Аннотация: Сказка для детей 11-12 лет. Является продолжением сказки "О чём молчит ягодный тис" из серии "Настёнкины сказки".
Настёнкины сказки. Сказка 4.
Наследие Сальватары.
Часть 1. Гонец.
От стены отделилось лёгкое золотое облако. Оно словно вытекло сквозь стены и повисло в воздухе на уровне глаз Сальватары. Облако стало сгущаться, превращаясь в приземистую скрюченную шерстяную фигуру. Из фигуры выросли уши, а снизу появился длинный облезлый хвост. Облако щёлкнуло, треснуло и рассыпалось фейерферком золотой пыли. Старый крыс в поношенном бархатном фраке и золотых туфлях, из которых торчала серая комковатая шерсть, склонился в почтительном поклоне перед ведьмой. Кружевное жабо с огромной сапфировой брошью украшало его тощую обвислую облезлую шею. Сальватара скривила свои старческие губы в брезгливой ухмылке:
- Гонец..., - прошептала она, - значит... пора.
- Велевель пожелал передать этот золотой сосуд тебе, Сальватара, и напомнить о сделке.
Крыс расшаркался мохнатыми лапками, золотые туфли сверкнули в скупом отблеске восковым ароматических свечей. Сначала в воздухе растворились уши, затем крыс начал таять на глазах, весь превращаясь в золотую пыль. Последним исчез облезлый хвост, чуть задержавшись в окружающем пространстве, затем и он утонул в воздухе, растворившись в мелкодисперсной блестящей золотой пыли. Золотой сосуд, как страшное напоминание Велевеля, стоял на резном столике из красно-оранжевой вишни. Маленькая куница вынырнула из-под полы ведьмы и смачно чихнула: золотая пыль долго кружилась в воздухе, обволакивая все предметы вокруг, покрывая тонкой прозрачной вуалью её кожаный влажный носик.
- Госпожа, что же будем делать? Может, ну её, эту вазу? Вон, в колодец спустим, как и не было её вовсе..., - куница взглянула на Сальватару большими влажными глазами, чёрными и глубокими, как ночь, как чёрная смородина. Её умные глазки пробуравили ведьму и жалостливо влажно моргнули.
Сальватара иронично улыбнулась, ласково потрепав куницу между ушами:
- Убрать с глаз долой этот золотой сосуд можно, но это всё равно, что обмануть самого себя. Велевель напомнил о расплате. Сосуд, равно как и песочные часы, уже начал отсчёт моего времени жизни. Жизнь на излёте, чем темнее золото на сосуде - тем меньше времени мне остаётся, - Сальватара тяжело горестно вздохнула, - я в конце пути. Что дальше делать без меня - ты знаешь.
Ведьма подошла к зеркалу жизни, тому самому, за которое она перешагнула рука об руку с Феодосием. Зеркало преданно служило ведьме очень многие годы. Маленькая куница шустро юркнула вслед за госпожой. Перед ними стали разворачиваться видения прошлого, как яркие красочные картины с участием Сальватары в разные периоды её жизни.
- Человек перед смертью видит самые яркие мгновения своего прошлого, начиная с самого своего детства, то, что сохранилось в памяти на всю жизнь. Я хочу пролистать свою книгу жизни, а ты смотри и запоминай увиденное. Ты поможешь ему. Я променяла на него своё бессмертие, а ты посвятишь ему всю свою жизнь, - Сальватара щёлкнула костяшками пальцев, туман рассеялся, и перед ведьмой и маленькой куницей стали разворачиваться картины жизни. Создавалось ощущение, будто ведьма и зверёк стояли чуть поодаль от происходящих событий, буквально на расстоянии вытянутой руки и, словно сторонние наблюдатели, лицезрели прошлое некогда грозной и коварной Сальватары, одно имя которой бросало в дрожь местных жителей окрестных Карпатских деревушек.
Сальватара впилась глазами в меняющееся видение. Её старческие глаза слезились - Сальватара видела самые счастливые, самые сокровенные моменты своей жизни. Перед её взором пробежала девушка с распущенными чёрными, как смоль, волосами. Тугая тесьма с нанизанными на неё бусинами стягивала волосы вокруг головы, украшая лоб и подчёркивая красоту лица. Какая она была, Сальватара в юности! Тонкий, чётко оформленный нос, миндалевидные на пол лица глаза, обрамлённые густыми пушистыми ресницами, смуглая кожа и ослепительная улыбка. Гибкий стан не могло изуродовать даже заштопанное холщовое платье, подпоясанное на талии. Стройные, словно вылепленные талантливым скульптором ноги обуты были в рваные сандалии. Тесьма с бусинками - это было единственное украшение грациозной Сальватары. Лицо девушки излучало счастье, глаза сияли. Она легко спускалась по каменистой тропе прямо к горному озеру. Шум водопада заглушал пение птиц. Мощные потоки воды с высоты обрушивались в озеро, расходясь, растекаясь волнами и неосознанно притягивая к себе всё внимание. И вот слышится всплеск воды, счастливый громкий и такой приятный слуху смех, и старая ведьма Сальватара, на секунду замерев и перестав дышать, увидела рядом с девушкой в холщовом платье молодого мужчину. Он прожигал взглядом юную Сальватару, пытался притянуть её к себе, обнять. Сальватара смеялась тем редким счастливым завораживающим смехом, сквозь который струилось настоящее человеческое счастье. Так хотелось остановить это время и остаться в нём навсегда. Девушка беззаботно плескалась в воде озера и манила парубка за собой. Водопад монотонно шумел, исторгая, опрокидывая водяной столп на гладь горного озера.
- Ты так и не ответила! - парубок смеялся. Он был старше Сальватары. Статный, рослый, физически очень крепкий, он сочетал в себе лучшие черты, присущие мужской красоте. Сальватара, увлечённая игрой заходила всё дальше в глубь озера, нащупывая ступнями ног знакомые с детства отшлифованные водой камни. Парубок шагнул ей навстречу. Тонкие девичьи руки ласково манили за собой. Вдруг в воздухе раздался пронзительный свист стрелы. Воды озера тут же густо окрасились багряной кровью. Из воды полукольцом вынырнуло чёрное тело с тонкой переливающейся на солнечном свете шкурой змеи, плоть без глаз, без головы и каких-либо конечностей. Чудовище, обхватив собой окровавленное тело, потащило его с собой под воду. Девичий визг и злорадный, дикий, вызывающий животный ужас хриплый смех утонули в шуме водопада. Голос был настолько жуткий, словно был исторгнут из самой преисподней. Недра Карпат, хранившие в себе множество тайн, на секунды раскрылись и выпустили страшную неведомую демоническую чёрную силу.
Дальше старая ведьма Сальватара увидела себя со стороны всё той же юной девушкой на берегу озера, лежащей без чувств. Видение сменилось иной картиной, где Сальватара, босая, бледная, поникшая, в оборванном холщовом мокром платье возвращалась в родную деревушку. Обугленные хаты, перевёрнутые обгоревшие телеги, земля, изрытая множеством копыт, бездыханные тела, изрубленные, проколотые вилами, стрелы с длинным оперением птиц на конце выдавали своё происхождение. Это были турецкие стрелы. Жестокость расправы с населением деревушки так же говорила о турецком набеге. Ни одной живой души - всех выживших повязали и увели в рабство.
Сальватара зажмурилась, не было мочи снова вспоминать события прошлого. Вновь туман густой и белый, как молоко, заполнил окружающее пространство, и ведьма увидела себя в лесу. У юной Сальватары распущенные волосы были заплетены в тяжёлые косы, всё то же платье, выношенное до дыр, залатанное грубой льняной нитью, стоптанные кожаные сандалии, исхудалые впалые щёки и натруженные руки. Вокруг тенистый лес с ароматом хвои, тяжелые ветви хватают, обволакивают своими цепкими лапами. Сальватара выходит на небольшую полянку. Вечереет, и только голубые лесные колокольчики приковывают взгляд среди серо-зелёного мягкого мха. Колокольчики медленно раскачиваются, хотя вокруг безветренно, появляется робкое, едва уловимое свечение вокруг этих незамысловатых лесных цветов, и тихая мелодичная музыка ласкает, завораживает слух. Сальватара полностью погружается в созерцание чуда, забыв, где она и зачем она здесь. Вдруг под мелодичный перезвон нежных колокольчиков земля вокруг Сальватары вспучивается, медленно и незаметно возникают холмы вокруг полянки. Но юная Сальватара не может оторвать взгляд от колокольчиков. Вспученные холмы земли бесшумно трескаются, и из-под земли вылезает огромный чёрный полоз, обвивая полянку своими тугими жуткими кольцами. А колокольчики всё так же ласкают слух, свечение их убаюкивает и погружает в состояние сказки, какого-то несбыточного доброго сна. И Сальватара заворожённо внимает их нежному, чарующему перезвону. Невероятных размеров змея своей уродливой мерзкой мордой подползает прямо к девушке. Тут раздаётся небольшой треск, змея роняет шкуру, и из тела чёрного полоза выходит статный мужчина в чёрном. Этот цвет, искрящийся при неровных бликах неверной Луны, делает его царственно-величественным. В это мгновение колдовское очарование колокольчиков исчезает - нет ни мелодичной нежной музыки, ни чудо-свечения, есть только Луна, девушка и оборотень, вышедший из поганого тела огромной чёрной, как ночь, змеи. Сальватара встречается с ним взглядом и цепенеет от ужаса.
- Вот мы и встретились, красавица, - мужчина в чёрном медленно приближается к девушке. Сальватара в ужасе пытается отпрянуть назад, но ноги не слушаются её - они, как ватные, безвольные, слабые. Ужас сковывает, сжимает горло.
- Молчишь..., - продолжает мужчина, внимательно скользя взглядом по девушке, - я наблюдаю за тобой очень долгое время. Вся твоя жизнь лежит, как раскрытая книга, на моей ладони. Свои мысли, свой ответ и своё решение оставь себе. Здесь, в Карпатах, всё решаю Я! И мне, поверь, абсолютно всё равно, что ты скажешь и о чём промолчишь. А теперь я приглашаю тебя в мои владения. Ты не будешь нуждаться ни в чём, забудешь о сношенных сандалиях и выцветшем залатанном платье. У тебя будет столько слуг, сколько ты пожелаешь, а ветер в Карпатах будет нараспев читать по слогам твоё имя. И звери, и птицы будут выполнять любую твою волю. Всё живое будет в услужении тебе. Ты подобна цветку среди скал, горда и невероятно красива, ты будешь рядом со мной, для меня, и только для меня, пока будет на то моя воля. Я так решил, и я сделал для этого всё. А теперь следуй за мной, - мужчина галантным жестом протягивает руку юной Сальватаре. Не дождавшись ответа от девушки, вышедший из тела чёрного полоза, берёт Сальватару за руку, и оба исчезают в разрытых огромной змеёй недрах земли.
Дальше снова туман. Маленькая куница живым трясущимся комочком прижалась к старой ведьме.
- Госпожа, может, не стоит смотреть дальше?
- Нет, тебе надо знать всё, - пересилив себя, промолвила Сальватара. Веки её дрогнули. Туман стал рассеиваться. И перед взором ведьмы и зверька возникли роскошные покои. Куница прижалась всей своей мохнатой тушкой к ногам госпожи, хвост её дрожал, глазки, как чёрные бусины, были зажмурены.
Зеркало, словно ощущая настроение смотревших в него, стало довольно быстро менять свои сюжеты.
Маленькая куница сжалась в комочек и нырнула под подол старой ведьмы.
- Погоди, я всё-таки попытаюсь хоть что-нибудь исправить, - Куница не успела моргнуть своими глазками-бусинками, как старая ведьма шагнула в меняющуюся картинку своего прошлого. Шквалистым порывом ветра куницу выбросило обратно, за внешнюю грань зеркала. Куница со всей силы шлёпнулась на мохнатое мягкое брюшко, крохотные когтистые лапки расползлись, и зверёк занырнул мокрым кожаным носом в густой ворс персидских ковров в жилище старой Сальватары. На минуту потеряв сознание, маленькая куница долго приходила в себя. Зеркало тем временем вновь приобрело совершенно прежний вид. Как гладь озера, оно выглядело ровным и безмятежным, словно и не было их с Сальватарой вторжения за пределы, внутрь зеркала.
- Обычная стекляшка, покрытая слоем серебра! - куница недовольно фыркнула, повела своим кожаным влажным носиком и деловито протёрла то самое зеркало подолом своего крохотного передничка. Никакого волшебства! Зеркало никак не реагировало на прикосновения маленького зверька. Поглотив Сальватару, зеркало невозмутимо стояло на прежнем месте, не выражая ничего, кроме обычного отражения привычных глазу предметов интерьера. Куница скорбно покачала головой:
- Что же будет? Как там моя госпожа? Вернёт ли её окаянное зеркало? А сосуд из золота? Его куда? Так и оставить посреди комнаты? - куница всхлипнула и с поникшей головушкой поплелась в кладовую, где хранились консервированные сливы.
Часть 2. Жизнь в зазеркалье или попытка изменить своё прошлое.
