Аннотация: Третья часть цикла "Просветление без правил". Первая глава.
Пара слов от автора вместо предисловия
То, как началось и проходило мое обучение у неправильного монаха брата Пона, описано в текстах "Просветленные не ходят на работу" и "Просветленные не берут кредитов".
Несмотря на все пережитое, я оказался не готов к тому, что произойдет дальше.
Искренне надеюсь, что эта книга уничтожит надоевшую рутину обыденного существования читателей так же как брат Пон в свое время уничтожил мою размеренную и приятную жизнь в Паттайе.
Названия и имена изменены, топографические ошибки допущены осознанно, любые совпадения случайны.
Глава 1. Явление из мрака
Мягкие руки легли мне на плечи, и хриплый женский голос, пахнущий сигаретами и ромом, прошептал:
- Пойдем танцевать. Ты же хочешь, я вижу...
- Нет, спасибо, - отозвался я, с изумлением наблюдая за тем, как в душе поднимается отвращение.
Ведь Аня - женщина красивая, умная, и за версту видно, что я ей нравлюсь.
- Ну и дурак! - фыркнула она и, проведя по моей шее коготками, направилась в обход стола.
Я вздохнул и пососал из соломинки, надеясь выдавить изо льда в стакане хоть немного арбузной мякоти: шейки в дорогом ресторане "Облико морале", где мы сидели, делали куда хуже и водянистее, чем у нас на Пратамнаке, зато стоили они в четыре раза дороже.
Друг мой, ради дня рождения которого я сюда приперся, успел надраться и выплясывал под группу "Тату" в компании пары красных, точно креветки, туристок из Питера. Музыка орала, гоготали пьяные американцы за соседним столом, воняло потом, паленым виски и дешевыми духами.
Мне в такой обстановке было не то чтобы весело, в последние годы я утратил вкус к развлечениям подобного рода.
Нельзя сказать, что я и раньше пил много, теперь же совершенно не испытывал влечения к алкоголю. Да и вообще желания мои выглядели куда более спокойными и, если можно так выразиться, "прозрачными", чем до поездки на север Таиланда.
Из второго путешествия туда я вернулся чуть меньше года назад.
Аня, облаченная сегодня в красное короткое платье, обняла за мускулистые плечи Виталика, нашего дайвера, зашептала что-то ему на ухо, мстительно поглядывая на меня. Потом они дружно заржали, и уже вдвоем уставились в мою сторону: он - насмешливо, она - с вызовом.
Я отсалютовал им нагревшимся стаканом и подумал, не заказать ли новый шейк.
Насмешка, один намек на которую некогда заставлял меня дергаться, теперь не трогала вовсе - нет, я ее замечал, регистрировал, но не испытывал по этому поводу никаких эмоций.
- Ты чо сидишь, братан?! - воскликнул наклонившийся в мою сторону Виталик. - Задремал?!
И в этот момент рядом с нашим столом появился невысокий, крепкий таец в вызывающе-оранжевой майке и джинсах, "украшенный" копной сальных волос, почти целиком закрывавших его лицо.
Заметив этого типа, я испытал вялое удивление - и как только охрана пустила?
- Привет, чуваки! - воскликнул он по-английски, сочно рыгнул, пошатнулся и ухватился за спинку стула.
- Ты кто такой? - недовольно спросил Виталик на том же языке.
- Ваш друг! - воскликнул таец, и игриво хлопнул по лысине здоровяка Толика, имевшего бизнес из нескольких кафе в Наклыа.
- Э! - недовольно проворчал тот, начиная подниматься. - Оборзел?
На английском Толик мог изобразить разве что пару ругательств и хрестоматийное "Май нейм из Вася".
Лицо Виталика перекосило от злости, я же не испытал ни раздражения, ни гнева. Спокойно отметил лишь, что голос тайца в джинсах я где-то слышал, и вроде бы не так давно, но кажется не в Паттайе.
