Гордеев Александр Николаевич : другие произведения.

Американская сказка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Александр Гордеев

Американская сказка.

(Актуальная комедия)

  
   Действующие лица:
   Баянов Виктор Петрович, мэр города Клеповска.
   Катя, секретарь Баянова.
   Дырялов, начальник местной милиции.
   Журналистка на телевидении.
   Окопов, делегат от партии патриотов.
   Таня, зрительница на пресс конференции.
   Костя Бойцов, предприниматель.
   Валя, жена Кости Бойцова.
   Капитан Катанин, сотрудник уголовного розыска.
   Селифанов, русский американец, бывший житель Клеповска.
   Майкл, молодой американец, племянник Президента корпорации.
   Президент корпорации.
   Зрители на пресс конференции.
  
  

Картина первая.

(На сцене темно. Раздается звук разбитого стакана и одновременно с этим вспыхивает свет. Кабинет мэра города Клеповска. Катя стоит испуганно прижав руки к груди. Баянов, оторвавшись от разговора по телефону гневно смотрит на Катю.)

  
   Баянов (как дубинкой поигрывая трубкой в руке): Ну и что, Катя? Какой это по счету стакан?
   Катя: За эту неделю третий, Виктор Петрович.
   Баянов: Еще один стакан до конца недели и я тебя уволю. (Подносит к уху трубку. Говорит в трубку. Катя в очень узкой юбке пытается согнуться, чтобы подобрать осколки стакана. Наконец, очень картинно присаживается. Баянов с удовольствием наблюдает за ней. Его голос в трубку все время плавает с одного тона на другой.) Нет, ты мне лучше скажи будет, наконец, тепло в этом чертовом тринадцатом доме или нет? Когда? Да жильцы там уже сосульками... торчат. И попробуйте только не дать. Зарплаты вы у меня тогда не увидите... Что...о...о?! Вот и за этот год, тоже не увидите. Вот что я хотел этим сказать!

(Бросил трубку, закурил. Катя уходит. Баянов сидит, нервно барабаня пальцами по столу. Снова трезвонит телефон. Баянов смотрит на него с ненавистью, берет трубку.)

   Баянов: Да, да, слушаю! Кто это? А, Васючкин. Но у тебя-то что? Хоть ты у меня ничего не проси, хорошо? Сегодня меня этими звонками уже задолбали. Что?! Позвонил просто так! Тебе что делать нечего?! Раззвонился, понимаешь. (Возвращается Катя с веником и совком. Шоу с уборкой осколков продолжается.) Что там у тебя в порту, докладывай! Ты же какой-то иностранный самолет ожидал. Прилетел? И что, действительно из-за бугра? Час назад? Ну и что там такое? Что за ферт к нам пожаловал? И чего хочет? Так и сказал - частный визит? Ну-ну. Чего ему только надо со своим частным визитом в нашем городишке... Ну, ладно все. Не мешай работать. (Положил трубку. Катя картинно уходит. Баянов взволнованно смотрит ей вслед. Оглядывается на стенку, где стоят стаканы, сосчитал их.) Нет, все равно не уволю. Совести не хватит. (Встал, прошелся по кабинету.) Интересно, что там еще за буржуй? Если частный визит, то уж не к барышне ли какой пожаловал? Вот бы к нашей Наталье какой-нибудь такой подкатил. А то не знаешь в какой институт ее и сунуть. Дерут везде три шкуры. А что? Вполне возможно, что он к кому-то и по сердечному делу прилетел. Теперь ведь не модно знакомиться где-нибудь в очереди за яблоками. Теперь подавай Интернет и всякую там дребедень. Ну, баба будет, конечно, в ауте! Женишок из-за бугора на собственном аеропланте. Живут же сволочи! А я за пятнадцать лет, может быть, уже тридцать штанов протер этим мэровским креслом, а ничего, кроме какого-то жалкого коттеджа не заимел. Тоже мне уважаемая должность: не заработать, не стащить... Да ладно, чего еще мне свою голову каким-то буржуином забивать...

(Входит Катя.)

   Катя: Виктор Петрович, к вам посетители. Двое.
   Баянов: Сообщи, что сегодня я не принимаю.
   Катя: Хорошо, Виктор Петрович.

(Катя уходит. На столе звонит телефон.)

   Баянов (в трубку): Слушаю. Ах, Петр Иванович! Доброго здоровья! Спасибо, спасибо держимся помаленьку. (Некоторое время нервно, едва сдерживаясь, выслушивает, что ему выговаривают, наливает воду в стакан. Однако говорит спокойно.) Да ничего там страшного с этим тринадцатым. Паника одна. Ну, хорошо, Петр Иванович, отвечу вам конкретней и прямей: своим местом я пока еще дорожу и потому даю голову на отсечение, что с этим домом все будет в лучшем виде. До свидания! (Кладет трубку, вытирает платком лоб и шею.) Уф, ведь однажды вот так не отболтаешься и будешь потом на улице мусор подметать. Конечно, выбрали-то меня вроде бы и народом, да только вот "вроде бы..."

(Входит Катя.)

   Катя: Виктор Петрович, они не уходят. Один из них Клюковкин - делегат от тринадцатого дома, грозится графин со стаканом разбить, если его не примите. А второй, некто Селифанов, так тот вообще, Виктор Петрович, говорит, что из Америки прилетел...
   Баянов: Что, что? Этот иностранец здесь? А почему "Селифанов"? Русский что ли? Как будто в Америке американских фамилий не хватает. А, да что там говорить - у них там такой бардак!
   Катя: Да он говорит, что он вообще родом из нашего города и что даже с вами немного знаком.
   Баянов: Со мной!? (Плюхается в кресло.) Американец и знаком со мной!? Нет уж, простите, не привлекался, родных и знакомых за границей не имею. (Бьют маятниковые часы. Баянов смотрит на календарь) Уф-ф, как все-таки хорошо жить в новое время. Слушай, Катюша, а, может быть, это кто-то из наших под иностранца косит? Услышал, что иностранец прилетел и взялся косить. Но ведь у того-то ферта частный визит. Понимаешь? Какое-то частное, может быть, даже амурное дело. Зачем ему я? Ему-то чего я сделал? Он, как? На нашего смахивает?
   Катя: Да, обычный... Я бы даже не посмотрела на такого.
   Баянов: Молодец! Это ты, в точку. Знай наших! Пусть на них свои герлы смотрят. А наши, эти самые... пусть смотрят... На кого-нибудь другого. Хорошо, я приму. Приглашай.
   Катя: Кого?
   Баянов: Кого, кого? Конечно, богача этого заморского, нашего хрена доморощенного.

(Катя идет к выходу.)

   Разбогател же как-то, язви его в душу, если свой самолет имеет. Хотя, постой, постой...

(Катя остановилась на пол пути.)

   А пусть-ка он узнает, что и у нас демократия. "...Но у нас особенная гордость - на буржуев смотрим свысока". Пусть немного потомится, вникнет, где находится, куда пришел. Сначала я поговорю с этим работягой из тринадцатого дома. Давай сюда нашего родного, местного Клюковкина.

(Катя идет дальше.)

   Хотя, знаешь, воевать, так воевать. Значит, сделаем так. Сейчас я самолично выйду в приемную и на глазах этого заевшегося буржуина приглашу представителя рабочего класса в кабинет мэра.
   Катя: Какого мэра?
   Баянов: Как это, какого? Меня, конечно. Во, как надо!

(Выходят оба. Почти сразу Баянов возвращается, пропуская вперед Селифанова, которого в приемной он перепутал с Клюковкиным. Следом заглядывает Катя.)

   Баянов: Проходи, дорогой, проходи...
   Катя: Виктор Петрович...
   Баянов (оглядываясь): Ну что еще?

(Катя пытается знаками объяснить путаницу, но Селифанов тоже оборачивается и Катя вынуждена прекратить это объяснение. Баянов, ничего не понимая, показывает Кате, чтобы та закрыла дверь.)

   Так вот я хотел сказать, что я всегда рад пообщаться с тем, кто в чем-то нуждается. Да знаю, знаю как вы обо мне думаете. Бюрократ, мол, и все такое. А вот и нет. Для меня нужды простого человека всегда превыше всего. Вот ты даже не представляешь, что в то время, когда я беседую с тобой, как с народным представителем, в моей приемной парится... Ну, вот кто? Как ты думаешь? Ну, этот, в черном пиджаке и с печаткой на пальце. Тьфу ты, тоже показуху мне тут устроил! Не терплю показухи! Ну, вот как ты думаешь, это кто?

(Входит Катя. Приносит графин с водой.)

   Катя, я же беседую!
   Катя: Виктор Петрович, извините, я водичку заменю.
   Баянов: Зачем?
   Катя: Эта водичка у вас уже застоялась. Видите осадок. Для здоровья это вредно.

(Катя меняет графин, но из кабинета не уходит. Начинает, смахивать какую-то пыль, что-то где-то поправлять. Баянов, продолжая говорить, смотрит на нее с недоумением. Катя при каждом удобном моменте, когда ее не видит Селифанов начинает знаками показывать, что, это не тот человек, а слыша что далее говорит Баянов, она то хватается за голову, то закатывает глаза, то разболтав замененный графин с бульканьем пьет воду прямо из горла.)

   Селифанов: Мне кажется, там представитель жильцов от тринадцатого дома...
   Баянов: Что ты мне голову морочишь! От тринадцатого дома - это ты. Нет, тебе-то это даже не вообразить. Ты извини, что я испытываю тут тебя, можно сказать, на пределе твоих сил. Так вот в приемной у меня сейчас парится не много ни мало, как американский миллионер. Хотя и не похож, верно? И приехал он по очень важному вопросу. У нас с ним ожидаются переговоры и, возможно, контракты, заметь себе, на кругленькие суммы!
   Селифанов: Удивительно! Откуда это вам известно?!
   Баянов: А что здесь удивительного? У нас с миллионерами только так!
   Селифанов: Уважаемый, Виктор Петрович, вы даже не представляете как я рад вашему позитивному настрою.
   Баянов: Так вот понял ты теперь, как я ценю свой народ, особенно своих избирателей? Вы же все мне, как родные. Мне вот даже лицо твое кажется знакомым.
   Селифанов: Удивительная память!
   Баянов: Спасибо. Хотя, с другой стороны, как же мне вас не помнить, если вы, со своими проблемами, уже всю плешь мне переели, а по ночам, как живые, перед глазами стоите... Ну, это я так... Это я шучу, конечно. Сам понимаешь... Шутка она ведь тоже, в таком вот, открытом общении с народом необходима.
   Селифанов: И все-таки для того, чтобы вспомнить лицо через много лет нужна незаурядная, исключительная память. Помните, девять лет назад я приходил к вам с просьбой посодействовать мне с квартирой? Я работал тогда, несмотря на свою молодость, ведущим специалистом на механическом заводе. Но я тогда был так наивен...
   Баянов: Да, да, да, вот это я, кажется, даже и без обмана, припоминаю. Ну, надо же! Видно, и вправду, есть память! Ты еще тогда заявил, что, мол, вот где-нибудь за границей тебе бы цены не было. Ох, и рассердило меня тогда это твое самомнение!
   Селифанов: И тогда вы ответили мне так, я это помню дословно: "Сейчас наступают новые времена, дуют новые сквозняки, вот зарабатывай деньги и покупай себе хоть одну, хоть десять квартир". Спасибо вам, за такое ценное наставление, которое я не забывал потом никогда...
   Баянов: Да, признаюсь, было такое. Ну, и как? Извини, конечно, что твоя, я уверен, трудно, но честно заработанная квартира, оказалась в этом злополучном тринадцатом доме. Ну, да ничего, ничего, все будет нормально. Главное, что мы с тобой тепло, по душам побеседовали, даже немного прошлое помянули... Заверь, пожалуйста, от моего имени всех соседей и жильцов дома, что тепло у вас появится уже... Ну, как бы это сказать, вот-вот...

