я, чуя, что меня будут бить, возможно - ногами.
   Морды нагло вторгнувшихся в столовку субъектов носили на себе печать Тьмы. Наполненные ею под давлением в миллионы марсианских атмосфер безумные от ярости глаза посланцев Зла были прищурены. Видимо, чтобы не дать переполнявшей их стекловидные тела силе ненависти разорвать склеру и вытечь из глазниц на пол.
   Мощные бульдожьи челюсти охранников злобно щурились на меня крепкими зубами, которыми враз можно было перекусить мою бедренную кость.
   А нагло выдвинутые вперед подбородки моих гонителей, словно высеченные из камня пьяным карикатуристом, телепатически взывали ко мне: "Чего ждешь!? Приласкай нас ломиком или хотя бы обрезком ржавой трубы".
   Даже волосы на башке у моих преследователей не лежали ровно, как у мирных обывателей, а топорщились плесневелой щетиной среди овальных проплешин, придавая моим преследователям вид любимых питомцев доброго доктора Франкенштейна.
   Охранники разошлись по залу, беря меня в кольцо. Действовали они быстро и бесшумно. Единственное, что я слышала - это хруст разминаемых ими толстых пальцев их медвежьих лапищ, каждой из которых можно было за минуту удушить до десятка дездемон, да еще бы времени и на пару гамлетов хватило бы.
   Я сжала кулаки и пригнулась к полу, готовясь принять свой последний в этой жизни бой. Понятно, что против такой своры у меня нет шансов. Но хотя бы пару из них я на Тот Свет с собой прихвачу.
   И тут внутри моего черепа прошелестел голос здравого смысла: "Ты дура, Ника! На кой хрен тебе эта кабацкая драка и удары подносом по жбану!? Делай ноги, пока их тебе не переломали!"
   Мой внутренний голос почти всегда давал мне мудрые советы. Я им редко следовала и постоянно попадала в передряги. А вот сейчас я решила послушаться его.
   Ведь, и в самом-то деле, ну на кой фиг мне бесплатно забитой ногами умирать на полу пусть и вполне себе чистенькой и комфортабельной столовки? Оно мне надо? Оно вам, сестрицы, надо? Оно даже Джету Ли со Стивеном Сигалом ни хрена не нужно! А уж они-то еще те любители расквасить носы и переломать руки-ноги плохим парням.
   Я, не отрывая настороженного взгляда от окружающих меня гоблинов, начала отступать. К кухне. Затем перескочила через кассу раздачи и рванулась на второй этаж пищеблока.
   Нет, я вовсе не собиралась запереться в винном складе. Наоборот, мой план военных действий предусматривал неожиданную для противника контратаку. Своим главным вундерваффе я избрала попавшуюся мне на глаза большую стальную тележку набитую кастрюлями, мелкими блюдцами, кружками, ложками-вилками и прочими салатницами, а также пустыми термосами и алюминиевыми канистрами.
   Гонимая алкогольными парами и адреналиновыми впрысками я сильными толчками разогнала вышеупомянутую тележку до бешеной скорости "болид" и запрыгнула на все эти кастрюли и канистры, крикнув голосом ангела, вещающему прогрессивной общественности, что Страшный Суд уже начался и поздно записываться в натуралы и сдавать бабки в приходскую кассу:
   - Побереги-и-и-сь! Зашибу-у-у-у!
   Моя "колесница смерти" с ужасным грохотом промчалась через зал с застывшими в растерянности гоблинами, круша на своем победоносном пути столы и стулья и стирая в пыль падающую под колеса посуду, и выехала в коридор через двери.
   Правда, не через те, что были распахнута, а через запасные, которые никто не открывал. Но закрыты они были до тех пор, пока в них не ударил стальной таран "колесницы смерти".
   Двери - в щепки! Тележка - на бок! Ее содержимое - на пол! Я - на свободе!
   А охранники остались с носом. Страшно и представить, что они со мной сделают, коли заловят. Ясно, что убивать мою тушку будут долго и мучительно. Вероятно, над ней многажды надругаются - не исключено, уже над мертвой.
  
  
  
  
  

ГЛАВА 7. А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

  
   1
   Я быстро шагала по коридору, нервно оглядываясь и тяжело дыша после бега.
   "Вроде оторвалась от этих сволочей", - подумала я и попыталась понять в какой стороне от меня кабинет президента "ИNФЕRNО". Увы, после бегства от погони у меня напрочь исчезла ориентация в здешнем офисном пространстве. Я даже не представляла себе, на каком этаже нахожусь.
   И, поскольку без посторонней помощи дорогу к Хорькоффу мне было не найти, я решила поговорить с кем-либо из местных.
   Одна из стен коридора, по которому я шла, была сделана из прозрачного стекла. Сквозь оное я увидела зал, где кипела обычная офисная работа - за компами пахали сотрудники "ИNФЕRNО" (все в темных очках!), отделенные друг от друга невысокими перегородками.
   Скорее всего, это был отдел планирования, поскольку стены зала были увешаны всякой шнягой, посвященной тендерам, расчетам стоимости того или иного проекта, а также аналитическими таблицами и графиками.
   "Быстро спрашивай и быстро смывайся отсюда", - проинструктировала я себя, входя в зал. Здесь, кстати, пахло той же неприятной фигней, как и от вахтера с Мымрой.
   "Ну и что?! - подумала я. - Если от них несет не "Шанелью", то это вовсе не значит, что народ повыкапывался из могил".
   Расспросив дружно заикающихся сотрудников о том, как добраться до кабинета Хорькоффа (оказалось, тот сидит всего лишь этажом выше), я собралась покинуть зал, но тут произошло странное: вся тутошняя братва вкочила и направились быстрым шагом в закуток, отделенный от рабочего сектора зала мрачной темно-фиолетовой перегородкой.
   "Может, зря себя насчет ходячих трупешников накручиваю? - засомневалась я, глядя вслед шустро умотавшим за перегородку сотрудникам. - Зомби тупы и должны еле шевелиться. А эти - шустрые. Не, это не ожившие мертвецы, те едва ноги волочат, выбравшись из могил".
   Любопытство, говорят, сгубило кошку. Но каждая женщина - кошка (если она, конечно, не сука). Вот и я как самая настоящая из женщин не могла не полюбопытствовать: а чем же там, за таинственной перегороднкой, занимаются загадочные обитатели таинственного "ИNФЕRNО"?
   "Тут, в "ИNФЕRNО", вероятно, просто какой-то синдром - ну вроде сорок седьмой хромосомы, как у даунов, - размышляла я, суетливо шакаля по залу. - Ведь могло так получиться, что в эту компанию специально понабрали людей с дефектами речи и глазными болезнями... На какие шиши набирали? Так ведь может, какой-нибудь спонсор подкинул бабла на тот проект. А потом оный стал самоокупаемым и даже дает нехилую прибыль".
   На цыпочках я подошла к перегородке, из-за которой раздавались странные звуки, заставившие меня снова насторожится.
   "Почему спонсор подкинул им бабла? - продолжила я рассуждать. - А потому, что всем этим сам переболел когда-то и шибко настрадался. Вот после и решил, разбогатев, помочь таким же бедолагам, как он. Собрал их сюда со всей России. И дал им работу... М-да, версия, конечно, так себе. Но другой-то покамест ни фига нет".
   Более-менее успокоивши себя, я заглянула за ширму и там - о, ужас, ужас, ужас! - увидела, как сотрудники "ИNФЕRNО", с жутким и отвратительным аппетитом едят собачьи консервы. Прямо из банок! Руками!!!
   "Пора смываться, Ника! - крикнул мне инстинкт самосохранения. - Только уходи по-тихому, чтоб эти твари не засекли. Иначе схарчат и косточек не оставят".
   Я, стараясь ступать как можно тише, медленно сделала несколько шагов назад. Еще пара шагов - и я без потерь для имиджа покину опасную зону, оставшись целой и невредимой.
   Вдруг из моего кармана громко просигналил о входящем вызове мобильник. Падла! Жаль, раньше не убила об стол этого предателя!
   И - о, ужас-ужас-ужас! - все услышали его веселенький рингтон - мелодия песни "Жил-был у бабушки серенький козлик" из "Пиратов Карибского моря".
   Меня будто жидким азотом обдало - обожгло и заморозило одновременно. Все ощущение на миг исчезли. Только почувствовала, как непроизвольно дергается глаз. Но определить, какой - левый или правый, - так и не смогла.
   Время вдруг потеряло свою прежнюю скорость. Я видела, словно в замедленном кино, как ко мне поворачиваются десятки лиц и открывается рот у ближайшего ко мне существа, решившего мне что-то сказать, и столь же медленно делают шаг в мою сторону двое других существ.
   - А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! - завопила я, осознав, что по собственной воле влезла в логово кровожадных зомби, и бросилась бежать.
  
   2
   Страх и просящийся наружу литр вина, наспех переработанного почками, занесли меня в сортир. Запершись в туалетной кабинке, я первым делом очистила мочевой пузырь от совершенно лишней в предстоящих боях с нежитью жидкости.
   Затем я, мало чего соображая от ужаса, опустила крышку унитаза и села на нее на корточках, опершись спиной, орошаемой холодным потом, в котором плыли косяки мурашек, о стену.
   Сидела я в такой странной позе - замороженная страхом и заторможенная испугом, почти не дыша и трясясь, - минут десять, пока не накопила сил, чтобы крепко-прекрепко выругаться - словно капитан морского буксира, поскользнувшийся медузе и основательно приложившийся к палубе бородатой физиономией.
   И тут же я почувствовала, что меня начало потихоньку отпускать - из мышц уходила дрожь, да и дышать становилось все легче и легче.
   Обычный пипл за всю жизнь не сможет испытать столько ужаса, сколько испытала я сегодня. И что-то подсказывало мне: ужастик, где я играю главную героиню, еще не дошел до кульминации, и еще полезут из подвалов и чердаков клыкастые оборотни, голодные людоеды, зло хохочущие призраки и прочие зубастики.
   Я опустила ноги на пол и собралась было встать. Но тут мое подлое воображение подсунуло мне такую картинку: в тубзик врываются воющие от голода зомби и, мерзко похрюкивая, рвут меня на части. И снова поджала под себя ноги, обхватила трясущиеся колени дрожащими руками и, даваясь слезами, пробормотала:
   - Сожрут меня тут, на хрен, без соуса и не подавятся! Как пить дать, сожрут. А я так молода, так молода: сына не родила, дерево не посадила и не построила не то что дом, но и даже собачью будку.
   Снова зазвонил проклятый телефон-предатель, чуть было не сделавшей меня завтраком для зомби с "ИNФЕRNО". Трели мобильника настойчиво предлагали мне откликнуться на вызов.
   - Это кто же такой упертый-то? - пробурчала я и достала из кармана телефон.
   На его экране высветилась надпись: "Шеф".
   "Тебя, блин, мне тут только и не хватало, зараза!" - выругалась я.
  
   3
   Я поднесла мобильник к уху и поприветствовала начальника, старательно чистя голос от всяческих панических ноток:
   - Еб... Доброе утро, Пал-Никодимыч. Как Ваше драгоценное здоровье?
   - Ты где, Лодзеева? - буркнул шеф.
   - В дристалище, - призналась я.
   - Где-е-е!? - поразился шеф.
   - В смысле в Чистилище, в самом сердце резиденции дьявола, - поправилась я. - Пробралась в логово Хорькоффа. А тут прямо, как в "Муравейнике" под Ракун-сити. "Амбрелла" рулит - кругом один бешеные зомби. Готовлюсь к решающему сражению с их полчищами.
   - Задолбала ты меня с-своим дурацким юмором! Кончай шутить! Дело с-серьезное.
   - Согласна, Пал-Никодимыч. Дело серьезней некуда. Такой крутизны мне еще не подворачивалось. Возможно, чтобы впарить полис, мне придется погибнуть или кого-либо замочить.
   - Помни, Лодзеева: облажаешься - вылетишь на улицу! - пригрозил Пал-Никодимыч. - Нам неудачницы не нужны. Если не сможешь добраться до Хорькоффа, с-считай, ты у нас не работаешь".
   - Вот ведь паршивец! - сказала я, возвращая мобильник в карман. - "Помни, Лодзеева: облажаешься - вылетишь на улицу". Говнюк! Так и норовит мне трудовой стаж изгадить. "Нам неудачницы не нужны". Это я-то неудачница?! Да ты, старая галоша, сам голимый неудачник! Недаром меня мама предупреждала насчет таких начальников-засранцев, ох, не даром.
   "И закопают тебя на городской свалке", - вспомнились мне слова мамы. И я громким шепотом спросила себя:
   - Ника, ты хочешь лежать на городской свалке среди тухляка - грязных луж, где плавают гнилые помидоры и арбузные очистки, холмов из пластиковых упаковок от пищевых товаров, набитых с окровавленными бинтами и ампутированными при операциях конечностей мешков, отходов мясокомбинатов и автосервисов, трупов бездомных зверушек и прочей дохлятины?
   - Не хочу! - ответила себе я еще более громким шепотом.
   Мне действительно не хотелось такого конца. Очень не хотелось. Поэтому надо было срочно менять свое отношение к ситуации и к жизни в целом.
   Я напряглась и достала со дна своей измученной души центнеры мужества и тонны отваги. Страясь не уронить их на пол сортира, вышла из кабинки. И подошла к зеркалу.
   Оттуда на меня глянула бледная, насмерть перепуганная деваха с широко открытыми от ужаса глазами. Если бы кто-нибудь из сослуживцев видел меня сейчас, то не поверил бы своим глазам, глядя на мое лицо с глазами от ужаса расширенными до состояния катящихся в противоположные лузы биллиардных шаров.
   - Дрейфишь, старуха? - спросила я свое отражение.
   Оное не ответило.
   - Чо молчишь-то? - поинтересовалась я.
   Отражение снова не произнесло ни слова.
   - Конечно, дрейфишь, - констатировала я. - А чо дрейфить-то?! Прикинь, если б они тут действительно людей жрали б, то их ментура-прокуратура давно бы всех за решетку упекла. Ты тут хоть одно пятно крови видала? Ни фига ж ведь не видала. И вообще: после мерзкого выпендрежа перед элитой "Кольчужника" в лице Толика и Тохи мне теперь уже нельзя чего-либо боятся. Мосты сожжены - слова сказаны. Либо я пройду сквозь шеренги живых мертвецов к цели, либо Толик и Тоха назовут меня балаболкой и лохушкой, имея на то полное право. Ибо самая главная заповедь человечества гласит: "За базар надо отвечать!"
   Я сжала замолотила ногами и руками по воздуху, представляя, как лихо отоварю толпу нападающих на меня зомби, и приговаривая:
   - Да если бы даже тут зомби шастали, чо тут такого? Чо ужасного в том, что здесь работают зомби? На меня лично никто пока не напал. Конечно, общаться с ними тяжело - все какие-то упертые и воняют. А так, в принципе, ничего особенного. Толик, допустим, с бодунища гораздо страшнее выглядит, а уж прет от него тогда о-го-го как.
   Проведя "бой с тенью" и отмолотив воздух хуками, крюками и любимой двоечкой (прямой левый - в солнечное сплетение, прямой правый - в нижнюю челюсть), я обрела возможность трезво рассуждать на совершенно бредовую тему - о зомби.
   И, что вы думаете, сестрицы, ситуация уже перестала казаться мне совершенно безнадежной. Ведь еще британские ученые доказали, что большая часть зомби не столь уж и крута. А я, ловко ускользнув от неповоротливых охранников, убедилась на собственном опыте в правоте сего научного вывода.
   Ведь что говорит нам, сестрицы, наука? А наука нам говорит, что простые зомби - это тупые и медленные существа со слабым зрением, испорченным хронической глаукомой и обострением катаракты. Поэтому в основном пользуются слухом и обонянием. Чтобы кусаться, используют старые, еще не выпавшие зубы. Боли не чувствуют, хотя прежняя нервная система еще работает.
   Таких зомби можно было и не бояться. Хороший удар туфлей по лбу угомонит любого из них.
   Более опасны те зомби, что успели вдоволь нажраться живой плоти в первые же часы после смерти.
   Такие твари быстро бегают, и реакция у них о-го-го какая. Но есть и серьезный недостаток - тупость и выпавшие зубы. Зато отрастают когти, которыми они и рвут жертв на мелкие кусочки, которые во время своих кровавых банкетов запихивают в глотку, не жуя.
   Из-за того, что нервная система таких чудовищ перерождается, они не чувствуют, как у них при сверхнапряжений рвутся мышцы и ломаются кости.
   Те из зомби, кто таким образом сильно покалечился, уже не могут носиться по городу за орущими от ужаса блондинками. Такие твари (зомби-калеки, конечно, а вовсе не блондинки) терпеливо поджидают в засаде своих жертв, прячась в темных местах - под лестницами и в подвалах.
   Это очень опасные создания - хитрые и предусмотрительные. Советую вам, сестрицы, остерегаться их. Коли услышите, что кто-то закопошился в темном подвале, сразу стреляйте из всех стволов, а лучше киньте туда гранату.
   И наконец - самые крутые зомби. Они сожрали много-много живых пиплов. И стали большими, сильными и быстрыми.
   У них отрастают большие клыки и прорезаются игольчатые, как у акулы, зубы. Форма черепа становится похожей на голову слона, уши растут вверх и становятся похожими на ослиные.
   Такие зомби уже больше новый биологический вид, нежели просто мутировавшие от Т-вируса пиплы. Сей вид обладает интеллектом на уровне пятилетнего ребенка и некоторыми магическими качествами - в частности, умеют отнимать жизненную энергию у людей.
   Однако ничего похожего на такие типы я в офисе "ИNФЕRNО" не встретила. Тут тянули лямку какие-то неправильные зомби. Я про таких даже в Большой антисоветской энциклопедии нежити не читала.
   "Может, все-таки смыться отсюда, пока не сожрали?" - спросила я у себя.
   В такой мысли был резон. Но только не для меня - заложницы чести и жертвы подлых интриг Пал-Никодимыча, покусай его вурдалак.
   "Нет! - ответила себя я. - Прочь пораженческие мысли! Мила Йовович никогда бы не стала в панике драпать от зомби. Она бы обдала их такой мощной волной презрения, что они сами удавились бы от отчаянья. И я не стану драпать. Выполню миссию даже ценой жизни. Да, именно так: выполнить миссию и умереть! Нет, лучше так: выполнить миссию или умереть. А еще лучше: выполнить миссию и не умереть. Пусть лучше Пал-Никодимыч сдохнет от зависти, видя, какая я великолепная страховщица".
  
   5
   Я посмотрела на свое отражение строгим, требовательным взглядом. Расправила плечи. Выпятила вперед нижнюю челюсть, как Шварценеггер в "Терминаторе". И произнесла:
   - Я не тварь дрожащая, а, типа, право имею! Вперед, Ника! Испепели нежить пламенем священной ярости! За веру! За добро! За Русь святую! За достойную пенсию!
   - "Сим победиши!" - проговорила я, рисуя губной помадой на своей белой папке православный крест, и добавила: - Трепещи, нечистая сила!
   Я воздела к потолку сживающие папку руки и, грозно потрясая ею, направилась к выходу из сортира со словами:
   - Страшись, мертвец, животворящего знака! Страшись меня - бича в длани Божьей! Я буду лупить твоей башкой по стенам! Я буду выкалывать твои черные глазищи ручкой с логотипом ОВО "LАДИК"! Я буду петросянить тебя тупыми шутками из "Кривого зеркала" до тех пор, пока твои залитые трупным ядом мозговые извилины не заплетутся в клубок! Я тебя расстреляю из...
   Тут я сбилась с пафосного стиля, поскольку попытка открыть пинком дверь уборной, провалилась. Дверь не поддалась моей ноге.
   Повторялась история с моим входом в офис "ИNФЕRNО". Только у клозетной двери не имелось второй створки.
   "Чего-то не везет мне сегодня с входами-выходами, - отметила я. - А вдруг меня тут нарочно закрыли? Зачем? Типа, испугались. А чего им меня бояться? Так ведь я могу раскрыть все их тайны и продать материал газетчикам или слить его в интернет. Но не легче ли меня сразу пришить, чем на всю жизнь законопатить в сортире? Да никто не будет конопатить: дождутся вечера, когда лишних глаз в офисе не будет, вытащат меня отсюда и замочат. Потом кровь выпьют, а мясо сожрут. Я, хоть и не собачатина, но, думаю, зомби придусь по вкусу".
   - Ну уж нет, не видать вам моей кровушки! Выпустите меня отсюда, злыдни! - рассердилась я и пригрозила незримому противнику: - А то ща как тут все повышибаю, на фиг, что весь офис рухнет.
   Зло ругаясь, я стала долбить ногами ни в чем не повинную дверь.
   Та не поддалась.
   Последние остатки страха покинули меня. На его место пришла злость на проклятых зомби.
   - Я выкину ваши вонючие тела из окон, - пригрозила я коварным тварям. - А потом отрыву вам ноги и руки, победно хохоча над вашими беспомощными телами у моих ног. Вашенские же челюсти, в бессильной злобе клацающие зубами, я вырву и отнесу Пал-Никодимычу. Пусть старик знает: Лодзеева - это никакая-то там гламурная мадамочка и недаром ест свой хлеб, она, ежели придется, и упыря на скаку остановит, и избу с чертями сожжет.
   Вдруг мне пришло в голову, что дверь может открываться совсем в другую сторону. Я проверила догадку и, проклиная свою тупость, легко вышла из нужника, пропитанного запахом моего страха.
   Чтобы вернуть себе боевой дух, я грозно помахала папкой в сторону кабинета Хорькоффа, и от души обматерила всех зомби мира, а заодно с ними и Пал-Никодимыча. Досталось от меня и П.П. Прушкину. Хотя, если подумать, он тут был совсем ни при делах.
  
   6
   Страх сползал с меня, словно тающий на мартовсков солнце снег с крыши ржавого "жигуля", простоявшего без чехла всю зиму во дворе, капая на пол сортира остатками паники и самоедства.
   И я поняла, что всю жизнь делала дела не так, как надо. Я ведь как себе говорила все время? Я говорила себе: "Ника, сваргань эту дребедень и будет тебе счастье". Но после честно выполненной работы никой радости не наступало. И так по жизни у меня и пошло: рассчитываю, что сделаю домашнее задание, и будет пряник, а вместо него пролет; бегаю на работе, как бешеная лисица, а праздника все нет и нет.
   А ведь надо вести себя по-иному, сестрицы. Надо не ждать бонусов по окончанию какой-либо дерьмовой работы, это ослабляет мускулатуру и тормозит мозги.
   Следует порадовать себя перед началом - улыбнуться, откушать пастилы, погладить мурлыкающего кошака, - а потом уже приниматься за мытье полов и стирку-глажку.
   И еще. Знайте, сестрицы, даже из самой гнилой ситуации выход всегда есть и не обязательно в окно пятнадцатого этажа. Просто мы о нем не догадываемся, и тут надобно хорошенько пораскинуть мозгами.
   Да-да, знаю-знаю, каждой из вас кажется, что уж ее-то ситуация точно безнадежна.
   Сестрицы! За последние 50 000 лет в человеческом обществе все эти ситуации повторялись миллионы миллионов раз - в шалашах и пещерах, вонючих лачугах и отделанных позолотой и мрамором дворцах. И раз человечество уцелело, значит, выход есть.
   Я вдохнула полной грудью пахнущий дезодорантом воздух сортира, затем выдохнула все лишнее, задержала дыхание и вышла в коридор.
  
  
  
  
  

ГЛАВА 8. ВООБЩЕ-ТО, Я ЧЕЛОВЕК ДОБРЫЙ

  
   1
   "Чего мне бояться-то! - подбадривала я себя, шагая в сторону кабинета Хорькоффа. - У меня тут кругом полным полно знакомых. Я уже кучу социальных инвестиций в "ИNФЕRNО" совершила, пообщавшись с местным душевным народом. Я очень плотно сблизилась с вахтером и Мымрой, а уж с мужиком и бабой, с которыми мы катались на лифте, мы вообще кореша. Так что, можно сказать, меня тут каждая собака знает... Нет, о собаках лучше не вспоминать! Лучше обратиться к светлой стороне Силы и попросить у ангелов-архангелов поддержки в драке против нежити. Пусть меня научат ее упокаивать".
   Я подняла над головой папку с крестом и с чувством произнесла:
   - Господи, помоги мне, недостойной рабе твоей Нике! И спаси меня, грешную, от козней нечистой силы и от живых мертвецов, да не смогут они причинить мне никакого вреда. И пусть на каждого ихнего ожившего мертвеца у меня найдется свой омертвевший живец!..
   Я вошла в приемную Хорькоффа, бормоча самопальные молитвы и держа перед собой папку с нарисованным крестом.
   - Боже, защити ничтожную рабу Твою Нику Лодзееву! - шептала я. - Именем Твоим заклинаю нечистую силу: изыди препоганая, на фиг, из этого офисного планктона! Изыди и убей себя, гадина, об стол!
   Сидящая в приемной секретутка (тоже в темных очках!) повернулась ко мне и поинтересовалась:
   - Вы по к-какому в-вопросу?
   - Изыди, Сатана! - прошептала я, потрясая папкой перед секретуткой.
   Но, увидев, что секретутка не собирается корчиться в муках от созерцании святого креста, я тут же убрала папку под мышку и сказала:
   - Здрасьсе! Мне надо на одну секундочку к Андрею Яковлевичу. По делу! Срочно!
   - Т-только по з-записи или п-приглашению. П-просто так к нему н-нельзя.
   "И у этой дикция ни к черту", - отметила я и вытянула шею, чтобы рассмотреть имя секретутки на бейджике, пришпандоренном к ее блузке.
   На оном было написано: "Секретарь приемной Снежана Перебойко".
   - Драгоценная Снежана, - улыбнулась я ей самым дружелюбнейшим образом, - а кто Вам наплел, будто я "просто так" иду к вашенскому боссу? Надо рыло начистить тому бесогону, который наплел Вам такую лажу! Затем его следует связать, закрыть в комнате, обитой поролоном и заставить там пару суток слушать выступления депутатов верховной рады. А после этого вруна следует кинуть в кишащую рыбами-мутантами Москву-реку.
   Секретутка недоуменно посмотрела на меня.
   Чувствуя прилив вдохновения, я продолжила вешать ей на уши лапшу:
   - Шмыгунов, которые "просто так" отвлекают внимание президента архикрутейшей международной корпорации, надо колотить шваброй и спускать с лестницы. Только услышали заветные слова: "Я к тебе просто так пришлепал", - сразу же гасите этого пришлепавшего ушлепка шваброй по кумполу. Поверьте мне, иного пути борьбы с такими балаболами нет. Британские ученые доказали это еще в прошлом веке. На подобные темы написаны тысячи диссертаций. Если хотите, я вам парочку научных монографий по этому вопросу занесу в понедельник. Вам как будет удобнее - утром в приемной или вечером в вестибюле?
   Секретутка озадаченно наморщила лоб, все меньше понимая, о чем идет речь. Чтобы и самой не запутаться в собственных измышлениях, я потихоньку начала возвращать нашу занимательную беседу в более деловое русло:
   - Я, Ника Лодзеева, представитель ОВО "LАДИК" - самой серьезной страховой компании среди наиболее продвинутых. И никогда не позволю себе какое-то там "к тебе просто так". Тем более что мы тут ни с кем не пили на брудершафт. Или пили? Я чего-то вспомнить не могу. Вроде я у вас танцевала польку-бабочку на корпоративе по поводу юбилея, нет? Или это были похороны и мы пили вермут? Или это были похороны, совмещенные с юбилеем и вермутом, а потом еще и усугубленные вискарем?
   - Нет!
   - Точно?
   - Так Вы по з-записи или по п-приглашению? - кажется, секретутка начала терять терпенье.
   - Не принимайте меня за ту, кем не являюсь, ибо являюсь вовсе не той, кем кажусь Вам в данный момент, будучи неправильно понятой и превратно истолкованной, - завернула я.
   И, кстати, весьма мощно завернула. Так завернула, что и сама не поняла, чего сказала.
   - Не п-понимаю. О чем Вы? - моя загадочная фраза встревожила секретутку.
   - Я Вам ответственно заявляю, что просто так никогда и ни к кому не захожу.
   Я с важным видом выдержала паузу, чтобы секретутка прониклась серьезностью услышанного, и посоветовала ей:
   - Обязательно запишите это на каждую страницу своего ежедневника, ибо моей и вашенской фирмам предстоит многовековая дружба. Причем, заметьте, оную не разрушит даже наша с Вами смерть от глубокой старости.
   - Как Ваша ф-фамилия?
   - Лодзеева! Заметьте, я не стала врать, хотя в данных обстоятельствах имею на это полное право. И, кстати, я уже представлялась Вам. Но Вы, к стыду своему, уже все забыли. И как с такой короткой памятью можно работать на столь ответственном посту?
   - Я н-ничего не з-забываю, - буркнула секретутка и начала сверяться с лежащим у нее на столе списком.
   - Это правильно, что Вы не стали передо мной извиняться за забывчивость. Не надо, не извиняйтесь, - продолжила я грузить собеседницу. - Вообще-то, я человек добрый. И уже Вас простила. Я даже простила вашенского вахтера за то, что он меня зверски покалечил, и я теперь почти инвалид со всеми вытекающими из этого последствиями. Вот посмотрите, что со мной сотворил этот монстр.
   Я показала секретутке синяки на руке.
   Мельком взглянув на него, секретутка начала перечитывать список, пытаясь найти там мою фамилию.
   - И не важно, если меня еще не успели внести ни в какие списки, - заявила я. - Главное, чтобы Вы меня к своему начальнику пустили. Он, поди, уж заждался меня. Думает, небось: "Чо, блин, за дела?! Хочу застраховаться, а ни одного страхового агента под рукой нет, хоть ты тресни от безнадеги и тупиковости ситуации". А агент-то - вот он! Молодой и красивый. Умный и обаятельных. Образованный и высокопрофессиональный. Сидит себе тихонько в приемной и время на всякие объяснения ненужные тратит.
   Наконец секретутка оторвала взгляд от списка и повернулась ко мне, сообщив:
   - Вашей ф-фамилии тут нет.
  
   2
   - Правильно! - не растерялась я и улыбнулась, словно выиграла кучу денег в лотерею. - Ее там нет и быть не должно! А, знаете, что это значит?
   - Что?
   - Это значит: Вы обязаны спросить своего босса, готов ли он, несмотря на столь длительное ожидание моего появления, расстаться со мной, так и не встретившись и не узнав от меня суперважных новостей, которые вне всякого сомнения произведут кардинальные изменения в нынешней стратегии развития "ИNФЕRNО". И как знать, может, через двадцать лет, сидя на своей мультимиллионерской вилле на Канарах, Вы будете с волнением вспоминать тот день, когда увидели мое улыбающееся лицо - лицо мыслительницы и поэтессы, принесшего в "ИNФЕRNО" эру процветания и денежного благополучия. А этот агент - мыслительница и поэтесса - будет в это время сидеть в своей скромной квартирке в Выхино и думать: "Я этим калоедам принесла триллионы баксов прибыли, а они, суки, даже открытку мне ко дню рождения не прислали!"
   - К-какие у с-страхового агента м-могут быть "с-суперважные н-новости" для п-президента н-нашей к-корпорации? - поинтересовалась секретутка.
   - Те, естественно, которые содержат в себе наиприятнейший сюрприз.
   - Н-например?
   - Например, встреча со мной - это всегда наиприятнейший сюрприз. И наша с Вами дружеская и высокодуховная беседа - тому ярчайший образчик. С нас с Вами вполне можно писать картину "Мозговой штурм главных проблем мира и войны". Уверена, знатоки выложат за это полотно кучу миллионов. Особенно, если на заднем плане будет тот гроб, что висит над вашенской проходной, а мы с Вами будем одеты в бронированные готические бикини, а в руках у нас будут сверкать двуручные мечи.
   - О чем р-речь? - запуталась секретутка.
   - Вы ведь меня сегодня не планировали встретить, так?
   - Так.
   - А встретили. И вижу, Вас это чрезвычайно взбодрило. А ведь я еще не использовала и тысячной части имеющейся у меня информации. Господин Хорькофф просто умрет от счастья, пообщавшись со мной.
   - П-пришлите з-заявку по электронной п-почте на наш к-корпоративный адрес или отправьте ф-факс.
   - Драгоценная моя, Вы не находите, что между нами затеялся какой-то совершенно трансцендентальный разговор с элементами абстрактного сюрреализма?
   - Чего-чего?
   - Я Вам - про "в огороде бузина", а вы мне - "в Киеве хунта". Как говорится, не Петров, а Зильберштейн, не в преферанс, а в подкидного, и не выиграл, а проиграл.
   - К Андрею Яковлевичу н-нельзя.
   - Понимаю. Занят человек. Въехала, чай не даун. И поэтому я к господину Хорькоффу только, типа, на одну минуту. И не на секунду больше. Если я хоть на пару минут задержусь сверх отпущенного мне срока, то можете заехать мне своей компьютерной клавой по морде лица. Оно нисколько не обидится, ибо Вы будете в своем секретарской праве.
   - Н-нельзя! Ни на м-минуту, ни на с-секунду!
   "Пора применить смекалку", - решила я, подошла к окну и воскликнула:
   - Ой-ой-ой, смотрите! Кто-то из вашенских с верхних этажей выкинулся!
   Секретутка рванулась к окну и стала искать взглядом труп на тротуаре. Я же бросилась к двери с табличкой "Президент корпорации "ИNФЕRNО" Андрей Яковлевич Хорькофф".
   И каково же было мое изумление, когда у себя на пути я обнаружила... обманутую мной секретутку, негодующую на мое профессиональное вероломство.
   "Вот это скорость!" - оценила я физическую подготовку Снежаны.
   Та схватила меня за руку и повторила:
   - Н-нельзя!
   - А почему? Его, что ль, в кабинете нет? - я попыталась освободиться от захвата с помощью приема из айкидо, которым занималась целых полгода. - Так бы сразу и сказали б!
   Увы и ах, все мои полугодовые тренировки посыпались прахом на пол приемной (зря я на них время тратила, сестрицы: не катит никакое человеческое тайдзюцу против мертвякского ниндзюцу).
   Секретутка обладала стальной хваткой и медвежьей силой. Та сила тащила меня к выходу из приемной. А та хватка не давала мне вырваться из вражеского захвата.
   - Постойте! - я уперлась ногами в дверной косяк и этим смогла остановить процесс моего изгнания. - Давайте поговорим! У меня, кстати, одна знакомая есть. Ее тоже Снежаной зовут. Она торгует собой по телефону. Говорит, у них там все Снежаны да Миланы. А на самом деле - Ленки, Машки да Наташки.
   Секретутка отпустила меня. И я шлепнулась на покрытый ковром пол, прошипев:
   - О, мой га-а-а-д, блин-на-фиг!
   Моя противница ухватила меня за шею и попыталась поставить на ноги. Но я не далась - вывернулась из захвата и очутилась на карачках. В такой позиции даже мой небольшой борцовский опыт оказался неплохим противовесом чудовищной силе противницы.
   У нас с ней завязалась отчаянная борьба в партере. И если б в приемной сейчас оказалась съемочная группа киношников, они сняли бы самую лучшую сцену в истории мирового порномотографа.
   И дали бы нам с секретуткой "Оскара" в номинации "Лучшие героини фильма о горячей лесбийской любви". Причем, надо честно признать, что "Оскара" за роль первого плана все-таки отдали бы секретутке. Уж больно красиво и жестоко она меня выворачивала мехом вовнутрь.
   Да, сестрицы, я дралась аки пойманный на краже заячьей шкурки древний норманнский берсерк на рынке Великого Новгорода. Я отчаянно сопротивлялась гнусному насилию, производимому надо мной секретуткой, - брыкалась, кусалась и плевалась. И многажды обозвала свою спарринг-партнершу словами, считаемыми чересчур грубыми и неуместными в употреблении даже в самых продвинутых кругах элитных питерских клошаров.
   В безнадежной борьбе с секретуткой я все-таки достигла небольшого успеха - сбила с нее очки.
   "Опа!" - я замерла от неожиданности, увидев перед собой совершенно черные, как антрацит, глаза секретутки. А та, пользуясь тем, что я остолбенела от изумления, перестав трепыхаться, тут же ухватила меня за шкирку и выкинула в коридор, словно котенка, обгадишего ее любимые туфли.
  
   3
   О моих ощущениях после проигранной секретутке битвы рассказывать не стану. Почитайте опусы, где описываются чувства Наполеона, коими тот бередил свои душевные раны воспоминаниями о русских морозах и пиках казаков, несущихся на своих ретивых лошадках за его каретой, и вы, сестрицы, без труда поймете мое состояние.
   Та легкость, с которой меня одолела секретутка, показала мне, насколько я слаба и беззащитна. И это - аж после десятилетия упорных тренировок!
   Мне было жалко этих десяти лет. Мне было жалко, что при выходе с тренировки меня не сбил грузовик. Я тогда умерла бы в гордом ощущении своей силы и мастерства.
   Я стояла на карачках посреди коридора и, словно все тот же вышеупомянутый Наполеон, стойко, но безутешно переживала свое Ватерлоо. Но в отличие от корсиканца, надежды, что где-то рядом маячит долгожданный корпус тупорылого Груши, у меня не имелось.
   Я тут была одна - маленькая, хилая, слабовольная. Одна против злых зомбей, имеющих нечеловеческую силу тела и воли, а также против корчащего мне страшные гримасы злого рока.
   Ощущение собственной неполноценности так придавило меня, что мне почудилось, будто на мои плечи положили мешок цемента, а на него еще взгромоздили и бронзовые бюстики Бонапарта и Жозефины.
   Та шняга из миллиардов нейронов, связей между которыми больше, чем звезд в Млечном пути, что поэты и метафизики именуют душой, а нейрофизиологи мозгом, страдала и мучилась. Ее колбасило от бессилия и отчаянья. Она тряслась в беззвучных рыданиях по моим фантазиям на счет собственного мастерства рукопашной борьбе без оружия.
   Безжалостная действительность вырвала меня своей уродливой костлявой рукой из детского сада с мягкими розовыми игрушками, с книжками с картинками про принцев, побивающих драконов и спасающих принцесс и их канареек. Вырвала безжалостно и бесповоротно. Вырвала и бросила во взрослую жизнь, где по улицам бегают маньяки с топорами и матери бросают новорожденных младенцев в мусоропроводы, а я - умница и красавица - стою на карачках, ни за что ни про что отфигаченная секретуткой.
   И в этой действительности я оказалась беззащитной, как двухнедельный котенок. Вахтер меня походя покалечил. Мымра меня вздула. секретутка тоже. Теперь для полноты картины мне должны надавать по ушам местная уборщица, электрик и мойщики офисных окон.
   Я поднялась, как Россия, с колен и неспешно побрела по коридору в сторону лифта, занимаясь на ходу самобичеванием, вытравливанием из души прежних наивных благоглупостей и проверяя целы ли кости в пострадавшей руке, за которую меня ухватила секретутка.
   - Ни хрена себе заявочка! - возмутилась я, глядя на лиловые следы от злодейских пальцев, кои и без всякой судмедэкспертизы четко выделялись на моем запястье. - У дурынды силищи не меряно. Небось, армреслингом или штангой занимается. Кстати, если верить фильмам ужасов, зомби как раз и отличаются от людей огромной силой. Куда я попала, мама дорогая?! Расскажешь - не поверят!
   Вдруг за моей спиной послышался звук открываемой двери.
   "Неужели, Хорькофф захотел меня увидеть?" - я оглянулась, надеясь, что меня позовут обратно.
   Но вместо этого из приемной Хорькоффа в коридор вылетела моя осененная благодатью святого креста папка, а дверь в приемную с грохотом захлопнулась.
   Я, бормоча ругательства, подошла к папке, подняла ее с пола и громко сказала, надеясь, что секретутка меня услышит:
   - Упыриха! Чуть руку мне не оторвала! Стерва! Крокодил в юбке!
   Потеряв последнюю надежду впарить страховку Хорькоффу, я направилась к лифту, но вдруг увидела, что в конце коридора появились вахтер и офисные охранники, которых я уже, как родных знала в лицо.
   Они меня, к сожалению, теперь уже тоже знали. И вот вся эта суровая братва под предводительством неугомонного вахтера двинулись ко мне, зловеще поблескивая на ходу черными стеклами очков.
   Я резко развернулась, собираясь бежать. Но бежать было некуда. После дверей приемной Хорькоффа коридор кончался тупиком. Да даже если бы и не кончался, то удрать по нему от существ, обладающих сверхскоростью, все равно нереально.
   Оставалось только одно - второй раз войти в одну и ту же реку, в смысле - в приемную Хорькоффа. И, перекрестившись, я так и сделала, уже мало чего соображая от перенесенных стрессов.
  
