Грачёва Светлана Сергеевна : другие произведения.

Голубая кровь. Главы 1-10

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Внесены изменения

ГОЛУБАЯ КРОВЬ

Повесть

   Большинство из нас похожи на того петуха,
   который воображал, что солнце встаёт
   каждое утро единственно для того, чтобы
   послушать, как он поёт.

Джером К. Джером

I. МОЛОДАЯ СЕМЬЯ

   Александр и Валентина Ланцетовы жили в провинциальном городке N. Нельзя сказать, чтобы это был самый худший городок из тысячи подобных ему в стране. Здесь все пиявили друг друга, и это было нормой жизни. Если кто-то не умел пиявить, то на такого нападали всем скопом и нещадно, изощряясь в приёмах, кусали, как кусают клопы крепко спящего человека, неспешно вытягивая с наслаждением из него кровь, чувствуя, что не будет сопротивления. Это была уродливая форма восприятия мира - чёрная дыра. И все жили в этой чёрной дыре, и куда двигалась чёрная дыра, туда стремились и поглощённые ею души, налитые тяжестью чужой крови.
   Не по своей воле Александр попал в этот городишко, а по распределению после вуза. Когда в 1990 году комиссия по распределению молодых специалистов лёгкой промышленности предложила на выбор два региона, Александр выбрал районный центр в среднерусском регионе. Этот город находился ближе к родному дому, всего за триста километров. Это всё-таки не Урал, можно чаще бывать у родителей, добираясь на поезде всего с одной пересадкой. Кроме того, он прельстился обещанием ему жилья как молодому специалисту. Не обманули. Швейная фабрика "Славный труд" обеспечила жильём, и он три года живёт в малометражке общежития "швейников". И обед в фабричной столовой бесплатный. Ещё два года назад бесплатно обедали все работники швейной фабрики, теперь только управленцы высшего и среднего звеньев.
   В первый год Александру было очень тяжело. Он не мог понять, как разговаривать с местным народом, чтобы его не обзывали "буржуем недобитым". Говорили это вроде бы в шутку, но затем всерьёз отстранялись от него. Молодому человеку казалось, что к отчуждённости приводит малообразованность людей. Поэтому Александр решил, что прекрасное знание английского языка и любительское музицирование на фортепиано нужно скрывать ото всех, как плохую репутацию.
   Ещё два года назад он, послушный сын, беспрекословно верил каждому слову родителей. Он поверил их слову: чем меньше город, тем проще люди. За несколько лет он не раз убедился в том, что человек в жизни часто пользуется необоснованными домыслами, считая их жизненной правдой. Александр уже не верил, что в этом маленьком городке могут быть культурные люди; уже не верил, что здесь можно найти родственную душу. И - замкнулся.
   Но теперь рядом с ним любимая женщина, скоро родится ребёнок, поэтому все внешние неурядицы постепенно сдвигались на второй план. Для полного счастья хватило бы пока и одной ступеньки вверх по карьерной лестнице. Начальник отдела технического контроля Сергей Иванович Коренков, или, как все его зовут, Иваныч, обещал ему посодействовать в продвижении. Говорил, что ещё два-три года поработает и уйдёт на покой, а его будет рекомендовать директору как достойную кандидатуру на своё место.
   Валю, ещё одиннадцатиклассницу, Александр встретил год назад на танцах в городском Доме культуры. Она, непосредственная, добрая, запала в душу двадцатипятилетнему технологу швейного производства. Заглянув в её серо-голубые миндалевидные глаза, он сразу утонул в них. И хотя Валя не придавала значения своей внешности - совсем не умела подбирать одежду, чтобы подчеркнуть изящество своей фигуры, не стремилась сделать модную причёску - Александр влюбился в неё. Именно Валя помогла ему, выросшему в интеллигентной семье в большом городе, кое-как приспособиться к ограниченности нравов маленького городка. Хотя ей, приехавшей учиться в городскую школу из деревни, самой было нелегко.
   Когда-то ей казалась заманчивой жизнь в городе. Она мечтала быстрее окончить сельскую девятилетку и перебраться в город. Хотела затем поступить в институт. Но в институт поступить не получилось: поторопилась выйти замуж сразу после одиннадцатого класса, опасаясь упустить хорошего парня. Чтобы удержать любимого мужчину, женщина готова на опрометчивый поступок, даже осознавая, что потом может пожалеть об этом. Генетика женщины сильнее её разума. Вот и Валентина, влюбившись, решила вопрос по-женски рационально. Когда поняла, что забеременела, долго ещё не решалась рассказать матери о своём несчастье. Приезжая домой каждое воскресенье, дочь тянула с объяснением, страшась большой взбучки. И родственнице, тёте Люде, у которой жила в городе, не осмеливалась открыться.
   Больше всего Валентина боялась потерять Александра. Городская подружка предупредила, что мужчины, узнав об интересном положении женщины, сразу бросают её. Валентина пригрозила подружке разрывом приятельских отношений, если та раскроет секрет её парню. Девушка день и ночь думала, как бы удачнее выйти из трудного положения. Часто смотрелась в зеркало: не заметен ли уже живот. Подружка ругала её за бездействие:
   - Ты думаешь, беременность рассосётся сама собой? Или ты сдуру надумала родить ляльку?
   - Я сама не знаю, что делать, - в растерянности говорила Валя.
   - Что-то я тебя не пойму, подруга. Ты что, с луны свалилась? Хочешь загубить свою жизнь? Зачем тебе ребёнок?
   - А что бы ты сделала? - спрашивала Валя заботливую подружку.
   - Что все делают в таких случаях. Аборт, - нисколько не смущаясь, сказала та.
   - Ой, это страшно! - испугалась Валя.
   - А рожать тебе не страшно?
   - Рожать? - Валя задумалась. Она вспомнила, как когда-то ходила на крестины к двоюродной сестре, которая рассказывала, насколько трудно было рожать сына-богатыря. Подумала, что и у неё может быть крупный ребёнок. От этих мыслей голова закружилась. - Тоже страшно, - прошептала она. - Что же делать?
   Подружка посоветовала тайно сделать аборт. Но в жизни почти никогда не происходит так, как задумывает человек. Жизнь вносит свои поправки в лучшую или худшую сторону.
   Всё неожиданно разрешилось. Кто-то из работников фабрики нашептал Александру новость о беременности Валентины, напомнив об уголовной ответственности за половую связь со школьницей. Пока молодой технолог выяснял отношения со своей избранницей, из цеха в цех поползли слухи о распущенности нравов молодого управленца. Дело дошло до объяснений в кабинете директора фабрики.
   Саму Валентину и её мать приглашали в школу на малый педсовет. Педагоги были строги: упущение родительницы в воспитании дочери. Директриса, властная женщина в преклонных годах, "из рядов старой гвардии", как говорили учителя, лютовала: несмываемое пятно легло на репутацию школы из-за неблагоразумной сельской семьи; никогда больше она не возьмёт в школу учеников из деревень. Матери было стыдно это слышать, Валентине - обидно. Мать ругала уже дома:
   - И как ты думала скрыть беременность? Шила в мешке не утаишь. Набедокурила - отвечай за это, а таиться уже поздно.
   Александр тоже был очень зол на Валентину: зачем нужно было всё скрывать от него, от матери и рассказывать легкомысленной подружке? Он позвонил своим родителям, потом один уехал в родной город на выходные. Валентина вначале обиделась на него: не захотел познакомить с родителями. Приехав из родного дома, Александр решил поспешить со свадьбой.
   События трёхмесячной давности ещё были свежи в памяти Валентины и толстыми иглами обиды и унижения ранили её сердце. Она помнила переживания мужа, когда на свадебный вечер не приехали его родители. Прислали поздравительную телеграмму и денежный перевод на десять тысяч рублей (а месячная зарплата мужа около тридцати тысяч).
   Александр после свадьбы рассказал Валентине о причине их отсутствия. Оказалось, что свекровь предложила откупиться от "незадачливой девицы" и готова была дать на аборт денег больше, чем десять тысяч. Решительное желание Александра жениться на Валентине оставило её в недоумении: как он, сын инженера и учителя английского языка, может жениться на деревенской девчонке? И чем его, мальчика из интеллигентной семьи, могла взять дочь совхозного полевода? На что он позарился? Неужели он хочет остаться жить в глуши после отработки срока по распределению?
   Прожив в городе чуть более двух лет, Валентина поняла, что хочет вернуться в деревню. В деревне всё ей было понятно с детства: уклад жизни, люди, традиции. В районном городке многое ей противно, особенно озлобленные люди. Да и постоянные замечания мужа с каждым днём всё глубже въедаются в мозги и разрушают её прежние, простые представления о жизни и людях.
   Валентина, выросшая в деревне, очень страдала от городской еды: "ножек Буша" с тёмными косточками внутри, "снятого" молока в треугольных пакетах и такого же кефира, "резиновой" рыбы. В деревне она круглый год ела только натуральные продукты, пила цельное молоко, кисель на разном варенье: из ягод малины, черники, земляники. Летом чаще, чем зимой, появлялась на столе речная рыба, которую приносил с рыбалки старший брат.
   На прилавках городских магазинов появилось много продуктов питания и промтоваров, но они, в красивых обёртках и упаковках, стоят дорого. На одну зарплату мужа невозможно прожить. Если бы не деревенское хозяйство матери, то совсем туго пришлось бы молодой семье в городе. Каждую неделю они привозят из деревни молочные продукты, мясо, куриные яйца и овощи. Мать Валентины даёт молодой семье и деньги, которые выручает от продажи домашнего мяса на рынке.
   Тяжело матери без отца справляться с большим хозяйством. Отец много работал, хорошо жить хотел - вот и надорвался. При жизни он не раз говорил:
   - Зарабатывая своим горбом на хлеб, человек смерть дразнит.
   Видимо, однажды смерть позавидовала его человеческой силе. Взобралась ему на спину. Вот и стала такая ноша неподъёмной для рабочего человека. Упал он и больше не поднялся.
   Умер отец внезапно. В один из майских дней. Валя возвращалась из школы в хорошем настроении. Наконец-то, ей удалось получить "пять" у строгой учительницы русского языка. Есть чем похвастаться перед отцом. Он каждый раз, когда дочь получала "двойки", наставлял её по-доброму:
   - Валюшка, стараться учиться нужно. Старайся и выходи-ка в люди. А то сгниёшь-то здесь, в деревне.
   - А я никуда не хочу из деревни уезжать, - противилась Валентина.
   - В деревне всё разваливается, - объяснял отец. - Что в деревне? Вон, как страну по кускам раздают. Так что иди в город после нашей школы. В городе-то полегше будет. Работы там поменьше, если в конторке какой-никакой сидеть.
   Валя до сих пор помнит, как, зайдя в дом и не увидев отца, почувствовала необъяснимую тревогу. Странно: он всегда приходил на обед. Решила, что задержался в поле, придёт позже. Почему-то и матери дома не было. Включила телевизор. Тревога не давала отдохнуть. Она буравила мозг, подкидывала обрывки мыслей: жалобы отца ещё ранней весной на боли в сердце. И тогда уже сердце Валентины начинало болеть. Оно билось так часто, будто призывало быстрее отправиться на поиски отца.
   И Валя поспешила к ремонтно-механическим мастерским, которые в деревне называли просто - мехстан. Вышла из дома и направилась к асфальтированной дороге: так быстрее можно добраться. Увидела в конце улицы деревенских старушек, которые ползли в сторону мехстана по пыльной дороге, вздыхая и опираясь на сучковатые палки. По асфальтированной дороге, ведущей в город мимо мехстана, торопились местные ребята и девчонки на велосипедах. Они выкрикивали друг другу на ходу тревожные слова:
   - Ему плохо ещё на поле стало.
   - А что у него?
   - Говорят, с сердцем плохо стало.
   - А "скорая" не едет. Фельдшерица на мехстан побежала.
   Всё заколотилось внутри. Валя помчалаcь, стараясь не угодить в многочисленные ямы разбитого асфальта. Уже был виден мехстан, когда нога попала в рытвину на асфальте. Резкая боль остановила Валю. Ненадолго.
   ... До сих пор волна страха накрывает её, когда вспоминает отца, лежащего на рабочих куртках в мастерской. Тело его было неестественно вытянуто. Глаза смотрели в одну точку. Казалось, он не дышал. Но, увидев дочку, отец что-то попытался сказать: палец правой руки немного приподнялся, губы шевельнулись. Он улыбнулся и закрыл глаза.
   Женщины вывели Валю из мастерской. Она не плакала, а они почему-то уговаривали её не плакать. Только потом мать рассказала, что слёзы не переставая текли по Валиному лицу. А сама Валя в тот момент этого не чувствовала, будто окаменела.
   Скорая помощь долго не приезжала. Звонили каждые пять минут. Ответ был один и тот же: "У нас всего две машины, они на вызове. Ждите". Отец не дождался.
   Предположения фельдшера подтвердил врач-патологоанатом. Причина смерти отца - обширный инфаркт.
   ... Очень обидно Валентине, что даже ночевать в деревне муж не желает. В доме, в котором жил её отец.
   - Я никогда не был в таких условиях. В крестьянской избе мне тяжело дышать, - оправдывался он перед женой.
   Набив большую дорожную сумку продуктами, Александр через несколько часов на пригородном автобусе уезжал в город. Женщины даже не пытались говорить с ним о том, что мужчина должен помочь выполнить тяжёлую работу в огороде или саду.
   Часто вспоминает Валентина слова матери:
   - Не знаю, как ты дальше с таким мужем жить будешь. Поторопилась ты, девочка. Старые не зря говорили: "Замужество не напасть, как бы замужем не пропасть".
  

II. ТРУДНЫЕ ВРЕМЕНА

   В прихожей защебетала "птица" дверного звонка. Валентина вздрогнула от неожиданности, хотя очень ждала этого звонка. Почти весь день она не отходила от телевизора и только к вечеру вспомнила о своих обязанностях домохозяйки. Успела убраться к приходу мужа: он сегодня пришёл с работы позже, чем обычно.
   Торопливо просунув фартук через ручку духовки газовой плиты, молодая женщина в тёмно-синем байковом халате быстро направилась в тесную тёмную прихожую. Сегодня перед тем, как встретить мужа, она не успела принарядиться, поэтому сейчас не подошла к трельяжу, чтобы осмотреть себя с трёх сторон, поправить причёску и подкрасить губы. Не посмотрела в дверной глазок, уверенная в том, что за порогом её муж. Небрежно дважды прокрутила ключом замок и распахнула дверь.
   - Саш, ты ещё не слышал? - сразу выкрикнула Валентина. - Сегодня стреляли по Белому дому в Москве. Представляешь, вчера людей расстреляли, а сегодня власть уничтожают. Что будет? Это война? - встретила мужа вопросами взволнованная женщина.
   - Слышал уже и смотрел, - спокойно ответил жене высокий, немного худощавый мужчина, входя в квартиру. - Не волнуйся, думай о ребёнке. - Нагнулся, чтобы поцеловать жену, и уверенно сказал: - Нас эти проблемы не коснутся.
   - Нас - нет? - с тревогой вглядываясь в мужа, спросила Валентина. - Я боюсь, что придут танки и будут стрелять по нашим домам, как по Белому дому, - голос её задрожал. - Мне страшно одной.
   - Не бойся, до нас танки не дойдут, - улыбнулся мужчина. Его холёная рука ласково потрепала маленький, смешной хвостик на затылке жены. Сегодня она не завила плойкой рыжеватые волосы, а собрала их в хвостик и закрепила на затылке узкой серебристой заколкой со стразами.
   - Так рядом военный городок. Может, его бомбить будут - и нас заодно, - неожиданная догадка ужаснула Валентину. - Что тогда делать? Куда бежать?
   - Нас это не коснётся. Надеемся, что не коснётся. - Александр выделил голосом "надеемся" и обнял беременную жену. Интонация, с которой он произнёс эти слова, была настолько утвердительной, что женщина поверила мужскому слову. Она прижалась большим животом к сильному телу мужа, доверчиво положила голову ему на грудь и облегчённо вздохнула. Женский вздорный хвостик пытался пощекотать узкий мужской подбородок. Александр приподнял голову, и на продолговатом гладковыбритом лице засветилась радость.
   Валентина немного отстранилась от мужа, слегка погладила его небольшой живот и, по-детски запрокинув голову, радостно объявила:
   - А я сегодня суп с клецками сварганила на курином отваре. Спасибо моей мамке за курочку и лук с морковкой.
   - С клёцками, на бульоне. Запомни уже, - поправил жену Александр. Стянул с себя польский бежевый плащ, купленный в Москве года четыре назад, - уже стал тесен.
   - Ну, да. - Валентина смутилась и, повернув голову влево, потёрла указательным пальцем кончик носа. Она заметила, что не перелистнула утром отрывной календарь. Нервно рванула листок. Вот теперь порядок:

1993

октябрь

4

понедельник.

