Поднялся шум. Каждый хотел зёрнышко, а то и горсть.
- Тише, друзья, так не пойдёт, - остановил их хранитель. - Раз согласья нет, поступим по-другому.
Он велел светлокрылым покровителям зажмуриться и позволил черпнуть из мешочка.
- Теперь бросайте.
Посыпались на землю переливчатые зёрна талантов, без разбору попали к разным людям, а те распорядились ими по-своему.
Заронилось одно в душу задумчивого ребёнка, взошло ростком поэтического дара. Иной отрок с зорким глазом через время стал живописцем, третий - сердобольным попечителем немощных.
Хорошо, когда так, но благодатные семена попали и к другим людям. Бывает таково: кичлив человек, зазнаист, а стоит ему, к примеру, запеть, спадает с души чёрная шелуха, и богоданное замерцает искоркой, разгорится, разволнуется пламенем. Слушают ангелы и многое тогда певцу прощают.
Обидней всего божьим слугам, если кто с ослеплённой душой затаптывает в землю дарованное зёрнышко.
Четыре брата
1
Посреди леса, перепутанного лентами ручьёв и рек, в окружении гор, как бы парящих над зелёной зыбью равнин, стоял терем. Солнце-яблоко над одним рваным краем хребтов выкатывалось, заваливалось за другой, уступая место золотому пшену звёзд. И такая в том краю была бы благодать, если б в тереме вековечно не ссорились родные братья.
Их четверо, красавцы, но все разные.
Старший Зимко рассудительный, дельный, да не ласковый. Меньших он под своим началом держит. Чистоту любит больше, чем родню. Комнаты выметет, перины взобьёт, покрывала-кисеи выбелит - глазу слепко. Всё прибрано-помыто, а зябко, нерадостно.
Осеня чуток младше, а вовсе другой: тихий, грустный. То улыбнётся бледным солнышком, то украдкой слезу смахивает.
Летошек - весельчак с пылким нравом. Как с утра очи распахнёт, так щебетать без умолку. Займётся чем - всё в руках горит. Хорош помощник, да не дозовёшься. Так и норовит в лес иль на реку сбежать. Тоже немалый задира. Хоть он на себе силу первого братки знавал, успокоиться не хотел. Сладу не было.
Осеня радостному Летошку проделки спускал, а от Зимки никакого приказу не терпел. Вьюжил над тихоней старшой, а тот его слезами донимал.
Никак ребята не могли сжиться. Как у них раздор, так земное очарованье меркнет: цветы вянут, листья трубками сворачиваются, горы мглистыми тучами покрываются, птицы молкнут. Ночи глухие, утра смурные, будто не выспались. Едва лучик проглянет, живность повеселеет, у детей опять ссора. Никнет природа, старится.
В одном только семья дружно сходилась. В любви к самому младшему, к колыбельничку Веснёнку. Забияки пред ним стихали. Даже сам Зимко мяк от гульканья дитяти.
2
Следил за беспутной детворой бог порядка Год, головой качал. Рассердился однажды, обратил душу земную в плакучую иву, занёс далёко за горы, пески, в дикий край под надзор Хлада лютого. Не того, что Зимке по душе, что очи задорит, щёки румянит, а другого: мрачного, гибельного.
Проснулись братья, не понимают: вместо леса - неоглядный щебнистый дол. Вместо дня такое ровное сумеречье, что и ночи не стать. Осеня сник, Летошек к нему прижался, лишь Веснёнок лопочет (мал ещё). Зимко думал, думал, говорит:
- Надо б Года позвать. Тот всё знает, всё может.
- Где его найти? - любопытствуют меньшие.
- Чего искать коли он везде. Кликнуть только.
Вышли братья из дому, зовут. Ответа нет, но слышно: сопнул кто-то. Старший просит:
- Верни, бог всемогущий, радость окрест.
- Не стал бы, да природы жаль, - раздался гулкий бас. - Только чуда не сотворю. Сами вызволять пойдёте. Струсите, поссоритесь - век красоты на земле не бывать. Осилите?
- Сможем, - загомонили ребятишки.
Тут пред Летошком из мглы кулаки вынулись с двумя молотками.
- Сто раз по врагу ударь, один - по другу, - наказал голос.
Осене из серой мглы выпал расшитый серебряным бисером пояс.
- В опасную минуту снимешь его, скажешь: ветер, вей, ливень, лей!
Малец взял.