(Подает на прощание руку. Катя с облегчением уходит из кабинета. )

   Селифанов: Но в тринадцатом доме я не живу. Пока что у меня в Клеповске вообще нет своей квартиры, хотя я здесь родился и вырос. Я только сегодня я прилетел из Вашингтона, чтобы купить ее.
   Баянов: Из Вашингтона?! Купить квартиру?! (поворачивается к залу) Из Вашингтона! У нас в ...Клеповске купить квартиру?!
   Селифанов: Да. И даже не квартиру. И не десять. И не многоквартирный дом... А много, много таких домов...
   Баянов (обрушившись в кресло): Ну, и зажрался... Так, значит, ты не из тринадцатого? Значит, вы этот самый иностранец, который Селифанов?
   Селифанов: Выходит, так... Вы нас перепутали, но это ничего... Зато я убедился, что вы любите народ...

(Баянов налил воды и выпил.)

   Баянов: Простите, неловко как-то вышло... Что ж, если так случилось, то будем говорить с вами, хотя сначала я был обязан потолковать с народом. Ну, так и зачем вы к нам пожаловали? И чем я могу быть вам полезен?
   Селифанов: Я приехал для того, чтобы купить весь город Клеповск...

(Баянов некоторое время застыло и задумчиво смотрит на него. Это похоже на трас. Потом приходит в себя от того, что сам же икнул.)

   Баянов: Ик! Ой, что это со мной такое!? Ну, ну, продолжайте...
   Селифанов: Вот поэтому я к вам и пришел. Должны же вы, как мэр знать о том, что у вас будет происходить. Кроме того, я вообще-то надеялся заручиться вашей поддержкой. Вы ведь и сами тут только что говорили о возможных контрактах на крупные суммы.
   Баянов: А что, я разве для тебя это говорил?
   Селифанов: Ах, да! Это ж было для народа...

(Баянов нажал кнопку селекторной связи)

   Баянов: Катюша, пожалуйста, из приемной ни ногой. И вызови, на всякий пожарный, наряд милиции и бригаду из этой, ну как там ее... В общем, из сумасшедшего дома. У нас любопытный посетитель. (Селифанову) Ничего, что я это так? Прямо при тебе?
   Селифанов: Да, ничего, ведь вы волнуетесь.
   Катя: Виктор Петрович, я не поняла, а пожарников тоже вызвать?
   Баянов: Пока не надо. И вот еще что. Пусть этот Клюковкин подождет немного. С народом я все равно говорить буду. Объясни ему всю важность и сложность складывающейся обстановки.
   Катя: А он уже ушел.
   Баянов: Как ушел?! А с кем я говорить буду?
   Катя: Ну, не знаю, он не сказал с кем. Ушел, да и все.
   Селифанов: Наверное, он решил, что разговор с вами уже не нужен. Я поговорил с ним и пообещал, что завтра куплю их дом и отремонтирую всю теплотрассу.
   Баянов (как психиатр всматриваясь и при помощи пальца, ловя взгляд Селифанова): И он поверил?!
   Селифанов: Конечно, поверил. Он же ушел.
   Баянов: Велик и непостижим наш народ. В твою чушь поверил, а в мою... Я хотел сказать, правду, не верит. Ты хоть видел, хоть знаешь что это за дом?! Это ж небоскреб! В нем целых девять этажей и десять подъездов! Это самый большой дом в нашем городе. Он, кстати, оттого и замерзает каждую зиму, что самый большой.
   Селифанов: Ну, собственно, какая мне разница с какого дома начинать? Начну с тринадцатого, в котором девять этажей. Да там, скорей всего, нужно сразу весь микрорайон оформлять.
   Баянов: А ты хоть представляешь, что, значит отремонтировать теплотрассу? Хотя... Кстати, ишь ты что удумал! Да кто тебе позволит ее трогать? Она же ГРЭС принадлежит.
   Селифанов: А я и ГРЭС куплю. Вместе с ее теплотрассой.
   Баянов: Что!? Как, ты сказал? Погоди, что-то у меня в ухе зазвенело. В этом или в этом? Стоп, я кажется, уши перепутал. И в глазах что-то похожее... ни на что. Ты никакой черной магией не владеешь?

(Селифанов придвигает ему стакан с водой.)

   Селифанов: Да не волнуйтесь вы так, Виктор Петрович, все будет о, кей.
   Баянов: Нет, но что же это такое происходит? И главное, я-то, нормальный, казалось бы, человек, сижу тут и разговариваю о том... о чем мы разговариваем... Да ты хоть знаешь, сколько все это стоит?
   Селифанов: Да. Я знаю точную сумму всему. А вы?
   Баянов: И я знаю. Это бе-ше-ные деньги!
   Селифанов: Ничего, у меня и нормальных хватит. Я все посчитал. Я смогу выкупить восемьдесят пять процентов всей городской недвижимости. Кстати, здание этой мэрии, вместе с вашим кабинетом и приемной там же...
   Баянов: Где-е?!
   Селифанов: В тех же процентах.
   Баянов: Ну, бра-ат... Ловко ты меня подсиживаешь... А что же я буду делать?
   Селифанов: А я вас к себе на работу приму.
   Баянов: На должность лакея?
   Селифанов: Нет, лакеем вы работать не сможете.
   Баянов (грозно поднимаясь из-за стола): Что-о?!
   Селифанов (на всякий случай защищаясь руками): У вас характер не тот. Вы можете работать только в качестве мэра. Я и жалованье буду вам платить. Еженедельно, как в Америке. Ведь проблемы в Клеповске останутся, даже если я его выкуплю весь.
   Баянов: А вот и не весь. Пятнадцать-то процентов получаются все равно не по зубам.
   Селифанов: Остальные пятнадцать я выкуплю через полгода, на прибыль, которую дадут купленные мной предприятия. Те, что сейчас обанкротились, и простаивают.

(Входит Катя со шваброй наперевес.)

   Катя: Виктор Петрович, наряд милиции и бригада из психушки в приемной. Как будем действовать?
   Баянов: Пока никак. Пусть отдохнут. Тут у меня разговор очень такой занятный. Тут меня немного покупают. (Катя опускается на стул у двери.) Послушай, любезный, сознайся, пожалуйста, сам. Ты случайно не псих? Ты точно из Америки?
   Селифанов: Могу паспорт показать. (Сунул руку в карман. Катя вскакивает и за его спиной высоко замахивается шваброй.)
   Баянов (Селифанову): Стоп, стоп! Ничего не нужно. Оставайся на месте... Но если ты нормальный, так скажи, зачем нормальному человеку может потребоваться какой-то город Клеповск?
   Селифанов: А для меня он не какой-то. Я же здесь родился и вырос.
   Баянов: Какая великая честь! Может быть адрес скажешь, где ты вырос? Чтобы мы там на стену памятную доску привинтили.
   Селифанов: Пожалуйста. Сначала я жил в детдоме имени Надежды Константиновны Крупской, а когда школу закончил, то в общежитии номер шесть при механическом заводе.
   Баянов (спуская пары): А родители у тебя кто?
   Селифанов: Я никогда не видел их, к сожалению...
   Баянов (закуривая): Н-да... А что же тогда, девять лет назад, ты мне свою историю не рассказал?
   Селифанов: Тогда я думал о другом. Я бы тогда к вам не пришел, если б вся моя судьба в то время на волоске не висела. У меня девушка была, мы пожениться собирались, а она в моем общежитии жить не захотела. Мне квартира была нужна позарез. Так мы потом с ней и расстались...

(Катя у двери, сморкается в платок и вытирает слезы.)

   Баянов: Что ж, сожалею... Хотя, думаю, в жизни это не самое страшное.
   Селифанов: Как бы там ни было, но Клеповск для меня все равно "не какой-то..." А теперь, когда я пожил в Америке и понял, как можно жить, то мне стало просто стыдно и обидно, что мой родной, красивый город, с такой богатой историей и природой гибнет на глазах. И я задумал вытащить его из грязи и невежества.
   Баянов: Но где ты взял столько денег?! Их ведь заработать нужно!
   Селифанов: Я заработал их честно. А еще мне здорово повезло. Помните ли вы штатовские фильмы о разных счастливчиках, которые в Америке мгновенно превращаются в богачей? Нас еще уверяли, что мол, все это американская сказка, и что на самом-то деле такое случается лишь с одним из десятков миллионов. Но ведь случается же! Вот и со мной случилось - я оказался тем единственным из десятков миллионов. Ну, а если мне такое привалило, подумал я однажды, то почему бы мне не поделиться этой сказкой с моим родным городом?
   Баянов: Господи... Ты еще и романтик... Разве у таких людей бывают деньги? Да еще такие большие.
   Селифанов: А ведь в долларах-то тут теперь все не так и дорого. Если и дальше так пойдет, то скоро и другие иностранцы смогут покупать в России города и села. Кто в одиночку осилит, а кто в складчину с братом или соседом. Им, просто, этого не надо. А мне надо. Я за Клеповском уже давно наблюдаю и знаю его полный баланс.
   Баянов: Что ж, поглядим, что у тебя выйдет.
   Селифанов (поднимаясь): Спасибо вам за то, что вы не разу не отказались меня принять.

(Идет к выходу. Катя поспешно выбегает вперед его. Баянов было нерешительно идет за Селифановым, но на столе звонит телефон.)

   Баянов (в трубку): Что? Тринадцатый дом? Ах, тринадцатый дом... С ним все о, кей! Завтра его купит один американец... И теплотрассу купит... И ГРЭС тоже... А я-то? Виктор Петрович, я. Да, мэр... пока еще. Вполне здоров. Температура 36 и 6. Неделю назад замерял. Нет, на работе не употребляю. Да идите вы к лешему со своим тринадцатым домом!
  

Картина вторая.

(Тот же кабинет. Утро, две недели спустя, после приезда Селифанова. В кабинете Баянов и начальник милиции Дырялов. В стороне от письменного стола стоит дополнительный стол весь заставленный стаканами.)