   Валентина отметила про себя, что муж сегодня в хорошем настроении: улыбается, быстро прошёл в ванную умыться и побриться перед ужином. Если он приходит с работы недовольным или уставшим, то обычно тихо проходит в маленькую комнату, которую они называют залом, берёт любимый журнал "Техника - молодёжи", плюхается в горбатое кресло и с полчаса читает фантастический рассказ. Только потом умывается и ужинает, но разговаривает неохотно.
   Женщина остановилась в проёме двери в ванную, поддерживая руками выдающийся вперёд живот.
   - У нас в деревне такой суп никогда не варили - больше щи готовили. Но я их как-то не очень... - поморщилась Валентина. - Больше любила бабушкину похлёбку. Она её томила в печке со свининой или курятиной. Я, бывало, после школы сразу к ней шла на другую сторону деревни. Приду, сяду за стол, как примяхаюсь - за уши не оттащишь!
   Александр нахмурился. Ему не нравились народные выражения, которыми вдоволь заправляла свою речь его жена. Почти с первого дня их совместной жизни он пытался постоянно бороться с "крестьянскими корнями" жены, мягко подсказывая слова и обороты речи, свойственные образованным людям. Валентина с трудом усваивала уроки - и часто плакала в ответ. Месяца два назад она устроила настоящую истерику, после того как Александр прикрикнул на неё, услышав в свой адрес - "лизоблюд". Александру иногда даже казалось, что жена намеренно его злит, разговаривая на особом языке своей матери.
   А Валентина, видя только согнувшуюся мужскую спину над умывальником, не замечая недовольства мужа, говорила о том, как она отдохнула в деревне, вспомнила своё детство, погостив у матери в субботу. Сняв полотенце с железного крючка, Александр повернулся к жене.
   - Мамка позавчера говорила, что через две недели капусту срубит. Правда, в этом году осень тёплая, первых морозцев по утрам маловато, но уже пора подходит снимать капусту.
   - А морозцы тут причём? - безразлично спросил он.
   - Так ведь от морозов горечь с капусты сходит. Иначе горчить будет. Вот салат свежий, к примеру, уже не захочешь есть, - со знанием дела пояснила Валентина. - Городской - сразу видно: не разбираешься в хозяйстве, - усмехнулась она. - Сколько кочанов себе возьмём?
   - А где нам её хранить в маленькой квартире? - засмеялся Александр, проходя в кухню. Жена последовала за ним, чтобы накрыть стол.
   - Почему в квартире? В подвале, - напомнила Валентина.
   - А в подвал кто будет спускаться? - поинтересовался Александр, присаживаясь на табурет, обитый малиновым кожзаменителем. - Я не буду - не чернорабочий. Достаточно и того, что я сижу на табурете.
   - Значит, я буду спускаться?
   - Ты - в положении, тебе опасно. - И мужчина тихо засмеялся, глядя на жену с половником в руке: она напоминала домоуправительницу из мультфильма "Малыш и Карлсон".
   - Подвалы не только в нашей общаге, но и в каждой пятиэтажке. И что, они только для чернорабочих? - не обращая внимания на смех мужа, продолжала молодая хозяйка. - Все в подвалах хранят разные банки, картошку, капусту...
   - А мы не будем, как все, - проронил Александр.
   - А как?
   - Время покажет, - неопределённо ответил молодой глава семьи.
   Ребёнок внутри Валентины больно толкнулся, и лицо будущей матери исказилось от боли.
   Александр наблюдал за женой, сидя за квадратом кухонного стола. Она как опытный повар общепита помешала большим половником содержимое белой эмалированной кастрюли, ловко зачерпнула им порцию бульона с клёцками и картофелем и наполнила до края глубокую тарелку, затем аккуратно добавила в неё ложку густой сметаны из пол-литровой банки. Александр любовался женой: своей хозяйственностью она очень напоминала ему одинокую бабушку-соседку Наталью Петровну, тоже невысокого роста, которая любила угощать его в детстве втайне от родителей своими кушаньями. Старушка считала, что без её участия в деле питания дети в интеллигентной семье умрут с голоду, довольствуясь, как птички, малой порцией на большом блюде.
   - Валя, сколько раз я просил тебя не наливать много, - с лёгким упрёком в голосе сказал молодой муж, когда перед ним уже стояла тарелка ароматного супа. - И почему первое блюдо на столе? - удивился он. - Разве сейчас обед?
   - Прости, мне очень захотелось супа с курочкой, - румянец проступил на щеках молодой жены.
   Муж шумно вздохнул:
   - Ну, что же, будем есть первое на ужин. - И, немного помолчав, недовольно добавил: - Посмотри, как ты меня раскормила за три месяца. А что будет через год?
   - Зато на мужчину стал похож, - просияла Валя, приняв слова мужа как заслуженную похвалу.
   Александр взял ложку, подержал её в руке и положил на стол:
   - Перестань суетиться, давай поужинаем.
   Садясь полубоком за стол, Валентина раздражённо спросила:
   - Саш, объясни мне, чего Ельцин добивается? Зачем такая бойня?
   - Президент решил распустить Верховный Совет и Съезд народных депутатов, потому что эти органы мешают ему проводить реформы. Раньше с Гайдаром, теперь с Черномырдиным, - заметил Александр.
   - Какой толк от всех этих реформ? Народ совсем обнищал. Отец мой вообще не понимал, как в мирное время дело до карточек дошло.
   - Ельцин хотел через эти органы власти провести проект новой Конституции, а они не хотят принимать. В этом - вся соль, - оживился мужчина. - Проект так продуман, что новая Конституция даёт президенту неограниченную власть в стране. Какие хочет реформы, такие и проведёт. Ельцин задумал в России капитализм взрастить, а Совет и депутаты - против.
   - И правильно, что против, - вставила Валентина.
   - Коммунисты говорят, что капитализм не для России. Давят на то, что семьдесят шесть лет назад частную собственность уничтожили, всё это время о народе думали, а теперь снова капитализм в свой дом нужно впустить. Не хотят, - с возмущением говорил Александр. - А ведь у них наверху давно капитализм процветает, а мы внизу прозябаем, работаем на них. Так пусть же для всех будет капитализм.
   - А нам с тобой что это даст? - пыталась понять Валентина.
   - Коммунисты всё в своих руках держат. Власть - это всё, Валечка: деньги, положение, хороший дом, уверенность в завтрашнем дне. Одним словом - счастье. Добровольно власть они не отдадут.
   - А нам до Горбачёва и Ельцина хватало на жизнь, - пожала плечами Валя. - Мать с отцом рассказывали, что до перестройки Горбачёва в совхозе зарплату получали каждый месяц. Огород свой в двадцать пять соток обрабатывали. Брат постарше меня на 6 лет, поэтому больше родителям помогал. Всё лето в картофельных грядках сидел. Осенью на огород загоняли совхозный трактор, картошку выкапывали, лишнюю родители продавали. Я уже молчу про лук, морковку, огурцы, капусту... - молодая женщина говорила всё громче. - С огорода и овощника вдоволь питались. Кроме земли, сколько скотины держали. Продавали и свиней, и индюшек, и яйца с молоком. Городские интеллигенты всё раскупали. В общем, до ельцинского капитализма денег достаточно было. Родителям в то золотое времечко в совхозе жильё дали. Коттедж на две семьи. Да, что говорить... - нервно махнула рукой раздражённая хозяйка. Она замолчала и принялась есть остывающий суп.
   Проглотив несколько ложек, заговорила торопливо:
   - А сейчас, мамка говорит, что зря председательша творит в совхозе. Технику распродаёт в другие совхозы. Знает, что на отчётно-выборном собрании её разорвут в клочки, никто за неё не проголосует. Вот и обогащается напоследок. Сейчас частники сдают молоко в совхоз, а денег с гулькин нос получают. Наша корова даёт жирное молоко - почти 4,8 процента, а платят, как за 3,2. Мать по ведру сдаёт каждый день. Прикинь в уме, сколько денег теряет. У Андроновых и Ивакиных жирность - 4,2.
   Александр с удовольствием ел суп, расправлялся с курочкой, изредка поглядывая на жену.
   - Зачем в деревне капитализм? Не понимаю, - продолжала Валентина, забыв о еде. - Сейчас только хуже стало. Зарплату не платят полгода. И так во всех совхозах, говорят. Вместо денег комбикорм дают. - И оживилась: - Придумало совхозное правление по несколько поросят и телят раздать каждому работнику. Мол, кормить нечем в совхозе, пусть дома откармливают, а потом за это возьмут себе по одному поросёнку и телёнку. И что? А то, что это невыгодно, даже в убыток. Телят сколько нужно молоком своей же коровы поить, чтобы поднять? А мясо молочного телёнка на рынке дешёвое.
   - Ты ешь, а не разговаривай. Суп остынет, - подсказал Александр.
   - Да я ем, ем, - быстро проговорила Валя. И продолжила возмущаться: - Забьют телёнка, а с него мяса-то и нет - одни ноги-копыта и голова. То же и с поросятами - комбикорма не хватает, нужно выкупать в совхозе на свои деньги. Спрашивается: зачем такие труды, чтобы за них не получать деньги, а свои отдавать? В городах люди придут в магазин, купят готовое молоко, мясо и ещё думают, что это дорого. Потому что не знают, насколько в деревне это дорого. Дороже дорогого. Мамка моя говорит, что на ферме воровство повальное началось.
   - А раньше не воровали? - усмехнулся Александр.
   - Воровство всегда было. Но сейчас стали воровать матери, потому что кормить маленьких детей нечем. У кого в семьях дети повзрослей, тех выручает своё хозяйство - все скопом работают на земле. А Гайдар с Ельциным, видно, хотели уморить побольше народу в России своей шокотерапией. Вот взять хотя бы наш город. То же, что и в деревне: люди кормятся со своих огородов.
   - Ну, это маленький городок. Здесь почти все выходцы из деревень: они привыкли работать в поле. Я из большого города. Из Тулы. Мои родители - интеллигенты в третьем поколении. Они не смогут работать в поле.
   - Значит, они умрут с голоду, - хихикнула женщина.
   - И чему ты смеёшься? - мужчина пристально вгляделся в жену, прищурился, как будто хотел её лучше разглядеть.
   - Вот ты злишься, - теперь вспыхнула и Валя, - а я всё-таки скажу тебе правду в глаза, кому нужен капитализм в нашей стране. Вот такой интеллигенции, - кивнула она в сторону мужа, - которая работать не приучена. Какой от вас толк? Мой отец таких называл дармоедами и говорил, что правильно Ленин всех дармоедов сбросил с плеч народа. Ленин всех уравнял. Теперь опять дармоедов расплодилось видимо-невидимо. Засели по большим городам, как тараканы, там их не видно... по квартиркам. Сидят, как ты, и только учат... рабочих людей, как правильно говорить... нужно, - голос беременной женщины начал срываться, дыхание становилось сбивчивым. - Лучше бы работать научились! Вот кому капитализм... в России нужен - дармоедам.
   - Успокойся, не нервничай. Стоит ли копья ломать? - заволновался муж.
   - СтОит, потому что мне обидно... Я уже не знаю, в каком поколении... крестьянка. И горжусь этим. Мне нечего стыдиться. Мои предки... ни у кого ничего не украли, а только... честно работали. И такие, как ты... ими брезгуют, не хотят даже переночевать... в их доме.
   - Я не могу жить в деревне, пойми... - хотел оправдаться Александр, но видя, что жена в сильном волнении, решил успокоить её. Беременная женщина очень ранима - как бы снова не началась истерика. Он взял маленькую дрожащую ручку Валентины в свои уверенные руки, спокойно погладил. Без спешки поднялся, переставил табурет, на котором сидел, ближе к Валентине. Обняв за плечи, привлёк жену к себе - и нежно поцеловал её глаза, лицо, губы:
   - Если ты так хочешь, поедем в деревню. В эти выходные. Только не волнуйся.
   - Мой отец говорил, - не успокаивалась Валя, - что никакие буржуи... нам не страшны, пока будет вместе... трудиться народ, будет... стоять один за всех... все за одного.
   - Мудрым человеком был твой отец, - отозвался Александр. - Жаль, я не знал его, когда он был жив.
   - Его все умным называли... - всхлипнула Валентина и вдруг разрыдалась, уткнувшись в подставленное плечо мужа.
   После ужина молодая пара включила чёрно-белый "Рекорд". Ждали каких-нибудь новостей. Заботливый муж разложил старенькую тахту, чтобы уставшая за день жена прилегла отдохнуть. Может быть, уснёт. А он подождёт, чтобы узнать, как развиваются события в стране. Вчера не досмотрел встречу между "Ротором" и "Спартаком" на чемпионате России по футболу. В половине восьмого вечера диктор "Останкино" объявил о прекращении программы: первый этаж телецентра был захвачен повстанцами. А в 22:00 показывали обращение Егора Гайдара к сторонникам президента с просьбой собираться у здания Моссовета. И - произошла новая битва.
   На работе сегодня тоже была схватка. Идеологическая, с кулаками. Беременную жену Александр поберёг, не поделившись своими мыслями: она и так напугана, а ведь ей скоро рожать.
  