   4
   Войдя в приемную, я нагло плюхнулась на кожаный диван. Закинула ногу на ногу. Бросила на секретутку презрительный взгляд. И сообщила ей:
   - Хотела уже было покинуть "ИNФЕRNО", да вашенские секьюрити сказали, чтоб я осталась и не парилась, а послала б Вас в задницу и спокойно шла к Хорькоффу.
   Секретутка зависла.
   - Нет, я, конечно, никого никуда посылась не стану, - тут же успокоила я секретутку. - Но к Вашему боссу зайду, раз приглашают. Кстати, он у себя? Не хочу, знаете ли, порожняком здесь ошиваться. Дел по горло. Каждую минуту самые крутые персоны мировой элиты звонят и умоляют: "Застрахуй нас, Лодзеева! Застрахуй, паза-а-лыста-а!" На днях пара прикативших из Лондона олигархов подрались за наш полис. Еле разняли. Оба потом мне ноги целовали, как шальные.
   - К-какие т-такие "с-секьюрити"!? - опешила Снежана.
   Тут в приемную вошли вахтер с охранниками. Я указывала на них и представила обвиняемых секретутке:
   - Вот эти! Явились, субчики, не запылились!
   - У них нет п-права! - возмутилась та.
   "Ага! Купилась!" - обрадовалась я и, вскочив с дивана, тут же накинулась на вошедших:
   - Всем ясно?! Нет у вас таких прав! Наплели мне всякую неотребную муть про почтенную Снежану, сволочи! Уйдите с наших глаз, пока Андрей Яковлевич не рассердился. Я без разрешения от его секретут...рши к нему идти не собираюсь. Все, проваливайте!
   Вахтер и охранники недоуменно переглянулись.
   Я уперлась в грудь вахтеру и попыталась вытолкнуть его из приемной. Но не смогла даже сдвинуть с места. Тот стоял, как скала.
   Моей ноге отчаянно захотелось проверить, насколько крепки у нежити ребра, нанеся в грудь упертому вахтера прямой удар, называемый на Соколиной горе "мае-гери", а в Кузьминках - "фронт-киком".
   И только привитые мне с детства такие качества, как маниакальная вежливость и патологическая доброта, помогли мне справиться с жаждой забить насмерть живого мертвяка.
   - П-почему вы ей... - попыталась секретутка прояснить обстановку у вошедшей братвы.
   Но я тут же перебила Снежану и, не прекращая попыток вытолкнуть вахтера и охранников из приемной, завопила на них:
   - Чо стоим-то?! Сказано же: вон!
   - Андрей Яковлевич р-распорядился, чтобы никто не... - сказала Снежана.
   Я снова перебила ее и, осуждающе направив указательный палец, указала вахтеру и охранникам на секретутку и спросила их:
   - Слышали, что вам секретарь Андрея Яковлевича сказала!?
   Вахтер и охранники в очередной раз недоуменно переглянулись. Чтобы не дать им опомниться, я сделала несколько шагов перед ними, поглядывая на мужчин, как строгий старшина на протрезвевших новобранцев, и заявила:
   - Андрей Яковлевич распорядился, чтоб вы ерундой не занимались. Брысь отсюда! У вас там, небось, куча террористов с мешками гексогена по подвалам шляется, а вы тут лясы точите. Все вон! Кто последним выйдет, тот лох!
   Вахтер и охранники опять недоуменно переглянулись. И у меня создалось впечатление, будто они могут общаться промеж собой чисто телепатически.
   - Во-о-о-н отседова, сукины дети! - заорала я.
   Но противник мне попался упертый и дешевому наезду не поддавался. Тогда я обернулась к секретутке и попросила ее:
   - Ну хоть Вы этому дурачью скажите, Снежана! А то они Вас с Андрей Яковлевичем в грош не ставят.
   - Уходите! - потребовала от стражей офисного порядка обидевшаяся на них секретутка.
   - В темпе вальса! - добавила я к ее словам. - Вперед и с песней! Ловите диверсантов со шпионами, а не порядочных страховщиков. Все свободны! Никого не задерживаю!
   Чуя необычайнейший прилив отваги во все органах своего тела, я взяла вахтера за грудки и прошипела ему в лицо:
   - А с тобой, поганец, я опосля отдельно поговорю. Распустились тут! Любимую секретут... секретаршу босса в задницу посылаете. Стыдитесь, господа! Тут вам не пивняк, а храм Танатоса. Тут вам запросто могут и могилку обоссать, и надгробие испохабить надписью "Собаке собачья смерть". И как вы после этого будете на Том Свете доказывать, что были правильными пацанами?
   Напоследок исцарапав мою душу в кровь полными ненависти взглядами вахтер и охранники ушли - оплеванные, растерянные и наверняка раскаивающиеся в своих гнусных происках против моей особы.
  
   5
   Я победно захлопнула за поверженными врагами дверь. Подняла с пола очки секретутки, про которые она забыла (видимо, оттого, что ее сильно поразила встреча со мной). И с наидружелюбнейшей улыбкой передала их ей.
   - Вот видите, как я Вас уважаю, Снежана, а Вы мою папочку в коридор выкидываете и руки переломать пытаетесь, а я ведь, к слову сказать, этими самыми руками ананасы и яблоки кушаю, - укорила я секретутку. - Где же хваленная корпоративная этика "ИNФЕRNО", о которой громогласно вещают ее пиарщики? Я ее в упор не вижу. Вы, наверное, специально прячете ее от гостей, чтоб не сперли. Так я вовсе не такой гость. Более того, я вообще не гость, а гостья. Передо мной можете не скрывать своего радушия, добрых слов и приветливых улыбок. И вовсе не потому, что мне они нужны. А потому, что они нужны Вам. Это еще лет тридцать назад британские ученые доказали. Вы разве не знаете? А хотите узнать? Все за пару часов я расскажу Вам практически обо всех классических разработках прикладной корпоративной психологии.
   Секретутка забрала у меня очки. А перед тем, как их надеть, бросила на меня взгляд, в котором без труда читалось: "Чую, ты меня как-то надула, стерва. И ежели узнаю, как именно, то месть моя будет страшной. И возможно, одной только свернутой шеей ты не обойдешься".
   Пользуясь замешательством Снежаны, я с милой улыбкой присела на край дивана, и поведала ей:
   - Скажите спасибо, что я не какой-нибудь ушлый репортер с центрального канала. Иначе б закатила скандал мирового масштаба. И я кучу баблосов содрала б за моральный и физический ущерб.
   Секретутка, решив не тратить на меня время, продолжила работу на компе, с маниакальным упорством загоняя в электронную таблицу Microsoft Excel данные из вордовских баз.
   "Дело дрянь, - вздохнула я. - Ничего у меня с этими чудиками не выгорит. Они не просто гребанные и долбанные, но еще двинутые и шизанутые. Пора возвращаться восвояси не солоно хлебавши - с поникшими ушами и поджатым хвостом".
   Но тут из кабинета Хорькоффа вышел какой-то небритый мужик лет тридцати с синими кругами под покрасневшими от бессонницы глазами. Я сорвалась с дивана и подскочила к мужику, желая спросить его, в каком настроении сейчас Хорькофф.
   - Эй, любезный... - начала я, но слова застряли у меня в горле, поскольку я увидела в руке мужика (принятого мной за выгнанного из кабинета посетителя -склочника и сутягу), пистолета.
   "Блин, неужели он замочил ихнего босса!?" - вздрогнула я и от греха подальше подалась назад, спрятавшись за Снежану.
   Ибо ну его на фиг. Не люблю, когда в меня стреляют. Даже когда просто целятся в лоб, все равно не люблю.
   Вот проживу лет сто, напишу пару десятков монографий и автобиографических романов, нарожу четыреста восемьдесят восемь прапраправнуков - вот тогда цельтесь в меня хоть дулом "Арматы". Да хоть ядерную гранату в меня кидайте тогда.
   А сейчас - ни-ни! Мне еще с Толиком мириться, диплом писать и разбираться с нашествиями зомби. А может, и с инопланетянами или демонами придется схлестнуться. А я их даже больше, чем пиндосов не люблю.
  
  
  
  
  

ГЛАВА 9. ИЗ НАС ТРОИХ ОДИН - ТОЧНО СУМАСШЕДШИЙ

  
   1
   Однако к великому моему облегчению небритый мужик не обратил на меня никакого внимания. Он махнул пистолетом в сторону секретутки и распорядился:
   - Снежана, передай совету директоров, что я перед смертью просил их поставить вместо меня врио Анну Рудольфовну, пока Иван Адыгеич не определится с кандидатурой.
   "Ба! Да это ж сам Хорькофф и есть! - догадалась я. - Только не пойму, чего это он насчет смерти плетет?"
   - Пусть сотрудников за моим катафалком будет не больше двухсот, - сказал Хорькофф. - Не надо помпезности, чай не Римский Папа. И насчет музыки не мудрите. Шопена, конечно, в жопу. Однако и легкомысленности тоже не надо. Дайте облегченный вариант классики, который мы готовили для похорон разбившихся на аэробусе. Что-нибудь из Морриконе, Роты и Леграна. И ни в коем случае не подпускайте к моему гробу Леонтовича! Гоните, мерзавца, в шею! Я этого выжигу даже после смерти видеть не желаю!
   "На ловца и зверь бежит!" - подумала я, не особенно вслушиваясь в ту ахинею, которую нес Хорькофф.
   Упоминание катафалка, гроба и выжиги, которому даже не дадут поцеловать на прощание покойнику его холодный и пахнущий бальзамом лоб, меня не смутило. Это простым сотрудникам нельзя чудить, а крупные шишки просто обязаны колоться герычем и иметь сдвиги по фазе, иначе их перестанут уважать подчиненные.
   "Бери за хобот похоронщика, Ника, пока он не свалил обратно в кабинет, - приказала я себе. - Давай-давай-давай!"
   Я решительным шагом подошла к Хорькоффу. И уже совсем было настроилась на то, чтобы завязать с высокоинтеллектуальную беседу о философских аспектах страхования офисного имущества. И даже открыла рот для первой фразы. У меня для нее имелась секретная хорошо отрепетированная домашняя заготовка ("Обратится к Вам мне посоветовали хорошо знающие Вас люди, которых несомненно должны знать и Вы, а поэтому давайте поговорим не о них, а о нашем с Вами общем деле").
   Но тут президенту "ИNФЕRNО" серьезно вштырило. И он, что-то неразборчиво пробормотав себе под нос, стал весьма энергично махать пистолетом передо мной.
   Мне такое махание не понравилось, даже как-то не по себе стало. Поэтому я тут же забыла о том, что хотела сказать. Только промычала:
   - О, мой га-а-а-д!
   И, не отрывая взгляда от пистолета, я снова на всякий случай отошла назад, вспомнив случаи так называемой "корпоративной бойни", когда один сотрудник, приперевшись на работу в мутном состоянии полного расколбаса, ни с того, ни с чего начинал вдруг пачками мочить коллег из дробовика.
   - А еще, Снежана, - продолжил Хорькофф, до сих пор так и не обратив на меня внимания, - напомни Перецко, что мой гроб должен быть из массива трансильванской вишни высшего класса с резьбой. Ну а остальное - бархат, французская обивка и прочее - на усмотрение ребят из производственного цеха. Народ проверенный. Я им доверяю.
   Пока Хорькофф изливал на секретутку поток своего явно нездорового юмора, та, равнодушно слушая пожелания босса, кивала ему, продолжая при этом уверенно набивать текст на компе.
   "Безумие тут творится! - вознегодовала я. - Это ж какой-то "Особняк "Красная роза" вперемешку с "Очень страшным кино". Зачем меня сюда направил, шеф, козлиная он после такого морда? Стоп! А вдруг он знал о здешней поголовной долбанутости и зомбиобразии! Тогда, значит, подстава? Похоже. Ах, Пал-Никодимыч, Пал-Никодимыч, сукин ты пес! Я верила тебе так, как не верила даже самому Деду Морозу. А ты, оказывается, врал мне всю дорогу. Знать бы еще, что именно ты мне врал..."
   - Все б-будет исполнено, Андрей Яковлевич, - заверила босса секретутка. - Б-больше указаний нет?
   Хорькофф почесал лоб стволом пистолета, размышляя, не забыл ли о чем распорядится, и произнес:
   - Нет. И никогда уже не будет. Никогда!
   Хорькофф вернулся в кабинет, громко хлопнув за собой дверью.
   "Из нас троих один - точно сумасшедший, - подумала я, глядя на нее. - И не факт, что это не я".
  
   2
   "Что ж, все довольно логично: у паранормальных сотрудников - и босс должен был совершенно невменяемым, - поставила я диагноз местным гробовщикам, но тут же усомнилась в нем: - Но как же миллиардные обороты? Корпорация-то процветает. Не могут чокнутые дядьки руководить такой могучей конторой. Хотя, если вспомнить Россию, которой веками руководили дураки и безумцы, то тут тоже могут быть различные варианты".
   Я посмотрела на секретутку, спокойно работающую на компе, и спросила у нее:
   - Мне не померещилось - это к нам выходил сам господин Хорькофф?
   Секретутка кивнула.
   Я озадаченно потерла ладонью затылок и попросила:
   - Послушайте, Снежана, успокойте, ради Бога, мою впечатлительную душу и скажите, что тутошний утренний юмор - это следствие бурно прошедшего вечернего корпоратива. Вы со своим боссом прикалываетсь на тему вчерашних шуток?
   - Т-такими в-вещами не ш-шутят.
   - Ха! Вы еще скажите, что у господина Хорькоффа пистолет настоящий. Я такой же - игрушечный - в ларьке неподалеку видала. Двадцать баксов стоит. Пульками стреляет.
   - П-пистолет б-боевой. Его Аркадию Яковлевичу на день р-рожденья п-подарили наши к-компаньоны с Ижевского м-механического з-завода.
   - Позвольте мне спросить у Вас, уважаемая Снежана, Ваш босс, он, чего, всерьез заявлял про свою смерть? Или это всего лишь гиперболизировано-иносказательная метафора?
   - Андрей Яковлевич уже п-подписал с-смету к-корпоративных р-расходов на свои п-похороны. Все всерьез.
   "Оба-на!" - я почувствовала, как волосы на загривке дружно встают плотной македонской фалангой.
   - То есть... он сейчас там... - пролепетала я, веря и не веря секретутке. - Он сейчас, чо там, типа, укокошивает себя, что ли?!
   Секретутка равнодушно кивнула.
   Тут на ее столе зазвонил телефон. Снежана сняла трубку. Выслушала звонившую тетку. И доложила оной:
   - Да, Анна Рудольфона... П-подписана... Сейчас п-принесу.
   Секретутка достала из лотка для бумаг нужный ей документ. Поднялась с кресла. Направилась было к выходу из приемной. Но остановилась на пороге и, повернувшись ко мне, напомнила:
   - В к-кабинет Андрея Яковлевича з-заходить н-нельзя!
   Я откинулась на спинку дивана. С наигранной беспечностью просвистела мелодию "Марша сталинской артиллерии". И только после такого представления я наконец соизволила ответить секретутке:
   - Чо-чо?! Куда-куда?! А-а-а, в кабине-е-ет... Да я уж и забыла о нем. Чего мне там делать с покойным самоубийцей?! Зеленкой лоб ему мазать, что ли? Зачем отвлекать солидного человека от серьезного дела? Я просто посижу тут на диванчике, дождусь Вас, а там и решим, куда мне направится. Типа, про Анну Рудольфовну поговорим.
   Снежана кивнула мне, однако даже темные стекла ее очков не могли скрыть от меня силу величайшего недоверия, которое излучали глаза этой канцелярской валькирии.
   - Идите-идите, все будет тип-топ, - заверила я ее. - Клянусь здоровьем своего любимого шефа П.П. Прушкина, я не сойду с этого дивана, даже если он провалится на первый этаж. А если меня потащат к Хорькоффу силой, то буду драться до последней капли крови, чтоб сорвать происки злодеев. Умру, но не дам себя затащить к нему в кабинет. Если Вам мало, то, могу еще поклясться жизнью Пал-Никодимыча - начальника нашенской группы мобильного страхования. Отличный мужик! Мне его будет сильно не хватать, сдохни он, скажем, от собачьей чумки.
   Секретутка недоверчиво покачала головой, но приемную покинула. Видимо, то, что я, не задумываясь, бросила на чашу весов жизнь дорогого моему сердцу Пал-Никодимыча, переломило ситуацию в мою пользу. В противном случае Снежана выкинула бы меня за шкирку из приемной и закрыла ее на ключ.
   Как только секретутка ушла, я, злодейски ухмыляясь, подобно коту из "Тома и Джерри", тут же нарушила свое обещание. Бросилась к двери, ведущей в кабинет Хорькоффа. И взялась за ручку двери.
  
   3
   "А вдруг он в меня пальнет?" - спросила я у себя, замерев на месте.
   "С чего бы это ему палить в тебя? Думаешь, он сможет перепутать твою башку со своей?" - ответила я себе.
   "Да кто в таком состоянии соображает: где своя голова, а где чужая?" - задала я себе резонный вопрос.
   "Не понимаю, чего ты дергаешься, он, может, уже самоубился и теперь ваще поздняк метаться", - успокоила я себя.
   Не рискнув сразу войти в кабинет, я сначала приникла к двери ухом. Попыталась услышать звук выстрела. Но не услышала.
   Я в раздумье прошлась по приемной, ковыряя левым пальцем в правом ухе и разговаривая с собой:
   - Намерение клиента увильнуть от застраховки налицо. И с одной стороны, напрячь такого уклониста - это святое дело. Но, с другой стороны, он может и меня пристрелить. Если уж ему на свою жизнь плевать, то какой резон жалеть чужую?
   А ведь, сестрицы, на меня - маленькую и худенькую - много пуль не надо: пару - в сердце, штуки три - в печень, ну и немножко контрольных выстрелов - в голову. И все, господа&джентльмены, не ходить больше под грибным дождичком беззаботной красавице Нике Лодзеевой, не собирать ей опенков в березняке и не слушать там пенье иволги под шум колыхаемой ветром листвы. Так что, мне было и о чем подумать, и о чем задуматься...
   Я снова приникла ухом к двери кабинета Хорькоффа. Прислушалась. Там вроде пока еще никто ни в кого не стрелял.
   - О, мой га-а-а-д! - взвыла я, терзаемая нерешительностью, чувствуя, что голове, как растревоженные тараканы, заметались панические мысли. - Входить или не входить, вот в чем вопрос. А не смыться ли мне отсюда по доброй воле, не дожидаясь, когда скрутят и потащат в кутузку?
   И вправду, сестрицы, ну разве не лучше быть живой безработной, чем мертвым передовиком производства. Коли укокошит себя Хорькофф, то меня свидетельницей по уголовному делу потянут. А я ж ничего через стену не видела.
   Полицаи, конечно же, мне не поверят начнут зверски пытать - загонять под ногти бутылки из-под шампанского, все здоровье покоцают, стану инвалидом. Придется под пытками признаться, что я Хорькоффа грохнула, приревновав его к секретутке. Заодно припаяют организацию банды из одного человека, убийство Деда Хасана, исламский экстремизм и подготовку покушения на Президента.
   А потом - Сибирь, каторга, каменоломни, кирка, туберкулез и крест из кривых сосновых сучьев на могильном холмике посреди таежной поляны. И зачем такая радость простому, отзывчивому и милому страховому агенту?
   Мне очень захотелось чисто по-английски - без криков и битья посуды - свалить из приемной. Но тут же вспомнила слова шефа: "Если не сможешь добраться до Хорькоффа, считай, ты у нас не работаешь".
   Нет, сестрицы, конечно же, нефиг из-за какого-то контракта подставляться под пулю или под статью беспощадного Уголовного кодекса. Хрен с ним с Пал-Никодимычем. Пусть увольняет. Для молодой, умной и энергичной девицы вроде меня открыты двери куда угодно - хоть в Кремль, хоть в бордель.
   Я это, конечно, понимаю. Умом-то понимаю. А сердцу тревожно колотится не запретишь - боюсь быть выпертой из нашей шараги. Из-за этого-то молодость и погубила. Лучшие месяцы жизни ухандакала на страховки. А могла бы стать великой певицей или сняться в главной роли в блокбастере.
   И если даже в конце карьеры миллиардершей стану, то радоваться жизни уже вряд ли смогу, буду уныло благотворительствовать, спонсируя защитников вымирающих выхухолей или каких-нибудь длиннопалых амбистом.
   "А если я и в самом деле после сегодняшнего облома никогда не смогу подняться с колен? - подумала я. - Каждая победа несет привычку побеждать. А каждое поражение... Да еще такое позорное... Вдруг сейчас определяется мое будущее? Вдруг сегодня вся моя дальнейшая судьба превратиться в судьбину?"
  
   4
   И тут меня посетило видение, в коем предо мной открылись самые ужасные последствия панического бегства из приемной, по сравнению с которыми даже самые страшные видения Святого Антония и Иеронима Босха - мультик для малышни.
   ...И увидела я себя: стою - шальная, толстая и хмельная баба - в валенках и рваной телогрейке за прилавком лотка с матрешками, расположенного у ворот популярного у туристов монастыря. Тру опухшее от пьянства лицо. Широко зеваю щербатым ртом. Наливаю под прилавком водку в стакан. И, опасливо оглядевшись по сторонам, выпиваю его, занюхав рукавом телогрейки.
   Ко мне нерешительно приближается стайка малолетних оборванцев - моих детей, прижитых от собутыльников, чем-то похожих на воробышков, с печатью вырождения на грязных мордочках.
   - Ма-а-а-ма! Мы есть хотим! - ноют оборванцы.
   Они обступают мой лоток и дергают за рукава телогрейки.
   - Заткните пасть! - ору я на детей так, что шарахаются прочь стоявшие в пяти шагах от меня голландские туристы. - Всех в приют сдам, падлы, коли будете глотки драть на родную мамочку!
   - Не на-а-а-до нас в приют! - плачут дети.
   - А нефиг тогда доставать меня, маленькие твари!
   Я выхожу из-за лотка и раздаю оплеухи отпрыскам. Те воют от боли и обиды.
   Ко мне ковыляет, опираясь на видавший виды сильно потертый деревянных костыль, моя соседка по барачной коммуналке. Она успокаивает меня и уводит детей...
   А ночью я возле высокого забора пью с бомжами паленку под уличным фонарем. Допив третий стакан, падаю в сугроб и дергаюсь в предсмертной агонии.
   Увидев это, бомжи обшаривают мои карманы и разбегаются, чтоб их не повязала полиция, заподозрив в моем отравлении. А к моему остывающему трупешнику подбегают бродячие собаки. Они обнюхивают его, а потом дружно мочатся мне прямо на голову. Конец фильма...
  
   5
   Да, как говорится, скажи мне, какие кошмары ты видишь наяву, и я скажу, кто ты. Ах, как же был проницателен Пушкин с его "кровавыми мальчиками в глазах".
   "А что, если у меня и в самом деле после нынешнего облома и дальше такая же свистопляска пойдет? - напряглась я и без того вся напряженная, словно рессора тягача. - И будут меня отовсюду гнать. И стану я опускаться все ниже и ниже. Начну бухать..."
   - Ничего я не начну! - буркнула я и ускорила свое хождение по приемной, стремясь вернуть себе ту смелость, которая притащила меня сюда из уборной.
   И действительно, фигли ужасы нагнетать - не такая уж я дурочка, чтобы превратится в забулдыгу из-за пары-другой увольнений.
   Нынче кадровый дефицит почти везде. А скоро у меня диплом вузовский будет - уж той же секретуткой легко устроюсь. К тому же у меня есть целых два года трудового стажа, а это вам не Бобик на Cadillac пописал.
   Могу даже сама не рассылать резюме и не бегать по отделам кадров. Обращусь в кадровое агентство. Там мне быстро непыльную работенку подыщут. Буду сидеть в офисе и кофий с пирожными кушать.
   Ко всему прочему: на большую зарплату не претендую, а в ОВО "LАДИК" много чему выучилась.
   Есть у меня, конечно, и некоторые недостатки. Не владею персидским языком, не имею нобелевской премии и высоких ученых званий и степеней. Нет и опыта работы топ-менеджером в "Сбербанке" или "Газпроме". Не умею даже взламывать банковские коды. И всюду всегда опаздываю.
   А еще я не люблю сидячей работы и напрягов со стороны начальства. Не люблю, когда идет рутинная работа - без капли приключений и романтики (приходится тогда добавлять все это в свою профессиональную деятельность самой, от чего у коллег и работодателя на голове от ужаса и изумления встают волосы дыбом). Не люблю, когда на работе постоянно бухают или закидываются марафетом. Не люблю строгую дисциплину. Не люблю расхлябанности, склок и подстав. Не люблю, когда начальство кидает на бабки, при этом выжимая из тебя последние соки. Не люблю, когда меня посылают в командировку в Мухосранск, в котором в этот момент минус пятьдесят и голодные волки бегают по улицам.
   Короче, много чего не люблю, много от чего меня тошнит.
   А вот работа страховым агентом мне понравилось, несмотря на то, что весь трудовой коллектив нашей шараги - даже уборщицы - был весьма похож на шайку гопников.
   Я вовсе не лезу из кожи вон, чтобы продвинуться по карьерной лестнице и заработать сто миллионов баксов. Просто авантюрный дух ОВО "LАДИК" подпитывает меня адреналином и изгоняет из тела апатию и депрессуху, которой я весьма податлива в силу чувствительности натуры и тончайшей организации души.
   Когда я охочусь на клиента, то испытываю примерно те же чувства, что и охотник на крокодила-людоеда.
   Когда он, вооруженный лишь одним копьем с каменным наконечником подбирается, чавкая босыми ногами в болотном иле, сквозь тростник к лежбищу крокодилов, то еще не знает, кого он встретит на своем пути - матерого десятиметрового убийцу или маленького зашуганного зеленого зубастика, которого перешибет своей клюкой любая старушка из Люблино. И поэтому сердце охотника трепещет от волнения.
   Будь там одни гигантские чудовища, то наш охотник шел бы к лежбищу этих зубастых тварей обреченно. Его сердце бы сжалось под тяжестью понимания того, что нет, никогда ему не пробить своей фукалкой толстую кожу гигантов. Да и не дадут они ему тыкать в себя - разорвут в момент.
   А будь вместо монстров маленькие беззащитные крокодильчики, которых любая кобылка-пони затопчет одним копытом, то наш охотник чувствовал бы себя просто тупым мясником и больше переживал бы насчет пиявок, нежели насчет крокодиловых зубов.
   А вот, когда охотник идет и не знает, кого он встретит на своем пути: лютую смерть или легкую добычу, тут-то у него и кипит адреналин, а на губах играет азартная ухмылка.
   Вот и я подобно вышеупомянутому охотнику люблю элемент неожиданности. И когда иду в какую-нибудь фирму, для того, чтобы впарить им полис, то никогда не знаю, чем все закончиться. И это бодрит мой склонный к хандре организм и будоражит мысли в невеселой голове.
   Вот, к примеру, два мои последние контракта, заключенных на кондитерской фабрике и в кинологическом питомнике.
   На той фабрике меня поначалу спустили с лестницы. Но это уже давно стало для меня лишь побуждением к форсированию переговоров, своего рода приглашением к серьезному разговору. Наверное, те же чувства обуревают юношу после слов его суженой: "Иди к черту, хрен прыщавый! Я лучше под трамвай лягу, чем под тебя!" Юноша слышит в мелодии этих слов лишь прелюдию будущего любовного романа.
   Поэтому я и не придала лестничной грубости контрагента никакого значения, продолжив торг. Оный завершился не только подписанием полиса на неплохую сумму, но и участием моей скромной персоны в групповом чаепитии, которое завершилось вызовом мужика-стриптизера и пьяной дискотекой
   У кинологов тоже начало деловых переговоров было так себе. Меня покусала за кроссовок какая-то патлатая шавка. Я с первого удара ногой метко зафутболила шавку в мусорную корзину, чем вызвала настолько бурный восторг мужской части питомника, что после заключения контракта мне презентовали какого-то щенка с, как мне сказали, "богатейшей родословной".
   Редкостная генеалогическая линия перла из щенка изо всех дыр. Так, скажем, одно его ухо смотрело вверх, другое - вниз, а глаза косили так, словно между ними только что врезали молотком. А в общем-то, вполне себе ничего была псина.
   Увы, из-за нее сорвалась третья сделка. В казенном предприятии, планируемом мной к впариванию полиса, я попыталась втюхать этого сучонка ихнему главдиру. И только тот начал было расплываться в довольной улыбке, как тут же проклятый щенок нассал мужику на лакированный штиблет. Мужик обиделся. А контракт сорвался...
   Чуете, сестрицы, насколько интересна, романтична и непредсказуема профессия страхового агента? По вашим загоревшимся глазам вижу - чуете.
   А вот теперь прикиньте, каково мне, прикипевшей всей душой и сердцем к работе (пусть иногда и неделями манкировавшей ею), потерять оную. Крах надежд. Крушение самомнения. Кризис личности. Судьбой разрезанное пополам сердце на блюде роковых обстоятельств.
   "Нет, определенно мне никак нельзя терять эту работу, несмотря на то, что я явно не войду в список миллиардеров "Форбса", даже если пропашу в ОВО "LАДИК" тысячу лет, - подумала я. - Надо сделать все, чтобы не облажаться с этими вонючками из погребальной шараги".
  
   6
   Я достала из кармана пудреницу, открыла ее и посмотрелась в зеркальце. Там я увидела бледное лицо какой-то истерички с вытаращенными от страха глазами и стоящие дыбом волосы.
   - Ты выглядишь, как полное ничтожество, Ника! - сказала я своему отражению - Ты мне противна! А ну соберись, тряпка!
   Разозлившись на себя, я отвесила собственной физии несколько легких пощечин, сопровождая их пафосными фразами:
   - Если ты не впаришь "ИNФЕRNО" страховку, тебя ждут позор, нищета и постыдная смерть! Сейчас решается твоя судьба. Выстоишь - получишь сто лет удачи. А коли сломаешься, то лучше сразу удавись. Прямо тут. На собственных колготках. По крайней мере это будет более геройским поступком, ежели позорное бегство. И скотам этим поднасрешь заодно. Им придется ментов вызывать. Следакам отвечать. В желтой прессе может даже шум поднимется.
   Но вешаться я не стала. А провела короткий, но энергичный "бой с тенью", молотя воздух кулаками и ногами. И решительным шагом двинулась к двери в кабинет Хорькоффа, воскликнув (надеюсь, в приемной не велась видеосъемка):
   - Будь готова на все, Ника! Будь готова голой танцевать на расчлененных трупах, ловить зубами револьверные пули и торговаться до выпадения грыжи!
   Но тут инстинкт самосохранения заставил меня притормозить и подумать о вечном. В смысле о том, что настоящая победа - это победа без пойманной лобешником пули.
   Несколько секунд я отбрыкивалась от позывов к выживанию, но потом все же заключила с ними разумный компромисс: да, я захожу в кабинет, но без пафоса и крика: "Стреляйте мне в башку, суки! Там все равно мозгов нет!".
   Чтобы выстрелом не задело моих жизненно важных органов (к слову, они у меня все жизненно важны, других с собой не ношу), мне пришлось вспомнить азы баллистической экспертизы.
   Дабы правильно представить себе траекторию предполагаемого полета пули из пистолета Хорькоффа, я сымитировала стрельбу.
   Муляжом для имитации стал неоднократно проверенный в разных серьезных операциях указательный палец правой руки. А чтобы уж совсем приблизить следственных эксперимент к действительности, я произнесла:
   - Бах! Ба-ба-бах!
   Затем я провела "стволом" своего воображаемого пистолета по обивке кабинетно двери линию, пытаясь представить себе, на какой высоте будет лететь пущенная в меня пуля, и даже озвучила ее полет:
   - З-з-з-з-з-з-з-ж-ж-ж-ж-ж-ж!
   "А если он пальнет в меня сидя?" - пришло мне в голову.
   Я подошла к рабочему месту секретутки и прикатила оттуда ее кресло (попутно прихватив со стола маркер) к двери столь вожделенного, но таящего смертельную угрозу кабинета. Затем я села в это кресло и начертила на двери линию предполагаемой траектории полета пули, выпущенной сидящим стрелком.
   - Специалист-эксперт первого ранга Ника Лодзеева баллистическую экспертизу провела, - доложила я самой себе. - Ее результат: меня могут укокошить на высоте свыше метра, - доложила я себе. - Блин, так что же, мне теперь туда раком заползать? Или перед собой какой-нибудь компьютерный моноблок держать? Нет, пуля из того ствола прошьет любой моноблок, как нефиг делать. Это тебе не ментовский "макарон", тут где-то 11-миллиметровый калибр, он и рельсу прошибет... ну, если тот шибко ржавым будет.
   Я почесала затылок и крепко задумалась. Умирать сегодня мне почему-то совсем не хотелось.
   "А чего тебе терять, старуха? - решила я саму себя подбодрить. - Кому ты нужна? Кто будет плакать на твоей могиле, если тебя укокошит шальная пуля? С Толиком ты разосралась. Так что вперед на танк, хоть умрешь геройски, раз жизнь не удалась".
   Я встала с кресла. И пинком отправила его к столу секретутки.
   - Вроде как очередями пока не стреляют, есть шанс прорваться, - проговорила я, приставив ухо к кабинетной двери. - Да и зачем ему по мне сандалить? Ника, вперед! Труба зовет!
   Я прислушалась. Вроде в кабинете все было тихо-спокойно.
   Я еще тщательнее прислушалась. Результат тот же.
   Тогда я прислушалась так, что аж в ухе зазвенело. Но ни выстрелов, ни стонов боли, ни воплей вроде: "Умир-р-р-раю!", "Как жесток мир!" или "А ведь я был создан для счастья и любви!", - не было слышно.
   Тогда я встала на карачки, чтобы в меня труднее было влепить пулю, и дотянулась до дверной ручки. Я открыла дверь в кабинет загадочного властелина царства весьма странных существ. И отправилась на карачках сражаться под пулями, а может даже и под гранатами (кто его знает, чего там Хорькоффу надарили оружейники), за свое место под солнцем.
   Подгоняла я себя весьма незатейливыми мыслями: "Решившийся на самоубийство клиент - полуфабрикат для делового сотрудничество. Нынче ихний президент явно не в состоянии не только послать меня на хрен, но и серьезно поторговаться".
   Одной рукой опираясь об пол, а другой - той, в которой была папка - прикрывая голову от возможных рикошетов, я на четвереньках вошла, точнее, вползла, стуча по паркету костлявыми коленками, в кабинет Хорькоффа.
   Не спеша лезть к нему с деловыми предложениями, я огляделась. И удивилась. Этот кабинет не походил ни на один из тех, где мне пришлось побывать. Он был заделан то ли под древнеегипетскую гробницу, то ли под храм (петроглифы на стенах, заделанный под саркофаг стол, пластиковые фигуры богов Древнего Египта у стен и все такое прочее).
   Я выглянула из-за папки - Хорькофф сидел за столом, держа в трясущихся руках пистолет. Но снят ли тот с предохранителя, мне разглядеть не удалось.
  
  
  
  
  

ГЛАВА 10. МОЖЕТ, ОН И НЕ ПРЕУВЕЛИЧИВАЛ?

  
   1
   Стараясь не шуметь и не делать резких движений, я медленно поднялась с пола и приблизилась к главе "ИNФЕRNО". А затем, опасливо косясь на пистолет, я приняла лихой и придурковатый вид, сунула папку под мышку и представилась:
   - Доброе утро! Я Ника Лодзеева из компании ОВО "LАДИК".
   Хорькофф не замечая меня, упорно твердил, споря неизвестно с кем:
   - Нет, мне точно пипец! Говорю же, мне пипец! Пипец! Полный пипец!
   "Не заикается и не воняет, - отметила я, наблюдая за президентом корпорации гробовщиков. - Опять же - очков не носит, глаза нормальные. А еще он совсем не такой робот, как остальные. Вряд ли Хорькофф зомби. Тем более что вряд ли зомби с таким чувством про "пипец" сможет сказануть".
   Я, сестрицы, не этнограф и даже не синхронистка-переводчица с сорока семи языков. Однако кое-что о других народах ведаю.
   Один дока-дипломат, исколесивший всю планету, как-то, будучи основательно под мухой, открыл мне одну из главных тайн человеческой цивилизации, рассказав, что у разных народов выражение "пипец" описывает совершенно разные моменты жизни представителей этих народов.
   Когда: "Мне пипец!" - вопит прожженный в финансовых аферах штатовец, это всего лишь значит, что курс скупленных им втридорога акций обвалился, их надо было сбросить еще вчера, а сегодня за них не дадут и ломаного цента.
   Когда: "Мне пипец!" - кричит, сбросив тарелку с макаронами на пол, итальянец, это значит, его жена пересолила спагетти, а любимый футбольный клуб снова проиграл с позорным счетом 0:6.
   Когда: "Мне пипец!" - плачет индус высшей касты, это всего лишь значит, что его карма навек загрязнена, поскольку на него ненароком упала тень презренного шудры.
   Когда: "Мне пипец!" - скулит, ломая едальные палочки о пересушенные суши, японец, это всего лишь значит, что он потерял лицо перед начальством и обязан отрезать себе кухонным ножом палец, передав оный в белом накрахмаленном платочке боссу вкупе с извинениями.
   Когда: "Мне пипец!" - шепчет, трясясь от страха, абориген Берега Слоновой Кости, это всего лишь значит, что земляки решили его схарчить, следуя совету деревенского колдуна.
   Хорькофф не был ни штатовцем, ни итальянцем, ни индусом, ни японцем, ни даже дикарем из африканской глубинки. И поэтому я застыла от любопытства, пытаясь понять, зачем сидящий в кресле мужчина, дрожащими от нервного напряжения руками на моих глазах досылает патрон в патронник.
  
