К семнадцати годам Елизавета заметно изменилась. У неё уже не было эмоциональных взрывов, вместо этого она училась играть в различные чувства: радоваться, когда этого требовала ситуация; веселиться, если её веселили; достоверно обижаться, когда было необходимо вызвать в ком-то жалость к себе. Но эта игра была ещё корявой, и чувства не казались искренними, идущими из глубины души. Она отрабатывала интонацию - это важнее слов. Ей никак не удавалось определять настроение собеседника, чтобы играть ту роль, которую от неё ждали. "Конечно, до отца мне ещё расти и расти!" - вздыхала Лиза.
Но всё же кое-чем девушка гордилась. Наследственной красотой - красотой аристократки. На её грациозной фигуре любое платье или костюм смотрелись безукоризненно. Стилем жизни она выбрала элегантность, которая поможет чувствовать себя уверенно, не занижая собственного достоинства.
Лиза подолгу смотрелась в зеркало. Ей нравились с удивлением глядящие на мир серо-голубые миндалевидные глаза, доверчиво взлетающие вверх естественно-чёрные тонкие брови. Её немного злил лёгкий румянец на щеках, который портил редкую белизну кожи - она припудривала его при выходе на улицу, потому что хотела всегда выглядеть идеально, даже дома. Губы... Губы ей совсем не нравились! Пухлые, они выдавали её с головой - и сразу вердикт: капризная девица. Но здесь ничего не поделаешь... на помощь может прийти только нож пластического хирурга. "Нет, нет, только не это! - думала Лиза заученными фразами из голливудских фильмов. - Я не боюсь операции. А вот потерять своё лицо представителю голубой крови - что может быть ужасней! Пусть уж остаётся всё так, как дано Богом. Значит, нужно попробовать притянуть внимание к тому, что и так выделяется - к глазам. Побольше нежности и приветливости во взгляде. Нужно поработать над этим".
Молодая аристократка освобождалась ото всего, что могло бы ей навредить в продвижении по жизни. Оглядывая себя с головы до ног каждый день, Елизавета в целом оставалась собой довольна. Думала: "И простушке можно отшлифовать манеры, научиться говорить, но внешность всё равно выдаст".
***
Безмятежная пора - юность. Столько в ней жажды жизни, стремления к познанию мира, своих возможностей! Молодым людям кажется - можно горы свернуть. Как хочется жить в семнадцать лет: любить, бунтовать, рисковать на каждом шагу!..
Вот и провинциальная красавица, попав в первопрестольную, попыталась рискнуть: заявила о себе как об избранной. Но в Москве и без неё хватало претендентов на эту роль. Елизавета Ланцетова вовремя не оценила новую обстановку и окружение, и была отодвинута на второй план. Такое положение её не устраивало, и она решилась на другой шаг: использовать своё обаяние.
Обворожив рыжеволосого отличника курса Сергея Золотова, по невысказанному мнению Елизаветы, "стопроцентного ботаника и будущего импотента", она представила научные предположения этого головастого парня как свою научную гипотезу. Преподаватель усомнился в авторстве, имея возможность во время ежемесячной аттестации познакомиться со слабыми знаниями студентки Ланцетовой.
Самонадеянно решив начать научную работу с первого курса, украв идеи другого студента, Елизавета и не предполагала, чем эта необдуманность может закончиться. Амбиции захлестнули её, и мысли о победах в скором будущем неотвязно следовали за ней: то она представляла, как придёт в первую, ненавистную ей, школу на вечер выпускников и скажет недооценившим её когда-то учителям, что занимается научной работой, что её статьи напечатаны в научных журналах, что выступала на международных конференциях, стажировалась за рубежом; то представляла, как она устроится в иностранную фирму с престижным дипломом МГУ, будет работать начальником отдела, а затем и вовсе переберётся жить "туда". Понимала ли Елизавета, что будет, если обман откроется? Видимо, нет, потому что раньше за неё почти всегда думали родители - её палочка-выручалочка.
