На очередной юбилей, внуки подарили деду Феоктисту спиннинг, с длинным, стыкующимся из двух частей удилищем, и блестящей инерционной катушкой. Это было давно, тогда Феоктист Иванович был гораздо моложе и занимался рыболовством, почти, профессионально. Ставил сетюшки на неспешных протоках и, похожих на таёжные озёра, старицах. Рыбачил "сплавом", пуская сети "трёхстенки" вниз по течению, по глубоким плёсам и спокойным участкам. Таёжная река, на которой он жил, брала начало на северо-западных склонах Байкальского хребта, и несла свои чистые воды, по живописным распадкам и заливным лугам, к могучей и прекрасной реке Лене. Чтобы, смешавшись с её мощными струями, через тысячи километров, отдать себя холодным объятьям моря Лаптевых. Река была бурная, с сильным течением, местами, очень глубокая, с большим количеством порогов и перекатов. Вероятно, по этой причине, на всём своём протяжении, являлась не судоходной. Местные жители, занимающиеся рыболовством, имели свои плавсредства, деревянные - "самодельные", и дюралевые - "заводские" лодки, различных конструкций.
У Феоктиста Ивановича была потрёпанная временем и перекатами "Казанка" с неоднократно перебранным мотором "Ветерок". Когда-то в молодости, с такими же, как сам, отчаянными друзьями, ходил на ней до самой Лены. Посёлок, где Феоктист Иванович проживал, по всей видимости, был основан первопроходцами-казаками и носил казачье название. На местном кладбище покоилось не одно поколение предков деда Феоктиста. На крестах и пирамидках, была написана одна, общая фамилия и разные имена. Не хватало имён, только, нескольких мужчин, ушедших на фронт и оставшихся лежать где-то в чужой земле. Среди них и отец Феоктиста, молодой, весёлый мужчина, успевший накануне войны, "родить" сына и дать ему мудрёное имя, в честь своего отца, сгинувшего на Ленских приисках, в годы сталинских репрессий. Одним из первых в посёлке, Ивана Феоктистовича, как опытного охотника, призвали в армию. В финскую компании, отец был снайпером. Часто писал письма, обещая скорого возвращения. Потом началась Великая Отечественная война. Домой Иван Феоктистович, больше, не вернулся, пропав без вести, как многие его ровесники, осенью сорок первого года.
Дед Феоктист выезжал из своего посёлка далеко, и надолго, дважды. Первый раз, по призыву в армию, на три года. Второй, совсем недавно, в Иркутск, на свадьбу старшего правнука, где дед заболел и на всё лето попал в больницу
В своё время, сразу после армии, Феоктист женился, на красавице Катерине, которая ждала его все три долгих года. В этом посёлке, один за другим, родились трое сыновей и дочь. В старом, родном, родительском доме, они с бабкой, встретили и свою старость.
Старость подкралась как-то незаметно. Казалось совсем недавно, он уходил на охоту в тайгу на несколько дней, а то, и недель. С приехавшими в отпуск сыновьями ремонтировал крышу дома и стайки для скотины, колол дрова. Один, после поломки "Ветерка", на вёслах и волоком, через перекаты, тащил лодку домой. Катерина всю жизнь была его первой помощницей и поддержкой. Какие бы дела он не замышлял, она всегда была рядом, будь то замена сгнивших венцов дома, или работа на пасеке. Казалось, так будет всегда!
Но годы давали о себе знать - появилась одышка, к непогоде болели ноги и спина, скакало давление. Дед Феоктист стал захаживать в местную поликлинику и, даже, несколько раз, ездил сдавать анализы в районный центр.
Дети, окончив школу, давно уехали в дальние и ближние города, завели свои семьи, родили Феоктисту внуков. А старший сын, недавно, сам стал дедом.
Так что, работа по дому и хозяйству, как и прежде, оставалась заботой стареющих родителей.
Получив до армии профессию водителя, Феоктист Иванович, всю жизнь проработал в местном леспромхозе. Возил лес с дальних делянок, горючее для тракторов и мазут для местной котельной. Последние годы работал на почте, доставляя "корреспонденцию" по соседним деревням.
Потом случился развал страны. Всё, как-то неожиданно быстро, рассыпалось! Леспромхоз, после нескольких бесполезных реорганизаций, закрылся. Местные мужики, внезапно ставшие "акционерами", растащили по домам оставшуюся технику. До сих пор, в разных концах посёлка, можно увидеть ржавеющие, ненужные "Уралы"- лесовозы, и трелёвочные трактора. Оставшийся не у дел народ, ударился в рыболовство, рыбачили все, от мала, до велика. Трудно было найти на реке, хотя бы, маленькую протоку не занятую вездесущими рыбаками. Рыбу сдавали местному предпринимателю, который отвозил её в райцентр перекупщику армянину, по имени Завен.
