Аннотация: Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам...
Илия ночевала перед монитором. На пустой странице сонно моргал курсор. Мыслей нет.
Девятый вал тревоги обрушился на нее, едва не потопил - волнореза внутри не было. Слова скользкими ракушками оцарапали пальцы. Пальцы запутались в клавишах. И - ничего. Отлив. Опустошение.
Безвольно опустив руки, Илия сгорбилась. Не выходит.
Он не хочет осчастливить меня. Глупо.
Туман в голове.
Тупик.
Ладони натыкаются на шероховатую поверхность, что вспучилась морской пеной во время шторма, но застыла камнем. Илия смотрит на руки, как слепая: за движением следит, но не видит. Только кожей чувствует, что камни тепло из нее вытягивают. В зияющих трещинах стен, что издали можно принять за монолитные, - мох. Руки озябли.
Лабиринт был.
Лабиринт был жив. Лабиринт дышал. Лабиринт пока спокоен.
Надо понять, куда меня занесло. Кругом хоть топор вешай, ей богу! Осязаемый туман кипел. Выпячивался пузырями, опадал, выбрасывал скользкие щупальца, которые быстро разлагались. Ведьмино варево.
Рассеянно мерцающий жемчужный свет, приятный моим чувствительным глазам, открывал путь до ближайшего перекрестка. Интересно, большой этот лабиринт или выход за углом?
Отовсюду доносились обрывки разговоров. Я вслушалась: голоса появлялись и пропадали. Пойти на них - все равно, что брести в болоте за блуждающим огоньком, и я не решилась.
Перекресток. Все дороги видны примерно на десяток шагов. Так и думала. А дальше - сплошная бурлящая масса. Ее изменчивая поверхность порождала смутно знакомые образы, которые перетекали друг в друга, неуловимо изменялись, повинуясь игре свето-тени.
Слева что-то дернулось, показалось - Алессан.
- Санни? - привычно окликнула я.
Не отозвался. Ну не померещилось же! Это мой муж... Я заставила себя поверить и, касаясь кончиками пальцев стены, пошла за видением.
За очередным поворотом едва успела вцепиться взглядом в художественно упорядоченные, будто в серебре отлитые, складки его рубашки. И тут же ушла в эту рубашку, заполонила ею свой мир - от горизонта до горизонта. Больше не было лабиринта. Одна рубашка. С жестким, вечно сальным уже на второй день носки воротничком. С разводами в подмышках и резким мужским запахом. Не дезодоранта, нет, он ими пренебрегал. Над краем воротничка виднелись чисто выбритая шея, гладко остриженный затылок, густые, прозрачно-белые волосы. Вышел Санни из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, не тебе меня любить...
Мысль была моей. От и до. Но был в ней некий привкус. Как в кино, где две девочки убивали людей, подливая в лимонад экстракт дигиталиса, наперстянку то есть. Яд был сладким и чувствовался только привкус...
Потрясенная, я чуть притормозила, но тотчас испугалась, что спина впереди вот-вот растворится в тумане. Потеряю его. Навсегда. Не глядя, шагнула в раскрывшуюся пасть глубокого провала. Клянусь, за секунду до этого под ногами были изгрызенные временем гранитные плиты!
Падаю! Расшибусь насмерть!
Ястреб ужаса поймал меня, будто кролика, в желтые лапы, кривые грязные когти глубоко вонзились в плоть. Слезы из глаз брызнули кровью из ран. И я заорала, судорожно втискивая воздух в легкие, чтобы не прерывать крик... На миг зацепилась за знакомое лицо мужа, он заглядывал в дыру, наверное, привлеченный моим воплем.
- Помоги! Санни, помоги мне! - выгнулась, тщетно пытаясь затормозить, протянула к нему руки.
Дыра уменьшалась медленно, но казалось, что падаю я быстро, парадокс раскаленной иглой прошил разум. Падение стало парением. Санни улыбнулся, протянул руки. Светлое пятно потемнело. Их руки соединились. Ирия?! Ну и тварь же твоя бывшая студенточка...
Рывком перевернувшись - не видеть такого безобразия - раскрыла руки подобно крыльям, скользнула в туман и мягко опустилась на спружинившую под ногами поверхность.
Лабиринт играл со мной. Санни был обманкой. Не стоило держаться его. Это меня почти сгубило.
- Зар-р-аза, - в сердцах я саданула ногой по стенке. Она раскрошилась. - Уй! С-с-с.... - я со свистом втянула воздух, поджимая ударенные пальцы. Домашние тапки это вам не железные башмаки. - Ну и дура, - я показала язык лабиринту. Почему он был именно дура, а не дурак, сама не поняла.
Осторожничая ощупала пол под собой. Вроде, твердый. Хорошо. Примостив костлявый зад на холодных камнях, я зажмурилась.
Давай, детка, твой клятый аналитический ум, который отпугнул столько мужиков, наконец, может пригодиться.
Во-первых, чего это я не удивляюсь тому, куда попала? Хоп-хоп телепортация - это фантастика. Пока еще, вежливо уточнила я. А мне тут хорошо как дома. Неа. Не то. Я заметила, как следом за моими мыслями стены стали раздвигаться, расплываться, размазываться, как бабуля говорила - ни дна, ни покрышки. Плохо. Лабиринт, вернись.
Вернулся. На мгновение все стихло. Лабиринт ждал.
Я решила не провоцировать его дурацкими мыслями...
Свято место пусто не бывает. Спину что-то подперло, я оглянулась и уткнулась носом в стену.
