-Он так смотрел на меня, словно насквозь видел. Все, что внутри...
-Да что там разглядеть-то можно: либо темно, либо пусто...
-Апрель! - говорит Виктор и ловит на подставленную ладонь снежинку.
-Апрель, - поддакиваем мы.
Еще вчера погода предвещала тепло, а теперь снова зима. Машины двигаются не спеша, заново привыкая к гололеду.
-Домой? - спрашивает Виктор.
Мы молчим. Санька смотрит на часы. Дамой никому не охота.
-Рано еще... только шесть...
-А куда?
-Кар-р! - кричит ворон, усевшись на толстой ветви голого тополя. Чуть наклонил голову. Смотрит пристально, не мигая. Близко. Можно протянуть руку.
-Кар-р!
-Кыш! - машет на него Виктор.
Я спускаюсь с невысокого крыльца. Мраморные ступеньки стали скользкими от выпавшего снега. Не упасть бы. Едва подумал об этом, как нога предательски соскальзывает вниз. Падаю, поднимаюсь, тру потянутую лодыжку. Никто не пытается мне помочь, никто не сочувствует. Просто ждут, когда смогу двигаться дальше.
-Кар-р!
-Кыш! - кричу я, и ворон, укоризненно взглянув с высоты, снимается с ветки. Тяжело и шумно, замахав крыльями, скрывается за деревьями, в глубине бульвара.
-Может по пиву? - спрашиваю я, все еще морщась от боли.
-Можно..., - неуверенно тянет Санька.
-В "Гриль"?
-Можно, - соглашается Виктор.
-Тогда пошли...
В "Кафе-гриль" почти никого. Только мы втроем, да еще пара у окна. Замечаю то, чего почему-то не замечал раньше. Тяжелые бархатные шторы на окнах. Застиранные до потери цвета. Но столы и стулья - новые. Барная стойка блестит, а пивные бокалы тускло играют пятнами от пальцев.
Пиво только светлое. "Балтика".
-Не то уже, - роняет Виктор, отхлебывая из кружки.
-Не то..., - вторит ему Санька.
-Не то..., - соглашаюсь я.
Каждый имеет в виду что-то свое. Виктор пиво, Санька погоду, а я все в целом - и погоду, и пиво, и настроение, и работу, и ожидание весны...
-У тебя в этом месяце что-нибудь проклевывается?
Виктор молчит. Откликается Санька, хоть я его и не спрашивал, и так знаю.
-Тысяч сто-сто пятьдесят, не больше...
Виктор кивает:
-То же... не больше...
-Значит в этом месяце опять без премиальных?
-Похоже, что так.
Я трогаю в кармане смятые десятки. Еще на пару кружек хватит, а дальше? В следующем месяце собирался отправить жену с сыном к родителям в Псков. Не юг конечно, но все же... Я и сам бы уехал...
-А я летом на море собирался...
Виктор усмехается:
-А я на дачу, в Ступенку...
-Я в прошлом году в Николаеве отдыхал. Там такие девчонки...
-Сань, отстань, - говорю я и почему-то раздражаюсь. - Давай о чем-нибудь другом.
-О чем? - интересуется Виктор.
-О пиве, например...
-Можно и о пиве, - соглашается он. - Ты вот, например, какое любишь?
-Какое? - задумываюсь я. - Из наших "Бочкарева", а из забугорных - "Гёссер".
-А я "Туборг"...
-А я его вообще не люблю! - неожиданно ставит точку Виктор
-А зачем же пьешь? - удивляется Санька.
-За компанию...
Разговор не вяжется. Больше хочется молчать. Но молчать в компании глупо, а говорить все равно не охота. И идти никуда не охота...
Охота бездумно сидеть, не глядя друг на друга. Охота ни о чем не думать. "Тупить". Смотреть в одну точку на стене. Пить пиво. Грызть сухарики с чесноком.
Но главное не думать. Не думать всем троим...
Это, пожалуй, что-то новое. Не думать всем троим. Как будто, если кто-то один начнет размышлять, то это помешает другим. Разрушит тишину. Музыка за стойкой бара не разрушит. Чужой неприятный смех за соседним столиком не разрушит, а мысли соседа разрушат... Странный симбиоз...
-Жалко, нет бильярда, - говорит Саня и смотрит при этом в окно. За стеклом еще светло, и все также, не спеша падает снег.
-Жалко, - соглашаюсь я.
