Аннотация: Серия рассказов о реальной жизни моего отца,как он ее видел,охватывает время с 1942 по 2013 г. Весьма далека эта книга от лубочных представлений о советских временах.
ГОНЦОВ АНДРЕЙ ПРОКОПЬЕВИЧ.
МОИ БЫЛИ
КТО ТАКОЙ?
ВРЕМЯ И МЕСТО РОЖДЕНИЯ:
10.10.1932г., Деревня ГОНЦОВО.
ВЕРХНЕКАМСКОГО (БЫВШЕГО КАЙСКОГО) РАЙОНА, КИРОВСКОЙ ОБЛАСТИ.
1.1932-1942г.г. растущий детка.
2.1942-1948г.г.-колхозник.
3.1948-1951; 1955-1961 г.г.-работник в тресте "Камлесосплав."
4.1951-1955г.г. солдат и младший командир в Советской Армии.
5.1961-1964г.г. работник в тресте "Качканаррудстрой."
б. 1964-1995г.г. работник в Качканарском горнообогатительном комбинате.
7.1998-2008г.г. преподаватель в Качканарском горнопромышленном колледже.
Мне исполнилось пять лет. Мои любимые родители решили сделать из меня музыканта и с такой целью купили на первый случай трёхструнную балалайку, простой музыкальный инструмент, состоящий из корпуса, деки, грифа, колка и трёх струн. Покупка и вручение мне этого музыкального инструмента сопровождались бесконечными, как мне казалось, наставлениями, предупреждениями о том, что этот инструмент хрупкий, нежный и с ним нужно обращаться очень нежно, осторожно, не бить и не ломать его, не рвать струн и беречь его постоянно, как свои глаза.
Я стал играть, а точнее извлекать из балалайки волшебные, а больше неволшебные звуки, то есть стал самостоятельно учиться азам музыкального дела. Учителей-музыкантов у меня не было, я был предоставлен сам себе и играл и занимался так, как бог на душу положит. Мои родители постоянно предупреждали о бережном отношении к инструменту и о сохранности его в целом, рабочем состоянии. После всех нравоучений уходили на работу в поле и у них не было времени, чтобы проследить за всеми моими делами, а сказать точнее, они забывали обо мне. Да и я не склонен был выслушивать их постоянные, монотонные нравоучения.
Через какое-то время при игре я порвал одну струну. Пришёл к отцу и матери и сказал, что порвалась одна, самая тонкая струна. Меня поправили и доказали то, что струну порвал я сам, так как грубо обращался с инструментом. В виде наказания получил хороший шлепок по заднему мягкому месту от матери и строгий наказ впредь относиться к.инструменту осторожнее, внимательнее и вежливее, как к живому существу. Заменить порванную струну было нечем, так как запасных частей в магазинах не было и приобрести их было негде. И в этом была наша беда.
Я продолжил играть на двух оставшихся струнах, сыграл довольно интенсивно, после чего порвалась вторая струна. Чёрт возьми, какие это нежные тонкие струны, рвутся, как нитки и из инструмента нельзя извлечь толковые музыкальные звуки. И кто изготовляет такой ненадёжный инструмент? Я подошёл к родителям и повторил старую сказку о том, что струна порвалась сама, однако мне не поверили и мать отполысала меня ремнём без пряжки по заднице за жестокое отношение к струне. На балалайке осталась одна струна, наиболее толстая и казалось, более прочная. Найти и достать струны вместо порванных было негде.
А играть на инструменте надо, иначе зачем он лежит бесполезно, как хлам. Я продолжил играть на оставшейся струне, надеясь, что она останется цела и при этом был осторожен и пытался извлечь волшебные звуки из инструмента с одной струной. Вскоре порвалась третья, последняя струна, издав печальный, прощальный звон.Я подошёл к родителям и что-то извинительное промямлил во своё оправдание, а меня почему-то прогнали с глаз долой и перестали говорить со мной. А я посмотрел на пустой корпус балалайки и решил сыграть на корпусе как на барабане и попытался извлечь чарующие звуки. При этом инструмент издавал грубые, далеко не волшебные звуки, типа"Бам-БАМ", "Бом-Бом", "Бум-Бум". После такой игры корпус развалился полностью и от него остались одни щепки. Со злости мать снова отполысала меня хорошо по задним местам.