  
   Дырялов: Виктор Петрович, а зачем вам столько стаканов?
   Баянов: Да закупили тут, понимаешь ли, для внутренних нужд. Но скоро всем нашим нуждам, видно придет конец, если дело и дальше будет так же развиваться. А ведь у нас такой коллектив! Такие специалисты! А Катя! Ты заметил, какой она замечательный специалист?
   Дырялов: Еще бы не заметить!
   Баянов: Э...э... что ты мог заметить... (Нажимает кнопку селекторной связи): Катюша, зайди, пожалуйста. (Сидит выжидая, потом спохватился, подходит к столу хватает стакан и замахивается, чтобы разбить его. Но входит Катя, углубленная в вязание чего-то очень длинного).
   Катя: Что, Виктор Петрович, опять стакан разбили?
   Баянов: Да пока еще нет, Катюша. То есть я хотел сказать... М...да, что же я хотел. Ах, да! Забери-ка у меня вот эти бумаги. (Вручает ей бумаги. Катя выходит.) Ну, надо же! Все время путаюсь! (Бьет стакан об пол. Походит и ногой поправляет крупные осколки, чтобы они лежали подальше друг от друга. Потом идет к столу, нажимает кнопку.) Катя, извини, пожалуйста. Тут наш гость, товарищ Дырялов, совершенно случайно стакан разбил.
   Катя: Я вас поняла, Виктор Петрович.
   Дырялов (вскакивая): Виктор Петрович, да вы что?! Как это понимать?!
   Баянов: Ничего, ничего, мой друг. Не всегда же мне их бить. Иногда это уже не убедительно. (Берет стул Дырялова, ставит ближе к разбитому стакану.) Присаживайся. Здесь будет удобней. (Еще один стул ставит рядом для себя. Притушается свет, звучит музыка. Появляется Катя. Юбка не ней еще короче. Начинается шоу по уборке стакана. Наконец, Катя удаляется.)
   Баянов: Ну, чем тебе не специалист?
   Дырялов (обессилено): Конечно, я люблю смотреть фигурное катание. Но это б видеть такое... Можно, я еще один стакан разобью.
   Баянов: О, да я вижу тебя допусти, так ты всю посуду здесь переколотишь... Трудно представить, что все это можно потерять из-за этого нашего Робин Гуду или, даже не знаю как там его называть? Третья неделя пошла. Что, все так и орудует со своей бригадой?
   Дырялов: Да, вы правы, Виктор Петрович гуду они наделали нам много. Трудятся, как черти!
   Баянов: А мне, знаешь ли, работать стало совсем не возможно. Вот представь, звонит телефон. Ты уже, как положено, весь во! (Встает из-за стола, показывает боксерскую стойку) Ждешь, что сейчас тебя чем-нибудь шарахнут, иной раз даже глаза закрываешь. А тебя, вместо этого возьмут и по затылку погладят... У меня от такого перепада аж сердце останавливается. Ну, разве так можно? (Звонит телефон. Баянов вздрагивает.) Во, похоже, накаркал! (Поднимает трубку, принимает суровый вид, говорит в прежнем раздраженном стиле.) Алло! Да, слушаю. Да, я. Какое там еще к черту спасибо! За то, что теплотрассу отремонтировали? Ну, ладно, ладно уж... Пожалуйста. Вам тоже всего доброго будьте здоровы! (Бросает трубку) Во, видел?! Как объяснить несознательным людям, что я здесь не причем? Знал бы ты как трудно такое выслушивать. Да это просто неестественно как-то... Ну, как меня можно хвалить? У меня, в конце концов, должность не такая... Один, правда, сегодня меня порадовал. Из тринадцатого дома, опять же... Пожаловался, что в квартире жарко. А потом выяснилось, что он слишком перезакалился и нормальную температуру стал воспринимать, как экстремальную. И как только у меня нервы выдерживают. Вот какую рабочую атмосферу создал мне этот Селифанов.
   Дырялов: Да, надо сказать, классно они работают, Виктор Петрович. Команда, конечно, прикатила с ним такая, что держись. И, главное все свое с собой привезли и компьютеры, и машины. У них одних мерседесов штук десять. Прибыли из Владивостока в контейнерах.
   Баянов: Боже мой, боже мой! Полная оккупация. И все на глазах. Прут в полный рост, со штыками на перевес...
   Дырялов: Да, сразу с утра они, обычно, разъезжаются по всем инстанциям, и всюду оформляют документы на покупку.
   Баянов: А на кого хоть оформляют-то? На Селифанова? Но иностранцам же нельзя у нас ничего покупать.
   Дырялов: А какой он иностранец? У него наш паспорт. Я сам проверял. У него и прописка в общежитии сохранилась.
   Баянов: Но как прописка-то могла сохраниться? Ведь он же девять лет болтался в каком-то Вашингтоне! Взяли бы и выписали, к чертовой бабушке!
   Дырялов: Так он все девять лет за свою койку в общежитии платил. Деньги присылал. На койке не спал, а платил за нее. Городу же выгодно было... А теперь что? Он эту общагу на второй день приезда купил. Ну, выпиши его с одной койки, так он на другую пропишется.
   Баянов: Тьфу ты! Но хоть как-то с ним можно бороться или нет?!
   Дырялов: А зачем?
   Баянов: Как это зачем? И это говорит начальник милиции?!
   Дырялов: А что у начальника милиции нет родственников, которые без работы сидят? А Селифанов три дня назад выкупил механический завод, который у нас уже четыре года стоит и который уже чуть не растащили. И теперь туда людей набирают. Отдел кадров заработал. Моего младшего брата, слесаря высшего разряда уже приняли. Ходит прямо весь, как не знаю кто. А ведь чуть было не спился человек. Вчера иду мимо, дай-ка, думаю, к нему загляну. На площадку поднимаюсь, слышу "Подгорную" на гармошке наяривает. Ну, все, думаю, опять надрался вдрабаган. Захожу, а он гад, совершенно трезвехонький. Я даже обнюхал его всего. Трезвый, как стекло, которое только что шампунем помыли. Так ты не поверишь, я чуть было не заплакал. (Отвернулся, просморкался и вытер глаза.) Скажи, ты давно видел у нас человека, который бы по трезвяне на гармошке играл?
   Баянов: Скажешь тоже. Я и гармошку-то только по телевизору вижу. По всей России, то оттуда, то оттуда кричат, как будто кобылу понужают: Играй, гармонь! Играй, гармонь любимая! А эта любимая все равно только по телевизору играет. А чего ей играть-то, если не с чего...
   Дырялов: Вот видишь, а у брата заиграла. Зайди к нему, он тебе эту гармошку в натуре покажет. И даже сыграет. А выпьете с ним, так и спляшет...
   Баянов: Ой, давай только без этой лирики. Выпьем, понимаешь ли...
   Дырялов: В общем, так. По последним сводкам, Селифанов покупает сейчас сразу пятнадцать предприятий, связанных с выпуском продовольствия: хлебозавод, пивзавод, ликероводочный завод, завод колбасных изделий, ну и все прочие...
   Баянов: Пятнадцать предприятий! Да это же вся пищевая промышленность города! А ведь среди них есть и государственные предприятия. Куда же государство-то смотрит!
   Дырялов: А что государству зеленые не нужны? Селифанов говорит, что сейчас у нас покупаемо все, только государственное чуть подороже. А кроме того, и у государства губа не дура. Предприятия-то все равно останутся здесь. На нас же и будут работать. Нас же будут кормить и поить. Да еще и налоги наши платить. А налоги наши, сам знаешь, надежнее всякой удавки. Просто выглядят чуть подемократичней, чем удавка. Вот и выходит, что государство эти доллары нахаляву получит, да и все.
   Баянов: Ты как-то не хорошо о государстве начал говорить. "Нахаляву", понимаешь ли... Налоги тебе, видишь ли, почему-то не нравятся... (Звонит телефон. Баянов поднимает трубку.) Алло! Ах, это вы, Петр Иванович! Здравствуйте! Да, я в курсе всего. Да, с Селифановым знаком, был грех. Как? Вы восхищены тем что происходит?! Да, я тоже вроде того... Конечно, Селифанов, знаете ли, очень интересный человек. Я ведь давно уже с ним знаком. Да, он и перед отъездом в Америку ко мне заходил. Да нет, не официально. Посидели, так немного, чайку попили. Я ему даже, что-то вроде напутствия дал. Он в этот раз заходил, благодарил меня... А вот замолвить за вас словечко, Петр Иванович, я, честно сказать, не знаю как. Конечно, я бы мог ему о вас что-нибудь хорошего сказать. Только вы мне сами скажите что конкретно? А, собственно, в чем дело-то? Да, мне он предложил работу. А вот как с вами... Ну, на прием к нему, что ли, запишитесь... Пожалуйста! (Кладет трубку.)
   Дырялов: Что? Сам, что ли?
   Баянов: Он. Ну и дела...а. Ни в сказке сказать, ни пером описать. Ну, да ничего, пусть этот старый хрыч теперь повертится. Ты, кстати, справки навел? Селифанов что, и вправду, детдомовский?
   Дырялов: Так точно. Об этом уже и в городе узнали. Он вчера даже со своими родителями встречался.
   Баянов: Что нашлись все-таки?
   Дырялов: Да. Двадцать пять мам и тридцать шесть пап. Все подали заявление на усыновление.
   Баянов: Ну и как?
   Дырялов: Вчерашняя очная ставка прошла неудачно. Они, все, как один, узнали его, а он почему-то не узнал ни одного.
   Баянов: Ну, знаешь ли, это он заелся.
   Дырялов: А с другой стороны, как их узнаешь? Они-то, когда его подкидывали, были уже взрослыми, в сознании, а он-то ведь был совсем грудничком.
   Баянов: Логично. А в самом детдоме его признали?
   Дырялов: Конечно. Там даже его детские фотографии остались. Видел бы ты, что там сейчас творится. Все классы уже компьютезировали, в спортзал всяких тренажеров понавезли, начали бассейн строит, получили два больших автобуса, мол, для того, чтобы детям на природу выезжать, всю одинаковую одежонку у них собрали и разодели их так, что ребятишки сейчас выглядят, как на картинке. А вчера на хладокомбинат разгрузили вагон продуктов, который пришел специально для детдома. Но кто знает, может быть, тут-то как раз и не все хорошо...
   Баянов: А что же в этом плохого? Вот детдом-то он пусть, ради бога, покупает и содержит...
   Дырялов: Да не в этом дело. Люди же сирот начали плодить...
   Баянов: Да ну... Как это они смогли?
   Дырялов: Пожалуйста, вот справка. Которая, между прочим, портит нам всю картину. По городу растет количество отказов от детей. Причем, отказываются не только от младенцев, но даже и от школьников. И даже в приличных семьях. С одними вот такими горе родителями я начал беседовать, так они в слезы. Пусть говорят, мы лишаемся всяких формальных прав на ребенка, зато он хотя бы вырастет по-человечески. Я уж успокаивал их. Потерпите, говорю, немного. И на вашу улицу придет... этот, как его... призрак капитализма...
   Баянов: Ничего себе призрак... Да тут, считай, уже целый загнивающий капитализм. Капитализм в отдельно взятом городе, так что ли выходит?
   Дырялов: А хоть бы и так. Мы что не к капитализму все последние годы прем? А по мне так теперь хоть что, главное, что все мои родственники работу нашли. Да и у тебя, Виктор Петрович, тоже кое-что сдвинулось.
   Баянов: Что верно, то верно. И сын устроился и жена вдруг решила еще поработать. По крайней мере, Наталью мы теперь в любой платный институт пристроим. Теперь мы это уже потянем.
   Дырялов: Ну, вот видишь...
   Баянов: Да что ты заладил: видишь, да видишь! Вижу. Но я же не так воспитан! Я что тебе марионетка!? Дай мне хоть немного посопротивляться-то, что ли... Какое я имею право смотреть на все это спокойно? Я же полтора десятка лет мэром просидел и ничего толком не сделал. А этот прощелыга за две недели все купил и все перевернул с ног на голову.
   Дырялов: А мне кажется, что прощелыга с такими деньгами - уже не прощелыга.
   Баянов: Слушай, а он зарплату как платит? Долларами что ли?
   Дырялов: Конечно.
   Баянов: А ведь он мне, и вправду, работу предлагал. Мэром работать, только за его жалованье. Ну, а чего бы здесь теперь не работать? Видишь, какая тишина. Хоть телевизор включай.
   Дырялов (смотрит на часы): И включай! Да включай же скорее! Где розетка? Куда воткнуть? У него как раз сейчас пресс конференция по телевизору идет... Черт, да уже заканчивается!
  