Сальватара вряд ли преднамеренно, будучи по ту сторону волшебного зеркала, шагнула в гущу событий своего прошлого. Какой-то нелепый порыв, последняя попытка что-то изменить, игра ва-банк - всё или ничего, не просчитываемая наперёд, совершенно спонтанное и непредсказуемое желание многое исправить - вот, что двигало Сальватарой в тот момент. Ведьма отчётливо помнила свой последний разговор с Велевелем. Он как-то обронил такую мысль, можно сказать, проболтался, что, дескать, будущее можно изменить, изменив прошлое. Но если простым смертным эта дорога заказана, то у Сальватары оставался единственный шанс - ворваться в свою молодость и перекроить всю дальнейшую жизнь. Удерживало только одно - непонятный, непредсказуемый результат. Зеркало могло вышвырнуть Сальватару в чёрную дыру, и тогда золотой сосуд почернел бы в одно мгновение. Нельзя нарушать законы колдовского мира, нельзя набело переписать книгу своей жизни, а Сальватара наперекор всему шагнула в своё прошлое, как ребёнок перешагивает через лужу - просто и не задумываясь, не боясь оступиться. Вопреки всем законам вселенной, она переместилась в события своей юности, войдя в физическое тело юной девушки с жизненным опытом старой ведьмы. Зеркало на удивление сжалилось над ней, или, как и в любой системе, случился непредсказуемый сбой - Сальватара получила желаемое: она шагала в своём юном прекрасном теле по узким коридорам подземного замка чёрного полоза. Обладая магическими знаниями, колоссальным опытом в колдовстве, Сальватара смело шагала навстречу своей новой судьбе. Ступени подземных коридоров глухо отстукивали мерный ритм её лёгких девичьих шажков. Как же это здорово вершить своё прошлое, свою судьбу по второму кругу, зная все свои и чужие допущенные промахи, кто друг, кто враг, а с кем предстоит сражаться насмерть. Удивительной красоты гибкое тело, облачённое в наряды полоза, хранило в себе жуткую тайну перевоплощения. Юное лицо и гибкий стан, а ум, жизненный опыт и способности старой ведьмы, прожившей не одну сотню лет. В памяти Сальватары одно за другим раскрывались воспоминания о жизни в замке чёрного полоза. Она знала все его входы и выходы, извилистые коридорчики, скрытые ниши в ажурной резной мебели и других предметах интерьера, коими замок был богат. Каждая вещь этого замка хранила свою историю, и чего ни коснись - везде тянулся длинным нескончаемым шлейфом след колдовской власти полоза. Полоз привык брать от жизни всё, при чём всё самое лучшее. Имея богатую казну, власть и могущество над тайными стихиями величественных Карпат, он жил как захватчик в своих собственных владениях. В его подземный замок нескончаемым потоком стекались богатства, отобранные им у смертных. Полоз презирал людей, считая их слабыми, безвольными, несовершенными, суетливыми и дикими существами. Он наблюдал за их жизнью и ради забавы мог похоронить под обвалом камней целую семью или пожечь деревню, или заманить в горное озеро и утопить слишком ретивого и самоуверенного. Чёрным облаком или огромной всепожирающей змеёй стелился полоз по Карпатам. Никто не видел его, о нём никто не догадывался, а все несчастья списывали на промысел Провидения. Так развлекался полоз многие века, грабя смертных и увеличивая своё состояние. Сокровищницы замка ломились от неслыханных богатств, но однажды полозу стало и этого не доставать. Проползая по извилистым горным тропам увидел полоз девушку редкой красоты. Странное, дотоле неизведанное чувство всколыхнулось в чёрствой груди чёрного полоза. Жажда обладания взыграла настолько, что полоз полностью утратил покой. Он исползал все окрестности вокруг деревеньки, где жила девушка. Ночами караулил её под окнами, чтобы хоть глазком взглянуть на очарование юности. Оборачивался полоз купцом заезжим, всё бочком похаживал, нахваливая свой товар. Не взглянула девица ни на серьги-побрякушки полозовы, ни на шали самоцветные, ни на шелка заморские, китайские. Расдухарился полоз, оборотился в красна молодца заезжего, стал сватов к девушке засылать, да только всё безответно. Сватов выслушали, раскланялись, брагою да медовухой поили, а девушка так и не вышла к сватам и ответа доброго не дала. Прознал тут полоз про дела сердечные девушки, озлобился, начал на слюну ядовитую исходить. Вызнал полоз, что у девушки той дроля есть, статный парубок, молод, умён, на все руки мастер да и пригож собой как никто другой. Зашипел тут полоз что есть мочи, заходили желваки на его угрюмой мерзкой уродливой морде, и поклялся полоз погубить парубка. Выследил он молодую пару у горного озера, разведал, где бывает девушка со своим возлюбленным. Подкупил полоз местного, деревенского, щедро отсыпал ему в мошну горсть золотых монет, дал сайдак турецкий и велел ждать означенного часа. Вот за это полоз и ненавидел людей - за продажность. Знал полоз наверняка, что купить можно не того - так другого, ни другого - так третьего. И всегда найдётся такой из людей, кто на сделку с совестью непременно пойдёт, и чем сильнее звон золота, тем скорее состоится торг за чужую жизнь. Вот так просто кто-то да и обменяет жизнь близкого на звон монет. Как ни презирать после этого людской род, коли они ради наживы готовы затоптать чужую жизнь, и рука не дрогнет? И случилось на горном озере то, о чём давно замышлял полоз. Пока миловались девушка с парубком в водах озера, просвистела чёрная стрела, а окровавленное тело полоз уволок под воду, чтобы наверняка. Сайдак выпал из рук убийцы, что прятался среди камней у горного озера, золотые монеты превратились в серую мелкую гальку, а правая рука отсохла. И чтобы смертный не наболтал лишнего, полоз лишил его дара речи. Немой, с повисшей, как плётка, высохшей рукою, мычащий от боли и несправедливости выполз из засады убийца. Мелкая галька с дребезжащим грохотом выкатилась из мошны, рикошетом отскакивая от острых камней, окаймлявших горное озеро. Водопад, низвергая тяжёлые потоки воды, немым свидетелем молча взирал на происходящее. Птицы тревожно кричали, и в их протяжных, ранящих слух криках чувствовалась боль - боль за гибель крепкого красивого парубка, для которого всё ещё начиналось в этой жизни, боль за чужую продажную человеческую душу, боль за слёзы девушки, боль за несправедливость этой жизни - по какому праву чудовище вершит чужие судьбы. И птицы протяжно надрывно кричали, багровые волны накрыли парубка, озеро проглотило молодую плоть, а чёрное чудовище, довольно сопя, усердно тащило под тёмную, окрашенную кровью воду чужую судьбу. Полоз смаковал свою афёру, довольно пыхтел и урчал от удовольствия, брезгливо поглядывая на мелких людишек, как на инструмент претворения в жизнь его воли. Из всех человеческих существ его поражала только одна девушка и в силу своей редкостной красоты, и в силу удивительного сильного и открытого характера. Она не купилась на злато, не прельстилась на шелка, не повелась на положение завидное - не нашёл полоз слабинки, не увидел в ней корысти, не увидел расчёта. Поражён был полоз, задумался.
Был у полоза дворецкий, старый пронырливый ушастый лощёный крыс. Крыс без возраста, с проседью на ушах и длинным облезлым хвостом. Умнейшая острая морда его редко выражала какие-либо эмоции. Короткие усики топорщились в разные стороны и только в момент острого возмущения становились дыбом. Тогда крыс начинал пыхтеть, нервничать и как-то странно сопеть. Обычно безмолвный, сосредоточенный и угрюмый он тихонечко стоял в тени своего мрачного чёрного повелителя и слегка покачивался с пятки на носок - крыс думал, и злой гений крыса практически всегда находил восторженные отклики самого полоза. Крыс был музой, помощником, советчиком, вдохновителем чудовища. Полоз не переставал удивляться изощрённому уму и пронырливости своего слуги и щедро награждал за каждое выполненное поручение. Крыс фонтанировал идеями и сам же помогал полозу эти идеи воплощать в жизнь. Именно эта ушастая тварь надоумила полоза избавиться от соперника да ещё таким гнусным способом. Полоз не раз поражался хитроумности, изворотливости ума этого невзрачного на первый взгляд скрюченного ушастого существа. И теперь за золочёной дверью слышалось знакомое шушуканье. Восторженный полоз в обличие человека пригублял огромный серебряный кубок. Рядом в услужливой позе стоял ушастый крыс и усердно жестикулируя тощими костлявыми лапами что-то рассказывал своему повелителю. Свечи тускло освещали богато убранную гостиную. Тяжёлые парчовые шторы имитировали наличие окон, коих в подземном замке не могло быть по определению. Резная тисовая мебель, что не тлела веками, украшала гостиную полоза, располагая к отдыху и покою. Огромные напольные вазы из малахита, яшмы, сердолика и оникса были неотъемлемой частью интерьера гостиной, а в центре из стола простиралось вплоть до самого потолка серебряное дерево. Листья его с толстым слоем позолоты переливались в неровном свете свечей. Ветви сего неживого дерева украшали фруктовые плоды из полудрагоценных камней и цветы из золота, с лепестками из корундов всевозможных оттенков.
- Чудесно! Просто восхитительно! Какой же ты изобретательный, какой утончённый подход! - полоз развернулся в сторону мерцавших свечей. Его по-мужски красивое лицо озаряла гримаса крайнего удовлетворения. Изогнутый дугой тонкий нос придавал лицу хищное выражение, а задумчивый взгляд с поволокой свидетельствовал о незаурядном уме полоза. Крыс добавлял изюминку коварства в любое решение своего господина, и за это полоз его обожал.
- Как она хороша! - мечтательно потягивая неизвестный напиток, тихо продолжал полоз, - сделаешь так, чтобы она не вспомнила о своём женихе? Был, и не стало. Я всё у неё отобрал - любовь, близких, кров - нет у неё прошлого. Только я в её жизни теперь, и нет у неё ничего, что бы связывало её с прошлым. Сотри все воспоминания, чтобы не плакала она по ночам в подушки, чтобы научилась жить со мной в радости и довольстве. Я всё положу к её ногам, только пусть не молчит. Сколько она уже молчит?
- Почитай как с месяц, если не больше, господин. Слова клещами из неё не вытащишь, - крыс озадаченно покачал своей мохнатой головой с мягкими обвисшими кожаными ушами.
- А что лекарь сказал? Показывал ты её Филимону? - насторожился полоз. Филимон был старый подслеповатый ворон, носивший на носу пенсне, с толстым свитком под крылом и всё время говоривший к месту и ни к месту своё коронное "Крр...да". Талантливейший ворон-врач, как и все наделённые даром свыше, имел свои слабости и странности. Он обожал орехи, музыку, цветы, свежий воздух, признавал только истину - никогда не соглашался на сделку с совестью - и ещё он всегда называл вещи своими именами. Крыса это качество Филимона откровенно коробило. Дипломат по природе, крыс мог чёрное нарядить в белые одежды и преподнести, как достоинство или подвиг, а белое втоптать в грязь, и всё это было у крыса столь органично и естественно, будто иначе и быть не могло. Крыс был находкой для полоза. С Филимоном всё было сложнее: старый ворон даже за огромное блюдце орехов не согласился бы солгать, оклеветать, отравить или вылечить плохо. Эта птица наперекор всей философии, царившей в замке полоза, была не вороном, а белой вороной, аномальным явлением, поражавшим всю челядь замка. Жуки и бабочки, что с утра до вечера бойко выполняли свои обязанности в замке полоза, наперебой спорили, сколько ещё ворон проживёт в замке, пока полоз не свернёт ему голову. Но ворон жил, прилежно работал, лечил полоза и всю его челядь, в том числе и серого крыса-дворецкого, наперекор всему не менялся и не подстраивался под окружение. И полоз в глубине души, если таковая у полоза всё-таки была, это качество своего врача очень высоко ценил.
- Филимон уверен, что ужас увиденного и послужил причиной утраты дара речи. Вернуть речь, возможно, не удастся никогда, или же только после сильнейшего потрясения, - заключил крыс, понижая голос. Его мягкие обвислые кожаные уши совсем облепили седую лысую голову - крысу было жутко. Гнев полоза не предсказуем. Не видя берегов, полоз в состоянии гнева мог крушить всё вокруг, не взирая на последствия. А убить парубка да ещё таким способом предложил именно крыс.
- Что дал ей ворон? Неужто у этой хитроумной птицы нет зелья на такой случай?! Позови мне его! - рявкнул полоз что есть мочи. Черты лица его стали искажаться. Ещё минута, и вместо красивого атлетически сложенного горбоносого мужчины стала появляться грузная массивная чёрная змея. Полоз, теряя самообладание, утрачивал все воплощения, приобретая свои истинные естественные формы. Крыс быстро позвонил в серебряный колокольчик, и Филимон не заставил себя долго ждать. Бархатные шторы всколыхнулись, и из многочисленных тяжёлых фалд вынырнул острый клюв Филимона. Тощие когтистые лапы шустро описали дугу вокруг недовольной морды полоза, и птица склонилась в важном поклоне перед чудовищем и крысом-дворецким.
- Хочу спросить тебя, Филимон, о здоровье девушки, - сразу без предисловий начал полоз, придвигая свою мерзкую морду вплотную к клюву ворона. На что Филимон ни капли не смутился, пожал крыльями и просто сказал:
- Здоровье физическое у неё отменное, а вот душа...., - тут ворон замялся и горестно покачал своей умной пернатой головой.
- Что, душа? - полоз грозно надвинулся на ворона, обвивая кольцами пернатую тушку.
- Она не может говорить, и, возможно, останется такой на веки вечные. Глубокая душевная травма, жуткое потрясение - вот, что послужило причиной, - ворон внимательно следил за реакцией полоза.
- А, что ТЫ сделал для того, чтобы вывести её из этого состояния? Ты - врач или подобие курицы?! - полоз всё туже и туже обвивал птичью тушку, так, что Филимону стало не по себе.
- Излечить эту душевную болезнь может только любовь или другое сильное, но уже счастливое потрясение. Она не хочет жить, её тело отказывается принимать пищу, она лишена сна, она онемела от горя. Такое случается у людей.
- Любовь, говоришь-ш-ш-ш-ш-ш-шь, - тут полоз задумался и, быстро сдуваясь в размерах, вновь принял человеческий облик, - любовь, это хорошо. Это даже замечательно. Чем я не подхожу на эту роль?
В ответ Филимон поперхнулся и надолго закашлялся:
- Не то, что бы не подходите, господин, вы слегка ей не соответствуете. Вы сгубили жениха девушки, а теперь усердно пытаетесь занять его роль.
- А ты, пернатый парацельс, мне в этом поможешь! Даю тебе время до вечера. Придумай такой состав, такое зелье, чтобы забыла она о своём прошлом, кто она и откуда родом. Дай ей другое имя, внуши, что это её настоящий дом, а я ...., - полоз начал мечтательно подбирать слова, вновь обретая человеческий вид, - я.... Тут Филимон смачно чихнул, из-под его мохнатого растрёпанного крыла выпал свиток и покатился прямо под ноги полоза. Недолго думая, полоз ловко наклонился и быстрым движением пальцев стал разматывать свиток, больше напоминающий старинный пергамент. Пробегая взглядом по записям в свитке, полоз мрачнел с каждой долей минуты.
- Формула яда?! - взгляд полоза, как острый стилет, пригвоздил ворона к мраморному полу.
- Да, - без обиняков ответил ворон, - это формула яда, но всё зависит от пропорций. Если грамотно подойти к схеме приготовления, получится волшебный эликсир забвения. Девушка забудет своё прошлое. Соответственно, исчезнет душевная боль. Но обещать, что она вновь заговорит, не могу. И то, что она полюбит вас, тоже в этом не уверен.
Полоз задумался, чёрная тень сползла на его красивое чело.
- Помоги мне, Филимон, - очень проникновенно, прочувствованно, задушевно и тихо даже не приказал, а попросил полоз ворона, - да, я жесток в способах достижения цели, но мои методы оправданы - я дам ей столько счастья, сколько сможет вместить её девичье сердце, - с пафосом заключил полоз.
- Я так понимаю, уже дали и уже счастья, - не удержался, съязвил ворон, - я изготовлю эликсир, но не даю никаких гарантий исполнения ваших дальнейших планов и претворения в жизнь надежд.
- У тебя времени до вечера, - удовлетворённо заключил полоз, - а сейчас мне пора, мимо моих владений проходит караван, нагруженный всякими яствами, пряностями, шелками, благовониями и, конечно же, дорогой домашней утварью и женскими украшениями. Надо проредить их богатства. Давно не баловал себя новыми приключениями, - полоз быстро повернулся вокруг своей оси и, шагнув в никуда, растворился в воздухе.