-А ты умеешь? - интересуется Виктор.
-Немного, в "американку"...
-Что там уметь, наливай да пей, - заезженно шутит Санька.
Он начинает раздражать меня все больше. Поначалу, когда только вышли из офиса - не раздражал, а теперь раздражает. Чувство это субъективно. Не логично. Просто в один прекрасный момент человек становиться неприятен. Хотя, это тоже неправда. Чувство неприязни копиться не один день. В один день оно проливается...
Пытаюсь себя образумить, осадить. Так нельзя, говорю я себе, нельзя ненавидеть человека только за то, что он такой, какой есть. Он не сделал мне ничего плохого. Я ни разу не видел подлости с его стороны... Лишь ощущал подспудную готовность к ней. Но ведь это не преступление. Мало ли к чему готов каждый из нас.
За соседним столиком начинают о чем-то спорить. Спор перерастает в крик. Крик в брань. Один хватает другого за грудки. Тревожно-резко скрежещут о пол стулья. Один падает. Резкий рывок на себя. Падает со стола стакан. Звон разбитого стекла. Визгливый всклик из-за стойки: "Сейчас милицию вызову!" И тут же все успокаивается. Словно и не было ничего. Приливная волна. Накрыла берег и откатила.
-Вроде пятница, - говорит Санька, - а такое чувство, словно неделя только началась.
-Есть немного, - соглашается Виктор.
-Синдром манагера, - продолжает Санька.
-Это как?
-Это когда усталость накапливается, да плюс еще постоянный стресс. Ты вот, например, нормально спишь? Тебе задвижки наши не сняться? Ты их по ночам никому не продаешь?
-Бывает, - усмехаюсь я, вспоминая свои сны.
-Вот именно, что бывает...
-Поубивать иногда всех хочется, - вдруг не с того ни сего говорит Виктор. Говорит и смотрит куда-то в окно. Кого всех? - Хочется спросить. Но и так понятно, - всех, значит ВСЕХ. И я даже на секунду вижу, как все это происходит. Вижу, как иду по переходу, даже знаю где именно, - на "Пушкинской". Вокруг люди, люди, люди, больше похожие на машины... Вижу, как достаю пистолеты, два, как в американских фильмах. Как начинаю стрелять. (Но подсознательно все равно целюсь в потолок.) Вижу, как люди падают на пол. Дальше туман. Собственно, дальше уже и неважно.
Мы молчим. Возражать почему-то неохота.
Время идет, и мы идем. Идем, плохо понимая куда, и зачем. От выпитого пива слегка шумит в голове. Мы еще не пьяны, но в ногах уже образовалась та самая легкость, которая может завести далеко. На улицах непривычно темно и тихо. Только в окнах еще горит свет. Светло от выпавшего снега. Машин нет. Здесь даже днем их мало, а вечером и вовсе. Большая шумная Москва совсем рядом, вон за тем рядом домов, а здесь тихо, нет машин и идет снег.
На перекрестке повстречали компанию. Трое. Слегка пьяны. Возбуждены. Обильно жестикулируют. Просят закурить. Но курить нечего. Я и Виктор не курим, а у Саньки кончились сигареты. Жду развязки, кончики пальцев начинает нервно покалывать, мышцы сводит в предчувствии драки. Сердце начинает стучать чаще, и я чувствую, как сам уже едва сдерживаюсь.
Но парни на редкость миролюбивы. Предлагают выпить, и дальше мы уже идем вшестером. Я немного разочарован. Поначалу. Но ведь глупо обижаться на людей за то, что они предложил тебе выпить, вместо того, что бы разбить нос. Подумав так, чувствую некоторое удовлетворение, так, словно драка все же состоялась.
Настроение после выпитого резко начинает ползти вверх. Под углом.
На углу в ларьке покупаем еще водки и тут же ее выпиваем, закусывая все теми же сухариками с чесноком.
-Ты любишь Есенина? - неожиданно спрашивает меня новый знакомый. Я пытаюсь вспомнить, как его зовут. Безуспешно.
-Нет, - честно отвечаю я.
-Как ты можешь не любить его? - кричит мой оппонент.
-Не люблю и все...
-Нет, ты послушай, послушай, - он пытается припомнить строки. Морщиться, закатывает глаза, мычит, но строки не вспоминаются. - Э-э, м-м-м, э-э-э...