И решили мои любимые родители не покупать мне никаких музыкальных инструментов, так как подумали, что из меня не получится никакого музыканта. И при этом заметили, что мне следует играть на толстых металлических тросах и толстых растительных канатах, которые мне вручную не порвать, а не на тонких струнах изящной хрупкой балалайки. Они как в воду смотрели и как-будто предвидели, что впоследствии мне долгие годы придётся работать с тяжёлыми металлическими тросами и растительными канатами. А музыкальная моя карьера, даже толком не начавшись, бесславно закончилась навсегда.
Д.Гонцово,Кировская область.1938г.
2. ПОЖАР.
ЛЕТОМ 1939 года в нашем краю случился довольно большой, по нашим меркам, лесной пожар. Нам говорили, что он зародился на лесосеке вблизи лагерного пункта там, где заключённые заготовляли древесину.
У нас в лесах произрастают хвойные породы деревьев - сосна, ель, пихта, а также лиственные породы - берёза, осина. По берегам рек и речек растут черёмуха, ольха, ива и другие лиственные кустарники.
Лес это есть наш защитник и помощник. Он даёт древесину для наших нужд и дополнительное питание - грибы, ягоды, съедобные травы, коренья. В лесу водятся звери, птицы, на которых можно охотиться и добывать себе питание. В реках имеется рыба, которую можно ловить и вкусно питаться ей.
Во время пожара леса может погибать всё живое-сам лес и его естественные ресурсы и богатства-звери, птицы, насекомые, растительность - ягодные и не ягодные кустарники, съедобные и несъедобные травы, лекарственные растения и грибы.
Огненный вал шёл широкой полосой и захватывал всё новые и новые массивы леса, в котором сгорало всё живое. Люди, звери, птицы по возможности, убегали и улетали в сторону рек, речек и в открытые, безлесные пространства, чтобы спастись от огня. Искры и даже горящие угли уносились воздушным потоком далеко через поля, речки, создавая опасность возникновения новых очагов загорания. Дым застилал всё небо, и солнце еле-еле просвечивало сквозь дым и выглядело как зловещий красный шар. Лес горел невдалеке в полукилометре от нашей деревни. Постройки наши деревянные и в летнее сухое время года могли быстро вспыхнуть как порох. Люди боялись такого огня больше смерти. Все от мала до велика, всполошились при виде огня, угрожающего спалить нашу и другие вблизи расположенные деревни вместе со всем имуществом, домашним и колхозным скотом. Началась настоящая паника. Люди не знали что делать. Но быстро опомнились, сорганизовались и начали спешно выносить и вывозить из своих хозяйств продукты питания, одежду, мебель, инструмент, колхозный инвентарь в открытое поле, где стали рыть котлованы и траншеи, в которые сразу закапывали продукты и всё имущество. Также в спешном порядке вывели весь личный и колхозный скот в открытое от леса пространство на поля и луга. О том, чтобы спасти наши жилища-дома и хозяйственные постройки никто не думал и ни на что не надеялся.
Богобоязненные женщины, старики, стоя перед иконами в своих домах падали на колени и истово молились господу богу и просили его отвратить от нас всех надвигавшуюся беду и сохранить наше жильё и имущество и не оставлять нас без средств существования. Нередко раздавались громогласные истошные крики из домов: "Ты молись зараза, господу богу и тогда он отведёт от нас беду". На что люди, спасающие всё добро, резко и настойчиво говорили и вопрошали: "Что ты стоишь перед иконой и крестишься долгое время, вытаскивай из дома всё, что можно спасти, да побыстрей".
Беда от нас отошла, наши три деревни остались невредимы, хотя вал пожара прошёл совсем недалеко от нас, а две следующие деревни сгорели дотла. Спасти их не удалось. В районе горели и сгорели и другие деревни. Как спасались люди, жившие в отдельных лагерных пунктах, мы
не знали. Этот пожар мог наделать ещё больше бед, но его путь в какой-то мере преграждали реки, речки, открытые от леса поля, луга, пустыри.