III. КРУТОЙ ПОВОРОТ

  
   Как только жена успокоилась и притихла под одеялом, Александр выключил телевизор. Интересных передач ни по первому каналу "Останкино", ни по каналу "Россия" не было, и он решил дождаться программы "Вести": нужно узнать новости из столицы. До 20:00 оставалось более получаса, и Александр взял шестой номер журнала "Техника - молодёжи", чтобы дочитать последнюю часть фантастического боевика Эдмонда Гамильтона "Звёздный волк". Осторожно присел в скрипучее горбатое кресло.
   В минуты приступа тоски и равнодушия к жизни он всегда брал в руки журнал "Техника - молодёжи" с захватывающей зарубежной фантастикой, которая уносила в другой, нереальный мир. Подписка на произведения западных фантастов была очень дорогой, не по карману молодой семье. В этом журнале, кроме фантастики, Александру нравилось с замиранием сердца читать о феноменах и таинственных случаях, знакомиться с историческими расследованиями, новинками военной техники, узнавать о различных изобретениях, самоделках, смеяться над курьёзными случаями из жизни знаменитостей.
   Времени на чтение Александру каждый раз не хватало: очень уставал на работе, чаще от общения с работницами фабрики (с женщинами ему было непросто общаться), а после женитьбы хотелось хотя бы немного внимания уделять жене, говорить с ней о планах на будущее, делиться своими мыслями обо всём, что его волновало. Ни один номер журнала за первое полугодие 1993 года не был им прочитан до конца, поэтому Александр не стал продливать подписку на второе полугодие.
   Молодой мужчина сидел не шевелясь. Иногда он отрывался от журнала и смотрел в окно, как будто за окном существовал иной мир, где не было страха перед подлостью и смертью, а царствовали благородство и бесстрашие.
   Он дочитал историю о Моргане Чейне - звёздном волке, и ему больше ничего не хотелось читать. Александр листал журнал, рассматривал иллюстрации и фотографии, изредка пробегая глазами заглавие очередной статьи.
   В комнате витал дух непокорности и бунта космического пирата, такого недосягаемого и в то же время близкого по духу. Александру хотелось сбросить с себя старую кожу удобного всем человека и показать себя обновлённого. Но каким он, преобразившийся, должен быть, Александр не знал. Шестое чувство подсказывало, что ему необходимо измениться. Его звезда готова была вспыхнуть, но когда, он тоже не знал.
   "Какой-то суматошный день сегодня. Люди раздражительные, взрывные. Наверно, магнитные бури так действуют на человеческую психику, - улыбнулся он. - Новое веяние - магнитные бури. Вот и Валя купилась на эти россказни: приобрела в киоске брошюру о влиянии магнитных бурь на здоровье людей. Пополнила чей-то кошелёк. Девочка ещё совсем: всему верит. Магнитные бури - в людских головах. Нужно сдерживать свои эмоции, хорошо думать, прежде чем что-то говорить или делать, вот и всё, - мысленно рассуждал Александр. - Валя сегодня взорвалась, наговорила много неприятного, а если бы сдержала себя, то могла бы мягче выразить свои мысли. Своё недомогание, плохое настроение оправдывает вспышками на Солнце - так по телевидению говорят. Прав булгаковский профессор Преображенский: "Не читайте перед завтраком советских газет". И в Москве снова смута, убивают друг друга. Трудно понять, кто прав, кто виноват. Одни выступают за президента, другие - за Советы. Обливают грязью друг друга в телевизионных передачах, газетах, по радио. Разве нельзя договориться, мирно обсудить все спорные вопросы? А может, это воздействие психического оружия?- осенило Александра. - Но кому это надо? Дяде Сэму? - Александр вспомнил хлёсткие речи Иваныча в адрес западного мира, особенно США, его высказывания о подрывной работе ЦРУ в России.
   Неожиданно взгляд выхватил необычное название статьи - "Пожар в ракетном двигателе: полёт протекает нормально". На рисунке была изображена схема российского ракетного двигателя РД-170. Первый же абзац статьи поразил Александра. Автор, инженер-конструктор Вадим Чернобров, возвеличивал интеллектуальный потенциал российской науки на фоне её полной бесправности: "В конце 1992 года два гиганта аэрокосмической продукции - НПО "Энергомаш" и американская фирма "Пратт энд Уитни" подписали соглашение. Последняя готова продавать на мировом рынке российский ракетный двигатель, а впоследствии и производить его по нашей лицензии. Предмет сделки - самый мощный в мире 4-камерный жидкостный ракетный двигатель РД-170. Аналогов ему нет и, видимо, в ближайшие 5 лет - примерно столько надо на проектирование и доводку - не будет. Некто из западных журналистов уже окрестил его "венцом тысячелетней истории ракетных двигателей".
   "Неужели мы сами не можем продать свои двигатели? - возмутился молодой человек. - Почему появляется американский посредник, который в дальнейшем будет ещё и производить наши двигатели? А это означает, что американцы бесплатно воспользуются трудом наших учёных. Неплохо придумал дядя Сэм. А наши-то руководители государства куда смотрят?"
   Александр увлёкся чтением публикации, где раскрывалась эволюция жидкостных ракетных двигателей, благодаря которым наступила эра космических полётов: от предложения Циолковского до разработок советских конструкторов. Подробно описывался принцип работы нового РД-170 в сравнении с предыдущим РД-253, который выводил "Протоны" в космос.
   - Растрезвонили всем, - уже вслух досадовал Александр. - Такие бы изобретения хранить, как тайну. А мы открылись. "Нам ничего не жаль для американских друзей", - съязвил он.
   В конце статьи автор с расточительностью миллионера замечал: "Многое в РД-170 вызвало восхищение американских специалистов. Но для НПО "Энергомаш" это уже пройденный этап. На столе генерального директора, доктора технических наук Бориса Каторгина уже лежат чертежи первого в мире трёхкомпонентного (кислород, водород, керосин) ЖРД. Пока его назвали РД-701... Определено уже и применение нового двигателя - космические челноки, взлетающие с самолёта типа "Мрии".
   "Вообще-то ракетные двигатели используются и для системы противоракетной обороны. Что же получается: мы поставляем американцам двигатели для ракет, которые против нас же и направлены? - ужаснулся мужчина. - Что это - глупость или предательство? Конечно, в России дураков всегда хватало, но что-то не очень верится, чтобы таким авторитетным предприятием руководил глупец".
   И Александр невольно вспомнил сегодняшний дебош на фабрике и утверждение Иваныча о предательстве руководства страны.
   На работе с утра все только и говорили о вчерашнем расстреле демонстрации в Москве (расстреле мирной демонстрации 3 октября). Сергей Иванович Коренков, начальник ОТК, придя на работу, сразу включил телевизор в своём кабинете, чтобы в утреннем выпуске программы "Вести" посмотреть новые репортажи из столицы. В кабинет зашли несколько сослуживцев, те, кто хотел узнать о новых событиях. Среди этих работников фабрики был и Александр.
   Всё случившееся в Москве Иваныч называл "народным горем". Старик всем говорил, что, если бы не старость, сам поехал бы в столицу поддержать народное возмущение действиями Ельцина и политикой антинародного правительства, продавшегося дяде Сэму.
   - Эх, был бы я помоложе, хотя бы годков на пятнадцать, - горевал он, - я бы с этими дерьмократами побился до кровяных соплей. Но силы не те - уже шестьдесят восемь.
   "Старый коммуняка", как между собой называли его фабричные за работу парторгом в советские времена, презрительно отзывался о бывших коммунистах, перебежавших на сторону новоявленных демократов в России.
   С каждым часом настроение Иваныча снижалось, а нервозность - повышалась. Он ворчал что-то себе под нос, цеплялся по пустякам к мастерам бригад, работницам раскройного и подготовительного цехов. Александр за несколько лет прикипел душой к этому человеку с обострённой совестью. Он с первого дня взял Александра под свою защиту и стал его наставником. А Иваныча, ветерана войны и труда, все уважали и боялись одновременно. Его седая голова, хромая нога, синий рабочий халат поверх костюма и крепкое матерное слово на многие годы стали символами качества работы фабрики. Никто не смел при нём на рабочем месте бездельничать, праздно смеяться, гнать брак.
   После просмотра новостей в 14:00 произошёл громкий скандал. Рассказывали, что в кабинет Коренкова зашли мастер второй бригады Изотов и водитель директора, который только что привёз шефа на фабрику и ожидал следующего вызова. Изотов, недолго думая, злорадно посмеялся:
   - Это очень даже неплохо, что войска стрельбу устроили. Хотя бы полторы сотни зажравшихся москвичей уничтожили.
   Старый коммунист, трубным голосом выкрикивая матерные ругательства и обзывая Изотова "мразью" и "предателем", подскочил к нему с кулаками. Водитель стоял около двери и посмеивался, поглядывая на Иваныча. Изотов попытался вступить в спор с начальником ОТК, но это лишь распалило его ещё больше. Изотов отмахнулся от старика:
   - Не всё коту масленица. Какая разница, отчего умирать - от голода, как мы в провинции, или от пули в столице. Может, дойдёт до москвичей, как вся Россия подыхает.
   Контуженный ветеран, прошедший через страдания в немецком плену, через унижения в фильтрационном лагере ГПУ, через ужасы войны в штрафбате, рассвирепел. Вопли Иваныча были слышны на весь второй этаж, но никто из управленцев, находившихся в тот момент в кабинетах, не вышел даже в коридор. Седовласый начальник схватил за грудки молодого оппонента, оттолкнул его от телевизора к окну и в гневе кулаком дважды успел ударить наотмашь по лицу. Изотов, защищаясь, нанёс ответный сильный удар, сбивший с ног взорвавшегося яростью старика. Водитель даже не попытался успокоить дерущихся. Незаметно для них выскользнул из кабинета.
   Падая, Коренков ухватился за край второго стола, на котором стоял ротатор, возвышались стопки папок и валялась всякая мелочь. Стол покачнулся, и мелкие предметы вначале подпрыгнули, словно испугались, затем некоторые из них упали на пол, другие, удержавшись от падения, зазвенели, завертелись на месте. Толстые белые и оранжевые бумажные папки с развязанными тесёмочками задрожали в раздумье. Одна за другой ползли они вниз и глухо шлёпались на пол и на распластавшегося Иваныча, освобождая себя от множества исписанных бумаг, увлекая за собой оставшиеся на столе мелкие предметы. Массивный ротатор немного наклонился вперёд, как будто рассматривая упавшего человека, и снова принял важный вид.
   На громкую брань поспешил прийти директор фабрики. Войдя в кабинет начальника ОТК, он увидел кровь на лицах Изотова и Коренкова. Продолжения драки не было. Удар, нанесённый Изотовым, образумил старого воина лучше словесных убеждений. Он медленно поднялся с пола и сел на стул для посетителей. Выглядел смирным и тихим, непохожим на себя. Изотов чувствовал себя героем, держался самоуверенно, даже грозился написать в милицию заявление об избиении. И директор растерялся: только приехал с совещания руководителей предприятий города, где районная администрация требовала поддержать Бориса Ельцина в борьбе с Верховным Советом и Съездом народных депутатов. Строго воспрещалось проводить агитационную работу членам коммунистической партии на предприятиях, а также приносить на работу и читать запрещённые газеты "Советская Россия", "Правда", "Гласность", "День". Не успел получить указание, как у него под носом уже случилась идеологическая драка.
   Известие о драке облетело все цеха. Одни работники утверждали, что Иваныч, как всегда, не смог сдержать своего взрывного характера. Он был известным на фабрике правдолюбом, подкреплявшим свою позицию отборной матерщиной. Люди в возрасте с пониманием относились к проблеме больного и одинокого ветерана войны, молча терпели его выходки. Многие же молодые работники возмущались, что Иванычу всё сходит с рук. Видимо, кто-то из молодых решил, что более удобного случая может и не быть, чтобы свести счёты с крутолобым стариком, которому уже давно пора сидеть на пенсии и ухаживать за смородиной на дачном участке.
   Другие высказывали версию о желании центральной власти избавиться от соперника - коммунистической партии, всё ещё имевшей большое влияние на людей в стране. Иваныч считал себя правильным коммунистом, ведь недаром он был отмечен благодарностью председателя ЦК КПРФ Г.А.Зюганова "за верность и преданность идеалам социализма, патриотизм и организационную работу среди молодёжи". Просто кто-то на фабрике умело спровоцировал скандал, используя для этого Изотова.
   Оставалось около пяти минут до окончания беспокойного рабочего дня. Александр быстро накинул плащ. Он сегодня спешил на автобус. До остановки рукой подать: рядом со "швейкой". За пять минут неотработанного времени его никто не будет ругать. Это всего лишь один раз. Многие управленцы уходят с работы на десять минут раньше - обычное дело на фабрике. А когда директор уезжает, то женщины из бухгалтерии, отдела снабжения и сбыта уходят с работы и на полчаса раньше, чтобы успеть занять очередь в продовольственном магазине. Но осуждающего взгляда Иваныча они боятся больше, чем порицания директора, поэтому, прежде чем незаметно уйти с рабочего места, следят за передвижением начальника ОТК.
   Александр спустился по лестнице со второго этажа на первый. Выйдя из здания управления, увидел во дворе Иваныча. Он выглядел растерянным, хотя и старался бодриться, и, казалось, кого-то ждал. Сам остановил Александра. Молодой управленец узнал, что директор по-доброму просил Коренкова не проводить пропаганду коммунистических идей, иначе будет вынужден его уволить: областная администрация поддерживает президентскую сторону.
   - Я не поступлюсь своими идеалами. В них - вся моя жизнь. Я за них фрицев бил, вместе с русским народом уложил на лопатки фашистского зверя, - громко и решительно чеканил Иваныч, как будто вещал с трибуны. Мимо проходили управленцы. Кто-то с укором поглядывал на строптивого старика, другие же не пытались скрывать ехидных улыбок. - За что, скажи, столько народу полегло в войну? За идею коммунизма, за справедливое общество. И что теперь? Предатели, врагам землю русскую отдают, - и разбавлял душевную боль матерными словами. - Сами врага в дом ведут, отродье продажного полова. И что прикажешь - молчать?! Нет, не буду молчать! Пусть увольняет.
   Александру стало жаль наставника. Он несколько раз порывался сказать Иванычу, что в аппарате партии давно нет кристально честных коммунистов, каким является Иваныч, что такие, как он, станут первыми, кого принесут в жертву ради интересов верхушки партии. Но Иваныч прерывал его первые слова, запальчиво обвиняя во всех грехах президентскую власть. Когда Александр смог вставить несколько своих слов после первой тирады гневных обвинений Иваныча в адрес Ельцина, то уже не захотел переубеждать взволнованного наставника, а просил его не поддаваться плохому настроению, не принимать решения, пока основательно не подумает. Иваныч снова разразился яростной речью. Теперь он ополчился против тех, кто не разделял его точку зрения о правилах советской морали. Александр даже обрадовался, что не смог сказать Иванычу своего мнения о коммунистах: оградил себя от брани. А мимо, не оглядываясь по сторонам, спешили домой уже рядовые работницы фабрики.
   Закончив назидательную речь, Иваныч нервно похлопал Александра по плечу:
   - Сынок, это государственный переворот. Предатели захватили власть. Сейчас все подлецы поднимутся вверх. - И, подойдя ближе, заговорил тише: - Но народ и патриоты просто так не сдадутся. Будет заварушка. А ты, Сашок, - впервые, как-то по-свойски, обратился к нему Иваныч, - пробивайся выше. Ты хороший парень, главное, с головой, я тебе много опыта передал. Ты наш, я знаю. - Развернулся и быстро заковылял к проходной.
   Александр стоял, как оглушённый, и смотрел вслед уходящему наставнику, пока тот не скрылся за дверью проходной. Чего от него хотел Иваныч? Или он так попрощался?
   Когда опомнился, посмотрел на часы. Минут двадцать потерял и опоздал на автобус. Хотел постричься: директор сегодня сказал, что на этой неделе нужно ехать в командировку. Все парикмахерские работают до 18:00. В июле в центре города открылась новая цирюльня "Фея" - с мужским и женским залом. Пять-семь минут ходьбы от швейной фабрики. Говорят, интерьер и обслуживание выгодно отличаются от простых парикмахерских, но цены ненамного выше, поэтому там всегда очередь. Можно наведаться в парикмахерскую около завода стройфарфора: там мало народа. Небольшой общий зал, но вполне уютный. И девушки-мастера молодые и разговорчивые, Александра уже два года как постоянного клиента обслуживают. Только пешком быстро не дойти - ехать надо пять остановок.
   На остановке "Швейная фабрика" сидели только две пожилые женщины. Опоздавший подошёл к расписанию.
   - Автобусов не было, сынок. Ни "единички", ни "двойки", - сказала женщина в вязаном берете. - Небось, опять водители самовольно куда-нибудь поехали по своим делам. Не в первый раз такое безобразие.
   - А вы давно ждёте?
   - Без десяти пять пришли, - ответила другая женщина, на вид постарше первой. Из-под выцветшей, блекло-синей вязаной шапчонки выглядывала прядь седых волос. - Все, кто стоял здесь, побежали на "Заводскую площадь".
   - От "Стадиона" тоже туда люди пошли, - махнула рукой в сторону центра города женщина в берете. - Оттуда можно на любом автобусе уехать. Мы не пойдём, у нас ноги больные. Через полчаса будет следующая "единичка".
   Приближаясь к центральной площади города, мужчина увидел большую толпу на остановке. Решил заглянуть в новую цирюльню, которая располагалась недалеко от остановки. Пройдя небольшой тёмный коридорчик, увидел две двери. Зашёл в мужской зал. Работали два мастера. На лавках из искусственной кожи ждали своей очереди парни. Молодая мастер грубо выкрикнула:
   - Не занимайте больше очередь, хоть бы этих всех постричь!
   Александр подумал, что в маленькой парикмахерской, где он стрижётся, обращение к клиентам несравнимо лучше.
   На остановке тихо сидели и стояли взрослые люди. Молодёжь, разбившись на пёстрые кучки, отошла подальше. Парни и девушки что-то весело выкрикивали, задорно смеялись, некоторые смачно курили.
   Александр подумал, что уехать ещё долго не удастся - всех вместить не смогут даже два автобуса, если в них плотно набьются пассажиры. Увидев знакомую на остановке, подошёл к ней:
   - Вы ещё не уехали?
   - Как видите, - сердито сказала она. - За десять минут один "заказной" автобус прошёл.
   Очень толстая женщина, сопевшая на лавке, поддержала недовольство:
   - И утром не уедешь без нервотрёпки. Всё оправдываются тем, что детей возят в совхозы на картошку. Как будто все автобусы разом на картошку выезжают.
   Знакомая Александра выговорилась:
   - У нашей автоколонны всегда проблемы. Осенью у водителей бензина нет, зимой - гололёд, дорога песком не посыпана, боятся перевернуться. А люди жди на остановках целый час. Бардак!
   - Уже, говорят, люди жаловались в райисполком на этот дурдом, - пыхтела толстая женщина, - да толку от этого никакого.
   - А какой толк мошет быть от раишполкома? - зашепелявил за спиной Александра старческий голос. Мужчина обернулся. За ним повисла на самодельном костыле подошедшая худенькая маленькая старушка. - Пошобрались там одни пьяницы и воры. Ни одного путёвого нет, - шамкала старуха беззубым ртом. Привлекательная женщина средних лет уступила ей место на лавке.
   - Это правда. Вся грязь туда забилась, как и в наше заводоуправление, - заговорил дребезжащим голосом тщедушный мужичок.
   - А так оно и есть, - вступила в разговор женщина средних лет. - Сколько раз приходила в собес насчёт пенсии дедушке по инвалидности, ни разу по-нормальному не ответили. Всё время недовольные, всё рывком. Гоняют из одного кабинета в другой. Больше месяца ходила.
   - Они злятся, когда к ним в кабинеты простые люди приходят, - недовольно произнесла толстуха. - Я тоже несколько раз была в собесе. Что ни приду, всё чаи гоняют. Когда им работать? Поэтому и отфутболивают.
   - Так они гошпода, а мы никто - хвосты собачьи, - заключила беззубая старушонка. - Вот, всё вернулось, как при царе когда-то было. Зачем тогда штолько людей погубили в гражданскую?
   - Поджечь им павлиньи хвосты надо, как в Москве, чтобы помнили, кто в доме хозяин, - выпалил коренастый мужчина в синем комбинезоне. Небольшие серые трещинки, словно паутина, покрыли всё его лицо и шею. "Наверное, это заводской рабочий", - подумал Александр.
   - Помилуй бог, - возмутилась старушка, - пушть живут. Что вы, такой грех на душу брать. Мы люди, а не звери.
   - Бабуля, у них грехов намного больше, и то не боятся бога, - басом напомнил всем высокий жилистый мужчина. - Только им бесполезно красного петуха пускать, - оглянулся он на коренастого мужчину. - Их надо всех под корень вырубать, чтобы даже и семени их на свете не осталось.
   Другие женщины, которые до того стояли молча, сразу набросились на смутьянов:
   - Что зря вы, мужики, говорить стали. Заработались.
   - Что вам спокойно не живётся?
   - Надо делать так, чтобы все успокоились, а не на войну людей поднимать.
   - Заработаешься! На "чугунке" опять сокращения. Нам уже объявили, что ещё пятьсот рабочих уволят. Куда мужикам идти работать? Как семьи кормить? - вскипел обладатель баса. - Сейчас один рабочий за двоих лямку тянет, а потом один за троих лопатить будет.
   - Что ты бабам объясняешь? - разочарованно произнёс тщедушный мужичок. - Они всё равно не поймут.
   - Нормы выработки увеличили, а денег не прибавили, - продолжал басить жилистый мужик. - Бери больше - кидай дальше. И мы должны безропотно на это смотреть? Мы кто, немцы военнопленные?
   - Сейчас все терпят, - не унимались женщины.
   - Вот из-за таких наседок и держим на себе всех паразитов, - завопил тщедушный мужичок. - Вы всё время боитесь, как бы хуже не было. Если б мы подожгли свой белый дом, то в Москве разобрались бы, почему. Всех бы грязной метлой выбили из райисполкома.
   С разных сторон послышались женские голоса:
   - На их место другие воры придут.
   - Конечно, так же будут воровать и другие.
   - Свято место пусто не бывает.
   - С вами каши не сваришь, - поморщился обладатель баса. - Привыкли ярмо тянуть.
   - Никто в Москве разбираться не станет. Перестаньте мечтать, наконец-то, - надрывно выкрикнула толстая женщина. - Там без нас неразбериха. Перегрызлись между собой, как собаки. Жирные куски делят, а простой народ - по боку. А вот вас крайними и сделают: пересажают всех до одного.
   Люди на остановке гудели, хрипели, плевались. Лишь показался жёлтый автобус, женщины встрепенулись, молодёжь с воплями и визгом рванулась к месту посадки.
   Когда "шестёрка" подъехала к остановке, толпа ухнула и разом повалила в открывшиеся белые двери. Женщины ругались, толкали друг друга, чтобы протиснуться в салон автобуса первыми и захватить места себе и своим знакомым. Молодые парни, схватив девушек за руки, пытались с ними прорваться внутрь, но женщины встали стеной на защиту своего права приехать домой раньше, чтобы занять место у кухонной плиты.
   Один автобус не мог всех вместить. Молодые люди силились протолкнуть хоть немного вверх висевших на ступеньках взмокших пассажиров и просили их чуть-чуть продвинуться вперёд. Те огрызались. Водитель безрезультатно несколько раз пытался закрыть двери, пока не вышел из кабины и не приказал подняться выше, иначе снимет с последних ступенек "висячих груш".
   Наконец, двери натужно взвыли, постепенно скрывая висевших людей своими крыльями. Автобус тронулся с места и медленно пополз по дырявому асфальту. Счастливчики, успевшие занять места на сиденьях, победно глядели через стекло на менее расторопных, чем они.
   Оставшиеся отхлынули. Самые терпеливые из них разместились на лавке, в надежде сесть в следующий автобус, а раздосадованные неудачей отправились пешком.
   Александр осмотрелся. Старушки не было - уехала! И как она могла взобраться с костылём по ступенькам в такой давке?!
   Ожидать следующего автобуса было бессмысленно. Александр решил оставить свою затею со стрижкой и ушёл домой.
   Услышанный разговор на остановке не отпускал Александра и дома. Возмущение заводских рабочих людьми, привыкшими тянуть ярмо, подталкивало к однозначному решению общероссийской проблемы: свержению закоренелой власти Советов и утверждению демократии, дарующей всем свободу личности.
   Сидя в кресле, Александр старался разобраться в себе. Он искал ответ на неожиданное предложение директора совмещать обязанности технолога и начальника ОТК с ощутимой для семейного бюджета доплатой. Уже с завтрашнего дня. "Неужели Коренков решил уволиться по собственному желанию? До сегодняшней драки и разговора об этом не было. Как сказал директор, отрабатывать положенные две недели он не будет. По-моему, Сергей Иваныч чего-то не договаривает. Он с директором всегда жил душа в душу. Подумаешь, драка. Ну и что? Иваныч ещё не так крендели закручивал. Видно, дела очень серьёзные. С государственной машиной тягаться нельзя. Да, нельзя: опасно".
   Душа тянулась к старику-правдолюбу, надёжному, как вековой дуб. С любым вопросом или сомнением Александр обращался к Иванычу. Он ему был вместо рано умершего деда, такого же правильного и решительного в своих действиях. Без опытного наставника Александру не справиться с таким объёмом обязанностей. Он по сравнению с Иванычем хлипкий побег, пытающийся тягаться в силе с самим деревом. Александр колебался, стоит ли соглашаться. Иваныч посоветовал пробиваться выше, а он зря не посоветовал бы.
   Валентина резко дёрнулась во сне и открыла глаза. Неуклюже повернулась на тахте. Александр посмотрел на часы. Программа "Вести" уже началась.
  

IV. БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕНЫ

   Жизнь меняет людей. Главным образом, изменяются взгляды на общество и на свою роль в нём. Это главная программа, без которой сознательная жизнь останавливается, и ничего значительного в жизни человека не происходит. Всё остальное, как и физические и химические процессы, являются приложением к главной программе жизни.
   Сталкиваясь с жизнью, человек должен сам решить, хочет ли он быть счастливым или несчастным, и что нужно для счастья. Если он предполагает погрязнуть в болоте беспочвенных мечтаний, то должен быть готов к неудачам, потому что более решительные люди возьмут инициативу в свои руки и устроят жизнь для всех мечтателей по своему усмотрению. Жизнь стремительна, и человеку необходимо быстро принимать решения.
  