Толик воздвигся над чужаком как Годзилла над обреченным небоскребом и, не тратя времени на слова, ударил. Откровенно пьяного тайца в этот момент качнуло вперед и вниз, так что вышло нечто вроде поклона, и тяжелый кулак хозяина кафе прошел мимо цели.
Могучий замах повлек Толика дальше, и он тяжело, с матюками, кувырнулся через стул.
- Ну все, ты попал! - заявил Виталик, вскакивая.
Таец в этот момент распрямился, тряхнул головой, словно пародируя жест Ани, и я увидел его лицо!
Изумление шарахнуло меня подобно разряду тока.
Это был брат Пон, "неправильный монах", мой наставник из вата Тхам Пу!
Но в таком виде, в каком я не мог представить его и в кошмарном сне: антаравасаки нет, голова не обрита, вместо сумки для подношений наряд завсегдатая ночных клубов Паттайи, да и замашки под стать одежде!
- Стоп! Я разберусь! - поспешно сказал я. - Удержи Толика!
Наш большой друг поднимался, раздраженно пыхтя и сотрясая воздух ругательствами. Со стороны танцпола спешил качавшийся от выпитого именинник, в кильватере у него держались "креветки" из Питера, американцы от соседнего столика таращили глаза.
Чудно только, что никто из персонала не обратил на инцидент внимания.
Но размышлять над этой странностью я не мог в силу нехватки времени.
- Пойдем, - сказал я, аккуратно беря брата Пона за предплечье. - На воздух. Подышим немного.
Я был очень рад его появлению, но одновременно испытывал смущение, что вижу монаха в таком виде.
От души чуть отлегло, когда брат Пон подмигнул.
Нет, не может быть, чтобы он пил на самом деле, притворяется - лицедей из него изумительный, я это отлично знаю.
- Сча я ему врежу! - завопил Толик, но я уже не слушал.
Мы с братом Поном шагали между столами, причем двигался он ловко и уверенно, без пьяной расхлябанности, но при этом не забывал икать, глупо таращить глаза и выкрикивать "Хей-хоп!".
От смеха я удерживался с большим трудом.
Выход я выбрал не главный, и поэтому мы очутились не на шумной, залитой ярким светом и забитой людьми Уолкинг-стрит, а в погруженном во тьму, узком и довольно вонючем переулке.
Но внутри у меня в этот момент пели птицы и разносилось благоухание цветов.
- Брат Пон? - спросил я дрожавшим от волнения голосом. - Вы? Как? Откуда? Почему так странно выглядите?
На шее у монаха болталась золотая цепь, а джинсы были все в молниях и клепках.
- А ты как выглядишь? - отозвался он со знакомым смешком. - Осознай-ка! Забрался в кабак, битком набитый пьяными фарангами и продажными женщинами, и для чего? Ладно бы хоть получал от этого удовольствие, искренне отдавался порокам!
Щеки мои залило горячим, уши запылали:
- Но я...
Наверняка сказал бы какую-нибудь глупость, попытался бы оправдаться, но брат Пон перебил меня:
- Я выгляжу так, как мне нужно в данный момент. А сейчас я явился к тебе, пришел из благословенного мрака. Ведь я обещал, что найду тебя, что мы с тобой встретимся?
- Обещал, - я вспомнил наш последний разговор в заброшенном маленьком вате. - Только вот сейчас не самое подходящее время...
- Что? - брат Пон вытаращил глаза так, словно с ним человеческим голосом заговорила жаба. - Неподходящего времени и места не бывает, есть только один момент, когда ты в силах что-то делать, что-то изменить, и в конечном итоге обрести свободу. Называется он - сейчас.
Вот тут мне стало по-настоящему стыдно, я нервно кашлянул, почесал в затылке.
- Возвращайся туда, к своим друзьям, - неожиданно сказал монах. - Развлекайся. Только осознавай, где ты, что ты делаешь и зачем... Я тебя сам найду...