- Уф, - недовольно фыркнул крыс-дворецкий в золотых башмаках, не спуская возмущённо-требовательного взгляда с ворона, - как ты разговариваешь с господином?! Совсем берега потерял?! Вот я перья-то из тебя повыдергаю! Будешь первым ощипанным вороном во всём подземном королевстве! Учёная курица с пробирками! - крыс расходился всё больше и больше. Но дверь скрипнула, и на пороге появилась юная Сальватара.
Крыс тут же склонился в земном поклоне, так, что его морда носом упиралась в тяжёлые золотые башмаки. Филимон сделала изящный реверанс:
- Сударыня, мы в полном вашем распоряжении, - Филимон внимательным взглядом окинул девушку. Что-то в ней изменилось, еле заметное, почти не уловимое. Взгляд! Это был другой взгляд, более осмысленный, не такой, как был раньше. Она смотрела на них, как бы, сквозь время и словно видела невидимое, чувствовала то, что ни один из них не решился бы ей рассказать. Сальватара подошла к ворону и пожала кончиками точёных пальцев его большое мохнатое крыло. Крыс тут же почувствовал себя лишним и деликатно последовал в никуда вслед за полозом. Интересно, что за богатства привезёт полоз с очередного разбоя: богато ли убранных породистых скакунов, старинные ли амфоры с благовониями и пряностями, ларцы ли с морским жемчугом самых разных оттенков, а, может, хрустальные кристаллы для того, чтобы видеть будущее? Один такой у них был, но по неаккуратности ворона, разбился, разлетевшись на множество маленьких осколков. Это Филимон задел его своим длинным пернатым хвостом, колдуя над пробирками и колбами.
Тем временем Филимон провожал Сальватару в летний сад с искусственным освещением. Полоз не понимал удивительной красоты растений. Его прагматичную душу, змеиное нутро радовали только материальные блага. Весь мир измерялся им в золотом эквиваленте. Он знал цену всему - дружбе, любви, преданности, лояльности, цену молчания и цену предательства, он знал цену всему, но сам ничего в этой жизни не ценил. Сальватара - это было единственное исключение, какое-то мимолётное, взбалмошное, ни с того, ни с сего произошедшее с полозом безумие. Полоз словно заболел девушкой, по-другому это своё состояние он классифицировать не мог. Объяснив кое-как вначале крысу-дворецкому, затем Филимону, что же с ним происходит, он, к своему вящему удивлению увидел одинаковую реакцию - оба слуги, не сговариваясь, опустили носы в землю и заключили, что господин, вроде как, влюблён, да не просто влюблён, а влюблён в смертную, а это не к добру. Крыс вообще не доверял людям, да и как им можно верить, если за золото или какую другую блажь, они могли попрать любые человеческие законы. Откуда взяться уважению к этим созданиям? Да, пусть не все, но хватало на долгой памяти крыса примеров из жизни, где люди теряли своё человеческое, то настоящее, благородное, выше всяческой прибыли и наживы, выше выгоды любой, то истинное и прекрасное, что на сотые доли роднит человека с Создателем. Люди на глазах крыса теряли себя, свою душу, свою совесть, теряли и не огладывались, и крыс молча наблюдал и делал выводы. То же наблюдал и сам полоз. Он пользовался жадностью, скаредностью, лихоимством смертных и сам же презирал их. И вот, на тебе - девушка, совсем ещё юная, из не большой Карпатской деревушки и так запала в душу сотканному из чёрной змеиной плоти. Полоз был вне себя от гнева и возмущения. Вначале он пытался сбежать от себя. Придумывал себе различные земные дела: камнепады в горах, когда под обвалами оставались входы в штольни, горные извилистые дороги и тайные тропы, град величиной с куриное яйцо, да такой, который мог побить все виноградники, ливневые ледяные дожди, идущие с гор, которые сплошным ледяным потоком обволакивали местные деревушки так, что и носа из хижины не высунешь. А то, бывало, засуху полоз выдумывал, пожары насылал лютые - вот забавушка была у змея чёрного, а дурь из головы да из сердца прочь так и не шла. Полоз так и ходил вокруг знакомой деревеньки кругами, ползал ночами тёмными под любимыми окнами, подслушивал у дверей нараспашку, всё пытался выведать о девице своей ненаглядной. Не справился со своей бедой полоз, пришлось на помощь звать крыса-дворецкого. Вот и присоветовал шерстяной пройдоха то, что полоз и претворил в дальнейшем в жизнь. Когда Филимон узнал о поступке полоза, он был поражён до крайности его жестокостью и коварством. Но удел слуги - молчание и кротость. И водил Филимон молчаливую девушку по красивейшему подземному замку, пытаясь отвлечь её от тяжёлых грустных дум.
Вся жизнь Филимона состояла из пробирок, колб, флаконов тёмного стекла, маленькой жаровни и целой библиотеки фолиантов - ворон был рабом алхимии. Вся его жизнь протекала в научных изысканиях, опытах, приготовлении всевозможных зелий и эликсиров. Только успевал крутиться ворон, исполняя спешно все задания полоза. Острая несправедливость, что творил полоз в Карпатах, истребляя смертных и грабя их время от времени, до глубины души ранила ворона, но полоз в своё время спас Филимону жизнь, выходил его, и птица платила необычайной преданностью мерзавцу-полозу, пытаясь смягчить сердце чудовища. Крыс же наоборот, имея бесконечное влияние на господина, пользовался им неограниченно, фонтанируя самыми брезгливыми и низкопробными идеями. Коварный, хитрый, изворотливый по природе своей крыс-дворецкий претворял в жизнь свои амбиции и планы, как рукоприкладчик, действуя хозяйской волей, как своей собственной. Крыс чарующим образом - где лестью затуманенной, где доводами неопровержимыми, где красноречием редкостным - влиял на полоза, а тот слушал, вникал и поступал по совету своего ушастого слуги в золотых башмаках. Филимон пытался воспротивиться, но что взывать к совести того, у кого этой совести нет? Говорят, совесть - это то, что вложено в нас Богом. В полозе вряд ли было что-то божественное, а если что-то и было, то оно было им давно утрачено. Любовь к деревенской девушке - это было наказание полозу, словно острая инфекция, любовь эта сразила чудовище наповал, и не знал с тех пор полоз ни покоя, ни сна крепкого. А Филимон тем временем всё водил будущую госпожу и хозяйку замка по узким коридорам из гранита и мрамора. За хрустальными комнатами, где всё было из горного хрусталя - начиная от люстр под огромным сводчатым потолком и заканчивая комнатной утварью - мебелью, вазами, посудой на резном хрустальном столе, письменными принадлежностями, шкатулками с украшениями, и даже шторы на импровизированных окнах - и те были их хрустальных бусинок, нанизанных на шёлковые золотые нити - так вот за этими комнатами начинались кладовые и мастерская самого Филимона. Филимон галантно пригласил Сальватару в свою мастерскую. Сонм бабочек самого разного окраса поразил юную Сальватару своим великолепием. Сборище жуков, которые что-то деловито везли на своих покатых упругих спинках: кто колбы с голубой мутной пахучей жидкостью, кто мешочки с травами, кто кристаллы, поразительные своей красотой и мерцанием, кто неизвестные Сальватаре цветы, кто чистые, вымытые до блеска огромные пробирки, удивляло юную Сальватару, заставляя на секунды забыть о собственной боли. Филимон ласково пригласил девушку к своему столу и неторопливо стал рассказывать о своей ежедневной работе. Влюблённый в алхимию ворон мог говорить о ней часами. Он обожал свою работу, которую и работой назвать было сложно - это была его птичья жизнь, его стойкое, испытанное, вековечное увлечение, которым он дышал, и без которого он себя просто не мыслил. Сальватара краем глаза увидела знакомый свиток. Именно об этом свитке спрашивал полоз у Филимона, именно в нём содержалась формула эликсира забвения, который так легко можно было перевести в яд, если изменить пропорции. Сальватара внимательно слушала ворона. Учёный ворон, чувствуя неподдельный интерес девушки, так погрузился в подробности, что не заметил изучающе-испытующего взгляда Сальватары. Умные её глаза, бездонные, как озеро, в водах которого погиб её суженый, уже рассказали бы ворону всё о её планах, но Филимону было не до этого - окрылённый чужим вниманием к его слабости, он самозабвенно вещал о будущем восхитительной науки алхимии, которая обязательно перевернёт этот мир. Сальватара вплотную подошла к свитку и беглым взглядом нашла формулу эликсира. На столе ворона уже стояли нужные колбочки с цветными жидкостями. В одних жидкость бурлила, в других она напоминала густую сметану, а в некоторых вообще содержался порошок из перемолотых, измельчённых в пыль кореньев. Сальватара всё это уже видела в своём прошлом. Сквозь столетия все воспоминания о событиях в замке полоза вернулись с утроенной силой. Сальватара бережно и незаметно поменяла колбы местами. Доли секунды - и две похожие колбы переставлены: одинаковые размером с похожим составом серо-голубой жидкости одинаковой плотности и обе без запаха. Филимон, задыхаясь, всё вещал о будущем алхимии, но вдруг взгляд его упал на песочные часы в самом центре мастерской, ворон ойкнул и как-то скомканно завершил свою пространную экскурсию. Впрочем, Сальватаре большего было не нужно. Поменяв колбы местами, она сделала главное - ради чего пришла с Филимоном в его святилище науки. Песочные часы так некстати напомнили ворону об эликсире для Сальватары. Эликсир забвения, такой трудный в исполнении, что ошибиться или нарушить пропорции просто не представлялось для птицы возможным, должен быть готовым к вечеру. Ворон попросил бабочек проводить Сальватару в её покои, а сам, тщательно вымыв крылья, стал трудиться над созданием эликсира.
Часть 3. "Не говори, что ты силён, ибо найдутся сильнее тебя. Не говори, что ты красив, ибо найдутся красивее тебя. Не говори, что ты умён, ибо всегда найдётся тот, кто умнее, чем ты" (персидская мудрость).
Филимон, черпая подлинное удовольствие в труде, не отходил от своего рабочего стола уже часа два. Высотой от пола до потолка фигурные золочёные песочные часы томно перебирали и ссыпали золотистые песчинки в узкое горлышко. Это был подарок полоза. В подземном царстве чёрного змея время если и шло, то оно не ощущалось. Не было там ни утра, ни дня, ни ночи, не было и времён года, были лишь огромные роскошные залы, кладовые с сундуками золота и множеством богатств, были банные комнаты, больше напоминающие огромные гостиные, где принятие ванной возводилось в своеобразный культ. Полоз мог часами не вылезать из огромной чаши с ароматной водой. Вокруг суетились пёстрые бабочки, ловко лавируя крыльями и поднося своему господину напитки и восточные сласти. Полоз был настоящий гурман. Во время приёма ванны он мог испробовать до сорока разных блюд, отщипывая по щепотке от каждого блюда. Бабочки плавно кружились с серебряными подносами вокруг его хищной морды и предлагали поочерёдно каждая своё лакомство. Одна бабочка впала в немилость. Полоз щёлкнул мокрым хвостом, и бабочка упала замертво прямо на поверхность воды. Её фигурное изящное лёгкое тельце мгновенно окаменело, превращаясь на глазах в хрупкие пластинки золота. Полоз брезгливо вытащил её из воды и швырнул на мозаичный пол: "В переплавку её!" На полу из античной итальянской мозаики валялось разломанное на кусочки тельце бедной бабочки. Тут же подбежали жуки и унесли его по частям в переплавку. Вот из таких бабочек, из их переплавленных сердец и строилась золотая империя чёрного полоза. В банях полоза стояли точно такие же в античном стиле напольные песочные часы. Они бесшумно отсчитывали отрезки времени, и когда последняя песчинка падала на дно, часы с мелодичным звоном переворачивались с ног на голову. Полоз мог бесконечно долго наблюдать пересыпание песка через узкую горловину часов. Для всего в этом мире время было мерилом, лишь он, полоз, да челядь его существовали в течение многих веков, вырванные из времени. Ни у кого в подземном замке полоза не было возраста - и как так повелось, для Сальватары это было загадкой.
Сальватара, мимолётно ловя своё чарующее отражение в многочисленных зеркалах замка, плавно пересекала одну залу за другой. Воздушный газовый шлейф её платья, словно дуновение воздуха, скользил по мраморной мозаике тёмных коридоров замка. Весь пол в замке был выложен в виде огромной картины, сюжеты которой переплетались от одной комнаты к другой, в результате выстраиваясь в гармоничный ансамбль. Все помещения были связаны единой сюжетной линией. Отделка стен, где многие годы трудились мастера резьбы по камню, восхищала и приводила Сальватару в восторг своей строгой продуманной красотой, где не было ничего лишнего, а всё вместе смотрелось в удивительной гармонии. Сальватара, поменяв пробирки местами, спокойно расхаживала по покоям замка. Догадается ли опытный Филимон о подмене. А если да - что ожидает её, Сальватару, в этой золочёной клетке. Сальватара уже который день незаметно для окружающих изучала расположение комнат и искала выход на поверхность. Одна комната плавно переходила в другую, бесконечные ступени и винтовые лестницы уводили то в одно, то в другое крыло замка, и не было ни конца, ни края этому чуду подземной архитектурной постройки.
Тем временем Филимон, не отрываясь от свитка, вымерял каплями пропорции жидкостей, входящих в эликсир. Имея многолетний опыт в приготовлении подобных снадобий, ворон чётко осознавал всю ответственность за своё пресловутое творчество. Одно неловкое движение, любое даже малейшее нарушение пропорций может привести к необратимому результату. Перья на лбу птицы встали дыбом, ворон закатал нарукавники и скрупулёзно и бережно отмерял каплю за каплей. Птицу всё время смущало только одно обстоятельство - реакция получения эликсира должна была проходить с выделением тепла. Ничего подобного ворон не замечал. Газ выделялся, это была сущая правда, а тепло - нет. Если допустить, что автор свитка ошибся и указал не точный рецепт, тогда действие эликсира вообще ставилось под вопрос. Филимон измучил себя догадками, и стал тут же придумывать противоядие на случай неудачи. Целая полка с антидотами была гордостью Филимона и не раз выручала полоза в случае ошибок. А ошибок и внезапных находок в алхимии было не избежать. Ворон долго изучал эликсир под микроскопом, капнув им на нежный лепесток розы. Лепесток не скукожился, не изменил цвет, не появилось запаха разложения, но что-то было не так, и это "что-то" ворон никак не мог уловить. Лепесток будто весь остекленел. Песочные часы мелодично напомнили о скоротечности времени, отпущенного полозом на приготовление эликсира. От стены стало отделяться мутное плотное облако, и огромная змея кольцами полностью заполнила всё свободное пространство в мастерской Филимона. Ворон вздрогнул всем тельцем, лепесток розы выпал из микроскопа и тут же затерялся среди густого ворса персидских ковров, которые в изобилии покрывали пол мастерской.
- Ну, что ты можешь мне предложить? Готов ли эликсир забвения? - в предвкушении положительного ответа прошипел полоз.