В конце концов, он сникает, и устало опускается на землю. Он расстроен. Он плачет. Жалуется...
-Как же так? Ведь помню, что великий поэт, а стихов не помню...
Я успокаиваю. Остальные, еще минуту назад, готовые были оттащить от меня задиру, теперь с упреком глядят на меня. Зачем человека расстроил?
Поначалу я не обращаю внимания. Затем злюсь...
-Да пошли вы все..., - кричу я и ухожу.
Но они догоняют. Сначала Виктор, потом и Санька.
-Странные ребята, - говорит он.
-Странные, - соглашаюсь я.
-Тот, что плакал, завтра в армию уходит... - поясняет Виктор.
-Понятно, - говорю я, хотя ничего не понятно. Где здесь связь? Есенин и армия... Бред какой-то.
Виктор заметно пьян. Его тянет на откровения. Санька тащит нас в какой-то очередной бар. На секунду мелькает мысль, - откуда деньги? - но тут же благополучно улетает. Мне-то не все ли равно?
-Денег нет, - предупреждаю я.
-У меня тоже, - кивает Виктор, глядя уже куда-то в землю.
-Ерунда, - уверенно машет рукой Санька, - сейчас махнем на "Алексеевскую". Я там хорошую бильярдную знаю.
Первым разбивал я. Удар не получился. Смазал. Биток завертелся волчком и лишь краем коснулся пирамидки. Санька взялся за кий, и я тут же перестал следить за игрой. Через три-четыре удара уже вообще плохо воспринимал, во что именно я играю.
-Мне вчера снилось, что меня шеф вызывает. "Где, - говорит, - продажи? Какие у тебя планы?" "Так и так, - говорю, - работаем. Счета выставил, вот жду теперь оплаты". "А если не оплатят?" - спрашивает. Я молчу. "Ну а если не оплатят, - говорит, - я тебя съем".
-Так и сказал? - удивляется Санька.
-Так и сказал, - киваю в ответ я. - Я вот тоже тогда подумал: "Неужели и впрямь съест?" А потом смотрю, - у него уже и зубы растут.
-Съест, - убежденно тряхнул головой Виктор из угла, снова проваливаясь в дрему. - Он мне так и сказал сегодня - "Съем!" - добавил он уже с закрытыми глазами.
Мы переглянулись, не понимая, всерьез он или во сне, но по всему получалось, что всерьез.
За соседним столом звонко засмеялась какая-то девчонка. Парень учил ее играть. Обнимал сзади. Пригибал к столу. Заставлял целиться. Сердился на ее непонятливость. А ей было все равно, так как нужно было совсем другое. Чтобы вот так вот, как сейчас стоял сзади и обнимал.
Я почему-то страшно разозлился на нее. Даже захотелось стукнуть, но потом подумал: - Она-то тут причем? Чем помешала?
-У нас назревает сокращение, - вдруг сказал Санька, понизив голос. На минуту мне кажется, что он совсем не пьян, и лишь притворялся все это время. Зачем? - Я слышал, как шеф говорил главбуху, что к концу месяца одного из нас уволят.
-И что? - равнодушно спрашиваю я.
-Да так, - пожимает плечами Санька. - Мне казалось тебе это интересно.
-Интересно или нет, от увольнения это не спасет.
-Это как посмотреть, - уклончиво говорит Санька, и загоняет девятку в правый угол. - Видишь ли, увольнять будут, как я понял, по итогам продаж. А у тебя в этом месяце они чуть меньше, чем у Виктора.
-Значит, уволят меня, - уверенно говорю я, наблюдая, как Санька расправляется с очередным шаром.
-А может и нет... У меня есть один заказик, кому достанется, тот в этом месяце и король. Вот я и думаю, кому бы его отдать.
-И что ты за это попросишь, Мефистофель? - усмехаюсь я.
-Сочтемся, - уверенно кивает Санька, не замечая моей насмешки. Он нисколько не сомневается, что я приму это предложения. В конце концов, он ведь не предлагает убить или украсть. - Как-нибудь потом сочтемся, - повторяет он.
-Я подумаю...
-Я пошел, - неожиданно поднимается из угла Виктор, с трудом глядя на часы. - Через полчаса последняя электричка.
Я тоже смотрю на часы, - двенадцать, еще можно успеть на метро, но думаю о другом, - слышал Виктор наш разговор или нет. И от мысли, что он мог нас слышать, становиться как-то особенно гадко. Я срываюсь с места вслед за Виктором.