- А мы... ну... - я хотел поинтересоваться, в какое путешествие и когда мы на этот раз отправимся, но вовремя понял, что брат Пон не ответит, скорее всего просто не обратит внимания на вопрос.
- Только не жди, что я буду тебя наставлять, - продолжил он, глядя на меня пронзительными глазами, что слегка поблескивали во мраке. - Я тебя ничему не учил. Вообще мне нечему тебя обучать.
В первый момент я решил, что ослышался.
А как же храм в джунглях и то, что там происходило, и как же наше длинное, полное событий путешествие? Чем мы занимались все это время, как же лекции, наставления и разные упражнения?
- К-как? - это прозвучало как жалкое, придушенное карканье.
- Не пыжься, все равно сейчас не поймешь, - брат Пон, судя по широкой ухмылке, наслаждался моим замешательством. - На, этот предмет поможет тебе лучше тысячи слов.
И он положил мне в ладонь нечто прохладное и гладкое.
А затем ободряюще хлопнул меня по плечу, отступил в сторону и сделав вроде бы всего один шаг в сторону Тапрайя-роад, но при этом растворился в темноте, не оставив ни движения, ни звука.
Вернувшись в ресторан, я обнаружил, что держу алую гроздь цветков бутеи.
В точности такую же, какую я не самым обычным образом сорвал год назад с высокого дерева.
Следующим утром пришлось встать рано, поскольку меня ждала вторая часть дня рождения - Виталик подарил имениннику дайв-трип, и мы заранее решили, что все тоже поедем нырять.
Поднялся я в редкостно тяжелом настроении, неприятное послевкусие от разговора с братом Поном не развеялось, даже стало сильнее, возникло ощущение, что наставник поймал меня на чем-то постыдном, запретном. Не помогло и созерцание цветка бутеи - зачем монах выдал мне эту штуку, на что она должна намекать?
И что значили его слова насчет того, что он меня никогда не наставлял и ему нечему меня обучать?
Я отловил ближайшего таксиста-мотобайщика, и поехал на пирс Бали Хай.
Народу на лодке дайв-центра "Человек-амфибия" было как всегда полно, туристы рассаживались по шезлонгам на верхней палубе, суетилась команда и дайвмастера, белозубо скалился капитан.
Аня показала мне язык, страдающий от похмелья Толик выдавил хмурую улыбку.
Взревел двигатель, и наше судно, качнувшись, принялось неспешно отходить от причала. Чтобы сохранить равновесие, я ухватился за поручень, и невольно пихнул стоявшего ко мне спиной мужчину.
- Извин... - начал я и осекся, поскольку мужчина повернул голову.
Это оказался брат Пон, но на этот раз он выглядел совсем иначе: волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, вместо джинсов обычные шорты, какие по сто бат на любом развале, голый торс, и золотая цепь с шеи исчезла.
Ничего удивительного, что никто из наших его не узнал, если кто и увидел, то принял за обычного туриста откуда-нибудь из Бурятии или Узбекистана.
- Что, не ожидал? - спросил монах, проказливо хихикнув.
В этот раз меня вместо замешательства охватило необычайное спокойствие, миг я словно наблюдал сцену нашей встречи со стороны, а затем мир вокруг меня одновременно рассыпался и обрел удивительную, живую целостность. Закрутилось колесо из тысяч элементов восприятия: запахов, фрагментов осязания, звуков, мыслей и эмоций, зрительных образов.
Все это было мной, и внутри меня и снаружи и, несмотря на кажущийся хаос, складывалось в необычайную гармонию, сложный порядок, от которого я мог уловить лишь обрывки.
За год, прошедший с момента нашей последней встречи с братом Поном, я несколько раз впадал в это состояние, называемое им "преддверием бодхи", и порой задерживался в нем на часы, но никогда не переживал его с такой остротой.