Филимон переминался с лапы на лапу и как-то всё медлил с ответом. На вид полученное снадобье полностью подходило под описание в свитке. Жидкость в результате получилась тягучей, вкусно пахнущей, медового цвета с ярко-выраженным сладковатым ароматом горького миндаля, хотя ни мёда, ни миндаля там не было в помине. Ворона упорно смущал тот факт, что при смешивании компонентов эликсира не выделялось тепло. Сложнейший рецепт, очень трудоёмкая процедура, а результат сомнителен. Филимон взглянул на свои каракули: каждое действие согласно алгоритму он записывал в журнал с указанием количества исходных компонентов, все стадии приготовления были пройдены, а вдруг какая неудача. Сердце птицы бешено колотилось.
- Так готово или нет? - полоз хитро прищурился и внимательно взглянул на ворона.
- Да, - нехотя промолвил ворон, - но, не могу не отметить, что меня смущает одно обстоятельство, - птица замялась, клюв беспокойно начал блуждать из стороны в сторону. Не успел Филимон закончить фразы, как полоз бешено обвился вокруг вороньей потрёпанной шеи и сдавил пернатую тушку, что было мочи.
- Так готово или нет? В последний раз спрашиваю! - рявкнул полоз, готовясь проглотить своего пернатого перепуганного насмерть слугу.
- Да, по составу и рецепту приготовления точь-в-точь, как описано в свитке, - Филимон задыхался. Бедная птица водила клювом и перебирала тощими когтистыми лапками. Тут полоз разжал своё удушливое объятие, ворон глухо брякнулся в густой ворс персидских ковров.
- Ну, вот и славно. Умеешь ты работать слаженно, как я погляжу. А теперь скажи, с чем сочетается твой эликсир. Куда можно подмешать его?
Филимон вздрогнул всем тельцем, глаза его нервно забегали по столу, ища немую поддержку среди разнородных колб, пробирок и амфор.
- Прежде чем давать девушке, я бы опробовал его. Рецепт древнейший, уже не одно столетие никто не прибегал к нему - ни один маг и тем более никто из смертных. К тому же свиток персидский, и я...
- Сомневаешься в своём переводе? Ты же знаешь персидский и даже можешь нацарапать клювом арабскую вязь!
- Каррр..., - ворон смутился, - да, но в некоторых местах он потёрт и изрядно потрёпан.
- Сделаем проще. Если твой эликсир причинит ей вред, я выщипаю из тебя все перья и велю сварить суп.
- Как скажете, - стойко ответил ворон. Не успел полоз раствориться в воздухе, как Филимон бросился к своим пробиркам, чтобы изобрести антидот на основании персидского рецепта. Так, на всякий случай. Всегда есть вещества, которые ослабляют или вовсе нейтрализуют действие других веществ. И, памятуя об этом, Филимон начал судорожно перебирать пробирки. Проблема была в том, что в процессе взаимодействия компонентов образуются новые неизвестные вещества, а универсального противоядия у ворона не было. "Я достаточно умный, нет, я очень умный! Всю жизнь я посвятил алхимии, я не мог, я не должен был ошибиться! Никто не может состязаться со мной в искусстве приготовления снадобий!" - подбадривал себя Филимон. Порой многочисленные победы и достижения делают нас слабее. Возвышаясь над остальным миром, мы теряем бдительность и осторожность, пренебрегая обычными правилами, самоуверенность застилает взгляд и опьяняет. Лишь жестокое падение способно отрезвить и вернуть на землю зарвавшийся талант.
Часть 4. Свадьба полоза.
В эту ночь не спал весь подземный мир. Жуки и бабочки в лучших своих нарядах, жуки в золотых башмаках и смокингах, с яркими атласными лентами суетились вокруг главной залы подземного замка. Откуда-то сверху доносилась негромкая очень мелодичная музыка, все напольные вазы были убраны пахучими полевыми цветами, аромат которых расстилался по всем дворцовым комнатам. Нарядные канарейки и пёстрые клесты разносили в клювах вазы с десертом. Белые мыши суетились, накрывая на столы льняные хрустящие скатерти, отороченные вышивкой из золота. Сальватара тем временем равнодушным взглядом скользила по своему отражению в огромном напольном зеркале. Зеркало поражало не только своим великолепием, своим старинным исполнением - огранённое в золочёную массивную раму с эмалевыми вставками, инкрустированное тёмно-синими звёздчатыми сапфирами, оно само по себе приковывало взгляд. Сальватара, выросшая в стоптанных сандалиях и заштопанном холщовом платье, не мигая, в упор разглядывала этот чарующий предмет несказанной роскоши, созданный по прихоти царя царей подземного мира. Серебристая гладь зеркала была тёмной и оттого казалась влажной и объёмной. Сальватара, стоя неподвижно перед ним лицом, видела своё отражение с разных сторон, будто её двойник жил внутри зеркала и кружился перед ней, показывая себя то с той, то с другой стороны. Зеркало обнимало её и дарило отражение то в анфас, то в профиль, то показывало сзади, как выглядит причёска невесты полоза. А причёска того стоила. В чёрные распущенные локоны вплетены были золотые ленты, мелкие белые розочки переплетались с лентами и придерживали тончайшую вуаль на голове девушки. Полоз выбрал для своей будущей жены тяжёлое парчовое платье, расшитое морским жемчугом. К жемчугу полоз питал особую слабость. Платье сдавливало тонкий стан девушки, открывая длинную точёную шею и плечи. Длинный шлейф поддерживали белые мыши. Длинной вереницей они выстроились подле зеркала, чтобы показать красавице, казалось бы, бесконечный роскошный шлейф её свадебного наряда.
Вдруг в зеркале мелькнуло отражение ворона. Ворон грузно спустился к зеркалу, весь запыхавшись, в его птичьем цепком и очень умном взгляде чувствовалось нескрываемое беспокойство.
- Я...я... хотел просить вас, госпожа, - Сальватара внимательно взглянула на ворона, моментально оценив его душевное состояние, и мягко погладила птицу по перьям.
- Всё после. Его Высотчество желал видеть меня подле себя в роли жены. Пусть так. Всему своё время, - Сальватара в последний раз бросила взгляд на фантазийное зеркало, которое тут же прокрутило отражение девушки с разных сторон, и, взяв птицу за крыло, мягко повлекла ворона к выходу.
- Прошу вас, госпожа, минуту вашего драгоценного внимания. Прошу вас, - Сальватара знала наперёд, о чём будет просить её ворон, и, не желая никаких пространных и ненужных ей объяснений, ласково потянула его за собой. Белые мыши стройной вереницей следовали за юной Сальватарой, бережно придерживая длинный шлейф её изумительного по красоте жемчужного платья.
- Из всех напитков я, как врач, рекомендовал бы Вам ароматную ракию и то в очень незначительном количестве. Прислушайтесь к моему совету, очень прошу вас, - с мольбою в голосе гортанно просипел ворон. Он чуть не плакал. Сальватара с нежностью сжала мохнатое крыло птицы. Мраморная фигурная лестница замысловатыми изгибами вела в парадную залу, откуда струилась музыка, нежно лаская слух сладостной восточной мелодией. В воздухе кружились жуки и бабочки, создавая атмосферу небывалого праздника. Маленькие птички украшали столы, ломившиеся от яств. Стоило только Сальватаре шагнуть в роскошную парадную залу, как музыка заиграла громче, и среди вальсирующих жуков и бабочек возникла тёмная тень полоза. Полоз был хорош собою как никогда. В человеческом обличии, надушенный и одетый с щегольской роскошью в батистовую тончайшую рубашку под парчовым кафтаном, он олицетворял собою сбывшуюся надежду.
Филимон бережно подвёл юную Сальватару к полозу, и тут откуда-то сверху в нежном свечении оплавленных восковых свечей под мелодичные звуки музыки показались вальсирующие бабочки. Они сверху, кружась и вальсируя под звуки чарующего вальса, рассыпали вокруг пары лепестки роз, отчего воздух был напоён свежесорванной розой. Мелодия вальса всё скорее и скорее уносила за собой пёстрых бабочек и жуков, придворные плотным кольцом обступили молодую чету и склонились в нижайшем поклоне перед полозом и его невестой. На какое-то мгновение вихрь торжества настолько закрутил Сальватару, что она полностью утратила ощущение реальности происходящего. Всё вокруг рассеивало внимание: и чудесная музыка, уносящая душу далеко от мрачного подземного замка, и нескончаемые лепестки роз, кружащиеся в воздухе, как дождь из лепестков нежнейшего цветка, и пёстрые надоедливые бабочки и жуки, при взгляде на которых буквально рябило в глазах. Сальватара, сама того не желая, под странным очарованием увиденного и услышанного сделала шаг навстречу полозу. Глаза полоза сияли как два раскалённых угля. Острое, трепетное, неподдельное, изнывающее от ожидания удовольствие светилось в его нечеловеческом змеином взгляде. Маленькие, лёгкие на подъём клесты-белобровики поднесли в клювах бархатную подушечку, на которой переливались в сиянии свечей два золотых, украшенных рубинами обручальных кольца. Откуда-то сбоку возникла ушастая тень крыса-дворецкого, и вот уже его мохнатые кожаные лапы натянули кольцо в знак любви, верности и уважения на хрупкую ручку юной Сальватары и тяжёлую длань чёрного полоза. Полоз сиял, его умное красивое хищное лицо с жёсткими чертами выражало ту степень удовлетворённости, когда давно лелеянная им мечта, наконец, осуществилась. Он бережно, с трепетом взял Сальватару под локоть и подвёл к широкому заставленному всяческими яствами столу. Гранаты и ароматные дыни, арбузы и сочные кисти чёрного винограда, персики и лучшие сорта груш, спелая черешня и медовые, прозрачные на свету сливы так и манили к себе, приглашая разделить долгожданное счастье чёрного полоза. Сальватара вздрогнула, в глазах появился странный восторженный блеск. Полоз воспринял это по-своему. Одурманенный непонятной реакцией Сальватары, полоз жадно шагнул к девушке. Впервые змей, воплощённый в человеческий облик, испытывал удивительные очеловеченные чувства, странное ликование, ощущение полёта и нескончаемой радости будоражило полоза.
- Вижу, ты счастлив, - это были первые слова, услышанные полозом от своей возлюбленной. К Сальватаре вновь вернулась речь. Полоз впервые за всё время пребывания Сальвататры в его подземном замке услышал её голос. К девушке вернулась речь! Полоза охватил небывалый трепет. Весь его внутренний мир, где царили коварство и жадность, жестокость и расчётливость, презрение к смертным и необоримое влечение к стяжательству - всё это рухнуло на какие-то мгновения и перестало существовать. Полозу в эти мгновения хотелось положить к ногам хрупкой Сальватары все сапфиры и алмазы, жемчуга и топазы, изумруды и рубины, золотые слитки и многочисленные сокровища его замка - всё за благосклонность красавицы. Полоз был поражён самому себе: всё то, что он веками хранил в сокровищницах своего подземного замка, все его несметные богатства померкли рядом с возможностью быть подле юной хрупкой беззащитной девушки. Что значит обладание миром, когда в упор смотрят обожаемые глаза? Полоз обмяк. Созерцая объект своего невольного поклонения, он дрожал внутри и пожирал взглядом девушку. Слышал ли он, что происходит вокруг? Замечал ли рядом сонм придворных? Навряд ли - полоз с упоением взирал на Сальватару, жадно скользя взглядом по любимому лицу, и когда девушка протянула ему кубок с вином, он, не задумываясь, отпил, не сводя с неё глаз. Вино одурманивало, музыка дарила редкостное наслаждение, окутывая полоза с ног до головы и унося его в мир праздности и веселья. Полоз притянул девушку к себе и закружил её в танце. Бабочки, жуки и птицы, мыши-придворные, Филимон и даже крыс-дворецкий с благоговением смотрели на своего господина, который потерял счёт времени и самого себя под властью взгляда простой смертной.
- Да-а-а-а, дела-а-а-а-а, - крыс умными глазами-бусинками провожал вальсирующую пару и не переставал поражаться случившемуся. Крыс даже не предполагал такого исхода событий. Жадный кичливый и ненасытный до земных благ полоз вот уже сколько веков царил в Карпатах, расхищая чужие богатства и презирая весь человеческий род. И чтобы так потерять голову от какой-то девчонки - крысу это было не понятно. Сколько в ней солнца, света и красоты! Филимон не переставал восхищаться юной Сальватарой, а крыс видел в девушке своё пошатнувшееся благополучие. Теперь любое слово этой девчонки будет важнее для полоза самого обдуманного и вымученного совета крыса. Её нечаянное желание, её мнение о том или другом, её высказанные планы опрокинут навзничь и обесценят влияние крыса при дворе полоза. Сальватара, не задумываясь и даже этого не сознавая, одним своим присутствием перевернула всю придворную жизнь челяди. Крыс приготовился бороться за своё место под солнцем, за своё влияние, за своё былое могущество при дворе полоза. А вальс тем временем уносил пару всё дальше и дальше вглубь парадной залы. Мраморный мозаичный пол, усыпанный лепестками свежесорванных роз, звучно откликался на нежное прикосновение каблучков невесты. Свадебные туфельки Сальватары были вышиты перламутровым розовым жемчугом. Над их созданием несколько ночей трудились самые талантливые жуки-сапожники. Полоз буквально парил в воздухе, не чуя под собою ног, как что-то кольнуло в сердце, и во всём теле появилась нечаянная слабость.
Пиршество было в самом разгаре. Бабочки исполняли изящные па, жуки сопровождали в полёте своих пёстро-крылых нарядных дам, как вдруг одна из жемчужин с туфельки Сальватары соскочила и с мелодичным дребезжанием покатилась к выходу из парадной залы. Все присутствующие замерли. Музыка оборвалась, и только полоз продолжал увлекать невесту в круговорот вальса.
- Дурная примета! Как горько - с туфельки соскочила бусина!
- Невеста бусинку обронила с туфельки!
- Жемчужинка оторвалась с туфельки госпожи - быть беде!