Обман открылся. Неожиданно хлёстко в конце первого курса Елизавета получила сильный удар: на деканском совещании было принято решение отчислить Ланцетову Елизавету Александровну из числа студентов юридического факультета. Лиза возмущалась в кабинете декана: за что исключить? За безобидную шутку? Строгий декан назвал её бывшей студенткой и посоветовал навсегда расстаться с мыслью о занятиях юриспруденцией: в стране достаточно посредственных юристов. Елизавета рыдала в трубку мобильного телефона, разговаривая с отцом. Александр Ланцетов успокоил дочь: решение деканата можно оспорить.
Почти одновременно с угрозой отчисления из университета случилось злополучное происшествие. Проникшись жалостью к своей однокурснице, представительница "золотой" московской молодёжи Ольга (фамилию Лиза не помнила - незачем) пригласила Лизу в субботу развеять тяжёлые мысли на теплоходе по Москве-реке. Ольга пообещала, что вся тяжесть с души спадёт, как будто её никогда и не бывало. Услужливая однокурсница оговорилась, что теплоход элитный, поэтому и входной билет, и все услуги дорогие, однако обязалась взять на себя все расходы. Ольга говорила с превосходством столичного знатока над примитивностью познаний провинциалки.
- Я уверена, что ты ни разу не была в open air psy-круизе, поэтому предлагаю побывать со мной. Есть такая возможность. Я думаю, глупо с твоей стороны отказываться, - на одном дыхании сказала однокурсница, уверенная, что сразит Лизу своим предложением.
- Даже не слышала о таких круизах. Что-то пугающее в этом слове, - тут же откликнулась Лиза.
- Ты не знаешь, что такое "круиз"? Это тебя пугает? - всё с тем же превосходством пыталась запутать Лизу сокурсница, хотя сразу поняла, какое слово испугало студентку из провинции.
- Нет, - мягко ответила Лиза, - что такое "круиз" я, конечно же, знаю...
- Ну, а в чём тогда дело? - настойчиво спросила Ольга, прервав Лизу. - Услышала слово "пси"? Это слово тебя испугало?
- Честно говоря, да. Что-то ненормальное звучит в этом слове. Пси, псих, психопат... психушка... - подбирала Лиза слова.
- Это словесные дебри, - снова прервала Лизу однокурсница. - На самом деле, psy-круиз, на который я тебя приглашаю, - это вечеринка "Ностромо". Можно послушать хорошую психоделическую музыку, - уверенно произнесла Ольга. - Смотрела фильм "Чужой"? Нет? - усмехнулась она, ожидая услышать от Лизы "нет".
Лиза не просто смотрела этот фильм - он был одним из любимых её фильмов, и поэтому она помнила все эпизоды этого триллера, некоторые из которых в подростковом возрасте пересматривала дома десятки раз.
- Слава богу, - выдохнула сокурсница. - А то уж я подумала, что ты вообще живёшь где-то анахоретом.
- Зря ты так подумала, - обиделась Лиза. - У меня дома огромная видеотека, и я постоянно сижу в "Кинопоиске". Так что я в курсе всех новинок.
- Молодец, - ободряюще закивала Ольга.
- Как только фильм пройдёт в кинотеатрах, я сразу ищу его в магазинах, покупаю кассету для домашнего просмотра.
- Извини, я не знала. Ты, оказывается, смотришь намного больше меня. Молодец, молодец, - успокоила однокурсница невольно затронутое ею самолюбие Лизы. - Понимаешь, - вкрадчиво заговорила Ольга, опасаясь оттолкнуть провинциалку неудачно подобранным словом, - это сейчас... ну, как тебе сказать... пользуется большим спросом во всём мире. В Швейцарии есть музей... знаменитый. Я была там. В музее - бар на тему "Чужого", то есть дизайн бара такой. Только входишь туда и сразу оказываешься внутри чужого. Создаётся реальное ощущение, что тебя проглотил чужой: высокие арки, как спинные хребты, столики стоят между стен, внутри которых видны головы людей. Имитация голов, разумеется.
- У-у, - сморщив немного нос, с отвращением произнесла Лиза.
- Ты что?! Мурашки по коже! - с неподдельным восхищением отозвалась однокурсница. - Адреналин!
- Не хотелось бы мне оказаться в таком баре, - покачала головой собеседница Ольги. - У меня уже сейчас мурашки по коже, но только от ужаса, а не от удовольствия. Лучше в обычный музей сходить - больше пользы будет и для ума, и для души, - высказала свою точку зрения Лиза. - А на теплоходе такой же ужас будет?