-Ты с нами?
Санька лишь покачивает головой. Смотрит на нас поверх очков, насмешливо. Нет. Он уверенно машет нам вслед на прощание, заказывает еще водки и разбивает пирамиду.
Время в метро тянется бесконечно. Где потерялся Виктор, я не понял. Минуту назад стоял рядом, отказывался сесть. Боялся уснуть. А теперь нет, и я еду один.
Совсем один.
Потому как в вагоне больше никого нет. И поезд все едет и едет. И станций уже давно не было ни одной. И я еду вместе с ним. Один. Вот только куда?
Смотрю в окно напротив, а вижу лишь размытый силуэт, который еще утро был моим отражением.
И ворона. Он летит рядом с поездом, вдоль туннеля за окном. Я знаю, что этого не может быть, и в тоже время боюсь. Боюсь, что он может разбиться в этом бешеном полете между вагоном и стеной. И тогда я его больше не увижу. И не услышу наставительного: "Кар-р!"
И не смогу отказать Саньке...
Блюз
-Ты слыхал эту старую хохму про блюз?
-Это про то, когда хорошему человеку плохо?
-Ну да. И как тебе? По-моему, так просто бред.
...Однажды она спросила меня:
-Почему ты не любишь блюз? Это странно... Ты должен любить блюз. Ты смотришь его глазами, ты живешь его плаксивой струной, его надрывным голосом. Ты читал Картасара?
-Картасара, - поправляю я, делая ударение на втором слоге.
-Ну да, ну да, неважно... - морщится она. - Помнишь, у него есть такой рассказ - "Преследователь"? Он чуточку о тебе (не придирайся к стилю!). Тебе кажется, что все хорошее было когда-то давно и не с тобой. Ты, как тот Джони, - идешь по полю, уставленному урнами, и, останавливаясь над очередной, разгребаешь землю руками, думая, что она пустая, что она для тебя, но нет, и эта полна серого пепла... Странно, что ты не любишь блюз...
Blue...
Если задуматься. Что это?
Это когда живешь лишь одними фотографиями из вчерашних альбомов. Это состояние души. Это состояние бодрствования. Стиль жизни, когда кажется, что спишь, и дым сигарет соседних столиков мешает сосредоточиться, мешает обрести настоящее, мешает расстаться с прошлым...
Музыкант в углу темной сцены. Небольшого закутка, называемого сценой. Не спеша перебирает струны. Гитара надрывно поет, выворачивая наизнанку, заставляет стонать от зубной боли, от спазмов сжигающих внутренности...
Blue...
Это когда лица гитариста не видно, а приглядываться боязно. Страшно узнать в нем самого себя секундой раньше. Словно время течет параллельно и на соседнем пути ты сам...
Гитара звучит едва-едва... ноты каплями обрываются со струн, падают на пол... Хлестко, как в пустом подвале. Хотя, возможно, это даже не ноты, а кровь со сбитых пальцев... И чем ты сможешь ответить? Сукровицей из разбитого жизнью носа? Сукровицей потому что настоящей крови не осталось... формалин... вода...
Blue...
Какой-то идиот сказал, что блюз - это когда хорошему человеку плохо. Блюз - это когда хорошо оттого, что плохо, это чувство близкое к экстазу, когда так плохо, что начинаешь получать от этого удовольствие. Когда с пальцев снимают кожу и обнаженный нерв бьет током боли, едва ощутив рядом с собой холодную сталь... Вечно рефлексующая меланхолия, вечная тяга к разрушению изнутри, вечное желание эмбриона остаться в тесном мирке давящей плаценты - вот что такое blues...
Но даже это надо заслужить...
Странно, что я не люблю блюз...
Город.
-Закурить не будет?
-Не курю...
-Я тоже...
-А зачем тогда спрашиваешь?
-Да, так, город большой, а поговорить не с кем.
Мне одиноко в этом огромном городе. Чего не хватает, спросите вы? Этого, пожалуй, я не знаю и сам. Просто как-то не по себе.
А еще?
В метро непривычно пусто. Час назад толпы штурмовали эскалатор, а теперь пусто. Я стою посреди зала на "Тверской". Кончились силы. Появился вопрос. Зачем?
А ответ?
Показалось, что время остановилось.
Показалось!
Звонит мобильный.