   2
   - Прощай, Динара! - Хорькофф посмотрел на стоящую перед ним свадебную фотографию, на которой он целовался девушкой в пышном подвенечном платье - молоденькой пышкой, судя по ее широко открытым глазам, сильно ошалевшей от обрушившегося на нее счастья.
   Хорькофф повернул пистолет к себе концом, именуемым в среде военных и реконструкторов "выходным отверстием ствола", а в среде не нюхавших портянок гражданских пиплов - "дулом".
   Но сразу палить во все стороны Хорькофф не стал. Он замер, заворожено смотря в черный зрачок пистолета. Хорькофф пристально всматривался во тьму, скрывающуюся внутри дула. А скрывающаяся там внутри тьма пристально всматривалась в Хорькоффа.
   Так они самозабвенно глядели друг в друга минут пять. Поединок этих взглядов шел в настолько плотной, вязкой и архизловещей тишине, что мне показалось, будто ее щупальцы сомкнулись на моем горле и начали душить.
   Чтобы не задохнуться, я выпалила:
   - Доброе утро! Я из компании ОВО "LАДИК". Пожалуйста, не стреляйте. А если уж совсем невмоготу, то пальните по какому-нибудь Тутанхамону, коих у Вас тут полным полно.
   Я досадливо поморщилась. Ибо почувствовала, насколько глупо и легкомысленно звучат мои слова в кабинете, под потолок заполненном грозовой атмосферой древнегреческой трагедии.
   Надо было выжать из себя пафос и сказать что-либо величественное вроде: "Гордо и ясно ты умер, умер, как Муза учила" или "И как над пламенем на грамоте тайной бесцветные строки вдруг выступают, так выступят вдруг пред тобою из мрака картины, сокрытые в нем ".
   Хорькофф бросил пистолет на стол. Я подумала, что президент "ИNФЕRNО" совершил это, услышав меня. Но ошиблась. Тот разбирался со своими тараканами в голове и меня в упор не видел.
   Хорькофф обхватил голову руками и простонал:
   - Н-не смо-о-о-г! - и начал плакать и биться головой о столешницу, стилизованную под верхнюю крышку саркофага древнеегипетских царей.
   Я тоже не смогла... спокойно смотреть на такую истерику. Отвернулась от Хорькоффа. И стала шарить взглядом по кабинету.
   Вдоль его стен стояли выкрашенные в яркие цвета двухметровые пластмассовые фигуры главных персонажей египетской "Книги мертвых".
   В универе я по ней делала презентацию для зачета по культурологии. И до сих пор помнила главных персонажей этого мистического опуса - богов Древнего Египта, половина из которых, вообще-то, больше походила на демонов.
   Хотя, раз в то время еще не произошло размежевание на богов и демонов, то все потусторонние создания тех древних эпох вполне можно оформить в номенклатуре сверхъестественных существ нашего времени в разделе "Высшие Духи".
   Ближе всех остальных египетских богов ко мне стояла статуя богини Маат - олицетворение правды-справедливости и гармонию человека с богами и контролируемой ими части нашей Галактики. Из волос богини торчало, словно попугайский хохолок страусиное перо, придавая облику Маат вид вздорной и ветреной девицы.
   Богиня грызла меня хищным взглядом широкого, достающего ей аж до уха глаза со здоровенным черным зрачком, будто говоря: "Чо приперлась, дурочка?! Тут тебе не студенческая попойка - на халяву не бухнешь. Здесь власть имеют такие мистические силы, про которые ты, смертная, даже и помыслить не можешь. А коли сможешь - враз обсеришься со страху".
   Я рассердилась и плюнула наглой богине в ее наглый глаз и даже показала ей фак - исподтишка, конечно, чтобы хозяин кабинета не заметил, как обращаются с его богами.
   За Маат стояли фигуры ее мужа Тота и Анубиса.
   Тот - прародитель бюрократии, бог информации и средсв ее переработки, имел маленькую голову ибиса с длинным и тонким клювом. И такой вид, на мой взгляд, вполне себе соответствовал образу покроителя покровитель библиотекарей, писцов и архивариусов.
   Анубис же никак не походил на солидного бога - проводника душ в загробный мир. Голова шакала явно показывала на происхождение из семейства мелких пустынных бесов. Вместе с тем, зная, что Анубис покровительствует кладбищенским неприкаянным призракам и имеет голос среди судей Царства мертвых, я в знак уважения слегка поклонилась богу и мысленно попросила у него, чтобы помог устроиться на Том Свете, когда я покину Этот.
   За Маат с Тотом маячила фигура сидящего на троне бога вечной жизни и попутно царя загробного мира Осириса. С первого же взгляда становилось понятным, что это существо вне жизни и смерти, вне добра и зла, ибо оное представляло собой зеленую мумию с забинтованным от шеи до пяток телом, у которого не спеленутыми были лишь руки. Они цепко держали позолоченные символы царской власти - скипетр и цеп, скрещенные наподобие серпа и молота в гербе СССР.
   Осирис мрачно глядел на меня своими пустыми зелеными глазницами. И трудно было понять, то ли он недоволен всем на свете, то ли - исключительно тем, что его вместо храма посадили в какой-то офисный кабинет, глумясь над историческим величием невинно убиенного и восставшего из ада, став в результате его царем существа.
   - Леонтович - гаденыш! - воскликнул Хорькофф, ударив кулаком по столу. - Так меня подставить... У-у-у-у!
   Я вздрогнула и развернулась к Хорькоффу.
   Вид его щедрых мужских слез резко прибавил мне смелости. Я распрямилась и сделала шаг к Хорькоффу. Но тут же сделала два шага назад, ибо мой потенциальный клиент снова схватился за пистолет.
  
   3
   "Может, мужик и не преувеличивал насчет пипеца? - подумала я. - Во всяком случае для меня сейчас он может наступить в любой момент".
   Кстати, сестрицы, я вам еще не обо всех, известных мне видов пипеца поведала вам, сестрицы. Расскажу сейчас вдобавок, пока меня еще не пристрелили, про несколько из них. Можете спокойно записать все эти расклады хоть на салфетке. Я вас не тороплю.
   Итак, записывайте. Диктую медленно и тщательно выговаривая каждую букву.
   Когда: "Мне пипец!" - выдавливает бразильский мулат, это всего лишь значит, что либо он насмерть подавился бананом, либо фанерную фавелу опять разметало тропическим ураганом.
   Когда: "Мне пипец!" - блеет какой-нибудь упившийся коньяком француз, это всего лишь значит, что правительство повысило пенсионный возраст, а работодатели заморозили рост заработной платы.
   Когда: "Мне пипец!" - говорит не дожевавший до конца мороженую треску гренландец, это всего лишь значит, что где-то рядом в ледниках проснулся очередной вулкан.
   Когда: "Мне пипец!" - вопит мексиканец, бросая на пол сомбреро, это всего лишь значит, что на самом интересном месте слезливого сериала у этого мексиканца кончилась текила.
   И только тогда, когда фразу "Мне пипец!" гордо выпятив грудь и втянув в плечи обвислый живот произносит наш русский пацан, то дело действительно дрянь. Как минимум - падение астероида на его родной Мухосранск. Как максимум - падение самого Мухосранска вместе с Землей на Солнце.
   А такая фигня, как экономический кризис, гражданская война, вторжение НАТО в страны корейских исламистов, вторжение корейских исламистов в страны НАТО вкупе с десятибалльным землетрясением и жарой за пятьдесят, нас обычно совершенно не колышет. Смешны нам эти детские шалости людей и Природы. У нас своих заморочек хватает.
  
   4
   Меня несколько напряг вернувшийся в руку Хорькоффа пистолет, ибо в "Настольной книге для начинающих киллеров" написано: "Коли сжал кулак, бей. Коли вынул нож, режь. А коли достал ствол, мочи всех - и свидетелей тоже". Ведь, как ни крути, а свидетель-то я.
   Я отошла от Хорькоффа, прикрывая папкой грудь. И, подумав: "Береженого Бог бережет", - спряталась за шкафом.
   Оттуда я наблюдала, как палец самоубийцы нервно дрожит на спусковом крючке.
   "А ведь это вовсе не какой-нибудь хрен с бугра там за столом погибает, а мой клиент, очень ценный, между прочим, клиент, - подумала я и ощутила, что надо не спасаться, а спасать. - Кто не рискует, Ника, тот не пьет шампанского. Так и просидишь, подруга, на дешевом кефире до старости, ежели будешь укрываться от пуль и своего счастья за всякими там шкафами".
   Каждому из нас хотя бы раз в жизни выпадает шанс совершить ПОСТУПОК - деяние, после которого круто изменится к лучшему жизнь либо самого этого человека, либо кого-то из тех, кому он поможет или спасет. И сейчас я отчетливо понимала: только что шанс на такой ПОСТУПОК получила от судьбы и я.
   С этого момента мое тело действовало само по себе, а сознание лишь отстраненно наблюдало за происходящим.
   Моя голова высунулась из-за шкафа. Мои глаза прицелились. Моя рука бросила папку в пистолет Хорькоффа... Увы, мое пострадавшее от лап вахтера и заломов Мымры и секретутки запястье сбойнуло. И бросок вышел неудачным: папка попала богине Маат прямо в лобешник.
   Та грохнулась на статуи ее коллег - Тота и Анубиса. Те тоже дали слабину - не смогли удержаться на ногах и в обнимку завалились на сидящего на троне Осириса. При этом сладкая парочка неудачников - Анубис и Тот - дружно шмякнула своими дурными башками Осириса по его могучей длани, коей тот крепко сжимал позолоченный жезл.
   Оный, не потерпев насилия, вылетел из руки Осириса, словно щегленок, выпущенный рукой добросердечного христианина из клетки в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы. И взмыл, вращаясь и сверкая позолотой, к потолку. А потом, скользнув по вытянутой на метр крокодильей морде злого бога Амата, ударился о пистолет Хорькоффа.
   Раздался громкий выстрел.
   Я распласталась на полу и заверещала голосом ханыги, которого кореша-пропойцы застукали на краже баблосов из общака:
   - О, мой га-а-а-д! Не убивайте! Я ни при делах, меня Пал-Никодимыч подста-а-а-вил, гой пархатый!
  
  
  
  
  

ГЛАВА 11. СОВЕТУЮ КОЛОТЬСЯ СРАЗУ

  
   1
   Я зажмурилась от страха, ожидая, когда пуля вопьется мне куда-нибудь, и молясь, чтобы она при этом не покалечила в моем организме ничего серьезного. А лучше бы вообще отскочила от него, будто от стелы из метеоритного железа.
   Однако пуля побрезговала нами с Хорькоффом. Она лишь скинула со стола фотографию невесты моего клиента. Я вскочила с пола и бросила любопытный взгляд на лежащую у ног Хорькоффа продырявленную пулей фотку. Пуля попала невесте прямо в накрытую прозрачной фатой голову.
   - Классный выстрел, - вырвалось у меня. - Тянет на мастера двенадцатого дана школы "Пьяный барсук".
   Хорькофф недоуменно глянул на меня - не мигая и не говоря ни слова.
   - Меня зовут Ника Лодзеева, - поведала я несостоявшемуся самоубийце. - А Вы, как я понимаю, Андрей Яковлевич Хорькофф? Так?
   Хорькофф кивнул.
   Я подняла из-под стола свою папку, выпавшую при обнимашках с полом. Заметила лежащий на полу пистолет. И загнала его ногой под трон Осириса. Наткнушись на его мрачный взгляд, в ответ подмигнула богу и улыбнулась, мол, раз дело в моих руках, значит, все будет хорошо, старина.
   - Раз уж я Вам, господин Хорькофф, рискуя почти простреленным телом, жизнь спасла, то... - заговорила я.
   Но тут же замолкла, ибо клиент разрыдался, как дитя на допросе.
   - А на кой хрен мне такая жизнь!? - пробулькал сквозь слезы и сопли хозяин кабинета.
   - А на кой хрен Вам такая смерть?! - возмутилась я. - Мозги по кабинету. Похороны в закрытом гробу. И зона для самоубийц в самом гадюшном закутке преисподней. Там черти бросят Вас в котел с кипящим салом и начнут пырять самостийными трезубцами.
   Я осуждающе посмотрела на Хорькоффа. Тот пристыжено отвел взгляд от моих пышущих праведным гневом глаз. Наверное, вспомнил, что в его жилах гуляет русская кровь, и решил больше не позориться перед героическими предками.
   - Настоящие мужчины так со своей не застрахованной ни в одной фирме головой не поступают, - заявила я. - Сразу видно, что Вы не знакомы с самурайской философией ритуала сеппуку. Подозреваю, что Вы даже не читали трактат Нитобэ Инадзо "Бусидо - душа Японии" и в простецком невежестве своем даже не ведаете о доктринах, описывающих каноны поведения настоящего воина с позиции мистико-эзотерического отношения к смерти, посмертию и бессмертию.
   Подтверждая свое абсолютное незнание самурайской философии, Хорькофф громко захлюпал носом.
   - А чо там у Вас стряслось-то? - поинтересовалась я. - Наехал кто?
   - И-и-и...
   - Бандиты? Рейдеры? Сионисты-исламисты? Воинствующие иеговисты?
   - И-и-в-в-в-и...
   - Оборотни в погонах? Нацисты?
   - И-и-и-и...
   - Гомофобы? Гомофилы? Гомо эректусы?
   - И-и...
   - Чинуши? Люди в черном? Фанатики из "Анашы-эль-ганджубаса"? Кто-нибудь из боевого крыла франкмасонов?
   - И-и-и...
   - Да-да, все понятно. Все-таки спецслужбы докопались. Самый скверный вариант. Небось с пятой колонной шашни водите? А как насчет фэбээровского ЦРУ и госдеповского АНБ? Тут советую колоться сразу. Против чекистов не каждый олигарх даже полдня в пыточном застенке выстоит - школа имени товарища Ежова рулит. А Вас наверняка не обучали даже банальной системе противостояния методикам экспресс-допросов в полевых условиях, ведь так?
   - Нет-нет! - отчаянно замотал головой Хорькофф. - Ничего такого! Я патриот и не изменял Родине даже с женой!
   - Тяжелый случай. Ну тогда, значит, проигрались в казино. Я помню тоже плакала, когда четыреста баксов в покер прокакала - доблефовалась, дуреха.
   Хорькофф отрицательно закрутил головой.
   - Нет? - я задумчиво почесала нос. - Может, полицаи накрыли-таки скрывавшийся у Вас на даче в бане подпольный цех по производству фальшивого спайса под видом натурального стирального порошка?
   - Упаси меня Боже от такой напасти! - вздрогнул мой собеседник.
   - Так чо ж тогда с Вами все-таки стряслось, Андрей Яковлевич? Надо признаться, Вы меня заинтриговали. За всю свою долгую и полную опаснейших приключений жизнь я еще не встречала столь загадочного случая, чем Ваш. Утолите мое любопытство, а я никому не поведаю, как Вы меня из пистолета пытались укокошить отравленной разрывной пулей.
   - Долго рассказывать...
   Хорькофф вытащил из пиджака платок, вытер слезы и сопли. Подошел к кабинетному бару, достал оттуда бутылку с этикеткой "Слеза Святого Валериана" и пару серебряных стопок инкрустированных перламутром и вырезанными из янтаря головами Медузы из рода Горгон.
   - А я, представьте себе, никуда не спешу, - поведала я клиенту. - У меня еще есть несколько свободных минут перед Концом Света. Ктулху спит. Антихрист занят выборами президента Пиндостана. Матросы с русского сухогруза отравили Годзиллу, слив в Тихий океан мазут вперемешку с недопитым метиловым спиртом. А боевых роботов-трансформеров потырили стартаперы из отечественной модернизационной коррупции и наукоемких мошеннических технологий.
   - А кстати, Вы по какому вопросу ко мне?
   - И по вопросу спасения жизней президентов корпораций вроде вашенской тоже. Уж кому-кому, а Вам нельзя раскисать. Вы же не нищеброд-гастарбайтер, а глава огромной корпорации. От Вас зависит судьба сотен подчиненных, а также их семей, престарелых родственников и домашних животных.
   - Вам-то какое дело до моих проблем? - одарил меня недоверчивым взглядом собеседник.
   - Ни-ка-ко-го!
   - Гм.
   - И именно поэтому Вы можете быть со мной полностью откровенны. Можете считать меня психотерапевтом и попом в одном флаконе и исповедаться, дабы облегчить душу и уберечь сердце от инфаркта. Уверена, Вы не раз плыли на пароходе, ездили на паровозе и летали на самолете. И всегда после второго стакана виски Вы выливали на собеседника ушаты как своих личных заморочек, так и общегосударственных проблем. Ну не может русский человек без этого. Он лучше от закуски откажется, чем от такого душевного трепа. А почему Вы были так откровенны? Нет, стаканы тут ни при чем. Все дело в том, что на постороннего человека, которого никогда больше не увидишь, легче вывалить с души все накопившиеся там камни, чем на знакомого человека, который потом будет сливать полученные от Вас сведения цээрушникам и Вашей теще.
   Хорькофф разлил валерьянку по стопкам, проговорив:
   - Ну не знаю...
   - Разве ж Вы не видите, что у меня на лице написано: "Она умрет под пыткой, но никого не сдаст"? - возмутилась я. - Ко мне все мои однокурсники плакаться в жилетку бегают. И коллеги по работе. Даже мой злейший враг, по воле которого я уже почти поседела, Пал-Никодимыч, иногда жалуется мне на свою недооцененность начальством. У уж Пал-Никодимыч чует стукача за версту, ибо тертый мужик, такого на хромой козе не объедешь.
   Хорькофф пододвинул ко мне одну из стопок.
   - Живете по принципу "Один не пью!"? - одобрила я такой жест. - Уважаю. Как говорится, завтрак съешь сам, а валерьянкой поделись с другом. За дружбу!
   Я чокнулась с Хорькоффом и лихо опрокинула содержимое стопки в горло. Хорькофф сделал то же самое.
   Пойло имело жуткий вкус. Я скривилась. Хорькофф тоже. А после произнес:
   - Не знаю, с чего и начать рассказ. Не со свадьбы же.
   Я подняла с пола фотографию молодоженов и поставила ее на стол перед Хорькоффом.
   - А почему бы и не со свадьбы? На ней в истории мировой художественной литературы обычно все заканчивается. А Вы начнете - и тем самым лихо утрете всем сказочникам и новеллистам ихние пьяно-сизые носы. Начните со счастья, а про беду расскажется само собой. Мои британские коллеги доказали.
   - Полгода назад я женился...
   Последовавший далее рассказ Хорькоффа был невыразимо скучен. Поэтому я воспроизведу оный в романтической версии, облагороженной моим литературным талантом и искрометным остроумием.
  
   2
   У брачующихся в Москве провинциалов, не разбирающихся в хитросплетениях столичных традиций и всерьез считающих, будто нулевой меридиан проходит через Красную площадь, а не через Гринвичскую обсерваторию, в фаворе - либо топтанье по маршруту: Манежка с Садом - Мавзолей - Собор.
   Уж сколько шпилек на туфлях сломали невесты и дамы их свиты о брусчатку Лобного места, но, один фиг, народ прется туда, толкаясь друг с другом, спасая падающих в обморок пожилых родственников, успокаивая жаждущих пописать на исторические реликвии юных участников ритуала, лаясь с гаишниками и мучаясь с парковкой.
   А вот настоящий знаток столицы никогда поведет свадебную компашку не в загазованный центр города к мнимому "нулевому меридиану", на свежий воздух Воробьевых гор. Оттуда можно хоть целый день любоваться городом и никто с тебя не сдерет ни копейки штрафа и не сопрет сумочку у зазевавшейся подружки невесты.
   Именно сюда после бракосочетания и направились погожим летним днем Хорькофф со своей молодой невестой Динарой - все из себя такие красивые в смокинге и подвенечном платье.
   Новобрачных сопровождала традиционная пьяная толпа из родственников и родственников родственников, друзей и друзей друзей, знакомых и знакомых знакомых, а также еще кучу каких-то мутных типов, которым даже самый беспечный тверской фермер не рискнул бы доверить охрану покосившегося сарая с проржавевшими насквозь широкозахватными сенокосилками конструкции лауреата Сталинской премии товарища Волкова, произведенными на Люберецком заводе сельскохозяйственного машиностроения в 1949 году.
   Программа свадебных гуляний прошла в штатном режиме. Проехались до Смотровой площадки на шарабанах, пугая кобыл дикими криками и разбрасывая мелочь и пустые бутылки из-под шампанского. Выпустили из клеток на волю белых голубей; при этом почему-то вместо оттертого от невесты на задний план Хорькоффа в небо его птичку запустили нанятые в цирке лилипуты. Выпили и закусили на лужайке возле двухсотлетних дубов. Разняли подравшихся гостей, причем сделали это вяло и неспешно, следуя всегда сбывающейся народной примете: свадьба без драки - к скорому разводу.
   В общем, ничего особенного - свадьба, как свадьба. Двоих - в больницу, троих - по домам. Никаких современных изысков с бородатыми певицами или катанием на ездовых бегемотах.
   Хорькофф и Динара, пользуясь тем, что свита перестала их доставать идиотскими напутствиями и пожеланиями, подозвали пока еще почти трезвых фотографа и видео-оператора. И те сняли новобрачных на фоне невероятно красивой панорамы Москвы, открывающейся со смотровой площадки.
   Но едва Хорькофф с Динарой почувствовали красоту и торжественность момента, и каждый из молодоженов осознал, что не ошибся в выборе своей половинки, как тут же их свита начала бабахать петардами.
   А нанятый за бешеные деньги всемирно известный на весь Нагатинский затон рэпер Ай Эм Си Три Пи О (в девичестве Сережа Хлыстик) загундел под фанеру какой-то бред. После десяти минут такого жестокого рэпа, ошалевший от него народ вдруг перестал бухать и вспомнил о двух вещах.
   Во-первых, о том, что вообще-то заказывали для свадьбы в агенстве вовсе не Ай Эм Си Три Пи О, а Армандо Кристиана Переса, известного среди продвинутых меломанов Лыткарина, Наро-Фоминска и Бронницы в качестве Ары Спаниеля.
   А во-вторых, народ вспомнил о программе праздничного вечера. Оная предусматривала, что после Воробьевых гор надобно ехать к Новодевичьему монастырю, дабы ненавязчиво покормить в тамошнем пруду белых лебедей. А затем предусматривалось фотканье у фонтанов Поклонной горы. И еще следовало не опоздать в ресторан на скромный банкет из четырехсот персон.
   Рэперу налили вискаря, дали денег и попросили заткнуться. Рэпер надулся, для виду поломался, но вискаря дернул и деньги забрал. Однако не угомонился, а предложил всем станцевать хип-хоп. Тогда зарвавшемуся рэперу вознамерились набить морду. Но тот мигом просек всю серьезность изменившейся обстановки, перестал выеживаться и испарился.
   Ни секунды не сожалея о ретировавшемся надоедале-репере, все начали потихоньку грузиться в шарабаны.
   Тут Хорькоффа подозвал к себе Иван Адыгеич - отец невесты, крепыш с бычьей шеей и глубоким белым шрамом на скуле. Покровительственно похлопав зятя по заляпанному шампанским плечу, тесть объявил Хорькоффу:
   - Вместе с Динарой отдаю под твою руку, Андрюха, мое детище - корпорацию "ИNФЕRNО". Сам теперь буду заниматься только сырьем, банками и строительством. Силы уже не те, чтобы за всем уследить. Да и времена спокойнее стали, открытого беспредела в Москве почти нет. Даже зверье уже по понятиям жить научилось и лишь по мелочам пакостят. Нынче не девяностые, когда, чуть отвлекся, и уже без штанов остался, а друганы в овраге пострелянными валяются. Так что, бери "ИNФЕRNО" и владей!
   - Я потрясен, Иван Адыгеич, - растерялся Хорькофф. - Это так неожиданно. Я даже не думал, что когда-нибудь смогу попасть на такое место, о котором даже и не мечтал.
   - Не скромничай, Андрюха. Ты показал себя в "Санктпитермотос" полным... орлом. Уверен, и тут не подкачаешь. Коллектив весь мной на дело натаскан, как борзые на зайца. А если что, не миндальничай, заставляй и тапочки в зубах таскать, и стойку на ушах делать, голос подавать, когда прикажешь. А если рычать начнут, то ошейником по хребтине.
   Хорькофф обрадовано заулыбался. Но его лицо тут же приняло озабоченное выражение.
   - Так ведь я, Иван Адыгеич, никогда не имел дел с ритуальными услугами, - признался молодожен. - Тут ведь психологию клиентуры знать надо. Сложная сфера.
   - Зато перспективная. Хочешь, открою тебе самый важный секрет такого бизнеса?
   - Конечно, Иван Адыгеич! Буду премного благодарен, если поделитесь со мной Вашим опытом и мудростью.
   - Тогда слушай и запоминай. Ща уже мало закопать жмурика, Андрюха. Народ разбогател, понтоваться начал. Ему теперь важно еще кучу бабла вкачать в своего покойника, показав, какой ты крутой. Похороны превратились в целое шоу. А надгробья и склепы - произведение искусства. После торговли наркотой и шлюхами погребальная шняга нынче - наиболее прибыльное дело.
   - Но я же все-таки никогда... - Хорькофф развел руками и растерянно улыбнулся.
   - Ты современный пацан, Андрюха. Тебе придумать новации-модернизации, что пару пальцев обоссать. А "ИNФЕRNО" пора встряхнуть. Этим и займешься. Гоняй всех! Спуску никому не давай! И главное - побольше всяких хайтековских примочек бабахай. Нынче так: кто не модернизируется, тот либо на паперть идет, либо на панель. Новые технологии - наше все! Да чего я - старый пень - тебя объясняю. Сам все лучше меня знаешь.
   - Даже не знаю, как благодарить Вас за такую щедрость.
   - Внуков мне сделаешь, вот и отблагодаришь.
   - Конечно-конечно... э-э... постараюсь.
   - Да уж постарайся. Главное, не жри всякие стремные таблетки.
   - Какие таблетки? - не понял Хорькофф, бросив на собеседника озадаченный взгляд.
   - Любые! - коротко и четко объяснил тесть свою позицию в области самолечения и безрецептурного употребления продукции отечественной и зарубежной фармацевтической промышленности. - А также порошки, микстуру и прочую аптекарскую шнягу.
   - А если вдруг...
   - А если уж совсем прижмет, обращайся ко мне - у меня две клиники в столице, там доктора что надо. Отбирал не по степеням и званиям, а за талант и опыт. Такие зубры кого хошь из могилы вытащат и кого хошь туда сведут.
   - А аспирин можно? - попробовал торговаться Хорькофф, доселе безгранично веривший во всемогущество всякого лекарства.
   - Ничего нельзя! Смотри вон туда, Андрюха.
   Тесть указал молодожену на маячащих за его спиной телохранителей и спросил:
   - Видишь этих мамонтов?
   Хорькофф кивнул. Тройку двухметровых верзил весом не меньше двухсот килограмм трудно было не заметить на фоне тщедушных гостей свадьбы.
   - Все импотенты, - с затаенным злорадством сообщил тесть ошеломленному таким поворотом разговора зятю.
   - Ух ты! - выдохнул Хорькофф. - А что с ними случилось-то?
   - Жрали какую-то хрень для накачки мышцы и теперь им даже порнуху глядеть тошно.
   Хорькофф с сочувствием посмотрел на телохранителей. А тесть наклонился к уху зятя и тихо, но сурово сказал:
   - Коли, Андрюха, запишешься в импотенты, то пеняй на себя - не зять ты мне после такой подляны. А может, даже и вовсе не жилец. Усек?
   Хорькофф нервно сглотнул, чтобы сдвинуть с места застывший от ужаса кадык, и энергично закивал, а потом еще и замахал руками, всем своим видом показывая, что никогда в жизни больше никакой аптечной дряни в рот не возьмет, не посоветовавшись перед этим с врачами тестя.
   - Так что ты сделаешь, если тебе попытаются всучить какую-либо пилюлю? - требовательно спросил тесть у Хорькоффа.
   - Выкину ее на помойку, Иван Адыгеич, - отрапортовал тот. - А сверху еще и говна какого-нибудь накидаю, чтобы бомжей спасти от отравы.
   - А как поступишь с самими всучателями?
   - Обругаю с головы до ног матом и вышвырну за порог!
   - Обязательно вышвырни! Еще и ногами наподдай им по дороге!
   - Так наподдам, что мало не покажется! - Хорькофф короткой пантомимой изобразил расправу над отравителями. - Они сами потом таблетками всю оставшуюся жизнь будут инвалидность лечить.
   - Обещаешь?
   В обращенном на зятя взоре Ивана Адыгеича было столько стужи, что у Хорькоффа заледенели кишки, а их содержимое активно запросилось наружу.
   - К-к-клянусь! - дрожащим от страха голосом пообещал молодожен.
  
   3
   Я сидела на краю столешницы. Вполуха слушала рассказ Хорькоффа о его свадьбе. Болтала ногами. И думала о том, почему мы до сих с Толиком не поженились.
   Вот в самом-то деле: ругаемся с ним как матерые супруги, излившие друг на друга не один литр желчи. А где свадебное платье, пьяные вопли "Горька-а-а-а!" с битьем посуды и поездка в Гоа на медовый месяц?
   А одновременно с этими думами по извилинам моего беспокойного мозга невидимыми тенями скользили размышления о том, с чего бы это меня на матримониальные темы потянуло.
   Видимо, так на меня близость смерти и прочие инфернально-покойницкие приключения, а также рассказы о чужих свадьбах повлияли. Еще мои британские коллеги доказали, что чем ближе человек и общество к гибели, тем сильнее резвится в них инстинкт продолжения рода...
   Тем временем Хорькофф завершил повествование, и с его небритой щеки скатилась и глухо ударилась об столешницу здоровенная, щедрая мужская слеза - с вишню, не меньше. А после еще одна - такая же.
   - Чо-та я совсем не улавливаю связи между женитьбой и стрясшейся с Вами бедой, господин Хорькофф, - я озадаченно почесала кончик носа. - Могу только порадоваться за Вас, Андрей Яковлевич. Широкой души человек - Ваш тесть. Не каждому так везет в жизни. Обычно так: либо невеста дура, либо страшна, как покоцанный эболой африканский афро-африканец, либо и красавица, и умница, но нищая, как бомж с Трех вокзалов, да еще и родители - голимая алкашня... Так в чем беда-то?
   - Благодаря наставлениям Ивана Адыгеича я единственный нормальный человек в "ИNФЕRNО", - с явной неохотой выдавил из себя собеседник.
   Тут у меня в мозгу начали сами собой склеиваться кусочки всей той невероятной чертовщины, которая маячила у меня перед носом еще со вхождения в офис "ИNФЕRNО". И я меня охватило предчувствие разгадки великой тайны - страшной настолько, что даже легендарный Шерлок Холмс испугался бы ее расследовать. А если бы даже ему и пришлось расследовать (например, по требованию английской королевы), то после легендарный сыщик обязательно зачистил бы всех свидетелей раскрытия этой тайны, начиная с доктора Ватсона, миссис Хадсон и собаки Баскервилей со всеми ее щенками.
   - Единственный "нормальный"?! Или единственный живой? - я впилась взглядом в собеседника, подозревая, что сейчас вляпаюсь в самую страшную тайну XXI века.
   Хорькофф стыдливо опустил глаза.
   Я мигом спрыгнула со стола, рванулась к Хорькоффу и, пристально глядя ему в глаза, спросила:
   - А остальные, чо, зомби?! О, мой га-а-а-д! Как же я была права в своих дичайших подозрениях! Зомби прорвали периметр! Теперь нас ничто не спасет, кроме массовой и поголовной резни!
   - Да никакие они не зомби! Откуда у Вас вообще такие мысли!?
   - Нехорошо врать будущему деловому партнеру! Как же я смогу Вам помочь, коли Вы меня за лошару держите. А их в древнем роду вольных землепашцев Лодзеевых отродясь не бывало. Лошади у нас испокон веков не переводились. Мы на них пахали, дрова возили и на ярмарку в город ездили. А вот лошар не разводили. Колитесь про зомби, ну!
   - Как у Вас только язык поворачивается такое говорить! Причем тут... - попробовал возмутиться собеседник.
   Но я не дала ему это сделать. Подскочила к клиенту, схватила его за грудки и, еще более пристально глядя ему в глаза, предложила:
   - Колитесь-колитесь, Андрей Яковлевич, Вам скидка выйдет, я замолвлю словечко перед прокурорами трибунала. Это зомби, да?!
   Хорькофф не ответил. Лишь оторвал мои руки от лацканов своего пиджака и шумно вздохнул.
   - Зо-о-о-мби! - радостно констатировала я. - Как пить дать - зомби! Клянусь здоровьем нашего П.П. Прушкина - это зомби! Чтоб его лишаи изъели с ног до головы, если я не права!
   - Чепуха! - возмутился клиент. - Они просто больные люди.
   - Или здоровые нелюди. Смотрите, как меня Ваши "больные люди" искалечили, - я продемонстрировала Хорькоффу синяки на руках. - Еще чуток и загрызть могли, гады.
   - Не станут они никого грызть, - Хорькофф смущенно отвел глаза от моих боевых ранений, словно на запястьях у меня были не синяки, а надписи, обвиняющие президента "ИNФЕRNО" в скотоложстве.
   - Почему Вы их отмазываете? - строго спросила я у Хорькоффа. - Их, душегубов, надо забить в колодки и посадить в железные клетки на Лобном месте, чтобы больше никто не откручивал руки честным страховым агентам.
   - Не надо их никуда сажать. Они вообще тут ни при чем!
   - А кто причем?
   - Я!
   - Как так?!
   - Совершена роковая ошибка и неизбежен ужасный конец. И мою вину можно смыть только кровью!
   - Бросьте такой пафос в болото с пиявками! В чем Ваша вина, Андрей Яковлевич? Вы что, Темный Властелин, и умеете обращать доверчивых ушастых людишек в нечисть - в упырей, оборотней и зомби? Вы какой факультет в академии магии кончили? Некромантии? Черного колдовства и проклятий? Или ходили на курсы повышения квалификации специалистов по вуду, заклинателей сглазов и наводителей порч?
   - Не надо издеваться над попавшим в беду человеком!
   - А пусть тогда "попавший в беду человек" не возводит на себя напраслину. Говорите толком, чо стряслось.
   - Это все проклятая "Новая эра"!
   - Вы имеете предсказанную британскими учеными диктатуру тотальной любви и тиранию беспощадной толерантности?
   Хорькофф достал из ящика своего стола открытую пачку какой-то шняги на которой было написано: "Новая эра". Из сей загадочной пачки на свет Божий выглядывали блистеры с длинными капсулами под волдырями из полимерной пленки, вздувшимися над алюминиевой фольгой.
   Я с любопытством оглядела эту упаковку. Там был изображен довольно улыбающийся индокитаец, над головой которого сияли золотые буквы "Пилюли дядюшки Ляо", а затем зачитала слоган на упаковке: ""
   - Все из-за нее, проклятой! - Хорькофф вырвал из моих рук пачку "Новой эры" и бросил ее на пол.
   Один из блистеров выскочил из упаковки и оказался у моей ноги. Я тут же схватила его загребущими пальчиками и стала рассматривать.
   Хорькофф растоптал "Новую эру" ногами, отчаянно матерясь.
   - Не надо так нервничать! - повторила я, опасаясь, что клиент может чокнуться (а, как известно, подпись недееспособного лица на договоре не стоит и комариного чиха перед лицом суровой и неподкупной Фемиды).
   Я наконец рассмотрела содержимое блистера и, давясь смехом, спросила:
   - Так это ж анальные! Позвольте, так ведь их же вставляют, извиняюсь за мой французский, в задницу! Или я ошибаюсь, и с ними проделывают нечто более эстетичное?
   - Вы не ошибаетесь.
   - Хе-хе-хе!
   - Ничего смешного. То, что начиналось, как фарс, превратилось в трагедию.
   - А вот с этого места, господин президент, пожалуйста, поподробней.
   Я уселась на стул рядом с Хорькоффом.
   - Вываливайте все начистоту! Представьте, что мы с Вами дрейфуем в одной лодке без весел и паруса по десятибальному океану пятидесятиградусной зимой. Кругом - айсберги, мгла, пурга, волны до небес, пронизывающий ветер противно воет в ушах: "Вы все умре-е-е-те! Ву-у-у-у!" Видимость никакая, даже на четверть кабельтова - только стена серого снега и густой темный туман. В носу у нас все козявки от холода превратились в острые сосульки, которые, будто клыки демона вылезают из наших ноздрей. И куда нам с этой лодки деваться?
   - Некуда.
   - Вот! Спрыгивать бесполезно. Оставаться бесполезно. Остается только что?
   - Принять яду?
   - Нет! Нам остается только одно: честно поговорить друг с другом.
   - Это остановит шторм?
   - Это снимет тяжелый камень с души и увеличит ходкость нашего суденышка. Из терпящего бедствие корыта оно в мгновение превратиться в маневренную яхту, стремительно несущуюся по волнам. К счастью и благополучию.
   - Не вижу логики.
   - Она существует только в учебниках и при разводке профессиональными мошенниками лохов.
   Опешивший Хорькофф замолчал в нерешительности. А я начала его щекотать призывающим к откровенности взглядом. Хорькофф поежился, сглотнул и сказал:
   - Я расскажу все.
   - Все-все-все?! Как на исповеди?
   - И даже больше.
   - Не обманите моего доверия. Оно у меня хрупкое и страдающее остеохондрозом.
   - Постараюсь не причинить ему вреда.
   - Оно Вас заранее благодарит. Но давайте ближе к теме. Не ходите вокруг да около. Берите историю за хобот и начните с самого важного события в ней.
   - Что ж, начну именно с него. Оно произошло три месяца назад. Именно тогда мы понесли небывалые финансовые потери. И тогда я собрал на совещание руководителей всех департаментов "ИNФЕRNО". Надо было обсудить наши дальнейшие действия...
  