- Нет, там по-другому, но тебе должно понравиться, - сказала однокурсница, и Лизе показалось, что Ольга занервничала. - А музей, - добавила она после небольшой паузы, - это уже девятнадцатый век. Только дети и старенькие бабушки в музеи ходят.
- Не скажи. Музеи до сих пор актуальны, все интеллектуалы там, - приподняв голову, ответила Лиза.
- Пасутся, - дополнила фразу Лизы москвичка. - Только делают вид, будто что-то понимают в настоящем искусстве. - И, глядя в упор, с видом знатока человеческих душ, пояснила: - Интеллектуалов, настоящих интеллектуалов, уже давно нет, испарились. Сейчас модно изображать интеллектуалов. Это такой пиар. Без пиара, как машина без смазки, не сдвинешься с места. - Девушки замолчали, и только их сверлящий взгляд указывал на внутреннее напряжение, словно они соревновались в постижении сокровенных мыслей друг друга.
- Может быть и так, - неуверенно согласилась Лиза и осталась недовольна своим ответом. Ольга почувствовала нерешительность собеседницы и решила воспользоваться временным преимуществом.
- Ты едешь, - поспешила она утвердительно ответить за Лизу.
- Пока не знаю, - пробубнила та. Ольга посмотрела на неё оценивающим взглядом: слишком много мнит о себе эта провинциалка.
- Ты позвонишь потом? - нарочито расстроенным голосом спросила однокурсница.
- Если не позвоню - значит, не поеду, - отбилась от надоевшей собеседницы Лиза.
Ольга не стала больше тратить свои усилия - и так понятно, что ошиблась в Лизе: она из плебеев. Лиза Ланцетова не раз дурачила других, поэтому не поверила в искренность предложения Ольги и, более не раздумывая, сказала себе "нет". Она почувствовала какой-то подвох: "Зачем москвичке провинциалка на элитном теплоходе? У неё подружек-москвичек, наверно, хоть залейся. Что-то здесь не так. Как говорит папа: "Дело пахнет керосином".
Но думать об этом сомнительном предложении она не перестала. С каждым днём всё больше буравила мозг мысль о необычной вечеринке, шанс побывать на которой, возможно, никогда больше не представится. Лиза скачала из интернета альбомы с психоделической музыкой, прослушала - сначала не очень понравилось, потом "вслушалась" - и ей показалась идея вечеринки на теплоходе очень заманчивой.
Обратившись к сокурсницам, кое-что узнала об Ольге (заодно и фамилию напомнили). По требованию своего отца, Ольга Карелова должна была ездить с его водителем в университет, фитнес-клуб, куда угодно - и с ним же возвращаться домой. Причиной этому была недавняя авария: то ли сама была пьяной за рулём, то ли пьяный врезался в её "Кабриолет". Но, говорят, что отцу пришлось заплатить кругленькую сумму в ГИБДД. Сама Ольга отделалась лёгким испугом. А вот у матери случилась истерика после того, как Ольга вскоре во второй раз попала в переделку уже на её "Ламборджини": на большой скорости проехала на красный свет светофора, только задев школьницу, которая чудом смогла увернуться от смертельного удара. Но ДТП всё же не удалось избежать: незадачливая автомобилистка, пролетев перекрёсток, врезалась в другую иномарку. Отец, оплатив свободу единственной дочери, запретил ей садиться за руль автомашины, обязав ездить со своим водителем.
Лиза почувствовала в Ольге что-то особенное, свойственное только аристократкам. Что именно, она не знала - только интуиция. Это и предопределило окончательное решение "покруизить" вместе.
Ни сокурсницы, ни Лиза не могли знать истинной причины строгости отца. Он запретил Ольге общаться с московскими подружками-наркоманками, рассорившись с родителями этих подружек, теперь уже с бывшими своими друзьями и деловыми партнёрами. Он считал, что они преднамеренно, из зависти к его успеху в делах, совратили дочь, "посадив на иглу". Только позже он узнал из своих надёжных источников, что таким способом конкуренты в бизнесе избавились от сильной группы соперников, столкнув их лбами, воздействуя на слабое место - детей. Человек может пережить крах в личной жизни, в бизнесе - начнёт всё заново. Это ещё больше его окрылит, заставит больше уважать самого себя и прибавит веса в глазах конкурентов, даже позволит подняться выше, чем был до падения с высоты. Но падение детей сбивает человека с проторенного пути, постоянно отвлекая мрачными мыслями о бесполезности "дела", потому что "дело жизни" - дети, ради которых всё наживалось тяжёлым трудом - разладилось.
