- ...зная химические свойства классов соединений, можно подбирать уравнения реакций, с помощью которых легко осуществить данные превращения. И превратить урок химии в воздушный замок. Правда, Екатерина? - спросила Елизавета Ивановна.
Катя Новикова, оторвав мечтательный взгляд от окна, улыбнулась чему-то своему, поднялась и пошла к доске. В классе прошелестели смешки. Прозвучавший звонок добавил веселья. Дурачась и смеясь, ученики рванули в коридор школы. Помчались на волю, дробно стуча каблуками.
Елизавета Ивановна подошла к окну. По школьному двору шагал дождь. Шёл размашисто, большими каплями. Не семенил. Под дождём стоял мальчишка и тоже не мелочился. Излучал радость в тридцать два зуба, глазами на пол лица и большими ушами. На асфальте кривыми буквами было выведено: " КАТЯ + САША = ЛЮБОВЬ".
Радость влюблённого Саши соединилась с каплями дождя и запустила реакцию превращения: Елизавета Ивановна, строгая учительница химии тридцати четырёх лет, улыбнулась, вспомнив, как когда-то в школьном дворе поджидал её такой же лопоухий влюблённый Сашка. И так захотелось увидеться, побродить с ним по улочкам родного городка и... невзначай, добрести до тайной скамейки в уголке парка. "Если куплю билет на завтрашний поезд - повидаемся", - загадала, словно в ожидании чуда. Заторопилась, влилась в гомонящий детский водоворот, спешащий вырваться за пределы школы. Начинались летние долгие каникулы.
Умытый дождём вокзал встретил освежающей прохладой. Ведущими в юность линиями блестели рельсы. Проводница одарила приветливой улыбкой, как бы гарантируя счастье путешественнице. Но храпящий на верхней полке мужик и стойкий запах алкоголя в купе радостное настроение поубавили. Елизавета, задвинув сумку под полку, приоткрыла окно.
Поезд был проходящим. Не задерживаясь на долгие проводы, медленно тронулся. В купе с ветерком влетел запах сирени и оттеснил перегар в угол. Елизавета сбросила каблуки, переоделась в удобные брюки и стала Лизой, с детства обожающей ездить в поездах. Проводница принесла волшебный горячий чай. Лиза достала из пакета домашний пирог с капустой и любовный роман. И только когда сумерки подкрались к самому изголовью, решила отдаться Морфею. Отложив книгу, закрыла глаза. Стук колёс убаюкивал.
Проснулась Лиза от сильных толчков: поезд, набирая ход, покидал какой-то полустанок. Рассвет, проникая сквозь шторки, освещал купе бледным и мягким светом. Богатырский храп мужика не давал уснуть. Лиза взяла полотенце, зубную пасту и вышла из купе.
А, возвратившись, столкнулась нос к носу с соседом.
- Лиза! - воскликнул он радостно.
Поезд качнуло, и Лиза полетела к нему в объятья.
- Возмужал. Не узнать, - Лиза поморщилась, отстраняясь: - Но запашок от тебя, Гуров.
- Зато тебя годы ничуть не изменили. Узнаю правильную Голубкину, - улыбнулся Сашка. - Мне вчера попутчик весёлый попался. К тёще ехал на юбилей. Вёз такой коньяк! Не довёз... Жалко, ты его не застала.
- Кого? Попутчика или коньяк?
- И того и другого, - захохотал Сашка, - и желательно без хлеба.
- Чур, меня! Мне хватило и одного тебя. Всю ночь храпел за троих, - Лиза присела на свою полку.
- Опять я нарушил твой покой, - Саша сел напротив и заглянул в её васильковые глаза.
В его взгляде было столько нежности. Сердце Лизы забилось чаще.
- Покой нам только снится. У меня в классе такие спиногрызы!
- Так ты учительница?
- Да, преподаю химию. А ты?
- А я лётчик. Перед вами, Елизавета Ивановна, военный лётчик-ас, - похвастался Сашка.
- Была. Но уж года два летаю свободной птицей. А ты? Женат, наверное.
- Увы, служба помешала... и первая любовь.
- Это к Насте, что ли? С которой целовался на выпускном.