- Теперь тебе, Зимко. Хоть ты старшой, а вперёд не встрянь. Пей и помни: полпути молчи, посерёдке выручи, - молвилось.
Опустилась к парню хрустальная чаша, и он выпил холодный горьковатый напиток. Теперь ему звука сронить нельзя.
Веснёнку Год ничего не сказал, ладонь выпростал, по голове погладил да синичку сунул, играй, мол.
- Чтоб победить, я всё дал. Если порядок не нарушите, будете сметливы и дружны, удача не минет. Ступайте.
Поклонились дети невидимому богу, пошли, куда он указал.
3
Долинами нежилыми, нехожеными бредут странички. Кругом уныло: ни лесинки, ни дернинки. Щебень песком сменяется, песок - валунами. Бедолаги то вязнут, то пластом перелезают. Спят, где придётся, едят, что удача пошлёт.
До гор добрались. Идут межгорной долкой, сжатой отрогами, спотыкаются, пыль месят. Веснёнок поморщился, чихнул.
Раздался рокот, будто камнепад сринулся:
- Вы зачем сюда?
Ребятишки подняли головы: пред ними высоченный каменный человече. Голова из розового крапчатого гранита, ноги - базальтовые столбы.
- Пропусти нас, гранит-человек, - просит Летошек.
- Меня зовут Валун-камень. Не было того, чтоб ваш брат тут невредимо проныривал. Победите меня - скатертью дорога, а нет - сделаю с вами, что захочу. Ты вот сумеешь?
Исполин смеётся, руки потирает, песок стряхивает.
Летошек родных расселине укрыл, вышел к истукану.
Завязалась битва. Поглядеть, так не бой, а пляска: гранитный мужик ногами топает, руками неловко всплёскивает, по скалам кулаками чиркает. А меж ножищ мальчонка прошмыгивает, молоточками тюкает, вслух считает. Бьёт великана вроде несильно, а тому больно. Каждый удар искры высекает, куски скалывает.
Мальцы из расщелины следят за братиком цепкими глазами, зажмуриться не смеют, охнуть боятся, лишь головами в плечи то и дело ныряют.
Паренёк до ста досчитал. Бегает, отюливает от Валун-Камня, думает: по какому другу ему ударить впоследок. Глянул на годовы подарки и понял: ка-ак треснет ими друг о друга! Громыхнуло порядочно.
В небе тучи, будто годовы брови, сошлись. Твердолобый дурень присел, за голову схватился. Выметнулась молния да в великана. Тот распался, раскрошился мелкой щебёнкой. Расступились горы, дорога широкая выстелилась. Братья дале пошли. В степь выбрели.
4
Не знали мальчики, что победный Летошкин гром разбудил в межскальных владеньях летучего Змея. Тот поспешил глянуть, что случилось, ребят увидел, облизнулся: закуска топает.
Спланировал вниз, рыкнул, полыхнул на пилигримов жаром. Те руками заслонились, отступили.
Осеня вперёд вышел, спрашивает:
- Что, Горынюшка, рычишь? Мы беды не сделаем, малы. Пропусти земную красу искать. Без неё ни травы, ни воды нет.
- А, - хрипло взрычало чудище, подступая. - Что мне трава? Я вас съем. Что мне вода? У меня внутри без неё огонь жарче.
Видит Осеняя: не сдобровать. Распоясался, подбросил кушак, крикнул:
Зимко жмёт Веснёнка к груди, полой укрывает, а тот ничего: на змеину поглядывает.
У Горына в пасти дождевые капли зашипели, пар повалил. Подхватил ураган тридесятое чудище вместе с мальчиками, понёс над обволоченной пылью землёй. Супостат крыльями, точно рваными полами, полощет, хочет вывернуться из ветровой спирали - никак. Умотался, до вотчины не добрался бы, если б тот же смерч не зашвырнул. А ребят буря поносила и бережно опустила невесть где.
Разостлалось пред ними болотище, курится паром, пучится мхами, иссохшими деревьям кое-где проткнуто. Из самой топи Кикимора слеповато глядит-помаргивает, носом водит. Руки её, что столетние, скрученные временем коренья, непомерно велики, тяжелы. Держит она их притопленными в трясине.
Учуяла детей, хихикает:
- А, детушки! Давненько тут никто не хаживал. Скучно. Глаза мои видят плохо, но руки что хошь добудут: не уйти вам, навсегда у меня останетесь.
