Я - Ильхан. Темник Великой Орды. Под моим началом
огромное войско. Наш путь лежит в Дамаск. Богатый и шумный
город. Мы его возьмем и разграбим. Будет богатый обоз, за
счет которого пройдут пять лет жизни. До следующего похода.
По-другому жить невозможно. Не умеем организовать
большое хозяйство со стабильным доходом. Приходится грабить
и разорять другие страны, чтобы хорошо жить самим. Десятилетие
за десятилетием. Не можем без сабли добывать хлеб.
Я пытался отговорить Великого Хана от этого похода. Тому
причины общие и личные. Двадцать лет назад войско, поболее,
чем сейчас, сожрали проклятые пески. Выжил и вернулся лишь мой
тумен, поредевший на треть. Намертво въелись в память те дни.
Был великий поход на Каир. Столицу Египта. Богатейший город,
о котором слагали легенды. Опытный темник Субатэ почему-то
уделил особое внимание моему тумену.
- Смотри, мальчик,- мне только исполнилось двадцать пять, -
Сейчас перед нами Дамаск, - говорил он, - Огромный базар, где чем только
не торгуют, но это бледная тень Каира. Вот там кроются несметные
богатства. А все от того, что хозяйство налажено. И управляет им
мудрейший визирь султана Ахмат Аль Мансур. Властители меняются,
а он остается. Представляешь, как отлажена жизнь, организован труд,
идет прибыль. Ни один волос не должен упасть с головы этого
почтенного человека. Я доставлю его в Орду, представлю хану.
Обеспечим мудрейшего всеми благами жизни, и он сделает нашу
страну настолько великой , мощной и богатой, что не придется
ходить в походы каждые пять лет, а жить честным трудом. Не наводить
на окружающих страх, а силой добра делать их друзьями. Сможем
быть счастливы до глубокой старости. Хорошо?
Я ошарашено кивнул, удивившись умению темника так мечтать.
- Вот ради такой жизни в будущем, мы грабим и убиваем
сегодня, - закончил Субатэ длинное рассуждение.
Сирийцы сражались, на удивление, отчаянно. Семь дней
мы не могли взять город. Наконец, китайские мастера сумели
сделать пару проломов в стене, и храбрые воины орды ворвались внутрь.
До вечера шли бои на улицах, пленных почти не было. Мой тумен
сократился на треть. Сабля затупилась о кости и почернела от
крови. Радость победы, с трудом, протискивалась сквозь пелену
дикой усталости.
Едва пришел в себя, как вызвали к темнику. Тот выглядел
озабоченным.
- В городе только убитые воины, - говорил он, не глядя на меня, -
Больше никого. Старики, женщины, дети - все ушли и вынесли самое
ценное. Под более сильную защиту. В Каир. Сегодня никто никому
не верит, а они поверили. Значит, Египет готов сражаться. А султан
полностью доверился визирю.
- Но Ахмат Аль Мансур не воин? - невольно вырвалось у меня.
- Когда стране угрожает беда, воином становится каждый, -
удовлетворенно кивнул темник, словно, ждал такой реакции, - К тому
же, чтобы сформировать, обеспечить и организовать обучение
войска, нужна, лишь, умная голова. И эта голова способна поставить
нам тяжкую преграду. Он защитил семьи и достаток сирийцев, за
что приобрел их верность и выиграл время. Нам придется нелегко,
но нельзя отказываться от своей мечты. Ни от богатства Египта,
ни от пленения мудрого визиря, - он, внезапно, встряхнул головой,
прервав поток мысли, - Обоз с награбленным оставим здесь.
Твой тумен, Ильхан, станет в Дамаске гарнизоном и будет дожидаться
возвращения войска из Каира. Обещаю, что каждый получит свою
долю из захваченного в Египте. Организуй службу и обеспечение
обоза. Особенно, полона. Ни один невольник не дожжен погибнуть.
Верю, что справишься. Спрашивай, - это ответ на мой вздох разочарования.
- Каир хотел увидеть, - до чего глупое, как впоследствии
оказалось, желание.
- А я хочу, чтобы до моих лет дожил, - поделился сокровенным
темник, - Отчаянный, все вперед норовишь. А там, скорее всего,
первую линию, напрочь, выкосит. Так что, поживи пока. Будет еще
возможность, в честь Орды, голову сложить.
Оставалось подчиниться и исполнить приказ. Поставил
гарнизон , организовал службу и обеспечение обоза. Воины по пустым
домам пошустрили, но брать, толком, было нечего. Разве что,
пропитание. Фрукты, овощи, мясо сушеное. Не буйствовали. Сперва,
нужно возвращения войска дождаться. Веселиться и все крушить
в день отъезда будем. Порядок такой.