  
   Прошло десять лет. За это время многое изменилось в стране, в городе и в жизни семьи Ланцетовых.
   "Заварушка", которой грезил Иваныч, так и не случилась. Ходили слухи в городе, что Зюганов то ли испугался поднять на борьбу пролетариат, как обещал своим соратникам по партии, то ли руководство страны пообещало ему какую-то выгоду в политическом разделе власти. Иваныч писал агитационные статьи в местную и областную газеты, но нигде его призывы на борьбу с предателями Родины не принимали. На вопрос "почему?" Иваныч ответа не получал. Старик постепенно сник, ходил смурной. А через полгода будто возродился. Произошло это после того, как Государственная дума объявила политическую амнистию участникам событий сентября-октября 1993 года, и лидеры оппозиции - Александр Руцкой, Руслан Хасбулатов, Виктор Анпилов - были освобождены из следственного изолятора "Лефортово". Иваныч стал организатором митинга коммунистов у памятника Ленина, где говорил об этом государственном деятеле как о человеке, который искренне заботился о трудящихся и умел разговаривать с народом. В дальнейшем пенсионер Сергей Иванович Коренков нашёл себе занятие: вместе с другими пенсионерами участвовал в подготовке заседаний-чаепитий в местном отделении КПРФ.
   Страшные для российского общества события октября 1993 года молодёжь увидела в другом ракурсе: с 5 октября на несколько месяцев среди молодожёнов закрепилась традиция фотографироваться на фоне сгоревшего Дома Советов.
   За несколько лет пропаганды западного образа жизни и культа наживы страна вскормила многомиллионную орду бесчувственных жерновов, которая с безразличием перетирала, пережёвывала, поглощала всё, что попадало в её ненасытную пасть. Вал отпетых бандитов и циничных рэкетиров подмял под себя даже касту неприкасаемых - "воров в законе". Криминал всё более проникал в предпринимательство, а предпринимательство сливалось с властью. Бизнес и политику захлестнули мошенничество и коррупция, олигархи раздирали страну на части.
   Давно известно: всё, что происходит "вверху", постепенно спускается "вниз". В народе стало модным слово "коммерсант". Росло число магазинов, палаток, ларьков. На рыночных рядах и просто на улице мелкие торговцы продавали всё, что душа пожелает: от глиняных свистулек до лекарств. Почти не скрывали свой товар продавцы наркотиков: милиция была их "крышей".
   В середине девяностых годов Александр Ланцетов тоже стал коммерсантом: открыл своё ателье по индивидуальному пошиву одежды, но продолжал работать на фабрике. Доходы семьи резко возросли. Цены в ателье были ниже, чем у "челноков" и цыган на рынке, поэтому горожане победнее, а их было большинство в городе, не обходили стороной выгодное для них учреждение: женщины шили себе летние блузки и зимние брюки, ушивали юбки и платья, перешивали старые пальто и дублёнки, даже заказывали дочкам платья на выпускной вечер. Мужчины были редкими гостями в ателье, считая, что сильному полу не к лицу примерять "тряпки", и многие женщины пытались "на глазок" одеть своих мужей, покупая вещи на рынке без примерки.
   Ещё в конце 1993 года швейная фабрика была приватизирована и стала собственностью директора. Экономику страны лихорадило, бросало в разные стороны после решений каждого из премьеров изменить курс. Постепенно российские предприятия разорялись, не выдержав экономической нестабильности. Не устояла и швейная фабрика, на которой работал Александр Ланцетов. Когда на фабрике начались вынужденные простои, зарплата у всех уменьшилась. На руководителя частного предприятия жаловаться было некому. Многие работники грустно посмеивались:
   - Зато теперь каждый человек - свободная личность. Хочешь - живи, а хочешь - в петлю лезь.
   Александр рассудил так: лучше заниматься прибыльным делом, чем работать на невыгодном предприятии. Он уволился с фабрики. Держал ателье, постепенно открыл несколько магазинов в центре города.
   Валентине пришлось тяжело. Она вышла замуж сразу после окончания школы, не успев получить никакой профессии. Вскоре родила дочь Елизавету. Когда ребёнку исполнилось два с половиной года, поступила в педагогический колледж, который открылся на базе самой большой средней школы в городе. Утром вела ребёнка в детский сад, а сама шла учиться за парту. Окончила колледж по специальности "учитель начальных классов" без "троек".
   При устройстве на работу выяснилось, что диплом колледжа не ценится даже администрацией местных школ. В смутное время бюджетные организации выживали, как могли. И школы тоже. Заманчивое иностранное слово 'колледж' заменяло другие слова - 'старшие классы средней школы'. Педагогический колледж принимал всех желающих. Троечники, которым был закрыт путь в университет, повалили в местный ссуз*, выпускающий из своих стен сотни малограмотных учителей. Конечно, их подготовка была недостаточна для успешного обучения детей.
   - Штамповка, - говорили педагоги с высшим образованием о горе-учителях с дипломами местного колледжа.
   С большим трудом удалось пробиться в небольшую городскую школу. Но педагогический труд оказался не под силу Валентине. Много времени уходило на подготовку к урокам и ежедневную проверку тетрадей, большую внеклассную работу. На семью не оставалось ни времени, ни сил. Участились приступы головной боли. Кроме того, молодая учительница по три месяца подряд не получала зарплату, как все работники бюджетных организаций города. Школьные педагоги утверждали, что местная власть 3 месяца "прокручивает" бюджетные деньги на депозитных счетах в сбербанке под 10%, а проценты, разумеется, кладёт себе в карман. Многие в городе знали об этом, но ничего изменить не могли. Муж содержал семью из трёх человек. Мать Валентины почти не помогала - болела. Она продала свой пай в коллективно-долевом хозяйстве и положила деньги на чёрный день.
   Через два года Валентина рассталась со школой, решив освоить профессию страхового агента.
   Жизнь семьи Ланцетовых в основном подчинялась интересам единственной любимой дочери. После рождения первого ребёнка молодые муж и жена мечтали о большой семье, но несколько последующих попыток родить детей успехом не увенчались. Родители, поняв, что Елизавета - это их последний свет в окошке, растворились в ней, оберегая от худого слова и дурного глаза.
   Болезненно перенеся потери так и не родившихся детей, Александр испытал такой шквал грязных сплетен, что хотел бросить насиженное место и уехать в родной город. Жена, опасаясь, что родители мужа не примут в свою семью безродную простушку, отказалась переезжать. Помучившись некоторое время, молодой муж решил смириться и больше не поднимать эту тему.
   Через несколько лет он уже не воспринимал всё происходящее вокруг него настолько драматично, как раньше, но отдалился от местного "сброда". Ланцетов сблизился с другими людьми, понимающими толк в образовании и культуре. Таковых было немного, но общение с ними стало отдушиной в смрадной атмосфере замшелого городишки. Общаясь с людьми, глава семейства был внешне доброжелателен со всеми, но его интересовали теперь только люди, имеющие власть, которую он мог получить, заручившись их поддержкой.
   После увольнения Ланцетова швейное производство в городе около трёх лет тянулось к жизни, а затем, не выдержав конкуренции с импортными товарами по качеству и ассортименту, обанкротилось. От большой фабрики остался один швейный цех, и тот работал с перебоями. Когда-то Ланцетов и мечтать не мог о такой собственности, но, занимаясь коммерцией, приобрёл достаточно денежных средств, чтобы купить фабрику.
   У него были большие планы. Вначале заменить пошив школьной формы для мальчиков, которую неохотно покупали в местном магазине "Детский мир", на производство женских жакетов, пальто и мужских пиджаков из польского сырья. Молодой предприниматель всё продумал: специалистов потребуется минимум. Он сам составит технологические карты для пошива новых изделий, рассчитает нормы на раскладку, настил, себестоимость изделия, выполнит хронометраж. Начальник цеха проведёт раздачу кроя швеям, его комплектацию по моделям, составит схемы разделения труда, проверит качество работы и подготовит документацию к начислению зарплаты. Если будут затруднения, Александр сам поможет. Опытная закройщица или швея выполнит схемы узлов.
   Стремясь всеми силами занять достойную нишу в элитном обществе своего городка, семья Ланцетовых периодически "кормила в долг" власть имущих различных структур. Такой способ продвижения по карьерной лестнице был беспроигрышным. О знакомых "маленьких людях" тоже помнили: звонили, когда от них что-либо было нужно в решении бытовых проблем. Как говорила Валентина Ланцетова, проматывали ворохами, а экономили крохами.
   Александр Ланцетов добился своей цели: приобрёл швейную фабрику и поднял её почти из руин. Сразу вырос в глазах деловых людей. Он ещё более старался поддержать весомое положение в районном городке: купил жене должность начальника страховой конторы. Валентина несколько лет работала страховым агентом и лишь полгода временно исполняла обязанности ведущего специалиста, пока её коллега восстанавливалась после тяжёлой болезни.
   Все в конторе были в недоумении, шушукаясь в кабинетах: не семи пядей во лбу, страховой агент Ланцетова, над робостью которой раньше посмеивались, а некоторые стервы и издевались, не получая отпора, теперь начальник - жди увольнений. Самые задиристые не верили в это, заранее грозясь писать в различные инстанции, если это произойдёт. Те, кто был рассудительнее, притихли - не надо будить спящую собаку, и на все вопросы любопытных городских знакомых отвечали:
   - Это не нашего ума дело.
   И действительно, через некоторое время Ланцетова всем "занозам" прижгла языки: задушила придирками, лишением премий, даже понижением в должности. Многие из "горластых" уволились по собственному желанию, а оставшимся из их числа поневоле пришлось изображать послушание, потому что они увидели на местах уволившихся сотрудниц много "блатных", которых было приказано опекать.
   - Плетью обуха не перешибёшь, - разочарованно говорили униженные сотрудницы.
   За Ланцетовой закрепилась слава посредственного начальника и гадливой бабёнки. Эту молву она слышала краем уха, но всерьёз не воспринимала, как не замечает человек жужжащих вдалеке мух. Выражение "гадливая бабёнка" даже импонировало, придавало ей веса в собственных глазах. Так очень часто бывает с застенчивыми людьми, сбросившими старую кожу. В элитном кругу Ланцетова была не хуже других руководителей, умела добиваться поставленных целей, была послушна вышестоящему начальству.
   В городке по-разному относились к её мужу, даже спорили между собой, пользуясь различными слухами, плохой или хороший он человек. Одни возмущались тем, что директор швейной фабрики открыто, без всякого стеснения берёт взятки: без "конверта" на работу никому не удалось устроиться. Другие замечали, что Ланцетов очень суровый и требовательный начальник, но отходчивый, обиды долго не помнит - может снова принять на работу уволенную им работницу, правда, уже с испытательным сроком, а значит, дополнительный "социальный пакет" такая работница уже не получит. Люди и этому рады, потому что швейная фабрика - единственное предприятие в городе, где стабильно платят хорошую зарплату и начальство по-настоящему заботится о подчинённых. Жители городка не могли прийти к единому мнению о Ланцетове, сколько ни спорили. И на протяжении нескольких лет он для них был не хорош, но и не плох.
   Недовольные фабричные работницы косились в его сторону, называя вором.
   - Вот это мастак, - посмеиваясь, говорили другие работницы. - Уметь надо: ворует, а второй цех уже открыл. Умный мужик, не то, что мы, пни, только горб гнуть на хозяина сильны.
   - Конечно, пни, - возмущались управленцы безропотностью работниц. Они научились лебезить и изворачиваться перед директором за все свои проделки по материальной части, и с ненасытностью голодающих искали простачков среди работниц фабрики, чьими бы руками можно было свои задумки осуществить.
   Ланцетов закрывал глаза на мелкое воровство своих управленцев, чтобы не возмущались, но им всё было мало.
   - Попробуй кто-нибудь из нас хоть тысячную часть возьми из украденного им, так на Соловках сгноит, - злились они. Им хотелось хоть небольшого бунта на фабрике, чтобы потешить своё уязвлённое самолюбие. Но дальше кабинетов их разговоры не уходили - иначе можно было лишиться должности. Ланцетов был крут на расправу: сколько их, недовольных и нахрапистых, уже уволено с фабрики. - Так что сиди и молчи, если ты мелкая сошка, не смеши людей. По размеру и потребности.
   Незаметно для человека проходит время: мелькает, как пейзаж за окном поезда. Не успеешь всмотреться в лица, а поезд пронёсся мимо. Для четы Ланцетовых пробежавшие десять лет были знаменательной вехой. К 2003 году муж и жена стали уважаемыми людьми: к их мнению многие прислушивались, приглашали на семейные праздники.
   Дочь Елизавета в середине октября праздновала своё десятилетие. На радость девочке эта дата выпала на субботу: в начальной школе была пятидневная учебная неделя. Родители предложили дочери пригласить подружек в кафе: так делали все дети из состоятельных семей их города. Елизавета с девочками отдыхала до вечера, домой пришла довольная, но с притворной деловитостью, что вызвало добродушный смех родителей.
   На следующий день, в воскресенье, отмечали день рождения в кругу семьи. Лиза ждала бабушку с дедушкой из Тулы, но они не смогли приехать - приболели. На домашний праздник водитель папы привёз бабушку из деревни. Эту бабушку девочка не очень любила: она каждый раз советовала внучке не быть белоручкой и приезжать летом в деревню. Одевалась бабушка не модно, не делала хорошей причёски, а всегда ходила в платке. И на главном дне рождения Лизы она снова не посмотрела на различные салаты, котлеты и экзотические фрукты, а попросила круглой варёной картошки и солёных огурцов. Но больше всего Лизе не понравилось, когда бабушка начала молиться перед застольем: все молча ждали, когда она прочитает "Отче наш". И получалось, что именно бабушка была главным лицом на празднике, а не она, Лиза. Внучка обрадовалась, когда бабушка вскоре заспешила домой: ей нужно было до темноты "управиться со скотиной".
   Александр Викторович Ланцетов подумал, что пришло время узнать Елизавете тайну семьи, и рассказал о своём благородном происхождении. Отец поведал удивлённой дочке, что взорвавшийся гневом пролетариат в начале двадцатого века истреблял привилегированный класс: для рабочих и крестьян дворяне были хуже застрявшей в горле кости. Потомки высшего сословия женились и выходили замуж за пролетариев, "портили" кровь, лишь бы выжить в России. Многие дворяне и аристократы, уехавшие за кордон сразу после революции, сохранили не только жизнь, но и титул. Потомки этих особ за границей до сих живут обособленно, не допуская в свой круг случайных людей. Перед войной с фашистской Германией органы НКВД уничтожили много достойных людей страны. Но, к счастью, не всех.
   - Десятки лет после войны потомки достойных людей скрывали своё происхождение, жили просто, по-пролетарски, - рассказывал Ланцетов. И с восторгом добавлял: - С ненавистной властью Советов, наконец-то, покончено. Справедливость восторжествовала, "взошла звезда пленительного счастья".
   Дочь многого не понимала, а отец продолжал наставлять: родители - не последние люди в городе; в жилах Елизаветы течёт голубая кровь, поэтому она должна выгодно отличаться от других.
  

V.ДЕВОЧКА ИЗ ВОСПИТАННОЙ СЕМЬИ

   Повзрослев, Елизавета стала замечать на себе ехидные пристальные взгляды бабушек-соседок по подъезду. Часто слышала их ядовитый шепоток за своей спиной. Ей вначале было обидно, что бабушки называют её "королевой Марго" и "барыней". Она изливала свою обиду родителям, высказывая им, как она может отомстить обидчицам, но отец убеждал дочь не поддаваться эмоциям и оставаться по-прежнему воспитанной девочкой.
   Однажды Елизавету прорвало, и она спросила бабушек, почему они дают ей обидные прозвища.
   - Вы же у нас богачи! - выглядывая исподлобья, со злобой отвечала одна старая женщина, от которой всегда противно пахло. - Вы нас, таких простых людей, ненавидите, мимо пробегаете. Вам противно с нами разговаривать, с рабочими-то людьми.
   - Я, мама и папа всегда с вами здороваемся, - просто сказала Елизавета.
   - Вот только и здоровкаетесь, больше ничего, - покачала головой эта женщина и слегка рукой толкнула Лизу вперёд: - Иди, куда шла. На что тебе знать?
   Лиза долго вспоминала потом этот ненавидящий взгляд и чувствовала на своей руке прикосновение шершавых корявых пальцев с уродливыми костяными ногтями дурно пахнущей старой женщины. Родителям она ничего не сказала, но в душе что-то стало меняться. Тогда в ней начала нарастать брезгливость ко всем, кто сидел у подъезда на лавочках. Лиза сама ещё толком не понимала, что происходит. Всё в ней напряглось, как будто лопнула внутри какая-то жила и осталась висеть на одной ниточке, которая в любой момент могла оборваться.
   С того дня Лиза спонтанно стала называть всех женщин, сидящих на лавочках у подъезда, "лавочницами" и старалась не проходить в подъезд, когда они, как коршуны на охоте, выжидали свою добычу, уцепившись старыми пальцами в деревянные лавки и оглядывая видимое пространство около дома. Девочке все лавочницы казались переодетыми ведьмами, которые целыми днями поджидали своих жертв, только сменяя друг друга на посту, и Лизу они тоже поймали и каждый раз, пропуская её мимо себя, тайно высасывали из неё жизненные силы: после встречи с ними Лиза чувствовала головную боль и слабость в руках и ногах.
   Однажды Лизе приснился сон, после которого она уже твёрдо верила, что дурнопахнущая лавочница точно ведьма. Во сне она превратилась в злобную фурию и преследовала девочку, оскаливала на неё свои оставшиеся тёмно-жёлтые передние резцы, похожие на старые прелые опята, прижавшиеся друг к другу на таком же ветхом пеньке. Она широко раздвигала шамкающий рот и пыталась укусить своими гнилыми зубами, но почему-то не могла схватить Лизу, а только лишь редкими прыжками наскакивала на неё и пугала.
   Лиза стала по-настоящему бояться эту лавочницу, страх с каждым днём зарывался всё глубже в детское сознание, и, возможно, впоследствии его нельзя было бы оттуда достать, если бы родители вовремя не заметили, что с дочерью что-то происходит - она боится выходить утром из подъезда, чтобы пойти в школу, которая находилась в ста метрах от дома, а днём страшится заходить в квартиру, бегая вокруг своей пятиэтажки и выглядывая из-за угла.
   Родители, прежде чем начать разговор с дочерью, поговорили между собой. Муж признался жене, что на днях к нему в кабинет нагрянули местные шалопаи, выдающие себя за рэкетиров, и заявили, что будут его крышевать, за что он как директор швейной фабрики будет им отстёгивать кругленькую сумму каждый месяц. Им, понятное дело, было отказано, и охрана выгнала горе-рэкетиров взашей. Охранники, вернувшись, рассказали, что эти недоумки выкрикивали угрозы в адрес директора, пообещав "разобраться" с ним. Муж предположил, что, вероятно, эти несостоявшиеся рэкетиры решили использовать тактику устрашения, запугивая дочь, или, того хуже, хотят похитить её, чтобы затем шантажировать семью, вымогая деньги.
   Жена, обречённо потупив глаза в пол, как выбранный для жертвы агнец, предчувствующий скорую смерть, сидела в широком дорогом кожаном кресле ни жива ни мертва, слушая запоздалые, как ей казалось, откровения мужа, и судорожно пыталась найти выход из сложившейся ситуации: предлагала разные варианты откупа от местной "шалупони". Некоторые из этих вариантов были явно детскими фантазиями, и муж понимал всю их несостоятельность, даже глупость, и раскаивался в замалчивании фактов, которым вначале не придал значения. У него самого на душе скребли кошки, а тут ещё пустая женская болтовня, раздражавшая до бешенства. Муж тут же оборвал "сопли" жены, что задело её за живое: как он может быть таким хладнокровным, когда речь идёт о родном ребёнке - насупилась и замолчала. Муж понял, что погорячился - рубанул с плеча, а с женщиной нужно помягче, но он также понимал, что поддерживать женскую панику в таком щепетильном деле он не имеет права: из-за него всё случилось - значит, ему всё самому и расхлёбывать. Тут же извинился перед своей второй половиной, уже мягко предложил "не пороть горячку" - вначале всё-таки надо поговорить с дочерью, но не давить на неё, чтобы не испугать ещё больше, а задать вопросы как бы между прочим, ненавязчиво.
   Немного позже, заметив, как дочь беззаботно смеётся над проказами героев "Тома и Джерри", сидя у видика, родители решили поговорить с ней после просмотра. Подсели к Лизе на диван, отчего она пришла в восторг, вместе досмотрели до конца мультфильм и вкрадчиво начали беседу. Первой заговорила мать:
   - Лизунчик, как у тебя дела в школе? - стараясь не выдавать волнения, спросила она.
   - Хорошо. Сегодня по русскому языку мы писали диктант, ну, ты знаешь, мам, мы с тобой готовились вчера, все правила повторяли, - мать кивнула головой в знак согласия, - и Валентина Викторовна похвалила меня за аккуратную работу, за хороший почерк, - непринуждённо щебетала Лиза, - но оценки нам только завтра скажут. А ещё я получила "пятёрку" по математике за примеры, я их самая первая в классе решила, и "пятёрку" по природоведению. - И побежала в свою комнату, вернувшись оттуда с раскрытым дневником на нужной странице. Она с гордым видом красовалась перед родителями, расхваливающими её незаурядные способности.
   - А что-то я сейчас у нас не вижу Лену Коробейникову. Вы дружите или уже нет? - стала приближаться к основному вопросу мать.
   - Дружим, - утвердительно ответила дочь.
   - А почему тогда она перестала к нам приходить? - поддержал тактику матери отец.
   Лиза по-детски искренне, не подозревая никакого подвоха, сразу бухнула:
   - Потому что мы с ней в прошлом году договорились, что будем по очереди ходить друг к другу в гости: я к ней, она ко мне.
   - Ну, а теперь что? Ты уже не ходишь к ней, и она перестала ходить к тебе? - подтолкнула Лизу к ответу мать и взяла одной рукой мягкую руку дочери, а другой рукой ласково погладила её шелковистые волосы.
   Лиза замолчала, поняв, что проговорилась, и посматривала то в сторону доброй матери, то в сторону улыбающегося отца. Ей показалось, что родители сегодня в очень хорошем настроении, и она решилась рассказать то, что у неё наболело, и чуть-чуть сгустить краски для правдоподобности (так часто считают дети, когда хотят избежать наказания со стороны взрослых).
   - Мам, пап, я не хожу больше к Ленке, потому что боюсь поздно возвращаться, - нагнула голову Лиза, и родители напряглись, ожидая услышать то, что их тревожило.
   - Почему боишься? Говори, Лизонька, - отец обнял дочь и заглянул ей в глаза.
   - Потому что там... потому что там..., - начала запинаться девочка, - внизу сидит страшная бабка... она всегда там сидит после обеда... ну, когда магазины открываются после перерыва на обед, - вспомнила она табличку с указанием часов работы универмага. - Ты меня будешь ругать, я знаю, - дрожащим голосом обратилась дочь к отцу.- Ты мне говорил, чтобы я не разговаривала с ней, а я говорила с ней, - тут же затараторила Лиза, боясь строгих замечаний отца. - Я спросила, почему она меня обзывает "барыней", а она сказала, что вы богачи, не хотите с нами здороваться. А я ей сказала, что я и мои папа с мамой всегда с ними здороваемся, а она меня толкнула. Вот так, - Лиза сделала резкое движение рукой вперёд и по-детски сильно ударила отца в грудь. - Мне больно было потом, и немножко синее было.
   - Это правда? - спросил отец, пристально глядя Лизе в глаза, потому что знал, что дочь временами любила приврать. Лиза не отвела глаз в сторону, хотя ей хотелось опустить глаза под проницательным взглядом отца, но она выдержала этот взгляд, и осталась довольна собой за одержанную победу - раньше она каялась во всём под прицелом строгих отцовских глаз.
   - Да, - не совсем твёрдо ответила Лиза, и сердце забилось чаще.
   - Это правда? - строже спросил отец и, не дожидаясь ответа, стал объяснять: - Если ты всё преувеличила или что-то не так поняла, и мы напрасно обвиним эту женщину, то мы будем непорядочными людьми, невоспитанными. Понимаешь?
   - Да. - Но Лизе было не совсем понятно, почему она будет непорядочной, ведь та лавочница действительно её толкнула, конечно, не так сильно, как она показала отцу, но ведь толкнула же, а не должна была этого делать. Значит, это лавочница непорядочная. Но вслух Лиза ничего не сказала отцу, чтобы не перечить ему.
   - А больше никто к тебе не подходил? - тихо спросила мать.
   - Нет, - уверенно сказала дочь, отрицательно качая головой, и никакого страха не было в её глазах.
   - Ты точно помнишь?
   - Точно.
   - Ну, ладно, - облегчённо заулыбалась мать.
   Отец, видя радость жены, тоже повеселел:
   - Иди, занимайся уроками, мама потом проверит.
   Когда Лиза, довольная, убежала в свою комнату и зашуршала тетрадными и книжными листами, родители, благодарные судьбе за сохранённое спокойствие семьи, пришли к выводу, что всё же необходимо подстраховаться: отвозить дочь в школу и привозить обратно на машине, как бы это не было трудно по времени. С заводской уборщицей, той самой лавочницей, Ланцетов переговорит сам, как он умеет, тонко, тактично, чтобы сгладить острые углы при последующем общении. Зачем разжигать огонь ненависти к своей семье?
  