  
  
  
  

ГЛАВА 12. ГОМЕОПАТИЧЕСКОЕ СРЕДСТВО

  
   1
   Еще ничего не предвещало катастрофу, но некий тревожный напряг уже витал в воздухе каждого из кабинетов "ИNФЕRNО", когда Хорькофф собрал весь свой штаб - начальников департаментов корпорации - на экстренное совещание.
   Начальники болтали между собой, мало обращая внимания на своего молодого босса. Большого уважения к себе он еще не заслужил. Все считали его просто наместником тестя в данном богоугодном заведении и немного презирали новичка, не имеющего опыта в погребальном бизнесе.
   Приветливо кивнув каждому из собравшихся, президент "ИNФЕRNО" сел в кресло, имитирующее трон египетских фараонов, и поднял над столом ладонь, призывая всех к тишине. И собравшийся в кабинете люд послушно затих.
   - Прибыль наша за последний квартал упала на тридцать восемь процентов, - Хорькофф постарался произнести эти слова бодрым, на худой конец равнодушным тоном, чтобы никто не заподозрил своего президента в том, что он до судорог боится получить от тестя взбучку за развал вверенной им зятю корпорации. - Но я считаю, что в дальнейшем особых сложностей не предвидится, и мы еще возьмем реванш. Нам надо поскорее провести анализ ситуации и найти путь, который выведет нас из тупика в максимально сжатый срок.
   Своему боссу тут же (не ради банального подхалимства, а проявляя корпоративную солидарность)тут же поддакнула треть начальников, заявив, что поднять показатели для такой могущественной корпорации, как "ИNФЕRNО", дело не просто плевое, а такое, после которого даже не придется вытирать рук о полотенце.
   После Хорькоффа с отчетной речью о своих полных нечеловеческой скорби и потрясающего по глубине логического анализа делах выступил Константин Перецко. Это был одетый в пафосный красный пиджак пухлячок с толстой шеей, озабоченным багровым лицом и задорным ежиком рыжих волос.
   Перецко руководил департаментом сбыта. В свое время он прочитал немало вздора про то, что сбыт является основой существования цивилизации и единственным стимулом ее развития. Поэтому Перецко был твердо убежден, что является единственным человеком в корпорации, кто занимается по-настоящему нужными народу и стране вещами, а остальные сотрудники просто мешают ему исполнять свой долг перед человечеством.
   Перецко откровенно поведал перед соратниками по борьбе за достойное погребение граждан о катастрофе, грозящей корпорации из-за стремительного сокращения заказов. И завершил свою получасовую речь так:
   - Ответственно заявляю: в провале виновата служба маркетинга.
   - Уверены? - засомневался Хорькофф, имеющий несколько иные данные.
   - На все сто! - сказал Перецко. - Мы в этом году должны были расширить работу в Евросоюзе и использовать прикормленный турецкий плацдарм для рывка на Юг. А рынок ни там, ни там не пропиарили! Итог: подсуетились немцы с польским сырьем, а нас послали к черту.
   Перецко обвел начальников департаментов суровым взглядом. И решил еще больше сгустить краски:
   - Квартал накрылся медным тазом. Еще один такой провал - и годовой баланс подведем с убытком. Кстати, под угрозой ниша в Индии. Известная всем братва из Шанхая со своей дешевкой активно вытесняет наши филиалы. Нас ждет крах.
   - Да, пожалуй, департамент маркетинга, подкачал, - принял версию Перецко Хорькофф.
   Тут же вскочила со стула крашеная блондинка - руководитель маркетингового департамента Старикова. Чутье опытного аппаратчика подсказало ей, что переводить стрелки обратно на команду Перецко уже поздно. И Старикова нанесла удар по другому департаменту:
   - Нам квалифицированных сотрудников не хватает. В рекламном недобор, а в пиар-службе вообще почти никого не осталось - все ушли в команды кандидатов на госдумовские выборы. Да и кадровики совсем обленились.
   - Мы Вам, ешкин кот, кучу кандидатов отправили! - парировал, возмущенно всплеснув руками, розовощекий старичок-бодрячок Казимир Леонтович - начальник отдела по работе с персоналом. - А Вы всех к чертям собачьим послали!
   - Ха, ха и еще раз ха, Леонтович! - зло ухмыльнулась Старикова. - Да уж, Вы "направили": студентов, алкоголиков и городских сумасшедших.
   - Вот именно, ешкин кот! - вскинулся Леонтович. - А все почему?
   - Работать не умеете! - припечатала Старикова оппонента.
   - Оклады у нас маленькие, - объяснил Леонтович. - Профи не идут.
   - Зато дебилы валят толпами, - заявила Старикова.
   - И из дебилов можно сделать, ешкин кот, идеальных офисных работников, - высказал весьма сомнительное утверждения Леонтович. - Для этого, ешкин кот, разные штучки есть.
   - Казимир Сигизмундович, я хочу, чтобы Вы как раз и занялись этим, - сказал Хорькофф. - Не сомневаюсь, скоро мы получим от Вас умелых сотрудников. Но прибавка зарплаты - только после того, как выйдем из кризиса.
   - У меня, ешкин кот, есть предложение получше, - Леонтович окатил Старикову холодным взглядом. - Я уже приготовил план, как увеличить, ешкин кот, нашу производительность, не увеличивая штаты ни на одну, ешкин кот, единицу.
   Все с ненавситью посмотрели на Леонтовича. В брошенных на него взглядах читалась одна единственная мысль: "Сейчас он нам под наши же аплодисменты впарит такую хрень, что мы потом еще сто раз пожалеем, что связались с этим аферистом. Но впарит нам все настолько хитро, что мы от всей души поблагодарим его за это дерьмо. Профессионал, едрена вошь".
   - Леонтович, не морочьте нам тут голову! - распалилась Старикова. - Небось, опять какая-нибудь "корпоративная рыбалка"? Вам мало того, что два референта, обожравшись "Мартеля", тогда чуть в болоте не утонули?
   - Не надо нагнетать обострения, Анна Рудольфовна! Давайте предлагать конструктив! - решил погасить в зародыше разгорающуюся склоку Хорькофф. - Казимир Сигизмундович, у Вас есть что-либо определенное?
   - Определенней некуда, у меня даже документик на подпись уже заготовлен, - с гордостью сообщил Леонтович. Леонтович, наклонился к набитому бумагами толстому кожаному портфелю, стоящему на полу, и начал рыться в нем. - Препарат "Новая эра". Разработан, ешкин кот, в Китае еще аж при Мао Дзедуне для работников сельских коммун, чтобы, ешкин кот, повышать силу и выносливость. Правда, ешкин кот, сейчас он там запрещен.
   - Почему? - поинтересовался Хорькофф.
   После некоторой заминки, из-под столешницы раздался не совсем уверенный голос Леонтовича:
   - У них и так, ешкин кот, сотни миллионов безработных. На кой ляд им те, кто пашет за троих? Тогда у них вообще, ешкин кот, население без работы останется.
   - А если "Новая эра" не сможет наших сотрудников заставить лучше трудиться? - засомневался Хорькофф.
   - Вот-вот, мы еще намучаемся с ними из-за этой чуши, помяните мое слово, - ухмыльнулась Старикова, злобно косясь на Леонтовича.
   Чтобы скрыть свои сомнения, колебания и опасения от подчиненных, Хорькофф сделал вид, будто испытывает недостаток свежего воздуха. Шумно вздохнул. Ослабил галстук. Глянул на лежащий рядом пуль управления кондиционером, но не стал им пользоваться. Встал с кресла, подошел к окну и приоткрыл его.
   В кабинете резко запахло дождем, а лицо Хорькоффа облизал, словно преданный пес, сырой и прохладный ветер. Вдруг с улицы донесся резкий вой сирены автомобиля скорой медицинской помощи.
   Хорькофф выглянул из окна и посмотрел вниз. На улице у входа в расположенный напротив офиса "ИNФЕRNО" банк "ОБLОМИNГО" мигала синим маячком "скорая". А возле нее стояли две полицейские легковушки и фургон Следственного комитета.
   Правоохранители с задумчивым видом ходили вокруг трупа - лежащего на боку усатого мужчины. Его белая рубашка была в пятнах крови - явно следов огнестрельных ранений, а на светло бежевых брюках сзади расплылось коричневато-рыжее пятно.
   Из фургона вышла женщина в гражданском. Она подошла к трупу, сфотографировала его, потом, брезгливо поморщившись, ногой перевернула труп на спину и снова сфотографировала.
   "Так это ж Армен Кацашвили! - узнал мертвеца Хорькофф. - Говорил ему, мол, верни дяде долг по-хорошему. Так нет же: "Меня дядя не тронет, родной человек, да". Вот тебе и "родной человек", вот тебе и "не тронет"... Интересно, а Иван Адыгеич, случись мне разорить "ИNФЕRNО", сильно огорчится?"
   Один из полицейских что-то крикнул в сторону "скорой". Оттуда вышли, сутулясь и пошатываясь на ходу, два небритых санитара. Они уложили покойника на носилки и занесли его в "скорую". Через минуту та уже мчалась прочь с места преступления.
   "Надо что-то срочно предпринять, иначе..." - Хорькофф проводил "скорую" тоскливым взглядом и почувствовал, как по спине пробежался холодок.
   Пока Хорькофф наблюдал за мрачными событиями на улице, перепалка в его кабинете становилась все более ожесточенной. Старикова от избытка чувств даже подскочила к Леонтовичу и схватила его за лацканы пиджака:
   - Побойся Бога, Леонтович! Ты же всех нас потравишь своей дрянью! Сначала сам ее год жри, а потом уже нас корми. И учти, если у меня расстройство живота случиться, то я тебя заставлю все мое говно сожрать!
   - Я Вас не понимаю, Старикова! - беспокойно заерзал на стуле Леонтович, безуспешно пытаясь вырвать пиджак из пальцев противницы и бросая в сторону босса взгляды, полные мольбы о помощи. - То мы решаем пустить ноу-хау в ход, то, ешкин кот, говном отравиться боимся.
   Половина сидящих в кабинете начальников почему-то нашла эту фразу забавной и рассмеялась.
   Хорькофф закрыл окно, прошел мимо фигуры бога плодородия Мина, бесстыдно направившего к потолку свой полутораметровый символ оплодотворения, и вернулся в кресло. Упершись руками в колени, президент "ИNФЕRNО" слегка подался вперед и тихо, но властно приказал:
   - Не надо ссориться, коллеги! У кого есть, что предложить, не молчите.
   Но замолчали все.
   - Вы понимаете, что будет с каждым из вас, если корпорация обанкротится? - спросил Хорькофф. - Я говорю о личной ответственности перед тем человеком, который всех нас поставил на эти ответственные посты.
   Улыбки исчезли, словно напрочь стертые невидимым гигантским ластиком. Каждый опасался получить втык лично от Ивана Адыгеича.
   - Мало никому не покажется, - сурово проговорил Перецко низким грудным голосом.
   - Адыгеич каждому вставит, - Леонтович нервно покосился на фаллос бога Мина. - И Вам, Старикова, тоже. По самые гланды!
   - А я-то причем!? - Старикова пожала плечами и вернулась на место. - Мне просто не нравятся авантюры старого афериста Леонтовича. Вы все про них знаете. Вспомните, сколько мы по его воле страдали! Вспомните только, как он к нам в офис этого художника-вьетнамца притащил. Я до сих пор без содрогания мимо его картин ходить не могу. Это же ужас какой-то - будто через преисподнюю шагаешь!
   - Не мешайте людям работать! - сердито сверкнул глазами на Старикову Перецко. - Если сами не можете по скудоумию своему придумать ничего нового, то молчите!
   Старикова, уже начавшая было садиться на место, тут же вскочила на ноги и, воинственно задрав подбородок, запальчиво прошипела:
   - А кто отвечать будет, если станет хуже?
   - Отвечать будем все, - на бледном, усталом лице Хорькоффа залегли глубокие морщины. - Протокол нашего собрания будет распечатан и каждый из нас его подпишет, чтобы не было потом: "А мы говорили! А мы предупреждали!" Отвечать будем и при неправильном действии, и при полном бездействии. Кто, кроме Казимира Сигизмундовича может предложить план быстрого выхода из тяжелой ситуации без серьезным материальных затрат.
   - Никто, ешкин кот! - Леонтович с усмешкой посмотрел на Старикову.
   Та села на место. И проворчала оттуда что-то неодобрительное, но нечленораздельное.
   Леонтович несколько секунд понаблюдал за Стариковой. Но та больше не предпринимала никаких контрдействий.
   Тогда насмешливость во взгляде Леотовича сменилась торжествующе-победным выражением. Он выгнул грудь колесом, повернулся к Хорькоффу и сообщил ему с деланным безразличием:
   - Не волнуйтесь, босс. Деньги не такие уж и большие нужны. А коли, ешкин кот, прогонят нам порожняк, предьяву кинем поставщику, ешкин кот, и бабло вернем обратно с счетчиком, - сказал Леонтович, вынырнув из-под столешницы, и положил на нее вытащенное из портфеля гарантийное письмо.
   - "Вернем", как же! - фыркнула Старикова. - От дохлого осла - уши!
   - По любому, ешкин кот, свое урвем! - не сдавался Леонтович. - Зацените, ешкин кот, психологический момент - сплочение коллектива вокруг веры в чудотворное лекарство. Наши по любому будут уверены, что жрут допинг и станут пахать шустрее.
   - Это лекарство? - поинтересовался Хорькофф.
   - Ни в коем разе! Чисто биологически активная добавка. Гомеопатическое, ешкин кот, средство. Не требует ни назначения врача, ни рецептов. Чисто, ешкин кот, натуральный продукт.
   - Что требуется от нас?
   Леонтович протянул Хорькоффу гарантийное письмо.
   - Надобно, ешкин кот, подписать фитюльку с гарантией оплаты от корпорации. И тут же нам все отгрузят со склада.
   Хорькофф прочитал гарантийку и спросил:
   - Проверено юристами?
   - Проверено так, ешкин кот, как межгосударственные договоры не проверяются! - снова выпятил грудь колесом Леонтович, гордясь своей предусмотрительностью.
   Хорькофф подписал гарантийку и отдал ее Леонтовичу со словами:
   - Даю добро. Действуйте. И не позабудьте о психологическом моменте.
   - Отработаем его на все сто! - обрадовался Леонтович столь беспрепятственному одобрению его инициативы начальством. - Замутим, ешкин кот, аж целый гала-концерт с парадом-алле.
   В наступившей тишине всеми был услышан стон Стариковой. И каждого, даже у выжиги Леонтовича, заныло в том самом экстрасенсорно-прорицательском месте, которым чувствуют неприятности только русские люди.
   Ибо чуяло это место, что на днях ему предстоит найти на свои мягкие округлости массу приключений. И все они будут из разряда неприятных.
  
   2
   Устроенный Леонтовичем "гала-концерт с парадом-алле" состоялся в просторном Зале для презентаций (прозванного сотрудниками "банкетным", поскольку на каждую проведенную в нем презентации приходилось по три фуршета, два деловых обеда и один праздничный ужин) офиса "ИNФЕRNО".
   Все собравшиеся в этом помещении сотрудники корпорации с изумлением пялились на сцену, где стояли три огромных стенда с изображением внутреннего и внешнего анальных сфинктеров, а также ампулы прямой кишки. Под этими изображения имелись комментарии с математическими, физическими и химическими формулами, а также текстами на латыни.
   Зал настороженно гудел. Сотрудники, до глубины потрясенные увиденным на стендах, делились друг с другом версиями того, для чего их тут собрали, пытаясь увязать те версии с наличием на сцене медицинских стендов и найти сакральный смысл в изображенных там картинах. Версии выходили одна фантастичнее другой. И народ потихоньку начал волноваться.
   Но тут на сцену уверенной походкой бывалого конферансье вышел Леонтович. И зал затих.
   Леонтович шагнул к установленному на стойке микрофону. Достал из кармана листок бумаги и забубнил:
   - Начну общее собрание трудового коллектива нашей корпорации с описания сложившейся в ней сугубо отрицательной обстановке. Она формирует отрицательную корпоративную культуру, коррозируя наиважнейший мультипликатор формирования бренда компании на рынке во всех нижеследующих контекстах. В свете глобальных тенденций максимизации производительности стагнация наших корпоративных показателей прямо пропорциональна...
   Зрители недовольно морщились, поскольку на трезвую голову она могла заинтересовать только вольных философов не ниже доктора наук и профессиональных казнокрадов и политиков.
   Зал недовольно зажужжал. И совершенно справедливо, ибо, направляя сюда людей, начальники департаментов и отделов обещали своим подчиненным "грандиозное шоу", а тут вдруг вылез на сцену какой-то хмырь и начал парить собравшимся мозги.
   - Черт! Не из той оперы!.. Кха-кхм-кхе! - пробормотал Леонтович, глядя в зал, и ударил себя по затылку, наказывая за несообразительность.
   Для того чтобы перестроить стиль охмурения масс, опытнейшему охмурителю Леонтовичу хватило нескольких секунд. По истечению их он порвал заготовленную речь в клочки, вытащил микрофон из стойки, взял его в руку, изобразил на доселе равнодушном лице высшую степень вдохновленности и подошел к краю сцены, крича:
   - Братья и сестры! Коллеги и сослуживцы! Отважные бойцы погребального фронта! Огромная опасность нависла над нашей родной корпорацией! Коварные конкуренты в своих гнусных происках зашли так далеко, что покусились на самое святое - на нашу прибыль!
   Леонтович сделал ораторскую паузу, наслаждаясь тишиной и обалдением публики. И продолжил:
   - Полчища их агентов расползлись, словно ядовитые змеи, по всему миру, напитывая его своим ядом клеветы и лживых обещаний! Отравленные им клиенты отказываются от старых заказов и не дают нам новые!
   Зал потрясенно ахнул. Открывшаяся перед людьми апокалипсическая картина потрясла их воображение.
   - Нам есть, что терять! - воскликнул Леонтович, а после этого патетически простер руки к залу, драматически всхлипнул и громко шмыгнул носом. - Когда мы не работали на "ИNФЕRNО", нас терзала нищета, болезни и одиночество- Нас презирали даже близкие родственники. Наш сиротский иммунитет угнетали грипп и ОРЗ. Над нами издевались чиновники. Нас грабили бандиты. Нашу квартиру заливали соседи. Голуби гадили на наши вечно несчастные головы, а колеса проезжающих мимо автомобилей окатывали вас грязью. Никто не мог помочь нам: ни правительство, ни партии, ни полиция, ни церковь, ни кабак, ни массажный салон, ни психоаналитик, ни граненный стакан водки. Разве было не так?
   Многие в зале закивали: мол, так оно и было на самом деле.
   - Мы знали, что такое боль, голод, отчаянье, одиночество и тоска, - продолжил проповедь Леонтович. - Мы не знали, что такое эффективность принятия решения, коллективный метод решения производственных проблем, современный менеджмент и логистика, технологии модернизационного прорыва и корпоративная этика.
   Многие в зале вспомнили о прежней своей беспросветной жизни, и над рядами пронесся дружный вздох, наполненный тоской, а вслед за ним - и пропитанный отчаяньем выдох. Раздались всхлипывания и женский плач.
   - И вот мы оказались в "ИNФЕRNО", - Леонтовича обвел коллег торжествующим взглядом. - И сразу наша жизнь изменилась к лучшему. Мы узнали счастье совместного труда плечом к плечу с такими же порядочными и умными людьми, как мы. Мы впервые ощутили себя нужным обществу членом. Мы стали уважаемыми и преуспевающими гражданами. Нас любят в семье. Доктора восторгаются нашим здоровьем. В ресторанах нам предлагают лучшие места. Когда мы идем по улице, на нас с завистью смотрят сотни людей, сирых и убогих, которым Господь не даровал счастье работать в нашей корпорации. Это так?
   - Так! - ответил зал.
   - Вы получили от "ИNФЕRNО" все, что хотели? - спросил Леонтович.
   - Все! - ответил зал.
   - А теперь конкуренты хотят это все отнять у вас. Они хотят забрать ваши деньги, квартиры, жен и детей, ваших собак и кошек, хомяков и канареек. Они будут издеваться над самым святым: ссать в ваших лифтах и выставлять в интернете фотожабы с вашими физиономиями. Ну не подонки ли они после этого?!
   - Подонки! - взорвался зал. - Еще какие подонки! Вешать таких надо на Останкинской башне! На колбасный фарш пустить уродов!
   - И что?! - крикнул Леонтович. - Неужели мы такие слизняки, что дадим этим козлам выбросить на помойку наше процветание, здоровье, уверенность в завтрашнем дне и уважение окружающих?
   - Нет! - дружно выдохнул зал.
   И Леонтович понял - публика у него в кармане.
   Но на всякий случай Леонтович говорил еще час. Не просто озвучивал мысли, а еще и махал руками, изображал сумоиста, удавленника и поднимающегося по эвкалипту мишку-коалу, взвивался в двойном тулупе и бился головой об пол.
   Наконец Леонтович стал уставать и перешел к завершающей части выступления. Слегка охрипшим от воплей голосом он сказал:
   - Слава "ИNФЕRNО"!
   - Героям слава! - откликнулся беснующийся зал. - Смерть врагам!
   - Мы лучше умрем от трудового энтузиазма на рабочем месте, чем позволим врагу топтать святые для каждого из нас коридоры корпорации! - изрек Леонтович. - Вставайте на смертный бой, коллеги! Пусть подлые конкуренты несутся на нас всей толпой! Но им не напугать нас!
   Раздухарившись, Леонтович сорвал с себя галстук и, размахивая им, начал танцевать гопак, распевая гимн "ИNФЕRNО":
  
   Однажды в студеную зимнюю пору
   Иван Адыгеич "ИNФЕRNО" создал.
   На труд и на подвиг во имя народа
   Он нас отовсюду созвал.
  
   "Созванный отовсюду" люд вскочил на ноги и дружно с воодушевлением подтянул припев:
  
   Бо-о-же, "ИNФЕRNО" храни! Сильный и славный,
   Мудрость коллег сохранивший вполне
   Вла-а-а-ствуй на рынках, коллектив популярный!
   Властвуй на рынках на славу стране!
  
   Леонтович, поаплодировал публике и продолжил пение:
  
   Смотри, поднимается медленно в гору
   "ИNФЕRNО", тянущая нас на Олимп.
   "ИNФЕRNО" - надежда родного народа.
   Ее он на-ве-е-е-ки бла-го-сло-вил!
  
   И снова народ дружно откликнулся припевом на куплет Леонтовича:
  
   Бо-о-же, "ИNФЕRNО" храни! Сильный и славный,
   Мудрость коллег сохранивший вполне
   Вла-а-а-ствуй на рынках, коллектив популярный!
   Властвуй на рынках на славу стране!
  
   Чувствуя, что эмоциональная волна достигла предельной высоты, Леонтович заорал:
   - Победа будет за нами! Ибо мы лидеры мирового масштаба, а не какая-то там лузерная гопота из сетевого маркетинга! Мы не пыдиры - мы лидеры!
   -Мы не пыдиры! Мы лидеры! - подхватил зал. - Мы лидеры! Мы не пыдиры!
   Публика сорвались со своих мест и шумливой ватагой двинулась к сцене. Подбежав к ней, люди воздели к Леонтовичу руки, и продолжили скандировать:
   - Мы лидеры! Мы не пыдиры! Мы лидеры! Мы не пыдиры!
   И лишь один визгливый голос выделялся из общей массы:
   - Порвем всех, как Тузик грелку! - вопила Старикова. - Под шконку загоним! Опустим ниже плинтуса!
   Разгоряченный танцем и проповедью Леонтович бросил в зрительный зал галстук и немедля рыбкой сиганул вслед за ним.
   Сотрудники поймали Леонтовича и стали качать его на руках, ликуя от... пока что еще непонятно чего.
   Качаемый Леонтович изловчился и достал из кармана несколько упаковок "Новой мере". И заорал, размахивая ими:
   - Мы ждали его всю жизнь! Мы мечтали найти средство, чтобы трудится, не уставая и не отдыхая!
   - Порвем всех, как Тузик грелку! - откликнулась Старикова.
   - Мы искали-искали, искали-искали и наконец-то нашли! - продолжил Леонтович. - Мы-ы-ы его нашли! Мы его-о-о нашли! Мы его нашли-и-и-и-и!
   - Порвем всех, как Тузик грелку! - не унималась Старикова.
   Леонтович бросил на нее осуждающий взгляд и закричал:
   - С "Новой эры" начинается новая эра для нашей корпорации! Господин профессор, Ваш выход!
   На сцену тут же выскочил врач - старичок в медицинском халате и с указкой в руке. Он гоголем прошелся перед сидящими в зале людьми. Сбацал чечетку. Подтянул к груди сползшие после танца брюки. И, не поздоровавшись и не представившись публике, тут же начал ее окучивать:
   - Господа, пациенты! Рушатся империи, меняется мода, чудовищные эпидемии выкашивают страны и народы, человечество уходит все дальше в космос, наука прогрессирует и разрушает все, что еще вчера казалось нам незыблемым и истинным.
   Врач подпрыгнул и сел на шпагат.
   Разинув от избытка чувств рты, сотрудники, не моргая, смотрели на врача широко раскрытыми глазами. Уж очень поразили их воображение пантомима медика и масштабность упоминаемых им исторических процессов.
   Врач вскочил на ноги. Оглядел зал. И, оставшись довольным произведенным на публику впечатлением, продолжил "жечь глаголом" сердца работников похоронной отрасли:
   - И только одно пребывает вовеки! Это - процедура введения анальной свечи! Дабы не навредить организму, следует соблюдать пять правил академика Гельмгольца. Вы их знаете?
   Врач обвел вопросительным взглядом обитателей первого ряда, где сидели руководители департаментов, Хорькофф, секретутка, вахтер и Мымра.
   Все они дружно замотали головами и пожали плечами: мол, отстань, папаша, не ведаем мы ни о каких гельмгольцах, да и на фиг он вообще нам сдался?
   - Ни фига не знаете! - укорил публику врач. - Невежды!
   Публика стыдливо потупилась. Спорить с научным светилом никто не рискнул.
   И лишь Старикова не стала молчать, крикнула:
   - Порвем, как Тузик грелку!
   Врач вздрогнул и бросил опасливый взгляд в ту сторону, откуда раздался сей дикий вопль.
   - Правило первое: перед введением свечи ее конец нужно смазать вазелином. Правило второе: надо... - врач сделал паузу, во время которой наклонился и легонько похлопал себя указкой по заднице указкой, - ...надо немного наклониться и расслабить ягодицы.
   Сотрудники начали смущенно переглядываться и хихикать.
   - Правило третье: медленно... подчеркиваю, медленно ввести свечу, - зловещим голосом провинциального трагика произнес врач.
   Сотрудники перестали хихикать и стали взволнованно перешептываться.
   И лишь Старикова не потеряла присутствие духа:
   - Порвем, как Тузик грелку!
   Медицинское светило поежилось от этого крика, но на провокацию не поддалось. Врач махнул указкой в сторону стоящих на сцене стендов кратко и поинтересовался:
   - Надеюсь, все уже успели досконально изучить сие наглядное пособие?
   - Как Тузик грелку! - прозвучало в ответ.
   Игнорируя инсинуации Стариковой, врач продолжил инструктаж:
   - Тогда слушайте четвертое правило: вводить свечу надо так, чтобы та с абсолютной неизбежностью оказалась за сфинктерами, в ампуле прямой кишки...
   Несколько минут врач, поочередно показывая указкой на изображенные на стендах рисунки, с важным и архисерьезным видом объяснял сотрудникам мистико-проктологические азы ректальной эзотерики и теологии.
   Глядя на столь эффектную проповедь тайных медико-оккультных методик, удавились бы от зависти Елена Блаватская, Карлос Cеcар Сальвадор Аранья Кастанеда, тайный тибетский клан Рюрихов-Рерихов и интегральный йог Шри Ауробинда, а вместе с оным и все остальные великие просветители заблудших душ из сонма индийских гуру.
   Сотрудники с тревогой пялились на стенды. Их содержимое походило на пособия для последователей того направления в средневековой инквизиции, которое всем остальным способам избавления человечества от нечистой силы предпочитало сажание на кол. Тех из вас, сестрицы, кого заинтересовало данное средство борьбы со Злом, отсылаю к горькому опыту основателя научного социализма Томаззо Кампанелла (известного своими опусами "Город Солнца" "Монархия Мессии", "Метафизика" и, конечно же, "Апология Галилея"), заподозренного инквизиторами в нехорошем.
   Но царившее после выступления Леонтовича воодушевление настолько крепко держало в своих стальных когтях наивные души работников могильно-гробовой отрасли, что из зала пока никто даже и не думал дезертировать.
   Более того, Старикова одобрила анальную тему выступающего и предложила собравшимся глубже изучать даваемый врачом материл, чтобы потом со знанием дела рвать задницы подлым конкурентам.
   Выступление Леонтовича столь сильно распалило в душе Стариковой пламя ненависти к врагам родной корпорации, что она почти не слышала, о чем вещают со сцены. И ей уже казалось, будто врач тычет указкой вовсе не в детали кишечного тракта, а показывает ею поле будущей битвы, направления ударов штурмовых групп сотрудников "ИNФЕRNО" и позиции окопавшихся на господствующих высотах подразделений противника.
   - И наконец, - врач сделал паузу, чтобы все могли прочувствовать важность последнего постулата, - пятое правило академика Гельмгольца: после введения свечи следует воздержаться от дефекации. В противном случае вся медицинская наука будет бессильна вам помочь.
   Потрясенный откровениями врача зал безмолвствовал и пропитывался запахом валидола.
   Довольный произведенным на публику впечатлением врач указал на стоящие вокруг зрительного зала кабинки с занавесками из белого полотна и скомандовал:
   - А теперь прошу вас получить "Новую эру" и использовать ее вон в тех кабинках. И заклинаю вас, господа: ради всего святого, не бойтесь подтеканий!
   Довольный собой, своим местом в мировой науке и гонораром за инструктаж врач удалился с гордо поднято головой.
   Правда, когда он проходил мимо Стариковой, и та рявкнула про Тузика и грелку врач дернулся, как ударенный током в позвоночник. Но на это уже никто не обратил внимания. Ибо все предвкушали кульминацию столь необычного шоу и верили, что она будет еще необычнее, чем его начало.
   Мымра и вахтер, сопровождаемые Леонтовичем, внесли в зал и положили на край сцены коробку с упаковками "Новой эры".
   - Ну, соколы мои, разбирайте подарки от дядюшки Ляо! - сказал сотрудникам Леонтович.
   Откровенно говоря, он сильно сомневался, что найдется столь уж много дураков, купившихся на его байки. Поэтому прибавил:
   - Всем, кто пройдет процедуры, после них - концерт, отгул и бесплатное пиво в буфете.
   Однако произошло невероятное для Леонтовича событие. Сотрудники бросились к сцене и, отпихивая друг друга локтями, расхватали упаковки "Новой эры".
   "С такими наивными дебилами нам не страшны никакие конкуренты", - обрадовался Леонтович и довольно потер потные от волнения ручонки.
   Однако, оказавшись у кабинок, сотрудники - и даже шебутная Старикова - как-то разом утратили желание совершить подвиг. Они сбились в кучки и стали испуганно переговариваться друг с другом.
   "Нет, все-таки не такие уж они и дебилы", - помрачнел Леонтович и крикнул:
   - Мы команда?!
   - Да! - еле слышно квакнули сотрудники.
   - Не слышу! Громче! Мы команда?
   - Да-а! - уже бодрее проблеяли сотрудники.
   - Мы лидеры или пыдиры?
   - Мы лидеры! Мы не пыдиры! - прежняя уверенность начало возвращаться к людям. - Мы лидеры! Мы не пыдиры!
   Дабы подстегнуть процесс Леонтович рванул на груди рубашку и истошно завопил, словно ему воткнули шило в самое чувствительное место:
   - Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а?!
   - Да! Да! Да-а-а-а! - заголосил народ. - Мы лидеры! Мы не пыдиры!
   Тогда Леонтович указал на кабинки и спросил:
   - Мы идем куда?
   - Туда! - ответили ему. - Мы лидеры! Мы не пыдиры!
   - Куда? - переспросил Леонтович.
   - Туда! - Мы лидеры! Мы не пыдиры!
   - Туда-а-а?
   - Туда! Туда! Туда! - размахивая упаковками "Новой эры", Сотрудники ринулись в кабинки и уединились там.
   Скоро оттуда до Леонтовича донеслись звуки (визг, стоны, сопение, радостные крики и пр.), подтверждающие, что сотрудники ответственно отнеслись к его воззваниям и инструкциям врача.
   А тем временем на сцену вышла культовая отечественная поп-звезда, всемирно известная своими пластическими операциями. Популька завыла перед почти пустым залом (народ-то разбрелся по кабинкам) под фанеру грустную песню о тяжелых трудовых буднях влюбленного в работу клерка. Припев звучал так:
  
   Кре-е-стики! Но-о-о-лики!
   Все мы трудо-го-о-ли-ки!
   И как один умре-е-е-м!
   За рабо-о-чим столо-о-м!
  
   Хорькоффу, сидящему в одиночестве на первом ряду, песня очень понравилась. И по ее завершению, президент "ИNФЕRNО" наградил поп-звезду аплодисментами.
   И тут к Хорькоффу подошел Леонтович и сообщил:
   - Андрей Яковлевич, я пошел.
   - С Богом! - благословил на святое дело Леонтовича Хорькофф.
   - Как гласит народная мудрость: один раз - не либераст. А Вы?
   - И я не либераст, будьте уверены.
   - Да нет, что Вы, Андрей Яковлевич, я ж о другом! Насчет "Новой эры" интересуюсь.
   - Мне нельзя ее принимать. Тесть прибьет, коли прознает, что я без его ведома чего-то там употребил. Он о моем мужском здоровье сильно печется.
   - Нехорошо получится, Андрей Яковлевич. Народ не поймет. Решили же, что все вместе эту бодягу употребим. Люди поэтому все так легко восприняли. Дескать, раз начальство употребит, то и мы в стороне не останемся. А сейчас выяснится, что Вы - президент - слово нарушили. Трудовой коллектив обидится. Вы хотя бы для вида в кабинку зайдите, чтоб все видели: и Вы с нами заодно.
   - Даже и не знаю... - засомневался Хорькофф, но тут же в его голове прозвучал голос Ивана Адыгеича: "Станешь импотентом, Андрюха, - пеняй на себя, не зять ты мне после такой подляны".
   - Решайте сами, - вздохнул Леонтович.
   - Решил. Употреблять не буду. Даже вид делать не рискну. Потом не докажешь, что просто так постоял в кабинке и вышел. Слухи пойдут. А здесь у моего тестя стукачей не меряно. Тут же заложат, суки.
   Леонтович пожал плечами. Покрутил тазом, разминая анус, и несколько раз пукнул. И, на ходу снимая пиджак, направился за ширму. Скоро оттуда раздалось его громкое уханье, словно там резвился филин...
  
  
  
  
  

ГЛАВА 13. И ТАКАЯ ЖЕ МУТОТА У ОСТАЛЬНЫХ

  
   1
   - Да-а-а у-уж, - протянула я, выслушав рассказ Хорькоффа. - Весело у Вас тут живется. У нас в конторе такого не было даже в самые лихие времена.
   Я с интересом разглядывала растоптанную упаковку "Новой эры". Хорькофф тоже смотрел на нее - так, словно та была ядовитой змеей, попытавшейся цапнуть его за голень.
   - И все же, я так и не услышала, чего же в вашенском анально-погребальном заведении натворила эта шняга?
   - Поначалу она лишь стимулировала сотрудников к работе.
   - Типа, допинг для офисного планктон?! Клево! - воскликнула я, вертя в руках и вовремя притыренный, а потому и не растоптанный ничьей ногой блистер. - Это ж сенсация, елы-палы! А чего ж тогда про такую шнягу нигде не говорят. Кстати, откуда Вы ее выкопали?
   Хорькофф в нерешительности покрутил на пальце массивный перстень с большим сапфиром, раздумывая, стоит ли отвечать на мой вопрос.
   - М-м-м... Вообще-то, "Новая эра" не сертифицирована Минздравом. Более того, как выяснилось позже, это вообще контрабандный товар.
   - Рисковый Вы человек, Андрей Яковлевич! - восхищенно произнесла я. - Завидую Вашей смелости. Мне бы никогда на такое духу не хватило. - Это ж надо: скормить своим пацанам паленый товар от какого-то там Мяу-Сяу-Дзяу. Не каждый отважится... Ну хоть эффект-то был?
   - Увы. И не малый.
   - Типа, все перестали сачковать и взялись за работу?
   - Еще как взялись, - Хорькоффа передернуло.
   - Чувствуется, Ваши воспоминания не из приятных.
   - Вы никогда не открывали своими руками дверь в Ад?
   - Не имела возможности. Ну если, конечно, не считать дверь в вашенском офисе, с которой пришлось повозиться. Неправильные тут двери. И ручки неправильные. Я себе копчик из-за этого отбила. До сих пор болит. Как бы от ушиба хвост расти не начал. А Вы, Андрей Яковлевич, значит, отворили-таки врата преисподней?
   - Отворил. Не врата, конечно, а так - калитку. Но нам и этого хватило.
   Хорькофф задумался. Судя по его мрачной физиономии - всерьез и надолго. Я решила не мешать ему рефлексировать. Главное, стрелять ни в себя, ни в меня не уже не собирается.
   Чтобы занять себя хоть чем-то, я подошла к лежащей на полу банде из древнеегипетского пантеона. И начала ставить куклы на их прежние места.
   "Эх, на что только не идут капиталисты, чтобы выжать из эксплуатируемых масс прибыль, - подумала я, вспомнив кое-что из прабабушкиных рассказов. - Раньше во времена доброй старой Российской империи барин стимулировал трудовой энтузиазм работников поркой на конюшне. Потом коммунисты стали сажать в концлагеря всех, кто опаздывал на работу или бракодельничал. А теперь вот такая байда: свеча в попу - и ты идеальный офисный сотрудник. Следующий шаг - удаление из мозга той зоны, что отвечает за лень. После такой операции человек станет роботом. Но поскольку робот круче человека, то рано или поздно капиталист подумает: "А на хрена мне нужен человек-робот, когда у меня есть робот-робот?" И миллиарды пиплов останутся не у дел, превратившись в сидящую на социальном пособии массу с искалеченными мозгами".
   Вернув богов и демона в прежнее положение, я отдала их шеренге честь и села на прежнее место.
   Молчание затягивалось. И я просто физически чувствовала, как в звенящей от напряжения тишине под потолком кабинета клубятся самые ужасные мировые секреты, а в его углах скребутся разгадки самых глубоко запрятанных тайн всех цивилизаций нашей Галактики...
   Сию архизловещую тишину разорвали трели мобильника Хорькоффа. Он глянул, кто звонит, поднес телефон к уху и спросил:
   - Как дела, Динара?
   Из трубки что-то бормотнули женским голосом.
   - И у меня все в порядке. Как маленький?
   В трубке сначала раздался задорный младенческий визг, а затем снова забубнила женщина.
   По щеке Хорькоффа проползла щедрая мужская слеза.
   - Я рад за вас.
   Из трубки бормотнули с интонацией неполного доверия к Хорькоффу.
   - Нет, я в порядке. Совещание проводили. Устал.
   Из трубки бормотнули вопросительно.
   - Нет-нет! Они все ушли, - ответил Хорькофф. - Как и обещал, разгоню всех по домам. Нечего сутками торчать на работе. Я и сам скоро уйду домой. Так, ерунду кой-какую доделаю и тут же - к тебе. Ну все, целую.
   Хорькофф смахнул щедрую мужскую слезу со щеки.
   Чтобы сбить его с депрессивного настроя, я решила втянуть его обратно в нашу с ним обоюдовыгодную беседу:
   - А чо у вас тут везде заики? От умственного напряжения? Или от специфики труда?
   - Врачи говорят о каком-то там "нарушении метаболизма нейронов речевой зоны", - ответил Хорькофф. - У нас куча специалистов побывала. Но излечить моих сотрудников никто не смог.
   - Понятно. Наверное, поэтому у них руки, как стальной капкан. Взять, к примеру, Вашу секретутку.
   - А что с ней не так? - поинтересовался собеседник.
   - Все! - не стала я мелочиться. - Дрянная тетка. Тупая и жлобистая. Будь я мужиком, никогда бы не женилась на такой стервозине. Ей надо всыпать розог и сослать в монастырь, как в старые добрые антисоветские времена Российской империи.
   - Гм, - клиент явно сомневался в вынесенном мной приговоре.
   - А главное: силищи у бабы - вагон. Если бы она прямо сейчас начала бы Вас насиловать, то не только я, но даже и взвод ОМОНа не смог бы спасти Вашу честь.
   - Сил и прыти у моих сотрудников хватает, - Хорькофф невесело усмехнулся. - . И интеллект неплох. А вот эмоций мало. У некоторых уже их вообще не стало. Это больше всего нервирует. А к их плохой дикции уже привык.
   - Да и я уже тоже. А что было после той пафосной анальной вечеринки? Нет, я не глумлюсь, чес-слово! Просто и в самом деле любопытно. Не каждый раз про такое рассказывают. Уверена, если бы по такому сценарию сняли фильм, то он собрал бы всех оскаров мира. Итак, что же случилось потом?
   - Через неделю ко мне зашел Леонтович...
  