Позже в прибайкальской тайге несколько лет хозяйничали китайцы. Навезли технику - мощные лесовозы, японские трактора и погрузчики. Валили лес, вывозили кругляк к железной дороге и отправляли в Поднебесную. Оборудовали в лесу землянки, жили отдельно, не общаясь с местными, и не принимая их на работу.
Вырубив в ближайшей округе весь, более менее, пригодный лес, китайцы съехали.Местные пытались организовать свою лесозаготовительную артель. Но, усилиями вороватых чиновников, запутались в юридической казуистике, потрадив здоровье, силы и деньги бросили это дело.
Посёлок постепенно вымирал, люди уезжали "на Большую землю". Почти на каждой улице, до сих пор, стоят брошенные, заколоченные дома, а на ближайших и дальних сопках зияют "проплешины" спиленного китайцами леса.
Дед, тоже "рыбалил", ставил сети, для того, чтобы, как-то прокормиться в те лихие, тяжёлые годы.
Феоктист не любил надолго оставлять дом. И на все приглашения детей переехать к ним, частенько повторял жене:
- Не люблю я эти города! Бегают, как в "спину стреляные", целыми днями! Словно муравьи в растревоженном муравейнике! Никто друг друга не знает и не замечает! Редко кто здоровается! Остановиться и поговорить не с кем, и не о чем!
Екатерина Михайловна обычно не поддерживала его "не современные" суждения. Заметив, что жена с ним не согласна, дед твёрдым голосом продолжал: - Здесь, на воле, чувствую себя нормально, нигде не давит и не болит! А стоит, хотя бы, в райцентр уехать, возвращаюсь весь разбитый и больной. Как будто, с десяток вёрст на вёслах прошёл, против течения! Нет, матушка, даже, не зови!
И действительно, после свадьбы правнука, в Иркутске, дед расхворался не на шутку. Ночью вызвали "скорую". С диагнозом инфаркт, Феоктиста Ивановича положили в кардиологию Иркутской областной больницы, на целый месяц. А потом, ещё месяц, он проходить курс реабилитации.
Катерина Михайловна, вынуждена была возвратиться домой одна. Приехавшие ближе к осени сыновья, заготовили дров на всю зиму, уложив их ровной поленницей вдоль забора. Помогли выкопать картошку. Договорились с трактористом и вспахали огород к следующей весне. Вытащили к ограде дедову лодку. Не смогли, только, заготовить сена. За бурной деятельностью сыновей, дед наблюдал сидя на высоком крыльце - врачи категорически запретили ему любые нагрузки. Даже за ужином, Феоктист Иванович не позволял себе присоединиться к сыновьям, поднимающих рюмочку за здоровье родителей Любимицу всей семьи, корову Белянку пришлось продать, а бычка пустить на мясо. Приближались морозы, речка потемнела под грустным осенним солнцем. Тайга, на противоположном берегу, покрылась жёлто-коричневыми пятнами осеннего лиственного леса. С северных хребтов подул холодный ветер, принося издалека первые белые снежинки.
Феоктист Иванович, часто выходил на берег реки, за своим огородом. И подолгу стоял, молча, любуясь медленным наступлением осени. Природа засыпала. На душе было непривычно грустно и тревожно. Волнуясь за мужа, кутаясь в платок, следом на берег, приходила Катерина Михайловна. Стоя рядом, касаясь, друг друга, они молча смотрели на несущуюся массу воды, каждый, думая о своём. Осторожно тронув мужа за локоть, баба Катя, обычно тихонько, называя мужа ласково, как в юности, просила:
- Пойдём, Феонит, холодно уже. Не дай бог, простынешь!
Зиму, они прожили хорошо. Дед потихоньку набирался сил. На все вопросы соседей о здоровье и самочувствии, односложно отвечал:
- Нормально!
Хотя, на самом деле бывало по-всякому. Иной раз ночью, сердце начинало давать пропуски, всё чаще и чаще, а паузы между ударами становились такими длинными, будто душа проваливалась в глубокую, тёмную яму.
Или в груди, беспричинно, разливалась горячая, жгучая боль, заставляющая забыть обо всём на свете, рождая где-то в глубине сознания непреодолимый страх. В такие минуты Феоктист Иванович вспоминал своё лежание в Иркутской больнице. Когда в палату, осторожно, с испугом на лицах, входили молодые студенты, пришедшие на занятия. Из всех симптомов ишемической болезни сердца, они, почему-то, твёрдо запоминали, лишь, один, о котором у больных постоянно спрашивали все студенческие группы:
- Вы, боитесь смерти?