А дочь тем временем мало думала о переживаниях родителей, особенно любящего отца. Порой она желала родителям смерти, полагая, как все глупые люди, что, срубив прочный сук, на котором безопасно сидеть и днём, и ночью, она заживёт без проблем, распоряжаясь доставшимся богатством по своему усмотрению.
Ольга Карелова настойчиво искала среди однокурсниц провинциалку, которая бы стала её прикрытием хотя бы на малое время, чтобы вырваться из домашнего плена. Повод она уже придумала: помочь подтянуть английский язык студентке из провинции. Но никто из сокурсниц-провинциалок, кому Ольга сделала щедрое предложение об оплате всех расходов на вечеринке, не отважился принять этот сомнительный подарок: они были наслышаны о том, как Ольга "пачками кидала" уступчивых студенток - слава богу, что ещё на деньги "не развела". Об этом предупредили и Лизу. Но в любой женщине, по непонятной даже ей самой причине, хотя бы один раз в жизни просыпается первородный грех Евы, таящийся до поры до времени в укромном уголке души и не дающий покоя женщине, пока она не изведает запретного плода. И вот этот первородный грех проснулся в душе Лизы. Она позвонила Ольге.
Ольга чувствовала себя пленницей собственных родителей. Она, как канарейка в золотой клетке, жила взаперти в "боярском тереме" в Бузаево. (Землю в Бузаево родители купили из-за престижа: с начала XVII века деревня Бузаево принадлежала роду Шереметевых.) Почти четыре месяца девушка жила в ненавистном огромном загородном доме. Что толку от этого громилы, если всё равно нельзя пригласить друзей на вечеринку? Из восьми комнат на двух этажах ей хватало всего лишь четырёх: ванной комнаты с джакузи и душевой, спальни, столовой и кинотеатра. Впрочем, и бассейн в цокольном этаже, она тоже любила: вода её успокаивала. А вот в тренажёрный зал, который обычно привлекает молодёжь, она ни разу не заглянула.
С отцом она общалась в этом доме по воскресеньям, мать приезжала чаще. Остальное время родители проводили в одной из московских квартир. Но иногда отец и среди недели мог нагрянуть с нужными ему людьми - обсудить новые бизнес-проекты в сауне и расслабиться. Ольга уже уяснила, что если "нужные люди" соглашались сотрудничать, то они не разъезжались вечером. Поздно ночью, будучи под шафе, они будили её громкими разговорами, поднимаясь на второй этаж в кабинет отца (на втором этаже, кроме кабинета отца, располагались две спальни - для родителей и дочери). Так же шумно гости спускались на первый этаж, чтобы до утра успокоиться в спальне для гостей. Утром Ольга просила домработницу Анну приносить ей кофе в спальню, потому что знала, что в столовой с выходом на террасу завтракал отец с гостями. Завтрак плавно переходил в обед, обед - в ужин. Затем гости уезжали.
Когда в феврале Ольгу привезли в этот дом, она дважды ненадолго спускалась в цокольный этаж, чтобы зайти в зимний сад, имитирующий тропический лес. Здесь, в роскошном плену, Ольга заставляла себя отдыхать душой. В первый раз она села в плетёное кресло и закрыла глаза, во второй раз раскрыла принесённую книгу - душа настойчиво отказывалась отдыхать. Звуки нескольких фонтанчиков в саду почему-то раздражали пленницу. Она вставала и начинала ходить. Пальмы, фикусы, папоротники ласково прикасались к её телу и лицу, но это только раздражало. Постепенно раздражение переходило в ярость, и тогда Ольге хотелось разгромить все горшки с растениями в этом искусственно созданном райском саду. Она, насилу сдерживая своё бешенство, убегала в спальню и, обессилевшая, падала на широкую кровать. Долго рыдала, издеваясь над подушками, что-то невнятно выкрикивая. Когда было совсем невмоготу, она пила таблетки, прописанные врачом, и, постепенно успокаиваясь, засыпала тяжёлым сном.