После пожара, и когда наши деревни уцелели, богомольные люди серьезно доказывали, что это они истово просили бога об отводе беды, и он сжалился над нами и в беде нас не оставил. Но, ведь люди в деревнях, сгоревших дотла, также истово и жарко просили бога отвести от них беду, однако бог не внял их просьбам и не помог им." Бог не бог, а сам не будь плох". "На бога надейся, а сам не плошай".
Д.Гонцово,Кировская область.1939г.
3. ОЧЕРЕДЬ ЗА ТОВАРОМ.
В деревню привезли товар-различные ткани-ситцы, крепдешины, сукно, платки, шали с цветными рисунками, узорами, орнаментами. Продавцы расположились в большом пустующем деревянном доме. Торговля эта была государственным делом, а поэтому власти не препятствовали женщинам оставлять на какое-то время своё рабочее место и пойти купить себе нужный товар. Колхозницы устремились из ближних деревень в дом, куда привезли товар и организовали очередь длинную изогнутую зигзагами по всему дому и выходящую наружу на улицу. Люди стояли в очереди по одному, плотно прижавшись друг к другу. На улице в летний солнечный день тепло и даже жарко. В доме прохладней немного, так как деревянные стены защищают внутреннее пространство от прямых солнечных лучей, но это пространство согревают сами люди и внутри тоже тепло и даже жарко. Вентиляции нет, а открытая дверь не спасает от жары и люди потеют, обмахиваются платками, но стойко стоят на месте, не отходят ни на минуту, чтобы не терять своей очереди. Женщины вытащили из потаённых мест деньги- разноцветные бумажки-казначейские и банковские билеты и теперь сжимают их в своих руках. Старший продавец важный, вальяжный, толстый, напыщенный, надутый, исполненный своего достоинства, как будто бы он послан сюда самим господом богом для удовлетворения насущных нужд страждущих. Он стоит за временно сколоченным прилавком, отмеряет, отрезает и откладывает требуемые куски ткани и изделия и ждёт оплаты. Покупатель рассчитывается за приобретаемый товар, забирает его с собой и радостный уходит домой. Продавец спрашивает оередного покупателя: "Что будете брать и сколько?" продолжает свою работу. У него помощник, который подносит товар, помогает выбрать, измерить, отрезать его и подать покупателю. Торговля продолжается до вечера, и товар продан почти весь, только осталось небольшое количество неходового товара. А некоторых ходовых товаров на всех не хватило, но торговцы пообещали привезти необходимые и требуемые товары в ближайшее время. Люди, купившие себе нужный товар, довольные и радостные уходят домой и там показывают купленный товар и радуются вместе с семьёй удачно приобретённой покупке. Затем из тканей шьют, изготовляют одежду, бельё, а некоторое количество откладывают на хранение в сундуки для будущего потребления. В деревне постоянно ходить и красоваться в хорошей чистой одежде нет времени, так как надо много работать, особенно в летнее время. Но была и отрада-церковные праздники:Пасха, Троица, Земля-именинница, Семик, когда вспоминали и поминали ушедших из жизни людей с обязательным посещением кладбищ,а также другие церковные праздники, которые тоже неукоснительно соблюдались.
Тогда люди одевали свои красивые наряды, шли в гости друг к другу, и тогда можно было покрасоваться перед всем обществом новыми нарядами.
Д.Гонцово, Кировская область.1940г.
4. В НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЕ.
Родители хотели того, чтобы я пошёл учиться в школу с 1.09.1939г. Они меня научили самым начальным азам грамоты, и я уже умел читать, считать, писать. Но к началу обучения 1.09.1939г. мне не исполнилось полных 7-ми лет, а потому меня пока не приняли в школу. Год прошёл в детских забавах, играх и даже в драках со сверстниками, а зимой бездельничаньем, и катанием по снежным горкам на санках, досках,покрытых слоем льда, кувырканием в снегу и в сугробах, прыганием с крыш домов и строений. Дома мне также давали задания по уходу и наблюдению за младшей сестрой Верой, которые я выполнял иногда с удовольствием, а зачастую безо всякого желания, потому что это была работа для меня. А лень моя родилась раньше меня, и командовала мной больше, чем все вместе взятые приказания и распоряжения.