- Эх, видно судьба наша такая, - вроде соглашаются Летошек с Осеней. - Укажи лишь, в какой стороне благодать земная томится. Будем из топи туда глядеть, доброе вспоминать.
Болотная напасть кивнула себе за плечо, мол, смотрите туда. Сама из торфяной гущи, словно из теста, вынула коряжистые хватала, тянет к берегу, щупает, детей ищет. Длинней огребья, братьям жутче: вот-вот достигнут, вот-вот в жижу заволокут.
Зимко поднял сук и забросил подальше в болото. Старуха на плеск кинулась, руками нырнула. Старшой воздуху в грудь набрал, на трясину дохнул. Бурая гладь вмиг льдом схватилась. Вмёрзла по локоть Кикимора-злодейка.
- Пошли, - позвал братьев Зимко.
Те взялись за руки и заскользили, куда допрежь болотная владычица кивала.
6
В ледяной, гладкой, как стол, пустыне стоит ивушка, от стужи хрустальная, будто дворцовая люстра. Ходит вокруг неё Хлад-Морозище лютый, смертельный, равнодушный. Ни подольститься к такому, ни умолить; не задобрить его, не обмануть. Синё да бело кругом.
Мальчики сбитой стайкой, словно пингвины, подошли, сразу поняли: то самое деревце; в нём душа земли.
Хлад молвит трескуче:
- Ишь, добрались. Я уж думал, нет вам сюда ходу. Либо струсите, либо сглупите. Ан дошли. Стало быть, погублю. Вы бессердечные, так что быстро замёрзнете.
Тут Веснёнок прыг с Зимкиных рук. Синичку из-за пазухи вынул. Она в широкий рукав Морозовой одёжи порхнула и звенеть оттуда. Тот поёжился, рукавами потряс - не достал, шубу на иву скинул.
Проникла птичья песня в снежное сердце. Сомлел без шубы Хлад. Это человека она греет, а у Ледяного деда меховина такая: от малой теплыньки сберегает, силу удесятеряет.
Ловит Стужевик пичужку, обхлопывается, а та знай тинькает. Одёжа сжухлась, обникла и съехала крупичатым сугробом. Веснёнок крошки из кармана выгреб. Синичка тут как тут.
Спохватился дед, обернулся, а на ветках уж почки намаслились.
- Ох-хо! - только простонал. Поднял руки, заколебался и воспарил облаком.
От места, где братья стояли, покатились кругами радужные волны, Воздух помягчел, стал похож на батистовый платочек. Земля слюдой заблестела, поднялись травинки, дрожат от восторга. На ветру, будто флажки, трепещут птичьи трельки.
- Это гоже! - раздался знакомый глас. - Вон как: беда вас подружила, выучила и вырастила.
Оглядели дети друг друга, правда: повзрослели, возмужали, даже Веснёнок.
А Год продолжает:
- Вы теперь мои помощники. Ты, Зимко, за декабрь, январь, февраль отвечать будешь. С тебя временное кольцо начнётся, тобой закончится. В марте Веснёнку деньки отдашь. Тот потрудится, Летошку уступит. За ним Осенино время. Будете перед старшим ответ держать. Худо поработаете, худо зимой придётся. Вот вам подарки. Летошек, наковальню принимай. Будешь теми-то молотками сохи, косы ковать. Осене - корзинка да кисти с красками. Зимко, тебе - метла и коклюшки. Веснёнку - лейка и серебряные колокольцы.
7
С тех пор повелось.
Летошек молотками тумкает, серпы, бороны куёт. Часто слышен над землёй гром из его кузницы, молния сверкает. Мечутся июльскими ночами по небу снопы искр. Люди говорят: звездопад.
Осеня по садам, полям гуляет. Корзинка его особая: что ни положишь - всему место есть. За зерном, мёдом, орехами и ходит, доверху никак не наполнит. Устанет, сядет рисовать. Тут кумач и охра лесов, синева и пепел водянистых туч. Смотришь на те картины и рад, что живёшь.
Зимко с метлой по дворам кружит, чистоту блюдёт. На нивах домотканые половики стелет, лёд на реках до блеска начищает, небосвод, что печку, белит. По вечерам на коклюшках кружева плетёт, в окна вставляет. Бывает, лютует, но Веснёнку всё ж уступает.
Тот сугробы-намёты из леечки поливает. От того ростки проклёвываются, сады убеливаются шёлковыми цветами.