Потянулось время неторопливой службы и ожидания. Утро
неминуемо сменял день, вечер незаметно переходил в ночь. Прошла
неделя, другая. На исходе третьей, на горизонте появились фигуры
всадников. Их становилось все больше. Формировались контуры
походного строя. И они были мне незнакомы. Это не наше войско.
Медленно, но верно зримое пространство заполнялось чужими воинами,
шествующими к Дамаску.
Я приказал усилить охрану ворот и отправил людей на гребень стен.
Отдавая приказы, приходилось бороться с чувством подступающего ужаса.
Возникали вопросы один страшнее другого. Не хотелось отвечать на них.
Не было желания думать. Только что-то делать. Хотя бы что-нибудь.
Мы наблюдали. На определенном рубеже, войско растеклось
во всю обозримую ширину. Стали появляться шатры. Замелькали
огоньки костров. Я оценил добротность подготовки к походу и понял,
что вернуться домой нам, скорее всего не придется. Понимал, что
в жизни каждого воина наступает такой момент, но каждый надеялся
оттянуть его, как можно, подальше.
Между тем, один из шатров был поставлен перед позициями
войска. Судя по охране и обеспечению, роль его была велика.
Когда установка была закончена, отряд из десяти всадников устремился
к воротам города. Над скачущим впереди развевался белый стяг.
Там были настроены на переговоры.
Значит, время пожить еще есть. Я запретил какие-либо
действия, кроме наблюдения и спустился со стены к воротам.
Назначил десять воинов в эскорт и направился навстречу судьбе.
Мы успели отойти от ворот не более ста метров, как встреча
с чужими состоялась. В двадцати шагах мы стояли друг напротив
друга, придерживая коней. Воин со стягом отделился от отряда
и преодолел половину разделявшего нас расстояния. Я дал знак
своим и двинулся навстречу.
- Мой повелитель, Саид Аль Акрам, предлагает встречу коменданту
города. Безопасность гарантирует, - произнес посланник.
- Я - Ильхан, начальник тумена, комендант гарнизона Дамаска, -
хотелось внести больше важности и значительности, - Принимаю
предложение и готов встретиться немедля.
Теперь, отряды следовали один за другим. Шатер приближался.
Внутрь пропустили меня одного, предложив временно сдать оружие.
Пришлось расстаться с саблей и кинжалом.
Посреди шатра стоял дастархан с яствами, вкусно пахло вареным
мясом и пряностями. Никого не было. Я поглядел по сторонам и
вдруг ощутил пристальный взгляд. Мысленно обругал себя за то,
что не заметил появления хозяина. Цена такой оплошности в бою - жизнь.
Возникло ощущение проигрыша еще до начала сражения.
Но сколько во взгляде было силы, мудрости и тайного сострадания.
К моей участи. Поневоле, пришлось отвести глаза и тут же ощутить
лавину стыда от сознания своей слабости.
- Приветствую тебя, достойный Ильхан, - сказал повелитель чужого
войска, - Совместим разговор с обедом, - и предложил сесть на
специально подготовленную, набитую песком подушку.
Слова и жест настолько польстили мне, что непроизвольно подошел
и сел. Но охватила странная робость, не позволявшая до чего-либо
дотронуться.
Вопросительный взгляд хозяина смутил окончательно.
- Я не знаю обычаев Египта, и боюсь что-то сделать не так, -
пришлось объяснить свое поведение.
- Все, что можно сделать не так, в Египте давно сделано, -
на редкость по-доброму, улыбнулся Саид Аль Акрам, - Позволь угостить
тебя по своему усмотрению. Если что не понравится, прости великодушно.
Он придвинул мне и себе два пустых блюда и стал ловко их наполнять.
Он брал руками снедь, делил пополам и клал по половине на
каждое блюдо. По мере наполнения блюд, рушилась стена сопротивления,
отчаянно возводимая мной. Ее заменяло чувство невероятного доверия.
Пищи становилось столько, что пришлось сделать умоляющий жест,
ведь нельзя оставлять что-то недоеденное, хозяин обидится.
- Конечно, - неожиданно продолжил он мою мысль, - Особенно, из рук
султана Египта.
От оказанной чести едва аппетит не пропал. Но по знаку султана
мы приступили в еде. Было так вкусно, что желавший утоления голод
глушил всякую мысль. Наконец, после фруктов, я не удержался.
- Слышал, у султана Египта раньше было другое имя, - болтнул
распустившийся язык.
- В прошлом, - нисколько не смущаясь, ответил повелитель, -
Многое изменилось в Египте за последние дни.
- В добром ли здравии мудрейший Ахмат Аль Мансур? - решил
блеснуть я знанием дела.
Лицо собеседника мгновенно накрыл мрак, но оно быстро ожило.