Картина третья.

(Пресс конференция.)

  
   Журналистка: Итак, продолжаем нашу пресс конференцию. Пожалуйста, следующий вопрос.
   Окопов: Господин Селифанов, моя фамилия Окопов, я представляю партию патриотов города, области и страны. Я вот все сидел и, развесив уши, слушал вас, пока не понял: хватит мне сидеть и отсиживаться. Я вас полностью раскусил! Вот вы очень рьяно скупаете частную и государственную собственность! Вы хотите придушить нас голыми руками! Но я от имени своей партии заявляю: мы этого не допустим! Американские шпионы, интервенты и их сателлиты, вон из нашего дорогого Клеповска и в целом из страны!

(Поднял руки в ожидании аплодисментов. Аплодисментов нет..)

   Селифанов: Вы хотите сказать, что как человек, любящий свой город, вы не позволите, чтобы люди в этом городе жили лучше?
   Окопов: Да не позволим! То есть, нет! Позволим! Но не так! А как? Мы пока этого не знаем! Но так мы жили веками! Такова наша историческая роль!
   Селифанов: А вам не нравится, как живут люди за рубежом, например, в той же Америке?
   Окопов: Мне не нравится, как живут в Америке!
   Селифанов: Вам не нравится ее роль на международной арене?
   Окопов: Мне не нравится ее роль на международной арене!
   Селифанов: Вам не нравится форма правления в Америке?
   Окопов: Мне не нравится форма правления в Америке!
   Селифанов: Вам не нравится форма унитаза?
   Окопов: Мне не нравится форма унитаза! ...Погодите... О чем, это вы сейчас спросили? А при чем здесь унитаз?! Вы на что намекаете!?
   Селифанов: Да я это так, на всякий случай поинтересовался...
   Окопов: Ах, издеваетесь?! Да, мы так жили, и будем жить! А что обещаете вы, господин заезжий?!
   Селифанов: А я не обещаю ничего. Но, признаться, вы меня обижаете. Я здесь не заезжий. И если бы мои поступки не нравились всем, так же как вам, то я просто собрался бы и уехал. Но выйдите на улицу. Посмотрите, что уже сейчас происходит в городе. Нужны ли после этого обещания? Я и моя команда - это люди дела, а не обещаний.

(На столе ведущей звонит телефон)

   Журналистка: А вот еще один звонок наших телезрителей. Попытаемся разрядить нашу накаленную обстановку... Алло, алло, мы слушаем вас.
   Голос из телефона: Ну, в натуре, я аж не вытерпел, аж даже сам решил вам звякнуть, правда, тут телефон попался с этим диском, пальцы никак не попадают. Припотел пока номер набрал...
   Журналистка (перебивая): Вы что-то хотели спросить?
   Голос из телефона: Да че там, спрашивать? Меня этот козел партийный, который про шпионов заорал, до печенок уел. Пусть он там сядет и прижмет, что надо, пока ему это самое не открутили. Вот так. А твоя карета, Селифан, правильным курсом едет! И смотри, не вздумай вообще уехать. Мы тут все, в натуре, тащимся от твоей крутизны. Давай, паши и дальше. Мы тебе пока мешать не будем. Хотя, честно признаться, и у нас сейчас в карманах ветер. А с кого, че возьмешь? С нищих? Пусть они сначала че-нибудь заработают. Так что будь спок. А еслив против тебя какой напряг пойдет, ты нас извести, уладим. А этот Попопов или Закопов, как его там, пусть перед тобой извинится. Ну, все, братила, покеда, а то менты номер засекут.
   Журналистка (торопливо): Так, так, пожалуйста, скорее какой-нибудь вопрос из зала.
   Голос из зала: Господин Селифанов, а это правда, что все вы покупаете на свои деньги? Сколько же их у вас?
   Селифанов: Теперь, когда наше дело уже подходит к формальному завершению, могу признаться, что на самом деле, не все деньги, которыми я распоряжаюсь - мои. Примерно сорок процентов капитала - это деньги, вложенные в этот эксперимент другими американскими бизнесменами. Вы знаете, что вкладывать деньги в Россию, боятся все. Но кому-то надо начинать. Я смог уверить своих партнеров, что при правильных расчетах и верной тактике, это совершенно безопасно. Если все будет нормально, и наш эксперимент удастся (а я в этом уверен), то, надеюсь, такая же помощь придет и в другие Российские города.
   Вопрос из зала: А почему раньше вы не могли признаться, что не все деньги ваши?
   Селифанов: Нам это казалось необходимой мерой предосторожности. Нам хотелось представить эту акцию, как некую частную инициативу, чтобы это не воспринялось некой организованной агрессией. Но эти опасения, как мы видим теперь, были излишни. Люди со всей душой идут навстречу происходящим переменам.
   Окопов: Это снова я, Окопов. (Ведущей) Кстати, я попросил бы, оградить мою историческую фамилию от этого самого, от перековер... от перекувыркания. (Селифанову) Наша партия могуча и не боится никого, но тайные методы, вроде мордобоя или откручивания иных частей тела - это не наш метод борьбы и потому я должен сознаться, что, видимо, я тут все-таки маленько погорячился. Вы уж, если что, так извиняйте...
   Селифанов: Хорошо. Считайте, что инцидент исчерпан.
   Окопов: Но моя партия хочет настойчиво знать конкретный ответ: что останется от России при выкупе российских городов?
   Селифанов: Россия и останется Россией. А вот от нищеты российской может не остаться ничего...
   Вопрос из зала: Но если ваш эксперимент сорвется, что тогда? Вы бросите все заводы и производства, которые, без вас тут же закроются и вернетесь в свой Вашингтон?
   Селифанов: Вашингтон не мой. Мой город - это город Клеповск. И если вдруг то, о чем вы говорите, то, конечно, мне придется вернуться в Америку. Но это будет трагедией всей моей жизни. Давайте, не будем думать сейчас о плохом.
   Вопрос из зала: Я по профессии библиотекарь. Вот вы говорите о возможных благах, а как это отразится на культуре?
   Селифанов: Надеюсь, что книг в вашей библиотеке прибавится. Пусть их будет больше и пусть они будут лучше. Это же касается в целом всей культуры. Да и для чего еще жить лучше, если не для этого?
   Журналистка: А что будет с нашим телевиденьем?
   Селифанов: Надеюсь, что оно станет профессиональней. Успокойтесь, радио, телевиденье и газеты - мне не нужны. Я не Владимир Ильич, проживу и без власти.
   Таня: Господин Селифанов, здравствуйте! Меня зовут Таня.
   Селифанов: Очень приятно.
   Таня: А на частный вопрос вы ответите?
   Селифанов: Если его задает такая очаровательная барышня, то обязательно.
   Таня: Ходят слухи, что когда-то в нашем городе, у вас была девушка, расположения которой вы в свое время так и не добились. Может быть, причина вашего возвращения в этом?
   Селифанов: Да, такая девушка была. Сейчас она замужем и ломать ее семью я не намерен. Но, не скрою, что мне было приятно возвращаться в город, где она живет.
   Таня: И еще, уж простите, пожалуйста, вы женаты?
   Селифанов: К сожалению, еще нет. Пока мне было не до этого. В Америке мне пришлось очень много работать. Но дело даже не в этом. Открою свой личный секрет. Мне не хочется, чтобы моей женой была американкой. Все эти годы я надеялся, что эта моя звезда взойдет с моей родины, из России... Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?
   Таня: Да, спасибо. Наверное, ваш ответ взволновал не только меня, но и многих наших девушек. Однако, господин Селифанов, вам будет очень трудно. Вы со своими миллионами слишком далеки от нас... Удачи вам!
   Голос из зала: Господин Селифанов, вы очень правильно посоветовали патриоту Окопову выйти на улицу и увидеть, наконец, происходящее вокруг. Люди стали открытыми, они улыбаются друг другу, даже в автобус они входят не так, как раньше. Это ж неслыханно - люди перестали толкаться в автобусах! Вчера я была на рынке и поразилась тому, как много сейчас покупают цветов! Когда я вижу все это, мне хочется крикнуть: это сон! Так просто не бывает! Сердечное вам, спасибо!
   Селифанов: Спасибо вам за добрые слова и поддержку. Конечно же, это не сон. Вы слишком долго жили в подавленном состоянии. И находясь в нем, вы все время пытались угадать, с чего, с каких примет может начаться улучшение жизни. А нормальная жизнь налаживается так, как вы видите сейчас: с цветов, с улыбок, с доброго слова, со звуков гармошки, которая играет у кого-то за окном. (Поднимается из-за стола.) Спасибо, вам за такую теплую встречу. Запись этой передачи я обязательно покажу своим американским друзьям и партнерам. А сейчас, простите, я вас покину. У меня еще много работы. Всего вам доброго!
   Журналистка: Поблагодарим нашего славного земляка!

(Звучит какая-то музыкальная заставка передачи вроде начала песни "Вот опять небес темнеет высь...", к Селифанову подходят берут автографы и прочее, все расходятся, гаснет свет.)

  

Картина четвертая.

(Квартира предпринимателя Кости Бойцова. На стене спортивные дипломы, и. боксерские перчатки. На кухне Валя, жена Кости, готовит обед. Работает маленький телевизор. Звонок в дверь. На пороге Селифанов.)