   2
   - Добрый день, Андрей Яковлевич! - радостно улыбаясь, произнес Леонтович, входя в кабинет к Хорькоффу.
   - Судя по Вашему триумфальному виду, эффект есть, - догадался Хорькофф.
   - Более чем! Сегодня, ешкин кот, ни одного человека в курилке не появилось, - Леонтович болезненно прищурился, когда солнечные лучи попали на него сквозь оконное стекло.
   - Все бросили дымить!?
   - Ага!
   - Причина?
   - Спросил двоих заядлых куряк. Говорят в один голос: мол, не охота да и времени нет - очень работать хочется.
   - Ого!
   - Не то слово! - Леонтович отодвинулся в тень, достал из кармана черные очки и надел их. - Не зря, ешкин кот, денежки за "Новую эру" заплатили.
   В кабинет вошла секретутка с подносом, на котором, кроме двух чашек с чаем, блюдечко со сладостями.
   - Снежана, рабочий день сегодня укорочен вдвое, - глянул на настенные часы Хорькофф. - Можешь идти домой.
   - Спасибо, но я лучше еще поработаю, - сказала секретутка и ушла.
   - Странно, - озадаченно произнес Хорькофф. - Раньше она всегда куда-то спешила. Отпрашивалась. Даже из-за нехватки времени собиралась на полставки перейти, чтоб только по полдня работать. А тут вдруг - уходить не хочет. Мне даже утром показалось, что она вообще со вчерашнего дня не покидала приемную.
   - Так ведь со вчерашнего дня отсюда, кроме Вас, никто не уходил. Все пашут, ешкин кот, как сумасшедшие.
   - Поразительно! Никак не ожидал такой самоотдачи от персонала, - довольно улыбаясь, Хорькофф с наслаждением захрустел миндальным пирожным, запивая его чаем.
   А вот лицо Леонтовича, лишь только он начал жевать сладости, мигом приобрело весьма кислое выражение. Та же пастила, которую он еще день назад с удовольствием бы съел, вдруг стала для Леонтовичу ужасно противной.
   Пытаясь быстрее проглотить ее, Леонтович подавился и стал кашлять. Хорькофф постучал Леонтовичу кулаком по спине. И спросил:
   - Они что, теперь тут ночевать будут?
   - Кха-кхе, - Леонтовичу удалось-таки прочистить горло. - Насчет всех не скажу, а вот я, допустим, с удовольствием поработаю ночью. Чего, ешкин кот, дома-то делать? С женой лаяться или, ешкин кот, двести первую серию "Несчастных и одиноких" зырить?
   Зазвонил телефон. Хорькофф снял трубку.
   - Слушаю... Да... Да... Нет... Да.
   Леонтович, пользуясь тем, что Хорькофф от него отвернулся, выплюнул не лезущую в горло пастилу на пол.
   Завершив телефонный разговор, Хорькофф положил трубку. И сообщил Леонтовичу:
   - Число заказчиков за эту неделю выросло на четверть. Половина из них уже даже предоплату внесла. И не мелочевка какая-нибудь - солидные компании. В основном наши услуги они в качестве добавки к соцпакету проводят.
   - Лихо закрутилось!
   - Оно и понятно, раньше мы из-за разницы во времени не могли заокеанцев окучить. А теперь они наши, ешкин кот, с потрохами. Так за них возьмемся, что только держись.
   - Все слишком хорошо. Даже не верится.
   - Есть и плохое: организм, ешкин кот, какой-то другой пищи требует. Мне даже любимая семга дневного засола в рот не лезет. И такая же мутота у остальных.
   - А вот это мне уже не нравится. Отравление?
   - При отравлении обычно пластом лежат и ноют. А тут, наоборот, всем очень клево и полный позитив. Я вот, допустим, никогда, ешкин кот, еще себя лучше не чувствовал. Даже подагра угомонилась. Только, ешкин кот, жрать охота.
   - Может, все еще обойдется...
   Хорькофф вздрогнул, ибо увидел, что на миг у Леонтовича стали черными глаза. Но через мгновение они вернули себе прежний вид.
   И Хорькофф, вздохнув, сказал:
   - А может, и нет.
   Целых пять минут после того, как Леонтович вышел из кабинета, Хорькофф стоял молча, хмуро уставившись из-под насупленных бровей на львиную морду богини войны Сехмет.
   Пасть богини была оскалена и оттуда на Хорькоффа плотоядно смотрели здоровые клыки. И ничего хорошего ему этот безжалостный оскал не сулил.
   Хорькофф сел в кресло. Нерешительно взял в руки мобильник. Нашел номер телефона Ивана Адыгееча. Сделал глубокий вдох и... отложил мобильник в сторону. Встал и нервно заходил по кабинету.
   - Я сам справлюсь, - сказал Хорькофф, глядя на Сехмет.
   И ему показалось, будто в ее глазах мелькнуло нечто вроде: "Да я в тебе и не сомневалась, мужик! Такие пацаны, как ты, легких путей не ищут".
   Тогда Хорькофф перевел взгляд на богиню любви Бастет.
   И в ее глазах он прочитал: "Ты не имеешь права проиграть. Мы с твоей Динарой верим в тебя".
  
  
  
  
  

ГЛАВА 14. С ВАПНЯРСКОГО КИЧМАНА СОРВАЛИСЬ ДВА УРКАНА...

  
   1
   Слушая излагаемую Хорькоффом историю, я искренне недоумевала: "И чего он так разволновался-то? Ведь ему от таких подчиненных, как эти зомби, будет куда больше проку, чем от живых разгильдяев и бездельников. Более того, может, даже всему аграрно-промышленному и финансовом секторам русской экономики станет лучше от этого".
   Задумавшись, я прослушала концовку грустной истории про то, как преуспевающая корпорация превратилась в царство зомби.
   Хорькофф, завершивший к тому времени рассказ о совершенно антинаучном эксперименте по превращению сотрудников из живых живцов в живых мертвецов, заметил мою рассеянную сосредоточенность и громко кашлянул, привлекая к себе внимание.
   - А? Чо? - встрепенулась я.
   - И что Вы по этому поводу думаете? - тускло проскрипел Хорькофф, словно его дыхалку покоцал эмфизематозный карбункул.
   - Я думаю, что первая обезьяна, долбанувшая орех камнем, не была суперпупергением.
   - Кх-хм...
   - Ее просто приперло к стенке.
   - Простите, не понял.
   - Не исключено, что у той обезьяны просто зубы посгнивали. И она грызть орехи уже не могла. А жрать хотелось до ужаса. Вот и пришлось нарушать традиции и совершать научно-технический прорыв.
   - Это вы к чему? - не въехал в тему собеседник.
   - К тому, что ничего страшного в вашенском загробно-богоугодном заведении не случилось, - пояснила я. - Настораживают меня только глаза Леонтовича и его боязнь света. Такое я уже видала тут у вас. Ситуевина дурно пахнет. Пахнет она, чего уж скрывать, упырями.
   - Чушь!
   - А производительность и впрямь выросла?
   - Нарадоваться не мог на своих подчиненных! - Хорькофф налил себе очередную стопку "Слезы Святого Валериана". - Судите сами: все решения исполняются моментально, никто не болеет и не отпрашивается, умственная деятельность на высоте, все готовы работать хоть круглыми сутками.
   - Круто! Чес-слово, круто! Вот только запашок. Это совсем не есть sehr gut, как говорят мои западногерманские коллеги.
   - Запах появился через две недели после того, как начали лопать эту проклятую "Новую эру". Тогда же у наших начались и неполадки с голосовыми связками. На клиентуру такая манера речи произвела жуткое впечатление.
   - И?
   - И я забил тревогу. Отправил всех на диспансеризацию. Но врачи, бездари и шарлатаны, сказали, что мои люди здоровы, как быки и коровы. Тогда мы провели обследование офиса на наличие ядовитых веществ в воздухе или воде.
   - Но оно, конечно же, ничего не дало.
   - Да. И тогда стало ясно, что во всем виноват проклятый препарат. Я запретил его употреблять. Но было поздно.
   Хорькофф выпил стопку и, задумавшись, замолк.
   - Может большой скандал выйти, - предположила я.
   - Он уже вовсю разворачивается. Поскольку работа для моих сотрудников теперь единственная цель в жизни, они равнодушны ко всему остальному, даже к собственным детям. Возмущенные этим родственники жертв "Новой эры" мне грозят коллективным иском. На гигантские суммы! Уже ничего не скрыть!
   - Скрыть можно все, - сказала я наставительно. - Вон пиндосы держат в секретном ангаре целый инопланетный корабль. И как только британские ученые доказали, что у него на борту на русском пара матерных фраз гвоздем нацарапана, так вообще исчезли все - и ангар, и инопланетяне, и даже те, кто им корабль поцарапал. Впрочем, это не важно. А важно, что можно скрыть все. Главное, вовремя купить СМИ и следователей.
   - У Вас все так просто!
   - Перестаньте, ныть! Вы же мужчина - даже жену имеете. И пусть Вам немножко не повезло, но неразумно взваливать всю ответственность за косяк на свои плечи. Можно так все юридически закрутить, что Вам еще все должны денег будут.
   - Не надо меня держать за ребенка! Я прекрасно понимаю всю глубину дерьма, в котором очутился.
   Мне стало ясно, что ни здоровье, ни недвижимость нынче клиент страховать не станет. Раз чувак решил наложить на себя руки, то для него ломота в пояснице или, скажем, пожар во флигеле - полная фигня.
   Но меня учили, что рынок страхования столь велик, что нет такого пипла, которому не был бы интересен тот или иной вид страховки, и надо только четко знать, чем именно зацепить клиента.
   И в моей истыканном острыми впечатлениями уме начал складываться некий оперативно-тактический план операции по впариванию страховки. При этом, правда, моя контора в завершающей стадии должна будет понести немалые потери.
   Но война есть война. На ней, сестрицы, ради победы приходится жертвовать и ротами, и полками, и даже дивизиями.
   Я взялась за бутылку "Слезы Святого Валериана". И налила полные стопки - себе и Хорькоффу, хотя уже и так была в состоянии легкого бреда.
   - Банки закроют нам кредитную линию, - продолжил перечислять потенциальные угрозы Хорькофф. - Клиенты разбегутся. Конкуренты сразу же атакуют нас. Будет разорена корпорация, а мы - ее руководство - станем для всего мира мишенью для плевков. Может, нас даже обвинят в преступлениях против человечности и отправят под Международный трибунал.
   - Насчет трибунала - это Вы, как мне кажется, чересчур завернули... Если Вы в Москве отмажетесь, то Гааге ничего не светит. Кстати, ушлые юристы у Вас есть?
   - У нас отличные адвокаты и мы отбились бы, но... Последнее медобследование моих сотрудников показало, что у них...
   Хорьков вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги. Развернул его. Пробежал по нему взглядом.
   -...Кроме "изменения внутриклеточного метаболизма", еще и "наличествуют изменения в базовых элементах клеточных ядер и нарушение структуры хромосом". И еще что-то там о "нарушенном митозе" написано.
   - У-у-у-у-у! Это ж генетика, блин! ДНК, РНК, дрозофилы, двухголовые дети-мутанты, шестихвостые поросята и пылевые клещи размером со слона... М-да, все очень плохо. Это я как микробиолог-любитель говорю. Отгеноцидить офис - это Вам не в подворотне насрать. Тут уже одним только возмещением морального ущерба по гражданскому процессу не отделаться. Уголовкой пахнет. Мой совет: валите все на британских ученых. Дескать, они, мудрилы конченные, во всем виноваты. Вам суд тогда сразу года четыре скинет выйдет. Не любят у нас британских сволочей. Еще с Крымской войны, когда они чуть нашего Льва Толстого из пушки не замочили.
   Увы, Хорькофф не слушал моих откровений про Туманный Альбион, предавшись грустным мыслям, в которых витал тяжелый запах пересыльной тюрьмы, лай собак и ловля вшей в казенной робе.
   Я перестала распинаться. И тоже задумалась. И в моих авантюрных мозгах закрутилась некая сверхпозитивная идея, но вот перевести ее в мысль я не могла. Пока же мне было ясно одно: чем хуже положение клиента, тем на большую сумму страховки его можно будет уломать.
  
   2
   Я, морща в раздумье свой сократовский лоб, взяла в руку стопку с валерьянкой. Но опрокинуть эту гадость в глотку не торопилась.
   Нюхнув противный запах, прущий из стопки, я поморщилась и продолжила запугивать и без того истерящего клиента, доводя его до нужной кондиции:
   - Вам, Андрей Яковлевич, припендюрят еще и "нанесение ущерба здоровью средней тяжести", и даже "причинение тяжких телесных увечий". Впаяют нехилый срок. Бульварная пресса будет орать о процессе века. И на века Ваше имя впишут во все учебники по биологии. Может, Вашей фамилией назовут этот феномен, например: синдром дрейфующего гена седьмой хромосомы гомозиготной аномалии по мутантному аллелю Хорькоффа. Как Вам такой вклад в мировую науку?
   - Никак!
   - Зато Вас каждый будут показывать по телеку.
   Я показала руками, облив столешницу содержимым стопки, которую держала в руках, огромный размер экрана упомянутого телека. И продолжила:
   - В том числе и по тому, который будет стоять в Вашей камере. Братва на хате Вас сразу зауважает - все-таки ни гопник какой-нибудь мелкий, а настоящий злодей. А коли сумеете подогреть тамошнее начальство, оно устроит Вас на кухню или, скажем, в библиотеку. В общем, уверена - не пропадете.
   Хорькофф застонал.
   - Думаю, Андрей Яковлевич, с воли Вам тесть будет помогать, - попыталась я его успокоить. - Да и жена в стороне не останется. Пройдет лет восемь-десять и выйдете на свободу. Вы еще совсем молодой. Так что сможете все наверстать и в карьере, и в личной жизни. Главное, чтоб в правильную зону попасть, где за бабки вполне нехило можно перекантоваться.
   - Не хочу на зону!
   - Зато потом Вам будет о чем рассказать коллегам за бутылочкой коллекционного вискаря. Наверняка Ваш тесть не станет отбирать у Вас фирму, и Вы вернетесь в свой кабинет живым и здоровым. Ну, может, с выколотым бандитской заточкой правым глазом и шрамами на левой щеке. Так ведь шрамы мужчин украшают. Все столичные девки будут Ваши. Особенно, если на гитаре научитесь песни про романтические приключения блатарей играть. Ну там: "По тундре", "Мурку" и так далее.
   Я встала, откашлялась и забацала чечетку, припевая:
  
   С вапнярского кичмана
   Сорвались два уркана,
   Сорвались два уркана на Оде-е-е-ст.
   В Оде-е-сте на мали-и-не
   Они остановились,
   Они остановились, наконе-е-е-ц.
  
   Хорькофф достойно оценил мои таланты певицы и танцовщицы - скривился, будто его шилом в мошонку ткнули, и сквозь зубы выдавил из себя:
   - Спасибо, обнадежили.
   Видимо, перспектива провести десять лет на зоне вовсе не казалась ему "романтическим приключением".
   - Это, конечно, самый оптимистический вариант, - заявила я, садясь. - Возможно, на волне народного негодования с Вами решат разобраться народные мстители в лице депутатов Госдумы. Впрочем, и от них можно отмазаться, если Ваши зомби не выйдут на вольную охоту... Не понимаю, как Вы еще только тут до сегодняшнего дня в покое работали, не пойму.
   - Какой покой?! Живем, как на пороховой бочке.
   Хорькофф шумно вздохнул, с тоской глянул на прострелянную фотографию и убрал ее в ящик стола.
   - Зато дисциплина, небось, у вас тут на уровне, - предположила я.
   - Любой мой приказ исполняется беспрекословно. Если прикажу сотрудникам, чтоб из окна выбросились, только спросят в какое именно окно кидаться.
   Хорькофф подошел к окну, окинул тоскливым взглядом мостовую (может, представляя, что уже лежит там - весь разбившийся в лепешку) и добавил:
   - А вот без приказа действуют только в рамках служебных обязанностей. Приходится в директивном порядке заставлять людей расходиться после работы по домам, мыться, бриться, переодеваться и чистить обувь.
   - Короче, все жили счастливо и превратились в зомби в один день.
   Хорькофф вернулся за стол и опустошил стопку. Но этого ему показалось мало, и он хлебнул прямо из горлышка бутылки.
   Я неодобрительно покачала головой и демонстративно поставила свою безутешно пролитую стопку "Слезы Святого Валериана" на стол, стукнув по нему дном: мол, хорош гулять, братва, пора и делом заняться.
   - И во всем виноват я - доверчивый дуболом, поверивший в сказочку Леонтовича, - сказал Хорькофф. - Еще неделя-другая и разразится такая буря... такая бу-у-у-ря...
   "А ведь, пожалуй, ему и впрямь самый настоящий русский пипец - глубочайший и беспросветнейший, от которого только чудо спасти может. Ну а чем я не чудотворщица?" - подумалось мне.
   И вдруг идея, которая уже не одну минуту плавала в виде бесформенного желе в моих мозгах, начала резко выкристаллизоваться в коммерческое предложение. Детали еще не оформились, но суть вопроса стала мне полностью ясна.
   На всякий случай (чтобы и клиент дозрел, и у меня было время додумать нужную мысль до последнего куска мозаики), я разразилась потоком слов, больше отражающих мое эмоциональное состояние, нежели какую-нибудь продуктивную мысль:
   - И чего? Неужто Вы - гигант корпоративно-биологического прогресса и отец всем своим заикам-зомби, в смысле суперменам-сотрудникам - раскиснете? Неужто обольетесь слезами и сами застегнете на своих руках принесенные операми кандалы?
   - Гм.
   - Есть две категории людей - одни сдаются всегда, другие только при вставленном в задницу кипятильнике.
   Хорькофф озадаченно почесал в затылке. Видимо, задумавшись о том, к какой категории себя отнести.
   - Первые из них - унылые и серые алкаши - пашут до гроба за копейки, ублажают всех вышестоящих тварей, платят за все огрехи власти, голосуют за подонков, если и воруют, то просто тырят по карманам мелочь, - продолжила я. - А вторые, наоборот, еще со времен Пира и Шекспира объявили себя хозяевами планеты.
   Я пронзила острым взглядом левый глаз (именно тот, который должен был пострадать от заточки беспредельщика) собеседника.
   А тот замер, словно кролик перед удавом, вслушиваясь в слова моей пафосной речи. И я, довольная эффектом, продолжила:
   - Они берут от жизни все. Их жизнь разноцветна и полна благородного риска и подвигов. Им насрать на конфликты. Они заставляют власть делать все, что захотят и плюют на все бытовые неурядицы вроде десятимиллиардного долга или разбомбленного по ошибке государства. Они возвышаются не только над жизненной суетой, собственными грехами и пороками, но и над Жизнью и Смертью, над Добром и Злом, над Человечеством и Античеловечеством.
   - Э-э...
   - Как-как?
   - И я бы тоже хотел...
   - Что?
   - Ну-у-у, "над Добром и Злом" и все такое.
   - Да будет так! - выпалила я с облегчением, поскольку не имела ни малейшего представления, куда именно заведет нашу беседу моя пламенная речь в духе старика Ницше.
   Я гордо задрала подбородок, важно надула щеки и торжественно заявила теперь уже не потенциальному, а практически кинетическому клиенту:
   - Видите ли, милорд, пока Вы метались мыслями от виселицы до кружки с цианидами в поисках выхода на Тот Свет, мы на Этом уже подумали, как решить все Ваши проблемы - от рака грудей до нашествия живых мертвецов и мертвых судебных приставов.
   - У меня нет никакого "рака грудей"!
   - Так у Вас и грудей-то нет. А вот как насчет зомби и судебных приставов, а?
   Из открытого окна послышались тревожные звуки сирены. Едва заслышав их, Хорькофф вздрогнул и сжался. Наверняка вспомнил о страшной судьбе Армена Кацашвили.
   А еще мой собеседник более наверняка задумался о том жутком, что ждет его самого, если не удастся разрулить ситуацию с охваченной зомбиэпидемией корпорацией "ИNФЕRNО", которую Иван Адыгеич отдал в руки Хорькоффу абсолютно живой и здоровой.
   - В этот тяжелый для Вас момент, господин Хорькофф, - я подошла к окну и с громким стуком захлопнула его, - наша героическая фирма ОВО "LАДИК", в которой страховали свои драгоценные жизни такие великие люди, как Мишка Япончик и Дед Хасан, готова протянуть Вам дружескую руку помощи.
   - И в этой руке будет противоядие от "Новой эры"? - Хорькофф посмотрел мне в глаза с недоверием и укором, мол, пошто ж измываешься над будущим каторжником, злыдня?
   Я с достоинством арабского шейха встретила этот взгляд. И объяснила специально для недоверчивых клиентов:
   - ОВО "LАДИК" может застраховать как Вашу личную гражданскую ответственность, так и вину корпорации в целом. Представьте себе: к Вам ломиться толпа адвокатов, а Вы их всех отправляете к нам. А у нас им ловить будет нечего. С нашими даже столичный мэр не рискует связываться.
   - Ну да?!
   - Зуб даю! У нас такая крыша, что мы любое министерство сможем враз раком поставить. Ни полицаи, ни олигархи, ни высокопоставленные чинуши не рискнут на нас наезжать. Пусть кто на нас батон попробует крошить, мигом роту джигитов подгоним, и в ответку за наезд всех недоброжелатей уконтрапупим. Мы серьезная фирма, и нам, что взорванное застраховывать, что застрахованное взрывать - без разницы.
   - Гм. Так-таки раком?
   - Чо?! А-а-а! Не только раком поставят, но еще и прикажут на карачках ползти до Дома министров, почему-то называемым нашими интеллектуальными быдланами "русским Вайт Хаусом", а быдланами без интеллекта - "неамериканским Белым Домом".
   - Вы серьезно?! - ожил Хорькофф.
   - Насчет быдланов из Вайт Хауса?
   - Насчет страховки.
   - А то! Серьезней не бывает. Купите у нас страховой полис и спите спокойно, плюнув на любое количество исков, которые направят против Вас. Зачем, Андрей Яковлевич, Вам грузить себя проблемами и бегать по судам, заламывая руки от отчаяния в зыбкой надежде разыскать сострадание под скамьей подсудимых?
   Я открыла папку и достала оттуда бланки договоров и рекламные буклеты.
   - А у Вас есть право заключать столь серьезный договор? - осведомился Хорькофф, судя по всему не очень-то верящий в свое спасение.
   - Да, у меня есть на то доверенность.
   - Рискованно поручать простому агенту такие вещи.
   - Во-первых, я не простой агент. Простых агентов в столице, как собак нерезаных. Но кто им чего доверит, кроме полиса на тысячу пятьсот четыре рубля шестьдесят копеек? Такие вещи поручают самым надежным и интеллектуально развитым представителям. Я Вам рассказывала о теме своей будущей диссертации?
   - Нет.
   - Как-нибудь расскажу за рюмкой чаю. Тогда Вы просто обалдеете.
   Глаза собеседника, словно светофор, попеременно светились изнутри разной шнягой. То надеждой. То опасением. То отчаяньем. То снова надеждой.
   Мне даже как-то неловко стало разводить на бабки человека, оказавшегося в столь стремной ситуации, что он стал верить трепу представителю низшей касты служителей страхового культа. Но на что не пойдешь, чтобы втереться в такое безысходное доверие к клиенту и ухватить зубами столь грандиозный кусок страхового пирога.
   И совершенно незачем расстраивать клиента, рассказывая ему, что мое начальство плюнет на любой договор, ежели придется платить при страховом случае больше десяти штук баксов. В конце концов у моего клиента имеется в рукаве наикрутейший тесть. И П.П. Прушкину, возможно, придется-таки заплатить Хорькоффу кучу бабок. Так чего его расстраивать? Пусть бедолага хоть несколько ночей поспит спокойно, мирно похрапывая возле молодой супруги.
   Так что совесть моя перед клиентом чиста, как моча младенца. И перед моим начальством тоже. От меня требовали заключить крупный контракт лихой кавалеристской атакой - без долгих юридических заморочек, многочасовых деловых переговоров и экспертизы? Требовали. И если я такой контракт заключу, мои боссы только рады будут. И отстегнут мне кучу комиссионных.
   А контракт, чую, будет крупным. У "ИNФЕRNО" не может не быть сверхприбылей. Уж в этом-то Пал-Никодимыч никогда не ошибался. Не пощупав будущую дойную корову за финансовое вымя, мой начальник не стал бы украшать ее рога всякой рекламной ботвой и домогаться агентами.
   Итак, я могу сделать одновременно счастливыми президента "ИNФЕRNО", руководство ОВО "LАДИК" и себя любимую. Так фигли раздувать байровщину на пустом месте?
   - И все же, - засомневался Хорькофф, - Вы одна... Я бы понял, если бы на Вашем месте сидели...
   - Таков стиль ОВО "LАДИК", - перебила я Хорькоффу. - Каждый ее агент одновременно - и ее полноправный представитель, и юрист, и бухгалтер в одном лице. Это повышает эффективность работы на порядок.
   - Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
   - Мне не нравится Ваша пораженческая меланхолия.
   - А что, у ОВО "LАДИК" не бывает провалов?
   - Это Вы меня, типа, подколоть хотите? - я укоризненно покачала головой. - У всех бывают провалы. Вся наша жизнь есть сплошной провал, за который неизбежно следует наказание - мучительная и беспощадная смерть. Правда, кто-то ухитряется умереть во сне или от алкоголя. Тут уж кому как повезет.
   - Вот-вот.
   - Но наша контора всегда легко разруливает любые заморочки в пять минут, следуя двум святым для российского бизнеса парадигмам: "Цель оправдывает средства" и "Утром деньги - вечером стулья". Таков уж наш добрый русский менталитет в сочетании со звериным оскалом чуждого нашей общинности и соборности капиталистического дискурса, без ножа режущего духовные скрепы народного единства.
   Хорьков задумался. Крепко задумался. Так задумался, что я даже не рискнула его тормошить и примостилась на углу стола, дабы беззаботным болтанием своих красивых ног, придать оттенок легкомысленности деловой беседе, дабы та перестала окрашивать наш архиважнейший диалог суицидными тонами абсолютной безысходности, в которой ко всему прочему начали явственно проступать вкрапления научно-популярной эсхатологии.
   - Неужели Вам так жалко денег - этих никчемных грязных бумажек, проклятых основателями всех массовых религий? - спросила я, увеличив амплитуду ногоболтания.
   Тут мой собеседник заставил меня удивиться и переменить мнение о его инфантильной фрустрации. Он оглядел кабинет, словно о чем-то советуясь со стоящими (а частью теперь уже по моей вине и частично лежащими) богами. А потом перевел взгляд на меня. В этом взгляде был только холодный расчет и тусклое мерцание цифр калькуляторов и конвертеров валют.
   Хорькофф подошел ко мне и, выдвинув ногу вперед, патетически заявил:
   - Послушайте меня, девушка. Если Вы меня обманите, я Вас из-под земли достану.
   - Рада, что мы наконец-то перешли на деловой тон! - весело откликнулась я на угрозу. - Вот таким Вы мне гораздо больше нравитесь. А то уже заколебала всякая лирика. "Я во всем виноват!". "Доверчивый дуболом, поверивший в сказочку Леонтовича". "Еще неделя-другая и разразится бу-у-у-ря"...
   - Я не шучу. Учтите, мне уже терять нечего. И я готов... на многое!
   - Давайте-давайте! Наезжайте-угрожайте! Настоящий бизнес в Москве всегда начинается со слов: "Запомни, чувак, мы тебе не какие-нибудь лохи из Усть-Наливайска. И если ты нас кинешь, то замочим не только твою любимую канарейку, но и до йоркширского терьера твоей невестки доберемся!"
   - Не надо над этим шутить!
   - Какие шутки! За такими с Вашего позволения "шутками" стоят, точнее лежат закопанными или погребенными под речным илом миллионы покойников. В лесах Подмосковья перестали расти мухоморы. Потому что там лишь за 1990-е не меньше ста тыщ трупов прикопали. Мне знакомый мент рассказывал. Настоящий полковник. Из тех, которые даже жене не врут.
   Хорькофф рванул воротник на горле. Клиенту почему-то резко перестало хватать воздуха. Ну нет у мужика чувства юмора. И ничего с этим не поделать. Не прививается оно мичуринскими методами. С таким чувством надо либо родиться, либо пригодиться.
   Я продолжила ерничать:
   - Начните рассказ с того, что, где б я не скрылась, Вы все равно доберетесь с тесаком в руке до моего беззащитного горла и перерубите оное - бледное и тонкое, с двумя голубыми прожилками - со словами: "Так будет с каждым, кто решит меня поиметь!"
   - Вы меня неправильно поняли, - смутился Хорькофф. - Я совсем не боюсь, что Вы меня...Просто...
   - Просто мы теперь с Вами не просто один расстроенный мужчина и одна обаятельная женщина, а подельники, то есть деловые партнеры на всю оставшуюся на свободе жизнь. И теперь нас сможет разделить только Следственный комитет или смерть.
   В общем, с трагических переживаний по поводу разразившейся в "ИNФЕRNО" катастрофы Хорькофф весьма легко переключился на деловую волну.
   Не слушая мои наивные пояснения по всем пунктам реализации моей гениальной идеи по спасению тонущей в потусторонней мгле корпорации, Хорькофф взял буклет и стал рассматривать находящуюся там таблицу выплат по страховому случаю.
   Отчаянье ушло с лица клиента. И на оном сначала появились интерес и надежда, а потом желание поиметь со сделки хороший гешефт. Вот тут я и поняла, чем такой простой романтик, как я, отличается от пиплов с предпринимательской жилкой в селезенке.
   Я бы ни за что не смогла бы после таких мавританских страстей, коими только что пылала душа Хорькоффа, переключиться на деловую волну еще бы часа два, а то и три.
   А вот мой собеседник уже забыл, что собирался пустить себе пулю в главную извилину мозга, и начал оной чего-то там активно химичить.
   Видя это, я залилась соловьем:
   - И не надо есть меня таким недоверчивым взглядом! Мы за все заплатим! Клянусь в том здоровьем своего начальства - П.П. Прушкина и Пал-Никодимыча. Пусть у них отсохнут мениски и выпадут пупки, коли я нарушу такую страшную клятву! Пусть их расстреляют из травматов рейдеры! Пусть им всю жизнь голуби будут гадить на шляпы! Пусть...
   - Конкретней! - потребовал Хорькофф, все более превращаясь из рохли и нытика в акулу капитализма - явно взыграла буржуйская кровь, наверняка его предком был недострелянный чекистами купчик или биржевой маклер.
   - Кокретность - мое второе имя! - бодро откликнулась я. - Мы компенсируем Вам: бабки, выплаченные сотрудникам за причиненный им ущерб, судебные издержки и даже стоимость Ваших нервов, истрепанных во всей этой катавасии. Целый лимон штатовских тугриков получите.
   - Вы издеваетесь!? - Хорькофф раздраженно бросил прочитанный буклет с вложенным в него договором на стол передо мной. - Это же смешные деньги! Вы хоть чуток представляете, какими мы тут суммами ворочаем?
   - А то ж! Понимаю - не к босякам пришла.
   - Нас такие гроши не спасут!
   - Да, на такие бабки особо не разгуляешься, - не стала спорить я. - К сожалению, на большее, чем лимон баксов, я договариваться не рискну. Вероятность страхового случая - стопроцентная. И ясно, что ОВО "LАДИК" придется раскошелиться и выплатить всю сумму. Я б вообще не стала бы страховать вашенские риски, не имей на то жестких указаний от начальства в обязательном порядке заключить договор с "ИNФЕRNО". Нашим он почему-то очень важен, - я пододвинула буклет обратно к Хорькоффу.
   - Пустяшный разговор. Такую мелочь я легко могу снять и со своего личного счета. Я рассчитывал на серьезные деньги, - Хорькофф передвинул ко мне буклет.
   - И все-таки, Андрей Яковлевич, даже столь малое количество баксов на дороге не валяется, - я снова пододвинула буклет к Хорькоффу.
   - Не смешите мои тапочки! Я даже в последнем классе школы зарабатывал больше. Это несерьезно!
   "А ведь и в самом деле, только для такой нищебродки, как я, лям зелени - солидный куш, - лишь теперь до меня дошло, насколько серьезно влип клиент. - Для таких же пацанов, как Хорькофф, это мусор".
   - К сожалению, я не могу увеличить размер выплат, - развела я руками. - Это грозит: ОВО "LАДИК" - разорением, а мне - могилой. Моя контора сурова с нашкодившими агентами. Прецеденты были. И не все легко отделывались простым и добрым контрольным выстрелом в затылок.
   Вдруг зазвонил мой мобильник. Я поднесла его к уху и услышала голос Пал-Никодимыча:
   - Как у тебя там дела, Лодзеева?
   - Дела идут, контора пишет! Все зашибись, Пал-Никодимыч, - отрапортовала я. - Уже почти заканчиваю переговоры. Осталось все ничего: дать пару консультаций по порядку страхования, добить пару несущественных деталей в договоре, обсудить открывающиеся перед нами глобальные перспективы и отобедать на торжественном ужине в мою честь.
   - Мы сами все добьем, обсудим и отобедаем. Сейчас мы с юристом к вам подъедем.
   - Зачем?! - не поняла я. - И сама справлюсь! Не нужно!
   - Дело слишком серьезное, чтобы тебе доверить. Считай, твоя работа с Хорькоффом кончена. Мы теперь вместо тебя с ним потолкуем.
   - Так все уже ж практически на мази! - я растерянно моргала глазами, силясь врубиться в смысл происходящего, который хоть и ускользал от моего сознания, но на подсознательном уровне весьма сильно тревожил мою интуицию, которая прямо-таки вопила о том, что сейчас меня очень даже чувствительно кинут на бабки.
   - И это хорошо! И это правильно! Так и надо работать! Ты молодец, Лодзеева! Я всегда говорил, что ты далеко пойдешь и всех нас обгонишь. Однако формальности мы должны добить сами. Тут столько нюансов, о которых ты пока по молодости и не ведаешь. А мы матерые спецы. Будем разбираться, что к чему.
   Постепенно вместе с предынфарктным состоянием до меня начал доходить смысл комбинации, которую замутил шеф. И я спросила его напрямик:
   - А как же мои комиссионные?! Нет, я не имею ничего против замены игрока в команде. Вопрос лишь в том, за кем будет засчитан победный гол и кто получит за него премиальные.
   - Тут вопрос сложный, - шеф замялся и дальше понес откровенную пургу, от каждой порции которой мое сердце все сильнее сжималось в тревожном предчувствии провала.
   Я увидела, как Хорькофф вытащил из буклета вложенный между страницами типовой договор страхования и попытался его прочесть, но заметив, что держит оный вверх ногами, истерически захихикал.
   Похоже, после озвученного мной предельной суммы контракта клиент снова начал погружаться в мир отчаянья и стремительно терял последнюю надежду на спасение. Впрочем, я тоже ее теряла.
   - Не переживай, Лодзеева, будешь в шоколаде, - пообещал шеф.
   - Но мы же договаривались, Пал-Никодимыч! - мой голос дрогнул от обиды.
   - Да все будет нормально! - заверил меня шеф. - Переведем тебя на постоянку, премию годовую получишь... наверное. Не обидим.
   - О, мой га-а-а-д!! - простонала я в трубку. - Мы же договаривались!
   "Накрылись мои процентики! - моему отчаянью не было границ. - Это ж беспредел!"
   - Та договоренность должна не ослаблять позиции ОВО "LАДИК" на российском рынке, а укреплять их самим фактом своего существования, - парировал мои обвинения довольно туманной фразой шеф (скорее всего, ее ему подсказал крутящийся поблизости юрист). - Пойми, Лодзеева, "ИNФЕRNО" - уже не твой уровень компетентности.
   - Но я почти...
   - Все! Жди нас. Мы скоро приедем и заменим тебя на переговорах. Пока развлекай Хорькоффа.
   Я сунула мобильник обратно в карман. И почувствовала, как по лицу текут слезы.
   Такого подлого удара я еще не получала. У меня появилось ощущение, будто мне и в самом деле врезал со всей силы какой-то невидимка. Под дых. Даже дыхание перехватило. И наверное, с минуту я вообще не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни выругаться матом.
   Мне разом вспомнились все мои сегодняшние приключения. Штурм офиса "ИNФЕRNО". Возня с вахтером. Путешествие по страшному холлу первого этажа. Эпическая битва с Мымрой. Рукопашная с секретуткой. Драпанье от охранников. Езда на "колеснице смерти". Сортирные переживания...
   "Ника, тебя развели! - сообщила себе я. - Они тебя развели, суки, как самого тупейшего лоха!"
   - Что-то случилось? - спросил Хорькофф.
   - Па-а-а-длы! - прохрипела я, глотая слезы. - Я им верила, как родной маме. А они хотят зверски прокатить меня! Они всю жизнь мне поломали, падлы! Надули! Меня надули! А ведь это, все равно что приманить к себе конфеткой доверчивого ребенка и после этого разбить ему стальным ломом голову.
  

ГЛАВА 15. ЕСТЬ ПРАВДА НА ЗЕМЛЕ!