Бабочки, еле дыша, тихо перешёптывались с жуками, крыс-дворецкий громко захлопал в свои кожаные лапы, и музыка возобновила своё сладостное звучание. Вихрь танца закружил и одурманил присутствующих, а жемчужинка закатилась к выходу под один из праздничных столов. Какая мелочь! Филимон как-то озабоченно склонил на бок свою пернатую голову. Что-то было не так в этой шумной и богатой свадьбе. А как же иначе, если полоз украл свою невесту, убрав с дороги настоящего возлюбленного девушки?! Полоз не поскупился на пиршество. Такой роскоши и такой атмосферы праздника обитатели подземного замка не видывали доселе никогда. Полоз был весел и неутомим, постоянно поднимая бокалы за невесту, он находился в состоянии эйфории, и радость события захлёстывала его полностью. Он не танцевал - он парил, он низко летал по холодной мраморной мозаике пола, которая гулко отражала стук каблуков его свадебных туфель. Руками утопая в кружевах батистовой рубашки, полоз накрепко сжимал ладошки невесты. Всё было так просто - "пришёл-увидел-победил" и больше ничего. Нет соперника, есть только обеспеченное счастливое будущее - всё, что желает любая женщина. А у полоза это всё есть - все сокровищницы замка он положит к ногам юной Сальватары. Полоз вот уже который день ломал голову над новым именем своей невесты. Новая жизнь - новое имя. Его невеста должна порвать со своим земным прошлым, забыть начисто и свой родной дом, и как её звали там, в тихой Карпатской деревушке, и были ли у неё отец-мать и тот самый дроля, который оказался лишним на празднике жизни чёрного полоза. Как всё-таки здорово быть сильным и могущественным! Нет, у Сальватары даже вопроса выбора не стояло - подарить своё сердце полозу или отказать ему в благосклонности. Полоз боялся назвать это слово вслух - он ждал от девушки любви, это страшное слово, которое так часто полоз слышал от смертных, и это слово мешало полозу жить по его правилам. И вот теперь он с трепетом ждал той самой любви, которую Сальватара дарила своему дроле, ждал для себя и готов был выложить золотом покои Сальватары, лишь бы она улыбалась ему, чёрному полозу, владыке прекрасных и гордых, непредсказуемых и грозных Карпат. Да, он будет звать её Сальватарой. Эта юная девушка его слабость, точнее, его всепоглощающая болезнь на острие ножа, ещё шаг - и полоз шагнёт в безумие, теряя всё, чем дорожил на протяжении многих сотен лет, его спасение от окаменелости души и сердца, его надежда на счастье, его мечта, которая на глазах воплощалась в жизнь. Саль-ва-та-ра. И полоз сиял, впервые на своей памяти он испытывал тот самый трепет, о котором задушевно пела странствующая иволга в дубовой роще. Музыка стала медленно стихать, плавно замедляя темп, и крыс торжественно вышел в центр парадной залы и громко оповестил присутствующих:
- Госпожа Сальватара! Невеста и отныне супруга нашего господина!
Голос крыса гулким эхом отозвался в длинных коридорах и огромных комнатах подземного замка. Дрогнули канделябры, утонувшие в воске оплавленных свечей. Волшебное зеркало отразило силуэт Сальватары в восточных нарядах невиданной красоты. Зеркало уже видело свою будущую хозяйку в самых роскошных одеждах, подаренных ей чёрным полозом. Жуки и бабочки торопились приложится к руке своей новой госпожи, чьё капризное "хочу" и "я желаю" или "мне нужно" отныне становилось для них смыслом бытия. Рабская преданность сквозила даже в трепыхании крыльев. Полоз удовлетворённо провожал взглядом пёстрое кружево из крыльев и хвостов, кружащееся подле его юной невесты, а отныне супруги. "Все они отныне твои слуги. Ты можешь пожелать всё, что угодно, и ты это получишь. Все - до единого - они принадлежат тебе душой и телом, и все они в твоей власти", - шептал полоз Сальватаре, низко склонившись над невестой и вдыхая аромат её кожи. Полоз млел, в эти мгновения он не способен был ни к чему дурному, всё вокруг подёргивалось лёгкой дымкой, и всё его существо переполняло ощущение бескрайнего необузданного фееричного счастья. Шампанское лилось рекой, шумные бабочки подносили всё новые и новые кушанья, удивляя обилием и разнообразием яств даже самых взыскательных гурманов.
Снимая парадные белые перчатки с крыльев и вешая в гардеробной свой нарядный птичий костюм для особо торжественных случаев, Филимон не мог отделаться от ощущения непоправимой беды, и эту беду ворон упорно связывал с его новой госпожой, с Сальватарой. Что-то будет. Ещё раз обойдя стол с пробирками, ворон внимательно осмотрел остатки полученного эликсира... Мутный, тягучий, как мёд, напиток будоражил сознание ворона жуткими неподтверждёнными догадками. Странное поведение Сальватары, ледяное спокойствие и её благосклонность к полозу - всё это как-то не вязалось одно с другим. Филимон не выдержал, его цепкие острые когтистые лапы судорожно отбрякивали нервную барабанную дробь. "А что, если...?" Ворон терялся в догадках. Бал продолжался далеко за полночь, гости всё не расходились. Филимон не выдержал, натянул заново свой парадный костюм и поспешил в парадную залу. Полоза с невестой там уже не было...
Часть 5. Потрясение.
Тишина мёртвая, густая, вязкая, как молочный туман, тяжёлым облаком обступила спальню полоза. Придворная челядь плотным кольцом облепила входную дверь в покои своего господина. Но уже который час оттуда не доносилось ни единого звука. Крыс обеспокоенно искал глазами Филимона. Странное дёрганное поведение ворона не давало крысу-дворецкому никакого покоя.
- Ну, что, старый клюв, что бьёшь чечётку своими тощими лапами? - напряжённым шёпотом спросил крыс.
- Мне... не по себе, - искренне признался ворон, - время обеда, а из спальни господина никто не выходил. Приглашай поваров, пусть несут самый горячий обед для молодых супругов.
Крыс ударил в мягкие кожаные мохнатые лапы, и от входа в коридор, ведущий к спальне полоза, отделилась стайка белях мышей с серебряным подносом, на котором дымились горячие глиняные горшочки с жарким. Когда мыши поднесли обед к самим дверям спальни, крыс деликатно прокашлялся и тихонечко постучал в покои полоза. Ответом послужила мёртвая тишина. Крыс всё стучал и стучал, перебирая костяшками лапы, и, наконец, не выдержав, аккуратно приоткрыл дверь в спальню полоза. Зрелище, увиденное крысом, потрясло его настолько, что крыс от неожиданности присел и тихо сполз по стене на мраморный мозаичный пол. Полоз лежал под бархатным балдахином с открытыми остекленелыми глазами, неподвижно уставившись в одну точку. Рядом мертвенно бледная и поникшая сидела Сальватара в одной ночной рубашке. При виде крыса и прочей челяди девушка вздрогнула всем телом и тихо промолвила:
- Наверное, его надо предать земле.
Сердце Филимона ёкнуло и предательски сжалось. Филимон не сразу вник в суть произошедшего, он только понял, что полоз был отравлен и скорей всего его, Филимона, эликсиром. Не Сальватара отпила из кубка, а полоз. А эликсир не удался. Вместо напитка забвения получилось зелье, дарующее смерть. Филимон бросился к полозу. Его красивые сильные руки гнулись, как ветки деревьев. Тело чёрного змея в человеческом обличии до сих пор внушало ужас и почитание челяди, даже когда от полоза осталась одна оболочка.
- Дыхания нет, - Филимон уронил клюв на грудь, было видно, что птица вне себя от горя.
- Это... яд? - догадался крыс-дворецкий, - ответь, Филимон, наш господин был умертвщлён?
- Я сказал, что нет дыхания, более ничего. Остальное я смогу сказать после осмотра... тела господина.
Сальватара молча встала и в сопровождении вереницы белых мышей последовала в свои покои. Месть - это блюдо, которое подают холодным. Со скрытым торжеством в душе юная Сальватара примеряла новые наряды. Она отомстила чёрному полозу, теперь надо красиво выйти из игры и найти то самое зеркало, через которое она попала в этот подземный замок в выбранный ей самой час. Перешагнув в прошлое, она смогла изменить его, чудом, ведь Сальватара твёрдо знала, что дороги в прошлое нет. Мысленно можно прожить другую жизнь и раскаяться в содеянном, это способ повлиять на дальнейшую судьбу, ведь вектор времени есть только в представлении людей, а так чтобы вернуться в прошлое и перекроить его - такого не могли себе позволить даже самые известные, маститые маги, такие как Искандер. А Сальватара смогла. Теперь дело за немногим - нужно вернуться обратно, пока не поздно.
Филимон судорожно суетился подле тела полоза. Чувствуя глубочайшую вину в случившемся, ворон плакал. Полоз был отравлен эликсиром, оказавшимся ядом. Филимон всё пытался вспомнить лепесток розы, на который он капнул эликсиром. Как отреагировала живая органическая ткань? Лепесток не свернулся, не почернел, он словно остекленел. Вот точно так же остекленело тело и сознание полоза. Сказать, что полоз был мёртв - нельзя, но и назвать это болезнью, а значит признать, что полоз жив - нельзя тоже. Состояние полоза более напоминало собою летаргический сон. Филимон прикладывал к лицу змея тонкий лист бумаги, подносил пламя свечи - дыхания не улавливалось. Пульс не прощупывался, но тело гнулось, не было той окаменелости, так присущей ушедшим из жизни. Без предупреждения, без стука вошёл крыс-дворецкий. Шаркая что есть мочи своими золотыми башмаками он хлюпнул кожаным носом и приблизился к ворону.
- Что скажешь, Филимон? - крыс пытался уловить малейшие оттенки в голосе птицы.
Ворон бережно разогнул податливую руку полоза:
- Видишь, состояние сходное с летаргией. Он не сказать, чтобы мёртв, но и не жилец. Дыхание и пульс не определяются. Глаза открыты и не реагируют на свет. Конечности сгибаются, не реагируют на прикосновения. Я не знаю, можно ли вернуть его к жизни, и каким путём это сделать.
- Что скажем подданным нашего подземного королевства? Как это объявить челяди и.....
- Кто будет править подземным замком? - мягко закончил за крыса Филимон.
- Да, вопрос преемственности власти меня волнует как никогда раньше, - крыс испытующе взглянул на ворона, словно пытаясь угадать истинные мысли птицы.
- Сальватара, - решительно объявил Филимон, - Сальватара на правах госпожи как законная супруга нашего господина возьмёт замок в свои руки.
- Да ты что, пернатый парацельс, - с крыса тут же слетела маска благопристойности, он цепко схватил ворона за крылья и встряхнул что было мочи, - ты сам себя слышишь? Какая ещё Сальватара? Эта юная девчонка, эта смертная, которая ещё вчера босоногая плескалась в горном озере? На ней разве что наряды полоза! Кто она? Что она собой представляет? Красивая кукла, пустышка!
- Вот ты и ответил, крыс, на свой вопрос. Пусть красота правит балом. Гораздо хуже для нас, если балом начнёт править ум. Пусть вертится перед зеркалом часами, примеряя всевозможные ожерелья и серьги. Мыши будут шить ночами для неё пеньюары и вечерние выходные платья. Поварята и горничные будут подносить ей самые изысканные десерты. Надо будет подыскать ей приличную горничную, пусть погрузится с головой в ту самую роскошь, которой ей так не доставало всю жизнь.
- А, что будем делать с полозом? - крыс внимательно взглянул на безжизненное тело своего прежнего господина.
- Я буду наблюдать за его состоянием. Иди объявляй придворным, что господин тяжело и серьёзно болен. Пусть суетятся вокруг Сальватары. Госпожа будет править, а мы с тобой ей поможем во всём.
Крыс многозначительно хмыкнул и вышел за дверь. Филимон же направился в свой кабинет, закрылся от внешнего мира и полностью погрузился в свои невесёлые думы. А думать ворону было над чем. Ворон отчётливо понимал причину недуга полоза. Эта юная такая красивая длинноволосая девушка, на вид кристально-чистая и наивная преподнесла сюрприз, которого не ожидал никто. Как и кто надоумил её приложить руку к колбам с содержимым - ворон понять пока не мог. Но только полоз так и остался лежать в своей богато обставленной, заставленной цветами спальне, а невеста спокойная, тихая, молчаливая жива и невредима. Не увидел ворон в глазах девушки того ужаса, отчаяния, страха, брезгливости и безысходности, что появляются при лицезрении смерти. Ворон, давно изучивший людскую природу, отчётливо знал, что люди в большинстве своём сердобольны и сострадательны, очень восприимчивы к чужой боли и чужому страданию. И смерть пугает, угнетает и травмирует их, выбивая из привычной жизненной колеи. В случае с Сальватарой ворон наблюдал равнодушие и такое поразительное спокойствие, будто девушка была не свидетелем, а дирижёром случившегося. "Вот она какая, красавица Сальватара! Прав был полоз, что не доверял смертным. Филимон никогда не одобрял лихоимства и жестокости полоза, но двуличие и коварство так же отталкивали птицу. Утончённая месть... При чём так, чтобы никто или почти никто не догадался. Вот что теперь с полозом? Лежит бесчувственное тело, как бревно, без видимых признаков жизни. Вернётся ли он когда-либо в прежнее состояние - вряд ли. А если вернётся, то каким после столь сильного отравления будет полоз? Вернётся ли речь, рассудок, двигательные функции? И какую именно цель преследует смертная? Просто месть за возлюбленного? Месть за разорённую деревню? Но то, что это дело рук полоза, может быть только домыслом. Казнить только по неподтверждённому умозаключению - это полная беда. Скорее всего, смертная отомстила за дролю. А есть ли другой мотив? Быть, к примеру, госпожой, хозяйкой подземного замка со всеми его богатствами и многочисленной челядью? Надо проследить за ней. Не так она проста, как кажется", - рассуждал ворон Филимон, перебирая крыльями пробирки с пахучими настойками.
Часть 6. Госпожа Сальватара.
Сальватара молчаливо смотрелась в зеркало. Дальнейшее здесь пребывание становилось для неё всё более непредсказуемым и оттого опасным. Как поведут себя придворные? Можно обмануть большинство, но обмануть всех никогда не получается, ибо всегда найдётся тот, кто в силу иррациональности мышления или какого-то специфического наития, в силу сверхинтуиции или какой-то внутренней чуйки увидит истину, которая всегда лежит на поверхности. Филимон изготовлял эликсир, то бишь зелье. На следующее утро теряет жизненные силы, практически, погибает полоз, и это после бурного пиршества, где вино и шампанское просто лились рекой, а полоз и Сальватара остались наедине. Если Филимон догадается, припомнив некоторые детали поведения Сальватары в его мастерской, то поделится ли он своими домыслами с крысом-дворецким? Крыс умён, коварен, мстителен и сам себе на уме. Он не обычный слуга, он серый кардинал, тайная сила в этом замке. Сальватара не знала, что ожидать в этой ситуации. Не было ей видений в её зеркале жизни. И как вернуться домой?
Каждая комната подземного замка была в зеркалах. В них отражался свет множества свечей, и комнаты с высокими потолочными сводами казались залиты светом и как будто бы больше размером. Зрительный обман, но с обольщающей пленительной неповторимой красотой. Свечи мерцали, их неровное дыхание завораживало и удерживало взгляд. Где и как найти то самое зеркало, через которое Сальватара вновь вернётся в свой родной дом? А зеркала повторяли одно другое. Золочёные рамы, инкрустированные слоновой костью, эмалевыми вставками и драгоценными камнями, сплошной вереницей мелькали перед глазами девушки. Полоз обладал утончённым художественным вкусом. В своём замке он собрал зеркала работы самых лучших, взыскательных и талантливых мастеров. Сальватара подолгу рассматривала каждое зеркало, прикасалась ладонями, пытаясь найти то самое, которое вытащит её из этого замка. Как узнать, через какое из зеркал лежит путь домой? Так Сальватара переходила из комнаты в комнату, даже не подозревая, что у стен тоже могут быть глаза и уши. В стенах каждого помещения замка проходил тайный ход, и маленькая белая мышь с огарком свечи следовала по этому тайному ходу и следила за Сальватарой сквозь замаскированные отверстия в стенах. Это могли быть шпалеры с затейливым рисунком в итальянском стиле, панно в изысканной раме, шторы с многочисленными тяжёлыми складками, навесная мебель, и среди всех этих элементов интерьера находились крохотные щели, позволяющие наблюдать извне за происходящим в комнатах.