VI. ПРОТИВОБОРСТВО

   XXI век стремительно ворвался в Россию с запада. Он принёс с собой смелые идеи, дробящие косность во всех сферах деятельности русского человека. Провинция сопротивлялась нововведениям, потому что они требовали повышенной активности и не давали покоя русской лени. Но всё-таки лени пришлось отступить на шаг, разрешить ветру перемен немного похозяйничать. Районные городки неохотно навёрстывали упущенное время.
   Город, в котором жили Ланцетовы, тоже изменился. За четыре года центральную его часть больше озеленили, украсили цветниками. В жаркие дни два фонтана тонкими невысокими струйками привлекали к себе внимание молодых мам с детьми. Ночью город светился фонарными шарами и был похож на жилой район большого города, но только ночью. Возвели оздоровительно-физкультурный комплекс, построили второй большой сбербанк. За два года поднялись три торговых центра, затмевая своим громоздким видом расположившиеся рядом одноэтажные магазины и маленькие ларьки. Между торговыми центрами втиснулась недостроенная церковь из красного кирпича, которую возводили в дополнение к двум действующим храмам, что были построены в девятнадцатом веке. Старые здания удивлённо озирались вокруг, желая напомнить горожанам об улочках с прячущимися в них неухоженными дворами, заросшими не кошенной никем лебедой. Местная администрация гордилась своей работой: город расцвёл, стал современным. Только нравы людей, как неухоженные дворы в улочках, остались прежними.
   Как и раньше, особо деятельное участие в обсуждении всех событий, происходящих в городе, принимали бабушки-старушки. Некоторые из новоиспечённых пенсионерок ещё работали по мере здоровья, ведь переход на пенсию всегда труден: доход резко уменьшается, а потребности остаются прежними, да и взрослые дети продолжают ждать денежных "подарков" от стареющих родителей. Желая отложить надёжную сумму на чёрный день, молодые пенсионерки становились по совместительству самогонщицами, производящими убойной силы пойло, чтобы свести концы с концами самим и помочь своим детям жить безбедно. Каждая самогонщица продавала, а чаще раздавала опиум для народа в долг местным пьяницам - родственникам и родственницам тех самых товарок, с которыми сидела на лавочках. Каждая самогонщица ядовито хихикала про себя, с удовольствием сознавая, как утекают деньги из карманов её "подруг" по прибыльному кустарному ремеслу в другой нуждающийся карман.
   Сарафанное радио бабушек пятиэтажного дома по улице Пролетарской, главной улице города, трубило: "Пузач Ланцетов - гордый и задашный мужик, хотя сам не из тутошних".
   - У наших и дети скромные, ни в чём плохом не замеченные, - констатировали они, - а девка ихана Лизка болтается, как бесхозная корова. Приходит домой с танцев после двенадцати с каким-то волком длинноногим и торчит с ним в подъезде по часу.
   - И чем столько времени скромная девочка может там заниматься? - толкала локтем одна "подруга" другую. - По всему видно, что уже спрокуденная.
   - А ты думала, - поддакивала та.
   - А она ещё только в девятый класс перешла, вот и думай, что дальше от неё будет.
   - Она такая не первая и не последняя. Не хуже других, - вступались за неё другие лавочницы. - Девки теперь все такие. Все мажутся, да не все кажутся! А она на виду, все глазеют: с кем пришла, с кем ушла.
   - Вот кто народом управляет - кто своих детей не научил уму-разуму, - отзывались другие.
   - Вот, вот, такие и управляют, - кивали в ответ сплетницы. - И Валька Ланцетова тоже хороша. Из деревни приехала учиться в городскую школу и снюхалась здесь со своим мужиком, любовь закрутила. Еле успела школьную форму снять, как уже родила. Натаскалась вволю, а потом замуж вышла. Ещё неизвестно, почему родить больше не смогла.
   - Вот так! А себе ходит нос задравши, - радовались открывшимся обстоятельствам самогонщицы. - От кого ж это вы узнали?
   - Узнали, а от кого - секрет.
   - Вот такая же и Лизка ихана будет - по матерным стопам пойдёт. Во, посмотрите.
   - А разве Валька из деревни? - интересовались другие. - На деревенскую она не похожа. Одёжа-то на ней вся хорошая, дорогая.
   - Теперь, конечно, не похожа. Столько деньжищ. Нос задрала.
   - А кому там нос задирать? Толстая стала, как кадушка, на жену директора не похожа, - хихикали сплетницы. - Каблуки надела, морду красит, волосья в белый цвет выкрасила, как крыса белая стала, - с упоением перебрасывались пустыми фразами завистливые до чужого благополучия лавочницы.
   - А всё равно на пень в лесу наряженный похожа, - язвили они, скаля зубы.
   Одинокая старушка из соседнего подъезда, бывшая когда-то детским врачом, иногда из-за слабости ног присажившаяся на лавочки около чужих подъездов, пока не доходила до своего, становилась свидетелем несносных для воспитанного человека разговоров. Она вначале пыталась прекратить эту болтовню:
   - Языком молотите, как помелом машете. Неужели других тем интересных нет?
   Но её гнали с лавочки, как бездомную грязную кошку, которая могла принести с собой опасную заразную болезнь. Старушка, кряхтя, вставала молча, опираясь на костыль, и брела к своему подъезду, а вслед ей слышались брань и ругань.
   Елизавета мечтала жить в мегаполисе, где никто никого не знает и можно жить свободно, не задумываясь каждый раз, как окрестит её поступок сарафанное радио; жить в роскошном доме, а не прозябать в трёхкомнатной квартире улучшенной планировки в пятиэтажке. Одно радовало: быстрыми темпами продвигалось строительство двухэтажного благоустроенного дома Ланцетовых почти в центре города. За выгодное месторасположение дома была дана взятка нужным людям, в том числе и архитектору города. Дочь слышала из разговора родителей, что проект дома тоже обошёлся недёшево.
   Ланцетовы не считали строящийся дом особенным, но для необеспеченных жителей города такой дом представлялся барским особняком - непозволительной роскошью. И, как положено в таких случаях, новые сплетни расползались из одного района города в другой, обрастая мелкой грязью.
   Немногочисленным подругам Елизавета твердила, что в её жилах течёт голубая кровь. Якобы её прапрадед, родившийся задолго до революции в семье мещанина, получил хорошее образование, служил и за заслуги перед Отечеством был пожалован дворянством. Но на расспросы подружек о дальнейшей судьбе прапрадеда ничего не сообщала и даже благородно злилась.
   Одноклассниц Елизаветы коробило, когда она нелицеприятно отзывалась о большинстве людей в городе, называя их "быдлом". На замечания обиженных простушек она всегда с вызовом отвечала:
   - Они тупые, слепые и воняют, как скот. - Затем, снисходительно улыбаясь, смотрела девочкам в глаза и говорила на другую тему.
   - Точно, - переговаривались друг с другом школьные подружки Елизаветы, - это происки коварной голубой крови. - Они, простодушные, и не догадывались, что её "быдло" и к ним цеплялось, как репейник.
   Парни в классе по-разному относились к Лизе. Одни побаивались своенравную девчонку, считая её умной и начитанной, потому что она сыпала, как из рога изобилия, книжными словами и выражениями известных людей, могла позволить себе говорить то, что думала, а для многих в классе это было под запретом. Они украдкой поглядывали в её сторону, что-то обсуждая между собой. Другие парни находили её недалёкой, потому что она порой говорила и делала не то, что говорят и  делают умные девчонки. Правда, парни всех девчонок считали глупышками. Если бы не авторитет её родителей в городе, то к ней бы относились не лучше, чем к капризной дурочке. Но те и другие парни всё же выделяли Лизу среди других девчонок: она была не только самой красивой в классе, но и в других параллелях. Лизу забавляло такое внимание парней, и её голубая кровь не протестовала против этого.
   С каждым годом голубая кровь тревожила Елизавету всё чаще. Вначале она заставляла её отличаться от других внешне. В холодное время года девушка демонстрировала дублёнки, норковое манто, шубку из мутона, несколько утеплённых курток.
   Весной и летом соседи часто видели спектакли с переодеванием. Придя из школы после обеда, Елизавета выходила первый раз на балкон в дорогом пёстром длинном халате и, постояв минут пять, удалялась в комнату. Ровно через полчаса (хоть часы сверяй!), она выходила вновь в дорогом, но уже коротком халате. Осмотревшись по сторонам с высокомерным видом, стояла на балконе от трёх до семи минут (всё зависело от количества соседей, сидящих на лавочках) и, изящно повернув корпус тела, с большим достоинством уплывала белым лебедем. В третий раз голубая кровь выталкивала свою носительницу на балкон только вечером, не раньше восьми часов, в вечерних платьях.
   Бабушки-соседки громко смеялись:
   - Наверное, проветривает, чтобы моль не завелась.
   Со временем голубая кровь потребовала, чтобы её обладательница была окружена элегантными людьми. Лиза просвещала одноклассниц, радуясь, когда все старались следовать её советам по уходу за собой.
   Одноклассницы дома наступали на родителей:
   - Мы выглядим оборванками по сравнению с Лизой Ланцетовой!
   - У вашей Лизы отец - директор швейной фабрики, а мать работает начальником страховой конторы. Где же нам с ними тягаться? - объясняли родители дочкам.
   - Вы отстали от жизни, не умеете жить, как белые люди. У вас психология нищих, - возмущались дремучестью родителей дочки.
   Однажды в школе произошёл случай, который возмутил многих родителей.
   Как обычно, Лиза на перемене вещала своим обожательницам в зелёной зоне коридора о новых веяниях моды. Маринка, одноклассница Лизы, подошла к ней, чтобы высказать восхищение её внешним видом. Но эта девочка была не из "элегантных".
   - Повезло же тебе, - с завистью рассматривая очередной наряд и стильную причёску Лизы, говорила Маринка. - У тебя родители состоятельные, а у меня работяги. Я никогда не смогу так одеваться. И вообще, ты такая вся ... - подбирая нужное слово, Маринка закатила глаза, подражая Лизе, и, не найдя слова лучше, сказала: - ...классная.
   Лиза разозлилась: какая-то прыщавая идиотка позволяет себе судить о её внешности. Голубая кровь Лизы вскипела, снесла барьер дозволенного и брызнула фонтаном.
   - Это называется по-другому - ухоженная. Учись, деревенщина. Да, не повезло тебе с предками. Я на твоём месте выбрала бы других родителей, а этих задушила бы ночью или отравила.
   Лиза с брезгливостью произнесла эти слова и посмотрела на Маринку с нескрываемой ненавистью, говоря всем видом: "Я тебе не позволяла мною восхищаться, быдло".
   - Ты что, Лиз, того... свихнулась? - одноклассница покрутила пальцем у виска.
   - Хм, - голубая кровь с новой силой ударила в голову, в глазах появился нездоровый блеск, и Лиза готова была вцепиться в Маринку своими изящными когтями. - Холопьё...Ничтожество, - она стала задыхаться от ярости и, чтобы не расцарапать физиономию быдла, резко повернулась и нервно зашагала в класс. Свита последовала за ней.
   Оскорблённые родители Маринки вечером прибыли к подъезду пятиэтажного дома, где жили Ланцетовы. Первой возвращалась с работы мать. С ней и начали выяснять отношения разгневанные несправедливостью родители. И всё это на виду у старушек. Не зная ещё о происшедшем в школе, Ланцетова-старшая не могла сразу понять, почему на неё кричат эти люди. От штормового напора крика и срама у неё проступили красные пятна на лице. Она оглядывалась на старушек, слыша их едкое хихиканье и поддержку безудержной брани, и ей хотелось немедленно прекратить эту бесцеремонную выходку. Она цыкнула на зарвавшихся людишек, как обычно поступала со своими подчинёнными. Но это не помогло. Публично униженная, Ланцетова заплакала от беспомощности и, как подраненная птица, поспешила скрыться в темноте подъезда от своих преследователей.
   На следующий день Маринкины родители пришли к директору школы с требованием прекратить выходки богатых деток.
   И закружилась административная карусель.
   В этом деле быстро поставили точку. Успокоили тех и других родителей, сказав, что выяснили причины недоразумения. Во всех грехах Лизы оказалась виновной Алла Геннадьевна - классная руководительница. Её вызвали на ковёр в кабинет директора и сделали серьёзное внушение за просчёт в воспитательной работе.
   К счастью, всё обошлось, конфликт был исчерпан.
   Все ученики сопереживали классной руководительнице, кроме одного индивидуума. Алла Геннадьевна пыталась объяснить классу, что толерантность и чувство локтя как никогда необходимы в современном российском обществе. Одна Лиза откровенно смеялась над словами классной руководительницы и демонстративно крутила пальцем у виска таким образом, чтобы видела учительница. Ребята глядели на Ланцетову с укором, но это только больше распаляло её.
   Придя на следующий день в столовую на завтрак, ребята увидели в нескольких кружках с киселём плевки, а на полу - разбросанные куски двух сдобных булочек. Никто не притронулся к завтраку. Алла Геннадьевна оторопела.
   Выяснилось в этот же день, что завтрак в столовой испортила Елизавета, отомстив таким образом классу за моральное отторжение. Классная руководительница по телефону вызвала мать в школу, но та не поверила, что такое могла сделать её воспитанная девочка, решила сама расспросить одноклассников и побеседовать с работниками столовой. Открывшаяся правда о воспитанной девочке из благородной семьи заставила мать покраснеть до корней волос. Стыдясь за дочь, мать предложила извиниться перед классом за эту проделку, но Елизавета, вся вспыхнув, отказалась это сделать, несмотря на уговоры матери.
   Вечером этого же дня Ангелина, одна из обожательниц Лизы, заявилась к ней домой с миротворческой миссией, желая утешить и помочь преодолеть возможные трудности в налаживании добрых отношений с классом. Ангелину несколько обескуражило спокойствие Лизы, как будто ничего не произошло.
   - Как ты? - сразу спросила она, едва усевшись в тёмно-коричневое кожаное кресло.
   Лиза утробно засмеялась, отчего Ангелина почувствовала себя дурой, ляпнувшей какую-то несуразицу.
   - В интернете сижу, - обыденно сказала Лиза.
   - Слушай, зачем ты вообще эту... ерунду сделала? - Ангелина хотела произнести другое слово, но подумала, что обидит Лизу.
   - Какую ерунду? - безразлично проговорила Лиза, не отрывая глаз от компьютера.
   - Ну, булки, разбросанные в столовой, - Ангелина не смогла произнести "наплевала в кружки".
   - А-а, это, - усмехнулась Лиза, помолчала. - Тошно было, - вздохнула она. - Знаешь, когда вокруг одно быдло, которое тебя ещё и учить берётся, начинаешь медленно сходить с ума. Меня всё бесит в этом городишке, в этом гадюшнике, - начала закипать она. - Когда же я, наконец, отсюда уеду? Когда же, наконец, закончится этот ад под названием "школа"?
   Лизу как будто прорвало. Никогда Ангелина не слышала столько негатива из её уст. Обычно уравновешенная, сейчас Лиза напоминала пузырь, который, надувшись до больших размеров, лихорадочно дрожит перед тем, как лопнуть.
   Ангелина больше не могла молчать, негодование душило её:
   - Что ты всё "быдло" да "быдло"? А другие слова вместо этого не хочешь сказать?!
   - Тебе не нравится? - язвительно выкрикнула Лиза.
   - Нет.
   - А хочешь узнать, почему?
   - Почему?
   - Потому что ты такое же быдло, как все они, - рубанула Лиза.
   - Остановись, - попыталась Ангелина урезонить Лизу, - потом ведь сама будешь жалеть о сказанном.
   - Уходи, - слёзы выступили на глазах Лизы. - Ты мне не подруга и никогда ею не была, - с жаром выкрикнула она.
   Лицо её покраснело и сигналило о душевном смятении. Подбородок задрожал, слезинки, одна, вторая, пробежались по молодым щекам и, не успев упасть, задержались в уголках рта. Лиза небрежно смахнула их с лица и разрыдалась, закрыв руками лицо и сотрясаясь всем своим красивым телом. В тот момент в ней очнулась почти умершая человечность и вступила в борьбу с разбухшим на дрожжах снобизма высокомерием. Но человечность, видимо, погибла в неравной борьбе.
   Подружки посочувствовали Ангелине, а родители предложили дочери совсем порвать с зазнайкой Лизой.
   Голубая кровь Лизы всё не унималась, ей нужна была подпитка. И скоро жертва сама себя проявила.
   Через неделю на уроке физкультуры Лиза Ланцетова выронила из кармана спортивных брюк мобильный телефон, треснул дисплей - дорогой телефон с видеокамерой был испорчен. Сразу купить дорогостоящий телефон родители не смогли, потому что недавно приобрели акции чугунолитейного завода. Решили покупку дорогого телефона отложить на одну-две недели и, чтобы быть на связи друг с другом, на время купили дочери простой телефон.
   Узнав, что богатенькая Лиза пользуется недорогим телефоном, обиженная Маринка решила свести с ней счёты. На перемене она назвала Лизу при всём классе "бомжихой". Ребята засмеялись, а Лиза оправдывалась до слёз.
   Прозвенел звонок, начался урок МХК. В середине урока Лиза сорвалась с места, бросилась к соседнему ряду и начала душить Маринку, опасно запрокинув ей голову назад. Душила по-настоящему, вцепившись в горло и с остервенением стискивая пальцы на шее своей обидчицы. Маринка от неожиданности почти не сопротивлялась. Учительница бросилась разнимать дерущихся, подоспели на помощь ребята и помогли освободить Маринку от взбесившейся одноклассницы.
   И снова разбирательство, и снова классная руководительница между двух огней.
   Лиза особыми способностями и рвением в учёбе не выделялась. До девятого класса ей незачем было напрягаться, чтобы учиться на "отлично": родители решали учебные вопросы наедине с директором школы. Они никогда не спорили с учителями и классной руководительницей, как другие родители, которые обрушивали свой гнев на педагогов. Ланцетовы ни разу не унизили и не оскорбили классную руководительницу - это делал директор школы; Ланцетовы никогда не требовали от учителей-предметников ставить в журнал отличные оценки своей дочери - это делала Алла Геннадьевна по настоятельной рекомендации директора школы. Но у любого терпения есть предел, и "мыльные пузыри" к девятому классу постепенно исчезли. Родители Лизы были очень недовольны: наняли девять репетиторов, желая доказать, что их дочь не оценена по достоинству некомпетентными учителями. Но репетиторы не оправдали оказанного им доверия.
   Оценив все прелести своей безнаказанности, Ланцетовы грозились обратиться в городской отдел образования, если не изменится отношение к их дочери. Администрация школы и слышать не хотела о проблемах с родителями. Дамокловым мечом висела над педагогами установка: решить вопрос с оценками в пользу ученицы, чтобы дело не дошло до гороно - иначе последует увольнение за непрофессионализм. Педагоги невольно вспоминали пушкинского многострадального станционного смотрителя, "сущего мученика четырнадцатого класса, ограждённого своим чином токмо от побоев, и то не всегда".
   После скандалов класс по-другому взглянул на свою первую красавицу. Прежние её обожательницы и тайные воздыхатели уже не восхищались ею, и Лиза потеряла всякий интерес к ним, ведь она считала себя солнцем, вокруг которого всё вращается. Ей нужны были новые поклонники и поклонницы - на следующий учебный год она перевелась в другую школу.
   Лиза окончила одиннадцатый класс так, как планировали её родители. Многие силы и средства они бросили на успешную сдачу ЕГЭ: нашли "нужных" учителей, которые с помощью обмена SMS за приличное вознаграждение помогли сдать выпускнице экзамены.
   В 2011 году Лиза Ланцетова поступила на платное обучение в МГУ им. М.В. Ломоносова.
  

VII. ЕЛИЗАВЕТА И ОЛЬГА

  
   К семнадцати годам Елизавета заметно изменилась. У неё уже не было эмоциональных взрывов, вместо этого она училась играть в различные чувства: радоваться, когда этого требовала ситуация; веселиться, если её веселили; достоверно обижаться, когда было необходимо вызвать в ком-то жалость к себе. Но эта игра была ещё корявой, и чувства не казались искренними, идущими из глубины души. Она отрабатывала интонацию - это важнее слов. Ей никак не удавалось определять настроение собеседника, чтобы играть ту роль, которую от неё ждали. "Конечно, до отца мне ещё расти и расти!" - вздыхала Лиза.
   Но всё же кое-чем девушка гордилась. Наследственной красотой - красотой аристократки. На её грациозной фигуре любое платье или костюм смотрелись безукоризненно. Стилем жизни она выбрала элегантность, которая поможет чувствовать себя уверенно, не занижая собственного достоинства. 
   Лиза подолгу смотрелась в зеркало. Ей нравились с удивлением глядящие на мир серо-голубые миндалевидные глаза, доверчиво взлетающие вверх естественно-чёрные тонкие брови. Её немного злил лёгкий румянец на щеках, который портил редкую белизну кожи - она припудривала его при выходе на улицу, потому что хотела всегда выглядеть идеально, даже дома. Губы... Губы ей совсем не нравились! Пухлые, они выдавали её с головой - и сразу вердикт: капризная девица. Но здесь ничего не поделаешь... на помощь может прийти только нож пластического хирурга. "Нет, нет, только не это! - думала Лиза заученными фразами из голливудских фильмов. - Я не боюсь операции. А вот потерять своё лицо представителю голубой крови - что может быть ужасней! Пусть уж остаётся всё так, как дано Богом. Значит, нужно попробовать притянуть внимание к тому, что и так выделяется - к глазам. Побольше нежности и приветливости во взгляде. Нужно поработать над этим".
   Молодая аристократка освобождалась ото всего, что могло бы ей навредить в продвижении по жизни. Оглядывая себя с головы до ног каждый день, Елизавета в целом оставалась собой довольна. Думала: "И простушке можно отшлифовать манеры, научиться говорить, но внешность всё равно выдаст".