Вначале деда подмывало ответить вопросом на вопрос:
- А, вы?
Но потом, подумав, он понял, что эти молодые люди, ещё находятся в таком юном возрасте, когда понятие "смерть" для них, что-то глобально далёкое, не воспринимаемое и, конкретно их, не касающееся. Наверное, все люди так рассуждают в этом возрасте?
Феоктист Иванович знал, что в его тяжких делах, другом и помощником может быть, только, его Катя. Как защита, опора и живой талисман благополучия. Новые, "рачительные" руководители области, закрыли поселковую поликлинику, и на весь посёлок, остался один фельдшер. Поэтому, в экстренном случае, как в тайге - кричи, не кричи, никто не услышит! "Скорая" придёт из района, всего скорее, только, на поминки. А зимой, в пургу, по сугробам, в таёжный посёлок никто и не поедет. Вообще!
Как бы не была длинна, сибирская зима, но и ей приходит конец. Забурлили ручьи, одуревшие от тепла и солнца воробьи, с громким чириканием, перелетают с одного, очистившегося от снега пригорка на другой. Шелестом крылышек, радостной суетой, громкими голосами возвещая о приходе весны!
Лучи солнца, быстро съели потемневший, подтаявший снег. С хрустальным звоном сталкивающихся льдин, пронёсся ледоход. Река, выплеснувшаяся во время половодья, в балочки и заливные луга, нехотя, оставляя за собой наполненную влагой землю, и первые зелёные травинки, вернулась в обычное русло. Зазеленели кусты и деревья, белым туманом зацвела дикая яблоня и черёмуха. Пришло долгожданное лето!
Рыбаки вывели на чистую воду свои лодки, вновь, над рекой разнёсся характерный звук лодочных моторов. "Иванович" - как теперь называли его односельчане, устав ломать язык, об его чудное имя, тоже, спустил на воду свою "Казанку". С "пол оборота" запустил, отдохнувший за зиму, "Ветерок" и помчался по реке, привычно чувствуя знакомые удары встречных волн.
Иногда, преодолев упорное сопротивление жены, он вырывался на рыбалку, ставил сети, выезжал их проверять, с удовольствием выбирая хороший улов. Но, чувствовал, что, даже эта, обычная в прошлом работа, вызывает одышку, стеснение в груди. И боль, отдающуюся толчками в левое плечо, от которой начинают ныть, даже, зубы. В левом кармане брюк, вспотевшей рукой, он находил ампулку с нитроглицерином, торопливо доставал маленькую таблетку и клал под язык. Через какое-то время, боль и жжение в груди исчезали, но начинала дикой болью звенеть голова. Феоктист Иванович знал об этом и терпеливо ждал, когда боль отпустить.
Когда приступы, стали, повторятся с пугающей регулярностью, он понял, что надо переходить на ловлю с берега, удочками, или спиннингом. Иначе, не ровен час, можно потерять сознание в лодке и её понесёт до самой Лены, или, вообще, в Северный Ледовитый океана. Тут Иванович вспомнил о спиннинге, давнем подарке, теперь уже, повзрослевших, внуков. По его просьбе, сосед из командировки в Братск, привёз дорогую японскую леску, способную, как было написано на красивой упаковке, выдержать вес в три тонны. Набор вращающихся блёсен с грузами и корабинчиками. С помощью жены, с превеликим трудом, он смотал все сто метров на катушку, и они спокойно там уместились
Выбрав день, Феоктист Иванович, завёл лодку и выехал подальше от посёлка опробовать снасть. К рыбалке удочками и спиннингом он относился, как к баловству и пустой затее. Поэтому, не хотел, что бы кто-то застал его за этим занятием..
Тяжёлый груз, предназначенный для удержания лодки в тихих протоках, на стремнине не мог выполнять эту задачу и "Казанку" несло по течению. Попытка забросить блесну, привела к запутыванию лески в громадную "бороду". Пришлось причалить к берегу и битых два часа, распутывать эту "пышную причёску", стараясь не перерезать леску. Расстроенный глупой неудачей, он высадился на дальнем острове и спустил блесну по течению, на сколько это было возможно, не давая ей лечь на дно. А затем, подкручивая катушку и, слегка, подёргивая, вывел блесну на берег. На третьей попытке, ему удалось вытащить на берег ленка, грамм на двести. Улов прибавил надежды и уверенности.
Так он ещё с десяток раз отпускал по течению свою снасть и поймал маленького, пятнистого тайменя.
- Отец дома? - шутливо поинтересовался дед у пойманной рыбы.