Через мгновение все стало как раньше.
- Вот видишь, - сказал он. - Уже есть какая-то польза от того, что мы встретились. Только разве это можно назвать обучением?
Слов у меня в этот момент не нашлось, да и желания говорить не обнаружилось.
- Пойдем, - продолжил монах. - Надо на тебя посмотреть как следует.
И мимо будочки, внутри которой помещались дайвмастера, по лестнице вниз мы спустились на нос и уселись рядом с форштевнем, по тайскому обычаю обмотанным полосами разноцветной ткани и украшенным гирляндами желтых цветов в честь духов-покровителей.
Некоторое время брат Пон меня рассматривал, а я боролся с ощущением, что его "рентгеновский" взгляд пронизывает тело насквозь и видит все, вплоть до затаенных желаний и содержимого кишечника.
- Нормально, - сказал он. - Ты растерял кое-что, это было неизбежно... Но главное! Главное ты сохранил.
Я расслабился и облегченно вздохнул.
Жизнь моя в последний год не была лишена проблем, но они меня более не волновали. Я почти всегда находил возможность изменить поток событий так, чтобы он меня устраивал. В любой сутолоке и горячке отыскивал время, чтобы заняться упражнениями, полным осознаванием, установлением в памяти или разложением объекта на части.
Эмоции никуда не делись, но теперь я повелевал ими, а не наоборот.
Удивительно, но перемен во мне и в моем характере никто и не заметил, ну а я не спешил делиться переживаниями с друзьями, знакомыми или даже родственниками, время от времени приезжавшими из России.
- Теперь рассказывай, что помнишь из моей науки, - брат Пон хлопнул себя по коленям и ожидающе на меня уставился.
Я почесал в затылке и начал говорить...
Струи восприятия, которым мы на самом деле являемся, восемь видов сознания, формирующих человеческое существо - зрительное, слуховое, обонятельное, вкусовое, осязательное, ментальный регистратор образов внутреннего мира, потом ум, комбинирующий объекты шести предыдущих, и за всем этим сознание-сокровищница, алая-виджняна, истинный центр всего.
Именно она, используя "семена", следы прошлых деяний, "выращивает" события нашей жизни, разворачивает их в определенной последовательности. При этом не имеет особого значения, как воспринимать эти события, как перемещения объектов в материальном мире или как нескончаемый поток дхарм.
Ведь и за тем и за другим лежит пустота, шуньята, нечто неописуемое, но доступное для восприятия.
Правда воспринять его способен лишь тот, кто сумеет осуществить "поворот в основании", сможет прервать цикл прорастания "семян", появления из них плодов и новых "семян", оторвать внимание сознания-сокровищницы от иллюзорных объектов внешнего мира.
Обратить его внутрь, на само себя.
- Неплохо, - сказал брат Пон. - Есть фундамент, на котором мы построим здание. Возведем дворец не-обучения...
Я хотел спросить, что он имеет в виду, но монах не дал мне вставить и слова.
- Иди, - буркнул он, толкнув меня в бок. - Скоро тебя позовут.
Обернувшись, я увидел, что прямо по курсу из морской бирюзы вырос прыщ островка Ко Рин, а это значит, что вот-вот начнется обязательный для всех брифинг перед погружением.
Отныряли мы замечательно.
Виталик сводил нас под воду сам, и показал много интересного - и мурену, чья башка торчала из норы, и полупрозрачных каракатиц, и акулу-няньку, засевшую в логове под кораллами.
Так что на лодку после второго дайва я выбрался довольный как слон.
Но едва успел стащить гидрокостюм, как рядом объявился улыбающийся брат Пон.
- Самое время для практики, - промурлыкал он. - Проверим, что ты можешь.
"Внимание дыхания" далось мне без малейшего труда, в состояние смрити, полного осознавания, я вошел к тому моменту, когда сполоснулся и, переодевшись, вернулся на верхнюю палубу.