***

   Безмятежная пора - юность. Столько в ней жажды жизни, стремления к познанию мира, своих возможностей! Молодым людям кажется - можно горы свернуть. Как хочется жить в семнадцать лет: любить, бунтовать, рисковать на каждом шагу!..
   Вот и провинциальная красавица, попав в первопрестольную, попыталась рискнуть: заявила о себе как об избранной. Но в Москве и без неё хватало претендентов на эту роль. Елизавета Ланцетова вовремя не оценила новую обстановку и окружение, и была отодвинута на второй план. Такое положение её не устраивало, и она решилась на другой шаг: использовать своё обаяние.
   Обворожив рыжеволосого отличника курса Сергея Золотова, по невысказанному мнению Елизаветы, "стопроцентного ботаника и будущего импотента", она представила научные предположения этого головастого парня как свою научную гипотезу. Преподаватель усомнился в авторстве, имея возможность во время ежемесячной аттестации познакомиться со слабыми знаниями студентки Ланцетовой.
   Самонадеянно решив начать научную работу с первого курса, украв идеи другого студента, Елизавета и не предполагала, чем эта необдуманность может закончиться. Амбиции захлестнули её, и мысли о победах в скором будущем неотвязно следовали за ней: то она представляла, как придёт в первую, ненавистную ей, школу на вечер выпускников и скажет недооценившим её когда-то учителям, что занимается научной работой, что её статьи напечатаны в научных журналах, что выступала на международных конференциях, стажировалась за рубежом; то представляла, как она устроится в иностранную фирму с престижным дипломом МГУ, будет работать начальником отдела, а затем и вовсе переберётся жить "туда". Понимала ли Елизавета, что будет, если обман откроется? Видимо, нет, потому что раньше за неё почти всегда думали родители - её палочка-выручалочка.
   Обман открылся. Неожиданно хлёстко в конце первого курса Елизавета получила сильный удар: на деканском совещании было принято решение отчислить Ланцетову Елизавету Александровну из числа студентов юридического факультета. Лиза возмущалась в кабинете декана: за что исключить? За безобидную шутку? Строгий декан назвал её бывшей студенткой и посоветовал навсегда расстаться с мыслью о занятиях юриспруденцией: в стране достаточно посредственных юристов. Елизавета рыдала в трубку мобильного телефона, разговаривая с отцом. Александр Ланцетов успокоил дочь: решение деканата можно оспорить.
   Почти одновременно с угрозой отчисления из университета случилось злополучное происшествие. Проникшись жалостью к своей однокурснице, представительница "золотой" московской молодёжи Ольга (фамилию Лиза не помнила - незачем) пригласила Лизу в субботу развеять тяжёлые мысли на теплоходе по Москве-реке. Ольга пообещала, что вся тяжесть с души спадёт, как будто её никогда и не бывало. Услужливая однокурсница оговорилась, что теплоход элитный, поэтому и входной билет, и все услуги дорогие, однако обязалась взять на себя все расходы. Ольга говорила с превосходством столичного знатока над примитивностью познаний провинциалки.
   - Я уверена, что ты ни разу не была в open air psy-круизе, поэтому предлагаю побывать со мной. Есть такая возможность. Я думаю, глупо с твоей стороны отказываться, - на одном дыхании сказала однокурсница, уверенная, что сразит Лизу своим предложением.
   - Даже не слышала о таких круизах. Что-то пугающее в этом слове, - тут же откликнулась Лиза.
   - Ты не знаешь, что такое "круиз"? Это тебя пугает? - всё с тем же превосходством пыталась запутать Лизу сокурсница, хотя сразу поняла, какое слово испугало студентку из провинции.
   - Нет, - мягко ответила Лиза, - что такое "круиз" я, конечно же, знаю...
   - Ну, а в чём тогда дело? - настойчиво спросила Ольга, прервав Лизу. - Услышала слово "пси"? Это слово тебя испугало?
   - Честно говоря, да. Что-то ненормальное звучит в этом слове. Пси, псих, психопат... психушка... - подбирала Лиза слова.
   - Это словесные дебри, - снова прервала Лизу однокурсница. - На самом деле, psy-круиз, на который я тебя приглашаю, - это вечеринка "Ностромо". Можно послушать хорошую психоделическую музыку, - уверенно произнесла Ольга. - Смотрела фильм "Чужой"? Нет? - усмехнулась она, ожидая услышать от Лизы "нет".
   Лиза не просто смотрела этот фильм - он был одним из любимых её фильмов, и поэтому она помнила все эпизоды этого триллера, некоторые из которых в подростковом возрасте пересматривала дома десятки раз.
   - Слава богу, - выдохнула сокурсница. - А то уж я подумала, что ты вообще живёшь где-то анахоретом.
   - Зря ты так подумала, - обиделась Лиза. - У меня дома огромная видеотека, и я постоянно сижу в "Кинопоиске". Так что я в курсе всех новинок.
   - Молодец, - ободряюще закивала Ольга.
   - Как только фильм пройдёт в кинотеатрах, я сразу ищу его в магазинах, покупаю кассету для домашнего просмотра.
   - Извини, я не знала. Ты, оказывается, смотришь намного больше меня. Молодец, молодец, - успокоила однокурсница невольно затронутое ею самолюбие Лизы. - Понимаешь, - вкрадчиво заговорила Ольга, опасаясь оттолкнуть провинциалку неудачно подобранным словом, - это сейчас... ну, как тебе сказать... пользуется большим спросом во всём мире. В Швейцарии есть музей... знаменитый. Я была там. В музее - бар на тему "Чужого", то есть дизайн бара такой. Только входишь туда и сразу оказываешься внутри чужого. Создаётся реальное ощущение, что тебя проглотил чужой: высокие арки, как спинные хребты, столики стоят между стен, внутри которых видны головы людей. Имитация голов, разумеется.
   - У-у, - сморщив немного нос, с отвращением произнесла Лиза.
   - Ты что?! Мурашки по коже! - с неподдельным восхищением отозвалась однокурсница. - Адреналин!
   - Не хотелось бы мне оказаться в таком баре, - покачала головой собеседница Ольги. - У меня уже сейчас мурашки по коже, но только от ужаса, а не от удовольствия. Лучше в обычный музей сходить - больше пользы будет и для ума, и для души, - высказала свою точку зрения Лиза. - А на теплоходе такой же ужас будет?
   - Нет, там по-другому, но тебе должно понравиться, - сказала однокурсница, и Лизе показалось, что Ольга занервничала. - А музей, - добавила она после небольшой паузы, - это уже девятнадцатый век. Только дети и старенькие бабушки в музеи ходят.
   - Не скажи. Музеи до сих пор актуальны, все интеллектуалы там, - приподняв голову, ответила Лиза.
   - Пасутся, - дополнила фразу Лизы москвичка. - Только делают вид, будто что-то понимают в настоящем искусстве. - И, глядя в упор, с видом знатока человеческих душ, пояснила: - Интеллектуалов, настоящих интеллектуалов, уже давно нет, испарились. Сейчас модно изображать интеллектуалов. Это такой пиар. Без пиара, как машина без смазки, не сдвинешься с места. - Девушки замолчали, и только их сверлящий взгляд указывал на внутреннее напряжение, словно они соревновались в постижении сокровенных мыслей друг друга.
   - Может быть и так, - неуверенно согласилась Лиза и осталась недовольна своим ответом. Ольга почувствовала нерешительность собеседницы и решила воспользоваться временным преимуществом.
   - Ты едешь, - поспешила она утвердительно ответить за Лизу.
   - Пока не знаю, - пробубнила та. Ольга посмотрела на неё оценивающим взглядом: слишком много мнит о себе эта провинциалка.
   - Ты позвонишь потом? - нарочито расстроенным голосом спросила однокурсница.
   - Если не позвоню - значит, не поеду, - отбилась от надоевшей собеседницы Лиза.
   Ольга не стала больше тратить свои усилия - и так понятно, что ошиблась в Лизе: она из плебеев. Лиза Ланцетова не раз дурачила других, поэтому не поверила в искренность предложения Ольги и, более не раздумывая, сказала себе "нет". Она почувствовала какой-то подвох: "Зачем москвичке провинциалка на элитном теплоходе? У неё подружек-москвичек, наверно, хоть залейся. Что-то здесь не так. Как говорит папа: "Дело пахнет керосином".
   Но думать об этом сомнительном предложении она не перестала. С каждым днём всё больше буравила мозг мысль о необычной вечеринке, шанс побывать на которой, возможно, никогда больше не представится. Лиза скачала из интернета альбомы с психоделической музыкой, прослушала - сначала не очень понравилось, потом "вслушалась" - и ей показалась идея вечеринки на теплоходе очень заманчивой.
   Обратившись к сокурсницам, кое-что узнала об Ольге (заодно и фамилию напомнили). По требованию своего отца, Ольга Карелова должна была ездить с его водителем в университет, фитнес-клуб, куда угодно - и с ним же возвращаться домой. Причиной этому была недавняя авария: то ли сама была пьяной за рулём, то ли пьяный врезался в её "Кабриолет". Но, говорят, что отцу пришлось заплатить кругленькую сумму в ГИБДД. Сама Ольга отделалась лёгким испугом. А вот у матери случилась истерика после того, как Ольга вскоре во второй раз попала в переделку уже на её "Ламборджини": на большой скорости проехала на красный свет светофора, только задев школьницу, которая чудом смогла увернуться от смертельного удара. Но ДТП всё же не удалось избежать: незадачливая автомобилистка, пролетев перекрёсток, врезалась в другую иномарку. Отец, оплатив свободу единственной дочери, запретил ей садиться за руль автомашины, обязав ездить со своим водителем.
   Лиза почувствовала в Ольге что-то особенное, свойственное только аристократкам. Что именно, она не знала - только интуиция. Это и предопределило окончательное решение "покруизить" вместе.
   Ни сокурсницы, ни Лиза не могли знать истинной причины строгости отца. Он запретил Ольге общаться с московскими подружками-наркоманками, рассорившись с родителями этих подружек, теперь уже с бывшими своими друзьями и деловыми партнёрами. Он считал, что они преднамеренно, из зависти к его успеху в делах, совратили дочь, "посадив на иглу". Только позже он узнал из своих надёжных источников, что таким способом конкуренты в бизнесе избавились от сильной группы соперников, столкнув их лбами, воздействуя на слабое место - детей. Человек может пережить крах в личной жизни, в бизнесе - начнёт всё заново. Это ещё больше его окрылит, заставит больше уважать самого себя и прибавит веса в глазах конкурентов, даже позволит подняться выше, чем был до падения с высоты. Но падение детей сбивает человека с проторенного пути, постоянно отвлекая мрачными мыслями о бесполезности "дела", потому что "дело жизни" - дети, ради которых всё наживалось тяжёлым трудом - разладилось.
   А дочь тем временем мало думала о переживаниях родителей, особенно любящего отца. Порой она желала родителям смерти, полагая, как все глупые люди, что, срубив прочный сук, на котором безопасно сидеть и днём, и ночью, она заживёт без проблем, распоряжаясь доставшимся богатством по своему усмотрению.
   Ольга Карелова настойчиво искала среди однокурсниц провинциалку, которая бы стала её прикрытием хотя бы на малое время, чтобы вырваться из домашнего плена. Повод она уже придумала: помочь подтянуть английский язык студентке из провинции. Но никто из сокурсниц-провинциалок, кому Ольга сделала щедрое предложение об оплате всех расходов на вечеринке, не отважился принять этот сомнительный подарок: они были наслышаны о том, как Ольга "пачками кидала" уступчивых студенток - слава богу, что ещё на деньги "не развела". Об этом предупредили и Лизу. Но в любой женщине, по непонятной даже ей самой причине, хотя бы один раз в жизни просыпается первородный грех Евы, таящийся до поры до времени в укромном уголке души и не дающий покоя женщине, пока она не изведает запретного плода. И вот этот первородный грех проснулся в душе Лизы. Она позвонила Ольге.
   Ольга чувствовала себя пленницей собственных родителей. Она, как канарейка в золотой клетке, жила взаперти в "боярском тереме" в Бузаево. (Землю в Бузаево родители купили из-за престижа: с начала XVII века деревня Бузаево принадлежала роду Шереметевых.) Почти четыре месяца девушка жила в ненавистном огромном загородном доме. Что толку от этого громилы, если всё равно нельзя пригласить друзей на вечеринку? Из восьми комнат на двух этажах ей хватало всего лишь четырёх: ванной комнаты с джакузи и душевой, спальни, столовой и кинотеатра. Впрочем, и бассейн в цокольном этаже, она тоже любила: вода её успокаивала. А вот в тренажёрный зал, который обычно привлекает молодёжь, она ни разу не заглянула.
   С отцом она общалась в этом доме по воскресеньям, мать приезжала чаще. Остальное время родители проводили в одной из московских квартир. Но иногда отец и среди недели мог нагрянуть с нужными ему людьми - обсудить новые бизнес-проекты в сауне и расслабиться. Ольга уже уяснила, что если "нужные люди" соглашались сотрудничать, то они не разъезжались вечером. Поздно ночью, будучи под шафе, они будили её громкими разговорами, поднимаясь на второй этаж в кабинет отца (на втором этаже, кроме кабинета отца, располагались две спальни - для родителей и дочери). Так же шумно гости спускались на первый этаж, чтобы до утра успокоиться в спальне для гостей. Утром Ольга просила домработницу Анну приносить ей кофе в спальню, потому что знала, что в столовой с выходом на террасу завтракал отец с гостями. Завтрак плавно переходил в обед, обед - в ужин. Затем гости уезжали.
   Когда в феврале Ольгу привезли в этот дом, она дважды ненадолго спускалась в цокольный этаж, чтобы зайти в зимний сад, имитирующий тропический лес. Здесь, в роскошном плену, Ольга заставляла себя отдыхать душой. В первый раз она села в плетёное кресло и закрыла глаза, во второй раз раскрыла принесённую книгу - душа настойчиво отказывалась отдыхать. Звуки нескольких фонтанчиков в саду почему-то раздражали пленницу. Она вставала и начинала ходить. Пальмы, фикусы, папоротники ласково прикасались к её телу и лицу, но это только раздражало. Постепенно раздражение переходило в ярость, и тогда Ольге хотелось разгромить все горшки с растениями в этом искусственно созданном райском саду. Она, насилу сдерживая своё бешенство, убегала в спальню и, обессилевшая, падала на широкую кровать. Долго рыдала, издеваясь над подушками, что-то невнятно выкрикивая. Когда было совсем невмоготу, она пила таблетки, прописанные врачом, и, постепенно успокаиваясь, засыпала тяжёлым сном.
   Сейчас, в конце мая, когда всё пышно зеленело, Ольга выходила из дома и бродила по вымощенным дорожкам, представляя себя крепостной госпожой графа Шереметева - Прасковьей Ковалёвой-Жемчуговой. Ольга так же, как и несчастная жена графа, владела всеми богатствами, но была лишена выхода в свет. Ковалёва-Жемчугова стала затворницей оттого, что высшая знать так и не признала её равной себе и не пожелала видеть на званых балах богатую простолюдинку. Ольга же надолго выпала из сказочной жизни московских ночных тусовок по высочайшей милости родителей. Вот раньше, когда она ещё училась в гимназии, жизнь была вольготнее: одна кайфовала в квартире в центре Москвы. Одна, если не считать приходящих по мере надобности водителя и домработницы. А теперь тотальный родительский контроль. Ольга всегда закипала, думая об этом. Неужели родители не понимают, что это средневековое мракобесие? Да что там средневековье! Это позор! Они даже не страшатся осуждения своих знакомых в экономии средств на дочь! Ну, подумаешь несколько раз пришла из ночного клуба обдолбанная. А кто не приходил? У всех родители, как родители, а у неё...
   Ольге казалось, что жизнь её подходит к концу. Да и на что такая жизнь: лекции, семинары, зачёты, экзамены, рейтинг, одинокие вечера!? Очередная попытка расслабиться, ускользнув от всевидящего родительского ока, сорвалась. Ланцетова не звонит - значит, не поедет. Ольга видит её каждый день в университете, но не спрашивает ответа, а то ещё эта надутая индюшка возомнит себя леди Ди. И чего она упёрлась? Скорее всего, испугалась. И немудрено: из какой-то тмутаракани приехала.
   Телефон уже третий день ошалело моргает от звонков подруг по гимназии, которые трезвонят каждый час.
   - Ты вообще собираешься на тусовку в ночной клуб или снова будешь прокисать дома одна?
   - Нас пока трое. Чем больше компания, тем больше бонусов!
   - Оля, сегодня уже четверг. Ты понимаешь, что ещё надо заказать vip-билеты, чтобы отдыхать в vip-зоне? Или ты хочешь, чтобы мы делили со всеми общий танцпол и бар?!
   Ну что Ольга может им ответить?
   Отец наложил табу на встречи с подругами по гимназии, но ведь по телефону ей никто не может запретить с ними общаться. В своё время Ольге из-за подружек досталось от родителей. За наркотики. Её водили по каким-то врачам, психологам или экстрасенсам - Ольга точно не помнила: тогда в её голове всё смешалось - реальная жизнь, наркотические грёзы, начавшаяся ломка. А теперь отец приставил к ней старого водителя-соглядатая, который следит за ней неотлучно: деньги свои отрабатывает.
   Ольга сидела на диване в кинотеатре. Она смотрела новый фильм "Девушка с татуировкой дракона". Татуированная хакерша Лисбет Саландер расследовала дело о пропавшей племяннице богатого дяди. Хоть какое-то развлечение: уже голова болит от чтения лекций и университетских учебников.
   Завибрировал телефон. Наверное, снова её подружки. Зачем звонить то и дело, действуя на нервы? Ведь знают же ответ. Измениться уже вряд ли что-то может.
   Ольга нехотя взяла телефон. Не посмотрев на дисплей, нажала на кнопку "приём".
   - Слушаю, - безвольно сказала она.
   - Привет, Ольга, - послышался приветливый голосок. - Это Лиза Ланцетова. Твоё предложение о круизе на теплоходе ещё в силе?
   - В силе, - от неожиданности только и смогла ответить Ольга.
   - Тогда скажи мне, как добраться к этому теплоходу, - щебетала Лиза. - Можно, наверно, на метро до станции "Речной вокзал"...
   - Нет, нет, - крикнула Ольга в трубку телефона. - И, взяв себя в руки, уже спокойнее сказала: - Я за тобой сама заеду.
   - О-о, - протянул голосок, - отлично.
   - Мы завтра с тобой встретимся на парах и всё обговорим. Ты только потом не пропадай, будь на связи, - закончила разговор Ольга.
   Она не верила своему счастью. Может, всё-таки получится расслабуха? Только бы Ланцетова не передумала!!!