"Мама, а кто такой Моцарт? - Это такой композитор. - А что он писал? - Музыку для мобильных телефонов..." Анекдот? И да, и нет...
-Ты где?
-Заболел.
-Сегодня будешь.
-Нет. Подстрахуешь?
-Конечно. Поправляйся... Шефа все равно нет.
Время - деньги. Каждая секунда на счету. "У тебя какой тариф? - "Экономный", а у тебя? - "Авангард"! - Ну и как? - А, один хрен деньги со счета тырят!"
Может подняться наверх? Пожалуй, но... только не здесь. Тверская - вена. По ней течет дурная кровь. Лучше в старый город.
Вверх. От Солянки и выше, по Хохловскому переулку. И обратно. Под конец начинают ныть ноги. С непривычки. Зато такое чувство, словно с утра под холодный душ. Бодрит.
Улицы пусты. Странно. Огромный город и пустые улицы. В этом есть что-то ненормальное. Сумасшедшее.
Хотя, если вдуматься, он такой же живой, как и мы. - Дышит. Живет. Болеет. Задыхается летом от жары. Думая так, совершенно объяснимой становится и пустота улиц. - Пауза, между толчками крови. Кровь это мы все.
Они.
Почему-то хочется отделить себя от других. Желание столь же естественное, насколько бессмысленное. Лейкоцит, возомнивший себя личностью. Лимфоцит, решивший жить по собственным правилам. По меньшей мере, - глупо. По большей... да, как не верти, все равно глупо.
-Вам нехорошо?
-С чего вы взяли?
Я смотрю на нее и не понимаю - чего в ней больше. Простодушия или глупости? В глазах интерес. - Ага, значит все-таки простодушия, вернее простодушного любопытства. В большом городе нет место любопытству. На него просто не остается времени.
Час по дороге на работу. Час на дорогу обратно. Жаль времени. Мы его уминаем, трамбуем. Создаем, в конце концов, иллюзию благополучия.
А еще книги... в метро... между "Чеховской" и "Владыкино".
"Осторожно двери закрываются следующая станция - "Отрадное". Пристигните ремни и потушите сигареты. Кто не спрятался, - я не виноват!" Не виноват... пожалуй, что и так.
-Присядьте, вы совсем бледный. - Она беспомощно смотрит по сторонам, надеясь отыскать скамейку. Скамеек здесь нет.
-Вы никуда не торопитесь? - интересуюсь я.
-На работу...
Вид у нее растерянный. Очки чуть заметно сползли. Из-за уха выбилась прядка.
-Бегите девушка, - успокаиваю я, - со мной все в порядке. Разве что так, самую малость, но уже прошло...
-Вы уверены?
-Абсолютно!
Она исчезает, а вместе с ней исчезает за тучкой солнце. Не надолго. Минута и снова мостовая залита светом.
Желудок начинает подсасывать. Не потому, что на самом деле голоден. Но на каждом углу кафе, ресторан, чебуречная, "МакДональдс".
Возможен другой вариант. Она остается. Что дальше? Прогулка по городу? "На работу я все равно опоздала! - Вас не уволят? - А хоть бы и так. Я и сама давно собираюсь. - В наше время найти хорошую работу не так просто. - А жить еще тяжелее..."
Мы единомышленники. Мы думаем и действуем одинаково. Мы читаем одни и те же книги. Любим одни и те же фильмы. Посещаем одни и те же спектакли. Одинаково чувствуем скуку, тараканами поселившуюся за старыми обоями. Одинаково ощущаем по утрам вкус хлорки под душем. Одинаково чувствуем одиночество, остановившись посреди улицы.
Каково?
Нонсенс!
Можно сойти с ума.
Не сразу. Но капитально.
Одиночество тем и хорошо, что не требует участия. Особенно подобного себе.
Еще вариант. Она никуда не идет. Пытается отвлечь. Развлечь. Утащить за собой. "На работу? Черт с ней! Пойдемте в зоопарк. Вы были в зоопарке?" Так и хочется сказать: "Я в нем живу!"
Нет. Пожалуй, так еще хуже. Так что бегите девушка, бегите. Вам на работу.
-Вы уверены?
-Абсолютно!
К обеду желудок начинает напоминать о себе все отчетливее. Чебурек? Шаурма, или как ее называют в Питере - шаверма?
Открываю кошелек. Пожалуй, хватит на что-то более существенное, нежили "быстрый чебурек".