Послушай-ка: вода-талица с крыши плюхается - звон выходит. Пичуги с ручьями звонцами же перекликаются. Девочка в букет смеётся - снова "динь, динь" слышится. Это Веснёнок на колокольчиках тренькает.
Берёзовая чурочка
Весной в парке проводили обрезку деревьев. Большие ветки распилили, поменьше - порубили, поломали, на трактор сложили и увезли за город. Осталась на прежнем месте одна берёзовая чурочка. Долго лежала, надоело ей бока наминать. Стала всем под ноги попадаться, чтобы заметили, к делу прибрали. Шли ребята из школы. Увидели её, попинали, бросили. Прилетела ворона веток на гнездо посмотреть. Вокруг чурочки обошла, а не взяла.
- Почему меня не берёшь?
- На что?- отвечает ворона. - Нужны тонкие, гибкие, а ты - толстая, тяжёлая.
Ворона улетела. Пришёл ёж.
- Забери к себе,- просит чурбашка.
- Я спал всю зиму, только проснулся, - отвечает зверёк. - Ищу чего-нибудь пожевать. Тебя не съешь.
- Тогда подкати меня к пню.
Ёж подкатил.
- Пень, миленький, возьми к себе: прирасту, деревом с тобой будем.
- Тому не статься. Возле меня уж детки поднялись, вот-вот листочками покроются. Чего ещё желать?
Так деревяшка никому не пригодилась. Обозлилась, решила мешать каждому, кто вблизи окажется.
Пришла в парк девочка со скакалкой. Прыгала, прыгала, на чурочку наступила.
Прохожий парнишка хромоножку домой повёл, а обидчица радуется: заметили её.
Другой раз она велосипедистам под колёса бросилась. Спортсмены попадали, руки-ноги чуть не переломали. А один хулиган её поднял, в птиц запустил.
Стали птицы, белки с ежами сторониться деревяшки. Пытались совестить. А ей того и надо: какая разница, что говорят, главное, внимание обращают!
Однажды брёл меж деревьями задумчивый школьник. Прошлогодние листья ворошил, гнёзда рассматривал, за белками наблюдал. Увидел берёзовый обрубок, взял в руки. Глядит, соображает. Долго так размышлял, потом унёс с собой. Животные стали гадать, куда это он пошёл. Вороны голубям говорят:
- Слетайте за ним, посмотрите. Нам потом расскажете.
Те полетели. Видят, заходит мальчик в большое здание. Другие тоже сюда идут. Не с пустыми руками. Кто свёртки какие-то несёт, кто фанеру или увесистую сумку. Голуби, какие тут под крышей жили, парковым рассказали, что это дом детского творчества.
- А куда ж дети с деревяшками заходят? - спрашивают пришлые птицы местных. - Где их окна?
Чердачные, творческие, показали. Самим тоже интересно, зачем тем окна модельного кружка понадобились. Расселись на подоконниках, смотрят. Вот знакомый парнишка положил чурочку на стол, склонился, думает.
- Так он дотемна думать станет, а нам домой надо, - заволновались птицы-гости.
- Ничего, летите себе, а мы поглядим, - успокоили их здешние. - Завтра всё вам расскажем.
Но ни завтра, ни через неделю не рассказали, потому что не понимали, зачем юный умелец сушил свою находку, распиливал, строгал. Но однажды творческие голуби в парк явились:
- Скорее, скорее, летим к нам!
Все, кто мог, кинулись с ними. Даже осторожные вороны с галками, синицы, бакланы с речки. Разместились, смотрят. Пришёл школьник, достал из стола вовсе не поленышко, а то, что из него получилось: чудесный парусник! Настоящий, только маленький (это бакланы объяснили). Наставник поднял модельку, чтоб дети видели, похлопал мечтательного ученика по плечу. Никто не разглядел, как гордилась берёзовая чурочка, правда, на прежнюю себя уже не похожая. Парковые птицы полетели обратно, чтобы поведать белкам и ежам о её чудесном превращении.
Скоро в зале первого этажа дома творчества открылась выставка работ юных мастеров. На почётном месте красовался изящный кораблик.
Ранним утром, когда город только собирался проснуться, и зал был закрыт, на подоконниках тесно сидели птицы, белки, мыши, словом все, кому забраться сюда оказалось под силу. Животные разглядывали поделки, угадывая в них кусочки дерева, сухие травы, листья, камни. Но главное, ради чего они пришли, был парусник из берёзовой чурочки, не нужной прежде ни одной живой душе.