На этот остров он заехал не случайно, ниже острова, на стыке водяных струй, была большая яма. И в этом месте рыбаки часто видели "играющего" крупного тайменя. Но, ни на какую снасть он не брал.
src=
Рыбак уже собрался ехать домой. Как вдруг, на другом конце лески почувствовал сильный удар, резкие рывки и сопротивление вращению катушки. Он, даже, не мог провернуть её рукой, туго натянутая леска резала водную гладь.
- Наверное, корягу зацепил? - подумал Феоктист Иванович, - жаль блесну! В наборе блёсен, такая "Байкалка", была одна.
Неожиданно леска ослабла и пошла куда-то в сторону, потом, вновь натянулась, грозя лопнуть:
- Посмотрим, какие три тонны она выдерживает, товарищи японцы? - усмехнулся спиннингист.
Он начал выводить добычу к берегу, то, с трудом, поднимая удилище вверх, подтаскивая неизвестную рыбу, то, резко опуская удилище и подматывая леску. Крупный таймень, а это был он, несколько раз выскакивал из воды, делая свечки и пытаясь освободиться от блесны. Но рыбак вовремя отпускал леску. Битва продолжалась очень долго, Феоктист Иванович потерял счёт времени. Несколько раз, чувствуя боль в груди, он, зажав катушку рукой, другой, доставал спасительные таблетки и прижимал их языком. Боль уходила. В голове стучало так, как будто рядом бил землю огромный, многотонный молот. В какой-то момент, он, даже, пожалел, что затеял эту рыбалку.
Таймень тоже обессилил и стал вести себя более спокойно. Наконец, Феоктисту Ивановичу удалось вывести добычу на мелководье и теперь, из воды до половины торчала могучая спина с плавником. Было ясно, что по мелкой воде, волоком спиннингом, рыбу не вытащить. Замотав леску вокруг лодочного мотора, подтянув наверх "бродни", дед зашёл на тайменя снизу по течению. Упав и зажав его коленями, засунул пальцы рук под жабры, поднял и, волоком, потащил на сушу. У самого берега, хотел приподнять над собой, так, чтобы хвост не касался земли. В это время, затихший было таймень, почувствовав, что его уносят от воды, "измудрился" и хлёстко ударил красноватым хвостом между ног. От неожиданности и боли, дед Феоктист упал на землю, выпустив рыбину.
Измождённый рыбак и его улов лежали рядом. Феоктист Иванович, тяжело дыша, рассматривал добычу. Вымазанный в песке таймень, был не на много короче рыбака. Он судорожно открывал жабры в надежде, продлить жизнь. Круглый рыбий глаз в упор, с каким-то укором и обидой, смотрел на деда.
- Что уставился? - стараясь отдышаться, поинтересовался Феоктист Иванович.
- Тяжело, брат, воздуха не хватает? - С каким-то участием, мысленно, спросил человек. И сам себе ответил:
- Я знаю, как это тяжело! Иной раз, самого так прижмёт, хватаешь воздух раскрытым ртом как рыба, а его всё мало!
Таймень, как будто что-то понимая, пошевелил хвостом.
- Теперь шевелись, не шевелись, всё одно, конец!
- Что же ты, такой жадный, всё ел бы, да ел? На железку позарился, думал это рыбка! Вот, и попался!
Неожиданно дед подумал о себе:
- А сам-то, такой же голодный и ненасытный! Что, дома есть нечего? Щи, в чугунке, на печи ждут и картошечка на сковородке с салом! Так нет же, надо ещё кого-то жизни лишить. Порубит моя Катерина тайменя на куски и сварит царскую уху. Да, кто её есть будет? Дети далеко, внуки тоже! Некому есть!
Тяжело поднявшись на колени, дед Феоктист, отцепил блесну, проткнувшую нижнюю челюсть тайменя. Поднял его на руки, как дитё, осторожно ступая, зашёл по колено в реку, и опустил рыбу в воду. Осторожно смыл песок с головы и тела тайменя:
- Давай, плыви, пока я не передумал! Тот постоял, словно раздумывая плыть, или нет, пошевелил плавниками, медленно направился в сторону глубины, всплеснув, исчез в темноте.
Сталкивая лодку в воду, Феоктист Иванович, неожиданно произнёс вслух:
- Чудить начал! Видать, старею! Ничего, Господь даст, ещё поживём!
Завёл мотор и помчался, по знакомой с детства реке, в свой посёлок, в тёплый дом, где, как в юности, его ждала любимая женщина и вкусный ужин!
![Горная река впадающая в полноводную Лену. [Mustashar]](/img/g/gniljakow_wladimir_nikolaewich/mustashar-18/dsc00839.jpg)
![Таёжная деревушка на берегу реки [Mustashar]](/img/g/gniljakow_wladimir_nikolaewich/mustashar-18/dsc00836.jpg)