- Нет, - ответил Саша серьёзно, - к одной голубке с васильковыми глазами. Ты когда отошла носик припудрить, Настя полезла объясняться в любви, и вдруг поцеловала в губы. Хотела, чтобы ты ревновала. Это я потом понял. А тогда, увидел, как ты убегаешь, выскочил за тобой во двор... а тебя и след простыл. Домой к тебе ночью идти не осмелился. Мама твоя - суровая женщина. На следующий день проснулся поздно и тоже не пошёл. В общем, когда наконец решился, Нина Павловна сказала, что ты уехала. Куда - не ответила. А я побоялся настаивать. Глупо всё получилось!
- А я тогда проревела два дня. Потом побросала вещички в сумку и уехала к бабуле в деревню. Побродила там по полям-лугам, успокоилась. После учёба, жизнь студенческая закрутила. Время всё лечит. А ты, оказывается, трус, Сашка, - усмехнулась Лиза.
- Из песни слов не выкинешь. Но жизнь закалила. Квалификация лётчик-ас без боевых вылетов не даётся. Волей-неволей страх научишься преодолевать.
- И в горячих точках пришлось побывать?
- Пришлось.
- Ну, раз ты теперь таким смелым стал, признавайся: зачем меня за косу дёргал и дразнил "гуль-гуль-курлы"?
- У тебя, когда злилась, брови поднимались домиком. Ты мне нравилась до ужаса, - признался Саша и улыбнулся. - А помнишь, как мы мчались на санках с горы и чуть в сосну не врезались? Если б не большой сугробище на пути, привет родителям!
- Такое разве забудешь. Я от пережитого начала икать, а ты успокаивал меня и веселил: говорил, что мы медведи в снежной берлоге.
- И тогда я первый раз тебя поцеловал. Хотел в щёчку, а попал в ухо.
- А у меня к икоте добавился ещё и звон в ухе.
Оба покатились со смеху...
- А ты помнишь... - начали в один голос.
И захохотали с новой силой...
В купе заглянула заспанная проводница.
- Извините, что прерываю веселье. Ваша станция через полчаса. Стоим ровно пять минут. Прошу не задерживать состав.
Вещи собирали, болтая без умолку. Внезапно страшно захотелось много всего друг другу порассказать. Просто какой-то словесный зуд. Уже стоя у Лизиного подъезда, Саша предложил:
- Давай встретимся вечером, посидим на нашей тайной скамейке.
- Сегодня никак. Сегодня мамин день.
- Что ж, до завтра. Я зайду за тобой.
- Смотри, мамы не испугайся, - засмеялась Лиза и вошла в подъезд.
Весь день она беспричинно улыбалась и остановиться не могла никакими силами.
- Лизонька, ты, по-моему, влюблена, - сказала мама, подавая дочери на ночь с детства ею любимый иван-чай.
Расспрашивать дочь деликатно не стала.
Утром Лиза проснулась от пронзительного свиста. Взглянула на часы: всего половина восьмого. Можно ещё понежиться в постели. Но свист повторился. Лиза накинула халат и подошла к окну.
Солнце заливало ослепительным светом все окрестности и дома. На асфальте кривыми буквами белой краской было выведено:
ЛИЗА + САША = ЛЮБОВЬ
Посреди двора стоял Сашка и улыбался в тридцать два зуба, глазами на пол лица и большими ушами. А над ним в голубой выси кружили голуби: белые, сизые, по-кукушечьи пёстрые...
Лиза впопыхах набросила на плечи мамин пуховый платок и выбежала на улицу.
- Гуров, ты чего народ баламутишь спозаранку? - спросила сердито.
- Ничего ты не понимаешь, Елизавета. Я, может быть, всю жизнь мечтал в твоём дворе голубей погонять. Вчера зашёл к Лёньке Лыкову, а у него тут голубятня. Мечты сбываются, Голубкина! А я верил, что мы с тобой когда-нибудь встретимся.
- А я всегда обрывала крылья своей надежде. Марание асфальта - твоя работёнка? По рукам в белой краске, вижу, что твоя. Ты хоть знаешь, скольким Лизам признался сегодня в любви? Только в моём подъезде, кроме меня, живёт ещё Елизавета Васильевна, которой под восемьдесят. Что за ребячество, Гуров! - Лиза свела брови домиком.
- Как же ты мне нравишься, когда сердишься. До ужаса! - засмеялся счастливо Сашка.
Свистнул в три пальца по-мальчишески залихватски, и стая голубей стала спускаться из безоблачной выси всё ниже, ниже... И лишь одна пара белокрылых голубей осталась в воздухе. Кружа в игривых пируэтах, то отдаляясь, то приближаясь друг к другу, они исполняли танец любви.