Сейчас, в конце мая, когда всё пышно зеленело, Ольга выходила из дома и бродила по вымощенным дорожкам, представляя себя крепостной госпожой графа Шереметева - Прасковьей Ковалёвой-Жемчуговой. Ольга так же, как и несчастная жена графа, владела всеми богатствами, но была лишена выхода в свет. Ковалёва-Жемчугова стала затворницей оттого, что высшая знать так и не признала её равной себе и не пожелала видеть на званых балах богатую простолюдинку. Ольга же надолго выпала из сказочной жизни московских ночных тусовок по высочайшей милости родителей. Вот раньше, когда она ещё училась в гимназии, жизнь была вольготнее: одна кайфовала в квартире в центре Москвы. Одна, если не считать приходящих по мере надобности водителя и домработницы. А теперь тотальный родительский контроль. Ольга всегда закипала, думая об этом. Неужели родители не понимают, что это средневековое мракобесие? Да что там средневековье! Это позор! Они даже не страшатся осуждения своих знакомых в экономии средств на дочь! Ну, подумаешь несколько раз пришла из ночного клуба обдолбанная. А кто не приходил? У всех родители, как родители, а у неё...
Ольге казалось, что жизнь её подходит к концу. Да и на что такая жизнь: лекции, семинары, зачёты, экзамены, рейтинг, одинокие вечера!? Очередная попытка расслабиться, ускользнув от всевидящего родительского ока, сорвалась. Ланцетова не звонит - значит, не поедет. Ольга видит её каждый день в университете, но не спрашивает ответа, а то ещё эта надутая индюшка возомнит себя леди Ди. И чего она упёрлась? Скорее всего, испугалась. И немудрено: из какой-то тмутаракани приехала.
Телефон уже третий день ошалело моргает от звонков подруг по гимназии, которые трезвонят каждый час.
- Ты вообще собираешься на тусовку в ночной клуб или снова будешь прокисать дома одна?
- Нас пока трое. Чем больше компания, тем больше бонусов!
- Оля, сегодня уже четверг. Ты понимаешь, что ещё надо заказать vip-билеты, чтобы отдыхать в vip-зоне? Или ты хочешь, чтобы мы делили со всеми общий танцпол и бар?!
Ну что Ольга может им ответить?
Отец наложил табу на встречи с подругами по гимназии, но ведь по телефону ей никто не может запретить с ними общаться. В своё время Ольге из-за подружек досталось от родителей. За наркотики. Её водили по каким-то врачам, психологам или экстрасенсам - Ольга точно не помнила: тогда в её голове всё смешалось - реальная жизнь, наркотические грёзы, начавшаяся ломка. А теперь отец приставил к ней старого водителя-соглядатая, который следит за ней неотлучно: деньги свои отрабатывает.
Ольга сидела на диване в кинотеатре. Она смотрела новый фильм "Девушка с татуировкой дракона". Татуированная хакерша Лисбет Саландер расследовала дело о пропавшей племяннице богатого дяди. Хоть какое-то развлечение: уже голова болит от чтения лекций и университетских учебников.
Завибрировал телефон. Наверное, снова её подружки. Зачем звонить то и дело, действуя на нервы? Ведь знают же ответ. Измениться уже вряд ли что-то может.
Ольга нехотя взяла телефон. Не посмотрев на дисплей, нажала на кнопку "приём".
- Слушаю, - безвольно сказала она.
- Привет, Ольга, - послышался приветливый голосок. - Это Лиза Ланцетова. Твоё предложение о круизе на теплоходе ещё в силе?
- В силе, - от неожиданности только и смогла ответить Ольга.
- Тогда скажи мне, как добраться к этому теплоходу, - щебетала Лиза. - Можно, наверно, на метро до станции "Речной вокзал"...
- Нет, нет, - крикнула Ольга в трубку телефона. - И, взяв себя в руки, уже спокойнее сказала: - Я за тобой сама заеду.
- О-о, - протянул голосок, - отлично.
- Мы завтра с тобой встретимся на парах и всё обговорим. Ты только потом не пропадай, будь на связи, - закончила разговор Ольга.
Она не верила своему счастью. Может, всё-таки получится расслабуха? Только бы Ланцетова не передумала!!!