VIII.ЭКСТАЗ АМБИЦИЙ

  
   Набережная Тараса Шевченко. Пятница подходит к концу - на часах 23:47. Через несколько минут начнётся посадка на теплоход "Рио-1". Желающих совершить круиз по ночной Москве сегодня как никогда много. Ещё бы! Анонс "Русского радио" сегодняшний круиз презентовал как "путешествие на корабле The Nostromo, построенном примерно в 2101 году коммерческом звездолёте, атакованном чрезвычайно агрессивным инопланетным разумом". Молодёжь растянулась до парка на противоположной Краснопресненской набережной.
   Дети московского полусвета заранее добирались на метро. Они прогуливались по Краснопресненской набережной, любуясь видами вечерней Москвы, созерцая Белый дом, комплекс Москва-Сити, гуляя по парку бывшей графской усадьбы и лелея в душе мечту когда-нибудь "возвыситься над высшими". Переходя мост "Багратион", они заглядывали в его магазинчики и бутики и только затем спускались к причалу.
   Отпрыски московского света прибывали на выставочных автомобилях международного автопрома. Только начинающаяся жизнь "золотых детей" была ярмаркой тщеславия, а сами они уже не помнили, когда стали циниками, знающими всему цену (но не знающими настоящих ценностей!).
   Ольга с друзьями примчалась на "Мерседесе" своего бойфренда. Она обманула родителей. "Нет, - говорила сама себе Ольга, - не обманула, а ввела в заблуждение. Это большая разница. Не надо париться, что будет завтра. Нужно вовремя выбрасывать мусор из головы и своей жизни, - и самодовольно улыбалась. - Главное, что я сегодня иду в отрыв!"
   Среди друзей Ольги была и Лиза, не знавшая пока, что такое вечеринка для богатых в Москве.
   На причале красовался теплоход "Рио" - один из крупных теплоходов в Москве. Началась посадка, и разноцветная масса двинулась к трапу. Лиза вначале пыталась рассматривать трансодежду, но при освещении фонарей женские кофты, майки, болеро, платья сливались с мужскими футболками, лонгсливами, толстовками. Девушка обратила внимание на двух охранников: они вглядывались во всех, кто поднимался по трапу на палубу.
   - Вы не проходите дальше, - остановил высокий охранник мужчину и женщину средних лет, неброско одетых.
   - Почему? У нас билеты. Кто вам дал право не пускать? - начал громко выяснять отношения мужчина. Женщина скромно стояла рядом.
   Высокий охранник предложил напористому мужчине отойти в сторону. Говорили они недолго. Мужчина с женщиной быстро ушли. Неискушённая провинциалка даже и предположить не могла, по какой причине. Причина была скрыта от неё Ольгой: этот круиз - тусовка трансеров в элитном ночном клубе на теплоходе. Установленный дресс-код помогал охранникам определить способоплатёжность гостей и их готовность оставить деньги в баре, а фэйс-контроль - отсеять остальных "чужих". Случайных людей московский свет не жалует!
   Через несколько минут произошла потасовка. Увидев троих парней с красными лицами и в дешёвых толстовках с Черкизовского рынка, один из охранников сказал им:
   - Вы мне не нравитесь.
   Прыткий светловолосый парень тут же отпарировал:
   - А мы не котята, чтобы всем нравиться.
   - Я вас не пропущу, - без эмоций произнёс невысокий охранник и рукой дал знак проходить внутрь другим молодым людям. Отвергнутые охранником парни переглянулись, и один из них проговорил:
   - Уплыл расколбас.
   Они о чём-то пошептались и посмотрели на охранника, стоявшего к ним полубоком. Тут же двое пацанов заломили руки охраннику. Он быстро освободился от насевших хулиганов. Вместе со вторым охранником он вытолкал взашей смеющихся парней. Пропустив нескольких пассажиров на борт теплохода, он вспомнил, что был ещё и третий пацан, хотел предупредить об этом внутреннюю охрану судна, но всевидящее око внутренней охраны отследило "чужака", и он был выдворен, так и не узнав, что же такое ночной клуб для богатеньких деток.
   По-другому вели себя те, кто заказал vip-билеты. Они не галдели, не старались протиснуться вперёд, но со степенной развязностью прошли в vip-зону. В зоне для особых пассажиров отдельный бар, танцпол, кальянная и даже туалет. На страже отдыха "дорогих" гостей - отдельная охрана...
   Наконец, посадка окончена. Все, кому позволили быть гостями, разместились. Банкетный теплоход, чванливо приосанившись, отправился в круиз по Москве-реке. На красивом судне начался рейв, на который были приглашены модные заграничные диджеи из Франции и Израиля. Все блага цивилизации были предоставлены здесь для отдыха отпрысков верхов московского общества. Не об этом ли раньше мечтала Елизавета: видеть только лучших вокруг себя? Неужели мечта сбывается?
   На танцполе vip-зоны никого не было: слышались первые, слабые звуки электронной музыки. Все любовались фракталами, восторгались работой psychedelic-дизайнеров и хвалили организаторов, не поскупившихся на декорирование судна.
   Елизавета, Ольга с парнем и три подруги вышли из бара на открытую площадку. Несколько влюблённых парочек уже наслаждались свежим речным воздухом. Лиза любовалась красотами ночной Москвы и снимала это великолепие на камеру мобильного телефона. Несмотря на конец мая, погода днём стояла не по-весеннему жаркая. Сейчас, ночью, не морила изнуряющая жара - и всё располагало к отдыху.
   Три подружки Ольги разговаривали между собой, и Лиза слышала, как они часто повторяли слово Mondotek. Из их громкой болтовни девушка поняла, что Mondotek - это диджеи Дэнни Дээгард и Стив Морейн из Германии, начавшие когда-то свою карьеру во Франции. Это они приглашены на вечеринку вместе с израильским диджеем.
   Крикливые девицы перебивали друг друга, много жестикулировали, и это очень не нравилось Лизе. "Разгалделись, как вороны перед дождём, - с раздражением подумала она, - всех людей на площадке распугают". Лизе хотелось уйти от крикливых подружек Ольги. Эти девицы не понравились Лизе сразу, когда фыркнули, увидев её в машине. "Дуры, - подумала о них Лиза. - И зачем их взяла с собой Ольга? Что у неё общего с ними?"
   А подружки Ольги тараторили, как будто не могли наговориться после вынужденного молчания. Лизе казалось, что предел их мечтаний - услышать известный в Европе трек Aliv.
   - Главное, продержаться на танцполе первые полчаса.
   - Да, потом - транс, уже легче.
   - Транс? - невольно вырвалось у Лизы. Подружки повернули головы в её сторону и, казалось, осмотрели с ног до головы: на Лизе было дорогое короткое серое платье с капюшоном, которое ей одолжила Ольга (подружки этого не знали). На вид "своя" - трансер.
   - Это значит - второе дыхание, - снисходительно улыбаясь, сказала Ольга и перевела взгляд на подруг. - Надо объяснить новичку, как себя вести на танцполе. - Во взгляде подруг Ольга прочитала немой укор и явное неодобрение идеи снова привезти с собой "чужую". В предыдущие два раза всё закончилось конфликтом.
   - Ты вначале понаблюдай за танцполом, подстройся под его ритм. Как только почувствуешь, что музыка захватила, не сопротивляйся - пусть тело двигается в своём ритме, - наставляющим тоном говорила Ольга. - Когда войдёшь в транс, то ты уже не думаешь, какую руку повернуть и в какую сторону. Главное, поймать ритм. Получай кайф и ни о чём не думай, - снова улыбнулась Ольга.
   Лиза внимательно слушала, вся сжавшись от напряжения: она ни разу не была на московских вечеринках, тем более на таких шикарных. Подруги Ольги многозначительно переглядывались и несколько презрительно посматривали в сторону незнакомки. Лиза понимала, что пришлась не ко двору - и отодвинулась подальше.
   Ольга с бойфрендом подошла к обиженной однокурснице. Она, к удивлению Лизы, ласково обняла её за плечи и, улыбаясь, тихо сказала:
   - Не отбивайся от нас. Ты должна видеть меня и Артёма.
   - Ты думаешь, что я потеряюсь на теплоходе? - удивилась такой заботе Лиза.
   - Нет, не думаю, но запомни, что я тебе сказала. - И тут же прильнула к Артёму, вспоминая вслух, как в детстве боялась воды.
   Ольга мило разговаривала с Артёмом - интересным высоким парнем. Он сразу изумил Лизу мужской красотой. Поверх широких плеч красовалась дорогая чёрная кожаная куртка, частично спадавшая на открытые накачанные руки, украшенные замысловатыми татуировками; тонкую талию, обтянутую белой футболкой с надписью "Psycho Birds", выгодно подчёркивал чёрный кожаный ремень; чёрные джинсы облегали длинные мускулистые ноги. Высокий рост не придавливал парня книзу, заставляя сутулиться, а, наоборот, распрямлял спину, придавал пикантности в глазах женщины. Весь он был как будто выточенной искусным мастером статуей древнегреческого бога Марса. Лиза подбирала удобные моменты, чтобы взглянуть на Артёма, но как бы между прочим, незаметно для него и Ольги. На площадке Артём стоял, широко расставив ноги, улыбаясь по-мужски сдержанно, даже скупо, и Лиза невольно сравнивала его с гриновским капитаном Грэем.
   Шумные подружки подступили к Ольге и её другу, не обращая внимания на Лизу:
   - Ты с нами или с ним?
   - Со мной, - опередил Ольгу её друг.
   Подружки покосились на Артёма:
   - Тебя тут вообще быть не должно.
   - Откуда ты взялся, бой?
   - Ни мне объяснять, ни вам слушать, - оборвал Артём наглых девиц.
   Лиза порадовалась образовавшейся трещине в отношениях однокурсницы и её высокомерных подружек. Решила, что ей нужно быть ближе к Ольге, чтобы не остаться одной в незнакомой обстановке.
  
   Они всюду держались вместе уже около часа. Втроём они смеялись над забавными историями, которые рассказывала Ольга, и Лиза была поражена тонкому чувству юмора однокурсницы; втроём они сидели за барной стойкой, обсуждая новые альбомы психоделики, и Ольга с Артёмом иногда перебрасывались короткими фразами с подходившими к ним подругами; втроём они стояли на открытой площадке палубы, "кайфуя" от музыки, любуясь разноцветными полосами от подсвеченных набережных и сияющих огней мостов на струящихся водах Москвы-реки. 
   Лиза обнаружила в своей внешности общее с Ольгой: такие же широко смотрящие на мир глаза, с удивлением воспринимающие всё ранее виденное, как новое - свойство людей творческих (Лиза тоже считала себя творческой личностью). Если бы Лиза только знала причину широко смотрящих на мир глаз Ольги, то её голубая кровь отвергла бы невольную затворницу богатого дома, давно не бывавшую "в обществе".
   Артём оказался молчаливым парнем, умеющим хорошо слушать собеседника и выполнять капризы девушки. "Робот, только кнопок нет. Но внутри у него точно кнопки есть, и Оля ими владеет", - улыбнулась про себя Лиза, и тут же мелькнула мысль, что и сама была бы не прочь иметь такого парня. "На чужой каравай рот не разевай, - остановила себя девушка. - Тебя ведь пригласили бесплатно, а ты в благодарность решила ещё и прихватить чужое". Лизе никак не везло с парнями, и это очень тяготило. Парни из бедных семей обходили её стороной, то ли робея перед ней, то ли выполняя наказ отцов искать девушку попроще; напускные пустобаи обещали семь вёрст до небес, но через одну-две недели тихо исчезали; наследники отцовского состояния не хотели заглатывать крючок с наживкой в виде женской красоты. Женская интуиция подсказывала Лизе, что и Артём ни разу не посмотрел на неё, как на девушку, а только как на одну из подружек своей пассии. Но в целом Лиза всё же была довольна идеей "покруизить" с Ольгой.
   Теплоход деловито шумел, бесцеремонно рассекая податливую речную гладь и равнодушно отбрасывая от своих бортов пенистые массы воды. Иногда по его корпусу пробегала мелкая дрожь, как будто он, на секунды приходя в себя после бешеной гонки за право быть лучшим, опасался остаться за бортом востребованности при случае поломки. Три чайки, перебивая друг друга, тревожно кричали:
   - Кек-кек-кек!
   Эти пронзительные ночные крики, как женские вопли, разворошили в душе Лизы нехорошее предчувствие. Чайки же короткими жалобными криками хотели напомнить людям о мимолётности славы и, словно желая остановить теплоход, кружили над площадкой верхней палубы. Но теплоходу с его "дорогим" грузом некогда было задуматься над этими предупреждающими знаками, потому что он, как и его гости, изо дня в день пребывал в экстазе собственных амбиций, не успевая основательно приходить в себя, чтобы задуматься о дальнейшей судьбе.
  

IX. В ЛОВУШКЕ

  
   Три подружки, отведя Ольгу в сторону от Лизы и Артёма, что-то объясняли, выказывая явное недовольство её необдуманным поступком. Теплоход шумел, и Лиза не могла слышать всего разговора, до её слуха доносились только некоторые фразы, когда подружки, войдя в азарт, выкрикивали обвинения и обидные слова. Однокурсница говорила мало и тихо, в глазах застыли слёзы. Лизе даже показалось, что Ольгу чем-то нагло стращали. Она раза два посмотрела в сторону бойфренда, то ли ожидая его поддержки, то ли боясь его участия в неприятном разговоре. Артём не выдержал, подошёл к спорящим и что-то спросил у своей подруги. Девицы посмотрели на него, как смотрят на чёрную кошку, перебежавшую дорогу перед важным делом. Он что-то уверенно объяснял или доказывал, и, видно, извёл своими доводами трёх изрядно подвыпивших девиц, потому что через несколько минут разговора они, взбешённые, одна за другой удалились.
   Сконфуженная Ольга и её защитник, раскрасневшийся в споре, подошли к притихшей у бортика Лизе. Она чувствовала себя королевой, считая, что скандал разгорелся из-за неё. Ольга и Артём были смущены: старались не смотреть своей спутнице в глаза. Лиза не понимала, то ли они чувствовали свою вину перед ней, то ли тяготились её присутствием на теплоходе. Все трое молча стояли у бортика.
   Спустя некоторое время молчание нарушил Артём, пригласив девушек к барной стойке. Они сегодня уже дважды были здесь. В баре большой выбор барного стекла и, соответственно, напитков - в чистом виде или в виде коктейлей. Расстроенным голосом Артём заказал два дамских коктейля девушкам и мужской коктейль себе. Ольга молчала, не поднимая глаз. Неужели она по глупости уничтожила распустившийся цветок любви?
   Артём на правах бойфренда не позволял Ольге на вечеринке пить крепкие алкогольные напитки, кроме дамского коктейля. Это вызвало вначале насмешки раскрепощённых подружек в адрес Ольги, а затем пущенные в ход шпильки пытались поразить парня. Но он не собирался никому уступать и уж тем более угождать. А когда заявил, что не отпустит свою любимую ни на шаг от себя, недовольство подружек моментально вспыхнуло огнём ярости. У великосветских товарок были большие планы на Ольгу в эту ночь, но чёрт знает зачем приехавший её "дружок" крест-накрест перечеркнул все их задумки. Лиза не знала, что подружки-хищницы заметили Артёму во время выяснения отношений с его пассией, что он ещё всего не знает, чем балуется и как отдыхает его подруга; и "прикроватная тумбочка" оказалась некстати (они имели в виду Лизу). Всё рушилось: устроительницам кутежа теперь нужно было платить неустойку - и они озверели.
   - У вас из-за меня проблемы? - сиротливо спросила Лиза. - Ты, наверно, не думала, что всё будет так плохо? - обратилась она к помрачневшей однокурснице.
   - Что "будет плохо"? - задумчиво переспросила Ольга.
   - Отношения с подругами, - проскрипела Лиза. Голос её звучал надрывно, как будто связки преднамеренно препятствовали этому разговору.
   - Когда дела идут плохо, просто не ходи с ними, - не глядя на собеседницу, ответила Ольга и перевела взгляд на бармена. Человек умело управлялся с бостонским шейкером, барной ложкой и джиггером.
   Лиза наигранно улыбнулась. "Эти хамки получили по заслугам. Будут знать, как унижать других", - радостно подумала она. Но всё-таки провинциальная аристократка была расстроена. Мелькнула мысль ярким лучом просветления: "Вот как в жизни всё может обернуться. Раньше для меня все были быдлом, а теперь отвергают меня". Кажется, что все, кто смотрит в её сторону и улыбается, уже знают, что она отвергнута обществом избранных, к которому так стремилась присоединиться. Ольга тоже её оттолкнёт - это же видно, она недовольна. И не скрывает этого. "А могла бы и скрыть. Тоже мне - великосветская матрона! - усмехнулась про себя захмелевшая от прежних коктейлей аристократка. - А эти, - вспомнила она подружек Ольги, - не такие уж они и благородные, какими кажутся, когда трезвые. Заливают горячительное, как в топку дрова подбрасывают". Брезгливость к московским "золотым" отпрыскам, овладевшая душой Лизы, чуть было не проявилась на её лице в саркастической улыбке. Но обладательница голубой крови не могла себе этого позволить. Она должна быть выше обстоятельств.
   - Спасибо людям, которые вошли в мою жизнь и сделали её прекрасной, - выпалила Ольга и взглянула на Артёма. - И спасибо тем людям, которые вышли из моей жизни, и сделали её ещё лучше.
   Это были избитые молодёжные фразы, но Лиза не слышала их раньше, и её сердце, порывисто вытолкнув кровь, резко сжалось. Боль в сердце заставила девушку сжаться, притихнуть за стойкой. Через несколько секунд боль в сердце отпустила, но застучало в голове. Забилась молоточками мысль о никчёмности "прописки" в московском высшем обществе. Молодая кровь Лизы с силой толкалась, бурлила в сосудах, она была жаркой, страстной - красной, как у всех, и яркий румянец предательски зарделся на щеках.
   - Говорят, что если ошибку можно исправить, то ты ещё не ошибся, - вспомнил чьи-то слова Артём.
   - Точно, - ткнула пальцем в парня, как пистолетом, его подруга. - Слушай, какой же ты всё-таки умный. Ты всегда вовремя говоришь и впопад. Дай я тебя поцелую. - Девушка потянулась к любимому, и они нежно поцеловали друг друга. Артём не злился, и Ольга обрадовалась: - Всегда найдутся люди, которым не нравится, что ты делаешь. Значит, что-о нужно сделать? - протянула она.
   В один голос влюблённые, глядя друг другу в глаза, произнесли:
   - Задавить их своим позитивом. - И дружно рассмеялись. Глядя на них, весёлых, довольных, и Лиза впервые искренне засмеялась. Она с удовольствием небольшими глотками потягивала коктейль. Ей нравился его вишнёво-лимонно-малиновый вкус, вкус современных русских барынь. И пресная жизнь с обычной, красной, кровью, снова стала наполняться голубой кровью и приобретать сладкий вкус ликёра и крепкого коньяка.
   - Самый лучший день - это сегодня, - обратилась Ольга к Артёму. - Не надо портить себе настроение и нервничать из-за каждой сволочи. Пойдём? - кивнула она в сторону танцпола. - Ты с нами? - спросила Лизу.
   - Я же не умею, - напомнила та с сожалением.
   - Тогда будь здесь, не уходи, - приказала Ольга.
   Лиза усомнилась в своём неумении танцевать и сказала вдогонку:
   - Хотя, может... - Но парочка уже не слышала её слов.
  
   Прошло не менее двух часов с момента отправления теплохода в круиз. Диджеи постепенно сводили свои треки, и все они начинали сливаться в непрерывную продолжительную пульсацию. На танцполе значительно прибавилось молодёжи: музыка становилась всё более интенсивной и сложной. Бармен стал главным человеком - все трансеры ринулись к стойке, чтобы запастись "энергией танца". Часто раздавались бешеные крики, и все знали, очередная бутылка шампанского "ушла" за 100 тысяч рублей. Алкоголь и деньги лились рекой в эту ночь.
   На танцполе разворачивалось настоящее шоу. Термоплёнки геометрических фигур на одежде трансеров светились под ультрафиолетовыми лампами, переливаясь в добавление к светящимся фракталам. Все танцующие были похожи на гигантских муравьёв, копошащихся в родном муравейнике. В отличие от Лизы, не понимавшей, зачем она здесь, танцующие знали, что пси-транс - это танец духа, и трансер прежде всего личность, создающая свой, неповторимый танец. Каждый из них старался самовыразиться в танце, но без "энергии танца" тело не могло долго выдерживать повышенную нагрузку.
   Все стихии отражало тело в пси-трансе: оно то мягко струилось, как лесной ручей, то выжигало искры ногами, то вдруг стремительно взлетали ввысь руки, как напуганные птицы. Через 30-40 минут танца энергия вырывалась из разных частей тела, но мышцы были напряжены до предела. Тело уже не могло больше справляться с сумасшедшей нагрузкой, казалось, что сейчас трансер упадёт замертво. Ещё несколько минут, и... наступал транс. Тело начинало двигаться естественно, отдыхало во время движений, и трансер мог контролировать своё дыхание. Вот тогда и начинался настоящий танец, танец-фантазия.
   Влюблённая парочка, тоже с "энергией танца" внутри, решительно вышла на танцпол. Лиза покинула бар и внимательно наблюдала за Ольгой. Она начала с небольших колебательных движений руками. Лизе показалось, что у Ольги вначале заработали пальцы, затем задвигались кисти рук. Вот уже и локти работали всё живее, а ноги не проявляли особой активности. Артём танцевал божественно: его тело струилось, вздрагивало, подскакивало. Он перемещался над полом микропрыжками с неожиданными зависами. Его ноги то топтали пол, то, лишаясь опоры, выскальзывали из-под тела и выносили его в неожиданный прыжок; руки то были спокойны, то вибрировали от волнующей энергии, то наносили удары.
   Лиза вернулась в бар и сидела под впечатлением от увиденного на танцполе. Кто-то сильно толкнул её, и она будто очнулась после гипнотического сеанса. Рядом с ней билась, словно в конвульсиях, молодая блондинка. Она была похожа на одержимую бесом женщину, по велению сидящего в ней готовая разбить себе вдребезги голову. Казалось, ещё мгновение - голова ударится о твёрдую стойку, и черепная коробка разлетится осколками в разные стороны. Лиза взглянула на бармена: тот безразлично смотрел на происходящее напротив него и занимался прибыльным делом. С замиранием сердца Лиза Ланцетова немного отошла от стойки: было тревожно, даже жутковато.
   Снова поднялась на танцпол, но уже не увидела "своих". Их поглотила толпа. Достала из клатча мобильник, посмотрела время - начало четвёртого часа. Возвращаться к стойке с одуревшей трансершей не хотелось.
   Девушка неожиданно решила идти танцевать. Робкими движениями начала танец, чувствуя себя скованно. Сначала оглядывалась на других танцующих, но, поняв, что все растворились в танце, успокоилась. Вот уже танец захватил и её. Через несколько минут не казалось страшно - она была в толпе, как за каменной стеной. Лиза опьянела от неожиданной свободы: никто не обращал на неё внимания, не нужно было думать, какой она отразится в глазах других. "Всё просто, - вспомнила девушка слова однокурсницы, сказанные в баре, - свою жизнь надо устраивать до тех пор, пока жизнь не начнёт устраивать тебя!" Лиза закрыла глаза, ей показалось, что наступил момент истины. Совершенно новые, не знакомые до сегодняшней ночи чувства, высвободившаяся энергия управляли её телом. Тревога, которая вначале подняла голову, начала отступать перед решительно наступавшей умиротворённостью, выжидая удобного момента для броска. Прежние беспокойные мысли утонули в нахлынувшем огромной волной чувстве полной свободы - никаких тягот нравственных обязательств перед кем-либо. Наконец-то, долгожданная, выстраданная свобода.
   Минут через двадцать не привыкшее к повышенным нагрузкам тело стало ломить. Плечи и ноги налились тяжестью, сводило мышцы спины. Лиза, как неудачливый воин, поползла к барной стойке. Болела голова. Девушка устало приподняла и опустила непослушное тело на высокий стул, сняла через голову кожаный клатч на толстой цепочке и положила его на барную стойку. Хотелось упасть на мягкий домашний диван и долго лежать.
   Отдыхая после танца, Лиза заметила, что "лучшие" стали слишком раскованными, распивая дорогой алкоголь у стойки, сменяя один другого.
   - Тебя угостить? - услышала Лиза монотонный женский голос. Повернула голову. Рядом стояла одна из подружек Ольги, та самая, которая больше всех возмущалась присутствием на тусовке "прикроватной тумбочки". Она была не одна - с темноволосым статным парнем в футболке с короткими рукавами. С футболки глядели какие-то уродливые птицы.
   - Нет, - резко ответила Лиза.
   - Да, ладно, не парься, - как ни в чём не бывало сказала пьяная поборница за чистоту рядов "золотой" молодёжи. - Я вижу, ты тоже любишь рисковать. Да и поиграть не прочь. Верно? - Не дожидаясь ответа на вопрос, цинично предложила: - Есть интересная игра. Только ты без эмоций, знаешь, там... всякая любовь... Рискни. Без риска жизнь теряет краски. - При этом девица опрокидывала рюмку за рюмкой крепких спиртных напитков и поминутно хмелела всё более, но это её не останавливало, как будто она желала довести себя до определённого состояния.
   Лиза не поворачивала головы в сторону развязной девицы, но та безаппеляционно продолжала буруздить:
   - Не хватает одной... мальчиков четверо. Ты сойдёшь... за нашу, они не раскусят.
   - Слушай, ты, сердцеедка расхожая, - не выдержала унижения голубая кровь Лизы, - уплыла от меня быстро.
   Девица опрокинула ещё одну рюмку в раскрытый по-мужицки рот и спросила, глядя на Лизу окосевшими, жирно подведёнными глазками:
   - Пойдёшь с нами... от... - она громко икнула, - оттянешься по полной.
   - Тебе не кажется, что ты много пьёшь? - заглядывая в лицо Ольгиной подружке, спросила Лиза.
   - Не кажется, - грубо, по-мужицки, ответила подружка. - Зато ты, смотрю, большая скромница.
   Лиза подняла бровь, желая выразить немой вопрос.
   - Ну, что, девочка, у тебя есть шанс... всё исправить. Да? - сделала попытку скривить губы в ехидной улыбке "золотая девочка". - Не будь дурой, - прокричала она Лизе в самое ухо. Лиза немного отстранилась в сторону от смердящей алкогольным перегаром светской львицы. - Или в вашей дя-яревне так не делают? - сморщив нос, развязно засмеялась она, легко хлопнув Лизу по плечу. Потом отвернулась от неё и повисла на шее парня, который всё это время молча сидел рядом с ней и потягивал содержимое рюмки.
   Лизу озарила догадка об отдыхе на этой тусовке - и её затрясло. "Видно, и Артём с Ольгой пропали не просто так. Уже активно отдыхают, как эти отбросы. Вот, значит, зачем я им была нужна", - тоскливо размышляла Лиза.
   Подружка Ольги бросила в адрес несговорчивой "тумбочки" какую-то пошлость. Напоследок сделала непристойный жест и ушла с парнем. Обманутая всеми девушка осталась сидеть за барной стойкой. Тревога хищным ловким зверем подкрадывалась всё ближе и ближе, учуяв поживу.
   Вначале подошёл высокий юноша, предлагая угостить девушку и скрасить её одиночество, и получил вежливый, но категоричный отказ. Он сказал пару дежурных фраз и удалился. Следом за ним подсел очень навязчивый парень, который был явно пьян, но алкоголем от него не пахло. После короткой примитивной беседы он предложил вместе "улететь", и тоже был отвержен. На обиду он отреагировал миной дебила, так что Лизе стало не по себе: опустил голову вниз и, глядя из-под приподнятых бровей, высунул наполовину язык, выпучил глаза и тупо уставился на неё. Посидев так с полминуты, он что-то нараспев прогнусавил. Не получив ответа, как ящерица, пополз в кальянную, в безопасное укрытие, загребая воздух растопыренными пальцами рук, как будто они помогали ему держать равновесие. Он немного вилял задом, оттого что одеревеневшие ноги опережали такое же неуправляемое тело.
   Искательница приключений ругала себя за допущенную глупость, когда согласилась на отдых с малознакомой однокурсницей. "Тяжесть с души спадёт, будешь, как новенькая, - мысленно передразнивала Лиза однокурсницу. - Не знаю, кто большая дура из нас - она или я. Обе дуры".
   Лиза снова вышла на танцпол. Бедная девочка! Она ещё не знает, что такое пси-транс в апогее.
   Диджеи предупредили о приближении агрессивного инопланетного разума. Лиза ощутила какой-то сладковатый привкус во рту. Что это? Голова слегка кружилась и немного тошнило. Танцпол сошёл с ума. Начались жуткие вопли. Многие, как умалишённые, дико прыгали друг на друга, изображая нападение Чужого на людей. Диджеи нагрузили треки всевозможными шумовыми эффектами, семплами из фильмов ужасов, душераздирающими криками. Музыка гремела, люди визжали, орали, пугая тишину вокруг теплохода.
   Тревога поглотила всё нутро Лизы.