  
   1
   - Что-то произошло? - насторожился Хорькофф.
   - Андрей Яковлевич, Вам не попадалось пособие "Как отомстить кинувшему тебя начальнику и остаться в живых?"?
   - Не слыхал о таком.
   - А жаль. Мне бы сейчас такая информация пригодилась, ибо в мою кровожадную голову на сей счет не лезет ни одной вегетарианской мысли.
   - Как я понял, прознав о нашей беседе, Ваше руководство решило подсуетиться и явиться сюда. И в чем проблема?
   - Ни в чем особенном. Просто за все свои страдания и сожженные в заморочках с Вашими сотрудниками нервы я не получу ни копейки комиссионных.
   - Мне бы Ваши заботы!
   Хорькофф убрал со стола бутылку и стопки. Достал из кармана несколько белых драже и бросил их в рот. И по кабинету распространился запах ментола.
   - И сама умом понимаю - это фигня по сравнению с нашествием зомби. А вот сердцу не прикажешь - очень хочется взять ножницы и отрезать Пал-Никодимычу его лживый язык. Нет, сначала надавать по ребрам бейсбольной битой, а потом уже обезъязычить коварную тварь.
   - Те, кто придет, смогут значительно увеличить сумму контракта? Имею в виду - увеличить на несколько порядков.
   - Скорее, будет наоборот, - кипя от негодования, я встала, подошла к окну и стукнула кулаком по подоконнику. - У шефа такой нюх, что он мигом просечет все наши с Вами игры. Нет, договор-то он подпишет. Но при этом - занизит размер страховых выплат. Да еще добавит в стандартные пункты кучу взятого с потолка тухляка, чтобы при страховом случае уже не наша шарага была бы Вам должна, а Вы ей.
   Я говорила одно, но думала совершенно о другом. О том, что, вероятнее всего, именно сейчас моя запыхавшаяся от сегодняшней беготни судьба остановилась у развилки и решает, в какую сторону податься. Или меня тут сломают обстоятельства, или научусь их ломать и больше не стану прогибаться под всяких Пал-Никодимычей и иже с ними. Пусть лучше они прогнутся под меня.
   Мое внимание привлекла горгулья на карнизе. Мне вдруг показалось, будто она ободряюще подмигнула мне: мол, не тушуйся, девка, иди напролом!
   Я зажмурилась и затрясла головой. Открыла глаза и увидела, что горгулья уже вернула себя прежний вид безжизненной лепнины.
   И тут меня, словно током долбануло. Видимо, именно так и приходит к человеку озарение. Я вдруг поняла, как насолить шефу и одновременно с этим получить причитающееся мне вознаграждение за труды тяжкие и страдания ужасные.
   "Этот глюк - знак свыше! - прокомментировал гаргульино амикошонство мой внутренний голос. - Ника, бери судьбу за жабры, пока она тебя не ухватила за задницу!"
   - Гм, а знаете, Андрей Яковлевич, я, пожалуй, помогу Вам гораздо круче, чем предложила, - сказала я, развернувшись к Хорькоффу. - Что нам какой-то жалкий лимон?! Плевок по репутации, а не сумма! Даже порядочная трешка в Москве и та больше стоит.
   Я подошла к Хорькоффу, пристально посмотрела ему в глаза и сказала:
   - Давайте, пока не примчался мой начальник с нашим юристом, замутим более крутую бодягу.
   - Задумали аферу? - деловито осведомился Хорькофф, давая понять, что готов на любую авантюру, лишь бы выпутаться из столь стремной ситуации.
   - Не-а! Просто подумала, раз у меня в доверенности нет ограничения на сумму сделки, то почему бы не увеличить ее до предела.
   - Но сюда, как я понимаю, движется Ваш начальник, который тут же дезавуирует Ваши полномочия.
   - А если ему не удастся войти в "ИNФЕRNО", и мы заключим договор без этой козлиной морды?
   - Но законность такой сделки...
   - Не парьтесь! Ежели успеете сегодня проплатить свой страховой взнос через банк, то все станет тут же абсолютно законным.
   - Даже не знаю. Порядочно ли это?
   - И кто это говорит? Почтенный баден-вюртенбергский пастор? Святой отшельник с горы Мудадзян? Нет, это говорит доктор Франкенштейн наших дней - человек, превративший добрых и чистых сердцем сотрудников богоугодного заведения в слуг Тьмы и тварей из преисподней. Оставьте лицемерие ханжам и смело ввязывайтесь в самое величайшее приключение в Вашей жизни. Будет о чем после эмиграции в Лондон, рассказывать у камина внукам, чтоб те не забывали о далекой Родине даже в ночных кошмарах.
   - Не надо издеваться над человеком, попавшим в западню.
   - Так ведь я же Вас прямо сейчас из нее вытащу! - хлопнула я ладонью по столу, испытывая тысячу чувств одновременно, главными из которых были отчаянье, надежда и острый принцип вдохновенного авантюризма. - Только прикажите своим баранам не пускать сюда моих козлов. Иначе данным мне в ОВО "LАДИК" полномочиям - кранты!
   - У охраны и без того четкий приказ - никого не пускать. Мы ввели своего рода карантин... Кстати, а Вы-то как ко мне просочились?
   - Исключительно с Божьей помощью, - я взяла в руку папку и указала на крест на ней. - А еще и с поседевшим от переживаний сердцем и острым желанием ужраться в зюзю валерьянкой в компании незнакомого мужчины. Итак: по рукам?
   - Вообще-то, я не верю в Деда Мороза.
   - О-о-о-о, я не Дед Мороз. И даже не Снегурочка. И естественно, ушлые хорьки из ОВО "LАДИК" сдерут с наивной корпорации "ИNФЕRNО" определенное количество денежных знаков.
   - Сколько?
   - Два процента от страховки.
   - Идет!
   - Аукцион добрых дел мирового масштаба начался, господа! На торги выставляется лот самых мирных и послушных зомби! После оглашения первоначальной цены санитары оттаскивают рухнувших в обморок и долбанутых инфарктом.
   Хорькофф преобразился, снова превратившись из рохли и нытика в гиганта мысли и наследного принца русской олигархии (вот ведь актер!). На его лице появилось хищное выражение, как у волка, уловившего среди степного разнотравья заячий запах.
   - Итак, мадмуазель, какова цена вопроса?
   Я не ответила не сразу. Высчитывая предел страховых выплат, я долго шагала по кабинету. С одной стороны, надо было помочь Хорькоффу и себе, а с другой, не разорить родную шарагу. У нас там ребята резкие. Могут ведь и не понять моего мстительного юмора.
   От волнения я забыла о существовании калькулятора и подсчитывала сумму на пальцах. Из-за этого постоянно путалась в расчетах и не могла вычислить ничего конкретного. Оставалось одно - брать цифры с потолка.
   - Ну раз пошла такая пьянка... - замялась я,- то пусть будет три...
   Хорькофф презрительно фыркнул.
   - ...Тринадцать миллионов! - на ходу сориентировалась я.
   - Издеваетесь?! - возмутился Хорькофф. - Чтобы замять скандал и отмазаться от следствия, мы одних только взяток чинушам будем вынуждены дать в сто раз больше.
   - Можно и больше. В знак моего к Вам уважения и бескорыстной любви к размеру комиссионных страховочку можно увеличить. Очень даже вполне себе на нормальную сумму, коя никак не заденет Ваших интересов, а наоборот, послужит их укреплению и процветанию...
   - Банкуем! - нетерпеливо потребовал Хорькофф.
   "Как бы не добанковаться до того, что Пал-Никодимыч собственноручно удавит меня ", - заволновалась я.
   Но тут же подавила в себе панику. Собралась духом. Сжала кулаки, и волевым усилием выдавила из себя:
   - О, мой га-а-д! Тогда... Тогда милли... ард... ов... пять! Долларов. Штатовских. Соответственно страховой взнос - полтора процента. Это где-то лямов семьдесят пять будет.
   "Сейчас пошлет меня куда подальше", - пронеслось тревожным холодком в моей голове, и я вдобавок к кулакам сжала еще и зубы, затаив дыхание в ожидании ответа Хорькоффа.
   И чем дольше длилось ожидание, тем активнее работало мое воображение. В голове роились мыслишки вроде: "Е-мое! Моих комиссионных лимончиков получится аж целых семь! Я - вся из себя такая... ну, в общем, миллионерша и роскошная светская львица - буду купаться в золоте и брильянтах, отрываться в Куршавеле и пускать фейерверки во дворе виллы напротив президентской дачи! И тогда пацаны из "Кольчужника" заценят меня о-го-го как. Особенно, если я им подарю старинный бронепоезд и современную межконтинентальную ракету".
   - А Ваша компания потянет? - прервал молчание, бросив на меня недоверчивый взгляд, Хорькофф.
   - Естественно, мое руководство попытается кинуть Вас при первом же шухере, - призналась я, решив, что хотя бы с одной стороной будущего договора надо играть честно.
   - Это легко разрулим, - махнул рукой Хорькофф. - Тесть мой - большой спец по таким разборкам.
   - Если ОВО "LАДИК" прижать к стенке, то мое начальство баблосы найдет. Мы ж перестраховывает все свои риски в куче гораздо более мощных контор, в том числе и с государственным участием. Потом, конечно, кое-кто из наших гарантов захочет кое-кому из нашего руководства отбить почки. Но это уже издержки производства. Так что, не переживайте, потянем. Хватит даже на то, чтобы кормить Ваших бедолаг собачьими консервами по гроб жизни. Кстати, на фига Вы их ими пичкаете?
   - Они не могли ничего есть из обычной пищи. Зато собачью еду, что принесла для своего пуделя одна из сотрудниц, сожрали с удовольствием. И пошло-поехало.
   - Дела-а-а-а...
   - Теперь заказываем такую пищу оптом в офис, чтоб наши по магазинам не шастали, создавая вокруг себя нездоровый ажиотаж.
   Тут у меня снова запел мобильник. Я поднесла его к уху.
   - Лодзеева, быстро заказывай нам пропуск, - приказал мне Пал-Никодимыч. - Нас не пускают.
   - Пал-Никодимыч, как я рада, что вы подошли! - радостно соврала я шефу. - Даже представить себе не можете, как это хорошо!
   - Нас не пускают! - повторил шеф.
   - Кого не пускают? Вас? Да быть такого не может! Наверное, что-то перепутали. Сами понимаете, визит был не запланирован и торжественную встречу за столь короткое время организовать...
   - Скажи им, пусть пропустят меня и юриста.
   - Погодите, Пал-Никодимыч, а куда Вас не пускают-то? Не ошиблись ли Вы часом адреском? Дверь какая? А у швейцара чо за кокарда над козырьком?
   - Лодзеева, я еще не настолько выжил из ума, чтобы не разобраться, где нахожусь. Мы прямо у проходной в "ИNФЕRNО". И нас не пускают.
   - Кто не пускает?
   - Ты Лодзеева дурочку-то не гони! Ясен пень - это местные архаровцы.
   - А как фамилии этих негодяев? Я сделаю все, чтобы они были строго наказаны!
   - Хрен с ними, с фамилиями! Давай шевелись, сделай уже чего-нибудь!
   - А они совсем не пускают или просто не дают пройти? Ой, что-то слышимость падает... Не поняла... Говорите громче! Не слы-ы-шу!
   Я отключили мобильник и сказала:
   - Быстро моя братва притопала. Наверно, скакали через пробки на той самой жабе, которая душит жадюг. Давайте взвинтим темп наших деловых переговоров и приступим наконец к их финальной части. Кстати, Пал-Никодимыч довольно пробивная личность. Боюсь, что они сюда прорвутся?.
   - Без моего ведома сюда никого не пустят, - успокоил меня Хорькофф. - Наша служба безопасности при необходимости способна отразить натиск штурмового батальона десантной бригады.
   - Я хоть и не служила в ВДВ, но Вам верю полностью. На себе убедилась в хватке Ваших головорезов. Представляете, они меня чуть не убили!
   - Представляю.
   - Итак, оформляем договор на пятимиллиардное страховое возмещение. Вас устраивает? О, по лицу вижу: вполне устраивает. Ну что, жахнем невероятным по невозможному?
   Хорькофф радостно закивал, еще не до конца веря в свое счастье. Теперь он уже больше походил не на голодного степного волка, а на добродушного лесного енота-полоскуна, обожравшегося лягушками.
   Я заполнили два экземпляра договора и передала их Хорькоффу. Тот подписал оба. И вызвал секретутку.
   Когда она явилась, я немножко забоялась, что обманутая мной девушка набросится на меня с криком: "Ты обещала не входить к Андрею Яковлевичу, сучка!", - и станет дубасить меня мордой о столешницу.
   Однако Снежана сделала вид, что ничего такого не случилось, и мы вовсе не с ней только что страстно обнимались на ковре приемной.
   "Видать, решила за коварство отметелить меня в коридоре - подальше от начальственного взора", - предположила я.
   Хорькофф сообщил секретутке, что отменяет свои похороны, и приказал сбегать с экземплярами договоров с ОВО "LАДИК" к главбуху, чтобы тот их тоже подписал.
   - Зашибись! - сказала я, провожая настороженным взглядом Снежану. - Может, Вы, Андрей Яковлевич, вовсе и не Темный Властелин, а даже наоборот - новый мессия.
   - Как это!?
   - Прежние пророки и чудотворцы всего лишь воскрешали мертвых мертвецов, делая из них Zombis vulgaris. Это классика жанра. Дело нехитрое. А вот Вам удалось поднять из офисной могилы живых мертвецов, создав новый вид существ, работящий и разумных: Zombis idealis. Такая шняга дорогого стоит. Уж я-то знаю, ибо сама - эксперт по вопросам нежити.
   - Издеваетесь?
   - Отнюдь нет. Ядерное оружие когда-то тоже считали гостинцем из преисподней. А с его появлением прекратились мировые войны. Оное дало цивилизации пожить не один десяток лет в покое и сытости. И теперь все молятся на атомную бомбу, как на икону Николая-угодника... ну, кроме японцев, конечно. Хотя сами виноваты, шимозу им в задницу. Нефиг было наш "Варяг" топить в нейтральных водах. Да и за Цусиму обидно. В общем, не всегда бесконечный ужас завершается ужасным концом.
   - Вижу, серьезно интересовались темой и до посещения нас.
   - А то! - гордая улыбка рассекла, словно я. - Я лучший специалист по ходячим мертвецам. Задайте мне любой вопрос по ним и получите такой ответ, который Вам ни один из так называемых "ученых" не даст. Лучше меня могут знать тему только некроманты-практики и личи - чернокнижники, восставшие из Ада. Но имеются ли таковые на планете, не известно.
   - Как думаете, в чем главное отличие "зомби", если употребить этот термин в широком смысле, от людей? Не считая физиологии.
   - Вы, Андрей Яковлевич, прекрасно можете наблюдать такое отличие у своих подчиненных. Незомбям свойственно переключатся на всякие фигли-мигли. А у зомбей - всегда в приоритете поставленная хозяином цель. Дайте зомбикам конкретную задачу - и живые мертвецы перевернут весь мир. Их ни секс, ни телек, ни наркотики, ни деньги, ни слава даже на минуту не отвлекут от выполнения программы заданной хозяином.
   - Вы с каким-то восторгом говорите о живых мертвецах, словно они стоят на более высшей ступени эволюции, чем мы с Вами.
   - Тут я сама в непонятках. Как показывает опыт религиозных войн, а также страшные факты из истории большевизма и нацизма, фанатики могут совершить великие экономические и научные рывки, но все равно сядут в лужу из-за мракобесия. Боюсь и с нынешними зомбями может выйти такая же хрень. Офигительная производительность, не сдерживаемый рамками коррупции и морали технологический прорыв - с одной стороны. А с другой - полное разрушение родственных и социальных связей - основы всего нашего общества. Останутся только профессиональные отношения и статусная иерархия. И пойдут звездные дредноуты по командованием зомби бороздить космический океан, завоевывая планеты и строя свою Империю мертвецов.
   Внезапно мой собеседник расхохотался. Но не истерически. А как вполне себе здоровый параноик, что, кстати, тут же было подтверждено следующими слова:
   - Значит, я - Андрей Хорькофф - великий создатель зомби?
   - Скорее, их великий повелитель - Темный властелин, - поправила я президента "ИNФЕRNО". - А "Новая эра" - своего рода Кольцо всевластья.
   И мне почудилось, будто под органный музон над головой Хорькоффа появилась корона, испускающая лучи кроваво-красного света.
   "Либо меня сегодня не по-детски колбасит, либо что-то с их офисом не так, - подумала я. - Надо будет поспрашать этого президента зомби-корпорации о секретах сего загадочного здания. Особенно про оживающих горгулий и чудищ на картинах в холле. Может, каким-то особо токсичным материалом коридоры облицевали?"
   В кабинет вошла Снежана. Она передала Хорькоффу подписанные его главбухом документы. Хорькофф заверил подписи печатью. И передал один экземпляр договора мне.
   - Там с в-вахты з-звонили, Андрей Яковлевич, - сообщила секретутка. - Г-говорят: пара с-страховщиков к Вам рвутся. К-клянутся, что Вы их ж-ждете.
   - Пал-Никодимыч без боя не уйдет! - заволновалась я. - Он, хоть и старый пень, но биться станет до последнего. Да и юрист наш... Такого выжигу мордоворотом на вахте не запугаешь. Ох, боюсь, прорвутся, засранцы.
   - Не п-прорвутся, - утешила меня секретутка. - Им удалось м-миновать д-дежурного, но уже у л-лифта с-лужба б-безопасности с-скрутила н-нарушителей.
   - И что с ними теперь делать? - озадачился Хорькофф.
   - Отпинать и в шею гнать! - не задумываясь, ответила я.
   - В каком смысле? - не понял Хорькофф.
   - Во всех смыслах, - заявила я. - Как фигурально, так и фактически.
   - Э-э-э... Это как? - озадачился собеседник.
   - Отфигачить морально и надавать по мордасам физически, - объяснила я суть нашей оборонительной доктрины на данный момент.
   - Сурово! - покачал головой Хорькофф.
   - Так ведь не сильно надавать, а слегка, - сбавила я обороты. - То бишь просто смеха ради. Пара переломов, перебитый нос, парочка высокохудожественных бланшей на харе и прочая мелочевка от доброты душевной. Чисто наш черный московский юмор.
   - Ну не знаю... - засомневался Хорькофф.
   - Зато я знаю тех хмыренышей, как облупленных, - сказала я. - Решайтесь! На кону- честь, достоинство, свобода и любовь. Ставки сделаны. Чего теперь дергаться-то?
   - Что ж, в конце концов, они Ваши коллеги, - сказал мне Хорькофф. - И Вам виднее, как надо с ними надо поступать.
   - Иначе нельзя, - развела я руками, показывая, что сама понимаю жестокость процедуры, но воспринимаю оную исключительно в качестве сверхнеобходимой. - Мои британские коллеги доказали: не покалечишь - не вылечишь. По этому поводу еще старик Гиппократ высказывался. Дескать, Платон мне друг, но геморрой придется отчекрыжить.
   - Снежана, - обратился к секретутке Хорькофф. - Ты все поняла?
   - Все, - кивнула секретутка. - С-сообщу с-службе б-безопасности о том, чтобы особо не ц-церемонились.
   - Правильно, - одобрила я позицию Хорькоффа и секретутки. - Как начнут права качать, так сразу - под дых, по кумполу, попинать две-три минуты и гнать в шею. И обязательно торжественно спустить с лестницы - пусть хотя бы пролета четыре покувыркаются - это нужно для их моральной обработки и позитивного задела на будущее.
   - А ваши из-за такого "гостеприимства" не расторгнут договор? - забеспокоился Хорькофф. - Я бы после этого не только бы договор заключать не стал, а еще б и в суд подал.
   - Вам на такие штучки обижаться положено, а нам-то к чему такой гонор? - не поняла я. - Чай не герцоги с графьями, потерпим, не в первой. В страховом деле морду бьют чаще, чем на боксерском ринге.
   - Ну да?! - недоверчиво хмыкнул Хорькофф.
   - Да я даже больше скажу: мой шеф после такого замечательного побития его морды только еще больше зауважает вашенскую корпорацию. И станет намного сговорчивей.
   - Гм.
   - Вы, господин Хорькофф, как будто не в России живете. А нас везде так. Вы просто давно не шустрили в низах пирамиды власти. Это только посаженные в начальские кресла корпораций приказом сверху чинуши безмятежно спят на работе без риска пропустить удар бейсбольной битой промеж глаз. А для настоящего выжиги и проныры...
   - Гм!
   - ...В смысле для настоящего российского предпринимателя фингал под глазом - нечто вроде медальки "Герой труда" для вагоноремонтника с Урала. Давайте глянем, чо там на входе в Вашу благословенную обитель творится.
   Мы с Хорькоффом подошли к выходящему на улицу окну и распахнули его.
  
   2
   Несколько минут мы с Хорькоффом, не обращая никакого внимания на сырой и холодный ветер, дующий нам в фас и профиль, с чувством глубокого удовлетворения наблюдали, как Пал-Никодимыча и сопровождающего его юриста выбросили из офиса "ИNФЕRNО" на улицу.
   Однако неугомонный Пал-Никодимыч со товарищи по глупости (как говорится, и на старуху бывает порнуха) решили прорваться в "ИNФЕRNО", используя приемы регби и вольной борьбы.
   И тут охранники корпорации показали, что не зря едят хозяйские харчи, хорошенько вздув сладкую парочку.
   Слава Богу, быстро поняв, что полученные в бою переломы никак не спишешь на производственную травму, наш юрист не стал лезть в бутылку и свинтил с места происшествия после первого же десятка зуботычин и ударов дубинкой по печенкам-селезенкам.
   Жрец богини Юстиции задал лихого стрекоча на четвереньках. И понесся прочь, прямо как бабуин от леопарда, чем сильно меня удивил. Никогда не думала, что человек может столь быстро передвигаться в столь неудобной позе.
   А вот Пал-Никодимыч организовал просто бешеное сопротивление. Более того, возбудившись от ударов дубинками, мой шеф затеял целую корриду, где выступал в роли быка, пытаясь прорваться сквозь ряды охранников ко входу в "ИNФЕRNО".
   Такой прыти от Пал-Никодимыча я совершенно не ожидала. Он делал обманные финты, быстро перемещался с одного фланга атаки на другой, совершал подкаты, уклоны и нырки.
   А еще мой шеф пытался запугать противника криками: "Пропустите, суки, пропустите!", "У меня удостоверение есть, в рот вам бомбу!", "Не смейте бить меня по детородному органу!", "Я буду жаловаться в Кремль!", "Не имеете права на беззаконие!", "В суд подам, калоеды!" и т.д.
   И снова меня поразила физическая подготовка шефа. Еще неделю назад он был полной рухлядью. А сейчас выделывал такое, что не всякий олимпийский чемпион сможет отмочить. Даже после выстрела из стартового пистолета в ухо.
   Наконец охранникам надоели такие наглые экзерсисы Пал-Никодимыча. Гиганта страховой мысли безжалостно повалили на асфальт и дружно начали воспитывать ногами. А проходящая мимо экскурсия азиатов (вроде бы японцев, они любят всякие яркие, новые и дорогие курточки) стала все это дружно снимать на камеры.
   Уверена, в скором времени в японских СМИ появится сенсационный репортаж "Деловая жизнь России" с каким-нибудь антиреваншистским подзаголовком вроде: "И вы еще надеетесь отнять у такого зверья Курилы?!" или "Лучше сразу отдать этим бандитам Хоккайдо, пока они все нашенские хонсюи с фудзиямами не заграбастали".
   С чувством глубокого удовлетворения проделанной работой охранники вернулись в офис.
   А мой шеф, кряхтя и постанывая, гордо встал на карачки, выплюнул на тротуар выбитые зубы, высморкал кровь из свернутого на бок носа, погрозил кулаком в сторону "ИNФЕRNО", попытался выругаться, но кровь, попавшая из разбитого рта в дыхалку, превратила эту ругань в затяжной кашель.
   Выкашляв на асфальт с пол-литра соплей-слюней и крови, Пал-Никодимыч поднялся на ноги и шатаясь, как обдолбанный спайсом школьник, поковылял вслед убежавшему юристу.
   Я злорадно ухмылялась, глядя на поникшего шефа, ощущая, как мои челюстные мышцы, доселе напряженные нервотрепными злосчастьями, наконец разжались и даже чуток заныли после такого резкого расслабления.
   - А все-таки есть правда на земле! - заявила я. - Быть может, есть она и выше.
  
   3
   Я положила договор с "ИNФЕRNО" в папку. И помассировала нижнюю челюсть.
   - Все? - поинтересовался заметно повеселевший Хорькофф.
   - Почти, - сказала я. - На посошок - немножко мистики. Я заметила, что здание, где доблестно пашут Ваши зомби, какое-то необычное. И картины тут весьма странные. От них глюки разные происходят.
   - Какие картины?
   - Те, что в холле на первом этаже. Никогда таких не видела. Там все как будто живое. Невероятная технология. Я поначалу возложила всю апоплексическую ответственность за апокалиптический коматоз организма на принятые вчера на ночь успокоительные таблетки, запитые вискарем. А вот теперь, когда оказалось, что, наоборот, сегодня мой мозг находится на пике возможностей, я думаю, что в моем утреннем расколбасе виновата именно вашенская контора.
   - Вы правы.
   - В чем именно? Я до фига всего на первом этаже навидалась, пока отдел пропусков искала.
   - И сам толком не знаю, что там за чертовщина происходит, но она там есть. На это многие посетители жаловались.
   - Как интересно! - я потерлась ладошкой о ладошку, предвкушая еще один полный невероятности рассказ.
   - Когда я стал президентом "ИNФЕRNО", то решил провести ребрендинг, внеся в публичный образ корпорации элементы мистики и мифологии.
   - Гроб под потолком вестибюля - часть такого корпоративного стиля?
   - Именно.
   - Тогда я спокойна, а то подумала, будто народ здесь развлекается в припадке белой горячки.
   - Одним из элементов такого стиля должно было стать оформление первого этажа нашего офиса. Для этого пригласили вьетнамского мигранта - единственного в Москве художника-некромалиста, называющего себя Мастером Ада. Мы поручили ему расписать стены. И все было б хорошо, не узнай наш завхоз себя в одном из грешников-воров на картине. Завхоз поднял скандал. И гастарбайтера-некромалиста уволили, не заплатив ему ни копейки. Уходя, он проклял наш офис.
   - И теперь тут горгульи квакают.
   - Кваканья я от них не слышал. А вот матерятся порой жутко. Прохожие уже четыре жалобы на нас в районную управу накатали. Подумали, это мы из окон обзываемся.
   - А у гастарбайтера случайно на башке конусообразная шляпа из рисовой соломы не болталась?
   - Была.
   - И бородка, как у Хо Ши Мина, да?
   - Хо Ши Мина не знаю. Я вообще в кун-фу - ноль. Только Брюса Ли с Джеки Чаном знаю. Но бороденку некромалист имел, да. Вы видели эту скотину?
   - Ага. Она нынче неподалеку на дудке играет. Наверное, бабло на билет до Ханоя зарабатывает.
   - Этот Мастер Ада - гад. Мало того, что от намалеванных им изображений народ шарахается, так их, оказалось, невозможно ни стереть, ни заштукатурить. Пробовали вешать на них ковры - те за одну ночь сожрала моль. Поставили ширмы - загорелись. Сплошная мистика!
   - Клиенты, небось, пугаются.
   - Не то слово. Уже два инфаркта приключилось.
   - У меня большое подозрение, что этот адский гастарбайтер и его собратья прокляли не только вашенский офис, но и всю европеоидную часть землян.
   - Что Вы хотите этим сказать?!
   - И сама толком не знаю. Просто есть подозрение, что азиаты... Ладно, проехали. Андрей Яковлевич, слиняю-ка я потихонечку отседова, а? Великое дело с Вами мы сегодня замутили. Так что, имею полное право с чистой совестью покинуть сию обитель скорби, превращенную мной в обитель надежды и светлой радости... м-м-м... в общем, за сим позвольте откланяться.
   - Не смею задерживать, Вас, сударыня... Думаете, у нас все получится?
   - А то! Главное - прямо сейчас проплатите страховой взнос. И судьба своей ласковой ручонкой погладит нас с Вами по шерстке. За нас же - сама теория вероятности!
   - То есть?!
   - Нам с Вами так долго не везло, что уже просто не может не повезти.
   - Лирика.
   - Это отнюдь не лирика, господин президент! Поверьте моим британским коллегам, на самом деле это чистый математический расчет с элементами моего любимого высшего алгебраического анализа, - соврала я, ибо еще со школы не только не понимала математику, но и ненавидела оную всей своей чистой детской душой. - Мои британские коллеги давно уже даже перестали доказывать подобные банальности, поскольку ихний Исаак Ньютон все уже прояснил своим биномом.
   Мы попрощались, пожелав друг другу никогда не превращаться в зомби.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ЧАСТЬ III. ЭРА ЗОМБИ

  
  

ГЛАВА 1. БОЛЬШОЙ БОСС ДАЛ ДОБРО!

  
   1
   На следующий день мы встретились с Пал-Никодимычем в его кабинете.
   Мое лицо светилось тихой радостью, а физиономия шефа - здоровенными синяками.
   Из-за фингалов его голова совершенно не походила на человеческую. Она была опухшей, отекшей и переливающейся всеми цветами инопланетной радуги. Чего стоили одни только раздутые, словно накаченные газом, уши шефа, похожего из этого на Чебурашку.
   Особенно выразительными были заплывшие глаза Пал-Никодимыча - просто умопомрачительная сюрреалистическая фантазия в сионистских, тьфу, в импрессионистских тонах. Оная вызывала в моем захлебывающемся от радости сознании отсылы к произведениям фантастики прошлого века.
   Именно тогда были популярны рассуждения об эволюции мыслящих осьминогов, фтородышащих аборигенов с четвертой планеты в системе звезды Тау Кита, маскирующихся под землян рептилоидов из измерения XYZ-22 и экспериментах по проращиванию таинственных спор кометы Какашкина-Барабашкина в корнях думающего папоротника с планеты Новый Ганджубас.
   Уверена, если бы сейчас мой шеф выступил по ютюбу с претензией на победу в конкурсе самого уродливого существа, то выиграл призы сразу бы в сотне номинаций и получил бы кучу грамот от федераций, занимающихся разведением разных видов зверья.
   Эксперты этих организаций мигом приняли бы нынешнего Пал-Никодимыча и за самую неказистую собаку в мире, и за самую гнусную обезьяну, и даже за самого жуткого снежного человека, последняя популяция которых с трудом выживает в суровых условиях московской зимы на вершинах Крылатских холмов...
   Наврав шефу в три короба про "дикие непонятки с охраной", из-за которых Пал-Никодимыч и прибывший вместе с ним в "ИNФЕRNО" юрист огребли звездюлей, я отдала шефу договор с "ИNФЕRNО".
   Увидев сумму страховых выплат, Пал-Никодимыч на минуту выпал в осадок, а потом глянул на меня столь обалдевшим взором, что сие обалдение я заметила даже сквозь темные стекла шефских очков.
   Затем мой начальник вскочил с кресла и побежал к П.П. Прушкину. И вернулся от него токмо через полтора часа. К этому времени я уже расписала на четырех листах свои предстоящие покупки на двадцать три года вперед. Тут были и две новых квартиры (одна из них - в Хорватии на берегу Адриатического моря). И крутая тачка. И личная фирма по фитнесу. И прикиды от лучших итальянских модельеров (ну и от французов тоже чуток). И личная коллекция холодного оружия (и чуток огнестрела). И много всего остального...
   Вернувшись от начальства, Пал-Никодимыч плюхнулся в кресло и сообщил:
   - Большой босс дал добро!
   - О, мой га-а-а-д! - воскликнула я и уточнила: - То есть наш с Хорькоффом договор признан действительным? -
   - Признан великолепным!
   - И действительно, ну как его не признать-то, ведь уже, небось, проплачен? - с мнимым равнодушием поинтересовалась я.
   - "ИNФЕRNО" - молодцы! Впервые вижу такую с-скорость перевода с-с-страхового взноса. Вот что значит солидные люди!
   - Это все потому, что у них фирма не только не вяжет веников, но еще и уважает партнеров. Кстати, я тут подумала и решила уволиться. Раз деньги есть, чего горбатиться и молодость губить. Она все-таки дается человеку только раз. Это старость он каждый день получает, а молодость.
   Пал-Никодимыч понес какую-то дичь, одновременно спотыкаясь на букве "с", радостно потирая руки и глупо улыбаясь. Его совершенно не парило, что под каждым глазом у него раздувается солидный лиловый бланш, а уши походят на радилокаторы.
   Я же с трудом удерживалась от хохота. Уж очень сильно изрядно побитая рожа шефа способствовала улучшению моего и без того радостного настроения.
   - Никогда не думал, что именно ты одаришь нас с-самым крупным контрактом за всю историю нашей компании, - Пал-Никодимыч отдал мне подписанную Прушкиным служебку для нашей бухгалтерии на перевод на мой банковский счет комиссионных со сделки с "ИNФЕRNО". - Я даже тебя уволить с-собирался, поскольку на твое место уже приметил бойкого человечка. Но ты меня поразила до глубины души. Молоток!
   Я проверила циферки в служебке и довольно кивнула головой. Сия сумма гарантировала безбедную старость даже моим будущим прапраправнукам.
   - Да, я таковская, - гордо произнесла я. - Как говорится, в тихом омуте черти водятся... Спасибо, что бумагу подмахнули у босса. А то бы мне ждать, пока канцелярия ему на подпись отдаст.
   Я сунула служебку в папку. Пал-Никодимыч с удивлением посмотрел на изображенный на ней губной помадой крест. Видимо, старик недоумевал: "Как дура, малюющая помадой на папках, может принести в клюве гору штатовских тугриков?!"
   Я извиняющее улыбнулась (мол, фигня это все, Пал-Никодимыч, не парьтесь) и попыталась по-быстрому стереть крест пальцами.
   - Уж с-слишком с-сумма большая получилась, - засомневался Пал-Никодимыч, разглядев на моем лице выражение честно выполненной коварной мести. - Мы впервые на с-столько с-страхуем. Надо было все-таки мне с юристом поприсутствовать на переговорах.
   - Так ведь форма договора нашенская. Юристы туда кучу приятностей для компании засунули.
   Мои попытки стереть крест привели к тому, что папка покрылась красными пятнами, а мои ладони измазались в помаде.
   - Так-то оно так, да что-то на душе неспокойно, - вздохнул шеф.
   И что-то в его вздохе показалось мне ненатуральным. Ибо Пал-Никодимыч явно вздохнул не от души. Он, на мой взгляд, просто сымитировал этот вздох, зная, что в подобной ситуации тяжких колебаний и раздумий именно так раньше вздыхал настоящий Пал-Никодимыч.
   "Да нет, Ника, не пори ерунды! - одернула я себя. - У тебя уже вполне созревшая, как грыжа у штангиста, паранойя. Ты уже всех пиплов за нежить принимаешь. А ведь они все-таки от нее отличаются. И многим чем".
  
   2
   Минуты три Пал-Никодимыч грузил свой хитромудрый мозг тревожными размышлениями, пытаясь понять, что не так с наиперспективнейшим контрактом с "ИNФЕRNО".
   А я в это время думала о будущем такого подвида разумных приматов вида Homo sapiens, как человечество, сожравшее всего лишь за несколько десятков тысячелетий всех своих собратьев - неандертальцев и денисовцев.
   Всем нам, сестрицы, давно понятно, что значит быть зомби, то есть тупым, послушным и не гнушающимся человечиной существом. А каково тогда быть человеком? Разве человек умен? А зачем тогда нам все эти суеверные заморочки, в которых фанатики готовы растерзать даже ребенка, если он наплюет на их сектантские прибамбасы?
   Пока мы превосходим наших соседей по планете - роботов, ибо лучше используем главное свое достоинство - архисложно устроенный мозг. Но что будет через 30-40 лет? Уже сейчас даже гроссмейстеры не пляшут против компов. А ведь те только начинают свою эволюцию.
   Так же нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что эволюционируют и наши биологические монстрики. Покамест мы покупаем в аптеках колонии бактерий-симбионтов для улучшения работы кишок, а потом в пылу борьбы за место под солнцем начнем глотать мозговые симбионтов.
   Кстати, наибольший вклад в наше время в науку о развитии человека (антропогенез) вносят не только генетика и эволюционная психофизиология, но и... палеоантропология.
   Да-да, сестрицы, не зная как и чем думала афарская австралопитекша Люси, невозможно врубиться в когнитивный диссонанс офисной креветки Илоны Два Батона, ибо та описывает свои ментальные экзерсисы лишь словечками вроде "Упс!", "Вау!" и "Меня штырит не по-детски!"
   Проблема осложнена тем, что каждый из нас считает себя охрененным экспертом по всем вопросам человеческой и сверхчеловеческой (Бэтмен - наше все) природы.
   А когда все мнят себя знатоками, то кто даст бабла на исследования? И вправду, ну на фига оплачивать то, без чего все и так ясно.
   О, я тут вспомнила один эксперимент. Взяли группу пацанов и приказали оценить бабское поведение. А те не въехали в суть ни одного женского мотива. Сто процентов - мимо цели.
   Тогда хитрюги-ученые заставили студентов разгадывать смысл поведения самок мадагаскарских фосс (помесь хорька с кошаком). И тут вдруг на тебе - бац! - прорыв: все мотивации зверушек были разделаны под орех даже самыми тупыми из пацанов.
   То есть мы проницательны там, где видим общее, видовое в зверушках. А как только пацан зрит не зверушку, а герлфрэндушку, разом теряет и проницательность, и руссудочность. Видимо, не тем местом думает.
   И не надо тут мне хихикать, сестрицы! Сами-то вы как о людях думаете, а? Вот то-то же. И вам тоже надобно тренироваться на кошках.
   Так что, дорогие мои подруги, человечеству рано или поздно, чтобы выиграть битву за место под солнцем у существ с искусственным интеллектом, придется заменить свою биологическую эволюцию революцией. И не исключено, что именно зомби, подобные братве с "ИNФЕRNО", станут передовым авангардом этого сметающего все на своем пути великого революционного движения.
  
   3
   Я вздохнула, одарила Пал-Никодимыча укоризненным взором и сказала:
   - На душе у Вас неспокойно, потому что мучит совесть.
   - Как так?! - не понял начальник.
   - Нашенское филантропическое заведение поимело кучу баблосов благодаря мне, а я еще пока ни цента с этого не поимела. Уже, скоро наш главбух уйдет, а потом выходные. Так и умру от голода в двух шагах от богатства.
   - Еще минута, и побежишь в бухгалтерию. Сегодня все и перечислят. Я, если что, звякну туда... Ты мне все-таки вот чего проясни: почему нас в "ИNФЕRNО" не пустили?
   - Когда?
   - Тогда.
   - А-а, тогда-а... Так ведь я же Вам только что уже целый час про все эти заморочки толковала!
   - Да я все понимаю, однако хотелось бы все-таки понять...
   - Я ведь сама в "ИNФЕRNО" через турникеты, как бешеная обезьяна, пропрыгнула. Тамошняя администрация помешана на секретности.
   - Не пойму, Ника, почему ты так скоротечно увольняешься?
   "Не знаю, что и соврать-то, шефу, - подумала я. - Ну не говорить же ему, что хочу смыться, пока он не узнает, что, если до нашей страховки "ИNФЕRNО" была на грани краха, то теперь на той грани - уже наша шарага".
   - Британские ученые в опытах на лабораторных кроликах убедительно доказали, что самое дорогое для человека вовсе не работа, а семья, любящие родственники и преданные друзья, - сообщила я.
   - А ты от меня ничего не скрываешь, Ника?
   Все-таки у Пал-Никодимыча феноменальная интуиция. Чует грядущие звездюля, как кот запах валерьянки.
   - Если б и хотела, не смогу. Знаете ж, какая я болтушка. У меня, что на уме, то и на языке. Поэтому я всегда говорю правду. Иначе просто запутаюсь и забуду, кому и чего соврала.
   Устыдившись лживости своей честной натуры, я тут же отвела свой виноватый взор от очков Пал-Никодимыча (мне почему-то казалось, что под ними его глаза светятся кротостью, наивностью и добротой).
   Мой слегка смущенный взгляд с минуту бесцельно шарился по кабинету задумавшегося шефа. Вдруг мои бедовые глазенки всей своей дружной парой уткнулись в упаковку "Новой эры", лежащую на полке шкафа, и широко раскрылись от изумления.
  
   4
   Заметив мой интерес к препарату, Пал-Никодимыч, несмотря на всю свою замороченность гнетущими его душу предчувствиями, тут же решил ознакомить меня с этой новинкой аптечной индустрии.
   - Вот, с-смотри, Ника, что вставлять с-себе приходится, - Пал-Никодимыч взял проклятый препарат в руки и продемонстрировал его мне.
   - Откуда...
   - Проныра Загадзе где-то раздобыл. Биологически активная добавка. Усталость, как рукой, с-снимает. Теперь с-сутками могу пахать. Боюсь, правда, что по почкам или печени ударить может. Да и на яркий с-свет без очков с-смотреть довольно болезненно. Но деваться некуда, в последнее время уставал чудовищно.
   Тут Пал-Никодимыч снял очки и стал протирать их стекла. И я увидела, что у моего начальника - черные глаза, такие же, как у зомби "ИNФЕRNО".
   "Ах, вот откуда ты силушки-то набрался, - поняла я. - Елки-моталки, и тут зомби! Впору садится за роман под названием "Мой шеф - посланец Ада". Какая я, однако, предусмотрительная - абсолютно своевременно решила смыться из родной конторы. Нефиг мне тут больше делать с живыми мертвецами", - подумала я, чувствуя, как капли холодного пота струятся по лбу и вискам.
   - Есть, правда, побочки, - сказал шеф. - Как увлечешься работой, так про все, даже про с-сон и с-семью, забываешь. И яркий свет раздражает. А еще заикаться начал.
   - Не-не, Вы почти не заикаетесь, Пал-Никодимыч, - я вытерла ладонью холодный пот со лба. - Я вот тут недавно в одной корпорации настоящих заик повидала. Так Вы по сравнению с ними - Демосфен.
   - Так я ж с-сразу к логопеду побежал. Он меня на операцию на с-связках направил. Вчера с-сделали. Но все равно часа два назад с-снова начал заикаться. Думаю пойти...
   Шеф умолк, уставившись на мою физиономию.
   Сначала я не поняла, чего он так на нее уставился. А потом врубилась: когда я испачканной в помаде ладонью вытирала пот с лица, то наверняка извозила оное пятнами и полосами соответствующего цвета.
   "Ладно, потом все смою", - решила я и спросила:
   - А давно ли Вы, Пал-Никодимович, принимаете это дерь... эту добавку?
   - Вторую неделю. - А что?
   "Скоро вонять начнет, бедолага, - подумала я. - Все это будто кошмарный сон. Хочу проснуться! Хочу проснуться!"
   - Советую Вам, Пал-Никодимыч, купить одеколон. Попросите у продавцов, чтобы выбрали самый сильно пахнущий.
   - Причем тут... А-а, шутишь. Никогда твоих шуточек не понимал. Разные у нас с тобой юморы.
   "Ты еще о моей главной шуточке не знаешь", - улыбнулась я, уже ничуть не жалея шефа, которого после того, как на "ИNФЕRNО" обрушится вал исков, тут же выпрут с работы.
   А фигли его жалеть, коли шеф теперь будет бесчувственным зомби? У него теперь куча сил и здоровья. И Пал-Никодимыч всегда сможет заработать себе на банку собачьих консервов. Хоть грузчиком, хоть вахтером. Даже стриптизером сможет пахать.
  