"Ищет, что-то ищет среди зеркал. Трогает их своими ладонями. Иногда прижимается к ним головой, словно пытаясь что-то узнать", - докладывала маленькая белая мышка крысу-дворецкому. Мышь часами исподтишка наблюдала за Сальватарой, крыс слушал, и с каждым рассказом изумлению его не было предела. "Не так проста, - мелькало в голове у крыса, - ой, не так". Но время шло. Сальватара часто заходила к полозу и, стоя у изголовья его постели, мысленно сводила с ним счёты. Челядь прочувствованно, с умилением ждала свою госпожу, пока та побудет наедине с тяжело больным полозом. А полоз, вырванный из жизни, парил между жизнью и смертью, и, будучи одной ногой в могиле, не слышал и не чувствовал ничего, что происходило в его окружении. И все накопленные, отобранные у смертных на протяжении многих веков сокровища мёртвым бесполезным грузом лежали в кладовых. Полозу было не до них. Его окружали пустота и безмолвие. Ни ярких красок, ни роскоши, ни отблеска свечей, ни суеты челяди, ни своей красавицы-невесты полоз не видел - его безжизненное тело, как выброшенная шкура, валялось среди шёлковых простыней, обессилевшее, мятое, немое и безразличное. "Погребённый заживо", - шептал крыс Филимону.
А Филимон тем временем всё пытался изобрести противоядие. В его рабочей колбе на самом донышке осталось несколько капель того самого полученного Филимоном эликсира. С каждым часом надежда спасти полоза улетучивалась. Чем скорее дать противоядие - тем больше шансов на выздоровление, и Филимон знал это, как никто другой. Смешивая различные настои, ворон разработал новый рецепт противоядия. Как же испробовать: подействует антидот или нет? Как бы не причинить вред, хотя, как искренне считал Филимон, полозу в его состоянии терять уже было нечего. Ворон судорожно трясущимися крыльями добавил к остаткам эликсира каплю противоядия, и жидкость в колбе обесцветилась. "Уже лучше, - облегчённо выдохнул ворон, - значит, мой состав нейтрализует полученный эликсир. Надо бежать, спасать полоза, если это ещё возможно!" Филимон порывистым движением крыльев сорвал рабочий передник и, схватив противоядие, бойко застучал коготками тощих лап в сторону спальни полоза.
Нежный умиротворённый отблеск свечей дарил то спокойное состояние, которое испытывают при отходе ко сну. Замок засыпал, челядь разбрелась по своим комнатам. Сальватара отпустила белых мышей и в роскошном пеньюаре спустилась в библиотеку. С её стороны это был, разумеется, предлог. Сальватара искала то самое зеркало, которое позволит ей вернуться из прошлого в настоящее. Пока все поиски были тщетны. Белая мышь-соглядатай безмолвно и абсолютно бесшумно следовала за девушкой по пятам, прячась за громоздкую роскошную старинную мебель. В одном из запутанных переходов подземного замка Филимон, несущийся к полозу сломя голову, столкнулся с красавицей Сальватарой. Птица вперила свой умный взгляд в девушку и почти наверняка нашла ответ на мучивший вопрос.
- Это жестоко, - прошептал Филимон, глядя прямо в глаза Сальватаре.
- Я тоже так думаю, - сдержанно промолвила Сальватара и протянула руки к сосуду в крыльях ворона.
- Это лекарство для нашего господина, - Филимон прижал сосуд к своей мягкой пернатой тушке.
- Думаю, всё напрасно, - холодно ответила девушка и, подобрав полы длинного пеньюра, исчезла в мутном отблеске свечей. Её тихие шаги замолкли на пороге библиотеки.
Последние сомнения ворона рассеялись, как исчезают снежинки на горячих детских ладонях. Филимон бережно прижал к себе колбу и ускорил шаг. "Вдруг поможет! Вдруг поможет! - ворон упорно ждал чуда, ему было стыдно и горько за случившееся. Он не одобрял методы полоза, но мстить не привык, и считал, что жизнь сама должна искоренять зло. Длинные сводчатые коридоры, украшенные изящными статуэтками, зеркалами и тяжёлыми шторами на местах, где должны были быть окна, уводили ворона всё ближе к спальне, где на подушках в одной и той же позе обездвиженный без явных признаков жизни лежал полоз. Рядом дежурили мыши из свиты Сальватары, чтобы сразу доложить госпоже, если полоз очнётся. Но владыка подземного замка так и лежал с неподвижным взором в никуда, ни живой, ни мёртвый, как рыба, только что выброшенная волной на берег.
Где-то над землёй грохотали раскаты грома. Природа то ли плакала, то ли ликовала от известия кончины полоза. Нет более властелина Карпат, жуткого уродливого коварного и жестокого змея, что на протяжении многих веков промышлял грабежом торговых караванов, напускал ливневые дожди с грозами, устраивал обвалы в горах, сжигал деревни с их обитателями. И природа отметила это событие громом, дождь целовал макушки деревьев, рассказывая встречному ветру, что нет больше лихоимца и разбойника полоза.
Сальватара вся в дурном предчувствии пыталась найти то единственное волшебное нужное ей зеркало, которое бы вернуло её домой. Весь замок исходили её стройные ножки, но зеркала равнодушно взирали ей вслед, все они оказались самыми обычными посеребрёнными стекляшками в позолоченных рамах. Последнюю надежду Сальватара возлагала на библиотеку. Библиотека же напоминала огромный зал с большим круглым столом в центре. Старинный стол из морёного дуба с резными ножками в виде фигур львов был главным украшением библиотеки. Миролюбивые львы с раскрытой пастью, вырезанные рукой искусного мастера, своими верхними лапами подпирали столешницу. Создавалось ощущение, будто они несут её по этой земле, как огромное блюдо. Края столешницы были отделаны крупными отшлифованными разноцветными агатами, которые выстраивались в чёткий художественный орнамент. Сальватара невольно залюбовалась этим произведением искусства. Массивные шкафы также из морёного дуба с крупными увесистыми петлями и мозаичными вставками поражали воображение своим фундаментальным подходом полоза к научным изысканиям. И свитки, и массивные книги в тугих кожаных переплётах бережно хранили знания той эпохи о мироустройстве и, в особенности, о медицине. Множество работ было посвящено алхимии, и Сальватара жадно скользила глазами по чудесным работам мудрецов того времени. Скорей всего, именно здесь, в этой библиотеке полоза, Филимон и нашёл рецепт эликсира забвения. Ну, и молодец! Сальватара удовлетворённо хмыкнула - теперь змей, как трава по земле стелется, лежит и ни жив, и ни мёртв. "Зато не причиняет никому вреда, и то польза", - Сальватара быстрым взглядом охватила библиотеку. Зеркал в ней не было! Обойдя всю огромную залу, девушка чуть не заплакала от разочарования. Библиотека была последним местом, где она надеялась отыскать то самое зеркало, ведущее в прошлое. Свечи тихо потрескивали в ночном сгущающемся воздухе. В библиотеке была чудесная вентиляция, сам Филимон тщательно следил за этим, чтобы книги хранились в самых лучших, самых подходящих условиях. Сальватара подошла вплотную к одному из самых высоких шкафов, потянула на себя дверцу и стала разбирать научные труды древности. Внутренняя сторона дверцы была выложена мозаикой из мельчайших пластинок смальты. С картины на Сальватару смотрел лик юной девушки, сидящей на берегу горного озера, а озеро было зеркально-гладким. Сальватара горячо припала ладонями к озеру. Зеркало вспыхнуло, и Сальватара быстро шагнула в его сторону. "Вот оно! То самое зеркало! Ну, наконец-то!" - душа Сальватары ликовала и пела, сердце бешено колотилось. Яркий солнечный свет залил всю библиотеку, утопив в себе все окружающие предметы - дубовый резной стол, многочисленные книги и саму красавицу Сальватару.
Тем временем Филимон изо всех сил пытался влить в рот полумёртвому полозу своё новое противоядие. Страшно и боязно, и крылья трясутся, и чаша прыгает в крыльях Филимона. Тут за спиной птицы медленно и неслышно возникла тень крыса-дворецкого.
- Что делаешь? - почти шёпотом настойчиво спросил крыс.
- Пытаюсь оживить. Помоги, подержи голову, попытаюсь влить снадобье ему в рот, - Филимон нервно перебирал крыльями. Крыс мешкал, нервно хлюпал носом, топтался на месте, егозил и, казалось бы, рядом совсем, но ни малейшего усилия, чтобы помочь ворону.
- Прошу же тебя, крыс, помоги, подержи ему голову, - взмолился Филимон, пристраиваясь с чашей около самого лица полоза. Тут крыс сделал какое-то непонятное неловкое неосторожное движение, чаша из крыльев Филимона выскочила, опрокинулась и разлетелась на множество крошечных осколков тончайшего расписного фарфора.
От досады и неожиданности Филимон вскрикнул, перья на его голове встали дыбом:
- Ты, да, как ты умудрился! - набросился ворон на присмиревшего крыса.
- Да, я ... я ... я это случайно, лапу повело, - невнятно пробубнил крыс. Глазки его плутовато бегали, на лбу между ушей выступили крупные капли испарины. Филимон чуть было не вцепился в ошалевшую крысиную тушу, как от постели полоза раздался стонущий приглушённый звук. Полоз стонал. Видимо, несколько капель противоядия всё-таки попали ему в рот, и началось медленное возвращение к жизни того, кому Сальватара приготовила совсем иную участь. Ворон с крысом тут же забыли о минутной ссоре, начали услужливо поправлять подушки под головой полоза.
- Воды, свежей родниковой воды! Воды как можно больше! - надрывался ворон, а мышиная челядь уже вереницей неслась за большими кувшинами для воды больному господину.
В этот момент зеркало в библиотеки вспыхнуло и погасло. Разочарованная озлобленная и испуганная Сальватара сразу поняла, что противоядие подействовало, и полоз возвращается к жизни, а, значит, и обретают силу его способности к магии. Зеркало сверкнуло девушке на прощание: дескать, прости, полоз обретает силу, а я в его, полозовой, власти и помочь тебе не могу. Сердце Сальватары сжалось: нужно как-то выживать в этом подземном замке, а если ворон поставит полоза на ноги - будущее Сальватары предрешено. Заглянет полоз в воды мутного озера, спросит у ветра, у духов земли, докопается рано или поздно до истины. И быть беде тогда: роковая судьбоносная любовь обернётся жгучей ненавистью, и не станет для Сальватары ни света белого, ни будущего, сгинет она в земле сырой или будет рабыней, мыть ноги полозу да менять льняные простыни на его роскошном ложе. Сальватара поспешила в спальню змея. Как она и предполагала, змей открыл глаза. Крыс и ворон суетились около своего господина, только ворон как-то избегал встречаться с ней взглядом. "Понял всё, - мелькнуло в голове девушки, - умный, очень умный этот ворон. И как с этаким умом служить подобному уроду?!" Сальватара присела у подушки полоза. Даже самые низменные души порой способны на самые высокие чувства. Какова природа, в чём кроется секрет этого обстоятельства, не знала даже сама Сальватара. Наверное, во всех земных существах заложена хотя бы малая частичка Божественного, и, полюбив другого, эта частичка до неузнаваемости преображает душу любого мерзавца. Полоз глазами отыскал свою невесту и застрял взглядом на чарующем образе.
- Вот оно, лекарство, - тихо подытожил ворон, - ну, и отлично.
С этого дня Сальватаре принесли роскошное кресло, рукоделие, поставили резной дубовой стол с яствами, и она услаждала слух полоза разговорами, а иногда молчанием. Само её присутствие излечивало полоза, и каждый новый день возвращал полозу прежние его силы. Полоз млел при виде возлюбленной, всё в ней его восхищало, каждая клеточка его тела и души ликовала от восторга, что это земное существо рядом с ним. Филимон тщательно следил за рационом полоза, чтобы Сальватара не вздумала ничего подмешать господину. Страшно было птице за будущее здоровье змея, а крыс тем временем ходил мрачный и сторонился прочей челяди. Его вихрастая шерсть совсем вылезла на влажном кожаном затылке, отчего крысу пришлось носить бархатный берет с пером. Он часто посещал полоза с разными докладами о жизни в подземном замке, но все его визиты сводились к тому, что полоз в очередной раз на ушко старому разбойнику велел принести для Сальватары то браслет с изумрудами и сапфирами, то колье с африканским алмазом, то диадему из наборного жемчуга. Подарки сыпались на Сальватару нескончаемой чередой, а полоз креп день ото дня, росло его могущество, а Сальватара начинала отсчёт своих последних дней жизни.
Часть 7. Бегство из западни.
Как-то раз крыс тихонечко зашёл в спальню Сальватары и поставил на край туалетного столика крохотную шкатулку. Белые мыши бегали, суетились вокруг своей госпожи, укладывали её длинные волосы и вставляли шпильки в новую причёску девушки. Фантазийное зеркало показывало смущённой Сальватаре, как она выглядит со всех сторон в разных позах, в различных нарядах, с цветами и без цветов в волосах.
- Новый подарок полоза? - небрежно поинтересовалась Сальватара у крыса.
Крыс смущённо перебирал лапами, пыжился, надувал щёки, потом собрался с духом и выпалил:
- Челядь, прошу оставить нас с госпожой для важного разговора, - глаза крыса горели тревожным огоньком. Маленькие искорки, словно дьяволята, плясали в крысиных умных и коварных глазах цвета чёрной смородины.
- Не томи, говори, крыс, - Сальватара прикрыла дверь за последней выбежавшей мышкой и пригласила крыса присесть на соседний пуф подле туалетного столика. Свечи искрили, вся обстановка была пропитана электричеством.
- Я, я, госпожа, - замялся было крыс, - хотел говорить с Вами откровенно, даже более откровенно, нежели слуга может позволить себе в отношении своей госпожи. Я вижу, Вас тяготит присутствие в этом замке. В шкатулке - снотворная пыльца редчайшего на земле цветка наслаждения. Кому попадёт она на кожу - тот проспит много часов, а то и дней, в зависимости от количества пыльцы. Пока господин будет спать, зеркало выпустит Вас из заточения. Вы ведь этого ждёте? - крыс впился взглядом в бледное, как мел, лицо Сальватары.