- Вас тут не стояло, - даже не надеясь на то, что она исчезнет, пробормотала я.
Снова тупик.
Снова перекресток.
Тот же. Вон мшистая закорючка справа, помню её!
Полезли вдруг, как домушники в пустую хату, непрошенные воспоминания о свекрови... В тумане что-то зашевелилось. Я пригляделась. Ко мне двигалась до боли знакомая фигура. Помяни черта... Ирия де Лим. Алессанова маман. Пятки зачесались - так хотелось рвануть вперед, лишь бы не столкнуться с ней. Еще и вопросы, небось, задавать начнет глупые, вроде, как мы тут оказались и как отсюда выбраться? А я что? Сама не знаю... Кое-как усмирила себя, и чтобы не стать совсем уж паршивкой в ее глазах, поплелась навстречу.
Вот только мы не сближались. Я поднажала - бесполезно.
Что за ерундятина?
А смотрит-то! Прямо поедом ест! Хоть госпожа де Лим не издала и звука, все было ясно и так. В ушах звенел вечно недовольный голос:
- Илия, ты недостаточно стараешься для Алессана... Мне вот уже четыре года приходится исправлять недостатки твоего воспитания... Я всегда говорила, что в семье будет лад и достаток только тогда, когда ты будешь ему лучший кусок толкать... Илия, тебе недостает скорости... Илия, мой сын любит, чтобы было чистенько и наварено, а у тебя недост...
Я стала вулканом. Пылающая ярость клокотала лавой в солнечном сплетении, еще немного и поднимется по жерлу горла, выплеснется из кратера рта неудержимым потоком самых грязных ругательств... Кто не спрятался, я не виновата!
Вечно скорбный, морщинисто-моложавый 'лик' свекрови заслонил собой горизонт, буквально приковал к себе внимание.
Мысленно я давно ввязалась в вечный спор, где суть обвинения и оправдания никогда не менялась. Менялись только слова.
Скорее всего, поэтому я не заметила предательской паутины и вляпалась со всей дури, запуталась намертво.
Отемнело. Ярость выключили, как и свет. Вверх во тьму тянутся нити, что врезаются в запястья, голени и шею, заставляя мое безвольное тело дергаться в дьявольской пляске. Ничего не хочу. Никого не вижу. Не надо жить. Все просто. Угоди ему. Угоди ей. Угоди другой. Забудь о себе. Это ведь так прекрасно - жертвовать. Жертва... жертва... Жратва! С оскаленных клыков капают вонючие слюни... Яд в сердце. Еще капля - и будет поздно.
Рывок. Шлепаюсь об пол, руки трясутся, пока я сдираю лохмотья паутины с лица, груди, плеч... Вот блин! Рассадила-таки колени...
- Что, выкусила? - жвала голодно щелкнули, чуть не отхватив кончик носа. Злорадно хохоча, я, прихрамывая, поковыляла к уже знакомому перекрестку.
И тот не прав, кто стелет вам под ноги
благих намерений опасные дороги,
и кто пошел по ним, тот ничему не рад,
известно, что ведут они лишь в ад...
Да, лабиринт, я знаю. Она всегда хотела как лучше. А я поддалась. Я забыла, что он полюбил меня, а не материнские представления об идеальной невестке. Меня это едва не сгубило.
И как тут не вспомнить - 'Налево пойдешь - коня потеряешь, направо пойдешь - сам сгинешь, прямо пойдешь - счастье найдешь'.
Остается одно - вперед.
Послюнив пальцы я кое-как смазала грязь и каменное крошево с коленей, смахнула слезы с ресниц, больно же... Развернула плечи, будто кто ждет меня там, впереди. Знаешь, лабиринт, каждый человек изначально владеет несметным богатством. Собой. И отчего же так часто размазывается по другим людям, соглашается забыть о себе, пытается сосуществовать, а не жить? Вздыхать, а не дышать? Улыбаться, когда надо бы плакать?
Облезло золото, и выступил остов,
Теперь легко сказать - и не соврать.
Я разорвалась тысячью кусков,
Теперь ищу, как мне себя собрать.
Я пошла, сказала я лабиринту. Да, дорогая, сказал лабиринт.
На очередном перекрестке чуток задержалась. Слева убегал от меня Алессан, справа - пыталась идти ко мне свекровь, потому что 'так было нужно' Кому, интересно? Я заулыбалась. Грабли были теми же самыми, даже не присыпанными листиками и жухлой травкой. Благодарю покорно. Одного раза мне хватило...
Калейдоскоп провернулся, складывая новый узор. Не оглядывайся. Просто иди.
И я шла. Туман в голове рассеивался... Тупик остался за спиной...
На стене лабиринта сидели двое.
Золотистая сандалия покачивалась на кончике сияющего пальца, Михаил играл с ней уже целую вечность, наблюдая за смешной маленькой девушкой в пушистом розовом халате и тапках. Рыжая, кудрявая, ямочки на щечках...
- Тебе повезло с человеком, Гавр... - сандалия замерла на несколько тягучих мгновений. - Вот только... удастся ли ей?
Гавриил тряхнул головой, красные крылья дрогнули, рыжий локон коснулся ямочки на полной щеке..
- Еще бы! У нее ведь...
Слово растворилось в серебряном смехе друга.
Солнце упрямо билось в окна. Илия застонала, ощупывая отпечатки клавиш на лице.
Зеркало в ванной отразило встрепанного заспанного ангелочка. Дьявол бы побрал эти выпуклые буквы, зачем только заказала? На лбу четко проступал красный оттиск.