***

   Банкетное судно замедлило ход, приближаясь к запланированной остановке - причалу "Северные Лужники". На часах было около 03.30. К пяти часам утра напряжение в музыке должно было достигнуть своего пика - значит, сумасшествие только начиналось. Никакой трезвый ум не смог бы выдержать такого напора шумовой агрессии.
   Не торопясь, давая себе немного отдохнуть, теплоход пришвартовался к причалу. Желающие присоединиться к рейву ожидали судно на берегу.
  

X. ЛОВУШКА ЗАХЛОПНУЛАСЬ

  
   Лиза совсем одурела от агрессивной техномузыки. Каждый музыкальный удар, визг и крик отзывались в мозгу ударами молота. Не могла думать: умственное напряжение усиливало тошноту. Виски ломились от напора крови. Казалось, ещё немного, и мозг не выдержит шумового натиска - взорвётся. Девушка зажимала уши и виски ладонями - ничего не помогало: от шума никуда не деться. Хотелось стать маленьким зверьком - каким угодно, только бы забиться в такое укромное место на теплоходе, куда бы не смог достичь ни один звук. Она была на грани судорожного припадка.
   После того как Лиза почувствовала сладковатый привкус во рту, изнуряющие тошнота и головная боль начали усиливаться. Она уже плохо воспринимала происходящее на танцполе, всё расплывалось перед глазами. Время от времени Лиза закрывала глаза, чтобы искажённые физиономии танцующих не пугали расплывшимися ртами, разбухшими носами, квадратными дырами глаз. Она пыталась пробраться сквозь одуревшую, как и она, толпу, но какая-то сила - пугающая, тянула её назад, не давая сделать шага вперёд. Куда она шла? И сама не знала. Лиза не видела себя со стороны: она кружилась на месте, расталкивая всех.
   Через пятнадцать-двадцать минут Лиза ощутила значительное облегчение головной боли, а затем беспечная радость хлынула из неё, одновременно избавляя от панического страха. Намерение сойти с теплохода тоже исчезло, зато появилось огромное желание любить весь мир. Люди на танцполе показались такими родными, что хотелось обнять их всех разом и крикнуть: "Я люблю вас всех! Я с вами!" Звук, неуправляемый, резкий, вырвался из неё, взлетел вверх, оттолкнулся от тента и потерялся в таких же грубых, стихийных криках трансеров. Лиза порадовалась, что на танцполе перестали толкать её, что все медленно начали двигаться и плавно перемещаться. Да она и сама делала не свойственные ей пластичные движения руками. При этом, казалось Лизе, тело её извивалось так виртуозно, словно это было вовсе не её тело, а стан искусной восточной танцовщицы.
   Лиза уже могла различать лица тех, кто оказался рядом с ней на танцполе. Напротив высокие парни со стеклянными, не моргающими глазами, ссутулившись, непонятно зачем размахивали руками перед носами друг друга. В этот момент они были похожи на маленьких детей, дерущихся за игрушку. Справа вспотевшие девушки с помятыми лицами, растёкшейся помадой и размазанной под глазами тушью не танцевали, а лихорадочно трясли головами. Лизе стало смешно - она захохотала. Смех рвался наружу, с каждым выходом всё сильнее и сильнее сотрясая её молодое тело. И этот смех был неподвластен её разуму: все внутренние тормоза были отпущены неведомым манипулятором сознания.
   Лиза не могла знать, что наркодилеры, которые являлись основными организаторами рейва на теплоходе "Рио-1", пустили "веселящий газ", закись азота. На всех технодискотеках в Москве и больших городах он использовался легально или, вернее сказать, полулегально. Индивидуальные "порции" и даже её массовое применение не считалось нарушением закона. Повсеместное использование закиси азота и других полулегальных наркотиков стало настоящей чумой больших городов.
   Дизайнерские наркотики, которые к 2012 году открыто рекламировались на молодёжных форумах и продавались в специализированных интернет-магазинах, не считались в России запрещёнными. Наркодилеры убеждали молодёжь, что курительные смеси (спайсы, аромамиксы), закись азота безопасны - лишь улучшают настроение, позволяя снять напряжение. На самом деле это была лишь хитрая уловка.
   Дизайнерские наркотики - это синтетические заменители запрещённых наркотиков, такие же психоактивные вещества. Стоит изменить одну молекулу героина и получится новый наркотик с теми же свойствами, но он не будет запрещён законом, потому что его нет в списке запрещённых веществ. Таким образом, дизайнерские наркотики стали полулегальными: вроде бы и употреблять их нельзя, а всё-таки - не противозаконны. Привлечь к ответственности продавцов синтетической отравы формально было нельзя. Вот если их поймать за руку: доказать воздействие наркотиков на людей - тогда закон мог показать всю свою мощь бескровным убийцам. Федеральная служба наркоконтроля объявила войну наркодилерам, которые избрали изощрённое оружие для самоуничтожения русской молодёжи.
  
   Прохлада майского утра не смогла отрезвить трансеров на верхней палубе. Они не замечали, что туман лёгкой дымкой окутал теплоход, без труда захватив в плен богатую добычу. Тёмно-фиолетовые облака длинными верёвками растянулись на посветлевшем небосклоне, застыли без движения, ожидая, когда солнце неспешно дотронется до них своей мощной десницей и окрасит в цвета жизни. Но солнце ещё не огляделось - оно только поднималось на важную службу.
   Не видели трансеры, как к теплоходу с трёх сторон подоспели катера полиции со спецназом на борту. Они лишили трансеров безумной возможности спрыгнуть с судна. На нижнюю палубу ввалились бойцы спецназа, блокировав все выходы. Вбежавшие в тёмный зал спецназовцы в масках вызвали настоящий восторг девушек. Они завизжали:
   - Пришельцы! Пришельцы!
   На верхней палубе пришествие неопознанных существ в масках тоже обрадовало в основном девушек. Появление спецназа выглядело так естественно на фоне душераздирающей музыки, что трансеры плавучего ночного клуба ничего не заподозрили и продолжили сходить с ума. Музыка ещё некоторое время пронзительными нотами разрывала воздух, но затем, испугавшись топота бойцовских сапог, замолкла.
   Включили свет. Для начинающих трансеров, которые могли ещё внятно говорить и соображать, объявление о прекращении вечеринки сигналило об опасности: они поняли, какие "пришельцы" их атаковали.
   - Красные! - послышался выкрик в толпе.
   На теплоходе началась паника. Словно очнувшись от колдовских чар, трансеры бросились на глазах оперативников освобождаться от свёртков и пакетов с различной отравой.
   На верхней палубе дети московского света, которые ещё могли двигаться, бросали наркотики за борт судна. У туалета образовалась нетерпеливая очередь: трансеры хотели смыть противозаконные улики. Хаотично метались те, кто принял большую дозу: они не могли понять, почему все куда-то бегут, и, как потерявшиеся щенки, следовали за любым, кто толкал их в суматохе, а когда теряли его из виду, то шли вслед за другим. Многим было уже всё равно, что происходило на судне: они, лёжа в кальянной, пребывали в нирване, как настоящие трансеры.
   На нижней палубе дети московского полусвета бросали наркотики на танцпол под ноги себе и другим, у барной стойки. Некоторых хватали за руки оперативники и спецназовцы, которые под видом трансеров внедрились в их ряды и высматривали наркодилеров во время психоделической дискотеки. Таких внедрённых на судне было более тридцати человек.
   Лиза, отупевшая от пси-дурмана, не сразу начала соображать. Отошла в сторону, опустилась на пол, прижалась щекой к прохладной стене и счастливо заулыбалась. Измученное звуковой агрессией и "весёлым газом" нутро девушки требовало немедленного отдыха. Сон окутал её заботливым крылом райской птицы. Сознание временами вырывало Лизу из объятий безмятежного сна. Будто издалека, слышала она то неясные выкрики, то громкий топот, то ясно чувствовала прикосновения чьих-то рук. Затем снова резкий взлёт уносил её от бренной земли. И взлёт этот был блаженством.
   Сколько времени продолжалось забытьё, Лиза не знала. Когда очнулась, не могла понять, почему много ног сбилось перед ней в плотную стену. Подняла глаза - почти в шеренгу стояли притихшие любители шумного отдыха. Напротив них замерли мужчины с оружием в руках, в камуфляжной форме и армейских ботинках. Лиза Ланцетова смотрела на этих мужчин и не могла вспомнить, как называются эти люди. Они с трёх сторон оцепили растерявшихся трансеров.
   Лизины мысли тёмными клоками беспорядочно кружились в голове и путались между собой. "Эти в чужой одежде ... им в руке... пропуск". Почему Лиза решила, что паспорт - это её пропуск, с помощью которого она может сойти со злосчастного теплохода, она не смогла бы ответить в трезвом уме. А сейчас, когда из неё выходили закись азота и алкоголь, потрясывало от переутомления и утренней прохлады, взбудораженное сознание упрямо диктовало необдуманные решения. Лиза захотела достать паспорт и трясущимися руками провела по телу, нащупывая клатч. Память подсказала, что клатч остался на барной стойке. Съёжившись, "с трясучкой", направилась туда, где лежал спасительный "пропуск".
   - Куда? Стоять, - послышался окрик.
   Лиза продолжала идти неуверенной походкой.
   Высокий спецназовец в чёрной вязаной шапке с прорезью для глаз сделал несколько широких шагов в сторону Лизы. Взял её за руку выше локтя и властно потянул к остальным участникам рейва. Лиза засмеялась, пытаясь высвободить руку. Смех был развязный, глуповатый. Боец спецназа сильно сжал руку девушки, ей стало больно - она закричала. Закричала как-то странно. Её крик был подобием гортанного смеха, хриплого, жутковатого.
   - Ага, хохотунчик, - констатировал наркополицейский. Он пригладил упавшую на лоб прядь волос с проседью. Несмотря на морщинистое лицо, которое старило полицейского, фигура его была подтянутой. На первый взгляд он был похож на поджарого гончего самца, сосредоточенного на выслеживании добычи. Это офицер Госнаркоконтроля, руководивший операцией по захвату наркодилеров. Теперь он главное лицо на судне.
   Лиза снова прошла к стене. Стоять не могла и, держась за стену, сползла на пол.
   Декоративное освещение верхней палубы было отключено, поэтому блеск и шик московского света померк. Все, кто был потрезвее, приуныли.
   Офицер-наркополицейский хищно озирался на "золотую молодёжь", пытаясь учуять наркотики, как натасканная овчарка.
   - Всем стоять на своих местах. Никто никуда не идёт, не бежит. Все слышали? Не усложняйте себе жизнь. Сейчас на нижней палубе идёт задержание преступников, которые продавали вам яд, - отчеканил он.
   - А почему вы нас задержали? Мы не принимали наркотики, - с обидой выкрикнул кто-то из стоящих кучкой парней поодаль от толпы.
   - Разберёмся, - кивнул офицер, посмотрев в их сторону. - Если вы не торчки и не банщики, будете отпущены домой.
   - Когда? - не унимался тот же мужской голос.
   - Я уже сказал, когда произойдёт задержание преступников.
   Наркотики на теплоходе искали кинологи со специально обученными собаками. Нагрянувшие наркополицейские конфисковали на теплоходе сотни граммов кокаина, гашиша, марихуаны, экстази, амфетамина, LSD, курительных смесей, а также баллончики и баллоны с закисью азота. Только на танцполе оперативники подобрали более пятидесяти пакетиков и свёртков с наркотиками. Криминалисты на задержанном судне распознавали наркотические вещества, чтобы указать в протоколе наименование наркотика, точный вес, упаковку и её форму, все обозначения, обнаруженные на ней.
   На верхней палубе все парни и девушки пьяны - это было очевидно для сотрудников наркоконтроля. Следовало разобраться, кто в наркотическом опьянении, а кто принял изрядную дозу алкоголя в баре. Врачи-наркологи шагнули в середину толпы и быстро выявили первых наркоманов: по расширенным и суженным зрачкам глаз определили, кто употреблял амфетамин, а кто LSD и гашиш.
   - Кайфоломы! - На врачей навалилось несколько взбешённых посетителей технодискотеки.
   Спецназовцы вмиг уложили пятерых недовольных на пол и заковали в наручники. Остальные сразу остепенились - придётся ожидать неминуемой проверки.
   Всем подозрительным на употребление наркотиков приказали следовать в наркологические больницы на принудительное медицинское освидетельствование. Кто-то из трансеров пытался спорить с главным наркополицейским, высказывая недовольство такой проверкой. Но главный был неумолим:
   - Ничего страшного, если кого-то случайно прихватим с собой. Анализы помогут установить, кто вы.
   - Не имеете права задерживать. Я позвоню родителям - вас уволят, - возмутилась выступившая вперёд девочка. По тонким детским чертам лица, не оформившейся подростковой фигуре ей нельзя было дать больше тринадцати лет.
   - А это что за малолетка? - спросил главный, оценивающе взглянув на девочку.
   - Я тебе не малолетка, наркоман, - взвизгнула девочка, - мне уже восемнадцать.
   Главный присвистнул:
   - Понятно. - Обернувшись к стоявшим за его спиной коллегам, громко произнёс: - Эту как следует проверить: давно колется. - И кивнул стоящему рядом бойцу. Тот решительно подошёл к девочке-девушке и молча выхватил из рук мобильный телефон.
   - Давай, звони, героиня, - тут же хищно усмехнулся главный.
   Девочка-девушка взорвалась: с дикими воплями, сжав кулаки, кинулась за спецназовцем. Лицо её исказилось от ярости. Боец увернулся от нападавшей, легко подхватил её одной рукой за талию, как непослушного маленького ребёнка, бегущего навстречу опасности.
   - В автобус её, - главный махнул рукой в сторону пристани.
   Девочка-девушка хотела вырваться из сильных рук бойца, пронзительно визжала, точно попавшийся в капкан мышонок.
   - В какой ужасной стране мы живём! - послышался женский возглас. Из кучки молодых людей, стоявших поодаль от толпы, выступила высокая девушка. - Я приехала сюда с молодым человеком. Мы просто хотели расслабиться, а нас задерживают. Немедленно отпустите нас! - потребовала она.
   К ней подошёл главный. Ноздри его раздувались, но лицо было спокойно.
   - Вас как зовут? - спросил он хладнокровно.
   - Татьяна.
   - Учитесь или работаете?
   - Учусь, - с вызовом ответила Татьяна.
   - Где?
   - Это важно? - не захотела говорить девушка.
   - Отвечайте, - офицер-наркополицейский повысил голос, и голос этот прозвучал, как рык зверя, готового броситься на врага. Немигающие глаза следили за движениями недруга.
   Девушка оробела. Она сообщила, что является студенткой факультета психологии одного из вузов и проходит практику в наркологической клинике.
   - Ну, и как впечатление от наркоманов и психов? - ядовито улыбнулся наркополицейский.
   - Как Вы можете так говорить о людях?! - снова вспыхнула студентка. - Это же больные, они нуждаются в помощи и милосердии.
   - Могу, деточка, - сверля цепкими карими глазами будущего психолога, повелительно сказал главный. - Я их столько видел на своём веку. Тебе ещё предстоит увидеть всё дерьмо, которое всплывает после наркоты.
   Офицер подошёл к Лизе, нагнулся над ней. Он втягивал воздух ноздрями, будто пытался учуять преступные следы, как собака-ищейка.
   - Ну, что, оклемалась? - по-доброму спросил он.
   Лиза моргнула.
   - Говорить можешь?
   Лиза засомневалась, может ли она говорить, и коротко проверила свою способность произносить слова.
   - Могу, - проговорила она, еле провернув язык. Во рту сухо: слюны нет.
   - Вот и молодец, - подбодрил её офицер-наркополицейский. - Тогда вставай, - и подал ей руку.
  
   Более семидесяти парней и девушек, которые с трудом держались на ногах, принудительно отправили на медицинское освидетельствование. Семерых парней и трёх подружек Ольги Кареловой в бессознательном состоянии увезли в "Семнашку", 17-ю наркологическую больницу. Предварительный диагноз врачей-наркологов: глубокое наркотическое опьянение.
   Лизу и других посетителей технодискотеки, которые могли внятно говорить, повезли сначала на допрос.
   Малометражка - квартира небольшой площади с отдельной кухней и санузлом.
   Снятое молоко - обезжиренное молоко. Получается путём отделения сливок от цельного молока на сепараторе.
   Трельяж -- трёхстворчатое зеркало.
   Плойка - щипцы для завивки волос.
   Сварганить (прост.) - сделать, изготовить что-нибудь.
   Клёцки - кусочки теста, сваренные в супе.
   Примяхаться (обл.) - приникнуть к чему-либо.
   Дядя Сэм - очеловеченный образ Соединённых Штатов Америки.
   ЦРУ - центральное разведывательное управление. Основной орган внешней разведки и контрразведки США.
   Ротатор -- аппарат для размножения машинописного или рукописного текста.
   Полово - старославянское название кочевых племён половцев.
   Собес - учреждение, ведающее социальным обеспечением.
   "Чугунка" - народное название чугунолитейного завода.
   Задашный (обл.) - от глагола "задаваться" - зазнаваться, важничать.
   Ихана (простореч.) - их.
   Спрокуденная (обл.) - испорченная, лишённая чести (о девушке).
   Рейв (англ.) -- массовая дискотека с выступлением диджеев и исполнителей электронной музыки.
   Фрактал - металлический каркас с натянутыми флуоресцентными нитками. Под ультрафиолетом каркас приобретает форму геометрической фигуры.
   Красные - сотрудники правоохранительных органов (из сленга наркоманов).
   Хохотунчик - беспричинный смех после принятия наркотиков.
   Торчок - наркоман (из сленга полицейских).
   Банщик - распространитель чего-либо незаконного (из сленга полицейских).
   Кайфолом - врач-нарколог (из сленга наркоманов).
   Наркоман - сотрудник службы по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"