   5
   - С-слушай, Лодзеева, может, все-таки останешься? Рано или поздно деньги у тебя кончатся.
   - Этих денег еще моим правнукам хватит!
   - Мы тебя на постоянку возьмем. Больше никаких с-срочных контрактов.
   - Знаете, всего лишь пару дней назад я очень боялась, что меня отсюда выкинут.
   - А теперь?
   - А теперь я понимаю, все это фигня. Мир меняется. И довольно круто. Это еще британские ученые доказали. Поэтому нам пора отказаться от старых стереотипов... Нет, я больше в ОВО "LАДИК" не вернусь.
   - Обиделась, небось, что мы здесь тебя чмырили?
   - Нет-нет! Что Вы, что Вы! Я вас всех люблю, как родных. А на родственников не обижаются, даже если они блюют тебе в тарелку с праздничным салатом и срут в душу.
   - Тогда почему?
   - А потому что отныне таков мой путь - простой и незамысловатой путь борца против накрывающей планету Тьмы. Ну, я, типа, пойду, Пал-Никодимович, а то кассир уйдет.
   - Только один вопрос. Не пойму, зачем "ИNФЕRNО" такая с-страховка? Пожар, падение спроса, затопление, банковский кризис, теракт, даже землетрясение - это мне понятно. А вот ответственность по искам с-собственных же с-сотрудников и их родни зачем с-страховать? У них же там не вредное производство и не пороховой завод.
   - Тем не менее Хорькофф всерьез трясется на эту тему.
   - Он что, боится, что подчиненные перекалечатся канцелярскими с-скрепками?
   - Он опасается того, что ему придется отвечать перед судом за превращение своих сотрудников в зомби, - честно призналась я и тут же ощутила великое облегчение.
   Да, сестрицы, прав был величайший из русских писателей - Булгаков: "Правду говорить легко и приятно". А я бы еще добавила: особенно легко и приятно говорить ее ненавистному начальнику, зная, что тебе за это в данный момент ничего не будет.
   Пал-Никодимыч хихикнул, посчитав мое откровенное признание очередной шуткой, и, тяжело вздохнув, изрек:
   - Все мы, Ника, немного зомби. Пашешь, как Папа Карло, с утра до вечера. И даже ночью с-сниться работа. Что тут живого? С-считай мы все - ходячие мертвецы. Приходится и личной жизнью жертвовать, и даже с-собственное здоровье гробить.
   Тут Пал-Никодимыч закатил пространную речь о трудной доле начальника особого маневренного отдела.
   Однако я, хоть и сохраняла на лице выражение вежливого внимания, но совершенно не слушала Пал-Никодимыча.
   "О, мой гад, шефу - кранты! - подумала я. - ОВО "LАДИК" - тоже кранты. А если "Новую эру" станут употреблять все, кому не лень, кранты и всей нашей великой и ужасной Родине. А вдруг для человечества это нужно для эволюции? Ведь современный человек политиками и телеком и так прозомбирован по самые гланды. Да вот только в отличие от зомби из "ИNФЕRNО", работать, скотина, не любит".
   Пал-Никодимыч, видя, как задумчивость все больше отпечатывается на моей физиономии, вообразил себя непревзойденным рассказчиком. И с энтузиазмом продолжил грузить меня дальше своей философией.
   Я почти не слушала этот бред, думая лишь о том, как быстрее свалить из кабинета.
   - Кем мечтают стать русские дети? - ни с того ни с чего спросил шеф (или это я уже совсем выключилась из беседы, прослушав вступление к заявленной теме).
   - Кем? - заинтересовалась я.
   - Наши дети уже не мечтают стать космонавтами и учеными. - Все хотят быть чиновниками, чтоб ни фига не делать, а лишь брать взятки да пилить казенные финансы, либо маленькой частицей офисной биомассы в крупной корпорации, чтоб весь день с умным видом бить баклуши. То есть все уже хотят с-стать зомби. Так спокойнее. А с-спрос, как ты знаешь, рождает предложение.
   - Знаю, это еще в прошлом веке британские ученые доказали, - я встала, показывая тем самым Пал-Никодимычу, что разговаривать нам с ним больше не о чем.
   Он понял намек и тут же завершил проповедь:
   - В общем, Ника, у нас все гораздо хлеще, чем у всяких там зомби, - Пал-Никодимыч поднялся с кресла, чтобы уважительно проводить меня до двери кабинета. - А ты говоришь...
   - Я говорю, что, возможно, зомби - последняя надежда Отечества. Они не воруют. А значит, у нас есть шанс получить честное правительство и вменяемых губеров.
   Пал-Никодимыч подошел к двери, открыл ее и, осознав смысл сказанного мной, замер, и удивленно спросил:
   - Это как же?! Становись зомби, спасай Россию?
   - Став зомби, россияне перестанут смотреть всякий кал по телеку. Завяжут с бухлом, куревом и марафетом. Будут бегать трусцой, читать умные книжки и активно плодиться. И наконец-то перестанут паразитировать на нефти и газе, начав заниматься полезным обществу трудом.
   - О как мощно завернула!
   - И тогда мы обгоним всех по объему валового внутреннего продукта и заживем, как в раю. Может быть, мы даже станем бессмертными... Не забудьте про одеколон, Пал-Никодимыч. Он Вам очень скоро понадобится.
   Я вышла из кабинета. А Пал-Никодимыч остался стоять на месте перед открытой дверью. Наверное: размышляя о том, какой станет Россия, когда ее заселят зомби, и о своей жизни среди них. Бедняга еще не догадывается, что уже стал гражданином Зомбиландии.
  
   6
   Я покидала ОВО "LАДИК" с одновременно радостным и тревожным настроением, чувствуя себя человеком, которому поручили спасти мир, дали на это дело кучу баблосов, но позабыли проинструктировать о том, с чего начинать и на кого опираться. Мне вспомнились незабвенные лермонтовские стихи, и я произнесла на их мотив собственный экспромчик:
  
   Прощай, немытая шарага,
   ОВО рабов, ОВО господ,
   И шеф мобильного отдела,
   Пал-Никодимович - урод!
  
   Вдруг я услышала знакомую мелодию. Обернулась. И увидела Дудочника.
   Тот сидел рядом с подъездом нашего офиса и играл на флейте. Однако на этот раз перед музыкантом-побирушкой в качестве публики стояли уже не крысы, а люди. И у всех - жуткие рожи и пустые, рыбьи глаза.
   Я зажмурилась и затрясла головой. Открыв глаза, увидела, что на самом деле у людей обычные лица и глаза.
   - Здорово, дед! - кивнула я Дудочнику, делая вид, что мне по барабану его дьявольские шуточки. - Фигли ты Хорькоффа с братвой проклял? Ну насолил тебе завхоз, натравил бы на него своих крысюков и все. Зачем всю корпорацию закапывать?
   Дудочник усмехнулся и обвел глазами окружающие здания, мол, я не мелочился и не только твоего Хорькоффа с его братвой проклял.
   Я поежилась от внезапно нахлынувшего чувства всепланетарной геополитической безнадеги. Бросила на зловещего старика-флейтиста укоризненный взгляд. И спросила:
   - А чего к нам-то перебрался? У "ИNФЕRNО" мало подавали?
   Дудочник протянул ко мне руку. Только в ней была зажата уже не жестянка со звонкой мелочью, а ковбойская шляпа, набитая купюрами.
   - Я ж тебе уже сказала, Моцарт недотравленный: оставь себе! - отмахнулась я от Дудочника и пошла по улице.
   - В принципе новая эра с этой "Новой эрой", может, не так и плоха будет, - громко сказала я сама себе, невзирая на изумленные взгляды прохожий, шарахающихся от меня, будто от прокаженной. - Не люблю бездельников. А тут: миллионы пиплов возьмутся за работу, вместо того, чтобы дурака валять. Пьяниц и наркушников не станет. Может, и воровать перестанут? Нет, воровать не перестанут никогда. Будь ты хоть трижды зомби, но мистическая сила все равно заставит тебя распилить бюджет или содрать откат с барыги. Это уже универсальность законов бытия, его основополагающая метафизика и трансцендентальный фундамент вселенского социума... Э, а чо это я только что сказанула-то?
  
  
  
  
  

ГЛАВА 2. РУССКИЕ СВОИХ НЕ БРОСАЮТ!

  
   1
   Дома у меня хватило сил только на то, чтобы проверить, перевели ли мне на счет комиссионные, выпить чаю и принять душь.
   Согнувшись от усталости, будто столетняя старуха, я с трудом добрела до кровати и несмотря на то, что еще было далеко до вечера, мигом вырубилась, даже не имея сил раздеться. Видимо, сказались погони и потасовки в "ИNФЕRNО", а также то бухло, которым я лечила Хорькоффа (и это вдобавок к уже выпитому до этого литру вина!).
   Наверное, во время посещения его загадочного офиса я чем-то там заразилась. Ибо ни чем другим не объяснить, что уже через час я проснулась бодрая и заряженная какой-то темной энергией. Не имелось никакого желания сеять что-либо разумное, доброе и вечное. Зато хотелось разрушать и нести возмездие во имя Луны.
   Кроме того, я почувствовала что уже не испытываю радости за удачно совершенную сделку.
   Вот уверена, каждая из вас, сестрицы, на моем месте тут же бы взялась за мобильник и начала бы хвастаться всем знакомым своей крутизной и удачливостью, весело хохоча в тех местах своего рассказа, где описывались бы тупорылость врагов и их жалкие потуги противостоять вашей неотразимости и всесокрушимости.
   А вот у меня на душе было гадко, будто туда насрали кошки со всей нашей улицы. Вместо радости за удачный и с таким трудом выцарапанный контракт меня переполняло предчувствие беды, от которого сжималось в тряпочку мое чуткое сердце.
   Я попыталась разобраться в своих чувствах и выявить причину таких терзаний. И таки, да, разобралась. Оказывается, вовсе не страх перед вполне ожидаемым за мою аферу с "ИNФЕRNО" контрольным выстрелом в затылок от братвы из ОВО "LАДИК" терзал меня.
   Мое подсознание раньше ума просекло всю трагическую суть происходящего: ведь "ИNФЕRNО" - это только начало. "Новая эра" расползется по всей стране, а может, и по всему миру, тысячами и миллионами штампуя живых мертвецов. И никакое бабло не спасет меня и моих будущих детей от нашествия миллиардов зомби.
   Смятение и отчаянье тут же заскреблись в моем животе, стоило мне понять, что вокруг меня кишмя кишат похожие на людей существа, ими вовсе не являющиеся. И теперь мне придется до могилы жить рядом с зомби: ездить с ними в метро, стоять в очереди перед кассой супермаркета, сидеть рядом в кино и т.п. и т.д. Во попала!
   Я высунулась в окно и обвела внимательным взором, пронзающим пелену суетности и туман обыденности, окрестности, то бишь свой родной квартал.
   Для обычного человека там все было как всегда. По тротуару, словно по проспекту, каталась стая великовозрастных дегенератов на детских велосипедах, со смехом пугая собак и мамок с маленькими детьми. А по самому проспекту в этот момент с ревом сирен и миганием проблесковых маячков несся кортеж какого-то высокопоставленного взяточника.
   Но уж у меня-то, вкусившей темное чародейство "ИNФЕRNО", от такого рода наваждений - теперь целое ведро эзотерического противоядия. И этим велосипедистам и взяточникам было совершенно невозможно обдурить такой дешевкой мой чуткий до оккультных штучек и биогенетических мутаций разум. Я всюду видела зомби, ловко прячущихся под оболочкой обычных лохов и неудачников.
   Да, сестрицы, зомби я видела в каждом. В сидящих в машине полицейских. В пьющих в скверике водку алкашах. В идущих навстречу студентах. В болтающих на скамейке домохозйках. В выходящих из супермаркета посетителях. И даже в лежащих в колясках младенцах.
   Я начала взглядом обшаривать улицу в поисках хоть одного нормально пипла, который успокоил бы поднимающуюся во мне панику. И когда увидела ничуть не похожих на оживших мертвецов малолеток, курящих какую-то вонючую шмаль возле моего дома, то так обрадовалась, что не сдержалась, и громко пожелала им долгой жизни вплоть до рака легких.
   Курильщицы весело обматерили меня в ответ.
   "Кто-то чокнулся: либо я, либо мир, - подумала я, скользя взглядом по округе. - Но другой меня нет и другого мира тоже".
   Вдруг я в ужасе замерла - мой взгляд наткнулся на витрину стоящего неподалеку от моего дома бутика. В витрине стояли манекены, весьма похожие на киношных зомби: серо-зеленая кожа, глаза без зрачков и идиотские позы.
   "Жаль, я не спросила у Хорькоффа, не является ли их Леонтович каким-нибудь масоном, - заподозрила я неладное в геополитическом раскладе наступающей эры зомби. - Сейчас, когда я выспалась и успокоилась, вижу, что уж как-то много нестыковок в сей мутной истории. Запрет "Новой эры" в Китае - и полный молчок о причинах этого в тамошних СМИ. А затем появление этой шняги в Москве - одновременно в разных фирмах. И снова - тишина в прессе..."
   Я прошлась по комнате в раздумьях и сомненьях.
   "Может, зря Хорькофф переживал, и дело бы так и так замяли? - задала я себе вопрос. - И еще это странное предупреждение тестя Хорькоффа насчет лекарств, странные картины какого-то колдуна - художника-дудочника, крысы - любители музыки... А что, если применить бритву Оккама и отсечь лишнее, оставив простую, но объясняющую все гипотезу? И как она будет тогда звучать? А просто: "Тьма наступает!" Такая вот алармистская загогулина".
   Я подняла голову вверх и замерла, словно .
   "А тогда все встает на свое место! - торжественно произнес мой внутренний голос. - Идет слияние нашего мира с миром Тьмы. Следовательно, нынешнее засилье зомби - не случайный побочный продукт эволюции человеческой фармакологии, а закономерный результат целенаправленной деятельности людей из верхушки капиталистического общества, решившихся ускорить эволюцию самого человечества".
   Тут меня потом прошибло от такого предположения, а внутренний голос - трус и шкурник - испуганно замолк.
   "Продолжай анализ дальше! - приказала я ему, - чего остановился-то?"
   "Ну его на фиг, такие стремные мысли в башке держать! - огрызнулся на меня внутренний голос. - А если среди слуг Тьмы - до хренищи телепатов? Да они тебе враз голову оторвут за то, что ты в ней всякую разоблачающую их байду хранишь, если раньше тебя не достанут мстители от Пал-Никодимыча. Лучше забудь про все, смывайся, пока есть баблосы за кордон. И там живи в свое удовольствие под именем Мари дель Луиза Понте Карбо ван бен Рабинович".
   "Ты на кого пасть разевашь, тля!? - рявкнула я на внутренний голос. - Запомни, мазута пляжная, русские на войне своих не бросают! А война с зомби уже на пороге. И ты хочешь, чтобы я, поджав обосранный от страха хвост, удрала с Родины, оставив на растерзание мертвякам миллионы своих братьев и сестер!?".
   Внутренний голос устыдился и, пробурчав нечто неразборчивое, замолк.
   "Я сделаю все, чтобы встретить восстание зомби во всеоружии, - я сжала зубы и кулаки. - Пришло время минировать подходы к бункерам и готовить к бою пулеметы, гранаты и бочки с напалмом".
  
   2
   Как матрос героической канонерки, идущей в свой последний бой на армаду вражеских дредноутов - я помылась и переоделась в чистое.
   Правда, не в форменку и дореволюционную бескозырку, а во все такое мягкое и розовое. Ибо умирать я не собиралась, а собиралась спасать мир, даже если при этом придется его испепелить.
   Но спасать мир без какой-либо стратегии было бы не просто бессмысленно, а даже смешно. И я принялась усиленно думать над тем, на что именно мне придется потратить ближайшие семьдесят лет и как не дать маху при таком глобальном планировании.
   В минуту трагического раздрая в душе и урагана сомнений, захлестывающего океаном чувств извилины моего мозга, сильно покоцанного училками в школе (надеюсь, они сдохли, заразы), я обращаюсь к лучшим друзьям русской девушки.
   А лучшие друзья русской девушки в отличие от всех других девушек мира вовсе не брильянты и презервативы, а... книги! Только они могут совершенно бескорыстно дать ей полезный совет, безвозмездно утешить и развлечь без покушения на кошелек и затаскивания в койку.
   Я подошла к книжному шкафу и ласково погладила корешки стоящих там фолиантов.
   - Ну чо, братва, я снова с вами! - заявила я авторам сих многостраничных опусов (естественно, все они были про зомби) и открыла первый подвернувшийся под руку томик.
   Это был роман Вацика Живоглота "Франкенштейн таллинских трущоб". Я открыла оный и стала читать:
  
   "Свои жуткие эксперименты Корявый начал в те времена, когда нацики пришли к власти. Открытие точной формулы шняги, поднимающей на ноги жмуриков, далось Корявому нелегко. На зеках Конотопского концлагеря целых два года ежедневно проводились изуверские опыты, от одного воспоминания про которые у меня сразу начинаются нервный тик.
   Но начать масштабное производство зомби нам не удалось. Вокруг нас начали крутиться какие-то ушлые ребята из американских спецслужб. И тогда мы с Корявым, захватив с собой опытные образцы и документацию переехали к корешам в Таллин. Этот полный мистики готический городишка словно был создан для того, чтобы наладить там производство зомби для любящих экстрим богатеев на поток.
   На свет появлялись чудовища. Одно отвратительнее другого. Смешно, но факт: некоторые из этих страхолюдин до сих пор живы. Часть сидит в дурдоме и клетках местных турагенств, потешащих монстриками приезжих иностранцев. А паре десятков удалось остаться на свободе, скрывшись в канализации и выходя по ночам на охоту за бродягами и дворнягами...
   Меня начало напрягать то, что Корявый стал глядеть на живых людей, как на заготовки для зомби. Глядя на пышущих здоровьем пиплов, он облизывался, словно матерый людоед.
   И тогда я понял, что пора валить. Либо от Корявого. Либо самого Корявого..."
  
   - Тема уже истоптана вдоль и поперек, Вацик, - сказала я, захлопывая томик, и вернула его на полку. - Когда во всем мире миллиарды баксов идут на серьезные биологические исследования серьезных биологов-исследователей, сидящий в подвале безумный ученый - это не только не актуально, но и смешно.
   Нет, сестрицы, я вполне себе представить могу, как где-то кто-то в каком-то засранном подвале наладит кустарное производство чудовищ или вирус, который превращает в них обычных людей. Но такого хмыря тут же вычислят и сдадут спецслужбам.
   И уж в любом случае популяция зомби будет изолирована и взята под строгий надзор соответствующих органов. Нет в мире такого государства, где дали бы спокойно разгуливать по улицам зомби. Даже в ИГИЛе озаботились бы охотой на столь экзотических существ.
   Меня больше интересует другой вариант, в котором когда зомби составляют большинство граждан государства. И тогда уже для них обычные люди представляют объект для изоляции и изучения. Вот тема достойная романа.
   Следующей книгой, взятой мной в руки ради того, чтобы привести мыслительный разброд в состояние управляемого хаоса, были "Хроники бабельсбергских хроников" Ади фон Кашмариана - крепыша с квадратным лицом и короткими усиками, чье фото занимало всю переднюю обложку опуса. Я открыла оный на середине и прочла:
  
   "Я перестал блевать, разогнулся и стал рассматривать этих похожих на мертвецов существ, чьи обслюнявленные клыки, угрожающе блестящие в свете полной луны, не сулили мне и еще паре новообращенных адептов ничего хорошего.
   Но я тут же заставил себя не разглядывать тварей, дабы не усраться от ужаса. Одни их руки, похожие на клешни крабов, чего стоили.
   Я услышал шуршание и постукивание иссохших костей и ощутил тяжелый запах разложения. Откуда-то, хрен знает откуда, раздался гундосый голос проповедника с явным тирольским акцентом. Ужасно картавя и хлюпая носом, эта свежее спустившаяся с гор свинья (наверняка сын какого-нибудь козопаса или рудокопа, да и сам, небось, шваль порядочная) уговаривал меня выпить какой-то вонючей гадости из Грааля.
   Я посмотрел на чашу. Потом перевел взгляд на стоящих неподалеку зомби. И подумал, что лучше смерть, чем такая мерзостная житуха.
   - Да ну его к едрене-фене, такое бессмертие! - пробормотал я, с чувством выругался, шарахнул пастора чашей по тыкве, развернулся на сто восемьдесят градусов и задал стрекача...
   Церковь Вечной Жизни была десятой сектой в моей жизни. Но после нее я навсегда завязал не только с религией, но и с бухлом, и с марафетом".
  
   Я почесала в затылке и вынесла вердикт:
   - Тоже фигня!
   Ну судите сами, сестрицы, обожествление людьми зомби для заражения от них бессмертием и вечно вонючим здоровьем (наверняка зомби не страдают от насморка, гриппа и заворота кишок) в наш век - век фармакологии и фармацевтики - возможно только где-либо в диких африканских или индокитайских землях.
   В Европе же всех диких зомби быстро переловят, посадят в виварий, замучают анализами и опытами и через пару лет изобретут вакцину от старости и смерти, не превращающую человека в живого мертвеца.
   Технологии, сестрицы мои, это наивысшая мистика XXI века. Ведь что такое мистика? Это наука о производстве чудес и общении с различными представителями потустороннего мира вплоть до нечистой силы. Нанороботы, спецэффекты блокбастеров и прочая андронно-колайдерная муть - вот истинная мистика высшей пробы.
   Куда там до нее грязным зомбипоклонникам с их масонскими подземельями и клятвами на крови. Этой братве в наши дни ничего не светит.
   Найдутся и стукачи, которые сдадут властям эти подземелья. Найдутся и концерны, которые изготовят из найденных зомби нужные прогрессивному человечеству препараты. А когда зомбипоклонники рванут в правозащитные организации, оттуда их пошлют куда подальше. Мол, не мешайте нам своими вонючими сутанами отстаивать права транссовестистов и борцов за американский империализм.
   После фон Кашмариана я приняла дозу чтива от Марфы Кусаки, отрыв на страницах ее опуса "Психиатры тоже плачут" такую шнягу:
  
   "Привезенный пациент был холоден и не дышал. Но после того, как доктор Кургэньян ввел ему в вену свой знаменитый "коктейль шизофреника", больной взбодрился и стал буянить.
   Всю ночь в нашем отделении творился полный беспредел. Этот голый чудик дрался с санитарами, плясал на подоконниках и столах, ругался трехэтажным матом и пытался изнасиловать бюсты Сербского и Корсакова чрезвычайно извращенным способом.
   Под конец безжалостное чудовище стало кусаться, крепко тяпнув за нос санитара Сванидзэ. Тогда его разъяренные коллеги утроили усилия по ловле пациента и, загнав его в угол, скрутили жгутами из простыней.
   Но не успели мы порадоваться победе, как к нам позвонили пацаны из службы скорой помощи. Ребята извинились и сообщили, что в доме престарелых напутали и вместо безумца к нам засунули еще вчера умершего инфарктника, которого собирались везти на вскрытие.
   Самое смешное, что настоящий психически больной оказался на столе у патологоанатома. Этим событием они - и псих, и медик - были весьма неприятно удивлены, и к вечеру оба оказались у нас - в одной палате с зомби-инфарктником".
  
   - Пурга! - я разочарованно вздохнула и вернула томик Кусаки на место.
   Ну не интересен мне отдельно взятый зомби, даже если он и изготовлен весьма юморным способом. Отдельный зомби смешон и жалок. Его можно презирать, заворачивать в смирительную рубашку, оплевывать, выкидывать из окна, - все равно, кроме брезгливой жалости, он ничего не вызывает.
   В надежде найти хоть что-то из идей, близких моим мыслям, ухватилась за роман "Гудзонский стервятник" Люка Люциферуса.
   И прочла там:
  
   "Гудзон был настолько пропитан отходами, что из клоаки смерти он превратился в купель псевдожизни. И я был уверен, что пацаны с автобуса, на котором ехал мой кореш Дема Биплан, не могли найти в проклятых водах упокоения.
   На третий день моего хождения по берегу нечто вроде мокрой тряпки хлопнула меня по плечу. Вроде бы фигня, но меня от страха продрало до кишок. Я повернул голову и увидел Биплана, перепачканного то ли илом, то ли мазутом, то ли фекалиями. И все это дерьмо капало мне на кеды.
   Все мои миокарды и мозговые извилины парализовало от страха. И потому я сам будто тоже превратился в живого мертвеца: не глядя по сторонам, я, словно во сне, повел дружбана к тачке.
   Когда я спускался с откоса, то услышал за спиной шарканье десятков зомби. Наверное, все зомби вылезли из воды и пошлепали по суше.
   Добравшись до своей тачки, я открыл дверцу для Биплана и сел за руль. Он плюхнулся рядом.
   - Как быть с остальными бедолагами? -- спросил я. - Им наверняка тут одиноко и тоскливо. Люди обходят эти места за милю. А копы сначала стреляют, а потом уже спрашивают, кто такой.
   Биплан открыл дверцу, выхаркал из легких тину под колесо и ил и с трудом просипел:
   - Остальных в жопу! Заводи шарабан!"
  
   "Интересно, способны ли зомби на предательство?" - подумала я.
   Кстати, это весьма любопытнейшая тема для размышления, сестрицы. Судите сами, у зомби соображалка должна работать не хуже, чем у собаки.
   А ведь собака намного более преданное существо, нежели тигр или крокодил, норовящий откусить руку хозяина, 15 лет кормящего этой самой рукой подлого крокодила.
   С другой стороны, главной движущей силой развития зомби служит голод. Именно ему зомби верен до самого упокоения.
   А что такое предательство? Это когда обещаешь тому, кто до хрена хорошего тебе сделал, быть ему верным, а на самом деле тайно гадишь благодетелю по-всякому.
   Так что, я думаю, что зомби не станет откусывать руку, дающую ему жратву. Однако, когда та закончится, то зомби первым делом вопьется своими гнилыми клыками именно в вышеупомянутую руку.
   Поэтому, думаю, какие-либо политические и уж тем более геополитические союзы с зомби невозможны.
   А вот в тактических целях вполне можно использовать зомбиков. Например, при разминировании обширных территорий или для диверсий.
   А еще зомби нужно использовать для полетов на Венеру или Марс. Воздуха им не надо. Сна не надо. Автомат будет им выкидывать пайки. А зомби за это будут строить на планетах города для будущих поселенцев-людей.
   В общем, если мыслить про зомби позитивно, а не шарахаться от них, как от чумных, то наша цивилизация вполне может получить до фигищи бесплатных и бесстрашных покорителей Галактики, которым не страшны космический вакуум и солнечная радиация и не нужны скафандры и тренировки на центрифугах.
   "Кажись, моим мыслям придан нужный угол отскока от текста", -хмыкнула я, доставая следующий опус - "Миллион оттенков серого" Милки Живоглотовой.
   Раскрыв оный на середине, прочла там следующее:
  
   "А вот еще случай был. В наше модельное агентство взяли деваху со здоровенными ляжками.
   Ее собирались задействовать в рекламе одежды для толстушек. Но проект не проканал - никто из них не считал себя таковыми.
   И тогда директриса сказала девахе, мол, посиди на диете или поголодай детка, но чтобы жопа у тебя через месяц из двух баскетбольных мячей превратилась в один волейбольный.
   И деваха с ходу взялась за голодание. Скинула весь жир. Стала скелетом, обтянутым кожей. А кожа стала весьма явственно сереть. И на ней мы увидели столько оттенков серого, сколько не видали за всю жизнь и вряд ли еще когда-либо увидим.
   Сначала у нее был просто бледно-серый оттенок. А на третью неделю кожа у девахи стала черновато-серой, а глаза засветились красным светом.
   Когда я встречалась взглядом с этим чудовищем, то не могла оторвать взгляда от этих глаз. В них клубились голод и жажда крови. В этот момент у меня в голове крутилось только одна мысль: "Если уж она не зомби, то кто тогда?"
   Прошло немного времени и у нас в агентстве начали пропадать люди, чему я совсем не удивилась".
  
   "Ха, а где бы удивились! - я сунула Милку обратно на полку. - Кругом алчные жлобы и самовлюбленные кретины. Кому какое дело до съеденных девчонок?"
   Вот это-то и есть, сестрицы, самое страшное для человечества: его потихоньку едят, а ему по фигу мороз.
   Нет, понятно, когда пропадут без следа или будут найдены в виде бродячих скелетов миллионы людей, тогда, конечно, поднимется шум. И тысячи всяких там гундосых экспертов по эволюционной биологии, социологов-парапсихологов и прочих специалистов-биологов и депутатов Европарламента заголосят: "Мы все умрем!"
   Но поздно будет пить контрабандный боржом. У цивилизации к тому моменту уже отвалятся почки. И печень. И мозги.
   Я достала из шкафа книгу "Дух Ямато против мастеров кун-фу" лауреата Нобелевской премии по литературе Сцуки Кишкимото.
   "Уж у нобелевца наверняка найдется какой-нибудь хитрый план борьбы с зомби", - решила я и приступила к чтению страниц, наполненных истинно самурайским (мечи, кровь, кишки, пафос и идиотизм) духом:
  
   "Представьте: существо, за которым бежишь, внезапно растворяется во мгле, а потом оказывается за твоей спиной и рвет тебе клыками глотку, как демон грелку.
   Это была бойня. Во мгле какая-то тварь - наверняка, какой-то ханьский мастер-оборотень - рвала на куски нашу роту императорской гвардии в клочья. И тут наш командир - почтеннейший и бесстрашнейший Акира Хрюши - поднял вверх свой фамильный самурайский клинок, на лезвии которого заиграло невесть откуда взявшееся солнце, и сказал фразу, которую я запомнил навсегда:
   - Путь воина - путь смерти. И главное на этом пути - не поскользнуться на каком-нибудь говне. Бежим к форту!
   И мы бесстрашно дунули к береговой батарее - дунули так, что ветер зашумел в наших ушах, а воздух словно загустел, и его тяжело было продавливать грудью, несясь, что есть сил, вперед.
   А вслед нам несся обидный, издевательский смех, пакостнее которого я не слышал даже от своей досточтимой прабабушки-алкоголички..."
  
   - Не то ты пишешь, Сцука! Когда зомби станут президентами и председателями парламентов, это нас, простых и благородных самураев будут резать где ни попадя, ибо все силовые ведомства окажутся в покрытых трупными пятнами ручонках зомбиков, - заявила я разочаровавшему меня автору и поплелась на кухню завтракать.
  
   3
   Перекусив на скорую руку - не из-за экономии времени, а за полным отсутствием аппетита, - я притопала обратно к книжному шкафу, держа в руке кружку с кофием.
   И, прихлебывая его, как простой чай, продолжила рыться в трудах зомбиведов.
   С ходу отвергнув с десяток пустышек, я остановилась не небольшой, но насыщенной позитивом и верой в светлое будущее повести Андрона Тесакова "Мы из штрафбата". Вот отрывок оттуда:
  
   "Рейхсканцелярия смердела трупами, фекалиями, порохом и дымами горящего Берлина. Гитлер гнался за нами, сверкая огненными красными глазами. Ни очереди из ППШ, ни две лимонки не смогли остановить чудовище.
   - Шайтан-шайтан-шайтан! - бормотал старлей Курмандыбекханов.
   И с ним были согласны все бойцы нашей штурмовой группы, несмотря на повальный атеизм. Но тут наш политрук - товарищ Абрамович - вытащил из планшета... нет, не гранату, а томик "Краткой истории ВКП(б)".
   Зомби замер, злобно глядя на ее красную обложку, и зашипел на политрука.
   - Во имя Ленина, Сталина и мирового коммунизма, сгинь нацистская нечисть! - завопил Абрамович, ударом томика свалил с ног зеленомордого фашистского главаря и запел "Интернационал".
   Зомби катался по грязному полу, звеня валящимися на нем гильзами, и выл. А политрук пел. Вдруг из ушей Гитлера пошел дым. Еще пара секунд и тело зомби взорвалось. По коридору полетели в разные стороны шевелящиеся кишки, сгибающиеся и разгибающиеся руки-ноги и клацающая челюстями голова фюрера.
   Почему-то она нас настолько насмешила, что все заржали, как лошади. А чего и не посмеяться-то, раз мы все живы, здоровы и молоды, на дворе солнечная весна, а впереди - возвращение домой, счастливая мирная жизнь, девушки в тонких платьицах, и скорая победа коммунизм во всем мире?"
  
   Я представила себя солдатом, гордо раненным пулей в живот. И тут же почувствовала, как бедрам растекается нечто теплое. Встревожено глянула вниз. Слава Богу, это был всего лишь пролитый кофий. Пришлось сходить в душ и поменять треники.
   А потом я взялась за следующую книгу - "Некроиндустриализация-2050" еще одного обладателя нобелевки - Мони Азраилова. Там мне понравилась следующая сценка:
  
   "- Не-е, ты не въехал, Мопед! Даже если у нас на строительстве гастарбайтеры будут пахать только за еду, мы все равно прогорим. И тогда Ахмет нас поставит на счетчик.
   - А кто может обойтись дешевле гастарбайтеров? Бомжи?
   - Бомжам тоже жрать-пить надобно. Да и работники из них никакие.
   - А что делать, Жорик?
   - Брать на работу тех, кто не ест!
   - Балерин?
   - Мертвецов!
   - У, блин!
   - Вот самая дешевая рабочая сила на планете! Хоронить окочурившихся жмуриков - расточительство!
   - Типа, будем использовать трупешники, как бесплатных трудяг?
   - Каково, а?! Подай-ка мне нож, Мопед.
   - Принесем жертву Черным силам!?
   - Не-е, просто хочу накарябать на сарае: "Тут решили поставить мир на уши реальные пацаны из Люберец - Жорик и Яшка Мопед".
  
   Я поначалу рассмеялась, представив себе рожи этих раздувшихся от самомнения эксплуататоров "бесплатной рабочей силы". А потом задумалась.
   Ведь и вправду превращение людей в зомби неизбежный шаг в развитии современного капитализма. И дело даже не в том, чтобы зомби покупали, стимулируя производство, ненужные товары, а в издержках самого этого производства.
   Низкая себестоимость даже при всевластье американского империализма и транснациональных корпораций - страшная сила, против которой бессильны и высокие технологии, и заградительные таможенные тарифы, и кучи золота в банковских подвалах.
   Китайцы все это доказали в миллион раз лучше всех британских ученых вместе взятых, превратив облагороженную кредитами нищету и скопированные технологии в залог бурного экономического роста.
   Я взяла со столика кружку с уже остывшим кофием и осушила оную до самого мутного дна. Потом вытерла губы. И стала разглядывать корешки книг, силясь вспомнить, куда я засунула последний том из серии боевиков-бестселлеров Моти Чертякина "Черные риелторы".
   Эта на сегодняшний день самая длинная в истории мировой литературы сага про зомби - двадцать пухлых томов по тысяче страниц. Мне она понравилась не только динамичным сюжетом и героическими персонажами, но и тем презрительным отношением к ожившим мертвецам, которое проповедует Мотя.
   Остальные авторы относятся к ним с трепетом, отвращением, страхом и даже восхищением. А вот Мотя... Впрочем, лучше зачитаю вам, сестрицы, страничку из одного из томов саги, тем более, что я уже его отыскала и вытащила с полки:
  
   "Пока мы шкандыбали вверх по лестнице, нас сопровождали звуки ударов кулаками по забаррикадированной двери и звон разбиваемых камнями оконных стекол. Зомби бесновались по полной программе и сейчас походили на футбольных фанатов, чья команда по злой воле арбитров, проиграла Кубок чемпионов.
   - Мертвяки пытаются шугануть нас отсюда и перехватить во время бегства, - объяснил Бывалый. - Да ведь и мы не лохи. На разводку не клюнем.
   Мы выглянули посмотреть, что делается во дворе. И смогли рассмотреть в вечерней полутьме мечущиеся по двору вокруг помойки неуклюжие, костлявые тела.
   - Откуда такой энтузиазм у покойничков? - поинтересовался я.
   - Натравили конкуренты, - пояснил Бывалый. - Они как раз позавчера гастарбайтершу-некромантку наняли.
   - Не думал, что работа риелтора так хлопотна.- тяжело вздохнул я.
   - Не делай из жмуриков культа, пацан, - укорил меня Бывалый. - Думаешь, раз зомби, значит, неуязвим и бесстрашен? Все это голимые понты, которыми парят обывателя властелины живых мертвецов. На самом деле зомби - слабаки. Они не в состоянии даже пару километров пробежать за жертвой, ибо их легкие - гнилье.
   - И что мы будем с ними делать? - спросил я.
   - Заловим одного и сожрем.
   - Ты чо!?
   - В плоти зомби есть много полезных веществ. Например, бактерии для кишечника. Заполучив их, ты сможешь переваривать асфальт и даже паленая водка тебе будет абсолютно не страшна".
  
   Каково, сестрицы!? Зацените деловой подход к проблеме! Как говорил один мудрый похититель невест из "Кавказской пленницы", тот, кто нам мешает, тот нам и поможет.
   Я вернула книгу на место и взяла другую - "Детям о зомби" Жоры Вурдулакского. Когда-то оная меня сильно насмешила своей глупой наивностью. Вот цитатка из этого блудняка:
  
   "Запомните, дети: зомби - милые и добрые существа. Из земли никто из них не вылезает. Ожившая братва выходит на улицы лишь из моргов и больниц.
   Второе, зомби не бегают за десятиклассницами с высоко поднятыми руками. Их руки вяло болтаются. Да и ноги-то едва передвигаются, частенько заплетаясь. И тогда зомби падают и разбивают себе носы. Даже первоклашка легко укокошит своим ранцем любого зомби.
   И главное, зомби не убивают живых и не пытаются схомячить их мозги. Ну прикиньте, дети: аппетит к одним мозгам может зародиться только в пищевом центре других. А их-то у оживших мертвяков как раз и нет!
   Живые мертвецы не имеют ничего общего с загоняющими своих жертв в хитрую ловушку коварными героями фильмов ужасов. Зомби добры, миролюбивы и легко приручаются. Я уверен, дети, вы с ними легко подружитесь".
  
   Да, сестрицы, у любого народа есть предатели. Они говорят своим соотечественникам, дескать, подумаешь, нас изгнали с родных мест, зато не убили, если кого-то и убили, то это просто по недоразумению.
   Вот что будет самым страшным для нас - удар в спину, когда на защиту людоедов выйдут миллионы людей по всей планете с плакатами "Руки прочь от зомби!", "Зомбики съели моего папу, но я их все равно люблю!", "Зомби в президенты!", "Расстрелять борцов с зомби, как бешеных собак!" и пр.
   И тогда на защиту зомби встанут всякие там толерастические фонды и прочая античеловеческая тусовка. А вот теперь ответьте мне откровенно, сестрицы, без этих ваших гендерных фиглей-миглей: кто больший враг человечества - тупые людоеды-зомби или ушлые толерасты?
   Все, не надо отвечать, а то соврете. По вашим лицам я уже все поняла. Так вот, и я сама так же думаю. Пусть это пока будет нашим с вами секретом. Но вы теперь знаете, кого мочить в сортире первыми, когда настанет час "Х", и сирены противовоздушной обороны разорвут тишину русских городов. Но - тс-с-с-с! - никому ни слова! Толерастов мало, но они везде!..
   В последнее время развелось до хрена разной ботвы про любовь к упырям, оборотням и прочим людоедам. Один шаг остался до блокбастера, где главным объектов любви очередной смазливой и тупорылой нимфетки станет покоцанный трупным разложением зомби.
   Сотням миллионов девчонок по всему миру дурят головы всякими там "Сумерками". И девчонки верят, что юный и прекрасный упыренок или выкопавшийся из земли труп готов их на руках носить и петь под окном серенады. Тьфу!
   Я вам как специалист по околомогильным биологическим видам ответственно заявляю: не может быть у нелюдей любви! Поймите, оная связана с системным пробуждением совершенно разных отделов мозга, заточенного под эти дела миллионами лет не только биологической, но социальной эволюции.
   Любовь, сестрицы, связана с высшими познавательными функциями серого вещества. В частности, детская или старческая романтическая любовь к особе противоположного пола, но без примеси пошлого секса включает в себя активность отделов коры мозга, отвечающих за самопознание, поиск и анализ сведений о пиплах. Причем кора эта умирает от такой ерунды, как сто грамм метиловой водки или десяток минут кислородного голодания. То есть тело еще может трепыхаться, но мыслить уже не способно.
   Все считают, что развитие глубины и скорости мышления за счет пожирания мяса и использования огня и орудий труда и охоты сделало из обезьянки человечка.
   А я уверена в том, что человечество создала любовь (к людям, а не к пельменям). Ее база - подсознательная установка на бескорыстную помощь чужакам, а говоря пошлым языком научно-популярных фильмов корпорации BBC - альтруизм. И именно оным настоящие живые отличаются от социальных и биологических мертвецов.
   Немало зверушек (даже насекомые!) оказывают друзьям и родным безвозмездную братскую помощь. Бывает, что помогают и чужакам, как, допустим, это делают миляги дельфины. Но это уже редкая штука даже среди млекопитающих.
   Зато среди человеков оная совсем не редка.
   Ученая братия из Института эволюционной антропологии славного города Лейпциг как-то раз провела один забавный опыт (наверняка не ради какого-то конкретного результата, а просто по приколу). Ребята захотели узнать, смогут ли обычные полуторагодовалые немецкие дети догадаться о том, что кому-то нужна их помощь и оказать ее.
   Результат сих опытов над беззащитными карапузами ошеломил всех. Им вполне хватило мозгов, чтобы не только докумекать, что надо помочь незнакомцам, попавшим в беду, но и как это сделать. Дети с веселым писком помогали чужим дядям, еще не зная главного секрета человеческой цивилизации: кто пашет на чужого дядю, тот лох, а пахать надо только на своего.
   А вот взрослых заставить делать добро труднее. И не только потому, что многие из них скурвились уже годам к тридцати. Просто не все хотят считать себя лохами. Но так ли уж плохо ими быть, если подходить к вопросу с точки зрения социальной эволюции человечества? Ведь именно бескорыстная помощь ближнему и создала человечество как цивилизацию, ибо племена, где все жрали друга почем зря просто не выжили в ледниковом периоде.
   У нежити не может быть ни любви, ни сочувствия быть не может, поскольку, во-первых, он себе не хозяин, чтобы засматриваться на красавиц и красавцев или снимать последнюю рубашку, дабы обогреть обмороженного, а во-вторых, зомби переносит на хозяина все остатки своих любовных отношений.
   Кроме того, когда зомби голоден ему не до любви, а когда брюхо набито до заворота кишок, тогда живым мертвецам тем более не до любви - их мучает газовыделение и прочие пертурбации в потрохах.
   Это генетика, сестрицы. И если из ближайшей помойки на лунный свет вылезет упырь и станет клясться вам в любви до гроба, пошлите его в этот гроб недрогнувшей губой, ибо все эти дифирамбы - разводка плотоядного мутанта.
   Вот так-то вот. А вы говорите о влюбленных упырях и зомби. Ха-ха-ха!
   Я поменяла книжку разозлившего меня Живоглота на роман Катюни Страшной "Зомби против наркокартеля". Там я прочла:
  
   "Лишенный уже вторые сутки хорошей травы и поэтому сидящий на измене Шурик, тихо матерясь, ждал в подворотне Магамедыча, сжимая в потном кулаке деньги за дозу дури.
   А вот и Магамедыч. Сегодня цвет его смуглой физиономии больше походил на трупное пятно, а кожа наркоторговца была подобно рубцу на ожоге.
   "С кавказцем что-то не так..." - подумал Шурик, сделав это последний раз в своей непутевой жизни".
  
