Дело было в последний день уходящего 1953 года. Мама Олеси, Александра Сергеевна, была занята на кухне приготовлением праздничного ужина. Василий Григорьевич, отец Олеси, читал ей поэму Твардовского «Василий Тёркин». Он очень любил эту поэму и часто читал ее Олесе, даже еще когда она была совсем маленькой. Бывало возьмет книжку в руки, откроет ее на какой-нибудь главе и спрашивает дочку:
- Почитаем сегодня третью главу?
Олесе не нравился Теркин, но сказать это отцу она стеснялась, не хотела его обидеть. Поэтому, послушав две-три минуты она громко говорила:
- Писать хочу.
Поневоле приходилось Василию Григорьевичу откладывать поэму в сторону и заниматься более прозаичными делами.
Вот и сегодня, ей совершенно не хотелось слушать ни Теркина, ни стихи о колокольчиках, которые, кстати, ей тоже не нравились, и она стремилась улизнуть к маме. Там сейчас было намного интереснее.
- Олеся, - сказал дочке папа, - вот ты только послушай, как красиво написано:
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда.
Кому память, кому слава,
Кому темная вода, -
Ни приметы, ни следа.
Но, когда он оторвался от книжки и поднял голову, то дочки не обнаружил, она все-таки сбежала к маме на кухню. Там ей выдали кусочек теста, и она увлеченно что-то лепила.
- Шура, - сказал Вася, - пока никого нет, я здесь посижу с краюшку, за большим столом, рюмочку другую выпью. У меня тут и закусочка есть. Ты мне шпроты разрешишь открыть?
Василий Григорьевич, отец Олеси, болел туберкулезом и лежал в тубдиспансере. Но на Новый Год его отпустили домой, строго настрого предупредив, чтобы он соблюдал правила гигиены для больных туберкулезом: кушать отдельно от других членов семьи, иметь свою посуду и помнить, что он несет опасность для окружающих. Все в семье Олеси об этом знали и привыкли жить рядом, соблюдая эти немудреные правила.
- Конечно, Вася, выпей. Пара рюмочек тебе не повредит. Не забудь только закусывать.
Василий Григорьевич достал припасенный заранее четвертушку водки с залитым сургучом горлышком, отбил сургуч ножом, вытащил пробку и налил себе первую рюмку. Затем открыл шпроты. По тем временам – деликатес и дорогая закуска. Обычно, Александра Сергеевна покупала одну баночку на всю семью и поручала Олесе выложить шпроты аккуратно на блюдце, и разложить красиво.
Вот и в этот раз, Василий Григорьевич чистой вилкой выложил себе на блюдце несколько рыбок и отодвинул банку с оставшимися шпротами в сторонку.
Через некоторое время Олеся с мамой услышали любимую песню Василия Григорьевича, которую он любил напевать, после рюмочки:
«Давай, Катя, с тобой переменим всю жизнь на роскошную жизнь городскую?
Вот куплю тебе я темно-синий костюм и куплю тебе шляпу с полями!»
(Желающие могут ее послушать вот здесь: http://muzikarus.ru/mz-song/narodnaja-pesnja_pro-katu-i-andreja)
Прошло с полчаса, и мама сказала, выходя в большую комнату:
- Вася, давай на стол накрывать. Скоро наши подойдут, и все голодные.
Через некоторое время, мама спросила:
- Вася, а что-то я шпроты не вижу. Ты куда банку дел?
- Шура! Прости меня, пожалуйста, задумался я и не заметил, как все съел.
- Как все съел? – всплеснула руками мама, - я же на всех купила.
А Олеся, подражая маме, взмахнула ручонками и с мамиными интонациями спросила:
- Ты съел все шпроты? Как ты мог? Я же не успела их на блюдечко выложить.
Она с укором посмотрела на папу и вдруг неожиданно для родителей, с непостижимой взрослыми, своей детской логикой, сделала вывод:
- А вот Василий Теркин всю банку никогда бы не съел.
А мама с папой переглянулись и почему-то громко стали смеяться.