   Валя: Ба-а, Селифанов, что ли... Да еще и с цветами. Нет, так не бывает. Ну, проходи, проходи, раздевайся. Сколько лет, сколько зим... И как же ты меня отыскал?
   Селифанов: Позвонил твоим родителям. Представился старым знакомым. И они мне все про тебя рассказали. О том, что ты замужем, что живешь как сыр в масле катаешься. Я уж думал не искать тебя, не мешать тебе. А потом решил, ну и что? Почему бы и не увидеться?
   Валя: Эх, Селифанов, а ты все такой же наивный... Ну, как ты можешь мне помешать? У меня уже слишком все устроено. А розы твои красивые. Мой любимый, никогда мне таких не дарил. И сколько же мы, интересно, не виделись?
   Селифанов: Девять лет.
   Валя: Бог ты мой! Как, наверное, постарела я в твоих глазах! А ты не изменился... А я, как и прежде, снова ввожу тебя в разорение. Ведь этот букет такой дорогой...
   Селифанов: Ничего, вводи. Теперь я выдержу...
   Валя (посмеиваясь): Ты что разбогател что ли? Ты где-то в отъезде был? О тебе ведь вообще ничего слышно не было.
   Селифанов (отмахнувшись): Да, ездил тут...
   Валя: На квартиру-то хоть накопил, или все еще по общагам маешься?
   Селифанов: На квартиру накопил. Все нормально. Я, знаешь, все тебя забыть не мог. Думал приеду, квартиру куплю, тебя увижу...
   Валя: А зачем? Ой, не смеши меня, Селифанов. Я, и впрямь, не плохо живу. Любимого своего редко вижу, зато голова у меня не болит о том, что одеть и что съесть. Он у меня вертится, как веретено и потому в доме, как видишь, полный ажур. Розы-то у тебя, конечно, красивые. Только вот как на них мой любимый отреагирует. Он вот-вот должен на обед приехать. Ну, ладно, наплету чего-нибудь. Ему сейчас не до того. Он последнюю неделю, как помешанный. Слышал, наверное, у нас тут богатенький американец объявился, вот он этого америкашку и догоняет. Какое-то дело у него к нему есть. А тот, знаешь, лица своего нигде не показывает, прямо засекреченный какой-то. Ты посиди пока, журналы вон полистай. Извини, правда, что все они на английском. А мне еще суп заправить нужно.

(Идет на кухню, прибавляет звук телевизора. Слышен голос диктора: "Начинаем наши новости за обеденным столом. Главная новость. Наконец-то господин из Америки показался на широкой публике. Вчера на четвертом канале клеповского телевиденья состоялась пресс конференция с его участием, на которой присутствовали и журналисты и обычные зрители. Гостю было задано много вопросов, среди которых была и такие, вот интригующие... Идет повтор куска пресс конференции, где Селифанова спрашивали о его девушке в городе.)

   Валя: Что-о-о!? Селифанов? Этот америкашка - Селифанов? Вот так номер! Так это что же? Это он у меня там сидит? (Выглядывает.) Точно сидит. И точно он. Тихонечко, скромненько так сидит. На квартирку накопил по копеечке и посиживает теперь на диванчике, журнальчик листает. Ну, и что же мне делать? Что-о!? Стоп, Валюха, стоп! Срочно возьми себя в руки! В этой жизни все бывает. А, значит, все должно быть. Так, что же он мне сказал? Ах да, забыть он обо мне не мог. Правильно, правильно. Как можно забыть такую красивую женщину. (Смотрит в зеркало.) Ничего себе лахудра! Так! Расческа! Помада! Тушь! (Выскакивает из кухни. Пробегает в спальную, перепрыгнув через ноги гостя.)
   Селифанов: Валя, что случилось?
   Валя: Ничего, ничего Васенька, я сейчас.
   Селифанов: Господи, она еще помнит как меня зовут. А Васенькой она меня вообще никогда не называла. Что это с ней такое? (Некоторое время отрешенно смотрит куда-то в угол, и снова опускает глаза в журнал, но уже ничего не видя в нем. Потом быстро достает из кармана сотовый телефон, набирает номер.) Алло, Майкл, предупреди, всех наших, чтобы мне не звонили. Я два часа занят. Звонить, если только что-то очень срочное.

(Прячет трубку. Тикают настенные часы, Селифанов смотрит на них. Входит Валя. Шикарное платье с глубоким вырезом, причесана, с ярко накрашенными губами. Включает тихую музыку. Как бы сама, не замечая своего прикида, вроде, как обычно, проходит по комнате, ставит розы в вазу. Потом садится в кресло, забросив нога на ногу. Закуривает. Селифанов в шоке)

   Селифанов: Такой я никогда тебя не видел...
   Валя: Да, ничего особенного, такая же, как всегда. (Смотрит на настенные часы.) Интересно, где этот козел сегодня застрял. Суп уже остыл и греть я ему не собираюсь.
   Селифанов: Какой козел?
   Валя: Да муж мой разлюбезный.
   Селифанов: А, так это ты для него нарядилась...
   Валя: Да... А что? Я всегда его так встречаю. А как еще нужно встречать мужчину, с которым живешь под одной крышей... Или с которым могла бы жить...
   Селифанов: Вот как ты его любишь.
   Валя: Да как сказать... А куда денешься? Ты же оставил меня когда-то. Да, ничего, я не в обиде. Все мужики сволочи. А мой, честно сказать, так вообще полный идиот. У него одна забота - побольше награбастать. Спит и видит, как накопит денег и умотает на Канары. На всем жмется, даже машину путную себе не купит. А чтобы уж как-то задуматься о душе, так на это его соображалки вообще не хватает.
   Селифанов: Ну, а ты? Что бы сделала, имей много денег?
   Валя: О-о! Это, между прочим, больной, но очень приятный вопрос, Васенька. Так вот я... Я бы сделала бы все совсем иначе. Я бы... Я бы не уехала на Канары, нет. Я бы отправилась в какое-нибудь другое место. Ведь, на Канарах, говорят, сплошные пляжи, девочки в бикини. А я почему-то красивых девочек не терплю. Не знаю, может быть, потому что и сама еще ничего, а? (Застывает в красивой позе и вдруг вздрагивает от звонка в дверь.) Во, явился, наконец! (Идет, открывает дверь. Входит Костя.)
   Костя: Слушай, там у подъезда такая крутая тачка стоит! Ну, полный отпад!
   Валя: Так ты что у подъезда застрял? А я тут тебя дождаться не могу. Суп уже замерз.
   Костя: Там такая тачка, что не хочешь, да застрянешь. А ты, куда намарафетилась? В театр собралась? Только там тебя еще и не видали. Стоп, стоп, да тут, чую, розами пахнет!
   Валя: Ничего себе нюх!
   Костя: А ты неделю не попей, так не то что нюх, но и третий глаз откроется. Ведь никак не могу его надыбать. Кто это там у тебя?
   Валя: Ну, это один, как бы тебе сказать, мой бывший кавалер. Только давай сразу договоримся - это не тот случай, чтобы ревновать, понял? Так что не подумай ничего плохого.
   Костя: А чего бы мне это вдруг думать? Тут не думать, тут прыгать надо. Ну-ка, ну-ка... (Снимая с ног ботинки, заглядывает в комнату и разочаровывается.) Этот что ли? Тьфу, ты! Только адреналин зря потратил. Уж приглашала бы кого-нибудь пофактурней.
   Валя: Да не приглашала я. Он сам пришел.
   Костя: Кажется, это я уже где-то слышал... Я уж подумал, что там Ален Делон какой-нибудь. А там сидит какой-то детдомовский. Ты что его обидела чем-то? (Входит в комнату протягивает Селифанову руку.) Костя.
   Селифанов: Василий.
   Костя: Слышь, земеля, ты тачку у подъезда видел? Что за марка, не знаешь?
   Селифанов: Шестисотый Мерседес.
   Костя: Твой что ли?
   Селифанов: Ну что вы!
   Костя: Да я и то подумал, что быть такого не может.
   Селифанов: Почему?
   Костя: На таких тачках другие люди ездят. Кстати, Валя, погладь-ка мне свежую рубашку. (Селифанову) Вот знаешь, у нас ходят все, как попало и в чем попало. А я так не могу. Ну, а я же, сам понимаешь, выглядеть должен. Сейчас про нас травят разные анекдоты, что, мол, мы тупые и все такое. А мне так нравится быть таким новым русским. Я даже горжусь этим. Хотя над анекдотами о всякой там нашей невоспитанности и необразованности ржу до упаду!
   Селифанов: Ржете? А почему ржете-то?
   Костя: Ну, а как же не ржать, если смешно?
   Селифанов: Скажите, а в чем состоит ваш бизнес?
   Костя: Опа-па-а... А вопросик-то конкретный. Ты, земеля, случаем не из налоговой?
   Селифанов: Ну что вы!
   Костя: Да я и то подумал, что не похож. Там сейчас тоже осанистые ходят... Я водярой торгую. Все этого америкашку догоняю, нигде выцепить не могу. Он же всю нашу ликерку хапанул вместе с потрохами. А я договориться с ним хотел.
   Селифанов: О чем?
   Костя: Да сунуть бы туда левую линию и порядок. Качай этой водяры сколько хочешь. Я бы ему грамотно отстегивал за это, да и все.
   Селифанов: Вряд ли он пойдет на это.
   Костя: Это еще почему?
   Селифанов: Потому, что это незаконно.
   Костя: Не понял. В этом месте нашей задушевной беседы надо смеяться или как? Да он с такими бабками сюда прикатил! Ты что думаешь, такие бабки можно честно и законно заработать? Не знаю, как в Америке, пока до нее не добрался, но у нас это дохлый номер. Да знаю я все. Мы тут теперь тоже не лыком шиты... Нет, земеля, ты в этом ни хрена не сечешь, говорить с тобой о делах одна тоска. А я сегодня до того нервный, что сам себя боюсь. Давай-ка лучше о другом. Поведай-ка лучше и, желательно, честно, что у вас с Валькой было? И когда?
   Селифанов: Увы, ничего того, о чем ты можешь подозревать, не было. Любил я ее когда-то. Но жить у меня в общежитии она не захотела.
   Костя: Еще бы! Чтобы Валька, эта царица, да в общагу пошла! Ей всю жизнь что покруче подавай. Таких баб я и сам уважаю. Это для меня как допинг. Я просто, знаю, что я должен быть самым крутым. Меня это бодрит. Ты понимаешь о чем я говорю?
   Селифанов: Понимаю, но меня это, скорей, угнетает...
   Костя: Нет, мужик не должен быть всякой размазней. С моей Валькой это не пройдет. Она вообще спит и видит себя где-нибудь на Канарах, чтобы там можно было на пляже поваляться, мужиков подразнить. Я бы тоже не прочь туда мотануть, но что мне там с ней делать? В лес со своими дровами не ездят. Ну, да, придется, видно. Так что ей нужен такой мужик, как я. Вот она за меня и держится. А тебе, земеля, конечно, благодарность от имени профкома и профсоюза за этот визит вежливости, но больше ты уж здесь не мельтеши. И на всякие дорогие букеты не траться. Береги свой бюджет и храни деньги в сберегательной кассе номер шесть.
   Селифанов: Почему именно номер шесть?
   Костя (смеется): Да это у меня юмор такой. Для прикола.
   Селифанов: Понятно. Конечно, вы правы. Мне лучше уйти. Давайте, подождем, я с Валей попрощаюсь... Все-таки старые друзья...