- Не понимаю, Вас, крыс. Вы говорите удивительные вещи. Не позвать ли Филимона, чтобы осмотрел Вас. Не больны ли Вы часом? - Сальватара силилась понять, кто и когда подглядел её попытки найти нужное зеркало, и не находила ответа. Вокруг неё всегда было пусто... или же у стен есть глаза и уши. О, эти дворцовые тайны! Крыс, дворецкий полоза на протяжении многих веков, о, этот пройдоха знает все секреты замка и... человеческой души.
- Возьмите шкатулку, крыс. Я навсегда забуду о нашем с Вами разговоре. Вы мне никогда ничего не приносили и ничего не предлагали. Прощайте. Зовите челядь, - устало промолвила Сальватара.
Позвольте откланяться, - крыс низко склонился перед девушкой и внезапно исчез, так же внезапно как и появился. Шкатулка, как была, осталась на столе. Сальватара долго вертела шкатулку в руках, пока не нашла вырезанные по бокам шкатулки отверстия. Она легонько надавила туда пальцами, и дверца шкатулки в тот же миг распахнулась. Удивительный вяжущий цветочный аромат разлился по комнате Сальватары. Казалось даже, что этот аромат тончайшим шлейфом окутал все предметы в комнате, как невесомая вуаль он лёг на ресницы девушки. Сальватара внимательно всматривалась в мельчайшие частицы необычной пыльцы. "Цветок наслаждения, - Сальватара мысленно перебирала все вещества природного происхождения, способные одурманивать любое живое существо, - ох, и хитёр крыс. Может, пыльца, может, растёртые в порошок листья неведомого мне растения. Как же хочется ему удалить меня из этого замка! Мешаю я ему царствовать! И не побоялся ведь прийти ко мне и выложить всё начистоту. Играет в открытую. И странно, и боязно, и как-то даже удивительно". Крыс очень много времени проводил у изголовья выздоравливающего полоза и с ужасом осознавал, какое сверхъестественное влияние оказывает на змея юная Сальватара. "Царица, настоящая царица. И править будет по-царски. Разденет змея до нитки, обретёт его могущество и, чего доброго, скинет его с трона. А вместе с полозом исчезнет и моя здесь власть". Крыс дрожал и каждый день молил случай избавить замок от непрошенной хозяйки. Полоз с его властью и несметными богатствами был одурманен, был пленён и полностью побеждён красивейшей из смертных. Но что её красота? Дуновение ветра, каких-то десять лет, и она увянет подобно сорванной розе. Если полоз не дарует ей своё бессмертие. Полоза несло, и с каждым днём его подарки становились щедрее. Он дарил и был счастлив этим.
Сальватара радовала полоза своим присутствием день ото дня. Словно солнышко небесное, она расхаживала по спальне змея, приносила ему еду, поправляла ему постель, читала вслух книги и пересказывала новости от мышиной челяди - что происходит в Карпатах, пока полоз набирается сил. Полоз ловил взглядом каждое её движение, всё в ней казалось ему чудом, и не было такой силы, которая отвратила бы полоза от его невесты. Каждый день мыши облачали Сальватару в новый наряд. Не покладая лап, трудилась мохнатая челядь: закройщики-мыши кроили новые роскошные платья, мыши-белошвейки шили и вышивали золотом и жемчугом на дорогих платьях госпожи. Ювелиры круглосуточно корпели над новыми заказами полоза для своей возлюбленной. Все были при деле.
Новый наряд Сальватары больше походил на одеяние восточной принцессы. Прозрачный газовый шлейф полностью покрывал ноги девушки. Руки были укутаны в газовую материю, выступая точёным силуэтом сквозь складки наряда. Странный сладковатый аромат окутывал Сальватару: то ли это было дивное благовоние, то ли запах трав и горных цветов принесли мыши в подземный замок с собой. Сальватаре несказанно не хватало солнца, света и ароматов леса, горных и луговых цветов, запаха свежей хвои, пения птиц, свежего тёплого ветра. Мерцание множества свечей, холод мрамора, гулкое эхо неспешной поступи по холодной каменной лестнице - всё это давило на Сальватару, хотелось воли, хотелось жить и радоваться солнцу. Полоз ожил. Филимон и крыс зорко следили за каждым её шагом, причём каждый со своим умыслом. Эх, не свезло. Судьба в облике Филимона помогла полозу. Зачем и за что, Сальватара этого не понимала. Любовь к девушке очищала душу полоза, он на глазах изумлённой челяди стал способен на многие поразительные поступки. Это отмечали все: и ворон, и крыс, и вся придворная челядь. И Сальватара ждала удобного момента, чтобы исчезнуть из замка. Месть не удалась, надо было уходить через зеркало. В спальне полоза было душно. Сальватара скинула часть своего газового наряда вместе с рукавами и длинным шлейфом. Вряд ли полоз понял, что произошло. Реальность медленно уползала от змея, стали медленно исчезать звуки и шорохи, образы затуманились, глаза полоза закрылись, голова опрокинулась набок. Полоз заснул крепким сном, сжимая в руках шлейф от наряда горячо любимой им женщины. Недолго думая, Сальватара выскользнула из спальни змея, и, стараясь не привлекать внимание челяди, направилась в библиотеку. В спальню полоза заходил Филимон. Учёный ворон сразу уловил сладковатый аромат какого-то растения, но не смог определить, что это. Полоз блаженно спал, сжимая в руке часть наряда Сальватары. Видимость благополучия и тишина, та самая тишина, от которой становилось ворону жутко.
Сальватара, сняв шумные вышитые золотом туфли, которые предательски стучали своими тяжёлыми наборными каблучками, быстро вынырнула из спальни полоза и направилась в библиотеку. Дверь была приоткрыта. Сальватара на миг остановилась около приотворённой двери, не решаясь зайти, потом надела туфли, собралась с духом и шагнула в библиотеку. За дубовым столом, обложившись со всех сторон высокими стопками старинных книг, скрючившись с взъерошенными перьями сидел Филимон и с увлечением рылся среди древних фолиантов. Перья на его затылке стояли дыбом, клюв то и дело проговаривал непонятные человеческому слуху слова - ворон был полностью погружён в свою работу. Сальватара растерялась. Попросить ворона о чём-то и тем временем растворитья в волшебном зеркале? Она предвидела всё, что угодно, но только не встречу с Филимоном в самый ответственный для неё час. Надо было исчезать из этого замка и чем скорее - тем лучше. Филимон поправил пенсне и взглянул на госпожу Сальватару поверх мутных стёкол.
- Моё почтение, моя госпожа, - птица склонилась в поклоне, вежливом, глубоком, но холодно-безразличном. Ворон осуждал Сальватару за её поступок, и девушка это остро чувствовала.
- Филимон, рада видеть вас здесь. Я думала, кроме полоза никто не вхож в эти покои.
- Здесь много чудесной литературы, моя госпожа, - тихо гортанно ответил ворон, - позвольте узнать о самочувствии нашего господина? Лучше ли ему?
- Он спит, Филимон, - просто ответила Сальватара, выдержав испытующий, пронзающий насквозь взгляд ворона. Птица вздрогнула, перья окончательно разметались и взъерошились:
- Спит? В такой час? - ворон взмыл под потолок и вылетел из библиотеки.
Не долго думая, Сальватара бросилась к нужному шкафу, в дверце которого скромно висело такое нужное ей волшебное зеркало. Прикоснувшись горячими ладонями к гладкой серебряной поверхности, Сальватара вздрогнула всем телом. Зеркало поглотило её, втянуло всю, без остатка, и выкинуло в прошлое. Сальватара очнулась на поверхности земли. Вечерело, маленькие коричневые ящерицы, сливаясь с землёй и камнями, шустро расползались каждая в свой крохотный домик. Месяц лениво плыл над землёй, кутаясь в мягкие ватные облака. Сложно было понять, в какое именно прошлое выкинуло Сальватару зеркало из замка полоза, но она на земле, далеко от змея, и это уже было радостью. Месяц, поиграв с рыхлыми тучами, завалился спать. Беспросветный мрак окутал землю, и Сальватаре не оставалось ничего другого, как примоститься под какой-то разнузданной корягой и уснуть. Сальватаре снились кошмары. Искажённое от гнева лицо полоза медленно превращалось в змеиную пасть, Филимон разгадал секрет зеркала и разбил его, а крыс втихаря примерял корону полоза на свои облезшие обвислые кожаные уши. Челядь во сне Сальватары долго искала её по замку, охая и причитая. От Сальватары остались разве что газовый шлейф и вышитые золотом туфельки.
Часть 8. Знакомство с Велевелем.
- Какая хорошенькая! - послышалось над самым ухом Сальватары. Сальватара открыла глаза. С её руки проворно спрыгнули две маленькие ящерки. Ящерки переглянулись, хихикнули и растворились за серыми валунами. Сальватара, вырванная из тяжёлого мучительного сна, с некоторым удивлением озиралась по сторонам. Она была в горах. Серые скалы, залитые солнцем, как громадные истуканы, грозно и величественно смотрели в лазурное небо. Это были её Карпаты, места, где она выросла, где была счастлива, где жили её отец с матерью. Сальватара ласково повела ладонью по серой шероховатой поверхности скалы. Скала уже успела нагреться от жаркого полуденного солнца. Сколько же она проспала? В какой период прошлого выкинуло её волшебное зеркало? Вокруг - ни души. Ни скрипа телеги, ни удара топора, ни девичьего пения, ни детского смеха - безлюдно кругом. Лишь мох да колокольчики, что застенчиво поглядывают в её сторону, да безмолвные красавицы-скалы, да небо лазоревое над головой. Серая пустельга кружит, летает высоко в лазоревом небе, забрызганном ослепительным солнцем. Кого бы расспросить, кто даст ответ - где именно она, Сальватара. Неприятный звук падающих каскадом камней заставил Сальватару вздрогнуть всем телом. Камни скатывались к ногам девушки, будто кто-то невидимый откалывал от верхушки скалы кусочки горной породы. Сальватара инстинктивно шагнула назад и резко обернулась - сзади стояло живое существо, которое трудно поддавалось описанию. Лицо некрасивого человека, чей тонкий нос загнут крючком, как у коршуна, умные ироничные глаза, в которых постоянно плясала недобрая усмешка, руки с когтями и все покрытые шерстью, сзади из-под полы торчал длинный ослиный хвост, голову же урода покрывал странный невиданный доселе девушкой головной убор, очень напоминающий тюрбан, из-под которого торчали тупые продолговатые рога. Урод имел козлиную выщипанную бородку, которая скрашивала подбородок неправильной формы. Одет он был вычурно: в длиннополое платье из золотой парчи, которая буквально ослепляла своим сиянием при полуденном солнце.
- Кто ты?! Дьявол? Леший? Домовой? Что за сила породила тебя такого на свет? - Сальватара смотрела на появленца огромными широко распахнутыми синими глазами и от ужаса не знала, то ли кричать, то ли бежать, то ли обороняться.
Чудище невзначай хлестнуло о камни хвостом и разразилось чудовищным мерзким гомерическим хохотом.
- Да мы с тобой одного поля ягоды, Сальватара. Ведь так тебя называл когда-то полоз? Ответь! - чудовище с хитрым прищуром взглянуло на Сальватару, будто в самое сердце хотело проникнуть своим испепеляющим жгучим взглядом.
- Кто ты есть и откуда знаешь меня? - Сальватара изучающе смотрела на урода, страх ушёл, осталось одно любопытство.
- Я - Велевель. Ты прикончила полоза, намедни, порошок тот сонный стёр все старания учёной птицы, что служит лекарем при замке змея. Спит полоз сном ребёнка и спать так будет вечность. Его магическая сила перешла к тебе, Сальватара, а вот власть в подземном мире, ты уж сама понимаешь, имеет свою преемственность, власть отошла ко мне - к Велевелю Великому. Долго я ждал этого часа. Мы с тобой поделим этот мир пополам. Ты греши на земле, а я с твоего позволения буду греховодить в полозовом замке, - Велевель ядовито усмехнулся, - крыс будет прислуживать мне, а белые мыши носить за мной мою волшебную тросточку. И не приведи тебя сила тёмная, красавица Сальватара, столкнуться со мною в подземном царстве.
- Скажи, Велевель, могу ли я воскрешать мёртвых, возвращать жизнь её утратившим?
- Да в своём ли ты уме, девица? Есть только одна сила под солнцем, и жизни ушедших все в её власти. Мы с тобой как два баловника, а правит миром и судьбами людскими только Он.
- Да как же Боженька разрешил на свет появиться таким уродам, как полоз и ты?
Велевель раскатисто непринуждённо расхохотался. В нём смеялось всё: и лицо, и глаза, дёргались уши и хвост, хохотали даже пуговицы на одежде.
- Много задаёшь вопросов. Хочу тебя предупредить: начнёшь мстить деревенским за гибель своего дроли - быть беде.
- Ты и про это знаешь? - с горечью спросила Сальватара, к горлу подкатил ком - ни сглотнуть, ни продышаться.
- Знаю я всё о тебе. И как ядом полоза травила, как птица учёная змея отхаживала, как ты зеркало в его покоях искала, чтобы домой вернуться. И знаю я, что лютой ненавистью сердце твоё пылает к тому, кто стрелу в твоего дролю пустил там, на озере. Так знай, лихоимец тот и без тебя наказан полозом за предательство. Рука его отсохла правая, повисла, словно плеть ненужная, мычит он - онемел с той поры. Ходит по окрестным деревушкам и молит Бога, чтобы тот его поскорее прибрал к себе. Ты вот что, иди в свои леса. Карпаты велики, места хватит и тебе, и мне. Только не переходи мне дорогу. Если вдруг понадоблюсь - зови, но за любую услугу свою возьму с тебя сполна. Прощай, спустишься к горному ручью, он выведет тебя к ближайшей деревушке. Нет тебе, как полозу, летоисчисления. Тело твоё нетленно. Можешь много совершить на этой земле. Бойся искушений, Сальватара. Хочешь править миром, как это делал полоз - погаси в себе совесть.
- Это совет? - усмехнулась девушка.
- Да, что-то вроде напутствия. Власть и честность по отношению к себе и к другим, что в принципе и есть совесть, не совместимы.
- Сам веришь в то, что сказал? - Сальватара поражалась цинизму урода, на что он мягко парировал:
- В жизни как преграда на пути любого твоего достижения стоит чей-то кровный интерес. И либо ты перешагнёшь через эту преграду, либо никогда ничего не достигнешь.
- Ты предлагаешь мне ходить по костям, как это сделал полоз по отношению к моему дроле?!
- Он выбрал между своим интересом и интересом чужого парубка. А случилось что - твой парубок на дне озера, а ты - невеста полоза. Побеждает сильнейший - это жизнь, Сальватара.
- Я вижу, ты уродлив не только внешне, но и внутренне. Скажи, а как жить после того, когда ты отнял у кого-то жизнь, кров, благосостояние, здоровье. Как спать после этого? И что это будет за жизнь?