Лишь в глазах поселилась грусть.
- Мой учитель, мудрейший Ахмат Аль Мансур, погиб, светлая ему
память, - тихо произнес султан, - Горжусь тем, что имя его преодолело
границы Египта.
- Он все же был воином, - невольно вырвалось у меня.
- Еще каким, - подтвердил Саид Аль Акрам, - Отчаянным и
бесстрашным. Его война длилась долгие годы, а жизнь оборвалась, когда
победа была близка.
- Сочувствую,- вздохнул я, - Тяжело терять того, кто ведет за
собой.
Неуловимое движение, и в руках султана оказался знакомый клинок.
-Это сабля Субатэ, - протянул мне, - Передай Великому хану.
Уважаю смелых и решительных, но не приемлю разбоя и грабежа.
Я бережно принял дар, не зная что сказать. Про войско все было ясно.
Жизнь моего тумена, как и моя, была в руках этого сильного и волевого
человека. Любое предложение выглядело бы просьбой о милости.
- Войска вашего больше нет, - он понял мое затруднение и начал
самую тяжкую часть разговора, - Некого ждать в Дамаске, Не для кого
охранять и содержать обоз. Берите завоеванное добро, сколько сможете
унести и возвращайтесь в Орду. Преследовать не буду. Полон
оставьте здесь, не довезете. Его и оставшееся добро считайте платой
за свою жизнь. Бесчинств и убийств, при уходе, не творить. Вы Египту
теперь не опасны. Сюда больше не ходите. Сирия, теперь, под моей защитой.
Приемлемо?
- Вполне, - пришлось согласиться, - До захода солнца мой тумен
покинет Дамаск.
Условия были хороши. Нам сохраняли жизнь, свободу, оружие и
добычу, которую мы могли увезти.
- В чем сомнение? - султан, словно, читал мои мысли.
- В Каире побывать не довелось, - сознался в тайной мечте.
- Поправимо, - обнадежил Саид Аль Акрам, - Доберетесь до Орды,
передадите хану добычу. Рекомендую отдать все, взамен прощения за
неудачный поход. Простит, возможно, вознаградит за смелость и
бескорыстие. А потом, налегке, как странник, приходи. Будешь дорогим
гостем. Увидишь древнюю цивилизацию на новом уровне развития.
Может, для Орды какой опыт переймешь. Не все же вам с грабежом
к соседям ходить.
Расстались мы, если не тепло, то точно, не как враги. И собрался
мой тумен быстрее ветра, покинув злую сирийскую столицу под
тяжестью, максимально нагруженный добычей.
Тяжело далось возвращение. Немало бед притянуло к себе
награбленное добро. Немало жизней унесло. Лишь треть тумена
вернулась домой. Под грозные очи Великого хана.
Как помогли советы султана. Злая ждала участь, но выручили
сабля Субатэ и все отданное, награбленное, до последней монеты,
добро. Подобрел хан. Даже, вознаградил за честность.
Идея развития цивилизации настолько заинтересовала его, что
решил отправить меня в Каир, после того, как сделаю необходимые
распоряжения по хозяйству улуса. "Возможно, чужой опыт нам
пригодится", - говорил он.
Снова предстояла разлука с семьей, но манило тайное знание и
желание участия в построении крепкого, стабильного государства,
где хорошо развитое хозяйство будет так кормить людей, что частые
военные походы станут не нужны. В нас станут видеть не опасного
врага, а сильного и надежного друга.
Но поездка не состоялась. Внезапно умер хан. А обращаться
с таким предложением к преемнику я не рискнул. Потом умер
и преемник, власть перешла к другому. Коротка жизнь на ордынском
троне.
Но что мне, теперь, до того. В улусе дел хватало. Пока
очередной правитель не вызвал в столицу. Назначил темником и
приказал организовать поход на Дамаск.
Я всячески отговаривал его, описывая сложности и трудности.
Напоминал тяжкую судьбу войска двадцатилетней давности. А он
лишь посоветовал учесть тот неудачный опыт. "Положение в
Орде тяжелое, - говорил хан, - Люди нищают. Большая добыча нужна.
Со славян и китайцев брать нечего. Европу и Византию теперь не
сокрушить. Остается юг. Бери все. что можно взять. Обоз отправь
до решающего сражения. Я сознаю силу Египта и понимаю, что
придется нелегко. Но богатства Дамаска, очень, нужны нам".
Пришлось согласиться, но это было покорностью судьбе.
Не ждет меня в Дамаске ничего хорошего. Хан просил беречь
жизнь племянника, Нурибека, начальника лучшего тумена. Передового.
Наконечника копья.
Прошу за него судьбу. Пусть останется жив, что бы не случилось.
Пусть минует его горечь, что гложет мое сердце.