(Сидят молча. Костя закуривает, потом в нетерпении начинает кулаком одной руки поколачивать в ладонь другой. Чтобы не раздражаться гостем, даже поворачивается к нему спиной. Внезапно звонит сотовый телефон. Оба, не видя друг друга, машинально вынимают из карманов телефоны.)

   Оба в голос: Я слушаю! (Смотрят друг на друга. Звонил телефон Селифанова. Костя в нокдауне.)
   Селифанов (в трубку): Я же просил не беспокоить. Ах, это ты Джон? Тебя не предупредили? Да, ты же в Москве. (Некоторое время слушает. Костя с телефоном в руке прохаживается по комнате.) Ну, как это что делать? Ты и сам все знаешь. Если министерство согласилось, значит оформляйте купчую. Ну, все, достаточно, я занят. (Косте) Извините, что так вышло. Я предупреждал, чтобы не звонили...

(Костя, подошел к окну и стал смотреть на стоящий внизу Мерседес. Потом быстро распахнул окно.)

   Костя (в окно): Эй, мелюзга, а ну кыш от машины! А тебе, Мишка, я точно ухи-то надеру. Чего ты там застрял около нее? Никогда машины не видел?! Вон к моему Жигулю иди. Давай, давай проваливай! А то сейчас весь выйду! (Поворачивается к Селифанову) Простите, а как вас по имени-отчеству называть?
   Селифанов: Василий Николаевич. Вы, извините, что я доставляю вам неудобство. Сейчас я уйду. Не нужно было мне приходить.
   Костя: Ну и пришли, так что... Чего тут особенного? Розы вон какие красивые принесли. Валентина такие любит. И что, неужели, у нее к вам никаких чувств не осталось?
   Селифанов: Увы, Костя, никаких. Она к вам очень привязана.
   Костя: Привязана она... Никак не могу уговорить ее ребенка завести. Все не желает фигуру портить, какие потом, говорит, к черту, Канары. Может быть, вы ее уговорите.
   Селифанов: В чем?
   Костя: Ребенка завести.
   Селифанов: А почему я?
   Костя: А почему не вы?
   Селифанов: То есть, как "почему не вы", то есть, не я? Ребенка-то от кого? От вас?
   Костя: Да какая разница...
   Селифанов: А разве нет?
   Костя: Да есть, конечно, разница. Но так... небольшая. Ну, не хочет от меня, так может быть, от кого-то, например, от другого...
   Селифанов: Ну и ну... Я вас не понимаю. Может быть, у вас самого со здоровьем что-то не так?
   Костя: Э...э, лошадям бы мое здоровье.
   Селифанов: Ну, может быть травма, какая была, с велосипеда упали, удары там разные...
   Костя: Да, меня в основном-то по голове бьют, а чтобы серьезно ниже пояса, такого не припомню. Так что ниже пояса самое здоровье-то и есть.
   Селифанов: Тогда зачем вам ребенок от другого? Вам-то что от этого?
   Костя: Мне-то? Конечно, если прямо посмотреть, так и ничего... Так ведь жалко. Такая женщина пропадает. Вы же видели какая она...
   Селифанов: Ну, почему она пропадает? Она с вами живет.
   Костя: А кто ее знает, может быть, с другим-то ей было бы лучше.
   Селифанов: Все это странно как-то. Конечно, я ее любил. Но вас-то как понять?
   Костя: Да вы за меня не переживайте. Я такой, что со мной всегда договориться можно.
   Селифанов: О чем?!

(Входит Валя с разносом. Начинает накрывать на стол. Костя специально сочно любуется ей, вот, мол, полюбуйся как хороша.)

   Валя: Ну, так что, мужички, чего примолкли? О чем без меня говорили?
   Костя: О тебе, конечно. О том, что тебе пора ли тебе и о ребенке подумать.
   Валя: Так уж и пора? Тоже мне советчики. Это что, ваша совместная рекомендация?
   Костя: Да вот спросить тебя хотели. А могла бы ты, к примеру, от Василия Николаевича родить?
   Валя: Ну, во-первых, к примеру не рожают, а во-вторых, Костик, я же просила тебя понапрасну не заводиться. Василий Николаевич только вот-вот до тебя зашел и ничего такого у нас с ним просто быть не могло. Это мой старый друг. Он зашел повидаться и не более того.
   Костя (Селифанову): Вот представляете, Василий Николаевич, она все время выставляет меня каким-то дикарем, каким-то ревнивцем. А я, может быть, уже исправился. Может быть, я серьезно спрашиваю. (Вале) Ну, вот скажи, а могла бы ты все-таки родить от него или нет?
   Валя (некоторое время молчит, взвешивая ситуацию): Надо подумать...
   Костя: Та-ак... (Начинает медленно, угрюмо расхаживать по комнате. Пытается успокоиться, он даже считает про себя, но сил сдержаться нет.) Так, значит, как ты сказала?! Надо подумать! Ничего себе! Вот это ты выдала! Я ее пять лет уговаривал, так она, зараза, даже слышать меня не хотела, а тут смотрите-ка, растаяла - "я подумаю..." Да вы что, уже сговорились? Вы что, уже все дела обмозговали? Вы что, меня, честного коммерсанта, кинуть собрались? Хотите без меня на теплом песочке свои кости греть? Ну, все, голубки, я вам сейчас обоим роги-то пообломаю! Сейчас я вам "подумаю..."

(Валя хватает мужа за руки. Селифанов встает, направляется к двери)

   Селифанов: Ну, ребята, вы просто не нормальные. Извините, я не хотел ссоры. Видит бог, я и не думал вмешиваться в вашу частную жизнь. До свидания! (Снимает с вешалки свою одежду и уходит не одеваясь.)
   Костя: Катись, катись, жених хренов! Газуй на своей таратайке. У тебя не машина, а куча металлолома. (В окно) Эй, Мишка, куда ты там ушел, черт тебя возьми! Иди, звездани ей по фаре! Да не бойся, я разрешаю! (Вслед Селифанову) Да, дай мне такую дорогу, как в Америке, я тебя и на Жигуле сделаю. Всю баранку изгрызу, а сделаю!

(Выхватывает из вазы букет и выкидывает в окно.)

   Валя: (сидит на диване, схватившись за голову) Идиот... Да ты хоть понимаешь, что наделал? Ты хоть догадался, кто это был? Не воспользоваться таким знакомством...
   Костя (глядя в окно): Догадался. Вон, выруливает на своем драндулете. Тоже нервничает. Давай, давай зацепи мой Жигуль. Я его так оценю, что и со своей тачкой расстанешься... Или хотя бы уж в люк въедь, что ли... Все! Господин отбыл. Я его, главное, спрашиваю - твоя машина? Нет, говорит, куда там мне. Тоже мне конспиратор, шпион несчастный!
   Валя: Сам ты, идиот несчастный...
   Костя: Вот, черт! Куда же адреналин-то деть. Пойти морду кому-нибудь расквасить или что? Тебя никто в последнее время из соседей не обижал?
   Валя: Ух, какой заботливый ты вдруг стал у меня. А соседи-то здесь при чем?
   Костя: Да чтобы далеко не ходить.
   Валя: Нет, но судьба давала такой шанс... Взять и все испортить. Ни себе, ни людям... Ты ведь сам его неделю, как Савраска бегал, искал!
   Костя: (по-боксерски попрыгав, перевел дух) Да, ладно, что теперь... Проехали, называется. Может и к лучшему все. Все равно ты у меня круче всех. А я, скотина такая, чуть было тебя не променял.
   Валя: На что?
   Костя: Да, черт его знает, на что. Мы еще и договориться не успели... Жаль, конечно...
   Валя: Что жаль?
   Костя: Так не договорились же! И ты тоже хороша. Знаешь, что я ревнивый. Могла бы, ну, как-нибудь не так, про этого ребенка сказать... Мы с тобой сколько живем, и ты мне все "отвали", да "отвали", а тут с первым встречным поперечным сразу: "Я подумаю..."
   Валя: Да я же знала кто он такой! Его же вон, только что по телевизору показывали!
   Костя: Но ты могла бы как-нибудь потоньше-то согласиться.
   Валя: Так я же надеялась, что ты поумнел.
   Костя: Надеялась она! Чего на это надеяться-то! Дура!
   Валя: Сам дурак! Все, плакали твои Канары! Так ты в этой дыре и останешься.
   Костя: А ты? Что, твой шанс остался, да? Ты сходи к нему, сходи! Он же тебя любил когда-то!
   Валя: Я подумаю...
   Костя: Как ты сказала? Как ты сказала?! Ах ты, стервоза Вашингтонская! Ну, теперь уж точно все! Теперь уж мне и соседи не нужны! Все, держите меня четверо!

(Гаснет свет, слышится звук разбитой посуды.)

  

Картина пятая.

(Рабочий кабинет Селифанова и его сотрудников. Все за столами, все работают, кто-то приходит, кто-то уходит. На первом плане Селифанов. Входит Майкл, садится перед Селифановым.)