- А, ты обернись, Сальватара. Взгляни поближе на мир смертных, из которого ты шагнула в вечность. Люди ничем не лучше полоза. Если всегда найдётся тот, кто за пригоршню монет пойдёт на преступление, это ещё можно поспорить: чья душа черней - змеиная или человечья. Тот, кто стрелял из лука в твоего дролю, за деньги стрелял, он за горсть золотых расстрелял ваше счастье, ваше будущее и не родившихся ваших с дролей детей. За какие-то монеты жёлтого презренного металла! В чём больше тьмы: в вожделении полоза или в продажности смертного из соседней деревни?
Сальватара еле сдерживала слёзы:
- Оттого мир так и не совершенен, что каждый норовит шагнуть другому на горло.
- А вот ты и поживи на этом свете, и гордость, и честность свою не расплескай, не потеряй себя и на горло никому не наступи. А я посмотрю. Увидимся, красивейшая из смертных! - с этими словами урод исчез так же внезапно, как и появился подле Сальватары. Его исчезновение сопровождал точно такой же скрежет катящихся камней.
Велевель не обманул - горный ручей привёл Сальватару в одну из Карпатских деревушек. Свежий ветер, пение птиц, жужжание пчёл, терпкий аромат лесных цветов возвращал Сальватару к привычной жизни. Сумрачный замок полоза скорее напоминал царственную гробницу, где живые существа играли в жизнь, которой не может быть без солнца и ветра, без свежего воздуха, без мягкого мха под ногами, без пения птиц. Белочки бойко скакали по веткам, провожая девушку до самой деревушки. Цветы дурманили своим чарующим ароматом, а раскидистые сосны с длинной пахучей и мягкой хвоей напоминали Сальватаре, что она пока ещё жива. "Значит, сонная пыльца редкого цветка оказалась смертельно сонной. Ай-да, крыс, вот ведь шельма! Везде, везде борьба за власть и влияние. Велевель метит занять место полоза, крыс мечтает стать наместником подземного замка, прибрать к лапам сокровища. Я не нужна ни тому, ни другому. Хотелось бы знать, что за магические способности перешли ко мне от полоза?" - Сальватара ободрала все ноги, спускаясь от ручья по голым камням. Странное это было зрелище - изысканно, с необычайным вкусом богато одетая девушка с причёской, украшенной жемчугом, и в то же время с босыми изодранными в кровь ногами.
Сзади послышался скрип колёс:
- Джен добри, панночка! - ласково приветствовал Сальватару красивый глубокий бархатный мужской голос. На телеге ехал польский купчик. Он помог Сальватаре взобраться на телегу. В деревню девушка въезжала в крестьянском добротном платье, кожаных сандалиях и с простой косой.
Часть 9. Первое желание.
Купчик жил на дальнем хуторе в богато обставленном доме, сложенном из обтёсанных камней. "Добротный дом, - думалось Сальватаре, - и всё в нём есть, любая мелочь по хозяйству, что только душа пожелает..." Купчик не мог насмотреться на красавицу и мялся, не знал, как же предложить ей остаться у него. Останется на день, на два, а там, глядишь, и на неделю, а вдруг, так станется, что и на всю оставшуюся жизнь. Сальватара холодным взглядом окинула новый гостеприимный дом и его хозяина. И уйти бы - да некуда, и понял это купчик. Оттого стоял он и мялся, глядя в пол, за счастье почитал, чтобы девушка не отвергла его гостеприимства. Так полетели дни. Сальватара освоилась с хозяйством, находя в этом своеобразную прелесть. Деревенские косо смотрели на невенчанную девицу, что жила с молодцом под одной крышей без благословения церкви, а купчик того и ждал, всё слова искал, как бы сосвататься. Сальватара почти смирилась с мыслью о замужестве. Купчик на радостях поехал за гостинцами к свадьбе, поехал и пропал. Не было горечи на душе у Сальватары, ни любви к купчику, ни сожаления, но странным было то исчезновение. Сальватара бережно набрала в кадку воды, кинула туда смородинового листа и шёпотом попросила:
- Пахучий лист смородины, напейся воды из кадки, покажи судьбу купчика: где он теперь, что с ним?
Затянулось небо свинцовыми тучами, солнце попятилось за мрачные облака и уснуло в них. Вода в кадке сначала потемнела, а затем увидела Сальватара своего купчика, убитого и обворованного разбойниками. Не доехал он до соседней Польши, так и остался лежать на дороге, обезглавленный, раздетый, с отрезанным кошелём. Девушка вздрогнула всем телом. Вот о каких способностях говорил Велевель. Не долго думая, Сальватара запрягла лошадь, взяла с собой двух местных парубков и поехала за телом купчика.
Хоронили его всей деревней, подавленно обступив несостоявшуюся невесту, мужики обнажили головы, бабы громко выли. С этого дня Сальватара стала жить одна в доме купчика. Лихая осень с её золотом листвы и первыми дождями не отогрела душу девушки. Полоз погубил дролю, чья-то алчность сгубила купчика, судьба словно злилась на неё. Что с красоты редкостной, коли счастье мимо обходит.
Сальватара, живя с опустошённою душой, часто подолгу уходила в лес и высоко в горы. У неё открылся дар врачевания. Сама не зная как, она могла лечить. Лечила травами, собирая их по какому-то внутреннему наитию, словно кто-то на ухо нашёптывал, какую траву брать надо и что с ней потом нужно сделать. Местные, давно разгадав её секрет, стали частенько захаживать к Сальватаре.
Принесли ей однажды грудного ребёночка. Вздрогнула Сальватара всем телом, взяла на руки крохотный свёрток и поняла вмиг, что помочь младенцу не может. Дорого отдала бы она за здоровье крохотного существа, которое сквозь слёзы тянуло к ней маленькие ручонки, ища у неё защиты и успокоения.
- Оставь его со мной на ночь. Дай Бог, выхожу. Решающая это ночь, - сухо попросила Сальватара мать младенца. Попросила, а у самой сердце кровью обливается. Вспомнила Сальватара о словах Велевеля и мысленно позвала урода с козлиной бородкой. Не успела девушка мысленно произнести его имя, как в углу хаты появился парчовый золотой халат, всё те же рога под тюрбаном и то же хищное заострённое лицо с крючковатым носом. Козлиная бородка дёргалась и кривилась в самодовольной ухмылке:
- Звала меня, Сальватара, - вместо приветствия произнёс Велевель.
- Прошу, если можешь ты, то помоги, излечи ребёночка. Что хочешь проси взамен, - взмолилась Сальватара.
Велевель не ожидал такого поворота событий:
- Что хочешь, говоришь... Да у меня, так-то, есть всё, чего душа пожелает. Крыс-дворецкий у меня на посылках. Филимон трудится, не покладая крыльев. Челядь описывает сундуки с сокровищами. Разве что полоз спит мёртвым сном, но, казалось бы, не мёртв, но и не жив. Что я хочу? А хочу я твоего бессмертия. Ты перестанешь жить вне времени, и будешь такой же смертной, как и все остальные, кто меряет шагами эту землю. Тогда помогу.
- Согласна, Велевель. Только спаси ребёночка, - Сальватара бережно прижимала плачущее дитя и тихонечко нашёптывала ему самые ласковые слова.
Велевель негромко стукнул тростью из слоновой кости о землю, ехидно ухмыльнулся и на прощание тихо произнёс:
- Это только твоё первое желание! Что ты согласишься отдать мне потом?
И снова шорох падающих, катящихся камней. Урод с козлиной бородкой исчез так же внезапно, как и появился. И это шуршание, этот шорох, это перекатывание камней, откуда оно здесь, в хате? Сальватару одолевало множество вопросов, но все мысли были заняты больным младенцем. У ребёночка пропал жар, он, тихо посасывая палец, уснул прямо у неё на руках. Сальватара бережно запеленала его и отнесла в избу матери. Вернувшись домой, на том месте, где топтался Велевель, Сальватара увидела бриллиант. Она вначале не сразу поняла, что это и откуда. Когда же рассмотрела камень, то вспомнила, что видела его, инкрустированным в трость Велевеля из слоновой кости. Но в деревне, что бриллиант, что стекляшка - вещь бесполезная. Вряд ли кто из деревенских мог оценить по достоинству красоту и ценность камня. Сальватара наклонилась, чтобы поднять и убрать в какой-нибудь сундук этакую безделицу, как камень растаял в воздухе прямо у неё на ладони. Камень на глазах исчез, словно ладонь впитала в себя огранённый кристалл. Сальватара почувствовала мощный прилив сил, будто внутри неё течёт бурная полноводная горная река. Предметы стали казаться невесомыми, испорченное настроение вызывало дождь и непогоду, ненастье, радость разливалась солнечным светом надо всей деревней, а гнев выливался в грозу и крупный град, что мог побить сразу все виноградники. Странную силу хранил в себе бриллиант из трости Велевеля.
С тех пор, как Сальватара спасла ребёночку жизнь, к ней стали стекаться люди даже из соседних деревень. Дом её всегда был полон просящих о здоровье. Сальватара никому в помощи не отказывала, пока на пороге не возникла сгорбленная фигура калеки. Сморщенный старик с повисшей плетью рукой, немой и скорбный облокотился о косяк двери в хате Сальватары. Глаза Сальватары недобро сверкнули.
- Эй, кто привёл калеку? Есть тот, кто сопровождает его? - Сальватара еле сдерживала дрожь в голосе.
Люди обступили её и сгорбленного старика, от толпы отделился мальчуган лет шести и открыто ответил:
- То юродивый, тётушка, не взыщите. Он давно по здешним местам так мыкается. Вот рука у него отсохла и язык онемел, кормится, чем Бог подаст, где попало заночует. Раз кто и пригреет его. Местный он, да хворь нечаянная приключилась, вот бабы и жалеют, и привели его сюда. Помоги, тётушка.
Калека взглянул в лицо Сальватары и рухнул в ноги девушке.
- Глянь, будто прощения просит, - зашептались в толпе. Бабы, девки, дети малые - все замолкли, слышно было даже жужжание пчелы, словно и та просила за здоровье калеки.
- Чем я могу убогому подсобить? - в груди Сальватары огнём пылала ненависть. Небо заволокло тяжёлыми чёрными тучами. Ливневый шквал обрушился на деревню. Точно такой же шквал бушевал и в душе Сальватары. Ещё немного, и она была готова испепелить взглядом убийцу своего дроли.
- Ты убил парубка стрелою на озере? - Сальватара спросила очень тихо, но вся толпа громко ахнула.
Калека поднял мокрые от слёз глаза на девушку и горько кивнул в знак согласия.
- Ради золота убил? Купили твою волю за деньги? - Сальватара вперила испытующий взгляд в убийцу.
Калека вновь утверждающе кивнул. Затем обхватил ноги девушки и протяжно завыл, как воют на похоронах бабы или собаки по умершему хозяину. Первым порывом было зло пнуть и отпихнуть от себя убийцу дроли. Сальватара неимоверным усилием воли сдержалась. В углу светёлки смотрела на собравшихся ликом святым Богородица. Не смогла Сальватара ударить калеку, достала из шкафа матерчатый мешок с душистыми травами и протянула его убогому:
- Будешь до конца дней своих молиться за душу убиенного тобою парубка. А коли оклемаешься, иди в монастырь, работай в каменоломнях, будешь с молитвою строить храм до самой своей кончины.
Бабы расступились, дали выйти из избы калеке.
- На сегодня всё, бабы. Не могу сегодня никого лечить. Самой худо мне, - с этими словами Сальватара закрыла дверь за толпою, упала на лавку и разрыдалась. Долго ходила молва о калеке и его визите к Сальватаре. Сказывали, что рука его восстановилась, а речь нет. Ходит он по деревням, мычит, но работать уже может. Отвели его мужики в каменоломню при монастыре, там и остался калека на веки вечные.
Часть 10. Желание второе.
Целыми днями Сальватара бродила по лугам и горам в поисках лечебных трав и цветов. С ней говорило каждое дерево, каждый цветок шептал что-то своё, белки играли в догонялки, прыгали за ней по пятам, трещали без умолку кузнечики, щебетали птицы, насвистывая свои незатейливые такие приятные для слуха трели. И Сальватара забывала о своём горе. Она простила убийцу дроли. Как такое случилось, и как же тяжело ей это далось, как мучительно было иметь власть над паскудным существом и не воспользоваться ею. Она сумела простить, хотя могла раздавить этого смертного без особого труда, и было за что. Озеро, где погиб её дроля, манило к себе девушку. Она часто приходила туда и разговаривала со своим дролей, как если бы он был живым.
В один из таких визитов Сальватара увидела рябь на озере. Обычно спокойное, оно бурлило и неприятно подёргивалось ржавой рябью. На огромном валуне сидел Велевель. Ни тени ухмылки на его вытянутом заострённом лице с козлиной бородкой не было. Серые прищуренные на солнце глаза отливали металлом. Велевель находился в очень напряжённом состоянии духа, натянутый до предела, словно тетива на луке, он напоминал по состоянию души плотно сжатую пружину, которая может расправиться в любую минуту, и всё вокруг полетит кувырком.
- Тебя не учили в детстве, что воровать не хорошо? - пренебрегая приветствием, холодно выпалил Велевель. Его густые кустистые брови напряжённо ходили на подвижном угрюмом лице.
- Что же я у тебя украла, владыка подземного мира? - в тон Велевелю произнесла Сальватара.
- А, то не знаешь? - Велевель откровенно злился и не мог даже скрыть этого, - верни бриллиант, верни его немедленно!
- Я не присваивала его себе, - слегка слукавила Сальватара. Я подняла его с пола хаты, а он - возьми да и исчезни на моей ладони.
- Вот оно как! Возьми да и исчезни! - насупился Велевель. Возвращай давай! Хватит со мной в дурочку играть! Хотя.... Хочешь увидеть своего дролю? - серые глаза Велевеля ехидно блеснули коварным огоньком, который он быстро потушил.
- Дроля мой на дне озера, - с болью и горечью в голосе промолвила Сальватара.
- Кто бы спорил. Но вызвать тебе его смогу на пару минут. В награду - мой бриллиант. Что скажешь?! - начал торг Велевель, хвост его ходил из стороны в сторону.
- Бриллиант растворился у меня прямо в ладони. Как же я могу тебе отдать его? - Сальватара с изумлением взглянула на нечисть.
- А, ты пожелай вернуть не своё. Вот и всё. Просто пожелай, - ехидно промолвил рогатый в тюрбане.
- Забирай, если сможешь, а дролю моего мне покажи! - в сердцах промолвила девушка.
Озеро вспенилось, словно сила тёмная взбунтовалась на самом дне его. Лёгкое сияние еле ощутимым свечением забрезжило над мутными водами того озера. Над волнами медленно поднимался парубок. В груди его торчала стрела, оборвавшая его жизнь. Сальватара вперила в него свой взор, и в эти минуты никто и ничто не существовало для неё на земле. Скользя взглядом по ненаглядным чертам, Сальватара обожала каждую клеточку его тела. Прошли те недолгие минуты, что рогатый Велевель подарил как свидание с дролей. Бриллиант отделился от ладони девушки, на короткое время повис в воздухе и приклеился к трости Велевеля, туда, где и был раньше на протяжении веков.