Прошли зима и лето 1940 года, и осенью я пошёл учиться в школу в первый раз в первый класс вместе со своими сверстниками. Школа была новая, деревянная одноэтажная с необычными для нас широкими окнами, коридорами, вспомогательными помещениями. Школа была построена после прошедшего летом 1939г громадного для нас лесного пожара, в котором сгорели две ближайшие деревни Гилёво и Лёмуг. Школа была расположена на расстоянии трёх километров от нашей деревни Гонцово. Мы были обуты в лапти, изготовленные из берестяных лент, а если были дни тёплые, то обувью служила нам собственная шкура, и даже в то время, когда были ночные заморозки, а мы утром бежали по мёрзлой поверхности земли и по льду луж, да и считали такую беготню каким-то удальством и хвастовством тем, что кто может пробить босой ногой лёд над лужей. Одежда на нас была, в основном домотканая - холщёвая - изготовленная из ткани, основа и уток которой были льняными нитками. Была и полушерстяная одежда, изготовленная изо льна с шерстью - основа ткани - льняная пряжа, а уток - шерстяная пряжа. Или одежда чисто шерстяная, изготовленная из ткани, основа и уток которой состояли из шерстяных ниток.
Дома нам всем были сшиты домотканные холщёвые сумки, в которых мы носили свои письменные принадлежности - книжки, тетрадки, карандаши, ручки, чернильницы, перочинные ножи, нехитрые обеды и все другие необходимые нам мелкие принадлежности. Беда у нас была с переносом чернильниц, наполненных жидкими чернилами. Конструкция чернильниц вроде бы предусматривала то, что чернила из неё не должны выливаться. Но это не так. В течение часа по пути в школу или обратно мы так трясли своими сумками и даже бросали их, так как были активными людьми, что чернила выплёскивались и обрызгивали все имеющиеся в сумке вещи. Негодование и ругань неслись на наши головы от родителей и учителей. А что было делать 7-8-летнему человеку? Никто не знал, а только нарекания со стороны старших людей.
К весне мы отучились в 1-м классе. Мы разные по характеру - спокойные, неспокойные, по складу ума - одни знают больше в одних предметах, а другие - в других. Моя соседка по парте - Ксения, красивая, с косичками девочка, капризная, не желавшая со мной разговаривать, точно так же как и я. Мы сидели за одной партой, отодвинувшись друг ото друга настолько, насколько позволяла конструкция парты, и чтобы не упасть со скамьи в проход.
Наша учительница, Мария Михайловна, строгая, но справедливая, обучала нас всем наукам - русскому языку, чтению, чистописанию, арифметике, естествознанию. Мы, не всегда послушные, доставляли ей много хлопот, а она требовала от нас неукоснительного соблюдения дисциплины, при которой можно было лучше воспринимить всё то, чему она нас учила. На наиболее недисциплинированных учеников она кричала своим звонким и громким голосом, не соответствующим её комппекции. А если появлялся совершенно неуправляемый ученик, то она брала деревянную линейку и шлёпала ей его по лбу, добиваясь того, чтобы он был дисциплинированным. А мы при таком её действии улыбались и даже смеялись - это была какая-то ей помощь. Правда такая её мера считалась непедагогичной, но она, эта мера хорошо помогала наведению порядка в учебном классе, и мы считали её справедливой. У нас не было принято то, чтобы идти и докладывать своим родителям о о самоуправстве на учительницу. А если бы такой и находился (были и такие), то к нему почти все относились с нескрываемым презрением называли ябедой и доносчиком. "Ябеда, ябеда, какя же ты гадина". В перерывах мы устраивали беготню, носились наперегонки по сравнительно широкому коридору, то есть разгоняли свой, застоявшийся организм во время урока, в погожие и тёплые дни мы выбегали во двор и там бесились, как могли.