  
   Селифанов: Ну, что Майкл, чем меня порадуешь?
   Майкл: (говорит с ярким английским акцентом): Даже сам не знаю, Василий Николаевич. Найти вашу Таню было ноль проблем. Она есть подруга телеведущей. Но говорить с ней нельзя абсолютно.
   Селифанов: Вот и хорошо. Почему она должна говорить со всеми? Ты отыскал ее и на этом тебе спасибо. Теперь я сам с ней поговорю.
   Майкл: Она и вам ничего не будет говорить. Два дня назад, она видела как вы, Василий Николаевич, ехали на Мерседесе. Ваш Мерседес ей очень не понравился и она сказала, что если к ней подъедет человек на таком автомобиле, то она и одного слова ему не будет говорить.
   Селифанов: Так и сказала? Н-да, и что же делать? Что ты мне посоветуешь?
   Майкл: Василий Николаевич, у нас в Америке так много красивых девушек, которые будут говорить вам сколько угодно слов, особенно, когда вы будете ехать на Мерседесе, или даже просто на Форде.
   Селифанов: Стоп, Майкл! Спасибо за совет. Я понял как к ней подъехать. Значит, так... Завтра с утра ты купишь какой-нибудь подержанный, запомни, подержанный, и не смей купить новый, - Запорожец.
   Майкл: За-по-рожец? Что это есть?
   Селифанов: Да это, собственно, ничего. Ну, это такая, как бы сказать, традиционная, что ли, русская машина украинского производства. Она похожа... Ну, как это объяснить? Да ни на что она не похожа. Погоди... Пойди-ка сюда. (Подводит Майкла к окну.) Вон, вон, видишь, маленькая такая...
   Майкл: Это что? Которую на веревках протащили?
   Селифанов: Именно она. (У Майкла едва не подкашиваются ноги.) Но ты купишь без веревок, а такую, чтобы ездила она все-таки сама. (Возвращается к столу, Майкл на ослабленных ногах плетется следом.)
   Майкл (печально): Уважаемый, Василий Николаевич, вы могли убедиться не раз какой я вам преданный сотрудник и друг. Так вот, Василий Николаевич, я обещаю вам, что если вы будете ехать на этой машине, то никому в Америке, даже своему родному дяде, я об этом не расскажу.
   Селифанов: Спасибо друг. На что только не пойдешь, чтобы добиться расположения девушки, которая понравилась.
   Майкл: Я вас очень, очень понимаю. Перед этой машиной она, конечно, не устоит. Бедная девушка... Она вас обязательно полюбит.
   Селифанов: Ты думаешь? Спасибо на добром слове. Ты ведь заметил, как она мила, как обаятельна...
   Майкл: Видел, но я не могу понимать. Вы говорили, что вашу первую любовь вы не покорили, потому, что были слишком бедны. А Таня не хочет говорить одного слова, потому что вы слишком богаты. Скажите, какие мужчины нужны вашим русским женщинам? Как это у вас говорят, какого им нужно рожна? Я никаких третьих мужиков не знаю. Для того чтобы покорить первую девушку, вы стали богатым, а теперь вы будете всегда ездить на этом... украинском производстве?
   Селифанов (смеясь и похлопывая Майкла по плечу): Ну, все, Майкл, спасибо за помощь. Не хорошо, что я отрываю тебя от основной работы. На твоем столе уже гора новых документов.

(Майкл выходит, сталкиваясь в двери с человеком, в руках которого объемный чемодан. Входит Катанин.)

   Катанин: Так, ну и кто тут будет из Америки?
   Селифанов (оторвавшись от бумаг): Да все мы здесь оттуда.
   Катанин: А вы не в курсе, как пройти в книгу рекордов Гиннеса?
   Селифанов (шутит, видя его дорожный вид): Отсюда вы никак не пройдете.
   Катанин: Да я понимаю. Не дурак. Извините, вы же американец, а я, видно слишком по-русски выразился.
   Селифанов: Да нет, ничего. Когда выражаются слишком по-русски, это звучит иначе. Так что вы хотели?
   Катанин: Я хотел узнать, как записаться в книгу рекордов, этого самого Гиннеса? Вы же из Америки и книга из Америки. Обязаны знать.
   Селифанов: Так, наверное, нужно куда-то в редакцию или в издательство написать...
   Кто-то из сотрудников: Василий Николаевич, так это же хобби Майкла. Он этим просто бредит.
   Селифанов: И верно. (Поднимает трубку телефона, набирает номер.) Майкл, извини, что снова отрываю, но тут для тебя сюрприз. К нам пришел человек, который установил какой-то рекорд и хочет записаться в книгу рекордов Гиннеса, зайди пожалуйста. (Катанину) Сейчас он соберется и подойдет. Подождите немного.

(Катанин начинает садиться, но не успевает. Почти тут же в кабинет врывается взъерошенный, взволнованный Майкл. В одной его руке секундомер, в другой метр)

   Майкл: Где!? Где есть этот человек? И что он натворил? Где его рекорд?
   Селифанов: Майкл, да что это с тобой? Успокойся. Вот этот человек.

(Майкл горячо хватает за руку Катанина.)

   Майкл: Я не имею возможности быть спокойным в таком случае. Я есть фанатик Гиннеса. Вы установили рекорд? В чем?
   Селифанов: Да успокойся ты, наконец. (Катанину) Простите, вы кто? Где вы работаете?

(Катанин с опаской оглядываясь на Майкла, взгромождает на стол тяжеленный чемодан, не спеша раскрывает его. Майкл смотрит во все глаза. Катанин, достает милицейскую фуражку, надевает ее, проверяет, ровно ли одел, и даже, щелкнув каблуками, козыряет кому-то. Майкл вздрагивает и вытягивается перед ним на манер американского пехотинца. Невольно подтягивается и Селифанов.)

   Катанин: Сотрудник уголовного розыска, капитан Катанин. Садитесь, садитесь, я не дурак, чтобы передо мной стояли.
   Селифанов: Ну, так и в чем же ваш рекорд?

(Майкл выхватывает из кармана записную книжку, роняет ручку, потом находит и стоит почти навытяжку.)

   Майкл: Я обязуюсь точно все фиксировать и донести кому положено.
   Катанин (пристально вглядывается в него): То есть, как это, донести?
   Селифанов: И вы тоже успокойтесь. Он хотел сказать, передаст. Продолжайте.
   Катанин: А ничего, если я буду говорить, как по писанному?
   Селифанов: А у вас получится?
   Катанин: У меня профессиональная память. Сегодня про меня в стенгазете написали. Да так складно, что я почти все помню.
   Селифанов: Что ж, валяйте, как по писанному.
   Катанин: Ну, все. (Майклу) Приготовьтесь фиксировать. Итак! Вчера, двадцать второго января одна тысяча девятьсот девяносто девятого года я, капитан милиции Катанин, за два часа тридцать пять минут раскрыл пятьдесят шесть преступлений. (Селифанов невольно встает перед ним и склоняет голову. Катанин знаком просит сесть.) В результате этого рекорда нашим бедным гражданам будет возвращено имущества на сумму одиннадцать миллионов шестьсот тысяч. Ну, это новыми, самыми последними, можно сказать, свежевыструганными деревянными.
   Майкл: Простите, я не понял единицу валюты?
   Катанин: Ну, значит, рублями. То есть, деревянной валютой. В доллары переводить не стоит. Иначе это будет не серьезно.
   Майкл (Селифанову): Василий Николаевич, я никогда не слышал о ваших деревянных монетах... Да еще таких свежих, не покрашенных...
   Селифанов: Майкл, пиши дальше, я потом попытаюсь тебе это объяснить.
   Майкл (Катанину): Так как же вы дошли, то есть, докатились, доехали до такого?
   Катанин: Все это были грабежи и кражи, которыми я занимался до этого. Воруют и грабят сейчас у нас по черному.
   Майкл: Как?! Разве у вас и негры есть?
   Катанин (Селифанову): Вот, сразу заметно, что он настоящий американец. (Майклу) По черному, это значит, капитально, то есть, когда уже дальше некуда. Так вот в моей зоне, в зоне моего пристального внимания завелась неизвестная наглая банда. Она чистила все подряд и все под чистую. Я, и мои доблестные сотрудники, не успевали составлять протоколы и описи награбленного и украденного. (Вынимает из чемодана папки и показывает.) Составляя протоколы, и пользуясь при этом шариковыми ручками, мы в кровь и мозоли истерли все свои средние пальцы. Причем заметьте, опергруппа пишет, а коварная банда не унимается!
   Селифанов: А искать не пробовали?
   Катанин: Но когда? Случалось, что я отчеты дома при луне дописывал. Даже дополнительно двух помощников из управления попросил.
   Майкл: Это были писарчуки?
   Катанин: Обижаешь, фрэнд. Это были самые изощренные опера... Волки!
   Селифанов: Ну, а как же вы раскрыли-то все это?
   Катанин: Исключительно благодаря (пишите, пишите), благодаря профессионализму, смекалке, чуду и жабе! Короче, дело было так. Ну, а теперь, если можно, я своими словами, без газеты? На окраине Клеповска затаился такой неприметный с виду особнячок, а напротив, еще один такой же, в котором жила одна очень чувствительная дамочка. И вот эта дамочка замечает, что к соседям что-то все время везут и везут, везут и везут, днем и ночью, сплошным потоком. Ну, не богатые вроде люди, а везут. И вот тут-то ее жаба не выдержала. Можно сказать, сорвалась, как с цепи. Прибежала эта дамочка к нам, вся в истерике: за счет чего эти подлецы все богатеют и богатеют! Разве могут подлецы у нас богатеть?! А я ж, не дурак... Я тут же все смекнул. Эге-ге-е, сказал я сам себе, а не отложить ли нам несколько свежих протоколов, да не прогуляться ли с этой дамочкой за город? Поехали. Дамочку взяли с собой. Правда, ехать с ней было исключительно трудно. Жаба ее давит и давит, давит и давит, ну хоть скорую помощь вызывай!
   Майкл: А сами вы не пытались ее освободить?
   Катанин: Ты уж поверь мне, мой американский фрэнд, что от такой жабы просто так не освободишь. Так вот приезжаем мы в этот особнячок. А там добра: видимо-невидимо. Вещи все по этажам, как по полочкам, а угнанные автомобили, все восемь штук, в неприметном гаражике на выстое. Эти бандюги, как выяснилось после, переняли наш опыт работы. Мы копим дела и описи, они копят натуральные, уже описанные нами, вещи. Мы сортируем дела, они сортируют вещи, мы не успеваем и они не успевают. На этой-то системе они и надорвались. Мы нашли у них все. Даже наш милицейский УАЗик за номером (смотрит в дело) А321БД и мое личное боевое оружие, пистолет системы Макарова с именной надписью "ударнику социалистического труда" за номером... (Листает бумаги, не может отыскать номер).
   Селифанов: А пистолет с УАЗиком почему оказались у них?
   Катанин: Так... Это самое... Тоже сперли. Эта кража была зафиксирована за номером тридцать три, дробь "М". (Показывает обложку папки. И вдруг провозглашает.) Вот так, господа бандюги, работает наша славная милиция! Не пугайтесь, это я вдруг вспомнил строчку из стенгазеты. Ну, а если по-простому, то вот таков был мой, одноразовый, так сказать, улов.
   Майкл (поднявшись и очень патетически): Нет, не напрасно моя американская душа всю жизнь мечтала о России. Россия - это великая и щедрая страна. Она щедра на все, даже на рекорды. Ведь здесь установлен не один, а сразу три рекорда!
   Катанин (восхищенно): Да ты что!
   Майкл: Убедитесь своими личными ушами. Первый рекорд - это рекорд господина сыщика капитана Катанина. Второй рекорд - это рекорд вашей хитрой, ненасытной мафии. И третий рекорд - это лягушка!
   Селифанов: Какая еще лягушка?
   Майкл: Василий Николаевич, я вас очень русским языком прошу, не перебивайте, пожалуйста. (Катанину) Ведь это верно, что дамочка прибежала к вам под нажатием?
   Катанин (растерянно): Ну, было что-то вроде этого...
   Майкл: Вот! Где вы видели, слышали или читали, чтобы какая-нибудь дамочка была задавлена лягушкой и под ее нажатием явилась в полицию? Скажите, а лягушка была самец?
   Селифанов: Да не лягушка это, а жаба. Послушайте, объясните же кто-нибудь Майклу, чем отличается простая американская лягушка от обычной русской жабы.