Каждый вдох, положение тела, движение мыслей и чувств, ситуация, в которой я нахожусь - все вместе, и в то же время по отдельности, обвивающие друг друга, но не сливающиеся между собой потоки, в совокупности называемые обычно "личностью", "персоной", "Я".
"Созерцание объекта" я выполнил тоже достаточно быстро, вызвал из памяти образ дерева, над которым некогда медитировал в джунглях, и вот оно, торчит из палубы меж возбужденными туристами.
Но не успел я обрадоваться успеху, как под ногами у меня словно разверзлась бездна.
Алчное, леденящее ничто, прячущееся за карнавальной маской обыденности...
- Тихо, тихо, - сказал брат Пон, беря меня за предплечье.
От его прикосновения все тело слегка встряхнуло, по позвоночнику побежала теплая, щекочущая волна, и я оказался в обычном, разве что несколько раздраженном состоянии. Мгновением позже я ощутил гнев, что сменился разочарованием, печалью, а потом эмоции сплелись в тугой колючий клубок где-то в груди.
"Это не мое, это не я" - подумал я, пытаясь отстраниться от этого половодья чувств.
Ощущение пропасти под ногами я несколько раз переживал во время прошлого учебного "семестра", и всегда оно пугало меня до полусмерти, оставляло разбитым и опустошенным.
- Это в одно и то же время и ты, и не ты, - брат Пон, как обычно, словно читал мои мысли. - А кроме того, ты еще не до конца избавился от аффектов, от тех иллюзорных пут, что привязывают нас к сансаре.
- Но если они иллюзорные, то какой смысл с ними бороться? - с трудом выдавил я, немного справившись с собой.
- Смотри, допустим, ты столкнулся с тяжелой болезнью, - сказал брат Пон.
Я кивнул.
- Страдания, как ты ныне прекрасно знаешь, не имеют реальной сущности. Представляют собой не более чем мгновенно длящиеся комбинации впечатлений-дхарм.
- Ну да, - подтвердил я, хотя и без особой охоты.
- Но это же не значит, что болезнь не нужно лечить?
Я заморгал, пытаясь ухватить концепцию.
- Да, алчность и ненависть точно так же не имеют истинного существования, - продолжил монах. - Но они могут порождать карму, вызывают появление новых "семян". Прорастая, те вызывают ситуации, неизбежно связанные со страданием... ведь так?
Логика брата Пона выглядела безупречной, но меня она в этот момент не радовала совершенно.
- Поэтому с устранения аффектов, на санскрите именуемых клеша, все и начинается.
- То обучение, которого на самом деле не было? - пробормотал я с недовольством в голосе.
- Именно! - монах просиял. - А теперь посмотри на этих людей... Что ты видишь?
Туристы, получившие в момент посадки таблетки от морской болезни, дремали в шезлонгах, мои друзья во главе с именинником собрались в кучку и оживленно что-то обсуждали.
- Образы, порожденные моим сознанием, - еще более мрачно заявил я.
- Тоже верно, - согласился брат Пон. - Но за этими образами есть другие существа. Разумные, обладающие таким же осознанием, как и у тебя...
- Ну, не совсем таким же!
- Их алая-виджняна ничем не отличается от твоей, уж поверь мне. Абсолютно. Сияет будто солнце на внутреннем небосводе, только вот скрыта плотным слоем облаков.
- Тогда к чему то, через что я прошел? - поинтересовался я почти с отчаянием. - Неужели все зря?
- Как сказал один из древних: "Нет ни одного живого существа, что не было бы наделено истинной мудростью. Только цепляющиеся за омраченное сознание не могут реализовать ее. Если же отсечь омраченное сознание, то истинная мудрость тут же воссияет".
Я открыл рот, чтобы обрушить на брата Пона лавину вопросов, но он остановил меня, подняв руку:
- Поразмысли об этом. После того, как справишься с эмоциями.