   Нет, ну какие из зомби борцы с наркодилерами, сестрицы? Это же смешно!
   Как наемных (за кусок человеческой тушки) убийц живых мертвецов еще можно использовать. Тем более что, скорее всего, зомби должны обладать экстрасенсорным обонянием и чуять запах заказанной жертвы за километры.
   А вот бойцами за правое дело зомби не стать. Для того чтобы понять, какие гады эти наркоторговцы и каким дерьмом становятся наркоманы, необходимо четко осознавать, что такое Добро и что такое Зло. Причем не просто осознавать, а бескорыстно (не за кусок мяса, а ради победы справедливости) действовать. И действовать с умом, ибо у мафии длинные руки.
   А какой ум в гнилых мозгах зомби? Как эта гнилушка может различать градации Добра и Зла, если даже не всякий вменяемый человек способен на такое?
   Так что, Катюня меня не впечатлила, как, впрочем, и следующий опус - "Зловещая Атлантика" Дмитро Труповоза. Там мне хватило сил прочесть лишь следующее:
  
   "Серые руки приложились к стеклу иллюминатора и заскребли по нему когтями.
   "Что это за биологический вид?!" - опешил профессор. Но тут он увидал такое, что вся кровь его заледенела, а та, что не заледенела, все равно превратилась в какое-то говно.
   Между серыми руками возникла омерзительная рожа, с распухшими сизыми губами, к которым прилипли водоросли.
   Взгляд зомби обежал салон батискафа. А потом тварь вылупила на профессора свои хитрые плотоядные глазенки, шустро двигающиеся в покрытых язвами глазницах, и нагло подмигнула труженику гидробиологии.
   "Я попал!", - с ужасом понял профессор.
   "Он попал", - догадался ушлый зомби.
   "Он догадался, что я попал!" - ужаснулся профессор.
   "Он врубился, что я догадался, что он попал", - облизнулся зомби".
  
   Вообще-то, сестрицы, Дмитро, сам того не желая, затронул интересный вопрос. И в самом деле, ведь зомби не обязательно должны быть стандартного вида - подобные мумиям кривоногие и криворукие инвалиды, едва передвигающиеся по асфальту.
   Зомби вполне могут быть летающими и плавающими. И довольно шустрыми.
   Прикиньте, сестрицы. Засели вы со снайперкой на крыше высотки. Забаррикадировали все входы-выходы из нее. И ждете, когда на улице появится толпа беспомощных мертвяков, чтобы отстрелить каждому из них башку.
   И вдруг - на тебе! - атака сверху: на вас пикирует стая летучих зомби. Каково, а?
   Или вот еще как может случится. Пойдете вы купаться в океане. А оттуда вас хвать за ногу щупальце.
   Вы:
   - Отпусти меня, добрый осьминог!
   А он:
   - Я вовсе не добрый осьминог, а злой зомби!
   Вы:
   - А-а-а!
   Он:
   - Р-р-р-р! Ням-ням! Вкусняшка!..
   Тяжело вздохнув, достала "Последнего губернского правозащитника" Барсы Упыревой. Там я тоже не нашла ничего заслуживающего внимания, кроме следующего прикольного эпизода:
  
   "Вдруг на веранду вполз депутат облдумы Лепин, убитый бандитами по указанию губернатора еще неделю назад. Подвывая и что-то неразборчиво бурча депутат на четвереньках приблизился к губернатору.
   У того от ужаса волосы встали дыбом даже на тех местах, где никогда и не росли. Ибо тут и самому педальному лоху стало бы ясно: приемную губернатора посетил вовсе не бомж и даже не человек.
   - Отвали, зомби! -- взвизгнул губернатор. - Только дотронься до меня, и я укушу тебя за нос!
   Губернатор широко раскрытыми глазами затравлено следил за приближавшимся к нему ужасом, как студент юрфака следит за выемкой из его кармана полицаями пятиграммового пакетика с героином и трех патронов, понимая, что из гордого, сытого и свободного человека за секунды превращается в завшивленного зэка.
   Зомби вцепился костлявыми пальцами в губернаторские ноги и попытался о чем-то поведать остолбеневшему от страха хозяину области.
   - Конс... конст... конститу... конституция, - наконец смог выговорить живой мертвец.
   Губернатор обмочился и упал в обморок".
  
   Ну не знаю, сестрицы, по-моему, иррациональный страх человека перед живыми мертвецами сильно преувеличен пиндосским кинематографом.
   Не верю я, будто русский мужик - даже в трезвом виде - обосрется со страху, увидев какого-то там зомби. Вот налогового инспектора - это да. Группу омоновцев в масках - тоже да. А какого-то там вонючего зомби, еле ковыляющего по паркету - нет, не испугается.
   А вот полсотни страниц из книжки Параскевы Упыревой "Некробиологи-1. Начало великого пути" я прочла с удовольствием. Особенно понравилась следующая сцена:
  
   "Собравшиеся в лаборатории студенты офигели по самые гланды, а оживший покойник мерзко прокаркал им:
   - Скорее убейте меня, пока я всех не перекусал! Хорош говно жевать, придурки! Убейте меня по-быстрому!
   Я сняла с ноги сапог и попробовала упокоить его ударами воскресшего мертвеца. Безрезультатно!
   Тогда мы начали обливать зомби всякой хренью, что стояла на полках лабораторных шкафов. Последним облил зомби наш уральский самородок Вася по кличке Алкаш.
   И сразу же тело зомби разложилось. И теперь на каталке лежала отвратительная, гниющая масса.
   - Ты чем его облил? - спросила я Васю.
   - Ептыть! - воскликнул он, посмотрев на наклейку на колбе. - Да это ж моя моча! Меня Машка попросила им для лабораторки по анализам отлить четверть литра... А перед этим я напился освященной водички. Мы с празднования Блаженного Алекса Юстаса целую канистру притаранили.
   Мы все с восхищением посмотрели на Васю".
  
   После Параскевы я прочитала пару десятков страниц из "Два зомби и собака" Никеши Гробового. Ничего романчик. Особенно вот это понравилось:
  
   "Наш Бобик от души облаял колдунов, но кусать их не рискнул. Видимо, побрезговал.
   Из тьмы к нам с Пашей шагнуло некое грязное чмо в лохмотьях под видавшим виды плащом и, крепко схватив каждого из нас за правую руку, потащило к алтарю. Одурманенные заклинанием чернокнижников мы послушно, как коровы на бойню, последовали за чмырем, матеря его в спину и показывая ему фак указательным пальцем левой руки.
   Чмырь подвел нас к алтарю, и в свете горящих на нем эльфийско-бирюлевских иероглифов нам удалось разглядеть харю провожатого - мертвеца с дыркой во лбу, откуда сочилась тухлая слизь.
   - Не падайте духом, пацаны! - усмехнулся живой мертвец, заметив нашу реакцию на свою морду. - Умирать совсем не страшно. А вот ожива-а-а-а-ть... Хи-хи-хи-хи-хи!"
   Мы с Пашей поежились, а Бобик, основательно пометив алтарь, протяжно завыл".
  
   А вот интересно, сестрицы, если кто из нас превратится в зомби, то как на это отреагируют наши домашние питомцы - собаки, кошки, хомяки и прочие канарейки?
   В принципе, большинство из них ориентируются на запах больше, чем на слух или зрительную картинку. Так что будьте осторожнее и смотрите, как бы вам в ногу не вцепились мертвой хваткой ваш драгоценный Бобик вместе с нее менее драгоценным Мурзиком и морской свинкой Анджелиной.
   Напоследок решила полистать "Сказание о Темном Пацифисте" Изи Проклятушкина и "Крах нью-йоркской биржи" Абдулы Ротшильда. Ничего так. Без философии, зато с лихо закрученным сюжетом.
   Вот отрывок из первой книги:
  
   "Дикий холод... Мыкола почувствовал себя соплей, замерзшей на сибирском морозе. Сознание превращалось в лед. Лед превращался в ничто.
   Но тут чей-то голос произнес:
   - Пятая ступень Великого осквернения достигнута. Обряд идет в штатном режиме. Все положенные по Договору с Сатаной для священников Черного клира ритуалы проведены. Во имя Антихриста, его отца Люцифера и Темного духа восстань из мертвых Мыкола!
   Вдруг слух у Мыколы враз обострился. Он услышал, как под полом церквушки шуршат крысы, а в костре потрескивают православные иконы.
   Мыкола открыл глаза. Перед ним стоял одетый в черную сутану колдун с горящими багровым светом глазами, над которым кружились крылатые бесы. Еще трое бесов в углу с азартом резались в карты.
   "С чего меня так торкает-то? - удивился Мыкола. - Может, это белая горячка?"
   - Нет, отрок, то не белая горячка, - прояснил ситуацию черный колдун. - Тебя срезала пулеметная очередь ополченца. А я воскресил.
   - Зачем? - насторожился Мыкола.
   - Пора завязывать с войной, иначе некому будет вступать в воинство Антихриста. Иди в Киев и перекусай зачинщиков бойни. Отныне имя твое - Каратель.
   "Ну держитесь, милитаристы! - проревел ощутивший дикий голод и ненависть к войне Мыкола, с чьих клыков стекала густая слюна. - Миротворцы пленных не берут!"
  
   А вот кусочек из второй книги:
  
   "В огромном зале фондовой биржи в лужах крови валялось более трех сотен сильно покоцанных трупаков. А еще там были тела тысяч непонятно откуда взявшихся собак, тронутых разложением.
   На подземных этажах биржи были обнаружены просторные залы, где брокеры проводили мерзкие кровавые обряды. Там представитель Всеамериканского клирингового епископата, монсеньор Мойша Благочестивый, хорошенько бухнув, дабы не обгадиться от страха, провел обряд изгнания нечистой силы.
   А затем позванный сюда взвод городского гарнизона охотников на привидения уничтожил из огнеметов все останки живых мертвецов. Потом по приказу нью-йоркского мэра саперы взорвали всю биржу ядерным фугасом.
   Но даже этого показалось мало трясущимся от страха евро-американцам. Поганое место залили бетоном и запретили там ходить под угрозой электрического стула.
   С тех пор горожан больше не тревожат гуляющие по улицам зомби и дикие собаки. Зато стало привольно жить кошакам. Они в марте так громко орут и дерутся меж собой, что не дают спать уличным бомжам. И те пишут на туалетной бумаге жалобы в ООН, благо с посланием в руке до ее офиса можно легко дойти пешком".
  
   "Оптимистичненько так, особенно про ядерный фугас", - подумала я.
   И действительно, сестрицы. Ведь атомной бомбой можно замочить не только зомби, но и даже черных магрибских колдунов. Так что у человечества еще не все потеряно.
  
  
  
  
  

ГЛАВА 3 ПЕРЕСТРЕЛЯТЬ ВСЕХ!

  
   1
   Почитав разную хрень про зомби и выпив еще литр кофия, я к вечеру почувствовала себя готовой к великим делам.
   Я подошла к окну. И посмотрела на манекены в бутике. Они пока стояли на месте и всем своим видом говорили прохожим: "Мы вовсе не живые мертвецы. Мы не грызем по ночам спящую по кустам алкашню. Мы вообще просто стоячие чучела".
   "И вот как с такими прикинувшимися ветошью чудовищами воевать? - подумала я. - А как с ними воевать, когда перестанут притворятся всяким хламом?"
   Да, сестрицы, тут было ради чего пораскидывать мозгами, пока их мне еще никто не выгрыз. В конце концов, ведь я же смогла найти выход из практически безнадежного положения, в коем очутилась, войдя в "ИNФЕRNО".
   Что я имею из плюсов? Знание легкого оружия всех времен и народов. Бердышом орудую не хуже стрельца из полка царя Алексея. Могу с закрытыми глазами собрать-разобрать с десяток видов автоматов и пистолетов.
   Что еще? Знание истории войн и партизанской тактики. Пожалуй, я смогла бы возглавить роту, а то и целый батальон, и он бы выжил даже в глухой тайге.
   Плюс ко всему - имею патологическая ненависть к зомби и их пособникам среди живых... Странно, жизнь меня как будто специально готовила к грядущим разборкам с нежитью. Детские страхи сделали из меня потенциального истребителя ополчившихся на мирных обывателей зомби.
   Вопрос: а ополчатся ли они?
   Пожалуй, ополчатся. Ведь мутации - штука тонкая. Ген сюда, ген туда. Плейотропия, помноженная на лабильность и амплификацию, перехреначит нуклеотиды.
   И вот вам, экологи-биологи, сюрпризец - бац! - мирные, добрые и пашущие на хозяина по 24 часа в сутки зомби перерождаются из зомби-рабов через пяток лет в зомби - кровожадных тварей. И тварей не простых!
   Эволюция среди зомби, уверена, пойдет двумя путями. Меньшинство будет шустрыми и хитрыми бесами - они будут командовать армией мертвецов. А большая ее часть превратится в демонов - станут наращивать массу, отращивать когти и клыки, мышцу качать. Такие модернизированные жмурики будут способны стены прошибать и разрывать ручищами стальные двери.
   Мне вдруг показалось, что манекены глядят на меня горящими красным светом страшными глазами и скалят свои пасти с длинными клыками.
   "Бабки есть, надо хотя бы прикупить ружьишко, что ли, - подумала я, быстро закрыв окно. - Вырваться из Москвы станет намного легче. И тогда уже будет неважно, кто станет охотится за моим скальпом - зомби или Пал-Никодимыч с Прушкиным. Всех убью, одна останусь".
  
   2
   Я оделась в униформу, в которой моталась на пентбол. Провела черным гуталином по физиономии. Скорчила ею брутальное выражение. С чувством пропела "Небо славян". Прошлась по комнате походкой Милы Йовович из четвертой "Обители". И почувствовала себя готовой для великих дел.
   Первым из них было - обналичить баблосы и купить огнестрел, чтобы при бунте московских зомби можно было пробиться в наш "Кольчужник", который станет временной базой сил сопротивления России живыми мертвецами.
   Сняв с помощью банкомата приличную сумму с моего неприлично разбухшего счета, я направилась в оружейный магазин. По дороге остановилась у витрины бутика и хмуро оглядела стоящих там подозрительных манекенов. Мне показалось, будто один из них шевельнулся.
   Я не стала жмуриться и трясти головой, а решила, что, раз уж чем-то у Хорькоффа в офисе надышалась, тогда, пользуясь случаем, надо глюкануть на полную катушку. Вместо попыток сбросить с себя наваждение я решила, наоборот, углубить его. И обратилась к манекенам с вопросом:
   - Ну не станете же вы вместо собачьего корма живых человеков кушать? Вам лучше будет просто поработить нас - мы вам любую жратву достать сможем. А может, вы уже правите нами? Колитесь!
   Манекены колоться не стали. И видимо, побоявшись разоблачений, перестали выпендриваться и напустили на себя вполне невинный вид - безликих и бездушных кукол.
  
   3
   Увы, ни пулеметов, ни гранат в магазине "Оружие & средства самообороны" не имелось. А жаль, ведь я сюда наведалась с туго набитым наликом пакетом и пустыми баулами вкупе с рюкзаком, собираясь нехило так прибарахлиться.
   Всяческие демократизаторы, телескопчики, слепперы, а также выкидухи, финки, кинжалы и тесаки и прочую не шибко убойную шнягу я окатила презрением с высокой колокольни.
   Не только на фронте, но и в быту от такой шняги толку мало. Тот, у кого руки не из задницы растут, может легко обойтись без этой мути, подобрав по дороге валяющийся обрезок арматуры или превратив в заточку обычный сварочный электрод на наждачном круге.
   В мирное время ножик, как учил меня Толик, нужен только для чистки картошки, а для боя в темной подворотне надо уметь использовать подручные средства. Случись что, всегда отмажешься: мол, отбился от хулиганов валявшейся под ногами ржавой железякой. А как ты отмажешься, ежели при тебе обнаружат тесак вместе кассовым чеком на него и с магазинным ярлычком на рукоятке? Скажешь, мол, нашла под кустом и несла сдавать в ментуру, чтобы детишки не нашли и не поранились?
   Впрочем, сестрицы, что такое для зомби удар арматуриной или укол заточкой? Да ничего! Ходячий жмурик даже не поморщится от такой ерунды. Он лишь проревет, роняя фиолетовые слюни: "И это все, чо ты могешь?!", - и тут же вгрызется в твою сочную ляжку.
   Так что, сестрицы, на битву с живыми мертвецами нужно идти с нормальным огнестрелом. Однозначно!
   И я направилась в секцию охотничьего гладкоствола и всяческих карабинов.
   Там я увидела великолепные в своей смертоносной красоте штучки от Benelli, Merkel, Fabarm, Browning, Remington и прочих благородных оружейных кланов, а также отечественны "тигры", "сайги" и прочие "лоси" и замерла на месте от восторга. И стояла минут пять, открыв рот, обозревая богатую коллекцию стволов, из которых можно было перестрелять всех взяточников в России. Да еще, пожалуй, хватило бы запаса прочности у стволов и патронников еще и на промышляющую кумовством, родством, землячеством и местничеством братву.
   Ко мне незаметно подкрался сзади... нет, сестрицы, не маньяк-убийца, а продавец с болтающимся на шее, как у аккредитованного на супер-пупер конференцию журналиста, бейджиком, свидетельствующим (а то мало ли, вдруг не поверят на словах), что передо мной некий "консультант по продажам", а по-простому - продавец.
   Оный вежливо осведомился:
   - Чего желаете, сударыня? Травматику? Шокеры? Газовые баллончики?
   - Думаете, сударь, травматика против зомби проканает? - презрительно усмехнулась я, словно смотрящий на размахивающего игрушечной сабелькой карапуза седоусый ветеран, прошедший обе русско-чеченские войны.
   - Против зомби и шокер бесполезен, - мудро заметил продавец.
   - Во-во. А потому, сударь, мне нужен автомат, пара пистолетов девятого калибра, боеприпасы к ним и пяток гранат. Огнемет у вас тут имеется?
   - Огнеметов и гранат нет. Остальное предоставим... У вас разрешение есть?
   "Легче с черными археологами договорится, чем тут легально купить что-либо путное", - с тоской подумала я. Но тут же собралась духом и выпалила:
   - Конечно же, есть! О, мой га-а-д! Дома оставила. В тумбочке - в среднем ящике рядом с лицензией на отстрел нежити.
   - Тогда ничем не могу помочь. Возьмите лучше аэрозоль с перечным газом.
   - А кто может помочь хрупкой охотнице на зомби?
   Я сунула пачку денег в карман пиджака продавца. Тот задумался.
   - Чес-слово, я не из органов, - подмигнула я со значением, которого сама толком не поняла.
   Продавец скользнул взглядом по моей испещренной таинственными гуталинными письменами и утомленной тяжелыми думами о спасении человечества мордашке и кивнул, соглашаясь с какими-то своими мыслями (наверное, это было что-то вроде "Иначе эта чокнутая от меня не отвяжется" или "Да ее все равно там на хрен пошлют", а возможно, и то, и другое).
   - Вижу, - сказал продавец, снова пройдясь взглядом по гуталину у меня на скулах. - Вы я явно из другого места.
   - Ну так как же, многоуважаемый сударь, мне решить мою маленькую проблему?
   - Ходят слухи, будто нужные Вам люди, сударыня, имеет место быть возле "Киевской" - выход со стороны вокзала, повернуть налево.
   Продавец пощупал толщину сунутой мной в его карман пачку.
   - В общем, пишите адресок, сударыня...
  
  
  
  
  

ГЛАВА 4. БУДУ ДРАТЬСЯ!

  
   1
   В какой-то архиподозрительной, полутемной, вонючей халупе возле Киевского вокзала я, к своему величайшему изумлению, без особого труда приобрела у лиц, называвших себя "честными бухарскими цыганами", довольно приличного качества "калаш" и патроны к нему, а также осколочные гранаты.
   Большего, чтобы пробиться из столицы в Подмосковье сквозь толпу голодных зомби, на мой взгляд, мне не требовалось.
   Ведь, в конце концов, даже если зомби перекроют вокзалы и дороги, то все равно останется немало тайных тропок для отхода.
   Еще я прикупила себе, типа, катану. Ибо японцы своими онаниме давно доказали, что на бой с нежитью девушка должна идти с катаной за плечом. Моя версия катаны представляла собой поделку из драгунской шашки, к вкоторой была присобачена длинная и толстая рукоять. На вид поделка была так себе. Зато в отличие от магазинного новодела она имела клинок из правильной стали.
   "Честные цыгане", капая алчной слюной на мой пакет с баблом (а его немало осталось после покупки оружия), дружно уговаривать меня до кучи затариться еще и наркотой. Дескать, без марафета ты, девка, много не навоюешь и в Валгаллу ни за что не попадешь.
   Большого желания попасть в Валгаллу я не проявила. И "бухарская" братва начала ненавязчиво наезжать. Я попросила оружейных баронов оставить меня в покое, ибо своими пошлыми приставаниями они настолько изгрязнят себе карму, что ихний бог навсегда наделит супостатов самыми паскудными родовыми проклятьями.
   Мне попался народ довольно суеверный. Ребята сильно поморщились, услышав о проклятьях. И даже убрали руки с ручки моего пакета. Сели, закурили травку. Но, один фиг, продолжали пожирать меня назойливыми взглядами.
   Тогда, чтобы отвязаться от назойливых торговцев, я сообщила им, что беру оружие не для себя, а для известного ближневосточного боевика, улетающего сегодня эксклюзивным рейсом на грузовом самолете из Москвы в Лондон, дабы завалить там десяток российских олигархов, вовремя не проплативших пацанам из "Халифского шахидата" очередной спонсорский транш.
   "Бухарцы" дружно захихикала, не поверив моему вдохновенному рассказу.
   "Тогда пеняйте на себя, убогие!" - подумала я
   Пришлось изобразить психопатку. Я схватилась за рукоять катаны (чуть не вывихнув локтевой сустав). И проорала на арабском языке единственную фразу, которую я знала на этом языке (один студент из РУДНа научил): "На Бога надейся, а за ишаком приглядывай!"
   Слава Богу, мнимые "бухарцы" арабского не знали. И моя фраза произвела на них сильнейшее впечатление, поскольку им явно не климатило связываться с ближневосточными террористами, которым, как доказали британские ученые, предстоит в скором времени нагнуть весь Юг и поставить раком Запад.
   До полноты впечатления я подпрыгнула несколько раз, размахивая руками и вопя всяческую белиберду: "Аль мамелюк сарай! Ибн шаурма кебаб! Бигбен шолом абрек!"
   Испуганные оружейные бароны тут же прекратили впаривать мне драгсы и дали спокойно уйти, проводив взглядами, теперь уже полными респекта и уважухи.
  
   2
   Из логова оружейных баронов я, сгорбившись под тяжестью оружия и боеприпасов, направилась к вокзалу, где свалила в камеру хранения два тяжеленных баула с патронами и гранатами, оставив себе только чуток того и другого на всякий пожарный случай. В принципе в "Кольчужнике" имелись боеприпасы с моему "калашу", но запас карман не тянет.
   Теперь (после того, как я наладила каналы поставок оружия, закорешившись с оружейной мафией) пришла пора подумать об организации широкомасштабного сопротивления зомби, если те вдруг ненароком взбесятся и станут кусаться.
   Первыми в моем списке будущих соратников по борьбе с обезумевшими зомби стояли фамилии Толика и всех остальных пацанов из "Кольчужника".
   А у меня в воображении соорудился кадр будущей исторической хроники. Я - вся такая из себя Жанна Дарк - стою впереди рыцарского войска. И указываю мечом на миллионную толпу зомби, воющих от ярости и голода. И повинуясь моему жесту, многотысячные колонны закованных в броню воинов идут колбасить чудовищ, крича: "С нами Ника! С нами победа!.."
   Я отошла на пару километров от вокзала и, оглядев окрестности на наличие отсутствия "хвоста" (уж больно недоверчиво смотрели на торчащее из моих балов и рюкзака оружие вокзальные менты, когда я им втирала, что все это, типа, муляжи), связалась с Толиком.
   Поднеся мобильник к уху, я застрочила, как пулемет:
   - Толик, прости. Была не права, исправлюсь. Уже исправилась. Ты знаешь, какая я теперь хорошая? О-о, ты даже не представляешь!
   - И не хочу ничего представлять, - сказал Толик и отключился.
   - О, мой га-а-д! - простонала я. - За что мне все это?! За что-о-о-о?!
   Но я быстро взяла себя в руки и, ехидно ухмыльнувшись, покачала головой и прошипела:
   - Не-е-ет, братан, сегодня тебе от меня не отвертется!
   Я снова позвонила Толику и с укоризной в голосе произнесла:
   - Злопамятный ты, старик. А это неправильно. Мужчина должен быть великодушен к дамам. Все мы можем ошибаться...
   Толик снова отключился.
   - Вот ведь засранец! - выругалась я - Даже не выслушал до конца, мурло бибиревское.
   Но от меня, как вы уже наверняка поняли, сестрицы, не так-то просто отвертеться. И я снова позвонила Толику.
   - Ну? - недовольно произнес он.
   - Не отключайся! - завопила я.
   - Тогда кончай эти ля-ля тополя.
   - И вовсе не "ля-ля, тополя"! Я по делу.
   - Да иди ты...
   - Не ругайся на даму!
   - А ты забыла, как...
   - Не вспоминай!
   - И чего ж хочет "дама"? - похоже, Толика ошеломил мой напор.
   - Надо с братвой из "Кольчужника" перетереть секретную тему, - произнесла я тоном шпиона-нелегала, обложенного наружкой неприятельской контрразведки.
   Толик расхохотался - нагло, грубо и бесцеремонно
   - Хватит ржать! - почти не обиделась я. - Это вопрос жизни и смерти множества людей. На кону - судьба мира!
   Краем глаза я заметила, что метрах в пятистах от меня гаснут огни уличных фонарей и рекламные вывески, и удивилась: "Странно, солнце заходит, темнеет, а они освещение вырубают".
   - А конкретно? - спросил Толик.
   - Возможно, скоро начнется крутая бойня и понадобится умение рубить мечом и палить из пушек.
   - Ты сошла...
   - Не сошла!
   - Тогда, вероятно, слишком...
   - Не пила!
   - Значит, просто...
   - Не прикалываюсь!
   - У меня нет времени на...
   - Знаю!
   - А с чего ты взяла, что нач...
   - Британские ученые доказали!
   - Мля...
   - Ну паза-а-а-ласта!
   - Давай через неделю эту тему перетрем. Сейчас некогда - реконструкцию репетируем.
   Я понимала, что нам с Толиком как раз и нужна была неделя, чтобы соскучится друг по другу и возобновить отношения, типа, на новом уровне взаимопонимания. Но у меня не было этой лишней недели, сестрицы. Силы Зла в любой момент могли нанести удар по беззащитному человечеству!
   И я, вспомнив часто применяемую героинями любовных романов уловку, решилась на самый подлый и гнусный обман в своей жизни.
   - Толик, возможно, я в положении, - прошептала я и хлюпнула для убедительности носом.
   - Это как? - насторожился Толик.
   - Ну, типа, у нас с тобой как бы может появиться... Ну ты понимаешь.
   - Ни фига я не понимаю! Черт с тобой, Ника! Давай забьем стрелку на завтра. Жду тебя в обед в своем офисе.
   - Спасибо, Толик! Я тебя тоже очень люблю!
   - Ну-ну.
  
   3
   Закончив беседу на столь позитивной ноте, я положила мобильник в карман и бодро зашагала по улице, ничуть не смущаясь тем, что вдоль нее продолжали гаснуть фонари, а во дворах сгущалась тьма (а пора было бы уже и насторожиться!).
   Мимо меня шагала толпа чиновников. Они вышли из какого-то учреждения, название которого на табличке у подъезда я не смогла в потемках рассмотреть.
   Несмотря на то, что у этих бюрократов были совершенно равнодушные лица и пустые глаза, у меня на чисто интуитивной основе возникло подозрение, будто ребята с огромным сожалением покидают кабинетные пенаты.
   "Они уже почти зомби, - подумала я. - Работа дала им все - самоуважение, деньги, дружбу коллег. А дальше - больше: в погоне за прибылью работодатели обяжут их вставлять себе "Новую эру". Более того, чтобы добиться больших успехов, ее станут вставлять себе самые трудудолюбивые, амбициозные и талантливые пацаны и девахи. Вся интеллектуальная, финансовая и политическая элита станет зомбярами. Некому будет вовремя предупредить человечество об опасности зомбификации и повести его на бой против нее. И что тогда? А тогда наступит эра зомби, которые станут ломать руки таким хрупким девушкам, как я".
   Вообще-то, сестрицы, не такая я уж теперь и хрупкая. Такое ощущение, что с детства судьба готовила меня к битвам с зомби. Я умею распознать признаки мертвечины у еще бегающего и прыгающего народа. Владею рукопашкой. Фехтую даже на вилках. Могу отремонтировать холодное оружие и огнестрел. Палю из всего, что может стрелять.
   Чую, пригодится мне такая подготовка. Ведь что может произойти? А может произойти следующее. Все быстро смирятся и с черными глазами, и с заиканием, и запахом. Несколько месяцев пошумят СМИ, а потом зомби станут восприниматься как нечто обыденное. И придет день, когда беззаботное человечество поплатится за такое легкомыслие.
   Я представила себе, как в один прекрасный день эти бредущие мимо меня канцелярские крысы высыплют, как полчище тараканов, из своего учреждения и разбегутся по близлежащим улицам, лопая на ходу женщин и детей, кошек, птиц и даже насквозь проспиртованных дворовых алкашей.
   "Ну что, Ника, - обратилась я к себе, - хошь, не хошь, а придется тебе, дорогуша моя, самой взяться за надзор за живыми мертвецами. Надеюсь, Толик и братва из "Кольчужника" помогут".
   Так что, гнусные зомби, не советую вам особо резвится. Я буду следить за вами. Дайте мне только повод, и я объявлю вам войну - беспощадную и жестокую.
   На эту войну я подниму лучших представителей нации - лучших воинов, лучших стратегов, лучших тактиков, лучших оружейников, лучших инженеров и ученых.
   Я мобилизую всех, кто хочет, умеет и может сражаться. Танкистов и летчиков. Снайперов-дельтопланеристов и боевых прапорщиков-водолазов. Полицию с собаками и чоповцев с коллекторами. Семейных экстремалов и почтенных маргиналов. Белое священничество и черных археологов.
   Я мобилизую тех, кто не хочет, не умеет или не может сражаться. Женщин, стариков и детей. Белобилетников и пацифистов. Дистрофиков и больных ожирением. Алкоголиков и наркоманов. Экстрасенсов, знахарей, магов и колдунов. Деятелей шоу-бизнеса любых ориентаций. Скрипачей, саксофонистов и балалаечников. Городских сумасшедших и тех, кто на великах и детских самокатах давит собак и детей на тротуарах.
   Я мобилизую даже полное отребье - взяточников, откатчиков, растратчиков, отъявленных сатанистов, мнимых целителей и прочих аферистов, нацистов-интернационалистов и космополитов-фашистов, гомофилов-педофобов и педофилов-гомофобов, а также прочих растлителей жирафов и насильников бородавочников. В качестве пушечного мяса в битвах с нежитью нам и такое дерьмо пригодится.
   Все нефтепродукты мы пустим на производство напалма. А чтобы отсутсвие топлива для бронетехники нам не мешало, мы создадим своего рода двуногую кавалерию. Крупные мужики и бабы в стальных доспеха посадят на себя мелких пацанов и девчонок, вооруженных огнеметами, двуручными мечами и секирами.
   С такой высоты мелкие будет удобно жечь и рассекать зомбей, а те обломают зубы о доспехи "лошадок".
   Более того, такие ходячие бронекрепости будут обладать повышенной мобильностью. И от этой кавалерии нового типа мертвякам не удастся скрыться нигде - ни в подвалах, ни на чердаках. Везде нежить будут поджидать остро отточенное лезвие меча и секиры или смертельная доза напалма.
  
   4
   Издалека до меня донеслась мелодия флейты.
   "Неужели Дудочник уже и сюда перебрался, вот шустряк", - я обернулась, чтобы увидеть флейтиста.
   Но не нашла его. Зато заметила медленно надвигающуюся на меня тьму. В ней мелькали светящиеся бледно-алым светом силуэты жуткого вида тварей. А потом появились багровые огоньки глаз зомби-собак и послышалось их угрожающее рычание.
   Я огляделась по сторонам. Народ куда-то рассосался и рядом не осталось никого.
   "О, мой га-а-д! Неужели началось!?" - растерялась я.
   Где-то неподалеку раздался жуткий вой. Выло не меньше десятка существ, которые явно были голодны, но покамест боялись выйти на солнечный свет, чтобы добыть себе пропитание.
   - Ну уж нет! - проговорила я сквозь стиснутые зубы. - Хватит! Задолбало бояться! Буду воевать! Недаром же я готовилась именно к этой войне. Держитесь, падлы! Хрен вы нас запугаете! - крикнула я во тьму и шагнула навстречу ей.
   И наполнила я свой дух отвагой и решительностью. И взглянула в зеркало, стоящее на витрине магазина. И увидела в оном себя - настоящую валькирию, за спиной которой висел рюкзак с расстегнутым верхним клапаном.
   Из рюкзака торчали крест-накрест: ствол "АК-74" со стертым воронением и рукоять, типа, самурайского меча. А позади - прямо над моей бедовой головой, - словно гигантский нимб, сиял красновато-золотой диск восходящего солнца.
   "Какая же я, блин, крутая! - подумала я. - Еще день назад тряслась от страха в тубзике, а теперь готова рубить нежить в капусту. Расту в собственных глазах. Глядишь, и другие меня оценят. Если выживу, конечно".
   Я сбросила на асфальт рюкзак. Достала из него пару гранат "Ф-1". И начала распрямлять усики на предохранительной чеке первой из них. Но потом оставила гранаты в покое, решив показать неприятелю, насколько я его не боюсь и даже презираю.
   "Нет, - подумала я, - перед началом войны с зомби надо не гранатами кидаться, а поначалу как-то символически отразить тот глубокий философский смысл, который придаст этому противостоянию то, что первым бойцом армии человечества, грудью встретившим обрушившийся на него вал нежити, стала скромная, хрупкая девушка-красавица (то есть я), а не батальон шкафообразных громил-спецназовцев".
   И тогда я гордо расправила плечи, задрала подбородок и, презрительно улыбаясь наступающей тьме, показала ей средним пальцем дерзкий фак, вызывая на бой всех зомби мира, и хрипло произнесла:
   - Да, я всего лишь беззащитная хрупкая девушка. Но легче вам, суки, от этого не станет! Пленных брать не стану! Буду мочить всех!
   А если и меня замочат - не страшно. Мое место в строю займут новые герои, ведь ими никогда не оскудеет Русская земля.
   И ответственно заявляю: в отличие от всех прежних войн, когда женщины сидели в пещерах, землянках, подвалах и бомбоубежищах, на этот раз представительницы прекрасного пола выйдут на поле боя, дабы сражаться с живыми мертвецами. Клянусь в том здоровьем П.П. Прушкина, если, конечно, его еще не сожрал превратившийся в зомби Пал-Никодимыч.
   И будьте уверены, пока парадом наших войск командую я, победа обязательно будет за нами. Готовьтесь к войне, сестры и братья! Она не за горами! Она даже не за соседними домами! Она уже на вашей улице! К оружию!
  

Смеркалось...

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ЭПИЛОГ

  
   Больше всего на Гиперионе маленькая Анечка любила закаты. Когда оба солнца класса GV заходили за горизонт, небесные тела окружающего планету астероидного пояса начинали искриться отраженным солнечным светом, словно жемчужное ожерелья.
   В такие минуты Анечка любила мечтать о том, как станет известной исследовательницей загадочных планет.
   Глядя на сияние астероидов, девочка представляла себе, как будет копаться в развалинах храмов, оставшихся от неведомой расы. В своем мире грез девочка гонялась в джунглях за бессмертными хищниками-телепатами, помнящими еще своих древних создателей, и преследовала на звездолете подлых космических пиратов, а догнав, доводила суровых нарушителей галактического права до слез раскаяния, объяснив им всю неправильность их прошлого образа жизни.
   Окунаясь с головой в мир своих детских фантазий, Анечка забывала обо всем. Вот и на этот раз, замечтавшись, девочка не заметила, как к ней подкрался вылезший из пещеры старый голодный зомби.
   - Да отвяжись ты от меня, старая кляча! - прохрипела Анечка, вырываясь из захвата зомби. - Скажу бабушке, и она вас всех в этих пещерах упокоит.
   Девочка разозлилась не на шутку, провела борцовский захват и бросила зомби через бедро. А затем наступила ему на сине-зеленое, мерзкое лицо и долго, с наслаждением слыша, как хрустят под подошвами ее маленьких сандалий хрящи вражеского носа, топтала голову людоеда.
   Попинав минут десять тело повергнутого врага, довольная собой Анечка вприпрыжку помчалась домой, слыша, как за спиной обиженно воет покалеченный мертвец.
   - А нефиг к маленьким приставать! - гордо задрав нос, ответила на этот вой девочка.
   А потом она запела чистым, ангельским голоском:
  
   Порубаем в капусту, чтобы не было грустно
   Всех оживших поко-о-йничко-о-о-в!
  
   Нельзя не признать, что девочка выросла достойной внучкой своей великой бабушки - Ники Лодзеевой, основательницы Всепланетарной Антизомбической Коалиции и первой обладательницы галактического ордена "За заслуги перед человечеством".
  
  
  
  
  
  
  

К

О

Н

Е

Ц

  
  
   Это пока что лишь черновик романа. После капитальной доводки опубликую к началу 2019 года чистовик. Чтобы не путать со старыми, выходившими под названием "Одна против зомби" набросками романа, которые были, скорее, циклом публицистических и юмористических материалов, я переименовал сей вариант (уже более-менее литературно обработанный) в "Одну против зомбей".
  
  
  
  
  
  
  
  

186

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"