(Майклу начинают что-то объяснять по-английски, сопровождая это выразительными жестами. Майкл согласно кивает головой.)

   Селифанов: Ну, вот! Опять дня на три выбили человека из колеи. Я ж говорил, что в команду нужно брать только русских. Но куда денешься, племянник босса. (Майклу) Ну что, все понял?
   Майкл: О...о...о, О, кей, о, кей! Совсем все понял.
   Селифанов. Ну, добро! Пора заканчивать. Расслабились и хватит. Работы еще вал. (Майклу) У тебя все? Все зафиксировал?
   Майкл: Есть еще последний вопрос. (Катанину) А что стало с женщиной?
   Катанин: С какой женщиной?
   Майкл: Ну, с которой эта лягушка спрыгнула.
   Селифанов: Ну, вот, объяснили, называется...
   Катанин: А дамочка ничего. Упорхнула в свой особнячок. Счастливая была до слез, собиралась даже шампанского хлопнуть. (Щелкнул пальцем по горлу.) Видно, жаба ее отпустила.
   Майкл: Уф, ну, слава богу, что все-таки отпустила. Я за эту дамочку так волновался...
  

Картина шестая.

(Тот же, но празднично оформленный кабинет, со столиками для фуршета,. На стене флаг США. Присутствуют: Баянов, Катя, Дырялов, Окопов, Таня, Костя Бойцов с Валентиной, капитан Катанин. Все празднично одеты, капитан Катанин в форме. Здесь же журналистка с телевиденья и оператор с камерой. Журналистка стоит у дверей кабинета, прислушиваясь к тому, что происходит там.)

   Журналистка (оператору): Ну все, приготовься. Официальная часть закончена. (Открывается дверь. Выходят президент корпорации, с ним Селифанов. Позади видны люди из команды Селифанова.) Господин президент, господин Селифанов можно задать вам несколько вопросов?
   Президент (улыбаясь): Не люблю журналистов, но сегодня с большим удовольствием на любые вопросы.
   Журналистка: Приезд в наш город такого финансового магната как вы - это очень большое событие для нас. Какова цель вашего визита?
   Президент: Мой визит в Россию вызван исключительнейшим событием в деятельности нашей корпорации. Затея, инициатором которой был господин Селифанов и в которой сам он рисковал всем своим капиталом, закончилась. Сибирский город Клеповск, в котором я имею честь находится, выкуплен нами почти полностью.
   Журналистка: Я вижу, вы очень довольны этим результатом?
   Президент: Еще бы! Это маленькая, но важная для нас победа. Думаю, что господин Селифанов доволен не меньше меня. Он блестяще здесь поработал и корпорация, в связи с этим, пришла к редчайшему, можно сказать, исключительному решению. Все члены корпорации, кто поддерживал господина Селифанова своими вкладами, отказались от них в его пользу. Мы решили, что это будет заслуженным подарком открывателю Новой Америки!
   Журналистка: И что это значит для господина Селифанова?
   Президент: Это значит то, что Клеповск родной сибирский город господина Селифанова становится полной его собственностью. Необходимые документы на этот счет уже оформляются.

(Все присутствующие аплодируют.)

   Журналистка: Господин Селифанов, скажите, что вы сейчас чувствуете?
   Селифанов: Когда-то, впервые ступая на землю Америки, я верил в свою счастливую звезду, которая, как я надеялся, ожидает меня там. И эта надежда оправдалась потом ни один раз. Я очень благодарен корпорации за столь щедрый подарок и хочу, чтобы город Клеповск процветал, здравствовал и был не хуже любого города в Америке.
   Журналистка: Вы продолжите работать у нас и дальше?
   Селифанов: Я был бы счастлив, но...
   Президент: Но, Клеповск Клеповском, а господин Селифанов, как опытный специалист, нужен нам в другом месте.
   Баянов (вмешиваясь в разговор): Как!? Вы хотите купить еще один город?
   Селифанов (печально): И не город, и не два, и не десять и не район и не область...
   Президент: А все, что расположено между Уральскими горами и Тихим океаном. О нашем эксперименте знают уже и японцы, и китайцы, и немцы... Но мы не можем допустить подобных шагов с их стороны. И потому теперь мы намерены действовать решительней в чем, судя по всему, получим серьезную поддержку со стороны правительства США.
   Журналистка: Но почему вы надеетесь на такую поддержку?
   Президент: Но ведь правительство и так уже делает это.
   Окопов (оттирая журналистку): Позвольте, но каким образом?
   Президент: Америка дает России кредиты, которые она в конце концов, не сможет выплатить, и ей придется рассчитываться как-то иначе.
   Окопов: Но это же бандитизм!
   Президент: Напротив, моя страна хотела бы вам помочь. Вы все сейчас недовольны своим государственным правлением. Но вы ничего не можете сделать с ним. А моя страна может. И многие ее шаги направлены именно на это. Народу это будет только полезно, если он не пойдет за правительством, которое и сам не уважает.
   Журналистка: И вы сами разделяете эту политику?
   Президент: Но разве вам, в вашем городе стало хуже? Да, теперь мы намерены вложить в вашу страну еще больше финансов. Мы не может рисковать, вкладывая мало. Вкладывая мало, можно проиграть все. Вкладывая мало, мы делаем наш капитал зависимым от капитала и правления, существующего в стране. Все малое легко поглощается. Поэтому мы должны вложить столько и купить столько, чтобы это, напротив, могло, подчинить и выправить менее совершенную финансовую и налоговую систему другой страны.
   Журналистка: Но почему именно Сибирь? Почему не европейская часть России?
   Президент: Сибирь - это первый этап. Она менее загажена, более целомудренна и потому ее нужно спасать в первую очередь. Нам кажется она более всего подходит для создания Новой Америки. Вы сейчас много говорите о том, что для России начинается новое историческое время. Но оно новое и для Америки. Я верю, что уже в самое ближайшее время на флаге Соединенных Штатов появится еще одна, но, думаю, самая крупная звезда!
   Селифанов: Однако господин президент, я должен заметить, что штат в России не может называться американским, ведь Россия не находится на континенте Америка. По аналогии у нас должны быть либо Соединенные Штаты Азии, либо Соединенные Штаты России. К тому же, зачем этим названием демонстрировать какую-то экспансию, которой нет на самом деле. Ведь Америка не нападает на Россию. Это Россия по-дружески приглашает Америку к себе. Мы не поглощаем друг друга, мы просто объединяемся. Мы просто нужны друг другу.
   Президент (обезоружено, разведя руками): Господа, я еще раз убедился в том, что господин Селифанов по заслугам получил сегодня наш скромный подарок.

(Президент шагнул вперед, давая понять, что интервью закончено. Все аплодируют. Все переходят к столикам. Где-то звучит музыка. Появилось шампанское. Все с фужерами расхаживают по залу. Селифанов находит Таню, со вкусом одетую, но очень скованную.)

   Селифанов: Таня, не волнуйся. Будь, раскованней. Ты слышала, что сказал Президент? Теперь весь город Клеповск наш. Только мой и твой...
   Таня: Знаешь, для меня все это, как в тумане. Я даже спрашиваю себя - зачем я здесь вообще? Все это как в сказке.
   Селифанов: А это, Танечка, сказка и есть.
   Президент (подходя и с восторгом любуясь Таней): Так, так, господин Селифанов. Вот какая она эта ваша русская звездочка, которая всегда влекла вас в Россию.
   Селифанов: Да, это она.
   Президент: Поздравляю вас, будьте счастливы!
   Селифанов: Спасибо.
   Президент: А вот скажите, господин Селифанов, как показала себя в России вся ваша команда?
   Селифанов: Вполне достойно. Хотя были и неприятности.
   Президент (к разговору начинают подтягиваться и другие гости): То есть, что именно, это было?
   Селифанов: Две сломанные ноги, одна рука и сотрясение мозга.
   Президент: Это было нападение?
   Селифанов: Нет, это были падения. Двое упали в открытые канализационные люки и один свалился в телефонный.
   Президент: И, вероятно, все были американцы?
   Селифанов: Конечно. Вы же знаете, что русские в люки не падают. И когда мне докладывали, что кто-то из наших упал в люк, я уже заранее знал, что это американец.
   Президент: Что же делать? Может быть, для американцев разработать какой-нибудь специальный прибор?
   Селифанов: Думаю, что он будет неудобен и сложен. У русских эта способность от рождения. Она выработалось в них эволюционным путем. Ведь вся их жизнь - это сплошные канализационные люки. Если бы русская жизнь была без люков, то русские были бы недостижимы для Америки.
   Президент: Но все же, как быть американцам, чтобы не падать в их чертовы люки?
   Селифанов: Я полагаю, их следует закрывать.
   Президент: Браво, господин Селифанов. Все гениальное просто. Впишем это отдельной строкой для наших специалистов. Первое, что должны сделать американцы в России - это надежно закрыть канализационные и прочие люки.
   Президент: Скажите, а как показал там себя мой племянник Майкл, буквально, господа, помешанный на России? Теперь-то я надеюсь, его помешательство закончилось?
   Селифанов: Хорошо показал. А, кроме того, я благодарен ему за то, что он помог уладить мои личные дела, которые улаживались с таким трудом. Для меня и Тани он теперь самый почетный гость. Это очень эмоциональный, порядочный молодой человек. Из него будет толк.
   Президент: А не лукавите ли вы, господин Селифанов? Как расценить, в таком случае, тот факт, что сейчас мой племянник проходит курс реабилитации в психиатрической лечебнице Нью-Йорка?
   Селифанов: Но ведь это бывает почти со всеми американцами, которые впервые побывали в России. Думаю, что теперь у него уже совсем другое помешательство.
   Президент: Как это понимать?
   Селифанов: Ну, если раньше он был помешан на России, то теперь он помешан от России.
   Президент: И тем не менее, мне его жаль. Бедняга все бредит о какой-то ужасной лягушке и о запо рожце. Кстати, хотел вас спросить, что это такое - запо рожец? Врачи в Америке сказали, что это, якобы, что-то относящееся к болезненным фантазиям Майкла. Они утверждают, что на подсознательном уровне это как-то связано с его нереализованными мечтами... Так что же это такое?
   Селифанов: Ну, что там скрывать, есть у нас это, есть. Грех сказать и грех утаить. Если хотите, то завтра я вам покажу. Приготовьтесь с вечера. Хорошо, если бы сегодня вы легли пораньше и крепко выспались.
   Президент: Да, господа, ваша страна полна тайн и загадок. Ведь Россия - это очень интересная, своеобразная, дикая и великая страна.
   Селифанов: И будущее России таково, что знать его никто не может...
   -

(Занавес)

  
  
  
  

Гордеев Александр Николаевич.

325-707 - радиопоиск,

136-313 - абонент.

Тел. - 32-61-40.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"